Роман

Маленький мальчик нашел пулемет.
Больше в деревне никто не живет.На фоне очередного витка скандала с запретом "Наследия", недоумеваю. что такого крамольного нашли в этом романе охранители скреп, чего не находили в прежнем Сорокине, где вы были сорок лет, господа, просто не читали? Сегодняшний Владимир Георгиевич куда спокойней и сдержанней себя молодого, красноречивое тому подтверждение "Роман". Всякий новый Сорокин давно в числе моего must read, но за раннего не взялась бы без внешних мотиваторов, хотя бы потому, что имею представление об уровне его экстремальности, а "жидкая мать",, сорокин-стайл антитеза "пеплу Клааса", до сих пор плещется в районе диафрагмы. И никакие стилистические красоты, не компенсируют мне вывертов его Музы. На сей раз мотиватором стал вопрос о романе от любимого чтеца Игоря Князева,; дополнительным фактором - аудиокнига в исполнении Михаила Горевого, тоже любимого; и где-то смутно, чувство, что уже наталкивалась недавно на упоминание сорокинского "Романа". Решено, беру - это вступление к тому, что писалась книга в 85-89 годах.Конец позапрошлого века, тридцатилетний Роман сходит с поезда где-то в Средней полосе России, здесь рядом имение его дяди и тетушки. Они заменили рано осиротевшему Роме родителей, но в последние три года, занятый адвокатской карьерой в столице, в Крутой Яр он не приезжал. Сейчас, оставив юриспруденцию и намеренный сделаться вольным художником, приехал сюда. Отчасти ощутить тепло родного очага, частью "на натуру", а также в чаянии возобновить роман трехлетней давности с соседкой Зоей. Связь оборвалась с его отъездом. Родственники встречают его радушно, имение снаружи выглядит лучше, чем оказывается внутри, Зоя нашла ему замену, жених обещает увезти ее за границу. Но Роман патриот России, с мучительной нежностью размышляющий о своей любви к ней, об особенной стати и особом пути, о крестьянах, которые вот вроде свои люди, а по-настоящему своим он им никогда не станет, и о прочей интеллигентской лабуде в духе Клима Самгина. Хотя стилистически роман скорее не горьковский, а гончаровско-тургеневский. Такое, с пейзажами, с яркими описаниями помещичьего быта и крестьянского труда a-lа "в самом разгаре страда деревенская" Некрасова.Сорокин блистательный стилист, и у него все эти пасхальные бдения, неспешные трапезы, рыбалка, застольные беседы с тяжеловесным остроумием, сенокос, записки охотника - замечательно вкусны, пока не становятся приторными до тошноты. На Пасху в церкви герой впервые встречает приемную дочь лесничего Таню, еще не зная, что полюбит ее, но пораженный необычайным благочестием девушки. А отправившись по грибы, натыкается на волка, задравшего лосенка, омерзительность волчьей трапезы оскорбляет его эстетическое чувство, он вступает со зверем в единоборство, убивает его. но и сам изрядно покусан. Находит его и приносит к себе домой именно лесничий, Таня ухаживает, они влюбляются друг в друга, он говорит о своих чувствах отцу девушки, тот сначала отказывает, но пораженный героизмом Романа на деревенском пожаре, дает согласие, сразу за помолвкой следует пышная свадьба, и ты уже думаешь: ну когда же начнется привычный сорокинский трешак? Он начинается на последних семнадцати процентах текста (букмейтовский проигрыватель позволяет отслеживать соотношение прослушанного и оставшегося).Возможностей интерпретации много, от постмодернистского тезиса о смерти романа и деконструкции русской классики, к которой и я склоняюсь: зато у нас есть наша Духовность. Ну как, что такое? Маяться несовершенствами этого мира, доходить до глубин отчаяния, а потом взять топор, да и отправиться убивать.. До гипотезы о бешенстве от волчьих укусов, не вступающей у автора предположения в противоречие с им же скрупулезно подсчитанными "предметами", какими тот осквернил алтарь: 40 от крестьянских дворов и 9 от помещичьих - сакральные числа. А может быть Сорокин просто хотел доказать всем, что умеет "в Тургенева". но желает делать свое.Думаю, истина где-то посередине, но Владимир Сорокин дьявольски талантлив, и "дьявольски" здесь не только определение.

Отличный юмористический роман. В первой части несколько тягучая завязка потом раз и резкий переход к хохоту. Ну как это в анекдотах с чёрным юмором бывает.

Сорокин опять оказывается самым ярким книжным впечатлением последнего полугодия. Теперь это "Роман". Да, он действительно чудесный стилист. Довел тургеневскую прозу до грани с лубком, описание жизни в российской глубинке 19-го века почти до гротеска с кучей слишком ярких мелочей, слишком вычурно прописанных персонажей, а в финале опять умудряется с блеском свернуть всё это в точку. ...Проза!

в черной строгой обложке с серебряным тиснением и красной лепниной в стиле ампир предстает перед читателем последний ранее не издававшийся труд этого спорного и в чем-то эпатажного писателя. хотя эпатаж для него не свойственен, он не думает об этом, это не его дело. дело Cорокина – в рисовании. да, он художник, но вместо холста и палитры с красками – буквы и слова. роман, про Романа. и все традиционно – не ломается авторская идея и переходит из книги в книгу - прекрасное начало, и кроваво-красный траурный финал. 638 страниц о необъятной, как вселенная, и глубокой, словно марианская впадина, русской душе. любите Тургенева? не того, что написал о любви немого мужика к беспородной собачке, а того, что написал о русской природе, дворянстве с его причудами и ленивым проживанием «еще одной жизни». любите? купите эту книгу! она для вас!этот роман именно о таком тихом существовании, чаепитии с тетушкой и дядюшкой на веранде. об уставших от городской суматохи. о тех, кому не хватает чистого неба над головой, реки и заливных лугов для пейзажей. о людях ищущих идеальную любовь среди бурьяна и непроходимого русского леса. «нет на свете ничего прекрасней заросшего русского кладбища на краю небольшой деревни» - вы думаете это финал? нет - это всего лишь начало.

Зачем Роман Лексеичу топорик?Дорогия пользувутеля тырнет-сайту ливелиб-точкару. Пишет вам, соколики да лебедицы, Лета Лексевна, бабушка Танюши Манюшиной, из деревни Малыя Какуши. Моя внученька, чур ея ото всякого злодеяния, младая отрочица, нежного осьмнадцатилетия от роду, узнала с вашево сайту об так обзываемом писактеле Сорокине, а я б ево Порокиным наименовала, чево ему клицее намного было б, ибо какой он писактель - чорт рогатый вот он хто есть, аспид в козлином руне, своих лукавоимных вредочернильных делов курочец. Кстати, здравствуйте, милыя. Дык вот, прочла моя внученька, красна девица невинная, книжицу ентого птицефамильца-лихописца и в церкву божию севодня не пошла. Ан и дед мой, Митрофан Ильич, тот што муж, хотя и есть сам теребень кабацкая, но на заутреню завсегда йдёт, хотя и приснёт бавалыча иной раз во храме али у калиточки во дворе. А эта в отрез отказывается, бесова дурь ей взбрела. Возрешила тадыть я и сама сию отраву для ума познать, штоба смекнуть, как разуму-уму малУю поучать, с чем дело имею. Итак, села я на заваленку с подсолнухом черносеменным, да кваском домашним, хлебным, очки надела: как тилигент какой, сижу, книжую. Роман "Роман" - эвона как обозвал, окаяннай, дажо думыть лень ему было. И героя так же - Романом окличил, дармоед чортов, небось деньги плотют, я б такого работничка кочергами с крыльца да в шею! Но квасу в рот набрав, а терпенья набрамшись вовнутрях своеях, твёрдо продолжила чтению, благова дела заради. И тут, касатики, мне даже пондравилось поначалу, а што, про деревню писано: рыбалочка, грыбки-ягодки, охота (я-то сама не хожу, а дед молодой ходил по утку, бывало). И церковныя праздники, церквы, лесочки, полюшки чистые, добрососедства, да дяла молодыя от чаво уже поотвыклася я, старая, на землице мать-сыра пора мни лежать, да полёживать, дабы тело приобвыкало, свыкалося. А в книжонке-книжице всё застолия, да мысли-рассуждения толкуют, да то да сё да полюшко русское, да тележенька лошадушками запряжёна кудый-то везёт, а там ужо и костерок и до самовара недалече, а там и лес-лесовал пахучий еловый, берёзовый, грибки, лихолесье дремучее, выворотень завалимшийся, луна-солнышко ходуном ходит, люди туда-сюда, застольишко, грибки-маринады, водочка, да наливочка. И Роман Лексеич маслят-то возьмитя, хоспади спаси, к мужику-то к нему ближей нада б. И так мене енто дело закуролесило, што и не заметила, как вечёр настал. Тут дед с внучкой вышли, жрать им подавай. А я в крик, старый ты дурак глаза с утра залил поди хоть одну дровину разруби, а ты Танька хватит ужо как барыня всё книжки читать, иди щти деду свари, да картоху почисти, а то от бездельев ужо окосела, дура ты, зассыха, простихоспадя. Спужалися они моего реакция и разбежались хто куды. А я дочитывать села. А дед Митроха, пужливый до меня стал, как запил, даже чекушку свою выронил. Я ея и оприходовала, хватит ужо ему нажрамшись на печке дрыхнути, да храпом гармоний в избе портить, да и воздух, но ужо не храпом. В общем, дочла я к ночи ближе, допила бутылку водки и стала книжку эту рвать и плявать в неё и другое на неё делать, а потом в дом забежала и крячу: "В стороны все! Прочь с дороги!" И в печь чаго от книжки осталося зашвырнула. И бяжать. В реку плюх и поплыла. Старая, дряхлая, плюгавая, а... Плыву. Выплыла пёс знает где, выхожу на берег, иду к домам. "Сынки, что за улица, Синичкина аль Журавлёва, потерялася не найдуся?" Глядят, как на привидение, крестятся: "Сорокина, бабуль, Сорокина улица". Как? Где? У нас отродяся такой не было! В опщем как домой добралася не помню, но токмо Таньке своей внучке высказала, да и вам, орлики, сказываю: "Книжка - говно, но очень крутая, мне понравилась, хотя у вас свой череп в голове, вот и решайте читать вам такое али нет, мы в дерёвне к говну-то привычныя."P.S.: Лимерик о прочтении данной книжки. Для интересующихся есть небольшой, переполненный сплошным гноем спойлером рассуждений по сабжу, но в какой форме его подать, я пока не придумал. Думал нарисовать оси координат, где по одной шкале нарисованы штампы классической русской литературы, а по другой - кишки, мозги и т.д. И график... Но вдохновения не было.. рисовать).

Ты либо любишь его, либо нет. Либо читаешь всё, что он пишет, либо плюешься после первой же книги и навсегда вычеркиваешь его из своего книжного мира. Я вот Сорокина люблю. Я не понимаю и сотой доли того, что он вносит в свой текст (умом не вышла), но мне нравится его лексика, мне нравится его сюжеты, то, как он выворачивает, рубит, крошит привычное. Концептуализм, батенька. И да, не ведитесь на кал и срамные уды. Дело не в них. А в том, что этот автор себе всё позволил. И его таланта с лихвой хватает оперировать чем угодно. Просто насладитесь, ужаснитесь, отбросьте или полюбите.

Нет, нет, дорогие ребята, чтобы вы там не говорили, какие бы анекдоты не травили и какими бы философскими доктринами не прикрывались, а смысл жизни – величина постоянная, и от ваших тявканий ей ни холодно, ни горячо. Да-да, и не спорьте, пожалуйста, я знаю, о чем говорю, как-никак шестой десяток разменял. Ложь не обратится в правду, солнце не взойдет на западе и хлеб не подешевеет. Однако прежде, чем горлопанить о смысле жизни, следует пробежаться по краеугольным истинам, на которых, собственно, и зиждется вся жизнь, все мироздание. И одной из первых в списке прописных значится истина об уме. Вот ты, Петров, веришь в силу интеллекта, технологии и прогресс, а чувства и эмоции для тебя это так, товар в нагрузку. Я же придерживаюсь диаметральной точки зрения. По мне человеческий ум слаб и невинен. Как агнец, отбившийся от стада и затерявшийся в дремучем лесу, он блеет от страха и мечется в поисках укрытия. Человеческий ум – безвольная аморфная масса. Он – жертва с мишенью на боку, беспрекословно подчиняющаяся отряду соблазнов и армаде заблуждений; марионетка, пляшущая под свирель злых ветров; бесполезный кусок мяса в тисках стереотипов и ложных силлогизмов. Человеческий ум настолько ничтожен и безобразен, что не вызывает ни жалости, ни сочувствия, ни даже банального равнодушия. Он тщетен и никчемен – на самом последнем захудалом базаре за него не дадут и гнилой кукурузы. Ум – это проклятие, бич, несуразица, атавизм и позор всего сущего. Сложно придумать что-то хуже. Однако сам по себе ум – это еще полбеды. Кромешный коллапс наступает, когда пресловутый ум начинает взаимодействовать в паре с таким кривым зеркалом природы, как восприятие. Можно сказать, что восприятие – это сводная сестра ума. Эта чертовка способна загубить любое кристальное сознание и самый несгибаемый иммунитет. Ее чары и иллюзии не отличить от реальности даже в самую безоблачную погоду. Под незатейливым соусом восприятие искажает пространство и время и приравнивает самоидентификацию человека к нулю. Вместе с умом они способны уничтожить целые цивилизации и галактики. Перед их кумулятивным эффектом не устоит ни одна крепость и ни одно войско. Альянс ума и восприятия обладает воистину колоссальным потенциалом и не знает преград по обе стороны вселенной. Больше всего этот смертоносный дуэт любит проявляться в таких формах экзистенциализма, как любовь, дружба, семья, ненависть, совесть, патриотизм, чувство собственной важности, алкоголизм, работа, наука, религия, ну и конечно, искусство, куда ж без него. Тут надо добавить, что отдельной статьей в искусстве числится литература, ибо в данной творческой полусфере ум и восприятия чувствуют себя поистине как рыбы в воде. Взять хотя бы, к примеру, книгу Владимира Сорокина «Роман». Автор играет с читательским вниманием, как кошка с мышкой. Провоцирует надежды, обманывает ожидания, насмехается над линейной логикой. Смешивая прекрасное и безобразное и рассуждая от противного, Сорокин демонстрирует уязвимые места ума и обусловленность восприятия. Ждешь одного, а получаешь второе, которое на самом деле третье в четвертой степени. Такие вот пироги, а вы говорите, ум, восприятие, мы – хозяева будущего. Впрочем, чтобы далеко не ходить, возьмем написанную мной рецензию на книгу Владимира Сорокина «Роман», которую вы в данный момент читаете. Так вот, читаете вы, значит, рецензию от скуки или, наоборот, хотите узнать побольше об искомой книге, почерпнуть что-то полезное, расширить кругозор, и совершенно не ждете, что вас назовут козлом или тупой дурой. Разумеется, не назовут, ведь мы не в трамвае, а на любимом сайте, где балом правят толерантность и конструктивная дискуссия. Тут никто никого не упрекнет и не оскорбит. Тут вас с интересом выслушают, а если вы где-то и оступитесь, то по-товарищески поправят. Ведь вы такой же, как все – исключительный и уникальный задрот с романтическим уклоном. Плевать, что вы не состоялись в жизни, зато вы прочитали уйму книг. Толстой, Достоевский, Булгаков, Кафка, Ремарк, Хемингуэй, Гессе, Сэлинджер, Мураками, Маркес, Кинг, Оруэлл, Набоков. Вот ваши настоящие друзья, вот ваши медали. Вот ваша чудесная рецензия! Спасибо. Браво! Спасибо. И вам спасибо! Жду ваших новых рецензий. А меня от ваших рецензий тошнит. Странно, у меня максимум понос. Ну, это у него не самая лучшая книжка. Попробуйте почитать что-нибудь из раннего, может тогда захрюкаете кровью. Подписываюсь под каждым словом на заборе. У вас такие мерзкие рецензии, мне кажется, вам надо попробовать написать свою мерзость. Ну, я как бы пытаюсь, но пока мерзко получается. Ничего, тут главное быть искренним, а там гнильца сама собой попрет. Добавил в хотелки, в тюрьме почитаю. Книжек у них скопилось неведома, читать им, видите ли, некогда. А вагоны поразгружать не хо? Сиську может дать пососать? Или лучше сразу пороху нюхнете? Как в подъездах срать, так первые. Ну, что за поколение такое никудышное… Сидят целыми днями дома и читают, и читают. Погулять хоть бы вышли, а то бледные, как поганки. Мы в ваши годы страну подымали, ишачили по две смены. А вы что? И главное, жизни-то толком еще не познали, горя не хлебнули, а всё туда же – дайте нам порассуждать на высокие темы. Афтор жжот, блин. Пиши исчо, елки-моталки. Конкурсы, форумы, хит-парады. Ишь чего понавыдумывали, библиофилы хреновы. Эх, жалко мне вас, честное слово. Нет, правда, без всяких там. Образумиться вам надо, пока не поздно. Настоящая жизнь – она же ведь другая, она же ммммм.

Поваренная книга Владимира "краснобая-Емели" СорокинаИз нее мы узнаем, что блины, например, можно пеленать розочкой или пожирать а-ля бондаж, в пирогах с вязигой бывают хрящики для Креонта - тень навязчивой, параноической каталогизации под конец раздувается до невероятных размеров.Весь "Роман" - чудовищная масса длинных незамкнутых рядов-галерей, последовательностей,вещных нанизываний:"На кровати спал Степан Чернов и его жена Агафья Чернова. На печи спали дети Черновых: Иван Чернов, Алексей Чернов и Матвей Чернов. На сундуке спала дочь Черновых Мария Чернова". идиотическая тургенивщина перерастает в феерическую достоевщину. Особенно ближе к ночи. Как будто из-под лавок упыри вылазят - Зоя и фельдшер Клюгин.А потом настает утро и восторженный Роман-дурак вновь обводит мир своими наивными и восторженными зенками. Какая-то неконтролируемая шизофрения: все сводится к тому, что все пьют, жрут и болтают (это же "Нааааастя"). Ну, собственно, как в любом нормальном русском романе. "— Я люблю тебя! — прошептал Роман ей в губы.
— Я жива тобой! — ответили ее губы".Потом мне надоело делать по ходу чтения заметки, потому что мы с нетерпением ждали, когда же наконец в этом болоте будет обещанное КРОВЬ КИШКИ РАСПИДОРАСИЛО. Забавная такая метафора непорочной дефлорации. А затем повествовательную машину начинает заедать. Прямо как Мартина Алексеевича в "Норме": короткие простые предложения, складывающиеся в каталоги действительности - как переход из комнаты в комнату из пьесы "Дисморфомания" (они уменьшались там, ежели помните). "Роман толкнул дверь. Она была заперта. Роман сошел с крыльца, подошел к окну и постучал. Ему не ответили. Роман постучал в окно. Ему не ответили. Он постучал в окно. Ему не ответили". (а началось все с рефрена "Я люблю тебя" - "Я жива тобой").А потом все как-то закольцовывается и как будто начинается по-новой. Вариаций мало. Снова, по второму-десятому кругу, сундуки у окна, Черновы, самсоновы, твердохлебовы, колокольчик и т.д. Ну и там еще потом кишки и кирпичи, головы в церкви появляются. В общем, все прелести свободной сочетаемости, телесная деконструкция, замешанная на одной музыкальной петле (это же секвенция и jaaaazzzz!), и религиозный ритуал-сублимация.

44 веселых чижа, короче. Чиж тю-тю-тю. Хармс. В конце мы наблюдали эффект чешки (повторите это слово раз 30. Улавливаете смысл?): роман то. роман се. роман пятое. роман десятое. О комчем речь? Кстати, осмелюсь предложить альтернативную концовку "романа": вместо "Роман умер" еще страниц на 30 "роман. роман. роман. роман. роман. роман. роман.роман." Ну вы понели. А ведь забавно, что схожим же образом растягивает время-телесность в своих произведениях Жан Жене, прустова повторюшка (преломление модерна в постмодерне? хи-хи-хи).

От романиста в Сорокине мало что есть, и то что данное произведение входит в сотню лучших романов всех времен и народов в принципе тоже спорно. Ну а в целом в данной книге уж слишком много места занимают рутинные описания русской природы: а-ля речка, травка, березки, окушки, в общем, уныло-созерцательных моментов в излишек. Зато нужно отдать должное Сорокину за его героев не по херне переживаешь.
Итак, после трехлетнего отсутствия в село “Крутой ЯР” приезжает главный герой сего произведения Роман, уставший от серой и размеренной жизни в столицы. Тут он придается страстным воспоминаниям о прошлом, и встречает свою первую, детскую любовь Зою. Именно из-за неё он подсознательно и припёрся в эту глушь в надежде на возобновление старых отношений. Но увы, от прежней Зои остался с гулькин нос, она ждавшая его все эти годы переменилась, и уже не разделяет взглядов Романа на совместную жизнь здесь, в этой глуши, в этой перде. Вместо этого она уговаривает Романа увезти её отсюда в Париж, в Англию, в Германию – куда угодно и зажить уже там в любви и согласии
Роман спросил:
– Почему ты решила уехать?
– Мне все здесь опротивело, надоело. Я, понимаешь ли, совсем недавно поняла, что я в душе не русская. Не люблю я Россию.
– Не любишь?
– Не люблю. Какой-то серый мир. Пьяный, темный. И скучный. Мне так здесь скучно, Рома…
И так в непонимании они и расстаются. На Романа постепенно нахлынывает хандра и всяческие болезненные переживания о любви.Да и что такое любовь? Влечение сердца? Страсть? Желание совместной жизни? А может, просто сиюминутное удовлетворение своего ego, требующего сердца другого человека, как дитя требует игрушки? Требует. А после, наигравшись вдоволь, ломает ее и бросает… И это называется любовью. Но, с другой стороны, есть те, которые любят всю жизнь одного и не бросают. Но, может, тогда это уже не любовь вовсе, а привычка или привязанность, что-то наподобие близости родственников? Зачем же называть это любовью? Как глупо читать в романах: “Они любили друг друга все эти сорок лет”. Как это пошло…»Пожалуй эти последние сточки и является ключевой мыслью в книге. И не смотря на то что у героя Сорокина впереди новая любовь и новые маленькие радости, автор протестует против литературных клише в лице эпилогов заваленных банальщиной и данный его “роман” как вы уже поняли заканчивается далеко не свадьбой. Автор идет дальше. Ну а дальше колокольчики, топоры, разрубленные виски и вспоротые кишки. Если убрать последнее “Сорокинское” то произведение несомненно сильное, но это уже был бы не Сорокин побири его....