Читать онлайн Храм Юнисы бесплатно

Глава 1

Северная Маньчжурия[1]. Утро.

Над буро-красными скалами, короной охватившими горную долину, полоскался стяг чжурчжэньского[2] князя Агуды[3]. С его чёрного полотнища хищно скалилась искусно вышитая красная черепаха. Резкие порывы ветра заставляли тяжёлую ткань хлопать и перекатываться. Создавалось впечатление, что черепаха на полотнище оживает и, перебирая когтистыми лапами, бежит по чёрному полю флага.

Внизу, в широкой седловине, зажатой со всех сторон отвесными скалами, ощетинились копьями две непримиримые армии. Шестидесятитысячная орда кочевников Агуды и двухсоттысячная армия империи Сун[4].

С высоты скал орда чжурчжэней походила на живое море. Матово блестели смазанные жиром, многослойные кожаные доспехи. Древки копий, для устрашения врага выкрашенных в чёрный цвет, грозно покачивались в такт движения тысяч степных коней.

Напротив, на расстоянии трёх ли[5] выстроилась пехота их заклятого врага, императора Хуэй-цзуна[6]. В её тылу, на склоне высокого холма, играя золотом шёлковых флагов и ярких многоцветных бунчуков, расположилась Ставка императора.

Громадному полотнищу императорского флага не хватало ветра, и его растянули между двух шестов, демонстрируя врагам тотем властителя империи – огромного чёрного дракона на золотом поле, держащего в пасти красное солнце.

Хуэй-цзун развалился на мягких подушках походного трона и с мрачным удовлетворением обозревал место предстоящего сражения:

– Наконец-то с проклятыми варварами будет покончено!

Победа над чжурчжэнями давно стала целью всей его жизни. Весь последний год он гонялся за ордой Агуды от границ империи Ляо до кочевий тангутов.

Устраивал хитроумные ловушки и засады, но каждый раз чжурчжэням удавалось избежать сражения. Их лёгкая конница тучей слепней кружила вокруг императорской армии и терзала её. Внезапно появляясь на вершинах холмов, она засыпала солдат Хуэй-цзуна стрелами и так же внезапно, а главное безнаказанно, исчезала. В погоне за неуловимым варваром императорским солдатам пришлось прошагать тысячи пыльных ли. Лица воинов стали чёрными от палящего солнца, красной пыли и степного ветра, но всё же им удалось вцепиться чжурчжэням в хвост.

Агуда, яростно отбиваясь от передовых отрядов армии императора, повернул в горы. Его войско несколько дней металось среди скал Станового хребта, пока не нашло закрытую горную долину и не укрылось в ней. Но долина оказалась ловушкой. Император был доволен.

Лазутчики доложили, что в западне оказались около шестидесяти тысяч чжурчжэньских всадников, а это шестьдесят тысяч боевых коней плюс заводные и обоз – итого около ста пятидесяти тысяч лошадей, и всем требовался корм. Хуэй-цзун решил не торопить события и оказался прав: всего за несколько дней вся трава в долине была съедена и вытоптана многотысячными табунами чжурчжэней.

– На голодных лошадях много не навоюешь, – злорадствовал император.

У армии Агуды оставалась единственная возможность избежать сражения – бросить лошадей и уйти в горы пешком. Но за долгие годы противостояния Хуэй-цзун хорошо выучил обычаи врага и знал, что кони для чжурчжэней не просто боевые товарищи, кони – их семья. Ни один чжурчжэнь никогда не бросит коня!

– На этот раз Агуда попался. Ему не избежать сражения. Он будет вынужден атаковать меня. Идти сила на силу. Главное, выдержать первый удар…

Потери будут немалыми, – вздохнул он, – особенно достанется первым шеренгам. Им придётся принять на себя всю таранную мощь копейного удара чжурчжэней. А я не понаслышке знаю, что это значит. Однако на победу я готов поставить всё, даже пожертвовать ветеранами. Да что там ветераны, ради разгрома Агуды я готов положить половину армии! Сегодня из этой долины выйдет только один победитель! И этим победителем буду я – Владыка империи Сун! Император Хуэй-цзун! А армия? Если будет на то моя воля, уже через полгода под жёлтые императорские стяги соберётся две такие армии! Но это потом. Сейчас главное – выдержать первый удар.

Сегодня он решил применить новую тактику. Всю армию, даже вспомогательные войска, он построил единой фалангой. Узкая горловина долины позволяла полностью перекрыть её и увеличить количество боевых шеренг до семидесяти пяти.

С вершины холма императорская армия смотрелась несокрушимой. Впереди стояла его гордость и надежда – тяжеловооружённые пехотинцы в толстых кожаных доспехах, с длинными копьями и большими, почти в рост человека, щитами. Пехоту набирали только из опытных и обученных воинов-ветеранов. Не одна вражеская армия уже разбивалась об эту стену щитов и железной воли.

За копейщиками стояли новобранцы, вооружённые цепами и баграми.

– Эти, конечно, «по жиже», – скривился Хуэй-цзун, – но и задача у них, хоть и не завидная, однако проще. Своей массой они должны погасить инерцию варварской конницы. А с цепом и багром даже обычный крестьянин становится опасным противником.

По сути, боевой цеп – это небольшой чурбак, окованный железными полосами с острыми шипами, с помощью короткой цепи и кольца он крепился к деревянному древку. Хуэй-цзун лично опробовал цеп и убедился, что в умелых руках это страшное оружие. При попадании по всаднику или коню он наносил противнику тяжелейшие раны. А если таких ударов будет несколько и с разных сторон? Ну а багор – это то же копьё, только с крюком. Конечно, на открытом месте против кавалерии он бесполезен, но в тесноте сражения ему нет цены.

Стоило всаднику потерять скорость, как в борьбу вступал багор[7]. Его наконечник наносил колющие раны, а крюк выдёргивал из седла. А дальше противника либо добивала пехота, либо затаптывала на смерть собственная лошадь.

За боевыми порядками новобранцев располагалась гвардия – элита и главный резерв императора: двадцать тысяч отборных, хорошо обученных и преданных воинов.

– Главное, выдержать первый удар…

Фаланга[8] ощетинилась копьями и приготовилась отражать атаку. По долине разнёсся протяжный, вынимающий душу рёв сигнального рога. В ответ в порядках императорской пехоты загудели сигнальные дудки. Подчиняясь командам офицеров, копейщики с грохотом сомкнули щиты и воткнули торцы ратовищ в землю. Организованная слаженность ветеранов выглядела уверенно и грозно.

– Жаль, придётся пожертвовать этими славными воинами. А новобранцы? – Хуэй-цзун презрительно посмотрел на серую массу недавнего пополнения, – пока это просто мясо. Надеюсь, пример тяжёлой пехоты придаст им отваги. Не зря же офицеры день и ночь муштровали этих навозников.

Со своего далёкого наблюдательного пункта император не видел лиц новобранцев, и напрасно…

В их глазах метались неуверенность и страх. Вчерашние крестьяне перед лицом нешуточной опасности заметно нервничали. Эта нервозность распространялась на соседние шеренги. Командиры искрили солёными шутками, цинично призывали к самопожертвованию во имя лучезарного императора, обещали богатые трофеи и обеспеченное будущее. Но все понимали, что бравада офицеров напускная и из этого сражения выйти живым удастся не многим.

С каждым ударом сердца приближалось начало битвы. То ли от жары, то ли от напряжения по запыленным лицам пехотинцев скатывались капли пота. Руки напряжённо сжимали шершавые древки оружия. Новобранцы тянули шеи, пытаясь разглядеть, что происходит впереди, но за потными спинами товарищей, кроме пыли, ничего не было видно. От этой тревожной неопределенности становилось ещё хуже. Страх так сдавил сердце, что оно бешено колотилось и, казалось, вот-вот выскочит из груди. Страх…

Страшней был только гнев императора. Проявленная в бою трусость каралась жестокой и неотвратимой смертью. Бывалые воины говорили, что в сражении можно выжить, а от гнева императора – не скрыться нигде.

Сигнал. Армия чжурчжэней пришла в движение. Вооружённые луками всадники нескончаемым потоком просачивались через порядки тяжёлой кавалерии и выстраивались впереди войска. Их было уже несколько тысяч, но они всё продолжали выезжать сквозь ряды тяжеловооружённых сородичей. Вновь раздался протяжный рёв сигнального рога, и лучники сорвались в атаку.

– Ху-урра!

Волчий вой накатывающей лавы пробирал до костей даже бывалых воинов. Топот тысяч копыт выбивал остатки воли. Лавина степняков перестроилась в колонну и понеслась вдоль строя императорской фаланги. Тугие степные луки дружно выпустили в небо мириады стрел. Их было так много, что небо потемнело. Забравшись на высоту, они описали дугу и, разгоняясь под тяжестью железных жал, устремились вниз.

Смертоносный дождь обрушился на армию Хуэй-цзуна. Широкие наконечники стрел с лёгкостью пробивали кожаные шлемы и доспехи императорской пехоты. Будто острые ножи, они рубили, рассекали и глубоко вонзались в незащищённые части тел, нанося ужасные раны. А чжурчжэни, сменяя друг друга, с невероятной скоростью продолжали опустошать саадаки[9].

В рядах императорской армии число убитых и раненых росло с каждой секундой и уже исчислялось сотнями. Пробитые стрелами плетёные щиты пехотинцев напоминали ежей, а лучники продолжали дикую скачку вдоль редеющей фаланги. Отстрелявшись, они вываливались из строя и уносились к обозу. Но их место тут же занимали другие – смертельная карусель продолжалась.

Очередная волна чжурчжэней стала забрасывать императорских копейщиков не только стрелами, но и дротиками[10]. Они насквозь пробивали громоздкие щиты и накрепко застревали в них. Щиты стали невероятно тяжёлыми и неповоротливыми, но бросить или опустить их означало оказаться лёгкой добычей варварских арканов. При любой возможности они выдёргивали из строя опустивших щиты копейщиков и волокли их прочь.

Одна колонна лучников сменяла другую, и императорским солдатам второго и последующих рядов теперь приходилось защищать щитами не только себя, но и стоящих впереди товарищей. Засвистели дудки, и фаланга дружно прикрылась щитами сверху, но стрелы всё равно находили своих жертв.

Особенно доставалось новобранцам. Оказавшись лицом к лицу с реальной угрозой, они совершенно забыли о том, как следует защищаться от стрел, падающих навесом.

Страшные раны товарищей вызывали ужас. Офицерам с большим трудом удавалось сдерживать панику, а стрелы все продолжали собирать кровавую жатву. Казалось, этому не будет конца…

В воздухе ещё шелестели стрелы, когда послышался мерный, набирающий скорость грохот тысяч копыт. Тяжёлая конница чжурчжэней начала разбег. Дружно опустились копья. Солнце тысячами искрящихся бликов брызнуло с их трёхгранных боевых жал. Фаланга застыла. Монолитный строй всадников неумолимо приближался. Ожидание столкновения становилось невыносимым. Воздух вибрировал от напряжения. До сшибки оставался миг.

Таранный удар тяжёлой конницы был страшен. Треск ломаемых копий и щитов, хруст костей, крики боли и ненависти, стоны умирающих и раненых слились в сплошной рёв. Чжурчжэни смяли первые шеренги императорского войска. Опрокинутые тела копейщиков и выбитые из сёдел варвары валились под копыта лошадей, где тут же превращались в кровавое месиво. Потери с обеих сторон были ужасающими.

Но фаланга устояла. Опытные ветераны быстро и слаженно занимали места погибших. Пытаясь восстановить строй, они безжалостно топтали тела упавших на землю товарищей, вбивая их в красную маньчжурскую пыль.

Началась яростная схватка. Варвары, демонстрируя чудеса беспримерной храбрости, вламывались в порядки копейщиков, пробивали бреши и рубились до последнего.

Но первый страх перед таранным ударом прошёл. Опытные пехотинцы слаженно сдёргивали смельчаков с коней и восстанавливали строй. Из тел убитых людей и коней образовались завалы. Сохранять строй в такой обстановке становилось всё труднее.

В монолите фаланги появились многочисленные бреши. Этим немедленно воспользовались чжурчжэни: не считаясь с собственными потерями, они усилили натиск и глубоко вклинились в порядки императорской пехоты.

Чтобы выровнять строй, фаланга отступила, оставив часть копейщиков сдерживать атаку варваров. Это помогло ей сомкнуть ряды и восстановить нарушенный строй. Пожертвовав третью ветеранов, фаланга вновь стала неприступной.

С брошенными копейщиками было хуже. Сдерживая яростный напор чжурчжэней, несколько тысяч оказались в окружении. Заняв круговую оборону, они отчаянно отбивались от осатаневших от крови варваров. Чжурчжэни накатывались волна за волной, но толчея сражения и нехватка места для разгона не позволяла им применить излюбленную тактику – таран.

Ветераны оттянули на себя противника и дали императорскому войску время перегруппироваться, но силы были не беспредельны. Их командиры понимали, что в таком темпе боя долго не продержаться, и решили пробиваться к фаланге. Медленно, шаг за шагом, ветераны начали отступать.

Но варвары не желали отпускать добычу. Вызвав лучников, они стали расстреливать отступающих, в первую очередь выбивая тех, кто был вооружён копьями. Ситуация стала угрожающей. К счастью ветеранов, стрелы у чжурчжэней закончились, и они унеслись к обозу пополнять запасы. Их место заняли тяжеловооружённые всадники. Прозвучал сигнал рога, и конница пошла в атаку…

Ещё после первой сшибки многие из окружённых хуэйцзунцев лишились копий, а тех, у кого они остались, выбили лучники. Против копий и длинных чжурчжэньских мечей пехотинцам пришлось обороняться тесаками. Варвары поняли, что в схватке наступает перелом, и яростно набросились на практически беззащитных хуэйцзунцев.

Началась бойня. Ветераны отчаянно сопротивлялись, но их порядки были разорваны и смяты. Конное море степняков обтекало очаги сопротивления и рубило, рубило…Тот десяток минут, что окружённые копейщики подарили своим товарищам, позволил императорской армии справиться с последствиями таранного удара. Оставшиеся ветераны сменили истерзанные шеренги, и фаланга, прикрывшись щитами, двинулась вперёд. Увязшие в сражении чжурчжэни оказались зажаты между напирающими сзади соплеменниками и монолитом наступающей пехоты противника. Длинные копья хуэйцзунцев пробивали доспехи, вышибали из сёдел и калечили лошадей. Всадников кололи и резали со всех сторон. Императорская пехота медленно, но неумолимо перемалывала застрявшую конницу.

Сражение переросло в фазу отчаянной драки по всему фронту. Варвары утратили своё главное преимущество – манёвренность, и теперь им приходилось на равных рубиться с хорошо защищённым и умелым противником. Злость, ярость и отчаянное желание отомстить за растерзанных товарищей гнали ветеранов вперёд. Шаг за шагом они теснили чжурчжэней, кололи через спины товарищей, нанося удары куда попало: не важно, в лошадь или всадника. Варвары из сёдел прыгали в плотный строй пехотинцев и рубились до последнего вздоха, но численный перевес начал сказываться.

Чжурчжэни отчаянно оборонялись, но безнадёжно застряли, неся огромные потери. Почти треть их оказалась под угрозой полного окружения.

Уничтожение крупной группировки противника открывало императору возможность не только обескровить чжурчжэней, но и нанести смертельный удар во фланг их армии.

Сражение вступило в решающую фазу. Обстановка требовала развивать успех, и Хуэй-цзун решился бросить в бой гвардию. Грохот битвы и стена поднятой пыли позволяли ему незаметно перебросить гвардейцев в тыл зажатой группировки противника. Он приказал снять заслон за спинами новобранцев и обхватить правый фланг армии чжурчжэней. Теперь только чудо могло спасти Агуду от разгрома.

Андрей, командир засадного войска чжурчжэней, внимательно наблюдал за сражением. Время от времени он поглядывал на высокую гору в тылу армии Агуды. Вот на её вершине что-то блеснуло, а затем три раза с равными промежутками ослепительно ярко сверкнул луч, отражённый от большого бронзового зеркала.

– Сигнал атаки! Наконец-то! – облегчённо выдохнул он и бросил тренированное тело в седло. – По коням!

Десять тысяч всадников, как единый организм, взметнулись в сёдла.

– За мной! В колонну по четыре! Марш!

Хитрец Агуда давно присмотрел эту долину. Понимая, что численный перевес армии Хуэй-цзуна оставляет чжурчжэням мало шансов на победу, он решил заманить китайскую армию в ловушку. Почти месяц он изматывал противника мелкими стычками и тащил войска Хуэй-цзуна вглубь Станового хребта. Со стороны казалось, что его армия, уклоняясь от сражения, отступает. На самом деле он сознательно позволял императору теснить себя в горы. Когда Агуде донесли, что имперская разведка побывала в горной долине, он всячески стал помогать Хуэй-цзуну и направил своё войско в приготовленную ловушку.

Император не догадывался, что хитрый чжурчжэнь сам выбрал место будущего сражения и уже организовал его армии коварный сюрприз. Десятитысячный отряд отборных всадников укрылся в узкой лощине, вход в которую скрывали красно-бурые скалы. Хуэй-цзун попался на уловку. Получив донесение лазутчиков, что чжурчжэни уходят в горы, он приказал атаковать противника и на его плечах ворвался в долину.

Осталось запечатать единственный выход из природной ловушки. У Агуды не осталось выбора: выйти из долины он мог, только приняв сражение, в исходе которого император не сомневался. В пылу погони Хуэй-цзун не обратил внимания на опасные скалы, оставшиеся в тылу его войск…

Далеко в тылу китайской армии, из узкого прохода между скал в долину выползала колонна засадного войска чжурчжэней. Вырвавшись из узкой лощины, оно разделилось на три отряда. Первый состоял из тысячи конных лучников. Они привязали к хвостам лошадей мётлы из веток и атаковали тыл правого фланга противника. Стена красной пыли, поднятая мётлами, скрывала истинное количество атакующих, создавая ощущение, что их тысячи. Чжурчжэни, пользуясь этим, устроили карусель, безнаказанно расстреливая спины китайских копейщиков. Лучники сменяли опустевшие саадаки один за другим, и за несколько минут от монолитности правого фланга китайской фаланги не осталось и следа. Ветераны, с трудом оправившиеся от таранного удара конницы, теперь несли потери от стрел, летящих в спины. Строй нарушился. Этим воспользовались увязшие в порядках императорской пехоты чжурчжэни, и оторвавшись от копейщиков, откатились назад. Пока лучники избивали фалангу, их тяжеловооружённые соплеменники перегруппировались и атаковали изрядно потрепанные и поредевшие шеренги противника. На этот раз они с лёгкостью разорвали строй копейщиков и, как стая волков, начали терзать и крушить всё вокруг.

Второй отряд, численностью в две тысячи всадников, отделился от основной массы засадного отряда и с жутким воем понёсся за спинами оставшихся без прикрытия хуэйцзунских новобранцев. Чжурчжэни на полном скаку кололи и рубили, сея панику и неразбериху.

Задачу третьего, основного отряда, полученную перед сражением, Андрей решил несколько изменить, внеся в план Агуды собственные коррективы.

Вместо удара в центр он решил уничтожить основную и самую опасную часть китайского войска – императорскую гвардию. Этот отряд состоял только из тяжеловооружённых всадников, а противодействия набравшей разгон кавалерии практически не существовало.

Хуэй-цзун, отдав приказ гвардии о переброске, невольно подставил их под удар конницы Андрея. Такого подарка упускать было нельзя. Ничего не подозревающие гвардейцы, построившись в походные порядки, ещё бежали на охват противника, когда за их спиной вырос семитысячный кулак тяжёлой конницы чжурчжэней.

В считаные минуты цвет хуэйцзунской армии был сметён и растоптан. Не давая китайцам опомниться, Андрей развернул свой отряд и нанёс сокрушительный удар в тыл левого фланга противника. Он легко проломил ряды новобранцев и, оставляя за собой широкую просеку из трупов, прошёлся по их тылам. Китайцы, спасаясь, смяли соседние шеренги и бросились в стороны. Хаос и неразбериха, устроенные отрядом Андрея, произвела и эффект разорвавшейся бомбы. Перепуганные новобранцы, не понимая, что происходит в их тылу, сломали строй и заметались. Кругом слышались крики: «Мы окружены! Спасайтесь!»

Офицеры мечом, матом и зуботычинами наводили порядок, но монолит фаланги уже нарушился. Ветераны ослабили напор, и почти обречённый правый фланг чжурчжэней вырвался из свалки. Сохранившие копья всадники перегруппировались, построились двумя клиньями и, разогнав коней, нанесли удар по противнику. Китайская фаланга раскололась на три части. Правый фланг был оторван от центра, но сохранил строй, а левый – рассыпался на отдельные очаги сопротивления.

Китайская армия отчаянно сражалась. Оправившись от удара в спину, офицеры центра императорского войска храбростью и мечом собрали и сплотили вокруг себя остатки ещё многочисленного войска. Центральная часть фаланги свернулась в гигантский полукруг и, ощетинившись копьями, стала отступать к оторванному от общего строя и избиваемому лучниками Андрея правому флангу.

В случае их объединения армия императора вновь могла стать силой, способной переломить ход сражения. Но такой манёвр обрекал разгромленный и разрываемый на куски левый фланг армии на полное уничтожение.

Видя, что центр и правый фланг императорской армии могут объединиться, Андрей вывел своих чжурчжэней из боя. Оглядел значительно поредевший отряд и смахнул с лица пот. Затем качнулся вниз, подхватил с земли брошенное копьё и высоко поднял его над собой:

– Копья!

Бойцы отряда стали подбирать с поля боя брошенные копья. Убедившись, что большая часть отряда вооружена, он зычно скомандовал:

– Клин! – и, толкнув пятками коня, двинулся вперёд.

Подчиняясь команде вождя, чжурчжэни устремились за ним. Андрей нацелился на изрядно потрёпанный тыл центра хуэйцзунского войска и стал разгоняться. Его боевой клин легко вскрыл оборону новобранцев и, ворвавшись внутрь фаланги, почти насквозь проломил её.

Закипела отчаянная схватка. Сбив в сторону нацеленное в него копьё, Андрей обрушил меч на голову ближайшего пехотинца. Копейщик скривился от боли и повалился на землю. Андрей бросил коня в образовавшуюся брешь и раскроил морщинистое лицо китайца, который был справа. Навстречу летело жало багра, и, увернувшись от стального крюка, он рубанул открывшегося пехотинца сверху вниз. Кровь фонтаном брызнула из разрубленной шеи.

Справа и слева мелькали клинки, жала копий, крюки. Вокруг слышались ругательства и крики атакующих, стоны боли и хрипы умирающих.

Почувствовав за спиной движение, Андрей пригнулся, и копьё пронзило пустоту. Качнувшись в сторону напавшего, он толкнул меч вдоль древка копья и срезал с него пальцы. Однако в этот момент его уже атаковали двое других. Он откинулся назад, и над ним пролетели жала копий, после чего Андрей тут же бросил тело вверх. Первый из нападавших не ожидал от всадника такой прыти и не успел отдёрнуть копьё. Андрей рассёк ему плечо вместе с ключицей и перехватил орудие. Чжурчжэнь, скакавший за ним, бросил коня на второго копейщика. Тот не успел закрыться, и срубленная часть его черепа вместе с кожаным шлемом, кувыркаясь, отлетела в сторону. Андрей нанёс копьём несколько ударов в противника. Копьё застряло – пришлось оставить его. От мелькания клинков и копий рябило в глазах. Уходя от нацеленного в него багра, Андрей бросил лошадь в сторону. Обученный конь, побывавший во многих сражениях, сам был оружием. Сбив грудью китайца, он встал на дыбы. Пехотинец выронил оружие и опрокинулся на землю. Конское копыто обрушилось на него сверху, и голова несчастного лопнула, как арбуз. Жеребец вошёл в раж и хватил зубами следующего хуэйцзунца, тот отчаянно заверещал и, выронив оружие, схватился за плечо. Кто-то из толпы ткнул коня багром. Он заржал и взвился на дыбы. От этого скачка Андрей чудом удержался в седле и с досадой дал шенкелей. Конь прыгнул вперёд и вынес его в гущу солдат с цепами. Китайцы от неожиданности шарахнулись в стороны.

– Ху-у-ура! – и Андрей бросил коня на испуганных пехотинцев. Краем глаза он заметил, что рядом с ним справа и слева в ряды новобранцев вломились ещё с десяток его чжурчжэней. Вчерашние крестьяне тщетно пытались противостоять матёрым воинам. А те, опьяневшие от крови и ярости, как стая волков, ворвавшихся в стадо овец, беспощадно рубили и резали растерявшихся китайцев десятками. Страшные всадники наводили мистический ужас своим волчьим воем «ху-у-ура», окончательно подавляя волю к сопротивлению.

Казалось, что уже никто и ничто не может остановить эту бойню. Ещё недавно стройные ряды императорского войска дрогнули и, сминая отчаянно сражающихся ветеранов, брызнули в стороны. Приказы командиров тонули в криках боли и отчаяния.

Воспользовавшись образовавшейся свалкой, Андрей развернул отряд и атаковал спины китайских ветеранов. В строю хуэйцзунцев открылась широкая брешь. В неё тут же ринулись чжурчжэни отрядов, наступавших с фронта. Разъярённые варвары кололи, рубили, сбивали с ног и топтали копытами коней обезумевших от страха пехотинцев.

Один из чжурчжэньских вождей увидел, что отряду Андрея удалось разорвать порядки императорского войска, и бросился за ним. Его тяжёлая кавалерия проскочила пробитый Андреем проход, развернулась и пошла по тылам ветеранов. Обороняться на два фронта копейщики не могли. Оставшиеся в живых бросили копья и, мешаясь с новобранцами, ринулись кто куда. В рядах китайской армии воцарился хаос.

– Пора! – Агуда бросил в бой последний резерв.

Несколько тысяч тяжеловооружённых всадников обрушились на ещё многочисленную, но уже морально раздавленную армию Хуэй-цзуна. Из тысяч китайских глоток вырвался крик отчаяния.

Смерть… безразличная, жадная, смердящая кровью и испражнениями, неумолимая и ненасытная.

Страх… Чавкающие звуки пробиваемых доспехов и предсмертные хрипы умирающих отнимали волю к сопротивлению.

Паника… Бежать, спрятаться, укрыться.

Обезумевшая толпа, бывшая когда-то китайской императорской армией, отступала…

Глава 2

– Капитан, проснись! Приехали!

Андрей тряхнул головой, пытаясь избавиться от преследующих его сновидений. Уже несколько лет подряд ему снился сон, в котором он яростно сражается с армией китайского императора. Найти связь между собой, древним Китаем и чжурчжэнями он не мог. Андрей никогда особо не увлекался историей, а уж историей древнего Китая – тем более.

Этот сон привязался к нему давно, как результат давней контузии, полученной ещё в первую чеченскую. Чугунная после выпитого вчера голова раскалывалась.

– Да, хорошо посидели, – тяжело вздохнул он, оглядывая батарею пустых бутылок, – надо тормозить, а то опять сорвусь.

Мучительно хотелось пить. Опираясь крюками протезов на прикрученный к переборке столик, он тяжело встал и, распространяя вокруг стойкий запах перегара, поднялся на палубу.

Маленький речной буксир «Агона» мерно покачивался на ленивой, грязно-жёлтой амурской волне. Изрядно потрёпанные кранцы из старых автомобильных покрышек скрипели, упираясь в борт старенького дебаркадера. На его крыше белел фанерный щит с обозначением населённого пункта «Тыр».

– Вот он, твой Тыр, – кивнул в сторону берега Серёга, он же капитан небольшого буксира из дальневосточного городка с длинным названием Николаевск-на-Амуре. Сам город располагался в устье могучей дальневосточной реки Амур, а населенный пункт со странным названием «Тыр», возле которого сейчас мирно покачивался буксирный катер, находился в ста километрах выше по течению.

– Попить что-нибудь есть? – проскрипел Андрей пересохшим горлом.

– Чай будешь? – спросил Серёга, отхлебывая из кружки кипяток.

– Давай.

– Вон, в стакане. Только налил. Стой! Да не залпом же. Он же горячий.

– Поздно, – отмахнулся Андрей.

– Ну ты даешь! Ещё налить?

– Не, хватит.

– Дело хозяйское. Ладно, Андрюха, мы на месте, выгружайся. Я хочу, пока светло, добежать до Херпучей. Вода низкая, как бы на косу не наскочить.

– Нищему собраться – только подпоясаться, – усмехнулся Андрей и пошёл собирать пожитки. Застегнув замок небольшой спортивной сумки, он повесил её на плечо и поднялся на палубу.

– Ну, я пошёл.

– Удачи! Через два дня буду.

– И тебе семь футов под килем[11], – блеснул знанием флотского фольклора Андрей. – Может, всё-таки возьмешь? – махнул он бумажной банкнотой.

– Нет, я же сказал – не парься.

На предложение получить плату за проезд Серёга ответил отказом ещё в Николаевске. При других обстоятельствах он бы взял деньги, но пассажир попался уж очень необычный.

Этот сорокалетний мужик в ладно сидящей, добела застиранной полевой форме капитана российской армии появился возле катера Серёги два дня назад. Серёга стоял без работы уже неделю. Его компаньон договорился о буксировке плашкоута[12]с грузом из посёлка Херпучи в Николаевск, и теперь они ждали представителя груза, который должен прилететь из Хабаровска. Компаньон носился по городу в поисках попутного груза, а Серёга томился на катере. «Агона» мерно покачивалась на амурской волне.

Вода между причалом и бортом ритмично хлюпала, а кранцы поскрипывали в такт качке. От раскалённой палубы, слоясь, поднимался горячий прозрачный воздух. Вялый ветерок с реки приятно холодил лицо и не богатырскую грудь загорающего судовладельца. Сиплый, будто простуженный голос, нарушил ленивую дрёму.

– Есть кто на борту?

– Кого это принесло? – поднял голову Серёга.

Увидев в человеке на борту признаки жизни, незнакомец вежливо продолжил:

– Мне сказали, вы идёте в Херпучи. До Тыра не подбросите?

Серёга по привычке хотел ответить солёной шуткой-прибауткой, но матерок застрял на языке.

На берегу стоял армейский капитан, у которого вместо кистей рук из рукавов торчали два крюка из нержавейки. На правой стороне лица были видны следы сильного ожога. Розовый шрам сползал на шею и терялся где-то под гимнастёркой. Глазницу прикрывала уродливая складка обожжённого века, под которой перекатывался шар глазного яблока.

Привыкший к реакции на свою внешность капитан переспросил:

– Так что? До Тыра возьмёте?

– Возьмём, только, когда отправимся, не знаю, заказчика ждём.

– Да мне не к спеху, подожду. Сколько за проезд возьмёте?

– Так довезём, не на себе же.

– За так не надо. Я могу заплатить. Тем более обратно тоже надо будет выбираться.

– Ну, если не торопитесь, то и обратно довезём. Нам по пути. Денег я с вас не возьму, а вот чего-нибудь из продуктов с собой прихватите, телепаться туда-сюда неделю будем.

– Тогда я в магазин. Когда сюда шёл, видел. Максимум через час вернусь. Дождётесь?

– Можете не торопиться, раньше завтрашнего утра не выйдем. Но если ночевать негде, приходите. В кубрике место есть.

– Спасибо, договорились. Я тогда по городу прогуляюсь, а к вечеру буду. И ещё, может, перейдём на «ты»?

– Без проблем, меня звать Сергей, можно Серёга.

– А меня Андрей, – улыбнулся капитан, – до вечера!

– Давай, – вяло махнул рукой Сергей.

Вечером к причалу подъехала изрядно уставшая «Тойота». Из салона выбрался капитан, выгрузил из багажника две коробки продуктов и ящик портвейна «777», расплатился с водителем и крикнул на буксир:

– Серёга, принимай!

– Ты куда столько набрал?

– Так ты сказал, денег не возьмёшь, а я на халяву не привык. Что не съедим, на борту останется. Там в одной коробке консервы: тушёнка, рыба, сгущёнка. А в другой – огурцы, помидоры в банках, чай, сахар, макароны, немного колбасы на закусь, ну и зелень. Колбасы и хлеба много брать не стал, побоялся, что пропадёт.

– У нас не пропадёт, – повеселел Серёга, – я вижу, ты разговорной водой серьёзно запасся, – кивнул он на ящик с вином.

– Так не хлебом единым, – в тон ему ответил Андрей, спрыгивая на палубу. – Куда нести, показывай.

Серёга оказался общительным и весёлым собеседником. Перемежая слова обычной речи с острыми флотскими шутками, он быстро расположил к себе ветерана. За разговорами нарубили закуски и накрыли стол на корме.

Серёга старательно делал вид, что не замечает увечий капитана, но тот, не стесняясь, достал из сумки сменный протез и сменил крюк на крепление для ложки и ножа. Отработанным движением пристегнул нож и стал ловко нарезать колбасу. Серёга отвернулся. Его смутила неприлично розовая культя, которая открылась при смене протеза, но Андрей лишь хмыкнул:

– Всё в порядке, я привык. Что ещё порезать?

– Вроде всё.

– Тогда тащи посуду под напиток.

Серёга принёс два гранёных стакана и вопросительно посмотрел на Андрея.

– Подойдёт, – кивнул тот.

Под мерный плеск волн разлили портвейн.

– Ну, за знакомство, – подражая персонажу известной комедии, улыбнулся Андрей и, удерживая стакан культями, опрокинул его в рот.

Завязался обычный между мужиками разговор.

После очередного стакана Серёга решился задать крутившийся на языке вопрос:

– Где тебя так?

– А, – отмахнулся Андрей, не любивший разговоры на тему своего ранения и вообще о войне, – первая чеченская.

И вдруг ему захотелось рассказать этому совершенно не знакомому человеку историю давней трагедии, безжалостно изменившей его жизнь. Трагедии, превратившей матёрого, прошедшего две войны офицера ГРУ в калеку и инвалида. Увидев в глазах Серёги немой вопрос, он толкнул к нему пустой стакан:

– Налей.

Молча выпил.

– Набросай-ка ещё, – и одним глотком опрокинув в себя содержимое, опустил голову, – ну, слушай…

Рассказ его был долгим, и Андрей прерывался только для того, чтобы выпить ещё «по пятьдесят». С каждым стаканом голос капитана становился глуше, а рассказ – яростней и злей, вызывая в воображении Серёги яркую картину тех трагических дней.

– Моя группа возвращалась из рейда.

Бои в Грозном шли тяжёлые – весь город стоял в развалинах. Духи[13] отчаянно дрались за каждый дом. Часто бывало, что в одном доме на разных этажах могли находиться и наши, и они…

Из командного пункта первого батальона доложили, что поймали снайпера. По информации это был русский, из Новосибирска. Поступил приказ доставить эту суку в штаб бригады. Я прихватил своих разведчиков и на двух БМПэшках отправился за стрелком. На подходе к железнодорожному вокзалу стали попадаться сожжённая техника и много трупов. Наших трупов, братишек-славян. Это всё, что осталось от Майкопской бригады, которую на Новый год с девяносто четвертого на девяносто пятый спалили духи. Место простреливалось, поэтому трупы не собирали. Обошли развалины вокзала и сразу за ними попали под обстрел. Духи долбили откуда-то сверху. Огонь, хоть и вёлся бестолково, но я решил не рисковать. Оставил БМП на экипаж и с двумя бойцами пошёл пешком. Парни уже пообстрелялись, пообвыкли, а поначалу было – хоть волком вой.

Представляешь, все солдаты, что нам прислали, были из нового призыва. Одни без команды вперёд лезут, других матом приходилось гнать.

Огляделся. Мои бойцы залегли неподалёку, тоже осматриваются. Рожи от копоти чёрные, только глаза и зубы сверкают. Показываю одному головой, другому рукой направление движения. Пошли: зигзагами, винтом, перекатом. Пот заливает глаза. От одежды пар. Во рту привкус крови, в висках стук. Адреналина в кровушке до чёртиков. Пробираемся, избегая открытых участков, перебежками по обломкам кирпича, бетона[14], стекла.

Слышу: «Вжик, вжик». Твою мать! Неужели снайпер? Ныряем в ближайший подвал, гранаты под рукой. Это уже на автомате, и неизвестно, что и кто нас там ждет. В подвале наткнулись на пару трупов, по форме наши, славяне.

Кивком показываю, чтобы один вёл наблюдение через окно, сам встаю у дверного проёма. Вижу, как второй боец склоняется над погибшими, достаёт документы, срывает с шеи верёвочки с личными номерами. Ребятам уже всё равно, а семьям сообщить надо. Через подвал выбираемся на соседнюю улицу, а там до первого батальона рукой подать. На ходу глянул документы погибших – наши солдатики, сибиряки. Змей выглянул в окно – чисто. Сгибаемся чуть не вчетверо, и перебежками вперёд.

В небе барражирует авиация, с высоты обстреливая душманские позиции. Не знаю, что они там видели. Единой линии фронта нет. Ведутся очаговые бои.

Порой получался «слоёный пирог» – духи, наши, снова духи, ну и так далее. В общем, дурдом. Взаимодействия почти никакого.

Особенно сложно работалось с внутренними войсками. Бывало, штурмовали одни и те же объекты, даже не подозревая друг о друге…

Вот и на вокзале, где Майкопская бригада легла, так же получилось. Без артподготовки, толком не разведав состав и численность духов, взяли вокзал. Расслабились после боя, стали засыпать. Не шутка – больше недели не спали. Держались только на водке и адреналине.

Тут они и подошли, – Андрей тяжело вздохнул, – забросали майкопцев коктейлями Молотова. Люди горели, как факелы, а их расстреливали в упор. Не знаю, как часовые духов прозевали? Или заспали, или как у Чапаева, но тот-то просто караулы не расставил. Короче, горело всё, что могло и не могло. От зажигательной смеси загорелась техника, стали рваться топливные баки и бочки с соляркой. Горела земля, асфальт, стены домов, люди…

Кто отстреливался, кто помогал раненым, кто стрелялся, чтобы не попасть к духам, некоторые бежали. Комбриг с перебитыми ногами до последнего командовал, хотя мог уйти в тыл. Остался…

Господи, храни его душу, – Андрей прервал рассказ, закурил.

– Наливай. Давай за ребят, – он поднялся на ноги и, чудом удержав равновесие на качнувшейся палубе, выпил.

– Дальше? А дальше наша бригада с тяжёлыми боями стала прорываться на помощь майкопцам. Танки прорубались сквозь завалы трупов. До сих пор перед глазами стоит, как траки танков и БМП наматывают на катки кишки и внутренности таких же, как ты. Как с хрустом лопается под гусеницей чья-то мёртвая голова, и всё вокруг окрашивается серо-красными мозгами.

Знаешь, – капитан глянул на Серёгу здоровым глазом, – когда твои ботинки скользят на кровавом месиве, тогда главное – ни о чём не думать. Сосредоточиться только на том, чтобы идти вперед и выжить. А ещё сохранить людей. Потому что бойцы, которых ты потеряешь, будут сниться тебе по ночам. И придётся писать похоронки и акты опознания тел. Врагу, самому злейшему врагу не пожелаю этой работы. Лучше захлёбываться в атаке, поливать из автомата направо и налево, чем в землянке или в подвале писать эти бумаги, – Андрей зарычал и опустил голову.

Серёга быстро налил полстакана и подвинул его капитану, тот молча выпил и продолжил рассказ.

– Змей заметил шевеление в окне пятиэтажки, успел крикнуть: «Духи!» Мы с Семёном залегли и укрылись за грудой битого бетона. Змей открыл огонь по окну, а мы стали готовить подствольники. Какая зае…, извини, замечательная штука, этот подствольный гранатомёт. Весит, правда, не мало – почти пятьсот граммов. Крепится к автоматному стволу снизу и может вести огонь как по прямой, так и по навесной траектории. Видел когда-нибудь, нет? Ну, тогда в двух словах. Подствольник – это небольшая трубка со спусковым крючком и предохранительной скобой, у него есть прицел. Но мы за дни боёв так набили руку, что обходились без прицела. Из подствольника можно закинуть гранату в любую форточку или перекинуть через здание. По прямой швыряет на четыреста метров, разлёт осколков – четырнадцать, – сказка. Сколько жизней он в Грозном спас – не перечесть. Есть ещё у подствольных гранат существенное достоинство – взрываются от удара. Бывает, обычную гранату с замедлением три-четыре секунды нужно бросить в верхнее окно, и, если не попал, она может и обратно отскочить. А подствольная граната – ударного типа, поэтому взрывается, встретив препятствие. Ударишь её о каблук – она встаёт на боевой взвод, и кидай её, куда тебе надо. Мы их собаками называли.

Вот мы с Семёном и стали закидывать из подствольника гранаты в окно, где Змей заметил движение. Первая собака ударилась о стену и взорвалась. Вниз отвалился большой пласт штукатурки и поднял облако пыли. Пока оно не осело, мы разом рванули через открытое пространство. А там уже, где ползком, где бегом. Дальше добрались без приключений.

Снайпера забрать не успели. На прикладе его винтовки обнаружилось тридцать две зарубки. Тридцать две оборванные жизни. Сука…

У духовских снайперов в ходу такая хитрость была – специально ранят, чтобы не мог уползти, и ждут. Раненые кричат, к ним спешат на помощь и попадают под снайперский выстрел. Так наша бригада человек тридцать потеряла. Поэтому к снайперам был особый счёт. Удивительно, что этого живым взяли.

Я для себя ещё по дороге решил, что не довезу его до штаба бригады. Умрёт он при попадании «шальняка» или при попытке к бегству. Один чёрт, всё, что мог рассказать, уже рассказал.

Это только в кино языка[15] убеждают рассказать известные ему сведения, строят всякие психологические ловушки, ломают идеологически. А в реальной жизни всё проще. Все зависит от фантазии, злости и времени. Если времени нет, а информация нужна, то из автомата отстреливаешь ему пальцы на ногах, по одному, по очереди. Нет ни одного человека, кто бы выдержал подобное. Всё расскажет, что знал и помнил. Что кривишься? Это правда войны… Наливай!

Серёга видел, как в уцелевшем глазу капитана плещется ярость и боль за погибших товарищей.

– В общем, пошли забирать снайпера. Смотрим, возле подвала, где его держали, собралась толпа что-то шумно обсуждающих бойцов. Подходим, видим танк, а на его пушке, на удавке, висит тушка снайпера. Комбат, естественно, начал орать на бойцов, типа кто это сделал. Бушевал, распинался, но я-то видел, что он не осуждает бойцов и весь этот цирк устраивает для меня.

– Ну что, – говорю комбату, – снимай висельника, запишем в боевом донесении, что он самоповесился. Покончил, сука, свою поганую жизнь самоубийством, не вынеся мук совести.

Мы пополнили боезапас и двинули обратно. Разведчики из первого батальона пошли проводить, и повели нас не по верху, как мы шли, а подвалами, через завалы и щели. Минут через тридцать сержант, возглавлявший группу сопровождения, сказал, что дальше подвалами дороги нет и нам до БМП придётся добираться самим. Ну, самим так самим.

До «коробочек» мы добрались без приключений. Забрались на броню и только тронулись, как на нас обрушился шквальный огонь из верхних окон многоэтажки. Головную машину занесло и ударило об угол здания. Она сбросила скорость, а затем и вовсе встала.

Механик кричит:

– Гусеницу сорвало! Твою мать!

Командую:

– Все с брони! Ставь дымовую завесу! Четверо натягивают гусеницу, остальные – в оборону! Два подствольника к бою, остальные – автоматы! Вторая машина – пушку! Начали!

Веришь? Как начинается бой, меня прям азарт охватывает. Ведь в бою какое первое чувство? Страх. Но знаешь, когда его переборешь, ощущаешь себя таким спокойным и могучим, органы чувств обостряются, замечаешь всё вокруг. Голова работает, как хороший компьютер: мгновенно выдает решения, кучу вариаций и комбинаций. Скатываюсь с брони и ныряю за обломками бетонной стены. Мотор в груди стучит, ударов двести. Продышался, восстановил дыхание. Адреналин в крови бушует, азарт закипает… Бойцам приказа дважды отдавать не пришлось. Дёрнули кольцо дымогенератора, и БМПэшка окуталась дымом, укрывая и нас, и машину. Вторая БМП увидела наш манёвр и тоже запустила дым.

Духи заметили, что не получилось скосить с брони пехоту, и начали обстреливать нас из РПГ. Что такое РПГ? Обычный гранатомёт, «шмель» называется, премилая игрушка, есть у него ещё и сестричка – «муха», предназначены они для уничтожения бронетехники противника. Когда такая граната встречается с препятствием, как правило, это броневые листы, она выпускает огненную струю толщиной с иголку, которая прожигает металл и создает внутри бронеобъекта избыточное давление и температуру до трёх тысяч градусов. Естественно, что боекомплект внутри объекта взрывается. После такого взрыва у танков башни отрывает, чего уже говорить об экипаже и десанте – тех вообще в клочья. Сколько ребят погибло, что сидели внутри…

Короче, начали долбить по нам из РПГ. Но дым не давал видеть ни им нас, ни нам их.

Слышу, застучала пушка со второго БМП. Стреляли наугад, в сторону, откуда по нам вёлся огонь. Вдруг там что-то как рванёт! То ли мы попали, то ли гранатомётчик в запаре ошибся?! Не знаю, что там произошло, но Бог в этот день был на нашей стороне. Стрельба со стороны духов прекратилась. Думаю, пока не очухались, надо их зачищать. Командую:

– Семён, Змей, Саня – со мной! Остальные чинят ходовую и прикрывают нас! Если мы не возвращаемся через полчаса, уходите на два квартала на север. Там ждёте еще полчаса, затем идёте в штаб бригады. На время моего отсутствия старший – сержант Сергеев! Позывные те же! Семён впереди, Саня – левая сторона, Змей – правая! Я замыкаю! Приготовить гранаты! Пошли!

За дымом проскочили в нужный дом и поднялись на третий этаж. Видим, в двух соседних квартирах оборудованы огневые позиции. В одной лежал «готовый» гранатомётчик, в другой – два подростка с пулемётами Калашникова. Обоим лет по тринадцать – пятнадцать. Один наповал, второму оторвало ноги, ещё жив, но уже отходит. Настроение упало на ноль. Конечно, эти духи стреляли в нас и хотели нашей смерти, но совсем ведь ещё дети…

Бойцы отправились прочёсывать подъезд, а я начал ощупывать карманы умершего чеченца. В кармане нашёл военный билет, да не один. Давай смотреть, что там. Читаю: «Морошкин Алексей Петрович, 1975 года рождения». Что-то знакомое. Стал вспоминать: Морошкин, Морошкин… – что-то в памяти зашевелилось. Был у нас такой боец из инженерно-сапёрного батальона, после штурма аэропорта Северный пропал без вести. Листаю дальше – ё-моё! – наша часть… В миг прошло сожаление о душманских подростках и их загубленных жизнях. Осталась только злость, да такая, что зубы судорогой свело. Если надо, я за своего бойца многих готов кончить, жизни своей не пожалеть, лишь бы вернуть его, балбеса, домой живым и невредимым.

Тут с лестницы слышу Семёна, кричит, что на крыше парня нашего нашли. Я бегом наверх. А там… На двух скрещенных досках распят наш боец. Не привязан, а распят. Руки и ноги пробиты гвоздями…

Мои уже возятся у креста.

– Стойте! – ору им, – он может быть заминирован!

Духи часто практиковали такие сюрпризы: заряжали гранатами наших убитых или раненых ребят.

Бойцы остановились. Я подошёл к распятию и стал обследовать тело и сам крест. Худшие опасения сбылись – парень был заряжен. Чеки нет, а граната Ф-1, в простонародье «лимонка», заложена под поясницу парня и прихвачена к кресту скотчем. Приказал бойцам укрыться и занялся гранатой. Прижал рычаг к корпусу, зафиксировал и осторожно отклеил скотч. Всё получилось. Я вытащил гранату, разогнулся и бросил её с крыши в соседние развалины. Внизу рвануло.

И тут я оступился. Сделал шаг назад и зацепился ногой за крест. Раздался щелчок. Под парнем был ещё один заряд, который встал на самовзвод. Чувство самосохранения заорало мне: «Ложись!» Но как я мог оставить этого парнишку без помощи? Я кинулся к парню, сунул под него руку в надежде успеть зажать рычаг гранаты. Не успел… Парень погиб. Его тело закрыло меня от осколков. Мне посекло лицо, обожгло гортань, глаз. Ну, в общем, сам видишь. Чудом остался жив. Парень на кресте своей смертью спас мне жизнь…

Как меня выносили, не помню. Очнулся в Моздоке уже без кистей рук. Потом год мотали по госпиталям. Вернулся в Хабаровск, ещё полгода ждал протезов, потом учился с ними жить. Затем реабилитация и унизительное привыкание к условиям и реалиям жизни. Запил…

Нелегко смириться с тем, что ты никому не нужный калека. Жена долго терпела, но не выдержала моего пьянства – ушла. Я её не виню, даже наоборот. Детей у нас не было, да и в личной жизни… У нас и до моего ранения не очень складывалось, а тут такое. А она женщина молодая, чего ей с калекой мучиться. В общем, она ушла, а я продолжал квасить. Допился до того, что однажды хотел наложить на себя руки. Уже и ствол в рот сунул, но тут мне вспомнился парень на кресте. И такая злость на себя взяла. Он, умирающий на кресте, жизнь мне подарил, а я…

Короче, пить я бросил. Не то чтобы совсем завязал, но до прежнего состояния больше не напивался. Занялся собой: зарядка по утрам, внешний вид, ну и так далее. Стал искать работу, хотел охранником устроиться. По телефону, пока на встречу договариваешься, всё тип-топ, но как только увидят мои культяшки… Я решил не сдаваться, стал учиться пользоваться протезами, выполнять всё, что умел делать руками до ранения.

Однажды меня пригласили в гости в мою бывшую бригаду. Бойцы стрельбу из нового «грача»[16] отрабатывали. Я попросил стрельнуть, отказать постеснялись. Они ведь не знали, что я своими протезами, как руками пользоваться научился. А я к этим «гостям» специально готовился. Нашёл одного рукастого токаря, он мне на протезы приспособы придумал, специально для стрельбы. Понимаю, звучит дико – безрукий и одноглазый сумасшедший заказал протезы для стрельбы. А я ведь, кроме как воевать, ничего не умею. Стрелять обычным способом мне не доступно, вот я и придумал – стрелять по ощущению. Не понял? Ну в кино про американских ковбоев видел, как они с пояса, не целясь, стреляют? Кино, оно, конечно, и есть кино, но доля правды присутствует. Просто для этого нужно много тренироваться. У меня такой опыт был. Ещё до ранения я мог на звук со спины развернуться и, не глядя, попасть в цель. Не для цирка, просто жизнь заставила.

Короче, токарь смастерил мне приспособу на протез в виде хомута с резиновой прокладкой. Теперь я мог взять любую вещь цилиндрической формы, например черенок лопаты или молоток, а чтобы предмет плотно зафиксировать в руке, приладили винт. Мастер думал, что я для домашнего инструмента приспособу заказал, а я её к «макару» мастерил. Когда закончили, получилось даже лучше, чем я ожидал. Пистолет сидел в протезе, как в станке. Осталось научиться нажимать курок. С этим было сложнее. Ведь на курок пальцем нажимают, а у меня возможность только плечом двигать. Вот я и стал учиться этим крюком, – Андрей кивнул на протез другой руки, – нажимать на спуск. Долго приноравливался, ведь ощущения моторики пальца и предплечья совершенно разные. Месяца два за город ездил, учился стрелять. Патронов извёл прорву. Хорошо, с этим у меня проблем не было, ещё с чеченских командировок нахомячил.

Через месяц стало получаться, а через два – даже очень прилично. Когда почувствовал, что готов, созвонился с бригадой и напросился в гости. Специально подгадал на день занятий в тире. В этот день наши «грача» и отстреливали. Выпросил попробовать новый ствол. Парни не пожадничали, зарядили полную обойму – семнадцать патронов.

Я пристегнул приспособу, зажал рукоятку «грача» хомутом и…

Веришь, я и до этого хорошо стрелял, а тут мне будто руку кто направлял.

Засадил я тогда из семнадцати патронов все семнадцать – копеечка в копеечку. Видел бы ты рожи моих парней, – усмехнулся Андрей, – схватили мишень с результатами моей стрельбы и унеслись к командиру бригады. Уж, как они его уговорили восстановить меня в штате, не знаю. А чего ему это стоило, даже представить не берусь.

В общем, придумали мне должность начальника стрелкового тира и на службе восстановили. Возвращение на службу стало спасением. Я снова ощутил себя полезным. Спасибо ребятам из бригады.

Командир решил меня поднагрузить и предложил, кроме тира, вести занятия по взрывному делу, я согласился. Сначала было тяжеловато, ведь одно дело – живые пальцы, а другое – эти железки, но ничего, стиснул зубы и стал осваивать. Потом привык, втянулся. Там сейчас и копчу.

Времени свободного хватает, начал читать книги по истории наших мест. Вычитал, что здесь, в Тыре, когда-то был построен даосский храм Юнисы[17] – «Храм Вечного Покоя», вот решил посмотреть.

Андрей недоговаривал: о храме Юнисы он не только читал в книгах, но и слышал в госпитале, в Ростове. С ним в одной палате лежал молодой лейтенант. Парню оторвало ногу. После первой, проведённой ещё в Моздоке операции, у него началось осложнение. Его перевели в Ростов, там сделали ещё несколько операций, но что-то пошло не так, началась гангрена, и ему ампутировали ногу выше колена. Заражение стало распространяться дальше, и его начали готовить к новой операции. Чтобы заглушить страх пред операцией, лейтенант безостановочно говорил.

Найдя в Андрее молчаливого слушателя, он рассказывал о себе, матери-учительнице, деревне Тыр, стоящей в самом красивом месте на земле, таинственном кладе, который уже многие десятки лет ищут в этой самой деревне и её окрестностях, могучей и щедрой реке Амур[18], величественном, полном загадок и тайн Амурском утёсе. Этот утёс с древних времён считается местом силы, и поклониться ему приезжают те, кто хочет изменить свою жизнь. Считалось, что если встать на его край, посмотреть в воду у подножия скалы и загадать желание, то древние духи реки обязательно исполнят его. Лейтенант мечтал после госпиталя поехать на родину, подняться на утёс, вдохнуть синь амурских просторов и помянуть всех погибших на этой войне. Он умер, не перенеся операцию.

Оставаясь наедине, Андрей часто вспоминал этого парня. Дождавшись очередного отпуска, он решил съездить на родину лейтенанта, вместо него подняться на Амурский утёс и помянуть всех: и его, и своих ребят – тех, кто уже никогда не вернётся домой.

Но была ещё одна причина. После ранения его стал навязчиво посещать один и тот же сон. Ему снилось, что он вернулся на вой ну, только не в Чечню, а древний Китай. Что верхом на коне летит в атаку на пехоту китайского императора, врывается в её ряды и ожесточённо рубится, упиваясь восторгом кровавой сечи. Слышит треск ломаемых копий, костей, хрип умирающих людей и коней. Но самое главное, во сне он ощущал потерянные руки, даже чувствовал боль в кистях, ладонях и пальцах.

В последнее время сны стали приходить чаще. Военный психиатр сказал, что это последствия перенесённой контузии, и рекомендовал взять отпуск, отдохнуть, сменить обстановку.

И ещё… Это было необъяснимо, но Андрея неодолимо тянуло к Амурскому утёсу. Особенно накатывало после «китайских» снов. Желание побывать на утёсе с каждым разом становилось всё сильней и навязчивей.

И вот он здесь. Купив в местном магазинчике бутылку водки, хлеба и набор пластиковых стаканчиков, он неторопливо направился к знаменитому утёсу. Поднявшись по крутому подъёму, увидел старинное крепостное орудие с разорванным стволом.

– Избыточный заряд, скорее всего, диверсия, – профессионально оценил повреждение Андрей.

Старая пушка стояла на бетонном постаменте. Небольшая, позеленевшая от времени латунная табличка гласила, что это орудие является памятником гражданской войны. На литой щеке лафета была нацарапана еле заметная надпись: «Анохинъ предателъ». Наличие буквы «Ъ» говорило о том, что эта надпись сделана давно, возможно, в гражданскую.

Бросив сумку, Андрей поднялся на вершину утёса. Место действительно оказалось величественным. Огромный каменный лоб далеко нависал над рекой. С него открывалась непередаваемая панорама простора могучей реки. Зрелище завораживало. Яркая синь неба, зелень далёких холмов и мощь реки, молчаливо и неудержимо несущей жёлтые воды в далекий Татарский пролив, создавали ощущение невероятного умиротворения и покоя. Когда набегающие облака ненадолго заслоняли солнце, цвет воды Амура менялся, становясь свинцово-серым, угрюмым и грозным.

Андрей где-то вычитал, что своё название река получила от тунгусского «Амар» и маньчжурского «Дамур», языков народов, проживавших на берегах реки. «Амар» и «Дамур» со временем трансформировались в сегодняшнее название «Амур». Вспомнилась и старая маньчжурская легенда…

Когда-то, в незапамятные времена, в реке жили два дракона, Белый и Чёрный. Белый дракон олицетворял зло, Чёрный – добро. Белый дракон топил лодки, мешал людям рыбачить, нападал на всё живое, но добрый Чёрный дракон победил его и остался обитать на дне реки, покровительствуя людям, живущим на её берегах. Китайцы до сих пор называют Амур Хуэйлунцзяном, что в переводе означает «река Чёрного Дракона». И вот что удивительно, несмотря на то что река протекает по территории разных стран и имеет немалую протяжённость, именно к этому утёсу, в несусветную глушь за тысячи километров от столичного Пекина, приезжали высокие государственные чиновники и военные деятели последних трёх правящих династий Китая.

В 1127–1130 годах экспедиция китайского правителя династии Сун возвела на утёсе кумирню[19], посвящённую древнему даосскому божеству Юнисе. В честь этого события установили памятный знак в виде небольшой стелы из тесаного камня.

Надпись на знаке гласила, что на этом месте основан Храм Вечного Покоя под покровительством великого Юнисы.

Затем, в XIII веке, уже монгольские правители Китая династии Юань также направили сюда экспедицию. Они восстановили почти разрушившуюся от времени кумирню и в 1263 году основали на утёсе «Ставку маршала восточных походов», в знак чего установили ещё одну стелу.

В XV веке династия Мин тоже присылает на утёс экспедицию. Они возводят новый храм и посвящают его божеству Гуань Инь. Что влекло в далёкое, почти пустынное место могущественных правителей?

Андрей стоял на утёсе и смотрел на окружающий его простор.

Всему, что он видел, подходило единственное определение – покой. Хотелось поднять руки к синему небу и восторженно кричать. Он с тоской взглянул на изуродованные протезами руки и тяжело вздохнул:

– Эх! Вернуть бы молодость, силу, руки, начать всё заново.

Набежавшее облако на миг заслонило яркое солнце, причудливая тень пробежала по утёсу, краешком зацепила Андрея и растворилась в обрыве. Ему захотелось проследить за убежавшей тенью.

Он подступил к краю утёса и заглянул вниз. Налетевший порыв тёплого ветерка, едва коснувшись лица, унёсся по своим делам. Тихий шелест волн ласково убаюкивал, голова приятно закружилась, на душе вдруг стало спокойно и безмятежно. Чёрная вода манила. Казалось, сделай шаг – и все беды останутся позади. В висках звонко застучали молоточки, а в голове возник образ седого, смутно знакомого воина в древних доспехах. Он протянул руку и ободряюще улыбнулся:

– Смелее, солдат.

– Наваждение какое-то, – тряхнул головой Андрей, отступая от обрыва, – так и сорваться не мудрено.

Он уже повернулся, чтобы уйти, как под ногами затрещало, и кусок скального карниза, захватывая его с собой, обрушился вниз.

– Как глупо, – успел подумать Андрей и с головой ушёл под воду…

Через два дня за ним пришёл буксир. Его капитан Серёга обыскал окрестности и опросил жителей, но своего пассажира не нашёл. Небольшая спортивная сумка, оставленная возле старой пушки, и непочатая бутылка водки – всё, что удалось обнаружить. В сумке, кроме нехитрых пожитков, лежал носовой платок с двумя серебряными крестами «Ордена Мужества».

– Похоже, ты нашёл свой «Храм Вечного Покоя», – вздохнул Серёга и бросил боевые ордена капитана во вдруг ставшую чёрной амурскую воду…

Глава 3

Чжень Вань Янь заботливо поправил на груди уснувшего воспитанника сползшее одеяло, приложил ладонь к горячему лбу ребёнка и, горестно вздохнув, тихо вышел из комнаты. Единственный сын штабс-капитана Императорского русского Географического общества, Иннокентия Ивановича Лопатина, тихо угасал.

Три месяца назад он с друзьями бегал на Москву-реку смотреть ледоход. По всей реке, скрепя и потрескивая, ползли льдины. Они толкали и давили друг друга, выворачивая наружу серую, обглоданную изнанку. В ещё прочных заберегах появились проталины.

Андрюха Лопатин и его закадычный дружок Мишка Кравченко швыряли на ледяные поля маленькие ледышки, стараясь метнуть их как можно дальше. Азарт соревнования захватил десятилетних проказников.

Андрюха, стараясь забросить ледышку дальше соперника, с разбегу подскочил к заберегу и со всех сил метнул её по льдине. Инерция потащила его вперёд. Не удержавшись на ногах, он нелепо взмахнул руками и полетел в коварную проталину. Народ на берегу ахнул.

На счастье, недалеко стояла группа студентов. Один из них самоотверженно бросился на помощь. Погрузившись в ледяную воду по грудь, он поймал за шкирку перепуганного мальчишку и вытащил из реки. Андрюхе навесили подзатыльник и отправили домой.

Попадаться на глаза отцу в таком виде не хотелось. Знал, нравоучениями не обойдётся, дело пахло ремнём. Он решил спрятаться за углом соседнего особняка и выждать, пока отец уедет на службу.

Ждать пришлось долго. Одежда уже покрылась ледяной коркой, когда за отцом прибыл экипаж. Шмыгая носом, Андрюха проскользнул в детскую, затолкал мокрую одежду под кровать и натянул на себя сухую.

О происшедшем Лопатины узнали только на следующий день из газет, где рассказывалось о беспримерном поступке отважного студента, спасшего ребёнка. Иннокентий Иванович и предположить не мог, что спасённый ребёнок – это его непоседливый сын.

Гувернантка, обнаружив под детской кроватью мокрую одежду, подняла тревогу. Экстренно вызванный врач померил температуру и с осуждением покачал головой:

– Тридцать девять и два…

Больному прописали постельный режим, гору пилюль и порошков, а для снижения температуры назначили уксусные обтирания. Но ещё через день в груди мальчика появились хрипы и сильный кашель.

Шли дни. Одни доктора сменяли других, лекарства заменялись другими, но мальчик угасал. Опробовали всё: от светил-профессоров с уколами и микстурами до бабок-знахарок с отварами и заговорами.

Сегодня, выйдя из комнаты мальчика, врач обречённо покачал головой. Плотно прикрыв дверь в комнату больного, он с тяжёлым вздохом произнес:

– Извините, уважаемый Иннокентий Иванович, я сделал всё, что мог. Мальчик слаб, у него не осталось сил бороться, а без этого болезнь не победить. Спасти его может только чудо, а это уже не моя епархия. Ему осталось несколько часов. Приглашайте батюшку.

В это время мальчуган глубоко вздохнул и исколотая инъекциями детская ручонка безвольно сползла с одеяла…

Андрей приоткрыл глаза, грудь ломило, легкие разрывал кашель:

– Вот это я приложился. Видимо, о воду, когда сорвался с утёса, – подумал он. – Кто меня вытащил из воды? Надо же, как внутри ломит, – он рефлекторно схватился за грудь и вдруг ощутил, что держится за грудь рукой. Нет, не рукой, а РУКОЙ. Он ощущал грудь ладонью, пальцами…

– Глюки?

Он с удивлением уставился на свои руки. То, что Андрей видел и чувствовал, не имело объяснения.

Он, Андрей Лопатин, тридцати девяти лет от роду, капитан ГРУ, прошедший не одну горячую точку, кавалер двух «Орденов Мужества», на первой чеченской ставший инвалидом, сидел на детской кровати и рассматривал своё тело – тело десятилетнего пацана. Андрей в растерянности огляделся.

Он находился в чисто выбеленной комнате. Тяжёлые портьеры плотно закрывали окна и не пропускали уличного света. Такие же портьеры прикрывали входную дверь. Он откуда-то знал, что их в комнатах вешают не столько для красоты, сколько для шумоизоляции и спасения от сквозняков.

Сквозь щель под дверью пробивалась узкая полоска света, и слышались глухие, бубнящие голоса. На круглом столе, застеленном скатертью в цвет портьер, стояло широкое фарфоровое блюдо, на котором теснились несколько пузатых склянок.

– Микстура, – всплыло в голове.

Вместо привычных таблеток в алюминиевой фольге горкой лежали тщательно сложенные бумажные пакетики. Развернув один из них, Андрей увидел белый порошок, попробовал его на язык:

– Аскорбинка!?

Грудь начал разрывать кашель, казалось, что легкие сейчас оторвутся и вылетят из груди. К гортани подкатила слизь, он сплюнул её на ладонь.

– Крови нет, значит, не туберкулёз, но, судя по хрипу в горле и кашлю, без воспаления лёгких не обошлось. Не смертельно. Как говорил наш бригадный док: «Налегайте на витамины и больше пейте горячее – всё как рукой снимет», – а доку я верю. Душно-то как.

Он подошёл к окну и отдёрнул тяжёлую штору. Яркое солнце ударило по глазам. Прищурившись, он с удивлением уставился на улицу. По мостовой, под неторопливый цокот копыт катил самый настоящий дореволюционный экипаж. В нём восседала дородная, живописно разодетая дама.

– Как в театре, – удивлённо пробормотал Андрей.

Навстречу ей, о чём-то горячо споря и эмоционально жестикулируя, шли два студента. Юноши были одеты в студенческие курточки, а головы прикрывали форменные фуражки. На углу улицы монументом правопорядка, шевеля огромными усищами, возвышался городовой.

– Хм… Экипаж, дама, городовой…

Все эти почти забытые слова привычно всплыли в голове.

– Где я? Кто я?

– Андрей! Андрейка! Сынок! Ты встал с кровати! Мать! Радость-то какая! Скорее! Иди сюда! – восторженно кричал мужчина, стоящий в дверях комнаты. За его спиной показалось заплаканное лицо красивой молодой женщины.

– Сынок! – всплеснула она руками.

– Отец, мама, – отозвалось в голове. – Значит, это не сон. Я в теле десятилетнего пацана, меня зовут Андрей, и передо мной мать и отец. Дела… Похоже, чудеса случаются. Спасибо, Амурский утёс, ты подарил мне новую жизнь, и клянусь, что я постараюсь прожить её, как говорил Павка Корчагин, так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы…

Глава 4

После перенесённой в детстве тяжёлой и продолжительной болезни Андрей сильно изменился. Из хулиганистого, избалованного проказника он превратился в собранного, дисциплинированного гимназиста. Много читал, увлёкся историей России и Китая, упорно изучал языки. Немецкий и французский были обязательными, а на изучении китайского и маньчжурского настоял друг отца Вань.

Борясь с последствиями болезни, Андрей начал усиленно заниматься гимнастикой. Эти занятия не замедлили сказаться не только на здоровье, но и на физической форме. Видя такие перемены в сыне, отец не мог нарадоваться и, потакая его желанию, отдал в военную гимназию. В пятнадцать лет Андрей с отличием окончил её и был зачислен в Московский Кадетский Первый Павловский корпус. Уступив уговорам сына о дополнительных занятиях по стрельбе, сабельному бою и казацкой рукопашной борьбе, отец пригласил Василия Ивановича Федосова.

Хорунжий Федосов был известной личностью, особенно в казачьих кругах, а о его владении саблей ходили легенды. Ещё в молодости Федосов познакомился с польским гусаром[20]-забиякой и записным бретером[21]. Поговаривали, что он убил на дуэли какого-то важного господина. Учитывая происхождение и связи, ему заменили каторгу на поселение в Сибири.

Гусар изнывал от скуки, а молодой казак напоминал ему себя в юности, и он взялся за обучение Васьки Федосова воинской науке. Поляк оказался не только лихим рубакой, но и хорошим учителем, а молодой казак – способным и благодарным учеником.

Через несколько лет судьба разбросала их. Гусар, отбыв срок, вернулся на родину, а Федосов записался добровольцем на Дальний Восток, в сотню разведчиков-пластунов[22]. Дослужившись до чина хорунжего, он принял предложение Иннокентия Ивановича возглавить охрану экспедиции.

Полтора десятка лет пролетели как один день. Подошло время отставки. Семьёй он не обзавёлся, и предложение командира переехать в Москву и заняться обучением младшего Лопатина казацкой науке принял с суровым достоинством.

Окружающие не догадывались, что Федосов тянет с отставкой не из служебного рвения. У него давненько пошаливало здоровье. Уже пару лет как он хотел бы уйти в отставку, но всё пыжился и крепился, правдами и неправдами цепляясь за службу. Настоящая причина крылась в другом – ехать было некуда. Ещё в юности у него не заладились отношения с родственниками. Произошла крупная ссора с отцом. Тогда, в горячке спора, он поклялся, что никогда не вернётся в отчий дом. Отец давно умер, но фамильное федосовское упрямство не позволяло ему вернуться в родную станицу. И когда подошло время оставить службу, он впал в раздумья, где приклонить голову на старости лет. Поступившее от Лопатина предложение стать военным наставником его сыну он встретил с облегчением и искренней благодарностью.

Ветеран подошёл к делу основательно.

Несмотря на малый возраст барчука, гонял его, как казака-новобранца. Неудивительно, что к девятнадцати годам его воспитанник не только превосходил сокурсников по выносливости и физической форме, но и мог дать отпор и опытным служакам, особенно в сабельном бою.

Среднего роста, жилистый, он отличался стремительностью и цепкостью рук, а ежедневные тренировки в стрельбе из револьвера позволили добиться поразительных результатов. С тридцати шагов, по заказу, он попадал в любую половинку игральной карты. А уж из подаренного дедом штучного карабина германской фирмы «Браунинг» мог на равных соревноваться с самим хорунжим.

Всё свободное от учебы время Андрей проводил со старым казаком. Федосов снисходительно называл подопечного Андрюхой и безжалостно гонял его, вбивая в смышлёную голову воспитанника казацкую науку.

– Чтобы мозги жиром не заплывали, – любил говаривать ветеран, наблюдая, как Андрюха бегает по манежу с мешком песка за плечами.

С годами песка в мешке становилось больше, а бег подопечного дольше. Особенно доставалось во время летних поездок к деду. Ежедневные физические занятия верховой ездой, казацкая крутка шашками, фехтование на польских саблях, метание ножей, стрельба – вот неполный перечень того, что приходилось выполнять Андрею.

За год до окончания кадетского корпуса с ним приключилась занятная история. Юнкеров на месяц распустили по домам. Отец был занят. Сидеть летом в пыльной Москве не хотелось, и Андрей с Федосовым поехали к деду, гусарскому бригадиру в отставке. Дед владел небольшим поместьем под Тулой.

Старик был общительным и хлебосольным, поэтому у него постоянно кто-то гостил. Вот и в тот раз к нему приехал бывший сослуживец, и не один, а с младшим сыном. Молодой человек только что окончил кадетский корпус, получил первый офицерский чин и готовился к службе в гвардии.

Старые друзья, «набросив на грудь» коньячку, решили померяться удалью. Заспорили, кто лучше стреляет. В десяти саженях от стола в землю воткнули деревянные шесты и повесили на них глиняные горшки. Принесли два самовзводных револьвера. Совмещая дегустацию «Шустовского»[23] с состязанием в стрельбе, стали палить по мишеням, но скоро им это надоело, и они начали искать новую забаву. Дед предложил провести соревнование по стрельбе между сыном гостя и своим внуком. Гость живо согласился. Он был уверен в результате и честно предупредил, что его сын неоднократно брал призы за стрельбу из револьвера. Это только подогрело старого гусара. Торжественно расправив усы, он выдал пафосную тираду:

– Если твой сын выиграет, то урона чести моему внуку не будет, а если Андрей победит, то вкус победы ему в будущем не повредит.

На том и порешили… В качестве приза дед выставил охотничий карабин с цейсовским[24] оптическим прицелом, недавно привезённый ему из Германии.

Молодой офицер решил дать Андрею фору, но тот отказался. Более того, предложил увеличить дистанцию стрельбы до пятнадцати саженей[25]. Для данных револьверов это было предельное расстояние.

Гостю было жаль юнкера, но отказ от состязания мог нанести урон его собственной чести, и он принял условия.

Вешки установили на оговоренную дистанцию и повесили на них горшки.

Кинули жребий. Первым выпало стрелять гостю. Расстреляв барабан, он с удовлетворением опустил ствол. Все пять выстрелов попали в цель.

Настал черед Андрея. Но он так же уверенно поразил все мишени.

Азарт охватил уже прилично набравшихся спорщиков. Чтобы усложнить задачу, решили на горшки поставить водочные рюмки. Победителем считался тот, кто сначала собьёт все рюмки, а только за тем уже сами горшки. Если стрелок прежде рюмок разобьёт горшок, он должен прекратить стрельбу.

Корнет снова стрелял первым. Удачно сбив две рюмки, он расслабился, рука дрогнула, и очередной выстрел вместо рюмки разнёс горшок, на котором она стояла.

Настала очередь Андрея. Он попросил у своего визави второй револьвер. Зарядил оба и, взяв по пистолету в каждую руку, посмотрел на деда.

Тот поощрительно кивнул. То, что произошло дальше, привело гостей в изумление. Скромный юноша вдруг стал собранным и сосредоточенным. Он полуприсел, слегка развёл локти в стороны и открыл огонь одновременно с двух рук. Грохот стрельбы слился в один непрерывный треск. Рюмки брызгами разлетались одна за другой. Так же быстро были разбиты горшки. Десять выстрелов – десять мишеней.

Дед радостно вскочил со стула и кинулся к внуку. Растроганно обнял его, а потом долго и с чувством тряс руку старому казаку. Василия Ивановича усадили рядом с хозяином дома и налили «победную». Дальше внимание застолья переключилось на ветерана. А честно заработанный приз отправился с Андреем в Москву.

С тех пор прошло несколько лет. Андрей окончил кадетский корпус и получил первое офицерское звание. Когда пришло время выбирать место службы, он подал прошение о направлении его в Императорское русское географическое общество. Первым назначением стала поездка на Дальний Восток в составе экспедиции, которую возглавлял капитан Лопатин. О том, что отец приложил к этому руку, Андрей догадывался, но возражений не имел и противиться не стал.

Вернуться на Дальний Восток и прикоснуться к тайне Амурского утёса было его давней и сокровенной мечтой…

Глава 5

Поезд Москва – Владивосток сбавил ход. Покачиваясь и скрипя железом колёсных пар, он приближался к конечному пункту назначения. Андрей оправил несуществующие складки на новенькой форме и направился в соседнее купе. Там его ожидал отец и друг семьи китаец Вань. Друзья удобно расположились на мягких диванах, пили чай и о чём-то беседовали.

– Разрешите?

– Заходи, заходи, – улыбнулся отец.

– Чай будешь? – кивнул на стол Вань.

– Не откажусь.

– Осторожно, горячий, – предупредил отец.

– Бери сахар и лимон, – добавил Вань.

– Спасибо, – улыбнулся Андрей, наблюдая, как старый учитель подвигает к нему блюдечко с нарезанными дольками лимона.

– Давай, налегай. Чай не пил – какая сила? Чай попил – совсем ослаб, – пошутил китаец.

Долгая дорога подходила к концу. Натруженное железо рельсов жёстко и надсадно скрежетало под колёсами запыленного железнодорожного состава. За поворотом показались очертания Владивостока.

– Пора складывать вещи, – поднялся отец, – подъезжаем.

Андрей вернулся в купе, собрал вещи и в ожидании остановки присел на диван. За закопченным окном жёлто-зелёный приморский пейзаж сменился мельканием зданий. За ними показалась гигантская поленница дров и перекрыла весь вид. Но вот она закончилась, и на небольшом одноэтажном здании мелькнула вывеска «Седанка». Следом проплыл беленький домик станционного обходчика и потянулась череда городских дач.

Раздался протяжный гудок паровоза, и пассажирский состав, огибая берег Амурского лимана, устремился к дымящему многочисленными трубами городу. Впереди показалась бухта Золотой Рог. Хоть и считалось, что Владивосток находится на одной широте с Ниццей и Флоренцией, но свежий ветерок и остатки заблудившихся в бухте льдин говорили о недавно прошедшей здесь неласковой зиме.

Подвинувшись к окну купе, он с большим интересом разглядывал хорошо узнаваемые очертания родного, но совершенно неизвестного города.

Владивосток пробуждался от зимней спячки. Живописная панорама морских лиманов, бухты Золотой Рог и собравшихся в ней кораблей притягивала и завораживала. Вот лениво покачивается у причала ледокол «Надёжный». Оттрубив зимнюю вахту, он остался безработным и теперь отдыхал до следующего ледостава. На чистой воде рейда виднелась громада транспортного судна добровольческого флота «Херсон». Чуть мористее расположились скуластые глыбы военных кораблей. Выкрашенные в викторианские цвета[26], они выделялись на ослепительно сияющей глазури волн Восточного Босфора, как нарядные барышни на променаде.

– Что ж вы корабли как попугаев раскрасили? – с осуждением подумал Андрей, – не корабли, а мишени. В море белые корпуса и жёлтые трубы видны за двадцать миль, стреляй – не хочу. В серый цвет нужно красить! В серый! Ну да сами разберётесь, когда жареный петух в одно место клюнет. Переубеждать бесполезно, – вспомнил он недавний спор с соседом по купе, молодым и горячим флотским офицером.

Вагон, громыхнув стальными катками, резко качнулся, сбивая Андрея с мысли о кораблях. Колёсные пары рвано застучали на стыках переводных стрелок, и запылённый микст[27], полмесяца назад покинувший Москву, окунулся в прохладную синеву морских лиманов. Паровоз катил к вокзалу, свистом паровозного гудка возвещая дальневосточную столицу о своём прибытии.

Проводники начали обходить вагоны, собирая чаевые и рекламируя местные гостиницы:

– Дамы и господа! Не стоит спешить. Поезд дальше не идёт! Конечная.

Рекомендуем гостиницы для приезжих: «Тихий океан» с хорошей ресторацией, женским хором и тропическим садом, гостиница «Европейская» с цыганским пением и приличной кухней, номера «Гамартели» с оркестром румынских скрипачей…

Поезд ещё раз качнулся и заскрипел тормозами. Приехали.

Владивосток – конец и начало Великой России. Как там говорил классик: «А дальше только океан, великий и грозный, по ошибке названный Тихим».

Хорошо сказано, и как точно…

Глава 6

Первым на перрон спустился Иннокентий Иванович, за ним, с любопытством оглядываясь по сторонам, появился Андрей. Поправив на плече ремень дедовского карабина и крепко сжав в руке дорожный саквояж, он решительно ступил на дальневосточную землю. В багаже, кроме личных вещей, лежал ещё один револьвер и несколько коробок с патронами.

По штату Андрею был положен только один револьвер, но Василий Иванович рекомендовал захватить к нему пару.

– Привычный карабин с оптикой тоже не будет лишним, – напутствовал старый казак, а Андрей спорить по этому поводу и не собирался.

– «Запас карман не тянет», – вспомнил он хомяческую поговорку и положил карабин к вещам, приготовленным в поездку.

– Дай бог, не пригодится, но пусть будет, – провожая Андрея, ворчал старый казак.

Сам хорунжий поехать с ними уже не мог – возраст.

Иннокентия Ивановича, как руководителя экспедиции, встречали.

– Подпоручик Морозов! – лихо, бросив два пальца к козырьку, представился встречающий офицер, – господин капитан, мне поручено встретить вас и помочь устроиться. Смею порекомендовать: недалеко от центра есть небольшой двухэтажный особнячок, хозяйка содержит дом в превосходном состоянии, постояльцев принимает на полный пансион, за проживание берёт по-божески. Если не возражаете, можно посмотреть прямо сейчас.

– Не возражаю, – кивнул старший Лопатин, – а что генерал-губернатор? Когда я могу попасть на аудиенцию к Его Превосходительству?

– Сегодня воскресенье, у вас свободный день. Располагайтесь, отдыхайте, а завтра к полудню вас ждут в приёмной генерал-губернатора.

– Отлично!

Иннокентий Иванович хотел поднять с перрона багаж, но подпоручик вежливо остановил его:

– Вещи возьмут казаки, а вас и ваших сотрудников прошу следовать за мной.

Рослые казаки подхватили багаж и, раздвигая толпу встречающих, двинулись на выход. Возле здания вокзала их ожидали две пролётки и казак с лошадьми. В одну уселись пассажиры, в другую погрузили дорожные чемоданы. Подпоручик и сопровождение поднялись в сёдла. Тронулись.

После утомительно однообразного, если не сказать унылого путешествия Владивосток поразил Андрея шумом и суетой. Вокруг клубилась разноцветная толпа встречающих. Среди них, артистически лавируя, шныряли подростки с пачками местной прессы. Завлекая народ купить у них свежие новости, они громко выкрикивали заголовки, снабжая их яркими эпитетами и не детскими прибаутками. Стайка барышень-гимназисток бросала кокетливые взгляды на только что прибывших молодых мичманов. Те, чувствуя внимание юных особ, пыжились, изображая бывалых морских волков. По улицам, обгоняя друг друга, куда-то спешили домохозяйки и рабочие, барышни и студенты. Кругом сновали торговцы, китайцы, корейцы, японцы. Всюду слышалось:

– Капитана, ходи, покупай! Мая дёсево продовай! Мая луци товара, обману нету!

– Настоящий калейдоскоп, – подумал Андрей, с интересом разглядывая окружающий его такой знакомый и в то же время чужой город.

Старший Лопатин увлечённо рассказывал о Владивостоке:

– Обрати внимание, город расположен на скалистых холмах, поэтому и улицы его скачут вверх-вниз. И так – до самых окраин. Там течёт небольшая речушка. Местные влюблённые называют её «речкой объяснений», потому что почти в любое время там можно встретить какую-нибудь отчаянную парочку.

– Почему отчаянную? – заинтересовался Андрей.

– Если бы ты видел тех слепней[28], что на этой речке водятся, то понял бы, – усмехнулся Иннокентий Иванович, – их там столько – не продохнуть. Не жалят – живьём грызут. Несмотря на это, у местной молодежи считается добрым знаком объясняться в чувствах на берегу именно этой речки.

Улица пошла в подъём, и с высоты экипажа открылась завораживающая панорама на слепящую бирюзу воды Золотого Рога.

Экипаж свернул в проулок и остановился возле аккуратного двухэтажного особнячка. Хозяйка, увидев из окна подъехавших гостей, вышла на крыльцо.

– С приездом! – радушно поздоровалась она и пригласила в дом.

С виду небольшой особнячок оказался довольно просторным. Гостям предложили три комнаты на втором этаже. На первом размещалась столовая, кухня, жильё хозяев и кухарки. Место понравилось.

– Лучшее – враг хорошего, – пошутил Иннокентий Иванович, – остаёмся. Казаки занесли багаж. Подпоручик, убедившись, что его помощь больше не нужна, вежливо откланялся.

– Отобедать не желаете? – После надоевшей пищи вагона-ресторана предложение хозяйки отобедать по-домашнему было встречено гостями с воодушевлением.

Кухарка расстаралась, и квартиранты, довольные сытным обедом, разбрелись по комнатам. Старший Лопатин решил прилечь с дороги, а Вань засобирался посетить Миллионку – так в простонародье прозвали одну из достопримечательностей Владивостока, где ещё со времён строительства города стихийно возник китайский квартал. Там располагалось невероятное количество китайских магазинчиков, мелких лавок, парикмахерских и бань… Когда-то один из перенаселённых домов на Семёновской улице получил прозвище «Миллионный двор». Это ироничное название прижилось, и со временем весь квартал стал называться Миллионкой.

Вань соскучился по родной атмосфере, царившей в китайском квартале: она напоминала ему о Китае и давно покинутом доме. Кроме того, он надеялся встретить знакомых, поговорить с земляками, послушать последние новости из Поднебесной. Андрей вызвался сопровождать его и, сменив форменный мундир на гражданский костюм, присоединился к учителю.

Экипаж неторопливо катил по мощённой камнем мостовой, и Андрей, с наслаждением откинувшись на мягком сидении, рассматривал проплывающий мимо город…

В глазах пестрело от множества вывесок: массажисты, бани, аптеки, банки; продажа велосипедов, колбас, пряников, пирожных, корсетов, унитазов, роялей; всевозможные классы – танцевальные, гимнастические, фехтовальные. Близ пролетарских слободок гуляли мастеровые парни. Приладив к картузам букетики полевых цветов, они азартно «рвали меха» тальянкам. На углу элегантные инженеры-путейцы ловко подсаживали в коляски хохочущих дам.

И куда ни глянь, всюду – матросы, матросы, матросы… Эти ходили косяками, грызли семечки и оценивающе постреливали глазами в сторону выдающихся форм господских кухарок и расфуфыренных горничных.

Пролётка остановилась.

– Прибыли, господа хорошие, Миллионка!

Глава 7

Китайский квартал встретил приезжих такой же суетой, но здесь чувствовалась своя, особая атмосфера.

Большую часть многотысячного населения Миллионки составляли китайцы. Но там же уживались и русские, и корейцы, и кавказцы, и евреи, и множество других разных народов. Круглые сутки этот гигантский людской муравейник шевелился, стряпал, торговал, воровал, занимался разными ремёслами, наполняя округу тысячами запахов и звуков. Кучи отбросов, выгребные ямы, забегаловки и опиумокурильни издавали неповторимый запах трущоб.

Обитатели Миллионки могли годами не появляться на улицах «Белого города», всё необходимое для жизни находилось под рукой.

Базар, шумевший на берегу залива, снабжал весь этот «чайнатаун» пищей. Цирюльники, прачки и лавочники помогали поддерживать внешний вид, врачи приходили на помощь недужным. Игорные заведения, опиумокурильни, дома терпимости и китайский театр обеспечивали досуг. Жизнь «города в городе» была колоритной и по-своему интересной.

Запахи, местная экзотика, одежда прохожих – всё говорило об азиатской особенности этого места. По лабиринтам узких улиц, переулков, переходов безостановочно сновали люди. С разных сторон слышались пронзительные выкрики чумазых продавцов, предлагающих батат, кукурузу и куриные лапки, запечённые тут же, на углях передвижной жаровни. Грохот тележек, хлопанье дверей, бряканье посуды и шумная перебранка товарок сливались в сплошной фон.

Дома по всей округе топились углём. Многочисленные печные трубы выбрасывали в небо сизый дым. Влажный морской воздух тут же прижимал его к земле, и поэтому на всём, что только можно было увидеть вокруг – стенах зданий, вывесках, тележках, лежал толстый слой угольной сажи. Она так въелась в кожу, что жителей Миллионки можно было назвать «копчёными».

В мусорных кучах, сваленных прямо возле домов, нагло хозяйничали здоровущие крысы. А в людской толчее шныряли тёмные личности с цепким взглядом и ловкими руками.

После светлых улиц центра Владивостока окружающая обстановка создавала ощущение чужой реальности.

Ваня ничуть не смущали ни какофония неприятных звуков, ни букет откровенно неприличных запахов. Уверенно лавируя в толпе, он направился в глубину квартала и, покружив по проулкам, вынырнул на тихой, почти безлюдной улочке. По его довольному лицу стало понятно – нашёл…

Они стояли перед двухэтажным зданием с четырьмя красными бумажными фонарями. Фонари над входом означали, что в помещении располагается едальня, а их количество указывало на статус заведения. Четыре – соответствовало ресторану.

– Интересно, куда старик меня притащил?

Вань направился ко входу и уверенно потянул ручку массивной двери. Над головой раздался мелодичный звон колокольчиков, сообщая о новых посетителях. Андрей вежливо пропустил учителя вперёд и вошёл следом.

Ресторанчик оказался небольшим, но уютным. Тонкий сандаловый аромат тлеющих курительных палочек, позолоченная статуя Будды, интерьеры, украшенные лотосами и драконами, выдавали в заведении китайскую принадлежность.

– Где присядем? – довольно потирая руки, поинтересовался Вань.

– Да мне всё равно, – пожал плечами Андрей.

– Тогда давай вон за тот столик.

Не успели разместиться, как появился предупредительный официант. Заказали чай. Ждать долго не пришлось. По китайским обычаям распитие чая являлось целой церемонией с набором специальной посуды и ритуалом. Чай подавался на специальной, искусно расписанной доске с бортиками. На ней стоял небольшой глиняный заварник и две маленькие, буквально на один глоток, пиалы. Официант наполнил одну из них и вылил обратно в заварник. После этого следовало дать чаю отдохнуть. Через пару минут Вань пригубил напиток и довольно откинулся на мягкие подушки дивана.

– Хорошо… Любезный, – перешёл Вань на китайский язык, – а кто сейчас является хозяином этого ресторана? Не господин ли Чо?

Официант почтительно склонил голову.

– Так! – обрадовался Вань, – передай хозяину, что его желает видеть давний знакомый.

– Что-нибудь ещё, господин?

– Пока нет.

Официант удалился.

– Ты знаком с хозяином ресторана?

– Знаком – это мало сказано. Когда-то я частенько сюда заглядывал. Правда, давно, лет десять назад.

К их столу подошёл невысокий сухонький китаец.

– Господин Чо!

– Господин Чжень!

Судя по тому, с какой теплотой хозяин ресторанчика и Вань жали друг другу руки, встреча была приятна обоим. Завязался разговор. Вспоминали старые времена и общих знакомых. Не добрым словом помянули Японско-Китайскую войну, появление бесчисленного количества хунхузских[29] шаек, опиумные войны и миграцию китайского населения. Говорили о строительстве железной дороги. О болезнях и старости, о том, что раньше люди были добрее, женщины красивее, а правительство умнее. В общем, обычные темы двух стариков.

Андрей заскучал и стал разглядывать посетителей ресторана. Его внимание привлёк китаец, сидящий в дальнем углу зала. Немолодой, хорошо одетый, точнее богато, но повадки и манеры явно не соответствовали одежде.

– На «братка» из девяностых похож, – подумал Андрей.

Этот посетитель вызывал у него неприятное беспокойство.

– А это ещё что? – нахмурился он, перехватив полный ненависти взгляд, брошенный незнакомцем в сторону Ваня.

– Знаю я этот взгляд, похоже, учитель где-то крепко насолил этому мужику. На всякий случай нужно подстраховаться.

– Где у вас туалет? – негромко поинтересовался он у официанта.

– Туда, пожалуйста, – указал тот в конец зала.

За нарядной шторкой обнаружился узкий коридор, заставленный коробками, а за ними дверь на улицу. Судя по глубоким царапинам на стенах, этот вход использовался для загрузки продуктов и выноса отходов.

Узнав, что требовалось, он вернулся в зал ресторана. Беседа старых друзей была в разгаре. Андрей вздохнул и присел на диван. Прошёл час. Закончился очередной чайник – к этому времени были перемыты кости всем общим знакомым. Но, к счастью для Андрея, затянувшаяся встреча уже утомила обоих, и они, довольные друг другом, стали прощаться.

Подозрительный посетитель тоже засобирался. Пока старые приятели трясли друг другу руки, он торопливо расплатился с официантом и вышел на улицу. Андрей решил проследить за ним. Попросив Ваня на минуту задержаться, направился в сторону туалета. Уже знакомым путём он выскользнул на улицу и осторожно выглянул за угол. Как он и предполагал, «браток» шептался с двумя подозрительными «фикусами».

– Похоже, нас ожидают неприятности, а я не взял оружия. Возвращаясь в ресторан, Андрей заглянул в одну из подсобок. На стеллаже стояла открытая коробка с деревянными палочками для еды.

– На безрыбье и рак – рыба, – подумал он и сунул несколько штук в карман.

Вань глянул на часы:

– Уже поздно! Пора домой!

– Пора так пора.

На Миллионку опустились сумерки. И до этого не многолюдная улочка опустела.

– В этой кладбищенской тишине придавят – пикнуть не успеешь, – подумал Андрей.

Предчувствие его не обмануло. Из переулка выглянула и тут же исчезла голова.

– Чтобы добраться до извозчика, нужно пройти метров триста – пятьдесят. Уже стемнело, идти придётся подворотнями. Скорее всего, там на нас и нападут. Если это простые уличные шпыни, есть шанс прорваться. Сколько их может быть? Двое-трое, ну максимум четверо, наверняка решат, что на старика и молодого франта – за глаза хватит. Лишь бы у них не оказалось ствола, а там поглядим…

Двинулись. Вань ещё находился под впечатлением встречи с земляком и увлечённо рассказывал про Миллионку.

За спиной осталось больше половины пути, когда из темноты проулка выступили две мрачные личности и, не скрывая намерений, двинулись наперерез. В их руках тускло блеснула арматура. Андрей толкнул учителя к стене ближайшего здания и шагнул бандитам на встречу.

Тот, что шёл впереди, решил с ходу убрать неожиданную помеху. Стальной прут уже летел Андрею в голову, но он развернул корпус и ушёл с линии атаки. Бандит, вложивший в замах всю дурную силу, промахнулся. В лицо пахнуло кислым запахом немытого тела и сивушным перегаром. Нападавший попытался остановиться, но инерция тяжёлого прута потащила его вперёд.

Этим нельзя было не воспользоваться, и Андрей с силой вогнал палочки для еды в ключицу бандита. Тот дико взревел. Андрей перехватил его за руку и толкнул под ноги второму нападающему. От резкой боли раненый выпустил арматуру и, согнувшись пополам, вцепился в ноги подельника. Оказанное сопротивление стало настолько неожиданным для второго бандита, что он замер с поднятым над головой прутом. И тут же поплатился за заминку. Андрей бросился к нему и с ходу врезал кулаком в кадык. Выронив из рук металлический прут, уголовник захрипел и, выпучив глаза, осел на землю.

– Здоровый бугай.

От перекрестка, тяжело дыша, бежали ещё двое.

– Теперь посмотрим кто кого.

Андрей поднял с земли арматуру и, примеряясь, крутнул её в руке:

– Тяжёлая железяка.

Один уже был рядом и, перехватив арматуру, как копьё, ткнул ею Андрея в грудь. Тот скользнул в сторону, пропустил мимо себя нападающего и, разгоняя руку с арматурой, обрушил её на бандитское плечо. Громко хрустнула ключица. Бандит охнул, зашатался и… видимо, болевой шок был настолько сильным, что он потерял сознание и рухнул к ногам Ваня.

Четвертый шпынь, видя скорую расправу над подельниками, развернулся и кинулся прочь.

– Верное решение, – Андрей развернулся к учинённому побоищу. – Поглядим, что тут у нас?

На земле лежали три бандюка. Двое живы, но с ними в ближайшее время не поговоришь. Третий, раненный деревянными палочками, тихо скулил. Андрей развернул его к себе:

– Кто вас нанял?

Раненый презрительно скривился.

– Не хочешь говорить? – Андрей взялся за торчащие из ключицы бандита палочки. Уголовник, превратившийся из охотника в жертву, взвыл.

– Кто вас нанял?

Уголовник попытался вывернуться, но твёрдая рука тут же придавила его к земле. Кривясь от боли, он прохрипел:

– Не знаю. Я его раньше не видел. Дал денег. Сказал, старика китайца, который выйдет из ресторана, надо завалить. Ещё сказал, если дело не сделаем, с нас спросит «Белый Лотос».

– Кто такой «Белый Лотос»?

– Скоро узнаешь, теперь он сам тебя найдет, – злорадно прошипел бандит.

Темнота стремительно опускалась на безлюдный переулок.

– Пора уходить, пока дружки этих не набежали или, что ещё хуже, полиция не нагрянула. В любом случае торчать тут ни к чему. Не исключено, за нами сейчас наблюдают. Вероятность, конечно, небольшая, но бережёного бог бережёт, а это значит – на квартиру сразу ехать нельзя…

Схватка закончилась так быстро, что оторопевший от неожиданности старый археолог не успел испугаться.

– Почему они напали на нас? Они живы?

– Живы. Что им сделается? Вон какие лоси. Помял их, конечно, но не смертельно – оклемаются.

– Нужно вызвать врача.

– Нет, учитель! С врачом разберутся без нас. Уходим! Если дружки этих, – Андрей кивнул на лежащие на земле тела, – приведут подмогу, то нам с тобой никакие врачи не помогут.

Он схватил за руку Ваня и потащил прочь. До многолюдной улицы проскочили на одном дыхании. Дальше приняли чинный вид и смешались с толпой. А вот и пролётка. Усадив Ваня в экипаж, Андрей вскочил следом и нарочито громко обратился к кучеру:

– Любезный, лучшую гостиницу для уважаемого купца покажешь?

Возница, почуяв клиента, приосанился:

– «Люксовые номера Чурина» подойдут?

– Валяй! – вальяжно разрешил Андрей.

– Сей момент, барин! – отреагировал кучер и, виртуозно подхватив вожжи, крикнул: «Не извольте беспокоиться! Доставлю в лучшем виде! Но! Пошла, родимая!»

Через полчаса пролётка с шиком остановилась возле сверкающего огнями помпезного здания. О том, что эта гостиница не из дешёвых, говорила и вычурная архитектура, и множество гипсовых скульптур на фасаде.

Роскошные стеклянные двери с золочёными ручками и таким же окладом стерёг швейцар, облачённый в настолько навороченную ливрею, что ему позавидовал бы самый раскрученный кутюрье двадцатого столетия.

Хозяин прикида тоже был изрядно живописен. Гренадёрское телосложение, огромные, по-щегольски закрученные вверх седые усы и генеральские бакенбарды олицетворяли надёжность и респектабельность заведения.

– Приехали, господа хорошие! – натягивая вожжи, сообщил кучер.

Щедро расплатившись за проезд, Андрей подхватил Ваня под руку и чинно проследовал в гостеприимно распахнутые двери. Неторопливо пройдя вестибюль, они направились в ресторан. А там услужливый официант, получив серебряную полтину, проводил их к чёрному входу…

Ещё через несколько минут они оказались с противоположной стороны здания и наняли новый экипаж. По дороге Андрей несколько раз проверялся и, убедившись, что слежки за ними нет, принял решение ехать домой.

Иннокентий Иванович, не перебивая, выслушал рассказ сына. Одобрительно похлопал его по плечу и тяжело вздохнул:

– Ты стал совсем взрослым, – а про себя подумал, – пригодилась учёба хорунжего: и сам живым остался, и старого Ваня уберёг. Надо же, один справился с четырьмя отморозками, а спокоен, будто каждый день бандитов по улицам арматурой гоняет. Чего носы повесили? – улыбнулся он, – о сегодняшнем инциденте я доложу генерал-губернатору. Думаю, Николай Иванович нас не выдаст. Давно его знаю – добрый служака, и шушеру эту бандитскую на дух не переносит. Но вот что делать с тобой, Вань? Кто мог захотеть твоей смерти? А? Андрей говорил, что видел в ресторане какого-то странного китайца. Сколько, говоришь, ему лет? Сорок пять – пятьдесят?

Андрей кивнул:

– Где-то так, может, чуть старше.

– Тогда ничего не понимаю, – развёл руками Иннокентий Иванович, – хотя постой, – хлопнул он себя по колену, – дружище, а не те ли это хунхузы, от которых я тебя под Нунгатой отбил? Если так, то тем бандитам сегодня примерно столько же лет, как этому, из ресторана. Вань, если, не дай бог, я прав, то оставаться тебе во Владивостоке крайне опасно. Ты ж тогда застрелил двух хунхузов, а один из них, помнится, оказался чуть ли не родственником какого-то известного бандита? А среди хунхузов, сам знаешь, месть – дело чести.

Вань тяжело вздохнул:

– Сколько лет уже прошло!

События двадцатилетней давности всплыли в памяти, будто произошли вчера…

Глава 8

Известный китайский историк и археолог Чжень Вань Янь только что вернулся из научной экспедиции, в район реки Суйфун.

Целью экспедиции были поиски гробницы последнего правителя Китайской империи Сун.

Согласно летописи, в 1127 году во время одного из сражений его войска были разбиты, он бежал в столицу, но был схвачен и вместе со старшим сыном попал в плен.

Вождь победителей, чжурчжэньский князь Агуда заставил Хуэй-цзуна написать отречение от трона и под именем князя Ваньяньского отправил на север Маньчжурии в ссылку. Агуда сделал гениальный ход. Князья Ваньяньские – родовое имя его клана, и присвоив Хуэй-цзуну титул князя Ваньяньского, он сделал его своим племянником, причём не просто племянником, а младшим в роде. Тем самым Хуэй-цзун признавал за Агудой наследное право на трон Поднебесной, исключая любые претензии на престол собственных наследников. Таким образом хитроумный Агуда стал законным китайским императором. После отъезда Хуэй-цзуна и его сына в ссылку следы их терялись.

И вот однажды, изучая свитки одного из даосских монастырей, Ваню удалось найти упоминания о месте возможного погребения Хуэй-цзуна. Старинный манускрипт указывал на старую пограничную крепость, развалины которой находились в русской части Приморья, возле городка Уссурийск-Никольский[30]. Пользуясь полученной информацией, он выехал на поиски могильника.

Удивительно, но здесь ему действительно удалось обнаружить останки древней чжурчжэньской крепости. Собственно, от самой крепости сохранился лишь земляной вал высотой около двух-трёх саженей и едва заметные очертания защитного рва. Более шестисот лет назад она была разрушена и сожжена войсками Чингисхана. У великого хана к чжурчжэням были старые счеты…

После покорения империй Ляо и Сун воинственные чжурчжэни создали свою империю, назвав её Золотой империей Цзинь.

Упражняясь в воинской доблести, они устраивали регулярные набеги на становища соседних монголов, истребляли взрослых и уводили в рабство детей.

Так продолжалось до появления в степи великого хана Темучина[31], позже прозванного Чингисханом. После объединения монгольских племён он развернул армию на Китай и захватил западные, южные и северные провинции страны.

Многие из покорённых чжурчжэнями народов выступили на стороне монголов. Особенно усердствовали кидани. Они не только открывали войскам Чингисхана ворота городов, но и наносили удары в спину войскам Цзинь.

Когда-то непобедимая «Золотая империя», наводившая ужас на соседей и подчинившая себе десятки племён, перед армией монголов оказалась беспомощной. За неполную сотню лет правления она превратилась в развращённую, разжиревшую, высокомерную, погрязшую во взятках и коррупции беззубую страну. Должности военачальников покупались, а воинские победы остались только в воспоминаниях о великих предках.

Такая армия не могла противостоять дисциплинированным войскам великого Чингисхана и была рассеяна.

Но остались многочисленные гарнизоны городов. Чтобы выманить их из-за хорошо укреплённых стен, Чингисхан отправил часть войск в исконные чжурчжэньские земли и приказал уничтожать население, вне зависимости от пола и возраста.

Чжурчжэни выступили на защиту родовой вотчины и были разгромлены.

Оставшиеся в живых разделились. Более двадцати тысяч присягнули Чингисхану и влились в его войско, остальные не смирились и ушли в Маньчжурию. Но в 1253 году специально посланный за ними экспедиционный корпус монгольского хана Джаралтая смерчем пронёсся по Маньчжурии и Приморью, вырезая под корень всех подряд.

Монголы не просто уничтожали жителей, они до основания разрушали города и все без исключения населённые пункты, громили даже погребальные комплексы и захоронения.

Некогда богатая и щедрая земля опустела. И на многие столетия хозяйками этих земель остались только надгробные каменные черепахи…

Китайскому археологу повезло, он нашёл не только останки древней крепости чжурчжэней, но и двух каменных черепах. Это животное было родовым тотемом Ваньяньского княжеского клана. Только они имели право устанавливать каменных черепах над местом погребения своих родичей. Чем выше положение занимал похороненный при жизни, тем более дорогой камень использовался для изготовления надгробия. И только на могилах вождей устанавливали больших черепах, вытесанных из красного камня или гранита.

Под одной из таких пресмыкающихся Вань и обнаружил древнее захоронение. Кипя от нетерпения, он решил не тратить время на согласование работ с русскими властями и приступил к раскопкам. Вскоре лопаты рабочих заскребли по камню.

– Неужели удача? – учёный бросился в яму, больше мешая, чем помогая рабочим. Из земли показались очертания свода каменного склепа. Последние сомнения отпали – оно!

Вскоре обнаружился замурованный вход. Орудуя ломами и кирками, вывернули каменную плиту. Тяжёлый, затхлый воздух подземелья со вздохом вырвался на свободу. Рабочим показалось, что из могильника вырвался злой дух, и они, обгоняя друг друга, бросились из раскопа. Вань зажёг факел и сам устремился в открывшийся лаз.

То, что он увидел, с головой окунуло его в эйфорию: в совершенно сухом, сводчатом помещении стоял неповреждённый каменный саркофаг. Трясущимися от волнения руками он сдвинул крышку и замер. Внутри находились хорошо сохранившиеся останки богатого воина в полном вооружении. По форме и орнаменту доспеха можно было предположить, что он относится к XI–XII векам.

– Нашёл! – чуть не закричал археолог, но осторожность взяла верх над переполняющими эмоциями.

Он с трудом вернул крышку на место и полез наружу. Только чудо и литровая бутыль ядрёной ханши помогли ему уговорить рабочих вытащить саркофаг из могильника и погрузить на телегу. Он был настолько возбуждён, что за одну только мысль отдать находку в чужие руки готов был убить.

И, призрев закон, решился вывезти её в Китай. Благо, езды до его родного города Нунгаты было всего ничего.

– Не отдам! – решил Вань и погнал телегу к границе.

Дорога прошла без приключений. Нанятые на месте грузчики занесли саркофаг в дом и, получив расчёт, уехали. Он с нетерпением дождался их ухода и запер двери…

Глава 9

Поиски древней реликвии китайских императоров – «Чёрного Дракона», утраченной в год гибели империи Сун, давно стали навязчивой идеей Ваня. Первые упоминания о золотой пластине, именуемой «Чёрным Драконом», или «Лу Ваном», встречались еще в ХХI веке до н. э., во времена империи Ся.

Но особенно часто о нём писали в период правления династии Чжао.

Хуэй-цзун был предпоследним представителем этой династии. Во времена его правления империя Сун испытывала невероятный экономический подъём, но после его пленения чжурчжэньским князем Агудой упоминания о «Лу Ване» прекратились. Что могло произойти с «Чёрным Драконом»?

Согласно описанию современников, артефакт выглядел как большая золотая пластина, на одной стороне которой было выплавлено изображение дракона, а на другой – вырезаны древнекитайские иероглифы «Вода» и «Вечность».

Китайцы верили, что все важные события, происходящие в стране, отображают его настроения. Согласно легендам, «Чёрный Дракон» хоть и считался покровителем и защитником Поднебесной, но имел скверный характер и допускал наводнения на крупных реках страны. Доходило до того, что на реке Хуанхэ он несколько раз менял направление течения. В результате его баловства стихия смывала целые деревни, унося жизни людей, уничтожая скот и урожай, а оставшихся в живых ожидала голодная смерть.

В таких случаях «Чёрного Дракона», точнее его земную суть – золотую пластину «Лу Вана»[32], подвергали наказанию. Её привозили в район разгула стихии и подвергали ритуальному утоплению. В таком положении золотая пластина пребывала до окончания наводнения. Считалось, что только так можно заставить «Лу Вана» прекратить безобразничать.

Как покровитель страны «Чёрный Дракон» всегда присутствовал при всех значимых религиозных и светских событиях империи.

Как вдруг он исчезает. И это при невероятно высокой степени религиозного суеверия, которое царило среди всех народов Китая? За всю его историю ни один из древних завоевателей, даже великий Чингисхан, никогда не поднимал руку ни на китайские кумирни, ни на их покровителей.

– Так что же произошло с «Лу Ваном»? – размышлял Вань, – умышленное уничтожение или случайная утрата? Утрата? Символа императорской власти, символа покровителя Китая? Да ладно! Но даже если так? Неужели не искали?

А ведь именно после исчезновения «Чёрного Дракона» на Китай обрушилась целая череда проигранных войн, гибель императорских династий, разорение и упадок процветающей страны.

Вань верил в божественную сущность древнего артефакта и был убеждён, что, когда «Лу Ван» вернётся, закончится нескончаемая череда несчастий и бед, обрушившихся на когда-то великую, просвещённую и процветающую страну, названную предками Поднебесной. Но где искать «Чёрного Дракона»?

Как у всякого увлечённого историей учёного, у него имелась своя версия исчезновения золотой пластины «Лу Вана». Он считал виновником пропажи «Чёрного Дракона» пленённого чжурчжэнями императора Хуэй-цзуна.

– Если найденный саркофаг действительно принадлежит последнему императору Сун, то, возможно, в нём удастся отыскать подсказку о месте нахождения золотой пластины «Лу Вана»?

А основания предполагать, что перед ним останки императора Хуэй-цзуна, у Ваня были. Во-первых, в этих местах надгробие в виде черепахи могли поставить только на захоронение человека из клана Ваньянь. Во-вторых, над могилой была установлена черепаха, вытесанная не из простого камня, а из редкого красного гранита, что говорило о высоком происхождении усопшего. Третье, и наиболее важное, – чжурчжэни клана Ваньянь кремировали соплеменников. Причём в усыпальницу помещали не только кувшин с прахом усопшего, но и прах наложниц и коней. Укладывали конскую упряжь, оружие, предметы домашнего быта – ничего этого в могильнике не было.

Кроме того, на каменной поминальной плите, которая устанавливалась на спину надгробной черепахи, вырезались надписи, рассказывающие о подвигах и заслугах похороненного человека перед племенем. Но на найденной на захоронении поминальной плите не было никаких надписей. Будто тот, кто был погребён в саркофаге, не имел ни собственного имени, ни заслуг перед племенем Ваньянь.

А если посмотреть с другой стороны? Что мы имеем? В саркофаге находились не кремированные останки знатного воина. К тому же сосудов с прахом других людей и животных нет, предметов быта и конской упряжи тоже. Но по обычаям чжурчжэней они должны присутствовать в захоронении, чтобы обеспечить усопшему комфортную жизнь в загробном мире. Вместе с тем тело в саркофаге было облачено в полный, богато украшенный доспех с оружием, стоимость которого на время погребения была равна стоимости небольшого города. Это указывало на то, что усопший был не беден и похоронен, если не с уважением, то с почётом. После пленения и отречения от власти Хуэй-цзун и его сын получили титулы Ваньяньских князей, поэтому можно предположить, что им могли поставить на могильный холм надгробие в виде черепах. Потому что Хуэй-цзун, хоть и под угрозой смерти, но признал себя племянником Агуды. А тот являлся правителем империи Цзинь. Таким образом Хуэй-цзун стал членом семьи императора Агуды – вот тебе и красный гранит, из которого вырубили черепаху. Он долгие годы воевал против чжурчжэней, был их заклятым врагом и жизнь закончил, хоть и пленником, но почётным. Не поэтому ли на поминальной плите не указали ни имени, которого он лишился, ни заслуг перед племенем, которых у него не было?

Всё сходилось. С присущей опытному археологу осторожностью он стал извлекать из саркофага содержимое и аккуратно раскладывать на столе.

Вскоре вся его площадь была занята изъятыми из саркофага предметами. Здесь были и богато украшенное оружие, и множество золотых элементов крепления доспеха, накладных украшений нагрудного панциря, серебряные поножи и дорого убранный золотом, но изрядно проржавевший железный шлем. Два удивительно хорошо сохранившихся бронзовых кинжала, старинный китайский меч Дао, ножны к нему. И все это с изысканным золотым орнаментом.

Чтобы не повредить ветхие детали погребальной одежды, он работал кистью, сметая рассыпавшиеся в прах тканевые нити. Вдруг под слоем истлевшей ткани проявился небольшой предмет, похожий на хорошо сохранившуюся табличку размером с ладонь.

– Так, а это что?

Вань осторожно взял её в руки. Табличка была необычной формы и неожиданно тяжёлой для своего размера.

– Ого, какая увесистая! На металл и камень не похоже. Неужели железное дерево? Чудеса!

Протерев находку салфеткой, он обнаружил на её поверхности еле заметные, неровно вырезанные иероглифы. Складывалось ощущение, что табличка является частью чего-то большего, а два иероглифа – фрагмент какой-то общей надписи.

Но вот в чём не было никакого сомнения – возраст этой таблички был значительно старше саркофага и его обитателя. Толстый слой лака позволил необычной находке сохраниться в идеальном состоянии, если не считать того, что на обратной её стороне прямо по лаку было нацарапано ещё несколько иероглифов. Безусловно, табличка являлась интересной находкой.

Единственное, что смущало, её простота. Она никак не вязалась с богатым убранством остального содержимого саркофага. Нацарапанные по лаку иероглифы были едва видны и незнакомы. Вань решил показать их знакомому настоятелю даосского монастыря. Археолог давно дружил с монахом и часто консультировался по вопросам древней письменности. Тот мог не только прочитать надпись, но и подсказать примерный возраст выведенных на табличке иероглифов.

Всю ночь Вань не спал. Загадочная табличка не давала покоя. С нетерпением дождавшись утра, он поехал в монастырь.

Зарядившие дожди сделали дорогу труднопроходимой. Узкие колёса фургона давили глубокую колею и вязли в грязи. Дорожная глина набилась в ступицы колёс, делая и без того неповоротливую повозку ещё тяжеловесней.

Бездорожье и дождь совершенно вымотали. Лишь к позднему вечеру, изрядно намучавшись и промокнув до нитки, он добрался до обители. Но мучения стоили того.

Два залитых лаком иероглифа настоятелю монастыря были не знакомы. Это говорило либо об их дремучей древности, либо о чужеродности. Но вот другие иероглифы, нацарапанные по лаку…

После недолгого изучения настоятель уверенно распознал в них язык древних хань времён империи Сун. Ему даже удалось прочесть надпись. Она гласила: «Забытый спаситель ждёт тебя в Храме Вечного Покоя».

– Что означает эта надпись? Кому она была адресована? Как табличка с надписью на языке народа хань могла оказаться в чжурчжэньском погребении? Что она вообще делала в Маньчжурии? А ведь правители империи Сун, в том числе и Хуэй-цзун, принадлежали именно к племени хань. Неужели погребённое в саркофаге тело действительно принадлежит Хуэй-цзуну или его сыну? Хотя сыну вряд ли. Он был неженкой и заслужить уважение профессиональных воинов, которыми были чжурчжэни того периода, скорее всего, не мог. И ещё одно: у усопшего в районе кистей рук имелись хорошо различимые костные мозоли. Это следствие длительного ношения наручей, что характерно только для воина-мечника или лучника. В отличие от женоподобного сына, Хуэй-цзун был и тем, и другим. Если верить летописям, он был признанным мастером лука. Так что вполне мог заработать характерные мозоли на запястьях.

Через несколько дней Вань вернулся в Нунгату.

Всю обратную дорогу его занимали мысли о загадочной находке.

– Каким образом в саркофаг знатного воина могла попасть такая простенькая на вид табличка? Не похоже, что она принадлежала усопшему, потому что была подложена в саркофаг уже под мёртвое тело. Тогда кто тот человек, положивший её в усыпальницу покойного? Кого могли допустить к саркофагу во время или после погребения? Загадка. И эта странная надпись о Храме Вечного Покоя… Как там? «Забытый спаситель ждёт тебя в Храме Вечного Покоя». В пантеоне даосских кумиров[33] есть дух Юниса. Посвященные ему кумирни иногда называют «Храмом Вечного Покоя», или «Храмом Вечного Отдохновения». Но какое отношение Юниса может иметь к Хуэй-цзуну, он же не воинский кумир. Было бы логичнее, если бы воина, коим считался Хуэй-цзун, ожидали в храме Бога войны Гуань Ди. А тут почему-то храм Юнисы. Странно. Что означает нацарапанная на табличке надпись? Скорбное прощание с близким человеком или отчёт о тайно выполненном поручении?

А если это сообщение о тайном месте, где спрятан «Чёрный Дракон»? Ведь «Лу Ван» исчез сразу после пленения Хуэй-цзуна. Звучит, конечно, невероятно, ну а если? Предположим, что табличка действительно имеет какое-то отношение к «Лу Вану». Тогда получается, что «Чёрного Дракона» из дворцовой сокровищницы вывезли, а затем спрятали. Если это так, то можно попробовать отследить его путь из дворца. Современники пишут, что на момент разгрома армии Хуэй-цзуна реликвия «Чёрный Дракон» находилась в сокровищнице, то есть в императорской столице. Но как попасть в Запретный город[34]?

Постой, постой! Ведь «Лу Ван» хоть и был императорской реликвией и символом власти, но прежде всего он был религиозным артефактом. Ему посвящались целые монастыри, не говоря уже о многочисленных кумирнях.

Поэтому храниться он мог только в храме. Причём в собственном храме – так гласит и надпись на табличке. Значит, надо искать храм.

К тому же с чего это я решил, что храм должен находиться в Пекине?

В 1125 году столицей Поднебесной был не Пекин, а Кайфын. Пекин стал столицей Китая только в 1151 году, так что искать следы «Лу Вана» надо в Кайфыне, в храмовом комплексе Фаньта.

Допустим, что «Чёрный Дракон» действительно находился там, но кто и как мог вывезти такую важную, бесценную, в прямом смысле этого слова, реликвию? Такие вещи могли происходить либо по личному распоряжению императора, либо особы, пользующейся его доверием и имеющей непререкаемый авторитет во дворце и в храме. Но кем бы ни был тот человек, он не мог не оставить следа. Хотя бы потому, что во времена существования Китайской империи всей рутинной, повседневной жизнью дворца управляли бесчисленные слуги и чиновники – императорские евнухи. Огромный бюрократический аппарат скрупулёзно вёл записи всех доходов и расходов империи, в том числе дворца и дворцового храма. Значит, если пластину «Лу Вана» куда-то вывезли, то на это были затрачены денежные средства, и не малые: охрана, носильщики…

Ведь пластина, по свидетельству тех же современников, весила не менее семидесяти килограммов, плюс лошади, повозки, фураж, деньги на дорогу и другие затраты. С учётом ценности груза, одной охраны должно быть не менее десяти – пятнадцати воинов. А это уже письменный воинский приказ. Получается, что общее количество задействованных людей должно насчитывать не менее двадцати пяти – тридцати человек. Значит, поиски надо начинать в архивах стражи старого Кайфынского дворца и дворцового казначея тех лет. Предположим. Что дальше? А дальше следующий вопрос. Как, не привлекая к себе лишнего внимания, из дворцового храмового комплекса мог выехать такой обоз? Подо что его можно было замаскировать? Тут ответ простой – либо посольство, либо теологическая научная экспедиция. Вот только посольство во время военных действий – штука приметная и в случае пропажи требует розыска и следствия.

А научная, да ещё и теологическая экспедиция в случае исчезновения внимания не привлечёт. Получается, что если «Лу Вана» и вывезли, то только под видом научной или теологической экспедиции.

Ну что же, версия, хоть и неожиданная, но имеет право на жизнь. А значит, требует подтверждения или опровержения. Решено! Ищем научную или теологическую экспедицию! Место отправки экспедиции – Кайфын!

Предполагаемая дата: 1125–1127 года!

Учёный чувствовал, что он ухватил тонкую, почти неуловимую нить давних событий.

– Безусловно, все эти предположения – всего лишь гипотеза, но какая логичная и привлекательная. Надеюсь, старые финансовые книги Кайфынского дворца помогут раскрыть тайну загадочного исчезновения чёрной пластины «Лу Вана». А табличка? Пока не знаю, что это такое, но то, что это не просто кусок доски, – точно! Нужно ехать в Кайфын!

Приняв решение, Чжень повеселел и стал планировать поездку в древнюю столицу империи Сун. Поиски могли затянуться. Встал вопрос, куда деть саркофаг.

– В городское казначейство? Потом концов не найдёшь. Нет, его нужно оставить там, где он будет в сохранности. А я знаю только одно такое место – монастырь.

Сборы заняли несколько дней. Наёмные носильщики с трудом погрузили саркофаг с доспехами в фургон и уселись рядом. Поехали. На беду археолога, среди грузчиков оказался осведомитель главаря местной банды хунхузов. Вань не обратил внимания на пристальный взгляд одного из рабочих, а зря. Местные уголовники давно присматривались к добротному дому учёного. А тут шумные сборы, хлопоты, разговоры с соседями об отъезде. Поэтому когда археолог озадачился поиском и наймом грузчиков, то искать их особенно не пришлось…

Город давно скрылся из вида. Избитая ухабами дорога втянулась в унылые, поросшие хвойным лесом холмы. Вань за последние дни так набегался, что расслабился и задремал. Впереди послышалось ржание лошадей. Возница забеспокоился и разбудил прикорнувшего пассажира.

За время частых путешествий Вань настолько привык к разным сюрпризам, что мгновенно открыл глаза и сунул руку в саквояж.

За поворотом, заступая дорогу лошадям, появились два живописно разодетых незнакомца. В глаза бросались ярко-рыжие театральные бороды и грозно сверкающие наконечниками копья. Ряженые схватили лошадей под уздцы.

Вань оглянулся. Повозку догоняли ещё несколько вооружённых людей.

– Краснобородые! Эти свидетелей не оставляют! Грабежом не обойдётся – убьют, – мысли одной строкой пронеслись в голове. Руки действовали сами.

Вань выхватил из саквояжа заряженный кольт и выстрелил в загородившего дорогу бандита.

Массивный американский револьвер марки Кольт Патерсон он по случаю приобрёл у пьяного американского матроса во Владивостоке.

– Вот и пригодился…

Неожиданно громкий выстрел на миг ошеломил бандитов.

Никакого сопротивления, а уж тем более вооружённого от книжного червя никто не ожидал. Свинцовая пуля, выпущенная из «американца», попала одному из нападающих в лоб, начисто снеся всю верхнюю часть черепа. Его тело швырнуло на обочину. Второй хунхуз, увидев вместо головы подельника пузырящийся кровью безобразный обломок, выпустил из рук перехваченный повод.

Испуганные выстрелом лошади рванули повозку вперёд. Растерявшийся грабитель не успел отскочить, и его смял массивный фургон. Лошадей понесло. Повозку нещадно мотало из стороны в сторону. Дремавшие грузчики вылетели из повозки. Только одному из них, сидевшему за спиной кучера, удалось вцепиться в борт фургона.

Вань оглянулся. Позади, сбившись в кучу, толкаясь и мешая друг другу, бежали разбойники. Они громко ругались, размахивали копьями, но неумолимо отставали. Археолог, не целясь, выстрелил в толпу преследователей.

Бегущий впереди всех рослый бандит переломился пополам и свалился под ноги подельникам. Не в силах догнать уносящийся прочь фургон, бандиты пробежали ещё несколько метров и прекратили преследование.

– Неужели оторвались, – с надеждой подумал Вань.

Тем временем вознице удалось подхватить вожжи и взять управление фургоном на себя. Лошади почувствовали руку хозяина и перешли на ровный галоп. Бандиты остались далеко позади. Вань облегчённо вздохнул.

Вдруг грузчик, сидевший за спиной возницы, бросился на него и ударил ножом в шею. Несчастный дёрнулся, стал оседать и, заваливаясь набок, попал под бешено вращающиеся колёса. Вожжи, которые он накрутил на руку, оказались смертельным капканом и для лошадей, и для пассажиров фургона. Резкий рывок поводьев заставил лошадей болезненно захрапеть и круто повернуть в сторону. Фургон занесло. Тяжёлый саркофаг поехал на борт и опрокинул повозку. Бандиты, упустившие было добычу, радостно взревели и бросились к жертве…

Глава 10

Лопатин Иннокентий Иванович, поручик Императорского русского географического общества, в сопровождении отряда казаков направлялся в маньчжурский город Нунгату. За плечами у него оставалась не одна стычка с шайками хунхузов, поэтому он всегда брал с собой дополнительную охрану. Места были неспокойные. Обширные и малоизученные территории Маньчжурии кишели бандитами всех мастей, а граница, установленная Айгуньским договором ещё в 1858 году, представляла собой лишь черту, нанесённую красным карандашом на карте. Несмотря на подписанный договор, она до сих пор оставалась условной и практически не охранялась.

Граждане обеих стран, законопослушные и не очень, беспрепятственно переходили границу, не брезгуя по пути разбоем. Масштабы бандитизма достигли таких размеров, что генерал-губернатор Приамурья был вынужден издать особое распоряжение. Согласно ему, всем российским воинским отрядам Приморья и Приамурья надлежало шайки находников, независимо от национальности и гражданства, арестовывать и препровождать к пунктам дислокации российского воинского контингента. В случае оказания вооружённого сопротивления – уничтожать на месте.

В ходе преследования банд хунхузов приходилось пересекать границу, но на это никто не обращал внимания. Поэтому появление в маньчжурских лесах очередного русского воинского подразделения особых вопросов не вызывало.

Отряд поручика появился в этих местах неспроста.

У внешней разведки России появилось много вопросов к театру вероятных военных действий, а для этого требовались подробные топографические карты. Этим и занимались дальневосточные отделения ИРГО.

В этот раз от военного ведомства поступило задание на составление картографической съёмки китайской территории, от российской границы до маньчжурского города Нунгата. Очень кстати подвернулся и подходящий случай. Из Уссурийска-Никольского пришло сообщение о незаконном вывозе в Китай древней археологической находки. Приамурское руководство ИРГО[35] решило воспользоваться этой ситуацией как поводом для отправки отряда поручика Лопатина на территорию сопредельного государства.

Поручик получил два приказа. Официальный гласил: «Посетить город Нунгата с целью розыска похищенных артефактов и опроса китайского археолога, подозреваемого в хищении и вывозе за пределы Российской империи археологических ценностей».

Второй приказ носил гриф «Совершенно секретно» и предписывал: «Скрытно выполнить картографическую съёмку местности в районе города Нунгата».

Как обычно, кроме топографов, он взял с собой четверых казаков и восьмерых охотников. При выполнении деликатных поручений присутствие охотников было обязательным требованием командования ИРГО. Отряд Лопатина был наделён особыми полномочиями, и нарушение границы с Китаем опытного поручика не смущало.

Его сводный отряд неспешно двигался по пыльной дороге в сторону Нунгаты. Топографы выполняли съёмку местности, казаки обеспечивали их охрану на месте, а охотники[36] страховали отряд из укрытий. Дело было привычным и отлаженным до автоматизма.

Завершив топосъёмку, Лопатин отпустил топографов в Уссурийск-Никольский, а сам в сопровождении казаков и охотников направился в Нунгату. Формально он мог не ехать в китайский город, но уж больно хотелось разыскать китайского копателя.

Местные жители, помогавшие в раскопках, рассказали о китайце много интересного. Во-первых, он точно указал место раскопа. Во-вторых, рабочие нашли большую каменную черепаху кило на двести, а под ней склеп.

– Большая каменная черепаха – очень интересно. – Использовать изображение черепах на надгробных памятниках или стелах могли только знатные маньчжуры или их предки чжурчжэни, – поручик остановил себя, – какие чжурчжэни? Так я и до Бохайского царства доберусь. Но черепаха – это интересно.

Рабочие также рассказали, что лезть в усыпальницу они побоялись, поэтому китаец спустился в неё сам. А когда вылез, весь в пыли и паутине, то был очень доволен и на радостях выкатил бутыль ханши.

Что же ты там нашёл, приятель? Ну, дальше понятно: пообещал щедрое вознаграждение, уговорил вытащить из склепа каменный гроб и погрузить на его телегу. А для обретения храбрости выдал ещё литр сивухи. Бутыль распили и вытащили из могильника каменную домовину.

Гробина оказался тяжёлым, только вшестером на телегу и подняли. После этого яму раскопа засыпали, а землю над ним разровняли. Китаец не обидел, рассчитался честь по чести, а потом укатил в сторону Нунгаты.

Лопатин рассказом рабочих был заинтригован и решил во что бы то ни стало разыскать китайца, кем бы он ни оказался: копателем-одиночкой, учёным-археологом или расхитителем гробниц, – хотелось знать, что он искал и что нашёл? Тем более что искал целенаправленно. И судя по всему, какое-то конкретное захоронение. Рабочие говорили, что перед началом работ он долго ходил по крепости, сверялся с бумагами и что-то отмерял шагами. А когда нашёл полузасыпанную землей каменную черепаху, вырубленную из цельного куска красного камня, то от радости козлом скакал.

Выходит – точно знал, где и что искать…

За поворотом начинались заросли высокого кустарника, за густоту веток прозванного местными «чепыгой».

– В этих с виду мирных холмах по нынешним временам могут таиться большие неприятности, – подумал поручик и расстегнул кобуру. – Не растягиваться! Усилить внимание!

Охрана подобрала поводья и взяла винтовки на изготовку. Далеко впереди хлопнул выстрел, ещё один. Поручик поднял вверх руку, отряд остановился. По давно заведённому порядку в подобных случаях отряд охранения выдвигался на разведку, а остальные, дожидаясь её результата, спешивались и занимали круговую оборону.

Через полчаса на дороге появился всадник. На ходу он поднял руку вверх, что означало «свой» и, подлетев к поручику, доложил:

– Ваш Бродь! Впереди, примерно в версте отсюда, банда хунхузов, численностью десять – двенадцать человек, напала на купеческий фургон. Фургон разграбили, труп возничего бросили в кустах. Купец оказал сопротивление. У хунхузов – двое убитыми, одному выстрелом полголовы снесло. Купца поволокли в лес.

– Показывай дорогу! По коням! Рысью! В колонну по двое! Маррш!

На обочине дороги валялась опрокинутая повозка, рядом чёрным пятном расползлась большая лужа крови. На земле виднелись отчётливые следы борьбы и волочения тел. Ожидающий на месте охотник доложил:

– Основная банда с награбленным товаром и телами убитых ушла в сторону Нунгаты. Остались трое. Труп возницы бросили в кустах, пустые ящики и каменный гроб свалили в кювете, а купца утащили в лес. Место нападения я осмотрел – ничего интересного, разве только это… – он протянул поручику необычно увесистую табличку с иероглифами. Лопатин повертел находку в руках и сунул её в торбу:

– Потом разберёмся. Купец жив?

– Пока жив. Бандиты подвесили его на дереве и разожгли костёр, видимо, собираются пытать.

– Всем спешиться, – скомандовал поручик и потянул из кобуры револьвер, – охотники, вперёд!

Команда охотников исчезла в кустах.

Отряд спешился и, взяв карабины на изготовку, затаился в ожидании условного сигнала. Прошло несколько минут, прежде чем послышался тихий свист и из кустов прямо перед Лопатиным возник улыбающийся охотник.

– Всё в порядке. Двоих хунхузяр наглухо упокоили, третьего взяли для беседы.

– Что с купцом?

– Без сознания.

– Веди! Посмотрим, кого вы спасли, – улыбнулся Лопатин.

Тропа, петляя между деревьев, вывела на лесную поляну. Зрелище, которое предстало перед глазами, было ещё то…

На толстом суку большого корявого дерева находился человек, подвешенный за большие пальцы рук. Под босыми ногами чадил потушенный костёр.

Из небольших, но многочисленных надрезов на спине и груди пленника сочилась кровь. Разбитое лицо представляло собой кровавую маску. Рядом с жертвой валялось копьё с широким наконечником.

Охотники опустили несчастного на землю. Видимо, боль настолько помутила разум спасённого, что он долго не мог понять, кто и о чём его спрашивает.

– Пусть приходит в себя, позже побеседуем, – вздохнул поручик и недобро глянул на оставшегося в живых бандита.

Тот испуганно заёрзал.

– Жить хочешь?

Бандит энергично затряс головой и громко замычал.

– Выньте кляп, – распорядился Лопатин. – Рассказывай. Давясь словами, пленный высыпал массу информации. Оказалось, что отряд хунхузов, напавший на фургон, является частью банды местного Дзя Ды[37], которая базируется в десяти километрах от места нападения. Численность банды – около семидесяти человек, имя главаря поручику ничего не говорило.

Жертвой нападения стал китайский ученый, археолог. Недавно из поездки в Россию он привёз каменный саркофаг с сокровищами. За археологом установили слежку, и когда поняли, что он собирается вывезти сокровища из города, решили ограбить. На захват отправился отряд из двенадцати человек, но археолог оказал неожиданное сопротивление. Два хунхуза погибли на месте, ещё одного зацепило фургоном и сильно поломало.

Бандиты разъярились и решили «примерно» наказать учёного. Для казни оставили трёх человек. Остальные, забрав тела погибших и всё, что нашли в фургоне, ускакали на базу.

Поручик задумался:

– Преследовать бандитов по незнакомой местности? На территории чужого государства? Зная, что где-то неподалёку находится база крупной банды хунхузов? Опасно. Да и дело это не наше, а китайской полиции. Напали они на гражданина Китая на территории Китая. Мы здесь никаким боком, да и лишний раз светиться нежелательно. К тому же у нас на руках раненый. Сказать, куда его отвезти, он не в состоянии. Здесь тоже не бросишь. Особого выбора нет. Придётся брать с собой. Оклемается – поговорим. Заодно узнаем, чего он накопал в старой крепости.

Саркофаг с прахом пришлось оставить. Прямо у дороги выкопали неглубокую яму и опустили в неё каменный гроб.

– Уходим, – распорядился поручик и повернул лошадь к Уссурийску…

Так в доме Лопатиных появился Чжень Вань Янь, учёный-историк, археолог, китайский дворянин, потомок древнего рода Чженей.

Когда у поручика родился сын, Вань стал мальчику вторым отцом, наставником, строгим учителем и добрым другом. У него не было своих детей, поэтому всю нерастраченную любовь он отдал маленькому Андрейке.

Долгими зимними вечерами Вань рассказывал мальчику захватывающие легенды прошлого, занимался с ним языками, историей и географией Поднебесной.

Воспоминания ледяным ветром пронеслись в седой голове китайского археолога, сердце тревожно защемило. А он-то думал, что время лечит.

Оказывается, ничего не забылось и не закончилось.

От осознания того, что по его вине мог пострадать Андрей, перехватило дыхание…

Глава 11

– Куда же тебя спрятать, пока мы со всем этим разберёмся? – мерял шагами комнату Иннокентий Иванович, – а что, если…? Не хочешь ли ты, друг дорогой, прокатиться в Кайфын? Ведь ты давно мечтаешь об этом? Там ты сможешь продолжить поиски своего «Чёрного Дракона». Потом пароходом через Гамбург вернёшься в Москву. С деньгами на дорогу и прочими расходами я решу. Согласен? Старый археолог растроганно засопел:

– Я давно мечтал продолжить поиски «Лу Вана», – тихо сказал он. – Если ты меня отпускаешь, я с радостью отправлюсь в Поднебесную. Да и дела давно пора привести в порядок, наш род – не бедный, а из наследников я был последним. Иннокентий Иванович с чувством сжал старого друга:

– Вот и хорошо! Все подробности обсудим завтра, а теперь спать. Денёк выдался непростой.

Все разошлись по комнатам. Андрей прилёг на топчан. Не спалось.

Мысли крутились вокруг вечернего происшествия. Об убийстве бандитов он не сожалел – в сложившейся ситуации это было единственным решением. Промедли я пару секунд, и мы с Ванем кормили бы рыб в ближайшей бухте.

А вот «Белый лотос»… Что или кто это такой? Есть ли общее между тем давним нападением на учителя и сегодняшними событиями? Если да, то что?

Предположим, худшее – это хунхузы. Что мы знаем о хунхузах? Закрыв глаза, он стал вспоминать содержание доклада штабс-капитана Виленского на ежегодном заседании ИРГО в Москве. Доклад содержал закрытую информацию о китайских бандитах – хуфеях, или, как их называли местные поселенцы, хунхузах.

Впервые они появились в Маньчжурии более ста лет назад. В течение долгих веков эти районы рассматривались правящей маньчжурской династией как родовая вотчина. Проживание в Маньчжурии других народностей Китая было запрещено. Но в связи с удалённостью этих территорий от центральной власти на запретных землях шло стихийное, не контролируемое заселение. Тысячи колонистов были предоставлены себе. Ведь формально для китайского правительства населения на этих землях не существовало. Это обстоятельство привлекало и уголовников, бежавших от правосудия, и дельцов. Для людей, вступивших в противоречия с законом, пустынные земли Маньчжурии, разрезанные горными хребтами и покрытые сплошными лесами, представляли идеальное укрытие. Природные богатства: золото, пушнина, рыба, драгоценный корень женьшеня – открывали неограниченные возможности.

Нелегальные китайские промышленники стали стремительно богатеть. А там, где появляется богатство, там неизбежно возникают те, кто готов на него посягнуть.

Слабость местной власти стала первопричиной появления в Маньчжурии китайских бандитов – хуфеев. А вот уже в среде хуфеев появились хунхузы. Но хунхузами могли себя называть не простые разбойники, а только те, что занимались разбоем в бандах или шайках. Или, как они любили называть, в вольных отрядах. Их численность в банде могла колебаться от трёх – пяти человек до нескольких сотен. Мелкие банды были плохо организованы и бедны. В них сбивались либо новички, либо провинившиеся хунхузы, изгнанные из крупной банды. Такие отряды существовали не больше нескольких месяцев и быстро гибли от ножа конкурентов или топора палача.

Крупным бандам было легче разбойничать, но кормёжка лошадей и людей становилась серьёзной проблемой, поэтому оптимальной численностью вольного отряда считали тридцать – пятьдесят человек.

Разбой оказался настолько популярным и доходным, что стал профессией, которая передавалась по наследству, и тогда возникали целые преступные династии. Такие банды были хорошо организованы, в них царила жёсткая дисциплина и иерархия. Главари крупных банд даже издавали собственные законы. Размеры хунхузничества в Маньчжурии поражали. По разным оценкам, их общее количество колебалось от тридцати до сорока тысяч человек.

После поражения Китая в войне с Японией в 1884–1885 годах появились дезертиры, и число хунхузов значительно выросло. Вся эта свора бандитов хозяйничала в Маньчжурии, Корее и северной части Китая, в опасной близости от границы Российской империи.

Усталость брала своё, веки начали тяжелеть.

– Всё, спать! – Андрей повернулся на бок и закрыл глаза.

Глава 12

Следующий день начался с подготовки к встрече с губернатором Приамурского края, командующим войсками Уссурийского и Амурского казачьих войск, председателем Императорского русского географического общества на Дальнем Востоке, генерал-полковником Гродековым.

О вчерашних событиях решили доложить на приёме. Зная привычку генерала всё выслушивать из первых уст, капитан Лопатин взял с собой сына. Он был уверен, что Гродеков захочет лично расспросить Андрея.

Выслушав лаконичный доклад Иннокентия Ивановича, генерал строго глянул на корнета:

– А теперь, молодой человек, я хочу послушать вас. И с подробностями.

Закончив рассказ, Андрей вытянулся по стойке смирно.

В кабинете повисла пауза. Генерал поднялся с кресла:

– Ваши действия я расцениваю как вынужденную самооборону и не усматриваю в них поведения, ведущего к урону чести и достоинства русского офицера. Спасая жизнь товарищу, вы повели себя смело и решительно. Конечно, на лицо нарушение закона, но я считаю, что сложившиеся обстоятельства были вызваны исключительно интересами самообороны. К тому же, – тут он загадочно улыбнулся, – в сводках происшествий за вчерашний день полиция ни о каких смертоубийствах не упоминала. Поэтому будем считать, ничего и не было. А на нет – и суда нет! Так ведь, Сергей Константинович? – обернулся он к сидящему тут же жандармскому полковнику.

Жандарм невозмутимо кивнул:

– Несколько вопросов к молодому человеку у меня будет, но позже.

– С этим покончили, – прервал его генерал, – а теперь перейдём к делу, по которому я, собственно, вас и пригласил.

Андрей встал, чтобы испросить разрешения выйти, но Гродеков остановил его:

– Корнет, вы можете остаться, теперь это касается и вас. Суть вопроса изложит полковник Смирнов. Приступайте, Сергей Константинович.

– Господа, – начал полковник, – для начала я обрисую ситуацию в целом.

Как вам известно, по высочайшему повелению Его Императорского Величества два года назад было начато строительство Китайской Восточной железной дороги, сокращённо КВЖД. Собственно, планы строительства существовали давно. Но по причине высокой стоимости откладывались. После победы Микадо[38] в Японо-Китайской войне в 1895 году Япония стала агрессивно наращивать влияние в Азиатско-Тихоокеанском регионе и к идее строительства дополнительной железнодорожной магистрали на Дальнем Востоке пришлось вернуться. Между тем Япония даже не скрывает желание подчинить себе тихоокеанское побережье, в том числе и то, что находится под протекторатом России. Японские газеты восторгаются победами японского оружия, призывают продолжать войну и подчинить себе всю Азию.

В Йкосуке с помощью французов открыто адмиралтейство по строительству боевых кораблей. На этих вервях уже перестраиваются и довооружаются захваченные у Китая корабли. На них установили крупповские восьми и десятидюймовые орудия, и это обстоятельство заставляет с ними считаться.

Японским правительством утверждён план строительства двадцати пяти крейсеров и канонерских лодок, а также тридцать миноносцев, и это только на собственных верфях. Размещены заказы на строительство современных крейсеров в Англии, Германии, Франции, Италии и Америке.

Для обеспечения программы строительства флота Япония выпустила внутренний заём на пятьдесят миллионов йен, плюс взысканная с Китая контрибуция, в пересчёте на наши деньги это четыреста миллионов золотых рублей. Не остались в стороне и американцы. Они выдали заём ещё на пятьсот миллионов. Ко всему вышесказанному, в самой Японии началась усиленная подготовка к мобилизации.

После победы над Китаем Япония оккупировала значительную часть южного, центрального и северо-восточного Китая, в том числе и Ляодунский полуостров. Россия, Германия Франция и Англия не могли этого допустить, поэтому с Китаем задним числом было заключено секретное соглашение о передаче в аренду на двадцать пять лет части китайских территорий. По этому соглашению Франция получала контроль над южными провинциями Китая, в том числе над городами Гуандун, Гуанси и Юньнань. Германия – порт Циндао и провинцию Шаньдун. Англия – порт Вэйхайвэй. России достались порты Люйшунькоу (Порт-Артур) и Далянь (Порт Дальний).

Все эти территории и порты были захвачены Японией в ходе последней войны с Китаем, но соглашение было обнародовано, и все подписавшие это соглашение страны ввели свои военные эскадры в арендованные порты.

Японцам пришлось убраться и из Китая, и из Кореи.

Говорить о том, что Микадо был взбешён потерей захваченных территорий, я думаю, будет излишним. Этот шаг со стороны иностранных государств Япония расценила как украденную победу. Посчитав, что противостоять всем союзным государствам ей не по силам, она выбрала главным обидчиком Россию.

Россия, при выборе арендуемых у Китая территорий, тоже знала, что брать. Поэтому выбрала два не просто не замерзающих порта, а именно те, что располагались в стратегически важных точках. Эти порты не только контролировали побережье Кореи, но и приглядывали за Японией, находясь от неё на расстоянии суточного перехода.

Арендованные порты требовали защиты, поэтому было принято решение о строительстве в порту Люньшуйкоу современной морской крепости, которая бы стала базой Российской Тихоокеанской эскадры. Тогда же для организации бесперебойного сухопутного снабжения портов Дальний и Порт-Артур приняли решение об увеличении возможностей Транссибирской магистрали.

Для этого решили построить от станции Чита до побережья Тихого океана две железнодорожные ветки. Одна из них должна проходить по территории России, а другая – по территории Китая. Северная ветка уже функционирует. По ней вы прибыли во Владивосток.

Строительство южной ещё идёт. Это ей дали название КВЖД. В Чите она заходит на территорию Маньчжурии и через Цицикар идёт до Харбина.

Харбин – это новый город, строится с нуля, специально для нужд КВЖД. По сути, это крупный сортировочный узел с ремонтными мастерскими подвижного состава и складами для перевалки грузов. Планируется, что он станет центром управления всей КВЖД. От него пойдут ветки на Владивосток, Дальний и Порт-Артур.

Третью, южную ветку, китайцы строят с французами и немцами. Она соединит КВЖД с Пекином, а через него пойдёт на Шанхай. Всё строительство, кроме третьей ветки, осуществляется на деньги России. Срок аренды земли под строительство и эксплуатацию железной дороги – восемьдесят лет. Собственником построенной дороги будет являться Российско-китайское акционерное общество при почётном председательстве китайского посла в Москве.

Согласно заключенному договору, охрану строительства, а после его окончания и саму КВЖД должна осуществлять китайская сторона. Но фактически охраной вынуждены заниматься наши казаки и отдельные подразделения пограничной стражи.

На строительстве КВЖД используется труд наёмных китайских рабочих, на сегодня их число превышает шестьсот тысяч человек. Всем им выдаётся плата за работу. Эти деньги привлекли китайских хунхузов, они нападают на рабочих и отбирают заработок. Поскольку бандиты скрываются в среде рабочих, вычислить и схватить их сложно. Дальше – больше. Если раньше они терроризировали исключительно соотечественников, то теперь нападают и на наших специалистов. Есть достоверные сведения, что они связаны с религиозными сектами. Одна такая – «Белый лотос» – действует на нашем участке КВЖД. Этой сектой формируется недовольство иностранными специалистами и строительством в целом. Есть случаи призывов к саботажу, а в некоторых местах и к открытому бунту. У нас есть сведения, что «Белый лотос» финансируется японской разведкой.

В нашем регионе ею руководит капитан Исикава – опытный и опасный противник. К сожалению, нам пока не удалось выйти на след «Белого лотоса», но это говорит лишь об опыте секты в конспирации.

Напоминаю, что российская морская база в Порт-Артуре – кость в горле у японцев. Присутствие нашего флота в этом регионе нарушает их планы по контролю азиатского побережья Тихого океана и усиливает влияние России.

До настоящего времени снабжение Приамурья, в том числе и доставка воинского контингента, осуществлялось морским путем. Сколько для этого требуется времени и средств, сами представляете. В своё время по этой же причине России пришлось отказаться от Русской Аляски. Поэтому сухопутное сообщение между центром страны и Тихоокеанским побережьем жизненно необходимо не только нашему флоту – от этого зависит, сможет ли Россия сохранить за собой побережье Охотского и Китайского морей.

Японцы всеми силами и средствами пытаются сорвать строительство крепости в Порт-Артуре. Участились нападения на поселения русских специалистов, а это не что иное, как попытка осложнить отношения между Россией и Китаем.

Для дополнительной охраны КВЖД привлечены отряды пограничной стражи и казаки Уссурийского казачьего войска, но их не хватает. Серьёзной проблемой является и то, что людей, владеющих китайским языком, способных не то что выявить хунхузов в рабочей массе, а просто опросить пострадавших, практически нет. Из всех доступных нам воинских формирований, находящихся в настоящее время на территории Приамурского края, только экспедиции ИРГО имеют специалистов, владеющих китайским языком.

Поэтому ввиду чрезвычайности ситуации принято решение задействовать отряды ИРГО для выявления бандитов среди строителей железной дороги и оказания помощи пограничной страже в патрулировании территории строительства.

Вам предписывается производить проверку документов у всех граждан азиатской наружности. При отсутствии разрешения на работу следует задерживать и препровождать таковых на пограничные пункты для дальнейшей депортации в Китай или Корею. Ваш отряд будет усилен казаками Уссурийского казачьего войска. Для проведения дознания, выявления провокаторов, бунтовщиков и японских шпионов к отрядам ИРГО будут прикомандированы офицеры жандармерии.

Все эти меры временны, и надеюсь, займут не более двух-трёх месяцев.

И последнее: все отряды ИРГО будут действовать под видом обычных экспедиций, и, возможно, на какое-то время это поможет ввести японскую разведку в заблуждение.

Какие будут вопросы, господа? Нет? Тогда у меня всё.

– Теперь понятно, почему мне сошла с рук Миллионка, – подумал Андрей, – при другом раскладе всю кровь отписками и отчётами свернули бы, а под занавес ещё и бумажку «о тесном сотрудничестве» подсунули. Видать, и правда, припекло. Ну и слава богу! Будем считать – пронесло.

Глава 13

Следующая неделя пролетела в заботах.

Вань на германском коммерческом судне отправился в Тунцзян, а Иннокентий Иванович с головой погрузился в подготовку к рейду. Утром его видели в казармах после полудня у интенданта, а вечером – в компании с полковником Смирновым.

Снаряжение экспедиции шло полным ходом. Все вопросы обеспечения отряда продовольствием, фуражом и дополнительными воинскими припасами были возложены на многоопытного вахмистра Карташова. По его довольной и хитрой физиономии можно было догадаться, что поставленная перед ним задача уже выполнена и с существенным запасом.

Андрей, проводив старого учителя, был предоставлен себе и, гуляя по городу, забрёл в оружейную лавку.

Магазин приятно удивил. В отделе клинкового оружия ему понравился охотничий нож с удобной рукоятью из берёзового капа. Подобными ножами обычно пользовались сибирские охотники. Рукоять из капа не стыла на морозе и не скользила в мокрой от воды или крови руке. Андрей приобрёл находку и стал с любопытством разглядывать выставленные на полках образцы охотничьих карабинов.

Почувствовав у покупателя интерес к дорогому товару, приказчик сделал стойку и продемонстрировал все новинки, которые были в его распоряжении. Андрей повертел в руках оружие, но ничего не запало в душу, и он стал было уходить, как приказчик, чувствуя, что упускает клиента, остановил его вопросом:

– А не желает ли господин офицер взглянуть на ручные гранаты? Обычно таким товаром мы не торгуем, но вот взяли пару ящиков на пробу.

Приказчик лукавил, ведь торговля гранатами была запрещена и являлась откровенной контрабандой, но что-то во взгляде молодого офицера зацепило его, и он решил рискнуть.

– Давайте посмотрим, – заинтересовался Андрей.

Что такое карманная артиллерия, он знал ещё из прошлой жизни. При грамотном применении она могла повлиять на исход почти любого боестолкновения.

В кадетском корпусе их знакомили с ручными гранатами, стоящими на вооружении разных стран, объясняли принцип их действия и способы применения. Андрей и сам мог прочитать о гранатах целую лекцию, но внимал преподавателю. Всё, о чём говорилось, было, конечно, примитивно, но для конца XIX века – вполне прогрессивно.

На самом деле ручные бомбы применялись в войнах достаточно давно.

Сначала это были глиняные горшки, начинённые порохом или горючим веществом и применявшиеся в основном на флоте. Потом их стали использовать в пехоте.

Первой в вопросе массового применения ручных бомб отметилась Англия. Она применила и первую ручную бомбу осколочного действия. Для этого даже создали новый вид воинского формирования: в каждой роте подбирались по четыре человека мощного телосложения с высоким ростом и сильными руками, их задачей было метание бомб в ряды противника. Бомба весила по два-три килограмма, и чтобы добросить её до неприятеля, требовалась недюжинная сила. Пришлось даже изменить фасон головного убора, чтоб не мешать броску ручной бомбы. Вместо общепринятых тогда треуголок метатели носили высокие колпаки, которые назывались «гренадеры». За эти головные уборы их стали называть гренадерами, а ручные бомбы – «гренадками».

Гренадеры отличались от остального войска не только колпаками и физическими данными, но и экипировкой. Кроме обычного оружия пехотинца, они имели специальные ранцы для переноски ручных бомб. Каждый носил от четырёх до шести штук. Учитывая их вес, выходило, что гренадерам, в отличие от остальных воинов, приходилось носить на себе дополнительно до двадцати килограммов груза. А пешие марши в те времена были основным способом передвижения пехоты.

Со временем бомбы менялись по весу и по форме. В конце концов, в некоторых армиях ручными бомбами стали вооружать всех пехотинцев. Правда, не больше двух в руки.

После этого гренадеры как отдельные метатели гранат стали не нужны. Но наличие в войсках отрядов, состоящих только из рослых и физически сильных бойцов, осталось востребованно. Подразделения гренадеров стали использоваться в основном как ударные отряды для штурма укреплений или штыковых атак. Особенно, когда требовалось молодецким ударом переломить ход сражения.

Со временем из них образовался отдельный, элитный род войск – так, собственно, и появились гренадеры во всех армиях Европы.

Россия тоже не стала исключением. А вот ручные бомбы в русской армии, в отличие от Англии, Франции и Германии, не прижились. Считалось, что это блажь европейцев и лишняя трата денег, а русский воин в штыковой атаке способен победить любую армию без всяких новомодных штучек.

В результате все работы по отечественной ручной бомбе были остановлены.

Франция и Германия, наоборот, придавали этому оружию серьёзное значение. Ручные бомбы модернизировали, они стали не только меньше и удобней по форме, но и мощней. У некоторых видов разлёт осколков составлял двадцать – тридцать метров. В зависимости от назначения они отличались весом, мощностью и формой. Более мощные были тяжелее, и для удобства дальнего броска оснащались деревянными ручками, какие применялись в основном в обороне. Другие, менее мощные и лёгкие, использовались как наступательные. Удобные в руке, они по форме напоминали экзотический фрукт гранат.

Со временем все ручные и артиллерийские осколочные бомбы стали называть гранатами.

Сейчас в магазине перед Андреем лежала классическая оборонительная граната. Она представляла собой чугунный цилиндр с деревянной ручкой, от чего была похожа на кухонную деревянную колотушку или толкушку для картошки и весила около двух килограммов.

Андрей повертел гранату в руке. В торце обнаружил отверстие с резьбой:

– Для взрывателя? – спросил он приказчика.

– Именно так, – услужливо заулыбался продавец. – Для приведения гранаты в боевое положение необходимо вкрутить взрыватель, затем ударить торцом о любой твёрдый предмет и можете бросать. После удара боёк накалывает капсюль, в запальной камере происходит возгорание пороха, через восемь секунд воспламеняется взрывчатое вещество, и происходит взрыв. Разлёт осколков – до пятнадцати метров. После броска рекомендуется укрыться, чтобы не попасть под поражающие элементы.

– О как барабанит, – улыбнулся Андрей, он был доволен. – Надо же, такая удача – гранаты…

Он вспомнил, как после посещения генерал-губернатора его пригласили в местную жандармерию. Два часа он убил на то, чтобы по фотографии из картотеки опознать ресторанного злодея. И ведь опознал.

Им оказался некий Ли Гуй. Судя по присутствию его фотографии в картотеке специального отдела жандармерии, личность не простая и местной охранке хорошо известная. Но по реакции жандармского офицера и его кислой физиономии Андрей понял, что этого бандюка жандармерия искать не станет.

– Он либо их информатор, либо сексот[39], – подумал тогда Андрей. – Ну и хрен с вами. Я его сам отыщу.

– Будете брать? – напомнил о себе приказчик.

Деньги были. Дед не поскупился и подкинул внучку на дорогу.

– Эх! Была не была! Беру оба ящика.

Андрей вышел из магазина с отличным настроением и заметно похудевшим кошельком.

Глава 14

И снова он в китайском квартале.

У местного куафера[40] купил женский парик с длинными чёрными волосами, небольшое зеркало и коробочку грима. На рядах подобрал поношенную, но чистую одежду китайского кули[41]. Осталось найти место для перевоплощения. Тут же на рынке подсказали адрес дешёвой ночлежки. Ею оказался длинный деревянный барак. В небольших комнатах ютилось по нескольку человек: кто жил семейно, кто артельно, но встречались и такие, как Андрей, – одиночки. Барак напоминал муравейник. По коридорам бегали чумазые дети, тут же ругались их мамаши. Какие-то люди таскали ящики, тюки, мешки.

В этой суете никому не было дела до очередного постояльца, что идеально вписывалось в его планы. С комнатой вопрос был решён, осталось подготовить образ.

Для начала он надел купленную одежду, натянул на ноги стоптанные чёботы и подвязал их верёвкой. Затем достал зеркало, грим и чёрный карандаш. Опыта в этом деле не было – пришлось экспериментировать.

Самым трудным оказалось из дорогого парика сделать причёску китайского носильщика. Обычный кули носил длинную косу и выбривал лоб. С косой проблем не было, а вот с залысиной пришлось повозиться. Наконец, парик был готов, и Андрей решился примерить его.

То, что он увидел в зеркале, превзошло все ожидания. Грим сделал лицо смуглым, а чёрный карандаш изменил разрез глаз, вытянув его к вискам.

Осталось добавить седины и зачернить брови. В завершение он нанёс на лицо и одежду немного сажи и довольно посмотрел в зеркало. Перед ним сидел уставший, пожилой китаец.

– Вот теперь всё! Закрыв комнату на замок, он вышел на улицу и, нырнув в проулок, растворился в толпе…

Третий день он следил за злополучным рестораном.

Из небольшого чердачного окна хорошо просматривались оба входа и ворота во двор. Чем дольше он наблюдал за зданием, тем больше убеждался, что это не простое заведение, возле которого постоянно крутились подозрительные личности.

Несколько раз появлялся раненый им урка. Кривясь и баюкая перебинтованное плечо, он заходил в ресторан, просиживал там минимум час, а потом, так же охая и постанывая, уходил прочь.

– С таким ранением нужно лежать, а не гулять по ресторанам. Всё время, пока бандюк находился внутри, на улице дежурили два амбалистых парня:

– Похоже, охрана. А это что за суета?

Во двор заехала груженая телега, прикрытая рогожей. Началась разгрузка.

– Опаньки! Это же оружейные ящики! И судя по тому, с каким трудом их снимают с телеги, не пустые.

Шторы на втором этаже здания ресторана шевельнулись, и Андрей навёл бинокль на приоткрывшуюся щель. То, что он увидел, заставило его резко встать. В комнате за шторой хозяин ресторана, жестикулируя, распекал Ли Гуя.

– Он что, всё это время находился здесь? Судя по жестикуляции и мимике господина Чо, он для Ли Гуя – босс. Вот так тихий и добрый дедушка! Получается, что это не ресторан, а бандитское гнездо, всё остальное – лишь прикрытие! Теперь понятно, почему сюда привезли оружейные ящики. Похоже, бандиты готовятся к чему-то серьёзному. Услышать бы, о чём они говорят…

А в чём, собственно, проблема? – он ещё раз внимательно осмотрел здание ресторана. – Обычный двухэтажный дом, цокольный и первый этажи кирпичные, второй деревянный, над ним чердак. Постой! Перекрытия между чердаком и вторым этажом такие же, как здесь, деревянные, – он посмотрел себе под ноги. – Снизу плотно подогнанная, оштукатуренная доска, а сверху шлак. Если пробраться на чердак и убрать шлак, то слышимость будет вполне приличной. Только как туда попасть? На заднем дворе постоянно кто-то крутится. Хотя, если попробовать по темноте, может получиться.

Забраться на чердак ресторана оказалось на удивление просто. Там стояла лестница, и, похоже, ею часто пользовались. Чердак был тщательно выметен и под самую крышу заставлен рядами различных ящиков и тюков. Возле окна лежало несколько мешков на ощупь с чем-то мягким.

– А ведь это наблюдательный пост, только почему он пустует? Снизу заскрипела лестница, кто-то, пыхтя и чертыхаясь, поднимался наверх.

– Вот это я попал, – подумал Андрей и укрылся за штабелем ящиков.

В проёме чердачного окна показалось раскосое лицо караульного.

– Убирай лестницу! – крикнул он кому-то внизу.

– Тебе надо, ты и убирай! Я уже натаскался.

– Смотри, Ли Гуй узнает – кровью умоешься.

– Да ему сейчас не до нас, к нему полная фанза[42] гостей наехала. Старый Чо даже ресторан закрыл.

– Ну, смотри, я предупредил, – пробурчал караульный и стал устраиваться на мешках.

– Не такие уж они и лохи, – подумал Андрей, – здесь тебе и наблюдательный пункт, и склад. Мне просто повезло попасть в смену караула. Хотя служба организована так себе – видимо, никто их ещё не пугал. Ну, это я исправлю.

Он достал пистолет и подступил к возящемуся на мешках караульному. Тот как раз закончил моститься и приподнял голову, чтобы выглянуть в окно.

Что-то стремительное и сильное зажало рот. Часовой попытался позвать на помощь, но тяжёлая рукоять револьвера опустилась ему на голову.

– Теперь можно разобраться, что здесь почём, – подумал Андрей и стал вскрывать ящики. – Бог мой! Да здесь оружия на целый батальон хватит! А здесь что? Патроны?! Они что, арсенал ограбили? Хотя нет, карабины германские, винтовки французские – всё старого образца. Но как это попало в руки бандитов? Для мелкой шайки слишком масштабно. А это что? Толовые шашки, бикфордов шнур[43]. А в мешках? Обмундирование, кители, штаны, кальсоны, обувь. Без знаков отличия, но всё новое, крепкое и ноское.

Похоже, кто-то решил вооружить армию, а наш жандармский конфидент Ли Гуй и добрый дедушка Чо в курсе происходящего. Интересно, каким образом всё это добро оказалось на чердаке, – стал оглядываться Андрей.

Над чердачной дверью обнаружился металлический крюк с расположенным рядом небольшим железным колесом.

– Блок, – догадался Андрей, – через него с помощью верёвок они весь этот груз на чердак и подняли. А что? Удобно. С улицы эта сторона двора не просматривается, сам двор просторный – две телеги свободно разъедутся. Дом крепкий, чердачное перекрытие тоже. Чем не склад? Посади караульного, и всё – дело в шляпе. А то, что какие-то тюки и ящики возят, так это же ресторан, в него постоянно что-то привозят и вывозят.

Он присел на крайний ящик и задумался:

– Что же делать? Сдать арсенал жандармерии? Но пока те раскачаются, бандиты расползутся по лесным норам, и ищи свищи их потом. И как я объясню, каким образом получил информацию? Искал Ли Гуя? С какой целью? А жандармерия? Даже если бандитов арестуют, их будут обязаны передать китайской стороне. И совсем не факт, что там их посадят или казнят. Эта парочка откупится. Судя по арсеналу, покровители у них не простые. А может, грохнуть их тут всех скопом? Взрывчатки хватит за глаза. Нет! Заниматься самосудом нельзя! Какими бы уродами Ли Гуй и Чо ни были, судить их нужно по закону. Иначе чем я от них буду отличаться? Нужно идти к полковнику Смирнову…

Ранним утром, узкие улочки Миллионки наводнили полицейские и казаки. Из здания ресторана господина Чо мимо толпы зевак выводили связанных бандитов. Последними вывели Ли Гуя и владельца заведения. Арестованных давно увезли, а с чердака ресторана ещё долго спускали и грузили в грузовые автомобили многочисленные ящики и мешки. Хлопнула дверь последнего грузовика, и любопытная толпа стала расходиться.

Вскоре все забыли об утреннем происшествии и занялись привычными делами…

Глава 15

Амур уже полностью очистился ото льда, и к набережной Благовещенска стали съезжаться подводы с семьями казаков и крестьян. Тут уже клубились многочисленные искатели приключений.

Золотая лихорадка охватила Приамурье, привлекая к себе несметное количество авантюристов всех национальностей, проб и мастей. Среди народной толчеи крутились вербовщики, зазывая охотников для работы на рыболовецких тонях и золотых приисках.

Колёсные пароходы и две коммерческие баржи не могли вместить всех желающих, и местному линейному батальону отдали распоряжение готовить перевозку людей на плотах.

Шли приготовления к сплаву очередной волны переселенцев[44] до Хабаровска и дальше в Николаевск-на-Амуре[45]. У берега раскачивались огромные плоты, связанные из вековых сосен. Десятки добровольцев заносили на них вещи переселенцев, солдаты расставляли их на плоту и крепили прочными верёвками. Тут же ладили шалаши для женщин и детей. Загруженный плот отгонялся в затон, а на его место тут же ставили другой.

Погрузка шла медленно. Жгло полуденное солнце. Мужики и казаки, оставив межклассовые распри, дружно помогали солдатам, а бабы с детворой сидели в стороне и пели тоскливые песни. Тут же толкались местные зеваки. Ещё бы, какое-никакое развлечение.

После полудня закончили погрузку последнего плота. Тронулись…

Вот и Николаевск. Богатый купеческий город, Клондайк для золотоискателей и рай для рыбаков.

Плоты ткнулись в песчаный берег, заскрипели, застонали и встали.

Три недели просидев на плоту без дела, Санька Волчок решил не дожидаться начала выгрузки, поднял над головой котомку с вещами и прыгнул в жёлтую амурскую воду.

Поселенцы прибыли под самый Юрьев день[46]. Этот праздник всегда отмечался народными гуляниями: бабы и молодые девки водили хороводы, а мужики шатались по лугу, боролись, пели песни. Старатели местного золотопромышленника Елисеева тоже не работали.

В связи с праздником сын хозяина Степан затеял кулачные бои. В качестве приза выкатил бочку пива. Кряжистые, бородатые рыбаки шли стеной на жилистых старателей. Бились крепко. Над ватагами стоял стон.

Стёпка не выдержал, сбросил добротный сюртук и кинулся в свалку. Ему изрядно доставалось. Из глаз сыпались искры, земля под ногами шла кругом, но и он не отставал. Наклонив вперёд бычью шею, крушил рыбаков тяжёлыми кулачищами. На пригорке в коляске сидел его отец Иван Степанович. После ловких и крепких ударов сына он довольно крякал и утирал пот с красного лица. На лугу тут и там валялись поверженные рыбаки.

Глядя на Стёпкину работу, он не стерпел, похвастался:

– Вот оно что значит Елисеевская порода! Гляди-ка!

Рыбаки дрогнули и побежали. Стёпка догонял их и, смачно прикладываясь, колотил.

На поляне появился босой мокрый парень с дорожной котомкой и парой сапог на плече. Высокий, широкоплечий, загоревший. На молодом лице золотилась бородка. Путник с интересом таращился на гуляние.

Разгорячённый дракой Стёпка налетел на парня и начал задирать:

– Кто таков? Как звать?

– Санька Волчок, – простодушно улыбнулся парень.

– Ишь ты! Волчок? А ну держись!

Стёпка стиснул кулаки и кинулся на парня. Тот ловко увернулся и сбросил с плеча поклажу:

– Ты чего?

Стёпка не успел опомниться, как парень двинул ему кулаком в бок. Задира задохнулся.

– Ты чего? – продолжал спрашивать Волчок и жёстко бил Степашку по рёбрам. Тот тяжело охал, пытался увернуться, но тут же получал крепкий удар то с одной, то с другой стороны.

Старший Елисеев вылез из коляски и азартно подбадривал новичка:

– Так его! Бей! Под жабры! Добавь в сусала! Ай молодец!

Волчок подхватил Стёпку под пояс и, ловко перебросив через себя, приложил о землю. Стёпка крякнул и беззлобно засмеялся:

– Ну и крепок ты, бродяга. Пусти!

Волчок отпустил задиру. Стёпка поднялся:

– Спасибо, друже, за науку! Впервые меня так угостили! Айда ко мне на гостьбище!

– Поехали, – пожал плечами Волчок.

Саньку усадили в коляску и увезли в усадьбу Елисеевых. Там проводили в дом и, дав обмыться, усадили за стол. Степан по-хозяйски оглядел парня:

– Откель бредёшь, куда?

По волосам, стриженным под горшок, он догадывался, что гость из таёжных староверов. Высокий, стройный, лёгкий в движениях, в широких плечах и жилистых руках чувствовалась недюжинная сила – хорош.

Волчка сытно накормили. Выпили по чарке, ещё по одной… Захмелели.

За угощением Степан крикнул Саньке:

– Будь братом, целуй мою жёнку!

– Ты чего, – зарделся Волчок.

Дунька, жена Степана, повернулась боком и отметила пронзительно-синие глаза гостя.

– Вот чёрт пьяный! – она не знала, злиться на мужа или радоваться случаю.

Со Степаном отношения не ладились, былая любовь растворилась как дым, а молодое тело требовало ласки. Да и гость глянулся.

– Целуй! Аль брезгуешь? – бычился Степан.

Елисеев старший покосился на сына, но вмешиваться не стал. Волчок встал, подошёл к молодой хозяйке и остановился в нерешительности.

– Что ж ты!? – вскинула глаза Дунька, – раз хозяин велит, гость должен покоряться.

Степан тряхнул хмельной головой и подтолкнул Саньку:

– Ну…

Гость трижды поцеловал хозяйку. На вид поцелуи казались постными, но последний… Дунька взволновалась. Взыграла, ударила в голову кровь.

– Что это было?

Она взяла себя в руки и озорно посмотрела на гостя:

– Такой молодец, а хороших баб целовать не умеешь! Поглядим, каков в работе будешь, – и, качнув крутым бедром, вышла из горницы.

– Иди, выпьем, душа-человек! – пьяно позвал Степан. – Нравишься ты мне, никуда не отпущу. Работы у нас непочатый край, а руки у тебя крепкие. Грамоту разумеешь?

Санька утвердительно кивнул.

– Тогда, – мотнул хмельной головой Степан, – и думать не о чем.

От сытой пищи и вина гость захмелел. Огонь в лампе качался, отбрасывая на стены причудливые тени. В глазах плыло. Тень на стене тянула корявые руки. Санька тряхнул головой, но пьяный морок не исчезал. Он облокотился на дубовый стол и, раскачиваясь, запел. Его ладный голос брал за душу.

Дунька тихо возилась в соседней комнате, но услышав песню гостя, остановилась, прислушалась. По её телу пробежал огонь. Глаза затуманились:

– Кручинушка ты моя, кручина, – вздохнула она и перевела дух.

Саньку оставили работать молотобойцем в кузне старого деда Курая.

Курай был мастером старой школы златокузнецов. Во всей округе не было мастеров, равных ему в изготовлении, червлению и отделке золотом и серебром парадного оружия. Саньке его новая работа нравилась. Нравился и сам дед Курай, ворчливый, но справедливый и не жадный на похвалу.

Закончился июнь, и пришла пора Степану собираться в Петербург, где он учился в горном институте. Оставив молодую жену на отца, он отправился в столицу.

В эти дни в усадьбе появилась чернобровая симпатичная работница. Дуньке давно нужна была помощница по хозяйству, вот она и поручила приказчику Сивко нанять молодую и работящую девку. Он нашёл среди переселенцев крепкую деваху и привёз в усадьбу. Дуньки на месте не оказалось. Приказчик оставил новую работницу ждать хозяйку, а сам умчался по делам.

Новенькая оказалась особой не особо стеснительной, любопытной и в поисках хозяйки решила обойти усадьбу. Побродила по обширной территории, поглядела хозяйство, заглянула и в кузню. Там долго любовалась слаженной работой кузнецов. Особенно выделялся один – высокий, плечистый, с золотой бородкой.

Он, весело поглядывая на любопытную гостью, ловко бил молотом по раскалённой заготовке. Она стрельнула в него лукавым взглядом и выгодно повернулась в свете дверного проёма. Санька загляделся на формы озорницы и опустил молот:

– Хороша девка! Есть на что посмотреть. А взгляд-то, взгляд – огнём жжёт.

Дед Курай махнул на девчонку чёрными от сажи руками:

– Кыш, кыш отседа! Не мешай работать!

Из глубины кузницы хохотнул разбитной подмастерье Васька:

– Эй, молодка, тебе жених не нужен? У нас тут все холостые, даже дед Курай!

Санька заступился:

– Чего пристали к человеку? – и глянул в глаза красавицы.

Её щёки полыхнули огнём, она засмущалась и убежала. Сердце Саньки всколыхнулось, в груди вдруг стало томно и сладко. Весь день ему мерещился её озорной взгляд, и, чтобы забыться, он нажал на работу. Железо под молотом звенело и пело, а в глазах, как в горнах, плясало синее пламя.

Раздувая сыромятные меха, дед Курай усмехался:

– Растревожили нашего Волчка.

А девушка обошла усадьбу и поднялась в хозяйские хоромы. Там на кухне она и столкнулась с Дунькой. Молодая хозяйка проворно шарила в печке ухватом. Дунька закрыла заслонку печи и поставила ухват в угол:

– Ты чего потеряла?

Девушка учтиво поклонилась:

– Новенькая я, хозяйку ищу.

Дунька оглядела её с головы до пят – здоровущая, ладная. Такой только работать и работать!

– Голодная?

Гостья смущённо опустила голову.

– Пойдем покормлю.

Дунька быстро раскинула на столе скатерть, принесла две глубокие тарелки и серебряные, искусно червлёные ложки. Девушка с удивлением посмотрела на дорогую посуду.

– Наших мастеров работа, – кивнув на ложки, улыбнулась Дунька, щедро налила в тарелки горячих щей и сама уселась за стол.

Гостье повторять приглашение не понадобилось, она взяла ложку и стала уплетать щи. Лица обеих блестели от пота, но они только молча переглядывались.

– Поесть не дура, и в работе будет хороша, – прикинула хозяйка, достала стеклянный графин и лукаво улыбнулась, – пригубляешь?

Новенькая с вызовом тряхнула головой. Выпили.

Захмелевшая деваха рассказала о себе… Как большой семьёй приехали издалека искать лучшей доли, отец и братья нанялись на прииски Елисеевых, а ей предложили работать в хозяйской усадьбе. Она согласилась.

– Что молодой бабе в тайге-то делать? А здесь, глядишь, и жених найдётся.

– Найдётся, – кивнула Дунька, – ребята наши – хоть куда.

Выпили ещё. Хозяйка, прищурив пьяненькие глаза, наставляла гостью:

– В чуланах работных вымой нары, тараканов повыгоняй, полы подмети.

А насчет жениха? У нас ребята крепкие, могутные. Заглядывайся, никто слова не скажет, – она покрутила пальцем в воздухе, – окромя одного, чуешь? – глаза Дуньки позеленели, брови сдвинулись, – вот никто он мне, а берегу, – пьяно вздохнула она, – чуешь?

Гостья вспомнила ладного молотобойца с золотистой бородкой, икнула и пьяно кивнула. Сытные щи и хмельной напиток «наступили на глаза». Хозяйка с гостьей спустились в прохладную подклеть и дружно захрапели.

Первой продышалась от хмельного дурмана Дунька:

– Батька скоро с прииска наедет, а мы тут бока давим!

Разбудила новенькую и отвела в рабочий барак:

– Вот ведро и тряпка. Приступай!

В бараке было темно и душно. Девушка распахнула настежь двери, подоткнула юбку и принялась за уборку…

Санька пришёл из кузни первым и увидел, как недавняя девчонка скребла ножом и тёрла мочалом лавки. В серой полутьме бесстыдно белели её длинные ноги, а в разрезе расстёгнутой кофты колыхалась тяжёлая грудь.

Волчок отвернулся, но не стерпел – оглянулся и встретился с её шаловливыми глазами. Она и не думала оправлять одёжку.

– Не смущай! – задыхаясь, взмолился Санька.

В лампе качнулось пламя, выгодно подсветив и без того провокационную позу искусительницы. Волчок застыл на месте, не в силах оторвать глаз от бесстыжей красавицы.

– А ты не гляди, – насмешливо отозвалась девчонка и выпрямилась – вся стройная, пригожая, в глазах – пожар.

Похотливое желание охватило его.

– Не могу, – двинулся к ней Санька, широко раскинув руки.

Пламя в лампе заколебалось, фитиль зашипел и погас.

– Ой, что ты!? – пискнула провокаторша, – народ идёт.

– Пусть, – прохрипел он, пытаясь поймать её. На пути попадались скамьи, стол, нары. Всё ненужное, как назло, лезло под руки, а в раскрытую дверь, нагло ухмыляясь, подглядывал рогатый месяц.

Наконец, руки Саньки наткнулись на её жаркое тело и скользнули по талии вниз. Пальцы ощутили горячее бедро и уже шарили внизу живота.

– Не здесь, – охнув, прошептала она, оттолкнула его двумя руками и юркнула в темноту…

По усадьбе Елисеевых не торопливо брёл хозяйский приказчик Сивко. За его спиной в хозяйских хоромах тускло светились поздние огни. Постукивая о землю длинной суковатой палкой, он придирчиво оглядывал амбары и склады. Приказчик уже заканчивал обход, как вдруг за изгородью усадьбы услышал возню. Сивко насторожился и подкрался ближе. Несмотря на густую темноту ночи и колючесть кустов, он всё услышал и всё разглядел…

Утром он зашёл к хозяйке и доложил:

– Новая-то работница Саньку Волчка мутит. Сам видел, за оградой в перелеске не ягоду-малину собирали, греховодники. А как стонали, бесстыдники, – смаковал подробности Сивко.

– Врёшь! – зло крикнула Дунька.

– Ей-ей, – перекрестился приказчик.

– Пошёл вон, сплетник, – взъярилась она.

Приказчик бочком шмыгнул в дверь, а Дунька тяжело опустилась на лавку.

На душе стало тоскливо и гадко. В полдень она сбегала в перелесок, всё верно: ромашки подавлены, трава помята, земля вокруг притоптана…

Целый день она ходила тучей. Была раздражительна и мрачна, под глазами легли тени. К вечеру пришло решение.

– Добро, греховодница, – полыхнула ненавистью Дунька, – и вызвала в горницу артельских охранников. – В перелесок каждую ночь воры жалуют, никак недоброе замышляют.

– Поймаем, хозяйка.

Наступила ночь. В усадьбе погасли огни. В перелеске мелькнули две тени, притихли, затаились. Наступила тишина, лишь ветерок с реки лениво шелестел листвой. Послышалась возня, любовные вздохи и шорох одежды.

– Попались, голубчики, – возникшие из темноты охранники скрутили любовников, Саньку посадили под замок, а девчонку повели к хозяйке.

Дунька вышла на освещённое фонарями крыльцо и присела на ступеньку. Опустив голову, долго молчала, потом тряхнула головой и подняла на соперницу глаза. Та не отвела взгляда. Без платка её тёмные волосы рассыпались по плечам.

– Что, платок в кустах греховодных вместе с совестью потеряла? – презрительно усмехнулась Дунька. – Говори, был грех?

– Нет, – твёрдо ответила девчонка.

– Любишь? – глухо спросила Дунька.

– Полюбила, – опустила та голову.

– Так, – задохнулась от ярости Дунька, глаза её налились кровью. – Чужого человека в грех вводишь? Сатана! Сечь её! Стрекавой сечь!

Охранники смущённо качнулись:

– Так баба же!

– Сечь! – надвинулась на них Дунька, не то завтра всем расчёт!

– Где сечь-то? – сдулась охрана.

– Здесь! Сейчас! При мне! – кипела Дунька.

Девчонку опрокинули на колоду и разорвали одежду от ворота до низа. Два охранника нарвали по большому венику стрекавы, крапивы, и не столько больно, сколько обидно высекли. Опозоренную девушку выгнали за ворота.

Придерживая руками порванную одежду, давясь слезами и пошатываясь, она побрела в темноту улицы…

Волчка два дня морили голодом, но о деле дознался приехавший с прииска старый хозяин.

– Ты пошто людей казнишь? – грозно глянул он на сноху.

– Новенькая с работными блуд затеяла, я велела её высечь да прочь гнать. А то, что стрекавой, а не розгами – пожалела, девка всё же.

– Ладно, дело прошлое, высекла и высекла, а Волчка выпусти – работы невпроворот.

Вечером Дунька пришла в баню, где под замком держали Саньку. Он сидел на лавке, опустив голову. Жгучая ревность полыхала в груди, а сердце тянулось к греховоднику. Изголодалось, истомилось оно без мужской ласки и тёплого слова.

– Встань! – Дунька шагнула вперёд и остановилась перед Санькой.

Он встал и опустил взгляд.

– Ты что же это, честный человек, затеял?

Санька поднял на хозяйку глаза, и они плеснули в неё синевой:

– Что же было поделать? Не удержался. Кровь у меня горячая, любить хочется.

Дунька молчала, но дышала так жарко, что тепло её тела передалось Саньке.

– Неужто среди своих не нашёл, кого любить? – голос Дуньки потускнел, в ушах стоял звон, пол бани кружился.

– Кого же? – растерялся Волчок.

Хозяйка тоскливо взглянула на него и опустила голову.

– Вон оно что? – опешил Санька и, обхватив её за талию, решительно потянул к себе.

Она, не сопротивляясь, подалась вперёд, закинула ему руки за шею и прижалась к груди:

– Дурак, я думала, с ума сойду.

– Ну что ты, – растерялся Санька, целуя её губы, щёки, глаза, плечи. Руки зашарили по её телу, оглаживая упругую грудь, крепкие бедра, талию. Дунька затрепыхалась, но быстро сдалась и обмякла. Его поцелуи горячили, возбуждали, доводили до исступления. Она стала отвечать, сначала неуверенно и робко, а потом, отбросив стеснение, неистово и жадно.

Дрожащими пальцами она ухватилась за тесёмку его гашника и, не справившись с узлом, нетерпеливо рванула на себя.

Небольшой предбанник был тесен для любовников. Санька развернул её к себе спиной и чуть толкнул вперёд. Дунька сообразила, что он от неё хочет и, уперев руки в узкую лавку, нагнулась. Санька нетерпеливо задрал ей юбку и надвинулся. Дунька охнула и подалась навстречу…

Обессилевшие любовники тяжело сползли на пол. Дуньку колотила дрожь. Санька притянул её к себе и крепко обнял. Так они просидели несколько минут. Первой пришла в себя Дунька. Она горячо поцеловала довольного Волчка в губы и, пытаясь подняться, встала на четвереньки. Санька, дурачась, ухватил её за качнувшуюся грудь.

– Охальник, – сыто ухмыльнулась хозяйка, – на сегодня хватит. Не ровен час, увидит кто, – и ревниво добавила, – гляди, узнаю что – вырву с корнем!

Санька плотоядно ухмыльнулся:

– Можешь не беспокоиться, я своё уже нашёл, – и повалил её на пол.

Через полчаса из баньки вышла довольная, раскрасневшаяся хозяйка и, победно покачивая бедрами, направилась в дом. Волчок, подглядывающий за ней в щёлку, ухмыльнулся:

– Хороша, кобылка!

Глава 16

Через несколько дней, по рекомендации Дуньки, Саньку Волчка за проворство в работе перевели в приказчики вместо Сивко.

Жизнь парня покатилась сытно и гладко. За жадность к работе новый приказчик приглянулся и Елисееву старшему. Тот сделал Волчка доверенным человеком и теперь брал с собой в поездки по приискам.

Елисеев был требовательным хозяином. Старатели, подписавшие с ним ряд, вкалывали на приисках, как кабальные, а за каждую провинность их нещадно пороли. Наезжающий с проверками пристав нарушений закона не обнаруживал. Откушивал чарку, прятал в карман очередную ассигнацию и умиротворённо уезжал восвояси. И так день за днём.

Старый Елисеев следил за приисками, сын Степанушка постигал науку горного дела в далекой столице, Дунька ворочала хозяйством усадьбы, а Санька приглядывал за её хозяйством…

Началось строительство нового прииска. Теперь Иван Степанович с Волчком возвращались домой поздно. Санька отводил своего и хозяйского скакунов к реке и долго купал их. Когда в елисеевских хоромах гас свет и дом погружался в крепкий сон, Санька пробирался в Дунькину светлицу. Ни Волчок, ни Дунька не догадывались, что за ними уже давно следят злые и мстительные глаза.

Наступила весна, и Иван Степанович решил расширить добычу золотого песка на прииске Белая гора. Отремонтированная иноземным мастером старая драга вновь загудела, захлопала колёсами и стала перелопачивать по нескольку десятков тонн золотоносной породы в сутки.

Саньку отправили в Николаевск для вербовки рабочих, а до тех пор Елисеев решил закрыть нехватку рабочих рук за счёт работных людей, занятых в усадьбе. Среди всех прочих для работы на Белой горе отобрали и старого сторожа, деда Воропая.

Перед отъездом всех мужиков построили в ряд и велели раздеться догола. Елисеев хотел убедиться, что ни у кого нет дурной болезни.

Тут в шапке Воропая и обнаружилось письмо к хозяину. В том письме задвинутый Дунькой приказчик Сивко доносил Ивану Степановичу о беде. Дескать, схлестнулась его сноха Дунька с приказчиком Санькой Волчком.

Елисеев прочёл письмо, крепко сжал кулаки, посерел, заскрипел зубами и, вскочив на коня, уехал на дальние прииски.

Три дня лютовал, а на четвёртый явился домой тихий и ласковый. Позвал бывшего приказчика Сивко:

– Ты чего, мил друг, всё без дела ходишь?

Сивко льстиво заулыбался:

– Дык я, хозяин, порядок блюду.

– Порядок и без тебя есть кому блюсти, – оборвал его Иван Степанович, – надумал я тебя к делу пристроить, так что собирайся, завтра едешь на Белую гору.

Огромная махина драги медленно ползла по рукотворному пруду, размывая и перерабатывая породу. Длинный ряд зубастых, отполированных породой ковшей поднимали на-гора золотоносный грунт и, опрокидываясь, ссыпали его в приёмный бункер.

В разгар дневной смены машинист заметил, что очередной ковш поднял не то большой камень, не то мешок. Транспортёр остановили. Зрение машиниста не подвело: один из ковшей зацепил распухшее тело утопленника.

– Никак Сивко? – признали старатели елисеевского приказчика. – А он-то что тут делает?

– Видать, приехал ночью, да и угодил под чёртову машину, – предположил кто-то из старателей.

– Если приехал, то не сегодня, смотри, как раздуло!

– Чего уставились!? – закричал драгмастер, – уберите дохляка и отправьте посыльного к приставу, пусть он разбирается.

– Это ж почти тридцать вёрст, – ахнули рабочие, – не хотим по соседству с утопленником работать!

– Тогда заройте его пока в песке, и за работу! За работу!

Приехавший через несколько дней пристав велел отрыть утопленника. Брезгливо осмотрел тронутый тленом труп и, составив протокол, отбыл. Четыре красненьких, полученных от Елисеева, решили дело в пользу несчастного случая. Заключение гласило: «Утонувший Сивко в состоянии сильного опьянения по собственной неосмотрительности свалился в пруд».

Санька торопился домой, всю дорогу представляя, как валит Дуньку на кровать и сжимает её упругую грудь. В сладких грёзах долгая дорога пролетела как один миг. Не успел распрячь коня, как его вызвали к хозяину. Волчок удачно сладил порученное дело, поэтому шёл с легким сердцем. Но, перешагнув порог хозяйского кабинета, насторожился.

Елисеев сидел в любимом кресле, низко опустив плешивую голову. У порога стоял огромный звероподобный детинушка, исполняющий при хозяине работу ката[47]. Палач заступил за спину Саньке, лишая возможности бежать.

– Проходи, – прошипел он, играя плетью.

Сердце Саньки ёкнуло, но он храбро вышел на середину комнаты. Хозяин молчал, на его скулах ходили желваки. Елисеев шевельнулся, его голос был безлико скуден:

– Знаю.

Волчок пал на колени:

– Прости, хозяин, бес попутал!

Кривая усмешка поползла по лицу Ивана Степановича:

– Бес? Молись Богу, сучонок!

У Саньки дрожали руки. За спиной тяжело дышал кат, Бог не шёл в голову…

Кат схватил его за волосы и прижал к полу:

– Ложись, вор!

Он изрубил Санькины порты в куски и в кровавое месиво исполосовал спину.

По разбитому лицу текла кровь. Санька впал в беспамятство. Его избитое тело бросили на телегу и повезли на дальнюю заимку. Елисеев решил подлечить сластолюбца, а уж потом назначить лютую смерть.

Бесчувственное тело моталось на дне телеги. Чтобы не запачкать сапоги кровью, охранники сели впереди. Дорога, огибая скалистый утёс, пошла в гору. Внизу шумела быстрая и коварная речка Медвежка. Санька пришёл в себя и с трудом узнал знакомую местность.

– Если не сбегу, убьют, – сквозь туман в голове подумал он. – Но как?

Хоть он и не был связан, любое шевеление приносило невыносимую боль. Телега выкатилась на лоб утёса.

– Пора!

Собрав оставшиеся силы, он перебросил непослушное тело через борт телеги и покатился к краю скалы. Каменистый выступ ударил в бок и вышиб из груди дух. Последние силы оставили Волчка, и он, потеряв сознание, полетел вниз. Охранники бросились к краю утёса. На их глазах тело беглеца ухнуло в стремнину и безжизненно поплыло по течению, цепляясь за выступающие из воды острые камни.

– Убился, горемыка.

– Может, это и к лучшему, старик в гневе, не приведи господи.

– Может, достанем?

– Ты что! Такая круча, шеи свернём. Теперь это мишкина добыча. Ладно, поворачивай телегу! Возвращаемся.

Иван Степанович, хоть и сорвался на охранников, но в душе был доволен, не пришлось лишний грех на душу брать.

Последний расчёт он свёл со снохой. Как бы по делам повез её на заимку. Приехали, распрягли лошадей, зашли внутрь.

– Бать, ты чего бирюк бирюком?

Елисеев резко обернулся. От ярости у него перекосило рот, и он стал похож на озлобленного волка:

– Блудом мой род опакостила! Сына пожалел, только поэтому не убил тебя!

Дунька онемела от страха.

– О твоём блуде знают только двое: ты, паскудница, и я! Более никто!

– А как же? – страшная догадка ожгла её.

– Я сказал, двое, – взверился Елисеев, сгрёб сноху за волосы и повалил на пол.

Под плетью разъярённого свекра Дунька не ревела. Прикусила до крови губы, вздрагивала под ударами, но терпела. Отходил её свёкр так, что сердце зашлось от боли, но она собрала силы, подползла к нему и, схватив руку, поцеловала:

– Спасибо, батюшка, век не забуду.

– Сам виноват, что не услал тебя со Степаном, – буркнул свёкор, пинком распахнул двери и вышел на воздух.

Глава 17

В назначенный день экспедиция ИРГО под командованием капитана Лопатина выступила из Владивостока к населённому пункту Иман.

Иннокентий Иванович разделил казачью сотню на четыре отряда, по двадцать пять человек каждый.

Тремя отрядами командовали офицеры сотни, четвертый, вместе с опытным вахмистром из охраны экспедиции, достался Андрею. Патрулирование организовали в виде самостоятельных рейдов пары отрядов. Два отряда оставались на базе, два других расходились по разным направлениям. По пути проводили поголовную проверку документов и через двое суток возвращались назад. Когда проверка в радиусе двадцати километров завершалась, экспедиция в полном составе совершала марш, после чего всё повторялось. Нарушителей задерживали и доставляли на базу. Дальше их под конвоем отправляли в Уссурийск-Никольский или Иман. Но ожидаемых результатов патрулирование не принесло и скоро превратилось в череду рутинных проверок.

Народ в полусотнях ходил хмурый и злой. Дни шли за днями, один отряд сменял другой, наступила очередь полусотни Андрея.

В этот раз ему поручили проверить строительство железнодорожной станции. На её территории располагался промежуточный склад строительных материалов. Андрей был уверен, что это обстоятельство не останется без внимания хунхузских банд.

Остановив колонну у штаба строительства, он распорядился о размещении отряда и пошёл представиться местному начальству. Того на месте не оказалось, тогда Андрей решил размять ноги и прогуляться по объекту.

Стройка напоминала гигантский муравейник. Сотни людей что-то несли, толкали, кантовали, катили и трамбовали. Справа, облепив высокую насыпь, молотили заступами высыпанный из тачек грунт, формируя откос будущей железнодорожной насыпи. С другой стороны – бесконечно длинные вереницы рабочих тащили тяжёлые, проваренные в мазуте шпалы. Кругом мелькали руки, натруженные, мокрые от пота спины и чёрные от ветра и палящего солнца лица.

Проходя мимо штабеля досок, Андрей случайно услышал разговор двух китайцев. Они тихо переговаривались между собой, не опасаясь, что их могут понять русские. Из разговора Андрей понял, что на строительстве скрытно проживают хунхузы, которые не только обирают китайских строителей, но и заставляют их саботировать работы. Тех, кто пытается противиться, избивают, а некоторые и вовсе исчезают. Хоть хунхузов и ненавидят, но смертельно боятся, а местным властям не доверяют и выдать обидчиков не решаются.

– На китайцев надежды нет, – понял Андрей, – но как без них в такой массе рабочих выявить хунхузов?

Он уже возвращался, когда среди бригады китайских землекопов заметил высокого русского парня. Тот ходил вдоль свежей насыпи, производил замеры и что-то записывал в толстую тетрадь.

– Ну-ка, ну-ка, – заинтересовался Андрей. – Извини, уважаемый, – вежливо обратился он к парню.

Тот удивлённо обернулся:

– Вы мне?

– Тебе, – улыбнулся Андрей, – дело есть, отойдём?

Парень пожал плечами и захлопнул тетрадь:

– Что от меня угодно господину офицеру?

– Смотрю, русский парняга среди китайцев крутится. Решил подойти, познакомиться, – издалека начал Андрей.

– Господин офицер, я учётчик земляных работ, вот и кручусь среди китайцев. Работа у меня такая. Но вы ведь не о здоровье моём подошли справиться, говорите прямо, что нужно? Чем смогу, помогу.

– А ты, я смотрю, за словом в карман не лезешь, – усмехнулся Андрей.

Ему начал нравиться этот учётчик.

– Прямо так прямо. Зачем мы здесь, знаешь?

– Догадываюсь.

– Тогда скажи, тебе о хунхузах среди рабочих что-то известно?

– А что мне о них может быть известно? – пожал плечами тот, – я здесь всего три месяца. Каждый день вижу сотни китайцев, они для меня все на одно лицо. Есть, конечно, бригадиры, которых я лично знаю, а так, – он махнул рукой, – работы ведутся в три смены, разве всех упомнишь?

– А ты что, китайский язык знаешь?

– Да нет, так десятка два слов, и то подглядываю, – кивнул он на тетрадь.

– Тогда как в учётчики попал?

– Длинная история, – нехотя ответил парень, – мне нужна была работа, а предыдущий учётчик сбежал. Вот меня инженер участка, Петр Пантелеевич, дай бог ему здоровья, и взял. Я раньше приказчиком на прииске работал, а там много чего приходилось делать, в том числе и строить.

– Ого! Целый приказчик? Чего тогда здесь? В этих краях сейчас опасно, хунхузы шалят, – направил разговор в нужное ему русло Андрей.

– Для меня сейчас везде опасно, – грустно усмехнулся учетчик, – а бандитов я не боюсь, сызмала с отцом и дедом охотился и на мишку, и на волка. Хунхузяр по лесам гонять тоже приходилось. Известная публика. Сильные и храбрые, пока их толпа, а так, – криво усмехнулся он, – слизь одна.

– Слушай, раз ты охотник, наверняка привык всякие мелочи подмечать?

– А что нужно?

– Понимаешь, – мне точно известно, что среди ваших рабочих скрываются хунхузские бандиты, они обирают рабочих, бьют, мешают работать. Ничего такого не замечал?

– Вот вы о чем, – задумался парень, – кажется, я знаю, кто вам нужен.

– И кто это? – заинтересовался Андрей.

– Да есть среди китайцев такие крендели. Вроде выглядят как все, но на других покрикивают, задирают, а самих я ни с тачкой, ни с толкушей в руках не видел.

– Вот оно! – сделал стойку Андрей, – молодец, охотник! Как же я сам не догадался? Это же бандиты, а они во все времена ручной труд презирали. Здесь должна быть та же история. Тебя как зовут?

– Санька, Санька Волчок, – улыбнулся учётчик.

– Ну спасибо тебе, Санька Волчок.

– Да, было бы за что, – смутился Санька.

– Есть! Есть за что, – пожал парню руку Андрей.

Закончив необходимые формальности, связанные с прибытием и размещением отряда, Андрей воспользовался гостеприимством начальника строительства и вытащил на крыльцо конторы широкую лавку. Удобно расположился на ней и стал с интересом наблюдать за стройкой. Теперь его интересовал не объект в общем, а люди и их труд.

И снова мимо потянулась бесконечная вереница рабочих, толкающих тачки, доверху груженные землёй, дугой сгорбленные спины, струнами натянутые жилы рук. Возле будущего полотна железной дороги землю из тачек высыпали, чтобы другая бригада лопатами и заступами перекидывала грунт, формируя высокую насыпь. Работа не останавливалась ни на минуту, от мелькания заступов и лопат рябило в глазах. Следом насыпь утрамбовывалась толкушами[48]. Труд был тяжёлым и изнурительным, пот заливал лица трамбовщиков, ставшие чёрными, как сапоги, а пальцы на натруженных руках не разгибались.

– Стоп! – мелькнула догадка. – Руки! Ну, конечно, руки! Руки рабочих от тяжёлого труда натружены и мозолисты, в то время как хунхузы ни к кирке, ни к лопате не прикасаются. Если у них и есть мозоли, то с трудовыми мозолями землекопов не сравнить.

Андрей решил проверить догадку и подозвал вахмистра:

– Василий Иваныч, скажи казакам, пусть приведут несколько рабочих, по одному из каждой бригады. Прямо сейчас.

Когда доставленных рабочих построили в шеренгу, Андрей приказал им вытянуть вперёд руки и развернуть ладонями вверх. Вахмистр и стоящие рядом казаки удивлённо наблюдали за блажью барчука[49]. Китайцы послушно вытянули руки. Ладони каждого были покрыты толстыми, загрубевшими мозолями, а скрюченные грабки не могли разогнуться.

– Все свободны, – отпустил рабочих Андрей. – Вахмистр, нужно организовать поголовную проверку рабочих. Всех, у кого руки без мозолей, отводить в сторону и вязать. Попытаются бежать – стрелять на поражение.

Видя непонимание на лице казака, пояснил:

– Среди строителей скрываются хунхузы. Только в отличие от рабочих они ни кирки, ни лопаты, ни толкуши в руках не держали. Значит, ладони бандитов будут без таких вот мозолей, – кивнул он вслед рабочим, – теперь понял?

– Так точно, – уважительно посмотрел на Андрея вахмистр.

– Тогда действуй.

Через полчаса началась проверка. Казаки, разделившись на группы по четыре человека, быстро двигались вдоль выстроившихся в колонну по одному китайцев. Подозрительных отводили в специально разбитую для этого палатку, там глушили и связывали. Задержанных набралось порядка двадцати человек.

Заметив в глазах одного из китайских бригадиров одобрение, Андрей приказал доставить его в штабную избу.

В здании конторы кисло пахло портянками и людским потом. В дверь постучали.

– Входите!

– Этот, Ваш Бродь?

– Этот, – кивнул Андрей, – давай его сюда. – Извините, уважаемый, – обратился он к китайцу, – что вас доставили ко мне таким образом. По вашему взгляду я понял, что вы одобряете проведённые аресты. Лично я уверен, что все задержанные имеют отношение к хунхузам, но если вы считаете, что кто-то из задержанных не виновен, скажите, и его немедленно отпустят. Даю слово офицера.

Китайский бригадир оглянулся на дверь:

– Спасибо, господин офицер. Вы действительно задержали хунхузов, но не всех. Некоторым удалось скрыться. Как только вы уйдёте, они вернутся. Мы обычные крестьяне, нам не нужны неприятности, нам нужна работа. Люди запуганы. Мы боимся и за себя, и за семьи, которые остались дома. Но кое-что я расскажу. Он оглянулся на дверь и понизил голос:

– Ходят слухи, что на нашу стройку готовится большой налёт. Хотят убить русских специалистов и сжечь станцию. Склады с материалами разграбить, а нас разогнать.

– Почему вы об этом не заявили администрации строительства? Они бы вызвали охрану.

– У хунхузов везде свои люди, – покачал головой бригадир.

– Где находится лагерь бандитов?

– Никто из рабочих не знает. Но даже если кто и догадывается, не скажет.

– Тогда как я смогу вам помочь?

– Ну, один человек точно знает где, – тихо проговорил бригадир, – среди арестованных есть старый китаец со шрамом на лице. Он у бандитов главный. Я видел, как к нему приходили люди из леса, – бригадир помялся и добавил, – будьте осторожны, он понимает русский язык.

– Понимает язык, это хорошо! – пробормотал Андрей. – Спасибо, идите работайте.

Скрипнув ремнями, Андрей вышел на крыльцо и неторопливо направился к арестованным. В палатке стоял невыносимый запах немытых тел. В дальнем углу, отдельно от остальных, сидел седой китаец с безобразным шрамом от виска до подбородка. Опустив в пол глаза, он изредка бросал на охрану цепкий, полный ненависти взгляд.

– Волчара, – оценил Андрей, – тем лучше. Меня, как слишком молодого офицера, всерьёз не воспримет. А мы ему подыграем.

Задумка Андрея разыграть перед главарём хунхузов представление вахмистру понравилась. Оговорив план, приступили к его реализации. Андрею отвели роль гонористого офицерика.

Через час он сидел на завалинке[50] конторы и демонстративно лениво наблюдал за вялым допросом хунхузов, который вёл вахмистр. Он расположился тут же на улице за небольшим конторским столом и через местного переводчика задавал задержанным одни и те же вопросы. Делал в бумагах какие-то пометки и вызывал следующего. Дождавшись, когда к вахмистру подведут китайца со шрамом, Андрей, лениво потягиваясь, поднялся на ноги.

– Всё, вахмистр, заканчивай. Хватит с ними возиться. Бери четыре подводы, конвой и вези всех в Уссурийск. Шестерых казаков для этих доходяг тебе хватит. Передашь их пограничной страже, пусть сами разбираются. Выступайте сегодня.

– Ваше Благородие, – взмолился вахмистр, – может, завтра с утра? Время-то уже! Засветло до Федоровки дойти не успеем, не в поле же мне с ними ночевать?

– Зачем в поле, – капризно отмахнулся Андрей, – ты по дороге сюда в верстах десяти хутор видел?

– Видел, – кивнул вахмистр.

– В нём и заночуете, а с утра пораньше тронетесь дальше. Да и до Уссурийска вы не одни пойдёте. Я с отрядом заскочу в Михайловку, заберу бумаги и завтра после полудня вас догоню.

Вахмистр недовольно крякнул и махнул казакам на пленного, – уводите обратно.

Глава 18

По дороге на Уссурийск, громыхая колёсами, катил обоз из четырёх телег. На них спинами друг к другу сидели связанные хунхузы. Телеги нещадно мотало и подбрасывало на ухабах. Связанные арестанты болезненно кривились и грязно ругались, но наглотавшись вездесущей пыли, замокли.

Тремя подводами управляли китайцы, которых выделило строительное начальство, а на четвёртую напросился Санька Волчок.

– Закисаю я здесь! – взмолился он, обращаясь к Андрею, – а у вас, я вижу, весёлое дельце намечается. Возьмите меня, Ваше Благородие, не пожалеете. Я с ружьишком с малых лет по лесам хожу – пригожусь!

– Лишний стрелок нам не помешает, – согласился Андрей, – собирайся, только мигом. Вахмистру скажи, чтобы карабин тебе выдал.

– Нищему собраться – только подпоясаться, – засветился Волчок и побежал за вещами.

Обоз сопровождал конвой из шести конных казаков во главе с вахмистром.

За их отъездом наблюдало несколько заинтересованных глаз. Одним из них был Андрей.

Укрывшись за пыльной занавеской, он прихлёбывал из кружки чай и внимательно следил за щуплым китайчонком, что крутился возле обоза с пленными. Убедившись, что за ним не смотрят, мальчишка воровато оглянулся и нырнул в кусты. Его синяя курточка несколько раз мелькнула между деревьев и растворилась в густой зелени леса. Андрей довольно ухмыльнулся:

– Полетел голубь!

Команда по коням заставила зашевелиться нарочито неторопливое казачье войско. Колонна казаков не спеша потянулась в противоположную ушедшему обозу сторону. Вскоре и этот отряд скрылся из виду. Ещё через час медленно ползущую колонну догнал дозорный, оставленный наблюдать за бегунком.

– Всё, Ваш Бродь, посыл проследил за вами до холмов и рванул на юг, видать, где их змеючье гнездо.

– Клюнули, – улыбнулся Андрей.

– Ну, казачки, с Богом! – весело крикнул он, горяча коня. – За мной! В колонну по двое! Три корпуса дистанция! Марш!

Отряд сорвался с места, по крутой дуге объезжая недавно покинутую станцию. Осталось добраться до лесного хутора раньше обоза. Отряд влетел в лес.

– Ещё полчаса, и мы на месте.

За деревьями показались постройки лесного хутора. Успели.

– Плетнёв!

– Я!

– Возьми двух человек, проверь хутор. Кошевой! Овраг, который мы проезжали, видел?

– Так точно!

– Забирай всех лошадей, хозяев хутора со скотиной и гони туда. Возьми трех казаков, пусть помогут.

– Есть!

– Давай, одна нога здесь, другая там. Как управитесь, бегом назад. Григорий! Бери людей, проверь запоры на дверях дома и поставь дополнительные. Окна забить! Оставьте только щели для стрельбы изнутри. Посмотри сам, что ещё можно укрепить, усилить. В этом доме штурм хунхузов сдерживать придётся.

Иван! Подготовь сидор[51], насыпь в него две сотни патронов. Поставишь на видном месте. Вот, возьми ещё пару гранат, я их уже зарядил, рядом положишь.

Остальные! Передать лошадей Кошевому.

Все забегали, засуетились. Через час, проверив доски на заколоченных окнах, Андрей захватил из дома вышитый рушник и привязал к створке ворот.

– Всем отойти в лес на пятьдесят метров, закопаться, замаскироваться, и чтобы ни звука. Иван, возьми двух казаков, и, как все уйдут, приберите следы во дворе и на опушке, в общем, сам глянь.

– Сделаем, Ваш Бродь!

– Василий, – окликнул Андрей старослужащего казака, – пробегись по позициям казаков. Скажи сидеть тихо, не курить. Обязательно предупреди – к обозу не соваться, за ним могут следить. Нужно, чтобы хунхузы поверили, что его охрана состоит только из конвоя. Дождёмся, когда они ввяжутся в бой, и только тогда ударим. Передай всем: без команды не стрелять, сигнал – взрыв гранаты. Бандитов не жалеть, стрелять на поражение.

– Будет сделано.

Жара начала спадать. Звонко стрекотали кузнечики, шелестя прозрачными крыльями, гонялись за комарами глазастые стрекозы, трудяги пчелы, перелетая с цветка на цветок, собирали нектар, а в кустах шиповника низко гудели полосатые шмели. Тёплый ветерок лениво шевелил листья деревьев. Со стороны леса послышался скрип колёс. Показался обоз.

– Наконец-то, – с облегчением выдохнул Андрей.

Это была самая опасная часть плана. Бандиты могли напасть на конвой по дороге. Пронесло. Вахмистр увидел на воротах рушник и понял, что Андрей с отрядом уже здесь:

– Молодец, корнет, успел. Теперь наш черёд.

Полетели команды:

– Пленных в погреб! Телеги расставить во дворе, коней напоить и в сарай! Возчиков запереть в бане!

Управились. Вахмистр огляделся:

– Вроде всё, – и махнул казакам, – все в дом! Закладывай двери! Занимаем оборону! Двое на чердак, остальные здесь!

Начало смеркаться. Заняли позиции. Закурили.

– Ну что, станичники, – затянулся самокруткой вахмистр, – не надоело за хунхузярами по дорогам бегать, пыль глотать? Вот и мне надоело. А корнет-то наш, не гляди, что молодой – ловок оказался. Это его задумка сюда бандитов выманить. А задача у нас не простая, мы вроде наживки. Надо нам, братцы, так хунхуза раздраконить, чтобы он на этот хутор всем скопом попёр. Свяжем боем, дальше дело за Их благородием и казачками. Дело опасное, поэтому и взял вас. Тех, в ком, как в себе, уверен.

– Не жидковато-то «благородие»? – попытался пошутить Волчок.

– Цыц, – обрезал трёп вахмистр.

– А мы чё? Мы ничё! – отозвался Волчок.

– Цыц, я сказал. Ты, парень, с нами без году неделя, а уже в каждой бочке затычка. Иван, Петро, берите этого балабола и на часы. Ваша первая смена. Иван на чердак, вы двое к окнам, потом сменю. Остальные могут перекусить, но огня не разводить, поели и отдыхать.

Время тянулось невыносимо медленно. Секунды растянулись в минуты, минуты в часы, а часы в бесконечность. Санька с Петром молча сидели у заколоченных окон. Первым прервал молчание Петр:

– Слышь, парень? Волчок – это фамилия или прозвище?

– Уже и сам не знаю, – усмехнулся Санька. По фамилии-то я Жуков, а Волчком стал, когда мне лет десять было. Помню, зима была холоднющая. Вот дед и пошил мне тулуп из овчины. Я так гордился этим тулупом, что даже на ночь снимать не хотел. В тот год наша кобыла разрешилась жеребёнком, и мне, как самому старшему из внуков, доверили ухаживать за ним. А чтобы пробудить чувство ответственности, дед пообещал, что когда жеребёнок вырастет, то будет моим. Сам понимаешь, что значит десятилетнему пацану пообещать такую перспективу. Дни напролёт я от него, как мамка, не отходил. Взрослые усмехались, но не мешали.

И вот, как-то ближе к вечеру слышу – в хлеву лошадь захрапела, забилась. Я туда. Глядь, а к моему жеребёнку подбирается волк, да здоровущий такой. Жеребёнок был ещё молочным, вот и держали его в отдельном стойле. Мать ему помочь не может, а зверюга вот-вот прыгнет.

Я, не раздумывая, кинулся между ним и жеребёнком. Волчара ощерился и прыгнул, да не на жеребёнка, а на меня. До сих пор помню зловонный запах из его пасти. Как уж у меня получилось, не знаю, только не испугался я тогда, а сунул руку в пасть волчары и, что есть силы, ухватил его за язык. А одет-то я был в тулуп. Вот и получилось, что я почти всю руку волку в пасть и запустил. Он попытался куснуть меня, а нет, овчина рукава всю пасть его забила, как кляп. Он пытаться грызть – не выходит, овчина в его пасть ещё больше набивается. Он давай пятиться, и тут – никак, я же его за язык под самым нёбом прихватил. Он меня мотает, а я не отпускаю, держу. Рукав в его пасти, видимо, от слюны намок, и волчара начал задыхаться. Когда дед с отцом в хлев прибежали, волк уже еле шевелился. С тех пор меня Волчком и прозвали.

– Да, – покачал головой Петро, – разные байки слышал, но чтобы такое…

Волка за язык – скажи кому, не поверят.

– Так многие и не верят, – улыбнулся Санька.

– А на стройку ты как попал?

– Через свою особую тягу к женскому полу, – вздохнул Санька.

– Это как? – предвкушая услышать очередную байку, оживился Петр.

– Да понимаешь, кровь у меня слишком горячая: как увижу молодую бабу с крутыми боками, да вот такой, – Санька показал вожделенный размер, – грудью – всё, тут же разум теряю.

После Санькиного рассказа о волке из казаков почти никто не спал, все с интересом прислушивались к его трёпу.

– Всё началось, когда в нашу деревню приехала молодая пара. Дед, сосед наш, помер, а дом родственникам завещал, вот они и приехали. Фёдор с женой Натальей и двое ребятишек четырёх и пяти лет. Деревня-то наша жила по старой вере, общиной. Приезжие тоже были из молокан[52]. Устроиться помогали всем миром. И всё бы ничего, да только однажды зимой пошел Фёдор проверить охан – это такая толстая сеть с большой ячеей под крупную рыбу.

У нас оханы обычно на калугу или осетра ставят. Бывает, такие поросята попадаются… Да что говорить, если рыбину на пятьдесят – шестьдесят килограммов у нас калужонком называют, представляешь, сколько должна весить взрослая калуга. При мне однажды такую монстру вытащили килограммов под двести, – а дело было зимой, так её двуручной пилой, как бревно, пилили.

Так вот, зимой оханы ставят под лёд, а проверяют, вытаскивая за длинную верёвку через крайнюю майну: проверил, рыбу вытащил, потянул верёвку с другой стороны, и всё – охан на месте. Но есть важная особенность: ни при каких обстоятельствах нельзя проверочную верёвку наматывать себе на руку – попадёт крупная рыба, может под лёд утащить. А Фёдор, видать, это забыл.

Так бывает, увидит неопытный рыбак крупную рыбину и, чтобы не упустить её, наматывает верёвку на руку. Фёдор-то с Натальей до этого в лесной деревне жили, там оханами рыбу не ловят, не водится. Вот беда и приключилась…

Нашли его утром, он почти наполовину туловища в майну[53]вмёрз. Потащила его калуга под воду, а у него, видать, сил не хватило, чтобы вытянуть её на лед.

Осталась Наталья одна с двумя ребятишками. Община ей помогала. Ну и мы по-соседски: то сена для скотины накосить, то с общей рыбалки уловом поделиться. Как-то сходили мы на сплав да так удачно, что и на себя получилось заготовить рыбу, и на Наталью. Кета, она ж, когда идёт, только поворачивайся. В общем, отправил меня отец отвезти Наталье целый воз рыбы. Получилось хвостов сорок, может, больше, и сказал, чтобы я помог ей разделать и засолить её. Распотрошили мы с ней рыбу, засолили и в бочки затарили. Естественно, умаялись.

Она-то после смерти мужа чёрного платка не снимала, а тут, чтоб не изгваздаться в чешуе и крови, переоделась. Смотрю и глазам не верю – краса, каких поискать: волосы русые, глаза серые, бока крутые, а грудь…

Пока рыбу пластали, кофтёнка на груди и расстегнулась, а там, я вам скажу, такое богатство открылось… Стою столбом, глаз от её грудей отвести не могу, уж так порты оттопырил, думал, насквозь штанину проткнёт, я чуть со стыда не сгорел. А она подошла ко мне, лицо к груди прижала и заплакала. И так мне её жалко стало, что я не сдержался и обнял её. Рыбу мы в тот день чуть не испортили…

Мне тогда уже девятнадцать было, с девчонками вовсю хороводился, считал себя в любовных утехах докой, а тут… Взрослая, голодная, жадная до любви.

Выпила она меня до последней капельки, досуха, без остатка… Ну и понеслось, завертелось. Год мы с ней любились, а потом отец мой про то прознал. Меня выпороли и в срочном порядке отправили в Николаевск, к дальнему родственнику. Что стало с Натальей, не знаю.

Мне до родственника добраться не удалось. Ещё в Николаевске я столкнулся с сыном местного золотопромышленника и стал на него работать. Высоко взлетел, через год уже в приказчиках ходил, как сыр в масле катался. Но опять моя горячая натура всё испортила. Положила на меня глаз сноха хозяина, а я отказаться не смог. Кто-то выследил нас и хозяину заложил.

А тот, в ярости, не приведи господи, как лют. Ох и били меня, думал, конец. Чудом спасся…

После этого я решил уехать куда подальше и завербовался на строительство КВЖД. Почти три месяца оттрубил учётчиком. Скука, скажу я вам, кругом одни китайские рожи и ни одной бабы. А я ж говорил, кровь у меня горячая, до любви жадная. Я уже собирался увольняться, а тут вы…

– Да, история, – хмыкнул Петро, – жениться тебе надо.

– Так я не против, – оскалился Санька, – главное, чтобы размер подошёл.

– Вот балабол, – усмехнулся вахмистр, – Петро, кончайте базар, – перебудили всех.

Замолчали. Казалось, душная ночь будет длиться вечно.

Назойливо звенели комары. Насосавшись человечьей крови, они тяжело взлетали вверх и прятались под потолком, но на их место тут же садились другие. На востоке посветлело небо, потянуло утренней прохладой. На опушке всполошились сороки.

– Подъём, станичники! Идут, ироды.

За забором замелькали тени.

– Приготовиться, – скомандовал вахмистр, – дайте им перелезть через ограду, а там стрелять по готовности. Да старайтесь не убить, а подранить. Нам их раззадорить надо, разозлить, чтобы крови и мести захотели. Ну, разбойное семя, давайте! Милости просим!

Скрипнули доски ограды. Несколько человек перемахнули её и побежали открывать ворота.

– Как ворота отворят, начинаем, – громко прошептал вахмистр.

Тяжёлые створки ворот медленно поползли в стороны, и в образовавшуюся между ними щель стали просачиваться вооружённые люди.

– Огонь!

Дружный треск выстрелов разорвал утреннюю тишину. Несколько фигур в проёме ворот упали на землю и заклинили одну из створок. Послышались стоны, ругань и проклятия.

Вахмистр, передёргивая затвор драгунки, навскидку стрелял по мечущимся теням. Боковое зрение фиксировало сосредоточенную стрельбу остальных казаков, судя по частым вскрикам во дворе, удачную.

Пауза. Перезарядив карабин, он осторожно выглянул в узкую щель бойницы. Во дворе лежало несколько неподвижных тел. Рядом выли подранки.

Дистанция пятьдесят метров для стрельбы из драгунской винтовки Мосина шансов не оставляет.

Хунхузы откатились за ограду и начали перегруппировываться. Вот одна тень метнулась к раненому, лежащему в воротах.

– Шалишь, – усмехнулся вахмистр, прицелившись в подставившегося бандита.

К крикам раненых добавился ещё один голос. С чердака, один за другим, раздалось два выстрела, к ним присоединился карабин Петра. За оградой кто-то тонко заверещал.

– Пятро, ты куды яму стрельнул, охальник? – бабским голосом запричитал Волчок.

Казаки заулыбались.

– А я что? Вахмистр приказал стрелять в разбойное семя, вот я по яйцам и целю, – ответил басом Петро, – а уж в какое семя я попал, разбойное али нет, мне отсель не видать.

Казаки дружно заржали.

– Спелись, балаболы, – крякнул вахмистр.

И тут бандиты словно проснулись. На дом обрушился шквальный огонь. От дубовых дверей полетели щепки. Огонь был настолько плотным, что не позволял высунуться для ответного выстрела.

Перекрывая треск ружей и карабинов, гулко рявкнул выстрел. У одного из окон вырвало защиту, открыв метровый проём.

– Из чего они садят? – крикнул Санька.

– Похоже, из пушки, – зло сплюнул Пётр, утирая кровь с посечённого щепками лица.

Один из казаков решил рискнуть, высунулся из окна и выстрелил. Но тут же получил несколько пуль в грудь и лицо.

– Сейчас пойдут на штурм, – крикнул вахмистр, оттаскивая убитого.

С чердака часто застучали выстрелы.

– Братцы! Приготовились, дружно, огонь! – проревел вахмистр.

Грянул залп.

– Не нравится, гады? Получите! За Гришку! – исступлённо орал Иван, стреляя в ненавистные тени бандитов.

Его курок глухо щёлкнул – пусто.

– Патроны, мать его, – матерился Санька, набивая обойму.

Во дворе, прячась за телегами и углами построек, накапливались хунхузы.

– Много-то вас как, – смахивал заливающую глаза кровь и зло шипел Петро, пристёгивая штык к карабину.

Вахмистр огляделся: Григорий убит, у Петра всё лицо в крови, Селеван ранен, но продолжает стрелять одной рукой, с чердака слышны выстрелы только одной винтовки – видать, там тоже досталось.

Волчок подхватил винтовку убитого Григория и в упор застрелил двух сунувшихся в окно хунхузов. Третьего достал прикладом Пётр. Хунхузы откатились.

– Сейчас пойдут! – крикнул Волчок. – Пора.

Вахмистр достал гранаты:

– Вот и пригодились. Помирать, так с музыкой! – и с силой грохнув торцами гранат о столешницу, одну за другой швырнул их в окно.

Во дворе раздались взрывы: один, второй… третий, четвёртый.

– Что это? Откуда? Наши! Ураа!

На улице зачастили выстрелы казацких винтовок. Грохнул ещё один взрыв, второй. Выстрелы стихли.

– Неужели отбились?

В стороне леса вспыхнула перестрелка, ухнула граната, одна, вторая. Стрельба стала затухать. Вдалеке слышались удаляющиеся выстрелы.

Вахмистр прислушался:

– Вроде стихло. Нет. Выстрел. Ещё два. Всё, тишина…

Усталость накатила на тело, не давая пошевелить ни руками, ни ногами.

– Получилось! Ну, корнет! Ну, везунчик!

В дверь громко постучали:

– Василий Иванович, живы?

– Живы, – отозвался вахмистр.

– Выходите.

Дверь дома со скрипом отворилась. На пороге показался вахмистр. Вся его одежда была бурой от крови.

– Ранен? Куда? – кинулся к нему Андрей.

– Не моя, – отмахнулся вахмистр, – Григорий, сосед мой, хаты через огород.

Царствие ему Небесное, – перекрестился он. – В лицо и грудь разом прилетело, сразу отошёл, не мучился. Нам, конечно, повезло. После такого боя всего один убитый… – вахмистр покачал головой, – считай, испугом отделались. Михайлу крепко зацепило, как бритвой, шкуру с виска срезало и пол-уха оторвало. При памяти, но не боец. А так досталось всем, но по мелочи, в основном щепками да кирпичом от печи посекло.

Я же, когда за окном громыхнуло, думал, конец. Доски, что были на окнах, после первого же выстрела – в труху. Вот, глянь, – передал он Андрею увесистый кусок свинца. – Я такой крупной картечи никогда не встречал, – покачал он головой, – из чего палили, видел?

– Видел, – ответил Андрей, – вон, на крайней телеге две дульно-зарядные пищали лежат. Из них.

– Видать, тяжёлые, заразы, раз они их на лошадях возят, – прикинул вахмистр, – горные пушки, что ли?

– Не, – покачал головой Андрей, – местный раритет. Где только такое старье откопали?

– Старьё старьём, но штука грозная, – вздохнул вахмистр, – если бы они разом в дверь шарахнули, нас никакие запоры не спасли бы.

– Ты сам-то как? – перевёл разговор Андрей.

– Да я в порядке, – отмахнулся вахмистр.

– Раз в порядке, распорядись – всех раненых бандитов во двор! Не дай бог, расползутся. Да и убитых много. Нужно похоронить, а то к полудню дышать нечем будет. Только не здесь, пусть отнесут подальше, в лес.

– Скажу Ивану, пусть займётся.

– Василий с казаками оружие уже собирает.

– Добро, – кивнул вахмистр.

– Вот ещё что! Трофейных лошадей отгоните к нашим, в овраг. Раненых и калеченых – на мясо. И пусть хозяев хутора сюда ведут, пора харч готовить, люди с вечера на сухомятке. Кстати, вчерашние пленные где?

– В погребе, где им ещё быть.

– Ну, пусть ещё посидят. А ты команды раздай и возвращайся в хату, пленных допросим, пока они под впечатлением. Хотя, знаешь что? У тебя сейчас видок ещё тот. Вон, в кровище весь. Ты глянь сам, кто там из хунхузов пожиже, пугани и тащи в дом.

Вахмистр понятливо улыбнулся и пошёл во двор раздавать распоряжения.

Во дворе началась суета.

Андрей зашёл в избу и остановился. Перед глазами предстала картина побоища. Доски на окнах разбиты в щепки, на полу – перевёрнутые стол и лавки, стены и печь в глубоких отметинах от пуль и картечи. В кладке печи он обнаружил ещё одну свинцовую картечину. Взвесил её в руке и покачал головой:

– Однако, граммов двадцать – тридцать, не меньше.

Поднял опрокинутый стол, принёс лавку и подвинул её к столу. Подумав, поднял лежащий на боку массивный табурет и поставил его посреди комнаты.

Раздались тяжёлые шаги, и в дверях нарисовался вахмистр с огромным топором в руках. Зрелище было не для слабонервных: огромный детинушка с косматой бородищей, длинными мощными руками в одежде со следами бурых пятен. Ещё этот топор.

– Ты где его нашёл? – удивлённо спросил Андрей.

– У хунхузяры одного одолжил, – довольный произведённым впечатлением, ухмыльнулся вахмистр.

Привели пленного. Им оказался щуплый молодой китаец. Он со страхом поглядывал то на хмурого конвоира, то на забрызганного кровью вахмистра.

– Усадите его на стул, – распорядился Андрей, и уже обращаясь к китайцу на родном языке, спросил:

– Жить хочешь, хунхуз?

– Господин ошибается, я не хунхуз, я обычный крестьянин. Главарь банды приказал показать дорогу к этому хутору, я не посмел ослушаться. Я боялся за семью, не гневайся на меня, господин, пощади.

– Крестьянин, говоришь? Тимофей, глянь его руки и плечи, – распорядился Андрей.

Казак рванул куртку китайца за ворот. Ткань затрещала, оставив в руке Тимофея часть куртки вместе с рукавом. На плече китайца чернел крупный багровый синяк.

– Теперь руки!

Вахмистр схватил пленного за запястья и развернул их ладонями вверх. На сгибе указательного пальца правой руки китайца желтела грубая пожелтевшая мозоль.

– Ты посмел мне врать!? – заорал Андрей. – У тебя синяк на плече! Такие бывают от отдачи приклада при стрельбе! У тебя на указательном пальце мозоль от курка! Он появляется только от частой стрельбы или тугого курка!

И после этого ты смеешь говорить, что ты простой крестьянин? Вахмистр, в расход его! Труп в подвал, ко вчерашним казнённым, потом собакам скормим!

С этим всё! Ведите следующего!

Китаец побледнел. От страха он не заметил, что команду кровожадному казаку со страшным именем Вахмистр офицер отдал на китайском языке.

Вахмистр схватил китайца за шкирку и плотоядно оскалился.

– Постойте, господин! – взвыл пленный, – я всё скажу, не надо меня убивать!

Глава 19

Пленный оказался хорошо информированным товарищем. Его уже увели, а Андрей всё ещё переваривал услышанное.

Общий состав банды насчитывал триста человек, она была хорошо вооружена и мобильна. Возглавлял её известный в бандитских кругах атаман по прозвищу Глава Большого Дома, по-китайски Дзя Ды. Банда готовила нападение на крупный населённый пункт Михайловку.

Заказчик – «Белый Лотос». Цель – нанести максимальный ущерб КВЖД, уничтожить русских специалистов, и на этой почве рассорить российские и китайские власти.

На хутор напал один из отрядов банды под предводительством главаря по кличке Хромой. Численность нападающих насчитывала семьдесят сабель.

Этот отряд примкнул к банде Дзя Ды недавно и не по своей воле, а подчиняясь приказу «Белого Лотоса». Между Дзя Ды и Хромым разгорелся конфликт.

Хромой не захотел признавать над собой главенство Дзя Ды и после проведения акции по уничтожению Михайловки собирался уйти в свободное плавание. Глава Большого Дома не желал мириться с демонстрацией открытого неповиновения и искал повод, чтобы подставить Хромого перед «Белым Лотосом». Захват русскими представителя «Белого Лотоса» Старика Линя оказался кстати.

Узнав, что русский отряд разделился, Дзя Ды решил действовать и приказал отряду Хромого выступить на перехват более многочисленной части русского отряда. Задумка была коварной. Он был прекрасно осведомлён о боеспособности казаков, поэтому был уверен, что прямое столкновение с русскими приведёт отряд Хромого к ощутимым потерям. После этого его ватагу будет несложно прибрать к рукам: рядовых членов отряда подчинить себе, а их вожака подвести под обвинение. В чем обвинить? Да хоть в чём! Например, в неоправданных потерях среди братьев. Или ещё лучше – в бездарном командовании отрядом, приведшем к большим потерям. Хоть за одно, хоть за другое, его можно приговорить к смерти и казнить.

Но Хромой оказался хитрей. Он был кем угодно, только не глупцом, и догадался, в какую ловушку его толкает Дзя Ды. Он не стал подставляться под более крупный и боеспособный отряд русских казаков, а решил напасть на конвой с пленными хунхузами, который, по его сведениям, планировал заночевать на лесном хуторе. В победе он не сомневался: что могут сделать шесть русских конвоиров против его семидесяти орлов?

Хромой решил сначала освободить пленных и Старого Линя, а уж потом устроить засаду для русского отряда, на перехват которого его отправил Глава Большого Дома. А когда на глазах Старика Линя он уничтожит и второй отряд, можно будет рассчитывать не просто на благодарность «Белого Лотоса», а на нечто большее. Например, занять место Дзя Ды.

Пленный оказался шпионом Дзя Ды в отряде Хромого и был хорошо информирован о планах одного и второго. Он пытался продолжить рассказ о конфликте главарей, но Андрей остановил его. С Хромым и Дзя Ды всё было понятно. Про «Белый Лотос» пленный знал только то, что уже рассказал.

Видя, что интерес к нему падает, он решил поделиться ещё одной информацией. Около десяти лет назад с приисков острова Аскольд хунхузы вывезли более двух тонн золота, но по дороге оно странным образом исчезло. Кто его только не искал, но найти следов не удалось.

Однажды Хромой проговорился, что следы исчезнувшего золота ведут к «Белому Лотосу». Что после исчезновения золота «Лотос» очень быстро поднялся и стал самой сильной и опасной радикальной организацией Маньчжурии. Такой, что даже японцы считаются с его влиянием среди хунхузов.

– Две тонны золота – это не шутки, – задумался Андрей, – страшно представить, что секта может натворить с такими деньгами. А если она связана и с японской разведкой, то дела совсем плохи. Выходит, сам того не ведая, я нарушил планы «Белого Лотоса», а может, и японской разведки? Спланированное нападение на Михайловку оказалось под угрозой срыва? Обычно такие дела бесплатно не делаются. Главарь хунхузов наверняка получил деньги. Во всяком случае, аванс – точно. А это значит, что он попытается исправить ситуацию.

Интересно, Главе Большого Дома уже известно об уничтожении отряда Хромого? Ведь его отряд насчитывал ни много ни мало семьдесят сабель, и Дзя Ды на них рассчитывал? Хотя нет. Он умышленно подставлял Хромого, и значит, рассчитывает только на себя. Это значит, что от планов нападения на Михайловку он не откажется. А чтобы с ним рассчитались, ему нужен свидетель, представитель заказчика, то есть «Белого Лотоса». А это у нас кто? Правильно, Старик Линь. Так что перед Михайловкой он придёт сюда, на хутор. На Хромого ему наплевать, а вот бросить Старика Линя ему никак нельзя – «Белый Лотос» ему этого не простит. Нападение на Михайловку он отложить не может по той же причине. Отсюда вывод: он обязательно придёт на хутор, причём край – завтра к вечеру.

Что же делать? Нас двадцать четыре человека, один контужен, на руках четыре десятка пленных, половина из них ранены. Посыльного на базу экспедиции я отправил вчера в полдень, значит, отец уже в курсе о планируемой мной засаде. Пошумит немного, но помощь отправит. А вот это уже плохо. Высланный на помощь отряд может нарваться на идущих к хутору хунхузов. Необходимо перехватить наших. Но главное – предупредить отца о появлении большой банды хунхузов и её планах на Михайловку. Пусть готовит оборону строительных посёлков и самой Михайловки, а мы уж тут сами.

Рыжий вихрастый казак ожидал в дверях. Андрей закончил писать, сложил листок треугольником и подозвал его к себе:

– Слушай внимательно, казак. Письмо вручишь лично начальнику экспедиции или его заму, я там всё написал. На словах передашь следующее: «У нас большое количество пленных бандитов, среди них есть организатор нападений и беспорядков на КВЖД, с таким обозом мы лишены мобильности. Расстрелять пленных без суда не могу, отпустить – тоже, это всё равно что пополнить банду ещё на сорок сабель. По моему предположению, чтобы освободить организатора и его людей, банда сначала появится у нас. Мы укрепим хутор и постараемся их задержать столько, сколько сможем. Станет совсем худо, уничтожу пленных и буду прорываться к Уссурийску. Главарь банды знает, что нас мало, и может разделить свой отряд. Поэтому считаю, что все силы экспедиции необходимо направить на спасение жителей Михайловки, на нас пусть не отвлекаются».

Встретишь по дороге наших, предупреди, что численность оставшейся банды более двух сотен сабель. Скажешь, что мы забаррикадировались на хуторе и постараемся отбиться сами. Навяжем бой, пощипаем как сможем. Основная цель бандитов – Михайловка, а там куча народу с бабами и детьми. Пусть скачут туда, там они нужнее.

Теперь по тебе! Передашь депешу и останешься в распоряжении начальника экспедиции. Всё понял?

– Так точно, Ваш Бродь! – лихо ответил гонец и негромко добавил, – всё сполню, Андрей Иннокентич, не сумлевайтесь.

– С Богом! Постарайся остаться живым, казак, – добавил Андрей и крепко пожал руку засмущавшемуся парню.

Казак лихо бросил тело в седло и, горяча коня, послал его вперёд. Застоявшийся скакун вылетел за ворота и скоро исчез в лесу. Проводив его взглядом, Андрей вздохнул:

– Хороший парень. А теперь за дело! Пора заняться обороной, основательной, крепкой обороной. А тут, товарищи хунхузы, у меня для вас будет сюрпризец, – смешно картавя слова, явно пародируя известного вождя пролетариата, проговорил Андрей и повернулся к вахмистру.

– Садись, Василий Иванович, есть разговор. Вот какое дело, Иваныч, положение наше ты знаешь. Нас осталось двадцать три кадровых бойца, гражданские – не в счёт. У нас на руках один тяжёлый и сорок пленных.

С таким грузом нам от банды не уйти, а то, что нас в покое не оставят, это я тебе ответственно заявляю. Остаётся либо отпускать пленных бандитов, либо покрошить их в капусту и прорываться в Михайловку или в Уссурийск.

Но я на это пойти не могу. Кончить их в бою одно дело, а рубить пленных…

Даже таких – не могу. Остаётся принять бой. Про помощь ты слышал, ждать нам её больше неоткуда. Про планы хунхузов о нападении на Михайловку я сообщил, и теперь у них каждый человек на счету. Теоретически нам могли бы прислать помощь из Уссурийска, но до него почти семьдесят верст, а в нашем случае это как до луны. Пока то да сё…

Сам знаешь, чтобы собрать отряд, нужно время, а когда где-то рядом орудует банда в двести сабель… Город ведь без охраны не оставишь. Да и людей на строительстве не бросишь. Так что если помощь и подойдёт, то когда? Думаю, даже при хорошем раскладе, им понадобится не менее двух-трёх суток.

Короче! Чтобы дать нашим время собраться и организовать хунхузам отпор, придётся вязать бандитов боем. Здесь, на этом хуторе. И держаться нам тут нужно не менее тех самых двух-трёх суток. Так-то…Что скажешь, Василий Иванович?

– Разреши по-простому, Андрей Иннокентьевич?

– Давай.

– Ты правильно всё решил, надо принимать бой, а там, – он рубанул воздух рукой, – где наше не пропадало!

– Ну раз так! – хлопнул себя по колену Андрей, вставая с лавки, – собрание объявляю закрытым, начинаем готовить хутор к обороне, как и что обскажу на ходу.

– Чудны дела твои, Господи! – пробормотал вахмистр, выходя на улицу, – пацан пацаном, а какие решения принимает – не каждый генерал решится. Да и прав он, если мы бандитов не задержим, Михайловке – конец.

Во дворе кипела работа. Задействовали всех. Китайские возницы черпали из колодца воду и поливали ею крышу и стены построек. Пленные под присмотром казаков копали траншею[54], которая огибала ограду хутора.

– Чудит корнет, – переглядывались казаки.

Часть из них раскатали баню. Другие этими брёвнами закладывали окна дома, оставляя только узкие щели для стрельбы. На чердаке скаты кровли усилили досками, снятыми с амбара, и теперь рубили в них бойницы. Под оградой прорыли несколько ходов и соединили их с траншеей. Это позволяло защитникам хутора скрытно от противника перемещаться из траншеи на территорию двора и наоборот. А в случае захвата её врагом, отступить к дому.

Напротив этих проходов, на расстоянии шести-семи метров, буквой «П» установили перевёрнутые набок телеги, которые тоже усилили доскам. Получились что-то среднее между передвижными щитами «гуляй города»[55] и редутами[56].

На вопросительный взгляд вахмистра Андрей пояснил:

– Это на случай прорыва хунхузов во двор. Телеги используем как редут, только без пушек. Бандиты у нас за каждый метр земли этого двора кровью заплатят.

Вахмистр покачал головой:

– Откуда что берётся? – но возражать не стал.

Все мешки, найденные на хуторе, были конфискованы. Их заполнили землёй и подняли на чердак. Получились надёжные огневые позиции.

Пленные закончили траншею, и их погнали рубить кустарник, создавая вокруг хутора хорошо простреливаемую двухсотметровую зону. По краю очищенной поляны из стволов деревьев устроили засеки и завалы из мелкой поросли и веток. Чтобы не дать конным бандитам развернуться в лаву, на расчищенной от кустов поляне между опушкой леса и хутором вбили несколько сотен острых кольев. К вечеру из обычного крестьянского хутора получилось довольно зубастое укрепление.

Пока велись работы на хуторе, Андрей прихватил трёх казаков и занялся ревизией трофейного оружия. Первым делом в сторону отложили хлам: старые кремневые ружья и пистолеты. Из того, что осталось, отобрали с десяток вполне приличных охотничьих ружей и дробовиков.

Один из казаков занялся боеприпасами. Заменил дробь и пули на картечь. Благо, трофейного свинца и пулелеек было достаточно.

Наступил черёд пистолетов и револьверов. Набралось с десяток разных систем и калибров. Приведя их в порядок, для каждого подобрали патроны и разложили по кисетам. Особой удачей были пятнадцать новеньких армейских карабинов германского производства.

– Где хунхузы могли взять армейские карабины? – задался вопросом Андрей. – Для этих мест такое оружие – большая редкость. Купить его в оружейных магазинах невозможно. Неужели обокрали армейский склад «колбасников»?

Но ближайшие германские склады находятся в провинции Шаньдун – это почти на сотню вёрст южнее Пекина, а до нас – все полторы тысячи. Ох, нехорошие уши растут за этими карабинами. Что ж ты за зверь такой, «Белый Лотос»?

Карабины почистили, разложили к ним патроны – получилось солидно, почти по сотне на ствол.

– Теперь повоюем, – повеселел Андрей, отсыпая две сотни себе.

С трофейными патронами получилось удачно, свой запас он почти расстрелял, оставался последний десяток, и то в качестве НЗ. Теперь эта проблема решилась.

– Андрей Иннокентьевич, что с пищалями делать будем? – отвлёк его Иван.

– Как что? Чистим, заряжаем, готовим к бою.

– Убойная штука, – подтвердил Петро, – когда хунхузы из них жахнули, думал, всё, кирдык пришёл.

Пищали почистили и затащили на чердак. Стволы закрепили на колодах, а те, в свою очередь, на тележных колёсах. Колода позволяла гасить отдачу при стрельбе, а колесо – менять горизонтальную наводку ствола.

Андрей достал из сидора шёлковую рубаху.

– Корней, отдай хозяйке, пусть из рубахи мешочков нашьёт, размером с пол-ладони. Подготовим заряды к пищалям. В одни насыплем крупную картечь, в другие порох. Иван, ты порох сам развесь. Когда развеску будешь подбирать, испытай пищали, нам нужно, чтобы выстрел метров двадцать – тридцать за траншеей перекрывал, больше не надо. А картечь отлейте чуть меньшего калибра, чем была. Пусть лучше её будет больше. Кстати, сколько пороха на бандюках собрали?

– Полтора бочонка и четыре ящика с динамитными шашками.

– Запальный шнур был?

– Да, метров семьдесят.

– Отлично! – повеселел Андрей, – весь порох оставляем для пищалей, а вот для динамита у меня есть идейка. Где вахмистр? О! Иваныч! Отойдем на пару слов.

Внимательно выслушав Андрея, старый казак покрутил кончик уса:

– Мастак ты, Андрей Иннокентьевич, на придумки. Смотрю на тебя и удивляюсь: столько дельного знаешь, будто не одну баталию прошёл.

Васька! Бери Захара, трёх коней и сюда, мигом! Да пару лопат захвати!

Через несколько минут казаки загрузились динамитом и вслед за Андреем поскакали по лесной дороге. Отъехав от хутора на версту, стали подбирать место для засады. Скоро такое нашлось. На одном из поворотов высился крутой скалистый холм. Огибая его, дорога сужалась, а над ней нависал покрытый сеткой трещин каменный карниз. С другой стороны дорогу подпирали угрюмые корявые деревья. Чтобы проехать в этом месте, конному отряду нужно было перестроиться в колонну по двое.

– Тут сюрпризец хунхузам и устроим, – решил Андрей.

Под карнизом, на высоте головы всадника, вырыли две длинные канавы. Ту их стенку, которая была направлена к дороге – срыли, чтобы получилась широкая полка. А другую, направленную к горе, подравняли так, чтобы она имела вертикальный, по возможности высокий откос. На полку по всей длине уложили динамитные шашки и соединили запальными шнурами. Сверху щедро засыпали щебнем из ближайшей осыпи. Щебня не хватило, поэтому пришлось собирать камни вдоль дороги. Сначала выбирали те, что покрупней, а уже сверху сыпали все, что смогли найти.

– Чем больше камней, тем лучше, – подбадривал упарившихся казаков Андрей.

Следы работы тщательно замели, запальные шнуры протянули за холм и замаскировали.

– Так, братцы, – оглядел закладку Андрей, – остаётесь здесь, коней укройте в лесу. Если банда вышлет разведку, не высовывайтесь, пропустите. До хутора отсюда почти верста, они знают, что нас мало и сил на засаду нет, поэтому двигаться будут колонной. Как увидите, что её головной всадник поравнялся с первой закладкой, поджигайте шнур, и тишком, без всякого героизма, бегом к лошадям и на хутор. Взрыва не ждать! Если будет погоня, бросайте коней и уходите в лес. В бой не вступать, вы мне оба в обороне хутора нужны. Всё поняли?

– Так точно, – дружно кивнули казаки.

– А теперь закопаться так, чтобы ни одна глазастая хунхузяра вас не обнаружила.

Убедившись, что казаки достаточно умело готовят себе лёжку, он успокоился и, вскочив на коня, двинулся к хутору.

Здесь все были заняты делом… Иван готовил заряды для пищалей. Будучи человеком обстоятельным, он установил несколько деревянных мишеней и, подбирая оптимальный заряд, произвёл несколько выстрелов. Добившись нужного результата, он рассыпал развешенный порох в пошитые хозяйкой хутора мешочки.

– Иван, а где остальной динамит? – спросил Андрей.

– В угол убрали, – кивком головы показал на ящики казак.

– Волчок, – окликнул охотника Андрей, – пулей ко мне!

– Я здесь, Ваш Бродь.

– Ты гвоздей не видел?

– Видел, два ящика. Один на чердаке, там казаки по приказу вахмистра доски шьют, а второй возле бани.

– Вот что! Освободи от сухпая шесть сидоров, захвати ящик с гвоздями, тот, что возле бани, и тащи сюда.

Санька дурашливо щёлкнул каблуками и побежал исполнять приказание.

– Вот, зараза, – беззлобно усмехнулся Андрей и стал освобождать стол.

Пыхтя под тяжестью ящика с гвоздями, появился Волчок:

– Куда, Ваш Бродь?

– Ставь пока на пол. Гвозди крупные?

– На сто двадцать.

– Самое то! Иди сюда, будешь помогать. Сидоры принёс?

– Ага.

– Брось под стол.

Поставил на стол гранату ручкой вверх и кивнул на нее подбородком:

– Держи, чтоб не упала.

Сам достал из ящика динамитные шашки и обложил ими корпус гранаты. Получившуюся конструкцию закрепил бечёвкой. Сверху ровными рядами, плотно друг к другу, уложил и закрепил гвозди. По такому же принципу установили второй слой динамита и гвоздей.

– Не слишком тяжёлая хреновина получилась, – высказал сомнение Иван, – такую далеко не забросишь.

– А нам далеко и не надо. Один готов, давай следующий, – вытирая ветошью вспотевшие руки, распорядился он.

Когда оснастили последний, Санька и Иван разложили их по вещмешкам, оставив снаружи только торец гранаты. Чтобы заряды плотно сидели в сидорах, их засыпали остатками гвоздей.

Осторожно ввернув взрыватель в одну из гранат, Андрей плотно затянул горловину вещмешка и убедился, что ему хорошо видна шляпка бойка.

– Санька, пошукай у хозяев белой краски.

Тот отсутствовал буквально минуту.

– Нашёл? – не поворачиваясь, спросил Андрей.

– А как же, – показывая на небольшую банку белой краски, ответил Волчок.

– В самый раз, – улыбнулся Андрей и кусочком тряпки закрасил шляпки бойков. Процесс изготовления был завершён.

– Ну что, охотник, – улыбнулся Андрей, – бери фугас, и за мной.

Сам подхватил дедовский карабин с оптическим прицелом и вышел на улицу.

Первый фугас решили установить у дороги на опушке леса. В этом месте росло большое ветвистое дерево. Выбрали толстую ветку и на высоте головы всадника закрепили вещмешок. Возле фугаса остался Волчок. Андрей оставил ему бинокль и, отмеряя шагами расстояние, направился к хутору. Получилось чуть более ста метров. Спрыгнув в траншею, он открыл прицел и через него нашёл сначала Волчка, затем закреплённый на дереве фугас. Глядя друг на друга через оптику, Андрей и Санька, обмениваясь жестами, настроили положение фугаса так, чтобы Андрею был хорошо виден закрашенный белой краской боёк гранаты.

– То что надо! – показал большим пальцем правой руки Андрей, – крепи.

– Крепить? – переспросил Санька.

Андрей подтверждающе махнул рукой:

– Да.

Волчок кивнул и привязал фугас к ветке. Закончив, ещё раз посмотрел на Андрея и показал рукой на закрепленный на ветке сидор:

– Ну, как?

– Пойдёт, – подтвердил Андрей.

Санька махнул рукой, что понял и, кряхтя, слез с дерева.

Андрей отметил на бруствере место огневой точки и обустроил его для удобной стрельбы.

Второй сюрприз решили поставить прямо на поляне, на полпути между опушкой леса и оградой хутора. Присмотрев подходящий куст, подрезали дёрн и выкопали под ним углубление. Заложив в получившуюся ямку заряд, поставили куст на место. Затем повторили процедуру настройки положения фугаса и выставили его под выстрел.

– Ваш Бродь, может, ещё один поставим?

– Не имеет смысла, – покачал головой Андрей, – дистанция слишком короткая, больше двух раз прицельно выстрелить не успею.

– Так, а я на что?

– У тебя будет своя задача.

– А что с остальными фугасами делать?

– Пусть будут, запас карман не тянет. В нашем солдатском деле любая лишняя стрелялка или бабахалка завсегда себе применение найдёт.

Вернувшись на хутор, Андрей с вахмистром отправились инспектировать укрепление. Всё задуманное закончили.

– Иваныч, пора людей кормить. Сначала наших и возниц, потом посты. Пленных накормишь в последнюю очередь. Как они поедят и оправятся, всех – в погреб. Дай им воды и холста, пусть сами за своими ранеными ухаживают.

А возниц, как поедят, отправь к лошадям, пусть там ночуют. Скажи Кошевому, чтобы завтра к полудню все кони были под сёдлами. Не сдюжим хунхузов – придётся прорываться. А без лошадей нам не уйти.

– Сделаем, – кивнул вахмистр.

– Как там дела у Михаила?

– Плохо, – вздохнул казак, – может, его тоже с конями в овраг?

– Нет, – покачал головой Андрей, – пусть лучше с нами. Если что, станичники не бросят, да и мне так спокойней будет. Хватит о делах. Пойдём поедим горячего.

– Пойдём, – согласился вахмистр, – да и вздремнуть по паре часиков не помешает.

Повечеряли… Умаявшиеся за день люди попадали спать, прилёг и Андрей.

Глава 20

Ночь прошла на удивление тихо.

– Ваш Бродь, Ваш Бродь, – тормошил кто-то за плечо.

– А! Что случилось? – вскинулся Андрей.

– Всё тихо, Ваш Бродь, вставать пора, кулеш стынет.

– Волчок, ты, что ли?

– Я.

– Который час?

– Без пяти минут полдень.

– Как полдень! – ахнул Андрей.

– Вахмистр распорядился не будить, чай намаялись вчера.

– Людей накормили?

– И здесь, и на засаде.

– Что с конями?

– Уже напоили и оседлали.

– Тогда чего будишь? – усмехнулся Андрей, – если у вас всё на мази.

– Иваныч приказал. Сказал, чтоб умыться да поесть успели.

– Ну, раз приказал, надо вставать, – зевнул Андрей. Чем казаки занимаются?

– В чистое переодеваются[57].

– А ты чего?

– Так я уже.

Во дворе не слышалось привычного зубоскальства, все понимали серьёзность предстоящего боя. Савелий привалился к поставленной на бок телеге и, прикрыв глаза, напевал старую казачью песню.

Андрей вышел из дома и бросил взгляд на смурные лица казаков.

– И… Эх! – смачно потянулся он и скинул рубаху. – Что приуныли, станичники!

Волчок! А ну, дай пару шашек! – и задорно улыбнувшись, крутнул правой рукой одну шашку, левой – вторую.

Клинки блеснули сталью и, будто приклеенные к рукам корнета, начали круговое вращение. Андрей чуть согнул ноги в коленях и, имитируя посадку в седле, стал выписывать вокруг себя восьмёрки. При этом его руки крутили шашки каждая по себе, не мешая, а дополняя друг друга. Скорость крутки увеличилась, создавая впечатление, что он держит в руках два сверкающих, вращающихся с невероятной скоростью диска. Вот он начал поднимать и опускать руки, от чего стало казаться, что вокруг него образовался сверкающий кокон из летающих клинков.

Крутка шашками считалась излюбленной забавой казаков, и на такую красоту с удивлением и восхищением смотрели все, даже ветераны.

– А теперь покажем «черта», – с ударением на последний слог, крикнул Андрей и двинул клинки в обратном направлении.

Теперь они вылетали из-за спины, описывали восьмёрки вокруг головы, корпуса и вновь скрывались за спиной. Затаив дыхание, казаки завороженно следили за Андреем. Не прекращая крутки, он начал двигаться вперёд-назад, поворачиваться вокруг своей оси в одну сторону, в другую.

– Всё! – он картинно воткнул обе шашки в землю и весело подмигнул Саньке, – ну что, охотник, сольёшь водички?

Ледяная вода из колодца окатила разгорячённое тело. Андрей, отфыркиваясь, крикнул:

– А ну, давай ещё! Всё! Хорош, – и взял протянутый рушник. – Сон я хороший видел, казаки, – громко объявил он. – Умыли мы хунхузов! Разделали под орех! Только погнали, а тут Волчок: «Ваш Бродь, кулеш стынет», – передразнивая Саньку, прогнусавил Андрей. – Спугнул, зараза! Теперь придётся наяву добивать.

Казаки заулыбались. В адрес Саньки посыпались шутки и подколки:

– Ты, что ж это, мил человек, не позволил Их Благородию в одиночку всех бандюков одолеть?

Тот, улыбаясь, отшучивался:

– Так кто знал, что он во сне не барышень тискает, а хунхузяр гоняет?

Подошёл вахмистр:

– Андрей Иннокентьевич, где так железками играть намостырился? Давно я такой красоты не видал.

– Я же тебе говорил, – усмехнулся Андрей, – в дядьках у меня тёзка твой Василий Иванович Федосов был. Он, конечно, постарел, но и сейчас крутку хоть на коне, хоть в пешем строю исполняет, любо-дорого посмотреть, а стреляет – у-у-у…

– Да, слышал о таком. Говорят, знатный воин был, – уважительно кивнул вахмистр.

– Почему был? И сейчас жив.

– Тогда дай бог ему здоровья.

Во дворе народ повеселел, опять слышались шутки и зубоскальство.

Перекусив, Андрей проверил револьверы и вернул их в кобуры:

– Нужно обойти позиции.

Сначала поднялся на чердак к пушкарям:

– Ну что, пищали не подведут?

– Не должны, Ваш Бродь.

– Зарядили?

– Чин по чину.

– Припасы?

– Все на месте.

– Ну и славно. А ты как, Иван?

– А чего нам? Пойдут – ответим.

Иван среди казаков слыл хорошим стрелком, поэтому Андрей решил организовать на чердаке снайперскую позицию. Сверху хорошо просматривался не только сам хутор, но и вся территория вокруг него.

– Ты, Иван, вот что, – присел он рядом с казаком, – на бой не отвлекайся. Твоя задача выбивать вожаков и тех, кто будет пытаться взять командование на себя, ну и, конечно, особо шустрых. Поглядывай вокруг. Если кто вздумает обойти нас, тех сразу гаси. Теперь для всех! Когда внизу завяжется рукопашный бой, вы остаётесь на месте и поддерживаете нас огнём сверху. В траншее с вас будет меньше толка, чем огонь с этой позиции. Вращайте головами на все триста шестьдесят градусов, но не прозевайте бандитов. Особенно если они вздумают зайти к нам с тыла. Хотя тыла у нас сегодня не будет, – вздохнул он, – везде фронт. Понятно?

– Понятно, – в разнобой ответили казаки.

Андрей в заботах забыл, что он корнет и ему всего двадцать лет. Близость боя качала адреналин и будоражила кровь. Он не заметил, как в нём очнулся от дрёмы капитан российского спецназа. Обходя позиции, он подбадривал, шутил, просто хлопал по плечу.

Бойцы почувствовали его настрой, и уже никто не видел в нём желторотого офицера, которого они называли барчуком. Перед ними был их командир. Командир, готовый драться здесь плечом к плечу до последнего патрона, до последнего вздоха. И это понимание делало их сплочённее и злее – теми, кого смертельно боятся враги.

Всё трофейное оружие разобрали. Теперь у каждого были дополнительные карабины, ружья, дробовики или пистолеты.

– Дробовики и ружья используйте только на короткой дистанции, лучше в упор, – советовал Андрей, – пистолеты и револьверы берегите для ближнего боя и рукопашной. Всем пристегнуть штыки[58]. Не бойтесь запустить хунхуза в траншею. Китайский бандит – низкорослый, траншея для него глубока, как могила, вот и бей его прикладом да коли штыком. За спиной подранков не оставлять, всех на небо. Прикрывайте спины друг друга, в прямой сшибке у них против нас шансов нет. Их пре имущество только в количестве, вот и постарайтесь, чтобы, пока они бегут к нашей траншее, завалить хотя бы по паре штук – потом меньше резать придётся. Такого циничного солдатского лексикона от молодого корнета до этого не слышали, но всё когда-то случается впервые.

Андрей подошёл к Волчку. Тот уже оборудовал позицию для стрельбы и сейчас точил топор. Ещё при распределении трофейного оружия Андрей обратил внимания, что учётчик вместо дробовика попросил вторую мосинку.

– Зачем тебе вторая винтовка? – пытался отговорить вахмистр, – не хочешь дробовик, возьми пистоль или револьвер.

– Не, с пистолей я стрелять не умею, а с двух винтарей, если не десяток, так штук семь хунхузяр точно завалю.

– Как знаешь, – не стал спорить вахмистр и выдал охотнику оружие.

Сейчас обе винтовки стояли у бруствера.

– Всё-таки взял вторую, – усмехнулся Андрей.

– Взял.

– Это правда, что ты хорошо стреляешь или так, трёп для красного словца?

– Зачем трёп? У батьки берданка была, я с ней на охоту частенько ходил, вот и набил руку. Берданка ж – винтовка однозарядная, пока перезарядишь… А у мосинки самовзвод и пять патронов в магазине – только целься. С двумя винтарями у меня, почитай, десять патронов в стволе. Расстояние-то до опушки чуть больше ста метров, перезарядиться не успеешь, как хунхуз у окопа будет. А так – лишний пяток настреляю.

– Тогда хотя бы штык пристегни. Патроны кончатся, как дальше воевать будешь?

– Не, со штыком обращаться я не обучен. Я лучше топориком.

– С топором против сабли?

– Я с ним на мишку ходил. А этот зверь пострашнее хунхуза будет.

– Тебе виднее, но штык всё же пристегни. Мало ли, как оно обернётся?

– Есть пристегнуть штык, – отозвался Санька.

– У меня к тебе дело есть, – сменил тему Андрей. – Ты правильно заметил, что расстояние до опушки – всего ничего. И дорога, что к ней подходит, не очень широкая. А это значит что? А то, что хунхузы будут выплёскиваться на поляну колонной и только потом попытаются развернуться в лаву. Никак иначе у них не получится. И нам нужно, чтобы их как можно больше сорвалось в атаку, а не спешилось и расползлось по лесу. Вот и будешь мне помогать. Пока я отстреляюсь по фугасам, ты займёшься опушкой. Тех, кто поскачет на поляну, пропускай, с ними казачки разберутся. Твои – те, кто попытается остановить атаку или попытаться увести бандитов в лес. Я, как разберусь с фугасами, к тебе присоединюсь. Наше с тобой дело – настрелять как можно больше хунхузов. Поэтому расстрелял магазин – заряжай. Второй пусть будет в запасе. В рукопашную лезть не торопись, лучше стреляй. Ну а когда дойдёт до драки, то уже действуй по обстановке. Справишься?

– Справлюсь, Андрей Иннокентьевич, не сомневайтесь.

– Удачи, охотник, – улыбнулся Андрей.

Напряжение отпустило. Станичники задымили табачком.

– Ну что, Иваныч? Пора и нам занимать позиции?

– Пора, – вздохнул вахмистр и пошёл на заранее оговоренный рубеж.

Ещё вчера они договорились с Андреем, что вахмистр останется контролировать подходы к хутору с тыла и двор, а Андрей займёт позицию в траншее со стороны дороги.

Старый казак пытался спорить, но Андрей дружески похлопал его по плечу:

– Не надо, Василий Иванович, я из своего карабина на такой дистанции с десяток бандитов ссажу, пока ты три выстрела сделаешь. Обучен. Веришь?

Да и сюрпризец для бандитов мы с Волчком приготовили, а с этим из нас двоих только я справлюсь. А что касается того, где опасней, так хунхузы могут напасть с любой стороны, а ещё хуже – с нескольких. Людей у них для этого достаточно. Так что, кто и где, только в первые десять минут боя будет разница, а дальше… Ты нам, главное, спину прикрой. Если засада на дороге правильно сработает и хунхузы закипят, как вчера, да со всей дури с ходу и без подготовки кинутся в атаку – вот тогда мы им покажем, кто кого.

В версте от хутора засадники изнывали от жары. Мирно щебетали птицы, тёплый, задиристый ветерок гонял по нагретой солнцем осыпи пыль. Он то убегал по дороге, то взлетал к вершине скального карниза, то срывался вниз в зелень леса и, шелестя листвой, раскачивал темно-зелёную крону деревьев. Крупный паук деловито пеленал яркую бабочку, неосмотрительно залетевшую в паутину. В воздухе надоедливо звенели комары.

Неожиданно гомон пичуг прекратился и противно затрещали сороки.

– Едут, – сползая на дно окопчика, прошептал Никола.

– Угу, – буркнул Фёдор, вжимаясь в землю.

Послышался цокот копыт, и на дороге показались несколько всадников. Они придирчиво осматривали окрестный лес, следы на дороге, вершину холма, заросли березняка и чепыги.

– Передовой разъезд, – еле слышно прошептал Фёдор, – пропускаем.

Никола кивнул.

Дозор хунхузов неспешно проехал мимо и скрылся за поворотом. Через некоторое время послышался стук множества копыт. Вскоре показалась и сама колонна. Живописные всадники, обвешанные патронташами и экзотическим оружием, бряцая железом и амуницией, мерно покачивались в сёдлах. Узость дороги, как и предсказывал корнет, заставила китайцев перестроиться в колонну по двое.

Чтобы унять нервную дрожь, Фёдор стал считать бандитов:

– Двадцать, тридцать, шестьдесят, семьдесят, сотня, – а колонна хунхузов всё тянулась и тянулась, нескончаемым потоком выползая из-за холма. – Сто семьдесят, двести десять, – шёпотом продолжал казак.

В это время голова колонны поравнялась с первой закладкой.

– Пора! – выдохнул Фёдор и поджёг запальный шнур.

Сверкающий огонек, шипя и плюясь искрами, побежал к заложенному динамиту.

– Ходу, Никола, ходу!

Казаки отползли назад и, укрываясь за крупными валунами, рванули к спрятанным в лесу лошадям. Ветки хлестали по лицу, кровь стучала в висках.

– Где же лошади? Вот они! – казаки дружно взлетели в седла…

Глава 21

Дзя Ды, или, как ему больше нравилось, Глава Большого Дома, очнулся от раздумий. Богато украшенное седло, золочёное оружие, окружавший его десяток телохранителей и проплыва ющие мимо ряды всадников приятно щекотали самолюбие. Провожая взглядом бойцов, вооруженных новыми германскими карабинами, он пришёл в хорошее расположение духа:

– Вовремя люди капитана Исикавы привезли карабины. Да и серебро, полученное в качестве аванса, лишним не будет. Боги благоволят мне. Разберусь с русскими и на Михайловку. Интересно, как им удалось вычислить Старика Линя? Неосторожность? Ошибка? Предательство?

Что бы там ни произошло, но из-за этого пришлось менять согласованный с Исикавой маршрут движения. А это плохо. Японец щепетилен до мелочей, как бы это не отразилось на оплате. Линь, – раздражённо сплюнул Дзя Ды, – вот упрямый старик! Говорил ему, незачем самому сидеть среди строителей. Так нет. Теперь приходится тащиться чёрт знает куда и вытаскивать его из дерьма.

И ведь не бросишь, он – не последний человек в «Белом Лотосе», а с этими только свяжись – отравят или зарежут, с них станется. Их люди везде. Наверняка и в моём отряде есть. А японцы, проститутки, им благоволят. Эти во всём имеют выгоду. Хорошо, что общаются только через меня. Конспирация у них, видишь ли. Хотя для меня так даже лучше – всё под контролем: и японцы, и «Белый Лотос». Опять же оружие, деньги. Взять тот же заказ с Михайловкой. Такой заработок поискать надо, а делов-то: разнести село, спалить всё, что горит, разграбить склады, разогнать рабочих и перебить русских инженеров. Мне – на один зуб. А Исикава, что не говори, всегда хорошо платит, и не медью, а полновесным серебром. Аванс получен. Закончим, заберу остальное.

Теперь по Старику Линю. Посыльный от него сообщил, что арестованных сопровождает шесть конвоиров. На ночь они остановятся на лесном хуторе. Остальной отряд русских повёз в Михайловку какие-то документы, потом будут догонять конвой. С ними разберётся Хромой. С этим понятно.

Что с хутором? Арестованные и конвой ещё там. За дорогой на Уссурийск следят. Если бы телеги с арестованными проехали мимо, я бы уже знал. Но всё тихо. Значит, сидят на хуторе, ждут своих.

Но где Хромой? По времени давно должен объявиться. Надеюсь, ему удалось покончить с русскими. Хотя в этом сомнений нет. Сам он гнида ещё та, но отряд у него крепкий. Для них двадцать казаков – не противник. Просто эта хромая обезьяна опять демонстрирует независимость. Говорят, он к Линю клинья подбивает, пытается задружиться с ним. Никак на моё место метит, сучонок. Достал. Пора ему геройски погибнуть…

Чудовищный взрыв тряхнул землю.

Стена летящего щебня, круша и ломая кости, разметала колонну. Тела погибших и раненых смешались в кучу. Среди столба пыли, поднятого взрывом, метались обезумевшие лошади и окровавленные люди. Крики боли, стоны, ругательства и лошадиное ржание слились в сплошной рёв.

Пыль ещё не осела, когда раздался сильный треск и скальный карниз, нависший над дорогой, обрушился на ещё живых людей. Вокруг воцарился хаос… Под грудой каменных обломков, изуродованных трупов лошадей и людей стонали раненые. На их спасение и расчистку дороги ушло два часа. Результат – сорок два погибших, два десятка контуженных и раненых.

Дзя Ды кипел от ярости:

– Кто устроил засаду? Русские? Но они не знали, что я иду на хутор. Хромой?

Этот мог, но ему нужен лично я, зачем устраивать побоище? Пуля из кустов, нож в спину, яд, в конце концов.

От завала бежал дозорный передового отряда:

– Господин! Видели русских! Организовали погоню, но они успели укрыться в хуторе.

– Русские? – взревел тот. – Уничтожить! Растоптать! Разорвать!

– Господин прикажет обложить хутор? – почтительно склонил голову командир отряда.

– Что? Обложить хутор? Их там всего шесть человек! Даю час! Хутор сжечь! Головы всех, кого найдёте, – на колья! Немедленно! – заорал Дзя Ды, заметив желание подчинённого возразить. – Ещё один собрался со мной спорить, – вспомнив о Хромом, прошипел он. – Где Хромой?

Теперь ему казалось, что единственным виновником всех неудач является именно этот упрямец.

– Змея ядовитая! Явится – казню!

Уцелевшая часть войска от вида погибших и раненых гудела, как разворошённый улей. Подгоняемые рёвом взбешенного главаря хунхузы перевели лошадей через завал и ринулись к хутору. Проводив их взглядом, атаман подозвал подручного:

– Собери раненых и уходи к реке. Захватите транспорт и возвращайтесь в крепость. Обуза в рейде мне не нужна. По дороге запусти слух, что эта засада организована предателем Хромым. Устрой так, чтобы к моему возвращению вся крепость просила для него лютой смерти.

Глава 22

В лесу прогремели взрывы и над деревьями поднялось облако красной пыли.

Минут через десять на лесную опушку вылетели два всадника и понеслись к хутору.

– Началось, – с облегчением выдохнул Андрей, – открыть ворота! Лошадей во двор! Засадников ко мне!

Бросив поводья на руки товарищам, казаки спрыгнули в траншею и подбежали к корнету:

– Ваш Бродь, Ваше… – запыхавшись, начал докладывать Фёдор.

– Стой! – остановил его Андрей, – продышись. Видели? Сколько?

– Более двух сотен. Мы дозор пропустили, дождались колонну, подожгли запальные шнуры и сразу сюда. Уже в лес заскочили, и тут за спиной как рванёт!

– Молодцы! Убирайте лошадей и по местам! Передать всем! Без команды не стрелять! Ждём!

Стрелки часов отсчитывали секунды, минуты. Время остановилось. Все напряжённо вглядывались в окружающий лес, но он словно вымер. Напряжение нарастало.

– Не расслабляться, смотреть в оба! Кто заметит в лесу шевеление – докладывать. Ну, где, где они? – вглядываясь в глубину леса, бормотал он.

– Может, ушли? – предположил Санька.

– Нет, – покачал головой Андрей, – не могут они уйти. Ждём. Скоро появятся, – и взглянул на часы. После взрывов прошло два часа.

Со стороны леса послышался нарастающий грохот копыт, и на поляну вылетела толпа разъярённых хунхузов. Десять, двадцать, сорок…

В траншее раздался хриплый голос:

– Да сколько же их?

– Все наши. Чем больше приземлим здесь, тем меньше будем бегать за ними по лесам. Цельсь! Стрелять по готовности! Огонь! – отдал команду Андрей и стал выцеливать фугас на поляне. – Если сейчас сорвутся в атаку – не успею, – мелькнула мысль, но он отогнал её и, поймав в прицел хорошо различимую цель, нажал на спусковой крючок. Карабин привычно толкнул отдачей в плечо.

– Попал, – удовлетворённо отметил Андрей, переводя ствол на второй фугас. – Вот он.

Силуэты бандитов мельтишили в прицеле, мешая выцелить и так мелкую мишень.

– Есть, вижу.

Вдох-выдох, ещё раз вдох, задержка дыхания, и карабин послушно послал пулю в шляпку бойка второго фугаса.

Рядом застучали выстрелы трофейных карабинов.

– Верно, свои драгунки пригодятся позже.

Несколько китайцев упали на землю. Оставшиеся без седоков лошади испуганно заметались, создавали в рядах бандитов неразбериху. Попавшие под прицельный огонь хунхузы хотели развернуть лошадей, но узкая дорога и напирающие сзади сотоварищи теснили их вперёд.

Они попытались уйти в лес через поляну, но забитые в землю колья калечили ноги лошадей, заставляя вставать на дыбы и сбрасывать седоков. Те, кому всё же удалось свернуть, оказались перед новым препятствием – засеками. Безобидные для людей, они оказались непреодолимым препятствием для лошадей. На опушке началась толчея.

Перекрывая грохот выстрелов и ржание лошадей, послышался командный рык:

– Трусы! Их всего шесть человек! Вперёд! В атаку!

Все эти события пролетели в одно мгновение, и после первого выстрела прошло не более пяти секунд.

– Шесть…

Полсотни всадников рванулись в атаку. За ними, поддаваясь общему порыву, устремились остальные.

– Кто тут у нас раскомандовался, – пробормотал Андрей, выцеливая командира. – Семь, восемь…

Расстояние между хунхузами и траншеей стремительно сокращалось. Уже стали различимы их перекошенные лица.

– Девять…

Сверкнули клинки.

– Десять!

Огромной силы взрыв сотряс воздух. Среди атакующей конницы вздыбилась земля. В воздухе засвистели гвозди. Их стодвадцатимиллиметровые стержни глубоко вонзались в крупы лошадей и насквозь пробивали тела всадников. Несколько хунхузов погибло на месте. Люди валились под копыта обезумевших от боли животных. Те, кто вылетел из сёдел, были стоптаны. Остальные, осатаневшие от смерти товарищей, рвались вперёд…

Вслед за первым прогремел взрыв на опушке леса. Он оказался губительнее предыдущего. Фугас, расположенный на высоте трёх метров от земли, сработал в тот момент, когда из леса выплеснулась очередная группа хунхузов. Ударная волна повалила их вместе с лошадьми. У тех, кто оказался в эпицентре, оторвало головы, руки, ноги, копыта. Окровавленные куски человеческой и лошадиной плоти висели на деревьях, валялись на дороге и опушке леса.

Этот взрыв разделил войско Дзя Ды на две части: на тех, кто сорвался в атаку, и на тех, кто ломанулся в спасительный лес. Но для разогнавшейся конницы это уже не имело значения. Визжа и размахивая саблями, конная лава накатывала на хутор. Ненависть ослепила хунхузов и гнала вперёд. Не обращая внимания на плотный ружейный огонь и падающих вокруг товарищей, бандиты рвались к траншее.

– Гранаты! – крикнул Андрей и, ударив корпусом одной гранаты по бойку другой, метнул обе под копыта близкой конницы.

Перед всадниками вспухли взрывы: один, третий, пятый. Несколько лошадей, подминая седоков, рухнули на землю. Воздух огласился громким ржанием раненых животных и криками придавленных людей.

Яркие вспышки, грохот, вставшие на дыбы лошади и выброшенные из сёдел товарищи на миг смутили атакующих, но ярость атаки уже вынесла их на траншею. Прямо из сёдел они прыгали на головы казаков, норовя ещё налету проткнуть саблями. Те, перехватив драгунки, ловили прыгунов на штыки и перебрасывали за спину…

Казаки отстрелялись по бандитам из трофейных дробовиков и достали кинжалы. Невысокий рост китайцев, попавших в глубокую траншею, сыграл с ними злую шутку. Траншея копалась под рост казаков, которые были на голову выше почти любого хунхуза. И сейчас те оказались в западне. Высота узкой траншеи не позволяла бандитам использовать сабли и мечи, а её теснота не давала возможности напасть скопом. Но бандитов было слишком много.

В траншее началась свалка, русские пустили в ход ножи, кинжалы, приклады, штыки, зубы, мат. Со стороны казалось, что бурые от крови, рассвирепевшие медведи отбиваются от стаи озверевших собак. На краю траншеи скопилось десятка полтора хунхузов, которые норовили достать саблями головы обороняющихся.

Над боем, перекрывая шум драки, проревел голос вахмистра:

– Берегись!

Казаки нырнули за бруствер. Гулко рявкнули пищали.

Тяжёлая картечь ударила по бандитам практически в упор. Четыре десятка крупных свинцовых картечин метлой прошлись по их рядам. Свинец, разогретый выстрелом пушки, стал мягким и, встречаясь с любым препятствием, превращался в лепёшку. Такая картечина отрывала у жертвы целые куски или части тел, а иногда просто разрывала пополам. Можно себе представить, что способна натворить подобная картечь, если её два десятка в каждом стволе и если она имеет разлёт до десяти метров.

Результат стрельбы пищалей оказался ошеломительным не только для нападавших, но и для казаков. Такой силищи от старых китайских пушек никто не ожидал. Зачастую одна картечина убивала двух человек или человека и коня.

Бруствер очистился, но в траншее продолжалась драка.

Андрей дострелял магазин дедовского карабина и задвинул его в сторону:

– Пора! – взвёл курки револьверов и бросился в свалку.

На него налетел визжащий хунхуз, Андрей вскинул пистолет и нажал на курок. Бандит выронил саблю и свалился на дно траншеи.

Рядом китайцы зажали двух казаков. Те, встав спина к спине, отбивались штыками. Но бандитов было слишком много. Андрей, стреляя с двух рук, проредил нападавших и присел за бруствер перезарядить револьверы. Как назло, несколько отстрелянных гильз никак не хотели вытряхиваться из гнёзд. Уходили драгоценные секунды.

Прикрывая Андрея, казаки перешли в наступление. Один из них, отразив выпад сабли, поймал хунхуза на противоходе и прикладом, в кашу, разнёс ему челюсть. Бандит захрипел и рухнул на дно траншеи. Но на его месте появился другой и подставился под выстрел Андрея. Инициатива перешла к казакам, и теперь уже хунхузы отчаянно отбивались от напора станичников. Казаки явно брали верх.

Андрей убедился, что здесь ситуация разрядилась, и перенёс огонь по прыгающим в траншею хунхузам. Краем глаза он заметил, что Волчок, набивая патронами магазин, опустил ствол винтовки в землю, а подкравшийся со спины хунхуз занес над ним саблю… Андрей развернулся и, почти не целясь, пристрелил бандита.

– Не спать! – крикнул он Саньке, – ствол всегда держи вверх и «паси поляну».

– Спасибо, Ваш Бродь, патроны закончились, а тут эти, – выдохнул охотник.

Андрей загородил его и открыл огонь с двух рук. Щёлк, щёлк, – сухо щёлкнули курки.

– Пустой, – понял Андрей и высыпал отстрелянные гильзы из барабанов.

Ещё несколько секунд, и револьверы будут заряжены.

Рядом ударил выстрел мосинки.

– Молодец, Волчок, – благодарно подумал Андрей. – Вот и сочлись, Санька, – весело крикнул он охотнику и открыл огонь по бандитам, захлестнувшим правый фланг.

Здесь почти все казаки были ранены и сдерживали хунхузов из последних сил. Те, почуяв слабое место, напирали.

– Сколько же вас, суки? – матерился Селиван, пластая бандитов кинжалом.

Вся его одежда была в крови, на теле были видны следы многочисленных ран. Оскалившись и рыча, он метался по траншее, прикрывая лежащего на дне раненого станичника.

Андрей увидел, как конный хунхуз занёс клинок над его головой, и выстрелил. Толчея драки помешала прицелиться, и он промахнулся.

Пуля вместо бандита попал в лошадь. Та захрапела, встала на дыбы и понесла всадника прочь. Хунхуз едва удержался в седле и, забыв про русского, двумя руками вцепился в гриву взбесившейся лошади.

Китайцы зажали Селивана с двух сторон, но подходить близко опасались. Они видели, что он уже устал, но набычился и не собирался так просто отдавать свою жизнь. Счёт шел на секунды. Боясь в тесноте траншеи зацепить казака, Андрей выкатился на бруствер и сверху, почти в упор, расстрелял наседающих на Селивана хунхузов.

С высоты бруствера было хорошо видно, что по всей траншее идёт яростная драка, но особенно жарко было у забора.

Здесь траншея соединялась с ходом, который вёл к дому. Казаков, прикрывавших его, отжали. И теперь в оставшийся без защиты проход один за другим прыгали хунхузы.

– Твою мать! Если китайцам удастся захватить двор, казаки в траншее окажутся в окружении, а бой на две стороны нам не выдержать…

Андрей на секунду отвлёкся и чуть не прозевал налетевшего на него хунхуза. Бандит бросил на него коня. Андрей вскинул револьвер и нажал на курок. Китаец опрокинулся, потянул повод и, подсекая лошадь, завалился в траншею. Но на его месте появился другой. Курки револьверов сухо щелкнули…

– Патроны! Как не вовремя!

Бандит попытался срубить Андрея, но тот увернулся, схватил нападающего за куртку и резко дёрнул на себя. Китаец вылетел из седла. Подобрав оборонённую саблю, Андрей добил его и прямо по брустверу кинулся к забору. Не добегая до хода, спрыгнул в траншею и оказался за спиной хунхузов. Отбросив политесы, уколол ближайшего бандита в спину, переступил через него и ударом сверху раскроил голову следующему.

Бандиты развернулись к Андрею. Теснота траншеи стесняла рубящие удары. Пришлось колоть…

Сабля – оружие специфическое. Она требует умения и практики. Владение сабельным боем – это искусство и приобретается годами упорных тренировок. Даже кривизна клинка ковалась под руку. Она позволяла не только колоть, но и резать. Одним поворотом кисти наносить противнику удары сбоку, снизу, сверху.

Два наиболее отчаянных бандита кинулись в атаку. Узость траншеи не позволила им напасть вместе, и они выстроились один за другим.

Андрей без труда сбил в сторону летящий в лицо клинок, сделал быстрый шаг навстречу и поверх плеча хунхуза пробил горло следующему. Тут же отступил назад и режущим движением вскрыл шею первому. Видя скорую расправу над товарищами, хунхузы стали отступать. Один несколько раз выстрелил в Андрея. Но, видимо, настолько нервничал, что все пули всадил в земляной откос рядом с ним.

– Заговорённый! – загомонили китайцы.

– Так ведь и пристрелить могут, – подумал Андрей и атаковал стрелявшего в него бандита. Свободной рукой перехватил его запястье с пистолетом и рванул на себя. Хунхуза развернуло, и он оказался в объятьях Андрея, лицом к остальным бандитам. Китаец понял, что стал живым щитом между русским и своими товарищами и попытался вывернуться, но холодная сталь упёрлась в подбородок, и бандит испуганно замер. Андрей отобрал у него пистолет и разрядил его в толпу хунхузов. Ещё два тела осели в траншее.

– Демон! Демон! – загалдели китайцы и ломанулись в проход под забором.

Андрей уже собирался нырнуть за ними, как услышал рык вахмистра:

– Огонь!

Последовал залп драгунок.

– Ай да Василий Иванович! Ай да молодец, как грамотно выдержал паузу, дал бандюкам накопиться и приземлил разом, – с облегчением выдохнул Андрей и развернулся к траншее.

На левом фланге притихло, а на правом продолжалась яростная драка.

К ним на помощь подоспел Петро. Раны на его посеченном щепками лице уже подсохли, от чего казалось, что казак натянул на свою и так не очень приветливую физиономию кровавую маску. А если добавить, что во время драки он страшно рычал и матерился, то можно было понять суеверных китайцев, которые шарахались от него, как от злого духа.

К нему со спины подкрались хунхузы, но разгоряченный дракой великан не замечал их. И тут, неизвестно откуда, появился Санька Волчок и бросился бандитам наперерез. Перекатившись по брустверу, он спрыгнул в толпу китайцев и с ходу рубанул одного из них топором. Хунхуз схватился руками за разрубленное горло, пытаясь соединить края ужасной раны.

Волчок развернулся и ударил поперёк живота второго бандита. Заточенный до бритвенной остроты топор, пропорол куртку хунхуза и вскрыл ему брюшину. Бандит, увидев, как из его живота вываливаются на землю собственные кишки, вытаращил глаза и тонко закричал.

Петро резко обернулся и увидел, что на Саньку навалились сразу три хунхуза. Страшно выругавшись, он схватил раненного в живот бандита и швырнул в нападающих. Картина была ещё та… Дико воющее тело рухнуло на хунхузов и сбило их с ног. Бандиты, скользя в крови, пытались подняться на ноги, но Санька не дал им шанса и зарубил всех троих.

Петро подхватил брошенную винтовку и начал прикладом крушить остальных китайцев. Волчок, воспользовавшись передышкой, заряжал мосинку.

– Ты чего их топором гонял? У тебя же штык пристегнут! – крикнул Саньке Петро.

– Где б я научился штыком колоть? – отмахнулся Санька, – а с топором я с детства в обнимку.

Увидев, что у Саньки с Петром все в порядке, Андрей выбрался на бруствер. Наверху бандитов почти не осталось, все дрались в траншее. Он побежал вдоль бруствера, нападая на хунхузов сверху. Стрелял, рубил, резал, колол, стараясь, если не убить, так ранить. Убить – не главное, главное – вывести из строя, внести в ряды противника смятение.

Казаки стали брать верх и, наконец, придавили последнего хунхуза. Траншею зачистили. Но тут со стороны опушки послышался вой. Очередная волна бандитов пошла в атаку. Спрыгнув в траншею, Андрей высыпал пустые гильзы из барабанов и стал лихорадочно набивать их патронами. Хунхузы уже были в десятке метров.

– Не успеваю, – вздохнул он и взялся за саблю.

И тут слитно громыхнули два раскатистых выстрела.

– Пищали. Второй раз выручают.

Стена свинца опрокинула и разметала накативших на траншею всадников, остальные прыснули в стороны и подставились под фланговый огонь станичников. У траншеи образовался завал из окровавленных тел.

Победным финалом стали дружные пять залпов подоспевших казаков вахмистра. Они и поставили окончательную точку на атаке хунхузов.

Уцелевшие бандиты разворачивали лошадей к спасительному лесу. Разгоряченные рукопашной дракой казаки злорадно матерились им в след и потрясали кулаками.

Хунхузы откатились. Те, кому удалось доскакать до опушки, скрылись среди деревьев. С чердака слышалась редкая стрельба – это Иван отстреливал спрятавшихся на поляне бандитов. Хунхузы спрятались за завалами веток и открыли по хутору беспорядочный огонь.

Станичники, чтобы не словить шальную пулю, укрылись за бруствером. Многие поминали добрым словом траншею, эту нехитрую, но спасшую им жизнь придумку молодого командира. Обидное «барчук» забылось, и теперь в разговоре между собой казаки называли Андрея уважительным «наш».

– Зарядить оружие! Быть внимательными! Ещё ничего не закончилось! – командовал Андрей, – если хунхузы попробуют вытаскивать с поля раненых, не стрелять! Пусть забирают. Раненые станут для них обузой, как чемодан без ручки: и нести тяжело, и бросить жалко. Как бы оно ни пошло дальше, мы со своей задачей справились. После такого боя им уже не о Михайловке надо думать, а о том, как ноги унести. Да только не могут они уйти. Мы у них – кость в горле. Пожизненный позор. Если они нас не заткнут, то вся бандитская Маньчжурия узнает, что мы неполной полусотней три их кавалерийских эскадрона закопали. Какое уж после этого уважение? Так что не уйдут они теперь, не уйдут. Смотрите в оба, не прозевайте, когда опять полезут.

– Полезут – умоем, – заулыбались казаки. – А наш-то – орёл!

Пригнувшись, подбежал вахмистр:

– Как тут у вас?

– Было жарковато, вовремя ты подключился. А у тебя?

– Пока тихо.

– Значит, замышляют что-то.

– Василий Иванович, хочу тебе отдельное спасибо сказать за десяток секунд, что ты нам подарил. Мы, когда атаку сбили, перезарядиться не успевали. Думал – всё. Если бы не пищали и твои казачки… Одно плохо, теперь они точно знают, что нас – с гулькин нос, и наверняка думают, что и с патронами у нас – труба. А это что значит? А то, что они сейчас перегруппируются и начнут нас обкладывать. Так-то…

Вахмистр закурил, а Андрей пытался рассмотреть в бинокль вражеские позиции:

– Не нравится мне эта тишина. Иваныч, присмотри здесь, а я на чердак мотнусь, может, сверху, что увижу.

Глава 23

На чердаке стелился едкий пороховой дым.

– Как вы тут дышите? – закашлялся Андрей.

– Так окна забиты, а через щели какая тяга!

– Спасибо, братцы, вовремя картечью поддержали. Свечу в церкви за вас поставлю, фунтовую. Теперь глядите в оба. Сейчас бандит обкладывать нас начнёт. Пищали зарядили?

– Так точно, Ваш Бродь.

– Добро.

Андрей достал бинокль и через бойницу стал разглядывать позиции хунхузов. Бандиты явно что-то замышляли. Небольшая их часть растянулась широкой дугой и вела отвлекающий огонь. Остальные организованно отползали в лес. Согласованные действия хунхузов наводили на нехорошие мысли.

– Разделились. Одни отвлекают нас стрельбой, а куда ползут остальные?

Германская шестикратная оптика приблизила далёкий лес до расстояния вытянутой руки.

– Отсюда не видно.

Он перешёл в торец крыши и выставил окуляры в чердачное окно.

– Ага, вот вы где, родимые.

Бандиты, группами и в одиночку, скрытно перемещались к оврагу, уходящему в тыл хутора.

– Похоже, готовят новую атаку, только с этой стороны. Ишь, что удумали.

Иван, разворачивайте пищали к оврагу! Глядеть в обе стороны! Я вниз!

Андрей скатился с лестницы и через ход проскочил в траншею.

– Волчок, Петро, бегом в дом, за фугасами. Забирайте всё, что есть! Иваныч, твои казачки поцелее, дай мне человек семь.

Дождавшись казаков, провёл краткий инструктаж:

– Идём на вылазку. Волчок, Петро, Митяй, разбирайте заряженные сидоры.

Четвёртый – мой. С фугасами быть предельно осторожными, рванёт – костей не соберём. Всем! Тишина! Общаться только жестами. За мной, не отставать!

На заднем дворе они выкатились на бруствер траншеи и быстро поползли в сторону леса. Бросок через открытое пространство показался вечностью. Добрались до опушки и нырнули в зелень кустов. Остановились отдышаться.

Андрей шёпотом напомнил, как подготовить фугасы к взрыву:

– Главное, сильно ударить по шляпке бойка, чтобы она зашла в потай[59], потом швыряйте в овраг, желательно в скопление хунхузов. Запалы сработают через десять секунд, до этого времени не высовывайтесь, а то сами «ёжиками» станете. Ну что, передохнули?

Казаки дружно кивнули.

– Тогда руки в ноги и за мной! Не отставать и не растягиваться.

До места добрались быстро. Залегли. Тяжёлый, неудобный вещ мешок с фугасом заставил вспотеть.

Отдышавшись, Андрей повернулся к казакам:

– Главное, не суетитесь. Сделаем всё четко, считай – отбились. Петро, берёшь два фугаса и половину казаков, ползёте на ту сторону оврага. Там рассредоточьтесь и сидите как мыши. Фугасы, свой и Митяя, расположи как можно шире. Я, Волчок и остальные – с этой стороны. Я начну. Услышите первый взрыв – дело за вами. Теперь главное… После четвёртого взрыва сразу спускаемся в овраг и валим всех, кого встретим. Некоторые из бандитов могут быть ранены, контужены или просто оглушены. Стрелять всех. Никого не жалеть и за спиной никого не оставлять. Подставляться и погибать запрещаю. Понятно? Тогда вперёд.

Осторожно придерживая ветки, Андрей двинулся по верхнему краю оврага. Справа бесшумно скользил Волчок.

– Вот лось, – восхитился Андрей, – здоровый как шкаф, а по лесу идёт – ни один сучок не треснет. И силушки не занимать. Я со своим сидором давно упрел, а этот несёт двадцатикилограммовый фугас как смену белья.

Приглушенный гул множества голосов и бряцание оружия, раздающееся из оврага, выдавали место большого скопления людей. Андрей хорошо различал голоса командиров. Из их разговора он понял, что бандиты планируют охват хутора и одновременную атаку по всему фронту. Ждут только подхода ещё одной группы.

– И мы подождём, – решил Андрей.

Жестом обратил на себя внимание Волчка и прижал палец к губам, потом приказал жестом залечь. Волчок понятливо кивнул, отполз от Андрея метров на двадцать и затаился. Затихли и остальные казаки.

Минут через пятнадцать на дне оврага послышался треск сучьев и топот бегущих ног. Хриплый голос докладывал о прибытии. Послышалась команда: «Приготовиться к выступлению!»

– Пора, – решил Андрей.

Одним ударом вбил шляпку бойка в гранату, досчитал до трёх и метнул вещмешок с фугасом на голоса.

– Семь, восемь, девять, десять…

В овраге раздался чудовищный взрыв. Комья земли вперемешку со стволами сломанных деревьев, фрагментами человеческих тел, оружия и амуниции взлетели на несколько метров вверх и с треском обрушились на головы ещё живых хунхузов. С места взрыва послышались ругань, крики боли и призывы о помощи.

– Ваш черёд, казачки, не подведите, – прижимаясь к земле, прошептал Андрей.

В овраге началось шевеление, послышались команды, направляющие уцелевших бандитов на помощь пострадавшим. Затрещали ветки, и с разных сторон к месту взрыва двинулись люди. Сквозь стоны раненых была отчётливо слышна перекличка.

– Ну же, пора!

Три оглушительных взрыва прогремели один за другим. Овраг на протяжении нескольких десятков метров вспух грязно-сизым грибом. Противно засвистели разлетающиеся по оврагу гвозди.

– Все четыре! – он выхватил револьверы и съехал по глинистому склону вниз.

Боковым зрением он видел, как справа от него скользят по склону и другие казаки. От дыма и оседающей пыли практически ничего не было видно. В сизом мареве слышались стоны и ругательства. Между изломанных взрывами деревьев, как зомби, шевелились фигуры оглушённых бандитов.

Укрывшись за уцелевшим деревом, Андрей взвёл курки и открыл огонь по мятущимся теням. Расстреляв барабаны, перезарядил оружие, сменил позицию и снова открыл огонь. К нему присоединились хлёсткие выстрелы казацких винтовок. Вокруг слышались крики раненых и мычание контуженных людей. Жалость и сострадание он отодвинул на край сознания… Ещё по той, прошлой войне, он помнил, сколько хороших ребят погибло только потому, что кто-то пожалел раненого врага и оставил его за спиной.

Впереди показалось большое, лежащее поперёк оврага дерево, крупные ветки которого торчали во все стороны, не давая пролезть ни под ним, ни через него.

Выбирая место, где можно было обойти ствол, Андрей почувствовал на себе чужой взгляд. Такое чувство всегда приходит с большим опытом охоты или войны. Вот и сейчас, будто холодный ветерок коснулся затылка.

– Опасность!

Он упал на землю и перекатом в сторону ушёл под защиту старого пня. Приподнял голову, огляделся. Рядом лежало окровавленное тело с вырванной из плечевого сустава рукой. Соседство не радовало, но было хорошим укрытием. Андрей сполз вниз и, прикрывшись трупом, стал осматривать лес.

– Вот он!

За большим поваленным деревом притаился хунхуз. Он продолжал целиться в то место, где Андрей почувствовал опасность. Дерево, за которым скрывался хунхуз, находилось метрах в тридцати. По тому, как маскировался хунхуз, можно было догадаться, что он либо охотник, либо старый вояка.

Андрей обнаружил его, только благодаря чутью и опыту.

– Как же мне тебя достать?

Он медленно пополз назад. То тут, то там лежали мертвые тела бандитов. Убедившись, что вышел из зоны видимости китайца, он стал обходить его по большой дуге. Путь перегородил завал из поломанных взрывом деревьев.

– Что это?

Из куста торчал приклад карабина.

– О! То, что нужно, – довольно прошептал Андрей и потянул приклад на себя. Проверим патроны – порядок. Дозарядим револьверы – готово. Теперь повоюем.

Позиция была – лучше некуда. Андрей прицелился и плавно нажал на курок. Глухо стукнул выстрел. Андрей сменил позицию и замер. Торчащий из кустов ствол не шевелился.

– Надо проверить этого и двигать дальше. Хунхузы стали приходить в себя, а это не хорошо.

Обойдя валежину, за которой прятался бандит, он увидел седого китайца, безжизненно свесившего голову на приклад винтовки. Андрей стволом карабина толкнул тело. Пуля попала хунхузу в глаз.

– Как учили, – хмыкнул Андрей, забрасывая трофейный карабин на плечо.

Сбоку мелькнула тень.

– Огонь! Ещё одна – получи!

Бандитов стало попадаться больше, пришлось стрелять с двух рук.

Время остановилось. Силуэт – выстрел. Ещё два – выстрел, выстрел. Следующий – выстрел. Андрей механически перезаряжал оружие и стрелял, стрелял… Как там у казаков?

Отвечая на его мысли, справа и впереди стучали выстрелы драгунок.

– Перезаряжаемся, вперёд!

Выстрелы казацких винтовок слышались всё ближе.

– Надо укрыться за деревом, – подумал Андрей, – не хватало от своих пулю схлопотать.

– Эй, станичники? Своих не зацепи!

– Ваш Бродь, целы?

– А что мне сделается?

– Так вы весь в крови?

– Не моя. Себя-то видели? – усмехнулся Андрей, – чисто вурдалаки. Как у вас?

– Порядок.

– Тогда разворачиваемся, нужно ещё раз прочесать овраг. Нельзя никого оставлять. Встаём в цепь! Пошли!

В овраге опять защёлкали выстрелы. Через полчаса всё было кончено.

Дым и поднятая взрывами пыль почти рассеялись. Панорама кровавого побоища впечатляла. Весь овраг был завален грудами тел. Фугасы проделали ужасающую работу. Высокие, почти отвесные склоны оврага оказались для хунхузов ловушкой. Из стволов деревьев и разбросанных взрывом тел торчали гвозди. Тут и там попадались оторванные руки и ноги. Всё вокруг, даже склоны оврага, было в крови.

Прозвучал последний выстрел.

– Перезарядить оружие! Готовы? За мной, на хутор, бегом!

Казаки, построившись в колонну, потрусили за Андреем.

Путь до хутора прошёл без приключений, если не считать выражения лица часового, когда они переваливались через бруствер. Его можно было понять. Вся их одежда и обувь были изгвазданы глиной, перемешанной с кровью.

– Давайте к колодцу, а то всех казаков распугаем, – устало проговорил Андрей и вылил на себя ведро воды.

– Ну, как прошло? Все целы? – подавая рушник, спросил вахмистр.

– Ни у кого ни царапины, – промычал Андрей, вытирая лицо, – самому не верится. А ведь мы там их под сотню положили. Эти фугасы в ограниченном пространстве – страшная вещь.

И отряхнувшись от стекающей по волосам воды, устало выдохнул:

– Собирай всех. Нужно добить хунхузяр, оставшихся на опушке. Их там, судя по выстрелам, не больше двадцати человек. Да и те, скорее всего, подранки от первой атаки. Двоих из тех, кто легко ранен, оставляешь здесь. Один пусть заберётся на чердак и постреливает по хунхузам. Попадёт в кого – хорошо, не попадет – и бог с ним. Главное, чтобы бандиты боялись голову поднять.

Второй присмотрит за нашими ранеными и покараулит пленных, остальные: половина – с тобой, половина – со мной. Выходим за домом, там ползком до опушки, потом расходимся по сторонам. Ты с лева, я справа.

Нападения от нас не ожидают, поэтому одиночек постарайтесь взять в ножи.

Время на сборы пять минут.

– А если сами будут сдаваться?

– Смотри по обстановке.

Вахмистр кивнул.

Вскоре послышался топот сапог станичников.

– Все здесь, – отдышавшись, доложил вахмистр.

– Слушать всем! – Андрей оглядел казаков, – идём глушить оставшихся хунхузов. Их оставили вести отвлекающий огонь, и они ещё не знают, что остались одни. Пока они заняты стрельбой по хутору, у нас есть шанс зайти к ним в тыл. Выходим из траншеи за домом, на той стороне хунхузов нет, но исключать, что нас могут увидеть, не стоит. Поэтому не растягиваться!

Поляну преодолеваем бегом! Идём двумя колоннами, спина в спину. На опушке рассредоточиться. Дальше действуем двумя отрядами: одним командует вахмистр, другим – я. Бандитов не жалеть, стрелять на поражение. Будут сдаваться в плен, глушите и вяжите, потом соберём. Не расслабляйтесь! Их пока больше, чем нас. Всем всё понятно?

Казаки в разнобой, согласно загудели:

– Понятно.

– Тогда с Богом!

Оба отряда казаков благополучно проскочили открытое пространство и растворились в лесу. Андрей повёл своих по правой кромке леса, а вахмистр развернулся в противоположную сторону.

Андрей поднял руку, привлекая внимание. Показав казакам нож, он махнул им, указывая направление движения, и двинулся вперёд. Волчок и Петро, по уговору меж собой, страховали его справа и слева.

Выстрелы хунхузов были слышны всё ближе. Но вот замолчало одно бандитское ружьё, второе. Впереди треснул сучок.

– Опасность!

Андрей бросился на землю и перекатом ушёл за комель старого дерева. Петро и Санька, увидев кульбит Андрея, залегли. Навстречу им по лесной тропинке, пригибаясь и оглядываясь, быстро двигалась группа хунхузов.

– Пять, шесть, семь – много. Тихо не получится, – с сожалением подумал Андрей и открыл огонь.

Четверо бандитов завалились на тропе, остальные нырнули за деревья.

Перекат. Отполз осмотреться. Ничего не видно. Прикрываясь поваленным деревом, он осторожно вернулся. Обогнул валежину и оказался сбоку от тропинки.

– Вот они! Двое целятся в лес, третий перевязывает ногу. Не туда смотрите, – усмехнулся Андрей, заряжая револьверы.

– Прицелиться, – сам себе скомандовал Андрей, ловя на мушку бандитов. – Огонь! Минус два, – удовлетворённо прошептал он, видя, как оба хунхуза ткнулись лицами в мох.

Третий прекратил перевязку и стал шарить глазами по сторонам.

– Чего потерял? – насмешливо спросил Андрей.

Хунхуз схватился за ружьё, но скис, увидев нацеленный в лоб револьвер.

– Брось ружьё в сторону, теперь ножи. Что там ещё у тебя есть? Выходи на тропу, сядь на колени ко мне спиной. Ноги скрести, руки за голову, – командовал Андрей, перемещаясь бандиту за спину.

– Где остальные? Сколько?

– Остались на поляне, – хмуро кивнул хунхуз, головой показывая направление.

– Сколько?

– Человек двадцать, остальные ушли в обход, – злорадно усмехнулся китаец, – скоро вам всем конец.

– Конец, – согласился Андрей, смахивая с лица прилипшую паутину. – Вот только не нам, а всей вашей банде. Куда направлялись?

– Искать ваших лошадей. Вам не спастись, – вдруг заистерил хунхуз, – вы убили наших братьев, вас ждёт страшная смерть. Каждый будет умирать тысячи раз и молить о пощаде, – распаляясь, кричал он, – я лично вырву твоё сердце!

– Эко тебя разобрало, – сочувственно покачал головой Андрей.

На поляне, куда указал бандит, началась беспорядочная стрельба. Гулкие выстрелы охотничьих ружей смешались с хлёсткими, как щелчки бича, выстрелами драгунок.

Китаец, увидев, что Андрей поднял голову в сторону выстрелов, выхватил из сапога нож… и рухнул замертво.

– Чего вы с ним церемонились, Андрей Иннокентьевич? – укоризненно проговорил Петро, передёргивая затвор карабина.

Стрельба на опушке прекратилась так же внезапно, как и началась.

Пауза. Хлопнуло ещё несколько выстрелов, и всё стихло.

Из кустов нарисовалась перепачканная физиономия Волчка.

– Что? – спросил его Петро.

– Догнал, – ответил Санька, убирая нож за голенище сапога.

– А у тебя?

– Порядок. Один здесь, один на опушке, остальных Его Благородие пострелял.

– Пошли, – махнул рукой Андрей.

И снова замелькали деревья. Впереди показалась большая поляна. На опушке лежали трупы хунхузов. Чуть в стороне под охраной вооружённого казака сидели пленные, многие были ранены. На поляне командовал вахмистр.

Двое станичников стаскивали в кучу трофейное оружие. Остальные ловили бегунков.

– Что у тебя, Василий Иванович? Смотрю, быстрее нас управился?

– Да управляться особо было не с кем. Всех боеспособных ты в овраге положил. Здесь были только раненые. Как ты и говорил, им приказали вести отвлекающий огонь. Вот они и палили в белый свет, как в копеечку. Из укрытий даже не высовывались, сами себя боялись. Несколько шустриков пытались бежать – отбегались.

– Таких я тоже встретил, – кивнул Андрей. – Люди все целы?

– Обошлось. Сейчас оружие соберём, лес прочешем и с чистой совестью на хутор. За лошадьми я уже послал.

– Главаря не видел?

– Нет. Пленные говорят, что он людей в обход хутора повёл. Похоже, там и лежит. Пойдём оружие из оврага поднимать, поглядим.

– Не буду тебе мешать. Командуй, а я пойду с пленными побеседую, да докладную начальнику экспедиции подготовлю.

– Иди, иди, Андрей Иннокентьевич, здесь мы сами управимся.

Глава 24

Началось рутинное, но любимое казаками занятие – сбор трофеев.

Пленные под охраной казаков хоронили убитых и разбирали ставшие ненужными укрепления. Из освободившихся материалов восстанавливали баню и скотный сарай. Станичники ловили разбежавшихся по лесу лошадей и сгоняли их к хутору. Поляну очистили от кольев, и теперь стреноженные кони спокойно щипали рясную траву. Здоровых лошадей набралось около двух сотен, ещё полсотни имели лёгкие ранения и повреждение копыт. Остальных пришлось забить. С трофейными лошадьми было много хлопот. Нужно было всех напоить, вытереть насухо, обработать и перевязать раны.

После лошадей занялись ремонтом пострадавших телег и крышей хозяйского дома. В стороне два казака отмывали от крови трофейное оружие. Получился внушительный арсенал: сотня новеньких германских карабинов, полторы сотни охотничьих ружей, более пятидесяти пистолетов и револьверов, гора разнообразных сабель, пик, топоров, ножей и даже секир. Некоторые экземпляры поражали своими формами и размерами. Похоже, что они использовались не столько для боя, сколько для устрашения.

Туши убитых коней оттащили в сторону и свежевали прямо на поляне. Мясо и шкуры стаскивали на хутор. Довольный хозяин пересыпал шкуры солью, а мясо опускал в ледник. За оградой разложили большой костёр и на двух трофейных котлах варили наваристый шулюм из конины, благо картошки и овощей на хуторе было в достатке.

Андрей сидел на завалинке дома и вспоминал события прошедшего дня.

Перед глазами стояла рукопашная драка в траншее и овраг, сизый от дыма и оседающей пыли. Перекошенные болью и страхом лица людей. Дымящиеся стволы револьверов и плюющийся ненавистью, грозящий страшными пытками и жуткой смертью, пристреленный Петром хунхуз.

Рядом грузно опустился вахмистр. Вздохнул и молча протянул кружку.

Андрей взял, понюхал. Пахнуло забористой сивухой. Он вопросительно взглянул на вахмистра. Тот кивнул:

– Самогон. Хозяин подогнал. Пей, Андрей Иннокентьевич, полегчает. Всё обчество[60] тебе благодарно. Не одну казацкую душу ты сегодня спас. За то тебе от нас низкий поклон. Теперь мы все за тебя в огонь и в воду. Я, когда в овраг спустился, не поверил. Одним отделением, – покачал он головой, – больше сотни… Если бы они успели атаковать, мы бы все легли на этом хуторе, и укрепления не помогли бы. Твоя удача и смекалка принесли нам победу, и какую! Жаль только станичников. Пятерых схоронили, двое тяжёлых, один контужен – не знаю, оклемается или нет. Шестеро – легкораненые, у остальных – царапины, у кого от ножика, у кого от сабельки. Петра вон щепками посекло, но это можно не считать. Ты сам-то хоть понимаешь, что тебе удалось сделать?

С отрядом в двадцать человек уничтожить банду головорезов в триста сабель, – хмыкнул вахмистр. – Если бы сам в этом не участвовал, не поверил бы. А трофеев сколько! Это ж надо! Одних коней под три сотни. Хорошо бандюки жили, заводных лошадей с собой привели, видно, рассчитывали на жирные трофеи. А оружия? Целый арсенал!

– Да не успокаивай ты меня, Василий Иванович, сам всё понимаю. Не мы бы их – они нас. Но как вспомню овраг… Там-то всё на рефлексе, на автомате делал, а сейчас, – махнул он рукой, – на душе муторно. Ладно, – вздохнул он, – дело прошлое. Ты вот что, из трофейных лошадей отбери каждому казаку по паре хороших коней или лошадей да упряжь к ним, что поновей. Постараюсь уговорить начальство оставить их за вами. Будем раненых на лечение в станицу отправлять, дадим сопровождение, вот до дома и перегонят. Сколько до вашей станицы? Вёрст шестьдесят – семьдесят?

– От Уссурийска – девяносто, а отсюда, если напрямки – вёрст шестьдесят, – прикинул вахмистр.

– Про семьи погибших не забудьте. Ещё скажи казакам, из трофейного холодняка, что понравится, пусть себе оставят, заслужили. А вот пистолеты и револьверы несите в дом. Отберём из них, что поприличней, и довооружим отряд. Оформим как вспомогательное вооружение. Пищали пока тоже оставим себе – пригодятся.

Замолчали.

– Андрей Иннокентьевич, на банде, кроме оружия, серебра в монете много взяли, цацки всякие, украшения, немного золотишка и деньги бумажные: японские, германские, наши российские, – что со всем этим делать?

– Про холодное оружие я тебе уже сказал. Всё огнестрельное, за исключением того, что отберём для отряда, оставшихся лошадей и упряжь – сдадим по инстанции. Остальное – деньги и побрякушки – ваш законный трофей, дуваньте.

С этим всё. Сутки отдыхаем, стираемся, банимся, потом выступаем на Уссурийск. Теперь иди, мне донесение начальнику экспедиции составить надо. Через час готовь посыльного к капитану Лопатину.

К вечеру закончили строительство бани. Сразу решили испытать. Требовалось смыть грязь, пот, кровь, промыть раны, очистить душу. Натопленная, пахнущая свежей стружкой баня, гостеприимно распахнула жаркие объятия.

– Сбрасывай одежду, Андрей Иннокентьевич, и лезь на полок, щас я тебя попарю, – пророкотал вахмистр, – банька, конечно, сыровата, ну, да нам после кровавой заварухи и такая сойдёт.

Напарившись и переодевшись в чистое бельё, Андрей устроился на завалинке. Привалившись к нагретым, почерневшим от времени и солнца брёвнам, он вытянул натруженные за день ноги:

– Хорошо!

Прикрыл глаза и тихонечко запел старую казацкую песню:

– На Великой Грязи, там, где Чёрный Ерик,
Татарва нагнала сорок тысяч лошадей.
И возмутился Ерик и покрылся берег,
Сотнями порубанных, пострелянных людей…

Андрей любил эту грустную песню, её часто напевал хорунжий Федосов.

Песня рассказывала о геройском подвиге казаков атамана Платова в степи, у реки Калалы. Тысяча донских казаков, охранявших обоз с продовольствием, была атакована десятитысячным войском ногайцев и крымских татар. Выстроив из телег обоза «гуляй город», казаки двое суток держали активную оборону. После ружейных залпов, для того чтобы дать товарищам перезарядить ружья, они бросались врукопашную. Подоспевший на помощь отряд полковника Уварова в триста человек атаковал численно превосходящих ногайцев. Среди тех началась паника, и многотысячное войско Девлет Гирея побежало. В этом сражении погибло восемьдесят два казака и более пятисот басурман…

Любо, братцы, любо
Любо, братцы, жить,
С нашим атаманом не приходится тужить…[61]

Напарившиеся в баньке казаки неторопливо курили. На костре тушилась конина. Запах мясного бульона будоражил аппетит.

– Василий Иванович, сам-то побанился?

– А как же.

– А хозяева?

– Тоже.

– Ну и ладно, – умиротворённо проговорил Андрей. – Часовых сменил?

– Обижаете, Ваш Бродь.

– Добро. Тогда перекушу и спать, что-то я сегодня упарился.

Выпив две кружки наваристого шулюма и навернув приличный кусок чуть жестковатого, но от этого не менее вкусного мяса, Андрей собрался набоковую.

– Погодь, Андрей Иннокентьевич, дело есть. Ты пока в хату заходь, а я за раз, – засуетился вахмистр и куда-то исчез. Через несколько минут вернулся с увесистым кожаным мешком. – Здесь твоя доля дувана, Андрей Иннокентьевич. Всё честь по чести. Российские ассигнации и золотые цацки казаки между собой поделили. Только деньгами получилось почти по триста рублей. Остальное: золотые, серебряные монеты и все иноземные деньги тебе. Так казаки решили.

Андрей хотел было отказаться, но вахмистр остановил его:

– Не отказывайся, Андрей Иннокентьевич, уважь обчество. Часть дувана – это возврат тебе денег, что ты на гранаты потратил. Ты ж купил их на свои, а выручили они нас всех. А остальное – за твою светлую голову и личное геройство. Прими, не обижай, – старый казак опустил тяжёлую ношу на стол и вышел из горницы.

Когда за ним закрылась дверь, любопытство взяло верх. Андрей развязал мешок и высыпал содержимое на стол. Перед ним лежала куча денег различных государств. И их было много, неприлично много. Три толстые пачки японских банкнот разного достоинства, свёрнутые трубочкой шесть тысяч немецких марок, около пяти килограммов серебряных юаней, пять столбиков по десять монет золотых российских пятирублёвиков. Эти, в отличие от других денег, были завёрнуты в вощёную бумагу.

– Да тут целое состояние! – присвистнул Андрей.

– Спасибо, станичники! – благодарно подумал он, убирая деньги в мешок и запихивая его в дорожную торбу. – А деньги, действительно, пригодятся. Докуплю гранат и заменю револьверы на самозарядные пистолеты со сменными обоймами. Недавний бой с хунхузами – хороший пример.

У револьвера стреляные патроны, из барабанов приходиться удалять вручную.

А они, заразы, иногда прикипают, и на перезарядку уходит время, как сегодня, в траншее. А в условиях боя… Сегодня повезло, а могло и не повезти. Решено, меняю. И, как говорится, «мы за ценой не постоим», теперь это можно себе позволить…

Глава 25

Весь следующий день отряд занимался стиркой белья, чисткой лошадей и пристрелкой трофейного оружия. Все убедились, что в схватке накоротке, особенно в лесу, пистолеты и револьверы лишними не бывают.

Казаки отсыпались и отъедались горячей пищей. Шулюм из мяса конины приносил не только сытость, но и силы. Особенно это касалось раненых. А что лучше восстанавливает кровопотерю, как не хороший кусок полусырого мяса?

Только сырая печень, но это уже на любителя.

К вечеру прибыл гонец от начальника экспедиции. Андрей прочитал донесение и подозвал вахмистра:

– Всё, Иваныч, закончился наш отдых. Получил приказ, завтра выступаем в Уссурийск. Сдаём пленных и трофеи, пополняем запасы, принимаем пополнение и догоняем наших. Экспедиция будет продолжать рейд пока без нас. Они завтра тоже выступают, но вдоль строящейся железной дороги. Беспорядки на строительстве начались повсеместно. На помощь высланы войска. Из Бикина – полк уссурийских казаков, а из Хабаровска – линейный батальон. Есть предположение, что таких хунхузских банд, как уничтожили мы, несколько. Так-то. Кстати, оставить часть трофейных лошадей в личное пользование нам разрешили. Отбери тех раненых, что нуждаются в лечении, но способны сидеть в седле, сколько их у тебя, шестеро? Отлично. Пусть забирают лошадей и с утра пораньше гонят их в вашу станицу. Предупреди, чтобы держались подальше от КВЖД. Не дай бог, нарвутся на хунхузов. Разведут лошадей по хатам, отдохнут, подлечатся, и обратно. На всё про всё даю десять суток. Сопроводительное письмо на лошадей я подготовлю.

Скажешь, чтобы по прибытии в станицу отметились у атамана и доктора. После возвращения, чтобы у каждого на руках была бумажка от медикуса, в которой должно быть написано, что они находились на излечении, а то по нынешним временам могут в дезертиры загреметь.

– Разберутся, чай, не детвора безусая, – прогудел вахмистр.

– Ты меня не понял, Василий Иванович! – жёстко отрезал Андрей, – я тебя не просто предупредил. Я с тебя спрошу. И не посмотрю ни на возраст, ни на заслуги, понял?

– Есть, – ухмыльнулся в усы вахмистр, а про себя довольно подумал, – крут.

Хотя, если по-честному, на все сто процентов прав. Его же первого замытарят, если кто из наших оглоедов без бумажки от доктора явится. Надо провести с ними, как говорит корнет, разъяснительную беседу.

На следующий день, проводив отпускников, стали готовиться к выступлению. Пленных решили перевозить на лошадях. Чтобы исключить попытки побега, положили каждого поперёк крупа, связали руки и ноги, а верёвку пропустили под лошадиным брюхом. Оружие увязали в тюки и навьючили на свободных лошадей. Сложнее было с упряжью. Одних сёдел набралось двести семьдесят штук, а ещё сбруя и так по мелочи. Что смогли уместить на лошадях – погрузили, остальное сложили в телеги. Тронулись.

Караван из трёх сотен лошадей построился в колонну и, подняв пыль, тронулся в сторону Уссурийска. За ним, гремя колёсами, тащились телеги с трофейной упряжью. Конный отряд перешёл на рысь и стал быстро удаляться, оставив медленный обоз далеко позади.

Солнце нещадно палило. Поднятая колонной пыль набивалась в складки одежды, оседала на лицах, бородах и усах, противно скрипела на зубах. Связанные пленники задыхались и теряли сознание. За день удалось пройти почти тридцать вёрст.

К ночи сделали остановку. Людям и лошадям требовался отдых. Особенно страдали раненые хунхузы. Способ транспортировки, мягко говоря, выздоровлению не способствовал.

На следующий день всё повторилось. Караван растянулся почти на полкилометра, но быстро приближался к цели. Впереди показались купола Уссурийско-Никольской церкви. Слава Богу! Добрались!

Глава 26

В городе царил переполох. Дозорные, увидев стену пыли, поднятую копытами сотен лошадей, приняли отряд Андрея за банду хунхузов.

Линейный батальон и казачья сотня выдвинулись к окраине города и заняли оборону. Из пакгауза выкатили единственное трёхдюймовое орудие, а жителям приказали укрыться в погребах и подвалах. Над городом повисла напряжённая тишина.

– Свои! – облегчённо выдохнул комендант города, когда ему доложили, что к Уссурийску подходит казачья полусотня корнета Лопатина.

Его радость сменилась удивлением. Десяток казаков гнал караван из двух с половиной сотен груженных лошадей. Впереди выделялась запыленная фигура офицера.

– Видимо, это и есть Лопатин, – сообразил комендант. – Но в телеграмме говорилось, что корнет должен доставить пленных и трофеи, взятые им на разгромленной банде. Сколько же тогда хунхузов было в той банде, если одних лошадей больше двух сотен?

Полковник Луцев второй год служил военным комендантом пограничного русского городка Уссурийск-Никольский. Как и во всех небольших городках Приамурского края, жизнь в нём протекала патриархально скучно. Временное оживление принёс недавний приход линейного батальона из Хабаровска, но уже через неделю всё опять вернулось к унылым будням. Пыльная жара и зелёная скука поглотили и город, и его жителей.

Население Уссурийска насчитывало немногим больше двенадцати тысяч человек, плюс воинский контингент – охранная сотня казаков и линейный батальон. Кроме них, в городе размещался штаб отряда пограничной стражи, отдел таможенной службы и жандармское управление.

Комендант уже разменял пятый десяток, обзавёлся семейством, отпустил живот, но при этом продолжал оставаться энергичным и деятельным человеком. Двое суток назад он получил телеграфное сообщение о прибытии в Уссурийск отряда корнета Лопатина с группой пленных хунхузов. Ему предписывалось: оказать помощь раненым казакам, принять пленных и трофеи, а отряд обеспечить боеприпасами, продовольствием и фуражом. О прибытии корнет должен лично доложиться в приёмную генерал-губернатора по телеграфу.

Полковник развил бурную деятельность. Местная больница приготовилась принять раненых, для пленных освободили камеру в подвале жандармерии, а в городских казармах подготовили помещение для личного состава полусотни и конюшню. На этом принятые меры комендант посчитал достаточными и успокоился. По его прикидкам корнет ожидался не ранее чем через двое суток, а тут…

– Табун трофейных лошадей, тюки с оружием, несколько десятков пленных, – охнул полковник.

Его растерянность нарушил командир прибывшего отряда. Соскочив с лошади, он лихо кинул два пальца к козырьку и четко доложился:

– Корнет Лопатин, по приказу штабс-капитана Лопатина доставил сорок два пленных, трофейное оружие, лошадей, сёдла, упряжь, захваченные у бандитов в бою. Кому прикажете сдать?

– С прибытием, корнет. О вас и ваших трофеях нам сообщили телеграфом.

Как добрались, благополучно?

– Так точно, господин полковник! – вытянулся корнет.

– В телеграмме говорилось, что это, – комендант показал рукой на трофеи, – добыто вами?

– Так точно! Силами вверенной мне полусотни казаков!

– Однако, – уважительно посмотрел на корнета комендант, – подробнее обскажете вечером. А сейчас… Город наш знаете?

– Так точно! Две недели назад отсюда выходили в рейд.

– Да, да, помню экспедиционный отряд штабс-капитана Лопатина. Штабс-капитан ваш родственник?

– Отец.

– То-то я смотрю, вы мне кого-то напоминаете. Но вернёмся к нашим делам. Раненых ждут в больнице. Пленных доставите в жандармское управление. После с лошадьми и грузом отправляйтесь в городские казармы, там для вас приготовили место. Трофейный груз, оружие и лошадей сдадите чиновникам таможни. Через пару часов они прибудут к вам в казармы, – и, понизив голос, добавил, – при составлении акта передачи имущества таможенникам будьте внимательны, чтобы эти гражданские просфирки вас не надули. Проверьте, чтобы всё тщательно расписали, а то мы их знаем…

– Не понял, господин полковник.

– А, вы, видимо, не в курсе. От всего сданного трофейного и конфискованного у бандитов и контрабандистов имущества вам полагается премия в размере тридцати процентов от суммы трофеев. Не знали? Ну, теперь знайте!

Как разберётесь с делами, приводите себя в порядок, и через три часа жду вас у себя. Будете лично докладывать Гродекову.

– Есть! – козырнул Андрей и поднялся в седло. – Отряд! За мной! Походным строем! Аррш!

Пыльная колонна, цокая копытами, тронулась по городской улице. Чтобы не таскаться с огромным табуном по улицам города, Андрей решил начать с казарм. Оставив на вахмистра и четверых казаков трофеи, с остальными повёз раненых в больницу, а пленников в жандармерию. Благо, и то, и другое находилось рядом. Раненых ждали, а вот в жандармерии пришлось задержаться. Пока дежурный оформлял пленных, Андрей направился к жандармскому начальству.

В кабинете начальника жандармского управления пришлось повторить доклад о захваченных трофеях и пленных, особенно подчеркнув, что среди доставленных им бандитов находится один из главарей секты «Белый Лотос».

Услышав о Старике Лине, начальник управления сделал стойку и стал подробным образом расспрашивать Андрея об обстоятельствах пленения такого матёрого бандита. Больше часа Андрей терпеливо отвечал на вопросы дотошного жандарма. Чувствуя, что беседа может затянуться, он тактично намекнул ему о назначенном докладе Гродекову и, пообещав продолжить беседу на следующий день, откланялся.

Доклад Гродекову был лаконичен и уместился в метр телетайпной ленты.

В ответ пришло распоряжение: «КОРНЕТУ ЛОПАТИНУ ЗПТ НЕМЕДЛЕННО ПРИБЫТЬ ЛИЧНЫМ ДОКЛАДОМ ГУБЕРНАТОРУ ТЧК ВОЕННОМУ КОМЕНДАНТУ ЗПТ СОВМЕСТНО С ЖАНДАРМЕРИЕЙ ЗПТ ОБЕСПЕЧИТЬ СКРЫТНУЮ ДОСТАВКУ ИНТЕРЕСУЮЩЕГО НАС ПЛЕННОГО ВЛАДИВОСТОК ТЧК КОМЕНДАНТУ ЗПТ ЗА ВРЕМЯ ОТСУТСТВИЯ КОРНЕТА ЛОПАТИНА ЗПТ ОБЕСПЕЧИТЬ ОТРЯД ВСЕМ НЕОБХОДИМЫМ ТЧК ГРОДЕКОВ ТЧК».

Комендант приступил к выполнению приказа. Помощнику коменданта, ротмистру Полякову, было отдано распоряжение об оказании помощи в обеспечении отряда. Зная склочный и прижимистый характер интенданта города, комендант черкнул ему записку. А на словах передал, что за невыполнение приказа или проявление у интенданта хитрожопости он, комендант города Уссурийска, полковник Луцев, лично спустит шкуру с жирной тушки интенданта. Ротмистр ехидно усмехнулся, представив, как комендант свежует своего «лепшего»[62] друга, но вслух отрапортовал:

– Есть помочь корнету!

Хорошо зная интенданта, ротмистр был уверен, что, несмотря на распоряжение полковника и его записку, интендант с многоговорящей фамилией Жабов надует и коменданта, и корнета. Ещё полчаса они выслушивали затянувшиеся наставления полковника, и с облегчением покинув кабинет начальства, направились в казармы.

Во дворе их встретил вахмистр.

– Коней расседлали и напоили. Оружие, седла, упряжь и трофейные кони готовы к передаче. Чиновник из таможни уже здесь, ждёт, психует.

– Ну, раз ждёт, пойдём, глянем, – усмехнулся Андрей, – где он?

– В здании канцелярии.

– Веди.

Канцелярия представляла собой небольшой деревянный дом на четыре комнаты, в каждой из которых стоял стол и пара стульев. В одной размещался писарь линейного батальона, другую занимал интендант этого же батальона, две других предназначались командиру батальона и ротным. Канцелярия ротных офицеров была свободна, в ней и расположился чиновник таможни.

Таможня подчинялась министерству финансов, и в ней служили гражданские лица, весьма далёкие от воинской или пограничной службы. Весь конфискованный или захваченный контрабандный товар сдавался на таможенные склады для дальнейшей реализации, а средства от продажи конфиската поступали в министерство финансов. Эту статью доходов министр финансов контролировал лично, что делало таможенных чиновников важными персонами.

Чиновниками таможни, особенно на задворках империи, назначались выходцы из среднего, обедневшего и далеко не всегда дворянского сословия. Многие из них по дороге к чину, за недостатком средств, терпели множество унижений. Зато, получив пусть небольшую, но реальную власть, буквально упивались ею. Они обладали большими полномочиями, а доносами в верхние инстанции могли испортить карьеру любому честному служаке. Особенно доставалось отрядам пограничной стражи.

Бывали случаи, когда рядовые чины утаивали часть конфиската. В основном это касалось алкоголя. Обнаружив такой факт, таможенники устраивали грандиозные скандалы с тяжкими последствиями для виновных и, хотя крадунов общество осуждало, но таможенную службу не любило и даже презирало.

В канцелярии Андрей увидел развалившегося на стуле лысоватого, рыхлого человека с мокрыми губами и одутловатыми щеками. Таможенный чиновник отреагировал на приветствие корнета вялым кивком, всем видом давая понять, кто тут хозяин. Мельком просмотрев список подготовленного к передаче имущества, чиновник уставился на Андрея рыбьими глазками и раздраженным голосом прогнусавил:

– Корнет, вы заставляете себя ждать. Я тут уже битый час сижу. Извольте доложить, почему количество упряжи и сёдел не соответствует количеству пригнанных лошадей? Какой ещё груз был изъят у китайцев и где он?

Обращаясь к Андрею, он говорил обвинительным тоном, безапелляционно, брезгливо выплёвывая слова.

– Может быть, вы, – назидательно продолжил чиновник, – по молодости или по неопытности забыли что-то упомянуть в этом списке? Рекомендую, пока не поздно, исправить.

Андрей до хруста сжал кулаки и холодным тоном произнес:

– Сударь, всё указанное в этом списке имущество взято в бою. Я верхами на лошадях доставил пленных, оружие и имущество, указанное в находящемся перед вами списке. Следом за нами на телегах идёт обоз, на нём везут остальные сёдла и упряжь.

– Ну-ну, – хрюкнул чиновник, – все вы так говорите, а прижмёшь, начинаете сопли на кулак наматывать, рассказывать, что случайно забыли внести.

– Ваш тон и беспочвенные обвинения в мой адрес считаю не позволительным и оскорбительным, – перебил его Андрей. – Завтра я по распоряжению губернатора Приамурского края Гродекова убываю во Владивосток, но по возвращении в Уссурийск пришлю вам секундантов. Выбирайте оружие и не обольщайтесь, я убью вас любым. Ротмистр, не согласитесь ли вы быть моим секундантом?

– Почту за честь, корнет, – одобрительно проговорил ротмистр.

Андрей повернулся к растерявшемуся чиновнику:

– А сейчас потрудитесь принять имущество по этому списку. И не советую хоть что-то потерять, а то поговаривают, такой грешок за вами водится. Честь имею.

Выйдя из канцелярии, Андрей подозвал вахмистра:

– Василий Иванович, завтра утренним поездом еду во Владивосток, с собой беру Волчка, Ивана и Петра.

– Волчок же гражданский, – поднял брови вахмистр.

– Уже нет, – усмехнулся Андрей, – я принял от него ходатайство о зачислении в отряд экспедиции в качестве охотника. С командованием вопрос уже согласован. Пусть все трое возьмут с собой по паре револьверов. Едем дня на два. Теперь ты. Займись передачей трофеев таможне. Проверь всё от и до.

После акт передачи принесёшь мне, захвачу его во Владивосток. Второе, подготовь список всего необходимого отряду для продолжения рейда и передай его ротмистру, он поможет.

Помощник коменданта утвердительно кивнул.

– Вернусь, чтобы всё было готово к выходу. Иди, занимайся.

Вахмистр развернулся и скрылся в канцелярии.

– Лихо вы с таможенником, корнет, – уважительно покачал головой ротмистр, – но имейте в виду, это ещё тот подлец, будет мстить.

– Не успеет, сучонок. Пристрелю или зарублю – на его выбор.

– Отмажется, – отмахнулся ротмистр, – но вы молодец! Послушайте, а приходите сегодня вечером в офицерское собрание. Познакомитесь с нашими офицерами, раздавим бутылочку Шустовского, расскажете о заварушке с хунхузами. А то весь город гудит, что вы с двадцатью казаками от банды в триста сабель отбились, вот и расскажете, так сказать, из первых уст. В собрании соберутся все свои: офицеры линейного батальона и казаки. Мы же тут живём, как затворники, любые новости – событие, а тут такое. Приходите, уважьте общество.

– Приду, – обречённо вздохнул Андрей. – Где бы перекусить? – с тоской подумал он, – с утра маковой росинки во рту не было, да и форму привести в порядок нужно.

Глава 27

Яков Силантьевич Фельдман, чиновник таможенного управления по городу Уссурийск-Никольский, нервничал. Смутное беспокойство сжимало и так далеко не бесстрашное сердце. Служа в таможне Уссурийска пятый год, он забурел. Для заштатного городка он и раньше был большой шишкой, а два года назад, когда начальник управления местной жандармерии штабс-капитан Ивантеев попросил руки Верочки, родной сестры его жены, положение Фельдмана в обществе взлетело до невероятных высот. Жандармского начальника в городе побаивались, а когда он и Фельдман породнились, то опаска и пиетет к Ивантееву автоматически распространились и на Якова Силантьевича. Зная склочный характер таможенного чиновника, с ним и раньше старались не связываться, а после женитьбы штабс-капитана на Верочке и вовсе стали обходить десятой дорогой.

Фельдман не находил себе места. Кипя от злости за проявленную перед корнетом слабость он всё больше и больше накручивал себя.

– Молокосос! Да как он смел дерзить мне! Как он мог позволить в таком тоне разговаривать со мной? – распалялся чиновник, забыв о причине, заставившей корнета вызвать его на дуэль. – Какая к чёрту дуэль? Да я его в бараний рог…

Нужно срочно ехать к Сергею Вячеславовичу, чай родственник, – вспомнил он об Ивантееве. – Невместно нашей семье сносить такую обиду, – перенеся на всю семью собственное унижение, мстительно решил Фельдман.

Пролётка с чиновником, распугивая немногочисленных прохожих, подлетела к зданию жандармерии.

Начальник жандармского управления по городу Уссурийск-Никольский, штабс-капитан Ивантеев, был занят. Получив предписание доставить пленного хунхуза во Владивосток, он не хотел никому перепоручать это дело.

– Надо же! Повезло! – тихо радовался Ивантеев. – Наконец-то в наших руках оказался сам Старик Линь. Почти два года я гоняюсь за ним, а тут такая удача!

Это не может остаться без внимания полковника Смирнова, и значит, доставить Старика Линя во Владивосток должен я, причём лично. Пора напомнить начальству о себе. А то можно навечно остаться в этом Богом забытом Уссурийске. И поэтому что? Нужно как можно ближе держаться к корнету.

Похоже, Гродеков ему благоволит. Даже вызвал к себе с личным докладом.

В это время дверь его кабинета с треском распахнулась, и в неё влетел разъярённый Фельман:

– Сергей! – закричал он с порога, – Сергей, ты представляешь!? Сейчас меня! Всю нашу семью! Тебя! Посмел оскорбить какой-то молокосос корнет! Он, он вызвал меня! Представляешь? Меня! На дуэль! – и сбиваясь, перескакивая с одного на другое, брызгая слюной, стал повествовать свою версию небывалого оскорбления его, заслуженного и всеми уважаемого человека, назначенного на должность самим помощником начальника управления министерства финансов по Приамурскому краю господином Верёвкиным! – Он меня! Он нас! – взвизгивал чиновник. – Надо его в бараний рог! На каторгу! – разошёлся Яков Силантьевич.

За словесным поносом он не обратил внимания, как багровеет лицо штабс-капитана. Ивантеев навис над родственником, схватил его за шкирку, встряхнул, как нашкодившего щенка, и, подтянув к лицу, зло прошипел:

– Ты, гниль подзаборная, падаль чернильная, совсем нюх потерял?

Прикрываясь моим именем так оборзел, что вообще перестал берегов замечать?

Меня! Тебя! Семья…я, – передразнил Фельдмана Ивантеев. – А ты знаешь, что этот корнет с двадцатью казаками в пух и прах разнёс до зубов вооружённую банду хунхузов? Предотвратил разгром Михайловки, спас жизни десятков переселенцев и строителей КВЖД? Захватил и обезвредил одного из самых опасных главарей китайской религиозной секты, которая покушалась на устои Российской империи в нашем крае? Да его на завтра сам Гродеков к себе пригласил! За такие подвиги ему как минимум внеочередное звание и «Георгий» полагается, а ты, паскудник, решил мне героя опорочить? Государева слугу поносить? Да ещё и нашим родством прикрываешься?

Гниль помойная! Да я тебя сам лично вот этой рукой, – Ивантеев сунул под нос родственничка крепкий кулак, – на каторгу наряжу! Понял? Пшёл вон отсюда!

На Фельдмана стало страшно смотреть, он съёжился и побледнел. Залысина на голове покрылась каплями пота, пухлые руки задрожали. Он рухнул на колени и запричитал:

– Серёжа! Серёженька! Да как же, я же не знал! Прости! Научи, что делать! Не выдай! Спаси! Христом Богом прошу, помоги, – завыл он.

Ивантеев брезгливо отдёрнул руку, к которой тянулся слюнявыми губами чиновник.

– Встань, не позорь себя, и так нагородил – не разгребёшь. Слушай сюда! От дуэли тебя не спасет никто: ни я, ни комендант города, ни твои хабаровские покровители. Корнет тебя любым оружием съест и не поперхнётся. Не перебивай, – махнул рукой Ивантеев на пытавшегося возразить чиновника. – Единственный выход для тебя – перед ним извиниться. Лучше публично, чтобы все видели, что ты признал неправоту и, как ответственный, – слово ответственный жандарм особенно подчеркнул, – и, как ответственный государственный чиновник, приносишь искренние извинения боевому офицеру.

Это лучше сделать сегодня, пока о конфликте не стало известно во Владивостоке. Если скандал докатится до губернатора, то от дуэли это может и спасёт, но чина и места своего ты лишишься и это как минимум.

Сегодня вечером, – продолжил Ивантеев, – в здании офицерского собрания соберутся офицеры города. Все хотят послушать о героических похождениях корнета и его казаков, так сказать, из первых уст. Вот тебе и место, и повод.

Фельдман, соглашаясь, быстро закивал:

– Всё, всё сделаю, как ты сказал, Сергей Вячеславович.

– Иди, Яков, иди. Без тебя дел – выше крыши, – а про себя подумал, – мне только дуэли не хватало.

Глава 28

Штабс-капитан и впрямь был очень занят. Корнет Лопатин, не зная того, сделал ему воистину царский подарок в виде Старика Линя и других пленных.

Выросший в небогатой семье учителя гимназии, он с детства грезил военной карьерой. По окончании гимназии он уговорил отца отдать его в кадетский корпус. Учёба давалась легко, сказывалась хорошая база знаний и личные занятия с отцом. В отрочестве любознательный Сергей очень любил читать, а у его родителя была большая библиотека. Вот подросток и зачитывался приключенческими и детективными романами. Он просто грезил героическими сражениями и карьерой блестящего офицера.

К окончанию кадетского корпуса повзрослевший и утративший детский романтизм юнкер Ивантеев понял, что без высокого покровительства или протекции сверху в армейских кругах ему ничего не светит. В лучшем случае отправят на Кавказ или ещё какую тьму тараканью.

Перспектива провести жизнь в глухом ауле не прельщала, и он яростно вцепился в учёбу. Как результат – диплом с отличием. Это давало хоть мизерный, но шанс на хорошее распределение.

За месяц до выпуска его вызвал к себе начальник кадетского корпуса.

К удивлению юнкера, в кабинете вместо генерала Анненкова, начальника их учебного заведения, он увидел жандармского полковника с роскошными седыми усами. Доложив о прибытии, Сергей замер в ожидании.

– Юнкер Ивантеев, – начал без предисловий жандармский полковник, – моё имя Федор Петрович Полищук. Я полковник третьего отделения политической полиции Министерства внутренних дел Российской империи или, как принято нас называть в определенных кругах, старший офицер особого жандармского корпуса политического сыска. Наше управление подбирает для себя будущих кадровых сотрудников из числа выпускников военных учебных заведений. Я ознакомился с личными делами юнкеров вашего кадетского корпуса, и меня заинтересовали вы. Успехи в учебе, активность и целеустремленность делают вам честь. И это именно то, что нам нужно. Я уверен, что эти качества помогут вам добиться блестящей карьеры в нашем ведомстве. После окончания учёбы я предлагаю вам службу в жандармском корпусе политического сыска. Поверьте, это хорошее предложение. В отличие от армии, у нас вы можете рассчитывать на блестящую карьеру за личные заслуги, а не по протекции. Хотя протекция и у нас в ходу, – хмыкнул он. Для обдумывания моего предложения даю неделю. О своём решении уведомите штабс-офицера вашего кадетского корпуса, полковника Вирса. Вопросы? Свободны!

Голова шла кругом. С одной стороны, предложение было заманчивым, но с другой… В армейских кругах служба в жандармерии считалась делом постыдным, если не сказать позорным. Породистые офицеры считали для себя оскорбительным даже пожатие руки жандарму, не говоря уже о службе.

Промаявшись в сомнениях весь день, Ивантеев решился спросить совета у командира роты.

Старый рубака ротмистр Мозгалёв, получивший в балканскую компанию наградную саблю, считался среди юнкеров непререкаемым авторитетом. Выслушав Сергея, он задумчиво покрутил ус:

– Ну, что вам посоветовать, юнкер? Давай без обиняков! Парень ты толковый, и характер есть. Думаю, что ты сможешь стать честным служакой. Не буду скрывать, не люблю жандармерию. Всех этих мозгогрызов, политических сыскарей, но ведь они тоже нужны Государю. А служить Государю и Отечеству – это почётный долг каждого. Другой разговор, как служить? Тут много от самого человека зависит. Я в кавалергардии таких подлецов повидал – не приведи господь, казалось бы, цвет русской армии, а…

Выходит, юнкер, не место красит человека, а человек – место. Не помню, кто это сказал, но сказано очень верно. А ты, я в этом уверен, и в жандармском корпусе останешься порядочным человеком…

Так Сергей попал на службу в третье отделение сыскной политической полиции Министерства внутренних дел Российской империи.

Сначала была учёба при московском управлении жандармерии, после несколько лет службы в Петербурге под началом тогда ещё штабс-капитана Смирнова. Это время как раз пришлось на расследование и поимку бомбистов, организовавших покушение на монаршую особу. Потом участвовал в расследовании терактов, которые организовали народовольцы. Был перехват баржи с контрабандным оружием, отправленной марксистами из Швеции в Грузию, борьба с бомбистами, боевиками социал-демократами, эсерами, национал-радикалами и прочей сволочью. И за всем этим почти всегда торчали уши иностранных разведок.

Общаясь с известными столичными мастерами политического сыска, Сергей набрался бесценного опыта хорошего сыскаря и грамотного аналитика. Поэтому, когда полковнику Смирнову предложили генеральскую должность начальника управления жандармерии по Приамурскому краю, он не забыл способного сослуживца и позвал его с собой.

Ивантеева сразу назначили начальником жандармского управления Уссурийска-Никольского, самого неспокойного места в крае. По территории, подконтрольной Ивантееву, проходил трафик контрабанды из России в Китай и наоборот. А в последнее время и пути массовой миграции хищников от золотого промысла: приисковиков, спиртоносов, контрабандистов и преступников всех мастей.

Несмотря на то что Ивантеев имел рабочий кабинет в заштатном Уссурийске, ему приходилось быть в курсе ситуации на всей прилегающей к границе территории от Владивостока до Благовещенска. А причиной тому послужило следующее…

Несколько лет назад на территории Китая, недалеко от станицы Игнашевская, появилась самопровозглашённая республика золотодобытчиков «Желтуга», или, как они себя сами называли, «Амурская Калифорния».

Случайно найденная местным орочёном россыпь самородков породила волну золотой лихорадки. Место, где нашли золото, находилось в безлюдной тайге, на берегу речки Желтуга. Жажда наживы и отсутствие контроля со стороны властей влекли туда всякую вольницу. Тут были и обычные приисковые рабочие, и каторжане, и ссыльные, и авантюристы.

Ежедневно на прииске появлялось от ста до ста пятидесяти человек. Если в первые месяцы по всей речке насчитывалось не более ста двадцати диких старателей, то уже через полгода их число перевалило за пятнадцать тысяч.

Кого тут только не было: русские, китайцы, корейцы, орочёны, евреи, немцы, французы, поляки, американцы, а также разные сибирские инородцы.

Работа на прииске не отличалась от каторжного труда, а смертность била все рекорды. От тифа и цинги умирали десятками. Но жажда быстрого обогащения тянула в Желтугу новых искателей приключений и охотников за удачей.

Жили в деревянных бараках без окон, а спали на сколоченных из тёса нарах. Здесь же хранился личный инструмент и инвентарь, здесь же болели и умирали.

Условия жизни диктовали суровые законы, одними из которых был запрет на женщин и алкоголь. А раз появился запрет на продажу спиртного, появились и спиртоносы. Они тайно носили на прииски дешёвую китайскую водку. На месте её безбожно разбавляли водой, добавляли табак и кетон[63], и уже готовое пойло продавали за баснословные деньги.

Купить хороший участок удавалось далеко не всем, и поэтому большинство старателей работало на кого-то. Золото доставалось тяжело, и отдавать его хозяину полностью не хотелось. Его утаивали и прятали в лесу, чтобы достать при возвращении домой. Но с приисков мало кто возвращался живым.

Как только становилась известна информация о возвращении старателей с прииска, на них устраивалась охота. Охотились все: и русские, и орочёны, и китайские хунхузы. Если же старателю везло и ему удавалось добраться живым до Игнашевской, то там его поджидали другие соблазны. После тяжёлого труда, отсутствия женщин и перенесённых лишений, счастливчик уходил в загул.

Он пропивал и прогуливал всё, что заработал за сезон, а утром с пустыми карманами, раздетый, разутый и никому не нужный валялся в придорожной канаве.

Разгул грабежей и убийств захлестнул Желтугу. Чтобы хоть как-то обезопасить себя, люди стали сбиваться в артели по десять – пятнадцать человек, но это мало помогало. Чашу людского терпения переполнило зверское убийство повара одной из каторжанской артели.

Собрали общий сход и решили установить в Желтуге закон. Для его исполнения избрали президента республики, бывшего телеграфиста из Владивостока, Карла Фоссе. Ему назначили жалование в четыреста рублей и дали в помощники десять выбранных обществом старост, с жалованием по двести рублей каждому.

Кандидатура Фоссе оказалась идеальной. Он был энергичным, беспринципным, а главное, беспощадным. Именно за последнее его особенно ценила буйная вольница Желтуги.

После избрания президента Желтугу переименовали в Амурскую Калифорнию, а всю её территорию разделили на пять участков, которые, подражая Америке, назвали штатами. За каждым штатом закрепили по два старосты. Их наделили полномочиями судить и наказывать за мелкие проступки. Эти наказания предусматривали до ста ударов кнутом, а все более тяжкие преступления рассматривал уже президент. Тяжкими преступлениями считались: убийство, воровство, мужеложство, половая связь с животными, подделка золотого песка, ношение оружия в пьяном виде, выстрелы в пределах посёлка без уважительных причин.

За все эти преступления полагалось наказание в виде пятисот ударов терновником – так назывался бич, начинённый гвоздями. С убийцами поступали по принципу Талиона, то есть «око за око» – виновного казнили тем же способом, каким была убита жертва.

В центре посёлка организовали площадь, названную «Орлово поле», на котором собирался общий сход жителей республики и проводились экзекуции.

Правосудие начало свирепствовать. В первую же неделю было казнено несколько десятков человек. Неудивительно, что после таких мер уже через две недели в республике установился образцовый порядок.

Фоссе ввел новые правила: разрешил въезд на территорию республики женщинам, официальную продажу спиртного и другую, ранее запрещённую торговлю, но обложил всех торговцев налогами.

На собранные деньги содержался президент, старосты, охрана из хунхузов, а также больница на пятнадцать коек.

Амурская Калифорния стала быстро расти и развиваться. Скоро здесь открылись многочисленные кабаки, лавки, бани, зверинец, цирковая группа, два оркестра и даже орган. Открылось казино «Чита», прозванное местными «Монте-Карло», пять постоялых дворов, восемнадцать гостиниц, в том числе и европейского класса: «Марсель», «Беседа», «Тайга» и «Калифорния». Заработали карусели, лотерейные игры, была даже своя фотолаборатория.

Поскольку денег в обороте республики не хватало, за всё рассчитывались золотом. На самодельных весах взвешивался золотой песок, а в качестве гирь использовались игральные карты. За платёжную единицу был принят золотник, он был равен объёму золотого песка, весившего четыре игральные карты.

Республика процветала, и к 1886 году численность её населения превысила двадцать тысяч человек. Такая активность не могла остаться незамеченной китайским правительством.

В Желтугу были отправлены правительственные войска. Население республики бросилось в бега. Большая её часть отправилась на поиски новых золотоносных мест, но нашлись и те, кто не захотел оставлять прибыльный бизнес. Таких набралось около двух тысяч человек. Объединившись с хунхузами, они попытались организовать сопротивление китайским войскам, но были разбиты. Многие попали в плен. Подданных России передали администрации Благовещенска, а китайцев поголовно казнили. Поголовно – в буквальном смысле слова.

На «Орлово поле» выкатили несколько брёвен, к которым за косы привязывали по десять – пятнадцать китайцев и топором рубили им головы. И так, пока всех китайских республиканцев не лишили их республиканских голов.

Разгромив Амурскую Калифорнию, китайская армия продолжила преследование желтугинцев, и те двинулись на территорию российского Приамурья. Криминогенная обстановка в Приамурском крае накалилась до предела. И без желтугинцев проблем у полиции было выше крыши.

Сахалинская каторга, ежегодно выпуская на свободу отбывших наказание преступников, пополняла ими многочисленные ряды уголовного сброда. Легенды о золоте и несметных богатствах китайских купцов и золотодобытчиков привлекали уголовников всех мастей, вот бывшие каторжане и не спешили покидать перспективный край.

Наряду с китайскими хунхузами, в крае появились банды, состоящие из российских отморозков. Особенной дерзостью и жестокостью отличались выходцы из Кавказа. Имелись случаи слияния китайских и российских бандитов. Банды стали организованнее и опаснее. Теперь, скрываясь от российской полиции, они уходили на китайскую территорию.

Российская пограничная стража не могла и обеспечивать охрану границы, и гоняться за бандитами. Сил полиции не хватало катастрофически.

В этой мутной воде преступного разгула активно развернула свою деятельность японская разведка. Снабжая бандитов оружием и деньгами, она всеми способами дестабилизировала ситуацию в регионе. Участились случаи заказных нападений на объекты КВЖД, грабежи складов, нападения на купцов, занимающихся поставками для строительства железной дороги. В довершение к этим бедам, в крае появились фальшивые российские деньги – золотые пятирублёвики. Полиция и жандармерия сбились с ног, но обнаружить фальшивомонетчиков не удавалось.

Ивантеев подозревал, что какое-то отношение к фальшивым деньгам имеет секта «Белый Лотос», ему даже удалось внедрить в окружение Старика Линя своего человека, но вот уже месяц от агента не было ни слуху, ни духу. И тут такой подарок.

Среди пленных хунхузов, которых привёз корнет, мелькнуло знакомое лицо. Увидев его, Ивантеев даже перестал дышать. Не желая светить агента, он решил устроить демонстративно поголовный допрос пленных. Спустившись в допросную комнату, кивнул караульному:

– Заводите арестованных по одному. Начните с тех, что были задержаны на строительстве.

Задавая арестантам одни и те же вопросы, Ивантеев изображал усталого служаку, выполняющего рутинную работу.

Томительно тянулось время в ожидании нужного человека. Наконец, завели того, ради безопасности которого он затеял весь цирк с допросами. Сомнений не было, перед ним стоял его разведчик. Когда они остались наедине, он подошёл к китайцу и крепко пожал ему руку:

– Жив? Ну, молодец! Проходи, садись ближе. Есть хочешь?

Агент тактично промолчал.

Ивантеев понимающе кивнул:

– Сейчас.

Поставил на стол плетёный туесок и развернул закутанный в полотенце бумажный свёрток. В нём оказалась румяная полть запечённой курицы. Источая умопомрачительный аромат и истекая соком, она захватила всё внимание гостя. Ивантеев пододвинул курицу к китайцу:

– Налегай! – и достал ломоть ещё тёплого хлеба.

Пока гость жадно набивал рот едой, Сергей заботливо подал ему крынку молока:

– Жена прислала, – кивнул на угощение Ивантеев. – Ты ешь да рассказывай. Где? Как? Что?

Агент оторвал у курицы румяную ногу и впился в неё зубами, успевая откусывать хлеб и запивать всё это молоком. Через минуту он сыто рыгнул, смачно сплюнул на пол и на сносном русском начал доклад…

Переданная агентом информация была бесценной. Ивантеев вышел на крыльцо жандармского управления, подставил лицо лучам выползающего из-за горизонта солнца и блаженно улыбнулся. Несмотря на смертельную усталость, удовлетворение от хорошо проделанной работы переполняло его. Наконец, титанические усилия последнего года, бесчисленные бессонные ночи принесли плоды.

– Пора идти собираться, – он открыл брегет и глянул на циферблат.

До поезда оставалось несколько часов.

– Может, удастся пару часиков вздремнуть? Интересно, как прошло офицерское собрание? Надеюсь, Якову удалось вымолить прощение корнета. Хотя я зря беспокоюсь. Родственничек – прощелыга ещё тот, – брезгливо усмехнулся он и направился домой.

Глава 29

А предыдущим вечером…

В офицерском собрании было необычайно людно. Собрались все свободные от службы офицеры комендатуры, линейного батальона, пограничной стражи и казаки. Многие были с жёнами, старшими дочерьми и отпрысками. Всем не терпелось услышать рассказ героического корнета о схватке с кровожадными хунхузами.

Андрей не стал набивать цену и простенько, без прикрас рассказал о стычке с бандитами. Слушая корнета, офицеры уважительно кивали головами, а дамы вскрикивали и вздыхали, при этом кокетливо обмахивались веерами и постреливали глазками в сторону юного, но мужественного героя.

Скромное повествование Андрея не смогло обмануть публику, тем более что многие из присутствующих были или говорили, что были свидетелями вступления отряда корнета в Уссурийск.

О пленных бандитах и многочисленных трофеях гудел весь город, от чего число захваченных хунхузов и количество взятых на них трофеев после передачи информации от одного «очевидца» к другому росло в геометрической прогрессии. По углам перешёптывались и о назначенной корнетом дуэли. Эти слухи только подогревали интерес к молодому офицеру. Сонный, провинциально скучный Уссурийск напоминал разбуженный улей.

Офицеры казачьей сотни подхватили корнета под локотки и увели к буфету, где под бокал вина попросили ещё раз рассказать о бое с хунхузами, так сказать, без купюр.

В это время появился Яков Силантьевич Фельдман. Безукоризненно отглаженный сюртук ладно сидел на его полноватом теле. Его взор, направленный на Андрея, горел восхищением и патриотизмом.

Фельдман быстро подошёл к группе офицеров, среди которых находился корнет, и громко, привлекая внимание окружающих, обратился к Андрею:

– Господин корнет! Сегодня я позволил себе общаться с вами в непозволительном тоне. Сказалась усталость и жара, – извинительно развёл он руками, – что, впрочем, не умаляет моего проступка! Поэтому я… – он сделал картинную паузу и смиренно склонил голову, – официально приношу вам свои искренние извинения. Кроме того, мне стали известны обстоятельства добычи вашим отрядом трофеев, что вызывает во мне неподдельное уважение и восхищение вашей храбростью и скромностью! Господин корнет, я отказываюсь принять ваш вызов, но не из-за трусости, а исключительно по причине моего полного и безоговорочного признания вашей правоты!

В присутствии всех этих господ – он опять картинно повернулся к залу, – я ещё раз искренне прошу вас простить совершённую мной непозволительную бестактность и грубость!

Закончив речь, Фельдман ещё раз склонил голову перед корнетом.

– Извинения приняты, – холодным тоном ответил Андрей и коротко опустил подбородок на грудь. – Господа! – обратился он к окружившим офицерам, – разрешите откланяться! Завтра мне надлежит убыть во Владивосток и до отъезда хотелось бы привести некоторые дела в порядок.

– Ну, Фельдман! Ну, хорь! Выкрутился, подлец! – восхитился ротмистр Поляков. – Господа! Предлагаю тост за корнета и его удачу!

Глава 30

Приятная свежесть морского воздуха Владивостока после пыли и духоты уссурийских дорог казалась райской.

От вокзала до здания правительства, где располагалась приёмная генерал-губернатора, было полчаса ходьбы, и Андрей решил пройтись пешком. Благо, крупным багажом ни он сам, ни сопровождающие его казаки обременены не были. Небольшую сумку с вещами и дорожный саквояж с казацким подарком можно было не считать, тем более что их нёс Пётр.

Андрей оставил казаков на лавочке у дома правительства, а сам зашёл в здание и поднялся на второй этаж. В просторной приёмной его встретил уже знакомый по прошлому визиту помощник Гродекова. На доклад Андрея о прибытии, он вежливо указал на стул:

– Располагайтесь, сейчас я о вас доложу, – и скрылся за дверью начальства.

Через несколько минут он вернулся в приёмную.

– Господин корнет, в настоящее время генерал занят и примет вас вечером в восемнадцать часов. Вы где разместились?

– Пока нигде.

– Тогда рекомендую гостиницу «Европейская», она тут рядом, на Алеутской. Там же можно пообедать, у них очень приличная и недорогая кухня. Идите, устраивайтесь, а к восемнадцати жду вас здесь.

Гостиница действительно оказалась приличной.

Андрей взял два номера: один для себя, другой для казаков. Разместил в гардеробе вещи, умылся и спустился в гостевой холл.

– Ну что, братцы, пойдём перекусим?

– Дак, мы завсегда готовы.

Гостиница располагала двумя залами ресторана: большим – мест на двести и малым – на десять столиков. Андрей выбрал малый. Ему понравилось уютное освещение и патриархальная мебель зала. В ресторане было прохладно и тихо. Скучающий официант, завидев посетителей, метнулся к ним:

– Чего изволите, господа?

– Хорошо и вкусно отобедать, – оглядывая зал, сказал Андрей. – Мне рекомендовали вашу кухню. Говорили, что она выше всяких похвал, вот и не подведи.

– Не извольте беспокоиться, господин офицер, кухню нашу все хвалят, надеюсь, и вам придётся по вкусу. Присаживайтесь, – он лихо смахнул с белоснежной скатерти несуществующие крошки. – Разрешите порекомендовать?

– Валяй! – усмехнулся Андрей.

– На первое: уха осетровая, окрошка, борщ. На закуску рекомендую: скоблянку из трепанга и кукумарии, заливное из осетра, кусочки жареной камбалы под белым соусом «тартар», икорка красная и чёрная, грибочки солёные, капустка квашенная с клюквой, папоротник тушёный, яблочки мочёные. На горячее: поросёнок с гречневой кашей, гусь жареный с черносливом, калужонок, запечённый целиком под медово-горчичным соусом, мясо Биф по-строгановски…

– Стой, стой, угомонись, – заулыбался Андрей. – От одних названий слюной захлебнёшься. В общем так, неси нам ушицы осетровой, скоблянку, – пощёлкал он пальцем, вспоминая название.

– Из кукумарии и трепанга, – любезно подсказал официант.

– Хорошо, давай попробуем этой твоей экзотики. Дальше соленья разные под закуску. На горячее, – поглядел он на казаков. – Мясом мы наетые, так что давай рыбу. Что там у тебя? Запечённый калужонок? Большой?

– Какого изволите! Хотите на пять кило, хотите на десять!

– А на сто есть? – хитро глянул на Волчка Петро.

– Можно и на сто, но придётся подождать.

– Нет, ждать мы не будем! – остановил его Андрей, – давай того, что на десять.

– Чего пить изволите?

– Квас или сбитень есть?

– И квасок на жареных ржаных сухариках, и сбитень на бруснике и меду, и морс ягодный сборный, и пиво собственной выделки, и водочка анисовая на льду, прозрачная аки слеза, и вино сливовое…

– Ну, хват! – восхитился Андрей. – Неси сбитня пару кувшинов и штоф водочки прозрачной аки слеза, – передразнивая официанта, развеселился Андрей.

Глядя на шустрого официанта, казаки довольно прятали улыбки.

Официант понятливо кивнул и, будто джин из лампы, растворился на кухне. Не прошло и получаса, как стол ломился от еды, одним видом возбуждая зверский аппетит.

– Ну, братцы, повеселимся! – улыбнулся Андрей. – Нет, нет, мне не наливай, – остановил он официанта, надвинувшегося к нему с графином водки, – у меня ещё дела, а вот им можно! – кивнул он на казаков.

Казаки, стесняясь белоснежной скатерти, дорогой посуды и разнообразия приборов, чинно выпили и, не торопясь, приступили к трапезе.

Глава 31

К Гродекову он прибыл в назначенное время.

– Ну, проходи, герой, – поднялся навстречу генерал-губернатор. – Садись, – указал он на место за столом, где уже сидели полковник Смирнов и штабс-капитан Ивантеев. – Этих господ тебе представлять не надо? – возвращаясь в кресло, уточнил он. – А теперь подробно и по порядку расскажи нам всё сначала. И начни с того, как тебе пришла в голову мысль начать проверку рук китайских строителей на предмет мозолей. Как решился на засаду? Где взял гранаты? Где научился с ними управляться? Кто надоумил заложить динамит на пути следования хунхузов?

Андрей вздохнул и начал подробный рассказ о событиях последних дней, не забыв упомянуть и об отправке шестидесяти трофейных лошадей в казацкую станицу, и о том, что разрешил казакам оставить себе золотые побрякушки, взятые ими на хунхузах, и о своей доле трофейных денег, полученных от казаков, как долю с дувана.

Гродеков как командующий казачьими восками Приамурского края знал и чтил традиции казачества, поэтому, выслушав Андрея о трофейных лошадях, махнул рукой:

– Разрешаю! О деньгах и побрякушках, взятых в бою, не беспокойся, казаки в своём праве – у меня претензий нет! А у вас? – глянул генерал на жандармских офицеров.

– У нас тоже нет, – покачали головами оба.

– Вот и ладно, – улыбнулся Гродеков. – А то, что казаки сами предложили тебе долю от трофеев – дорогого стоит, видать, крепко уважают. Так что ни о чём не переживай, всё это твое, честно добытое. А вот на золотые пятирублёвики хотелось бы взглянуть. Понимаешь, какое дело… Появились у нас в крае фальшивые золотые монеты, точнее, золотые российские пятирублёвики, причём очень высокого качества. Единственный огрех – не могут стоять на ребре, видимо, форма, в которой их штампуют, имеет скос или дефект. А по всем другим особенностям – не отличить. У тебя эти монеты далеко?

– Да сейчас достану, – потянулся Андрей к саквояжу, который принёс с собой.

– Ты, что, свой дуван сюда принес?

– Так точно, господин генерал-губернатор, хотел сдать.

– Ты меня ещё раз удивил, – уважительно покачал головой генерал. – Честен! Хвалю! Что касается дувана, я уже сказал – доля трофеев, вручённая тебе казаками – твоя. А вот золотые монеты, если они окажутся фальшивыми, придётся сдать жандармерии как вещественные доказательства.

Андрей понимающе кивнул и достал свёрток с золотыми монетами.

– Они, – вздохнул Смирнов, очередной раз пытаясь поставить монету на ребро. – Ну, у кого какие мысли? Высказывайтесь, без церемоний и чинов, – обратился к офицерам Гродеков.

– По информации моего агента, – подал голос Ивантеев, – фальшивые монеты чеканят в Харбине, где точно – неизвестно.

– У людей Старика Линя, задержанных на стройке, таких денег при себе не было. Значит, эти фальшивки с банды, которая атаковала нас на хуторе. То есть либо Хромого, либо Дзя Ды, – предположил Андрей, – хотя эти деньги могли появиться и по дороге на хутор.

– Всех пленных я допросил, – подал голос Ивантеев, – никто из них о монетах не упоминал. Так что, скорее всего, они принадлежали главарям.

– Возможно, только спросить об этом некого, – согласился Андрей, – Хромой убит, а тело Дзя Ды мы не нашли.

– Да и казну мог возить не сам главарь, а его доверенный человек, – добавил Смирнов.

– Если это оплата за налёт на Михайловку, то сумма маловата, а как личные накопления отдельного, пусть и не простого бандита, слишком велика, – включился Ивантеев, – хунхузы обычно больших денег с собой не возят, тем более на дело. Они их прячут в тайне друг от друга. Скорее всего, это деньги главаря. А кто их вёз, он сам или его доверенный человек, не важно. Только зачем такую большую сумму, да ещё в золоте тащить с собой?

– А может, корнет прав, – предположил Смирнов, – и эти деньги передали главарю, когда отряд уже был в пути.

– Как аванс, полученный непосредственно перед делом, – поддержал его Ивантеев.

– Разумно, – согласился полковник, – банда без предварительной оплаты или существенного аванса вряд ли стала бы рисковать. Мы знаем, что налёт на Михайловку – заказ, то есть хорошо продуманная и не дёшево проплаченная диверсия. А услуги такой крупной банды должны хорошо оплачиваться. Так что вариант с авансом вполне возможен.

– Если это аванс, – включился Гродеков, – значит, у главаря должен быть тайник. Где-то же он хранит основные деньги. Корнет, – повернулся он к Андрею, – есть уверенность в том, что главарь банды уничтожен?

– Нет, – вздохнул Андрей, – фугасы там такое месиво учинили – всё разметало. Мы тоже были в горячке, стрелять пришлось практически в упор, потом сразу рванули на хутор, когда вернулись в овраг, прошло не меньше часа. Если кто после взрывов остался жив и затаился, мог уползти.

Гродеков поднялся из кресла и, заложив руки за спину, стал вышагивать по кабинету:

– Если предположить, что главарь банды жив и у него в тайнике есть деньги, то набрать новую банду ему не составит труда. Так? Те, кто мог пойти на такие траты, а это либо японцы, либо «Белый Лотос», – провала ему не простят. Так?

Значит, Дзя Ды или, как его там, начнёт торопиться и собирать новую шайку, чтобы закрыть обязательства перед заказчиком. А для восстановления доверия и авторитета, ему срочно нужна успешная акция. За короткое время новой банды не собрать, но можно нанять уже готовую. С этим сейчас в тайге проблем нет – только свистни, и поэтому ему понадобятся деньги. Господа, нам необходимо разыскать тайник Дзя Ды и уничтожить его самого, если, конечно, он жив.

Пока мы не уничтожим источник финансирования хунхузов, банды будут расти, как грибы. Корнет, сколько времени понадобилось бандитам для организации первой попытки освобождения пленных?

– Чуть менее суток, господин генерал.

– Николай Иванович, – поправил генерал, – я же просил, без чинов. Получается, логово хунхузов находится примерно в тридцати, максимум в сорока километрах от Михайловки и не более пятидесяти километров от лесного хутора, а скорее всего, именно между Михайловкой и хутором. Иначе они никак не успели бы появиться на хуторе за тот промежуток времени, о котором говорит корнет. Сергей Константинович, у вас есть карта этой местности?

– Имеется, – достал пухлый портфель Смирнов.

– Давайте посмотрим, – подошёл к столу Гродеков.

Вместе с картой Смирнов достал из портфеля футляр с циркулем. Уперев иглой циркуля сначала в Михайловку, а затем в хутор, он вычертил на карте две окружности в масштабном размере пятьдесят километров. Зона пересечения окружностей оказалась на границе, цепляя территорию соседнего Китая.

– Где-то здесь.

– Но это же большая территория, – разочарованно проговорил Андрей, – к тому же там могут находиться десятки посёлков или производственных фанз, и как определить, какая из них бандитская база?

– Нет, корнет, не скажите, – хмыкнул Смирнов, – смотрите сами. Банда, напавшая на хутор, насчитывала более трёх сотен человек, все конные, то есть как минимум столько же лошадей, а ещё заводные, обоз, хозяйство. Агент Сергея Вячеславовича, – кивнул Смирнов на Ивантеева, – и другие пленные утверждают, что шайка Дзя Ды объявилась в этих краях примерно полгода назад. А это ежедневное питание трёхсот пятидесяти человек. Опять же фураж и возможность выпаса немаленького табуна. Нет… будь их база на нашей территории, за полгода они обязательно засветились бы перед пограничной стражей. А у нас тихо. Значит, что?

– В Китае их база, – понимая, к чему ведёт полковник, проговорил Андрей и добавил, – там же и разбойничают.

– Верно, – согласился Смирнов, – а это сужает зону поиска на две трети.

– Похоже, я знаю, где это, – задумчиво проговорил Ивантеев.

Все повернулись к нему.

– У меня под Уссурийском в станице проживает француз по фамилии Лаубе.

Живет давно, лет десять. Женился на местной селянке, завёл детей, хозяйство. В общем, осёл. Я им, естественно, заинтересовался. Как же иностранный подданный, француз, добровольно поселился в глуши. Решил навестить, пощупать. Встретились, побеседовали – интересный экземпляр оказался. Бывший наёмник, воевал в Алжире. Сейчас в возрасте, но чувствуется, вояка был серьёзный. Лет пятнадцать назад в поисках приключений объявился в наших краях, как раз тогда китайские дикие старатели бучу на острове Аскольд подняли. Наши моряки и флотский десант их с острова выдавили и от Владивостока отогнали, но дальше не пошли. Старатели, а их было около полутора тысяч человек, посбивались в банды и начали разбойничать на нашей территории. Своих сил для борьбы с ними у местной полиции не хватало, и тогда из Хабаровска прислали помощь – линейный батальон полковника Дьяченко. Он-то бандитов и разогнал. Многих задержали и передали китайской стороне. Те тогда с хунхузами не церемонились, казнили безжалостно.

Так вот француз. Он добровольно пришёл к Дьяченко и предложил помощь в борьбе с бандитами. У полковника опытных людей, да ещё со знанием местности и языка не хватало, и он согласился. Поскольку этот Лаубе был иностранным подданным, зачислить его в штат батальона не представлялось возможным. От помощи отказываться тоже не хотелось. На свой страх и риск Дьяченко разрешил французу набрать отряд охотников из пяти человек и назначил его старшим. Отряд вооружили и поставили задачу пройти по берегам местных рек и речушек и уничтожить все, какие встретят, плавсредства: катера, лодки, плоты, даже долблёнки. Лаубе приступил к выполнению задачи, а Дьяченко погнал хунхузов к этим рекам. А тот год выдался очень дождливым, реки разлились и вышли из берегов, – сами знаете наши места. Затопило так, что местность стала практически непроходимой. Тут француз и не оплошал. Он стал не только уничтожать лодки, но и не уклонялся от боестолкновений с хунхузами. Как оказалось, он был большим мастаком по засадам и различным ловушкам. Хунхузы его за это прозвали Гальским Лисом, а может, это не хунхузы, а он сам себя так назвал, но среди бандитов стали ходить легенды о его неуязвимости и храбрости.

Однажды, узнав от жителей небольшой деревни, что через местную речушку переправился отряд из семидесяти хунхузов, он с пятью своими охотниками бросился в погоню. И вскоре обнаружил лагерь бандитов. Подождал, пока те уснут, снял часовых и в два ножа, под прикрытием трёх карабинов, устроил хунхузам резню. Когда предсмертный крик одного из бандитов всё же разбудил остальных, половина банды уже была уже в ином мире. Казаки, прикрывающие Лаубе и его товарища, открыли огонь. В панике оставшиеся в живых бандиты, около сорока человек, побросали оружие и ломанулись в лес. Француз гнал их до реки, отстреливая по одному из засад и леса. Короче, по дороге к границе он беглецов ещё уполовинил.

В попутной деревне набрал добровольцев из местных и продолжил преследование. Вцепился в бандитов, как клещ, уничтожая одного за другим. Те об организованном сопротивлении думать забыли. Оставшись вдесятером, бандиты бросили всё, что мешало бежать, и рванули в Китай. Однако француз пошёл за ними, правда, догнал только возле хорошо укреплённой деревянной крепости. А в той крепости находилось ещё человек сорок бандитов.

– Что, прямо крепость? – перебил Ивантеева Смирнов.

– Когда-то это было большое и богатое хозяйство. В своё время оно занималось выращиванием и переработкой сои. Просторная территория, соевые поля, прилегающие заливные луга, а главное, близость судоходной реки делали это место идеальной базой. Хунхузы укрепили постройки, возвели по периметру частокол из брёвен, даже поставили вышку для часового. Кстати, захваченные корнетом бандиты тоже называли место, из которого они пришли, «крепостью», – отвлёкся от рассказа о Лаубе[64] Ивантеев. – Но продолжим о французе. Отправив одного из охотников к полковнику Дьяченко, он обложил крепость. В лесу на расстоянии четырёхсот метров от неё расположил стрелков со штуцерами[65] и стал безнаказанно расстреливать всё, что шевелилось за стенами. Бандиты по территории крепости вынуждены были передвигаться либо ползком, либо в темноте. Они стали отвечать из ружей, да куда там. На такой дистанции из своих пукалок они никакого вреда нанести не могли. Тогда попытались организовать вылазку, но и она оказалась безуспешной.

Француз отошёл в лес и с большого расстояния продолжал выбивать хунхузов, как в тире. В конце концов, нервы у бандитов сдали, и они вернулись за стены крепости. Наверное, рассчитывали, что у Лаубе закончатся либо патроны, либо терпение. А через неделю подошла наша стрелковая рота с двумя полевыми орудиями и раскатала крепость по брёвнышку. Извиняюсь за долгое повествование, – Ивантеев оглядел присутствующих. Эта крепость называлась фанза «Богатая» и располагалась как раз в этом самом квадрате, – ткнул он пальцем в заштрихованное на карте место.

– Я слышал про вашего француза, – проговорил Гродеков, – жаль парня. История с ним закончилась скверно. Вместо благодарности и награды он был арестован ретивым адъютантом тогдашнего генерал-губернатора. Помню, Дьяченко с большим трудом добился его освобождения и оправдания. Ему даже постоянную службу предлагали, но француз обиделся и исчез. Все думали, что он уехал, а оказывается, он здесь, у нас под боком.

Гродеков вопросительно взглянул на Ивантеева:

– И для чего вы нам рассказали сию занимательную историю?

– Да как же, Николай Иванович! Француз эти места и подходы к крепости как свои пять пальцев знает, – вскинулся Ивантеев.

– Знать-то он знает, а вот захочет ли помочь? – вздохнул генерал.

– Ваше превосходительство, разрешите поговорить с ним? – подскочил Ивантеев.

– Ну, что ж, пробуйте. А вы что по этому поводу думаете, Сергей Константинович? – повернулся генерал к полковнику Смирнову, – не организовать ли нам проверку этой самой фанзы?

– Почему нет? Фанза «Богатая» находится на территории Китая, нас там не ждут. А это хороший шанс застать в крепости бежавших от корнета бандитов и уничтожить их. Ну а если повезёт, то и захватить казну. Только проделать всё нужно скрытно, быстро и без уведомления китайской стороны.

– Сплошной границы там нет, – заметил Ивантеев, – этим часто пользуются контрабандисты и бандиты.

– А если под них и сработать? – оживился полковник, – мне кажется, отряд корнета Лопатина с этим справится. И он сам, и его люди делом доказали, что способны к выполнению подобных задач.

– Что ж, я не возражаю, – ответил генерал, – но в рейд должны отправиться только добровольцы.

– Разрешите, Ваше превосходительство? – поднялся Андрей, – я и все мои люди готовы к выполнению данного задания.

– Я и не сомневался в вас, корнет, – улыбнулся генерал, – когда будете готовы выступить?

– Через двое, максимум четверо суток. Это время потребуется для пополнения припасов и закупки гранат.

– Ну с гранатами мы вам поможем. Я подготовлю записку начальнику арсенала. Что ещё кроме гранат вам нужно?

– Из вооружения, – задумался Андрей, – ящика три-четыре динамита, метров двести – триста запального шнура и патронов по триста – четыреста штук на человека. Если пойдём по воде, то понадобится большая лодка с мотором, карта местности и продукты на десять суток на двадцать человек.

– Что-то ещё?

– С остальным разберёмся сами.

– Ваше превосходительство! Разрешите мне принять участие в рейде, – подал голос Ивантеев.

– Сергей Константинович, что скажете? – вопросительно глянул на полковника Смирнова генерал.

– Присутствие в рейде штабс-капитана Ивантеева считаю целесообразным. У Сергея Вячеславовича достаточный опыт оперативной работы, и если удастся обнаружить следы секты или людей капитана Исикавы, то лучше него с этим никто не справится.

– Тогда слушайте приказ: силами полусотни казаков провести рейд по выявлению местонахождения и уничтожения остатков банды хунхузов, готовивших налёт на Михайловку. Командиром отряда назначается корнет Лопатин. Отряду предписывается проверить фанзу «Богатая», обнаруженных по пути следования и на самой фанзе бандитов, а также их главаря – уничтожить. Для проведения необходимых розыскных мероприятий по выявлению связей бандитов с сектой «Белый Лотос» и японской разведкой прикомандировать к отряду штабс-капитана Ивантеева. Рейд провести в режиме строжайшей секретности. Полковнику Смирнову обеспечить отряд необходимой информацией о территории проведения операции. Назначить дату выхода в рейд по готовности.

Глава 32

В этот же день Ивантеев умчался на поиски Лаубе, а Андрей поехал в арсенал.

Интендант встретил Андрея радушно, поставил на распоряжении начальства визу и со сладкой улыбкой отправил на склад. Начальник склада обнаружился за привычным для армейского кладовщика занятием. Он невозмутимо выслушивал отборную ругань усатого мичмана. Эпитеты, которыми моряк награждал складского царька, могли заставить сгореть со стыда батальон юных барышень. С видом глубокого сожаления кладовщик развёл руки, давая понять оппоненту, что лично он – всей душой, но помочь ничем не может. Мичман раздраженно отвернулся.

Воспользовавшись паузой, Андрей протянул записку. Кладовщик неохотно взял бумажку с короткой фразой «Всё по требованию».

– Ну и что вам требуется? – с тяжёлым вздохом, будто только что потерял всех родственников, проговорил начальник склада.

Увидев реакцию кладовщика на бумажку, мичман с интересом посмотрел на Андрея.

– Да, собственно, всего понемногу, – ответил Андрей и решил не скромничать. – Ручные оборонительные гранаты с ударным взрывателем.

На немой вопрос, сколько, скромно ответил:

– Четыре ящика достаточно. Динамит в шашках, с запалами и бикфордовым шнуром – тоже ящика четыре. Три тысячи патронов для винтовки Мосина и два ящика свинцовой дроби или ружейной картечи, самой крупной, из той, что есть. Всё!

– Проходите, – кивнул на ворота склада кладовщик.

– А вы, мил человек, – бросил он мичману, – не стойте, не ждите, – и посеменил за Андреем.

Подземный арсенал поражал размерами. Вырубленные в скале галереи тянулись на многие десятки метров. Справа и слева громоздились штабеля ящиков. Прямо от входа в черноту склада убегали рельсы узкоколейки.

Два матросика, получив распоряжение начальства, погнали вагонетку к стеллажам.

– Здесь получите динамит, запалы и бикфордов шнур. Гранаты в другом складе. Дроби нет, но могу предложить три ящика стальных гаек, лежат как неликвид, подойдёт?

Андрей понял, что его бессовестно надувают, но спорить не стал.

– Стальные гайки даже лучше, – подумал он, а вслух сказал, – подойдёт.

– Тогда заполняйте заявку с поимённым указанием груза и его количество.

Потом завизируете её у интенданта и обратно ко мне. Вы на чём приехали?

– На пролётке.

– Пусть ждёт за воротами арсенала, матросы весь груз подвезут туда.

Андрей, приготовившийся потерять целый день, легко вздохнул. Волшебная бумага от Гродекова сработала. Уже через час он катил к гостинице. Пока казаки поднимали тяжёлые ящики в номер, он прихватил с собой Волчка и направился в знакомый оружейный магазин.

Приказчик узнал его и бросился навстречу. Радушно справился о здоровье, поинтересовался, пригодились ли прошлые покупки и что желает купить господин корнет в этот раз.

– Милейший, – остановил его Андрей, – нет ли у тебя маузеров десятизарядных, штук этак двадцать – двадцать пять?

– Для вас, господин корнет, есть, – понизил голос приказчик.

– Ага, подвезли последней лошадью, – усмехнулся Волчок.

Не обращая внимания на издевательский тон охотника, приказчик приступил к демонстрации маузера[66]:

– Пистолет карабин Маузера С-96 образца 1895 года, доработанная версия Маузера С-76 образца 1893 года, производства фирмы «Братьев Маузер и К.», – затараторил приказчик. – Автоматический калибр – 7, 63. Используется унифицированный патрон Борхардта, подходит и к армейскому карабину, и к данному пистолету. Магазин съёмный, десятизарядный. Зарядить возможно как одиночным патроном, так и при помощи обоймы на десять патронов.

Показываю, снаряжение обоймы занимает не более пятнадцати секунд. Теперь зарядка пистолета с обоймы, – продолжал приказчик, ловко вставляя край снаряжённой обоймы в патроноприёмник маузера. – Как только она встала в пазы патроноприёмника, – показал приказчик, – делаете так, – и резко надавил большим пальцем на гильзу верхнего патрона. Все патроны, легко скользя по пазам, защёлкнулись в магазин маузера. Пустая обойма осталась в руках приказчика. – Теперь достаточно взвести курок и можно вести огонь. Для предотвращения самопроизвольного выстрела предусмотрен предохранитель. Вот он, на ствольной коробке, под большим пальцем. К маузеру идёт деревянная кобура из ореха, она пристёгивается к тыльной части пистолета и используется как приклад. Высокая начальная скорость пули позволяет вести прицельную стрельбу на дистанции до двухсот метров. На расстоянии до пятидесяти метров пробивает две доски сороковки.

Андрей взял маузер, взвесил его в руке, покрутил, прицелился.

– Хороший удобный хват, удачно расположенный целик. Немного громоздкий и тяжеловат, но казачки у нас парни здоровые – сдюжат. Зато десять патронов и автоматический бой. Опять же, патронов на германских карабинах у нас прилично. Добрые игрушки, хорошее будет подспорье казакам, – подумал он и вернул маузер на прилавок. – Если дашь скидку, возьму штук тридцать.

– Разумеется, господин корнет. Вы для нас особый покупатель.

Что-то ещё интересует?

– Интересует. Ищу пару пистолетов со съёмными магазинами. Но чтобы были легче и компактней, чем маузеры, и желательно с ремнями для скрытой носки.

– Есть, Ваше Благородие. Недавно получили.

Волчок чуть не подавился от смеха.

– Пистолет Борхардта-Люгера образца 1893 года. Стоит на вооружении Германии, Швейцарии и Голландии. В армейских кругах получил прозвище «Парабеллум», что в переводе означает «готовься к войне». Автоматический, калибр 9 миллиметров, магазин съёмный, на 8 патронов. За счёт тяжёлой пули дальность существенно ниже, чем у маузера, зато имеет высокую останавливающую способность. Реальная дистанция прицельного выстрела – до пятидесяти метров. За счёт наклонной рукояти пистолет очень удобен в руке, что даёт высокую точность при стрельбе и быстро перезаряжается. Пистолет дорогой, но того стоит.

Парабеллум был знаком Андрею ещё по прошлой жизни. В тире бригады, которым он заведовал, имелось несколько рабочих раритетов, в том числе Маузер С-96 и парабеллум. Конечно, модифицированные, но принцип работы тот же. Исключительной особенностью этого пистолета была его надёжность и неприхотливость.

– По ремням и кобурам – никаких проблем, – продолжал приказчик, – есть и для скрытого ношения как на поясе, так и под мышками. Всё из телячьей кожи хорошей выделки.

– Беру. Добавь к каждому пистолету по шесть дополнительных магазинов и патронов по триста штук на ствол.

Основательно нагруженная пролётка, скрипнув рессорами, мягко покатила к гостинице. Там Андрея ждал посыльный от полковника Смирнова. Оставив казаков разгружаться, Андрей поспешил за порученцем.

Смирнов на доклад Андрея о прибытии махнул рукой:

– Проходи, я тебя обыскался.

– Я ж в арсенале был, потом в оружейный магазин заехал, маузеров казакам прикупил. В стычке в лесу и накоротке – самое то. Пусть бандитские денежки против них поработают. Кстати, как бы ношение маузеров для моих казаков узаконить?

– Без проблем, – отмахнулся полковник, – казакам разрешается за свой счёт довооружаться пистолетами или револьверами, просто не каждый может себе это позволить. Цены-то на них – ого-го, да ты и сам это знаешь. Но, если настаиваешь, будет тебе такая бумажка. Теперь о деле.

Пришла телеграмма от Ивантеева. Лаубе сейчас у него в конторе и согласен помочь. Рекомендует до места идти водой. С учётом извилистого русла реки получается на двадцать вёрст дальше, но зато быстрее и, главное, скрытно. Опять же, если обратно придётся тащить груз или, не дай бог, раненых, по воде уйти будет легче. Сергей уже решает с транспортом.

И ещё, уже от меня лично. Нежелательно нам на чужой территории слишком откровенно светиться. Поэтому пойдёте в гражданской одежде, будете маскироваться под банду уголовников. Цивильную одежду выдадим. Купленные маузеры будут как раз в цвет. Только разбавь их разными пистолетами, знаю, у тебя есть. Теперь о самом рейде.

У хунхузов осведомителей хватает, поэтому о твоём походе будут знать только Гродеков, я и пара человек Ивантеева. Я это к тому, что на силовую поддержку с нашей стороны не рассчитывай. Старайся управиться сам. В войну типа той, что ты устроил на хуторе, не втягивайся. Тихо пришёл, всё там перевернул, кого смог – уничтожил, кого не смог – бог с ними. Если главарь там – тащите его сюда, если не получится, хотя бы допросите. Ивантеев в этом деле специалист.

На него можешь положиться, он мужик надёжный. Базу бандитов сожгите.

В остальном действуй по обстановке. Всё, – пожимая Андрею руку, вздохнул полковник, – утром выезжайте в Уссурийск. И ещё, – задержал он ладонь Андрея в руке, – ты, сынок, береги себя. Удачи!

После разговора с полковником Андрей абонировал в банке ячейку и сгрузил остатки дувана. Даже после покупки оружия денег оставалось много.

На следующий день Волчок, Петро и Иван, чертыхаясь и поминая недобрым словом хозяйственность Андрея, грузили в железнодорожный вагон купленное командиром добро. Они ещё в гостинице нацепили на себя кобуры с маузерами, и теперь громоздкие пистолеты путались у них между ног.

Андрей, глядя на них, посмеивался:

– Кобуры снимите, мешают ведь.

– Своя ноша не тянет, – пыхтя под тяжестью ящиков, отзывались казаки.

– Тогда не бурчите, – скалился Андрей.

Казаки бурчать бурчали, но были довольны по самое не могу, ведь каждый из них стал обладателем новенького маузера. Их можно было понять. Одна кобура привела бы в трепет любого почитателя оружия, не говоря уже о самом пистолете, этой восхитительной, десятизарядной стреляющей игрушке.

За такой подарок они готовы были терпеть от Андрея любые шпильки.

А через несколько часов, но уже в Уссурийске, с теми же эпитетами они грузили эти же ящики на подводу.

Андрей отправил груз в казармы, а сам направился к Ивантееву. Хотелось лично послушать героического француза и наметить дальнейший план действий. Для налаживания отношений прихватил бутылку коньяку и боевой казацкий кинжал.

Подарки Гальскому Лису понравились. Приняли по пятьдесят, и разговор покатился в нужном направлении. Беседа с Лаубе оказалась полезной.

Сам он был уже не молод и в рейд не рвался, но по крепости дал несколько дельных советов. В конце вечера француз расчувствовался и подарил Андрею карту. На ней был отмечен весь боевой путь его отряда, в том числе и фанза «Богатая». Карта была хоть и старой, но достаточно подробной, с указанием мелких рек, речек и ручьёв. Андрея заинтересовал извилистый путь, отмеченный синим пунктиром.

– А это что? Маршрут ещё одного рейда?

– Нет, – усмехнулся Лаубе, – это я купился на одну байку про сокровища.

– Расскажите, – заинтересовался Андрей.

– Да что тут рассказывать. Когда гнали хунхузов к крепости, захватили языка. Вот он и наплёл, что с острова Аскольд бандиты вывезли две с половиной тонны золота, но этот отряд не вышел к месту оговоренной встречи, видимо, заблудился. Поэтому, собственно, хунхузы и сунулись в Россию. Шли встречать золотоносов да нарвались на мой отряд. Пленный рассказал, что отряд идёт пешим ходом и выносит золото в вещмешках. Я прикинул, что, если каждый взял по двадцать килограммов груза, должно получиться двести пятьдесят – триста человек. И где такая толпа народу могла потеряться?

Хотя в нашей тайге всё возможно. Да и после разгрома Аскольда по лесам столько разбойного люда шаталось – не перечесть.

У пленного была вот эта самая карта с отмеченным путём движения золотоносов и точка рандеву. Сначала всю эту байку про золото я пропустил мимо ушей. Но прошло время, и я решил пройти по следам «золотого отряда». Вот этими ногами протопал весь указанный на карте путь от тихоокеанского побережья до точки рандеву – ни следа… Отряд с золотом как в воду канул. Потом уже узнал, что на поиски этого золота поднялась чуть не вся маньчжурская вольница. Я тогда уже обзавёлся семьёй и решил от поисков золота отказаться. А карта так и осталась.

– Отряд, может, и канул, но золото не пропало, – усмехнулся Андрей. – Я недавно допрашивал одного хунхуза, так вот он утверждает, что золото прибрала к рукам секта «Белый Лотос». Не слышали о такой?

– Нет. Деревня наша староверская, в основном охотники. К нам новости попадают, если кто в соседнюю деревню или город ездил. А так жители чужаков не привечают, вот и живём затворниками. Так что ни о каком «Лотосе» у нас не слышали. Но если это китайская тема, то хунхуза мы давно отвадили.

– Это как?

– Длинная история. Был у меня боец из этой деревни, погиб. Осталась жена с ребятишками, я стал им помогать: то мяса настреляю, то рыбкой побалую. Вот и в тот раз пришёл в деревню, а тут банда китайских хунхузов налетела. Я поднял мужиков и бандитов перебил. Их тушки для острастки развесили на деревьях. Месяц висели. Потом старики упросили останки захоронить. С тех пор бандиты нашу деревню стороной обходят, а я – так и прижился.

Иногда выбираюсь в Уссурийск, чтобы пополнить запасы пороха и свинца да гостинцев жене и детям прикупить.

– Домой не тянет?

– Дом там, где тебя ждёт семья. У меня она здесь. А то, что я француз, уже никто не помнит, все дядькой Лубой зовут.

Глава 33

Весь следующий день отряд осваивал маузеры. Казаки возились с подаренными пистолетами, как малые дети. Вахмистр тоже стал обладателем вожделенного пистолета и понимал их чувства, но баловство пресёк.

Андрей показал особенности стрельбы из тяжёлого пистолета, и отряд стал набивать руку. К вечеру сожгли четыре сотни патронов, но добились того, что все без исключения уверенно поражали ростовые мишени с расстояния в семьдесят метров.

– Хватит жечь патроны, – остановил стрельбы Андрей. – Вам дай волю, до утра палить будете. Иваныч, как оружие? Пообмяли?

– Хорошие пистоли, опробовали и с прикладом, и без. Сначала непривычно было, но пристрелялись. Волчок вон, ворону сбил.

– Тогда чистить оружие и в казарму. Сегодня выступаем. Вечером подвезут цивильную одежду на двадцать человек. Кого взять, кого оставить – решай сам. Уходим ночью, тихо. Пойдём водой. С собой берём охотничьи карабины, маузеры, патронов по сотне на ствол, ножи. Разложи по сидорам штук двадцать гранат и ящик динамита. В один насыпь гаек. Запалы и бикфордов шнур положи к себе. Захвати кошки, верёвки. Возможно, придётся штурмовать деревянную крепость. До реки дойдём верхами, потом трое с лошадьми вернуться в казарму. Скажешь им, пока не вернёмся, чтобы в город не совались и ни с кем – ни гу-гу. Куда идём, скажу по дороге.

После полуночи в казарме появился Ивантеев и нос к носу столкнулся с Петром:

– Вот это красавец! – усмехнулся он.

По приказу Андрея казаки второй день не брились. Свирепую физиономию Петра и в казачьей форме доброй назвать было трудно, а сейчас его небритое лицо приобрело такой вид, что хотелось перейти на другую сторону улицы.

Отряд выехал из казарм и направился к реке. На воде ожидали две лодки. Пока грузились, Андрей разглядывал конструкцию китайских плоскодонок. Длинные – около двенадцати метров, ширина – метра полтора, задранный нос, плоское днище из строганых просмоленных досок и высокие, скошенные наружу борта. На корме, на стойке крепилось длинное рулевое весло с закреплённым на нём небольшим двигателем, который через вал вращал четырёхлопастной винт. Двигатель – не только движитель винта, но и противовес, облегчающий управление лодкой. Такая конструкция позволяла плоскодонке перевозить большие грузы и двигаться как по большой воде, так и по мелководью.

Команда лодки состояла из одного человека, он был и хозяином, и матросом, и кормчим. За умеренную плату лодочники согласились доставить отряд Андрея до фанзы «Богатая» и обратно. Отвязали швартовые, толкнулись от берега и запустили движки. Кормчие практически на месте развернули лодки и погнали их вверх по реке.

Мимо потянулись молчаливые рыжие сопки. Река обманчиво казалась тихой, но если за борт падал окурок, то течение уносило его с такой скоростью, что трудно было догнать взглядом. Монотонный гул моторов укачивал. Андрей, набегавшийся за последние дни, вытянул ноги и задремал.

Через два часа остановились дозаправиться. И вновь монотонный гул лодочных моторов и мелькание воды за бортом погрузили в дрёму.

К концу дня преодолели основную часть пути. На ночь решили сделать остановку. Людям требовалось размять ноги и принять горячую пищу.

Вахмистр отправил казаков обследовать округу и поискать место для бивака. Место нашлось. Буквально в нескольких десятках метров обнаружилась узкая протока, которая привела к небольшому тупиковому заливчику.

На берегу парило недавно залитое кострище. Недалеко от него торчала корма рыбацкой лодки. Судя по всему, хозяева прятались где-то рядом. Вскоре нашлись и они.

Над бесчувственным телом взрослого китайца, размахивая ножом, ощерился пятнадцатилетний пацан. Раненый бредил, его голова и грудь были перебинтованы. По грязно-бурому цвету повязок было видно, что их давно не меняли. У парня отобрали нож и увели к костру.

Судя по тому, с какой жадностью он набросился на еду, он не ел несколько дней. Андрей участливо присел рядом.

Давясь горбушкой хлеба и щедрым куском сала, китайчонок рассказал, что он приёмный сын хозяина этих мест. Его приёмного отца зовут Дзя Ды, что означает «Глава Большого Дома». Дзя Ды, со слов мальчишки, был предводителем армии китайских повстанцев.

– Любит бандитьё из себя народных мстителей изображать, – с сарказмом подумал Андрей.

А парнишка тем временем продолжал рассказывать о том, что недавно отряд отца выступил на освобождение маньчжурских земель от иностранцев, но попал в подлую засаду, устроенную коварным соперником Дзя Ды, неблагодарным шакалом по кличке Хромой. В результате нападения армия отца погибла. Раненого Дзя Ды удалось вынести из боя. Десяток оставшихся в живых телохранителей с вождём на руках решили пробираться через лес, но нарвались на засаду. Отряд принял бой и почти весь погиб. Несколько дней два последних бойца и мальчишка несли бессознательного Дзя Ды на себе, пока не вышли к реке. Им удалось угнать лодку, но когда они остановились в прибрежной деревне, чтобы добыть еды и топлива, то встретили вооружённый отпор местных. Пришлось бежать.

В этой стычке один из двух оставшихся воинов получил смертельное ранение, к вечеру того же дня он скончался. Решили больше не рисковать и, не останавливаясь, поплыли в крепость.

У встречной лодки, пригрозив оружием, добыли топлива для мотора. Дальше плыли, пока оно не закончилось. Понимая, что без мотора тяжёлую лодку против течения не поднять, последний телохранитель отца натаскал веток, разжёг костёр и, оставив мальчишку с раненым, ушёл за помощью…

– Если отряд твоего отца погиб, как тебе удалось уцелеть? – направил рассказ мальчишки в нужное русло Андрей.

– Когда началась стрельба, меня с отрядом в десять человек послали в обход хутора, где засели враги. Мы только вышли из оврага, как там началось что-то взрываться. Вернулись, а там… – мальчишка смахнул навернувшуюся слезу.

Андрей не торопил. Подросток справился с эмоциями и продолжил. – Отца еле отыскали. Весь в крови, ноги сломаны, а тут ещё стрельба со всех сторон. Телохранитель отца дядя Чен приказал тащить раненого из оврага в лес. Только отползли и перевязали отца, как снова началась стрельба, но уже на опушке, где были наши. Сделали носилки и стали уходить к реке, но нарвались на засаду. А дальше я уже рассказывал, – шмыгнул носом паренёк. – Отец в сознание не приходит. Еды нет. Вы поможете? – с надеждой посмотрел он на Андрея.

– Нет, разборки твоего отца с Хромым нас не интересуют, – отрицательно покачал головой Андрей, – мы наёмники. Плывём вверх по реке, чтобы за хорошую плату наняться к сильному вождю. Если бы твой отец нанял нас, тогда другое дело, а так… – развёл руками Андрей, – рисковать своей жизнью бесплатно никто не будет. Вот такие дела, парень. Сейчас наш костоправ закончит перевязку твоего отца, оставим тебе еды, переночуем и завтра в путь, искать удачу.

– Да зачем искать? – вскинулся китайчонок, – я готов нанять вас.

– Ты? – недоверчиво посмотрел на мальчишку Андрей. – Парень, мы стоим дорого, сто серебряных монет в месяц моим людям и пятьдесят мне.

– Я нанимаю ваш отряд, – твёрдо произнёс парнишка.

Развязав пояс, он вынул уже знакомый Андрею, тщательно упакованный в вощёную бумагу столбик золотых монет.

– Здесь десять монет, после доставки меня с отцом в крепость получите столько же. Если останетесь со мной до выздоровления отца, сумму удвою.

– И у тебя есть такие деньги?

– Есть, – утвердительно кивнул подросток, – в крепости.

– Хорошо, мне нужно посоветоваться, – сказал Андрей, поднимаясь на ноги. – Вот он шанс, без стрельбы проникнуть в бандитское логово, – подумал он и вкратце пересказал разговор с китайчонком Ивантееву и вахмистру, – что будем делать? Такого шанса проникнуть в крепость упускать нельзя, да и к фальшивым деньгам ниточка нарисовалась.

– Авантюра, – скривился Ивантеев, – но, чёрт возьми, заманчивая.

– Андрей Иннокеньтич, казаки верят в тебя и в твою удачу. Я с тобой! – отозвался вахмистр.

– Нужно уточнить у пацана, сколько людей в крепости, и решить, что будем делать, если нас раскусят, – заметил штабс-капитан.

– Сколько там народу – ответил, Андрей, – узнаем, когда отправим разведку. И про то, что могут раскусить или опознать, тоже верно, особенно тебя, Сергей Вячеславович. Риск – есть, но, если мы без боя сможем попасть в крепость – уже хорошо. А на месте будем действовать по обстановке. Если что, из маузеров всех на уши поставим и уйдём. А представь, если всё получится? Наше появление в крепости с раненым Дзя Ды и его сыном вообще может открыть неожиданные возможности. Мальчишка сейчас один, почти в панике, готов ухватиться за любую помощь. Пока Дзя Ды в отключке, мы поможем пацану утвердиться в крепости, поднять авторитет. Я почти уверен, что место главаря там уже делят. Так зачем нам чужой, своего поставим. На этой волне узнаем, откуда идёт финансирование банды и как к ним попадают фальшивые пятирублёвики. Судя по деньгам, которые нам предлагает мальчишка, у банды есть контакт с фальшивомонетчиками. Опять же «Белый Лотос» наверняка имеет своих осведомителей в крепости. Вот они и донесут, что вернулся главарь. Да, он ранен, но его место занял сын, имеющий силовую поддержку.

Не может быть, чтобы «Лотос» не отправил своего человека посмотреть, пощупать, попробовать и, естественно, прибрать нового главаря к рукам. А мы поможем. Ну а если что-то пойдёт не так, вернёмся к варианту силового захвата и уничтожения крепости со всеми её тараканами. Что скажешь, Сергей Вячеславович?

– Идея хорошая, но необходимо принять меры предосторожности. Разреши? – спросил он Андрея и, получив согласие, повернулся к вахмистру. – Нужно предупредить казаков, чтобы даже между собой не болтали лишнего. Среди хунхузов могут оказаться люди, знающие русский язык. Второе, строго-настрого предупредите станичников, что мы – банда уголовников, это все должны прочувствовать и даже во сне изображать из себя бандитов. Вести себя нагло, хамски, проявлять жадность, в меру задираться. Наш Андрей Иннокентьевич возрастом на главаря банды отморозков не особо похож, да и манеры офицерские его выдают, а по сему тебе, вахмистр, придётся выдавать себя за главаря. Наречём тебя Медведем, уж больно ты на этого зверюгу похож, – ухмыльнулся Ивантеев.

– На уголовника или медведя? – беззлобно поинтересовался вахмистр.

– Не обижайся, но с твоей щетиной и на того, и на другого, – принял шутку жандарм. – Мы с корнетом будем беглыми каторжанами из бывших офицеров. Прибились к твоей шайке недавно, ты нас приблизил. Ты, Василий Иванович, как главарь банды, должен быть жёстким и беспощадным, и если понадобится применить к китайцам крайние меры – применяй!

Теперь язык. Его хорошо знает только корнет, ну и я чуть-чуть. Поэтому логичным будет, что все переговоры и общение будут вестись через Андрея, но ты, Василий Иванович, на всех важных разговорах должен присутствовать.

Во-первых, чтобы бандиты считали тебя главным, а во-вторых, если что – прикроешь Андрея. Казаков разбей на пятёрки и назначь старших, пусть постоянно держатся вместе. По одному – никуда, даже сходить до ветру. Мне для связи дай кого посмышлёней, попробую прощупать саму крепость и её жильцов, ну а чтобы меня не узнали, у меня ещё со времён столичной службы есть проверенный способ перевоплощения. У меня всё.

– С предложением Сергея Вячеславовича согласен, – кивнул Андрей. – Ну что, братцы? Идём наниматься на тяжёлый бандитский труд? Наниматель вон, уже все штаны протер от нетерпения.

– Без меня, – покачал головой Ивантеев, – у меня другие задачи, я буду держаться в тени.

– Договорились, – кивнул Андрей, – пойдём, Иваныч! Ты только морду лица сделай посвирепей.

Вахмистр нахмурил брови и двинулся к костру. За ним развязной походкой последовал Андрей.

– Атаман нашего отряда Медведь, – представил вахмистра Андрей.

– А этот юноша – сын предводителя местных хунхузов Ло Ю. Оба представленных приветственно кивнули друг другу.

– Господин Ло Ю, – официальным тоном начал Андрей, – я передал ваше предложение нашему атаману. В целом оно нас устраивает, но необходимо обсудить некоторые моменты. Первое – для чего вы хотите нанять нас и какими будут наши обязанности?

Поняв, что согласие наёмников у него в кармане, Ло Ю осмелел.

Подражая Дзя Ды, он выпрямил спину и натянул на лицо маску безразличия и значимости.

– Уважаемый Медведь, я хочу нанять ваш отряд для личной охраны. В ваши обязанности будет входить: доставка меня и моего раненого отца в крепость и до его выздоровления обеспечение нашей с ним безопасности. При необходимости вы должны оказать мне силовую поддержку в защиту моих прав на титул «Главы Большого Дома». В случае согласия ваш отряд будет получать в месяц десять золотых пятирублёвиков. Кроме этого, лично вы, Медведь, получите ещё три золотых.

– Пять, – перебил его вахмистр.

– Что? – сбился с напыщенного тона юноша.

– Я сказал, моему отряду десять, а мне лично – пять, буравя глазами юного нанимателя, пророкотал вахмистр.

– Надеюсь, про мои пять вы тоже не забыли? – вежливо напомнил Андрей.

– Я всё помню, – вздёрнул подбородок юноша. – Я принимаю ваши условия, – возвращая себе важный вид, проговорил китайчонок.

– Тогда скрепим договор, – кивнул вахмистр и достал из сапога нож.

Развернув левую ладонь вверх, он чиркнул себя по запястью. Из неглубокого пореза выступила кровь.

– Теперь ты.

Ло Ю с достоинством принял нож и храбро резанул себя по руке. Договор скрепили рукопожатием, ритуально смешивая кровь.

– Теперь деньги, – протянул к китайцу другую руку вахмистр. И стопка монет растворилась в его лапище. Сжав её в кулаке, вахмистр торжественно произнёс: – Аванс принят, договор заключён! Остальное обсудишь с ним, – кивнул он на Андрея и отошёл от костра.

– Какой артист пропадает, – восхитился Андрей, – на ходу целый ритуал изобрёл, ну, даёт!

Ло Ю ликовал:

– Получилось! В совершенно безвыходной ситуации мне не только удалось спасти отца, но и обрести собственный отряд. Теперь, кто бы ни заявил себя на место «Главы Большого Дома», ему придётся считаться с моим мнением.

Тяжёлым состоянием отца захотят воспользоваться многие. Ещё вчера за мою жизнь, и тем более за жизнь отца никто и медного юаня не дал бы. Но это было вчера, а сегодня посмотрим, кто кого! Судя по внешнему виду, шрамам, манере общаться и держать оружие, эти русские – серьёзные ребята. И пока они со мной, можно быть спокойным. А деньги? Деньги есть! Правда, отец говорил, что это деньги на чёрный день. Но чёрный день уже неделю как наступил.

Глава 34

Утром, плотно закусив, отряд Андрея погрузился в лодки.

В первой разместили Дзя Ды и его сына. Отплыли. Предупреждённые вахмистром казаки старательно изображали банду уголовников. Собственно, ничего изображать было не нужно. Одним словом – волки. Обычные в их среде шутки, матерки и подколки у непосвящённого человека могли вызвать шок. Бородатые, загорелые, обветренные физиономии казаков миролюбивыми назвать было трудно, а после инструктажа вахмистра и подавно.

На обед решили не останавливаться, и уже к двум часам дня показалась крыша фанзы «Богатая». Перед тем как идти в крепость, решили осмотреться.

Заглушили моторы и стали искать укрытие.

За густыми ветвями упавшей вводу старой ивы просматривалась узкая мелкая протока. Спрыгнув в воду, казаки повели лодки в глубину полузатопленного леса. Метров через двести берега стали суше и выше. Заросший мелкой ряской болотистый затон превратился в совершенно сухой пологий берег, а протока обмелела настолько, что даже пустые лодки цепляли дно. Приехали!

Вахмистр занялся лагерем, а Ивантеев, прихватив двух казаков, растворился в лесу. Раненого положили под деревьями.

– Ан Ди, почему мы не пошли прямо в крепость? – спросил Ло Ю Андрея, которого на китайский манер стал называть Ан Ди. Андрей против ничего не имел, Ан Ди так Ан Ди.

– Почему мы не идём в крепость, там есть хороший причал? – повторил вопрос Ло Ю.

– А ты уверен, что в крепости нас ждут друзья?

– Но это же наша крепость.

– Ваш человек за помощью когда ушёл? И где она? То-то. Не торопись, вернётся разведка, расскажут, что да как, там и решим, как лучше в крепость идти. По воде, под шум лодочных моторов или потихоньку по суше. Сдаётся мне, отсюда через лес будет километра полтора, не больше. А пока ждём, и пообедать не грех, – подмигнул он парню.

Тем временем казаки выкопали под выворотнем дерева небольшую яму и развели костёр. Сухой хворост горел ровно и бездымно. Когда в котле закипела вода, в неё забросили две очищенных от кожуры луковицы и несколько мелко пошинкованных картофелин. Из мешка достали две крупные выловленные ночью кетины. Почищенная и обложенная травой рыба прекрасно перенесла путешествие. Её порубили крупными кусками и бережно опустили в бурлящую воду, прикрыли крышкой и подбросили в костёр сухих веток. Через несколько минут крышка котла стала приподниматься, выпуская пары кипящего варева.

Костер под котлом разворошили, огонь сразу присел. Теперь юшка в котле не выплёскивалась через край, а бурлила ровно. Кашевар потянул на себя вещмешок, достал фляжку и плеснул содержимое в котёл, затем выхватил из костра горящую головню и сунул её туда же. Уха, выпустив клубы пара, зашипела.

– Зачем горящую ветку в суп совать? – удивлённо спросил Ло Ю, – и что этот человек вылил в котел? Какие-то особые специи?

– Особые, – усмехнулся Андрей, – русская водка.

– Водка? – ошарашенно переспросил китаец.

– Водка, водка, – подтвердил Андрей. – Горящая головня тоже, считай, приправа, – и, увидев округлившиеся от удивления глаза юноши, добавил, – у нас говорят, что настоящая уха от рыбного супа отличается тем, что в котел нужно влить рюмку водки и затушить в юшке горящую головню. Пробовал русскую уху? Нет? Сейчас попробуешь.

Уха удалась… Головы, плавники и брюшки жирной рыбы дали добрый навар. Пока она настаивалась, из рыбного мешка достали несколько крупных окуней, или, как их называли местные китайцы, ауху. Поперчив и подсолив рыбу, её обмазали глиной, прикопали рядом с костром и насыпали сверху горячих углей. Имея страшный вид и изрядный набор ядовитых шипов, ауха обладала нежнейшим мясом. Под действием жара шипы вместе со шкурой и глиной легко отделялись, освобождая желтовато-розовое сочное филе.

Вскипел чай. В него для вкуса высыпали горсть ягоды лимонника. Чай сразу приобрёл красноватый оттенок и приятный, чуть кисловатый вкус.

Затрещали сороки.

– Похоже, наши возвращаются, – проговорил вахмистр, взводя курок маузера.

– Бережёного Бог бережёт, – отозвался Волчок, сдвигаясь за толстый ствол кедрача.

Только что полная народу поляна опустела. Из леса раздался условный свист.

– Точно наши, – расслабился Андрей, убирая парабеллумы.

Послышался треск сучьев и из кустов, смахивая с лица прилипшую паутину, появился Ивантеев. Следом нарисовались уходившие с ним казаки. Грамотно передвигаясь между деревьями, они страховали и штабс-капитана, и друг друга.

– Что значит – пластуны, – одобрительно подумал Андрей. Ивантеев подошёл к Андрею и устало опустился на землю.

– Как сходили? – жуя соломинку, поинтересовался Андрей.

– Кажется, у нас появились проблемы, – тихо проговорил Ивантеев. – Недалеко от крепости удалось взять языка, и вот что он рассказал… Два дня назад в крепость прибыл отряд хунхузов. Численность – полсотни человек. Отрядом командует некий Бин Ван, дружок и подельник Хромого. Я слышал о нём – отморозок ещё тот. О судьбе отряда Хромого здесь никто не знает, а вот о разгроме отряда Дзя Ды – наоборот. Бин Ван уверен, что Дзя Ды погиб и прибирает крепость к рукам. Кроме отряда Бин Вана, на фанзе находятся ещё человек двадцать, в основном это обслуга фанзы и особой угрозы не представляет – так, трутся вокруг местного лекаря. Он среди хунхузов в авторитете, к нему прислушивается даже Бин Ван, но лекарь скорее хранитель традиций и на место главаря не претендует. Вчера в крепости появился человек от Дзя Ды, похоже, это тот, о ком говорил Ло Ю. Бин Ван посадил его на цепь, а перед этим пристрастно и жёстко допросил. Утром по реке ушла лодка с шестью бойцами, похоже, на поиски нашего пацана и его папаши. Так что вариант зайти в крепость под видом наёмников китайчонка при таком раскладе опасен. Что касается самой крепости, то десять лет назад она действительно сгорела, но её отстроили заново. Ворота крепости направлены на реку. К ним ведёт одна дорога. Мы пробежали вдоль неё версты две, дозоров нет. Вокруг фанзы лес не расчищен, местами кусты подступают прямо к частоколу. В общем, не крепость, а так. Но, если Бин Ван поставит людей на стены, без потерь не обойдёмся. Позиции, где француз размещал стрелков, мы нашли. Действительно, удачные, с них весь двор и подходы к крепости как на ладони. Часовых двое, оба возле ворот. В полуверсте от крепости имеется большая луговина, там пасётся табун лошадей на пятьдесят, который стерегут два пацанёнка. Вроде всё, – убирая с лица надоедливую паутинку, закончил Ивантеев.

– Понял тебя, Сергей Вячеславович. Иди перекуси. Там тебе ухи оставили.

А я возьму Волчка с Петром и смотаюсь к крепости, гляну сам, что и как.

– Малыша возьми, – имея в виду Ло Ю посоветовал Ивантеев.

– Добро, – согласился Андрей, – может, что дельного подскажет. Иваныч, остаёшься на хозяйстве.

Глава 35

Через два часа Андрей, удобно расположившись в кроне раскидистого дерева, разглядывал в бинокль территорию бандитской базы.

Высокий бревенчатый частокол хоть и зарос кустарником, заставлял отнестись к нему серьёзно. Чувствовалось, хозяева на лесе не экономили. На крепость в средневековом понятии фанза, конечно, не походила, но смотрелась солидно. Внутри ограды располагались пять строений: три больших бревенчатых здания с маленькими окнами – возможно, жилые бараки или казармы, четвёртое, судя по коновязи и высоким воротам, – конюшня или склад, пятым был домина с высоким крыльцом – видимо, дом главаря.

Посреди двора стоял вкопанный деревянный столб. Возле него на цепи, опустив голову на грудь, полусидел окровавленный человек. За домами виднелись ворота в крепость. Над ними нависала дозорная площадка, на которой маячил разомлевший от жары часовой. Одна створка ворот была распахнута. Возле неё привалился к деревянной стене второй караульный.

По территории лениво слонялись хунхузы.

Андрей ещё раз внимательно осмотрел территорию крепости, но других часовых не обнаружил.

– Похоже, службой здесь особенно не заморачиваются. Оппа! Что там происходит?

Из дома с крыльцом в сопровождении трёх вооруженных до зубов шкафов вышел худощавый китаец лет сорока. На нём пестрел дорогой, расшитый драконами халат, а на ярко-пурпурном поясе болтались две сабли в дорогих ножнах.

– Ло, ты это видишь?

Ло Ю сидел на соседней ветке и в бинокль наблюдал за происходящим.

– В чём дело, Ло? Почему молчишь?

– Там у столба! – выдохнул юноша.

В это время разряженный хунхуз подошёл к сидящему на цепи человеку, что-то сказал и, картинно выхватив саблю, снёс ему голову. Собравшиеся вокруг хунхузы начали весело пинать её по площадке.

– Это был Чен, последний телохранитель отца, – сквозь стиснутые зубы прошептал Ло Ю, – вместо помощи его посадили на цепь и казнили, как пса.

– Ты знаешь этого с саблями?

– Нет.

– Думаю, это и есть Бин Ван. Похоже, у твоего отца появился конкурент на власть в этих местах.

– Сын обезьяны! Халат и сабли Главы Большого Дома на себя нацепил! Что делать, Ан Ди? Нас же всего двадцать три человека!

– Двадцать три – значит, себя тоже посчитал, – улыбнулся Андрей, – не трус, это уже хорошо. – Побеждать нужно не числом, а уменьем, парень, так один великий русский полководец говорил. Не переживай, разберёмся и с Бин Ваном, и с его шайкой! А теперь послушай. Дзя Ды тяжело ранен, но жив.

Ты хоть и приёмный, но его признанный сын. Значит, пока он не поправится, ты в своём праве. Крепость принадлежит твоему отцу, значит, тебе. Ты сейчас хозяин этих мест. Но сдаётся мне, что Бин Ван думает по-другому. Он сюда не просто за жизнью твоего отца пришёл, он пришёл за местом Главы Большого Дома. И путь у тебя только один – доказать всем, что ты достоин называться сыном Дзя Ды.

– Я убью его! Ты мне поможешь?

– Помогу. Но сначала нужно продумать и составить план захвата крепости.

Возвращаемся. Волчок, вы с Петром остаетесь здесь и следите за всем, что происходит в крепости. Я в лагерь. Подойдём, как стемнеет. Если что-то поменяется, пришлю весточку.

– Не беспокойся, Андрей Иннокентьевич, не впервой.

– Прибавь шагу, Ло, впереди много дел.

В лагере их встретил Ивантеев и отозвал Андрея в сторону:

– Пойдём прогуляемся, разговор есть.

Они отошли в лес и присели на поваленное дерево.

– Слушаю тебя, Сергей Вячеславович.

– Когда мы одни, Сергей, просто Сергей, – поправил Андрея Ивантеев, давая понять, что разговор будет не только важным, но и доверительным. – Вообще-то я хотел переговорить с тобой после рейда, но ситуация разворачивается так стремительно, что сейчас от твоих действий на этой фанзе может зависеть успех дальнейшей нашей игры против японской разведки.

– Сергей, давай по существу.

– По существу так по существу, – согласился Ивантеев. – Скажи, что мы считаем нашей конечной целью?

– Цели и задачи нам с тобой Гродеков определил предельно ясно: уничтожить главаря бандитов, захватить казну и сжечь бандитскую базу хунхузов.

– Так-то оно так, – согласился Ивантеев, – да только сама проблема намного серьёзней и глобальней. Ну, уничтожили мы эту банду, а «Белый Лотос» натравит на нас другую.

– Да, – согласился Андрей, – банды «Лотоса» действуют с размахом.

– Вот! – поднял к верху палец Ивантеев, – конечно, организовать дополнительную охрану строительства из таких отрядов как ваш можно. Но ведь это капля в море. И основную задачу уничтожения хунхузов и обеспечения безопасности Приамурья решить не может.

– Я думал об этом, – согласился Андрей, – тут действовать нужно шире.

– Правильно думал, – поддержал его Ивантеев. – Ведь в реальности ситуация в Приамурье ещё сложнее, чем кажется, да и дело тут не только в хунхузах. Смотри сам. Общая протяженность КВЖД – около двух с половиной тысяч километров. Строительство ведётся отдельными участками протяженностью от семидесяти до ста пятидесяти километров. На каждом задействованы тысячи китайских рабочих. Территория строительства занимает сотни квадратных километров, большая часть этой территории так или иначе контролируется хунхузами, которых греют японцы. А что имеем мы? Несколько десятков отрядов пограничной стражи, которая не то что с бандитами бороться, просто закрыть границу не в состоянии? Правительство планирует увеличить её численность до ста пятидесяти тысяч человек, но для этого требуется перебросить пограничников из западной части России. А как справляется с перевозками Транссиб, ты по себе знаешь: от Москвы до Владивостока десять тысяч вёрст с гаком, которые поезд преодолевает за три, а то и четыре недели. Поэтому, пока штат пограничников укомплектуется, пройдёт не один месяц.

Задействовать китайскую охрану строительства? Так согласно межправительственному договору между Россией и Китаем китайцы и должны отвечать за охрану КВЖД. А ты её видел? А если и увидишь, то где угодно, только не на охране строительства. Знаешь почему? Отвечу. Связываться с хунхузами не хотят. Местные китайские чиновники и полиция прикормлены ими. Центральная власть далеко, вот чиновники за долю малую и закрывают глаза. Тем более что все работы по строительству КВЖД оплачивает Россия, точнее Общество Восточной Китайской железной дороги, где вкладом со стороны Китая является лишь формальное участие китайского консула, сидящего в Петербурге. Заметь, даже не посла, а всего лишь консула. То есть расходов и риска – ноль. Так что Китаю заморачиваться с охраной строительства КВЖД – лишние хлопоты. Но это только видимая часть айсберга. После Айгунского договора[67], подписанного в мае 1858 года, территория России приросла на четыреста тысяч квадратных километров. Вдумайся, более четырёхсот тысяч квадратных километров! Чтобы понять масштаб, приведу пример: площадь Германии – 357 000 квадратных километров, Франции – 547 000, Италии – 301 000, у Великобритании, без учета колоний в Австралии и Индии, удалённых от директории на десятки тысяч миль, всего – 245 000 квадратных километра, у Австрии – 440 000. А Россия одним договором увеличила свою площадь на 400 000 квадратных километров. С учётом тех земель, что отошли нам ранее по Нерчинскому договору, подписанному в XVII веке, это больше полутора миллиона квадратных километров диких, не освоенных, богатейших земель.

Правительство Британии до сих пор не может смириться с тем, что пока оно вело в Китае опиумные войны, Россия тихим сапом откусила себе кусок территории, равной территории всего их Альбиона. И заметь, бескровно.

В Евразии появилась страна с населением более трёх сотен миллионов человек, огромной территорией и неограниченными ресурсами. Такого кошмара ни одна из стран Европы себе и представить не могла. И если Франция и Германия хотя бы делают вид, что дружат с нами, то Англия открыто пытается противостоять усилению роли России на Тихом океане. Пример – высадка десанта в Татарском проливе у посёлка Де-Кастри.

Америке тоже не дают покоя богатства замордованного войнами Китая.

Поверь мне, всё это ведёт к войне, к большой войне. Весь вопрос только в том, как скоро? Причём сами англичане и американцы непосредственно участвовать в боевых действиях вряд ли будут. Стравят нас с Японией и, как обычно, будут воевать деньгами. А когда мы с японцами измотаем друг друга, они отодвинут Микадо в сторону и, как уже проделывали на юге Китая, приберут тихоокеанское побережье к своим рукам. Германия от них не отстаёт. Рассыпаясь перед Россией в любви и дружбе, она занимается профессиональной подготовкой офицерского состава Японии. Франция, хоть и является нашей союзницей, но в драку не полезет и займёт нейтральную позицию. Ну, и, наконец, Япония. Она уже сегодня способна в течение недели перебросить на материк до двухсот тысяч десанта. А мы, даже если остановим все коммерческие перевозки по Транссибу, за месяц сможем перебросить не более двух-трёх дивизий. Теперь о Порт-Артуре. Из-за проблем снабжения строительство крепости идёт крайне медленно. Сам порт наводнён японскими шпионами. Ловим их пачками, а их меньше не становится. Систему обороны крепости они знают уже лучше нас самих. Мы увеличили толщину бетонных стен орудийных казематов, а они уже заказали Круппу тяжёлые мортиры для разрушения этих стен, и так во всём. Теперь люди. Ты знаешь, что за последние двадцать лет на всю территорию нашего Дальнего Востока завезено всего около ста пятидесяти тысяч переселенцев и около двухсот тысяч казаков? Представляешь? На всю территорию, от Читы до Владивостока!

Не дай бог, завтра случится военный конфликт с Японией, нам просто некем будет защищать новые территории. По линии нашего ведомства мы регулярно докладываем о надвигающейся катастрофе. Просим уже сегодня начать скрытую переброску войск, улучшить снабжение строительства крепости в Порт-Артуре, ускорить строительство местных железных дорог между крепостью и Владивостоком. Но… хорошо хоть с дорогами услышали, но в остальном министерство финансов во главе с графом Витте топит наши доклады и лоббирует «Мирную колонизацию китайской Маньчжурии». Успокаивает государя тем, что Китай – наш друг и союзник, что его армия насчитывает более шестисот тысяч человек и в случае конфликта с Японией выступит на нашей стороне. Да только китайская армия давно стала мифом.

Нет, формально она существует, но совершенно деморализована после поражений в войнах последних лет. После проигрыша в первой опиумной войне Англия, Франция и САСШ выставили Китаю такую контрибуцию, что выплачивать её будут даже правнуки сегодняшних китайцев. Наши, слава Богу, в этом грабеже не участвовали, но руки погрели. Сплавили китайцам старьё: ружья, пушки, которые ещё от наполеоновских войн остались. Так вот, выплаты контрибуций китайское правительство взвалило на крестьянство. А те и так едва сводят концы с концами. Вдобавок ко всему два года подряд страну душит засуха, народ от голода вымирает миллионами. Несколько лет назад крестьяне подняли бунт. Про восстание тайпинов слышал?

– Так, в общих чертах.

– Да ты что! Тогда в двух словах расскажу, потому что сегодняшние наши проблемы – это последствия тех событий. Слушай! После поражения в Первой опиумной войне Китаю пришлось, как я тебе уже говорил, выплачивать контрибуцию странам-победителям. Бремя выплат легло на население, точнее на крестьянство, которое и так пухло от голода. Да и причины поражения Китая лежали не столько в силе стран агрессоров, сколько в коррумпированности самой китайской армии: должности, чины, звания – всё покупалось. Поэтому, когда от армии потребовалось выступить в защиту собственной страны, воевать было некому. Полная некомпетентность командования, низкая подготовка личного состава, не говоря уже о закупаемом за откат устаревшем вооружении. А противниками у китайской армии были не лаосские самоеды, а Англия, Франция и САСШ. В общем, умыли они китайцев по полной. Опиум и до этого беспрепятственно поставлялся в Китай, а после поражения вообще потёк рекой. Люди от этой заразы вымирали семьями. Правительство это видело, но принять мер не решалось, опасаясь получить от стран-импортёров опиума новую взбучку. И тогда в 1850 году на юге Китая вспыхнуло восстание. Забегая вперёд, скажу, что длилось оно почти четырнадцать лет и обернулось для Китая необратимыми бедами.

Возглавил его некий Хун Сюцюань, по вероисповеданию – христианин.

Он воспользовался недовольством простого народа и объявил виновным в поражении в опиумной войне правящую в Китае маньчжурскую династию.

А надо сказать, что маньчжуров в Китае и до этого не жаловали – считали захватчиками. Сюцюань решил провести социальные преобразования, а для начала объявил себя младшим братом Христа и заменил традиционную китайскую религию на выдуманную им самим новую и довольно специфическую форму христианства. Намешал в новой религии всё: и христианство, и конфуцианство, и даосизм, и буддизм, в общем, такой винегрет, что мама не горюй. Из всего этого вывел идею всеобщего равенства и братства.

Идея выражалась в создании Небесного государства Великого Благоденствия, которое назвали Тайпин Тяньго. В переводе на наш язык, как любят выражаться либералы всякого толка, решил построить крестьянский коммунизм. Неграмотным крестьянам красивая сказка понравилась. Число адептов новой религии стало быстро расти и вскоре исчислялось сотнями тысяч. Отличительным знаком тайпинов стала красная повязка. Под влияние учения Сюцюаня попала значительная часть юга Китая. Тут бы правительству проявить решимость, но пока оно раскачивалось, упустило возможность задавить восстание в зародыше, и на юге страны возникло самопровозглашённое государство – Тайпинское Царство Небесное. Под юрисдикцию этого государства попала территория Китая с населением более тридцати миллионов человек. Сюцюань объявил себя Небесным Князем, а из соратников, по принципу креста, назначил правителей четырёх частей своего государства и дал им названия в соответствии с частями света: Север, Юг, Восток и Запад. Эти правители огнём и мечом приступили к строительству Царства Небесного. На подконтрольной им территории тайпины – так они стали себя называть – принялись истреблять всякое инакомыслие. Особым гонениям подвергались маньчжуры и бывшие представители правящего класса. Была уничтожена система сословий и рабский уклад жизни, теперь все богатые семьи были обложены контрибуциями. Старую армию распустили. Вместо неё создали новую административно-военную единицу – «семья – взвод», состоящую из двадцати пяти семей. Всего в армии тайпинов насчитывалась тысяча триста таких семей. Командиры избирались народом. Женщин уравняли в правах с мужчинами. Были введены запреты на курение опиума и табака, употребление спиртных напитков и азартные игры. Тайпины сформировали двадцатитысячную армию и стали готовить выступление на Пекин.

Китайское правительство наконец проснулось и отправило на подавление восстания тринадцатитысячную регулярную армию, считая, что сможет палками разогнать бунтовщиков. И как ты уже, наверное, догадался, потерпели поражение. После этой победы в армию восставших записалось ещё около пятидесяти тысяч добровольцев. Однако, как это обычно бывает, среди вождей возник раскол, который привёл к междоусобице. В стране вспыхнула гражданская война. Воевали все со всеми.

Англия, Франция и САСШ, пользуясь ситуацией, объявили Китаю Вторую опиумную войну. Китай, не способный сопротивляться, подписал новые, ещё более кабальные, чем в первый раз условия, и бросил все силы, чтобы остановить восстание. В конце концов, оно было подавлено, и всех лидеров казнили. При подавлении, по разным оценкам, было уничтожено от двадцати до тридцати миллионов человек. Остатки уцелевших тайпинов рассеялись по стране, но большая их часть, сбившись в отряды, ушла на северо-восток, в Маньчжурию. С тех пор в наших краях появились идейные банды хунхузов.

Но и это ещё не всё. Пять лет назад японцы, пользуясь полной беспомощностью китайского соседа, объявили Китаю войну за контроль над Кореей. Армия Китая в очередной раз потерпела поражение, часть её регулярной армии разбежалась и пополнила ряды хунхузов. По разным оценкам, сейчас общая численность хунхузов в наших краях достигает семидесяти тысяч человек. Вот на такую «победоносную» союзную армию Витте возлагает надежды. Как в этой бурлящей клоаке он собрался мирно колонизировать Маньчжурию, Северо-Восток Китая и Корею – не знаю.

А если учесть, что именно эти земли по результатам Японско-Китайской войны отошли Японии, то слово «мирно» звучит как бред сумасшедшего.

И это ещё не всё. Год назад в провинции Шаньдун, недалеко от Пекина, появилась новая зараза. Религиозная радикальная секта, которая состоит в основном из молодежи. Они проповедуют ненависть ко всему иностранному и называют себя ихэтуанями, что означает «кулак во имя справедливости и мира». Британцы в своей печати прозвали их боксёрами.

Эти ихэтуани носят отличительные знаки – красные или жёлтые повязки на головах или такие же пояса. Помнишь, как одевались тайпины? Вот-вот, те же красные повязки, правда, лозунги немного другие: «Поддержим династию Цин» или «Отряды мира и справедливости осуществляют веление Неба».

Никакие мысли в голову не приходят?

– Кто-то опять раскачивает крестьян? – высказал предположение Андрей, – неужели само правительство?

– Браво, господин корнет! В окрестностях Пекина и Тяньцзиня уже начались погромы иностранных концессий, магазинов, костёлов. Есть случаи нападения на иностранцев. Появление банды Дзя Ды у нас – из той же оперы.

– Думаешь, китайское правительство связалось с радикалами?

– Похоже на то. И я не удивлюсь, если узнаю, что вокруг ихэтуаней крутится и «Белый Лотос», и японская разведка. Кстати о японцах. С ними тоже не всё просто. Ты наверняка знаешь, что после того, как закончилась их победоносная война с Китаем, они забрали себе Тайвань, Корею, Маньчжурию и ещё пару островов на юге. Но наше правительство сговорилось с Вильгельмом, и они тихонечко заключили с Китаем договор о передаче в аренду России и Германии тех территорий, что японцы по результатам войны откусили у Поднебесной.

На арендованных территориях появился военный флот арендаторов, и японцам пришлось убираться с захваченных территорий.

Япония поскрипела зубами, но сопротивляться не посмела, а когда увидела, что мы в Порт-Артуре не кабак и весёлые дома строим, а серьёзную морскую крепость, вот тогда-то у неё началась истерика. Она стала искать союза против России у Англии и Америки. И, судя по обострившимся отношениям между нами и Британией, у них это получилось. Так что от войны нам не уйти.

А теперь вопрос! Как ты думаешь, если Япония сможет получить большой кредит в плюс к тем деньгам, что она уже получила от Китая в качестве контрибуции, она сможет закупить в той же Германии, Англии и САСШ корабельную сталь для своих верфей? А за последние пять лет они очень прилично подтянули судостроение. Если им продадут ещё и современное клёпочное оборудование, то Микадо сможет самостоятельно строить даже линейные крейсера. В Японии уже объявлена скрытая мобилизация, причём весь призыв направляется в тренировочные лагеря, где, поверь мне, их не рис учат варить. А знаешь, кто у них инструкторы по военной подготовке?

– Германцы? – предположил Андрей.

– В десятку! – подтвердил Ивантеев, – причём в офицерских школах преподают тактику современной войны для младшего и среднего офицерского состава. Не удивлюсь, если и разведку им немцы ставят. В спецшколах готовят артиллеристов, отгадай с двух раз, кто их обучает?

– Тоже германские инструктора?

– Опять в точку. Другими словами, японцы пригласили из Европы лучших специалистов по ведению современной войны и активно к ней готовятся. Здорово?! Вильгельм убеждает нашего Государя в дружбе и лояльности, а германские офицеры готовят японскую армию к войне с Россией. Германия вообще спит и видит, когда мы ввяжемся в войну на Дальнем Востоке, а сами под шумок оттяпают у нас Польшу, Украину и Бессарабию. Отсюда вывод: Англия, САСШ и Германия толкают Японию к войне с Россией, и эта война не за горами. Как ты думаешь, в каком месте следует ждать высадку японского десанта?

– Корея, – уверенно ответил Андрей, – Ляодунский полуостров.

– Точно! – подтвердил Ивантеев. – Тогда следующий вопрос. А что творится в этих местах? Отвечу. Полная анархия и разгул бандитизма. Две трети всех хунхузов собрались именно там, представляешь? Есть банды по нескольку тысяч человек.

– И японцы ищут с ними контакты, – предположил Андрей.

– И успешно, – подтвердил Ивантеев, – наглядный пример – банда, которую ты разгромил. Так что, на чьей стороне будут воевать хунхузы в этой войне, может быть, решается прямо сейчас и зависит от нас с тобой.

– И что ты предлагаешь? – уже догадываясь, о чём дальше пойдёт речь, спросил Андрей.

– Использовать хунхузов на своей стороне.

– Как ты себе это представляешь?

– У нас появилась возможность, используя малыша, возглавить местную банду.

– То есть ты хочешь прибрать к рукам банду Дзя Ды?

– И не только её, а все мелкие и средние банды в округе, потом двинуть их на Ляодунский полуостров и устроить для японцев партизанскую войну, как французам под Москвой. Нашим войскам входить в Корею нельзя – и так международного шума хватает, а вот хунхузы там и без нас себя вольготно чувствуют.

– Авантюра, конечно, но в этом что-то есть, – согласился Андрей.

– Авантюра, – обиделся Ивантеев, – на себя посмотри: что ни ход, то полный беспредел и авантюризм.

– Ладно, не обижайся, – примирительно проговорил Андрей, – в конце концов, что мы теряем? Допустим, я соглашусь, а как убедить Гродекова? Ведь такой рейд займёт не пару месяцев – год, а то и все два. А снабжение, оружие, боеприпасы, деньги, наконец. Без денег хунхузов не удержишь. Опять же, банда должна поддерживать имидж. Хотя на этот счёт у меня есть идейка. Мы можем крышевать строительство КВЖД и обеспечивать безопасность купцов, работающих на поставках для железной дороги.

– Чего делать? – удивился Ивантеев незнакомому словечку.

– Крышевать – значит обеспечивать безопасность, но за деньги, – усмехнулся Андрей.

– Не понял, поясни, – заинтересовался штабс-капитан.

– Ты историю государства Российского хорошо помнишь?

– Ну, так, – неуверенно ответил Ивантеев, – а что?

– А то! – передразнил его Андрей. – Ты помнишь, как Рюрик появился на Ладоге и Новгороде?

– Не тяни.

– Рюрик был морским конунгом, то есть занимался морским разбоем, – начал рассказывать Андрей. В то время – занятие уважаемое и почётное, если, конечно, грабят не тебя. Новгород для защиты торговых путей и побережья, да собственно, и самих городов содержал дружину. Надо полагать, что дружина эта стала не справляться с участившимися набегами северных викингов. Лично я думаю, что эти набеги сам Рюрик и организовывал.

В общем, Новгород стал задумываться об увеличении дружины, а это, как ты понимаешь, деньги и не малые. И так эти набеги достали купцов, что они стали требовать от Новгородской Старшины принять срочные меры по наведению порядка вплоть до смены воеводы. И тут, как говориться, на белом коне появляется Рюрик и предлагает тогдашнему Новгородскому князю Гостомыслу помощь. То есть силами своей дружины обеспечить не только безопасность Новгорода и Ладоги, но и всего прилегающего побережья. Отбить находникам всякое желание, искать добычу, говоря современным языком, на подконтрольной ему территории. Не бесплатно, конечно, но сопоставимо с содержанием новгородской дружины. А надо сказать, что авторитет у Рюрика в те времена был ого-го. Ремеслом-то он своим занимался не только у нашего побережья, а по всем северным морям, даже в набеге на Париж участвовал.

И пользовался славой матёрого, удачливого, жестокого и очень злопамятного вождя морских викингов. В общем, новгородцы прикинули туда-сюда, выгоду свою посчитали и приняли предложение Рюрика. Купцы, они и есть купцы.

А Рюрик обеспечил себя и дружину гарантированной и стабильной, заметь, платой. При этом не оставляя основного занятия, то есть морской разбой, только в отношении уже других бедолаг. На Новгород, как ты догадываешься, набеги прекратились, а если вдруг кого сдуру и заносило в новгородские земли, Рюрик не чинился, сразу кровавого орла всему экипажу пойманных разбойников учинял. Вот это и называется «крышевать», а Рюрик соответственно со своей дружиной – «крыша».

– То есть ты предлагаешь нам стать крышей нашего участка КВЖД? – задумчиво произнёс Ивантеев.

– Ну, во-первых, не нам, а подконтрольным нам хунхузам, – поправил его Андрей, – а во-вторых, почему бы нет? Местному китайскому губернатору не просто поручено организовать охрану строительства, а ещё и выделяются на это денежки. Организуем несколько наездов на китайскую охрану строительства, пуганём их как следует, а потом к губернатору явится наш представитель и вежливо предложит помощь в наведении порядка. Из денег, выделенных на оплату охраны строительства, предложим губернатору откат.

То есть часть средств чиновник получит обратно, только себе любимому, лично. Глава Большого Дома, как я понимаю, был у местной администрации в авторитете, и если мы будем действовать от его имени, то, может, и прокатить.

Тем более что лицом Дзя Ды у нас будет его сын.

– А если Глава Большого Дома оклемается? – спросил Ивантеев.

– Да кто ж ему даст! – удивлённо поднял брови Андрей, – в отношении него у нас с тобой есть чёткие инструкции. А малыша постараемся воспитать приверженцем российско-китайской дружбы и непримиримым врагом всех других иностранных держав, особенно Японии. Хорошо бы собрать отряд из тех, кто воевал в последней войне с японцами и имеет к ним свой счёт.

Переучить их и дать нормальное оружие. Представляешь, каких тогда дел можно натворить…

– Пожалуй, на такое и Гродеков даст своё «одобрям», – согласился Ивантеев.

– Только вот что делать с теми хунхузами, что сидят у тебя в подвале, они ведь меня видели, да и тебя знают. По закону-то мы их должны передать китайской стороне, – озабоченно вздохнул Андрей, – сдадут они нас с потрохами.

– За это не переживай. Передать мы их передадим, только до Китая они не доедут. Это уже моя забота. Остается только Старик Линь. Он ведь не у меня, а во Владивостоке. Тут нам только Смирнов поможет. А вот с деньгами сложнее.

Такие вопросы Гродеков не решает. Нет, чем-то он поможет, но рассчитывать на постоянное финансирование не стоит. Даже если выгорит с железной дорогой, этого мало.

– Значит, придётся искать самим.

– Придётся, вот только где?

– Слушай, а что это за история с золотом Аскольда?

– Болтовня. Скорее всего, его уже нет, и в сказки, что оно попало к «Белому Лотосу», я не верю.

– Почему?

– Знаешь, кто был хозяином этого золота? Сам Чжан Бай Мын. Не слышал о таком? Серьёзный бандит, всю китайскую Маньчжурию в руках держал.

Так вот он всю округу на уши поставил, но ничего не нашёл.

– Расскажи.

– Ну, слушай… Лет десять назад несколько хунхузских главарей организовали на острове Аскольд масштабную добычу золота. Для этого нагнали диких старателей. Золота оказалось очень много, и слух об этом быстро распространился по всему Приамурью. На остров потянулись искатели удачи. Аскольд территориально принадлежал России, более того, находился буквально под боком Владивостока, но сил и средств пресечь нелегальную добычу золота не хватало. Так длилось несколько лет. Прииски оказались настолько богаты, что в год с него вывозились тонны золота. Но это полбеды.

Главной проблемой стали сами старатели. Напахавшись на приисках, они приезжали во Владивосток спустить добытое. Естественно, это привлекло всякое уголовное отребье. И без того не благополучный в плане преступности Владивосток был запружен уголовниками всех мастей и национальностей. Город задыхался от разгула бандитизма, а золотодобытчиков становилось всё больше. Когда их количество перевалило за две тысячи, терпение русской администрации лопнуло и на остров направили военное судно с десантом.

Хунхузы и дикие старатели уже считали остров своим и оказали яростное сопротивление. Но наши моряки при поддержке корабельной артиллерии разнесли их в щепки. Уцелевшие старатели и охранявшие их хунхузы ночью переплыли на материк и двинулись через русскую территорию в Китай.

Обозлённые поражением старатели сбивались в шайки и устраивали охоту на себе подобных, попутно вырезая и грабя местное население. Кругом царил кровавый хаос. К флотскому десанту присоединились казаки и армейские части, и к осени территорию русского Приамурья от аскольдовских старателей зачистили. Но ещё долго ходили слухи, что хунхузы Чжан Бай Мына вывезли с острова две с половиной тонны золотого песка и самородков. Вот только отряд, перевозивший это золото, странным образом исчез. Вот всё, что я знаю.

– А что ты думаешь о карте Лаубе?

– Он же сказал тебе, что ножками протопал весь маршрут. Да и по обстановке в его доме не скажешь, что он нашёл бандитское золото. Скорее всего, Бай Мына кинули его же люди. Они же переправлялись на материк ночью. Кто им мешал пройти вдоль побережья на юг и затеряться в лесах Кореи? Одно могу сказать точно, это золото кто только не искал. А если бы и нашёл – молчал бы в тряпочку. У золота Аскольда до сих пор есть хозяин, и он ни перед чем не остановится, чтобы вернуть его себе.

– Бай Мын жив?

– Нет. Говорят, его не то казнили, не то сам крякнул. Возможно, что причиной стала утеря золота, в общем – дело тёмное. Но не зависимо ни от чего, золото Аскольда до сих пор считается собственностью бандитской вольницы.

Их разговор нарушил громкий треск сучьев.

– Кто там ломится, – спросил кусты Андрей.

– Никак медведь, – улыбнулся Ивантеев вывалившемуся из кустов вахмистру.

– Не помешаю?

– Чего уж там, проходи, – усмехнулся Ивантеев.

– Что случилось, Иваныч? – насторожился Андрей.

– Дозорные с реки доложили, к крепости прошёл катер с баржей, на ней человек пятьдесят хунхузов, судя по голосам, много раненых. Малыш говорит, это их люди, ну, те, которые попали под фугасы на лесной дороге. Перед атакой на хутор всех пострадавших от взрыва отправили в крепость. Видимо, долго плутали по лесу, а может, ещё что, но появились только сейчас.

– Сколько им добираться до крепости?

– Часа два, не больше.

– Вот наш шанс, – оживился Андрей, – на их плечах зайдём в крепость. Иваныч, отправь к Волчку человек шесть с винтарями – пусть страхуют нас из леса, но пока не махну кепкой, не стрелять! Поднимай людей! Грузимся!

Глава 36

Лодка с двенадцатью казаками, китайчонком Ло Ю и его раненым отцом причалила к деревянному пирсу фанзы «Богатая». Здесь только закончилась разгрузка раненых с баржи. Тяжелораненых уже унесли, а остальные, помогая друг другу, тянулись к крепости своим ходом. Увидев в плоскодонке русских, хунхузы ощетинились стволами, но разглядев среди пассажиров Ло Ю и раненого Дзя Ды, радостно загомонили и бросились к лодке.

– Что с Дзя Ды? Где остальные?

– Предательство! – запальчиво крикнул толпе Ло Ю. – Мы попали в засаду Хромого, – озвучил он вложенную ему в голову версию Андрея. – Если бы не они, – кивнул Ло Ю на сидящих в лодке казаков, – Дзя Ды и я уже кормили бы червей. Последнего телохранителя Дзя Ды отправил за помощью в крепость ещё три дня назад, но помощь так и не пришла.

Толпа глухо загудела. Андрей выпрыгнул из лодки и, кивнув на Дзя Ды, громко обратился к Ло Ю:

– Хозяин! Раненому Дзя Ды нужна срочная помощь! Скажи, пусть зовут лекаря!

– Хозяин? – зашелестела толпа.

– Да! – гордо поднял голову Ло Ю, – я нанял этих людей! – и оглядев толпу примолкших хунхузов, добавил, – любой вред им – это личное оскорбление мне, сыну Дзя Ды! Караульный! – распорядился он, – быстро в крепость!

Пусть приведут лекаря! Скажи, Главу Большого Дома привезли!

Часовой перестал жевать и рванул к воротам. Через несколько минут на дороге показалась процессия во главе с седым подвижным стариком. Спустившись к пирсу, он направился к раненому Дзя Ды. Взял его руку, прощупал пульс и, приподняв веко, заглянул в затуманенные глаза. Потом приложил ухо к хрипящей груди и придирчиво осмотрел повязки. После этого махнул сопровождавшим его воинам:

– Несите в крепость.

Четверо рослых хунхузов уложили Дзя Ды на тростниковые носилки и понесли к воротам. Толпа двинулась за ними.

– Медведь, веди своих людей за мной! – громко распорядился Ло Ю и двинулся вслед за процессией.

Демонстративно положив руки на рукояти пистолетов, вахмистр приказал кормчему находиться при лодке и ждать его указаний. Затем обернулся к казакам:

– За мной, братва! – и ледоколом двинулся на сбежавшихся со всей фанзы китайцев.

Со стороны казалось, что русские дружной гурьбой валят за атаманом, и только опытный взгляд мог распознать в их движении скрытый смысл.

Подчиняясь инструкции Андрея, они двигались компактно, но не перекрывая друг другу секторы ведения огня, готовые в любую минуту вступить в схватку.

Андрей шёл рядом с вахмистром. Его мозг со скоростью компьютера считывал, оценивал и фиксировал ситуацию: месторасположение противника, часовых, людей в крепости, возможность атаки и отхода отряда.

Тем временем процессия во главе с Ло Ю вошла в ворота и направилась к центральному дому.

Пыхтя, как паровоз, между Андреем и вахмистром вклинился Ивантеев:

– В крепости шайка Бин Вана обосновалась прочно. Ван полностью подмял под себя власть. Старожилам это не нравится, но выступить против него никто не решился. Единства между местными и пришлыми нет. Нужно спровоцировать Бин Вана на конфликт, желательно на поединок. И лучше сейчас, с ходу, пока хунхузы не определились, кто для них большая угроза, мы или Бин Ван. Вахмистр, как только малыш зацепится с Бин Ваном, начинай качать права: защита нанимателя – долг наёмника, ну и дальше в том же духе.

Кстати, здесь почитают Гуань Ди, китайского Бога войны и воинского богатства. Почти все местные ритуалы замешаны на том, что хунхузы – это воины Гуань Ди. В почёте преданность традициям, дух воина, умение владеть оружием. В банде нашего подранка Дзя Ды такие умельцы были, поэтому поединки холодным оружием – явление обычное. Говорят, Дзя Ды любил развлекаться с пленными и часто устраивал между ними гладиаторские бои. Так что вызов на поединок здесь дело популярное и уважаемое.

– Когда ты успел столько узнать? – восхитился Андрей.

– Кто на что учился, – парировал Ивантеев.

– На поединок на клинках вызову его я, – сказал Андрей, – у меня хорошая школа на саблях, постараюсь справиться. Но, если почувствуете, что дело труба, без сантиментов валите Бин Вана и его охранников.

Пока Андрей с вахмистром и Ивантеевым переговаривались, из дома вышел Бин Ван. Он с радушной улыбкой спустился с крыльца и двинулся на встречу Ло Ю.

– Ло Ю! Как ты вырос, возмужал, стал настоящим воином, – раскрыл объятия бандит. – Я дядя Ван, Бин Ван – друг твоего отца. Ты помнишь меня? Ну, как же? – не давая вставить Ло Ю ни слова, продолжал он, – ты был вот таким, – показал он себе по пояс. – Сочувствую, сочувствую тебе и твоему отцу, раны его тяжелы, и должно пройти не мало времени, прежде чем он снова сможет взять в руки меч, – пафосно произнес Бин Ван, изображая доброго дядюшку и явно играя на притихшую публику. – А пока твой отец не поправится, я на правах его старого друга и соратника принимаю правление этой крепостью и все заботы Главы Большого Дома на себя.

– А ты не сильно торопишься? – перебил его Ло Ю, – как там тебя? Бин Ван?

Это не ты ли ватажничал в отряде Хромого и был его шестёркой? – голос Ло Ю предательски дрогнул и пустил петуха.

– Я, – снисходительно улыбаясь, кивнул бандит и гордо добавил, – только я был не шестёркой, а правой рукой и ближайшим советником Хромого, очень достойного и храброго воина.

– Подлого предателя и труса! – опять перебил его Ло Ю, – это он заманил отряд моего отца в подлую ловушку и подставил нас под пули! – побледнев, крикнул юноша. – И теперь ты, его ближайший, как ты утверждаешь, соратник, вдруг появляешься в крепости. И вместо того чтобы поспешить на помощь своему тяжело раненому другу, сажаешь на цепь его посланника. И, как верный друг, всего в двух шагах от крепости бросаешь умирать ещё живого, беспомощного Главу Большого Дома! Залез в его халат, нацепил его сабли и ещё при живом Дзя Ды, без его и моей воли и согласия при всех объявляешь себя новым Главой Большого Дома!

Вокруг установилась звенящая тишина, все ждали, что ответит на такое неслыханное оскорбление Бин Ван. От неожиданной отповеди подростка, Бин Ван сбился с пафосного тона и взглядом матёрого убийцы глянул на дерзкого щенка. Воспользовавшись минутным замешательством Бин Вана, Андрей подвинул в сторону Ло Ю и вышел вперёд.

Натянув на лицо наглую ухмылку и глядя в пылающие гневом глаза бандита, он презрительно бросил ему:

– Чего застыл? Сабли и халат снимай, шакал облезлый.

Дёрнувшиеся было на помощь телохранители Бин Вана остановились, увидев звериный оскал вахмистра и десяток направленных на них стволов.

А Андрей, не меняя издевательского тона, громко, чтобы все слышали, продолжал:

– Ну что, дядюшка, зубами скрипишь? Небось, съесть меня с потрохами желаешь? – и смачно плюнул под ноги Бин Вана. – Так попробуй! Я здесь!

Порадуем Великого Гуань Ди! Сразимся благородной сталью!

Наглый русский очень хорошо говорил по-китайски и говорил так громко, что его было слышно далеко за пределами крепостной площади. Провоцируя бандита, он бросал ему в лицо такие обидные и уничижительные слова, что окончательно вывел Бин Вана из себя.

Ван хотел сразу с ходу красиво срубить этого наглого выскочку, но тот прочитал его мысли, сделал два быстрых шага на встречу и встал вплотную к бандиту. Жёсткая рука перехватила запястье бандита, не давая выхватить из ножен саблю. Русский упёр в живот главаря ствол парабеллума и ласково проурчал:

– Не вздумай, завалю без поединка, падаль!

От такой не слыханной наглости Бин Ван замер. Он сам был отморозком, но чтобы так!

Тем временем Андрей медленно вытащил из-за пояса Бин Вана одну из сабель и, контролируя движение кипящего от ярости бандита, отступил на удобную для себя дистанцию. Взвесил в руке клинок и пару раз крутнул, чтобы почувствовать баланс.

Сабля была отлично сбалансирована, а тёмно-матовый цвет клинка выдавал в нём булат, или, как говорили в старину, харалуг.

– Сабелька-то не китайская, – с уважением подумал о клинке Андрей.

В отличие от обычной сабли конец этого клинка был обоюдоострым, а сам он имел изящный крутой изгиб. Такой клинок ковался под мастера. Этой саблей можно было не только рубить и колоть, она позволяла резать что прямым, что обратным ходом, и в умелых руках была совершенным оружием.

– Ну что, приступим? Поглядим, достоин ли ты халата Дзя Ды! Скрываясь за маской показной бравады, Андрей внимательно присматривался к противнику.

– Похоже, ты, дружок, привык к более тяжёлым клинкам, вот и ведёшь саблю будто меч, – оценивая хват и стойку хунхуза, прикидывал Андрей. – Но держится уверенно, мягкая походка, смотрит на ноги, не суетится, присматривается – похоже, дело своё знает.

Бин Ван, принимая боевую стойку, попятился. Остановился, чуть выставил левую ногу и наклонил туловище вперёд, руку с саблей отвёл назад. По ухваткам, уверенной стойке и холодному блеску в глазах Андрей почуял достойного противника.

– Что ж, будем осмотрительны.

Предвкушая захватывающее зрелище, толпа загудела и, освобождая место, подалась в стороны.

Бин Ван, опустив кончик клинка, медленно пошёл по кругу, демонстрируя Андрею показную раскрытость.

– А… ты меня за достойного соперника не считаешь? – усмехнулся Андрей, – дай-ка, я тебя чуток разочарую.

Длинные полы праздничного халата мешали Бин Вану, но сбросить его значило признать в русском наглеце ровню.

– Что? Мешает чужая одежонка? – глумился русский.

Бин Ван провёл серию быстрых атак, но русский легко уклонялся от них и, дразня, покалывал его кончиком сабли. Бин Ван бросился вперёд и крест-накрест нанёс противнику два сокрушительных рубящих удара. Наглый русский должен был развалиться на куски, но он, словно призрак, исчез с линии атаки, зашёл Бин Вану за спину и, унизительно рассмеявшись, хлёстко шлёпнул его широкой стороной клинка по заду.

– Похоже, я его прилично разозлил, сейчас бандюк пойдёт вразнос, – расчётливо подумал Андрей.

Бандит не обманул ожиданий. Сделав несколько широких маховых движений клинком, он попытался оттеснить русского туда, где солнце светило бы ему в глаза, но тот нагло усмехнулся и мягко скользнул в сторону. Бин Ван понял, что его уловка разгадана и отчаянно бросился вперёд, целя противнику в голову и плечи…

Холодная сталь со свистом разрезала воздух. Опасаясь за целостность сабли, Андрей не стал парировать выпад и просто уклонился от удара и тут же атаковал левую руку противника.

Бандит быстро переместился влево, уклонился и, отбив клинок, нанёс горизонтальный удар по туловищу Андрея. Тот парировал выпад и провёл встречную атаку. За ней тут же последовала другая. Постоянно целя остриём сабли в лицо Бин Вана, Андрей заставлял его нервничать, переживать, ошибаться. Бандит ушёл в глухую защиту, настороженно ожидая от врага очередной каверзы.

– А хунхуз-то устал, запсиховал. Атака! Обманный финт, отбив… И сила у него уже не та! Финт, отбив. А теперь пора…

Скользнув клинком вдоль лезвия сабли противника, Андрей крутнул руку и, зацепив гарду, выбил клинок из руки бандита. Бин Ван растерянно прянул назад. Прикрывая его, в круг выскочил телохранитель.

– Иваныч! Я сам! – громко крикнул Андрей, на мгновение опередив вахмистра, поднявшего маузер. – Ну что, готов? – недобро усмехнулся Андрей.

Китаец завращал двумя мечами.

– Ух ты! Двумя мечами? Ловок! А теперь посмотрим, мастерство это или понты. Двумя клинками фехтовать – особое умение и долгие тренировки требуются. А ну-ка…

Сделав обманное движение, Андрей бросился бандиту в ноги и на излёте пробил кончиком сабли его подбородок. Мечи хунхуза, жалобно звякнув, упали на землю, за ними завалился и их хозяин.

– Что и требовалось доказать – понтярщик, – констатировал Андрей. – Бин Ван! Где ты, облезлая обезьяна? – издевательски крикнул он, – долго ты ещё будешь прятаться за спины братвы?

Неконтролируемая ярость ударила в голову Бин Вана, такого оскорбления снести он не мог. Ненависть затмила его разум и осторожность. Он бросился на наглеца, картинно прыгнул вперёд, ввинчиваясь в штопор и на лету доворачивая руку, рубанул наглую ухмылку русского. Этому приёму он научился у боевых монахов тибетского монастыря и крайне редко использовал его в поединках.

– Да ты, дядя, никак передо мной Шаолинь[68] решил устроить? – раздался за спиной издевательский голос непостижимым образом ушедшего с линии смертельной атаки русского.

– Шаолинь? Откуда русский знает тайное название монастыря? Оно держится в секрете уже сотню лет, и знать его не посвящённый не может. Кто ты? – испуганно прохрипел Бин Ван.

Виски сдавило железным обручем, а в груди полыхнула резкая боль, дыхание перехватило, на лбу выступила холодная испарина, левая рука безвольно повисла.

– Меня зовут Ан Ди. Разве ты обо мне не слышал? – глухо, как сквозь вату, прозвучал голос русского.

– Ан Ди!? – сердце сжала ледяная безжалостная рука, сознание поплыло. – Гуань Ди, – в ужасе прошептал Бин Ван и замертво упал на утоптанную землю.

Андрей увидел, что лицо противника приобрело пепельный цвет, он выронил клинок и схватился за сердце.

– Сердечный удар, – понял Андрей, – с таким здоровьем и в Дзя Ды! – с сарказмом сказал он и подобрал выпавшую из рук бандита саблю. – Небо наказало его! – пафосно произнёс Андрей и вручил обе сабли Ло Ю.

– Он мёртв? – хлопал глазами юноша. – Что ты ему сказал?

– Ничего особенного, – усмехнулся Андрей, – просто назвал ему своё имя, вот он со страху Богу душу и отдал.

В толпе зашелестело:

– Назвал имя, умер от страха, отдал душу.

Суеверные хунхузы опасливо отпрянули от Андрея.

Раздвинув толпу, к лежащему в пыли бездыханному телу Бин Вана подошёл лекарь и повернул его лицом вверх. Все стоящие рядом хунхузы увидели на лице когда-то грозного атамана гримасу неописуемого ужаса, которую усиливал вывалившийся изо рта почерневший язык. На оголённой груди расползалась синевой гематома.

– Разрыв сердца, – констатировал лекарь.

– Русский разорвал Бин Вану сердце, – со страхом зашептались вокруг.

– Его зовут Ан Ди, – показывая на Андрея, громко выкрикнул в толпу Ло Ю.

– Это мой вечный друг и враг моим врагам! – добавил он, с вызовом оглядывая притихшую толпу. – Дзя Ды крепости жив! И пока он не поднимется на ноги, я буду управлять крепостью. Тот, кто не хочет ходить под моей рукой, может уйти, но только сейчас. Те же, кто останется, завтра принесут мне клятву, как новому Главе Большого Дома.

Старый лекарь выслушал Ло Ю и молча встал рядом с ним, давая всем понять, какое решение принял он.

– Быстро малыш сориентировался, – хмыкнул вахмистр, убирая маузеры. – Теперь крепость наша, – уважительно глянул он на Андрея, – ну, ты, Андрей Иннокентич, даёшь!

– А что я? – ухмыльнулся Андрей, – просто хунхуз нынче квёлый пошёл, видать, порода уже не та. И вообще, – в его глазах метнулись бесенята, – я теперь Ан Ди, от одного имени которого все бандюки, как мухи, мрут! Ан Ди! Все слышали? – обращаясь к казакам, весело оскалился он.

Станичники одобрительно заулыбались:

– Знай наших!

– Иваныч, пойдём устраиваться. Бдительность не терять, – понизил он голос, – сдаётся мне, что все, кто не с нами, к вечеру из крепости исчезнут. Беглецам – не мешать, пусть страшилки всякие про нас по округе разносят. Вечером ворота на запор и расставить посты. Волчка с парнями из леса вызывай сюда. Тех китайцев, что останутся и принесут клятву малышу, заберёшь на перевоспитание. Лодку не отпускать. Пусть Ло Ю возле неё поставит охрану, через пару дней она нам пригодится. Вроде всё!

Глава 37

Через два дня крепость было не узнать. На стенах и воротах появились часовые, а на подходах к фанзе секреты. Вместо слоняющейся без дела братвы по двору коряво, но бодро маршировали присягнувшие Ло Ю хунхузы.

После поединка с Бин Ваном к Андрею, смущаясь, подошли телохранители почившего атамана и почтительно поклонились:

– Ан Ди, мы хотим служить тебе.

– Чего вдруг?

– Мы видели, как ты сражался с Бин Ваном. Ты мог убить его много раз, а он был лучшим бойцом из тех, кого мы знали. Возьми нас под свою руку, стань учителем. Мы готовы принести клятву.

Андрей оглядел двух рослых бесхитростных парней.

– Похоже, при Бин Ване они выполняли роль показушных шкафов и использовались не столько для устрашения окружающих, сколько для собственного Бин Вановского тщеславия. Что же с вами делать?

Удивительно похожие друг на друга парни выжидательно уставились на него.

– Зита и Гита какие-то, – усмехнулся Андрей, – ладно, топайте к Медведю. Скажите ему, что я вас послал на испытательный срок. Если справитесь, поговорим об обучении.

– А клятву?

– Тогда же и клятву принесёте, куда ж без неё!

Теперь бугаи выплавляли жир из мозгов в общем строю. Оба с гордостью называли себя Зита и Гита, добавляя, что эти имена им дал сам Ан Ди.

Андрей сначала хотел сказать, что пошутил, но смирился и махнул рукой.

Так среди китайских новобранцев появились здоровущие парни, гордо носящие имена двух индийских сестёр.

Примеру Зиты и Гиты последовали все молодые хунхузы и теперь вместе с ними взбивали ногами красно-бурую пыль. Возрастные бандиты из шайки Бин Вана не захотели идти в подчинение к молодому атаману и ушли из крепости. Проследивший за ними Волчок доложил, что они разбили лагерь в двух верстах от фанзы. За лагерем бандитов установили наблюдение, а лошадей, от греха подальше, перегнали в крепость.

К вечеру второго дня от наблюдателя прибежал гонец.

– Ваш Бродь, – задыхаясь, доложил он, – в лагере бандюков замятня. Делят место вожака, весь день ссорились и орали, потом началась свалка. Одного прирезали, двоих связали, час назад их казнили: поставили на колени и срубили головы. После этого в лагере началась суета – к чему-то готовятся. Митяй остался приглядывать, а я сюда доложить.

– Знаем, к чему они готовятся, – усмехнулся Андрей, – значит решились! Тем хуже для них! Вахмистр, началось! Бери пятнадцать казаков и демонстративно грузитесь в лодку! В крепости наверняка остались уши, вот и пусть видят, что большая часть наших людей ушла. Предупреди посты, если из крепости к бандитам побежит гонец – пропустить! Теперь с тобой. За поворотом высадишься на берег и бегом обратно. Дальше, как договорились…

Через полчаса, шумно подгоняя казаков, вахмистр уселся в лодку и отчалил от берега. Когда лодка скрылась за поворотом, из крепости выскользнула неприметная фигура и нырнула в лес.

– О! Что и требовалось доказать! – пробормотал Андрей, – Теперь наш ход!

Волчок, забирай остальных казаков и действуй по плану!

– Понял.

Ещё через час все казаки во главе с Андреем перекочевали в лес и, охватив крепость широким кольцом, затаились. Внутри ограды остался только Ло Ю и присягнувшие ему хунхузы. Ворота закрыли, на стены подняли соломенные чучела, а людей укрыли в зданиях.

Началась самая тяжёлая фаза любого сражения – ожидание.

Солнце закатилось за верхушки деревьев. С реки подул свежий ветерок.

В высоком небе зажглись звёзды и выкатилась круглая, словно беременная, луна. На стенах крепости, отбрасывая мятущиеся тени, тускло горели факелы, подсвечивая силуэты соломенных часовых.

Пламя от слабого ветерка неровно металось, от чего казалось, что чучела на стенах шевелятся. Ночная тьма сгустилась, скрывая очертания фанзы. Все звуки стихли, лишь где-то в глубине леса глухо ухал филин.

Ветерок принёс было прохладу, но умчался, и тут же появились вездесущие комары. В кроне высокого дерева два раза подряд мигнул и погас круглый глаз фонаря.

– Идут, родимые, – выплёвывая соломинку, прошептал Волчок.

В подтверждение его слов вспыхнул факел и, кувыркаясь, полетел в сложенные под стеной крепости охапки сухих веток. Огонь факела жадно лизнул сушняк, зацепился и, набирая силу, побежал по сложенному вокруг частокола хворосту. Ветки ярко вспыхнули и осветили фигуры хунхузов, карабкающихся на стену.

– Огонь! – скомандовал Андрей.

И из леса ударил залп маузеров. Большинство хунхузов словило по несколько пуль, но часть всё же успела перемахнуть через частокол и укрыться за стенами крепости.

Несколько нападавших, поняв, что их замысел провалился, решили спасаться в лесной чаще. Андрей предусмотрел такой вариант, и беглецов перебили ещё у кромки леса. Его приказ: «Подранков за спиной не оставлять, а пленные нам не нужны!» – выполнялся неукоснительно.

Вскоре выстрелы вокруг стены стихли, слышался лишь шум боя внутри ограды. Волчок, используя висящую на стене штурмовую верёвку, перемахнул через забор и открыл ворота.

Андрей оставил вахмистра с пятью казаками присматривать за периметром фанзы, а сам с остальными ринулся в крепость.

На площадке перед главным домом шла яростная драка. В воздухе мелькали сабли и топоры, слышались стоны раненых и ругань дерущихся.

Сражение распалось на отдельные схватки.

Напавшие, умело прикрывая друг друга, дружно теснили численно превосходящую их толпу бойцов Ло Ю. На земле лежало более десятка их неподвижных тел. Матёрые хунхузы, как стая волков, ворвавшаяся в стадо овец, резали необученную молодежь зло и безжалостно.

В толпе дерущихся Андрей увидел Ло Ю. Он отчаянно отбивался от двух наседавших на него хунхузов. Даже с этого расстояния было видно, что силы юноши на исходе. К нему на помощь, размахивая огромными топорами, пробивались Зита и Гита, но явно не успевали.

Андрей подобрал оброненную кем-то саблю и вломился в толчею сражения, отразив несколько скользящих ударов, он оказался возле Ло Ю.

В это время один из бандитов нанёс рубящий удар в голову молодого атамана. Связанный отражением атаки второго хунхуза юноша не успевал ни отразить смертельный удар, ни уклониться от него. Андрей, не раздумывая, принял коварный удар на обух своей сабли. От сильного удара клинок обломился и со звоном отлетел в сторону, оставив в руке лишь десятисантиметровый обломок. Старая сабля, не приспособленная для приёма рубящих ударов на клинок, сломалась, но своё дело – отвести смертельный удар – успела.

Вклинившись между бандитами, Андрей выстрелил одному из них в лицо и качнулся ко второму. Хунхуз попытался достать корнета в ногу, но в тесноте промахнулся. Андрей воспользовался этим и всадил обломок сабли в бандитский подбородок. Подоспевшие Волчок и Петро расстреляли остальных нападавших.

Яростная драка неожиданно закончилось. Ло Ю опустил отцовскую саблю и тяжело дышал. Рядом с ним столпились человек десять уцелевших новобранцев. Почти все были в крови, но ещё не отошли от горячки боя и ран не замечали.

– Волчок, зови лекаря! – распорядился Андрей, – у них сейчас отходняк начнётся.

Но лекаря звать не понадобилось. Всё сражение он спокойно стоял в стороне и наблюдал за дракой. Когда всё закончилось, осмотрел лежащие на земле тела, добил двух безнадёжных и подошёл к Ло Ю.

– Интересный дяденька, – подумал Андрей, – и не простой, ох, какой не простой! И взгляд, как у особиста, прямо рентгеном просвечивает. Нужно держать с ним ухо востро. А может, наоборот, подойти поговорить? Нет, подождём! Что-то мне подсказывает, он сам ко мне подкатится.

Глава 38

– Восемнадцать, – пересчитал тела нападавших Андрей, – было двадцать шесть, плюс один перебежчик, итого двадцать семь. Троих они казнили в лагере, где ещё шестеро? Сбежали? Если так – скатертью дорога! Ло Ю, всех убитых нужно похоронить, желательно прямо сейчас, в такой парилке к завтрашнему дню дышать будет нечем.

– Ан Ди, я тебе третий раз жизнью обязан, – тихо проговорил Ло Ю, – я освобождаю тебя от клятвы наёмника и прошу стать братом. Ты в любое время можешь рассчитывать на меня и моих людей.

– Об этом поговорим позже, – похлопал парня по плечу Андрей, – а сейчас распорядись расставить часовых и разберись с телами погибших. Но начните с костра вокруг крепости, не дай бог, перекинется на ограду. И прикажи, пусть готовят еду, желательно жирную похлёбку, и чтобы мяса не жалели – раненым нужна горячая и сытная пища. Крепкие напитки есть?

– Водка Байцзю подойдёт?

– Подойдёт. За ужином соберёшь своих и выпьешь за всех погибших. Ты понял? За всех! Уважение к погибшим, даже к врагам, укрепит твой авторитет. Много не пейте! Две-три чашки – не больше, завтра много дел. Закончишь с делами, проведай раненых, для них ты теперь и атаман, и отец родной.

Постарайся стать для них не просто командиром, а отцом-командиром, тогда они пойдут за тобой и в огонь, и в воду.

Ло Ю понятливо кивнул и пошёл отдавать распоряжения.

– Иваныч! Как убитых похоронят, проверь ворота.

– Сделаю, – кивнул вахмистр.

Расположившись среди казаков, Андрей с удовольствием отметил спокойную деловитость станичников. Кто-то разжигал костёр, кто-то принёс воду для котла, кто-то чистил оружие.

Санька Волчок и Петр, привычно цепляя друг друга, заставляли остальных казаков довольно скалиться. Пронырливый Стёпка Стецюк, совмещающий обязанности рядового бойца и полевого кашевара, где-то добыл половину туши годовалого кабанчика. Котёл с кухни фанзы он забрал ещё два дня назад, сказав, что есть их хунхузскую писчу он не желает, поэтому готовить казакам будет сам. Припахав себе на помощь двух китайчат, он бессовестно помыкал ими.

Подошёл вахмистр и сунул Андрею кружку.

– Ханша или Байцзю? – понюхав терпко пахнущее пойло, не то спросил, не то констатировал Андрей.

– Байцзю. Нормального самогона китаёзы делать не умеют, но и за эту сивуху спасибо, – ответил вахмистр, опрокидывая в рот напиток.

– Пьёте? – улыбаясь, спросил подошедший Ивантеев.

– Так, стресс снимаем, – лениво ответил Андрей, – будешь?

– Наливай!

– Иваныч, плесни Сергею Вячеславовичу разговорной водички.

– А нам не жалко, – прогудел тот, щедро наполняя кружку штабс-капитана.

– Ну, други, давайте помянем хунхузские души, да хранит их Гуань Ди! – поднял кружку Ивантеев.

– Давай! – согласился Андрей.

– А нас опять пронесло, – ни к кому не обращаясь, проговорил вахмистр, – везучий ты, Андрей Иннокентьевич. Все казаки в твою удачу верят, да и я, старый, тоже, – поднимая кружку, сказал он, – за тебя! – и, выдохнув, выпил сивуху. – А знаешь? – повернулся он к Андрею, – я ведь сначала насчёт тебя сильно сомневался, особенно когда тебя на полусотню поставили. Думал, придётся за тобой горшки выносить да сопли подтирать. А теперь горжусь!

Горжусь, что служу под твоим началом, хоть и годков мне уже немало.

Давайте ещё по единой и пойдём поснедаем.

– Наливай!

После сытного ужина Андрея стало клонить в сон.

– Пойду я, Иваныч, прилягу, кабанчик на глаза давит.

– Иди, иди, я за всем пригляжу, не беспокойся, а мы с Сергеем Вячеславовичем ещё повечеряем, – достал он вторую фляжку.

Неспешно обойдя посты и убедившись, что часовые исправно несут службу, Андрей направился в отведенное ему помещение. Это была небольшая, но уютная комната с маленьким окном. Почти половину её занимали широкие нары, застеленные волчьими шкурами. У изголовья стояла нефритовая статуэтка Гуань Ди и горела крохотная лампадка. Тут же курились сандаловые палочки, наполняя помещение густым приятным ароматом. Тусклый свет лампадки дрожал, рисуя на стенах прыгающие угловатые тени.

Сняв портупею, Андрей вынул пистолеты, сунул их под подушку и, не разуваясь, завалился на шкуры. Закрыв глаза, он попытался уснуть, но сон пропал. Андрей стал прокручивать в голове события последних дней, да и недавний разговор с Ивантеевым никак не шёл из головы. Идея создания из бывших хунхузов боевого отряда как противодействие «Белому Лотосу» и японцам, всё больше занимала его мысли.

Время неумолимо приближало начало трагической войны с Японией. Предотвратить Русско-японскую войну было не в его силах, но помочь своей стране он мог. На его стороне был неизвестный в этом времени опыт ведения войны, использование такого оружия, как миномёт, стрельба артиллерии с закрытых позиций, организация огневых точек и применение флангового пулемётного огня. А если устроить диверсионную войну на коммуникациях противника и организовать из китайцев партизанские отряды? Может, и исход войны будет другим?

Дверь в комнату приоткрылась, и тёмная тень на мгновение закрыла лунный свет, струящийся из окна. Рефлексы сработали на автомате. Андрей выхватил пистолеты и скатился с лежанки. В тишине комнаты оглушительно громко щёлкнули взведённые курки.

– Тихо, Ан Ди, тихо. Я пришёл поговорить и не хочу, чтобы об этом разговоре знал ещё кто-то.

– Лекарь?

– Друзья зовут меня мастер Ван Хэда, но можно и лекарь.

– Я знал, что ты придёшь. Но почему ночью?

– Я уже говорил. Хотел, чтобы о нашем разговоре никто не знал, даже твои друзья. Но и это не важно. Важно то, что я знаю, кто ты.

– И кто? – хмыкнул Андрей.

– Ты воин Чёрного Дракона.

– Не понял! Что за бред?

– На тебе его печать.

– Ты о чём, старик?

– Я видел, как ты убил Бин Вана.

– Это видели многие, причём здесь какой-то Чёрный Дракон?

– Бин Ван был хорошим бойцом, но ты двигался очень быстро, а так быстро двигаться не могут даже боевые тибетские монахи, поверь, я знаю, о чём говорю.

– Ты говоришь о монахах Шаолиня?

– Вот ещё одно доказательство того, что ты воин «Лу Вана». Уже триста лет, как никто или почти никто вслух не произносит истинного названия обители. Маньчжурские правители постарались стереть память народа о легендарном монастыре. Многие годы любое упоминание о Шаолине наказывается смертной казнью, и теперь о нём никто, кроме посвященных монахов, не помнит.

Тебе известно и о монастыре, и его древнем имени. Откуда? Ведь ты не носишь знаков послушника, прошедшего посвящение? Но главное, на тебе печать Чёрного Дракона.

– Какая печать?

– В поединке, – терпеливо пояснил лекарь, – когда ты начал пляску смерти, твои глаза стали совершенно чёрными, а когда Бин Ван зацепил тебя саблей, ты этого даже не заметил. Помнишь, после поединка я осматривал тебя?

Андрей утвердительно кивнул.

– На твоей куртке, – продолжил лекарь, – есть большой порез от сабли, но раны на руке нет, нет даже царапины. В легендах говорится, что так «Лу Ван» отмечает своих воинов, наделяя их невероятными способностями.

– Тут ты ошибся, старик. Твой «Лу Ван» здесь ни при чём. На рукавах моей рубашки пришиты карманы, я в них храню запасные обоймы. Бин Ван действительно достал меня. Его сабля разрубила ткань, но не справилась со стальной обоймой. Так что здесь у вас, господин лекарь, ошибочка вышла.

– Нет, Ан Ди, – улыбнулся гость, – «Лу Ван» не ошибается. Это он захотел, чтобы ты пришил карманы на рукава рубашки.

– Если на это смотреть с такой точки зрения, – усмехнулся Андрей, – типа, что всё в руках Господних, тогда – да.

Лекарь снисходительно улыбнулся:

– Пусть так. С самого твоего появления в крепости я наблюдал за тобой. Твоё тело молодо, но разум и дух выдаёт в тебе опытного воина, привыкшего командовать многими людьми. Ты убиваешь, будто выполняешь обычную скучную работу. Я уверен, что души убитых тобой воинов сотнями толпятся в чертогах храма Юнисы. Я знал многих мастеров меча и поверь, намного искуснее тебя, но ты действительно способен двигаться невероятно быстро.

Как с этим быть? Тоже случайность?

Андрей на минуту задумался:

– Так и есть, когда я сражался с Бин Ваном, мне казалось, что бандюк двигается неуклюже и непозволительно медленно. Да и на хуторе было ощущение, что я наперёд знаю, что будут делать бандиты в той или иной момент, – его мысли снова перескочили на поединок, – а ведь с Бин Ваном действительно что-то было не так, – Андрей вспомнил выражение ужаса на лице атамана, когда тот посмотрел ему в глаза. – Порез на куртке я тоже видел. Согласен, он слишком широкий. Тогда я не придал этому значение, подумал, что обойма выручила.

А если лекарь не врет и Бин Ван действительно достал меня саблей?

С таким порезом он должен был мне руку отхватить, а на мне ни царапины. Я что, берсерк,[69] что ли? – растерялся Андрей. – Опять же лекарь говорил о храме Юнисы. А я уже стал забывать, как оказался в этом мире. Чудны дела твои, Господи! Или «Лу Ван»? Тут без ста граммов не разберёшься. Интересно, что лекарь знает о храме Юнисы и причём тут Шаолинь?

– А тебе, старик, откуда известно название монастыря? – спросил Андрей.

– Я – посвящённый.

– И тебе известно о храме Юнисы и Чёрном Драконе?

– Конечно, ведь я член ордена Чёрного Дракона.

– Значит, ты решил, что я его воин, и пришёл помогать мне?

– Служить «Лу Вану» – обязанность всех членов братства.

– Бред какой-то, – недоверчиво произнёс Андрей.

– Не такой уж и бред, покачал головой старик. Наберись терпения, и я расскажу тебе всё по порядку…

Глава 39

– Семь сотен лет назад «Лу Ван» покинул нас. С тех пор бесчисленные беды и несчастья обрушились на Китай. Сначала страну захватили чжурчжэни, потом монголы. Пришедшие им на смену маньчжурские правители до сих пор относятся к Китаю, как к захваченной территории, и беспощадно эксплуатируют население, выжимая из него последние соки. Процветает коррупция и взяточничество. Армия настолько разложилась, что полностью утратила способность защищать свою страну. На юге тридцатитысячная китайская армия рассыпалась под натиском всего одного экспедиционного корпуса англичан. А на севере – проиграла войну варварской Японии. Зато мы преуспели в подавлении восстаний собственного народа, – горько усмехнулся лекарь. – После разгрома тайпинского восстания были казнены миллионы патриотов, выступивших против иностранных компаний, отравляющих Китай опиумом…

– Подожди, я-то тут при чём?

– Тебя выбрал «Лу Ван».

– Но я же русский, а Чёрный Дракон, насколько я понимаю, покровитель Китая.

– Для высших сил нет разницы, какой ты национальности, все мы для них неразумные дети, вышедшие из одной колыбели. А национальность?

Я вижу в твоих руках германские пистолеты, но ведь их изготовили не в твоей стране. Тебе это как-то мешает стрелять из них?

– Ты хочешь сказать, что я орудие в чьих-то руках?

Лекарь усмехнулся:

– «Всё в руках Божьих!» – ведь так у вас говорят? По твоим глазам я вижу, что ты проходил через врата Юнисы. И раз ты здесь, значит, твой дух был не готов остаться в стране вечного покоя. Вот Чёрный Дракон и отправил тебя сюда, чтобы ты выполнил своё предназначение.

– И в чём оно заключается?

– Не знаю, – пожал плечами лекарь, – «Делай, что должен, и будь что будет!»

– Это изречение из «Бусидо» – кодекса японских самураев?

– Нет, усмехнулся Ван Хэда, – это кредо воинов Чёрного Дракона, известное ещё до строительства Великой Стены, когда японские варвары бегали по своим островам в шкурах животных и охотились стрелами с каменными наконечниками.

– Постой! – воскликнул Андрей, – ты сказал, что Чёрный Дракон покинул страну более семисот лет назад.

– Да, в 1127 году, когда чжурчжэни под предводительством кровавого Агуды захватили Китай.

– Значит, ваше братство ищет исчезнувший в те времена символ Чёрного Дракона, золотую пластину «Лу Вана»?

– А ты хорошо знаком с описанием реликвии, – удивился лекарь, – только пластина, о которой ты говоришь, никакого отношения к Чёрному Дракону не имеет, да и не золотая она вовсе.

Андрей недоверчиво уставился на лекаря.

– Большая пластина, – продолжал лекарь, – покрытая чёрным лаком – это походный алтарь. Иногда ее называют Зеркалом Жёлтого императора[70].

Сам «Лу Ван» – это небольшая табличка с нанесёнными на ней древними иероглифами, вырезанная в виде лепестка лотоса.

Согласно легендам, Зеркало и «Лу Вана» передал Жёлтому императору зверь Байцзэ[71] и через них открыл императору великие тайны. Если вставить Лу Вана в основание Зеркала и произнести тайные слова, оно оживает и дарит свет знаний.

– Он что, компьютер мне описывает? – обалдел Андрей, – но Жёлтый император Хуан-ди, насколько я помню, умер в 2600 году до нашей эры, какие нахрен компьютеры?

А лекарь продолжал:

– С помощью «Лу Вана» потомку Хуан-ди, императору Шаню, удалось остановить потоп и спасти страну от великого наводнения. Говорят, он умел управлять грозой, дождём и облаками. К сожалению, императоры поздних династий уже не могли управлять стихией, но «Лу Ван» продолжал помогать им. В дни тяжёлых испытаний его помещали в Зеркало и читали древние молитвы. «Лу Ван» просыпался и спасал страну от бед…

– Подожди! – зашарил по карманам Андрей. – О! Нашёл! – достал он походный блокнот.

В несколько штрихов набросал знакомую с детства табличку старого Ваня и, стараясь повторить все завитки, вписал в неё врезавшиеся в память иероглифы.

– Такая?

– Где? Где ты видел её? – внезапно осипшим голосом прошептал лекарь.

– Не только видел, а держал в руках, – растерянно ответил Андрей.

– Неужели Чёрный Дракон вернулся? – еле слышно прошептали губы старика, и незаметная в пламени свечи слеза, сверкнув, скатилась по его счастливому морщинистому лицу. – Где она? – лекарь с надеждой посмотрел на Андрея.

– Где она сейчас, я не знаю, но у кого она хранится, мне известно. Этот человек посвятил поискам «Лу Вана» всю жизнь и даже не догадывается, что находится в его руках. Он относится к табличке как к амулету.

Лицо лекаря побледнело, и он судорожно вцепился в рукав Андрея:

– Как к амулету?

– Не беспокойся, ничего с твоей табличкой не случится. Это порядочный, надёжный человек, искренне и преданно любящий Китай.

– Он китаец?

– Да. Я уже говорил, где он сейчас, не знаю. Возможно, в Кайфыне или Нанкине, но через полгода, может, раньше, он свяжется со мной, и тогда ты сможешь познакомиться с ним.

– Кто он? Как его найти? Нужно срочно обеспечить охрану «Лу Вану».

Если Чёрный Дракон попадет в руки старой ведьмы Ци Си или к людям японского императора, то все прежние беды, выпавшие на долю Китая, покажутся детскими шалостями.

– Нет, старик, – покачал головой Андрей, – пока о том, где искать «Лу Вана», знаю только я – мой друг в безопасности. Но если об этом станет известно кому-то ещё, то никакая охрана ему не поможет. Тем более если охоту на него устроит японская разведка или люди императрицы Ци Си. Так что, имя хранителя таблички пусть пока останется в тайне. Чем меньше людей знает о «Лу Ване» и его хранителе, тем в большей безопасности и сохранности они находятся. Да и сам хранитель пусть остаётся в неведении – целее будет.

– Будь по-твоему, но дай мне слово, что священная реликвия вернётся в свой храм.

– У Чёрного Дракона есть храм?

– Когда-то храм Чёрного Дракона располагался в столичном Кайфыне. Во время разграбления города чжурчжэнями, «Лу Вана» и Зеркало удалось спрятать. С тех пор о нём ничего не известно, а Зеркало вывезли в монастырь Шаолинь. Двести лет назад его вернули в Кайфын. После большого пожара, устроенного чжурчжэнями, от храма Чёрного Дракона сохранился только каменный алтарь. Вот на этом месте и возвели кумирню и посвятили её духу Юнисе как хранителю ворот храма Чёрного Дракона. Там теперь Зеркало Жёлтого императора и хранится.

– Его охраняют?

– Скорее хранят. Непосвящённый не отличит его от обычной настенной фрески.

– А что произошло с «Лу Ваном»? Как прозевали такую реликвию?

Ван Хэда тяжело вздохнул:

– Во время нашествия чжурчжэней хранитель вынес его из алтаря. Он должен был укрыть его в одном из древних храмов, но вот в каком? – Ван Хэда развёл руками. – В условленное время хранитель не появился – видимо, погиб. С тех пор братство пытается разыскать следы исчезнувшей реликвии. Один за другим обследовали все старинные храмы и кумирни Поднебесной, даже отправляли экспедицию на далёкий север, на реку Чёрного Дракона, которая так и зовётся – Хэйлунцзян. Там есть древнее место силы. «Лу Вана» не нашли, но построили кумирню. В основании храма уложили богатые дары, а на нефритовой плите вырезали мольбу к «Лу Вану» с просьбой вернуться. В свитках так и сказано: «…на древнем утёсе установили врата, чтобы священный дракон смог найти дорогу домой».

– Постой, постой! Река Хэйлунцзян – это же Амур?

– Да, – утвердительно кивнул Хэда, – так русские называют великую реку Чёрного Дракона.

– А храм, – не унимался Андрей, – поставили на высоком утёсе, в месте слияния Амура и реки Амгунь?

– Тебе знакомо это место?

– Ещё бы! Я даже знаю, что случилось после того, как ваши монахи покинули утёс.

– Расскажи, – загорелся лекарь, при этом его зрачки странно потемнели и расширились. Огонь свечи дрогнул, и состояние тепла и уюта накрыло Андрея. Старый лекарь вдруг стал таким родным и близким, что захотелось рассказать ему всё…

– После ухода китайской экспедиции храм разорили аборигены. Ещё через сотню лет там побывали монголы во главе с целым главнокомандующим северными землями и на месте разорённого храма построили кумирню.

– Значит, монголы тоже искали «Лу Вана».

– Видимо, да, – согласился Андрей. – Спустя ещё сотню лет русские поселенцы остатки храма и монгольской кумирни разобрали, а на их месте построили православную часовню. Позже её тоже развалили. Когда я там был, видел памятный знак в виде крепостного орудия с развороченным стволом, как напоминание потомкам о давней кровавой войне. Кстати, эта война начнётся через четыре года, она разорвёт Китай на части и утопит его в крови. За этой войной последует череда ещё более страшных войн, в которых погибнут миллионы людей из многих стран. Эти войны так и назовут – «Мировые». Только через пятьдесят лет после той первой войны в Китае воцарится мир. Причём все это время единственным союзником у Китая будет только одна страна – Россия. С её помощью Китай выгонит со своей земли иностранных захватчиков, а ещё через пятьдесят лет, опираясь на дружбу России, станет одной из процветающих стран в мире.

– Страшные и одновременно радостные слова ты говоришь, Ан Ди. Значит, к Китаю вернется былое могущество и слава? – прошептал старик.

– Вернётся, – подтвердил Андрей, – а уж я постараюсь, чтобы это произошло не через сто лет, а раньше.

– Можешь располагать мной и всеми членами братства, Воин Чёрного Дракона, – низко поклонился старый лекарь. – Чем братство может помочь тебе?

– Да тут, как посмотреть, кто кому может помочь. Хотя цель у нас, я так понимаю, одна, и помощь братства мне лишней не будет – это точно.

– И какова твоя цель?

– Не дать Японии выиграть войну с Россией.

– Значит, я не ослышался, грядёт ещё одна война с Японией?

– Да, – подтвердил Андрей, – и её итоги для всего мира будут иметь страшные последствия. Что касается Китая? Япония займёт территории Маньчжурии, Ляодунского и Квантунских полуостровов. Он потеряет Корею, которая перейдёт под протекторат японского императора и станет его вассалом. Юго-восток Китая поделят Франция и Англия. Ваше правительство сначала объявит себя союзником России, затем предаст мою страну и позорно бежит, бросив свои войска на растерзание войск Микадо. Ваш народ, проживающий на оккупированных Японией землях, почти на пятьдесят лет превратится в бессловесных рабов, которых будут безнаказанно уничтожать, уничтожать так – из развлечения. В 1937 году в газетах писали о двух японских офицерах[72]. Они заключили пари, кто из них самурайским мечом катаной за одну минуту срубит больше китайских голов. Поставили на колени две шеренги китайских крестьян и начали наперегонки рубить им головы. Победил тот, который успел срубить за одну минуту сто голов. Это событие широко освещалось в японской прессе, читатели даже делали ставки. Перед соревнованием эти сволочи тренировались.

Догадайся на ком? А народ Японии чествовал этих офицеров как национальных героев, совершивших невероятный подвиг. Вот и думай, чем вы можете мне помочь? Я же хочу собрать отряд из преданных Китаю воинов. Обучу их новым способам ведения войны и владению современным оружием. Сделаю из них бойцов, которые не будут безропотно подставлять шеи под самурайские мечи, а смогут гнать японских и других иностранных захватчиков со своей земли, которая сможет навести порядок не только среди банд краснобородых, но и противостоять Японии. Чтобы эта армия привела к власти людей, любящих не себя любимого, а свою страну, почитающих честь и справедливость, уважающих труд других людей. Чтобы Китай не только стал великой мировой державой, гордящейся своей культурой и традициями, но и преданным другом России на вечные времена. Вот такие у меня планы. Не передумал ещё помогать мне, старик?

– Ты сказал слова, которые давно горят в моём сердце, – ответил Ван Хэда, – во мне лично ты уже нашёл преданного друга и соратника. Однако, чтобы рассчитывать на помощь ордена, тебе придётся вступить в его члены.

– Зачем? Ведь ты сказал, что я воин Чёрного Дракона.

– О том, что ты воин «Лу Вана», будут знать только избранные, а для всех остальных ты будешь просто членом братства, правда, с большими полномочиями. На священном алтаре ты принесёшь клятву, что вернёшь в храм «Лу Вана», и тогда орден будет помогать тебе не по моему слову, ты сам станешь посвящённым. А это значит, что в любом уголке Китая ты найдёшь любую поддержку и помощь ордена. Клятва – это для официоза, – усмехнулся Ван Хэда, – а мне, старику, просто пообещай, что сделаешь всё, чтобы вернуть «Лу Вана» Поднебесной.

– Вот это, старик, я тебе твёрдо обещаю! – торжественно произнёс Андрей, – сделаю всё возможное!

– Вот и мы ради этого сделаем всё. А теперь расскажи подробней, что ты затеял, а я подумаю, чем смогу помочь.

– Нужно выявить и уничтожить эмиссара японской разведки в Маньчжурии, – начал перечислять Андрей.

– Ну, насчёт японского эмиссара всей Маньчжурии мне ничего не известно, а вот человека, который в наших местах представлял интересы капитана Исикавы, знаю, точнее знал. Он был с отрядом Дзя Ды, который, как я догадываюсь, ты и разгромил.

– С чего ты взял, что я и мои люди имеют отношение к гибели отряда Дзя Ды, – напрягся Андрей.

– Успокойся. Я это знал с первого дня вашего появления в крепости. Возможно, я бы и принял меры, но увидел, как ты вступился за Ло Ю. Его приёмный отец по жизни был дерьмом и место Главы Большого Дома занял, предательски убив родного отца Ло Ю. Выглядело это, как несчастный случай, но ни я, ни преданные прежнему атаману люди в это не поверили. Меня в тот день в отряде не было. Сторонники отца Ло Ю хотели устроить свару и неизвестно, чем бы это закончилось, но Дзя Ды публично признал Ло Ю приёмным сыном и пообещал, что, когда малец вырастет, он передаст ему титул Главы Большого Дома. Ло Ю вырос, а Дзя Ды настолько привык к власти, что расстаться с ней уже не мог, поэтому судьба мальчишки была предрешена, просто он об этом не догадывался. Дзя Ды знал, что я приглядываю за Ло Ю, и в крепости от него избавиться не решался. Поэтому и взял его в рейд. Я уверен, что из этого похода в Россию парень уже не вернулся бы. Поэтому, когда ты спас его на реке, а потом вышел вместо него против Бин Вана, я понял, что твоими руками вершится высшее правосудие, справедливость, если хочешь. Отца Ло Ю я хорошо знал – правильный был человек и хороший солдат. Что касается представителя Исикавы? Тут ты и без меня управился, – ехидно ухмыльнулся Ван Хэда, – японец не доверял Дзя Ды и хотел лично убедиться в успехе акции. Так что твой первый пункт, считай, выполнен.

Андрей досадливо покачал головой:

– Это плохо. Вместо этого пришлют другого. Только как на этого другого выйти?

– Будем думать, – обнадёжил Андрея лекарь, – как у вас, русских, говорят: «Одна голова хорошо, а вдвоём пить веселее».

– Да ты философ! – усмехнулся Андрей.

– Что есть, то есть! – отреагировал на шутку лекарь, – в нашем деле без этого никуда! А вот насчёт того, что вместо этого пришлют другого, тут ты прав. Японцы народ аккуратный, бережливый и обстоятельный. Да и денег в подготовку этого рейда было вложено немало, так что скоро появятся, нужно просто набраться терпения и ждать. С японцами понятно, что тебе ещё нужно?

– Что ты знаешь о фальшивых российских золотых монетах.

– А что ты хочешь знать?

– Кто? Где? Что?

– Тогда по порядку заданных вопросов: кто – Ли Гуй, где – в Харбине, что – золотые пятирублёвики, – я ответил на твой вопрос? – лукаво усмехнулся Ван Хэда.

– Ну ты же понимаешь, что нет, – покачал головой Андрей.

– Ладно, не обижайся, – примирительно улыбнулся лекарь, – конечно, кое-что о фальшивых монетах я знаю, но только в пределах того, что мне положено знать. У нас не принято лезть в чужие дела, тем более если от этих дел есть общая польза. Ли Гуй занимается обеспечением всех или почти всех триад ордена оружием. Для этих целей орден передал ему под контроль территорию от Харбина до Цицикара с двумя богатыми золотыми приисками. Ли Гуй прибрал их к рукам, притащил троицу русских каторжан, добыл оборудование и штампует золотые монеты, как блины. По этому вопросу всё, что знал, рассказал, больше мне ничего не известно.

– А оборудование где стоит?

Хэда развёл руками:

– Мне это было не интересно, но, если тебе нужно, постараюсь узнать.

– Очень нужно, старик, очень.

– Я же сказал, постараюсь.

– А когда ты видел Ли Гуя в последний раз?

– Две недели назад, – пожал плечами Ван Хэда, – перед самым выходом Дзя Ды на Михайловку.

– Как две недели? А разве он не арестован?

– Это во Владивостоке? Да, было такое, но как только его выдали китайской стороне, его тут же выпустили.

– Как выпустили?

– Кто сможет держать под замком родного брата губернатора Гирина?

– А старик Чо?

– Тоже на свободе. Он же представитель ордена во Владивостоке. На нём все связи с местными вольными отрядами.

– И уголовниками?

– С ними тоже.

– Дела…

– А чего тебе дался Ли Гуй? Он, конечно, ещё тот гадёныш, но ни в каких боевых акциях против КВЖД никогда не участвовал, у него своя задача – оружие.

– Не обижайся, мастер, но достаточно будет, если я скажу, что Ли Гуй с некоторых пор мой личный враг, – жёстко сказал Андрей, – и при первой возможности я его уничтожу. А что касается монет? Советую все свои интересы из этого бизнеса вывести. За фальшивомонетчиками началась охота. Не я, так другой их вычислит и уничтожит.

– Я подумаю, – ответил лекарь, – это всё или что-то ещё?

– Ещё, мне нужно человек десять бывших офицеров китайской армии, которые участвовали в последней войне с Японией. Таких, чтобы были преданы Китаю и люто ненавидели японцев. Хорошо бы, чтобы среди них был опытный и авторитетный вое начальник, за которым бы пошли сотни, а если понадобится, то и тысячи людей. Только не тот, кто купил себе должность. А настоящий солдат, человек с опытом ведения боевых действий. Японская разведка, разумеется, заметит суету среди бывших военных и постарается подсунуть шпионов. Поэтому все, кого ты приведёшь, должны быть серьёзно проверены. И ещё… эти люди должны доверять мне, как себе, и безоговорочно подчиняться. Отряд будет основываться на строжайшей дисциплине. За неподчинение или невыполнение приказа – смерть. Анархии и бандитской вольницы я не потерплю.

Ван Хэда понимающе кивнул:

– Что касается бывших офицеров – найдём! Опытный, авторитетный, известный в широких китайских кругах военачальник тоже есть. Ты наверняка о нём слышал.

– И кто же он?

– Тебе он может быть известен под именем Старик Линь.

– Кто? – опешил Андрей.

– Ты не ослышался, его зовут Старик Линь.

– Но ведь это один из лидеров секты «Белого Лотоса»?

– Хм, «Белый Лотос» не секта, эта одна из триад ордена Чёрного Дракона. А я так же, как и генерал Лю Даньцзы, который известен тебе под именем Старик Линь, являюсь одним из трёх руководителей «Белого Лотоса». Я «Дракон» триады, по-вашему – старший среди равных, а генерал – «Красный Посох» – возглавляет боевую часть организации, он же и прокурор, и судья.

Андрей ошарашенно смотрел на Ван Хэду. Столько невероятной информации обрушилось на него в одночасье, что он не мог во всё это поверить. Тем не менее о геройском китайском генерале он слышал ещё по дороге во Владивосток. Там он и наслушался баек о героизме и неустрашимости генерала Лю Даньцзы, проявленными им во время войны с японцами.

– Я слышал, – обратился Андрей к Ван Хэде, – генерал Лю Даньцзы – непримиримый враг Японии. В таком случае, как он согласился на сотрудничество с японской разведкой?

– А он и не согласился, – усмехнулся лекарь, – забрал своих людей, ушёл из крепости и демонстративно осел на строительном объекте КВЖД.

– Ты хочешь сказать, что он мог не выполнить твой приказ, – изумился Андрей, – ты же говорил, что никто из членов братства не может нарушить приказ Дракона триады?

– Говорил, – согласился Хэда, – и ему пришлось бы подчиниться. Только Дракон триады может определять целесообразность общения с кем бы то ни было, даже с врагами. Лю, конечно, ещё тот упрямец, но приказ бы выполнил. А что касается Японии? Да, она наш враг, но на территории Китая сейчас хозяйничают не японцы, а англичане, французы и германцы. Вы, русские, тоже не бесплатный хлеб раздаёте. Из-за КВЖД сотни тысяч простых китайцев потеряют работу и начнут умирать от голода. Так что враг нашего врага – наш союзник, пусть временный, а там посмотрим.

– Если успеете, – с сарказмом ответил Андрей, – Япония и её союзники ослабят Китай до предела, а потом сожрут его и не подавятся. А Россия?

А кто, как не Россия, выгнала японцев из Кореи, вашей, между прочим, Кореи. Выгнала их и с Квантуна, и Ляодунского полуострова. Да, мы взяли в аренду два китайских порта, но не аннексировали, как японцы, а арендуем. То есть платим деньги и не малые. Что ты замолчал, старик? Может быть, я не прав? А я тебе расскажу, что будет ещё через пять лет. Через пять лет у вас уже не будет ни Маньчжурии, ни Кореи, ни Юго-Восточных островов, а китайцы станут рабами детей Аматерасу. А знаешь, почему это случится? Да потому, что такие умники как ты, вместо того чтобы развивать промышленность собственной страны, строить дороги и связь, бегаете у японской разведки на подхвате. Пытаетесь препятствовать строительству КВЖД, которая должна способствовать не только промышленному развитию региона, но и связывать Россию с портами Дальний и Порт-Артур. И пока в этих портах будет стоять русский флот, японцы не посмеют сунуться ни в Корею, ни в Китай. Теперь о китайских рабочих. Скажи мне, сколько тысяч китайцев сейчас занято на строительстве КВЖД? Вот-вот – сотни тысяч. И все они, между прочим, регулярно получают заработную плату, очень приличную заработную плату. На эти деньги они кормят семьи. Закончится строительство КВЖД, нужно будет строить дороги, города и много ещё чего. Китайские строители уже сейчас обеспечены работой на несколько лет. Вот только что происходит на самом строительстве? Кто отбирает у рабочих их заработанные деньги? Русские или ваш брат хунхуз? Кто у голодных семей забирает еду? Тоже русские или ваши братья краснобородые? Молчишь? То-то, старик. Брать деньги у врага, чтобы ослабить верного союзника – это предательство. И не кривись! Правда, она штука горькая и не всегда приятная.

– Я подумаю над твоими словами, Ан Ди, – тяжело вздохнул Ван Хэда, – Лю говорит то же самое. Возможно, вы оба правы. Давай об этом поговорим позже и вернёмся к вопросу, где взять людей. Боевые отряды у нас есть, не регулярные войска, конечно, но уже сейчас мы можем выставить несколько сотен человек. Людей, проверенных и преданных триадам «Белому Лотосу» и «Ихэтуань». Чего ты на меня так смотришь? В братстве ордена Чёрного Дракона таких триад несколько. Волнения, которые сейчас происходят в провинциях Шаньдун и Чжили, возглавляет триада «Ихэтуань», то есть «Кулак справедливости».

– Погоди, погоди, но ведь триада – это тайное преступное сообщество?

– Ну что тайное, это правда! А вот насчёт преступного, так это для кого как.

Для правительства Маньчжуров и императрицы Ци Си – да! А для простых людей хань мы – единственная защита.

– В моей прошлой жизни, триада считалась одной из самых жестоких криминальных организаций, которая распространила свое влияние на многие страны мира.

– На Россию тоже?

– Нет! У нас своих отморозков хватало, – усмехнулся Андрей.

– В борьбе за освобождение Китая от власти Маньчжуров мы готовы на любые меры, – запальчиво выдохнул лекарь, – наши враги хитры, могущественны и безжалостны, так что для борьбы с ними мы средств не выбираем.

– Ну-ну, – усмехнулся Андрей, – передо мной-то чего митинг устраиваешь?

– Извини, не сдержался, а что касается доверия и безоговорочного подчинения тебе наших людей – не беспокойся.

– И почему я должен тебе поверить? Особенно после того, как узнал, что это ты вредишь строительству КВЖД, которая обеспечивает обороноспособность моей страны?

Ван Хэда вздохнул:

– Сотни лет потрачены орденом на безуспешные поиски «Лу Вана», и тут появляешься ты, рассказываешь мне, что не просто видел священную реликвию, а даже держал её в руках. Ты подарил надежду вернуть «Лу Вана».

Твоё появление – это знак, и лично для меня очевидно, что ты – Воин Чёрного Дракона. Чтобы не решил совет ордена, я и триада «Белый Лотос» – с тобой!

Можешь считать это клятвой.

– Хотелось бы верить.

– Чем я могу доказать, что честен с тобой?

– Золото Аскольда. Оно у тебя?

– О как! – усмехнулся лекарь. – Нет, золота Аскольда у меня нет и никогда не было. Хотя такой слух мы с Лю запустили. Нам нужно было прикрыть ограбление императорского поезда с японской контрибуцией, вот и придумали такую байку.

– Вы что, поезд грабанули?

– Было дело… Лю не хотел мириться с тем, что Микадо не только отобрал у нас территории, но ещё и обложил контрибуцией. Вот и уговорил меня пощипать императорский поезд. Собрали небольшой отряд из бывших солдат и на ходу забрались на крышу поезда. Когда он набрал скорость, проникли в вагон, перебили охрану и успели выбросить двадцать два ящика серебра. Нас обнаружили, но поезд останавливать не рискнули. Постреляли наших парней на крыше вагона и прямо через доски открыли огонь по тем, кто был внутри. Все, кто был в этом вагоне, погибли. Мы с Лю и лошадьми ожидали в лесу. Когда началась стрельба, пытались поддержать огнём, но поезд шёл так быстро, что пользы от нашей пальбы было не много. Сброшенное из поезда серебро удалось собрать и спрятать. Собрали, но Ци Си так разъярилась, что объявила тех, кто ограбил поезд с контрибуцией, личными врагами. Пришлось всех, кто хоть что-то знал об ограблении, зачистить, а чтобы отвести подозрения от себя, запустили байку о том, что мы нашли золото Аскольда, и нападать на хорошо охраняемый императорский поезд не стали бы. А с золотом всё проще. Оно принадлежало нескольким Дзя Ды, но вывозили его люди Чжан Бай Мына. И люди, и золото исчезли. Чжан пытался оправдаться, но ему не поверили и казнили. Из старых хозяев золота, кроме нас с Лю, в живых уже никого нет. Но даже если кто и найдётся, вряд ли рискнёт связываться. Лю в этом плане дядька быстрый и жёсткий. Теперь ты мне веришь?

– Рискну, – усмехнулся Андрей.

Они проговорили до утра. Андрей рассказал старику о событиях далёкого будущего, о страшных войнах, которые потрясут мир. О себе том, что остался в далёком будущем, как воевал и стал инвалидом, как сорвался с утёса, как, попав в тело десятилетнего подростка, решил учиться, готовя себя к поприщу защитника Отечества. Как получил первое офицерское звание и приехал с отцом на Дальний Восток, как дрался с бандами Хромого и Дзя Ды. А мастер Ван Хэда рассказал Андрею удивительную историю легендарного Шаолиня, историю братства «Чёрного Дракона» и о его борьбе с императорской династией Маньчжуров…

На следующий день Ван Хэда уехал.

Андрей тоже засобирался, необходимо было доложиться Гродекову и согласовать дальнейшие действия. Приказав вахмистру готовиться к отплытию, он отправился разыскивать Ло Ю. Тот грустно сидел на причале.

– Вот ты где! Давай прощаться? – Андрей протянул руку.

– Давай, – сжал его ладонь Ло Ю.

– Ты чего такой кислый?

– Да всё так завертелось: крепость, отряд, хозяйство. Не знаю, с чего начать.

– Отставить, солдат! «Не боги горшки обжигают»! Не дрейфь, справишься.

– Постараюсь, – кивнул Ло Ю, – ты, главное, возвращайся скорее.

– Как получится. Постараюсь быстрее, но реально – через месяц, не раньше.

– Мы все будем тебя ждать, – юноша обнял Андрея и уткнулся лицом в его плечо, – я буду тебя ждать.

Андрей прижал к себе парня:

– Я обязательно вернусь…

Гружёные лодки взревели моторами, развернулись и, набирая скорость, побежали по течению.

Ло Ю долго смотрел им вслед, потом вздохнул и пошёл в крепость. За несколько дней его жизнь круто изменилась. Ещё вчера он был простым подростком, и все заботы сводились к мальчишеским забавам, а сегодня он стал Дзя Ды – непростая ноша для пятнадцатилетнего парня. Теперь от него зависели судьбы десятков людей.

Андрей уехал. Старый лекарь сказал, что в здешних условиях вылечить отца невозможно, и увёз его в город. Прощаясь с отцом, Ло Ю не знал, что участь старого атамана предрешена. Что на одном из привалов Ван Хэда набросит ему на лицо подушку, и грозный атаман, не приходя в сознание, отойдёт в мир предков, а на обочине лесной дороги одной безымянной могилой станет больше.

Продолжение следует…

1 Маньчжурия – часть территории современного Китая, расположенная на его северо-востоке.

2 Чжурчжэни – кочевники, населявшие северо-восток Китая до XIII века.

3 Агуда – военный вождь чжурчжэней.

4 Империя Сун – китайское государство, существовавшее с 960 по 1279 год н. э.

5 Ли – китайская единица измерения (500 м).

6 Хуэй-цзун – император династии Чжао Китайской империи Сун.

7 Багор – оружие с древком в несколько метров, совмещающее функции копья и крюка.

8 Фаланга – вид воинского построения сплошным фронтом в несколько шеренг. Обычное вооружение воинов фаланги – длинные копья и большие ростовые щиты. Для примера: греческие цари Филипп и Александр Македонские выстраивали свою пехоту именно фалангой. По тем временам только она была способна противостоять тяжёлой кавалерии противника.

9 Саадак – колчан для стрел

10 Дротик – короткое копьё; часть его древка защищалась железом, чтобы в случае попадания его в щит щитоносец не мог дотянуться мечом до деревянной части дротика и обрубить его.

11 Семь футов под килем – традиционное на флоте пожелание удачи, благополучного плавания.

12 Плашкоут – несамоходное плоскодонное грузовое судно.

13 Ду́хами во время Афганской и чеченской войн российские солдаты называли боевиков.

14 В 1825 году русским инженером Челиевым был изобретён строительный материал бетон, он состоял из цемента и других добавочных материалов, смешанных в различной консистенции. Цемент оставался его основной составляющей, но в середине XIX века Челиев запатентовал новый строительный материал – железобетон, содержащий арматуру. По сути, арматура – это связующий каркас, который усиливает общую конструкцию и обеспечивает ей устойчивость к высоким нагрузкам. Железобетон до сих пор применяется в строительстве, но впервые он был применён при строительстве русской морской крепости Порт-Артур. С появлением арматуры разные незаконопослушные граждане часто использовали её как средство нападения.

15 Язык – в жаргоне работников силовых ведомств (армии, разведки, контрразведки) так называют пленного, захваченного с целью его последующего допроса и, возможно, перевербовки.

16 Грач – пистолет ПЯ (пистолет Ярыгина), пришёл на замену ПМ (пистолет Макарова). ПЯ имеет увеличенную обойму на 17 и 18 патронов, способен пробивать бронежилеты невысокого уровня защиты, принят на вооружение российской армии и российских силовых структур.

17 Юниса – древний дух, охраняющий врата Вечного Покоя.

18 Протяжённость Амура – 2824 километра, а бассейн реки находится в пределах трёх государств: России, Китая и Монголии. В переводе со всех этих языков его название означает «Чёрная река», или «река Чёрного дракона». Согласно китайской легенде, в современных географических рамках считалось, что хвост Чёрного дракона находится в Монголии и Даурии, туловище лежит в четырёх российских регионах и одной китайской провинции, две его левые лапы дотягиваются до Станового хребта, а две правые – это реки Уссури в России и Сунгари в Китае, и голова его упирается в Охотское море, «…где он пьёт воду из Татарского пролива».

19 Кумирня – религиозное языческое сооружение, посвящённое одному или нескольким кумирам.

20 Гусары – легкая кавалерия, элитный род войск. На службу в гусарские полки принимались только дворяне. Польские гусары не были исключением. Среди польского дворянства виртуозное владение саблей считалось не только нормой, но и визитной карточкой рода; секреты владения оружием и различные фехтовальные финты считались родовой тайной и передавались либо по наследству, либо дарились близкому другу.

21 Бретер – умелый фехтовальщик, дуэлянт, как правило, хладнокровный убийца. Бретеров часто использовали для выполнения деликатных поручений. Яркими представителями бретеров были Д'Артаньян и его друзья мушкетёры.

22 Пластуны – подразделение казачьей разведки, аналог современного армейского спецназа. Многие приёмы рукопашного боя пластунов были включены в наставления по боевому самбо и до сих пор используются при подготовке бойцов отрядов специального назначения.

23 «Шустовский» – дорогой марочный коньяк. Разливался на коньячном заводе русского купца Н. Л. Шустова.

24 Цейсовская оптика – оптика производства германского промышленника Цейса, которая до сих пор считается эталоном качества среди аналогичного оборудования.

25 Сажень – старорусская единица измерения, 182,88 см.; 15 саженей – 27 метров 43 сантиметра.

26 Викторианский цвет на флоте – белый корпус с желтыми трубами. Родоначальник такой раскраски – Англия, отсюда и название – викторианская. Флоты многих стран, в том числе и России, не избежали подражательству «Владычице морей», как себя называли англичане.

27 Микст – поезд со смешанным составом из вагонов разного назначения.

28 Слепень – крупный овод.

29 Хунхуз в переводе с китайского языка – краснобородый. Так назывались члены организованных китайских банд, действовавших на территориях Маньчжурии, Кореи и Северного Китая и отличавшиеся исключительной жестокостью. Это прозвище закрепилось за ними за привычку маскировать свои лица красными или оранжевыми накладными бородами.

30 Исторический факт: на территории Суворовского училища города Уссурийска в Приморском крае были обнаружены развалины древней чжурчжэньской крепости.

31 Двадцать тысяч присягнувших Темучину чжурчжэней принимали участие в его набеге на Древнюю Русь. В Украине до сих пор есть речушки и населённые пункты с корнем «жен». Ещё одна занимательная гипотеза: монголы называли чжурчжэней татарами. Это название появилось от мест их проживания. Территория современной Амурской области, Хабаровского, Приморского края и Маньчжурии звалась Татарией (Тартарией). Отсюда и название пролива, отделяющего материк от Сахалина – Татарский пролив.

32 История золотой пластины «Лу Вана» – исторический факт. Суеверные правители Поднебесной не только поклонялись ей, но и наказывали её.

33 Кумир – языческое божество, дух-покровитель определённого события или стихии.

34 Запретный город – резиденция китайских императоров в Пекине.

35 ИРГО – Императорское русское географическое общество. Наиболее известные офицеры ИРГО на Дальнем Востоке: Арсеньев Владимир Клавдиевич – штабс-капитан ИРГО, русский путешественник, географ, этнограф, исследователь, военный востоковед, писатель; Пржевальский Николай Михайлович – поручик ИРГО, географ, натуралист, исследователь Дальнего Востока, Маньчжурии и Монголии.

36 Охотники – специальное воинское подразделение, куда набирали бойцов, знающих повадки и манеру ведения боя хунхузов. В это подразделение могло попасть и гражданское лицо, если возникала необходимость в таёжнике-следопыте или проводнике.

37 Дзя Ды – главарь крупной организованной банды хунхузов, контролирующей определённую территорию. Иногда такой территорией могла быть целая губерния, область, один или несколько городов.

38 Микадо – один из титулов японского императора.

39 Сексот – сокращённое название «секретного сотрудника».

40 Куафер – парикмахер, изготовитель париков.

41 Кули – прозвище китайских носильщиков, разнорабочих.

42 Фанза – китайский дом с двускатной крышей.

43 Бикфордов шнур – огнепроводный шнур, названный в честь английского изобретателя Уильяма Бикфорда.

44 Переселение крестьян и казачества шло по Высочайшему повелению с 1859 года. На Дальний Восток ежегодно отправлялись от 10 000 до 30 000 человек. Перевозкой переселенцев на плотах занимались линейные батальоны – батальоны строительных войск.

45 Николаевск-на Амуре – богатый купеческий город в устье реки Амур. В описываемый период его население насчитывало более 20 000 человек.

46 Юрьев день – день святого Георгия Победоносца (согласно русской традиции имя святого звучит как Юрий, или Егорий). В году таких праздников было два: весенний и осенний. Первый отмечался 6 мая, второй – 9 декабря.

47 Кат – палач, экзекутор.

48 Толкуша – тяжёлая деревянная колода с прибитой к верхнему торцу перекладиной, которая служила ручками. Рабочий за перекладину поднимал колоду на уровень груди и с силой опускал её на землю, трамбуя насыпанный грунт.

49 Барчук – мальчик из барской семьи.

50 Завалинка – земляная невысокая насыпь вдоль наружных стен избы. Обычно завалинку сначала сколачивали из досок, а потом уже засыпали землёй или шлаком. Сверху эту конструкцию закрывали доской, на которой любили сиживать старики и греться домашние коты.

51 Сидор – название обычного солдатского вещмешка. Появилось благодаря солдатскому юмору и греческому переводу простонародного имени Сидор, которое означало «Дар Изиды».

52 Молокане – последователи одного из течений духовного христианства.

53 Майна – широкая трещина на льду или незамёрзшее место на реке.

54 Траншея – искусственное фортификационное сооружение. Впервые была применена англичанами в 1418 году при осаде Руана.

55 Гуляй город – стены на колёсах, когда на телеги или повозки закреплялись деревянные щиты. Применялись русскими войсками против конницы противника со времен Ивана Грозного.

56 Редут – отдельно стоящее фортификационное сооружение сомкнутого вида, как правило, с валом и рвом, предназначен для круговой обороны от неприятеля.

57 Переодеться перед боем или смертельной опасностью в чистую одежду – древняя традиция воинов и моряков. Люди шли на смерть, а перед Господом не пристало представать замарашкой. Была и практическая сторона этого обряда: в случае ранения чистая одежда предохраняла рану от попадания грязи, а зачастую использовалась и как перевязочный материал.

58 Русский штык, применявшийся в русской армии в конце XVIII – начале XIX веков, назывался игольчатым. Имел четыре грани и сорок пять сантиметров длины, пристёгивался к стволу винтовки. Штыковой рукопашный бой культивировался во всех армиях того времени, но в русской ему отводилось особое место. Недаром знаменитый русский полководец Александр Васильевич Суворов любил говорить: «Пуля – дура. Штык – молодец». У русского игольчатого штыка была ещё одна особенность: раны от него имели маленькое входное отверстие и большую глубину. Такие раны долго заживали и нередко оканчивались летальным исходом.

59 Потай – заподлицо, вровень с поверхностью.

60 Обчество – казачье общество, община.

61 Песня «Любо, братцы, любо» была написана под впечатлением героического подвига донских казаков, который был совершён ими в конце Русско-Турецкой войны в 1774 году.

62 Лепшего – лучшего

63 Кетон – прародитель ацетона.

64 Лаубе – реальный исторический персонаж.

65 Штуцер – пулевое, длинноствольное охотничье ружьё на крупную дичь. В отличие от обычного ружья, дальность стрельбы которого ограничивалась 60 метрами, дальность его поражения достигала до 400 метров.

66 Вплоть до октября 1917 года пистолеты Маузера считались охотничьим оружием и находились в свободной продаже. Обойма представляла собой металлическую пластину из пружинной стали, слегка выгнутой внутрь. Она имела пазы для захвата и удержания патрона, благодаря чему он легко вставлялся в пазы обоймы и пальцем проталкивался по ним дальше, затем вставлялся следующий патрон, который толкал предыдущий. Хранить патроны не россыпью, а в обойме было и удобней, и экономило время перезарядки оружия. Такой способ до сих пор используется для заряжения охотничьих карабинов типа СКС.

67 После Айгунского договора, подписанного стараниями губернатора Восточной Сибири Николая Николаевича Муравьёва, Россия увеличила свою площадь более чем на 400 000 квадратных километров. За это Николай Николаевич получил звание генерала от инфантерии и титул «граф Амурский».

68 Шаолинь – легендарный даосский монастырь. Основан в начале V века н. э. В разные времена был центром политического влияния в Центральном Китае. После гонений на даосизм монастырь стал проповедовать буддизм. В 620 году н. э. получил разрешение содержать собственное монашеское войско, но после прихода к власти маньчжуров стал подвергаться гонениям со стороны правительства и в результате был запрещён. За одно упоминание о монастыре грозила смертная казнь. В 1928 году храм был сожжён и более полувека находился в руинах. Известность к монастырю вернулась в 1982 году после выхода в свет художественного фильма «Храм Шаолиня». В настоящее время монастырь почитается в Китае как центр боевых искусств.

69 Берсерк – воин из древнескандинавской мифологии, отличающийся неистовостью в сражениях.

70 Жёлтый император – легендарный правитель Китая и мифический персонаж, считается первопредком всех китайцев. Один из трёх властителей древнейшего периода истории Китая, относящегося к третьему тысячелетию до н. э. Ему приписывают улучшение условий жизни кочевых охотников своего племени. Он научил их строить жильё, приручать диких животных, выращивать злаковые культуры. За ним числится изобретение повозки, лодки и одежды. Он считается автором трактатов по акупунктуре и медицине.

71 Байцзэ – фантастическое существо в китайской и японской мифологии. Во время своего правления Жёлтый император ездил в «Восточное море», где встретил говорящего зверя Байцзэ. Зверь научил императора знаниям сверхъестественных существ.

72 Рассказ героя о двух самураях – историческое событие, произошедшее в 1937 году в Китае. Два офицера самурая устроили состязание в убийстве ста человек. В 1945 оба были казнены как военные преступники.

Продолжить чтение