Читать онлайн Звезды без пощады бесплатно

Пролог

На прошлой неделе они решались на разбой только по ночам. А сегодня среди дня и прямо в центре города. Еще нетронутые, богатые магазины – на них давно заглядывались парни, собиравшиеся стайками, вооруженные кто бейсбольными битами, кто обрезком стальной трубы. У некоторых имелись ружья или пистолеты. Смотрели с волчьим блеском в глазах на манящие витрины, но напасть остерегались, ведь за углом в трехстах метрах отдел милиции. Хотя, что уже толку с милиции? Многие из ОВД сами стали налетчиками, бандитствуют не снимая формы, и погоны лишь придают им наглой уверенности.

Сегодня же прорвало. Первыми посыпались стекла супермаркета на Пушкинской площади. Говорят, его не трогали, потому что его держал племянник мэра. Все магазины близ площади и по проспекту принадлежат кому-нибудь не из простых людей. Только теперь все поменялось, и «непростыми» стали вовсе не те, кто имел связи в верхах, а те, у кого больше наглости, кто лучше других умеет орудовать бейсбольной битой или бить кулаком в морду.

Звон стекол словно стал сигналом другим собравшимся, тем, что сидели на трамвайной остановке и расположились в парке. Разбившись на группы по 5-10 человек, они побежали через дорогу, и под азартные выкрики зазвенели витрины салона «Элтон», гастронома и «Зеленой лавки». Те, кто умнее, направились за угол к «Медведю». Ведь там оружие, патроны и вещи, которые имеют гораздо большую ценность, чем бутылка водки и даже блестящие цацки ювелирного магазина «Даймонд». Если у тебя хороший ствол, то с ним раздобудешь все. Не дадут, так отнимешь. Но главное, меньше шансов, что сам станешь для кого-то легкой добычей.

Манго шел первый, размахивая монтировкой и с насмешкой поглядывая в сторону аптеки, в которой орудовало несколько парней с Новодворецкой. К ним было лишь презрение: наркоманы – грязное быдло подворотен. Сейчас набьют карманы фармой, нажрутся каликов, и все равно им, что чем нахлобучит завтрашний день. А для многих завтра, кстати, не настанет вовсе. Они обречены. И какая может случиться к быдлу жалость? У Манго даже возникла мысль: сейчас, если раздобудут ружья и травматики, засесть в сквере и поиграть в крутую охоту на нариков. Для пользы дела: и оружие проверить, и ребята руку в стрельбе набьют.

Индус, семенивший за ним, все мучился с приемником, пытаясь схватить новостную волну: всем интересно, что там в Москве. Вчера новостники передавали, что правительство отважно бежало в Сибирь, и в столице такая же анархия, как и во всех городах. Говорили еще, что банда некого Кулеша взяла Оружейную палату в Кремле, и сам Кулеш разгуливает по городу в царской короне. Вранье или нет? Нынче все возможно. Кстати, невозможное с еще большей вероятностью. Конец света, ведь он же вот он – уже можно лицезреть во всей поганой красе. Ах, как прекрасна агония поганого мира! Алилуя! Она продлится еще три недели.

– Ну? – Сыч стал у двери под вывеской «Медведь» – звериная морда с оскалом в перекрестье ружей. Он занес тяжелую арматурину, изготовившись к удару. На лице улыбка, но веселого в ней мало – чувствуется, как парня пробирает трепет. А вдруг милиция? Хоть и говорят, что их в городе почти не осталось, но это не совсем так: час назад по проспекту пролетал «бобик» с включенной сиреной.

Манго втянул ноздрями дым, которым несло от горящих за микрорайоном складов, оглянулся на двух пожилых женщин, выглянувших из подворотни, и сказал:

– Давай!

– Тихо! – Индус поднял руку, смуглое лицо поморщилось. Из приемника сквозь треск пустого эфира пробился голос диктора:

«…охранения покинули расположение базы. Таким образом, ракетное крыло Ядерных Сил Сдерживания США, базирующееся на авиабазе Майнот, Северная Дакота остается полностью бесконтрольным. Не наступит ли надвигающийся апокалипсис намного раньше, если кто-то из доведенных до сумасшествия людей, проникнет на территорию базы? К другим новостям. О ситуации на трассе «Урал», которую заполнили беженцы из северо-западных регионов страны…»

Дальше голос диктора стал неразличим в усилившемся треске, похожем на хруст хищных челюстей.

– Бля, забудь про Урал с американцами! Какая разница! Давай! Бомби! – Манго дал отмашку, и Сыч со всей удалой силы врезал арматуриной по витринному стеклу.

Слабак и трус – с первого раза не разбил! На помощь ему пришел Санька, ударяя ногой по растрескавшемуся стеклу. Зазвенела сигнализация – надо же, здесь еще работает! Пока ребята крушили второе стекло, Манго, нервничая, закурил и, возвращая в карман зажигалку, заметил, как из-за поворота на Казанскую вывернула группа человек из десяти. Их появление его сразу насторожило. А когда те ребятки ускорили шаг, сомнения, что они направляются именно к «Медведю» растворились вовсе. Теперь все решали секунды: нужно было скорее добраться до ружей.

– Сука! Скорее! – заорал он, толкнув в спину Ярика.

Тот было сунулся в пролом, раздирая руку острием стекла. Брызнула кровь, кто-то выматерился, и тут же грянул первый выстрел.

Сыч осел наземь, открыв рот и бледнея, точно жизнь в один миг вылетела из него.

Часть первая. Голова Горгоны

1

Под Вологдой ночи в июле редко случаются такими звездными. Марево с озер и окрестных болот поднимается над лесом и висит до первых сентябрьских холодов. Только сегодня небо выдалось чистым, безумную черноту густо усыпало золото. Взгляд блуждал во вселенской бесконечности, и кружилась голова, то ли от двух стопок водки, то ли от сверкающих звездами далей.

Пристроив удилище на коряге, Лугин потянулся к садку возле камышей. Рыбы, почувствовав приближение руки, забились, зашлепали хвостами. Лунную дорожку разметала рябь.

– Серж, долго ты там? – окликнул его Климентьев, все еще сидевший на корточках у костра.

– Давай, Сереженька, уха остыла и… – дед Матвей, временами испытывавший огромную страсть к выпивке, покосился на початую бутылку. – В общем, не томи нас.

– Без меня не можете? – отозвался Лугин, перевязывая для большей надежности шнурок садка.

За камышами что-то хлюпнуло, и гладь озера снова пошла мелкой волной.

– Не, без тебя не можем, – категорически отверг Матвей Степанович. – Без тебя в горло не полезет.

– Ну это врешь ты, – усмехнулся Сергей и, ополоснув испачканные илом пальцы, встал. – Раньше еще как лезло, а теперь, видишь ли, миндалины набрякли.

Подойдя к месту пиршества, освещенному скудными языками костра, он хмуро оглядел накренившийся котелок, буханку хлеба, варварски разорванную на куски и походные стаканчики, из которых они с Денисом Климентьевым этим летом злоупотребляли трижды. Даже как-то сдуру шмаляли в них из ружья, расставив на пеньке. Попали со ста метров в один.

Под сросшимися бровями Лугина, сверкнул озорной огонек:

– А давай! – сказал Сергей, присаживаясь на пустую канистру. – Все равно клева не ждать.

Широким лезвием ножа он выложил немного тушенки на хлеб. Дед Матвей торопливо разлил водку по стаканчикам, дрожащей рукой расплескал часть на клеенку, горестно вздохнул и, поднося питье к губам, произнес:

– За тебя, Сереженька. За тебя и Дениску. Чтобы вы не забывали старика. Почаще сюда к нам, в Рыбино…

– Теперь будем почаще, – отозвался Лугин, наклоняясь к столу. – До конца лета я как бы не у дел. И у Дениса есть время. Так что, Матвей Степанович, мы тебе еще наскучим. И соседей твоих достанем.

– Частых визитов обещать не могу, но в начале августа точно буду, – Климентьев лишь пригубил водку и вернулся к раскаленным углям, где шипели, исходили аппетитными ароматами грибы с молодой картошкой.

– Значит службе все – кирдык? – дед Матвей поднял осоловелый взгляд к Лугину. – Во флот ни под каким соусом не вернешься?

– Вернулся бы, Степанович, но кто ж меня возьмет. Такие вещи не прощаются, – Сергей поморщился и залпом проглотил водку. – Могли и посадить. Некоторые в этом направлении со всей натугой старались. Как ни странно звучит, низкий поклон нашему военному прокурору. Я вышел сухим из чертового шторма и ни о чем содеянном не жалею. Жалею только, что слабо в морду дал. Слишком ласково. Челюсть ему вправят на место, и останется он, как был подленькой корабельной крысой. Будет плавать по морям, дальше гадюшничать, а я вот теперь не мичман, а вяленая сельдь на берегу.

– Не останется он, Серж, – Климентьев, поворачивая шпажки над углями, мотнул головой. – Хотя он – старпом, не те сейчас времена, чтобы на такие проказы закрывали глаза. Сейчас, как по телевизору посмотришь, и генералов сажают. Торговать корабельным имуществом – это уже подрыв обороноспособности, по моему гражданскому мнению. Инцидент крайне серьезный. Наверняка разбирательства продолжаться, а там может, восторжествует истина, и тебя с извинениями назад на «Беркут». А – нет, к Пашке Сумятину в Новороссийск дорога всегда открыта.

– Как же ты, самого старпома подловил так хитро? – дед Матвей отмахнулся от досаждавших комаров. – И чего тебя угораздило в драку сразу лезть. Буйный ты, Сережка. В детстве все пацаны от тебя плакали. А теперь вот плачет Северный флот.

– Не сдержался я. Просто безбожного хамства не стерпел. И хватит обо мне. Сколько можно мусолить тошную тему! – Лугин откусил от хлебного ломтя, и поднял глаза к небу. За две недели, которые он с Климентьевым гостил в Рыбино, его пытали об инциденте с проклятым старпомом много раз. Больше всего донимал расспросами сам дед Матвей, хотя старик должен был выучить неприятную историю наизусть. Пожевывая хлеб с застывшей тушенкой, Лугин разглядывал Большую Медведицу, по привычке или для самоуспокоения перечисляя звезды: Бенетнаш, Мицар, Алиот, Фекда… Арабские мореплаватели отождествляли Медведицу с плакальщицами и похоронной процессией. Вспомнилась одна из печальных легенд: царица не дождалась из дальнего плаванья своего мужа и, потеряв от горя рассудок, вошла в морские воды, чтобы они соединили ее с возлюбленным. За ней со стонами и тоскливой песней, держа на руках детей своих, последовал весь народ процветавшего некогда царства.

Вдруг глаза Сергея замерли под темными дугами бровей, скулы напряглись – западнее желтоватой точки Юпитера он увидел новую звезду, вспыхнувшую ярко и разошедшуюся синим ореолом.

– Едрен батон! – медленно вставая, выдохнул Лугин.

Денис проворно вскочил на ноги, задрав голову, отошел от костра.

– Я бы подумал, что необычный болид – если б объект двигался. Так не движется! – ошарашено произнес он.

– Может, сверхновая? Сверхновая звезда, – предположил Сергей.

– Исключено. Быстро облачко вокруг нее выросло, что указывает на не слишком большое расстояние до места события. И невооруженным глазом мы бы таких прелестей не рассмотрели, – цокнув языком, Климентьев любовался рваным свечением, словно балетная пачка, одевавшим яркую точку.

– Астрономы вы недоношенные. Не болид это, а астероид, – сообщил дед Матвей, подвинув поближе миску с ухой. – Уже прилетел, выходит. А обещали несколько позже. Если пресса не ошибается, кирдык нам всем, – он зачерпнул ложкой жижицу с куском разваренного карася, поднес ко рту и втянул волосатыми ноздрями рыбий дух. – Девятого августа, ровно перед именинами нашей Валентины, должен свалиться – миллионы с миллиардами тонн чужеродного вещества. За сим землетрясения, океаны из берегов и Земля как орех пополам.

– Степаныч… – с укоризной протянул Климентьев, – ты же грамотный человек. Неужели веришь деревенским сплетням?

– Сплетням? Я в газете читал! В «Вестях Вологодских» статейка на самой первой странице.

– Чушь, – произнес Лугин, не отрывая взгляда от странной звезды и отмечая, что ореол вокруг нее блекнет.

– Выходит, газета врет? Или я вру? Я вру, да? – дед Матвей так и не донес вторую ложку до рта, разнервничался и с пыхтением встал. – Сейчас я вам, умникам, покажу, кто врет! – он направился к машине – там, рядом, на дорожной сумке лежала его старая куртка.

– Степаныч… Эй, Степаныч, не кипятись ты! Я к тому, что астероид не может так вот нарисоваться в небе: в один миг вспыхнуть звездой с голубой юбочкой, – пояснил ему в след Лугин. – Уж если б он падал, то падал. Выглядело это намного эффектнее. Рыбу точно бы распугало, шарахнуло бы как тысяча Хиросим.

– Явление перед нами интересное, но оно – не астероид, – согласился Денис Климентьев. – А концом света в разных ипостасях пресса часто пугает. Как же им без липовых сенсаций. Доверчивый народ на это ведется.

– Много вы в своей жизни астероидов видели. Умные! Все такие умные! Сейчас, – дед Матвей зашуршал свернутой плащевкой и выудил из складок газетный листок. – Ну-ка, Дениска, свету сюда дай. Иди, иди, и прихвати с собой ушлого мичмана.

Лугин подошел первый, и когда Климентьев включил фонарь, склонился над развернутой газетой. Действительно «Вологодскими вестями» – в этом Степанович не обманул.

– Вот! – с торжественной ухмылкой дед Матвей постучал желтым ногтем по заметке в правой колонке.

– «Прощай, Земля! Судный день назначен на 9 августа», – вслух прочитал бывший моряк.

– Страсти какие, – хмыкнул Денис и выбил из пачки сигарету.

– «Слухи о приближающемся к Земле астероиде, перестают быть слухами, – продолжил чтение Сергей. – В понедельник наша газета обращалась за комментариями к старшему научному сотруднику Пулковской обсерватории Семину Александру Николаевичу. К сожалению, он не смог ни подтвердить, ни опровергнуть информацию, второй день будоражащую новостные сайты и появляющуюся во многих газетах. Молчание российских астрофизиков лишь подняло градус без того жарких дискуссий в Интернете, которые с компьютерных сетей все чаще выплескиваются на улицы. А к вечеру сразу несколько западных источников сообщили, что факт приближения к Земле крупного космического тела подтвердили обсерватории США, Германии и Великобритании. В частности господин Чарльз Престон – известный американский исследователь в области астероидной опасности – ссылаясь на данные с телескопа Китт-Пик, считает, что вероятность столкновения с объектом, получившим название Head of Gorgon (Голова Горгоны), может оказаться существенно выше 50 процентов. В последнем интервью телеканалу Fox News он сказал: «Это высшей степени серьезно, господа! Никогда еще опасность, грозящая нам из космоса, не была так реальна. С сегодняшнего дня лучшие обсерватории мира нацелены на крошечный участок неба, откуда может прийти общая для всех беда. Я не склонен драматизировать ситуацию, но и замалчивать истину я не имею права, ни как ученый, ни как гражданин. По скоропалительным расчетам, тем, что мы имеем сегодня, Head of Gorgon либо пролетит в нескольких тысячах километрах от Земли, либо войдет в ее атмосферу 9 августа около четырех утра по Гринвичу. Величина космического скитальца по нашим оценкам от 3500 до 2200 метров в узкой части. Он похож на пулю, пулю готовую убить нашу цивилизацию и все живое на Земле».

Остаток статьи Лугин быстро пробежал глазами и, оторвавшись от газеты, уставился на Дениса.

Тот придвинулся к нему, сосредоточенно пыхтя сигаретой, приблизил фонарь к газете.

– Я бы подумал, это очередная страшилка, но как-то все конкретно, – Климентьев скривился от дыма, струившегося в лицо. – Каким числом газетка?

– Шестнадцатое июля, – разгладив загнутый край листа, известил мичман. – Это что ж, Матвей Степаныч, получается, ты ее получил в день, когда мы приехали, и до сих пор нахально скрывал?

– Точно в тот день, – кивнул старик. – Только это вторая статья про Горгону. Первая в прошлой газете печаталась. Там непонятно сказано: то ли прилетит, то ли мимо пролетит, или вообще все это слухи, что брехуны в Интернете напускают. В Рыбино по той газетенке много разговоров было между мужиков у пивной. А тут, видите ли, пишут, что абсолютно наверняка прилетит. Большие ученые подтверждают. Я как это прочитал, так меня пердеж прямо на кухне пробрал. Глазами по строчкам веду, а из задницы фыр-фыр, и ничего поделать с собой не могу. Боязно как-то. Представишь, что будет, если всему миру конец, и желудок сводит. А потом сам собой успокоился. Чего, думаю, страхами мучиться и без толку пердеть – уж, что Господь назначил, то и будет. Только газету спрятал от Вали и вам решил не говорить, чтобы не портить наш культурный отдых.

– Шесть дней мы здесь удим рыбу, – заметил Лугин. – Шесть дней… Почти неделю, путешествуем с места на место. А ты меня все пытаешь о планах на лето, Дениса усердствуешь завлечь на вояж к дальним озерам, а сам… – он постучал ладонью по газете, – сам вот что за душой припрятал. Хотя в это не могу целиком поверить. Скорее всего, недоразумение или чей-то прогон.

– Забыл я про статейку. Честно слово, мы как сюда выбрались на вольный воздух, так из головы все страхи выветрились. Да и плохо у меня с памятью. Последнее время – полный склероз. Вот до сих пор не могу вспомнить, куда пятьсот рублей с прошлой пенсии заныкал, – дед Матвей повернулся к костру. – Пойдем уху кушать. И выпьем – чего там уже осталось.

– Успеем еще, – хмуро отозвался Климентьев. – Вот я думаю, «Вологодские вести» вроде не слыли желтой прессой. Типа порядочное издание. Но такое писать!.. – он щелчком послал окурок в кусты. – Давай, Сереж, логически думать: мы выехали из Москвы четырнадцатого в ночь. Никаких разговоров о чертовой Голове Горгоны не было.

– Не было, – согласился Лугин.

– Так они начались как раз в ваш отъезд в Интернете. Ин-тер-не-те! – по слогам для убедительности произнес дед Матвей. – Потом уже попали в газету.

– По пути приемник мы включали? – Денис запустил пятерню в пышный рыжевато-каштановый чуб.

– Не припомню. В основном слушали твои диски, затем аудиокниги. Лема «Сумма технологий», Стругацких.

– Останавливались раз на заправку. Часа полтора ждали – была большая очередь. Второй – передохнуть за Ярославлем. Вполне могли пропустить, что-нибудь важное из новостей. Но в эту статейку я тоже не верю. Не могу просто поверить, – он поднялся с корточек, задрав голову к небу.

Необычная звезда угасала. И свечение вокруг нее стало похожим на бледно-голубую амебу, едва различимую в ночной черноте. Неподвижная остывающая точка не могла быть ни болидом, ни астероидом. Это было какое-то странное небесное явление, которое Климентьев не мог объяснить для себя, имея за плечами два года аспирантуры на кафедре физмата. И как оно могло соотноситься с нелепой, одновременно пугающей статьей в газете он тоже не мог понять.

– Позвони Лизе, – сказал ему Лугин, небрежно сворачивая газетный лист.

– В два часа ночи? И здесь мобильник не возьмет, – буркнул Денис.

– Надо попробовать. Я бы набрал Ильиных или Карена, но батарея давно сдохла. А ты все-таки позвони. Если что-то происходит, то при чем здесь два часа ночи – она тебя давно ищет, – Сергей решительно направился с «Лэнд Крузеру», криво стоявшему на бугорке.

– Она с родителями в Краснодаре. И здесь мобила не возьмет, – уперся Климентьев.

– Ближе к ферме связь есть. Санька Филимонов оттуда звонил. Прямо в Москву и Мурманск, – сообщил Матвей Степанович.

– Едем! – решился Лугин, открывая дверь Денисовой Тойоты. – За удочками и барахлом потом вернемся. Сначала звонок Лизе или кому угодно в цивилизованный мир.

– Еще не страшное девятое августа. Можем подождать до утра, – Денис остановился возле палатки, водя лучом фонарика по разбросанным вещам.

– Куда спешить? Смотаем хотя бы снасти и закончим ужин, – поддержал его дед Матвей, намекая на недопитую бутылку водки.

– Я сказал – едем! – сердито произнес Лугин, сел за руль и повернул ключ.

«Лэнд Крузер» тихо заворчал на малых оборотах, вспыхнувшие фары разогнали тьму на спуске к озеру. В камышах крякнула разбуженная утка.

– Вот псих! – пожаловался Матвей Степанович Климентьеву. – Упрямый, как и вся его родня. Еще хозяйничает твоей машиной.

Через минут двадцать, переваливаясь на колдобинах и выхватывая желтыми лучами деревца вдоль изгороди, машина добралась до фермы.

Лугин вылез из салона вместе с Денисом. Тот снова закурил, затем извлек из кармана телефон и нашел номер Лизы.

– Вряд ли возьмет, – закусив фильтр, сказал он. – Антеннка в одно деление, – и нажал верхнюю левую кнопку.

Сигнал вызова шел долго, слишком долго. Первый гудок, второй, третий…

– Спит, – проговорил Климентьев. – И какого черта мы в это время?.. Ну, мичман, вечно у тебя в голове какой-нибудь аврал.

Трубка ожила, и раздался голос Лизы:

– Денис! – произнося его имя, невеста Климентьева будто всхлипнула и тоненьким голосом прокричала: – Звоню тебе три дня! Звоню тебе, звоню!

2

В открытую дверь врывался шум из второй редакторской: беспрерывный скрип патриархального факса, трели мобильников, шаги и возбужденные голоса:

– Борис Сергеевич, мы не смеем это пропустить!

– Это и это!

– Зарезать и убрать к той матери!..

– В час сорок три ночи. Ровно в час сорок три. Может вам еще секунды выдать?

– Дай, дай сюда, блядь! Простите, Жанна…

Ирина Красина была готова вскочить и в сердцах хлопнуть дверью, но за последний час эту самую дверь открывали десятый раз, чтобы задать какой-нибудь несвоевременный вопрос, воспользоваться электрочайником или тупо поглазеть на нее, растрепанную, не выспавшуюся, злую. Редакция газеты «Альтернативный шок» в сегодняшнее утро стала самым взбалмошным местом на земле. Вздрогнув от очередного выкрика Полуевского, Ирина свернула страницу «Ворда», не допечатав абзац, и отвернулась от ноутбука к окну. Из приоткрытой створки дышало июльским зноем, не ослабевавшим даже по ночам. Статья не складывалась. Два года назад, когда Красина впервые переступила порог редакции, ее тексты были осмысленнее и стройней. Она не могла понять, что ее привело сегодня в редакцию. Звонок шефа на рассвете? Обязательность, привычка приходить на работу с головной болью, в выходной, с температурой – приходить совершенно всегда? Желание сдать материал, обросший новыми подробностями? Сегодня не вышли Андреев, Норбиев, Грач, Варя – секретарь Полуевского и оба фотографа. Скорее всего, они уже не выйдут никогда. Газета, разваливалась, рассыпалась на части, как мысли в голове Красиной, как все в беспокойном мире за окном. А Ирина пришла, наверное, все-таки из-за своей дурацкой обязательности.

Расстегнув сумочку, она взяла сигарету с перламутровым гробиком-зажигалкой и встала. Курить не возбранялось в любом углу редакции, хоть с полным нахальством в лицо Полуевскому, а она почему-то предпочитала уединяться в комнату рядом с туалетом, где на кафеле красовалась табличка «Место для курения женщин». Какая ерунда: будто для женщин должно быть отведено совершенно особое место! Глупый мужской шовинизм. Скоро и ему придет конец.

На минуту она задержалась у зеркала рядом с книжным шкафом, чтобы поправить волосы, темной волной укрывавшие часть лица. Из-за красных прожилок глаза казались не голубыми, а водянисто-серыми, привычный румянец стерли суматошные дни. На лбу обозначилась морщинка. И это в ее неполные двадцать шесть!

– Ведьма, – прошипела отражению Красина. – Хотя теперь-то какая разница.

Она глотнула остывший кофе и, зажав в руке сигарету, направилась быстрой походкой к лестнице.

– Ирочка, когда поспеет материал? – окликнул ее Борис Сергеевич.

– Как только, так сразу, – сухо отозвалась она и сбежала по ступенькам на первый этаж.

Прижавшись спиной к прохладному кафелю, Ирина закурила. Здесь, в тиши, разбавленной капелью неисправного крана, у нее возник соблазн не возвращаться в кабинет. Оставить наверху ноутбук, любимый кофейный сервиз, даже сумочку с массой полезных вещей и уйти, не прощаясь, навсегда. Кому нужна была ее статья, похожая на тысячи других, тиражируемых газетами по всему миру? Все вертелось вокруг одного слова: «астероид». Темная тень Головы Горгоны уже легла на Землю, сметая с газетных полос политические дрязги, новости экономики, спорта, шоу-бизнеса, потеснив вездесущую рекламу, колонки с прогнозами погоды и телепрограммы. По телеканалам и радио тоже говорили о летящей к планете смерти. Только о ней. Каждый час из обсерваторий приходили свежие данные, компьютеры выдавали новые расчеты: вероятность столкновения 92%, 91,7%, 93,3%. Какая глупость! Будто пересчет несчастных десятых долей мог спасти мир. Мир уже знал, чувствовал каждым нервом, что он обречен. И только по инерции играл, точнее, доигрывал в прежнюю никчемную жизнь.

Вчера Королевская Гринвичская обсерватория опубликовала выкладки, по которым Голова Горгоны должна упасть между Канарскими островами и Швейцарией. Этот прогноз подтвердила японская исследовательская группа «Субару» и китайцы. В Европе нарастала паника, за час были раскуплены билеты на морские и авиалинии до Южной Америки, Австралии, якобы благополучных районов Юго-Восточной Азии. А в России экстренное заседание Госдумы длилось до глубокой ночи: решали вопросы по эвакуации населения в Сибирь, на Дальний восток и объемам выделяемых для этого средств. Еще одна совершенная глупость: будто где-то можно спрятаться от Конца Света! Будто госбюджет и деньги вообще после девятого августа не потеряют смысл! Ведь скоро на Земле не будет людей, но погибающее человечество даже у края небытия никак не может освободиться от страсти к денежным знакам, цифрам, процентам.

– Они будут заседать еще неделю, – выдохнув тонкую струйку дыма, проговорила Ирина. – Заседать, заседать, как у них принято и, ничего толком не решат. В последний момент разбегутся напуганными мышами, спасая каждый свою шкурку.

Она глянула в окно, заслоненное наполовину традесканцией, и увидела красный «Форд». Машина подкатила прямо к ступенькам. Ирина метнулась к двери. Когда на пороге появилась Светлана Хитрова, Красина поманила ее пальцем.

– Все куришь? – с издевкой осведомилась подруга.

– Прячусь от разгневанных мужчин, – сбив пепел с сигареты, Ира грустно улыбнулась. – Что там у тебя?

– С ума сойти что, – Светка, стуча каблуками, прошла до раковины и села на тумбочку. – Я не знаю, как статью делать. Не представляю! Если, по правде, жуткая выйдет статья. Слышала уже – мне Полуевский поручил отработать по теме «Как выжить девятого августа»? С утра моталась по четырем адресам: к одному старому академику, к знакомым в МЧС, геофизикам и центр травматологии. Черт меня туда понес – на калек насмотрелась, меня до сих пор трясет. Но кое-чего наковыряла. Неутешительного. Такого, что волосы дыбом, – она запустила пальцы в стриженную челку и взлохматила свои красивые, каштаново-рыжие волосы.

Красина выжидательно смотрела на нее.

– Что вчера по TV Центр говорили про метро – совершенная чушь. Теперь я это поняла. В метро никто не выживет. С полной гарантией оно станет общей могилой, – продолжила Света, вертя в руках коробочку диктофона. – По мнению старичка-академика, астероид даже меньшего размера способен пробить земную кору, взбаламутить мантию, и тогда по всей Земле будет вулканический ад. Землетрясения сокрушительной силы следует ожидать даже там, где их никогда не было. Туннели метрополитена сомнутся. В лучшем случае останутся небольшие пустоты, где тоже никто не выживет. Его же версию подтверждают геофизики.

– Падения ожидают в Атлантике или на западе Европы – до нас далеко, – заметила Ира. – Может не так все страшно?

– Послушай дальше! – оборвала ее Хитрова. – Если в Атлантике, то земную кору все равно пробьет – там она тоньше Евразийской. И будут цунами высотой в несколько сот метров. В некоторых местах больше километра. Представляешь такой водяной вал? – она вскинула руки и угрожающе ими качнула. – С покореженными кораблями, обломками зданий, машинами и мертвыми людьми! Волна три-четыре раза обойдет земной шар. Шансы спрятаться от нее остаются только где-нибудь в горах. И спрятаться – не значит выжить. Это не я придумала, Ириша. К большому сожалению не я такая злая фантазерка. Это выводы предварительного компьютерного моделирования катастрофы. Чтоб они провалились с такими выводами! А если астероид шлепнется на континент, то прогнозы ничуть не лучше: воронка в четверть Европы, ударная волна сумасшедшей силы, разлом литосферной плиты и ряд каких-то умопомрачительных явлений. До Урала, говорят, даже тараканы не выживут.

Светлана на минуту замолчала, поглядывая на разволновавшуюся после ее слов подругу, неторопливо открыла сумочку.

– На, полюбуйся, – Хирова протянула подруге фотографию, распечатанную в институте. – Собственно Голова Горгоны. Снимок с американского телескопа.

Ирина взяла картонный листок, неуверенно, словно с опасением. Между бледных звезд довольно четко выделялся объект на самом деле похожий на голову. На голову лошади или скорее дракона с черными пустыми глазницами-кратерами, в которых таилась смерть. Трещина в нижней части астероида, изъеденной глубокими астроблемами, походила на пасть, вот-вот готовую показать зубы.

– Видишь, здесь и здесь, – Света ткнула пальцем в пятнышки справа от астероида. – Это чудовище сопровождают несколько десятков крупных осколков. Каждый из них в отдельности уже представляет серьезную угрозу.

– Полуевский послал тебя вроде собрать материал для оптимистичной статьи, а ты все страхи да страхи, – не отпуская фотографию, сказала Ира. – Неужели мы все обречены? Не хочется думать об этом, Свет.

– А думать надо, госпожа Красина. По мнению Серафимовского, в случае катаклизма на Земле могут остаться лишь небольшие области, которые пострадают меньше других, где будут какие-никакие шансы на выживание. Определить точно эти районы академик не берется, но на карте у него обозначены участки севернее Алтая, Центральное Тунгусское плато, области в Индии, центральном Тибете и Южной Америке. Оставаться в Москве, он говорит, полное безумие даже при щадящем сценарии катастрофы. А еще он сказал мне по секрету…

– Ну, что он тебе сказал? – Красина в нетерпеливом ожидании наклонилась к подруге.

– Сказал, что по большому счету человечество обречено. За падением астероида на много лет наступит эффект ядерной зимы. Температура по всей планете опустится до минус пятидесяти или еще ниже. Продуктовый запас без воспроизводства быстро истощится, и выжившие будут обречены на голодную смерть. Или хуже того: вулканы, которых возникнет до нескольких тысяч, сделают атмосферу непригодной для дыхания. Это старик так думает. Геофизики советуют не тратить времени даром и ехать на восток. Тоже рекомендуют куда-нибудь за Енисей или хотя бы к Томску. Они собираются всем институтом.

– И ты на это решилась? – Ирина подошла к окну, поглядывая на непривычно пустую улицу. Двух старушек, бредущих от Дома быта и машину скорой помощи, под вой сирены промчавшуюся к Дмитровскому шоссе.

– Я жить хочу, Ириш. Провались пропадом наша редакция вместе с офиненными премиальным! Зачем теперь деньги? Сгореть с ними в августовском аду? – Света забрала фотографию, небрежно сунула ее в блокнот и повторила: – Я жить хочу.

– Да, деньги теперь ничего не стоят, но в редакции мы получаем хоть отчасти правдивую информацию, – неуверенно произнесла Красина. – И как мы уедем? На поезда и самолеты в восточном направлении билетов нет. Хотя можно достать через Зимина за триста пятьдесят тысяч до Омска. Слышала, решается вопрос в Минтрансе о предоставлении грузовых вагонов под перевозку пассажиров. Прямо как во Вторую мировую войну.

– Поедем своим ходом на машине. Моей, – Хитрова с раздражением сбросила вызов с мобильника. – Говорят, за Урал идут бесконечные колонны. По Московской области бензин найти все труднее. Если засидимся, то до девятого августа далеко не уедем. А здесь все хуже. Днем сметают с прилавков консервы, крупы и всякую дрянь. По ночам в наглую грабят магазины. Вчера на моих глазах разнесли витрину гастронома и избили сторожа. В темных переулках тусуются какие-то отморозки. На Казанском вокзале расстреляли милиционеров, задерживавших посадку в поезд. У людей начисто крышу сносит. Нельзя здесь оставаться. Так поедешь или будешь ждать Игоря?

– Не знаю. Он до сих пор в Калининграде и в Москву может не вернуться, – Красина нервно дернула плечами.

– Не может. Он точно не вернется, – Светлана взяла ее за руки. – Он всегда думал только о себе.

Ирина, отвернувшись к двери, молчала. В груди было как-то тяжело и снова хотелось курить. Не из-за Игоря. Их отношения давно расстроились, и нужны они как белка в жару черепахе.

– Что там с твоей статьей? – перевела разговор на другую тему Хитрова. – Накопала что-нибудь по ночной вспышке? Ведь третья со среды.

– Накопала… Звездочкам с синими юбочками никто из людей науки не взялся дать ясного определения. И было их не три, а две. Вчера и со вторника на среду. Я пыталась узнать, как они хотя бы гипотетически могут быть связаны с астероидом. Астрофизики считают, никак. Они вообще не могут дать объяснения этому явлению. По каким-то признакам вычислили, что первая вспышка случилась до орбиты Марса. Вторая зафиксирована с большей точностью и произошла ближе к Земле. Где-то в сорока миллионах километров. Светимость ее ниже, а всплеск в радиодиапазоне выше. Вот и все. Скупая информация от ученых и много домыслов от уфологов, мистиков и всяких оракулов. Ядрин из центра аномальщины утверждает, что это тормозной след инопланетного корабля.

– Тормозной след, – усмехнулась Хитрова. – Сам он тормозной след. Дебил еще!

– Некий Петр Петрович Иванищев из конференции Второго пришествия Господня – ты должна его знать по выступлению в Камертоне, – напомнила Ирина. – И в Комсомолке была его скандальная статья. Так вот, он говорит, что обе вспышки – явление Ока Господня, которое будет наблюдать за концом нашего мира, назначенного за прегрешения. Спасутся только те, кто соберется на озере Ильмень и встретит судный день в искренней молитве. Для спасения он также выделил…

Ирина не договорила: дверь в курилку распахнулась, на пороге появился Сашка Водопьянов и заорал:

– Красина, на Ленте Ру важная инфа по твоим вспышкам, а ты здесь все сплетнями занимаешься. Бегом к Полуевскому!

– А не пошел бы ты со своим Полуевским! – вместо Ирины резко отозвалась Хитрова.

– Борис Сергеевич! – раздался верещащий голос сверху. – Скорее сюда! Экстренный выпуск новостей! Сообщение из Штаб-квартиры ООН!

– Ладно, идем. Посмотрим, что там твориться, – Светлана встала с тумбочки и шагнула к двери.

Когда Ира поднялась за Хитровой в холл, заставка уже слетела с телеэкрана. Генеральный секретарь, вопреки обычной сдержанности, казался нервным как суслик, получивший пинка. После первых же его слов по редакции прошелся ропот. Полуевский выронил кружечку из рук, расплескав на стол парящий кофе, а Красина поняла, что возвращаться к недоделанной статье теперь не имеет смысла.

3

Ближе к полудню погода испортилась. Ветром натянуло тучи, и пошел дождь. Причем не бойкий июльский, а какой-то заунывный, отдающий осенним холодом, застилающий округу серой мглой. «Лэнд Крузер» Дениса летел на юг, разбивая лужи в колючие брызги, обгоняя нерасторопные автобусы, легковушки, чадящие дымом фуры. Лугин, уронив затылок на подголовник, сидел с прикрытыми глазами. Он не дремал, а испытывал не дающую покоя тоску. То ли из-за того, что ему не удалось увезти бабу Валю и Матвея Степановича, то ли из-за последних слов Бориса – их внука, нагрянувшего с незнакомой девицей вечером.

Вернувшись с озер, Лугин с Климентьевым пробыли в деревне три дня. И задержка эта не была обязательной: просто перед грядущей катастрофой – она, судя по истерическим новостям по телевиденью и радио, должна была состояться – Сергей надеялся забрать стариков Овчаровых из Рыбино. Спасти их или как там получиться, но встретить девятое августа вместе с ними. Ведь кроме немногих друзей и бабы Вали с дедом Матвеем для Лугина не было близких людей на всем земном шаре. Степанович не поддавался сначала, твердо стоял на своем: здесь родился здесь и останусь. Лишь вчера Лугину удалось отчасти уболтать его на вполне разумный план: отправиться поскорее в Москву за некоторыми необходимыми вещами, а оттуда в Красноярск к родителям Климентьева, куда обещала вылететь Лиза и кто-то еще из Денискиных родственников, чудом доставших билеты на авиарейс. Вот только под вечер, когда вопрос с отъездом был почти решен, появился Борис и все испортил: сказал, что сам позаботиться о стариках, а ему, Лугину, нечего лезть в их семью. Особенно обидны были последние слова младшего Овчарова, мол, ты, Сереженька, чужой здесь и проваливай поскорее со своей сердобольностью. Лугин хотел ему дать в морду прямо на кухне за это вот «чужой», неизвестно как сдержался, всю ночь спал плохо, а утром они с Климентьевым уехали. Баба Валя всплакнула у порога, когда провожала, и все приговаривала:

– Горе, Сереженька. Горе. Знаю, больше не увидимся.

– Больше не увидимся, – произнес Лугин и открыл глаза.

– Чего ты? – Денис хмуро покосился на него.

– Да, так. Прощай, старики Овчаровы. И не будет у нас ни рыбалки, ни вольготного летнего отдыха. Может быть вообще больше ничего не будет, – отозвался Сергей. – Думаешь над этим, и в груди неведомый зверь подскребывает когтистой лапой.

Климентьев молчал, не возражая, не соглашаясь, глядя на мутное от дождя стекло и встречные машины.

– Может не стоит нам в Москву? – спохватился бывший мичман. – Повернем за Ярославлем налево и дело с концом. На бензин у меня хватит с лихвой.

– Не, Сереж. Во-первых, в свете последних новостей, на бензин у нас как раз не хватит. Если внимательно слушал Премьер-радио, то с поставками топлива в европейскую часть серьезные перебои. Вернее, перебои были с начала июля, а теперь полная катастрофа. На заправках ввели ограничения, и цены в связи с всеобщей паникой растут каждый час, – Денис дотянулся до кнопок настройки и перевел приемник на другую волну. – А, во-вторых, неподготовленными ехать через всю страну тоже не очень умно.

– Почему неподготовленными? Палатки аж две, спальники, прочая утварь – полный комплект. С нашим багажом, – он мотнул головой в сторону объемистых сумок на заднем сидении, – можно хоть пешком до Владивостока.

– Моряк, ты не слишком далеко смотришь в будущее. Для тех, кто останется топтать эту землю после девятого августа, лето отменяется. Причем по самым оптимистичным подсчетам на полстолетия вперед. Объяснять надо?

– После взрыва до стратосферы взлетит всякая взвесь, плюс водяной пар и вулканические выбросы. Это как при глобальном ядерном конфликте. Такое мы проходили, аспирант, – Лугин проводил взглядом лежавшую на обочине машину.

– Что-то вроде того. Отражающая способность атмосферы увеличится во много крат. На земле наступят долгие холодные сумерки. Заявляю тебе как новоиспеченный Нострадамус: в ближайшее время в большом дефиците будут теплая одежда, спички, примитивные отопительные приборы и продукты питания. Это неполный список – я его пока обдумываю.

– Ну да, и все из твоего списка можно достать исключительно в столице, – сыронизировал Сергей. – Послушай, Денис, у меня на кармане шестьдесят пять тысяч рублей. Этого не хватит, отовариться в ближайшем супермаркете за въездом в Ярославль?

– Послушай дальше, – с видом искушенного оракула вещал Климентьев. – По моим прогнозам деньги вот-вот превратятся в фантики. Возможно, какую-то покупательную силу будет иметь золото и ювелирные изделия. Этого добра у меня немного, но оно есть в сейфе в московской квартире. Глупо его оставлять. И вот что еще более важное, – на миг повернувшись к другу, он пригладил растрепавшийся чуб, – планетарная катастрофа неизбежно обернется катастрофой социальной. Врубаешься, Серж? Органы порядка и права исчезнут – они уже рассыпаются, судя по сообщениям о беспределе в Уфе, Сургуте и на Северном Кавказе. Менты, прокурорские и ФСБшники – тоже в некотором смысле люди. Особенно когда жареным пахнет. Многие из них откровенно бегут на восток, другие сидят на чемоданах и совсем не усердствуют исполнять свой долг. Правительство в ступоре, и каждый все больше думает о собственной шкуре. Помнишь, как в Безумном Максе или Атомном сне? Оставшимся миром будут править умытые кровью идеи и банды отморозков, которые сойдутся в борьбе за теплые места, женщин, топливо, жратву. Чтобы не лечь под них, извини за банальщину, нам требуется оружие. Нормальное оружие и больше патронов.

– Уже думал об этом. Оружие надо, – Лугин опустил стекло, ловя на небритую щеку капли дождя.

– Поэтому в Москву. Возьмем мою «Сайгу» и «Бекас». На «Сайгу», правда, боеприпасов маловато. Оставалось полторы пачки. Умно будет объехать охотничьи магазины и прикупить, сколько сможем, – размышлял Климентьев, обгоняя желто-синий автобус. – У меня же и травматик был. Отличная ТТшка. Я его Дубинину отдал пред дамами красоваться. Млять!

– Прошареный ты, Дениска. С виду слюнявый интеллигент, а планы строишь грамотные, и всегда у тебя все есть в запасе, – Сергей ткнул друга в бок и усмехнулся. – Согласен, на Москву можно день потерять. Хотя я собирался разжиться стволом в Ярославле. Есть у меня там знакомый, но твои ружья как бы вернее.

За два километра до Туфаново замаячили флажки «Лукоил» и придорожное кафе под деревцами с красной крышей и неаппетитной вывеской «Аларь». По отсутствию очереди издали было ясно, что бензина на заправке нет. Редкие из проходящих машин сворачивали к полосатым столбикам и, словно наткнувшись на невидимую преграду, возвращались на трассу.

– Езжай прямо к колонкам, – сказал Лугин. – Попробую переговорить с мужиками. С бензином не выйдет, так хоть в кафе полчаса отдохнем, перекусим.

Денис не стал спорить, только у самого въезда обнаружилось пластиковое заграждение, незаметное за кустами с трасы.

– Давай через бордюр, – настоял Сергей.

И Климентьев мысленно выматерился, но все-таки направил джип в объезд, не щадя газон и ухоженную клумбу. Откуда-то выскочил мальчишка, размахивая руками, заверещал:

– Нет бензина! Поворачивайте! Ни грамма!

Ему на помощь бежал мужик в синем комбинезоне, крепко сжимая кривозубую монтировку.

– Послушай, брат, – начал Лугин, открывая дверь.

– Бензина нет! – проревел заправщик и стал перед Сергеем в позе беспощадно жнеца, замахиваясь монтировкой словно серпом.

– Братишка, пойдем, потолкуем, – Лугин, миролюбиво махнув ему, направился за рекламный щит, дальше от посторонних глаз.

– Видишь ли, дело какое… стариков надо со столицы забрать, а топлива осталось на два чиха. Мы не поскупимся. По двести за литр плачу, – Сергей сунул руку в карман и захрустел новенькими купюрами – еще не растраченным расчетом с флота.

– У тебя уши простуженные? Я сказал: бензина нет, и заправа закрыта. Ясно? – мужик раздраженно прихлопнул монтировкой по ладони. – С вас по-хорошему за помятый газон пару штук снять надо.

– Триста за литр, – предложил Лугин и вкрадчиво добавил: – Очень надо.

– Сейчас всем очень надо, – отозвался незнакомец в комбинезоне. – Ты на любой дороге поинтересуйся кому не надо. За такой провокаторский вопрос можно и в пятак получить.

– Триста пятьдесят, – Сергей прищурился.

Тот мотнул головой, но соблазн приличной суммой уже тронул его, и губы смялись в сомнении.

– Дядь Володь, я им свою трехлитровку продам, – предложил мальчишка, появившиеся из-за спины Лугина. – За тысячу.

– Ну продай, если ты, Виталя, такой добрый, – сердито процедил заправщик.

– Только трехлитровка? – поинтересовался подошедший Климентьев.

– Дядь Вов, мне ж там еще причитается? – мальчишка умоляюще глянул на мужчину с монтировкой и хлопнул бледными ресницами.

– Дурачок ты, – хмыкнул дядя Вова и повернулся к Лугину. – В общем, так: выделю две канистры из личных запасов. Канистры – двадцатки. Каждая идет по десять штук. Устроит?

– Бензин какой? – Денис Климентьев от волнения закурил, но, натолкнувшись взглядом на запрещающую табличку, спешно растер сигарету на асфальте.

– Девяносто второй. Нет другого. Ни у нас, ни во всей округе, – с уверенностью заявил заправщик.

– Хреново, – Денис в раздумье прислонился к рекламному щиту.

– Давай, – решился Лугин и, глянув на Виталика, весело добавил: – И ты свою трехлитруху.

– Тогда не будем народ злить. Тихонько подъезжайте к той двери, – Владимир указал на торец павильона незаметного с трассы, где кроме кассы заправочной располагался маленький магазинчик.

Денис поспешил к машине, а мичман направился за снизошедшими до милости спекулянтами. «Лэнд Крузер» подкатил к указанному месту, а заправщик, скрывшиеся в тайных глубинах павильона, все не появлялся. Из приоткрытой двери доносился его ворчащий голос. Спорил он о чем-то неясном то ли с мальчишкой, то ли там находился еще кто-то.

Снова пошел дождь, забарабанив по широкому навесу, булькая в бензиновых разводах грязной лужи. Утомившись от ожидания, Сергей присел на корточки, поглядывая на  «ОпельКорса», стоявший возле кафе, и вертевшихся возле него парней. Парни мичману сразу не понравились: не оттого, что все они были выпившие, а оттого, что было в их виде и манерах нечто безбашенное, как у ошалевших от полной вольготности псов.

– Надо бы заехать с той стороны конторы, – сказал он Климентьеву. – На виду мы здесь. Канистрами народ тревожим.

Денис не успел ответить – дверь распахнулась, с порога спрыгнул Виталька, прижимая к животу трехлитровый баллон желтоватой жидкости. Дядя Володя выглянул за ним и аккуратно поставил на асфальт одну канистру, затем вторую.

– Чего долго так? – Лугин полез за деньгами. Вручил тысячу мальчишке и начал отсчитывать заправщику. Мысленно произнеся «двенадцать», он услышал шум приближающегося Опеля. Машина неслась на большой скорости прямо к ним.

– Мать твою, – только и выговорил Сергей.

4

Сомнений, что сейчас последуют крутые разборки, не было. В голове сложилось две версии: либо душещипательная сценка приготовлена заправщиком Вовой для выбивания денег из клиентов, либо разгневанные ребята начнут бить лицо тому же Вове и требовать бензин. В салоне Тойоты имелся кое-какой инвентарь: походный топорик, саперка и пара добротных ножей. Только до них было уже не дотянуться. С заляпанной грязью «Корсы» высыпало четверо парней. Уверенным шагом, зло поблескивая глазами, двое двинулись в обход лужи. Тот, что постарше, топыря черненькие усики, заорал:

– Сука! Сука! Бензина у тебя нет?! А этим ублюдкам прямо в канистрачках!

– Им оставляли со вчерашнего дня, – заправщик попятился к павильону.

Виталька испуганно только открыл рот, сжимая в кулачке тысячу. Климентьев отодвинул его в сторону и осторожно поставил техлитровку наземь.

– Э, потише, ребята, – начал Сергей. – Хотите разговора – давай нормально поговорим.

– Пасть набок завали, – здоровяк в майке-борцовке толкнул его в плечо.

– Слон, тащи сюда канистры, – распорядился черноусый, с хищной издевкой зыркнув на Лугина.

Названный Слоном браво шагнул к дверям павильона, но мичман стал у него на пути, свирепея и втягивая ноздрями воздух, отдающий бензином и будто уже припахивающий кровью. Климентьев успел заметить, что у старшего из-под ветровки выпирает коричневая рукоять ПМа. Травматика или боевого – разницы большой не было. С дистанции в пять шагов не проблема положить их всех, почти не выцеливая. Парень, стоявший у капота Опеля, что-то скрывал в отведенной за спину руке.

– Подай канистру, – процедил Слон, наклоняясь к Лугину, который был ниже его на голову.

– А ты, бензо-хреноподсос, тащи из кладовки остальные, – распорядился парень широких как парашют шортах. – Не верю, что со вчерашнего дня для хороших людей оставляли только две.

Сергей обернулся, будто с сожалением оглядываясь на проклятые канистры, и врезал с разворота нависшему над ним верзиле. Кулак с чавканьем прошелся по носу, рассек левую бровь. Прежде чем друзья Слона пришли в движение, мичман успел вскинуть ногу и вонзить кроссовок в его тугой пах. Здоровяк крякнул, схватился за лицо, потом за драгоценное место между ног. Выпучив от боли глаза, начал пятиться к машине.

Дыша хрипло как трактор, заправщик шагнул к парнишке в шортах и наверняка сцепился бы с ним, но пистолет, неожиданно появившийся в руке черноусого, унял энтузиазм. Первый выстрел пришелся в асфальт между Лугиным и окном павильона. Вторая пуля с визгом пробила одну из канистр. Сергей, отскочив за спину Слона, не сомневался, что подонок с ПМом целится именно в него. Сердце стукнуло, замерло. К горлу подкатила какая-то гадливая горечь. Сзади, булькая, лился на асфальт бензин.

– Наземь все! Кончу уродов, бля! – ствол нервно подпрыгивал в руке черноусого.

– Наземь, сука! – дублировал кто-то слева.

Сергей согнулся от смачного удара под ребра. Внутренности вздрогнули, сжались от тупой боли. Краем глаза мичман успел уловить движение ноги в кроссовке, но не увернулся – всхрипнул от второго удара, выпуская из легких воздух.

В этот момент старший из банды повернулся и выстрелил в Климентьева, схватившегося за баллон с бензином. Пуля рассекла воздух рядом с Денисом, в ноздри шибанула пороховая вонь. А Виталька, трясшийся минуту назад в растерянности и детском страхе, тоненько вскрикнул и осел на мокрый асфальт.

– Виталя! – едва слышно произнес заправщик, бледнея, не в силах двинуться с места.

Климентьев все-таки довел задуманное до конца – метнул трехлитровку в Опель. Это выглядело полной глупостью, но это могло сработать: хотя бы на несколько секунд ввести налетчиков в замешательство. Склянка разлетелась от удара об открытую дверь, бензин хлюпнул в салон и на спину старшему из банды. Денис тут же щелкнул зажигалкой, а черноусый в мокрой от бензина ветровке замер в пяти шагах перед ним, медленно поджимая спусковой крючок. В его масляных глазах плясал огонек изящной Зиппо «Казино», которую Климентьев готовился метнуть следом за трехлитровкой. Все-таки черноусый не выстрелил: то ли побоялся превратиться в факел, то ли его потряс вид мальчишки, из живота которого текла, текла кровь и смешивалась с водой в грязной луже.

– Рванет щас! Рванет! – запаниковал Слон, забыв о крутой, ворочающейся в пахе боли.

Дружок его, стоявший у капота, запрыгнул на водительское сидение. Опель заворчал двигателем. Слон рухнул в салон, рядом с парнем, отскочившим от мичмана.

– Позже увидимся, – оскалился черноусый Климентьеву и отбежал к машине.

«Корса» резво рванула с места, пронеслась между заправочных колонок до рекламного щита. Только на повороте притормозила, и из приоткрывшейся двери высунулась рука со стволом. Денис не успел предупредить Лугина, вытиравшего кровь с лица. Бандитский ПМ выдал прощальные:

– Бум! Бум! Бум!

На этот раз целились не в людей, а в машину Климентьева. Боковое стекло «Лэнд Крузера» рассыпалось крошкой, заднее обзавелось неаккуратной дыркой. Третья пуля прошила металл возле бензобака.

– Бум!

Денис не стал уточнять размер ущерба – поспешил к распростертому на земле мальчишке. Возле Виталика уже склонился Лугин, дядя Володя стоял рядом одной ногой в луже, бледный, немой, потрясенный.

– Жив? – спросил Денис.

– Дышит. От боли вырубило, – отозвался мичман, бережливо расстегивая рубашку на пацане.

– Виталька… – обрел дар речи заправщик. – Что я родителям скажу?!

Его голос походил на шорох, неприятный такой шорох, вот-вот готовый превратиться в крик.

– В Туфаново больница какая есть? – осведомился Климентьев.

– Нет там больницы! Фельдшеро-акушерский пункт. И скорую сюда хрен вызовешь! И!.. – Володя зло глянул на владельца Тойоты. – Все из-за вас! Бензин приспичило! – он потряс кулаками. – Бензин – бабки! Бабки – бензин! А на людей плевать!

– Заткнись, – не поднимая головы, попросил его Лугин.

– И на бабки повелся ты, – заметил Денис. Затем, наклонившись к Сергею, негромко предложил. – Давай его в машину и полным ходом в Ярославль. Дорогу выдержит?

– Ранение сквозное. Думаю, дырка в печени – много крови, – рассуждал мичман. – Наверняка обернется перитонитом. Очень хреново это. В больницу надо по любому. Но так его везти тоже нельзя. Спирт и бинты есть? – он поднял взгляд к заправщику. – Хотя бы чистые тряпки?

– В кафе может быть, – глаза Владимира стали осмысленнее.

– Дуй в кафе, – распорядился Лугин. – Мы следом несем пацана. Если бинтов у них нет, пусть чистую поварскую спецовку рвут на длинные лоскуты.

– Если нет спирта, водка сойдет, – добавил вслед заправщику Климентьев.

До кафе «Аларь» было метров сто. Чтобы меньше тревожить рану, Витальку положили на кусок прочной полиэтиленовой пленки, которую Денис всегда держал в машине, и понесли, взяв за углы с двух сторон. У входа, распахнув пошире двери, их поджидала официантка в цветастом переднике, напуганная и поэтому не в меру разговорчивая.

– Я слышала, как стреляли. Жуть какая! – щебетала она, пропуская вперед мужчин. – Только ни за что не подумала бы, что в Виталика. Как же так?! Мальчишку за что?! Подонки! Они мне сразу не понравились. Коньяк здесь пили, рожи у всех противные. И матерились через слово. Какие подонки!

Кафе было пустым, только буфетчик стоял посреди зала с откупоренной бутылкой водки. Когда раненого положили на стол, появился Владимир и высокий, лысоватый тип, наверное, исполнявший обязанности повара. В левой руке он держал пару вафельных полотенец, в правой ком белой ткани.

– Шторы отдерните – мало света, – бросил Сергей официантке.

Та мигом кинулась к окну.

Над барной стойкой раздражающе громко работал телевизор: транслировали очередной сериал с томными красотками и их нагловатыми искусителями. Кондиционер из ниши в стене гнал струю холодного воздуха. Под его напором трепетали листья карликовой пальмы и календарь на стене. Напротив, в свете ярких ламп лениво плавали рыбы в аквариуме, шевеля хвостами в зеленоватой мути.

Лугин поднял повыше рубашку Виталика и обильно смочил водкой край полотенца. Почти не касаясь живота мальчишки, обтер липкие красные потеки, пока не проступила дырочка-рана с посиневшими краями. Официантка стояла рядом, брезгливо поджав губы и поглядывая с испугом то на Лугина, то на Владимира – на мальчишку она предпочитала не смотреть.

– Режьте длинный лоскут, – попросил Сергей.

Сам плеснул водки на обрывок ткани, сложенный вчетверо, и приложил к ранению. Ткань сразу пропиталась кровью – она вытекала ручейком из пробитого живота. Лугин поморщился не столько от вида разорванной плоти, сколько от воспоминаний: когда-то так же он перевязывал товарища, Сашку Васенцова, получившего ножом в пьяной драке в Североморске. Раны тогда были слишком серьезными, и Сашка скончался в тот же день в серой холодной больнице. А жена его рыдала в коридоре перед операционной, потом кинулась с кулаками на Лугина, будто в смерти Сашки была его вина. Отогнав мучительные воспоминания, мичман сменил еще один тампон. Труднее всего было завести повязку под Витальку – едва его Климентьев приподнял за плечи, тот задышал часто-часто и дернулся.

«Только бы не очнулся! – мысленно произнес Сергей, опутывая тело мальчишки тканевой полосой».

В эту минуту мыльная опера по телевиденью оборвалась, на экране появилась заставка:

«Экстренное сообщение из Штаб-квартиры ООН»

Ее сопровождал прерывистый писк.

Справившись с повязкой, Лугин затянул узел – туго, но так, чтобы ткань не слишком давила на рану, и мельком глянул на телевизор.

– Мы прерываем трансляцию фильма, чтобы передать срочное сообщение из Нью-Йорка, – строго и торжественно огласил диктор. – Включения Штаб-квартиры ожидается через несколько секунд.

Снова появилась прежняя заставка, ее сменило смуглое лицо генерального секретаря.

– Володя, с нами поедешь, – Лугин дернул заправщика за рукав. – Мы несем пацана, ты грузи канистры. Простреленную заткни чем-нибудь.

– Погоди, – отмахнулся тот, ожидая новых подробностей об астероиде.

– Жители планеты Земля, люди всех рас, наций, народов и народностей, – начал человек с экрана. Со стороны казалось, его заостренный подбородок трясется, а пальцы тянутся к стакану с водой у края широкой трибуны. – Уважаемые дамы и господа! Прошу выслушать важное сообщение. Сегодня, двадцать шестого июля в восемь часов сорок три минуты по Гринвичу в атмосферу нашей планеты… – он сглотнул, и кадык на его шее неприятно дернулся, – …вошел инопланетный корабль.

– Идишь твою мать! – вырвалось у Лугина. Он ожидал услышать что угодно, но не этих пронизанных грозовым электричеством слов: «инопланетный корабль». Они прозвучали будто не официальное заявление с международной трибуны, а случайная фраза, оброненная неврастеником. Мичман скорее бы поверил в сообщение о том, что льды Арктики полностью растаяли прошлой ночью или в то, что ему, Лугину, присудили Нобелевскую премию в области химии, которую он ненавидел со школьных лет. Но нет, главное лицо ООН заявляло именно об инопланетном корабле, и пока Сергей привыкал к новости, механически застегивая рубашку Витальки, часть сообщения пролетела мимо его ушей.

– …после атмосферного маневра и пролета на небольшой высоте над городами Нью-Йорк, Трентон, Филадельфия, корабль поднялся орбиту и передал сообщение на английском, китайском и испанском языках, принятое многими радиостанциями Земли, – продолжал генсек.

Официантка взвизгнула, сминая в кулачках передник, а бармен, схватив полупустую бутылку водки со стола, яростно приложился к горлышку.

– Почему не по-русски? – растерянно прошептал повар.

– В десять часов шестнадцать минут с помощью станций НАСА нам удалось установить связь с кораблем и осуществить важный диалог между представителями инопланетной расы и уполномоченными членами ООН при поддержке специалистов ведущих американских университетов, – генеральный секретарь все-таки дотянулся до стакана и смочил пересохшее горло, уронив несколько капель на костюм. – Первое, что я спешу заявить, во избежание любых недоразумений и проявлений паники: посланцы другой цивилизации не несут нам угрозы и прибыли с великодушной миссией – спасти человечество от приближающегося к планете астероида.

– Господи-и, свершилось! – потрясая кулачками, проголосила официантка.

– Вова, дуй к машине, – Лугин повернулся к заправщику. – Мы теряем время.

– Тише! – шикнул на него бармен, с алчным вниманием следивший за каждым шевелением губ генсека.

– Мальчишку могут спасти минуты. К машине! – Сергей бесцеремонно толкнул Владимира к выходу. – В пути дослушаем.

5

На всякий случай Ирина набрала номер Хитровой еще раз. Пошли короткие гудки. Снова гудки, гудки… Весь мир словно превратился в бесконечный гудок. Гудок-стон, гудок-плач. Господи! Красина не могла дозвониться ни до родителей в Балтийск, ни до сестры. Сотовая связь не работала третьи сутки. Такая же беда начала происходить с проводными телефонами. Говорят, все чаще проблемы вызвать милицию и скорую. И какой смысл их вызывать, если все равно не приедут. Позавчера соседке с 86 квартиры после программы новостей стало плохо с сердцем. Дозванивались до скорой сорок минут. Дозвонились. Машина прикатила через шесть часов, как женщина умерла. Сын ее ругался, кричал, как свихнувшийся на врачей, но… Но врачей тоже можно понять: что они могут сделать, если их в городе становится все меньше, и их работа, как и любая другая теряет смысл. Все, кто способен, кто имеет хоть малую возможность – свою машину, связи на транспорте и достаточно денег – бегут на восток, а с прошлого вечера наоборот – на запад, к Гомелю. На дорогах аварии, многокилометровые пробки, и почти нет бензина. В кюветах лежат автобусы, грузовики вверх колесами и покореженные легковушки, возле них незахороненные трупы, иногда десятками. Трупы, по которым ползают мухи, ничего не знающие о приближении астероида. Среди бела дня в городах и на оживленных трассах чаще и наглее орудуют вооруженные банды. Они отбирают тот же бензин, машины, и всякие полезные на их взгляд вещи. Милиция не в состоянии им противостоять. Она не способна сама себя защитить: недавно какие-то подонки напали на Царицынское РОВД, перестреляли дежурную смену и забрали с оружейки все автоматы, пистолеты, здание подожгли. Часом позже ограблен крупный ювелирный магазин и склады в Чертаново. В метро на Каширской кто-то взорвал бомбу. Просто так, для прикола. Единственным незыблемым местом в Москве, кажется, еще остается Кремль. Надолго ли? И есть ли за его стенами кто-нибудь?

Уронив газету на пол, Ирина встала и направилась на кухню, чтобы перекусить. Удивительно, что до сих пор не прервали газоснабжение. Слава «Газпрому» – самой надежной конторе на Земле! Бледно-синие язычки лизнули закопченное дно, и скоро послышалось томливое шипение закипающей воды. Красина выложила на стол сыр с зеленью и обрубок сырокопченой колбасы, попутно включила телевизор.

Из недавнего множества каналов сегодня работали только Первый и НТВ. По Первому повторяли встречу в Штаб-квартире ООН членов Чрезвычайного комитета с делегацией Кафравы. Сначала показали крупным планом звездолет, зависший над Гудзоном и стайку летающих машин, выпорхнувших из его трюма. Звездолет, судя по всему, был огромен: тень сигароподобного тела накрывала центральную часть города и юго-западные окраины, а вертолеты, в пустой суете кружившие под ним, казались смешными комариками у подбрюшья надутого диплодока. Затем камера переместилась в зал заседаний. По ковровой дорожке шли четыре существа: люди-нелюди ростом в два с половиной метра с приставленными к груди руками, чудовищными выпуклостями на спинах и закрытыми ребристыми масками лицами, вид которых должен вызывать ужас и отвращение – ферс-кафравцы. Радостным щенком выбежал к ним генсек, что-то приговаривая, отпуская поклоны и смахивая пот, струившийся по щекам. Американский президент стоял бледный, напуганный, согнув колени, наверное, для того, чтобы казаться еще ниже перед «звездными братьями». Красина ненавидела эти кадры, но последние дни их транслировали почти каждый час, и она невольно нарывалась на них, снова переживая непонятное унижение и стыд. Взяв пульт, Ира переключилась на НТВ – там, конечно же, шли новости. Круглосуточно новости, чередуемые выступлением какого-нибудь политика или ученого, рассуждавшего о мизерных шансах выживания человеческой цивилизации. В этот раз говорили о необычном поведении дельфинов, с криками круживших вокруг проходящих судов, и серии взрывов на Транссибирской магистрали, устроенных активистами движения «Наш край».

Размешав в чашке кофе, Ирина отрезала несколько кружков колбасы и нехотя приступила к завтраку. С завтраком она сильно запоздала, но есть все равно не хотелось. Она почти механически как заводная кукла жевала бутерброд: подсохший хлеб с сыром, запивала обжигающим кофе. Диктор с экрана рассказывал о ситуации в Индии, Пакистане и Китае, где согласно расчетам по моделированию катастрофы, вероятны области наименьшего разрушения. Главный пассажиропоток из Европы и Северной Америки направлялся в пока еще открытые Шанхай, Сенин и Ланьчжоу (в Сибирь тоже ехали многие, но об этом почему-то не говорили). Неприятность заключалась в том, что экипажи самолетов часто делали рейс в один конец – оставляли лайнер и бежали из аэропорта. В Сенине уже скопилось около полусотни брошенных самолетов. Их оттаскивали на периферию летного поля или, обрезав крылья, тянули к старым ангарам. Но так не могло продолжаться бесконечно: китайцы ограничили стоянку шестью часами для любых рейсов и запретили экипажам покидать свои машины. Одновременно китайское правительство поставило почти невыполнимое условие по приему иммигрантов: за каждого вновь прибывшего в Поднебесную Америка, Европа и Австралия должны были поставить тонну продовольствия. США и страны Евросоюза от протеста с трибуны ООН перешли к угрозам, как будто их вопли негодования могли что-то значить. Даже угроза ядерного удара, казалась смехотворной, в то время как к Земле сквозь космическую тьму неслась Голова Горгоны. Индия же после погромов в Кашмире, где погибли тысячи человек, вообще закрыла свои границы. Еще говорили и о ядерном реакторе на юге Франции, брошенном обслуживающим персоналом; о массовых самоубийствах в Лос-Анджелесе и Мехико; новой секте «Воины Судного Дня», атаковавшей армейские склады под Сан-Антонио. Затем показали автомобильные пробки у восточных границ Германии, в сравнении с которыми российские казались мелким дорожным затором.

– Вот и проявилась сущность нашей человеческой цивилизации, – вслух произнесла Ирина.

Бросив недоеденный бутерброд, она сунула в рот бледно-кремовый ломтик сыра и запила остывшим кофе. Потом торопливо закурила, пачкая фильтр нестертой с вечера помадой. От табачного дыма мысли текли быстрее и приобретали совсем горький вкус.

Цивилизация, родившая Гомера и Платона, Эйнштейна и Да Винчи, великих гуманистов, поэтов, художников и мыслителей… цивилизация, построившая тысячи огромных городов, подчинившая ядерную энергию, вышедшая в космос, вдруг рассыпалась словно панорама, собранная из пазлов. Цивилизацию убивала глыба мертвого камня, словно в испытание пущенная чьей-то волей. Уже убила: Голова Горгоны еще за миллионы километров, а прежний мир досрочно расстался с душой. От человеческого единства, милосердия и воспетой в веках любви не осталось ничего. В один миг будто обнажились самые страшные язвы общества; и везде только паника, только сумасшествие и страх. Дети бросают престарелых родителей, родители – детей, президенты и правительства – свои страны. Каждый готов продать душу дьяволу за призрачный шанс на спасение. И все бегут, бегут: кто в Сибирь, кто в Китай, кто на поклон к мрачным, надменным посланцам Кафравы. Их корабли висят над головами, словно огромные гробы или черные ступеньки в преисподнюю, оказавшуюся вопреки духовным географам не под землей, а с той стороны, откуда смотрит Бог.

Затушив окурок, Красина окончательно решила, что никуда не уйдет из своей квартиры. В свете последних событий – пробках на дорогах, оцепления белорусскими военными и бандитского беспредела – до Гомеля ей было не добраться, а ехать через полстраны в Сибирь при нулевых шансах на спасение… Нет. Лучше остаться здесь, в московской квартирке и погибнуть в одночасье девятого августа. Ударная волна со скоростью 15 тысяч километров в час сметет все. Весь город подчистую: со страхами, болью и больше ненужной памятью. Ирина сожалела только, что не увидит ни мать, ни отца с сестрой. Оставалась кое-какая надежда, что за оставшиеся дни удастся дозвониться до стариков и сказать: «У меня все хорошо. Очень хорошо. Я вас люблю. Прощайте».

Новости по НТВ закончились, через пару минут телеэкран погас, и перестал гудеть холодильник. Красина догадалась: отключили электричество. Скорее всего, отключили навсегда. Об этом ходили разговоры между жильцов соседнего подъезда – кто-то там работал в Мосэнерго. Она встала, распахнула дверь на балкон, чтобы видеть опустевший двор, березы над детскими качелями, шелестящие в теплом ветерке, и скамейки, где по вечерам любили сидеть старушки. Солнце на миг потускнело, по небу словно прошла тень. Наверное, где-то высоко у границы стратосферы пролетел инопланетный корабль. Ирина видела их лишь по телевизору, и всякий раз недоумевала, почему эти гигантские машины, прошедшие много парсек от миров Кафравы, обладавшие невероятной мощью, не способны разрушить или отвернуть от Земли астероид. Ведь некоторые из звездолетов даже превосходили размерами Голову Горгоны! Такой вопрос задавали в первые дни на многих языках Земли, и кафравцы всякий раз одинаково отвечали:

– Мы хотим вас спасти, но у нас мирные корабли – на них нет оружия. Мы скорбим вместе с вами.

Пусть нет оружия, думала тогда с возмущением Красина, но неужели на гигантских звездолетах нет других средств, чтобы остановить беду. Это казалось нелепым, как если бы медсестра отказалась подать больному воды, лишь потому что не носит в кармане стакан. Нет оружия! В конце концов, один лишь кафравский корабль способен перенести несколько миллионов землян, которые голыми руками растерзали проклятую Голову Горгоны на безобидные камешки. Расшвыряли бы их по вселенной!

От земных институтов поступали десятки предложений, как справиться с астероидом, задействовав инопланетные корабли: от доставки ядерных зарядов с американских и российских баз, до обстрела стальными болванками, всякий раз кафравцы отвечали одно и то же:

– Это невозможно.

Так вот просто, без всяких объяснений.

Немногим позже Ирина поняла, что «звездные братья» не заинтересованы в предотвращении катастрофы. Им нужен этот астероид. Им нужно, чтобы он упал на Землю. На шумной ассамблее в Штаб-квартире ООН они прямо сказали, что спасут часть населения планеты (2-3 процента – сколько успеют вывезти на другие далекие планеты). Спасут, только за эту услугу просят малость – всего-то отдать в их распоряжение, что останется от Земли после девятого августа. Какое кощунство: отдать им могилу человечества! И главы восьмидесяти шести стран подписали унизительное соглашение с Кафравой, трепеща не за спасение своих народов, а собственных шкур.

– А я здесь останусь, – произнесла Красина, прильнув щекой к занавеске, – как и многие. Как большинство. Вам, чертовы звездные братья, не ойкнется ходить потом по нашим костям?

У нее даже возникла совсем дурная мысль, будто Голову Горгоны направили к Земле именно сердобольные инопланетяне. Она не успела ее обдумать – вздрогнула от неожиданного стука в дверь. Возможно, пришел Руслан Агиев со 103 квартиры. Он ломился к ней в субботу. А вчера встретил в подъезде с дружком, и Красина едва отбилась, благодаря неожиданно вышедшему из лифта соседу.

Пока она бежала по лестнице вверх, ломая каблуки, Руслан кричал снизу:

– Жди вечером. Дверь не запирай – выломаем!

Его товарищ с омерзительным лицом и нагло-стеклянным взглядом обещал:

– Лучше не прячься, художопая сучка. Все равно тебя вые…ем!

Вечером они не пришли, наверное, разжившись наркотой в аптеке, в разбитые окна которой лазили подростки.

Из прихожки снова донесся стук. На этот раз требовательнее, злее. Красина глянула на инструмент, приготовленный вчера: скалку, кухонный нож и баллончик со слезоточивым газом, почти пустой и, скорее всего, бесполезный. Взяла в правую руку нож, осознавая, что не сможет пустить его в ход, даже если они ворвутся сюда и начнут ее насиловать. Тихим шагом двинулась по коридору. Она в который раз сожалела, что так и не нашла времени поменять слабый замок или хотя бы поставить задвижку.

6

На пороге стояла Хитрова. Рыжеватая челка торчала из-под бейсболки, в лисьих карих глазах притаилось беспокойство. Завидев в руке Красиной нож, который та не успела убрать за спину, Светка прыснула смехом:

– Радостно встречаешь, подруга!

– Я тебя не ждала уже. Честно, – оправдалась Ирина, хотела сказать про Агиева, но смолчала, отступая в прихожую. Лишь когда Светка зашла, добавила: – Звонила тебе раз двадцать на сотовый и городской.

– Сотовый – без толку. А дома меня не было с позавчера, – не разуваясь, она прошествовала в комнату.

От нее повеяло «Донна Каран», и Красина с легким недоумением подумала: «Откуда еще в Светке столько сил и желания ухаживать за собой: с завидной аккуратностью подкрашивать ресницы, так щепетильно накладывать макияж и не забывать ублажать себя духами? И зачем, если от мира вот-вот не останется ничего?!»

– Плохо, что меня не ждала. Очень плохо. Могла бы догадаться вещи заранее собрать, а теперь мы на эту ерунду потратим время, – Хитрова хмуро оглядела неубранную постель и разбросанные на столе книги.

– Я звонила два дня, сказать, что не поеду, – из-за ее спины проговорила Ирина.

– Что?! – Хитрова с резкостью повернулась к ней.

– Не поеду. Все бессмысленно, Свет. Если ты не в курсе: к Гомелю теперь не пускают. А за Урал мы далеко не уедем. Ты же знаешь, что на дорогах творится.

– Так, – Светлана шагнула к ней и, отбросив на кресло сумочку, приподняла подбородок подруги: – Ну-ка посмотри на меня! Не пускают… Ты еще сопли пусти от расстройства.

– Свет… – Красина качнула головой, освобождаясь от ее цепких пальцев.

– Теперь внимательно слушай меня, – Хитрова проницательно смотрела на подругу. – Если надо мы в Беларусь прорвемся с легкостью. И без проблем доедем хоть до самого Владивостока. Это я тебе обещаю. Ясно? Не пускают тех, кто нос повесил и лапки покорно сложил, а нас никто не посмеет остановить!

Ирина неуверенно кивнула и хотела сказать: «Спасибо за заботу. Я все равно останусь», но Светка перебила ее: – Я бы за тобой вчера утром заехала, мы собирались к гомельской посадке. Только перед отъездом благополучно расплевалась с Сережкой и Максом. Собирались ехать с ребятами с МЧС колонной в двенадцать машин – так надежнее и безопаснее – только они хотели навязать мне в нагрузку четырех пассажиров. Тебя в расчет не брали. Козлы еще, орать на меня начали. Зря я им бензин доставала. Но как говорится, дорогая моя, что ни происходит все к лучшему. Также? Ты собирайся – не стой!

– Свет, зачем все это…

– Сейчас объясню, зачем. Собирайся, давай! Или, ну тебя к черту! Иди, поставь чайник и смастери пару бутербродов. Иди! Пока соберу твои шмотки, а то будешь возиться как клуша целый час, – она шагнула к шифоньеру. Светлана прекрасно ориентировалась в этом необъятном гардеробе; как с лучшей подругой она не раз обменивалась с ней то платьем, то кофточкой, да и бежевый итальянский костюм Хитровой давно прижился в левой секции этого шифоньера. С пренебрежительной спешкой она начала вываливать на пол демисезонные и зимние куртки, свитера, джинсы, бесцеремонно вытряхнула ящик с нижним бельем, отбросила за книжные полки лисью шубу.

– Что слышала о местах и условии посадок? А, Ириш? – спросила Хитрова, отбирая наиболее полезное из одежды и укладывая в огромную нейлоновую сумку, которая пухла на глазах.

– Ничего нового. Говорят, у них не так много звездолетов. Один сел возле Нью-Йорка, два на западном побережье Штатов, один или два где-то в Австралии, – Ира подставила чайник под кран. Вода текла тонкой струйкой, мутная, грязнее чем вчера, и Красина подумала, что надо было набрать несколько трехлитровок отстаиваться. – Больше всего посадок в Китае и Европе. Под Малагой, севернее Стокгольма и рядом с Загребом. Как понимаешь, самая близкая к нам возле Гомеля, – продолжала она, чуть повеселев (Хитрова какими-то тайными флюидами наводила на нее лучшее настроение). – Слышала, будто корабли здоровенные, некоторые берут больше миллиона человек. Представляешь, целый город! Только эти сволочи, ферс-кафравцы, ввели ограничение по возрасту. Не пропускают никого старше тридцати двух. Получается, если человеку за тридцать пять перевалило – он нежилец. А у наших стариков тем более шансов нет.

– Есть у некоторых, – Светлана вынесла в коридор сумку и села на корточки, застегивая неподатливую молнию. – Только у тех, кто в списке, утвержденном ООН. Для крупных ученых, всяких шумных политиков, семей глав правительств, подписавших соглашение, вроде будет отдельный звездолет. Еще отдельным кораблем вывозят детей из Америки и Канады.

– Что ты мне сюда навалила? – закончив с нарезкой сыра, Ирина подняла голову и посмотрела на багаж.

– Все, что понадобится для жизни под другими звездами, – Светка с издевкой усмехнулась. – Насколько я знаю, он не пускают со слишком большими сумками. Оружие и крупные металлические предметы к вносу так же запрещены. Положила джинсы, костюм и куртку, что мы покупали в бутике на Арбате. Спортивку и кое-что из легкого. Кучу нижнего белья – кто знает, когда сможем постираться. И купальник.

– Купальник зачем? – изумилась Красина, застыв с открытой банкой кофе.

– Может быть там, – изящно изогнув палец, Светлана указала ногтем вверх, – есть теплые моря и шикарные пляжи. Будем оттягиваться с тобой на песочке и соблазнять инопланетных мужиков.

– Дурочка, – Ирина рассмеялась и порозовела.

Скорее разлила по кружкам кипяток, размешала ложечкой. Ноздри защекотал кофейный запах.

– Ирусь, у тебя же коньячок был, – вспомнила Хитрова, откусывая суховатый бутерброд. – Не прикончила еще? Давай с кофе по рюмочке.

Мысль о коньячке Ирине показалась удачной. У нее на самом деле оставалось полбутылки «Жуль Готре», подаренной в приложение к букету роскошных шафрановых роз Полуевским. Красина развернулась на одной ноге и открыла дверку навесного шкафа. Взяв серебряную с красными разводами коробку, вдруг спохватилась:

– Светка, ты же за рулем.

– И что с того? – не поняла Хитрова.

– Господи, я подумала о ГАИшниках, – Ирина тут же усмехнулась своей ереси.

– Красина, ты тормозишь. Теперь легче слона на дороге встретить, чем кого-нибудь с полосатой палочкой. И трезвым ездить отныне считается дурной манерой.

Налив золотисто-коричневую жидкость в рюмки, Ира присела на табуретку.

– За успех, – кратко сказала Светка.

Подруги чокнулись с приятным хрустальным звоном и выпили. С минуту сидели, ощущая едва уловимую сладость «Готре» и восхитительное тепло.

– Свет… – глядя на крошки на столе, Ирина поставила пустую рюмку. – Спасибо, что приехала.

– Неужели ты могла подумать, будто я тебя брошу? Я же тебя люблю, – отозвалась Хитрова. – Макс начал: «зачем тебе Красина, лишнее место, лишний рот…». Я его чуть не убила за эти речи! Какой подлец! Послала его с дружками к падшей матери, в машину и от них..

– И я тебя люблю, – вздохнула Красина.

Они поцеловались, едва касаясь друг друга губами, трепетно как в детстве.

Затем Ирина налила еще немного коньяка, подрезала в тарелку колбасы и, решилась поделиться своей неприятной догадкой:

– Слышишь, Свет, – она вытащила из пачки сигарету и щелкнула зажигалкой. – Я здесь два дня одна с ума сходила. И вот что мне в голову пришло: а не они ли, в смысле кафравцы, на нас астероид направили? Сами каким-то способом взяли и толкнули его с орбиты, грамотно рассчитав траекторию. Ведь им же это получается выгодно.

– Не только ты такая догадливая, – Хитрова отмахнулась от табачного дыма и пересела ближе к двери на балкон. – Первым похожую версию высказал профессор Камышев. Его интервью, хотя и с большой обрезкой, в «Комсомолке» за четверг или среду – не помню. Он даже привел какие-то расчеты с орбитами и прежним положением Горгоны. Только на следующий день Камышев исчез, и «винт» на его компьютере отчего-то оказался отформатирован. Это я знаю точно от Сафина.

– Ты понимаешь, что это значит, если здесь хоть капелька правды? – Красина вскочила и заходила по кухне.

– Понимаю. Они забирают наш мир. Голова Горгоны летит к Земле, и мы бессильны, мы ничего не можем поделать. Можем только принять их условия или исчезнуть. Не знаю, зачем им нужна гибнущая в катастрофе планета, но есть большая вероятность, что виновники происходящего – эти дьяволы кафравцы.

– Немножко не так, Светочка. Если моя догадка верна: кафравцы на самом деле пустили Голову Горгоны, то значит, они вот-вот станут виновны в уничтожении нашей цивилизации, в убийстве миллиардов людей: стариков, маленьких детей, беременных женщин. Мы перед лицом безмерно чудовищного преступления. Что перед ним Холокоста, весь геноцид предшествующих веков?! Все войны, все самые кровавые преступники человечества – только мелкие шалости в сравнении с происходящим сейчас, – Красина жадно затянулась и выбросила окурок в раковину. – За оставшееся время мы должны хотя бы попытаться найти правду, и, если кафравцы действительно виновны – ненавидеть их всей душой до последней своей минуты. А вместо этого мы трусливо принимаем помощь у этих ублюдков, величайших космических убийц!

– Я не поняла, что ты предлагаешь? Виновны инопланетяне, что астероид летит к нам, или нет, доказать сейчас невозможно. Что ты предлагаешь, Ириш, отказаться от их помощи и твердить: «Мы ненавидим вас! Чтоб вы сдохли, уроды!»?

– Я не хочу лететь с ними, Свет. Если они – убийцы нашего мира то, как мы смеем довериться им, сесть на их отвратительные корабли и вручить им свою судьбу? Ведь вполне возможно, что они готовят нам такую участь, что лучше умереть здесь, в своем доме!

– Дорогая моя, я не хочу умирать ни в своем доме, ни на улице, ни за сотни световых лет отсюда. Я хочу жить! Очень хочу! Пусть даже в бедах, несчастьях, любых чертовых испытаниях, – Хитрова потянулась к бутылке коньяка. – Всеми силами я буду цепляться за жизнь! И тебя заставлю!

Она собиралась сказать что-то еще, но в открытую дверь донесся звук переливчатой сирены – сработала сигнализация на светкином «Форде».

– Вот же дряни еще! Бежим! – Светлана вскочила, опрокинув кофе и не выпуская из руки бутылку. – Не забудь багаж. Двери не запирай.

Выбежав из квартиры, Хитрова метнулась к лифту и чуть не сломала ноготь об кнопку вызова. Красина появилась через полминуты, волоча за собой сумку. В другой руке она сжимала баллончик со слезоточивым газом, приготовленный вечером для Руслана Агиева.

– Лифт не работает – света нет, – бросила Ира и начала спускаться по лестнице.

– Точно, блин! – Хитрова едва не выругалась матом.

Как она могла забыть?! Знала же, поднимаясь сюда! А теперь из-за своей глупости потеряла драгоценные секунды. Это могло стоить машины – ее новенького «Форда Си-Макс». Сейчас, в дни глобального бегства машины были в особой цене, почти такой же, как бензин или хорошее оружие. Их угоняли при всяком удобном случае, взламывая замки, разбивая стекла и вышвыривая неосмотрительных владельцев.

– Пропусти, – на следующем повороте Светлана обогнала подругу, слишком медлительную из-за шлепающей по ногам сумки.

Они были только на седьмом этаже. Впереди еще семь площадок – четырнадцать лестничных пролетов. Через разбитое окно слышалось, как жалобно стонет сирена внизу.

Хитрова вспомнила, что вчера у родственника Кузнецова из-под носа угнали старенький «Опель». Машину потом бросили недалеко, на Рязанском проспекте, выцедив из бака весь бензин. Бензин! В багажнике ее «Форда» под пледом покоилось пять алюминиевых канистр – сто литров. Целое состояние. Состояние, которое уже не измеряется деньгами. Кто бы раньше мог подумать, что за сто литров бензина будут предлагать квартиру в центре города, много квартир, целые дома. Да пусть хоть Кремль, хоть Третьяковку с храмом Христа Спасителя – они уже не стоят ничего!

Оглянувшись, Светлана заметила: Красина отстала от нее на целый этаж. До выхода оставалось три. Машина еще не уехала – выла, плакала как обиженный ребенок.

Со второго кто-то поднимался навстречу Хитровой. Пенсионер в толстых очках с огромной картонной коробкой. Как не вовремя!

– Пустите! – крикнула ему Света.

Старик остановился, пятясь к стене. Неловко, видимо без умысла, перегораживая объемистой картонкой проход.

– Да пустите же! – Хитрова попыталась протиснуться.

– Так это ваша там машина? – поинтересовался он.

– Что с ней, Владимир Иванович? – Красина остановилась на лестничной площадке, переводя дух.

– Парни какие-то. Разбили вдребезги боковое стекло и лазают, – объяснил пенсионер. – Крикнул на них, хотел прогнать – какой там! Иди отсюда, дед, говорят, пока лицо не набили. Сейчас хулиганье ничего не боится: ни милиции, ни бога с чертом.

Оставшиеся ступеньки Хитрова одолела за несколько секунд и выбежала на улицу.

Пытаясь запустить двигатель, парень лет двадцати энергично орудовал в машине под рулевой колонкой. Второй постарше в грязной майке с надписью «Bad Balance» – наверное, знойный поклонник рэпа – стоял у открытой двери. Он помахивал бейсбольной битой, иногда приударяя по машине и давая советы дружку. Завидев выскочившую из подъезда хозяйку, он ничуть не смутился, напротив, напустил на лицо хищную улыбку и шагнул к ней.

– Проваливайте от машины! – вскрикнула Светка.

– Рот закрой, сука, – отозвался тот, с некоторой опаской глянув на окна нижних этажей.

– Спускается мой брат! Тебе конец! Понял! – зная, что помощи ждать не от кого, Хитрова замахнулась бутылкой, расплескав на блузку коньяк.

– Я сказал, рот закрой! – он описал угрожающую петлю битой.

Светлана изо всех сил запустила в него бутылкой, слыша за спиной шаги Красиной – Ирина только выбежала из подъезда. Бутылка пролетела рядом с левым ухом грабителя. Тот выматерился и пошел в атаку на Хитрову. С первого же замаха он достал ее концом биты ударом снизу вверх в живот. Светлана не смогла даже вскрикнуть, воздух с хрипом вылетел из груди, в глазах потемнело, и она согнулась, с жадностью пытаясь вдохнуть. Такую боль она испытывала только однажды, неудачно упав с брусьев на скамейку, когда дурачилась перед тренировкой по художественной гимнастике.

Подонок не остановился на маленькой победе, замахнулся еще раз и ударил сбоку по голове. Лишь в последний момент он испытал то ли страх, то ли какие-то сомнения. Удар получился не слишком сильным – иначе он бы толстый конец биты раскроил череп. Света упала на колени возле блестящего на солнце стеклянного крошева. Ключи от машины выпали из ее руки, и ремешок белой лаковой сумочки слетел с плеча.

7

На второй день в больнице Витальке стало лучше, хотя его одолевал сильный жар. Лугин с Климентьевым успели смотаться в Вятское по указанному заправщиком адресу и привезти родителей мальчишки. Чтобы их найти пришлось немало поколесить по дачному поселку, поругаться со сторожем у шлагбаума и сжечь порядком бензина. Мать, худенькая, угловатая женщина лет тридцати пяти, беззвучно плакала всю дорогу, даже не слушала новости об инопланетянах, которые передавали практически без перерыва по Кристалл-FM и Премьер-радио. Отец тоже был молчалив, сосал пиво на заднем сидении с горлышка пластиковой бутылки и поглядывал в затылок Климентьеву красными слезящимися глазками с затаенной ненавистью, словно сам Денис пустил эту злосчастную пулю в пацана.

Когда с Виталькой все утряслось: врач заверил, что мальчишка выкарабкается и будет бегать через пару недель (хотя какие к черту пару недель, если к этому сроку Земля обернется мертвой пустыней!), Климентьев заторопился в Москву. Он уже подходил с Лугиным к джипу, но неожиданно появился заправщик Володя и вынес из «УАЗика» две тридцатилитровых канистры.

– Ребята, вам, – сказал он, ставя пластиковые емкости вряд перед фырчащим на малых оборотах «Лэнд Крузером». – За то, что вы – мужики.

– Сколько должны? – Сергей полез в карман, купюры захрустели в пальцах.

– Это я вам должен. Девяносто пятый, кстати, – Владимир поскреб щетинистую щеку.

Мичман в растерянности еще держал истончавшую пачку тысячарублевок, потом усмехнулся и душевно хлопнул заправщика по плечу.

– Теперь куда собираетесь? В Сибирь или на запад? – поинтересовался тот. – По телевизору с утра болтают, где-то у немцев и во Франции будут приземляться корабли этих… – он щелкнул пальцем и невнятно выговорил: – ферс-кафравцев. Охрененные дуры. Такие, что с гору размером. Не видели? Одну показывали над американскими небоскребами, так те в сравнении с инопланетной техникой жалко выглядят. Будут кафравцы людей забирать на свои безопасные планеты – вывезут, сколько успеют. ООН с инопланетянами быстро договорилась.

– Мы еще не решили куда, – отозвался Денис Климентьев, открывая багажник. – Честно скажу тебе, с этими звездолетами мутно все как-то. Соблазн, конечно, есть, так вот сесть и в один момент улететь к другим мирам – за борт все личные и общечеловеческие проблемы. Я, может быть, когда как Виталька годами был, об этом немало мечтал. А сейчас смотрю на звездное уродство, и думаю: лучше бы мы жили, как жили сами по себе, и не было над нами никаких кафравцев и смертельно опасных астероидов. Не могу в точности выразить, но неприятно все это. Будто мы – не люди, а какая-то полуразумная шваль. Кафравцы снизошли к нам, букашкам, богами, чтобы вершить апокалипсический суд, решать, кого спасти, а кого под зад коленом в топку. Это главным образом и неприятно. Вот ты, Сереж, так представлял себе встречу с братьями по разуму?

– Я ее вообще никак не представлял, хотя фантастикой в детстве баловался чаще чем самострелами, – Лугин, наконец, убрал деньги в карман. – Думал, что когда-то мы станем добрее, умнее и круче. И полетим к звездам. Что когда-нибудь, найдем среди далеких планет другую жизнь. А получается, что другая жизнь нашла нас, свалилась буквально на голову, когда ее никто не ожидал, и мы стоим в отупении, перед охрененым комплектом проблем. Причем, что самое похабное, проблем смертельных: или помереть – не выжить, или бежать хрен-ти куда, хрен-ти с кем и неясно ради какой перспективы.

– Ну как не ожидал? – не согласился Володя, отступив к «УАЗу» и прислонившись к облупленному капоту. – У нас в Туфаново, все старики молились, когда стало известно про Голову Горгоны. Жить-то всем хочется. Ведь про последствия падения Горгоны такие страсти рассказывают, что хоть сейчас могилу себе рой. Поэтому все надеялись на спасение от бога или, на худой конец, от инопланетян. Ваших сомнений я чего-то не пойму. Хорошо же, что теперь появился выбор: можно на себя и удачу надеяться, скрываясь где-нибудь за Уралом – авось не так сильно шарахнет, а можно на инопланетный корабль. Вот я и спрашиваю, как вы?

– Извини, Вов, с путями спасения души мы еще не определились, – Денис переложил тугой тюк с палаткой повыше, чтобы освободить место для канистр. – У меня родители в Красноярске и невеста, если сложилось удачно, вылетела туда. Блин, дозвониться третьи сутки не могу, – он хлопнул по мобильнику, мертво висевшему на ремне. – Хотелось бы до Красноярска добраться. А ждать девятое августа где-нибудь лучше возле Подкаменной Тунгуски – два метеорита в одну воронку не падают, – попытался шуткануть Климентьев. – Только дорога слишком длинная. Не уверен, что одолеем.

– Ну, как знаете. У нас в Туфаново многие, кто на колесах, собираются в Европу. И я с семьей. Только дождусь, пока Виталик чуть оклемается. В общем, удачи вам, мужики, – он подошел и пожал руку Лугину, потом протянул свою шершавую ладонь Климентьеву. – Бензин, – он обернулся, открывая скрипящую дверь УАЗа, – на востоке легче достать. Особенно в местах ближе к нефтепроводу. Народ там кустарно гонит прям из сырой нефти. Нефть с трубы сливают и гонят во всю волю. В общем, удачи вам!

Заправщик уехал. Лугин с Климентьевым погрузились быстро, покидав в салон и багажник сумки с продуктами, купленными за бесценок в маленьком магазинчике, кое-как втиснули канистры с бензином. Выбрались по гравийке на объездную и направились к столице. Дорога от Ярославля была пустой. Так, встречалось две-три легковушки на пять километров. Доехали еще до сумерек. И Москва поразила угрюмой, тяжко застывшей молчаливостью. На улицах, как и на ярославском шоссе машин мало. Даже пешеходы нечасто попадались на глаза: какая-нибудь старушка с сумками, группа парней с палками у разбитых витрин, мужики на троллейбусной остановке, ждущие что угодно, но не общественный транспорт. На перекрестке за Ботаническим проездом стояла брошенная машина скорой помощи, справа от нее сгоревший автобус. Воробьи оккупировали ветки над его закопченной крышей, собака с лаем металась вокруг. По тротуарам ветер гонял обрывки газет, разноцветные обертки, полиэтиленовые пакеты, и был в этом беспорядке знак жуткой обреченности. Лугин смотрел по сторонам и не мог поверить, что едет по той же самой Москве, которую покинул чуть больше двух недель назад. Как могло случиться так, что суматошный, крикливый город вдруг опустел, вымер за считанные дни?! На мир легла темная немая тень, и над серыми улицами летал, взмахивая тяжелыми крыльями, горький дух безнадеги.

На Сельхозхозяйственной за потухшим светофором Денис с Лугиным едва не угодили в аварию. «Мерседес» возник неожиданно, словно черный адский пес из-под земли. Истошно сигналя, пронесся в пяди от передка «Тойоты». Климентьев успел ударить по тормозам и дальше поехал медленнее, притормаживая на пересечениях улиц. Все-таки к дому на Новомихайловском проезде, они добрались без особых приключений. А когда поднялись на шестой этаж, обнаружили серьезную неприятность: сейфовая дверь в квартиру с номерком 53 оказалась взломана. Непросто взломана – беспощадно разрезана «болгаркой» в нескольких местах, покорежена ломом.

– Млять, – только и сказал Денис, остановившись с тяжелой сумкой на лестничной площадке.

Рука сама потянулась за сигаретами. Глядя на раскроенный металл, варварски расковырянную ломом стену, он закурил.

Лугин потянул на себя висевшую на одной петле створку. После нескольких яростных попыток, она поддалась, заскрежетав, отвалила от стыка. Мичман с настороженностью протиснулся в прихожую и сразу включил свет. Увидел он то, что и ожидал: в обеих комнатах царил жестокий погром. Вещи с шифоньера горой лежали на полу, компьютерный стол перевернут, диван отодвинут от стены. И книги… Какой-то мерзавец скинул с полок все книги и зачем-то некоторые разорвал. Непонятно, что искали в квартире скромного аспиранта. Если деньги и ценности, то почему растерзали книги?

– Не злись, Климыч, – проговорил Сергей, пропуская в зал Климентьева. – Все равно это бы ты с собой не увез. Все бы по любому накрылось ржавым тазиком.

– Ну и козлы, – Денис опустился на одно колено перед растрепанным фотоальбомом. – Застукал бы на месте – убил, – не прекращая курить, он собрал с паркета несколько фотографий, разложил их на краю дивана. Выбрал фото с родителями, где они на даче под Майским, и последний снимок Лизы. Положил их в нагрудный карман.

– А сейф то тю-тю, – заметил Лугин.

– Вижу, – Климентьев метнул взгляд, на простенок с серым прямоугольником и торчащими из него когтями арматуры. Видимо, грабители не смогли взломать итальянский «Ювел» и не придумали ничего умнее, как уволочь его целиком, оторвав от стены.

– Много-то было? – поинтересовался Сергей, подходя к окну.

– Семьсот тридцать тысяч акциями «Селур Инвест». Пусть они ими попочки вытрут, – Денис отложил в сторонку из общей кучи три книги: «Руководство по выживанию в условиях севера», «Справочник Робинзона» и что-то по экстремальному туризму. – Тысяч сто пятьдесят рублей, немного евриков и баксов. И золотые монеты и слитки. Чего уставился как на женскую прелесть?

– Ну ты буржуй. Надо же, золотые слитки! – усмехнулся мичман. – Точно не Денис ты Климентьев, а пират Дрейк жопой на испанских сундуках.

– Да не сундук у меня был, а так, по мелочи. В Сбербанке купил, когда зимой началась чехарда с валютой. Эти слитки, Серж, нам бы очень пригодились. На них я, честно говоря, рассчитывал. А теперь я пустой как барабан. Не то что на бензин, на газировку нет, – он вдруг спохватился, раскопал в одежной куче свой выходной костюм и извлек их кармана несколько бумажек. – Во, гляди, о заначке вспомнил. Цела, блин. Двенадцать тысяч пятьсот. Хватит на обед в придорожной забегаловке, если, конечно, поедем куда.

– Что значит «если поедем»? – Лугин нахмурил сросшиеся брови, и вид его стал хищным словно у оборотня. – Если бабок нет, то это конец света? Не забывай, у меня еще осталось кое-что. В прежние времена на них можно было и в Сочи мотнуться.

– То-то и оно, что в прежние времена, – Денис встал, прошел в дальний конец комнаты и открыл широкую антресоль, где хранил много из походного и охотничьего арсенала. – Все, пи.дец! – констатировал он, сбрасывая на пол старый спальник и дождевик. – Полный пи.дец! И «Сайгу» увели. С патронами. Ну, орелики! К стенке бы вас, да из моего винтореза!

– Хреново это, – признал Сергей. – И дробовик сперли?

– «Бекас» в гараже. Был, по крайней мере, – Климентьев всерьез забеспокоился, что замок на гаражных воротах кто-нибудь ушлый мог взломать, недолго повозившись.

Хотя какой замок, если теперь народ в наглую режет «болгарками», срывает ломами двери в квартиры! Ни соседи, ни прохожие и слова не вякнут. Потому что страшно. Потому что жизнь дороже порядка, и каждый надеется ее уберечь хотя бы на немногие, оставшиеся до девятого августа дни.

– С утра туда наведаемся. Ты сильно не паникуй, слышишь, – Лугин положил ему ладонь на плечо. – В машине у нас полный комплект на дальнюю дорогу. Я же говорил, в Москву ехать нужды нет, а ты заладил: Москва, «Сайга», бабки в сейфе. Вот и хрен с ними. Обошлись бы. Только время потеряли, но и это ничего. Пошли попьем чаю.

– Сейчас, гляну, что здесь наворотили, – Денис толкнул двери в спальню.

Нащупав за драпировкой выключатель, он зажег светильник. Лампочки в розетках со стеклянными лепестками бросили на потолок тускло-синие лучи.

Ворюги в спальне похозяйничали скромнее: кое-что вытряхнули из шкафов и порылись в тумбочке. На кровати громоздился ворох белья, вышвырнутого из антресоли.

Откинув ногой зимнюю шапку, Климентьев прошел к столику – на нем какие-то козлы с предельной наглостью расставили бокалы из венецианской коллекции. Там же громоздились две пустые бутылки шампанского, валялись окурки, затушенные о столешницу и малахитовые часы. Денис хотел открыть окно, чтобы выпустить из комнаты отвратительно-затхлый воздух и как стоял, так и замер, глядя на кровать.

Только сейчас он определил, что под смятым пледом как-то очень нехорошо проступают контуры человеческого тела. Контуры, скорее всего, подростка или худенькой женщины. На простыне, торчавшей из-под кучи белья, темнело бурое пятно. Пятно крови точно тень Горгоны, проникшей и в его жилье, оставившей страшную отметину. Климентьев никогда не испытывал священного трепета перед покойниками: еще мальчишкой он без особой робости просидел всю ночь возле мертвого деда, смотревшего на него полузакрытыми глазами, пока не приехали родители. И даже не испугался, когда седая морщинистая голова деда повернулась набок. Но сейчас ему стало не по себе. Наверное потому, что эта широкая чистая постель могла принадлежать только ему и Лизе. Даже в самых скверных предположениях он не мог допустить, что на ней окажется кто-то еще, тем более мертвый, испачкавший простынь бурой жижицей.

Денис вполоборота повернулся к Лугину, и понял: Серж, стоявший по другую сторону кровати, пока не догадывается, что в спальне кроме их двоих, есть еще третий, незваный, навеки молчаливый свидетель. Он наклонился и потянул плед. За спиной послышался короткий возглас мичмана. А Климентьев так и не смог разогнуть спину – в нее вдоль позвоночника будто вогнали кусок ржавого кривого железа. Несколько мучительных секунд он смотрел на полураздетую девушку, лежавшую на боку лицом к трельяжу; на светлые с неуловимой золотинкой волосы, открытый глаз, похожий на кусочек дымчато-голубого стекла в распухшем от побоев лице. Потом выдохнул-всхрипнул:

– Лиза!

Как она могла оказаться здесь?! Наверняка она звонила ему, снова и снова набирая побелевшими пальцами номер, и не смогла дозвониться из-за проклятого отказа мобильной связи. Отчаялась и решила не лететь в Красноярск, а застать Климентьева в московской квартире?! Еще в их последнем разговоре, когда он по счастливой случайности смог набрать Лизу из Рыбино, и она плакала, кричала в трубку, что любит его и безумно боится остаться одна. Денис обещал ей, что немедленно выезжает в Москву, а оттуда будет всеми силами добираться на машине до Красноярска. Наверное, она, глупенькая, решила застать его в Москве. Хотела одолеть этот проклятый путь через полстраны на машине вместе с ним. Она сошла с ума!

Климентьев с ужасом представил, как его Лиза одна в этой квартире, молится о его скорейшем прибытии и трясется от страха, а какие-то ублюдки режут «болгаркой» входную дверь. Представил, какой болью в ее сердце должно отзываться дьявольское повизгивание дисковой пилы. Что было дальше, он не смел подумать.

– Она – не Лиза. Слышишь? – Лугин шагнул вперед, оттесняя его к столику.

– Должна была лететь в Красноярск… Лиза… – произнес Климентьев, сметая со столешницы бокалы и пустые бутылки.

– Успокойся, ты! Говорю: это – не Лиза, – мичман наклонился над кроватью и, переборов отвращение, повернул убитую на спину. – Не Лиза! – утвердился Сергей, глядя на незнакомое лицо с разбитыми в кровь губами. – Хрен ты моржовый, развел тут истерику!

– Сатанизм какой-то… – Денис опустился на столик.

До него медленно доходило, что Лугин прав, и девушка, замученная кем-то в куче смятого белья, походила на его невесту лишь цветом волос и хрупкой фигуркой.

– Точно не Лиза, – он издал нервный смешок, пытаясь определить, какая непомерная тяжесть освободила его душу, и что в ней теперь осталось.

– Это знаешь, – продолжил Лугин, накинув на покойницу плед, – когда чего-то сильно боишься и чем-то слишком много паришься, то это вполне способно привидеться. У нас один старлей был, так его постоянно посещали глюки, будто жена изменяет. Идет раз по Северной к дому, а впереди жена под ручку с каким-то ухажером. Старлей, долго голову не напрягая, подлетает и в морду ему бац! Бац! А потом с разворота жене. И вот когда она в стенку влипла и сползла потихоньку, до старлея только дошло, что это вовсе не его жена, а дочь Иванищева – капитана первого ранга с «Витязя». Извиняться начал, дурак. А чего там извиняться, когда у бабы зубы повылетали.

– Дурь говоришь, – Климентьев встал. – А я перетрухал. Крепко! Пойдем, водки врежем.

На кухне воняло как на помойке. Возле кастрюли с недоеденными пельменями теснились бутылки из-под коньяка и виски дорогих сортов, наверное, принесенных из разграбленного магазина. Картину дополняли окурки, разбросанные на полу, и прожженная ветровка. Видеодвойка, перекочевавшая из спальни, криво приютилась на посудном шкафе.

– Похоже, эта братва у тебя устроила прибивняк, – констатировал Лугин, оглядев изгаженную кухню. – Ничего себе, пельмени варят, как у себя дома. Коньячок жрут. И порно смотрят, – он взял коробку DVD-диска, на которой сплелись в экстазе два трогательно-розовых тела, и продолжил: – А девушку убили сегодня. Часов семь назад или не позже, чем утром, судя по состоянию трупа. И я думаю, слышишь, Климыч. Да очнись ты, – он дернул на рубашку Дениса, выводя того из мрачной задумчивости. – Я думаю, они вернуться сегодня.

– Откуда такие глубоко аналитические выводы? – Денис покосился на лоджию, куда был направлен взгляд Лугина.

Там, возле опустевшего овощного ящика стояло с десяток запечатанных бутылок французского коньяка и чем-то набитые полиэтиленовые сумки.

Сергей не успел ответить: входная дверь издала слабый скрежет, затем настороженный голос произнес:

– Гера… Гера, здесь ты?

Климентьев аккуратно открыл выдвижной ящик и нащупал рукоять ножа. Взять его тихо у аспиранта не получилось – звякнули ложки. Сергей, опережая друга, метнулся в прихожую. Там уже не было никого. С лестницы доносились чьи-то грохочущие шаги.

8

– Кто-нибудь на помощь! – закричала Красина, в первые секунды оторопев от потрясения, от жалкого вида Светки, крови в ее слипшихся волосах.

– Быстрее делай, Дэн! – сказал поклонник «Bad Balance» дружку, возившемуся с «Фордом». Он глянул на двух пожилых женщин, выскочивших из соседнего подъезда, и на группу пацанов у гаражей, и сообразил, что из них никто не посмеет вмешаться.

Ирина, бросив толстую сумку и подрагивая от страха, подбежала Светке. Та едва держалась на четвереньках, от виска по щеке медленно стекала красная струйка. И дышала Хитрова… скорее, не дышала, а дергалась как эпилепсик, стараясь схватить ртом воздух.

– Назад! – рявкнул парень с битой.

Сорвав колпачок с баллончика, Красина нажала клапан. Баллончик, подаренный ей знакомым ОМОНовцем перед поездкой в Ингушетию, лет пять провалялся в шкафу. Ирина почти не верила, что он сработает. Но маленький цилиндрик с неприятной черно-желтой эмблемой над полустертой инструкцией оставался единственным оружием в ее руках. Как она думала, так и получилось: из отверстия лишь вырвался беспомощный пшик.

– Ты охренела, стерва! – глаза грабителя расширились и помутнели. Ругая себя за излишнюю доброту к взбалмошным девкам, он замахнулся, широко, покрепче.

Красина едва успела отскочить к машине. Конец биты вспорол воздух перед ее носом. Ирина снова нажала клапан, сильнее, до боли в пальцах. Струя аэрозоля с шипением ударила из клапана. Исполнять все пункты инструкции и сверяться с направлением ветра, не было времени. Не отпуская клапана, Ира направила струю на обидчика Хитровой. Он заревел и прижал руки к лицу, не выпуская своего орудия. Светка хрипло закашлялась, пытаясь встать на ноги – видно слезоточивый газ зацепил и ее. Второй грабитель заскрипел креслом, выскакивая из машины. Красина почувствовала, как и ее глаза жжет, жжет невыносимо, а во рту скапливается гадостная горечь. Еще Ирина успела увидеть, что из третьего подъезда очень некстати выходит Руслан Агиев и двое его дружков.

«Все! Попали! Полный абзац! – пронеслось в ее голове». Пожалуй, самым разумным было сейчас же схватить под руки Хитрову и попытаться добежать до своей квартиры или спрятаться у Владимира Ивановича – повстречавшегося на лестнице старичка.

Она повернулась к открытой двери «Форда», пшыкнула из баллончика почти наугад, потом подскочила к налетчику в майке «Bad Balance» и схватилась за его биту, которую он прижимал к лицу вместе со скорченными ладонями. Свое оружие, измазанное кровью Хитровой, он держал цепко. Ирина застонала в натужной попытке его вырвать. Потом подняла баллончик, пустила ядовитую струю прямо в нос и приоткрытый рот смертельного противника. Это подействовало. Еще как подействовало! Издав звук, будто ему разорвали горло, он отлетел на несколько шагов назад, споткнулся о бордюр и упал на траву. Бита осталась в правой руке Красиной. Она замахнулась на второго грабителя, одновременно готовая пустить в ход аэрозоль. Парень оказался поробче ползающего по газону друга. Лишь со всей дури ударил дверь машины ногой и побежал в сторону гаражей.

По дороге к Светкиному Форду быстрым шагом направлялся Агиев и двое его товарищей. С потными руками одного из них Красина успела познакомиться в подъезде вчера. Она всю ночь содрогалась от этих воспоминаний. Хитрова тем временем, едва поднявшись на ноги, шарила взглядом по асфальту в поисках ключей.

– Света, блядь, заводи! – прикрикнула на нее Красина. – Умоляю, Светик!

– Ключей нет, – замогильным голосом отозвалась подруга.

– Вот ключи, – носком туфельки Ирина подтолкнула к ней брелок, лежавший на кусочках стекла.

– Подожди чуть, в себя приду, – взяв ключи, Хитрова подняла голову и, размазывая кровь по щеке, посмотрела на идущих к ним парней.

– Эти… – Красина не могла подобрать подходящих слов. – Это Агиев. Говорила тебе или нет! Еще тот скот! Они нас не отпустят нас. Света, вставай! – она топнула ногой. – Ты соображаешь или нет? Они меня вчера чуть не задушили. Скорее или мы уже никогда никуда не поедем!

Светлана открыла дверь и плюхнулась на сидение. Несколько секунд она никак не могла попасть ключом в замок зажигания.

– Ничего не вижу, – шептала она, чувствуя резь в глазах и боль ниже ребер.

В голове стоял тяжкий гул, отдававшийся в висках и затылке ломотой. Пока Красина бегала за сумкой к ступенькам подъезда, Светлана попыталась протереть глаза. Пальцы были в крови, и стало только хуже – перед взором одна жгучая красная муть. Когда она все-таки вставила ключи и повернула их, Ира вернулась и дернула ручку передней двери. Дверь отчего-то не подалась, может, ее заклинило от удара.

– Заднюю открывай! – сказала подруге Хитрова, но та, наверное, не поняла ее или не расслышала за фырчаньем пустившегося двигателя. Сильнее и сильнее она дергала на себя неподатливую ручку.

Агиев с друзьями, догадавшись, что славная забава вот-вот ускользнет от них, опрометью бросились к машине.

– В заднюю лезь! – закричала Хитрова и тут же поняла, что Ирка с габаритным багажом не успеет погрузиться. Красина и раньше в некоторые особо ответственные моменты бесила ее своей медлительностью.

Дернув рычаг, Светлана нажала акселератор, круто беря с места. Колеса зашипели, выбрасывая фонтанчики пыли, запахло паленой резиной.

– Света! – Красина замерла. Выронила сумку и скруглила рот. Она не могла поверить, что лучшая подруга со школьных лет, бросает ее на расправу Руслану и его приятелям.

До парней, бежавших по тротуару и оравших что-то бранное, было шагов двадцать. Хитрова поджимала педаль акселератора, одновременно контролируя тормоз: чтобы вписаться, чтобы не переборщить. Когда ее стремительный «Си-Макс» почти поравнялся с недругами Красиной, она резко вильнула рулем влево. Машина, подпрыгнув на невысоком бордюре, красной ракетой залетела на тротуар. От удара одного из парней отбросило в кусты, далеко до клумбы с цветами. Сам Агиев – его Света немного знала, пару раз прогуливаясь вместе с Красиной, встречала во дворе – подлетел, словно вместо ног у него были пружины, и грохнулся на капот. Лицо его, небритое и злое, вжалось в лобовое стекло и оставило слюняво-розовый след. Мигом переключившись на заднюю, Хитрова снова нажала на газ, резко, решительно, без жалости. Руслана от рывка смахнуло с капота, а его товарищу, увернувшемуся первый раз от столкновения, теперь не повезло. Он лежал на боку, скорчившись, крича от боли в поломанной ноге.

Сдав назад до Иркиного подъезда, Хитрова сама потрудилась дотянуться до ручки задней двери.

– Быстро садись! – крикнула она.

Едва Красина зашвырнула в салон сумку и кое-как устроилась сама, Светлана продолжила движение задним ходом к арке-проезду между домами.

– Ты сумасшедшая, – проговорила Ирина, глядя на поднявшегося с асфальта Руслана. – Могла поубивать их, – она подумала, что тот парень, отскочивший от удара к цветочной клумбе, лежит до сих пор без движений и, может быть, мертв. От этой мысли Красиной стало нехорошо, ее даже немного затошнило. Откуда-то возникло ощущение, что все случившееся стало первым шагом в жуткую, неведомую нереальность. Что, независимо настигнет ли Голова Горгоны Землю или нет, весь прежний дорогой ей мир разрушился несколько минут назад, а Светкин автомобиль необратимо уносит ее от его меркнущих, разлетающихся осколков.

– Спасибо тебе, Ирочка, – левой рукой Света вытащила обломок бокового стекла, застрявшего между уплотнителей, и бросила его на дорогу. – Не ожидала такой отваги. Когда он мне по голове врезал, я думала, ты так и будешь стоять столбом и орать: «Караул, спасите!». А ты – молодец!

– А я, когда ты в машину села и понеслась со всей прыти, подумала: бросила меня на растерзание лучшая подруга! Если честно, чуть не уписалась от страха.

– Не надо так обо мне плохо думать, – Хитрова коротко глянула себя в зеркало и растерла по щеке кровь, никак не желавшую останавливаться. – Дай что ли платок.

– Сейчас, подожди чуточку, – Ира засуетилась, вспомнила, что платка с собой нет, и не могло быть, потому что она выскочила в домашнем платьице и в сумку забыла положить многие необходимые вещи.

Она расстегнула молнию, начала рыться в тряпках, которые Светка неаккуратно напихала ей в дорогу. Сверху в основном лежало нательное белье, и Красина не придумала ничего лучше, как заменить платок розово-голубыми трусиками.

– Ты сиди спокойно, я вытру, – она, держась за подголовник, подалась вперед и осторожно приложила ткань к Светкиной щеке. – Езжай потише, – попросила она, с опасением поглядывая на разорванную шишку между слипшихся от крови волос, и добавила:

– Тебе к врачу надо. Обязательно, Свет.

Хитрова повернула к Союзному проспекту, непривычно тихому и пустому, глянула в зеркальце на озаботившуюся подругу с пропитанными кровью трусиками в руке, усмехнулась, потом сказала:

– Времени на мелочи нет. Доедем до Кольцевой, там остановимся на десять минут. Зеленкой мне помажешь и забинтуешь. Аптечка в багажнике есть, – она поморщилась от боли. – Правда, с повязкой буду выглядеть дура дурой.

– У тебя может быть сотрясение, а ты рассуждаешь, как выглядеть будешь, – возмутилась Ирина. – К врачу надо.

– Нет, – отрезала Хитрова.

Несколько минут они ехали молча. Редкие машины, обгонявшие по левой полосе, на Красину нагнетали тревогу, будто бы Агиев или кто-нибудь из тех чертовых угонщиков мог увязаться за Светкиным Фордом в погоню. Ей казалось, что из какой-нибудь бешено мчавшейся легковушки высунется разбитая морда Руслана. А когда Ирина закрывала глаза, то перед мысленным взором всплывала сцена: красный «Си-Макс» на полном ходу врезается в бегущих по тротуару парней, и Красина спросила:

– Свет, как ты думаешь, тот, что отлетел в кусты, выживет. Боюсь, мы убили его. Черт, так неприятно. С ума сойти!

– Не знаю. Мне все равно, что с ним. Это война, милая моя. Пожалуйста, усвой: или ты опередишь, или тебя… – она недоговорила – возле магазина на углу раздалась автоматная очередь, ей вторили глухие, басовитые выстрелы охотничьего ружья.

Хитрова пригнулась и прижала педаль газа.

– Видишь, во что превратилась Москва? – зло прошипела она, когда опасный перекресток, стрельба и крики остались позади. – И с каждым днем здесь будет хуже. Здесь сегодня ад без всякого девятого августа. А ты хотела остаться. На дорогах, говорят, тоже неспокойно, но сидеть на месте и ждать неизвестно чего – последняя глупость.

– Куда мы теперь? – Красиной сильно захотелось курить, от страха, от нервного напряжения, съедавшего ее из глубины груди и от внезапно нахлынувшей тоски. Кроме нейлоновой сумки с горкой барахла, все вместе с прежней жизнью осталось в ее квартире, в которую она даже забыла прикрыть дверь. – К Гомельской посадке? А, Свет?

– Нет, – после затянувшейся паузы отозвалась Хитрова. – Едем к Челябинску.

– Почему не к Гомелю?

– Потому, Ир, потому… Южнее Челябинска сел звездолет. Об этом стало известно три часа назад – знаю точно от Куренцова, а он из радиоканала военных. В новостях об этом пока молчат и, может быть, не скажут. До Гомеля ближе, но белорусы не всех пускают – это раз. Два – корабль, что под Гомелем, может взлететь в любую минуту. Он будто забит под завязку. Миллион с лишним взяли. И три – к Челябинску теперь легче проехать. Все, кто на личном автотранспорте ломанулись к Белоруссии, а большинство тех, что направлялись в Сибирь уже давно за Уралом. Пробки, конечно, есть, но они начинаются за Уфой. И бензин, я слышала, там легче достать.

– Как он сел под Челябинском? – Красина нахмурилась. – Россия же не подписала соглашения с кафравцами. Ну это, о передаче территорий. Президент наш с трибуны орал, что не поддастся на инопланетный грабеж. Они эвакуировать нас отказались.

– Да знаю я. Фиг поймешь, что там происходит сейчас в верхах родины-матери и в ООН. Мы раньше не могли понять их закулисные игры, а теперь тем более, – Хитрова вильнула рулем влево, обходя разбитый фургон. – Возможно, наши вожди раскинули мозгами и подписали соглашение. Хотя, что оно – пустая бумага. А может, их корабль ошибся местом посадки. Слышала, что он долго висел над Казахстаном.

К Челябинску Ирине ехать совсем не хотелось. Челябинск был слишком далеко. Она знала из новостей, что творится на уральских дорогах и не верила, что ей с Хитровой удастся одолеть и половину пути. Но главным образом не хотелось потому, что этот путь вел совсем в другую сторону от Балтийска, где остались мать и отец. Ирина все еще надеялась хотя бы поговорить с ними по телефону. Об Игоре Гончарове, своем не слишком сердечном друге она почти не думала.

9

За дробовиком поехали сразу – утра ждать не стали. Да и не хотелось ни Лугину, ни Климентьеву ночевать безоружными в квартире при взломанной двери, куда в любой момент могла завалиться банда отморозков. И замученная до смерти девушка в спальне не делала жилище Дениса приятным местом даже для краткосрочного отдыха.

Вопреки опасениям, замок на гараже оказался цел, да и ворота, слава богу, никто не вынес, не разрезал «болгаркой» на железные лепестки. Света не было ни в гаражном кооперативе, ни во всем районе. Вырубили электроснабжение еще до одиннадцати. Только звезд сверкало на небе много-много, как в ту ночь под Рыбино, когда дед Матвей вытащил из кармана газету со статейкой об астероиде. И рядом не блестело под луной озеро с шелестящими на мелководье камышами, а вместо деревьев вокруг чернели призмы полумертвых многоэтажек. Редко в каком окне мерцал огонек свечи.

Денис загнал джип в гараж, выгрузил с заднего сидения вторую палатку, рюкзаки со всякой всячиной и разложил сидения. Ворота прикрыли и спали в машине, часто просыпаясь от выстрелов, остервенелого собачьего лая и сердитых голосов, поочередно ощупывая гладенький приклад «Бекаса».

Климентьев встал раньше мичмана, когда только расцвело. Открыл ворота гаража, впуская утреннюю свежесть, и принялся собирать с полок полезные вещи в дорогу. Интересовал его в основном инструмент: набор немецких ключей, дрель с десятком различных насадок, пассатижи, отвертки, ножовки с полотнами, тяжелый топор и кое-что из плотницкого арсенала – всего набралась столько, что на куске брезента образовалась тяжеленькая горка металла и пластиковых коробок.

– Прошареный ты, Дениска, – заметил Лугин, выйдя из машины. – Никак собираешься новый мир строить после девятого августа. Во, даже гвозди с винтиками не забыл, – он присел на четвереньки, перебирая запаянные в полиэтилен наборы крепежа.

– Угу, – отозвался аспирант, ковыряясь в шкафчике. – Обидно будет, если для нового мира не хватит какого-нибудь гвоздя. Ты не юродствуй: от этих мелочей зависит выживание. Кто сейчас угадает, во что через пару недель превратится мир. Может быть так, что этот гвоздак, – он зажал в замасляных пальцах слегка оржавелую семидесятку, – будет стоить очень дорого. Там банки с тушенкой, – он кивнул куда-то за емкость с тосолом. – Кидай в машину.

– Ну, ты буржуйская рожа, – Сергей нехотя встал. – И в детстве у тебя всегда конфеты водились. В портфеле. Как сейчас помню. Теперь вместо сладкого тушенку ныкаешь?

– Конфеты… Конфеты шоколадные обязательно водились – чисто пацанячья заначка, – согласился Климентьев. – Оксанка поэтому со мной дружила, а не с тобой.

– Ах, вон в чем дело! – Лугин поднял коробку с консервами и едва удержал ее, согнувшись от смеха.

– Больше тебе скажу, – Денис обтер руку о тряпку и с мрачной серьезностью посмотрел на друга. – В восьмом классе я Оксанку так накормил шоколадом, что ее повело со мной целоваться.

Они рассмеялись вместе.

– Буржуй, может, кофе напоишь перед нашей хреновой дорогой? – спросил мичман, погрузив в багажник консервы и отобранные Климентьевым вещи.

– Липисдричества нет, – для верности Денис щелкнул выключателем. – Если хочешь, разводи «Шмеля».

Кофе они все-таки попили, закусив отвердевшей до неприличия колбасой «Столичная». Перед самым отъездом Лугин взял баллончик с нитроэмалью и намалевал на воротах гаража: «Прощай Москва! Вечная тебе память!». Выше вывел страшноватый крест.

Пока Денис покуривал на утреннем солнышке, Сергей смотрел на собственную надпись, жутко похожую на некролог – черными жирными буквами на темно-красных створках – и думал, что зря сотворил это дурачество. В этих мрачных граффити будто таилась то ли злая усмешка, то ли крикливое глумление над городом, который пока еще жив. А ведь по этому городу еще ходили хорошие и плохие люди, не сумевшие по разным причинам выехать на восток или запад, и не желающие верить, что скоро здесь все обратиться в мертвые руины.

Прежде чем направиться к Горьковскому шоссе, Лугин с Климентьевым решили дать крюка в Марфино, потом в Останкино. Если как следует потесниться, в джипе можно организовать место для еще двух, а то и трех пассажиров. Однако, проехав по знакомым адресам, никого они не застали на месте. То Сергей, то Денис поднимались на этажи, стучали в двери (потому что город был обесточен, и не работали звонки) им отвечала мертвецкая тишина, в лучшем случае радио, твердившее что-то об инопланетных звездолетах. Не было ни Сорбиных, ни Андрюхи Ерофеева с Ленкой, ни шумной семьи Сафиных. И даже стариков Джамбуловых не было. Лишь на обратном пути заскочив в Богородское, и поднявшись пешком на шестнадцатый этаж, Климентьев достучался до профессора Данцева. Составить компанию в бегстве на восток Григорий Сергеевич отказался. Он уже сидел на чемоданах, собираясь семьей к Гомелю на место посадки кафравского корабля.

– В Гомель бесперспективно, Григорий Сергеевич, – попытался убедить его Денис. – Разве не слышали, белорусы пропускают наших неохотно. Говорят, таким образом сводят счеты за цены на газ. Но если по чести, их тоже понять можно: сначала хотят устроить всех своих. А «свои» – все страна. И кафравцы… Эти черти ввели дискриминацию по возрасту. Слышали из новостей? Не вывозят никого старше тридцати двух. По их мутным понятиям даже Христа бы не взяли. В общем, крайне не советую – на Гомель только время потеряете, а его уже нет. Разумнее вас ехать с нами.

– Эх, Денис, – Данцев похлопал бывшего ученика по плечу. – За заботу спасибо. Молодчина ты – прибежал один из нашей молодежи. Но неужели думаешь, что профессор Данцев принимает решения от балды-папаньки?

– Даже в голову такого не приходило, – Климентьев чуть не поперхнулся, чтобы сдержать смех.

– Ты ж пойми, у меня железные связи с Национальной академией наук Беларуси. И оттуда уверенность, что я не останусь за бортом. Ждут друзья-белорусы. Зарезервировали места для моей семьи. С нами Хромов и Лучинский едет. Еще человек десять – пятнадцать из института. Кстати, завтракать будешь? – Григорий Сергеевич повернулся, помахивая ладонью, словно нагоняя на Климентьева крадущийся с кухни аппетитный дух. – Омлет с сосисками. А? Теперь когда такое отведаешь?

– Благодарю, Сергеевич, но откажусь, – аспирант мотнул головой. – Завтракали уже.

– А насчет Гомеля ты подумай, – настоял Данцев. – Для тебя и друга найдем места. Ответственно тебе втолковываю: Сибирь, Красноярск, Тунгуска – глупость чистой воды. Нигде на Земле не останется жизнепригодных районов. Дергать надо отсюда, вообще с планеты дергать, пока есть возможность.

– У меня мать, отец в Красноярске. И невеста туда вылетела, – хмуро заметил Денис.

– Ну тут уж… – профессор развел руками.

– Раз решили к Гомелю, поехал я, – Климентьев отступил к порогу. – Удачи, Григорий Сергеевич!

Данцев вдруг нагнал его и, проявив неожиданные чувства, обнял, шепча:

– Может, когда свидимся. Как бы хотелось! Как бы хотелось, чтоб на Земле пусть отчасти все было по-прежнему: леса, реки, птички-бабочки и, главное, люди!

Больше в Москве задерживаться было незачем. До Владимира машину вел Лугин – больно ему не терпелось почувствовать «Лэнд Крузер» на ровной полупустой трассе, где педалька газа сама просится вниз. Когда мичман разгонялся за сто сорок, Климентьев назидательно осаждал его:

– Бензин зря палим. Сбавь, Серж. Сбавь, тебе говорю!

Помогало ненадолго, Лугин снова, может быть, неосознанно спешил прочувствовать мощь четырехлитрового движка. Только у поворота на объездную, когда Сергей остановился, чтобы в придорожных кустах отлить утреннее кофе, Денис вернул свое законное место за рулем. Дальше поехали тише, встречный ветер не так ретиво врывался в боковое стекло, разбитое под Туфаново пулей, и Лугин позволил себе выставить наружу ствол «Бекаса». По его военно-морскому мнению, демонстрация вооруженной силы в пути была полезной. Их Тойоту за Ногинском трижды поджимал покоцаный синий «Крайслер» с явным намерением остановить. А там только попробуй, притормози. Даже Господь не знает, чем это обернется: в легкую можно остаться без топлива, без машины и жизнь заложить где-нибудь на грязной обочине, захлебываясь теплой кровушкой. Неприятная игра с «Крайслером» прекратилась, лишь когда Климентьев пальнул в воздух из дробовика. Подействовало. Образумились, отвалили.

Шипение асфальта под колесами разбавляли чудовищные пассажи «Апокалиптики». Они вырывались из динамиков сзади, и Сергею казалось, что «Лэнд Крузер» бежит, несется от неминуемого конца света, звучащему хором адских виолончелей, чернокрылой тенью налетающему на планету. Тень эта неторопливо и неумолимо движется с запада на восток, опустошая города, парализуя дороги и прорастая в сознании людей темными капиллярами безумия. Люди под этой проклятой тенью становятся марионетками, послушными чьей-то чужеродной воле, готовыми к любому лиходейству. Не только готовыми, а ищущими его, как пираньи, ощутившие вкус крови в воде, мечутся в поисках свежего мяса.

Лугин вспомнил убитую девушку в квартире Климентьева. Из сумрака еще не сложившихся мыслей на него будто зыркнул ее глаз, похожий на кусочек дымчато-голубого стекла в распухшем лице. Мичман подумал, что не стоило так трусливо бежать из квартиры, а затаиться там до утра и наказать подонков, если бы те посмели появиться. Наверное, если бы он с Климентьевым сделал так – по чести и по зову сердца, и рядом с девушкой лег труп ее убийцы, ему, Лугину, стало бы решительно легче. Но, с другой стороны, не значат ли эти мысли, что темные капилляры безумия уже проникли и в его мозг? Еще он задался вопросом: если человеческий мир охватила эпидемия помешательства и все катится под откос, с каждым днем кривее, хуже, то что будет с теми, кто выживет после девятого августа? Ведь те, выжившие, и он с Климентьевым, если им повезет, вряд ли смогут создать новый мир, гвозди для которого тряслись в багажнике джипа. Скорее все поуничтожают друг друга к чертовой матери. А немногих оставшихся доконает голод, беспросветные зимы и удушливая атмосфера. От цивилизации Homo Sapiens – по существу непрочного сообщества голых обезьян – не останется ничего. Затем планета-могила перейдет в руки кафрафцев.

– Аспирант, объясни мне такую вещь, – Лугин покосился на Дениса, покачивавшего головой под сокрушительные ритмы «Апокалиптики», и сделал магнитолу тише. – На кой инопланетникам наша старуха-Земля после катастрофы? И зачем они так тужатся подписать дурацкие соглашения о передаче территорий?

– Это ты сунулся не по адресу. Откуда мне знать, что у них на уме, – Климентьев смотрел вперед, где за поворотом дороги виднелась вереница машин. – Сомнений нет, что они имеют виды на территории, но отчего, почему не могу сказать. Может чисто шкурный интерес – чего бы не перебрать, что плохо лежит. И почему бы не оформить официальной бумагой с подписями местных царьков. Может, эта бумага имеет какой-то особый смысл в их хреново-звездных мирах. Кстати, как я слышал из разглагольствований Нефедова, особо рьяно они добивались передачи территорий от России. Прямо так, едва ли рубахи, вернее эти, скафандры на груди не драли в ООН – родины нашей, скоты, хотели. Вот на этот счет у меня соображения имеются.

– Ну, колись, – поторопил его Лугин, перекладывая ружье в другую руку.

– Просчитали они размеры катастрофы и врубились, что азиатская часть России в значительной степени уцелеет. Причем с большой кучей народа. А им этого как бы не надо. Они рассчитывают на планету в собственность целиком. Козлы-мутанты, блин, думают, сделают для вида доброе дело: вывезут непонятно куда часть населения, и мы им благоговейно в ноги кланяться будем. Ладно, похоже, там пробка, – он сбавил скорость до сорока.

– А я все думал, на кого похоже кафравцы. Какие-то уродские ассоциации вчера крутились в башке, аж разболелось в затылке. Сегодня понял: они напоминают мне ворон, слетевшихся на нечистый пир, в предвкушении человеческой гибели. Кафравцы… Это словечко созвучно со словом «катафалк». Тьфу, – мичман сплюнул на дорогу.

– Созвучно – поэт Цветик фигов, – остановившись позади «Газели» и ставшей посреди дороги «Волги», Денис открыл дверь и окликнул мужиков, что курили на противоположной стороне автострады. – Уважаемые, чего там впереди, неслышно?

– Колонна там, – отозвался белобрысый, задрав на лоб солнцезащитные очки. – Военные типа едут.

– Говорят, на трассу от Коврова свернули и тянутся через Вязники огромной колонной в несколько сот машин, – добавил его сосед. – Грузовики, БТРы, танки. Даже ракеты ПВОшные. Паскуды они, асфальт щас раздолбают до самого Новгорода. Дорога превратится в полную задницу. А на гражданских им ложить.

– На нас всем ложить. И президенту, и правительству. Вот то лучше здесь не стоять. Лучше двигать в объезд, – красноухий старичок сдвинул панаму на лоб. – Можно тут взять к Александровскому и дальше по грунтовке.

Климентьев повернулся к Лугину и признал:

– Встряли мы часа на четыре. Может до вечера.

– Видишь там, – Сергей указал стволом вбок от изгиба дороги. – Вроде кафе какое. Машины рядом стоят – значит, работает. Пока время теряем, поехали, пообедаем.

– Дело говоришь, – Денис крутанул руль вправо, и направил джип по обочине к видневшемуся невдалеке заведению.

Чтобы выбраться на асфальтовую площадку, им пришлось дать метров двести полем и перевалить через канаву. Лугин побаивался, что внедорожник последнее испытание не пройдет – сядет на бугре задним мостом. Но японец не опозорил, с хищным ворчанием взрыл землю, сломал деревянное ограждение и выкатил на площадку в аккурат перед заведением из красного кирпича. В тени под тополем покоились четыре легковушки и микроавтобус с эмблемкой «VW». За ним еще дымил мангал, прямо на асфальте стояла миска с колечками лука, пропитанными мясной сукровицей.

Денис включил противоугонку, вытащил из сумки пачку сигарет, а к ремню прицепил охотничий нож. Мичман вышел из машины, прихватив дробовик. Молча они направились к распахнутым дверям под вывеской «У Кирюхи». Каждый где-то краешком сознания допускал, что в этой неказистой забегаловке при нынешних временах может поджидать любая неприятность.

10

В кафе под свойским названием «У Кирюхи» было людно и всех потной лапой давила духота. Кондиционер не работал – откуда в глухомани электричество, если его уже нет в столице. Сизые щупальца табачного дыма оплели мертвый вентилятор под потолком. За центральным столиком поселилась горластая компания: пять парней, в обнимку с ними две девицы, наверное, все – распаренные алкоголем пассажиры микроавтобуса. Трое мужиков лет сорока, потрошили воблу, облизывая пальцы и со вкусом посасывая пивко возле окна. Возле них крутился-вертелся какой-то хлыщ в цветастой майке и с идиотским пирсингом на губе, похожим на присыпанную стрептоцидом болячку. И рядом, и напротив столики тоже оказались заняты. Лугин прошел по залу до самого конца. Там имелось несколько свободных столов, уставленных грязными тарелками, брошенных давно и портящих воздух гадостным запахом.

– Не убирается что ли? – он поглядел на длинноволосого паренька, сидевшего на барной стойке.

– Ага, – согласился тот, гоняя между пальцев брелок с ключами.

– А как насчет перекусить? – Сергей заглянул в темный проем, где угадывались очертания кухонной плиты и кастрюль под оцинкованными призмами вытяжки.

Парнишка перемахнул через стойку, наклонился и вывалил рядом с кассой несколько пакетиков соленого арахиса и чипсов.

– Тыща рублев, – с откровенной наглостью заявил он.

– Слышь, мы не бурундучки из мультика, – Лугин неодобрительно нахмурился.

– А я тоже не Пиноккио, – на упаковку чипсов длинноволосый бросил пол булки черствого «Бородинского».

– Эй, Сашок, не дури людям мозги, – раздался голос из-за крайнего стола.

Климентьев обернулся и увидел двух мужчин, судя по лицам порядком захмелевших. Один, седоватый, покуривал, пусто глядя в потолок. На потном лице, посеченном мелкими морщинками, отражалась крайняя скука. Второй, возле которого лежал ПМ в расстегнутой полевой кобуре, Климентьеву пояснил:

– Нет здесь хозяев. Свалили куда-то. Кафе бесхозное – берите, что хотите. А Сашок, гы-гы… Дурак Сашок – прикалует здесь всех. В зубы когда-нибудь получит.

– На кухне в холодильнике жратва какая-то была, но подпортилась, – добавил куривший, оторвав от потолка розовые глазки. – Там, – он неопределенно махнул в темный проем, – консервы в недурном ассортименте, колбаса. В морозильной камере свинина давно оттаяла, пока не стухла, можно на мангале пожарить. И выпивки море любой.

– Ладно, держите, – Сашок, недовольный неудавшимся спектаклем, извлек из-под прилавка полукилограммовую банку ветчины и овощное ассорти с разноцветной наклейкой на склянке. – Тарелок нет – мыть некому. И хлеб хрен угрызешь. Рыбу к пиву дать?

Лугин молча кивнул. За спиной раздались взрывы хохота девиц из веселившейся компании.

– Тише нельзя! – цыкнул кто-то и принялся накручивать громкость переносного приемника.

Передавали новости по «Маяку». Диктор скороговоркой сообщал о разграблении Эрмитажа, перестрелках в Санкт-Петербурге и плачевной ситуации на дорогах.

Переставив тарелки на соседний столик, Сергей с Денисом устроились у барной стойки. Аппетит от вида грязной посуды и мух исчез совсем, и Климентьев думал, что лучше было совершить трапезу в машине или на свежем воздухе. Думал, но банку с ветчиной все же вспорол ножом. Пока он нарезал хлеб, подложив листы старого журнала, мичман принес по бутылке пива. В духоте пить что-либо серьезное не хотелось, хотя в одном шаге стояли ряды дорогих вин, несколько сортов водки, коньяка, изящные бутылочки с ликером – предапокалиптическая халява. Такое бывает только раз в жизни, далеко не в каждой жизни и очень недолго.

– Может, у них вилки есть? – Климентьев мотнул головой в сторону кухни. – Или в машину сгонять?

– Да ладно, – мичман отобрал у него нож, неровно, толстыми слоями рассек ветчину и подцепил крайний ломоть пальцами. – Отвыкай от культуры, интеллигент.

В маринованные овощи он сунул единственную чистую ложку, и, прежде чем приступить еде, отхлебнул пива.

Денис последовал его примеру. Углекислота из неприятно-теплого пойла шибанула в нос. Климентьев скривился, торопливо вонзил зубы в безвкусную импортную ветчину.

– Вы куда добираетесь? – поинтересовался мужик из-за крайнего стола, выпуская изо рта клубы табачного дыма.

– На восток. Строго в Сибирь, – отозвался Лугин.

– В Сибирь-матушку. Эт правильно. Туда даже китайцы драпают. Мигрируют целыми узкоглазыми городами. Была граница – и нет границы. Вся планета общий дом, – собеседник со скрипом покачнулся на табурете.

– Точнее, общая могила, – не согласился длинноволосый, снова как петух вспорхнув на барную стойку. – А бензина у вас дохрена, чтобы двигать в Сибирь?

– Не особо. В пути, может, разживемся, – направление разговора Сергею не понравилось. Спрашивать про бензин при нынешнем беспределе, было все равно что интересоваться у случайного прохожего, сколько у того денег в кармане.

– Все на токо надеждой кормятся. Вера, надежда – сестры-дурочки. Токо, где разживаться? – усмехнулся лже-буфетчик. – Топливо реально есть у военных. Сейчас какая-то дивизия прет через Вязники. Отбить бы у них цистерну. – мужики за ближним столом глянули на него точно на придурка, но он не смутился, продолжил: – А чего нереального? Главное не ссать. В наглую налететь и завернуть нужное на проселочную.

– Так у них, брат, соляра, – заметил седоватый, затушив окурок. – Бензин, само собой, тоже в крутом достатке, но попробуй, разживись, пусть даже в наглую.

Лугин, не проявляя интереса к разговору, сунул в рот ветчину и ковырнул ложкой стручки фасоли.

– Тихо, бля! – не выдержал мужик, слушавший передачу по «Маяку». Компания пьяных молокососов достала его окончательно, и на разъяренном лице читалась готовность пустить в ход кулаки.

В зале на минуту наступила тишина, только паренек, тискавший девицу, звякнул оброненной бутылкой, и кто-то, отпустив шепотом гнусную издевку, хихикнул справа от него. Голос диктора из хрипящего приемника торопливо сообщал об инциденте на месте Гомельской посадки: группа лиц в камуфляже обстреляла из автоматического оружия двоих карем-кафравцев. Посадку в звездолет прекратили то ли временно по решению белорусов, до наведения порядков в зоне оцепления, то ли совсем по настоянию инопланетян. Дальше в новостях заговорили о работе ООН по эвакуации населения из Камеруна и Нигерии.

– Каково мудачье! – возмутился пьяный паренек, вскочив с места. – Негров вывозят, а до нас никому дела нет!

– Во-во, скоро обезьян с какого-нибудь Гондураса пустят на корабли, а для нас места нет! – вторил ему сосед. – Россия, как всегда, в жопе! Страна дураков и раздолбанных дорог! – он тоже встал, уронив с плеча джинсовую куртку, держа в вытянутой руке бутылку вина. – За наше правительство, бля! За Президента! – отпил с горла, но подавился от гнева или пьяной одури и метнул толстую струю в сторону, точнехонько на мужика, терзавшего с другими воблу возле окна.

– Сосунок хренов! – заорал тот, откидывая табурет и стряхивая с рубашки красно-коричневую слизь. Полупустая бутылка «Клинского» полетела в обидчика. Только точность подвела: склянка встретилась с худенькой грудью девицы, повернувшейся к нему не кстати.

Компания в центре зала мигом пришла в движение. Кто-то свалился на пол. Под девичий визг и добротные маты табуретка разбила окно.

– Пообедали, – мрачно подвел итог Лугин.

На всякий случай пальцы его нащупали дробовик и опустили предохранитель. В драку Сергей вмешиваться не собирался, тем более пускать в ход оружие. Но в зале не слишком просторном все могло повернуться так, что «Бекас» окажется единственным аргументом правоты. Тут же раздался выстрел ПМа, чей-то крик и звон разбитого стекла. Длинноволосый спрыгнул с барной стойки и метнулся в толпу.

– Сашок, не лезь! – только и успел предостеречь седой мужичок из-за крайнего стола.

Но Сашка от задора распирало. Ударом кулака он повалил какого-то прыщавого юнца, сам смачно получил под дых. Согнулся. Рослый мужик снес его с пути одним взмахом. Девицы, охрипнув от крика, благоразумно ломанулись к выходу. За ними, переворачивая табуретки и оказавшийся на пути стол, поспешили ребята с микроавтобуса. Второй выстрел ПМа грянул скорее для острастки. А кто-то с разбитым лицом, корчился на полу, ревел от боли и злобы.

Когда шайка, развязавшая потасовку, вывалилась на улицу, и хлопнули двери «Фольксвагена», Климентьев облегченно вздохнул. Невдомек ему было, что неприятности не собирались заканчиваться. С автостоянки раздался дикий крик, смешанный с проклятиями, потом автоматная очередь. Стреляли по кафе: стекла на центральном окне пошли дырочками с паучьими лапками трещин.

– На пол! – скомандовал Лугин.

Денис и без него догадался нырнуть под стол. Несколько пуль рикошетом или прямиком разбили бутылки барной витрины. Парень, десять минут назад впариваший Лугину чипсы с арахисом, беззвучно осел возле стены. Ниже его правого глаза образовалось красное отверстие.

– Сашок! – севшим, почти собачьим голосом произнес седовласый.

Его товарищ так и застыл с ПМом в повисшей руке.

Автоматная очередь разорвала воздух снова. И снова. Теперь били по машинам на стоянке. Разноголосо, нервно завыли противоугонки. Раньше, чем Климентьев успел забеспокоиться о своем «Лэнд Крузере», микроавтобус промчался перед кафе, набрал ход и вылетел на трассу.

– Давай отсюда, – мичман подтолкнул Дениса к выходу. Задерживаться в «У Кирюхи» не хотелось ни на минуту.

Они молча прошли мимо мужика, задетого пулей или скорее ножом – возле раненого с охами, вздохами хлопотала немолодая женщина – и выглянули на улицу. Самые худшие опасения Климентьева подтвердились, когда они приблизились к стоянке. Молокососы с «Фольксвагена», мстя за разбитые физиономии, дали пару очередей по кафе и не забыли расстрелять припаркованные рядом машины. Патронов не жалели, выпустили не менее двух магазинов.

– Пять сорок пять, – заключил мичман, сковырнув отслоившуюся краску возле отверстий на боковине Форда.

– Чего «сорок пять»? – Денис больше озаботился состоянием своей машины и совсем скис, когда увидел ее передок.

– Калибр пять сорок пять. Ерунда – с АКСУ стреляли. Таким серьезного ущерба технике не нанесешь, – пояснил Лугин. – Если бы у них калаш в семь сорок два был, то движок вполне могли попортить.

– Много ты понимаешь в наземных кораблях, моряк, – Климентьев оперся на капот, прошитый возле стыка с решеткой четырьмя дырками. – Машину можно и картечью убить насмерть. Это смотря куда попадет. У нас на охоте случай был… А!.. – он раздраженно махнул рукой и поспешил открыть дверь. – Здесь же, электроника, Серж, – начал втолковывать Денис, устроившись в кресле за рулем. – Если по Жигулю или какому-нибудь ржавому Запору с автомата лупить, то им, мож, и нихрена не будет. За полчаса исправили, если что отвалилось, прикрутили, поехали дальше. А здесь, при самой плевой неисправности систему блокирует компьютер, – он сунул ключ в замок зажигания и повернул.

На панели не мигнул ни один индикатор.

– Все, кранты! – констатировал Климентьев. – Вот тебе и пять сорок пять! Маленький такой, ласковый АКСУ! В лучшем случае перебило проводку.

– И, похоже, радиатор, – сев на корточки, Сергей обнаружил пулевой след по центру решетки. На асфальте тихонько собиралась лужица тосола.

– Отлично! – взорвался Денис. – Считай, прирулили до самой Сибири!

– Радиатор надо варить. Льем воду – дотянем до Вязников.

– Варить, Серж можно латунные трубки, а здесь алюминий. Понял? И электроснабжения в Вязниках наверняка нет, поскольку все чубайсы дали деру в Сибирь. И специалистов по аргоновой сварке теперь днем с огнем не сыщешь.

– В таком случае, в заднице я видел вашу Японию, – Лугин энергично пнул колесо «Лэнд Крузера». – Алюминий! Они бы его еще из пластилина сделали.

– Ладно, разбирать надо, искать, где порвало проводку, – Денис вылез из кабины и направился за инструментом к багажнику. – К вечеру, может, чего наковыряем, скрутим.

– Эй, аспирант, – окликнул Сергей. – Туда смотри!

Климентьев остановился и повернул голову. С востока наплывало темное пятно, похожее на приплюснутую темно-синюю до черноты гору. Явно не туча. Очертания казались слишком четкими и скорость приличной, как у идущего на посадку самолета.

– Кафравцы… – проговорил Денис, роняя комплект ключей в багажник.

Через секунд тридцать звездолет накрыл тенью перелесок, деревеньку между полей и двинулся над дорогой. Он не походил на сигарообразные корабли, что показывали по телевизору над Европой и Штатами. Из-за спиральных выпуклостей в верхней и нижней части в нем было что-то от садовой улитки, покрашенной матовой, темной как ночное небо краской. О высоте полета и размерах корабля Климентьев рассуждать не стал, поскольку не мог даже приблизительно определить его высоту. Лишь когда космическое чудовище приблизилось к стоянке и заслонило солнце, Денис понял: оно огромно – две, может три тысячи метров в поперечнике. Гигантская тень словно срез ночи упала на землю, и сразу наступили сумерки, только синее небо как-то нелепо сияло за широкими краями звездного странника.

Люди, выскочившие из кафе, стояли, задрав головы, разглядывая днище инопланетного корабля, делясь соображениями, кто, ропща, кто с ошеломленными выкриками. Мужичок в камуфлированной разгрузке начал орать что-то несусветное и палить из двустволки вверх, переламывая ее, торопливо снабжая новыми патронами.

– Уймите его! – крикнула испуганная женщина. – Псих конченый!

Высокий жилистый парень, стоявший на бордюре, подскочил нему и унял с размаха кулаком в нос. Стрелок упал на асфальт, ружье отлетело в сторону.

Потом подул ветер, холодный, тягучий, до жути чужой. Дул, сгибая березы по краю пашни, ледяными щупальцами проникая под одежду, поднимая, вертя обрывки бумаги, обертки и мелкий мусор.

– Слышь, Климыч, – Лугин поежился, не опуская головы. – Сдается мне, корабль не кафравский.

– Чего? – Денис не сразу нащупал в кармане сигареты.

– Того. Форма у него не та. По телевизору все звездолеты, что видели мы, несколько другие. Ведь может вывернуться такая штука, будто нам на помощь пожаловали еще какие инопланетные кикиморы? – предположил мичман.

– А ты, как я посмотрю, знаток чужой техники: кафравский – не кафравский, – усмехнулся Климентьев. – Сам еще вчера не видел разницы между карем-кафравцами и ферс. В общем, бессмысленно гадать, чей он. Мы в подобных вопросах полные дебилы и нет смысла в них лезть.

– Да мне интересно, черт дери, – Сергей провожал взглядом корабль-улитку, ползущую по небосклону на восток, так нереально, немыслимо, что вспомнившиеся кадры из «Кин-дза-дза» с дурацкой летающей цистерной представлялись естественно русским пейзажем.

Некоторые, вышедшие из кафе, забыли вмиг о свежем мордобитии, перестрелке и собрались у края клумбы – оттуда удобнее наблюдать за кораблем.

– Опускается! Мамой клянусь, посадка вот будет! – вскричал раздетый до трусов субъект, топтавшийся по капоту Опеля.

Темное пятнышко на самом деле пошло вниз где-то за городом. Затем раздался далекий, раскатистый гул. Минута тишины. И опять что-то загромыхало.

– Что за бах-шарах? Не бомбят ли они с душевной доброты Вязники? – с долей шутки вопросил Лугин.

11

Через город они поехали зря. Дурацкая колонна военных, ползущая по объездной словно стальная грохочущая гусеница, растянулась на много километров, и обойти ее все равно не удалось. Единственная польза, что за автобусной остановкой Хитрова приметила работающий павильончик – у его дверей дымила закопченная жаровня. Там же хлопотала бабулька в белом с масляными пятнами переднике, на асфальтированной площадке припарковалась пара транзитных машин. Поесть горячих пирожков в дороге во всем приятнее, чем давиться консервами, и Светка, не раздумывая, свернула налево, заняла место рядом с «Тойотой».

– Глянь, что там вкусненького, – попросила она Красину. – А то куда я с такой головушкой?

Ирина глянула на бинт, торчавший на макушке подруги двумя длинными концами, и едва сдержала смех:

– Эх, рыженькая, раньше ты была точно лиса, а теперь – зайчик.

– Ага, превратилась, – с малым удовольствием хмыкнула Хитрова. – Волшебной палочкой со всей дури по башке, и я, конечно, зайчик. Кошелек не забудь.

На широченной сковороде булькали в масле круглые лепешки, некоторые с картошкой, некоторые с мясом. Цена оказалась вполне вменяемой, если учесть близкую кончину цивилизации, и Красина с радостью заплатила полторы тысячи за пять румяненьких беляшей. Они плыли аппетитным запахом и съесть их хотелось немедленно. Потом спохватилась:

– Бабуль, а… сигарет в продаже нет?

– Вон магазин, – женщина указала на разбитую витрину под вывеской «Астрал». – Может, там чего найдешь, если не все выгребли.

Ирина замялась, неловко держа жгущие через бумагу беляши. Курить хотелось невыносимо, последний раз она успокаивала нервы табачным дымком в собственной квартире в Москве.

– Я не смогу, – признала она.

– «Винстон» устроит? Мужу набрала, а он такое не любит. Ну если устроит – две тысячи за блок, – предложила торговка и, получив деньги через минуту появилась с вожделенным бело-синим коробком.

– Спасибо. А вы чего не уезжаете? – поинтересовалась Красина. – Здесь оставаться нельзя.

– Сын на днях появится, обязательно уедем, – заверила бабуля.

– Скажу по секрету, под Челябинском сел звездолет. Лучше ехать туда. Не так далеко, и о той посадке пока мало кто знает. Всего хорошего, – пожелала Инина и поспешила к машине.

Отъехав в проулок возле Льнокомбината, они пообедали. Машины не покидали, готовые в любой момент сняться с места (на соседнем перекрестке остановились какие-то жлобы, и соседство с ними казалось опасным). Светка ела мало. Ей даже жевать было больно и перед глазами то и дело появлялись темно-багровые пятна. Наверное, она все-таки заработала сотрясение. Как Хитрова держалась долгую дорогу от Москвы, одному богу известно.

– Свет, может, поспишь немного, а я поведу? – предложила Ирина.

– Ты? – предложение Хитрову слегка развеселило. – Слушай, милая моя, давай без трогательных жертв? Ты водить даже задницей перед мужиками правильно не умеешь. Кури вот-то в форточку.

Она вытерла губы, выбросила промасленную бумажку и повернула ключ зажигания. Красина оскорблено отвернулась, глотая вожделенный табачный дым. Водить задницей перед мужиками! Как Света могла сказать такое? Ирина даже не наводила макияж перед издательскими вечеринками, чтобы оградить себя от пьяного внимания некоторых особ. И машину водить она умеет – отец еще в Калининграде учил.

– Ладно, не сердись, – после неприятного молчания, сказала Хитрова. – Я нормально себя чувствую. До Нижнего Новгорода до сумерек надо добраться обязательно. А если будет где-нибудь пустой участок трассы, дам тебе порулить.

Не доверив Красиной водительское место Хитрова, наверное, поступила правильно. Едва они выкатили за город по Горьковскому шоссе и приблизились к стыку с М7, начался полный хаос. Впереди все еще громыхал хвост армейской колонны, на него в два-три ряда наседали особо ретивые легковушки.

Светлана сбавила ход до тридцати, а потом все-таки решилась, прижала педаль акселератора и с абсолютной наглостью пошла на обгон. Сначала по обочине, в тряске хрипя шинами, затем уловила момент, вильнула перед БТРом влево и вырвалась на асфальт полупустой встречной полосы.

– Совсем с ума сошла! – взвизгнула Ирина.

– А что нам за этими козлами до самого Челябинска ехать? – возмутилась Хитрова. – Уж извини, или мы их как-нибудь обойдем, или опоздаем к месту посадки. Вот я не уверена, что кафравцы там сели надолго. Сутки-другие постоят и улетят. Что тогда?

– Там танки, Света! Куда тебя несет?!

– Ага, танки и еще фигня какая-то, – дополнила Хитрова, высунувшись на секунду из окна и разглядев впереди машину на гусеничном ходу с четырьмя не то ракетами, не то серо-зелеными толстенными трубами.

Красина смотрела в другую сторону: справа на обочине стояла «Лада», судя по всему, угодившие под бронетехнику. Передок и верх почти распластались по земле измятым блином, по задним, едва уцелевшим, колесам стекала кровь. Ирина побледнела и закрыла глаза. Не от страха за опасный рейд подруги. Страха как такового не было. Едва шевельнувшись, он съежился, спрятался глубоко в груди. На смену ему пришло горькое как слезы возмущение, начавшееся еще в собственной квартирке в Москве и прираставшее с каждым часом. От чего так вдруг изменился мир в считанные дни? Люди убивают друг друга в городах, гибнут на дорогах, и никому нет никакого дела. Целая колонна в полном безразличии едет мимо огромной людской трагедии, словно там, на обочине лежит смятая консервная банка, а не машина с раздавленными в кровавый фарш пассажирами. Голова Горгоны… Вряд ли она здесь виновата. Ее приближение лишь сорвало с нас тонкую, засохшую шелуху, что называлась «доброта», «забота», «приличие», и страшная сердцевина настоящего человеческого семени предстала вдруг, чтобы пустить корни, прорасти уже в другом мире, который придет за девятым августа.

Ее вывел из задумчивости возглас Светки. Когда Красина открыла глаза, то в первые мгновенья не могла понять, что случилось. Веки вроде распахнуты, но видит она только сумрак. Постепенно до нее дошло: вокруг действительно потемнело, будто солнце спустилось за горизонт. Впереди, выворачивая на встречную полосу, остановился крытый брезентом «Урал». Откинув полог, высунулся молоденький капитан и, обернувшись, что-то заорал. Хитрова резко приняла влево. Проехав метров сто пятьдесят, тоже остановилась.

– Звездолет! – выпалила она и выскочила из машины.

– Господи! – Ирина открыла дверь, сжимая в кулаке пачку Winston, вышла, чуть не споткнулась на ровном месте.

С запада наплывало нечто огромное, круглое, словно старуха-Смерть ударила с размаху косой и срезала большую часть атмосферы, обнажая темный космос. Вместо звезд над головой проступали темно-синие концентрические окружности, между ними ползли, изгибались тускло-красные линии – письмена у ворот в преисподнюю. Чудовищный корабль уже прошел над Вязниками, там ширилась полоса ярко-голубого неба.

– Он садится! – с едва скрытым ужасом известил один из военных, спрыгнувший с БМП.

– Глаза у них на лоб повылазили?! Прямо на нас! – вторил капитан. – Саныч, поворачивай! Крути с дороги! – став перед автоцистерной, он как бешенный замахал руками.

Машина послушно сползла с асфальта, несколько БМП и тяжелых «Уралов» последовали за ней, сворачивая в поле.

– Света-а! – Красина замерла рядом с Хитровой, переплетая до ломоты худенькие пальчики и глядя вверх. Холодный, тягучий ветер разметал ее волосы, будто острыми коготками прошелся по спине.

Звездолет опускался, едва заметно отплывая на северо-восток. Казалось, сверху на головы падает тяжелое, темное небо. В его приближении была такая неотвратимость, что Ирина вросла в асфальт, не видя суеты военных, не слыша выкриков за спиной, даже резкого голоса Хитровой. «Как же так! Они же прямо на дорогу! Прямо на нас, на людей! – стучались горячие, отрывистые мысли в висках. – Неужели не видят? Или мы для них как муравьи? Мы для них колония жалких насекомых, которых можно отогнать одним махом или раздавить. Зачем они тогда спасают нас? Зачем вывозили с Европы, Америки? Господи, нет!».

Между землей и днищем корабля оставалось не более сорока метров. Ирина закрыла глаза, и открыла их, когда Светка сильно дернула ее за руку.

– Бежим! – почти на ухо ей провизжала Хитрова.

Они бросились изо всех сил за солдатами, высыпавшимися из застрявшего между двумя БМП «Урала», за горсткой гражданских, бог весть как оказавшихся в гуще армейских машин. Пробежали всего шагов сто, когда на Ирину налетел сзади кто-то в камуфляже, сопящий как носорог. Она оступилась, потеряла туфельку и упала прямо под колесо плюющейся смрадным дымом бронемашины. Рядом топали, поднимая пыль, десятки ног в армейских ботинках. Крики сотрясали воздух со всех сторон. А потом содрогнулась земля. Ире показалось, что под ней треснул, провалился в тартарары асфальт с огромным куском дороги. Может, так тяжело было касание земли звездолетом, а может, в оказавшихся под ним боевых машинах сдетонировали боекомплекты.

Красина вскочила на ноги, когда в ушах еще не прошел звон. Вскочила и, озираясь, заорала:

– Света! Светка!

Хитрова, со съехавшей на лоб повязкой, словно вынырнула из-под земли и схватила ее, прижав к себе:

– Перепугалась, Ириш?

Красина заметила, что Светка сама вся дрожит. Дрожит так, что зубы не может свести. Но держится, по привычке с детства разыгрывая роль отважной, отвязанной Пеппи Длинный Чулок. Ирина всегда чуточку завидовала ей, завидовала по-доброму, что она никогда не распускала слюни. И даже когда ее предал Сергей Сытин, оставив одну, без денег, беременную, а потом ее постигло еще большее горе – выкидыш, Хитрова находила в себе силы держать на лице свою неподражаемую лисью улыбку. И сейчас держала.

Они повернулись одновременно к громаде корабля, возвышавшейся крутым краем высоко в небо. Вокруг стояло сероватое облако не то пыли, не то дыма.

– Машина! – спохватилась Хитрова. – И наши вещи!

Расталкивая солдат, она бросилась по обочине. Пробежала совсем не много и увидела: красный «Форд Си-Макс» покоится невредимый с распахнутыми дверями возле БМП. Метрах в двухстах дорожная насыпь трещинами сходила вниз. Там начиналась черная с синеватым отливом стена, бесконечная стена чешуек керамики или какого-то необычного материала – звездолет. Из-под его края жалко торчала задняя часть впрессованного в асфальт танка.

– Кафравцы! Сели здесь! Какое же счастье! – бабьим голосом заголосил полноватый мужик.

Женщина, крутившаяся возле него с ребенком в клетчатом костюмчике, никак не могла прийти в себя от потрясения и крутила головой, охая, издавая хохот, больше похожий на истерику. Парень, сидевший на капоте «Эсперо», плакал без стеснения, моргая красными глазищами и открыв рот. Его похлопывал по плечу мужчина в бежевой панаме и увещал:

– Кафры нас спасут. Все кончилось. Все! Увезут к себе!

– Ира! – Хитрова обернулась в поисках подруги, затерявшейся так некстати в толпе.

– Гады! – хрипло произнес капитан, карабкаясь на гусеницу «Шилки». – Танк Трофимова! Ковган и Ремизов шли ровно перед ним!

– А впереди сколько наших было с шестой роты! – подхватил его старлей и обвел диковатым взглядом сходящей вниз участок дороги. – Всех, всех раздавили, нелюди! Как щенков катком. Хрясь! – он вдруг дернулся и полез на броню, повторяя: – С-суки! Инопланетные с-суки!

– Ира, ты где?! – выкрикнула Хитрова, протискиваясь сквозь гурьбу набежавших гражданских. Ну и дурочка Красина! – хотелось добавить ей. Светлана подумала, что подруга сейчас во всеобщей суете ползает на четвереньках в поисках потерянной туфельки. Как будто это занятие было жизненно важным и на редкость своевременным! В машине лежала запасная обувь, аж четыре пары: бери – не хочу.

Здоровенная ЗСУ за ее спиной загудела, плюнув черным дымом, погребла гусеницами, царапая дорожное покрытие. Света и вскрикнуть не успела, как бронированное чудовище врезалось в ее Форд. Смяв передок, легко снесло на обочину и двинулось дальше. Одновременно стволы на башне «Шилки» хищно шевельнулись. Потом раздался дробный оглушающий грохот. Четырехствольная автоматическая пушка била по звездолету со стремительным бешенством. Десятью метрами ниже места попадания снарядов вдруг очертилась прямоугольная трещина. Чужой корабль раззявил черную пасть. Люк? Приглашение на тот свет?

12

До темноты подчинить «Лэнд Крузер» не свезло. Климентьев просмотрел большую часть проводки, нашел пулю, срикошетившую от движка и встрявшую в пластике, но места разрыва проводов при всех стараниях-сопениях не обнаружил. Под конец он все меньше размышлял о мудреных электрических схемах японца, чаще ругался, понося малолетних дебилов с АКСом, и много курил. Пока он ковырялся под капотом или возле рулевой колонки, Лугин подсвечивал фонарем, вполне понимая: сегодня они хрен с места тронутся. И счастье, если до неисправности удастся докопаться завтра. Мичман даже задался вопросом: а что, если ее вообще не выйдет починить гребаную Тойоту? Ведь коню понятно, что ни эвакуатора и ремонтных служб не вызвать ни за какие деньги. И денег по серьезному счету не осталось – так, валялась в кармане тоненькая пачка тысячарублевок. На них если в ближайшем будущем тех же чипсов не купишь. Без машины Лугин с Климентьевым были обречены. Оставалось возвести в чистом поле палатку и в смиренных молитвах под водочку дожидаться конца света, который неминуемо накроет Подмосковье, области до Уральских гор, и далеко за них. Ну, можно еще обвешаться рюкзаками и двинуть пешком за Вязники. Там, по не особо верным слухам, сел звездолет, пролетавший днем. Как он там сел и зачем, оставалось загадкой, об которую Сергею не хотелось ломать без того нездоровую голову. Сейчас его помимо поломанной машины напрягало соседствовавшее в трех десятках шагов кафе. К вечеру там собралась неприятная компания: пассажиры с ПАЗика-катафалки и семи-восьми разномастных легковушек. Позже к ним присоединились ребята в коже, прикатившие на навороченных мотоциклах – последние байкеры угасавшего мира. Большинство были вооружены. Шли кто с ружьем, кто с обрезом или кобурой на широком ремне. Рожи небритые, движенья и разговоры либеральные, за гранью фола. Едва стемнело на стоянке и справа от кафе запылали костры. Халявная водка с бесхозного бара лилась рекой, разогревая кровь до дурного градуса. Мангал, стоявший недалеко от Денисовой машины, уволокли к распахнутым дверям, и от него скоро повеяло запахом шипящего на углях мяса. Из разбитого окна заведения все громче доносились песни, крикливые споры, мат.

Глядя из салона «Лэнд Крузера» на происходящее, Климентьев думал, что эта ночь вполне способна родить еще более злые разборки, чем прошедший день. И может, было бы мудрым, удалиться в лесополосу с палаткой, заночевать там. С другой стороны, бросать без присмотра машину не хотелось. Они выпили с мичманом бутылку коньяка, закусив сардинами, колбасой, коей имелось восемнадцать с половиной палок, и попытались провалиться в сон.

Как ни странно, ночь прошла без единого выстрела, даже без нормальной драки.

Денис, открыв глаза, посмотрел на часы: натикало семь тридцать. Нужно вставать и снова ковыряться в замороченных системах джипа, искать надкушенные пулей провода, приводить в чувства компьютер и чем-то латать радиатор. Выбравшись из машины, Климентьев в первую очередь закурил, оглядел стоянку и окрестности кафе. Возле потухших костров дремал не протрезвевший люд. Устроились кто на траве, кто, подстелив спальник или куртку, отдельных личностей сон скосил на голой земле. Повернувшись к трассе, Денис сделал неприятное открытие: за вечер и ночь пробка не рассосалась, а лишь значительно приросла. В сторону Владимира до пролеска, который скрывала насыпь трассы, стояли машины в несколько рядов. Многие съехали на обочину или, совсем разуверившись в движении вперед, скатили в поле и основались там. Вряд ли причиной столь долгой задержки была колонна военных: при любом раскладе она давно прошла Нижний Новгород. А вот кафравский звездолет, если он сел у Вязников, беспорядка вполне мог наделать на много дней вперед. К нему бы сразу ломанулись желающие покинуть Землю – таких наверняка набралось в разы больше, чем мечтавших о спасении далеко за Уралом. Ломанулись бы, оккупировали все возможные дороги и подъезды, отсюда и полный коллапс движения по М7.

Климентьев скинул куртку, засучил рукава и поднял капот. Отвертки и набор ключей так и остались лежать с ночи на куске замасленного полиэтилена возле аккумулятора. Уже при утреннем свете Денис осмотрел оплетки проводов, придирчиво ощупал их, одновременно выискивая следы рикошета пуль. Не обнаружил никакого намека на обрыв. Оставалось снова свинтить торприз и поискать под обивкой в салоне. Чтобы разбудить Лугина, было достаточно слегка потянуть ружье из его рук. Мичман подскочил как ошпаренный, еще чуть и пальнул бы с неразберихи в друга.

– Не шути так, Климыч, – недовольно проворчал он, возвращая предохранитель в безопасное положение. – Ты ж знаешь, я – дурак, если не выстрелю, то в морду могу дать.

– Ну, молодца, – усмехнулся аспирант. – Напугал почти насмерть.

Они позавтракали, не особо раскладываясь, лишь вскрыв банку с лососиной, нарезав хлеба и свежих огурцов. Трапезу запили минералкой.

В четыре руки глумиться над Тойотой вышло легче и быстрее. Уже к половине десятого Климентьев вдруг запустил испачканные смазкой пальцы в пышный чуб и произнес волшебное:

– Вот оно! Охренеть, Серж! Кабы знал сразу!

– Ага, кабы… Мухоморы – тоже грибы, – радость обнаружения поломки для Лугина вышла какой-то серой, как изнанка старого плаща.

Разорванные за магнитолой проводки скрутили, и по медным жилам машины сразу потекла электрическая жизнь. Пока Климентьев возился с компьютером, Сергей успел кое-как законопатить радиатор. Ближе к полудню они были готовы в путь. Тронулись полем вдоль дороги по проложенному некоторыми отчаявшимися от ожидания водителями следу. Впереди, переваливаясь на неровностях, медленно полз «ГАЗ-66», еще дальше в пыли катила «Нива», перед ней трактор в сцепке с легковушкой и внедорожник: «Чероки» или «Пэтриот» – издалека не слишком понятно. Денис остерегался давать нагрузку на мотор, останавливался почти через каждый километр, вылезал из кабины, чтобы проверить плюющийся кипятком радиатор. Таким темпом бензина они сожгли уйму. Пожалуй, если бы по шоссе, хватило до самого Нижнего Новгорода, но выхода другого не было.

Лишь к пятнадцати часам добрались до Сосновки и вышли на грунтовую дорогу. Асфальтовое полотно мелькало за деревьями невдалеке и вело к Сеньково, но там тоже был затор. И возле белевшей под бугром фермы стояли легковушки, два автобуса, грузовики. Чем ближе к Вязникам, тем больше машин виднелось по сторонам: двигались по разбитым грунтовкам, проселочным, по кое-как пригодной колее, у кого позволяла техника – прямо пашней. А когда подраненный «Лэнд Крузер» докатил до Октябрьского, и справа показалась железнодорожная насыпь, за ней сами Вязники, Лугин понял причину столпотворения.

– Ну-ка, останови! – сказал он Климентьеву.

Они вместе вышли из джипа и поднялись на поросший лебедой холмик.

На востоке километрах в семи вырисовывался синевато-черный силуэт: звездолет-улитка. Сергей не заметил его раньше из-за лесополосы, тянувшейся вдоль огородов.

– Вот такие дела… – проговорил Денис, бросая взгляд на близкий город.

– Слышь, подъедем к нему, поглядим, что там? – мичман кивнул в сторону инопланетного корабля.

– Движок вот-вот стуканет, – Климентьев присел на корточки, прикрыв глаза и воскрешая в памяти карту окрестных дорог, которые за последние два года он немного изучил.

«Чертовы кафравцы! – пронеслось в распухшей от жары и тряски голове. – Угораздило прилететь точняком сюда».

Если бы радиатор был в порядке, то Денис решился бы поехать на Успенский Погост, с него выйти на трассу к Мурому или вернуться на шоссе М7 двадцатью километрами восточнее, в надежде, что дорога там свободна. Но раздолбанный радиатор ссал и ссал кипятком, в него уже вылили почти весь запас питьевой воды, и Климентьев всерьез опасался угробить двигатель. Единственно разумным решением было бы, двинуть в Вязники. Где-нибудь в мастерских, брошенных магазинах или складах попытаться найти Тойотовский радиатор или сносную замену. Сделать это, конечно, будет нелегко, может, и вовсе нереально, но только через Вязники лежал единственно возможный для них путь в Красноярск.

Додумав, он встал и поделился планами с Лугиным.

– Ерунду говоришь, – отверг мичман. – Суди сам: город маленький. Дрянной городок. У них, наверное, и станции техобслуживания приличной нет. И нормальных магазинов. Все давно брошено. Чтобы облазить в потемках их запасники уйдет время. Может, не один день. Как сам догадываешься, электричества там тоже нет, стоят насосные станции и полный кризис с питьевой водой. Все это – только раз. А два: в городе сейчас дурдом – улицы запружены поднавалившим автотранспортом, в связи с посадкой звездолета. Будет только хуже. Сейчас все сюда ломануться. И с Владимира, и Новгорода, и с того же Мурома. Городок станет чисто ловушкой для дураков, из которой не выберешься, пока не улетит кафравская техника. В общем, не советую, ласково говоря.

– А что советуешь? – Денис хмыкнул со скепсисом.

– Да тоже ничегошеньки разумного, – Сергей пожал плечами. – Пока звездолет здесь, заторы будут на сто километров вокруг. Поехали, поглядим небесную улитку, пока до нее можно добраться. Тут всего-то десять километров – не больше.

– И чего тебя к нему тащит? – Климентьев обернулся на Уазик, с рычанием объезжавший его Тойоту. – Может, ты надеешься свалить втихаря с Земли?

– Того, что мы встряли здесь по самые сморщенные помидоры. Делать больше нечего. Выбирай: стоим столбами среди поля или поехали, хоть с братьями по разуму поздороваемся.

– Глупо это.

– Тогда еще слушай аргумент, – Лугин прищурился. – Звездолет приземлился не просто так, а, скорее всего, для эвакуации народа. Хотя не понятно, чего кафравцы нами озаботились. Может Президент подписал договор или еще какая байда приключилась. Теперь внимание, Климыч: куда денутся машины тех счастливых граждан, которые отправятся на новую родину?

– Ну, морячок, хитрожопый, – рассмеялся Климентьев.

– То-то, аспирант. Будут тебе там и радиаторы в необъятном количестве, и любые машины за шапку сухарей, и бензина будет аж море без кружки. Я так подозреваю, что на обычную тушенку можно будет выменять много полезного. Ведь дорога к чужим звездам определенно требует побольше жратвы про запас. Так что, колбаса и консервы из твоего багажника – самая твердая валюта.

– Убедил. Глядишь, на самом деле радиатором разживемся, а то и джипярой свежей модели, – сказал Денис, хотя свой «Лэнд Крузер» он разменял бы на что-нибудь новее с крайне большими оговорками.

Они спустились к машине. Движок слегка поостыл, и Климентьев неспешно покатил через скошенный луг к прогалине в лесополосе.

13

После недолгих блужданий, им удалось приблизиться к насыпи магистрали «Волга»: большинство отставшей бронетехники двинулось в обход звездолета к Сокурово, и среди анархично разбросанного гражданского транспорта образовался небольшой коридор – кто сам отъехал, кого, бережно сминая, сдвинули броней.

Через коридор по краю леса они и пробрались.

Климентьев разумно оставил «Лэнд Крузер» в стороне от удобного пяточка, куда наверняка поспешат парковаться, подъехавшие позже машины. Больше всего аспирант опасался, что его джип запрут автомобилями со всех сторон, и выбрал место неровное, близко к кустам, зато с почти гарантированным путем отступления – через молодой вересняк к льняному полю. Здесь и площадка для палатки на ночь отличная, и найдется из чего развести костер.

Когда он включил свою эксклюзивную противоугонку и захлопнул дверь, Лугин вскинул ружье на плечо и шутливо скомандовал:

– Шагом марш!

Прошли немного пролеском и сразу выбрались на шоссе. Оттуда и открылся обстоятельный вид на космическую улитку. Такой, что Денис сказанул пару междометий и зашарил по карманам в поисках сигарет. Звездолет, скромно выражаясь, был огромен. В то время как один его край накрывал шоссе и выступал метров на триста в лес, другой граничил с деревенькой Перово, а северо-восточная часть инопланетника определенно мылась в Клязьме. Высотой синевато-черная махина выходила метров в четыреста, может и более того – как разберешь, если над ней и птицы не летали.

– Вот такие дела… – по началу опешивши, произнес Лугин. – Корабль на наши космодромы не рассчитан. Ты, смотри, Климыч! Смотри туда! – он обвел рукой с растопыренными пальцами лес, поваленный брюхом улиточки, махнул в сторону далекой деревни. – Вот это дура! Такой хреновине и космосе тесно! – он цокнул языком и посмотрел на аспиранта, который его восхищения не разделял.

– На дорогу, сволочи, сели, – Климентьев нахмурился и выпустил из ноздрей дым. – Допускаю, не обошлось без жертв. А что грохотало, то, может, наши военные – колонна пройти не успела. Один вопрос: чего они пожаловали сюда? Если настроены вывезти людей, то садились бы ближе к Москве или Питеру. Или к тому же Новгороду. Так нет – выбрали сорокатысячные Вязники, вдобавок перегородили шоссе.

– Не знаю, – Лугин протиснулся между плотно брошенных легковушек. – Подойдем ближе – выясним.

Справа от них возле микроавтобуса собралась группа человек пятнадцати: дети, взрослые, старики – наверное, несколько семей, пока не решавшихся направиться ни к звездолету, ни к образовавшегося под ним обширному лагерю.

– А у меня есть версия, – аспирант остановился у края насыпи и с полминуты смотрел на освещенный закатным солнцем пейзаж и цинично прерывающий его темный бок чужого корабля.

По полю с дороги на Перово и со стороны Вязников долгими вереницами шли люди с сумками и рюкзаками, с маленькими детьми. Добраться до звездолета возможно было только пешком. Машины, пробравшиеся сюда раньше, перегородили все подъезды и казались издали стадами разноцветных овечек. Между ними кое-где торчали палатки, наспех возведенные навесы. Недалеко от шоссейной насыпи из зарослей высовывалась желтоватая с пятнами башня зенитной установки «Шилка». Там же осталось несколько БМП, брошенных военными, «Урал», даже серьезный ЗРК «Бук», четырьмя ракетами нацеленный в корабль чужаков. А в звездолете, насколько мог судить с дороги Климентьев, были распахнуты люки. Несколько. Пять или шесть на обозримом пространстве. И в них тихонько вливались струйки переселенцев. Смотреть на эту процессию Денису стало так скорбно, что он предпочел отвести глаза. К западу, где между березок заходило солнце. Рыжее и ласковое последние дни для этой планеты и наверняка для людей, исчезавших в темном чреве корабля.