Читать онлайн Соблазнить учителя главного героя бесплатно
Глава 1. Предательство на горе Нинцзин
Примечания:
Хэпин – покой.
Цзяньсюэ – кровь меча.
Ляньхуа – лотос.
Нинцзин – безмятежность.
Шиди – младший соученик.
Шибо – старший соученик или соученица учителя.
Дашисюн – первый ученик.
Шисюн – старший соученик.
Тяжело сохранять достоинство, стоя на коленях. Ещё тяжелее, когда всё тело сотрясает дрожь, а одежды окропляет кровь, превращая в чудовище, коим меня все считают. И есть лишь один человек, перед которым я могу оправдаться.
– Учитель…
Холодный взгляд серых глаз Бай Хэпина способен превратить в ледяную статую, но я по-прежнему не желаю верить в то, что он способен меня оставить. Проползши немного, я обхватываю его длинные ноги трясущимися руками и желаю, чтобы он, как раньше, потрепал меня по голове и сказал, что боль уйдёт, как и слёзы. Что я никогда не буду одна, потому что он всегда будет рядом со мной.
– Учитель, вы однажды спросили меня, в кого я верю, – голос дрожит из-за старательно подавляемой истерики, но пока мужчина не отталкивает меня, я должна говорить. – Тогда, когда я сказала, что не зажигала благовоний ни одному небожителю. Я не дала вам ответа в тот день, но я могу дать его сейчас.
Громкий некрасивый всхлип оглушает главный зал величественного дворца главы школы.
– Я верю в вас, учитель, – признаюсь я, крепче цепляясь за полы его синих одежд. – Эта ничтожная ученица всегда верила в вас.
Он решительно выдёргивает своё одеяние из моих слабых пальцев и отступает. Глядя на меня сверху вниз, учитель демонстрирует всем собравшимся заклинателям мой меч:
– За сговор с княжной демонов Фэн Цзяньсюэ, предательство школы и использование тёмной энергии ученица Ли Ляньхуа приговаривается к десятилетнему изгнанию в Приграничные Земли. Никому не будет дозволено с ней общаться или прийти ей на помощь. Её меч будет уничтожен. Лишь одержав победу над тысячами демонов, она сможет оправдаться и вернуться на гору Нинцзин.
– Учитель… – мне хочется зажать уши руками и закричать, как маленькая девочка. Он же… он же не мог поверить в эти дурацкие обвинения? Он не мог!
– Не слишком ли ты мягок, шиди? – шибо Нин поднимается со своего места главы школы и прожигает меня взглядом. – Какие бы надежды ты не возлагал на эту девчонку прежде, она предала твоё доверие и связалась с демонами. Она оступилась и коснулась запрещённых техник. Ты не можешь спустить ей это с рук.
В бессмысленных попытках сделать вдох, я перевожу взгляд с учителя на шибо, туда и обратно. Остальных находящихся в зале я просто не вижу и не слышу, словно все они – лишь размытые тени в Царстве Снов.
– Что вы предлагаете, дашисюн? – покорно вопрошает мужчина предо мной.
– Ли Ляньхуа необходимо подвергнуть сотне ударов Меча Рассекающего Душу.
Задыхаясь, я вновь ползу к учителю на коленях.
– Учитель, эта ничтожная ученица умоляет вас, – мы встречаемся взглядами. – Учитель, я…
Я не выдержу. Не всякий мастер способен вынести сотню ударов Меча Рассекающего Душу. Я рискую не просто лишиться духовных сил, не просто умереть, я рискую никогда больше не переродиться. Если учитель дозволит наказать меня подобным образом, самому моему существованию придёт конец. Я не возрожусь ни в одном из миров.
Мужчина прикрывает глаза, его прекрасное лицо на мгновение словно искажает мука. Надежда колышет сердце: учитель ведь… дорожит мной?
– Так тому и быть, – он выносит мне приговор.
Не в силах более сдерживать боль от полученных ранее ран, я сплёвываю подкатившую к горлу кровь. Её капли ещё стекают по подбородку, когда ставшие безликими соученики из главного дворца подхватывают меня под руки и тащат к колонне, чтобы привязать к ней вервием бессмертных: даже захоти я вырваться с помощью духовной энергии – не смогу. Сквозь пелену слёз мне удаётся рассмотреть лишь одно лицо. Его лицо.
Рядом стоящая фигура готовится вонзить меня в клинок, когда её запястье накрывает ладонь учителя. Неужели?..
– Дашисюн, Ли Ляньхуа – моя ученица, – его голос ровен, как стебель бамбука. – Я ответственен за её успехи и её же ошибки. Мне не только следует лично наказать её, но и принять на себя половину предназначенных ей ударов.
– Нет! – вырывается у меня изо рта, прежде чем я соображаю подумать над словами. – Учитель, вы не можете!
– И это тоже моя ошибка, – мужчина даже не смотрит на меня, обращаясь к своему старшему соученику. – Я дурно её воспитал.
– Шиди Бай, подумай о других своих учениках, – глава школы пытается отговорить учителя от его затеи, и я впервые за всё время обучения хочу, чтобы у него получилось. Умереть от руки того, кому доверяла больше всего на свете… что за дурацкая жестокая смерть?
– Я делаю это потому, что думаю о них, – однако упрямство учителя никогда не знало границ. Если он во что-то верит, то не отступит. К сожалению, его поведение означает, что в меня он никогда не верил.
Сомкнув пальцы на эфесе Меча Рассекающего Душу, Бай Хэпин делает шаг ко мне. Я пытаюсь найти в его чертах следы сожаления, сочувствия, разочарования… хоть чего-нибудь, но получаю лишь ничего не выражающую пустоту. А, может, даже скуку. Губы, которые когда-то тепло мне улыбались, поджаты. Брезгливость? Отторжение?
Первый удар. Второй. Третий. Четвёртый.
Почему нельзя ударить сразу в сердце?! Как будто никто из присутствующих в зале заклинателей не понимает, что всего лишь адептке не выжить после пятидесяти соприкосновений с клинком?!
Пятый. Шестой. Седьмой.
И всё же не зря я так упорно совершенствовалась все эти годы, раз до сих пор не потеряла сознание. Шисюн Хэ может мной гордиться…
Восьмой. Девятый. Десятый. Одиннадцатый. Двенадцатый.
Я продолжаю считать удары, словно сама верю, что смогу выдержать пятьдесят. Впрочем, это действительно хороший способ оставаться в сознании.
Тринадцатый. Четырнадцатый.
– Хва…тит…
Пятнадцатый.
– Хва…
Шестнадцатый.
«Да на мне же живого места уже не осталась!» – хочется кричать, хоть я и не вижу себя со стороны. Но чувствую себя так, словно из меня выпотрошили всё, что только можно. В конце концов, я не тряпичная кукла, которую можно сколько угодно проткнуть иголкой!
Семнадцатый. Восемнадцатый. Девятнадцатый. Двадцатый. Двадцать первый. Двадцать второй. Двадцать третий.
Лучше бы я никогда не перерождалась!
Двадцать четвёртый. Двадцать пятый. Двадцать шестой.
По крайней мере, я не перерожусь снова…
Двадцать седьмой. Двадцать восьмой. Двадцать девятый. Тридцатый. Тридцать первый. Тридцать второй. Тридцать третий. Тридцать четвёртый. Тридцать пятый. Тридцать шестой. Тридцать седьмой. Тридцать восьмой. Тридцать девятый. Сороковой.
Я не могу перестать считать, как бы сильно мне ни хотелось, чтобы пытка закончилась. Грёбанный инстинкт самосохранения, заставляющий бороться за жизнь до конца.
Сорок первый. Сорок второй. Сорок третий. Сорок четвёртый. Сорок пятый. Сорок шестой. Сорок седьмой. Сорок восьмой. Сорок девятый.
Я перестаю дышать.
Глава 2. Старший адепт дворца Безмятежности
Примечания:
Шицзе – старшая соученица.
Чжун – колокольчик.
Шимэй – младшая соученица.
Сяошимэй – последняя принятая соученица.
Лунмин – драконья жизнь.
Лунван – драконье величие.
Дворцу Безмятежности горы Нинцзин не просто так дали подобное название: здесь действительно в любое время суток царит тишина и покой, которым способствуют как прилежные и послушные обитатели его стен, так и предметы декора белого и синего цветов. Отделённый от прочих дворцов бамбуковым лесом, дворец Безмятежности является пусть и не главенствующим, но самым желанным для обучения во всей школе, ведь преподаёт здесь великий мастер Бай Хэпин. Он никогда не повышает голос, никогда не злится, никогда не наказывает без причины, впрочем, он никогда и не смеётся. Считается, что он также никогда не лжёт. Лучший ученик своего поколения, однако не глава школы.
Ненавижу это место. Ненавижу его.
– Шицзе, помоги!
Вырванная из многодневной медитации, я, сохраняя ледяное спокойствие на лице, открываю глаза и встречаюсь с миловидным личиком Ло Чжун. Уединённая хижина в бамбуковом лесу не спасла меня от её навязчивого внимания – какая неожиданность!
– Ты что-то хотела, шимэй?
Девушка в летних бело-синих одеждах адепта, лёгких и воздушных, отражающих всю её ничем не обременённую натуру, присаживается на пол рядом с кроватью, где я предавалась самосовершенствованию, и хватает меня за руки.
– Возвращайся во дворец, шицзе! С тех пор, как ты ушла медитировать, учитель просто зверствует! Мы вчера пятьдесят кругов вокруг горы бежали – я думала, прямо там и умру.
Заслышав цифру пятьдесят и слово «умру» в одном предложение, я сглатываю слюну и резко высвобождаю кисти, пряча их под себя, чтобы скрыть дрожь.
– Если учитель сказал, что надо бежать, значит, надо бежать, – кое-как выдавливаю из себя я, комкая тонкое одеяло.
– Хоть ты и стала старшим адептом нашего дворца, не забывай, что когда-то ты была сяошимэй! – строго напоминает мне девушка и тут же пристраивает свою пустую головку у меня на коленях. – Пожалуйста, шицзе Ли.
Глубоко вздохнув, я легонько треплю её по косичкам. В отличие от меня, обладающей каштановыми волосами, свидетельствующими о болезненности, она классически черноволосая хорошенькая китаянка.
– Шицзе обязана заботиться о своей шимэй, – повторяю я те же слова, что говорила мне она когда-то. В обеих моих жизнях в этом проклятом мире.
И пока, осчастливленная моим согласием, Ло Чжун бежит по тропе впереди и что-то щебечет, искренне полагая, что я её слушаю, мои мысли суетятся в голове, подобно назойливой мошкаре. Всколыхнутые ей воспоминания пробегают перед глазами – и никуда от них не спрятаться. Впрочем, я и не пытаюсь: забыть – значит, простить и перестать ненавидеть, а Бай Хэпин не заслуживает прощения.
Он нашёл меня, едва мне исполнилось двенадцать. Каким-то неведомым образом моя душа продолжила своё существование после того, как её должно было рассечь на лоскуты, и я переродилась в третий раз. И если, переродившись в первый раз после неожиданной гибели в двадцать один год от рук какого-то уличного ублюдка, я была рада оказаться в мире прочитанной романтической новеллы с былыми воспоминаниями, то, переродившись здесь же во второй, я проклинала судьбу. В те далёкие времена мне отчаянно хотелось жить: я умерла слишком молодой и ничего толком не успела. Оказаться в теле хорошенькой шестнадцатилетней заклинательницы – что может быть лучше? Живи себе, прокачивайся, развивай золотое ядро, не мешай основной сюжетной линии – и есть шанс стать бессмертной и вознестись на Небеса в качества Богини. Прекрасные же перспективы? Меня они будоражили, и я просто наслаждалась жизнью. Я прилежно училась, принимала заботу своих старших соучеников и дорожила каждым дарованным мне судьбой днём. Если бы я ещё держалась подальше от шисюна Хэ Лунвана, главного героя проклятой книженции, в которой застряла моя душа, тогда, быть может, мне не пришлось бы умирать. Впрочем, меня тошнит от воспоминаний о моей жизни сразу после первого перерождения! Встреть я ту девчонку сейчас – я приказала бы ей никогда не сближаться с шисюном Хэ. И! Никому! Никогда! Не! Верить! Даже учителю, который кажется таким хорошим и заботливым.
Как бы то ни было, я умерла после сорока девяти ударов клинка. Словно в насмешку над всеми моими предсмертными мольбами, меня заставили возродиться в мире всё той же новеллы, сохранив воспоминания вместе с телом. Да, пока я росла на улицах никому не нужной мрачной сироткой, я всё же видела свое отражение в реке да лужах: мой облик почти не изменился. Те же каштановые волосы, каре-зелёные глаза и миловидное личико. Я была худющей и болезненной, и меня жалели. Однажды пожалели до такой степени, что взяли воспитывать. А потом появился Бай Хэпин.
Он не постарел ни на день. Конечно, куда такому талантливому совершенствующемуся постареть! Когда мы встретились на улицах города, он вцепился в мою руку и долго всматривался в моё лицо, не способный поверить своим глазам. Он дрожал: не каждый день видишь собственноручно убитую младшую ученицу. Когда я выдернула руку и убежала, мужчина сумел найти меня и забрал с собой на гору Нинцзин. Как бы сильно я ни упрямилась и ни говорила, что не хочу идти, принявшая меня семья настояла:
– Дурочка, ты разве не понимаешь, что тебе предлагают?
Впоследствии я действительно оценила этакий подарок судьбы.
Бай Хэпин привёл меня в свой дворец на горе Нинцзин, и я узнала, что после моей смерти он больше не брал себе новых учеников. Разумеется, всем оказалось знакомо моё лицо, но, хотя шибо Нин и уговаривал учителя сослать меня в Приграничные Земли и отбыть наказание, заслуженное ещё в прошлой жизни, Бай Хэпин упрямо настаивал на том, что Ли Ляньхуа умерла, а я являюсь уже другим человеком, слишком одарённым, чтобы лишать меня шанса развить свои способности.
Он не только не выгнал меня из школы, заставив всех смириться с моим существованием, но и назначил меня старшим адептом своего дворца. В прошлой жизни мне никогда не суждено было им стать. Старший адепт у дворца мог быть всего один – и становление им приравнивалось к становлению преемником учителя. Старший адепт становился выше всех прочих учеников дворца и получал имя поколения, по которому к нему впредь следовало обращаться. За своё пребывание в этом мире я сменила четыре имени: два детских и два имени в быту, по два на каждую жизнь. Оба взрослых имени мне дал Бай Хэпин. И если своему первому дарованному имени я радовалась, то над вторым насмехалась, хотя и заслужила его потом и кровью. Ну, или медитациями, послушанием, переписыванием и усердными тренировками.
Ли Лунмин. Величественное имя будущей главы дворца Безмятежности. С тем же иероглифом, что и у прошлого старшего адепта, шисюна Хэ Лунвана. Моя поломанная жизнь никак не повлияла на его книжную судьбу: после моей смерти ему посчастливилось вознестись и стать Богом Молний. Впрочем, как же я могу на него по-настоящему злиться, когда его пропажа со сцены так удачно освободила мне место старшего адепта? Да и не он, на самом деле, виноват в произошедшем. Тем, кто виноват, я отомщу сполна.
– Шицзе! – трясёт меня за руку Ло Чжун. – Ты в порядке?
Я оглядываюсь: кажется, я чуть не врезалась в дворцовый столб.
– В полном, – я улыбаюсь и спешу стряхнуть с себя чужие лапки.
– Отлично! – тут же расслабляется шимэй. – Тебе следует как можно скорее поприветствовать учителя.
Она даже решается легонько подтолкнуть меня в спину. Я быстро преодолеваю ступеньки и миную дворцовые коридоры.
Бай Хэпин сидит, заснув за столом и подперев щёку рукой. Неизменные синие одежды, собранные в пучок чёрные волосы, лицо, которое кривится будто от муки. Должна признать, даже так он невероятно красив.
– Ляньхуа, – бормочет он во сне, и я вздрагиваю как от пощёчины. Почему вдруг… это имя? Он проснулся? Он догадался, что я ничего не забыла, как полагается?
Склонившись, я убеждаюсь, что он по-прежнему беспокойно спит. Неужели даже во сне ему неприятно вспоминать меня? Зачем же тогда он взял в ученицы ту, что носит моё лицо?
Я резко разгибаюсь и собираюсь уйти, чтобы поприветствовать его позже, но у самой двери учитель вдруг окликает меня:
– Лунмин?
– Эта ученица приветствует учителя, – я спешно склоняюсь перед ним. Мне несложно побыть для него хорошей и послушной ещё немного.
В комнате повисает тишина: я даже слышу, как ветер колышет дворцовые флаги, а на тренировочном поле сталкиваются друг с другом мечи. Оттого столь оглушителен звук ученического колокольчика, вручаемого учителем своему старшему адепту. Бай Хэпин, подняв его с пола, какое-то время вертит его в своих длинных белых пальцах, тонких и изящных, как у настоящего совершенства, после чего, встав, подходит и цепляет на пояс моих одеяний.
– Тебе следует бережнее к нему относиться, – замечает учитель, вернувшись к столу.
– Эта ученица приложит все силы, – изображаю я искреннее раскаяние. Я и не заметила, как обронила колокольчик. Возможно, потому что никогда им не дорожила. Он – лишь способ достижения цели, ни больше ни меньше.
– Как прошла твоя медитация? – спрашивает Бай Хэпин, когда я подаю ему чай.
– Я по-прежнему не способна сформировать золотое ядро, – я слегка поджимаю губы, в кои-то веки показывая учителю свои истинные чувства: недовольство и неудовлетворённость. Знал бы он, что я притворяюсь практически всё время, что нахожусь рядом с ним, сумел бы оценить мою искренность по достоинству.
– Если гонишься за быстротой ― не достигнешь, – мужчина пьёт чай так, словно находится, по меньшей мере, при императорском дворе. – Многие талантливые заклинатели пали из-за спешки. Скажи мне, что с ними произошло.
– Искажение ци, – предполагаю я самый очевидный исход событий.
– Верно, – учитель отставляет чашку. – Какую опасность оно в себе несёт?
– Безумие. Ярость. Отказ тела. Смерть, – мгновенно припоминаю сведения из многочисленных текстов библиотеки дворца Безмятежности.
Бай Хэпин кивает:
– Не всякий заклинатель способен пережить искажение ци и восстановить правильное течение энергии. Меня может не оказаться рядом, чтобы тебе помочь.
«Как будто прежде ты был рядом!» – подавляя пробуждённую злобу, я почтительно отзываюсь:
– Эта ученица понимает и обещает быть осторожной.
Удовлетворившись моим ответом, Бай Хэпин выходит на улицу через двери в собственных покоях, пропуская долгий поход по коридорам, и кивком велит мне следовать за ним.
– Я собираюсь спуститься с горы следующим утром, – говорит он, лавируя между персиковыми деревьями. – Жители Приграничных Земель жалуются на участившиеся набеги демонов, и школа Нинцзин не может оставить эту странность без своего вмешательства. Раз уж ты вернулась, тебе следует отправиться со мной.
– Если такова воля учителя.
Я совсем не против покинуть Нинцзин. За последние годы мне не доводилось возможности узнать хоть что-нибудь о Фэн Цзяньсюэ и её мерзкой школе, а ведь она возглавляет мой мысленный список покойников. Эта отвратительная демоническая полукровка получит все те удары, что я претерпела по её вине, и положение главной героини новеллы её не спасёт.
Постойте-ка! Участившиеся набеги на Приграничные Земли? Разве в книге они не привлекли внимание не только Бай Хэпина, но и Хэ Лунвана, поспособствовав встрече учителя и ученика? И разве тогда же не состоялось его свидание с Фэн Цзяньсюэ, организовавшей всё это, чтобы свидеться с ним?
Если только мне удастся отловить какого-нибудь демона и заставить его рассказать, кто стоит за нападениями, тогда никакого сближения шисюна Хэ и княжны демонов не последует…
Пожалуй, я даже поблагодарю Ло Чжун за то, что оторвала меня от медитации. Она дала мне возможность подставить ту, которая в своё время подставила меня. Причём, мне даже ничего выдумывать не надо, потому что она, в отличие от меня, действительно грешна. Конечно же, я навлеку на себя её ненависть, но положение старшего адепта горы Нинцзин защитит меня до поры до времени.
Обстоятельства складываются как нельзя лучше.
Глава 3. Кто-то счастлив, кто-то печален
Примечания:
Ханьфу – традиционная китайская одежда.
Баоцзы – паровой пирожок с начинкой.
Цзецзе – старшая сестра(вежливое обращение.
Цянь(в данном случае фамилия) – деньги.
Шаньси – горный ручей.
Сюэсэ Хоянь- кровавое пламя.
Синъюнь – счастливчик.
Ветер полощет синие одежды и собранные в высокий хвост волосы цвета воронова крыла. С такой причёской Бай Хэпин кажется совсем юным: его можно принять за ученика, если не приглядываться к глазам. Они словно затянутые облаками небеса, такие же далёкие, загадочные и безучастные. Когда-то давно, ещё в прошлой жизни, я кружила вокруг него и не отставала до тех пор, пока не видела, как взгляд его теплеет, а уголки губ слегка приподнимаются. Он прикрывал рот рукавом, но я успевала запечатлеть выражение его лица в своей памяти и, бывало, вспоминала перед сном. Мне следовало бить себя по щекам всякий раз, когда делала это.
Великий меч учителя быстр – приходится прикладывать усилия, чтобы не отставать от него. Полёты на мечах всегда вызывали у меня страх, смешанный с восторгом: адреналин вскипает в крови, мир с высоты восхитителен в своей необъятности, но постоянная необходимость держать равновесие и контролировать духовную энергию несколько портит впечатление. Никакой страховки, как на аттракционах, здесь не предполагается, и приходится постоянно напоминать себе, что опасность упасть отнюдь не иллюзорна.
– Куда вы направляетесь, учитель? – спрашиваю я, убирая клинок в ножны после приземления в единственном крупном поселении Приграничных Земель. Хотя я и не бывала здесь прежде, мне очевидно, что дом градоначальника – тот, позади, резко выделяющийся на фоне остальных. Над ним и соответствующая золотая табличка висит. – Разве нам не следует расспросить обо всём градоначальника?
– Прежде тебе следует поесть, – Бай Хэпин кивает на небольшую чайную.
В подтверждение его словам у меня покалывает живот. Невольно приложив к нему руку, я чувствую себя жалко. Учитель – могущественный заклинатель со сформированным золотым ядром, способный обходиться без пищи. Он мог бы сразу заняться делом, а не вспоминать обо мне. Не учитывать мои слабости, как хороший учитель, коим он не является.
В чайной в вечернее время многолюдно. Приграничные Земли испокон веков подвергаются нападкам демонов, так что неудивительно, что народ здесь привык к опасностям и даже решается игнорировать их. Однако лица у здешних встревоженные, а на столах и в ногах лежит оружие. Громкие разговоры мигом стихают, стоит посетителям увидеть двух людей в ханьфу заклинателей: цветные и из хорошей ткани, они опознаются сразу. Денег у школ совершенствующихся всегда хватает.
Я практически не слушаю, что именно учитель заказывает мне покушать. Предоставить своему наставнику право выбора в таком вопросе, даже если есть не ему, а мне, – это нормальное поведение послушной ученицы, ведь наставник всегда знает, что будет лучше для подопечной. Впрочем, в прежние времена я не была настолько безвольна: любовь к еде толкала меня при каждой вылазке из школы выпрашивать у Бай Хэпина что-нибудь острое, сытное или сладкое. Сейчас же мне просто всё равно.
Потому я так удивляюсь, когда передо мной ставят миску ароматной лапши и плошку со сладкими баоцзы вместо чего-то полезного и безвкусного. Поймав мой удивлённый взгляд, Бай Хэпин поясняет:
– Мы вне школы. Люди обычно питаются иначе.
Неуверенно кивнув, я принимаюсь за еду. Горячая лапша приятно согревает горло, а ощущение вкуса на языке чуть не заставляет слёзы литься из глаз. Изо рта невольно вырывается стон блаженства, и я стыдливо стучу по губам ладошкой, не в силах забрать назад изданный звук. Слух совершенствующего его, разумеется, улавливает, и Бай Хэпин прерывает свой разговор с хозяином чайной, который неодобрительно цокает языком.
– Вашей ученице следует попросить добавки, коли ей так понравилось, – тем не менее, изрекает он, не прочь содрать побольше денег с богатеньких заклинателей. Покраснев от стыда и возмущения, я опускаю взгляд.
Бай Хэпин предпочитает промолчать, едва заметным кивком давая согласие на дополнительную порцию. Для того, кто выбрался из своего тихого дворца бороться с демонами, он пребывает в удивительно благодушном настроении. Так и хочется ему его испортить.
Покончив с трапезой, мы покидаем чайную и приходим в дом градоначальника в сумерках. Роскошь его убранства кажется чрезмерной даже мне, за время ученичества позабывшей о бедности. Стоящие тут и там вазы, обилие золота и нефрита кричат о достатке, и это невольно вызывает вопросы: «Откуда у градоначальника Приграничных Земель такое богатство? Как он его сохранил при постоянных набегах из Царства Демонов? Как горожане терпят его бахвальство?»
Стоя позади пьющего чай учителя, я брезгливо рассматриваю заплывшего жиром мужчину из-под полуопущенных ресниц. В книге он был настолько незначительным персонажем, что у него даже имени не было. Второсортный злодей с незавидной участью: Фэн Цзяньсюэ отдаст его на растерзание Хэ Лунвану, обвинив во всех случившихся с городом бедах.
Он действительно повинен во многом: своё состояние градоначальник нажил и сохранил лишь благодаря помощи демонов. Те его не трогали, а он открывал им городские ворота по первому требованию, выдавал самых талантливых ремесленников, самых зажиточных горожан… Тех же, кто подозревал его продажность, уничтожали демоны.
Однако демоны имеют свойство предавать. Княжна Фэн Цзяньсюэ, не желая признаваться возлюбленному в том, что нападали по её приказу, просто выдала учителю и его вознёсшемуся ученику градоначальника, предварительно слив в него значительное количество своей тёмной энергии. Фоновый злодей пал во славу любви главного героя и героини, она вышла сухой из воды, получив, что хотела. Что касается его жены, наложниц и детей, то кого волнует их дальнейшая судьба, правильно?
Мерзость!
– Что? – замутнённый алкоголем взгляд градоначальника устремляется на меня, и я понимаю, что последнюю мысль высказала вслух.
– Демоны воистину мерзкие создания, – горячо изрекаю я, вскинув голову. – Как много бесчинств! Эта ученица поражена, что этот город по-прежнему стоит усилиями градоначальника!
Обманутый моей лестью, мужчина потирает седую бородку с довольной улыбкой.
– Ученики Нинцзин воистину мудры, – хвалит он меня перед учителем.
Бай Хэпин хмыкает. В его скользнувших по мне мельком серых глазах я читаю, что он не обманулся моими словами, и понимает, что имела в виду я нечто иное.
На ночь мы устраиваемся в доме градоначальника, который, конечно же, приглашает нас к себе абсолютно бесплатно и с целью убедить в своей доброжелательности и крайней заинтересованности в поимке мерзких тварей. Я действительно собираюсь поймать одну уже этой ночью, улизнуть за уликами, но мои планы рушат одной неожиданной фразой:
– Ли Лунмин, ты ночуешь со мной.
Моя выдержка даёт сбой, и я давлюсь воздухом. Комнаты нам, как и полагается, выделили две, так с какой-такой стати?..
– В городе небезопасно, – учитель, до того стоявший ко мне спиной, разворачивается. – Тебе следует держаться рядом.
– Но ведь… – я запинаюсь, как какая-то школьница. – Я буду за стенкой…
– Твари высокого ранга понадобится меньше минуты, чтобы растерзать тебя, – учитель непреклонен. Он проходит в открытую комнату, и мне не остаётся ничего иного, кроме как зайти внутрь и ругаться про себя.
Дождавшись, пока служанки, косо поглядывая, обустроят на полу постель из одеял и подушек, я разоблачаюсь до нательного белья и скрываюсь под покрывалом. Бай Хэпин устраивается на единственной кровати, и вскоре в комнате слышно лишь его да моё еле различимое дыхание и лёгкий ветерок за стенами.
Луна серебрит внутренние покои богатого дома, из открытых окон доносится запах цветущих персиков. В тепле и мягкости сделанного на скорую руку ложа легко забыться и погрузиться во сны, которые, в такую красивую ночь, должны быть слаще патоки и уютнее дома родного. Возможно, сны Бай Хэпина именно таковы – из моих же давно пропала вся сладость и покой.
Осторожно повернувшись на бок, я подпираю щёку кулаком и смотрю на учителя. Его верхние одежды, как и мои, сложены аккуратной стопочкой на небольшом столике. Мужчина спит на спине, шелковистые волосы разметаются по подушке, тонкое одеяло понемногу сползает каждый раз, когда его грудь вздымается и опускается или же когда он чуть дёргается во сне. Хотя веки его плотно смежены, я понимаю, что стоит мне попробовать покинуть комнату, как он тут же проснётся и остановит меня. Если он поставил себе целью не дать мне выйти – я не выйду. Решил предать – предаст. Решил убить – убьёт!!!
Гневно поморщившись, я откидываю в сторону чёртово одеяло. Разгорячённой кожи лица и шеи касается уличная прохлада. Закатав рукава и охлаждая предплечья, я потираю виски указательными пальцами и бросаю полный ненависти взгляд на Бай Хэпина.
Моему текущему телу восемнадцать. Оно молодое, здоровое, сильное и, вне всяких сомнений, женское. Однако куда учителю, великому совершенствующемуся, господину-куску льда, задумываться о подобном? Ведь, как известно, учитель на один день, отец на всю жизнь. Учителя должно слушать, почитать и уважать. Его нельзя любить.
Я и не люблю! Уже давно не люблю… Тем не менее, такой его вид, домашний и обманчиво беззащитный, заставляет мои щёки и уши краснеть, а ноги стыдливо сжиматься. Ощущение собственной грязи покрывает меня с головы до пят.
Её слишком много для меня одной.
Её надо кому-нибудь передать.
Поднявшись на ноги, я как в бреду преодолеваю короткое расстояние между моей лежанкой и его кроватью. Приблизившись, я замечаю капельку пота, сбегающую по виску учителя. Ему снятся кошмары?
– Ляньхуа…
Пошатнувшись, я едва удерживаюсь на ногах. Снова! Он снова зовёт меня, то есть её. Ему вновь снится ученица, которую он же и убил! Почему? Почему он зовёт её и кривится?!
От злости едва ли осознавая, что делаю, я опираюсь коленкой о жёсткую кровать и пальцами оглаживаю подбородок мужчины. Если ему и впрямь снюсь былая я, то… то…
– Вы звали, учитель? – таким задорным голоском я не говорила уже много лет. Восемнадцать, если быть точной.
– Ляньхуа, прости, – Бай Хэпин хнычет, всё ещё запертый в Царстве Снов и вид у него до того непривычный и жалкий, что я сама не понимаю, что чувствую, глядя на него. – Прости, прости, молю тебя, прости…
Дышать вдруг становится значительно тяжелее. В глаза мне будто песок сыплют, и я невольно вижу пред собой юную девушку, что так омерзительно следила за каждым движением наставника, которым восхищалась.
Как он смеет? Как он смеет?! Он лично пронзал меня раз за разом, а теперь просит прощения у какого-то образа в своей голове и плачет? Плачет, когда на суде оставался невозмутимым?! Случившееся тяготит его душу? Он хочет прощения?!
Ли Ляньхуа бы простила. Та идиотка всё ждала и ждала, что учитель поверит ей, что найдёт доказательства её невиновности. Ли Лунмин же, которая сейчас говорит с учителем сквозь сновидение…
– Учителю не за что извиняться, – кокетливо смеюсь я, слегка надавив на губы мужчины. – Разве может этой ученице не нравится то, что делает учитель? – я склоняюсь к его лицу и обжигаю липкую от слёз кожу дыханием. – Эта ученица хочет, чтобы вы к ней прикоснулись.
Я издеваюсь над ним, жажду стереть ту девочку из его воспоминаний. Хочу, чтобы ему стало больнее. Чтобы Ли Ляньхуа стала такой же грязной, как настоящая я. Чтобы ему осталась только Ли Лунмин, которая предаст его, как только выдастся возможность.
Чего я никак не ожидаю, так это руки на своём затылке. Бай Хэпин впивается губами в мои губы, преодолев то небольшое расстояние, что оставалось между нашими лицами. Кусает меня едва ли не до крови, словно вместо отвращения испытывает невиданную жажду. Так не пойдёт. Не пойдёт!
Я вырываюсь и спешно прячусь за ширму, чувствуя, как теплее стало внизу от полученной неожиданно грубой ласки. Я не понимаю, ничего не понимаю…
Давя слёзы, я выглядываю в комнату. Бай Хэпин мечется по постели, так и не пробудившись ото сна. Словно он сам не свой. Словно…
– Демоны!
Наспех набросив на себя верхнее одеяние, я вскакиваю на подоконник и оказываюсь во дворе. Влетевший в мою руку меч слабо пульсирует, откликаясь на тёмную энергию поблизости, но, сколько я ни вглядываюсь в ночную темноту, вижу лишь предметы да деревья, ни единой лишней тени. Раздражённо цыкнув, я оправляю рукава одежд и оглядываюсь на учителя, что мучается в Царстве Снов. По сути, я получила, что хотела: Бай Хэпин не способен обнаружить мою пропажу, путь в город, где шныряют приспешники Фэн Цзяньсюэ, открыт… Соблазн уйти настолько велик, что заставляет меня вернуться в комнату.
Отыскав меч учителя, я вижу, как он дрожит в ножнах, но духовных сил вытащить его у меня не хватит. Впрочем, и без взгляда на клинок понятно, что вблизи что-то опасное, угрожающее жизни хозяину оружия. Я закусываю губу.
То, что атаке подвергся только Бай Хэпин, обозначает, что я не представляю для неизвестного демона интереса. Если я уйду, он не станет меня преследовать. По сути, я могу использовать его в своих целях: рано или поздно Бай Хэпин всё равно его одолеет, ведь мужчина не умрёт до конца новеллы, которая, если судить по текущим событиям, продолжает следовать сюжету даже с моим вмешательством в жизни главных героев.
Однако уйди я – и поборовший демона учитель заподозрит меня в предательстве. Тогда мне не занять место главы дворца Безмятежности, я выдам свою ненависть гораздо раньше, и все мои планы пойдут псу под хвост. Мне нужна поддержка и живой Бай Хэпин хотя бы до того момента, пока я не сформирую золотое ядро и не избавлюсь от Фэн Цзяньсюэ.
Переминаясь с ноги на ногу, я не могу принять решение. Но вдруг в комнату начинают отчаянно стучать. Вздрогнув, я покрепче сжимаю меч и рывком распахиваю дверь.
– Цзецзе!
Я вздёргиваю брови, поражённо глядя на плюхнувшегося передо мной на колени мальчишку чуть младше моего нынешнего возраста. Запыхавшийся, он дрожит и бьётся лбом об пол.
– Цзецзе, там… что-то прорвалось через задние ворота! Помогите, пожалуйста!
Мальчонка едва сдерживает слёзы, и вид у него до того напуганный, что я стремительно принимаю решение.
– Жди здесь! – грубее, чем хочу, бросаю я и подбегаю к кровати Бай Хэпина. Приведя руки в подобающее положение, я вливаю в мужчину поток собственной духовной энергии, помогая ему бороться с демоном, мучащим его во сне и тем самым ускоряя его пробуждение.
То, что в дом градоначальника ворвались демоны, а это должны быть они, означает только одно: он лишился своей защиты и скоро умрёт. Правда, в книге Бай Хэпин прежде встретился с Хэ Лунваном, но… неужели встречи не произошло из-за того, что я оказалась с ним? Не хотелось бы искать Хэ Лунвана по всему городу. Но и позволять ему миловаться с демонической ведьмой у меня никакого желания! Не получилось поймать кого-то из её тварей – значит, нельзя дать Фэн Цзяньсюэ подставить градоначальника!
– Лунмин? – очнувшийся Бай Хэпин мгновенно ориентируется в ситуации, одевается быстро и куда опрятнее меня и, схватив меч, выходит в коридор.
Я бегу за ним, но останавливаюсь, окинув взглядом мальчишку, так и стоящего на коленях. На слугу он в своих расшитых цветных одеяниях не похож.
– Юноша, ты сын градоначальника? – хмуро спрашиваю я.
Дрожащий юнец кивает:
– Пятнадцатый молодой господин Цянь, цзецзе.
Пятнадцатый, значит…
– А сколько всего у тебя братьев и сестёр? – уже зная, что ответ мне не понравится, интересуюсь я.
– У меня четырнадцать старших и пять младших, – видимо, чувствуя себя рядом со мной в относительной безопасности, мальчишка Цянь немного успокаивается. Я же мрачнею лишь сильнее: «Значит, есть те, кто даже младше него…»
В оригинальной новелле Фэн Цзяньсюэ, которую читатель сначала узнаёт ещё девочкой, носящей детское имя Фэн Шаньси, предстаёт в душе доброй, но совершающей множество ошибок главной героиней. Она любит главного героя, Хэ Лунвана, но из-за своего воспитания и происхождения не способна добиваться признания его и мира праведным путём. Её школа, Сюэсэ Хоянь, учила тёмных заклинателей, сошедших с праведного пути.
Рождённая человеческой женщиной, внебрачная дочь князя демонов Фэн Шаньси была спрятана в мире людей в Сюэсэ Хоянь. Никогда не используя светлую энергию, она с детства практиковала тьму и смотрела либо на таких же, как она, либо на заклинателей, отказавшихся от светлого пути. Слушала истории убийц и чудовищ, росла в изоляции и не видела положительного примера. Решив, что во главе всего стоит сила и власть, Фэн Шаньси упорно училась и стала лучшей, а, узнав от главы школы в пятнадцать, что является княжной демонов, возгордилась окончательно. Повстречав однажды Хэ Лунвана, девушка решила, что добьётся его любыми способами, ведь главное – результат. Не гнушаясь никакими методами, она снова и снова сталкивалась с Хэ Лунваном и влюбила его в себя. Постепенно она становилась лучше, узнавала от главного героя, каков праведный путь, стала исправляться… но как могут быть вместе небожитель и демоница? Особенно та, чьи преступления всё же раскрыли… Увы, тогда, когда Хэ Лунван уже её любил. В конце они даже поженились после того, как она настрадалась за свои грехи.
Тьфу! Любовная линия хоть и была написана красиво, вытрепала мне все нервы в процессе чтения. И если, читая, я ещё могла как-то симпатизировать Фэн Цзяньсюэ, то, познакомившись с ней лично…
Я ненавижу её. И тем больше ненавижу, когда думаю, сколь много людей пострадало по её вине, в то время как ей автор даровал вечное счастье с возлюбленным. Даже если не брать в расчёт меня: двадцать детей градоначальника, оставшиеся без своего отца и ставшие детьми предателя, его жена и наложницы, нарожавшие ему стольких… Автор не была щедра на слова об их судьбине, ведь куда важнее главные герои.
– Как тебя зовут? – я тру переносицу, не зная, что делать в первую очередь.
– Этого Цяня зовут Цянь Синъюнь, – послушно отзывается юноша. Скорее всего, это уже его вежливое, а не детское имя, и подобный выбор меня слегка озадачивает.
– Почему так?
– Я родился раньше срока, но смог вырасти крепким, – смущённо отзывается парнишка, шаря ножкой по полу. – И мечом владею лучше старших братьев в моём возрасте. Вот отец и решил, что это благословение.
Что ж, по крайней мере, градоначальник не отказался от слабого ребёнка, а дал ему вырасти и стать сильным… Даже в таком мерзком человеке можно найти что-то хорошее, надо же.
Наконец, я соображаю, что делать дальше.
– Юноша, как далеко от задних ворот спит твоя семья?
Цянь Синъюнь вздрагивает:
– Достаточно. Их комнаты защищены талисманами, но я не думаю, что они продержатся долго. Там что-то… большое.
Прикрыв глаза, я хлопаю мальчишку по плечу.
– Тогда отведи меня к градоначальнику. Уверена, когда учитель расправится с тварью, он придёт именно туда.
Юноша срывается в противоположную той, куда ушёл учитель, сторону. Следуя за ним, я перебираю под одеждами талисманы, которые могут помочь, и решаю, что силы мне нужно потратить именно на то, чтобы не дать обвинить во всех грехах градоначальника. Мне необходимо продержаться хотя бы до того, как Бай Хэпин победит тех, кого послали напасть, чтобы… чтобы что? Отвлечь наше с ним внимание? Сначала демон, что мучал Бай Хэпина во снах, потом нападение на имение… Разумеется, не знай я, что за этим стоит Фэн Цзяньсюэ, я бы в первую очередь побежала за учителем и помогала ему отбить атаку. Но я знаю! И знаю, кого и ради чего она обвинит, а, значит, глупо оставлять градоначальника без защиты, когда на его дом нападают. Он мне живым нужен!
Мы добираемся до покоев господ, и в нос мне ударяет сильный запах крови. Цянь Синъюнь вскрикивает впереди меня, после чего я спотыкаюсь об обнаруженный им труп слуги. Судя по чёрным прожилкам кровеносных сосудов, его знатно накачали тёмной энергией, прежде чем он погиб. Однако умер он не от неё: перевернув труп, я вижу резаную рану.
– Его убили не демоны, – прохладно заключаю после краткого осмотра.
– Это был я, – до боли знакомый голос заставляет меня замереть, так и сжимая кровавые края чужих одежд.
Голос принадлежит Хэ Лунвану.
– Цзецзе в порядке? – неуверенно зовёт Цянь Синъюнь, успевший отойти мне за спину. Рука, что он положил мне на плечо, слегка подрагивает: юноша храбрится, но боится. Вряд ли ему прежде доводилось видеть смерть.
Глубоко вздохнув, я с усилием расслабляю пальцы и вытираю их об одежду. Действие непозволительное, тем более – для старшего адепта: учитель вряд ли бы обошёлся строгим взглядом, застань меня за подобным. Как-то раз он заставил шимэй Ло стирать одеяния всех учеников в наказание за то, что она попыталась незаметно вытереть своим каплю супа с ладони. Мы все тогда увлеклись едой: в Нинцзин прибыли гости из другой школы и для них, а, значит, и для нас, было приготовлено что-то более съедобное, чем обычно. Приятное онемение языка от сычуаньского перца сохранялось ещё долго после пиршества.
– В полном, – бросаю я юнцу, поднимаясь на ноги. Ещё одно мысленное усилие – и я поднимаю голову. Главное выдать своё узнавание за испуг, недоумение, любую другую эмоцию, в общем-то.
А вот на лице Хэ Лунвана отражается явное узнавание, которое он не пытается скрыть. Рука, держащая знакомый клинок, выкованный специально для него ещё на горе Нинцзин, сжимается сильнее вокруг эфеса. Широко раскрытые чёрные глаза не отрываются от меня. Рот слегка приоткрыт. По щеке стекает капля крови – скорее всего, не его. Высокий, выше даже Бай Хэпина, он непозволительно красив, как и положено главному герою романтической новеллы. Собранные в высокий хвост волосы перевязаны лентой – становление Богом Молний не пробудило в нём любви к излишней роскоши. Бело-синие одежды ученика сменили насыщенно фиолетовые, расшитые серебряной нитью. Он выглядит так, словно сошёл с книжной иллюстрации: не соответствует ей только лицо. Оно должно выражать непреклонность и опасность, сметающую с пути демонов и небожителей, а не эти унизительные жалость и скорбь.
– Шимэй, – из приоткрытого рта, наконец, вылетают звуки. Время, пока он меня разглядывал, дало мне немного подготовиться к собственным словам. Мощь его духовной энергии так высока, что его никак нельзя принять за демона, а, значит, моего врага. К тому же, у подножия горы Нинцзин построен его храм, где есть изображение вознёсшегося ученика.
– Как вы узнали? – изображая удивление, я уважительно склоняюсь. Я могу быть сколь угодно старшим адептом, возвысившимся над другими учениками, но он был старшим адептом до меня. И он достиг того уровня совершенствования, при котором смог вознестись. А поскольку становление Богом не сделало его вдруг учеником другого учителя, то да, он по-прежнему приходится мне старшим соучеником. – Ученица Ли Лунмин приветствует шисюна. Может эта ничтожная шимэй поинтересоваться, что здесь произошло?
Хэ Лунван трёт щёку, как будто я только что по ней ударила. Мелькнувшая в его глазах надежда сменяется чем-то иным, но вскоре обе эмоции тухнут.
– Драконья жизнь? – он задумчиво перекатывает моё имя на языке. – Да будет твоя жизнь столь же долгой…
Я завожу руку за спину и сжимаю в кулак, сдерживая гнев. Жизнь Ли Ляньхуа оборвалась так рано частично всё же из-за Хэ Лунвана: Фэн Цзяньсюэ ревновала его ко мне, потому она меня и подставила. По её мнению, мы с шисюном были слишком близки. Должна признать, действительно были.
– Шисюн? – невинно поторапливаю я, потому как бежать впереди него не имею права: слишком подозрительно. «Что там с градоначальником?» – для того, чтобы взгляд не выдавал мысли, я опускаю его в пол.
– Значит, ты моя шимэй? – интересуется Хэ Лунван. – Ты здесь с учителем?
– Он борется с демонами на другой стороне дома, – даю незамедлительный ответ. – Я же поспешила сюда, чтобы убедиться в безопасности градоначальника.
– Боюсь, ты несколько опоздала, – качает головой бессмертный юноша. – Его окружали переполненные тёмной энергией слуги, когда я прибыл сюда. Полагаю, он был источником тёмных сил.
Борясь с криком досады, я закусываю щёку. Цянь Синъюнь вскрикивает и падает на колени.
– Уверяю вас, мой отец не причастен к нападениям на город, – бьётся он головой об пол в панике. – Ему бы просто не хватило сил овладеть тёмным путём! И я никогда не видел его за практиками, хотя проводил с ним много времени!
Справедливости ради, он не видел и того, как его отец открывал демонам ворота до участившихся нападений, но это было. Однако практиками сбившихся с пути заклинателей градоначальник действительно не занимался.
Хэ Лунван делает шаг по направлению к юноше. Сглатывая кровь из прокушенной щеки, я заступаю ему дорогу.
– Шисюн, позвольте этой презренной шимэй сказать, – излишняя китайская вежливость, граничащая с унижением, горчит на языке. Некстати вспоминается, как в былые времена, когда юноша переступал черту, я дразнила его девой Хэ.
Застыв взглядом на моём лице, для чего ему пришлось опустить голову, Хэ Лунван молча ждёт моих дальнейших слов.
– Благодарю. Думаю, пятнадцатый молодой господин Цянь говорит правду. Те, кто ступают на тёмный путь и достигают на нём успехов, на первый взгляд, ничем не отличаются от других заклинателей, но их выдают некоторые незначительные детали. Они начинают реже моргать, чтобы умереть с открытыми глазами и продолжить бесчинства в посмертии. Их ногти приобретают трупный оттенок, но кожа остаётся живой и тёплой. И они стараются не дышать через рот, чтобы не привлекать своей живой энергией мертвецов. Вечером я наблюдала за господином градоначальником: он часто моргал, нос у него был слегка заложен, а ногти розоватыми.
Выражение лица старшего соученика с напряжённого меняется на задумчивое, и я облегчённо выдыхаю про себя. Годы, проведённые за изучением и переписыванием книг, не прошли даром, и в нужный момент знания всплыли в голове.
– Означает ли это, что ты в чём-то подозревала покойного? – прищур Хэ Лунвана в сочетании со сложенными на груди руками должен пугать, но я только чуть снисходительную улыбку на себя цепляю.
– Эта шимэй прилетела помочь учителю. Она подозревала всех.
Уголки губ шисюна слегка приподнимаются, и он протягивает руку, чтобы погладить меня по голове. Как раньше.
– Такой ученицей будет гордиться каждый учитель, – голос его мягок и покровительственен. Мне хочется сжаться и спрятаться куда-нибудь в уголочек, лишь бы он не говорил и не обращался со мной, как с Ли Ляньхуа.
Спасение приходит со стороны того, от кого его не ждали. Не то чтобы я вообще ждала спасение хоть от кого-то.
– Этой печати не было тут раньше! – восклицает Цянь Синъюнь из покоев градоначальника, в которых скрылся посмотреть на отца. Ужасное зрелище для гражданского парнишки, но останавливать его никто не стал.
Хэ Лунван хмурит брови и проходит в комнату, из которой ранее вышел, я иду следом. На рабочем столе, заваленном бумагой, разлита тушь, а посреди чёрной лужицы лежит…
– Печать Мертвецов, – мрачно заключает старший соученик и отталкивает мальчишку себе за спину.
– Откуда она здесь?!
Поражаюсь я искренне. Печать Мертвецов – могущественный тёмный артефакт, привлекающий демонов и неживых со всей округи. Его невозможно подделать, его нельзя перекупить, можно лишь… украсть. Способный подарить невероятное могущество, артефакт извращает разум всякого, кто им владеет. Лишь демоны правящей семьи способны справиться с его мощью. Такими артефактами не разбрасываются, чтобы просто кого-то подставить. Зато его наличие объясняет участившиеся набеги на несчастный город. Они должны были бы начаться как раз с тех пор, как Печать Мертвецов оказалась здесь.
Её находка и оправдывает, и очерняет градоначальника. Он никак не мог украсть её у князя демонов сам, значит, кому-то было выгодно, чтобы она оказалась в его руках. С другой стороны, он принёс её в город и обрёк многих на погибель.
Притянув к себе Цянь Синъюня, я со страхом осознаю, что за всем происходящим в Приграничных Землях может стоять и не Фэн Цзяньсюэ. В книге она подставила градоначальника гораздо проще, ей и в голову не пришло раскидываться мощнейшим семейным артефактом, становящимся ужасным оружием в руках всякого, кто его коснётся. Как же градоначальник сохранял рассудок, находясь рядом с Печатью? Он мог сохранить его только в том случае, если… больше не являлся собой.
– Это не градоначальник, – в ужасе выдыхаю я. – Это оболочка.
Глава 4. Разлитую воду трудно собрать
Примечания:
А + имя(или один его иероглиф) – очень неформальное ласковое обращение. Используется старшими родственниками по отношению к младшим, может использоваться любовниками.
Инедия – способность жить без пищи и воды.
Сяоняо – птичка.
Молнии бьют в разные точки города вот уже в течение получаса. Везде, где мелькает фиолетовая вспышка, в пепел превращается один демон. У задних ворот вспышек много: если на улицах ошивается, в основном, всякая демоническая мелкота, то до дома градоначальника, ведомые силой Печати Мертвецов, добираются сильнейшие из тварей. Паря на мече, я какое-то время наблюдаю с высоты за слаженной работой учителя и ученика: Бай Хэпин сражается с монстрами дольше Хэ Лунвана, но не уступает Богу Молний ни в силе, ни в скорости. Когда шисюн приходит учителю на помощь, камень двора уже давно красный от крови волков со змеиными головами и их всадников – человекоподобных высших демонов, с которыми мужчины скрещивают свои клинки.
Крик снизу мгновенно привлекает моё внимание: Цянь Синъюнь с мечом в руке защищает девочку и мальчика лет двенадцати от мертвецов, прорвавшихся сквозь дыру в ограде. В неживых молнии Хэ Лунвана не бьют: таких созданий нужно усмирять, чтобы не повредить души, приводящие тела в движение. Спикировав, я извлекаю из рукава несколько талисманов и стремительно налепляю их на лбы пяти трупов. Обездвиженные, они только тихонько подвывают, когда я поворачиваюсь к юноше и подросткам.
– Что вы здесь забыли? – спрашиваю, удерживая меч в воздухе, чтобы в случае чего быстро отреагировать. – Талисманы на ваших комнатах не защитят вас от могучих демонов, но от ходячих мертвецов – вполне. Зачем вы вышли?
Поскольку мальчика и девочку я не знаю, то при обращении смотрю исключительно на Цянь Синъюня. Мальчишка опускается на колени с понуренной головой.
– Цзецзе, это моя вина, – кается он. – Я недосмотрел за братом и сестрой.
Теперь, когда он это сказал, я изучаю лица ребятишек за его спиной и замечаю некоторое семейное сходство. Черты лица у всех троих мягкие и изящные. Мальчик и девочка кажутся зеркальными копиями друг друга, и я делаю вывод, что, скорее всего, у них с Цянь Синъюнем разные матери.
– Зачем вы вышли? – повторяю я ранее заданный вопрос, на этот раз внимательно глядя на прячущихся за братом мальцов.
– Мы… мы хотели посмотреть… – хором отзываются подростки, и дальнейших объяснений мне не требуется. Не каждый день Приграничные Земли посещают заклинатели и небожители, разящие монстров силой духа и меча.
Удерживая свободную руку от столкновения с лицом, я гоню малышню обратно в дом. Цянь Синъюнь поднимается с колен и подталкивает в спины устрашённых моим взглядом младших. Прежде чем он уходит, я зачем-то говорю ему:
– Ты действительно хорошо обращаешься с мечом. Тебе следует и дальше тренироваться.
Юноша замирает:
– Благодарю за похвалу, цзецзе…
После чего убегает в дом, спотыкаясь на ходу.
Десять усмирённых мертвецов спустя ко мне подходят Бай Хэпин и Хэ Лунван. В городе наступает день.
Осторожно взяв меня за запястье, учитель проверяет поток моей духовной энергии и, удовлетворённый его течением, оглядывает стоящие во дворе трупы с бумажками на лбах. Ощущая жар его пальцев даже сквозь одежду, я тру ткань поверх горящей кожи, когда мужчина замечает:
– Твой почерк слишком… дикий.
Напрягшись, я направляю на учителя внимательный взгляд.
– Ты ведь приготовила эти талисманы заранее. Тем не менее, заклинания на них написаны как будто бы в спешке.
– Эта ученица исправится, – я тихо бешусь с его замечания, но стараюсь не подавать вида. Хоть каллиграфия и не является моей сильной стороной, почерк у меня достаточно разборчивый и аккуратный, и я не считаю, что к нему следует придираться.
Шисюн Хэ, так же обративший внимание на мои талисманы, отвлекается от мертвецов и подходит к учителю. Одежды, что его, что Бай Хэпина, пачкает кровь, придавая им устрашающий и величественный вид. Когда они стоят рядом так близко от меня, их красота ослепляет и обещает сжечь дотла. Главный герой и его учитель не могут производить иное впечатление.
Хэ Лунван извлекает из-за пазухи продолговатый предмет с вырезанной из чёрного нефрита змеиной головой на вершине – Печать Мертвецов. Бай Хэпин хмурит брови, принимая его в руки.
– Я доставлю её Небесному Императору, – отчитывается перед учителем шисюн. Тёмные глаза смотрят на мужчину по-щенячьи преданно, словно он по-прежнему ждёт одобрения наставника.
– Верное решение, – кивает Бай Хэпин, сжав тёмный артефакт в кулаке. – Будет суждено – печать никогда не возвратиться ни к демонам, ни к смертным.
– Полагаете, её могут украсть из дворца Небесного Владыки? – цепляется за слова мужчины Хэ Лунван.
– Вознесение не прибавило тебе мудрости, – Бай Хэпин треплет ученика по плечу и передаёт ему нефрит. – Не затягивай с возвращением: помни, небожители не вмешиваются в судьбы смертных, только в конфликты с тёмными силами.
Кивнув с явной неохотой, шисюн переводит взгляд на меня. Его рот приоткрывается, как будто он хочет что-то сказать, но никак не может решиться. Стиснув руки в кулаки, главный герой новеллы прощается и исчезает во вспышке молнии. Смущённая его эмоциями, я остаюсь наедине с учителем во дворе дома градоначальника и с лёгкой улыбкой осознаю, что с Фэн Цзяньсюэ Хэ Лунван так и не встретился.
Ладонь учителя мягко ложится мне на голову и несколько раз проходится по растрепавшимся прядям. Поймав одобрительную улыбку, я чувствую, как щёки мои стремительно розовеют.
– Нам следует вернуться в школу.
Закусив губу, я смотрю на оставшийся без хозяина дом. Среди двадцати детей градоначальника найдутся те, кто позаботятся о младших, да и их матери живы. Глава семейства не был объявлен предателем, так что у них есть шанс на достойную жизнь, однако мне всё равно тревожно. Сколько времени эти люди жили бок о бок с фальшивым градоначальником? Когда дети на самом деле потеряли отца, а женщины супруга? Проблема устранена, а вопросы остались.
Впрочем, меня это не касается.
– Цзецзе! – не успеваю я уйти, как в воротах меня настигает Цянь Синъюнь с мечом на поясе и узелком за спиной. – Цзецзе, возьмите меня с собой!
Самообладание, решив, что на сегодня с него хватит потрясений, наконец, сдаётся, и я невоспитанно открываю рот и хлопаю ресницами. Порыв ветра, неожиданный и прохладный для лета, срывает с волос расслабленную ленту, и та почти улетает прочь – её спасает вовремя взметнувшаяся рука Цянь Синъюня. Завороженно глядя на белоснежную ленточку, мальчишка сначала краснеет, следом бледнеет и лишь после с поклоном передаёт её мне.
– Что думаешь, Лунмин? – интересуется моим мнением учитель, изучая мальчика взглядом. Лицо у мужчины задумчивое и даже заинтересованное: рассматривает в качестве ученика?
– У юноши есть задатки, – честно признаю я. – Однако я не уверена, что ему удастся сформировать золотое ядро, начав тренировки в таком возрасте.
В прошлой жизни, попав в тело шестнадцатилетней совершенствующейся ученицы, к двадцати одному году я успела сформировать золотое ядро, но так и не привыкла к нему и к силе, которой обладала, – смерть от Меча Рассекающего Душу настигла раньше. В этой жизни я начала тренироваться в двенадцать, однако к восемнадцати годам по-прежнему находилась на стадии формирования. Цянь Синъюню же около шестнадцати-семнадцати: при должном старании он может добиться успеха, но… мало кто добивается, начав позже четырнадцати.
Учитель кивком показывает, что услышал меня, и почему-то останавливается глазами на ленте, что я продолжаю сжимать в кулаке.
– Что ж, полагаю, твоему развитию пойдёт на пользу обучения другого. Ты достигла тех лет, когда старший адепт может взять себе ученика.
Глаза Цянь Синъюня счастливо загораются, я же резко поворачиваюсь к мужчине, сильнее стискивая несчастную ленточку в пальцах. Принятое им решение никак не укладывается в мою картину мира: я ожидала, что он либо согласиться взять мальчишку к себе в ученики, либо откажет и призовёт найти иной путь, но он… предлагает ему ученичество у меня? Меня, которой едва восемнадцать исполнилось?! Да, на деле, моему сознанию несколько больше, если все три жизни сложить, однако ему-то о моей сохранившейся памяти неизвестно! Мне нужно сосредоточиться на собственных тренировках, на мести, но никак не на каком-то мальчишке!
– Учитель, мне кажется, я не готова… – сглатывая совсем другие слова, произношу я еле слышно.
Бай Хэпин аккуратно высвобождает измятую ткань из моих пальцев и извлекает гребень из складок одежды. Легко и естественно расчесав спутанные боем и ветром волосы, он собирает их в высокий хвост и завязывает так крепко, что теперь точно не распустится.
– Мальчик считает иначе.
Приграничные Земли мы покидаем втроём.
***
Бамбуковая флейта, издав последний жалобный звук, затихает, и я откладываю инструмент, прекратив издеваться над ним и ушами всякого, кто его слышит. Не то чтобы я так уж плохо играла: Ли Ляньхуа, обладательница тела, в которое я изначально угодила, была весьма талантлива, и часть её дарований и страстей передалась и мне. Переродившись снова, я уже была не обязана соответствовать былому образу, однако, оказавшись на горе Нинцзин, получила в подарок от учителя восхитительную флейту, не пользоваться которой было выше моих сил.
Только вот сегодня у меня на редкость паршивое настроение. Игра, как следствие, тоже.
Я едва успеваю открыть свиток с новой техникой для изучения, полученный от учителя утром, как улавливаю звук шагов за стеной и яркий аромат яблок. Лето подошло к концу и пришло время сбора урожая. И, думается, я знаю, кого мне следует ожидать.
Вздохнув с лёгким раздражением, я отрываю взгляд от свитка. Мои предположения оказываются верны: когда двери в покои старшего адепта раскрываются, на пороге стоит Цянь Синъюнь с плетёной корзиной за спиной.
– Учитель, – юноша радостно улыбается и одаряет меня почтительным приветствием. – Я всё собрал.
И так всегда: он управляется с порученными делами быстрее, чем я ожидаю.
– Только одна корзина? – мои брови приподнимаются, выражая сомнения. Яблоневый сад горы Нинцзин славится своей обширностью и плодовитостью.
– Я уже отнёс другие на кухни, – нисколько не обиженный моим недоверием, отчитывается Цянь Синъюнь. – Эта корзина для вас, учитель.
На моём лице застывает, вероятно, донельзя глупое выражение. Принесённых яблок так много, что они едва не вываливаются, – и это мне одной?
Пока я пребываю в недоумении, ученик снимает со спины свою ношу и ставит её в пустом углу комнаты. Не дожидаясь никаких указаний, он наливает мне чая и присаживается за стол рядом. Изучая его поверх чашки, я с некоторой завистью отмечаю, что он куда больше похож на молодого перспективного заклинателя, чем я. Бело-синие одежды адепта сидят на нём дивно хорошо, собранные в высокий хвост волосы блестят на солнце, меч органично смотрится на поясе, а сам он… сияет молодостью и надеждами. Телом он немногим младше меня, но между нами будто бы пропасть. Учителю не стоило отдавать этого мальчика в ученики ко мне.
– Я видела твои тренировки вчера вечером, – отмечаю я, отставив чашку. – Неплохо.
Цянь Синъюнь радуется так, как будто я действительно похвалила его, а не отмахнулась сухим «неплохо».
– Я постараюсь не разочаровать вас, учитель.
«Не могу обещать тебе того же», – мысленно отвечаю я, внешне лишь поджав губы.
– Вскоре я планирую уйти в уединение для совершенствования духа и тела, – сообщаю я, выпив ещё немного чаю. После чего встаю и, подойдя к шкафу, извлекаю из него свиток с первой самостоятельно изученной мною сложной техникой. Вручив её невольному ученику, говорю:
– Тебе следует освоить её к моему возвращению. И уделить больше времени медитациям.
Цянь Синъюнь закусывает губу, словно сомневаясь в чём-то, но кивает.
– Ты свободен, – я взмахиваю рукой, планируя вернуться к собственному обучению. Когда он почти уходит, я вспоминаю о корзине:
– И забери яблоки. Их слишком много для меня одной.
Двери закрываются, и я вновь остаюсь наедине с собой. Я не удивлюсь, если такими темпами мальчишка сформирует золотое ядро раньше меня. Мне следует быть упорнее. Мои успехи, как учителя, никак не помогут мне в исключительно моей мести.
Парящий в покоях яблочный аромат говорит о том, что корзину юноша так и не забрал.
***
Школа Нинцзин не просто так считается одной из лучших в здешнем книжном аналоге Древнего Китая. Выстроенная на священной горе, она вся пропитана светлой духовной энергией, потому прекрасно подходит для духовного развития. Плодородные земли, фруктовые сады, бамбуковый лес, пещеры с источниками… я не считала себя любителем природы, пока жизнь назад не была сражена красотами безмятежной горы. Жаль только, не сумела вовремя увидеть, что кроется за ними.
От воды тянет прохладой, в господствующей в пещере тишине отчётливо слышно звук капель, падающих со свода в озеро. Он должен успокаивать, но, лишь вспомнив лицо Бай Хэпина, проводившего меня в уединение, я раздражаюсь и с силой закусываю губу. Металлический вкус на языке выкидывает меня в реальность.
Несколько глубоких вдохов. Медитация. Спокойствие. Отрешённость.
– А-Няо!
Свалившись с персикового дерева, на котором сладко спала после утренней тренировки, я тру отбитое мягкое место, наблюдая за степенно приближающимся ко мне шисюном Хэ, единственным, кто всё ещё зовёт меня по моему детскому имени, Ли Сяоняо. Бело-синие одежды юноши развеваются на ветру, на поясе нежно звенит колокольчик старшего адепта.
– Ты пропустила занятие, – упрекает меня шисюн, встав напротив.
Я прикусываю язык, сдерживая рвущееся наружу ругательство. Проспала! Обещала же себе только немного отдохнуть, ведь уроки мне нравились, и я хотела стать одной из лучших! Но…
– Устала? – ласково спрашивает Хэ Лунван, и я стыдливо киваю, не поднимая головы до тех пор, пока его рука не опускается на неё, чтобы осторожно погладить. – Я не ругать тебя пришёл. Смотри.
Он обхватывает мою ладонь и отводит на полянку в бамбуковом лесу, где гуляют…
– Кролики!
– Тсс!
Шикнув на меня, юноша проходит вперёд и, подхватив одного, подносит ко мне.
– Нашёл их сегодня, – поясняет Хэ Лунван со скромной улыбкой. – Подумал, ты захочешь посмотреть.
Я неуверенно протягиваю руку и касаюсь мягкой белой шёрстки.
– Учитель назначил мне наказание?
Шисюн вздыхает, и я морщусь, уже зная ответ.
В тот день я целый вечер провожу за уборкой в библиотеке.
– Учитель!
Осень в тот год выдаётся особенно холодной. Дожди оставляют после себя глубокие грязные лужи, и мои ноги промокают насквозь к тому моменту, когда я вхожу в покои Бай Хэпина во Дворце Безмятежности. Мы со старшими учениками только вернулись из города, и я спешу извлечь из-за пазухи ещё тёплый мешочек с баоцзы.
– Учитель, попробуйте! – только положив мешочек на стол, я вспоминаю о правилах приличия и склоняюсь перед Бай Хэпином.
Мужчина скользит по мне взглядом, и в его следующих словах я слышу тень недовольства:
– Ляньхуа, ты мокрая.
Потом он раскрывает мой подарок и, увидев содержимое, качает головой:
– Ты слишком привязана к еде. Тебе будет непросто практиковать инедию.
Примерно такой реакции и ожидавшая, я не расстраиваюсь и бесстыдно заявляю:
– Эта ученица готова приступить к практикам хоть с завтрашнего дня, если учитель попробует! Это ужасно вкусно!
Посмотрев на меня так, как будто хочет сказать «Ну что за ребёнок!», Бай Хэпин берёт баоцзы и откусывает небольшой кусочек. Я едва ли в рот ему не заглядываю, ожидая вердикта.
– Слишком много специй, – заключает учитель под звуки моего обиженного сопения. – Однако… неплохо. Остальные с той же начинкой?
Попробовав ещё парочку баоцзы, Бай Хэпин выпроваживает меня помыться и переодеться. А я вспоминаю, что перед этим неосознанно стёрла кусочек мяса с уголка его рта. Как у меня рука только поднялась?!
По телу пробегает болезненная дрожь, и как будто из-под толщи воды разносятся крики. Ненависть разливается в крови горячим потоком: к былой ли себе, к Хэ Лунвану или к Бай Хэпину – трудно сказать. В нос ударяет запах крови, что-то тёплое течёт из глаз и рта. Образы из прошлого мечутся в голове, не позволяя сосредоточиться и взять катающееся по камню пещеры тело под контроль.
Пока что-то извне не успокаивает его.
Стихотворение от лица персонажей
Ли Лунмин:
Снова персики в садах зацветут -
Они с собою весну принесут.
Природа обновляется опять и опять -
Не смеет смертный о большем желать.
С тобой спускаюсь я с вечной горы:
Слагают странники стихи о любви.
Красные одежды, счастье, покой…
Не быть нам героями истории той.
Года не испортят прекрасный твой лик
Рок давно нас с тобою настиг.
И Боги не обратят время вспять -
Так почему ты о том продолжаешь мечтать?
Бай Хэпин:
Года не испортят прекрасный твой лик,
Моя вина, что тебя рок настиг.
Тебе жизнь в светлых красках нарисовать я хотел,
Но душу твою я спасти не успел.
Снова персики в садах зацветут -
Надежды наши ветра унесут.
Природа обновляется опять и опять -
Заклинатели жаждут вновь смертными стать.
Слагают странники стихи о любви:
Как жаль, что не пожелаешь ты услышать мои.
Глава 5. Цветы юности вновь не расцветут
Примечания:
Даньтянь – место хранения жизненной силы(ци). Существуют нижний, средний и верхний даньтяни. С физической реальностью взаимодействует нижний даньтянь, расположен на на 3 цуня (цунь – 3,33 см) ниже пупка.
Тёплые пальцы мягко поглаживают ладонь, пока мокрая ткань скользит по лицу. Чувствуя, как боль отступает с каждым прикосновением, я стискиваю чужую руку в своей, не позволяя ей исчезнуть. Мне мерещится судорожный вздох, в висках пульсирует – ткань больше не омывает кожу. Свободной слабой рукой я накрываю чьё-то запястье и слегка сдвигаю его, призывая продолжать. Движения возобновляются.
– Да ты же весь в вине! – я шутливо тычу шисюну в щёку, подхватываю скатывающую с неё винную капельку и бесстыдно облизываю палец.
– А-Няо! – Хэ Лунван краснеет, пока я, довольная своей шалостью, извлекаю из одежд платок, чтобы обтереть его. – Бессовестная!
– Не меня вином облили, – замечаю я, откладывая в сторону испачканный алкоголем платочек. – Ну, по крайней мере, она плеснула его тебе в лицо. Было бы хуже, если бы намокли волосы.
– Нет, она продолжает смеяться! – злится шисюн Хэ, краснея всё сильнее, и болезненно щипает меня за нос. – Совсем никакого уважения к старшим!
– Вернёмся в школу – встану на колени перед дворцом! – беспечно отвечаю я, прикрыв пострадавшее место ладошкой. – Лучше скажи, как её звали?
– Кого? – недоумевает юноша.
– Девушку, которую ты так обидел, – поясняю, съедая пельмешку. Постоялый двор, на котором мы остановились, полон посетителей. Я успела увидеть лишь чёрные с красным одежды девушки, прежде чем она скрылась в толпе.
– Никого я не обижал, – обиженно бурчит Хэ Лунван. – Я только помочь хотел: она порвала своё одеяние, и я предложил ей накинуть моё. Потом увидел тебя, подозвал, а она как рассвирепела! Облила меня вином и убежала! Вот и что у неё в голове?
Развеселённая его искренним возмущением, я разражаюсь заливистым смехом и чуть не давлюсь пельмешкой.
– Шисюн, я уверена, что ты ей понравился!
И неудивительно: какой девушке не понравится юноша с таким лицом? Его словно из нефрита выточили…
– Зачем тогда было вином обливать? – соученик смотрит на меня, как на полоумную.
Я пожимаю плечами.
– Приревновала, возможно.
Хэ Лунван фыркает. Когда мы возвращаемся на гору Нинцзин после охоты на монстра, на колени я так и не встаю. Давно поняла, что он всегда так: рычит, но не кусает.
– Хочу пельмешек, – ещё не открыв глаза, бормочу я.
Тихий смешок в отдалении ускоряет возвращение в реальность. Подняв веки, я оглядываю пещеру для медитаций и вскоре натыкаюсь взглядом на того, кого здесь быть не должно.
– Учитель…
Бай Хэпин приоткрывает глаза. Он выглядит истощённым и усталым, его достойное небожителя лицо мертвецки бледно. Убедившись, что я пришла в себя, мужчина подходит и ощупывает моё запястье.
– У тебя случилось искажение ци, – мрачно изрекает он.
Наши взгляды пересекаются. В полумраке пещеры в серых глазах сложно хоть что-то прочесть, однако Бай Хэпин в моих, кажется, видит гораздо больше, чем я хочу показать, и несоизмеримо больше того, что я сама осознаю.
– И… как я его пережила? – во рту резко пересыхает, отчего звук выходит хриплый и тихий. Озёрная гладь позади Бай Хэпина так и манит влагой, прохладой и возможностью скрыться от пронзительных глаз.
Учитель молча начинает передавать мне духовную энергию, тем самым давая ответ.
– Почему вы были здесь? – осторожно спрашиваю я, пока мужчина выравнивает течение энергии в моём теле. И делает это явно не в первый раз: он помогал мне, когда я была в беспамятстве, тогда, когда проснувшиеся воспоминания вывели меня из равновесия. Не будь здесь учителя… и я могла бы умереть.
Чужие руки, что умывали меня и гладили, они мне… не мерещились?
Убрав ладони с моей спины, мужчина поднимается.
– Ты задержалась – я пришёл проверить.
Значит, медитация вышла достаточно долгой, чтобы пробудить в учителе беспокойство. Сердце болезненно сжимается.
– Пойдём.
За пределами пещеры идёт снег.
Снежинки оседают на коже, тают от тепла и стекают на землю каплями. Ощущения немного неприятные, но холод не пробирает меня до костей в неподходящих времени года одеждах. Рука, как по воле кукловода, тянется к даньтяню, силясь ощутить внутренние изменения. Свободной рукой я ударяю духовной энергией в персиковое дерево, рассчитывая сломать одну из его веток, однако вместо этого валю его целиком.
Бай Хэпин останавливается посреди тропы и медленно поворачивает голову. Заметив мою прижатую к даньтяню ладонь, он выдавливает из себя снисходительную улыбку.
– Ты сформировала золотое ядро прежде, чем произошло искажение, – поясняет учитель. – Ошибка в том, что ты не сумела вовремя остановиться.
Мужчина говорит что-то ещё, однако я пропускаю его слова мимо ушей. Как бы то ни было, но своей цели я достигла: золотое ядро теплится внутри, приближая меня к той силе, с которой я достигну желаемого! С золотым ядром никто не сможет оспорить моё право стать главой дворца Безмятежности. После этого имя Бай Хэпина канет в небытие, а Фэн Цзяньсюэ захлебнётся в…
Спина больно ударяется о шершавый ствол, запястья сжимают так, словно их перетянули шёлковыми лентами. В действительности же их стискивает в своих нежных, как шёлк, пальцах, Бай Хэпин. Только вот в самих руках никакой нежности нет.
– Учитель?.. – я в ужасе смотрю на мужчину, нависающего надо мной. В серых глазах – холод. Само лицо пустое, не искажённое ни гневом, ни расстройством. Поджатые губы отражают то ли брезгливость, то ли нежелание разговаривать со мной. И ужас мой вызван не тем, что меня с силой прижали к персиковому дереву, хотя сейчас оно уже кажется похожим на колонну главного дворца, а тем, что я узнаю это лицо. Именно так Бай Хэпин выглядел, когда убил меня.
Накатывает тошнота, и я отворачиваю голову, подавляя ложные позывы, когда запястья вдруг перехватывают одной рукой, а другой цепко берут меня за подбородок. Во взгляде мужчины появляется что-то, похожее на решительность и упрямство, и горячая влага чужих губ передаётся моим. И будто одного прикосновения мало, зубы Бай Хэина цепляют нижнюю губу. Боли нет, но я и не собираюсь её дожидаться, пытаюсь вырваться, сбежать, как и тогда, в доме градоначальника, только вот Бай Хэпин теперь не пребывает в Царстве Снов, он держит и прижимает лишь сильнее. По телу расплывается жар, я словно чувствую учителя под слоями наших одежд так, как будто их нет. И закрываю широко распахнутые глаза, принимая поцелуй.
Не нужно вдыхать.
Не нужно держаться на ногах.
Не нужно освобождаться из хватки.
Быть может, вообще ничего не нужно, кроме этого мужчины и этих губ. Какая же… глупая…
Бай Хэпин отпускает меня, и мы оба тяжело дышим, обмениваясь горячим воздухом. Мои губы покалывает и слегка жжёт, и я пробегаюсь по ним языком, как если бы могла слизать следы поцелуя и забыть о нём.
Мужчина передо мной побледнел ещё сильнее, чем в пещере, хотя куда уж сильнее? И если присмотреться, то его потряхивает.
– Учитель?
Затуманенный взгляд мажет по мне, но будто и не видит. Я успеваю лишь шагнуть в его сторону, когда он уходит прочь, слишком быстро, чтобы всё ещё ошарашенная я успела его догнать.
Глава 6. Тень благородного человека
Примечания:
Шигун – учитель учителя.
Хэфэн – тёплый ветер.
Лунцзы – дитя дракона.
Потеряв счёт времени, я собираю телом снежинки до тех пор, пока волосы и одежда, мокрые, не липнут к коже. Лишь тогда я покидаю персиковую рощу, выйдя к дворцу Безмятежности. Двери в покои учителя ожидаемо закрыты в такую погоду. Уставившись на них, я вновь замираю на месте, не зная, что делать дальше.
В таком виде меня и застаёт Цянь Синъюнь.
– Учитель!
Немного криво расшитые ученические одежды юноши значительно теплее моих, а кожа не успела ни побелеть, ни раскраснеться от холода. Ученик почтительно кланяется мне, и улыбка украшает его лицо, делая похожим на ребёнка.
– Этот ученик рад возвращению учителя! – с умилительной искренностью признаётся Цянь Синъюнь и вдруг каменеет. – Учитель, сколько времени вы провели на улице?
Я, наконец, прихожу в себя в полной мере.
– Я должна отвечать? – брови сдвигаются к переносице. Снег продолжает оседать на мне – холод снаружи вполне соответствуют тому холоду, что я держу внутри.
Цянь Синъюнь стыдливо закусывает губу. То, что именно стыдливо, выдают не прикрытые собранными волосами алые кончики ушей.
– Этот ученик просит прощения за бестактность.
Получив в ответ кивок, он добавляет:
– И всё же этот ученик хотел бы услышать ответ на свой вопрос.
Послушный и почтительный юноша проявляет упрямство, и прежде мною в нём замечаемое. Понимание того, что оно может стать большой проблемой, не приносит мне радости: возможно, однажды мальчишке придётся узнать, что бывает, когда уважаемый учитель ломает своего ученика вместе с его молодостью и упрямством.
– Я залюбовалась снегопадом.
Сейчас же действительно следует сменить одеяния и согреться. Золотое ядро защищает от болезней, но неуязвимой оно меня сделать не способно.
Цянь Синъюнь просит дозволения проводить меня до покоев. Лишь когда я моюсь в натасканной им горячей воде и переодеваюсь в сухое, плотное и чистое, он, сидящий под дверями в коридоре, успокаивается и с приподнятыми уголками губ наливает мне чай. Мстительная натура требует проверить знания, полученные из отданного ему перед медитацией свитка, но то требует выхода на улицу и мечей в руках. Вместо этого я спрашиваю про Бай Хэпина.
– Шигун не появлялся во Дворце Безмятежности вот уже долгое время, – сообщает юноша.
Рука с чашкой замирает, так и не донеся чай до рта.
– Правда? Уверена, что видела его в персиковой роще, – говорю я, осознавая, что Бай Хэпин не счёл нужным предупредить адептов дворца, куда уходит.
– Этот ученик не видел шигуна больше месяца. Правы были старшие.
Свет и мягкость в глазах ученика при последней фразе заставляют волоски на руках встать дыбом.
– О чём ты?
– Старшие говорили, что шигун непременно вернётся тогда, когда вернётесь вы, учитель.
Пальцы лишь на миг ослабевают – и, упав, хрупкая чашка разбивается. Цянь Синъюнь удивлённо охает. Я втягиваю воздух носом:
– Прибери здесь. И поменьше слушай сплетни. Ученику дворцу Безмятежности это не пристало. То, о чём говорят твои старшие, тебя не касается.
Ученик мог бы мне возразить. Не исключено, что Ло Чжун ляпнула что-то подобное в ответ на его расспросы, значит, никаких подслушиваний и не было. Но юноша, слишком воспитанный и чуткий, не возражает. Он принимается за уборку. Поглядев на него какое-то время, я открываю книгу с делами дворца. Почерк ученика, писавшего в неё в моё отсутствие, аккуратен и практически идеален. В нём чувствуется старательность и желание похвалы по возвращении. Шисюн Хэ когда-то был таким же.
Так мы и работаем в тишине до отбоя.
С наступлением утра Бай Хэпин объявляется во дворце. Я узнаю об этом первой, встретив его на тренировочной площадке. Погружение в обязанности старшего адепта и прошедшая ночь позволили мне немного успокоиться, потому я приветствую учителя с выражением должной почтительности. Получив от него ответный кивок и, увидев, что он остановился неподалёку, намереваясь понаблюдать за моей тренировкой, я изображаю обеспокоенность:
– Учитель, вы уединялись в бамбуковой хижине? – подходящее место для непродолжительных уединённых медитаций.
Бай Хэпин чуть склоняет голову.
– Эта ничтожная ученица просит прощения за доставленные учителю неприятности. Эта ученица не должна спрашивать, но она волновалась. Эта ученица… понимает, что чуть не довела учителя до искажения ци.
Немного подумав перед сном, я сумела понять, что же именно произошло в персиковой роще. Учитель слишком долго передавал мне духовную энергию, выравнивая её течение. Его тело и разум ослабели, из-за чего у него и помутился рассудок. Потому он и ушёл в такой спешке и не показывался во дворце до этой минуты.
Талант Бай Хэпина действительно вызывает восхищение: он быстро привёл себя в норму.
– Этот учитель ни в чём не винит свою ученицу, – отзывается мужчина привычно ровным голосом, и я убеждаю себя в том, что права. Тот поцелуй ничего не значит. Ни для него, ни для меня.
Меч в руке ощущается легче прежнего, и мне не терпится проверить обновлённую себя в условиях реального боя. Учитель вдруг останавливает меня и оказывается за спиной.
– Тебе пора изучить Удар Дракона.
Техника, которую может выполнить только тот, у кого есть золотое ядро. Помню, я впервые заметила всё внешнее великолепие Бай Хэпина именно тогда, когда он применил её на моих глазах. Зачарованная, Ли Ляньхуа ловила каждый взмах его клинка, не понимая, что теряет голову.
Мужчина мягко направляет мою руку. Он учил меня так и прежде, но прежде таким урокам не предшествовал поцелуй. Вместо того чтобы концентрироваться на учёбе, я стараюсь держать лицо. Лишь когда Бай Хэпин отходит посмотреть на мои движения, я чувствую что-то, похожее на облегчение. И всё же он ещё поправляет меня несколько раз.
