Читать онлайн Танго смерти по-киевски бесплатно

Падение, свершенное в отчаянии.

Падение, от непонимания

разбудит новые надежды и мечты.

Которые — всего лишь возвращение бессмысленности, горя, пустоты.

За тем, что мы не можем совершить,

За тем, что мы не смеем полюбить,

За тем, что потеряли в ожидании,

Придет лишь новое паденье и страданье.

Уильям Карлос Уильямс "Патерсон"

…

Когда мы думаем, что мы не такие как наши деды, наши отцы, что мы все поняли и осознали, что мы изменились. Мы ошибаемся. Ничего не изменилось. И мы по-прежнему свято храним нашу главную военную тайну: кто написал четыре миллиона доносов…

Автор

Пролог. Киев, Украина. Верхнеключевская, 4. Киевский институт специальной связи и защиты информации. 28 апреля 2017 года

— Слава Украине!

— Героям слава!

Из старых, еще советских времен динамиков — доносится гимн Украины. Украинские генералы и полковники (последние в явном меньшинстве, не любят в Украине полковников, ну не уважают, а генералов наоборот очень много) — стоят, приложив руку к сердцу. Кто-то поет, кто-то просто шевелит губами.

— Товарищи офицеры, президент Украины Леонид Садовний!

Из-за кулис появляется грузный мужик, одетый в дорогой, но небрежно выглаженный костюм. По рядам проносится сдержанный шепоток: «пьяный»…

В принципе, Садовний — не такой плохой человек. Для мирного времени. Человек из бизнеса, владеющий русским и прихожанин Московского патриархата, с бизнесом в России. Возможно, ему стоило бы стать президентом в 2009 году — тогда бы не было того кошмара, что украинская держава переживает сейчас.

Затянувшегося кошмара

— Прошу садиться…

Офицеры садятся. Президент проходит к трибуне. Микрофон включают слишком рано, слышно как шуршат листы

— Шановни громадяне… э…

Точно — пьян. Это обращение — явно не для элиты Збройных сил Украины. Скорее для предвыборного митинга. Политологи придумали определение для таких случаев — особое состояние президента.

— Панове офицеры Збройных сил Украины! Спивитчизники!

Это уже лучше.

— Мы воины. Не лентяи. Не лодыри.

И наше дело — праведное и святое!

Ибо кто за что, а мы — за независимость.

Так вот — нам так и трудно из-за того.

Слова Лины Костенко наиболее точно передают напряженную атмосферу, в которой мы живем вот уже несколько лет. Несколько лет мы идем, как по хрупкому льду. И все мы, а особенно вийсковые должны понимать: маленький неосторожный шаг может стать роковым.

Война за независимость, начавшаяся понад тридцать рокив тому — продовжуется и доси! Открытая агрессия со стороны соседнего государства унесла жизни почти трех тысяч ста наших воинов. Вечная память героям, павшим в боях за свободную, независимую Украину. И вечная им слава!

Прошу почтить минутой молчания память украинских воинов и мирных граждан Украины, погибших в войне. Вовек не забудем и не простим никогда.

Военные встают. В этот момент — кто-то врубает гимн, по ошибке — и тут же выключает. Мелочь — но из таких мелочей и складывается впечатление. Все какое-то мелкое, суетное. Как украденное.

— … Уважаемые, уважаемые и дорогие украинские воины! И те, кто сейчас здесь; и те, кто в этот час в окопах на фронте.

Наша страна все еще существует только благодаря вам. Если бы не вы, хронометр нашей новейшей истории еще в прошлом году мог бы навсегда остановиться на отметке «23».

Более четырехсот тысяч человек прошли на военную службу по мобилизации. Из них каждый шестой — добровольцы.

Более десяти тысяч военнослужащих получили ранения.

Пятнадцать тысяч солдат и офицеров, бойцов добровольческих подразделений и волонтеров получили высокие государственные награды.

Двадцати пять военнослужащим присвоено высокое звание Героя Украины.

От имени Украинского народа низко кланяемся славном украинском воинству за то, что отстояло и защитило свободу граждан и независимость страны.

Но теперь пришло время для решительных действий!

Президент обводит взглядом зал

— Последние годы мы все, все украинцы, весь объединенный украинский народ, бойцы, украинские воины, волонтеры, рабочие и инженеры на военных заводах, дипломаты и даже чиновники, посмотрите, совместными усилиями мы смогли совместно создать современную, боеспособную, эффективную патриотическую армию. Мы заставили заработать военные заводы в три смены, без выходных. У нас больше нет недостатка ни в современных боевых средствах, ни в боеприпасах, ни в бойцах, которые умеют это применять.

…

— Враг называет нас фашистами! Но это ложь! Правда заключается в том, что во время Второй мировой войне Украина, не будучи в те годы независимым государством, по факту — по астрономической сумме своего колоссального вклада в разгром нацизма, — стала членом антигитлеровской коалиции. А украинский народ по праву присоединился к кругу наций-победительниц и основателей Организации Объединенных Наций.

По меньшей мере, шесть миллионов украинцев, воевавших в рядах Красной армии, — перед Богом и историей являются главными свидетелями неправедности и вопиющей несправедливости московского пропагандистского мифа, будто Россия выиграла бы войну и без Украины.

Но, возвращаясь к годам Второй мировой, следует отметить, что при очевидной ведущей роли Красной армии, украинских фронтов и советских партизанских соединений в изгнании нацистов, внутри Украины второй фронт борьбы с фашистскими оккупантами открыла Украинская повстанческая армия. Она, идя впереди времени, уже тогда видела Украину независимым государством, а не частью советской империи.

Украинство всего мира присоединились к борьбе с нацизмом. В составе армий стран антигитлеровской коалиции — американской, британской, канадской и других. В движениях сопротивления различных европейских стран. На фронтах Европы, Северной Африки и Юго-Восточной Азии, на Тихом и Атлантическом океанах.

Кто-то в этот момент зло шепчет соседу, кто-то выругался про себя. А кто-то — просто устал…

— Нашими героями являются и ветераны Красной армии, и ветераны УПА. А теперь — их внуки и правнуки в одном строю сражаются за существование нашего государства, защищая его от российской агрессии.

Государство и народ только тогда имеют будущее, когда они способны надежно себя защищать. Это — вывод из всей нашей истории.

Жидкие аплодисменты

— Сейчас уже можно с уверенностью сказать, что благодаря усилиям нашей армии, всего украинского народа, Россия не достигла цели. Украина и Украинцы выстояли, выдержали удар. Мы были, мы есть и будем. И пусть эти мои слова вспомнят в далеком будущем, когда наши внуки будут праздновать первые сто лет независимости.

А вот Новороссия — такой же миф, как у известного писателя Толкиена, страна Мордор.

Российская агрессия стала катализатором нашего объединения. Мы окончательно сформировались как единая украинская политическая нация. Нация, которая, говоря словами известного философа-государственника прошлого века Вячеслава Липинского, «занимает все классы, языка, веры и племена Украинской земли», всех ее граждан.

Сегодня мы сильнее, чем вчера.

Нас нельзя поработить или сломать. Мы рождены свободными на своей земле. И защищать ее мы готовы до конца, чего бы нам это не стоило.

Мы уже освободили большую часть Донбасса. Мы защитили европейский выбор, и уже вскоре Соглашение об ассоциации с ЕС, осталось ратифицировать только двум странам ЕС, вопреки противодействию Москвы, вступит в силу и будет выполняться в полном объеме.

Не смогла Россия разрушить и единства международной коалиции. А санкции тем временем нанесли и наносят мощный удар российской экономике.

Означает ли все это, что враг отказался от идеи прямого вторжения или наступления боевиков вглубь Украины? Нет. Российское вооруженная группировка вблизи нашей границы на Востоке сегодня уже составляет более 50 000 человек. На оккупированных территориях также находится более 40 000, в том числе 9000 кадровых военнослужащих Вооруженных Сил Российской Федерации, стоящих на руководящих должностях, тем самым формируя подразделения российской армии на наших территориях.

«Москва-военторг» уже поставил и продолжает поставлять боевикам до 500 танков, до 400 артиллерийских систем, до 950 боевых бронированных машин. Только за этот месяц три большие колонны пересекли нашу границу в направлении Луганска. Донецка, Дебальцево.

Должны ли мы, потомки запорожских казаков — жить в постоянном страхе перед вторжением? Имеем ли мы право отказаться от нашей святой обязанности — освободить святую украинскую землю, которую топчет ногами враг!

Нет, не должны!

Можем ли мы не услышать голос своих соотечественников, которые стонут под игом крымских и донецких бандитов?

Нет, не можем

Слушают — кто с воодушевлением, но большей частью — с недоверием. Слишком много они слышали громких речей. Кравчук, например, в девяносто втором году вполне серьезно обещал, что Украина через десять лет станет одной из самых богатых стран Европы, второй Францией. А что обещал нынешний?

Мира, кажется.

Имеем ли мы право переложить обязанность освободить украинскую землю до последней пяди на плечи наших детей и внуков?

Нет, не имеем.

А придется. Многие из сидящих в зале — а это была элита украинской военной разведки, институт для нее был одним из основных — неоднократно бывали на линии фронта, кто-то и за ней, говорили с людьми. Им попадали на стол истинные разведданные, а не материалы пропаганды. Они были неглупыми людьми и все прекрасно понимали. Власть, привыкшая разделять и властвовать, побеждать на выборах за счет циничных политических договорняков и манипуляций — оказалась под сильнейшим давлением сразу с нескольких сторон. Первая сторона — Запад, вторая — Путин, третья — собственные радикалы, которые впервые за время независимости получили в руки оружие и организовались. Западу — уже плевать на Украину, ее списали со счетов и готовы отдать Путину на условиях того, что все будет внешне пристойно и от Украины больше не будет проблем. Так что в этом вопросе — Запад и Россия едины. Но есть радикалы. Их много, их десятки тысяч. И в отличие от Запада, в отличие от Путина — они здесь, они в любой момент могут оказаться у ворот, у окна, готовые на любые радикальные действия. И с каждым годом — их все больше и больше, потому что каждое вступающее во взрослую жизнь поколение должно делать выбор. И оно делает — один из двух. Кто-то уезжает, кто-то примыкает к радикалам — потому что примкнуть к власти нормальному человеку невозможно — это мазохизм. Радикалов становится все больше и больше, а количество, как известно — переходит в качество. И вот — похоже, опять потребовалась маленькая войнушка, чтобы бросить этих радикалов на распыл — пока они не бросили на распыл легитимного. И возможно, эта войнушка, заранее проигранная — всего лишь легальный повод для оккупации Украины Рашкой.

Твою мать.

Президент достает какие-то бумаги. Потрясет ими

— … Это план! План нашей весенне-летней кампании. Он составлен лучшими генералами НАТО!

Президент, похоже, не понимает, что говоря так, он оскорбляет присутствующих в зале офицеров

— И сегодня он будет мною подписан! Это план наступательной кампании! И если каждый из нас выполнит свой долг перед страной — следующий парад мы проведем в Донецке и Луганске. А на следующий год — мы будем встречать этот праздник в свободном от российских оккупантов Севастополе!

Аплодисменты

— Я верю в вас! Верю в Украину и в нее народ, которому по силу победить русский Мордор, навсегда стать независимым и самому решать свою судьбу

Независимый — это тот, от кого ничего не зависит!

— На Восток! На Донецк!

…

— Слава Украине!

— Героям слава!

Слава Вооруженным Силам Украины!

Слава украинскому народу!

Украина — слава! [1]

Киевский институт специальной связи и защиты информации. Через несколько минут после завершения мероприятия

Совещание закончилось типично советским вставанием, бурными и продолжительными аплодисментами. В кулуарах, впрочем, настроение было совсем другое, и разговоры велись совсем другие. Зрада на зраде и зрадой погоняет.

— Ну, б… п…ц…

Участники собрания — сбивались в группки по интересам, угощали друг друга сигаретами (цены были чувствительны даже здесь, в военной элите), делились впечатлениями. Настроение в целом было… злобно-веселое, такое бывает, когда терять уже нечего.

— Вы видели? Сбухался конкретно уже наш гарант[2].

— Да, с бутылки не слазит, я слышал

— Про войну то он к чему завернул?

— Наверное, б…, к патриотизму. Может, решил что раз Трампа выбрали, терять уже нечего…

— Ага! Б… он на фронте, в окопах хоть раз был?

— А как же. И корочки, наверное, отримал[3], не забыл.

Невеселый смех.

— Б… на фронте кто честный, тот в палатках живет, норы… е… вы бы видели эти норы в окопах. Землянки настоящие… и люди там живут. А кто на лапу берет, те уже канадские дома выстроили около нуля[4].

— Да ну?

— Сам видел. Девяносто третья так живет: у командира новенький коттедж, два километра от нуля

— Охренели.

— А я о чем?

— А чем это он там тряс, бумагами какими-то?

— О… это отдельная тема…

…

— Прикинь, прислали на рецензию документ, восемьдесят с лихом листов, сутки на работу. Я за голову схватился… хрен с ним, выбил три. Оказывается — еще с ялтинского форума тема тянется[5]…

— Ну-ну…

— Короче, наши пиар-асы решили, что если документ напишут американцы, то мы с ним сто пудов победим, одним махом семерых убивахом. Вот, договорились там на этом форуме с Петреусом, кажется — тот и написал доклад. За десять лямов.

— Десять лямов чего?

— А ты как думал? Зеленых, конечно. Американцы за гривны работать не будут.

— Десять лимонов за доклад? Ни х… себе, там, наверное, много кто наварился.

— Может, и так, спорить не буду. Типа последний НАТОвский и американский опыт. Пришел этот доклад, раскидали его нам — просим представить предложения по внедрению. Дальше — сам понимаешь.

— Охренеть. У них же нет опыта конвенциальной войны.

— Ну, какой-то есть, они базируются на опыте Бури в Пустыне и Свободы Ираку. Только забывают один маленький нюанс — как они вооружены и подготовлены, и как мы. Мы на границе с Россией, они на нас все наши новые глушилки проверяют, у них перехват налажен — закачаешься, перехватывают и сотовые, и спутник — все. Шифраторы, дешифраторы — пофик все. А у нас — ротное звено не всегда нормальными рациями обеспечено, чего говорить об индивидуальных. В большинстве танков — продленный ресурс, у летной техники — тоже, бронетехника с земли подобрана[6], личный состав — в основном мобилизованные, которым нах… ничего не надо. А нас эти пиндосы учат, как воевать… а вот попробовали бы они сами на такой технике да с таким личным составом — идти хотя бы на Ирак. Не говорят о том, что на Россию. Обороняться то мы с грехом пополам еще обороняемся — а вот наступать…

…

— … а так в целом… ты понимаешь, что мы живы только до тех пор, пока Россия не решится на массированный удар? Как только решится — нашу хренову линию Маннергейма, в которую мы корнями вросли, и которую наш пан головнокомандувач подает как великое достижение украинской военной мысли — просто обойдут. А дальше за ней — ничего и нет, до самого Днепра. О чем мы говорим, если до Харькова от границы — пятьдесят километров по ровной дороге, никаких естественных препятствий — они за час будут в городе. Ночью — поднять по тревоге десантников, мотострелков, вэвэшников, посадить на БТРы — и на скорости заскочить в город. Часть сил оставить в городе, ждать пока танки подойдут, а часть — крупными, механизированными соединениями, под прикрытием авиации бросить по тылам АТО, в направлении на Днепропетровск, а то и сразу — на Киев. И чо? И все, и п…ц, оборона наша рухнула.

— Ну… нам тоже есть чем ответить. И американцы нам неплохо помогли, я считаю

— Неплохо помогли. На тебе боже, что нам негоже. Найти бы лучше того п…ра, кто протолкнул через Раду закон о запрете закупки иностранной боевой техники при наличии «витчизняных аналогов»…

— А что?

— А то! Мы уже вышли на финиш с Беларусью по средствам РЭБ. Хоть немного защитить нашу авиацию и средства ПВО. И тут — облом. Притом у них — мировой уровень, у них Россия закупает, заводы в списках особо важных. А у нас — только на бумаге все. Витчизняные аналоги, твою мать…

— Кстати, про витчизняные аналоги. Вот мы ругаем этот доклад. А наш-то есть? Витчизняный…

— А смысл? Ну, написал я. Кто слушать то будет. Мне знаешь, за что выговор влепили? За то, что в шевченковском уголке[7] пыль!

— Написал? А почитать? Может, подскажу чего.

— Так пошли. Сравнишь, заодно…

…

— Я копию той хрени сделал.

— Интересно…

* * *

Через несколько дней — они встретились вновь, уже в другой обстановке — в официальном кабинете.

— Ну… что скажешь?

— Интересно написано… украинский вариант Бури.

— Ну, да. Гладко было на бумаге. А по-факту… Сербская Краина почти не имела прямой границы с Сербией и была растянута по всей хорватской границе — раз. Сербская Краина состояла из двух не имеющих между собой прямой связи анклавов — два. В тылу основного анклава Сербской Краины была враждебная Босния — три. Сербия, равно как и Сербская Краина была досягаема для самолетов НАТО, взлетающих с итальянских баз — четыре. Сербская Краина практически не имела городской застройки — а тут у нас почти сплошная агломерация, от Донецка до Луганска, плюс сотни километров шахтных выработок, возможно, даже в Россию где-то уходящих — пять. Сербия перед этим была измотана долгой войной, а Хорватия была только создана и находилась на националистическом подъеме — шесть.

Собеседник понизил голос.

— И я не говорю про остальное…

Что «остальное» — все прекрасно понимали. Украинская власть — бестолковая, брехливая, зрадливая, не способная прекратить растаскивать страну даже в минуты смертельной опасности. Как не крути — но Хорватию на тот момент возглавлял Франьо Туджман, бывший генерал югославской милиции, а во главе армии были даже бывшие офицеры Иностранного легиона Франции. В Украине же — во главе страны находился полностью дискредитировавший себя и в глазах народа и в глазах армии поразительный паноптикум, сброд, которого нарочно и не придумаешь. Кровавый пастор с тихим безумием в глазах, кондитер-убийца, больная ведьма, боксер-дебил, спикер со справкой из психбольницы, милиционер, год назад сам бывший в розыске, губернатор с повадками мошенника на доверии…

Но говорить об этом было опасно, потому что все кабинеты прослушивались, а там где не прослушивались — записи делал сам хозяин, собирая собственную папочку компромата. На Украине вопрос политического выживания — это в основном вопрос количества и качества компромата, который ты насобирал на других людей…

— Короче, ты считаешь…

— Безнадежно. Только людей погубим опять, вот и все. Подзабылись котлы…

— А у меня знаешь… идея родилась. Как резко повысить шансы на успех операции.

— Как?

— Провести дезинформационную операцию. Здесь про это ничего нет, только про меры секретности при подготовке к наступлению. Для тебя не секрет, что летает у нашей границы и какие мощности радиоперехвата развернуты. А нам надо не только сохранить секретность операции — но и добиться того, чтобы русские отдали приказ ОРДЛО не поддаваться на провокации. Конкретный такой приказ — как они умеют.

— И как ты этого добьешься?

— Очень просто. Смотрел фильм Шпион? С Бондарчуком и Козловским…

— Напомни.

— Очень просто. В СССР действует гитлеровский агент. НКВД ищет его, и, в конце концов, находит. Но оказывается, что он имеет задачу не шпионить, он должен передать письмо лично Сталину — лично от фюрера. В этом письме — содержится предложение заключить джентльменское соглашение — никакой войны до первого января сорок второго года. Сталин верит Гитлеру и посылает Берию на границу со строжайшим приказом — на провокации не поддаваться, чтобы ни один придурок. Дело происходит двадцать первого июня сорок первого года…

Монтевидео, Уругвай. Камино Карраско. 14 июля 2017 года

Понедельник — день, несомненно, тяжелый, и даже на другом конце земного шарика, в Латинской Америке — где перевернуто вверх ногами все, что только можно (например, когда у нас зима — у них это лето) — исключений не бывает…

Я просыпаюсь ровно в шесть. Привык уже. Если посмотреть в окно моей квартиры — может взорваться мозг: такое ощущение, что ты в спальном районе столицы нашей Родины Москвы. Все тоже самое — серые многоэтажки, мусорные контейнеры, грязные дворы, стоянки машин на бывших газонах, спешащие люди. Но я не в Москве. Я — в Уругвае…

Почему здесь? Да сам не знаю… во многом я оказался тут случайно. Мне надо было оказаться от Европы как можно дальше, причем неважно, где — просто, подальше. Я стоял в аэропорту и выбирал рейсы. Так получилось, что взгляд мой пал на Монтевидео и сразу сложилась словесная ассоциация. В свое время, один из первых романов, которые я прочитал — был «Ангел смерти из Монтевидео» Жерара де Вилье. Это была тоненькая книжица, изданная узбекской фирмой Фонд, которая приобрела права на всего Жерара де Вилье на все страны СНГ (помните еще, что такое СНГ?), каким-то чудом, она уцелела в пожарищах Грозного. А так как читать было особенно нечего, мы и зачитывали ее — до дыр. И кто бы мог подумать, что двадцать лет спустя — я окажусь в Монтевидео…

Квартира это не моя, снимаю. Двести долларов в месяц. Это не много, но и не мало — так, нормально. Но по меркам моих сегодняшних доходов — мало, однозначно. И я еще не решил, осяду я здесь или нет. Так, живу, как придется.

Дверь я укрепил за свой собственный счет, но ко мне вряд ли кто будет вламываться. Потому что эта спалка — квартал не для бедных. В Латинской Америке своя специфика — государство почти нигде и ничего не строило — строили сами люди. И у людей, если они бедны, есть возможность поселиться в трущобах — в Аргентине, например, они называются неблагополучным для русского уха словом «бища». Кстати, трущобы — это не то, что мы представляем по фильмам из Африки, просто это нахаловка, самострой. Дома, возведенные из кирпича, даже многоэтажные — но очень тесно, без проекта, без канализации и без каких-либо нормальных житейских благ — ненормальные есть, например электричество ворованное. Там все просто — купил кирпичи, раствор и строй. Климат мягкий, утеплять не надо, некоторые дома даже стекол никогда не имели — просто ставни. А если ты купил квартиру в многоэтажке — значит, у тебя по-любому были на нее деньги. И ты — человек отнюдь не бедный. Вот и тут — несмотря на затрапезность самого района с русской точки зрения — здесь живет уругвайский средний класс.

Пицца у меня осталась со вчерашнего дня, завариваю крепкий кофе, чай здесь не пьют. Вместо чая тут мате, чисто латиноамериканский напиток, который нужно пить через трубочку, потому что мате в той концентрации, как заваривают тут — портит зубы. Но я не пью мате — я пью привычный крепкий кофе. Пока стынет — а я горячий не люблю, не вижу смысла хлебать обжигающее, безвкусное варево — проверяю оружие и бронежилет. Бронежилет у меня — скрытник, заказной, с повышенной площадью защиты, остановит винтовочную пулю. Автоматический пистолет — тоже лучший в мире на мой взгляд. Иначе нельзя — мы с деньгами дело имеем. С большими деньгами…

Наверное, лучшее оружие ближнего боя сейчас — это автомат HK MP7, он состоит на вооружение практически всех НАТОвских спецназов, начиная от морских котиков и заканчивая… да хрен знает, кем заканчивая. Но немцы почему-то не выпускают на рынок гражданскую версию — по их словам это оружие «слишком опасно». В общем-то, верно, но есть способ обойти. Берете FN5-7, бельгийский пистолет, выпускаемый под схожий по идеологии патрон 5,7*28. В Штатах — его называют «убийца полицейских», так как он прошивает стандартные бронежилеты. Покупаете к нему несколько магазинов на тридцать патронов — не сорок, как в НК, но тоже ничего. И — израильский обвес KROS специально под эту модель пистолета — он превращает пистолет почти в пистолет — пулемет. Есть передняя рукоятка, приклад, можно ставить фонари, прицелы. Только автоматического огня нет — но он далеко не всегда нужен. На край — автомат у меня в машине. Зачем? Я же говорю — с деньгами дело имеем…

Уже одетый, и с оружием в рюкзаке — пью кофе, мрачно смотря на дом напротив. Ну, чистый же подмосковный спальник, зачем я тут поселился? Ностальгия по Родине, что ли замучила? Так мог бы и уехать. Но нет же…

Ладно.

Одеваюсь, спускаюсь вниз. По пути здороваюсь с соседкой… она аргентинка, сбежала сюда от бардака в ее родной стране, и явно намекает в последнее время, что одной ей скучно. Но я отделываюсь улыбками и вежливым «хола», что значит «привет». Не хочу. Просто ничего не хочу. Ни-че-го.

Машина моя — стоит в ряду других, как и у всех — колесами на газоне. Газон здесь — понятие относительное, как и в России. И слишком много мусора — тоже, как и в России…

Это снова я, Александр Беднов. Когда-то меня кликали Удмуртом, да и имя у меня было другое, но это было относительно давно. Теперь — я гражданин Швеции. Долго рассказывать, как так получилось… не без помощи наших спецслужб, так сказать. Я влился в поток отъезжающих за рубеж в поисках лучшей жизни — и прижился там. Думаю, таких как я — немало…

Крайние три года — жизнь моя пошла кувырком, началось все с операции против сомалийских пиратов — оказавшихся инструментом в руках ЦРУ США. Закончилось — в Болгарии, где исламские экстремисты вырезали семью министра внутренних дел Болгарии — в чем есть и косвенная моя вина. Между этими странами — были и Албания, и Украина, и Турция и Болгария. И практически везде, где я был — дело заканчивалось кровавой баней.

В Албании — вырезали цыганскую банду, человек сорок. Это американцы сделали, потом мы тоже многих перебили. В Одессе обезумевшие от крови бандиты — бывшие бойцы АТО — устроили в городе террор, больше десяти человек погибло, погибли оба моих напарника и я едва не погиб. В Турции — с большой кровью удалось предотвратить еще более масштабный и кровавый террористический акт по типу мумбайского — это когда люди высаживаются с моря на берег со скоростных лодок и начинают стрелять по всему, что движется. В Болгарии — ваххабиты вырезали семью министра внутренних дел, не пощадили даже грудного ребенка. Мы в ответ сначала вместе с болгарским спецназом зачистили их нелегальные точки в городе Перник, недалеко от Софии, а потом — вырезали полсела в горах. Там, недалеко от турецкой границы — и контрабанда была, и заложников держали и боевиков хватало.

Конечно, мы за все отомстили. Только мне — сильно надоело все это. И я решил, что с меня хватит всего этого. И подался как можно дальше — за океан.

Тут — пока без крови. Хотя делами я занимаюсь. Надо же на что-то жить…

Автомобиль здесь у меня — мой, не арендованный. Это Форд Эксплорер старой модели, с восьмицилиндровым двигателем, по местным меркам нормально — средний класс. Но он у меня бронированный. Не как для армии, а всего лишь от 44 магнум — но все равно, бронированный. Здесь, в Латинской Америке такие машины очень популярны — от уличных грабителей защищают. Бронированную машину я купил в расчете на то, что дела мы делаем опасные, и она может пригодиться.

Все как в России — корявая дорога с плитами, супермаркет — супермеркадо — на выезде. Под шепот V8 выкатываюсь на двухполосную автодорогу. По правую руку от меня — задрипанная автобусная остановка, а дальше — заросший травой, грязный пустырь. Не, ну чисто Россия. Я могу даже назвать место в моем родном городе, которое один в один похоже на то — та же дорога, остановка, пустырь, мусор мимо урны. Только машин там побольше. Но смысл? И вообще — пора за работу…

* * *

Из Монтевидео — кстати, город серый и унылый, смотреть тут совершенно нечего — я еду встречать своего друга в другой город. Колония дель Сакраменто, до нее по первому шоссе по побережью километров сто… но тут это нормально. Многие — живут там, работают здесь… короче, не расстояние.

Юра, мой компаньон из Буэнос-Айреса — прибывает утренним, скоростным паромом Букебус, которые ходят между Колонией дель Сакраменто и Буэнос-Айресом каждый час. Дело в том, что Колония дель Сакраменто и Буэнос-Айрес расположены на противоположных берегах залива Ла Плата. Паромы — ходят каждый час, и обычно набитые битком. Все дело в том, что многие ездят за деньгами, долларами. В Аргентине оборот долларов запрещен, а в Уругвае разрешен, несмотря на наличие своей, национальной валютой — во многих банкоматах заправлены доллары: этим и пользуются. Еще — на пароме есть дюти-фри и дешевое бухло. Короче, совершенно тоже самое, что и «пьяные паромы» на Балтике[8], почти один в один, если не считать денежного вопроса.

Юра — русский украинец, то есть русский, но из Украины, смотался из Киева в Буэнос-Айрес в конце девяностых, разуверившись в том, что все будет «добре», что «Украина обречена на успех»*[9] — как показывают крайние события, небезосновательно разуверился. Украинцев тут много, в одном Буэнос-Айресе их несколько десятков тысяч, существует даже памятник Шевченко. Первые украинцы прибыли сюда более ста лет назад, последняя волна — в последние два года. До этого была волна девяностых, когда прибыл и Юрец. Прибывая сюда — украинцы находят здесь родственные души — аргентины обожают протестовать и майданить, это у них в крови. Самый страшный майдан в Аргентине был в двухтысячном, я про него еще вам расскажу. Но Юрец не майданистый, он порядок любит, неплохой организатор. Отставной старший сержант ВДВ, Болградская дивизия. Конечно, ВДВ украинские, это совсем не то, что российские, Чечню они не прошли — но это сейчас. Тогда — были одни, постсоветские ВДВ и учили там неплохо. А Юрец еще и в роте разведки был.

Когда Юрец сходит — а тут почти как в самолете, даже лета с багажом есть — мы оба делаем условные знаки, показывая, что у нас все в порядке. Если бы один из нас был под контролем — знак был бы совсем другой…

Я иду обратно к машине. Завожу мотор. Юрец — впрыгивает как раз на ходу…

— Как

— Норм.

Больше говорить незачем, да и не о чем. Едем. Надо успеть забрать яхту и попасть в Буэнос-Айрес до конца рабочего дня…

* * *

Наш путь — лежит в другой курортный город, с другой стороны Монтевидео — под названием Пунта-дель-Эсте. Этот город, на самом берегу Атлантики — последние лет десять застраивается как международный центр, там строится недвижимость специально для иностранцев на продажу, коттеджи и кондоминиумы. Цены — выше, чем в Монтевидео. Качество — ну… международное, скажем так. Эта застройка — ответ на появление в последнее время прослойки богатых людей, которые в принципе не хотят относить себя к какому-либо государству — это космополиты, граждане мира. Они либо работают удаленно, либо могут себе позволить не работать вообще, и жить как рантье. Они не путешествуют в общепринятом смысле этого слова — а перемещаются между странами всей семьей — год пожили там, потом переехали в другую страну. Они летают самолетами, у них редко есть свои автомобили, их дети ходят в международные школы. Еще — так часто живут те, кто работает удаленно на заказчиков в богатых странах, например, в Англии или США — а деньги тратят в странах, где жить дешевле, налоги ниже, а качество жизни высокое. В Европе, например — такой страной служит Болгария — там есть Солнечный берег с очень приличными кондоминиумами и коттеджами, а прожить можно на триста долларов, ни в чем себе сильно не отказывая. В Пунта-дель-Эсте живет самый разный народ — от американских пенсионеров, до аргентинских миллионеров, не желающих жить в родном бардаке. Особенно удобна Пунта дель Эсте для тех, у кого есть собственная яхта — океан то под боком. Уругвай вообще страна удобная — под боком огромные Бразилия и Аргентина, а сама страна маленькая, валюта доллар, жить дешево, налоги небольшие, государство особо не досаждает. Последнее — пришлось особенно по душе дону Хосе Марии Франсиско Агирре, колумбийскому криминальному лидеру в годах, который решил тут поселиться. Агенты DEA обычно так далеко на юг не забираются — а вот в родной Колумбии их стало слишком много. Да еще и мексиканские выскочки, так и норовящие отгрызть кусок с рукой. Поэтому дон Хосе и перебрался на берег Тихого океана и живет здесь, особо никого не трогая…

Какие у нас с ним дела? Ну… денежные, скажем так. Вам теория еще не надоела? нет? Тогда продолжаем — ехать то все равно еще далеко.

Все дело в Аргентине. Аргентина — это дьявольски привлекательная, и при этом чертовски ненормальная страна. В этом смысле — она очень похожа на Украину — влюбляет, а потом страдаешь. В начале двадцатого века — Аргентина принимала не меньше мигрантов из Европы, чем США, по сути, Аргентина — это самая европеизированная страна Южной Америки, индейцев и негров тут почти нет. И в том же начале двадцатого века — она и развивалась не хуже США — достаточно посмотреть на застройку центра Буэнос-Айреса, это все конец девятнадцатого — начало двадцатого века, и здания сделают честь столице любой европейской страны. В 1898 году в Буэнос-Айресе было проведено метро — и, кстати, часть вагонов того, 1898 года списали только в 2014 году. Что-то пошло не так. Аргентина — не проигрывала войн, она вообще практически ни в чем не участвовала. Аргентину — не сотрясали социальные катастрофы такого масштаба, какие сотрясали Россию. Просто — Аргентина каждый год немного отставала в цивилизационной гонке. Немного, совсем немного — но отставала. Отставание это с годами накапливалось. А потом — количество перешло в качество…

Рвануло в конце две тысячи первого года — сами понимаете, какое времечко на дворе было, никому просто не было дела до Аргентины. До этого — в попытке подстегнуть экономический рост — в Аргентине проводились суперлиберальные экономические реформы, иностранные инвесторы по специальным соглашениям освобождались от налогов на срок от пяти до двадцати пяти лет. Это давало инвестиции — но приводило к неконкурентоспособности аргентинских товаров и выводу денег из страны. Дефицит бюджета — покрывался за счет суверенных займов и займов МВФ. Однако, в конце 2001 года — МВФ прекратил кредитовать экономику Аргентины, заявив что ей уже «ничего не поможет». Одновременно с этим — рейтинговые агентства резко снизили рейтинг Аргентины, при это аргентинское песо имело фиксированный обменный курс к доллару, что позволяло легко выводить деньги из страны, но не позволяло повысить конкурентоспособность местных товаров за счет девальвации. Были введены ограничения на снятия валюты, начали резать бюджет. В ответ — тут же начались демонстрации протеста, переросшие в столкновения с полицией. Двадцатого декабря — в боях с полицией в центре Буэнос-Айреса погибло двадцать человек. После чего — начался настоящий ад.

За период с 21 декабря 2001 по 02 января 2002 года — сменилось четыре президента страны. Рухнула банковская система страны, закрылись предприятия, разбежалась часть полиции и армии из-за того что не платили — прихватив с собой оружие. Толпы бедняков, а так же внезапно обедневшего среднего класса — грабили супермаркеты, банды — грабили районы. Полиции не было, на улицах стреляли, не было ни работы, ни помощи, ничего — миру в конце 2001 года было не до Аргентины. Был объявлен крупнейший в истории дефолт — на сто тридцать два миллиарда долларов США. Беспредел в стране — продолжался несколько месяцев, и последствия его — видны даже сейчас в повседневной жизни аргентинцев. Начиная от того, что в Аргентине (как и в Узбекистане) к примеру, запрещено хождение доллара, и заканчивая непрекращающимися протестами и общим бардаком в стране.

Хоть квартира у меня в Уругвае — я большую часть рабочей недели провожу в Буэнос-Айресе и я больше портеньос — так называют себя жители Бунос-Айреса. Город я знаю, и сказать за него могу. Это, безусловно, европейский город, более европейский чем, к примеру, Лос-Анджелес. И это чертовски привлекательная… помойка. Во всем.

Например, на главной площади страны — лежат бомжи. Они там лежат в ожидании того, что кто-то позовет их поучаствовать в акции протеста — за деньги и за еду. Никого такая «политическая поденщина» не смущает. Протестуют здесь все и по всякому поводу, полиция редко вмешивается. Протестуют уличные торговцы, перекрывая улицы, железнодорожники — не ходят поезда, мусорщики — весь город становится мусорной кучей, полицейские… понятно, что бывает, хотя хуже уже некуда. Не так давно забастовали… школьники, протестуя против сложной школьной программы. Это уже клиника.

Срач везде и всюду. Тот, кто думает, что в Москве грязно — никогда не был в Буэнос-Айресе. Срач не убирают годами, большинство аргентинцев понятия не имеют, для чего существуют урны. Мусор собирают жители из трущоб (бища) и перерабатывают, иначе бы город утонул в мусоре. Они же, трущобники — незаконно врезаются в электросети, годами воруют электроэнергию. Никто с этим ничего не делает, и делать не собирается.

Аргентина — единственная страна в католической Южной Америке, разрешившая гомосексуальные браки и регулярно проводящая парады педерастов. Существует законопроект о разрешении голосовать на выборах иностранным гражданам, живущим в Аргентине и…школьникам. В президентский кабинет водят экскурсии. Президентом страны до недавнего времени была Кристина Киршнер, до нее президентом страны был… ее супруг, Нестор Киршнер. Никого это почему то не смущает, ни в Аргентине ни за ее пределами. Портреты Кристины Киршнер и листовки — висят везде и всюду. Если строят дорогу или больницу — то рядом с ней обязательно вешают плакат «от президента Кристины Киршнер — аргентинскому народу». Никого не передергивает. Сейчас избрали нового, вроде как правого консерватора — но он уже скурвливается. Я то в России жил, Юрец в Украине, мы как никто другие знаем, как это происходит. Противно смотреть… противно, но уже привычно.

После 2001 года — в стране так и не унялась преступность. На руках немало оружия — тогда военные склады вынесли. Чем дальше, тем хуже — грабят уже днем. Если грабитель залез вам в дом, и вы его убили или он пострадал больше вас — вас посадят. Пойманный с поличным грабитель — может запросто отправиться из полицейского участка домой, рассказав слезливую историю о том, что он украл, потому что был голоден. Малолетних преступников — не наказывают вообще никак — жалеют…

В стране — существует три стандарта железнодорожной колеи и два — в метро. Часть железной дороги электрифицирована, а часть — нет. В Буэнос-Айресе шесть веток метро и на всех — разные поезда. Существует три разных системы трамвая, последний — купили супердорогой французский Альстом, провели ветку всего на четыре станции — и бросили. Состав и до сих пор стоит без движения. При том, что если ветку еще немного продлить в обе стороны — она станет супернужной…

При этом аргентинцы — хорошо знают русских (так они думают), и одно из их выражений — русо локо. Русские сумасшедшие. Надо сказать, что нелегко будет найти на земном шаре столь же непохожих людей, как русские и аргентинцы. Может, поэтому нас так и тянет друг к другу. Особенно если речь идет о прекрасном поле.

В то же время Буэнос-Айрес — потрясающе красивый портовый город, в котором есть и памятники архитектуры и хорошая недвижимость и красивые (из-за смешения кровей — сами аргентинцы говорят, что они «с кораблей»), легко соглашающиеся женщины. Здесь потрясающее вино и потрясающе дешево по нашим меркам стоит мясо — мясо здесь повседневный продукт, его едят на завтрак, обед и ужин. Мясо и вино — мы всем этим торгуем. И долларами.

Короче, в чем состоит наш бизнес. Аргентинцам нужны доллары и не все согласны плавать за ними в Уругвай. А где больше всего наличмы? Понятно, у картелей. Дон Хосе Мария Франсиско Агирре нуждается в легальных деньгах, у него много грязной наличмы с улиц. Ее забираем мы — с каждым разом все больше и больше. Общепринято — мафия сдает свои доллары примерно десять за восемь, а то и десять за семь — дисконт. Я принимаю доллар за доллар, тем самым показывая уважение дону Хосе — в обмен дон Хосе дает мне крышу. Стоит только сказать, мы от дона Хосе Агирре работаем — вопросов ни у кого не бывает. Эти доллары — мы физически переправляем в Аргентину, после чего распределяем по сети уличных менял. На комиссии зарабатываем. Часть денег в долларах — мы отдаем знакомым фермерам, закупая у них говядину полутушами и вино — товары, которые ценятся во всем мире. Поскольку расчет идет наличными, да еще и долларами — нам полагается существенная скидка — налоги тут платить не любят. Так мы зарабатываем второй раз. Говядину и вино мы отправляем в российские торговые сети, понятно, что с наценкой. Деньги — перечисляются на счета дона Хосе, причем деньги эти совершенно законные — за покупку законного товара. Если будут проверять — мясо и вино фактически есть, деньги так же есть — на отмывание не похоже. Так — на крупнооптовой наценке на мясо и вино мы зарабатываем третий раз. Неплохо для новичков, а?

Так неплохо, что я никогда не зарабатывал столько. Юрец уже купил дорогую виллу, я только присматриваюсь. Ну, понятно, что на такой бизнес найдется немало желающих. Но на это есть дон Хосе.

Человек, которого не обойдешь, не объедешь.

Старый, бронированный Кадиллак — ждет нас на въезде в город. Это машина девяностых — Флитвуд Брогэм, единственная такая машина в городе. Скорее всего, в ней не дон Хосе, а Марко, его доверенное лицо, адвокат и соучредитель в каких-то делах. Именно с ним — я впервые и законтачил. И надо сказать, он немало рискнул, доверяя мне. За это я ему благодарен.

Флитвуд и наш Эксплорер — катятся мимо новых строек, кранов и сверкающих стеклом, окруженных зелеными насаждениями кондоминиумов. Несмотря на то, что мировая экономика в кризисе, с нефтью, промышленными металлами, китайской экономикой все до сих пор хреновато — здесь строят, строят и строят. Что еще раз подтверждает избитую истину: денег в экономике в кризис не становится меньше — они просто меняют хозяев. Говорят, что Панама уже слишком дорогая и застроенная — поэтому на очереди Уругвай, а дальше — Чили и возможно, что-то в Африке…

Сворачиваем к пристани — точнее, к марине, так называется организованная стоянка для яхт. Это лучшая марина в Уругвае, правда, до марин в Монако или Ницце ей пока далеко. Среди яхт — большинство парусные. Как мне объяснил Марко, у которого есть небольшая личная яхта — парусная яхта может быть такой же роскошной, как и моторная, но при этом — расходы на нее намного меньше. В некоторых странах — даже налоги берутся от мощности, а тут — какие налоги…

Сворачиваем, паркуемся — непринужденно, рядом с Порш Кайенн. Еще пять лет назад — таких машин в Уругвае не было…

— Как обычно?

— Ага.

Я прячу под курткой заряженный пистолет — автомат, Юрец — берет сзади сумку с автоматической винтовкой. Это еще не круто, на яхте Барретт припрятан на случай разборок. Типа «по дельфинам стрелять».

Выходим. Из Флитвуда появляется молодой, носатый тип под два метра ростом — его, почему то зовут Юри, он израильтянин. Начальник охраны дона Хосе, говорит по-русски. В Латинской Америке, кстати, много израильтян.

— Оружие есть?

— Конечно, есть — отвечаю я

— Оставьте в машине…

Делать нечего, оставляем. Юри быстро обыскивает нас, но мой пластиковый, напечатанный на 3D принтере дерринджер двадцать второго калибра он не находит. Немудрено — его найти нелегко. А где он есть — не скажу. Пусть это будет моей маленькой тайной…

Когда обыск заканчивается, из Флитвуда выходит сам дон Хосе. До этого — я лично разговаривал с ним два раза…

Дон Хосе — в чем-то похож на типичного мафиози, а в чем-то нет. Он не хромает, у него нет палки и шрамов — он выглядит как типичный американский миллионер лет шестидесяти на отдыхе. Он оставил семью (Марко рассказал, что дон Хосе не хочет, чтобы его дети и жена несли груз его проблем) и не чужд плотских удовольствий с местными красавицами. В то же время, он придерживается неких правил, которые сам же для себя и устанавливает.

Он смотрит на меня, на Юру, кивает мне, и направляется к пристани. Мы идем по чуть скользким, просоленным доскам, которые поскрипывают под ногами — навстречу моторной яхте. Товар на ней — уже упакован: водонепроницаемые мешки с поплавками и маяками — на всякий случай.

— Я не спрашиваю, как живет твоя семья, потому что знаю, что у тебя ее нет — говорит Дон Хосе — я не знаю, как принято начинать разговор у вас, у русских, и потому заранее прошу прощения за возможную бестактность.

Я согласно киваю. Мы идем медленно, чайки — кричат над головами

— Наши дела исчерпываются сотрудничеством в области торговли — говорит дон Хосе — и я впечатлен, как у вас идут дела. Надо сказать, редко можно встретить людей, которые умеют так развивать бизнес и зарабатывать на жизнь. Один такой человек — стоит больше ста пистолерос[10]…

Я снова киваю, лихорадочно думая о том, что говорить, если дон Хосе прямо предложит мне работать в его бизнесе. Вот о такой опасности — я и не подумал. Конечно, я и сейчас немало замазан — но все что можно мне предъявить — это деньги. К тому же — на наличных не написано, откуда они, и что на них покупали. Я не торгую наркотиками. А вот если работать на дона Хосе напрямую — то еще непонятно, каких врагов ты приобретешь, и чем придется заниматься. Ведь это не простая работа, это скорее… посвящение в рыцари, что ли.

— … наши взаимоотношения — продолжил развивать мысль дон Хосе — подобно большой семье. И многое держится не на деньгах…

Твою мать!

— … а на услугах.

Мы уже шли по пирсу, и под ногами — был океан.

— … я понимаю, что ты русо, и не являешься членом нашей семьи. Но, тем не менее — я прошу тебя оказать мне услугу. О которой мы ранее не договаривались…

Теперь — надо было говорить мне. Причем — хорошо подумать, как и какими словами. Дон Хосе Агирре не был так известен как Пабло Эскобар или Фернандо Очоа. Он пришел после них — один из тех, кто не воевал с государством, а находил с ним общий язык. Он вообще был выходцем из Мексики, а не из Колумбии. Мало кто знал, что в то время как добивали организацию Эскобара — мексиканские наркомафиози покупали подержанные Боинг-737. Потому что малыми самолетами — возить было нерентабельно. А в долю к ним — скорее всего, падал тогдашний президент Мексики. Понимаете размах?

— Я слушаю, дон Хосе — сказал я

— Мой крестный сын пропал. Мне нужна помощь, чтобы его найти.

О как!

— Простите…

— Он пропал в Одессе. Приехал туда — и пропал.

Твою же мать…

* * *

Три миллиона долларов — надо было перевезти в Буэнос-Айрес. Никто за нас — нашу работу делать не будет.

Однако.

Лодка была скоростной, не сигарета[11] — но достаточно мощная, Сансикер с движками Вольво Пента, давала до пятидесяти миль в час. Я попросил Юрца встать за штурвал, а сам — сел на заднее сидение-диван, покрытое белой кожей, и стал думать думу тяжкую…

Зачем Энрике Артиго, двадцати девятилетний плейбой из Боготы поехал в Одессу — вопросов у меня нет — совсем не ради того, чтобы попробовать на вкус одесских барышень. Одесса — ключевой в регионе наркохаб, один из мощнейших каналов европейского наркотранзита. Одесса — это открытый город, традиции контрабанды в котором — лет двести, а наркотиками там торгуют лет шестьдесят, Одесса — открытый канал, что на Россию, что на Европу, Одесса, рядом с которой Приднестровье, а там Молдова и «пустая» граница с «шенгенской» Румынией, Одесса — открытый Коридор на Закарпатье, а там — контрабанду тащат сразу на три европейских государства… Короче говоря, Одесса — это лакомый кусок для любого наркотранзитера. Причем без разницы, как отгружать — либо через Атлантику, в Средиземное море и дальше — в Европу… тут надо лишь немного маршрут поменять, из Африки — не в Испанию, а морем — в Украину, дальше, через значительные африканские общины студентов — на Запад. Или через Тихий океан — еще проще. Через мексиканские или колумбийские порты — сразу через Суэцкий канал в Средиземное, дальше в Черное и разгрузка в Одессе. А на территории Украины — кокаин можно и складировать, и хранить, и фасовать… продажность местных ментов превосходит даже продажность ментов в Колумбии или Мексике той же. Понятно, очень хорошо понятно, зачем Артиго поехал туда. Непонятно, почему он пропал. Если бы он залез на чужую территорию, и это кому-то не понравилось бы — его бы избили или убили. Если похитили за выкуп — где требования о выкупе. Почему пропал?

Одесса. Жемчужина у моря…

Это город, который для меня больше родной, чем тот, название которого когда-то было напечатано в моем настоящем общегражданском паспорте. Это город, который мы пытались освободить в мае четырнадцатого — и потерпели поражение. Мы — проиграли свое «Куликово поле», наши предки выиграли — а мы проиграли. Это город, который я предал второй раз год назад — просто убежав из него, вместо того, чтобы сражаться со злом.

Если мяса с ножа.

Ты не ел ни куска,

Если pуки сложа.

Наблюдал свысока,

И в боpьбу не вступил.

С подлецом, с палачом,

Значит, в жизни ты был

Ни при чем, ни при чем

Ни при чем! [12]

Я, по крайней мере, попытался. Но попытка — не считается.

И этот соленый ветер — мне напоминает об Одессе. О городе, который я предал. О всех, кто там остался — о живых, и о мертвых. О мертвых, кровь которых вопиет и требует отмщения. Но я — просто заткнул уши…

Буэнос-Айрес, Аргентина. 14 июля 2017 года

Район порта Буэнос-Айреса — Пуэрто Мадеро — это теперь самый дорогой район города, там сосредоточена большая часть деловой жизни, построены небоскребы. Нас там ждет автомобиль Юрца — это Форд Экспедишн, бронированный уже по самому высокому классу — шестому. Такие машины — использовались в Ираке и Афганистане.

— Пора идти…

Я посмотрел на Юрика, а он — на меня. Торможу.

Перекинуть мешки в машину — с каждым разом это занимает все больше и больше времени. Скоро — машины хватать перестанет…

Наш офис — расположен в четырехэтажном реновированном здании красного кирпича на улице им. Алисии Мор де Хусто, кто она такая — я и знать не знаю, но офисы действительно хорошие, реновация выполнена на качественном уровне. Мы — поднимаем мешки на грузовом лифте и запираем в сейфы. Часть оставляем — мы развезем их прямо сегодня…

За нашим историческим, четырехэтажным зданием — громоздятся сверкающие планиды небоскребов…

— Пожрать зайдем — Юрец смотрит на часы

— Нет. Времени нет.

— Тогда хоть мясо куплю…

— Давай…

* * *

Мясо в Аргентине — это Мясо. Заперченная, под соусом планида размером в мою руку — это так, чисто перекусить…

Мы сидим в бронированной по самое не могу машине, за спиной — чуть ли не миллион долларов и едим свежее, донельзя острое мясо.

— У нас проблемы? — спрашивает Юрец, аппетитно кусая мясо.

— Нет

— У тебя проблемы?

— Ближе к истине… — невесело усмехаюсь я.

— Что-то с бизнесом?

— Да нет, личное

— Расскажешь?

— Подожди. Давай, сначала развезем бумагу.

Деньги — мы называем бумагой. Просто чтобы сохранять здравый рассудок и не вестись. Это — не более чем бумага.

* * *

Последняя точка на сегодня. Это — центр, площадь Ретире. Что это такое — наверное, догадались… ретирада… ассоциации не всплывают? Ретире — это одна из главных площадей Буэнос-Айреса, очень схожая с московской «площадью трех вокзалов». Здесь и в самом деле находятся три вокзала Буэнос-Айреса из пяти. В остальном площадь — обычная, привокзальная площадь — грязь, машины как попало припаркованные, маршрутки…

Только что — мы отдали последние деньги Оксане, она старшая из менял в этом районе. Мы используем в основном своих, русских и украинцев, так работать проще. Оксана — баба пробивная, в девяностые бросил муж с ребенком — приехала сюда, без языка, без копейки денег — сейчас у нее уже пять точек общепита, причем все пять — в центре. Плюс наша подработка. Вообще я замечаю, что в Аргентине как раз пробиваются чужаки — которые не знакомы с милыми местными традициями бардака. Возможно, рано или поздно президентом Аргентины станет русский (Киршнер по матери, по-моему — поволжская немка) и покончит с местным бардаком раз и навсегда.

Хотя тогда — Аргентина перестанет быть Аргентиной.

Bésame, bésame mucho

Сomo si fuera esta noche la última vez

Bésame, bésame mucho

Que tengo miedo a perderte, perderte después

Самая известная песня на испанском — льется через динамики, а в душе — будто кошки насрали…

— Дон Хосе отбирает бизнес? — негромко спрашивает Юрец.

— Нет.

— Тогда что…

— Да как сказать…

— Как есть. Я не тороплюсь.

Не торопится он…

Я вообще человек, который не испытывает никогда потребности «излить душу». Тефлоновая она у меня — за редкими исключениями. Но сейчас — я рассказал Юрцу многое. Возможно, даже слишком многое.

Юрец — фыркнул, стукнул по рулю

— И это — всё?

— А что — мало?

— Нормально. Ты дядю Мишу знаешь?

— Нет, кто это?

— Еврей один. Как раз из Одессы. Если он не узнает за два дня, где этот парень — я свои штаны съем.

— Самонадеянно.

— Как есть. Он многих тут устроил… ты же понимаешь, евреи друг друга держатся.

— Позвонишь?

— Зачем звонить? Сейчас поедем?

— Куда? — тупо спросил я. Туплю сегодня.

— Да тут недалеко. Он здесь, в Аргентине…

* * *

Дядя Миша — как, оказалось, обитал совсем недалеко от вокзала — в районе, называемом «бища Лугано». Она хоть и называется «бища», но это не трущоба, а полноценный спальный район, наподобие нашего Бутово или Химок — двадцати с лишним этажные дома и скверная криминогенная ситуация, в том числе и потому, что рядом находится уже самая настоящая трущоба — Бища 31. Мы решили проехать электричкой две остановки до Хенераль Бельграно, а там — пешком. Автомат — Юрец оставил в машине, но пистолет, переделанный в «почти автомат» был при мне. Надо ли говорить, что на входе на вокзал Ретире не было металлоискателей, и никто и никого не проверял. А кого проверять — бомжей, которые под стенами лежат или торговцев, которые всяким палевом торгуют как у нас на вокзалах в девяностые? Хотя по уму такое оружие брать не стоило, пристанут — что, с автоматом отбиваться?

Хотя могут так пристать, что и автомата будет мало…

Аргентинские электрички — тоже тема, я на них немало ездил, когда только приехал. Про разную колею — я уже говорил. Часть электричек и даже дальних поездов ходит при этом по тем же тоннелям, что и метро — под городом. Сами электрички — расписанные граффити, с разбитыми стеклами, короче свинарник настоящий. Проезд на наши деньги десять рублей, но можно не платить — контролеров нет. Полно торговцев, которых никто не гоняет и нищих. Короче говоря, Москва, девяностые. При этом электрички очень востребованы, в час пик — в мясо, иногда не могут закрыть двери и так и едут с открытыми. Из особенностей аргентинских электричек — там есть полностью стоячие вагоны, без сидений, они для велосипедистов. Некоторые — прямо так и едут, не слезая с велосипеда, а на нужной станции выкатываются на платформу.

Короче говоря, в России не пропали — и в Аргентине не пропадем …

Вечерний час пик уже схлынул (а уже темнеть начинало), так что место в электропоезде нам нашлось — да и ехать то всего две остановки. Выйдя — точнее, вывалившись на нужной остановке — мы увидели высотки, подступающие прямо к станции вплотную, начинающие загораться окна, да каких-то местных парубков, тусующихся у края платформы.

В общем-то — мы не из тех, на кого хочется напасть ночью. Два мужика, за сорок, вполне себе конкретных. Знаю точно — на Кавказе с нами никто связываться бы не стал. Но здесь не Кавказ. Здесь люди развращены полной безнаказанностью.

— Куда?

— Через дорогу. Недалеко

Перейдя пути — прямо по настилу — я оглянулся, и увидел, что парубки пошли за нами…

Вопрос даже не в том, что они опасны. Вопрос в том, что неохота привлекать внимания полиции. А если будет разборка — привлечем…

— Прикроешь? — негромко спросил я Юрца?

— Давай.

Я сбросил рюкзак ему на руки, резко развернулся — и пошел навстречу шпане

— Закурить есть?

…

— Закурить, спрашиваю, есть?

Я спрашивал по-русски. Не выдержав психической атаки, шпана отвалила…

* * *

Дядя Миша — жил в самой обычной трехкомнатной квартире на одном из верхних этажей неновой двадцатиэтажки. Правда, за самой обычной, задрипранной дверью — скрывалась еще одна, из прочной стали. Девять из десяти аргентинцев — никогда не дали бы себе труд поставить такую дверь. Но дядя Миша поставил — деловой, значит. Я кое-кого из русских в Латинской Америке знаю — либо деловые, либо бекпекеры, то есть бедные студенты, автостопщики, путешествующие с рюкзаком. Нормально нам не живется…

Юра постучал в дверь, довольно сильно. Сначала — никто не ответил. Потом — раздалось какое-то шуршание и вдруг голос у самого уха, четкий и громкий — я аж подпрыгнул…

— Юра, это кто с тобой

— Друг

— Мне он не нравится.

Юра хмыкнул

— Мне тоже. Открывай, дядя Миша, я за него отвечаю…

Молчание. Я уже думал, что нам не откроют, как вдруг залязгали засовы и болты, и дверь открылась. Пожилой, полный еврей с глазами навыкате, — смотрел на нас глазами испуганной мыши…

— Юра, кто он? — спросил еврей — давно его знаешь?

— Давно, дядь Миш.

— Юра, он не одессит

— Я москаль — внес ясность я

Еврей — тяжело вздохнул и снял последнюю цепочку.

* * *

Дядя Миша оказался полным, даже болезненно полным, одышливым. В квартире было не прибрано, обстановка — поздний СССР с местным колоритом, то есть много лишнего, вместо ковра на стене — какие-то разноцветные циновки, на которых индейские орнаменты и сюжеты. В целом — квартира не производила впечатление богатства, она производила впечатление бесвкусицы и тоски по дому…

Когда еврей повернулся, чтобы провести нас в комнату, я увидел в его руке револьвер. Сразу опознал — Доберман, самый дешевый. Здесь есть производство дешевых револьверов тридцать восьмого и двадцать второго калибра для пастухов — гаучо. Дорогое им не надо, да и денег у них особо нет — сугубо утилитарная вещь для защиты от зверя и недоброго человека. Кстати, чем Аргентина на Россию похожа — это наличием в своем составе огромных, почти неосвоенных территорий. Здесь это пампасы — недобрая, почти безлесая земля, продуваемая антарктическими ветрами, выжить сложнее чем в тайге — лес все-таки защищает и дает пропитание и человеку и зверю. Вся Аргентина — это несколько крупных городов и почти не обжитые территории, где есть только фермеры и скотоводы.

Дядя Миша…

Еврей поднял палец и проследовал на кухню. На ногах у него были шлепанцы без задника…

— Это и есть твой человек? — раздраженно прошептал я. — Ничего себе…

Юрец показал большой палец. Я посмотрел туда, куда ушел толстяк.

— Может, он в полицию звонит? Или — братве?

Юрец отрицательно покачал головой.

Дядя Миша — появился в обнимку с большой бутылкой Смирновки.

— Вы только поймите меня правильно… — сказал он, хлопая глазами — но надо за встречу выпить. И сейчас мы вот этого поросеночка… лишим девственности.

Он достал какую-то штуку, сильно похожую на помпу, которой добывают воду из больших баллонов, и пристроил ее вместо пробки.

— А! — с гордостью сказал он.

Дядя Миша посмотрел на меня, я отрицательно покачал головой

— Не пью.

Еврей перевел взгляд на Юрца.

— Дядя Миш, я на работе…

Дядя Миша переводил взгляд с меня на Юрца и обратно.

— Ох… чует мое сердце старого диссидента знакомый запах Родины. И конторы. С кем ты связался, Юрочка…

— Дядь Миш, он друг.

— Друг… все они друзья… до случая.

Еврей со скорбью в глазах посмотрел на меня.

— Ладно… говорите… какое у вас к дяде Мише Либерзону дело…

— Человека надо найти…

…

— В Одессе…

* * *

— Одесса, Одесса…

Дядя Миша все-же выпил — без нас. Видимо, не выдержала душа старого еврея тоски по Родине…

— Дядь Миш, а кто сейчас в Одессе главный? — спросил Юрец.

— Главный… ох, Юрочка, не сыпь, как говорится сахер на хер больному старому еврею. Нет там главного…

— Все равно, кто-то же должен быть… — вмешался я.

— Есть там такой генерал Салоед…

— Салоид, — машинально поправил я

— Салоид… Салоед… какая разница. Вот он и есть сейчас главный

— Не понял, — сказал я, — он же полиция.

— То-то и оно. Полиция. Знаешь, что он сделал? Он вызвал в свой кабинет всех оставшихся деловых… кого с воли, кого из камеры доставили. Посадил всех за стол. Посмотрел каждому в глаза и сказал — это вы, что ли, воры в законе? Не-е-е-ет… Вы просто воры. А вот я — вор в законе. Потому что я здесь и вор, я здесь и закон[13]. А кого это не устраивает, тот может…

Я выругался вместе с дядей Мишей. Просто он в голос, а я — про себя. Но не менее тяжело и страшно…

Что же с нами со всеми не так то…

Я ведь был. Был на первом разводе одесской криминальной полиции. Слушал Салоида, который говорил правильные слова, слушал губера… Е… твоя мать, я был с этими пацанами, когда они учились в полицейской школе. Я видел, как у них горели глаза, я видел, что когда они говорили о том, что хотят «змин в Краине» — это были не просто дежурные фразы. Мать твою так, да что с ними не так. Что с нами не так?

Б…

Как то сразу нахлынуло… Одесса… черт, Одесса. Морбид… Васыль… Борис… Игорян… погибли все. За что… ради чего… сказать не может никто. Вот за это? За это, б….?! Чтобы начальник одесской полиции Салоид, сам, кстати, бывший СБУшник мог понтоваться в кабинете перед ворами в законе? И дань собирать с города?! Неужели — за это?!

Этот город самый лучший город на Земле

Он как будто нарисован мелом на стене

Нарисованы бульвары реки и мосты

Разноцветные веснушки белые банты… [14]

Как же все мерзко. Мерзко…

Мне вдруг пришло в голову — это плохо, что украинская революция закончилась такой малой кровью. Это очень плохо, что во имя какого-то там… национального примирения — не повесили депутатов Рады, не начали мочить ментов… прокуроров, прочую, совершенно охреневшую в атаке сволочь. Что не ввели революционный трибунал со смертной казнью. Что дела — по-прежнему рассматриваются исходя из закона, а не революционной целесообразности. Да, я понимаю, мои слова звучат до крайности дико, но… вот как избавиться от таких как полковник, а теперь генерал Салоид? Как добиться того, чтобы они снова не всплыли, не обзавелись фальшивой справкой участника АТО, не сунули кому надо на лапу и снова не пролезли в начальство? А только так — убивать. Потому что иного пути — кажется, уже нет.

Да… я тоже в шоке. В шоке от всего от этого. Кто может что-то предлагать — предлагайте. Или — не ездите по нервам, и так хреново.

— То есть, если приезжает парень из другой страны и начинает искать контакты среди деловых, то…

Дядя Миша покачал сокрушенно головой

— То он сует голову в капкан. Одесса — это капкан, мальчики. Капкан…

— И все-же… — Юрец пододвинул фотографию пропавшего ближе к пожилому ювелиру — справки то можно навести. Если человек ни за что попал, зачем его в камере мордовать, согласитесь. Родители заплатят… они богатые.

Ювелир взял фотографию, посмотрел на нее… пьяные слезы текли по щекам… И что-то кололо в носу у меня… мне было бесконечно жаль всех нас… меня самого, Юрца… дядю Мишу… нас всех как будто разбросало взрывом… и мы сейчас, на краю света, в чужой нам стране — пытаемся как-то склеить свою разбитую взрывом жизнь, не понимая, что на чужбине сделать это невозможно. А кто-то, кто остался там — добивает… доедает нашу страну. И остановить его — просто некому…

* * *

— Не говори ничего…

— Да я и не собираюсь… — сказал Юрец

Мы сидели в машине, оставленной нами на Ретире — к которой мы и вернулись. Стемнело…

— Знаешь, я знал Салоида… — сказал я. — Не так хорошо, но знал. Пару месяцев работал под его руководством. Это… я не скажу, что это монстр. Что это какой-то, до мозга костей испорченный человек. В сущности — он отличается от нас только тем, что мы уехали, а он остался. Но почему, когда стоит выбор между добром и злом — наше поколение в девяти случаях из десяти выбирает зло? Почему?!

— А мы то сами чем занимаемся?

…

— Мы ведь тоже нарушаем закон, верно? Я знал одного священника, так он мне сказал — не бывает больших и малых грехов, бывает грех и все. Вот мы и есть все… грешные

— Есть же какой-то… предел.

— Не… — Юрец закурил и приоткрыл дверь, чтобы сбрасывать пепел (стекла не опускались, бронированные) — нету. Это мы себя так успокаиваем, что есть какой-то предел и мы здесь, а они — там. Что мы лучше кого-то другого. А это не так. Мы все — порченые.

…

— Нас учили, что человек человеку брат, верно? А мы — слушали это, потом клали на это, воровали понемногу… кто бензин со служебной машины сольет, кто кусман мяса через забор мясокомбината перекинет… было ведь?

…

— Сначала за это наказывали. Потом перестали, потому что наказывать пришлось бы всю страну. А потом — объявили, что это все норм. Что кто успел тот и съел. Просто вышло так, что одни работают, скажем, в торговле, и им до халявы рукой подать, а другие… в больнице… или в милиции… или в армии служат. И что, одни халяву имеют — а другие на одну зарплату обламываться должны? Не… Ну, вот и понеслась душа в рай. И чего сейчас ручки то заламывать, и делать вид, как мы возмущены. Мы и сами такие же. Просто занимаемся этим в другом месте. Вот и вся разница между нами и ими…

Я вдруг вспомнил одну вещь. Я сидел в русскоязычном интернете — просто чтобы не забывать язык и поддерживать хоть какую-то связь с Родиной. И мне там, в блоге попалась статейка, в которой автор с таким неподдельным возмущением (дело перед выборами было) говорит о том, что он так не договаривался, на врачей-рвачей, на учителей, которые ничему не учат, на разбитые дороги, и сейчас он требует — верните мне все взад, и советскую медицину и советское образование… понятно, в общем, да? И мне подумалось, а кто ты такой, перхоть, чтобы с тобой кто-то о чем-то договаривался…

Да. Все верно. Мы урываем кусок — и они урывают кусок. И прежде чем искренне возмущаться, не мешало бы нам вспомнить и про свои грехи. Про свои куски, которые мы урвали… мы ведь их урывали, верно? Калым это называется. Жене на сапоги… на очередную выплату по ипотеке… да и просто… на что-то, помимо убогого потребительского набора, который нам положен. Ну, вот — и они урывают. Только мы — жене на сапоги или детей в школу собрать — а они на шубохранилище или на квартирку в Канаде. А суть одна. Потребности просто разные. Придут, те кто искренне возмущается сейчас коррупцией до власти — и у них потребности тут же поменяются. Закон жанра.

— Как думаешь, дядя Миша не протабанит?

— Не. Справки, по крайней мере, наведет.

— Надеюсь.

— Ладно… — Юрец выбросил окурок на асфальт, закрыл дверь. — Поехали, что ли.

Информация к размышлению

Насколько ничтожными были все эти заботы, как безоблачно было время! Им досталось лучшее, поколению моих родителей, дедушек и бабушек, оно прожило тихо, прямо и ясно свою жизнь от начала до конца. И все же я не знаю, завидую ли я им, ибо жизнь тускло тлела словно бы в стороне от всех подлинных огорчений, невзгод и ударов судьбы, от всех кризисов и проблем, которые заставляют сжиматься наши сердца, но в то же время так величественно возвышают! Окутанные уютом, богатством и комфортом, они почти не имели понятия о том, какой нерутинной, полной драматизма может быть жизнь, о том, что она — вечный экспромт и нескончаемое крушение: в своем трогательном либерализме и оптимизме как далеки они были от мысли, что каждый следующий день, который брезжит за окном, может вдребезги разбить ее. Даже в самые черные ночи им не могло бы присниться, насколько опасен человек и сколько скрыто в нем сил, чтобы справиться с опасностью и преодолеть испытания…

Мы, гонимые сквозь все водовороты жизни, мы, со всеми корнями оторванные от нашей почвы, мы, всякий раз начинавшие сначала, когда нас загоняли в тупик, мы, жертвы и вместе с тем орудия неведомых мистических сил, мы, для кого комфорт стал легендой, а безопасность — детской мечтой, мы почувствовали напряжение от полюса до полюса, а трепет вечной новизны каждой клеткой нашего тела. Каждый час нашей жизни был связан с судьбами мира. Страдая и радуясь, мы жили во времени и истории в рамках гораздо больших, чем наша собственная ничтожная жизнь, как она ни стремилась замкнуться в себе. Поэтому каждый из нас в отдельности, в том числе и самый безвестный, знает сегодня о жизни в тысячу раз больше, чем самые мудрые из наших предков. Но ничего не давалось нам даром: мы заплатили за все сполна и с лихвой.

Штефан Цвейг «Вчерашний мир»

Буэнос-Айрес, Аргентина. 16 июля 2017 года

Ночевали мы в офисе. Просто потому что — а зачем иначе офис? И к деньгам поближе, и какой смысл тратить деньги на отель? Много ли надо двум мужикам чтобы поспать — диван, раскладушка, одеяло какое-никакое, крыша над головой, да и все.

Следующий день — тоже был занят самыми разнообразными делами, большими и малыми, мы их все переделали, и я немного успокоился, отошел душой. А на следующий день — позвонил дядя Миша, сказал, что есть новости, надо приехать. Мы как раз ехали по городу, в машине Юрца — БМВ-5.

Так и подъехали в Лугано — после звонка минут двадцать прошло, не более. Машину оставили на стоянке — был день, люди с работы не вернулись, поэтому места были. Двор — походил на дурной московский район, те же вытоптанные газоны, стада машин, открытые мусорные контейнеры и собаки.

Ну, как и не уезжал.

— Не угонят? — спросил я

— Не. Мы же ненадолго.

Внизу был домофон, но он, по старой доброй русско-аргентинской традиции… ну, конечно же не работал. Мы прошли в подъезд и вызвали лифт. Но Юрец нажал на кнопку этажа двумя этажами ниже нужного нам. Молодец, бдительный

Лифт — поднялся вверх, открылись двери. Мы вышли из лифта, начали подниматься… но я что-то почувствовал. Что-то мне уже не нравилось…

— Подожди!

Я понял, что мне не понравилось — след на ступеньках. Кроссовка большого размера. След бурый такой…

Мы переглянулись, Юрец — достал хромированную Беретту. Я — порылся в карманах и достал пакет — я всегда ношу с собой пару, толстых таких, с застежкой. Передал один Юрику — на руку одеть. Левую. И сам — достал свой 5–7, уже без израильского обвеса, но с удлиненным магазином на тридцать патронов…

Теперь мы уже не просто поднимались по лестнице — мы отрабатывали этаж, прикрывая друг друга. Возможно, это просто какой-то алкоголик поранился, и потом пошел вниз — но что-то мне подсказывало, что нет — не оно…

Так. Дверь. Общая, на этаж ведет. Я прошел и посмотрел вверх, покачал головой — никого. Юрик осторожно толкнул дверь, затем — достал мультитул. Эта дверь — ничем не отличалась от других и там был обычный английский замок…

С дверью — Юрец справился за минуту… а вот внутренняя — была открыта. Я — перехватив пистолет, пошел первым…

Кровь. Запах крови. И следы на полу.

Пришли…

Либерзона — мы нашли в спальне, он лежал на животе. Образование криминалистическое у меня — какое-никакое было, судя по позе трупа — он бежал. Вопрос в том — куда? На балкон, крикнуть — помогите? Как бы то ни было…

Я наклонился, рукой, на которой был надет пакет, пощупал пульс — мертв. Причем — судя по температуре тела — мертв совсем недавно, нормальная температура тела у него, остывать не стал еще. Этой же рукой — следов оставлять нельзя — прикоснулся к затылку — каша. Ударили по голове чем-то тяжелым, сзади.

— В квартире чисто… — появился Юрец, увидев лежащего выругался — мать твою!

— Дверь закрой входную — сказал я

Твою же мать, только убийства нам и не хватало…

— Они только что тут были…

Юрец рванулся на балкон.

С…а. Это только в фильмах такое бывает, на деле, если дядя Миша начал наводить справки, и его на следующий же день пришили, башку проломили — значит, сделали это местные. Ни один убийца из Украины просто не смог бы добраться сюда, на другую сторону света. А это значит, что местные — уже давно и тесно повязаны с теми беспредельщиками, которые вершат кровавый пир в незалежной.

Ничего удивительного здесь нет. Канада — это не единственное место, где есть украинская диаспора. В Бразилии, например, у украинцев есть целый город — Прудентополис, где большинство жителей — украинцы. В Аргентине украинцев — примерно 0,8 % от общего числа населения, есть организация — Центральная Украинская Репрезентация. Украинцы — играли довольно важную роль в жизни Аргентины, приведу один пример: самый страшный удар по британским войскам вторжения, гибель от попадания ракеты контейнеровоза Атлантик Конвейор, на котором в частности находились все имевшиеся у группировки вертолеты Чинук для переброски войск — это дело рук этнического украинца, офицера аргентинских ВВС. В самом Буэнос-Айресе и окрестностях — по разным оценкам проживает от ста до ста пятидесяти тысяч украинцев, причем большая часть из четвертой и пятой волны эмиграции — это волны после распада СССР, а пятая — идет сейчас. Кто приезжает в Аргентину, с какими целями — здесь никто и не думает это проверять. То, что среди них есть и блатные, и отморозки всякие, и агенты украинских спецслужб — это сто пудов, странно, если б не было. Да и… какие нахрен агенты? Значительная часть уголовников — либо стучала, либо стучит. Вот, выселился такой в Аргентину, думает, что его тут не достанут, ан, нет — позвонят, напомнят о расписочке. Будешь и тут работать на нас как миленький. Вот, может, как раз таким и позвонили и попросили оказать услугу…

Вернулся Юрец

— Что?

— Да ни хрена…

— Ладно — решил я — собирай бумаги, берем комп если есть и уходим. С них — еще станется полицию вызвать…

* * *

Сделать мы смогли мало что. Обыскали квартиру — компьютера нет, ноута нет, мобильного нет — ничего нет, ни одного носителя информации. Нашли настенный сейф — но комбинации мы не знали. Судя по всему — убийцы и не пытались его вскрывать.

В стоящем в гостиной чешском сервизе, в чайнике — мы нашли тысячу шестьсот долларов купюрами по сто и по пятьдесят. Убийцы — не взяли и их…

* * *

Одежду, обувь, мобильные телефоны — мы выбросили в Рио-Плату по пути в Уругвай, с борта парома. Мобильные телефоны — были куплены нами на подставных лиц, по ним — даже если сделают распечатку, привязать их к нам все равно не получится. Если и остались следы на одежде и обуви — больше нет ничего. В дьюти-фри — мы купили бутылку «Смирнофф», вымыли лица и руки, остатки — употребили внутрь. Было крайне паршиво.

— Чем он занимался? — спросил я Юрца. Паром — стремительно шел по направлению к Уругваю, огни Буэнос-Айреса уже растворились за кормой. Была ночь.

— Брюлликами

— Бриллиантами? Какими?

— А хрен знает, какими. Может и левыми. Ты же понимаешь, тут спрос будет.

Понимаю. На такое дорогое и компактное средство сбережения, которое можно тупо сунуть в карман, а потом продать в любой точке земли — спрос тут всегда будет.

То есть — человек, занимающийся бриллиантами — дверь кому попало не открыл бы.

— Крыша у него была?

— Да.

…

— Я.

…

— Он моему отцу помог в свое время. Сильно.

Я посмотрел на просвет пустую бутылку Смирнофф, потом размахнулся — и закинул ее в воду.

— Знаешь, кто мог?

— Нет. Но кто-то из своих.

Вот и я так думал. Кто-то — из своих…

Короче, ехать надо…

— Короче, дело к ночи, Юрик. Ехать надо. Один справишься, или надо дона Хосе на помощь звать?

— Справлюсь. Оксанка если че поможет.

— Вы чего — уже?

— Да.

— Поздравляю.

— Да не с чем…

Юрец посмотрел на реку, на отражающиеся в ней ночные огни и сказал

— Не с чем поздравлять, братишка. Мы все — от одиночества бежим, как можем. Я, она… Думаешь, у нас чувства есть?

…

— Да нет особо никаких чувств. Просто — выть от одиночества хочется… ствол бы в пасть — и… И ей — тоже. Чужое здесь все. Чужое. А так — хоть один родной человек рядом. Свой. Хоть немного легче, понимаешь?

— Ничего — сказал я — мы еще вернемся домой. Юра. И все будет добре. Слышишь меня? Все будет добре…

Но я и сам понимал, что это — ложь…

Одесса, Украина. 14 июля 2017 года

Только верю я,

Что наступит день,

И уйдет зима, и придет апрель.

И тогда мы покажем им всем,

Фидель…

Как же давно это было. Время, когда можно было без оглядки верить. Время, когда главной проблемой было достать апельсины к Новому Году. Время, когда кого-то можно было назвать братом…

Я уезжал из России на Запад антикоммунистом. В девяностые мы служили… мы видели, что вообще творится вокруг — но при этом большинство из нас реально поддерживали Ельцина, точно вам говорю. Даже в самые тяжелые и смутные дни — поддерживали Ельцина. Советский Союз — запомнился нам бесконечными очередями, бесконечной говорильней по телеку и веселым хаосом упадка. Жрать нечего, жить весело, куча запретов, на которых всем насрать, все бегают по магазинам и отовариваются, а кому повезло служить в ЗГВ[15] — те бегают по германским автомобильным барахолкам, скупают дешевые подержанные машины и гонят их домой, на Родину. А Родина их встречает — палатками в раскисшем осеннем поле и… я вас туда не посылал. Да, не посылал. Да никто ни от кого и не ждал тогда ничего особо. Все всё понимали…

Украина — дала мне по башке, причем не один раз, а дважды. Первый раз — в мае две тысячи четырнадцатого. Когда несколько десятков человек сгорели заживо в Доме Профсоюзов (потом у украинской власти хватило ума отдать это проклятое место под штаб украинских ВМФ), но самое страшное произошло не второго мая. А третьего. Когда к Дому Профсоюзов ринулись любители сделать селфи с трупами. Когда украинский интернет вскипел зловонной пеной шуточек про поджаренных колорадов. Когда произошедшему открыто радовались десятки, сотни тысяч людей. И тогда-то я понял, что мы потеряли что-то очень важное, что-то, что сложно описать словами и невозможно купить деньгами — но что-то чрезвычайно важное. Что-то, что дает нам возможность оставаться людьми.

Мы это потеряли.

Второй мой постмайданный приезд в родную Одессу — это приезд в составе особой группы полицейских инспекторов ЕС, которые должны были помочь Украине подготовить полицейских детективов на смену прежним, уголовному розыску. Я уже описывал это, не буду ударяться в словеса. Оба моих напарника погибли, одного — убили нацгвардейцы и пограничники, когда мы пытались уйти в Приднестровье. Тогда я понял еще одно. Нет, не то, настолько живуча и страшна система — той системы уже не было по факту, украинцам удалось ее сломать и разгромить ценой большой крови. Я понял, как страшно то, что пришло ей на смену. Такой мрак… такого мрака не было нигде, наверное. В Латинской Америке, в том же Уругвае — было антикоммунистическое военное правительство, действовали эскадроны смерти — все это прекратилось только в конце девяностых, с концом глобального противостояния двух систем. В Аргентине — правила хунта, у нее были военные советники из Франции и наши, белогвардейцы[16]. Тогда была разработана концепция войны армии против активной части общества, получившая название «аргентинский вариант». Группы офицеров младшего и среднего звена — объединялись в ячейки, похищали и убивали людей, о которых становилось известно как о коммунистах, сочувствующих или носителях антиправительственных взглядов. При этом, в отличие от всех других систем — они не получали приказа делать это, не отчитывались о выполнении, не говорили, куда дели тела — во многом поэтому, до сир пор судьба большей части похищенных в те времена неизвестна, и белые платки — ничего не могут сделать[17]. Это все страшно… мы не представляем как это страшно… хотя нет, представляем. Тридцать седьмой — навсегда останется с нами, как общий грех — и грех каждого из нас. Но чтобы генерал вооруженных сил, Герой Украины — одновременно с этим был покровителем и куратором банды, чтобы бандиты, военные и правоохранители стали сторонами одной и той же медали, когда бандиты делают то, что не хотят или не могут военные… Когда наличие собственной банды становится чудовищной нормой и обязательным условием для продвижения наверх, точно так же как раньше было понятие «блат», наличие людей, лично тебе обязанных. Когда нормой для решения вопросов продвижения наверх — становится не компрометация, а убийство конкурента. Когда убийство становится обыденностью.

И вот сейчас, когда я уже к пятому десятку иду — вот сейчас я начинаю понимать, что мы на самом деле потеряли в те проклятые годы. Человечность мы потеряли — то, что нельзя описать словами — но и без чего нельзя жить.

Нет, меня вряд ли можно назвать коммунистом. Просто я начал понимать то, что до этого не понимал.

В Одессу — я летел через нейтральную Вену — там был рейс до Одессы, с пересадкой. В Вене на меня откровенно косились — на людей с бородой в Европе косятся, сейчас это немодно, по понятным причинам. Немного спасало то, что борода была коротко пострижена и очки — они придавали мне сходство с барбудос[18].

Аэропорт Одессы — встретил мелким дождем и обглоданными костями нового терминала рядом со старым, советским еще. Придурок на букву С начал не одну, а две стройки — нового терминала Одесского аэропорта, и аэропорт для бюджетных авиакомпаний, на базе бывшего военного аэродрома. Не закончили, как водится — ни один.

Впрочем, после Латинской Америки — я отношусь к этому с пониманием. Там еще круче все…

До аэровокзала — к моему удивлению, нас подвезли на вездесущих украинских Богданчиках. Наверное, аэропортовские автобусы советского времени вышли из строя от старости. В здании аэровокзала — остро пахло каким-то средством для мытья окон. Ну, здравствуй, Одесса…

Одна сплошная Гавана, твою мать…

* * *

Щипало в носу и хотелось плакать — от того, что я теперь здесь чужой. Что я свой в Аргентине, в Уругвае и чужой на Украине. Свой среди чужих, и чужой среди своих.

Но я держался. Нельзя раскисать…

Снимать квартиру я пока не стал — посмотрим еще, что к чему. Не сезон, так что снять — всегда успею. Вместо этого — я купил с рук смартфон и походил по городу, ища бесплатный вай-фай. Он — нашелся рядом с Оперным театром. Хорошее место…

То, что я собирался сделать — называлось «распределенным звонком». Это значит, что вы берете два телефона и ставите на них специальную программу. Один телефон вы прячете и отходите настолько далеко, насколько позволяет зона вай-фая. В принципе — можно звонить и с другого конца города, если у вас есть там точка доступа к Интернету. Вы получаете удаленный доступ к спрятанному смартфону и звоните со своего, который у вас — но система распознает звонок как с того, который спрятан. При этом — голос идет в цифре, между вашим и спрятанным телефоном по Интернету, а между спрятанным телефоном и абонентом — уже по обычной сотовой сети. Ваш же телефон, который у вас в руках — сеть не видит, и определить его местонахождение не может. Систему эту придумали наши, русские ребята и в последнее время — ей охотно пользовались самые разные люди, от террористов и наркобаронов и до любителей скачивать интернет-контент на халяву. Короче говоря, в вопросе обхода правил мы, русские снова оказались на высоте.

Зайдя на сайт полиции Одессы — я посмотрел личный состав и нашел там своих знакомых. Тех, с кем мы учились в Польше. Один из них, Никита Плачков — был заместителем начальника полиции Одессы по «криминальным проважденьям». Я помнил его — трудолюбивый старательный парень. Что показательно — куратором их пары был представитель Скотланд-Ярда.

Для чего я это говорю. Да для того, чтобы вы понимали — он своего человека в замначи протолкнул. А мои — оба на кладбище. Вот, это и есть все, что надо знать и помнить об этом.

В связи с тем, что полиция Украины была «видкрытой для громадян» — рядом с каждой фотографией и именем был номер сотового. Я не надеялся, что по нему ответят — потому послал СМС и стал ждать.

Через десять минут — телефон зазвонил.

— Алло…

— Алло. Кто это?

— Александр Беднов. Из Швеции.

Молчание.

— Надо поговорить.

— О чем?

— Об Этинзоне — прости, Игорь, что я тебя, мертвого в это втравливаю, но это нужно не мертвым. Это нужно живым.

— О чем говорить?

— Много о чем.

Молчание

— Где и когда? — наконец сказал Плачков

— Я перезвоню.

* * *

Минут черед десять — четыре до боли знакомые белые Тойоты Камри — вынырнули на площадь, с визгом затормозили у оперного театра. Опера, которых послал Плачков, с автоматами и в бронежилетах — начали окружать здание. Автоматы тоже были до боли знакомые — МР5 «украинского» варианта с удлиненным стволом — производятся в Турции специально для гражданского рынка Украины. От гражданского — полицейские и военные отличаются только режимом автоогня.

Еще через десять минут — два бронированных Краза выплюнули на площадь «лаву» людей в черном. Они пошли в здание, часть — осталась для реализации заградительных мероприятий. Заграждали жестко — я видел, как один из нацгадов ударил человека прикладом. Некоторые вещи — не меняются…

За всем этим непотребством я наблюдал с безопасного расстояния, они даже не подумали оцепить квартал, потому что отметка от телефона была в Оперном театре. Посетителей — выводили из здания через кордон, с обыском.

Добро пожаловать на Украину, в общем.

Ну не с…и ли.

Я прошел дальше, достал еще один телефон и спрятал — в другом месте, не скажу где. Отойдя от того места, набрал другую СМСку и послал ее на другой номер…

* * *

Перезвонили через несколько минут. Тоже не напрямую, с какого-то другого телефона.

— Что надо?

— Поговорить. Без лишних глаз.

Молчание. Потом…

— Где и когда?

Парой месяцев ранее. Львов, Украина. Клепаровская, 30. Гостиница «Власта» Министерства обороны Украины. 01 мая 2017 года

Толпы оборотней вокруг.

Кто мне первый ударит в спину?

Кем окажется завтра друг,

Вдруг, во мне отыскав наживу?

Анастасия Дмитрук

Гостиница «Власта» на Клепаровской, 30 была построена в 1976 году за средства Министерства обороны СССР как часть спортивного комплекса Прикарпатского военного округа, на тот момент — одного из лучших в Союзе. С тех пор — эта гостиница представляла собой жалкое зрелище: ни одного ремонта за все эти годы, убитая обстановка, всего две звезды — по меркам Европы это ночлежка. Но с тех пор, как к власти в Минобороны пришел генерал армии Дворак, выходец как раз из Львова — гостиницу привели в относительный порядок: она принадлежала клану генерала, и генерал зарабатывал на ней деньги. Теперь прибывающие во Львов военные останавливались только там, потому что другие гостиницы все равно не оплачивали, да и остановиться где-то в другом месте даже при наличии родственников в городе было бы большой ошибкой и проявлением нелояльности начальству. Здесь же — квартировала часть инструкторского состава, которая работала на расположенном неподалеку Яворовском полигоне, ныне — центре подготовки Украина-НАТО. За них — НАТО платило валютой, и деньги эти — все целиком уходили на содержание и обслуживание гостиницы, подряд на которое по странному стечению обстоятельств выиграла фирма принадлежащая племяннице министра обороны, генерала армии Украины Дворака. Конечно, это был не Хиллтон, но ничего — и так сойдет. Тем более, что люди здесь понимающие, стоит только мигнуть — найдется и вольнонаемная, которая вовсе даже не прочь скрасить жизнь одинокому генерал-лейтенанту.

Генерал-лейтенант Пивовар проснулся с рассветом. Солнце — уже скреблось в окно, просилось пустить, на часах — было шесть сорок. Рядом — довольно посапывала случайная подруга, которую он вчера подцепил…

Генерал в душ не пошел, как это было бы ожидаемо. Вместо этого — он быстро оделся, взял свой кейс с кодовым замком, оставил на туалетном столике сто долларов и вышел из номера. Больше он сюда не вернется…

Генералу была выделена машина с водителем марки Хаммер, но он отправил водителя восвояси, дал ему двести долларов и сказал, что справится сам — чему водитель, валуховатый парень с Житомирщины — был очень даже рад.

Генерал сел в машину — американский Хаммер завелся с полоборота… хорошая машина. Тронулся…

…

Ехал генерал недолго — у Клепаровского парка его уже ждали. Два Мерседеса G-класса, несколько смурных парней возле них. Один из них — открыто держал автомат Калашникова…

— Генерал Пивовар?

— Он самый — весело сказал генерал, выбираясь из Хаммера — обыскивать будете?

— В другой раз с вашего позволения. Чемоданчик положите на капот. И телефончик… все что пишет — сдайте добровольно…

Генерал достал два телефона, СИМ-карты и аккумуляторы достал, а телефоны отдал — просто так не отдал, у местных умельцев хватит ума… впрочем, после сегодняшнего визита он и так телефоны сменит, оба — дураков то нема. Спец, лысоватый, в очках, молодой — быстро обвел генерала каким-то прибором, у которого была рукоять и толстая, черная петля. Затем — приблизил его к чемоданчику.

— Чисто — по-русски сказал он

— Прошу

— Пусть кто-то Хаммер поведет — сказал генерал — он мне нужен.

— Нет проблем — сказал старший — Блоха, займись. Пан генерал… ключи.

— Там нет ключей. Тумблером заводится…

— О как! Плохо, что мы этого раньше не знали.

И уголовники, всеми силами старающиеся ими не выглядеть — нагло заржали.

* * *

Ехать было недалеко. Клепаровская сортировка — а дальше Левандовка… Левандовка, жизнь моя — воровка. Левандовка — район, который уголовные облюбовали еще во времена Империи. Австро-Венгерской. С одной стороны — сортировочная станция, с другой — торфяники, чуть что — и могилки твоей не найдут… немало фараонов там нашли свой последний приют. Сортировочная станция — там всегда можно что-то украсть… а был и еще такой промысел: пока поезд от сортировочной станции тихо идет, на него взбирается лихой левандовский люд, вскрывает контейнеры, начинает выбрасывать их содержимое на придорожную полосу… а дети и жены собирают. А так — обычный промысел в чести был — ходили во Львов, там кто гадал, Львов, там кто гадал, кто воровал, кто еще что. Занимались и разбоями. Конечно, Левандовка сейчас уже не та — цыган например, выгнали, а вместо вросших по самые окна в землю халуп — выросли коттеджи и настоящие дворцы. Но это значило лишь то, что организованная преступность уже не считала нужным скрываться — она взяла власть в стране.

Ну, вот в один такой они и заехали…

Дворец, как дворец. Полторы тысячи квадратов жилой площади, два подземных этажа и три надземных. Во дворе тесно от машин — бронированные Гелендвагены, ЛандКруизеры, Порш-Кайены, Ауди Q7. На фоне джипов — выделяется черная, лакированная рыбина — это Майбах, машина Хозяина.

Нет, не этого дома — а хозяина всего Края, всей Западной Украины. Заправки у него и все ему платят, и от всего. От туристов, от контрабанды, от заробитчан — от всего. Кто не платит — тому лучше самому сдернуть. Хозяин — такого не прощает…

А вот и он сам. Высокий, худощавый, благородного вида старик.

— Гена…

— Иван Поликарпович…

— Привез?

— Привез.

— Ну… пошли. Попаримся… покушаем, что Бог послал…

С Иваном Поликарповичем — генерал Пивовар познакомился просто, при ординарных, так сказать, обстоятельствах — участки отчуждал. В составе комиссии из трех человек. На Яворовском полигоне. Ведь что такое Яворовский полигон? Это только дурак скажет, что это место для «навчания боевым диям личного состава Збройных сил Украины». А умный скажет, что это — земля. Каждая сотка которой что-то стоит — а тут ее не сотки, тут тысячи и тысячи гектаров без дела стоят. Гектар — другой, третий уйдет под застройку — никто и не заметит, а людям приятственно… в кармане. Вот, генерал Пивовар входил в комиссию, которая «отчудила» заинтересованным людям двенадцать гектаров под строительство элитного коттеджного поселка. На этом то они и познакомились и Иваном Поликарповичем — генерал Пивовар отказался взять деньги за подпись на акте, сказал, что это — «за уважение», за знакомство с хорошими людьми. А так как за все время существования Незалежной Украины это был первый раз, когда генерал отказался взять деньги за подпись — случаем заинтересовался сам Хозяин — кто это там такой умный? Ведь если человек не берет деньги — ему нужно что-то другое, верно?

— Как поживаешь?

— Местами…

Генерал Ивану Поликарповичу понравился. Потому что Иван Поликарпович обладал пытливым умом и мертвой хваткой — в том смысле, что если попали деньги или активы в руки, то он их уже не выпускал из рук. Как умный человек, Иван Поликарпович знал, что заработать денег можно на чем угодно, главное — знать систему, не снаружи, а изнутри. Понимать ее. Это донецким, днепропетровским легко — у одних уголь, у других сталь — тут и дураку понятно, что делать. Вон, как Семья на угле поднялась, сколько они схем придумали[19]. А им, на Львовщине — что делать?

Конечно, есть сигареты. Это — исконно львовский бизнес. Цена на «тютюновые изделия» в странах ЕС выше в несколько раз — поэтому, работает в три смены «львивска тютюнова фабрика», строчат по городам и весям небольшие линии, а одна фура с незаконным табаком, дошедшая до Великобритании — дает бизнесмену до полумиллиона евро навара. Это со всеми отстежками, без них — миллион. Акцизная составляющая в ценах на сигареты в ЕС настолько высока, что рентабельность этого бизнеса сопоставима с торговлей наркотиками — только максимальное наказание за него два — три года, не более. И то — кого и когда последний раз за это посадили? Плюс — все больше развивается нелегальный пошив всякого трикотажа — на подпольных фабриках работают рабы или безработные селяне за еду, а отшитый товар легализуется и продается в ЕС как польский. Но это все… сами понимаете — не уголь, не сталь, не нефть, не газ как у русских. Вот и думал Иван Поликарпович — как бы что-то новое замутить. В армии — так и в армии… а чего такого то? Только надо иметь кого-то внутри, кого-то кто не понаслышке знает кухню. Генералы ведь дуболомы, они денег под ногами не увидят. Но не Гена. Гена умный.

Гена — исключение.

— Приехали?

— Приехали, дорогой, авторитетные люди тебя послушают. В папке?

— Ага. Только открывать не смейте.

— Как можно.

— Я серьезно. Там пиропатрон, сгорит все.

— Ну… раздевайся и… с легким паром, как говорится…

В папке генерал-лейтенанта Пивовара — была часть от совершенно секретного плана боевого развертывания «Вереск» — его название из соображений секретности менялось каждый месяц. Это был план, разработанный лучшими стратегами и планировщиками Генерального штаба Украины при привлечении специалистов из США, в том числе бывшего коменданта Морской пехоты США и бывшего командующего американскими силами в Европе — оба сейчас работали на мутную компанию Strategic resources ink, зарегистрированную как лоббистскую, и имевшую в своем составе около пятидесяти отставников из Пентагона и Лэнгли. План — предусматривал молниеносную кампанию по ликвидации террористических образований «ДНР» и «ЛНР», причем кампания была рассчитана всего на двадцать два дня. Она сильно напоминала широко известный в узких кругах план «Буря» — план ликвидации Сербской Краины, самопровозглашенной республики на территории нынешней Хорватии, который так же разрабатывался в основном американскими военными специалистами. Вторая часть плана предусматривала комплекс мер по блокаде и дестабилизации Крыма (американцы были профессионалами и понимали, что военной операцией Крым взять нереально), третья часть плана — комплекс мер по подрывным и диверсионным действиям на территории Российской Федерации, с целью обострения сепаратизма в конфликтных регионах, дестабилизации политической обстановки, резкого повышения расходов России на обеспечение внутренней стабильности и безопасности. Планы — были проработаны не «сворой деда Мопеда», а лучшими планировщиками НАТО и американской армии, содержали многостраничные пошаговые рекомендации, расчет сил и средств и даже макеты приказов, составленные по стандартам НАТО. План был вполне реален к воплощению, вероятность успеха первой части — составляла около восьмидесяти пяти процентов при невмешательстве России и шестидесяти процентов — при ограниченном вмешательстве. Президент Украины частично оплатил подготовку этого плана за счет своих личных средств, он планировался к реализации в предвыборный, 2018 год. В плане было предусмотрено все кроме… заместителя начальника оперативного управления Генерального штаба, генерал-лейтенанта Пивовара, который принял решение передать этот план ГРУ ГШ МО РФ и в дальнейшем стать информатором ГРУ. Конечно, за деньги, как же иначе.

— Ну, гости дорогие, гость в дом, Бог в дом. Принимайте, к столу…

В роскошном, полностью обшитом деревом предбаннике — не жарко, градусов пятьдесят, не более того. Сидят несколько закутанных в простыни мужчин, ждут. Почему здесь? Да потому, что в бане все голые и ни один жучок таких условий не выдержит…

О какие!

Это уже не ворье. Это — мафия. И не отличишь, кто где — москали, украинцы… все едино. Вон, сидит, толстый, в полотенце как римский сенатор, рядом кружечка пивка, рыбка сушено-соленая, а глаза такие, что от взгляда мухи дохнут. На плечах кожа слишком свежая — значит, сводил. Что сводил? А что там может быть кроме эполет? Эполеты — регалка козырная. Значит, вор в законе. А судя по тому, что свел — решил чистеньким стать, к власти примазаться. В России это запросто. Были бы деньги. Только — регалки то сколько угодно можно сводить, а душа то воровской остается. Волчьей. И единственная молитва, какую знают эти люди: Господи, прости, в чужой дом пусти, да помоги вынести…

И рядом — такой же. Только тощий, лысый. Генерал его знал — смотрящий по Беларуси. И, несмотря на все строгости, которые якобы существуют при Батьке — его никто и не думает трогать. Да и не за что, если так, по большому счету. Мафия в Беларуси окопалась надежно, не сковырнешь. Ведь Беларусь — это не просто страна маленькая. Во-первых — это граница с ЕС, а на границе с ЕС — ох, как много можно «заробить». Тем более, что сигареты и в Беларуси производят, и перебрасывают их точно так же, в том числе и напрямую — в прибалтийские порты, а дальше — впрямую, паромами, на богатые Германию и Великобританию, без какого-либо досмотра. Водяру — туда же и на Скандинавию, в Финляндии на водке зарабатывают больше чем на наркоте. То же что и у нас — только у нас бардак на границе, за столбы борются, какие-то разоблачительные материалы по телеку показывают, вон, в Мукачево какой движ устроили, [20]на всю страну прогремели, придурки. А там — мертвая тишина, один хозяин границы, кто нос будет совать — тут же пропадет без вести. Потому что все в доле, в том числе местные — знаете, например, что такое Оперативный центр и кто его возглавляет? Нет, это не из романов Тома Клэнси, это в одном из бывших минских детсадов сидит. Кому надо — тот знает, а остальным ни к чему. Второй источник заработка — это казино. В Беларуси — в отличие от России не запрещен игорный бизнес, и потому — Минск стало своего рода Лас-Вегасом и для Москвы и для Питера. А чего — от Москвы четыре часа по трассе на большой скорости — и вы на месте. А Лас-Вегас… сами понимаете, что такое — он и в США Лас-Вегас. А смотрягой за всем этим — вот тот лысоватый, согбенный типок. У которого за спиной — целое кладбище…

А вот этот — похоже, не «синий» — то есть не блатной. Этот, похоже, что из органов. Которые в России прекрасно уживаются с самыми отъявленными бандитами и прекрасно вырабатывают общие правила игры. Потому что СССР — нет вот уже почти тридцать лет, но его преступный мир — един до сих пор. И пока он един — господа, какая к чертям Европа? В Европе — воров в законе не бывает!

Ладно, будем посмотреть…

Мускулистые банщики — обнесли всех душистым, явно самодельным пивом. Хозяин — поднял большую кружку

— Хорошо сидим — провозгласил он — удачи и процветания всем присутствующим, легкости в делах и по жизни в целом…

Мазаль убраха — чисто еврейское пожелание, «удачи и процветания». Впрочем, у евреев уже давно не одна страна, а две…

— Иван! — проскрипел один из мафиози — мы тебя знаем, ты авторитетный человек, без вопросов, с тобой дело можно иметь. А кого ты привел? Что за гость? Мы его не знаем.

Иван Поликарпыч хотел ответить, но гость опередил его

— Геннадий Пивовар. Генерал збройных сил Украины, Генеральный штаб.

Мафиози — молча разглядывали его

— И чего генералу понадобилось в нашей честной компании… — спросил вор со сведенными эполетами.

— Сделку хочу заключить

— А кто ты такой по жизни, чтобы с тобой сделки заключать — проскрипел второй вор.

— Серый… — недовольно сказал вор — зачем незнакомого человека оскорбляешь? Пусть скажет, зачем пришел…

Несмотря на внешний конфликт — это было общее выступление, в котором роли давно были расписаны. И исполнялись актерами, от вида игры которых сам Станиславский закричал бы «Верю!». Иного и быть не могло — в камерных пантомимах от уверенности игры чаще всего зависит твоя жизнь…

Пивовар хотел ответить, но Иван Поликарпович, сидевший рядом — положил руку ему на плечо

— Братья бродяги — сказал традиционное бывший слушатель Института марксизма-ленинизма — ставлю всех в курс, что Гена не простой генерал, я с ним давно работаю и могу это сказать. Гена умный генерал, он может поболе нас с вами зарабатывает.

— На чем? — сказал лысый — на том, что у солдатиков форму и хавку крысит?!

— За базар ответишь?! — резко спросил Пивовар

Лысый нехорошо ощерился

— А ты кто такой, чтобы перед тобой отвечать, а? Нишкни, баклан, когда Воры разговаривают…

— Серый… — сказал вор со сведенными эполетами — с тобой хорошо г….о кушать, ты всегда наперед забегаешь. Тебя люди в дом пригласили, в баню сводили, за стол посадили. Имей уважение, выслушай хозяев, и не буровь за столом.

— Гена — сказал Иван Поликарпович, который в 1990 году ушел на вольные хлеба из Львовского обкома партии — умнее любого лампасного в Киеве. И понятия у него правильные, шпанские. Когда война была — на фронте, где Гена был — всегда был порядок, и каждый справедливую долю имел, и дело шло. Беспредел Гена не уважал, и везде где он был — он давал ход нашему делу, воровскому. А солдатики у Гены — и хавчик имели и форму и все положенное, как и должно. Многих Гена на блатной ход поставил, сейчас кто в Киеве коммерсов грузит[21], кто на границе работает. И после войны, в Киеве — Гена правильную жизнь вел, мне много помог, себя не обижал. Так что, если Гена что сказать имеет — полагаю правильным, братья бродяги выслушать его и не перебивать…

Иван Поликарпович похлопал генерала по плечу, разрешая говорить

— Господа… — генерал не стал обращаться традиционно «братья бродяги», говорил он по-русски, по-украински никто тут и не думал разговаривать — все вы знаете обстановку, какая складывается сейчас, и обстановка очень нездоровая. Беспредела много, политические совсем с цепи сорвались, воруют, никаких краев не видят. Но это еще полбеды, политический, любой — он же трус, подкатишь к нему, скажешь пару слов, и он тебе отстегивать будет. Это полбеды. Но помимо этого — политические, из-за выборов решили снова сорвать страну в беспредел. Один раз это уже было, много кто пострадал от этого, много дел остановилось, а если живое дело стоит, копейка никому не капает, так? И нет от этого никакой прибыли кроме тех, кто глотку на площади дерет, верно? А теперь — политические решили снова развязать войну — под выборы. И скажите, кому от этого и какой навар?

Генерал ощутил на себе острый, заинтересованный взгляд — и как раз того, кого он определил как «не блатного».

— Есть план. Написан в основном американцами. Порох — оплатил его за свои собственные деньги. Кому это надо, чтобы новая война была? Сейчас — все путем делается, есть прекращение огня, есть граница, с нее люди с обеих сторон имеют. Что на границе с Россией делается, я пересказывать не буду, все деловые люди так это знают и без меня.

…

— Понимаю свой долг как громадянина Украины не допустить новой войны, а к тому же — все это денег стоит. Документы, которые я принес с собой — часть плана военной операции против России и ее интересов, полностью — я за него хочу пять лимонов. Зеленью, разумеется. План подлинный, покажете его кому надо…

Генерал посмотрел на собравшихся. Лысый снова отреагировал

— Зачем нам твой план, ж… подтереть?

— Серый, не буровь — сказал вор со сведенными эполетами — сколько говоришь, за этот план ваш тут презик заплатил.

— Могу лишь предполагать. Говорят о сумме в десять миллионов долларов

— О! — назидательно поднял палец вор — за десять лимонов куплено, значит, что-то это и стоит, так? Только покупателя найти, что не проблема. Только вот что, генерал. Мы тебе, скажем, пять заплатим, ты нам план — а дальше? Не знаю как другим — вор обвел глазами сидящих у стола людей — а мне такие хапы уже не интересны. Раньше были интересны, а теперь нет. Ну, пять гринов — сумма все равно, конечная. Мне больше по душе схемы. Пусть и не такие выгодные — но живое дело, которое тебя кормит. Сегодня на кусок заработал, покушал, завтра заработал, покушал, послезавтра. Понимаешь, о чем я. генерал?

— Понимаю — сказал Пивовар — очень хорошо понимаю. Такие дела есть…

…

— Еще двадцать с чем-то лет назад наши страны были единым государством. У нас была единая армия и одно вооружение. Сейчас мы разорвали это надвое и объявили друг другу блокаду. Ничего не продаем, ничего не покупаем. Кому это выгодно? Кому это нужно? Кто заработал — на ничего?

…

— Я предлагаю вот что. Вам нужно что-то от нас, нам — что-то от вас. Давайте, торговать этим. Каждый — долю малую отщипнет, вот вам и на покушать. Так? Продавать и покупать можно все что угодно. А санкции блокады все эти — повод продать подороже так?

— А чертежи? — впервые вступил в разговор не-вор — ноу-хау?

Генерал пожал плечами

— Вопрос лишь в цене. И знаете еще что?

…

— Украина — воспринимается большей частью мирового сообщества с сочувствием, как сражающаяся страна. Нам — продадут с минимальной наценкой все то, что в Россию продадут с огромной, или не продадут вовсе. Так давайте, пользоваться этим? Говорите, что вам нужно, и мы на свое имя это купим. А вам перепродадим. Что вам надо? Тепловизоры, системы связи, навигации и целеуказания, комплекты модернизации для советской техники? Можно все что угодно купить и перепродать. Мы всегда так жили. И жили хорошо…

Над столом — повисло молчание

— У тебя все сказать? — спросил Иван Поликарпович

— Все.

— Тогда подожди в доме, люди поговорят и решат.

— Хорошо — генерал встал — у меня в портфеле часть плана. Она стоит один миллион долларов. Можете купить прямо сейчас…

* * *

Иван Поликарпович вышел из бани через полчаса. Генерал уже оделся.

— Твое предложение принято, там, в Москве порешают, как это сделать. Портфель оставь.

— Деньги?

— Через меня. Лучше не напрямую, сам понимаешь.

— Понимаю. Они все покупают?

— Да. Все что ты дашь. И если что еще будет на продажу…

— Они понимают, что это не должно, например, появиться в газете?

— Все они понимают, не первый лень живут. Иди. Мазаль убраха…

— И вам того же. Иван Поликарпович.

* * *

Хозяин Дома — проводив беспокойного гостя, вернулся в баньку…

— Уехал… — сообщил он

Воры — недобро смотрели на него

— Иван, ты за него вписываешься? — спросил вор со сведенными эполетами — не кинет?

— Он не из нас. Сам понимаешь. Но пацан достойный, с понятиями.

— Закрыли тему — резко сказал тот, кто вором не был, впервые проявившись, как едва ли не главный за столом.

— Как платить? — сменил тему вор — деньги большие пойдут

— Вон, у Серого наличма с казино есть.

— Одной наличмой сыт не будешь. Надо безнал, суммы будут крупные.

— Я вот что думаю… — сказал хозяин — деньги напрямую нынче переводить стремно. Даже под контракты. Видно больно. Я ведь патриот Украины, как-никак. А из России деньги получать…

…

— Я вот что думаю. Я все равно бензином торгую. Там ведь можно с вашей стороны… по цене, скажем, ужаться. А я это зачту в оплату.

— Насколько?

— Ну… так чтобы в глаза не бросалось. В конце концов, это ваше дело, почем мы договариваемся, так?

Все посмотрели на не вора. Все понимали, что он, как представитель государства — может устроить бензин по любой цене.

— Решим… — коротко сказал он.

* * *

Хаммер генерала Пивовара — остановился на обочине, недалеко от Яворовского полигона. Впереди — стоял еще один армейский Хаммер и микроавтобус. Около них тусовались ребята в неприметных польских черных куртках «Геликон» и черных очках — у которых вместо дужек сзади широкая эластичная лента.

Спецназ. А частный или государственный — какая разница. В США сейчас полно ветеранов, и набрать команду спецов, которая прошла Афган или Ирак — проще простого.

— Господин Пивовар?

— Он самый.

— Руки…

После обыска — генерала допустили в микроавтобус, где сидел человек в дорогом, явно с Сэвилл-Роу [22]костюме. По виду ему не было и сорока — но к этому возрасту, он уже возглавлял Варшавскую станцию ЦРУ.

— Как прошло?

— Хорошо

Человек в костюме с СэвиллРоу — ткнул в клавиатуру ноутбука, который стоял у него на коленях, и генерал Пивовар с изумлением услышал свой собственный голос

… Украина — воспринимается большей частью мирового сообщества с сочувствием, как сражающаяся страна. Нам — продадут с минимальной наценкой все то, что в Россию продадут с огромной, или не продадут вовсе. Так давайте, пользоваться этим? Говорите, что вам нужно и мы на свое имя это купим. А вам перепродадим. Что вам надо? Тепловизоры, системы связи, навигации и целеуказания, комплекты модернизации для советской техники? Можно все что угодно купить и перепродать. Мы всегда так жили. И жили хорошо…

— Надо сказать, вы неплохо выступаете — сказал резидент — убедительно, с правильными интонациями. Полагаю, мы найдем возможность это использовать…

— Что мне делать дальше?

— Как только придут деньги — передайте им товар.

— Весь?

— Весь. Не переживайте. Мы знаем, что делаем…

* * *

Мы знаем, что делаем…

Шла игра. Глобальная игра, которую вели игроки, лучше которых в мире не было. Проиграв Ближний Восток — британцы намеревались взять реванш[23]. И начальник варшавской станции ЦРУ — он попал на крючок, когда работал в Лондоне и попался с польским подростком в отеле — был одной из фигур этой игры.

Вторым игроком был МОССАД. Правда, он еще меньше в ней светился. Все делали руками американцев как обычно — им и в голову не приходила та простая и древняя истина, что друзьям следует доверять еще меньше, чем врагам. А Великобритания и Израиль — это как раз те друзья, которые хуже любого врага. Об этом было известно еще в прошлом веке — не помню кто сказал «Плохо иметь Великобританию своим врагом, но еще хуже — иметь ее своим другом». Англичане — предавали походя, хладнокровно — они первые такие были. Это сейчас слово «кидок», «кинуть» вошло в официальный лексикон, а тогда еще в ходу какие — то понятия были. Англичане ведь и нас предали. В феврале девятьсот семнадцатого устроили революцию — чтобы в апреле — мае мы не взяли Константинополь. Правда, они и понятия не имели, что будет потом.

И точно то же самое, произошло и в Украине.

Первый раунд — Запад проиграл. Проиграл, как и все предыдущие партии за последние десять лет. Ошибкой было поддерживать сам Евромайдан — хотя, кстати, далеко не все поддерживали, американский посол, например, боролся за Януковича до последнего, даже после двадцатого февраля. Но есть у США одна слабость — они, создавшие свое государство в результате восстания, питают необъяснимое сочувствие к разного рода повстанцам. Великобритания тоже поддерживает повстанцев — но поддерживает их хладнокровно-расчетливо, повстанцев у своих врагов. Своих повстанцев Англия жестоко карает, как это было в Ирландии в двадцать первом, как в ходе долгой, почти тридцатилетней войны был подавлен мятеж в шести северных графствах Ирландии. А американцы — относятся к повстанцам романтически, оставаясь в международной политике большими детьми.

Американцы — поддержали новое правительство вместе с Великобританией — которая мгновенно и привычно отошла на второй план, превратившись в серого кардинала. И проиграли. Потому что относились к Украине как к части Европы, а это не так. Пришедшее после «диктатора Овоща» правительство — не начало реформы. Оно начало воровать. Ничуть не меньше, чем «папэрэдники[24]» — скорее даже больше, потому, что не знали, сколько им отпущено. Премьер-министр — отпраздновал свой первый миллиард еще до окончания первого года своего премьерства[25]. Война — мгновенно превратилась в еще один выгодный бизнес, в торговлю с врагом, масштабы и бесстыдство которой поражали даже видавших виды. В одну сторону — жратва, в другую — уголь. В западных областях Украины «первосортные» громадяне вместо того, чтобы воевать за Родину — бежали в Польшу, Румынию, многие в Россию на заработки. Да чего говорить, если многие, воевавшие в АТО — после ротации нанимались работать на подмосковных стройках. Это как?! Представьте себе, партизаны три месяца попартизанили, потом вышли из леса, достали документы и завербовались в Берлин на стройку подсобными рабочими. Бред — но ведь так на самом деле было. И это — давало понять, что точка невозврата в отношениях между двумя народами не пройдена даже несмотря на войну, и что случись момент — и русские и украинцы зароют топор войны, и будут жить как прежде. Но Запад — это категорически не устраивало, ему надо было оторвать Украину от России навсегда, сделать из нее вторую Польшу. Запад вложился в это и не получил ничего, кроме громадных имиджевых потерь, серьезных финансовых и нарастающего трансатлантического раскола. Все больше и больше европейских политиков видели, что у них — своя, романо-германская цивилизация и издержки от союза с англо-саксами — превышают прибыль.

Тогда — США и Великобритания приняли решение провести второй этап этой игры, для начала кардинально поменяв видение Украины — с европейской страны на колониальную и применив к ней проверенные временем колониальные практики.

Первое, что надо было сделать — это создать совершенно новый, неизвестный на постсоветском пространстве субъект политического действия — армию. Армию, которая не защищает общество, а является самостоятельной, отличной от общества силой, со своими интересами, политическими взглядами, балансом выгод и способная в случае необходимости брать власть в свои руки и подавлять общество силой. Армия, которая может совершать военные перевороты, если дело пошло не так, которая может исполнять роль охранки. Ни в одной постсоветской стране не было такой армии — но в Латинской Америке, Африке, Пакистане — была именно такая армия. И ее создавали именно эти игроки — США и Великобритания — и в точно таких же целях.

Поскольку украинская армия была полностью разложена, и в ней был очень силен недопустимый «народный дух», «дух непокоры» — было принято решение лепить украинскую армию по лекалам Сальвадора и некоторых других латиноамериканских стран. Если у вас есть слабая армия, но есть и политически мотивированные, готовые сражаться люди: вы допускаете существование одновременно двух армий — старой и новой. Новая армия — в Латинской Америке это, прежде всего антикоммунисты, представители зажиточных классов, в Украине это неонацисты — какое-то время воюет рядом со старой, накапливает опыт, происходит естественный отбор командиров, сержантов, у гражданских еще вчера парней снимается психологический барьер перед убийством. Одновременно с этим — в старой армии идет проникновение нужных манипуляторам воззрений, прежде всего на низовом уровне. Антикоммунистических, как в Латинской Америке и Африке, или неонацистских, как в Украине. Солдаты, призывники, мобилизованные — воюют рука об руку с идеологически мотивированными «добровольцами», идет разъяснительная работа в казармах — ее успех очень высок потому, что азы антикоммунизма или нацизма разъясняет не дядя в телевизоре, не кандидат в депутаты или в президенты — а парень одного возраста с тобой, или чуть старше, который добровольно пришел и встал рядом с тобой в бою, который рискует жизнью вместе с тобой. Согласитесь, его слова будут звучать крайне убедительно. Так, постепенно парень из села, который видел, как живут мать с отцом, соседи, как они трудятся за гроши, как бедствуют, как их обирают латифундисты — обрабатывается в нужном духе и становится антикоммунистом (или неонацистом), готовым сжечь родную деревню.

Это проходило и не раз, процесс создания «новой армии» не раз реализовывался в жизни. И единственное место, где это не удалось, несмотря на титанические усилия — это Вьетнам. Но тогда не было такой действенной пропаганды.

После всего этого — начинается плавный процесс слияния старой и новой армии. Из новой армии — берутся командиры, идеологически подкованные сержанты и унтер-офицеры, из старой — обработанный в казармах рядовой и младший командный состав. Должное место занимают в ней иностранные инструкторы, новый офицерский состав — уже подготовили, как в общевойсковых училищах (Сандхерст, Вест-Пойнт), так и в специализированных, для карателей (Школа Америк). После чего…

Главное — правильно произвести первый военный переворот. Второй и последующий пойдут легче: первая колом, вторая соколом, третья мелкими пташками. Армия — должна оторваться от народа, хлебнуть крови народа, осознать себя как «защитник интересов Родины», который лучше знает что надо, чем весь остальной народ. Нужен прецедент.

В Украине — все было осложнено массовой торговлей через линию фронта. Украинское государство представляло собой нечто, доселе западными политологами невиданное: аморфное, вязкое — и в то же время липкое и цепкое. Любые осмысленные действия на Украине — амортизировались сложившейся криминально-коррупционной системой, при которой понятия «Европа», «антикоммунизм», «русофобия» и вообще любые идеологические платформы пасовали перед «Их Величеством Деньгами». Армия так же зарабатывала, как и радикалы, и если к лидеру неонацистов приходил мэр города и давал денежку, тот забывал про идеологию и шел агитировать за него. Попытки сделать что-то — вязли в сложившейся системе взаимоотношений в украинском обществе — как в болоте.

Тогда аналитики обработали новый массив информации — по второй неудаче — и пришли к выводу, что для реализации проекта необходимо сделать нечто такое, что разом оборвет все связи и все многоступенчатые системы договоренностей в обществе. Нечто, что заставит всех в Украине, и оружных, и безоружных — чисто физически бороться за выживание, забыв про деньги. А это — возможно только в одном случае.

Революция.

Настоящая, кровавая и беспощадная, похожая на Петербург 1917 или Тегеран 1979, с горящими машинами, виселицами на улицах и революционными трибуналами. Только это — могло «расчистить строительную площадку» для построения нового общества. А революцию — проще всего было вызвать очередным военным поражением — а потом сообщением о «зраде» на самых верхах, которое это поражение и вызвало…

Информация к размышлению. Документ подлинный. На руинах Империи

Кто-то скажет мне, что говорить об этом уже поздно, надо было в девяностых, а то и в восьмидесятых. Но мне почему то кажется — надо именно сейчас. Когда наши дела — перестали быть только нашими делами, когда мы вовлекли в свои дрязги половину мира. И когда из-за нас — Европа сейчас на грани войны…

Я говорю с вами, жители стран Прибалтики, Молдовы и конечно же, Украины. Ведь именно вы — так отчаянно рвались на свободу. Ведь именно вы говорили о свободе и говорили так много, так искренне и выстрадано, что многие вам даже поверили. И вы принесли свободу — кому Бендеры, кому Бандера…

Поговорим?

Еще четверть века назад — мы жили в одной стране. И мы, русские — даже не подозревали, что вы так не хотите в ней жить. Но мы — были воспитаны в культуре интернационализма, и видели в вас друзей, специалистов своего дела, просто хороших людей — а не украинцев, молдаван, прибалтов. А вы — видели себя как-то по-другому — что мы понимаем только теперь. Ну, ладно…

Потом — вы начали рваться на свободу. Вспомните… вы же помните… прибалтийская цепь, живая цепь между тремя столицами, украинская живая цепь от Киева до Львова. И мы — отпустили вас. Мы не стали вас убивать, утюжить танками и накрывать Градами. Мы не стали отбирать у вас территории, даже где большинство составляли русские. На что мы надеялись? На то, что вы — будете стоить свое государство так же, как строили его мы — что вы будете видеть в русских и других нацменьшинствах — друзей, специалистов своего дела, просто хороших людей — а не оккупантов, быдло, москалей. Наши надежды — к сожалению не оправдались.

Культура интернационализма — погибла в девяностые, когда русских — выгоняли, выживали из республик Средней Азии. Где-то молча выживали, где-то тупо резали. А окончательно… окончательно, наверное, советский человек погиб на Новый год страшного, девяносто четвертого года, в Грозном. Там, где горел металл, и собаки — жрали валявшуюся на улицах человечину. Я скажу вам: мы — оттуда. Из горящего Грозного, из зимы девяносто пятого. Там — мы поняли то, что не понимали раньше. Там — мы стали теми, кем мы есть сейчас. В Чечне — окончательно умерла РСФСР. И родилась Россия. Та самая, которая развивается и крепнет сейчас. Та самая, с которой вам всем предстоит иметь дело.

Я попробую сказать от своего имени, но думаю, что скажу от мнения большинства — мы сильно изменились. Когда я смотрю на ваши «живые цепи», ваши перфомансы и скачки «кто не скачет, тот москаль» — я не испытываю ни сочувствия, ни солидарности. Я вижу врага. Врага, который не оставляет попыток ассимилировать или выжить русских. Когда я слышу о «паспортах неграждан», о том, что надо лишить Донбасс и Луганск избирательных прав, закрыть заводы «потому что там работают рабы», или, когда ваши активисты говорят «мало мы вас сожгли в Одессе» — я слышу врага. Когда я слышу про «они же дети» или «вы должны уважать неприкосновенность границ в Европе» — я понимаю, что говорят о врагах.

Я понимаю, что ваша цель развалить Россию — потому что иначе вы никогда не избавитесь от страха и не сможете творить то, что хотите. Вы — не Европа и никогда ей не были, вы скатываетесь в фашизм — но вы сами выбрали этот путь. Вы готовы лечь под кого угодно, под Европу, под США — только бы не налаживать отношения с нами. Подумайте, когда мир наваливается на нас, на Россию — вы не стоите в стороне, вы в первых рядах! Мы жили в одном государстве, в ваших странах до сих пор живет немало русских, вас в принципе никто не заставляет быть в первых рядах, все бы поняли, если бы вы отошли в сторонку — но вы в первых рядах! Как это понимать?!

А впрочем, перед кем я распинаюсь…

Мы ведь не ставили под сомнение вашу независимость. По крайней мере, не ставили до 2014 года, когда оказалось, что можно заживо сжечь несколько десятков человек в здании, и это оказывается, подвиг…

Я понимаю, что мы в опасности. Россия — в опасности. События 1991 года — породили пятнадцать новых государств, хотя могли породить и гораздо больше. Предпосылки к этому были тогда, и есть сейчас. И вы — готовы помочь тем, кто будет дальше разваливать — вы это ведь и не скрываете, вы готовы помогать любому нашему врагу. Но теперь — мы действительно готовы предпринимать все что нужно, чтобы сохранить страну. Сажать в тюрьмы, проливать кровь, нападать. И все потому что человек человеку — оказывается не брат, и вы нам это каждый день доказываете. Мы сказали себе — никогда снова. Никогда снова — не будут сгонять русских с родных мест, отбирать имущество, гнать, резать. На пути у бандеровцев, бендеровцев, земессардзов, мхедриони и прочей мрази — встанет Русская весна. Которая — только начинается…

И страх — это хорошо. Он удерживает от дурных поступков. Живите в страхе — так будет лучше и вам и нам.

Загремим, засвистим, защёлкаем!

Проберёт до костей, до кончиков.

Эй, братва! Чуете печёнками

Грозный смех русских колокольчиков?

Я все сказал…

Александр Афанасьев

Килия, Украина. Черноморское побережье. 14 июля 2017 года

Место для «стрелки» я выбирал с умом. Килия, на Черноморском побережье — это самый юг Украины, самая южная ее точка. И одновременно — Мекка для контрабандистов. Там — совсем близко Дунай, и в одной точке сходятся границы трех государств — Украины, Молдовы и Румынии. Последняя — член ЕС. Через границу — потоком идут спирт, сигареты, беспошлинные товары. Основной контрабандный товар — это, конечно же, спирт, его перекачивают по подпольным спиртопроводам, многие из них имеют длину в один — два километра и за день — могут наполнить две цистерны на двадцать тысяч литров. Спиртопроводы — закопаны на дворах и по огородам, во дворах же — стоят под заправкой фуры, пограничники — этого не видят в упор. Там есть так же нелегальный порт, в котором разгружаются нефтяные наливные баржи. Нефть — покупают прямо в море, с танкеров, она либо новороссийская, либо турецкая транзитная, с Ближнего Востока. Нефтеналивные баржи — подходят к берегу и перегружаются в те же самые фуры — нефтевозы. Те — в свою очередь идут на подпольные и полуподпольные заводы — самовары, которых полно в Одесской, Херсонской, Николаевской областях, все они маскируются под нефтебазы. Кое как перегнанное топливо — смешивается с присадками и получается бадяга, которую продают на половине заправок Украины — двигатель иномарки от нее может накрыться за сезон, нашамарка подольше походит — но тоже накроется. Из последних скандалов — обнаружили, что бадягу поставляли в армию, на заправку боевой техники. Но это никого не интересует, и не будет интересовать. Килия — нищий, обшарпанный город, где честная работа есть только у тех, кто обслуживает тех, кто работает на мафию. Мафия — контролирует не только город, но и окрестности, благо местность тут болотистая и незаметно к городу не подберешься. Таможенники, пограничники, налоговики — все куплены, а кто не куплен — тот скомпрометирован или убит. Я все это отлично знал, так как недолго консультировал Одесскую криминальную полицию.

В то же время — в Килии и рядом с ней — можно было не опасаться засады и прочих неприятностей. Мафия — выставила посты на единственной ведущей к Килии трассе, ей принадлежат закусочные и заправки, на которых установлены камеры видеонаблюдения, специальные люди следят за небом на случай вертолетного десанта, а «рыбаки» — контролируют подходы к городу с моря. Любое выдвижение крупных полицейских сил из Одессы в район Килии на мое задержание — будет немедленно засечено. А так как в работе Килии заинтересованы сильные мира сего — звонок придет раньше, чем колонна дойдет до Килии. Здесь — все решается по звонку, как и раньше…

Но перед тем как ехать в Килию — мне надо было сделать кое-что еще. Первым делом — мне нужна была машина.

С этим — я отправился на самый криминальный авторынок Одессы — Яму.

Рынок Яма — расположен между Окружной Дорогой и Жеваховой горой, недалеко от печально известного Куяльника[26]. Образовался он в 1986 году и существовал до сих пор, несколько раз сменив хозяев. Место это — грязное, неухоженное, с забором, зарослями травы на задах и торговыми точками из морских контейнеров и даже списанных железнодорожных вагонов. В основном — здесь торгуют запчастями, причем не официальными — а с европейских «разборок» — то есть мест, где разбирают на запчасти подержанные или угнанные машины. Выходит намного дешевле, чем официально ремонтироваться.

У сторожа — я поинтересовался тем, что мне нужно — и через некоторое время ко мне подвалил один из аборигенов. Драная майка, китайские спортивки, шлепки на ногах и отсутствие двух зубов. Несмотря на откровенно шпанский вид — Гоша (как он представился) вел себя… жизнеутверждающе…

При помощи Гоши — я узнал, что единого рынка как такового нет, а есть несколько рынков на одной территории, контролируемых различными криминальными группировками. Но мне ничего не угрожает, потому что я покупатель — и если, к примеру, кто-то на территории рынка возьмет меня на гоп-стоп, то хозяева Куяльника найдут этого затейника и оторвут ему яйца. Потому что если грабить покупателей — то никто на рынок не пойдет, и бизнес — умрет.

Все это Гоша рассказывал мне, везя меня по рынку на старом, но ходком Иж 2126 Ода, которых еще немало встречалось на украинских дорогах…

К моему несколько необычному видению моей будущей машины — Гоша отнесся с полным пониманием и уже к вечеру — я отдал двенадцать тысяч долларов и стал обладателем Ниссана Террано — не японского, а европейского, который в Испании выпускался — отличная, крепкая и неприхотливая машинка. Деньги — я получил через Вестерн Юнион, которых в Украине как грибов после дождя сейчас. Скажете, переплатил? Да, но эта машина была чистой, не угнанной, и местные умельцы «зробили» в ней больше десятка самых разных тайников. Такая переделка машины — на Украине распространена, она нужна для контрабанды сигарет через границу. Некоторые мастера умудряются сделать тайников под две — три коробки сигарет — не блока, а именно коробки.

Вознаградив Гощу за усердие двумястами евро — я, на своей новой машине направился на север. По той дороге, по которой я ехал год назад, уходя в Приднестровье.

Тогда я был не один…

* * *

— Обидно…

— Что?

— Обидно, говорю…

Я прислушался. Они были совсем рядом…

— Здесь никого немае!

— Вони десь тут! Шукайте по всей нейтралке!

— Что — обидно?

Игорь, украинский полицейский офицер, с которым мы вместе попали в мясорубку и сейчас вместе пытались попасть в Приднестровье — плюнул перед собой.

— Развели как… лоха. Ведь видел, что ничего доброго не будет… видел. А все равно — поверил…

— Лучше сделать и жалеть, чем не сделать и жалеть — шепотом ответил я

Вместо ответа — Игорь вдруг встал в полный рост, поднял над головой автомат и пошел к дороге.

— Куда?! — почти крикнул беззвучно я, но Игорь меня уже не слышал. Он сделал свой выбор — мертвый лев лучше живого пса. Каждый делает свой выбор сам[27]…

Год назад — мы уходили на Приднестровье. Вот здесь, на дороге — нас догнали… вон, даже осколки стекла на обочине остались. Мы расстреляли посланную вдогонку банду… а может и не банда это была. И поехали дальше.

И я — еду дальше…

А вот здесь — мы съехали с дороги. Дальше — граница с никем не признанным Приднестровьем. Там — украинские пограничники убили Игоря…

— Стий! Брось зброю! На колини!

— Я офицер полиции!

Очередь…

Фамилия Игоря была Этинзон, он был евреем. Вместе с семьей переехал из Львова в Одессу, почему… он никогда не говорил — но я подозреваю, почему. Во Львове — нет места не только русским, но и евреям, мы для них — чужинцы. Памятай, чужинец, тут господарь украинец. Резать конечно не будут — но жизни не дадут. Своей жизнью — Игорь опроверг все националистические бредни, которые есть что в России, что в Украине — про евреев. Он, еврей и чужинец, пошел до конца. Не свернул с пути, когда свернул даже я. Рассказал правду о банде убийц во главе с генералом ЗСУ. И поплатился за это жизнью…

Вон там они его убили…

Я достал из багажника саперную лопатку. Сориентировался. И начал копать…

* * *

СВД, два Калашникова, РПК, Глок, два ПМ. И Барретт REC-7, я закопал его у самой границы, чтобы не идти с ним через границу, не рисковать. Это все — трофеи с нашей той войны, против всего криминалитета Одессы. Все это — лежало здесь целый год вместе с двумя тысячами долларов и дожидалось меня.

И дождалось…

Взял Глок, ПМ и, подумав, Барретт. Остальное — аккуратно закопал тут же, положив поверх пласты подрезанного дерна. Пусть лежит…

* * *

Ночь — я переночевал в машине. А на следующий день — уже лежал в засаде у дороги Одесса-Килия, ожидая гостя.

Машин на дороге было мало — курортов нормальных за Измаилом нет, дорога как и год назад убитая в хлам. В этом, кстати, еще один секрет загадочной украинской души. Люди делают миллионы — не гривен, долларов — на этой дороге и на контрабанде. На ямах — разбиваются грузовики, которые возят контрабандный спирт и топливо. Но украинские мафиози — никогда, ни в жизнь не скинутся, чтобы отремонтировать дорогу или хотя бы купить щебенки с гудроном и наскоро заделать ямы. У них и мысли такой не возникнет.

Ага… вот и он.

Ну, Валера, и как же ты купил Тойоту Ланд Круизер со скромной зарплаты украинского полицейского детектива?

Ах, бабушка подарила[28]. Тойоту Ланд Круизер.

Это да. Бабушка — это хорошо, когда есть бабушка.

Нет, Валера, я тебя не ненавижу. Это не мое дело и не моя страна, я, русский, могу это с уверенностью сказать — ЭТО НЕ МОЯ СТРАНА. Мне просто интересно… нет, не то как вы будете жить дальше… вы то уже нахапали, вас везде примут с такими то деньжищами. Как будут жить ваши внуки. А, Валер?

Ладно, хрен с тобой, Валер…

Валера Вознюк вышел… через прицел ACOG я видел, что в правой руке он держит автоматический пистолет, прижимая его к бедру. Я положил винтовку — и набрал номер телефона. Сейчас там, на заброшенной остановке, на боку которой крупно нарисован знак (Слава Украине! с грамматической ошибкой) — раздастся звонок…

Так… услышал. Продвигается к остановке. Режет угол… прошел — молодец, Валера. Не утратил навыков. Проблема в другом — можно научить человека всему: от правил обращения с оружием, до составления протоколов. Только вот быть честным — научить нельзя. Увы…

Заметил телефон. Берет. Ко мне не подобраться — за спиной болото, никто там не пройдет. На это и рассчитано.

— Алло. Кто это?

— Здравствуй, Валера.

— Кто это?!

— Швеция. Имя не называю — помнишь? Я курировал Игоря.

Молчание

— Валера… Ты там?

— Чего надо?

— Помощь нужна.

— Тебе?! Ты зачем приехал?

— По делу.

Снова молчание

— Ты объявлен москальским шпионом. Игорь — тоже. Помогать тебе чревато.

— Не читайте по утрам украинских газет. Сам то веришь?

— Это не важно, во что я верю.

— Нет, важно. Ты читал, что Игорь в сеть сбросил?

— Читал.

— И как тебе…

Молчание…

Собственно… когда государство начинает убивать, оно требует, чтобы его именовали Родиной. Украинцы — больше двадцати лет жили при слабом, все более слабеющем и никчемном государстве. В две тысячи четырнадцатом — с бегства Януковича и партии Регионов — можно отсчитывать рождение нового государства.

Фашистского.

Фашизм — это искусственное упрощение, догматизация, доведение до абсолюта. Это — снятие моральных барьеров на пути убийства, пыток, тирании, геноцида. Фашизм — это сверхконцентрация на цели, на каждый вопрос дается простой ответ. Почему офицер украинской полиции Игорь Этинзон сбросил в сеть убойный компромат, ставящий под подозрение героев АТО во главе с героем из героев, Героем Украины, генералом ЗСУ[29] Пивоваром? Потому что он жид и предатель, а куратор его и его пары — мутный «швед» с русскими фамилией, именем и отчеством — чем не агент Москвы. Агент Москвы и есть! Значит это — очередной «замах» на Украину! И верить ничему из опубликованного нельзя. Так рассуждает фашист. Так рассуждает фашизм. На самом деле — все много сложнее. Я ведь на самом деле — агент Москвы. Что не отменяет того факта, что все опубликованное в сети Игорем Этинзоном, все обвинения — они подлинны. Только — кого это волнует после того, как на Этинзона и Беднова навесили ярлыки, избавившись тем самым от необходимости отвечать на обвинения в коррупции, бандитизме и многочисленных убийствах?

Фашизм — это завершающий акт распада украинского общества, длящегося уже несколько десятилетий. Семидесятые, восьмидесятые, девяностые — мы не верили власти, которая говорила нам про то, что нынешнее поколение людей будет жить при коммунизме, потом про две Волги на ваучер, потом… да много чего она говорила. Потом — в Украине с интервалом в десять лет произошли два переворота, но пришедшая власть оказалась ничуть не лучше старой, продолжая нагло врать и бесстыдно воровать. И в конечном итоге — тотальное недоверие переродилось в свою противоположность — полное доверие, но к своим. Это когда человек становится глух к фактам, глух к крикам и проклятьям, когда человек верит в самые дикие вещи: в то, что ополченцы сами себя обстреливают и бомбят, что в Луганске взорвался кондиционер, в то, что на Донбассе находится несколько русских дивизий… и так далее, далее, далее. Критическое восприятие отключается, человек начинает требовать все новых и новых доз лжи, он требует, чтобы ему лгали! Потом — наступает ужасное прозрение: у немцев оно наступило, когда их дома были разбомблены, их армия разгромлена, их страна капитулировала — а их самих водили на места захоронений и заставляли ручками откапывать из земли «расово неполноценных», которых убил Рейх. Но я до сих пор верил, что здесь — все не зашло слишком далеко. И Валера Вознюк, которого готовил мой погибший друг Дидье, циник и жизнелюб — все еще не стал верующим. Что в нем сохранился тот постсоветский недоверчивый цинизм, который охранял наш рассудок. Потому что если это не так — то мне конец и миссии — тоже конец.

— Тебе что надо здесь?

И по тону, по тому, как был задан этот вопрос, я понял — нет. Не верит. Значит, не все еще потеряно…

— Первого июля — в Одессу, рейсом через Франкфурт — прибыл некий Энрике Артиго. Гражданин Колумбии. Здесь, в Одессе — он был задержан. За что — я не знаю.

…

— Слышал о таком?

— Слышал. Он в изоляторе сидит.

— Его надо освободить.

Молчание

— Не бесплатно.

Снова молчание. Потом — сухой смешок.

— С этого и надо было начинать. Сколько?

— Сто штук

— Сто штук чего?

— Без разницы — чего. Евро, долларов… есть и то и другое.

Снова смешок

— За лоха держишь? Мы, между прочим, на него ориентировку через Интерпол получили. Знаем, что за птица, знаем, чей он родственник. Им и американцы интересуются. А ты мне — сто штук суешь, как нищему. Нехорошо.

— Сколько?

— Лимон.

— Ты охренел? За одного человека?

— Нормально. Именно за одного — самое то.

— На ходу портянки рвешь.

— Нормально. На него запрос пришел, американцы им интересуются. Я не вру, цену не набиваю. А меня… подза…л что-то наш курятник. Валить пора. Вот эти лавэшки — мне и сгодятся на старость.

Я вздохнул. В конце концов, деньги не мои, и для дона Хосе такая сумма вполне даже и посильна.

— По рукам. Договорились, Валер.

Снова смешок. Неприятный. Вообще, разговор, перемежающийся этими циничными, понимающими смешками, подтверждающими то, что ты не можешь ни на секунду положиться на собеседника и верить его слову — изрядно утомлял и раздражал.

— Сами то — поди, еще больше получите?

— Тебе какая разница?

— Да никакой. Просто… спасибо.

— За что?

— Да так. Я ведь думал, что вы не такое дерьмо как мы. А оказалось — такое же.

— И что? Тебе жить стало легче?

— Ага. Легче. Спать крепче буду. Бывай. Деньги готовь.

— И тебе не кашлять…

Офицер украинской криминальной полиции Валерий Вознюк аккуратно положил телефон на место и пошел к ЛандКруизеру, стоящему как его две годовые зарплаты. А я — лежал на грязной, болотистой земле, которая была наполнена мутной болотной водой как отравленным соком, и думал — а что же дальше? К чему мы пришли, когда ищем не моральный авторитет, чтобы на него равняться, а моральное падение, как свидетельство того, что ты не более виновен, чем все остальные?

И долго ли мы сможем в этом месте оставаться? Это — крайняя, экстремальная точка? И куда, в какие головокружительно кровавые высоты — из нее качнется маятник нашего бытия?

Непризнанное государство Приднестровье. Пограничная зона. 17 июля 2017 года

Обмен — человека на деньги — решили делать в Приднестровье, но у самой границы. Это было разумно — со многих сторон.

Приднестровье, некогда индустриальный район Молдовы, затем независимое государство — представлял из себя длинную, узкую полосу земли на берегу могучего Днестра, в некоторых местах по ширине не превышающую несколько километров. Он был зажат между Молдовой и Украиной и не имел ни самостоятельного выхода к морю ни выхода на Россию. Конфликт, закончившийся образованием независимого Приднестровья — начался в девяносто втором году и был трагически похож на конфликт на востоке Украины. К власти в Молдове — пришли радикальные националисты во главе с Мирчей Снегуром — наиболее радикальная политическая сила из имевшихся тогда в раскладе. Никого не стесняясь, провозгласили лозунг: русских за Днестр, жидов в Днестр. Отталкиваясь от Союза, от России — пришли за помощью к Румынии — просто больше не к кому было. Те — направили в Молдову огромные партии оружия, а так же помощников, инструкторов, боевиков — бывших агентов Секуритаты, румынских жандармов, грезивших о Великой Румынии националистов. Приднестровцам повезло дважды: во-первых, Днестр был естественным, и труднопроходимым препятствием, во-вторых — на их территории была крупная военная группировка: четырнадцатая армия, с ее складами для нескольких дивизий, которые должны были воевать на Ближневосточном направлении. В отличие от Украины — четырнадцатая армия не присягнула Молдове и ее новому правительству[30]. Часть оружия — отдали приднестровцам, приехало немало афганцев. Кроме того — так получилось, что в одной конкретной исторической точке — сошлось сразу несколько персонажей, которые были способны возглавить государство. Это Игорь Смирнов, на момент начала конфликта директор тираспольского Электромаша. Это Владимир Антюфеев, бывший сотрудник рижского угрозыска, ставший основателем спецслужб ПМР, а затем — участвовавший и в организации КГБ ДНР. Это подполковник Костенко, погибший при странных обстоятельствах, но до этого сделавший немало для того, чтобы республика состоялась[31]. Вообще, если брать исторические параллели — конфликт в Приднестровье и конфликт на Донетчине — очень похожи, и развитием, и лицами. В Бендеры, во время школьного выпускного — ворвались молдавские полицаи, расстреливая всех, кто попадался на пути. Двадцать лет спустя — Украина начала накрывать Градами собственные города. Просто — в Приднестровье и с той и с другой стороны еще были советские люди. В Украине — уже нет, двадцать три года прошло — и новое поколение научилось без угрызений совести жать на спусковой крючок. Но результат был тот же — между двумя частями некогда единой страны — пролегла незримая граница, отмеченная не колючей проволокой — а пролитой кровью и крестами могил. И для того, чтобы разрушить эту границу — надо было гораздо больше, чем ввести санкции…

В жизни Приднестровья — огромную роль играла Одесса. Одесса — город — порт, мекка для самой разной контрабанды, город, где всегда умели делать дела. Границы, санкции, таможни и запреты — это всегда повод для бизнеса, и в немалой степени относительным (по украинским меркам) благополучием, Одесса была обязана именно Приднестровью. Непризнанному государству. где осталась почти вся молдавская промышленность.

Сэ ля ви. Такова жизнь…

Ввезти в Приднестровье миллион евро было не так-то просто. Первым делом — я въехал в Приднестровье, проехал его насквозь и через Бендеры — проехал в Молдову. Оттуда — я позвонил на условленный номер и сообщил, что мне надо. В ответ — мне сказали ехать на румынскую границу, которой тут, по сути, и не было — Молдова и Румыния считали друг друга братскими странами (правда, не все так считали), и потому границы тут, по сути, и не было. Облегчала дело и тотальная коррумпированность.

На границе меня встретили деловые. Деловые здесь — занимаются контрабандой сигарет, это их бизнес, по выгодности сопоставимый с наркоторговлей, но с максимальным наказанием в пару лет тюрьмы. Помните, был такой кишиневский «Мальборо»? Вот эта фабрика и сейчас его делает, и не только Мальборо — но для Европы и без акцизов. Поэтому — местные деловые стали настоящими асами в вопросе тайников в машинах. И деньги у них левые — тоже от сигарет, а как дон Хосе с ними будет рассчитываться — это я не знаю, наверное, у мафии какие-то свои зачеты существуют. Двое коротко стриженных парней на старом Лэнд Ровер Дискавери — сказали. что поедут со мной до границы проконтролируют обмен и прикроют. Я сказал, что я не против, но непосредственно в обмен я их не пущу, пусть держатся подальше. Они согласились.

Молдавия, или как сейчас надо говорить Молдова — встречала убитыми дорогами, нищими хатами и многочисленными повозками на дорогах — в двадцать первом веке местное население опять пересело на лошадку. Машин было немного, большинство — советские, попадались старые советские номера, а то и вовсе без номеров. Придорожные канавы, где они были — были превращены в мусорные ямы, заправок было мало, и бензин стоил дорого. При СССР — Молдова была советским садом, производя на всю страну фрукты и коньяки — а теперь Молдова была кандидатом на вступление в ЕС, в далеком правда, будущем. Стены — были исписаны лозунгами, часто матерными. Часто упоминались цыгане[32].

Проскочили Кишинев — почти ничем не примечательный город, новостройки, частный сектор, много таксистов и везде — признаки нищеты. На погранпереходе с ПМР — договорились «по-человечески», за сто евро.

Перед переходом, где должен был состояться обмен (это трасса на Одессу) Дискавери замигал фарами и съехал с трассы. Я последовал за ним.

Старший среди тех двоих, назвавшийся Думитру — вскрыл тайник в салоне и достал оттуда двадцать пачек по пятьсот евро — пятьдесят тысяч евро в пачке. Я распихал пачки по объемистым карманам тактической куртки и штанов — ушли все. Думитру — открыл дверь, сзади стояла Дракула со складным прикладом[33].

— Мы вас прикроем.

— Эй! Не вздумайте! Так не договаривались!

…

— Если они увидят снайпера, могут начать стрелять. Мне проблемы не нужны.

Думитру смотрел на меня непроницаемым, пустым взглядом

— Все понял? Я здесь главный.

Он кивнул, хотя я видел, что ни хрена он не понял.

Ладно…

Вернулся в машину, основательно потяжелевший. Осторожно тронул с места…

* * *

Обмен — производился на территории Приднестровья, несмотря на объявленную блокаду — проникнуть в непризнанную республику и покинуть ее, можно было без проблем — все в деньги упиралось. Есть деньги — езжай. Я сидел на пассажирском сидении, заблокировав дверцы машины и держа на коленях автомат — и просто ждал.

Ровно в оговоренное время — на противоположной стороне дороги тормознулся Ланд Круизер, я его уже видел. Я достал телефон, но набрать номер не успел — он сам зазвонил.

— Алло.

— Моритури те салютант — сказал я

— Чего?

— Идущие на смерть приветствуют тебя. Неважно, Валер. Ты один?

— Нет. С твоим другом.

Окей. Я перебрался на водительское — благо в современных джипах места много — и неожиданно отъехал метров на пятнадцать.

— Э! Ты чего?! — заорала трубка

— Ничего. На всякий случай.

— Тебе обмен нужен или нет?

— Он тебе нужен. Мне — не очень. Покажи товар!

— Деньги!

— Товар, Валер. Я кидать не буду.

Валера какое-то время раздумывал — за это время я еще дважды двигал машину — мелочь, но подобраться так намного сложнее.

— Хорошо.

— Пусть просто покажется. Опустит окно.

На заднем с моей стороны опустилось окно, так как у меня не было бинокля — пришлось смотреть через прицел винтовки. Похоже, Валера не обманул — нужный мне человек.

— Я иду к тебе. Не стреляй.

Машину закрывать не стал, винтовку — упаковал в рюкзак и закинул на спину, пистолет наготове. Когда перебежал дорогу — бывший замнач одесской криминальной полиции опустил окно и наставил на меня пистолет.

— Стой, где стоишь!

Похоже, в машине он один.

— Валер, не делай мне нервы. Снайперу тоже.

Мой расчет как раз был на это — никто не поверит, что я на такой обмен явлюсь один. Я и сам, честно говоря, не верю в такую свою глупость.

Подошел к Ланд Круизеру, со стороны переднего пассажирского. Возняк — напряженно и зло смотрел на меня, отслеживая стволом Глока.

— Картина такая, Валера. Я сейчас смотрю багажник. Если никого нет — сажусь вперед, и мы считаем бабки. Потом — наш друг переходит в мою машину и уезжает, а ты — меня подвезешь. Так ведь?

— С какого хрена я должен тебя подвозить?

— Во имя общности всех людей, Валера. Договорились?

Молчание — знак согласия.

Пошел назад, посмотрел багажник — ничего кроме баулов: решил тикать. И правильно — в Украине больше ловить нечего. Двигаясь медленно, я вернулся обратно, сел на переднее сидение. Обернулся назад — на меня настороженно смотрел парень, рука в наручнике — прикована к ручке двери.

— Энрике. Все нормально? — спросил я по-испански.

— Да. Кто вы?

— Друг.

…

— Дона Хосе.

Лицо Энрике просветлело.

— Вы от дона Хосе? — быстро спросил он по-испански — Дева Мария! (мадре диос — любимое испанское восклицание) Как он?! Как вы меня нашли!!!

Валере наш разговор на испанском не понравился — он выругался матом, затейливо выругался и ткнул меня пистолетом

— Руки поднял! Быстро!

— Не делай нервы, Валер — сказал я — в таких играх не кидают. Деньги у меня в карманах, доставай и считай. А Энрике — как только ты скажешь, я дам ему ключи, и он пойдет к машине. Хорошо? Договорились?

Валера посмотрел на меня подозрительно — но жадность взяла верх, и он сунул руку в мой карман за первой из двадцати плотной пачкой банкнот…

* * *

— Про меня и Этинзона — что сказали? — поинтересовался я, когда Ланд Круизер — уже катил по трассе на Кишинев

— Чо сказали… — буркнул Валерий, управляя огромным джипом одной рукой — а кто говорить то будет — Салоид? Нафик ему?

— Ну… работа с личным составом.

— Срал он на нас. Да и мы на него. Сначала чо то там прокурорские икру метали. Потом и они заглохли. Базар был, что вы Украину зрадили.

— Поверили?

— Лично мне — до всего параллельно.

Параллельно…

Ну, что же, и это — позиция. Мне до всего параллельно. Только потом, когда очередной Папа сбежит с наворованными миллиардами, и гривна обвалится в несколько раз… параллельно, правда? Это как в том анекдоте. Встретили у подъезда мужики. Ты Петя? А чо такое? Начали бить — но я же не Петя и мне параллельно.

— А вообще, как в полиции дела? — спросил я. Я знал, что спрашивать не надо, это просто опасно — но сидело во мне какое-то… болезненное любопытство. Не давало покоя.

— Как сажа бела, б…! — выругался Валера — зарплата двадцать штук гривен в месяц[34], крутись, как хочешь. В производстве по пятьдесят дел, как хочешь, так и раскрывай, никого не е…т. Если подставился — тебя начальство первого же и сдаст. Знаете, что Салоид, с. а, придумал?!

…

— Увольнение с позором! Если кому из начальства на ногу наступил, собирают весь личный состав во дворе управления, срывают погоны и выводят с криками «Ганьба!». Причем разница между одним и другими в том, что одного поймали, а этих — еще нет. Юру Диденко помните?

— Да.

— Е…л Салоиду в рожу, прямо в коридоре, на глазах у всех. Скрутили. Сунули в общую хату — Салоид лично[35]. Потом на три года закатали, типа за взятки — хорошо хоть живого.

Господи… как же все до боли знакомо. Невыносимая мерзость бытия. Знаете… в свое время была надежда на то, что новое поколение, которое выросло типа в свободной стране, не зная всего безумия и цинизма развитого социализма — будет чем-то лучше поколения нашего, детей перестройки. Ан, нет — едва ли не хуже оказалось.

Не родятся на осинке апельсинки…

— Можно и я вопрос задам?

— Валяй

— Вы на самом деле, русский шпион?

— Наверное, да…

Валера присвистнул

— А что? Есть разница?

— Да не… Я иногда думаю, нафик мы с Россией поссорились? Вроде как думалось… Европа… жить по-другому будем? Ан, нет… ни фика…

Валера еще что-то говорил, развивая тему утерянной дружбы России и Украины… а мне было уже не до этого. Я смотрел в зеркало заднего вида, и видел, что белый Ниссан Патруль — тот же самый, что и был десять минут назад. Только тогда он держал дистанцию — а сейчас сблизился.

Додумать я не успел — идущий впереди бортовой Камаз начал резко тормозить, перекрывая дорогу, а Ниссан Патруль — включив дальний свет, поджал нас сзади. Из стоящего на обочине автобуса — посыпались как горох люди в масках с короткоствольными автоматами.

Валера — тормозя, развернулся ко мне, оскалившись как волк

— Зрадил[36], с. а!

Я отбил ствол, выстрел — ушел в приборную панель, а больше — ни один из нас ничего сделать не успел. Кто-то из группы захвата — рванул на себя дверь машины…

Информация к размышлению. Документ подлинный. Из интервью Д. Жвании про действующего премьер-министра Украины А. Яценюка (как иллюстрация украинского политикума и общества)

— Ни от чего я, во-первых, не отходил. Во-вторых, у меня была некая позиция. Я настаивал, делал все возможное, чтобы Арсений Яценюк ушел в отставку и не стал премьер-министром.

— А что вы делали для этого?

— Я делал все возможное, потому что был уверен, что оставаясь на своем посту, этот человек наносит колоссальный вред всему политикуму, стране, обществу, экономике, будущему. Это человек-разрушитель. Он нарушил все правила, которые существуют. Он перешел все ценностные флажки и готов их переходить впредь.

…

Кто такой Яценюк? Это политический вор. Возьмем его появление в «Нашей Украине» — появился Яценюк, в него «влюбилась» Катя Ющенко, сказала, какой талантливый молодой парень. Он бегал со своей «черновицкой группкой», обхаживал всех и все, прорвался и сразу начал «выкручивать», пока «Наша Украина» до конца не «сдохла». В конечном итоге он же хотел ее себе забрать. Он реально похоронил политика Ющенко, просто собственноручно положил на него большой крест, а сверху еще и камень. Дальше он перебрался в «Нашу Украину — Народную Самооборону». Он просто ревновал Луценко к тому, что Луценко эффективный политик, который резко вышел на орбиту, и у него большие перспективы во главе такой мощной политсилы. Он завис гирями, делал все возможное и везде, как только можно для того, чтобы это все не состоялось. В конечном итоге все это сожрал и уничтожил. Затем залез в «сердечный» блок ЮВТ.

— Насколько нам известно, Юлия Владимировна на него очень обижена.

— Там по той же схеме: пока все не вынес, не успокоился. Это человек-кукушка. Куда его впустишь, там он все выест, вытопчет, поломает. Он вор. Он правда разокрал все, что было. У него в этом деле есть реальные пособники — Турчинов и Мартыненко. Они втроем обокрали Юлю, вдвоем — «Силу народа» — «Нашу Украину — Народную Самооборону». Это одна и та же шайка-лейка.

— История с Мартыненко потянет за собой и другие политические скандалы. Кто следующий?

— Мне смешно. Коля Мартыненко и история… Арсений Петрович — вредитель. Уродующий вредитель. Украина понесла 400 миллиардов долларов убытков из-за этого…

inosmi.ru

Непризнанное государство Приднестровье. Точное время и место неизвестны. Тайная тюрьма

При захвате нас особо не помяли — кости целы, только плечо болит — вывернули. Судя по слаженности действий — не бандиты, какой-то спецназ местный. Который один раз меня уже спасал — тогда, я уходил через Приднестровье, правда, я дошел, а Игорь — нет. Надели колпак на голову, куда-то везли примерно с час. Потом — приковали наручниками к стене в каком-то подвальном помещении. Но зверствовать опять же не зверствовали — вывели в туалет, принесли поесть. Я сказал, кем я являюсь — все записали, пообещали проверить, но пока… извините. Я отнесся к этому с пониманием.

Ночь — пришлось так и переночевать — в плену.

Неладное — я начал подозревать, только когда меня вывели на поле, и я понял, где я нахожусь. Это было не СИЗО КГБ ПМР и не тайная тюрьма — это была огромная футбольная арена. Было раннее утро, часов шесть, не больше, солнце только вставало — тот самый момент, когда уже достаточно светло, но свет такой… рассеянный, без источника, как будто бы Белая ночь в Питере. Я смотрел на аккуратные ряды пластиковых сидений, на ухоженное футбольное поле — и понимал, как я влип.

Как я на самом деле влип.

Это был Шериф. Спортивный комплекс Шериф, размаха такого, что и в Москве он был бы нелишним. Построен он был в Тирасполе, одноименной фирмой, занимал площадь в шестьдесят гектаров и был допущен к проведению международных встреч самого высокого уровня — четвертая, наивысшая категория по градации УЕФА. Но дело было не в стадионе — дело было в самой фирме Шериф. Эта фирма — владела в Приднестровье практически всем, Шериф — это и было Приднестровье. Достаточно сказать, что доходная часть бюджета ПМР — более чем на пятьдесят процентов налоги с одной единственной фирмы — Шериф. Пятьдесят процентов! Шериф держал в Приднестровье крупнейшую сеть супермаркетов, крупнейшую сеть АЗС, телекомпанию, компанию по предоставлению услуг телефонной и мобильной связи, радиостанцию и интернет-провайдера, банк, рекламное агентство, издательский дом, более половины промышленных предприятий. Достаточно? Помимо прочего, Шерифу принадлежал футбольный клуб под названием… конечно же Шериф, а под него — они выстроили огромный комплекс, какого наверное нет у российских клубов и подарили его жителям Приднестровья. Вот на этом футбольном поле — я и находился…

Такая экономическая власть — почти неизбежно конвертируется во власть политическую. До 2011 года — у власти в республике находился человек Шерифа Игорь Смирнов. В 2011 году — на пост президента ПМР был избран Евгений Шевчук, поддержанный Россией, но находящийся в конфликте с Шерифом. После этого — Шериф перестал платить налоги и непризнанную республику начало потихоньку колбасить. А после того, как начался конфликт на Донбассе, и Украина стала из дружественной страны враждебной — колбасить начало уже не потихоньку.

Но деньги — универсальная мера всех вещей и Шериф, как крупное, вставшее на ноги и окрепшее объединение — не могло себе позволить, чтобы политика мешала экономике. Тем более, что избранный президентом Украины П.А. Порошенко — детство свое провел в Бендерах и его отец — долгое время именно в Бендерах возглавлял автотранспортное предприятие, а потом — отправился на нары как расхититель социалистической собственности[37]. Так что — кому как не приднестровским деятелям, корни которых растут оттуда же, откуда и бизнес Рошен — договариваться в Киеве с земляком. А деньги… они деньги и есть…

Второе… я заметил человека, который стоял у припаркованных на беговой дорожке джипов, и кому то звонил по спутниковому. Я знал его…

Он постарел — но я его запомнил. Это был Масляк. Тот самый опер из одесской ментовки, судьба столкнула меня с ним, когда мы раскручивали страшное дело Морбида в Одессе, которое закончилось морем крови. Теперь он был здесь, и явно при должности, постаревший мент Масляк. Постаревший — но все же он…

— Сань… Не лез бы ты сюда

— Это как понимать?

— Как дружеское предостережение. Как русский русскому… хотя и ксива у тебя какая-то мутная, но ты все равно ведь русский.

— Откровенность за откровенность. Тебе стыдно не бывает?

— За что?

— Ты знаешь.

— Сань, я совесть в пятом классе на турецкую жвачку сменял. Знаешь, были такие — Turbo. Этот город до нас так жил, сейчас так живет, и будет так жить. И нам — надо жить. Желательно хорошо, соображаешь?

— Отпусти

— Как знаешь[38]…

Вот так вот и устраиваются в жизни те, кто совесть в пятом классе на турецкую жвачку сменял. Ты их в дверь, а они — в окно. Ну, устроили в Одессе чистку — всю криминальную полицию заново набрали. И что? Да ничего! С одной стороны Валера — он замначем стал за два года (!!!) и за это же время успел скурвиться, стать продажной тварью. С другой стороны — вон, стоит. Нашел себя в Приднестровье, а в городе-герое Одессе у него и связи остались, и агентура, и обязанные ему люди, и компра есть. Вот его Шериф и подобрал. А чо? Все правильно. Все так как и должно по жизни быть…

Я скосил взгляд на волкодавов, которые меня контролировали. О многом можно догадаться по оружию — оружие это сама по себе политика, его просто так у первого встречного не закупают, за редкими исключениями. Так вот — у волкодавов Шерифа были не наши Витязи, Бизоны или Кедры — а новенькие, вороненые МР5 германского производства. Это — само по себе симптом, Германия ничего в непризнанную республику не продаст, они очень щепетильны в вопросах экспортных контрактов. Значит — договорились. По крайней мере, с Шерифом — договорились…

Тем временем — Масляк закончил говорить с теми, с кем он говорил по спутниковому, и подошел ко мне. Вид у него был здоровый, довольный.

— Свободны…

Волкодавы отошли, но всего лишь на несколько шагов. На мне были наручники, а у Масляка на боку — висел такой же МР5.

Масляк достал початую пачку Мальборо (я пригляделся — без акцизной марки, тоже все понятно), предложил мне.

— Э…

— Нет — я отрицательно качнул головой

Масляк со вкусом подкурился, сунул пачку обратно в карман. Мы оба не знали о чем говорить — потому что слова, которые мы должны были сказать друг другу — нам обоим были хорошо известны. И нам не хотелось разыгрывать постылый, дешевый спектакль, ни для себя, ни для других.

— Не поможешь? — наконец спросил я

— Извини… — серьезно ответил Масляк, — не могу. Ты сам накосячил — не надо было тебе всю биографию свою вываливать. Так — помог бы, а сейчас — извини. Уж очень серьезных людей ты интересуешь.

— С той стороны — я кивнул на восток

— Ага. С нее самой…

Мы помолчали. Масляк посмотрел на часы

— Как сам то? — спросил я

— Нормально. Бабки башляют, работа, в общем, знакомая — бери больше, кидай дальше, пока летит — отдыхай. Знаешь, как говорят — была бы шея, а хомут найдется. Верно?

— Нет. Была бы шея, а топор найдется.

Масляк хохотнул

— Хрен.

— Нет, все так.

— Да ни хрена не так. Кто с топором то — эти? Ну, вот подумай — того, кого с тобой принимали — он ведь одесский замнач, верно? Ну и чо? Два года — и он сдриснул. А учился в Польше, участник Майдана — и що, б…?! Та же рожа, только в профиль. Не так?

— Я вот думаю — сказал я — мы как свиньи. Нагадим в одном углу, спим в другом. Загадили другой — спим в третьем. Но ведь углов — только четыре.

— Углов на наш век хватит. Я вот никак не думал, что валить придется. Свалил, переехал — то же самое. Система везде одна. Поверь мне. Система везде одна. Не мы строили, не нам и ломать. Вот и все…

— Да нет… не одна.

…

— Как меня приняли? Только честно.

— Как? Да все просто. Работаем. Мы то — в отличие от всей этой ш…ы работать умеем. И ты это знаешь, нас не шесть месяцев учили, да? Вот лично у меня — три ножевых, могу показать. Ты думал, что такой на джипах в республику на пальцах въедешь — и ничего? Прокатит? Не… дорогой, не прокатит.

Нда… Вот в этом то — и главная трагедия — Украины… и не только ее. Есть те, кто могут, но не хотят. И есть те, кто хотят, но не могут. А те, кто и может и хочет — тех нету. Ведь тот же Валера… я в чем-то его понимаю. Шесть месяцев полицейской учебки — это разве образование для криминального детектива? В милиции, или полиции, как ты ее не называй — должна быть преемственность поколений. Сотрудников, оперов — надо годами выращивать. Чтобы старшие передавали накопленный опыт младшим, чтобы были традиции, табу, понимание, что правильно, а что — нет. В советской милиции, при всех ее недостатках — это было. А сейчас — этого нет. Систему просто сломали. Натравили на милицию народ, как будто только милиция виновата во всех бедах. А потом и вовсе — решили сменить систему целиком, набрать новых людей. Как будто милиция — это отдел продаж не работающий. Только милиция — это не прокладками торговать, и не мерчендайзинг Сникерсов, там так не получается.

И вот представьте себе — приходит толпа пацанов с шестью месяцами образования, и сразу — во всю грязь. И подсказать, что делать, подать пример — некому. Просто — некому. Раньше — они бы несколько лет поработали на подхвате у старших, поучились бы — не на конспектах, а на реальном живом деле. А тут — нет старших, некому опыт передать. А преступность — ждать не будет. Да еще и начальником — назначили опытного «говнюка». Это я считаю, едва ли не главная ошибка — говорю, как человек изнутри. Со смены начальства — реформу надо было начинать, а не заканчивать. Рыба с головы гниет.

И постепенно — энтузиазм начинающего проходит, а на смену приходит четкое ощущение, что тебя в очередной раз поимели. И остается — только безграничный цинизм и желание отомстить. Как? А в том числе и взяточничеством. Я ведь всех знаю, тот набор, что приходил — не было там изначально гнилых. И если Валера стал таким — не в последнюю очередь сыграло роль желание как то отомстить кинувшему его обществу и все стране. Не только жадность…

— А не опасаешься — сказал Масляку я — ты же понимаешь, кто я и откуда. Думаешь, за меня спросить некому?

— Пусть спрашивают — отмахнулся Масляк — спросят, ответим. Мы тут — сами по себе. И со всеми уже договорились, без России. Где то мы им, где-то они — нам. Сам же понимаешь, насколько выгодно существование никем не признанного государства на самой границе с ЕС. Объяснять тебе не надо.

— Понимаю.

— А раз понимаешь, то должен и другое понимать. Хозяевам — надо показывать лояльность, не на словах, а на деле. Оказывать услуги. Вот ты и будешь — той самой услугой, которую мы окажем. Так что извини — но отпустить я тебя никак не смогу…

С востока — послышался ритмичный гул винтов

— Летят…

* * *

Вертолетом — оказался Сикорски-61 в версии НН-3, редкий гость в наших краях. Я где-то читал, что поляки и украинцы — начали собирать вертолеты Сикорски с максимальным использованием своих комплектующих, в частности — с украинскими турбинами. Вот, видимо это он и был[39].

Вертолет приземлился прямо на футбольном поле, опустил заднюю аппарель, из нее выбежали, занимая позиции на прикрытие, бойцы украинского спецназа — я опознал их по винтовкам Зброяр-10. Альфа, скорее всего. Может я и знаю кого-то — они меня спасали, когда боевики Пивовара захватили меня.

Масляк — побежал к вертолету, придерживая пиджак. Переговорив с кем-то, он побежал обратно — уже с двумя бойцами украинской Альфы. Масляк — отдал им ключи от моих наручников, бойцы Альфы взяли меня, и повели к вертолету, полушагом, полубегом.

Я оглянулся — и успел увидеть завершающий акт этой драмы. Из одного из Крузеров — вывели Валеру Возняка. Я думал, его тоже поведут к вертолету, но все оказалось намного проще и страшнее. Масляк — подошел к нему (Возняка держали шерифовцы), без лишних разговоров достал Глок и выстрелил ему в голову. Тот упал — а больше я ничего не видел, потому что меня втолкнули в вертолет.

Все так. Это я — уже отыгранная карта, с меня и взять то нечего. Мной можно только оказать услугу, отдав заинтересованным лицам. А вот Валера Возняк — богатый буратино, у него есть миллион долларов. А может — и не есть. Кто знает — сколько у него было при себе, когда замнач одесской криминальной полиции ударился в бега? Никто. И знать — никому не надо. Деньги — поделят меж собой заинтересованные лица, а Валеру — просто закопают где-нибудь по-тиханцу. Или — замуруют в цемент в фундаменте какого-нибудь строящегося дома.

И все шито — крыто…

В старом, видавшем еще вьетнамскую войну вертолете — было оглушительно шумно, мы уже взлетали. Я поднял взгляд — и уперся в умные и проницательные глаза относительно молодого человека, сидевшего напротив меня на откидном десантном сидении. Он был одет, как и все в камуфляж от Crye, знаков различия не было, и на том месте, где табличка с именем, тоже ничего не было.

Но я понимал, кто это…

Украина, близ Киева. Опытный завод Антонова, летное поле. 18 июля 2017 года

Сели мы — в знакомом мне месте, это был аэродром опытного завода Антонова в Киеве — отличная полоса, на которую Мрия [40]может садиться, и при этом — юридически это не аэродром. То есть — там нет ни пограничников, ни таможенников, ни полиции — вози что угодно, как угодно и откуда угодно. По-видимому, здесь так и делается.

Я успел заметить ровную линейку накрытых чехлами вертолетов, наших и американских. Потом — сопровождавший меня украинский альфовец накинул мне колпак на голову…

* * *

Ехали мы около часа. Хоть мне и не было видно, но что происходит — я понимал. Первая часть пути — по городу, частые остановки, маневры, гул транспорта, гудки. Вторая часть пути — по загородной трассе, третья — где-то по проселку. И вот — приехали.

Расстреливать — нет, я этого не боялся. Пивовар за мной не полетел бы просто так, в такую даль, чтобы привезти в Киев и тут — расстрелять. Сказал бы пару слов по телефону — Масляк и меня бы там в расход пустил, как Валеру. Проблем с этим нет, хозяин сказал — сделано…

А вообще смешно… как легко, оказывается, свалиться в фашизм. Мы в детстве играли в войнушку и никто не хотел быть фашистом, фрицем, немцем, все хотели играть за наших. В школе мы проходили ВОВ — думала ли та учительница, что сейчас стоит в очереди за бесплатным супом у машины какой-нибудь благотворительной организации, что те пацаны, которые слушали ее уроки, проходили битву под Москвой, Сталинградскую, Курскую битву — сами возьмут и построят в своей стране фашизм. А вот же — построили. Он это. Фашизм. И Пивовар — это уже не просто подонок и коррупционер. Это фашист. Рвущийся к власти фашист.

— Выходим…

Спецназовец — подтолкнул меня к выходу из машины.

Я успел осмотреться… какой-то лес, здание, двухэтажное, похожее на дачу, постройки начала прошлого века. Потом — мне на голову снова накинули плотный, непроницаемый черный колпак.

* * *

Сняли с меня колпак — только в комнате. Комната — была по-старомодному большой, метров пятьдесят, не меньше. Стол, библиотека с книгами, камин. За шторой окна — уютно шелестел теплый, летний дождь. Человек в парадной украинской форме, точнее в парадном кителе, наброшенном на плечи — помешивал горящие в камине дрова крюковатой кочергой.

— Свободны — не оборачиваясь, сказал он

Спецназовцы, которые меня привели — четко развернулись и ушли. Но далеко они не уйдут, будут где-то поблизости…

Человек еще раз пошерудил в камине, затоптал вылетевшую искорку и повернулся ко мне. У него были светло-русые, но не блондинистые, а именно светло-русые волосы и почти такого же цвета, прозрачные глаза. На кителе — была приколота звезда с желто-голубой ленточкой…

Я впервые видел его вживую.

— Представляться, надеюсь, не надо? — спросил он

— Генерал-майор Пивовар — сказал я — генеральный штаб Вооруженных сил Украины, Герой Украины.

Он покачал головой

— Генерал-лейтенант. ГУР МО, первый заместитель начальника.

Вот оно как. Коллеги, значит?

— Не представитесь?

— Беднов Александр.

— Звание?

— Капитан.

— Врете. Капитаном вы быть не можете. Точно мы так и не установили — но вы сразу попали в Чечню. Судя по выслуге и характеру выполняемых заданий — минимум полковник, максимум — генерал-лейтенант. Так что?

— Был бы я генерал-лейтенантом, сидел бы я тут.

— Жизнь непредсказуемая штука. Я буду считать вас полковником, согласны?

— Мне все равно.

— Тогда полковник. Присядьте туда

До кресла с генералом было метров десять. Еще кочерга

— Итак, от кого вы пришли?

— Вообще то, я не пришел. Меня привезли, в наручниках.

— Вы понимаете, о чем я — ровно сказал генерал — и не надо испытывать прочность моих нервов. У всех, кто прошел АТО — она невелика. МВД уже пропустило вас, в Одессе — и в итоге мы получили серьезные проблемы. Я такой ошибки не сделаю.

— Какие же проблемы вы получили? — спросил я — поговорили и забыли, разве не так? Шито-крыто, как в лучших домах…

Генерал отрицательно покачал головой

— Не так. Все равно, все это копится, как мокрый снег на крыше. Он тоже не за один день выпадает. Но когда он рухнет — мало не покажется никому. Особенно тому, кто стоит под этой крышей. Итак, чьи интересы вы представляете?

Я решил играть в открытую — по крайней мере, частично.

— Дона Хосе Артиго.

Генерал удивленно поднял брови

— Кто это?

— Деловой человек.

— Я вас предупреждал, насчет нервов.

— У меня нет другого ответа.

В моем понимании — это был один из немногих моих шансов остаться в живых. Украинцы — очень падки на деньги.

— Хорошо. Где его найти, этого делового человека?

— В Уругвае.

— Где?!

— В Уругвае, там есть международный район на побережье. Он постоянно живет там.

— Что он там делает?

— Строит. Вкладывает в строительство недвижимости на продажу. Инвестиционной. Еще торгует мясом и вином со странами СНГ. Через меня.

Генерал задумался. Полагаю, он понимал, что я говорю правду — в конце концов, нет проблем, чтобы проверить это.

— Итак, это деловой человек — но вы называете его доном, верно?

— Верно.

— И почему же?

— Потому что он сам просит его так называть.

Я внимательно следил за генералом — и понимал, что заинтересовал его. Реально заинтересовал. Оказывается, я не просто агент российской спецслужбы, я посланник некоего человека, который называет себя доном. Это не может не интересовать. Потому что генерал — умный человек. И понимает, что это в украинском раскладе — он как минимум валет. А в международном — он даже не шестерка. Его никто не знает. И он никого не знает. Он не знает, что продают и что покупают, что пользуется спросом, и по каким ценам. Он не понимает, кто и чем занимается, кто как зарабатывает себе на жизнь. Он не понимает, как можно встроиться в международные цепочки отмывания черного нала, торговли оружием и наркотиками. Потому то он — даже не шестерка, он никто и звать его никак. Если он попробует полезть куда-то, не знаю брода — его раскулачат, отберут все что есть и замочат. А вот я — кем бы я ни был здесь, в Украине — там я, по крайней мере, карта. И это имеет значение. Потому что страна под названием Украина — разворована почти до основания, под ноль. И пора валить подальше от крыши, пока мокрый снег народного гнева — не пошел вниз и не рухнул тебе на башку. А значит — надо решить две задачи. Даже три. Куда выехать, как спасти деньги и чем потом заняться. В этом — мало кто может помочь генералу Пивовару — потому что Украина в международном криминальном раскладе, это захолустье. Поставщик дешевого мяса в сексуальное рабство, черный рынок оружия (но та же Румыния или Болгария кроют Украину в этом как бык овцу), людей для разбора на органы, дешевой и забитой рабочей силы, еще более несчастной, чем пресловутые «полишпиплы[41]»

А я — могу. И потому я — пока нужен.

— Хорошо… — сказал генерал — оставим пока эту тему. Мы все проверим, и вернемся к нему. С вами будут хорошо обращаться. Не сочтите за труд ответить на один вопрос, как думаете, что мы должны сделать, чтобы спасти Украину?

— Смириться с неизбежным.

— С чем именно?

— С территориальным разделом. Либо отделить Галичину и весь Запад, а самим признать себя частью русского мира, либо отделить восемь областей Юго-Востока и идти в ЕС. Вы никогда не склеите чашку — она уже разбита. И если даже вы ее склеите — она все равно останется склеенной. И рано или поздно не выдержит. Бандеровщина — была подавлена в сороковые, но в конце восьмидесятых проявила себя, сорок лет спустя. Так же будет и тут. Никто никого не простит. Ненависть будет передаваться из поколения в поколение. Чашка уже разбита. Лучше приобрести новую, чем пить чай из этой.

— Не ожидал. Думал, вы умнее.

— Я и есть умнее. Но это так. Вы хотели знать мое мнение — вот оно.

— Как насчет военной диктатуры и наведения порядка? Многие люди захотят жить в стране, где обеспечен порядок и какое-то подобие справедливости — как бы эта страна не называлась.

Я отрицательно покачал головой

— Нет, не выйдет.

— Почему же? У генерала де Голля вышло. У генерала Пиночета — тоже вышло.

Я еще раз качнул головой

— Совсем не то. У Уго Чавеса уже не вышло. И не потому, что он всего лишь полковник. Знаете, почему?

…

— Я какое-то время жил в Латинской Америке… достаточно, чтобы кое-что понять. Там военные — представляют собой особенную касту, они происходят из местных «хороших семей», то есть аристократии. У них есть земли и ранчо, они с детства видели, как родители управляют ранчо, а потом делали это сами. Они нанимали и увольняли людей, продавали скот и кукурузу. И если латиноамериканские генералы — выходцы из хороших семей совершают государственный переворот — они, хоть и с эксцессами, но готовы к управлению страной, это для них не сложнее, чем управлять собственным ранчо. А вот полковник Чавес — был уже не из хороших семей, он был выходцем из самого низа. И он умудрился довести первую по нефтяным запасам страну мира до состояния банкротства… точнее, это его предшественники сделали, но основу заложил он. А вы… речь не конкретно о вас, речь о всех постсоветских генералах. Мы же выходцы из низов все. От сохи. Пролетарское происхождение не скроешь, хоть десять Бентли купи. Каким ранчо мы управляли? Да советскому генералу дай золотодобывающую компанию, он и ее разворует и спустит в унитаз. Куда уж до управления страной…

Пивовар мелко рассмеялся

— Я не прав?

— Вы не знаете Украину, Александр…

— Расскажете?

— Не все… но кое-что расскажу.

Пивовар — зачем-то достал мобильный, посмотрел и сунул обратно в карман. Пишет разговор, что ли?

— Когда все начиналось, у меня денежное довольствие составляло две тысячи восемьсот восемьдесят шесть гривен. Если брать по старому курсу — один к восьми — то считайте. За эти деньги — Украина ждала, что я умру за нее и убью за нее. За триста с чем-то долларов в месяц.

— Никогда этого не понимал — заметил я

— Чего именно?

— Жалоб. Мне мало платят. Меня обижают. В конце концов — если тебя что-то не устаивает, кто мешает встать и уйти?

— Да я не жалуюсь. Я привожу пример.

…

— … Когда я уходил со второй ротации — столько зарабатывал комвзвода. Ну, примерно…

Генерал помолчал и добавил

— В день…

— На контрабанде?

— На контрабанде, на левой водяре, на много чем другом, о чем я умолчу. Существовала строгая такса на те или иные дела, никто не пытался уронить цены или перехватить у другого. Все знали, сколько сдавать и сколько оставить себе. Я ввел правило — чем больше ты сдаешь, тем больше твоя доляшка. Таким образом, те, кто на «нуле» были заинтересованы работать честно, а не левачить. И все знали, что случается с крысами…

…

— И такой был не я один. Были… конечно честные… некоторые и до сих пор в двух комнатах ютятся, хотя больше … на двух метрах вглубь. Вы по-прежнему считаете нас непригодными к управлению Украиной?

— А вы понимаете, что это криминал? Вы собираетесь вводить криминальные практики в государственное управление. Вы понимаете, что государство Украина уже сейчас стопроцентно коррумпировано? И по этой причине нежизнеспособно.

— Почему?

На этот вопрос — я не нашел ответа

— Коррупция — это не более чем квазиналог. Который кстати сильно способствует росту эффективности — задумчиво сказал Пивовар — вот, к примеру, когда вы платите налоги, чиновник заинтересован в том, чтобы ваш бизнес жил и развивался? Да пофиг ему! Он свою зарплату все равно получит. А я, падая в долю, получая процент от всех грузов, проходящих ноль, кровно заинтересован в том, чтобы дела варились, товар двигался, водил никто не обижал. У меня каждый бизнер знал таксу и знал, что пока он платит — с его грузом ничего не случится. Были случаи, когда я платил из своего кармана — при непонятках с грузами. Были случаи, когда я жестоко наказывал своих — за беспредел.

Я понимал, что генерал не врет.

— Это параллельная налоговая система. Хорошо организованная. В конечном итоге — должно же общество содержать свою армию. Если не хочет кормить армию путинскую.

— А вам не приходило в голову, что после ваших поборов — люди были согласны и на путинскую армию?

— Нет. Такого не было. Можете мне поверить. Зря, что ли создавали Украину? Это как в первобытном обществе — все верят, что их вождь самый сильный и с самым длинным х…м. И ни на кого его не променяют.

Генерал пристально смотрел на меня. Он гордился содеянным и тем, что он мне рассказал про все это.

— Так как? Подходим мы для управления Украиной?

— Да, — сказал я, — подходите…

Информация к размышлению. Документ подлинный

Не питая особых иллюзий, из уважения ко времени, тогда заглядывал в глаза тем, кто сегодня очутился на почти недостижимой высоте. Тогда в их взгляде были растерянность и страх. Иногда сменявшийся сомнениями. Сейчас там — пустота. Отражающаяся в лубочных медальках и триплексах подаренных списанных бронемашин. Никому не навязываю своего мнения, просто делюсь с теми, кому оно интересно. Они, по мне, — временщики. Не хорошо — не плохо. Не зрада — не перемога. Издержка. Дань времени. Ловкие, сладкоголосые, пустословные, суетливые. Ворующие так же жадно. Но с пугливой оглядкой. Готовые сдать засвеченного партнера, но неспособные отказаться от воровства или крышевания. Газ ли, "контрабас" ли, наркота ли. Рефлексирующие на уколы, но глухие к ударам. Даже не знаю, почему. Четверть века убиваюсь вопросом: почему у политиков напрочь отказывает инстинкт самосохранения? Почему каждый раз слышу: "А нас за что? Мы же свои!" Они такие, как есть. Других не было. И нет. Пока. Это не столько их вина, сколько наша беда. Они ничего не поняли о времени, которое заставило мир уважать их страну. У нас не было других, у них не было конкурентов.

http://gazeta.zn.ua

Украина, Киев. Посольство США в Украине. 18 июля 2017 года

Голосуй — не голосуй, все равно получишь …

Народная мудрость.

Посольство США в Украине — было больше чем просто посольством. С этим местом было связано множество легенд — и одна из них заключалась в том, что отсюда — рулили Украиной. Трудно было вообразить что-то более далекое от действительности. На самом деле — США рулило Украиной примерно так же, как в Техасе на родео — ковбой «рулит» необъезженным быком. Он просто старается удержаться на спине разъяренного, брыкающегося животного — но это почти никогда не удается. И вопрос только в том, когда ковбой упадет и не окажется ли он под копытами…

На сегодняшний день — американским послом в Украине был профессиональный дипломатический работник Майкл Фоуленд, он сменил на этом посту политического назначенца, непрофессионала[42]. Фоуленд, республиканец, начинавший в Албании и своими глазами, видевший албанский мятеж 1997 года, работавший в посольствах в Ираке, Пакистане, Кении, Нигерии — только вступив в должность, сразу оценил всю тяжесть сложившейся в стране ситуации. Страна была на пороге социального взрыва. За три года, прошедшие со времени «революции гидности» стало окончательно ясно, что никто не собирается проводить никакие реальные реформы и вести страну хоть куда-то. На Запад, на Восток — хоть куда-то. Чтобы вести — нужно было предпринимать хоть какие-то действия, а этого никто делать не хотел — не буди лиха, пока оно тихо. Вместо политики — была ее имитация. Нет, формально демократия существовала — проводились регулярные выборы, существовала власть и оппозиция, причем оппозиция имела реальный шанс сменить власть на посту и это за историю независимой Украины происходило уже как минимум четырежды[43]. Но та политическая практика, что сложилась на Украине, имела с представительной демократией столько же общего, сколько родительская любовь с педофилией.

Принципиальная разница между всем этим и демократией была в том, что при демократии политические партии выражают волю определенных групп избирателей, имеют программу, выработанную для удовлетворения нужд и потребностей избирателей, и, придя к власти, реализуют заявленную программу в интересах своих сторонников, своей группы избирателей. В Украине — партий как таковых не было, а были политические проекты. Отличие партии от политического проекта в том, что политическая партия борется за власть в интересах избирателей — а политический проект привлекает интерес избирателей ради борьбы за власть. В стране — существовал устоявшийся набор криминально — олигархических группировок, которые ради сохранения нажитого и наворованного, и гарантий безнаказанности — занимались политикой. Политическое перпетуум мобиле[44] — ты зарабатывал деньги, чтобы потратить их на политическую борьбу, чтобы продолжить зарабатывать деньги, чтобы снова тратить их на политическую борьбу, чтобы и дальше зарабатывать деньги. Замкнутый круг. Эти криминально-олигархические группировки, изучали общественное мнение примерно так же, как изучают рынок, дальше создавали политические проекты, для каждой группы избирателей свой, приглашали известных, раскрученных политиков, «торгующих лицом», выбрасывали тщательно выверенные, написанные рекламными агентствами лозунги и шли на выборы. Ничего из того, что они обещали — они не собирались выполнять изначально. На выборах можно было голосовать как угодно, были в избытке и правые, и левые и центристские партии, но все что ты выбирал — какая группировка какой кусок общего пирога получит. После выборов — создавалась коалиция, среди которой распределялись «хлебные» (коррупциогенные) места, после чего — те, кто прорвался во власть начинали «отбивать» потраченные на это деньги. Все данные обещания — разом забывались, а продажность и мобильность украинских политиков просто потрясала — левый политик, если ему это было выгодно, за одну ночь мог стать правым и наоборот. Попав на «хлебное место», украинские политики объедали всё, что можно съесть, как саранча — и шли дальше. За четверть века — эти люди довели страну, которой в девяностые прочили будущее самой успешной постсоветской республики, «славянской Франции» — до последней черты. Экономика уже не работала, а аппетиты власть имущих все росли — они уже проели все проценты, какие только можно и подъедали основной капитал. Что будет после того, как закончится и он — никто не думал.

Но в отличие от всех предыдущих послов США на Украине — Фоуленд был профессиональным африканистом, специалистом по странам третьего мира — ситуация его не ужасала и не выбивала из колеи, он видел такое и не раз. В Африке. Украина — была типичной африканской страной, белая кожа жителей которой была не более чем недоразумением. Все ровно тоже самое. После ухода колонизаторов — перестали работать и проели то наследие, которое им было оставлено. Цветет и пахнет трайбализм — это когда каждый, кто занимает должность, начинает подтаскивать людей с одного рода, клана, племени, села, невзирая на их профессиональные качества. На Украине — каждый знал, из какого он села и района, существовало понятие «селюки», политики группировались в основном по территориальному признаку — черновицкие, одесские, днепропетровские, донецкие, харьковские. Иррациональная ненависть к бывшим колонизаторам — русским, стремление «все сделать по своему», разрушить даже хорошо работающие механизмы. Совершенно дремучая ксенофобия — украинцы ненавидели украинцев с Востока за то, что они говорят по-русски, в ультимативной форме требовали учить украинский язык, без уважения относились к их национальным и культурным особенностям, применяли насилие по этническому признаку. В ходу были уничижительные прозвища русских — вата, колорады, ватники, рабы — точно тоже самое, как хуту называли тутси «тараканами» или радикальные сунниты говорили, что шииты родились от блуда женщин с собаками. Примитивизм, почвенничество, возвращение к истокам — украинцы сознательно понижали планку, начинали носить костюмы с элементами фольклорного национального (вышиванка), многие выступали за то, чтобы уничтожить крупную промышленность, так как на заводах работают «рабы», заняться примитивным сельским хозяйством. При том, что во многих странах модернизация сопровождалась как раз отказом от национальных особенностей, признанием что «мы такие же как и все» — при дворе Императора в Японии, например, запрещено носить национальный костюм, только европейский костюм-двойка[45]. Запредельный уровень коррупции и неуважения к закону — точно признак нецивилизованных людей. Но для африканских стран — такой уровень коррупции и трайбализма нормален, они так живут. Совершенно дикие бредни вместо собственной истории — о том, что украинская культура является древнейшей, о том, что ей тридцать пять тысяч лет, о том, что украинцы выкопали Черное море. Использование коллективных скачек как элемента сплочения (кто не скачет, тот москаль) — такое используется, например у масаев в Африке, они коллективно подпрыгивают, перед тем как отправляются на охоту…

И даже многократно восхваленная сплоченность украинцев, массовое волонтерство — было еще одним доказательством примитивности украинского общества и государства. Дело в том, что современное общество и государство представляет отдельно взятому индивиду достаточные возможности для автономного выживания — и такая сплоченность просто не нужна. Вот почему первыми «права личности», «личное пространство» — возникли в урбанистичной, промышленно развитой Великобритании. В примитивных обществах и государствах — люди сплачиваются, чтобы выжить, потому что индивидуальное выживание невозможно. Например, на африканских базарах — люди подходят к водителям грузовых автомобилей и договариваются, чтобы ехать сверху, на грузе — потому что не ходит общественный транспорт и почти ни у кого нет транспорта личного. В некоторых африканских странах — вместо автобусов используются легковушки: четверо, пятеро, семеро — садятся в машину, кооперируются и едут.

В общем, ситуация на Украине представляла собой типичное восстание коренного населения, против навязанного им извне сложного и современного жизненного устройства, ломающего их примитивный уклад, их представление о самих себе, их ценностную иерархию. Первый яркий пример подобного восстания был в Иране в семьдесят девятом — при том, что все семидесятые годы Иран по темпам экономического роста соответствовал Японии. Но Япония — вошла в пятерку самых развитых экономик мира, а Иран — рухнул в пучину религиозного восстания и потом восьмилетней кровавой войны с соседом, которая не сдвинула границу, ни на метр, но унесла миллион жизней. Смертельно больной, умирающий на чужбине от рака иранский шах вспоминал, что ударной силой восстания стали рыночные торговцы, которые теряли работу из-за массово открывавшихся супермаркетов. Но я не мог запретить открывать супермаркеты! — восклицал шах. Только это — уже никого не интересовало…

Плюсом Майкла Фоуленда было то, что он как профессиональный африканист не только мог поставить Украине правильный диагноз, не отвлекаясь на красивые и правильные слова о «европейском выборе» и «первой на постсоветском пространстве настоящей демократии» — но и назначить правильное лечение. Нужно начать с того, что выделить, отгородить от всего остального островки цивилизованности в море примитизма, создать устойчивые общественные группы, которые будут сильно выделяться на фоне всех остальных, иметь отличные от других ценности и ориентиры и быть способны защищать их. Это будет элита — настоящая, отдельная от остального народа и профессионально управляющая им. В таких странах — рекрутировать политических агентов и агентов действия с низов, из народной массы — большая ошибка. Сначала — надо воспитать элиту. Потом — если получится, надо подтягивать и всю остальную страну. Но элита должна быть. Скорее всего, классическая из двух групп. Это бизнес и армия. Но армия в Украине — это не элита, из нее выращивать элиту слишком сложно и дорого, там теперь много добровольцев и волонтерства. Другое дело бизнес. Вот там — все в порядке, они осознают себя как отдельный класс, они в основном даже не украинцы — евреи и русские. А с демократией — надо заканчивать…

И у элиты — должен быть отдельный язык. Сначала русский — просто потому, что его знают все. Потом возможно английский — постепенно. Уже в другом поколении.

Но не украинский. Это — примитивный язык.

Было и еще одно. Одной из секретных задач, с которой в Украину прибыл Фоуленд — было выяснить наличие принципиальной возможности выращивания русскоязычной, но проамериканской элиты на Украине с последующей ее пересадкой…

Угадайте, куда?

Опыт массового участия проамериканских, прозападных грузин в украинских реформах, несмотря на то, что в Украине они добились мало — был признан Госдепом США интересным и нуждающимся в дальнейшем изучении. Речь шла об опыте имплантации элиты одной страны в другую страну, не одного, не двух человек — а десятков, сотен, целых элитных групп. Если в какой-то стране несмотря на все усилия не получается вырастить проамериканскую элиту — то почему бы ее не вырастить в родственной соседней, а потом не перенести целиком в нужную страну? До 2014 года — немногие верили, что это вообще возможно, но 2014 год показал — возможно.

Как переносить? Возможно, и через поглощение Украины Россией с последующим украинским десантом в Москву. Ведь сама по себе украинская независимость ценности не имеет, это просто еще одна фигура на шахматной доске. Которую можно и разменять на более важную, если потребуется. Если ценой России будет Украина — Госдеп произведет размен, не задумываясь, и сделает вид, что так испокон веков и было. Ведь в свое время, президент США Джордж Буш старший ездил в Киев и просил украинцев не торопиться с независимостью. [46]Не послушали. Ну, значит и США особых моральных обязательств перед украинскими элитами не имеет.

Слава Украине — героям слава…

Сейчас — перед послом сидели два человека, один из них был представителем донецкой олигархической группировки, второй — представителем днепропетровской олигархической группировки. Во многом — начавшееся еще в девяностых противостояние этих группировок на украинском политическом олимпе — послужило причиной сегодняшней украинской катастрофы. Тому, что потенциально богатейшее государство Украина — на сегодняшний день было бедно как церковная крыса и побиралось по международным организациям. А по темпам падения численности населения — Украина два года подряд занимала первое место в мире…

Самое удивительное, то, что пока не смог объяснить даже Фоуленд — обе эти группировки включали в себя русских, евреев — но не украинцев, по национальному составу они мало отличались друг от друга. Но обе они — пытались разыгрывать карту украинского национализма. Такого, чтобы представители одной национальности, причем находящиеся в меньшинстве, разыгрывали карту агрессивного национализма, но национализма чужого, врагами которого являлись они же сами, такого чтобы готовили геноцид самих себя — такого даже опытный Фоуленд не мог припомнить. Это не укладывалось в голове…

Но это было так…

— Вы понимаете, что лимиты нашего терпения исчерпаны? — ровным голосом спросил Фоуленд

Он знал, что будет говориться в ответ. В Украине — существует такое понятие «папередники» то есть предшественники. Когда кто-то приходит к власти, папередники — объявляются виновными во всем, после чего вопрос о виновности конкретных лиц в конкретных преступлениях — как то снимается сам собой. Не возбуждаются уголовные дела, не проходят слушания в парламенте, не назначаются спецпрокуроры. Папередники — удобное слово тем, что оно неконкретное. Хотя… ровно тоже самое практикуют и США, любимая отговорка американских политиков в международных делах — это были обязательства предыдущей администрации. Разница только в том, что в США эта отговорка используется во благо страны, а в Украине — во благо отдельных политиканов.

Еще одно лирическое отступление, если вы не устали. Предшественником Фоуленда на посту был хотя и не профессиональный дипломат, но в тоже время человек с ученой степенью доктора политологии. Когда один сдавал дела, а другой принимал — они много проговорили, предыдущий посол был рад, что покидает Украину и больше ее никогда не увидит. Он задумчиво сказал Фоуленду — знаешь, что меня больше всего удивляет в этой стране? В том, что они довольно точно скопировали и американскую систему власти, и американские политические практики. Не один к одному, конечно, но у них есть некое подобие системы сдержек — противовесов, реальная политическая борьба, разделение полномочий, парламент (Рада) в отличие от России играет значительную роль, важное значение имеет пресса, и СМИ в целом. Но почему-то, то, что в США работает — здесь превращается в злую пародию. Как будто украинцы настолько ненавидят друг друга, что только и думают, как бы сделать хуже друг другу и всей стране.

За то время, пока Фоуленд представлял интересы США в этой стране — он понял, о чем говорит его предшественник. Есть некий фундамент, на который должно все опираться. Он должен в себя включать богобоязненность, добрую волю и добрые намерения, ощущение ответственности перед обществом, перед штатом, городом, страной, соседями… да, в общем и целом — ответственности! Если ее нет — то о чем можно говорить?! А в Украине ее нет. Нет Бога и страха перед ним — а значит, можно творить все что угодно. Есть нескончаемый ресурс злой воли, с которой делается большинство дел в Украине. Есть идущая в обществе война, есть постоянно сокращающийся общий ресурс — и чтобы урвать от него, необходимо оттолкнуть других. И есть места, куда можно убежать — это у кого Лондон, у кого Цюрих, у кого Москва.

Но сейчас — Фоуленд и те, кого он представлял, намеревался положить этому конец. Он вызвал в свой кабинет тех, кто реально контролировал страну и намеревался доходчиво объяснить им ошибочность их поведения и их отношения к США.

Он поднял руку, не давая говорить про папередников, и продолжил.

— В две тысячи четырнадцатом году у вас произошла народная, проевропейская революция. Мы ее поддержали, тем самым испортив отношения с Россией настолько, что поставили мир на грань ядерной войны. Вы считаете, что ваша страна стоит того, чтобы ставить из-за нее весь мир на грань?

…

— Многие известные и авторитетные люди по обе стороны океана — вложили в проект поддержки Украины свою политическую репутацию — которая стоит дороже денег, так как за деньги не покупается. Кто-то вложил в вас деньги, а кто-то потерял деньги. Если вам это неизвестно, я могу назвать реальные цифры потерь — не менее полутриллиона долларов. Эта цифра складывается из прямых и косвенных потерь. В попытке остановить Россию мы пошли на резкое снижение цены на нефть — что привело к срыву экономического восстановления США и второму витку кризисных явлений в экономике. Полтриллиона — это в основном уничтоженная акционерная стоимость. Вы готовы нам это компенсировать?

…

Фоуленд с удивлением заметил, как побледнели представители олигархов. Да, вот это они понимают. На постсоветском пространстве — нет такого понятия как репутация или ценности. Люди понимают только деньги. Но очень хорошо понимают…

— У вас есть такие деньги?

…

— Полагаю, что нет. Даже если мы по суду компенсируем все что у вас есть.

Представители олигархов побледнели еще сильнее

— Вся ваша страна не стоит таких денег. Но ущерб надо как-то компенсировать.

— Мы готовы… — сказал представитель днепропетровских, как более смелый

— Вы готовы поговорить об этом — сказал Фоуленд — вы готовы дать мне очередную порцию обещаний, которые ничего не значат для вас. Меня это не устраивает.

…

— Подведем некие итоги. Проект Украина потерпел крах. Вы оказались не способны создать ни общество, ни государство. Более того, вы подставили нас и заставили нас потерять огромные деньги.

…

— Мы находимся в процессе пересмотра своей политики на постсоветском пространстве. Разрушить экономику России не удается. Ни низкими ценами на ресурсы, ни санкциями. Украина не представляет никакой ценности, так как вы разворовали эту страну. Напомню, джентльмены, что на свободном рынке любой товар стоит ровно столько, сколько за него готовы заплатить. И ни центом больше. На Украину есть единственный покупатель — Россия. Мы больше — не купимся. Достаточно того, что мы уже потеряли.

…

— Отныне необъявляемым, но магистральным направлением нашей политики является обеспечение имплементации Украины в Россию. На наших условиях, но тем не менее. У этого направления будет два вектора.

Фоуленд указал пальцем на представителя донецких

— Вашим направлением — будет реанимация проекта Новороссия, в составе как минимум — Харьковская, Донецкая, Луганская области, как максимум — плюс Николаевская и Запорожская. Ваша задача — не создание отдельного государства, а интеграция в состав России. Все понятно?

…

— Можете не отвечать. Ваша задача — палец указал на представителя днепропетровских — взятие под контроль остальной части Украины. С конечной целью вступления в Таможенный союз либо конфедерацию.

— Народ не поймет — прокашлялся днепропетровский

— Это ваши проблемы. Вы прирожденные лжецы, народ поймет. Ваша магистральная задача — стать нашим троянским конем…

Микрофон в кабинете посла — исправно фиксировал каждое слово

Украина, Киев. Труханов остров. 19 июля 2017 года

— Это ваши проблемы. Вы прирожденные лжецы, народ поймет. Ваша магистральная задача — стать нашим троянским конем в Российской Федерации и том надгосударственном образовании, которое Россия создает на замену СССР. Вы должны потребовать и получить как можно больше денег и влияния, сделать так чтобы Россия занималась только вами, блокировать ее инициативы на европейском и восточном направлениях. Ваша задача — дать нам двадцать лет, когда Россия будет занята только вами. Отдельная ваша задача, господа из Донецка — развитие русского ультрапатриотизма, ксенофобии и радикального национализма. Вы должны стать неким… моральным мерилом для всей русской нации. Вы понимаете, о чем я…

— Все яд и все лекарство, вопрос лишь в дозе

— Я рад, что вы меня понимаете…

Дело было на одном из островов в дельте Днепра, в городской черте Киева. Таких островов существует несколько, самый известный из них — это Гидропарк, излюбленное место воскресного отдыха небогатых киевлян. Но есть и другие. На них запрещено строиться — но, несмотря на это, все они уже застроены. В основном — коттеджами и дачами тех, кто любит приватность и готов дорого за нее платить. Еще был Труханов остров — менее обжитый, там не было мест массового отдыха, застройка была в основном элитная…

По посыпанной песком дорожке шли двое. У них был один телефон на двоих, проводные наушники. Один наушник вставил себе в ухо один, другой — другой. Судя по их виду — запись была интересная, слушали ее молча, с напряженным вниманием.

Третий — чуть отставал. Это он принес запись.

Пленку слушали двое. Один из них — начальник юридического отдела Администрации президента Украины. Довольно скромная должность не отражала его истинную роль в Киеве — он был смотрящим по Украине от России. Когда нужно было — с ним советовался президент Украины, как правильно сделать, все его документы — подписывались без возражений. На эту роль он попал уже после «революции гнидности» — сыграло свою роль то, что он работал в крупной международной юридической фирме, в ее московском бюро, часто представлял интересы корпорации Рошен — и оставил в Москве много друзей. Они то ему и предложили — роль серого кардинала, руки Москвы. Он согласился, так как был человеком амбициозным. Его лояльность обеспечивалась просто — Сбербанк России выдал огромный кредит на его оффшорку и он на эти деньги приобрел значительный пул недвижимости в Москве и Питере. Получая зарплату в пару десятков тысяч гривен, он уже давно был рублевым миллиардером и был кровно заинтересован в том, чтобы стать миллиардером долларовым.

А это будет, когда Россия победит.

Второй человек был ставленником президента в СБУ. Тоже профессиональный юрист и не менее профессиональный подонок, своим моральным разложением — выделявшийся даже на фоне совсем не святых СБУшников. Помимо прочего — он был мужеложцем, и потому устраивал своих «мальчиков» на работу в СБУ, что вызывало тошноту даже у видавших виды. В политике он стартанул «як пассивный[47]», лег в постель с главой администрации тогдашнего президента Украины. Впрочем, глупцом он не был — глупые люди в гадюшнике украинской политики не выживали, шли на корм более сильным, наглым и хищным. Пленка — в первую очередь попала к нему.

Третий, который чуть отставал — служил начальником станции ЦРУ в Киеве. Он уже давно работал на украинские, а значит — и на российские спецслужбы. Вместо того, чтобы защищать кабинет посла от прослушивания — он сам прослушивал его, а пленки продавал тем кто больше заплатит. В Киеве — торговля базами компромата и материалами прослушки была крайне доходным бизнесом, а раз посольство США прямо вмешивалось в украинские дела — значит, материалы его прослушки тоже были в цене. Помните, какой скандал начался, когда в сеть попала запись Нуланд с ее знаменитым Fuck the EU. Во. А раз есть спрос — то будет и предложение. Не может его не быть.

Почему? А вы знаете, что треть личного состава в вооруженных силах США — получает талоны на питание, как малообеспеченные? Нет? А это так. И интересы у различных группировок США — тоже разные. Далеко не всем из них нужен мир на Украине или нормальные отношения с Россией. Существующее положение дел — устраивает многих…

Пленка действительно была взрывоопасной. Бомба…

— Ну шо… — сказал «пассивный» — шо робыти будем?

— Что делать, что делать… — сказал посланник Кремля — снимать штаны и бегать! И вообще — говори по-русски!

Тут он осекся — потому что шутка со штанами могла быть неправильно понята в таком обществе. Но украинец тему не поддержал

— Папа слышал?

— Нет. К тебе первому пошел.

Врет — автоматически подумал русский — к папе своему он пошел. Потом — ко мне.

К папику, не папе. А папик его — такая гнида. Это ведь из-за него все началось. Хотя… кто больше виноват — кто бензин разлил или кто спичкой чиркнул?

— Сливают, с…и. Как г…о в унитаз.

— А я тебе говорил. Поимеют тебя амеры и в унитаз спустят.

Оба они обернулись на третьего

— Пока не поимели.

— Так что делать то — будем?

— Ты мне для начала скажи — в Кремле всех все устраивает?

— Кремль — он большой, сам понимаешь.

Оба они — думали об одном и том же. О том, как они оба не хотят изменения существующего положения вещей. Ведь, несмотря на весь происходящий кошмар — устроились то они в нем — вполне комфортно.

Один — думал: а кем он будет, если Киев станет, к примеру, столицей федерального округа? Да никем! Придется деньги реально зарабатывать — а не ж…й. В Киеве уже сложилась элита, верхушка, прослойка, которая привыкла к корыту. И никакими силами их от него не оттащишь, пристрелить разве что.

Второй — думал о том, а кем он будет, если ситуация благополучно разрешится. Сейчас он на слуху, в том числе и в Кремле — а будет — кем? Никем! Киев до 2014 года был геополитическим захолустьем, сюда ссылали как на ссылку. Это теперь Киев — средоточие силовых линий геополитики, ключевой пункт стратегии сразу нескольких держав.

А сколько ему засылают украинские бизнесмены за то, чтобы он похлопотал за кого-то из них в Москве? Что — и от этого тоже отказаться?

Не-е-ет. Хрен!

— Короче, давай запись. Я ее зашлю куда надо.

— Точно?

— Я заинтересован не меньше тебя.

Оба они снова оглянулись — на ЦРУшника.

— Заплатить бы надо… — просительно сказал украинец.

— Чего?! Ты хочешь сказать, у тебя денег нет?

— Нет.

— Врешь

— Знаешь, какие траты! — пожаловался украинец — то уголовное дело возбудят, то журналюги статью тиснут. Все что зарабатываешь — отдаешь.

Русский подавил раздражение.

— Сколько надо?

— Пятьдесят.

Хрен с тобой.

— Иди сюда… — русский поманил ЦРУшника пальцем.

* * *

Небольшое лирическое отступление от автора.

Это книга не проукраинская и не пророссийская. Я пишу как есть, или как может быть. И оцениваю — по делам, а не по словам и намерениям. Для меня совершенно очевидны три вещи.

1. Россия и Украина по факту остаются единым геополитическим пространством, которое воспринимается именно так и простыми гражданами, которые скрываются в России от мобилизации или ездят в Москву на стройках работать, и элитами, как украинскими, так и российскими. Янукович — когда утратил контроль над ситуацией, просто сбежал в Россию. И возможно, он не был бы таким политическим ничтожеством, если бы знал, что бежать некуда и ту кашу, что он заваривает — ему же и хлебать. Ни о каком «движении Украины в Европу» не может быть и речи, скорее наоборот — после произошедшего в 2013–2015 году Украине дорога в Европу закрыта как минимум лет на пятьдесят.

2. Украинские и российские политические, деловые и силовые элиты — продолжают поддерживать тесные связи между собой. П. Порошенко — проевропейский только на словах, на деле же он сдался еще в 2014 году. Процесс сдачи был оформлен следующим образом: Порошенко подал сигнал: я — свой, не бейте меня. К нему прилетел дуайнен клуба президентов СНГ, Н. Назарбаев, который убедился что перед ним действительно свой — и дал рекомендацию. Вторую рекомендацию ему дал А. Лукашенко, к которому Порошенко направился сразу после Н. Назарбаева — потом в Минск прилетел Путин и начались «минские договоренности». Минские договоренности — на самом деле они реальны и представляют собой отказ украинской и российской элиты от войны и негласная договоренность о возврате к ситуации «2013 минус Крым». Порошенко Крым сдал, причем цинично, сознательно и с вполне прагматичными целями — чтобы от юго-восточного электорального поля отпал кусок в два миллиона, и оно стало проигрывать выборы на уровне всей Украины — до этого оно выборы выигрывало. На сегодняшний день — война поддерживается только ввиду давления украинского и российского общества (которые действительно, не на бумаге, враждуют) на обоих президентов. Но зачистка постепенно идет, и в Москве и в Киеве и в Донецке, зачистка скоординированная. Убирают тех, кто готов сражаться до конца, пассионариев, добровольцев.

Идет процесс сотрудничества и в деловой, и в силовой среде. В деловой среде — наличие «серых зон» в виден Донецко-луганской агломерации, Крыма, юридически не оформленной линии разграничения — предоставляет огромные возможности для самого разного рода бизнес-схем. Навариваются огромные деньги на оружии, боеприпасах, левой водке (причем с луганской Луга-Нова она запросто и в Россию идти может), безакцизных сигаретах и прочем, прочем, прочем. Военные Украины — получили «свою КТО», еще более масштабную, чем наша КТО на Кавказе, со всеми сопутствующими возможностями: от должностей и званий, до полноценного встраивания в криминально-коррупционные цепочки на правах партнеров. Не меньшую возможность обогатиться — дает воровство на гособоронзаказе, на который тратится каждая пятая украинская бюджетная гривна.

Важно понимать, что сегодня никому из заинтересованных сторон не выгодны ни прекращение войны, ни победа в ней. Ни мы не представляем, что будем делать с Киевом, когда зайдем туда, ни они не представляют, что будут делать с Луганском и Донецком.

3. Несмотря на столь тесное сотрудничество в сфере «власть имущих» — мы полностью провалили работу с украинским обществом. Мы не понимаем, или не хотим понять, что дружба народов — это не то же самое, что дружба президентов, олигархов и генералов. Дружбы нет. У нас в нужный момент — не оказалось своей Виктории Нуланд, которая бы просто вышла к людям и поговорила с ними, дала понять, что их слышат и уважают. Можно сколько угодно смеяться над украинцами, которые продались «за печеньки» — но нельзя не восхититься американцами. Они покупают за пачку печенек, а мы — пытались купить за пятнадцать миллиардов долларов кредита. Причем три уже отдали, в итоге получили строго обратный результат, и теперь и проблем выше крыши и денег нет, и именно в тот момент, когда они нам нужнее всего. А американцы — пачкой печенек обеспечили нам крупнейшее геостратегическое поражение с 1991 года.

Со стороны Киева — есть неукротимая вражда и ненависть. То, что нам удается раз за разом переманить вроде бы проевропейское правительство на нашу сторону — лишь добавляет ненависти к нам со стороны активной части общества. Мы не поняли до сих пор одну простую вещь: настоящая политика не делается в подполье, она делается публично. Это не переговоры за закрытыми дверьми, за которыми договариваются, как каждый будет врать своим и поддерживать вранье друг друга. Это не помощь друг другу в убийствах и посадках активистов. Мы ничему не научились на примере Польши — уж на что была сильна Российская империя, но в критический момент она рухнула, и немалую роль в этом сыграла неукротимая вражда поляков. Причем не всех, а только активного меньшинства — но этого оказалось достаточно.

Мы можем подчинить себе этого президента. И следующего. И следующего. Но рано или поздно — этот нарыв прорвет, революцией либо здесь, либо там. В критический момент, когда всем надо держаться вместе — нам ударят в спину. Если мы не хотим этого, если мы не хотим получить еще одну Польшу — нам надо не минские договоренности заключать, а вступать в трудный, немыслимо трудный диалог, и именно с той частью украинского общества, которое нас ненавидит. Диалог, в котором мы будем говорить о том, как мы будем жить друг рядом с другом. Что каждый из нас хочет друг от друга, как он видит будущее. В конце концов — нам никуда не деться друг от друга, мы обречены жить по соседству, нам не улететь на Марс. И, как правильно сказал один львовянин — есть только один великий народ на свете, которому не все равно, живы мы, украинцы, или передохли. Это русские. Только русских — интересует Украина как таковая, а не как топливо на распыл в геополитической топке.

Ниже — я попробую показать, к чему могут привести политические, военные, и спецслужбистские спекуляции на действительно огромной, страшной трагедии. Выигравших не будет, будут только проигравшие.

Впрочем, как и всегда.

Украина, близ Киева. Точное место неизвестно. 20 июля 2017 года.

Из крохотных мгновений соткан дождь.

Течет с небес вода обыкновенная,

И ты порой почти полжизни ждешь,

Когда оно придет, твое мгновение.

…

Придет оно, большое, как глоток,

Глоток воды во время зноя летнего.

А в общем, надо просто помнить долг

От первого мгновенья до последнего.

М. Таривердиев, Р. Рождественский

«Мгновения»

Генерал Пивовар прибыл ко мне через день. Протянул трубку Thyraya, спутникового телефона, который работал через спутник, но по протоколам сотовой связи, и с него можно было звонить на любой сотовый хоть с Антарктиды.

— Звоните.

— Кому?

— Дону Хосе Артиго. Спросите, сколько он готов дать за вас.

Я удивился — но виду не подал. Это надо было осмыслить. Я то рассчитывал на роль связующего звена между генералом Пивоваром, явно готовым в очередной раз предать — и определенными силами в Москве. А эта роль бесплатна. Если же генерал решил вместо приза взять деньги — это может значить многое, а может — ничего не значить. Если генерал дурак — значит, это не значит ничего. Если у генерала выход на Москву уже есть — это значит очень многое.

— А сколько надо?

— Ну… скажем, миллион. Долларов, естественно.

— Столько у меня нет. Можно собрать, но это потребует много времени.

— А сколько есть?

— Полмиллиона могу собрать. Хоть завтра.

В принципе — я мог и миллион раздобыть — думаю, дон Хосе дал бы в долг без вопросов. Но мне почему-то казалось, что генералу нужны деньги быстро, немедленно. Что он собирает все, что может собрать. И я не ошибся — генерал в знак согласия кивнул головой

Я начал набирать номер. На вопросительный взгляд генерала пояснил

— Это мой компаньон. Мне не по чину напрямую выходить на дона Хосе.

Генерал понимающе кивнул.

— Хола[48]… — раздалось в трубке.

— Хола, Юра… — сказал я — слушай меня…

* * *

Разговор завершился быстро. Говорить — особо было и не о чем…

Я вернул трубку генералу, тот посмотрел на номер — и сунул ее в карман.

— Как хорошо быть генералом… — издевательски пропел я

— Не так хорошо, как это кажется — серьезно сказал Пивовар — тем, кто внизу, всегда кажется, что наверху все как сыр в масле катаются.

Да уж. Нехорошо. Трудная жизнь у украинских генералов. Пашут как рабы на галерах.

Генерал прошел к стене — там оказался бар. Из него он достал бутылку коньяка, старую, черную. Показал мне

— Грузинский, настоящий… — сказал он

Я утвердительно кивнул.

* * *

Коньяк и в самом деле был хорош. Насыщенный, маслянистый, особо каких-то нот нет — но вкус есть, единый такой, мощный, чисто мужской вкус. Хороший коньяк…

— Товарищи прислали? — спросил я

— А как же? Жизнь заставляет создавать свой имперский проект. Украина, Грузия, Молдова. Вскоре подтянется Беларусь и страны Прибалтики. Много ли, мало ли — но миллионов шестьдесят пять населения мы наберем. Уже что-то.

— Сброд блатных и нищих.

Генерал отсалютовал мне бокалом.

— В перспективе — может быть, Румынию подтянем, Болгарию, Турцию. Польшу.

— Вы понимаете, что Украина не может быть центром объединения имперского типа?.

— Почему же?

— По причине того, что Империя не может создаваться на идеях свободы. Империя — это сознательное ограничение свободы ради общего блага и общего жития. Вы же — не перестали сражаться за свободу, даже получив ее.

— Ну, свой ГУЛАГ мы еще создадим…

Эти страшные слова — генерал сказал вполне обыденно. Буднично — и от того это было еще страшнее.

А еще страшнее было от того, что я осознавал — именно так и будет. За семнадцатым годом — всегда бывает тридцать седьмой. Его просто не может не быть. В семнадцатом году люди скинули несправедливую, и как им казалось жестокую власть ради идей свободы, равенства и братства — самых справедливых идей, какие только могут быть на земле. В тридцать шестом была принята самая прогрессивная на тот момент (говорю без иронии) сталинская Конституция — а в тридцать седьмом вся страна, жизнь и смерть людей подчинялась таким неведомым ранее понятиям, как лимит или разбивка по категориям[49]. Люди, старые революционеры, генералы и маршалы, конструкторы и академики, сами НКВДшники — харкая кровью в застенках, подписывали сивый бред в протоколах — о сотрудничестве с Троцким, о том, как вредили, как работали на польскую, германскую, британскую, никарагуанскую разведки, как собирались убить Сталина, Ворошилова, Молотова, как выдавали государственные секреты. Как отравили Горького, принимали на себя «политическую ответственность» за смерть Кирова. Самое удивительное, что и те кто пытал, судил, расстреливал — и те кого пытали, судили, расстреливали — они все верили в одно и то же, они были птенцами одного и того же гнезда. Комбат Дмитрий Штерн на допросе искренне говорил, что не мог работать на американскую разведку так как «не знает американского языка» — но при этом он не отрекся от коммунизма, от веры в коммунизм — да никто от него этого и не требовал…

Все они, убивая друг друга, верили одной верой и клялись одними клятвами.

Это было давно. Но от этого — не становится менее страшно. Потому что мы остались теми же самыми. Мы не приобрели иммунитета от этого. Мы не усвоили страшный урок, который стоил нам миллиона жизней до войны, а потом еще сколько то — во время, от того что мы расстреляли перед войной весь свой командный состав. Мы по-прежнему готовы сначала идти на Майдан, за светлое будущее — а потом, сколько то времени спустя, репрессировать и карать, убивать друг друга, аплодировать разгромным передовицам, кричать «раздавить фашистскую гадину», верить процессам, верить тому, что герои вдруг как то разом стали троцкистами, предателями и изменниками Родины.

И так ли мы, русские — отличаемся от украинцев?

Свой семнадцатый год — у украинцев уже был. А теперь — похоже, дело идет к году тридцать седьмому. А потом историки будут разбирать материалы репрессий, и удивляться — кто написал четыре миллиона доносов…

— Нельзя без ГУЛАГа, да? — с горечью сказал я. Я не играл — в тот момент я был вполне искренен.

— Ну а как без ГУЛАГа? — устало, но искренне сказал генерал — вы видите, что произошло с Украиной? Два майдана. Гражданская война, стволы на руках. Страха перед властью не осталось совсем. Всю дорогу митингуют, чем-то угрожают — ни одного решения принять толком нельзя. Кто с нами такими будет работать, если улица будет решать? Махновщина. Кто будет работать с политиками, если их решения ничего не значат? А уличная демократия… это же Африка. Вот говорят… украинский народ… украинский народ. Украинский народ есть, украинский народ будет. А что такое — народ? Это люди, которые признают над собой власть. А то, что на Майдане собралось — какой это народ? Это толпа…

…

— Ничего… прогоним весь актив через систему, люди страх Божий и познают. Будет у нас украинский народ. Тогда и выгребаться можно. Земля осталась, и какая земля. Заводы остались. Проживем…

Я залпом допил свой коньяк.

В дождях холодных нас скроет осень.

В объятьях крепких сожмет ГУЛАГ

Статья суровая — полтинник восемь

Клеймо навечно — народа враг[50]…

Жаль, что нельзя без этого. Жаль…

Украина, близ Киева. 21 июля 2017 года

Контрразведчик должен знать всегда, как никто

другой, что верить в наше время нельзя никому,

порой даже самому себе. Мне — можно

Генрих Мюллер

«Семнадцать мгновений весны»

Генерал Пивовар появился на следующий день. В его глазах… в том, как он на меня посмотрел… быстрый, рысий взгляд — я уловил нотку торжества. Злого торжества. Это значило, что произошло что-то очень плохое.

— Коньяку хотите? — спросил он

— Для храбрости? — пошутил я.

Генерал одобрительно посмотрел на меня.

— Хорошо держитесь. Не совсем. Мне — звонил человек из Буэнос-Айреса… Юрий — так?

— И?

— Он готов перечислить полмиллиона долларов. На счет, который я укажу. Но с условием, что вы никогда не покинете Украину.

Вот оно так…

Я это подозревал, кстати. Начал подозревать еще в Буэнос-Айресе, перед отъездом. Мне показалось странным, что убили дядю Мишу. Кто мог его убить? Кому этот сверхосторожный еврей — открыл дверь?

И самый главный вопрос — если даже он начал наводить справки, как из Украины можно было за сорок восемь часов организовать убийство в Аргентине? Это только в фильмах возможно, на деле же…

Предают всегда свои. Французская пословица, не терявшая своей актуальности никогда.

Зачем Юра это сделал? Ну, мало ли? Возможно, он давно искал момент. И возможно, если бы я не уехал из Аргентины — то сейчас отвечал бы за это убийство — запросто. Задержала бы меня полиция, нашли бы у меня, к примеру, камушки. Дядя Миша ювелиркой ведь занимался. Или какую-то вещь в крови жертвы. И — привет.

Мерзко как все…

— Сказать ничего не желаете?

— А что тут сказать?

— Сказать можно многое — сказал генерал Пивовар — но если вам нечего сказать, говорить буду я. Видите ли, Александр — мне не нужны полмиллиона долларов. Они у меня уже есть…

И в этот момент — залетевший в комнату черный цилиндр взорвался — и нестерпимо ярким светом ослепило всех нас…

Украина, Киев. Владимирская. 21 июля 2017 года

И, отхаркиваясь и отплевываясь от этих внезапно выброшенных на голову помоев, вдруг испытываешь противное чувство провала, словно из-под ног вынули почву, и ты обалдело летишь в черном туннеле, где не видно ни зги. А куда летишь? Вон туда, на свет тусклой лампы, покачивающейся в проволочном кожухе у задуваемого снегом барака, вон туда, в уже похороненное и опять оживающее прошлое, в сивый бред тридцатых, в воспаленный шепот сороковых, в общенародную шизофрению, созданную человеком с низеньким лбом, рябым лицом и сухой детской ручкой. И к тем когда-то прочитанным книгам, которые двадцать лет без движения стояли на полке, как нечто мучительное и уже окончательно преодоленное: два тома Конквеста, три тома ГУЛАГа, рассказы Шаламова…

…

Забыть все это невозможно, эти люди — и многие, многие другие — прозрачными тенями присутствуют в нашей сегодняшней жизни с ее кафе, шопингом, фитнесом и прочими радостями. Их пытали и расстреливали в тех местах и на тех самых улицах, по которым мы сегодня проходим в приятном предвкушении любовного свидания или классной покупки. Этой кошмарной предыстории любой нашей сегодняшней истории не знать нельзя.

Мы должны держаться как можно дальше от могильника с чумой. Нам нельзя — это смертельно опасно для страны — вызывать в жизнь духов прошлого, нельзя снова запускать механизм страшной болезни, симптомами которой является массовое безумие и «время крупных оптовых смертей»

Алексей Поликовский

Морозная свежесть тридцать седьмого

* * *

Привезли нас на Владимирскую. В СБУ.

До Пивовара еще не дошло, он требовал телефон, чтобы позвонить куда-то — а вот я уже въехал. Просек — до печенок. Это называется «дружеская услуга». Пороху — позвонили и предупредили, что у него под боком — завелась гнида. И предъявили видео — с той самой машины, из Минска.

Порох дал СБУшникам команду «фас» — и они рванули, мстить военным разведчикам и военным в целом за слишком большое влияние, которое они получили в новой системе безопасности. За слишком жирный кусок, какой они откусили во время АТО.

Да, вот так.

Почему так? А потому что Порох — это наш. Он минские договоренности подписал. Он превратил Украину в такое чудище, которое не только в Европу, которое и в Африку то не возьмут. Он — добился того, что ЕС и США разочаровались в Украине и не сунутся сюда еще как минимум лет двадцать.

Он — сделал так, что всем от Украины хочется блевать.

Он. Петя.

Наш человек в Киеве.

Нет, я не думаю, что он наш агент — не стал бы он расписочки давать. И мы бы не стали его вербовать. Просто он сказал, что свой — и получил в обмен на лояльность право проследовать вертолетом на Ростов. Или в Белгород. Там где у него фабрика.

Петя…

* * *

Дернули на допрос меня только на второй день. До этого времени — я так и сидел в наскоро переоборудованном в тюремную камеру помещении в подвале какого-то здания. Видимо, здания из комплекса зданий СБУ, у них в Киеве целый комплекс этих зданий. Ни пить, ни есть мне не давали, было темно. Время от времени доносились крики, но я не знал, что это было. То ли, в самом деле, били, то ли включали магнитофонную запись, чтобы напугать.

Когда вели наверх, на допрос — я увидел, как двое, в камуфляже без знаков различия — это ничего не значило, в Украине полстраны в камуфляже ходило — протащили вниз мужика в форме полковника Збройных сил Украины. Мужик сам идти не мог, с мотыляющейся головы — на пол падали жирные, красные капли.

Ну… вот, похоже, и тридцать седьмой. Это во всем остальном мире на календаре — семнадцатый. Который две тысячи. А в нэзалэжной — тридцать седьмой …

А ведь надо было ожидать. Надо. Потому что не бывает бывших алкоголиков, бывают алкоголики, которые не пьют. Мы, Россия и Украина, как ни крути — одного корня, одного греха. Мы хмелеем хмелем истории, имя которому — кровь людская. Мы, Россия — слава тебе Господи, держимся. А вот Украина, такая же горькая пьяница — не выдержала, причастилась. И — вот они. Откуда взялись только… как из-под земли. Рукастые молодцы в начищенных сапогах и с понимающими ухмылками на лицах. И какая им, в сущности, разница, кого они месят сапогами, пытают, расстреливают — японских, немецких, английских, бурундийских агентов — или агентов Путина?

Фас!

А когда меня завели в кабинет к следаку, я окончательно понял — вот. Оно.

Это даже хуже чем то, что было тогда. Тогда, по крайней мере, верили в то, за что пытали, ссылали, сажали и расстреливали. Сейчас — по трупам идут наверх, делают карьеру.

Мразь…

На меня — понимающим взглядом потомственного садиста смотрел ни кто иной, как полковник Салоид. Бывший замнач Одесского СБУ и уж не знаю, нынешний ли, бывший ли начальник Одесской криминальной полиции?

— Свободны.

— Пристегнуть?

— Не треба. Мы с паном Олександром… так поспилкуемся.

— Есть.

Конвоиры из кабинета вышли — но замок не щелкнул. Значит — тут они. Рядом.

— Присаживайтесь.

— Да я… постоять предпочитаю. Если вы не возражаете.

— Возражаю.

Делать было нечего. Я сел.

— Ну, вот — с доброй улыбкой сказал Салоид — а то я подумал, вы в окно собрались бросаться… коллега.

Я молчал

— А красиво вы работаете. Признаю. Ведь знал, что что-то тут не чисто. А проворонил. Знаете, сколько людей из-за вас пострадало?

— Не из-за меня?

…

— Из-за Игоря Этинзона. Помните, кто это такой?

Салоид усмехнулся, словно я сказал что-то смешное. Наверное, думает, что это я Игорю приказал слить все в Интернет. Да и какая собственно разница теперь? Тридцать седьмой год на дворе. Разницы — уже никакой. Все там будем.

— У меня собственно к вам есть предложение. Такое, которое вам никто не сделает. А какое — догадайтесь сами.

— Дать показания против Пивовара?

— Во. Именно. Рад, что мы нашли общий язык. Получите какой-то срок, но мы вас в первый же список на обмен сунем. Поедете в свою Россию очередной орден получать.

— Нет.

— Что — нет?

— Показания давать не буду.

Салоид устало вздохнул

— Почему?

— А сами — догадайтесь.

— Вы не знаете, кто такой Пивовар? Вы же сами его разоблачили. Это убийца, бандит. Он в крови не по локоть, по маковку.

Да знаю я, что ты мне говоришь, полковник… или, наверное, уже, генерал, верно? Знаю я, кто такой Пивовар, и знаю, сколько крови на нем. Сам до этого и докопался, в то время как всем другим пох… было. И если бы ты предложил мне дать показания тогда — я бы дал их, чего бы мне за них не грозило. Но сейчас… тебе ведь не правосудие нужно, Салоид. Тебе и твоим товарищам надо обобрать Пивовара и перехватить все его схемы. И для этого — ты меня и вербуешь.

Молодец ты, полковник. И люди твои — молодцы. Пересидели, накопили информацию, дождались, пока опьяневшие от крови полковники и генералы АТО нагуляют жирок, наделают ошибок, засветятся, а уставшее от нищеты и беспредела общество возжаждет твердой руки — и решили сделать свой ход. Молодцы, парни, что сказать — это надо уметь, так выживать, так ждать, так убивать.

Но — без меня.

… Это Пивовар приказал убить начальника антитеррористического центра, генерала Малика. Он же организовал убийство полковника Судкова, членов антиконтрабандной группы… он весь в крови.

Я улыбался

— Ты что, не понимаешь, сколько он русских убил? Тебе все равно?

Я улыбался

— С..а.

— А знаешь, как говорят. Товарищ Салоид. Не тронь, чтобы не воняло. А?

Салоид ударил по кнопке вызова, ворвался ждущий сигнала конвой.

— Везите его в изолятор.

— В какой?

— В наш[51]

…

Салоид пришел ко мне на следующий день. По-видимому, все помещения в СБУшном СИЗО прослушивались, потому — он приказал вывезти меня на прогулку. Прогуливались мы во дворе какой-то бывшей автобазы. Ямы для осмотра автомобиля снизу, ржавая кабина ЗИЛка, потрескавшийся асфальт…

— Ты мне не поверишь… — сказал Салоид — и я тебя понимаю. Но мне нужна твоя помощь.

Я не ответил. Я мерил шаги. Дышал воздухом…

— Завтра тебя отправят в Беларусь, там ты встретишься со своими и переговоришь. Ты передашь им следующее — мы хотим прекратить войну. Мы готовы признать Крым российским и говорить по Донбассу. Но для этого — нам нужно провести зачистку. Прежде всего в армии. Сами мы это сделать не сможем, нужна помощь России. Если Россия окажет помощь — мы этого не забудем.

— Кто это — мы?

— В самолете попросись в туалет — сказал Салоид — на раковине справа будет приклеена карта памяти. Там — всё.

Минск, Беларусь. Посольство Украины. 22 июля 2017 года

До Беларуси — мы летели спецрейсом. Как я понял, между Беларусью и Украиной был налажен грузовой мост и какие-то грузы — перебрасывались по воздуху. Что-то — украинцы везли и в обратку.

Старший моего то ли сопровождения, то ли конвоя — был полковник с говорящей фамилией Кандальный. На лицо — прохиндей прохиндеем. У него вместо нормальной прически был чуб — с боков все выбрито наголо, а по центру наоборот, длинные волосы. Это в/на Украине теперь — одно из доказательств лояльности, наряду с ношением вышиванки и выкриками «Слава Украине!» к месту и не к месту. Что по мне — сорокалетний полковник военной разведки, со своим чубом, выглядел убого и жалко.

Сынок, да ты, наверное, шпион. А как вы узнали? Так у нас тут негров отродясь не водилось…

Сели на военном аэродроме — видимо, под Минском. Подали несколько машин, номера — дипломатические. В голове конвоя — пристроилась машина белорусского ГАИ. Чтобы с ветерком любезные панове доехали.

Хорошо Батька соседей встречает. С уважением…

Рванули по трассе. В Беларуси — в отличие от Украины все как и должно быть. Если дороги — то ровные, а не как на танковом полигоне. Если обочина, то аккуратная, подстриженная, без мусора. Если город, даже небольшой — чистенький, разбитых и заброшенных зданий нет, все работает. Видно, что есть хозяин

Ехали, ехали, ехали долго мы…

Путь от беды до беды

От войны до войны…

— Заткнись! — один из охранников чувствительно сунул в бок. Но я продолжал петь — негромко, но продолжал

Путь от беды до беды

От войны до войны…

И меня больше не били…

* * *

— Подъехали?

Украинец, только что выглянувший за забор, кивнул. Он держал короткий Тавор, нервничал. Оно и понятно — я бы тоже нервничал.

— Выходим.

Мы вышли на улицу. Напротив, через дорогу — американское посольство, больше похожее на какую-то виллу, в пику украинскому посольству, которое намного больше и похоже на модерновый кинотеатр. И — три машины, три тяжелых внедорожника Chevrolet Tahoe, два — прямо напротив посольства, еще один — чуть в отдалении. Я узнал эти машины — такие были закуплены для Альфы, сейчас — ЦСН ФСБ РФ.

Солидно встречает Родина. Украинцы, скорее всего и не подозревают, что в этих трех машинах — достаточно спецов и оружия, чтобы за десять минут захватить украинское посольство. А может, и знают. И хрен со всем с этим…

— Вперед.

Мы перешли дорогу. Нам навстречу шагнули двое, на них были слишком теплые для этой погоды куртки, черные карго-штаны и тяжелые, штурмовые ботинки. Оружия — на первый взгляд не было, но за спиной у каждого — небольшой рюкзак. И рука — в кармане куртки — у каждого.

— Стоять! — негромко сказал один из них, но его услышали все — дальше ни шагу…

— Слоны идут на север — сказал сакральное я[52]

— Мы ждем одного человека — объявил встречающий — он может пройти. Остальные остаются на месте.

— Я должен сопровождать задержанного — сказал Кандальный.

— Мы ждем одного человека. Он может пройти. Остальные остаются на месте.

Кандальный немного стушевался

— У меня приказ.

— Мы. Ждем. Одного. Человека.

А ведь Кандальный не понял. Точняк — не понял, и я только сейчас это понял — что он не понял, не осознал новых правил игры. Он ведь до сих пор в глубине души считает, что политика — политикой, майданы — майданами, но с российскими коллегами — мы коллеги. А это уже не так. Вот этот парень — он, скорее всего из Альфы — он на него совсем по-другому смотрит. Для него Кандальный — бандеровец и враг. Украинский фашист. Он лучше будет смотреть на американца в схожей ситуации — американцы нам ничего не сделали кроме санкций, да и вообще… ведь если посмотреть на вещи непредвзято — Россия и США не воевали никогда. Именно так — никогда, ни разу в жизни. Вот тебе и главный противник. А Украина — только что обстреливала из Градов Донецк и Луганск, только что клялась «никогда мы не будем братьями», только что убивала и пытала русских людей, только что запрещала русский язык. И потому она — явный, неоспоримый враг. Если этому парню дадут команду пристрелить украинцев, чтобы обеспечить мой отход — он не будет колебаться ни секунды, откроет огонь на поражение. Украинцы сами сказали — мы не братья. Но понимали ли они, что за этим последует потом?

Навряд ли…

Кандальный достал трубку, набрал номер

— Геннадий Олегович, тут проблема…

Разговор шел по-русски. И я, в который уже раз удивился — украинцы в кровь бьются за украинский язык, но в жизни разговаривают на русском. Что это? Лицемерие? Не похоже — за лицемерие жизни не кладут. Но тогда — что?!

Разговор закончился быстро, после чего Кандальный — снял с моей руки наручник, пристегивающий меня к нему, и подтолкнул в спину

— Иди.

Я приблизился к альфовцам, подняв руки. Интересно, американцы наблюдают? Наверное, уже охренели от происходящего.

— Руки держите…

Второй альфовец приблизился ко мне, начал ощупывать

— Слон передает привет — на грани слышимости сказал он

— Я понял — так же ответил я

— Если закашляетесь или скажете что-то про Штирлица — мы уходим с вами

— Понял.

Да нет, не хочу я этого. Игра не закончена еще.

— Идите к машине

* * *

Родина — встречала прокуренным салоном, магомаевским «по переулкам бродит лето…» из магнитолы, коротким АК-104 с каким-то нестандартным глушителем, воткнутым между передними сидениями. Еще один автомат — был прикреплен на крыше. Сидевший за рулем человек — обернулся, представился

— Полковник Красин. ЦСН.

Альфа.

— Девятьяров, СВР — представился сидящий рядом с ним, блондин с умным, вытянутым лицом.

На заднем — рядом со мной сидел Слон…

* * *

На то, чтобы примерно обрисовать ситуацию — у меня ушло минут пятнадцать, все трое внимательно слушали. Даже магнитофон выключили.

Когда я закончил — первым заговорил Девятьяров.

— Вы верите Салоиду?

Я вздохнул

— Да, верю. Потому что он — профессиональный предатель. Для него — предавать так же нормально, так же естественно, как и дышать. Да, я ему верю.

Девятьяров выдохнул. Я его понимал. Не каждый день — предлагают собственными руками загубить чужую спецслужбу. Что-то это напоминает… наверное, тридцать седьмой опять же, когда немцы передали Сталину через Чехословакию компромат на верхушку армии. И полилась кровь…

Другое дело — как все это будет реализовано. И кто придет на смену этим. Они ведь будут еще хуже чем предыдущие. Если предыдущие учились воровать на рынках, базах и заводах — то эти учились грабить, мародерствовать и издеваться в зоне АТО. Они хуже бандитов из девяностых, хуже ворья из нулевых, хуже всего, что было до этого. Они ни на секунду не остановятся перед выстрелом в голову. Ни на секунду не остановятся и перед тем, чтобы предать. Если предыдущие максимум что могли сделать — режим «Туркменбаши», то эти сотворят такое, что Гиммлер нервно курит в сторонке.

— Хорошо — сказал Девятьяров — мы принимаем игру. Так и передайте.

— Понимаю.

Я достал флешку и передал Девятьярову.

— Что это?

— Показ. Если верить Салоиду, это — вступительный взнос.

Девятьяров взвесил флешку на руке, задумался.

— Что говорите, он хочет

— Помощи. Больше мы не о чем не говорили.

Завозился Слон, который до этого не произнес ни слова

— Паша… ты бы покурил что ли

Девятьяров пожал плечами

— Извини, не могу. Справа хохлы, слева американцы — только объявиться не хватало…

— И все-таки.

— Давай, я музыку послушаю

Девятьяров надел большие наушники. Вроде, не стрелковые[53]…

— Ты как, дружище?

Я кивнул

— Норм.

— Мы тебя потеряли после Болгарии

— Долго жить буду. Я примерно там же, где и Штирлиц живу

Слон кивнул

— Салоид — я понимаю, тот самый, из Одессы?

— Он

Молчание

— Этого следовало ждать.

— С чего он решился?

— А хрен его знает. У меня такое подозрение, что его обламывать стали. Это же змеиный клубок, и по сравнению с теми, кто там давно — кто он такой? Там — система. Голем. В котором сумма целого намного больше, чем сумма отдельных его частей. Как обламывают на Украине, ты понимаешь — с уголовными делами и всем прочим. Вот он и решил снять куш пока не поздно. И уйти на покой. Как там говорил папаша Мюллер?

— Помните: Мюллер, гестапо — старый усталый человек, который хочет спокойно дожить свои годы на маленькой ферме с голубым бассейном. И ради этого я готов сейчас поиграть в активность…

— Во-во…

Фильм «Семнадцать мгновений весны» нам не раз показывали, как учебное пособие. Многое мы помнили наизусть.

Слон помолчал

— Есть еще одно… — наконец сказал он — возможное объяснение активности Пивовара, Салоида и иже с ними

…

— Мир катится ко всем чертям. Та схема, при которой ресурсные страны за высокую цену продавали свои ресурсы и тут же — покупали по не менее высоким ценам изделия развитых экономик мира — не работает уже три с лишним года. И мир подошел к пределу прочности. Саудовская Аравия потратила все деньги на войны, вышла на рынок заимствований — но занять не может, потому что никто не уверен в том, что она будет существовать через год. Проели свои запасы мы, Казахстан, Азербайджан. Но нам будет не так больно падать, как тем, у кого вообще ничего нет кроме нефти. Или кроме руды. С другой стороны — проеденные резервы означают, что американцы больше не смогут продавать по всему миру свой Эппл, а немцы — свой БМВ. Просто ни у кого не будет денег, чтобы купить, никто не сможет себе этого позволить. Мы на пороге второй Великой депрессии и возможно, мировой войны.

— К чему ты это?

— К тому, что президенту Украины отказали в очередном кредите МВФ. Трамп демонстративно не хочет знать про Украину. Украина фактически списана со счетов, хотя не все это пока понимают.

— Сколько раз это было…

— На сей раз это серьезно. Мы на пороге третьей волны кризиса. При которой — нам не помогут резервы, которые помогли нам при первых двух. Резервов больше нет. С лодок сбрасывают балласт, все от чего можно избавиться. Украина — как раз такой балласт, ее сбросили с лодки, как до этого сбросили Аргентину. [54]Всем плевать, что с ней будет.

— Ты хочешь сказать, что ее сбросили на нас?!

— Не знаю — потер глаза Слон — думаю, ее просто сбросили. Когда надвигается шторм — не думают, а просто сбрасывают. Думаю, всем просто надоело… сколько можно. На Украине никогда не будет ничего хорошего. Никогда.

— Думаешь, Салоид говорит не только от себя и СБУ? Что Банковая [55]ищет ходы?

— Возможно. Только надо иметь в виду, что денег у нас нет, даже я — это хорошо понимаю. В тринадцатом году — они были, мы реально могли помочь, а сейчас денег нет. Нам бы самим воды не нахлебаться.

Слон стукнул кулаком по спинке сидения впереди, полковник из Альфы — удивленно обернулся

— Уйти не хочешь?

— Нет.

— Хорошо. Тогда играем до конца. Попроси, чтобы тебя перевели в Киев, если ты не в Киеве. Мы тебя найдем, по маяку.

— Какому маяку?

— Тому, который я поставил на тебя — сказал Слон — не боись, не засекут.

— Что мне сказать Салоиду?

— Что согласие предварительно получено. Но нам надо проверить материалы. После чего — мы примем окончательное решение

То же что и Девятьяров…

— Хорошо, тогда давай

— Не теряйся

Мы стукнулись кулаками — и я пошел из машины. Намек на деньги я понял — ГРУ денег не даст. Но это не значит, что инфу нельзя взять обманом или силой.

И надо быть осторожным.

Информация к размышлению. Документ подлинный

Суть происходящего скрылась за дымом пафосных фраз. В этом дыму люди перестают видеть друг друга, он искажает реальные очертания страны, где ежедневно сгорают жизни, обугливаются надежды и все еще тлеет вера. Дискуссии неизбежные и необходимые свелись к идиотскому противопоставлению надуманных "зрад" и "перемог", "нас сливают" и "ми здобули", к искусственному делению на условных "чужих" и условных "своих". Мы еще только "здобуваємо". С возможностью "слива" способно мириться только то, что не тонет, а этого добра, к счастью, у нас меньше, чем хочет враг. У нас пока скудно с "перемогами", но они неизбежно появятся, когда одни научатся замечать робкие успехи, другие — трезво их оценивать, третьи — трансформировать частные удачи в полновесные победы. Разговоров о "зрадах" будет меньше, когда каждый почувствует свою долю ответственности за все происходящее в стране. От президента до обывателя.

http://gazeta.zn.ua

Украина, Киев. 23 июля 2017 года

Из Минска я возвращался в Киев со смешанным чувством… чувством стыда, отвращения и тревоги. Я, много лет проживший на Западе, работавший, а в детстве и проживший в сумме почти четыре года на Украине чувствовал, что мои коллеги не правы. Что Москва, не права. Что Центр не прав.

Что нельзя, озверев, вести себя с Украиной по принципу «чем хуже, тем лучше». Что нельзя ни раскапывать, ни содействовать раскапыванию смертоносного лубянского могильника, который не менее опасен, чем гитлеризм, который уже раскопали. Что единожды пущенная в массы зараза шпиономании и политического психоза — не сможет остаться в границах Украины, она обязательно перекинется на нас. Ведь и у нас… сколько народу готово верить и сбивать до крови руки, требуя «покарать»? А на всякий спрос обязательно будет предложение. Не может не быть. Украина это хорошо показала…

Но я по-прежнему чувствовал себя солдатом. Солдатом тайной войны. И сказать, что не буду выполнять приказ — я тогда не мог. Пусть даже этот приказ был облечен в форму вежливой просьбы…

Пусть крысы сожрут друг друга — сказал Слон. Да, но сколько они при этом сожрут людей, а? Ты не подумал об этом, Слоняра?

Кандальный — первым делом снял с меня «кандалы» и угостил сигареткой, которую я не взял. Вел он себя до отвращения угодливо и жалко… но я понимал, что с арестованными, он ведет себя и будет вести совершенно по-другому. Совсем по-другому.

Я смотрел на него, с виду нормального человека, служаку и думал — что же с нами не так? Откуда такие берутся… с хроническим прогибом спины, готовые целовать в ж… начальство или того, кого укажет начальство — а через несколько минут сживать со свету других… тоже тех, на кого укажет начальство или просто тех, кто слабее. Когда остановится это колесо «отрицательного отбора», когда наверх пробиваются самые наглые, лживые, беспринципные, поддакивающие, подлые и жестокие? И что делать, если даже Революция достоинства, которая затевалась с вполне благими целями — уже через три года оборачивается триумфом «вот этих».

Не знаю…

Когда въезжали в Киев… а я был уже не в статусе «задержанного», судя по обращению со мной — я заметил, что водители, заметив конвой машин, начинали сигналить. Плохой признак. Но Кандальный — ничего не замечал…

* * *

На сей раз — Салоид принимал меня, видимо, в своем настоящем кабинете. Он был в здании центрального аппарата СБУ и высокий начальственный его статус подтверждался, как и раньше, двойными дверьми на входе и пристроенной комнатой отдыха. Когда у власти в стране был Сталин — тогда и построили все эти комнаты отдыха, потому что вождь работал до утра, и вместе с ним — до утра оставалось на работе все начальство. Бессонница вождя — оборачивалась бессонницей всей страны.

Еще из окна был виден установленный пару лет назад памятник — Георгий Победоносец, или кто там — поражает копьем двуглавого орла. Смешнее этого памятника сейчас — не было ничего на свете…

Салоид был бодр и возбужден. Возможно, даже принял что-то. Он встал из-за стола, что означало особое почтение, пожал мне руку…

— Как съездили?

— Хорошо — односложно ответил я

— Вот и отлично. Отлично. Видите, все разъяснилось.

Салоид взял со стола скрепленные степлером листки бумаги, и протянул мне.

— Вот, ознакомьтесь. Можете занять комнату отдыха, сейчас, я распоряжусь, стол накроют… поедите.

Я молчал. Салоид — кивнул на бумаги, которые мне дал.

— Ваши показания. Можете править, в разумных, естественно, пределах. Какие-то моменты вы лучше нас знаете. Пивовар пойдет паровозом[56] в военной части заговора. Изобличить его — наша главная задача, понимаете?

— Понимаю. Можно вопрос, товарищ… полковник.

— Хоть два.

— Вы там, в Одессе… когда меня… нас распекали, тоже товарищем полковником были? Или еще — паном полковником?

Салоид махнул рукой

— Товарищем, паном — какая сейчас разница. Вы же помните, какое время было. Все на ушах стояли. Государство ни к черту, кто что хотел то и творил. Каждый как мог, так и выживал, понимаете? Нельзя людей в этом обвинять.

— Да — сказал я — я понимаю…

* * *

Поесть мне действительно принесли, наверняка из буфета СБУ. Девица, которая все это принесла, весьма недвусмысленно дала понять, что может и другие услуги оказать — но мне это было не нужно.

Я читал набросанные на компьютере мои показания. Где надо правил.

Вообще, молодцы. В который раз говорю — молодцы мои коллеги. Нет, не здешние — а те, что на Лубянке и в Ясенево. Нашли контакт с местными и в нужный момент ударили. Нашли слабое место — прежде всего, Садовнено. Потому что ни один постсоветский политик — не отличается по пути от другого, в какой бы стране он не занимался политикой. У нас — система сдержек и противовесов не работает. Каждый политик, получив часть власти, заняв место, которое оговорено ему законом или конституцией — стремится довести свою власть до абсолюта. Стать не просто винтиком системы — а стать над системой. Отобрать ВСЮ власть у других. Стать неподконтрольным и неподотчетным никому. Какие-то сдержки и противовесы — он воспринимает как личный вызов.

В этом, кстати, и заключается тайна, почему Россия, Беларусь и Казахстан — успешнее и много успешнее Украины. Во всех трех этих странах — их Папам удалось консолидировать власть, после чего они приступили к решению других, уже реальных, насущных проблем. И плохо ли, хорошо ли — но решили их. А вот на Украине — консолидации власти так и не произошло. Она была сорвана двумя майданами. Начиная с 2004 года — эта грызня за власть так и идет, не прекращается, и страна с ее проблемами — брошена на произвол судьбы. И вот сейчас Порох — посредством СБУ, шпиономании и с тайной помощью из Кремля — делает третью попытку. И, в общем — то, у Кремля нет никаких проблем с тем, что на Украине Папой будет Садовний — да кто угодно, лишь бы «за базар отвечал».

Но что-то мне подсказывает, что и в этот раз может не получиться. Если бы в 2009 году… хотя бы в 2013 — могло бы. А сейчас — слишком много оружия на руках. И слишком много тех, кто готов идти до конца.

Каким бы он ни был.

Я читал. Правил. Делал пометки…

* * *

Пивовара били не сильно — но били. Я это понял, по тому, как он шел. По лицу, по крайней мере, не били. Конечно, Салоид первым делом дернул меня на «очняк[57]» — ему надо было закреплять показания. Куй железо, пока горячо.

Пивовара усадили напротив меня, он криво усмехался. Поставили видеокамеру. Салоид — появился в кабинете в мундире, с наградами. Важно сел за стол.

— Готово?

— Одна минута — сказал оператор.

— Быстрее давай.

Пивовар смотрел не на меня, он смотрел на Салоида

— Ты что ли?

— Пан подследственный — сказал Салоид — все, что вы хотите сказать, вы сможете сказать позже. Вам будет предоставлена возможность высказаться в рамках следственного действия…. Работает?

Оператор показал большой палец

— Сегодня, четырнадцатое июля, две тысячи семнадцатого года, Киев, улица Владимирская, 33, кабинет двести восемь. Мною, заместителем начальника главного следственного управления Службы безопасности Украины, полковником…

* * *

Завершив долгое и нудное зачитывание положенных по УПК Украины формальностей, разъяснение нам наших процессуальных прав, полковник Салоид обратился ко мне.

— Пан Беднов, скажите, кто сейчас находится напротив вас?

— Напротив меня в данный момент находится генерал-лейтенант Вооруженных сил Украины Пивовар. Последняя известная мне должность — заместитель начальника ГУР МО Украины.

— Что вы знаете о преступной и шпионской деятельности этого человека?

— О преступной деятельности господина Пивовара мне стало известно в Одессе, в связи с расследованием дела об убийстве независимой журналистки по фамилии Курченко. Это было в августе прошлого, две тысячи шестнадцатого года, я находился в городе в качестве инструктора и представителя европейской полицейской миссии содействия Украине. Расследование вели украинские детективы, прошедшие подготовку в Польше, я выступал в качестве наблюдателя. И играющего тренера, если можно так выразиться. В ходе расследования этого убийства было установлено, что убийство совершила устойчивая преступная группировка, состоявшая из ветеранов АТО и действовавшая в целях недопущения раскрытия Курченко информации о существовании и деятельности этой группировки. По данным, которые нам удалось получить — преступную группировку создал генерал Пивовар, в целях совершения тяжких и особо тяжких преступлений в его интересах как во время его службы в АТО, так и после завершения активной фазы АТО. Указанная банда контролировала часть Одесского порта, осуществляла силовое прикрытие торговли оружием, наркотиками, контрабанды нефти и товаров, совершала заказные убийства. Это была активно действовавшая организация рэкетиров и киллеров. В ходе расследования преступлений, совершенных бандой, входящие в банду киллеры начали охоту на меня и сотрудников Одесской криминальной милиции, в результате чего были убиты…

— Перерыв пять минут — не выдержал Салоид.

Мы вышли в комнату отдыха. Салоид был зол.

— Ты что творишь?

— В смысле?

— Твои показания! Его надо обвинить в военном заговоре! Зачем ты ему уголовщину лепишь?!

— Какая разница, ему бандитизм и заказные убийства лепить или что? Там и доказать проще будет.

— Ты мне не юли! — побагровел Пивовар — за дурака меня держишь?! Думаешь, я не понимаю?!

Да все ты понимаешь, полковник Пивовар. Здесь все и всё понимают очень быстро. Ведь если Пивовара начать колоть на бандитизм и заказные убийства, то всплывут и фамилии тех, кто заминал преступления по указке сверху, и кто потом «купировал» скандал с раскрытием информации Этинзоном, и кто отправил отряд боевиков нам по следу, когда мы прорывались в Приднестровье, чтобы спастись. И как Этинзона убили на границе боевики Национальной гвардии Украины. И возникнет вопрос — а кто покрывал банду и заметал следы на месте, кто преследовал тех кто рассказал правду, кто врал, кто отправил по следу правдоискателей убийц. А кто, кроме Салоида, который на тот момент был начальником Одесской криминальной полиции, причем почему то с СБУшными корнями.

И встает вопрос — а судьи то — кто?

— Короче, будешь говорить про шпионаж, понял?

— Понял… — со вздохом сказал я.

— Смотри у меня! Без самодеятельности!

Мы вернулись в кабинет.

— Беднов, расскажите, что вам известно о шпионской деятельности Пивовара?

…

— Является ли Пивовар агентом спецслужб Российской Федерации?

— В каком-то смысле — да, является.

— Поясните свою мысль.

— Генерал Пивовар вышел на нас с предложением о сотрудничестве. Оно было принято.

— Поясните, каким предложением?

— У генерала Пивовара была информация на продажу.

— Какая информация?

— Информация, которой он владел по должности. Планы разведывательной работы против России, в том числе в Крыму. Списки потенциальных и реальных агентов.

— Крым принадлежит Украине — подал голос Пивовар

— Вам будет предоставлено слово, генерал — строго сказал Салоид — пока помолчите. Вы нас здесь своим показным патриотизмом не обманете. Не пройдет! Беднов, сколько хотел Пивовар за свою информацию?

— Каждый пакет документов он оценивал отдельно. Список агентов в Крыму, например — пятьдесят тысяч долларов.

— Пивовару были выплачены эти деньги?

— Для этого я и приехал в Украину — вздохнул я — хотя не хотел.

— Пивовар говорил о планах свержения законного правительства Украины?

— Да — на этот раз совершенно искренне ответил я — он даже гордился своими планами. Говорил, что Украине нужна сильная рука, военная диктатура. Говорил, что всех потенциальных смутьянов надо направить в лагеря, в ГУЛАГ.

Салоид довольно заулыбался, одобрительно кивнул

— Он прямо так и говорил?

— Да. Прямо так и говорил.

— Что еще говорил Пивовар?

Информация к размышлению. Документ подлинный

«…А дальше будет насилие. Следующий Майдан будет атаковать, а не защищаться. Он будет стрелять первым. Тысячи стволов, разграбленных в начале года, ждут своего времени. Каждый участник АТО тоже домой потянет оружие — понадобится. Милитаризация пассионариев — это прямой результат бессилия, которое породил предыдущий Майдан. Бессилие — это тот вызов, который будет стоять перед обществом презренных и обманутых.

…А дальше последняя надежда — только на «протывсихов» (которые голосуют против всех. Мой перевод). Следующее (и, безусловно, лучшее) государство могут пересоздать только «протывсихи» — продукты радикального постмодерна, которые не признают самого принципа делегирования власти этим, как бы помягче выразиться, "политикам". Партийным адептам трудно признать, что Евромайдан начали эти самые «протывсихи» — аполитичные активисты и студенты, которые бросили клич "Без политиков". И они победили бы, если бы не лидеры оппозиции, которые энергию Майдана конвертировали в свои персональные успехи. Да, именно «протывсихи» являются авторами Революции достоинства. Такую красивую поэтическую название это событие получило именно потому, что на арену вышел сегмент «протывсихов», который сказал: мы не доверяем никаким политикам, поэтому мы вышли за себя, за свое право, за свое достоинство. «Протывсихи» проиграли год назад. Но именно они, возмущенные и доведенные до бешенства, имеют наибольшие шансы стать генератором новых возмущений. Потому что они в очередной раз убедились: нельзя было отдавать Майдан в руки партийных вождей. Теперь «протывсихи» уже никому ничего не отдадут. Они отомстят сполна.

…А дальше любой новый Майдан не будет иметь политического лидера. Он не приведет к новой власти. На теперешней власти заканчивается скамейка запасных в украинской политике. За ними — никого. Пустошь. В этой стране существует только власть против общества. Никакой третьей силы. Все так называемые непроходные — нереволюционные, поэтому их в расчет брать не приходится. Следовательно, потенциальный Майдан станет антиполитическим. Он будет направлен против политиков как биологического вида. Он не будет предусматривать передачи власти тем, кто на подходе, ибо таких не существует в природе. Новый Майдан будет антисистемным, а следовательно, разрушительным. За ним не будет силы, которая способна пересоздать новое государство на руинах предыдущего. Это будет акт масштабного разрушения без акцента на последствиях.

…А дальше каждый день будет укрепляться ощущение, что нас «поимели». Скоро вскроется, кто кому подписывал тендеры, кто чьи рефинансировал банки, кто заработал на курсе доллара, кто допечатывал гривну, кто в каком особняке живет, и кто с кем о чем договаривался в то время, как в зоне АТО каждый день погибал кто-то безымянный. Вспомнятся глупые обещания. Осознание "нас поимели" станет фундаментом реванша тех людей, которые очень тяжело и надрывно пережили каждый стресс.

…А дальше психосоматическое лицо предполагаемого Майдана будет ужасным. Оно не будет напоминать тех улыбающихся мальчиков и девочек, которые угощали горячим чайком "беркутят", ласково скандировали "Мы за Европу" и креативно разрисовывали свои мордочки в сине-желтые цвета. Нет, это будет гримаса. Каждый месяц после Революции достоинства множит число людей, которые перешли границу умышленного убийства. В них уже нет психологического барьера перед выстрелом в голову. Повсеместно будет звучать крепкий трехэтажный мат. Из уст будет литься ненависть и очень аргументированная злость. Нам будет неприятно смотреть в глаза этому некрасивому Майдану. Но именно он станет нашим коллективным зеркалом.

…А дальше будет продолжение драмы. Вечной украинской драмы, которая замешивается на неспособности политиков дать отпор гигантскому искушению "косить" бабло. Государство, построенное так: власть зарабатывает, а народ ждет. Эта драма подарит нам еще много кульминаций, но она не предполагает хэппи-энда. Потому что совершенно неважно, с какой эмоцией ты выходишь на Майдан. Или ты выходишь улыбаться и прыгать, или ты выходишь проявлять невиданный героизм и бесшабашность, или ты выходишь жечь машины и бить стекла, или ты выходишь отстреливать ненавистных коррупционеров — ты все равно расписываешься в своей немощи творить государство. Ты все равно становишься улицей. А улица знает только один язык — "натворить делов и разойтись по домам".

В этой стране могут появиться тысячи Небесных сотен, но эти лица убиенных так и останутся в папке "Другое". Потому что мы не умеем творить государство, в котором хочется жить. Это нам не по силам. Это не под силу политикам, которых мы добровольно выбираем. Это не под силу даже молодому поколению, которому проще свалить отсюда. Мы можем разве что время от времени бороться за шансы — и снова не терять возможность их потерять. Нас ничто ничему не учит. Ибо мы — вечные безгосударственные революционеры, которые выращивают себе дракона, против которого позже, когда он наест себе пузо, будет не стыдно бороться».

Остап Дроздов, Львов

Украина, Киев. Коло конца

[58]

. 24 июля 2017 года.

Мы с тобой идем по Киеву

Власть касается хреновая

На столбах что слева старая

На столбах что справа — новая…

Автор неизвестен

С чего начинается революция…

Говорят, что когда французской королеве Марии Антуанетте доложили, что у людей нет хлеба, она в удивлении спросила: но почему они не едят пирожные? Через некоторое время, она сложила голову на гильотине, но перед этим — прошла долгий и страшный путь, увидела смерть близких людей, мужа, в Версаль врывалась толпа и она в одиночку — защищала детей от разъяренной толпы. Ну, а глашатаи революции — Дантон, Робеспьер, Марат — пережили Ее Величество ненадолго. Кого настиг кинжал убийцы, кого гильотинировали соратники. На том свете — наверное, им было о чем поговорить…

Февральская революция началась с того, что в Петербург не подвезли достаточно муки и в магазинах пропал самый дешевый, черный хлеб. Белый, подороже — лежал свободно. Для справки — в Австро-Венгрии к тому времени уже был голод, в большинстве воюющих стран было введено нормирование продуктов. У нас даже Думу не распустили. Как то неожиданно — лозунг «Хлеба!» сменился на «Долой самодержавие!». А уже через несколько месяцев — разъяренная толпа матросов, солдат и рабочих ворвалась в Зимний, который к тому времени было некому охранять. Арестовали Временное правительство и бросились в подвал — там были винные склады, трубы горели. Но это дураки — а те, кто поумнее, остались наверху и организовали советское правительство. Тогда — никто не дал бы этой власти и месяца, а оказалось — на семьдесят с лишним лет.

Но, в общем и целом — власть пошатнулась задолго до этого, утратив даже минимальное согласие общества с тем, что она им правит. Самодержавие — мешало, в общем-то, всем, кто был в тот момент в Петербурге. Работяга был недоволен тем, что благополучие жизни пошатнулось, да и выпить больше не выпьешь — сухой закон, однако. Солдатики, служащие при Петроградском военном округе, и матросы, которые просидели всю войну на кораблях, зверея от безделья — были весьма раздосадованы возможной перспективой отправки их на фронт. Там, кстати, столичных так и назвали: петербургские беговые батальоны. Политически активные были недовольны, потому что они всегда недовольны, даже если их черной икрой накормят — найдут к чему придраться. Крупные капиталисты, политические авантюристы типа Керенского, умнейшие и циничнейшие политиканы типа Гучкова — были недовольны тем, что им так и не удавалось взять в свои руки реальные рычаги власти, как это удалось их коллегам в Великобритании. Владимировичи — следующая по престолонаследию ветвь дома Романовых после Александровичей — были недовольны, что им никак не удается прорваться к власти. Хотя они готовили заговоры еще против Александра III. А потом удивляемся — как это Вел. кн. Кирилл Владимирович нацепил на грудь красный бант и повел Гвардейский флотский экипаж на присягу Временному правительству. На власть мальчик рассчитывал, а потом еле ноги унес. Так, в общем, получилось, что Царь не устраивал никого, даже членов своей семьи. А потом…

И в девяносто первом… С чего все началось? С того, что торговать разрешили помаленьку. А потом вдруг и выяснилось, что никто светлого будущего ждать не хочет, что всем надо «здесь и сейчас». И если для этого, к примеру, надо отделиться от СССР и провозгласить «нэзалежность» — то так тому и быть. И если мы говорим о том, как сейчас бомбят Донбасс, то давайте вспомним, и сколько там проголосовало за «нэзалэжность». Восемьдесят три процента! А перед этим — вводили «карточки потребителя», да устраивали заградительные посты на дорогах, чтобы не вывозили товары, чтобы их «москали», упаси Бог, не объели[59].

А потом и думаем — за что нас…

С чего началась украинская голгофа?

Никто этого не знает. Может, с того, что на злосчастном референдуме декабря 1991 года русское население Украины проголосовало за независимость, поверив сладким речам профессионального лжеца Кравчука. Кто-то говорит — еще раньше, с того что первым президентом Украины избрали не бескорыстного диссидента Черновола, а перекрасившегося коммуниста Кравчука. Один украинский писатель сказал, что у Украины был шанс еще при Кравчуке — стать нацией мелких лавочников — а вот при Кучме уже нет. Конечно, для нации, производящей космические ракеты стать нацией мелких лавочников — самое оно.

Многие считают, что крестный путь Украины начался с дела Гонгадзе[60]. Но дело Гонгадзе — а после него, и начатой акции «Украина без Кучмы» власть больше не чувствовала себя уверенно ни одного единого дня — оно всего лишь вскрыла тот глубочайший раскол, который чувствовал в обществе, те чудовищные напряжения, которые в нем копились. Было две Украины. Украина юго-востока, Украина промышленная, торговая, портовая, городская — привыкшая к порядку и воспринимающая власть как что-то нужное и важное, упорядочивающее жизнь. И вторая Украина, Украина Запада, Украина сел и местечек, Украина селюков, Украина борьбы. Эту Украину вряд ли можно ассоциировать с одним только Западом — во Львове, например, в пятидесятые, коренные горожане жаловались, что понаехавшие из сел ведут себя совершенно неподобающе: одни держат на балконе свинью, другие стихи Шевченко на улице декламируют… так нельзя. Но если город раньше как то справлялся с Украиной селюков — то теперь ситуация изменилась. Многие горожане эмигрировали… Одесса переехала в Хайфу, Израиль, Киев, Харьков… ехали куда угодно, от Москвы и Берлина до Аргентины. А крах колхозной системы, крах украинского села — погнал «селюков» в города. И их было слишком много — достаточно, чтобы диктовать условия.

Происходящие события ярко высветили еще один момент, который вовремя не поняли, не оценили и не учли. Он — в принципиально разном характере интеллигенции в России и Украине. Русская интеллигенция — презирает и ненавидит простой русский народ, не считая его своим. Интеллигент в России — не просто против власти, он всегда против народа, он обличает его привычки, его убогость, он с наслаждением расковыривает его болячки, он его поучает — свысока и через губу. Люди видят это и отвечают интеллигентам лютой ненавистью: когда власть принимается сажать интеллигентов в тюрьмы, народ лишь злорадно ухмыляется. Русский интеллигент даже стыдится того что он русский, по его мнению Россия — тюрьма народов, а быть русским — стыдно. Интеллигент в Украине — это человек, сформировавшийся в борьбе за державу (а не против нее), за украинское самостийное государства, и не отделяющий себя ни от народа, ни от (sic!) государства. Для украинского интеллигента народ — это его дети, государство — это высшая ценность, на защиту которой он яростно бросается. Украинский интеллигент есть украинский патриот, это обязательно — в то время как в России обязательно обратное. Поэтому — украинский народ доверяет интеллигенции, и когда раздается клич «все на майдан!» — бросается на майдан. А интеллигенция — дает народу голос и требует быть услышанной. Вот почему в Киеве произошло два майдана, и вот почему — ждать майдана в России большая, очень большая глупость. Если в России и будет майдан — то интеллигенты «зависнут на осинах» одними из первых…

Про первый майдан сколько всего переговорено, что говорить смысла нет. Гораздо более интересен второй. С политической точки зрения он был гораздо слабее первого — если первый предполагал поддержку вполне реального, неплохого (как казалось) на тот момент кандидата в президенты, имеющего какую-то внятную программу — то у второго ничего этого не было, он и случился не под выборы, как ожидали. Труба пониже, и дым пожиже — но результат еще более сокрушительный. Если первый майдан расколол страну — то второй столкнул его в образовавшуюся пропасть.

Президент Украины, большой мастер политической игры — сначала шантажировал Кремль заключением договора с Европой, тянул игру до последнего — потом сделал «финт ушами», кинул Европу (причем публично) и поехал в Москву. Привез оттуда пятнадцать миллиардов льготного кредита и низкие цены на газ.

Но когда закладываешь такие резкие виражи — покрышки горят не только на автомобиле.

Сначала — на митинг вышли студенты. Их было мало, выглядели они жалко, размахивали европейскими флагами, кажется, даже танцевали. И если бы на них не обращали внимания — они может и сейчас бы там сидели, палатку поставили и сидели. В Украине это нормально, сторонники Юлии Тимошенко больше двух лет в палатках на Крещатике жили. Но с Януковичем произошло то же самое, что в свое время с Николаем Вторым — он поссорился со всеми. Он кинул Запад и не пошел в Европу. Он кинул Донбасс и так и не сделал страну полностью двуязычной юридически — просто зафиксировав реальное положение дел. Он обобрал своих собственных сторонников — его сын не стеснялся отжимать бизнес у «своих». Наконец… думаю, мало кто понимает, что скидка на газ для сторонников Януковича, тех кто приподнялся на газовых схемах, означала только одно — доля каждого будет меньше. Ведь чем выше цена на газ для Украины, тем больше процент каждого участника, верно? И они предали его. Подставили, отправили Беркут и приказали избить студентов. А потом предавали дальше, раз за разом. И в конце концов, предали окончательно, спровоцировав бойню двадцатого февраля — ровно в тот момент, когда Янукович уже вышел с оппозицией на соглашение.

Янукович — не стал спасать ситуацию, он поступил точно так, как поступил бы самый «справжний хохол» — он втiк. Как в той поговорке — нацарювать бы рублей сто, да втичь. Президент одной из крупнейших стран Европы просто сбежал, бросив своих сторонников, бросив всю страну, ее граждан — на произвол судьбы. Да… это вам не Сальвадор Альенде…

Но того что произошло потом — не ожидал никто.

Крым, встретивший собственный, побитый и обожженный Беркут, послушав из Киева угрозы «прислать поезд дружбы», посмотрев в спину удирающему Януковичу и поняв, что защищать его просто некому — рванулся прочь из Украины. И успел. Следом — рванулись Донбасс, Луганск, Харьков, Одесса — но не успели. Но в Донецке и Луганске — в отличие от Харькова и Одессы — были самостоятельные олигархические кланы, готовые отстаивать границы своих территорий с оружием. Грянула война.

Но даже война — не решила главный, ключевой вопрос украинской политики — вопрос взаимоотношений социума и власти. Вопрос не был решен — с тех пор, как на всенародных президентских выборах президентом Украины был избран олигарх, в книге была просто перевернута страница. И все началось сначала.

Гречка. Титушки. Карусели. Договорняки. Широкая коалиция (ширка).

Только пенсия осталась прежней — тысяча двести гривен. А вот коммуналка — скакнула аж до двух пятисот.

Суть проблемы — можно было изложить всего лишь парой предложений. Избрали украинцы депутата, дали ему много денег и послали купить слона. Вернулся депутат через несколько месяцев, довольный, сытый и пьяный, и принес клетку. На которой было написано «слон» — но там была всего лишь мышь…

Украинцы требовали победы. Им дали Минские договоренности.

Украины требовали Европы. Им дали «план действий по членству», по которому они должны были угробить свою промышленность в обмен на обещание рассмотреть вопрос о членстве, когда они угробят свою промышленность.

Украинцы требовали безвизовый режим — им перестали выдавать визы и сказали, что это он и есть

Украинцы требовали борьбы с коррупцией. Получили дело бриллиантовых прокуроров и десятки других.

Украинцы требовали возврата в страну наворованного при Януковиче. Вернули 0,006 % [61]

Украинцы требовали деолигархизации. Получили олигарха во власти, деолигархизирующего других в свою пользу.

Украинцы требовали чистоты в политике. Получили Наш край и голосование в Раде за изменения в Конституцию совместно с Оппоблоком.

Украинцы требовали честных выборов. На досрочных выборах в Раду бывшие сторонники Януковича заняли второе место.

Украинцы требовали средних зарплат по 700 евро как в Европе. Получили тридцать с лихом гривен за доллар. И сто евро средней зарплаты.

Что самое удивительное, украинская власть искреннее считала, что она многого добилась за время своего правления. Ее любым выражением — было «да, но…». Да, мы не вернули Донбасс и Крым, но… Да, у нас нет безвизового режима с Европой, но… Да, у нас экономика упала на тридцать с лишним процентов от и так невысокого уровня, но… Да, мы не вернули деньги Семьи в Украину, но…

И власть эта, косоглазая и вороватая, на самом деле давно уже договорилась с Россией — тайно, за кулисами. И договорилась с Западом — точнее, Запад просто махнул рукой на Украину, друг друга перестали убивать, и то дело. Но вот с народом — она не договорилась. Рассчитывала обмануть в очередной раз. Получится — хорошо. Не получится… ну, что ж, чартеры на взлетке, кому в Лондон, кому в Цюрих, кому в Москву — не первый раз уже. Проворонили только один момент — теперь у народа было оружие. И теперь народ прошел войну. Ситуация была точно такой же, как и сто лет назад в тысяча девятьсот семнадцатом. Бунт то был — по меркам Российской Империи заурядным. Но — впервые за все время народ массово и хорошо вооружили…

Эти страны «хозяева»

Греют на взлетной движки

Нам же — пожаров зарево

Да набивать рожки

Пулями…

Оглядываясь назад, просто судить — надо было сделать так, надо было сделать этак. Но мы — судим, уже зная, что произошло, чем все закончилось? А могли ли знать тогда?

Не факт…

Наверное, кое-что все-таки могли и поумнее сделать. Я про это дело о военном заговоре — грязное, отвратное донельзя. Дело, где непойманные карают пойманных. Дело, где судьи и прокуроры — не менее преступны, чем обвиняемые. Дело конечно белыми нитками шито — не в том смысле, что обвинили невиновных, обвинили то как раз виновных. А в том, что это не правосудие, а политическая акция. Расправа под предлогом правосудия. Но все же — можно было сделать не так топорно. Можно.

Было.

Дело в том, что списки на процесс по делу военного заговора с поддержкой России в Збройных силах Украины — подбирала Банковая. Где находится администрация президента Украины. Где сидят люди, которые ни разу (за редким исключением) не бывали на фронте. И кто есть кто, ху из ху — они просто не знали. Списки составили из политических врагов, просто опасных персон среди военной верхушки, а так же дописали туда несколько человек, о которых попросили президентские «люби друзи[62]» — ну как не порадеть «своим».

И получилось так, что в список попали люди, которые реально что-то делали на фронте, в том числе герои обороны ДАП — донецкого аэропорта. Но в список не попали люди, которых на фронте ненавидели, старые советские генералы. Выходцы из восьмого армейского корпуса, которым в свое время командовал родной брат главы Верховной рады. Не попал Дед Мопед, которого многие фронтовики мечтали вздернуть на осине.

Наверное, Дед Мопед и в самом деле — не стал бы устраивать заговор против власти, даже если бы ему это предложили. Так как был типичным советским паркетным генералом. Как писал Суворов в характеристике — в бою застенчив. Но толпа — не размышляла, толпа — чувствовала. Толпе не нужно было настоящее правосудие, толпе нужна была расправа. И когда по телеку стали показывать новости о том, как доблестными «спивробитниками СБУ» раскрыт коварный заговор — толпа почувствовала кровь…

* * *

Уже ночью — на майдане стали собираться фронтовики. Рано постаревшие люди в камуфляже — шли на майдан неосознанно, потому что киевский майдан в Украине — стал больше чем просто местом для митингов. Майдан стал инструментом для воздействия на власть — в той ситуации, когда никаких других инструментов воздействия на власть просто не оставалось.

Некоторые из тех, кто шли на майдан — уже были там, в 2014-м, а кто-то и в 2004-м. Их — можно было отличить по тому, как они знали все прилегающие к майдану проулки, а так же и по тому, как они неосознанно выходили на проезжую часть, шли не по тротуару.

Их было немного. Потому что большая часть из тех, кто праздновал здесь победу в холодном феврале две тысячи четырнадцатого — уже лежали в земле, а кто-то — не имел даже и могилы, будучи тайком погребенным, чтобы скрыть потери. Но вместе с ними — шли многие из тех, кого не было, ни на первом, ни на втором Майдане. Шли фронтовики. В основном — из числа мобилизованных. Несколько волн мобилизации — взбаламутили страну, отсидеться, по принципу «моя хата с краю» — уже не удавалось. Мужики, которые до этого вообще не участвовали в политике — охранники, работяги, трактористы — шли на фронт, получали там оружие. Учились умирать и убивать. Мерзли в окопах и на блоках, брошенные правительством, которое послало их воевать против собственных сограждан. Без нормальной брони, без амуниции, без теплой зимней формы, часто — без подвоза продовольствия. Снабжаемые только волонтерами.

И, как и в первую мировую войну — на фронте развернулась пропаганда. Потому что когда ты каждый день можешь умереть, у тебя возникает естественный вопрос — за что? И когда на каждом шагу твое правительство до безумия цинично кидает тебя, говоря при этом красивые речи — возникает вопрос: как так. На фронте он стоит особенно остро.

А пропагандисты все — это Азов, Айдар, Правый сектор. Люди с неонацистскими взглядами. И чем больше фронт зверел от ежедневной зрады в верхах — тем более убедительной становилась их пропаганда. И еще одно — на фронте, к сожалению, были в основном русские. «Украинцы первого сорта», как называл их президент, львовяне, галичане, ивано-франкивцы — в основном от мобилизации уклонялись, бежали то в Россию, то в Польщу, то в Румынию — была в них этакая природная крестьянская хитрость, умирать за идеи они не хотели. А русские шли на фронт. И они, пыль человеческая, не имевшие такой тесной спайки с семьей, с громадой[63], жители безработных, депрессивных промышленных центров — были более восприимчивы к фашистской пропаганде, чем лукавые, приземленные и хитрые хохлы. И сейчас они тоже — кто шел, кто ехал в Киев. На майдан. Все — на майдан.

* * *

Утром — президент Украины прибыл на работу, как обычно. Вечером, он выслушал телефонный доклад о том, что дело развивается, что идут аресты, что уже получены первые признательные показания. Он и не подозревал, что домой ему вернуться — уже не придется…

С утра — к нему зашли министр внутренних дел и глава администрации, сообщившие, что на майдане собирается народ. Президент выслушал и дал добро на запуск операции прикрытия. Которая состояла из двух частей: показ по украинскому телевидению признательных показаний заговорщиков и выступление на майдане медийно значимых, обладающих общественным капиталом доверия персон, которые должны были успокоить толпу и объяснить, что происходит. В их числе — было несколько известных волонтеров — с ними заранее договорились, заслали «кошты». На всякий случай — были приведены в готовность полицейский спецназ и силы Национальной гвардии.

Когда министр и глава администрации ушли от президента — тот был уверен, что все в порядке.

Потом — доложили, что без предварительной записи просится посол США. Президент сказал, что не примет его, пусть записывается на прием, как и все. В конце концов, он президент крупнейшей европейской страны.

Выйдя от президента, министр внутренних дел дал команду тихо «изымать» прибывающих в Киев из регионов фронтовиков силами спецподразделений полиции.

И все это, как и все происходившее вокруг, была правильно по форме, но фатально неправильно, по сути. Как, впрочем, и всегда…

На Майдане — собирались люди.

* * *

В числе тех, кто собирался выступить перед фронтовиками на Майдане — был волонтер Виктор Балуев. Три года назад — участник майдана, бывший мелкий бизнесмен, которого хладнокровно и цинично обобрали как липку. Теперь — помощник депутата Рады, владелец нового бизнеса, в несколько раз большего, чем предыдущий. И часть новой «злочинной влады», против которой он так самозабвенно боролся три года назад.

Как? А вот так!

Вот так все и бывает.

Дело ведь не только во власти. Все эти министры, депутаты Рады, судьи, прокуроры — они не с Марса прилетели, верно? И не назначены оккупационной администрацией. Они — часть тяжело больного украинского общества, постоянно порождающего все новых коррупционеров и зрадников. И винить за это — надо только себя самих.

Основных причин здесь две. Первая — Украина и украинское общество построено на лжи как базисе существования, ложь — стала элементом бытия. Украинское общество начиналось со лжи, когда Кравчук пообещал, что русские на Украине будут жить лучше, чем в России, а евреи лучше, чем в Израиле. Украинское общество всегда жило и живет во лжи, когда людям пихают в головы совершенно безумные вещи, о том, что украинской истории тридцать пять тысяч лет, о том, что украинцы выкопали Черное море, о том, что украинцы научили русских есть горячую пищу, а то русские все сырым ели. Все понимают, что это ложь, но никто не опровергает, все просто живут в этой атмосфере лжи. Хуже того, во время войны эта проблема не только проявилась, но и безмерно обострилась: привыкшие к малым дозам лжи, украинцы жадно глотают ложь уже чудовищную: что взорвался кондиционер, что донецкие ополченцы сами себя обстреливают, что на Украину зашли две дивизии бурятского спецназа. Так стоит ли осуждать депутатов, прокуроров и судей, привычно лгущих в ответ на вопрос, откуда ЛандКруизер и квартира в Лондоне или Майами? Их ложь — детский лепет по сравнению с той, которой «годуется» большая часть украинского свидомого социума.

Вторая причина в том, что в отличие от России — в Украине так и не отказались от построения общества на основе идеологии. Это в России — худо ли бедно ли — но строят общество всеобщего капиталистического благоденствия, где для того, чтобы быть членом какой-либо партии — надо просто проголосовать за нее на выборах. И да — у человека должно быть свое личное пространство и право на выбор, как в Америке. В России — никто не подойдет и не скажет: ты почему не на державной мове не разговариваешь?!

А Украина построена на болезненной идеологии украинства. Памятники Ленину — заменили на памятники Шевченко, в каждом украинском присутственном месте, в каждом посольстве за границей — обязательно, шевченковский уголок с рушниками, портретом и томиком Кобзаря. Все говорят по-русски, за исключением Львовщины — но государственный язык обязательно украинский. Вопрос государственного языка — становится причиной блокирования трибун в Раде на многие недели, за «язык» в Украине и убить могут. И да — обязательно «в Украине», а не «на Украине» — это как система опознания «свой — чужой». Европейский выбор Украины сомнениям подвергать не положено, объявят зрадником. Федерализация — смерти подобно[64], и это несмотря на то, что многие успешные государства мира являются федерациями, а богатейшая Швейцария — даже конфедерацией, с тремя государственными языками.

И так получается, что важнейшие, болезненные вопросы строительства нового государства, и нового общества, ключевые вопросы — как нам вписаться в глобализированную экономику, что мы можем предложить на экспорт, на чем сможем зарабатывать деньги, как нам поднять благосостояние украинцев, где, на каких заводах мы будем работать, что нам делать с доставшейся нам оборонкой — все это отставляется в сторону перед более важными, не дающими покоя уже двадцать лет вопросами: язык, федерализация, голодомор.

И на этой почве — возникают, живут и процветают до боли знакомые нам человеческие типы времен развитого социализма: которые строят коммунизм, ходят на демонстрации, голосуют на партсобраниях — и при этом тащат, воруют все, что попадется под руку. Эта моральная нечистота, моральная плесень — она не в девяносто первом году родилась. Просто в России сделано и делается многое, чтобы избавиться от этого. Капитализм по-своему честен, там универсальное мерило всему — деньги, и лозунгами не отговоришься — есть деньги или нет. А Украина — поменяла вождей на пьедесталах, но систему, где на все есть один ответ — Слава Украине — сохранила. И продолжает пожинать горькие плоды.

Виктор Балуев начинал как обычный волонтер — с присущей ему коммерческой хваткой он договорился, нашел контакты и начал ввозить из-за границы комплекты НАТОвской формы со складов длительного хранения. Чаще всего не ношенная, она была на порядок лучше китайской «клееночной» формы, которую прозвали «гелетеевка» — при попадании огня она воспламенялась, и человек в ней сгорал заживо. На Майдане — был популярен бундесверовский флектарн, он был самым дешевым, а ткань — не сносишь. На фронте — больше шел британский камуфляж МТР. И первоначально — волонтеры и в самом деле возили бесплатно, потому что блоков тогда не было, и указа президента о блокаде мятежных территорий — не было, и у армии — не было денег. А потом — появился и указ, и блокада, и очереди на границе по несколько километров из фур, и блокада Крыма, и… еще много чего. И тарифы на пропуск появились — за фуру, за небольшой грузовичок, за мопед или челнока, за то чтобы поставить в начало очереди. Впервые за все время украинской независимости — у армии появились деньги. И неплохие деньги — на блоке, который стоит на трассе — в хороший день «заробляли» больше миллиона гривен. Конечно, большая часть уходила наверх, превращаясь квартиры в Киеве для офицеров среднего звена и дом в Лондоне за двадцать семь миллионов — для министра обороны. Но часть — все-таки оставалась у солдат. А на что их тратить в зоне АТО? Кто на бухло тратил — их называли «аватары». А кто — на снарягу, экипировку. Были и честные офицеры… честные то честные, но… а вот как воевать, если государство не то что современные танки, вертолеты, средства разведки привезти не может — теплой зимней формы у него нет, банальнейшего ватника. И личный состав мерзнет на блоках.

А далее — более. Перемирие — особой войны нет, но и мира нет, любой офицер понимает, что в любой момент может полыхнуть. И готовится. Свою шатию — братию в порядок привести, единообразно экипировать. Форма — не клеенчатая гелетеевка, а НАТОвская. Разгрузки, бронежилеты, желательно одинаковые и хорошие — брони много не бывает. Личное оружие — коллиматоры, глушаки, пламегасители. Снайперские винтовки — СВД уже никуда не годится[65], полфронта воюет теми разномастными винтовками, которые привезли волонтеры. И — тепловизоры. Хотя бы разведчикам и по одному на каждый блок. В современной войне — вопрос жизни и смерти. И каждый стоит как подержанный автомобиль — а современные — и как новый.

Технику перебрать — потому что все БТРы, БМП, грузовики — с советских времен, за все время независимости украинское государство технику не закупало и не ремонтировало. Да и сейчас не ремонтируют, все больше ролики снимают патриотические. Значит, движки перебирать, а где и менять, электрика, резина. Себе и замам под ж… — по Ниве или УАЗу, потому что ну не мотаться же по позициям на БТР, расходуя и так почти исчерпанный ресурс.

И на все на это — собираются деньги с блоков. А привозят все — от комплекта формы и до ремкомплекта к танковому дизелю — волонтеры. Уже не бесплатно.

Так, Балуев постепенно превратился из волонтера (работающего за бесплатно) в торговца. В отличие от некоторых идиотов, которые ездили по блокам, он предпочитал собирать заявки централизованно, от офицеров и в штабах.

Потом появился спрос и на другие услуги. Отвезти деньги «додому», порешать вопросы в Киеве в связи с их вложением. Сам Балуев по образованию был журналистом — но знакомые адвокаты и риэлторы у него имелись. Так он становился нужным и полезным офицерам, и одновременно — посвященным в их тайны. Он понимал что деньги — ворованные, но ничего не делал. И конечно — брал долю.

Потом — к нему обратились люди из Администрации Президента. Посидели, поговорили. О нездоровой моральной составляющей на фронте и в обществе, о необходимости перебить тот вал «чернухи», который льют как русские, так и определенные силы в Украине, заинтересованные в «раскачивании лодки», рвущиеся к власти. О доверии, которое украинское общество испытывает к волонтерам, и возможностях по использованию этого ресурса доверия.

Так Балуев вошел в привилегированный пул волонтеров, которые получили должности в минобороны. И заодно — выплаты, ежемесячные выплаты из фонда, который был в распоряжении министра обороны.

Потом — пришла пора идти в политику. Украинские политиканы, сами проституированные донельзя, искали способ в очередной раз отмыться. Если предыдущие разы — в списки включали героев майдана, было понятие «квота Майдана» — то в этот раз включали героев АТО. Наличие в списке человека в форме — хоть как то облагораживало этот список, на остальных участниках которого давно некуда было ставить клейма. А так как общество на фронте не бывало, оно и не знает, кто честно служил, а кто сколачивал капитал на крышевании контрабанды. Но понятно, что политики Украины — старались выбрать в списки вторых, а не первых. У вторых и наград, кстати, было побольше — потому, что они начальству заносили. И договариваться с ними было проще — рыбак рыбака видит издалека. А через кого происходила политическая вербовка в зоне АТО? Кто называл фамилии, кто подкатывал, предлагал, проводил предварительные переговоры? Конечно, тот, кто свой и тут и там. Балуев и такие как он.

Так, после выборов Балуев стал не просто помощником депутата Рады. Он — стал решалой. Тем, кто может протолкнуть вопрос. Он брал деньги, которые депутаты не могли брать напрямую. Он — при необходимости служил передаточным звеном между Администрацией президента и Радой. Он — до сих пор курировал связи между Киевом и «нулевкой», линией фронта. И если кому-то в киевской политике нужны были «левые», не отслеживаемые деньги налом, чтобы порешать какой-то вопрос, или надо было кого-то убрать — Балуев знал, к кому обратиться, сводил людей и брал за это процент.

Как то незаметно появились деньги — в Украине всегда, как только у тебя появляется причастность к принятию политических решений, как только ты становишься «вплывовым» — у тебя как то сами собой появляются деньги. Машина. Бизнес. Так — все это появилось у Балуева.

Но дьявол — никогда не забывает явиться за товаром.

Когда начались аресты — Балуев, белый как мел рванул в администрацию президента — ночью, не дожидаясь, начала рабочего дня. Как человек, имевший отношение к фронту он знал о давнем конфликте между армией, СБУ и добробатами, о том, как СБУшников отжали от многих лакомых кусков, от схем с углем, от продуктовой контрабанды. О том, как несколько СБУшников в зоне АТО элементарно убили — а СБУ это каста, они такого не прощают. И они не поверят россказням про случайно попавшуюся на пути диверсионную группу сепаров. О том, как СБУшников тупо, силой часами, а то и днями не пускали в нужные им места на фронте — ссылаясь на то, что там «опасно». Он понимал, что СБУ рано или поздно нанесет ответный удар, пользуясь тем, что чистых — нет. И он понимал, что в качестве члена «злочинного угруппованья», замышлявшего «замах на владу» может оказаться и он сам.

Уже к утру — он получил гарантии в администрации президента, что его лично не тронут, что Банковая контролирует ситуацию. И вообще — речь идет о расправе не над армией в целом, а над некоторыми зарвавшимися вконец генералами, покусившимися на святое — на власть. И над ГУР МО — главным управлением разведки Минобороны — наиболее ненавистном для СБУ подразделении Минобороны, потому что они были конкурентами и посягали на единоличное право СБУ дуть президенту страны в уши. А право это сладкое, поскольку СБУ занимается и разведкой и контрразведкой, и от того, какой компромат на кого председатель СБУ положит (или не положит) на стол Папе — зависеть может очень многое…

Но Балуев тут совершил непросительную ошибку — вместо того, чтобы быстро с Банковой уйти, отключить телефон и исчезнуть из поля зрения, пока все не закончится — он продолжал тут крутиться в расчете непонятно, на что. На что чтобы еще что-то вымозжить или выхватить. И «выхватил» — его включили в состав спешно формируемой группы ЛОМ (лидеров общественного мнения), направляемой на Майдан, чтобы выступить перед фронтовиками.

И сейчас — они стояли у машин, припаркованных у «готеля Козацький» и нервно курили, не глядя друг на друга, ожидая пока придут провожатые от организаторов и проведут к сцене. Здесь были волонтеры. Журналисты. Пара депутатов Верховной (З)рады. Писатель — перебравшаяся в Киев по делам шестерка днепропетровских «паханов». И все они понимали, что пахнет жареным — но отступить не могли.

Балуев — вслушивался в гул толпы — нестройный, не имевший ничего общего с восторженным ревом или речевками Майдана. Но он то — понимал, что такая толпа — наиболее опасна. Не заведенная умелым оратором, но заводящаяся сама по себе, не ведомая, но ведущая, себе на уме, кипящая, бурлящая, выплавляющая, как в химической реакции в тигле неведомое.

— Пошли… — люди в камуфляже с желтыми повязками, на которых был «волчий крюк» — пришли за ними.

* * *

И вот — сцена…

Вроде был обычная сцена. На которой он, журналист, блоггер, волонтер — оказывался «багато раз», и ему всегда было что сказать. Но почему тогда так страшно.

Стра-а-ашно.

Он оглянулся. Товарищи по группе — смотрели на него, и в глаза у всех было одно и тоже, одно и тоже. Умри ты сегодня, а я — завтра. Закон, по которому Украина живет последние двадцать шесть лет…

Он вышел на сцену — совсем не такую, какая была на обоих Майданах, низенькую, в основном самодельную. Ему дали мегафон, нормальной звукоусилительной аппаратуры тоже не было. Он выкрутил громкость на максимум.

— Побратимы! — крикнул он

Толпа недовольно заворчала, послышались выкрики «Какой ты нам побратим?!» — на русском.

— Побратимы, послушайте меня!

Бах!

… хлопнуло в толпе, почти неслышно на общем фоне — и Балуев, вдруг почувствовав, что ноги его не держат, и рука не держит мегафон. Он упал, и мегафон ударился об пол и издал обрывочный, но сильный звук, который услышали все на площади, и все — поняли. И толпа согласно взревела, приветствуя пролитую кровь и совершенное у всех на глазах умышленное убийство. Они впервые своими глазами увидели, как можно взять власть в свои руки, не отдать ее в очередной раз уродам. Надо просто убить.

И они готовы были это делать…

Информация к размышлению. Документ подлинный

Сегодня на Украине утвердилась самая передовая разновидность неофашизма — либеральный фашизм, именуемый более коротко либер-фашизм. Если апеллировать к Пелевину, то его можно назвать «кровавой демократурой». Это своего рода симбиоз демократии и тоталитарной диктатуры, где от демократии взята форма — выборы, «свободные СМИ», толерастия, а от тоталитарной диктатуры — суть.

В чем разница между классическим и либер-фашизмом? Объясняю образно: при классическом фашизме вас прилюдно арестуют, запытают в гестапо до смерти, а потом без всякого стеснения повесят труп на главной площади города. Далее выстроят на площади школьников, пенсионеров, трудовые коллективы и торжественно провозгласят, что так будет с каждым, кто посягнет на великого фюрера (нацию, империю, священную идею) словом или делом.

При либер-фашизме вас похитят тайно, запытают в гестапо до смерти, а потом неполживые СМИ объявят, что вы террорист, который сам себя взорвал, дважды застрелился в голову из пистолета, убил себя, не снимая наручников, сам себя пожег коктейлем Молотова, расстрелялся из РСЗО «Град» или ПЗРК (спасибо кондиционеру!). Чтобы никто не сомневался в сказанном, у вас в гараже найдут склад боеприпасов, а на Кипре счета для финансирования терактов, опубликуют в Фейсбуке план захвата мира из взломанной электронной почты. Ваш дом сожгут ваши же соратники по террористической ячейке, чтоб замести следы, а родственники, не вынеся позора, покончат с собой (описанными выше способами, конечно).

Толпы даунов узнают обо всем этом из ток-шоу по зомбоящику, и тут же бросятся строчить в соцсетях и жэжэшках, что всегда подозревали в вас врага нации, потому что двоюродный брат сестры жены любовника вашей соседки, который знал вас лично, сообщил по секрету, что вы были педофилом, сатанистом, продавали детям наркотики, лечились в психушке и являлись агентом пяти иностранных разведок. Тогда даже самые закоренелые скептики отбросят последние сомнения и будут радостно скакать, потому что террористическая угроза свободе и процветанию нации с вашей смертью устранена.

Надеюсь, я доходчиво объяснил? Для тех, кто предпочитает определения посложнее, скажу так: классический фашизм опирается на прямое насилие и принуждение, инструментами власти выступают спецслужбы, армия, единственно правильная партия и прочие привычные институты тоталитаризма. Либер-фашизм построен на манипуляции и имитации. При либер-фашизме имитируются «свободные» выборы, парламентаризм, многопартийность, плюрализм мнений в СМИ, декларируются всякие права человека и сексменьшинств. Инструментами утверждения либерфашизма выступают не иерархические структуры (бюрократический госаппарат, партии, церковь и т. д.), а сетевые — НКО, соцсети, медиа, корпоративные системы, модные явления масскульта, всякого рода секты и т. д.

Классический фашизм добивался унификации сознания (внедрению единственно верных и незыблемых идеологических установок), либер-фашизм стремится к его стерилизации, то есть полному отсутствию каких-либо идеологических предпочтений, убеждений, взглядов. Дело в том, что актуальную точку зрения современные медиа способны внедрить в мозг быдлу почти мгновенно, а для этого мозг должен быть чист.

Классический фашизм провозглашает высшим смыслом служение нации (фюреру, идее), либер-фашизм дает установку на то, что высший смысл состоит в служении себе. Классический фашизм проповедует аскетизм, культ силы (здоровья), семьи. Либер-фашизм есть производная общества всеобщего потребления, поэтому во главу угла ставится алчность (культ потребления и наживы, личного благополучия), стремление к наслаждениям, традиционные ценности активно замещаются толерастией.

Классический фашизм неизбежно приводил к вождизму, в ходе естественного отбора возносил на олимп харизматичных лидеров, способных повелевать толпами. При либер-фашизме не вожди повелевают толпами с помощью медиа, а медиа создают у толпы иллюзию, что ее куда-то ведет мудрый вождь. Сам вождь является имитацией, продуктом медиагипноза, и потому легко может быть заменен на более актуальный образ. Смена декораций происходит путем имитации выборов или иным способом.

http://kungurov.livejournal.com/90264.html

Украина, Киев. 24 июля 2017 года

Многие шавки Гитлера скоро побегут отсюда — и попадутся.

А вот когда в Берлине будет греметь русская канонада

и солдаты будут драться за каждый дом, вот тогда отсюда

можно будет уйти, не хлопая дверью. Уйти и унести тайну

золота…

«Семнадцать мгновений весны»

Как я выжил, не попал в первый же день в замес? Да чудом…

СБУ созвонилось с Администрацией Президента Украины и решила «усугубить» — снять со мной несколько роликов для внутреннего и внешнего пользования. Поскольку мои показания были такими, что могли очень чувствительно затронуть струны души рядового украинца, то же упоминание про ГУЛАГ — они решили записать что-то вроде интервью со мной. С разоблаченным российским шпионом. А там, как мне сказали — и мини-фильм, возможно, снять — минут на тридцать — сорок. В формате разоблачений. И понятное дело, что повезли меня в «придворный» Пятый канал, принадлежащий Президенту лично.

Украинские Геббельсы были вполне себе нормальными людьми, журналистами, у них не было ни копыт, ни рогов — зато было неплохое чувство юмора. Сами по себе — они являлись отличной иллюстрацией к тезису об обыденности зла: ведь и в СССР тридцать седьмого года и в фашистской Германии большинство винтиков той человекоядной машины, государственного молоха, жадно пожирающего человеческие судьбы — были вполне себе обычными людьми, с чувством юмора, с семьями, с детьми. Они просто делали свою работу. Вот и все…

Сначала — мы обговорили план передачи, потом — на его основе сделали список вопросов для ведущего и темник для меня. Записали несколько дублей. Все это время — альфовцы, выделенные мне то ли как охрана, то ли как конвой — маялись от безделья и заигрывали со сновавшими мима симпатичными сотрудницами телестудии…

А потом, прямо посреди записи кто-то ворвался в студию и крикнул «Банковую бомбили!». И с этого момента к нам, как всегда открыв с пинка дверь — ворвалась война…

Украина, Киев. Ул. Банковая, 11. Здание Администрации президента Украины

Чтобы вы понимали ситуацию — второй Майдан в/на Украине не был чем-то отдельным от первого, еще того, оранжевого, образца 2004 года. Майдан-2014 — это был срыв перемирия, заключенного десять лет назад, отказ от того худого мира, который лучше доброй драки. Кроме того, это был и первый шаг в сторону от демократии. Как известно, договоренностью соблюдается, пока она выгодна обоим сторонам. К 2014 году — одна из сторон по итогам десяти предыдущих лет убедилась, что не может демократическим путем ни прийти к власти, ни удерживать ее. И — встала на путь насилия.

А вот третий Майдан — по-моему, стоял особняком. Это был первый майдан, в котором война велась не за власть в стране — а против властей. Любых. Это была чистая оргия разрушения, разжатие долго сжимавшейся пружины народного гнева. Это была первая на постсоветском пространстве война народа против политиков и элит, когда власть не брали, не захватывали — а уничтожали. Не задумываясь о том, как будут жить без нее…

Информацию о резком обострении обстановки на Майдане, совершенном там убийстве — президент получил практически сразу, ему позвонили по телефону. Но правильно оценить степень опасности он не смог — решил, что это хоть серьезный, но инцидент. В связи с произошедшим — президент вызвал к себе командующих Национальной гвардией, министра внутренних дел, председателя СБУ. Он позвонил секретарю СНБОУ[66] — но того не оказалось на месте.

Президент и не подозревал, что секретарь СНБОУ в настоящее время находится в Мариуполе и поднимает войска на мятеж. А с юга — к Киеву движутся вооруженные до зубов банды неонацистов и наемников из Днепропетровска, численностью несколько тысяч человек. Это была личная армия Днепропетровского паханата — крупной и мощной олигархической группировки, находящейся в серьезном конфликте с президентом. Они были вооружены лучше, чем Нацгвардия и обучены американскими инструкторами и десантниками, прошедшими зону АТО и Донецкий аэропорт. У них были винтовки калибра 12,7 и 14,5, крупнокалиберные пулеметы, минометы и реактивные гранатометы. Вместе с ними было до двухсот человек профессиональных наемников — американцев, поляков, англичан, колумбийцев.

Собраться удалось не сразу — долго не было министра МВД. Когда он прибыл — оказалось, что машину министра в городе обстреляли из автоматического оружия. Сам по себе — очень тревожный факт.

Министры доложили о начале работ по блокированию Майдана, в город были введены подразделения КОРД, Сокол и Альфа — соответственно, два МВДшных и СБУшный спецназ. Плюс в городе были подразделения Национальной Гвардии. Все до тошноты напоминало события трехлетней давности, только на сей раз — сразу кровь.

Но пока еще страха не было — было понимание того, что ситуация под контролем, что все не более серьезно, чем тогда, в августе, когда при голосовании по вопросу внесения изменений в Конституцию в правоохранителей, охранявших Раду — бросили боевую гранату и погибли четверо. Даже несмотря на то, что от Банковой до Майдана менее километра по прямой — страха не было. Пока — не было…

Оставшись один — президент полез в ящик рабочего стола — там всегда была фляжка с горячительным. Но — тут же передумал, толкнул ящик обратно, невидящими глазами уставился в стену, словно ища там ответы на вопрос, который он страшился честно задать даже себе самому…

Кто он? Предатель Украины или ее спаситель? Герой или негодяй?

Надо сказать, что он не был ни предателем, ни патентованным злодеем. Просто — он объективно не соответствовал той исторической реальности, в которой находилась Украина и ее народ. Если бы его избрали следом за Кучмой, его, а не сибаритствующего интеллектуала, в жизни не создавшего ничего, ни бизнеса, ни нормальной семьи, ни политической силы (только проблемы… создавать проблемы он был мастер, этот человек) — скорее всего, не было бы того непроходящего кошмара, в котором вот уже долгие годы жила Украина.

Он был неплохим выбором — для мирной страны и нормального, не расколотого перманентной гражданской и социальной войной, озлобленного и опущенного общества. Бизнесмен, олигарх — но это значило то, что он создал что-то своими руками, давал работу людям, знал, что деньги берутся не из тумбочки, и не из печатного станка. Значительная часть бизнеса находится в России — что ж, это обещало передышку, а может и мир в бессмысленной и безумной холодной войне, которую Украина вела против России, и которая большинству украинского народа не принесла ничего кроме горя и нищеты. Прихожанин Московского патриархата — это давало надежду на мирное завершение трагического церковного раскола, на то, что христиане, наконец, станут христианами, и вспомнят, что Бог завещал любить, а не ненавидеть. Семьянин, четверо детей — может, вспомнит о нуждах простых украинцев с детьми, которым нужен не украинский язык, не перемога — которым нужно накормить детей, вырастить их, поставить на ноги — и не для того, чтобы потом получить похоронку.

Но, увы. Не смог он по-настоящему подняться над политической грызней, не хватило у него политической воли — ни для того, чтобы прекратить войну, ни для того, чтобы победоносно ее завершить.

Он хотел, чтобы в противостоянии с Россией победила Украина — но не был готов на крайние меры. От него требовали аналога хорватской операции Буря — стремительной атаки на сепаратистские территории, максимально жестокой их зачистки — но он не отдал такого приказа, потому что понимал: за содеянное придется отвечать. И отвечать — придется лично ему. Причем отвечать придется и в случае победы и в случае поражения — которое при лобовой атаке на сепаратистов, поддерживаемых российской армией более чем вероятно. Те, кто требовал от него Бури — не знал, или не хотел знать, что хотя Хорватия и одержала блистательную, кровавую победу — первый президент Хорватии Франьо Туджман поплатился своим постом и едва не угодил под трибунал. Его просто не переизбрали. Хорватия шла в Европу, а в Европе не место тем, кто отдавал приказы об этнических чистках. Туджмана отправили в политическое небытие, а кое-кто из хорватских генералов — попал под Гаагский трибунал. И это при том, что с Туджмана взять было нечего, так — отставной милицейский генерал. А он — олигарх, с миллиардным бизнесом. С него — можно взять.

Оказавшись перед потребностью заканчивать войну, и понимая, что заканчивать ее победой невозможно — он начал действовать так, как действовал всегда в таких ситуациях — договариваться. Подал сигнал «я свой», сигнал услышали. Путин — готов был договариваться и условия выдвигал, в общем-то, приемлемые. Ему самому — тоже надо было наводить в стране порядок. Он не хотел каждый свой шаг согласовывать с олигархами — в конце концов, он президент или нет? И он не хотел зависеть от толпы.

В своей политике — он сознательно старался не принимать стратегических решений — чем грешил крестный его дочерей, третий президент Украины. Но так получилось, что принимая одно за другим решения тактические, он принял решение стратегическое. И решение это было — быть вместе с Россией.

Не получалось по-другому потому что.

Жестокие и непреклонные законы экономики — Россия нуждалась в украинской продукции, например, в вертолетных, в судовых турбинах, в военной электронике — а Украина нуждалась в российской продукции. А больше — в украинской продукции не нуждался никто. Нет, они, конечно продавали — зерно, уголь, сталь. Но в сложной, уникальной украинской продукции, продукции, ценам килограмма которой подчас дороже килограмма золота — нуждалась только Россия. И — хоть как.

Только Россия могла реально решить проблему сепаратизма. И никто другой. И никак иначе. Запад — мог вводить санкции, что-то требовать, давить. Но только Россия реально присутствовала в конфликтной зоне и могла реально модерировать ситуацию. Запад — мог воздействовать только словами. Россия — делами.

Только Россия могла давать работу обнищавшему, оголодавшему украинскому населению. Запад — мог сколько угодно хлопать по плечу и говорить о демократии — но работы для украинцев у него не было. Денег для Украины — тоже. Напуганная и обозленная беженцами Европа — не готова была принимать на себя ответственность еще и за сорокамиллионную Украину. А если Россия закроет границы и выдворит всех украинских гастарбайтеров — произойдет социальный взрыв. К этому все и шло — после оставившей страну без тепла блокаде ОРДЛО, санкций по банковскому сектору и очередного повышения тарифов ЖКХ.

Наконец, только Россия могла понять его и посодействовать в режиме укрепления личной власти. Запад — этого сделать не хотел и не мог, он всегда выстраивал систему сдержек и противовесов. По-русски это называлось «ни туда, ни сюда».

Просто русские требовали немногого. Первое что они требовали: определиться, кто главный, кто отвечает за страну, с кем договариваться, кто отдает приказы. С 2004 года, с того момента как сняли Кучму — Украина не могла дать ответа на этот вопрос. Шла жестокая политическая борьба, создавались и разрушались коалиции. Русские не хотели играть с несколькими игроками, договариваться — они требовали определиться, что украинский политикум уже не мог сделать по определению. В какой то момент, главной сама себя объявила Антонина Иващенко, подписала газовый договор — но за это против нее ополчились все, и она попала в тюрьму. Тем не менее, в две тысячи десятом русские тайно поддержали именно ее — и были весьма разочарованы, что она проиграла. Новый президент попытался играть на двух досках сразу — но и Россия и Европа требовала определенности. Итогом — стала кровь

Но он все равно — решил попробовать.

Принципиальным отличием этой ситуации от той, что была десять лет назад, пять лет назад, два года назад — было то, что русские прозрели. Они вдруг поняли, что у них на западной, почти никак неприкрытой границе — находится чужое, пугающее беспредельностью и непредсказуемостью государство. Что с ним надо работать, направлять туда дипломатов, разведчиков, может и спецназ. И вот это внезапное внимание со стороны византийской, искушенной в интригах тысячелетней Империи — давало ему шанс. Потому что для русских он был приемлемой кандидатурой — в силу того, что другие еще хуже. И русские — готовы были вкладываться в то, чтобы он не просто оставался у власти — но утвердился в ней. И стал, наконец, тем, кто говорит от имени Украины и отвечает за нее.

Он тоже этого хотел. Он смертельно устал балансировать, искать союзов, договариваться — с Радой, с олигархами, с Европой, с США. Он хотел довести попавший ему в руки институт президентства Украины до простого и логического определения: президент — это ГЛАВА ГОСУДАРСТВА. Настоящий, без оговорок. И все делают, так как он говорит. Вот и всё.

Но это было просто в России. В Украине — намного сложнее. В Украине, где два украинца — там три гетьмана.

Но он старался. По своему наитию, пользуясь советами своих советников и тех, что прислала Россия — шаг за шагом он шел к этому.

Сначала — ему удалось ввести в рамки добровольческое и волонтерское движение. Добровольцы уже не могли открывать огонь, когда хотели, часть волонтеров удалось прикормить, часть — дискредитировать.

Потом — ему удалось дискредитировать ставленников Майдана, и прежде всего премьер-министра по прозвищу «Йо…ый кролик». Если на предыдущих парламентских выборах его партия, позиционировавшая себя как «партия Майдана» едва не опередила его собственную, президентскую — то на внеочередных она даже не преодолела проходной барьер. А премьер — даже не избрался в Раду, зато он возглавлял антирейтинг украинских политиков — уровень доверия населения лично к нему был равен нулю.

Потом — ему удалось подчинить себе и усилить СБУ и МВД. Теперь они снова были — надежной опорой верховной власти в стране.

Потом…

Потом — он просто не понял, что произошло. Просто он сидел на стуле — а вдруг оказался на полу. Видно ничего не было из-за пыли и дыма — а потом что-то упало на него…

…

— Швыдко! Швыдко!

— Пан президент!

Он пошевелился. Кажется, он еще жив…

— Пан президент!

— Пан президент…

Он пошевелился

— Сюда! Он здесь!

Кабинет наполнялся людьми, бывшие сотрудники КГБшной девятки, теперь управления госохраны — откапывали президента. К счастью — здание, построенное для Киевского особого военного округа во времена Сталина — в основном выдержало попадание бомб. Не выдержал декоративный потолок, который в президентском кабинете сделали пару лет назад, разворовав больше половины выделенных на это средств…

Президента вытащили в приемную. Освещение не горело, коридоры наполнялись перепуганными людьми.

— Врача!

Президент — неумело, как то заторможено вытирал лицо от строительной пыли.

— Надо связаться…

Внезапный грохот турбин — и новый удар. Здание содрогнулось, с потолка — полетели декоративные панели, которые не упали в первый раз, заискрила проводка.

— Уходим! — решил старший охраны — за мной! К машинам!

Расталкивая перепуганных сотрудников администрации, они бросились в коридор, ведушщий на лестницу, к машинам президентского кортежа, стоящим во дворе. Кого-то сбили с ног. Кто-то — уже открыто нес автомат… только поздно было. Власть — защищает не автомат, власть защищает авторитет. А авторитета — больше не было. Прикосновенной была украинская власть. Замацанной по самое не могу…

— Можно!

Они выскочили во двор. Кто-то уже был во дворе… бежали люди. Смотрели вверх… туда, где в любой момент могла мелькнуть вострокрылая смерть.

И она появилась — с грохотом турбин, который нарастает стремительно, который слышишь только в последний момент. Кто-то из охранников прыгнул и накрыл президента собой.

Но это не понадобилось. Почему то — то ли боезапас кончился, то ли еще почему — но на сей раз неизвестный летчик не стал ни бомбить ни стрелять. Он просто прошел на своем СУ-25 над зданием на Банковой на предельно малой — и ушел в сторону Днепра…

— Поехали!

В кортеже пятого президента Украины было всего четыре машины — учитывая обострение обстановки, сегодня добавилась пятая — с силовой группой прикрытия, со спецназом. Они выехали на Лютеранскую… это был центр города, центр Киева. Но ехать было некуда. Крещатик и Грушевского — то, что в первую очередь оказывается в руках беспредельщиков, как только начинается очередной майдан. Кловский спуск, Леси Украинки — перекроют в первую же очередь, там наверняка засады. Центр Киева, очаровательный старый центр Киева с узкими, горбатыми улочками и старинными домами прошлого и позапрошлого века — превратился в смертельную ловушку, из которой не было выхода. Он, президент Украины — в одно мгновение стал беглецом в собственной стране.

Вырулили на Леси Украинки — больше просто некуда было. У дворца спорта — кипеж, живое, подвижное месиво толпы, люди в камуфляже и гражданском, с оружием. Дикий крик

— Вон он!

Треснули автоматные очереди. Пули — ударили по кузову бронированного Мерседеса, по стеклам — но германская броня выдержала. Лидер — головная машина конвоя — таранным бампером снес с дороги одну легковушку, вторую. Они вырвались в прогал между машинами…

— Голову вниз!

Последнее, что запомнил пока еще действующий президент Украины — вспышки с автоматного ствола, всего в нескольких метрах от машины…

* * *

Примерно в это же время — секретарю СНБОУ удалось уговорить командиров дислоцированной в Мариуполе мощной военной группировки, прикрывающей стратегически важный для Украины и ее олигархов порт поднять вооруженный мятеж и бросить на Киев войска. Началась расправа с сотрудниками горотделов МВД и СБУ, часть которых осталась верна законному правительству. По преступному распоряжению секретаря СНБОУ (родом из города Днепропетровска) — части ВТА[67] Украины начали переброску на аэродром Гостомель наиболее боеспособных неонацистских отрядов, таких как «полки особого назначения» Айдар и Азов. Численность каждого из них — соответствовала усиленному полку, финансирование они получали в основном от олигархов. Большинство личного состава в них — составляли идейные, непримиримые неонацисты, которые немало пролили крови, и собирались лить ее и дальше…

Информация к размышлению. Документ подлинный

… каждый альфовец прислуживающий липецкому кондитеру есть хуже конченного ФСБшника — цель каждого Украинца найти и ликвидировать всех действующих сотрудников ЦСО "А" которые обслуживают режим шоколадника — их не так уж и много и не так они круты — их убивали не раз — даже бухие ватники, но это не суть. Они будут ликвидированы вместе — если придётся со своими родными — за друга "Лесника" умоюсь кровью дурачья из "альфы" — главное неожиданность и хладнокровность. Далее будет. Внимание новостям — шоколадник в Твиттере скоро всем им отдаст награды… Посмертно.

http://vk.com/special_forces_ua

Украина, Киев. 24 июля 2017 года. Продолжение

Снайпер ударил по нам откуда-то с крыши, когда мы были в районе Контрактовой площади. Хлопнуло молотком по стеклу, водитель — то ли афганец, то ли прошедший АТО — из последних сил нажал на газ и микрашка «Фольксваген» со скрытым бронированием, снеся кого-то по пути — ломанулась в центр города…

* * *

До Владимирской — было совсем немного, но все — и альфовцы, и я — понимали, что мы не доедем…

Киев — интересен тем, что до сих пор застроен очень неравномерно, и в самом центре города — можно найти совершенно дикие, не столичного вида места. Дворы… нечто среднее между Махачкалой, Астраханью и Тулой — а я был и там и там и там. Старенькие пятиэтажки, а то и нечто более убогое. Обильная зелень и горы мусора…

В одно из таких мест, подальше от начинающейся революции — альфовцы загнали свой Фольксваген — и меня вместе с ним. Кто-то пытался оказать помощь водителю, кто-то звонил по телефону. Я молча ждал… наручников на мне не было — с меня их сняли, когда я начал сотрудничать со следствием по делу о заговоре.

Все всё прекрасно понимали. Никто ни в чем разбираться не будет. Убивать будут тех, кто попадется под руку. Мент сейчас в Киеве — смертный приговор, честный — не честный — опять никто смотреть не будет. Судить будут здесь и сейчас — судей Печерского суда и бриллиантовых прокуроров уже наелись. По принципу батьки Махно — как народ решил, так и будет.

Понимали альфовцы и еще одно — начальства у них больше нет. Они уже рвут когти к самолетам — те, кто вырвался из кольца. Как тогда, двадцатого февраля, когда в один день сделал ноги весь наличный состав партии власти, когда с киевских банкоматов ездили и выбирали всю наличку, когда десятки чартеров метались по всей Европе, которая их не принимала. Когда смылись министр внутренних дел, председатель СБУ, и что самое удивительное — президент страны. У него был шанс на Востоке, там были те же люди, которые два — три месяца спустя будут голыми руками останавливать украинские танки. Но он просто смотался на территорию соседней страны, бросив своих избирателей на произвол судьбы.

Сейчас все будет так же. Только еще круче. Сейчас для толпы — нет своих и нет чужих. Все — едины…

— На меня поработать хотите? — сказал я, опережая еще не высказанную, но нарождающуюся мысль «вбить москаля i втiчь».

Три пары настороженных глаз — уставились на меня. Речь не шла о присяге — не было больше присяги, и все это понимали. Каждый сам за себя.

— На тебя? А ты кто будешь таков?

— Я? А чо, не слыхали? Я по телеку на всю страну рассказал, кто я такой есть.

Молчание. Которое прервал один из альфовцев, растерянно сказав

— Дима умер…

Каждый из них — мог выстрелить в меня и покончить со всем с этим. Просто потому, что я москаль. Просто потому, что так легче…

Но никто не выстрелил.

— А чо делать то надо? — спросил старший.

— Чо делать? — я понял, что выиграл — бери больше, кидай дальше, пока летит — отдыхай. Семьи у кого есть?

Двое подняли руки.

— Здесь?

— Да

Я понял, что выиграл.

— Звоните, говорите, чтобы вещи собирали, только немного. Все самое ценное. Детей тоже собрать, сюда возможно, не вернетесь. Потом телефон дадите мне…

* * *

Подъехал лично Слон (я не знал, что он лично в Киеве), он был на большом, но неприметном джипе Киа, и еще одна машинка остановилась на стреме. Он был одет как для больших неприятностей, под курткой — топорщился «чеченский» скрытник с магазинами[68]. На боку короткий автомат.

Мы толкнулись кулаками

— Жив? Хорошо, работы много.

— Жив.

— А это кто?

— Из Альфы пацаны, просят принять. У двоих семьи.

Слон скептически осмотрел украинцев, махнул рукой.

— Ладно, под твою ответственность. Пристраивайся за нами…

Где-то в Украине. 25–26 июля 2017 года.

…Здесь забыли обо всем

Только знали что умрем

Мы врагу не уступив

Помнят — кто остался жив…

Тимур Муцураев

Неизвестный самолет — или самолеты — нанесли ракетно-бомбовый удар по зданию Администрации президента Украины. Серьезно пострадал находящийся по соседству «дом с горгульями» — авторства Владимира Городецкого, он представлял собой большую художественную и культурную ценность, охранялся ЮНЕСКО. Это моментально парализовало не только деятельность Администрации президента Украины, но и деятельность всех прочих органов власти, в том числе военизированных. Все эти киевские чиновники, что в форме, что без оной — привыкли посылать людей на смерть, но не привыкли находиться под смертью самим. Ракетно-бомбовый удар по центру столицы — возможно, и не был ответным ударом армии или структур внутри армии, возможно, это был отчаянный демарш какого-то одиночки. Но более страшного — придумать было нельзя. Структура власти — посыпалась как карточный домик, с регионов звонили по знакомым телефонам, за указаниями — но телефоны пугающе молчали. И тогда — и чиновники на местах покидали свои «админбудивли», не желая испытывать судьбу и находиться на рабочем месте, когда народ, которым они управляли — придет, чтобы отблагодарить их за «дбание»…

И народ — постепенно брал верх.

В Киеве — отчаянно сопротивлялись блокированные в центре города отряды спецназа. Они понимали, что на этот раз повторить 2014 год не получится — ответить придется и за себя, и за Беркут. Все новые и новые вооруженные отряды — подходили к Киеву, чтобы принять участие — кто в дележе власти, кто — в ее уничтожении…

* * *

Чем все это время занимались мы?

Нас было немного, очень немного на двух миллионный город, но все — были профи, прошедшие Кавказ, многие участвовали в одном или обоих штурмах Грозного и были готовы к уличным боям. Разбились на «дудаевские тройки» (пулеметчик, гранатометчик, снайпер), плюс один или два проводника, водителя из местных, у нас — еще и по паре альфовцев в группе. Боепитание осуществлялось через «нычки», которые были запасены по всему городу: очевидно, к уличным боям в Киеве готовились. Работали в городе, на стороне законного правительства Украины, пытались сдерживать и уничтожать рвущиеся в центр города армейские и добровольческие части мятежников. Никогда не забуду: вечерний Киев, узкая улочка, перекрытая баррикадами, армейский БТР-4, ведущий огонь из автоматической пушки по крышам, подавляя прикрывающих баррикаду пулеметчиков и снайперов. И я — выцеливающий БТР в прицел РПГ-7. У меня специальности гранатометчика по ВУС не было — но в Грозном меня пацаны научили. За это им и спасибо…

Связь держали в основном по мобилам, но были и рации. Обменивались знакомыми еще по Грозному шифрованными сообщениями.

Никаких особых иллюзий — у меня не было: законное правительство Украины не поддерживал никто. У всех, кто проявился в те дни — от армейских мятежников до днепропетровских олигархов, от харьковских неонацистов до закарпатских мафиози — был разный взгляд на будущее, но в одном они были едины — действующая власть должна была уйти. Поддерживали ее только те, у кого не было другого выбора, в том числе часть армии, полиции, Нацгвардии и СБУ, оставшиеся верными присяге до конца. Ну и мы — приказ потому что…

* * *

К третьему дню стало понятно, что Киев окончательно потерян.

Мы как раз конкретно «отработали» очередной день, мне удалось подбить уже третий бронетранспортер. Перед тем, как работать ночью — ушли на дно, остановились в одном из мест, которых в Киеве не ожидаешь найти: дачи и одноэтажная застройка начала прошлого века, и это — в козырном таком месте. Только сели — наблюдатель засек группу. Оказалось — это была группа Слона, тоже выходящая из боя. Они потеряли в этот день человека… мне пока везло, Бог миловал.

Обменялись новостями, Слон закурил, дал знак отойти, мы отошли. Сказал, глядя вдаль, на закат и дымы над новостройками.

— Дали Тайфун.

— Что это значит?

Слон смотрел вдаль.

— Экстренная эвакуация. Дальнейшее сопротивление признано бессмысленным, эту владу уже не удержать. Собираем всех… выходим к аэродромам взлета. Посольство… наши. Хохлы. По секретным спискам.

— Секретным?

— Ага…

Мы помолчали

— На… все это было, Слон? — спросил я

— А? Спроси что полегче…

* * *

Как оказалось — для нас аэродромом взлета был аэродром Гостомель — испытательное летное поле авиалиний Антонова.

Когда мы, прорвавшись через засаду вышли к аэродрому — он уже был захвачен. Люди в форме без знаков различия — перекрывали тяжелым аэродромным транспортом дорогу к аэродрому и все угрожающие направления. Либо двадцать вторая бригада спецназа ГРУ, либо сорок пятая бригада спецназа ВДВ. Административное здание готовили к обороне, баррикадировали, выставляли окна. Занимали позиции расчеты ПТУР и крупнокалиберных пулеметов…

Местный технический персонал, захваченный при штурме аэродрома — как я понял, частично перешел на нашу сторону, частично — был заперт в здании без телефонов с расчетом того, что нельзя их отпускать — могут сообщить бандеровцам, что мы здесь. Нам досталось два исправных Руслана, один Ил-76, несколько самолетов поменьше (включая Ан-70 и Ан-178 с гордым именем Бандера) и — жемчужина коллекции — Мрия. Ан-225, самый тяжелый самолет в мире, построен в единственном экземпляре как транспортер для Энергии-Буран. Дублер — был заложен еще в советские времена, но так и не был достроен. Еще два Ил-76 — были нашими, они привезли спецназовцев и все необходимое для эвакуации…

Украинцы и русские — вместе работали, готовили самолеты к вылету. Тот кто видел Мрию в жизни — знает, сколько можно в нее поместить, она одновременно может перевозить четыре танка Т72. Руслан — меньше, но ненамного. В числе прочего — украинцы носили и складывали в самолеты компьютеры и какие-то бумаги, видимо архив…

Все правильно. То, что не пригодится базлающей, скачущей, проклинающей, убивающей Украине — пригодится нам. Русским. И люди пригодятся. И бумаги пригодятся. Казань, Воронеж, Ростов, Комсомольск-на-Амуре, Луховицы, Нижний Новгород теперь и Екатеринбург — авиазаводы есть везде. А Украине… ну зачем Украине чертежи крыла стратегического транспортного самолета? Чтобы рагули сходили с ними в туалет или использовали как растопку на костер?

Все правильно. Только есть одна проблема. Мы уходим. Мы отступаем. Мы эвакуируемся. В сорок шестом — мы стояли в Берлине, мы стояли в Порт-Артуре. Сейчас — прошло семьдесят лет, и мы уходим из Киева. А что будет через двадцать лет? Через тридцать? Откуда — нам придется уходить?

Подъезжал народ — я так понял, что в основном остающиеся еще в Киеве сотрудники КБ Антонова. С семьями. Их обыскивали, отбирали мобильники и пропускали на летное поле, к самолетам…

Потом — прилетел еще один Ильюшин, сел штатно. На борту — было несколько бронированных гражданских джипов и десятка три спецов. Судя по машинам — Тойота Ланд Круизер — московская Альфа. Они быстро, нигде не останавливаясь, ушли в сторону Киева. Хрен знает, куда.

Страха не было. Настроение было… какое-то истерически-веселое. Такое, с каким поджигают выстроенный собственными руками дом перед тем, как выкопать в огороде обрез и уйти в лес. Что дальше — это просто не хотелось думать…

Один Ил-76 загрузили полностью и отправили — он невысоко поднялся в украинское небо и пошел на север, видимо, в Белоруссию.

Особо дел больше не было, мы еще что-то делали, но в основном по инерции. Аэродром готов был к обороне, наладили ВНОС (воздушное наблюдение, оповещение, связь). Прибывали все новые и новые конвои, в основном гражданские, непонятно по каким спискам. Загрузили и отправили еще один Ил-76, потом — улетела Мрия. Мы ждали.

Потом — прорвался конвой из центра города, там были и СБУшники, и МВД и кто только еще. У них на хвосте конкретно сидели — но сидевших так же конкретно отсекла, порубав на фарш сидевшая на трассе засада. Все-таки сочетание ПТУР, Шмелей и крупнокалиберных пулеметов — это сила…

С этого момента — можно было ждать штурма аэродрома в любой момент.

Погрузили и отправили Руслан. Нас даже не обстреливали — не исключено, что какая-то договоренность уже была достигнута. Проявился главарь хунты, пусть до сих пор было непонятно, кто его признает, или готов признать. Бывший секретарь СНБОУ, в молодости — главный комсомолец в одной из областей Украины. Главный комсомолец — готов вести Украину в светлый западный капиталистический рай — это шутка что ли такая, не пойму? Что ж, если украинцы на это согласны, тогда — щастья им.

Потом — пришли сразу две колонны, изрядно побитые. В одной — СБУшники, включая Салоида и Кандального. Они, судя по всему, и папочки с собой привезли… а как же. Все свое ношу с собой. Второй конвой — шел под прикрытием московской Альфы, в нем был ни кто иной, как президент Украины.

Законный, твою мать.

Я видел его с расстояния всего в несколько десятков метров…

Прилетели несколько вертолетов — с севера, видимо, тоже с Беларуси. Похоже, на них уйдет группа, которая до конца будет прикрывать отход.

Начали поспешно грузиться, сняли засаду с трассы, и теперь передовая линия обороны была на территории самого аэропорта — уходим, значит. Уходим окончательно. Грузили оставшийся Руслан, грузили Ильюшины. А я вдруг понял, нутром осознал всю трагедию Украины. И за что нас так ненавидят те, кто действительно верит в нее…

Потому что пока есть Ростов и есть Москва — не быть Киеву. Не быть, потому что строительство государства предусматривает, что власть, или те, кто ей считаются — должны отвечать за то, что они творят. А пока есть Ростов, и есть Москва — можно сесть на вертолет. И просто с…ться. Точно так же и наши — любые «белоленточные», несогласные, оппозиционные, а теперь и уголовники — всегда найдут кров и стол в «Ридной Неньке».

Виноваты ли в этом во всем мы? Не больше чем Украина, которая порождает и раз за разом приводит к власти такую вот мразь. Конченую мразь. Но у нас — есть проблема. И мы не только не приступали к ее решению — мы даже не признаем ее существования. И пока мы будем принимать мразь друг друга…

А потом — сердце мое едва не остановилось.

Из одной из машин СБУшного конвоя — выбрался… Пивовар! Причем не в наручниках… просто так. Он даже заметил меня, помахал рукой…

Я бросился на поиски Слона. Нашел его у одного из вертолетов. Не задумываясь о таких вещах, как субординация, схватил его за руку и потащил в сторону от вертолета. Ткнул пальцем в сторону грузящихся СБУшников.

— Это что?! Это нахрен, что?!

— Ты о чем?

— Пивовар, б…! Что он тут делает?!

— Сваливает! Как и все мы!

— А мы что — его берем?

— А что — нет?! Он зампред военной разведки!

— Он подонок, б…!

— В разведке нет подонков! А есть материал для работы! И ты это знаешь!

— Да пошел ты!

Я оттолкнул Слона и вскинул автомат…

* * *

— Ты, б…!

Слон в бешенстве смотрел на меня. Меня держали спецназовцы, автомата у меня уже не было. Но выстрелить — я успел. И попал…

— Ты какого, б… хрена! Какого хрена творишь?!

— Ты знаешь, что я прав, Слон.

— Пошел ты!

Слон — врезал мне крепко, так что я не устоял на ногах. И упал на бетонку, ударившись головой. На несколько секунд даже сознание потерял.

Очнулся от грохота винтов. Еле услышал через них голос Слона

… его здесь. Пусть с бандеровцами объясняется.

— Есть.

— Все! На взлет! Уходим!

Грохот винтов стал еще оглушительнее. Вертолеты и самолеты — поднимались вверх, уходили на восток.

В Россию.

Где мне теперь — места нет. Потому что для России я теперь — предатель. Так что Слона я не виню — он меня спас. Единственным возможным в таком случае способом. Если бы меня погрузили в вертолет — в России бы меня ждал трибунал. Тайный. А приговор у него — всегда один, как в старые добрые времена.

Извини, братан. Я знаю — тебе п…ц за это. Как минимум — не наградят за киевскую операцию, хорошо если не уволят. Но так было надо. Волк — не станет тебе другом, даже если съел твоего врага. И заразу — в дом тащить нельзя.

Ни в коем случае…

* * *

Когда шум вертолетов почти стих — я поднял голову, пошевелился. Челюсть болела, но была цела…

Поднявшись, я осмотрелся. База была пуста, вертолеты и самолеты ушли. Только ровная линейка оставшихся бесхозными машин правительственного кортежа — напоминала о том, что здесь произошло…

Sic transit Gloria mundi…

* * *

Поднявшись на ноги, я поплелся к машинам. Надеюсь, что сумею вскрыть хоть одну из них, пока тут гости не появятся. А то пешком, на своих двоих — уходить неохота.

WEREWOLF2017