Читать онлайн Няня без башни бесплатно

Глава 1

Люся Зайка

Ах какой печальный момент.

Отдаваясь полностью работе, нужно понимать, что делаешь ты это по любви, а совсем не за деньги. Но иногда эта любовь бывает такой противоестественной, что начинаешь задумываться, а настолько ли ты извращенец.

– Люся! Где эта… Эта… Эта сколопендра, – несется по зданию редакции газеты в которой я работаю трубный рев. Мой непосредственный начальник ищет меня, и явно совсем не для того, чтобы накормить козинаками.

Кстати, Люся это я. Меня зовут Люся Зайка. Вот таким прекрасным именем наградила меня карма в лице не очень чадолюбивых родителей. Точнее детей они любили делать очень, настругали шестерых, а вот воспитанием заниматься им было некогда. Но зато имена всем детям дали звучные. Мое самое простенькое, как у старшей. Папа тогда еще не обладал такой буйной фантазией, и назвал меня Люсей. Ну, если точнее, я Люсинда. Но Люсинда Зайка звучит еще омерзительнее, как по мне. Отставив чашку с остатками фигового капучино, я поднялась со своего любимого кресла, спрятанного в самом дальнем углу огромного офисного зала, разделенного тонкими перегородками и одернула юбку. Ненавижу юбки, но руководство нашего издания от чего-то решило сделать служащим пера и топора именно такой дресс-код. Ну, только девочкам, конечно. Но я лично считаю, что это попрание моих прав и почти всегда игнорирую корпоративные правила.

– Жабыч рвет и мечет, – сообщила Маринка, высунув через верх проклятой перегородки свой длинный веснушчатый любопытный нос. – Что ты там опять натворила? Зайка, там такое. Он так орет, кинул в стену кружку с кофе, и, говорят, свою шашку неприкосновенную со стены снял и в капусту стол порубил. А потом еще Светку, ну секретаршу, назвал выдрой тупорылой. Ой, что деется. Ужас.

– Может не ходить? – уныло вздохнула я, понимая, что не получится у меня в этот раз тупо проигнорировать приглашение на ковер к руководству, как я это практикую обычно. Практиковала, точнее, и весьма успешно. Но сегодня, видно, пришел мой смертный час.

– Жабыч сказал, если ты снова смоешься, можешь вообще не возвращаться, – прошептала Маринка, закатив шикарные глаза. – Велел тащить, цитирую, свою проблемную задницу, пока он сам не пришел, и не…, дальше нецензурно, тебя прямо на компьютере. На котором ты закапываешь наш проект в… опять нецензурно. Вот.

– Убьет, как думаешь? – вздохнула я, радуясь про себя, что сегодня я хоть в униформе пришла. Один плюсик в карму, да будет. И потом, он может меня не больно зарубит. Сразу пополам, такая легкая, но зрелищная смерть.

– Сначала сделает то, что обещал, ну, на компьютере. А потом наверняка порубает тебя в капусту. Точно порешит, к гадалке не ходи, – радостно успокоила меня подруга. – Ты, главное, расслабься и получай удовольствие. Это из-за того звездуна тырнетного, про которого ты написала, что его фонд профанация, да? Как думаешь?

– Не знаю, – уныло вякнула я пошла на зов, точнее на несмолкающий рев взбешенного начальника. Пошла как на казнь, понимая, что физическая гильотина была бы сейчас более предпочтительна, чем мозголюбительное аутодафе от любимого начальника.

Дверь в кабинет Жабыча была распахнута совсем не приветливо. Я поежилась и просочилась в приемную великого и ужасного. Начальника моего зовут конечно совсем не Жабыч, и мужик он нормальный. Ну, чаще всего.

– Зайка, ты овца, – испуганно хныкнула растрепанная Светка, сейчас больше не на секретаря главреда похожая, а на тетку из очереди в бесплатный туалет. – Из-за тебя мне придется идти к психологу. Слушай, ну почему ты не можешь как все писать, то, что от тебя требуют. Ну подумаешь, заказуха…

– Пришла? – перебил несчастную Светку вой, несущийся из кабинета. – Сюда иди, Иуда. Иди, иди, и булки разминай. Честная, мать ее.

И я пошла. Голову подняла вверх гордо, плечи расправила, дверь тяжелую толкнула смело, сделала шаг, запнулась о порог начальничьего царства, что-то мерзко затрещало, и я кубарем ввалилась в шикарный, обделанный дубовыми панелями кабинет.

– Красотка, – хмыкнул начальник, отсвечивая лицом цвета переваренной свеклы и сверкая глазами, как робот из фильма смертоносными лазерами. – Ну, здравствуй, Люся Зайка, супер честный репортер. Как там в песне пелось, помнишь? Здравствуй и прощай, и лишних слов не надо. Уволена. К чертям собачьим. К чертовой бабушке. Без выходного пособия. Я тебе еще такие рекомендации напишу, что тебя не возьмут события освещать даже в сельскую стенгазету под названием «Новости Заговнянска». Я тебя…

– Права не имеете, – уныло пискнула я, чувствуя задом, какую-то странную легкость и свободу. Странно, правда?

– Права? – взвыл Жан Борисович. – Да я тебя… В бараний рог. Я…

Жабыч подскочил в своем шикарном кресле. Тут же тяжело в него обрушился, схватился рукой за грудь, второй рукой опрокинул в себя стакан воды, странно пахнущий совсем не валерианкой и затих, бешено вращая глазами.

– Жабыч, миленький, не увольняй меня, пожалуйста, – хныкнула я, до конца досмотрев спектакль под названием «Вы меня в гроб сведете».

– Что? – просипел несчастный биг-босс, наливаясь снова. – Как ты меня назвала? Ну все…

– Ой, я случайно. Жан Борисович. Но ведь я же правду написала. У нашего интернет издания рейтинг вверх попер. Ну я немного приукрасила там. Но ведь мы же в желтизну. Подумаешь, приписала пару миллионов, там это уже не важно было. Зато эффект какой. А материал? Да это же конфета. Как там штурмовали офис этого мошенника. И вообще. Если бы не я…

– Мы бы пописывали статейки на заказ, пиарили бы по черному селебрити недоделанных, про то, как они скандал устроили в кафе, ну или как спасли какого-нибудь бедолагу от утопления в джакузи. Муромцев бы про НЛО свои писал и рептилоидов. Стригли бы бабосики и в носу ковырялись. А не отбивались бы от разъяренных инфо-цыган, которые нас замордовали судами. И я бы не пил гипотензивные и антидепрессанты горстями, – уже совсем спокойно выдохнул Жабыч. – Ты знаешь, что за клевету нам корячится? А если этого твоего Шаболдина посадят? Ты вообще… Мы желтая газета, а не разрушители легенд. И нам не нужны журналистские расследования, с применением промышленного шпионажа. Мы фантазеры, Зайка. Сказочники. Мы пишем то, о чем нас просят. А теперь пошла вон. Уволена.

– Жабыч, – босс поморщился. Отвернулся, давая понять, что разговор окончен. – Ну дай мне шанс. Я исправлюсь. Честно-честно. Буду писать про трусы певичек, и про то, как светская львица ноготь сломала.

– Шанс? – голос Борисыча вот именно сейчас мне совсем не понравился. Елейный такой. Аж прямо приторный. – Хорошо, Зайка. Последний шанс, твоя новая жертва Метельский. Фас. Нароешь про него что-то интересное – останешься на работе. Я тебя даже повышу. И закуток выделю ближе к коридору.

– О, нет. Нет, нет, нет, – простонала я, понимая, что это просто издевка. Подобраться к Метельскому, самому закрытому олигарху, шансов у меня один к миллиону. – Хитро. Ты ведь понимаешь, что меня его охрана не подпустит к нему даже на пять шагов. Блин, ну ты и…

– Заявление по-собственному оставишь у Светки. Тоже мне, акула пера, только и можешь, что щеки раздувать, да «нарывать инфу второй свежести». А как посложнее задача, сразу в кусты, – махнул рукой чертов босс. Жабыч он Жабыч и есть. Фиг ему. Я Люся Зайка. И я наизнанку вывернусь, но докажу этому гаду, что я у него в этом пасквильном листке лучшая. Докажу, а потом сама уволюсь, к чертям собачьим. К чертовой бабушке. – И зад прикрой, Люся Зайка. А то распугаешь мне тут всех мужиков репортеров своим тылом. Представительница древнейшей профессии, блин. Журналисткааааа голозадая.

Я ухватилась руками за филейную часть и поняла, почему мне стало так свободно. Юбка треснула по шву над проклятым разрезом. Гадкая униформа. Проклятая газетная редакция, мерзкий начальник. Черт, но мне очень нужна эта работа.

Лев Метельский

–«Элитная няня», так вроде называется твое агентство? – скривился я, глядя на холеную блондинку, слишком красивую для умной бабы, которая ведет свое дело стальной рукой. Лиза подняла бизнес с нуля и преуспела. Я обвалился в слишком мягкое кресло, стоящее в холле офисного особняка, больше похожего на пряничный домик, и уставился на фотографии счастливых карапузов, развешенные по стенам. В голову словно клещи впились раскаленные. Мигрень вцепилась в правый висок и потянула болючие щупальца к глазу. – Лиза, твои няни не профессиональны.

– Мои няни лучшие в городе, – оскалила белоснежные зубы хозяйка рекрутингового агентства. Единственного агентства, которое еще пока не перестало со мной общаться. – Вы несправедливы, Лев Александрович. Лидия Степановна, которая вчера сбежала из вашего дома, дипломированный детский психолог, педагог с пятнадцатилетним стажем. Она не справилась с двумя семилетними девочками, и разболелась на нервной почве. Ушла из профессии, решив, что она дурной педагог. Катенька Салимова, та, что была до нее, работала с трудными детьми в коррекционной школе, стаж десять лет. Она хотела работу найти менее затратную в плане нервных эмоций. Сейчас Катенька решила, вернуться в коррекционное учреждение. Сколько до Кати у вас было моих протеже? Если я не ошибаюсь, порядка пятнадцати. По-моему, только Александра Степановна продержалась неделю, если мне память не изменяет. И то, только потому, что ваши девочки были больны.

– Что ты хочешь сказать? – прохрипел я, борясь с дурнотой и болью. Кинул в рот таблетку, которую достал из кармана, проглотил не запивая.

– Я хочу сказать, что ни одна из моих девочек, ни за какие деньги, не желает наниматься няней в ваш дом, – улыбку словно ластиком стерло с лица Елизаветы Аркадьевны. И зрачки ее превратились в две крошечные, с игольное ушко, точки. – Лев Александрович, я не имею права обсуждать семейные трагедии клиентов. Но… Вашим девочкам нужна не няня. Им нужен дрессировщик, ну или экзорцист. Или… Им нужна забота родителя, которую не заменит им ни одна профессионалка. Я понимаю, что дети так реагируют на потерю. Отрицание, боль, нивелируют проделками, которые не всегда безопасны для окружающих.

Я молча откинулся на гнутую спинку кресла, обтянутую тканью, и закрыл глаза, борясь с желанием сжать виски пальцами. Сейчас бы растерзать эту наглую холодную бабу, и разнести к чертовой матери этот миленький особнячок, и поехать куда угодно, только не домой. Снова спрятаться в свою раковину, закрыться от всего мира и вновь и вновь переживать чувство, скручивающей в узел, вины. Но сил нет даже на то, чтобы послать красотку Лизавету на три веселых буквы. Что бы она понимала, эта ледяная кукла Барби. Ей повезло, что у меня страшно болит голова. Настолько, что я даже команду «фас» своим охранникам, рассредоточившимся по периметру милого проклятого особнячка агентства «Элитная няня», не могу. Да и не хочу. В сущности она права, эта холеная стервоза. Моим дочкам нужны забота и внимание, не чужих теток, а родного отца. Но я не в состоянии им дать нужного, потому что сам не знаю, как жить после чертовой аварии, в которой потерял жену.

– У меня остался один вариант. Это будет последнее наше сотрудничество, простите Лев Александрович, – поднялась со своего места Елизавета Аркадьевна. Ноги у нее, конечно, просто огонь. У моей жены были лучше. Были… В голову снова впивается раскаленный металлический штырь, я едва сдерживаю стон. – Завтра пришлю няню к вашим девочкам. Она немного нестандартная. Но очень надеюсь, что справится. Потому что если не она, то кто?

– В смысле нестандартная?

– Людмила Петровна спортсменка бывшая. Ядро метала. Потом на рыболовном траулере работала поварихой. Теперь решила, что пора на покой, но без работы не может сидеть. Женщина честная, порядочная, я пробила ее по всем каналам. Я ее не хотела нанимать, типаж не нашего уровня… Ладно, не важно. Берете?

– Беру, – черт, ну зачем? На кой черт мне в доме тетка похожая на бомбовоз в переднике. Но и отказываться от такого подарка судьбы у меня не хватило ни сил, ни безумия.

Глава 2

Люся Зайка

Двери крепкие, а петли хлипкие.

Меня сожрали комары. Обглодали, почти до мослов. Все тело нещадно чесалось, а ноги, покусанные не менее злыми муравьями, жгло и раздувало. Я сидела в живой изгороди, окружающей шикарный особняк, вот уже полтора часа и рассуждала о бренности бытия и широте сознания. Ну, если честно, я наблюдала, анализировала и пыталась сообразить, как мне пробраться в чертово логово неприступного Метельского. Пролезть между стальными прутьями забора, которые обвивали чертовы кусты, у меня не получилось. А перелезть через ограду, утыканную по верху острыми пиками, можно было только в одном месте, которое простреливалось со всех углов двора насквозь. А я глупая еще удивилась сначала, что такой охраняемый дяденька живет в таком незащищенном месте. Кусты еще эти, как специально высаженные, для лазутчиков и всяческих темных личностей. Но потом поняла все коварство замысла. В дом проникнуть кому-то, кого в нем не ждут, оказалось практически невозможно. А судя по тихому потрескиванию, постоянно заглушаемому комариным писком, скорее всего верх ажурного забора еще и под напряжением. И в этих красивенных цветущих кустах поди скелетов больше чем в шкафу у Чикатило.

Был еще вариант позвонить в домофон, представиться, получит под зад сокрушительного пендаля и с повинной головой вернуться к Жабычу. Но это самый неприемлемый вариант для меня.

А так, как отступать не в моих правилах, я решила лезть через забор, в том месте, где проходит поливочный шланг. Очень надеясь, что там где вода электричества нет. Замечательное место для проникновения в чужое жилище. Скрытое от глаз, камеры отвернуты чуть в сторону. Есть шанс остаться незамеченной. Ну да, я отбитая. И прекрасно понимаю, что сейчас нарушаю закон. И я совсем не уверена, что что-то найду. Точнее. Уверена, что я дура, и меня схватят прямо у забора. Но эта чертова работа единственное светлое пятно в моей жизни. И лишиться ее для меня просто трагедия. Только там я чувствую себя живой и важно-нужной.

До места я доползла по пластунски, стараясь не думать, что там происходит под моим пузом. Наверняка армагеддон в муравьином царстве. Так им и надо. Раздвинула ветки, посмотрела в ухоженный, вылизанный до хирургического состояния двор, засаженный стриженым газоном, поплевала на ладони, ухватилась за прутья ограждения, молясь про себя. Очень, наверное, я бы выглядела экстравагантно, вися обгоревшим чучелком на заборе, с вздыбленными волосами и выпученными глазами. Ничего не произошло. Я ловко подтянулась, ухватившись руками за извитый причудливо металл, перехватила одну руку, прикинув, что смогу между пик проскользнуть. Взлетела в воздух, перекинула тело прямо филигранно. Еще немного, и я у цели. Совсем чуть-чуть, но…

Что-то пошло не так. Ноги не ощутили земной тверди, моя любимая ветровочка как-то странно всхлипнув, впилась мне в подмышки швами. Я затрепыхалась в воздухе, как бабочка насаженная на булавку. О, черт меня раздери. Матахари, блин, комнатная.

– Класс, – тонкий голосок зазвенел в пространстве так страшно, словно в фильме ужасов. Я почувствовала как пробежал холодок по моему позвоночнику и вытянулась в струнку, понимая, что теперь меня не только уволят, но скорее всего еще побьют, и наверняка сдадут в полицию. А за проникновение в чужое жилище, мне накинут такой срок, что откинусь я лет через пять, растеряв часть зубов и остатки гордости.

– Ага, давай сфоткаем, – пискляво хихикнул второй голос. Я ослепла на минуту от вспышки, дернулась и наконец увидела источники противного звука. Моргнула, подумав, что у меня двоится в глазах. Нет две девочки, одинаковые лишь на первый взгляд. При более детальном рассмотрении видно разницу. Одна малышка похожа на куколку, одета, как с картинки, будто она только что сошла с обложки детского модного журнала. Аккуратно причесанная, глазки обрамленные ресничками-бабочками, туфельки лаковые, гольфики и сморщенный носик. Просто розанчик. Вторая – сорванец. Джинсы, рваная футболочка, хвост на макушке, который моя сестрица называет «лошадь какает» и выражение лица хитро-хищное. Ненавижу я детей. Вот терпеть не могу. Я вынянчила пять своих братьев-сестер. Родители от чего-то любили только рожать детей. А вот воспитывать совсем даже нет. Каждого нового члена семьи, они скидывали угадайте на кого? Правильно, на старшую дочь. Хорошо еще бабуля моя помогала, а то я бы совсем слетела с катушек. С тех пор дети для меня – табу. Я воинствующая чайлд фри. Ненавижу.

– А ну прекратите, – наконец я обрела голос, дернулась опять. Ткань ветровки затрещала, но устояла. – Вы кто такие вообще?

– Вот и у нас тот же вопрос. Ты кто такая? – фыркнула девочка сорванец, достав кармашка на груди петушка на палочке, явно на заказ сделанного и очень дорогого.

– Надо, наверное охрану позвать, – снова наморщила носик пуговку мисс совершенство. – Вы кто? Воришка, или папина шалашовка очередная? А может вы маньячка или убийца?

– Я Люся, – вздохнула я, чувствуя себя персонажем странного арт-хаусного хоррора.

– Люда, значит, – задумчиво протянула умница-разумница, прищурив свои голубые как небо глазки. – Папа вас ждет. Уже злится, даже. Что-то не похожи вы на бормбовоз. Дохлая какая-то.

– Вообще-то… – начала было заводиться я, но мозг все таки оцифровал услышанную мной информацию, и я заглохла на полуслове. В смысле «папа меня ждет»? Это что вообще за… Какая-то ошибка, не иначе. – Вы одни тут гуляете? – ошалело поинтересовалась я у малышек. И кто их папа, черт бы подрал этот особняк с привидениями и девочками, похожими на куколок – убийц. Да-да, эта прилизанная даже опаснее и страшнее по ощущения мне показалась.

– Нет, с Мармеладиком, – улыбнулась «сорванец», показав при этом отсутствие переднего зуба. В ее глазах, как мне показалось, полыхнуло адское пламя. Да не, это просто нервы играют со мной такие фердипопели. Это же просто дети. Обычные девочки. Чего только не напридумываешь себе со страха.

– Мармеладик – это ваш песик? – стараясь звучать дружелюбно спросила. – Девочки, я сейчас уйду, правда. Я случайно.

– Как случайно. Ты же Люся? – сорванец насупилась проигнорировав мой дурацкий вопрос, и взгляд ее превратился в два смертоносных клинка. Ну не бывает у детей такого взгляда. – Папа ждет. И мы ждем, – сказала она таким тоном, что у меня отнялись ноги. Сказала и бровкой так подергала, словно обещая мне все адские муки. – Правда, Анечка?

– Правда, Яночка, – хихикнула маленькая мисс счастье, многообещающе и так сладко, что у меня слиплось в организме все, что только могло. Мармеладик, блин. Вспомнились фильмы про детишек маньяков, перед глазами проплыли строки любимых мной книг. Про оменов и детей-демонов. – Люся, вы же пришли няней к нам наниматься. Это хорошо. Папа сказал, что вы нас научите свободу любить. Научите же? – теперь я услышала угрозу, почти не прикрытую. Мамочка. Куда я попала? И кто отец этих шикарных детей тьмы, с личиками ангелов? Наверняка сам Везевул.

– Я не… Я просто домом ошиблась, – глупо вякнула я, снова дернулась. И с грохотом обвалилась прямо к ножкам, обутым в алые лаковые туфельки стоящие, как вся моя жизнь. – Гуляла, гуляла, а потом хоба. Лунатик я, просыпаюсь и ничего не помню ваще.

– Вот папе и расскажете, – хмыкнула Анечка, вроде.

– Да фиг вам. Я сейчас просто свалю и все. Что вы сделаете то, маленькие дурочки? Ха… – ощерилась я, вспомнив наконец, что я то тоже не лыком шита. Детство у меня было буйное дворовое, и навыков я не растеряла до сих пор. Дернулась вперед, оскалив зубы. Обычно мы так врагов отпугивали на улице. И весьма удачно. Но на Анечку мои телодвижения не произвели ни малейшего впечатления. Она только бровку свою треклятую опять приподняла, и достала из кармана странную штуку, похожую на свисток.

– Мармеладик, – тихий голосок второй малышки за моей спиной заставил меня вздрогнуть. Я обернулась, и почувствовала, что превращаюсь в соляной столб.

Глава 3

Мой Мармеладик, я не права.

Лев Метельский

Мелкая девка, похожая на длинноногого рыжего журавля замерла с раскрытым ртом. Интересно, откуда она тут взялась эта пигалица, одетая как сумасшедший скинхед: тяжелые ботинки, драная курточка цвета хаки из-под которой торчит растянутый свитер, будто собранный из кучи ярких лоскутов, и шорты на ней дурацкие. Джинсовые, с неровной ниточной бахромой по краю, словно она сама отрезала штанины у джинс, превратив их в это ужасное непотребство. Голые ляжки, покрытые алыми волдырями комариных укусов выглядят даже трогательно. Вся она какая-то трогательная, и в то же время похожа на боевого ежа, ищущего пути к отступлению.

– Мар, фу, – крикнул я, глядя на улыбающегося дурака ротвейлера, купленного мной для охраны дома и моих девочек. Но пес оказался бракованным, любящим целый мир и всех вокруг, идиотом. Хотя, от его улыбки даже мне порой становится не по себе. Черт, а вдруг эта поганка пыталась украсть моих дочек? И где моя охрана, которой я бешеные деньги плачу? После того как… Убью, всех уволю. Найму новых из спецуры. Хотя, у меня и так вся элита служит.

Мигрень снова растопыривает свои колючие щупальца в моей голове, заставляя ослепнуть на левый, в этот раз, глаз.

– Ты кто, черт тебя раздери, такая? И как тут оказалась? – прорычал я, глядя в упор на девку, которая будто с попутным ветром прилетела в мой двор. Она заморгала глазами, красивыми надо сказать, и что-то невнятное промычала. Интересно, какого лешего я до сих пор не скрутил ее в бараний рог и не отдал своим псам охранникам, которые гораздо страшнее Мармеладика.

– Прилетела, с попутным ветром, – взгляд у бабы наглый. И на няню она похожа, как я на доброго волшебника. Мери Жопинс, блин, конопатая. – Смотрите чего? Нравлюсь?

– Мне не нравятся борзые суки, – кривлюсь в ухмылке, наблюдая как девка наливается краснотой. Мне нравится, все эмоции на лице. И сейчас она бы меня загрызла, если бы могла. Но она не может. Я сильнее. И это ее жутко бесит, судя по тому, как раздуваются тонкие ноздри.

– Папочка сказал плохое слово, – хихикнула Анечка, обняв Мармеладика. Вот уж дурацкое имя. – Теперь папочка должен нам пять баксов.

– Десять, он еще сказал слово «черт», – поддерживает сестру Януся.

И традиция идиотская. Но ее придумала моя жена, мать моих девочек. Та, без кого я так и не научился жить. И я до сих пор, в память о ней соблюдаю все эти чертовы условности. Тогда мне кажется, что она все еще рядом. Тогда я живу.

– Это Люся. Так, которая нас будет учить свободу любить, – прочавкала Януся. Господи. Никогда не привыкну, что близнецы могут быть настолько разными. Уставился на чумазую, липкую мордашку моей дочери, пытаясь сообразить, о чем она говорит. – Папа, ну это Люся, ну эта… Ядрометательница. Слушай, а она ничего. Даже скалится прикольно. Интересно, сколько выдержит. Правда. Анечка?

– Правда, Яночка, – кивнула причёсанной головкой моя вторая дочь. У меня екнуло сердце.

Я перевел взгляд на девку, которая как раз в этот момент сорвалась с места и бросилась к забору. Боже, какая из нее метательница ядра? Ее же соплей перешибешь. Хотя, черт их знает этих баб стероидных. Да и выглядит она, конечно, моложе, пожившей морячки, наверняка все свои деньги вбухала в уколы в морду. Или что там делают женщины, стремясь к красоте и молодости. Да уж, долго не продержится в моем доме эта пигалица.

– Мармеладик, фас, – звонкий голосок Ани вывел меня из раздумий. Пес радостно махнув обрубком хвоста бросился выполнять команду. Правда он ее выполняет не так как положено собаке-охраннику, а по своему. Валит на землю жертву и зализывает до полусмерти. Но откуда бы этой дуре знать об этом? Она взвыла, когда Марик вскочил ей на спину и повалил на землю. Перевернулась под огромной собачьей тушей и зарычала как дикарка.

– Ух-ты, – присвистнула Яночка, наблюдающая за действом. Анечка хлюпнула носом. Ну все, бедной няньке придется туго. За своего пса, моя маленькая дочь, может порвать в тряпки кого угодно.

– Уберите собаку, – рявкнула нянька, став похожей на фурию. А голос у нее красивый. И властный. С хрипотцой. Я мотнул головой, гоня морок. Эта мелкая пигалица что, мне приказывает? Мне? – Не уберете, я вас засужу. Я вас…

– Меня? Ты вообще знаешь, с кем ты разговариваешь? – взревел я так, что Мармеладик заскулил и пополз куда-то в кусты. Девка уселась на траве, прожигая меня взглядом своих ведьмячих глаз, настолько огромных, что мне показалось, что я смотрю в два магических кристалла.

– С мужиком, у которого от рук отбились две наглые девчонки, пес и гребаная охрана, не ловящая мышей, – рявкнула наглая девка, поднимаясь на ноги. – Заходите люди добрые, берите, что хотите. Тут хозяин, весь из себя властный пластилин, только щеки раздувать умеет. Да женщин запугивать, – зло выплюнула она, отряхивая руками круглый зад.

Я сглотнул липкую слюну, и отвел глаза. Впервые с тех пор, как я потерял жену, в моей душе шевельнулось что-то иррационально пугающее.

– Уволена, – слишком спокойно, даже равнодушно, сказал я. – Ты побила предыдущий рекорд, можешь гордиться. И Лизе передай, что ее агентство я смешаю с грязью.

– Ничоси, как быстро. Папочка, так не честно, – проныла Анютка, надув свои губки похожие на розовые лепестки. Они похожи на мать. Точные ее копии, наверное поэтому мне так тяжело быть с ними рядом. Наверное потому я так хочу сбежать из дома. Чтобы не чувствовать этой омерзительной, раздирающей душу тоски.

– Ой, как жалко, – фыркнула рыжая ведьма. – Не нанимал, чтобы увольнять. Тоже мне, царь Додон. Вот и пас сам своих мелких исчадий. Аривидерчи. Тоже мне, царь тьмы, мать его за ногу.

Она захромала к забору опять. Что ей там, медом что ли намазано? Или метлу она там свою припарковала? Ну не с неба же она свалилась на самом деле?

– Я вашему агентству такую рекламу сделаю… А тебя, я тебя…

Она даже не обернулась. Ухватилась руками за ограду и…

Люся Зайка

Дал бог зайке «милльярдерскую» лужайку

Со страху, наверное, а может от злости, колышущейся перед глазами мерзкой пеленой, я вцепилась руками в прутья забора в полуметре от болтающегося на пике моего оторванного капюшона. Чуть правее, совсем забыв о том, что особняк обнесен оградой с сюрпризом. Раздался треск, я почувствовала, как у меня по всему телу встают дыбом волосы, и успела подумать, что Жабыч напрасно ждет от меня материалов, да и в принципе меня. «Напрасно старушка ждет сына домой». Потом раздался грохот, я расцепила сведенные судорогой пальцы, взмахнула руками и почувствовала, что лечу. Падение мое в глубины ада казалось бесконечным, а вот полет шмеля, потрескивающего вздыбленными волосенками, совсем наоборот очень стремительным оказался. Я ляснулась на спину. Помяв дорогущую изумрудную траву, издав странный булькающий звук, и закрыла глаза, ощутив мокрые противные прикосновения к своему горящему лицу, стараясь не думать, кто меня так старательно лижет. Наверняка же не этот напыщенный надменный хмырь, и не дочурки его адские.

Мармеладик. Я боюсь собак с детства. До полусмерти. После того как маленькую Люсю, возвращающуюся из магазина с бидоном молока и пакетом мясных костей на суп, едва не растерзала бродячая свора, я обхожу барбосов по кривой дуге.

Воздух сейчас вонял псиной, смертью, и…

– Па, ты видал? Видал? – впился в мой взбудораженный разум восторженный детский голосок. – Давай ее оставим, а? Мы с Янчиком такого шоу сто лет не видели. С тех пор как няня Катя с лестницы в тазу съехала.

– Ага. Тогда тоже круто было. Но сегодня даже интереснее, – подхватил восторженный, странный для крошечной девочки, бас. – Ты слышал, как она трещала? Класс. Па, ну пожалуйста. Ну давай оставим, а? А мы за это… Ань, что мы за это?

– Мы за это скажем, где поставили капкан, – хихикнуло исчадье. Господи, это что вообще?

– Она не животное, чтобы ее оставлять, – вымученно произнес бархатный баритон над моей головой. Облизывание моего лица прекратилось, я выдохнула и открыла левый глаз. Правый, от чего-то никак не желал разлепляться.

– Я вас засужу, – просипела я жалко, уставившись в глаза, похожие на две черные пустые дыры. – По законодательству вы не имеете права…

– Имею. У меня есть разрешение. Кроме того, напряжение там низкое. Скорее для устрашения и отпугивания слишком любопытных рыжих баб и пронырливых журналюг.

Меня передернуло. Неужели догадался? Тогда, сейчас меня будут бить, возможно даже ногами. Но это все же лучше, чем быть скормленной Мармеладику. Хаха, фаршированный зайкой мармеладик, звучит как песня. Зато тогда, может, Жабыч сжалится над пострадавшей в бою за рейтинги его издания, Люсенькой.

– Я не журналюга, – хныкнула я, пытаясь принять сидячее положение. Спину я содрала наверное до мяса, и сейчас она страшно у меня болела и саднила. – Слушайте, дяденька. Отпустите меня. Я больше так не буду, – вспомнив свое уличное детство, проныла я, стараясь выдавить слезу. Не вышло. А раньше всегда работало. Черт.

– Я знаю. Какая из тебя писака? На физиономии же конопатой написано, что ты девять классов окончила и три коридора. Но у меня нет особого выбора, к сожалению, – ухмыльнулся чертов наглый мерзавец. И как я не вцепилась в его прилизанную шевелюру? Сдержалась, колоссальным усилием воли, ну и боль во всем теле еще конечно сыграла немаловажную роль. Да у меня полтора высших, я журналистка от бога. Я школу с медалью закончила, невзирая на семейные обстоятельства. Вот скот. Ну ничего, это не он меня оставит, а я сама останусь. Я такой материал сделаю, этот хмырь слезами умоется. И девчонок его я таки научу любить свободу.

– А знаешь, я подумал и решил, мы все таки тебя оставим. Только объясни мне, какого лешего ты через забор полезла? Охрана предупреждена была о твоем приходе. Я жду с утра. Ты опоздала, кстати. На будущее, я этого не люблю. Сделаю выговор Елизавете, что она плохо своих нянек муштрует. Приступаешь к работе сегодня. Зарплата оговорена с Елизаветой Аркадьевной. Униформу получишь у горничной. Давайте, шевелите ботами своими, Людмила Павловна. И еще, я не люблю неповиновения, уяснили?

– А вертела я вашу нелюбовь. Оставит он меня. Я вам что, крыса ручная? Охрана у него. Да ваша охрана мух ловит, да фильмы срамные по компьютеру смотрит, – буркнула я, наконец заняв вертикальное положение и оценив обстановку. Девчонки, как дети из старого фильма про кукушат замерли в полуметре от инсталляции, под названием «Зайка на лужайке» и о чем то оживленно перешёптывались. У меня по спине пробежал холодок. Их папаша, стоял надо мной и смотрел сверху вниз, как на муху, будто раздумывая прихлопнуть меня, или отдать на растерзание двум своим дьявольским продолжениям. Хотя нет, он уже все решил. – Люблю я, знаете, через заборы лазить. Хобби у меня такое – лазить через заборы. Лазить через заборы, ставить на место наглых хамов, и воспитывать Оменов.

– А я смотрю вы любите детишек, – ощерился Метельский, став похожим на хищника. Вот сейчас мне немного и страшно стало. С этим человеком нельзя шутить. И мне бы надо просто сказать ему об ошибке и отправиться в полицию, в ад, куда угодно. Лишь бы подальше. Но вместо этого, меня словно черт за язык снова дёргает.

–«Ну как вам сказать. Бэзумноооо». Только это, я не Людмила Павловна.

– А кто же вы? – в глазах моего нового начальника зажигаются нехорошие огоньки.

– Люся, – уныло выдохнула я. Видимо с правдой то придется повременить. Ну что ж, господин метельский. Вы сами себе подписали приговор. Я такую статью накропаю, Жабыч удавится. Ну держись, семья Метельских. Да и девчонок этх оборзевших надо встряхнуть. Они еще не поняли, какого врага себе нажили. Я няня? Прекрасно.

– По контракиу вы должны будете жить в моеам доме. Если сбегаете раньше, чемзакончится испытателтный срок, денег не получаете. Если получаете травму, страховка предусмотрена.

– Не переживайте, – хищно сокалилась я, – вы от меня не избавитесь, пока я буду нужна детям. Я готова приступить к своим обязанностям. Только вот униформу свою засуньте…

– Не надо играть с огнем, девочка, – сузил глаза Метельский и вот тут я задумалась, что совать голову в пасть льву, все же не самая лучшая из моих затей. Но отступать было уже поздно.

Глава 4

Лев Метельский

Гарун бежал быстрее лани

Я смотрю как мои дочери вяло ковыряются в тарелках с отвратительным месивом, и чувствую поднимающуюся к горлу, вихрящуюся злость. В моей тарелке та же субстанция, к которой я не притронулся. Повара что ли уволить к чертовой матери? Но он старается готовить то, что полезно детям. Хотя… Ризотто с тыквой, как по мне, совсем не детская еда. Вздрагиваю, услышав дикий грохот, несущийся откуда-то из недр дома. Сминаю пальцами вилку, оглядывая взглядом абсолютно спокойных, жующих девочек.

– Значит так. Это последняя нянька, согласившаяся работать у нас, – я говорю ровно, но дети чувствуют мою ярость, поднимают на меня льдисто синие глазенки, и я понимаю, что еще немного, и снова поведусь на эти ангельские взгляды. У них глаза матери. И они, хоть и маленькие, уже знают уловки, позволяющие вертеть мной, как чертовым брелоком на пальчике. Но не сегодня. Сегодня у меня только одно желание, сбежать из дома, снять телку в элитном эскорт агентстве, и просто ненадолго выпасть из проклятой реальности. – Если она продержится у нас два месяца, мы поедем в Англию вместе.

– А если нет, папочка? – поднимает на меня глазенки Яночка. Я наверное никогда не привыкну, что крошечная девочка может издавать такие звуки. Говорит моя младшая дочь басом, с интонациями портового матроса. Она даже когда была младенцем, плакала так, что казалось ревет не малышка в пеленках, а лесной медведь. Мы таскали ее по врачам, прошли сто кругов ада, пока не узнали, что Яночка плохо слышит. Точнее, она хорошо слышит только звуки низкой частоты, отсюда и странный голос. Слуховой аппарат, крошечный и безумно дорогой ситуацию не исправил, но по крайней мере теперь моя девочка сносно слышит все вокруг.

– А если нет, вы отправитесь в пансион для девочек, в той же Англии. Но одни. Пока на год, дальше – будет зависеть от вашего поведения. Может быть там из вас сделают нормальных детей, – выдыхаю я слова, с трудом проталкивая их сквозь судорожно сжавшиеся связки. Да. Я так решил. Да. Я подлец и трус. Да, я не справляюсь с родительскими обязанностями, потому что просто не в состоянии каждый день пытаться не сойти с ума.

– Мы то нормальные, папочка, – хмыкает Анютка, бросив ложку в тарелку с бело-желтым месивом. – И ты это знаешь прекрасно. Просто няньки эти, может и хорошие тетеньки, но они нам чужие. Для них мы просто работа. А тебя никогда нет дома. И нам очень скучно. Очень скучно, папочка. Вон у Катьки Буйковой, папа в ней на лыжах катается, и плавать ее учит. А мама ее готовит вкусную кашу. А вот это вот… Буээээ, папочка. Даже Мармеладик не ест. Мы понимаем, что мама теперь ангел, и что она больше не вернется. Мы понимаем, а ты, папочка? Просто найди нам новую маму. Это же не сложно тебе.

– Прекрати. Прекрати нести чушь. Прекратите называть меня папочкой. Прекрати быть умнее чем положено семилетке. Я все сказал, если по вашей вине эта летучая обезьяна сбежит раньше, вы будете учиться манерам, – рычу я. Ручка серебряного ножа в моей руке кажется раскаленной. С силой втыкаю его в столешницу. Я сснова сорвался. Голова гуди как рында. Перед глазами летят прозрачные мухи.

– А как же нам тебя называть? Батя? Или может отец? А, фазер еще можно, – совсем не испугавшись всплеска моей ярости хихикает Януся, но от чего-то замолкает на полуслове, уставившись куда-то мне за спину. Аж не по себе становится.

– Вау, вот это… Это просто… – тихо хмыкает Анютка. Даже зачерпывает ложку месива и сует в рот, вот уж чудо. Что же там такое она увидела? Не меньше чем Бетмена, судя по выражению написанному на мордашке.

– Хай, – словно выстрел в спину ударяет меня жизнерадостный голос девки, которую прислала мне поганка Лиза. Через секунду новая нянька появляется в зоне видимости, и я начинаю жалеть, что рано воткнул нож в полированную столешницу. Поторопился. Сейчас бы самое время.

– Вы… Какого черта? Это что за вид?

Девка похожа на пиратку. Форменная блузка повязанная узлом на плоском животе, совсем не прикрывает пупок, поблескивающий маленьким белым камушком пирсинга, и у меня, от чего-то восстает совсем не желание прибить ее прямо здесь, а нечто иное. Юбку эта поганка проигнорировала, оставшись в своих омерзительных шортах. Зато алый шейный платок она повязала на голову на манер банданы, собрав свои рыжие ведьминские космы, которые теперь похожи на пылающее пламя. И ботинки сменила на удобные туфли на плоской подошве, и теперь ее ноги кажутся еще длиннее.

– И что у нас сегодня на ужин?

– Папочка, а если не по нашей вине? Тогда ты будешь с нами постоянно. По рукам? – подает голосок Анютка. Господи, еще немного, и…

– Кстати, шутиха классная была. Норм грохнуло, с меня аж косынку снесло. Но я бы добавила еще дыма, для красоты. Потом научу, – совсем не реагируя на то, что я похож на синьора помидора в последней стадии гипертонии, говорит нахальная ведьма. Развалившись на соседнем со мной стуле. Настолько близко, что я чувствую ее запах, и могу вцепиться пальцами в ее тонкую шею. Надо уходить. Позвонить в эскорт агентство. Пусть мне подберут рыжую шлюху, с ногами длинной с транссибирскую магистраль. Надо уходить. Срочно. Но вместо этого я позорно сиплю, совсем не зная, как мне быть с этой мерзавкой. Обычно я загибаю тех, кто мне неугоден в бараний рог, а тут просто наваждение какое-то. – А вот с тазом… Фигня полная. Я так понимаю, что вы уже повторяться начали. Позорище. Кстати, я там сюрприз вам оставила, – фыркнула Люся, зачерпывая ложкой из тарелки Анютки ризотто, сморщилась, грохнула об стол ложкой. Мерзкая, наглая, противная…

– Боже, какая гадость. Я то думала мильярдеры хоть питаются нормально. Скажите, господин хороший. Вы что на детях экономите? Это же только свиньям давать. Ну, или охране вашей. Чтобы они хоть с голодухи службу несли нормально. Это что вообще?

– Прислуга ест в этом доме в кухне, – чеканю я каждое слово. Еще немного и я сорвусь. Эта девка действует на меня, как на быка красная тряпка. Я ее уволю, и тогда мои дочери совсем слетят с катушек, потому что я проиграю и мне придется быть с ними постоянно. Господи, за что? – И одевается прислуга согласно правилам моего дома. Я ясно излагаю? Юбка должна быть ниже колен, или брюки. На голове пучок. Рот на замке, и глаза в пол. Ваша обязанность ухаживать за девочками. Не комментировать мои приказы, не обсуждать еду и нашу с дочками жизнь. Вы – обслуга. Наемная служащая.

– Предельно, – дернула плечом нянька, даже не потрудившись поднять зад от стула. – Юбку можете сами надеть, и попробовать в ней заниматься детьми. Она, кстати, подгорела немного, чуть-чуть, совсем, к чертям собачьим, когда я, открыв шкаф, сдетонировала запал самодельного взрывного устройства, подложенного мне милыми крошками. Кстати, вы мне еще должны ботинки и куртку. Они тоже отправились в барахлиную вальхаллу. Повара я бы на вашем месте уволила, он определенно подворовывает, и в его квалификации у меня есть сомнения.

– Мой повар был шефом в Неаполе, – зачем я оправдываюсь перед этой мерзавкой? Девочки мои тоже. Вот уж чудо, восторженно притихли и теперь внимают нашей перепалке с любопытством и явно выжидая, что я дам слабину и пинка под шорты этой рыжей бестии.

– Неаполь то поди под Геленджиком который, – фыркнула Люся. Я вскочил с места, как ужаленный, уронил тяжелый стул, которы с грохотом обрушился на пол.

– Девочек вымойте и уложите спать. У меня дела, – проорал я, борясь с головокружением и мигренью, снова рвущей мой висок. – Аня, Яна, в комнату.

– Но папочка…

– Я сказал…

В этот раз малышки не стали спорить, юрко исчезли за дверью за доли секунды. Я медленно подошел к няньке, стараясь не дышать. Кажется весь воздух пропитался ароматом ярости и чертовой бабы. Адская смесь. Она и не дернулась, уставилась на меня своими желто-зелеными омутами, и губки скривила. Черт…

– До утра меня не будет, – выплюнул я в конопатую физиономию ядрометательницы. – Будьте добры, просто выполните свою работу. И учтите, я сегодня просто закрою глаза на вашу наглость, но…

– А вы куда? – о, боже. Она совсем отбитая? Или просто дура?

– Я не отчитываюсь перед челядью. Никогда.

– Ну, я то считала, что отец должен ночевать дома. Чтобы его дети были спокойны и уверены в своей нужности. А вы просто бросаете малышек не пойми на кого. Вдруг я самозванка? Вы не думали об этом? Маньячка с ножом.

– Это не ваше дело, – мне кажется, что из меня она высосала всю душу и теперь наслаждается сытостью. Даже вон щурится как кошка. – Дом полон прислугой. Охрана не позволит вам несанкционированно выйти. Кстати, слепую зону в изгороди я приказал усилить, если что. И охрану расставил по всему периметру. Это я на всякий случай вам рассказываю, чтобы не было искушений.

– Вы все продумали, да? – на ее губах играет улыбка, которую я до одури хочу стереть.

– Приступайте к обязанностям. Завтра вам принесут новую юбку. И постарайтесь не попадаться мне на глаза.

– Да. Господин, – покорно кивнула эта Люся чертова. И я понял сразу. Что это насмешка. – Слушаю и повинуюсь. Позвольте неразумной рабе вашей лампы единственную просьбу. Можно мне, о калиф, попросить сестру мою неразумную привезти мне личного хабару? Я же не думала, что вы сразу меня оставите тут, в своем царстве. И пришла в одних трусах, простите.

– Прекратите паясничать. И избавьте меня от подробностей, – морщусь я. Сил нет даже на злость. Она и вправду адский пожиратель душ. – На сегодня у вас все есть. Вам покажет горничная, где лежат средства гигиены и халат. Завтра пусть приходит. Я прикажу охране пропустить. Напишите имя сестры и отдайте той же горничной.

– А шмонать будут? А то я тогда скажу сестре, чтобы красивых трусов мне наложила.

Я не отвечаю. Молча иду к выходу, стараясь не бежать. Мне срочно нужна рыжая платная баба в бандане и чертовых трусах. Срочно. Жизненно необходима. Что-то грохочет в недрах дома. Так, что аж пол под ногами содрогается. Надо бежать. Не оглядывясь

Люся Зайка.

У вас своя сказка, у нас своя.

– Жила была одна прекрасная, но очень несчастная принцесса. Жила она с папой, мамой, двумя сестрами и тремя братьями. И вот однажды…

– А папа у принцессы король был?

– Нет, он был генералом. Генералом диванных войн. Он лежал на диване и командовал своим войском. Точнее маленькой принцессой, которая с ног сбивалась, чтобы поддерживать его замок в постоянной боевой готовности. Зато жена его была царицей. Владычицей морскою. Она очень любила гулять, а принцессу не очень любила. Так вот…

– Как золушку, да? А разве у генералов рождаются принцессы?

– У всех рождаются, Анечка. Принцесса же может быть не только по крови. Главное, что у тебя вот тут, – легонько стучу я пальцем по виску. – Ну. Или еще может корона вырасти на голове, как у царицы, которая считала себя красавицей. Но у королей то принцессы конечно более настоящие. Я вот лично знаю парочку очень вредных и трудных принцесс, которые шкафы взрывают.

– Они тоже несчастные? – басит из своей кроватки Яночка. И я не знаю вопрос это, или утверждение.

– Они счастливые. Их папа король дует им в розовые зады и позволяет издеваться над людьми. Например горничным в суп подсыпать слабительное, и доводить нянек до белого каления и пердечных сриступов. Но, няни то бывают разные. А теперь спать, – суплю я брови притворно. Девчонки то избалованные до нельзя. Конечно, но… Они даже более одинокие чем я. Зато у них есть настоящее царство. А у меня… У меня только долги и обязанности, которые выполнять я не смогу, если лишусь любимой работы.

– А ты нас не помыла? – несется мне в спину звонкий голосок, – и не причесала.

– Я?

– Ну да, – хмыкает Анечка, обряженная в дурацкую ночнушку, от чего-то задом наперед надетую. Похожа она в ней на маленькое привидение, и волосы распущенные по тонким плечикам, кажутся сейчас облачными. Этаким колтунистым утренним курчавым облачком. – И между прочим, дверь в нашу комнату теперь не закрывается, потому что ты ее заминировала. А Янку откинуло на полметра, когда она ее открыла. Думаешь папа будет доволен?

– А ты думаешь, он поверит, что это я сделала? – скалю я зубы в довольной улыбке. – Деточка. У меня при себе не было ингридиентов для подрывнаой деятельности.

– Ты их у нас украла, – сжимает кулачки моя воспитанница. – Это была наша шутиха.

– Правильно, крошка. Ключевое слово здесь «Наша», я ее только подшаманила чутка.

– Это вызов, – пробасила со своей кроватки Яночка, провела пальчиком по своей тоненькой шейке, и я поняла, что попала. С такой угрозой в голосе это сказала маленькая девочка, что будь я чуть понормальнее, навеняка бы очканула и сбежала. Ломая проклятые баалетки, авыданные мне горничной. Но из опыта я знаю, нельзя показывать страх и слабину никому. Даже себе самой. А уж тем более распущенным ребятишкам, считающим себя венчом творения. Хотя, малышки в этом не виноваты. Они просто страдают от дефицита внимания, поэтому привлекают к себе внимание, таким нехитрым способом. Ну и инфантильны сверх меры, не могут элементарно обслужить себя. Да я в семь лет… У меня не было детства, мать его за ногу.

– Прекрасно. А теперь в ванную, принцессы. Мыться будете сами. У меня рууки отвалятся мыть дыыух таких здоровых лошадок. Причесываться, кстати, тоже будете сами. В семь лет уже нужно уметь себя обслуживать. А я намылась детских задов на сто лет вперед. Буйнос ночес, дамы. И смотрите не сгрызите подушки от злости.

– И вам спокойной ночи, Людмила, – ох, как эта девочка сейчас на отца похожа. Тот же огонь в глазах, те же бесы хороводятся в воздухе. Я была права, рассудительная Анечка гораздо опаснее сестрицы, хотя на вид цветочек василечек. И мне бы надо было напрячься, потому что уж больно покладисты сейчас были Омены, но я что-то расслабилась, подумала, что этот раунд за мной остался. Поэтому не обратила внимания на то, как загорелись глазенки исчадий, занявших выжидательную позицию.

Я уже ухватилась за ручку двери, когда поняла свою стратегическую ошибку. Почувствовала пальцами странную липкую субстанцию. Ладонь намертво прилепилась к бомбошке. За спиной хихикнули хором два дьявольских отродья.

– Смола? – спокойным голосом поинтересовалась я, хотя еще немного и с клыков у меня закапает ядовитая слюна.

– Не, гвозди жидкие. Анкерные, ага. У дядьки свистнули, который в домике для прислуги зеркала вешал. Он сказал, что эта штука выдерживет вес до ста килограм.

– Круть, – хмыкнула я, уперевшись ногой в дверной косяк. Дернулась, пытаясь выломать чертову ручку. Дверь крякнула, но устояла. Конечно, вес у меня бараний, а двери в этом гребаном круге ада крепкие, как в алькатрасе, блин. – Классная вещь. Мы в свое время ручки мазали суперклеем.

– Ты орать не будешь? – удивленно пробасила Яночка. – Не скажешь, что мы злобные твари?

– Да нет, она папе наябедничает, – прошипела Анечка, в мгновения ока оказавшись рядом со мной. – И мы поедем с тобой, Янка, в Англию, в пансион для трудных детей. Ну и пусть. Ну и хорошо. Пусть.

Сердце кольнула острая игла жалости. Я посмотрела на девочку, которая едва сдерживая слезы, стояла в полуметре от меня, и подумала. Что каждый из нас несчастлив по своему. У этой малышки есть все, кроме самого важного. Мы с ней такие разные, но слишком одинаковые. У них тоже нет детства.

– Идите в… баню – рявкнула я, испугавшись того, что почувствовала. Поплыла, Зайка. Что мне до них. Я тут побуду пять дней, соберу материалы и уйду. Если выживу, конечно. Шалости у малышек не безобидные. – Быстро. Пока я не разозлилась. Точнее, я уже разозлилоась, прорычала я, и выдрала с мясом и треском ручку из несчастной двери, как терминатор, аж сама обалдела. Малышек словно веитром сдуло. Я уселась прямо на пол. Прислушиваясь к шуму воды. Доносящуюся из за закрытой двери ванной комнаты и задумалась, над тем, кка действовать. Сейчас все в доме уснут и наступит мое время. А сейчас надо позвонить сестре. Мне нужны мой комп, ну и некоторые приспособления. Только вот как все это протащить через пост охраны?

Глава 5

Лев Метельский

Бросьте жертву в пасть Ваала. Киньте мученицу львам!

– Шкаф в комнате прислуги, две двери, косяк, унитаз, туалетнеое зеркало, трещина в джакузи, – перечисляю я, глядя на девку, кпершую наглый взгляд в пол. И я почти физически ощущаю, что ей совсем не стыдно. Об этом говорит и то, что юбку надеть форменную она так и не соизволила. А стоящие рядом с ней мои дочки, похожи на двух Нафань из мультика про неряшливого домового. – Людмила Павловна, вы не хотите ничего мне сказать?

– Что например? – Прищуренный взгляд желтых, как у кошки, глаз, окидывает меня насмешливым льдом. Я смотрю на моих малышек, и вдруг осознаю, что они чертовски похожи с этой нахалкой рыжей. Это ирреально, противоестественно, но от чего-то абсолютно. Они не внешне похожи, а неуловимо, будто сообщающиеся сосуды взаимодействуют. Странно и пугающе.

– Ну, например, что это мои дочери учинили очередной бедлам. Не думаю, что вы сами минировали свой шкаф. Да и нечем было у вас, насколько я успел заметить вчера. Не стоит выгораживать девочек, в ущерб себе.

– Не стоит уходить из дома на ночь. Может тогда в вашем царстве все будет как надо? – теперь в ее глазах бесы. Наглые, пляшущие адский краковяк, под ручку. И вот сейчас мне надо ее уволить. Вот прямо в этот момент дать пинка под округлый зад, затянутый в потертую джинсу. – Двери и ванную в детской сломала я. Это чистая правда. Когда я пыталась выбить чертову дверь в санузел, девочки открыли ее. Отсюда разрушения. Трещина в джакузи от бронзового наградного кубка. Я воспитывала девочек. Делала то, что должен их отец.

– Зачем вы пытались выбить гребаную двер? Воспитывали? Вы что их били? – я рычу, борясь с желанием взять и откусить башку этой ведьмы, вместе с нахальными медовыми глазами. – Почему мои дочери похожи на уличных побирушек – не причесаны, одеты как… Как вы? Вы вообще понимаете, куда вас взяли на работу? Свои обязанности вы осознаете? Вы няня теперь, а не корабельная баба.

– А вы? – совсем бесстрашная эта рыжая дура. И подбородок чертов конопатый выдвинут вперед упрямо. А губа… Губа ее нижняя дрожит, но не плаксиво, а разъяренно зло. Вот сейчас. Самое время. Просто избавиться от головной боли, признать свое поражение перед дочками и сдаться на милость победительниц. А потом просто самому свалить в страну туманов и смога, в компании Лельки, соей давнишней любовницы. Просто забыться. Или, может, права Анечка, привести ее в мой дом в качестве матери для моих дочек. И все станет очень просто. Абсолютно. – Вы свои обязанности осознаете? Ваши дочки – ваш головняк. Я тут не для того, чтобы воспитывать то, что надо было воспитывать, пока оно поперек лавки лежало. Так что, теперь уж что выросло, то выросло.

– А ну, пошла вон! – уже ору я, схватив со стола увесистую статуэтку. Фемиду вроде. Дарят всякую ерунду, мать их. – Вон. Чтобы духу… Ноги, чтобы…

Аж дышать нечем, ярость заполняет комнату душным пожаром. Давненько никто не выводил меня из себя настолько. У этой девки талант. Ей надо работать рекрутером у самого Люцифера, там бы она могла сделать шикарную карьеру. Наверняка и босса бы подсидела.

– Да, пожалуйста. Может хоть тогда вы отцом немного побудете. Это интересно, кстати. Ваши дочки просто ваша копия. Может научитесь у них понимать что такое семья. Кстати, они хоть и Омены, но не виноваты в этом. Кровь не водица, просто. Просто у козла не могут родиться пушистые котята, – фыркнуло рыжее исчадье и пошло к выходу, покачивая бедрами. Тяжеловаты они у нее для такой-то осиной талии. Сука. Так меня в дерьме сто лет не валял никто.

– Папочка, – голос Анечки звенит, отвлекает меня от посылания всех казней египетских на голову мерзавки, твердо уходящей в никуда. И мордашки моих дочерей такие растерянные и виноватые. Я их такими не видел наверное никогда. – Если она уйдет, ты проиграешь.

– Придется тебе признать, что ты осел, – совсем обнаглев басит Анютка. И будь на ее месте кто-то другой, я бы растерзал его на месте. Но моя дочь сейчас абсолютно права. Отпускать исчадье сейчас подобно смерти. Мои миленькие куколки меня растерзают.

– Люся, постойте, – рычу я, совсем ослепнув от боли в виске. – Просто скажите честно – это мои дочери устроили погром?

– Кишка у ваших дочек тонка, устроить такую фанаберию. Тут нужен скил прокаченный, – оборачивается адская нянька прямо у самой двери. – Я уволена?

– Вы обязаны отработать две недели, пока я не найду новую няню, – черт, пусть она уйдет. Исчезнет. Растворится. Милый господи, умоляю.

– Так я и не собиралась уходить. У вас весело и сытно. Малышки изощренные, надо их немного подучить и проучить, и они превзойдут мастера. Все как я люблю. Пожалуй я тут задержусь. Люблю я трудности, знаете ли. И судя по вашей физиономии, вы сейчас мне перо в жопу и дорогу в кочках желаете. А я такая противоречивая. Рот закройте, муха залетит. Девочки, вас ждет расческа и чистка зубов. Шементом, а то наша сказка станет страшной. Кос не будет на головах, побрею налысо.

Моих дочек словно ветром сметает, хотя обычно их надо упрашивать приготовиться к завтраку чуть ли не на коленях. По крайне мере предыдущие няньки бегали за малышками для этого до обеда. А тут… Но я, кстати тоже верю этой ненормальной сразу, и сам борюсь с желанием ломануться в ванную и отыскать расческу.

– А вы пойдите, помойтесь мирамистином. Ходок, блин, – фыркнув в очередной раз исчадье исчезает. Я чувствую себя выжатым, словно лимон. Нужно что-то делать с моей жизнью. Нужно и вправду найти мать малышкам, вышиббить из дома всех нянь. Просто извести как класс.

– Сука, – сиплю я, в захлопнувшуюся воротину, дернув воротник рубашки от которого тут же с треском отлетают пуговицы. – Мерзкая, рыжая…

Я всю ночь пытался расслабиться в объятиях рыжей потаскухи, и не смог. Она на волос не была похожа на эту ведьму. Поганка Люся права, мне срочно надо в душ.

Тяжелая фемида с грохотом ударяется в дверь. Мирамистина надо купить.

Люся Зайка

Видать вы, сударь, в жизни сильно согрешили, раз вам меня подкинула судьба.

«Магнитофон. Портсигар золотой отечественный, куртка замшевая… Три»

Ну, если честно, я лишканула, конечно, бросив тяжелый кубок в купель из плексигласового стекла. Испугалась просто. Не помню, когда успела прихватить чертову награду с полочки. Стресс всегда действует на меня странно, мозг отключается, зато другие ресурсы моего доходного организма усиливаются в десятки раз.

Я разбежалась… Ну, а дальше вы знаете. Девчонки распахнули дверь, и я со скоростью челябинского метеорита влетела в санитарную комнату, по инерции пролетела метров двадцать, вломилась в стену, на которой висело шикарное зеркало в стиле ампир, попыталась поймать дорогущее волшебное стекло, оно изменило траекторию, отлетело в сторону и с громким звоном разбилось вместе с унитазом, отколов при этом еще и хороший кусок от биде. Пол начал заливаться водой, мои глаза кровью. Мозг начал оцифровывать информацию в штатном режиме. Я уставилась на дело рук своих и едва не взвыла.

– Крутяк, – раздался звонкий голосок одной из виновниц моих злоключений из наполненного пенным шиком джакузи, восторженный и показавшийся мне омерзительно довольным. – Теперь наш папочка точно вышибет вас Люся. Такого отвесит пендаля, лететь будете до Лондона без самолета.

– Точняк.

Вот как раз, кажется, в этот момент я и метнула злополучный кубок в чертову ванную, в которой олимпийская сборная могла бы заплывы в ширину устраивать. Стекло натужно хрюкнув пошло трещиной.

Ну прав, конечно этот хмырь болотный, папочка исчадий. Затопили мы полдома, пока он там шлялся не пойми где. И на его месте я бы…

– Ты почему нас не сдала? – раздался из полумрака прихожей бас Яночки, когда я вышла из кабинета хозяина дома, похожая на уличную Жучку, получившую между ушей газетой. Я вздрогнула, по спине пробежала толпа ледяных мурашек. Голос этой девочки похож на голос одержимых из сериала про экзорцистов. – Думаешь, что мы вызов тебе наш отменим? Фигушки.

– Западло было. Не по-пацански сдавать кого либо. Даже таких зловредных коз, как вы, – хмыкнула я, понимая, что с этим проклятым Оменским вызовом мне будет трудно сделать то, зачем я в этом адском доме. Девчонки теперь мне продыху не дадут, пока не вышибут из своей обители, ну или пока я сама не сбегу, голося от ужаса. Раньше им это удавалось довольно легко, как я понимаю. Но сейчас… Вызов – значит вызов. Только чуть позже. Сейчас у меня есть дело поважнее.

– Ты куда? – словно призраки, выросли передо мной две тоненькие фигурки, гладко причесанные, одетые и умытые кажется до скрипа. Я хмыкнула, рассмотрев воспитанниц. Девчонки то не совсем пропащие.

– В кухню. Хочу посмотреть, что там вам на завтрак приготовил ваш кашевар. Вчера было страшное хрючево, как по мне. Как вы вообще еще живы, с такими харчами?

– А зачем? – озадаченно спросила Анечка, приподняв свою золотистую бровку. – Папа не разрешает лезть в меню, которое составил Милано. И вообще, у обслуги есть правила, которые…

– Ты чего ее отговариваешь? Пусть идет. Она, так-то тоже обслуга, – зашептала Януська. – Папа ее вышибет, мы снова на коне. Ты чего?

– Ну, если вам нравится есть всякую дрянь, это ваше дело. А у меня слишком мало удовольствий в жизни. Хоть поесть нормально думала в вашем царстве богатейском. А тут хавчик хуже, чем в больнице для малоимущих. У моей бабушки пирожки, закачаешься. Вашему повару не снились. С капустой и яйцом, уммм. Пальцы оближешь. Да что там… До локтей отгрызешь. Короче, вы если не со мной, то хоть под ногами не путайтесь, – хмыкнула я и дернула плечом. Омены примолкли, и даже с интересом почапали за мной, судя по легким шагам за моей спиной.

Кухня воняла укропом. Воняла до слезотечения и аллергического ринита. Слюноотделение у меня началось не от проснувшегося аппетита, а от подскочившей к горлу тошноты.

– Ты кто такая, э? Какого… – бросился мне навстречу пухлый коротыш в поварском колпаке. Увидел девочек, осекся на полуслове, но на меня вытаращил злобные маслиновые глазенки, как по мне совсем не итальянские. Слишком хитрые и абсолютно наглые.

– Я твой самый страшный кошмар, – ухмыльнулась я, подняв крышку с первой попавшейся кастрюли. Уставилась на мутный бульон, хмыкнула, взяла с кухонного острова, негигиенично валяющуюся на нем тряпку, и сунула ее в кастрюлю с варевом. Повар взвыл, и схватился за грязный нож, тут же став похожим на головореза, а не на милягу неаполитанского шефа.

– Папа ее убьет, если ее Милано ножом не покоцает, – радостно шепнула за моей спиной басовитая малышка. – В супе этом сварит, ага. Вместе с тряпкой.

– Ты кто такая? – взревел Милано, которого скорее всего зовут Мамука. И шикарный богатейский шеф из него, как из меня Майя Плисецкая. Интересно, как этот проныра смог обмануть Мистера твистера? Не иначе такой же самозванец, как… Ну да, как я. Метельскому нужно найти кадровика получше. Тоже мне, великий и ужасный, закрытый от всех богатей, блин. Да его вскроет даже Танька, моя сестрица младшая. А она не семи пядей во лбу, в отличие от своей умницы старшей сестры. Ну, меня, то есть. Себя не похвалишь, никто не похвалит.

– Я ужас летящий на крыльях ночи. Черный плащ я. А вот ты что за ком с бугра? – прорычала я, вдохнув аромат нашего с девочками будущего завтрака. Судя по амбре кормить нас собираются совсем не омарами с черной икрой. – Там что?

– Суфле из брокколи со шпинатом и мусс из белой рыбы, – гордо выпятил пузо дурак. Мой желудок подскочил к горлу. Точно, воняло минтаем, который я ненавижу с детства. Родители мои не очень то заморачивались гурманскими изысками. На обед чаще всего был дешманский минтай с горохом, после которого мы всей детской отстреливали за ночь норму мотострелкового взвода, и суп из баночной сайры. Его я ненавижу до сих пор.

Девочки тоже приуныли, судя по скуксившимся мордашкам. И я снова почувствовала болючий укол жалости. Да что происходит, черт возьми? Я тут не для того, чтобы воспитывать чужих соплячек, наглых обманщиков поваров и оборзевших хмырей олигархов. Не для спасения желудков чужих. Я тут…

– Папаня ваш это ест? – зыркнула я на детишек тьмы, растерявших от чего-то свой демонский запал, услышав меню.

– Он вообще дома редко завтракает. Обедает в офисе, а ужинает с… – прошептала Анютка, шмыгнув носом. Ну, понятно, папуля года просто не знает, что готовит его дочками этот дерьмодел. А когда случается оказия, ну или счастье, что хозяин вкушает пищу дома, чертяка Милано рвет свой волосатый зад и готовит что-то более удобоваримое, чем обычно.

– Ешь, – приказала я повару. Ложку ему дала самую большую, которую нашла в этом царстве клопячьей кинзы и укропной вони. Ни один здравомыслящий итальянец палкой не притронется к этим пряным травам, иначе его проклянут повара всей «сапоговидной» его родины. А то и пошинкуют на пиццу, прости господи.

– Люся, не надо, – пискнула Анечка испуганно. Надо же, они еще не разучились проявалять какие-либо эмоции, кроме избалованности. – Папа вас убьет.

– Я сама сдохну. От отравления, если попробую хоть крошку этой вашей еды. Но то что ты за меня переживаешь, уже плюсик мне в карму, – рявкнула я, ухватив сопротивляющегося шефа за воротник.

– Пусти, курва, – прорычал он. Куда там, я оседлала метлу. А значит стала неуязвимой, ловкой, сильной и смелой. Ну, такая у меня особенность, когда я зла до слепоты. Кто-то бежит, или дерется, а у меня включается синдром мстителя. – Я тебя…

– Что тут происходит? – если бы сейчас на землю небо упало, или молния ударила прямо мне в макушку, я бы, наверное, испугалась. А так, только вздрогнула, услышав словно сквозь вату громоподобный голос местного бога, и по совместительству моего нового работодателя. Временного, если что? – Люся, какого…

– Пробу снимаем, – сдула я с лица выбившийся локон, при этом глядя на активно заработавшего ложкой укропного сенсея. – Милано сказал, что задумавшийся минтай это пища миллиардеров, а я считаю, что сибас минтаем заменять в аутентичном рецепте некомильфо. Да и минестроне из курицы должен быть более прозрачным. Теологические споры. С уклоном в полемику. Да ведь, шеф? А вы, глубокоуважаемый, вагоноуважатый, если бы чаще дома бывали, то наверняка бы знали, что этот хлюст ворует у вас, кормит малышек фуфлом, и не краснеет. Конечно, вы то сами в ресторациях подъедаетесь, где вам на дочек то внимание обращать.

– Папочка, Люся просто… – пробасила вдруг Яночка. Надо же. Она что меня защитить пытается. Вот уж чудо чудное.

– Молчать, – заорал Лев. Точнее зарычал, так, что я аж пальцы разжала, которыми держала за химок черноглазого вруна. – Вы – в детскую, – рявкнул он на близняшек. Девочки нехотя поплелись к двери. Ну все, не написать мне статьи про Метельского. Вообще больше ни одной статьи не написать. Эх, пропала я, Зайку бросила хозяйка. Точнее, кинул Жабыч. Красиво так швырнул. Знал гад, что задание дал мне бесперспективное. И я знала. Так что чего теперь опилки пилить?

Глава 6

Лев Метельский

А теперь добавим ножек, получился осьминожек…

Придушить бы эту ведьму. Сжать пальцы на тонкой шейке, и стереть насмешку из проклятых желтых глазищ, которыми она смотрит на меня без всякого страха и пиетета. Никто в этом доме не глядит на меня так… Так прямо и вызывающе. И от этого я просто бесневею и дурею, судя по всему.

Но она права и в этот раз. Меня передергивает от воспоминания о бурлящей в кастрюле зеленой слизи, похожей на… Черт, да на жижу болотную было похоже варево. А эта мерзавка заставила меня попробовать эту адскую гадость. Пихнула мне насильно ложку в рот, почти до горла. Как я не убил ее там? Наверное просто ошалел от такой наглости няньки, ну и от вкуса мерзости, которую мои дочки чуть не получили на обед.

– Откуда вы только взялись? – рявкнул я, глядя на чертову рыжую девку, сидящую напротив с грацией королевы. Спина прямая, словно палку проглотила, колени сведены, голени чуть в сторону. Как королева английская сидит, мать ее. И смотрит, сука. Смотрит прямо мне в лицо, скривив свои губешки.

– Как и все, из мамки вылезла, – хмыкает эта нахалюга. Щурится кошкой. А у меня в организме бушует что-то невероятное и подзабытое. Гудит в крови так, что аж глушит. – Ну я ведь права была. Ваш Милано не Милано совсем. Он даже без акцента на меня орал. Жаль, что я только кастрюлю с консоме ему на башку надела. Надо было еще и брокколи ему скормить. Зря вы не позволили. Ну скажите же, что я права. Признайте.

– Это и бесит, – выдыхаю я. Голова даже не болит. Она раскалывается на две половины, как перезрелый арбуз. – Что ж, вы свободны. Завтрак через полчаса. Можете приступать к его приготовлению. Удивите меня.

– Кто? Я? – вот сейчас ведьма удивлена, и у меня в груди разливается огненное тепло удовольствия. Физиономия конопатая вытягивается как у мультяшки.

– Ну не я же, – я улыбаюсь. О, да. Впервые за последние черти знает сколько лет мне обалденно. Так клево, как говорят мои малышки, что аж хочется остаться дома. Со мной такой оказии давненько не случалось. – И я, пожалуй сегодня дома позавтракаю.

– Ну, во-первых, я нанималась присматривать за детьми к вам, а не кашеварить, – кончик носа у нее краснеет. Злится рыжая. Ах, как прекрасно и вкусно. Черт, я возбуждаюсь что ли? – Во вторых, готовлю я так себе. А в третьих…

– А в третьих, Людмила…

– Люся, – скалит зубки адская няня. Белые, ровные, похожие на ряд дорогого жемчуга. – В третьих, кто за малышками присмотрит?

– Ладно, – Покладисто соглашаюсь. Мне нравится, что она зависит от меня. И то, что я могу над ней властвовать. Заводит страшно, раз в пять сильнее чем Лелечка в неглиже. Я сто лет не испытывал подобного. – Люся, так Люся. Так вот, Люся, кто повара уволил, то и выполняет его обязанности. Таков закон. Будете готовить пока я не найду нового кашевара. А с дочками моими я побуду. Сыграю с ними в настольную игру. Они будут счастливы, как думаете?

– Но…

– Завтрак через двадцать восемь минут, – уже рычу я. Если сейчас эта чума не уйдет из моего кабинета, я слечу с катушек.

– Ну, если вы не боитесь загреметь в инфекцию с отравлением, – фыркает нянька, но тут же срывается с места, увидев мой взгляд.

– Папочка, ты что хочешь с нами сделать? – интересуется Януся, когда я вваливаюсь в детскую с шашками в руках и шахматной доской. Анечка смотрит на меня, как на привидение. И мордашки моих малышек настолько удивленные, что у меня в груди что-то переворачивается. Дети не должны так реагировать на желание отца побыть с ними. Странное чувство вины. Что происходит? С тех пор как эта рыжая ведьма появилась в моем доме происходит какая-то чертовщина.

– В шашки хотел с вами порубиться, – выдыхаю я. Надо бежать из дома. Как я это обычно делаю. Уйти в работу с головой, поставить раком всех своих топов, потом поехать к моей давнишней любовнице, расслабиться, снять напряжение. Пожрать в ресторане. А я стою как идиот с шашками в руках. И мои дочки, кажется даже напуганы моим пришествием.

– Порубиться? – удивленный бас Януси больше похож на стон. – Папа, ты заболел? Люсю уволил все таки? Обанкротился? Мы теепрь нищие, да? – мне кажется в голосе Януси я слышу надежду. О, черт.

– Зелья съел ложку ведьмовского. В кухне ваша Люся, готовит завтрак. Я уволил Милано. Хотя, лучше бы дал пинка под зад няньке, – бурчу я, вспомнив снова гадостную жижу. – Так вы как в шашки?

– А мы не умеем, – Анечка, моя умничка, стоит сложив на груди ручки. Им по семь лет. И никто не научил их играть в гребаные шашки. Никто? А кто был должен? Няньки, меняющиеся, как стекляшки в калейдоскопе? – Пап, ты скажи, ты что решил все таки нас отправить в пансион?

– С чего такие умозаключения? – интересуюсь, опускаясь прямо на пол. Раскладываю на полу доску, начинаю расставлять шашки.

– С того, что ты по-турецки сидишь на полу в нашей комнате в костюмных брюках и белой рубашке в рабочее время и притворяешься нормальным папочкой, – басит Януся. – Это же… Короче все медведи уже наверное в лесу передохли. Наверное в тот момент, когда ты шашки где-то надыбал в нашем доме.

– Мы играем или нет? – начинаю заводиться я, нетерпеливо поглядываю на часы. Морок с меня сходит, я возвращаюсь к своему нормальному состоянию. Чертовы шашки. – У нас пятнадцать минут до завтрака.

– А, ну понятно. Нет, папочка, не играем. Давай лучше поиграем в «правда или ложь».

Я не знаю что это за игра. Я хочу сбежать. Ноги у меня затекли. А мои дочери… Я их тоже не знаю, как и они меня. Чувствую вину, но… Я ведь не хочу ничего менять. Так что я сейчас делаю здесь?

В столовую я вваливаюсь выжатый как лимон. Лучше подписать сто договоров, чем играть с маленьким девочками в чертову игру, где надо изворачиваться и лгать прямо в их доверчивые глазенки. Ну, ничего. Сейчас Люся накосячит с завтраком, я на ней оторвусь и наконец сбегу в мир, которы сам выстроил вокруг себя. Ну что можно успеть за двадцать минут? Она точно не справится, и тогда…

– Тадам, – вздрагиваю, услышав голос в пространстве. Успела, мать ее? Она точно колдунья, самая гадостная и боггомерзкая. Как в мультике была, про Карлика Носа из моего детства. Малышки ерзают на своих стульях, смотрят настороженно и выжидательно. – Чего скисли, господа Метельские, как сметана прошлогодняя? – слишком уж довольна нянька. Чересчур. И я начинаю чувствовать себя маленьким мальчиком, предвкушающим новогодний подарок.

– Что у вас там? – интересуюсь насмешливо кивнув на блюдо, накрытое серебряным клошем, и вдруг чувствую, что голоден неимоверно.

– Сосьминоги, – голос ведьмы звучит торжественно и весело. И глаза сияют как драгоценные камни. – Чего?

– У меня аллергия на морепродукты, – шепчет Анютка. Черт. Я и забыл. Точнее и не помнил.

– Ничего, эти тебе можно, – в голосе Люси столько нежности, и смотрит она на мою дочь не как все предыдущие няньки. Тепло смотрит и весело.

– Вы считаете, что девочкам полезны на завтрак морские гады? – не пойму от чего я злюсь. Почему мне так мерзко.

– Я считаю, что все полезно, что в пузо полезло. Не морочьте голову, папочка. Вы мне дали задание, я его выполнила. Так что вилки в руки и погнали.

Тонкие пальчики с ногтями обрезанными почти до мяса, сдергивают с блюда клош, и мне кажется, что я захлебнусь слюной. Запах из моего нищего детства проникает в каждую клетку моего организма. Запах праздника. Запах, казавшиеся мне тогда верхом богатства. А теперь…

– Что это? – шепчет Януся, рассматривая завтрак. А я с трудом сдерживаюсь, чтобы не наброситься на чертовы сосиски, прямо из которых вьются макароны. Моя мама тоже делала так. И песню пела про осьминожек. И гладила меня по макушке. И… Черт бы ее подрал эту рыжую девку.

– Ешь давай. Я им даже глаза присобачила из сыра. А если кетчупом полить сверху то будет как будто в осьминожьем царстве произошла техасская резня бензопилой. Круто, да? Налетайте. Эти морепродукты всем полезны. Ага. Господин Метельский, особого приглашения ждете.

– Сосиски? – хрипит Анечка?

– Вы что ни разу не пробовали? Ну вы и… Короче, все дети должны есть сосиски. А то они вырастут несчастными. Быстро жуйте. Ну… Вкуснища же?

Она не права. Я ел сосиски и вырос… Молчу. Гляжу, как Люся кладет мне в тарелку сосьмигнога, блин, слово то какое смешное. Отламываю кусочек. Кладу в рот, загибаясь от удовольствия. Сосиски? Откуда они в моем доме вообще взялись? Черт, вкусно то как, главное не запихнуть в рот целиком эту таблицу Менделеева на глазах у дочек.

– Это, у вас в рефрижераторе вообще одно фуфло. Я выменяла у прислуги на банку иукры черной и омара пачку сосисок, спагетти и кетчупа бутылочку. Он дешмански, самый вкусный как по мне, – словно мысли мои читает чертова поганка. Валится на стул, и на свою тарелку кладет вкусняшку. А у меня даже нет сил сделать ей замечание.

– О, боже. Это такая вкуснища, – стонет Анютка. А Януся просто мычит. Этот дом просыпается, и это ужасно страшно.

– Вы изнасиловали бедного сосьминога, – хихикает Люся. – Вот так надо. Берете его в рук и кусаете где больше нравится. Попробуйте. Вкуснее же? Ага и в кетчуп. Топите его. Ха, вы весь вымазались. Погодите… – она хватает салфетку. Дотрагивается ею до моего лица. Бежать, надо бежать. На неделю надо в командировку. Куда угодно.

И я уже собираюсь привести в исполнение свой трусливый план. Но не успеваю со стула подняться.

– Там… Там! – словно вихрь влетает в столовую моя экономка Глафира, всегда чопорная и подтянутая. Сегодня она похожа на девку Фимку из известного фильма.

– Если не небо упало на землю, я тебя уволю к чертовой бабушке, – рычу я. Рычу, потому что еще хочу сосьминога, кетчупа, салфетку на морде. Я хочу…

– На посту охраны бойня. Какая-то огромная баба помяла Мишаню, орет, что наниматься к вам пришла. Сумасшедшая наверное. Раскидала там всех, как котят. И это, ее пришлось снять дротиком с транквилизатором. Там на слона заряд был. Так она еще пятнадцать минут все ломала.

– Мишаню? Это который сто пятьдесят кило мышц и десять грамм мозга? Помяла баба? Глафира, избавь меня от чертовых ваших проблем. Я плачу деньги вам всем не для того, чтобы разбираться самому с ненормальными. И если моя охрана набранная из натасканной спецуры не может справиться с чокнутой бабищей, у меня есть повод усомниться в профессиональных качествах бойцов. Короче, всех уволю к черту, если будете шляться ко мне по всякой ерунде. Вызовите полицию, санитаров из дурки и оставьте меня все в покое. Все…

Я наконец стряхиваю с себя чародейство ведьмы, вскакиваю со стула, который сейчас кажется мне дыбой раскаленной.

Черт, моя жизнь превратилась в фильм ужасов с появлением рыжей Люси.

– Да, господин Метельский, хорошо. Но она говорит, что пришла наниматься к вам…

Люся Зайка

Ищу волшебника. Дело есть

– Выглядишь бомбезно, – окинула меня оценивающим взглядом Танька, и судя по всему едва сдержала ядовитый смешок. Значит что-то снова накосячила, можно к гадалке не ходить. – Чистый ангел. Перья правда мелковаты из подушки что ли? Богато живут, буржуи, а мы шеи ломаем на синтепоне. Что, Аннушка уже разлила масло? Или… Ты чем воняешь, не пойму?

Знала бы эта холера, насколько близка к истине. Только не Аннушка, а Анечка. И совсем не маслице. И теперь я воняю, как рыболовецкий траулер, мать мою владычицу морскую. И пух прилипший ко мне намертво, совсем не отряхивается. И поэтому придется мне надевать мерзкую униформу, в которой я похожа на Юмифию Эндрюс. Только клетки с попугаем в руке не хватает, блин. Девчонки все таки начали боевые действия. Ну ничего, В-значит вендетта.

– Гребаным рыбьим жиром, – рявкнула я, глядя на обнаглевшую младшую сестрицу, сидящую на диване в гостиной дома семьи Метельских, закинув ноги на стеклянный журнальный стол. При чем ноги эти ее были обуты в мои любимые мотоциклетные ботинки. Вообще-то мою систер зовут Танитафея, ну я уже рассказывала о буйной фантазии моей мамули, во время беременности дюже увлекавшейся фильмами и литературой про фей и прочий маленький народец. Танька похожа на фею, как похожа волшебная палочка на топор, то есть совсем никакого сходства. Точнее, если бы феи носили косухи и волосы цвета «Кровь из глаз», и если иметь слишком больную фантазию, то наверное можно было бы представить, что перед вами фея, но только фея злая и ядовитая как гюрза. – Привезла все?

– Ага. Правда Ба сказала, что если ты снова оторвешь от ее моцика люльку, она оторвет тебе голову. Ой, она новый партак набила, закачаешься. Профиль Тарантины на груди. Правда морда у великого режиссера получилась удивленная и вытянутая, – довольно хихикнула Танюха, в очередной раз, вспомнив, мой позор. – И это, там Юрец что-то шаманил в байке, ты поаккуратнее.

– Тарантино. Фамилия не склоняется, – поправила я машинально. Вздрогнула, даже боясь подумать, что там нашаманил юный техник. Юрец наш младший брат с замашками Кулибина и такой буйной фантазией, что выжить после столкновения с ней практически невозможно. Настоящее имя Юрца – Юстас. Есть у нас еще брат Алекс, но он тихий. Сидит себе у компа, покрывшись паутиной, и изредка выходит из сумрака, чтобы совсем не превратиться в камень.

– Девчонок учи этих, с которыми нянчишься, – фыркнула Танюха.

Надеюсь он не катапульту присобачил к трофейному Зундапу, который мой дедуля приволок, вернувшись с фронта. Ба трясется над машиной, как Кощей над златом.

– Надеюсь, там не катапульта, – прочла мои мысли сестрица. Я вздрогнула. Вспомнив отпечаток тела отца на потолке. Танька хмыкнула, явно вспомнив ту же картинку. – Когда он ее в диван запихнул было эпично. Папуля теперь прежде чем лечь всегда тычет в диван лыжной палкой. Прикинь. Глупый. Там от веса… Не важно. А фантазии у твоих воспитанниц нет. Приколы устаревшие. Ну что это? Пффф. Рыбий жир. Перья. Детский сад. Я бы смолы надыбала черной, у дорожников. И соломы, а не перьев, такой колючей, чтобы ты в кровь расчесалась. А это…

Интересно, чего это Танька за спину мне смотрит? Я услышала тихий шорох, несущийся со стороны лестницы, но поворачиваться не стала, точно зная, кто там подслушивает.

– Рот закрой, – рявкнула я, надоумит еще Оменов, но губы растянула в зверской улыбке, услышав тихий удаляющийся топот двух пар маленьких ножек по ступеням. Раз-два-три-четыре-пять.

– Судя по твоей морде, девчонок ждет сюрприз? – глаза Танюхи наполнились радостным шаловливым светом.

– Аааааа, – раздался басовитый вопль со второго этажа чертова огромного дома.

– Ууууу, – взвыла вторая паразитка.

– Чем ты их? – с видом знатока поинтересовалась сестрица.

– Мука и клей силикатный. Ой. Не смотри так, ничего другого под рукой не было. Слушай, там ты приехала когда, женщину видела на посту охраны?