Читать онлайн Игра бесплатно
1. Меня зовут Катя
Меня зовут Катя. Екатерина Юрьевна Метелица. Я 33-летняя безработная преподавательница французского языка, сбежавшая из пыльной, душной и шумной Москвы в свой родной город, где я родилась. Я живу у мамы уже полтора месяца, после того, как уволилась из одного неприятного учебного заведения, каких сейчас масса. Нынешние детки знания, а точнее – оценки, предпочитают покупать. Я довольно долго на этом неплохо зарабатывала, пока мне все это не стало противно. Все эти милые молоденькие сытые мордашки без проблеска интеллекта. Просто надоело. Мне нужен был отдых, и в мои планы входило, как минимум, до августа отдохнуть там, где я всегда чувствовала себя хорошо, где у меня было душевное спокойствие. Хотя я скорее всего отношу себя к людям, которых душевный покой душит. Когда все хорошо, хочется чего-нибудь натворить, чтобы было чем заняться: разгребать то, что я сама наворочу и натворю. Но в тот момент, когда я сорвалась сюда, покой мне был нужен. Ибо заварила я там ту еще кашу. Конечно, «варила» я ее не одна. Вначале все было весело. Но, как и я подозревала с самого начала, неокрепший юношеский мозг не смог справиться с эмоциями. Все зашло как-то слишком далеко… Но ничего, он уже большой мальчик и сам разберется. В конце концов, я просто поддалась его желаниям. И вообще, не о нем сейчас.
Сейчас я сижу в маленьком и уютном кафе на берегу реки в тени плотного навеса, который спасает меня от июньского солнца. От первого горячего солнца этим летом, которое неожиданно стало для меня таким горячим еще в самом начале. А ведь я даже еще не знала, что нас ждет многомесячный изнуряющий зной. И мой зной несколько иной, чем у всех вокруг. Мой зной придет ко мне по моему собственному желанию, а не в связи с природной аномалией, накрывшей всю Россию в этом горячем 2010 году.
Итак, я сижу за столиком в абсолютном одиночестве, нервно курю и все время перекладываю на столике свои очки, зажигалку и зеркало, что тоже говорит о моем состоянии. Оба мои телефона лежат передо мной. Один должен зазвонить через 20 минут. И у меня есть всего 20 минут, чтобы объяснить самой себе, что я тут делаю, и как я вообще здесь оказалась. А также мне нужно решить за эти 20 минут, нужно ли мне тут оставаться, или стоит брать ноги в руки и бежать. Чтобы не наделать глупостей. Потому что я их наделаю, если останусь тут. Я знаю себя. И знаю его. И он перезвонит ровно через 20 минут…
Я родилась и выросла в этом маленьком городе. Причем я росла очень спокойной и домашней девочкой. Когда мои одноклассницы зажигали в больших и веселых компаниях на дискотеках с мальчиками, я сидела дома и осваивала техники рукоделия. И мне казалось, что ничего нет лучше на свете, чем сидеть так дома целыми днями и творить что-то собственными руками. Я смотрела первые просочившиеся на наши постсоветские экраны американские кинороманы и мечтала о чистой и светлой любви с принцем на белом коне.
Лет с 13-ти я начала вести дневник. Я помню этот возраст, потому что именно тогда во мне стала просыпаться женщина и появилась потребность делиться с тетрадкой своими тайнами и желаниями. Продолжая бдения у телевизора со спицами в руках, я стала во многих экранных героинях представлять себя. Стала воображать себя в роли проститутки из «Красотки» и в роли маньячки-развратницы из «Основного инстинкта». Я пыталась понять себя: какая же я, собственно говоря, женщина? Добрая, нежная и беззащитная? Или самоуверенная, сексуальная и роковая? Сидя дома у экрана этого не поймешь. И тогда у меня появилось желание сложить свои спицы и выйти из дома. И я вышла.
В 14 лет у меня появился мой первый мальчик. Нет, ничего у нас тогда с ним не случилось, но слова «переспать» и «заняться сексом» я впервые произнесла именно тогда, когда встречалась с ним. Смешно сейчас. И тогда было смешно. Но смеялась я недолго. Примерно год. Да-да, год. Его я встретила, когда мне было 15 лет.
Он. Я не знаю, что именно о нем написать. Можно написать «Войну и мир», дополнить его парой томов и все равно не описать всего того, что он значил для меня, что было у меня с ним, что он из себя представляет. А можно написать всего одно слово: самец. И этим будет все сказано. Идеальный самец. Идеала не бывает, но в отношении его мужской природы, он был идеален. Тогда молодой, наглый, целеустремленный и самоуверенный. И сейчас такой же, но теперь он приправлен жизненной мудростью и являет собой адскую смесь из горячего соблазна и холодного спокойствия.
Я влюбилась. Не с первого взгляда. И даже не со второго. Он долго меня обрабатывал. Он оказался настолько умным и хитрым в те свои 15 лет, что позавидует 40-летний ловелас. К вечеру первого дня нашего знакомства я добровольно под его абсолютно незаметным давлением сама назвалась его девушкой. А ведь он мне даже не понравился тогда. Смеюсь сейчас.
Любовь к нему я почувствовала химическим взрывом в мозгу. Неожиданно. Она обрушилась на меня тоннами ледяной воды, сковав все мысли и движения. В одно мгновение я поняла, что со мной что-то произошло. Мир вдруг поменял краски. Звуки стали тише. Я проходила мимо толпы людей, среди которых был он, и среди десятков голосов я слышала только его голос. Я чувствовала его. В определенный момент я, ни с того ни с сего, подходила к окну, а он как раз в это время проходил мимо моих окон. Мне даже становилось страшно от того, что я чувствовала, потому что я не знала, как обуздать свои эмоции, я не знала, что с ними делать. Он вошел в мою жизнь. Он занял все мои мысли и сны. Он был моим воздухом – без него я задыхалась. Он дал мне столько радости и столько боли, сколько может дать только очень родной человек, из-за отношения которого действительно сильно переживаешь. И к 16 годам я нашла выход своим чувствам: мы стали заниматься сексом.
Я была у него первой (хотя он и утверждал тогда, что уже «перепробовал» весь наш район), и он был у меня первым. Вот тогда я и стала «его» девочкой. Его Киской. Так он меня называл. И он получил меня всю. Он меня сделал такой, какой я в конечном итоге стала. Все, что я знаю о себе самой, дал мне он. Он «заточил» меня под себя. Он стал меня воспитывать как свою женщину, которая живет и играет по его правилам. Он крутил мной так, как ему хотелось. Все что я делала от себя – как мне казалось – на самом деле было запрограммировано им. Он мной управлял. Он владел моими эмоциями, моими желаниями, и… жил так, как ему хотелось.
А хотелось ему получить от жизни все. И всех. Помимо меня. Ибо он умел это делать. Потому что самец. Как истинный самец он владел многими техниками. Он проводил рукой по спине, и застежки бюстика оказывались расстегнутыми. Он глазами и улыбкой доводил до оргазма. Он доводил меня до такой степени возбуждения, что я готова была требовать от него секса со сковородкой в руке, как жена у мужа зарплату требует. Но меня одной ему всегда было мало. А подростковое чувство собственности – это страшная сила. Ревность моя граничила с безумием.
Любил ли он меня? Да, любил. Но он и сам не знал, что делать с моей любовью, которая перекрывала по силе его чувства ко мне многократно. Ему было страшно. Ведь мы были тогда очень молодыми. Он ощущал меня своей и понимал тяжесть ответственности за то, что он со мной делает. За то, что он из меня сделал. А сделал он из меня женщину, которая готова прыгнуть с крыши, если он этого от меня захочет. И он просто испугался. И тогда моя любовь стала болеть. Боль была физической. Сильной и душащей. Боль душила меня, а я душила того, кого люблю. И он боялся еще больше. Он пытался удержать меня в рамках, но я в них уже не помещалась. Его чувство собственности по отношению ко мне было огромно. Мое – по отношению к нему – ничуть не меньше, но это не мешало ему совершенствовать свое искусство с посторонними дамами. А я умирала. Умирала от нехватки его в своей жизни. Умирала от ревности из-за постоянного присутствия кого-то еще между нами. Моя болезнь через 4 года 1 месяц и 3 дня отношений с ним приняла форму рака последней степени с метастазами. Мне было 19 лет. Всего 19, а мне казалось, что я 40-летняя тетка с таким багажом опыта, боли и ошибок, что я больше не могла этого выносить.
Я любила его. Но мне с ним уже было плохо. А без него еще хуже. Опыт, жизненные силы с годами окрепли. Наступил момент, когда я решила выздороветь. Я была уже достаточно умна, чтобы найти нужное лекарство. Точнее сказать – противоядие. И я его нашла и приняла. Сладкий яд нежного секса с другим мужчиной.
Я сделала это нарочно. Я хотела запачкать чистоту своих чувств. Хотела убить верность по отношению к нему. Тогда секс был для меня чем-то таким, чего без любви быть не должно. Я считала это проституцией. Я должна была запачкаться и сжечь мосты. И они сгорели. Мы остались на разных берегах. Я ушла.
Мужские слезы по утраченной любви дорогого стоят. Я их вытирала своими губами и шептала слова прощания. Я попрощалась со своим детством: таким недетским и таким жестоким. Но я точно знала одно: я умею любить, мне это дано. Это дар божий. Я много вынесла из этой любви. Я стала тем, кем я сижу сейчас в этом кафе, и я благодарна за каждый день из тех 4-х лет, за каждую слезинку, которая делала меня сильнее. Такой сильной сейчас, когда я почти 20 минут назад отправила ему смс с предложением выпить кофе в центре города, а он тут же перезвонил и сказал, что наберет меня через 20 минут.
И хотя жара еще набрала полной силы, у меня пот проступил от волнения. И вот я сижу тут и думаю: оно мне надо? Зачем я воскрешаю свои переживания? Зачем? Зачем? Через пару минут он перезвонит, как обещал. За 18 минут я выкурила 6 сигарет, и официантка уже дважды с косыми взглядами меняла мне пепельницу. Да, я явно нервничаю перед этим разговором за кофе. Нет, оно мне не надо!
Я схватила сумку, швырнула в нее сигареты, зажигалку, телефоны и зеркало, нацепила очки и уже хотела было встать, забежать на выходе в туалет, чтобы лицо сполоснуть холодной водой и окончательно прийти в себя, как вдруг… Я поднимаю глаза и в проходе мимо столиков вижу, как вальяжной походкой мартовского кота ко мне идет он. С улыбкой. С этой его чертовой, обезоруживающей, возбуждающей улыбкой. Кот. Мозг у меня отключился. Не стал звонить. Просто примчался. Стоило только позвать… Я села на свое место и отшвырнула сумку в сторону. В конце концов, он вырастил из меня самку. Самовлюбленную, самоуверенную, наглую самку. И я не могу просто так сейчас уйти. Поздно. Мосты снова сгорели.
– Привет, Киска, – с улыбкой сказал он, склонился надо мной, поцеловал меня в щеку и сел напротив.
– Привет, Котик, – ответила я и улыбнулась.
Я таки тоже умею улыбаться…
2. Самец и самка семейства кошачьих
Когда мы встречаемся впервые после долгого времени, что не виделись, нам всегда нужно несколько минут, чтобы прийти в себя. Мы оба хорошо помним, что было. Мы помним силу того, что было. И нам нужно обрести равновесие, потому что когда мы оказываемся близко друг к другу, это все равно, что столкновение огня и воды, двух самолетов в небе, охотника и тигра. Воздух вокруг нас становится густой как кисель – такая энергетика нас пробивает. И сидим мы с ним в этом кисельном воздухе, сладкие оба до того, что приторно. Молчим, смотрим друг на друга и улыбаемся.
– Давно тебя не видел, Кисуля, – он первый отвел взгляд, достал сигарету и закурил, не переставая улыбаться.
Я молчала. В моей голове еще лихорадочно носились мысли о том, почему минуту назад я не ушла. Хотя бы в туалет, чтобы все-таки сполоснуть лицо водой. Я чувствовала, как на лицо у меня горит, а тело увлажняется, а ведь именно сейчас я должна выглядеть и чувствовать себя на все 100.
– Хорошо выглядишь, – первый выстрел.
«Черт! Черт! Черт!» – пронеслось у меня голове. Ну, чего я сижу и улыбаюсь как дура? Неужели за столько лет я не научилась брать себя в руки? Неужели он все еще действует на меня своим обаянием до такой степени, что я превращаюсь в кролика перед удавом?
Он откинулся на спинку стула и просто ел меня глазами. Вел себя так, как будто нашел свою давно пропавшую вещицу и сейчас проверял, все ли на месте, все ли в порядке. И как в подтверждение моих слов он вдруг нагнулся и заглянул под стол.
– Она еще и в мини пришла… – это был второй выстрел, а улыбка, которая за ним последовала, была контрольной.
Я расслабилась и сделала попытку внутренне прийти в себя. Ничего у него на этот раз не выйдет. Я уже не та девочка, какой была 14 лет назад. И даже не та, что 10 лет назад, когда судьба нас вдруг столкнула друг с другом. И даже не та, что 8 лет назад, когда судьба пошутила надо мной вторично. Я почувствовала его как раньше. Я знала, что он сейчас мне скажет и каким тембром голоса. Больше того, я знала, что именно он сейчас будет делать и для чего. Во мне зашевелилось чувство превосходства: нет, не он будет играть со мной сейчас, а я с ним.
– Жарко же, – говорю и тоже закуриваю, усаживаясь более раскованно.
– Ну, рассказывай, как дела. Давно приехала?
Улыбается котяра. Ну, ничего, улыбайся, улыбайся…
– Нет, не очень. Решила отдохнуть летом от работы.
– Ты все еще свободная птичка? Замуж не вышла? – а голос у него дрогнул, и я это заметила.
– Свобода – это все, что у меня есть. Просто так я ее не отдам, – промурлыкала я в ответ. – К чему этот вопрос, если ты все обо мне узнаешь до того, как я сюда приезжаю? А ты вот, говорят, женился…
– Ну, да. Было дело…
– А как же твоя свобода?
– А кто тебе сказал, что это мне мешает быть свободным?
– Ну, да-да. Извини. Забыла, – съехидничала я.
– Неужели в Москве ты не смогла найти себе достойного кандидата для смены фамилии?
– Слушай, ты правда хочешь сейчас говорить со мной о моих мужчинах? – настала моя очередь для масляной улыбки.
– Нет, Киска, я не хочу сейчас о них говорить. Я так по тебе соскучился, что прямо сейчас запихнул бы тебя к себе в машину и увез бы далеко-далеко…
Вот наглец. Прямо сразу с места в карьер. Мы еще пяти минут тут не сидим. Моментально решаю для себя, что ни за что – вот ни за что на свете – не уеду отсюда на его машине. Даже не сяду. Даже близко не подойду.
– Но ненадолго, – усмехнулась я, – мне к стоматологу надо попасть к 16:00.
– Я думаю, нам хватит времени, – он бросил короткий взгляд на часы, а потом вопросительный взгляд на меня.
– А я так не думаю, – ответила я и окончательно откинулась на спинку стула, приняв позу явно превосходствующую над ним.
Это возымело действие. Он перестал так сильно улыбаться. С легким удивлением он собрался и приблизился ко мне, облокотившись на стол.
– По-моему, я неплохо тебя знаю. Думаю, смогу доставить тебе удовольствие даже за такое короткое время.
– Котик, ты же не думаешь, что мы будет заниматься сексом?
– Сегодня?
Я засмеялась. Потому что мне стало легко. Потому что все выстрелы были сделаны и патроны у нас закончились. Мы выпустили друг в друга достаточные дозы нашего язвительного гнева за что-то прошлое и успокоились.
– Котя, я просто зашла выпить кофе. Мне было скучно одной тут сидеть. Ну, кому ж я еще позвоню и попрошу составить мне компанию, и буду на 100 процентов уверена, что мне не откажут?
– Кисуля ты моя, ты думаешь, что я в это поверю? – он тоже рассмеялся и заметно перестал нервничать. – Зря ты в юбке пришла. Ты что, забыла, какой я влюбчивый?
– Ты не влюбчивый. Точнее, это не ТЫ влюбчивый, а тот, кто живет у тебя в штанишках.
– Есть такое дело, – он потушил сигарету и еще больше приблизился ко мне. – Ну, и сколько же тебе теперь нужно времени? Давай, рассказывай.
– Для секса? Ну, это как пойдет, – ответила я, а сама подумала, что если мы сейчас будем говорить только о сексе, мои бастионы выбросят белый флаг в виде стрингов уже через 5 минут. – Все от мужчины зависит. Я же не подросток половозрелый. Мне теперь нужен качественный секс, с большим количеством оргазмов. Не каждый мужчина способен меня сделать.
Боже мой, что я несу?! Катя, тормози, играешь с огнем. Но он проглотил мою наживку, не моргнув глазом:
– И у тебя конечно же уже есть такой, который на такое способен?
– Конечно.
– И ты, конечно же, сейчас скажешь, что хранишь ему верность?
– Нет, не скажу.
– Изменяешь?!
– Нет, конечно! – воскликнула я возмущенно.
– Ты спишь с другими мужчинами, имея одного. И это по-твоему не измена?
– Нет. Это не измена, – спокойно ответила я. – Измена влечет за собой какие-либо изменения. А после секса с разными мужчинами в моей жизни никаких изменений не происходит. Я люблю одного мужчину, – я тут же подумала, что неплохо было бы сообразить, какого именно мужчину я сейчас имела в виду. – Это просто секс. Да, боже мой, кому я объясняю такие простые вещи: ты сам всегда говорил, что секс на стороне – это просто секс.
Я зацепила его.
– Катя, ты меня удивляешь. Я тебя не так воспитывал. И, если память мне не изменяет, то мой секс с другими дамами ты когда-то давно очень даже считала изменой.
Катей я становилась, когда он меня отчитывал. Я – мужчина, мне можно. Ты – женщина, тебе нельзя. Черт, ничего в нем не изменилось. Я была уверена, что если он сейчас встанет, то я увижу, как он меня хочет. И все вокруг тоже это заметят. Но и я его хотела. Да его нельзя было не хотеть! Его хотели все дамы, сидевшие вокруг нас. И официантка, которая снова крутилась рядом, но уже явно с другим выражением лица.
– Я уже выросла. Твои воспитательные меры на меня не действуют.
– Это, смотря, чем воспитывать буду.
– Хочешь попробовать?
– Я тебя хочу попробовать. Прямо сейчас.
Стринги предательски сами собой начали эвакуацию с моего тела.
– Котик, не заморачивайся со мной. Уверена, что в этом городе есть кровати, в которые ты еще не падал, – это было его оружие.
Но я понимала, что явно заманиваю его в свою кровать. Причем, я понимала, что ничего большего, чем летнее приключение, не хочу.
– Тогда давай сменим тему, – мурлыкнул он, – а то ты рискуешь… Черт, я понимаю, что ты уже давно не моя. Но чувство собственности к тебе меня не отпускает. Совсем ты там распустилась в своей Москве. Прямо так и тянет тобой заняться. Во всех смыслах.
Тут запиликал мой московский номер.
– Прости, я на минутку, – я поднялась и пошла к выходу.
Но спинным мозгом я чувствовала его взгляд. Повод для побега от ситуации был превосходный. Нужно вернуться и сказать, что мне уже очень-очень пора ехать. Если я сейчас не уйду, то стоматолог мой останется без удовольствия общения со старой подругой и ее зубами. А я же напротив: получу массу удовольствия. Но все банально и просто для летней интрижки. Это годится для Тёмы, который так вовремя сейчас позвонил, или для кого-то еще. Но не для него. Тут надо все рубить на корню. Поэмоционировала, получила свою дозу адреналина, выпустила яд, потешила самолюбие – и хватит. Бежать. Бежать, плотно зажав бедрами свой белый флаг. Это игра с огнем.
Через пару минут я вернулась за столик.
– Ну, все: мне пора ехать…
– Ты на чем сейчас? Какая тачка гоняет с этой очаровательной попкой внутри?
– Я на маршрутном такси номер 4 сейчас поеду. Не вожу я машину.
– А чего так?
– Не мое это. Люблю иметь руки и ноги свободными, когда сижу в авто рядом с мужчиной. И, знаешь, всегда найдется тот, кто подбросит…
Черт! Ну, кто меня за язык тянул?
– Так давай я подброшу, Кисуля – выпалил он.
«Конечно да!» – мысленно крикнула я, но вслух согласилась более лаконично и менее эмоционально. И где мои благие намерения по поводу его машины?!
В мягком кресле его черного лекса я была еще более беззащитна, чем за столиком, который нас разделял и скрывал от него мою то ли очень короткую юбку, то ли слишком широкий пояс. Он это тоже понимал, поэтому, склонившись надо мной, спросил:
– Боишься? Нервничаешь?
– Я? Тебя?! Не дождешься, – выпалила я уверенно.
– Тогда один поцелуй…
НЕТ! Нет-нет-нет-нет-нет! Только не это! Поцелуй – это стринги долой сразу! Сниму сама и выброшу навеки вечные! Держись, Катька! И его держи!
– Оставим для более подходящего случая, – я попыталась сказать это как можно более ровным голосом, силясь скрыть бешеное волнение.
– Смотри, Киска, а случай у нас с тобой как нельзя более подходящий, – он уже был так близко, что я слышала его дыхание, – руки и ноги у тебя свободны…
– И я обязательно ими воспользуюсь для самообороны, – прошептала я и уклонилась от его губ.
Он резко выпрямился и вернулся на место. Я облегченно выдохнула и мысленно возблагодарила саму себя за внутреннюю силу. Ибо я хотела его так сильно, как только обжора, сидящий на диете, может хотеть пончик с шоколадной глазурью.
– Ой, Катя-Катя, доиграешься ты у меня…
– Я уже не «у тебя», не забывайся. А что, поиграть любишь?
– Практикую иногда, ага. Голодные игры. С женой.
– Ну, вот и поехали. Я к стоматологу, а ты – к жене. Напряжение снимешь, так сказать. Поиграете с ней в доктора…
Это был уже мой контрольный выстрел.
По дороге мы говорили обо всем, кроме того, о чем каждый из нас хотел сказать. Моя сумка, которая могла прикрывать мои колени, предательски улетела на заднее сидение. Он, конечно, держал руки при себе, но было уже поздно.
У поликлиники он заглушил мотор, заблокировал двери и повернулся ко мне.
– Один поцелуй. И я тебя отпущу.
Я сомневалась надо ли, но его взгляд обезоруживал. Самец – одно слово. Сексуальный, горячий самец. И я помню его поцелуи.
– Нет, – резко отрезала я, – открой дверь.
– Сиди спокойно…
Он не менее резко придвинулся ко мне. Я хотела, было, отстранить его, но мои руки были мгновенно перехвачены и крепко сжаты его ладонью у меня за спиной. Я ощутила его дыхание на своих губах. Я стала отворачивать голову в сторону, но уже ждала его упреждающих действий. Я должна была изобразить борьбу и сопротивление. Я знаю, как его это заводит. Несколько секунд этой возни, негрубой силы и его губы коснулись моих. Он был таким, каким я его помнила. Он был нежным и страстным одновременно. Он был сладким и ядовитым. Сопротивляться ему теперь, когда я сама все это начала было глупо и бесполезно. И тогда я ответила на его поцелуй. Он мгновенно ослабил свою хватку и его руки оказались у меня груди. Секунда, и его пальцы коснулись моей кожи, миновав все слои моей немногослойной одежды. Я потеряла ориентацию во времени и в пространстве… Его руки скользили по моему телу, его губы обжигали меня… Губы… Руки… Губы… Господи!
– Ну, девочка моя сладкая, теперь можешь идти лечить свои зубки.
Да, теперь я могла удалить пару зубов вообще без обезболивания, настолько мне было хорошо. И ведь до чего хорош, подлец, знает, что я теперь шаг ровно сделать не смогу. И улыбается…
– Звони, если захочешь проверить качество стоматологического обслуживания в нашем городе, – томно ответила я ему. – Я тебя покусаю… И поцарапаю… местами…
Я вышла из машины и захлопнула дверцу. Моя задача номер раз – это выйти из машины, не шатаясь, ровно пройти 5 метров до двери и не оглядываться. Я буду не я, если не справлюсь. Но когда я захлопнула эту дверцу, я тут же мысленно раскрыла перед ним все свои двери.
«До чего ж хорош, подлец» – опять пронеслось у меня в голове, пока я шла эти 5 метров. И я знала, какие именно слова пронеслись в его голове. Дословно. По буквам.
3. Мазохизм – не мое призвание
В приемной я сидела с плотно сжатыми ногами и лицом долбанутой дебилки, на лице которой навечно застыла улыбка. Тетушка с ресепшена явно уже собиралась презентовать мне пару килограмм лимонов – до того ей была приторна моя сладкая улыбка. Я тщетно пыталась собраться с мыслями и понять, что сейчас моей целью стоит подготовка своей нервной системы к болезненным и страшным процедурам, ибо лечить зубы я боюсь с детства. В кабинет стоматолога я захожу смело и довольно умело разыгрываю из себя этакую мазохистку, обожающую боль, уколы и прочую прелесть. Кончается все обычно моим обмороком, стаканчиком мохито из пустырника и валерьянки и нежными заботами медсестры, которая обмахивает меня салфеткой, пока врач включает мне успокаивающую музыку и гладит по руке.
В такой эйфории и застала меня Кузя. Кузя – Светка Кузина – моя самая древняя подруга. Древняя – это потому что мы с ней живем давно. Мы познакомились, когда нам было по 13 лет. Мы вместе с ней прошли огонь и воду. Мы вместе с ней учились курить на детской площадке по ночам. Мы вместе с ней рассматривали первые мужские журналы. Мы вместе с ней посмотрели первую немецкую порнушку у нее дома и одновременно пришли в ужас от размера готового к труду мужского полового органа. Это ей я во всех подробностях рассказала о своем первом разе, а она мне о своем. Более того, наши первые мужчины были друзьями по сей день. Светка за своего умудрилась выйти замуж.
А прямо сейчас она смерила меня взглядом, скрестила руки на груди и с упреком произнесла:
– Нет, ты вообще обалдела, Мася моя! Вместо того, чтобы просто приехать ко мне в гости, привезти с собой вкусняшки и угостить свою старую подругу московским крутым алкоголем, она просто записывается ко мне на прием зубы лечить! Ты не боишься, что я могу на тебя обидеться и удалить тебе пару клыков?
Я с трудом вышла из ступора, но улыбку с лица стереть не могла.
– Кузя! – радостно промяукала я и бросилась ее обнимать.
– Но-но, товарищ пациентка, – засмеялась она и нахмурила брови, – цепляй бахилы и пройдемте.
Я неуверенно напялила на ноги пару голубых мешков и прошла в кабинет. Кузя надела маску на лицо и жестом указала мне на кресло. Вот тут моя дебильная улыбка исчезла. Страшнее этого кресла для меня ничего не было.
– Марина, – позвала Светка свою ассистентку, – принеси даме наш коктейльчик фирменный, а то она у нас впечатлительная. А ты садись, чего стоишь. Дай я хоть на зубки твои посмотрю, раз ты сама вся без этого повода показываться столько месяцев не хотела.
Я неуверенно залезла на этот адский трон.
– Кузя, ты садистка, – выдавила я из себя. – Давай хоть поболтаем 5 минут.
– Давай, мазохистка моя, – кивнула она, – у тебя как раз выпивка готова.
Марина вошла и протянула мне пластиковый стакан, наполненный до краев чем-то изумрудно-зеленым, полупрозрачным и приятно пахнущим мятой. Я с недоверием отпила из него.
– Нет, Кать, ты реально обнаглела. Не могла ко мне просто так заехать?
– Я просто так и заехала, – буркнула я.
– А с зубами что?
– Кусаются.
– До сих пор? – засмеялась она.
– Ой, я тебя умоляю. Не надо опять вспоминать…
– Ладно-ладно, успокойся. Не буду. Давно приехала?
– Не очень. Кузя, ты только даже не думай меня лечить. Ты просто посмотри мою верхнюю левую тройку…
– Ты меня не учи только, ладно? Что с тобой такое? С Тёмой что ли чего?..
– Тёма кончился. Надоел.
– Ну, теперь ясно, чего ты сюда примчалась, – она взяла со столика какую-то отвратительную металлическую хрень и наклонилась над моим лицом, – открывай рот.
Я помедлила, но все-таки открыла.
– У тебя что – похмелье? – спросила она, орудуя хренью у меня во рту.
– А о? ах-эт? – промычала я.
– Нет, – засмеялась она, – не пахнет. У тебя блеск по всей моське размазан, как будто ты с похмелья губы красила. Закрывай рот.
Это я сделала сразу.
– Ну, что тебе сказать, Мася моя? Тройку твою можно не трогать пока что. Так что у тебя с лицом?
Я сомневалась, рассказывать ей или нет, о моем кофе сегодня. Светка знала все подробности моей личной жизни. Все мои похождения и возлежания я всегда с ней обсуждала. Она не была сторонницей моей точки зрения на эту жизнь, но никогда меня не осуждала. Она знала меня очень хорошо и никогда не сомневалась в том, что я говорю. Но она прекрасно знала, когда я вру. Даже когда я пыталась врать самой себе, она меня отрезвляла, четко давая понять, что мне это не удастся. И врать было бессмысленно, ибо у меня и так все на лице было написано.
– Я с Котом сейчас встречалась, – выпалила я.
Светка посмотрела на меня с упреком и сняла маску.
– Я тебе сейчас удалю твою тройку. Без анастезии. Чтоб болело и голова была делом занята: боль терпела.
– Кузя, я не мазохистка.
Она опять взялась за эту страшную металлическую хрень и направила ее на меня.
– Убери эту гадость от моего лица. Я точно не мазохистка. Мне выпить надо, Кузь. Поехали, а? Я у тебя последняя сегодня? – вопрос был задан с неподдельной надеждой в голосе.
Она по-матерински взглянула на меня и кивнула:
– Крайняя. Поехали. Расскажешь, – и, снимая халат, добавила, – и я хочу со всеми подробностями, а то удалю тебе что-нибудь.
Через час мы сидели в небольшом мексиканском ресторане, который открылся всего несколько дней назад, и отличался великолепной скоростью передвижения официантов. На столике у нас уже стояли запотевшие мексиканские стаканы с настоящим мохито, но я зацепила взглядом аборигена, который выхаживал по залу с двумя огромными бутылями, прикрепленными к широкому поясу. Подозреваю, что там у него плескалась текила, и что после третьего мохито этот абориген будет гостем за нашим столиком.
– Ну, что, – начала я, – просто позвонила ему и предложила кофе попить. Сказал, что занят там чем-то, что перезвонит.
– Перезвонил?
– Неа, примчался.
– Даже не сомневалась. Кать, тебе зачем все это надо?
– Что «это»?
– То «это». Кот не Тёма. Когда ты мне про Тёму рассказала, я сразу поняла, что это фигня. Мальчик просто захотел научиться всему, что там французы своим языком делают, помимо прононса. Причем, я тебя предупреждала, что он молодой и горячий, и своей пылкостью может навредить вам с Максом. Вот прямо чувствовала, что о нем Макс точно узнает. Узнал?
– Нет. Не узнал.
– Дура ты. Макс у тебя золотой му…
– Кузя! – осекла я ее. – Вот только не начинай мне морали читать!
–Да не читаю я тебе морали. Хочешь мальчика – бери. Я прекрасно знаю, что ты этого мальчика разжуешь и выплюнешь, что он тебе не нужен надолго. Другое дело, что этот мальчик мог в бутылку полезть. А если бы он Максу все рассказал? Он у тебя не такой понимающий как я… Как у вас с ним, кстати? Все нормально?
– Нормально. Но скучно. Я его не понимаю иногда… Просто скучно.
– Вижу я как, ты тут скучаешь, – усмехнулась Светка. – С Котом.
– Кузя, он мужчина. Не должен он за мою юбку держаться. Помимо меня у него еще в жизни много чего есть. Да и времена сейчас напряженные. Кризис и его зацепил неслабо. Он пашет с утра до вечера, постоянно в запарах. Все эти совещания, ужины, рестораны – пусть отрывается.
– Мася, пусть – кто ж спорит! И ты отрывайся. С Тёмой или еще с кем-нибудь. Но не с Котом. Включай голову, Катя.
– Голова у меня в порядке. Это будет просто секс.
–С Котом? Просто секс? Не смеши меня. Ты уже решила, что будет секс. Я удивлена, что вообще после него ко мне приехала. Знала бы, что вы встречались, сразу бы тебя из журнала записи вычеркнула, как только фамилию твои прочитала. Да он кипятком дорожки метит, когда я о тебе что-то говорю. Ты тоже от него недалеко ушла: видела я твою физиономию у меня в приемной.
– У меня все к нему прошло.
– У тебя на него стоит! Что там прошло??
– Стоит – это просто секс. Я же говорю…
– Кать, не надо. Мне тебя просто жалко. Ну, было уже все это. Дважды было. Было и прошло. Хватит.
– Вот именно: прошло. Свет, я – не мазохистка.
Я сказала это очень серьезно. Врала себе самой. Думала, что врала. И надеялась на ее вердикт, потому что сама не была ни в чем уверена. Она пристально посмотрела на меня, допила свой коктейль и начала вступительную речь перед зачтением приговора:
– Придумала опять что-то?
– Ага, – хитро подмигнула я.
– Прикольное?
– Закачаешься.
– А я со своим Добряком смогу такое провернуть? – «Добряк» – это, кстати, муж Кузи и по совместительству друг Кота.
– Легко! Ну, не тяни ты резину! Ты ж видишь, что я жду…
Светка щелкнула пальцами, подзывая аборигена с текилой:
– С огнем играешь, Мася моя. Черт с тобой: верю! Плесните нам, молодой человек, вашей чудной водицы. Нам с подругой необходимо воспарить и немедленно! Можно воспарить от вашей водицы? – только сейчас я заметила, что мы с ней уже пришли в стандартное состояние, из которого все реальное оценивается под углом.
Абориген засмущался, пролепетал что-то невразумительное, налил нам выпить и ретировался. А мы пили текилу, лизали соль, стучали стопками по столу, потом еще много смеялись, разговаривали, плясали…
Я изредка бросала взгляд на свой телефон. Местный номер звонил трижды, но бесшумно. Это звонил Кот. Я не ответила ни на один звонок. Еще было рано. Я задумала себе небольшое летнее развлечение, которое должно было стать для меня самым безбашенным из всех, что я сама себе устраивала. Я знала, что я буду идти по лезвию ножа, который в любой момент может вспороть швы с моей душевной раны многолетней давности. Это могло обрушить всю мою жизнь. Я не люблю Макса. И не боюсь его потерять. Я боюсь себя. Я боюсь за себя. Но я точно не боюсь Кота. Не боюсь, потому что я вылечилась. И Кузя тоже не узрела в моих намерениях ничего с намеком на слово «люблю». Я в нем сейчас вижу самца. Он во мне самку. Любовь, это то, что я берегу для кого-то другого. А с Котом я поиграю. Тем более что мы уже начали.
Нет, я не мазохистка. Ни разу. Точка.
4. Игра по моим правилам
Я лежала на космодроме. Голая. Не знаю, какой это был космодром, но в голове почему-то упорно носилось словосочетание «Текила-Байконур». Лежала я прямо на траве. Было тепло и солнечно. Лежала и смотрела, как надо мной с бешеной скоростью вращается безоблачное небо. И что-то было еще в этом небе. Что маленькое, но в большом количестве. Как будто рой белых мух. Мне хотелось сосредоточить взгляд на этих мухах, чтобы разглядеть их, но никак не удавалась остановить бешеное вращение неба. И тут я начинаю осознавать, что небо неподвижно, а вращаюсь именно я. Лежа голышом на траве, я совершаю бесчисленное количество оборотов в секунду. И мухи тоже не двигаются. Нет, вернее сказать, они двигаются, но на месте: они просто зависли надо мной и машут своими белыми крыльями.
Мне надоело вращаться, ибо голова просто может уже оторваться, но я ничего не могу сделать. И тут мухи начинают снижаться. Вот я уже ясно вижу их очертания. Странные силуэты. Очень странные. И чем ближе мухи, тем медленнее становится мое вращение. И я рада этому. Я рада мухам!
Вот они уже совсем близко, а я почти уже остановилась. И вдруг я понимаю, что это не мухи, а совершенно пустые белые стеклянные бутылки с надписью «Текила-Байконур», а вместо крыльев у них белые стринги…
Звонок будильника вышиб меня из этого дикого сна. Первое мгновенье я была этому рада, но тут же поняла, что пикающий звук буквально бьет меня по оголенным нервам головного мозга. Я собрала все силы и рукой смела будильник со столика на пол.
Глаза открыть не представлялось возможным. Голову от подушки поднять тоже было из области фантастики. Я попыталась напрячься и вспомнить, чем вчера все закончилось. Но в памяти упорно путались танцы в больших мексиканских сомбреро и бутылки со стрингами вместо крыльев, а я никак не могла из этого вычленить реальность.
Последний раз я как «укушалась» на чьей-то свадьбе лет 10 назад. Там была ужасная скука и тоска. Но вчера мне было весело, это я помню. И я даже вспомнила причину! Кот! Боже мой, вот я вчера отчудила!!!
На какое-то мгновенье в голове пронесся весь вчерашний день, а точнее та его часть, которая была до стоматологического кресла, и тень сожаления о том, что я сделала, промелькнула в моей больной и еще не очень трезвой голове. Я перестала предпринимать попытки подняться с кровати, ибо все это было бессмысленно. Я плотно сомкнула веки и стала думать…
«Нет, вы только посмотрите на нее! – ругалась я сама на себя. – Думать она начала! Думать надо было вчера перед тем, как делать!».
Вот именно, что толку сожалеть? Это не мое. Я никогда не жалею ни о чем. Даже когда понимаю, что потом буду жалеть о том, что делаю или не делаю, все равно продолжаю то, что начала. Не отступаю. И сейчас не буду!
Дальше все было по стандартной схеме: подъем себя из постели методом знаменитого барона (за волосы), марш-ползок на кухню (мама не могла не оставить мне спасительного супчика в холодильнике), вылазка с тарелкой горячего супа до ванной, спасительная утренняя похмельная сигарета, после которой ко мне возвращается часть моих сил. Их хватает уже ровно настолько, чтобы сварить себе кофе – настоящий, ароматный, крепкий и, вооружившись телефонами, сделать пару звонков.
Кузя первая влезла в мои планы. Звонок от нее раздался именно в тот момент, когда я, лежа в горячей воде, одной дрожащей рукой держала поднос с тарелкой, а другой подносила ложку вкуснейшего в мире рассольника ко рту. Это звонок я решила проигнорировать. Вторым мой покой нарушил Макс. Во время трелей телефона я как раз собиралась закурить. Потом, когда я уже стояла под мощными струями воды из душа, я слышала, что телефон звонил опять. Закончив с душем, я посмотрела кто звонил. Это был Тёма. Черт подери, как я им всем нужна с утра пораньше! И каждый отправил смс-ку с просьбой срочно перезвонить. Прямо вот срочно. Ага, сейчас: все брошу и буду ерундой заниматься!
Завернувшись в белоснежный мамин халат, я выползла из ванной и отправилась варить себе кофе. Байконур и мухи окончательно провалились в подсознание. Я думала сейчас только о том, что я безумно хочу услышать голос Кота. Я хочу услышать его, чтобы он придал мне сил. Чтобы он вернул меня в мое вчерашнее состояние, когда я ощущала себя свежей, счастливой и сильной.
Наконец кофе был готов. И я была готова к разговору. Кот единственный, кто еще не позвонил мне. И я знала, что он не позвонит после того, как я не обращала вчера внимания на его звонки весь вечер. Он уже начал играть со мной. Но он еще не знает, что эта игра пойдет по моим правилам.
Вслух, напрягая память, я проговаривала цифры номера его мобильника. У меня отличная память на числа. Его номер я помню наизусть с 1999 года. Он не менял его. И я знаю, как я записана в его телефоне. Вот только я не знала, догадывается ли его жена, о том, что под таким странным именем записана именно я.
Вместо гудков зазвучала Софи-Элис Бекстер «Мы должны быть любовниками». А еще вчера были просто гудки. Интересно: это он только для меня эту мелодию поставил, или все его партнеры по бизнесу пританцовывают с сегодняшнего дня? Но дальше думать было уже некогда, ибо он ответил:
– Алло.
Боже мой, какой голос! У меня мурашки по телу побежали. Я захотела его с первой буквы. Я бы 10 лет отдала, только чтобы он прямо сейчас оказался в моей еще неубранной кровати, а еще лучше в ванной.
– Привет, – ответила я, спустя секунду. – Ты мне вчера звонил?
– Доброе утро, Киска. Выспалась?
– Доброе – оно попозже бывает, – иронично заметила я.
– Значит ответ «нет»?
– Это ничего не значит, – усмехнулась я. – Чего хотел то?
– Хотел тебя на утренний кофе пригласить. С бульончиком куриным, – засмеялся он.
Вот черт! Все знает уже! Но откуда? Добряк рассказал? Ну, конечно: Кузя вчера наверняка такая же как и я домой пришла. Да, так и есть. Именно так. Не может быть, чтобы он опять начал свои выходки.
– А ты, я вижу, уже в курсе. Кто настучал?
– Кисуля, ты же знаешь, что у меня по всему городу глаза и уши есть…
– Следил за мной? Опять?!
– Ну, как ты могла такое подумать, девочка моя? Я же тебе не муж. И нет у меня морального права за тобой следить. Так скажем: по-наб-лю-дал за то-бой…
– И с какой же это целью? – я злилась.
– Ты вчера соскочила. Грамотно соскочила. Я даже понять ничего не успел. И очень удивился, честно говоря. Хотелось бы понять, чего ты хочешь.
– А ты сам чего хочешь?
– Тебя, ты же знаешь.
Я знала. Знала, что это правда. Моя правда была точно такой же. Ну, что ж: поехали!
– Ты там что-то про кофе говорил?..
– Что, девочка моя, привести тебя в чувство?
– Ну, да. Есть необходимость.
– Я приеду к тебе через 30 минут…
«Нет!!!» – пронеслось у меня в голове, и опять мысленно залетали мухи.
– Нет, – более спокойно ответила я, передумав расставаться со своими 10-ю годами. – Давай на том же месте, что вчера, через 2 часа. И не надо за мной заезжать. У меня с пальцами все в порядке, в смысле – не сломаны. И на кнопки телефона нажимать, чтобы такси вызвать, я в состоянии.
– Ты меня боишься, Киска?
– Не обольщайся настолько. Я буду на набережной через 2 часа.
Я положила трубку, не дав ему ответить. Я потом подумаю, что все это значило. Сейчас времени нет. Точнее говоря, есть всего 2 часа на наведение сногсшибательной красоты и на дорогу. Из них только на выбор наряда больше часа уйдет. Я должна одеться так, чтобы у него слюна на столик закапала. Я хочу увидеть, как он «дорожки кипятком метит». Тогда я смогу разговаривать с ним так, как мне нужно.
Через три с половиной часа я вышла из такси у кафе на набережной. На мне было платье. Короткое, легкое, свободно-развивающееся на ветру и мало что оставлявшее воображению. 15 лет назад он убил бы меня за то, что такое платье иметься в моем гардеробе и я осмеливаюсь его носить. Укладывать волосы я не стала. На голове у меня была почти грива спутанных (но до приличия) волос. Прическа называлась «Этой ночью я была преимущественно снизу». Шпильки 11 см. Сабо с тонким ремешком, перекинутым через пальцы. Я звала их «трахательные туфли». Дальше чем от шкафа до кровати они еще не ходили. Белья на мне не было. Остальной моей одеждой был его любимый парфюм.
Кот сидел за столиком лицом ко мне, курил и говорил по телефону. Я продефилировала через улицу, получив в подтверждение своей сногсшибательности несколько сигналов от проезжающих машин. Но мне было на них наплевать сегодня. Мне нужно было, чтобы только Кот меня ел глазами. Потому что снимать с меня было практически нечего. И он ел. Он даже рот открыл. Готова поклясться, что вот-вот секунда – и потекла бы слюна. Я подошла и села напротив него. Сегодня я не улыбалась. Причина и повод были подходящие: у меня жуткое похмелье. Но я была такая красивая после всех этих пьянок: кожа на лице мягкая и бархатистая, глаза с легким отеком становились похожи на кошачьи. Я обожала сама себя в таком состоянии. Вот только голова готова была расколоться пополам, но я тщательно это скрывала. И не улыбалась.
Он тоже не улыбался. Первый его взгляд выразил именно то самое желание прибить меня на месте за такой вид. Но тут же сменился проблеском сознания о том, что я кошка, которая гуляет сама по себе и уж кому-кому, но ему отчета давать не должна. Следующие эмоции тоже были написаны крупными буквами: прямо тут на столике завалить меня среди чашек, солонок, салфеток и зубочисток. Все шло по моему плану.
5. Договор
– Кать, ты охренела?! – в его голосе звучала неприкрытая злость.
– А что, милый, я очень сильно опоздала?
– Ты поняла сейчас, о чем я говорю, – отрезал он ледяным тоном.
Он опять такой же, как раньше. Властный тон, который не допускает компромиссов. Взгляд волка. Глаза полные злости. И я знаю, что эта злость от того, что он не может контролировать ситуацию. Не может контролировать меня. Глубоко в душе я ликовала, но лицо при этом состряпала совершенно невинное. И так же невинно наклонилась к нему поближе, облокачиваясь на столик локтями, из-за чего платье почти соскользнуло с плеча, довольно глубоко увеличив декольте.
– Если разговор пойдет в таком тоне, – промурлыкала я, – то я прямо сейчас встану и уйду.
Он резко поднялся, развернулся и подошел вплотную к перилам, отделявшим кафе от набережной. Снова закурил. Я ликовала. Я обожаю выводить мужчин из состояния равновесия. Я знаю, что за борьба сейчас идет у него внутри. Он никак не может настроиться на нормальное общение. На такое, коим он удостаивает всех остальных посторонних для него женщин. Потому что я для него не посторонняя. Он это понимает, но управлять своими эмоциями не умеет. Ха-ха-ха! Вот тут я явно круче него. Потому я чувствую себя превосходно, если не брать в расчет головную боль.
Он все еще стоял спиной ко мне, а я буравила его взглядом. Боже мой, какой он красавец: плечи, спина, попа… А это его характерное движение головой, когда он оборачивается! Я могу узнать его в толпе только лишь по одному силуэту. Я все еще это помню.
Обернулся он минут через пять. Глаза уже хитро улыбались, от злости не осталось и следа. Какой молодец: быстро взял себя в руки.
– Где мой кофе? – крикнула я ему.
Он стал медленно приближаться.
– Кофе твой где? – ехидство, с которым это было сказано и тембр голоса не оставляли сомнений, что сейчас возможны только два варианта: либо я получаю по шее, либо оказываюсь все-таки на столе.
– Ты обещал мне кофе и супчик, – настаивала я.
Он уже подошел ко мне вплотную, рывком придвинул свой стул, сел так близко, что слова его шли прямо в мое ухо и никто больше вокруг не мог его слышать. Но этого ему показалось мало, потому что он резко и сильно схватил меня за руку и притянул еще ближе к себе.
– Я тебе сейчас покажу кофе, – это было сказано с улыбкой, но сквозь зубы. – Я сейчас тебя трахну прямо на этом столе. Ты же этого добиваешься? Мне даже не придется с тебя трусы стягивать, потому что их на тебе нет. И об этом знает половина водил в городе, которые 10 минут назад это лично видели!
«Почти угадал», – пронеслось у меня в голове.
– Руку отпусти, мне больно.
Он ослабил хватку, но не отпустил. Мы смотрели друг другу в глаза. Могу поклясться, что между нашими глазами, как в кино, сверкали яркие голубые молнии. Только никто этого не видел, кроме нас. Стрингов на мне сегодня действительно не было, бастионы можно было сдавать сразу и без лишних разговоров.
– Руку мою отпусти, – медленнее повторила я, – и тогда мы с тобой поговорим.
– Ты знаешь, Кисуля, я придерживаюсь того мнения, что бывают моменты, когда женщина должна помолчать. И уж меньше всего я сейчас собираюсь с тобой разговаривать. Ты тоже сюда не для разговоров пришла.
– Согласна. И что? Побежим сейчас к тебе в машину? Нет, лучше в кабинку туалета. Изобразим двухминутную страсть, и ты отвезешь меня домой. Так?
Руку он тут же отпустил.
– Продолжай, – усмехнулся.
Я закурила. Что-то многовато я курю…
– Спорим, ты сейчас не знаешь, что со мной делать?
– Не спорь – проиграешь, девочка моя. Я отлично знаю ЧТО мне сейчас с тобой делать.
– Нет, я не об этом, Котик. Я даже не сомневаюсь в твоих способностях в этом виде спорта, дорогой мой. В своих я тоже уверена. Я пришла сюда почти голая, как тогда. Помнишь?
– Помню, – ответил он и прищурился.
Я тоже так щурюсь, когда вспоминаю что-то эдакое развратное.
– Я пришла и пусть не вслух, но всем своим видом заявила, что хочу заняться с тобой сексом. И тебе уже ничего не нужно для этого делать. Тебе уже не нужно меня соблазнять. Все равно на меня не действует ни один фокус из твоего арсенала. Я не поведусь ни на одно твое слово, ни на одну твою сладкую улыбку. Если я не хочу – я не хочу. Но если я хочу, то я сама знаю, кого я хочу и как. Тебе уже не нужно за мной ухаживать, потому что мне не нужна романтика. Мне не нужны подарки. Меня не удивить понтами. Я не ведусь ни на дорогие тачки, ни на бабло, ни на блестящие побрякушки. Если я пришла и сижу сейчас напротив тебя – это потому, что я сама так хочу. И тебе уже реально ничего делать не надо. Тебе нужно только одно: просто меня удержать. Справишься?
Его ладонь скользнула мне под платье.
– Может быть, ты мне даже расскажешь, как это сделать?
Вот разве только не мяукнул вслух!
– Конечно, Котик, – я придвинулась ближе так, что рука его оказалась у входа в мои бастионы. – Давай поиграем.
– Поиграем?.. – он немного напрягся.
– Да, поиграем, – я выдохнула, потому что его пальцы нащупали «звонок» в мою дверь.
– Во что будем играть, Киска?
Я запрокинула голову и закрыла глаза. Мы почти занимались сексом на глаза у всех. Я уже хотела послать к черту все свои планы, потому что в этот конкретный момент я засомневалась в том, что у меня самой хватит сил следовать всем этим правилам, которые я выдумала. Но перспектива заняться с ним сексом прямо сейчас грозила лишением меня массы удовольствий, которые я испытаю, если совсем немного потерплю. Поэтому я вернула голову в природное положение, открыла глаза и положила ногу на ногу, так сильно сжав бедра, что, во-первых, ко мне пришел оргазм, а, во-вторых, он не мог пошевелить и пальцем. И тогда я выдвинула ему свои условия.
– Поиграем в игру «Тише едешь – дальше будешь», Котик. Мы займемся с тобой сексом. Обязательно. Но не сейчас. Мы назначим день, когда это случится. Скажем, через месяц. Но в течение этого месяца мы должны будем возбуждать друг друга. Как угодно. Разговоры, фото, письма на почту. Лично. Только уговор – в день мы не должны проводить более часа друг с другом. За себя я ручаюсь, а вот ты можешь не выдержать. Сейчас мы с тобой поедем в отель и забронируем номер на определенный день. И в этот день мы приедем в этот номер в одно и то же время. И вот там будет все. Там каждый из нас сделает с другим все, что захочет. Ты можешь представить себе, как ты меня будешь хотеть через месяц, Котик?
Моя идея ему понравилась, я это видела. Но что-то в его взгляде меня насторожило. Я не могла сформулировать это, но на подсознательном уровне родилось дополнение:
– Только один уговор: это просто секс. У тебя есть своя жизнь, у меня – своя. Это развлечение не должно никоим образом повлиять на наши личные отношения или повлиять на наших близких. Все, что мы будем делать, должно быть максимально скрыто от них, потому что они не поймут. Я не люблю тебя, ты не любишь меня. Но нам может очень хорошо вместе в течение этого месяца. То, что было между нами когда-то, может повлиять на нас. Кто-то из нас может что-то вспомнить… И тогда мы сразу все прекращаем, ставим точку и обо всем забываем. Согласен?
– Катя, ты маленькая извращенка. Но я согласен, идея мне нравится. Только у меня тоже есть пара условий. Первое, – он забрал из моих рук недокуренную сигарету и затушил ее, – ты бросаешь курить. Второе: ты меня слушаешься. Если я говорю тебе что-то сделать, ты это делаешь, а не съезжаешь как ты это любишь. Естественно, все в рамках твоих правил: только ради того, чтобы завести тебя. Если ты согласна на второе условие, то сейчас же выполняешь первое. Согласна?
Без сигарет я не выживу. Я задохнусь от свежего воздуха. Но он смотрел на меня таким взглядом, что я была бы последней идиоткой в мире, если бы сказала «нет». Сигареты и зажигалку я протянула ему.
– И еще, – добавил он, вставая, – месяц – это долго. Давай в конце этого месяца. Три недели. Кать, я порву тебя уже через пару дней, но мне самому интересно, на что я способен. 30 июня. Пойдет?
Я кивнула.
– Ну, тогда садись в машину и поехали.
Я вопросительно взглянула на него.
– В отель, детка, – засмеялся он, – номер бронировать.
– Я в туалет зайду, – ответила я поднялась.
Ноги предательски отказывались идти. Но мне было так хорошо, что я на это не обращала внимания. Мда… что теперь будет? А! Что будет – то будет. Но мне будет еще лучше. Кот – это то, что мне сейчас надо. Противоядие. Я отвлекусь, приду в себя.
– Я жду в машине, – услышала я вслед.
Когда за мной закрылась дверь, я подошла к зеркалу у раковин. На лице у меня было выражение сладости. Я еще ощущала сокращения мышц внизу живота. А на платье красовалось влажное пятно. В голове звучала эта Эллис Бекстер со своими «Любовниками». Да, мы будем любовниками на 3 недели. Восхитительные 3 недели. Только бы не сорваться… Чего я все-таки больше боюсь: его или себя? Он самец, ему заняться сексом, все равно, что душ принять. Но и я такая же. Я не люблю его. Я всего минуту назад сказала это вслух, и звучало это как правда.
Я оставила сумку на раковине и зашла в кабинку. Там я осознала, что в туалете играет радио и «Любовники» звучат в реальности. Хлопнула входная дверь.
«Вот я дура! Сумку там оставила».
Музыка заглушала шаги, но я поторопилась выйти. Как только я открыла дверь, кто-то рванул меня за руку и, грубо развернув, прижал к стене, навалившись всем телом. Кот.
– Милый, ты дверью не ошибся? Там девочка нарисована…
– Молчи и подними руки вверх, – тон, не оставлял права на выбор, но видя сомнение в моих глазах, он добавил, – Ты обещала меня слушаться.
Да, обещала. Я подняла обе руки вверх с чувством, которого давно не испытывала. Мне нравиться то, что он со мной сейчас делает. Мне нравиться подчиняться ему. Я привыкла сама распоряжаться собой и забыла, как это может здорово, когда кто-то делает это за меня. Он обхватил мои кисти правой рукой, а левая, развязав ленту, которая держала на мне платье, почти по пояс сняла его с меня. Что в платье, что без него – я все равно пришла почти голая, какая теперь разница.
Как только он коснулся моей груди, я поняла, что сейчас придет еще один оргазм, ибо возбуждена я сейчас была до предела. Мой план стоял под угрозой. А потом он поцеловал меня. Описать как это было, что я почувствовала? Не могу, я не знаю как. Такого я еще никогда не чувствовала. Он продолжал ласкать меня и целовать, а я отвечала ему, стоя с задранными кверху руками. Внезапно он остановился и отстранился от меня. У него было такое довольное лицо, как будто он понимал, что остановился ровно за секунду до нужного момента. И он понимал это на самом деле, потому что прошептал мне на ухо:
– Я знаю, что ты кончила сейчас там за столиком. Но тогда еще твои правила не действовали. Сейчас я тебе кончить не дам, девочка моя. Я жду тебя в машине.
Он отпустил мои руки и вышел, не оборачиваясь.
1:0. Я была на грани взрыва. Да, он понял меня правильно. Это то, чего я хотела. Теперь моя очередь.
6. Дежа-вю
В машине я села на заднее сиденье. Кот не возражал. Курить хотелось безумно. Так же сильно, как каждый раз, когда я на заправку приезжаю. Это у меня в природе – хотеть то, что нельзя. Когда-то я бросала уже. Мне не понравилось: я не могу не курить, и еще я начинаю поправляться. Но я обещала. Ладно, в конце концов, главное потерпеть всего лишь в те моменты, когда он рядом со мной. Ну, и зубы чаще чистить.
Воспользовавшись своим, так сказать, уединением, я достала телефон. Кузя прислала мне одну смс-ку, в которой обозвала меня противной крокодилицей и пригрозила своими профессиональными навыками, если я на связь не выйду. От Макса было стандартное сообщение с компьютера о том, что от абонента такого-то принят не отвеченный вызов. Тёма прислал 8 смс. Одна чище другой. От любви в первой он дошел до последней стадии ненависти ко мне как к ошибке природы в седьмой. В восьмой я уже была готова увидеть финальную киношную фразу прощания. Но мои мужчины продолжали меня удивлять: в восьмой были извинения и просьба объяснить, как ему найти меня тут, потому что до меня ему осталось ехать примерно 50 км по шоссе.
Приехали! Только этого мне сейчас не хватало! И все на мою больную голову! Тёма едет! Конец света…
Первым желанием было тут ему перезвонить и голосом любящей мамочки или заботливой преподавательницы французского объяснить, что ему не стоит принимать поспешных решений, что нужно остыть, прожить с этим пару дней и все станет не так страшно, как сейчас. Потом я вспомнила, что именно это его и бесит во мне больше всего, когда я включаю учительницу, и что эффект будет обратным. Ну, и что делать?!
Да ничего. Просто пока не звонить ему. Он приедет. Не дозвонившись до меня, найдет себе подходящую гостиницу, снимет номер и… И все. Навести обо мне справки, учитывая, где работает его папа, для него пара пустяков. Значит не далее завтрашнего утра можно ждать его на пороге моего дома с огромным букетом роз. Либо чувство злости пересилит в нем в нем остальные эмоции, и он съедет из своего номера еще сегодня до полуночи, покрывая меня проклятиями. Но звонить ему не надо точно. А еще лучше с Кузей посоветоваться. Точно! Так я и сделаю. Сразу после того, как Кот отвезет меня домой, я поеду к Кузе.
Кот. Я посмотрела на него. Он сидел совершенно расслаблено, слегка придерживая руль одной рукой. Я как-то моментально вспомнила, что эти руки делали со мной совсем недавно, и издала легкий стонущий звук, в надежде, что он его не услышит. Но в этот момент он встретился со мной взглядом в зеркале заднего вида. Я смотрела ему в глаза и вдруг подумала, что бы я почувствовала, если бы оказалась на месте его жены. Я забыла, что я уже была на ее месте. Я чувствовала себя тогда очень плохо. Но мне почему-то не было сейчас ее жаль. Я ее совсем не знала. Даже не знала ее имени. И спрашивать не хотелось. Мне было ее не жаль, потому что наверняка она не девочка 18-19 лет. Такая, какой я была тогда. Она прекрасно видела, что Кот из себя представляет. И если она решила выйти за него замуж, значит, она осознавала, что сможет жить с его недостатками. Хотя, кто сказал, что это недостатки? Сейчас для меня они превратились в достоинства. Но вот вопрос вопросов: смогла бы я жить с ним? Не встречаться, а именно жить…
«Екатерина Юрьевна, а ну хорош! Прекращайте это немедленно!», – отчитала я сама себя.
– Котик, а у тебя жена ревнивая? – вырвалось у меня.
– Ага. Очень. Особенно учитывая мои личностные особенности.
– Слушай, тогда надо что-то придумать, чтобы ей лишних поводов не доставлять. Я сейчас имею в виду мои звонки тебе, когда она будет рядом.
– Ты у меня в телефоне записана как…
– Я знаю, как я у тебя записана, – перебила я, – только ты не вздумай так ко мне обратиться, если ответишь.
– Тогда давай так: ты мне звонишь, а я, если могу говорить, то сразу отвечаю, а если нет, то сбрасываю и перезваниваю, когда смогу.
– И ты сейчас реально веришь в то, что ее это не напряжет?
– Это в порядке вещей у нас. К такому она привыкла. Я так часто делаю… Ну, вот и приехали.
Мы остановились у «Золотого яблока» в центре города. Самый дорогой выбрал. Пытается все-таки впечатление произвести. Или просто частый гость? Сейчас посмотрю, как на нас персонал среагирует.
Мы вместе зашли в холл. У девушки за стойкой Кот особых эмоций не вызвал. Я огляделась вокруг. Справа от входа была большая золотистого цвета мраморная лестница наверх сразу рядом с лифтами. Я вдруг живо представила себя, бегущей по этой лестнице 30 июня, не в силах дождаться лифта…
Мы сняли на сутки люкс – единственный номер на четвертом этаже: почти пентхаус – на его имя, сообщив дату и время заезда. Нам выдали какой-то бланк. Я чувствовала себя женщиной, которая готовится к свадьбе и снимает себе номер для первой брачной ночи. Мы попросили, чтобы к нашему приезду в номере было шампанское и табличка «не беспокоить» уже висела на двери.
Подойдя к машине, я потянулась к ручке задней двери, но на этот раз Кот меня остановил и взглядом показал, чтобы я села рядом с ним.
– Я сяду назад, – отрезала я.
– А я хочу, чтобы ты села вперед. Руки и ноги у тебя свободны как раз, – тон у него был игривый.
Я захлопнула заднюю дверцу, послала ему воздушный поцелуй, развернулась и пошла в сторону стоянки такси.
– Киска, я не понял: ты куда? – крикнул он мне вслед раздосадованным голосом. – А как же твои правила?
Я вернулась, подошла к нему вплотную и, сняв солнечные очки и заглянув ему в глаза, тихо произнесла:
– А все по правилам: больше часа в день вместе не проводить, Котик. Ты думаешь, что тебе будет со мной так же просто, как раньше? – я крепко сжала рукой ту часть его нижней половины тела, которая уже готова была явить всему миру его младшего брата, и потянула на себя. – Ты ошибаешься, милый. Теперь все будет гораздо сложнее.
Я поцеловала его и пошла прочь.
– Катя, вернись, – услышала я вслед, – сядь в машину. Я тебя отвезу.
Я не оборачивалась.
– Катя!
Я уже почти вышла за решетчатую ограду за территорию отеля.
– КАТЯ! ВЕРНИСЬ КО МНЕ!
По телу пробежала мелкая дрожь от этой двусмысленной фразы. Что-то мне подсказывало, что нужно сейчас поставить точку. Все это было как дежа-вю. Эти крики мне вслед. А я ухожу. Я очень напряглась внутренне в этот момент. Страшно было услышать еще одну фразу. Тогда он кричал мне ее вслед сразу после «вернись ко мне».
Мне было тогда лет 17-18. Была ранняя весна. Я болела и лежала дома с температурой. Кот не пришел ко мне в тот день. Он позвонил и сказал, что ему нужно срочно уехать из города на пару дней. Я очень расстроилась. Мне было жутко одиноко. Хотелось плакать.
В тот день на пороге моей квартиры поздним вечером появилась Кузя. Мы еще не очень хорошо знали друг друга. Но наши любимые мужчины дружили, а мы были вынуждены с ней изредка общаться, хоть и не особо нравились друг другу. Она пришла тогда не просто так. Ее Добряк сообщил ей, что он тоже уезжает из города, но ее (в отличие от меня) это насторожило. И она пришла ко мне, чтобы поговорить. Но говорить мы не стали. Я оделась и с температурой пошла с ней на нашу первую «партизанскую вылазку». Позвонив с улицы домой Коту и поинтересовавшись у его папы, могу ли я ним поговорить, я получила ответ, что его сейчас нет, но он вернется в 11 вечера.
Вернется вечером. Значит, не уехал из города. Обманул. Но зачем?
Кузя соображала быстрее меня. У нее явно был нюх на такие дела. Она потащила меня куда-то в дебри нового микрорайона, где, блуждая среди абсолютно одинаковых новостроек, я окончательно выбилась из реальности. Температура у меня подскочила тогда, наверное, градусов до 40. Потому что в таком состоянии приходит какая-то больная ясность ума, но воля и силы покидают окончательно.
В определенный момент она указала мне пальцем на горящие окна однокомнатной квартиры второго этажа и заявила, что там сидят наши молодые люди. Я вгляделась в окна: это была кухня, и там было очень сильно накурено. Дыма было столько, что можно было топор вешать. И сквозь дым было видно несколько мужских силуэтов. Но ни в одном из них я не могла узнать своего Кота. Зато Кузя моментально определила, где ее Добряк и ткнула мне пальцем в темную фигуру в правом углу:
– А это Кот.
– Нет, – возразила я, – это не он. У этого волосы какие-то светлые и одежды у Кота такой нет…
Но в этот момент темная фигура приблизилась к окну и как бы вышла из облака табачного дыма, который скрывал от меня истинный цвет волос. Да, они были темными. И он повернул голову. Такой характерный поворот. Это был Кот. И не один. В следующее мгновение в окне появилась темноволосая девушка. Она подошла к Коту очень близко. И он ее обнял…
Я плохо помню, откуда во мне взялись тогда силы. Через минуту я уже стояла у дверей этой квартиры на втором этаже и отчаянно давила пальцем на кнопку звонка. Внутри слышался шорох и быстрые шаги, но открывать дверь мне не хотели. Я стала колотить кулаками по обивке и кричала, чтобы мне немедленно открыли.
Когда дверь все-таки распахнулась, я увидела перед собой Добряка и еще несколько незнакомых молодых людей. Кот стоял позади них всех. Его лицо не выражало ни страха, ни тени испуга, ни капли сожаления. Он улыбался. Девушки среди них не было.
Никто не ожидал, что я резко ворвусь внутрь. А я влетела в квартиру как ураган и пнула ногой закрытую дверь в комнату. Там было темно. Но квартиры были типовые, и я прекрасно знала, где включается свет. В комнате стало светло. На большой кровати, где было разметано постельное белье и беспорядочно валялись подушки вперемешку с одеждой, сидела темноволосая девушка и быстро одевалась. Мы встретились с ней взглядами. Я похолодела. Я знала ее. Кот встречался с ней прямо перед тем, как познакомиться со мной. Это была его бывшая.
Я даже не поняла, что я заплакала. Слезы хлынули из глаз сами собой, как вода из крана под большим напором. Кто-то попытался меня остановить у дверей, кто-то пытался что-то объяснить. Но я не хотела оставаться там ни секунды. Я вырывалась, я толкалась, я хотела попасть на улицу. Я задыхалась в этой комнате, в этой квартире… Я вылетела из подъезда и побежала прочь, не зная, куда вообще бежать. Мне было все равно, даже если я сейчас выскочу на дорогу, и меня собьет машина. Я бы даже обрадовалась этому. Мне было так больно, что жить и дышать в данный момент не хотелось. Хотелось не чувствовать ничего. В его глазах не было сожаления о том, что он сделал. А как с этим жить я не знала.
Кот догнал меня у соседнего подъезда. Он схватил меня, пытался прижать к себе, что-то говорил… Я не слушала. Я не видела его. Слезы пеленой закрывали мне глаза. Я только помню, как повторяла снова и снова «отпусти меня, отпусти меня, отпусти меня» все тише и тише с каждым разом, словно сил не оставалось уже даже на это.
Слезы высохли мгновенно и силы вернулись, как только я услышала фразу «Я просто переспал с ней и все!». До последнего момента во мне жила какая-то дурацкая и больная надежда, что мы с Кузей успели вовремя, и ничего еще не было…
Я резко оттолкнула его и побежала прочь.
– Катя! КАТЯ! – кричал он мне вслед. – КАТЯ!!! ВЕРНИСЬ КО МНЕ! Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!!!!
В такси я назвала адрес стоматологической клиники и погрузилась в размышления. Последней фразы сейчас не прозвучало. Я и не ждала ее. Я очень живо восстановила все события той ночи в голове. Я прекрасно помнила те свои ощущения. Но я их помнила как бы со стороны. Потому что сейчас ничего подобного не ощущала. Да, тогда было больно. Но «я тогда» и «я сейчас» – это два разных человека. Как бы я поступила сейчас в такой же ситуации? Во-первых, просто изначально не пошла бы бродить по улицам с температурой. Я слишком люблю себя для этого. Во-вторых, даже если я и оказалась бы чудом у окон той квартиры, то точно не стала бы там прыгать аки мартовский заяц и пытаться всех разглядеть. Ну, и, в-третьих, никакая сила не затащила бы меня внутрь. Все, что я узнала бы о таком происшествии, я узнала бы с чьих-то слов, обязательно поставила бы эти слова под сомнение и задумалась, с какой целью мне сообщается эта информация. Чего хочет добиться человек, который рассказывает мне об «измене» моего любимого? Может быть, этот человек лишний в моей жизни, если пытается внести в нее разлад? В конечном итоге фраза «я просто переспал с ней» ничто по сравнению с фразой «я люблю тебя». С ней он просто переспал, но любит то меня. Я сама сейчас делаю нечто подобное. И вообще я часто сплю с мужчинами, которые в моей жизни не занимают никакого места. Они приходят и уходят для меня так же, как и я для них.
Почему же я тогда насторожилась? Из-за себя? Я испугалась?
Да, я испугалась. Но из-за Кота. Я боюсь, что могу потерять этот кусочек счастья, который сейчас для меня свелся к этому забавному приключению. Я как капризный ребенок перед витриной со сладостями: если мне конфету не купят, я заплачу. Но если купят пирожное – успокоюсь и с радостью съем. То есть, если я Кота не съем, очень расстроюсь, но тогда съем кого-то другого. А не съем я его, если он заднюю даст. А он может: жена, возможно, в нем развила чувство вины за такие вещи… или он побоится причинить боль мне.
7. Москвоский гость
Кузя встретила меня, сверкнув глазами. Вид у нее был отличный. Вообще по ней нельзя было сказать, что вчера мы зажигали почти до самого утра. Но она принципиально заставила меня ждать ее почти 20 минут у ресепшена, хотя я точно знала, что пациент ее уже ушел. Я хорошо ее знала. Я понимала, что вчера наверняка как-то подставила ее. Точнее поставила в какую-нибудь неудобную ситуацию. Но память отказывалась мне выдавать любую информацию на эту тему. Мой сон про космодром тоже ясности не вносил. Но Кузя была бы не Кузя, если бы отказалась от куры-гриль, которую я только что заботливо сама выбрала для нее в ближайшем супермаркете, и которая источала сейчас свои ароматы на всю клинику. Проще говоря – воняло курицей так, что Светка не выдержала больше 20 минут!
Она провела меня в ординаторскую, где подробно и очень иронично рассказала мне о том, что я – крокодилица противная – вчера, выходя из такси первой, прихватила с собой ее сумку с кошельком и ключами от квартиры. Мало того, что ей просто нечем было расплатиться с таксистом, так еще и домой не попасть. И ей пришлось звонить в дверь и будить Добряка, который в такой час не оправдывал своего прозвища никоим образом. И теперь они не разговаривают.
Но курица сгладила Кузино горе. Я пообещала, что посмотрю ее сумку у себя дома. Совершенно кстати у них в ординаторской нашлась банка маринованных огурчиков, пачка майонеза и бутылка кетчупа. Пока она отъедалась и отходила, я рассказала ей о моей утренней встрече, не забыв упомянуть о своих переживаниях по поводу Кота.
– Что значит «он заднюю даст»? Кать, никогда он не даст тебе заднюю. Проверено временем.
– Кузя, тут все сложнее. Это не просто мужчина. Это мужчина, который меня любил когда-то. И сейчас он относится ко мне очень хорошо. Когда мы с ним 8 лет назад случайно пересеклись в Москве, все было точно так же как сейчас… только гораздо быстрее. Я тебе не говорила, но он тогда затормозил…
– В смысле?
Я вздохнула.
– В смысле, что почти уже лежал на мне, но остановился и не стал со мной спать.
– Да ладно! Врешь?!
– Он сказал, что испугался за меня. Он думал, что я опять все всерьез восприму. Что подумаю, что что-то можно вернуть. И что мне опять будет больно. А он не хочет еще раз это проделать со мной. И ушел. И ничего не было тогда.
– А ты?
– А я покурила и забыла. Ну, поплакала минут пять, и забыла.
– Ну, Мася моя, ты меня сейчас удивила… Хорошо, но это было давно. Ты изменилась уже.
– Да, но он то об этом не знает! А вдруг опять подумает, что мне будет больно?
– Так ведь согласился уже, чего тут думать?! Не заморачивайся, Кать. Говоришь, Тёма мчится на крыльях любви? Вот вообще то, что нам надо. Слушай меня…
Кузя в мои планы вписывалась как разведчик в стане врага. Добряк и Кот работали практически всегда вместе. И она выложила все адреса, по которым можно было их встретить, да еще и время, когда они там бывают. Я знала, что Добряк меня немного недолюбливает, но внешне он этого никогда не проявлял, а я делала вид, что ничего не знаю об этом. Еще Кузя слила мне все адреса его почтовых ящиков в интернете, а так же домашний адрес и телефон (на всякий случай).
От Кузи я вышла спокойная и довольная. Жара на улице стояла неимоверная, почти плюс 30, но у меня по коже бегали мурашки. Каждый раз, когда я мыслями возвращалась в кафе, они плотно покрывали мое тело, чем вызывали недоумение у прохожих, которые активно потели и изнывали от жары. А я шла словно в мятной прохладе. Действительно, чего я так переполошилась? Он играет по моим правилам четко. Он не против. А я услышала одну дурацкую фразу из прошлого и нафантазировала сразу огород проблем на пустом месте. Возможно, Кот был прав относительно меня во время нашей встречи в Москве и ушел не просто так. Отголосок этого как раз и кольнул сегодня мое самолюбие. Но не больше. Больше всего на свете я хочу сейчас снять напряжение. Этот взрыв, который не прогремел сегодня во мне второй раз, теперь искал выход. Удовлетворить мое желание полностью мог сейчас только Кот. Но у меня еще 20 дней до этого момента. И Тёма «на крыльях любви».
Дома я скинула платье и туфли сразу у порога и отправилась в душ. Мама, как я поняла из записки, которую обнаружила утром на кухне, уехала загород как минимум на неделю, и квартира была в моем полном распоряжении. Но приводить Тёму в свою берлогу мне не хотелось. Лучше на нейтральной территории. Ночевать ему все равно придется, потому что он нужен мне сегодня вечером и на всю ночь. Так что, выйдя из душа, я позвонила ему, сказала, что только сейчас увидела сообщения от него, пообещала встретиться с ним, как только дела свои закончу, и порекомендовала неплохой отель, где он бы остановиться. Естественно, прикрылась мамой.
День уже близился к вечеру, но жара еще не отступала. Я стояла на балконе, курила и смотрела, как двигается раскаленный воздух словно над кипящим чайником. Да, я курила. Никто меня не видит, я у себя дома. В голове я пыталась выстроить разговор со своим московским гостем так, чтобы вечер и ночь он провел со мной, а утром мне хватило бы аргументов, чтобы убедить его поставить точку. Я устрою ему прощальный секс сегодня ночью. Прощальный секс и примирительный секс – это самые сильные эмоции для меня.
В комнате запиликал телефон. Я щелчком выбросила сигарету и подошла: звонил Кот. Я досчитала до пяти и ответила:
– Очень внимательно слушаю тебя, Котик.
– Не менее внимательно слушаю твои объяснения, – услышала я в ответ.
Это он все еще из-за того, что я не поехала с ним, так переживает?
– По поводу?
– По поводу того, что ты не куришь больше, детка.
Я пулей выскочила обратно на балкон и перегнулась через перила с риском вывалиться наружу. Под моими окнами стояла его машина с работающим двигателем и уже начинала медленно трогаться с места.
– Совершенно случайно ехал мимо, – язвительно объяснил он, – смотрю: Кисуля моя стоит и дымит вовсю. А ведь обещала слушаться…
Я поджала губы, нахмурила брови и виноватым голосом выдавила:
– Косяк. Согласна. Что мне за это будет?
– Тебе ничего, а вот мне будет желание, – засмеялся он.
– Ок, – вздохнула я. – Согласна…
Попалась как девочка в 16 лет. Папа меня однажды застукал так в подъезде. Было ужасно стыдно и неудобно. Теперь к этим чувствам добавилось что-то новое. Наказание – вот что. Университетского образования не нужно, чтобы догадаться, что именно он от меня захочет. А кто сказал, что я буду против?
Машина уехала, но рисковать я больше не стала. Решила, что теперь буду курить в туалете. Но параноидальная мысль о том, что дым может подняться или спуститься по стояку к соседям, а те меня сдадут, отбила желание курить вообще. Поэтому я пошла по новой перелопачивать дебри моего гардероба и собираться на вторую за сегодня встречу.
Для Тёмы утренний наряд не подходил. С ним я всегда держалась строгой и рассудительной дамой. Он смотрел на меня при этом как на идеал воплощения женственности, а я при этом внутри умирала со смеху. Нет, Артём был очень хорошим мальчиком. Немного избалованный папочкиными деньгами и связями, но все-таки задатками настоящего мужчины он был наделен. К тому же он был божественно красив: высокий рост, темные волосы, широкие плечи и ясные голубые глаза, загорелая кожа, приятный сильный мужской запах. Одевался он тоже неплохо: наличие денег сочеталось с врожденным вкусом. К сожалению, минус его состоял только в его возрасте. Молодой идеалист. Перфекционист. Я была для него идеалом. Мне это нравилось какое-то время. Но он решил, что мы должны озвучить наши отношения или даже зарегистрировать их, потому что в его понимании семья и дети – это цель нашего существования. Возраст мой при этом еще не смущал ни разу. Слова «свадьба» и «знакомство с родителями» вывели меня из оцепенения. Я трезво взглянула на ситуацию, уволилась и сбежала сюда. Наше общение свелось к телефонным разговорам один раз в несколько дней, и мне казалось, что у Тёмы уже все перегорело. Даже то, что он разозлился на меня, играло мне на руку: пусть так, но он отстанет от меня в конце концов.
Что заставило его сесть в машину и примчаться сюда, я не знала. Но обязательно выясню это через пару часов. Я назначила Тёме встречу в ресторане «Ла маре», где по сведениям Кузи, сегодня вечером должен ужинать Кот. Правилам это не противоречило: мы будем не наедине, но на глазах друг у друга. И он сможет убедиться, что для меня это просто игра. Что моя эмоциональная привязанность к нему прошла, а есть только желание. Сильное. Горячее. Опасное. И еще я буду с другим мужчиной, это его позлит. А уж во что выливается его злость, я хорошо поняла этим утром.
В «Ла маре» я, конечно, опоздала. Платье, которое я выбрала для ужина существенно отличалось от того, что было на мне на первом свидании. Строгое платье-обманка: футляр чуть ниже колен, без рукавов, завышенная талия, воротник-стойка под горло. Все черное и непрозрачное. Обман был в том, что строгость вся была спереди. Сзади не было практически ничего. Вся спина была открыта. Причем настолько глубоко, что белье опять отменяется. И разрез почти до самого выреза. В общем одни вырезы-разрезы. Волосы в этот раз пришлось уложить. Чувствовала я себя в этом наряде черной пантерой. Я настолько была уверена в себе, что перестала переживать из-за того, что моей компанией будет Тёма. Перестала расстраиваться из-за того, что по натуре я оказываюсь не очень хорошим человеком, что я злая, жестокая и черствая женщина, которой абсолютно наплевать на чувства этого молодого мужчины, который ждет меня в ресторане, что я просто использую его для достижения своих целей, а потом выброшу, как ненужную вещь. Да, иногда меня грызла совесть за такие вещи, но недолго.
У входа в ресторан я поискала глазами их авто. Бумер с московскими номерами стоял прямо у входа, а лекс Кота – на противоположной стороне улицы. Отлично: значит, оба на месте. Теперь главное внутри сесть так, чтобы оказаться спиной к Коту. Он будет видеть все, а я не буду видеть его вообще, не буду на него отвлекаться и буду все делать более естественно.
Честно говоря, в этом ресторане я еще не была ни разу. Но куда мне нужно было идти, я поняла сразу. Хотя я и опоздала, Тёме все же не хватило этого времени, чтобы закончить все приготовления. Я ожидала стандартные 100 красных роз – такой букетик, которым запросто убить можно, а чтобы носить его, необходима помощь пары атлетов. Но роз было больше. В вестибюле туда-сюда носились официантки из зала, охранники со входа, работники с кухни в белых спецовках – все расставляли большие белые вазы с розами. В каждой вазе штук по 20 ярко-красных роз. Из этих ваз они делали импровизированную дорожку, которая вела в большой общий зал. Я даже не подозревала, что в нашем городе можно купить СТОЛЬКО красных роз! Да у нас их тут просто не может быть в таком количестве.
Я медленно пошла по этой дорожке из красных роз. Бросив один лишь взгляд в зал, я тут же увидела компанию из четырех человек за столиком в правом углу, двое из которых были мне знакомы. Спиной ко мне сидел Добряк. Лицом к входу сидел Кот. Но дорожка из роз пересекала зал и шла дальше к массивным дверям, на которых красовалась золотистая табличка с надписью «V.I.P.». Уединяться настолько в мои планы не входило. Тем более что Кот меня уже заметил.
Тёма вышел из V.I.P.-зала, что-то объясняя менеджеру с черном костюме, но, увидев меня, тут же что-то сунул ему в руку, сказал «спасибо» и пошел мне навстречу, широко улыбаясь и сверкая голубыми глазами. Выглядел он потрясающе. Сразу было видно, что он не местный. Строгий костюм при покупке на ценнике имел явно примерно 6-значную цифру, прибавлял ему солидности и накинул лет пять, так что разница между нами в глаза вообще не бросалась. На его лице была такая неподдельная радость, что мне опять стало его жалко.
Но я тут же заняла нужную позицию (спиной к Коту) и изобразила недоумение вперемешку с гневом. Тёма попытался меня обнять, но я сухо отстранилась, обвела взглядом этот красный розовый кошмар и спросила:
– Что это?! Ты в своем уме? Ты что тут устроил?
– Котенок, я так рад тебя видеть, – казалось, что он не слышит меня.
– Тёма, я серьезно! Что это?
Он опешил.
– Я говорила тебе сто раз, что не люблю это все. Скажи, пусть все немедленно уберут. Вы тут весь зал перегородили! Нормальным людям не пройти вообще!
– Я хотел тебе сделать сюрприз, котенок.
Странно, но все они, так или иначе, приписывали меня к семейству кошачьих.
– Мне приятно просто увидеть тебя, – смилостивилась я и чмокнула его в щеку, для чего пришлось встать на цыпочки, несмотря на огромные каблуки. – Так что или пусть это все уберут, или я уйду отсюда прямо сейчас.
– Пошли, сейчас все уберут, – он взял меня под руку и направился к большим дверям.
– Нет, – я выдернула руку, – давай сядем как нормальные люди, без этих понтов. Я хочу остаться здесь, – я огляделась, ища подходящий столик справа, – вон там свободно.
Как из-под земли вырос менеджер:
– Артём Вениаминович, выбирайте абсолютной любой столик. Через минуту он будет свободен.
Фу, как противно стало. Как меня бесят эти лебезения перед чужими кошельками. Интересно, сколько он ему заплатил за эту вакханалию?
– Мы сядем туда. Там свободно, – указала я ему на место, которое выбрала. – И нам ничего больше не нужно. Только меню и пепельн… Нет, пепельницу не надо. Я бросила курить.
8. Когда режут лук – кто-то всегда плачет
Тёма был счастлив. Я сидела с ним лицом к лицу и улыбалась. Конечно, он не знал истинной причины моего хорошего настроения. И я не буду его расстраивать. Я знаю, что Кот сейчас смотрит на меня. Я знаю, как он сел: глубже в кресло, слегка наклонившись вправо, широко расставив ноги. Я знаю, что он делает: он только что закурил. Я знаю, как он смотрит: искоса, повернув голову к своим собеседникам и делая вид, что внимательно слушает их. Глаза он прищурил, словно дым попал. И они – его глаза – сверкают черным блеском. Мне не нужно было оборачиваться, чтобы все это увидеть.
– Котенок, – Тёма взял меня за руку, – я скучал без тебя.
«Детский сад», – пронеслось у меня в голове. Но нужно было срочно настроиться на другой лад. Поэтому я максимально, насколько мне позволила моя конституция, выгнула спину и приблизилась к нему:
– Тёмка, я тоже. Только не зови меня котенком. Я просила…
– Кать, – остановил он меня и его голос резко изменился, стал хриплым и надрывным. – Катя… Катя, я… Кать, ты сейчас послушай меня внимательно и не перебивай, – он вздохнул. – Я знаю, что у тебя со мной несерьезно. Я не дурак, я все понимаю. Ты поигралась с молоденьким богатеньким мальчиком. Тебе было весело. Мне тоже было весело, и я тебе подыгрывал. Но в определенный момент для меня наши отношения перестали быть игрой. Я стал относиться к ним серьезно. К тебе… Я не дурак, я все понимаю. Я знаю, что я тебе не нужен. Я тебе даже больше скажу: мне с тобой очень плохо. Ты мне как будто по пальцу в день отрезаешь без наркоза и смотришь, как я от боли корчусь. Только, Кать, ты не забывай, что я мужик, я плакать не буду. Я не знаю, зачем тебе все это было нужно, но когда ты уходишь, я понимаю, что без тебя мне еще хуже, чем с тобой. Я не хочу, чтобы ты вышвыривала меня из своей жизни. Не хочешь замуж – не надо. Не хочешь никому говорить о наших отношениях – не говори. Не хочешь жить со мной – живи одна. Но я хочу знать, что я могу в любой момент прыгнуть в тачку и примчаться к тебе. И что ты пустишь меня. Хотя бы на одну ночь. А не выкинешь, как сломанную игрушку, которая тебе больше не нужна.
Я на какое-то время забыла даже про Кота. Я смотрела на Тёму и не узнавала его. Что с ним? Это я с ним сделала? Он говорил сейчас со мной моими собственными словами пятнадцатилетней давности. Я видела сейчас боль в его глазах. В моих глазах встали слезы.
– Я знаю, что я у тебя не один. Я знаю, что у тебя еще кто-то есть. Я знаю, как ты живешь. Я знаю про тебя много. Мне наплевать на то, что у нас большая разница в возрасте. Мне даже наплевать на то, что ты меня не любишь. Кать, я заболел тобой. Мне, чтобы вылечиться, время нужно. Помоги мне, Катя…
Слеза скатилась у меня по щеке.
– Не отталкивай меня. Я и так сейчас как идиот выгляжу тут у всех на глазах… Поехали, пожалуйста, ко мне. Утром я сделаю все, что ты захочешь. Только останься этой ночью у меня. Я за эти полтора месяца чего только не натворил там, в Москве, пока тебя не было. Я перетрахал всех баб, которые мне попадались. Я шлюх снимал от дорогих до дешевок подзаборных. Я девочек интеллигентных из универа всех перепробовал. Но ни одна из них с тобой и рядом не стояла. Я не знаю, что в тебе меня так зацепило. Наверное, именно то, что я тебе не нужен. Я тебя очень прошу: сделай вид, что это не так сегодня ночью. И, если захочешь, завтра я уеду…
Нет, я не плакала. Слезы как-то сами собой катились, независимо от моего желания. Возьмите луковицу. Она в жесткой шелухе противного цвета. И не пахнет. Но если содрать шелуху и резануть ножом, в нос бьет резкий запах, от которого идут слезы. Я сейчас как эта луковица – осталась без шелухи. И поэтому у меня слезы.
Никто не поймет, что я сейчас почувствовала. Это можно сравнить только с ощущениями, когда сбиваешь человека, сидя за рулем, и этот человек (в лучшем случае) становится калекой на всю жизнь. В худшем – человека больше нет. Я сейчас для Тёмы была «Котом». Я его сломала и не заметила этого. Я знала, что он чувствует, потому что я когда-то была на его месте. И я осознавала, что довела его до такого состояния именно я. И мне было страшно, что теперь он тоже станет «Котом» для кого-то другого. Из-за меня.
Впервые за многие годы я не знала, что говорить и что делать. Я почувствовала себя абсолютной голой без своей шелухи. И мне было неприятно, холодно и одиноко. Сожалела ли я о чем-то? Нет. Я просто понимала, что сейчас на мои плечи легла ответственность за этого… нет, не мальчика. Сейчас он был мужчиной. Раненым, но еще живым. Так получилось. Теперь нам обоим будет плохо. Мы будем помнить это всю жизнь. И что мне сейчас ему ответить?