Читать онлайн Рука нашего парня бесплатно

Глава 1

Посвящается всем тем подросткам, которые не могут рассказать о себе правду. Всем тем, кого бездушно оболгали в стремлении напечатать эксклюзив. Тем, кого старшее поколение пытается выставить в худшем свете… потому что так проще

Мы ехали в поезде, совсем мимо Москвы. Там она и подсела. Я подумала, что она мне кого-то напоминает. И когда услышала, что она медик, то сразу поняла, что именно на медсестру она и похожа. Вся такая вроде добрая, живая, собранная, но в глубине всё как в застарелом стрессе. Как будто война сутками, годами. И выживаем.

А потом она сказала, что она не просто медик, а уволилась из психдиспансера. Уволилась, потому что тяжело, зарплата никакая, да и не осталось в том городе ни души своих. А в Муроме почти вся семья. Я стала спрашивать про психдиспансер.

Она говорила, а потом вдруг это:

– Был у нас молодой психиатр, Костя. Хороший мальчик, крепкий… не физически я имею в виду. Тут другое. Надо быть крепким на этой работе. Не распадаться на части, понимаешь? В общем, он с одной пациенткой точно чего-то не понял и всё пытался разобраться. А она из особенных. Они там все особенные, но эта – особеннее некуда. Девочка ещё совсем, а пережила такое… Костя промучился с ней… полтора года. Помочь пытался. А она ему р-раз… – бывшая медсестра замялась, опустила глаза. Она с печалью обшаривала взглядом тапки и сумки под полкой, но так и ничего не объяснила, только резким тоном закончила рассказ: – Мы Костю похоронили месяц назад. До сих пор в себя прийти не можем.

Она надолго замолчала, только смотрела в окно серьёзным невидящим взглядом. Её серые глаза вдруг оказались очень красивыми, но я ни на секунду не подумала, что эту женщину и молодого психиатра связывала симпатия или даже романтика. Дело наверняка в его смерти… и в той девочке-пациентке.

Из восьми девушек Лиля оказалась самой высокой, но рядом с Амиром всё равно чувствовала себя малышкой. И когда подошла к нему, чтобы он остановился, то ей пришлось задрать подбородок выше, чтобы точно встретиться с ним взглядом. Тут же потерялась в его глазах. С таким именем нехорошо иметь и высокий рост, и пронзительно-голубые глаза, модельно красивое лицо с чувственными губами и золотые волосы, словно светящимися даже здесь, в этой почти могильной темноте. Амир… ему бы Владиславом быть или даже Романом… Адамом в крайнем случае. Родители, наверное, гордятся им. И с ума сходят. И не только его папа и мама. Восемнадцать человек сейчас близки к сердечному приступу и неизвестно сколько десятков полицейских поставлено на уши. Восемь девушек и молодой парень – дети из самых разных семей неожиданно исчезли.

Но их не найдут. Дела слишком плохи.

Амир нежно смотрел на Лилию:

– Чего ты хотела?

– О, я… просто хотела попросить тебя отвернуться. И уши закрой, пожалуйста.

Лиля какое-то время гадала, почему он смотрит на неё именно так. Сейчас, рядом с ним, когда сердце бьётся так сильно, кажется, что они на залитом солнцем лугу и тёплый ветер дарит им свободу. Но они заперты в тёмном подвале старого дома.

– Почему ты так смотришь на всех девчонок? – вдруг спросила Лиля.

Ей захотелось откусить себе язык.

– А… это из-за роста. Как там папа говорил? Маленькая собака – всегда щенок. Для меня все сейчас как дети. Марго так вообще шестилетка, – Амир кривовато усмехнулся, и внутри Лили что-то сладко защемило. Он не терял присутствия духа и понимания ужаса происходящего, в отличие от неё. – Так куда мне встать? И, главное, зачем? Что вы задумали?

– Да просто… по-маленькому надо. Всем. Обещай не шевелиться, а то ужас как стрёмно.

– Нет проблем. Ты ведь Лилия, да?

– Да.

– Так куда мне встать?

– Вот в тот угол, пожалуйста.

– Я ещё ничего не сделал, чтобы меня в угол… – снова усмехался он. А голос такой мурлычущий сделал!..

Сердце готово растаять, но реальность заставляет взять себя в руки. Потому что… это подвал. Старый, грязный, тёмный подвал. И в указанный угол не забраться – почти до потолка там навалены древние кожаные куртки, вышедшие из моды дублёнки, старые сапоги и остроносые туфли. Очень много.

Похоже на кучи одежды и обуви, что остались от десятков людей, убитых нацистами газовых камерах. Лиля видела фото. И чувствовала, что и для них всех смерть близка.

– Тогда под окно, пожалуйста.

Амир кивнул и встал лицом к единственному окошку, зажав уши ладонями. Зарешеченное с улицы маленькое окошко пропускало свет, но стекло оказалось забрызгано грязью внизу и посерело от пыли и дождей вверху. Если бы не решётка, они бы разбили стекло старыми сапогами и протиснулись. У Амира широкие плечи, но даже он, пожалуй, смог бы. Он, конечно, высокий и мужественный, но ему, он говорил, ещё только шестнадцать. Он должен быть гибким.

Лиля повернулась к девочкам. Марго, миниатюрная брюнетка, симпатичная как Рианна, метнулась в угол возле двери и мгновенно стащила серые джоггеры, а потом и трусики. В темноте кричащий кислотно-розовый оттенок белья так и бросился Лиле в глаза. Оксана, худенькая девушка с немного циничным, чуть пустоватым, но очень серьёзным взглядом серо-зелёных глаз, длинным лицом и светло-русыми, пепельного оттенка волосами, встала между Марго и Амиром.

И следующей в угол пошла она, Оксана. Она тоже умудрялась сохранять спокойствие и пыталась шутить:

– Не ожидала, что когда-нибудь буду снимать трусы в присутствии такого парня, но в жизни, оказывается, всякое случается.

Брюнетка с оливковой кожей, ещё совсем девочка, нервно хихикнула и снова затихла. Лиля не запомнила её имени. Брюнетка смотрела внимательно, тревожно, казалась суетливой, но её длинные прямые ресницы и огромные, очень тёплые карие глаза смягчали впечатление. Она очень понравилась Лиле. Казалась безобидной и нежной, похожей на олениху, только лучше.

Воздух в подвале постепенно посырел и потеплел от мочи. Лиля поёжилась от своих мыслей. Она думала о том, что такой красивый парень, как Амир, вынужден дышать этим воздухом. Но до сих пор её бил озноб и даже небольшое повышение температуры в подвале показалось Лиле приятным.

Когда свои дела сделали все, кроме девушки с тёплыми глазами и Лили, за дверью послышались шаги. Запоры глухо отпирались с той стороны и неожиданно, со скрипом, в подвал подался серый свет.

– Будете выходить по одной, – хриплым, грубым голосом произнёс мужчина, лица и фигуры которого нельзя было разглядеть за широкой, но низкой дверью и притолкой.

Девочки посмотрели друг на друга. Они все боялись. Амир двинулся к двери.

– Ты – стой на месте, – остановил его неизвестный. – Твоя очередь придёт потом.

– Мы хотим пить, – громко сказал Амир. – Здесь нет воды.

Мужчина быстро закрыл дверь.

– Он запер её не на все запоры, – шёпотом сказал Амир.

– Чего они хотят от нас? – прошептала Марго.

– Никто ничего не говорил, – тихо проговорила Оксана.

– Надо спросить, – с дрожью в голосе произнёс Амир.

Лиле показалось, что эта дрожь выдала его страх, внезапно показавшийся вне маски самоконтроля, но когда Амир встал к ней вполоборота, она опознала чистой воды ярость.

Тяжёлые шаги за дверью. Дверь снова открылась. На сей раз двое мужчин. Один поставил эмалированное ведро на порог, а другой держал в руке какое-то оружие, которое нацелил на Амира. Лиля совсем не разбиралась в автоматах, но этот выглядел как военный, который они собирали и разбирали в школе как-то раз.

– Воду получает только тот, кто пьёт антибиотики, – сказал мужчина, поставивший ведро. – Если узнаю, что кто-то из вас не выпил таблетки, воду больше не получит никто.

– Что за антибиотики? У меня аллергия на некоторые лекарства, – сразу же заговорил Амир.

– Выпьешь всё равно. Будет реакция – примем меры.

Оксана кивнула Лиле на ведро. Сама она, видимо, ужасно боялась. Они с Марго переглядывались, тараща глаза и будто что-то говоря друг другу. Остальные тоже не решались.

Лиля преодолела нервозность и шагнула вперёд. Ей не хотелось пить, но неизвестно, когда им дадут воды в следующий раз. А таблетки? Если хотели бы убить или замучить до смерти, то никаких таблеток, наверное, не дали бы.

В ведре плавал, болтаясь и слабо постукивая о изогнутую ручку, алюминиевый ковшик. Такой чистый, что почти сверкающий, и при этом до крайности исцарапанный.

В ладонь Лиле выдавили большую таблетку из блистера, похожую на тот дешёвый цитрамон, которым раньше мать лечила головные боли.

Закидывая в рот таблетку, Лиля нечаянно взглянула в лица мужчин и чуть не подавилась.

Они оказались нормальными. Не какие-нибудь боевики-террористы. Взгляды у них чистые и выразительные. Один молодой, высокий и поджарый, лет двадцати пяти, с ровно подстриженной бородой и свежей стрижкой, будто только что вышел из барбершопа. Другому, с недельной небритостью и рыжими волосами с проседью, около пятидесяти – от его зелёных, солнечных глаз лучами разошлись нечастые, но глубокие морщинки. Молодой смотрел отстранённо, зрелый – с симпатией.

Ей бы обратиться к рыжему и спросить, зачем это всё, но молодой сказал "следующий"и Лиля отошла.

Она пыталась вспомнить парней, которые везли её сюда. Везли ведь очень долго, больше суток. Но так и не вспомнила их лиц. Ей казалось, что это были какие-то небритые горцы, деловитые, но нервные, избегающие прямого взгляда. И пусть она так толком и не вспомнила ни одного из них, Лиля осталась в полной убеждённости, что те парни не похожи на этих двоих. Этим Лиля будто бы была интересна.

– Ребят, а зачем мы здесь? – спросил Амир.

– Скоро узнаете, – пообещал, усмехнувшись, как будто взбодрившийся рыжий.

Последней таблетку пила Марго. Её-то рыжий и схватил за руку. Молодой отставил ведро, и Марго, ни слова ни говоря, вывели.

Амир только тихо выругался, когда дверь закрылась.

– Ты в порядке? – спросила его одна из девушек.

– Да. А ты? Я надеюсь, нас не пытаются подсадить на наркотики.

– Пока ничего странного не чувствую, – испуганно сказала девушка, но побледнела так, что несколько прыщиков на щеках стало заметнее.

Вообще, все девушки выглядели на семнадцать-восемнадцать, привлекательные, стройные, и почти все с идеальной, чистой кожей.

Лиля подошла к той, что всё ещё стояла рядом с Амиром.

– Как тебя зовут?

– Полина.

– Я Лилия ****еева. Можно просто Лиля. Тебе сколько лет? Ты откуда?

– Я из Воронежа, восемнадцать. А тебе?

– Тоже восемнадцать. Я из Череповца, но забрали меня из Ярославля. Я приехала туда квартиру искать. Только зачислили на факультет…

– Как это случилось? – напряжённо спросила одна из девочек, брюнетка с красивым овалом смуглого лица и яркими серыми глазами. – Как тебя забрали?

– А тебя? Тебя как зовут?

– Эльвира, – мрачно отозвалась девушка. – Я из Татарстана. Ярославль далеко от Казани. Нас что, со всей России собирали?

Все стали называть место, из которого их похищали. Нет, не со всей России. Как раз из области, от Ярославля на севере и Воронежа на юге и до Казани на востоке.

Брюнетка с тёплыми глазами назвалась Марьяной.

Знакомиться вдруг перестали. Как будто дружно задались вопросом о том, что там с Марго. Она ведь там…

Никто не строил гипотез вслух. И никому, слава Богу, в голову не пришло весёлым голосом предположить, что их продали семейке каннибалов, и Марго должно хватить им дня на три, а в эти три дня можно спланировать побег.

Амир не спускал глаз с двери. Оксана тяжело вздохнула и села под окном на пару кожаных дублёнок. Лилия хотела последовать её примеру, но ей попадались только те дублёнки, у которых весь мех на воротниках превратился в грязь, а мех внутри, изъеденный молью или чем-то ещё, осыпался как песок, почему-то вызывая чувство гадливости. Всё это было похоже на сон, только очень плохой и тяжёлый.

Вдруг тяжёлые шаги за дверью, звон замков и запоров, дверь открывается, и Марго, согнувшись, переступает через порог подвала. Она так и не разгибаясь добрела до первой же дублёнки и почти свалилась на неё. А потом из её рта понёсся обычный русский мат. Звучал он не слишком грязно, но и не безобидно.

– Ты чего согнумшись? – вдруг схватила её за руку Оксана, заговорив как-то иначе, стариковски. – Тебя там лупили чтоль? Сильно?

– В живот и по спине, – мрачно ответила Марго и попыталась было снова завести цепь матерщинных проклятий.

– За-зачем? – прервала её красивая блондинка, которая до сих пор старалась вести себя крайне тихо.

– Не знаю! – почти прорычала Марго и уткнулась лицом в колени, которые подтянула ещё ближе к груди.

Девочки постепенно сходились к Марго. В темноте подвала они все выглядели как призраки. Только Марго почему-то казалась настоящей.

– Нас заставят работать, – заговорила Марго в какой-то момент. – На каких-то дядек.

И почему-то сразу стало ясно как именно. В гробу вряд ли могло быть тише в такой момент.

– Если сразу не согласимся, будут избивать и насиловать, – после долгого молчания мрачно бросила Марго.

– Они с тобой… и так обошлись? – прерывающимся голосом спросила Оксана.

– Нет, так – нет. Но, наверное, это потом.

В тот день мало говорили.

В какой-то момент Лиля вспомнила, что так и не пописала ни разу, а как только сделала это, стало так легко, что захотелось смеяться. Но всем было не до смеха и шутить никому не хотелось. Однако, реальность больше не напоминала кошмар. Она стала просто холодной и тёмной. Еды пока не давали. Только очередные таблетки, когда стемнело. На этот раз они были маленькими, другими, плотнее и с каким-то покрытием. Не обратили внимание, что Амиру выдали другие таблетки. Сразу горсть.

Но уже перед сном, когда все, кажется, утомились до предела и начали устраиваться, приваливаясь на дублёнки, Оксана вдруг сказала:

– Эти таблетки ужасно похожи на противозачаточные моей сестры.

– А… – протянула Марго. – Всё логично. У твоей сестры такая бурная личная жизнь?

– Нет, просто ребёнка заводить не хочет. Учиться надо. Аспирантура, всё такое.

– У меня явно не противозачаточные, – заговорил Амир. Он молчал много часов подряд.

И тут девчонок понесло – они наконец-то сообразили, что Амир серьёзно выбивается из общей картины. Если их собираются отправить в какой-нибудь бордель, то на что склоняют Амира? Марго с Оксаной обтекаемыми фразами высказали мысль, и Лиля почувствовала, как от лица отливает кровь. Она не знала почему бледнеет она, а не Амир. Впрочем, в темноте не видно.

Следующим утром все казались усталыми. Не ели, судя по всему, трое суток, но почему-то не сходили с ума от голода. Наверняка из-за силы страха и стресса есть не захотелось бы никому в такой ситуации.

– Интересно, они могут ещё кого-нибудь привести? – как будто ни к кому не обращаясь, сказала Оксана.

– Наверное.

– Нет, всё это странно, – пожав плечами сказала Тоня, тихая блондинка, до сих пор всегда торчавшая возле стены напротив окна.

– Что именно? – спросил Амир неизменно ласковым тоном.

– Ну как… – застеснялась Тоня и затихла. Но она всё равно заставила себя и заговорила: – Похищать живых людей очень сложно. Слишком сложно!.. Это море случайностей… А что, если бы мы сопротивлялись, а что, если бы в пути сюда кто-то из нас выпрыгнул из машины? Мы почти взрослые, да и Амир не кроха.

– Но у них получилось, – как будто намекающе, но твёрдо, сказала Марго.

Лиля про себя почему-то перекрестилась, услышав её голос. После вчерашнего Марго должна была стать тихой, с трудом переживать боль, баюкать избитые части тела, но эта хрупкая девушка лишь обнимала себя за плечи и почти не двигалась с места, тогда как весь её вид излучал какую-то силу, почти уверенность.

Как будто Марго не сломить. Как будто… русский мат обладает реальной мощью и способен поддержать любого человека.

– Говорят, они как-то вычисляют тех, кто не будет сопротивляться или знают, как работает психология… – заговорила Полина. – Короче, они разбираются.

Амир, покачав головой, с трудом сглотнул и сказал:

– Звучит так, будто они какие-то редкие гении, но они просто уроды, которые сильно рискуют.

– Почему ты позволил себя схватить? – спросила Оксана. – Почему? Как?

Звучало обвиняюще, но Лиля не успела встать на защиту Амира. Он сказал то, что поразило её и заставило забыть о тоне Оксаны.

– У меня есть сестра. Они сказали, что заберут её. Назвали номер её школы. Я поверил и не сопротивлялся.

– Думаешь, зря? – со странной улыбкой спросила Марго.

– Не знаю. Я должен был защитить её любым способом. Даже таким. Иначе нельзя.

Вместо завтрака выдали воды и таблеток. И увели Оксану.

Она кричала. Слов было не разобрать, но она кричала. Марго взяла руку Амира и сжимала её в своей. Лиля думала о том, что тоже так сделала бы, но… смелости не хватило.

Все молчали. Оксана вернулась тихая, но как будто бы внутренне сильная, как Марго, только охрипшая.

Назавтра вытащили Полину. К вечеру у неё распухли губы и верхнее веко левого глаза. Может быть они посинели, но в темноте видно не было. Следующим утром, когда посветлело, лицо Полины уже казалось чёрным.

Потом София. Повреждений на ней не было видно, но она очень громко и долго плакала после всего. Давилась слезами, но говорила, что это не от боли, а от обиды. За себя.

Перед этим Лиля видела сон, в котором она дома, и там она была так счастлива, что горе пробуждения перебило страх быть следующей. Но после Софы она уже не смогла спать, потому что страх стал леденящим и злым, почти кусающим её изнутри. В подвале стало так холодно, но, от мучительной безысходности кутаясь в старые куртки, Лиля лишь начинала покрываться противным потом. Он не был липким или холодным. Липкой и холодной оставалась вся Лиля.

Следующей стала Тоня. Судя по всему, она перенесла побои легче всех. И такое ощущение сложилось не только у Лили. Марго словно вцепилась в неё и всё расспрашивала, куда именно били и сколько раз.

Тоня спокойно отвечала, каждый раз через тяжкий вздох, а у Лили волосы почти дыбом вставали от услышанного. Но Тоня прервала ответы внезапным рассказом о том, что в младших классах плохо училась и папа бил её за это. Бил куда изощрённее, чем эти уроды.

– А потом ты стала хорошо учиться? – с каким-то болезненным интересом и удвоенной силой приклеилась Марго.

– Да.

– И что, отец перестал тебя бить?

– Переключился на младших. Но когда я вступалась за них, бил и меня. Я обещала ему, что подтяну их до пятёрок и подтянула. В конце концов он перестал бить младших и переключился на бабушку.

– Стал бить свою мать?! – ужаснулась Оксана.

– Да. И я уже не знала, что делать. Наверняка они все думают, что я просто сбежала. Но тогда мне одного дня не хватило…

– Не хватило?..

– Да, я почти поняла.

– Что поняла?

– Что мой отец просто жестокий, и ему всё равно кого и за что бить. И это адов круг, и мы все в нём.

– Что бы ты сделала, если бы оказалась там сейчас? Там – то есть дома? – вдруг спросила Полина.

– Понятия не имею. Загуглила бы.

– Но не убила бы его?

– Нет, что ты!..

– Молодец, – вдруг похвалила удовлетворённая Марго. – Убийство – это грех.

– Грехов больше, чем одно убийство, – вдруг как-то малопонятно возразила Марьяна, но все поняли, что она имела в виду. Кроме Марго.

По Марго было видно, что она как будто отмахнулась от слов Марьяны, пропустила их мимо себя, не позволив осесть, запасть в память. Странное чувство, невнятный образ вдруг очутились внутри Лили, но она не смогла ухватить их, осознать и раскрыть.

– Да ладно, – вдруг заговорила Оксана опять тем же насмешливым, как будто взрослым тоном, – Марго кажется, что Тоне меньше всех досталось, вот она и допрашивает. А на самом деле Тоню, может, и правда меньше били.

– Докажи! – вдруг разозлилась Марго. Она точно знала, что доказать тут ничего невозможно.

– Сколько бы людей ни били, они не перестают испытывать боль. Она не становится меньше с каждым новым разом. Зато у Тони красивые волосы. Они пепельные и вьются. Натуральные. Нет, они пепельно-золотистые. Я таких никогда не видела.

– Софа тоже блондинка.

– Софийкины волосёнки – ерунда. Извини, Соф… нет, правда, тебе не кажется, что у Тони волосы как будто красивее?

– Ну да, кажется, – признала София.

– Вот и Лилька тоже блондинка, но волос у неё чуть-чуть, – после кивка, продолжала Оксана. – Извини, Бога ради, Лиль, но на твою голову будто кто-то плюнул волоснёй…

Девочки почему-то рассмеялись. В голове у Лили создался образ жёстких, спутанных кудрей, сбившихся в колтун на макушке, и она, проведя ладонями по голове, очень быстро проверила, всё ли в порядке. Но всё было как всегда: гладкие прямые волосы окутывали голову и падали на плечи, немного слипшиеся из-за отсутствия мытья, но вовсе не спутанные.

А ещё они все в который раз забыли про Амира. Лиля, правда, помнила, и оглянулась на него. Его глаза и губы улыбались, и он точно смотрел на неё, а не на кого-либо ещё. И взгляд у него был очень тёплый и понимающий, как будто сообщал о родстве душ, если не больше.

Как вдруг Тоня взвыла и заплакала.

После долгих попыток успокоить её, все услышали, что она так скучает по своим, так боится за них, что это уже невыносимо.

Боится за них?! Лиля сначала онемела, услышав это. Тоня в дьявольском месте и подвергается дикой пытке, но боится за своих младших братьев или сестёр и бабушку!

– Я не могу, – шёпотом, шмыгая, протянула Тоня, усевшись в объятия Полины и Марьяны. – Я так больше не могу. Папа начнёт придумывать про меня всякие грязные истории и поучать мелких, чтобы они не стали такими же как я и не вздумали сбегать. Или скажет, что я бросила их, потому что не любила…

– А мама у вас есть? – вдруг очень серьёзно и как-то трезво спросила София.

– Есть.

Марго выругалась. И так понятно, что если мать есть, но ничего не делает, чтобы выгнать такого мужа, то дело плохо. Скорее всего достаётся и матери. А то и больше остальных, но систематически. Но этому уроду мало бить жену…

Лиля так и не уснула той ночью. Это была вторая ночь без сна.

Спать хотелось, хотелось очень сильно, но сон почему-то не приходил. Не наступало расслабления, сопутствующего засыпанию… оно и сон приходили только до того дня, как заплакала София.

Странно, они провели там всего четыре или пять дней, а может быть и шесть, и семь, и их даже один раз покормили, бросив три круглых хлеба на всех, но Лиля почему-то не могла точно посчитать дни. Она помнила только плач: первый день, когда плакала София, во второй – Тоня. Всё.

В третий день, когда её тело наконец-то начало расслабляться у стены и горько пахнущих старых вещей, их всех вдруг всполошила открывающаяся дверь. Но ни воды, ни таблеток, ни хлеба.

– Блондинку сюда. Новую, – потребовал чей-то незнакомый мужской голос.

Из блондинок оставалась только Лиля.

Глава 2

Она мгновенно пришла в себя и встала. Вышла на свет и поднялась из подвала, ощущая, как всё её тело мертвеет с каждой проходящей секундой. Она не поднимала головы, удивляясь тому, что тело действительно двигается, повинуясь даже невысказанным приказам. Но вокруг было несколько мужчин, пять или шесть. Она не чувствовала их запаха, но нос вычленил среди всего порох и аромат какой-то сушёной травы, а ещё… айрана или какого-то козьего сыра?..

Ей показали на дверной проём, но когда она подходила к нему, кто-то сильно толкнул её, и в результате она ушибла грудь о косяк. В присутствии мужчин она не могла позволить себе потереть грудь, как бы не хотелось, и пришлось ссутулиться и обхватить левой рукой правое плечо так, чтобы заодно прикрыть ушибленную грудь от новых ударов. Желание абсолютно инстинктивное, но воплотить его казалось необходимым.

Затем ей что-то говорили. Лиля понятия не имела, о чём вообще идёт речь. Смысл слов ускользал о неё, хотя каждое было знакомым и очень русским. Она лишь смотрела на мужчин. Одного, рыжего, старого, она уже видела, а ещё было четверо совершенно непонятных существ, которые выглядели так, как будто они и сами голодали и находились в безвыходной ситуации… в нищете, только с самого рождения. Один явно славянской наружности, и трое горцев или что-то вроде того. Они не отличались ростом, головы казались непропорционально больше, тела бессильные, худые, даже жалкие. Взгляды нетвёрдые. По лицам большинства этих мужчин вообще никто и никогда не смог бы предположить, что они могут заниматься чем-то вроде работорговли, и тем более избивать полуголодных девушек.

Про шестого, который стоял сзади, она и не забыла, но не могла заставить себя повернуться и посмотреть ему в лицо. Только отчётливо чувствовала его взгляд у себя на шее и спине.

Но Лилю сбили с ног, и после первого удара, удара об пол, внезапного, выбившего из неё дух, посыпались новые. Она сжалась как только могла. И да, её били в голову, и чей-то ботинок даже долбанул её по плечу сверху, но только раз. Наверное забота о товаре сыграла роль – девушки с перекошенными плечами или сломанными ключицами вовсе не так хороши, должно быть. Это продолжалось не слишком долго. Удар током она узнала, пусть и не смогла поверить в то, что на смену простому насилию её будут вот так… пытать. Но за разрядом следовал новый, без передышки, и Лилю так встряхивало, что она подлетала с пола точно как в американских фильмах про вселяющихся демонов.

Вот только это было даже вполовину не так больно, как ботинками по рукам и спине. Просто странно и дико, и дрожь, проходящая по телу, захватывала его полностью, лишала любого контроля над ним.

Может быть чей-то ботинок попал в какое-то особое место, но когда её на несколько секунд оставили в покое, она вдруг ощутила, что засыпает. Проснулась она совсем ненадолго, когда что-то или кто-то утягивал её обратно в подвал.

Это были девчонки. Они стащили её с порога, на котором оставили тело Лили надсмотрщики. Дверь закрылась. Очнувшись во второй раз Лиля сказала им, что всё нормально, и ей просто нужно поспать. И действительно поспала. Проснулась уже в темноте, немного полежала и ещё раз уснула. Утром рассказала всё, что было.

– Почему тебя били и током, а других – нет? – поинтересовалась Марго.

– Я думаю, что это зависит от особых пристрастий наших уродов, – твёрдо ответила Лиля. – Среди них вчера не было молодого. Значит, они меняются. Работают здесь почти посменно. А кто на смене, тот и пытает. Ещё, мне кажется, там есть мужики, к которым у остальных мало доверия. Их то ли в первый раз взяли в дело, то ли собираются подставить и бросить в распыл при первой же возможности. Они выглядят слишком нищими для того, чтобы иметь хорошие деньги с бизнеса.

Марго ничего больше не сказала.

– А ты на кого учиться-то собралась? – после недолгого молчания спросила Оксана. – На психолога или какое-нибудь МВД?

– Пед.

– Что? – то ли не расслышала, то ли удивилась Оксана.

Лиле пришлось повторить. А потом и объяснить что это. Её слегка удивило то, что Оксана не знает, что "Педом"называют педагогический.

– Боже мой, ты слишком умная, – с лёгкой насмешкой протянула Марго и почему-то оглянулась на Оксану.

А Лиле стало противоестественно стыдно за себя. Но глаза Амира улыбались, и это успокоило… до того момента, как вызвали его.

Он не кричал. Вернулся целым и невредимым. И прежде чем Марго открыла рот для расспросов, сам всё рассказал:

– Меня бить даже не пытались. Угрожали жизнью сестры, но сначала тем, что сделают с вами, если не соглашусь сотрудничать. Да, меня хотят отправить зарабатывать в той же индустрии. Девчат, дела реально плохи. Эти парни знают толк в пытках. Есть только один выход – согласиться и сбежать где-нибудь по дороге к клиентуре. Но есть проблема. Всё в любой момент может сорваться, и я не смогу узнать, как справилась каждая из вас.

– Амир, ты нам не брат, чтобы заботиться о всех нас, – вдруг заговорила Эльвира. – Мы чужие друг другу люди, понял? Думай о себе. Только о себе.

– Если я буду думать о себе, то мы здесь останемся, потому что для меня даже для вида соглашаться неприемлемо.

– Ты гордый? – с интересом спросила Марго. – Или думаешь, что никогда не отмоешься?

– Религия запрещает? – предположила Оксана.

– Воспитание, – твёрдо сказал Амир.

Все некоторое время молчали. О чём бы ни думали в это время девчонки, Амир сел на своё обычное место неподалёку от окошка продолжил говорить по существу:

– Нам грозят конкретным типом пыток, и если я хоть немного понимаю в анатомии, такие штуки приводят к смерти и большому количеству уборки для любого маньяка… Да и потом, для таких пыток тут ничего не предусмотрено. Это просто дом, в котором живут… уроды с оружием. Убивать нас они не собираются. Мы очень дорогостоящие рабы. Значит, таким образом пытать не будут и отстреливать… тоже нет.

– И что ты предлагаешь? – вдруг спросила Оксана, и Лиле вдруг подумалось, что она самая старшая из них, хотя возраста своего не называла.

Она гораздо старше всех.

– Ещё пока ничего. Но с каждым днём над нами будут измываться всё сильнее. Над вами. Нам не позволят отсюда выйти несогласными на сотрудничество. Мы либо будем сидеть здесь очень и очень долго, либо они придумают, каким образом ещё можно отбить нашу цену.

Марго ругнулась.

– Ну раз ты ничего не предлагаешь, то предложу я, – сказала она Амиру. – Соглашайся.

– Ну да, конечно, – с иронией кивнул он, смерив Марго напряжённым взглядом.

– А в чём проблема? Кроме твоего воспитания, конечно.

– Есть кое-какая вероятность, на которой…

– …Всё сорвётся? – договорила Лиля. – Я, кажется, поняла о чём речь. О том, чтобы доказать согласие, верно?

Она поёжилась. Амир кивнул.

– Меня бесит, что ты называешь это сотрудничеством!.. – вдруг вспылила Эльвира. – Это не сотрудничество!..

– Успокойся, Эльвир, – ласково сказал ей Амир. – Мы больше так не будем говорить. Хотя, конечно, говорить тут уже и не о чем. Чем дольше тянем с решением, тем хуже. Вот и всё. Мне не нравится, настораживает, что на меня они… эм… возложили ответственность за вас, а вам – ни одной – они не сказали ни того же, ни чего-то хоть отдалённо похожего. Решили, что если я из-за сестры вплёлся в это всё, то и из-за вас тоже переживать начну, так, выходит? – Амир вздохнул и прикрыл глаза как будто очень устал. И вдруг грустно предположил: – А может они и не полные дебилы.

– Вообще-то… – прорезался голос из глубины тела Лили. – Мне говорили что-то вроде того. Предупреждали, что с тобой сделают что-то противоестественное, но я не всё поняла. Вернее, поняла очень мало. Извини, кажется, у меня был шок… или мне было слишком страшно, так что я абсолютно никаких выводов сделать не могу. Даже общий смысл их слов не могу вспомнить.

Амир посмотрел на неё долгим серьёзным взглядом, от которого у Лили почему-то сердце словно бы повисло на тонкой ниточке. Он не стал ни вздыхать, ни сокрушаться. Только продолжал смотреть на неё так, будто бы она была захватывающим клипом с постоянно меняющимися яркими картинками. Словно она такова, что в ней есть что разглядывать так долго.

И снова, как вот уже несколько раз, Лиле почудилось, что они тут только вдвоём. И только они двое имеют значение. Но не для уродов наверху, а… вот… друг для друга.

– Так это всё меняет, нет? – вдруг режуще-громко подала голос Оксана. – Амир если и дороже нас, то не сильно. Нас не грохнут из-за его несогласия, так? Ну всё, договорились.

– А что делать-то?

Эльвира, сказав так, развернулась ко всем спиной и подошла к стене. Поразглядывала её и вернулась к центру подвала, где сгрудились девчонки, стараясь не пропустить того, что скажет Амир, но и не подходить слишком близко. Лиля их понимала. Она и сама боялась подходить к Амиру. Они все давно не мылись и воняли, их запахи могут показаться ему тошнотворными. Только Марго плевать. Она подсаживается к нему ближе так, будто боями получила такое право и это её королевское место, трон.

Забота? Нет, Амир думает о них как-то иначе, не так, как девчонки думают о нём. Для них он красивый парень, а они ему как сестрёнки, которых надо защищать. Он – чудо.

Сердце Лили болезненно сжалось.

"Я ему тоже как сестрёнка?"

– А что ты можешь сделать? – наконец спросила Оксана, так отвечая на вопрос Эльвиры, риторический или нет. Слова Оксаны были брошены почти с вызовом. Они как будто провоцировали и затыкали одновременно.

Потому что нет, ничего не может сделать никто из них. Ничего такого, что бы по лёгкому пути, без потерь вернуло бы их всех по домам.

– Интересно, рак кожи был бы менее страшным, чем это всё? – вдруг подняла голову София.

– У тебя что, рак кожи? – как-то не слишком умно отреагировала Оксана.

– Нет, просто на ум пришло.

– Понятно. Ты… как бы… помолчи, Соф. Тут Эльвире может какая-нибудь интересная мыслишка прийти.

– Нет и не будет интересных мыслишек, – опять сходив до стены и вернувшись, сказала Эльвира. – Мы собираем информацию и анализируем.

– Скоро будет поздно собирать информацию, – мрачно проговорил Амир. – Надо действовать.

– А как?

– Не знаю ещё. Не решил.

– Так если нас всех убивать не собираются, куда ты торопишься-то? – вдруг разведя руками обратилась к Амиру Оксана.

– Не знаю, – мрачно отмахнулся Амир.

Марго бесстыдно погладила его по плечу, и Лиле вдруг захотелось обозвать её самыми худшими словами. Вслух. Но хорошее воспитание… это такая вещь, когда даже на ум плохие слова не приходят.

Все надолго затихли. День подкатывался к вечеру. Половину ночи за окном кто-то стрекотал, кузнечик это, сверчок или что-то такое, но Лиля слушала и наслаждалась, а про себя надеялась, что остальные тоже слушают и наслаждаются. Это нечто единственно прекрасное, кроме друг друга, кроме Амира, что им неожиданно подарила жизнь. Подарила ровно перед страшным потрясением.

Следующим утром на раздаче воды и таблеток Оксана обозвала было уродов уродами, но Марго тут же толкнула её и принялась извиняться, жалко растягивая в улыбке дрожащие губы. Уроды странно долго смотрели на неё, тяжёлыми взглядами придавили каждого в подвале к месту и жестами позвали Марго наверх.

Марго оглянулась на Полину, на Тоню, Марьяну, но если она что-то и шепнула, то совсем тихо. Она ушла.

Её не было очень долго. Слишком долго.

Вернулась она странная… слабо пахнущая мылом и мужским одеколоном.

Стояла возле двери, опустив голову, а потом пошла в тот угол, где они обычно справляли нужду.

Амир было встал и повернулся к окну, решив, что Марго собирается пописать. Но она вдруг позвала его, сев на холодный земляной пол в паре шагов от угла.

– Амир, будь так добр, сделай хорошее дело, а?

– Какое?

Марго заговорила непривычно серьёзно и вежливо:

– Не мог бы ты пописать мне на бедро?

– Что?! – изумился он.

Так же, но молча, изумились и все девочки.

– Там осталась грязь, – совершенно серьёзно объяснила Марго. – Мне нужно её смыть.

– Давай просто вытру.

– Это не та грязь, которую можно просто вытереть. Это грязь, которая как клеймо. Как на всю жизнь. Я её ненавижу.

Лиля долго не могла понять, что происходит, что Марго имеет в виду. Но Амир понял. Он подошёл и сел рядом с Марго, чтобы шептать ей что-то, сжимая в своей её полубессильную руку и слегка массируя пальцы.

Только на следующий день Лиля догадалась, что случилось с Марго наверху. В конце концов, она предупреждала, что так будет. Правда, уроды ещё ни разу не вызвали Марьяну и Эльвиру, но они выглядели красивыми татарочками, и заметно отличались от остальных девушек и Амира. Или уроды всё-таки способны были жалеть кого-то больше, а кого-то меньше?

Теперь никакой подарок жизни не смог бы заставить Лилю беззаботно наслаждаться. В ней снова поселился сильный страх, заставляющий её забиваться в куртки и мерзко потеть.

Оксану вызвали на следующий день. Её тоже долго не было. Ещё дольше, чем Марго. И она кричала как в первый раз. Слов тоже было не разобрать. Быть может, Лиля просто таких и не знала.

Но наступил вечер, всё стихло, а Оксана не возвращалась. Ближе к ночи где-то совсем рядом прогремел выстрел.

Оксана не вернулась и утром. Оксаны больше не было.

– Эй, где Оксана! – грубо рыкнул Амир, когда появились двое с водой.

– Пошла в распыл, – холодно сообщил один из уродов. – Хочешь поговорить, обсудить, поплакать – пожалуйста. Идём, выходи.

Глава 3

Лилю словно повело вперёд, но она уже не могла остановиться. Она чувствовала, что Амир сейчас что-то сделает. Она чувствовала его ярость и шла вперёд, шаг за шагом, чтобы защитить его от насилия. Инстинкт и расчёт кричали внутри неё, что нужно забиться в угол, быть может даже попытаться укрыться за обувью и дублёнками, но Амир не дал ей прислушаться к себе. Секунда, и он прыгнул и дёрнул за ручку ведра одного из мужчин. Тот пошатнулся и последовал звонкий и в то же время глухой удар. Лиля даже не успела осознать, насколько быстро второй дядька вырубил Амира прикладом. Но мужик с ведром и Амир уже валились внутрь подвала, и Марьяна выскочила (откуда только взялись силы и решимость?) и полезла на второго, который готов был врезать и ей. Но Марьяна не собиралась драться или не умела. Она делала то, что могла, и как будто облепила своим телом взрослого мужчину. Лиля оглянулась, надеясь на помощь остальных девочек, но от страха или растерянности их словно разбросало по стенам.

Упавший путался в Амире и ведре, но уже поднимался, и Эльвира вдруг схватила тяжёлые сапоги и принялась колотить со всей силы мужчину по голове, но это как будто бы было бесполезно и только удар ногой по голове ненадолго помог. Взгляд Лили упал на освободившуюся руку отключившегося Амира. В ней были связанные несколькими узлами шнурки. Амир готовился душить.

Эти шнурки в руке Амира почти заставили оцепенеть Лилю, но сквозь всё прорезался голос Марьяны сзади.

Она умоляла перестать, просила прощения. Лилия оглянулась. Тот, на которого она накинулась, уже без какой-либо пощады бил её кулаками по лицу, свалив девушку на пол и склонившись над ней. Он казался таким большим и сильным, таким тяжёлым, мускулистым, весил килограммов сто, наверное. Глаза Марьяны закрылись. Бить её больше нужды не было, но урод продолжал наносить удары. Он мог забить её до смерти.

Лиля схватила шнурок из руки Амира и взбежала наверх. Её пальцы изловчились, руки сами накинули петлю, колено само упёрлось в спину урода. Лиля тянула и тянула концы шнурка на себя, но этот мужчина казался слишком крепким, почти каменным, хотя она чувствовала жар его тела коленом и понимала, что он просто человек из плоти и крови, что он далеко не вечен. Что рано или поздно это противостояние закончится. Но она тянула и тянула, и на всплеске почти дурного превозмогающего усилия, рвущего мускулы и свою же кожу концами шнурка, Лиля, издав стон-писк, перешедший в нечто хриплое, в панике решила, что задушить такого монстра просто нереально. Что, если она отпустит, и он измолотит её и всех остальных своими кулачищами?

И она не отпустила. Тянула и тянула, пока Марго не сказала отпустить. У неё в руке было что-то чёрное, похожее на оружие вроде полуавтомата. Внимательно осмотрев эту штуку, Марго, крупно дрожа, сняла предохранитель.

Колено Лили начало уходить вниз вместе с мужской спиной. Он осел, а потом и лёг поперёк Марьяны. Лиля подумала, что он сделал это осознанно, потому что Марго приказала, но никто ничего не сказал вслух, а мужчина не поворачивался… и не дышал.

– Что там с Амиром? – наконец нарушила молчание Марго. Она пятилась, отходя от Лили с поднятым кверху дулом, а на лбу у неё выросли крупные капли пота.

При этом Марго казалась до дичи красивой, даже вместе с этими каплями.

– Выхожу. Жив, – тихо, не очень внятно отозвался Амир. – Давайте быстрее. Софа, не надо меня поддерживать, я сам. Сам, я сказал!.. Иначе вы можете не успеть.

– Нет, торопиться некуда, – ровнее и чуть спокойнее заговорила Марго. Её блестящий, почему-то волчий взгляд нацелился на Лилю и не спадал.

Почти тут же на плечо Лили сзади легла тяжёлая рука, а её обладатель холодно выдал негромкие слова:

– Попытка к бегству? Все назад, в подвал!..

Озноб прошёл по спине. Лиля узнала те чувства, которые испытывала, когда её выводили для избиения и пытки током. Она узнала этот взгляд на её шею и спину сзади, хотя даже не видела, как и в прошлый раз, кто именно подкрался к ней опасно близко.

Лиля крутанулась, чтобы вырваться, но в этот момент Марго истошно заорала:

– Я пристрелю тебя, сучка! Я тебя точно пристрелю. Руки от него убрала, мразь!

И Лиля застыла. На неё повеяло и страхом, и яростью Марго. И ещё каким-то острым запахом.

Марго… наставила на Лилю оружие, и у этой чёрной штуки было всё то, что должно было быть у пистолета или автомата, а именно магазин, спусковой крючок и дуло, которое в ответ спокойно разглядывало Лилю.

– Иди в подвал! Живо! – снова заорала Марго. – Амир, скажи ей, чтобы шла!.. Что, ещё не поняли, что всё серьёзно?

– Марго, дай нам забрать Марьяну, – совершенно спокойно попросил Амир. Кажется, он единственный хорошо понимал, что происходит.

– Она мертва, валите в подвал, – нервно прохрипела Марго.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю. Валите!

– Лиля, идём. Идём, пошли. Не наступи на мужика. Тут их ноги.

Лиля вошла в подвал. Марго держала всех на прицеле, когда подошедший бандит оттаскивал в стороны тела Марьяны и задушенного.

– Что с этим? – Марго кивнула на лежащее на полу подвала тело мужчины.

– Вроде как убили, – неуверенно, но очень спокойно отозвался Амир.

– Ну тогда наслаждайтесь.

По губам Марго скользнула насмешливая улыбка и дверь подвала закрылась.

За дверью наверху ещё что-то долго делалось. Кто-то с тяжёлыми шагами словно пришёл из ниоткуда и бродил совсем рядом, потом женские голоса… два!

– Марьяна жива! – всхлипнула Тоня.

– Тогда почему не возвращают?.. – парировала Эльвира.

Лиля не могла прийти в себя ни через час, ни позже. Это казалось какой-то игрой. Потому что… Марго!..

Вместо воды и таблеток вечером им дали Марьяну. Лицо её было таким чёрным, что узнать её, казалось, уже нельзя. Избита даже беспощаднее, чем Полина.

За спиной Марьяны встала Марго.

– Итак, девочки, – холодно сказала Марго. – Я вам, кажется, сказала, что ваша Марьяна мертва, не так ли?

Прежде, чем кто-то успел прикинуть хоть что-то, мир содрогнулся вместе с Марьяной. От нового выстрела. Марьяна чуть подняла голову, сошла на одну ступеньку в подвал, а сразу за тем плашмя повалилась вниз. Амир не успел её подхватить. Марьяна упала к его ногам, упала безвольно, шумно, но без стона и крика, а потом она больше не шевелилась.

Кто-то что-то кричал, но дверь закрылась и шум, боль и гнев остались в подвале, чтобы переродиться и впитаться в стены, кожу, одежду… даже в волосы и роговицы глаз.

Кровь растеклась странно-огромной лужей, но довольно скоро впиталась в земляной пол.

Тела, после всех слёз, накрыли куртками и оставили на том же месте.

Утром, едва рассвело, Амир снова вязал шнурки вместе, чтобы сделать ещё одну попытку. Лиля, увидев это, подсела к нему и попросила учесть её помощь.

– Правильно. Лиля, учти, на этот раз действовать нужно ещё жёстче, – торопливо зашептал Амир. – Ты прикончила одного из них буквально на глазах у офигевшей Марго. Они планы на тебя изменят, будь уверена. Они уже на всех нас планы меняют. Тоня, Софа и Полина ещё вели себя относительно хорошо, их попытаются сохранить, но тебе и Эльвире уже вряд ли удастся выжить, если не бежать.

Полина и Эльвира подсели ближе. Слышали они о чём был разговор или нет, но заговорили они о Марго:

– Когда она к ним переметнулась? Когда её в первый раз вызывали или во второй?

– Так много вариантов, – протянул Амир, и, словно намеренно причиняя себе боль, потёр огромную шишку на лбу. – Она могла быть с ними с самого начала, а торчать с нами, чтобы помочь нас уговорить… агентурная работа или вроде того. – Амир вздохнул и взгляд его лёг на прикрытое тело бандита. – Она могла переметнуться в первый или во второй раз, но уж слишком она хорошая актриса, потому что после вызовов она больно хорошо изображала униженную и оскорблённую.

– Мне кажется, она с ними давно, – вспомнив несколько мелких подробностей, тихо сказала Лиля. – Я не рассмотрела того мужика, последнего, но она реально испугалась, что я с ним что-то сделаю. Он ей нравится… может быть… он её родственник или просто друг.

– Ничего себе друг. Но может быть, может быть, – покивал Амир. Помолчав, он продолжил: – Я не знаю сколько их, но очень большими компаниями на такое дело не ходят. А двоих, ну или одного, мы устранили… почти наверняка.

– С ними Марго.

– Марго опасна только с оружием, да и не предназначена для всего такого. Она и не будет им помогать физически. Не думаю, что умеет. Она хилая и мелкая. Охранница из неё…

Вдруг лицо Амира посветлело. Но не так, чтобы он обрадовался. В подвал действительно хлынул свет, потому что открылась дверь.

– Лиля, на выход! – скомандовал один из бандитов.

Амир схватил её за руку.

– Что вам надо? – крикнул он.

– Будем кино для взрослых снимать, – весело сообщил голос, обладателя которого даже не было видно. – Убивать не будем.

– Давай договоримся, – почти тут же крикнул Амир.

– Ты уже вроде всё знаешь, чего теперь тянуть? Вы нам двоих парней, малолетки гнойные, обездушили. Желания, знаешь, нет уже договариваться.

– Вы и с самого начала не собирались, не? Только делали вид, что варианты есть.

– Умный мальчик, всё правильно. Одна проблемка для тебя, пацан: что ни делай, целым отсюда никто не выберется.

Амир молчал, явно пытаясь что-то сообразить. Возможно, он решал, стоит ли сейчас пытаться что-то делать и соображал как именно это делать.

Молчание затянулось и мужик хрипло рявкнул:

– Лиля, на выход! Иначе очередь по всем вам пущу и плевать, в кого попадёт, ясно?

Итак, будет кино для взрослых.

Лиля поднялась с места, но для того, чтобы сделать хотя бы один шаг, ей потребовалось посмотреть на мёртвые тела и набраться правильного страха и ужаса.

А потом она принялась до безумия быстро думать. Но мысли шли по кругу:

Может быть бандит просто пошутил про кино для взрослых?

А если нет?

Амир сказал, что зарабатывать на ней они теперь будут иначе. Вот только зачем им возиться с такой как она? Она ведь может задушить кого-нибудь. Что если её просто пристрелят, как взбесившееся животное?

Лучше уж кино для взрослых. Но оно бывает разным. Некоторым нравится смотреть на то, как одни люди мучают других, например. Нет, в любом случае это конец.

Лиля оглянулась на Амира, на девочек. Она не хотела прощаться. Но и помощи у них просить бесполезно.

– Ты вернёшься, Лиль, вернёшься, – горячо прошептал ей Амир.

Он ничего не мог сделать. Они все под прицелом.

Мужики наверху рассмеялись, когда один из них что-то коротко брякнул, но Лиля уже не понимала слов. Страх захлёстывал её. Не было никакой уверенности ни в чём.

Взошла на нижнюю ступеньку, подняла голову и вдруг увидела то, что на мгновение лишило её даже страха. Она увидела в проёме того бандита, которого душила. Он стоял согнувшись, выглядел не настоящим, страшным, перекошенным, но это был он, и Лиля захлопала глазами в удивлении.

Смотрел он прямо на неё. Он явно ждал момента, когда можно поквитаться, и гнусная ухмылка кривила его рот ещё сильнее, делая лицо уродливее, а глаза превращая в две блестящие щёлочки.

Она никогда-никогда не слышала так называемого "отборного, трёхэтажного мата", но знала, что некоторые люди умеют ругаться, вызывая смесь омерзения, неприятия и желания свалить как можно дальше от человека, и вот этот тип как будто собирался делать с ней что-то такое, что обязательно вызовет и омерзение, и прочие штуки. Но он ничего не сказал. Она постепенно подошла к нему вплотную, но не услышала даже его дыхания, хотя ноздри человека раздувались, а грудь быстрее нормального поднималась и опадала.

А потом он протянул руки и помог ей сделать последний шаг к фильму для слишком взрослых людей. Вернее, нелюдей.

Последний взгляд Лили упал на Оксану, когда прошла в проём и повернула голову влево.

Оксана была там, живая, серьёзная, абсолютно целая и даже красивая.

Лиля не успела подумать о том, что Оксана, как и Марьяна, должна быть мертва. Не успела, потому что через долю секунды потеряла сознание. Всё словно ненадолго выключилось. А когда снова включилось…

Если бы она катилась с горы или с огромной, длинной, широченной лестницы, то видела бы какие-то обрывки реальности точно так же, как видела бы вспыхивающий перед глазами свет, а в нём – проносящиеся со скоростью картинки. Каждый удар о кусок скалы или ступеньку вызывал бы темноту перед глазами и помутнение сознания. Примерно то же самое и начала переживать Лиля. Разве что темнота между вспышками света длилась дольше.

И не было никакого такого "кино для взрослых", которого она боялась уже несколько дней. Только очень много боли, не настолько уж сильной или острой, а лишь долгой и тупой. Наверное её просто снова избивали, но в этот раз не обращая внимания на её отъехавшее состояние. И, вероятно, дошло до сотрясения мозга, потому что при вспышках света её тошнило и взгляд сфокусировать оказалось слишком сложно.

Но в какой-то момент она смогла успокоиться и взять себя в руки.

И то, что увидела, то, что осознала… потрясло её до ступора.

Звук прорезался к ней так, будто с головы быстро, одно за другим, стащили шесть одеял, не меньше. В голове оглушительно звенело, но через этот звон к ней пробились крики далеко не мужчин:

– Беги, Лиля!.. Быстрее, дура!.. Ты можешь, давай…

В глаза ударило солнечным светом, ветер коснулся щеки, подбородка, ресниц, подола грязного уже платья, и Лиля поняла, что стоит, прижавшись к стене дома спиной. Но она снаружи, а не внутри. Это значит, что свобода рядом, близко, и, если только это не сон, нужно немного постараться, и тогда всё закончится.

Она с трудом сфокусировала взгляд на фигурах девчонок и Амира. Они выглядели уже совсем крошечными возле кромки леска за лугом. Они убегали!..

Нос опознал запах чего-то затхлого, но кроме странной штуки вроде очень большого квадратного корыта из досок, Лиля не увидела рядом совсем ничего. Никаких хозяйственных построек, сараев… просто заросшее ярко-зелёной травой поле впереди и справа. Слева, за странной штукой из досок, она ничего не различала. Наверное, там рос какой-то куст, вроде сирени.

Ничего не понятно, но надо было бежать, а Лиля ещё какое-то время не могла заставить себя пошевелиться.

И только рядом зазвучавший мужской голос, от которого у Лили повернулось что-то в животе, заставил её сообразить где она и что делает. Странная постройка из досок защищает её от пуль с одной стороны, а с другой её прикрывает стена дома.

Вот здесь, внизу, у её ног, отворённая решётка маленького подвального окошка, а ещё осколки стекла на земле. Наверное, её вытащили на улицу, думая, что она уже мертва, собирались сжечь тело или что-то вроде того, а она ожила и открыла девочкам и Амиру окно.

Если она побежит, то ей выстрелят в спину.

Если останется, то возьмут живой. И за то, что помогла Амиру и остальным сбежать… вот такого кино для взрослых она точно не переживёт.

Глава 4

Лиля рванула по прямой. Она подумала, что должна бегать зигзагами, чтобы стать трудной целью, но тело плохо слушалось её. Оно словно превратилось в тяжёлый снаряд, и почти потеряло всякую маневренность. Только летело по направлению к лесу и всё. Лиле казалось, что сделай она хоть одну попытку повернуть градусов на пятнадцать правее или левее, её просто занесёт, и тело рухнет, вспахав поле метра на три-четыре.

Выстрел сзади, от дома. Ещё один. Уже пять и шесть… Почти потеряла счёт. Но пули не просвестели мимо, а загрохтали где-то позади. А значит не просто мажут по её спине, а даже близко не способны попасть.

И Лиле вдруг ударили в голову свобода, эйфория, наслаждение ветром, скоростью и жизнью, способностью просто бежать.

Кажется, она захохотала, продолжая нестись вперёд.

Но это не слишком широкое зелёное поле – дорога жизни – скоро сменилось озерцом полуметровых берёзок, которые едва поднялись над травой. Бежать сразу стало тяжелее. Хотя прутики не успевали хлестнуть по ногам, но на молодой поросли, если нога попадала на гибкую берёзку, подошвы кроссовок почему-то немного скользили. Немного, но ровно так, чтобы стало совсем не смешно.

А ещё она не знала, как найти Амира и девчонок. И нужно ли их искать?

Вбежав в лес, Лиля постаралась не потерять скорость, пусть даже быстрый бег по незнакомому лесу без единой тропинки кажется невыполнимым заданием.

Лес оказался сухим и тёплым, как подсушеный у деревенской печки банный веник. И пахло почти так же. Но этот лес, полный ольхи, лещины и ясеневых тонких стволов, легко и далеко просматривался насквозь, до белого света заним.

Лиля только на мгновение застыла на кромке леса, пробежав его насквозь. Глаза выхватили долину со свежей вырубкой, по которой бежали девочки и Амир. Лиля бросилась за ними, абсолютно не думая о том, правильно это или нет.

Они бежали как сумасшедшие, и Лиля, уже задыхаясь, понимала, что ни за что не догонит их, тем более, что с каждым метром начинала чувствовать всё больше и больше боли в самых разных местах. Но она ни разу не упала, ни разу не зацепилась ни за одну ветку, и даже когда лёгкие вот-вот уже должно было разорвать от переизбытка воздуха, бег продолжался.

Думать о том, почему она, избитая до потери сознания и помутнения рассудка, бежит столько времени и не падает, Лиля не могла. Она могла только надеяться, что на следующем холме, среди молодняковых зарослей и после пойменных лесков, снова увидит бегущих девочек и Амира. И радовалась, когда видела их, то приближающихся, то отдаляющихся. Пересчитывала их спины, дурочка, и снова радовалась. Вон тот, в белой школьной рубашке – Амир, вон та синяя точка – Эльвира, те три серые точки – это, конечно, Полина, Тоня и Софа. София в белом платье в нежный сиреневый цветочек, Тоня в серебристой блузке и чёрных брюках, а на Полине тёмно-серая рубашка в крупную шотландскую клетку, но они все выглядят серыми, потому что в глазах рябит, солнце пересвечивает всех и всё так, что невозможно различить на таком расстоянии хоть какие-то подробности.

Ноги уже почти перестали даже идти, когда Лиля вдруг увидела, что Амир и девочки остановились, и остановились не так далеко. То есть достаточно близко, чтобы Лиля смогла расчленить их фигуры на отдельные точки. Верхняя, тёмная точка одной из фигур вдруг сменилась светлой, и стало понятно, что кто-то обернулся, чтобы посмотреть на Лилю. Остальные тоже повернулись. Высокий Амир отчётливо помахал ей рукой, и Лиля хотела ответить ему тем же, но почему-то не смогла сделать этого – правое плечо болело, словно опухло, рука не поднималась. Лиля помахала левой и ускорила шаг, ощущая за каждым своим движением восходящие вверх горячие волны. Стоптанные ноги молили об отдыхе, пылали и почти плыли, но странное ощущение в правой руке, тяжелеющей и тоже словно горящей, ободранной, заставило Лилю ощупать себя… впервые после побега.

Кипящий и крепкий остро-солёный суп будто опрокинули на плечо, когда Лиля только коснулась его ладонью левой руки. Но Амир и девочки ждали её у кромки следующего леска, судя по всему куда более густого. А это значит, что надо, сцепив зубы и постанывая, ускориться на пределе сил.

Правда, пройдя половину пути, она всё же взглянула на плечо и ахнула от вида крови. Она уже подсохла, свернулась, отчасти смешалась с потом, но это была кровь, как бы ни хотелось думать иначе. И, судя по ощущениям, это её кровь. Неужели в неё всё-таки попали, когда она убегала? Как тогда она этого не почувствовала? Что ещё она о себе не хотела осознавать? Что из того "фильма для слишком взрослых"она упустила?

Лиля постаралась быстро оглядеть себя. Одета. Хотя бы одета. Руки – обе – в ссохшейся крови. Костяшки пальцев разбиты, вспухли, под ногтями тоже кровь. Голубенькое платье грязное, в чёрных разводах и бисерных цепочках крови, на которые насадили пятна крупнее и светлее. Кровь даже на ногах. Каплями и потёками. Но порезов как будто нет. Только несколько широких ссадин, как будто падала с велосипеда прямо на старый растрескавшийся асфальт.

– Жива!.. – горячо прошептал Амир, когда Лиля дотащилась до них.

– Ты как, Лиль? – тут же, задыхаясь, болезненно сглатывая и тяжело дыша, спросила Полина.

– Я… не помню, что случилось, – через попытки отдышаться еле проговорила Лиля в ответ. – Но я видела Оксану, прежде чем меня вырубили. Не думаю, что мне показалось.

– Да, я тоже её видел, – признал Амир. – Она с ними. Всё как с Марго. А ты наша героиня, Лиля. Ты всех нас вытащила. А теперь надо двигаться. Нас найдут, выследят, даже думать не надо.

– Хорошо, – кивнула Лиля.

– Амир, она не сможет бежать, – возразила Тоня откуда-то сзади.

Лиля повернула голову и поняла, что Тоня разглядывает её раненое плечо.

– Что там?

– Не знаю, Лиль, но тут очень страшная рана, как будто кусок мяса выхвачен. Я пулевых и резаных в жизни не видела, но что-то мне подсказывает, что это нечто другое. И надо перевязать как можно крепче, иначе кровь так и будет идти, а по ней нас точно выследят, даже без собак. Бли-ин, я не помню у них собак, но такая рана… тебя, наверное, укусили, Лиль… это по-другому никак не получается. Это укус, похоже. А вон там что… белое… виднеется… я даже думать не хочу.

От тихого голоса Тони, а вернее от описания того, что там даже что-то "виднеется", Лиле очень быстро стало нехорошо. Но дурнота накатила на неё не так, как на Софу. Та лишь раз взглянула на рану, и её очень быстро вывернуло.

Амир начал раздеваться, попросив Полину помочь Софе всё же взять себя в руки и зайти в лес так, чтобы их не было видно с открытых мест даже чуть-чуть. Всем остальным объяснил, что можно заподозрить их присутствие даже увидев небольшое движение между веток деревьев.

– Тебе помочь дойти? Не упадёшь в обморок? – спросил Амир у Лили, расстёгивая пуговки на манжетах.

Только что готовая упасть в обморок, Лиля ощутила как краснеет и возвращается к жизни в полном объёме, потому что Амир даже возясь с пуговицами выглядел как-то слишком нереально и слишком мужественно… как будто его нейросетью сгенерировали. А ведь ему шестнадцать!..

Она только сглотнула густую слюну и помотала головой из стороны в сторону, оглядывая обнажающегося Амира. Продолжая своё дело, он повернулся и пошёл вглубь леса, диктуя всем "тогда не задерживаемся, идём".

Они прошли довольно много, Амир уже оторвал рукава от своей рубашки, и Тоня на ходу сделала что-то вроде бинтов, чтобы потом крепко, вызвав стреляющую боль, перевязать плечо Лиле.

После этого начали петлять по лесу в надежде сбить следы. Даже расходились и сходились снова. А потом вдруг все побежали, когда услышали странный звук. Но, как будто, потом снова стало тихо, и, успокоившись, по знакам Эльвиры, снова перешли на шаг. В какой-то момент пошли так тихо, что Лиля поняла: не сговариваясь, все мучительно задерживают дыхание, чтобы попытаться услышать, есть ли какая-нибудь погоня.

Но тишина, какой она может быть только в лесу, упрямо заполняла уши. То есть тишины никакой не было: шумели кроны деревьев, покрикивали и пищали птицы, зайцы и всякие мелкие грызуны, и никакого топота ног, рёва каких-нибудь моторов никто не различил.

Шли всё же молча, а если надо было что-то сказать, то общались шёпотом. Жажда мучила, но не то, чтобы нестерпимо, и первый же овражек с едва текущей среди камышей водой вызвал споры. Полина утверждала, что пить оттуда воду – полный бред и вообще опасно, Амир раздражался и в конце концов сказал, что всем не помешало бы хотя бы окунуться прямо в одежде, потому что обезвоживание тоже не самая здоровая штука. Лиля не побоялась зайти в воду в одежде и всё же сделать глотков десять, но последнее – украдкой, чтобы не расстраивать Полину. И внезапно жажда оказалась ерундой по сравнению с ощущением, которое вызвало у всех них вздохи наслаждения. У каждого ноги были сбиты и горели, и холодная вода в овраге словно исцелила каждого до глубины души.

А потом Софе стало хуже, гораздо хуже, от голода ли, от усталости… или кто укусил?.. но её глаза едва открывались, и она бы падала, если бы её с двух сторон не вели под руки. И так, с двух сторон придерживая, тащили её – мокрые, голодные и усталые – дальше по лесам… на север.

Сначала все они бежали не разбирая дороги, но теперь, нервно оглядываясь на перелесках, Эльвира и Амир пытались разобраться в географии.

– За спиной горы, солнце светит слева, низковато, уже к вечеру, значит это Кавказ, – коротко объясняла Эльвира.

– А точно? – переспросила Тоня. – Я про Кавказ вообще ничегошеньки не знаю.

– Нет, не очень точно, Тонь, – отозвался Амир. – Но чуйка чует.

– Здесь как-то некавказно, – поёжилась Тоня. – Слишком чудесный лес, вон деревья здесь рубят повсюду, дубы видела, трава густая… а скалы где? Аулы там, стада овец, баранов, ущелья всякие, каменистые выступы, легендарный Терек?

– Ага, и шашлыками нигде не пахнет, – усмехнулся Амир, и девчонки – удивительное дело! – все захихикали.

Даже Лиля фыркнула от смеха, представив, что весь регион должен быть если не панорамой для жизнеописаний молодости классиков девятнадцатого века, то одной большой шашлычной, а если над горами позади собираются облака, то это исключительно дым от мириад новеньких мангалов.

– А было бы здорово, – мечтательно вздохнула Эльвира. – Шашлычка бы сейчас…

– Вот выберемся… и будет у нас шашлычок, – ответила на это Лиля, своим голосом заглушая внезапно завывший желудок.

Думалось, что она должна сказать что-то ободряющее, хотя сама почти видела, как обморок идёт рядом с ней и пути вот-вот пересекутся.

– Знаешь, кого ты мне напоминаешь? – вдруг прищурился на Лилю Амир. – Ту тётку из Мстителей. Наташу. Столько народу прихлопнуть… откуда это всё в тебе? Ты в педагоги пошла потому что в спецназ не взяли?

Лиля вдруг почувствовала что-то странное. Она, во-первых, не поняла, о чём речь, а во-вторых возникло какое-то мерзко-сладкое чувство. Это как будто поймала себя на удовольствии от ощущения запаха свежего куриного помёта. А потом очнулась и осознала, что принцессам такое не пристало, но всё же продолжила верить, что принцессность ещё не до конца потеряна, надо только перестать наслаждаться гадостью. И всё это… только чувство, связанное с чем-то… о чём сказал Амир.

А он абсолютно нормально воспринял ответное молчание. Просто продолжал тихо говорить:

– Я чего не ожидал, так это того, что ты сходу бросишься на Марго. Они даже дверь закрыть не успели. Я видел, как ты принялась её душить. Голыми руками!..

– Я её душила?! – не сдержалась Лиля. – Я не могла! Я вырубилась сразу же, как только прошла мимо того мужика, которого душила вчера. Кстати, я даже тогда не верила, что смогу его убить.

– Подожди, ты не того душила, – возразил Амир.

– Того.

– Нет, не того.

– Я точно помню. Мужик под сто кэгэ, он чуть Марьяне лицо кулаками не перемешал. Ты тогда в отключке был, не видел.

– Это был не тот мужик, Лиль, – возразила Эльвира.

– Я про того, который сегодня утром в дверном проёме стоял и ждал меня, потом ещё схватил и потянул. Я тогда голову повернула и увидела Оксану. А потом меня вырубили.

– Лиль, там никого не было, – покачала головой Полина.

– Где, в углу слева? Оксана там была.

– Нет, я про дверной проём. Вход в подвал, да? Ты же про него? Не было там никого. Мужика под сто ты точно задушила насмерть. Ты когда его душила ещё, он повернулся чуть-чуть и посмотрел на Марго, прошептал её что-то вроде "помоги". А она стояла и ждала, пока он несколько раз не дёрнулся и глаза не закрыл.

– Марго… какая же она чокнутая… Но что тогда… там было, в проёме?

– Ничего, пустота. Ты вышла, долбанула чернявого урода с калашом по голени и бросилась душить Марго. Сразу, сходу. Она там стояла, просто чуть дальше. Я её так-то и не увидела, а только тогда, когда всё случилось. Там потом твои руки отцеплять стали и тебе с колена в голову прилетело, но ты Марго как-то успела прикончить. Наверное, вы когда падали, она себе шею сломала или голову об какой-нибудь угол проломила. Оксана к ней бросилась, а вернее к тому мужику, который Марго пытался реанимировать. Мужик тот плакал, веришь? – Полина ненадолго замолчала. – А ведь это он… он… Марго за него испугалась, помнишь, в тот раз? Наверное, они были очень близки. Да и молодой он, на вид не больше двадцати трёх, просто подбухивал наверное… морда у него всегда была красная.

– А как вы потом выбирались?

– Ты… нас вытащила. Ты этого тоже не помнишь? – растерянно спросила Эльвира. И почти в голос воскликнула: – Ничего себе у тебя состояние аффекта!..

– Я… помню какое-то мелькание, а потом пришла в себя уже на улице, когда вы мне орали, чтобы убегала.

– В общем, нас закрыли, когда тебя свалили на пол, и мы ничего не видели, – собранно, глядя перед собой, заговорил Амир. – Но я слышал, что был топот и крики, а потом грохот, беготня почти по всему дому и стрельба. Наверное ты выхватила у кого-то ствол или нашла чей-то оставленный, да и порешила ещё кого-то, потому что через доски сверху к нам в подвал кровь потекла. Не много, пролилось грамм двести, но потом ещё стабильно капало до тех пор, пока ты не прибежала снаружи. Ты открыла решётку и разбила стекло…

– Сама?! – почти вскричала Лиля. – Я разбила стекло? Я что, реально?..

– Кулаком. Я вообще не верил, что такое возможно. Но тебе как будто было на всё плевать. Как будто в тебя кто-то вселился.

– А может и так, – Полина смерила долгим пристальным взглядом Лилю, но больше ничего не сказала.

– А тот… эм… мужик на сто? – через какое-то время спросила Лиля.

– Не было его. В последний раз он был с Марьяной. И я уверен, что он умер.

– А Оксана?

– Не орала, – ухмыльнулся Амир. – Помня её любовь к остервенелым воплям… может быть ты и ей билетик в могилу отпечатала.

На Лилю наконец накатила такая сильная усталость, и такая боль в ступнях и плече, что даже если бы её потащили как Софию, она бы, наверное, не смогла переставлять ноги.

Тот "мужик на сто"ей не померещился, ни в коем случае. А потом она убила Марго и кого-то ещё впридачу. И всё это… как и когда? Почему в воспоминаниях есть только круговерть света и тьмы?

– Лиля, топай! – громким шёпотом позвал её Амир. Они уже отошли шагов на двадцать-тридцать, прежде чем сообразили, что она отстала.

Лиля пошла, тяжело ступая, но каждый шаг давался ей так трудно, будто бы она занималась на каком-то тренажёре или брела по глубокому снегу в шмоте весом с неё саму.

– Ребят, мы не можем идти так вечно, – пожаловалась она, догнав девочек и Амира.

– Нас слишком легко отыскать, – покачал головой Амир.

– И что, от страха мы должны загнать себя до смерти? – поморщилась Эльвира.

– Мы не лошади, так не бывает, – возразила Полина.

– Бывает. Не слышала историю про чувака, который бежал где-то там в Греции? Что-то связанное с городом под названием Марафон. Парень пробежал огромное расстояние, передал инфу и помер от усталости.

– Весёлая история, – чуть улыбнулся Амир. – Однако у нас один фа… факт.

– Дай угадаю: нас очень легко выследить собаками? – с нотками скептицизма предположила Эльвира.

– Да, но догнать? – включилась в разговор Тоня. – Они тоже не смогут столько времени пытаться нас догнать. А нам необходим отдых. Софа не особо лёгкая.

– Я уже почти совсем жива, – впервые подала голос София. – Я скоро смогу идти сама.

Амир, коротко взглянув на Софию, наконец всё прикинул и кивнул.

– Хорошо. Но этот лесок слишком хорошо просматривается. Попробуем найти другой, погуще. Там, наверно, и костёр развести можно будет.

– Пламя свечи в хорошую погоду видно на пятнадцать километров, – нетвёрдо, устало, почти загробным голосом парировала Софа.

– Так, а почему они сразу за нами не отправились? Так у них было бы больше шансов нас перестрелять, – неожиданно для себя вслух подумала Лиля.

– Ну, судя по всему, половину этих бандитов ты так или иначе вырубила, а вдвоём-втроём на нас охотиться оставшиеся не решились, – блеснув на Лилю довольным взглядом, сказал Амир.

Лиля вдруг подумала, что хуже его видит, и решила, что это обморок, но, вскинув голову, она как-то неожиданно приятно поразилась позолотившемуся небу.

– Эй, уже закат, – протянула она. – Надо найти… может быть овраг? Свет костра так виден не будет, наверное.

– Это если овраг глубокий и в лесу… – в тон Лиле, протянула будто посвежевшая Софа. – И почему спасать свою жизнь так сложно?

– Действительно, даже откровенного риска и геройства не достаточно, – снова блеснул весёлым взглядом Амир.

В любом случае, тихонько переговариваясь, они пошли дальше. И сердца их бурно забились, когда в долине, уже затенённой сумраком, этаким дымчатым, оттенка незабудок, показались настоящие домики!

Серые стены, сложенные из камня, тёмно-коричневые крыши, кое-где позеленевшие от мха, простенькие заборы и загоны из почерневшего от дождей дерева – всё это следы людей!

Амир, Эльвира и Полина бросились вперёд.

Глава 5

Тоня и Лиля, поддерживая Софу с двух сторон, пошли за ними, но только так, как могли – совсем небыстро.

– Мы сбились с пути, – покачав головой, сказала Лиля. – Вы посмотрите, у нас сзади горы, но и впереди тоже. А раньше не было.

Тоня подняла голову и замерла. Потом тяжело вздохнула, но промолчала. За долиной с домиками внизу есть ещё холмы, покрытые лесами, уже совсем синими от сгущающегося сумрака, но за ними пирамиды гор, вольно политых известью, а таких освежающих… от одного их вида как будто веяло прохладой, мороженым, и пить, даже только глядя на них, уже не хотелось.

– Я думаю, это что-то между… есть так называемые две гряды – горные цепи. Мы где-то там, – успокаивающе пробормотала София. – Надо просто идти на север. Уткнёмся в такую цепь и обойдём где-нибудь с востока.

– Думаешь, местные жители нам не помогут?

– Я на всякий случай говорю.

Залаяли собаки. Две или три, а может и одна, но за троих. Залаяла одинаково, скрипуче и без хриплой ярости, но пронзительно громко. Когда Амир, Полина и Эльвира уже добежали до домиков, лай стал казаться Лиле записанным и механически повторяющимся, словно кто-то поставил этот саунд на постоянный повтор.

Видно было, как ребята обогнули домик, вбежали во двор, но уже скоро выбежали из него и побежали к следующему домику.

– Мы даже не обсудили, куда звонить, к кому обращаться будем, – проговорила Тоня, пытаясь ускориться.

– Они сами сообразительные, позвонят куда надо, – ответила Софа. – Хотя прежде всего надо звонить родителям.

– Я без понятия, какие номера у предков, – покачала головой Тоня. – Я свой-то с трудом запомнила.

– Чё так?

– Папка бил и выкидывал наши мобилки налево и направо, так что я даже не пыталась запоминать.

– Ничосе, – протянула Софа. – Я тупо запомнила мамин телефон на случай непредвиденных шоколадок, а папин… ну, лень было учить. Вот и всё.

– Братьев-сестёр нет?

– Не-а…

– Вот бли-и-ин, – глухо протянула Тоня, наблюдая за ребятами. Они колотились уже в четвёртый дом. – Надо орать в тот, где собака. Понятно же, что только там люди и есть.

– С какой стати в таких райских местах мало жителей? – возмутилась Лиля.

– Может, потому что в раю интернета нет? – предположила Тоня.

Они подошли уже достаточно близко, чтобы вздрогнуть, когда одна из дверей открылась. И они оказались достаточно близко, чтобы разглядеть, что за порогом встал бородатый дед с киношно-старой двустволкой. Деду лет сто сорок, наверное, и одежда на нём доисторическая, выгоревшая до цвета пепла, но он выпрямился во весь рост, распрямил пречи и прицелился в Амира. Что-то процедил и разом стал очень опасным.

Амир поднял руки и, наверное, что-то сказал. Вот только это "что-то"деду не понравилось. Он закрыл один глаз и выстрелил.

Лилю объял дикий ужас, и она крепко зажмурилась.

Девочки рядом перестали дышать, и глаза открывать стало совсем страшно. Но нельзя было продолжать прятаться от правды именно так, потому что шуршание и даже какой-то мелкий перестук, но больше шелест – всё это приближалось к ним.

Эльвира и Полина бежали. Амир, медленно пятясь, отступал от деда, но продолжал что-то говорить, это было видно по щеке и подбородку. Дед всё же не отвечал и только продолжал держать Амира на мушке двустволки. Рядом с дедом встала нервная бабка, удивительно быстро и умело заряжающая точно такое же ружьё. Становилось всё темнее, и острый, сурово-стальной взгляд деда уже потерялся на лице, выступившем из темноты дома неплотной светотенью.

Как вдруг на пороге, прямо перед дедом, из ниоткуда появилась Марго, такая белокожая, что почти засветилась в густом сумраке.

– Марго! – ахнула Лиля.

– Где, мать её?! – ахнула Тоня и завертела головой.

Лиля показала на дом, и Софа с Тоней, упорно вглядываясь, переспрашивая, уцепились друг за друга крепче.

– Да вон она, в дверном проёме, перед дедом стоит!.. – глухо вскричала Лиля. – Я её не убивала.

– Нет там никого, Лиль, – её глуше и ниже проговорила Тоня. – Нет, никого там нет. Это тебе видится что-то из-за сумрака.

– Что если это призраки? – вдруг предположила Софа, но тут подбежали Полина и Эльвира, Амир уже тоже бежал к ним, и девочки забыли про Марго.

Ничего не говорили, только объяснили, что дед выстрелил в землю перед Амиром, чтобы прогнать. Говорит не по-русски. Но все целы – и то хорошо.

Только вот Лиля продолжала видеть Марго, а та смотрела прямо на неё. Смотрела, держась за дверной косяк, и в этом нельзя было сомневаться, пусть даже между ними и было тогда метров сто с чем-то сумрачного пространства, уже словно разъедающего реальность, разбивающего его на мелкие крошки.

Глаза Марго запомнились как очень светлые, но сейчас на Лилю смотрели чёрные провалы, этакая бездна, да и почерневший рот как-то нелепо открыт. Марго стоит и не шевелится, словно бы с одной стороны демонстрируется или замерла для фотографа, а с другой стороны именно так, будто не может пошевелиться от сильнейшей боли. Её тело казалось настоящим, но одеревеневшим, и мысль о том, что она – призрак, полностью отвергалась сознанием.

Ведь призраки, это как бы привидения, а привидения – это что-то кратковременное, то, что может показаться, вырисоваться где-то скраю, очень быстро и ненадёжно, особенно если не высыпаешься и устаёшь. А чтобы вот так чётко видеть, разглядывать и осознавать, что человек перед тобой никуда не денется и даже не пошевелится… это слишком не похоже на призрака. Это совсем другое.

– Куда это ты смотришь? И почему ты смотришь так? – выпалил Амир, добравшись до девочек. – Ты знаешь этого деда? Он осетин что ли?

– Осетин? – переспросила Эльвира.

– Я его спросил "вай нах?"и он должен был понять, потому что на чечена был похож, но это пальцем в небо, потому что народностей на Кавказе… ё-моё. Только чую, что не Ингушетия, у них архитектура малость…

– Так в итоге он подумал, что ты чечен и окрысился?

– Чушь это всё! – остановила их окрепшая Софа. – Всё не важно. Дед нам не поможет. Хорошо вообще, если не скажет про нас тем уродам. Надо уходить. Дед если что им скажет, может и псинку свою дать уродам, чтобы помочь нас выследить. Надо уходить.

– Придётся идти всю ночь, а потом и весь день.

– Надо бы идти вдоль дороги, чтобы выйти куда-нибудь ещё.

– Мы жёстко ступили, девчат, – покачал головой Амир. – Надо было на лесоповале поискать следы, так бы вышли к людям ещё этим вечером.

– Ладно, сейчас надо просто уходить.

И они ушли из долины. Обогнули её по зарослям орешника и пошли на северо-восток.

Уже в кромешной тьме нашли мёртвую деревню. Абсолютно мёртвую и тихую. Всё там замерло, и ни одной собаки-кошки не шевельнулось в этой деревне, окончательно заброшенной видимо не так уж и давно, а где-то пять-десять лет назад.

Наскоро, крадучись, обследовали деревню и приняли решение передохнуть здесь, в одном из самых непритязательных домиков с полуобвалившейся крышей пристройки.

Но Лиля не смогла заставить себя зайти ни в один из домиков, ни в один сарай… Это было слишком страшно. В каждом дверном проёме она видела каких-то людей и чётко понимала, что они не живые. Их лица в темноте напоминали Марго чёрными провалами глаз и открытыми ртами.

Вот только они шевелились. Марго была далеко, а эти ближе. Они дышали, нервничали, закрывали рты и глотали слюну, начинали топтаться как бы в нетерпении, когда Лиля подходила ближе. И всё глаз с неё не спускали. Как будто сожрать её собирались. Все. Абсолютно одинаково следили за каждым её шагом, но кто-то вдруг улыбался, кто-то даже чуть протягивал к ней руки, а кто-то оглядывал её тело, словно примерялся к чему-то.

Дрожь начала сотрясать Лилю с головы до ног. Это было всё равно, что брести по кладбищу, где мёртвые встали, но могут стоять только держась за свои кресты и памятники, а отойти не в силах.

Молча, заставляя себя не выдавать страх, не визжать, крепиться, Лиля наблюдала за Амиром, Полиной, Софой, Тоней и Эльвирой. Они никого не видели. Ни разу. Они ходили по деревне осторожно, затаиваясь, но спокойно проходили в дома, ни с кем не сталкиваясь, никого не замечая.

И когда Полина встала прямо перед появившейся в очередном проёме Марго, Лиля зажала себе рот, чтобы не закричать. Марго не шевелилась. А потом отодвинулась, явно зная, в какую сторону и когда надо шатнуться, чтобы пропустить Полину.

Значит, это призраки. Но их было очень много, во всех проёмах они были разные, это были мужчины, женщины, несколько девушек, старики… но никаких ран, крови или дыр, синяков и ссадин на них не было. Они не выглядели как подгнившие зомби или азиатские призраки с голубоватой, потрескавшейся кожей. Они напоминали живых, разве что мало двигались, не сходили с порогов и все – все, абсолютно! – смотрели только на Лилю. Но ведь если с Марго и тем мужиком всё понятно, и, допустим, убиты по неадекватности, в аффекте, из страха или ещё чего-то, то все остальные… почему они тоже смотрят на неё? На неё, Лилю!.. Она не могла приложить руки к их смертям… так почему она их видит?

Смысла в этом точно не было.

Ей хотелось шагнуть в один из проёмов, преодалеть свой страх, доказать самой себе, что видения полностью бесплотны. Она даже вспомнила, как было страшно выходить из подвала, когда её ждало обещанное "кино для взрослых". Но в мозгу билась мысль о том, что она погибнет, сделав шаг. А ощущение, что из дверных проёмов тянет холодной, скребущей душу пустотой, оставалось стойким и только усиливалось, если она пыталась подчинить себе свои чувства и быть хоть сколько-то рациональной.

В итоге Лиля сказала Тоне, что будет спать в кустах у дороги и попросила что-нибудь вроде одеяла, если найдётся.

Для неё выискали местами прожжёную большую ватную телогрейку возрастом с того деда с ружьём. И она легла. Но прежде чем закрыла глаза, долго смотрела в дверь ближайшего дома. Оно, видение человека стоявшего там, никуда не уходило и глаз с неё не спускало.

– И как теперь жить с этим? – шёпотом спросила себя Лиля и улеглась.

Иногда она поднимала голову, но призрак всё ещё был там и не шевелился.

А потом она уснула. За ночь всего одна машина очень быстро проехала через деревню. Может быть их было и больше, но Лиля забылась таким крепким сном, что не ощущала даже лёгкой дрожи земли, какая сотрясает всё вокруг отчасти до, а больше после проносящихся мимо тонн металла с людьми внутри.

Лилю разбудил грохот машины, попавшей колесом в глубокую выбоину. Ей потребовалось немного времени, чтобы сообразить, что уже утро, а она плохо видит, потому что всё вокруг застилает светленький туман. Такой туман, бывает, показывается утром в поймах рек или на влажных лугах, но он совсем недолгий и скоро исчезает. Потому Лиля серьёзно напряглась, когда увидела новую машину совсем рядом. Она ехала медленно, тихо, и вскоре остановилась, а из неё начали выходить люди. Из-за тумана и высокой сорной травы хоть примерно разобраться в том, кто они, показалось невозможным. Но через секунду подъехала вторая машина, и из неё тоже начали вылезать люди.

До обеих машин, казалось, не меньше ста метров, а туман и заросли скроют её более или менее, и Лиля, пригибаясь, с безумно сильно бьющимся сердцем, побрела по мокрой от росы траве к дому, где легли спать девочки и Амир. Входная дверь дома смотрела в сторону пришельцев, и потом, если там снова стоит призрак… Лиля зашла за дом и встала на колун, чтобы заглянуть в окно. Все спали.

– Тш!.. – зашипела она, понятия не имея, как их разбудить так, чтобы снаружи не услышали. – Пс, эй!.. Надо бежать, сюда приехали какие-то типы!.. Амир, Эльвира!

Они медленно просыпались, слишком медленно. Слишком медленно приходили в себя и соображали.

– Кто там? – встал и подошёл к окну Амир.

– Не видно, туман. Лучше бежать. Наверняка наши уроды, кто ж ещё?

Амир кивнул и быстро поставил Тоню с Полиной на ноги. Софа уже перелезала через подоконник, когда рядом с домом что-то зашумело.

Лиле показалось, что её сердце сумасшедшим биением уже подходит к горлу и пересекает поступление любых звуков и даже воздуха, и, ощущая головокружение от смеси страха и адреналина, она подползла к углу дома, чтобы быстро выглянуть.

Это были те хилые нищеватые уроды, которые помогали месить её ногами и бить током. Страшнее было то, что им дали оружие. Именно такое, каким, зайдя в дом, можно дать очередь и с высокой вероятностью оставить всех на месте навсегда.

Лиля вернулась было к окну, чтобы жестами заторопить всех, но заметила взгляд Амира, который сфокусировался на какой-то не очень близкой точке.

Обернулась.

По дороге, метрах в тридцати, к следующему дому шли Оксана и двое мужиков.

Оксана двигалась тоже как настоящая. И тоже с оружием. Им всего-то оставалось повернуть головы… и начнётся стрельба по живым мишеням. Они даже убежать не успеют!

– К этому дому уже идут другие, надо всё равно бежать, – зашептала Лиля, повернувшись обратно к окну. – Иначе мы в ловушке точно!

Повезло – уроды её не услышали. Трава, кусты и туман, судя по всему, серьёзно заглушали звуки. Зато она услышала, как Тоня ахнула, увидев Оксану, а потом отказалась прыгать из окна. Лиля её понимала, потому что одно неловкое движение, стук, скрип или хруст какой-нибудь ветки, и в их сторону обязательно обернутся, а после весь воздух прошьют пули. Но даже не в стрельбе дело. Просто уроды опять доберутся до них всех. И это куда страшнее, чем боль и раны, которые они обещают.

– Здесь есть погреб, – шёпотом сообщила Эльвира. – Давай сюда. А вы бегите.

Лиля прикрыла глаза и отодвинулась. Её сознание или подсознание почему-то решило успокоить её, заставив считать секунды. Возможно потому, что как раз считанные секунды и оставались до того, как хилые уроды войдут в дом.

Полина сиганула из окна.

На счёт "семь"дверь в дом растворилась. Сразу стало шумно, Амир буквально выбросился из окна, и все побежали.

Силой страха их подбросило в воздух, и Лиля тоже перелетела двухметровый старый подгнивший забор, стоявший на пути. Может быть кто-то его просто свалил. Лиля не оглядывалась. Они просто неслись прочь как тогда, когда только выбрались из подвала. Только на этот раз Лиля бежала, а Эльвира и Тоня оставались где-то позади.

Снова стрельба в спины. На этот раз несколько пуль именно просвистело рядом. Одна со странным звоном встретилась со стволом дерева чуть правее Лили.

Но ещё чуть-чуть, и вот уже вбежали в лес.

Лиля ощутила помутнение сознания и, споткнувшись о корень дерева, вдруг упала. Чувствуя, что погоня неминуема, забралась за дерево и уселась за ним, прижав к себе за лодыжку ноющую ступню. Колени тоже ушибла, но почему-то они оказались целыми, даже свежей крови нигде не было, только листья и трава налипли.

Как вдруг её заставила замереть полная тишина вокруг. Быть может она потеряла сознание когда упала? И, тогда, по какой-то случайности погоня промчалась мимо?

Лиля медленно высунулась из-за ствола своего дерева. Тот же лёгкий, словно чуть светящийся туман. Быть может он их спас, кстати.

И никого, ничего больше.

Лиля встала и пошла в ту сторону, в которую должны были убежать Амир, Полина и Софа.

Они увидели её раньше, чем она – их. Пошли, переводя дыхание, ей навстречу.

Найти друг друга где-то в лесу? Прежде Лиля думала, что такое не возможно. Но ей везло.

– Нас опять не преследуют, – словно сам себе не веря, шёпотом простонал Амир. – Нет, они уверены, что нет особого смысла. Наверное, все живые в этой округе с ними заодно, так что куда бы мы ни пошли, нас обязательно сдадут. Надо уходить ещё дальше. И ещё дальше.

– Я не пойду без Тони и Эльвиры, – покачала головой Полина. – Я не могу.

После мысли о том, чтобы вернуться за девочками или хотя бы дождаться их… всех накрыла такая волна страха, что какое-то время никто не только ничего не говорил, но и не шевелился и не дышал.

Глава 6

Лиля первой подняла голову и вдохнула.

– Мы не можем бросить их, – сказала она, вынужденно сглатывая боль в горле. – Это тоже пытка – сидеть в тёмном сыром подполе и не знать, сколько прошло времени, можно ли уже выходить. Они там свихнутся. А мы – тоже. Особенно если не будем знать, что с ними, где они, удалось ли им выбраться.

– До сих пор мы никого не оставляли, – кивнула София и выжидательно посмотрела на Амира. – Мы бросили только тех, кто уже умер или хотя бы заслуживает этого, так ведь?

Амир потёр висок, прикрыв глаза, и еле заметно кивнул.

– Я предлагаю разбрестись вокруг деревни и следить. Нужно разобраться в том, что происходит. Из-за тумана ничего не видно, но хотя бы собак у них нет. Если что, встречаемся в орешнике около дороги, возле той долины, где суровый дед-невайнах. Всё – рядом, и это единственное место, в которое мы все способны добраться. И которое способны опознать. Вроде.

– Сколько будем ждать друг друга?

– Сутки. Дальше просто топаем на север. Нужен хоть какой-то город, а не деревня. Там больше шансов найти реальную помощь.

Все кивнули, но пошли сначала не разделяясь, влево. Только Лиля, одна, ушла вправо. Она ни о чём не думала, даже не позволяла себе бояться.

Туман рассеялся очень быстро. Солнце слепило, отражаясь в капельках росы на лугу, и увидеть её, казалось, бандиты не могли, а тем временем она следила за деревней и увидела, как обе машины развернулись и уехали.

Лиля пробежала через дорогу со своей, дальней, стороны и, постоянно замирая и прислушиваясь, через сады пробралась в деревню. Она могла так быстро вернуться в деревню не одна. Но хуже того, они могли вернуться вчетвером, а боевики-уроды, например, не стали бы уезжать всей командой. То есть оставить в засаде троих вооружённых людей было бы вполне себе хорошим решением.

Рядом с Лилей вдруг поползла немаленькая змея, и только тогда, обратив внимание на её движение, на то, как она медленно ползёт к дороге, чтобы погреться на обочине, Лиля увидела крошечные яблочки на земле, в полуметре от себя. Незрелые, полтора-два сантиметра в диамере, их разбросало совсем рядом, вместе с яблоневыми листьями, прямо по густо заросшей травой земле. Почти не думая, Лиля собрала несколько ближайших и отправила в рот. Они, крепкие и душистые, напомнили ей помесь крыжовника и не очень зрелой сливы, но вкус наполнил рот слюной до отказа.

Ей немедленно захотелось собрать их все, и она поползла на коленях под яблоню, чтобы собрать яблочки в подол. Косточки внутри были такими нежными, что даже не ощущались – и эти крошечные яблочки можно было есть как ягоды.

Однако Лиля словно очнулась и насторожилась. Пока она тут, теряя последнюю принцессность, эгоистично жрёт и греется под солнцем, девчонки там, быть может, задыхаются и мёрзнут почти как в могиле.

И потом, она забыла о возможности присутствия рядом тех уродов.

И первое же, что она увидела, вскинув голову, это глаза одного из них. Он смотрел прямо на неё с расстояния в десяток метров, и она едва успела зажать себе рот, чтобы не заорать на всю деревню. В итоге она всё же заорала, но в руку, зажато, упала и орала в землю, потому что дикий страх и ощущение провала почти зажали её с двух сторон и расплющили, опалили тело и душу, сердце и горло, заставляя кричать снова и снова во всю ту же мокрую от слюны ладонь. Но пока она орала, голова всё же работала. Разум как-то отстранённо сообщил, что у того мужчины нет оружия, что он не шевелится и вообще-то стоит в дверном проёме сарая. А значит, он не живой, не существует.

И крик сошёл на нет.

С сильно бьющимся сердцем Лиля снова подняла голову. Он стоял там как прежде. И он не мог подать знак кому-либо, потому что никто, кроме неё, его не увидит.

Он показался ей похожим на одного из их бандитов-работорговцев: лысоватый, с большой головой, овальной из-за намечающегося второго подбородка, небритый, крупный, но как будто незлой. Он был похож на того, которого она душила шнурком, разве что его лицо и взгляд, светлые и открытые, вызывали доверие, а не желание свалить с дороги. Его отличие от остальных было в том, что она видела его очевидно светлые глаза, а не чёрные провалы вместо глазниц. Потому-то так испугалась его.

Разглядывая этого мужчину, Лиля вдруг собралась с духом и обуздала свой страх.

Даже если это призраки, и они по какой-то таинственной причине ждут её, даже жаждут, сейчас они ничего не могут сделать.

Тихо, очень тихо, оглядываясь, пробираясь по дворам, Лиля почти обследовала часть деревни, пока не увидела Софу на противоположной стороне. София точно так же очень осторожно пробиралась по деревне, вот только смотрела больше себе под ноги. Отчаянно замахав руками, но всё ещё стараясь не издавать ни звука, Лиля смогла привлечь внимание Софы и показала на тот конец деревни, который был ближе к дому с подвалом. Там Лиля перебежала дорогу и наконец смогла судорожно сжать здоровой рукой ладошку Софы.

– Почему-то это так страшно – остаться совсем одной и ничего не знать, – торопливо, но тихо проговорила Лиля.

Она именно это сейчас и поняла.

– Да, Лиль. Надеюсь, девочкам сейчас так же радостно, потому что они вместе.

Софа опустила голову, потёрла кончиками пальцев лоб, и тут же так крепко зажмурилась, что слёзы на самом деле брызнули из её глаз.

Она отдала рыданиям буквально четыре секунды и тут же взяла себя в руки, чтобы хрипло сообщить:

– Их там нет. Подпол открыт настежь.

– Соф, наверное они где-то в лесу, просто не знают, где нас искать.

– Я не Шерлок, – тяжело вздохнув, проговорила София, – но крышка подпола тяжёлая. Зачем им напрягаться и откидывать её? Они бы так не сделали, тем более, что это лишний шум.

Лиля молчала, не зная, что сказать. Она молчала и потому, что поняла следующую мысль Софии. И эта мысль сжала горло, словно насильно выдавливая то ли крик, то ли плач.

– Мне кажется, что их нашли уже тогда, когда мы убегали, – всё же сказала София.

– Пуля в спину не лучше, чем рабство, Соф, – спустя целую минуту сказала Лиля.

– Послушным девочкам – какое-то рабство, Лиль, – покачала головой София. – А мы сбежали. Нам какого-то рабства не будет. Никому из нас. Там, с ними, будут такие фильмы для взрослых, что пуля в спину…

– Подожди, у нас есть всякие Роскомы, надзоры, всякая интернет-полиция… где наши уроды станут сбывать такой материал? Они не станут.

– Не знаю, – тяжело вздохнула София и посмотрела куда-то в сторону. – Надо идти в орешник. Впрочем, я не проверила всю деревню. Вдруг я всё же ошибаюсь? Пойдёшь со мной?

– Ты смотрела в траву. След какой-то видела?

– Да, как будто росу кто-то стряхнул и чуть примята. Сейчас трава уже почти высохла, может, не слишком видно будет.

– Может. Но когда приминаешь траву, она долго не встаёт.

– Не-а, после росы – быстро. Там у растений такой тургор начинается, что… надо идти по этому следу быстрее.

– Ты крута, Соф. Столько всего знаешь!..

– У бабули куча научных журналов дома валяется. Я по ним читать училась. А их запах!.. Хочу домой, как же я хочу домой!.. – протянула София, едва удерживаясь от плача.

Они уже шли обратно в то место, где была София, когда Лиля её увидела.

– Мы будем осторожны, и обязательно вернёмся.

– Да? Я думала мы уже в аду, а из ада возврата нет, – чуть отстранённо, растерянно сказала София.

Прозвучало как фраза из жестокого, но банального англоязычного фильма. Но Лиля проглотила неуместный комментарий. Она сказала то, что должна была:

– Есть надежда. Всегда есть. Пока ты живая – всегда есть.

– Я знаю, мама даже мой труп захочет домой привести, если только его кто-нибудь найдёт, – с нервным смешком прошептала Софа.

– Не думай об этом. Не думай.

В конце концов они наткнулись на Полину.

– Я слышала крики, – сказала она, услышав про крышку подпола, – но я надеялась… Не знаю, на что я надеялась.

– Крики ничего не доказывают, – упрямо заявила Лиля, – это могла орать Оксана.

На самом деле она так совсем не думала. На самом деле кто-то с острым глазом должен был посчитать спины убегающих и сообразить, что двоих не хватает, а дальше поискать их в округе. А ещё девочки могли не успеть спрятаться. Они могли закрывать над собой крышку подпола в тот момент, когда хилые уроды уже ввалились в дом. Они могли успеть закрыть крышку, но не затаиться. Они могли выдать себя случайным шумом.

– Оксана… Что делать теперь? – проговорила Полина.

– Надо возвращаться в орешник, найти Амира и валить отсюда. Это явно их территория.

– А если девочки…

– Нужно посоветоваться с Амиром. Он может знать что-то ещё.

Они брели в орешник молча, Амира не встретили. Но, быть может, это даже к лучшему.

Внезапный грохот затряс лес, вокруг заголосили птицы, и за их свистом, за несколькими из куста вспорхнувшими яркими чёрно-белыми пятнами, роняющими пух и перья, Лиля почти не увидела вспыхивающих мелкими щепками стволов. Она не сразу поняла, откуда огонь, и она вообще не поняла, что это за огонь. Ничего не поняла. Только увидела, как Полина остановилась и прижала к животу руку. Вид у неё был ошеломлённый. А потом снова странные звуки, снова полетели оранжевые щепки, которые на этот раз Лиля разглядела, не смотря на то, что они болючими брызгами забили о её тело. Но на кисти руки, которую Полина положила на живот, мгновенно появилось странное пятно, больше похожее на дыру, проделанную в её коже, словно бы в листе бумаги. На это пятно почему-то смотрела Лиля, когда переживала собственный взрыв боли.

Софа схватила Лилю за руку и потащила прочь, куда-то влево, с невероятной скоростью и силой. Но бежать почему-то оказалось невыносимо сложно, и в какой-то момент Лиля смогла согнуть правую руку и точно так же положить на себя. Только на бок, а не на центр живота. Там было больнее всего. Там боль как будто никогда не собиралась проходить.

Перед глазами сверкнула Полина. Они с Софой её бросили. Потому что… убита? По странной случайности пули и первой, и второй очереди попали в одно и то же место. Первая в живот, а вторая в руку, которую Полина прижала к животу, то есть в то же самое место.

А теперь и Лиля ранена в бок. Темнеет в глазах, а Софа лишается скорости, пытаясь не бросить хотя бы Лилю.

Ещё одна очередь. Похоже, стреляют в спины. Но Софа бежит, даже не вздрогнула.

Где-то справа засветился прогал, но Софа упрямо тащит Лилю.

Стрельбы в спины больше не было. Лиля не задыхалась. Какое-то время назад у неё зазвенело в ушах, но почему-то сейчас она чётко слышала, что погони нет.

Амир оказался прямо перед ними, бледный, с огромными глазами, в которых впервые за всё время стояли отчаяние и слёзы.

– Полину убили, – не смогла промолчать Софа.

Она задыхалась от бега, нервов и чудовищных усилий.

Амир моргнул и моментально стёр скатившуюся по лицу влагу тыльной стороной руки. Он не мог ничего сказать, и Софа вдруг решила:

– Мы не будем возвращаться за Эльвирой и Тоней, это идиотизм.

Она сглотнула, перевела дыхание в пятый, наверное, раз, и добавила:

– Надо спасать то, что у нас ещё осталось.

И оглянулась на Лилю. Только потом увидела, как Лиля прижимает руку к правому боку.

– Только не говори, что тебя ранили.

– Меня ранили.

– Я просила не говорить!

– Не ори, Соф, – проговорил Амир. – Лиля выдержит. Сейчас перевяжем и выдержит. Вдруг не смертельно?

– Конечно, не смертельно. Но они рядом. Лиля, надо идти, убегать. Соберись с духом. Да, будет больно, но… мы должны вернуться домой. Иначе кто расскажет про то, что Тоня и Эльвира у них? Кто-то должен. Сейчас другие времена. Везде камеры. Уродов вычислят и найдут. Тоня и Эльвира в конце концов будут на свободе.

– Вот ты это и сделаешь, – сказала Лиля. – А из-за меня вы только попадётесь. И потом, я же как из спецназа, как та Чёрная вдова, да? Я их задержу, а вы спасайтесь.

– Нет!..

– У меня есть план.

– План?

– Ну так, заготовка.

– Софа, отпусти Лилю, – вдруг серьёзно сказал Амир, стерев ещё что-то с лица, а потом почти силой заставил Софию оставить в покое левую руку Лили.

Лиля почему-то надеялась, что всё это кошмарный сон. Почему-то надеялась, даже верила, что Амир такого не скажет. Но он сказал. Значит, всё действительно очень плохо, и она похожа на бесполезный тяжёлый груз, с которым нереально куда-то убежать. Амир, как же так?.. Значит, пора прощаться.

Больше не сказав ни слова, Лиля повернулась и пошла к свету, виднеющемуся между стволов. Вышла на кромку леса ни разу не оглянувшись.

Она вдруг оказалась в почти совсем знакомом месте. Вот там, дальше, в паре сотен метров, они вышли в долину вчера, и Амир, Полина и Эльвира понеслись к домикам вниз, а Лиля с Тоней тащили Софу следом. А там, внизу, в деревне, суровый дед с подготовленной к войне бабкой. Никакой там не вай нах. А ещё там полно брошенных домов и, наверняка, в каждом дверном проёме будет ждать её кто-то мёртвый. Осталось только привлечь внимание деда, чтобы он вызвал уродов, и пройти через призрака. Тогда она узнает, надо ли их бояться. Тогда догадка, которая сидела в ней и почти не показывалась, сможет подтвердиться или наоборот.

Эти призраки… что если они вселялись в её тело и вершили свой суд так, как хотели, едва её тело проносили через какой-нибудь вход-выход? В том доме, где их держали, должно быть, хватало дверных проёмов. И там наверняка были призраки и до задушенного бандита, которого на пороге подвала увидела только она. Уроды делали свои дела точно не в первый раз. Возможно, земляной пол подвала впитал больше крови, чем она когда-либо видела. И если она не помнит, как выпускала девочек и Амира через то окошко, значит их выпустил тот, кто когда-то очень хотел, чтобы кто-то сделал это для него… но прежде умер. Вот только есть несостыковка… он сделал то, что хотел при жизни, и оставил тело ей? Впрочем, призрачному миру – призрачная логика.

Очень быстро разматывая собственные мысли, Лиля приближалась к деревне всё медленнее, но всё ближе.

Собака снова лаяла, но звон в ушах становился оглушительным и голос псинки уже начал казаться Лиле приятно разрезающим её собственную звуковую реальность.

А потом она вдруг упала. Ощущение было такое, будто земля вдруг поменяла горизональ под ногами на вертикаль перед её лицом. Но она, мягкая, пружинистая, вся в шелковистой траве, похожей на зелёный пух, не причинила боли, а только придала сил и помогла подняться. Хотя правда была в том, что Лиля всего лишь позволила себе отключиться и немного полежать. Неизвестно сколько.

Но она встала, словно эта не слишком родная земля сама подбросила её. Дом, предположительно не жилой, уже приблизился, но Лилю поразила новая мысль и она остановилась.

Этот дом вполне может стать её могилой. Поднимаясь, она скользнула рукой по колену, мокрому от крови. Свежая рана на боку очень сильно кровоточила. Потерять столько крови и на что-то надеяться? Да, скорее всего она умрёт в том доме. Не лучше ли умереть под солнцем, глядя в небо?

Лиля ещё не приняла решения, но всё же, цепляясь о жерди хлипкого от времени забора, обошла дом сбоку и зашла во двор. Теперь она делала всё медленнее, чем могла бы, но первоначальный её план заключался в том, чтобы привлечь максимум внимания, и только потом забраться в дом.

На двери дома не было замка, повезло.

Она рванула ручку двери на себя, и тут же на порог шагнул кто-то незнакомый. Это был молодой мужчина, но Лиля никак больше не могла его описать. Действительно красивый, этот мужчина напомнил бы тысячу других красивых людей с правильными чертами лица и потому не имеющих особых примет. Он смотрел на неё, но она не слишала его дыхания.

Странно, если это галлюцинации, то почему в них нет звука? Кто-то словно нажал на пульте телевизора кнопку выключения звука.

Лиля не смогла зайти. Она сделала два маленьих шажка вправо и повернулась спиной к призраку. Лиля боялась его, как только можно бояться внезапно оживший труп, но почему-то верила, что он не сможет забрать её тело, пока она не переступит порог. А она не переступала. Она привалилась к стене дома спиной и почувствовала, что очень сильно устала. Так устала, что это сложно совмещать с продолжением жизни.

Под взглядом появившегося невдалеке деда сползла на землю и села, по-прежнему прижимая руку к ране. Она смотрела на него вместо неба просто потому, что так было нужно. Ей нужно было знать, что происходит.

Он зашёл в свой дом и вскоре появился с той двустволкой, родненькой, любимой, не раз пользованой, судя по всему. Он подходил к Лиле с заряженным ружьём, но опущенным к земле дулом, и иногда останавливался, не спуская с неё глаз, ни разу даже не моргнув. А потом он застыл, готовый к стрельбе. Стойка если не боевая, то точно охотничья: ноги крепко стоят, расставленные, локти разведены, руки с ружьём подняты. Чувствовалось, что прицелиться и выстрелить он сможет и за секунду. И думалось, что это он и сделает. Чтобы добить девушку, как павшего коня, которого всё равно сожрут волки или задерёт медведь.

Но почему-то он этого не делал, секунды шли, Лиля всё разглядывала деда, и сознание её всё пыталось отъехать, а то и испариться, но держалось на силе воли и, возможно, на любопытстве.

Глава 7

На её кровь слетелись мухи. Стало противно, но Лиля даже не отгоняла их, потому что берегла силы. А ещё не хотела смотреть на них, следить за их поведением. Дед с ружьём интересовал её куда больше.

Вдруг дед всё же решит её добить?

Вдруг он уже вызвал уродов, чтобы забрали её?

Кто же он такой, этот дед, и почему не захотел помочь ни группе оборванных подростков, ни одинокой девушке, истекающей кровью? Он озлоблен, у него кто-то в заложниках или один из тех хилых бандитов приходится ему сыном или внуком и он считает себя обязанным помочь ему? Хотелось бы думать, что если он вызвал боевиков, то только потому, что у него нет другого выхода. И не стреляет он только потому, что ждёт, что она сама сможет найти спасение. Хотелось бы думать, что прежде чем уроды протянут к ней руки, он выстрелит в неё, чтобы она не попалась им живой. Скажет, что палец на спусковом крючке дрогнул.

Но, в любом случае, никакого сочувствия в его глазах Лиля не видела, а ещё этот дед даже не дрогнул и не пошевелился, когда из-за домов слева выехал внедорожник. Значит, он вызвал. Он в доле?..

Лиля не тратила время на разглядывания тех, кто приехал. Она просто поняла, что это не скорая и поползла в дом, благо дверной проём рядом, какие-то силы ещё оставались, а дед не стрелял. Казалось, только этот дверной проём и может быть её невозможным спасением.

Была бы у неё в руках граната, подорвала бы её не колеблясь. Может, осколочными зацепила бы уродов.

Она лишь услышала удивлённое, весёлое и насмешливое восклицание "Эй, ты куда опять?!"

А потом холодный смех.

Из проёма повеяло одновременно странной прохладой и душным амбаром, полным старой мучной пыли и прогорклого овса. Но "амбар"как будто обещал дать покой, а прохлада – успокоить и усыпить мух.

Последней пришла мысль о том, что для бандитов всё это превратилось в рисковое, и потому очень адреналиновое приключение, и они, садисты ненормальные, счастливо развлекаются.

Сознание померкло как послушное.

Не было круговерти света и тьмы как в том доме. Стало темно и тихо, время шло и в то же время нет. Лиля ни о чём не думала, и, что бы не происходило внутри неё, в этом "темно и тихо"всё напоминало сон, каким он бывает сразу после того, как он только-только приходит. Тело как бы существовало, но не имело значения, потому что не разум, не сознание, а личность, как отсутствующая фантомная конечность, вполне себе продолжала существовать и даже как-то, шестым чувством, очень хорошо ощущалась.

А потом к ней пробились ветер, боль и звуки. И дыхание, её собственное.

Тьма постепенно расступилась, рассеялась на глазах.

Но не расступились ветви с нечастой светлой листвой. Их тихонько болтало под светло-серой пеленой облаков и туч.

С зубовным скрежетом Лиля подняла голову и огляделась. Ярко бросились в глаза знакомые лица – Амир и Софа. Они живы!.. Смотрят на неё то ли с опаской, то ли с отвращением, стоят в стороне, готовые бежать куда угодно от неё.

С чудовищным трудом, как будто превозмогая силы десятков атмосфер, давящих сверху, Лиля приняла сидячее положение. Слева и справа переминаются с ноги на ногу Марго и Марьяна, но они мертвы.

– Как… что… как вы меня нашли? Вы меня вытащили, или это я?..

– Лиля? – так удивился Амир, что шагнул к ней. – Это ты?

– Что, до этого я была не я?

– Ты на другом языке разговаривала.

– Совсем не знакомом?

– Да.

– Понятно…

Что бы ни хотела сказать Лиля, мысль исчезла. В шуршащем прохладно-тёплом воздухе мимо пролетала всего одна муха, но и она свернула в сторону Лили. Принялась липнуть к ней, но села куда-то на шею, а не на разбитые колени.

Удивившись, Лиля принялась разглядывать себя.

Потёки крови из последней раны кто-то смыл с её ноги, платье порвано до пояса в двух местах, а всё же кровь размыта, как будто ткань снова отмокала в ручье. На левом надплечье многострадальное платьице тоже порвано, бретелька бюстгальтера грязновата, чуть растянута и спущена, и там-то свежая кровь, и, наверное, всё ещё течёт. Руки разбиты, но под ногтями крови нет.

А вокруг шумит лес. И слышится какой-то говор. Рядом люди, но их не видно. Амир и Софа по-прежнему держатся, не ударяются в панику, но видно, что истерика близка, потому что люди неподалёку явно не из дружелюбных. А она, Лиля, тут ногти разглядывает и мух отгоняет.

Овраг. Нет. Это не овраг. Выглядит похожим образом, но по прямоугольной формы периметру его окружают стены из огромных бетонных блоков, а слева и справа, на входе и выходе, узкий и широкий дверные проёмы. В них и стоят Марго и Марьяна. Смотрят не друг на друга – только на неё, Лилю. Двери и даже косяки сгнили так давно, что от них не осталось абсолютно ничего, но призраки всё равно там. Значит, призракам без разницы, что здание уже не здание или никогда им не было – им просто нужно определённое место, что-то похожее на плоскость и в то же время переход. В этом, наверное, что-то есть. Что-то особенное. Например тот момент, когда ты переступаешь через порог и нельзя сказать, что ты дома, но ты и не на улице… И крыша здесь, если она и существовала когда-то, точно обвалилась, всёзанесло селевыми потоками, а потом промыло дождями, заросло душистыми травами. Какое бы сооружение здесь ни строили когда-то, по наносам земли вполне можно забраться выше, а потом посмотреть поверх стен на тех людей неподалёку. Выбрать, куда бежать.

Но наносы, наверное, есть и с другой стороны, только уроды почему-то не торопятся залезть наверх и дать очередь.

– Почему они не идут к нам? – шёпотом спросила Лиля у Амира и Софы.

– Боятся.

– Чего?

– Тебя. Не знаю, скольких ты опять убила, но ты нас нашла и тащила по лесу около суток. Они всё же начали идти по следу с собаками и догнали. Хотели затравить, но ты… и собаку… сначала животные испугались, а потом и люди.

Амир тяжело сглотнул, Софа смотрела с ужасом.

Лиля вздохнула. В образовавшемся молчании она начала ощущать все нюансы своего тела: лихорадка, голод до боли в желудке, сбитые ноги, а вернее почти не ощущаемые ступни, открытые раны и царапины, которые как будто ежесекундно сбрызгиваются мелкой моросью солёной воды, тошнота, какой-то органический страх, тревога и ужас откуда-то из глубин тела, а не разума, никак не проходящий звон в ушах, ноющие колени, пальцы и воспаления мышц как будто по всему телу. Но голод!.. Он так разъел её сущность, что она, не глядя на товарищей, сорвала первую же попавшуюся траву и принялась её жевать. Плевать даже, что за трава!..

Глядя на неё, Софа вдруг сорвала похожую травинку, ухмыльнулась и тоже принялась её жевать. Амир тихонько ругнулся, шлёпнул Софу по руке и сказал выплюнуть. Вытащил из карманов брюк какие-то коричневато-зелёные шарики, побил их первым же попавшимся камнем и принялся разбирать то, что получилось. Легко, без напряжения, раздал до предела вкусные странно-сочные орехи Софе и Лиле. Всё быстро и молча, но это точно как-то разрядило обстановку. Даже если Лиля почти оторвала голову собаки и пила её кровь у всех на глазах, сейчас дикий голод и лещина, как-то сохранённая Амиром, всё равно вернули всё на свои места. Амир, Софа и Лиля всё равно сейчас казались друг другу одинаковыми. И они – вместе.

Но где-то рядом с натуги щёлкнула треснувшая ветка. Софа и Лиля вскочили на ноги. Напряжение всех чувств вернулось в полном объёме, и все трое почти единым организмом почувствовали приближение людей-охотников. Ощущение влилось таким же естественным образом, как естественно было бы опознать лёгкий запах какого-нибудь пропана или мазута и с закрытыми глазами сообразить, что находишься возле заправки или железнодорожного вокзала.

Амир гигантскими шагами взбежал наверх к одной стене и огляделся. Лиля потащилась наверх по наносу ко второй стене. Только успела вытянуть шею, как увидела двоих уродов с автоматами слева, а третий подавал им знаки. Расшифровать их не трудно.

– Будут заходить с обеих сторон, – подтвердил догадку Амир, схватив Софу за руку и потащив её ближе к Лиле для короткого совещания. – Я должен был догадаться. Нам бы не дали времени на отдых или составление умного плана. Ни за что. Секунды, Лиль. Что будем делать? Пробежишь и снова всех поубиваешь? На этот раз может не повезти. Вдруг в тебя никто не вселится?

Лиля поморщилась, открыв рот. Это было так очевидно! Тот бред и ужас, который она творила, был абсолютно очевиден для Амира и Софы. И они её немного боялись.

Был выход – перебраться через стену и не выбегать через проёмы. Но если нужно спасти Амира и Софу, то стоит попытаться хотя бы отвлечь на себя внимание, вбежав туда, где Марьяна. Марго, впрочем, полная психичка. Она готова была крошить и своих, и чужих, а теперь, когда её в принципе нет и всех денег мира она не заработает, смысла сдерживаться для неё не будет. И, наверное, даже мёртвая она понимает, что в теле Лили ей долго не прожить, если она сдастся уродам.

– Ты слишком долго думаешь, времени нет, – пятясь, сходила с наноса Софа. – Я сама их отвлеку, а вы бегите куда только можно.

Амир открыл рот и медленно повернулся в сторону Софы.

– Эй, дура, стой!.. – шёпотом заорал он и понёсся было за ней, но Лиля вцепилась в его плечо, чтобы дать Софе убежать.

София стремглав бросилась наверх, побежала вдоль стены, забралась на неё у входа, где словно сторожила Марьяна, а потом исчезла.

Лес словно разом зашумел. Как в замедленном фильме тихим, почти урчащим, словно продолженным грохотом зазвучали выстрелы, но редкие, почти совсем не страшные. А мозг Лили с безумной скоростью заработал. У неё было несколько вариантов спасения, и выбрать один из них значило выбрать жизнь или смерть.

Застывший до окаменения Амир совсем не помогал ей ни на что решиться.

– Это должен был быть я, я!.. – шептал он едва слышно.

– Ещё стреляют, значит, не убили, значит, сейчас придут за нами, – выпалила Лиля. – Если не пошевелимся, то не успеем.

И она, не успевая что-либо придумать и правильно просчитать действия врагов, потащила Амира к выходу Марго. А он, делая первые шаги с таким трудом, всё же ускорялся, повинуясь её крепкой хватке.

Лиля крепко держала его за запястье. Широкое такое запястье мужской руки. Пальцы совсем никак смыкались на нём. Наверное, она даже ногтями вцепилась.

И, уже почти ныряя в объятия Марго в проходе, Лиля припомнила, как эта миниатюрная сволочь постоянно липла к Амиру. Нет, Марго не отдаст Амира. Не после смерти. Она и тело Лили не отдаст дёшево, ведь это единственный её шанс ещё немножечко пожить в этом мире. Ну, сучка-Марго, давай, жги!..

В последний момент Марго, с такой уверенной улыбкой предвкушавшая продолжение жизни, вдруг изменилась в лице. Она почти растерялась. На её лице появилось что-то детское, как будто память подкинула мелкой стерве неожиданно трудную задачу, схватившую самое её сердце.

Если Марго, получив тело Лили, не возьмёт себя в руки, то ей не достанет резкости, чтобы спасти Амира. Но Лиля уже на всей возможной скорости влетала в проём и не могла даже повернуть – уже бесполезно.

Блаженная, безболезненная тьма обволокла со всех сторон и заполнила душу, не сохранив ни возможности сожалеть, ни возможности надеяться.

Первое, что она увидела, придя в себя, это свою почерневшую ногу. Она почернела не вся, а крупными пятнами в пять-десять, а то и пятнадцать сантиметров. Но это была какая-то живая чернота, в ней виделись красные, синие и фиолетовые оттенки. Однажды у неё был кровоподтёк такой же силы, и Лиля как-то не слишком испугалась, увидев теперь своё тело в подобных чёрных синяках. На другой ноге, на правой, такой кровоподтёк покрыл бедро сбоку, да ещё нашлось несколько слабеньких, уже позеленевших пятнышек на голени. Колени в застывших, растрескавшихся и осыпающихся корках крови. Но даже носки и обувь на месте. Платье давно превратилось в лохмотья, но сидит на теле как родное. Местами прилипло, наверное.

Вокруг тихо, как будто лес, а за спиной что-то прохладное. Она сидит, привалившись к этому чему-то. Ощущая тяжесть и усталость в теле, Лиля обернулась и увидела дверной проём, но не дома, а снова каких-то развалин. Строение из раскрошившегося красного кирпича без крыши.

И слишком тихо вокруг. Слишком. Не сберегла Амира? Осталась одна?

Нет, они просто разбежались и не смогли найти друг друга. Им несколько раз невероятно везло найти друг друга в лесу. В этот раз везение закончилось. Да. Лучше думать именно так. Думать о том, что все убиты или замучены до смерти… нельзя.

Нельзя и сидеть на этом месте бесконечно. Надо выбираться, искать город… или еду. Это возможно: разгар лета, тепло, юг.

Вот только встать почему-то не получается.

Лиля пыталась несколько раз. От боли и бесполезности усилий брызнули слёзы. Тело не слушалось только начиная с поясницы и ниже. Где-то там как будто порваны мышцы или разъединены суставы, и её тело напоминает простенькую марионетку, от ног которой оборваны ниточки.

Она смогла завалиться на бок, прямо на поросшие травой осколки кирпича, а потом перевернуться на живот. Ноги помогли ей в этом, и это значит, что ниточки есть, и Лиля даже почувствовала боль, расцарапав свежезаживающее колено снова. Но тело почему-то никак не поднималось вверх.

Стараясь придумать хоть что-то, просто продолжая пытаться, она проползла на четвереньках к ближайшему дереву. Там, решив передохнуть, села на ноги и огляделась.

Сперва не поверила глазам. Из-за сочного бурьяна виделись кресты. Вроде бы православные, металлические, ужасно ржавые, но ажурные, по-своему даже красивые. Они стояли близко, в трёх метрах, покосившиеся, угадывающиеся рядами.

Сперва Лиля похвалила своего проводника, который дотащил её тело именно до кладбища. Кто бы это ни был, он умница, ведь кладбище – это не то место, где её будут искать. Но оно наверняка находится не очень далеко от города или большой деревни, а значит, сюда кто-нибудь придёт, приедет к своим памятникам о близких… они смогут спасти её. Может быть, что где-то даже могла остаться еда… а может, она жива только потому, что уже поела. Какие-нибудь блинчики или конфетки с могил… Или нет?

Лиля поползла к крестам. В конце концов, из-за бурьяна её могут не увидеть.

А если не увидят… даже если она выползет? Вдруг она уже мертва?

Стряхнула с себя мерзкие мысли и принялась бороться с травой. Местами колючая, местами мягкая, она пропускала через себя Лилю, и едва трава осталась позади, в сердце девушки пробилась надежда, что есть шанс встать на ноги. И встала!.. Это была такая радость, что она засмеялась!.. Правда, всё закончилось кашлем.

Два неуверенных шага вперёд, неловкий взмах руки, но потом шаги приобрели уверенность, а Лиля вся, до отказа, переполнилась надеждой и почти восторгом.

Глава 8

Сперва с интересом, а потом и с недоумением она читала выбитые на табличках даты рождения и смерти: 1853-й… 1911-й? Только цифры она и могла читать. Всё остальное на тех табличках даже отдалённо не напоминало кириллицу и русский. Она переходила дальше и дальше с тихим почтением, странным для девушки, готовой есть с могил. Но даты рождения и смерти показывали прошлый и позапрошлый век, большая часть кладбища заросла лесом, всё в траве, многие кресты сгнили до основания, многие повалились, и никаких искусственных цветов и венков, и никаких гранёных стаканчиков и лампадок… это очень, очень старое кладбище. Не сторожили могилы даже птицы. Тепло, тихо, пахнет земляникой. Скорее всего все, кто мог посетить это кладбище, уже либо забыли о нём, либо и сами близки к тому, чтобы стать чьей-то памятью. Либо они так же слабы, как и она… Почему сразу не догадалась? Ведь рядом здание, которому явно много лет, и оно явно брошено очень давно и даже подростки об этом не знают – вокруг ни одной соринки из внешнего, современного мира.

Но должна быть дорога, ведущая из этого места.

Лиля огляделась, но по краю плотно стояла стена леса и только за развалинами могло что-то быть. Вот только, к сожалению, чем ближе к хаосу из кирпичных стен и горок подходила Лилия, тем лучше понимала, что здание ей не обойти. Ограда кладбища, высокая, с острыми пиками, но такая же ржавая, как и кресты, подходила плотно к зданию и даже как будто была частью замурована в его стенах. А пройти через проём Лиля не могла. Там снова кто-то стоял. Лиля даже смотреть на него не могла. Этот был совсем почерневший, страшный… от него, казалось, волнами исходил мрак.

Вдруг Лиле пришло в голову, что ржавая ограда может быть ослабевшей от времени настолько, что рассыпется от одного только прикосновения.

Всё бодрее двигаясь, Лиля добралась до ограды слева (дальше виднелся пустырь) и толкнула её. Огромное резное полотно, метров семь в ширину, тут же повалилось в бурьян. Лиля едва отскочила, чтобы её не зацепило взвившимися из земли штырями-опорами.

Ахнула и осторожно ступая пошла по полотну ограды. Через новый бурьян пробивалась даже с некоторым удовольствием – разнотравье здесь попадалось нежное, пахучее, не царапало и словно берегло, одаряя пыльцой, каким-то мельчайшим жмыхом и крошечными жучками, на которых так легко было не обращать ни малейшего внимания.

Но, обойдя церковь, Лиля так и не увидела дороги. В том, что кирпичное здание – большая часовня или маленькая церковь, Лиля почему-то полностью уверилась, хотя сперва даже не задумывалась об этом. Пусть ни крестов, ни куполов не было, но на одном из внутренних сводов нечёткий, до тёмной бронзы загорелый, печально-добрый лик святого или архангела так и не обвалился, и роспись ещё виднелась через оконные проёмы. Это показалось чудом, но если это единственное чудо для этого места, то дела Лили плохи. Учитывая большое количество заброшенных и вымерших деревень, сюда, быть может, никто никогда не пробьётся. А значит, надо перестать на что-то надеяться.

Она могла бы забраться на развалины и попытаться осмотреться, чтобы хоть как-то понять где она. Если бы были силы… хоть немного больше. А ведь даже солнца не видно. Совершенно белое, тусклое небо без солнца.

Как вдруг Лиля поняла, что видит внутри что-то, чего здесь быть не должно. Плевать даже на застывшую в другом проёме растерянную, словно открытую для Лили настоящую Марго. Нет, к этим призракам Лиля уже притерпелась. Но внутри неё всё рвалось на части от зрелища штуки на заросшем травой и кустарником полу часовни. Светлый предмет вытянутой формы так напоминал руку живого человека, мужчины, лежащего за кустом, а доски это там, справа, или ноги в тёмной одежде?..

Лиля закричала, она позвала человека снова, но он даже не пошевелился.

– Это Амир там лежит, а? Марго! Отвечай мне!..

Марго её не слышала. Смотрела прямо в глаза и не слышала. Или слышала, но не могла ответить и потому не отвечала. В любом случае Марго смотрела на Лилю во все глаза, настороженная и готовая ко всему… но не ответить.

– Я дам тебе своё тело, только снова спаси его, вытащи его к людям!.. Хотя бы объясни куда ты нас притащила, где мы, где люди?.. Найди способ, и я буду отдавать тебе своё тело и впредь!..

Лиля на дала себе отказаться от своих слов, не дала себе подумать, не позволила себе увидеть, что Марго не может помочь… если она не могла. Лиля за доли секунды взростила в себе веру в силу мёртвых и шагнула сквозь Марго.

После эпизода кромешной темноты Лиля на мгновение оказалась внутри кирпичного здания. Её рука что-то царапала камнем по крошащемуся кирпичу. Лиля успела понять, что это какие-то русские слова печатными буквами, прежде чем всё снова померкло. Ещё один раз сознание вернулось глубокой ночью. Лиля едва успела увидеть словно светящуюся в темноте руку. За кустом и досками как прежде не разобрать кто там лежит, пусть теперь она и смотрит с другой точки. Нет, тот человек очевидно мёртв. Прошло много часов, а рука даже не пошевелилась.

Сознание возвращалось к ней на мгновения ещё много раз. И почти всё время её тело что-то чертило на стенах. Лиля потеряла счёт вспышкам своего сознания. Она лишь осознала, что призраки оставили её тело полностью, когда обнаружила себя лежащей подле дерева, выросшего прямо внутри часовни. Теперь она ясно видела, что там, за досками, нет чьих-либо ног и тела. Может быть тот мужчина, Амир это или нет, смог уйти? Сил на то, чтобы встать и проверить, у неё уже не было. Она смогла только приподняться на локте и чуть привалиться к стене радом. Кирпич, обычно тёплый, сейчас казался ледяным.

Но сознание удивительно быстро и полно очищалось, и, переживая почти полную телесную беспомощность, Лиля вдруг поняла, что здесь, в этой часовне, её дважды предали. Сперва мужчина, который просто бросил её – это больнее всего. Особенно, если это был Амир. А потом это сделала та сила мёртвых, в которую она поверила. Все те мёртвые… что они делали, завладев её телом? Они писали о своих скудных жизнях на стенах разрушенной часовни, чтобы оставить хоть что-то о себе. Они писали несколько дней, истощив до конца её тело, которому не давали отдыха даже ночью. А ведь в этих жизнях не нашлось ничего богаче даты и места рождения. Всё остальное, что только и могла сейчас прочитать Лиля, не стоило труда. Уехал, оставил, смирился, обиделась, бросила, отсидел, купила, разбил… Чушь, не достойная того, чтобы писать. Или, скорее, это исповедь-покаяние восьми людей? Да, это оно. Если только все эти мёртвые вдруг, после смерти, внезапно поверили в Бога? Ну почему, почему среди них не нашлось никого нормального, ни одной души, которая готова была хотя бы попытаться вытащить её тело отсюда?

Даже Марго решила бросить её. Почему? Неужели одна из этих исповедей принадлежит ей? Нет, не похоже. Она другая.

В мыслях о Марго Лиля вплыла в сон. Это был он, самый натуральный, целительный сон.

Ей снилось, что она встала и пошла прочь, и в её теле хватает сил. Снилось, что она идёт по лесу, тащит за собой Амира, и он как будто живой. Она понадеялась, что это не сон, но не смогла ни проснуться, ни заговорить. Потом ей снилось, что она набрела на кладбище, и там есть конфеты на аккуратных белых салфеточках. Правда, в следующем сне она никак не могла развязать мусорный мешок из которого мучительно-сильно пахло колбасой. А потом она почему-то натягивала чёрные капроновые колготки.

Эти одуряющие сны закончились разом, когда человеческие лица закружились перед её глазами. Всё перестало быть сном. Только боль, усталость и кружение лиц. А потом, вдруг, тепло, тишина и полный покой.

Историю про молодую русскую девушку, найденную в Абхазии, я слышала очень размыто. Поскольку никто так и не рассказал, что же случилось на самом деле, а звонить, писать и вызнавать я стеснялась, тот случай так и остался сидеть в памяти. Пока совершенно случайно я не познакомилась с одной женщиной… я подвозила её до улицы Луначарского, когда ездила во Владимир к родителям. И в тихом ласковом Владимире как на зло встали в пробке. А попутчица оказалась весёлой тёткой, и мы немного похихикали на разные темы, как вдруг я услышала от неё, что улица Луначарского есть и в Казани, и в Звенигороде, в Грозном и Ессентуках. Тогда я даже не знала, где вообще находятся Ессентуки и спросила. А эта женщина, дама начитанная, много где побывавшая, стала рассказывать про Кавказ, и тут я вспомнила ту историю с девушкой и рукой. Я всего дважды за десять лет спрашивала людей о той истории – вдруг что-то знают? – но никто ничего не слышал. А эта дама вдруг мне выдала:

– Я тогдатолько решила сменить род деятельности, поступила на первый курс психологом, и нам рассказали историю этой девушки с ПТСР. Тогда она ещё долго в ушах стояла. Но тоже всё очень непонятно, потому что в расследовании её похищения коня-то поваляли, но добились малого. Психологи бились над ней, бились, а потом стало ясно, что там нужен и психиатр. В итоге и те врачи, и другие, плодотворно работали в связке. С ПТСР быстро расправились, исключили, а вот по части психики девушке той поставили целую пачку диагнозов. Но! Расследование тоже шло и вскрывшиеся факты снова травмировали девчонку. За два года этого расследования настоящая личность девушки почти полностью спряталась за другими. Хуже не придумаешь, честное слово.

– А рука-то, рука чья?

– А вот это совсем неожиданно.

Сперва мне показалось, что в дальнейшем рассказе дамы всё вполне сочетается, и в том, что сделала девушка, есть своя логика. Дама тоже подтвердила, что логика есть, и вполне здравая.

– Девушку положили в хороший ПНД, – продолжала рассказывать дама, – потом в ПНИ, потом снова в ПНД… а там она задушила своего врача.

– Как?! – поразилась я.

– Вернее, это сделала одна из её личностей. Теперь девушка под Москвой. Там есть больничка для особо опасных вменяемых больных. Таких больничек по России всего пять-шесть.

– То есть девушка… вменяемая?

– Полностью. Говорят, у неё есть вполне дружелюбная личность…

– А имя не скажете?

– Той личности?.. Что вы!..

– Нет, самой девушки.

– А, нет, у нас её по имени не называли. Просто, знаете, "Русская девушка-маугли из Абхазии". Нам, первакам, отлично зашло, потому что она парадоксально не маугли и не из Абхазии.

– О как.

И тут до меня докатило. Вспомнилась поездка на поезде восьмилетней давности. Там медсестра из ПНД ушла, рассказывала ещё про психиатра Костю, которого убила совсем молоденькая пациентка. Я обсудила всё это с моей начитанной попутчицей-психологиней и та, повезло, дала мне наводку.

Прошло не меньше двух лет, прежде чем я смогла встретиться с настоящей Лилией ****еевой под предлогом написания статьи. Статья планировалась мощная, тянула на книгу или подкаст.

Мне повезло. Так мне сообщили. Ласковая полная санитарочка вывела красивую блондинку со мной на прогулку вокруг красного кирпичного здания. Серая асфальтная дорожка вилась вокруг здания и представляла собой нечто вроде коридора. Только с одной стороны стена с окнами, а с другой – высокий бетонный забор с колючей проволокой. Всё же эти "больные"действительно опасны.

Слова другой санитарочки поразили меня, хотя она не сказала ничего шокирующего:

– Сегодня за Лилию будет Марьяна. Марьяночка у нас любимица. Она адекватная и вежливая молодая девушка. У неё можно спросить что угодно. Всё расскажет.

Лилия шла как бы заученным шагом. И едва нас оставили вдвоём, Лилия повернулась ко мне и улыбнулась. Ей было чуточку за тридцать, у неё не было двух передних зубов, но она любила улыбаться. Чёлка, длинные гладкие волосы, высокий рост, стройная, красивые зелёные глаза.

Начать задавать вопросы было тяжело. Я поняла, что не знаю ровным счётом ничего о том, как надо говорить с человеком, пережившим ад и буквально свихнувшимся. Наконец я решилась:

– Сколько вы уже здесь?

– Конкретно здесь – ровно десять лет. Все десять лет была надежда, что куда-то переведут, но… нет, наверное, мы здесь так и останемся.

– Вы убили ещё кого-то?

– Вы? – переспросила Лилия и рассмеялась, откинув голову. – Вы так говорите… "вы", как будто все личности Лильки собрались вместе и решили кого-то ещё убить. А я, нет, лично я никого не убила.

– Так… – опешила я, – надо обращаться на ты?

– Вы же старше, да и не страдаете. Вы ко мне на "ты", хорошо? Давайте так. Иначе неудобно.

– Хорошо. Так что на счёт Лилиных личностей, после Кости никто не пострадал?

– Физически – нет. Но так вечно не будет. Я очень стараюсь перехватить тело у других личностей, но это тяжело.

– Тяжело?

– У Лилии депрессия. У меня была бы тоже, если бы я не умерла.

– Вы… ты умерла?

– Да. Хотите расскажу нечто удивительное?

– Наверное. Лишь бы это было правдой.

– А вы знаете детали дела?

– Почти совсем нет. Я не виделась с родителями Лилии, а в переписке они всего-то потребовали, чтобы я ничего не сочиняла. Лучше ничего, чем кривую правду или ложь. Я должна представить им готовую статью на одобрение. Это всё.

– Тогда я на всякий случай расскажу: Лилия была похищена, но вместе с ней в первые дни держали ещё семерых девушек и очень красивого парня. Они устроили что-то вроде побега. Знаете, что Лилию нашли с оторванной мужской рукой?

– Да, это писали в самых первых статьях о ней.

– Я была одной из тех похищенных девушек. Умерла ещё в том доме, где нас держали, до удачного побега не дожила.

У меня по плечам пробежала дрожь. Мне казалось нереальным то, что я разговариваю с другой личностью Лили, но в новую фазу жути я как будто шагнула, когда женщина рядом со мной во второй раз упомянула, что она мертва.

– Как, извините, вас… эм… тебя зовут?

– Марьяна Ахмедовна *****ная.

– Ты… помнишь себя, своё тело и лицо?

– Да, но лицо из памяти как-то стирается. Я всё ещё чётко осознаю себя брюнеткой, и удивляюсь, что нет родинок вот здесь, на руке. Они были как созвездие близнецов, а рука Лили как будто пустая и скучная… Несколько лет назад я надиктовывала комиссии свой максимально подробный облик, и у них теперь записано. Можете попросить у них почитать про всех личностей… смотрели фильм "Сплит"? Он немного жуткий. У Лили всё легче. А ещё, каждая личность очень любит о себе поговорить. Только вот мне не хотелось бы тратить на это время.

– Но хотя бы примерно расскажи о себе. Хоть немного…

И Марьяна рассказала, но вскоре перевела тему.

Мы встречались несколько раз. Она выложила мне всю историю Лилии. Мне говорили, что кроме как с Марьяной разговаривать там не с кем, и как только в выходной день на прогулке появлялась Марьяна, мне звонили и разрешали приезжать. И я приезжала. Вернее сказать, что я караулила поблизости и ждала звонка. За четыре месяца однажды я встретилась с самой Лилией.

Тот же самый человек, та же самая женщина, но она неуловимо отличалась. Настоящая Лилия чуточку сутулилась, обхватывала себя руками, поправляла волосы, а когда мы гуляли, держалась от меня на шаг дальше, чем Марьяна. Она никогда не смеялась и не улыбалась. Обе женщины в этом теле казались немного стеснительными, но в Марьяне, считающей себя мёртвой, существовало желание наслаждаться солнцем, небом и любой природой, даже листьями крошечных кустиков под забором, а Лилия как будто ничего перед собой и вокруг не видела.

К счастью, Лилия подтвердила то, что рассказала Марьяна и назвала её своим ангелом-хранителем.

– Я только ей полностью доверяю, – сказала мне Лилия. – Она очень добрая… я не заслуживаю её помощи. Ведь я… на самом деле я очень виновата перед ней. Там был такой момент… Марьяна бросилась на одного из наших уродов, вы уж извините, что я так их называю…

– Ничего, я всё понимаю.

– Я была ближе всех, но растерялась и не знала, что делать. Не могла ни на что решиться. Надо было выручать её, помочь ей справиться с тем мужиком, которого она заблокировала собой. Но я не только не помогла ей, я… но и… То есть я бросилась к нему, но уже было слишком поздно. Он её очень жёстко вырубил, было много крови, и я не могла понять, жива она или мертва. У нас просто не было опыта, чтобы разбираться в таких вещах. Нет-нет, конечно же психологи мне объяснили, что в гибели Марьяны виновата только Марго!.. От вчерашней школьницы нельзя требовать, чтобы она быстро соображала, ловко двигалась и всё прочее. Тем более, если это эпизод насилия… Это всё не было постановочным боевиком в конце концов…

– …Но вы всё равно испытываете чувство вины перед Марьяной, так?

С Лилией мы разговаривали только на "вы".

– Да. Она очень хорошая. Сначала мне казалось, что она слишком стеснительная и тихая, слишком милая и безобидная, и только потом я поняла, какая в ней сила духа… только после её смерти я всё осознала. Пусть мы и не можем толком встретиться… но по её поступкам, о которых мне рассказывают, по разговорам окружающих я всё понимаю… вам говорили про все мои диагнозы?

– Да, но будет лучше, если вы сами немного расскажете.

Лилия немного помолчала.

– Я подумала, что вы решите, что я совсем сумасшедшая, но если так и есть… мне бы хотелось, чтобы вы поняли… Я хочу обратить ваше внимание на то, что меня очень волнует.

– Говорите, я постараюсь вникнуть.

– В целом это называется ОКР в сочетании с множественным расстройством личности. ОКР-часть сосредоточена вокруг травмирующего меня перехода через любой дверной проём. То есть мы постоянно ходим из комнаты в комнату, и это такое обычное действие… все делают это не задумываясь, а меня каждый раз травмирует. Травмирует настолько, что я вызываю одну из своих множественных личностей для того, чтобы защититься.

– Вы говорите так, будто всё это не соответствует действительности. Вы не согласны с выводами врачей?

– Давайте я сейчас не буду говорить об этом прямо? Врачам пришлось вывести мой случай из стандартной схемы и записать его как нечто необычное. Знаете почему? Потому что любой переход травмирует одинаково любую из моих личностей. А ведь среди них есть и опасные убийцы, но их тоже травмирует. Почему? Это ведь не соответствует описанию расстройства и это важно. Так почему?

Глава 9

Мы помолчали, а потом она продолжила:

– Я иду из своей палаты на первый этаж, в столовую, прохожу пять или шесть дверных проёмов в зависимости от лестницы, по которой спускаюсь, и за это время моё тело берут на себя пять или шесть личностей поочерёдно. Некоторые могут возвращаться, а некоторые нет. Некоторые отвратительны и опасны, так что всем здесь хорошо, если Марьяне удаётся вернуться хотя бы пару раз. Но почему всё именно так?.. Знаете, вы можете послушать мой бред, а можете видеть во всём этом расстройства, но тот факт, что моим телом владеют разные личности… его оспаривать невозможно. Врачи и сёстры называют их по именам, так что и вы не стесняйтесь, ладно?

– Ладно.

– Так… Мне говорили, что вы много времени провели с Марьяной, – вдруг с тоской произнесла Лилия. – Как она? Что говорила?

Я тяжело сглотнула. Мне показалось, что я сейчас перед полной неизвестностью, хотя мой ответ должен быть очень взвешенным. В который раз я пожалела, что мало знаю о психиатрии.

– Она очень беспокоится за вас, – всё же ответила я. – Но она жизнерадостная молодая женщина, которая, как будто, из категории самых неунывающих людей. Она говорила, что у вас депрессия, и что она вас понимает.

Лилия впервые чуть улыбнулась, отведя глаза. Потом она сказала:

– Марьяна не только жизнерадостная, она ещё и очень умная. Мы вместе, с помощью дневника, разбирались с тем, что произошло. Однако после стольких лет…

Нас прервали. Но в следующую нашу встречу произошло нечто неожиданное. Ко мне вывели Марго.

– Она под лекарствами, так что не опасна, – сообщила мне всё та же полненькая санитарочка. – Марго у нас вообще хитрая и вредная, но не слишком драчливая. Она даже слабенькая. Если что – поборете одной левой.

– Марго? – вздохнула я, повернувшись к Лилии.

– Да, я, – прямо ответила мне Лилия, ровным голосом, куда более высоким, чем мне запомнилось.

Взгляд у неё твёрдый, острый, даже резкий, едва ли не волчий. Подбородок поднят с вызовом.

– Я уже встречалась с Марьяной и Лилией, – начала я.

– Да, вот вам повезло-то!.. – словно бы ёрничая воскликнула, закатив глаза, эта женщина.

– Мне говорили, что разговаривать лучше с Марьяной, но, может быть, и вы что-нибудь интересное мне расскажете?

– Мне нечего вам рассказать, – поджав губы, но с напускной весёлостью и бодростью, сообщила Марго.

– Тогда почему вы пришли? Это же интервью, вы понимаете это?

– Мне… захотелось жизни… а ещё насолить девчонкам. Когда Лилька выходит из тела, то почти полностью теряется. Потому что ещё не мёртвая. Она беспомощна там. А вот мы с Марьянкой и другими – мы там более или менее способны шевелиться. Так что я проскочила мимо Марьянки. Она точно хотела сейчас выйти через ту дверь, но не успела.

Марго махнула рукой в сторону двери, через которую её вывели на улицу. Я кое-что вспомнила и решила спросить:

– А когда вас будут заводить обратно, вы точно не сможете остаться в теле Лилии?

– Точно.

– Почему?

– А вы бы это видели. А… с чем бы сравнить? Вы когда-нибудь наливали в полный стакан что-то другое? Если в стакан с молоком лить воду, то молоко становится прозрачнее и прозрачнее… пока не окажется, что это вода. Так и с нами. Есть чувство, что можно бросить Лилю где угодно, и она займёт своё место сама, без подталкиваний, но я не пробовала, да и не хочу. Мне нравится жить в её теле, всё равно нравится. Не смотря ни на что.

– Не смотря ни на что?

– А что, похоже, что Лиля здесь прям жирует? Отвратительное место. Лучше колонии, конечно, но тоже не супер.

– А на что похоже то место, куда вы попадаете, когда…

– …Выбываю из игры? Там темно и тихо, нет совсем ничего, но там густо и тесно от чувств и эмоций тех личностей мёртвых, которые приклеились к Лиле.

– Так для Лилии вы все – души мёртвых, которые…

– Которых она видит в дверных проёмах. Когда я в её теле, то аналогично вижу мёртвых. Но не всех, конечно. Только тех, которых она собрала на своём пути. И ещё кого-то, кого не знаю. Но их не много. Ещё я один раз как будто видела своего дедушку, но не уверена, может, мне только показалось…

– Но почему именно Лилия? Может быть она избрана для того, чтобы передать последние слова мёртвых, рассказать о смерти или что-то ещё?

– Может быть. Но я ей всё испортила: буянила, царапалась, ругалась матом и вообще вела себя неадекватно, чтобы её, в итоге, быстро упекли сюда.

– Вы сделали это специально?

– Ну почти. У меня было плохое настроение. Вернее, плохо было всё. Совсем всё.

– Правда, что это вы фактически спасли ей жизнь?

– Может быть и я, но скорее всего нет. Она же ещё три недели бегала по лесам и лазила по свалкам. Я бы не стала жрать мусор, чтобы она выжила. Это кто-то другой, с сильным инстинктом выживания, которому было плевать, что за тело, лишь бы кушало и не мёрзло. Вы знали? Это Лилия своими руками меня задушила. Вру, на самом деле меня задушил наш Голя. Это был первый раз, когда кто-то завладел телом Лильки.

– Марьяна мне об этом не рассказывала. Что за Голя?

– Да никто не знает. Голя мужик был, вроде, обычный, но раздражал меня до безумия. В основном тем, что приставал и подозревал. И когда всё так закрутилось, а он повалил на пол Марьяну и принялся бить по морде дурёху, Лиля наконец очнулась и бросилась её спасать. Но мозги-то у неё кое-какие всё же были, и она взяла какую-то самодельную удавку, вроде шнурков, закинула Голе на шею и начала душить. Я рядом стояла. Лиля тогда ещё думала, что я на её стороне… А я стою и понимаю, что без Голи мир чище будет, да и мне проще, так что пускай Лиля делает то, что делает. Голя перед смертью эти мои мысли по глазам прочёл. Видел, что я стою и ничего не делаю, чтобы его спасти. Потом, когда всё вроде наладилось, Лилю выводили из подвала и тогда-то Голя себе и забрал её тело. А как только получил тело, тут же бросился меня душить. Исключительно ради мести. Не знаю как, но я это почувствовала очень хорошо. Он был счастлив поквитаться даже после смерти. И только это его и заботило. Но Голя вошёл во вкус и остался с Лилей.

– Говорят, вы застрелили Марьяну… зачем?

– Так было нужно. Объяснять не стану.

– А что на счёт руки, с которой нашли Лилю?

Марго как будто захлебнулась воздухом. Её глаза вдруг стали выпученными, несчастными, взгляд остановился, да и вся Марго тоже. Она замкнулась в себе.

– Я его любила, – произнесла она, на прощание оглянувшись. – Мы копили на свадьбу в Эмиратах.

Я больше ничего не успела спросить, а она шагнула в дверной проём.

Через неделю, когда я снова приехала, меня не обнадёжили. Мне сказали, что в Лиле засел крикливый грубиян Сергей Валерьевич, довольно бесполезный дядька. Но в последний момент на прогулку всё же пробилась Лиля, и мне позвонили.

– Марго мне чуть-чуть рассказала о том, что вы видите мёртвых в дверных проёмах, – почти сразу же призналась я.

– Да, так и есть. Сначала они меня очень пугали, но… сейчас мне просто жаль всех вокруг, и я стараюсь предупредить санитарок и сестёр, если ожидается кто-то опасный. Понимаете, я не могу не пройти через проём даже если знаю, что там жуткая сволочь, и от его действий станет плохо всем.

– Почему не можете?

– Это нарушение распорядка, а оно считается таким же признаком обострения болезни, как и очевидный приступ. Остаётся только надеяться, что очередной урод ничего не сделает с моим телом или с кем-то ещё. Иногда может и обойтись.

– А лекарства совсем-совсем не помогают?

– Они могут сделать так, чтобы мои уроды никому не вредили, но тому, кто в этот момент в моём теле, становится очень плохо. Представьте, что лежите на битом стекле и не можете встать, хотя тело рвётся прочь с этого места. Всё почти то же самое… Но я не об этом хотела поговорить!

– Вы хотели поговорить о чём-то конкретном?

– Я… Марьяна прилагает много сил, чтобы мне помочь, и старается исправить то, что делают другие. Но… в этом уже почти нет смысла.

– Как это?

– Моя жизнь пролетает очень быстро. Проходит год для вас, а я живу в своём теле за всё это время… не больше двух недель, причём иногда секунд по десять от двери до двери. Моя жизнь по такому графику должна закончится очень скоро. И я ей не дорожу. Вылечить меня не могут, а значит, ещё год моей жизни, и наступит глубокая старость. Зря Марьяна старается. Пусть бы те личности торчали в моём теле сколько им влезет и мучились бы от побочек местных лекарств.

– Но ведь от их рук могут пострадать другие больные и персонал.

– Это тело накачают от души и прикуют к постельке. Дадут походить, а потом опять прикуют. Я бы хотела, чтобы Марьяна забыла обо всём и успокоилась.

– Но ей, наверное, нравится жить в вашем теле. Что если она именно этого и хочет?

– Я тоже сначала так думала. Но сейчас я не уверена в её мотивах. Вы не могли бы с ней об этом поговорить? Нам с ней сейчас запрещено переписываться.

– Вы тоже хотите навсегда уйти? – догадалась спросить я и сама поёжилась от того, о чём именно мы говорим.

– Да, – призналась Лилия.

– Почему? Дело наверняка в депрессии.

– Не без неё, верно. А всё же, Елена Васильевна, вы серьёзно думаете, что тело, в котором так много личностей, ещё не перестало быть моим? Я уже давно не думаю, что у меня больше прав на жизнь в этом теле, чем у той же Марьяны.

– Нет, Лилия, это неправильно. Почему вы так себя не любите?

– Дело не совсем во мне.

– А в чём же? Объясните!

– Вы слышали про Амира? В моих воспоминаниях он был единственным мальчиком среди нас, похищенных. Мы все повлюблялись в него. Все, даже Марго… она особенно к нему липла.

– Вы тоже влюбились?

– Ещё как!.. Каждый раз, когда она касалась его у меня на глазах, я её ненавидела. Каждый раз, когда он заботился о ком-то, а не обо мне, я испытывала боль и ревность. Был момент, когда мы остались втроём – София, Амир и я. Мы решили, что кто-то должен пожертвовать собой и отвлечь внимание на себя, чтобы двое других смогли скрыться. И когда Софа решилась первая и рванула прочь от нас, Амир хотел остановить её… а я что есть дури вцепилась в его руку, чтобы удержать. Я только его хотела спасти. Да, на девчонок мне было совсем не плевать, их жалко до слёз, но Амир… это что-то особенное. И я помню, как я тащила его за руку… выбрала Марго, чтобы помогла мне его спасти… а когда потом приходила в себя, видела руку, которая не шевелилась. Возможно, она уже была не с телом… и мне сказали, что меня нашли с оторванной, частично разложившейся мужской рукой. Я целый год думала, что убила Амира. Что если не убила его, то позволила сделать это кому-то другому. Что выбери я другой путь, любой из возможных… он бы выжил. Его смерть – не моя вина, как мне говорили. Но жить почему-то от этого легче не становится… да и не хочется.

– Но ведь это была не рука Амира.

– Да, я знаю.

– Тогда в чём дело?

– Много в чём. Вы же знаете, чья это была рука?

– Да, мне сказали. Знакомая женщина-психолог.

– А, ну тогда понятно. С её точки зрения в том, что я почти три недели бегала вокруг трупа или с уже оторванной рукой, есть логика.

– Но это действительно единственное объяснение.

– Нет, это мерзко.

– То есть вы бы не хотели доставить хотя бы часть тела вашего любимого к себе домой, на родную землю?

– Нет. Либо всего, либо не всего, но никак не часть! Если бы я знала, что всего остального уже нет… даже тогда, наверное, не стала бы. И потом, я была ранена, истощена, я бы не стала возиться с частью тела даже самого любимого человека!..

– Тогда в чём объяснение?

– Это была Марго. Она любила его. Она очень боялась, что я с ним что-то сделаю.

– Она сказала мне, что тот, кто был в вашем теле, питался мусором, чтобы вы могли выжить, а она бы так не поступила. Я как раз об этом её спросила. Она замкнулась на теме руки, но до этого я её спросила о тех трёх неделях перед тем, как вас нашли. Она уверена, что это была не она.

– Тогда остаётся один вариант, – куда-то в пустоту сказала Лилия.

– Какой?

– Это был сам Рома.

– Что? – нахмурилась я.

– Да, здесь он ни разу не показывался, поэтому я на него не думала, но это мог быть он. Почему нет?

– Вы же говорите о своём двоюродном брате, верно?

– Да.

Я помолчала.

История Лилии продолжала поражать меня. Я металась сюда каждый выходной, чуя что-то необычное. И теперь это необычное словно погружало меня в себя, затягивало.

– Нет-нет, тоже не подходит, – вдруг с мукой протянула Лилия, подняв взгляд к затянутому облаками небу.

– Почему? Если это была его рука, а это была его рука, то для Ромы естественно пытаться сохранить её. В какой-то степени. И он мог заботиться о вашем выживании, завладев вашим телом. Для двоюродного брата это… вполне понятно.

– Да, если бы он хотел дать кому-то знать, что он там был, то он бы таскался с гниющей рукой от собственного тела. Но… Рома… он не такой. Он не стал бы пытаться сохранить мне жизнь. Какую историю обо мне вы слышали? Психолога или следователя? Психолога. Та-ак… психологи, именно они, испортили всё к чёртовой матери!..

Лилия действительно выглядела разозлённой, но я её не боялась. И даже когда санитарка уводила её, я была уверена, что Лилия никому не причинит вреда. А потом я потребовала встречи с лечащим врачом Лилии. Но он был в отпуске, и пришлось дождаться главврача.

Он достал кипу бумаг и большими руками принялся перебирать лист за листком. Он уже знал о моих визитах и моём интересе к истории Лилии ****еевой. Дал разрешение. И в какой-то степени я даже доверяла ему, а потому сообщила:

– Лилия просила меня поговорить с Марьяной и дать ей понять, что можно уже оставить тело. Лилия считает, что им обеим надо его бросить и оставить остальных личностей страдать внутри её тела. Она ещё сказала что-то, что прозвучало как… признак суицидальных мыслей. Но, насколько я знаю, в таких местах, как это, суицид практически невозможен, верно?

– Нет, он… возможен, – тяжело, нехотя ответил мне старый врач. – Жаль. Я надеялся на всплеск бодрости и позитивных мыслей. Я надеялся, что она согласиться приложить максимум усилий в надежде на исцеление.

– Но, может быть, это ещё впереди. Сегодня она очень разозлилась от кое-чего, что я не поняла. Но это было не опасно. Я чувствовала, что Лилия не опасна и вреда мне не причинит.

– Да, Елена Васильевна, вы всё правильно чувствовали. Лилия Михайловна никогда не проявляет агрессии. А о чём вы говорили, прежде чем она разозлилась?

– О Роме, и это было впервые, когда мы о нём вообще заговорили с её настоящей личностью. А когда она разозлилась, то спросила меня, от кого я слышала её историю, от психологов или следователей, и сказала, что именно психологи ей всё испортили.

– Но они действительно всё испортили, – неожиданно сурово высказался главврач.

– Как это? – поразилась я. Даже привстала со старенького креслица.

– Вы садитесь, – как-то особенным образом сказал и махнул мне главврач, и я буквально за секунду успокоилась и села. – Случай Лилии Михайловны вызвал большой интерес у психологов, потому что сперва она казалась девочкой-маугли, но очень быстро разобрались, что у неё стрессовое расстройство, а потом уже и оно вскрылось и обнаружило под собой чёрте что. Тогда психологи, работавшие с ней, довольно талантливые и смелые, но не слишком опытные, быстро разобрались в том, что наличествуют множественные личности. Но они же, после ДНК-теста, доказавшего, что хозяин руки – двоюродный брат Лилии Михайловны, выдвинули шикарную и ошибочную гипотезу. Дело в том, что Амир – единственный пленный юноша – сказал Лилии, что бандиты забрали его, угрожая посягательством на жизнь его сестры. Или же что-то в этом роде. И те специалисты зацепились именно здесь. Связка брат-сестра, повторяющаяся так странно, словно отражением реальности, воспоминания и очевидные внутренние конфликты Лилии Михайловны, девушки особенной, так скажем, опросы родственников и отсутствие свидетелей – всё это сложило у психологов образ похищенных брата и сестры, которые много пережили. Даже то, что до совершеннолетия Рома был кумиром для маленькой Лилии, психологи посчитали частью паззла. А уж когда Марьяна и Марго оказались личностями Лилии, они объявили теорему доказанной. В итоге их официально озвученная и подписанная гипотеза состояла в том, что не было ни Марго, ни Марьяны, ни кого-либо ещё. Были только Лилия Михайловна и Рома, её двоюродный старший брат, которого наша пациентка для самой себя искусственно заменила красивым юношей Амиром. Тем самым Амиром, мальчиком, в которого она одновременно и была влюблена, и которого даже коснуться не могла, потому что преступно юн, да и она растеряна и неопытна в любви. Марго и Оксана с одной стороны, и тихие София, Полина и Тоня, были нужны Лилии Михайловне, чтобы оправдать саму себя за то, что не сопротивлялась, когда их забирали из… откуда они там… из Ярославля. Странно, я думал, они из Череповца…

Главврач поворошил бумаги и продолжил:

– Да, Лилию Михайловну забрали из Ярославля. Так вот, всех девушек и Амира, которых описывала Лилия Михайловна, психологи сочли не реальными личностями, а лишь способами травмированной личности так или иначе решить массу внутренних конфликтов. В итоге какое-то время версия с поиском других девушек и Амира у следователей отошла на второй план и не разрабатывалась… полагаю, из-за смещения ответственных лиц с должностей. Лилия, конечно, пережила немало и на свободе, пытаясь доказать, что не придумала тех девушек. Но полиция всё же полнится разными людьми, и вот кто-то обратил внимание на Романа. Выяснилось, что пропал он из родного Череповца сразу после школы, ездил по России, уклонялся от службы в армии, нигде не учился, звонил родным из разных городов и, в итоге, нашёл девушку, такую же перекати-поле, как и он сам. Даже познакомил её с родителями по скайпу. А как звали её? Правильно, Марго. И тут психологи могли бы уложить всё самое интересное под цемент, но им на этот раз не дали. Рома и Марго были замечены там-сям; и вот следователи вышли на интересную версию, основанную на том факте, что они занимались и работорговлей в том числе.

Глава 10

– Работорговлей?.. – пролепетала я.

– Да. Вот вам и шок, не правда ли? – внимательные серо-зелёные глаза главного психиатра учреждения с лёгкостью считали моё удивление. – Версия на этот раз изменилась, расширилась. Мог ли Рома заманить Лилию Михайловну к работорговцам? Свою двоюродную сестру?.. Они росли в одном городе, были отчасти близки, и, наверное, доверяли друг другу. Такое кажется дикостью, но полиц