Читать онлайн Маг – хранитель Слова бесплатно

© Русанов Владислав, 2024

© Трекулов Вячеслав, 2024

© Денис Косов, художник, 2024

© Малышева Галина Леонидовна (ИД СеЖеГа), 2024

Акт первый, разъяснительный

Инкуб-шоу

Когда-то давно здесь был небольшой завод. Что производили? Да кто сейчас вспомнит… Может, табуретки, а может, какую-то деталь для угольного комбайна. Много таких заброшенных зданий оставалось в Донецке. При советской власти здесь вовсю давали продукцию. Не всегда самого лучшего качества, но зато свою, отечественную. Но, неожиданно для себя угодив в капиталистическую эпоху девяностых, местные предприятия начали сдавать позиции, задыхаясь без сырья, не выдерживая конкуренции с дешёвым китайским производством, отдавая часть невеликой прибыли за «крышу» местным бандитам.

Потом они просто закрывались. Что-то было приватизировано, но не ради производства, а ради недвижимости – по большей части из-за земли в черте крупного областного центра. Потом эту недвижимость пытались продать под застройку, сдать в аренду под склады или какие-то новые частные заводики. Например, по сборке пластиковых окон из привозного профиля или изготовление крымских вин в тетрапаках из спирта-ректификата, виноградного сока и вкусовых добавок, идентичных натуральным. Потом и они стремительно схлопывались, убоявшись налоговой инспекции или общества по защите прав потребителей. Директора, не сумевшие отложить денег на банковский счёт, садились на несколько лет в колонию общего режима, а сумевшие – делились нахапанным и уезжали в другую область с новыми документами.

Остовы производственных помещений, лишённые человеческого тепла, торчали по окраинам Донецка, словно немой укор капиталистическому строю. Хозяйственные мужички из соседних посёлков постепенно лишили их стёкол, крепёжных деталей, досок и бруса. Охотники за металлом вначале вырубили кабели – они шли подороже на процветающем рынке вторсырья, а потом уже взялись и за стальные элементы конструкций – уголок, швеллер, двутавр и прочий фигурный профиль. Как говорится, с поганой овцы хоть шерсти клок. А когда овец остригли до блеска, как подбородок пехотного ротмистра в Крымскую кампанию, люди потеряли к бывшим заводам, фабрикам и мастерским всяческий интерес. Даже бомжи не чтили их своим вниманием – неуютно, холодно, в люках теплоцентралей ночевать гораздо комфортнее, да и от основных кормовых баз далеко. Здесь жили только бродячие собаки, нетопыри, голуби и воробьи.

События 2014 года изменило отношение людей к заброшенным строениям. Ополчению Донбасса не хватало сил контролировать всю линию соприкосновения, поэтому диверсионно-разведывательные группы украинских вооружённых формирований проникали в город довольно часто. А где им прятаться? Вот в таких зданиях, от которых остались одни скелеты. После того, как в нескольких корпусах бывших мехмастерских обнаружили схроны – склады патронов, гранат, взрывчатки, обмундирования – ополченцы начали методично проверять остальные. Нашли много чего. Вплоть до миномёта, установленного в тентованный фургончик. Много таких «блуждающих» миномётов ездило в первые годы войны по Донецку и окрестностям.

Но и маги-хранители Донецка не сидели, сложа руки.

Во-первых, развалины привлекают всякую нечисть – это широко известно и прописано во всех учебниках по волшебству и практической магии. Например, вампиры-звери. Кто это? Да просто инициированные без соблюдения должных обрядов и правил. Они не становятся полноценными «братьями крови», о которых принято снимать кино и писать романтические книги-фэнтези. Никакого лоска, утончённости, тяги к глубоким тайным знаниям. Никакого благородства, даже внешнего, витринного. Из всех чувств остаётся только голод, который гонит «зверей» на еженощную охоту. Если высшие вампиры редко убивают жертву, довольствуясь небольшим количеством крови, то «звери» пощады не знают – выпивают досуха. А потом часть мертвецов встают, превращаясь в таких же «зверей». Их боялись и не любили даже сами кровные братья, а что уж говорить о магах-хранителях? Кроме того, в заброшенных постройках устраивали лёжки оборотни, собирались для чёрных обрядов ведьмы и всяческие сатанисты.

Во-вторых, украинские чародеи, которые не оставляли попыток расправиться с магами-хранителями, любили использовать старые, никому не нужные здания для порталов, дабы запускать в Донецк всяких демонов, духов и прочую астральную гадость. Конечно, для призыва демона высшего порядка, способного в одиночку раскидать по запчастям танковую роту, необходим круг, гексаграмма или хотя бы пентаграмма, начертанная кровью, жертвоприношения и колоссальная затрата магической энергии. А вот всякая мелочь – импы, бесы, бесенята, люцифобы, суккубы, инкубы, полтергейсты, дальрамы, черти всяческих видов – могла проникать через простой портал, открыть который было по силам даже магу третьей категории. Лишь бы нашлось укромное место. А вот чтобы загнать их обратно приходилось потрудиться. Демоны низших порядков тем и отличаются от высших, что не идут в лобовую атаку, а разбредаются по местности или, что ещё опаснее, по городской застройке. Гадят потом исподтишка. Забиваются в коммуникации, выводят из строя трансформаторы и холодильные установки, обрывают провода, выкручивают свечи зажигания и портят тормоза. Проникают в квартиры и делают жизнь людей невыносимой. Чтобы их отыскать, выковырять из укрытий и уничтожить, приходится затрачивать усилия, соизмеримые с упокоением поднятого некромантом кладбища.

Маги-хранители по сигналам, поступающим с мест, выезжали на объект командами по несколько человек. За без малого восемь лет сработались. Только людей, обладающих достаточными способностями и соответствующими навыками катастрофически не хватало.

Зелёный «бусик» притормозил у обочины метров за двести до того места, где улица Баумана пересекает донецкую объездную автодорогу.

– Грач – птица терпеливая, – усмехнулся Вальдемар Карлович Вайс, открывая дверь и спрыгивая на пожухлую, уже прихваченную первыми морозами, траву.

– А гриф – весенняя, – в тон ему отозвался водитель чуда техники, произведённого в конце двадцатого века.

– И только мы – зимородки. Носимся по окраинам в дождь и в снег.

Вайс хлёстким ударом трости сбил верхушку с высокого бурого репейника. Сейчас он возглавлял Совет магов-хранителей Донецка, хотя имел всего лишь вторую категорию. Но после знаменитой битвы за Братскую школу опытных волшебников осталось мало, молодые ещё не обтёрлись настолько, чтобы поручать им какие-то самостоятельные рейды, приходилось справляться силами оставшихся «старичков».

Высокий и худощавый, в очках с золотой оправой и седоватой эспаньолкой, Вайс походил больше на идальго из захудалого рода, чем на горного инженера, известного специалиста по бурению разведочных скважин на твёрдые полезные ископаемые. В Донецке он жил долго. Пережил пять генсеков ЦК КПСС, видел четырёх президентов Украины. И ещё двух исключительно заочно, поскольку с лета 2014-го стал невыездным по причине глубоких расхождений с киевскими магами о векторе развития Донбасса. Любил по этому поводу цитировать Киплинга: «Oh, East is East, and West is West, and never the twain shall meet, till Earth and Sky stand presently at God's great Judgment Sea…»[1]

Последние несколько лет жизни Вальдемара Карловича вполне можно было засчитывать каждый за три, а то и за пять. Как говорится, ни отдыху, ни сроку. Чтобы донецкому обывателю жилось спокойно, ему приходилось спать по два-три часа в сутки.

Следом за Вайсом из «бусика» выпрыгнули ещё двое. Начинающие, но сильные маги.

Игорь Волосатый… Причём, Волосатый это настоящая фамилия, не позывной. Игорь Волосатый, до войны руководивший крупным рекламным агентством, открыл в себе магические способности лет шесть назад. С тех пор старательно учился, осваивая всё новые и новые горизонты возможностей, и в 2020-м прошёл квалификационное испытание на третью категорию. Ходил в камуфляжной форме и с охотничьим ножом на поясе.

За ним, радостно улыбаясь и с хрустом потягиваясь, появился Вано Нугзарович Могулия. Несмотря на фамилию, жизнерадостный грузин, когда видел цель, не замечал препятствий. Магической силой он обладал неимоверной. Даже хотелось не силой называть, а силищей, хотя такого термина обычно не использовали. Вальдемар повстречал его на каком-то из городских культурных мероприятий, где Вано Нугзарович с упорством, достойным лучшего применения, громко читал стихи собственного сочинения. Рассмотрев истинным зрением ауру двух сердец Воздуха, пылающих в груди поэта, Вайс подавил первоначальное желание испепелить на месте любителя отглагольных рифм и завязал с ним беседу. Активный и неутомимый грузин стал ценным приобретением для общества магов-хранителей, которое сильно обескровили сражения 2014 года. К большому сожалению Вальдемара Карловича, Вано наотрез отказывался чему-либо учиться у более опытных товарищей. Утверждал, что умеет всё, что ему надо, а если не умеет, так оно и не надо. Но пользу приносил огромную. Казалось, Нугзарович поспевал везде, оказываясь в один день в нескольких местах, проявлял бесстрашие и полное презрение к опасностям, за что уже заработал от различных магических служб России несколько медалей, которые носил, не снимая, на чёрном жилете от костюма-тройки.

Последним многострадальное транспортное средство покинул, кряхтя и жалуясь на больные колени, профессор Исаев – маг-хранитель первой категории, непревзойдённый мастер Стихии Воды, известный учёный в области когнитивной лингвистики и заведующий кафедрой русского языка местного классического университета. В сражении с игвами, прорвавшимися из Друккарга, которое вошло в магическую историю Донецка как битва за Братскую Школу, он едва не выжег себя изнутри, отдав Силу до последней капли, очень долго лежал в коме и до сих пор полностью не восстановил здоровье. Но оставаться в стороне, когда товарищи выходят в рейды едва ли не каждый день, не мог и требовал от Вайса оповещать его о каждом случае прорыва в город чужеземных колдунов или нечисти. Вальдемар старался щадить друга, но, скрепя сердце, шёл на поводу.

Краткую диспозицию он разъяснил коллегам-магам ещё в «бусике». Магическая сторожевая сеть, раскинутая над Донецком, зафиксировала всплеск активности в заброшенной промзоне Будённовского района. Местоположение аномалии удалось вычислить с точностью до десяти метров и теперь стало ясно, что работать придётся в саморазрушающемся от непогоды здании. Сканирование ауры местности не позволяет наверняка определить, с чем именно придётся столкнуться, но приблизительно можно было сказать – нечисть не слишком высокого уровня, но в больших количествах. Скорее всего, полсотни импов или козлоногих чертенят. Тут главное не позволить им вырваться и разбежаться по окрестностям. Закошмарят весь район, да и времени, чтобы вылавливать их поодиночке, потребуется слишком много.

– Итак, – напомнил Вайс, оглядывая своё невеликое воинство. – Работаем привычную схему. Профессор ставит купол и поддерживает его непроницаемость до конца операции. Мы идём внутрь и зачищаем. Аккуратно, но надёжно. Стас ведёт наблюдение за периметром.

Бородатый водитель «бусика» усмехнулся, поправил шапку-кубанку и вытащил из-за сидения двухствольный дробовик. В правом стволе обычная дробь «нулёвка», в левом – патрон, начинённый мелко нарубленной серебряной проволокой. Стас тоже был потенциальным магом и довольно сильным, но из каких-то собственных соображений на этапе обучения отказался от использования Силы и помогал Совету, как обычный человек, став незаменимым водителем для опасных выездов на местность. Прекрасно знал город, мог вести автомобиль хоть с закрытыми глазами и управлялся с любым видом огнестрельного и холодного оружия на уровне «грандмастер».

– Слава, ты готов?

– Сейчас инструмент подстрою, – отозвался профессор, возясь с видавшей виды гитарой. Лучше всего ему удавалась магия, которая сопровождалась песнями в авторском исполнении. – Совсем немного осталось.

– Слушай, зачем молчал? – воскликнул Могулия, обладающий абсолютным музыкальным слухом. – Ещё в машине дал бы гитару, я тебе за пять секунд настроил бы!

– Да ничего… – Профессор подкрутил последний колок. – Мы же не опаздываем никуда?

Он провёл пальцем по струнам. Для истинного зрения Вайса, оба энергетических сердца Исаева разгорелись ярким и ровным синим пламенем. Ослепительно сияли оба «воздушных» сердца грузина, ровным тёмно-багровым светились Сердца Земли Игоря.

Заклинатель дождя запел. Вначале негромко, но постепенно голос его набирал силу:

Повинуясь его словам течи, затянувшие декабрьское небо плотным покрывалом, заволновались, зашевелились. Из них, словно из гигантских серых амёб, начали вытягиваться ложноножки. Потом тучи закружились в хороводе, осью которого стало заброшенное здание бывшего завода…

И хлынул ливень. Не осенний обложной дождь, который может идти неделями, а настоящий летний. Хлёстко и упруго били струи, сформировав над постройкой и прилегающим хоздвором с остатками строительного мусора плотный мерцающий купол, через который не прорваться ни одному порождению Тьмы.

Финальный аккорд закрепил магию. Теперь очистительный дождь мог существовать без подпитки Силой извне.

Вайс поправил широкополую шляпу-борсалино, кивнул, сосредоточился и ударил воздух перед собой пустой ладонью.

Железные двери, покрытые облупившимся суриком, с грохотом сорвались с заржавевших петель и улетели внутрь здания. Следом за ними маг запустил шар-светлячок, перехватил поудобнее трость, которая в его руках становилась смертоносным оружием, и шагнул через порог. Игорь и Вано последовали за командиром. Исаев остался наблюдать за объектом и пресекать попытки прорыва.

Внутри, как и предполагалось по результатам сканирования магического поля, кишмя кишели мелкие бесы. Полсотни, не меньше. Некрупные, размером с бабуина, если его поставить на задние лапы. Часть косматые – жёсткая, как сапожная щётка, чёрная шерсть торчала в разные стороны. Другие голые – лиловая кожа маслянисто поблёскивала. Сильные пальцы с когтями позволяли им взбираться по отвесной стене, цепляясь за малейшие неровности. Головы некоторых украшали козлиные рожки – от коротких, в пару сантиметров, до полуметровых, изогнутых и острых. Но главное, что сразу бросалось в глаза – первичные половые признаки. Бесы, прыгая, бегая, раскачиваясь на торчащей из стен арматуре, размахивали гипертрофированными гениталиями, которые, по законам физики, должны были в большинстве случаев перевешивать их самих. Инкубы… Как говорится, к бабке не ходи.

– Это хорошо, Карлович, что ты женщин наших в рейд не взял… – ошеломлённо пробормотал Могулия.

– Это случайно, – ответил Вайс, собирая между ладонями частицы огня. – Но случайностей, как известно, не бывает.

– Инкубы… А что ж они страшные такие? – удивился Игорь.

В самом деле, бесы не отличались красотой и элегантностью. Плоские носы, маленькие глазки, жёлтые клыки, выглядывающие между толстыми чёрными губами.

– Это потому, что ты видишь их истинным зрением. Для жертв это всё высокие голубоглазые блондины с развитой мускулатурой, – хмыкнул Вайс. – Нам до них далеко, – и скомандовал: – Начали!

Они ударили одновременно.

Вальдемар серией точных файерболлов.

Вано плетью-семихвосткой из тугих струй воздуха.

Игорь веером острых, как бритва осколков обсидиана.

От визга инкубов резкой болью отозвались барабанные перепонки, сдавило виски.

Во все стоны брызнула зелёная кровь. Ядовитая. Её капли прожигали бетон и листовое железо. Полетели клочья шерсти и ошмётки шкуры. Запахло палёным. Нутро завода заволокло едким, режущим глаза дымом.

Демоны и не собирались сдаваться. Даже порождения Тьмы цепляются за то жалкое подобие жизни, которым награждает их противоестественная бесовская природа. Некоторые, правда, кинулись наутёк через лишённые стёкол оконные проёмы. Отчаянно заорали – магический дождь Исаева не просто обжигал их сильнее азотной кислоты. Он растворял без остатка, как царская водка расправляется с золотом. Но большинство всё же попытались контратаковать.

Ещё один залп каменных осколков и файерболлов проредил бесовские ряды, а воздушная плеть смела тех, кто прыгал с потолка и стен. После маги схватились с инкубами врукопашную.

Тонкие усики огня и земли, запущенные Вальдемаром Вайсом в трость, придали ей прочность самой лучшей стали. Да что там стали! Самого лучшего сверхтвёрдого и сверхпрочного сплава, какой ещё не изобрели учёные-материаловеды. Она с лёгкостью ломала хребты и рёбра, протыкала насквозь, раскалывала черепа. Бесы смертны. Хотя немного иначе, чем люди. Теряя материальную оболочку, они растворяются во Тьме, но могут потом возродиться, чтобы пакостить снова. Правда, процесс этот длительный и энергозатратный, так на то и расчёт, чтобы те колдуны, которые призвали их в нашу реальность, порядком помучились, если вздумают повторить фокус. Игорь Волосатый подхватил лежащий под ногами обрезок арматуры. Повинуясь его магии, ржавая железяка обросла кусочками бетона, превращаясь в увесистую палицу. Неунывающий грузин не стал придумывать ничего особенного, просто укоротил воздушную плеть до длины казачьей нагайки.

Ожесточённая схватка длилась не больше десятка секунд. Маги рубили, кололи, дробили черепа и кости, хлестали плетью наотмашь. Бесы отбивались с упорством загнанных в угол крыс. Пытались достать врага когтями, клыками, острыми рогами, хвостами – каждый с шипом-крюком на конце.

Несмотря на отточенные навыки и опыт десятков подобных драк, Вайс с соратниками попятились, но в этот миг над их головами ударили тонкие, кинжально-острые струи воды. На долю мгновения обернувшись, Вальдемар увидел стоящего в дверном проёме Исаева. Профессор забросил гитару за спину, будто винтовку и вытянул вперёд руки. С его ладоней и била смертельная для демонов вода.

Появление четвёртого мага стало переломным этапом в сражении. Инкубы дрогнули и кинулись врассыпную, более заботясь о спасении, нежели о сопротивлении. И совершенно напрасно. Скрыться не удавалось. Огонь, Земля, Воздух и Вода – чистые и незамутнённые тьмой стихии – настигали везде. Бесы метались, пытаясь увернуться от смертельной для них магии. Смрадный дым клубами плыл в воздухе, заставляя глаза слезиться, а носы чихать.

– Смотри! Уходят! – Игорь указал палицей на металлический шкаф, в котором когда-то хранили инструмент или спецовки. – Там портал!

Только мощные анкера, крепившие шкаф к стене, не позволили мародёрам, хозяйничавшим здесь тридцать лет, сдать его на металлолом. Одну створку двойной двери намертво заклинило от ржавчины или от удара. И за право протиснуться во вторую билась дюжина инкубов. Каждая злобная и безмозглая тварь хотела быть первой, поэтому они только мешали друг другу, хотя, соблюдая очерёдность, могли бы спокойно уйти, пользуясь всеобщей неразберихой и задымлённостью помещения.

Это уже был не бой, а избиение. Расправа. В считанные мгновения толкающиеся, визжащие, карабкающиеся друг на друга инкубы были перебиты. И лишь один, самый крупный, сильный, матёрый, с гигантским, волочащимся по полу «мужским достоинством» нырнул в шкаф.

– Там точно портал, – заметил подошедший поближе Исаев.

– Да больше негде ему быть, – согласился Вайс.

– Карлович! – вызвался Могулия. – Дай, я его закрою.

Вальдемар покачал головой:

– Нет. Извини, дорогой Вано, но нет.

– Почему это?

– Потому что для закрытия портала выучка и дисциплина важнее, чем задор и лихость. Я понятно объяснил?

– Понятно… – насупился грузин. – Как бить гадов, так я нужен, а…

– А как портал закрывать, так мы с профессором пойдём! – отрезал Вайс. – Это приказ. Приказы не обсуждаются. Ясно? Со мной идёт маг первой категории Исаев. А вам, братцы, спасибо за славный бой. Выходите к Стасу. Отдохните пока. Заодно проведите досмотр периметра. Бережёного Бог бережёт. Вопросы есть?

– Никак нет! – расправил плечи Игорь Волосатый.

– Никак нет, – с недовольным видом пробормотал Могулия.

– Выполнять!

– Есть!

Маг Земли и маг Воздуха развернулись к выходу.

– Погодите! – окликнул их Исаев. – Гитару заберите – тут она только мешать будет. Ну, что, Вальдемар? Пойдём.

Он резким рывком потянул на себя дверь железного шкафа.

Акт второй, загадочный

Камень и книга

Судя по паутине на потолке и побелевшим потёкам на стенах, лаз этот проделали довольно давно. Не пять и не десять лет назад, а гораздо раньше. Зачем? Этим вопросом Вайс задался сразу, как только из железного ящика внутри заброшенного цеха спрыгнул в неглубокую яму и подал руку профессору, который из-за артрита не мог спуститься самостоятельно.

– Извини, – сказал он, оглядывая круглую дыру, ведущую в темноту. – Не знал, что потребуется акробатика.

– Я как-то на эскалатор не рассчитывал… – ответил Исаев. – Пойдём, что ли?

И они пошли, если это можно так назвать. Взрослому человеку нормального роста приходилось сгибаться вдвое, чтобы продвигаться по лазу, проделанному для невысоких инкубов. Низкий потолок внушал надежду, что неизвестные колдуны, запустившие в Донецк бесов, сами не собирались пользоваться этим путём.

Вайс освещал путь маленьким шариком-светлячком. Трость, наполненную магией, он держал перед собой, как заправский дуэлянт шпагу. Шедший сзади Исаев сканировал проход на предмет ловушек. Чародейство чародейством, но здесь могли запросто установить растяжку с гранатой. Дёрнул за верёвочку – собирай кишки по стенам.

В воздухе висел запах убегавшего инкуба. Вайс даже почувствовал себя охотничьим псом, идущим по следу. В обычный для всех бесов смрад жжёной серы примешивался терпкий запах мускуса и каких-то других феромонов. К счастью, на мужчин он не действовал, а вот магичек-женщин отпускать на самостоятельную охоту за инкубами было бы крайне опасно.

Узкий лаз то шёл полого, то вдруг круто загибался вниз так, что приходилось соскальзывать, как с детской горки. Всё равно перепачканную одежду нужно будет либо выбрасывать, либо чистить при помощи магии. Ни обычная стирка, ни даже химчистка тут уже не помогут.

– Следуй за белым кроликом! – воскликнул в сердцах профессор. – Почувствуй себя Алисой!

Маги-хранители ожидали, что нора выведет их в старые горные выработки какой-нибудь шахты, добывавшей уголь лет сто назад. Когда ещё хватало запасов на небольших глубинах, с поверхности проходили наклонные стволы, по которым вагонетки поднимали лошади. Но лаз изгибался, словно кишечник змея Ёрмунганда, и никак не хотел заканчиваться. Плотная палеогеновая глина (Вайс, будучи горным инженером, подсознательно примечал такие подробности) сменилась породами, обычными для карбоновой толщи Донбасса – выветрелый песчаник, а потом и алевролит. Здесь путь лопатой не прокопаешь, но на стенах не оставалось и отметин от кайла или зубила. Значит, постарались сверхъестественные силы.

На несколько мгновений ощутимо похолодало. Будто открыли дверь из жарко натопленной избы на мороз.

Вайс оглянулся, чтобы посмотреть на реакцию спутника.

– Ты тоже это почувствовал? – хмурился Исаев, настороженно оглядываясь.

– Значит, не ошибся. Похоже, мы переместились в другую брамфатуру.

– Похоже.

Вальдемар постукал тростью по стенкам.

– А кажется, будто ничего не изменилось.

– Нам часто так кажется. Ты чего хотел?

– Ну, не знаю… Может быть, оказаться в хрустальном гроте. Хотя, если честно, не хотел.

– Я тоже, – грустно улыбнулся профессор. – В той норе, во тьме печальной, грот качается хрустальный… Пойдём дальше или возвращаемся?

– Не хочу тебя расстраивать… – Вайс опустился на одно колено. – Но точки сопряжения многовекторны. Мы можем не попасть обратно.

– Но куда-то всё равно должны попасть?

– Конечно. Ибо в ничего из чего-то не приходят. Миры множественны, но вещественны. Не бывает не мира-пустоты, не мира-вакуума.

– Тогда нужно идти вперёд, а то у меня колени болят стоять на одном месте. А по дороге я расскажу тебе свою теорию миров.

– Да ты мне её уже добрый десяток раз рассказывал, – усмехнулся Вайс, поднимаясь. – Пойдём! Нас ждут великие дела!

Они двинулись дальше. Шагов через сто серый цвет горной породы по сторонам сменился на розовый с вкраплениями-блёстками.

– Это что было? – не оглядываясь, спросил Вальдемар. – Твоя работа?

– Моя, – в голосе Исаева звучали нотки самодовольства. – Мир таков, каким мы его описываем словами. Слово первично, материя вторична.

– Неогегельянством попахивает…

– Копай глубже.

– В начале было Слово?

– Именно так. Но не просто Слово, а Логос. Логос можно переводить, как «слово», «высказывание», но и как «понятие», «смысл». Древние не разделяли слово и смысл, а уж древние знали толк в магии.

– Вполне допускаю. Я бы много отдал за то, чтобы изучить первоисточники эллинской магии или, скажем, шумерской.

– Ответы нужно искать в эпосе. Древние – те ещё хитрецы. Саму суть тайного знания они не записывали. Устно передавали.

– При помощи логоса.

– Вот именно.

– Ну, допустим, слово всё определяет… – продолжал рассуждать Вайс. – Тогда почему описал наш коридор словом ты, а я тоже его вижу?

– Потому что я так захотел.

– А ты опасен, профессор.

– Очень опасен. Но для врагов.

– А почему бы тебе не описать словом, то есть логосом, что у ВСУ[3] все автоматы картонные, а пушки из папье-маше?

– Я-то опишу… Но несколько миллионов человек ежедневно описывают оружие своим логосом, как смертоносное и вполне реальное. Мир словесен, но словесный мир воплощаем в материальность. Плетью обуха не перешибёшь.

Свернув за очередной поворот, они оказались в высоком коридоре со сводчатым потолком. Вайс, хитро прищурившись, подкрутил ус.

– Твоя работа? – спросил профессор.

– Моя, – самодовольно ответил Вальдемар. – Тоже кой-чего умеем.

– Главное, не переусердствуй, а то будет, как в твоих книжках.

– Как в моих книжках, сам не хочу, – передёрнулся Вайс, автор бестселлера «Последний вампир Ойкумены» и трилогии «Эльфы приходят в полночь». – Мы там не выживем даже с нашими навыками.

– Что же ты книги такие ужасные придумываешь?

– Читатель хочет, чтобы ему щекотали нервы. Читатель вправе за свои деньги получить желаемое… – Вайс, только что беспечно болтавший, насторожился. – Внимание!

Но Исаев и сам уже почувствовал присутствие беса.

Ход заканчивался в обширной пещере, покрытой частоколом сталагмитов, к которым тянулись с высокого, теряющегося в темноте потолка сталактиты.

Светлячок не справлялся с мраком и Вайсу пришлось его усилить.

Словно искристый снег под луной засияли кристаллики кальцита, усеивающие натёки. Бриллиантами вспыхнули капельки воды.

Инкуб стоял на четвереньках и затравленно озирался. По всей видимости, второго выхода из пещеры не было, и он это знал. Крупный бес. Косматый, с жёсткой чёрной гривой и рогами, как у горного козла.

– Я теперь понимаю, откуда берёт начало частушка «Шёл я лесом, видел беса…» – это всё о нём, – негромко проговорил Исаев.

– Зависть – плохое чувство, – усмехнулся Вайс, собирая корпускулы огня в ладони.

– Или вот – «Мимо тёщиного дома…»

Почуяв магию, инкуб встал на дыбы, распространяя терпкий аромат мускуса.

Файерболл, запущенный Вальдемаром, ударил демона в грудину и прошёл насквозь, прожигая плоть. Тело инкуба содрогнулось. Он осел на камень, истаяв, словно снеговик пол лучами весеннего солнца.

– Вот и всё… – Вайс поправил шляпу. – Пора выбираться.

– А мне кажется, что не всё, – возразил Исаев. – Кто-то его прислал. Кто-то подготовил этот путь, который для демона оказался ловушкой. Думаешь, просто так? Без подвоха?

– Думаю, с подвохом. И главный подвох нас ждёт в точке сопряжения, когда будем возвращаться.

– Это тоже. Но я хотел бы осмотреть пещеру.

Вайс пожал плечами:

– Воля твоя, но только осторожно.

– Я всегда работаю осторожно.

– Да? Я бы тебе напомнил, но не буду. Лучше подстрахую.

Маг Воды, и в самом деле, не лез на рожон. Он очень аккуратно раскинул магическую сеть, просканировав всё пространство пещеры. Прислушался, пытаясь идентифицировать обнаруженные возмущения поля. Вальдемар не вмешивался, но внимательно следил за окружающим магическим фоном. Если их сюда заманили на живца, то есть инкуба, то неизвестному врагу самое время нанести удар. Но всё было спокойно.

– Что у тебя, профессор? Есть результат?

– Есть, – кивнул Исаев. – Там!

Он решительно зашагал вперёд, не отпуская магию.

«Молодец, – подумал Вайс. – Всегда бы так…»

Метрах в шести-семи позади тушки уничтоженного демона лес сталагмитов расступался, образуя подобие поляны, посреди которой стоял чёрный куб из отшлифованного лабрадорита. Такая себе Кааба, только маленькая. Детёныш Каабы. На гладкой поверхности лежала книга.

На первый взгляд книга не представляла ничего странного, удивительного и, тем более, опасного. Небольшая, в современном мире такой формат называют А5. Толщиной в один палец или сантиметра полтора. Кожаный переплёт с тиснённым орнаментом и надписями на непонятном языке. Судя по расположению символов, имя автора и название самого фолианта.

Исавев уже протянул было руку, когда Вальдемар схватил его за плечо.

– Стой!

– Что ты нервничаешь? – улыбаясь, обернулся профессор. – Я проверил – там нет никакой магии. Чисто.

– Магии, может, и нет, – сурово ответил Вайс. – А взрывное устройство не хотел? Знаешь, сколько у нас такого в четырнадцатом-пятнадцатом раскидывали? Лежит на газоне бумажник. Ты его «хвать!», а там мина. Маленькая такая, малюсенькая, но пальцы оторвёт. А если невезучий, так и руку по локоть.

– Ну, ты скажешь тоже… – Исаев покачал головой, но, тем не менее, отступил на шаг. – Кто бы тут мину поставил? Инкуб?

– Тот, кто запустил стаю инкубов в наш мир. Тот, кто создал эту пещеру. Тот, кто установил здесь камень и положил на него книгу.

Профессор помолчал несколько секунд.

– Хорошо. Убедил. Что будем делать? Сапёров вызывать?

– Не надо сапёров, – усмехнулся Вайс. – Я сам себе сапёр. Просто постой немного в стороне. Я проверю всё по полной программе. Кстати, книгу тоже.

– Я проверял!

– Бывают книги безопасные снаружи, но едва их откроешь, такое инферно прорывается – мама, не горюй! Это тоже надо учитывать.

– Не видел я таких книг.

– Я тоже. Но серьёзные люди писали, что может быть такое.

– Знаю я твоих серьёзных людей – все фантасты.

– А что делать, если в нашем мире не придумали ещё лучшей легенды для мага-хранителя, чем писатель-фантаст? И не важно о чём он пишет – о ночном смотрящем или о многоруком боге. Писатели – чудаки, им многое прощается.

– Тебе виднее.

– Вот поэтому стань в сторонку и подожди…

Исаев не возражал. Отошёл и прислонился к одному из сталагмитов.

Вайс осторожно, будто находился в логове гигантских скорпионов, приблизился к кубу. Взмахнул тростью, рисуя в воздухе руну «манназ». Линии вспыхнули алым огнём и растаяли. Маг закрыл глаза и негромко запел баз слов, не разжимая стиснутых губ. Ни слухом, ни голосом он отродясь не обладал, но здесь это не имело решающего значения. Тоскливая и заунывная мелодия включала в себя две-три ноты, чередующиеся произвольным образом. На эстраде никого не удивишь, но для заклинания подходило идеально.

Воздух сгустился над чёрным камнем и над книгой, словно линза. Сейчас Вайс уподобился Шерлоку Холмсу, который при помощи лупы отыскивает следы преступления.

Пение стало громче.

Пещера замерцала, будто мираж в пустыне. Несколько мгновений и сталактиты со сталагмитами превратились в мраморные колонны, расставленные концентрическими кругами на мозаичном полу. Ещё мерцание… И вот уже маг-хранитель стоит посреди светлого кабинета с дубовой мебелью и панелями под орех. Лучи солнца пробиваются сквозь плотные шторы.

Исаев моргнул несколько раз, пытаясь истинным зрением разглядеть – в чём же подвох, когда реальность сменилась иллюзией или же всё произошло с точностью до наоборот? Безуспешно. Даже у него, мага первой категории, ничего не получилось.

А Вайс продолжал петь.

Кабинет сменился дольменом из угрюмых поставленных стоймя валунов, пятнистых от мха и лишайника. Следом за ним появился угрюмый каземат с кирпичными стенами, мокрыми от сбегающих ручейков воды, и ржавыми кандалами, на которых повис скелет с пробитым черепом.

Реальность плыла.

Неизменными оставались только чёрный камень и книга.

Сколько времени продолжалось чародейство? Трудно сказать. Может несколько минут, а может, час.

Наконец Вальдемар глубоко вздохнул и убрал линзу, сделанную из воздуха.

Двумя короткими взмахами трости снова начертал символ, но на этот раз кириллический – букву «хѣръ».

– И что скажешь? – с долей ехидства поинтересовался Исаев.

– Это просто книга, – развёл руками Вайс.

– Иногда книга – это просто книга… Зигмунд Фрейд. Теперь посмотреть можно?

– Смотри… – Вальдемар будничным жестом поднял с чёрного камня книгу и протянул её другу.

Исаев, не открывая, оглядел томик со всех сторон.

– Качественная работа. Тонкая кожа, на сафьян похоже.

– Надпись прочитать можешь? Что за письменность?

– Пока не могу, – покачал головой профессор. – Могу только сказать, что письменность явно не иероглифическая. С высокой вероятностью фонетическая. – Он ещё раз внимательно оглядел обложку. Даже не слоговая, вряд ли существуют такие длинные слова. Хотя… Если вспомнить «превысокомногорассмотрительствующий»…

– Однако.

– Но я надеюсь, – Исаев раскрыл книгу. – Надеюсь, никто так поэтический сборник не назовёт.

– Поэтический? – нахмурился Вайс.

– Сам смотри.

Вальдемар Карлович стихи любил. Но стихи хорошие, как, например, у профессора Исаева или у магички первой категории Ники Плаксиной, которая, к сожалению, в последние годы большую часть времени проводила в российских советах магов-хранителей, став своеобразным эмиссаром чародейского сообщества Донбасса. Но он не любил стихи, написанные без соблюдения ритма и размера, наполненные банальными или же отглагольными рифмами, какие любили производить на свет, скажем, адепты потомственной ведьмы Божены Голенко, которой удалось собрать вокруг себя цвет донецкой графомании. По той же самой причине он не любил и стихи могучего грузина Вано Могулия, хотя и уважал его как душевного человека и отважного мага-хранителя. От слабых или, попросту говоря, бездарных стихов Вальдемар Вайс испытывал едва ли не физическую боль.

Так было не всегда. До начала «Русской весны» в Донбассе он мог просто наслаждаться стихами любимых поэтов и ни о чём не переживать. К несчастью, судьба жестоко с ним обошлась – в 2014-м году Вайсу пришлось стать заместителем председателя Правления Союза писателей Донецкой Народной Республики. Вот тогда-то он и получил культурный шок. Десятки дончан, макеевчан, горловчан и жителей прочих городов ДНР вдруг решили, что они умеют писать стихи. И понеслось! Вальдемару несли распечатки и рукописи, сборники стихов, отпечатанные типографским способом и снабжённые автографами, ловили за пуговицу просто на улице и начинали читать стихи вслух. Самые жестокосердные из стихотворцев звонили по телефону, номер которого непонятно каким образом узнавали у других, и начинали декламацию тогда, когда меньше всего ожидаешь подвоха – поздним вечером или ранним утром.

Вначале, по доброте душевной, Вайс не мог отказать и слушал, слушал, слушал… Когда пришло понимание – ещё немного и рассудок не выдержит, маг-хранитель стал жёстким и даже жестоким по отношению к поэтам. Нескольких огрел тростью, двоим поджёг шнурки в самый разгар устного исполнения стихов, один раз развеял в прах солидную пачку исписанных неровным почерком листов пожелтевшей от времени бумаги. Теперь связываться с ним опасались не только стихотворцы, которые полагали неприличным название книги «Введение в поэтику», но и те, у кого получались вполне достойные стихи. Возможно, кто-то об этом сожалел бы, но не Вальдемар Карлович Вайс, изнурённый поэтами и поэзией.

– Ты уверен, что там стихи? – переспросил он, на торопясь принимать книгу из рук Исаева.

– Не бойся, – улыбнулся профессор. – Не укусят. Стихи на неизвестном языке никто не сможет прочитать вслух.

Вайс недоверчиво открыл книгу. Восемь долгих лет работы в Союзе писателей ДНР приучили его ожидать подвоха всегда и везде.

Да, следовало признать, это были стихи. Прозу обычно записывают по-другому. Короткие строчки, составленные в «столбик» не спутать ни с чем. Хороши они или плохи, не понять.

– Я думаю, это фонетическая письменность, – сказал Исаев. – В самом трудном случае – консонантная.

– Это что за зверь? – удивился Вайс, который уже успокоился и взял себя в руки.

– Это когда на бумаге записывают только согласные звуки, – охотно пояснил профессор. – Такие виды письменности ещё называют «абджадами» по названию алфавита в арабском языке.

– Не знал, что у арабов нет букв для гласных звуков.

– Сейчас уже частично есть, как и в иврите. А когда-то не было вовсе. Как в финикийской письменности.

– Надеюсь, это писали не финикийцы.

– Я не слышал о финикийских поэтах. Да и буквы не похожи. Пожалуй, они ближе к готическому курсиву или курренту. Но есть что-то и от унциала. Я бы даже сказал, к унциалу Меровингов. Это…

– Я знаю, что такое унциальное письмо. Это, грубо говоря, когда все буквы одного размера и не выходят за пределы строки ни вверх, ни вниз.

– Поразительно! Откуда?

– В закоулках моей памяти таится много такого, что кажется на первый взгляд совершенно бесполезным. Ты сумеешь расшифровать записи?

– Не знаю. А ты думаешь, надо?

Вайс пожал плечами:

– Не зря же она нам попалась на пути? Или кто-то подбросил… Зачем? С какой целью? Ответить на эти вопросы мы сможем, только поняв, что в ней написано. Согласен?

– Согласен… Займусь на досуге и учеников подключу.

– Главное, помни – изучать эту книгу может быть опасно. Будь осторожен.

– Постараюсь, – кивнул Исаев, но что-то подсказывало Вальдемару, что его друг лукавит. Осторожным он не бывал никогда, если речь заходила об изучении чего-то нового и неизведанного. – Честное профессорское.

– Верю! – Вайс захлопнул книгу и засунул её за брючный ремень сзади. Из-под пальто не видно, да и движениям не мешает. – Пора возвращаться.

Не забывая о пройденной точке сопряжения, они двигались очень осторожно. Обычным порядком. Впереди Вальдемар Карлович с тростью и боевыми заклинаниями наготове, позади него Святослав Аланович с поисковой магией, призванной обнаружить противника и упредить его удар.

На этот раз проход внешне сохранялся неизменным. Горная выработка с деревянной венцовой крепью. Кому он так представлялся? Скорее всего, Вайсу. И ведь не возразишь… С крепью любой тоннель в земной толще кажется безопаснее, нежели без оной.

Холод, впившийся на несколько мгновений не только в тела, но и в души, они ощутили одновременно. Переглянулись. Нужно быть готовыми к любой неожиданности. Точки сопряжения – штуки непредсказуемые. Может вернуть в привычный мир, а может закинуть в такую брамфатуру, что даже опытный маг погибнет, не успев досчитать до пяти.

Вот и выход.

Вальдемар всегда свято чтил первый закон Чизхолма: «Если дела пошли на лад, что-нибудь непременно пойдёт вкривь и вкось». Между оптимизмом и пессимизмом он склонялся к последнему, хотя на людях называл себя информированным реалистом.

Первый звоночек по Чизхолму прозвучал, когда вместо ямы, из которой пришлось бы карабкаться вверх, ход открылся прямо, как и шёл. Ну, а второй, или, если угодно, контрольный выстрел в голову, была поляна, заросшая густой травой с россыпью мелких жёлтых цветов, вместо заброшенного здания, бывшего некогда заводом неизвестного предназначения.

Акт третий, запутанный

Прекрасная незнакомка

Стоял солнечный летний день. На ветвях деревьев, окружавших поляну, весело пересвистывались дрозды. А может, щеглы или чижи. Вальдемар Карлович всегда плохо различал мелких пернатых. Орлы, совы, вороны – другое дело. Крупных птиц не спутаешь между собой, а на всякую мелочь памяти не напасёшься.

После тоннеля дышалось легко и привольно. Идеальное место для отдыха или, как говорят в Донецке, вылазки на природу. Но только не время расслабляться, когда в родном городе идёт полным ходом магическая война, да и обычная не отстаёт.

– Ну, и чей логос это сотворил? – хмуро поинтересовался Вайс.

– Не мой. Это точно, – ответил профессор. – Я-то сразу о тебе подумал.

– Обо мне? С чего бы это?

– А ты внимательно по сторонам посмотри.

Вальдемар недоверчиво огляделся.

Да, поляна, поросшая душистыми травами, мягкими даже на вид и манящими прилечь.

Рядом опушка густого леса с тёмными, тянущимися к небу елями, трепетными берёзками и могучими ясенями. Желтоватые утёсы за спиной, прозрачно намекающие, что они оказались в предгорьях.

Да, пронзительно синее небо…

А в небе!

В небе парил грифон.

Это существо не спутаешь с каким-то другим. Орлиная голова и львиная грива, широкие крылья и когтистые лапы, длинный хвост, который он использует, как руль.

– Однако… – протянул Вальдемар Карлович.

– Так чья работа?

– Даже в мыслях не было.

– Значит, подсознание. А что? Неплохо. Старина Фрейд одобряет…

– Иди ты со своим Фрейдом… – Вайс повернулся к другу и не смог сдержать смех.

Профессор, обряженный в застиранный и латанный-перелатанный хабит[4], подпоясанный вервием, не мог оставить его равнодушным.

– Ничего смешного, – проворчал Исаев. – Ты себя видел?

– Ноги покажи… – не слушая его, простонал Вайс, утирая слёзы.

– Сандалии. Всё по канону? А ты чего хотел? Лабутены?

– Это было бы совсем уж… неописуемо… – Вальдемар выпрямился. – А что ты говорил о моей внешности? Надеюсь, это не чёрная зависть?

– Ты похож на Дон Кихота, только без Росинанта.

Вайс опустил взгляд, рассматривая себя с ног до пупка. Ну, насколько можно было без зеркала.

Так…

Ботфорты. Весьма добротные, с бронзовыми пряжками и стальными шпорами.

Шоссы. Чёрные, облегающие. Довольно вызывающе, но средневековая мода такая и есть.

Камзол. Чёрный с двумя рядами серебряных пуговиц. Стильно.

Трость превратилась в шпагу. Тоже неплохо.

А что у нас на голове?

Вальдемар снял шляпу. Она почти не изменилась, только поля стали шире и появилось перо невиданной птицы – не цапля, не фазан, не павлин.

По сравнению с монашеским одеянием профессора просто роскошно.

– Друг мой! – торжественно провозгласил Вальдемар. – Отныне зови меня – граф де Вайс. И прошу проявлять уважение к моему роду, одному из древнейших в… Как, Жругр меня сожри, называется место, куда мы попали?

– Откуда я знаю? – слегка обиженно отвечал Исаев. – Это твои фантазии.

– Да не мои! Клянусь своей шляпой! Ладно… Поигрались и хватит, пора обратно.

Он повернулся к выходу из тоннеля, который должен теперь стать входом, и поперхнулся. Не было ни входа, ни выхода. Вообще ничего не было. Ровная скала из желтоватого песчаника. Выветрелая, как и положено скальному обнажению, но ни малейших следов горных работ. И естественных тоже.

– Я читал об этом, – пожал плечами профессор. – Пути, ведущие к точкам сопряжения, блуждают. Сегодня он был здесь. Завтра появится в погребе у трактирщика за десяток километров отсюда…

– Лье, – поправил его Вайс.

– Да хоть морских миль… Не важно. Послезавтра он может самопроизвольно открыться в подземельях местного правителя. Или на поле у самого бедного крестьянина вдруг появится провал.

– Да уж. – Вальдемар в сердцах дёрнул себя за ус. – Влипли. А там ребята нас ждут.

– Да, влипли. Но не думаю, что ужас как страшно. Всё-таки, мы два мага не последних категорий. Оба с учёными степенями и опытом работы в полевых условиях. Или мы не выберемся?

– Выберемся. Но лично мне жалко времени и сил, которые придётся потратить. И ещё разобраться, кто же нас сюда закинул.

– Скорее всего, никто. Флуктуации пространственно-временного континуума. Просто у нас в Донецке среднестатистический магический фон превышает норму в добрый десяток раз. Впрочем, что я тебе рассказываю… Ты же лучше меня всё это знаешь.

– Можешь называть меня старым помешанным параноиком, но я в случайности не верю.

– Может быть, ты и прав. Но мы этого не проверим. Сейчас, по крайней мере. Сейчас какая у нас главная задача?

– Убраться отсюда как можно быстрее.

– Вот и я о том же. А как это можно сделать?

– Честно? – вздохнул Вайс. – Не знаю. Первый раз в такой передряге.

– Вот и я тоже. Правда, есть у меня одна теория…

– Связанная с логосом?

– Именно так. Думаю, стоит испытать её на практике.

– Попробуем силой мысли изменить этот мир?

– Силой слова. Просто мысль не спасёт.

– Ну, давай попробуем. Стихи?

– Стихи!

– Первое, что взбредёт в голову?

– Да!

– Начинай.

– А почему я? Ты начинай.

– Ты же знаешь, что я себя к поэтам не отношу.

– Разве это так важно? Отношу, не отношу… Относись проще. Скажем, почему бы двум благородным донам не почитать стихи?

Вальдемар открыл было рот, чтобы возразить, но мельком взглянул на небо и передумал.

– Давай-ка бегом под прикрытие деревьев, а стихи потом…

Грифон, описывавший прежде широкие круги под облаками, опасно снизился.

Поляну пересекли рысью, держа заклинания наготове. При этом Вайс заметил, что стихии слушаются гораздо хуже, чем в «домашнем» мире. Видимо, принципы магии здесь и там отличались. Не настолько, чтобы совсем лишить их способности управлять Силой, но ослабляло существенно. И это следовало учитывать, если на пути к выходу встретится неприятный сюрприз. Ну, там, огнедышащий дракон или армия мертвецов, поднятых некромантом.

Оказавшись под прикрытием деревьев, маги-хранители позволили себе немного расслабиться. Исаев присел на валежину, Вайс прислонился плечом к берёзе.

– Ну, что? – сказал профессор. – Настал твой час! Пробуй словом изменить мир.

– Что-то мне в голову ничего не приходит.

– Читай из старого. Главное, чтобы подходило к текущему, как говорится, моменту. И читай так, чтобы не только я, но и ты сам поверил, что в твоих стихах не просто правда, а истина.

– Ладно…

Вайс откашлялся и начал:

Исаев, раскинув, насколько хватило сил, сторожевую магическую сеть, внимательно следил за изменениями фона. Должно было что-то дрогнуть. Или мигнуть. Или как-то по-другому обозначиться экстремум в силовом поле любой из четырёх стихий.

Поглядывая на лицо друга, Вальдемар уже после третьего четверостишия начал догадываться, что старается впустую. Но работа есть работа, а потому упрямо продолжал:

Закончил. Выдохнул. Обмахнулся шляпой.

– Ну, что? – повернулся он к профессору.

– Да что-то ничего… – растерянно ответил Исаев. – Нет, какие-то всплески были, но на уровне погрешности измерений. Я, всё-таки, не прибор, могу ошибаться – плюс-минус…

– Понятно. Тогда твоя очередь. Надеюсь, у тебя получится.

Вальдемар потянулся к магии, зачерпнул Силы сколько смог. В отличие от спутника, он предпочитал пользоваться Огнём, раскидывая паутину из тонких-тонких ниточек, практически волосков. У каждой стихии есть свои преимущества и свои недостатки. Вода может распространиться на большую площадь и сеть устойчивее, зато Огонь – чувствительнее.

В это время профессор начал читать стихотворение. Не исключено, что сочинял на ходу. Он-то был настоящим поэтом, не то, что Вайс, который прибегал к рифмам очень редко.

Трижды, слушая стихотворение Исаева, Вальдемар сдерживался, чтобы не вскрикнуть от радости. Магическое поле той брамфатуры откликнулось мощными всплесками. Экстремумы пространственной функции пришлись дважды на слова «старый дом» и один раз, но очень сильно, на «замкнётся круг».

– Что? – с надеждой в голосе спросил Исаев. – Что-то заметил?

– Нам нужно искать старый дом. Возможно, на берегу реки, но это не обязательно. Важно, что там замкнётся круг.

– Очень любопытно, но совершенно непонятно.

– Непонятно? Но это же ты сочинил.

– Я вкладывал другой смысл.

– А может, это и есть единственно верный смысл? «Замкнётся круг, начерченный Хароном…» Дом, река, Харон. Пойдём их искать.

Профессор, хрустнув коленями, поднялся.

– Харона я искать отказываюсь. Рановато ещё.

– Сам не хочу, слушай. Но Харон – такой тип, который нас найдёт, когда ему приспичит. Поэтому для начала ищем просто реку.

Вайс первым зашагал через лес, постукивая ножнами шпаги о стволы деревьев и насвистывая какой-то мотив. Поскольку маг-хранитель безбожно фальшивил, угадать мелодию не смог бы никто, сколько бы нот ему не предлагали прослушать. Идущий следом Исаев страдальчески морщился – с его-то абсолютным слухом! – и радовался, что у друга нет глаз на затылке. Спускаться по заросшему лесом горному склону, то ещё удовольствие. Приходилось петлять в поисках пути, на котором уцелеют и ноги, и шея. Несколько раз пришлось обходить торчащие из земли скалы. Но Вайс чуял направление безошибочно. Ему даже не требовалось поглядывать на солнце. Горы оставались на севере, а сколько ещё идти до ближайшего жилья, неизвестно…

Женский крик, призывающий на помощь, застал обоих магов врасплох.

– Оттуда! – показал профессор вправо.

– Не больше полукилометра, на зюйд-вест-вест, – согласился Вальдемар.

– Близко. Так почему бы двум благородным донам…

– Непременно. Но бдительность не теряем. Вдруг, это ловушка?

– Само собой!

Бежать по лесу не получилось, но шаг они ускорили. Вайс держал в полуразжатом кулаке маленький файерболл. Танк таким не сожжёшь, но вот МТЛБ[6] вполне можно. Исаев тоже, наверняка, припас что-то быстрое и эффективное.

– А ты не обратил внимание, – рассуждал на ходу профессор, – мы разобрали слова или ориентируемся исключительно на интонацию?

В это миг крик повторился. Теперь отчётливо слышались слова: «На помощь кто-нибудь!»

– И как ты это объяснишь? – немедленно спросил Исаев.

– Что именно?

– Что мы, оказавшись в чужом мире, понимаем речь здешних обитателей.

– О! Это как раз элементарно. Первый принцип попаданчества[7]. Каждый попаданец моментально выучивает язык, а то и языки, мира, где оказывается.

– А мы теперь попаданцы?

– По всему выходит, что да. Но, в отличие, от героя классического романа о попаданцах, нам не стоит рассчитывать на головокружительное везение и успех. Поэтому приготовься – мы выходим.

Они выскочили из леса у подножия утёса, напоминавшего куб, слегка придавленный сбоку. Такой себе кристалл исландского шпата, только гигантский и непрозрачный. На его скошенной поверхности стояла женщина. Как и следовало ожидать, в средневековом наряде. Тёмно-синее платье для верховой езды, расшитое серебром. Сапожки со шпорами. Кожаный поясок, сплетённый из тонких ремешков, а на нём – ножны с кинжалом и пара объёмистых кошельков. Внешность незнакомки Вайс затруднился бы описать словами, несмотря на богатый опыт литератора. Легко описывать то, что отличается от нормы, а как описать норму? Всё черты её лица были идеальны. Можно даже сказать, эталонны. Готовая претендентка на победу в конкурсе «Мисс Вселенная»… Ну, или миссис. Хотя, в последние годы там как раз бал правят фрики, что на подиуме, что в жюри.

Но, как бы ни хотелось любоваться женской красотой, второе действующее лицо на этой импровизированной сцене очень быстро перетягивало внимание на себя. Вокруг скалы бегал дракон. Ну, а как ещё назвать здоровенного чешуйчатого гада с зубастой пастью и костяными наростами на голове? Можно, конечно, и динозавром. Тем более, мощные задние лапы и толстый тяжёлый хвост так и вызывал в памяти чудовище по имени Tyrannosaurus rex. Но опытный палеонтолог мог и возразить – трёхпалые переднее конечности совсем не рудиментарны, а довольно длинные и оснащены каждая тремя пальцами с длинными крючкообразными когтями, да и голова не такая массивная. Скорее, Allosaurus fragilis. Но ни у тираннозавра, ни у аллозавра никогда не было крыльев, как у этой твари. Небольшие и кожистые, они могли использоваться лишь для балансирования на быстром беге, но не для полёта.

Вальдемар очень быстро догадался, с кем имеет дело.

– Раругг, – пробормотал он. – Чтоб я провалился!

Размышлять, как им образом здесь оказалось чудовище из Друккарга[8], не оставалось времени. Раругг увидел, а скорее, почуял, благодаря обострённому обонянию, незваных гостей. Повернулся в их сторону, раскрыл пасть с зубами-кинжалами и закричал. Не заревел, не зарычал, а именно крикнул, пронзительно и тоскливо, словно раненая чайка над морскими волнами. Великанская чайка, весом со слона.

– Ничего себе! – воскликнул Исаев.

А Вайс уже вовсю задействовал магию.

Каменистый грунт под лапами чудовища вдруг стал вязким и рыхлым, как песок-зыбун. Начав проваливаться, раругг снова закричал. На этот раз в его голосе ярость сменилась растерянностью. В его морду полетела серия файреболлов.

Профессор откашлялся и пропел a cappella:

Немедленно с неба, где не было ни единой тучки, ударили тугие струи ливня. Зашипели, соприкасаясь со шкурой чудовища, как на раскалённой сковороде. Раругг взвыл от боли, попытался отскочить в сторону, даже сумел вырвать из земли одну лапу. Но вторая резко провалилась по самый скакательный сустав. Выходец из Друккарга беспомощно взмахнул крыльями-недомерками и завалился на бок. Раздался громкий хруст.

Вальдемару хотелось надеться, что чудище сломало ногу, хотя такие замечательные чудеса случаются реже, чем комета Галлея приближается к Солнцу. Конечно же, надежды не оправдались. Несколько судорожных движений понадобилось раруггу, чтобы высвободиться. Поливаемый магическим дождём и осыпаемый файерболлами, он уже не помышлял о нападении. Сильно хромая и яростно размахивая мощным хвостом, он кинулся в лес. Сломал две ёлки и берёзу, даже не заметив помехи, и скрылся в чаще. Несколько секунд ещё слышались его вскрики, наполненные болью и злостью, хруст валежника под тяжёлой поступью, а потом всё стихло. Очень вероятно, что раругг пронзил ткань реальности и отправился зализывать раны (как моральные, так и физические) к себе в Друккарг.

Вайс повернулся к спасённой женщине.

Она уже сидела на краю скалы, свесив ноги.

– Может, благородные господа помогут мне спуститься вниз?

Пока Вальдемар размышлял – не создать ли при помощи магии воздуха что-то наподобие батута у подножья утёса, Исаев в считанные мгновения соорудил ледяную лесенку.

– Прошу вас, сударыня.

Она осторожно потрогала носком сапога ступеньку. Убедилась, что не поскользнётся. Поправила тонкий серебряный обруч, придерживавший огненно-рыжие волосы и пошла вниз.

Исаев и Вайс галантно подали ей руки, когда до земли оставалось три шага.

– Хотелось бы мне знать, как вы оказались наверху? – улыбнулся в усы Вальдемар Карлович.

– Когда за вами погонится вот такое… – незнакомка оглянулась на сломанные деревья. – Вы и не заметите, как окажетесь на верхушке колокольни.

– Пожалуй, да, – согласился маг-хранитель. И добавил. – Честь имею представиться. Вайс. Вальдемар Вайс. Здешние обитатели знают меня, как графа де Вайса.

– А нездешние? – хитро прищурилась она.

– А нездешние ломают деревья, когда убегают. А это мой скромный друг… – Вальдемар повернулся к профессору. – Причетник из Компенхерстера.

– Да, – согласился Исаев, пряча улыбку. – Так называют меня в здешних местах. Правда, добавляют ещё при этом слово «святой».

– Святой? – переспросила незнакомка, перебрасывая косу с одного плеча на другое.

– Да, святой. Но я на этом не настаиваю. А позвольте поинтересоваться вашим именем. Если, конечно, религиозные убеждения либо светские предрассудки не обязуют вас скрывать его.

– Можете звать меня Аделиной.

– Леди, синьора, донна?

– Просто Аделина. В конце концов, я сама не знаю, как в здешнем мире принято обращаться к женщинам благородного происхождения.

– Не хотите ли сказать, что вы, Аделина, не местная? – подкрутил левый ус Вальдемар.

– Как и вы, мои дорогие спасители. Как и вы.

– Как вы догадались? – опешил Вайс, хотя должен был в своём возрасте разучиться удивляться чему угодно.

Он попытался считать ауру Аделины, но безрезультатно.

– Я отлично вижу ваши два сердца, Вальдемар, – обворожительно улыбнулась она. – Огонь и Земля. Верно?

– Верно… – кивнул Вайс.

– А вот у вашего друга, святого причетника из Компенхерстера, не вижу, но вряд ли вы путешествовали с обычным человеком, лишённым магических способностей.

– Всё очень просто, Вальдемар, – сказал профессор. – Её магический уровень выше твоего.

– Первая категория?

– Именно так.

– А вам не кажется неприличным говорить о присутствующих в третьем лице? – возмутилась Аделина.

– Я имею докторскую степень по филологии, я могу говорить в любом лице, времени и падеже. А вот к вам, прекрасная донна, есть вопросы.

Магичка надула губы.

– Отвечу. Но исключительно в благодарность за спасение.

В считанные секунды Вайс успел поставить все доступные ему виды защиты, включая барьер Либермана-Бершадского, обращающий любую боевую магию против атакующего. Конечно, от мага более высокой категории подготовку не утаить, но оно и к лучшему. Пусть видит, что он знает и умеет, и теряется в догадках – что же он ещё не показал. В Исаеве тоже клокотала Вода, отзываясь, как обычно лёгкими облачками в вышине прямо над головой мага-профессора.

– Как вы оказались в этом мире? – задал вопрос Исаев.

– Случайно. Бродила по подземельям у себя и случайно прошла точку сопряжения. Но догадалась слишком поздно.

– Знакомо. А откуда здесь взялся раругг?

– Кто?

– Вот эта хвостатая мерзость, которая на вас напала.

– Из тех кустов выскочил! – Аделина показала пальцем, попирая все правила приличия. – Как я оказалась на верху каменной глыбы, можете не спрашивать. Не помню. Сильно испугалась.

– Маг первой категории испугался раругга?

– Маг первой категории привык к тишине библиотек и аудиториям Императорского Университета Магии.

– Вы не пытались его прогнать самостоятельно?

– Нет. Я не сильна в боевой магии.

– Как вы собираетесь покинуть этот мир?

– Наконец-то! Я думала, вы не спросите! – в голосе Аделины звучало нескрываемое торжество.

– Ну, почему же? – пожал плечами Вайс. – Это важный вопрос. Именно поэтому мой друг приберёг его напоследок.

– Это самый важный вопрос, поэтому его следовала задавать в первую очередь. Я знаю, как отсюда выбраться и могу сделать это очень быстро.

– А почему не сделали сразу?

– Потому что эта чешуйчатая тварь… Как вы там её назвали?

– Раругг.

– Этот мерзкий раругг держал меня на скале. Если вы заметили, он не пытался запрыгнуть наверх. Просто не давал мне спуститься.

– Снимаю шляпу! – Вальдемар немедленно подтвердил слова действием. – А нас научите?

– После вашего допроса, учинённого на ровном месте?

– Покорнейше прошу нас простить. Мой друг тоже раскаивается. Видите, у него даже слёзы раскаяния на глазах выступили.

– Простите нас, донна Аделина! – поддержал друга Исаев. – Возможно, я форсировал наши отношения, но, согласитесь, наш невинный обмен вопросами и ответами существенно ускорил процесс взаимопонимания.

Магичка медлила с ответом.

– Предлагаю сделку, – вкрадчиво продолжал профессор. – Вы нас учите, как отсюда убраться, а мы обеспечиваем вашу безопасность на случай появления очередного чудовища. Годится?

– Годится! – топнула она ногой. – Вы прирождённые торгаши. Таких я видела только в гоблинских поселениях Кроирнанкта. Пойдёмте.

Акт четвёртый, высоконаучный

«Поэтическая тетрадь» Ансельма де Турье

На берегу не слишком широкой реки стояла мельница. Старое здание, сложенное из разновеликих камней, поросших мхом, слегка покосилось на один бок. Должно быть, река подмывала берег. Огромное колесо с зелёными от водорослей плицами медленно вращалось. Внутри что-то поскрипывало и скрежетало.

– Мельница… – сказал Вайс. – Так я, собственно, и предполагал. Осталось найти дом.

Аделина глянула на него, как на юродивого.

– Мельница – это и есть дом. Или вы будете возражать?

Она вела их от самого утёса, как заправский следопыт. Правда, под ноги почти не смотрела, а прислушивалась к своим путеводным ощущениям ментального уровня. Вальдемар был готов поставить тельца против яйца, что магичка раскинула поисковую сеть, просто его способностей не хватает, чтобы её ощутить. Спросить бы у профессора, но тот сосредоточенно молчал, поглядывая по сторонам. Вайс тоже сконцентрировал внимание на прослушивании окружающего их леса. Не хватало ещё прозевать возвращение раругга или ещё какой-нибудь подобной дряни. Чем этот мир богат – кто знает?

Вот и берег. Красивейший пейзаж, будто сошедший с полотен русских передвижников девятнадцатого века.

– Надеюсь, ладью Харона нам не предложат… – буркнул Вальдемар в усы.

Но Аделина шагала не к реке, а к мельнице.

Вопреки надежде магов-хранителей здесь толпился народ. Впрочем, ничего удивительного. Лето. Жатва. Селяне привозят зерно смолоть, а муку везут в город на продажу. Здесь же должен быть город? Что за мир без городов?

Десяток гружёных мешками подвод стояло в тени. Лошади лениво отмахивались хвостами от слепней. Возницы занимались кто чем. Одни дремали под телегами. Другие, собравшись в кружок, азартно обсуждали какие-то новости. На верхней жерди забора сидел солдат в кирасе и шлеме-морионе, придерживая левой рукой алебарду. В правой он держал трубку с длинным мундштуком, затягиваясь и выпуская клубы лилового дыма. Вдоль очереди шагала разбитная девица в подоткнутой выше колен юбке и босая. Она предлагала мужикам то ли пирожки, то ли маленькие булки. Те вяло отказывались, но позади лоточницы плёлся, подволакивая ногу, нищий. Грязный, в засаленных лохмотьях, сквозь которые проглядывало голое тело. Он подкатывал глаза и притворялся, что ничего не видит, шаря перед собой руками. Но Вайс обратил внимание, как ловко мошенник переступил через круглый валун. Шельмец…

Аделина шагала прямиком к мельнице, обращая на аборигенов не больше внимания, чем на кружащую над головой мошкару. Вайс с Исаевым следовали за ней, стараясь хранить на лицах и в осанке невозмутимость. Хорошо, что дворян и священнослужителей здесь уважали. Никому и в голову не пришло грозно окликнуть: «Куда прёшь без очереди?!»

У входа в здание к ним бросился вихрастый парнишка с перепачканными мукой носом и верхней губой.

– Чем обязаны, господа?

Аделина окатила его ледяным презрительным взглядом. Парень застыл, как вкопанный. То ли от осознания собственной ничтожности, то ли от обездвиживающего заклинания.

– Здесь! – магичка указала на потемневшую от времени ляду, прикрывающую вход в подпол.

Не говоря ни слова, Вайс отдал шпагу другу, а сам, взялся за поржавелое кольцо, поднатужился и, кряхтя, открыл путь, как он надеялся, к спасению. Из чёрного провала дохнуло в лицо сыростью и запахом разрытой могилы. «А вот и Харон, кстати», – подумал маг-хранитель. Но, подчиняясь глубоко въевшемуся комплексу джентльмена, спрыгнул в подвал первым.

Ничего сверхъестественного. Сыро, прохладно, темно. Но враждебной магии не ощущается.

Подал руку Аделине.

Исаев спустился сам, похрустывая суставами и шипя сквозь зубы от боли. Не успел профессор одёрнуть монашеское одеяние и оглядеться, как скудный свет загородили широкие плечи и круглые щёки мельника.

– Закроешь ляду, сын мой, – складывая ладони перед грудью, проговорил Маг Воды. – И никому ни слова. Тайное задание Sanctum Officium[9]. Совершенно секретно.

– А? Что? – ошалело переспросил толстяк.

– Все документы для служебного пользования! – строго добавил Вайс. – Перед прочтением сжечь! И да… ляду не забудь опустить. И рот закрой – мухи налетят.

Щелчком пальцев маг создал «светлячок».

В подвале, за пузатыми бочками, открывался ход, в котором взрослый человек мог шагать, не пригибаясь. Широкий. Стены и сводчатый потолок выложены красным кирпичом. В мире, привычном Вальдемару Карловичу, горные выработки с подобным сечением называли прямоугольно-сводчатыми.

Вайс пошёл впереди. Аделина следом. Профессор филологии, по давней привычке, замыкал шествие.

Эта дорога Вальдемару нравилась. Не холодно, но и не жарко. Лёгкий сквозняк борется с затхлостью подземелий. Сухо. Ну разве что пару раз с потолка капнуло, но это, скорее всего, сверху протекала небольшая река или ручей.

От удовлетворения жизнью Вайс замурлыкал в усы, ощущая, как камзол превращается во фрак с манишкой, шоссы в отутюженные брюки, а ботфорты в лакированные штиблеты. И в тот же миг чья-то рука мягко, но настойчиво потянула у него из-за пояса книгу, найденную в пещере.

Аделина?

Маг-хранитель резко обернулся, перехватывая женскую руку.

Шпага… Нет, снова трость с набалдашником в виде собачьей головы упёрлась ей в подбородок.

– Вы сможете убить женщину, благородный дон? – улыбнулась волшебница, плавным движением высвобождая руку.

– Зачем вам эта книга? – напрямую спросил Вальдемар.

– Во-первых, она красивая… – не проговорила, а пропела она. – Я просто хотела посмотреть.

– Сказки для подготовительной группы детского сада. Повторяю вопрос. Зачем?

– Она мне нужна. Отдайте!

– Зачем она вам?

– Вы упрямы, Вайс, как тролль-мытарь из брамфатуры Уагаха… Но я не отплачу вам чёрной неблагодарностью. Живите…

Нечто невидимое, но мощное, словно боксёрская перчатка Майка Тайсона, ударило Вальдемар под дых, отбрасывая на пару метров. Он согнулся, силясь втянуть хоть немного воздуха.

Одежда и кожа Аделины покрылись тонкой корочкой льда. Это Исаев вступил в схватку. По своему обыкновению исключительно деликатно и гуманно. Магичка брезгливо поморщилась, повела плечами. Льдинки сверкающей мишурой осыпались к её ногам.

– До встречи, недоучки! – Аделина хлопнула в ладоши.

«Светлячок» погас, погружая путников в непроглядный мрак.

Когда Вайсу удалось прийти в себя, вернуть контроль над магией и вновь зажечь огонёк, рядом с ним оставался только профессор, выглядевший смешно и нелепо в ярко-голубом костюме «Adidas» с белыми лампасами.

– Это что за маскарад, Слава? – выдавил из себя Вайс.

– Удобство и комфорт – залог успеха в трудном путешествии! – поднял палец Исаев. – Видел бы ты себя!

– Каждому свой комфорт и своё удобство. А где Аделина?

– Если бы я знал… Видеть в темноте пока не научился. Но…

– Что?

– Судя по звуку шагов, она побежала вперёд.

Вальдемар проверил – на месте ли книга? Всё в порядке. Похищение не удалось.

– Странная женщина. Загадочная, я бы сказал.

– Должна быть в женщине какая-то загадка, должна быть тайна в ней какая-то… – пропел Святослав Аланович.

– Так поди же попляши, – проворчал Вайс. – Её нужно догнать.

– Тебе мало досталось?

– Ей удалось разбудить во мне любопытство.

– А кто всегда призывает меня к разумной осторожности?

– Не сегодня!

– Хорошо же! Только учти, я быстро бегать не могу.

– Беги не быстро!

Вайс решительно зашагал вперёд, прикрывшись магическим щитом и приготовив не смертельное, но весьма эффективное парализующее заклинание. Исаев потянулся следом, напевая какую-то очередную песенку о дожде в Донецке. Это означало лишь одно – Маг Воды готов в случае чего обрушить на противника всю свою немалую мощь.

Через полсотни шагов их пробрал до костей леденящий холод точки сопряжения.

Друзья переглянулись, но все равно не остановились, понимая, правда, что время упущено, и путь приведёт не туда, куда шли…

Лаз делался всё уже, потолок всё ниже. Стены – рыжий суглинок. И вот, наконец, над головами появилось заросшее паутиной нутро железного шкафа для инструментов.

– Быстро вы! – воскликнул Игорь Волосатый, протягивая руку.

– Поймали хоть демона этого? – Вано Могулия схватил Вайса за второй рукав.

Вместе они выдернули мага-хранителя второй категории из ямы, словно репку.

Вальдемар покачал головой, оглядывая измаранное пальто, пока его помощники извлекали профессора Исаева, а потом огорошил их вопросом:

– Перед нами кто-нибудь выходил?

– Нет, – Игорь развёл руками. – А должен был?

– Скажем так, мог, – уклончиво ответил Вальдемар.

– Слушай, Карлович, – подбоченился грузин. – Мамой клянусь, никого не было! Разве мы пропустили бы кого?

– Тем более красивую женщину! – подмигнул ему Исаев.

– Красивая, говоришь? – напрягся Вано.

– Исключительной красоты, – кивнул Вайс. – Ты бы запомнил, если бы увидел. – И махнул рукой. – Поехали. Больше здесь нечего делать.

– Поехали, Гагарин! – улыбнулся профессор.

Стас ждал их у автомобиля, уложив дробовик на сгиб локтя.

Двигатель зарычал, закашлялся, снова зарычал, потом заработал в нормальном ритме. За окнами поплыл типичный донецкий пейзаж – серые заборы, линии электропередач, лишённые растительности газоны. Вскоре они сменились девятиэтажками, магазинчиками и киосками. Промелькнул небольшой рынок, пустынный без продавцов и покупателей по причине приближающихся сумерек. Жёлтое маршрутное такси выплюнуло из совей утробы стайку возвращающихся с работы людей. Прогремел колёсами когда-то красный, а ныне облезлый трамвай, соединяющий спальный микрорайон с историческим центром города, основанного валлийским промышленником. Снова серые заборы, панельные «хрущёвки»… Мост через реку Кальмиус, обманчиво широкую в черте города, крутой подъём от набережной.

У главной штаб-квартиры Совета магов-хранителей Донецка они выгрузились. Игорь и Вано, поглядывая на часы, побежали к своим автомобилям, припаркованным в соседнем дворе, а Вайс выудил из кармана связку ключей.

– Пойдём кофе попьём где-нибудь! – предложил профессор.

– Не до кофе мне сейчас, – серьёзно и даже грустно ответил Вальдемар. – Мне эта книга ляжку жжёт.

– Так жжёт, что да завтра не вытерпеть?

– Я тоже думал взяться за дело чинно-благородно, без спешки и лишнего энтузазизма… Но прекрасная Аделина заставила меня пересмотреть планы на вечер. – Ключ звякнул в замочной скважине. – Прошу вас, милейший профессор! Займитесь уже наконец-то работой по профессии.

Исаев смирился с тем, что в ближайшую кофейню пить любимый «флэт уайт» и развлекать игрой на гитаре молоденьких девочек-бариста ему сегодня не придётся.

– У тебя хоть растворимый есть?

– Есть. Но пить его я не рекомендую – редкостная отрава. Я тебе чаю заварю.

Вайс включил свет, положил на стол книгу на неизвестном языке.

– Думаешь, я смогу расшифровать текст? – спросил Исаев, усаживаясь в кресло.

– Уверен, что сможешь. Иначе я просто умру от любопытства и неизвестности.

Пока Вальдемар возился с электрическим чайником, который упрямо отказывался включаться, профессор бережно раскрыл книгу.

– Знаешь, я никогда не занимался расшифровкой текстов на неизвестных языках… Хотя, должен признать, кое-что об этом читал и знаком с некоторыми методиками. Прежде всего, нам следует определиться с типом письма. Каким же образом? Для начала проанализируем количество используемых знаков. Если их от двадцати до сорока, то мы имеем дело с алфавитным письмом – каждый знак соответствует фонеме. Вот, как в нашем русском алфавите. Ну, или в той же латинице…

– Люблю твои лекции! – восхитился Вайс. Чайник отозвался щелчком. загорелась красная лампочка. – О! Включился, стервец! Продолжай, я слушаю.

– Если пятьдесят-сто знаков, это, скорее всего, силлабическое письмо. В нём каждый знак соответствует слогу. Мне почему-то кажется, что мы имеем дело либо с первым, либо со вторым случаем. При иероглифическом письме, а это от пятисот знаков и больше, каждый символ соответствует отдельному слову, но я сомневаюсь, что строки в этих стихотворениях такие длинные. По нескольку десятков слов в строке – это даже для нашего Нугзаровича много.

– Ну, мы же не знаем, какие поэты живут в том мире, куда нас занесло. Может, они пострашнее наших?

– Прямо тебе скажу – страшнее наших не бывает.

– Вполне допускаю. Попробуем выписать на листок бумаге все повторяющиеся знаки. Как тебе такая идея?

– Давай. Только я сам выпишу. А ты занимайся чаем.

– Не доверяешь?

– Доверяю. Просто самому мне стало любопытно.

– Я знал, что тебе понравится. Работай…

Чайник как раз закипел. Даже при помощи магии Вайс не смог бы вскипятить воду так быстро. Всё-таки в научно-техническом прогрессе есть свои преимущества.

– Двадцать восемь знаков! – торжествующе воскликнул Исаев. – Ну, может на один-два редкоупотребимых больше. Это алфавит!

– Что нам это даёт?

– Уверенность в завтрашнем дне. Если письмо алфавитное, то к нему применимы методы позиционной статистики и логико-комбинаторный, а главное – метод фонетической и грамматической сочетаемости.

– Для меня сложновато. Принимай во внимание, что я всё-таки не лингвист, а горный инженер.

– Поясняю. Сначала нам придётся сделать анализ частоты употребления того или иного знака, затем – анализ позиций, в которых этот знак появляется. Приблизительно определяем функции знаков. Кстати, давай примем рабочую гипотезу, что книга написана людьми и речевой аппарат – лёгкие, гортань, язык, губы – подобен нашему. Если эти стихи писали разумные насекомые, которые общаются путём треска и пощёлкивания, или земноводные, обладающие пузырями-резонаторами, наша задача невыполнима.

– Но мы же видели людей, которые вообще ничем от нас не отличаются.

– А кто тебе сказал, что эта книга написана автором, проживающем в мире, где мы побывали?

– Я в это верю.

– Стыдись. Наука оперирует фактами, а не полагается на веру.

– Но чуточку веры мы оставим. Маги мы или технари-рационалисты?

– Я не против. Только назовём это не верой, а гипотезой.

– Принято! Что нам это даёт?

– Ещё в прошлом веке советский лингвист Борис Викторович Сухотин разработал алгоритм, который позволяет отделить гласные от согласных в буквенном тексте, на каком бы языке он не был написан. Лишь бы это был человеческий язык, а не речь шимпанзе-бонобо. Эту процедуру можно механизировать, используя компьютерную технику, но можно выполнить и вручную. Свойство человеческой речи таково, что гласные и согласные в ней распределяются достаточно равномерно. При этом в языках, допускающих значительные скопления согласных, редки скопления гласных, в языках же, допускающих значительные скопления гласных, скопления согласных либо редки, либо невозможны вообще. Учитывая эти особенности человеческой речи, нетрудно гласные буквы отделить от согласных. Кстати, гласных всегда меньше, это нетрудно доказать, анализируя любой из языков земного шара.

– Особенности человеческого речевого аппарата?

– Особенности артикуляции и слогообразования – гласный в слоге может быть только один, а вот согласных несколько.

– Итак? – Вайс поставил перед другом кружку чая, который из-за их высокоучёной беседы стал уже остывать.

– У нас есть ещё одна подсказка. Перед нами стихи!

– А значит, гласные будут всегда чередоваться в определённом ритме, и часть из них обязательно будет ударными?

– Вот именно!

– Так в чём же дело? Приступаем!

– А ты представляешь, какой это объём работы без компьютера?

– Представляю, – погрустнел Вальдемар. – Компьютер-то у нас есть! – Он кивнул в угол. – Но готов спорить на что угодно – в нём отсутствуют соответствующие программы.

– Их даже в нашем университете нет.

– Безобразие!

– И не говори…

– Но отступать я не собираюсь.

– Значит, нужны помощники.

– Нужны, значит, найдём.

– Хорошо. Ещё один важный момент.

– Какой?

– Может помочь сопоставление текста с материалами, которые написаны на родственных языках.

– Где же я тебе возьму материалы из другого мира?

– Не обязательно. Структура какого-нибудь из наших языков может быть похожей. Фонемы, лексемы, морфемы…

– Неприличным словами не выражаться! – воскликнул Вайс.

– Я тебе объясню их смысл, – устало улыбнулся профессор. – Завтра. Может быть. Если захочешь. Но попытка – не пытка. На какой из земных языков, по-твоему, похож этот текст? Смотри на строение букв… На тильды, циркумфлексы, аксан д’эгю и прочие диакритики. У букв может быть хвостик-сегиль или косой штрих, как…

– Как в польском мягком «эль»!

– Браво! Горный инженер постепенно становится лингвистом! Смотри на текст!

Вайс внимательно оглядел буковки. Кстати, следовало обратить внимания, что они были отпечатаны типографским способом. По старинке, но всё же не рукопись. Работать с печатным текстом легче, чем с рукописным.

– На что похоже? – настаивал Исаев.

– На синдарин, – пожал плечами Вальдемар.

– Да? А мне кажется, что на фарси…

– А зачем это тебе?

– Хотелось бы иметь хотя бы приблизительные представления о грамматике и лексике. Лучше всего это получается, если найти родственный язык или группу языков.

– Так вызови нашего магрибинца, пусть поможет разобраться с фарси.

Магрибинский колдун-отщепенец Али ибн Рашид жил в Донецке так давно, что никто не подозревал в нём приезжего. Выходец из раскалённых пустынь Северной Африки что-то не поделил со своими соплеменниками. Слухи ходили самые разнообразные. Самый невероятный из них крутился вокруг лампы с джинном, которую он нашёл в древнем захоронении и не захотел поделиться находкой с пашой Ахмадом ибн Залимом, который был избран на последнем Большом Магическом Диване главой всех южных колдунов. За подобный проступок по их законам полагалась смертная казнь, да не простая, а с продолжительными пытками. Само собой, Али ибн Рашид не одобрил решение руководства и, что называется, помахал рукой. На стареньком, но рабочем ковре-самолёте он преодолел две с половиной тысячи километров, счастливо избегнув средств ПВО доброго десятка государств, в воздушное пространство которых вторгся без разрешения. Попытался осесть в Киеве, не сошёлся с тамошним Советом магов-хранителей. Перебрался в Симферополь, но и здесь вступил в конфликт, на этот раз с татарской диаспорой. Тогда он прилетел в Донецк на том же ковре-самолёте, не обременённый большим количеством пожитков, и поселился неподалёку от недавно выстроенной мечети «Ахать Джами» в Куйбышевском районе на севере города.

С Вайсом они как-то сразу сдружились, поэтому только Вальдемар Карлович знал истинную причину разрыва отношений между Али ибн Рашидом и прочими колдунами Магриба. Беженец оказался единственным из заседающих в Большом Диване, кто выступил против поддержки магрибинскими колдунами ИГИЛа[10]. Чудом отбился от боевиков Ахмада ибн Залима и скрылся, как ему представлялось, на далёком севере. Улетать в Россию он побоялся – страна вечных снегов, страшных морозов, блуждающих по улицам медведей и никогда не заканчивающейся водки – нелегко выжить. Но несколько лет, проведённых в Донецке среди русских по ментальности людей, излечили его страхи, а война, которую киевский режим развязал против народа Донбасса, окончательно убедила в том, что, как он сам говорил, Украина и ИГИЛ – молочные сёстры. Или братья…

Али ибн Рашид так и не вступил в Совет магов-хранителей Донецка, но всячески помогал местным волшебникам на добровольных началах.

Исаев после недолгого размышления покачал головой.

– Пусть магрибинец отдыхает. Сам справлюсь.

– Ты уверен?

– Уверен настолько, что даже от твоей помощи откажусь… Эту задачу мы будем решать в одну голову. Как говорится – это наша корова и мы её доим…

– Ты отважен и безрассуден!

– Просто я прекрасен и скромен.

– Ну, как знаешь.

– Впрочем…

– Что?

– Далеко не уходи. Ты умеешь быстро считать в уме. Это нам пригодится нынешней ночью.

– Слушаюсь и повинуюсь! – Вальдемар снял несуществующую шляпу и шутливо раскланялся. – С сегодняшней ночи я – человек-калькулятор.

Он, не глядя, схватил с полки какую-то книгу. Авторы приносили их в штаб-квартиру Совета магов-хранителей в огромных количествах. И не мудрено. Ведь для всех жителей Донецкой Народной Республики это помещение принадлежало местному Союзу писателей, о чём свидетельствовала и табличка около двери с эмблемой СП ДНР и соответствующим текстом. Раскрыв книгу наугад, Вайс пристроился в кресле поближе к светильнику и начал читать. К несчастью, далеко не все книги, стоявшие в шкафу, отличал лёгкий слог и увлекательный сюжет. Многие были отменно занудны и попросту скучны. Примерно на пятой странице Вальдемар почувствовал, что глаза его слипаются, и неожиданно для самого себя провалился в сон.

Разбудил его удивлённо-восхищённый голос Исаева:

– Вставай! Проснись, Вальдемар! Нас ждут великие дела!

Вайс открыл глаза.

Профессор стоял посреди комнаты, опираясь на стол. Весь возбуждённый и взъерошенный. Взгляд его сиял. Наверное, с таким же лицом Архимед бегал по Сиракузам, выкрикивая своё: «Эврика! Эврика!»

– Я вижу, у тебя получилось… – пробормотал маг-хранитель, потягиваясь.

– Это удивительно, Вальдемар! Ты не поверишь!

– Тебе я верю.

– Я сам себе не верю. Это невероятно… – сказал Исаев уже спокойнее.

– Ну, поделись своим невероятным открытием.

– Эта книга называется «Поэтическая тетрадь».

– Так. Пока ничего удивительного.

– Стихи принадлежат некоему Ансельму де Турье.

– Никогда о таком поэте не слыхал. Он из какого Лито́[11]?

– Отставить шутки! Ты знаешь, на каком языке написаны стихи?

– На каком же? Только не говори мне, что это суахили.

– На русском! На русском, Вальдемар!!!

– Не может быть! – Вайс вскочил, будто в ягодицу ему впилось скорпионье жало.

– Язык русский, но алфавит – не кириллица. Я расшифровал его без труда. И уже прочитал первое стихотворение.

– А ну-ка! Давненько мне не читали стихов вслух.

– Слушай!

Профессор откашлялся и с чувством прочитал:

– Это же какой-то… сонет… – недоумённо произнёс Вальдемар.

– И очень недурственный, доложу я тебе.

– Я и сам вижу. И картинка-то знакомая. Тебе не кажется?

– Ещё как кажется. Кирасир, девица с хлебом, юродивый…

– Пустыня в головах – это о многих можно. Не маркер…

– Но все они воплощены в словах…

– По повелению одной прекрасной дамы! Cholera jasna! – как всегда в минуты волнения, Вайс перешёл на польские ругательства. – Psja krew! Как она нас обвела вокруг пальца. Как младенцев, niech mnie djabel porwie!

– Да, мастерски, – согласился Исаев. – Но зачем?

– Вот этого я не знаю. И даже не догадываюсь.

– И у меня что-то пазл не складывается.

– И книгу хотела стащить.

– Но зачем?

– Ты повторяешься.

– Знаешь, мне почему-то очень захотелось разгадать эту загадку.

– Мне тоже. Но главное в нашем деле что?

– Делать дело?

– И это тоже. Но самое главное – не угодить в западню.

Вальдемар взмахнул тростью, рисуя в воздухе огненную литеру «ферт». Почему-то он считал, что она приносит ему удачу.

Акт пятый, околопоэтический

Поэты и демоны

Стук в дверь сопровождался настойчивым требованием:

– Квентин, просыпайся! Вставай, Квентин! Уже полдень! Солнце в зените!

Квентин де Грие, недавний выпускник университета в Салуццо, а ныне странствующий поэт, перевернулся на другой бок и потянул подушку, чтобы накрыть голову. Меньше всего сейчас ему хотелось просыпаться и вставать, пускай уже далеко не утро. Поэтам много позволено. Например, спать почти до вечера. Это тебе не инженер на руднике или металлургической мануфактуре. Тем, хочешь не хочешь, надо быть рядом с рабочими, чтобы направлять их труды и следить за правильностью выполнения технологий. А поэт может всю ночь скрипеть гусиным пером или даже просто сидеть, пялясь в окно на полную луну и дожидаясь вдохновения, а потом спать, сколько захочется.

– Квентин, немедленно вставай! Ты опоздаешь!

В низком и мелодичном голосе Ансельма де Турье, одного из лучших исполнителей собственных песен в Империи, зазвучал металл. Чего доброго, дверь сломает. Это он с виду мягкий и деликатный, но если решил чего-то добиться, то идёт к цели напролом, не замечая преград и презрев трудности.

Квентин поднялся, накинул шлафрок, сунул ноги в мягкие тапки. Глаза упрямо отказывались открываться. поэтому к двери он прошёл почти на ощупь. Откинул щеколду.

– Ни днём, ни ночью от тебя покоя нет, Ансельм…

Он не солгал и не преувеличил, хотя имел склонность к поэтической гиперболизации. Вчера их посиделки затянулись сильно за полночь, то есть спать друзья легли уже сегодня. Ансельм написал новую песню, но никак не мог определиться с правильным припевом – у него получилось пять различных вариантов, каждый по-своему хорош. Пришлось отправить слугу, одного на двоих, за вином в ближайшую харчевню. Разбитной малый по имени Гратен принёс не один, а два кувшина, справедливо полагая, что лучше один раз напрячься, чем бежать второй раз среди ночи. Теперь у Квентина болела голова. А вот Ансельм, похоже, чувствовал себя прекрасно, как будто пил ключевую воду.

– Ты забыл, куда мы сегодня собрались? – обрушился он на друга.

– А куда? – уставился на него Квентин.

– Вот ты даёшь! Мы идём на поэтический вечер его светлости графа фон Роге-Шёнау!

– Это тот носатый и горбатый старикан?

– Да! – Ансельм решительно толкнул Квентина с порога. – Долго я буду стоять, как невезучий кредитор? – Это тот самый носатый и горбатый старикан, у которого золото никогда не заканчивается! Таких меценатов осталось мало и скоро не будет совсем. ты хочешь переехать из этих трущоб в респектабельную гостиницу в старом городе?

– Хотелось бы… – неуверенно протянул Квентин.

– Одеваться в шёлк и бархат вместо сукна?

– Ну, не знаю… Сукно практичнее бархата.

– Ты прекращай свои рудокопские штучки! Не для штольни одеваешься, а для выступления перед благодарными слушателями!

– Хорошо. Я согласен в шёлк и бархат.

– А есть на завтрак жареных перепелов и персиковое желе? Пирожные с заварным кремом?

– Ну, было бы неплохо, – грустно согласился Квентин, который с детства предпочитал хорошо прожаренную оленину.

– И самое главное… – Ансельм понизил голос до театрального шёпота. – Все женщины вокруг будут падать к нашим ногам.

– Это, конечно, аргумент, – кивнул Квентин. – Весомый и убедительный. Но ты тоже не готов.

Друзья снимали две крошечные мансардные комнаты в дешёвой гостинице небольшого городка Кантовьехо. Кроме кровати в каждой из них помещались узкий платяной шкаф, тумба с тазом и рукомойником и стул. Зачем хозяин гостиницы поставил стул, если стол всё равно не помещался, не ведал никто. Скорее всего, из вредности. Квентин уже несколько раз впотьмах бился коленом или пальцем ноги о твёрдую деревяшку. Слуга ночевал по очереди – то у Квентина, то у Ансельма.

– У нас есть ещё время! – воскликнул де Турье. – Кто-то же должен держать в уме весь план кампании и вести нас к успеху?!

– Значит, собираемся?

Квентин только сейчас вспомнил, о чём они сговаривались прошлым вечером. Ну, как можно пропустить поэтический вечер, который устраивает его светлость граф фон Роге-Шёнау? Кантовьехо – город маленький. Когда-то давно он был пограничной крепостью, преграждавшей путь северным варварам, которые терзали границы Империи. Давно. Лет триста тому назад. В память о том времени остались мощные укрепления Старого города. Там и сейчас жили, как правило, потомки офицеров гарнизона и ветеранов, выслужившихся на защите родной державы. В новом городе, за пределами стен и давно высохшего рва, селились купцы, инженеры и прочий учёный люд, хлынувший сюда после установления прочного мира. Три века назад император Луций Октавиус Непобедимый убедил вождей варварских племён, что принести вассальную присягу и пользоваться благами цивилизации наравне с его верноподданными гораздо выгоднее, чем постоянно проливать кровь и терять самых сильных и храбрых воинов в попытке сломить мощь имперских легионов. Сейчас варвары трудились на копях и рудниках, снабжая мануфактуры и заводы ценными рудами – медной, железной, оловянной, разрабатывали россыпные месторождения серебра и самоцветов. Здешние бериллы, топазы, морионы славились на весь мир и пользовались популярностью у мастеров-ювелиров. Кантовьехо стал торгово-промышленным центром, но культурная жизнь не развивалась здесь так же успешно, как, например, в Вальяверде или Сальгареде. Что поделать – север, а поэты, как птицы, тянутся к тёплым краям.

Ещё не так давно Квентин де Грие служил здесь на сталелитейном производстве. Инженеры, выучившиеся в университете в Салуццо, славились на весь мир, какое бы поприще не выбирали. Перед этим он пару лет проработал на угольных копях, но готовить шихту[12], придающую чугуну или стали особые свойства, гораздо увлекательнее, чем следить, чтобы шахтёры правильно устанавливали крепёжные стойки. Стихи он писал ещё со студенческих времён, но не придавал им особого значения. И вдруг, оказавшись на собрании поэтов Кантовьехо, узнал, что его строчки не хуже, чем у многих других. Можно даже сказать, лучше, чем у многих других. Для самого Квентина эта новость стала полной неожиданностью. Он начал посещать различные поэтические вечера-читки по кругу, стихотворные дуэли, завёл несколько полезных знакомств. Зачем? Вначале попросту от скуки, а потом увлёкся. И вот в начале минувшего лета в Кантовьехо явился с выступление известный исполнитель стихов под музыку или, как подобных ему называли здесь на севере, бард Ансельм де Турье. Без преувеличения, один из лучших поэтов на просторах Империи. Он путешествовал, искал новых впечатлений и черпал вдохновение из красивейших горных пейзажей.

Выступление Ансельма де Турье перед поэтами и поклонниками поэзии Кантовьехо произвело настоящий фурор. Без преувеличения, его вынесли на улицу на руках. Потом состоялась дружеская вечеринка у коменданта крепости генерала Джеромо ди Пальмо, куда был приглашён и подающий надежды поэт Квентин де Грие. Там они с Ансельмом и познакомились. Обоим показалось, что они знают друг друга уже много лет. Несмотря на небольшую разницу в возрасте (Ансельм был чуть старше), они, что называется, говорили на одном языке. Цитировали одних и тех поэтов из классического наследия, смеялись над одними и теми же шутками, испытывали неприязнь к одним и тем же типажам из числа провинциального литературного сообщества. Ансельм довольно быстро убедил Квентина, что подлинное призвание у него не горны, мехи и различные типы закалок стальных валов, поршней и зубчатых колёс, а поэзия. Де Грие получил расчёт у хозяина мануфактуры и с головой погрузился в стихосложение.

Беда пришла откуда не ждали. Вместе со скучной работой закончились и свободные деньги. В больших городах Империи каждый поэт норовит примкнуть к компании, собравшейся вокруг того или иного мецената. Сами по себе стихи дохода не приносят, но почти всегда находятся богатые любители поэзии, готовые поддержать звонким серебром и чеканной золотой монетой умелого стихотворца или талантливого барда. В Кантовьехо меценатов не хватало. Так бывает – поэтов, претендующих на вознаграждение, много, а желающих расстаться с деньгами богачей мало. В таких случаях вокруг каждого мецената собирается группа стихоплётов, ревностно оберегающая свои права на поддержку. Будь ты трижды талантлив, но если тебя не захотят впустить в свой круг, то и не пустят. Как говорится, никакой личной неприязни, только трезвый расчёт.

Друзья сократили расходы насколько могли. Они бы и покинули северную твердыню, нисколько о том не жалея, перебравшись в столицу, но… Чтобы купить билеты на самобеглый дилижанс или нанять рыдван, перевозящих пассажиров по старинке, на конной тяге, нужны деньги. Да и прибыв в Вальяверде, Сальгареду или Салуццо, не будешь петь на перекрёстке – это удел совсем уж обнищавших или отчаявшихся.

Оставалось ждать и надеяться на чудо. Ждать, перебиваясь случайными заработками. И Квентин, и Ансельм легко могли выиграть любую поэтическую дуэль, забрав денежный приз. Только местные стихотворцы боялись с ними связываться, а приезжие не баловали Кантовьехо посещением.

Но чудо случилось. Ведь рано или поздно мечты сбываются, а чудеса происходят наяву.

В город прибыл граф фон Роге-Шёнау – представитель древнего рода, чьи предки командовали легионами и когортами первых императоров. С тех пор многое изменилось. Фон Роге-Шёнау из воинов и полководцев стали промышленниками и предпринимателями. Сам носатый и горбатый старикашка Фридрих фон Роге-Шёнау, тридцать четвёртый граф в их роду, владел крупнейшим банком и купался в деньгах. На север он приехал, желая скупить несколько литейных мануфактур, а заодно положил глаз на самые богатые серебряные прииски. Заодно решил показать широту души, объявив, что отныне становится меценатом и готов содержать два десятка поэтов. Это для начала, а там, возможно, и больше.

Упускать такую возможность было нельзя. Друзья решили во что бы то ни стало завладеть вниманием графа, а после и определённой частью гонораров, которые он вознамерился тратить на поэзию.

Собирались они быстро.

Гратен едва не сбился с ног, бегая между двумя комнатами и подавая то кувшин с тёплой водой и мыло, то бритву и полотенце. Потом дошёл черёд и до начищенных с вечера ботфортов, камзолов, кое-где зашитых, но совсем незаметно, шоссов, шляп и плащей, с которых были сняты все пылинки до единой. И, конечно же, перевязи со шпагами. Квентин, довольно серьёзно обучавшийся фехтованию в университетские годы, добавил ещё и ножны с кинжалом, прикреплённые к поясу сзади.

Осенью на севере темнеет рано. Всего каких-то пару часов после полудня и наступят сумерки. Гостиницу они покинули, когда клепсидральный колокол на башне пробил час пополудни. Чтобы успеть до темноты в Старый город пришлось поторопиться. Квентин, дольше проживший в Кантовьехо, шагал впереди. Он неплохо ориентировался в хитросплетении улиц и рассчитывал, срезав путь через два переулка, выскочить прямиком к южным воротам, стража на которых давно уже не стояла. А оттуда и до особняка, который арендовал Фридрих фон Роге-Шёнау, рукой подать.

Но в первом же переулке дорогу им заступили мрачные фигуры в чёрных плащах с капюшонами, низко надвинутыми на лица.

Замыкавший маленький отряд Гратен громко ойкнул.

– Это что ещё за новости? – задал риторический вопрос Квентин, нащупывая рукоять шпаги.

– Думаю, кто-то из местных поэтов очень не хочет видеть нас у его светлости, – шепнул Ансельм. – Но не исключаю, что видеть нас как раз хотят. Но в гробах. Красивых, с бархатом и глазетом.

– Ах, так! – де Грие почувствовал, как в его сердце закипает ярость, и заставил себя успокоиться. В бой нужно вступать хладнокровно, чтобы не наделать ошибок. – Насчёт гробов они погорячились. Трое? Какая самонадеянность! Ансельм!

– Что?

– Постарайся просто не мешать мне. И прикрывай спину по мере возможности.

Его клинок блеснул в слабом предсумеречном свете.

Де Турье тоже обнажил шпагу. Откровенно говоря, фехтовальщик был из него, как из кузнеца белошвейка. Но какие-то азы благородной игры клинков он тоже постигал в юности и, по крайней мере, мог продержаться полдюжины выпадов и не погибнуть сразу.

– Гратен! – продолжал Квентин.

– Слушаю, господин!

– Держись позади нас, под клинки не лезь.

– Как прикажете, господин! – в голосе слуги звучало неприкрытое облегчение.

Незаметным движением де Грие обнажил кинжал, но держал его, прижимая клинок к предплечью. Так и парировать рубящие удары легче, и враги не заметят до поры до времени. Поэт расстегнул медную фибулу, сбрасывая плащ. Шагнул вперёд.

– Кто первый?

Преградившие путь незнакомцы молчали, не двигаясь с места. Если бы хотели напугать чужаков, то сейчас уже орали бы, выхваляясь, и размахивали оружием. Но нет. Молчат, ждут чего-то. Больше похожи на хладнокровных наёмных убийц. Неужели, у поэтов Кантовьехо такие суровые нравы? Впрочем, поэты везде и всегда – люди жестокие, беспринципные и готовые на всё для того, чтобы пристроить свои стихи в тёплое местечко. Квентин впервые в жизни пожалел, что не носит с собой пистолет. Эх, пугануть бы сейчас их выстрелом!

– Подходите! Я жду!

Самая первая фигура пошевелилась, нечленораздельно заворчала.

Плащ взлетел, будто крылья птицы и упал в грязь.

Квентин похолодел и задохнулся на вдохе.

Перед ним стоял не человек.

Нет, что-то человекоподобное всё же наблюдалось. Две руки, две ноги, одна голова. Только колени на ногах смотрели назад, как у кузнечика, а вместо ступней рыли землю копыта. Руки превосходили человеческие длиной и заканчивались кривым когтями. Голову венчали небольшие рожки. Как у полугодовалого козлёнка.

Ну, и уродина…

Существо открыло безгубую пасть, обнажив два ряда острых мелких зубов, и зашипело. Задрожал длинный раздвоенный на кончике язык.

– Демоны!!! – закричал Гратен. – Демоны!!!

Удаляющийся топот возвестил, что слуга решил не испытывать судьбу. Оно и верно. Никакое жалование не стоит того, чтобы ради него отдавать душу Господу в пасти ужаснейших чудовищ.

– Кто же такое придумать смог? – на одном дыхании проговорил Ансельм.

Два спутника демона-предводителя тоже избавились от плащей и предстали во всей красе – те же зубы, когти и рога. Только жёсткая шерсть, которая топорщилась на плечах и загривке, у первого была чёрной, как вороново крыло, а у его подручных с рыжинкой, словно выгорела на солнце.

– Господи! – нараспев прочитал Ансельм, хотя раньше особой религиозности за ним не замечалось. – Твоей всемогущей силой сохрани меня от всякого зла, чтобы я, непрестанно осеняемый светом благодати Твоей, благополучно достиг тихой пристани Твоего небесного Царствия, и там вечно благодарил Тебя, моего Спасителя…

Квентин, несмотря на пробиравший до кости ужас, больше полагался на холодную сталь.

– Кто первый, уроды? – повторил он, поднимая шпагу в подвешенную позицию. – Ну, же!

Чёрный демон прыгнул.

Укол шпаги пришёлся ему в грудину и отбросил на шаг.

Ещё выпад, нацеленный в глаз.

Мерзкая тварь отшатнулась, показывая, что самосохранение ей не чуждо.

Те, кто был справа и слева от него, сгорбились, едва не касаясь когтями земли, и подались вперёд.

«Вот теперь пора», – подумал де Грие, всегда мысливший в мгновения опасности трезво и хладнокровно.

– Бежим! – выкрикнул он, разворачиваясь на пятках.

Ансельма не пришлось долго уговаривать. Он припустил с такой прытью, что сразу обогнал Квентина шагов на пять.

Позади слышалось взрыкивание демонов.

Переулок закончился очень быстро.

Вот и Скобяная улица. Как назло, ни одного префекта. Да и что блюститель закона сможет сделать против злобной твари с когтями в полфута длиной? Сюда бы десятка два мушкетёров, да проверить берёт ли свинец обитателей Преисподней.

Оглянувшись через плечо, Квентин понял, что убегая, они ничего не добьются. После первоначального замешательства, позволившего поэтам далеко оторваться, демоны прибавили ходу и теперь нагоняли добычу, прыгая на четырёх лапах, как макаки с южных островов. Если бы они не мешали друг другу в стремлении первым вцепиться в спину жертвы, то уже выполнили бы поставленную задачу.

– Сюда! – вдруг крикнул Ансельм, хватая Квентина за рукав.

Они не вошли, а можно сказать, ввалились в чей-то дом. На счастье, дверь была не заперта, что де Грие тут же исправил, задвинув тяжёлый кованый засов.

Мгновение спустя о прочные толстые доски ударилось тяжёлое тело. С отвратительным звуком заскребли по древесине когти.

– Дверь не задержит их надолго, – пробормотал Ансельм.

Словно в подтверждение его слов одна из досок раскололась вдоль, но пока ещё не упала.

– Чёрный ход? – предложил Квентин.

– Они сразу туда побегут.

– Тогда что?

– Думаю, погреб. И не дышать.

– Погреб – западня, – возразил де Грие.

– Погреб – укрытие. Там можно хоть до утра…

Треснула вторая доска.

– Ладно. Поверю на слово… – Квентин огляделся по сторонам, поднатужившись придвинул к двери комод. Он поможет выгадать ещё несколько мгновений.

Погреб они нашли быстро. Во всех домах на севере Империи он располагался в одном месте – в коротком коридорчике, ведущем к чёрному ходу. Сбежали по короткой, в шесть ступенек, лестнице, закрыли за собой тяжёлую ляду и оказались в кромешной темноте.

Раздавшийся вскоре грохот возвестил, что дверь не задержала демонов.

– Ансельм, – прошептал де Грие. – у входа в погреб нет запора изнутри.

– Я уже понял… – отозвался певец.

Сверху слышался треск разбиваемой мебели и зон падающей на пол посуды.

Тяжёлые шаги в коридоре. Ритм рваный – люди так не ходят.

Хлопнула дверь чёрного хода.

Обман удался?

Но нет… Снова шаги.

У погреба демон остановился.

Квентин почувствовал, как вдруг похолодало. Будто очутился он на самом лютом морозе, а из одежды только исподнее бельё, да и то старое и тонкое. Стужа пробрала не только тело, но, казалось, вцепилась пальцами в душу, сжимая её и по капле выдавливая жизнь. Рядом сдавленно охнул Ансельм, неразличимый во мраке.

А потом наваждение сгинуло. Да, сырой и затхлый воздух погреба не мог радовать подобно солнечному дню, но и не дарил ощущение близкой смерти. Самый обычный холод, а не ледяное дыхание ужаса. Квентин прислушался. Топот демонов стих. Где они? Ушли или затаились, додумавшись скудным умишком до засады? Что делать?

Поразмыслив, де Грие решил, что разумно будет какое-то время пересидеть тихонько, словно мышка. Пускай игра в прятки в холодном погребе и аукнется потом простудой, но лучше кашлять и чихать, чем познакомиться поближе с когтями и зубами косматого демона. Видимо, Ансельм рассуждал так же. Он сидел молча и даже старался дышать потише.

Как всегда, в таких случаях, время тянулось очень медленно. Обидно, что не попали на поэтический вечер. Обойти в литературном мастерстве местных поэтов не составило бы особого труда. А угодить в свиту мецената, значит получить постоянный – и не малый! – доход. Вот и ополчились здешние рифмоплёты против двоих чужаков, которые покусились на святое – достаток и славу, столь милую любому поэту. Догадаться бы только, кто же из них умеет призывать демонов? И не пора ли пожаловаться епископу Джанкарло, что на вверенных ему землях расплодились чернокнижники?

И тут наверху ка-ак грохнуло!

Пол подпрыгнул. С потолка посыпался мелкий мусор. Толстые доски крышки погреба прогнулись, впуская клубы пыли и свет.

Свет?

Ну, предположим, демоны каким-то образом снесли дом до основанья, но… Когда успело наступить утро?

– Что это было? – удивился Ансельм и закашлялся, неосторожно вдохнув пыль.

– Не знаю, – отвечал Квентин и зашёлся в кашле, присоединяясь к другу. – Это… Это… Это похоже на десяток бочонков с порохом.

– На два десятка.

– Выглянем?

– А рогатые?

– Думаю, взрыв их не пощадил. – Квентин решительно шагнул к выходу и толкнул ляду. Не тут-то было. Она не шелохнулась. Наверное, заклинило. – Помогай давай!

Ансельм упёрся плечом рядом. Надавили на счёт «три!» Даже с места не сдвинулась.

– Кажется, у меня начинается клаустрофобия… – пробормотал певец.

– А у меня – безумие и отвага! – Де Грие набрал полную грудь воздуха. – Спасите! На помощь! Мы под завалом! – Передохнул, прислушиваясь – ответит кто-то или нет? Потом продолжил. – На помощь!

– Во имя Господа! Вытащите нас! – вступил в дуэт Ансельм. – Люди! На помощь!

Он схватил первое, что подвернулось под руку, и принялся колотить по доскам. Судя по звуку, подвернулся камень, выпавший из потолка при взрыве.

Долго, очень долго им никто не отвечал.

Квентин охрип, а его товарищ выронил камень, ударившись пальцем.

Оба уселись на ступеньки, переводя дыхание.

– Быть погребённым заживо – это так свежо и незатасканно, – проговорил Ансельм. – Достойно баллады. Только писать её будет некому.

– Не переживай, – прохрипел де Грие. – Напишут… И балладу, и канцону, и даже венок сонетов. Только мы с тобой…

И тут снаружи послышался голос, изрядно приглушённый крышкой и завалом.

– Есть кто живой? Кто кричал?

Квентин вскочил.

– Мы здесь! Вытащите нас!

– Потерпите, братики, – ответили сверху. – Сейчас… Потерпите! Я наших позову!

Прислушиваясь к удаляющимся шагам, Квентин подумал: «Хорошо, когда приходят наши. Просто хорошо, когда они есть…»

Акт шестой, пугающий

Камуфляж и гитара

«Наши» пришли очень скоро. Быстрее, чем можно было ожидать. Затопали. Весело переругиваясь, раскидывали камни, наваленные на вход в погреб. При этом несколько раз раздавался грохот, будто взрывали бочонок с порохом. Два раза вдалеке, а один раз совсем рядом. Кто-то наверху крикнул: «Ложись!» Работа приостановилась, чтобы возобновиться приблизительно через полчаса. Если Квентин верно оценивал вяло текущее время. Наконец, петли заскрипели, в погреб хлынул солнечный свет, показавшийся ослепительным.

– Руки давайте! – услышал он громкий с хрипотцой голос.

Протянул ладонь, за которую тут же схватилась другая, сильная и мозолистая. Дёрнула, как репку, из подземной затхлой сырости на холод и ветер открытого пространства.

Пока Квентин протирал глаза, приноравливая зрение к дневному свету, спасители вытащили и Ансельма.

– Что это за пижоны? – произнёс всё тот же хриплый голос. – Откуда здесь? Эй, родные, вы откуда здесь?

На последний вопрос надо было отвечать, хотя бы из вежливости и в благодарность за спасение. Квентин огляделся. Рядом с ними стояли люди, числом не более десятка, одетые в странные наряды. Брюки и куртки не однотонные, а раскрашенные пятнами и полосками разного цвета – все оттенки зелёного. Тут присутствовал и болотный цвет, и оливковый, и изумрудная зелень… На ногах у каждого не сапоги, а ботинки с высоким голенищем на шнуровке. На головах – у кого вязаные чёрные или зелёные шапочки, а у двоих – шлемы, похожие на капалины, какие носит городская стража. Эти двое держали в руках оружие. С виду огнестрельное – приклад и ствол, как у мушкета. Но ни фитильного, ни кремнёвого замка Квентин не разглядел, зато снизу к мушкетам присоединялась чёрная металлическая коробочка около фута длиной и слегка изогнутая.

– Что, вопрос непонятен? – проговорил всё тот же из спасителей. – Или по-русски не понимаете?

– Мы понимаем, – ответил Ансельм. – А что значит «по-русски»?

– Ну, ты даёшь! – искренне восхитился собеседник. – Ты сейчас со мной на каком языке общаешься?

– На всеобщем имперском… – начал было Ансельм, но запнулся, понимая, что сейчас наговорит лишнего.

Люди, стоявшие перед ними, не состояли, судя по обмундированию, ни в одном из легионов Империи, хотя, несомненно, относились к военному сословию. Не походил их наряд и на форму любого из гвардейских полков – где плащи, шляпы, шпаги, сошки для мушкетов, в конце концов? И городской стражей их мог счесть только полный тупица.

– На русском, – поспешил добавить Квентин. – На каком же ещё?

Он уже успел оглядеться по сторонам и понял, что Кантовьехо чудесным образом исчез. Ни улиц и зданий Нового города, ни крепостной стены, окружающей Старый город, которая всегда нависала над головами. Всё как будто корова языком слизала. Ровное поле, грязное и буроватое в предзимье. Кое-где торчат сухие стебли сорной травы. Судя по толщине и колючкам, могучий репейник. Вдалеке чернел безлистный лесок. Даже не лесок, а рощица – редкая, как шевелюра старого графа фон Роге-Шёнау. Справа и слева какие-то развалины. Скорее всего, деревенские дома, разрушенные той же силой, что завалила вход в их убежище битым камнем. Размеры кучи, которые спасители откинули в сторону, де Грие тоже успел оценить.

– Вы откуда такие смешные? – продолжал допрос хрипатый.

Он сдвинул зелёную шапочку на темя, открыв выпуклый лоб. Из-под кустистых бровей внимательно смотрели серые, прищуренные глаза. Портрет дополняли небольшие усы.

– А мы… это… – пробормотал Квентин. – Не помним мы… это… Оттуда…

– Да успокойся, Шагал, – улыбаясь, воскликнул ещё один военный. Невысокий, плечистый, в отличие от товарищей повязавший голову зелёным платком. – Ты же видишь – контуженные они оба. «Градина»[13] прилетела, а в погребе резонанс круче, чем в его гитаре.

Он кивнул на лютню Ансельма. Только сейчас Квентин увидел, что инструмент его друга преобразился. Корпус стал похож на скрипичный, только больше в несколько раз. Шесть струн отсвечивали металлом. Изменилась и одежда господина де Турье. Теперь вместо шоссов на нём были синие брюки с белесыми потёртостями. Сапоги сменились белыми башмаками на шнуровке, а камзол – серой свободной курткой с отложным воротником и накладными карманами. Квентин перевёл удивлённый взгляд на себя. Что-то похожее, только его куртка, похожего покроя, была бархатной, брюки чёрными, а башмаки блестящими, хотя и припорошенными пылью. Он потрогал шею… Ну, хоть тут, хвала Господу, ничего нового – шёлковый шейный платок, повязанный свободным узлом.

Ансельм тоже рассматривал себя, не скрывая недоумённого выражения лица. Больше всего он, конечно, переживал за любимую лютню. Всё-таки родной и годами проверенный музыкальный инструмент… А вместо него что-то странное.

Увидев их растерянность, военные заулыбались, но потом пожалели поэтов.

– Нечего тут стоять, – сказал тот, кого назвали Шагалом. – Того и гляди, укры опять накроют. Пойдёмте в блиндаж.

– А они точно наши? – вмешался худощавый, смуглый и кудрявый воин. – Не было тут артистов.

– Как это не было? – возмутился четвёртый, точнее, четвёртая. Только по голосу Квентин понял, что перед ними женщина в военной одежде. – Я слышала, в Новотарасовку из филармонии приезжали.

– Так и знал, что они из фиралмонии! – воскликнул тот, чтобы был в платке.

– Где Новотарасовка, а где мы стоим? – не сдавался кудрявый.

– Что ж ты, Пушкин, подозрительный такой? – нахмурилась женщина. – Были в Новотарасовке. Это точно – точнее не бывает. Сам директор филармонии… Сам Сан Саныч Двойницкий группу привозил. Пел ещё «Что ты знаешь о солнце, если в шахте ты не был…»

– Я всё знаю, я двенадцать лет ГРОЗом[14] отпахал, – твёрдо заявил Пушкин.

– Не о тебе речь. Это песня такая.

– Знаю, не дурак.

– Вот и помолчи, если умный…

– Кончайте болтать, – резко бросил Шагал, оглядываясь по сторонам. – Быстро в укрытие. И вы, артисты, тоже!

Они побежали. Впереди пятеро военных, возглавляемые Пушкиным. Потом Квентин с Ансельмом. Замыкал колонну Шагал.

– Под ноги смотреть, артисты! – покрикивал он. – Ступайте в след моих пацанов!

Кого он имел в виду, Квентин не понял, но на всякий случай старался наступать на рифлёный отпечаток подошвы бегущего перед ним.

Укрытие обнаружилось шагов через пятьсот. Приземистый дом со стенами, обложенными мешками с землёй, а сверху накрытый сеткой с нашитыми зелёными и бурыми лоскутами. Маленький отряд нырнул внутрь. Там оказалось на удивление уютно. жарко натопленная печь исходила теплом. Вдоль стен стояли деревянные настилы с матрасами и одеялами. В котле, стоявшем на печке, булькало варево, испуская аромат, от которого рот Квентина наполнился слюной.

– Садитесь, артисты! – махнул рукой Шагал. И скомандовал. – Ворон, Шахтёр и Узбек – в охранение! Остальным отдыхать.

Сам, пододвинув ногой деревянный ящик, уселся напротив Ансельма и Квентина.

– Меня почему Шагалом зовут? Ни в жизнь не догадаетесь. Я до войны художником был. На бульваре Пушкина картины продавал…

– У него свой бульвар? – покосился Ансельм на смуглого.

– Вот чудаки! – расхохотался командир. – Нет, вас точно контузило не по-детски! Слышь, Кошка! Что ты там говорила про артистов?

Женщина в военной форме, уже пододвинувшая к себе большую зелёную сумку с красным крестом в белом кружке на боку, подняла голову.

– Да то и говорила. Сан Саныч артистов привозил. Сам пел. С ним певцы приехали, тоже пели. Я слышала, один из них как раз с гитарой был.

– Так чего ж они их бросили?

– Откудова мне знать? Может, и не бросили.

– А что?

– Ну, может их артой накрыли? Всех в клочья, а эти двое выжили.

– Такое скажешь, Кошка! – командир перекрестился. – Мы бы знали… Или нет?

– Или мы бы знали, или не знали… – рассудительно произнёс Пушкин. – Третьего не дано. И что с ними делать будешь, Шагал?

– А что делать? – командир пожал плечами. – До утра с нами посидят. А завтра отправлю их в располагу батальона. Пусть комбат решает.

– А я бы их всё-таки проверил. Вдруг засланные?

– ДРГ[15]?

– ДРГ.

– В таких нарядах? – прыснула в кулак Кошка.

– Замаскированные.

– И без оружия?

– Вдруг, они голыми руками нас всех поубивать могут?

– Тебе бы романы писать, – покачал головой Шагал.

– Или сценарии… – добавил из угла бородатый хмурый боец, зашивавший разорванный рукав куртки. – Голливуд потом купит. После победы.

– Чьей победы? – не понял Пушкин.

– Нашей, конечно. Голливуд будет русским. А Пушкин будет не только великий русский поэт, но и великий русский сценарист.

– Да пошёл ты! – кудрявый обиделся и отвернулся.

Квентину казалось, что от обилия незнакомых слов у него сейчас лопнет голова. Да и у кого не лопнула бы, окажись он на его месте? Ансельм тоже сидел, как мешком пришибленный, только улыбался и водил глазами по сторонам. Правда, не забывал при этом трогать струны нового инструмента и прислушивался к звучанию. Судя по всем, не был очень уж разочарован. Если строй у лютни и этой, как её, гитары одинаков или, хотя бы, близок, Ансельм де Турье освоит его в кратчайшие сроки, не будь он одним из лучших бардов в Империи.

– Ладно, артисты, – кивнул Шагал. – Не буду вас мучить. Оставайтесь пока с нами, но…

– Что? – Квентин изобразил заинтересованность.

– Ничего руками не трогать. Особенно оружие. А то знаю я вас, интеллигентов. Пальнёте в белый свет, а попадёте в кого-то из моих бойцов. Кто мне их потом лечить будет? И упаси вас Боже даже пальцем прикоснуться к гранате… – Он вынул из парусинового мешочка предмет, похожий на лимон, но металлический и ребристый. – Запомнили? Одна такая бахнет – всех нас по стенам размажет. Хотите быть размазанными по стенам?

– Нет! – в один голос воскликнули поэты.

– Вот и молодцы. Звать-то вас как?

– Квентин!

– Ансельм!

– Какие имена! – восхитилась Кошка. – Вот чувствуется, что люди искусства! Не Вова и не Геша.

Краем глаза Квентин заметил, как приосанился Ансельм, и понял – сейчас начнётся осада по всем правилам фортификационного искусства. Знаменитый поэт и певец де Турье имел слабость к женскому полу. Да что там ходить вокруг да около… Он попросту не пропускал ни одной юбки. Любая женщина, оказавшаяся от него в опасной близости, получала изрядную долю комплиментов, улыбок, взглядов обязательно выслушивала песню, по удивительному стечению обстоятельств посвящённую именно ей, и сама не замечала, как влюблялась. Как это получалось у Ансельма, Квентин не знал. Мог лишь предполагать, что здесь задействована какая-то особая магия, ему самому неподвластная. При этом де Турье счастливо избегал дуэлей, на которых другого дворянина уже давно истыкали бы шпагами и кинжалами, превратив в решето. Он даже не очень хорошо владел шпагой – признался, что жалел время для упражнений с клинком, предпочитая без остатка посвящать его любимой лютне. Ну, и женщинам, конечно. Серьёзно учившийся фехтованию де Грие и с тех пор проводивший ежедневно не меньше часа с оружием на заднем дворе, этого не понимал, но готов был простить другу что угодно. Только заметил как-то, что неумение защититься может однажды привести к печальным последствиям. От предостережения Ансельм легкомысленно отмахнулся – все там будем! И продолжал обольщать всех женщин поблизости. Даже если они не в юбках, а в зелёных брюках и с оружием.

– Давайте, перекусим, что ли? – подвёл итог Шагал. – Кулеш уже поспел. Пробовали кулеш, артисты?

Попаданцы из другого мира дружно замотали головами. Ещё бы… Они и слова такого не знали. Как могли попробовать? В качестве поощрения за чистосердечное признание немедленно получили по железной миске, наполненной пахучим варевом, и ложке.

Кулеш оказался чем-то средним между жидкой кашей и густым супом. Обжигающе горячий и удивительно вкусный. Квентин ощущал какие-то незнакомые специи, но особое очарование еде придавал лёгкий запах дымка.

Ансельм наконец-то оставил в покое гитару и принялся за еду.

Квентин прислушивался к разговорам военных, пытаясь разобраться, куда же их занесло и чем это может грозить. Понятно, что никто не собирался обсуждать при незнакомцах какие-то тайны, но множество бытовых мелочей позволяло понять, что происходит вокруг.

Раньше, чем ложка заскребла по дну миски, Квентин уже знал, что люди, вытащившие их из-под завала, называют себя ополчением Донбасса. Вялотекущая война с противником, которого они звали то «украми», то «хохлами», то «небратьями», длится уже больше восьми лет. Тогда отдельная область некоего государства, название которого не произносилось, объявила о независимости, за что получила карательную операцию на своей территории. Ополченцам, таким, как Шагал или Пушкин, которые находились в строю все восемь лет, удалось удержать за собой часть земли, несмотря на превосходство врага в численности и тыловом ресурсе. С тех пор война стала окопной. Стоящие друг напротив друга армии время от времени устраивали артиллерийскую перестрелку, да иногда пытались прощупать противника в рукопашную где-нибудь на неприметном участке.

Сегодня первой начала огонь артиллерия «небратьев», сровняв с землёй давно оставленный жителями хутор под названием Красное. В подвале одного из домов чудесным образом оказались Квентин с Ансельмом, спустившиеся в погреб на окраине Кантовьехо. Ополчение ответило. Теперь враг на какое-то время утихомирился.

Взвод Шагала отвечал за участок в пару километров шириной. Километр, как понял Квентин, это мера длины, наподобие мили. Огнестрельное оружие, похожее, на мушкет, называлось «калаш». К нему полагался штык – кинжал, который в рукопашном бою присоединялся к стволу. Наверное, в армии этого мира не было пикинеров, которые могли прикрыть строй стрелков. Одежда в разных оттенках зелёного носила название камуфляж, а Пушкин говорил ещё проще – «камуфло». Ботинки со шнуровкой на высоком голенище – берцы.

Кошка исполняла при отряде обязанности лекаря или, как говорили здесь, «санинструктора».

Завтра отвезут в штаб батальона. Батальон, как понял Квентин, это что-то наподобие пехотной роты в его мире, если смотреть по численности солдат. Из батальона уже могут перевезти в город, который ополченцы защищают. О городе говорили много. Вспоминали его красоты, довоенное многолюдие, развитую промышленности и утончённую культуру. Вот тот же Шагал сам признался, что был художником… Кстати, все ополченцы носили вымышленные имена – позывные. Это как кличка, только не обидная, а напротив, придуманная с уважением. Шагал получил позывной по фамилии знаменитого художника, жившего в этом мире сто лет назад. Пушкина прозвали так за портретное сходство с поэтом, умершим почти двести лет назад. Шахтёр работал в шахте, Ворон был исключительно черноволос, Кошка шипела, когда что-то не по ней и, как, посмеиваясь, сказал командир, могла в ярости и глаза выцарапать. Впрочем, о городе… Донецк притягивал. Квентину он почему-то казался похожим на северную столицу Империи – красивейший Вальяверде. Что ж, если выпадает возможность побывать в Донецке, глупо ею не воспользоваться. Хотелось бы посмотреть на настоящий город Мастеров – обиталище инженеров, учёных, поэтов, певцов, художников…

Тем временем, Ансельм перехватил поудобнее гитару:

– Пришла пора поблагодарить наших добрых хозяев за чудесное спасение и замечательный ужин… – сказал он, тихонько перебирая струны. – Я – всего лишь мало кому известный бард, но что-то и я умею.

Де Турье кокетничал. Уж он-то умел многое. К своим тридцати годам он достиг известности во многих уголках Империи. Конечно, обе столицы ещё предстояло покорить, но это, как справедливо полагал Квентин, дело времени. Главное, найти щедрого мецената, умеющего отличать истинную поэзию от суесловия и пустословия.

– Говорят, – продолжал Ансельм, – слово может изменять мир. Любое слово, если оно сопровождается искренним чувством и верой в лучший исход. А поэтическое слово обладает этим даром вдвойне. Я желаю вам победы, друзья. Я и мои демоны…

Он откашлялся. Взял аккорд и запел:

Как всегда, его песня произвела впечатление. Да и могло ли быть иначе? Квентин ещё не встречал людей, которых стихи и голос господина де Турье оставили бы равнодушными. Правда, некоторые, осознавая никчёмность своего дара в сравнении с талантом Ансельма, начинали люто завидовать, а человек, когда его душу сжирает зависть, способен на всяческие подлости.

Но здесь, среди открытых сердцем ополченцев бояться было нечего. Даже изначально скептически настроенный Пушкин кивал головой в такт и улыбался каким-то своим мыслям, навеянным песней.

– Нет, всё-таки хорошие у Сан Саныча артисты в филармонии, – сказал Шагал, оглядывая бойцов, будто кто-то собирался оспорить его мнение, – умеют душу растеребить. А ты, Квентин, что поёшь?

– Я ничего не пою, – честно ответил Квентин. – Обделён даром. Иногда читаю стихи… Но не сегодня. Пусть сегодня поёт Ансельм.

– Стихи читаешь! – восхитился командир ополченцев. – Знаю я в Донецке одного поэта. Ух, как читает! Даром что грузин. Аж до пяток пробирает. Я бы послушал.

– Прости, – покачал головой Квентин. – Не сегодня.

– Я спою, – вмешался Ансельм. – Мне не жалко.

И вновь запел.

Ближе к середине песни Квентин заметил, что внимательно слушавшие бойцы начали клевать носами. Одни просто закрывали глаза и роняли головы на грудь. Другие зевали, потом укладывались на матрасы, набросанные на дощатые настилы, и засыпали, как младенцы, с мирными и добрыми улыбками. Шагал, сидевший у стола, уронил голову на руки и размеренно дышал. Кошка обняла сумку с красным крестом. Дольше всех держался Пушкин, щипавший себя за руку и протиравший до красноты глаза, но в конце концов, сдался и он, откинулся на стенку и негромко захрапел.

– Что это? – удивлённо спросил Квентин. – Это твоя песня так подействовала?

– Вот это было обидно, – поморщился Ансельм. – Обычно от моих песен люди не засыпают. Тут нужно искать другую причину…

Бесшумно отворилась дверь.

На пороге стояла женщина, одетая обычно для этого мира – зелёный камуфляж, берцы и вязаную шапочку. Только в отличие от ополченцев Шагала, вся её одежда была новенькой, будто только что купленной. Ни пятнышка грязи, ни прожжённой дырочки от упавшего уголька, ни наспех застёганной прорехи. Лицо её… Ну, как описать словами идеал? Даже самый строгий критик женской красоты не смог бы придраться ни к единой чёрточке во внешности незнакомки. Квентин задохнулся от восторга, а Ансельм… Ансельм просто остолбенел. Так мышь впадает в оцепенение при виде гадюки.

– Квентин де Грие и Ансельм де Турье, – проговорила красотка, глубоким голосом. Она не спрашивала, она утверждала и не ждала подтверждения или опровержения. – Неразлучная парочка. Вы-то мне и нужны.

Друзья молчали. Не нашлись с ответом. Да и что сказать? Если такая красавица утверждает, что ты ей нужен, остальное уже не имеет значения.

– Хотите вернуться обратно, в свой мир?

В три шага она оказалась посреди блиндажа.

– Хо… – Ансельм закашлялся. – Хорошо бы…

– Если хотите, я вам помогу. Но и от вас мне потребуется кое-какая помощь.

– Приказывайте, госпожа! – воскликнул музыкант. – Кстати, как к вам обращаться?

– Можете называть меня Аделиной.

– Просто Аделиной?

– Да, просто. Без титулов и прочей ерунды.

– Прекрасно! – К Ансельму уже возвращалась былая лёгкость в обращении с прекрасным полом. – Итак, чем же мы можем быть вам полезны, Аделина?

Она шагнула к певцу и чуть наклонилась.

– Где ваша книга стихов, Ансельм?

– Моя книга?

– Да, ваша.

– Стихов?

– Да. Не притворяйтесь глупым, вам не идёт.

– Милейшая Аделина! – Ансельм поднялся, отложил в сторону гитару. – Готов принести какую угодно клятву, что за свою жизнь я не написал ни одной книги стихов. Честное благородное слово дворянина!

– Не написал?

– Позвольте мне подтвердить слова моего друга! – присоединился Квентин, вставая. – Насколько мне известно, в различных сборниках и альманахах он принимал участие, а вот отдельной книги не издавал.

Аделина выглядела озадаченной и растерянной.

– Не может быть… Я же своими глазами…

– Причина отсутствия отдельной авторской книги стихов Ансельма де Турье, – продолжал Квнетин, – весьма прозаична, прошу простить меня за эту невольную шутку. У Ансельма де Турье попросту нет денег.

– Нет денег?

– Да, – кивнул Ансельм. – Это такие золотые и серебряные кругляшки. Они приятно звенят и наделяют властью над людьми.

– Я знаю, что такое деньги! – рявкнула Аделина так, что едва не погас фитиль в лампе, освещающей чрево блиндажа. – Почему их нет?

– По разным причинам, – пожал плечами Квентин.

– Некоторые из них можно счесть прозаическими, – добавил Ансельм. – А некоторые, если я их озвучу, легко принять за бред воспалённого разума. Например, встреча с тремя демонами в подворотне Кантовьехо…

– И вот, вместо того, чтобы добиваться расположения богатейшего мецената графа фон Роге-Шёнау, мы поём песни донецкому ополчению…

Лицо Аделины стало похоже на маску, изображающую одного из тех самых рогатых демонов. Она резко сжала кулак. Свет померк. На несколько мгновений стало очень холодно…

Акт седьмой, научно-исследовательский

Война неизбежна

К назначенному времени малый зал заседаний Учёного совета Донецкого национального технического университета заполнился до отказа. Если бы на встречу пригласили журналистов, им точно пришлось бы стоять. Но заявленная тема проходила под грифом «совершенно секретно», поэтому даже Министерство информации ДНР не поставили в известность, но говоря уже о всяческих блогерах и ведущих телеграмм-каналов. А на случай, если кто-то случайно прознал и попытался бы проникнуть на закрытое мероприятие, Вайс поставил на входе двух магичек-учениц из числа студенток, не сдавших ещё испытание на пятую категорию хранителей. Несмотря на малый опыт, их навыков вполне хватало для того, чтобы считывать ауры гостей. Уж лазоревые протуберанцы внутри поля, окружающего любого, связавшего жизнь и судьбу со средствами массовой информации, они разглядели бы и подняли тревогу.

Защитный купол от возможного подслушивания ставил сам профессор Исаев. Никто в Донецке не справился бы с поставленной задачей лучше него. И, тем не менее, руководитель лаборатории сверхсовременных разработок Жорж Водопольев настоял на дублировании защиты при помощи собственных радиотехнических средств. Четыре чёрные коробочки, расставленные по углам аудитории, негромко жужжали и мигали светодиодами. Маги-хранители не возражали. Восемь лет они успешно сотрудничали с криптоучёными Донецка и ни разу не пожалели. Часто наука помогает там, где пасует магия, и наоборот – волшебство дополняет действия учёных там, где они касаются областей, ещё не познанных.

Секретная лаборатория, занимающаяся самыми необычными техническим решениями, была создана Жоржем Водопольевым ещё в конце горячего во всех смыслах августа 2014 года. В самом начале – не больше десятка молодых энтузиастов, не закостеневших ещё в ортодоксальных дебрях научного знания. Они радостно хватались за любую загадку, полагая, что нерешаемых задач нет. В особенности, научно-технических задач. Механика и гидравлика, радиоэлектроника и ядерная физика, генетика и биоинженерия, химия органическая и неорганическая… Наконец, так называемые «высокие технологии» – содружество человеческого интеллекта и искусственного интеллекта, сиречь компьютера.

Водопольев испросил позволения у помощника военного коменданта города Донецка, тогда майора, Дмитрия Фёдоровича Тополина занять под лабораторию заброшенный цех в промзоне одного из окраинных районов. К ноябрю 2014 там уже был выстроен подземный многоуровневый научно-исследовательский институт с опытным производством. Группа Водопольева разрослась до полусотни молодых учёных, которым помогали многочисленные лаборанты, системные администраторы и программисты, высококлассные мастера рабочих профессий – исключительный дефицит в наше время. Слесари, токари, фрезеровщики, сварщики, стеклодувы, термисты… Всех не перечислить. Во многом молодой Донецкой Народной Республике удалось выстоять в первый год существования благодаря разработкам криптоучёных. Почему крипто? Потому что работали тайно, опасаясь не только диверсионных групп врага, но и гонений со стороны адептов классических наук, и брались за неочевидные задачи. Подходили к работе всегда с огоньком и выдумкой. Чего стоят только бесшумные миномёты, универсальный обеззараживатель для водопроводной воды – один грамм на тысячу кубометров, «умная» броня из металлополимера, самоупрочняющаяся в точке приложений внешнего воздействия.

По праву учёные криптолаборатории гордились созданием чипа, который позволял защищаться от любого ментального воздействия. Он не требовал вживления, обходясь лишь тактильным контактом с носителем В серию пошли миниатюрные беспилотники-шпионы и пружинные берцы, увеличивающие скорость передвижения бойцов. В единственном экземпляре был изготовлен прибор для пронзания пространства и времени, спасший Донецк осенью 2014 от исчезновения не только с лица земли, но и из памяти человечества. Вайс особенно гордился, что буровая головка для направленно-ориентированного бурения с телеметрической системой и дистанционным управлением была изготовлена по его идее, схемам и чертежам. А Жорж Водопольев бесконечно страдал, что так и не довёл до конца разработку неконвенционного оружия – управляемого ракетного снаряда, идущего на запах сала. Он даже хотел назвать новую головку самонаведения своим именем – «Салоборец Жоржа». Но, к глубокому сожалению, реально существующий уровень развития науки и техники не позволил изготовить чувствительный элемент одорического типа и материальное воплощение «Салоборца Жоржа» пришлось отложить до будущих времён.

Сейчас Научно-исследовательский Институт Криптонаучных Достижений Жоржа Водопольева или сокращённо НИИ КДЖВ завершил и испытал в полевых условиях мощнейший сканер тонких материй – омега и лямбда-полей – позволяющий отслеживать изменения сущностей в любом слое нашей брамфатуры, за исключением, пожалуй самых высших, защищаемых светлыми провиденциальными силами, и самых низших, закрытых щитом Гагтунгра – планетарного демона. Ждать неприятных неожиданностей из затомисов – высших слоёв всех метакультур человечества – глупо, а рассчитывать в чём-то упредить и одолеть предвечные демонические силы – самонадеянно.

Вальдемар Карлович сидел на боковом ряде кресел, приветливо кивая всем входящим, с некоторыми здоровался за руку. Волнение его проявлялось лишь в нервическом постукивании пальцами по набалдашнику трости, выполненному в виде головы пуделя – поклон то ли Гёте, то ли Булгакову. Разговаривая сегодня по мобильной связи с Жоржем Водопольевым, он уловил в голосе учёного тщательно скрываемый восторг, подобный азарту охотничьего пса, вставшего на свежий след. Это могло, конечно, говорить о том, что Жорж рад удачно завершившимся испытаниям, но более вероятно, что сканер обнаружил что-то интересное и необычное.

Зал заполнялся преподавателями и сотрудниками технического университета. Большинство из них с факультета глубинной диагностики недр, на котором и сам Вальдемар Карлович служил больше тридцати лет – последние пять на четверть ставки, чтобы не терять квалификацию и хотя бы время от времени общаться с юной сменой. Геодезисты, геофизики, геологи, буровики… Также пришли специалисты, работающие на факультете компьютерных наук и технологий. Некоторых из них без преувеличения можно было назвать хакерами. Другие, напротив, составляли костяк кафедры технических средств защиты информации. Между этими двумя направлениями постоянно шла негласная конкуренция.

Стремительной походкой в зал ворвался Яков Александрович – нынешний ректор, бывший до войны деканом факультета компьютерных наук и технологий, автор концепций археомоделирования и астроморфного моделирования. В своё время они с Вайсом вместе поработали над одной загадкой, ставившей под угрозу само существование Республики, но это уже совсем другая история. Можно только чуть-чуть приоткрыть завесу тайны и намекнуть, что речь шла о нейрохакинге и его возможных непредсказуемых последствиях. Руководителя старейшего вуза Донецка сопровождали четыре проректора, двое из которых считались специалистами всероссийского уровня в глубинной диагностике недр.

Вальяжно проследовал Соломон Израилевич Койфман – человек выдающегося ума и глубочайшей эрудированности. Когда-то давно… так давно, что казалось, дело было не в прошлом, а в позапрошлом тысячелетии, господин Койфман подвизался в элитарном клубе знатоков «Кто? Где? Зачем?», достиг там немалых успехов и не пробился в председатели правления международной ассоциации этой игры исключительно благодаря гнусным интригам завистников, о чём тоже можно написать отдельный роман с детективным сюжетом. В последние два года живший отшельником и анахоретом на окраине Макеевки Соломон Израилевич наконец-то обрёл интерес к общественной жизни и окунулся в неё с головой. Он возглавил Общественную Палату Донецкой Народной Республики, затеял множество полезных и нужных проектов и даже провёл в Донецке три фестиваля фантастики. Не многие горожане и гости города догадывались и только Вальдемар Вайс знал наверняка, что съезды писателей были всего лишь ширмой, прикрывающий совещания магов-хранителей из различных уголков России: от Москвы и Санкт-Петербурга до Красноярска и Новосибирска. А Вальдемар, кроме всего прочего, испытывал чувство глубокой признательности Койфману за помощь в деле о книжном черве, захватившем центральную библиотеку Республики.

Подполковник Тополин пришёл в числе первых – практически одновременно с Вайсом. Новая, с иголочки, «горка»[16], офицерский планшет на боку, медали в два ряда на груди, а над ними сверкающий значок депутата Народного Совета ДНР. Ему уже приготовили почётное место, но Дмитрий Фёдорович остановился рядом с профессором Исаевым. Видимо, вспомнил что-то важное, относящееся в государственной программе «Русский Донбасс», в разработке которой принимали участие большинство присутствующих.

Вальдемар тем временем продолжал разглядывать гостей. Незнакомых тут не было. Просто он в очередной раз прикидывал силы Совета магов-хранителей: на что можно рассчитывать, если начнётся серьёзная заваруха, ведь положение на линии разграничения с вооружёнными силами Украины обострялось с каждым днём. Относительное затишье прошлого и позапрошлого годов сменилось постоянными провокациями. И дело ведь не только в участившихся обстрелах городов народной республики. Оккультные силы державы «небратьев»[17] изрядно активизировались, проверяя на прочность оборону, которую держали маги-хранители. Вспомнить, к примеру, недавнюю попытку вторжения инкубов. Такие массовые атаки не предпринимались с осени 2015 года.

Маги хранители сидели отдельной группой – все двадцать семь человек. К глубокому сожалению Вайса, большинство – женщины. Нет, Вальдемар Карлович вовсе не считался женоненавистником. Скорее, наоборот. Ему претило отправлять на опасные задания магичек, если под рукой имелись маги-мужчины. Но слишком много магов высших категорий погибли в знаменитом сражении за Братскую школу. Ушли Радомир, Яша Носик, могучий Вадим Пятерик, Шрайбер, Маевский… Ещё шестеро магов, составлявших костяк любой боевой группы хранителей Донецка. Замену им подбирали, но слишком долго: не так-то просто отыскать в современном городе волшебника с двумя сердцами, чтобы он ещё и хотел служить общему делу. Кто-то уезжал в Россию, не видя перспектив на малой родине, кто-то просто отказывался подставлять голову, прикрывая других. Так что пополнение пока состояло всего из трёх магов: Игоря Волосатого, Вано Могулия и Степаныча – мага-хранителя родом из Петровского района, мастера боевых единоборств. Ещё четверо – подмастерья, не сдавшие пока испытания на звание мага. Их набрали из числа студентов и активистов «Молодой Республики»[18]