Читать онлайн Игра Анук бесплатно

Akram El-Bahay

Anouks Spiel

* * *

Глава 1. Бессердечное желание

В канун дня рождения Анук пахло корицей. Точнее, коричными булочками-улитками. Этот запах для почти тринадцатилетней девочки был накрепко связан с атмосферой особенного дня – так же, как свечки, пирог и подарки. Почему-то именно в этом году сердце стучало сильнее обычного. Анук вроде бы уже не ребёнок, а чувствовала себя в этот благоухающий корицей день так, будто ей всего пять. Она знала заранее, какие подарки получит завтра (новенький смартфон и наушники), а всё-таки хотелось тайны, загадки, как если бы ей было неведомо, что там такое завтра будет лежать в её нарядных пакетах. Она уже как наяву слышала шуршание подарочной бумаги, вот она уже разрывает упаковку, а мама просит поберечь бумагу, её ведь можно использовать снова…

День в школе прошёл своим чередом, и даже математика пятым и шестым уроками не могла испортить радостного предвкушения праздника. Всё было просто превосходно. Апрель, солнце, синее небо – такое яркое, что глазам больно. В воздухе – весна, и настроение у Анук было такое же тёплое и радужное. Подходя к дому, она думала о том, какое же заветное желание загадать в день рождения.

Заветное желание было даже важнее коричного аромата. Анук каждый год в день рождения загадывала его. Это было самое тайное и искреннее, сокровенное желание, которое ни в какой пакетик не завернёшь, никакой ленточкой не завяжешь. С тех пор как Анук научилась писать, она записывала то, что загадала. Иные желания казались ей самой глупенькими, и она, конечно, никому никогда о них не рассказывала, даже маме с папой. Но без заветного желания день рождения – не праздник. Анук верила в волшебную силу этих желаний: они обязательно когда-нибудь да сбывались. Поэтому их надо загадывать по-настоящему, продуманно и от всего сердца. Тогда точно сбудутся. Пока ужасно хотелось пони, но ещё есть время перезагадать. В прошлом году они ведь действительно полетели все вместе – Анук и родители – в отпуск. После бесконечных поездок по побережью Северного моря Анук мечтала, наконец, куда-нибудь полететь. Года два это и было её заветным желанием – увидеть облака сверху. И вот они полетели в Америку.

Сбылось не только это. Дом с садом, винтовой лестницей и дорожкой, обсаженной кустами шиповника, Анук загадала ещё в восемь лет и нацарапала кривеньким детским почерком совершенно осознанно. Что бы такое загадать на этот раз?

Она открыла входную дверь и принюхалась. В доме витал аромат корвапуусти – финских коричных булочек-улиток! Анук знала рецепт наизусть, как и её мама. Шум на кухне как раз говорил о том, что мама пекла коричные улитки. И тут… дом с винтовой лестницей и большим садом наполнил детский крик. Радостное предвкушение Анук треснуло, как зеркало, упавшее на пол. Девочка поглядела наверх, на второй этаж.

Послышались шаги. Папа, который сегодня работал дома, уже спешил из кабинета.

– Я к ней поднимусь! – крикнул он. А затем взглянул вниз и увидел Анук: – О, привет, почти-именинница! – запыхавшись, произнёс он и помчался в спальню. – Майя проснулась!

Анук прошла в прихожую, закрыла за собой дверь и поставила школьный ранец под вешалкой. Майя. Младшая сестра. Уже шесть месяцев Анук делила с ней дом, время и внимание родителей. Из-за Майи пока нет смысла загадывать никаких новых путешествий на самолёте: стоило только посмотреть на папин весьма похудевший банковский счёт. Из-за Майи совершенно изменилась вся жизнь их семьи, некогда маленькой и тихой, а теперь вот…

Ну, есть, конечно, один плюс: мама всё время дома. И будет дома ещё по крайней мере год. Да и Майя… она миленькая… Чаще всего. И этого не отнимешь. И пахнет почти так же сладко, как коричные булочки. И на руках её таскать… здорово. Вот только почти всё то время, что родители и родня прежде проводили с Анук, теперь вдруг стали уделять Майе. Всем надо непременно эту Майю увидеть. Каждый ей что-нибудь должен принести. Все радуются, что бы Майя ни сделала. Все млеют от её гуления, как будто никогда не видали улыбки. Анук это страшно раздражало. Тогда она пугалась самой себя. А иногда (очень редко) Анук мечтала (вот как раз сейчас), как бы было здорово, если бы она опять могла остаться с родителями одна. Хотя бы на один день. Как раньше.

Анук тут же отогнала эту мысль и отправилась на кухню, где мама как раз растапливала шоколад для любимого пирога старшей дочери. Анук уселась на стул и, умело балансируя на задних ножках, рассказала, как прошёл её день. А стоило матери отвернуться, тайком съела улитку с корицей. Потом поужинали всей семьёй (Анук подумала, что ужин мог бы быть и пороскошней). И стали ждать.

Вечер тянулся бесконечно. Анук родилась ровно в ноль часов и одну минуту. Было бы здорово родиться в немного более удобное время. Или наоборот, в совсем неудачный час – и тогда праздник начинался бы уже заранее и к положенному времени был в разгаре. А в случае Анук главное было – не уснуть. Она уже около часа лежала у себя в кровати и, видимо, успела задремать, когда услышала тихие голоса родителей.

– Давай её укроем. День рождения отметим утром, – произнесла мама.

На Анук навалилась свинцовая усталость, ей совсем не хотелось просыпаться. Но она решила не поддаваться, слова «день рождения» действовали как стакан лимонада с сахаром, да что там – как целых два.

– Я не сплю, – сказала она, но зевнула и сама над собой засмеялась.

Папа поставил на пол поднос с шоколадным пирогом. На нём горели тринадцать свечей. А рядом папа положил маленький свёрток. Остальные подарки будут с утра, да ещё и родственники принесут. Но этот свёрток Анук могла распаковать уже сейчас. Это тоже была традиция. Как и коричные булочки-улитки.

– Ещё пятнадцать секунд, – напомнила мама, взглянув на наручные часы.

«Господи, – подумала Анук, – наручные часы, кто сегодня ещё их носит?»

– Десять, – считала мама, не отрываясь от циферблата.

Анук вздохнула. Свечки мерцали. Пирог благоухал. Что ещё надо для счастья? Ну, хорошо, разве что вот этот свёрточек в подарочной упаковке.

– Ещё пять секунд, – объявила мама.

Родители стали считать оставшиеся секунды, как перед стартом ракеты:

– Три! Два!

Сердце Анук стучало в такт.

– Один!

Детский крик.

Майя.

Мама вздохнула и виновато улыбнулась:

– С днём рождения! – Она крепко поцеловала Анук в лоб и побежала в спальню.

– Твоя сестра тоже тебя поздравляет, – безуспешно попытался пошутить папа.

Анук молча кивнула и вздохнула. Почему Майя решила заорать именно сейчас? Родители и так всё время скачут вокруг неё, но сейчас-то – время Анук! Как раньше. Как же это бесит! Всё только для этой Майи! Но сегодня не её день рождения! Неужели надо всё испортить? Это несправедливо!

– С днём рождения! – продолжал папа. – Вот, это тебе!

Анук опять вздохнула и стала развязывать ленту на свёртке.

Папа засмеялся: он знал, о чём Анук сейчас подумала.

– Не рви бумагу, она ещё может пригодиться!

Обычно это говорила мама.

Анук криво улыбнулась. Что же ей подарили? Книжку? С пёстрой обложкой, яркой, изящно украшенной. Анук полистала. Страницы были пусты.

– Для особенных мыслей и возвышенных фраз, – объяснил отец.

Дневник, записная книжка для собственных мыслей. Неплохо! Эти страницы прямо-таки ждали, чтобы на них что-нибудь написали. Для Анук это пара пустяков. Не считая чтения, её любимое занятие – писать истории. Выдумывать и записывать сказки. Иногда эти сказки умещались в одну фразу или заканчивались, не успев начаться. Но обычно Анук доводила свои истории до конца (правда, конечно, никому никогда не показывала). Анук записывала все свои идеи. На чём угодно: на клейких стикерах, на почтовых конвертах, на кассовых чеках – неважно. И хранила их в обувной коробке. Но такая книжечка – лучше. Куда лучше.

– Спасибо, – поблагодарила Анук, стараясь не зевнуть.

Снова накатила усталость. Очень быстро. Папа отрезал два куска пирога и один протянул имениннице. Анук засыпала на ходу и с трудом могла жевать. Мама безуспешно пыталась успокоить Майю.

– Ну, тогда доброй ночи, спи сладко до утра, – пожелал папа, когда оба доели свои куски, – завтра у тебя насыщенный день, подросток ты наш.

Подросток. Кто только употребляет это слово? Только те, кто ещё носит наручные часы.

– Ну вот, теперь я ещё и подросток, – объявила Анук и задула свечки.

Папа ушёл, Анук почистила зубы, Майя утихла. Именинница лежала в кровати и слушала своё сердце. Так что же загадать? Чего ей хочется больше всего? Что не завернуть ни в какую подарочную бумагу? И тут она совершенно чётко увидела, что ей больше всего нужно, чего она больше всего ждёт.

– Мои родители, – шепнула Анук и сама устыдилась своих мыслей, но тут же снова разозлилась на Майю и уже громче и увереннее повторила: – Хочу назад моих родителей!

Снаружи громыхнуло. Странно. За весь день на небе – ни облачка. И дождя вроде нет. Только раскат грома.

А теперь – заветное желание.

Анук села за стол и раскрыла свой новый дневник. Карандашом вывела своё желание, ясное и чёткое, как раскат грома, прямо на первой странице:

Желаю, чтобы родители принадлежали только мне одной, а не Майе!

Тишина. А потом снова так громыхнуло, будто мир раскололся на две половинки.

Анук вздрогнула. Пока она писала желание, она злилась на Майю. Но как только поставила точку, ярость утихла, как гаснет огонь, и ничего от неё не осталось. Кроме угрызений совести. Нет, дурное желание. Страшное желание, пусть и искреннее. Бессердечное, хоть и от сердца. Она быстро стёрла слова ластиком и снова улеглась в кровать. Она придумает новое заветное желание. Потом.

Странно, думала Анук, засыпая под уютным одеялом, гром больше не гремит. Кончился. Тишина, как будто мир застыл в ожидании. Девочка погружалась в сон.

А между тем в доме с винтовой лестницей и большим садом уже действовало её желание, набирало чудовищную силу. Бессердечное, хоть и загаданное от всего сердца.

Силу и власть, которые всё переменят.

Глава 2. Пан

Утро дня рождения выдалось… идеальным. Анук не поняла, от чего она проснулась. Внизу слышались голоса и хлопанье дверей. В воздухе было разлито праздничное настроение. Именинница нежилась в кровати, когда в её комнату заглянула мама. Анук вспомнила события минувшей ночи и насторожилась: каждую минуту крик сестрёнки снова мог всё испортить.

Анук прислушалась. Папа, видимо, накрывал стол к завтраку и только что принёс из пекарни свежие булочки. Тихо звякала посуда, отец ругал сам себя за неловкость – кажется, уронил чашку. Майи слышно не было. Молодец, Майя, так держать! У Анук было такое праздничное настроение, что никакая Майя не могла её сейчас рассердить. В целом не так уж и плохо иметь младшую сестру. Анук уже более или менее привыкла. Наверное.

В дверях улыбалась мама. День рождения начался. Наконец-то!

Только когда Анук задула свечки на пироге, распаковала подарки (обещанный смартфон и наушники) и села завтракать, она заметила: что-то здесь не так. В саду радостно светило солнце, лучи чертили на столе весёлые узоры. Анук, как всегда, сидела напротив мамы, отец – во главе стола. Но не было ни манежа, в который родители часто сажали Майю, ни детского стульчика.

– Где она? – спросила Анук, намазывая булочку сыром с паприкой.

– Кто? – спросила мама и с упрёком покосилась на отца с его телефоном: гаджеты за столом не приветствовались.

– Как кто? Майя, – ответила Анук, отхлёбывая какао.

– Майя? – Мама нахмурилась и забрала у папы телефон, а тот при этом выглядел как школьник, застуканный за списыванием.

– Ваша дочь! Вы что? – удивилась Анук.

Что за чушь! Родители не выспались и плохо соображают?

– Я думала, нашу дочь зовут Анук, – заметил папа, наливая себе кофе. – Или мы сегодня играем в такую игру: всех зовём другими именами? Не слишком ли ты взрослая для такой игры, подросточек наш?

Папа засмеялся и погладил дочь по длинным каштановым волосам.

Ну что за юмор! Анук собиралась было уже заявить, что её несколько коробит от таких шуточек, но подумала и решила, что Майя, вероятно, ещё спит, а родители решили целиком посвятить это утро ей, имениннице. Как раньше. Это даже мило, спасибо им! Как будто они почувствовали её бессердечное заветное желание, загаданное вчера ночью… Да оно у Анук на лбу было написано. И тогда она решила подыграть. Ведь это значит, что её желание хоть как-то, но сбылось. Пусть даже девочке было стыдно за те ужасные слова, что она написала в новый красивый дневник.

Завтрак закончился. Анук покормила кролика и занялась своим новым смартфоном. Она не успела обзвонить и половины подруг, как раздался звонок в дверь. Гости! Анук отложила телефон, её позвали вниз. В прихожей уже слышны громкие голоса бабушки и деда, они всегда приходят первыми. Раньше оба работали учителями, а сейчас были на пенсии, но по-прежнему оставались энергичными и активными. У бабушки такие же веснушки, как и у мамы, как и у самой Анук…

Дедушка и бабушка вручали внучке подарок, когда в дверь позвонили друзья из Финляндии, те самые, от которых мама много лет назад узнала рецепт коричных булочек. Прихожая и гостиная наполнились шумом и весельем, как магазин перед Рождеством… Одним словом, волшебно! Именно такого праздника Анук и желала всем сердцем. Семья собралась ради неё. Как здорово снова оказаться в центре всеобщего внимания! Все говорили только с ней и слушали её одну.

Но ближе к вечеру, когда уже стало смеркаться и гости прощались и расходились, у Анук снова появилось странное ощущение – что-то не так. Майю было не видно и не слышно целый день.

На вопрос о младшей сестре мама нахмурилась:

– Опять это имя. Кто это? Твоя подруга? Если тебе хотелось пригласить сегодня кого-нибудь, что же ты молчала? Надо было сказать.

Она загрузила посуду в посудомоечную машину и ушла в коридор проводить бабушку и дедушку, так что растерянная Анук не успела вымолвить в ответ ни слова. В воздухе ещё пахло корицей, но уже совсем слабенько. А девочка вдруг встревожилась, как никогда прежде. Что за комедию разыгрывают её родители? Пора бы уже прекратить.

Анук отправилась наверх проведать Майю. Странно всё это. Именинница подошла к родительской спальне. Ещё вчера ей так хотелось, чтобы родители принадлежали лишь ей одной, а теперь она уже соскучилась по младшей сестрёнке. Вот что значит дурацкий розыгрыш!

Анук отворила дверь и остолбенела. Не может быть!

Спустя несколько минут девочка сидела на кровати в своей комнате и пыталась понять, что же это она такое сейчас увидела. Вернее, чего не увидела. В спальне родителей не было ни малейшего намёка на младенца. Ни кроватки. Ни пачки подгузников. Ни-че-го. Пусто. Анук сжала руку в кулак и укусила кулак зубами. Нет, так не бывает, это какой-то бред.

«Желаю, чтобы родители принадлежали только мне одной, а не Майе». Заветное желание – оно сбылось! Как такое может быть? Анук вскочила, как ужаленная, и заметалась по комнате. Куда делась сестрёнка? Её давно пора кормить! А мама за весь день ни разу не поднялась в спальню. И никто не спросил о Майе. И почему нет кроватки? Анук кинулась к столу. Дневник лежал на прежнем месте, раскрытый на первой странице. Стёртые слова ещё можно было прочитать. Они были совсем бледными, но исчезать упорно отказывались.

Желаю, чтобы родители принадлежали только мне одной, а не Майе!

Анук принялась снова тереть ластиком, но слова не пропадали. Как будто бумага их запомнила. «Так тебе и надо, – пронеслось у Анук в голове, – получай! Загадала избавиться от сестры – пожалуйста!» Но так не бывает! Майя взяла и просто… исчезла.

Анук была в отчаянии. Сердце колотилось так, будто хотело выпрыгнуть из груди – от страха за сестру и от угрызений совести одновременно. Она бы никогда не подумала, что будет так тосковать по Майе. Да что там! Сходить с ума от страха за эту мелкую мучительницу! Как же, оказывается, Анук любила свою сестрёнку! И сама не знала, что так сильно. Просто было очень обидно, что родители больше не проводят время со старшей дочерью, а только и делают, что носятся с младшей. Ревность, жгучая ревность – всё она виновата. Что теперь делать? Рассказать всё родителям? Нет. Они даже не помнят, что у них была ещё одна дочь. Всем прочим родственникам и друзьям и подавно нет смысла рассказывать. Полиция? Анук потянулась за телефоном, но передумала. И что она скажет полиции? Моей сестры больше не существует? За такое, чего доброго, потащат к психиатру. Но надо же что-то делать! Есть, правда, одна дурацкая идея, совершенно безумная, но ничего лучшего, при всём желании, в голову не приходило.

Анук схватила дневник и открыла страницу со своим страшным заветным желанием. Вот карандаш. Надо просто загадать новое желание! Другое, чтобы отменить предыдущее!

За окном снова громыхнуло, хотя на небе не было ни облачка. «Погода сошла с ума», – подумала Анук и закрыла глаза. Прислушалась к себе. Заветные желания должны быть искренними. От самого сердца. И она вывела дрожащей рукой то, чего сейчас отчаянно желало её сердце:

Желаю, чтобы Майя вернулась!

Анук намеренно посильнее нажимала на карандаш, чтобы слова вдавились в бумагу и перекрыли те, первые, недостертые. Когда она поставила точку, снова зарокотал гром, заставив девочку вздрогнуть. И через секунду раздался звонок в дверь.

От испуга Анук выронила карандаш. И бросилась вниз. «Это просто совпадение», – уговаривала она себя, а сама с такой скоростью неслась по винтовой лестнице, что даже голова закружилась. Майя и ходить-то ещё не умеет, как она может нажать на звонок? Анук распахнула дверь и с разочарованием узнала почтальона. Удивительно, что он пришёл так поздно вечером, но Анук приняла посылку и закрыла за почтальоном дверь. Родители были в кухне и из-за гудения посудомойки, видимо, не слышали звонка. Что это за коробка? Ещё один подарок?

Разочарованная, Анук скользнула в свою комнату, бросила коробку на кровать и улеглась рядом.

Чтобы отвлечься от горьких мыслей, девочка принялась распаковывать посылку. Внутри была ещё одна коробка, завёрнутая в подарочную бумагу. Под обёрткой оказалась старая настольная игра. Довольно потрёпанного вида. Как будто в неё играли несколько поколений. Кто такое дарит? Никакой открытки, ни карточки, ни обратного адреса…

Разноцветная картонная коробка, в которой лежала игра, радовала глаз. Здесь был и изумрудно-зелёный (любимый цвет Анук), и карминно-красный (тоже красиво), и бирюзовый (и это красиво), и песочно-жёлтый (как её любимая курточка). Посередине – изящная пронзительно-золотая надпись:

ИГРА АНУК

Это что, шутка такая? Кто-то сделал игру специально для неё? Но она уже переросла настольные игры. Анук открыла коробку. И правда – затёртая, захватанная настольная игра. Родители любят играть в такие дождливыми воскресными вечерами. Игровое поле – из четырёх частей тех же цветов, что и коробка. Зелёный – джунгли, бирюзовый – море с островами, красный – огнедышащие вулканы, жёлтый – пустыня. Деревянные фигурки для игры, совсем как живые, только миниатюрные: обезьяна, верблюд, змея, некто с острыми ушами, великан, рыцарь в полном вооружении. И ещё Анук нашла в коробке кубик для ходов с символами игровых полей. И с лицом обезьяны. И ещё там лежало поле, похожее на арену, вроде тех, что были в Древнем Риме. Анук взвесила кубик на ладони. На несколько минут игра действительно отвлекла её от мыслей о сестре. Но вот девочка снова с отчаянием вспомнила о Майе. Виновата. И беспомощна. В бессильной ярости! Анук со злостью швырнула кубик прочь – будто он был в чём-то виновен. Кубик стукнулся о дверь комнаты, отлетел и упал вверх той стороной, на которой была изображена обезьяна.

И снова прогремел гром.

Девочке показалось, что весь мир замер, будто его заморозили. За окном птица застыла в полёте. Но это ещё что. Посреди комнаты вдруг возникло некое существо… просто из ниоткуда. Только что не было – и вдруг появилось. Перед Анук стояла… обезьяна и чесала в затылке. Если точнее, шимпанзе. Полная копия деревянной фигурки, только в тёмном костюме, такой папа надевает на совещания. Да ещё с сигарой в зубах, которую шимпанзе с удовольствием потягивал. Зверь оглядел комнату.

– Ты кто? – с трудом вымолвила Анук.

Онемеешь тут, когда посреди твоей комнаты из воздуха является шимпанзе в костюме. И есть ли смысл спрашивать, обезьяна же всё равно не ответит.

– И тебе доброго дня, – вдруг выдал гость. – До чего же невежливо меня порой встречают. – Он вздохнул. – Впрочем, чего и следовало ожидать. Я всего лишь шимпанзе. А где это я оказался?

– В моей комнате, – выдохнула Анук, слишком потрясённая, чтобы удивляться ещё и тому, что нежданный гость, против всяких правил, умеет говорить.

– А тебя как зовут? – продолжал свой допрос зверь, чётко выговаривая каждый слог, как если бы Анук туго соображала.

– Анук, – выдохнула девочка.

«Я говорю с обезьяной, ну всё, приехали!»

– Ну, так бы сразу и сказала, – отвечал шимпанзе.

Он выпрямился, откашлялся и довольно хриплым голосом, но всё же весьма торжественно объявил:

– Моё имя Пан.

И застыл в ожидании. Никакой реакции не последовало, и шимпанзе нервно пожевал сигару и уточнил:

– Ты же не глухая?

Анук замотала головой и выдавила из себя:

– Пан? Или Пэн? Как Питер Пэн?

Она с радостью спросила бы что-нибудь поумнее, но вид шимпанзе с сигарой посреди комнаты как-то сбивал с толку.

– Питер Пэн? – Шимпанзе выдохнул облако дыма в виде огнедышащего дракона. – Кто такой Питер Пэн? Твой друг?

Анук не успела ответить, а шимпанзе заговорил снова:

– Нет, я просто Пан. Я почти такой же, как ты, мы с тобой одного биологического вида!

Он уставился на Анук, рассчитывая на согласие. Но она только глядела на него, выпучив глаза. Тогда шимпанзе покачал головой и продолжал:

– Я Пан. Гоминид. Это научное название шимпанзе. Ты тоже шимпанзе, строго говоря. С точки зрения генетики. Только без меха.

И он снова покачал головой: неужели Анук этого не знает?!

Генетика? Гоминид… что это? Анук казалось, она сошла с ума. Или видит сон. Может быть, с надеждой подумала она, весь сегодняшний день мне лишь приснился?

Но шимпанзе никуда не исчезал и даже начал немного злиться. Нет, не сон, похоже, всё правда.

– Я не болтать сюда пришёл, – нетерпеливо напомнил гость. – Говори, какое желание ты хочешь отменить.

Желание? Откуда обезьяна знает о желании? Необъяснимо.

– Я хотела, чтобы мои родители были только моими, – прошелестела Анук.

– И в чём проблема? – Пан поглядел на дневник на столе, как будто мог в него заглянуть, и продолжил: – Младшие в семье иногда раздражают. И даже часто. Да что там, всегда. Тебе без неё лучше. Пусть родители будут только твоими? Солидное желание.

– Жестокое! – возразила Анук.

– Зато честное, – не согласился шимпанзе. – И зачем только вы, люди, всегда притворяетесь? Это так фальшиво. Вот я всегда говорю: будь собой. Тёмная сторона есть у всех, даже у самых милых. Обычно вы её скрываете или вообще не желаете замечать. Но она всё равно время от времени проступает.

Анук провела по животу: где же в её душе эта тёмная сторона?

– Получается, во мне есть капелька шимпанзе?

– Нет, – Пан скроил презрительную гримасу, – это в тебе говорит человек.

– Но как так может быть? Желание просто взяло и сбылось! Я записала его на ночь, а утром сестра исчезла, – тихо произнесла Анук. Её душили отчаяние и раскаяние.

– А! – кивнул шимпанзе. – Совесть мучает. А ты как думала?

И Пан зашагал по комнате, как учитель, который что-то объясняет.

– Удивляешься, что желание взяло да сбылось? Ну, деточка, чего же ты хотела? Это же заветное желание. Иначе я бы сюда не явился. А заветные желания исполняются, если они от всего сердца и загаданы всерьёз. Рано или поздно, но обязательно исполняются. В твоём случае – слишком скоро, да?

Пан грубовато загоготал, но Анук его никак не поддержала, и он продолжал:

– Как сестру-то зовут? – Он поглядел на страницу со страшным заветным желанием и прищурился.

Неужели разобрал?

– Майо?

– Майя, – поправила Анук и решительно забрала у нахальной обезьяны дневник.

Он, конечно, на вид не опасен, просто очень уж чудной.

– Что, растерялась, деточка? – Шимпанзе выпустил в сторону Анук колечки сигарного дыма.

– Не могли бы вы тут не курить? Это детская… подростковая… моя комната! И да, растерялась. И ничего не понимаю.

Анук с трудом сдерживала слёзы. Но унять дрожь в голосе не могла.

– Чувствуешь себя виноватой. Придумала другое заветное желание. Чтобы отменить первое. Светлое начало борется с тёмным.

Пан убрал сигару в карман костюма, где она продолжала дымить.

– Откуда вы знаете о заветном желании?

Шимпанзе снова грубо хохотнул и почесал мохнатый подбородок:

– Можешь обращаться ко мне на «ты». Не думаешь же, будто первая загадываешь заветные желания в день своего рождения? Их загадывают с тех пор, как дни рождения существуют. Как минимум с тех времён, когда древние египтяне праздновали дни рождения своих фараонов. Желаю такую пирамиду, чтобы все дивились моему величию! – Пан закатил глаза. – А тому, кто захочет отменить своё заветное желание, кто всем сердцем о нём сожалеет, присылают игру. Кто поумнее, тот об этом знает. Но ты, видно, не в курсе.

Анук отрицательно покачала головой.

– Инструкцию прочитала? – Пан кивнул на крышку коробки, в которой хранилась игра.

Анук взяла крышку в руки и заметила на внутренней стороне крошечные буквы. Нет, прочитать их она ещё не успела.

– Ну, отлично! Куда меня опять отправил этот Законодатель? – Шимпанзе с упрёком поглядел на девочку. – Ладно, объясняю. Было у тебя заветное желание. О-го-го какое желание, если оно так быстро исполнилось. – Пан повёл носом: – Пирог, коричные булочки… У тебя сегодня день рождения?

Анук кивнула.

– И Майо сегодня пропала?

Анук снова кивнула. Она так была расстроена, что даже не стала поправлять Пана.

– Сколько тебе исполнилось?

Анук сглотнула. При чём тут её возраст?

– Тринадцать, – прошелестела она. Вдруг этот факт что-то исправит.

Но Пан в испуге только шлёпнул себя своей волосатой лапой по губам:

– Тринадцать! Вот чёрт! Паршиво! Правда паршиво!

– Почему? – вскрикнула Анук и сама закрыла рот рукой.

Тихо! Что она скажет родителям, если они прибегут на шум?

– Тринадцать, значит, – встревоженно повторил Пан. – Это плохо, потому что на тринадцатый день рождения желание сильнее всего. Потому что этот день рождения – особенный. В тринадцать лет ты больше не ребёнок. С этого дня ты несёшь ответственность за всё, что делаешь. Желание, которое ты хочешь отменить, могущественно. Тяжело тебе придётся. Тебе предстоит сложная игра, чтобы обменять это заветное желание на другое. Если справишься, вернёшь Майо. Не сдюжишь – проиграешь, и тогда Майо пропадёт навсегда. Понимаешь?

Анук кивнула, хотя вообще-то ничего не понимала.

– Откуда ты всё это знаешь?

– Я много чего знаю. – Шимпанзе постучал себя тёмным пальцем по волосатому лбу. – Ну, говори, сколько игровых полей тебе досталось? Два, я надеюсь, не больше?

Он покосился на коробку.

Анук в ответ показала четыре пальца.

– Четыре? Ой, чёрт! Сурово! Тебе придётся выполнить четыре задания. Первый раз у меня такое. Ну да ладно. В каждом игровом поле тебя ожидает одно задание. Будешь играть против того, кого именуют Тёмным Принцем, тот ещё гад, поверь мне, уж я-то знаю. Я давно тут служу. Теперь ведь уже перевалило за 1980 год, да?

– Уже за 2020, – отвечала Анук неуверенно.

И что всё это значит?

– Ёлки-палки! – присвистнул Пан, и настроение у него стало ещё сквернее, если это вообще возможно. – Ну, тебе всё равно придётся победить Тёмного Принца. И в каждом из четырёх полей найдётся что-нибудь, что тебе, в конце концов, поможет. В финале, так сказать. На арене. Тогда ты выступишь против Тёмного Принца в решающем поединке, после того как вы в течение игры подсоберёте кое-какие артефакты. Ну, там оружие и всё такое. Там есть кое-что весьма ценное, что делает игрока почти непобедимым. Остальное так, мусор, и говорить не стоит. Последний бой будет детской забавой, если до того сделать всё как надо.

Он засмеялся. И снова заговорил серьёзно, Анук же только в растерянности хлопала глазами.

– Играть тяжело, если ты глуп. Пока всё понятно? Вопросы?

Девочка понемногу стала приходить в себя.

– Но я же совсем не знаю, что я должна делать, – произнесла она, надеясь, что он не услышит отчаяния в её голосе.

– Для этого тут есть я, – покровительственно напомнил Пан и разложил на кровати игровую доску. – Четыре поля, – пробурчал он, – что-то будет.

Он вздохнул.

– Ты только не паникуй. Я лучший проводник, какого можно только пожелать. Тёмный Принц никогда ещё меня не обыгрывал. Так что расслабься. Хочешь вернуть Майо – придётся играть. А со мной ты не проиграешь. Ещё вопросы?

Их миллион!

– А кто решает, что я должна играть? Откуда взялась игра? Кто мне её послал? И где сейчас Майя?

Пан хмыкнул:

– Разве её зовут не Майо? Многовато вопросов. А нам пора начинать. Майо… то есть Майя, здесь. – Шимпанзе указал в самый центр игрового поля, и Анук с изумлением разглядела в точке, где сходились все поля, изображение своей сестры, нарисованное тёмным карандашом. Изображение было довольно расплывчатым, как будто подстёршимся за время существования игры.

Пан взял кубик и вложил его в ладонь Анук:

– Остальное выясним по ходу игры.

– А где я играю? – спросила девочка. – Здесь?

Допустим, хотя это совершенный бред, её сестра исчезла по желанию Анук и теперь её надо вернуть, сыграв в какую-то игру. Может быть, и курящий шимпанзе посреди комнаты – это ещё ничего. Но вот что она скажет родителям, если они вдруг войдут к ней в комнату и…

– Время остановили специально для нас, – сообщил Пан, прочитав, очевидно, её мысли и указывая на птиц, в полёте застывших за окном. – Никто не войдёт, пока тебя не будет.

– Почему не будет? – недоверчиво переспросила Анук.

Разве им надо куда-то уйти с игрой?

– Потому что ты будешь в игре, – ответил Пан и расставил фигуры: остроухое существо он поставил в лес, великана – в горы, змею – в море, а верблюда – в пустыню. Свою фигурку и фигурку рыцаря шимпанзе поставил на край поля.

– Тебя не хватает, – брякнул обезьян и указал на фигуры.

Анук уставилась на него. И поняла. Есть такой фильм, там дети попадают внутрь игры. Но здесь…

– Мне надо туда?

Пан опять закатил глаза.

– Вот вы, люди, постоянно твердите, что вы – венец творения, а сами тупы, как пробки! Разумеется, тебе надо туда! Майо-то там! И я там. И Тёмный Принц там. И игра называется «Игра Анук». Поняла? – Он с упрёком посмотрел на девочку.

– Но я же совсем не знаю правил, – растерянно прошептала Анук.

– Я знаю, – напомнил Пан, – давай, ходи уже! Бросай кубик, и игра начнётся.

Анук колебалась. Всё происходящее – безумие, а этой игре и вовсе нельзя доверять. Кто знает, что с ней там случится. Спасти сестру, конечно, надо, но больно уж страшно. Что ждёт её внутри игры? Анук в отчаянии глядела на кубик.

Пан это заметил и достал из кармана старенькое зеркальце.

– Есть ещё кое-что, – хрипло заговорил он. – Если ты не станешь играть, твоё желание – оно в тебе будет расти. И совсем тебя изменит, понимаешь?

Анук не понимала. Серьёзный вид шимпанзе нагонял ещё больше страху, чем сама игра.

– Я о твоём сердце говорю, – объяснил шимпанзе, – пока оно ещё полно сострадания, как бы жестоко ни было твоё желание. Но со временем оно начнёт действовать как яд и разъест тебя изнутри. Твоя тёмная сторона победит, и сердце твоё окаменеет. Вот, гляди!

И шимпанзе сунул зеркальце под самый её веснушчатый нос.

И Анук испугалась. Это была она и не она. Не совсем она. Той Анук в зеркале было лет шестнадцать, не меньше. Глаза злые. Взгляд надменный, холодный. «Я лучше тебя», – говорило это лицо в зеркале. Девочке стало жутко.

– Станешь такой, если не отменишь своё желание. А хочешь отменить – играй! – отчеканил шимпанзе.

Анук ещё пыталась что-то возразить, но слова застряли в горле. Майю надо спасти. Иначе сестра навсегда останется в игре. А она станет той, что в зеркале. Ни за что! Девочка зажмурилась и бросила кубик, отшвырнула его от себя, как будто он жёг ей пальцы. Кубик стукнулся об пол.

– Молодец! Попали куда следует! – рявкнул Пан.

Глава 3. Первый ход

Анук открыла глаза: Пан убирал кубик в карман, а на её кровати выросла трава. Через пару секунд подушка и одеяло утонули в зелени, кровать превратилась в зелёный холмик. Из пола росли деревья, взламывали крышу дома, расправляли над головой свои кроны, как будто потягивались после сна. Немыслимо огромные деревья. Никогда прежде Анук не видала таких необъятных стволов! Да и трава вымахала с неё ростом. Вьюны и плющи карабкались по стенам, затягивали все углы и раздвигали пределы комнаты, как будто дом был бумажный. Зелёным и красным цветом вспыхнули шляпки грибов на платяном шкафу, поросшем мхами. Грибы росли на глазах, пока не переросли саму Анук. Всё в комнате было гигантским.

– Лес, – выдохнула потрясённая Анук.

Невероятно. Но приходится верить. Анук пыталась унять колотящееся сердце.

– Очень тонко подмечено, – с усмешкой прокомментировал Пан. – Венец творения, вот уж правда.

– Почему здесь всё такое…

– Огромное? Потому что ты в самом начале игры. Скоро поймёшь.

Анук недоумённо уставилась на шимпанзе. Тот был уже не в костюме, а в… Сегодня что – карнавал?

– Робин Гуд? – не поверила Анук.

Пан был явно не рад, что ему приходится носить зелёную одежду и шляпу с пером.

– Не знаю, зачем это всякий раз нужно. Законодатель в каждой игре облачает меня в какой-нибудь костюм на своё усмотрение. Только не рассказывай никому.

Разве о таком расскажешь? Хорошо хоть ей разрешили остаться в джинсах, пуловере и кроссовках, и на том спасибо.

– Ну ладно, начнём игру, – объявил Пан.

– А почему именно обезьяна? – поинтересовалась Анук и испугалась, что могла обидеть Пана этим вопросом.

– Обезьяна? – Пан поглядел на неё строго. – Я не просто обезьяна. Я шимпанзе! Настоящий венец творения. Высокоразвитый и высокопроизводительный индивидуум. Я умён, да что там, я гений. Мой интеллект не имеет границ. Я хитёр, ловок и опасен.

«Болтун ты порядочный, вот кто», – про себя добавила Анук, но вслух ничего не сказала.

– Я превосходен! – не унимался Пан. – Тебе необходим спутник мужественный и выдающийся. И кто это может быть, если не я?

И он заносчиво хмыкнул. А настроение-то налаживается.

– Есть и другие проводники через игру. К примеру, одна весьма нервная и развязная черепаха. Её зовут Тестудина. Можешь мне поверить, её игры длятся бесконечно. А воображает о себе!

Пан скорчил гримасу.

– «Тише едешь – дальше будешь, юный шимпанзе», – передразнил он и поёжился. – Но если не спешить, вообще никогда до цели не доберёшься. Ужас! И как ей при этом удаётся показывать лучшие результаты и выигрывать кубок Законодателя?!

Анук хлопала глазами, ничего не понимая, а Пан просто балаболил дальше.

– Вон туда гляди, – он указал на опушку леса, – там мы узнаем, какое задание тебе дано.

На огромном, как стол, камне лежала игра. Как она сюда попала, кто разложил её на камне – необъяснимо. Анук узнала фигурку с острыми ушами. Остальные исчезли.

– Ну, давай, говори, что делать-то надо? – заявил Пан.

И тут – как будто выросший из ниоткуда лес сам по себе ещё недостаточное диво, – деревянная фигурка поклонилась и заговорила:

– На первом этапе игры противники малы, как мыши.

– Это я заметила, – подтвердила Анук, за что шимпанзе сердито сверкнул на неё глазами.

– В первом раунде игрок борется против враждебности, – продолжала фигурка. – Только достигнув самого сердца леса, преодолев себя, научившись состраданию и сопереживанию, игрок получит меч, что острее всех иных клинков.

Фигурка умолкла и снова застыла без признаков жизни.

– Я должна кого-то заколоть? – испугалась Анук.

Она не хочет никому причинять боль!

– Не должна, если не хочешь, – отвечал Пан, – но в финале всё равно придётся сражаться. Не смотри ты так! Никто не умрёт. Только будет повержен. Но тебе не помешает оружие, что острее всех иных: пусть этот меч лучше будет у тебя, чем у Тёмного Принца. Пока всё понятно?

Пан испытующе посмотрел на девочку. Та кивнула.

– Отлично. Тогда пошли.

– Куда? – спросила Анук. – Где это – «сердце леса»?

Вокруг – одна трава выше головы. Море травы. Анук осторожно шагнула вперёд и протиснулась между густо растущими стебельками. С трудом удалось определить, что она стоит вроде как на холме. Неудивительно, её комната ведь на втором этаже. Вокруг дома положено быть саду, но его не видно. Вместо него – только лес, буйный, зачарованный, и пение птиц, тысяч птиц. Кроме страха за Майю у Анук вдруг появилось совсем новое чувство – какая-то жажда приключений, азарт.

– Ну, здесь-то я уже бывал, – сообщил Пан, – только не у листовиков. Но теперь Законодатель меня и к ним заслал. В сердце леса я тоже никогда не заходил. Но всё бывает в первый раз, как говорится. Сокровища, сначала к ним! Несложно догадаться, – он постучал пальцем по лбу, – когда есть высокоразвитый интеллект.

Не успела Анук спросить, кто такие листовики, шимпанзе продолжил:

– Давай за мной. Я тут каждый куст знаю, каждую тропинку как свои пять пальцев. Детская забава.

Но спустя немного времени Анук услышала:

– Тьфу ты чёрт! Заблудились!

Шимпанзе остановился и, ворча и ругаясь, облокотился на камень.

– А я думала, ты знаешь дорогу как свои пять пальцев, – начала было Анук, но её провожатый обиженно засопел, и она умолкла.

– Я знаю дорогу, если ориентироваться по деревьям. А когда кругом трава… Здесь всё совершенно одинаковое. И вообще, всё не как всегда. Очевидно, кто-то решил надо мной подшутить.

– Может, спросим дорогу? – предложила Анук.

– И у кого же? – поинтересовался Пан, оглядываясь вокруг.

Ладно, лучше помолчать. Оставить шимпанзе в покое, глядишь, и сориентируется. С отцом именно так и получается, когда он отказывается включать навигатор в машине – гордый слишком – и потом не знает, куда это он заехал.

По верхушкам трав пробегал ветер, слева и справа возвышались стебли, как забор. Пан повёл её самым извилистым путём. Вот теперь перед ними даже не две тропинки, а целых три в разные стороны. Анук вскарабкалась на камень, вдруг повезёт, но кроме стебельков травы – ничего. Даже кроны исполинских деревьев не видны.

– Ты слишком мала, – пропел вдруг хор тоненьких звонких голосков, и послышалось глупое хихиканье.

– Что… – начала было Анук, спустившись с камня.

– Трава! – проворчал Пан, снял кепку и помахал в воздухе. – Не слушай эти стебли. Они любят запутать, сбить с толку, чтобы их умоляли показать правильный путь.

– Трава? – Анук не верила своим ушам. – Стебли умеют говорить?

– Разумеется, – послышалось из травы, – а почему тебе это кажется невозможным?

– Ты с ними лучше даже не заговаривай, – предупредил шимпанзе, – они ещё хуже, чем болотная мошка, привяжутся – не отстанут.

По траве пронеслось дрожание, хотя ветра не было.

– Послать бы тебя к болотной мошке! Но мы с гораздо большим удовольствием укажем игроку верный путь. Тропинка, что ты выбрал, приведёт вас прямиком к речным крысам, обезьяна ты бесстыжая. Гораздо лучше пойти вот по этой дорожке!

На одной из тропинок трава расступилась в стороны.

– Вот видишь! – заметила Анук. – Всегда лучше спросить дорогу.

– Заплутаем, – мрачно сообщил Пан и, обернувшись к стебелькам травы, напомнил: – Я шимпанзе, прошу запомнить.

Он вздохнул.

– Заблудимся, как есть заплутаем.

Через несколько шагов путникам показалось, будто трава поредела. Но потом Анук заметила, что трава просто примята. Кто-то большой и тяжёлый недавно прошагал здесь. Анук не стала ломать голову, кто бы это мог быть, мало ли в этом лесу обитателей.

Пан мгновенно повеселел:

– Вот видишь! Я же сказал – я тут каждую тропинку знаю.

Ну его, не надо ему возражать, просто прикусить язык и идти дальше. Тяжело, конечно, продвигаться по чьим-то гигантским следам, зато хоть какая-то дорога.

– Кто здесь прошёл? – поинтересовалась Анук.

Как-то ей было не по себе: очевидно, обитатели этого леса гораздо крупнее, чем она и Пан. Но кто именно мог оставить такие следы, пока оставалось загадкой.

– Понятия не имею, – ответил Пан, – но их было много. Видишь, сколько следов. Всю траву примяли, до самых деревьев. Вытоптали. Ни одного прямого стебелька. Кто бы они ни были, нам следует радоваться, что они ушли. Я упоминал, что эта игра бывает опасной?

– Нет, не упоминал. – Анук с упрёком подняла брови и тревожно оглянулась.

– Да ты просто не слушала меня, – отмахнулся шимпанзе. – Если ты мал, как мышь, не попадайся на пути кошке. Ты же понимаешь, что я имею в виду?

– Съедят?

Кто может жить в лесу? На уроке биологии проходили. Медведи, лисы, птицы всякие. Кому более всех по вкусу тринадцатилетние девочки размером с мышку?

– Съедят, – подтвердил Пан, – но ты не бойся. Я же с тобой. А я-то вырос в дикой природе.

Да уж, защитник – сморщенный шимпанзе в костюмчике Робин Гуда! Но уж ладно, Анук прикусила губу, молчок.

– У меня глаза рыси и инстинкты…

Пан не договорил и истошно завопил, когда кузнечик, достававший Анук почти до пояса, перепрыгнул её одним махом.

Анук невольно хихикнула. Прыгающие насекомые – это не так страшно, как потерять Майю или стать чьим-то обедом, однако шимпанзе принял этот смешок на свой счёт, снова кинул на Анук обиженный взгляд и поплёлся по притоптанной траве, ворча что-то себе под нос.

Пан понуро уставился в землю, а Анук тревожно оглядывалась – кто-то же должен следить, чтобы их не съели. Огромные деревья, стволы которых стремились в небо, ужасно отвлекали. Но вот и опушка леса. Ну и лес! Деревья, казалось, доставали до облаков, лиственные кроны сливались над головой, так что были видны только небольшие лоскутки синего неба среди сплошной зелени. Солнце, пробиваясь сквозь листву, рисовало причудливый узор на земле. Ветер с тихим шелестом проносился по лесу. Анук, как зачарованная, прислушивалась к птичьему пению и, к своему изумлению, смогла в этом хоре даже разобрать отдельные слова. Много слов, но безо всякого смысла, просто сотни отдельных разговоров и песен. А у деревьев тоже были голоса. Глубокие басы, которые растягивали слова, отчего те становились совсем уж непонятными. Лес жил. Анук даже на минуту забыла Майю и саму себя. Только слушала, слушала, затаив дыхание.

– Идём! – напомнил Пан. – Теряем время.

И он пошагал дальше, одному ему ведомым путём.

– Тёмный Принц, конечно, болван, но мы не дадим ему шанса первым прийти в сердце леса.

– А он тоже здесь? – спросила Анук, наблюдая ссору двух белок из-за ореха.

– Он вступил в игру в другом месте, – объяснил Пан.

Он шествовал теперь с таким видом, будто этот лес ему принадлежал.

– Каждый раз одно и то же. И всё-таки что-то по-новому. Все игроки в начале мелкие. И в первом мире им всегда надо найти зелье, которое поможет подрасти, – монотонно бубнил Пан, как будто это был скучнейший урок математики. – Но вот эта штука с сердцем леса – что-то новенькое. Обычно Законодатель прячет зелье в зачарованном колодце в лесу. А где зелье, там и меч. Немудрёная задачка. Только неприятная. Потому что в колодце обитает уродливая бородавчатая жаба. Старик-Законодатель обожает сказки, чтоб ты знала. Однажды он вообще намудрил: придумал тут в лесу домик ведьмы и схоронил зелье у неё в кухне.

– А кто он вообще такой, этот Законодатель? – поинтересовалась Анук.

Ветер шелестел листвой у них над головами, две мухи размером с кулак носились над грибом с красной шляпкой и жужжали свои песни.

– Ты его часто упоминаешь.

– Ну, он ведёт эту игру, он тут главный, – отвечал Пан. – Прячется где-то, никто его не видит, а он следит, чтобы всё шло как положено.

Обезьян отмахнулся от одной из мух.

– Только не спрашивай, кто эту игру сотворил. Этого я сам не знаю. Ты, вероятно, тоже не в курсе, кто создал мир, в котором ты живёшь. Ведь не знаешь же? И ещё…

Пан осёкся. Анук проследила за взглядом шимпанзе и увидела между деревьями что-то тёмное: огромный чёрный навес из парусины с белым ухмыляющимся черепом.

– Пиратский флаг? – изумилась Анук.

Пан был слишком потрясён, он ничего не ответил, только пялился на полотно.

– Может, это тоже часть новой сказки, – предположила Анук, перебирая в уме известные ей истории.

– Нет, – опомнился шимпанзе, – это пиратский флаг, но пиратам положено быть в другом игровом поле. Их место – на море.

Пан огляделся, будто искал глазами среди леса пиратский корабль. Но вокруг были только деревья, листва, да мелькали тени зверей.

– Не нравится мне это. Пошли отсюда. Надо поскорее найти это проклятущее сердце леса. Ерунда.

Анук вовсе не казалось, что это ерунда, но спорить она не стала.

– Лес большой, – заметила Анук, следуя дальше за проводником.

Все леса казались ей огромными с тех пор, как они с родителями гуляли в лесу неподалёку от их дома. Но учитывая её мышиные размеры, этот лес был для неё теперь бесконечен, как космос.

– А если ты не знаешь, где сердце леса…

Опять обиженный взгляд Пана.

– Или если лес коварно хочет тебя запутать… Может, снова спросим у кого-нибудь дорогу?

Пан боролся сам с собой: задета его честь, сложно в таком положении просить кого-либо о помощи!

– Ну, я просто подумала, если тут висит флаг, которому место в другом игровом поле, может, есть кто-то, кто об этом что-то знает. То есть знает одну-единственную вещь, которая неизвестна тебе, как бы невероятно это ни было.

Пана её слова, кажется, убедили. Он кивнул и потеребил пальцами нижнюю губу.

– А ты совсем не так глупа, Анук.

В данных обстоятельствах это прозвучало настоящим комплиментом.

– Великая Сова, – забормотал шимпанзе, – когда что-то не так, она знает, в чём дело. Довольно мудра, но чрезвычайно опасна. По крайней мере для таких маленьких, как ты.

«А сам-то!» – подумала Анук про себя.

– Может быть, попробуем подослать переговорщика? Да, так будет лучше. Чтобы не подвергать тебя опасности.

«И тебя тоже», – опять добавила про себя Анук.

– Надо найти кого-нибудь, чтобы послать его к совам. Как насчёт змей? Нет, эти слишком хитрые. Мыши? Нет, опять не то, этих съедят, не успеют и пискнуть. Не трусь, найдём кого-нибудь! И если всё сложится, старуха Стрикс нас выслушает и не слопает. Тогда я смогу с ней поговорить. Свершится беседа двух мудрецов…

– И где её искать? – Анук решила просто пропустить хвастовство Пана мимо ушей.

Пан поднёс палец к её подбородку и приподнял вверх её голову.

– Совы в этом лесу летают высоко, – сообщил он, – даже очень высоко.

Глава 4. Не на своём месте

Анук уставилась на кроны деревьев. В шелесте зелёных гигантов, в их перешёптывании на диковинном языке чудились ещё чьи-то голоса. Может, это совы?

– Не бойся, – напомнил Пан, – карабкаться туда не придётся. Идём, найдём посланника!

И шимпанзе повлёк Анук между стволами в глубину леса.

Это пространство и вправду было наполнено своей необычной жизнью и звучало на разные голоса. Анук прислушивалась и пыталась определить, кому они принадлежат. Но ни одного живого существа не было видно, кроме двух мух размером с кулак, что с удовольствием досаждали Пану, кружа у его головы.

– Ты смотришь не так, – пояснил Пан, – вот никого и не видишь.

И он особенно яростно отмахнулся от надоедливого насекомого.

Миновали поляну со множеством цветов. Они все были выше Анук и тянулись в небо.

– Звери прячутся в лесу, а твои глаза не привыкли их замечать. Вот мне ничего не стоит их найти.

Ну, не будем напоминать, как кое-кто не заметил в траве огромного кузнечика и до смерти его испугался. Лучше спросить у Пана о Тёмном Принце.

Вдруг Анук пронзила боль, и она рухнула на колени. Как будто клинком в грудь. Дышать стало нечем, она задыхалась, как рыба, выброшенная на сушу. В глазах потемнело, в ушах зашумело, крики Пана Анук уже не слышала.

Только почувствовала, как её подхватили и понесли. Размытое лицо шимпанзе и зелёная шапочка Робин Гуда сверху. Сердце выпрыгивало из груди. Потом боль так же внезапно исчезла и морок прошёл.

– Что?.. – Язык был будто ватный.

– Чёрт! Уже! И так сильно. Больно было, да?

Анук хватило сил только кивнуть.

– Сердце. Твоё сердце. Превращается в камень.

Пан поставил Анук на ноги. Она качнулась, но не упала.

– Что-то уж больно рано началось, – повторил Пан. – Честно признаться, у меня только с одним игроком такое происходило. И то ближе к концу игры. А ты вот с этого начинаешь.

О чём он говорит? Её сердце становится камнем?

– Пошли скорее, иначе станешь тем противным отражением из зеркала, а Майо потеряешь навсегда.

Поправить Пана не было сил.

– Мне надо попить, – шепнула Анук.

Страх, как вода в тёмном колодце, заполнял её изнутри. А вдруг это случится? Вдруг она правда скоро станет своим злобным отражением и перестанет быть собой? «Не думай об этом, – скомандовала себе Анук, – думай о Майе. Выполняй задания, действуй».

– Не проблема, – вдруг с готовностью согласился Пан.

Друг познаётся в беде: вон как он кинулся её спасать, Анук была ему очень благодарна.

– Пойду найду речку или ручей.

– Нет реки, нет ручья, – пропели тоненькие голоса, похожие на голоса травяных стебельков.

Анук пригляделась: это говорили полевые цветы.

– Но есть колодец, – пропели цветы, изгибая стебельки, как до этого травинки. – Чистая вода для игрока. Совсем рядом.

– Пойдём найдём колодец. – Пан закинул руку Анук себе на плечо.

Опереться на него девочка толком не могла, шимпанзе был маленький, но жест его Анук оценила и даже улыбнулась, несмотря на боль.

Сердце снова билось ровно, но Анук была слаба и едва передвигала ноги. Из головы у неё не шло её же собственное бессердечное изображение в зеркале, сколько она ни старалась его прогнать.

Колодец и правда был рядом, в окружении цветов, в тени высоких елей, солнце почти не проникало через их густую хвою. Они как будто нарочно указывали путь. Анук оправилась от боли, остались потрясение и жажда.

Колодец, сложенный из грубых серых булыжников, оказался огромным. С одной стороны его, как зелёное одеяло, покрывал густой зелёный мох. С ржавого рычага свисала цепь.

– Обычно здесь прячут зелье. Ну, я уже говорил, жаба, всё такое, – напомнил Пан, подскочил к колодцу, с обезьяньим проворством вскарабкался на стенку, встал на край и, кряхтя, стал крутить ворот, налегая на рукоятку всем своим весом.

– Один глоток – и тебе сразу станет лучше, – кряхтел шимпанзе, – а потом пошлём кого-нибудь к совам и займёмся Тёмным Принцем и Майо.

Пан ободряюще улыбнулся, в это время из колодца показалось железное ведро на цепочке. Пан закрепил ворот, как цирковой акробат, сиганул к ведру по краю колодца и ладонями, как ковшом, зачерпнул воды.

– Вот, на…

Он не договорил. Истошно заорал, метнулся прочь от ведра и рухнул в траву.

Анук замерла. Что такое? Чего он так испугался? Цветы немного смягчили падение (правда, за это цветочки не слишком вежливо выразили ему своё неудовольствие). Шимпанзе лежал на спине и широко раскрытыми глазами пялился на колодец.

Надо ему помочь, подумала Анук. И как бы ей ни было самой дурно, она заставила себя встать на ноги и поспешила к Пану. Она упала на землю рядом с ним, сломав при этом пару цветов. Цветы снова разразились потоком жалоб.

– Ты в порядке? – с тревогой спросила Анук.

Пан мог только кивнуть и дрожащим пальцем ткнул в сторону колодца:

– Там… там… – заикаясь бормотал он, – там…

– Что там? Что-то в колодце? – догадалась Анук.

Пан снова кивнул.

– Погоди, я посмотрю.

Умно ли это – заглядывать в таинственный колодец в этом неведомом мире? Если Пан чем-то так поражён, то что будет с ней, Анук? Цветы всё ныли и жаловались, некоторые предостерегали Анук, а чертополох с особенно длинными шипами предлагал ей себя в качестве оружия:

– Сорви меня и порази восточное чудище прямо в лицо, пусть почувствует жгучий укол моих колючек!

– Если тебя сорвут, ты погибнешь, сорняк безмозглый, – встрял папоротник, раскинувший свои веерообразные листья у края колодца.

Восточное чудище? Пока растения спорили, Анук осторожно приблизилась к краю колодца. Вскарабкалась по грубым камням и заглянула в колодец. Не лучше ли им с Паном бежать отсюда, сверкая пятками? Но ей так невыносимо хочется пить!

– Доброе утро, – послышался низкий голос.

Анук едва не свалилась в траву, как Пан, но заставила себя успокоиться. Может, зря, может, надо бежать… Но девочка осталась.

– Осторожно! – забеспокоился внизу шимпанзе.

– Возьми этот дурацкий чертополох! – уговаривали цветы.

Анук отмахнулась от всех и откашлялась.

– Доброе утро, – отвечала она неуверенно. – Кто вы?

Ох, зря она это… А с кем вообще она разговаривает?

Анук прищурилась, и понемногу в глубине колодца стал проступать чей-то туманный силуэт.

– Вы заколдованный принц? – Анук невольно вспомнилась сказка о королевиче-лягушонке, однако же существо в колодце, очевидно, не было ни жабой, ни лягушкой. Но в сказке точно шла речь о колодце.

– О господи! – охнул папоротник. – А я думал, что глупее чертополоха никого не бывает.

– Я хочу вам помочь, – продолжала Анук.

– Помочь? – переспросили из колодца. – Мне никто не может помочь.

– Вы ранены? – уточнила Анук.

Вдруг это человек упал в колодец и не может выбраться без посторонней помощи?

– Хуже, – отвечал голос, и из колодца повалил не то дым, не то туман.

Анук подалась назад, споткнулась и упала на цветы, которые в голос принялись браниться. Анук молча глядела на туман, выползающий из колодца.

Туман был серебристо-серый и, выбравшись из колодца, обрёл форму мужской головы. Почти лысой, только на затылке росла коса. Рот был большой и клыкастый. Глаза миндалевидные, судя по всему, заплаканные. Некто здоровенный вытянулся из колодца в самое небо, почти задевая головой облака. Из тумана явились две руки, потом две ноги (из которых одна застряла в колодце), и, наконец, Анук смогла различить и всё тело. Арабского вида мужчина в серебристо-сером старинном одеянии. Вот оно какое, восточное чудище…

– Всё гораздо хуже, – пожаловалось чудище рокочущим голосом, – мне дьявольски скучно.

– Ты? – вскинулся Пан, уже не столько испуганно, сколько сердито. – Ты – здесь? Не может быть!

– Кто вы? – снова спросила Анук.

– Джинн! – хором ответили туманный субъект из колодца и шимпанзе.

Джинн? Анук о них слышала. В сказках. Тысяча и одна ночь. Духи, обитающие в бутылках. Сказочные персонажи. Исполняют три желания. Опасны ли они? Кто их знает.

– Точнее, тот самый джинн, – смущённо заявил дух.

– Ты что здесь забыл? – шикнул Пан, окончательно приходя в себя и поднимаясь на ноги. – Ты не на своём месте. Твоё место – в пустыне.

Джинн пожал плечами:

– Я проснулся, когда началась игра, и обнаружил, что я в колодце. Сам же знаешь, я должен дождаться, когда придёт игрок и меня освободит. До тех пор мне приходится скучать в колодце, а там ещё тоскливее, чем в бутылке.

Джинн склонился к Анук:

– Разрешите представиться, я Джиннайя.

– Анук, – в изумлении ответила девочка.

Пан с достоинством пытался отряхнуться и поправить свой костюм.

– Посторонись, – снова шикнул он на Джиннайю и взобрался на стенку колодца, – игрок хочет пить.

– Кстати, где мы? – с любопытством спросил джинн, вытаскивая из колодца свою огромную ногу.

– В лесу, – объяснила Анук.

Она вскарабкалась вслед за Паном на стенку колодца и принялась пить воду из пригоршни Пана. Вода мгновенно утолила жажду и дала новые силы.

– Ах ты, господи, – пробубнил папоротник, – беседа интеллектуалов.

Пан намеренно опрокинул ведро на нахальные растения, облил их водой, и те, мокрые и понурые, умолкли.

– Вся игра кувырком, – ворчал шимпанзе, – не ты один не на своём месте. Там в лесу висит между деревьями пиратский флаг. Вот уж совсем не там, где положено.

– Невероятно, – подхватил джинн, – как такое может быть? Какое безобразие! Сообщите об этом Законодателю.

От избытка чувств дух из бутылки на секунду утратил свои очертания и почти растворился в воздухе.

– Ага! – разозлился Пан. – И как мы его найдём? Мы же маленькие! Может, подскажешь? Мы вообще-то искали, кого бы послать от нашего имени к совам. Старая Стрикс наверняка в курсе, почему в игре такой хаос.

Джиннайя снова соткался из воздуха, прищурился, как будто только теперь заметил Пана и Анук, постучал пальцами по лбу и вдруг уменьшился и стал всего на голову выше девочки.

– Отличная идея. Я много слышал о совах. Об их мудрости знают даже в пустыне. Старая Стрикс должна указать вам путь? Ростом вы и вправду не вышли, может, мне вас увеличить? Хотя уж какое-то жульничество получится. А Законодатель ненавидит нечестные трюки. Он тут же дисквалифицирует бедную девочку. И тогда она проиграет! Нет, придётся вам самим справляться.

Джиннайя пригляделся к Анук:

– Ого, да у тебя сердце каменеет, так? Болезненная штука. И тут я ничем не могу помочь. Нельзя мне. Это часть игры. – Джинн огляделся: – Тоска зелёная! Законодатель всегда запихивает меня в бутылку и закапывает в песок. Скучно, но здесь мне нравится ещё меньше. Зелёный – не мой цвет. Мне бы хотелось другого.

– Почему бы тебе просто не уйти куда хочется? – спросила Анук. – Ты же дух, ты можешь оказаться где угодно. Ты же умеешь колдовать!

Похоже, зря она это сказала: джинн помрачнел.

– Джинны привязаны к своим бутылкам, – шепнул Пан и тайком указал на тоненькую, едва заметную струйку дыма, что протянулась между джинном и серыми камнями колодца, словно цепь. – Или к колодцам.

– С вами хоть поговорить можно, – вздохнул Джиннайя, – нечасто удаётся с кем-нибудь пообщаться. В бутылке удивительно мало попадается собеседников. – Джинн загрустил: – И вообще, с какой стати я должен торчать в таком мерзком месте? Я имею в виду в бутылке.

Он был так несчастен, что Анук захотелось его утешить. Но только чем она может ему помочь, ему – могущественному духу? Какое желание?.. Минуточку! Желание! Идея! Бредовая, сумасшедшая, но идея! Анук улыбнулась. Кое-что она всё-таки может. Но есть ли у неё на это время?

– Две минуты найдётся? – шепнула она Пану.

– Да хоть два часа, если нужно, – развязно объявил шимпанзе. – Тёмный Принц, вероятно, как раз, как обычно, спасается от лесных мышей. – Пан злорадно хихикнул. – Нам спешить некуда. Пока я в игре, он никогда не выиграет первый раунд.

И шимпанзе с довольным видом похлопал себя по груди.

– Ладно, – кивнула Анук.

Раз у них ещё есть время, она поможет бедному Джиннайе. Её беспокоила его участь. Сама того не желая, Анук вспомнила одну сказку, которую начала недавно придумывать. Теперь эта история не шла у неё из головы. История о том, почему джинны торчат в своих бутылках. И Анук не удивляло, что в этой сказке заветное желание играло особенную роль.

– История о джинне и бутылке. Хотите послушать?

– Хотим! – заверещали цветы, качая головками.

Джинн уселся в воздухе по-турецки. Даже Пан навострил уши, достал из кармана своего робингудовского костюмчика сигару и закурил. Он присел на край колодца и с удовольствием задымил.

Анук отогнала дым. Она волновалась: она рассказывала эту историю в первый раз. Кроме того, девочка ещё сама не знала, чем закончится сказка. Вся надежда на фантазию. Только бы не подвела. Анук закрыла глаза, откашлялась, собралась и начала.

История о том, как джинн попал в бутылку

Да будет тебе известно, любезный джинн, что не всегда род твой был заперт в бутылках. В стародавние времена, о которых уже никто и не помнит, джинны были вольны и ничем не связаны. Их тогда не звали духами из бутылки. Их называли духами, исполняющими желания. Ибо когда являлся к джинну кто-нибудь с самым своим заветным желанием, джинн непременно его исполнял. По крайней мере, если джинн был уверен, что это желание идёт от чистого сердца. Власти и силы джиннов на это хватало. Они умели исполнять почти все желания. Переносить человека за секунду из одного конца света в другой. Врачевать болезни, неподвластные докторам. Многие искали встречи с одним из рода джиннов, дабы загадать ему своё желание. И среди прочих – султан одного далёкого островного государства, название которого давно забыто.

Он только-только стал правителем своего народа, унаследовав престол после смерти отца, которого подданные любили за добросердечие. Новый же султан был человеком алчным и завистливым. Более всего вожделел султан богатств соседнего острова, а там много было того, что султан желал прибрать к рукам: золото и драгоценности, железо, из которого ковали оружие, травы и специи, что превращали любую пищу в роскошные яства. Изо дня в день корабли, гружённые товарами, прибывали из-за океана и множили богатство соседнего острова, столь ненавидимого молодым правителем.

Занемог султан, захворал от зависти. Так занедужил, что даже самые учёные из учёных, самые опытные из докторов не знали, как его лечить. Все предрекали правителю скорую смерть. Скорбь его подданных была безгранична, ибо никто не знал о его завистливом злом сердце. И многие его подданные желали лишь одного – чтобы их султан выздоровел. Случилось оказаться рядом с островом одному джинну, что любил море, летал над волнами и слушал их шум. И услышал джинн это желание народа. И в тот же день явился в своём туманном обличии к постели больного.

Султан испугался неожиданного появления джинна и спросил, зачем тот здесь. Когда же услышал, какое желание привело духа во дворец, то попросил лучше исполнить его собственное, султана, заветное желание. Джинн, уверенный, что народ может желать выздоровления лишь доброму и великодушному правителю, согласился, даже не заглянув в его алчное и завистливое сердце. Тогда молодой человек собрал последние силы и пожелал, чтобы море, по которому день за днём торговые суда прибывают в соседнее царство, высохло и стало раскалённым песком. Он полагал, что тогда благополучию его соседей наступит конец.

Джинн испугался такого желания – злобного, себялюбивого, от которого появлялась горечь на языке. Но он не властен был нарушить своё обещание. И именно он, джинн, более всех любивший океан, превратил его в мёртвую песчаную равнину.

Много страшного случилось в тот день. Море воды исчезло, явилось море песка. И назвали его пустыней. Молодой султан так возликовал, что его сердце, ослабленное болезнью, и вовсе перестало биться. И жители этой страны, когда-то располагавшейся на острове, испытали печаль и гнев. Все вместе они загадали желание, искреннее и могучее, и обратили его на джинна. Они прокляли его этим своим желанием. И его, и ему подобных – всех прочих джиннов. Ибо в их глазах он не только осушил море, он отнял у них любимого султана. Желание жителей и заперло всех джиннов в бутылках. Более того: с тех пор повелось, что если кто откроет такую бутылку, обязательно должен загадывать джинну свои желания, а джинн будет их исполнять. И так будет до тех пор, пока не явится кто-нибудь, чьим единственным желанием будет освободить всех джиннов.

Анук, довольная, что довела сказку до конца, открыла глаза и увидела умоляющее лицо Джиннайи. Чего он хочет?

– Пожелай, – шепнул джинн неуверенно.

Анук нахмурилась и перевела взгляд на Пана.

– Он хочет, чтобы ты пожелала ему и всем ему подобным свободы, – объяснил шимпанзе таким тоном, будто сам он полагает случай с джинном совершенно безнадёжным. – Он, правда, не к бутылке прикован, а к колодцу, но это, полагаю, роли не играет.

– Что-что? – Анук не поверила своим ушам. – Это была всего лишь…

Сказка, хотела она сказать, но тут поняла: Джиннайя решил, что её история – правда. Но ведь она это всё только что выдумала… У джинна было такое лицо, что Анук не смогла произнести эти слова. Он так надеялся, что правда разбила бы ему сердце. Тогда девочка медленно кивнула.

– Я, – произнесла она и заметила, что в лесу повисла удивительная тишина, будто сами деревья прислушались, – я желаю… – Безумие, полный бред, но об этом лучше не думать… – …чтобы джинны с сегодняшнего дня снова были свободны и никогда больше не должны были выполнять ничьих желаний!

Ох, какая же она дура! И без подсказки Пана это ясно. Как она могла подумать, что сбудется выдуманная ею же самой сказка? Как теперь признаться в этом Джиннайе? Как объяснить, что всё вымысел? Анук готова была уже начать оправдываться, извиняться, просить прощения, как вдруг выражение лица джинна изменилось. Сначала на нём промелькнула надежда, потом – изумление, а затем туманное лицо озарилось безграничным счастьем.

– Свободен! – пророкотал джинн и потянулся всем своим исполинским телом, как если бы только что проснулся. – Я свободен!

С каждым словом он вытягивался на метр в высоту, подпрыгивал, кувыркался, потом рухнул вниз и приземлился возле колодца.

– Спасибо! – крикнул он так, что цветы пригнулись.

И Анук заметила, что тоненькая ниточка дыма, что привязывала его к колодцу, исчезла.

– Но это же невозможно! – пролепетала Анук.

– Скорее, странно, – заметил Пан, настолько изумлённый, что даже не стал ворчать. – Ты можешь влиять на ход игры! Ну-ка, попробуй подрасти!

Как, ради всего святого, она сможет?.. Но Анук не стала спорить, она зажмурилась… Представь, что ты выше, гораздо выше… Представь… Пусть это сбудется… Она открыла глаза. Увы, она по-прежнему была размером с мышь и сидела на краю колодца, а джинн глядел на неё и смеялся:

– Все желания, имеющие целью выиграть игру или один из её раундов, – жульничество. А жульничество недопустимо. Последствия могут быть страшные. Но кое-чем я могу тебе помочь, – заявил джинн и нырнул в колодец.

– Не сбежать ли нам отсюда, пока не поздно? – предложил Пан. – Не доверяю я этим духам, мало ли что он вытащит из колодца. Достанет оттуда какую-нибудь гадкую жабу…

Тут Джиннайя появился из колодца. Пан умолк и изобразил на лице фальшивую улыбу.

– Держи! – Бывший пленник колодца с гордостью протянул Анук какие-то совершенно мокрые не то растения, не то водоросли, с довольно затхлым запахом.

Анук, кое-как подавив омерзение, приняла склизкие листья, выдавила из себя «спасибо» и вопросительно взглянула на Пана.

Шимпанзе пожал плечами и постучал пальцами по лбу.

«Совсем спятил», – произнёс он одними губами.

– Когда сердце снова будет каменеть, съешь кусочек. – Джиннайя забрал у Анук растение, слепил из воздуха мешочек размером с кулак, запихал туда растение и втиснул мешочек в ладонь девочки. – Помогает от всего. Только прожуй как следует. Вылечить не вылечит, но утолит боль и продлит время, пока…

Джиннайя ободряюще улыбнулся и огляделся: не подслушивает ли их кто-нибудь, кому его слова не предназначаются.

– И вот ещё. – Он порылся в складках своего одеяния и достал маленький стеклянный шар. – Кое-что особенное.

Анук привязала мешочек к поясу своих брюк и стала рассматривать стеклянный шар. На вид шар как шар, ничего особенного.

Джиннайя заметил её недоумение, приподнял одну бровь, взял шар, поднёс к губам и подышал на него. Внутри шара вспыхнул огонёк, и шар заиграл красками и светом, как живой.

– Что это такое? – прошептала девочка, осторожно забирая у джинна подарок.

Не обожжёт ли он ей ладонь? Но огонёк был не горячее её руки.

– Желание, – объяснил дух и снова огляделся. – Это не совсем жульничество… – Джинн как будто оправдывался. – Разве только совсем небольшое… Никто ничего не скажет против. Это моя благодарность за то, что ты подарила мне своё желание. Это мой тебе подарок. От всей души. Без принуждения. – Он улыбнулся и громко захохотал. – Употреби его себе на пользу. Наши желания очень многое говорят о нас. Только ты не можешь использовать его, чтобы победить в игре. Если огонёк засияет так ярко, что не сможешь на него смотреть, значит, ты загадываешь своё самое заветное желание. И оно обязательно исполнится. А теперь – к морю! – крикнул джинн так радостно, что птицы взлетели из крон деревьев, как будто лес пульнул в небо кучей листьев. – Обожаю синий! Ах да, если вам надо к совам, то это туда.

Джинн закружился в воздухе, указал путь и исчез.

Анук растерянно изучала шарик-желание. На него можно глядеть часами – так красиво мерцает огонёк внутри, но озабоченное «кхе-кхе» за спиной отвлекло девочку от её мыслей.

– Соизвольте следовать дальше, милостивая госпожа, – с издёвкой провозгласил шимпанзе, чьи запасы терпения и сострадания, очевидно, были истощены. – А желание лучше отдай мне. Не то ещё используешь его неверно и будешь дисквалифицирована. В любой твоей ошибке виноват буду я, а мне нельзя портить репутацию.

Благодаря желанию от джинна, что теперь хранилось в кармане у Пана, Анук воспряла духом и бодро последовала за проводником к совам. О боли в сердце она почти забыла. Она прислушивалась к шёпоту деревьев: кажется, они вспоминали о стародавних временах. Как же ей теперь распорядиться подарком джинна? Желание могут счесть жульничеством, нельзя этого допустить. Она воспользуется им только в самом крайнем случае.

– Совы будут рады со мной поговорить, – заявил Пан, перекрикивая птичий гвалт.

Он шагал впереди и помахивал длинной палкой, отпугивая невидимых врагов. Шимпанзе держал палку как деревянный клинок, который, впрочем, не был никому особенно страшен – даже мыши, шнырявшей среди опавших листьев.

– Им есть чему у меня поучиться, хотя они и не признаются, что я их мудрее, – болтал Пан. – А они умны, настоящие всезнайки, эти пернатые нахохленные задаваки.

«Надо же, – думала Анук, – у этой обезьяны мания величия». Но она промолчала и стала осматриваться: здесь точно есть звери поопасней мышей и кузнечиков. Пан же продолжал самозабвенно петь самому себе дифирамбы.

– Из меня вышел бы отличный Законодатель, – провозгласил шимпанзе, когда из-за ствола выскочила какая-то тень.

Птицы умолкли, и в лесу как будто похолодало. Мышь мгновенно шмыгнула под листья. Тень быстро двигалась навстречу путникам.

– Пан, – окликнула Анук шимпанзе, который по-прежнему ничего не замечал.

У тени было два крыла. И она была огромная, как тень самолёта.

– Пан! – настойчиво крикнула Анук.

Палка в руках шимпанзе против этой тени не поможет.

У тени были когти и клюв крючком.

– Пан! – отчаянно завопила Анук, и шимпанзе, наконец, опомнился.

– Что? – небрежно спросил он, как если бы Анук испугалась хрустнувшей ветки.

Пан повернул голову, и его самодовольная физиономия перекосилась от изумления и ужаса.

– Я… – ещё вякнул Пан и истошно заверещал, когда сова обрушилась на него, схватила лапами и вздёрнула в воздух.

– Пан! Пан! – заметалась Анук.

Она схватила палку, которую обронил шимпанзе, и швырнула в сову, но та уже была далеко. Анук беспомощно наблюдала, как сова с Паном исчезают в кронах деревьев.

В лесу стало тихо-тихо.

Никогда Анук не чувствовала себя такой одинокой.

Глава 5. Корни и вода

Анук всматривалась в густые кроны деревьев. Но не могла разглядеть ни Пана, ни его пернатую похитительницу. Лес, переполненный жизнью и голосами, теперь казался ей самым опасным местом на свете. Среди листвы мерещились тени вроде той, совиной. Надо бежать! Прятаться! Ну куда же тут спрячешься? Где тут безопасно? Как узнать, кто там притаился в кустарнике, в подлеске? Может, там какая-нибудь лиса только и ждёт, чтобы её слопать! Или…

– Пс-с-ст! – шикнул кто-то.

Анук прищурилась и пригляделась к могучим деревьям. Это кто-то из них? В этом безумном лесу всякое может быть.

– Берегись! Ты в опасности!

Опять этот голос. Слишком тонкий для дерева. Деревья говорят басом. И очень медленно, тягуче. А таким может быть голос небольшого суетливого существа. Но если кто-то желает её съесть, то вряд ли станет подзывать и предупреждать, а просто сам выскочит и набросится. А если это паук заманивает её в свою паутину?

– Беги, скорей! Давай же! – настаивал голос. – Совы!

Анук подняла голову и узнала такую же тень, что обрушилась на Пана. Тень была огромной, а Анук – такой маленькой. Замерев от страха, девочка смотрела в холодные совиные глаза. Сейчас и её унесли бы вверх. Дальше всё произошло в одну секунду. Некто схватил Анук сзади, пихнул под толстый корень и прижал к земле. Крылатая тень исторгла гневный клич, и серебристая сова промелькнула совсем близко от Анук, только руку протяни. Но птица не могла схватить её, так что описала в воздухе дугу и исчезла среди листвы.

– Быстро! Скорее! – снова заговорил голос. – Сюда! Под землёй нет сов.

Неведомое существо шмыгнуло в нору под корнями. Анук вгляделась в темноту. Опять совиный крик над головой. Анук послышалось: «Добыча!» Она глубоко вдохнула и прыгнула в нору.

Что там будет? Сердце колотилось, как безумное. Может быть, её ждёт туннель, сырой, тёмный и тесный, кишащий жуками и червями. А вот и нет! Пара шагов – и Анук оказалась не на корявой сырой земле, а на ровной площадке, выложенной камнями. И мягкий гостеприимный свет лампы прогнал темноту. Туннель сменила комната с деревянными стенами. В нишах горели светильники. И Анук узнала своего спасителя, который избавил её от когтей совы. Это был человечек в одежде землистого цвета, с блестящей лысиной, морщинистый и ещё меньше, чем сама Анук. На голове у него не было ни волоска, зато седая борода была густой и длинной, а над ней нависал длинный горбатый нос.

– Спасибо, – прошелестела Анук.

С виду человечек выглядел совсем не опасным. Но вежливость в любом случае не помешает.

– На здоровье, – отозвался человечек тонким и удивительно молодым голосом. – Опасно там наверху! Птицы, лисы, медведи. Убивают всех мелких. Зато здесь, под землёй, мы короли. Добро пожаловать в нашу империю, игрок!

Анук выдохнула. Страх прошёл. Она с облегчением улыбнулась:

– Спасибо… Но мой проводник…

Анук не смогла выговорить, что произошло с Паном.

– Совы, совы… Хищники! Добыча, – с печальным видом закончил хозяин.

– Я должна его спасти, – заметила Анук.

Спасти! Да она сама едва спаслась. Как она поможет Пану? Если он вообще ещё… Сомневаться нельзя… Он жив.

– Опасно. Опасно, – забормотал человечек и покачал головой. – Там наверху живут совы. Много сов. Всегда голодные. Там война.

Хозяин жилища вдруг сорвался и куда-то побежал.

– Война? – крикнула Анук, едва успевая за человечком. – У вас война с совами?

Должно быть, здесь ещё много таких же человечков, он же говорил об «их империи».

– Нет-нет, – злился человечек, – листовики – наши враги!

Листовики? Не о них ли говорил Пан? Ничего не понятно! Но хозяин спешил дальше, а Анук была необходима помощь, чтобы найти Пана. И она мчалась за хозяином, а коридор явно шёл вниз. Глубже и глубже в землю.

– Как вас зовут? – спросила Анук.

– Ксилем, Ксилем, – отозвался старичок, семеня дальше и даже не повернув своей лысой головы к собеседнице.

– Ксилем, мне надо помочь другу!

Ого, она только что назвала этого заносчивого шимпанзе своим другом! А почему нет? Он же ей помог, когда она умирала от боли.

– Опасно!

– Я знаю, что опасно, – по возможности вежливо согласилась Анук, – но мне нужно ему помочь.

Ксилем остановился и обернулся к Анук с серьёзным видом:

– Конечно, конечно, как пожелаешь.

Как пожелаешь? Конечно! Желание! Анук совсем забыла! Оно же осталось у Пана. Но он не мог им воспользоваться, потому что это желание Анук! Интересно, чтобы желание сбылось, обязательно держать шарик в руке? Надо попробовать без шарика.

– Желаю, чтобы Пан снова был со мной!

И что? Шимпанзе явится тут из ниоткуда? Куда там! Рядом по-прежнему никого, кроме Ксилема.

– Помочь? – проговорил он. – Помочь. Я тебе помогу, если ты этого правда хочешь. Но это глупо. Глупо, глупо, глупо.

Он опять покачал головой и потащил Анук дальше.

– Повезло. Тебе повезло, – провозгласил он, – королева тут рядом. Очень мудрая. Она тебе поможет.

– Долго нам ещё?

Сейчас убегут далеко и никогда не найдут Пана.

– Близко! Рядом! – Ксилем указал в конец коридора.

Коридор вёл в какую-то дыру, трудно сказать, какого размера. Будь Анук своего обычного роста, это была бы солидная дыра в земле, где-нибудь под корнями дерева. По стенам этой норы змеились древесные корни и уходили в какие-то раковины и сосуды, которые наполнялись водой благодаря целой сложной системе водяных колёс и водостоков. Дюжины таких же существ, как Ксилем, озабоченно сновали между желобами и колёсами. Иные с инструментами в руках чинили трубы и желоба. Анук молча наблюдала за ними, пока Ксилем снова не повлёк её за собой. Его соплеменники провожали их изумлёнными взглядами.

Посреди этого хаоса на своего рода троне восседала некая фигура. Трон был сплетён из корней деревьев, сросшихся настолько, что они уже приняли форму и размеры того, кто на них сидел. Существо выкрикивало какие-то указания, отчего местные жители начинали суетиться ещё больше, бросались к корням, прислушивались к ним и стремительно поили их водой. Только когда водопитие корней было обеспечено, сидевший на троне милостиво обратил своё внимание на Анук. Это точно была не королева, а такой же лысый бородатый мужичок, как Ксилем.

– Странно, странно. Во имя всех корней на свете, кто это?

Человечек на троне оглядел Анук довольно враждебно. Стоило ему щёлкнуть пальцами, как и прочие, такие же бородатые и лысые, с довольно угрожающими минами приблизились к Анук, не выпуская из своих морщинистых рук орудий труда.

Анук стало страшно. Едва спаслась от совы, а тут новая напасть.

– Меня зовут Анук, – представилась она и быстро добавила: – Я игрок.

Подземные жители не сдвинулись с места. Их враждебные лица немного смягчились. Стали вроде как дружелюбнее.

– Правда, правда! – провозгласил Ксилем. – Сразу её узнал.

Но существо на троне не сводило с Анук недоверчивых глаз.

– Ложь. Ложь. А вдруг она шпионка листовиков? – выговорило оно, по-прежнему не обращаясь напрямую к Анук, что её изрядно сердило. – Ты же знаешь, у нас война, Ксилем.

– Я вам не враг! – крикнула Анук.

Но этот на троне ей всё равно не верит! Тогда Анук обратилась к прочим:

– Я играю в эту игру. Но тут всё так перепуталось. Моего проводника Пана утащили совы. Они бы и меня, если бы… – Анук едва не плакала, – они бы и меня съели!

Стало тихо-тихо. Слышался только плеск воды. Анук наконец заметила участие в лицах подземных жителей. Лысые бородатые человечки теснились вокруг девочки, Ксилема и главного на троне.

– Ложь, всё ложь. Шпионка, говорю вам, – проскрипел человечек на троне. – Никто по своей воле не станет лезть в адское царство листьев, если может остаться в райском подземелье среди корней. Ей надо к своим. К проклятым листовикам. Не выйдет! Останется с нами навсегда. Клянусь всеми корнями и корневищами. Листовики никогда нас снова не обманут!

У Анук от страха заколотилось сердце. Но она заставила себя успокоиться. Дело не в ней одной. Надо ещё спасти Пана. И главное – Майю!

– Эти листовики – они ваши враги. – Анук взглянула человечку на троне прямо в глаза. – Но я-то человек! Пока ещё крошечный. Но мы с моим другом ищем дорогу в сердце леса, чтобы там подрасти. И поэтому мне надо наверх, к совам.

Голос у неё задрожал, дыхание перехватило.

Человечек на троне собирался было открыть рот, когда толпа вокруг Анук заволновалась, и стало ещё тише, если это вообще возможно.

– Что здесь происходит? – крикнула ещё одна фигура, кожа которой походила на древесную кору.

Сгорбленная старуха с длинными белыми волосами. И никакой бороды.

– Пленница, пленница! Это шпионка, матушка! – с гордостью объявил мужичок на троне. – И я её задержал.

Анук хотела вступить в разговор, но Ксилем молча сжал её руку и едва заметно покачал головой.

Бородач на троне поднёс к губам кувшин и передал его старухе, одетой, как и все прочие, в одеяние землистого цвета. Она отпила. Пощёлкала языком и кивнула.

– Я понимаю, – она испытующе поглядела на Анук, – а вот ты нет.

Анук в подтверждение её слов отрицательно покачала головой.

– Объяснить, матушка, объяснить! Мы… – залопотал человечек на троне, но старуха щёлкнула пальцами, и он разом умолк.

– Помолчи, Ксилем! – отрезала седовласая резким тоном.

Эта особа возражений не терпит.

Анук изумлённо поглядела на своего Ксилема: он ведь ничего не говорил!

– И ты, Ксилем, – старуха обернулась к тому, кто привёл Анук сюда в подземелье, – если она та, за кого себя выдаёт, ты отведёшь её обратно наверх. Здесь внизу не место для игрока.

– Вы мне верите? – выпалила Анук, забыв о правилах приличия.

Вместо ответа старуха протянула Анук сосуд, из которого сама только что пила. Анук приняла кувшин и крепко сжала его в руках. Что дальше?

– Отпей, отпей! Поднеси к губам! – прошептал Ксилем ей на ухо. – Воду нельзя обмануть.

Старуха предупреждающе подняла палец:

– Если ты лжёшь – останешься здесь, если говоришь правду – вернёшься наверх.

Анук кивнула, отпила из кувшина, передала сосуд старухе, и та глотнула из него тоже. И снова пощёлкала языком. И кивнула. Жестом спровадила с трона лысого человечка и воссела сама.

– Мы суть Ксилем, – объявила она.

– Ага, – отвечала Анук.

Не самый умный ответ, но сейчас она была слишком сбита с толку. Они что тут – все Ксилемы, что ли?

Старуха улыбнулась:

– Наш народ носит это имя, и каждый из нас зовётся так же.

– Это очень… интересно, – пискнула Анук, стараясь быть вежливой.

– Ты – первый человек, который оказался здесь, под землёй. – Она повела рукой, указывая на все закоулки этой норы. – Здесь – начало всего. Мир, в котором тебе необходимо утвердиться, – это живой организм. И вода – его кровь, проникающая сквозь почву. А мы заботимся о том, чтобы билось его сердце. Или ты думала, все эти растения растут сами по себе, из ничего? Без нас и игры-то никакой не будет. Мы корневики. Мы Ксилем. Мы жизнь. Мы приносим воду.

Сердце? Ага! Сердце!

– А где это сердце? – встрепенулась Анук.

Если ей удастся найти шимпанзе… Нет, нет, не если, а когда она найдёт шимпанзе, им придётся навёрстывать много упущенного времени. Хорошо бы знать, куда идти.

Толпа корневиков заволновалась.

– Сердце, – прошептала старуха, – это тайна, о которой мы не говорим с чужаками. Это то место, где первое дерево проросло из своего ореха. Выпустило свои тоненькие, как волоски, корни в воду. Мы были там. Мы помогли ему выбраться из скорлупы. Мы направили его корни к воде. А потом мы помогли и всем другим деревьям. Весь лес – живое существо. Всё сплетено корнями. – Она переплела пальцы обеих рук. – Деревья пьют воду, которая позволяет им расти.

– Расти? Мне тоже надо подрасти, – напомнила Анук, – чтобы найти меч и спасти мою сестру.

– Неправда, неправда, она лжёт, – шипел несимпатичный Ксилем, которого прогнали с трона.

Но другой Ксилем, дружественный, который привёл сюда Анук, вступился за гостью:

– Всё правда, правда. Она игрок. И ей надо вырасти. Почему ей не помочь?

– Потому что мы заботимся о корнях, а не об исполнении желаний, – резко объявила старуха, которая явно умела говорить лучше, чем её подданные.

Анук уже не сомневалась, что это и есть та самая мудрая королева, о которой говорил Ксилем-друг.

– Помочь, помочь. Она могла бы найти Ксилема, – напомнил Ксилем-друг.

Анук совершенно запуталась.

Толпа забеспокоилась:

– Принцесса. Она должна однажды унаследовать заботу о лесе. О его корнях. Но её похитили. Листовики.

Человечки возвели глаза к потолку:

– Они украли принцессу Ксилем. В предыдущей игре. С тех пор мы враги. Смертельные враги.

О господи, война корней против ветвей, только этого не хватало!

– Зачем её похитили? – поинтересовалась Анук.

– Никто не знает. Но спасти её мы не можем. – И без того морщинистое лицо старой королевы совсем утонуло в складках.

Продолжить чтение