Читать онлайн Слипперы бесплатно

1

Забавно все-таки получилось. Если бы я не решил пройтись по улицам после интервью, то не встретил бы Полковника, точнее, разминулся бы с ним, и все пошло бы по-другому. Видимо, судьба все же есть. Или мы притягиваем ее, совершая тот или иной поступок. Или же в прошлой жизни мы натворили нечто такое, за что расплачиваемся в этой. Одним словом, вариантов много, на выбор. Что кому нравится. Мне нравилось думать, что я независим. От кого бы то ни было и от чего бы то ни было. Но с некоторых пор я начал понимать, что не все так просто. Хотя, очень может быть, мне только кажется, что я начал понимать. А на самом деле я ничего не понимаю. Но понимать то, что ты ничего не понимаешь, тоже достижение. В определенном смысле. Хотя я не об этом.

В тот осенний день я делал интервью с известным общественным деятелем для интернет-газеты, на которую работал примерно с год. Он распинался почем зря, расписывая радужные перспективы, сыпал терминами и излучал оптимизм. На самом деле говорил он на автопилоте, а сам думал совершенно о другом. Я могу даже сказать – о чем. В голове у него вертелись цифры. Довольно крупная сумма. Эту сумму он должен был получить вечером, в ресторане. И это была взятка за будущее лоббирование определенных интересов определенных людей. Все это я считал с него, как сканер считывает текст или фотографию. Это довольно просто, если знать, как это делается. Впрочем, нет. Не так. Это довольно просто, если это делать не думая, как это делается. Примерно так. И похоже это на то, как вам гадают на кофе. На самом деле символы на кофейной гуще не играют никакой роли. Гадающий просто ощущает идущие от вас волны, считывает их, как информацию, и переводит в понятные вам картинки возможного будущего. То есть он выступает в качестве антенны и ловит идущие от вас сигналы. Если он силен энергетически, он может уловить и сигналы, идущие не от вас, а к вам. То есть, грубо говоря, информацию о том, как с вами собираются поступать другие люди. Хотя нет. Опять не то. Или не совсем то. Попытаюсь объяснить, потому что все это важно. Дело в том, что с двадцатисемилетнего возраста у меня прорезался дар. К тому времени я уже четыре года как окончил факультет журналистики МГУ и работал в одном из глянцевых журналов. Писал материалы об известных в стране людях, их творческом, так сказать, пути и личном счастье. Или несчастье. У кого как. Само собой, мне приходилось встречаться с героями этих материалов и ворошить их прошлое и настоящее. И вот в процессе общения с довольно известным старым художником, который и должен был стать героем очередного материала, я вдруг понял, что вижу его. Именно вижу. Таким, каким видел себя он сам. Пожилым, уставшим, потерявшим интерес к жизни, давно истощившимся как художник. В то время как он говорил, что полотна его выставляют в лучших картинных галереях мира, и о том, что его жена, с которой он прожил сорок лет, всегда была его музой и именно благодаря ей он состоялся как художник, я ясно видел, что он ненавидит свою жену. А картины, висящие в музеях, не имеют для него никакой ценности. Он скорбел о дочери, которая умерла в двенадцатилетнем возрасте, которую он любил больше всего на свете, любил по-настоящему, и в смерти которой была виновата именно его жена. Потому что она не вызвала врачей, когда надо было это сделать. И в душе этого угасающего старика была ненависть и скорбь, а рассуждал он о русской живописи и ее традициях, потому что надо было на что-то питаться. А для этого нельзя было выпадать из обоймы. Непонятно каким образом, но именно это я и видел в его душе. Помню, что в первую минуту меня передернуло. Слишком уж необычным было ощущение. Как будто сидишь в зале и смотришь на героя фильма, который прокручивает перед собой и одновременно перед зрителем свою жизнь, пытаясь в ней разобраться. Думаю, если бы передо мною сидел мой ровесник, ощущение было бы не таким острым. Хотя бы потому, что осадок от прожитой жизни еще не успел сгуститься. И помню, что я сам смешался настолько, что старик с удивлением поглядел на меня. Он решил, что я наркоман. Я уловил это сразу же, как только он об этом подумал. И смешался еще больше. Не мог же я ему открыть причину моего смущения. Тогда он принял бы меня за сумасшедшего. И видимо, был бы прав. Во всяком случае, на какое-то время я сам почувствовал, что со мной творится что-то неладное, и быстро смазал интервью. Мне хотелось выйти на свежий воздух и разобраться, что со мной такое творится. Он недовольно насупился, но все же согласился на вторую встречу, а я сбежал с шестого этажа вниз, на улицу, не дожидаясь лифта. Почему-то в голову лез сюжет с Мэлом Гибсоном. Забыл название этого фильма, но интрига там была в том, что он слышал мысли женщин на расстоянии. Оказавшись в уличной сутолоке, я стал приглядываться к людям, ожидая, что сейчас в голову полезут мысли каждого встреченного. Слава богу, ничего такого не произошло. Люди шли мимо, не обращая на меня внимания, и я не мог уловить, что творится у них в мозгах. Боже ты мой. Как будто гора свалилась с плеч. Я нормален. Я – как все. Это было счастье. Или, по крайней мере, что-то близкое к этому.

Материал я не сдал, потому что не смог написать его так, как от меня того ждали. Что-то в духе звездных часов человечества. Вместо меня наша редакторша, милейшая, кстати сказать, дама, послала к старику художнику другого очеркиста, а меня после серьезной проработки на предмет преданности журналистике отправили делать материал о жене известного певца. Дама была явной стервой, расчетливой и целеустремленной, как тигрица на охоте, к тому же ей казалось, что раз она заплатила за материал, то ее полагается и трахнуть за счет редакции. В виде дополнительного бонуса. Но по крайней мере, ее мыслей я не смог отсканировать, что меня взбодрило. Не думаю, что я много потерял, я имею в виду ее духовное содержание, но фигура у нее оказалась что надо. И темперамент устрашающий. Видимо, с ее мужем в этом смысле не все было в порядке, потому что она выжала из меня все, что было возможно, до последней капли, а интервью на заданную тему мы проводили в перерывах. Причем послушать ее, так она любила свою звезду любовью нежной и возвышенной, поэтической и глубокой, почти как Джульетта своего Ромео. Именно так я все и написал, потому что за это мне платят. Мне было жаль женщин, которые купятся на это интервью. Но по крайней мере, я не прочел ее мыслей и мог утешаться тем, что, быть может, когда-то она действительно любила певца именно такой любовью. Кто знает?

Но самое главное произошло потом. Когда пришла пора делать новый материал о героях нашего времени, я предложил Ольге Павловне, редакторше, написать очерк об одной молодой актрисе. Я видел ее в двух фильмах, довольно хороших, и в одном сериале, очень плохом. Но сериал этот я отсмотрел от начала и до конца, все сорок с чем-то серий, потому что она играла там одну из главных ролей. Играла прекрасно, превратив тривиальный женский образ в героиню, которой сопереживали многие. Кроме ее игры, в этом сериале ловить было нечего, а сценариста надо было бы повесить на ближайшем от студии дереве. Но когда на экране появлялась она, я замирал. Не от красоты, или сексуальности, или чего-то такого. Дело было не в этом. Таких девушек по улицам нашей бескрайней родины мелькают тысячи. Но глаза… Но свет… От нее волнами исходил свет. И мне захотелось с ней познакомиться. И написать о ней. Что я и сделал. Я с ней познакомился, причем с ее стороны не было и намека на звездность, и я о ней написал. Очень хороший очерк, по крайней мере, многие наши читатели откликнулись на этот материал. Но опять-таки дело не в этом. Дело в том, что в процессе нашего разговора я опять испытал то же самое ощущение. Как будто я сканирую ее. Правда, шока я не испытал, потому что она себя преподносила именно такой, какой и была на самом деле. Простой и удивительно талантливой. В первую очередь как человек. Правда, со своими страхами и комплексами, но у кого из нас нет страхов или комплексов. Честно говоря, я влюбился. Но мне ничего не светило, и я отсканировал это тоже. И не обиделся. На нее невозможно было обижаться. Мы с ней дружим до сих пор, и недавно я познакомился с ее мужем. Думаю, он счастливый человек, потому что она не прикидывается, что любит его. Она любит его на самом деле. И я это знаю.

Одним словом, с тех пор я и выяснил, что могу читать людей. Не всех. Только тех, кто заинтересовывает меня по-настоящему. Старик художник заинтересовал меня своими картинами. Ранними. Тамара заинтересовала меня своим внутренним светом. Были еще люди, которых я интервьюировал и заодно читал их жизнь в глубинах их подсознания. Были такие люди и в моем окружении. Среди друзей и родственников. И мне понадобилось довольно много времени, чтобы свыкнуться с этой способностью, свалившейся на меня нежданно-негаданно. Поначалу было довольно сложно. Особенно в отношениях с близкими людьми. Да и с женщинами. Потом я почти привык. Но все-таки через некоторое время ушел из своего глянцевого журнала, а потом вообще оставил журналистику. Нанялся в археологическую экспедицию, потому что там было всего несколько человек и они меня особо не интересовали. Потом недолго поработал водолазом, сторожем в зоопарке. Затем шатался по Сибири и Дальнему Востоку. Меня тянуло туда, где мало людей. Но долго я все же не выдержал и в один прекрасный день вернулся в Москву и в свою профессию, но уже не в мое бывшее глянцево-гламурное издание. Освещать жизнь богемы мне надоело. Я устроился в довольно известный общественно-политический еженедельник и занялся журналистскими расследованиями. Именно в этот период я и встретил Полковника. В то время он работал в одной из спецслужб, точно не знаю, какой именно, и занимался проблемами энергетического воздействия на сознание человека. Я попытался сделать с ним интервью для моей газеты, но он отказался, сославшись на секретность своих разработок. Зато мы с ним довольно долго проговорили, сидя в пивной. Не сразу, но он осознал, что я умею проникать в сознание, и моментально поставил блоки. А потом принялся меня уговаривать поступить к ним на службу. Разумеется, я отказался. Разумеется, он настаивал. Интересы государства и все такое. Так как я был достаточно выпивши, то послал его подальше. С интересами государства. А так как он был все же не монстром, а интеллектуалом, психологом по образованию, то он понял, что дальше настаивать бесполезно. И на этом мы расстались. Вплоть до того осеннего дня, когда я, снова поменяв работу и оказавшись в интернет-издании, получил задание проинтервьюировать известного общественного деятеля на предмет патриотизма и общественного долга. А когда я вышел от этого деятеля, чертыхаясь про себя, и побрел домой пешком, потому что хотелось глотнуть свежего воздуха, пусть осеннего, промозглого, с мелкой дождливой пылью, Полковник уже ждал меня.

2

Я люблю дождь. И всегда его любил. Дождь смывает все следы. Дождь окутывает тебя пеленой и дает ощущение отстраненности и покоя. Дождь наполняет легкие озоном. Одним словом, дождь примиряет с отдельными недостатками бытия. Правда, в дождь лучше сидеть дома и наблюдать за ним из окна. Я же шагал под ним без зонтика, а короткая кожаная куртка не очень защищала. И когда я добрался до своего дома, то, естественно, основательно промок. Зато избавился от впечатления, навеянного известным общественным деятелем.

В подъезде воняло сыростью и мочой. Домофоны были давно взломаны. Наша хрущоба на Верхней Масловке не числилась в списке приоритетных и не пользовалась особым вниманием властей. В доме жил разномастный народ, хотя он когда-то считался домом Академии наук. Особой спайки не наблюдалось, и всем было почти на все наплевать. За редким исключением. В общем, дом как дом. Ничего особенного.

Я пешком поднялся до своей, точнее, бабушкиной однокомнатной квартиры, доставшейся мне по наследству после ее смерти три года назад. Это была маленькая, милая и чистая квартирка с четырехметровой кухней и душной от огромных труб ванной, совмещенной с туалетом. Я был обладателем и висячего балкона, прямо перед которым рос огромный платан. Летом я иногда выносил туда кресло и пил пиво, водрузив ноги на перила балкона и задрав голову к небу. Мне казалось, если долго вглядываться в это небо, можно увидеть Бога. Или, скорее, почувствовать его. Но Москва не Гималаи, и ничего такого я не чувствовал. Это меня нервировало, если честно. Я думал, Бог открывается тем, кто Его ищет. Хотя, может быть, я искал его не очень старательно.

Когда я открыл дверь и ввалился внутрь своей квартиры, что-то мне показалось подозрительным. В квартире витал чужой дух. Я был мокрый и злой, но сразу уловил его. Не знаю, кто как, но лично я сразу чувствую вторжение на свою территорию. Что-то неуловимо меняется, пространство как будто сужается. Я не испугался. Во-первых, я не пугливый, во-вторых, у меня нечего грабить. Разве что домашний кинотеатр или ноутбук, но первый слишком громоздкий, а второй уже старый. Я просто взял с полки зонт, который забыл утром, и осторожно двинулся вперед. Зонт был длинный, дедовский, с толстым загнутым набалдашником, и в случае чего им можно было запросто свалить человека, если сильно ударить по башке. Прокравшись к полуоткрытой двери в комнату, я заглянул внутрь. Несмотря на сумерки, волне можно было разглядеть силуэт какого-то человека. Он стоял у окна и смотрел на дождь. Хотя я никогда не занимался никаким видом спорта, но в нескольких уличных драках участвовал и кое-какой опыт имелся. Главное в драке – неожиданность. И инициативность. Я приподнял зонт, собираясь подвалить сзади, но тут человек произнес, не поворачиваясь: «Не стоит, Макс». И я узнал голос Полковника.

– Какого хрена?! – Я опустил зонт и включил свет.

Тут он повернулся. За те два года, что мы не виделись, он явно постарел. И вполне выглядел на свой возраст. Впрочем, точного его возраста я не знал. Но выглядел он лет на шестьдесят. Может, больше.

– Ты извини, что я навестил тебя без спроса, – усмехнулся он. – Но дело срочное и не терпит отлагательств. Надо поговорить.

Он выразительно посмотрел на зонт, потом оглядел меня. Взглядом Феликса Эдмундовича Дзержинского. Впрочем, он и сам смахивал на Дзержинского. Такой же длинный, интеллигентный с виду, изможденный и с такой же козлиной бородкой. Но без пенсне.

– Для журналиста реакция у тебя не очень, – критически добавил он.

Я кинул зонт на диван. Стянул с себя мокрую куртку и тоже бросил на диван. И неприветливо уставился на него.

– Чего вам надо? – поинтересовался я нелюбезно. – И кто разрешил вламываться ко мне в квартиру?

– Тебе надо выпить горячего чая. А то простудишься, – примирительно произнес он. – Да и я не откажусь, если угостишь.

– С какой стати?

– С той, что я гость.

– Я вас в гости не звал, – заметил я.

Он вздохнул. Как-то устало. Как будто на его плечах лежал груз забот целого мира. Потом отошел от окна и сел в кресло рядом с диваном. Вынул пачку сигарет, закурил. Он чувствовал себя совершенно свободно.

– Макс, надо поговорить, – повторил он. – Если ты гадаешь, как я попал сюда, то у меня есть дубликат твоего ключа. Замок простой, изготовить ключ было несложно. Но милицию вызывать не стоит. Это глупо, да и милиция тебе ничем не поможет. Сделай чаю, а? Или, хочешь, переоденься пока в сухое, а я сам похозяйничаю на твоей кухне? Не против?

Я пожал плечами. Что еще я мог сделать? Полковник встал и, интеллигентно обойдя меня, двинулся на кухню. От него пахнуло не то нашатырным спиртом, не то нафталином. Посмотрев, как он скрывается в проеме двери, я вытащил из шкафа поношенные черные джинсы, водолазку, а из-под дивана – тапочки. Там не подметалось, наверное, уже месяца три, с тех пор как я расстался с Таней. И вместе с тапочками я выволок пыль. Аккуратными клубками. Я подумал, что надо бы подмести, ведь я сплю на этом диване и глотаю эту пыль вместо свежего воздуха. Потом я подумал, что зря расстался с Таней. По крайней мере, она подметала и неплохо готовила, хотя других достоинств у нее не было. Разве что она громко сопела во время секса, но это вряд ли можно считать достоинством. Потом я переоделся, по ходу пытаясь сообразить, чем обязан визиту столь странного гостя. И с какой стати спецслужбы снова заинтересовались моей скромной персоной. Но так как ответа на этот вопрос у меня не было, к тому же на кухне заверещал чайник, я поплелся туда. За ответами и за горячим чаем. По дороге на кухню я два раза чихнул. Если верить приметам, это означало, что я получу и чай, и ответы на свои вопросы. Но в приметы я не верил.

Когда я вошел, мой гость уже успел вытащить пачку чаю, сахарницу и две чашки с ложками. Он покопался и в холодильнике, потому что на столе стояло блюдце с заплесневелой половинкой лимона. Полковник как раз отрезал заплесневевшую часть.

– Люблю чай с лимоном, – уведомил он, увидев меня на пороге. – Садись, приятель. Я сейчас налью.

Какой такой приятель? Он был старше, чем мой отец. Но я не стал спорить и подсел к столу, почему-то чувствуя себя гостем. Странное ощущение в собственном доме.

– Ты неправильно живешь, сынок, – сказал он, подхватив с плиты чайник и наливая кипяток в чашки. Мой нос обдало паром, и я отодвинулся. – У тебя в холодильнике только рыбные консервы, притом открытые, и кусок дрянной колбасы. Ты испортишь себе желудок. А кому ты будешь нужен с язвой желудка? Пакет клади себе сам.

Я вытащил из пачки пакетик чаю и сунул в чашку. Говорили, что этот английский «Ахмад» производят не в Англии, а в Грузии. Но меня это не особенно волновало. Я и так знал, что мы живем в фальшивом веке. Положив себе три ложки сахару, я помешал в чашке. Полковник подсел к столу, аккуратно отрезал себе тонкую дольку лимона, потом погрузил пакетик в чашку, вытащил, снова погрузил, всего семь раз, видимо, чтобы чай получился не очень крепким. Так же аккуратно надавил на пакетик ложкой, вытащил его, пристроил на блюдце, осторожно опустил дольку лимона в чашку, с довольным видом потер руки и отпил из чашки.

– Хорошо, – сказал он мечтательно.

Я снова не стал спорить. Каждый получает удовольствие по-своему.

– Итак, приступим, – проговорил он.

– Давно пора, – откликнулся я.

Полковник косо посмотрел на меня. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но в этот момент снаружи прогрохотал гром. А потом сверкнула молния. Гром и молнию трудно отнести к приметам, но в этом что-то было. Я криво улыбнулся. Он неодобрительно прочистил горло. Побарабанил по столу длинными музыкальными пальцами.

– Ты все еще читаешь людей? – спросил он, изучающе поглядев на меня.

– Иногда. Но теперь получается хуже, чем тогда… Ну, когда мы с вами встретились два года назад, – честно ответил я.

– Хорошо. Очень хорошо.

Я в этом не видел ничего хорошего, но промолчал.

– Помнишь, два года назад ты просил меня об интервью? Тебе было интересно, чем занимается служба, которой я руководил.

– Помню.

– А я отказался, потому что… В общем, понятно почему.

Я кивнул. Он отпил из своей чашки, вытащил новую сигарету, прикурил.

– Так вот… Теперь я готов дать интервью.

Я замер с чашкой в руках.

– Точнее, это будет не совсем интервью. Я готов рассказать о том, чем мы занимаемся. Но только тебе.

– Только мне? – по-идиотски переспросил я.

– Только тебе. И под подписку о неразглашении.

– А тогда какой смысл в этом интервью? Если я не могу его напечатать?

Полковник, хотя, может, и не полковник, а генерал, я понятия не имел о его настоящем звании, задумчиво затянулся и выпустил дым прямо мне в лицо. Я уже год как бросил курить, и проклятый дым показался мне газовой атакой. Но я сдержался. Все-таки это был Полковник. А может, и генерал.

– Тебе ведь тридцать? – полюбопытствовал он, вместо ответа.

– Ну, тридцать… А при чем тут это?

– Тридцать… Это серьезный возраст. А занимаешься ты, извини меня, полной ерундой. Пишешь статейки, которые никому не интересны.

– С чего вы взяли, что они никому не интересны? – обиделся я.

– С того, что ты работаешь в третьесортных изданиях и написанное тобой не имеет никакого общественного резонанса. Ты не поднимаешь никаких проблем, не исследуешь ничего социально или политически значимого. Ты пишешь, потому что тебе просто некуда деваться. Водолаз из тебя не получился, сторож и бродяга – тоже. Я тебя читал, Макс. Ты средненький и серенький журналист, без каких-либо перспектив.

Честно говоря, я и сам так думал, но одно дело, когда ты признаешься в этом сам себе, другое дело, когда тебе говорят это в лицо. Без всяких экивоков.

– Тогда какого хрена…

– Ты что, обиделся? – перебил он меня. – Не стоит. Обижаются слабые. А ты далеко не слабый. И у тебя свой путь.

– Какой такой путь?

– Твой путь. Ты обладаешь очень редким даром, сынок. Говорю это как психолог с большим стажем. Ты читаешь мысли. Только один из нескольких миллионов может это делать. И такие люди просто неоценимы. Я вообще удивляюсь тому, что ты прозябаешь, никак не используя свой дар. Ты мог бы сделать отличную карьеру в любом деле. Мог бы заработать миллионы. Поверь мне. А ты работаешь на каких-то авантюристов, выпускающих желтый интернет-листок, зарабатываешь гроши, якшаешься с продавщицами и официантками или, еще хуже, с откровенными шлюхами, живешь в какой-то конуре, отдалился от всех, даже от своих родителей, и потихоньку спиваешься. Это глупо.

Я отпил из чашки большой глоток и обжегся. Проклятый старик вывел меня из равновесия. Я потянулся к его пачке сигарет и без спроса вытащил одну. Прикурил. Закашлялся. Но снова затянулся. Упорно и безнадежно. Неожиданно мне захотелось оказаться далеко отсюда. В какой-нибудь глухомани. Но, к сожалению, я не умел перемещаться в пространстве.

– Что вам от меня надо? – спросил я, помолчав немного.

– Чтобы ты работал на меня, – спокойно ответил он. Потом уточнил: – На правительство.

– Значит, интервью – это просто трюк?

– Выходит – так. Относительно безобидный, кстати.

– Вы что, следили за мной все это время?

– А как же… Неужели ты думаешь, что человека с твоими способностями оставят без присмотра?

– У меня нет никаких способностей. Я не могу читать мысли всех. Только тех, с кем я общаюсь какое-то время и кто мне интересен. Да и то не всегда.

– Это уже очень много, – мягко заметил он.

– Меня не интересует карьера. Мне плевать на нее. И меня не интересуют деньги. В смысле – миллионы… Я хочу просто спокойно жить. Чтобы меня не доставали. Вот и все.

– Я тебе и не предлагаю возглавить нефтяной консорциум. Или Министерство чрезвычайных ситуаций, – усмехнулся он. – За это время мы более или менее изучили тебя.

– А что же вы мне предлагаете?

– Пройти определенный тренинг. Для того дела, что намечается, нужен тренинг.

Полковник смотрел на меня, слегка улыбаясь. Видимо, понял, что победил по очкам. Потом откашлялся и начал объяснять, какого именно дела. Я слушал его и не верил своим ушам.

3

Вот так я и встретил Полковника во второй раз, и эта встреча сыграла очень серьезную роль в моей жизни. Теперь, когда я вспоминаю все, думаю, что это была не случайность. Не в том смысле, что он заявился не случайно. Конечно, не случайно. А в том, что в какой-то мере это было предначертано свыше. У каждого из нас есть определенные способности, и приходит время, когда они становятся востребованными.

Выпив еще одну чашку слабого чая с лимоном, Полковник ушел, заручившись моим согласием прий ти на тренинг уже на следующий день вечером. Тренинг должен был состояться не в каком-то ведомстве, я так и не понял, кстати, на какое ведомство он работает, а на съемной квартире на Тверской, повыше мэрии. Он употребил словосочетание «конспиративная квартира», и мне оно не понравилось. От этого словосочетания несло шпионскими страстями или криминалом. Но тем не менее я дал согласие. Чисто из журналистского и человеческого любопытства.

Как только он ушел, я сел за свой старенький ноутбук и распечатал с диктофона интервью с общественным деятелем, по ходу морщась и думая о том, какая это все мура. Потом приготовил себе ужин – жареную картошку и остатки килек в томате. Обожаю картошку с луком и мясом, но мяса и лука не имелось в наличии. Потом закурил сигарету из пачки Полковника, забытой им на столе, осознавая, что нельзя этого делать. Я же бросил. Оттого, что я курил после того, как выдержал полгода без курева, настроение испортилось. Чтобы как-то поднять его, я включил телевизор и стал переключать каналы. Но настроение испортилось еще больше. Реальная жизнь не имела ничего общего с телевизионными картинками, и от этого становилось как-то тошно. Я врубил плеер и поставил диск с фильмом Тамары. Это была лирическая комедия. Добрая и хорошая. Но я тупо смотрел на экран, думая совершенно о другом. На этот раз Тамара не помогла. Настроение было не лирическим и тем более не комедийным. Откровенно говоря, настроение было поганым. И никак не хотело улучшаться. От всего этого я закурил вторую сигарету и переключился на визит Полковника. И на то, что он мне рассказал. Выглядело все, конечно, фантастикой. Но я вспомнил слова философа о том, что все разумное действительно и все действительное разумно, и в итоге пришел к выводу, что в этой жизни может быть все. Почему бы и нет? В итоге в двенадцатом часу я завалился спать, предварительно приняв очень горячий душ и хорошенько продраив зубы. Наутро от рыбных консервов во рту всегда бывал неприятный привкус, да и воняло порядочно.

Я проснулся свежий и бодрый. И готовый к свершениям на благо человечества. К тому же мне снилось что-то хорошее, но что именно, я никак не мог вспомнить: редко вижу сны и еще реже запоминаю их. Позавтракав, я отправил свое интервью в контору по электронной почте, потом помаялся, не решаясь закурить, потом все же закурил, решив, что через месяц снова брошу, и выглянул в окно. Шел дождь. Уже третий день. Редкие прохожие внизу кутались в свои плащи, очертания улицы выглядели размытыми, как на полотнах импрессионистов, небо – каким-то смазанным. Я пожалел, что у меня в квартирке нет камина. И вообще что я живу в городе, притом таком большом городе, как Москва. Дождь – явление камерное.

Притворив окно и полюбовавшись на дождевые разводы на стекле, я оделся в то же, что и вчера, но обулся в другие кеды. Потом проверил наличность в бумажнике, сунул сигареты и диктофон в карман куртки и вышел в дождь. Мне надо было сделать еще одно интервью для завтрашнего номера, потом собрать информацию о колебаниях цен на недвижимость, о чем я собирался сделать материал для газетенки, в которой иногда подрабатывал, затем заглянуть к матери и передать немного денег на лекарство отцу, а они жили довольно далеко, в Ясеневе, потом зайти в книжный и купить одну книжку про кельтскую мифологию, которая меня давно интересовала. И все это надо было успеть до семи часов. Потому что в семь мне надо было явиться на тренинг. Все же я обещал, а я привык держать слово.

В пятнадцать минут седьмого я вынырнул из станции «Тверская» голодный и усталый, переделав все свои дела, с книгой под мышкой. Хотелось есть. Я побрел к «Макдоналдсу», хотя я и принципиальный противник гамбургеров и чизбургеров. Но у меня в кошельке оставалось что-то около пятисот рублей, к тому же это было под боком. Быстро подкрепившись американской картонной едой, я стал пешком спускаться по Тверской и в назначенное время стоял перед квартирой, описанной Полковником. Старая, советских времен дверь не внушала оптимизма. Краска над дверью облупилась, в углу свисала паутина. Звонок не работал. Видимо, тут действовал принцип – не бросаться в глаза. Не выделяться. Я вежливо постучал. Никакого движения. Тогда я раза три стукнул кулаком. Послышались бодрые шаги, и дверь открылась ровно настолько, чтобы хозяин мог лицезреть посетителя. Удостоверившись, что я тот, кого ждали, Полковник, ибо это был он, распахнул ее пошире, и я вошел. Без всякого душевного трепета, но заинтригованный.

– Молодец, что пришел, – похвалил меня Полковник. И жестом указал в сторону какой-то двери, наверное в комнату, не давая мне возможности как следует оглядеться. Единственное, что я успел понять, – что квартира огромная. Четырех– или пятикомнатная. Слишком много дверей выходило в холл. Я помедлил, и тогда он вежливо, но твердо подтолкнул меня в указанную сторону. Решив, что разберусь потом, я двинулся в том направлении, открыл дверь и вошел. Тихие голоса смолкли, и все, кто были в этой довольно большой комнате, уставились на меня. Тут меня снова подтолкнули вперед, и из-за моей спины появился Полковник. – Максим Духов, – провозгласил Полковник. – Наш человек. Прошу любить и жаловать.

Никто ко мне не подошел, но каждый сдержанно покивал или улыбнулся. Я поочередно обвел присутствующих взглядом, стараясь вложить в него побольше нейтральной доброжелательности и поменьше цепкости. В комнате находилось пять человек, не считая меня и Полковника. Я опишу их в той очередности, в какой увидел. Прямо напротив меня в старинном кресле сидел ровесник Полковника, очень похожий на поэта Резника. С такой же длинной стильной седой прической, орлиным носом, широким лбом, холодными голубыми глазами. Рядом устроилась дама бальзаковского возраста, крашеная брюнетка с умным, но несколько мужеподобным лицом. Несколько поодаль расположилась женщина примерно моих лет. Может, чуть поменьше. У нее был именно тот тип лица, который нравится мне. Большой чувственный рот, тонкий нос с трепетными крыльями, широко поставленные, чуть раскосые, внимательные зеленоватые глаза, короткие каштановые волосы. Рядом с ней сидела очень юная и очень худая особа восторженно поэтического вида, с разбросанными по плечам золотистыми волосами и огромными карими глазами. А в самом углу примостился мужик лет тридцати пяти, похожий на натуралиста. Лысый, в очках, с носом пуговкой, с несколько выпирающим уютным животиком. В общем, божья коровка. Вот и все. Ничего экстраординарного. Тогда я и понятия не имел, что смотрю на костяк группы Zetta, которая просуществует недолго, но довольно эффективно.

4

– Ну что ж, давайте начнем, – предложил Полковник, представив меня и в свою очередь представив мне сидящих в комнате. Седого с шевелюрой звали Владислав Параманис. Он оказался руководителем будущей группы, биофизиком и доктором наук. Божья коровка по имени Никанор был бухгалтером, а не ботаником. Но в группу попал из-за того, что якобы обладал способностью путешествовать вне тела. То есть он садился, закрывал глаза, его душа волевым усилием покидала тело и перемещалась во времени и пространстве быстрее света. Или вровень со светом. По крайней мере, так мне представил Полковник. Дама бальзаковского возраста, которую звали Галина, обладала той же способностью. Судя по какому-то странному блеску в ее глазах, может, все так и обстояло. Или же она была наркоманкой. Золотоволосая фея по имени Вера витала в сновидениях каждый божий день. То есть она видела сны, и эти сны были в большинстве своем вещими. Если двое предыдущих могли вытащить свою душу из тела и бросить ее на разведку куда угодно, хоть в Америку, хоть в Африку, то Вера была своеобразной антенной, улавливающей любое необычное движение в ауре земли. Или, во всяком случае, в ауре Москвы. Опять-таки по заверениям Полковника. Всех троих он обозвал слипперами. Что же касается Маргариты, в которую я сразу же втюрился в силу влюбчивости своей натуры, то она оказалась довольно опасной личностью. Она обладала способностью воздействовать на людей, причем даже незнакомых, просто увиденных на фотографии. И это воздействие могло быть как положительным, так и отрицательным, видимо, в зависимости от ее настроения. Одним словом, она могла внушить людям мысли или поступки, к которым те вовсе не стремились. Но у нее был один минус. Она не разбиралась в людях и не умела читать их мысли. Зато это умел я. Так что, обобщая, Полковник заявил, что теперь группа укомплектована полностью и после соответствующих тренировок готова приступить к выполнению задач, поставленных перед ней вышестоящими и компетентными органами. И осталось ознакомить нас с характером этих задач.

– Начнем, – повторил Полковник. – И прошу выслушать меня внимательно и не перебивать.

Судя по выражениям лиц, никто и не собирался его перебивать. Все превратились в само внимание. Удовлетворенный этим, Полковник прочистил горло, оглядел присутствующих и начал нести такую околесицу, что я, грешным делом, подумал, а не в дурдом ли я попал. Посудите сами. Во-первых, он заявил, что в последнее время усилились попытки энергетического давления на руководство России. И объяснил, весьма приблизительно, что это значит. Во-вторых, он заверил, что некая очень мощная группа недавно появилась в Москве и, мало того, действует в самом центре Москвы. Ее члены, видимо прекрасно подготовленные, используют все новейшие технологии воздействия на биополе нашего руководства, а значит, и на их сознание, пытаясь подчинить его себе. Речь идет о самых крупных политических фигурах, влиятельных бизнесменах, общественных деятелях и так далее. И в-третьих, он сказал, что из-за того, что проводившиеся в свое время в СССР работы по влиянию на биоэнергетику человека в новой России были приостановлены или прекращены, по многим объективным и субъективным причинам, сегодня спецслужбы могут противопоставить этой угрозе не так чтобы уж многое. Есть отдельные специалисты, например Владислав Параманис, есть люди с определенными способностями, но нет единой структуры. Поэтому они пошли по пути создания неких групп, наподобие партизанских отрядов, пока не будет сформирована армия, то есть серьезная боеспособная структура. Наша группа и станет одним из таких «партизанских отрядов» по борьбе с биоэнергетическими воздействиями. Вот вкратце содержание речи Полковника. У меня в незваных гостях он не сказал и десяти процентов, но и тогда я был удивлен и озадачен. А что уж говорить о моем состоянии, когда я выслушал эмоционально насыщенную речь Полковника целиком. Но когда я незаметно оглядел присутствующих, то увидел, что речь эта всем понравилась. И даже повергла в какой-то священный трепет. По крайней мере, поэтичную Веру точно.

– Поэтому я и собрал вас тут. Цель одна – использовать ваши способности для блага Родины, – эффектно завершил он. – Ну а теперь можете задавать вопросы. Мне и Владиславу Павловичу.

Все пять членов нашей будущей группы молчали. Никанор утирал со лба пот, Галина видимо, отпустила свою душу гулять под дождем, потому что глаза ее ничего не выражали, Вера мечтательно уставилась в пространство. Только Маргарита и я сохраняли определенное присутствие духа.

– Все это очень интересно, но я не поняла, что можем сделать мы впятером против кого-то, кого мы даже не знаем в лицо, – наконец нарушила молчание Маргарита. Голос у нее был низкий и приятный. А вопрос – по существу. Я сам собирался задать его и поэтому одобрительно посмотрел в ее сторону. Впрочем, она смотрела не на меня, а на Полковника. И в глазах ее таилось древнее любопытство женщины, вкусившей запретный плод.

Полковник бесстрастно оглядел ее, в то время как во взгляде Параманиса появился чисто мужской интерес. Девушка того стоила, но мне это не понравилось.

– Вы можете сделать очень многое, – благожелательно проговорил Полковник. – Вашу группу подбирали по определенным параметрам. Три поисковика, иначе говоря, слиппера, которые могут обнаружить людей с очень сильной энергетикой, и два оперативника, которые в состоянии проверить, как именно эти люди используют свою энергетику. Три поисковика – это Вера, Галина и Никанор. Два оперативника – это вы, Маргарита, и ты, Макс, то есть Максим. К сведению присутствующих, Максим способен просканировать человека, понять его мысли. Маргарита умеет нейтрализовать его энергетически. На время, конечно, пока не включится более профессиональная группа сотрудников нашего ведомства. А квартира, в которой сейчас все мы находимся, станет вашей базой. Офисом, если хотите. Здесь же вы пройдете краткий курс тренировок под руководством Владислава Павловича.

Параманис слегка поклонился. Несколько театрально. Но не сказал ни слова. Так как поисковики тоже сидели тихо, я решил подать голос. У меня было ощущение, что я вижу дурной сон или смотрю какое-то странное фэнтези по телевизору.

– Я, конечно, очень польщен, что меня сюда пригласили, – начал я осторожно. – И Родине тоже хотелось бы послужить. Без проблем. Но… Вообще-то я работаю. Я журналист. Пишу всякие там статьи и интервью. То есть зарабатываю себе на жизнь. Одним словом, я занят. И потом… Честно говоря, граждане, все это кажется мне бредом сивой кобылы. Уж извините меня. Я, конечно, видел сериал «Горец». Или там «Секретные материалы» всякие. И «Властелин колец». И «Ночной дозор» тоже видел. И на экране все это смотрится… гм… интригующе. Иногда. Но мы-то живем в реальном мире. И мы прекрасно понимаем, что в этом реальном мире, в нашем родном городе Москве, да и в других городах нет ни вампиров, ни оборотней, ни эльфов с гномами, ни драконов с единорогами. Я не против драконов. Поймите меня правильно. Но их мне хватает на экране. Поэтому… Мне было приятно познакомиться со всеми присутствующими, особенно с коллегой оперативником, но мне пора…

С чувством произнеся эту небольшую тираду, я встал. Но тут же на мое плечо опустилась цепкая рука Полковника.

– Сядь, Максим. – Тон его был холоден, рука тоже. Это я ощутил даже сквозь водолазку. Первым моим побуждением было скинуть руку и ударить его под дых, но я никогда не действую по первому побуждению. Поэтому я сел и огляделся. В награду мне был определенный интерес, появившийся в глазах Маргариты.

– Да… – задумчиво протянул Параманис. Это было первым из его многочисленных задумчивых «да…», услышанных впоследствии. – Хорошая речь. Честная. Но глупая.

Так как цепкая рука отпустила мое плечо, я повернулся к нему.

– А вы скажите что-нибудь умное, – предложил я.

Он улыбнулся. Улыбка оказалась широкой и неожиданно обаятельной.

– Постараюсь. Но сначала хочу всех вас поставить в известность, что раз вы пришли сюда, то уйти уже не получится. По крайней мере, не подписав определенных обязательств. Это просто для информации, молодой человек. Теперь по существу. Наша будущая деятельность не имеет ничего общего ни с драконами или вампирами, ни с чем-либо подобным. Современная наука доказала, что человек обладает биоэнергетикой, которую мы привычно называем душа или аура. То есть, попросту говоря, тело человека окружено неким энергетическим полем, на которое можно влиять направленным воздействием другого энергетического поля. У вас, к примеру, есть опыт по считыванию информации, содержащейся в поле людей, с которыми вы общаетесь. Разве не так, молодой человек? – Он внимательно смотрел на меня.

– Небольшой, – нехотя признался я.

– Вот видите. А у Маргариты есть другой опыт. Она не в состоянии считывать информацию, но она может влиять на энергетическое поле другого человека. Она была под нашим наблюдением довольно долго, около трех лет, и у нас есть документально подтвержденные данные ее способностей. – Маргарита скривилась. Но наш будущий руководитель не обратил на это никакого внимания. – Вы можете найти также сотни людей, у которых сбываются сны. Не те сны, когда вы подсознательно чувствуете назревающий на работе скандал или увольнение. Или те, в которых девушка, с которой вы дружите, готова вас полюбить или изменить вам. Это сны, связанные с интуицией, с подсознательным анализом вашей будничной деятельности. В них нет ничего необычного. Но как объяснить сны, в которых с вами происходит нечто не имеющее никакого отношения к вашим будням? Скажем, во сне вы встречаете человека, с которым никогда не были знакомы. У вас нет общих знакомых. Ничего вас с ним не связывает. И вот проходит какое-то время, и вы встречаете этого человека в реальной жизни. Или другой пример. Когда-то у вас был знакомый, которого потом вы не видели много лет. И вдруг вы видите сон, в котором он умер. Или женился. Или разбогател. И все это происходит потом в реальной жизни. Этого не объяснить интуицией. И подсознанием тоже. Это и есть считывание информации с энергетического поля другого человека. Не сознательное, потому что он мог вас и не интересовать. Просто произошла случайная или не случайная, это уже другой, очень сложный вопрос, встреча двух энергетических полей. В просторечии – душ. И во сне. Я понятно излагаю?

Наши поисковики усиленно закивали. Все трое. Видимо, они на своем опыте знали, что Параманис говорит правду. Я же никак не отреагировал. Маргарита тоже.

– Спасибо. Я мог бы сейчас проанализировать представления о снах древних народов. У многих из них считалось, что во время сна душа покидает тело и путешествует по знакомым и незнакомым местам. Опять-таки считалось, что это можно делать не только ночью, во время сна, но и днем, сознательно вогнав себя в транс, то есть специально настроившись на такое путешествие. Но я сделаю в другой раз. Сейчас у нас нет времени. Факт то, что в вашей группе два человека, а именно Галина и Никанор, обладают этим даром. А пройдя тренинги, они разовьют его в себе еще больше. Так что наш дорогой Максим произнес свою речь в некоторой, скажем так, запальчивости. Кстати, в мое время пелось о том, что мы сказку сделаем былью, и в определенной степени это так и есть. То, чем мы будем заниматься, вполне реально. И в Москве действительно появилась группа энергетически очень сильных и профессионально подготовленных людей, которые пытаются воздействовать на представителей нашей властной пирамиды. Используя технологии, в какой-то мере знакомые всем вам. И наша задача – противодействовать этим людям. А если удастся, вычислить их и нейтрализовать. Никаких драконов, эльфов и гномов. Сугубо научный подход. Я вас убедил, Максим?

Его орлиный нос был нацелен на меня. Я буркнул что-то, что можно было одинаково принять и за согласие, и за отрицание. Он предпочел принять за согласие.

– Я рад. Теперь что касается оплаты. – Я заметил, что все как-то оживились. Параманис тоже это заметил и тонко улыбнулся. – Разумеется, все вы будете получать зарплату. И вполне приличную. Намного больше того, что вы зарабатываете теперь. Правда, вам придется на время отказаться от многих своих контактов. Жить вы будете каждый у себя, но приходить сюда как на работу. В девять часов утра. Рабочий день, кстати, у нас ненормированный. То есть иногда вы будете возвращаться домой даже ночью. Если это понадобится. И каждый из вас подпишет документ о неразглашении. Есть вопросы?

Вот так начался новый этап моей жизни. Честно говоря, я был абсолютно не готов к такому повороту событий.

5

Иногда у меня возникает чувство, что все мы, я имею в виду люди, живем в сознании какого-то сверхгигантского существа. Это существо борется само с собой, пытаясь само же себя понять. И так как мы созданы по его образу и подобию, мы занимаемся тем же. Иногда совершаем дурные поступки, иногда добрые, а чаще всего непонятно какие. Мой последний поступок был именно из этого ряда. Я беспрекословно принял то, что мне навязали, сам не понимая, зачем так поступаю. Наверное, мне понравилась Маргарита. Или сверхгигантское существо решило, что пора нас познакомить и посмотреть, что из этого выйдет. Может, оно, это существо, даже заранее знало, что из этого выйдет. Хотя, если заранее знать результат, зачем поступать так, а не иначе? Поэтому я в большей мере склоняюсь к версии, что ситуации нам кто-то создает, а найти выход из этой ситуации предоставляет нам самим. То есть, по большому счету, самому себе. Надо же сверхгигантскому существу как-то себя занять?

В тот же вечер мы все пятеро подписали бумагу, в которой были изложены наши обязательства и права. Под обязательствами подразумевалось не разглашать, учиться, работать на совесть, не ставить под сомнение приказы, под правами – получать деньги, иметь один выходной, пользоваться бесплатно любым транспортом, в том числе поездами и самолетами, проводить отпуск в специальных пансионатах. В целом это был солидный и длинный документ, но, как я заметил, все подмахивали его не читая. Кроме меня и Маргариты. Когда с подписями было покончено, Параманис изложил вслух кое-какие правила, а именно: приходить вовремя, питаться только в квартире, представив необходимый перечень продуктов лично ему, по всем вопросам опять-таки обращаться к нему, быть незаметными, вести себя тише воды ниже травы и не ругаться с соседями по дому, родственникам не говорить о новой работе или отделываться общими фразами. Своим заместителем по группе он определил Маргариту. Когда речь зашла о заместителе, честно говоря, я подумал, что будет произнесена моя фамилия. И когда назначили Маргариту, я несколько погрустнел. С женщинами-начальницами всегда труднее найти общий язык, чем просто с женщинами. Но с другой стороны, ей надо было на кого-то опереться, а в нашем маленьком коллективе опереться ей было не на кого, кроме меня. Не на божью же коровку со странным именем Никанор. Так что в каком-то смысле мои шансы возросли.

Когда со всеми делами было покончено, Полковник, а главный тут был все-таки он, отпустил нас. Выдав по одному ключу от квартиры. Троица поисковиков вышла вместе. Видимо, их объединяли полеты во сне и наяву. Я так и не перемолвился словом ни с одним из них и понятия не имел, что они собой представляют. Кроме сугубо внешнего впечатления. Но все было еще впереди. Почти одновременно с ними ушел Полковник. Так как мне показалось, что Параманис задержался специально, чтобы проводить Маргариту, я решил опередить его. И выдал фразу типа того, что оперативники должны держаться друг друга, чтобы наладить рабочий контакт. Это сработало. Против логики, как говорится, не попрешь. Параманис понял, что он тут лишний, и потихоньку убрался, предупредив, чтобы мы не забыли закрыть дверь на все замки. Маргарита, испугавшись, что сразу даст пищу для сплетен, заспешила вслед за ним. Нарочно громко цокая каблучками, чтобы наш шеф слышал, что она верна служебному долгу. Разумеется, закрывать дверь выпало мне, что я и сделал с достаточным шумом, несмотря на предупреждения вести себя тише воды ниже травы.

Хотя я и несколько задержался с этой дверью, тем не менее догнал Маргариту у выхода из подъезда. Галантно придержав дверь и пропустив ее вперед, я вышел следом и удостоверился, что Параманис испарился. Видимо, он был на машине.

– Хороший вечер, – сказал я, несмотря на уныло моросящий дождь.

– Неужели? – хмыкнула она, покосившись на меня.

– Конечно. В такой вечер так приятно погрузиться в грезы… – мечтательно добавил я.

– О чем же? – полюбопытствовала она.

– Как это – о чем? О том, что мы разобьем всех врагов и нам дадут по ордену.

Девушка рассмеялась. Вблизи я понял, что она все-таки младше меня. Лет на пять. Минимум.

– А вы точно сканируете мысли людей? – поинтересовалась она.

– А вы точно можете превратить человека в жабу? – ответил я вопросом на вопрос.

– Я могу внушить ему, что он жаба, – серьезно проговорила она. – Это почти то же самое, что и стать жабой в действительности.

– Вас никто не возьмет в жены, – констатировал я.

– А я и не стремлюсь к этому, – равнодушно ответила она. – Да и вас, кстати, в мужья не возьмут.

– Это почему же? – заинтересовался я.

– А какой женщине будет приятно, если муж все время будет читать ее мысли?

Я рассмеялся. От души.

– Никогда не думал об этом с такой точки зрения, – признался я.

– А надо бы. – Она неодобрительно посмотрела на меня.

– Может, пройдемся немного пешком и порассуждаем на столь животрепещущие темы? – предложил я. – Дождь несерьезный. Не простудимся.

Она с сомнением подняла голову. Потянула носом воздух.

– Ладно. Но минут через сорок польет по-на стоящему.

– Сорока минут нам хватит, чтобы дойти до метро, – пожал я плечами.

Это ее убедило, и мы зашагали вверх по Тверской. Ни у нее, ни у меня зонта не было. Я вечно забываю свой, точнее, стесняюсь его старинного вида, а уж почему у нее не оказалось зонта, затрудняюсь сказать.

– А чем вы занимаетесь, когда не превращаете других людей в жаб? – спросил я.

– Я библиотекарь. Окончила библиотечный факультет Гуманитарного университета.

– Серьезно? – удивился я. – Я подумал, что вы какая-нибудь модель.

– Это, надо полагать, комплимент?

– Нет, констатация. Честно.

Она уловила искренность в моем голосе и снова покосилась на меня. С интересом. Я заработал минимум несколько очков сразу.

– А вы кто? – перевела она разговор.

– Журналист.

– Телевизионный? Я вас никогда не видела на экране.

– Газетный. То есть пишущий.

– Я не люблю журналистов. Вечно разносят сплетни. Или придумывают их.

– Вторая древнейшая профессия, – самокритично заметил я. – Ничего не поделаешь.

Некоторое время мы шли молча. У нее был капюшон, который она натянула, моя же голова постепенно мокла под дождем. Но мне нравилось так вот идти рядом с ней.

К тому же дождь остужал голову.

– О чем я сейчас думаю? – неожиданно спросила она.

– Что? – не понял я.

– Ну… вы же сканируете людей. Просканируйте меня и скажите, что я сейчас думаю.

– Вы думаете, что хорошо было бы, если бы я вас поцеловал, – сымпровизировал я.

– Нет. Об этом я как раз не думала, – улыбнулась она. – Значит, это неправда, что вы читаете мысли?

– Вообще-то правда. Но мне нужно время, чтобы познакомиться с человеком. Пообщаться с ним. Я не могу так сразу взять и сказать, о чем вы думаете. Или о чем думает кто-то другой. Это не так просто.

– Когда вас представляли, я решила, что вы просто смотрите на человека и уже знаете о нем все, – фыркнула она.

– Если бы это было так, я давно бы бросил все к чертям и купил себе остров, – усмехнулся я. – А вы разве можете внушить все и всем? Если, скажем, вам укажут на кого-то, вы можете без подготовки внушить ему, что он жаба?

Она замедлила шаг.

– Что значит – без подготовки?

– Ну… может, этот человек невнушаем. Может, он по силе внушения равен вам. Не у всех же получается пробить поле, говоря научным языком. Или влезть в душу, говоря по-народному. Разве не так?

– Так, – подтвердила она и почему-то взяла меня под руку.

Почти всю оставшуюся дорогу до станции метро мы молчали. Дождь усилился. Он уже не моросил, а падал крупными, тяжелыми каплями. Огромный город мок под дождевой пеленой, и некому было его просушить. Люди торопливо шли мимо или навстречу, вжав голову в плечи, смотря себе под ноги. Туфли хлюпали по лужам. Хлюп-хлюп. По мокрому асфальту шуршали шины машин. Машины сигналили фарами, и сумерки прорезали короткие вспышки света. Похоже на азбуку Морзе.

– Вы на «Пушкинскую» или «Тверскую»? – поинтересовался я.

– А мне все равно, – ответила она довольно загадочно.

– Мне на «Тверскую». И до «Динамо», – объяснил я, надеясь, что она скажет, где живет. Но она промолчала.

Скоро мы дошли до перехода и нырнули вниз. В оба ряда тянулись магазинчики, и мимо шел народ. Я никогда не видел, чтобы в этих киосках кто-нибудь что-нибудь покупал. Разве что гости столицы. В конце перехода кто-то играл на гитаре и пел надтреснутым голосом. Пахло сыростью. Как всегда, в переходе толкалось много тинейджеров. Девицы были одеты так, что запросто могли застудить себе все, что только можно. У парней были пустые лица. Мы проталкивались вперед, то и дело теряя друг друга. И скоро оказались у входа в метро.

– Проездной есть? – поинтересовался я, толкая стеклянную дверь.

– А я не поеду на метро, – спокойно заявила она. – Я просто провожала тебя. Вот и все. Хотелось прогуляться. Теперь пойду к себе.

– К себе – это куда?

– К себе – это к себе, – усмехнулась она.

– Может, проводить тебя? – предложил я.

– Не стоит. Ты промок и можешь простудиться. Езжай лучше домой.

Она поцеловала свою ладонь, приложила ее к моему лбу и растворилась в толпе.

6

На следующее утро я ровно в девять был у дверей квартиры, которая отныне должна была стать нашим офисом. Такая пунктуальность мне не свойственна, но это все же был первый рабочий день. Я вставил в замок ключ, но тут дверь открылась сама. На пороге стояла Маргарита. Ухоженная и симпатичная, как утреннее солнце. Она улыбнулась, увидев меня. Я сообразил, что вчера вечером она просто вернулась сюда и провела ночь в этой квартире. Вместо того, чтобы тащиться куда-то на метро.

– Привет, – поздоровался я.

– Привет, – отозвалась она и посторонилась, пропуская меня внутрь.

Я вошел. Видимо, она ожидала, что я скажу ей о своих подозрениях. Но я ничего не сказал. Снял куртку. Аккуратно повесил ее на вешалку, пригладил волосы.

– Мы первые? – поинтересовался я.

– Это я первая. А ты – второй, – поправила она меня.

Я понял, что у нее сложный характер. Впрочем, это и так было понятно.

– С начальством не спорят, – философски заметил я и вошел в комнату. Она вошла вслед за мной.

Я быстро обозрел помещение. Если она и спала, то не в этой комнате. Никаких следов проведенной ночи тут не наблюдалось. Кроме задвинутых штор, но они были сомкнуты и вчера.

– Может, открыть окна? – Я кивнул на шторы. – Снаружи вполне приличная погода. Первый раз за неделю.

К моему удивлению, она беспрекословно исполнила мое пожелание. В комнату, в которой горело электричество, потоками хлынул солнечный свет. Я выключил люстру.

– Хорошее начало хорошего дня, – констатировал я. – Ты не против, если я осмотрю эту квартиру? Все-таки это наш офис.

– Это не моя квартира, – пожала она плечами.

Я вышел в холл и сунулся в первую дверь направо. Это, судя по всему, была спальня. Во всяком случае, бывшая. Она была намного меньше, чем знакомая мне комната. Та как будто была гостиной. Но вместо кроватей во второй комнате стояло два дивана, журнальный столик, кресло и довольно большой книжный шкаф. Я как раз рассматривал книги в шкафу, когда услышал, как щелкает замок в двери, потом раздались голоса. Как будто Никанора и Галины. Интересно, они живут вместе или это просто совпадение? И почти сразу же к ним присоединился тонкий голосок Веры, нашей королевы снов. Все поисковики заявились с трехминутным опозданием. Но это вряд ли можно было считать серьезным проступком, ведь и самого главного начальства еще не было. Как всегда и везде, здешнее начальство, видимо, также пренебрегало дисциплиной, навязывая ее другим. Я оставил в покое шкаф, тем более что там были только собрания сочинений Маркса, Энгельса и Ленина. Или арендаторы этой квартиры были завзятыми букинистами, или же квартира стала конспиративной еще в советские времена, и с тех пор тут ничего не изменилось. Я вышел в холл и открыл третью дверь. Тоже комната. Пропахшая пылью. Тут вообще не было никакой мебели. Ничего. Три горшка с давно засохшей зеленью и потрескавшейся землей на подоконнике и пол, застланный старыми, пожелтевшими от времени газетами. Вместо люстры висела стоваттная лампочка, изгаженная мухами. Обои в нескольких местах свисали клочьями. В общем, полное запустение. Я пропутешествовал дальше и обнаружил в конце огромного холла раздельные ванную и туалет, вполне приличные, с новейшим оборудованием, облицованные испанской керамикой, и кухню, очень большую и очень светлую, с двумя современными холодильниками, с несколькими шкафами, разделочным столом, обеденным столом, вытяжкой, французской газовой плитой. Одним словом, мечта хозяйки. Я открыл холодильники один за другим. Они были до отказа набиты всяческой снедью, от свиного окорока и колбас до всяческих баночек с незнакомыми этикетками. Только сыров тут было несколько видов. Замороженное мясо, замороженные куры, аджика, разного рода кетчупы, горчица в баночках, икра, немецкие сосиски. Бог ты мой! Утром я еле успел куснуть маленький бутербродик. У меня потекла слюна, как у собаки Павлова. Тем не менее я храбро продолжил исследование и обнаружил в шкафах несколько разных видов чая и кофе, шоколадные конфеты, изюм, орехи. Мама родная… Судя по тому, чем они собирались нас кормить, задание будет трудным. И даже смертельно опасным. Простых сотрудников так не кормят. Так кормят только камикадзе.

– Изучаешь обстановку, Макс? – раздалось со стороны двери.

Я вздрогнул и обернулся. Это был Полковник. А сзади стоял Параманис. Оба улыбались. Довольной улыбкой радушных хозяев. Или удава, собравшегося проглотить кролика.

– А что, нельзя? – поинтересовался я.

– Сразу видно, что вы журналист, Максим, – со смешком произнес Параманис. – Видимо, один из вас и подглядывал за змеем, соблазнившим Еву.

– В любом случае это был не я, – хмыкнул я в ответ, упрекая себя в том, что не засек их прибытие.

– Догадываюсь, что не вы. Ну что, пойдемте, молодой человек? Все уже собрались, – предложил Параманис.

Я закрыл дверцы шкафа и покорно последовал за ними. Когда наша троица появилась на пороге большой комнаты, голоса, с жаром обсуждавшие что-то, смолкли. Точнее, это был голос Маргариты. Остальные просто внимали ему.

– Здравствуйте, народ, – поздоровался я за всех нас.

Маргарита иронично улыбнулась. Может, мне показалось. Остальные покивали мне. И сопровождающим меня лицам. Я сел на свободный стул рядом с ведьмочкой, Полковник уселся в гордом одиночестве, а Параманис остался стоять.

– Сегодня мы просто потренируемся в наших способностях, – заявил он. – Сделаем перерыв в час, до двух, а потом снова тренировка. В промежутках будут кофе-брейки. И можно будет курить. И так до семи часов. Есть возражения?

Возражений не было.

– Хорошо. А вопросы?

Маргарита взглянула на меня, но вопрос задала Параманису:

– А в чем будет суть этих тренировок?

– Хороший вопрос, – кивнул руководитель нашей группы. Все-таки он положил глаз на нее. Вопрос был самый обычный. – Суть тренировок будет в следующем. Вы, Маргарита, попытаетесь внушить нечто… ну, скажем, Никанору.

– А что именно? – Теперь она взглянула на божьего одуванчика.

– Все, что хотите. Но предварительно мы с вами выйдем в холл, и вы шепнете мне на ухо, что именно собираетесь внушить. Ну а перед этим, Максим, предположим, проведет интервью с… с Галиной. И скажет нам, что он увидел в ней. В ее, скажем так, душе…

– А как вы решите, соответствует или не соответствует то, что я увижу, действительности? – полюбопытствовал я.

– Это будет не трудно. Мы о ней много знаем. А ты о ней ничего не знаешь. Вот мы и поймем, каковы твои реальные способности, – ответил за Параманиса Полковник.

Я кивнул. Ответ был исчерпывающий.

– Затем настанет очередь Галины. Проведем небольшой тест. Попросим Петра Андреевича выйти в ту комнату, в которой уже успел побывать Максим в силу свого природного любопытства, и произвести там кое-какие существенные перестановки. Максим ему поможет. Если Галина даже видела эту комнату, то теперь помещение будет уже другим. Когда все будет готово, попросим даму войти в привычное свое состояние и описать нам ту комнату, не выходя отсюда. Затем Петр Андреевич при помощи Максима подготовит вторую, пустую комнату. То есть перенесет туда какие-то предметы мебели и обихода. И на этот раз свои силы попробует Никанор. Разумеется, все это будет записано на пленку. А потом мы все вместе пойдем в экспериментальные комнаты и сравним рассказы с тем, как там на самом деле.

– Послушайте, Владислав Павлович… Я что-то не очень соображаю. Если вы сомневаетесь в способностях членов группы и только теперь собираетесь проверять их на деле, то с какой стати вы уже подписали с нами договор?

Разумеется, этот вопрос задал я. И тут же уловил одобрительный взгляд Маргариты.

Как это ни удивительно, Параманис тоже одобрительно кивнул:

– Я ждал этого вопроса. И именно от Максима Духова. Дело в том, коллеги, что это испытание не для нас. Ваши способности мы многократно проверяли, хотя вы, быть может, и не замечали этого. Эти испытания для вас самих. Для того, чтобы каждый из вас воочию убедился в способностях других членов группы. Вам работать вместе, и вы должны знать возможности друг друга и доверять друг другу.

Я позавидовал его умению говорить так плавно, гладко и убедительно.

– Что касается Веры, то проверить ее сегодня мы не сможем. Да и не нужно. Просто она расскажет нам один из своих снов. Наиболее интересных. Да, Вера? – улыбнулся наш руководитель.

– Хорошо. – Она с готовностью кивнула.

– Значит, начинать Максиму? – впервые подала голос Галина. Голос у нее был хрипловатый. Голос курильщицы.

– Да, начинать Максиму, – кивнул Параманис.

Я заметил, как по ее мужеподобному лицу прошла тень. Совсем незаметная, но все же я это уловил.

7

Я никогда не был уверен в том, что моя способность «проникать» в людей абсолютна. Довольно часто я ошибался. Мой сканер показывал одно, человек же на самом деле был другим. Не абсолютно другим, но все же не совсем таким, как я его себе представлял. Или, скорее, как я его читал. Это приучило меня всегда сомневаться, что я вижу перед собой истинную картину, суть. К тому же я никогда не преследовал практических целей, общаясь с конкретными людьми. То есть не стремился к мани пулированию. И от результата моего сканирования ничего не зависело. Теперь же мне предстояло прочитать мысли женщины, с которой я должен был работать бок о бок определенное время. И я должен был сделать это при зрителях. И она знала, что я буду пытаться понять ее, и, естественно, готова была дать отпор. И у моих кураторов уже было представление о том, с кем они имеют дело. Так что моя репутация диагноста подвергалась серьезному испы танию. Но все дело было в том, что меня это не волновало. Я пришел сюда не по доброй воле, все эти люди были мне абсолютно неинтересны, кроме Маргариты, то, чем мы должны были заняться, меня не привлекало, и терять мне было ничего. Поэтому я и не волновался, приступая к испытанию. Видимо, это мне и помогло.

Совершенно спокойно я вынул из кармана диктофон.

– А это еще зачем? – поинтересовался Полковник.

– Я проинтервьюирую Галину. Мне так привычнее. А по ходу интервью постараюсь выполнить ваше задание, – сдержанно разъяснил я. – Не будем же мы просто пялиться друг на друга?

Параманис согласно кивнул. Полковник покосился на него и промолчал.

– Только запись вы потом передадите мне, ладно? – вкрадчиво предложил наш руководитель.

– Ладно. И у меня еще одно условие. Мне зрители ни к чему, да и Галина будет зажата в вашем присутствии. Можно мы пойдем в соседнюю комнату? Думаю, за полчаса управимся. Потом я передам вам кассету с записью и поделюсь своими мыслями.

Они переглянулись друг с другом, потом оба кивнули. Остальные выглядели разочарованными. Их лишили законного права на зрелище. Но я не клоун, в конце концов.

– Значит, мне пойти с Максимом? – нерешительно спросила Галина.

– Да.

Она тяжело встала и мимо меня двинулась к выходу. От нее неожиданно хорошо пахло. Я последовал за ней. Мы вошли во вторую комнату с двумя диванами, и я плотно закрыл дверь. Галина стояла посередине комнаты с обреченным видом. Мне стало жаль ее. Да и себя тоже. Зачем я ввязался в это дело, хотел бы я знать?

– В этом нет ничего особенного, – пробормотал я. – Мы просто будем говорить. Может, сядем?

Женщина кивнула и устроилась на краешке кресла. Я сел напротив. На диван. И положил диктофон между нами, на журнальный столик. Потом закурил, думая, с чего же начать. Ситуация была довольно искусственной. Я попытался осторожно коснуться ее поля. Прочувствовать ее. Но она была закрыта. Как еж, свернувшийся клубком. Или как улитка, вползшая в свою раковину. Скорее второе. Надо было придумать что-то, чтобы ослабить противодействие. Вытащить ее из этой раковины. Хотя бы на сантиметр. И я вспомнил про запах.

– Хорошие у вас духи, Галя, – успокаивающе улыбнулся я. – Это что, французские?

Она удивленно посмотрела на меня. Видимо, ожидала, что я ей скажу: «Ну что, теперь рассказывайте, кто вы такая на самом деле».

– «Фиджи», – ответила она. – Мои любимые.

– А… Моя бывшая жена тоже душилась французскими. Но они назывались как-то по-другому. Помню, каждые полгода я отваливал триста баксов на ее духи.

Она усмехнулась. Не то ее «Фиджи» стоили дешевле, не то дороже. Или, может, она угадала, что я вру про бывшую жену. Никакой бывшей жены у меня не было. Или я ошибся в цене, и духов за триста баксов просто не существовало. В любом случае заход не удался. Я решил предпринять новую попытку:

– Странная у нас группа, да?

Она просто посмотрела на меня. И промолчала. Эта женщина не хотела дать мне ни единого шанса оправдать свою репутацию.

– Чем вы занимаетесь, Галя? – Я решил не отступать.

– Я? Работаю рекламным агентом.

– И хорошо зарабатываете?

В ее ауре появилось еле заметное движение. Какая-то грусть. Или сожаление. Но ответила она так же коротко:

– Когда как.

– Я всегда с удовольствием смотрю рекламу всяких туров. В Европу, в экзотические страны… – Я внимательно всмотрелся в нее и тут же отвел взгляд.

– Правда?

– Да. Мечтаю путешествовать. Хотя ни разу нигде не был.

Есть. Это был хороший ход. Она на секунду раскрылась. Видимо, путешествия сильно занимали ее. Может быть, оттого она и научилась путешествовать душой. Судя по одежде, она зарабатывала не очень много для телесных путешествий.

– И я нигде не была, – призналась она.

Опять еле уловимая грусть. Но и торжество тоже. Я понял причину этого торжества. Она нигде не была, но у нее была возможность побывать везде. Если ее дар действительно имел место. Но все-таки это было не то. В ней ощущалось что-то другое. Глубоко спрятанное.

Я решил пролезть в ту небольшую брешь, что открыл в ее обороне. Для этого необходимо было сменить тему. В путешествиях она чувствовала бы себя уверенно.

– Скажите, Галя, вам нравится все то, что тут происходит?

– В каком смысле? – удивилась она.

– Ну… Эта группа, Параманис, эта квартира…

– Я хочу быть полезной. – Она сжала губы. – И буду рада, если смогу быть полезной.

Она была искренна.

– А я лично чувствую дискомфорт, – доверительно сказал я. – И, честно говоря, сбежал бы еще вчера, если бы мне не понравилась одна девушка. – Вот оно… Я попал в цель. Стена между нами разом упала. Она заинтересованно потянулась вперед. Вот что ее интересует больше всего. Любовь. Чувства. Я должен был догадаться сразу по ее внешности. Женщина с такой внешностью явно должна быть обделена в любви. У нее должны быть серьезные проблемы.

– Маргарита, да? – Голос ее дрогнул.

– Да, – честно ответил я. Если бы я соврал, что мне нравится она сама, она тут же закрылась бы, уловив неискренность. Или, хуже того, насмешку.

– Она красивая девушка. – В голосе Гали прозвучала зависть.

– Красивая. И в моем вкусе. Я сразу втюрился, – признался я.

– Правда?

– Правда. – Я сокрушенно кивнул и улыбнулся.

Теперь она раскрылась полностью, забыв, для чего мы тут уединились. И я мог исследовать ее поле без помех. Я начал делать это очень осторожно, боясь травмировать ее. Чем больше я с ней говорил, тем больше она мне нравилась. По-человечески.

– Хотя мне не очень везет, если честно, – добавил я. – Почти всегда встречаю не тех.

Ее глаза расширились. Она кивнула с таким видом, точно сразу поняла, о чем я. И я нащупал. Или мне показалось, что я нащупал. Одним словом, передо мной сидела девственница. Клянусь. Сорокалетняя или около того девственница. Которой никогда не везло с мужиками и у которой именно на этой почве раскрылся дар внетелесных путешествий. Видимо, как компенсация ее скучному и грустному телесному существованию. С такой внешностью было немудрено. Наверное, она никогда не интересовала ни одного мужчину по-настоящему. Мне стало жаль ее. По-настоящему жаль.

– Вообще, на самом деле мало кому везет в любви, – добавил я. – Я, по крайней мере, еще не встречал человека, который был бы по-настоящему счастлив.

– Да? – Ее голос был радостный. Как будто я пролил бальзам на ее душевные раны. Но я простил ее. Не хотел бы оказаться на ее месте.

– Точно. Ни разу не встречал, – грустно подтвердил я.

Она дотронулась до моей руки. И улыбнулась. В ее лице я приобрел друга. По крайней мере, мне так показалось. Она увидела во мне товарища по несчастью.

– У меня есть хорошие диски про любовь, – проговорила она. – Знаете, Максим, из этой серии – «Романтические мелодрамы».

Господи ты боже мой! В сорок лет быть девственницей и верить в романтические мелодрамы! Я пожалел, что у меня получилось отсканировать ее. Чувствовал я себя последним дерьмом, ведь мне надо было все это сообщить двум козлам из непонятно какой конторы.

– У мня тоже есть один диск. «Голова в облаках». С Шарлиз Террон, – сказал я, чтобы что-то сказать.

– Я смотрела. Мне нравится, – тут же откликнулась она. – Но я потеряла диск.

– Я подарю вам его, Галя, – заверил я.

– Ой… Спасибо… – Она даже покраснела.

Я потянулся и выключил диктофон. Она удивленно посмотрела на меня.

– А мы разве не будем делать интервью? – поинтересовалась она с видимым облегчением.

– Нет. Сегодня у меня не выходит, – сказал я.

– Жалко. Давайте тогда я вам кое-что расскажу о себе, Максим, – предложила она сразу, не задумываясь. – А вы им скажете, что это вы просканировали меня.

Она была добрым человеком. Мы с ней вполне могли сработаться, и не обязательно было ей говорить, что я знаю о ней почти столько же, сколько она сама знает о себе.

– Не надо. Я думаю, что они и так понимают, на что я способен, и не станут дисквалифицировать меня, – успокоил я ее. И встал.

8

– Думаю, факты ее биографии вы знаете, – сказал я Полковнику и Параманису. – Я могу сказать только одно. Она романтичная девственница и хороший человек. И ее тяга к путешествиям души объясняется неудовлетворенностью реальной, материальной жизнью. Вот и все.

Мы втроем сидели на кухне. Я категорически отказался говорить о своих выводах в присутствии всех, и обоим нашим кураторам пришлось последовать за мной на кухню.

Правда, таким образом я разрушил тезис Параманиса об эксперименте, призванном укрепить доверие коллектива к моим скромным способностям. Но мне было на это плевать. Нельзя выкладывать душу человека на всеобщее обозрение, особенно если этот человек тебе доверился. Вольно или невольно.

– Отлично. – Параманис потер руки.

– Вы были в курсе? – поинтересовался я.

– Конечно, Макс, – вместо него ответил Полковник.

Но что-то в его тоне показалось мне неубедительным. И Параманис понял это.

– Скажем так… Мы знали, что у нее долгое время не было мужчины. Это нетрудно было узнать. И насчет романтичности мы тоже знали. У нее дома полно стихов. Ахматова, Цветаева… Но насчет остального – это новость, – улыбнулся он. – Хотя от этого ничего не меняется.

– Значит, вы рылись у нее дома?

– А ты как думал? – усмехнулся Полковник.

Я вспомнил его появление у меня в квартире и смолчал. Вместо этого я вытащил из кармана сигарету.

– Время перекура еще не подошло, – строго заметил Полковник.

Я сунул сигарету обратно. Дзержинский определенно действовал мне на нервы. К тому же мне захотелось есть. Воспоминания об увиденной в холодильниках еде снова непроизвольно вызвали слюну. И от крепкого чая я бы не отказался. Но правила для того и существуют, чтобы портить нам жизнь.

К тому же я вспомнил, что наступил черед Маргариты пройти испытание, и от нетерпения увидеть это у меня зачесался кончик носа.

– Ладно. Вернемся к остальным. С Максимом все ясно, – подытожил Параманис. Как будто прочитал мои мысли. Что именно ему было ясно со мной, я не стал уточнять. Вот с ним и с Полковником мне ничего не было ясно. Никак не удавалось пробить их защиту. Все же профессионалы. Но я дал себе клятву обязательно придумать какой-нибудь трюк. Напоить их, что ли? Хотя на этой конспиративной квартире не было ни грамма спиртного. Оставалось следить за Параманисом, когда он смотрит на Маргариту. Он определенно расслаблялся, и его защита слабела. Что касается Полковника, то следовало найти его слабое место. Ахиллесову пяту. Может, он любит поесть? Впрочем, его сухопарая фигура опровергала это предположение.

– Вернемся, – согласился Полковник.

Мы вышли из кухни в холл в иерархической последовательности. Сначала Полковник, потом Параманис, затем я. И появились в гостиной в такой же последовательности. Всю жизнь я замыкал шествие. Шел в арьергарде, так сказать. Но это меня устраивало. По крайней мере, точно знаешь, что никто не нанесет удара в спину.

В комнате все были готовы ко второму акту представления. Глаза Маргариты возбужденно блестели, Галина теребила занавеску, и даже обычно отстраненная Вера выглядела заинтересованной. Только сам объект эксперимента, бухгалтер Никанор, сидел с непроницаемым видом. Глаза за толстыми стеклами очков ничего не выражали. Впрочем, может, они что-то и выражали, но этого не было видно. Но лоб все же немного вспотел. У этого человека самой выразительной частью тела был лоб. Выпуклый, широкий, с двумя шишечками, он начинался далеко внизу, выгибался дугой и продолжался до середины черепа. Такое впечатление создавалось из-за залысин и редких волосиков на макушке.

– Вы готовы, Маргарита? – по-отечески поинтересовался Параманис.

Она энергично кивнула. В ней ощущался боевой задор поколений ведьм. Во всяком случае, мне так показалось.

– А вы, Никанор?

Он слабо кивнул.

– Тогда подойдите сюда, Маргарита, и шепните мне на ухо, что именно вы собираетесь внушить Никанору, – предложил Параманис моей скороспелой любви.

Она грациозно поднялась с места и крадущейся походкой кошки приблизилась к нашему шефу. Он нарушил свое же правило и остался стоять там, где стоял, у входа в комнату. Это было достаточно далеко от остальных, и, видимо, он решил, что шепот Маргариты не донесется до остальных. Все это напоминало игру, в которую я часто играл, будучи школьником, и в которой одна команда загадывала предмет или человека представителю другой команды, и тот должен был объяснить своей команде все на жестах. То есть при помощи пантомимы. А противники должны были угадать с трех раз, что означает данная пантомима.

Параманису пришлось наклониться, чтобы трепетные губы Маргариты коснулись его уха. Она довольно долго что-то ему шептала, и его обычно холодное лицо постепенно таяло от сдержанной улыбки.

Вместо того чтобы воспользоваться благоприятным моментом и протаранить его защиту, я вскипел от злости. Что можно шептать так долго? И какого черта она касается грудью его плеча? Вот стерва. Я поерзал на месте, потом уловил насмешливый взгляд Полковника на себе и отвернулся от парочки. Как раз для того, чтобы встретиться взглядом с Галиной. Она соболезнующе и грустно мне улыбнулась. Это была расплата. Если уж выпытываешь у человека его тайну, невольно делишься своей. Такова суть информационного обмена во Вселенной. Я посмотрел на Никанора. Он разглядывал свои ногти. А Вера вообще прикрыла глаза. Может, она заснула? Чтобы увидеть во сне, что именно шептала Маргарита Параманису? Интересно, такое возможно?

Я вздохнул и посмотрел в сторону экспериментаторов. Маргарита как раз оторвалась от доктора наук. На его лице явственно проступало сожаление. А на ее лице – ожидание победы.

– Ну что ж. Это интересно. Никанор, пройдите с Маргаритой в соседнюю комнату, – предложил Параманис бухгалтеру.

Тот беспрекословно повиновался. Они с ведьмочкой вышли. Мы остались в комнате одни.

– Теперь можно перекурить? – поинтересовался я.

– После эксперимента, – витая где-то в облаках, ответил Параманис.

Старый хрыч. Неужели в российских спецслужбах не могли найти менее франтоватого руководителя группы?

– А как вы познакомились с вашей женой, Владислав Павлович? – невинным тоном поинтересовался я.

Он пробуравил меня взглядом, но ничего не ответил. Зато оттуда, где стоял Полковник, послышался явственный смешок.

– Долго она будет ему внушать? – со своего места спросила Галина.

– Думаю, недолго, Галина, – вежливо ответил Параманис.

Наступило молчание. Тикали огромные напольные часы с ангелом вверху. Тик-так, тик-так… Они бесстрастно отстукивали ход эксперимента, ход истории, ход времен…

– Я видела все это во сне, – неожиданно проговорила Вера.

– Что – все? – заинтересовался я.

– Все. И эту комнату, и всех вас…

Это была хорошая возможность сразу все утрясти. Окончательно и бесповоротно. Раз все это было во сне, значит, результат заранее известен и нечего тут торчать.

– И чем все это заканчивается, Верочка? – осторожно спросил я.

– Не знаю. Я каждый раз пыталась досмотреть, и каждый раз сон прерывался, – вздохнула она. У нее был жалобный голос. Видимо, она сама устала от своих снов. Но все же это был шанс. И я решил войти в ее сознание при первом удобном случае и порыться там в поисках ответов на интересующие меня вопросы. В частности, не авантюра ли то, во что я вляпался, и какие отношения у меня сложатся с Маргаритой? И кто такие Полковник и Параманис на самом деле? И потеряет ли девственность Галина? Вопросов было много. Пожалуй, даже слишком много. Я подозревал, что ни в одном сне не найти на них исчерпывающих ответов.

Мы снова помолчали. И когда молчание стало уже тяготить, на пороге появилась Маргарита. Лицо у нее осунулось, но она выглядела довольной.

– Э-э-э… А где же бухгалтер? – полюбопытствовал я. – Он жив?

Маргарита бросила на меня уничтожающий взгляд. Хотела что-то ответить, но в проеме двери возник божий одуванчик. Он как-то приосанился и имел начальственный вид.

– Ну все. Хватит. Давайте… Давайте… Несите мне квартальные отчеты. Буду проверять каждую циферку, учтите. И чтобы без фокусов. Я только что от генерального…

Он прошел в комнату, сел во главе стола, засучил рукава давно вышедшей из моды сорочки с отложным воротником и постучал рукой по столу.

– Чего вы стоите? В прошлом квартале мы и так запоздали. Генеральный был недоволен. Хотите, чтобы всех нас лишили премии? Это запросто. На дворе финансовый кризис. Несите свои отчеты, не заставляйте меня прибегать к санкциям. Я человек мирный, но…

Я никак не мог понять, прикидывается он или на самом деле думает, что находится у себя на рабочем месте, а все мы – его сотрудники. Та же мысль мучила и остальных. Все смотрели на него с тупым вниманием. Он же недовольно оглядел каждого. Насупился.

– Я что, говорю не по-русски? Генеральный директор только что сделал мне втык. Вы понимаете, чем это нам грозит?

Если он и прикидывался, то вполне убедительно.

– А как зовут нашего генерального? – елейно спросил я.

– Вы плохой работник, Максим. Нашего генерального зовут Маргарита Антоновна. Нельзя забывать такие вещи. Ваш отчет готов?

– По-моему, ее вчера уволили, – не унимался я.

– Кого уволили?

– Маргаритку Антоновну.

– Вы дурак, Максим? Вон же она там стоит. Как и обещала, пришла лично наблюдать за тем, как мы работаем.

Маргарита Антоновна приняла подобающую позу. Довольно строгую.

– А я кто? – Параманис вышел на первый план.

Божий одуванчик сморщил нос. Он смотрел на доктора наук так, как будто тот только что воплотился тут из воздуха.

– Не знаю. Вас я не знаю. Что вы делаете тут, в чужом отделе? Идите лучше к себе.

Вот это здорово. Наш бухгалтер запросто послал фатоватого старика подальше.

– Правильно. Нечего чужим расхаживать тут по нашему отделу, – поддержал я одуванчика. – Правда, Маргарита Антоновна?

– Макс, ты переигрываешь, – предупредил меня Полковник.

– Так я думал, что все мы тут играем, – не растерялся я. – Разве не так?

– О чем вы тут толкуете? Хватит разговоров. Несите отчеты, – не на шутку разозлился одуванчик.

Я настроился играть и дальше, но тут вмешался Параманис.

– Теперь вы видите, что может сделать сила внушения? – спокойно и с чувством глубокого удовлетворения проговорил он.

Не знаю, как другие, но я видел это вполне ясно. И подумал, что мне стоит держаться подальше от Маргариты. На всякий случай.

9

Потом был перерыв. Кофе-брейк, по-современному. Мы все сидели в гостиной, каждый на утвердившемся за ним месте, и пили. Кто – кофе, кто – чай. В том числе и Никанор, которого Маргарита освободила от чар. Говоря по-научному, от гипноза. Я не сомневался, что она применила именно гипноз. Бедный бухгалтер переводил взгляд с одного члена группы на другого, пытаясь сообразить, как себя вел. Судя по его потерянному лицу, у него случился провал памяти, но спрашивать о чем-то бедолага не решался.

Параманис широко открыл окно, потому что некоторые курили. В том числе он. И я. Погода изменилась. Снаружи опять шел тягучий осенний дождь. Он монотонно барабанил по подоконнику, по водосточной трубе рядом с окном, и мне неожиданно захотелось спать. В дождь я всегда сплю хорошо. Но усилием воли я переборол себя. Сегодня был первый день тренировок, первый день знакомства, и мне не стоило выглядеть сонным жмуриком. Для того чтобы как-то занять себя, я стал приглядываться к Вере и Никанору. О Галине я знал многое. О них – почти ничего. Надо бы их разговорить и покопаться в их ауре, то есть энергетическом поле. Мне всегда любопытно, кто меня окружает, какая у них судьба и почему она такая, а не иная. И, само собой, надо бы раскусить Маргариту. Правда, на это уйдет намного больше времени. Но куда мне спешить? Я посмотрел в ее сторону. Она пила кофе и что-то вполголоса обсуждала с Полковником. Тот кивал, но лицо было непроницаемое. Сегодня ни он, ни Параманис ни словом не заикнулись об энергетическом давлении на наше политическое руководство. И о стратегических целях и задачах нашей маленькой группы. Неужели они произносили все это всерьез?

Я отвел взгляд от Маргариты и углубился в философские размышления. Господи ты боже мой. И почему все так запутанно. Откуда мы появились, что мы такое, куда идем… Есть ли какой-то смысл во всем этом? Это вопросы, на которые не было ответов. Во всяком случае, лично я не знал этих ответов. Я закурил новую сигарету, помня о своем обещании бросить через месяц, встал и подошел к окну, захватив свою чашку чаю. Если Вера не врет и действительно видела нас всех до того, как с нами познакомилась, значит, судьба все же есть? А если есть судьба, значит, Бог помнит о каждом из нас? И дает каждому то, что тот заслужил? Ну а вдруг Бог ни при чем и это просто карма предыдущих жизней? И Бог не вмешивается в это вечное колесо перевоплощений, ожидая, что человек вырвется из него сам? А вдруг Бога вообще нет? И кармы тоже нет? И каждый строит хитросплетения своей судьбы сам? И Вера в своих снах просто видела, как мы сами на какое-то время сплетаем свои судьбы воедино? Или, может, она наврала и не видела вообще ничего? В этой конторе платили достаточно много для того, чтобы ввергнуть человека в искушение обмана.

– Все. Перерыв окончен, – бодро провозгласил Параманис. – Приступим к третьему эксперименту.

Я выбросил недокуренную сигарету в окно, не озаботившись посмотреть, не попадет ли она кому-нибудь на голову. Если и попадет, что с того? Значит, судьба.

– Макс, закрой окно, – попросил Полковник. – Сыро.

Я затворил створку. Потом, помня, что сам являюсь участником нового эксперимента, обошел сидящих и подошел к Полковнику.

– Пойдемте сдвигать мебель, Петр Андреевич?

– Для чего? – искренне удивился он.

– Как для чего? Для полетов во сне и наяву, – в свою очередь удивился я.

– Ах да… Для Галины и Никанора… – Он потер плечо. Потом шею. Видимо, в дождь у него болели суставы. – Ну, пойдем.

Вы вышли во вторую комнату. Спальню. И я довольно быстро передвинул все, что только можно было передвинуть, и еще вытащил кресло в холл. А Полковник стоял и смотрел с таким видом, будто это с него катится трудовой пот. Не удовлетворившись результатом, я притащил из кухни два стула, а из третьей комнаты – три горшка с засохшими растениями. Чем труднее задание, тем больше шансов, что я не попадусь на мистификацию. Не люблю, когда надо мной смеются.

– Можем вернуться, – сказал я, придав комнате новый вид.

– Ты иди, Макс. А я побуду тут, – буркнул он.

– Зачем?

– Затем, что я хочу остаться тут. И потом, это усложняет задачу. Разве нет? Ей придется заметить и меня.

Я пожал плечами и вышел. Оглянувшись, я заметил, что Полковник растягивается на одном из диванов. Он действительно чувствовал себя не очень хорошо. Я плотно закрыл дверь и вошел в гостиную.

– Все готово, – с порога объявил я, чувствуя себя распорядителем циркового манежа.

Параманис кивнул и жестом пригласил Галину занять место в глубоком кресле, в котором обычно сидел сам. Галина беспрекословно подчинилась. Сам он вытащил из своего «дипломата» обычную домашнюю видеокамеру, снял колпачок с объектива, проверил, работает ли камера. Она вроде зажужжала. Потом он согнал нас всех в дальний угол гостиной, чтобы не мешать Гале сосредоточиться.

– Вы помните, в какой из комнат должны побывать? – спросил он ее почти торжественно.

Она кивнула.

– Вам что-нибудь нужно?

Она отрицательно помотала головой.

– Тогда за дело, – бодро проговорил доктор наук, отошел на какое-то расстояние и навел на нее камеру. Она снова зажужжала, но довольно тихо, интеллигентно. Между тем Галина прикрыла глаза и расслабилась. Довольно долго вообще ничего не происходило. Маргарита, оказавшаяся рядом со мной, сжала мой локоть. «Галя не сумеет сосредоточиться в таких условиях», – прошептала она мне на ухо. Параманис укоризненно взглянул в нашу сторону. Камера в его руках дрогнула. Маргарита замолкла и виновато закрыла ладонью рот. И как раз в эту минуту Галина зашевелилась.

– Я в комнате, – тихо проговорила она.

– Опишите ее, – предложил Параманис, приблизив камеру к ее лицу.

– Ну… Не знаю… Комната как комната. Не такая большая, как гостиная. Но и не маленькая. Тут два дивана. Странно, но они стоят впритык.

Параманис покосился на меня. Я кивнул. На большее у меня не хватило воображения. Или времени.

– На одном диване лежит человек. Он похож на… В общем, это Петр Андреевич. Если я не ошибаюсь.

Я снова кивнул, подтверждая сказанное.

– На подоконнике три горшка. Все с засохшими цветами. Шторы висят криво. Есть книжный шкаф. Но он тоже стоит странно. Боком. Журнальный стол перевернут. На нем стоят два кухонных стула. Петр Андреевич достал из кармана какое-то лекарство, таблетку какую-то. Сунул в рот.

Параманис выключил камеру.

– Хорошо, Галя. Спасибо. Можете вернуться.

Она как-то странно помотала головой. Дернулась телом. Застыла неподвижно. Потом вздохнула. Еще раз вздохнула и открыла глаза. Маргарита зааплодировала. Она видела, что я то и дело киваю, и поняла, что Галя описывала все верно. Остальные удивленно оглянулись на нее. Кроме меня и Параманиса.

– Ну что ж. Я все записал. Пойдемте посмотрим? – предложил Параманис.

– Все описано точно, – подал я голос.

– Все равно. Надо удостовериться своими глазами.

Он вышел в холл. Мы все гурьбой последовали за ним, как за экскурсоводом на экскурсии по музею. Так как дверь в описываемую комнату была закрыта, длинноволосый доктор наук культурно постучал, осторожно отворил ее и вошел. Мы – следом за ним.

– Петр Андреевич, эксперимент кончился. Все вроде прошло удачно, – приблизившись к дивану, проговорил Параманис.

Маргарита, Вера и Никанор оглядывали комнату, сравнивая услышанное и увиденное. Позади всех стояла Галя.

– Петр Андреевич, пора вставать, – повторил Параманис и подошел к дивану вплотную.

Я сглотнул. Даже с порога тело Полковника казалось неестественно неподвижным. У меня появилось нехорошее предчувствие.

– Все точно так, как описала Галя, – пробормотала Маргарита рядом со мной.

– Да, – подтвердила Вера.

Никанор промолчал.

Я шагнул в сторону дивана, не обращая на них внимания. Параманис наклонился к лежащему и потряс его за плечо.

– Петр Андреевич… Петя… Ну что ты…

Он замер в этой позе. Потом протянул руку и дотронулся до сонной артерии Полковника.

Затем Параманис выпрямился. И оглянулся в нашу сторону.

– Он мертв, – странно будничным тоном произнес наш шеф.

10

Вызванная скорая подтвердила, что Полковник умер. И поставила предварительный диагноз – обширный инфаркт. Потом приехала другая скорая и увезла тело на вскрытие. Или куда-то еще. Мы не спрашивали. С этой же машиной уехал Параманис, наказав нам не расходиться и ждать его возвращения. И мы впятером остались одни на нашей конспиративной квартире. Жаль, что я видел Полковника всего несколько раз в своей жизни. И жаль, что он заблокировал все мои попытки понять его. Если у меня на самом деле есть такой дар. Я так и не узнал, какое место занимал он в земной иерархии, то есть в своей конторе, и какое место ему было уготовано в иерархии небесной. При условии существования последней. Фактически я не знал о нем ничего, кроме того, что он привел меня в эту маленькую команду. И я не знал также, существует ли такая команда на самом деле, или это всего лишь сон Полковника. Или мой собственный сон. Или сон Веры, в котором мы играли отведенные нам роли. Сложная штука – жизнь, что там ни говори…

– У тебя было в твоем сне, что он умирает? – поинтересовался я у Веры, как только мы остались впятером.

Она испуганно взглянула на меня и помотала головой.

– Я же видела свой сон до половины, – напомнила она.

– А нельзя досмотреть вторую половину?

– Это делается не по заказу, Максим. – В ее голосе мне послышался упрек.

– А что ты видела еще в первой половине? – не отставал я.

– Все то, что уже произошло. Кроме этой смерти.

– Что же произошло такого? Что можно было увидеть?

– Нас всех собрали тут. И вы все доказали, что умеете кое-что, – довольно отстраненно ответила она.

Это было почти интервью. И по привычке, не специально, я сконцентрировался и попытался прощупать ее сознание. Ее энергетическую оболочку. Ауру. Одним словом, то, что было Верой. Может быть, потому, что это было не целенаправленно, не готовилось заранее и она ничего такого не ожидала, может, из-за странной смерти Полковника, но она была полностью открыта. И мне удалось нырнуть в нее сразу, без той подготовки, которая понадобилась в случае с Галиной. То, что я там увидел, изумило меня. Вера была не человеком. Точнее, она была, конечно, человеком, обыкновенной молоденькой девушкой, но это чисто физиологически. Сознание ее было далеко отсюда. Она была такой же отстраненной, неземной, какой могла бы быть инопланетянка. Одним словом, она была не от мира сего, как говорят о блаженных и святых. Обычные земные рамки существования были для нее абсолютно чуждыми. И сны для нее, видимо, были более реальными, чем действительность. Никогда раньше я не встречал такого отстраненного человека, как Вера. Я быстро убрался из ее сознания. Она была настолько хрупкой, незащищенной, что любое силовое вмешательство, будь то даже на энергетическом уровне, могло причинить ей вред. По крайней мере, у меня создалось именно такое ощущение. Поэтому я так быстро и убрался. И она ничего не почувствовала. Теперь я знал многое о двух членах нашей группы. И имел примерное представление о третьем члене. О Маргарите. Кстати, как только я о ней подумал, она появилась рядом. А Вера отошла, увидев, что я больше не собираюсь мучить ее вопросами.

– Как ты думаешь, почему он умер? – Голос ее был задумчивым и немного грустным.

– Странный вопрос. Обычно спрашивают, от чего умер. И ты слышала – умер он от инфаркта.

Она как-то странно на меня посмотрела:

– Я спрашивала не об этом. Ну да ладно. И что теперь будет?

– Понятия не имею.

– А что, если его убили? Те, против кого наша группа и создана.

– Ты знаешь их? Хотя бы одного? Вот и я не знаю. Так что твой вопрос повисает в воздухе. – Я закурил сигарету.

– Ты много куришь, – неодобрительно заметила она.

– Всего два дня. А до этого довольно долго не курил. Думал, что бросил. Насовсем.

– Значит, нервничаешь?

– А ты не нервничаешь?

Маргарита промолчала.

– Пойдем на кухню, – предложила она неожиданно, оглянувшись на остальных. – Я хочу есть. Когда я ем, я успокаиваюсь.

– А это удобно? Есть в такой обстановке?

– Для меня удобно. А ты как хочешь.

Она вздернула плечом и пошла к двери. Я последовал за ней, тоже оглянувшись. По-моему, никто не обратил внимания на наш уход. Галина сидела с отсутствующим видом.

Может, выйдя из своего тела, она сопровождала «скорую помощь». Вера стояла у закрытого окна и смотрела на дождь, Никанор что-то чертил ручкой на листе бумаги. Не думаю, что он опять представил себя главным бухгалтером в подчинении у Маргариты, но вид у него был в высшей степени сосредоточенный.

Когда я вошел на кухню, Маргарита уже открыла обе двери обоих холодильников и рассматривала их содержимое. Зрительная память у меня хорошая, и я помнил все, что там лежит.

– Если не хочешь готовить, вынь окорок, колбасу, сыр и масло.

Она обернулась, прошлась по мне ироничным взглядом и снова принялась за изучение внутренностей холодильников. Потом стала вынимать продукты, притом именно те и в той очередности, что назвал я. Но она не ограничилась этим. На кухонном столе появились также какие-то готовые салаты в полиэтиленовых баночках, которые я не заметил, и пакет сока. Потом она вынула из шкафа пластмассовые тарелки, пластмассовые же вилки, пластмассовые стаканы и большой кухонный нож. А из хлебницы батон белого хлеба. Я наблюдал за всеми ее действиями с большим интересом, потому что был голоден еще с утра. Когда она нарезала хлеб и стала делать один за другим бутерброды, а потом открыла одну из банок с салатом, я ощутил глубочайшую благодарность и трепетную любовь. Вот сейчас она позовет меня к столу, и тогда я… Честно говоря, я и сам не знал, что тогда сделаю. Но обязательно что-то хорошее. Но вместо того чтобы позвать меня, она заполнила этой горой бутербродов одну тарелку, салатом – другую, налила себе стакан сока и, пододвинув все себе, уселась во главе стола. На меня она не обращала ни малейшего внимания. Стерва и есть стерва, что тут скажешь…

– Самообслуживание, – заметив растерянность, которую я не сумел скрыть, хмыкнула Маргарита. – Тарелки я вон вынула.

Я вздохнул, достал второй батон и быстро сделал себе несколько бутербродов из свинины и колбасы с сыром. К салату притрагиваться не стал. Взяв тарелку с бутербродами, я уселся на другом конце стола. Про сок я забыл, а потом уже лень было вставать за ним.

– А ты обидчивый, – сказала она, наблюдая за мной.

Я промолчал.

– Любишь подкалывать других, а сам дуешься, как ребенок, – продолжила она.

Я снова промолчал. Быстро расправился с первым бутербродом и принялся за второй.

– Кстати… Ты ведь понял, кто такая Галина, да?

Я посмотрел на нее и снова опустил взгляд в тарелку.

– Понял. Я заметила. Почему же не рассказал всем остальным? Ведь это входило в условие эксперимента, разве не так?

– Эксперименты скоро кончатся, – пробурчал я.

– Ты уверен? Группа-то ведь набрана…

– Я уверен только в том, что ты лопнешь, если будешь столько есть.

– Не лопну. Я вместительная. Хотя и не видно. А кого ты еще просканировал, Макс?

– Никого.

– Неправда. Ты и Веру просканировал. У тебя было такое лицо… Ублаготворенное. Как после секса.

– Следишь за мной?

– Наблюдаю. И не только за тобой.

– А за тобой кто наблюдает?

– Ты. Параманис. И Петр Андреевич. Наблюдал.

– А ты уверена, что я за тобой наблюдаю?

– Еще бы. Ты с меня глаз не сводил, Макс. Весь сегодняшний день. И вчерашний тоже.

– Это у меня профессиональное.

– А не мужское?

– Нет.

– Ладно… Тебе лучше знать.

На пороге кухни появились Галина и Никанор.

– Мы тоже хотим есть, – сказал Никанор.

Маргарита тут же встала.

– Садитесь. Я сейчас вам все приготовлю, – сказала она и улыбнулась мне.

11

Часа через два появился Параманис. Он пытался выглядеть непроницаемым. Но чувствовалось, что настроение у него отвратительное. Седая шевелюра несколько спуталась от ветра и дождя. Холодные голубые глаза поблекли. Он кутался в длинный плащ, как будто тот мог спасти его от житейских неприятностей.

– Петр Андреевич действительно умер от инфаркта, – сказал он, появившись на пороге кухни. Мы все сидели там, кроме Веры. Кухня все же была наиболее уютным местом в конспиративной квартире. – У него было слабое сердце, – добавил доктор наук.

– Хотите крепкого чая? – спросила его Галина.

– Да. Пожалуй.

Параманис устало опустился на табурет, не снимая плаща. Галина принялась хлопотать с чайником. Параманис явно вызвал ее жалость, но, так как он все еще был вполне интересный мужик, несмотря на возраст, жалость Галины могла перейти в более романтичное чувство. Во всяком случае, мне показалось, что взгляд, каким она смотрела на него, какой-то влажный.

Я сидел там же, где сидел, и пил чай. Пепельница передо мною была полна окурков. Маргарита допивала третью чашку кофе. Никанор выдул весь пакет апельсинового сока и схрумкал пачку печенья и теперь сидел неподвижный, как ящерица под солнцем. Чем занималась Вера в гостиной, я понятия не имел. Она была так мало привязана ко всему земному… Жизнь ее проходила в основном в сновидениях. В каком-то смысле ей можно было позавидовать.

– Спасибо, – сказал Параманис, когда Галина поставила перед ним дымящуюся и ароматную чашку с чаем. – Я приехал, чтобы обсудить с вами кое-что.

Он отпил из чашки и оглядел каждого из нас. В том числе и усевшуюся рядом Галину. На нее он посмотрел с благодарностью. Потом распахнул плащ. Под ним был все тот же синий костюм в полоску. Я подумал, что сейчас он вынет пистолет и расстреляет всех присутствующих за ненадобностью, но вместо этого он вынул носовой платок и высморкался. Очень аккуратно.

– Я думаю, что смерть Петра Андреевича не повлияет на наши планы, – сказал он, сунув платок обратно. – Наши цели и задачи остаются прежними.

– А какие у нас цели и задачи? – спросил я соответствующим случаю тоном.

Видимо, Параманису показалось, что я шучу, и он счел это неприличным. Взгляд его полоснул меня ножом.

– Мы уже говорили об этом, Максим. Вчера. Наши цели и задачи – противостоять любой энергетической агрессии. С чьей бы стороны она ни исходила. Но так как группа недостаточно профессиональна, точнее, недостаточно подготовлена, мы будем тренироваться. И учиться. А когда я сочту, что вы готовы, приступим к выполнению нашей основной задачи. То есть к поискам и нейтрализации той группы, которая недавно появилась в Москве. И поискам и нейтрализации всех подобных групп.

– Мы будем получать те же деньги? – поинтересовалась Маргарита.

Слава богу, что это спросил не я. Иначе Параманис вообще бы не ответил, сочтя это неуместным меркантилизмом. Но Маргарите он, разумеется, ответил.

– Да, ничего не изменилось. Вы будете получать те же деньги, а в условиях финансового кризиса это отличный заработок. Довольно скоро вы даже сможете купить квартиру или машину. Разумеется, в кредит. Но вам надо будет оправдать такие расходы на вашу группу. Если работа группы будет неэффективной, ее, разумеется, расформируют.

Квартира у меня была. В машине я не нуждался. Я плохо водил, к тому же у меня никогда не было любви к технике. Но деньги меня все же интересовали. Их можно было потратить на что-то другое. Скажем, можно было жениться. Или попутешествовать. Я нигде не был, кроме Таллина и Риги. А в моем возрасте многие проколесили чуть ли не полмира. В общем, я не стремился иметь миллионы, но определенная сумма конечно же не помешала бы. Тем более что за журналистику платили гроши.

Параманис посмотрел на часы:

– Сейчас почти четыре. Я вижу, вы устроили себе перерыв и пообедали. Так что мы продолжим эксперимент. Будем действовать так, как будто ничего не случилось. Никанор покажет свои способности. Потом проанализируем сегодняшний день. И вы свободны. До завтрашнего утра. А завтра начнем с теории. Каждый день будут приходить преподаватели. Вы прослушаете курс лекций об энергетических полях, о способах распознавания, влияния и блокировки, о снах. Одним словом, несколько дней будем изучать и конспектировать. А затем предстоит настоящее задание. На первый раз легкое. Вы готовы?

– Да, – ответили мы вразнобой.

Я попытался нырнуть в его ауру, воспользовавшись ситуацией. Вряд ли в данную минуту он контролировал себя так же хорошо, как и утром. Сконцентрировавшись, я осторожно приблизился к нему. Не физически, разумеется, а ментально. И осторожно прошелся по его энергетическому полю, как пианист проходит по клавишам, импровизируя мелодию. Он тут же почувствовал вмешательство и закрылся. Но я успел более или менее понять его состояние. Усталость и одиночество. Вот чего в нем было больше всего. По крайней мере, в ту минуту. Я понадеялся, что он не поймет, кто именно пытался пробить его сознание. Правда, он кинул на меня испытующий взгляд, но я сделал вид, что поглощен чаем и курением. Надеюсь, это его обмануло.

Минут через пять Параманис допил свой чай, и они гурьбой ушли в гостиную, а я пошел в третью, пустую комнату готовить ее для эксперимента. Из ванной я притащил стиральную машину, стараясь не очень шуметь. Из спальни – журнальный столик, который поставил прямо на стиралку. Вернувшись на кухню, я стал искать, что бы такое поволочь в комнату. Все было слишком громоздким. Наконец я остановился на чайнике и кофеварке, а еще из мойки вытащил веник. Довольно живописно пристроив все это в искомой комнате, я пошел в гостиную.

– Все готово, – объявил я.

Никанор молча устроился в том самом кресле, в котором сидела Галина. А Параманис взял с подоконника видеокамеру. Божьей коровке понадобилось меньше времени, чем Галине, чтобы вогнать себя в транс или в то состояние, которое нужно было для путешествий вне тела. Он просто поморщился, посопел, поерзал в кресле, а потом стал описывать то, что видит. А видел он все то, что я приволок в комнату. Не больше и не меньше. Он даже описал отодранные обои и отвалившуюся штукатурку на потолке, в том месте, где соседи сверху когда-то залили конспиративную квартиру. Каюсь, этой детали я и не заметил. Одним словом, эксперимент закончился успешно, и Никанор доказал, что умеет путешествовать в пространстве с не меньшим успехом, чем Галина. Я решил, что попрошу его или ее научить меня также. Если они могли делать это, почему не мог я?

Оставшееся время до семи часов мы посвятили разборам полетов. Начали с меня, любимого, потом проанализировали гипноз Маргариты, потом подробно остановились на случаях с Галиной и Никанором. Затем Параманис договорился с Верой, что она попробует увидеть направленный сон. Я говорил, слушал, задавал вопросы, отвечал на вопросы, но меня не покидало ощущение, что все это понарошку. Что я участвую в неком спектакле, поставленном неизвестно кем неизвестно по чьей пьесе. И что Полковник вовсе не умер, а если даже и умер, то в определенный момент снова воскреснет. Потому что Полковники не умирают. Они есть всегда. Они бессмертны.

Ровно в семь часов Параманис объявил, что рабочий день закончен. Как все чиновники, работающие на государство, он был удивительно пунктуален. Он быстро собрался, сунул видеокамеру в «дипломат» и напомнил нам, чтобы не забыли закрыть двери квартиры на ключ. Я поинтересовался, а нельзя ли переночевать тут, если неохота идти домой. Он разрешил, но с одним условием – не приводить в квартиру никого постороннего. Ни родственников, ни знакомых, ни друзей, ни любовниц. В квартире должны находиться только члены группы Zetta. Вот так, кстати, мы узнали и свое кодовое обозначение. Группа Zetta. Мне понравилось. Звучало неплохо.

Вера ушла сразу после Параманиса. Потом ушли Галина с Никанором. И мы с Маргаритой остались одни.

– Зачем ты спросил насчет квартиры? – набросилась она на меня сразу же, как только за коллегами закрылась дверь. – Хотел свинью мне подложить, так?!

Я сделал вид, что не понимаю.

– Что ты хочешь сказать?

– То, что ты догадался, что вчера вечером я вернулась сюда.

– Но ведь это наша общая квартира? Разве нет?

– Не смей смотреть на меня и улыбаться!

– Я не улыбаюсь.

– Катись вместе с ними.

– Мне разрешили оставаться тут. На законных основаниях. И потом. У тебя что, нет квартиры? Ты не москвичка?

– Москвичка, но жила я в общежитии. Господи, с какой стати я должна тебе все объяснять? Я ушла от родителей, понятно?! И снимала комнату в общежитии. А тут все бесплатно. Так что выметайся. Это моя квартира. По вечерам.

Я закурил и плюхнулся в кресло. В то, которое так хорошо способствовало путешествиям вне тела. Она встала надо мной, уперев руки в бока.

– Ты похожа на базарную торговку, – констатировал я.

– Уйди.

– Поэтому ты согласилась стать членом этой группы, да? Из-за квартиры?

– Не твое дело. Выметайся, Макс.

– Почему бы тебе не загипнотизировать меня? Внуши, что я опаздываю куда-нибудь, и я сразу уберусь. Ты же можешь…

Маргарита устало опустилась на диван.

– Макс, ну будь человеком…

– Ты что, не можешь внушить мне что-нибудь?

– Могу. А завтра? А послезавтра? Ты ведь намылился остаться тут не только сегодня, правда?

– Не думал об этом. Но мысль интересная, – улыбнулся я.

Она уничижительно посмотрела на меня.

– Ну чего ты злишься. Тут три комнаты. Выбери себе одну и спи там, – предложил я.

– А ты?

– А я буду спать в другой. Обещаю, что не полезу к тебе за все блага мира.

– Но у тебя же есть квартира?

– Есть. Однокомнатная. Но до нее надо еще добраться. А я устал. Плохо себя чувствую. И вообще хватит меня пилить. Ты мой напарник, а не жена. Понятно?

– Понятно. Тогда я иду в ту маленькую. Спальню. А ты будешь спать здесь. И не посмеешь туда сунуться. До завтрашнего утра. И перенеси туда телевизор… Сегодня интересный фильм по Первому…

Я перенес телевизор. Потом сидел в гостиной и слышал, как она принимает душ. Потом принял душ сам. Где-то к девяти мы поужинали. Но каждый приготовил себе сам. Потом я хотел пойти к ней посмотреть телевизор. Но она обругала меня через закрытую дверь и послала подальше. Я ушел обратно в гостиную и от нечего делать стал читать какую-то статью в старой газете, оказавшейся на комоде. Потом открыл окно и долго курил, поглядывая на ночной город, окутанный дождем. Потом Маргарита меня позвала помочь разъединить диваны, и так получилось, что я там и остался. Должен сказать, что это была одна из лучших ночей в моей жизни.

12

Если бы не будильник в моем мобильном, мы бы проснулись в полдень. А может, и еще позже. Но я предусмотрительно поставил его на восемь часов утра, и он надоедал до тех пор, пока мы не встали. Было без двадцати девять. За двадцать минут мы успели убрать следы нашего ночного присутствия в квартире, одеться и умыться. Потом я быстро накинул куртку, выбежал из квартиры, добежал до ближайшего киоска и купил пачку сигарет. И в пять минут десятого снова стоял перед дверью в конспиративную квартиру. Параманис уже был там. И разумеется, я заработал замечание за опоздание. Я очень убедительно изобразил покаяние, и никто так и не догадался, где я провел ночь. Теперь надо было следить за собой, чтобы случайно не поцеловать или не погладить Маргариту при свидетелях.

В пятнадцать минут десятого собрались все. Последней пришла Вера, но наш элегантный руководитель не сказал ей и слова. А потом в дверь позвонили, три длинных звонка, и первый из наших лекторов предстал пред наши очи.

– Георгий Гурджев, – представил его нам Параманис. – Георгий Иванович прочтет вам несколько лекций по теории информационного обмена. Но это не информатика. Это эзотерика.

Георгий Иванович оказался низкорослым полноватым мужиком лет сорока пяти, восточного типа. Выражение его миндалевидных черных глаз навыкате говорило о склонности к абстракциям, но в то же время и о том, что он очень ценит мирские блага. Одет он был дорого и несколько вычурно, на руке носил «картье», по-моему настоящие. В целом от него веяло мудростью пополам с мошенничеством. Казалось, что он знает оборотную сторону вещей, но знает скорее как фокусник или жонглер, а не как настоящий философ. Он шумно и радушно поприветствовал каждого из нас, а Маргариту даже удостоил поцелуя ручки, не преминув сделать ей пару комплиментов за пару секунд. Потом, уловив мой взгляд, видимо, что-то сообразил и растянул губы в понимающей усмешке. И тут же рассказал анекдот о трех видах любви. О комической, трагической и философской. «Комическая любовь, – сказал Иванович, – это когда есть кого, есть чем, но нет где. Трагическая – это когда есть кого, есть где, но нет чем. А философская – это когда есть кого, есть где, есть чем, но зачем». А потом же стал серьезным, давая понять, что он как раз сторонник философской любви. Это не помешало ему во время лекции кидать на Маргариту страстные взгляды, но, заметив, что они не действуют, он переключился на Веру. А потом на Галю. Видимо, ему просто был нужен объект внимания. Когда он излагал свою лекцию дамам, то явно воодушевлялся, когда же приходилось говорить просто в пространство, его бархатный голос терял убедительность, а лекция становилась нудной и неинтересной. Говорил Гурджев три часа с перерывами по десять минут. Говорил о том, что такое Бог с информационной точки зрения, какой обмен информацией идет между Ним и простыми смертными, почему Богу важна информация от простых смертных, почему простым смертным важна информация от Бога, что должен чувствовать смертный, получая информацию от Бога, может ли он доверять этой информации целиком, или надо подходить к ней выборочно, и что происходит в итоге этого информационного обмена. В итоге этого обмена человек познает сам себя, а Бог – Сам Себя, заверил нас наш темпераментный лектор. И каждый остается, как говорится, при своих. И вся Вселенная в итоге – это информационно-энергетический обмен между объектами, включенными в эту Вселенную. И с каждым новым уровнем познания возрастает и уровень этого информационного обмена, и в то же время новый уровень информационного обмена становится основой для перехода на новый уровень познания, и так до бесконечности, потому что Вселенная бесконечна. Соответственно, и Бог бесконечен. Потому что Вселенная есть отражение Бога, а Бог есть отражение Вселенной. И что главное во всем этом? – задал нам вопрос Георгий Иванович. И сам же ответил на него. Главное во всем этом – не растеряться от всего этого и вытягивать из Вселенной информацию везде и всегда, где и когда это возможно. Во сне и во время бодрствования, в пьяном и трезвом виде, попав на великосветскую тусовку или в сумасшедший дом, и особенно во время секса. Потому что во время секса энергетический обмен со Вселенной становится особенно интенсивным. Бог ощущает секс человека как Свой собственный, а человек ощущает, что, сливаясь с женщиной, он сливается с Богом. Но это надо делать любя, потому что иначе вместо Бога можно слиться с Сатаной. Запросто. Если человек подходит к сексу не с точки зрения любви, а с точки зрения похоти.