Читать онлайн Доллар всемогущий. Как работает экономика глобализованного мира бесплатно

Dharshini David

THE ALMIGHTY DOLLAR Copyright © Dharshini David 2018

© Издание на русском языке, перевод на русский язык, оформление. Издательство «Синдбад», 2019.

* * *

Софии и Ливии

Предисловие

Вы никогда не задумывались, почему мы можем позволить себе гораздо больше одежды, чем наши деды, но не дом, в котором ее хранить? Почему цена бензина может удвоиться за несколько месяцев, а падает гораздо медленнее? Почему правительства тех или иных стран игнорируют одни ужасные конфликты, происходящие на планете, но не стесняются вмешиваться в другие?

Сегодняшние новости наводят нас на тревожные мысли. Можем ли мы позволить себе стареть? И – с учетом массовой миграции – хватит ли на всех работы?

За всем этим стоит экономика. В наши дни это не самое приличное слово, особенно после финансового кризиса 2008 года. Им принято называть малопонятную систему, в которую многие из нас ни капли не верят. На экономистов – метеорологов финансового климата – были вылиты ушаты грязи: они проморгали наступающую бурю, а когда она на нас обрушилась, не смогли сказать, что надо делать, чтобы исправить причиненный вред. Те, кто дергает за ниточки, – политики, безликие корпорации – выглядят в наших глазах в лучшем случае невежественными, а в худшем – преисполненными зловещих намерений.

Экономику порой называют мрачной наукой, хотя ее можно назвать и сумрачной. Встречи Всемирного экономического форума проходят раз в год, и попасть туда можно только по приглашению. Не зря они проводятся в Давосе – отдаленном городке в Швейцарских Альпах. Их участники – политические лидеры и бизнес-элита всего мира, чей высокий статус подчеркивают своим присутствием голливудские звезды вроде Анджелины Джоли или Леонардо Ди Каприо. Термин «давосский человек» (в массе своей они по-прежнему мужчины) стал жаргонизмом, обозначающим представителя мировой элиты. Разговоры, которые они ведут в конференц-залах, в кулуарах или за напитками, ложатся затем в основу решений, определяющих наши с вами судьбы.

Хотя большинство из нас вряд ли когда-нибудь получит приглашение в Давос, понять суть этих разговоров мы можем. Мало того, это нам необходимо. Пусть «давосские люди» дергают за ниточки – если мы выясним, как работает эта система, у нас, где бы мы ни жили, появится чуть больше власти. Не только в ситуации, когда мы выбираем, за кого нам голосовать, но и в ежедневном режиме, когда мы принимаем те или иные решения.

Причиной, по которой я сменила зал биржи в Сити на новостную редакцию, стало мое желание рассказать о странном мире экономики и о том, какое воздействие оказывают на нас решения, принимаемые в области экономики. (Лично для меня это было, наверное, самое разумное экономическое решение.) Сегодня, наблюдая последствия финансового кризиса, мне захотелось нарисовать более ясную картину того, как экономические силы формируют мир, в котором мы живем. Так появилась на свет эта книга.

* * *

Знакомьтесь, Деннис Грейнджер. Не дайте первому впечатлению обмануть вас: седеющий, прекрасно одетый, с хорошо подвешенным языком, Деннис выглядит классическим образцом отставного банковского служащего с северо-востока Англии. Глядя на него, никому и в голову не придет, что он потратил больше десяти лет на борьбу с мутным финансовым миром.

В 1998 году Деннис получил новую должность в сандерлендском отделении британского банка Northern Rock. Тщательно планируя свое будущее, он экономил каждый пенс, надеясь лет через десять уйти на покой. На пенсию от фирмы он не рассчитывал, поэтому приобретал акции своего работодателя. Что может быть надежнее для «своего», чем «свой» надежный банк? Основанный в XIX веке, Northern Rock со временем расширился и стал открывать сберегательные счета и предоставлять ипотечные услуги миллионам британцев. Банку доверяли. Он был частью истеблишмента.

В 2007 году, когда стоимость акций банка немного упала, жена Денниса забеспокоилась – это ставило под угрозу их планы на пенсию, – но Деннис хранил спокойствие. 14 сентября его доверию был нанесен жестокий удар: Northern Rock признал, что у него недостаточно средств, и обратился за экстренной помощью к Банку Англии. Вспыхнула паника. Вкладчики бросились в каждый из семидесяти двух филиалов банка, надеясь спасти свои сбережения. Перед дверями филиалов выстроились очереди; на телефонные звонки клиентов никто не отвечал. Политики твердили, что с банком все будет в порядке, но очереди становились все длиннее; одна из них змеилась в считаных метрах от Банка Англии. Впервые за 150 лет в Великобритании началась настоящая осада банка – явление, в мировой финансовой столице просто невероятное. За кадром стремительно развивающихся событий растерянные политики и банкиры лихорадочно искали варианты спасения. Так на свет появился проект под сюрреалистическим названием «Элвис».

Через несколько месяцев контроль над банком перешел к правительству, и принадлежавшие Деннису акции, стоившие когда-то больше 110 тысяч фунтов стерлингов, теперь обесценились. Он годами делал то, на что способны немногие из нас, – усердно копил деньги, чтобы обеспечить себе достойное будущее. Но все его усилия пошли прахом.

Сегодня Northern Rock – почти синоним финансового краха 2008 года, который научил нас ожидать сюрпризов. Самые первые, ранние симптомы приближающейся катастрофы большинство людей проморгали, и уж тем более никто не предполагал, что ее размеры приобретут беспрецедентный, глобальный масштаб. Когда кризис разразился, предусмотрительный Деннис попал в число тех, кому пришлось платить за чужие ошибки; он до сих пор борется за получение компенсации от британского правительства. Не только для себя – он возглавляет движение, объединившее многих бывших акционеров. После случившегося пресса ополчилась на «жирных котов», но значительная часть лиц, требующих компенсации, – это вдовы и дети бывших вкладчиков, веривших, что Northern Rock так же надежен, как дома, строительство которых он финансировал.

Кого следует винить в этой катастрофе? Самый очевидный ответ – британское правительство, однако причина кризиса, поглотившего сбережения обычных граждан, лежит глубже. Почему бы не обратить взгляд на банкиров, которые обходили правила и полагались на сомнительные источники финансирования, чтобы увеличить свои доходы? Или не присмотреться к кредиторам, выдававшим ссуды американским клиентам, неспособным расплатиться по займам? Почему бы не задуматься о том, каким образом действия отдельных лиц привели к настолько огромным последствиям, что они кажутся нам стихийными?

Чтобы понять, что же случилось с Деннисом и миллионами других вкладчиков, благосостоянию которых в 2008 году был нанесен страшный урон, нам необходимо разобраться, как работает глобальная экономика.

Мир, каким мы его знаем, постепенно уменьшается и усложняется. Нас на планете семь миллиардов человек, и все мы живем, работаем и боремся за ресурсы, количество которых ограничено, – еду, нефть, смартфоны. В этой системе с постоянно растущим числом внутренних связей высказывание банкира в Вашингтоне или Берлине может привести к тому, что в Греции будут голодать пенсионеры, а молодой парень из Южной Африки покинет дом и семью в поисках лучшей жизни. Скукоживание мира (оно же глобализация) часто представляется безликой и неодолимой силой, которая благосклонна к одним и безжалостна к другим. И, судя по всему, нам никуда от нее не деться.

В восьми часовых поясах от Лондона, в Пекине, живет Ван Цзяньлинь, чья судьба не имеет ничего общего с судьбой Денниса Грейнджера. Ван родился в Сычуане в 1954 году и по примеру отца поступил на службу в Народно-освободительную армию Китая. Однако слепое следование семейной традиции не принесло ему удовлетворения. Он сменил род деятельности и за несколько десятилетий стал строительным магнатом с многомиллиардным состоянием. Сегодня он – владелец крупнейшей в мире сети кинотеатров и бесценной коллекции работ Пабло Пикассо. Мало кто из отставных китайских пограничников удостоился сравнения со злодеями – оппонентами Джеймса Бонда, но империи этого бывшего коммунистического пехотинца позавидовал бы и сам Блофельд. Ван вложил огромные суммы в кинотеатры Odeon и AMC, позволив европейцам и американцам наслаждаться блокбастерами, запрещенными к прокату в Китае. Он потратил 45 млн долларов на 20 %-ю долю в ведущем испанском футбольном клубе Atlético Madrid, хотя абонемент на матчи обошелся бы ему всего в 1000 евро. После того как он приобрел фирму – производителя яхт для фильмов о Бонде, пресса начала сравнивать его с супербогатыми негодяями-воротилами из произведений Флеминга. Журнал Economist восхвалял его «наполеоновские амбиции»; его по-прежнему подтянутая фигура свидетельствует о «железной самодисциплине». Несмотря на все эти милитаристские замашки, его главная задача – еженедельно развлекать миллионы зрителей по всему миру. Он не спортсмен и не кинозвезда; он – богатейший в Китае человек.

Но при всех своих предпринимательских талантах Ван вряд ли добился бы столь оглушительного успеха, если бы не одно обстоятельство. Дело в том, что он поймал волну перемен в глобальной экономике – ту самую волну, движение которой мы наблюдаем последние 30 лет. Крупный промышленник, инвестор, а с недавних пор и мегапотребитель, Ван извлек из сложившейся ситуации максимум пользы, начиная со строительства коммерческой недвижимости, ставшей фундаментом преобразований в китайской промышленности, и заканчивая инвестициями в центры караоке, привлекающие бурно растущий городской средний класс. Взлет Китая – одна из главных политических примет нашего времени. Это захватывающая история, и, как мы увидим, она во многом связана с тем, что произошло с Деннисом Грейнджером.

Названные выше персонажи – всего двое из миллиардов жителей нашей планеты, но на их примере мы ясно видим, что глобальная экономика способна или вознести нас к вершинам богатства, или низвергнуть в пропасть бедности. При этом ответственные за это экономические факторы часто кажутся чем-то, на что мы повлиять не в состоянии.

Мы можем воспринимать глобальную экономику как комплекс торговых операций, включая все транзакции, сделки, покупки и соглашения. Поток доходов, создаваемый в результате этих торговых операций, постепенно копится и становится богатством. Экономика и функционирующие внутри ее силы формируются как результат действий отдельных людей – и в Давосе, и на уличном рынке где-нибудь в Калькутте, – причем не всегда в соответствии с их планами.

Несомненно одно: эти силы затрагивают всех нас, и независимо от того, поддаются они нашему контролю или нет, нам необходимо знать, как они действуют и как влияют на нашу жизнь.

* * *

Неделя моды, где бы она ни проходила – в Лондоне или Нью-Йорке, Париже или Милане, даже в Пекине, – это всегда чрезвычайно важное мероприятие. Вместе с тем, чтобы купить новейшие творения кутюрье, нам теперь не обязательно иметь гигантский бюджет. Через несколько недель после премьеры новинки появятся в магазинах Primark или Zara. Примеряя их, мы обнаружим, что многие из них произведены в Азии. Это означает, что, покупая товары в этих магазинах, мы не просто удовлетворяем свою потребность хорошо выглядеть – мы становимся частью глобальной истории. В погоне за низкими ценами и последними новинками моды мы передаем часть своих доходов на другой конец земли и делаем кого-то богаче. Не секрет, что производители одежды используют дешевые трудовые ресурсы в Азии. Но все может оказаться гораздо сложнее, поскольку, покупая товар, мы способствуем укреплению тех самых сил, которые повинны в финансовом кризисе и падении нашего благосостояния и благосостояния наших близких.

У каждой финансовой операции своя история. Каждый фунт, евро или иена, которые мы тратим, способны многое нам рассказать. Сегодня, когда происходит постоянное перемещение людей, денег и идей по всей планете, не так просто увидеть, как все эти элементы взаимодействуют между собой. Но это вполне осуществимо – достаточно вникнуть в логику принимаемых решений и выяснить, какой эффект они оказывают на мир и как связаны друг с другом.

Представьте миллиарды финансовых операций, каждый день совершаемых в мире: домохозяйка в Америке или Нигерии покупает продукты, французская бизнес-леди вносит на свой банковский счет выручку компании, отец семейства в Индии оплачивает свадьбу дочери, а устраивающий барбекю австралиец покупает к нему пиво. Когда мы делаем покупки, то тратим, скорее всего, не доллары – если только мы находимся не в США. Может показаться, что доллар – это просто одна валюта из многих: кусок бумаги или электронная операция, позволяющая покупать или продавать товары в США. Но это не так. Доллар – это не просто одна из денежных единиц. В первую очередь это лицо американской экономической мощи. Как и любая другая валюта, доллар является отражением благосостояния страны. Порой мы слышим от политиков или комментаторов рассуждения о могуществе государства в чисто монетарных терминах: «фунт упал», «иена взлетела». Разумеется, доллар силен, поскольку принадлежит самому могущественному государству на планете. А для тех, кто живет в США, он также является символом Американской Мечты.

Во всем мире доллар также служит олицетворением американской мощи и американских интересов. Доллар – это не только высокая покупательная способность, это еще и влияние. В каком бы уголке мира вы ни жили, наличие или отсутствие у вас долларов позволяет судить об уровне вашей жизни. Известно, что в странах Латинской Америки широко применялась долларовая дипломатия – вложение американских инвестиций и предоставление кредитов с целью оказать влияние на политику этих стран и получить доступ к их рынкам. Практически с тех пор, как США добились независимости, долларовая дипломатия распространилась по всему миру.

Но и это еще не все. Доллар – это средство сбережения, пользующееся повсеместным доверием. Сотрудники благотворительных организаций, работающие в неспокойных регионах, знают: чтобы получить необходимые материалы и оборудование, нужны доллары. Когда в 2001–2002 годах в Аргентине взлетели цены, а песо начал стремительно дешеветь, наиболее обеспеченные граждане, озабоченные сохранностью своих сбережений, перевели песо в доллары, а доллары спрятали «под матрасом». Как следствие, доллары стали популярной альтернативной валютой. По той же самой причине их так любят коррумпированные бизнесмены и чиновники любой национальности – доллары не нуждаются в оправданиях, и их легко тратить.

Наконец, доллар является «резервной валютой» – о том, что это такое, мы поговорим ниже. По сути, все дело в доверии. Доллару доверяют везде – и в Японии, где богатство копят в банках, и в Панаме, где рыночные продавцы торгуются с покупателями. Даже в СССР многие предпочитали рублю доллар.

Поскольку доллару доверяют больше, чем любой другой валюте на планете, он стал мощным инструментом в создании глобальной экономики, частью которой мы являемся – нравится нам это или нет. Глобализация работает, потому что нашелся способ связать людей друг с другом, и доллар – ключевой элемент этой системы. Доллар – это лицо глобальной финансовой стабильности (или нестабильности), основа нашего выживания (или гибели). Это финансовый язык, на котором мы разговариваем в жизни, и не важно, какими банкнотами мы при этом пользуемся каждый день. Он показывает взаимосвязь наших богатств. Иначе говоря, доллар можно рассматривать как агента глобализации, дарующего благосостояние всему миру – но не всем его жителям.

* * *

Мои родители не сидели на месте, постоянно переезжая из страны в страну, поэтому я с раннего детства привыкла к повсеместному присутствию доллара. В конце концов, отели – от Брунея до Барбадоса – выставляют постояльцам счета именно в долларах. Сегодня доллар – американская валюта и источник финансовой энергии США, хотя само его название – не американское. Впервые талер, он же далер, появился в XVI веке в Богемии и представлял собой серебряную монету. В английском языке слово трансформировалось в «доллар» – оно встречается даже в шекспировском «Макбете» (1606). Доллары имели широкое хождение в том числе в Испании и Португалии и проложили себе путь в Новый Cвет: испанские завоеватели, захватившие мексиканские рудники, чеканили серебряные доллары. Некоторые из них просочились за северную границу, в британские владения, способствуя развитию бизнеса – в тех случаях, когда фунтов (или альтернативных валют, включая табак) не хватало. После обретения независимости американцы избавились от фунта и в 1792 году сделали доллар официальной валютой США.

Взлет доллара в ХХ веке отражает состояние современного мирового порядка и ведущие позиции США. Однако то, что именно эта валюта обрела статус первостепенной, стало итогом как сознательных усилий, так и простого везения. В 1930-х годах в Соединенных Штатах разразилась Великая депрессия, ослабившая национальную валюту, но затем произошла Вторая мировая война. Пока Европа и Япония зализывали послевоенные раны, Америка взяла на себя роль гаранта длительного мира. Так доллар стал валютой международной торговли и стабильности.

С распространением глобализации выросло и влияние доллара. Его позиции могли поколебать холодная война и ее последствия, но в результате краха коммунизма и распада СССР возник вакуум, и всем нам хорошо известно, какая валюта этим воспользовалась. Сегодня экономика США составляет меньше четверти мировой, но 87 % сделок, заключаемых в иностранной валюте, совершаются именно в долларах.

Вполне возможно, что сегодня портрет Джорджа Вашингтона – самое копируемое изображение в мире. Оно размещено на 17 миллионах однодолларовых купюр, которые печатают каждый день. «Мертвый президент» – только одно из множества прозвищ доллара. Баксы, зеленые, капуста – называйте их как угодно, но факт остается фактом: в современном мире обращается больше 11,7 млрд долларов. Они лежат у нас в кошельках, наполняют банкоматы и магазинные кассы или хранятся «под матрасами», и это не говоря об электронных долларах, которыми оперируют банки. Зная о глобальном превосходстве доллара, уже не приходится удивляться тому, что половина всех находящихся в обращении долларовых банкнот находится за пределами США.

Экономисты и политики, в особенности настроенные антиамерикански, предсказывают падение доллара – тем более после краха 2008 года. Но доллар по-прежнему силен. Впервые я осознала это, когда в 2006 году меня послали в Нью-Йорк с заданием сделать для BBC финансовый обзор Уолл-стрит. Тогда же один из экономистов поделился в моей передаче своим прогнозом относительно американского рынка жилья. После двух десятилетий комфортного роста линия на графике резко пошла вниз. На этом он и строил свой прогноз, опираясь на точные данные и проверенные практикой формулы. Прогноз выглядел настолько зловещим – достойным чуть ли не теории заговора, – что возникало искушение его проигнорировать, посчитав страшилкой.

Но экономист был прав. Миллионы американцев получали ипотечные кредиты, расплатиться по которым были не в состоянии. Поначалу казалось, что пострадать могут капиталы банкиров с Уолл-стрит и американская торговля, но глобальный характер «эффекта домино» становился все очевиднее, о чем я и говорила в своей передаче. У дверей банков – не только Northern Rock, но и многих других, от Франкфурта до Пекина, – выстраивались километровые очереди обеспокоенных клиентов. В основе «болезни» лежала погоня за прибылью – движущая сила ненасытной финансовой системы. Правительствам – вернее сказать, налогоплательщикам – пришлось оплачивать причиненный ущерб из своего кармана. Обрушилась международная торговля, и шрамы от этой травмы не исчезли до сих пор.

Прошло десять лет. Америка по-прежнему занимает в мире доминирующее положение, а ее валюта по-прежнему популярна на всей планете. Доллар – это надежное пристанище, и создается впечатление, что каждая геополитическая буря только усиливает его прочную репутацию. Даже Китаю, несмотря на невероятный подъем, еще далеко до статуса сверхдержавы. Доллар не пошатнулся; так, в 2017 году он по сравнению с 2008-м укрепился против фунта стерлингов примерно на 35 %. Сильный доллар улучшает имидж Америки, но одновременно он способен ослабить американскую экономику, как и экономику других стран. Тем не менее эта валюта – самое явное свидетельство политической и экономической мощи США, и, как мы увидим далее, она делает «длинные руки» американских законов еще длиннее.

Глобальный кризис показал, что деньгам плевать на границы; сделки, совершаемые в одной стране, могут вызвать последствия во всем мире. Деньги – это смазка для финансовой системы и клей, соединяющий всех нас. Сила доллара – в вере в него (впрочем, это справедливо по отношению к любой другой валюте). Кое-кто скажет: в «слепой» вере. Но, не будь этого доверия, вся современная система, а вместе с ней и человеческое общество просто осыпались бы.

Итак, попробуем проследить за путешествием по планете одного доллара и постараемся оценить его мощь. В этом путешествии мы столкнемся и с другими валютами – евро, рупиями, фунтами. Я надеюсь, что взгляд на денежный обмен – физический или цифровой – поможет нам распутать тот клубок финансовых операций, которые определяют нашу жизнь во всех ее проявлениях. Каждая из предложенных ниже глав – важная часть пазла, наглядно демонстрирующая, как именно функционирует наш мир, кто на самом деле обладает властью и как она влияет на нас.

Начинается наша история в техасском пригороде с визита в Walmart – одну из крупнейших торговых сетей в мире, которая кормит, одевает и удовлетворяет многие другие потребности американцев. Спонтанная покупка недорогого радиоприемника запускает цепную реакцию, в результате которой доллар оказывается в Китае, где был изготовлен радиоприемник. Почему Китай производит такую дешевую бытовую технику и кому это выгодно? Мы увидим, как доллар входит составной частью в амбиции Китая, показывающего нам один из самых ярких образцов современной глобализации.

Кстати, где Китай хранит свои деньги? Порой в совершенно неожиданных местах, включая Нигерию, куда мы потом и отправимся, чтобы разобраться, почему некоторые страны предпочитают тратить деньги за рубежом. В чем тут дело – в альтруизме или в жадности?

На примере Нигерии мы увидим, как денежный поток может струиться через страну, не принося большинству населения никакой выгоды. Следуя за долларом дальше, по следам риса, необходимого, чтобы накормить увеличивающееся население Нигерии, мы обнаружим сходную картину в Индии. Это страна с самой быстро растущей экономикой в мире. Но почему тогда фермер, вырастивший рис, не получает с этого никаких богатств? Развитие Индии шло по особому пути, не имеющему аналогов в мире, что привело к чрезвычайно интересным результатам.

Индийская экономическая машина нуждается в топливе. Поэтому наш доллар отправляется дальше, в Ирак, где нам откроется мутный мир черного золота. Сырая нефть необходима нам для выживания, а доллару – для сохранения своей мощи. Пока сохраняется нынешний мировой порядок, все взгляды прикованы к Саудовской Аравии и Ближнему Востоку, но в грядущем веке ситуация может измениться. Мир во всем мире – плохая новость для России, куда затем переместится наш доллар. Российский производитель оружия может поведать нам пару историй о порочных, но крайне важных танцах с долларом, в которых участвует его страна – а танцплощадкой ей служит глобальный мир.

Из России мы двинемся в Берлин, сердце Евросоюза. Доллар объединил пятьдесят штатов Америки, но Германии – гранд-даме Европы – не удалось полностью повторить этот опыт с евро. Как и на каких принципах работает союз, объединенный одной валютой? Почему евро не «сборол» доллар? И права ли Великобритания, отвернувшаяся от Евросоюза? Несмотря на всю мощь доллара, финансовой столицей мира является Лондон – хотя многим он напоминает казино, предоставляя каждому миллиард возможностей приобрести или потерять богатство. Как эти азартные игры повлияли на крупнейший финансовый кризис в истории? В любом случае, приняв решение о выходе из ЕС, Великобритания ставит на кон свое будущее. Ну, а мы тем временем возвращаемся на запад, чтобы посмотреть, как наш доллар снова окажется в кармане американца. А заодно – как богатство самой влиятельной страны мира, которая часто заявляет, что ей никто не нужен, неразрывно связано с процветанием остального мира.

Описанные ниже персонажи и сделки являются плодом авторского воображения, но они типичны для миллиардов людей по всему миру, потому что их взаимодействия и решения закладывают фундамент нашей жизни. Путешествуя вслед за долларом, мы покажем, как мировая экономика работает на самом деле и как судьбы Денниса и Вана связаны с судьбами каждого из нас. Это история денег и история власти, но в первую очередь это история про нас.

1

В храме низких цен и бесконечных предложений

Из США в Китай

Подгузники, хлеб, молоко, сок, яблоки, курица… На ленте перед кассой супермаркета выложены еженедельные покупки Лорен Миллер. Примерно тот же набор мы обнаружим в продуктовой корзине любой домохозяйки из любого американского штата. Но вот покупательница выкладывает на ленту нечто не совсем обычное – новенький радиоприемник. Пока один сотрудник магазина сканирует товары, а другой укладывает их в пакеты, Лорен достает из кошелька купюры. Это самая узнаваемая в мире валюта – всесильный доллар. Посещение супермаркета для Лорен – еженедельный ритуал, и каждый раз оно сопровождается раздумьями о том, как с максимальной пользой потратить свой бюджет. Зарплата у нее повышается не так быстро, как раньше, тем не менее Лорен ухитряется иногда позволить себе купить что-нибудь сверх строго необходимого. Сегодня это радиоприемник для кухни. Стоит он так дешево, что она едва верит своим глазам. Впрочем, в каждом проходе гигантского супермаркета ее взгляд упирается в ценники с предложениями, одно выгоднее другого. Кассир желает ей хорошего дня, и она направляет свою тележку через толпу покупателей к парковке, подальше от магазинного шума и суеты, подальше от искушения тратить деньги.

Каждую неделю около 100 миллионов американцев предпринимают аналогичное паломничество в храмы потребления. Какие товары они скорее всего положат в свои тележки? Обыкновенную гроздь бананов, и дело здесь совсем не в отсутствии выбора. Загляните в ближайший гипермаркет Walmart (если учесть, что всего в США их насчитывается 3504, то он окажется примерно в 15 минутах езды от вас), и вы увидите: на его полках вас ждет 142 тысячи наименований разных товаров, как съедобных, так и несъедобных. Чтобы просто осмотреть их все, понадобится немалое время. Крупнейший Walmart находится в городе Олбани, штат Нью-Йорк. Его площадь составляет 24 тысячи квадратных футов – это четыре футбольных поля. Миновав специального сотрудника, встречающего в дверях покупателей («Добрый день, как поживаете?»), вы попадаете в ярко освещенный зал с множеством проходов, заставленных полками с продуктами питания, игрушками, электроникой, инструментами, одеждой, средствами ухода за автомобилем и так далее.

Это магазин, в котором принцип низких цен доведен до абсолюта. Вы на каждом шагу наталкиваетесь на объявление «НИЗКИЕ ЦЕНЫ КАЖДЫЙ ДЕНЬ», и правда, искусы ждут вас куда ни глянь. Перед этими ценниками невозможно устоять, они сулят невероятное удовлетворение всех ваших потребностей, обещают облегчить вам жизнь – в обмен всего на несколько долларов.

Для сотрудников Walmart и его покупателей цена – это все. Средний доход типичного покупателя Walmart чуть ниже среднего по стране. Каждый пятый расплачивается за покупки продуктовыми талонами, предоставляемыми правительством гражданам с низкими доходами. Ценовая политика Walmart позволяет таким покупателям, как Лорен Миллер (женщин сюда ходит втрое больше, чем мужчин), успешно растягивать свой бюджет.

Это и есть Американская Мечта – по дешевке. Низкие цены оборачиваются для Walmart высокой прибылью. В США через кассы этой торговой сети ежедневно проходит около 1 млрд долларов. Отделения сети в других странах приносят еще 250 млн долларов – или около того. В 2016 году объем продаж сети составил сумму в 481 млрд долларов. Иначе говоря, каждую минуту магазины сети продавали товаров на сумму 900 тысяч долларов – и не будем забывать, что работают они круглосуточно. Цены здесь действительно низкие, но главное не это, а то, что они расположены практически повсюду и предлагают товары на любой вкус. А кушать, как известно, надо всем.

В храме низких цен и бесконечных предложений ничего не стоит растеряться и бросить в тележку парочку товаров, не входящих в перечень необходимых. Как насчет симпатичного резинового утенка для ванной за два доллара? Пары наушников за шесть долларов? Радиоприемника, который стоит меньше двадцатки? Основную выручку сети Walmart обеспечивает продажа непродовольственных товаров, хотя большую часть полученных за них долларов получают не сотрудники Walmart и даже не его акционеры. Новый радиоприемник Лорен Миллер отделяют от его нового дома всего несколько миль, зато ее деньгам предстоит проделать путь длиной во много тысяч миль – на завод, расположенный на другом краю света и выпускающий подобные радиоприемники огромными партиями.

Сэм Уолтон основал Walmart – «империю бесконечного ассортимента и низких цен» – в Арканзасе в 1962 году под слоганом «ВСЕГДА НИЗКИЕ ЦЕНЫ. ВСЕГДА». С каждого заработанного доллара Walmart забирает себе в качестве прибыли примерно три цента. Поэтому компания старается тратить на закупку товаров как можно меньше. Той же идеологии Сэм придерживался и в собственной жизни. Даже разбогатев, он продолжал ездить на дешевом грузовичке, а в деловых поездках снимал один номер на двоих с партнером по бизнесу. Именно это помогло ему понять, что движет американским потребителем – желание найти самое выгодное предложение. Для многих из них оно было продиктовано вовсе не необходимостью. Полвека спустя у этой стратегии остаются свои приверженцы, которые подобно Лорен Миллер регулярно совершают паломничество в его магазины.

Как говорил Сэм Уолтон, «многие из произведенных в Америке товаров неконкурентоспособны – или по цене, или по качеству, или по тому и другому одновременно». По иронии судьбы, компания, построенная завзятым капиталистом, богобоязненным мистером Уолтоном, в значительной степени возлагает свои надежды на союз с Китайской Народной Республикой. Скорее всего, именно там находится завод, на котором произвели радиоприемник, купленный Лорен Миллер. Так, в 2004 году сеть Walmart заказала в Китае товаров на сумму 18 млрд долларов. Всего за два года объем заказов «прыгнул» вверх на 40 %. Возможно, это стало результатом переноса в 2002 году подразделения компании по поиску производителей в китайский город Шэньчжэнь.

В 2004 году компания предпочитала публично об этом не распространяться. Однако, судя по анализу объема грузовых перевозок и ряду других показателей, за прошедшее с тех пор десятилетие ежегодные закупки китайских товаров сетью Walmart утроились и достигли суммы в 50 млрд долларов. Дешевый радиоприемник – это одна крошечная капля в бескрайнем океане товаров, заполняющих полки американских магазинов. Вдоль восточного побережья Китая и дальше, вглубь материка, выросли корпуса заводов. Были построены суда, способные всего за пять дней пересечь Тихий океан, и каждый из них перевозил 15 тысяч контейнеров. Все это – для того, чтобы удовлетворить ненасытных покупателей сети Walmart. Одному этому ретейлеру Китай посредством 20 с лишним поставщиков продает товаров больше, чем всей Германии или Великобритании. Большая часть каждого доллара, потраченного покупателем американского магазина Walmart на игрушку, бытовой прибор или футболку, скорее всего, очутится в кармане китайского производителя.

Walmart – далеко не единственная американская компания, совершающая закупки в Китае, но на его долю приходится больше 10 % долларов, которые американские потребители тратят на приобретение китайских товаров. Расставшись со своим честно заработанным долларом, Лорен Миллер стала частью глобального соглашения: дешевая электроника в обмен на самую надежную в мире валюту. В 2015 году в США из Китая было доставлено товаров на сумму больше 483 млрд долларов; путешествие в обратном направлении совершили товары на сумму 116 млрд долларов. Разность между этими двумя цифрами – она же дефицит торгового баланса – составила 367 млрд долларов и стала крупнейшей в истории. Особенно заметным ее рост стал в нынешнем веке, не в последнюю очередь из-за покупательских привычек посетителей сети Walmart.

Лорен Миллер делает то же самое, что и миллионы других американцев, – она несет свой доллар в Walmart. Но этот скромный одинокий доллар – часть огромной глобальной истории. Он – не просто шестеренка в грохочущем механизме крупнейшего в мире потребителя; он – ключевой элемент взрывного развития глобальной торговли, которая стала одним из важнейших признаков экономической и политической картины нашего века. Он – часть процесса, который привел не только к перераспределению богатства, созданию и ликвидации рабочих мест, росту и падению благосостояния, но и к смещению центров силы.

* * *

По данным одного исследования, решение Walmart импортировать товары из Китая обошлось США за последние 12 лет примерно в 400 тысяч рабочих мест в сфере производства. Walmart это отрицает. Торговля ведь тоже создает рабочие места – в сфере распространения и логистики. С другой стороны, поддержание цен на низком уровне позволяет потребителям тратить больше денег на закусочные и походы в кино, что также способствует росту количества рабочих мест, хотя и с другими зарплатами.

Бесспорно, изменения в структуре занятости стали серьезной проблемой для законодателей западных стран и головной болью для работников и бизнеса. Ирония заключается в том, что торговый бум может устраивать Лорен Миллер как потребителя, но совершенно не нравится ей как работнику или предпринимателю. В принципе она вообще может лишиться работы. В 1985 году компания Сэма Уолтона разместила во всех крупных газетах огромную полосную рекламу, призывавшую: «Покупайте американское!» В рамках этой акции Walmart по инициативе Билла Клинтона (тогдашнего сенатора штата) перенес часть производственных мощностей с Дальнего Востока в Арканзас, на убыточную фабрику по пошиву одежды. Компания стремилась сыграть на чувствах своей постоянной клиентуры. Тем не менее объем импорта из Китая продолжал расти.

С начала 1990-х в промышленном секторе США исчезло больше 4,5 млн рабочих мест. Так называемый «Ржавый пояс» – сердце индустриальной Америки – протянулся от штата Нью-Йорк, через Пенсильванию, Огайо и Мичиган, к северу, вплоть до Индианы, Иллинойса и Висконсина. Расположенные здесь заводы остановились, не выдержав конкуренции с заокеанскими производителями. Город Флинт в Мичигане – это родина компании General Motors, а также кинодокументалиста Майкла Мура. Как раз он и снял фильм «Роджер и я», рассказывающий о том, как General Motors перенесла производство из Флинта в другие места, например в Мексику. На пике роста в General Motors работало 80 тысяч человек; сегодня это число упало до 5 тысяч. Население города сократилось вдвое и составляет 100 тысяч человек. Две пятых обитателей Флинта живут в нищете. Еще до недавнего скандала, связанного с загрязнением питьевой воды, средняя стоимость дома во Флинте упала до 20 тысяч долларов.

Для семей, живущих в городах наподобие Флинта, а также для их политических представителей все это – жуткая головная боль. Они пытаются спасти одряхлевшее производство, вынужденное конкурировать с молодыми и шустрыми предприятиями с Востока. Самое забавное, что аналогичные действия способствовали процветанию американской промышленности в ее младенческом возрасте. С 1816 по 1945 год в США действовали самые высокие в мире пошлины на импортные товары. За этой виртуальной стеной собственное американское производство чувствовало себя превосходно – никакой конкуренции извне. Это и позволило Америке подняться до роли глобального лидера.

Почему бы сегодня Америке не производить «американское», а покупателям – не покупать «только американское»? Патриотизм – штука, полезная для политики, но не слишком выгодная экономически. Сэм Уолтон предпочитает заполнять полки своих магазинов товарами, привезенными издалека, – в полном соответствии с политической идеологией, также заимствованной из-за рубежа, точнее, из Великобритании, где ее в XVIII веке разработали Адам Смит и Давид Рикардо.

Адам Смит прославился, попытавшись проанализировать, как производится обыкновенная булавка. Оказалось, этот процесс включает в себя 18 этапов. Если каждую булавку, утверждал он, будет изготавливать один рабочий, он не сможет сделать много булавок. Но если каждую операцию поручить отдельному рабочему, эффективность производства намного вырастет. Вы сделаете больше булавок и сможете больше заработать. Если вы произвели булавок больше, чем требуется для снабжения местного рынка, то излишек можно обменять на что-то еще. Так родилась теория специализации.

Но как объяснить, почему та или иная страна выбирает ту или иную специализацию и как она ею торгует? Эти вопросы подробно рассмотрены в работах Смита и одного из его последователей, Давида Рикардо. Оба приходят к выводу: стране выгоднее покупать товары там, где они дешевле, чем производить самостоятельно. Ей следует производить только те товары, в которых она обладает «абсолютным преимуществом». И даже если она способна производить все товары эффективнее, чем другие, ей имеет смысл сосредоточить свои усилия на том, что у нее получается лучше всего, то есть на тех областях, в которых у нее есть «относительное преимущество».

Все зависит от того, сколько стоит произвести что-либо в том или ином месте. Что влияет на эту стоимость? Несколько факторов: доступность природных ресурсов, климат, почва, наличие рабочей силы, уровень заработной платы, стоимость аренды, законы, квалификация работников, техническое обеспечение, транспортная сеть. В Китае много молодой рабочей силы и сравнительно мало законодательных ограничений. Китайский рабочий за каждый доллар готов работать примерно в пять раз больше, чем его американский коллега. Компании Walmart дешевле закупать товары в Китае, потому что Китай специализируется на низкотехнологичном производстве. Заводы в Шэньчжэне выпускают игрушки и электронику за малую часть того, во что они обошлись бы на заводе в Мичигане. Китайским производителям – да и любым другим – выгодно продавать свои товары в США. Из каждых пяти долларов, которые тратят потребители, один поступает из кармана американца – это до сих пор самый большой в мире рынок.

Но потоки товаров не движутся в одном-единственном направлении. Благодаря усилиям по мелиорации земель, умеренному климату и хорошим почвам США сумели занять нишу в производстве соевых бобов – то, чего не смог сделать Китай, страдающий от недостатка водных ресурсов и склонных к эрозии почв. На долю Америки приходится треть мирового производства сои, которая используется в пищевой промышленности и сельском хозяйстве (как кормовая культура). Разумеется, самым крупным потребителем сои является страна с самым многочисленным населением. Чем богаче становится Китай, тем быстрее растет его потребность в мясе, а следовательно, и в кормах. Из каждых трех соевых бобов, выращенных в США, два достигают берегов Китая. За последние десять лет объемы импорта сои в Китае утроились.

На другом конце спектра расположились США, занимающие лидирующие позиции по продажам высокотехнологичной продукции. Например, в прошлом году Китай приобрел у Америки самолетов на 8 млрд долларов. По оптимистичным прогнозам американского авиакосмического гиганта Boeing, в ближайшие 20 лет Китай закупит самолетов больше чем на 1 трлн долларов, и Boeing рассчитывает, что львиная доля заказов достанется ему.

Почему Китай не планирует увеличивать инвестиции в собственную аэрокосмическую промышленность, а Америка не торопится сосредоточить усилия на удовлетворении повседневных нужд собственного населения?

Представим себе, что все рабочие американских и китайских заводов будут изготавливать или самолеты, или радиоприемники. Предположим, что это высококвалифицированные работники, что затраты на логистику минимальны, а никаких препон в виде тарифов не существует. Допустим, Китай может произвести один самолет или 100 тысяч радиоприемников. Америка теми же усилиями может произвести два самолета или 100 тысяч радиоприемников. Если бы обе страны решили выпускать и радиоприемники, и самолеты, то в один и тот же отрезок времени они смогли бы произвести три самолета и 200 тысяч радиоприемников.

Но что, если бы обе страны приняли решение специализироваться на производстве самолетов? США пришлось бы пойти на меньшие жертвы, отказавшись ради одного самолета от производства 50 тысяч радиоприемников – а не 100 тысяч, как Китаю. Логично, что США предпочли бы оставить производство радиоприемников Китаю, а самим заняться производством самолетов, и наоборот. В этом случае мы получили бы четыре самолета производства США и 200 тысяч радиоприемников китайского производства. Те же ресурсы, те же две страны, но конечный результат больше.

Что произойдет, если Китай сможет производить что угодно, включая самолеты (которых сейчас он не производит), дешевле и эффективнее? Для США все равно будет выгодно специализироваться в производстве самолетов, если они смогут делать это более эффективно (по сравнению с радиоприемниками), чем Китай. Представим себе, что США, используя равные ресурсы, могут сделать два самолета или 50 тысяч радиоприемников, а Китай – три самолета или 150 тысяч радиоприемников. Для изготовления каждого самолета Америке пришлось бы принести в жертву 25 тысяч радиоприемников, а Китаю – 50 тысяч. Подобное «жертвоприношение» – это метод, с помощью которого экономисты измеряют стоимость изготовления такого самолета. США жертвует меньшим, что означает: они обладают сравнительным преимуществом в изготовлении самолетов. Если каждая страна специализируется на чем-то своем, конечный результат еще больше.

Таким образом, специализация и свободная торговля оборачиваются ростом количества товаров и снижением их себестоимости. Ниже себестоимость – ниже цены. Китай получает самолеты, в которых нуждается для удовлетворения страсти к путешествиям своего богатеющего населения, а Лорен Миллер экономит часть своего бюджета, купив китайский радиоприемник в магазине Walmart. Как следствие, у нее остается больше денег, чтобы потратить их на что-нибудь другое, например, сходить в выходные с детьми в боулинг.

Более низкие цены означают более низкую стоимость жизни. Поскольку инфляция равнозначна росту стоимости жизни, ее уровень тоже снижается. Центральные банки, ответственные за управление денежной массой, процентными ставками и макроэкономикой своих стран, видят свою задачу в том, чтобы держать инфляцию на цепи, гарантируя экономическую и финансовую стабильность. Они устанавливают темпы роста инфляции. Если цены растут быстрее этого показателя, банк поднимает процентную ставку, чтобы ограничить доступ к кредитам и снизить траты; тогда ретейлерам труднее поднимать цены. Дешевые китайские товары тоже помогают сохранять процентные ставки в США на низком уровне. Это, в свою очередь, помогает держать на низком уровне стоимость потребительских и предпринимательских кредитов. Дешевые китайские товары дают Лорен Миллер возможность платить ипотеку за свой дом и покупать в него разные вещи.

Короче говоря, свободная торговля гарантирует повышение жизненных стандартов для всех. Но так ли это на самом деле?

В реальности мир устроен не так, как описано выше, – и никогда не был так устроен. Во-первых, транспорт – даже в эпоху контейнерных перевозок – имеет свою стоимость, как финансовую, так и экологическую. Это одна из причин, по которым автомобильная промышленность Китая переживает бурный рост и в настоящее время превосходит размерами американскую и японскую, вместе взятые.

Да и рабочие не настолько универсальны. Тот, кто умеет собирать радиоприемники, не обязательно разбирается в конструкции самолетов. От работников разных производств требуются разные трудовые навыки, приобрести которые не так просто. Это может вести к массовой потере рабочих мест, сопровождаемой катастрофическими последствиями для таких городов, как Флинт. Покупка нового китайского радиоприемника может казаться финансово разумной с точки зрения отдельного человека, но на государственном уровне она оборачивается серьезными политическими и экономическими потрясениями.

Жители разных стран мира так же, как Лорен Миллер, совершают еженедельные покупки в супермаркетах вроде Walmart. Доллары, евро, иены и другие валюты, которые тратят покупатели, способствуют процветанию развивающихся стран, превращенных в мастерские мира. Гиганты ретейла наподобие сети Walmart продают дешевые радиоприемники жителям «ржавого пояса», которые когда-то производили их сами. Сегодня, когда эта промышленность исчезла, не выдержав конкуренции, люди, которые в ней работали, попадают в еще большую зависимость от таких ретейлеров, как Walmart, потому что иначе им не свести концы с концами. Ирония заключается в том, что причиной тому стала стратегия Walmart, который предпочитает гоняться за выгодой в других странах. Все громче звучат голоса тех, кто убежден: за более дешевые товары заплатили заводские рабочие стран Запада.

Теоретически глобализация и свободная торговля служат интересам потребителей и стран в целом. Теоретически. Но жители Гуанчжоу или Тихуаны не голосуют на американских выборах. В отличие от жителей Флинта, потерявших источник средств к существованию. Что хорошо для мира в целом или даже для Америки в целом, которая выигрывает от снижения стоимости жизни, то не обязательно хорошо для локальных экономик, а также для государственных чиновников, несущих ответственность перед своими гражданами. Кое-кто – и не только в Америке – чувствует, что блага глобализации прошли мимо него. Проигравшие в этой игре протестуют, и потому растут националистические и изоляционистские настроения, а также стремление устанавливать деловые контакты с теми, кто находится ближе – и географически, и эмоционально. Зреет конфликт между внутренней политикой и глобальной экономикой.

* * *

Что могут сделать правительства для защиты убыточных производств и депрессивных регионов от угроз свободной торговли и снижения дефицита торгового баланса? Для начала – ограничить нас в нашем выборе. Например, сделать китайский радиоприемник менее привлекательным для покупателя, а то и вовсе убрать его с рынка. Хотите, чтобы люди покупали американское? Тогда добейтесь того, чтобы импортные товары были относительно дорогими или труднодоступными. Попробуйте обложить поступающие в страну товары пошлинами или ревностно следите за тем, чтобы их объем не превышал установленной квоты.

На самом деле по-настоящему свободной торговли почти не существует. Барьеры для коммерческой деятельности есть везде – от таможенников, проверяющих чемоданы на наличие контрабанды, до наценок, удваивающих цену товаров, поступающих в Бутан. Эти барьеры принимают самые разнообразные формы.

Иногда та или иная страна устанавливает наценку на экспортируемые товары, делая их более дорогостоящими для зарубежных покупателей. Это может показаться странным, поскольку обычно цель производителя – продавать дешевле своего соседа. Еще более странно это выглядит, когда чем-то подобным занимается Китай. Но такое случается. Высокие мировые цены на зерно побуждали китайских фермеров продавать свой урожай за границу, что привело к нехватке зерна внутри страны. Для восстановления баланса правительство, опасавшееся, что в стране не хватит продовольствия, по сути ввело налог на экспорт. На долю Китая приходится одна пятая мирового населения, но только 7 % пригодных для сельского хозяйства земель.

И наоборот, правительство может выделить убыточным отраслям прямые субсидии, как, например, мы наблюдали в случае с некоторыми европейскими авиакомпаниями, или уменьшить им налоговую нагрузку. Еще более лобовой метод заключается в попытке контролировать валютный курс.

Чем ниже стоимость национальной валюты, тем выгоднее экспортировать за рубеж товары. Именно в этом неоднократно обвиняли Китай.

Одним из наиболее ярких примеров этого служит сталелитейная промышленность. Сегодня к ней приковано внимание всего мира. Невероятная скорость, с какой Китай стал мировой фабрикой, а также стремление преодолеть последствия финансового кризиса 2008 года привели к строительному буму, что, в свою очередь, означало рост спроса на сталь. К 2015 году Китай выплавлял половину всей стали, производимой в мире, и большая ее часть предназначалась для внутреннего потребления. Правительство субсидирует не только производителей стали, но и энергетиков, работающих на эту отрасль. В результате Китай смог продавать сталь ниже мировых цен. Это явление известно под малосимпатичным названием демпинга. Оно привело к падению цен на сталь во всем мире.

Остальным производителям стали было нелегко выжить, чего они не скрывали. Но вскоре строительный бум в Китае выдохся, и образовался избыток стали. Китай выбросил на мировой рынок еще больше стали, и, как следствие, цены упали еще ниже. В других странах сталелитейные предприятия закрывались и сокращали рабочие места. В 2016 году сталелитейная промышленность США вернулась к уровню 1973 года.

Последствия кризиса сталелитейной отрасли затронули не только «ржавый пояс». Для гарантии национальной безопасности каждая страна должна быть уверена, что сможет самостоятельно обеспечить себя продовольствием, водой, вооружениями, а возможно, и сталью. Не зря эти отрасли часто называют «стратегическими». Они действительно нуждаются в защите.

Существует несколько способов, какими США (или любая другая страна) защищают свою промышленность, одновременно получая определенную выгоду. Если импорт теряет свою привлекательность, ретейлеры начинают искать поставщиков ближе к дому. Производители, переживающие не лучшие времена, снова открывают предприятия, создавая новые рабочие места. Введение пошлин означает дополнительные поступления в бюджет. Это хорошая новость как для бюджета штата Мичиган, так и для федерального бюджета. Чего не скажешь о заводах в Шэньчжэне.

Со стороны Китая было бы нормальной реакцией «дать сдачи», то есть в свою очередь ввести экспортные пошлины и создать барьеры на пути американских товаров. Ответные действия подобного рода быстро перерастают в торговую войну. Ее результат? Пострадают не только заводы в Шэньчжэне, но также Boeing и Ford, поскольку Китай станет закупать аэробусы, произведенные в Европе, и автомобили марки «фольксваген». Под угрозой могут оказаться рабочие места и целые направления бизнеса.

Некоторые работники обнаружат, что их рабочие места сохранены благодаря политике ограничения импорта. Но расплачиваться за это они будут, когда захотят потратить заработанные деньги. Пошлины обернутся ростом цен на импортные товары. Повышение стоимости жизни побуждает центробанки повышать процентную ставку. Покупателям будет хватать денег на меньшее количество товаров, но не только. Их выбор станет беднее, потому что некоторые импортные товары просто исчезнут с рынка. Вот вам и повышение уровня жизни.

Производственные процессы – штука сложная. В «американском» самолете Boeing могут быть использованы двигатели из Великобритании, навигационные приборы из Канады и титан из Китая. Повысьте пошлины на импорт из Китая, и Boeing почувствует это очень быстро. Типичный айфон собирают из деталей, произведенных в дюжине стран, включая Тайвань, Китай и Германию. Если Вашингтон решит нанести удар по свободной торговле, больно станет покупателям смартфонов Apple и инвесторам Кремниевой долины.

В какой степени ограничение импорта из Китая позволит Америке перезагрузить производство? Число рабочих мест в американской промышленности начало снижаться еще до того, как США подписали соглашение о свободной торговле, например с Мексикой. Возможно, развитие технологий повлияло на это не меньше, чем перенос производства за тысячи миль от американских границ. Пошлины решают не все. Роботы уже здесь.

Торговая война может обернуться серьезными последствиями. В 2016 году вновь избранный президент США Трамп предложил поднять ввозные пошлины на китайские товары на 45 %. Экономисты из таких банков, как HSBC и Daiwa Capital Markets, предупредили, что это может привести к падению экспорта США на 50–85 %, то есть на сумму около 420 млрд долларов. Китай потерял бы на этом около 5 % доходов, поставив под угрозу миллионы рабочих мест.

Чтобы более наглядно представить себе, как действуют торговые барьеры, вспомним историю Великой депрессии в Америке. В 1920-х годах экономика переживала невероятный бум: промышленность и рынок ценных бумаг стремительно росли. Долго такое продолжаться не могло. В 1929 году в результате биржевого краха («черного вторника») на Уолл-стрит акции всего за неделю подешевели на треть. Потребителям был нанесен жестокий удар: они потеряли не только деньги, но и уверенность в завтрашнем дне. Предприятия увольняли рабочих тысячами. То, что должно было стать сравнительно кратковременной рецессией – неудачным периодом в развитии экономики, – усугубилось действиями властей, которые не решились влить дополнительные деньги в поддержание экономической системы (осуществить то, что называется количественным смягчением). В 1930 году был принят закон Смута-Хоули, согласно которому были подняты импортные пошлины на 890 видов сельскохозяйственной продукции. Он ставил своей целью помочь американским фермерам, пострадавшим от беспрецедентно мощных пыльных бурь и засухи, обрушившихся на прерии Канады и США (известных как Пыльный котел). Но это привело к резкому росту цен на продовольствие, что больно ударило по малоимущим американцам. Другие страны ответили на эту инициативу введением своих пошлин, и объем мировой торговли сократился на 65 %. Протекционизм, веком раньше позволивший США создать мощную промышленность, теперь усилил негативные последствия Великой депрессии.

Эта торговая война, как затем и Вторая мировая, оставила на теле Америки глубокие шрамы. Поэтому США предложили своим союзникам обсудить возможность снижения торговых пошлин. Незадолго до того, с целью координации финансовой политики, были основаны Всемирный банк и Международный валютный фонд (МВФ). Мысль состояла в том, чтобы создать аналог этих институтов, которые могли бы способствовать развитию торговли.

В 1947 году под эгидой организации с труднопроизносимым названием Генеральное соглашение о таможенных тарифах и торговле (ГАТТ) в Женеве прошли консультации, положившие начало постепенному снятию торговых барьеров. 23 страны договорились о торговых льготах на 45 тысяч наименований товаров общей стоимостью 10 млрд долларов. Неплохой результат для всего семи месяцев работы.

Это было только начало. Большая часть торговых барьеров осталась нетронутой, а взаимные соглашения касались не полной отмены, а лишь снижения торговых пошлин. На протяжении последующих 50 лет переговоры продолжались, имея целью снять ограничения в мировой торговле. В 1995 году ГАТТ была преобразована во Всемирную торговую организацию (ВТО). Дело было не просто в смене вывески. Если ГАТТ работала над созданием свода правил для торговли, то ВТО занимается управлением и развитием торговли с опорой на уже существующие правила и следя за их соблюдением. Членство в ВТО – добровольное, и организация постоянно расширяется. В 2001 году ее 143-м участником стал Китай.

Сегодня в ВТО вступили больше 160 стран. В центре мирового внимания чаще оказываются крупные игроки, хотя около трех четвертей членов ВТО представлены странами с невысокими доходами, многие из которых предпринимают усилия по развитию своей промышленности чуть ли не с нуля. Правила дозволяют смягчать для них торговые ограничения. В принципе помощь развивающимся странам является одним из приоритетных направлений деятельности ВТО.

ВТО занимается разрешением конфликтов. Решения в этой крупнейшей международной законодательной и судебной организации принимаются на основе консенсуса. Следует ли разрешить Китаю субсидировать производство риса? Правильно ли привлекать государственные инвестиции для спасения американской автомобильной промышленности после финансового кризиса 2008 года? ВТО приходится исследовать «улики» категории «он сказал, она сказала» и вести себя подобно взрослому воспитателю, разбирающему споры на детской площадке. За первые 20 лет своего существования ВТО приняла к рассмотрению около 500 жалоб.

Большая их часть касается демпинга, то есть продажи товаров по цене ниже себестоимости, как в случае с китайской сталью. Обычно это становится возможным за счет государственного субсидирования. С таким производителем трудно конкурировать. С другой стороны, дешевая сталь оказалась выгодной для реализации многих производственных и строительных проектов в разных странах мира. Но если ВТО решит, что та или иная страна нарушила правила, она может разрешить другим участникам дать нарушительнице сдачи. Например, Евросоюз и США смогли обложить пошлинами слишком дешевую китайскую сталь.

В целом создание ВТО привело к увеличению степени свободы торговли, хотя и не освободило ее полностью. Поскольку развитие торговли означает рост экономики, оно способствовало увеличению числа рабочих мест и повышению зарплат. Для потребителей это обернулось более широким ассортиментом товаров и более низкими ценами.

* * *

Решение Лорен Миллер купить в супермаркете Walmart радиоприемник знаменует начало долгого путешествия ее доллара. Это путешествие позволит нам увидеть, насколько тесно процветание США связано с международной торговлей. Постоянное стремление людей повысить свой уровень жизни означает, что потребитель всегда будет искать наиболее дешевые товары. Чтобы Лорен Миллер не отправилась в такие магазины, как Kmart или Target, Walmart должен поддерживать низкий уровень цен – ниже, чем у конкурентов. Для этого он будет закупать товары у самого дешевого из доступных поставщиков, вне зависимости от того, в какой точке планеты находится этот поставщик, направляя в его карманы поток долларов.

Как Китай, да и другие страны, может составить конкуренцию США в этой сфере? Почему в Шэньчжэне за ту же работу платят в разы меньше, чем в Америке? Почему Walmart в Техасе платит кассиру 13 долларов в час, а в таком же магазине своей сети, расположенном в Китае, меньше 2 долларов?

В значительной степени эти различия объясняются демографией. В Китае число работоспособного населения превышает 900 млн человек; в США их в пять раз меньше. В среднем китайские рабочие моложе своих американских коллег. Если вы хотите нанять персонал на завод или в супермаркет в Китае, перед вами будет огромный выбор; вам не придется никого заманивать и соблазнять высокой зарплатой.

У китайских рабочих не так много альтернативных возможностей. Традиционно все страны начинают с развития сельского хозяйства, затем переходят к промышленному производству и, наконец, к сфере услуг. Китай находится на сравнительно ранней стадии этого процесса. Для многих из тех, кто изготавливает игрушки для сети Walmart, выбор в последние десятилетия выглядел следующим образом: или вкалывать на ферме, или отправиться в дельту реки Чжуцзян в погоне за более высоким заработком. На конвейерной сборке можно заработать больше, потому что здесь требуется более широкий набор навыков.

Даже сегодня производство в Китае и Америке сильно отличается одно от другого. США до сих пор блистают в области высокотехнологичных производств с использованием передовых достижений науки и техники: они будут выпускать скорее самолеты, чем электрические лампочки. Это требует наличия специального оборудования и высококвалифицированной рабочей силы. Обычно это приводит к более высокой производительности труда. Частично мы можем объяснить это явление тем, что у США была фора – промышленная революция произошла здесь 140 лет назад.

Китайскому стремлению стать «мировой мастерской» всего несколько десятилетий. США уже полтора века поддерживают деловую атмосферу, способствующую появлению новых идей и развитию конкуренции. В Китае, с его конфуцианской культурой и неизжитым наследием коммунизма, условия для роста предпринимательской активности были намного хуже. Например, частная собственность на землю стала законной только в 1978 году. В самых разных сферах – от свободного обмена информацией до налоговой системы и защиты интеллектуальной собственности – Китай не слишком торопился с одобрением инноваций и свежих идей. До самого последнего времени здесь преобладала тенденция следования государственному планированию, а не поддержки стартапов. В 2015 году в рейтинге стран с наилучшим предпринимательским климатом США заняли первое место, а Китай – 61-е. Новаторские идеи помогают повысить производительность труда и, как следствие, платить работникам более высокую зарплату.

Хотя Америка предоставляет таким людям, как Стив Джобс, больше свободы для реализации их идей, она также накладывает на них гораздо больше ограничений. Это касается защиты прав работников – от оплачиваемых бюллетеней по болезни и техники безопасности до продолжительности рабочего дня. В Америке эти правила намного жестче, чем в Китае, где порой прибегают к использованию детского труда, нарушают закон о минимальном размере заработной платы, не говоря уже о нарушении экологических норм. Травмы на рабочем месте здесь гораздо более частое явление, чем на Западе.

Отвечая на гневный протест части своих потребителей, глобальные компании, такие как Walmart, стали внимательнее приглядываться к практикам своих китайских поставщиков. Но если учесть, что число предприятий-поставщиков составляет 80 тысяч, а расположены они в тысячах миль от вас, следить за ними не так-то просто. Правозащитные организации утверждают, что не слишком щепетильные владельцы предприятий в совершенстве владеют искусством обходить любые проверки.

Последствия этого могут быть ужасными, и не только для работников: в Тяньцзине, на складе опасных химикатов, расположенном в непозволительной близости от жилых домов, прогремели два взрыва, унесшие жизни 173 человек. Еще 120 человек погибли в пожаре, вспыхнувшем на птицефабрике, где отсутствовали средства противопожарной безопасности, а пожарные выходы оказались заперты.

Это только два примера крупных промышленных аварий, имевших место в Китае в последние годы, но таких случаев – многие десятки. Происшествий меньшего масштаба, в которых страдает не такое большое число людей, и вовсе не счесть. В Китае не существует закона о компенсации за ущерб здоровью, и рабочим не приходится надеяться, что работодатель оплатит им медицинские услуги по лечению. Заменить рабочих легче легкого. Как труд, так и сама человеческая жизнь ценится в Китае невысоко. В каком-то смысле китайские рабочие оплачивают своими жизнями глобализацию, но при этом не могут себе позволить пользоваться ее благами.

Горячечное нетерпение, с каким потребители встречают каждую новую версию айфона, показывает, что гаджеты фирмы Apple стали неотъемлемым элементом стиля жизни на всей планете. Новейшие модели смартфонов разрабатываются в Кремниевой долине, но собираются за тысячи миль от нее, в основном в китайском Чжэнчжоу, на заводах компании Foxconn. В 2017 году цена последней модели смартфона доходила до 999 долларов. Для рабочего на линии сборки это месячная зарплата. Среднему американцу – одному из соседей Лорен Миллер, – желающему купить такой смартфон, понадобится работать меньше недели.

Хипстеры, живущие в странах первого мира, не возражают против высоких цен на новейшие модели гаджетов. По некоторым оценкам, реальная стоимость сборки одного айфона составляет примерно 30 долларов. Даже с учетом затрат на разработку и дизайн, не обязательно иметь мозги как у Стива Джобса, чтобы понять: маржа прибыли Apple – колоссальна. Рабочим завода Foxconn, которые собирают айфоны, они недоступны. Но эти гаджеты на них и не рассчитаны. Акционерам Apple отлично известно: состоятельные потребители из разных стран мира готовы отваливать огромные деньги только за престиж обладания телефоном последней модели, отсюда и такие немыслимые цены.

Apple производит чуть более дешевые телефоны для стран с более низкими доходами. В Китае эта модель не смогла обогнать по продажам модели еще более дешевых брендов, хотя тот факт, что эта страна является одним из основных рынков для Apple, показывает, что состоятельная китайская элита желает иметь самые лучшие и самые навороченные телефоны и способна за них платить. Глобализация привела к тому, что в посткоммунистический Китай была импортирована одна чисто западная особенность – неравенство доходов. Пропасть между самыми богатыми и самыми бедными в Китае практически такая же, как в Америке.

В целом стоимость жизни в Китае не так высока, как в США. Цены на товары и услуги, от одежды до жилья, довольно низкие, за исключением тех случаев, когда речь заходит, например, об импортных смартфонах. (Но это в среднем: разумеется, если сравнить шикарные небоскребы в богатых кварталах Шанхая и пригороды Индианаполиса, вы получите совершенно другое соотношение. Но это исключение.) Китайские зарплаты в Китае ниже, чем американские в США, поэтому уровень жизни китайских рабочих ниже, чем у американских. Добавьте к этому загрязнение окружающей среды и отсутствие личных свобод, и вы неизбежно придете к выводу, что уровень жизни в Китае намного ниже, чем в Америке. Но это, скорее всего, не навечно.

За последние полвека или около того Китай изменился до неузнаваемости. В середине прошлого века в стране проводилась масштабная индустриализация под жестким правительственным контролем. Затем, в 1970-х годах, было отменено строгое планирование: сколько каких товаров производить и сколько из них кому потреблять. Предприятиям разрешили оставлять себе прибыль и устанавливать своим рабочим заработную плату. Но самое главное – они смогли продавать свою продукцию за рубеж. Китай начал превращаться в мировую мастерскую. По данным официальной статистики, с 1978 по 2012 год экономика Китая росла почти на 10 % ежегодно. Достоверность этих цифр вызывает сомнения, но в любом случае они неопровержимо свидетельствуют о темпах роста, в несколько раз превышающих американские.

Люди в массовом порядке переселялись из сельской местности в города, где располагались заводы, и их доходы увеличивались. Начиная с 1978 года свыше 700 млн человек вышли из-за черты бедности. По оценкам консалтинговой фирмы McKinsey & Company, численность среднего класса в Китае увеличилась с 5 млн человек в 2000 году до 225 млн к настоящему времени и продолжает расти. В среднем представители этого среднего класса зарабатывают от 11 до 43 тысяч долларов в год, владеют собственностью и проживают в городах. Очень похоже на Американскую Мечту и тем не менее очень заметно от нее отличается.

Что ждет Китай впереди? Либерализация и процветание несут с собой новые требования и устремления – вопреки ограничениям, накладываемым коммунистическим правительством. Возможно, низкие зарплаты были ключевым фактором, позволившим Китаю поднять свой экспорт, но рабочие начинают проявлять недовольство. Все яснее сознавая свою значимость, они требуют повышения зарплат, сокращения рабочего дня и улучшения условий труда. Что мешает работодателям заменить их на других, менее капризных? Теперь сделать это не так просто. Компании наподобие Foxconn и других поставщиков сети Walmart вынуждены все глубже проникать в сельские местности в поисках кандидатов на рабочие места.

Отчасти это явилось результатом действий правительства. В 1979 году стартовала кампания «Одна семья – один ребенок», рассчитанная на 35 лет. Она помогла снизить рождаемость, но обернулась малоприятными последствиями. Желание семей иметь мальчика привело к массовым убийствам девочек и росту числа абортов. Сегодня мужчин в Китае больше, чем женщин, на 60 с лишним миллионов. Также резко увеличился средний возраст населения: к 2050 году четверть населения Китая будет старше 65 лет. На самом деле рабочая сила в Китае сокращается.

Раньше на заводы приходили работать подростки и молодежь до 20 лет. Сегодня здесь работают сорокалетние. Китай может сколько угодно обходить международное трудовое законодательство, но рабочие начали сами выстраивать систему трудовых отношений. Одновременно увеличивается давление на работодателей со стороны потребителей из разных стран мира, которые понимают, что на китайских предприятиях созданы каторжные условия труда, и не желают с этим мириться.

Как следствие, уровень зарплат в Китае резко вырос. В 2014 году он подскочил на 9,5 %, и это самый медленный с 2000 года темп роста. О подобной динамике западные рабочие могут только мечтать, что не отменяет того факта, что они получают чеки на суммы в несколько раз больше. До недавнего времени этот тренд полностью соответствовал пятилетним планам китайского правительства. Руководство страны заинтересовано в повышении внутреннего потребления, а оно возможно только в том случае, если у населения есть в карманах деньги.

Однако рост зарплат ведет к росту себестоимости продукции, что невыгодно китайским предприятиям. Потребовать от Walmart платить за товары больше означает рискнуть потерять контракты. Поэтому предприниматели пытались делать все, чтобы сохранить низкую себестоимость производимой продукции. Один вариант – инвестиции в разработку технологий, которые позволят увеличить темпы производства и повысить производительность труда. Или, с учетом того, что Китай – огромная и неоднородная страна, почему бы не перенести производства туда, где рабочая сила стоит дешевле? Может, не надо сидеть в Шэньчжэне и ждать, когда рабочие сами придут наниматься на завод? К примеру, сегодня Foxconn производит телефоны в провинциях Хэнань, Сычуань и Гуйян, где зарплаты значительно ниже, земля дешевле, а налоговых льгот намного больше. Впрочем, это только временное решение. В конечном итоге затраты в этих провинциях, в свою очередь, возрастут, и рано или поздно предприятиям придется поднять цены на свою продукцию.

Какой будет реакция Walmart, когда счета на оплату товаров вырастут? Компания могла бы продолжить закупки за счет сокращения собственной прибыли, но это не понравится ее акционерам. Можно поднять цены на товары в супермаркетах, но это не понравится покупателям, которые, возможно, переметнутся в Target или Kmart, хотя и перед этими ретейлерами, скорее всего, встанут те же самые проблемы.

Наконец, Walmart может сменить поставщиков. Например, предложить клиентам покупать американское. Но, как мы уже видели, это будет означать многократный рост цен. А что, если поискать новых поставщиков где-нибудь еще дальше? Тогда покупательная способность Лорен Миллер достанется самому лучшему – или самому дешевому – поставщику. И тут на сцену выходят Вьетнам, Филиппины и некоторые другие страны.

По сравнению с Вьетнамом китайские зарплаты выглядят почти фантастически большими. Так, минимальная зарплата вьетнамского рабочего в легкой промышленности составляет около 100 долларов в месяц. Это меньше одной пятой зарплаты китайского рабочего, который шьет такие же точно футболки.

Сегодня одежда с меткой «Made in Vietnam» продается во всех крупнейших сетях, от H&M до Uniqlo. В гардеробе Лорен Миллер ее тоже достаточно. В 2013 году Walmart открыл офис по поиску поставщиков в Хошимине. В общем объеме вьетнамской экономики 3 доллара из 20 приходятся на долю легкой и текстильной промышленности. В этих отраслях трудится около 3,5 млн человек.

Развитие Вьетнама тормозили необходимость импортировать значительную часть материалов, от тканей до молний, малый размер предприятий и плохо отлаженная система доставки готовой продукции. Однако руководство страны вынашивает амбициозные планы изменить эту ситуацию, в том числе благодаря строительству нового аэропорта и заключению торговых соглашений с Евросоюзом. В течение ближайших десяти лет планируется удвоить экспортную выручку от продажи продукции легкой промышленности.

Этим планам был нанесен жестокий удар, когда США отказались от поддержки торгового соглашения с Вьетнамом. Участие в Тихоокеанском партнерстве позволило бы снизить американские пошлины (которые в настоящее время составляют 17 %) на текстильную продукцию вьетнамского производства. Тем не менее эта страна продолжает идти путем Китая, а ее предприятия становятся все более привлекательной альтернативой по сравнению с китайскими.

Со временем зарплаты вырастут и во Вьетнаме. Что дальше? Мировые ретейлеры снова начнут искать очередного дешевого поставщика. Бангладеш и Камбоджа дешевле. Однако отсутствие нормативов в области трудового законодательства, которые привели к страшной трагедии, когда загорелся завод «Рана Плаза» в Дхаке и унес жизни 1129 человек, заметно снижает их привлекательность. Но и это может измениться. Еще есть Мьянма, в которой H&M уже закупает джемперы. Картина становится все более динамичной. Конкуренция растет. Все новые страны вступают в борьбу за доллар Лорен Миллер.

Как это сказывается на Китае? Судя по всему, еще на какое-то время страна останется ключевым производителем простых товаров – в пользу этого говорит уже созданная прочная репутация. Но развитие домашних брендов, например таких, как телефоны Xiaomi, доказывает, что Китай отвоевывает свою нишу не только в изготовлении, но и разработке высокотехнологичных товаров. Он больше не оставляет это Соединенным Штатам. Взрывной рост доли среднего класса с соответствующими потребительскими привычками создал новые возможности, в том числе способствовал подъему онлайн-торговли, например гигантской компании Alibaba, чей выход на мировой рынок побил все рекорды на американской бирже. В 2016 году она опередила Walmart, став крупнейшим ретейлером планеты, хотя вместо настоящих полок у нее – виртуальные.

Но давайте вернемся к более традиционным формам продаж магазинов сети Walmart. В этой сфере Китай остается основным поставщиком товаров, в изобилии заполняющих полки супермаркетов. Доллар, с которым Лорен Миллер рассталась возле кассы Walmart в Техасе, достался производителю радиоприемника, расположенного за восемь тысяч миль от нее, в Шэньчжэне. Но надолго этот доллар там не задержится.

2

Глобальная красная дорожка

Китай

Доводилось ли вам когда-нибудь слышать о доме номер 32 по улице Чэнфань в Пекине? Этот адрес известен меньше, чем Букингемский дворец, Белый дом или Кремль. Что неправильно. Здесь находится центр экономической власти, влияющий на богатство не только жителей Китая и всей Азии, но и тех, кто живет на другом краю мира. Включая Лорен Миллер.

Чтобы попасть на улицу Чэнфань, вам нужно пересечь Второе Пекинское дорожное кольцо (всего их в городе четыре), направляясь к сверкающей стеклом и сталью пекинской Уолл-стрит – сердцу финансовой активности Китая, – достроенной как раз к Олимпиаде 2008 года. Здесь на каждом шагу расположены банки и другие финансовые учреждения. Несмотря на «западный» внешний вид, здешние небоскребы имеют внутренние дворики, напоминающие древние хутуны, окружающие Запретный город. Впрочем, ничего древнего вы здесь не найдете. Китайская биржа может находиться в Шанхае, но 35 кварталов, формирующих пекинскую финансовую улицу, являют собой крупнейший денежный и финансовый рынок страны. Каждый день через него проходят триллионы женьминьби, они же юани, – так называют китайскую валюту.

В самом центре района расположен дом № 32 по улице Чэнфань, более известный как Народный банк Китая. Центробанк Китая, созданный в 1949 году, занимает относительно небольшое здание в виде подковы. В нем всего девять скромных этажей, и оно гораздо ниже и скромнее своих высоченных соседей. Но это впечатление обманчиво. На самом деле банк влияет на экономические судьбы миллиардов людей по всему миру.

Именно в эту непрозрачную систему, все еще не свободную от элементов государственного контроля, попадет наш доллар. После своего основания в 1949 году Народный банк Китая был единственным в стране центральным и коммерческим банком на протяжении почти трех десятилетий. С тех пор он раскололся на несколько банков. Мощная экономика, начавшая открываться миру, оказалась слишком масштабной, чтобы с ней мог справиться один банк, даже имеющий региональные представительства. Улица Чэнфань пала жертвой собственного успеха, и ей грозила «перегрузка». В 1980-х годах отделение Народного банка, отвечавшее за коммерческую банковскую деятельность, было разделено на четыре независимых специализированных банка, принадлежащие государству. Эту «большую четверку» составляют Промышленный и коммерческий банк Китая, Китайский строительный банк, Банк Китая и Сельскохозяйственный банк Китая.

Доллар Лорен Миллер попал в расположенную в Шэньчжэне компанию по производству электроники Mingtian. Ее завод зажат посреди таких же, каждый из которых стремится к выживанию и процветанию. Шэньчжэнь – не просто сердце китайской промышленности, он постепенно становится китайской Кремниевой долиной, в которой инновации и мозги встречаются с производством. Чтобы быть частью этой системы, Mingtian не нуждается в долларах. Она нуждается в женьминьби – то есть в юанях, – чтобы платить своим рабочим и покупать комплектующие в десятиэтажном здании Хуацянбе, где сосредоточен крупнейший в Китае рынок электроники. Затем компания может вложить деньги в разработку новых продуктов, таких как беспилотники и камеры. Это позволит ей на один шаг опережать шаньчжай – подделки, которые производятся так же быстро и стоят дешевле оригиналов.

После того как сотрудник финансового отдела Mingtian обменяет доллар Лорен Миллер на местную валюту, получив либо бумажную купюру, либо цифру на банковском счете, где окажется этот доллар? Центробанк пристально следит за валютой, поступающей в страну: наш доллар проходит по восходящей банковской пищевой цепочке и попадает в Народный банк Китая. И он не будет там одинок.

* * *

Китай может быть относительно новым игроком на арене глобализации, но он взял доллар на вооружение с целью показать свою невероятную силу как дома, так и на всей планете. Экономический взлет Китая за прошедшие 70 лет шокировал весь мир; скорее всего, он будет продолжать шокировать его и дальше. В последние годы Китай достиг успеха в том числе и потому, что сумел обогнать своих конкурентов. Пока восходила экономическая звезда этой страны, в регионе шла борьба за доминирование.

Во второй половине ХХ века внимание Азии было приковано к Японии, которая выпускала такие всемирно известные бренды, как Sony и Toyota, и стала лидером в области производства высокотехнологичных гаджетов. Но звезды могут гаснуть так же быстро, как загораются. В случае Японии экономический бум принял слишком стремительный темп. В начале 1990-х дала себя знать суровая реальность: биржевой рынок сдулся, а вслед за ним упала и экономика. Болезненные последствия этого затронули даже Южную Корею и Тайвань. Для Японии настало «потерянное десятилетие» – слабый экономический рост и уменьшение числа рабочих мест.

В это же время Китай становился «самой популярной игрой в городе». Но Япония по-прежнему занимает достойное место в «турнирной таблице». Ее экономика – одна из трех крупнейших в мире и демонстрирует новый рост. В мире о Японии говорят меньше, но в Азиатском регионе эта страна успешно конкурирует с Китаем за самые выгодные контракты. Вместе они образуют своего рода неустойчивый дуэт, полагаясь друг на друга и завися друг от друга. Традиционно Китай производил базовые компоненты, которые Япония использовала в производстве сложных гаджетов. В то же самое время Япония производит сложные компоненты, необходимые Китаю для сборки конечного продукта, включая телефонные аппараты с микротелефонной трубкой. И Япония, и Китай полагаются на потребительский спрос в каждой из стран, формируемый привычками и традицией. Если учесть собственные амбиции Китая в области высоких технологий, звезда Японии может закатиться окончательно.

Как мы показали в предыдущей главе, доллар Лорен Миллер нужен Китаю в целом и компании Mingtian в частности – для роста доходов и для создания рабочих мест. Но это еще не вся история. Торговые отношения между Китаем и США заточены на деньги. Но не только на деньги. Они являются частью стратегии Китая, стремящегося занять в мире центральное положение.

Кого можно назвать продюсером китайского экономического блокбастера? Знакомьтесь: Чжоу Сяочуань, глава Народного банка Китая с 2002 года. Инженер-химик по образованию, Чжоу Сяочуань мало похож на типичного председателя центробанка. Он начал свою карьеру в сельском хозяйстве, затем занялся научной деятельностью и разработал план реформирования китайской экономики. В качестве главного банкира страны он к 2017 году пережил трех китайских президентов и бесчисленных конкурентов. В чем секрет его живучести? Он известен как модернизатор, как человек, который поднял Китай и китайскую валюту на невероятную высоту. Китай постоянно осваивает новые территории, и Чжоу, несмотря на отдельные ошибки, завоевал репутацию специалиста, способного управлять сложной китайской экономикой.

Он обладает огромной властью, но жена Чжоу Ли Лин убеждена, что ее муж твердо стоит ногами на земле. До недавнего времени она работала в Министерстве торговли, занимая серьезную должность руководителя отдела торговых сделок и разрешения споров. Она решала, что нужно делать, чтобы китайские товары продолжали поступать на Запад, даже когда произошли негативные изменения в американской экономике и политике.

Усилия Ли Лин на торговом фронте проложили путь китайским предприятиям, производящим товары для сети Walmart, к которым быстро привыкли американцы с их долларами – такие, как Лорен Миллер. Тем временем ее муж открыл этим предприятиям возможности для роста, необходимые для того, чтобы обеспечить потребности рынка; это позволило компаниям Шэньчжэня открывать банковские счета и обменивать полученные доллары на женьминьби и оплачивать ими свои расходы. Торговля и развитие финансовой системы Китая тесно связаны друг с другом.

* * *

Начиная с 1949 года Китай вышел из тени и вступил в борьбу за место под солнцем вместе со звездой шоу – США и его всемогущим долларом. Китай тоже хочет получать звездные гонорары – и на своих условиях. Но для этого ему необходимо, чтобы США оставались крупным игроком. Китай получает доллары и использует их против их создателя – США. Это война валют, в которой доллар – ключевое оружие, применяемое в самых сложных махинациях.

Как в любой процветающий бизнес, в Китай поступает много денег. В годы, когда Китай продавал свои радиоприемники в США и другие страны мира, поток этих денег постоянно рос. В Народный банк Китая хлынули огромные объемы наличности. Поскольку основным источником доходов являются экспортные продажи, их называют «иностранными резервами». Китай (и другие страны) часто хранят эти деньги в зарубежной валюте, обычно в долларах или иенах. Или в золоте. Да и вообще в чем угодно, что можно быстро превратить в нал. Эти средства используются для торговли или в крайнем случае для спасения экономики. В Китае состав и местонахождение таких резервов – государственная тайна. Можно почти гарантировать, что доллар Лорен Миллер будет храниться в электронном виде, но золотые резервы, скорее всего, отправятся в хранилище в Пекине или в другое надежное место под контролем армии.

Где бы ни хранились «зеленые», несомненно одно: улица Чэнфань успела их приласкать и использовать для укрепления основ своей власти. Китай разбогател за счет экспорта дешевых товаров, но это ценовое преимущество достигается не только за счет низкой стоимости сборки радиоприемников. Не менее важна стоимость китайской валюты.

Как только этот доллар поступает в обменный пункт банка, он становится одним из миллиардов своих собратьев, пришедших в Китай из США. В обратном направлении денег движется гораздо меньше. Требуя, чтобы предприятия обменивали свои заработанные доллары, центробанк фактически становится владельцем всех долларов в Китае. На практике получается, что компаниям типа Mingtian приходится покупать у банка собственную валюту, обменивая на нее заработанные доллары.

Обменный курс – это цена одной валюты, выраженная в другой валюте. С учетом огромных объемов долларов, которые необходимо обменивать на юани, юань должен подняться в цене. Это закон спроса и предложения: если юаней ограниченное количество и все их хотят, желающим придется выкладывать за них больше долларов.

Одетые в полосатые рубашки брокеры, сидящие на полу биржевых залов, – это не просто затасканное клише из фильмов про Уолл-стрит. Они и в самом деле заполняют помещения валютных бирж по всему миру. Эти мужчины и женщины (которых становится все больше) устанавливают обменные курсы на основе спроса и предложения разных валют, чтобы прийти к равновесной цене. Если людей, желающих купить доллары, больше тех, кто желает их продать, цена доллара растет. Если китайский экспорт в Америку увеличивается, растет спрос на юани. Поэтому китайский обменный курс должен вырасти.

Так это работает в теории. Но поскольку вся торговля долларами проходит через центробанк, он может устанавливать свою цену. Долгие годы цена доллара была искусственно завышена, а цена юаня – искусственно занижена. (Чтобы купить юань, требовалось меньше долларов; и наоборот, чтобы купить доллар – для торговых операций, – китайскому бизнесу приходилось выкладывать больше юаней, чем это было рационально объяснимо.) Банк добивался этого, выдавая больше юаней за доллар, чем это было разумно.

Одна из обязанностей центрального банка – следить за тем, чтобы в экономике обращалось достаточно денег, чтобы она могла развиваться. Он эмитирует купюры и монеты – топливо для машины процветания. Он же заботится о том, чтобы было напечатано достаточно юаней в обмен на доллары – и по тому курсу, который считает предпочтительным. (Это рискованный бизнес. Вбросьте в экономику слишком много – и слишком быстро – денег, и у вас получится, что наличных в обращении больше, чем товаров, которые на них можно купить. Спрос растет, а с ним и темпы роста цен, что означает высокую инфляцию. Чтобы избежать этого, банк пытается влиять на денежную массу техническими методами, известными как «стерилизация». Он предлагает публике приобрести облигации, тем самым убирая из экономики лишнюю наличность.)

Свободный обменный курс, именуемый также «плавающим», распространен по всему миру. Плавающие валюты могут быть легально обменяны на валютных рынках мира, где определяется их стоимость. Однако в Китае дело обстоит иначе. Народный банк Китая контролировал обменный курс путем регулирования торговли и других аспектов экономики. Несмотря на усилия, направленные на оправдание своей экспортной политики, он долгие годы удерживал юань на низком уровне, далеком от его реальной стоимости. Зачем он это делал? Безусловно, сильный обменный курс смотрится выигрышно. Это символ силы и мощи, предъявляемый всем мировым игрокам. Это символ хорошего состояния экономики. Почему же Китай не пожелал отобрать корону у всемогущего доллара и нанести завершающий штрих на свой образ мировой сверхдержавы?

Как только в Китае начался экспортный бум, более высокий обменный курс сделал бы китайские экспортные товары более дорогими. За тот же самый радиоприемник пришлось бы заплатить больше долларов. Его цена в юанях могла бы остаться прежней – в отличие от цены в долларах. Это сделало бы китайские товары гораздо менее привлекательными для американских покупателей. Даже лишняя пара долларов на ценнике могла бы заставить Лорен Миллер вернуть радиоприемник на полку магазина. Она бы обнаружила, что, покупая американское, не так уж много переплачивает. А что насчет радиоприемника, изготовленного в Южной Корее или Японии? Это нанесло бы удар по китайскому производителю и принесло бы убытки Китаю.

Снабжение всего мира самыми разнообразными товарами сделало Китай одной из самых процветающих экономик мира. По сути дела, это позволило ему переместить доходы Лорен Миллер к своим берегам. Центробанк усердно трудился, чтобы сдерживать рост юаня, делая экспортную продукцию дешевой для покупателей Walmart. Более низкий обменный курс означает дешевизну экспортной продукции. (Это также делает импортные товары дороже, убеждая китайцев, что лучше покупать китайское.) И наоборот, более сильный доллар может привести к падению экономического роста в США, поскольку он ставит американских экспортеров в невыгодное положение, делая их товары более дорогими.

Преимущество валютного контроля заключается в том, что он делает экономику более привлекательной по сравнению с конкурентами, но и сулит – в определенной степени – стабильность. И предприниматели, и потребители знают, какими будут цены в магазинах. Они с большей вероятностью станут вкладывать и тратить деньги, потому что у них будет какая-никакая уверенность в завтрашнем дне.

Но у Китая есть и еще один мотив для поддержания высокого курса доллара, а в идеале – и его роста. Это увеличивает стоимость резервов, накопленных благодаря экспорту. Это делает Китай, вернее, его руководство, богаче (хотя немногие из его представителей это богатство ощутят).

Если управление своей валютой сделало Китай звездой, почему конкуренты не последовали его примеру? Дело не в том, что никто не пробовал (примерно в половине стран мира до сих пор пытаются в том или ином масштабе повторить этот опыт). За контроль надо платить – и плательщиками будут и центробанк, и домохозяйства. Если валюта ценится низко, экспортные товары будут дешевле, а импортные значительно дороже. В стране, которая импортирует существенную часть продовольствия, это может обернуться большими неприятностями. Более слабая валюта хороша для бизнеса, но плоха для домохозяйств.

Возможно, фиксированный курс валюты воспринимается как признак ее силы. Чтобы вспомнить один из болезненных и дорого обошедшихся примеров этого, Китаю не обязательно заглядывать далеко за свои границы. В 1990-х годах многие другие азиатские экономики переживали подъем. Таиланд, Корея и Индонезия вошли в историю экономики под общим названием «азиатские тигры». Экспортный бум в этих странах привел к резкому росту экономики. Инвесторы вкладывали в нее деньги, чтобы поучаствовать в «золотой лихорадке». Вырос спрос на тайский бат. Но затем мощь тайской экономики начала вызывать сомнения, и инвесторы постепенно покинули этот рынок. Это означало падение спроса на бат, стоимость которого была привязана к доллару. Когда происходит нечто подобное, центробанк обычно вкладывает собственные средства, чтобы подстегнуть спрос и не дать валюте обвалиться. Правительство Таиланда и его союзники не смогли осуществить достаточно быстрые вливания, чтобы удержать бат от падения. Это дало импульс ударной волне, прокатившейся по валютным и фондовым рынкам региона, и привело к полномасштабному азиатскому финансовому кризису. Эффект домино затронул и остальных «тигров», заставив вздрогнуть даже Японию. Попытки сохранить фиксированный обменный курс не просто могут быть затратными, но и способны вызвать серьезные проблемы во всей экономике.

Многие страны решили, что проще позволить своей валюте пребывать в свободном парении, что в принципе полезно для экономики в целом. Если спрос на американские экспортные товары резко упадет, упадет и спрос на доллар. Тогда обменный курс снизится. Цена на экспортные товары становится более привлекательной, что снова подстегивает спрос. Гибкий обменный курс – это своего рода амортизатор для торговли. (Так дело обстоит в теории. Для того чтобы то же самое происходило на практике, спрос на экспорт/импорт должен реагировать на изменение цен, а так бывает не всегда.)

Страны, которые играют по этим правилам, позволяя своему обменному курсу плавать, считают поведение Китая игрой не по правилам. Политики на протяжении долгих лет утверждали, что, удерживая свой обменный курс на низком уровне, Китай искусственно занижает стоимость своих экспортных товаров. Американский производитель не может конкурировать с компанией Mingtian за симпатии Лорен Миллер.

По мнению многих, центробанк Китая прибегал к экстремальным мерам, чтобы раскрутить популярность своих услуг, и его действия привели к появлению кричащих заголовков в газетах всего мира. Фиксированный валютный курс имеет политическую цену. На Китай навешивали ярлык «манипулятора», который отказывается вести честную игру в торговой сфере. И это не была погоня за сенсацией в духе таблоидов. Серьезные политики, включая президента США, обвиняли китайского гиганта в «жульничестве» и в том, что он раздувает «полномасштабную валютную войну» с целью «ослабить» Америку. Это могло бы напоминать ссору в детской песочнице, если бы на кону не стоял невероятно крупный бизнес.

Не только США, но и азиатские страны-производители почувствовали, что действия Китая поставили их экспортеров в невыгодное положение. Многие страны, включая Японию, попытались поиграть со своим валютным курсом, но никто не смог достичь столь же впечатляющих результатов, как Китай. Американцы обвинили Китай в том, что он тайно крадет у них бизнес, подрывает позиции их производителей и способствует возникновению мощного торгового дефицита. Эти жалобы звучали все громче, и китайская хватка немного ослабла. Но только самую малость. Стоимость юаня до сих пор парит в промежутке от 6,5 до 7 за 1 доллар – примерно так же, как 10 лет назад. Компания Mingtian по-прежнему с удовольствием пользуется своим преимуществом перед конкурентами.

Контроль китайского правительства над своей валютой обернулся тем, что оно аккумулировало триллионы долларов, заработанных за долгие годы. Но эти доллары вовсе не спрятаны под гигантским матрасом в подвалах здания на улице Чэнфань.

* * *

Что бы мы купили, если бы у нас было сколько угодно денег? Если речь идет о паре миллионов, то Лорен Миллер или владелец Mingtian замахнулись бы на загородную виллу, а то и на остров в тропиках, и, конечно, озаботились бы приобретением частного самолета или яхты, чтобы было на чем туда добираться. Но что, если бы денег было в несколько раз больше, чем стоят все эти роскошества? Покончить с голодом во всем мире? Побороть все болезни? Билл Гейтс, основатель Microsoft, решил, что он победит малярию, и вложил в это благородное дело значительную часть своего личного состояния, насчитывающего почти 100 млрд долларов. Но куча денег, на которой сидит Китай, еще больше. Как насчет мирового господства? Звучит соблазнительно, даже для тех, кто не слеплен из того же теста, что и Блофельд. Деньги дают власть – много власти, над союзниками и противниками, даже если, как обнаружил Китай, это требует творческого подхода.

Mingtian относит свой доллар в Китайский промышленный и коммерческий банк – вместе с документами, подтверждающими, что он честно заработан на торговле. Одетый в аккуратный костюм, с седеющими волосами, в очках в тонкой оправе, И Хуэймань – председатель этого банка – выглядит как классический банковский менеджер. Гигантские доходы Китая от экспорта означают, что этот банк – крупнейший в мире, а у И Хуэйманя имеется ключ к его хранилищам. Он стал председателем только в 2016 году, но за свою 30-летнюю карьеру видел, как богатства банка умножились многократно.

Что он станет делать со всеми этими долларами, которые текут в банк? Вообще-то, поскольку это Китай, особого выбора у него нет. Он должен отправить их в центральный банк для обмена на юани по установленному последним курсу. Mingtian получает свои юани; Народный банк Китая – свои доллары. Затем они поступают в Государственное управление валютного контроля (ГУВК). Что будет с этими деньгами дальше?

Идет ли речь о Лорен Миллер с ее скромными сбережениями на черный день или о ГУВК, сидящем на куче денег, одно остается неизменным: если деньги просто лежат, то пользы от них никакой. На фоне роста цен деньги обесцениваются; на одну и ту же сумму можно будет купить меньше товаров, то есть их истинная стоимость упадет. Гораздо выгоднее заставить их работать.

Счастье за деньги не купишь, это правда, но за деньги можно купить выбор. Чем больше у вас денег, тем больше у вас доступных вариантов. Каждый, у кого есть излишек денег, – то есть инвестор – сталкивается с огромным разнообразием выбора. Как в случае с ресторанным меню, конкретный выбор зависит от его вкусов, бюджета и аппетита.

Вам хочется фастфуда – чего-то вкусного, но не слишком полезного? Акции или доля в компании – это жареная курица в мире инвестиций. Покупатель владеет кусочком компании и в довесок получает влияние в виде возможности голосовать. У вас разыгрался аппетит к приобретению влияния? Закажите себе большое блюдо акций. Не чувствуете особого голода к власти? Тогда будет достаточно маленькой порции. Если стоимость акций возрастет, вы сможете их продать и получить аппетитный бонус. Но если акции упадут в цене, вам достанется неприятное послевкусие.

Наиболее безопасная, но потенциально наименее интересная ставка – это классическое блюдо: облигация государственного займа. Правительство выпускает облигации для финансирования своих трат – вдобавок к деньгам, получаемым сбором налогов. Принцип действия здесь такой же, как у ссуды. Вы покупаете лист бумаги, то есть облигацию, выпущенную правительством, и оно платит вам процент. В конце срока займа вы получаете свои деньги назад. Обычно держателям облигаций предлагают низкий процент, поскольку они считаются безрисковым вложением – правительство способно расплатиться по своим долгам. Это относительно скучный, но безопасный выбор.

Но бывают и фирменные блюда, которые ресторан готовит с особым тщанием. Иногда их необходимо заказать и даже оплатить заранее. Пример такого блюда – долгосрочный вклад, скажем финансирование строительного проекта. Инвесторы вынуждены ждать, что получится, глотая слюнки в надежде на успех. Разумеется, результат может оказаться не таким впечатляющим, как хотелось бы. Здесь всегда присутствует элемент риска.

Китайский центробанк с риском не дружит. Он предпочитает играть вдолгую. Чжоу Сяочуань – человек, определяющий политику центробанка, – не станет легко расставаться с долларом. Китайское правительство вложило свои богатства в превращение страны в мировой сборочный конвейер. Оно не сводит пристального взгляда с всемогущего доллара, а к своим доходам относится очень консервативно.

В отдельных случаях Китай приходит к выводу, что лучше всего отправить побольше долларов назад в США. Китай известен как крупнейший покупатель выпущенных в США облигаций, они же американские казначейские ценные бумаги. Долгие годы Китай с завистью смотрел, как другие страны, например Япония, заказывают себе это классическое блюдо. Теперь и он смог приобщиться к пирушке.

В области инвестиций низкий риск обычно означает низкую прибыль, но даже 1 % дохода может составить основательную сумму, если у инвестора облигаций на 3 трлн долларов, как у Китая. Если понадобятся деньги, их можно в любую минуту продать.

Ставка на крупнейшую в мире демократию считается достаточно безопасной. Низкий риск, приличный доход и возможность легко обналичить инвестицию. Неудивительно, что Китай скопил такой огромный запас облигаций. Но выбор Китая не сводится к разумному финансовому планированию. Есть еще и стратегические соображения, диктующие выбор в пользу Америки и ее доллара.

Стартовая позиция доллара была закреплена в 1944 году в горах Нью-Гэмпшира. Там прошла конференция, поставившая своей целью установление международной финансовой стабильности. Соглашение, получившее свое название от имени отеля, в котором проходило совещание, – «Бреттон-Вудс» – было заключено при значительном участии американцев. Именно тогда доллар получил статус международной резервной валюты. Это означало, что доллар стал официальной валютой международной торговли, то есть валютой, в которой должно заключаться большинство международных торговых сделок. Так доллар превратился в предмет вожделения по всему миру. Стоимость большинства валют была «привязана» к доллару. В свою очередь, стоимость доллара была привязана к стоимости золота. Чтобы избежать дисбалансов в этой жесткой системе, был введен строгий контроль над трансфертом средств. Был создан Международный валютный фонд – частично для того, чтобы следить за объемом выпускаемых США долларов. Идея заключалась в том, чтобы гарантировать стабильность, но система не сработала.

В начале 1970-х годов валютный контроль и фиксированные курсы обмена в значительной степени ослабли. С ростом и диверсификацией экономики разных стран попытки удерживать стоимость валют на стабильном уровне вызвали невероятные сложности и оказались слишком дорогостоящими. Выяснилось, что система попросту нежизнеспособна. Ситуация не сильно отличалась от той, в которую попадет Таиланд 25 годами позже.

Неизменным остается одно: доллар по-прежнему – главная резервная валюта. На его долю приходится 70 % денежных средств, хранящихся в центробанках по всему миру. Доллар является стандартным платежным средством в международных торговых сделках. Поскольку доллар остается на вершине, американские гособлигации выглядят самыми престижными и безопасными для потенциальных инвесторов. Однако существует предположение, что растущая мощь Китая приведет к тому, что юань спихнет доллар с вершины валютной горы. Огромный объем облигаций, принадлежащих Китаю, дает ему надежный стабильный доход, который он использует для усиления своих позиций. К тому же это предоставляет ему некоторую долю контроля над Америкой.

Давайте взглянем на это с другой стороны. Американские потребители, такие как Лорен Миллер, обожают дешевые китайские товары. Китайское правительство может использовать их доллары для покупки американских ценных бумаг. Тем самым они финансируют американское правительство, позволяя ему строить школы, выплачивать пенсии пожилым людям и зарплату военным. Благодаря этому деньги продолжают циркулировать в американской экономике, позволяя Лорен каждую неделю ходить по магазинам. Таким образом, Китай владеет частью американского государственного долга и финансирует американцев. Последние продолжают тратить деньги, а Китай платит по счетам.

Почему Америка выпускает так много ценных бумаг, «кормящих» эту машину? По правде сказать, особого выбора у нее нет. Участие в войнах, стареющее население, нуждающееся в пенсиях и здравоохранении, финансовые кризисы – все это обходится недешево. Долгие годы американское правительство, как и правительства многих других стран, находилось в трудном положении, стараясь получить как можно больше денег через налоги, чтобы расплатиться по всем своим счетам. Как и большинству стран, США хотелось иметь сбалансированный бюджет, в котором расходы равны доходам. Но им пришлось брать деньги взаймы, и долги постоянно росли. Облигации – это дешевый способ занять средства под процент более низкий, чем средний по стране. С другой стороны, такие страны, как Китай, приобретают их с большим удовольствием.

Этот доллар мог быть напечатан в Америке и потрачен в пригородном магазине сети Walmart, но не так просто сказать, кому он принадлежит – Лорен Миллер, компании Mingtian или китайскому правительству.

Лорен Миллер платит ипотеку долларами и должна благодарить в том числе Китай – за то, что стоимость ипотеки не увеличивается. Почему? Когда спрос на государственные облигации (их еще называют бондами) высок, как, например, в Китае, если речь идет об американских облигациях, это способствует росту их стоимости. Это означает, что за тот же объем бумаг правительство получает больше денег. Поэтому американскому правительству заем обходится дешевле, а Китай – как кредитор – получает меньше прибыли. Это находит отражение и в финансовой системе: рядовым американцам приходится платить более низкий процент по займам, в том числе по ипотеке. Дешевые китайские товары удерживают на низком уровне цены в американских магазинах, что также способствует поддержанию низкой процентной ставки.

Лорен Миллер может считать свои действия проамериканскими. Она зарабатывает доллары у себя в стране и тратит их в местном супермаркете, чтобы его владелец мог платить зарплату своим сотрудникам, ее соседям. Но ее покупательский выбор означает, что на ключевые финансовые факторы – от размеров дохода до цен и процентной ставки – влияет страна, находящаяся от нее на расстоянии в несколько тысяч миль.

Не опасно ли это для США? Что, если Китай решит: «Хватит!» – и выбросит на рынок все свои облигации? Разве он по сути не держит под контролем кошелек американской экономики? Может быть, американская экономика окажется заложницей в геополитической борьбе за власть?

В 2016 году Китай «перетасовал» свою финансовую колоду и «скинул» бондов на 188 млрд долларов. Произошло это как раз в то время, когда в Америке избрали президентом Трампа, который никогда не скрывал своей нелюбви к Китаю. Финансовая пресса разразилась заголовками типа: «Крупнейшие кредиторы Америки продают облигации – это предупредительный знак Трампу». Но эти облигации с легкостью нашли себе новых покупателей. Государственный долг США, исчисляемый суммой с восемью или девятью нулями, переходит в другие руки, но жизнь в отделах супермаркетов Walmart и в офисах по всей Америке продолжает идти своим чередом. Китай, может, и превратил себя в фундамент американской экономики, но он такой не один. Он вовсе не является незаменимым. Как выразились журналисты американского издания Bloomberg: «Расслабьтесь. Мы переживем китайскую продажу американского долга».

Рост американского госдолга вызывает опасения. Вдохновленное высоким спросом на свои бонды, американское правительство продолжало занимать. К счастью, они остаются популярными на всей планете, не только в Китае. К поклонникам финансовой безопасности, которую сулят американские облигации, давно относится Япония – Китай просто последовал ее примеру. В 2016 году Япония обогнала Китай, став крупнейшим держателем таких бумаг. Это означает, что она имеет еще большую, чем Китай, власть над Америкой.

Вплотную за ними следуют страны – приобретатели американских ценных бумаг, которых никак не причислишь к сверхдержавам. В 2016 году Ирландия купила американских бондов на сумму около 230 млрд долларов. Еще более впечатляющей выглядит история с Каймановыми островами. Эта крошечная заморская территория Великобритании с населением в 60 тысяч человек дает приют облигациям на сумму в 265 млрд долларов. Однако в обоих случаях владельцами этих бумаг являются не центробанки, а частные компании. Чрезвычайно мягкое налоговое законодательство делает Кайманы и Ирландию весьма привлекательными прибежищами для хедж-фондов и других финансовых учреждений, и даже самые богатые и крупные финансовые игроки испытывают потребность вложить хотя бы часть денег в надежные американские облигации. Подробнее об этих крупных игроках мы поговорим в главе 8.

Почему инвестиции движутся только в одном направлении – из Китая в США? Китай выпускает свои собственные государственные облигации, так же как Япония и большинство других стран. Но фокус в том, что Китай запрещал иностранцам приобретать свои облигации, объем которых достигал 9 трлн долларов. «Контролер» не проявлял ни малейшего желания самому оказаться под чужим контролем. Ситуация изменилась в июле 2017 года, когда Пекин сообщил, что снимет этот запрет в рамках программы, направленной на открытие своего денежного рынка с целью привлечения зарубежного капитала. Это могло бы стать началом сдвига в распределении региональной и глобальной власти.

Обе страны могут находиться в состоянии шаткой взаимозависимости, но это не значит, что Китай способен захватить США в заложники. В мире есть много других стран, желающих занять его место и стремящихся к безопасности и усилению своего влияния через приобретение американских облигаций. Это показывает, насколько сегодня все в мире взаимосвязано. Сотрудники центробанков в Пекине или Токио оказывают влияние на материальное благополучие покупателей магазинов Walmart, а эти покупатели, в свою очередь, определяют, кто разбогатеет в Шэньчжэне.

* * *

Скопив все эти доллары, Китай приобрел огромное богатство и влияние, выходящее далеко за его пределы. Чем больше он зарабатывает, тем больше у него власти. Однако ситуация постоянно меняется, и такие страны, как Вьетнам и Южная Корея, потихоньку «отколупывают» кусочки от китайского господства в сфере экспорта.

Китаю грозят многие риски. Если США тесно – а кое-кто скажет, слишком тесно – связаны с Китаем, который владеет значительной частью их госдолга, то и Китай слишком тесно связан с рынками для своих товаров, а это делает его уязвимым. Он слишком полагается на доллар. Все дело в том, откуда берется рост, – а это вызов, с которым сталкивается любая страна. Но что такое рост? И как его добиться?

Чтобы экономика росла, вы должны добиться роста ее доходности. Это то, что принято называть валовым внутренним продуктом (ВВП). Как следует из названия, ВВП – это сумма всего произведенного в стране за год: на фермах, стройках, заводах (таких, как Mingtian) и в офисах компаний, как государственных, так и частных. Есть три способа измерения ВВП: суммировать все, что потрачено; все, что произведено; все, что заработано. Существует много возможностей повысить рост ВВП, а по сути – сделать страну богаче. Эти способы измерения подобны тройняшкам: каждый хорош по-своему и может немного отличаться от остальных. Когда вы вычисляете результат работы людей и предприятий, без мелких отличий не обойтись.

Китай сосредоточил свои усилия на промышленном производстве. Производить товары – это очень хорошо, но кто будет их покупать? Растущие доходы Китая могут означать, что китайские рабочие получат больше возможностей удовлетворить свой потребительский спрос. Но этот фактор по-прежнему выглядит достаточно скромным по сравнению с Америкой, размахивающей своим всемогущим долларом. Вполне логично концентрировать усилия на привлечении американских потребителей. Они не только способны покупать больше, но и могут, как в случае с айфоном, позволить себе без особых раздумий больше платить.

Однако ставка на состоятельных зарубежных потребителей с целью улучшить положение Китая является рискованной стратегией. Это палка о двух концах. Или, как говорят в Пекине, вода не только несет лодку – иногда она может захлестнуть ее волной и перевернуть.

Что происходит, если спрос на экспорт падает? В период с октября 2008 года по март 2009-го объемы глобальной торговли в результате финансового кризиса 2008 года заметно сократились. Если раньше продавалось шесть единиц того или иного товара, то к концу марта 2009-го их стало всего пять. Особенно пострадал спрос в США, где, собственно, и начался кризис. Это стало уроком для всех: хотя китайское правительство всегда полагается на рынок американских государственных облигаций, оно не может всегда полагаться на Лорен Миллер и ее способность потратить лишние деньги на что-нибудь, не являющееся предметом первой необходимости. Что, если ее беспокоит перспектива следующей получки?

Во времена своей «золотой лихорадки» китайские фабрики и заводы росли как грибы после дождя. Сталелитейные предприятия работали в три смены. Это привело к тому, что Китай производил больше, чем мог продать. Но, поскольку это Китай, пострадали в основном предприятия, принадлежащие государству. Правительство осталось с головной болью и кучей непроданной продукции. Чтобы пламя роста не угасло окончательно, следовало поискать что-нибудь поближе к дому. Правительство решило, что пора привлечь к делу потребителей.

Чего хочет китайское правительство? Того, чтобы его народ больше походил на Лорен Миллер. Оно не хочет, чтобы им хватало средств только на оплату базовых потребностей, таких как еда и питье, но, напротив, чтобы они порой выкладывали юани за баловство. Траты подобного рода оказывают самое серьезное воздействие на экономику в целом. Китайские домохозяйства достигли такой точки, когда легкомысленные траты становятся для них допустимыми. А это гигантский ресурс. Сегодня китайские домохозяйства зарабатывают около 5 трлн долларов ежегодно.

Это гигантский сдвиг в мышлении и китайского правительства, и китайского народа. В результате в Китае за первую половину 2016 года три четвертых роста экономики пришлось на долю потребительских трат. Доллар Лорен Миллер, полученный благодаря экспорту радиоприемников, перестал быть самым главным. С ростом доходов зарубежные люксовые бренды превратились в Китае в солидный бизнес. Всего за 1 год на 50 % подскочили сборы кинотеатров. Приобрел популярность зарубежный туризм: в прошлом году за границу выезжали около 70 млн китайцев. Сегодня Китай – крупнейший в мире производитель автомобилей. Стремительного успеха достиг сегмент рынка, отвечающий за внедорожники – сверкающие пожиратели бензина и символ американского консьюмеризма. В 2015 году впервые в истории ровно половину объема экономики занял сервис услуг, включая розничную торговлю, рестораны и т. п.

Растущие аппетиты Китая могут помочь и США, хотя, наверное, не жителям Флинта, штат Мичиган. Экспорт Китая в США превышает его же импорт на 367 млрд долларов. Это явление называют видимым торговым балансом, поскольку оно отражает физический объем товаров, которые легко пощупать и подсчитать. Но трансграничная торговля не ограничивается этими товарами; страны торгуют между собой также и услугами. У Китая огромный аппетит как раз к этим невидимым товарам, которые производит Америка. Для начала есть Голливуд: каждый год в Китае выдаются разрешения на прокат всего 34 зарубежных фильмов. Но лучшие (и худшие) американские фильмы регулярно возглавляют рейтинги кассовых сборов. В ближайшие несколько лет сборы китайских кинотеатров вполне могут переплюнуть американские – просто потому, что несопоставимы размеры зрительской аудитории. Кроме того, США зарабатывает на китайских туристах – тех, кто воспользовался ростом своих доходов и в 2015 году потратил на путешествия 250 млрд долларов. Добавьте сюда расходы на образование, лицензирование программного обеспечения, инвестиции в финансовую и другие сферы, и вы обнаружите, что Китай – четвертый в списке покупателей американских услуг. В 2016 году США продали Китаю всевозможных услуг на 37 млрд долларов больше, чем годом раньше. Однако в целом у Китая в торговле с США по-прежнему сохраняется положительный текущий баланс (разность между экспортом и импортом). (Однако следует помнить, что в экономике большинство цифр вряд ли точны на все 100 %. Если суммировать все торговые дефициты и профициты по всем странам мира, то будет достигнут баланс. Но на самом деле никакого баланса нет и в помине. Если верить МВФ, в 2015 году положительное сальдо текущих операций во всем мире составляло почти 250 млрд долларов. Как такое возможно? Мы же вроде не занимались скупкой всего и вся в галактических масштабах? Истина заключается в том, что подсчитывать стоимость автомобилей и радиоприемников, отправляемых за моря, сравнительно легко, а вот точно оценить стоимость каждой услуги намного сложнее. В цифрах торговых балансов всегда есть элемент ошибки – аналог монетки, закатившейся под диван.)

Покупая местные продукты и услуги или дорогостоящие импортные товары, китайская элита начинает тратить, как американцы, – потому что начинает зарабатывать, как они. Оценить точный размер богатства богатых всегда трудно, особенно в такой непрозрачной стране, как Китай. Но есть предположение, что в 2016 году в стране было больше 1,5 млн долларовых миллионеров. А что насчет сверхбогатых? В Китае имеется примерно 300 миллиардеров, и, если верить специалистам банка UBS, новый член в этом клубе появляется каждые пять дней. Еще один признак изменения глобальной экономики: из каждых трех женщин-миллиардеров две – родом из Китая. Сверхбогатые составляют малую часть населения, чего не скажешь об их влиянии. От Prada до Burberry, включая Chanel, треть продаж люксовых брендов совершается в Китае.

Хотя новые богатые получают удовольствие от своих дизайнерских часов и сумочек, изменения в динамике китайского роста имеют свою цену. С 2010 года резко выросло количество «плохих» кредитов. Аналогичная ситуация в США и Европе привела к тому, что их звездный блеск заметно потускнел после финансового кризиса 2008 года. Мировые СМИ выражали беспокойство по поводу Китая, который многому научился на успехах Запада, но не сумел извлечь уроки из его ошибок.

Даже если отвлечься от этих рисков, влияние растущей экономической мощи Китая становится более заметным – его потребители продолжают напрягать свои финансовые мышцы, и Китай растет как рынок для других стран мира. Однако домашняя «перезагрузка» Китая не способна удовлетворить его амбиции. Со всеми долларами, заработанными за рубежом, приходит возможность получения власти. Есть виды инвестиций, которые приносят больше прибыли, чем акции и облигации. В конце концов, есть предел желанию страны скупить как можно больше облигаций. Гораздо лучше, если этот вариант поможет созданию рабочих мест и бизнес-возможностей для собственного населения, в том числе благодаря использованию промышленных мощностей, простаивающих в результате спада экспортного спроса.

Пора увеличить зарубежные инвестиции. Для руководителя банка И Хуэйманя это просто: он видел достаточно зарубежных компаний, получавших прибыль от постройки предприятий в Китае. Китай все активнее стремится стать одним из таких игроков, охватывая все новые регионы.

Глобальные торговые связи – вещь не новая. Древний Шелковый путь представлял собой сеть торговых путей, созданных больше двух тысяч лет назад китайской империей Хань. Он связывал торговые области Древнего мира с востока на запад. В XXI веке председатель Си Цзиньпин провозгласил задачу создания нового Шелкового пути, призванного укрепить силу Китая. Он утверждает, что его цель – проложить путь мира, включенности и свободной торговли, оставить в прошлом торговые войны и познакомить мир с новой формой экономической дипломатии. В центре этой программы – сооружение сети дорог, железнодорожных путей, портов, электростанций и трубопроводов, соединяющих Китай с Юго-Восточной и Центральной Азией, Ближним Востоком, Африкой и Европой – и все это на китайские деньги. Так чем же занят Китай – строительством мостов или, как утверждают критики, распространением своего влияния на остальной мир?

Как и любое путешествие в далекие края, это предприятие выглядит захватывающе интересным и таким же рискованным. Этот риск – для Китая нечто новое, но он готов на него пойти. Это означает, что наш доллар не останется лежать в хранилище на Пекинской финансовой улице. Он уже упакован и готов к следующему этапу своего путешествия. Перепрыгнув через семь часовых поясов, он окажется в Нигерии, где его повезут по железной дороге к новым приключениям.

3

Найти любовь в дельте Нигера

Из Китая в Нигерию

Древний портовый город Калабар расположен на юго-восточной оконечности Нигерии. Идиллический и спокойный, он может похвастаться ботаническими садами, музеями и заповедниками. Но за этим красивым фасадом скрывается темное историческое наследие. В период с XVII по XIX век город был крупным центром работорговли и ключевым элементом схемы перевозки живого товара. Эта печальная и мрачная глава истории города подтверждается документами, хранящимися в Калабарском музее рабства. Сегодня Калабар прикладывает немалые усилия, чтобы стать центром туризма и развлечений. Здешний ежегодный карнавал называют крупнейшей «уличной вечеринкой» Африки.

Сюда, за 6936 миль от Пекина, Китай отправляет часть своих долларов. Это может показаться странным и даже легкомысленным, но Народный банк Китая стремится сюда не для того, чтобы веселиться или жариться на солнце: каждый доллар – это часть тщательно спланированного инвестиционного решения, которое сулит и власть, и деньги. Внимание подобного рода для города не в новинку. Западное присутствие в Западной Африке XVIII века тоже может быть рассмотрено как инвестиционная стратегия, направленная на извлечение максимума выгоды из торговли нигерийскими товарами. Только тогда товаром были люди, то есть рабы. Сегодня Калабар снова стал участником мировой торговли.

Город расположен в 500 милях от финансовой столицы Нигерии – Лагоса, и он является одним из получателей значительных объемов долларов, притекающих в Африку из Китая. В 2014 году нигерийское правительство заключило контракт на 12 млрд долларов с Китайской железнодорожной строительной корпорацией на постройку дороги, соединяющей эти два города. Деньги на ее строительство в значительной степени поступили в виде кредита из Китая, выданного Китайским промышленным и коммерческим банком – тем самым, в который производитель радиоприемников из Шэньчжэня отнес доллар, полученный от Лорен Миллер.

Железная дорога должна будет не просто обеспечить элите Лагоса возможность с удобством передвигаться вдоль побережья. Эта линия со своими 22 станциями пересечет 10 из 36 штатов Нигерии. Но самое главное, что в их число входит нефтеносная область – дельта Нигера. В 2016 году Нигерия добывала до 2 млн баррелей нефти в сутки. Это огромный объем, но недостаточный, чтобы Нигерия вошла в десятку крупнейших нефтедобывающих стран, таких как Саудовская Аравия или даже Канада. Однако важно не количество нигерийской нефти, а ее качество. Дело в том, что эта нефть – одна из лучших в мире, пригодных для производства топлива для автомобилей и самолетов. Калабарская железная дорога соединит экономическую столицу Нигерии с сердцем нефтедобывающей области. Это часть 25-летней правительственной программы под названием «Нигерийское видение-2020», цель которой – превратить нигерийскую экономику в одну из крупнейших в мире. Китай этому помогает.

* * *

Почему Китай решил вложить свой доллар в строительство железной дороги на другом краю света? Зачем рисковать огромной суммой денег, участвуя в осуществлении проекта так далеко от дома и не гарантируя, что это принесет ощутимую выгоду китайскому населению?

Китай стремится стать глобальным игроком. За последние 10 лет объем его иностранных инвестиций пережил взрывной рост. В 2014 году он впервые в истории превысил объем иностранных инвестиций в китайскую экономику. Наш доллар – один из миллиардов других, которые китайские предприятия, в основном принадлежащие государству, предпочитают тратить за рубежом.

Сегодня Китай входит в тройку главных мировых инвесторов. Его интересы отличаются крайним разнообразием. Давайте на секунду отвлечемся от Нигерийской железной дороги. В настоящее время такие британские футбольные клубы, как Aston Villa, Wolverhampton Wanderers и West Bromwich Albion, принадлежат китайским олигархам. Китайские корпорации владеют производителями фильмов, например таких, как «Годзилла». Система веб-поиска информации о воздушных перевозках Skyscanner тоже принадлежит китайской компании. Один из самых престижных отелей Нью-Йорка – Waldorf Astoria – продан китайцам и в будущем будет частично преобразован в люксовый кондоминиум. С гордостью поднять победный футбольный кубок – значит продемонстрировать, что Китай действительно стал ведущим игроком на мировой сцене, хотя эти достижения свидетельствуют скорее о желании Китая потешить свое самолюбие.

Для долгосрочной стратегии Китая гораздо важнее другие инвестиции. Он вкладывает деньги в ключевые европейские энергетические проекты и проекты по водоснабжению. У него есть доля даже в американских домах престарелых. Китай обладает возможностью контролировать важнейшие сферы жизнеобеспечения по всему миру. Существование общества зависит от таких базовых вещей, как энергия и вода, а население, особенно на обеспеченном Западе, быстро стареет.

Это только несколько примеров зарубежной активности Китая. Он распространяет свои доллары в самых разных областях – от недвижимости до сферы развлечений, от потребительских товаров до инфраструктуры, демонстрируя амбиции, выходящие далеко за пределы конвейерного производства дешевой продукции, ставшей основой его богатства.

Многие наблюдатели выражают в связи с этим беспокойство. Подобные проекты известны под названием прямых иностранных инвестиций (ПИИ). Обычно под ними подразумевается приобретение зданий или чего-то материального, но ПИИ могут также означать приобретение доли в зарубежной компании. Общей чертой для всех видов ПИИ является приобретение инвестором определенной степени контроля, вне зависимости от того, во что именно вложены средства – в завод, железную дорогу или компанию.

Объем средств, вложенных Китаем в различные приобретения в Европе, в 2016 году в 4 раза превысил обратные инвестиции. Китай продолжает тратить деньги, и одновременно растет противостояние этому, потому что Китай ставит преграды на пути иностранных инвесторов, стремящихся взять под контроль его собственную промышленность. В результате и появилось то, что называется Новым Шелковым путем. Финансовый кризис 2008 года ударил по Европе, и именно китайские деньги позволили ей залатать многие дыры.

По чуть менее серьезному поводу многие в недоумении подняли брови, когда в 2012 году культовый британский бренд Weetabix (пшеничные сухие завтраки) попал в китайские руки. Не изменится ли его вкус? Будет ли доволен народ, привыкший есть на завтрак булочки со свининой, если ему предложат кусок прессованных злаков, похожий на сухарь? В этом конкретном случае китайские покупатели не стали рисковать, и в 2017 году Weetabix был перепродан американской компании. На более серьезном уровне Китай поддерживает строительство новых электростанций в Великобритании и покупает доли в британских компаниях по водоснабжению. Существует опасение, что позволять Китаю контролировать такие жизненно важные сферы – это значит делать страну уязвимой финансово и стратегически. Существует опасение, что зарубежные владельцы будут управлять компаниями, даже принадлежащими к менее жизненно важным сферам, чтобы зарабатывать прибыль для родных инвесторов, снижая свои затраты за счет местных работников и покупателей. Хотя Нигерию и Британию разделяют многие тысячи миль, но, как мы увидим, многие из опасений относительно китайских инвестиций разделяют в обеих странах.

За последние 75 лет глобальная карта владения активами значительно изменилась. Сегодня ПИИ распространены по всему миру. До середины ХХ века страны, имевшие средства для иностранных инвестиций, – в первую очередь бывшие строители империй, такие как США, Великобритания и Франция, – в основном располагались на Западе. Они получали прибыль – как финансовую, так и выражавшуюся в усилении экономической власти, – от торговли со своими колониями, производившими разнообразные товары. Распад этих империй повлек за собой рост спроса на нефть для транспорта и промышленности и, как следствие, рост цен на этот жизненно важный товар. Это привело к появлению нефтяных баронов Ближнего Востока, которые владели гигантскими богатствами. Богатые нефтью страны, такие как Саудовская Аравия и Норвегия, обычно имеют избыток наличности («суверенные инвестиционные фонды») и оглядывают весь мир в поисках места, где можно получить прибыль и влияние.

Кроме того, есть деньги, которые все мы, стремительно стареющие работники, откладываем на старость: пенсионные фонды. Фонду нужно расти, а мы, скорее всего, не собираемся забирать из него свои деньги на протяжении долгих лет. Поэтому их управляющие могут вкладывать средства в долгосрочные и безопасные проекты, а не просто искать способ побыстрее заработать доллар-другой. Самые крупные наниматели в самых богатых регионах обычно образуют самые крупные фонды. На вершине списка – японские и американские фонды государственных служащих. Растущие амбиции пенсионных фондов привели к тому, что канадские учителя – точнее, их пенсионные сбережения – снабжают тросами нигерийские нефтяные платформы через компанию, которой они владеют. Богатство Нигерии в буквальном смысле привязано к их богатству. Однако членам этого пенсионного фонда не нужен контроль – для них гораздо важнее прибыль.

Где же в конечном итоге оказываются деньги ПИИ? В 2016 году самыми популярными для глобальных инвесторов стали те страны, которые больше всего покупали, удовлетворяя их аппетиты. США получили первое место, Китай – третье. Между ними разместилась Великобритания. (Почему крошечная Великобритания? Дело в том, что имела место целая серия перекупки крупных компаний, включая создание крупнейшего в мире производителя пива.) Наглядным примером того, что инвесторы любят делать безопасные ставки, является присутствие в этой десятке других стран, имеющих богатые товарные рынки, – Нидерландов, Бразилии и Австралии. Несмотря на всю свою нефть, Нигерия в этот список не попала.

* * *

Перевод каждого доллара требует в ответ сдачи в виде определенного количества прибыли и власти. Все более интенсивное движение средств по планете приносит с собой сдвиги в картине собственности и контроля над экономикой. Китайская активность в Нигерии – это нечто большее, чем просто часть плана по завоеванию глобального рынка железнодорожного строительства. Это ключевой элемент китайского плана Нового Шелкового пути; строительство инфраструктуры, призванной укрепить взаимосвязи с Нигерией. Китай надеется пожать плоды – финансовые, и не только – далеко за пределами железной дороги.

Председатель китайской Железнодорожной строительной корпорации описывает эту железную дорогу как взаимовыгодный проект. Он утверждает, что он позволит Китаю экспортировать в Нигерию оборудования на 4 млрд долларов – от стали до поездов. Строительство железной дороги предоставляет контракты и рабочие места китайским фирмам. Это еще один шаг в реализации китайского плана по продвижению своей промышленности на более высокотехнологичный, высококвалифицированный и дорогостоящий уровень. Все это – часть попытки возглавить подобные проекты по всему миру.

Но когда речь идет о китайских интересах в Нигерии, все дороги – в данном случае железные – ведут к нефти и другим видам сырья. Китай в этом не одинок; почти половина средств, инвестируемых в Африку, тратится на сырьевую продукцию, включая алмазы и кобальт – важнейший компонент при производстве смартфонов.

Для китайского банка инвестиции в Нигерию – это вопрос власти и влияния. Тем не менее Китаю не пришлось бороться с конкурентами в виде международных компаний, банков и правительств богатых стран, чтобы получить право на реализацию проектов по созданию нигерийской инфраструктуры.

Большая часть ПИИ, вкладываемых в Нигерию, поступает от нефтяных компаний, включая британско-нидерландский гигант Shell и американский Exxon. Несмотря на богатство нигерийских природных ресурсов и огромный потенциал этой страны, многие другие инвесторы не желают вкладываться в здешние проекты. Для них это слишком рискованно. По их мнению, достаточно велики шансы на то, что они не смогут вернуть даже свои вложения, не говоря уже о прибыли.

Если вы – богатая страна или частная компания, для вас выбирать, куда вкладывать свои деньги, – почти то же самое, что искать любовь через интернет. Выбор велик. Когда речь идет о взаимоотношениях, вы оцениваете кандидатов по нескольким критериям: внешний вид, чувство юмора, мировоззрение и привычка (или ее отсутствие) закручивать колпачок на тюбике зубной пасты. Затем вы оцениваете, насколько каждый из этих критериев важен именно для вас. Это может быть чисто техническая процедура, но, проанализировав все собранные данные, вы, возможно, получите идеальную пару.

Для потенциальных инвесторов ситуация обстоит точно так же. Они тоже хотят прочных, гармоничных и долговременных отношений с партнером, совместимым с их долларом. Но они должны взвешивать другой набор факторов, прежде чем вычеркнут из списка всех жаб и найдут своего принца или принцессу. Риск против вознаграждения.

Что предпочтительнее – искать основу для долговременных отношений где-то вдали, как это делает Китай, или поближе к дому? Насколько привлекателен каждый проект? Насколько масштабен? Обещает ли он хорошую прибыль и сможет ли обеспечить работой свое население, как в случае со строительством прибрежной железной дороги? Насколько проект рискован? Каков политический климат в стране? Можно ли доверить ее правительству свои средства или оно поменяет правила по ходу игры, нанося вам ущерб? Насколько радужны перспективы и насколько они основательны? Склонна ли страна к нестабильности? Это только некоторые из вопросов, которые должны задавать себе инвесторы.

Богатство ресурсов и потенциал потребительского рынка стали причиной того, что в XIX веке Великобритания пришла в Нигерию. Точно то же побудило другие европейские страны к колонизации прочих африканских стран. Сегодня Нигерия привлекает Китай тем же самым, только в XIX веке главной приманкой был другой ресурс – пальмовое масло. Пальмовое масло использовали при изготовлении мыла и смазочных материалов для механизмов, используемых колонизаторами. Но в своих попытках выкачать как можно больше сырьевых ресурсов – какао, пальмового масла и кофе – из Африки Запад не стал развивать другие направления экономики и не захотел делиться своим промышленным опытом. Дороги – железные и обычные – прокладывались, но только там, где это служило интересам экономической власти. Богатство и власть были сконцентрированы в руках ограниченного числа лиц. С крушением империй в середине ХХ века вспыхнула борьба за власть, обернувшаяся множеством региональных и этнических конфликтов.

Как следствие, Нигерия из страны, богатой нефтяными ресурсами, превратилась в арену политической нестабильности, злоупотреблений властью, коррупции и гражданских беспорядков. Ирония заключается в том, что из-за этого многие страны Запада вычеркнули Нигерию из списка потенциальных партнеров – в отличие от Китая. Размеры Нигерии и ее нефтяных ресурсов делают ее самым экстремальным примером, но такое же колониальное наследие характерно для многих других стран этого региона; бытует мнение, что риски ведения бизнеса здесь настолько велики, что не оправдывают потенциальной выгоды. Замените пальмовое масло на какао-бобы, кофе или чай, и вы услышите похожие суждения о Гане или Кении. Привлекательность природных ресурсов ограничивается реальностью, которая проявляется в политической нестабильности и отсутствии безопасности.

Вторая половина ХХ века в Нигерии была временем военных диктатур. Демократическое правление вернулось в 1999 году, но оно не означало конца нестабильности и беспокойства. Оно не сумело покончить с коррупцией и незаконным присвоением средств, в том числе на самом высоком государственном уровне. Точно так же, как во времена колониализма, власть и богатство от нефтяных ресурсов находятся в руках горстки нигерийцев и зарубежных компаний. В их число входят топливные гиганты Запада: Shell, Exxon Mobil, Eni, Chevron и Total. Президент Бухари, избранный в 2015 году, пообещал прижать коррупцию и продвинуть экономические реформы, но многие относятся к этим посулам со скепсисом.

Всемирный банк утверждает, что из каждых 5 долларов, заработанных в энергетическом секторе, 4 приносят прибыль только одному проценту нигерийцев. Озлобленность, нищета и недовольство населения привели не только к активизации протестных выступлений на юге страны, но и повысили градус напряжения между этническими группами. Беспорядки привели к росту насилия и нападению на нефтяные трубопроводы и заводы по переработке нефти. Угрозы похищений вынудили зарубежные компании потратить кучу денег на обеспечение безопасности. Персонал размещают в укрепленных лагерях, многоквартирных домах и даже огороженных комплексах, возведенных на средства работодателей. Эти сообщества «за воротами» могут включать что угодно, от отелей до школ и ресторанов. Порой они представляют собой целые пригороды, герметично изолированные от местной жизни и воспроизводящие западный образ жизни, со своими внедорожниками, кондиционерами и т. п. Они существуют в условиях, отличающихся от типично нигерийских, но и на жизнь дома это тоже мало похоже. Все это сильно отдает колониализмом, хотя акцент делается на безопасность, а не на роскошь. Рабочим надо платить больше – за риск. Даже поездка в аэропорт требует вооруженного конвоя. Сотрудники этих компаний являются постоянными мишенями для разного рода нападений.

Нигерия – по-прежнему страна социальной пестроты. Примерно половина населения – мусульмане, проживающие на севере. Немусульман – в основном христиан – скорее можно встретить в богатом нефтью южном регионе. Однако это не означает, что живущие там нигерийцы получают от этого какие-то преимущества. Этническое и религиозное напряжение перешло и в политику, поскольку нарушилось соотношение сил между этими группами.

На севере правительство сталкивается с растущей угрозой в лице экстремистской группировки Боко-Харам, о которой мир услышал в 2014 году после похищения ими 200 с лишним школьниц из города Чибока. Попытки этой группы джихадистов создать халифат привели к гуманитарному кризису: почти 2 млн человек были вынуждены покинуть свои дома. В то же самое время на юге регулярно происходят атаки повстанцев на нефтепроводы, что серьезно затрудняет работу нефтяных предприятий. Даже несмотря на то, что Китай поставляет вооружения и тренирует здешнюю армию, нигерийское правительство сталкивается с чрезвычайно серьезными вызовами.

Добавьте к этому громоздкую систему налогообложения и нестабильность нефтяных цен, и даже самые стойкие из энергетических компаний могут счесть бизнес в Нигерии слишком затратным и стрессоемким. Однако Китай готов смириться с наличием в стране проблем, если это сулит ему приобретение влияния над надежным источником черного золота. После того как в Китае заработали заводы, а китайцы сели за руль автомобилей, страна стала крупнейшим в мире потребителем нефти. Китаю необходимы гарантии того, что он получит нефть для своей растущей промышленности. Без доступа к нефти невозможно быть промышленным гигантом. У крупных конкурентов Китая – США и некоторых стран Европы – обычно есть собственная нефть или хотя бы контракты на поставки нефти от давних и верных союзников. Китаю в основном приходится находить свои ходы в этой игре, и поэтому он закрывает глаза на проблемы, существующие в Нигерии. Это примерно то же, что продолжать ходить на свидания с плохишом только потому, что у него крутая тачка.

Нефтяная инфраструктура Нигерии трещит по швам. Ее четыре нефтеперерабатывающих завода находятся не в лучшем состоянии. Нигерия может выкачивать нефть из недр, но не способна обеспечить ее переработку. Ирония в том, что ей приходится импортировать больше 80 % переработанной нефти, необходимой населению и бизнесу, по гораздо более высокой цене. И тут появляется Китай с обещанием вложить 80 млрд долларов в ремонт и строительство новых перерабатывающих заводов, нефтепроводов и прочих предприятий. Нет ничего удивительного, что после определенного периода мягких ухаживаний китайские компании оказались во главе списка на получение прав на добычу нефти на самых прибыльных нефтяных месторождениях Нигерии. Это означает, что Китай может не только легко получить доступ к нефти, которая ему нужна, но и извлечь выгоду из ее продажи другим потребителям. Инвестиции подобного рода, в свою очередь, побуждают Нигерию продолжать развивать свой нефтяной сектор. Она стремится выкачивать все больше нефти, которую Китай готов забрать себе. В 2015 году Китай закупил у Нигерии 1 млн баррелей нефти – судя по всему, это малая доля его импорта, и Китай заявляет, что ему нужно значительно больше.

В будущем Нигерии, возможно, достанется еще больше средств из того же источника. По поводу перевода последнего транша инвестиций китайский министр иностранных дел Ван И заявил: «Если сравнить размеры, численность населения и рынок двух наших стран, то у нашего сотрудничества есть большой потенциал к углублению». Скорее всего, из резервов Китая в Нигерию поступит еще немало долларов.

Однако Нигерия может заметить, что ее обожатель поглядывает на сторону. С замедлением роста экономики спрос на нефть в Китае несколько снизился. Это подтолкнуло его к поиску других вариантов, и ходят слухи, что дальше Китай может посветить своим фонариком на Латинскую Америку. Сообщение о строительстве скоростной железной дороги в Нигерии пришло сразу после того, как аналогичное предложение отвергла Мексика. ПИИ – штука неустойчивая. Следующий доллар вполне может погнаться за совсем другой девушкой, живущей на совсем другом континенте.

* * *

Нигерия может не быть одним из ведущих глобальных игроков, но в Африке южнее Сахары она является вторым по величине – после Анголы – «магнитом» для привлечения зарубежных инвестиций. Нигерия привлекает значительные средства извне благодаря своим большим нефтяным запасам. Она старается понравиться инвесторам – так же, впрочем, как и многие из ее соседей. Еще одной страной с растущим рейтингом привлекательности для зарубежных инвестиций является Эфиопия. Здесь нет нефти, но есть другие богатства, и это густонаселенная страна, что повышает ее ставки. Все более мощный поток инвестиций поступает сюда из таких отраслей, как финансовые услуги, телекоммуникации и технологии. Однако и Нигерию, и Эфиопию объединяет одна черта: зарубежные вливания обещают благополучие отдельным представителям этих народов, но не гарантируют массового создания рабочих мест. Всем развивающимся странам приходится сталкиваться с теми же препятствиями, какие мешают развитию Нигерии: они вынуждены убеждать иностранцев в возможности успешного ведения бизнеса на своей территории и в политической стабильности. В частности, Эфиопия пытается привлечь средства для реализации амбициозного проекта – строительства дамбы на Ниле. Крупный инфраструктурный проект подобного рода – это не просто хлеб с маслом для зарубежных инвесторов, это дорога к процветанию для менее обеспеченных стран.

Министр транспорта превозносил Калабарскую железную дорогу, называя ее «главным коридором нигерийской стратегии». И это не преувеличение. Потенциальная привлекательность местной продукции для мировых потребителей заметно снизится, если ее цена окажется непомерно высокой, а доставка – слишком затратной. Это подразумевает необходимость сооружения пригодной инфраструктуры, включая школы, электростанции, системы связи и транспортные сети.

Транспорт в Нигерии давно нуждался в улучшениях. В начале тысячелетия в стране было всего две крупные железнодорожные линии, обе не слишком быстрые и местами нуждавшиеся в ремонте. Основное бремя перевозок ложилось на автомобильные дороги, и за это пришлось расплачиваться. Их плохое состояние и постоянные пробки заметно замедляют скорость передвижения. Поезда на новой железной дороге будут способны двигаться со скоростью 80 миль в час, вдвое сокращая 12-часовой путь из Калабара в Лагос. Помимо соединения двух торговых центров, железная дорога, по утверждению нигерийского правительства, сможет перевозить 50 млн пассажиров в год. По словам их китайских партнеров, сооружение этой дороги создаст 200 тысяч рабочих мест. Это отличная новость для страны, в которой рост занятости сильно отстает от роста численности населения, особенно в городах. Для Нигерии важен каждый получаемый доллар. Это может показаться мелочью, но, когда 6 из 10 человек живут меньше чем на 1 доллар в день, значение имеет абсолютно все.

Стране предстоит долгий путь, прежде чем она реализует свой экономический потенциал. Нефть слишком долго находилась в центре всей этой истории, обеспечивая Нигерии ее основной доход. Если когда-то страна была ведущим экспортером какао и пальмового масла, то переключение внимания на нефть означало, что эти отрасли тихо умерли. Из каждых трех нигерийцев двое до сих пор трудятся в сельском хозяйстве. Нигерия может быть крупным экспортером продуктов питания, но без поддержки сельского хозяйства производительность в этом секторе экономики (количество продукции, которую производит один работник за час или за день) не росла. Несмотря на богатство собственных ресурсов, Нигерии приходится импортировать продовольствие, чтобы кормить растущее население. Улучшение железнодорожного сообщения помогло бы решению этой проблемы. Но даже если бы у страны были на это деньги (а у нее их нет), в Нигерии отсутствуют кадры, способные организовать строительство высокоскоростных железных дорог.

Отдача, которую получает Нигерия от каждого вложенного доллара, очевидна. Она может способствовать более широкому распределению богатств, извлекаемых из нефтяного сектора. На данный момент из 180-миллионного населения Нигерии 60 % живет за чертой бедности – меньше чем на 1 доллар в день. Участие Китая может добавить немного денег в карманы нигерийцев, и это принесет пользу обеим сторонам. У Китая есть планы, используя свое растущее влияние в Нигерии, заставить деньги работать на них, тем самым перенаправив поток этих денег в карманы уже собственных производителей.

Традиционные набивные восковые ткани на главном рынке Лагоса продаются буквально на каждом шагу. Один метр такой ткани стоит около 1 доллара. Для материала, который часто используется для изготовления свадебных нарядов или похоронной одежды, низкая цена – это важное преимущество. Но внешний вид – это, скорее всего, единственный традиционный элемент этого товара. Ткань – менее качественная, но более доступная по цене альтернатива местной – вполне могла быть изготовлена в Китае. Она выдавила из бизнеса местных производителей. То же самое можно сказать и о других товарах: к примеру, о заводском оборудовании, где Китай все активнее вытесняет европейских поставщиков. Так же как в Америке, Китай не жалеет усилий, чтобы обставить и местных поставщиков, и международных конкурентов. Это дает определенные преимущества покупателям.

Доллар китайского банкира сулит ему доступ к нигерийскому рынку нефти и потребительскому рынку, а также обещает обеспечить работой своих производителей. Но может ли он купить и сердца нигерийцев? Стремясь добиться своих целей, Китай понимает, что пряник работает лучше, чем кнут. Любезность и доброжелательность действуют эффективнее враждебности. Китай надеется, что железная дорога создаст хороший пиар для страны и ее товаров в глазах рядовых нигерийцев. Китай старается в отношениях с Нигерией применять политику «мягкой силы». В XXI веке подобный метод – главное оружие в политике государства, желающего занять лидирующие позиции на мировой сцене.

Китай начал выстраивать дипломатические и политические связи с этой страной Западной Африки с 1971 года. Когда в Нигерии у власти находятся военные диктатуры, Запад отступает, а Китай – нет. В самом Китае с правами человека все очень неоднозначно, что дает ему сравнительное преимущество – его меньше беспокоит поведение других стран в этой области. Во время восстаний в дельте Нигера Китай предоставил нигерийскому правительству военную помощь, а так поступают только хорошие друзья. Нигерия, в свою очередь, поддержала Китай в его стремлении получить Тайвань.

На более низком, но тем не менее жизненно важном уровне эти две страны завязали культурные и образовательные связи – от кинофестивалей до программ обмена студентами, действующих с переменным успехом. Более эффективной оказалась связь между Нигерийской государственной телекомпанией и китайской компанией StarTimes, благодаря чему появился платный телевизионный сервис. За сумму чуть выше 1 доллара в месяц нигерийцы получили доступ к десяткам каналов. Спасибо за это следует сказать Китаю.

В 2014 году компания BBC провела в Нигерии опрос, по результатам которого выяснилось, что эта страна заняла первое место по положительному отношению к Китаю; другим странам не нравилось, что в Китае существуют серьезные проблемы с правами человека; кроме того, многие опрошенные с неодобрением отмечали, что Китай рвется к мировому господству любой ценой. Нигерия – крупнейший зарубежный клиент китайских строительных компаний, которым выгодно поддерживать это сотрудничество, потому что дома спрос на их услуги падает. Взаимоотношения Китая и Нигерии кажутся очень прочными; этот союз строится на взаимной финансовой выгоде и растущем влиянии. Если бы мы рассказывали традиционную сказку, то как раз дошли бы до места, после которого герои будут «жить-поживать да добра наживать».

Но у каждой сказки есть своя темная сторона. С этим союзом не все было гладко в прошлом, и нет никаких оснований ожидать, что ситуация изменится в будущем. Какие минусы в этом союзе для Нигерии? Вливание денег в ее разрушающуюся (или несуществующую) инфраструктуру повышает уровень жизни хотя бы отдельных нигерийцев. Имеет ли значение тот факт, что деньги поступают из Китая, а не от нигерийского правительства? Имеет. За эти деньги Нигерия расплачивается частичной утратой контроля над собственным будущим.

Фокусируясь исключительно на нефти, Нигерия оказывается под давлением, вынуждающим ее добывать и перерабатывать нефть, чего бы это ей ни стоило. Это отвлекает ресурсы от других секторов экономики – промышленного и сельскохозяйственного, – которые и без того недоразвиты. В идеальном мире подобные инвестиции снабдили бы Нигерию технологиями, позволяющими повысить квалификацию и производительность рабочей силы. Так могло бы быть, если бы богатство распределялось между всем населением, а не попадало в руки правящей верхушки. Когда Китай строит железные дороги, он тем самым поддерживает собственные высокотехнологичные предприятия и собственных рабочих, а не создает новые возможности для развития нигерийцев.

С ростом напряженности на севере Нигерии миллионам жителей страны грозит голод. Страна не в состоянии себя прокормить, а китайские деньги не способствуют созданию верного пути к процветанию. Со времен колонизации изменилось немногое. Тем временем в дельте Нигера каждый год происходят сотни разливов нефти, чреватые экологическими катастрофами.

Правительства обеих стран могут сказать, что их связывают превосходные отношения, основанные на взаимной выгоде. Процветающая сверхдержава помогает другой стране реализовать свой потенциал, перебрасывая мост через идеологическую пропасть. Но раздаются и другие голоса, громко заявляющие об эксплуатации и китайском империализме. Бывший руководитель нигерийского центробанка Ламидо Сануси утверждает, что все это напоминает ему времена колониализма. Китай получает от Нигерии сырье и продает ей готовые товары, не обогащая страну знаниями и рабочими местами. Ван И с этим категорически не согласен: «Мы совершенно не намерены следовать путем прежних колонизаторов».

* * *

Хотя в 2015 году объем ПИИ из-за падения цен на нефть снизился до 3,1 млрд долларов, он тем не менее превысил количество средств, которые Нигерия получает в качестве зарубежной помощи. Однако лишь крохотная часть нашего доллара доберется до нигерийских низов, чтобы улучшить их жизненные стандарты. Эффективность действия доллара в Нигерии остается проблематичной.

Но стоит ли Нигерии полагаться на китайские инвестиции с целью улучшения жизни нигерийцев? И не этим ли должно заниматься нигерийское правительство? Возможно, но начиная с правительственных провалов и управленческих ошибок и заканчивая нехваткой средств, вызванной падением цен на нефть, становится очевидным, что правительство на это просто-напросто не способно. Может быть, эту брешь заполнит посторонняя помощь?

Благосостояние – это нечто большее, чем средний уровень зарплат в стране. Это утверждение особенно справедливо для Нигерии, где немногие измеряют свой доход сотнями миллионов, а большинство зарабатывает всего несколько сот долларов в год. Сложите все эти доходы, поделите на численность населения, и вы получите совершенно неверное представление об уровне жизни среднего нигерийца. Чтобы оценить уровень развития или благосостояния, Всемирный банк использует и другие инструменты – от ожидаемой продолжительности жизни до грамотности и доступа к питьевой воде. Рожденные сегодня нигерийцы могут рассчитывать, что доживут до 53 лет. Меньше четырех из пяти нигерийцев заканчивают хотя бы начальную школу. Больше четверти населения (свыше 40 млн человек) не имеют доступа к чистой воде. Страна, богатая природными ископаемыми и имеющая огромное молодое население, могла бы добиться значительно большего.

Всемирный банк был создан не только для того, чтобы собирать статистику, но и для того, чтобы продвигать идею о лучшем будущем для таких стран, как Нигерия. Его цель – положить конец крайней нищете в пределах жизни одного поколения и стимулировать всеобщее процветание. Это амбициозная цель. В холодных и жестких денежных терминах это означает кредиты и гранты на поддержку долгосрочных проектов, а также предоставление экстренной помощи. Другие международные негосударственные организации (НГО), которые занимаются решением сходных задач, включают в себя ООН, Международный валютный фонд (МВФ) и Африканский банк развития.

Кроме того, есть средства, поступающие от международных благотворительных организаций, начиная с крупнейших мультинациональных игроков, таких как Oxfam и Красный Крест, и заканчивая более мелкими организациями, поддерживающими местные инициативы. Более состоятельные страны, например Великобритания и США, также выделяют на эти цели определенные суммы. В целом из этих источников Нигерия в 2015 году получила почти 2,5 млрд долларов.

Когда речь заходит о помощи африканским странам южнее Сахары, те из нас, кто постарше, не могут не вспомнить 1980-е годы и леденящие кровь фотографии, на которых мы видели умирающих от голода жителей Эфиопии. Тогда по миру прокатилась волна благотворительных концертов под лозунгом «Живая помощь» (Live Aid). Тот факт, что юбилейный благотворительный концерт в честь 20-летия инициативы Live Aid проходил под лозунгом «Оставим нищету в прошлом», доказывает, что к 2005 году проблема во многом осталась нерешенной. В Нигерии потребность в гуманитарной помощи не уменьшилась и в XXI веке. В начале 2017 года ООН пришлось доставлять продовольствие на северо-восток страны, где проживает почти 3 млн человек. Отсутствие социальной защиты, засуха, хроническая нищета и деятельность «Боко-Харам» создали угрозу голода. Это показало необходимость перед началом сезона посадки снабдить сельскохозяйственных рабочих семенами, инструментами и восстановить разрушенные хозяйства, чтобы не допустить возобновления долгосрочного цикла неурожая и голода.

Большая часть помощи, попадающей в Нигерию, направлена на реализацию долгосрочных инфраструктурных проектов и улучшение состояния менее модных и прибыльных отраслей, до которых не доходят иностранные инвестиции. Идея состоит в том, что, заполняя эти бреши, Нигерия сможет получить инструментарий, который позволит ей реализовать свой потенциал в глобальной экономике.

Насколько действенна эта помощь? Несмотря на нефтяное богатство, в Нигерии по-прежнему серьезные проблемы с ростом благосостояния и процветанием населения. Были и победы, включая остановку распространения ВИЧ. Мировой банк частично профинансировал крайне необходимую систему общественного транспорта в Лагосе, который с учетом постоянно растущего населения, уже насчитывающего 20 млн человек, является крупнейшим городом Африки южнее Сахары. Хотя этот проект принес несомненную пользу даже беднейшим слоям населения, Всемирный банк оценил его как «умеренно удовлетворительный» – не в последнюю очередь потому, что его стоимость к моменту завершения более чем удвоилась.

Критики поспешили заявить, что средства, выделенные на реализацию проекта, с легкостью могли быть использованы в иных целях. Иногда подобные проекты с самого начала для того и затеваются. Великобритания выделила свыше 100 млн долларов на приватизацию энергетической системы Нигерии. В конечном итоге это привело к росту цен, потере рабочих мест и перебоям с подачей электричества. К тому же займы подобного рода сопровождаются рядом условий: например, требованием реформировать экономику, но далеко не всегда в интересах народа. Именно таким методом часто действуют организации типа МВФ. Его критики утверждают, что Фонд, действуя из благих побуждений, в реальности предпринимает попытки найти универсальное решение, которое для многих оборачивается ущербом.

В адрес «доноров» выдвигались также обвинения в том, что они «кормят с ложечки» отдельные страны, создавая в них культуру зависимости. Предложение легких денег означает, что у правительства отсутствует стимул наводить порядок в собственном доме, то есть эффективно использовать доходы от экспорта и создавать гарантии экономического развития.

На каждую историю успеха приходится другая история, показывающая, что финансовая помощь не компенсирует недостаток инвестиций. Это означает, что не существует рецепта, согласно которому бедные страны могут победить бедность и повысить уровень жизни населения до величин, характерных для их более богатых соседей. Страны, в большей степени располагающие «благословением» в виде природных ресурсов, испытывают и больше всего проблем, как мы увидим далее на примере Ирана и России.

* * *

Почему Китай или какая-либо другая страна вкладывает в Нигерию доллары? Почему в сделке между Китаем и Нигерией используется валюта, принадлежащая стране, расположенной на другом конце земли? Почему это не китайский юань и не нигерийский найра? Все просто. Доллар – это глобальный финансовый жаргон, стандартная валюта для оценки торговых сделок и инвестиций. Его стоимость легко измерить, он надежен и прост в использовании. Доллар – это хорошо знакомый, приличный «парень, живущий по соседству», посредник между двумя менее изученными, но более перспективными партнерами, ухаживающими друг за другом.

Нигерия платит за большую часть импортных товаров – от продуктов питания до текстиля – долларами. И в этом она не одинока: почти каждая страна оценивает стоимость своей торговли в долларах даже за пределами торговых сделок с Америкой. Частично это объясняется тем, что цена товаров выражена в долларах. Но из каждых пяти долларов, которые Нигерия тратит на импорт, один отправляется в Китай, что делает его самым крупным торговым партнером этой западноафриканской страны – даже без учета китайских инвестиций в строительство железной дороги и трубопроводы. За нефть можно расплачиваться долларами, но платить долларами за все совсем не обязательно. Не логичнее ли не допускать доллар к сделке и заключать контракты в национальных валютах?

Некоторые шаги в этом направлении были предприняты в 2015 году. Центробанки обеих стран заключили соглашение об обмене импортом, оцениваемом в валюте каждой из них. Этот подход известен под названием валютного свопа, и в последние годы Китай прибегает к нему все чаще, стараясь укрепить мощь своей валюты. Как заявляет Китай, он тем самым стремится к стимулированию торговли и стабилизации рынков.

Прощайте, доллары? Да не совсем. Это лишь начало процесса – заметное, но пока малосущественное. Большая часть товаров, поступающих в Нигерию от зарубежных поставщиков, по-прежнему оплачивается в долларах. Тем временем с учетом инвестиций и финансовой помощи в Нигерию каждый год поступает несколько миллиардов долларов. Нигерийский центробанк – так же, как китайский – предпочитает держать в руках доллары, поскольку в Нигерии вне зависимости от симпатий или антипатий правительства доллар – по-прежнему король.

На протяжении многих лет из Нигерии текла дорогая нефть, а в Нигерию тек поток долларов. Если кто-то хотел получить нигерийскую нефть, ему нужна была нигерийская валюта для ее покупки. За счет этого стоимость найры – обменный курс относительно доллара – оставалась высокой. Но затем цены на нефть упали, и к началу 2016 года курс найры опустился на самый низкий за 11 лет уровень. Более дешевая нефть означает, что стало меньше долларов и меньше спроса на найру, следовательно, курс найры падает. При более низком курсе найры нигерийцы, желающие купить доллары, должны платить за них больше.

Очевидный – и самый легкий – путь для правительства заключался бы в том, чтобы позволить национальной валюте обесцениться. Именно это предприняли другие нефтедобывающие страны. Правительству Нигерии пришлось несколько девальвировать найру: к февралю 2015 года она подешевела больше чем на 25 % за шесть месяцев; за 1 доллар вы получили бы 198 найр, а не 160, как раньше. Но дальше нигерийское правительство приняло спорное решение притормозить этот процесс. Оно аргументировало его тем, что слабая найра служит признаком ослабления страны. Более низкий обменный курс, утверждало оно, ведет к повышению цен на импортные товары (что так и есть) и повышает стоимость жизни, что особенно характерно для Нигерии, которая в значительной степени зависит от импорта.

Вместо этого правительство решило призвать нигерийцев покупать нигерийское и развивать собственное производство в тех отраслях, где прежде его не было. Эта философия находит своих приверженцев по всему миру как реакция на глобализацию: страны стремятся отстаивать свои собственные интересы. Однако Нигерия выбрала для себя довольно необычный путь. Центробанк составил список из 41 товара – от риса до частных самолетов, – на импорт которых он больше не будет тратить доллары.

В Китае центробанк пристально следил за долларом, желая контролировать обменный курс и не давая доллару расти слишком быстро. В отличие от него Нигерийский центробанк делал это просто для того, чтобы обезопасить свои быстро тающие резервы: он ясно видел, что в страну стало поступать меньше долларов. Доллар – это валюта, которая нужна Нигерии для гарантии ключевых аспектов своего глобального бизнеса. Нехватка долларов, по сути дела, превращает Нигерию в заложника.

Но Китай мог бы предупредить Нигерию: просто держать курс доллара может оказаться контрпродуктивным: это негативно влияет на национальную валюту. Действия правительства усугубили проблему найры.

В Нигерии те, чье благосостояние зависит от закупок за рубежом, имеют счета в долларах. Они понимают, что без долларов им не обойтись. Неудивительно, что тут же образовался черный рынок. Заинтересованные лица обратились к подпольным продавцам валюты и их электронным ресурсам. Долларов было мало, и, чтобы их получить, приходилось выкладывать все больше найр: в 2016 году за 1 доллар давали около 400 найр – в отличие от искусственно заниженного официального курса, который составлял около 300 найр.

В то же самое время ограничения импорта обернулись нехваткой промышленного оборудования и пустыми полками в супермаркетах. Цены взлетели, но вину за это поспешили возложить на так называемую «долларовую проблему». Некоторые авиакомпании – такие как американская United и испанская Iberia – прекратили полеты в Нигерию, поскольку оказались неспособны конвертировать деньги, полученные от продажи билетов, в доллары.

Нигерийское правительство продолжало прижимать доллары к груди. Это привело не только к утечке нигерийских ресурсов, но и к ослаблению доверия к правительству и способствовало расцвету контрабанды и коррупции. И без того встревоженные падением цен на нефть, зарубежные инвесторы дружно отворачивались от Нигерии. Попытки контролировать всемогущий доллар стоили стране очень дорого и, как следствие, отпугивали доллар.

Соглашение с Китаем, позволившее обменивать найры на юани, помогло сгладить последствия кризиса – самую малость. Но хаос не был преодолен, и в июне 2016 года правительство вроде бы сняло ограничения на оборот долларов. Обменный курс тут же резко снизился до уровня черного рынка, который вернее отражал спрос на доллары. Парадоксальным образом решение укрепить найру способствовало тому, что в Нигерии доверие к доллару стало еще выше, чем раньше. Его власть никуда не делась.

Да и сам валютный кризис не убедил нигерийцев покупать нигерийское. Джолоф – это национальное нигерийское блюдо (хотя некоторые утверждают, что оно родом из Сенегала); без него не обходится ни одно празднество. Джолоф готовится на основе соуса из помидоров, перца, лука и, разумеется, риса. О популярности в стране риса говорит простой факт: люди дарят его друг другу на Рождество. На каждом рынке большая часть продаваемого риса – скорее всего, не нигерийского происхождения. Из 5 млн тонн риса, потребляемого нигерийцами, примерно половина поступает из-за рубежа. И это несмотря на удвоение цены импортного мешка риса по причине пошлины, составляющей 60 %, и последствий кризиса найры.

Производство риса в Нигерии с трудом обеспечивает потребности страны. Оно встречается с множеством препятствий, таких как отсутствие инфраструктуры – от дорог до складских помещений и систем дистрибуции. Здешние фермы, как правило, отличаются сравнительно небольшими размерами, и фермеры не имеют доступа к дешевым кредитам, необходимым для расширения производства – приобретения оборудования и повышения урожайности, – что, в свою очередь, не позволяет повысить их продуктивность. Президент Бухари сделал производство риса в стране приоритетом. Он заявлял, что к концу 2017 года Нигерия сможет полностью обеспечить себя рисом. Это была крайне амбициозная цель.

До того мешок риса, скорее всего, поступал в Нигерию из Индии или Таиланда. Нигерийский потребитель платил бы найрой, но ретейлер, у которого они покупали рис, должен был закупать его оптом у иностранного поставщика и платить за него долларами.

В любом случае, даже валютный кризис не смог убедить нигерийцев покупать нигерийский рис. В целом импортный рис считается более качественным и более полезным для здоровья, чем рис местного производства. Состоятельные нигерийцы готовы платить за него даже по повышенной цене. Если Лорен Миллер, заходя в Walmart, обращает внимание в первую очередь на цену товара, то нигерийский потребитель рассматривает свою покупку как статусную.

Импортный рис продолжает оставаться частью ежедневного рациона нигерийцев. Импортеры способны убедить центробанк расстаться с известным количеством долларов и потратить их на необходимый ингредиент нигерийского национального блюда. Этот доллар уходит из Нигерийского центрального банка к посреднику, представляющему производителей риса, проживающих за много тысяч миль от Нигерии. Желание приготовить правильный джолоф означает, что наш доллар снова отправляется в путешествие – на сей раз на восток, в Индию.

4

Специи для рецепта успеха

Из Нигерии в Индию

В Индии наш доллар расходуется на растение, которое служило людям пищей больше и дольше, чем любой другой злак, – Oryza sativa, – более известное как рис. Считается, что впервые возделывать рис начали в Древнем Китае, откуда его культура распространилась на другие регионы. Сегодня из пяти плошек риса одна – родом из Индии.

На планете 7,6 млрд ртов, а это значит, что им требуется очень много риса. Сельское хозяйство – не самая «модная» отрасль экономики, но она чрезвычайно важна для выживания человечества. Разумеется, земли, потенциально пригодные для земледелия или выпаса скота, представляют собой ограниченный ресурс – в отличие от населения Земли. Предполагается, что за нынешний век его численность утроится. Это серьезный вызов, даже с учетом растущей эффективности сельского хозяйства.

В настоящее время примерно одна восьмая жителей планеты недоедает. По той причине, что мы не способны произвести достаточное количество пищи? Или потому, что мы не умеем доставить ее туда, где она нужна, уравновешивая спрос и предложение? Нам всем надо есть; другой вопрос – у каждого ли из нас имеется такая возможность? Обладатели самых широких талий – это самые богатые на планете люди: американцы и европейцы. Меньше всего едят те, кто живет в наиболее нищих областях Африки южнее Сахары. Жительница Техаса Лорен Миллер тратит на еду около 20 % своих доходов; нигерийцы – 56 %.

И едят они разные продукты. Чем вы беднее, тем выше шанс, что вы отдаете предпочтение крахмалистым блюдам, таким как рис, – в то время как рост благосостояния позволил, например, китайцам чаще потреблять мясо, молочные продукты и овощи. Появление «Макдоналдса» может служить признаком того, что развивающаяся страна добилась определенных стандартов потребления – хотя в не страдающей иллюзиями Америке на золотые арочки с буквами MD уже давно косятся с подозрением как на символ грядущего ожирения. Численность населения растет во всем мире, но не пропорционально; самый высокий рост демонстрируют бедные страны Азии и Африки; если в них отмечается рост доходов, это означает, что и цены растут. По оценке Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), к 2050 году потребности человечества в пище должны вырасти на 70 %. В дальнейшем не исключено возникновение дефицита продуктов питания. Еда, в том числе возможность ее выращивать и потреблять, может стать синонимом власти.

Обычно рис выращивают на полях, которые заливают водой одновременно или сразу после посева. Существует несколько сортов этого злака: круглый рис, липкий рис, длиннозерный рис. Пожалуй, самым известным из видов индийского риса является басмати, что в переводе с хинди означает «душистый». Но, как знает любой западноафриканский повар, для настоящего джолофа необходим не басмати, а длиннозерный пропаренный рис. Именно такой рис составляет большую часть миллиона с лишним тонн Oryza sativa, поставляемого из Индии в Нигерию.

У Индии и Нигерии много общего: колониальное прошлое, огромное этническое и религиозное разнообразие, молодое население и, разумеется, любовь к рису. Это одна из причин, объясняющих, почему эти две страны стали серьезными торговыми партнерами. Не только рис, но и многие другие произведенные в Индии товары – от мотоциклов, широко используемых в Лагосе в качестве такси, до лекарств – отправляются в Нигерию. Треть нигерийских лекарств – родом из Индии. В обратном направлении следует нефть – Индия является самым крупным потребителем нигерийской нефти. Неудивительно, что обе страны стремились к укреплению двусторонних торговых отношений. От официальных визитов до участия в торговых выставках и обсуждения вопросов инвестиций в инфраструктуру и обмена опытом – все это свидетельствует о том, что обе страны предпринимают серьезные усилия для установления взаимоотношений, способствующих процветанию. Они используют «старые» западные деньги, но используют их по-новому. И хотя доллар проходит через руки посредников, он – важная часть тесных отношений между двумя странами.

Он движется по хорошо протоптанной тропе. Нигерийские оптовики покупают рис у мировых трейдеров, которые осуществляют закупки и доставку сырья для пищевой промышленности, от жиров до пшеницы. Эти компании малоизвестны, но именно они определяют нашу диету. Самых крупных игроков называют компаниями ABCD: ADM, Bunge, Cargill и (Louis) Dreyfus. Они располагают развитыми сетями хранения и транспортировки пищевого сырья и присутствуют на всех этапах его производства – от поля до предприятий переработки.

На них приходится треть пищевых продуктов, пересекающих границы по всему миру, и около 75 % торговли зерном. Это означает, что продукты ABCD с большой вероятностью не сегодня, так завтра окажутся у вас в тарелке. Однако вы ничего не можете у них купить; они торгуют с правительствами, предприятиями пищевой промышленности и мультинациональными корпорациями – такими, как Unilever. Перед нами пример концентрации огромной власти в немногих руках. Благотворительные организации, такие как Oxfam, утверждают, что эта власть используется для эксплуатации фермеров и наемных работников, находящихся на нижней ступени пищевой пирамиды; она же сохраняет цены на высоком уровне. Компании ABCD, в свою очередь, утверждают, что они ведут передовые разработки в области сельского хозяйства и служат гарантией того, что в будущем мы не лишимся еды.

Их присутствие означает, что торговля ведется в долларах – валютой товарных рынков, а не в найрах и не в индийских рупиях. Трейдеры платят индийским оптовикам, те переводят их в рупии и платят фермерам – таким, как Арджун Кумар из южного индийского штата Карнатака. В 2016 году за 1 доллар можно было купить чуть больше 1 кг риса, но Арджун с этим долларом никогда не столкнется. На самом деле он не получит даже его эквивалент в рупиях.

* * *

Когда мы слышим рассуждения о развивающихся экономиках, справедливой плате за труд и этике торговли, речь чаще всего идет о том, чтобы помочь этим экономикам развиваться самостоятельно. Идея состоит в том, чтобы снизить зависимость от зарубежной помощи и уровень нищеты, а также найти способы, которые позволят населению кормить себя в рамках глобальной экономики – поскольку избавиться от нее они не способны, так же как и мы.

Индия являет собой убедительный пример того, каким сложным может быть путь развития. Эта страна – спящий гигант и будущий серьезный игрок, о котором мы все – и на Западе, и в Китае – еще очень много услышим.

Во-первых и в самых главных, как бы ни развивалась страна и как бы она ни стремилась к богатству, ей необходимо обеспечить свое население продовольствием. Все начинается с сельского хозяйства. Выращивание еды кажется простым делом: посадил семена, полил и жди, когда поспеет урожай. Сельское хозяйство называют базовой отраслью, но это обманчиво простой термин для обозначения сложного процесса.

Арджун – один из миллионов фермеров, кормящих весь мир. На своем уровне он и его семья каждый день решают проблемы сева семян, ухода за посевами и сбора урожая. На уровне страны сельское хозяйство сталкивается с необходимостью выращивать достаточно продукции, чтобы накормить население страны. Это явление именуется продовольственной безопасностью.

Арджун продает свой рис на экспорт, но ведь и индийцам тоже надо есть. Сокращение «пищевых миль» и покупка местных продуктов вошли в моду в западных городах, но для подобного стремления к самодостаточности есть и более веская причина. Страны стремятся избежать риска внешнего влияния на поставку продуктов питания. Только хорошо накормленный народ способен плодотворно трудиться.

Большинство стран серьезно относятся к проблеме продовольственной безопасности; в Индии эта идея вошла в моду в 1960-е годы. Пока остальной мир отрывался и хипповал, индийские фермеры переживали собственную трансформацию. Зеленая революция принесла более урожайные сорта злаков, новые методы земледелия и использование новых технологий. Так же как их американские коллеги, индийские фермеры сосредоточили свои усилия на повышении производительности, хотя делали упор на обеспечении продовольствием собственного населения, а не на его экспорте за рубеж. Они даже прекратили экспорт риса, когда в мире наблюдался дефицит этой культуры; в стране действует политика субсидирования производства продовольствия. Разумеется, доллар весьма привлекателен, и многие индийские фермеры экспортируют свою продукцию, получая взамен валюту.

Со стороны Индия выглядит неплохо. Ей принадлежат самые большие в мире земельные площади, пригодные для выращивания пшеницы и риса. Рисовые поля располагаются практически на всей территории страны. Индия – крупнейший производитель молока, бобов и пряностей.

Можно ли предположить, что население страны, которая производит такие количества еды, достаточно богато и сыто? Скажите индийцу, что он выглядит «состоятельным», и он поймет, что вы назвали его… упитанным. Это не считается оскорблением. Индуистские божества – довольно пузатые, что говорит о том, что в национальной культуре высоко ценится возможность много есть. Неужели это и правда страна «молока и меда», в которой есть изобилие еды? К сожалению, как мы увидим ниже, все обстоит иначе.

Урожай риса, который собрал Арджун Кумар, может приманить в Индию доллар, но это не значит, что у него прибыльный бизнес. Половина индийского населения зарабатывает на жизнь, занимаясь сельским хозяйством. Для современной экономики это огромная доля. Но из шести долларов в объеме ВВП Индии на долю сельского хозяйства приходится всего один. Половина рабочей силы Индии производит всего одну шестую доходов страны – это много труда за очень маленькие деньги.

К тому же это капризный и непредсказуемый бизнес. Иначе говоря, для Арджуна рискованно полагаться на сельское хозяйство как на источник своих рупий. И дело тут не в нестабильном спросе. Есть надо всем, и с ростом населения ртов становится все больше. Спрос на продовольствие не просто гарантирован; есть гарантия того, что он будет расти. Этот спрос никогда не сожмется, даже если вырастут цены на рис или пшеницу. Людям нужна еда, и она нужна им каждый день. Иначе говоря, спрос на продукты питания не отличается «гибкостью» и не слишком чувствителен к изменению цен. С другой стороны, если взлетит цена на телевизоры, люди перестанут покупать новые телевизоры и будут смотреть старые. Спрос на предметы роскоши более эластичен, когда речь заходит о цене.

Это всеобщая истина, где бы вы ни жили – в Дели, в Делавэре или в Дубае. Обладатели более низких доходов тратят большую часть своих заработков на еду и, как следствие, с большей вероятностью сократят свои расходы на другие товары, если цены взлетят. Иначе говоря, их спрос отличается чуть большей гибкостью.

Проблема Арджуна и миллионов таких же, как он, фермеров по всему миру в том, что они не могут полагаться на сельское хозяйство как на источник достаточно высоких доходов и не уверены, что смогут продавать свою продукцию по конкурентной цене, способной обеспечить им средства к существованию.

Для возделывания риса необходимы большие земельные площади и много труда, но в Индии хватает и того и другого. Кроме того, рису нужно очень много воды. В стране, где сооружение ирригационных систем обходится дорого, больше половины фермеров, выращивающих рис, зависят от милостей дождя. Арджун беспокоится о юго-западном муссоне, и он в этом не одинок. Две трети территории страны относятся к засушливым, а три четверти годовых осадков в Индии выпадает в период с июня по сентябрь. Разумеется, это палка о двух концах. В 2016 году самые мощные за три года муссоны принесли пользу не только продавцам зонтиков. Они повысили благосостояние фермеров. По всей Индии прогноз погоды и первые в году дожди ожидаются с таким же нетерпением, как новейшие фильмы Болливуда.

Снабжение мира едой – сложное дело. Помимо капризов урожайности, индийские фермеры сталкиваются со многими другими трудностями. Обычно фермы крошечные – площадью меньше 2 гектаров. Поэтому неудивительно, что Арджун Куман не может позволить себе установить ирригационную систему или вложить средства в технологии, которые повысили бы продуктивность его земли. Если бы он расширил свои владения или объединился с соседским фермером, то оба выиграли бы от «положительного эффекта масштаба», и приобретение трактора окупилось бы быстрее. Каждый килограмм риса принес бы больше прибыли.

Почему Арджун Кумар не может увеличить размеры своей фермы и получать больше долларов? Индия протянулась на расстояние около двух тысяч миль, и проблем с землей здесь нет. Но все не так просто. Бюрократизм – этот бич бизнеса во всем мире – в Индии цветет пышным цветом. Судя по всему, культура заполнения формуляров и бесконечные процедуры уходят корнями во времена английского колониального господства. Законодательство в области прав собственности отличается сложностью и запутанностью; найти документы, подтверждающие, что кому принадлежит, не всегда просто. В стране проводилось множество земельных реформ, но большей частью они были направлены против владельцев самых мелких ферм.

Если Арджун ухитрится преодолеть эти препятствия, он все равно может пасть жертвой ненавидимой многими системы, согласно которой организованы складирование и транспортировка готовой продукции. Из трех тонн произведенной продукции одна – или чуть больше – сгнивает до того, как поступает в продажу. Недостаточно хорошо оборудованные складские помещения и плохие дороги не в состоянии гарантировать Арджуну, что его рис достигнет других областей страны.

Даже если груз дойдет до портов Индии в приемлемом состоянии, то портовая структура все равно не обработает весь объем товаров, производимых экономикой страны. Добавьте к этому бумажную волокиту и выяснение отношений с чиновниками, и увидите, что оформление документов на грузы занимает дни, тогда как в Америке оно происходит в считаные часы. Индия может получить доллар, но, чтобы отдать в обмен на него фунт риса, необходимы титанические усилия.

Некоторые из этих проблем, особенно ярко проявляющиеся в Индии, наглядно демонстрируют трудности, с которыми сталкиваются фермеры всех развивающихся экономик.

Существуют еще более фундаментальные препятствия на пути производства продовольствия – от неподходящей почвы и недружелюбного климата до нехватки рабочих рук. Многим фермерам трудно выйти на уровень производства, превышающий их личные потребности, но, даже когда им это удается, их мелкий масштаб делает их уязвимыми. Они полностью зависят от милости глобальных рынков, на которых цены – более низкие – диктуют более крупные игроки. Даже «дома» им приходится конкурировать с более дешевой импортной продукцией. Например, в Африке мелкие фермеры сталкиваются с конкуренцией крайне дешевых продуктов питания, поставляемых из Европы. Евросоюз гарантирует своим фермерам определенный уровень цен на сахар, но запрещает импортировать этот продукт из Африки.

Движение за справедливую торговлю, которое стремится предоставить фермерам приемлемый уровень доходов, возникло как реакция на дисбаланс, наблюдающийся в развивающихся странах. В Индии оно затрагивает больше миллиона мелких ферм вместе с их работниками, но они остаются в меньшинстве.

Погоня за экспортным долларом одинаково влечет и правительство и Арджуна, но это означает, что еды может не хватить на прокорм жителей Индии. Нестабильная природа фермерства оборачивается, тем, что, например, сельскохозяйственные рабочие не могут позволить себе купить продукты, которые они же производят. У правительства есть программа субсидирования продовольствия, но коррупция и низкая эффективность управления способны привести – и приводят – к скачку цен.

Сельское хозяйство – это очень, очень старая отрасль производства, и для многих она по-прежнему синонимична нищете. Ради выживания мелкие фермеры вынуждены включаться в современную глобальную экономику, хотя они при этом орут и брыкаются. На их продукцию существует огромный спрос, но удовлетворить его не так-то легко. Глобальная торговля продовольствием устроена так, что фермеры получают очень мало прибыли. Арджун Кумар живет в постоянном риске, и, даже если он в состоянии кормить свою семью, не факт, что то же доступно нанятым им работникам. Половина индийского населения моложе 25 лет, иными словами, в стране огромное количество голодных ртов. Индия может быть одним из крупнейших в мире производителей риса и молока, но она же является страной, в которой проживает четверть всех жителей планеты, страдающих от недоедания.

Поскольку сельское хозяйство требует огромных трудозатрат, оно абсорбирует значительную часть рабочей силы. При этом оно редко делает людей богатыми. С полагающейся ему долей доллара Арджун не разбогатеет.

* * *

Сегодня, когда Китай взял паузу, чтобы составить план дальнейших действий и осуществить «перезагрузку», и несмотря на проблемы Арджуна, Индия является самой динамично развивающейся из крупных экономик мира. В 2017 году рост ее ВВП составил 7 %, хотя, имея дело с государственной статистикой, необходимо отделять правду от пропаганды, особенно в такой большой и многообразной стране, как Индия.

В какой-то степени Индия, бесспорно, может себя похвалить, и не только за то, что год от года зарабатывает все больше денег. В стране снизилась детская смертность, и у большего числа людей появился шанс дожить до 65-го дня рождения. У них появилось больше возможностей стать грамотными: сегодня семь из десяти индийцев умеют читать и писать.

В XIX веке Индия была второй по величине экономикой мира, но затем началось отставание. Попытки наверстать упущенное привели к тому, что Индия выбрала неортодоксальные пути и добилась неортодоксальных результатов. Частично это следствие наследия, оставленного Британской империей, которая ограничивалась извлечением и торговлей природными ресурсами, в первую очередь чаем и пряностями, чтобы удовлетворить потребности колонизаторов. Были вложены немалые средства для поддержания торговли – от прокладки железных дорог до создания гигантского бюрократического аппарата. Но другие сектора, включая промышленность, оказались в загоне. После обретения независимости обнажились проблемы экономики, которая развивалась односторонне и была обескровлена за счет вывода огромных объемов национальных богатств. Экономический путь, которым впоследствии пошла страна, был выбран отчасти из-за природы Индии, отличающейся большим разнообразием, а отчасти – из-за отсутствия планирования и разумной правительственной политики. Наверное, уникальный подход Индии можно рассматривать как результат случайности и импровизации.

Считается, что Запад изобрел рецепт успеха – это четкий набор шагов, ведущих к модернизации и процветанию. Следуйте тем же путем, что и «старые деньги», и каждый заработанный доллар будет многократно умножен. Над этой формулой не властно время, и ее легко применить где угодно на планете. Она служила основанием для трансформации Китая последних десятилетий, а в более недавнее время – для преобразований во Вьетнаме.

Этот рецепт уходит корнями в XVIII век, когда в результате промышленной революции в Великобритании кардинально изменились методы работы, в первую очередь в сельском хозяйстве. В 1960 году американский экономист Уолтер Ростоу определил стадии, через которые обычно проходит экономика в процессе своего «развития» – от сырья до готового продукта. Эти стадии выглядят следующим образом:

Традиционное общество. Аграрная экономика базируется на самообеспечении продовольствием с минимумом товарного производства. Предложение со стороны механизации ограничено, что означает низкий уровень эффективности; излишков продукции, которые можно было бы продать, немного.

1. Предпосылки дальнейшего развития. Уровень механизации сельского хозяйства растет; увеличивается товарное производство. Инвестиции в улучшение физической среды, например в ирригацию, также увеличиваются. Наблюдается рост, хотя и незначительный, объема накоплений и инвестиций. Усиливается акцент на социальную мобильность, национальную идентичность и общие экономические интересы. Не исключено внешнее финансирование – в форме помощи или привлечения иностранных рабочих.

2. Взлет. Растет значение промышленного производства, хотя его объемы остаются небольшими (обычно первыми развиваются текстильная и швейная промышленность). Значение аграрного сектора снижается. В нем по-прежнему занята большая часть населения, но многие крестьяне перебираются в города в надежде на относительно более богатую жизнь, возможности которой открывает промышленное производство. Наблюдается развитие политических и социальных институтов; возникает необходимость в увеличении притока иностранных средств. Накопления и инвестиции приобретают больший масштаб.

3. Движение к зрелости. Промышленность растет и становится более диверсифицированной, все больше внимания уделяется производству потребительских товаров, а также оборудования. Наблюдается стремительное развитие транспортной и социальной инфраструктуры (например, бурное строительство школ и больниц). С развитием технологий рост доходов распространяется на все население.

4. Эпоха массового потребления. В экономике доминирует промышленность. Рост производства приводит к росту потребительских трат, включая предметы роскоши. Увеличивается значение среднего класса, а вместе с ним – значение сектора услуг, от ресторанов до парикмахерских и тому подобного.

Для Ростоу на этом рецепт исчерпывается. Он описывает «первую» (с использованием пара для механизации производства) и «вторую» (с использованием электричества) промышленную революцию. Но для «полностью развитой» глобальной экономики XXI века следует добавить еще несколько стадий.

В их число входит развитие сферы услуг как ответ на растущее значение потребителей, пока она не становится самой крупной частью экономики. Количество дополнительно заработанных долларов используется с тем, чтобы они приносили выгоду вашей стране: инвестируйте доходы от экспорта и прибыль компаний в зарубежные предприятия, получая новые прибыли и тем самым увеличивая свое присутствие и влияние в мире. В наши дни не менее важно постоянно расширять сеть контактов, получая доступ к технологиям и инновациям. «Экономика знаний», «цифровой век», «третья промышленная революция» – называйте как хотите, но именно технологии становятся самым модным и необходимым компонентом успеха. Если вы находитесь на передовой научного развития и технологий, это значит, что вы пожинаете самый жирный урожай прибыли, особенно если учесть, что роботы грозят занять основные рабочие места. Иными словами, вы готовы к «четвертой промышленной революции», в рамках которой слияние технологий сотрет границы между физической, цифровой и биологической сферами.

Развитие – это болезненный процесс; его конечная цель – сделать вашу экономику более весомой, а ваше общество – более процветающим, хотя не исключено, что ценой будет утрата равенства. Идея в том, что в конечном итоге у вас должно появиться гораздо больше денег, чем было в начале. В XIX веке доходы в Великобритании удвоились (с учетом инфляции), за что можно поблагодарить наступление века машин.

С этой точки зрения легко понять, почему средний американец сидит на гораздо более высокой куче долларов, чем, к примеру, средний житель Буркина-Фасо. Эта страна, она из беднейших на планете, стоит в самом начале пути: 67 % ее населения заняты в сельском хозяйстве.

Что все это говорит нам об Индии и как она заработала свой доллар? Насколько типичен пример Арджуна? На какой стадии «рецепта успеха» находится сейчас эта страна? Многие из быстро растущих азиатских конкурентов Индии заработали свои доллары, пользуясь дешевой рабочей силой и иностранными инвестициями, чтобы производить и продавать товары на Запад. Индия выбрала другой путь. Самая быстро растущая крупная экономика не проходила через стадию создания крупного промышленного производства. Она не последовала примеру своих бывших колониальных хозяев. На самом деле во времена колониализма становлению промышленности и развитию предпринимательства уделялось не так уж много внимания. Эта ситуация не слишком изменилась и после обретения независимости, когда на первый план вышли последствия раздела Индии и стремление заставить работать эту многообразную страну. Только недавно власти Индии начали задумываться о включении индийской промышленности в глобальную экономику.

Индия по-прежнему проявляет слабый интерес к росту влияния за рубежом. На каждый доллар, вкладываемый Индией за рубежом, Китай вкладывает 36 долларов. У Индии попросту нет такого количества свободных денег, такого же дохода от экспорта и такого же объема накопленных резервов. Возможно, что она менее склонна к тому, чтобы играть своими финансовыми мускулами. Индия, по сути, отбросила традиционный рецепт успеха и готовит то, чего раньше не было в меню. Это довольно острое блюдо.

* * *

С 2000 года доходы среднего индийца вполне могли утроиться, но это не значит, что все индийцы процветают. Арджун по-прежнему молится на дождь и уповает на то, что его ржавый трактор протянет еще год, а землевладелец не удвоит стоимость аренды. Каждый пятый индиец, многие из которых фермеры, живет меньше чем на 2 доллара в день. Несмотря на общий рост жизненных стандартов и развитие образования, их дети могут не закончить даже начальную школу.

Кому же достается вся добыча? Куда идет рост доходов? С точки зрения географии ответ лежит недалеко. Он скрывается в сияющих тихих коридорах новых корпоративных храмов Индии, населенных инженерами, профессиональный профиль которых достоин глянцевых университетских буклетов.

Бангалор – это и есть информационные технологии. Это центр индийской IT-отрасли. Он находится в сотне миль от фермы Арджуна, но с таким же успехом мог бы находиться на другой планете. Колл-центры располагаются в непосредственной близости от высокотехнологичных компаний и компаний по обработке данных, специализирующихся на аутсорсинге. Они обслуживают банки и крупные фирмы с другого края света по всем технологическим вопросам – от службы компьютерной помощи до передовой робототехники. Они ищут и находят виртуальные решения проблем, о существовании которых мир может еще даже не подозревать. Добро пожаловать в технологический сектор – дом лучших и богатейших людей Индии. Его взрывное развитие вызвало в Индии золотую лихорадку. По сравнению с ней китайский промышленный рост движется со скоростью улитки.

Например, Tata Consultancy Services получила первого зарубежного клиента в 1974 году. К 2005 году ее штат насчитывал 45 тысяч человек. В 2017 году это число перевалило за 300 тысяч. Сегодня это одна из крупнейших компаний в Индии. Существует еще много компаний, которые, как и Tata, предлагают услуги консалтинга и IT-решений для бизнеса по гораздо более низким ценам, чем аналогичные компании на Западе. Аутсорсинг в сфере IT и создание колл-центров в Индии, а также перенос производства в Китай произошли по одной и той же причине и вызвали сходные последствия.

Результат превзошел все ожидания. Индия стала технологическим сервис-центром всего мира, получая доллары от корпораций из десятков стран. Сегодня этот сектор стоит больше 100 млрд долларов – для сравнения: 25 лет назад он стоил всего 2 млрд. За последние десятилетия рост сферы услуг составил 7–10 %, то есть в несколько раз больше, чем в сельском хозяйстве.

В 2016 году на долю высокотехнологичных предприятий приходилось почти 8 % индийской экономики; именно в этой сфере появилось несколько очень богатых индийцев. Свыше половины богатств Индии принадлежит всего 1 % ее населения. По данным Всемирного экономического форума, в общем для экономики Индии характерен уровень неравенства, превышающий тот, который отмечается в США, в России и даже в Китае.

Сотрудники этих предприятий, может быть, никогда в жизни не видели доллара или никогда не бывали в магазине Walmart. Но те, кто работает в офисе бангалорской компании @Walmartlabs, тратят свое рабочее время на то, чтобы убедить Лорен Миллер, находящуюся в тысячах миль от них, расстаться со своим долларом. Они обрабатывают данные и информацию, пытаясь определить, как сделать ее поход за покупками более приятным, чтобы в результате повысить прибыли сети Walmart. По словам этого ретейлера, «научные сотрудники Walmart#data работают над тем, чтобы превратить огромные объемы данных в такой же огромный объем новых идей». Они изучают все аспекты покупательского поведения – от формирования ассортимента продуктов до их расположения на полке, побуждающего клиента совершить импульсивную покупку. Если внезапно наступают жаркие дни, они рассчитывают, сколько свиных ребрышек должно храниться в холодильниках магазина, чтобы хватило всем любителям барбекю. Изучение количественной информации позволило супермаркетам выяснить, что, например, молодые родители приобретают не только подгузники, но и пиво: присутствие в доме младенца означает, что вечер семья, скорее всего, проведет дома. Поэтому полки с пивом переместились поближе к полкам с подгузниками. Много данных – это много баксов. Индийские инженеры гоняются за долларами, но тратятся эти доллары на другом краю земли.

Над сходными проектами работают и в других храмах из стекла и бетона, разбросанных по всему Бангалору, да и в других городах тоже.

В ХХ веке Индия, возможно, пропустила несколько этапов в рецепте модернизации, отказавшись от крупномасштабного промышленного производства в пользу технологической революции, но она изменила эту формулу под свои потребности и вкусы. В конечном итоге это экономическая версия «фьюжен-кухни» новой волны, своего рода эклектичная смесь традиции и инноваций, характерная для атмосферы кафе, в которые любят ходить недавно разбогатевшие инженеры Бангалора.

Как Индия этого добилась? В стране много молодой рабочей силы, по большей части не имеющей квалификации, однако со времен Британской империи сохранился тренд на подготовку инженерных кадров. Рост сети индийских железных дорог привел к тому, что многие рабочие оказались готовы вооружиться клавиатурой компьютера и принять участие в цифровой революции. Тот факт, что эта революция произошла в Бангалоре, находящемся в 1 350 000 миль от столицы страны Дели, не случаен: новая отрасль сумела избавиться от слишком пристального взгляда властей и бюрократических препон. По сравнению с большинством других индийских городов в Бангалоре создана относительно передовая инфраструктура, которая позволила гигантам – таким, как Tata Consultancy Services, Wipro и Infosys, – добиться процветания.

Также Индия сделала себе имя на экспорте инженеров экстра-класса. Несмотря на то что на пороге Кремниевой долины толпится все население США, их золотые дети (точнее говоря, подростки – с учетом их возраста) – Google и Microsoft – своих боссов предпочли искать в Индии. Генеральный исполнительный директор Microsoft Сатья Наделла родился в Хайдарабаде и получил образование инженера-электронщика в Миньяпале – инкубаторе технических специалистов. Глава Google Сундар Пичаи вырос в двухкомнатной квартире в Ченнаи, штат Тамил-наду, и учился на инженера-металлурга в Университете Западного Бенгали.

Чем больше проходит времени, тем у самых амбициозных индийцев меньше причин покидать свою страну. В первую очередь это касается жителей Бангалора, который становится Кремниевой долиной Индии, готовым рынком, где предприимчивые инженеры могут пересечься с обладателями финансовых средств, желающими отхватить кусочек индийского финансового бума. Если не брать в расчет США, это одно из самых привлекательных для венчурных капиталистов мест, способных дать возможность сорвать очередной цифровой куш. Индии еще только предстоит полностью реализовать этот потенциал. К примеру, в последнее десятилетие рост онлайн-торговли привел к появлению собственного онлайн-ретейлера, Flipkart, хотя его стоимость значительно ниже стоимости таких гигантов, как Amazon и Alibaba, каждый из которых занимает заметное место на индийском рынке и не собирается его уступать.

На данный момент Индия держит свою нишу, оказывая рутинные высокотехнологичные услуги на условиях аутсорсинга. Эта отрасль развивается со скоростью, напоминающей скорость прохождения сигнала по оптоволоконному кабелю. Облачная обработка данных и предоставление цифровых услуг меняют отношение компаний к IT-технологиям и их роли в бизнесе: от них ждут все более дорогих и все более инновационных решений. Крупные консалтинговые фирмы вкладывают в них значительные средства, хотя они привлекают для работы все меньше сотрудников, правда обладающих все более специализированной квалификацией. Индия не желает отставать.

В то же самое время стремление к снижению затрат совпадает с ростом зарплат. Инженеров быстро не подготовишь, и их число всегда ограничено. Как следствие, персонал начинает требовать повышения платы за свой труд. Индия – уже не такая «дешевая» страна, какой была когда-то. То же самое произошло с зарплатами промышленных рабочих в Китае, и это обычный побочный эффект развития.

В будущем высокотехнологичная сфера Индии может выглядеть совсем иначе, став гораздо более сложной. Она изначально не была слишком трудоемкой, но не исключено, что в дальнейшем для ее поддержания потребуется еще меньше кадров. Это приведет к дальнейшему расслоению внутри одной из самых «неравных» экономик мира. На IT-сектор приходится 8 % добавленной стоимости, но тех, кто создает эту стоимость, чрезвычайно мало. Если верить официальной статистике, из 460 млн трудоспособного населения в высокотехнологичной сфере занято меньше 1 %. Население Индии составляет 1,3 млрд человек, то есть каждый пятый трудоспособный житель земли проживает в Индии, и эта пропорция постоянно увеличивается. Стране с высоким уровнем роста населения каждый месяц необходимо находить по миллиону новых рабочих мест. Тем не менее начиная с 2016 года гиганты высоких технологий сократили свои планы по найму новых сотрудников. Возможно, Индии потребуется дальнейшая модификация собственного рецепта успеха.

Техносфера стремительно приносит Индии процветание, но это процветание касается не всех индийцев. Она создала новый крошечный и сравнительно богатый средний класс в малоразвитой стране. Однако этого недостаточно, чтобы вытащить Арджуна из нищеты и переместить экономику Индии в премьер-лигу. Сама по себе техносфера не способна обеспечить массы населения. Индия гонится за долларами, и они, безусловно, поступают в страну, но ей необходимо привлекать эти доллары в те отрасли промышленности, где создаются рабочие места для многочисленного населения.

Иногда традиционные рецепты становятся классикой, неподвластной времени. Порой они нуждаются в некоторых модификациях, зато предлагают более предсказуемые результаты. Стандартный рецепт действительно подразумевает неравенство, но индийская версия лишь усиливает социальное расслоение. Над этим рецептом надо еще много работать, и, как мы увидим дальше, этот процесс уже запущен.

* * *

Успех техносферы показывает странное раздвоение личности индийской экономики. Бангалор находится на пике технического прогресса, но он не дает верной картины общего состояния экономики страны.

По данным Всемирного экономического форума, только 15 % индийских домохозяйств имеют доступ к интернету. Из них четыре пятых пользуются интернетом через мобильные устройства. Интернет по большей части – привилегия городских элит, которые могут позволить себе иметь смартфон. За пределами городов доступ к интернету встречается крайне редко или вовсе отсутствует. В этом отношении Индия отстает от своих субконтинентальных соседей, средней развивающейся страны, в которой доступ к интернету имеют две пятых населения. Почему это важно? По оценкам Всемирного банка, увеличение числа пользователей интернета до 75 % в наименее богатых странах может добавить 2 трлн долларов к мировым доходам и создать свыше 100 млн рабочих мест. Выход в интернет – это не просто доступ к социальным сетям или к онлайн-шопингу.

Пользователи интернета озабочены сохранением своего доступа к всемирной сети. Из-за плохого состояния цифровой инфраструктуры скорость подключения может падать до критических величин. Доступ к выделенным линиям есть только у 5 % семей. Индия является вторым по размерам рынком смартфонов, но тех, кто действительно может пользоваться своими гаджетами, здесь меньшинство. В целом мобильники есть у миллиарда индийцев, но сбои в связи и фрагментарность охвата территории зачастую делают их практически бесполезными. Они скорее статусный символ, чем инструмент коммуникации.

Появление дешевых достижений технологии, в особенности дешевых смартфонов, означает, что развивающиеся страны потихоньку входят в мир модернизации. От приложений для фермеров до онлайн-банкинга это катализатор, способный ускорить действие рецепта успеха. Открываются новые рынки, и осуществляются транзакции, о которых раньше никто и не мечтал.

Для Арджуна Кумара, живущего на удаленной ферме, технологии означают различие между процветанием и финансовым крахом. Они могут обернуться победой над климатом или логистическими сложностями, в том числе доставкой готовой продукции потребителю. Разумеется, подобные технологии стоят денег – порой таких, каких у Арджуна попросту нет. Но это страна, разработавшая пятидолларовый смартфон; в Индии достаточно желания и ноу-хау, чтобы оценить потребности населения и найти им удовлетворение. К примеру, стартапы в Бангалоре разработали инструменты для помощи фермерам, которые предсказывают смену погоды, дают прогноз объему и качеству урожая и предлагают необходимые меры предосторожности. Они разработали более экологичные пестициды и удобрения, а также более точные инструменты для определения необходимого уровня орошения полей.

Им просто надо, чтобы им расчистили путь. Индийское правительство пытается модернизировать страну и распространить пользу от высоких технологий на всех индийцев. В 2015 году, после встречи с лидерами Кремниевой долины, премьер-министр Нарендра Моди обнародовал список из девяти целей, включая более широкий охват сетью WiFi и производство электроники. Возможно, памятуя о стране, в которой они начали свою карьеру, боссы Google и Microsoft пообещали провести WiFi на 500 железнодорожных станций и проложить дешевые выделенные линии для 500 тысяч сельских жителей. Для некоторых это отличный старт, другие подозревают, что Индия снова станет колонией, на сей раз – цифровой колонией Запада. В любом случае следование этим инициативам, скорее всего, станет ключевым элементом в достижении будущих успехов Индии.

Сегодня онлайн-платформы позволяют фермерам и оптовикам сравнивать цены по всей стране. Использование цифровых кошельков и систем оплаты растет в геометрической прогрессии, и правительство готово ему содействовать; более эффективные транзакции могут оказать значительную помощь фермерам – таким, как Арджун, – однако правительство не просто пытается облегчить жизнь 1,3 млрд индийцев. Оно стремится осветить самые темные углы экономики, обнажить ее механизмы и получить больше денег для себя.

Чтобы получать больше денег, Индии необходим рост; правительство должно знать, кого и за что оно обкладывает налогами, и быть уверенным, что эти налоги поступают вовремя. Несмотря на историческую традицию бюрократии и бумажной волокиты, у Индии были проблемы с необходимостью заставить налогоплательщиков платить. С каждого доллара ВВП, получаемого за счет прибылей и зарплат, в бюджет поступает только 17 центов. Для большинства развивающихся стран это нормально, но в развитых странах доля налоговых поступлений в 2 раза больше, а именно с ними стремится конкурировать Индия. В 2013 году почти 50 % американцев платили подоходный налог. Для сравнения: в Индии таких людей было меньше 3 %. У многих индийцев, в первую очередь фермеров, доходы настолько низки, что не облагаются налогом, хотя их доля не так уж велика.

Проблема в наличных деньгах, и в данном случае не в долларах, а в рупиях. До недавнего времени больше девяти десятых денежного оборота Индии существовало в виде наличных рупий. Они использовались не только для мелких покупок, но и для крупных приобретений: сделки по недвижимости оплачивались пачками тысячерупиевых банкнот. Половина индийцев не имеет банковских счетов, 85 % работников получает зарплату наличными. Для жителей самых отдаленных сел ближайший банк может располагаться на расстоянии нескольких часов пути. В любом случае большинство компаний принимают оплату исключительно в виде банкнот и монет. На всю Индию существует всего 25 млн кредитных карт – одна карта на 50 человек. И всего один банкомат на 5 тысяч человек. Для Арджуна вполне нормально платить за семена наличными, из денег, которые он хранит у себя дома.

У популярности наличных денег есть своя причина. Их с готовностью принимают где угодно, и доступ к ним легок, особенно если их хранят «под матрасом». Иными словами, это самый «ликвидный» из активов. К богатству других видов – от банковских счетов до недвижимости – доступ более ограничен и тратить его труднее.

Особенность Индии заключается в том, что она зависит от наличности гораздо больше, чем ее международные конкуренты, такие как Китай и США. Это не обязательно плохо; некоторые утверждают, что именно это защитило Индию от полномасштабных негативных последствий мирового финансового кризиса 2008 года. В других странах банки, выдававшие клиентам слишком много невозвратных кредитов, нанесли значительный ущерб экономике. В Индии с ее недоразвитой банковской системой подобный тип кредитования был распространен в гораздо меньшей степени.

Индийская привязанность к наличным частично объясняется существованием большого числа низкооплачиваемых сельских работников – таких, как Арджун, – у которых нет доступа к банковским услугам. Частично она объясняется тактикой тех, кто зарабатывает больше, но стремится избежать пристального внимания налоговых органов. Вследствие этого до трех четвертей индийской экономики «летает ниже радаров». Это черная экономика; ее не существует. Она может включать в себя теневые сделки, в том числе взятки, с которых налоги не платят.

Каким образом власти могут прижать нелегальную деятельность и гарантировать, что экономика работает на свету и платит все полагающиеся налоги? Премьер-министр Моди решил, что пришла пора использовать тактику «страха и трепета».

В своем внеочередном обращении к нации 8 ноября 2016 года он предупредил народ, что в ближайшее время банкноты в 500 и 1000 рупий (эквивалент примерно 7,5 и 15 долларов соответственно) будут выведены из легального обращения и утратят всякую ценность. Всем держателям этих банкнот предоставляется срок около 2 месяцев, чтобы положить их в банк. При наличии документов, доказывающих легальное происхождение денег, сумму в пределах 4000 рупий можно обменять на купюры меньшего достоинства. Будут выпущены новые банкноты достоинством 500 и 2000 рупий. Этот шаг привел к тому, что четыре пятых денежных банкнот, обращавшихся в Индии, потеряли платежеспособность; их общая стоимость составила около 220 млрд долларов. Это была невероятная мера.

Подобное решение привело к тому, что народ ломанулся в банки. По утверждению индийского министра финансов, за первые четыре дня в банки страны поступило более 40 млрд долларов. Перед отделениями банков выстраивались огромные очереди, в которых периодически вспыхивали драки. Правительство не успевало печатать и распространять новые банкноты. Финансовая деятельность по всей Индии «застряла в пробке». Для борьбы с нехваткой наличности правительство ввело ограничения на снятие денег со счета, а затем без конца меняло условия этих ограничений. В стране воцарились смятение и хаос.

Множились трагические события – от горя родителей, у которых не хватило денег на лечение ребенка, что порой кончалось трагическим исходом, до отчаяния семей, лишившихся средств к пропитанию. Замерли заводские конвейеры – владельцам предприятий стало не на что закупать сырье для производства и не из чего платить зарплату рабочим. Правительственная инициатива совпала с пиком сезона свадеб, а эта церемония традиционно требует от родителей новобрачных огромных расходов. Многие свадьбы оказались под угрозой срыва, что вызвало бурю недовольства по всей стране. Индийскому правительству пришлось отменить свое решение об ограничении на снятие со счетов средств для оплаты свадебных расходов. Новый лимит составил 250 тысяч рупий, что примерно равно 3600 долларов.

Сжатие денежной массы больно ударило не только по тем, кто уклонялся от налогов, и по преступным элементам. Последствия правительственной инициативы сплотили все население Индии – от населяющей Бангалор элиты до фермеров, таких как Арджун Кумар или, что проявилось еще более ярко, его жена. Миллионы индийских женщин привыкли откладывать хотя бы немного денег, пряча их «под матрасом». Индия – это страна, в которой экономическая независимость женщин в последние годы совершила откат назад: по данным ООН, 10 лет назад треть женщин работали; сегодня их доля сократилась до четверти. Восемь из десяти индийских женщин не имеют счета в банке. Своими действиями Моди отнял у женщин даже тот небольшой контроль над своим финансовым благополучием, которым они обладали раньше; он сделал их накопления бесполезными и вверг их в состояние отчаяния, поскольку далеко не все из них могли отнести свои сбережения в банк или в указанные сроки обменять на новые купюры – для этого от них требовалось предоставить документальное подтверждение происхождения денег.

Стоила ли инициатива правительства той цены, которую за нее пришлось заплатить миллионам индийцев? Действительно ли она помогла вывести из тени на свет наихудших нарушителей законов и правил? Пресса сообщала, что спустя всего несколько часов после выступления премьера у ювелиров начался бешеный всплеск активности: все, кто уклонялся от уплаты налогов, бросились конвертировать свои деньги в золото. Цена на него взлетела. В целом организованная преступность так и осталась организованной, поскольку ее представители и без того хранили свои богатства в драгоценностях и недвижимости. Кое-кто утверждал, что коррупционеры подкупали банковских служащих, которые открывали им липовые банковские счета. В отличие от деревенских домохозяек у них было гораздо больше возможностей спокойно пережить введенные ограничения на владение наличными. По прикидкам индийского правительства, одна пятая старых банкнот не должна была пройти проверку на законность и не подлежала обмену или переводу на банковский счет, что означало бы удар по коррупции в объеме 45 млрд долларов. В реальности эта сумма оказалась значительно ниже.

Тем не менее некоторого эффекта удалось достичь. По утверждению индийских чиновников, налоговые сборы возросли, что благоприятно сказалось на состоянии бюджета. Старые банкноты быстро исчезли из обращения, и почти так же быстро распространились электронные деньги. Количество регистраций электронных кошельков стремительно увеличилось. Начался рост онлайн-платежей, охвативший практически все сферы, от выплаты зарплат до расчетов за услуги рикш. Если крупный денежный эксперимент и не очистил индийскую экономику, то он чуть ускорил ее переход на более современную финансовую систему.

Демонетизация не только принесла дополнительные деньги в бюджет, но и позволила этой развивающейся стране – пусть и весьма радикальным способом – двинуться вперед. Она усилила интеграцию Индии в современный финансовый мир, что необходимо для любой страны, желающей войти в число глобальных игроков. Чтобы быть частью системы и получать больше долларов, необходимо менять свое поведение.

* * *

Еще одним необходимым условием развития является урбанизация. Во всем развивающемся мире растущее население бежит из нищающего села в город. Этих людей надо обеспечить работой.

Если вспомнить, с какими трудностями они сталкиваются в своей жизни, легко понять, что толкает их на переезд. Устав сражаться с запутанными требованиями земельного законодательства, они отправляются в города в надежде на лучшую жизнь.

Улицы индийских городов не вымощены золотом. В них есть целые трущобные кварталы, даже официально причисленные к «зонам застройки, непригодным для проживания»; тем не менее каждый шестой городской житель Индии называет их своим домом. В общей сложности таких 65 млн человек – больше, чем все население Великобритании. Эти трущобы и в самом деле непригодны для жилья: построенные из подручных материалов халупы, без водоснабжения и канализации. Здесь процветают болезни, паразиты и организованная преступность. За последние 15 лет население трущоб удвоилось за счет тех, кто бежал из деревни от нищеты.

Сегодня эти 65 млн человек с еще меньшей вероятностью получат доступ к зарубежным долларам, чем в свою бытность сельскими жителями. Если у них и есть работа, то чаще всего нерегулярная и неофициальная. Они занимаются сбором мусора или пошивом одежды. Индийские трущобы могут рассматриваться властями как позорная язва на теле государства, но те предпочитают делать вид, что их не существует.

Бурный рост индийских городов привел к почти незаметному росту промышленности. Как свидетельствует пример Китая, промышленность может стать сильным козырем в игре – при условии наличия многочисленной и дешевой рабочей силы. По данным официальной статистики, в индийской промышленности заняты 30 млн человек. Это в два с лишним раза больше, чем в США, но производительность их труда намного ниже, чем у американских коллег. На крупные компании работает не так много народу – большинство трудятся на сравнительно мелкие мастерские или заводики с плохо отрегулированными цепочками поставщиков.

Цифра в 50 млн человек не учитывает женщин и детей, занятых в швейной промышленности и работающих за наличные, лишь бы не скатиться в нищету. Ловкие пальцы подростков особенно востребованы в производстве вручную вышитых изделий, которыми славится индийская швейная промышленность. Порой эту работу люди выполняют на дому, поэтому даже самые этичные ретейлеры не всегда могут знать, использовался ли при производстве этих изделий детский труд.

Индия пытается изменить сложившуюся ситуацию, создавая рабочие места для населения в рамках проведения собственной промышленной революции и планируя привлечь в страну доллары другими, более надежными способами.

В 2014 году премьер-министр Моди запустил программу «Сделано в Индии». Индусский националист и фигура неоднозначная, Моди пришел к власти на волне обещания экономических успехов. Крупные зарубежные производители и даже местные компании годами сторонились Индии по причине усложненного законодательства и массы ограничений. Моди обещал разрубить этот гордиев узел и сделать Индию местом, пригодным не только для выращивания пшеницы и риса.

Некоторые явные признаки успеха действительно проявились. За полгода после объявления программы иностранные инвестиции выросли на 50 %. Boeing, Ford, Coca-Cola и Isuzu – вот лишь отдельные примеры мировых брендов, вышедших на индийский рынок. В северном штате Харьяна намечено строительство завода по выпуску холодильников Panasonic; в Бангалоре эта компания в сотрудничестве с Tata планирует открыть предприятие робототехники. Производитель айфонов и других гаджетов Foxconn демонстрирует явный вкус ко всему индийскому. Множатся проекты создания предприятий по сборке мобильных телефонов. В то же самое время компания инвестирует средства в разработку приложений, например мессенджера Hike. Китайская фирма Xiaomi, имеющая здесь уже два завода, может похвастаться тем, что каждую секунду производит здесь один телефон. Эти компании привлекает дешевая рабочая сила и близость к местам сосредоточения бурно растущего среднего класса.

Означает ли это, что скоро Индия сможет потеснить Китай и стать поставщиком Walmart? Вряд ли. Этой стране еще предстоит проделать долгий путь к успеху. Ей не хватает некоторых ключевых ингредиентов.

Главный из них – инфраструктура: от складских помещений до дорог и школ. Их нехватка ограничивает количество долларов, которые может заработать Индия как на рисовых полях Карнатаки, так и в мастерских Харьяны. Арджуну Кумару насущно необходим доступ к транспорту и пригодным хранилищам, без чего он не сможет доставить свой урожай на рынок в приемлемом состоянии.

Половина дорог страны не заасфальтирована и не приспособлена для передвижения тяжелогрузов. Часто производство останавливается из-за задержки с доставкой необходимых комплектующих. По некоторым оценкам, максимальная скорость передвижения по дорогам Индии составляет 40 км в час. И это на «высокоскоростных хайвеях», а не в городах. В США нормой считаются скорости около 100 км в час. Две из каждых трех тонн груза доставляются на грузовиках, поскольку железнодорожное сообщение либо отсутствует, либо не в состоянии справиться с этой задачей. Звучит знакомо, не так ли? И это не единственная общая черта, свойственная Нигерии и Индии.

Все больше народу перебирается в города, поэтому повседневной приметой жизни становится скученность. Резкий рост городского населения вызывает потребность в доступном жилье, развитой транспортной сети, бесперебойных источниках воды и электроэнергии как дома, так и на работе. Многие крупные производители, не желая рисковать ежедневными многочасовыми отключениями электричества, полагаются на собственные генераторы. Но это дорогостоящее решение.

Социальное расслоение приобрело огромные масштабы. Если будущее Индии – это ее население, то стране нужна хорошая система здравоохранения и приличные школы для детей, способные готовить квалифицированную рабочую силу. Инфраструктура сама по себе не создает экономический рост, но она позволяет ускорить его и оптимизировать работу экономических институтов. Это, в свою очередь, поможет индийцам повысить производительность труда и, как следствие, зарабатывать больше денег.

Для индийских политиков и лидеров бизнеса в этом нет ничего нового. Индийское правительство пообещало соединить дорожной сетью все 650 тысяч деревень, но поставленная цель – прокладывать 25 миль дорог в день – пока далека от реализации. Премьер-министр Моди обнародовал план, предусматривающий вложение 1 трлн долларов в сооружение автомобильных шоссе, железных дорог и аэропортов. Предполагалось, что две трети этой суммы поступят из частных источников. Кто может устоять перед искушением получить в свое распоряжение кусочек самой крупной и быстро растущей экономики мира?

Судя по всему, многие иностранные инвесторы устояли, и у них есть на то свои причины. Возможно, пройдут годы, прежде чем выяснится, чем обернется завершение инфраструктурного проекта и какую прибыль он принесет. К примеру, оптимизация индийских железных дорог – процесс трудный и затратный. И дело не только в бюрократии, усложняющей заключение контрактов на выполнение работ, но и в значительной вероятности столкнуться с коррупцией. Энергетические и земельные проекты отличаются непрозрачностью и растянутостью во времени; кроме того, часто выясняется, что личные интересы чиновников перевешивают все остальное. В Индии нет богатых природных ресурсов – в отличие от, например, Нигерии. Нигерийские природные богатства – магнит для иностранных денег, и их влияние заглушает все опасения.

Коррупция – как реальная, так и предполагаемая – становится серьезным тормозом на пути развития страны. По утверждению Всемирного экономического форума, это самое большое препятствие, мешающее привлечению иностранного капитала в модернизацию Индии. Ни один потенциально выгодный контракт не обходится без участия посредников и взяточников. Получить кредит в банке тоже совсем не просто. Правительство пошло на смягчение ряда правил с целью облегчить привлечение иностранных инвесторов, но индийское законодательство по-прежнему остается все таким же запутанным. Кроме того, существует проблема разрешения конфликтов и соблюдения условий контрактов. Это способно вызвать паралич даже самых многообещающих идей.

Тем не менее политическая воля к изменению положения дел налицо, и мы наблюдаем применение все более изобретательных методов. Например, правительство предлагает страховать иностранные компании против рисков, если они согласятся заняться строительством хайвеев. Размер иностранных инвестиций понемногу увеличивается, но правительство по-прежнему вкладывает треть того триллиона, который оно запланировало потратить на сооружение зданий, портов, железных дорог и прочих объектов инфраструктуры. Сумма в 350 млрд долларов означает, что на одного индийца приходится 300 долларов. Сегодня правительство может позволить себе больше, поскольку его доступ к индийским деньгам расширился.

Для развития инфраструктуры, роста экономики, рабочих мест и заработных плат индийскому правительству нужна нефть. Реализация амбициозного плана прокладки сети дорог требует значительных объемов дорожного битума (он же – асфальт), который получают из тяжелой нефти. Нигерия не в состоянии поставить в Индию необходимые количества такой нефти по приемлемой цене. Зато продавать нефть со скидкой готовы иракские нефтяники, и именно Ирак стал для Индии основным поставщиком нефти. Где нефть, там и доллары. Как только оптовый торговец рисом перевел в банк свой доллар, этот доллар немедленно попадает на счет Индийской нефтегазовой корпорации, которая отправляет его на нефтяные поля Ирака.

5

Темная цена черного золота

Из Индии в Ирак

Может быть, Элтон Джон был прав относительно космического одиночества, но ежедневно в 6 часов вечера по делийскому времени астронавты Международной космической станции получают напоминание о доме. По всей Индии загораются огни, окутывая ее города и миллионы крошечных деревень светящейся аурой.

Кто угодно может заметить нечто похожее, путешествуя одним из рейсов, соединяющих Индийский субконтинент с остальными частями света. Карта перелета с тысячей пересекающихся маршрутов показывает пути, по которым передвигаются люди, идеи и товары. Окажись мы способны увидеть эти линии, то нашим глазам предстала бы карта, на которую нанесены траектории бесчисленных транзакций, исходящих из этого бурно развивающегося региона – от Walmart, покупающего у Индии IT-услуги, до Шри-Ланки, продающей чай Австралии. Эти торговые пути говорят о движении миллиардов долларов, укреплении отношений между странами и развитии экономической активности.

В числе самых популярных направлений – как относительно движения людей, так и относительно движения денег – остаются те, что ведут на Ближний Восток. Входящие в этот регион страны не имеют развитой промышленности и за исключением отдельных мест не являются туристическими центрами. Если смотреть с космической станции, регион по-прежнему погружен в темноту – в отличие от Индии, сияющей огнями, он освещен только солнечными лучами. Однако именно благодаря ему Индийский субконтинент может позволить себе яркое освещение. Главное, чем привлекает Ближний Восток, – это не верблюжье сафари и не финики, а нефть.

Для объединения своих 650 тысяч деревень Индии необходимо вымостить дороги золотом – черным золотом. Нефтяные поля Майсана находятся в нескольких сотнях миль к северу от южноиракского города Басры, на границе с Ираном. Выглядят они как любая другая пустыня – скучно и безжизненно. Долгие годы на этой земле жили фермеры, извлекавшие из пыльной почвы средства к скудному существованию. Все изменилось в 1975 году, когда здесь был обнаружен источник булькающего жидкого топлива, лежащий под поверхностью земли. Иракское государство взяло контроль над ним в свои руки и пригласило крупные иностранные компании заняться эксплуатацией нефтяных месторождений. По соседству по-прежнему могут пастись коровы, но большую часть фермеров отсюда изгнали, и на их место пришли исполнительные директора компаний из Китая и Турции. Выселение фермеров шло настолько массовым порядком, что Майсанская нефтяная компания была вынуждена организовать специальный комитет по выделению им компенсаций. В рамках пиар-компании некоторым местным крестьянам предложили работу, например по охране нефтяных вышек. К вопросам безопасности здесь относятся серьезно; эти прибыльные недра слишком близко расположены к весьма неспокойному соседу.

Любой стране открытие нефтяных месторождений сулит не только внезапный приток долларов, но и усиление влияния. Не случайно нефть называют «черным золотом». Но наличие подобного ресурса прямо у своего порога может принести массу беспокойства и нестабильности. Черное золото бывает благословением, а бывает и проклятием.

Это справедливо не только для нефтяных баронов и их соотечественников. Немногие из нас могут вести привычный образ жизни без нефти, но эта зависимость порой повисает на нас тяжким грузом. Мы задаемся вопросом, почему цены на бензин растут быстро, но никогда не опускаются с такой же скоростью. Почему наши правительства готовы вести войны в одних странах, но игнорируют конфликты, вспыхивающие в других? Ответы часто лежат в плоскости, связанной с деятельностью нефтяной отрасли. Здесь все непросто. Свита, горизонт, интерполяция, башмак – даже ее словарь, как кажется, предназначен для того, чтобы нас запутывать. Но все-таки имеет смысл в нем разобраться. Наше путешествие перенесет нас в одно из самых удивительных мест и покажет нам одну из самых любопытных граней существования нашего мира.

* * *

Чтобы «пробурить» нефтяную историю, нам придется отправиться на охоту за ископаемыми. Сырая нефть – это ключевой компонент шоссейных покрытий и бессчетного множества вещей, которыми мы пользуемся каждый день, от химикатов до пластиковых бутылок. Густая вонючая жижа, насыщенная гниющими останками животных и растений, которая на протяжении тысячелетий булькает под осадочными породами, – это топливо, позволяющее автомобильным колесам крутиться по всей планете. Шагая рука об руку с долларом, нефть не дает загнуться многим экономикам.

Способность отваливать доллары в обмен на нефть – это условие процветания, что хорошо известно Индии. Чтобы удовлетворить растущий спрос, индийский строитель дорог нуждается в битуме, который заказывают у поставщика, а тот, в свою очередь, получает его с нефтеперерабатывающего завода, для чего ему необходимо постучаться в двери контролируемой правительством Индийской нефтегазовой компании (ИНК). За год ИНК перерабатывает свыше 16 млн тонн нефти, которая доставляется в страну через систему нефтепроводов длиной свыше 300 км. Наш доллар был обменян на рупии в банке, куда его принес рисовый оптовик. Затем банк может продать доллар ИНК, а один из ее заводов потратит его на покупку барреля нефти в Ираке.

С течением веков способы применения нефти менялись. Ее следы обнаружены в пирамидах Древнего Египта и в смоле, которой пропитывали бинты захороненных в них мумий. Латинское слово petroleum, буквально означающее «каменное масло», впервые появилось в XVI веке. Описание вполне точное. До начала XIX века сырую нефть собирали из мест, где она просачивалась на поверхность земли, или из нефтяных пленок на море. В 1800-х годах лампы в основном заправляли китовым жиром, но около 1850 года, когда канадский геолог Абрахам Геснер методом возгонки получил из «петролеума» керосин, ситуация изменилась. Керосин оказался дешевле и чище китового жира, и это открытие помогло спасти китов от уничтожения.

Стремительная индустриализация привела к огромной жажде нефти. Примерно в то же самое время большие запасы сырой нефти были обнаружены в Тайтусвилле, в американском штате Пенсильвания. Первое крупное коммерческое месторождение нефти – Спиндлтоп – начали разрабатывать в 1901 году, когда расширилось использование двигателя внутреннего сгорания, породившего автомобиль и самолет. Нефть была необходима для рождения современной эпохи и с тех пор захватила весь мир.

«Сырая нефть» – это термин, под которым подразумевают множество сортов ископаемого топлива, добываемого из земных недр и из-под океанского дна. Она имеет различную плотность, состав и токсичность. Несмотря на прозвище «черного золота», нефть бывает разного цвета: от густо-черного до бледно-желтого. Самая легкая нефть течет свободно, и ее довольно просто извлекать из недр, но она быстро испаряется. К тому же чем нефть легче, тем она – в теории – менее вредоносна. Наиболее тяжелые марки нефти больше всего напоминают слизь. Ее труднее всего выкачивать, она самая токсичная для окружающей среды; при разливе в море она облепляет оперение морских птиц, неся им гибель.

Сегодня бензин, который поглощают изнывающие от жажды автомобили и самолеты, получают из наиболее легких дистиллятов нефти. Слово «легкий», как и в случае некоторых напитков, как бы намекает нам, что это не совсем нефть. Но в данном случае это определение означает, что мы имеем дело с более чистым веществом. Средние марки нефти используются для изготовления пластика и химикатов, для заправки кораблей и электростанций и для обогрева жилищ. Самая грубая нефть идеально подходит для изготовления битума; поэтому индийское правительство испытывает к ней такой интерес.

Индийский доллар гонится за Basra Heavy – дешевой разновидностью сырой нефти, которую продают тем, кто желает получить бюджетную альтернативу премиум-марке Basra Light. Несмотря на запасы нефти в Бенгальском заливе и в штате Раджастан, Индии приходится искать зарубежные источники топлива, чтобы колеса в стране продолжали крутиться. Обычно Ирак продает Индии до миллиона баррелей нефти в сутки, и каждый пятый баррель представлен маркой Basra Heavy.

Это обычная сделка в картине глобальной экономики. Каждый день в мире употребляется почти 100 млн баррелей нефти среднего класса. Это равнозначно двум с лишним литрам сырой нефти на каждого мужчину, женщину и ребенка, без учета других видов использования энергии.

Уровень потребления нефти в мире не одинаков. Нет ничего удивительного в том, что общее потребление нефти выше всего в США: средний американец потребляет около 10 л нефти или нефтепродуктов в день. Частично дело тут в огромном автомобильном парке Америки. Пика потребление энергоносителей достигает в летний сезон и в суровые зимы, когда холод заставляет жителей северо-востока страны включать отопление на максимум. На втором месте стоит Китай со своими заводами; на третье претендуют Индия и Япония, а завершает пятерку Россия. По данным независимого статистического агентства Energy Information Administration, эти пять стран используют 40 млн баррелей в день. Однако ни одна из них не имеет самого высокого потребления на душу населения, которое характерно для малых островных государств, таких как Сингапур с его малочисленным населением и развитой судостроительной промышленностью.

Закупка больших объемов нефти – верный признак развивающейся экономики, и Индия, и другие развивающиеся страны возглавляют этот список. Глобальное потребление нефти росло на 1–2 %, или на 1 млн баррелей в день; с 2010 года с ростом производства в таких странах, как Китай, население начало с удовольствием тратить недавно полученное богатство на покупку автомобилей. Глобальный финансовый кризис и замедление темпов роста в Китае привели к тому, что спрос на нефть перестал расти с прежней быстротой. Это не значит, что он начал двигаться в обратном направлении; это значит, что он перестал ускоряться.

Пока Китай замедляется, в других странах наблюдается бум. Индия – хороший пример оценки потенциала будущего спроса. Даже с учетом всех ее амбициозных проектов по прокладке дорог потребление нефти в стране по-прежнему составляет примерно 0,5 л в день на человека – это ровно в 20 раз меньше, чем в США. Положение может стремительно измениться, как только дороги будут построены, а Индия перейдет к реализации своего экономического потенциала. Международное энергетическое агентство прогнозирует, что в следующие два десятилетия Индия станет самым быстро растущим потребителем нефти в мире. Сможет она удовлетворить свои потребности или нет – это другой вопрос.

Пятерка крупнейших мировых производителей нефти каждый год меняется, но обычно в списке присутствуют Россия и США, а также Саудовская Аравия, Иран и Ирак. Продавцы и покупатели нефти – это разные страны. Некоторые из них гонятся за ресурсами других, а это означает, что жажда нефти приводит к особым взаимоотношениям между ними, соперничеству и даже кровопролитию. Цена нефти измеряется не только деньгами.

* * *

Единица измерения нефти уходит корнями в средневековую Англию. «Баррель» равен 42 галлонам, или 159 литрам, что отсылает нас к «тирсу» – старинной английской емкости для хранения вина. В наши дни нефть транспортируют танкерами, а не бочками – так же, как вино продают в бутылках. В XXI веке за 1 доллар не купишь ни бочку нефти, ни даже ее значительную часть.

Назначить цену за баррель нефти – задача более сложная, чем можно подумать. Это серьезная проблема. Если Индия покупает ежедневно миллион баррелей и прокладывает 20 км дорог, то изменение цены на несколько долларов в одну или другую сторону вызывает существенные сдвиги в реализации программы. Как организована торговля нефтью и во что черное золото обходится покупателям? Нефтяная отрасль позволяет пролить свет на некоторые странные и сложные механизмы глобальной экономики.

Хотя под словом «нефть» часто подразумевают самые разные нефтепродукты, единой цены на нее не существует, что бы ни утверждали авторы газетных заголовков. Каждая марка нефти из каждого региона имеет свою цену. Когда журналисты говорят о цене нефти, они обычно имеют в виду ее разновидность, известную как нефть марки Brent. Это легкая нефть с нефтяных месторождений Северного моря. К ней приковано так много внимания потому, что именно она – самый желанный всеми товар. Она легко перерабатывается в бензин, а поскольку ее добыча ведется в море, не возникает проблем с ее доставкой на другой конец света. Цена сырой нефти Brent используется как условное обозначение для общей цены на нефть. Это проще, чем высчитывать стоимость всех марок нефти, добываемых по всему миру, особенно если помнить, что эти цены постоянно меняются.

Цены определяются в процессе торговли, то есть купли-продажи. Как бы ни выглядели рынки – от ярко освещенных залов в американских банках до пыльных закоулков иракских базаров, – все они действуют по единому принципу: сводят вместе покупателей и продавцов и определяют равновесную цену предложения и спроса. Купите гранат на суке – традиционном багдадском базаре, – и вы убедитесь: его цена отражает не только стоимость его производства – воздействие природы на урожай, стоимость транспортировки и пестицидов и т. д., – но также и желание покупателя его приобрести. Если спрос высок, производитель повысит цену с целью извлечь больше прибыли. С другой стороны, если урожай был особенно обильным и на рынке выдался тихий день, цены могут упасть, поскольку продавцу надо избавиться от запасов своего товара. Его цель – до конца дня распродать все, что он принес на рынок, и получить как можно больше наличности.

Производители нефти ведут себя точно так же, стремясь увеличить свои доходы, но, чтобы договориться с ними о цене, требуется нечто большее, чем просто приехать на нефтяное месторождение с пачкой баксов в кармане. Покупатели и продавцы разбросаны по всей планете, и их потребности, в том числе относительно марок нефти, не одинаковы. Сложность добычи и переработки нефти создает трудности и для покупателя, и для продавца. Нефть приходится доставлять заказчикам по всей планете через сеть нефтепроводов или танкерами. Типичный покупатель, желающий приобрести энный объем баррелей, должен оборудовать для них соответствующее хранилище.

Покупка нефти сопряжена с инфраструктурой и планированием на будущее. В среднем покупатели планируют приобретение нефти на несколько месяцев вперед и хотят знать, какой будет на нее цена. Покупатели и продавцы нашли изобретательный способ, позволяющий строить планы на будущее: фьючерс, то есть контракт с обещанием совершить сделку на определенное количество нефти по определенной цене в определенный момент в будущем. Этот контракт означает, что покупатель – в нашем случае Индийская нефтегазовая компания – обязуется купить нефть по установленной цене за баррель в установленный срок, обычно через три месяца. Продавец – обычно производитель нефти – обязан продать ее по этой цене в этот день.

В целом покупки напрямую – это в эпоху глобализации не вариант. Нормой является централизованный рынок, на котором работают профессиональные трейдеры. Находясь в тысячах миль от заказчика, они выступают посредниками в торговле и определяют, какое количество долларов должна выложить Индия, чтобы продолжить реализацию своей программы по прокладке дорог. Сам по себе контракт – это просто лист бумаги, и ИНК может даже приобрести его через трейдера у другого покупателя. После этого ИНК получает право через несколько месяцев купить нефть по указанной в контракте цене.

Но если бы дело было только в механизме спроса и предложения! В реальности в этой рискованной игре есть еще два «участника»: ожидание и спекуляция. И далеко не последнюю роль в ней играют посредники. По сути они представляют собой таких же рыночных торговцев, как и все прочие, и не случайно иногда их называют «парнями и девчонками с тележками». Они торгуют всем, что добывается, производится и выращивается, включая электроэнергию, металлы и продукты питания. Этому бизнесу столько же лет, сколько самой цивилизации. Изначально они торговали скотом – за золото или серебро. С расширением мировых рынков и увеличением ассортимента товаров произошло усложнение методов торговли. Первой в товарную эволюционировала Амстердамская биржа, но первой крупной официальной биржей фьючерсов стала Чикагская товарная биржа, начавшая работать в 1864 году, то есть задолго до крупномасштабной добычи нефти. Она проводила сделки по пшенице, кукурузе, крупному рогатому скоту и свиньям. Товарная торговля проводилась в специальных помещениях «выкриками», а торговцев можно было легко узнать по аляповато-ярким пиджакам. Со временем технологии положили этому конец, и сегодня сделки совершаются в электронном виде; заказы вводятся удаленно, и компьютеры находят для них исполнителей.

Аналитики и трейдеры по-прежнему должны знать все подробности о своем товаре и рынке. Их решения и действия способствуют тому, что колеса автомобилей продолжают крутиться, а заводы и фабрики выпускают продукцию. Они тщательно изучают еженедельные отчеты множества энергетических агентств по всему миру, чтобы выяснить, сколько баррелей дожидаются своего покупателя, иначе говоря, сколько нефти имеется в наличии, и пытаются составить представление о соотношении спроса и предложения. Они следят за объемами производства и обращают внимание на события и тенденции в мире, способные оказать влияние на предложение нефти в ближайшие месяцы, – например, угрожают ли повстанцы нефтяным разработкам в Нигерии. Со стороны спроса их может интересовать, как работают китайские заводы и не снижают ли они потребление нефти. Это знания, на основе которых определяется, сколько должна стоить нефть с учетом всех доступных данных.

Оценивая риски будущего, трейдеры также полагаются на свои предчувствия. Возможно ли падение спроса в Нигерии? Предвидятся ли конфликты в Персидском заливе? Не остановятся ли китайские предприятия? Они основывают свои инстинктивные догадки на интуиции, слухах или болтовне в баре. Все это называется чувством рынка. Мрачные или оптимистичные, эти предчувствия способны изменить цену, которую Индия заплатит за баррель нефти.

Помимо этого есть еще и спекуляция. Настроения формируются как разумом, так и чувствами, и от них зависит принятие взвешенного решения о том, в каком направлении будет двигаться рынок нефти. Спекуляция извлекает из этого свою выгоду. Не из стремления купить или продать нефть, а из желания получить прибыль от сделки. Спекулянты не принимают и не отправляют баррели нефти; они просто делают ставки на повышение или на понижение нефтяных цен, покупая или продавая фьючерсы. Испытывая оптимизм относительно цен на нефть, они покупают больше, даже если владеть ею не собираются. Они могут продать контракт кому-то еще и извлечь из этого прибыль. Не ошибитесь в расчетах – и денежки у вас в кармане. Эта деятельность ничем не отличается от действий инвесторов на рынке ценных бумаг.

Нефть – это большой бизнес. По данным одной из бирж, физическая нефть составляет меньше 5 % от объемов так называемой бумажной нефти, тысячи сделок с которой ежеминутно проходят через компьютеризированные системы. Лист бумаги, который приобретает ИНК, может прийти от кого-то, у кого никогда и в мыслях не было покупать нефть; этот «кто-то» просто хочет продать ИНК лист бумаги и получить свою прибыль. Трейдеры предлагают контракты на каждую марку нефти. Если они видят, что спрос на рынке растет, они поднимут цены; обратное происходит при спаде спроса или при избыточном предложении. Спекуляции уводят рыночные цены далеко от реального соотношения спроса и предложения. Активно вмешиваясь в деятельность рынка самого востребованного в мире товара, они вызывают на нем заметные искажения.

Спекуляции способны серьезно повлиять на цену нефти. В принципе они способны даже вызвать огромные скачки цен и создать большую неуверенность на рынке. Спекулянты, находящиеся на другом краю земли, диктуют Индии, сколько она должна платить за свой битум, – и вообще ставят под сомнение ее возможность строить дороги. Они же определяют, как много американцы будут тратить на бензин. В конечном итоге они оказывают влияние на благосостояние людей и расклад сил на всей планете.

Это может показаться безумием или, как минимум, крайней несправедливостью, но спекуляция – настолько прибыльная часть современной финансовой индустрии, что с ней практически невозможно бороться. Это противоречило бы интересам денежных мешков. Отдельные правительства испытывают недовольство, но в эпоху глобальных, соединенных друг с другом рынков они в одиночестве ничего не могут предпринять. Отказ от фьючерсов тоже не поможет. Они воплощают собой кровь заводов, транспортных компаний, авиалиний и поставщиков топлива, в конечном итоге – государств.

Разумно предположить, что есть и другие способы контролировать цены на нефть. Именно этим занимается ОПЕК (Организация стран – экспортеров нефти). Созданная в 1960 году в Багдаде, всего в 300 милях от Басры, ОПЕК включает в себя 12 стран: от крупнейших игроков Персидского залива, таких как Саудовская Аравия, Иран, Ирак и Кувейт, и крупных африканских производителей, таких как Нигерия и Ангола, до сравнительно мелких участников, таких как Эквадор и Экваториальная Гвинея. Все вместе они производят четыре из каждых десяти бочек нефти в мире и шесть из десяти, отправляемых на экспорт.

ОПЕК – это не просто сеть, объединяющая похожие страны. Она существует, чтобы «координировать нефтяные стратегии стран – членов организации и гарантировать стабильность нефтяного рынка» для обеспечения эффективных, выгодных и регулярных поставок нефти потребителям, гарантий стабильного дохода производителям и честных прибылей тем, кто инвестирует в нефтяную промышленность. Или, как выражаются критики ОПЕК, это картель – группа, созданная для того, чтобы оказывать влияние на нефтяные цены и защищать собственные прибыли и интересы.

Предполагается, что члены ОПЕК проводят регулярные встречи для координации производства нефти, тем самым удерживая цены на одном уровне и гарантируя себе уверенность и стабильность. В основном она делает это путем контроля над поставками, поскольку ограничение предложения должно вести к росту цен. ОПЕК устанавливает «плановый объем производства», что означает приказ ее членам уменьшить потоки нефти, чтобы подстегнуть к росту начавшие падать цены. Члены организации должны принимать все квоты и ограничения. Но это работает не всегда. Теоретически Саудовская Аравия, являясь крупнейшим членом организации, доминирует в ОПЕК и должна его контролировать. Но и остальные страны, каждая из которых имеет свой вес, способны оказывать на деятельность ОПЕК заметное влияние. Каждый член организации может принять решение повести себя эгоистично и проигнорировать требование сократить добычу нефти. Это особенно вероятно, если страна подозревает, что кто-то еще из членов ОПЕК поступает точно так же. После 1980 года большая часть квот ОПЕК была нарушена. Учитывая разнообразие стран-членов и их географическую разбросанность, легко понять, почему среди них так велико искушение жульничать.

Доминирование ОПЕК заметно снизилось с ростом добычи нефти в США и России. Тем не менее она по-прежнему остается ключевым игроком на этом поле. Она назначает собственную цену на нефть, именуемую «корзиной ОПЕК». Вместе члены организации каждый год добывают в 4 раза больше сырой нефти, чем США. Нефтетрейдеры, пытающиеся назначить цены за баррель нефти, по-прежнему учитывают мнение и действия ОПЕК.

Устанавливать цену на один из самых важных и востребованных продуктов в мире – дело сложное и непредсказуемое. В этом нет ничего нового; на протяжении всей своей истории цена на нефть по разным причинам испытывала резкие взлеты и падения. В начале 1860-х годов фактором, повлиявшим на рост нефтяных цен, стала Гражданская война в США. С тех пор нетрудно увидеть, как изменение фундаментальных факторов – развитие американского рынка автомобилей в 1920-х, Суэцкий кризис или Великая депрессия – вызывало взлеты и падения цен на нефть. Тем не менее цена на нефть колебалась в диапазоне от 20 до 40 современных долларов за баррель (или меньше 5 тогдашних долларов). Если бы Индия реализовала свою программу по прокладке дорог век назад, то сегодня она имела бы большую уверенность в том, сколько именно нефти получит за свой доллар.

Но в 1970-х начались перемены – и геополитические, и рыночные, – что обернулось скачками нефтяных цен, которые стали сравнивать с катанием на американских горках. Цена за баррель падала ниже 4 долларов и возносилась выше 120, то есть менялась в 30 раз. Разумеется, со временем росла и стоимость жизни. Если сделать на это поправку, мы увидим, что цена на нефть выросла примерно в 6 раз, что все равно очень и очень много. Этот фактор оказывает влияние на жизнь каждой страны и каждого человека на нашей планете.

В середине ХХ века с взрывным ростом количества автомобилей и возникновением ОПЕК произошел заметный сдвиг в основах мировой экономики. Крупнейшие из нефтедобывающих стран, такие как Саудовская Аравия, обнаружили, что за ними старательно ухаживает голодный на энергоресурсы Запад. Трейдеры внимательно прислушивались к каждому выступлению официальных лиц этих стран. Начиная с 1960-х годов цены на нефть неуклонно росли. В 1973 году арабские производители нефти объявили Америке бойкот, наказав Запад за поддержку Израиля в войне Судного дня. Это привело к тому, что в 1973–1974 годах стоимость нефти выросла в 4 раза. ОПЕК получила невероятную власть; отныне каждое слово, произнесенное ее членами, стали ловить на лету. Это обогатило короля Саудовской Аравии.

Одновременно в соответствии с Бреттон-Вудским соглашением, ставившим своей целью гарантию финансовой стабильности и превращение доллара в основу глобальной экономики, «зеленая бумажка» стала единицей международной торговли, распространенной по всему миру и обеспеченной золотом. Но добыча золота была недостаточной, чтобы не отставать от количества долларов, выпущенных в обращение. Бреттон-Вудское соглашение потеряло смысл, и репутация доллара оказалась в опасности.

Чтобы вернуть доллару глобальное доверие, в 1973 году США заключили соглашение с Саудовской Аравией, предусматривающее торговлю нефтью и нефтепродуктами в долларах. Доллар сохранил свою ведущую роль в бизнесе; его стоимость поддерживалась всеобщей неутолимой жаждой к углеводородам. Нефть нужна всему миру, а значит, спрос на доллар не мог падать. В обмен саудовцы получили поддержку Америки и смогли сдерживать Иран и Ирак, мечтавшие вырваться вперед. Для Саудовской Аравии, учитывая взрывоопасную обстановку в регионе, это была выгодная сделка.

Зависимость от доллара означала, что производители нефти, скорее всего, будут соглашаться с американской политикой, или хотя бы снижала шансы на то, что они будут ей противодействовать. Как показали конфликты в нефтедобывающих странах, это не всегда срабатывало. Однако экспортеры нефти нуждались в долларах, чтобы не ослабить свои позиции. Подобный расклад создавал новые преимущества для США.

С резким ростом нефтяных цен значительно увеличились доходы нефтедобывающих стран. Это богатство вскоре получило название «нефтедолларов». Со временем правительства стали вкладывать нефтедоллары самыми разнообразными способами: отправляли их назад в США или приобретали государственные облигации и другие ценные бумаги; точно так же в последние годы поступил со своими долларами Китай.

Правительства стран мира, нуждающихся в покупке нефти, осознали, что им требуется постоянный приток долларов. Как следствие, увеличились шансы на то, что они попытаются привязать национальную валюту к доллару, тем самым стараясь избежать непредсказуемых убытков. Никому не хотелось обнаружить, что счет за один и тот же объем нефти за одну ночь удвоился потому, что подорожал доллар.

Для стран типа Ирака и Индии, которые на протяжении столетий поддерживают торговые и дружеские взаимоотношения, оценка нефти в долларах выглядит обременительной. Если Индийская нефтяная компания покупает баррели нефти марки Basra Heavy, Ирак импортирует из Индии рис, трактора и лекарства. Не будь всемогущества доллара, двусторонняя торговля между этими странами могла бы представлять собой обмен динаров на рупии. Каждый доллар, добавленный к цене барреля нефти, производит заметный эффект с далеко идущими последствиями.

Неудивительно, что эта ситуация погрузила в состояние глубокой фрустрации многих производителей и покупателей нефти, которым неприятно сознавать, что США играют мускулами. Некоторые из них, включая Венесуэлу и Иран, попытались выяснить, нельзя ли заключать нефтяные сделки в их собственных валютах. Время от времени раздаются возмущенные голоса, настаивающие на поиске других способов установления нефтяных цен. Но по большому счету доллар по-прежнему царит на нефтяном рынке, не в последнюю очередь потому, что пользуется поддержкой крупных игроков и упрощает торговлю.

Геополитические изменения, произошедшие после войны Судного дня, привели в 1970–1980-х к освобождению валютного рынка; либерализация позволила крупным банкам относиться к ценам на нефть как к чему-то, на чем можно играть. Появление в 1970-х годах рынка энергетических фьючерсов открыло перед этими игроками еще больше возможностей сорвать куш. Нью-йоркская товарная биржа NYMEX, созданная веком ранее для торговли маслом и сыром, начала торговать нефтяными контрактами. Прежде она видела свою цель в том, чтобы немного стабилизировать рынок молочных продуктов. Теперь она стала платформой, помогающей бизнесу обезопасить себя от резких скачков цен на нефть за счет заключения контрактов на будущие покупки. Это также дало игрокам шанс зарабатывать «быстрые» деньги. Не только весь мир попал в зависимость от цен на жизненно важный энергоноситель – сама цена на него стала предельно волатильной. В этой сфере слишком много нестабильных элементов, поэтому неудивительно, что большинство стран желают получить как можно больше контроля над покупкой энергоносителей по доступной цене.

Состояние неуверенности сказалось на политике и дипломатии по всей планете. В то время как Китай обхаживал Нигерию, пытаясь получить доступ к ее нефти, США и их союзникам пришлось устанавливать близкие отношения с Саудовской Аравией. В результате создалось впечатление, что Запад игнорирует информацию – весьма неоднозначную – о нарушениях прав человека в этой стране. Если нечто подобное происходит где-то еще, это немедленно вызывает жесткую реакцию со стороны США. В адрес американцев полетели обвинения в лицемерии.

После окончания холодной войны с Россией США оказались вовлечены в две войны в Ираке, одну в Афганистане и одну – в Ливии. В 1991 году на телеэкранах демонстрировали кадры горящих нефтяных полей Кувейта; чуть больше десяти лет спустя союзники вернулись сюда – официально с целью обнаружить склады оружия массового поражения, принадлежащие Саддаму Хусейну. Но тот факт, что военные действия велись в богатом нефтью регионе, нельзя считать простым совпадением. Война в Афганистане могла быть ответом на 11 сентября, но помимо этого речь шла об обеспечении безопасности трубопровода, имеющего огромное значение.

Эти конфликты позволили США доказать всему миру, что они являются «полисменом» глобального «петрополиса». К тому же страна защищала свои собственные интересы. Наличие на Ближнем Востоке доброжелательных партнеров, способных предоставлять нефть и контракты американским промышленным компаниям, стали ключевым фактором сохранения доминирования доллара и США в глобальной экономике. По этой причине в домах американцев продолжал гореть свет, американские нефтяники сохранили рабочие места, а спрос на доллар оставался высоким.

* * *

Для всех участников нефть – это и благословение, и проклятие. Все мы в какой-то степени находимся во власти колебаний курса доллара и цен на баррель нефти, определяемых глобальными рынками. Любые изменения в одной из этих сфер вызывают в мировой экономике эффект домино, затрагивающий нас всех.

Нефть помогает «голодным» импортерам, таким как Индия, оставаться на пути экономического роста, но она также делает их уязвимыми. Когда цена на нефть растет, Индийская нефтяная компания должна выкладывать больше долларов за каждую милю шоссе, о строительстве которых мечтает Индия. Это означает, что правительство, желающее реализовать этот инфраструктурный проект, должно найти больше средств и забрать у налогоплательщиков больше денег. Чтобы пользоваться вновь построенными дорогами, индийцы будут вынуждены платить еще больше, потому что цена на бензин соответственно вырастет. Хуже всего придется беднейшим домохозяйствам, поскольку они тратят на топливо большую долю своих заработков. Магазины и рестораны тоже почувствуют на себе негативный эффект, потому что у их богатых клиентов станет меньше свободных денег. Стоимость топлива для заводов, офисов и торговых предприятий вырастет, и им придется повышать цены на свои товары и услуги. Несмотря на все усилия правительства по тщательному планированию экономики, останутся вещи, ему неподвластные – стоимость доллара или цена на нефть, – что с неизбежностью наложит отпечаток на перспективы процветания Индии. То же самое относится и к другим странам мира.

Однако во многих из них резкие скачки нефтяных цен уже не оказывают такого эффекта, какой наблюдался раньше. На Западе четырехкратный рост цен на нефть в начале 1970-х годов нанес суровый удар по финансам покупателей. Очереди на автозаправках росли в унисон с ростом нефтяных цен. В некоторых странах, включая Великобританию, цены на товары повседневного спроса подскочили больше чем на одну пятую. Профсоюзы требовали соответствующего повышения зарплат; заводы оказались под угрозой закрытия; последовала глобальная рецессия.

Следующий скачок цен на нефть произошел в 1979 году в связи с Ирано-иракской войной, что остановило экономический рост по всему миру. То же самое мы наблюдали в 1990 году, когда в ответ на вспыхнувшую войну в Персидском заливе нефтяные цены снова подскочили. В этот момент стало очевидным, что ценовая политика и экономическая деятельность стран – потребителей нефти гораздо быстрее и болезненнее реагирует на повышение нефтяных цен, чем на их снижение. Большинство из нас ощущает изменения на нефтяном рынке через собственный бензобак, хотя стоимость нефти – это всего один компонент стоимости бензина. Большая часть денег, которые мы платим за литр бензина, уходит правительству в виде налогов; еще какая-то часть предназначена для оплаты стоимости переработки и так далее. Самой автозаправке с каждого литра бензина достается всего пара центов. Более низкие цены на нефть означают более низкие доходы для нефтедобывающих и нефтеперерабатывающих компаний. Поэтому они держатся за каждый цент. Как следствие, цены обычно падают гораздо медленнее, чем растут. С учетом всех значимых факторов цена, которую мы платим за бензин, не отражает в точности всех флуктуаций в цене на нефть.

Тем не менее, когда в 2010 году цены снова подскочили примерно до того же уровня, что и в 1970-е, реакция на это была намного более спокойной. Нефтяные шоки 1970-х вызвали перемены в поведении игроков и повысили их «выносливость». Запад присмотрелся – трезво и без иллюзий – к тому, как он использует нефть. Сегодня многие западные страны – уже не те гиганты промышленного потребления нефти, какими они были раньше. Заводы и автомобили повысили свою энергоэффективность, что защитило компании и автовладельцев от резких скачков нефтяных цен. Сегодня в самых крупных экономиках происходит переориентация с производственной сферы на сферу услуг; к примеру, банкам нефть не нужна так, как она нужна промышленности. Вместе с тем заводы по-прежнему остаются заложниками роста нефтяных цен – они ничего не могут поделать с тем, что их затраты на производство растут соответственно. Биржевые спекулянты извлекают выгоду из колебаний цен на топливо. По контрасту в Индии и Китае опасения по поводу роста цен на сырую нефть и его последствий для развития экономики остаются весьма серьезными.

Точно так же нефть сегодня во многом утратила свое монопольное положение на рынке энергоносителей. Не исключено, что мотивом к активным исследованиям в области поиска альтернативных источников энергии (и к росту инвестиций в эту сферу) послужил не страх климатических изменений или загрязнения окружающей среды, а именно рост цен на нефть. Сегодня гидроэлектростанции дают достаточно энергии, чтобы снабжать электричеством экономики Японии, Германии и Великобритании, вместе взятых.

Не только богатые страны занимаются развитием возобновляемых источников энергии. Даже Индия, с ее амбициозными планами построения «шоссе к процветанию», намеревается уже к 2030 году полностью перейти на электромобили. Впрочем, следует признать, что большая часть этого электричества должна вырабатываться за счет использования ископаемых видов топлива. По оценкам Международного энергетического агентства, в настоящее время 23 % энергии вырабатывается за счет возобновляемых источников. В целом мы получаем из таких источников около 13 % нашей общей энергии; по прогнозам, к 2040 году эта цифра утроится. Даже если свыше 60 % энергии будет по-прежнему поступать из «старого» нефтяного топлива, это, несомненно, фантастический прогресс. По сравнению с ситуацией, наблюдавшейся всего несколько десятилетий назад, это невероятная перемена, а в будущем нас ждут перемены еще более невероятные. С учетом растущих запросов развивающегося мира, чем скорее они произойдут, тем лучше.

Рост нефтяных цен приводит к тому, что в некоторых странах становится выгодным разрабатывать месторождения, прежде считавшиеся нерентабельными, например британские нефтяные поля в Северном море, залежи нефти под Раджастаном или сланцевые месторождения в Техасе. Использование ресурсов, хранящихся у нас «на заднем дворе», становится все более привлекательным, а главное – осуществимым вариантом. Извлечение сланцевой нефти превратилось в прибыльное предприятие, только когда цены на нефть в США превысили 95 долларов за баррель. Нефть из этих источников за последние годы из тонкого ручейка превратилась в мощный поток. К 2015 году США добывали 5 млн баррелей сланцевой нефти в день, что составляло больше половины американской нефтедобычи. Появление передовых технологий в области добычи заметно снизило себестоимость сланцевой нефти.

В 2016 году впервые за многие годы добыча нефти в Америке на краткое время превысила ее импорт. Борьба за снижение зависимости от зарубежных поставок нефти явно приносит свои плоды. По некоторым оценкам, сегодня нефтяные запасы США превышают запасы Саудовской Аравии или России.

Ядро проблемы – энергетическая безопасность, предохраняющая экономику от сотрясений на рынке энергоносителей вне зависимости от того, идет ли речь о ее цене или о доступности предложения. Помимо всего прочего, она включает в себя так называемые цепочки поставщиков – от генерации до передачи и дистрибуции электроэнергии. Цель состоит в том, чтобы на родине доллара никто не испытывал опасений попасть в заложники к нефтяным баронам Ближнего Востока. Журнал Economist назвал эту ситуацию «Шейх против сланца». Изменения в раскладе нефтяных резервов могут привести к сдвигам в распространении доллара и власти и, как следствие, к «перерисовке» геополитической карты мира в пользу Америки. Со временем, когда и если мир станет меньше зависеть от нефти, доминирование доллара окажется под угрозой. Но развитие сланцевой добычи в некоторой степени отдаляет наступление этого дня.

Гораздо более проблематичным может стать открытие новых месторождений. Количество нефти на планете ограничено, и ее месторождений, притом небольших, обнаруживается все меньше. Эксперты придерживаются на этот счет разных мнений, но некоторые из них утверждают, что объемы добычи достигнут максимума – пика добычи – в ближайшие десятилетия. Аналитики банка HSBC считают, что к 2040 году миру каждый день будет не хватать нескольких миллионов баррелей нефти – если не будут открыты новые месторождения. Этот объем эквивалентен добыче четырех Саудовских Аравий. Только представьте себе, как при этом будут выглядеть цены на нефть. Не факт, что использование возобновляемых источников энергии будет способно компенсировать эту нехватку. В этой гонке против времени есть две цели: не дать лампочкам в домах погаснуть и не дать счетам расти.

* * *

Разумеется, нефть по-прежнему сулит несметные богатства. Одним из главных бенефициаров торговли черным золотом остается государственная компания Saudi Aramco, стоимость которой оценивается примерно в 2 трлн долларов. Она стоит больше, чем Apple или Google, который принадлежит компании Alphabet. Даже с учетом скачков нефтяных цен эта старая отрасль промышленности обгоняет все новые.

Обильные запасы нефти обещают огромные богатства, но они же могут сделать страну уязвимой, и падение цен на нефть для крупных нефтедобывающих держав может быть крайне болезненным. Почти половина годового ВВП Саудовской Аравии обеспечивается нефтью. Купаясь в нефтедолларах на протяжении десятилетий, Саудовская Аравия занималась реализацией дорогостоящих социальных программ. Сегодня, чтобы свести баланс, саудовскому правительству позарез нужно, чтобы нефть стоила дорого.

В 2014 году мировая цена на нефть упала, поскольку в Саудовской Аравии добывались значительные ее объемы, а спрос из Китая снижался. Возникли опасения, что спрос снизится еще больше. На фоне падающих нефтяных цен правительству Саудовской Аравии пришлось сокращать государственные расходы – впервые почти за 50 лет. Вместе со своими партнерами по ОПЕК Саудовская Аравия согласилась сократить добычу на почти одну двадцатую часть от объемов 2017 года. Это был непривычный ход, но он показал всю серьезность финансовой проблемы, с которой столкнулась Саудовская Аравия.

Ираку тоже приходится крепко держаться за каждый доллар, получаемый от продажи нефти. В 2014 году почти все его экспортные доходы были получены за счет нефти. Страна, в основном полагающаяся на один-единственный товар, называется монокультурной экономикой. На долю нефтяной отрасли приходилась почти половина ВВП Ирака, который финансировал все остальные сегменты экономики именно нефтяными деньгами. Падение цен на нефть может обернуться для Ирака большими проблемами.

Но это не единственная трудность, стоящая перед Ираком. Неоднозначность обладания черным золотом проявилась настолько явственно, что оно получило новые имена: парадокс изобилия или ресурсное проклятие. Печальная истина заключается в том, что страны с огромными запасами ресурсов – таких, как нефть, – обычно демонстрируют меньший экономический рост, менее развитые демократические институты и более низкие стандарты жизни, чем страны, у которых ресурсов не так много.

Кроме того, эти страны часто сталкиваются с политической и экономической нестабильностью. Их доходы сильно зависят от нефти, и их далеко не случайно называют монокультурными экономиками: интересы нефтяного сектора зачастую превалируют над всеми остальными сферами жизни, включая соблюдение прав собственности, законодательство и формирование властных структур. Для них характерно ярко выраженное неравенство, поскольку слишком велик разрыв в доходах между теми, кто работает в нефтяной отрасли, и всеми остальными. Резкие скачки цен могут привести к изменению уровня доходов, безработице и гражданским беспорядкам. В Венесуэле в 2014 году падение нефтяных цен вызвало появление распределительной карточной системы, экономический крах и голодные бунты.

От отраслей, связанных с добычей нефти или газа, волны расходятся по всей экономике. «Голландская болезнь» – это не вирус, поражающий скот или растения; это термин, появившийся в Нидерландах после открытия в 1959 году газовых месторождений. В начале 1970-х годов долларовые доходы от экспорта взмыли до небес, и одновременно взлетел спрос на голландский гульден, который подорожал. В отличие от Китая и Нигерии Нидерланды позволили своей валюте свободно реагировать на меняющийся спрос. Заплатили за это голландские фермеры и владельцы предприятий. Экспортные товары стали слишком дорогими, чтобы конкурировать с зарубежными. В период 1971–1977 годов безработица в стране выросла более чем в 4 раза. Объем инвестиций упал, что нанесло незаживающие раны тем областям страны, которые не были связаны с добычей нефти или газа.

Поскольку в мире слишком много желающих заполучить вожделенный товар, нефтедобывающие страны испытывают постоянную угрозу своей безопасности. Страна, богатая природными ресурсами, нередко становится объектом вторжения. Желание взять под контроль кувейтскую нефть заставило Саддама Хусейна в 1990 году вторгнуться на территорию этой страны. Интерес США к Ираку также не ограничивается гуманитарными побуждениями. Американские компании, в том числе гигант Halliburton, заключают крайне выгодные для себя контракты на иракскую нефть. В 2014 году Ирак снова стал мишенью тех, кто точит зубы на его ресурсы. Удар стране нанесло не только падение нефтяных цен, но и агрессивные действия Исламского государства (ИГИЛ)[1].

Не будь у Ирака нефти, он вряд ли стал бы процветающей экономикой, поскольку его единственная другая развитая отрасль – это производство цемента. Но даже с учетом нефти среднедушевой доход в Ираке меньше одной десятой американского. Среднестатистическому иракцу всего 19 лет, и половина взрослого населения никогда не посещала среднюю школу. Это следствие потрясений, пережитых страной в последнее время, если вспомнить, что до 1990 года иракская система образования считалась соответствующей мировым образцам. Под сельское хозяйство используются огромные земельные площади, но, несмотря на это, Ираку приходится закупать продовольствие за рубежом. Война помешала Ираку развиваться; страна, и без того достаточно уязвимая, стала легкой мишенью для ИГИЛ.

Террористическая организация пронеслась по территории страны на севере и на востоке, захватывая нефтяные месторождения производительностью почти 60 тыс. баррелей в сутки. Хотя ИГИЛ не смогло достичь Басры на юге, последствия конфликта оказались очень серьезными. По некоторым оценкам, ИГИЛ зарабатывало по 700 тыс. долларов в день, продавая нефть Сирии, Ирану или мелким нефтеперерабатывающим предприятиям. Эти деньги, как и доходы от продажи исторических раритетов и другого захваченного имущества, а также выкуп за похищенных людей, сделали ИГИЛ самой обеспеченной террористической группировкой в мире. Они позволили им нанимать и вооружать боевиков в Ираке и других странах региона.

Цена, которую пришлось заплатить Ираку, выразилась не просто в потере денег, но и в полномасштабном гуманитарном кризисе. Захват ИГИЛ новых территорий сопровождался военными преступлениями, включая массовые убийства, изнасилования и похищения. Почти 3 млн иракцев были вынуждены покинуть места своего проживания; по оценкам ООН, в помощи нуждалось 10 млн человек. В осажденной Фаллудже вспыхнул голод; его жители стали жертвами вооруженных бандитов; их дома и городская инфраструктура подверглись разрушениям. Страсть игиловцев к черному золоту дорого обошлась иракцам.

Возглавляемая США коалиция государств наносила авиационные удары по позициям ИГИЛ, в том числе по нефтяным месторождениям. Те отступали, утрачивая контроль над нефтеносными районами. К середине 2017 года силы коалиции сосредоточились на захвате последнего укрепления ИГИЛ – города Мосула. Для поддержки сухопутных операций, проводимых иракской армией и курдскими военизированными формированиями «Пешмерга», иракскому правительству пришлось тратить деньги, полученные от продажи нефти. Чтобы защитить свой народ и свою нефтяную промышленность, Ирак расходует доллары, которые ему платит Индийская нефтяная компания. Последняя передает свой доллар Иракской государственной нефтяной компании, откуда он поступает в бюджет и расходуется на нужды обороны.

Ирак связан давними отношениями с Россией. В 2014 году этот его союзник сообщил, что готов снабжать Ирак оружием для борьбы против террористов. Вот к чему в силу необходимости поворачивается Ирак, и вот куда он отправляет свой доллар. Доллар помогает менять нефть на оружие.

6

Финансирование средств разрушения

Из Ирака в Россию

Завод в Ижевске занимает огромную площадь. К грохоту, доносящемуся из-за его стен, город привык с начала XIX века. Рабочие завода собирают автоматы, дробовики и охотничьи ружья. Вполне вероятно, что их родители занимались тем же самым, когда во времена Советского Союза им сверху диктовали, чего и сколько должно быть произведено, чтобы удовлетворить требованиям вооруженных сил. Сегодня дела обстоят иначе, и заводы, подобные этому, работают практически без перерывов, повинуясь не приказам из Кремля, а власти доллара.

Используя ресурсы, унаследованные после развала Советского Союза, наш производитель оружия – назовем его Дмитрием Соколовым – является одним из собственников предприятия, выпускающего вооружения, которыми Россия славится по всему миру. Разумеется, это вымышленный персонаж, но в нашей истории он играет роль представителя тех сил, которые сумели воспользоваться активами страны после крушения СССР. Российские торговцы оружием могут предложить на рынок все что угодно – от зенитных орудий до танков и истребителей МиГ. В тот момент, когда происходит обмен нефти на оружие, доллар попадает в обе эти самые сомнительные сферы мировой экономики. В 2012 году в рамках модернизации своей армии Ирак потратил 4,2 млрд долларов на закупки в России оружия, в том числе на приобретение 43 ударных вертолетов: 28 – Ми-35М и 15 – Ми-28Н. Первые из них были доставлены заказчику в 2013 году и вместе с другими видами вооружения уже через пару лет использовались в боевых операциях по освобождению Фаллуджи от отрядов ИГИЛ.

Ираку нелегко расставаться с заработанными нефтедолларами, но в условиях продолжающегося конфликта покупка оружия важнее реализации инфраструктурных и социальных программ. Российские производители оружия обещали Ираку снабдить его наилучшими вооружениями для защиты населения и сдержали данное слово.

Для России этот контракт имел огромное значение: экспортные доходы от торговли оружием по сравнению с началом тысячелетия выросли в 5 раз. Эта отрасль – часть стратегии, направленной на усиление геополитического влияния России и ее экономической мощи. Россия – страна-тяжеловес с легковесной экономикой; она испытывает большие трудности, и ее старый враг – доллар – пока что остается непобедимым. Россия XXI века – это большой, но слабый медведь глобальной экономики, опутанный цепями своей истории. Он вынужден полагаться на доллар. Но, если страна желает получать доллары, она должна торговать оружием.

* * *

В 1991 году окончание холодной войны рассматривалось как триумф либерализма. Это, безусловно, помогло доллару уси-лить свои позиции. Но на самом деле причиной краха ком-мунизма стали в первую очередь экономические

В 1955 году был подписан Варшавский договор – коллективное оборонное соглашение коммунистических стран Восточного блока. В капиталистических странах Запада это событие было воспринято как сигнал тревоги; неудивительно, что и в том и в другом лагере начался бурный рост производства вооружений и активная разработка космических технологий. Однако к 1980-м годам у Советского Союза иссякли финансовые средства на продолжение этих программ. Централизованное планирование доказало свою неэффективность. Экономика дышала на ладан; граждане испытывали недовольство и беспокойство, и Советский Союз прекратил свое существование. Военная промышленность, какой мы знаем ее сегодня, – это продукт холодной войны.

В настоящее время иракский доллар – один из миллиардов, получаемых Россией за экспорт товаров военного назначения. В том, что касается торговли оружием, Россия уступает только США. Как и многие другие товары, оружие часто оценивается в международной торговой валюте, то есть в долларах. Гонка вооружений времен холодной войны коснулась не только производства автоматов и гранат. СССР вкладывал огромные средства в разработки ядерного, химического и нервно-паралитического оружия, и к концу этого периода страна располагала крупнейшими в мире арсеналами вооружений. Кроме того, существовало огромное количество новых проектов: Россия находилась на переднем крае научных исследований и технологических разработок в области производства вооружений. Пришла пора извлечь из этого прибыль. Российские компании обладали всеми возможностями конструировать, производить и продавать оружие. Часть из них так и остались государственными; часть предпочли привлечь частных инвесторов, таких как Дмитрий Соколов. Раньше Россия производила оружие в основном для собственных нужд; теперь настало время выйти с ним на внешний рынок.

Найти потенциальных покупателей было легко. Даже после окончания холодной войны Россия твердо знала, кто ими станет: те страны, которым отказывалась продавать оружие Америка. Если США как крупнейший на планете производитель оружия снабжали своих союзников по НАТО и на Ближнем Востоке, например Саудовскую Аравию, то Россия обратила взор на потребителей из числа растущих экономических гигантов – Китай, Индию, некоторые страны Ближнего Востока и Юго-Восточной Азии. И покупатели, и продавцы с опаской относятся к любой альтернативе; у каждого производителя, как правило, имеется свой потребитель. Особый случай – Ирак, который мог с легкостью потратить свой доллар на американское оружие – и шансы на это были выше. Ирак – одна из немногих стран, которые «дружат» и с Россией, и с США. Это означает, что России приходится прилагать немалые усилия, чтобы не потерять в лице Ирака выгодного клиента.

Противники ИГИЛ, воюющие в Ираке, могли с равной степенью вероятности обнаружить на своих автоматах наклейки «Сделано в России» и «Made in USA». Сотрудники Международной неправительственной организации Amnesty International выяснили, что наличие огромных запасов оружия в Ираке уходит корнями в 1970–1980-е годы, когда обе сверхдержавы занимались его «безответственным» распространением. После начала Ирано-иракской войны СССР хранил нейтралитет – во всяком случае, официально. Но к концу конфликта, то есть к 1988 году, Россия превратилась в одного из крупнейших поставщиков оружия в Ирак. Три десятилетия спустя экстремисты из ИГИЛ – если верить данным Amnesty International – оказались в положении детишек, попавших в кондитерскую лавку. Они захватывали закупленное годами раньше оружие, в том числе системы ПВО и автоматы Калашникова российского производства. Частично оно наверняка поступало по официальным каналам, но затем либо его плохо охраняли, либо оно попало не в те руки из-за коррупции и хаоса, вызванного сменой режима.

По всей очевидности, боевики ИГИЛ в Ираке сами не верили в свое счастье. Большая часть других экстремистских группировок – «Боко-Харам» в Нигерии или «Аль-Каида» – добывает вооружение незаконными методами. Если у них есть деньги, они могут получить его у не отягощенных моральными принципами торговцев, которые продают малогабаритное оружие, легко поддающееся транспортировке, в том числе через границы, – автоматы, гранаты, минометы и противопехотные мины. Понятно, что прикрепить ценники к нелегально продающемуся оружию невозможно, но по примерным оценкам размеры этого рынка превышают 1 млрд долларов в год. И все это оружие сеет ужас и горе среди самых беззащитных жителей нашей планеты. Российский торговец оружием по имени Виктор Бут – бывший военный переводчик, печально прославившийся как «торговец смертью», в 1990-е годы заключил множество незаконных сделок в Конго и других странах. В 2008 году он был арестован при попытке продать оружия на 15 млн долларов Революционным вооруженным силам Колумбии, уже совершившим несколько терактов. Суд в Нью-Йорке приговорил Бута к 25 годам тюремного заключения.

Такова темная сторона глобальной экономики, готовой перейти в поле нелегальной деятельности, хотя большинство сделок по купле-продаже оружия совершается на вполне законных основаниях. В последние годы, когда усиливается глобальное напряжение и растут затраты на военные нужды, российский экспорт оружия процветает; сегодня стране принадлежит четверть мирового рынка. Это выгодный бизнес, который приносит России около 15 млрд экспортных долларов в год. В числе самых популярных видов вооружений – зенитный комплекс С-300, истребитель МиГ-35М, ударные вертолеты (отправляемые в Ирак) и супертанк Т-90. Интерес импортеров заключается не столько в пополнении своих военных арсеналов, сколько в укреплении своих вооруженных сил за счет наиболее современных видов вооружений. Когда-то Россия боялась продавать за рубеж самое передовое и эффективное оружие, но сегодня она в восторге от того, что может это делать. Подобные виды вооружений могут стать символом возросшего статуса для новых процветающих экономик; к примеру, во Вьетнаме затраты на военное оборудование с 2012 по 2016 год утроились по сравнению с предыдущими пятью годами.

Гонка вооружений продолжается, и вспыхивающие в мире конфликты дают России возможность продавать – а заодно тестировать – свою боевую мощь. С ростом напряжения в XXI веке на Ближнем Востоке средства, выделяемые на нужды армии странами региона, удвоились. Значительный ломоть этого пирога достается России. В 2015 году Россия вмешалась в гражданскую войну в Сирии на стороне президента Асада. Эта война, если повторить один из газетных заголовков, стала «демонстрационным залом российского оружия», поскольку войска Асада пользовались именно им. Эта кампания стоила России около 500 млн долларов, но принесла ей в 10 раз больше за счет возросшего спроса на ее вооружения со стороны других стран мира. Дмитрий Соколов не может вкладывать деньги в традиционные виды рекламы – плакаты и видеоролики, – но это ему и не требуется. Где бы в мире ни работал успешный производитель оружия, правительство будет оказывать ему полную маркетинговую поддержку.

И дело не только в финансовой выгоде. Национальные правительства, включая Францию и Великобританию, склонны прибегать к услугам компаний вроде той, в которой работает Дмитрий, для достижения внешнеполитических целей. Например, Россия рассматривает Сирию как ключевой фактор распространения своего влияния в регионе. Ее вмешательство в гражданскую войну полностью изменило сложившийся расклад сил, хотя Россия и раньше была поставщиком половины объемов оружия, применяемого в Сирии. После событий «арабской весны» Россия искала способ усилить своих союзников на Ближнем Востоке. Плюс ко всему ее тревожил возросший риск исламского экстремизма, способного проникнуть на ее территорию.

Однако это непростая игра. Россия показала, что может ослабить свою поддержку режима Асада, если ей покажется, что он вот-вот падет. Стремительные изменения внутри геополитических альянсов означают, что всегда остается риск обнаружить, что оружие, проданное Дмитрием, будет обращено против его родины.

Международная общественность удивленно поднимает брови, узнавая о продаже оружия режимам, готовым применить его для устрашения или массовых убийств собственного народа. Поддержка Россией сирийского режима, который обвиняли в применении химического оружия, вызвала на Западе бурное возмущение. Но Кремль просто обвинил западные страны, включая США, в двойных стандартах, заявив, что и они оказывали помощь репрессивным режимам.

Например, в 2015 году большая часть британского экспорта вооружений ушла в Саудовскую Аравию – в обмен на нефть. Саудовская Аравия в нарушение международных гуманитарных норм проводила бомбардировки Йемена, унесшие тысячи человеческих жизней. После событий «арабской весны» в Северной Африке британский парламент принял документ, в котором говорится, что в результате смены кабинета были допущены ошибки в оценке рисков, связанных с экспортом вооружений в определенные страны Северной Африки и Ближнего Востока; в тех из них, где существует авторитарный строй, они могут быть использованы для подавления недовольства граждан внутри страны.

Внешняя политика – и жажда экспортных долларов – оказываются сильнее прав человека и требования мира во всем мире. Победителями становятся компании, подобные той, в которой работает Дмитрий, и страны, которые они представляют. Экономический рост и объем получаемых страной долларов могут год от года меняться, но состояния торговцев оружием находятся в относительной безопасности. Оборонная промышленность обладает собственной защитой от нестабильности экономического климата. Так же как продовольствие, оружие расценивается как жизненная необходимость. Спрос на товары военного назначения в какой-то степени «не эластичен», то есть отличается почти неизменным постоянством: затраты на охрану границ – одна из последних статей бюджета, которые правительства готовы сокращать.

Для России коммерческая сторона имеет огромное значение: в 2015 году каждый двадцатый доллар, вырученный страной от экспорта, приходился на долю торговли оружием. Однако это не означает, что в будущем ситуация не изменится. Спрос на оружие растет во всем мире, но сегодня еще одним важным игроком на этом рынке становится Китай. Из-за отсутствия инвестиций и нехватки специалистов высокого уровня Россия утратила свое доминирующее положение в области научных исследований и разработок новейших видов вооружений.

В настоящее время почти 70 % мировых вооружений производится в странах, традиционно относимых к сверхдержавам: США, Франции, Великобритании и России. Но с изменением расклада сил на мировой арене хватка некоторых из них ослабевает, в том числе на рынке вооружений. В не столь отдаленном будущем Ирак вполне может перенаправить свой доллар в Китай. Индия пока что остается лояльным покупателем, но неизвестно, надолго ли. Не исключено, что Россия утратит и свои доходы от экспорта вооружений, и связанное с этим влияние в мире.

* * *

Попытки России интегрироваться в глобальную экономику – уравнять свою экономическую мощь с политической – были сопряжены с большими трудностями. Она вынуждена торговать оружием, потому что остальные сферы экономики испытывают серьезные проблемы.

На широких российских просторах имеются огромные запасы природных ресурсов, в том числе нефти и газа. Россия вполне способна понять Ирак с его парадоксом изобилия. Нефть и газ дают России могущество; например, от нее зависит, будет ли гореть свет в европейских домах в разгар холодной зимы, – достаточно перекрыть газовый вентиль. Но так же верно, что нефть держит Россию за глотку, и это известно всем – и самой России, и ее конкурентам, и рынкам.

Россия добывает почти 11 млн баррелей нефти в сутки, уступая только Саудовской Аравии (в некоторые периоды она даже обгоняла Саудовскую Аравию по объемам добычи). Нефтяная отрасль обеспечивает чуть больше половины доходов российского бюджета; на нее приходится 70 % экспортной выручки. Россия чуть менее зависима от нефтяных денег, чем Саудовская Аравия, но это не отменяет того факта, что нефть является ключевым элементом, гарантирующим стабильность страны. По некоторым оценкам, снижение цены барреля нефти на каждые 10 долларов приводит к снижению ВВП России почти на 1,5 %. Чтобы сбалансировать бюджет, России необходимо, чтобы нефть стоила не меньше 100 долларов за баррель. Более того, для торговли нефтью российскому правительству необходимы доллары, а это означает, что национальная валюта подвергается давлению.

Каким образом Россия при ее гигантских размерах и военной мощи оказалась в подобном положении? Почему она настолько зависима от нефти и валюты предполагаемого противника? В советские времена здесь действовала плановая экономика: решения о том, что и в каких количествах производить, спускались предприятиям из Москвы. В промышленности царили перекосы: производство оружия доминировало над производством станков и оборудования мирного назначения. Закрытый характер экономики, слабо связанной с глобальной, тон в которой задавал Запад, означал отсутствие мотивации для производства товаров на экспорт. Предприятий насчитывалось сравнительно немного; власть была сконцентрирована в руках узкой группы лиц, которые держали под контролем практически все аспекты жизни рабочих – от предоставления жилья до обеспечения мебелью и продуктами питания.

Недостаточное внимание к производству товаров народного потребления приводило к дефициту базовых продуктов в магазинах; за ними выстраивались очереди. Люди скупали все, что «выбрасывала» торговля, накапливая дома разнообразные запасы. Размеры теневой экономики достигали 10 % от официальной; «теневики» снабжали дефицитными товарами тех, у кого были деньги. Холодная война и одержимость централизованным планированием обрекли Россию на экономическое поражение.

В 1985 году новый президент Михаил Горбачев признал, что система хромает на обе ноги. Было принято решение перейти к перестройке и гласности. Это подразумевало поощрение инноваций и предприимчивости, но политика Горбачева носила половинчатый характер и не смогла заткнуть дыры в советской промышленности и заполнить полки магазинов товарами. Цель создания крупномасштабной современной промышленности оставалась недостижимой.

Вдохновленные увиденными переменами, западные банки, особенно немецкие, начали понемногу предоставлять Советскому Союзу кредиты. Затем упали цены на сырую нефть, что поставило энергозависимую советскую экономику на колени. Напуганные этим кредиторы потребовали срочной выплаты займов. Обнаружилось, что капиталистические рынки нанесли серьезный удар по оплоту коммунизма, и стране пришлось продавать золото, чтобы накормить население. Через несколько лет СССР прекратил свое существование.

Могучий Советский Союз лежал в руинах, и те, кто имел желание и возможность порыться в обломках, могли наткнуться на настоящее сокровище. Крах СССР возвестил наступление хищного капитализма – бурное, но коснувшееся не всех. В конце 1980-х страну охватил дух предпринимательства, но наибольшую выгоду из него извлекли олигархи – русский аналог американцев-северян, после Гражданской войны хлынувших в южные штаты и занимавшихся малопочтенным бизнесом. Именно олигархи смогли в новых обстоятельствах сорвать самый большой куш. Нуждавшееся в деньгах правительство распродавало активы, предлагая приватизировать энергетическую промышленность и финансовый сектор. Эти сделки принесли выгоду в первую очередь крупным политикам и их «подельникам». Они за рекордно короткое время скопили невероятные богатства, заодно получив огромное влияние на политическую и экономическую систему страны.

В их числе был Роман Абрамович, известный как владелец футбольного клуба «Челси» и кричаще роскошных яхт и вилл. Родившийся в скромной семье и осиротевший в возрасте двух лет, он воспользовался возможностями, открывшимися в годы перестройки, и еще студентом основал компанию по выпуску игрушек. Это дало ему необходимый стартовый капитал. Человек с талантом к заключению сделок, позже он заполучил в собственность часть энергетического гиганта «Сибнефть». Дальше у него все было «в шоколаде».

Владимир Путин стал президентом в 2000 году, на волне обещаний обуздать олигархов. Действительно, вскоре случилось несколько довольно мутных эпизодов, связанных с преследованием богатейших людей страны. Посткоммунистическая Россия вполне могла открыться миру, но Путин унаследовал плюсы и минусы своих предшественников: его популярность, как и доходы россиян, по-прежнему росли или падали в зависимости от уровня цен на нефть.

К 2006 году доходы среднего россиянина удвоились по сравнению с советскими временами, поскольку выросли доходы от нефти, а налоги на некоторые виды предпринимательства были сокращены. Затем ударил мировой финансовый кризис, а когда в 2014 году цена на нефть снова упала, обнажились все трещины в здании российской экономики.

В 2015 году российская экономика продолжала съеживаться; инвесторы в ужасе бежали от нее прочь. Цены в магазинах взлетели; россияне тратили больше половины своих доходов на продукты питания. Наглядную демонстрацию падения уровня жизни предприняла газета Moscow Times, опубликовавшая специальный репортаж, в котором, помимо прочего, говорилось, что средний гражданин России покупает всего две пары обуви в год – в то время как его (или ее) американские коллеги могли себе позволить почти восемь пар. Лорен Миллер совершала все новые покупки, а женщины в России сокращали расходы, пользовались тем, что успели купить раньше, и отдавали вещи в ремонт.

В марте 2014 года Россия аннексировала Крым и осуществила вооруженное вторжение на Украину. В результате Европейский союз, а также США и их союзники решили ударить Россию по карману, введя против нее экономические санкции: ограничение на импорт таких товаров, как оружие и оборудование для нефтяной промышленности; заморозку банковских счетов и других зарубежных российских активов; запрет на въезд в свои страны некоторым высокопоставленным чиновникам и крупным бизнесменам. И это только часть санкций. Замысел состоял в том, чтобы устроить России долларовый голод. Россия в ответ ввела контрсанкции, включая запрет на импорт некоторых видов продовольствия. Сложилась патовая ситуация. По некоторым оценкам, подобные действия могли стоить Европе до 100 млрд долларов, но России, которая и без того находилась в состоянии рецессии, они обошлись еще дороже. Рядовых россиян ограничения ударили еще больнее. Запрет на импортные продукты питания заставил цены в Москве взлететь. Экономический рост в стране замедлился. Путин назвал действия европейцев и американцев «недружелюбными шагами». Тем не менее к 2017 году Россия не предприняла никаких мер для разрешения конфликта.

Перейдем к описанию последовавшего за этим кризиса. Ситуацию усложнило падение курса российской национальной валюты. Тревога на глобальных валютных рынках, сопровождавшаяся волнами спекуляций, привела к тому, что рубль потерял больше половины своей стоимости по отношению к доллару. Многие считали, что Россия слишком зависит от нефти и ей не избежать серьезных проблем. Спекулянты ринулись прочь от российской валюты. Рубль рухнул. В 2014 году один доллар стоил 30 рублей, в начале 2016-го его цена поднялась до 85 рублей.

Почему это было важно? Падение рубля взвинтило цены на импортные товары, нанеся удар по потребительским возможностям россиян. Еще одним негативным фактором стало то, что после краха СССР прекратилось субсидирование сельского хозяйства, которое теперь пребывало в плачевном состоянии. Большую часть необходимых людям продуктов, таких как молоко, яйца и мясо, закупали оптовики, платившие за них глобальной торговой валютой, то есть долларами. Это привело к еще большему спросу на доллары и дальнейшему снижению стоимости рубля. Для российских покупателей это обернулось резким ростом цен.

Помимо всего прочего, значительный объем российского внешнего долга номинирован в долларах. Его обслуживание стало дороже. Правительство не видело в этом особенной проблемы, потому что у него имелись значительные запасы иностранной валюты, но для компаний это стало серьезной головной болью. Их долги исчислялись сотнями миллиардов долларов. В принципе правительства и компании всех стран мира рискуют столкнуться с той же проблемой, если берут деньги взаймы в долларах. Падение стоимости национальной валюты по сравнению с долларом оказывает влияние на их способность расплачиваться с долгом и наносит удар по их прибылям, развитию и даже рабочим местам. Учитывая тот факт, что займы в долларах имеют широкое распространение, Банк Англии пришел к выводу, что сильный доллар – это плохо для глобального роста.

Падение курса рубля совпало с падением цен на нефть, что поставило под угрозу экспортные доходы. Но у ослабления рубля было и свое преимущество: оно помогло сгладить негативный эффект снижения нефтяных цен. Поскольку нефть оценивается в долларах, Россия стала получать за один нефтяной доллар больше рублей. Но этим все преимущества слабого рубля для российской экономики и ограничились. В какой-нибудь другой стране слабая национальная валюта могла бы способствовать удешевлению экспорта и, как следствие, повысить зарубежные продажи. В этом случае иностранные потребители захотят приобретать больше товаров, произведенных в этой стране, что, в свою очередь, повысит спрос на ее валюту, которая усилится, – как минимум, в теории ситуация придет в равновесие. Проблема в том, что России по-прежнему практически нечего предложить на экспорт, если не считать оружия. Полагаться на нефть как на средство затыкания финансовых дыр – рискованная стратегия.

Россия оказалась в невыгодном положении жертвы сильного доллара и слабого рубля.

Исторически российская валюта всегда была слабой. Само ее название – рубль – появившееся в XIII веке, ведет происхождение от глагола «рубить». Судя по всему, оно оправдало свое имя в неспокойные дни 2014 года, как и во время революции 1917-го, когда стоимость рубля упала почти на треть, что вызвало огромный рост цен и раздуло революционное пламя. Помимо крупных исторических событий, еще одной причиной слабости рубля является отсутствие уверенности в его надежности. Мнения людей имеют значение.

У российского рубля и американского доллара есть одна общая черта: ни тот ни другой не обладают внутренней стоимостью. По сути, любые деньги – это обещания, будь то долг или кредит. Изначально доллар выступал в качестве обещания заплатить потребителю золотом. Долларовая банкнота служила гарантией этого обещания: вплоть до 1934 года на каждой купюре было напечатано: «Выдать подателю сего…» Однако в 1971 году, после отмены Бреттон-Вудского соглашения, когда доллар «отвязался» от цены золота, он утратил собственную ценность и превратился в то, что называют «фиатной валютой». Доллар Лорен Миллер – это обещание, данное ей федеральным правительством; а ее банковский счет – это обещание, данное ей банком. Таким образом, доллар – это обещание, которое иракское правительство дает России в обмен на оружие. Однако в наши дни это обещание основывается исключительно на нашей вере в то, что оно будет выполнено, а не на чем-то более осязаемом.

Как следствие, ценность доллара и его сила базируется на доверии, то есть уверенности, что его примут как средство оплаты за товары или услуги стоимостью в 1 доллар, и вере в то, что его стоимость не изменится. Иначе говоря, люди верят, что американское правительство будет способно обеспечить надежность доллара. С рублем все обстоит точно так же.

Деньги, или валюты, имеют три назначения. Во-первых, они должны служить признаваемым всеми посредником финансового обмена и возмещения долгов. Бартерный обмен коз на пшеницу – это замечательно, но что, если козопасу не нужна пшеница, а нужна, скажем, нефть? Фермер должен иметь валюту, которую у него примет торговец нефтью. Во-вторых, деньги должны выполнять функцию сохранения ценности: если в день зарплаты вы отложите 1 доллар, то вы должны быть уверены, что через неделю сможете купить на него то же количество пшеницы (хотя инфляция способна внести в этот расклад небольшие коррективы). В-третьих, это расчетная единица; иначе говоря, деньги позволяют нам измерить стоимость козы. Все валюты мира (их 151) в разной степени соответствуют этим назначениям, но лучше всех с этим справляется доллар – валюта торговых счетов и международных кредитов и самый надежный вид финансовых резервов.

Вместе с тем не имеет никакого значения, чем поддерживается валюта – золотом или чем-либо еще. Если ей никто не верит, она станет бесполезной.

В бывшем Советском Союзе возникла странная параллельная торговая система. Базовых товаров часто не хватало, и рядовые граждане толкались в очередях за молоком или яйцами. По контрасту с ними люди, имевшие доллары, могли посещать отлично снабжавшиеся валютные магазины. К числу этих малочисленных везунчиков относились те, кто совершал поездки за рубеж, смог установить деловые отношения за пределами страны или контактировал с иностранными туристами. Ходили истории о том, как московские проститутки, обслуживавшие зарубежных гостей, обменивали доллары по невероятно раздутому курсу черного рынка. Как и в значительной части менее развитого мира, цены на номера в самых шикарных отелях выставлялись в долларах. «Зеленый» как символ финансовой стабильности и ценности служил предметом всеобщего вожделения. Рядовые граждане СССР, утратившие веру в способность своей страны развивать экономику и повышать уровень их жизни, осторожно начали рассматривать доллары как средство улучшить свое существование. На всем протяжении холодной войны России приходилось терпеть на своей земле оскорбительное присутствие доллара.

В 2014 году произошел еще один кризис доверия к рублю – российские потребители и инвесторы, утратившие веру в национальную валюту, бросились скупать телевизоры, ювелирные украшения и недвижимость. Поскольку деньги – это не просто возможность покупать то, что тебе нужно или чего тебе хочется, но также и средство сбережения, россияне спешили потратить свои деньги на дорогие товары, в которых не нуждались: они сочли, что это позволит им сохранить накопленные ценности успешнее, чем если они по-прежнему будут держать в кармане рубли. Многие арендовали сейфовые ячейки в банках, куда складывали иностранную валюту, купленную на свои сбережения.

Положение усугублялось тем обстоятельством, что для банков и нефтяных компаний пришел срок платить по зарубежным займам. Для этого им были нужны доллары. Никто не хотел рублей – все хотели доллары. Когда из экономики уходит уверенность, ситуация ухудшается на глазах. Начинается движение по спирали вниз.

В 1998 году также произошло обрушение рубля. Россия не могла расплатиться по долгам; ей потребовалась срочная финансовая помощь МВФ; ключевая процентная ставка была повышена на беспрецедентную величину – 100 %. Иначе говоря, взяв даже самый скромный кредит, вы должны были выплатить вдвое большую сумму. В 2014 году большая часть населения хорошо помнила эти времена, и мало кому хотелось в них вернуться.

Знакомьтесь: Эльвира Набиуллина, глава Центробанка России с 2013 года. Носящая очки дочь шофера и фабричной работницы, сегодня она считается правой рукой Путина. И эта рука натянула боксерскую перчатку и ринулась в бой, предприняв ряд рискованных шагов, направленных на восстановление положения рубля, а вместе с ним – и положения России.

Она подняла процентную ставку, а это означало, что российским инвесторам стало выгоднее держать деньги в рублях, а не в долларах. Она ограничила возможности коммерческих банков спекулировать на стоимости рубля. Затем она сделала нечто еще более радикальное: по сути, предоставила рубль самому себе. В предыдущие два десятилетия Россия пыталась управлять своей валютой – примерно так же, как Китай или Нигерия. Целью этого была стабильность, но ее достижение оказалось недешевым. Центробанк тратил свои резервы для покупки падающих рублей на валютном рынке, тем самым подталкивая спрос на них и повышая их стоимость. Мадам Набиуллина заявила: «Довольно!» – и отпустила рубль в свободное плавание, предоставив ему возможность нащупать свою реальную стоимость. Рынок реагировал на это предсказуемо: в течение нескольких дней курс рубля упал еще ниже.

Это могло показаться не самым удачным ходом, но в начале 2015 года началась стабилизация рубля. Центробанк использовал свои валютные резервы, прежде расходуемые на спасение рубля, иным способом: предложил коммерческим банкам валютные кредиты. Это означало, что россияне могли получить доллары в своих собственных банках; им не нужно было искать их где-либо еще. Рубль стал понемногу расти. Эльвире Набиуллиной с ее нестандартным подходом удалось провернуть ловкий трюк. Хотя политика российского президента вызывала недовольство его европейских коллег, финансовые издания назвали Набиуллину «главой центробанка года». Она действительно нанесла нокаутирующий удар по противнику, но только в одном раунде.

В продолжительном поединке преимущество по-прежнему остается за долларом.

* * *

Многие страны используют доллар как параллельную валюту – в свое время так поступал Советский Союз, а в определенной степени так до сих пор поступает Россия. Даже в 2017 году больше половины долларовых банкнот обращается за пределами США. Скорее всего, они имеют хождение в странах Латинской Америки или в некоторых постсоветских странах.

Почему доллар так популярен в Латинской Америке? Одна из причин этого – торговля. Так, у Эквадора и ЭльСальвадора вообще нет собственной валюты. В 2000 году обе страны официально «долларизировались», то есть приняли американскую валюту в качестве национальной, объясняя этот шаг тем, что это проще и практичнее в рамках исполнения соглашений о свободной торговле, заключенных с США. Они также сочли, что стабильный курс доллара способен защитить их страны от потенциальных экономических потрясений. Валюта, пользующаяся доверием, увеличивает привлекательность страны для иностранных инвестиций. В Панаме благодаря строительству одноименного канала доллар стал легальной валютой больше века назад. Сооружение канала привело к росту объемов международной торговли, поэтому со стороны Панамы было вполне логичным принять валюту, в которой эта торговля осуществлялась.

Официальная долларизация как передача части экономической власти США имеет свою цену. Если вы – член долларового клуба, значит, вам приходится играть по его правилам. Любая страна, делающая доллар своей официальной валютой, соглашается принимать официальную процентную ставку, что влияет на обменный курс. Американская процентная ставка может оказаться для другой экономики слишком низкой, стимулируя чрезмерное кредитование, – либо слишком высокой, что ударит по потребителям и бизнесу дороговизной кредитов.

Страны обходят эту трудность за счет неофициальной «долларизации», используя доллар параллельно с национальной валютой. В большинстве случаев подобное наблюдается, если национальную валюту трудно получить официальным путем или если она переживает кризис доверия. Именно это произошло в Аргентине в начале нынешнего тысячелетия и в 2014 году, когда песо находился в свободном падении. Многие бизнесы, например отели и рестораны, начали принимать вместо песо доллары, рассчитывая таким образом остаться на плаву. Примерно начиная с 2010 года желающим платить долларами часто предлагали «синий» (то есть теневой) обменный курс – гораздо более выгодный по сравнению с официальным. В Аргентине использование параллельной валюты привело к возникновению параллельной экономики. Произошел раскол между теми, кто имел доступ к долларам, и теми, кто его не имел. Цены росли, а стоимость песо падала. В 2014 году всего за два дня она упала на 17 %. Защитить свои сбережения и купить нужные товары по разумным ценам могли лишь те, кто имел доллары. Спрос на доллары рос; он оставался высоким даже по окончании кризиса, что привело к расцвету коррупции.

Доллар использовался как параллельная валюта и в странах, расположенных очень далеко от американских берегов, например в Камбодже. Во всем мире торговля в долларах действует на людей успокаивающе – так же, как правительства разных стран воспринимают приобретение американских ценных бумаг как комфортное вложение. Однако траты в долларах способны вызывать тревожные последствия. Где бы в мире ни использовались доллары, это способствует усилению американского влияния, что закономерно.

Это влияние ярко проявилось во время недавнего скандала, связанного с ФИФА. ФИФА (Международная федерация футбола) отвечает за популяризацию «красивой игры» и формулирует ее правила. В 2015 году спортивный мир содрогнулся, узнав о коррупции и взятках внутри организации. Семь высокопоставленных чиновников ФИФА были арестованы в роскошном цюрихском отеле – обычно подобные операции проводятся в рамках задержания террористов и крупных гангстеров, которых хватают в мотелях или на конспиративных квартирах, расположенных в неблагополучных кварталах. На этом аресты не закончились; задержанным выдвинули обвинение в получении взяток за предоставление прав на телетрансляцию и выбор мест проведения престижных соревнований. Толчком к расследованию послужило спорное решение о проведении в 2018 году чемпионата мира в России, а в 2022-м – в Катаре. Репутация футбола оказалась сильно подмоченной.

Едва ли не самое удивительное во всей этой истории – то, каким образом она всплыла наружу. Первые операции в рамках расследования швейцарская полиция проводила на территории Швейцарии, хотя их инициатором были США. По утверждениям ФБР, некоторые руководители ФИФА занимались мошенничеством и вымогательством на протяжении последних 24 лет. Генеральный прокурор США Лоретта Линч выдвинула против них обвинение в «масштабной, системной и глубоко укоренившейся коррупции».

Почему этот факт настолько обеспокоил США? В конце концов, футбол – не самый популярный в Америке вид спорта. Число футбольных болельщиков здесь значительно уступает фанатам американского футбола, баскетбола и бейсбола. Но откаты осуществлялись в долларах, а Штатам не нравится, когда марают их «зеленые». Америка имеет законное право следить за каждой сделкой, совершенной в долларах, прошедших через американские банки или «прикоснувшихся» к американской финансовой системе. Строгие законы против отмывания денег означают, что банки и их сотрудники обязаны вести тщательный учет происхождения денежных средств и следить за тем, куда они направляются.

Длинная рука американского закона и в самом деле очень длинна, и государственные границы для нее не преграда. Она не боится играть мускулами – и меньше всего там, где доллар используется на постоянной основе, то есть в Латинской Америке. Компания Odebrecht, базирующаяся в Бразилии, является крупнейшим строительным холдингом. Она практически неизвестна в США, несмотря на одно необычное, хоть и сомнительное обстоятельство: признав свою вину в широко распространенной коррупции (даче взяток в обмен на контракты по всему региону), она заключила с госструктурами США, Бразилии и Швейцарии крупнейшую в мире «сделку о снисходительности» на 2,6 млрд долларов.

Вопрос не только в сомнительности сделок. Каждая транзакция, совершаемая в мире и включенная в финансовую систему США, подпадает под их юрисдикцию, в том числе, например, когда вы оплачиваете наличными долларами счет за проживание в отеле или за ужин в ресторане в Москве. По существу, доллар позволяет американцам выступать в роли мирового жандарма. Власти США не ограничиваются контролем за финансовой сферой; Америка может преследовать лиц, воспользовавшихся электронной почтой через расположенные в Штатах серверы. Именно этой способности США бросают вызов гиганты интернет-индустрии, такие как Microsoft и Google.

Многим странам это не нравится, в том числе России. С какой стати Америка выражает недовольство проведением чемпионата мира по футболу в Москве? Разумеется, Россия не соглашается с требованиями США об экстрадиции тех или иных лиц, обвиняемых в преступлениях, но в данном случае это не так уж важно. В спорте и бизнесе пиар – это все. Такие бренды, как Sony и Emirates Airlines, с удовольствием размещавшие свои логотипы на предыдущих соревнованиях, решили обойти московский чемпионат стороной. Скандал сделал бренд ФИФА токсичным. Это самый очевидный пример скрытого влияния доллара. По этой и другим причинам Россия объединилась с некоторыми, порой неожиданными, союзниками с целью побороться с доминированием доллара.

Положение американской валюты на верхушке денежного дерева было определено в 1944 году, по результатам саммита в Бреттон-Вудсе. На той же самой встрече были образованы МВФ и Всемирный банк. Они ставили своей целью обеспечение финансовой стабильности, снижение уровня нищеты и стимулирование экономического роста. Критики утверждают, что помимо этого они поддерживают позиции доллара, гарантируя ему статус «ключевой резервной валюты». Это означает, что доллар – не только основная валюта для торговли, но также средство сбережения. Центральные банки хранят свои валютные резервы именно в долларах. Благодаря этому спрос на доллар остается стабильно высоким, что увеличивает его силу и дает США огромное влияние. За годы к доллару присоединились «дружки»: евро, фунт стерлингов и иена. Все они считаются сравнительно надежным средством сбережения, поскольку опираются на развитые экономики. В них хранится около 85 % средств, сберегаемых в иностранной валюте. Однако Америка, Еврозона, Великобритания и Япония вовсе не представляют 85 % мировой экономики, населения и территории.

Почему бы не попытаться ослабить хватку этих «крутых парней»? В июле 2014 года в бразильском городе Форталезе состоялась встреча стран, впоследствии получивших известность как БРИК: Бразилии, России, Индии и Китая, претендовавших на статус крупнейших мировых игроков нового века. На долю этих четырех стран приходится почти четвертая часть мировой экономической деятельности. Из этой четверки у России самое малочисленное население, но россияне в среднем богаче жителей остальных стран БРИК, что дает России определенные преимущества.

Министры иностранных дел стран – членов БРИК на официальных фотографиях держатся за руки, но на самом деле этот саммит стал чем-то большим, чем просто дружеская встреча высокопоставленных чиновников из стран второго мира. По его результатам был создан Новый банк развития, задуманный как конкурирующая альтернатива Всемирному банку, и основан совместный денежный резервный фонд. В планы участников саммита входило также намерение создать собственную резервную валюту – первую скрипку в этом процессе играл Китай. Если бы юань действительно стал резервной валютой, он отличался бы большей стабильностью и потребность Китая в иностранной валюте снизилась бы. Главным бенефициаром БРИК явно был Китай, но и остальные члены организации увидели в ней для себя возможность оспорить доминирование Запада, даже несмотря на связанные с этим политические риски.

Но в целом попытки БРИК добиться своих целей забуксовали. Частично это объяснялось тем, что им не удалось достичь того фантастического экономического роста, который многие им предрекали. Доверие к китайской валюте выросло, и кое-кто заговорил о том, что ведущее положение доллара находится под угрозой. Однако, чтобы наравне с долларом попасть в высшую лигу, юаню предстоит еще долгий путь. Китай и Россия попытались обойтись без доллара, заключив соглашение о прямом валютном обмене: покупая друг у друга товары, они планировали использовать юани и рубли. Но Китай тратил значительно меньше рублей, чем это предполагалось: в 2014 году нефть, которую Китай закупал в России, существенно подешевела, но увеличения спроса на фоне падения нефтяных цен не произошло.

Россия оказалась в ловушке парадокса изобилия, он же – ресурсное проклятие. Чтобы защитить себя, России необходимо увеличить и диверсифицировать свою экспортную продукцию. Если она обретет самодостаточность через диверсификацию, снизится ее зависимость от импорта и уязвимость от скачков курса рубля. Тогда она будет не так подвержена влиянию доллара.

* * *

Торговля оружием представляется сомнительной стратегией, раздувающей пожар разрушений по всей планете. Но для России и других стран – экспортеров вооружений, рассуждающих в холодной экономической логике, это в первую очередь – надежный источник доходов. У России есть и другие варианты: помимо нефти, страна обладает многими другими видами природных ресурсов, от алмазов до железа. В 2015 году она заработала от экспорта продовольствия, главным образом зерна, больше, чем от продажи боевых вертолетов и тому подобной техники. Но цены на зерно, как и цены на нефть, непредсказуемы и подвержены сильным колебаниям, тогда как цены на вооружения отличаются большей стабильностью. Поэтому торговля оружием может выглядеть для России предпочтительней, особенно если вести ее с умом. Этот шаг мог бы стать важным элементом диверсификации экономики в рамках стремления «слезть с нефтяной иглы». Стране придется приложить немало усилий, чтобы удержать за собой этот рынок – ради Дмитрия Соколова и населения России в целом.

В среднем рабочий в России зарабатывает 300 долларов в месяц; зато такие, как Дмитрий, в удачный месяц могут заработать в тысячу раз больше. Социальное расслоение в России огромно даже по сравнению со странами Запада. Олигархи позволяют себе приобретать за рубежом особняки, яхты и даже футбольные клубы. Но, несмотря на все свое богатство, Дмитрий трясется над каждым долларом. Кто знает, как долго продлятся хорошие времена? В спину России дышит Китай. Дмитрий мог бы поместить свои деньги в банк, но российские банки пользуются репутацией довольно примитивно устроенных учреждений, к тому же работающих в условиях постоянно меняющихся правил и ограничений. Что еще хуже, все убеждены, что вкладывать средства в российские банки – дело рискованное, хотя никто не может сказать заранее, в чем заключаются эти риски. Сильный государственный надзор и непрозрачные методы управления не позволяют вкладчикам контролировать деятельность банков и вызывают в них вполне понятную нервозность. В особенности таких, как Дмитрий, с его миллионами.

Популярность российских банков упала еще ниже после введения Евросоюзом и США санкций против России. Некоторым из них запрещено взаимодействовать с международными партнерами, например, приобретать государственные ценные бумаги или акции компаний, а также брать кредиты. Это нанесло по ним сильный удар, поскольку теперь они не могут кредитовать российских предпринимателей. Энергетические компании потеряли возможность импортировать сложное оборудование, необходимое для ведения геологоразведочных работ и добычи нефти. После того как над Украиной был сбит пассажирский самолет MH17, в санкционный список попал гигант оборонной промышленности – государственная компания «Алмаз-Антей», выпускающая ракетные комплексы БУК. Страны Евросоюза и США наложили запрет на покупку продукции «Алмаз-Антея» и еще 12 российских компаний – производителей вооружений. Запад отказался делиться с Россией технологиями, которые могут быть использованы в военных целях. Некоторые из коллег или конкурентов Дмитрия Соколова обнаружили, что их деньги, хранившиеся на иностранных счетах, были арестованы и заморожены.

Где же Дмитрию хранить свой доллар? После того как Кипр предложил всем желающим свое гражданство в обмен на инвестиции, туда ринулись потоки российских денег. Кипрские паспорта сулили безоблачную жизнь в Лимассоле и предоставляли богатым россиянам возможность спрятать свои заработанные сомнительным путем капиталы, а то и отмыть их. Не каждый доллар, приобретенный в России – да и где угодно еще, – легален. Желая избавиться от излишнего внимания своего собственного правительства, к 2017 году больше тысячи богатых россиян получили кипрские паспорта.

Управление новыми российскими деньгами стало прибыльным бизнесом для банков по всей Европе, хотя и чреватым неприятными последствиями – если выяснится, что с этими деньгами не все чисто. Достаточно обратиться за разъяснениями в крупнейший немецкий банк Deutsche Bank. Его московское отделение открылось в 1998 году, когда международные банки соперничали друг с другом, желая отхватить себе в России кусок пожирнее. Стремительно развивающаяся российская экономика, по их мнению, предоставляла невероятные возможности легко и быстро разбогатеть.

В 2017 году Deutsche Bank пришлось заплатить рекордно большой штраф американским и британским надзорным организациям, которые обвинили его в отмывании грязных денег, полученных незаконным путем, в том числе в результате вымогательства, взяточничества или контрабанды оружия.

Deutsche Bank разработал систему, известную как «зеркальный трейдинг», в рамках которой состоятельные россияне могли обменять свои рубли на другую валюту. Банк от лица своего клиента размещал запрос на приобретение российских акций за рубли, обычно стоимостью в несколько миллионов долларов. Одновременно размещался другой запрос – по продаже такого же количества акций, но уже за доллары или фунты. Второй заказ размещался от лица офшорной компании. Вырученные средства могли всплыть в самых неожиданных местах, например на счетах образовательных учреждений, куда их вносили в качестве платы за обучение детей российских олигархов в Лондоне.

За два с половиной года Deutsche Bank провел свыше двух тысяч подобных операций на миллиарды долларов. Газеты, включая Guardian, назвали подобную деятельность «крупнейшим бизнесом России». В суетливом стремлении отхватить часть богатства и влияния после распада Советского Союза подобные мутные сделки получили весьма широкое распространение.

Если банки и банкиры не будут бороться с отмыванием денег, им грозят штрафы и более серьезные наказания, вплоть до тюремного заключения. Впрочем, судя по всему, в этом конкретном случае все сделали вид, что ничего не произошло. Но поскольку эти нечистоплотные сделки осуществлялись в долларах, они вызвали гневную реакцию со стороны американских властей. Снова США выступили в роли мирового жандарма – за пределами своего государства. Пресса публиковала разгромные статьи, посвященные деятельности Deutsche Bank. В Германии ведущий журнал Der Spiegel писал, что уважаемый банк превратил себя в «ресторан самообслуживания» для избранных клиентов, успевших фантастически разбогатеть. Автор публикации обвинял банк в «эгоизме, некомпетентности, лживости, аморальности и заносчивости». В этой огромной статье, озаглавленной «Столп немецкой банковской системы сбился с пути», говорилось и о других скандалах, в которых был замешан Deutsche Bank, включая нарушения правил банковской деятельности и неграмотное управление. В 2017 году банк заметно сократил объем своих операций в Москве.

Германия остается настоящим магнитом для состоятельных россиян. Богатейшая страна Европы до последнего не одобряла введение антироссийских санкций – возможно, потому, что 80 % газа, необходимого ее 82-миллионному населению, поступает из России. Германия опасается заходить слишком далеко: Россия в любой момент может перекрыть газовый вентиль, оставив немцев мерзнуть в своих домах. Следует отметить, что газовая отрасль России избежала санкций, расширению которых яростно противостояла как раз Германия. В сегодняшней обстановке нестабильности Россия по-прежнему чувствует, что способна оказывать на Германию давление.

В настоящее время немецкие банковские счета оказались в свете более пристального внимания и банки вынуждены подчиняться более строгим правилам. Возможно, это лишит их части привлекательности. Но Дмитрий по-прежнему желает вложить свой доллар туда, где ему будет обеспечена безопасность и хороший процент. Он все так же смотрит на Германию и приходит к выводу, что нет более надежной инвестиции, чем недвижимость.

7

Испытания для большой семьи

Из России в Германию

Брошюра, рекламирующая светло-бежевый жилой комплекс Mitzi – с его хромированными элементами, дубовым паркетом и идеальными лужайками, – явно намекает на привлекательный образ жизни, который ведут его обитатели. «Жизнь в центре – модно, стильно, интересно». Этот привлекательный слоган описывает более чем скромные апартаменты размером от 24 до 48 квадратных метров. На такой площади трудно разместиться даже маленькой семье, но Дмитрия Соколова это не волнует – он-то сюда переезжать не планирует.

Комплекс построен в Берлине – одном из самых космополитичных и активных городов мира. В Берлин как магнитом тянет людей со всей Германии и других европейских – и не только европейских – стран. И, как и многие другие европейские города, Берлин привлекает инвесторов: из России, Сингапура, Китая и даже Израиля. Публика, приценивающаяся к апартаментам Mitzi, представляет собой новый тип инвесторов, которые меняют мировой ландшафт рынка недвижимости. Доллары Дмитрия немного, но все же помогают Берлину развиваться. Чтобы купить тут квартиру, Дмитрий должен обменять доллары на евро в крупнейшем немецком банке – Deutsche Bank. На территории Евросоюза доллар временно отходит на задний план.

В последние годы города Европы (расположенные не только в еврозоне) ощутили приток инвестиций. Так, лондонцам, которым по карману квартира в новых комплексах в центре столицы, приходится конкурировать с покупателями из самых разных уголков планеты. За период с 2009 по 2016 год рынок недвижимости – дома, квартиры, офисные помещения и земельные участки – привлек в Лондон более 150 млрд долларов иностранного происхождения. Богатые иностранцы тратят деньги там, где к зарубежным инвестициям относятся лояльно. В Лондоне, в отличие от Канады или Швейцарии, нет никаких ограничений для покупки недвижимости иностранцами. Но популярность жилья в британской столице растет одновременно с ценами и уровнем конкуренции за свободные метры, и это делает более привлекательным вариантом другую столицу – Берлин.

В Берлине чаще, чем где бы то ни было в Европе, покупают жилье под сдачу. Спрос на аренду тут так высок, что снижает стоимость владения недвижимостью до рекордных уровней. В собственных домах живет меньше половины немцев (что намного меньше, чем, например, в Испании), а в Берлине таких еще вдвое меньше, чем в среднем по стране. Каждый год в город переезжает около 40 тысяч человек, и спрос на качественное жилье растет быстрее предложения, что способствует росту цен. Рынок недвижимости бурлящего жизнью Берлина – один из самых привлекательных, а с появлением интернета на него стали выходить и покупатели из других стран, которым хочется сохранить и преумножить заработанные доллары.

Почему в Европе так спокойно относятся к продаже жилья иностранцам? Кто-то считает, что это связано с тем, как иностранные инвестиции стимулируют строительство – а это, в свою очередь, помогает удовлетворить спрос на жилье при растущей численности населения. Кроме того, крупные инвесторы часто поддерживают амбициозные проекты: например, лондонский небоскреб «Осколок» был построен на деньги инвесторов из Катара. Также инвесторы, активно вкладывая средства в экономику страны, помогают развиваться бизнесу. Короче говоря, иностранные деньги делают страну богаче.

Разумеется, есть и свои минусы. Многие считают, что живущие за рубежом владельцы недвижимости не склонны учитывать интересы местного населения. В Берлине начался настоящий скандал, когда жилой комплекс решили продать инвестиционной компании из Люксембурга для дальнейшей перепродажи. И возмущение жильцов можно понять: после продажи более ста тысяч муниципальных квартир (зачастую иностранцам) в период с 2002 по 2007 год аренду начали резко повышать, и за десять лет ее рост составил 50 %. В случае с тем жилым комплексом вмешалось правительство, и его передали в государственную собственность.

Мэр Лондона Садик Хан не раз критиковал иностранных инвесторов – он считает, что те относятся к лондонскому жилью как к простому вложению средств, этаким «золотым слиткам». Многие лондонцы с этим согласны. Зарубежные владельцы сдают квартиры, выводя средства из страны, но еще хуже ситуация становится, когда их жилье стоит пустым – например, если хозяева планируют пожить там когда-нибудь сами или перепродать его. Про таких инвесторов говорят, что они покупают жилье не «под сдачу», а «под заброс». Кроме того, местные жители переживают из-за роста цен. По данным одного из исследований, в Лондоне 7 % всей доступной недвижимости скупают иностранцы – как правило, в более дорогих районах города. Почти половиной жилья с ценником выше 1 млн фунтов в центре Лондона владеют не англичане. Но важно ли это для обычных жителей Великобритании? Еще как – если из-за активности зарубежных покупателей они вынуждены переселяться в более отдаленные районы и пригороды.

Внедрение иностранцев на рынок недвижимости, влияющее на финансовое благополучие страны, с каждым годом идет все активнее. В мире появляется все больше «новых» миллионеров. Крупные инвесторы и правительства стараются извлечь максимум из ПИИ, а индивидуальные инвесторы – выгодно вложить деньги в престижную для них отрасль. С ростом цен в Берлине инвесторы переключаются на более дешевые места – например, быстро развивающуюся Варшаву. Глобализация приводит к отсутствию стагнации.

* * *

Благодаря активно растущим городам (и по многим другим причинам) Германия привлекает самых разных инвесторов, и вряд ли это изменится в ближайшем будущем. Германия – экономический «тягач» всей Европы, индустриальный лидер, поставляющий продукцию по всему миру.

Несмотря на определенные трудности, которые в прошлом возникали у Deutsche Bank с Россией, доллары Дмитрия Соколова благополучно оказались в одной из самых надежных и, по мнению некоторых, скучных банковских систем мира. Крупные немецкие банки на протяжении 150 лет неразрывно связаны с экономикой одной из самых богатых стран Европы: Deutsche Bank был основан в 1870 году и сыграл важнейшую роль в становлении промышленных гигантов Германии, процветающих до сих пор. В качестве примера можно привести фармацевтическую компанию Bayer или автомобильный концерн Daimler-Benz.

Стремясь к росту и процветанию, Германия довольно рано, в отличие от Индии (см. главу 4), взяла на вооружение план развития Уолтера Ростоу. К Первой мировой войне Германия уже считалась высокоразвитой индустриальной страной, производящей в том числе вооружение. Экономика, промышленность и военное обеспечение всегда идут рука об руку: деньги и технологии, необходимые для развития военной отрасли, помогают промышленности, и наоборот. Эпоха машин означала и эпоху механизированного оружия.

Первая мировая война изменила положение Германии. Страна пострадала финансово и физически, правительству нужно было выплатить 33 млрд долларов (450 млрд в пересчете на сегодняшний курс) репараций. Германия была вынуждена залезть в крупные долги – самую большую ссуду взяли у Америки в долларах. Во время войны Германия активно печатала деньги, пытаясь обеспечить ими военные операции. В мирное время проигравшая страна оказалась неспособной произвести товары, в которых так отчаянно нуждалось население. Денег у немцев было достаточно, но вот купить на них было нечего. Немецкая марка обесценивалась на глазах, и цены на товары постоянно росли. Согласно некоторым свидетельствам, рабочим приходилось вывозить зарплату на тележках, а за батон хлеба отдавать несколько миллионов марок. Обменный курс марки рухнул вместе с уверенностью в будущем. В 1914 году за один доллар давали 4,2 марки, через десять лет – 4,2 млрд марок.

В 1924 году ситуация стабилизировалась благодаря созданию коалиционного правительства, учреждению нового банка Reichsbank и введению новой валюты – рейхсмарки. Старые марки просто сожгли. В 1929 году, когда Германия только начала радоваться новой жизни, обвалился фондовый рынок в США, и американские банки потребовали возвращения старых долгов. У немецких банков не хватило долларов для выплаты займов (вернее, рейхсмарок для обмена на доллары), и некоторые из них не пережили этот кризис. Экономика вновь замедлилась, а безработица резко выросла, что привело к протестам населения. На фоне всеобщего разочарования начала набирать популярность партия национал-социалистов, они же нацисты.

Во время правления Гитлера Deutsche Bank активно поддерживал нацистов, в том числе экспроприируя компании предпринимателей-евреев. Сегодня банк не отрицает эту темную страницу своей истории. После Второй мировой войны Германия потеряла большую часть жилого фонда и треть сельскохозяйственных земель. Deutsche Bank делал все, чтобы обеспечить доступ Западной Германии к средствам, необходимым для реализации так называемого экономического чуда. Страна была разделена на зоны, подконтрольные Западу и Советскому Союзу, что привело к возникновению Западной и Восточной Германии и сооружению Берлинской стены.

Одним из уроков, который мир вынес из экономического краха Германии, стало понимание того, что глобальное всемогущество доллара влечет за собой ответственность за экономическую и финансовую стабильность. Соединенные Штаты предложили многомиллиардный план Маршалла по восстановлению демократических стран Западной Европы. Это были ПИИ образца 1940-х годов. В Западной Германии уже были заложены основы индустриальной экономики, поэтому США и не сомневались в успехе. И конечно, Западная Германия стала надежным союзником США в их противостоянии с коммунизмом.

Заграничные инвестиции позволили Западной Германии вернуть себе статус самой влиятельной страны Европы и стать одним из промышленных и финансовых лидеров ХХ века с наиболее устойчивой экономикой. После окончания войны производство оружия в Германии было запрещено, но страна восстановила свои позиции, перенаправив усилия на возрождение промышленности. Кроме того, Германия поддерживала свои банки, задействовала долговременные инвестиционные стратегии и активно наращивала международный экспорт.

Немецкое «экономическое чудо» повторилось в Японии, которую тоже активно восстанавливали в послевоенный период. Финансовая поддержка и демонстрация доброй воли дали обеим странам шанс на новую жизнь в быстро развивающемся мире. Они сосредоточились на производстве и повышении уровня жизни населения и превратились в маяки современной индустриальной экономики. Товары производства Германии и Японии стали синонимами качества и эффективности. (Для тех, кто пострадал от военных действий Японии или Германии, это оказалось крайне неприятным сюрпризом.) Возрождение Германии и Японии было осуществлено на основе успешного слияния денег и передовых технологий. От этого выиграли и те, кто поддержал восстановление двух стран. А вот те, кто одержал победу в войне, так и не получили всех трофеев.

Ситуация разрешилась для Германии и Японии крайне благополучно. К 1990-м годам уровень жизни в обеих странах необычайно вырос; экономически эти два государства уступали лишь США. Спустя 50 лет после сокрушительного поражения в войне продукция немецких и японских заводов распространилась по всему миру, принося странам огромный доход.

Послевоенный опыт Германии резко контрастирует с опытом некоторых ее европейских соседей. Например, Греция тоже получила после войны внушительную финансовую поддержку для развития промышленного сектора и некоторое время даже демонстрировала бурный рост. Однако долго это не продлилось. Между Грецией и ее северным соседом было два основных различия. Во-первых, в Греции до 1950 года продолжалась гражданская война, и восстановление экономики началось только после ее завершения. Во-вторых, стартовая позиция Греции была хуже немецкой: после войны средний доход грека был в два раза меньше среднего дохода немца. Банковская и производственная сферы также отставали в развитии.

На первом этапе деньги и впрямь вдохнули в Грецию новую жизнь. Начался рост промышленности – в 1950–1960-е годы индустриальный сектор Греции рос быстрее, чем аналогичные отрасли других европейских стран. Экономика росла, пока в начале 1970-х не скакнули цены на нефть. От этого пострадали многие страны, но в Греции рост цен на топливо совпал с крушением милитаристской диктатуры. Экономика перешла в стадию стагнации, и в период с 1979 по 1987 год рост средних доходов греческих домохозяйств и вовсе остановился. Страна начала отставать от своих соседей – промышленность теряла конкурентоспособность, а банки страдали от недостатка наличных средств.

Греческое правительство решило бороться с этой проблемой, увеличив свои расходы. Это привело к созданию огромного количества рабочих мест в и так уже раздутом государственном секторе. Чтобы воплотить свою стратегию в жизнь, Греции пришлось залезть в долги – но неуверенные в успехе страны инвесторы предлагали займы под высокие проценты. Неопределенность экономической ситуации привела к постепенному обесцениванию греческой национальной валюты – драхмы.

В 1990-х годах соседи по Европе, поддерживающие идею единой еврозоны, по сути, спасли Грецию. Отныне ее экономика неразрывно переплетена с экономикой успешной Германии. Это событие стало кульминацией на пути развития Европы, которая после окончания Второй мировой войны и реализации плана Маршалла целенаправленно двигалась к укреплению интеграции, развитию торговли и росту уровня жизни.

* * *

После войны группа стран-единомышленников – Бельгия, Франция, Западная Германия, Италия, Люксембург и Нидерланды – объединились политически и экономически, образовав «семью», известную под громоздким именем Европейского сообщества угля и стали. Их цель заключалась в обеспечении прочного мира через более тесные связи и через общий интерес: торговлю. По мере укрепления своих связей страны пришли к соглашению о взаимной отмене торговых пошлин и совместном контроле над производством продуктов питания. Этот подход привел к созданию Европейского экономического сообщества (ЕЭС), или Общего рынка.

В начале 1970-х годов к ЕЭС присоединились Великобритания, Дания и Ирландия. Во время скачка цен на нефть сообщество изменило свои правила так, чтобы более богатые его участники могли помогать более бедным. В 1980-е ряды членов ЕЭС пополнили Португалия, Испания и Греция, и в 1993 году ЕЭС сменило свое название на ЕС – Европейский союз.

Большое потрясение ждало ЕС в 1990 году с падением Берлинской стены – тогда буквально за ночь к ЕС захотели присоединиться сразу несколько обретших независимость стран Восточной Европы. К 2007 году одиннадцать из них стали членами ЕС наряду со Швецией, Австрией и Финляндией. В 2013 году «семья» из шести членов разрослась до 28, и к 2016-му на территории стран ЕС проживало уже более 500 млн человек.

Состав у расширенной семьи весьма разнообразный – страны – члены ЕС различаются размерами, состоянием экономики, потребностями, опытом и умениями. Экономика одной из основательниц ЕС – Германии – в 150 раз превышает размер экономики «новенькой» Эстонии, и очевидно, что более богатые страны остаются более могущественными и влиятельными. В центре ЕС всегда стояли Франция и Германия, две тесно связанных друг с другом и самых богатых страны Европы. Но почему к ЕС так стремились присоединиться другие, маленькие и бедные страны? Какую они преследовали цель?

ЕС хотел создать торговый блок – общий рынок для купли-продажи товаров, который мог бы конкурировать с США и развивающимися странами. Надеясь на мирную и благополучную жизнь, в 1986 году члены ЕС подписали Единый европейский акт, который обеспечивал беспрепятственную и безграничную торговлю и давал странам-участницам право на свободное движение средств, людей, товаров и услуг.

Свободное движение товаров означало, что одна европейская страна могла продавать их в другую без пошлин и дополнительных налогов. Импортированные товары больше не требовалось проводить через таможню, и на всей территории ЕС действовали одни и те же правила и нормы. Страны ЕС также установили единые правила для торговли со странами, не входящими в Союз: с кем бы из членов ЕС ни торговал, например, Китай, он имел дело с одинаковыми тарифами и регламентами. Китайские производители из-за более низкой зарплаты сотрудников могут поставлять свои товары в ЕС по демпинговым ценам, но ЕС ставит перед ними определенные барьеры, снижающие объемы поставки товаров из Китая и обеспечивающие европейским производителям конкурентное преимущество при торговле с остальными странами-участницами. Особенное значение это имеет для маленьких стран – членов ЕС: например, до 80 % торгового оборота Венгрии приходится на других участников ЕС.

Эти правила действуют уже более четверти века. Их разработали, чтобы снизить стоимость европейских товаров и открыть для их производителей дополнительные рынки. Трудно сказать, какую роль сыграло в этом создание Европейского единого рынка, но примерно оценить его влияние можно. По оценкам ОЭСР, без существования единого рынка торговля между странами ЕС была бы ниже на 70 %. Такой уровень торговли крайне важен для предприятий Европы и позволяет Союзу сохранять свои позиции на глобальном рынке. По оценкам Всемирной торговой организации, за период с 1980 по 2011 год объемы мировой торговли увеличились в 9 раз, причем к концу этого периода половина экспорта приходилась на развивающиеся страны. Другими словами, без единого рынка производительность и благополучие стран ЕС заметно пострадали бы, а конкуренция стала бы гораздо жестче.

Концепция единого рынка оказалась столь успешной, что ЕС решил пойти дальше и ввести свою собственную валюту – евро. В 1992 году двенадцать стран – участниц ЕС подписали соглашение о введении евро, что означало дальнейшую интеграцию их экономик. Валюта должна была составить конкуренцию доллару и заменить домашние валюты членов Евросоюза.

До введения евро считалось, что условный турист, проехавший насквозь все страны ЕС и менявший по дороге 1 доллар, к концу путешествия терял на комиссиях и обменном курсе почти 50 центов. Единая валюта позволила бы индивидуальным предпринимателям и компаниям сопоставлять цены на те или иные товары в разных странах и точнее планировать свои зарубежные расходы. Как следствие, это помогло бы им точнее оценивать свои финансовые возможности и привело бы к росту инвестиций и созданию новых рабочих мест. Ожидалось, что введение единой валюты подстегнет торговлю.

Еврозона (так вскоре стали называть ЕС) стала привлекательным объектом в глазах многих инвесторов, включая таких, как Дмитрий Соколов. Небольшие и бедные страны тоже выиграли от участия в ЕС и расширения торговых возможностей. Так, Греция лишилась национальной валюты, но взамен обрела валюту более престижную и надежную, репутацию которой поддерживают более благополучные в финансовом отношении Германия и Франция. Германия отказалась от валюты, которая ассоциировалась у ее жителей с послевоенным экономическим чудом, зато стала влиятельным и богатым лидером целого блока стран. Германия стремилась к наращиванию международного экспорта, и введение евро было ей выгодно. Общая с более бедными соседями валюта будет стоить дешевле, чем немецкая марка, но в результате Германия сможет экспортировать свои товары по более низким ценам, привлекая покупателей из Азии и США.

План был отличный – но осуществить переход с одной валюты на другую не так просто. В рамках подготовки к реформе страны Еврозоны должны были привести в порядок свои дела и выполнить все условия, перечисленные в Маастрихтском договоре. Это позволило бы синхронизировать экономики всех стран-участниц и облегчить переход на евро.

Экономическая ситуация в странах Европы кардинально различается, что наглядно видно на примерах Германии и Греции. Но общие цифры ничего не говорят нам о богатой истории, национальных традициях и местных производствах, типичных для конкретной страны, которые развивались многие сотни лет.

В соответствии с введенными правилами страны ЕС могут брать у соседей по еврозоне кредиты, сумма которых не должна превышать 3 % ВВП в год. Эта цифра показывает разность между расходами и доходами от налогов и должна демонстрировать стабильность экономики. Правительства стран сохранили контроль над налогообложением и расходами, но их свобода действий ограничена необходимостью сводить баланс. Когда страна берет заем, этот долг плюсуется с предыдущей суммой госдолга, который мог копиться многие годы и даже сотни лет. Участники ЕС – опять-таки во имя финансовой стабильности – должны удерживать объемы госдолга примерно на одном уровне: не более 60 % от ВВП.

Кроме того, страны обязаны использовать одинаковую процентную ставку и сохранять схожий уровень инфляции. Процентные ставки – основной экономический инструмент контроля над расходами, следовательно, они влияют на темпы роста и инфляцию. Наличие схожих процентных ставок и темпов инфляции у стран-участниц означало бы, что их экономики движутся в одном направлении и находятся примерно на одной стадии экономического цикла. Это было важно, поскольку в будущем Европейский центральный банк (ЕЦБ) собирался установить одинаковые процентные ставки для всех членов еврозоны с целью улучшения контроля над ростом экономики и инфляцией. Единая валюта требует единой процентной ставки.

Как выяснилось на практике, правила не отличались особой строгостью, и их толковали в своих интересах как крупные «богачи» вроде Германии, так и вечно догоняющие неудачники вроде Греции. В процессе введения евро это вызвало целый шквал критики. Но политики и экономисты, отвечающие за эксперимент с евро, были твердо нацелены не замечать никаких проблем и даже корректировали показатели, чтобы доказать свою правоту. Они не думали о том, что мелкие нестыковки в результатах эксперимента через 10 лет могут обернуться настоящей катастрофой.

Наиболее критично к идее евро отнеслась Великобритания. Правительство провело собственное исследование, рассмотрев потенциальное влияние евро на цены и рабочие места (например, в финансовой отрасли) и возможные сценарии развития событий при экономическом кризисе, а также оценив степень координации своей экономики с экономикой Европы. Британия задалась и более общим вопросом: подходит ли одна и та же модель (с евро и единой процентной ставкой) всем странам-участницам и не затрещит ли она по швам при малейшем напряжении. Исследование заняло 19 томов и включило огромный массив информации, от списка торговых партнеров Великобритании до цены шоколадного батончика «Марс» в городах континента. Великобритания пришла к выводу, что, хотя цена на шоколад не является решающим фактором, ее экономика недостаточно прочно связана с экономикой еврозоны, а в роли гораздо более надежного ее партнера выступают США. В итоге англичане вежливо отказались от предложенного евро и сохранили национальную валюту – фунт стерлингов.

В 1999 году, после некоторых творческих бухгалтерских экзерсисов, миру наконец представили евро, на который к 2002 году уже перешли 12 стран-основательниц ЕС. К 2016 году евро стал национальной валютой 19 стран – как маленьких и бедных, так и богатых и больших. Совокупный ВВП ЕС по размерам конкурирует с ВВП Китая – правда, в еврозоне меньше жителей и доход на душу населения значительно выше. Сегодня евро пользуются 340 млн человек – это больше, чем все население Америки.

Поначалу в центробанке США опасались, что евро лишит доллар звания главной мировой валюты. Но вскоре евро столкнулся с первыми проблемами. Страны, чью валюту раньше оценивали саму по себе (со всеми вытекающими из этого положительными и отрицательными последствиями), стали «заложниками» новой валюты, конкурирующей на равных с долларом, иеной, юанем и фунтом. При этом судьба евро не зависела от реальной экономики каждой страны – скорее это было «среднее по больнице», характеризующее финансовый климат в Европе в целом.

Несмотря на общность идеологии, страны – участницы ЕС остаются очень разными и говорят на разных языках. Италия, Германия и Франция втроем обеспечивали более половины ВВП всей еврозоны, и, когда дело дошло до установления процентной ставки, их интересы сочли главными. Позднее именно размер процентной ставки стал причиной многих проблем Евросоюза.

Центральные банки используют процентную ставку для регуляции экономики. В начале эксперимента с евро ЕЦБ установил ставку, призванную облегчить жизнь Германии – крупнейшей экономике Союза, которая тогда страдала от высокого уровня безработицы. Снижение ставки позволило Германии сократить расходы по займам, повысить благосостояние среднестатистического немца, заставить его отказаться от экономии и подтолкнуть к более активным тратам. Зато для перегретой экономики Ирландии ставка оказалась слишком низкой – жители страны стали чаще брать кредиты и больше тратить. В тот момент кредитование в Ирландии росло быстрее, чем где бы то ни было в Европе, и это способствовало росту экономики. Страну даже называли «кельтским тигром» – денег было полно, торговля, видя ажиотаж, не стеснялась повышать цены. Росла и инфляция. Кредитное жилье стало более доступным, и в Дублине начался строительный бум, который окончился обвалом, как только исчерпался спрос. Спустя 15 лет уровень безработицы в Ирландии превысил значения, зафиксированные накануне ее вступления в Еврозону.

Членство в ЕС доставило Ирландии немало хлопот, но в целом до кризиса 2008 года все участники Союза чувствовали себя неплохо. У «анфан террибль» сообщества, Греции, уровень госдолга был выше, чем у остальных, и страна жила явно не по средствам. Инвесторы, одолжившие Греции деньги, закрывали глаза на ее бездумные траты, пока общая экономическая ситуация была благоприятной. Возможно, если бы она такой и оставалась, степень интеграции экономики стран ЕС выросла бы и она оказалась бы лучше подготовленной к неожиданностям. Но вместо этого разразился кризис 2008 года, обнаживший все недостатки и различия разношерстных участников еврозоны.

Конец славным временам положили американские банки (мы еще обсудим это в восьмой главе). От невыплаты кредитов пострадали банки и США, и Европы. Кредитование прекратилось, как и рост экономики, зато скакнула вверх безработица. Налоговые поступления упали, и правительства были вынуждены обратиться к займам, пытаясь закрыть потребности социальной сферы. Внезапно выяснилось, что уровень госдолга зашкаливает не только у Греции, но и у Италии. Банки этих стран с трудом справлялись с ситуацией, и перспективы для экономики выглядели печально.

Ставка, которую правительство выплачивает за займы, показывает, насколько надежна и стабильна экономика страны. Процентные ставки по правительственным займам у стран – участниц ЕС сильно разнились. Это еще раз доказывало, что экономика стран еврозоны вовсе не так синхронизирована, как им этого хотелось, – даже невзирая на общую валюту. Инвесторы, напуганные возможностью политических неурядиц в Греции, стали избавляться от бондов. В результате процентная ставка по кредитам для греков поднялась, и им пришлось платить за кредиты больше остальных.

Базовая процентная ставка в каждой стране определяется ЕЦБ для всей еврозоны, поэтому страны, наиболее пострадавшие от кризиса, не могли снизить свои ставки, что побудило бы население больше тратить и оживило бы экономику. Самые пострадавшие экономики – Португалия, Италия, Греция и Испания (названные не слишком благозвучной аббревиатурой ПИГС, или «свиньи», от английского PIGS) – составляли лишь одну пятую экономики еврозоны и не могли диктовать размер ставки для остальных ее членов.

Греки могли бы обратиться за помощью к соседям по ЕС, но Германия сразу дала понять, что ее налогоплательщики не намерены вытаскивать из долгов своих нищих сородичей по еврозоне. По сути, страны объединяла лишь общая валюта, и пострадавшие от кризиса участники остались один на один со своими проблемами.

Впрочем, лица, ответственные за состояние мировой экономики, понимали, что за одним кризисом может последовать другой, и в результате МВФ и ЕС списали часть долгов Греции и выдали стране экстренный заем. Но деньги выдали с рядом условий – Греция должна была сократить расходы и привести в порядок внутренние дела. Также страна урезала пенсии, сократила численность госслужащих и повысила налоги. Греки, и так живущие небогато, пришли в ярость. Почему Германия и другие богатые соседи не могут проявить понимание и помочь им? Почему игра ведется только по их правилам? Греция возмутилась поведением Германии, назвав его деспотическим, и озвучила недовольство несправедливым фаворитизмом – политика ЕС якобы играет на руку более богатым странам. Кредиторы настаивали на сокращении расходов, греки в ответ выбрали правительство, отрицающее необходимость строгой экономии. Соседи по ЕС продолжили торговаться и спорить.

На протяжении следующих пяти лет пенсии в Греции урезали дюжину раз – в целом на 40 %. Все тяготы легли на плечи рядовых граждан. Экономика оставалась нестабильной, инвесторы не спешили вкладывать в страну деньги. В воздухе повис вопрос – а не лучше ли Греции выйти из еврозоны? Тогда страна могла бы сама менять процентную ставку и успешнее контролировать собственную финансовую ситуацию. С другой стороны, с выходом из ЕС Греция лишилась бы членства в престижном «клубе» и была бы вынуждена вновь перейти на национальную валюту – со всеми вытекающими последствиями. Выход из еврозоны вполне мог спровоцировать очередной кризис – как в самой Греции, так и в других странах ЕС.

Тем временем в нескольких сотнях миль к северу более обеспеченные участники ЕС потихоньку приходили в себя после кризиса. Financial Times даже поспешила написать, что в еврозоне случилось «экономическое чудо 2017 года». С 2015 года регион рос быстрее США, и свой вклад внесли даже неудачливые члены ПИГС. В конце 2017 года начала расти даже экономика Греции, причем темпами выше, чем в Великобритании. Но общие цифры по всему Евросоюзу лишь скрывали реальное состояние дел. Грецию бросили одну разбираться со своими проблемами. Состояние банковской сферы в Италии вызывало серьезные опасения у инвесторов. Как бы ЕС ни выглядел со стороны, на самом деле успешными ее членов назвать было нельзя. Экономика стран так и не синхронизировалась. Если мы сравним цены в Нью-Йорке и в сельской Виргинии, то увидим, что стоимость жизни разнится от штата к штату и зависит от соотношения спроса и предложения. Но в еврозоне разная цена на условный батончик «Марс» говорила о том, что экономики стран растут разными темпами, сталкиваются с разными проблемами и по-разному на них реагируют.

Если говорить о евро в общемировом масштабе, то и тут особенных достижений не было. Евро так и не стал конкурентом доллару, как ждали многие. Обе валюты имеют сущностные различия, хотя и у них есть и общие черты: обе имеют хождение на обширной территории с крайне разнообразным населением (правда, в США, в отличие от ЕС, все говорят на одном языке). Процентную ставку для евро и доллара контролирует один центральный банк, и он же печатает новые купюры. У обеих валют есть единый рынок, на котором отсутствуют ограничения по движению товаров, денег и потребителей. В США большую часть налогов собирают и тратят централизованно, а в ЕС каждая страна занимается этим самостоятельно – в еврозоне отсутствует «общий котел», в который скидываются все участники. Каждый из них сам формирует свое правительство, сам решает, на что тратить бюджет и, грубо говоря, как управлять страной. ЕС представляет собой валютное, но не налоговое или политическое объединение. Если в США дела в целом идут хорошо, но в одном из штатов возникают денежные проблемы, их легко решить благодаря единой системе налогообложения и перераспределения средств. В Еврозоне так не получится – несмотря на то, что страны – участницы ЕС лишены полного контроля над своими же денежными средствами.

Все это породило очередную волну споров по поводу еще более полной интеграции внутри Евросоюза. Впрочем, многие страны высказались против этой идеи, опасаясь утраты независимости.

Какие результаты принес эксперимент с евро? Германия продемонстрировала, что экономически и политически является самой могущественной страной в Европе. Это оказалось на руку скорее тем, кто может позволить себе купить квартиру в Берлине, но никак не малоимущим жителям, например, Афин. Эксперимент показал, что с помощью единой валюты можно достичь многого, в том числе поставить на колени маленькие и бедные страны. Он показал, что валюта – это нечто большее, чем картинки на купюрах, которыми мы каждый день расплачиваемся в магазинах.

* * *

Дмитрий Соколов с радостью обменял свои доллары на евро, чтобы купить себе кусочек Германии. Его можно назвать счастливчиком – ведь далеко не у всех есть такая возможность. В мире полно людей, которые мечтают отщипнуть ломтик от жирного немецкого пирога, и для достижения этой цели они готовы если не на все, то на очень многое.

Финансовое состояние участников ЕС заметно разнится. Особенно справедливо это для новых членов Евросоюза из Восточной Европы. Электрик в Германии получает в шесть раз больше, чем его коллега в Румынии. Да, стоимость жизни в Берлине выше, чем в Бухаресте, – но всего лишь в два раза. Эта разница между доходами и расходами позволяет понять, каков реальный уровень жизни. Надеясь повысить свой уровень жизни до немецкого, румынский электрик попытается уехать работать на Запад, как и многие его соотечественники. В 2015 году в благополучную Германию перебралось 685 тысяч мигрантов – и хотя многие из них отправляют заработанные деньги на родину, эта финансовая поддержка никак не компенсирует утечку мозгов.

Что важно, румынские электрики обладают необходимыми навыками. Германия всегда делала ставку на квалифицированных рабочих. В период с 1955 по 1973 год страна охотно принимала «гостевых рабочих» из Турции и других стран Средиземноморья. Сегодня квартиру Дмитрию оборудуют водопроводчики из Польши и электрики из Румынии. Но наиболее ажиотажный спрос отмечается в Германии на ИТ-специалистов и инженеров, которые позволяют стране оставаться на переднем крае технологий. В поисках таких специалистов Германия не ограничивается соседями по ЕС – если у человека есть необходимые знания и навыки, он может получить немецкую визу, даже если живет на другом конце света.

На неквалифицированный персонал спрос меньше: приезжие официанты, продавцы и чернорабочие трудятся в многочисленных немецких кафе, магазинах и на стройках. Желающих получить такую работу много, что позволяет работодателям предлагать низкие зарплаты. Впрочем, многие опасаются, что иммигранты отбирают работу у немцев и снижают доходы коренного населения – ведь новоприезжие берутся за абсолютно любую работу и согласны «пахать» за маленькую – по немецким меркам – зарплату.

Тем не менее без притока рабочей силы Германии не обойтись, поскольку ее население, как и население многих других богатых стран, неуклонно стареет.

Процесс демографического изменения при модернизации страны называется «эпидемиологическим переходом». Для ранних этапов развития государства характерна высокая детская смертность: многие дети погибают из-за плохого медицинского обслуживания и антисанитарии. Отсюда же высокая рождаемость: надо же кому-то заботиться о родителях в старости. С развитием экономики растет уровень жизни населения и меняется традиционный уклад; все большее число женщин предпочитает работать, а не сидеть дома; начинают работать механизмы планирования семьи, и рождаемость снижается. Одновременно с этим увеличивается продолжительность жизни, а вместе с ней повышается риск диабета, сердечных и онкологических заболеваний.

Население Германии стареет – сегодня возраст больше чем одной пятой населения перевалил за 65 лет. Это 16 млн человек, которые ничего не зарабатывают и не платят налоги, но нуждаются в медицинском обслуживании и получают пенсии. Каждый четвертый евро, потраченный немецким правительством, уходит на обеспечение благосостояния пожилых людей. Поддержание здоровья 70-летнего немца обходится в четыре раза дороже, чем 30-летнего. К 2040 году две пятых немецкого населения будут старше 65 лет, и расходы на их содержание растут быстрее, чем экономика. Единственный выход – привлекать новых налогоплательщиков. Кроме того, немцев побуждают работать дольше. Тем не менее в Германии каждый год на пенсию выходит по полмиллиона человек, а детей рождается все меньше.

Сегодня Германия считается уже не просто стареющей страной: согласно ООН, она официально признана старой. Компанию Германии составляют Япония, Греция, Италия и Финляндия. Этим странам необходимо срочно искать новых работников, которые своими налогами покрыли бы расходы на уже не работающих граждан. Для этого вовсе не обязательно «переманивать» рабочую силу от соседей по ЕС, тем более что в менее богатых странах Евросоюза население тоже стареет, хоть и не такими темпами. Развивающиеся экономики, такие как Бразилия или Китай, движутся в том же направлении. В Китае до сих пор сказываются последствия закона, известного как «Одна семья – один ребенок». Его приняли, пытаясь остановить бурный рост населения, но реализация закона привела к тому, что сегодня в стране падает число работающих. В Бразилии наблюдается снижение рождаемости с одновременным увеличением продолжительности жизни.

Вот почему Германия приветствует не только квалифицированных рабочих из Восточной Европы, но и их налоги. Чтобы обеспечивать благополучие стареющего населения и поддерживать рост экономики, Германии каждый год требуется больше 250 тысяч мигрантов. Перед другими «стареющими» экономиками встает та же задача. Конечно, со временем мигранты тоже постареют, и тогда этим странам потребуется еще больше «свежей крови». Это головная боль, от которой страдает значительная часть Европы.

Откуда Германия набирает новых рабочих? Самые молодые страны находятся в Африке (Нигерия), Персидском заливе (Катар и Бахрейн) и Южной Азии (Индия и Пакистан). Германия с радостью принимает жителей этих развивающихся стран – если, конечно, у них есть необходимые навыки.

Едут в Германию и без приглашений. В 2015 году Ангела Меркель сделала неожиданный шаг и открыла немецкую границу – и в сторону Германии двинулся небольшой, но все же заметный поток мигрантов. В основном это были беженцы, спасающиеся от войны в Сирии. Тысячи человек бежали по горам в Турцию, а оттуда по Эгейскому морю – в Грецию. Меркель предложила им убежище. К сирийцам присоединились жертвы репрессий и военных конфликтов из Ирака, Афганистана и некоторых других стран. В 2015 году население Германии увеличилось на 1,1 млн человек, треть из которых были сирийскими беженцами. Страна как магнитом притягивала обездоленных и несчастных, и решение Меркель вызывает уважение.

Тогда страны и торговые союзы особенно тщательно следили за своими границами и финансами, и поступок Меркель вызвал неоднозначную реакцию. Не все пришли от него в восторг – британский политик и критик ЕС Найджел Фарадж назвал его «самой крупной начиная с 1945 года ошибкой лидера западной страны». Противники решения боялись, что теперь в Европу хлынут не только беженцы, но и искатели легкой жизни, авантюристы, а также категории мигрантов, никак не подпадающие под определение нуждающихся в политическом убежище.

Подобная миграция – вовсе не уникальное явление. Еще в XVII веке люди бежали из Британии в США под страхом религиозных преследований. Разница между теми временами и сегодняшними заключается в том, что в наши дни намного выросло число людей, которые хотят добиться приемлемого уровня жизни. С ростом населения битва за ресурсы ужесточается, и, пока одни страны отстают в развитии от других, исход жителей из бедных стран в богатые не прекратится. Это еще один аргумент в пользу финансовой помощи бедным государствам.

Германия благодаря мигрантам впервые за 50 лет показала годовой прирост населения в 1 %. Власти не справлялись с потоком желающих, и потенциальных иммигрантов начали разделять на две категории – тех, кто прибыл из «опасных» стран (например, Сирии), и выходцев из «безопасных» государств вроде Албании или Пакистана. Гражданам последних убежище не предоставляли, но задержки с обработкой документов привели к тому, что многие мигранты продолжали оставаться в стране нелегально.

Немцы с опаской отнеслись к идее впустить в страну миллион чужаков, и, так как немецкое гражданство позволяет беспрепятственно перемещаться по территории всего ЕС, это чувство разделили и ближайшие соседи Германии. Возникли вопросы экономического характера: что, если новоприбывшие граждане не станут трудиться на благо страны, обогащая ее налогами, а будут жить на пособия, используя систему социального обеспечения.

На самом деле, как показывают исследования, проводившиеся в Германии (и не только в Германии), мигранты, как правило, обладают такой же или более высокой квалификацией, чем местное население. Из доклада Центра европейских экономических исследований, опубликованного в 2012 году, явствует, что каждый из 6,6 млн жителей Германии, обладающих другим гражданством, в среднем приносит в казну 4127 долларов «прибыли» – это сумма уплаченных ими налогов за вычетом полученных ими социальных пособий. В 2012 году мигранты принесли Германии 22 млрд евро. В конечном итоге мигранты выгодны для страны.

Ключевые слова – в конечном итоге. Чтобы иммигрант социально и профессионально адаптировался в новой стране, нужно время – порой несколько лет. И мигранты последних волн отличаются от тех, кто приезжал в Германию раньше, когда в страну впускали специалистов, предварительно отобранных в соответствии с их профессиональной подготовкой. Единый рынок и расширение ЕС привлекли в Германию множество низкоквалифицированных работников, а после решения Меркель о предоставлении убежища мигрантам средний представитель этой категории лиц отличается меньшим уровнем квалификации, чем мигранты предыдущих лет.

Придется ли немцам, которым и так стоит немалых трудов прокормить стареющих сограждан, платить еще и за новоприбывших граждан? Согласно данным немецкого правительства, в 2015 году на получение пособий претендовало примерно полмиллиона беженцев. В 2016 году расходы на эту статью бюджета составили 10 млрд евро. Для экономики, которая каждый год показывает триллионные доходы, это не смертельно – но все равно неприятно.

Каковы будут экономические эффекты от решения Меркель? Наибольшую угрозу новые мигранты представляют низкоквалифицированным немцам, работающим на малооплачиваемых должностях. Исследование университета Оксфорда показало, что в среднем зарплаты таких немцев могут снизиться на 2 %. При этом, несмотря на бурный рост населения, безработица в Германии не выросла – а вот экономика в 2017-м побила многие рекорды. Ставка Меркель на мигрантов окупилась, но только потому, что быстро растущая экономика смогла переварить приток мигрантов. И это справедливо для всех государств – массовая иммиграция не приводит к финансовым проблемам только в том случае, если экономика бурно развивается и требует новых рабочих рук. В противном случае преимущества будут перекрыты социальными проблемами, связанными с новыми мигрантами.

Впрочем, даже несмотря на процветающую экономику, многие немцы недовольны тем, что государство, по их мнению, перестало блюсти их интересы. Они считают, что иммиграция не поможет решить проблему стареющего населения, а нагрузка на социальный сектор (здравоохранение, образование, пособия) увеличится. Даже те, кто искренне сочувствует тяготам и лишениям беженцев, опасаются за собственное благополучие.

Их можно понять. Интеграция и ассимиляция мигрантов – непростая задача. Но, возможно, именно с миграцией связано решение многих экономических проблем современных стран. Немцам и мигрантам непросто привыкнуть к жизни бок о бок друг с другом, особенно учитывая, что у каждого отдельного гражданина свой жизненный опыт (то же самое относится и к другим аспектам глобализации).

* * *

В космополитичном и пестром Берлине жизнь бьет ключом. Активность на рынке недвижимости выгодна застройщику комплекса Mitzi – его бизнес процветает. Застройщик выплачивает не только зарплату строителям, но и часть их налогов и отчислений в пенсионные фонды. Как прекрасно известно грекам, пенсионные фонды могут сыграть решающую роль в судьбе экономики и отдельных граждан. Дмитрий Соколов надеется упрочить свое финансовое положение в будущем, вложившись в недвижимость Германии. Доллары, которые он поменял через Deutsche Bank, в конечном итоге частично осядут в пенсионных фондах – инженера Mitzi, продавца в магазине, строителя. Все они вносят свой вклад в пенсии.

Пенсионный фонд находится на доверительном управлении менеджеров из Франкфурта. Они решают, как преумножить средства фонда, чтобы через несколько десятков лет инженер из Mitzi мог с комфортом выйти на пенсию. Управляющий фондом Ганс Фишер пытается найти идеальный баланс между прибылью и надежностью. При наличии вариантов для инвестиций ему есть из чего выбирать – на быстро меняющемся рынке постоянно меняется и привлекательность инвестиций. Ганс может распоряжаться средствами, которые поступали в фонд на протяжении многих лет. Сегодня его беспокоит волатильность евро, и он решил поменять часть евро, хранящихся на счетах фонда, на доллары. Если потом он решит вложить эти доллары в американские компании и они принесут доход, доход тоже будет в долларах. Это значит, что Ганс не только застрахует часть фонда от риска ослабления евро, но и получит от долларов доход, причем более высокий, чем если бы он просто хранил их на счете. Но во что именно вкладывать доллары и к кому обратиться за советом?

В поисках консультантов Ганс не ограничен территорией одной только Германии. Интеграция европейских стран заметно изменила правила игры в крайне прибыльной сфере деятельности: если у банка или финансового учреждения той или иной страны мира есть офис в одной из стран ЕС, он может свободно торговать с другими участниками еврозоны. В терминологии ЕС это называется «паспортизацией» – например, американский банк с представительством в Лондоне может работать как в Будапеште, так и в Берлине. Сильнее всего от паспортизации выиграл Лондон: вариантов для инвестиций стало больше, налогов – меньше и, разумеется, выросла прибыль.

Наполеон называл англичан «нацией лавочников». Глядя на Лондон спустя несколько веков, мы понимаем, что нам трудно опровергнуть его слова. В конце концов, банкиры – это те же лавочники, продающие деньги, чтобы делать деньги. Чтобы преумножить доллары из своего фонда, Ганс принимает решение позвонить в Лондон.

8

Трудный день для властелинов Вселенной

Из Германии в Соединенное Королевство

7:00 утра. Эмили Морган уже на рабочем месте. В одной руке у нее чашка горячего кофе, второй она лихорадочно пролистывает информацию на экране своего компьютера. Пока Эмили ехала на работу в лондонском метро, она успела прочитать Financial Times. Она работает на торговой площадке одного из многочисленных банков, расположенных в финансовом квартале. К этому времени дня воздух здесь уже наполнен запахами кофе, сэндвичей с беконом и тревожного ожидания.

Десятки ее коллег сидят за ровными рядами столов с мониторами, на которых непрерывным потоком идут постоянно обновляющиеся данные. Они отсчитывают минуты до 8:00 – времени открытия лондонских фондовых бирж. Сразу после этого фунты и доллары начнут с огромной скоростью переходить от покупателей к продавцам. В комнате висит напряжение.

Эмили – специалист по продажам. Она работает с теми клиентами банка, которые располагают большими суммами для инвестирования. Она и ее коллеги могут действовать от имени пенсионных фондов, других банков или даже состоятельных государств. Эмили – посредник между трейдерами банка и своими клиентами. В данном случае две стороны сделки – это Ганс и пенсионный фонд. Ганс уже получил рекомендации от ее коллег по банку, экономистов и аналитиков, которые заглянули в свой хрустальный шар и нашли там наиболее выгодные варианты для инвестиций. Затем Эмили передаст свой заказ трейдерам, которые, как и торговцы на любом другом рынке, сравнят спрос и предложение и выставят цену. Если эта цена подойдет Гансу, сделка состоится. Имея на руках доллар Ганса, Эмили собирается приобрести в некоторых американских банках американские активы. Разумеется, банку нужно лишь нажать на кнопку, чтобы их предоставить. И, как мы увидим ниже, на ее доллар уже нацелились покупатели.

* * *

Часы над столом Эмили показывают время в Токио, Нью-Йорке, Сиднее и Буэнос-Айресе. Лондон – финансовая столица не только Европы, но и всего мира. Он удобно расположен посередине часовых поясов: –5 часов от Нью-Йорка, +9 к Токио. Английский – язык мирового бизнес-сообщества. По крайней мере, пока что.

Доллар, который Ганс вручил Эмили, – один из триллионов, обращающихся в Лондоне каждый день. Деньги помогают мировой экономике работать без перебоев, как масло в двигателе или топливо, позволяющее машине оставаться на ходу. Для управления деньгами в Великобритании существует огромная инфраструктура. Большая часть мировых денег сегодня проходит через Лондон, но начался этот процесс гораздо раньше.

Помните детскую песенку: «Из чего же, из чего же, из чего же сделаны наши девчонки?» В ее английской версии ответ на этот вопрос звучит так: «Sugar and spice and all things nice», то есть «Из сахара, пряностей и милых безделушек». Интересно, что этой же строчкой можно описать и основы мировой финансовой системы. В 1600 году в Лондоне была основана Ост-Индская компания, объединившая купцов, которые отправляли корабли за новыми товарами по всему миру, включая недавно открытые территории. Компания стремилась упростить перевозку товаров (например, шелка, соли или чая) с Ближнего Востока и торговлю ими. Ост-Индская компания была акционерным обществом – у нее имелось множество инвесторов, каждый из которых владел своей долей в компании и получал прибыль в случае ее успеха. Однако, если бы компания обанкротилась, ее акционеры не отвечали бы за это в полной мере – их ответственность была бы ограничена размерами их доли. Это было необычное условие для того времени.

Через два года своя Ост-Индская компания появилась в Голландии. Ее акции любой желающий мог купить или продать на Амстердамской фондовой бирже. Это делало их более привлекательными для инвесторов, что обеспечивало компании приток средств и, как следствие, рост и процветание. Лондонская фондовая биржа открылась в XIX веке и не была похожа на современные торговые площадки. Ее прототипами были городские кофейни, в которых много лет подряд встречались лондонские торговцы, чтобы заключать сделки и сверяться со списками рыночных цен. Обе Ост-Индские компании добились коммерческого успеха (британская, например, фактически управляла всей Индией), а их наследие легло в основу капитализма и современной финансовой системы.

По мере того как разрасталась Британская империя, Лондон становился столицей финансового мира. Но свой современный статус он приобрел в 1986 году, когда на финансовых рынках Великобритании произошел «большой взрыв» – либерализация. Закончилось время, когда акции продавались и покупались на открытых торгах в зале Лондонской фондовой биржи. Вместо этого получила распространение электронная торговля и значительно смягчились правила относительно того, кто может ею заниматься и какие цены выставлять.

Благодаря новым технологиям мировая финансовая система в XXI веке оказалась поразительно быстродействующей, охватила огромное число людей и невероятные объемы денежных средств. Традиционные правила торговли устарели за одну ночь, а уровень конкуренции стремительно вырос. Иностранные компании начали играть в Лондоне более заметную роль. Уровень регулирования в области правил торговли снизился, сделав их самыми свободными в мире, за исключением разве что США. Лондон в одночасье превратился в финансовый центр. Его сердцем традиционно считался Сити, граница которого проходит по Тауэру с востока и кварталу Блэкфрайарз с запада. Но по мере роста количества финансовых институтов смещались и границы Сити. Теперь финансовый центр охватывает район старых складов Кэнэри-Уорф на востоке и простирается до аристократичной Белгравии на западе.

К 2016 году финансовая индустрия приносила Великобритании почти 180 млрд долларов в год, а число занятых в этой сфере превышало 1 млн человек. Это самая прибыльная часть британской экономики. Именно благодаря ей риелторы, торгующие недвижимостью класса люкс, остаются лидерами рынка, а поток налогов в государственную казну не иссякает. По той же причине Лондон и юго-восток страны живут гораздо богаче, чем остальные области Великобритании. Британская финансовая система многих обогатила; сегодня в Лондон стекаются опытные банковские работники со всего мира. Для американского банка в порядке вещей иметь лондонский филиал, позволяющий банку работать во всей Европе. Прибыль, полученная банками от сделок за пределами Соединенного Королевства, расценивается в Британии как выручка от экспорта финансовых услуг.

«Большой взрыв» не просто увеличил размер и масштабы лондонского банковского сектора. Он изменил людей, которые в нем работают. К концу 1980-х вместо типового образа банковского служащего – представителя среднего класса, джентльмена в котелке и с дипломатом в руке – появился другой: самодовольного молодого человека в рубашке в полоску и с бокалом шампанского. Настало время яппи – молодых сотрудников, нацеленных на карьерный рост. Они отказались от аскетичного стиля жизни своих родителей, сформировавшегося после войны. Роскошь снова вошла в моду. Яппи получали огромные деньги и ворочали еще большими. Это было время пентхаусов, светских вечеринок и вилл на побережье. Продавцы дорогих автомобилей и яхт не могли поверить своему счастью.

Дельцы с Уолл-стрит жили на еще более широкую ногу. Том Вулф очень точно описал их в своем романе «Костры амбиций», назвав «властелинами Вселенной». Эти люди не обязательно происходили из богатых семей – наоборот, обещание несказанных богатств сильнее манило тех, чье детство прошло в скромных условиях. Фраза «Жадность – это хорошо», произнесенная героем знаменитого фильма «Уоллстрит» 1987 года, внезапно стала истиной по обеим сторонам Атлантики. Лондон расцветал и становился более современным, в нем зарождались новые типы торговцев, и все чаще ими становились женщины. Тем не менее среди своих коллег Эмили до сих пор в меньшинстве. Женщины составляют менее 20 % трейдеров на торговых площадках.

Когда на вершине тебя ждут несметные богатства, не стыдно расталкивать локтями других кандидатов, пытаясь найти работу и сделать карьеру. Эмили знает, что продвинуться вверх по карьерной лестнице таким, как она, удается все реже. Главное здесь – количество нулей, которые ты можешь добавить к итоговой сумме в отчете о прибылях своего банка. 10 % сотрудников с худшими результатами регулярно увольняют – без всяких угрызений совести. Эмили ревностно охраняет каждый доллар, который ей удается принести в казну банка, и трепетно относится к клиентам. Если клиенты довольны, им можно предложить более прибыльные инвестиции, уговорить попробовать инновационные стратегии и продукты, которые принесут им выгоду. Работа Эмили ничем не отличается от того, чем занимались джентльмены в лондонских кофейнях XVIII века: она тоже делает деньги из денег.

Для формирования денежного рынка поначалу хватало структуры и методов обеспечения безопасности, созданных в Лондоне и Амстердаме три столетия назад. Тогда главной новинкой было распределение инвестиционных рисков между несколькими акционерами. Сегодня, для того чтобы система работала, требуются сложные регуляторные и юридические механизмы, международные соглашения и стандарты. Но и в XXI веке на карте финансового мира есть белые пятна.

* * *

Эмили есть что предложить немецкому пенсионному фонду, и с каждым годом количество вариантов только растет. Огромное число инвестиционных опций в постоянно усложняющейся глобальной экономике делает ее еще более запутанной. Многие из нас не понимают, что происходит с нашими собственными деньгами. Даже банкам и целым государствам порой бывает трудно в этом разобраться.

Для начала Эмили могла бы предложить клиенту вложиться в фондовые акции – крошечные доли компаний, инициаторами продажи которых когда-то стали Лондон и Амстердам. Сегодня их часто продают инвесторам в рамках IPO – первого публичного предложения, которое, как следует из названия, означает, что долю в компании может купить любой желающий. «Выход на IPO» дает компании отличный шанс привлечь много инвестиций без обязательства выполнять прихоти акционеров. Когда технические гиганты вроде Twitter или Google подобным образом выходили на рынок, они поднимали огромные волны спроса.

У таких компаний появляется множество мелких инвесторов, владеющих их акциями. Теоретически это доступно любому человеку. В 1980-х годах в Великобритании провели приватизацию коммунальных служб. Это было сделано по политическим мотивам, в частности, чтобы добиться от них большей эффективности и ответственности. Акции служб предложили приобрести широкой публике, чтобы вовлечь обычных людей в деятельность финансовой системы и дать им ощутить дух предпринимательства. Однако в большинстве случаев такими компаниями все еще владеют крупные институциональные инвесторы, например пенсионные фонды.

Рыночная стоимость компании равна совокупной стоимости ее акций. Если эта цифра достаточно велика, компания попадает в главный индекс страны, где перечислены цены на акции компаний, предлагаемые общественности. В Великобритании этот индекс называется FTSE 100 и включает в себя таких гигантов, как Vodafone или HSBC, – эмитентов «первоклассных» акций. Компании чуть меньшего масштаба попадают в FTSE 250. Этот индекс достаточно известен в Лондоне, но менее популярен в остальном мире. У большинства стран имеется по крайней мере один индекс. У США это индекс Доу-Джонса для акций промышленных компаний (Dow Jones Industrial Average), в который входят всего 30 предприятий; NASDAQ, более ориентированный на высокие технологии, и масштабный S&P 500, покрывающий 500 компаний. Франция, Германия и Япония пользуются соответственно индексами CAC 40, DAX и Nikkei 225, а Китай и Индия – недавно созданными сводным индексом Шанхайской биржи (Shanghai Composite Index) и индексом Мумбайской фондовой биржи (Mumbai Sensex). Все эти индексы измеряют корпоративную мощь (или слабость) той или иной страны. Индекс, как и обменный курс валюты, показывает экономическую силу нации.

Инвестиционные менеджеры часто предлагают клиентам для вложения фонды, составленные из включенных в индексы акций. Для инвесторов это популярный и легкий способ заработать. Они надеются получить доход с той доли прибыли, которую компании распределяют между акционерами. Кроме того, стоимость акций может возрасти, и их можно будет выгодно продать.

Акции могут многократно переходить из рук в руки по разным причинам. Как и в торговле нефтью, здесь существует несколько фундаментальных факторов, влияющих на то, почему одна акция стоит дороже другой. К таким факторам могут относиться, например, прибыль выше обычной или смена руководства. Стоимость акций сети магазинов Walmart может колебаться в соответствии с изменениями средней покупательской корзины.

Разумеется, информацию о результатах работы компании не всегда можно найти в открытом доступе. Предприятия знают о реальном положении дел куда больше, чем инвесторы, и последним иногда приходится полагаться на догадки. В таких случаях говорят об «асимметричной информации». Кроме того, даже сами компании не всегда могут предсказать свое будущее. Информация не бывает идеальной.

Гораздо чаще инвесторы руководствуются чувствами – своими ощущениями, касающимися перспектив той или иной компании. Такие чувства могут возникать в результате интерпретации доступных фактов – например, сообщения о том, что покупатели не одобряют новый интерьер магазинов Walmart. Догадки инвестора могут касаться не только будущего компании, но и всего сектора, а то и фондового рынка в целом.

Кроме того, инвесторы учитывают потенциальные действия других инвесторов. Из-за такого подхода экономисты иногда сравнивают фондовые рынки с казино, где каждый игрок пытается предугадать ход другого и обхитрить его. Разумеется, инстинкты не всегда подсказывают инвесторам верные решения.

Из-за описанных процессов фондовые рынки часто отклоняются от фундаментальных факторов и могут неверно отражать истинное состояние экономики страны или компании. Иными словами, они не всегда эффективны.

Как и в любом казино, здесь царят эмоции, и именно они определяют, как воспринимается тот или иной рынок. Когда инвесторы настроены оптимистично и предполагается рост акций, рынок называют «бычьим». Но если на финансовом горизонте собираются тучи, а фондовый рынок за 18 месяцев падает на 20 % или больше, на передний план выходят «медведи».

Когда в ценах на акции происходят существенные колебания, в газетных заголовках начинают писать об «обвале» рынка и резком удешевлении ценных бумаг. Это одно из самых распространенных клише в словаре финансистов. Обвал фондового рынка имеет место, когда рынок (например, FTSE 100) за два дня теряет более 10 % стоимости. Обычно причиной этого является экономический или финансовый кризис, который из-за паники только разрастается. Обвал рынка влияет не только на его инвесторов – эхо от него может быть слышно по всему миру. Вспомните, например, Великую депрессию 1929 года или кризис 2008-го.

Более частым и менее болезненным событием фондового рынка является коррекция. В этом случае цены на акции за определенный период времени снижаются на 10 %. Коррекция может возникнуть из-за экономического шока, опасений инвесторов и их желания замедлить темпы капиталовложений. Обычно коррекция следует за рыночным пузырем – состоянием рынка, при котором цены стремительно растут, и инвесторов этой волной тоже уносит вверх.

Подобные события случались и раньше. В 1711 году была создана компания для приобретения прав на всю торговлю в Южных морях, то есть в водах вокруг Южной Америки. Вдохновленные успехом Ост-Индской компании, акций которой уже было не достать, лондонские инвесторы бросились вкладываться в Компанию Южных морей, рассчитывая на несметные богатства. На волне спроса появилось еще несколько предприятий подобного рода. Инвесторы не замечали, что из-за плохого управления Компания Южных морей обещала слишком много, а давала слишком мало. Ее корабли исчезали, а груз гнил на складах. Когда правда открылась, инвесторы поняли, что платили огромные деньги за акции с низкой прибыльностью. По сути, каждый из них покупал акции потому, что это делали другие. В 1720 году акции Компании Южных морей обвалились, и она прекратила существование.

Менее чем за 100 лет до этого Нидерланды охватила тюльпановая лихорадка, когда рынок страны буквально впал в безумие. Люди вкладывали все свои сбережения в луковицы тюльпанов, планируя перепродать их и сказочно разбогатеть. Казалось, что тюльпаны покупали все. Но рынок обвалился и утащил за собой голландскую экономику.

Сегодня среднему читателю финансовой прессы может показаться, что в фондовых рынках нет ничего хорошего и они постоянно балансируют на грани обвала. Но если так, почему с ними связаны наши пенсионные фонды? От состояния акций зависит финансовое благосостояние тех, кто уже получает или будет получать пенсию. Если у вас есть пенсионный план, может оказаться, что вы владеете крошечной долей какой-нибудь крупной корпорации, и ваше будущее завязано на ее успех.

Биржевые курсовые индексы в США с 1950 года росли примерно на 7 % в год (в других странах эта цифра может отличаться). Это объясняется тем, что прибыли компаний обычно увеличиваются – об этом мы подробнее поговорим в главе 9. В последние годы рост прибылей и стоимости акций идет медленнее, что сказывается на западных пенсионных фондах. Однако в целом фондовые рынки продолжают двигаться вверх. Мы не знаем об этом, потому что газетам нет смысла публиковать статьи с заголовками «На рынке все спокойно» или «Очередной миллиард инвестирован в акции».

Все фондовые рынки имеют определенный уровень риска, который, разумеется, зависит от стран и компаний. Молодая и стремительно развивающаяся экономика, например Индия, дает своим компаниям и их акциям больше возможностей для роста, чем медленные стариканы вроде США, но и риск здесь будет выше. В каждой стране существуют предприятия, которые менее подвержены макроэкономическим колебаниям, а потому вложения в них более надежны. К таким компаниям относятся, например, производители продуктов питания, энергии или лекарств. Даже в самые тяжелые времена людям нужно есть, отапливать дома и лечить болезни. Другие компании, наоборот, сильнее привязаны к колебаниям экономики. Если она идет на спад, торговля дорогими сумками вряд ли будет успешной. Интересно, кстати, что во времена кризисов увеличиваются продажи губной помады. Относительно дешевая косметика быстро поднимает покупательницам настроение и дает ощущение роскоши даже в те моменты, когда нужно потуже затянуть пояс.

Учитывая все эти обстоятельства, Ганс Фишер при посредничестве Эмили Морган может вложить средства из своего пенсионного фонда в британские акции. Или же, подобно многим инвесторам, включая китайское правительство, выбрать другого фаворита – облигации. Наконец, он может просто предпочесть другую валюту.

Когда крупный инвестор вкладывается в валюту, у него есть на то причины. Например, если в Бразилии высокая процентная ставка, он может купить бразильский реал и получить прибыль с депозитов в этой валюте. Стратегию, при которой инвестор меняет валюту страны с низкой процентной ставкой на валюту страны с более высокой, называют кэрри-трейдом. При этом уровень ликвидности таких средств остается неизменным, то есть инвестор имеет к ним доступ и легко может их потратить. Он также может частично поступиться ликвидностью ради большего дохода, вложив деньги в бразильские активы – например, акции или облигации.

В большинстве случаев валютные сделки на финансовых рынках совершаются из эмоциональных соображений. Спросите трейдера, из-за чего произошло последнее колебание курса, и он пробормочет что-то вроде: «Арабы покупают» или «Япония продает». В этом деле все решают мнения и слухи. Направление и скорость сделки может измениться за секунду в зависимости от того, что рынок подумает о перспективах роста какой-либо страны, ее процентных ставках или даже политической стабильности. Каждое слово представителей центрального банка, каждая крупица экономических данных имеет значение. Примером может служить обвал российского рубля в 2014 году.

Старая поговорка гласит, что покупки держатся на сплетнях, а продажи – на фактах. Главное умение на финансовом рынке – раньше всех почувствовать, куда дует ветер. Валютные рынки зависят от эмоций в той же степени, что и от фактов. Как и ценные бумаги, валюты торгуются не в самой надежной среде. Трейдеры никогда не располагают полнотой экономической картины и действуют, исходя из обрывочных данных. Когда трейдер покупает доллар, фунт или евро, он не может знать наверняка, что именно купил и насколько справедливую цену заплатил.

Все это может показаться слишком сложным и рискованным, а ведь мы пока что говорили лишь о базовых инвестициях. На самом деле рыночное предложение куда шире. Те инвесторы, которым хочется приключений, отправляются на рынок деривативов.

Под термином «деривативы» скрывается несколько видов финансовых продуктов. Общее у них одно: их ценность формируется как производное от чего-то другого. В финансовом мире их можно сравнить с пончиками, которые выглядят аппетитно, но не имеют реальной питательной ценности. Деривативы – это инструменты, которые были разработаны, чтобы инвесторы имели возможность делать деньги из денег. Но, в отличие от акций, они не представляют собой фактического капиталовложения. По сути, деривативы – это всего лишь обещания. А обещания бывают пустыми.

Возьмем, к примеру, опционы. Опцион представляет собой право на покупку (или продажу, но мы пока что остановимся на первом варианте) акций, облигаций, товаров или иностранных валют в определенный день и по определенной цене. При этом вы не обязаны их покупать. Этим опционы отличаются от фьючерсных контрактов (они часто используются в торговле нефтью), согласно которым покупатель обязуется уплатить согласованную сторонами цену в установленный срок, и риски существуют для обеих сторон. Покупатели и продавцы опционов, по сути, просто пытаются угадать, в каком направлении будет двигаться рынок.

Изначально деривативы были созданы, чтобы снизить уровень торгового риска, и представляли собой своего рода страховые полисы. Предположим, у нас есть опцион на покупку через три месяца нескольких баррелей нефти по цене $80 за баррель. Если продать такой опцион за $20, покупатель окажется защищен от того, что цены на нефть взлетят на $20, а продавец получит гарантированные $20 даже в случае обвала рынка. Инвесторы делают многочисленные ставки такого рода на разные ситуации и финансовые продукты, чтобы распределить (хеджировать) свои риски. Это умение превратилось в точную и очень прибыльную науку и привело к стремительному росту хеджевых фондов. Их менеджеры используют сложные уравнения и стратегии, чтобы выжать из каждой сделки все деньги до последнего цента. Их интересует только прибыль, а не приобретенные активы, и в поисках денег они тщательно изучают новости рынков и компаний. Это опытные игроки, получающие огромные барыши.

Деривативы должны были снизить рыночные риски, но во многих случаях они используются для спекуляций, в результате которых риски возрастают. Прямые опционы и деривативы уже не кажутся достаточно увлекательными для игроков большого финансового казино – хеджевых фондов, банков и их клиентов, жаждущих приключений. Начало 2000-х годов было временем экспериментов, когда появились и другие типы деривативов. Чтобы создать новые финансовые инструменты, требуется фантазия. Пускай это всего лишь уравнения и цифры на экране компьютера, они имеют огромное влияние на реальный мир.

В начале нашего века среди банков были популярны два типа деривативов – ОДО (обеспеченные долговые обязательства) и КДС (кредитно-дефолтные свопы). При этом они никак не регулировались законодательно, что оказалось большой ошибкой. Именно они стали отравленными пилюлями, подорвавшими финансовую систему США. Их основанием были доллары, но принадлежали эти доллары не немецкому пенсионному фонду, не компании – производителю оружия и не нефтяной корпорации. Это были деньги домовладельцев со всей Америки – вернее, деньги, которых у них не было.

* * *

Город Орландо в штате Флорида находится в 4000 милях от Лондона. Местный мягкий климат привлекает множество народу, включая Полу Миллер, кузину Лорен – уже знакомой нам покупательницы из Walmart. В 2002 году Пола переехала в «солнечный штат», но вскоре здесь повеяло холодом. Как и многих других американцев, Полу привлекли низкие процентные ставки во Флориде и местное налоговое законодательство, по которому она могла получить ипотеку, даже не имея работы или другого источника регулярных доходов. Кредитные организации не проводили никаких проверок.

Почему деньги были настолько дешевыми, а достать их было так просто? Здесь на сцену выходит «Маэстро» Алан Гринспен, тогдашний глава Федеральной резервной системы (Центрального банка США, он же ФРС). В 2001 году американская экономика переживала период нестабильности, а спрос на зарубежных рынках испытывал колебания из-за кризиса в Азии. Затем произошел теракт 11 сентября. Рынки обвалились, и возникли опасения, что они могут утащить за собой всю экономику. Федеральный резерв стремительно урезал базовые ставки межбанковского кредитования. В начале года один банк мог взять у другого кредит под 6 %, а в конце они превратились в 1,75 %. Опасения росли, ставки продолжали снижаться, и кредиты становились все более доступными. Потребительские расходы, которые считаются основой экономики, стремительно взлетели на этом кредитном топливе. Ставки снова подняли лишь в 2004 году, но было уже поздно. Может быть, Маэстро просто проявил невнимательность, слишком расслабился и не заметил рисков, связанных с дешевым кредитованием? Как мы увидим дальше, это вполне вероятное объяснение. В тени финансовой системы все это время рыскали чудовища, приходящие с каждым финансовым кризисом: кредиторы, которые позволили Поле осуществить свои планы, воспользовавшись недостатками регулирования системы и активным стимулированием к приобретению жилья со стороны государства.

Купив собственный дом, Пола осуществила свою американскую мечту. Она не просто владела домом – его цена росла, а значит, Пола чувствовала себя богаче и легче тратила деньги. Маэстро стал ее феей-крестной.

Кредиторы тоже были счастливы. Они могли выдавать займы даже некредитоспособным клиентам, уверенным, что впереди у них белая полоса. Чтобы получать деньги с таких людей, был создан новый механизм. Ипотечные кредиты (обязательства, принадлежащие банку) объединялись с ипотеками из других штатов в единый финансовый инструмент – так называемую «ипотечную ценную бумагу» (ИЦП). Такие бумаги продавались инвесторам, которые оказывались «владельцами» долга. Точно так же Китай владеет долгом США, приобретая американские государственные облигации. Долги объединялись в один инструмент, потому что банки считали это эффективным способом распределения рисков. В одну ИЦП включали разные типы клиентов из разных штатов с разными жилищными требованиями. Даже если в группе заемщиков присутствовали сомнительные клиенты банка с нестабильным доходом, вероятность того, что все они потеряют работу, была гораздо ниже вероятности банкротства одного человека.

Это была финансовая алхимия, превращавшая пустой колодец в золотую жилу. Зачем же было останавливаться? Кредиторы начали объединять в ОДО кредиты на покупку автомобилей и задолженность по кредитным картам. По условиям ОДО, его продавец обязуется выплатить покупателю определенную сумму, если заемщик (например, Пола) не сможет погасить свой кредит. ОДО постоянно изменялись, создавая новые ОДО, обеспеченные ОДО. Как и в случае с государственными облигациями, желающих владеть долгами американцев (а вернее, увеличивать их) было достаточно, даже если они не вполне понимали всю схему. Американские долговые ценные бумаги популярны во всем мире, в первую очередь в Китае, но не только там. Каждый хочет выдавать американцам кредиты или, иными словами, владеть их долгами. Американская экономика считается самой стабильной в мире.

ОДО обеспечивали инвесторам большую прибыль и считались безопасными – частично из-за того, что такое мнение о них формировали рейтинговые агентства, занимающиеся оценкой рисков.

Вокруг ОДО быстро выросли страховые полисы – КДС, которые тоже участвовали в торговле. Эмили Морган и ее команда продавали КДС инвесторам, то есть богатым странам и пенсионным фондам по всему миру. В хеджевые фонды поступало все больше и больше средств. Продажа кредитов давала кредитным организациям возможность вывести заемные средства со своих балансов и передать третьим лицам связанные с ними кредитные риски. Соответственно, они могли предоставлять домовладельцам еще больше кредитов, а значит, занимать в банках еще большие суммы. По мере того как рос спрос на ОДО, кредиторы стремились привлекать все менее и менее надежных клиентов. Злоупотребление становилось нормой.

Финансовые продукты оставались крайне сложными, а вся система в целом – непрозрачной, поэтому оценить риски было невозможно. Рынок не мог действовать эффективно на основании фундаментальных факторов. Он становился все более неустойчивым.

Поэтому неудивительно, что в какой-то момент веселье закончилось. Между 2004 и 2006 годами процентные ставки в США при поддержке Центрального банка выросли с 1 до 5,25 %. ФРС была обеспокоена инфляцией и темпами роста экономики. Пола Миллер внезапно обнаружила, что не способна выплатить ипотеку. Спрос упал. Более высокая процентная ставка означала, что все меньше людей брали новые жилищные кредиты, что привело к снижению цен на недвижимость. Заемщикам становилось все труднее погашать кредиты, а стоимость их жилья падала, потому что покупка недвижимости большинству американцев была не по карману.

Проблемные кредиты, права на которые принадлежали инвесторам, действительно начали приносить проблемы. К 2007 году сумма займов, выданных некредитоспособным клиентам банков, составила 1,3 трлн долларов. Были раскрыты запутанные схемы ОДО, и они начали быстро обесцениваться. Оказалось, что инвесторы не понимали, насколько невыгодной для них была ставка на долг Полы, да и на весь рынок недвижимости в Орландо в целом. Четверо из десяти ее соседей были не в состоянии погасить свои долги. Этот сценарий в той или иной степени проигрывался по всей Америке. Покупатели ОДО до этого не сознавали своего положения: они попросту не присматривались к тому, что покупают, а если и пытались разобраться, что к чему, быстро запутывались в сложных финансовых механизмах.

Первым забил тревогу о подступающем финансовом кризисе британский банк HSBC. В феврале 2007 года он обнаружил огромные убытки в своем филиале, занимающемся ипотекой в США. Еще через полгода французский банк BNP Paribas шокировал инвесторов, заморозив три своих инвестиционных счета и заявив, что не может оценить размещенные на них ОДО из-за полного отсутствия спроса.

Если банки не были уверены, стоят ли что-то их собственные фонды, как они могли полагаться на платежеспособность своих конкурентов? Межбанковское кредитование, то есть максимальное использование банковских средств, – это важная часть финансовой системы. На каждом уровне экономики существует замкнутый круг денег и кредитов, основанный, по сути, на доверии. Как только доверие исчезает, система перестает работать.

Страхи и подозрения росли, и банки перестали выдавать кредиты друг другу, не уверенные, что смогут получить свои деньги назад. Так как кризис охватил всю систему, каждому банку приходилось держаться за собственные средства, ведь взять новые теперь было неоткуда.

Разразился кризис кредитования. Многие банки оказались в ситуации, когда им приходилось буквально наскребать последние центы, чтобы продолжить существование. Во время ипотечного пузыря крупнейшими кредитными организациями во Флориде были Wachovia, Ohio Savings, Washington Mutual, BankUnited, Lydian Private Bank и BankAtlantic. Кризис похоронил их всех.

Разумеется, проблема касалась не только США, ведь для банков не существует географических границ. Глобальная цепная реакция повлекла за собой множество финансовых жертв. Королевский банк Шотландии считался одним из крупнейших в мире, а общий объем его активов превышал 3 трлн долларов, то есть был больше ВВП всей Великобритании. Министр финансов Соединенного Королевства Алистер Дарлинг был шокирован, когда председатель правления Королевского банка Шотландии признался ему, что всего через пару часов в банке попросту закончатся деньги. Банки зарабатывают, предоставляя кредиты, но при этом должны иметь достаточные резервы, чтобы выплатить вклады по первому требованию своих клиентов. Британии пришлось спешно организовывать банку финансовую помощь.

В такой же помощи нуждались банки и кредитные организации по всему миру, и дело было не только в том, чтобы использовать для их спасения деньги налогоплательщиков. Деятельность подобных организаций влияла даже на те капиталы, которые хранились не в них. Обычные люди рисковали потерять свои дома и сбережения. Считается, что есть компании, которые слишком велики, чтобы обанкротиться. Однако 15 сентября 2008 года именно это случилось с одним из гигантов Уолл-стрит – компанией Lehman Brothers. Этот банк со 150-летней историей скупил ОДО на сумму 50 млрд долларов. И вдруг они обесценились, как и акции самого банка.

Кризис разрастался, обрастая комом переоцененных некомпетентными покупателями бумаг и открывая миру сложную паутину, свитую вокруг потребительских кредитов в Америке. Изначально деривативы были созданы для защиты инвесторов от рисков и рыночных колебаний. Но постепенно они стали инструментами спекуляций, при которых риски ради максимизации прибыли и выгод только увеличивались. В случае с Lehman Brothers результатом стало полное банкротство. Раньше банк был слишком велик, чтобы обанкротиться; теперь он стал слишком дорогим, чтобы его можно было спасти.

В 2007 и 2008 годах правительства всех стран мира предпринимали лихорадочные усилия, пытаясь остановить кризис. Но из-за дыр, возникших в банковской системе, у заемщиков по обе стороны Атлантики возникли трудности, что привело к росту тревожных настроений. А когда растет тревожность, люди перестают тратить деньги и экономика замедляется. Банковские фонды пустели; банки перестали выдавать кредиты друг другу и частным клиентам. Паника, охватившая Уолл-стрит, обернулась снижением уровня потребления в каждом городе США.

Если прекращается движение средств в финансовой системе, вся экономика замирает. Когда люди не готовы покупать, продавать и давать друг другу деньги взаймы, падает деловая активность, что ведет к экономическому коллапсу.

С уменьшением объемов денежного оборота снизился уровень зарплат и количество рабочих мест. Особенно заметно это было на Западе, где потребители привыкли покрывать свои расходы за счет кредитов. Восстановление было болезненным. В 2012 году, через пять лет после кризиса кредитных платежей, Пола Миллер, как примерно половина держателей ипотеки во Флориде, все еще была на мели. Сумма задолженности превышала стоимость ее дома. При этом ей еще повезло: она сумела наскрести денег, чтобы продолжать выплаты по кредиту, и сохранила свое жилье. Но Пола все равно была в ярости. Ей хотелось понять, кто виноват в том, что она оказалась в таком ужасном положении?

Самый легкий способ – переложить вину на жадных Властелинов Вселенной. Алан Гринспен, стоявший у руля ФРС, надеялся, что банки самостоятельно урегулируют свои проблемы. Им это не удалось. Управлять деривативами оказалось слишком сложно. Кредитные агентства должны были отслеживать риски, но они получали свою долю от банков и закрывали глаза на потенциальные проблемы. Банки были виноваты в том, что использовали для формирования своих резервов слишком рискованные, сомнительные или подверженные инфляции средства. Они считали себя слишком большими, чтобы прогореть. Когда грянул финансовый кризис, стоимость большей части этих резервов улетучилась, открыв миру истинное положение дел.

Внезапно самым популярным словом в США и Европе стало «регулирование». Вводились более строгие правила контроля над объемом капиталов, которыми должны были располагать банки, чтобы иметь статус платежеспособных. Аналогичным образом ужесточались правила выдачи и получения кредитов. Платежеспособность потребителей проверялась более тщательно. Это обеспечивало банковской системе некоторую надежность, но для рядовых граждан вроде Полы увеличивало опасность остаться без жилья. Соотносить потребности своей семьи с финансовыми рисками стало труднее.

К концу 2010 года из-за экономического спада потеряли работу почти 8 млн американцев. Даже самые известные компании, например General Motors или некоторые авиалинии, туго затянули пояса. Существует расхожая фраза: «когда Америка чихнет, Британия заболевает», и после двух кварталов экономического спада в США в Соединенном Королевстве тоже начался кризис. Темпы роста безработицы были самыми высокими за почти 20 лет. Зараза распространилась из Европы дальше на Восток, в Азию, затронув даже Китай.

К 2010 году колесо фортуны начало со скрипом поворачиваться. В Британию и США вернулась экономическая стабильность, но похмелье после кризиса все еще ощущалось. Стало очевидным, что бедные домохозяйства нуждаются в финансовой помощи со стороны государства, но многих беспокоила стоимость этой поддержки и связанное с ней влияние государства на экономику. В некоторых странах вместо оказания поддержки бедным слоям населения приняли решение сократить расходы и тем самым покрыть убытки, понесенные в результате кризиса. В Великобритании это решение явилось частью обдуманной политической стратегии, в Греции оно было принято скорее импульсивно, чтобы прекратить панику на рынках облигаций и обеспечить правительству приток кредитов по приемлемым ставкам. Но и в том и в другом случае налогоплательщикам пришлось заплатить более высокую цену за ту помощь, которую получили и они сами, и их банки.

Государственный дефицит в годовом исчислении стремительно взлетел вверх, и правительствам потребовались дополнительные кредиты. В результате финансового кризиса объем государственной задолженности Великобритании увеличился вдвое. Все громче раздавались призывы к строгой экономии. Чтобы поддерживать оптимизм в своих кредиторах (держателях государственных облигаций), правительствам необходимо было продемонстрировать, что они управляют финансами твердой рукой. Не исключено, что зарплаты госслужащих в то время были заморожены именно для того, чтобы создать у инвесторов иллюзию контроля.

И Эмили Морган, и Пола Миллер напрямую столкнулись с кризисом, но их судьбы сложились по-разному. Разумеется, заемщики повели себя безответственно, но основная доля вины за экономический спад лежала на кредиторах и слабых регулирующих нормах. Банки вышли из кризиса изрядно потрепанными, но их сотрудники не перестали получать свои бонусы, в то время как оставшаяся часть населения почувствовала на себе сокращение государственных расходов. С момента окончания кризиса экономика Великобритании растет примерно на 1 % в год, что составляет менее половины докризисных темпов роста. Заплатить за рискованную игру трейдеров и недостатки законодательства придется сегодняшним и будущим налогоплательщикам.

В Великобритании, да и во всей Европе, последствия кризиса ощущались сильнее еще и потому, что именно туда поспешили в поисках работы жители более бедных регионов ЕС. Эмили нормально относилась к иностранцам, но у многих ее соотечественников они вызывали подозрения и страх. Им казалось, что банкиры и «еврократы» указывают им, как жить. Газетные заголовки кричали о том, что «народ хочет вернуть себе контроль над страной». В конце концов эти настроения обрели вполне осязаемые формы.

* * *

23 июня 2016 года, почти через 10 лет после начала финансового кризиса, Великобритания столкнулась с новой волной трудностей – 17 410 742 человека проголосовали за выход из ЕС – против 16 млн британцев, желавших остаться в союзе. Это был неожиданный результат. Эмили Морган и ее коллеги на следующее утро проснулись в новом мире. Спрос на фунт рухнул до минимального за 31 год уровня; инвесторы в массовом порядке уходили в более безопасный доллар.

Будущее британской экономики оказалось под вопросом. Невозможно было точно спрогнозировать, в какую сторону она будет двигаться. Рынок понимал одно: впереди всех ждет долгий перерыв в нормальной работе, потому что в органах управления начнутся бесконечные обсуждения. Единственное, что можно было сказать наверняка, – это что наверняка ничего не известно. А нестабильность заставляет рынки нервничать. Возможно, трейдеры и любят азартные игры, но делать ставки предпочитают по строгим правилам. Как показал кризис 2008 года, мировая финансовая система в состоянии выдержать даже очень сильный удар – при условии получения достаточной государственной помощи. Хоть трейдеры и привыкли к риску, но, столкнувшись с неуверенностью в будущем, они замирают или впадают в панику. Если британцы начнут сомневаться в перспективах своей экономики, есть риск, что ее накроет волной беспорядочных инициатив, не основанных ни на чем, кроме эмоций, как это уже произошло с Россией.

Кризис еврозоны был последним, что убедило бы Британию остаться в ЕС. В течение многих десятилетий ЕС побуждал новые европейские страны вступать в клуб и присоединяться к единой валюте. Первые подозрения в том, что еврозона находится на грани распада, возникли на фоне серьезных экономических проблем в Греции, но их удалось затушевать, выдав за небольшую семейную неурядицу. В случае с Великобританией дело зашло дальше: один из членов семьи подал заявление о разводе, и договориться о мирном разделе имущества не удалось. Глубоко уязвленный Евросоюз не собирался идти на уступки, чтобы примеру Соединенного Королевства не последовали другие страны.

Инициировав бракоразводный процесс, Великобритания в соответствии со статьей 50 Договора о Европейском союзе теоретически имела два года на завершение процедуры выхода. Но обсуждение сделок подобного рода длится годами, если не десятилетиями. Переговоры в области торговли затрагивают огромный круг тем, от авиации до сельского хозяйства, от соблюдения прав граждан ЕС, проживающих в Великобритании, до правил купли-продажи произведенных товаров и разрешения судебных споров, включая оплату судебных издержек. До последнего времени Великобритания была мировым финансовым центром, воротами в Европу для американских и азиатских финансовых институтов, держателем доллара. После брекзита на место Лондона претендуют Франкфурт и Париж. Столкнувшись с неизвестностью, банк Эмили Морган, как и многие другие, может перенести свой офис в Амстердам, откуда ему проще будет иметь доступ в США. Другие банки уже открывают филиалы в Дублине или Франкфурте.

Если Британия и ЕС не достигнут соглашения, то после брекзита Соединенному Королевству придется торговать с Европой в соответствии с общими правилами ВТО. Это может означать возврат пошлин, таможенных проверок и квот, повышение цен и увеличение срока растаможивания импортных грузов. Разумеется, после развода с ЕС Британия вольна искать других торговых партнеров на своих условиях. До окончания переговоров в 2019 году страна не имеет права заключать новые торговые соглашения, но частные предприниматели не обязаны делать паузу и могут выстраивать собственные деловые отношения с партнерами. Возможно, для этого они обратят свои взоры на запад, ведь США – это крупнейший экспортный рынок для многих секторов британской экономики, от энергетики до кино и от технологий до банковского дела.

Саймон Гровер работает директором по продажам в перспективной фирме, занимающейся исследованиями в области биотехнологий с целью повышения урожайности сельскохозяйственных культур. Продукция фирмы имеет огромное значение для крупных агроэкспортеров, например для США или Индии – стран с растущим населением, что рассматривается как конкурентное преимущество. Штаб-квартира фирмы расположена к востоку от Лондона, в Кембриджшире, который многие называют британской Кремниевой долиной. Руководители Саймона сомневаются в перспективах европейского развития и стремятся к укреплению своих позиций на американском рынке. Директор по продажам пакует чемоданы и отправляется в Техас на встречу с потенциальными клиентами. Разумеется, для этого он покупает доллары.

В 2017 году доллар стоит дороже, чем год назад: после референдума о выходе из ЕС фунт рухнул. Компания Саймона просчитала риски, связанные с возможным исходом голосования, и застраховалась от снижения курсовой стоимости фунта, заключив контракт на покупку определенного количества долларов по фиксированной цене. Иными словами, она приобрела опцион на покупку долларов. Подобные хеджевые контракты заключали крупные компании всего мира. Для Великобритании это обернулось замедлением падения курса фунта, непосредственно связанного с ростом цен на импортные потребительские товары. Однако срок действия таких контрактов ограничен несколькими месяцами. По их истечении компании вынуждены либо поднимать цены на свои товары, либо нести убытки. Вот почему через несколько месяцев после референдума британский потребитель, отправляясь в магазин за обувью или майкой, столкнулся с самым резким за два с лишним десятилетия ростом цен.

По прибытии в США Саймону потребуются наличные. Однако не исключено, что за свои фунты он получит меньше долларов, чем рассчитывал, потому что обменный курс успел измениться. В 2016 году он отдал бы за 100 долларов 65 фунтов, а в 2017-м отдаст уже 80 фунтов. (Не будем вспоминать 2007 год, когда за 1 фунт давали 2 доллара.) На деньги, которых еще недавно ему хватило бы на проживание в пятизвездочном отеле Хьюстона, сейчас он сможет позволить себе разве что скромный пригородный мотель.

С другой стороны, слабый фунт привлекает в Британию туристов. На пасхальных каникулах в апреле 2017 года страну посетило 3,7 млн иностранцев, что на 700 тысяч больше, чем в прошлом году. На отели, питание и покупки они потратили 2 млрд фунтов – и это еще до начала сезона летних отпусков. При этом число британцев, совершивших зарубежные поездки, сократилось.

Для Великобритании это существенно. До 2016 года туризм приносил стране 9 % ВВП. Больше туристов – выше спрос на фунт. Но если слабая валюта повышает привлекательность британского экспорта, не означает ли это, что растущий спрос скоро снова подтолкнет фунт вверх? В теории так и должно быть. Но на практике мы готовы платить за импортные товары и зарубежные путешествия, даже если они заметно дорожают. Спрос не слишком гибок – мы просто тратим больше.

В любом случае объемы денежных средств, расходуемых на покупки подобного рода и туризм, составляют лишь малую часть по сравнению с транзакциями в иностранных валютах, осуществляемыми в электронном формате в операционных залах по всему миру. Значение имеют именно эти крупные валютные сделки, которыми управляют эмоции и стремление к спекуляции. После референдума о выходе из ЕС инвесторы, руководствуясь предположением о том, что Британию ждут не самые радужные перспективы, сократили вложения в фунт, в результате чего спрос на него упал. Так и произошел обвал британской валюты. Сделки, мотивом которых служат нестабильные эмоции, способны приводить к значительным и быстрым валютным изменениям.

Тем временем доллар – уже подорожавший – ожидает Саймона в США.

9

Потакание зависимости

Из Соединенного Королевства в США

Поездка Саймона Гровера в США обошлась ему дороже обычного, виной чему было беспокойство трейдеров, вызванное выходом Британии из ЕС. С другой стороны, только благодаря этому беспокойству она и состоялась. Саймон, как представитель технической компании, заказал с помощью смартфона необходимую сумму в долларах, которую планировал забрать в аэропорту Хьюстона. Комиссия, взимаемая разными компаниями за продажу валюты, может заметно отличаться, как и обменный курс. Где-нибудь в другом месте Саймон купил бы доллары дешевле, но он предпочел удобство. Обменный пункт валюты приобрел заказанную им сумму долларов у банка, в котором работает Эмили. Через 12 часов после начала поездки Саймон уже забрал свои деньги и зарегистрировался в одном из многочисленных сетевых отелей для бизнесменов в Хьюстоне.

Итак, доллар вернулся домой. Он обошел весь мир, переходя в электронном виде от банка к банку, помогая распределять прибыль, смазывая колеса торговли, способствуя процветанию и влияя на баланс сил. Деньги в системе должны крутиться, а система эта носит глобальный характер.

Каждый год Америку покидают триллионы долларов, и триллионы долларов в нее вливаются. Это важная характеристика крупной, динамичной и процветающей экономики, открытой для масштабных сделок и притока и оттока инвестиций. Командированные сотрудники компаний вроде Саймона играют в этом процессе свою роль.

Пачка долларов, полученная Саймоном в обменнике, скоро начнет таять, потому что в Америке принято давать чаевые всем, от водителей такси до официанток, и их размер обычно составляет 15–20 % от суммы счета. Пару купюр Саймон оставит приветливой сотруднице отеля, которая помогла ему забронировать столик в самом модном в городе ресторане. Ее зовут Лорен Миллер.

Для Лорен, как и многих других работников, чаевые – важный источник дохода, потому что в последние годы зарплаты ей едва хватает, чтобы сводить концы с концами. Соотношение прожиточного минимума и уровня заработной платы (размер и темпы роста того и другого) влияет на наши жизненные стандарты и диктует нам, на что тратить свои деньги, и служит отражением нашей уверенности в своем материальном положении. Америка считается одной из самых богатых стран мира, но жалованье Лорен растет не так быстро, как ей хотелось бы, – в отличие от недавнего прошлого. Крупные статусные покупки, символизирующие «американскую мечту», ей все еще не по карману.

* * *

Мы все надеемся, что когда-нибудь будем жить лучше. Нам годами и столетиями обещают рост экономики и улучшение стандартов жизни. Но как обеспечить этот постоянный рост, а вместе с ним – повышение уровня жизни?

Под уровнем жизни подразумевают множество факторов. Во-первых, это продукты питания и услуги первой необходимости, без которых невозможна сама жизнь: еда, вода, крыша над головой, коммунальные услуги и медицина. Далее идут вещи, которые делают нашу жизнь комфортнее, например транспорт и отопление. В качестве показателей уровня жизни в стране часто рассматривают продолжительность жизни и доступность холодильников. В ХХI веке, в особенности в западных странах, уровень жизни часто измеряется тем, что может себе позволить потребитель (отсюда самым популярным инструментом для измерения уровня жизни становится ВВП на душу населения). Самая крупная покупка, какую может совершить человек, – это дом. Изменения в структуре занятости, рост стоимости жилья и сокращение государственных субсидий привели к тому, что нынешняя молодежь финансово обеспечена хуже, чем поколение их родителей. Сегодня вероятность того, что британец в возрасте 35 лет обзаведется собственным домом, ниже, чем была в 1900 году. Следует учитывать и качество жизни. Сколько у нас свободного времени? Насколько мы здоровы? Каково состояние окружающей среды? Имеем ли мы доступ к образованию (грамотность – это еще один индикатор уровня жизни)? Все эти вопросы напрямую связаны с уровнем жизни. Здоровье и образование могут считаться «товаром», но одновременно они влияют на нашу способность больше зарабатывать и больше тратить.

Несмотря на то что качество нашей жизни определяется множеством факторов, мы обычно соотносим уровень жизни с уровнем заработной платы, потому что его легче всего измерить (хотя более высокая зарплата не всегда означает повышение уровня счастья, особенно после достижения определенного денежного порога). Давайте рассмотрим это соотношение на примере Лорен.

Жалованье Лорен – это цена, которую работодатель готов платить за ее труд. Как и все прочие цены, она определяется спросом и предложением, которые варьируются в зависимости от профессии и места работы. Более того, от них зависит, будет ли у Лорен работа.

В данном случае предложение – это количество доступных на рынке труда работников, обладающих необходимым набором навыков. Чем более редким является трудовой навык, тем выше цена работника. Логично предположить, что людей, обладающих навыками гостиничного портье, больше, чем тех, кто обладает навыками управляющего мультинациональной компанией. На рынке Лорен стоит всего 0,1 % от той суммы, которую рынок готов предложить исполнительному директору крупной фирмы, хотя сама Лорен может об этом не знать. Спрос на хороших юристов и врачей чрезвычайно высок, а их труд щедро оплачивается (по крайней мере, в США), свидетельством чему – жесткая конкуренция на поступление в медицинские и юридические вузы.

Но навыки ничего не значат, если они никому не нужны. Если из-за дороговизны доллара в Техас станет приезжать меньше туристов и в отеле, где работает Лорен, уменьшится число постояльцев, начальство Лорен будет вынуждено экономить. Прибавки к зарплате сократятся, а менеджеры задумаются, зачем им такой многочисленный штат портье.

Если спрос на услуги отеля будет расти, у него появится потребность в новых работниках. Чтобы не допустить утечки кадров и привлечь новых сотрудников, зарплату им повысят. Если в отеле постоянно будут заняты все номера, руководство может поднять цены на проживание. Лорен, скорее всего, почувствует на себе последствия этого процесса. Спрос на ее профессиональные навыки вырастет, и, чтобы ее не переманили конкуренты, начальство сочтет разумным поднять ей зарплату. Лорен и ее коллеги получат определенное влияние и возможность добиваться осуществления своих желаний.

В данном случае их желания – это повышение заработной платы, что позволит им повысить уровень и улучшить качество жизни, то есть, в сущности, покупать больше разных товаров более высокого качества. Например, кто-то из них захочет приобрести телефон новой модели или отправиться в более дорогое путешествие. Они должны быть уверены, что смогут себе это позволить на ту зарплату, которую получают.

В период инфляции и соответствующего роста цен повседневные расходы Лорен увеличатся.

По всему миру представители центральных банков, политики и даже инвесторы сходят с ума, заслышав слово «инфляция». Инфляция – это скорость, с какой растут цены в той или иной экономике. Цены на что? На все. Инфляция измеряется на основании широкого круга товаров, на которые люди обычно тратят свои деньги, от сливочного масла или стрижки в парикмахерской до домов и квартир. Иными словами, мы говорим о стоимости покупательской корзины Лорен и размере прочих ее расходов.

Цены устанавливают компании, руководствуясь разными соображениями. Впрочем, если взглянуть на картину в целом, можно выделить несколько причин роста цен. Во-первых, высокий спрос: если у людей есть деньги и они готовы их тратить, почему бы продавцам не изменить ценники? Во-вторых, удорожание стоимости производства, требующее от компаний-производителей покрыть издержки. В-третьих, дефицит некоторых товаров и услуг, например продуктов питания или жилья. Наконец, как мы видели на примере России и частично Великобритании после брекзита, толчком к росту цен служит падение курса национальной валюты: импорт становится дороже.

Правительства и центральные банки обычно устраивает, когда годовые темпы инфляции составляют около 2 %. Мы часто слышим о «таргетировании» инфляции, то есть целенаправленных действиях по ее поддержанию. Разве не странно, что правительства ставят себе подобные цели? Почему вообще цены должны расти и почему кто-то к этому стремится? Рост цен означает, что зарплата Лорен тоже должна постоянно расти, иначе она перестанет соответствовать уровню ее жизни, не говоря уже о его повышении. Разве это не усложняет жизнь? На самом деле рост цен чем-то напоминает кофеин или шоколад: и то и другое полезно, но в небольших количествах.

Сравнительно низкие темпы инфляции помогают протеканию экономических процессов. Они стимулируют потребителей больше тратить (зачем ждать лета, когда новый велосипед подорожает: не лучше ли купить его прямо сейчас?); позитивные прогнозы вселяют уверенность в инвесторов, и те наращивают свои активы.

Но если инфляция растет слишком быстро, доллары в вашем кармане и на банковском счету обесцениваются. Деньги просто не успевают совершить полный круг в системе. Стремительный рост цен вызывает панику и хаос (спросите тех, кто пережил гиперинфляцию в Германии или Аргентине).

Нулевая инфляция и дефляция (снижение цен) негативно сказываются на перспективах развития экономики. Люди не торопятся делать покупки в надежде, что нужные им товары скоро подешевеют, а компании останавливают инвестиции. Экономическая активность снижается, и цены снова падают. При этом реальная стоимость кредитов растет. Дефляция – это яд для экономики, и, чтобы избежать ее, правительства ставят себе цель добиться небольшого ежегодного роста инфляции.

Поддерживать нужный уровень инфляции нелегко. Финансистам приходится жонглировать разными параметрами и, как заправским акробатам, опасно балансировать на канатах.

Лорен Миллер живет в ожидании постоянного повышения зарплаты, которое позволит ей бежать впереди инфляционной волны и наслаждаться более высоким уровнем жизни. Но какая компания может позволить себе увеличивать заработную плату сотрудникам быстрее, чем растет инфляция? Прибыль от продаж прирастает с той же скоростью, с какой растет инфляция, поскольку инфляция и есть скорость роста цен. Разве компания не рискует потерять деньги, а то и обанкротиться, платя своим сотрудникам больше?

Любая компания в состоянии повышать зарплаты работникам до тех пор, пока увеличивается ее чистая прибыль. По сути, эта прибыль представляет собой разность выручки от продажи товара и стоимости производства этого товара. Кому-то покажется странным, что, говоря о работе Лорен, мы используем выражение «производство товара». Но Лорен хорошо делает свою работу и прилагает все усилия, чтобы постояльцы отеля чувствовали себя комфортно. Ее отель остается на хорошем счету у туристов и получает больше денег. Лорен вносит свой вклад в рентабельность предприятия – так же, как женщина, собирающая радиоприемники в Шэньчжэне, приносит прибыль компании Mingtian. В любой стране и в любой отрасли увеличение чистой прибыли зависит от способности работников компании производить больше по меньшей цене (конечно, не мешает еще и успешно все это продать).

В своем первоначальном значении производительность труда – это количество продукта, которое работник может произвести за час. Чем больше количество продукта, тем ниже стоимость одной его единицы и выше производительность компании. Чем быстрее она растет, тем больше прибыли получает компания. С ростом производительности увеличивается и сумма, которую компания в состоянии выплачивать работнику – по крайней мере, до тех пор, пока на ее продукцию существует спрос.

Производительность – это святой Грааль для правительства любой страны, потому что она позволяет экономике расти без изменения уровня инфляции. Чем выше производительность, тем больше выпускается товаров. Предложение на рынке остается достаточно высоким, не давая взлетать ценам. Заработные платы продолжают расти, люди могут больше тратить, и у них остается достаточно свободных денег, поэтому товары не дорожают. На рынке появляется все больше товаров по доступным ценам. Лорен чувствует себя богаче, а значит, легче расстается с деньгами, делая все новые покупки. Ее компания процветает и увеличивает Лорен зарплату, которая растет с той же скоростью, что и цены на товары, или даже быстрее.

Но если растет производительность труда, не значит ли это, что для производства фиксированного количества товаров требуется меньше рабочих рук? Не ведет ли это к сокращению рабочих мест? На самом деле быстро растущей экономике нужно все больше работников, чтобы удовлетворить дополнительный спрос. Уровень жизни растет, и все счастливы.

По словам представителя британского центрального банка Энди Холдейна, уровень жизни в Великобритании, выраженный в доходах на душу населения, с 1850 года повысился в 24 раза. Если бы производительность за это время не менялась, он бы увеличился только в 2 раза, и англичане все еще жили бы так же, как в Викторианскую эпоху. Своим процветанием страна обязана более эффективному труду, а также механизации производства и внедрению новых технологий. Производительность труда – это волшебная палочка; взмахни ею – и получишь историю устойчивого экономического успеха.

Для роста производительности необходимо обеспечить работников нужным оборудованием и убедиться, что они умеют им пользоваться.

Если вы читали книги о Гарри Поттере, то знаете, насколько сложны волшебные заклинания и как легко с ними напортачить. Если бы для роста производительности существовали специальные заклятья, они, наверное, напоминали бы чары Трансфигурации, которые преподают в старших классах Хогвартса и благодаря которым одни объекты превращаются в другие. Их вполне можно было бы применить к области экономики, известной как «приоритет предложения». Вот что нам для этого потребуется:

1. Технологические преобразования. Передовое оборудование, будь то паровой двигатель или персональный компьютер, упрощает рабочий процесс.

2. Достаточное число работников, обладающих необходимыми навыками (знаниями о том, как выполнять ту или иную работу или управлять оборудованием).

3. Много денег. Инвестиции в новое оборудование стоят дорого.

4. Мудрые управленцы, способные потратить эти деньги. При этом выгода от затрат не гарантирована и может проявиться лишь через какое-то время.

5. Правительство, создающее благоприятный инвестиционный климат и инфраструктуру – от дорог до школ и больниц. Нет смысла содержать штат квалифицированных сотрудников, если они больны и не имеют возможности добраться до места работы.

6. Учет физических и географических факторов: если вы строите угольную шахту, следует делать это там, где есть залежи угля.

Итак, для того чтобы начать поставлять на рынок свои товары, необходимо выполнить ряд условий. Но волшебства не получится без еще одного, последнего ингредиента. Вот он:

7. Предсказуемый рост спроса, стимулирующий производство.

Соберите все элементы из списка и действуйте, надеясь на лучшее. Экономические «чудеса» последних 100 лет, от Китая до Германии, произошли благодаря росту производительности. В Китае крестьяне покидали свои поля и отправлялись в города, чтобы производить товары для Запада. На волне индустриализации производительность в стране стремительно взлетела вверх. С 2008 по 2013 год китайская экономика ежегодно росла в среднем на 8 %. Темпы роста замедлились лишь в последнее время, когда Китай сделал больший упор на внутреннее потребление. Некоторые задаются вопросом, не помешает ли это Китаю достичь своей цели и построить самую богатую экономику на планете. В случае Германии высокие темпы роста производительности позволили и экономике расти достаточно быстро; при этом, несмотря на приток мигрантов, не вспыхнула угроза безработицы.

Объединить все эти факторы в правильном сочетании труднее, чем кажется. Экономические чудеса не происходят за одну ночь. Как писала Джоан Роулинг, автор «Гарри Поттера», трансфигурация – это тяжкий труд, потому что все нужно делать абсолютно точно. Иными словами, для трансформации требуется тщательное планирование, терпение и идеальное сочетание спроса и предложения. В любой момент что-то может пойти не так.

* * *

Начиная с 2008 года что-то пошло не так в большинстве богатых государств, в особенности в США и Великобритании. Экономический рост замедлился. Производительность труда работников оказалась ниже предполагаемой. После кризиса началось восстановление экономик, которое привело к резкому росту количества рабочих мест и увеличению объемов производства. Однако рост производительности труда и, как следствие, заработных плат оставался слабым (как мы увидим ниже, гораздо более слабым, чем рост прибылей предприятий). Что это было? Неужели Лорен и ее коллеги так плохо работали?

Причины спада темпов роста производительности до сих пор не вполне ясны, однако есть мнение, что всему виной были руководители компаний. Когда разразился кризис, многие из них предпочли не увольнять сотрудников, а пережить тяжелые времена «всем коллективом», что казалось им логичным с учетом невысоких зарплат части персонала и возможности снизить финансовую нагрузку на компанию за счет уменьшения количества рабочих часов. В конце ХХ века возникло такое явление, как макджоб (оно же – макрабство), получившее свое название по аналогии с сетью быстрого питания «Макдоналдс»). Под ним подразумевается появление в самых стремительно растущих сферах, таких как торговля и гостиничное дело, низкооплачиваемых рабочих мест, не требующих квалификации. Его критики задавались (и до сих пор задаются) вопросом, какую ценность они представляют для экономики. Кроме того, после кризиса распространилась практика заключения почасовых трудовых договоров, предусматривающих более низкую оплату, отсутствие гарантированной рабочей недели и дополнительных преимуществ, например оплаты больничных. Это совпало с появлением интернет-гигантов вроде Amazon и развитием «экономики свободного заработка» (представленной, например, приложением для вызова такси Uber или корпорацией по доставке продуктов Deliveroo). Рабочие места такого рода обходятся нанимателям дешевле и позволяют добиваться большей гибкости в управлении предприятием (в пользу работодателей, а не работников).

Хотя в мировой экономике снова началась белая полоса, многие компании по-прежнему предпочитали привлекать сравнительно дешевую рабочую силу. Работодатели не спешили инвестировать средства в развитие компании и постоянно откладывали приобретение новых компьютеров и другого оборудования, способного повысить производительность труда сотрудников. Что касается последних, то в них еще свежа была память о финансовом кризисе, и само наличие работы казалось им удачей даже при низкой зарплате и неполной занятости. Разумеется, были компании, которые сократили штаты, распределив нагрузку между оставшимися сотрудниками. Но таких было меньшинство.

В последние годы возникли опасения, что капитализм XXI века мешает росту производительности. Компании все чаще подчиняются капризам акционеров. Если крупные пенсионные фонды стремятся к стабильному росту инвестиций на протяжении многих лет, то другие акционеры делают ставку на краткосрочные вложения и пытаются получить прибыль максимально быстро. Инвестиции – это большие затраты для компании, которые способны окупиться только через определенный срок и за счет более высокой производительности, а потому они теряют приоритетность. Кроме того, набирают популярность частные фонды прямых инвестиций, представляющие крупных инвесторов и позволяющие делать в компании прямые вложения или даже приобретать их. Такие фонды нацелены на сокращение расходов и получение быстрых результатов.

В результате количество рабочих мест после кризиса увеличилось, но труд работников стал менее производительным и оплачивается ниже. Обычно рост занятости означает более высокие зарплаты, так как он подразумевает высокий спрос на рабочую силу: работодатель стремится привлечь и удерживать новых работников. Но в этот раз все выглядит иначе.

В течение нескольких последних лет загадка производительности труда ставила в тупик экономистов и государственных деятелей. Федеральная резервная система США – страны, в которой живет Лорен Миллер, – установила целевое значение инфляции в 2 % в год. Этот показатель должен означать, что экономика стабильно растет, а его величина соответствует росту производительности в 1,5–2 % в год и, как следствие, росту заработных плат на 3–4% за тот же период.

Но ничего подобного в последние годы не происходило. С 2007 года зарплата среднего американца растет примерно на 2–3 % в год, что всего на 1 % опережает рост цен. Финансовые возможности Лорен остаются на прежнем уровне, но не более того. В Великобритании ситуация еще хуже: в течение 6 лет после финансового кризиса реальные заработные платы с учетом прожиточного минимума снизились на 10 % в постоянных ценах. Из стран Европы сопоставимый спад наблюдался только в Греции.

Одним из элементов «загадки производительности» является проблема с измерением последней. По сути, это объем готового продукта, поделенный на число лиц, принимавших участие в его производстве. Но как измерить этот объем? В производительной сфере это легко: считаем количество сошедших с конвейера машин, или тонны зерна с полей, или скорость, с какой на улицах Хьюстона возводятся новые небоскребы. В некоторых областях сферы услуг результативность предприятия также поддается точным замерам: сколько человек проходит через кассу Walmart в час, сколько укладок и стрижек успевает за рабочий день сделать парикмахер. Но как оценить производительность труда Лорен? По количеству советов, которые она дает гостям? По количеству упоминаний ее имени в положительных отзывах посетителей? Здесь мы сталкиваемся с одной из главных проблем измерения производительности: существующие методы позволяют учитывать только количество продукта, произведенного каждым сотрудником, а качество в расчет не принимается.

Подобными измерениями занимаются бухгалтерские отделы, но, несмотря на все их старания, результат не слишком впечатляющ, так как ситуация постоянно меняется. Например, после финансового кризиса в банковской сфере появились новые требования и нормы, что вынудило компании нанимать новых квалифицированных сотрудников. Между тем рост численности персонала без увеличения выпуска продукции означает снижение производительности. С другой стороны, эти сотрудники вносят свой вклад в повышение качества и надежности продукции, тем самым повышая эффективность работы. Кроме того, статистика обычно не поспевает за развитием технологий. В большинстве западных экономик инвестиции в технологии снизились даже в тех отраслях, где они еще существовали (например, в банковском деле или строительстве), хотя они, вне всяких сомнений, повышают эффективность компании. Иначе говоря, производительность труда сотрудников может быть выше, чем утверждает официальная статистика, хотя сами они никакой выгоды от этого не получают.

Итак, производительность – это волшебная палочка, один взмах которой ускоряет рост производства и повышает уровень жизни; беда в том, что никто не знает, где ее искать и как она выглядит. Даже когда производительность растет, это порой приводит к непредсказуемым результатам: так, она не обязательно сопровождается ростом зарплат.

С конца Второй мировой войны и до начала 1970-х годов в США каждый доллар, на который увеличивалась производительность работника, прибавлялся к его заработной плате. Однако затем рост замедлился, и работники перестали видеть выгоду от повышения производительности. Рассуждений о том, почему это произошло, хватило бы еще на одну книгу. Если вкратце, то связь между производительностью труда и уровнем жизни нарушилась из-за изменения баланса власти между работниками и руководством. Большая прибыль компании больше не означала повышения жалованья сотрудникам. Доля ВВП, распределяемая между работниками, сегодня меньше, чем 40 лет назад. В 2016 году руководители крупнейших американских компаний зарабатывали почти в 300 раз больше своего среднего сотрудника. В 1965 году разница была всего 20-кратной. После окончания финансового кризиса в прессе несколько раз появлялись сообщения о «весне акционеров» в США и Великобритании. Этим термином описывали борьбу крупных инвесторов (например, пенсионных фондов) против повышения заработной платы «большим шишкам» в корпорациях. Но их усилия были напрасны – разрыв между топ-менеджерами и работниками продолжал увеличиваться.

В лучшие времена, согласовывая увеличение зарплат, руководители компаний ориентировались на темпы роста инфляции и прибавляли к ним определенный процент в зависимости от спроса на рынке труда и собственной потребности привлекать новых сотрудников. Сегодня, судя по всему, власти у работников убавилось. Обладают ли работники властью, частично зависит от существования профсоюза, способного повлиять на обсуждение ставок зарплаты или пригрозить работодателю забастовкой. Разумеется, повышение зарплат возможно и в том случае, если прибыль компании не увеличивается, поскольку щедрость со стороны руководства мотивирует сотрудников работать лучше. Однако долго такая компания не протянет: ей или придется уволить часть сотрудников, или обанкротиться. В современных западных странах влияние профсоюзов заметно ослабло, а трудовое законодательство позволяет компаниям заключать с работниками почасовые трудовые договоры, менее выгодные для них.

Порой требование акционеров обеспечивать рост дивидендов удовлетворяется за счет работников. Особенно часто так происходит в мультинациональных компаниях, которыми владеют частные фонды прямых инвестиций или иностранные акционеры, не заинтересованные в росте уровня жизни местных работников. Из-за конкуренции на рынке многие компании вынуждены переносить производство за рубеж, в более дешевые страны (например, Индию) или в государства с менее высокими налоговыми ставками (по этой причине среди высокотехнологичных корпораций так популярен Дублин). Государственные границы больше не в силах сдерживать распространение технологий и влияние финансовой системы, а цену за это платят работники.

Уровень жизни среднего американца растет не так быстро, как ему хотелось бы, и даже не так быстро, как растет экономика. Чары трансфигурации почему-то больше не срабатывают. Возможно, причиной тому нехватка частных инвестиций, государственная политика или ситуация на рынке труда. Даже если благодаря технологиям повышается производительность, работникам достается лишь небольшая часть прибыли. «Четвертая промышленная революция» позволяет нам за пару секунд скачать фильм или в режиме реального времени общаться с друзьями с другого конца света, но делает ли она нас богаче? Вероятно, она повлияла не столько на уровень нашей жизни, сколько на ее качество. Победитель получает все: пока по мере развития технологий элита богатеет, обычные люди страдают от замораживания зарплат.

В результате растет недовольство работников: цены ползут вверх, а их финансовое положение не улучшается. Мы рассчитываем на повышение уровня жизни, и при росте производительности так и должно происходить. Но не происходит. Это имеет не только политическое или моральное, но и экономическое значение. Если у людей меньше денег, которые можно потратить, экономика не развивается. Чтобы росла производительность, ее должен поддерживать спрос.

* * *

Лорен Миллер нравится ее работа, хотя она была бы не прочь зарабатывать больше. Частично ей помогают чаевые от постояльцев, таких как Саймон Гровер. Правительство США тоже довольно, что Саймон приехал в их страну и обменял свои фунты на доллары. Каждому государству нужно, чтобы объем ввозимых денежных средств был по крайней мере не меньше вывозимого. Лорен заработала свой доллар и теперь может его потратить. А если государство о чем и мечтает, так это о том, чтобы Лорен продолжала делать покупки, даже если товары, которые она приобретает, сделаны не в США, а в Китае.

Расходы потребителей растут и на сегодняшний день составляют около 60 % ВВП национальных экономик. Выпуск товаров и повышение производительности – это одна сторона процесса, формирующая предложение, и она должна быть сбалансирована второй стороной – спросом. Особенно активны в этом смысле американские потребители – в совокупности их траты составляют одну шестую спроса всей мировой экономики. Но где бы ни жил человек и какой бы доход ни получал, он не станет тратить больше, если не будет уверен в своем настоящем и будущем. Уверенность – это важнейшее условие потребительского поведения, на которое оказывают влияние такие факторы, как перспективы рынка труда, стоимость жилья и даже политическая обстановка. Разумеется, это поведение зависит от суммы денег, которой располагает потребитель. Если бы Лорен платила меньше налогов, она, наверное, чувствовала бы себя богаче и совершала более крупные покупки.

Налоговое управление США называют «самой страшной организацией Америки». Каждый пятый доллар, учтенный в ВВП, отправляется в карман Дяде Сэму, то есть федеральному правительству, в виде сборов с прибыли компаний, акцизов на товары в магазинах, налогов и так далее. Треть всего денежного потока, поступающего в Налоговое управление, обеспечивают налоги на доходы физических лиц, которые платят обычные американцы вроде Лорен Миллер. Кроме того, она платит налоги штата и местные налоги.

Разумеется, не все граждане готовы поддерживать открытые и честные отношения с налоговой системой. Есть такие, кто отказывается платить свою долю налогов, потому что прибыль они получают из нелегальных источников (от торговли наркотиками или проституции). Другие уходят от налогов, выводя деньги из законных бизнесов, как, например, российские олигархи, скупающие недвижимость на Кипре. Эти действия запрещены законом. Кроме того, по данным Paradise Papers, некоторые богачи (скажем, Боно из группы U2) нанимают частных финансовых консультантов, которые разрабатывают для них сложные офшорные схемы, позволяющие платить меньше. Подобные действия считаются законными, если не доказано, что схемы создавались специально для уклонения от уплаты налогов. Так, вложившись в съемки фильма, который наверняка провалится в прокате, инвесторы могут получить значительные налоговые скидки. В клубе уклонистов состоят и мультинациональные компании, например Amazon и Facebook. Они на совершенно законных основаниях базируются в странах с низкими налоговыми ставками, тем самым сводя свои расходы к минимуму. В свое оправдание они любят говорить, что создают много рабочих мест, следовательно, дают своим сотрудникам возможность платить налоги.

Не так уж важно, каким способом – законным или незаконным – компания уходит от уплаты налогов. Результат будет одним и тем же: в распоряжении правительства окажется меньше денег, которые обычно расходуются на поддержание общественной сферы, не относящейся к интересам частного бизнеса. Сфера общественного блага включает в себя то, что доступно всем и чем каждый может пользоваться, не ущемляя права других, – например, чистый воздух. Сюда же относятся расходы на оборону страны. Существуют также квазиобщественные блага, имеющие некоторое отличие от общественных. Это, к примеру, парки или дороги. В принципе они доступны всем, но если все начнут ими пользоваться, образуется настоящее столпотворение. То есть теоретически выгоду от этих благ получают все, а значит, каждый должен за них платить. Но в реальности платят за них все, а пользуются ими далеко не все. Эта ситуация известна как «проблема безбилетника».

Есть вещи, которые должны быть доступны каждому вне зависимости от его жизненных обстоятельств или желаний. Общественная польза в данном случае – а мы говорим об образовании и здравоохранении – оказывается важней частной выгоды. Обучение врача приносит обществу пользу, но и самому доктору обеспечивает высокий доход. Какую форму должны принимать социальные блага и кто должен их финансировать – предмет постоянных споров. Великобритания гордится тем, что ее Национальная служба здравоохранения финансируется налогоплательщиками, а вот часть американцев выступает против того, чтобы платить за лечение незнакомых им людей, и предпочитает платежи по личным страховкам.

Правительство также перераспределяет полученную от налогов прибыль, создавая систему поддержки безработных, больных или пожилых граждан. При помощи налогов можно влиять на поведение людей или рынков: вспомните о пошлинах на китайские товары, из-за которых потребители покупают их реже.

Что именно облагается налогами, по какой ставке и на что идут полученные средства, зависит от политического прогноза. В США общая сумма уплачиваемых налогов составляет 25 % ВВП; в Европе эта цифра доходит до 34 %. Благодаря сравнительно небольшой налоговой нагрузке Америка традиционно считается свободной рыночной экономикой. Некоторые полагают, что слишком высокая налоговая ставка и большой объем государственных расходов делают экономику менее эффективной, ограничивают выбор потребителей и не дают им полного контроля над своим будущим, в том числе финансовым.

Снижение налогов в трудных экономических условиях – это стандартный инструмент правительств по всему миру. Он позволяет быстро дать потребителям больше денег. Но не означает ли он также, что государство больше не в состоянии поддерживать рост производительности? Индии, к примеру, для создания базовой инфраструктуры требуются деньги налогоплательщиков.

Существует и противоположное мнение: более низкая налоговая ставка выгодна для государства. Именно с этой целью США в 1980-х годах по инициативе экономиста Артура Лаффера, фаворита президента Рейгана, снизили налоги. Он утверждал, что высокая налоговая ставка действительно приносит больше денег в государственную казну, но до определенного уровня; стоит перейти этот рубеж, и у работников вроде Лорен исчезает мотивация к труду. Одни из них примут решение уехать за границу, другие перейдут на сокращенный рабочий день, третьи перестанут декларировать чаевые. Высокая налоговая ставка обернется снижением налоговых сборов, а кроме того, отобьет у американцев охоту заниматься предпринимательством и развивать экономику. Так родилась кривая Лаффера, описывающая отношение налоговой ставки к объему налоговых сборов.

Сработала ли эта схема? Администрация Рейгана снизила подоходный налог высокооплачиваемых работников с 70 до 28 %, и в 1988 году поступления от него составили 909 млрд долларов – против 517 млрд, собранных в 1980-м. Доходы от налогов росли в этот период быстрее, чем фактические доходы налогоплательщиков. Тогда же были ужесточены меры борьбы против уклонения от уплаты налогов. Поэтому подобный результат нельзя однозначно приписать только снижению налоговой ставки.

Но все эти успехи перечеркивает тот факт, что государственный долг США за время правления Рейгана увеличился в три раза. Президент-республиканец был ярым сторонником низких налогов, но очень экономным его не назовешь. Бюджетные расходы в его правление были выше, чем почти при всех его предшественниках. Холодная война обошлась Штатам недешево; даже по приблизительным подсчетам запущенная им программа «звездных войн» (она же СОИ – Стратегическая оборонная инициатива) стоила многие миллиарды долларов. За это время Америка окончательно превратилась в государство, зависимое от внешнего кредитования. А кривая Лаффера до сих пор остается предметом жарких споров.

Когда-то считалось, что соотношение размера взимаемых налогов и государственных расходов оказывает серьезное влияние на экономическую активность, но сегодня эта идея вышла из моды. В 1930-х годах британский экономист Дж. М. Кейнс выступал в поддержку «фискальной политики», то есть оптимизации налоговой системы и государственных расходов для регулирования спроса. Фискальная политика рассматривалась как один из факторов, способствующих увеличению темпов экономического роста.

Хотите подтолкнуть экономику вперед? Пусть правительство увеличит расходы, запустив в обращение больше денег. Например, крупный инфраструктурный проект с государственным финансированием создаст рабочие места, люди начнут тратить больше, и в конечном итоге повысится производительность. Второй вариант – снизить налоги, чтобы в кошельке у Лорен Миллер и ее коллег оставалось больше денег.

Хотите замедлить экономические процессы, чтобы цены не росли слишком быстро, угрожая инфляцией? Сократите государственные расходы, и в системе окажется меньше денег. Или же обложите товары в магазинах более высокими акцизами и налогами.

В 1950–1960-х годах фискальная политика прозвучала новым словом в управлении экономической активностью. Затем в 1970-х резко изменились цены на нефть, и вера в нее исчезла. К фискальной политике начали относиться как к тупому инструменту, с помощью которого невозможно добиться предсказуемого результата. Для анализа изменений в налогообложении и государственных расходах требовалось время, и было неясно, какие поправки нужно внести, чтобы решить возникшие проблемы. Кроме того, выяснилось, что фискальная политика обходится государствам слишком дорого, вынуждая их без конца занимать средства, чтобы было что тратить. Но подобное можно позволить себе только в том случае, если экономика растет достаточно быстро, чтобы компенсировать расходы.

После нефтяного ценового шока 1970-х цены в странах – импортерах нефти взлетели, а экономика замедлилась. В экономической науке появился новый термин – стагфляция, означающий стагнацию при высокой инфляции. Инициаторы фискальной политики оказались в тупике: их инструментарий не справлялся с обеими этими проблемами. К началу XXI века методы «тонкой» фискальной настройки вышли из употребления. Если бы кризис 2008 года грянул пару десятков лет назад, правительства отреагировали бы на него повышением расходов, тем самым поддержав благосостояние домохозяйств. Приверженцы кейнсианства утверждают, что рост расходов стимулировал бы рост и увеличил бы доходы населения, а значит, и налоговые поступления. Это бы спасло правительства от бюджетного дефицита.

Вместо этого многие правительства пошли по другому пути и, потратив огромные средства на спасение своих финансовых систем, запустили долгосрочные программы экономии. Многим государственным служащим заморозили заработные платы; объем государственных услуг сократился.

Упор был сделан на снижение размеров государственного долга. Почему? Потому что правительствам нужно было доказать держателям государственных облигаций (например, китайскому правительству или немецким пенсионным фондам) свою кредитоспособность. Кроме того, они переложили уплату процентов по этим долгам на текущих и будущих налогоплательщиков. Государства, имеющие долги, зависят от своих кредиторов, и это утверждение справедливо не только для стран третьего мира. Государственный долг, возникший из-за кризиса, плохого управления или потребностей растущего и стареющего населения, – это головная боль многих правительств.

После кризиса многие американцы сочли, что лишились своих домов из-за произвола банкиров. Правительство экономит доллары и заставляет граждан платить больше. Но если из-за долгов государство не способно им помочь, что же ему делать?

Нужно дать им больше денег.

* * *

Существуют разные способы донести деньги до кошельков простых граждан. В 1970-х годах в моду вошла монетарная политика – инструмент, позволяющий контролировать и расходы Лорен Миллер, и экономическую деятельность в целом. Как подсказывает нам название, она определяет, сколько денег обращается в системе и сколько они стоят. Цена денег измеряется стоимостью их займа. То есть все сводится к процентным ставкам.

Ключевая процентная ставка – это ставка, по которой центральный банк кредитует другие банки, а банки – друг друга. В разных странах ее устанавливает либо центральный банк, либо правительство. Ключевая процентная ставка определяет, какой объем кредитов и на каких финансовых условиях может быть выдан физическим лицам и предприятиям.

Управление стоимостью кредитов и выплатами по депозитам – это мощный инструмент. Большинство людей берет кредиты на приобретение жилья. Суммы, которые они тратят на погашение этих кредитов, влияют на то, сколько они могут потратить на что-то еще. Аналогичным образом, если хранить деньги на банковском счете невыгодно, потребитель предпочтет их потратить.

Когда в экономике наступают трудные времена, власти устанавливают более низкие процентные ставки. В случае Лорен это в первую очередь касается ипотеки. Из-за снижения процентной ставки по кредиту у нее остается больше свободных денег, которые можно потратить; кроме того, она может взять еще один кредит и, как следствие, повысить уровень своего потребления. Компаниям становится невыгодно держать деньги в банках, и они предпочтут их во что-то инвестировать. Правительственные займы тоже будут обходиться дешевле, а значит, исчезнет нужда в повышении налогов.

Если правительство намерено немного остудить экономику, происходят обратные процессы. Люди много тратят, что ведет к повышению цен и росту инфляции. Процентные ставки тоже увеличиваются, кредиты становятся дороже, и свободных денег у людей остается меньше. Они реже берут новые займы и выплачивают большие проценты по старым. Это мотивирует их не тратить, а копить деньги.

Монетарная политика управляет инфляцией, ориентируясь на спрос в экономике. Одновременно компании снижают себестоимость производства (со стороны предложения), повышая производительность, а правительство тратит налоги на поддержание инфраструктуры. Не поддаются политическому контролю другие влияющие на инфляцию факторы, такие как цены на нефть или низкий обменный курс валюты. Эти факторы служат отражением глобальных изменений и, как мы видели, отличаются крайней волатильностью, становясь источником постоянной головной боли. С другой стороны, увеличение экспорта дешевых китайских товаров помогает удерживать цены на низком уровне безо всякого повышения процентных ставок.

На практике применять методы монетарной политики для повышения производительности не так уж просто. Это не точная наука, а скорее искусство. Никто доподлинно не знает, в какую сторону менять ставки и насколько. Так же трудно предсказать конечный результат монетарной политики и рассчитать, какое время потребуется для его достижения. Каждый шаг на этом пути сопряжен с риском. Если все делать правильно, экономика страны оживет, но стоит оступиться, и ей будет нанесен непоправимый вред. В XXI веке почти все крупные мировые экономики прибегали к монетарной политике, и, когда грянул финансовый кризис, это, разумеется, был первый рычаг, к которому потянулись центральные банки. Они десятилетиями действовали по одной и той же схеме и сделали то же, что делали всегда, – снизили процентные ставки. Но это снижение носило беспрецедентный характер.

В начале 2008 года Федеральная резервная система опустила ключевую процентную ставку межбанковского кредитования почти до нуля. Многие другие страны двинулись в том же направлении. Мировая финансовая система ощущала признаки надвигающейся катастрофы и была готова к самым решительным мерам – несмотря на опасения, что их все равно будет недостаточно для спасения тех, по кому кризис ударил сильнее всего: по обычным людям, которые могли лишиться работы и средств, чтобы кормить свои семьи.

Почему было не раздать людям деньги, чтобы они продолжали их тратить? Банк Англии и ФРС занимаются выпуском денежных знаков, но просто напечатать купюры и раздать их населению нельзя. У них нет волшебного денежного дерева. Или все-таки есть?

На самом деле и первый, и вторая могут нажать на кнопку и сотворить фунты и доллары в электронном виде. Центральные банки имеют право по своему усмотрению формировать резервы для коммерческих банков. Именно так они и поступили. Коммерческие банки превращают эти резервы в реальные деньги, выдавая кредиты физическим или юридическим лицам под более низкие проценты и таким образом стимулируя рост и создавая рабочие места. Центральный банк также может выкупить государственные облигации (а иногда и другие активы) у других банков и организаций, таких как пенсионные фонды. У бывших владельцев облигаций появится больше наличных, и они смогут активнее инвестировать в акции и другие фонды. Повышенный спрос на облигации приведет к снижению процентных ставок, которое распространится на другие сегменты экономики.

Этот процесс называется количественным смягчением. В период, о котором мы говорим, это был нестандартный экспериментальный прием. Никто не знал, сработает ли он и как много времени потребуется для его применения. Столь масштабное денежное вливание в экономику могло обернуться непредсказуемыми последствиями. Если бы товаров и услуг, на которые можно потратить новые средства, оказалось недостаточно, цены подскочили бы до небес. Но отчаявшиеся правительства западных стран были готовы рискнуть.

В 2008–2016 годах правительство США потратило на количественное смягчение 3,7 трлн долларов, а Банк Англии – более 400 млрд фунтов, то есть около 600 млрд долларов. Кроме того, были предприняты и более прямые меры: сокращение налогов и стимулирование расходов позволило закачать в экономику миллиарды долларов. На фоне кризиса правительства обратились к кейнсианству. Но этот подход дал лишь кратковременный эффект.

Его результаты проявлялись медленно, и их было трудно отследить. Правительства предпринимали шаги для защиты своих граждан, но они двигались во тьме и на ощупь. Тем не менее рост по обе стороны Атлантики возобновился, а вместе с ним оживился и рынок труда. Не только банковские служащие вроде Эмили Морган сохранили свои места – открылось множество новых вакансий, пусть по большей части не слишком высокооплачиваемых и не таких надежных, как раньше. В Великобритании финансовый кризис привел к одному из самых резких в истории страны спадов с самой низкой скоростью восстановления.

Насколько правильным было решение заливать пожар денежными вливаниями? Кому они принесли больше пользы – Поле Миллер или банку Эмили? Трудно сказать, как развивалась бы ситуация без количественного смягчения, но, если верить заявлениям Банка Англии, первые 200 млрд фунтов вливаний стимулировали рост расходов (то есть размер британской экономики) на 2 %. Таким образом была создана экономическая подушка безопасности в размере около 30 млрд фунтов (40 млрд долларов).

Но куда исчезли еще 170 млрд фунтов? Они отправились прямиком в пенсионные фонды и к инвесторам, с которыми работает Эмили, и значит, в ее банк. Попав в финансовую систему, эти деньги повысили спрос на акции и облигации, толкая их цену вверх и увеличивая комиссию и доходы финансовых институтов и их сотрудников. Причиной финансового кризиса была рискованная игра на рынке, но после него центральные банки предложили другие ставки, и финансовые институты едва успевали пожинать плоды этой политики. Большинство игроков знает, что часто рассчитывать на удачу не приходится, но на финансовом рынке очень рискованная ставка порой может принести огромный выигрыш.

Согласно подсчетам Банка Англии, количественное смягчение расширило рынок акций и облигаций на 26 %. Укрепление фондового рынка, в свою очередь, внушает людям уверенность, придает экономике стабильность и стимулирует расходы. Однако акциями владеют немногие: большая их часть принадлежит богатейшим 5 % населения. Поэтому домохозяйства тех стран, в которых было проведено количественное смягчение, не обязательно получили от него прямую выгоду. Она непосредственно зависела от расходов Эмили и ее коллег, а также состоятельных акционеров. Их покупки в магазинах, посещение ресторанов, приобретение жилья и траты на отдых повышали доходы остальных граждан. Подобный эффект называют просачиванием благ сверху вниз. Но его масштабы весьма ограниченны: богачи предпочитают не тратить свои деньги, а хранить их или инвестировать. По оценкам фонда New Economics Foundation, богатейшие 10 % британцев дополнительно приобрели в результате количественного смягчения от 127 до 322 тысяч фунтов стерлингов.

Эти «дешевые деньги» пошли на финансирование новых пузырей (в том числе на фондовом рынке) или достались топ-менеджерам рынка недвижимости.

Как изменилась ситуация на рынке недвижимости? Во многих районах США стоимость жилья, в особенности в крупных городах, вернулась на почти докризисные уровни. В Британии цены на дома в среднем оказались на 20 % выше, чем в 2007 году; обычный дом стоит в 6 раз дороже, чем средний британец зарабатывает за год, тогда как 40 лет назад он потратил бы на него только три свои годовые зарплаты. Те же пропорции повторяются в США, хотя и в менее явной форме. В целом за период количественного смягчения цены на жилье росли быстрее доходов, что объяснялось спросом на новые дома, превышающим предложение, и широкой доступностью кредитов. Число людей, способных позволить себе приобретение собственного жилья, неуклонно снижалось. Вероятность того, что средний 35-летний британец станет домовладельцем, ниже, чем во времена его дедушек и бабушек, а его задолженность по кредиту на жилье – гораздо выше. Но для тех, кто успел купить себе дом или квартиру раньше, рост цен означал увеличение стоимости их собственности. В результате финансовое неравенство поколений на Западе усугубилось.

Несмотря на то что после кризиса кредиторы стали проявлять большую осмотрительность, спрос на жилье в популярных районах растет с такой скоростью, что строители за ним не поспевают. 10 лет спустя после начала кризиса стоимость жилья в Лондоне достигла 12 годовых зарплат среднего англичанина. При этом из-за низких процентных ставок тем, кто успел раньше взять ипотеку, достаточно легко ее погашать – по крайней мере, сейчас. В настоящее время выплаты по жилищным кредитам в Великобритании и США составляют меньшую долю от доходов населения, чем 30 лет назад. Но с повышением процентных ставок ситуация может измениться.

Результатом финансового кризиса стало усиление регулирования и увеличение неравенства. Количественное смягчение было выгодно не всему населению. Экономический хаос был вызван тем, что слишком много людей попали в зависимость от дешевых денег. Но в качестве лекарства от кредитной передозировки обществу предложили брать еще больше кредитов. Лечение не устранило «наркозависимость», а лишь усилило ее. Один раз кредитный пузырь уже лопнул, а сейчас надувается снова, и правительства не в состоянии это остановить.

С момента кризиса прошло 10 лет, но шрамы от него видны до сих пор. Уровень задолженности домовладельцев достиг новых высот. По всей Америке прокатилась волна необеспеченных кредитов, от кредитных карт до автомобильных займов. Финансовый кризис не умерил аппетитов заемщиков. Напротив, низкие процентные ставки, которыми предполагалось залатать дыры в посткризисной экономике, привели лишь к образованию новых. Жажда денег у людей не ослабевает. Разница лишь в том, что теперь в финансовой системе имеется больше механизмов безопасности, которые должны предохранить нас от повторения кризиса.

* * *

Что объединяет правительства, потребителей и компании по всему миру? Долги.

Цикл жизни не по средствам продолжается. Если исключить критические ситуации наподобие финансовых обвалов или войн, мы вынуждены производить и тратить – иначе нам не добиться роста экономики. Мы должны снова и снова взмахивать волшебной палочкой производительности и повышать свой уровень жизни.

Центральные банки не видят в зависимости потребителей от заемных средств ничего нового. Вот почему они полагаются на монетарную политику. Но чтобы понять, какие изменения приведут экономику к желаемому состоянию, необходимо детально изучить потребительское поведение. Люди не всегда ведут себя рационально и ожидаемо. Если бы это было так, центробанкам и аналитикам жилось бы значительно легче.

Лорен Миллер, как и большинству людей, нравится в магазине заглядывать в тележки других покупателей. Стоя в очереди в кассу, она по покупкам человека пытается угадать, какой образ жизни он ведет. Точно так же экономисты изучают наши потребительские привычки. Информация о том, сколько денег мы тратим и на что именно, имеет для них огромное значение. Десять долларов в кошельке покупателя могут определить судьбу всей экономики.

И в Америке, и за ее пределами от решений покупателей зависит, какие товары и услуги будут производиться и в каком количестве. Это, в свою очередь, определяет потребность в работниках и сферу их занятости. В результате возникает так называемый кругооборот доходов. Учитывая, что сумма трат всех американских потребителей достигает 20 % мирового ВВП, это не спокойное круговое течение, а скорее бурный поток долларов, несущийся через весь земной шар от потребителей к производителям и обратно.

Сегодня многие на Западе берут потребительские кредиты и часто тратят их на дешевые импортные товары. Частично такие займы финансируются из кредитов, которые Америке выдает Китай и другие страны. Всем хочется, чтобы Лорен продолжала покупать: американскому правительству, китайскому правительству, инвесторам и пенсионным фондам по всему миру. Все продолжают выдавать и получать кредиты, веря, что экономика будет расти, доходы увеличиваться, а заклинание производительности работать без сбоев. Долги и надежды объединяют мир.

Покупая в Walmart радиоприемник, Лорен вносит свой вклад в поддержание кругооборота доходов. Она входит в автоматические двери этого огромного храма потребления с одной целью: покупать. Таким образом, она играет свою роль в мировом спектакле. Благодаря ей выросли богатства Ван Цзяньлиня, благодаря ей изменилась жизнь Денниса Грейнджера – людей, живущих в тысячах миль от нее. Сегодня все – история, торговля, политика и финансовая система – служит обеспечению власти доллара, в какой бы точке мира он ни находился.

Дополнительная литература

Одним из следствий финансового кризиса стало существенное изменение мировой финансовой системы в сторону большей прозрачности. На сайтах центробанков (например, e.g. www.banrofengland.co.uk) можно найти достаточно информации, касающейся количественного смягчения и прочих аспектов их деятельности.

Всемирный экономический форум (www.weforum.org) также публикует статьи, посвященные рассмотрению важных аспектов экономической активности, от миграции до кибербезопасности.

Вдобавок к этому читатель найдет немало для себя интересного в некоторых книгах, отражающих разные точки зрения на проблему.

Общие экономические вопросы

Economics: The User's Guide by Ha-Joon Chang (London: Pelican, 2014)

Как Америка стала великой и долго ли будет такой оставаться?

The Rise and Fall of American Growth: The US Standard of Living Since the Civil War by Robert J. Gordon (Princeton: Princeton University Press, 2017)

Liar's Poker by Michael Lewis (London: Hodder & Stoughton, 2006)

The Big Short by Michael Lewis (London: Penguin, 2011)

‘The Global Role of the US dollar and its Consequences': working paper from the Bank of England (www.bankofengland.co.uk/-/media/boe/files/quarterly-bulletin/2017/the-global-role-of-the-us-dollar-and-its-consequences.pdf)

Взлет Китая

Factory Girls: Voices from the Heart of Modern China by Leslie T. Chang (London: Picador, 2010)

Avoiding the Fall: China's Economic Restructuring by Michael Pettis (Washington, D.C.: Brookings Institution Press, 2013)

Финансовый кризис: причины и уроки

Other People's Money: The Real Business of Finance by John Kay (New York: PublicAffairs, 2016)

Between Debt and the Devil: Money, Credit and Fixing Global Finance bv Adair Turner (Princeton: Princeton University Press, 2017)

How Do We Fix This Mess? The Economic Price of Having It All, and the Route to Lasting Prosperity by Robert Peston (London: Hodder & Stoughton, 2013)

Ловушки свободных рынков и неравенство

Rewriting the Rules of the American Economy: An Agenda for Growth and Shared Prosperity by Joseph Stiglitz (New York: W. W. Norton & Company, 2015)

The Shock Doctrine: The Rise of Disaster Capitalism by Naomi Klein (London: Penguin, 2008)

Что стоит за нашими решениями?

Nudge: Improving Decisions About Health, Wealth and Happiness by Richard H. Thaler & Cass R. Sunstein (London: Penguin, 2009)

Благодарности

Как и все книги, эта появилась на свет в результате коллективных усилий, и я невероятно благодарна всем, кто делился со мной своими мыслями и оказывал мне поддержку. Огромное спасибо профессиональной и очень терпеливой команде издательства Elliott & Thompson, в особенности Дженни Кондэлл и Пиппе Крейн. Спасибо за их блестящие идеи и за укрощение сидящего во мне «ботаника»: благодаря им полет моей фантазии обретал нужную форму на страницах книги. Спасибо Эмме Финниган за талантливое продвижение книги и моему агенту из компании Newspresenters Мэри Гринэм за постоянное внимание, мудрые советы и удивительное чувство юмора.

Я горда тем, что команда, участвовавшая в подготовке книги, в основном состояла из женщин. К сожалению, женщины до сих пор слабо представлены в экономике. За время моей карьеры мне выпала честь сотрудничать с самыми выдающимися специалистами-мужчинами. Особенную благодарность я хочу выразить Роджеру Бутлу – в прошлом главному экономисту фирмы HSBC – и Джеффу Рэнделлу, бывшему бизнес-редактору ВВС и телеведущему канала Sky. Когда я осмелилась оспорить некоторые устоявшиеся догмы, настаивая на собственных взглядах, они оказали мне неоценимую поддержку.

Я в долгу перед многими экономистами, журналистами и чиновниками, которые предоставляли мне для работы над книгой точную информацию и делились со мной ее пониманием. Принято говорить: посадите в одну комнату двух экономистов, и вы услышите три разных мнения. Надеюсь, что результаты моих трудов понравятся хотя бы одному из них.

Разумеется, эта книга никогда не была бы написана без поддержки и терпения моей семьи и моих друзей. Особенная благодарность – моему отцу, доктору Полу Дэвиду; он первым вдохновил меня заняться изучением экономики. Спасибо моему мужу Энтони, который сделал все, чтобы я могла работать над этим проектом. Спасибо моим дочерям – за то, что месяцами мирились с моим малым участием в их жизни и предлагали собственные яркие идеи для оформления обложки. Они даже притворялись, что им страшно интересно разглядывать отчеты Центробанка, способные навести трепет на нормального шестилетнего ребенка. Наконец, спасибо моей маме Эми. Она объяснила мне, что женщина никогда не будет счастлива, если не научится делать восемь дел одновременно, по преимуществу в четыре часа утра.

Об авторе

Даршини Дэвид – экономический обозреватель BBC News. Начинала карьеру финансовым аналитиком HSBC Investment Bank. С 2000 г. работала в BBC корреспондентом отдела экономики, затем вела ежедневную программу о бизнесе и финансах из Нью-Йорка. В сентябре 2009 года перешла на телеканал Sky News, где была ведущей ежедневной программы о новостях финансового рынка и соведущей главной новостной программы канала «Сегодня вечером».

В 2018 г. вернулась на BBC в качестве экономического обозревателя. «Доллар всемогущий» – ее первая книга.