Читать онлайн Хлопчик Федя бесплатно

Хлопчик Федя

1

– Федька, Федька!

Это меня мама зовет, у меня много обязанностей, потому что я – старший из братьев. Семья у нас большая, мы очень любим друг друга, переживаем, когда кто-то болеет, и каждый вечер молим Господа нашего Иисуса Христа, чтобы Он ниспослал на всех нас Свою Благодать.

Живем мы в селе Старый Угрынев. В самом центре села, на пригорке, стоит большой храм, греко-католический. Мы – униаты, греко-католики, так называется наша религия. Папа наш – греко-католический священник, все наше село – его приход. Мама тоже из семьи священников-униатов. Ее родители живут на соседней улице, а мой дед иногда замещает моего папу, когда тот уезжает по своим делам.

Все украинцы-галичане придерживаются униатской религии, и этим мы отличаемся от поляков – католиков и от других украинцев или русских – православных.

У нас теперь своя республика – Западно-Украинская народная республика. Папа избран делегатом от нашего уезда и теперь часто отсутствует, ездит в Станислав, который провозглашен нашей столицей. Поляки не могут смириться с нашей независимостью от них, и между нами началась война.

Мне всего десять лет, а это уже вторая война в моей жизни. Первая была, когда я был еще совсем маленький, мне было лет пять. Но я хорошо ее запомнил. Тогда Россия воевала с Австро-Венгрией. А мы, галичане, входили в состав Австро-Венгрии. Мы именовались Королевством Галиции и Волыни.

Воевало много стран, поэтому эта война так и называется – Великая война. Бывало так, что фронт проходил через наше село. Когда начинался обстрел, взрослые хватали детей и прятались в подвалах. Мама молилась, мы прижимались к ней, и всем нам было очень страшно. К концу войны наш дом оказался наполовину разрушен, и мы с мамой уехали в другое село, к ее брату, пока дом восстанавливали всем селом.

Тех украинцев, которые проживают восточнее Збруча, намного больше, чем нас. Ту местность именуют Подол, с нее начинается Великая Украина. Украинцы там в большинстве своем православные, и их украинский язык немного отличается от нашего.

Великая война закончилась год назад. Нашего государства, Австро-Венгрии, не стало, и царской России – тоже. Теперь там Советская власть.

На стороне Австро-Венгрии воевали украинские части, набранные из наших галичан – сечевые стрельцы. Многие из них погибли, и их братские могилы повсюду в Галиции. Папа благословлял новобранцев, он верил, что после войны правительство Австро-Венгрии в благодарность за нашу преданность предоставит Галиции автономию, как он говорил. Но случилось так, что старый император умер, новый процарствовал совсем недолго, империи больше нет, а мы оказались под пятой у поляков. У них теперь свое государство – Польша, и Галиция вошла в его состав. Как же это несправедливо!

Мама опять меня зовет, бегу к ней. Ну, а там уже на подходе время для вечерней молитвы.

2

У нас в доме большая библиотека. Украинские, польские и русские книги. Я с удовольствием читаю их, мама говорит, что я читаю уже с пяти лет. И еще я очень люблю играть на различных музыкальных инструментах. Мама тоже хорошо играет на инструментах и при этом поет песни. Наши, украинские. Иногда – польские или русские.

Я также люблю историю, ну, все, что касается Украины. Я два года учился дома, в школу меня не отдавали, потому что я сильно кашлял, и мама за меня боится, ведь она тоже кашляет, и доктор сказал, что у нее «слабая грудь». К нам приходила учительница, тетя Оксана, она со мной и занималась всеми школьными предметами. Так вот, моим любимым предметом была история Украины. Особенно все, что касается Запорожской Сечи. Когда тетя Оксана рассказывала про гетмана Сагайдачного, я воображал себя рядом с ним, его куренным, с люлькой в зубах, в шароварах и с огромной саблей на боку. Я исполнял приказы гетмана и давал ему свои советы. Вместе мы рассматривали карту и намечали ход сражения, брали Кафу, освобождали невольников и плыли на ладьях в Константинополь.

К сожалению, гетмана смертельно ранили в бою с турками. Так и осталась Украина без своего государства. Как жаль! Но папа говорит: «На все есть промысел Божий. Господь закаляет нас, нашу волю. Проверяет, насколько крепка наша вера в Него и сильна наша любовь к родине». В себе я не сомневаюсь, я знаю, что для меня самое святое – Бог, родина, наша религия и моя семья. И я их никогда не предам. Ни при каких обстоятельствах.

Воображая, я иногда разговариваю сам с собой. Однажды разговорился: «Пушки к бою, заряжай, пли!», ну и дальше в таком же духе. Мама засмеялась и сказала:

– Какое у Федьки богатое воображение!

А папа ответил:

– Я в его возрасте тоже себя бог знает кем воображал.

– И кем же? – улыбнулась мама.

– Пусть это останется моим секретом, – ответил папа, и оба рассмеялись.

А я подумал: «И кем же он мог себя вообразить? Может, Папой Римским?» Ведь мы, униаты, признаем над собой власть Папы, наместника Бога на земле. И этим мы отличаемся от православных. Они Папу Римского своим владыкой не признают, для них глава церкви – патриарх. Для украинских православных – Московский патриарх. А для греческих – Константинопольский. А православных святых мы признаем, и в обрядах у нас много общего.

Нашу веру поляки именуют «мужицкой». Папа как-то пояснил: наши предки ни в какую не хотели переходить в католичество, и чтобы оторвать нас от православия, иезуиты придумали новую веру. В основном православную, но с признанием Папы Римского главой Церкви. Нам оставили всех православных святых, и молитвы наши читаются на родном языке, но мы также чтим и католических святых, и их праздники. Эта вера укоренилась в простом народе и стала «мужицкой». Папа говорит, что вера наша сохранила народ наш в самые трудные века. Мы нашей верой, как щитом, отгородились от соседних народов. И никто не смог пробить этот щит, потому что Господь наш, Иисус Христос, благоволит нам.

3

У нас в Галиции все семьи большие и очень дружные. Так уж повелось издавна. Вот и в нашей семье пятеро детей. Самая старшая – моя сестра Марта. Ей уже двенадцать. Воображает себя совсем взрослой и следит за порядком в доме. Следующий по старшинству я – Федор. Мне десять лет. И у меня еще два младших брата – Сашка и Василька. Сашке восемь, а Васильке – пять. Да еще младшая сестренка, Владимира, Владька. Ей шесть годиков.

Мама и папа очень любят друг друга. Папу беспокоит мамино здоровье, а мама себе места не находит, когда папа исчезает по своим делам. И мне кажется, что наша семья еще пополнится новыми братиками и сестричками. Лишь бы мир пришел на нашу землю. А еще у меня есть дед Михаил и бабушка Розалия по отцовской линии, и дед Владимир и бабушка Катерина – по маме. Дед Миша и баба Роза живут в городе Стрый, а дед Володя и баба Катя – в нашем селе, на соседней улице.

Дед Михаил – земледелец, агроном. Он следит, чтобы крестьяне правильно использовали свои наделы. Раньше, во времена императора, он получал жалованье, но теперь и ему и всем нам жить стало гораздо труднее. Дед Владимир – священник, как и мой папа. Когда я болел и не ходил в школу, то некоторое время жил в его доме. Бабушка Катя ухаживала за мной, а дед следил за моими уроками. У нас среди родни много священников-униатов, учителей и агрономов. Я пока еще не решил, кем стану. Но если мне придется бороться за освобождение Украины, то я изберу только этот путь, как бы труден он ни был.

В Стрые есть мужская гимназия, украинская. Польских гимназий много, а вот украинская – одна. Конечно, украинским детям можно учиться и в польской гимназии, на польском языке. Так многие и поступают. Но мои родители решили, что их дети пойдут только в украинскую гимназию. Так что ближе к осени меня отправят в Стрый к деду Михаилу и бабе Розе. Я очень рад, что буду учиться, как все дети. Моя сестра, Марта, уже проходила год в школу для девочек при духовной семинарии в Стрые. Она станет учительницей.

4

Сегодня меня знобит, и баба Роза уложила меня в постель. А я хотел отправиться с ребятами на зимнюю рыбалку. Придется пропустить. У меня бывают «ревматические атаки» – так доктор говорит. Начались они пару лет назад, но я сам виноват. Я уже писал, что хочу стать борцом за освобождение Украины. Но что, если меня вдруг схватят и начнут пытать? Нужно закалять свою волю, уметь переносить боль и привыкать к пыткам. Иначе можно не выдержать и выдать тайную организацию революционеров.

Как-то у меня разболелся зуб, и я твердо решил испытать себя на зубную боль. Всю ночь я промучился, а утром пошел в кузню к дяде Грицко. Я попросил его вырвать мой больной зуб клещами. Он не захотел, чуть не прогнал меня. Но я его убедил. Грицко взял клещи, зажал мою голову руками, расшатал зуб, а потом выдернул его. Было так больно, что я едва не потерял сознание. Грицко испугался, сбегал за мамой, она обругала его, и забрала меня домой.

И все же мысль о том, что я должен закалять свою волю, не покидала меня. Я стал обливаться холодной водой, сильно простудился, начал кашлять, и доктор боялся, что у меня пневмония.

Когда я, наконец, поправился, папа заявил, что истязание тела противно Богу. Он сослался на Священное Писание и сказал, что недопустимо калечить, пытать и мучить себя или других людей, даже животных. Отныне я буду закалять свой организм только под его присмотром и с его позволения. В любую погоду мы с ним делаем зарядку во дворе, обливаемся холодной водой и досуха обтираемся. Я перестал болеть, но время от времени у меня начинается озноб и ломит суставы. Вот это и называется ревматической атакой. И тогда надо лежать, укрывшись одеялом, и принимать лекарства. Что поделать, Господь наказал меня за мою гордыню. Наше тело дано нам Господом, и нам надо не истязать его, а закалять и развивать в мышцах силу и ловкость.

5

Я уже писал, что знаю, что это такое война. Я был тогда совсем маленьким, но хорошо все запомнил. И особенно – крики раненых. То австрийцев, то русских, то чехов. Языки разные, но кричат, стонут, плачут от боли и корчатся при последнем издыхании все одинаково. Мама окончила медицинские курсы и умела ухаживать за больными. Папа, как священник, тоже. Они делали перевязки, давали воды. Мы с Мартой помогали родителям. Потом приходила санитарная команда и забирала их. Нас всегда благодарили. Иногда они умирали, не дождавшись помощи врачей. Помню, как получивший ранение в живот русский офицер очень страдал и умолял нас прикончить его. Потом он вдруг затих – умер.

Но папа занимался не только тем, что помогал раненым и причащал тех, кто просил его о причастии. Он собирал оружие и куда-то его уносил. К нему приходили наши селяне, кого не забрали в армию, и из их разговоров я понял, что папа дает им указание: делать схроны в укромных местах и складывать туда оружие. «Вот увидите, как оно нам пригодится», – запомнились мне его слова. И еще: «Ленин сказал, что война империалистическая перерастет в войну против капиталистов и помещиков. Так вот, у нас в Галиции она перерастет в войну национально-освободительную, в войну за вольную Украину». Ленин – это русский революционер, самый главный у них.

Однажды у нас во дворе за домом разорвался снаряд, и русского солдата тяжело ранило. Вскоре он умер. Папа взял его оружие и ушел на схрон. А тут прибыла санитарная команда. Они забрали солдата, и старший спросил маму:

– А где его ружье?

– Не знаю, – мама отвечает. – Таким к нам прибежал.

– Врете! – говорит офицер. – Вы оружие прячете. За это полагается расстрел. Где твой муж, священник?

– Отлучился куда-то, – отвечает мама. Сама плачет, и мы вокруг нее собрались, всем было очень страшно. Придет папа, и его расстреляют. Но, на наше счастье, прибежал вестовой, и вся команда поспешила уйти.

– Бог спас, – сказал папа, когда вернулся. А мама бросилась ему на шею и стала умолять быть осторожней.

6

Мама любит вспоминать былые времена. «При покойном императоре так тихо и спокойно было. Казалось, наступил вечный мир», – говорит она. Мама училась в той же школе при семинарии в Стрые, где сейчас учится Марта. А папа в те годы был студентом Львовского университета, учился на теологическом факультете и готовился стать священником. Как-то зимой он приехал в Стрый на каникулы, чтобы повидать своих родителей. Была морозная погода, и в парке устроили каток.

– Я страшно любила кататься на коньках, – улыбается мама. – Играл духовой оркестр, все приходили нарядные, надевали коньки и кружили, кружили…

Однажды она увидела юношу, они улыбнулись друг другу, он подкатил к ней, представился:

– Андрей.

– Мирослава.

– Вижу – дивчина катается, черноброва, черноока, – вспоминает папа. – Сразу понравилась.

– А ты помнишь, что тогда играл оркестр? – спрашивает мама.

– Конечно, – улыбается папа. – «Сказки Венского Леса».

Они взялись за руки и не расставались весь вечер. Так и познакомились. Раз и навсегда. А когда он окончил университет и получил сан священника, то попросил распределить его в Старый Угрынев, откуда она была родом. Униатская община предоставила ему дом, там молодожены и поселились.

– А вдруг бы я оказалась полькой? – смеется мама. – Сразу бы отъехал от меня, и вся любовь?

– Возникли бы некоторые затруднения, пришлось бы их решать, – улыбается папа.

– Как мне повезло, что я украинка, а не полька, – смеется мама.

7

Среди маминой родни много известных и почитаемых у нас в Галиции людей. Особенно два ее брата, мои дядья – дядя Ярослав и дядя Павел. Я их помню с раннего детства. Дядя Ярослав – большой, говорливый. Когда все собирались, я забирался к нему на колени и старался понять, о чем говорят взрослые. Он – депутат от Галиции в австро-венгерском парламенте. До войны он жил в Вене, она была столицей всей империи. И я заметил, что его всегда слушали с большим вниманием. Когда гости расходились, я расспрашивал маму, о чем они говорили, так как многое не мог понять. Так я узнал, что наши депутаты просят у правительства предоставить больше прав украинскому населению, но депутаты-поляки выступают против.

– Мы для них быдло. Они паны, а мы – быдло, – возмущался дядя. – Никак не хотят осознать, что те времена давно уже в прошлом, и мы теперь на равных с ними.

– Надо просвещать народ, внедрять современную агрокультуру, – произносит дядя Павел.

– Да разве в том дело, наши хозяйства ничуть не уступают польским, – возражает папа. – Пока мы не обретем свое национальное государство, так и останемся людьми второго сорта. Только в своем государстве мы сможем решать свои проблемы.

И я согласен с ним.

Дядя Павел торгует зерном, и я слышал, как мама благодарила его – он дал денег на обучение Марты.

Ну а потом – война, развал империи, и, как сказал однажды папа, «мир перевернулся». Дядя Ярослав живет теперь в Станиславе, он работает в нашем новом правительстве. И папа тоже часто ездит туда, он ведь избран депутатом галицийского парламента от нашего района. А правительства в Вене больше не существует. И, как я уже писал, у нас теперь собственное государство – Западно-Украинская Народная Республика, и более всего мы нуждаемся в своей армии. Вот над этим и работают денно и нощно мой папа и мои дядья. И еще много-много людей, вся наша только что провозглашенная республика.

8

Я учусь в гимназии в Стрые, и, конечно, все гимназисты только и говорят что о войне. О войне и обо всем, что произошло со всеми нами. Империя распалась к ноябрю прошлого, 18-го года. И сразу же наш Украинский национальный комитет провозгласил создание республики. И польский комитет – тоже. Мы считали, что Львов – наша столица. Это ведь древний украинский город, столица Галицко-Волынского княжества. Поляки, в свою очередь, заявили, что Львов – польский город. Украинцы там действительно в меньшинстве, большинство жителей – поляки и евреи. Наши части заняли весь Львов, но поляки подтянули свои, и нам пришлось оставить город.

Вот так и началась наша война с Польшей. Оказалось, что у поляков сильная армия и их поддерживают англичане и французы. Нам пришлось отступать. Когда фронт подошел к Стрыю, папа забрал нас с Мартой и отвез домой, в Старый Угрынев. Там как раз проходила мобилизация. Папа с селянами привозили из схронов оружие и раздавали его новобранцам. Когда их провожали на фронт, на площади собралось все село. Женщины, старики, дети. Все плачут, причитают. Ведь многие только что вернулись с фронта, и опять им надо воевать.

Папа провел молебен. Он служит капелланом в нашей УГА – Украинской Галицкой Армии. И вместе со всеми он ушел на фронт. Нашей армии удалось остановить поляков, но тут началась распутица, и бои на время прекратились. Так что я вернулся обратно в Стрый к деду Мише и бабе Розе и снова хожу в гимназию.

9

Наш Стрый – небольшой городок, в нем примерно поровну украинцев, поляков и евреев. Через город протекает река Стрыя, и здесь сходится несколько железнодорожных путей. Мы из Угрынева тоже ехали на поезде – паровозе, к которому были прицеплены три вагона для пассажиров.

Прямо в центре города стоит большой католический костел, в нем много униатских церквей и еврейских синагог. Дети ходят в духовные семинарии или училища – реальные или коммерческие. Но самыми престижными считаются гимназии, после них можно поступать в университет. Еврейские дети учатся в ешивах – это у них такие училища при синагогах, типа наших духовных семинарий. Но много их и в гимназиях, в основном в польских.

Не могу сказать, что мы, украинские дети, раньше дружили с детьми польскими или еврейскими, каждый был сам по себе. Папа как-то сказал, что в России случались еврейские погромы, но у нас, в Австро-Венгрии, их никогда не было. Теперь все изменилось. Поляки – враги нашей республики, а евреи предали империю, нанесли нам удар в спину. Они виноваты в том, что Германия и Австро-Венгрия проиграли войну.

Я как-то сказал об этом дяде Ярославу, но он ответил, что это пустые слухи и что все подданные империи воевали в одинаковой мере. Просто у нас истощились ресурсы, а тут еще Соединенные Штаты вступили в войну.

10

Как я уже писал, я живу у деда Миши и бабы Розы. А Марта живет неподалеку, в доме бабы Гали, сестры бабы Розы. И все мы очень нуждаемся. Раньше я никогда не знал, что это такое – нуждаться в самом необходимом. А теперь понял, как это ужасно.

И вот ко мне в гимназии подходит один наш хлопчик, и говорит: «Ты хорошо учишься, тебя всегда учителя хвалят. Не мог бы ты со мной и моим младшим братом позаниматься после уроков арифметикой и немецким? Мама будет платить за каждый час». Я, конечно, согласился. И теперь приношу домой немного денег.

Учусь я действительно хорошо. Все предметы мне легко даются – и арифметика, и языки, и, само собой разумеется, Закон Божий. Наша гимназия – классическая, а потому мы, помимо «живых» языков, еще учим латынь и греческий. Я не понимал, зачем нам нужны эти «мертвые» языки, но учитель-латинист сказал: «Всякий культурный человек должен иметь возможность насладиться чтением Вергилия в подлиннике. Его слог бесподобен». И примерно то же самое сказал наш «грек», только про каких-то древних греков.

А кроме обязательных предметов, я записался в кружки: спортивный, музыкально-хоровой и агрономический. Так что свободного времени совсем не остается. Вечером – получасовая молитва на коленях пред образом Николы Чудотворца, и спать.

11

Все в гимназии знают, что мой папа – депутат, и сейчас он в Станиславе. Спрашивают: «Ну как там, чего нам ожидать?» А что я могу ответить, если он давно не бывал у нас. И вот такая радость – он приехал. Оказывается, он ездил на подписание важного документа. Теперь два украинских государства, УНР – Украинская Народная Республика со столицей в Киеве – и наша ЗУНР, объединяются в единую УНР. Документ так и называется – «Акт Злуки», или, по-русски – «Акт Единения».

Дед Миша спросил:

– Теперь общими усилиями поляков погоним?

– Сомневаюсь. Наши сечевые стрельцы – единственные боеспособные части у Петлюры, – ответил папа.

Папа пояснил, что под Киевом был лагерь для военнопленных, среди которых было много галичан. Вот из них и сформировали воинские части. Возглавили их два офицера-галичанина – Коновалец и Мельник. Они еще раньше бежали из русского плена и добрались до Киева.

– Благодаря сечевым стрельцам Центральную Раду удалось спасти и вывезти из Киева, когда туда ворвались красные, – говорит папа. – Все против Рады: и немцы, и красные, и деникинцы. Всем она поперек горла стала, никто не хочет нашей самостоятельности. А простому человеку – лишь бы все это хоть как-то, но закончилось. Любая власть лучше, чем безвластие. Так что не жду я ничего хорошего. Самим придется воевать с поляками.

12

Сейчас весна, быстро теплеет. Мы с ребятами пошли на озеро ловить раков. Опускаешь руку и шаришь по дну, а они в норки прячутся. Нащупаешь рака, схватишь его и тащишь. Рак понимает, что ему конец, норовит вырваться. Если держишь его за клешню, то он отпускает ее и удирает. Ребята говорят, что у них клешни отрастают заново. Вытащишь его, и сразу бросаешь в кипяток. Он сначала быстро-быстро бежит, а потом останавливается. Представляю, как ему было больно перед смертью. Кипяток врывается через глаза в мозг, жжет брюшко. Ужасные мгновения. «Боже, прости, что я это делаю», – прошептал я, бросая в котелок свою добычу.

А ведь когда-то, и не так уж давно, так и людей казнили. Казаки – поляков, поляки – казаков. Папа говорит, что «смягчение нравов» произошло под влиянием христианской религии. Но почему христианская религия не смогла остановить войны? Почему Господь дозволяет убивать друг друга, несмотря на Свои заповеди? Почему вера в единого Бога разделила людей на религии?

Я слишком много задаю себе вопросов. Ребята спокойно кидают раков в кипяток, смеются и ни о чем таком не думают. А может, и думают, но никогда не говорят об этом. Как и я сам. Ведь мы же ребята, а не девчонки. Нам нельзя быть слишком чувствительными и сострадательными. Хотя Иисус Христос учил нас сострадать ближнему своему. Но не ракам же? Тут много неясного.

А я еще вспомнил, как мы с Мартой, папой, мамой и всей нашей малышней как-то ходили на озеро. Мама покупала у рыбаков рыбу. Они как раз вытащили целую сеть. Папа взял одну рыбину, она извивалась, билась у него в руке. Он молча посмотрел на нее, а потом размахнулся и бросил далеко в воду.

– Ой, рыбаки увидят, им не понравится, – дернула его за рукав мама.

– Она так хотела жить… – произнес папа. – Так не хотела умирать.

– Рыбка, рыбка, принеси нам счастье, – забубнила мама, – чтобы детки выросли здоровыми, чтобы семьи у них были, и чтобы жили они долго и счастливо. А папа добавил:

– Чтобы все твои хворобы остались в прошлом, и чтобы ты больше не кашляла. И чтоб весь наш край…

Он хотел продолжить, но мама опять дернула его за рукав:

– Все, все, а то рассердится рыбка, и останемся мы у разбитого корыта.

Папа засмеялся и прижал ее к себе.

13

Вчера был последний урок, впереди каникулы. Баба Роза была на школьном собрании, и мы вместе отправились домой. Она была очень довольна. Все оценки у меня отличные, а наша музы́чка сделает меня в следующем году «запивником». Я буду играть на баяне и запевать песни. Мне за лето надо выучить тексты песен и музыку. Я как стал читать, так не смог оторваться. Написала Леся Украинка. Она наша, волынско-галицкая. Она пишет именно тем языком, каким мы говорим между собой. А умерла она не так давно, совсем еще не старой. Простудилась в детстве и потом всю жизнь болела. Мне ее очень жаль.

    Коханiй мамi

  • Уже скотилось iз неба сонце,
  • Заглянув мiсяць в моє вiконце.
  • Вже засвiтились у небi зорi,
  • Усе заснуло, заснуло й горе.
  • Вийду в садочок та погуляю,
  • При мiсяченьку та й заспiваю.
  • Як же тут гарно, як же тут тихо,
  • В таку годину забудеш лихо!
  • Кругом садочки, бiленькi хати,
  • I соловейка в гаю чувати.
  • Ой, чи так красне в якiй країнi,
  • Як тут, на нашiй рiднiй Волинi!
  • Нiч обгорнула бiленькi хати,
  • Немов маленьких дiточок мати,
  • Вiтрець весняний тихенько дише,
  • Немов дiток тих до сну колише.

Скоро нас с Мартой посадят в поезд и отправят домой, в Старый Угрынев. Очень хочу увидеть маму и нашу малышню. Страшно по ним всем соскучился.

14

Очень плохие известия. Снова разгорелись бои. Полякам пришло подкрепление, наши отступают, и фронт приближается к Стрыю. Объявлена всеобщая мобилизация, кругом солдаты. Настроение у всех плохое. Дед Миша говорит: «Людей-то у нас много, но чем они сражаться будут? Одна винтовка на двух человек». Помогают нам только чехи, присылают вооружение и боеприпасы. Румыны и венгры заодно с поляками.

В Старый Угрынев теперь не проехать, и дед Миша отправляет нас с Мартой в Ягельницу, к дяде Антону. У него там приход. Как жаль, что я не могу принять участие в этих боях. Слишком маленький. А ребята из старших классов уже записываются добровольцами. Но дед Миша говорит: «На голом энтузиазме долго не продержимся».

Как там наш папа? Жив ли он? Мы с Мартой вчера перед сном долго молились за него и всех наших воинов.

15

Мы в Ягельницах, у дяди. Приехала мама со всей нашей малышней. У нас в Угрыневе расположилась польская дивизия, маму вызывали на допрос, спрашивали, где папа, где ее братья. Их тоже ищут. Поэтому она взяла малышей и уехала, соседи помогли. Здесь, в Ягельницах, все пока спокойно. Только очень голодно и тесно, спим на сеновале. Прихожане, конечно, нам помогают, несут, что могут. Но ведь у всех свои семьи.

А новости самые плохие. Наши собрали силы и перешли в наступление, дошли почти до Львова. Но к полякам подошла свежая армия, ее сформировали во Франции и с полным вооружением перебросили в Польшу. А у нас кончились боеприпасы, Петлюра так ничем и не помог нам. Наши войска оставили всю Галицию и отступили к Сбручу. Восточнее Сбруча – уже территория УНР.

Дядя Антон говорит: «Слышал, что наши войска уходят за Сбруч, поступают под командование Петлюры. Вроде бы между поляками и Антантой достигнуто соглашение, и поляки Сбруч не переходят».

От папы никаких известий. Мама часто плачет, мы с Мартой помогаем ей, как можем.

16

На днях с ребятами ходили в лес за грибами. В этом году грибной год. Грибы – значит война. Так люди говорят. В 14-м тоже был небывало грибной год. И началась Великая война. Леса в этих краях большие, глухие. Я ребятам говорю: «Если надо, тут целую армию можно спрятать и совершать вылазки на противника». Мы долго на эту тему спорили: чем людей кормить, где от холода укрываться, да где оружие держать. Помечтали, одним словом. Заодно и грибов набрали видимо-невидимо, целые корзины. Мама была очень довольна.

А вчера приехали наши дядья – дядя Павел и дядя Ярослав. Дали денег на наше содержание. Я слышал, как мама их благодарила. И самое главное – папа наш жив и здоров, он ушел за Сбруч с УГА и по-прежнему служит в ней капелланом. А с дядей Ярославом он передал нам письмо. Дядя Ярослав состоит на дипломатической службе. Он пытается примирить Петлюру с Пилсудским, главой Польши.

Мама просияла от радости, услышав эти известия. Схватила письмо и уселась на скамеечке. Марта сразу к ней, сидят в обнимочку и читают. Ну, и мы все вокруг столпились.

«Дорогая моя Мируся, дорогие мои детки, Марта, Федька, Сашка, Василька, Владимирка, Оксанка! – читает она и смеется и плачет одновременно. – Всех вас вижу перед собой денно и нощно. Иногда даже разговариваю с моей ненаглядной, правда, про себя».

– И я с тобой тоже разговариваю, дорогой ты мой, – шепчет мама.

«Бог миловал, я жив, здоров. Но очень, очень многие не дожили до сего дня. Вечная память героям. И боюсь, что самые большие бедствия еще впереди. Погибли мои двоюродные братья… – Тут папа перечислил несколько имен, которые я слышал, но самих родственников никогда не видел. – Из нашего Угрынева погиб кузнец наш, пан Грицко. Разорвало снарядом в клочья. Отпел его и похоронили то, что смогли собрать от него».

– Боже милостивый, пан Грицко погиб! – воскликнула мама. – Федя, ты его помнишь? Он твой зуб клещами вырвал, а потом ко мне пришел и умолял простить его. Бедный Грицко, он мухи за свою жизнь не обидел.

«Много больных, – читала мама, – лазареты переполнены, а лекарств нет. И, что самое страшное, были случаи тифа. Молю Господа нашего, Иисуса Христа, чтоб миновала нас эпидемия этой страшной болезни. Перемещаемся в сторону Киева, это вселяет надежды. Красные бегут от нас, а белые где-то далеко. По крайней мере, так сообщила наша разведка. Так что все мы полны надежды, что войдем в Киев, там отдохнем и подлечимся. Береги себя, береги наших деток. Если нам не суждено, то они-то будут жить в вольной Украине, верю в это. Слава героям. Целую всех вас, ваш муж и отец Андрей».

17

Вечером все улеглись ночевать на сеновале. С одной стороны сеновала – мои дядья и я с ними. С другой – мама с тетей Катей и малышней. Мне очень нравится спать на сеновале, вдыхаешь запах сухих трав, и сразу в сон тянет. Мама говорит, что запах трав – целебный. Она даже кашлять перестала.

Но мои дядья разговорились, и мне очень хотелось их послушать. Так что я некоторое время не засыпал, слушал их и боролся со сном. Но потом все же заснул. Они говорили, что Петлюра обращался и к французам, и к англичанам. Просил о помощи, о признании. Говорил, что сам он – социал-демократ, журналист. И государство наше будет современным европейским государством, вечным союзником Антанты. Но в ответ слышал лишь одно: «Решайте вопрос о вашей независимости с Деникиным». А тот и слышать не хочет о признании Украины. Говорит: «После разгрома красных соберется Учредительное собрание, тогда и решит вопрос об Украине».

Армию Деникина вооружили англичане, прислали даже танки и аэропланы. У красных тоже сильная армия, в их руки попали все царские арсеналы и военные заводы. Бои между ними сейчас идут по всей Украине и России, вплоть до Волги. Кто победит – сказать трудно. Донбасс был в руках красных, сейчас перешел к белым. В Киеве пока красные, но Петлюра с надднепровцами (так именуются его воинские части) и нашей УГА ведут наступление на город.

– А что поляки? – спросил дядя Антонович.

Заговорили о поляках. Их вооружают Франция и американцы. У них тоже сильная армия, которая по численности не уступает белым или красным. Поэтому и пришлось нашей УГА уйти с боями за Сбруч.

– Наши сражались как герои, – говорит дядя Ярослав, – но когда поляки бросили в бой армию Халлера, только что прибывшую из Франции, они нас сломили. Наше правительство ликвидировано, наш президент, Евген Петрушевич, ушел к Петлюре, и вся восточная Галиция включена в состав Польши, вплоть до реки Сбруч.

И что особенно возмущало дядю Ярослава, все это – с согласия и поощрения Антанты.

18

Сегодня после утренней молитвы и завтрака я играл с ребятами в чижика. Есть такая игра – по чижику бьют палкой, он подлетает, и пока он в воздухе, бьют по нему еще раз, так что он улетает подальше. Ведущий его ищет, а все остальные в это время прячутся, и надо их найти. Ну, там много всяких правил.

Дядя Павел уже уехал по своим торговым делам, а дядя Ярослав сидел в саду на скамеечке и что-то писал. Видно было, что он переживал при этом – бормотал, грозил кому-то кулаком. Я подошел к нему и, чтобы что-то сказать, спросил:

– Дядя Ярослав, мы, наверное, вам мешаем. Нам уйти?

– Нет, Федя, играйте, жарко сегодня. Пойду-ка я на озеро, искупаюсь. Завтра и мне уезжать.

– А можно и я тоже? Я знаю короткую дорогу через лес.

– Конечно, – отвечает он.

Вот так и получилось, что мы втроем – дядя Ярослав, я и мой братик Сашка – отправились на озеро. Сашка за мной, как хвостик, ходит. Куда я, туда и он.

Дорога поднималась в гору, с одной стороны лес подступал, с другой – поля и наш городок, как на ладони, с садами, мазанками и соломенными крышами или черепичными, как стали в последнее время строить.

– До чего ж чуден наш край, – произнес дядя Ярослав, – ничего краше в мире не видел.

И он процитировал:

  • Кругом садочки, бiленькi хати,
  • I соловейка в гаю чувати.
  • Ой, чи так красне в якiй країнi,
  • Як тут, на нашiй рiднiй Волинi!

– Так это Леся Украинка, – обрадовался я. – Мне мама напела, а я музыку подобрал. Я ведь теперь запивник в классе.

– А ну, давай, запевай, а мы с Сашкой подпоем, – засмеялся он.

Вот так мы и шли до самого озера и пели наши песни, лучше которых нет во всем свете.

Искупавшись нагишом, мы обтерлись полотенцами, оделись и уселись на травку рядом с водичкой. Рядом с нами бил ключ, и маленький ручеек по песчаному руслу стекал в озеро. Сашка тотчас бросился строить плотину на пути ручейка – любимое занятие всей детворы. Мне тоже хотелось этим заняться, но я решил отложить на следующий раз.

– Дядя Ярослав, плохо наше дело? Не будет вольной Украины? – спросил я. – И все напрасно, и папа напрасно жизнью рискует? И напрасно столько людей уже погибло?

– Предугадать невозможно, Федя. Все меняется очень быстро. Есть множество факторов, которые влияют на обстановку.

Я понял, что он говорит скорее для самого себя, пытается сам уяснить, что же можно ожидать в ближайшем будущем.

– Белые, красные, поляки, Антанта, петлюровцы, УГА, казаки… Да еще анархисты Махно, да атаманы – Григорьев, Ангел, Зеленый… Когда так много действующих лиц, Федя, будущее иногда определяется одним блестящим маневром или, наоборот, одной крупной ошибкой.

Красной армией руководит Троцкий, ближайший соратник Ленина. И, надо сказать, он совершает буквально единственные шаги, которые позволяют им избежать поражения. Отбросил Колчака – и тут же перебрасывает лучшие силы на войну с Деникиным. В безнадежной, казалось бы, ситуации он не позволил объединиться силам Деникина и Колчака. Подключил рабочее движение, и вот уже бастуют докеры, срывают поставки военной помощи белым и полякам.

Поляки наступали на западном фронте, им до Москвы тоже было рукой подать. Но они остановились. А почему? Да потому, что большевики задействовали своих скрытых сторонников в самой Варшаве. Пилсудскому нужно время, чтобы укрепить свой тыл. И знаешь, кого красные послали на переговоры к Пилсудскому? Мархлевского, большевика из Варшавы. Я их всех знаю – и Пилсудского, и Мархлевского, и Дзержинского. Когда то мы все вместе начинали в польской фракции социал-демократов. Пилсудский и Мархлевский вообще вместе еще в гимназии учились.

Я хочу предостеречь Пилсудского от любого перемирия с красными. Им доверять нельзя ни в коем случае. Старый девиз иезуитов они хорошо усвоили. «Цель оправдывает средства». А цель у них великая – ни больше, ни меньше – мировая пролетарская революция. Уже полыхает и в Венгрии, и в Германии. Повсюду советские республики. И чтобы им помочь, им нужна советская Варшава, через нее они перепрыгнут в Европу. Я в этом не сомневаюсь.

И на Украине ведь тоже УСР – Украинская Советская Республика. В Киеве им не удалось сразу установить свою власть, так они удрали в Харьков, подтянули туда свои части и под их прикрытием провозгласили УСР. А когда немцы покинули Украину, они распространили свою власть на юг и восток, взяли Киев. Тогда только наши сечевые стрельцы во главе с Евгеном Коновальцем спасли Петлюру и Центральную Раду, прикрыли их бегство из Киева в Житомир. А ведь вначале большевики признали УНР, но когда увидели, что она не собирается подчиняться их диктату, сразу озлобились.

Дядя взял плоский камешек и бросил в гладь озера.

– Раз, два, три… Четыре раза подпрыгнул! Вы, наверное, тоже кидаете? – улыбнулся он. Я кивнул головой.

– Так вот. Идем дальше. Деникин объединил все антибольшевистские силы юга России – офицеров-добровольцев, кубанских казаков, армию Врангеля. Армия Деникина так и называется – ВСЮР, Вооруженные силы Юга России. Он одержал ряд побед над большевиками и рвется к Москве. Ладно бы он ограничился востоком Украины – он называет его по-царски, Новороссией – так нет, его части уже в центральной Украине, и я боюсь, что столкновение между ВСЮР и нашими частями неизбежно.

Украинский мужик уже натерпелся от красных, они ведь почти год правили на Украине. Он понимает, что все эти лозунги о пролетарском братстве, о дележе земли по справедливости – пустые слова. За ними – продразверстка и вывоз продовольствия в Россию. Для этого и нужна красным Украина – для поставок продовольствия. А теперь вместо них – белые. Возвращаются помещики, выясняют, кто сотрудничал с красными. Сажают, расстреливают. И уже начались волнения. Крестьянские атаманы, которые воевали с красными, теперь поворачиваются против белых. Деникин – хороший генерал, но он ничего знать не желает, когда речь заходит о классовых противоречиях и национальном вопросе.

Teleserial Book