Читать онлайн Петр I бесплатно
Серия «Самая полная биография»
© В.Берг, 2023
© ООО Издательство АСТ, 2023
.
Высказывания Петра Первого
«Русский тот, кто Россию любит и ей служит».
«Выше всех добродетелей рассуждение, ибо всякая добродетель без разума – пуста».
«Деньги суть артерия войны».
«Есть желание – тысяча способов; нет желания – тысяча поводов!».
«За признание – прощение, за утайку – нет помилования. Лучше грех явный, нежели тайный».
«Забывать службу ради женщины непростительно. Быть пленником любовницы хуже, нежели пленником на войне; у неприятеля скорее может быть свобода, а у женщины оковы долговременны».
«Когда государь повинуется закону, тогда не дерзнет никто противиться оному».
«Кто жесток, тот не герой».
«Лучше явный враг, нежели подлый льстец и лицемер; такой безобразит человечество».
«Мир – хорошо, однако при том дремать не надлежит, чтоб не связали рук, да и солдаты чтоб не сделались бабами».
«Надлежит законы и указы писать явно, чтоб их не перетолковать».
«Правды в людях мало, а коварства много. Под них такие же подкопы чинят, как и под фортецию».
«Не держись устава, яко слепой стены, ибо там порядки писаны, а времен и случаев – нет, того ради надлежит рассуждение иметь».
«Небываемое бывает».
«Незнанием закона никто не отговаривайся».
«Несчастья бояться – счастья не видать».
«Победу решает военное искусство и храбрость полководцев и неустрашимость солдат».
«Пропущение времени смерти невозвратной подобно».
«Чем больше опасности, тем больше славы».
«Я знаю, что я подвержен погрешностям и часто ошибаюсь, и не буду на того сердиться, кто захочет меня в таких случаях остерегать и показывать мне мои ошибки».
«Я почитаю заслугами своими Отечеству доставших себе знатность и уважаю их потомков… но тот, однако же, из потомков знатных родов заслуживает презрение мое, которого поведение не соответствует предкам их; и дурак сноснее в моих глазах из низкого роду, нежели из знатного».
«Я предчувствую, что россияне когда-нибудь, а может быть, при жизни нашей пристыдят самые просвещенные народы успехами своими в науках, неутомимостью в трудах и величеством твердой и громкой славы».
Интересные факты из жизни Петра Первого
1. Петр Первый имел пристрастие к ремеслам, совершенно не характерное для августейших особ. Наибольших успехов он достиг в плотницком и токарном деле.
2. Помимо ремесел, Петр Первый освоил удаление зубов (в те времена больные зубы не лечили, а удаляли). В Санкт-Петербургском музее антропологии и этнографии хранится «Реестр зубам, дерганым императором Петром I». В этой коллекции насчитывается семьдесят три зуба, удаленных императором.
3. Петр Первый не получил в детстве систематического образования (что проявилось, к примеру, в проблемах с орфографией). Все свои разносторонние знания он приобретал самостоятельно, так что царя-плотника можно называть и «царем-самоучкой».
4. Вопреки сложившемуся мнению, Петр Первый не обладал богатырским здоровьем.
5. Петр Первый правил дольше всех государей из династии Романовых – 43 года, из которых последние 4 года как император. По длительности правления среди российских государей Петра превосходит только Иван IV Грозный, пробывший на престоле 51 год. Но если начинать отсчет правления с удаления от власти старшей сестры Петра Софьи, то срок его фактического правления составит 36 лет (и это тоже будет рекордом среди Романовых!).
6. Ярким примером нестандартного мышления Петра Первого может служить метод обучения солдат отличать левую сторону от правой с помощью сена и соломы, привязанных к разным ногам. Современному человеку эта уловка может показаться глупой, но в старину неграмотные простолюдины с большим трудом обучались отличать левую сторону от правой, и потому идея императора оказалась весьма полезной.
7. Петр Первый стал первым и единственным русским царем, женившимся на простолюдинке (которая впоследствии правила империей как Екатерина I).
8. Будучи самодержавным правителем, воля которого была обязательна к исполнению всеми подданными, Петр Первый хорошо понимал важность материального стимулирования. Так, например, для того, чтобы приучить петербуржцев к посещению Кунсткамеры – первого российского музея, Петр приказал бесплатно подносить каждому посетителю штоф вина (водки) или чашку кофе.
9. Петр Первый учредил рекетмейстерскую контору, возглавляемую генерал-рекетмейстером – первое в России казенное учреждение, занимавшееся приемом прошений и жалоб.
10. Бóльшую часть своего правления Петр Первый провел в разъездах и походах. «Государь на месте сидеть не любит, разом в трех местах бывает», – говорили о нем подданные. Стремительность перемещений императора и впрямь создавала впечатление одновременного пребывания в нескольких местах.
11. Уважение к врагу помогало Петру Первому одерживать победы, удерживая от шапкозакидательства и легкомыслия. Все помнят фразу из пушкинской «Полтавы»: «И за учителей своих заздравный кубок подымает», но не все знают, что под «учителями» подразумеваются шведы.
12. Несмотря на тяжелую болезнь, Петр Первый до последнего вздоха продолжал править государством.
13. Петр Первый обладал необычайной работоспособностью, поражавшей современников.
14. Петр Первый был прост в общении и не любил церемоний в повседневной жизни, но все торжества государственного значения устраивались при нем необычайно пышными, поскольку их пышность должна была свидетельствовать о могуществе России.
15. Перенесенные в детстве потрясения (зрелище стрельцовского бунта) сделали характер Петра неуравновешенным, импульсивным. Император был скор на расправу, но также и отходчив; не прощал он только измены, за которую пришлось ответить даже царевичу Алексею, старшему сыну Петра.
16. Ряд установлений Петра Первого были продиктованы его личным опытом: в частности, указы, запрещавшие договорные и принудительные браки и браки без согласия молодоженов, стали отголосками принудительной женитьбы Петра на Евдокии Лопухиной.
17. Не все начинания Петра Первого имели успех. Так, например, Азовский флот, строившийся под руководством Петра с 1695 по 1711 год, не помог установить российское господство на Черном море, хотя и оказывал сдерживающее действие на турок.
18. Соображения государственной пользы были для Петра Первого превыше всего. Если прежде фальшивомонетчиков казнили (в том числе и таким варварским способом, как заливка в рот расплавленного серебра), то Петр стал отправлять их на казенные монетные дворы, где они могли применить свое мастерство на благо Отечества.
Главные люди в жизни Петра Первого
Апраксин, Федор Матвеевич (1661–1728) – один из создателей российского военно-морского флота, генерал-адмирал и сенатор, первый президент Адмиралтейств-коллегии.
Брюс, Яков Вилимович (1669–1735) – генерал-фельдмаршал, руководитель Школы математических и навигацких наук, один из создателей российской артиллерии, автор первого учебника геометрии на русском языке.
Долгоруков, Яков Федорович (1639–1720) – генерал-пленипотенциар-кригс-комиссар (генеральный интендант российской армии) и сенатор, советник Петра Первого, пользовавшийся его безграничным доверием. Правилом Долгорукова было: «Служить – так не картавить; картавить – так не служить[1]».
Екатерина Первая (Марта Скавронская: после принятия православия – Екатерина Алексеевна Михайлова; 1684–1727) – вторая жена Петра Первого, Императрица Всероссийская с 1721 года как супруга правящего императора, а с 1725 года – правящая государыня.
Зотов, Никита Моисеевич (1644–1718) – учитель и один из приближенных Петра Первого, именовавшийся «ближним советником и ближней канцелярии генерал-президентом».
Лефорт, Франц Яковлевич (1655–1699) – ближайший помощник и советник Петра Первого, стоявший у истоков создания регулярной российской армии. «Я потерял самого лучшего друга моего в то время, когда он мне наиболее нужен», – сказал Петр, узнав о смерти Лефорта.
Меншиков, Александр Данилович (1673–1729) – государственный и военный деятель, фаворит Петра Первого.
Тиммерман, Франц Федорович (1644–1702) – голландский купец, учивший Петра Первого морскому делу, астрономии, геометрии и фортификации и помогавший ему в организации российского кораблестроения.
Толстой, Петр Андреевич (1645–1729) – дипломат, организатор возвращения царевича Алексея, ставший после этого руководителем Тайной канцелярии (секретной службы Петра Первого).
Шереметев, Борис Петрович (1652–1719) – выдающийся военачальник и дипломат, генерал-фельдмаршал, первый россиянин, возведенный в графское достоинство (1706).
Якоб Хаубракен.
Портрет царя Петра Алексеевича. Между 1725 и 1780
Предисловие
Адольф Шарлемань.
Заложение Санкт-Петербургской крепости. 1862
Пожалуй, среди российских государей нет более противоречивой личности, чем Петр Первый, по заслугам своим прозванный «Великим» (ну, разве что Ивана Грозного можно поставить вблизи, но не рядом). Одни уверены, что в России не было лучшего правителя, а другие считают, что лучше бы его не было вовсе. Считать можно как угодно, но нельзя вычеркнуть Петра из истории, и с этим приходится считаться даже самым рьяным критикам.
Чего в Петре было больше – плохого или хорошего?
Однозначно – хорошего. Об этом неопровержимо свидетельствуют факты.
Оценивая личность Петра, нельзя не принимать во внимание его статуса. Правители – особенные люди. Им не прощают того, что простили бы любому из подданных, и на них лежит огромная ответственность за державу. И главными положительными качествами правителя являются сознание этой ответственности и готовность сделать все возможное для укрепления мощи государства.[2]
Гравюра по оригиналу Абрахама Блотелинга.
Портрет царевны Софьи Алексеевны. Ок. 1688
Книга коронации царства.
Иван V и Петр I Великий. 1682–1686
Глава первая
Беззаботное детство, тревожное отрочество и непростая юность
Николай Дмитриев-Оренбургский.
Стрелецкое восстание 1682 года. 1862
«В первые годы по основании Петербурга, когда еще весьма немногие улицы были вымощены и во многих местах весьма было грязно, особенно же в дождливую погоду, простой народ по старому обычаю, увидев Государя, падал перед ним на колени, после чего часто вставали они, все вымаравшись в грязи. Петр Великий не хотел этого и всегда делал знак народу, чтоб те не падали на колени, и даже часто говаривал, что это ему не нравится. Однако ж народ не оставлял старого обычая, и Государь должен был запретить, под страхом наказания кнутом на улице падать пред ним на колени и пачкаться в грязи».[3]
* * *
Алексею Михайловичу, второму российскому царю из династии Романовых, не везло с сыновьями. Первенец Дмитрий родился сильно нездоровым и прожил чуть меньше года. Второй сын, Алексей, скончался незадолго до своего шестнадцатилетия. Третий сын, Федор, успевший недолго посидеть на престоле, страдал болезнью, от которой сильно отекали ноги. Многие современные исследователи грешат на цингу, но с чего бы быть недостатку витамина С у царевича, на столе которого постоянно были овощи да ягоды? Впору предположить, что у первой жены царя Марии Милославской в генах имелся дефект, проявлявшийся, подобно гемофилии, только у отпрысков мужского пола. Впрочем, и у Алексея Михайловича наследственность была не очень-то хорошей – его отец, Михаил Федорович, уже в тридцатилетнем возрасте был слаб ногами настолько, что иногда его приходилось носить в кресле.
После Федора Мария родила царю сына Симеона, скончавшегося в возрасте трех лет, а последним из ее сыновей стал Иван, страдавший припадками и все тем же отеканием ног. Принято считать Ивана слабоумным, но, возможно, он просто не имел способностей и склонностей к правлению.
В марте 1669 года царица Мария скончалась от родильной горячки после разрешения от бремени дочерью Евдокией, умершей раньше матери, на третьем дне жизни. Отгоревав положенное, Алексей Михайлович женился на девятнадцатилетней Наталье Кирилловне Нарышкиной. Род Нарышкиных считался захудалым, то есть мелкопоместным, зато невеста была хороша собой. Современники описывали ее как женщину «росту величавого, с черными глазами навыкате, лицо имеет приятное, рот круглый, чело высокое, во всех членах изящная соразмерность, голос звонкий и приятный, и манеры самые грациозные».[4]
Для того чтобы батюшка-государь мог выбрать лучшую из лучших, устроили смотр невест, съехавшихся в Москву из разных городов… Впрочем, есть мнение, что этот старинный кастинг был всего лишь формальностью – Алексей Михайлович и так собирался жениться на Наталье, с которой он познакомился в доме близкого к царю боярина Артамона Матвеева. Так или иначе, но в январе 1671 года сыграли свадьбу, а 30 мая (по новому стилю – 9 июня)[5] 1672 года Наталья родила мальчика, которого нарекли Петром. Имя это было «нетрадиционным» как для Романовых, так и для Нарышкиных, но выбор его был логичным, ведь младенца крестили 29 июня, в день святых апостолов Петра и Павла.
Рождение здорового мальчика укрепило позиции Натальи Кирилловны и ее родственников при дворе. Наряду с расположением царя, большое значение имело покровительство боярина Матвеева, который в последние годы царствования Алексея Михайловича возвысился до ближнего окольничего, а затем – до ближнего боярина (фактически стал главой правительства). Нарышкины приходились родней жене боярина Евдокии Гамилтоновой, которая вела свой род от последнего Верховного короля Ирландии Эдуарда Брюса, а родственники в то беспокойное время считались наиболее надежной опорой: кровь, мол, не водица (хотя предавали родичи друг друга сплошь и рядом).
Первые годы жизни царевичи проводили при матерях, находясь на попечении многочисленных нянек и мамок. «У семи нянек дитя без глазу» – это про них, про царских детей. По достижении пятилетнего возраста царевичи передавались на воспитание дядькам-наставникам, которые обучали их грамоте, счету и другим премудростям. Школ и университетов в допетровской России не было, дети из знатных семейств учились на дому, нередко по принципу «а кто имя свое написать умеет, да счету обучен, да может лоб перекрестить правильно, тот все науки превзошел».
Алексей Михайлович скоропостижно скончался в конце января 1676 года на сорок седьмом году жизни. Престол перешел к Федору Алексеевичу, которого отец назначил своим преемником еще в сентябре 1674 года. В то время у Романовых не было писанного закона о наследовании власти – поступали по традиции, согласно которой престол наследовал старший из царских сыновей. Но традиция – это не закон… Забегая сильно вперед, скажем, что Петр Первый своим уставом (указом) «О наследии престола», изданным в феврале 1722 года, еще больше запутал дело. Петр хотел передать власть своей второй жене Екатерине и потому постановил, чтобы «сие [наследование престола] было всегда в воле правительствующего государя, кому оной хочет, тому и определит наследство, и определенному, видя какое непотребство, паки отменит, дабы дети и потомки не впали в… злость… имея сию узду на себе».
Поскольку традиция – это не закон, Артамон Матвеев вроде как собирался усадить на престол малолетнего Петра и править от его имени до совершеннолетия царя. Но даже если и собирался, то не успел, потому что «тотчас после смерти государя [Алексея Михайловича], в тот же вечер, бояре посадили нового царя на отцовский престол, по принятому обычаю пригласили его целовать крест, затем приняли от него распятие и также поцеловали, присягнув на верность». Это отрывок из донесения датского резидента Магнуса Гэ, пребывавшего в плохих отношениях с Матвеевым, который с 1671 по 1676 год был дьяком Посольского приказа (то есть министром иностранных дел). Матвеев не раз порицал датчанина за непристойное поведение и чрезмерное пьянство. Пока он был в фаворе, Гэ ограничивался тем, что всячески хаял дьяка в своих донесениях. Но после воцарения Федора и укрепления позиций рода Милославских стало возможным свести счеты. В середине 1676 года Гэ отбыл из Москвы домой. В Ярославле он оставил местному воеводе жалобу на Матвеева, которого обвинял в оскорблении царского величества и различных должностных злоупотреблениях, в частности в том, что он недоплатил Гэ пятисот рублей за поставленное ко двору рейнское вино. Матвеева отправили служить воеводой в городе Верхотурье, до которого от Москвы было без малого две тысячи верст. Осенью того же года против Матвеева выдвинули новые обвинения, и закончилось дело лишением боярского чина вместе со всем имуществом и заточением в городке Пустозерске, который находился примерно в двадцати километрах от современного Нарьян-Мара.
С удалением Матвеева положение вдовствующей царицы Натальи и всего клана Нарышкиных резко ухудшилось. Главу клана, Ивана Кирилловича, старшего брата Натальи, едва не казнили по ложному обвинению в покушении на цареубийство, но Федор Алексеевич не рискнул пойти на крайние меры и сослал Ивана приставом в Рязань. Дело было не в доброте, а в том, что казнь брата вдовствующей царицы могла настроить против Федора многих бояр: если уж царь с почти родней так обращается, то нам и подавно ничего хорошего ждать не стоит. Впрочем, Милославские не жаждали крови, им было важно отстранить Нарышкиных от ключевых должностей и лишить влияния. Маленький Петр для Милославских никакой опасности не представлял, ведь на случай смерти Федора у них был запасной вариант в лице Ивана Алексеевича.
Можно сказать, что смерть отца не вызвала больших изменений в жизни Петра, ну разве что народу вокруг стало поменьше. Детство царевича было беззаботным – много игрушек, есть с кем поиграть. С 1677 года началась учеба. Основным учителем Петра был дьяк Посольского приказа Никита Зотов, грамотей незнатного рода (некоторые историки считают его потомком выкрестившегося еврея). Зотов учил царевича грамоте, читал с ним Евангелие, Псалтырь и Часослов и некоторые светские книги, которых в то время было немного. Милославские попытались сделать Зотова своим соглядатаем при Нарышкиных, но Никита Моисеевич ответил им отказом, за что был удален от двора, но ненадолго – царице Наталье удалось вернуть его обратно. Об отношениях между наставником и учеником можно судить хотя бы по тому, что впоследствии Зотов стал одним из ближних советников Петра Первого.
Другой наставник Петра – стрелецкий сотник Афанасий Нестеров – обучал юного царя основам военного дела. Позже Петр приставил Нестерова к своей матери в качестве начальника ее охраны. Дядькой, то есть главным воспитателем при Петре, состоял боярин Родион Матвеевич Стрешнев.[6] Мелкопоместный род Стрешневых породнился с родом Романовых в 1626 году, когда овдовевший царь Михаил Федорович женился на Евдокии Стрешневой. Родион Матвеевич верно служил престолу, но характер имел независимый, и бывало так, что царь Алексей Михайлович гневался на него, но, остыв, прощал.
Учили Петра плохо – выучили азам, и на том дело закончилось. «Ах, если б я в моей молодости был выучен как должно!» – скажет Петр много лет спустя. Его старшим братьям, а также сестре Софье, с учебой повезло гораздо больше, поскольку их учил монах Симеон Полоцкий, один из образованнейших людей того времени. За независимый характер и образованность Симеона не любил патриарх Московский Иоаким, который при Милославских пользовался большим влиянием, выходящим далеко за рамки церковных полномочий (впоследствии, во время конфликта между Петром и Софьей, Иоаким встал на сторону молодого царя). Симеон Полоцкий, как несложно догадаться по его «фамилии», был литвином.[7] Иоаким использовал этот факт для того, чтобы начать борьбу с «иноземным влиянием» при дворе, закончившуюся удалением Симеона и его окружения. Другого, «своего» Симеона у Иоакима не было, так что обучение Петра застопорилось, и все свои разносторонние знания ему пришлось приобретать самостоятельно.
Секретарь шведского посольства Энгельберт Кемфер, посетивший Москву летом 1683 года по пути из Стокгольма в Исфахан, оставил нам сравнительное описание юного Петра и его старшего брата Ивана, присутствовавших на посольском приеме в Кремле: «В Приемной палате, обитой турецкими коврами, на двух серебряных креслах под иконами сидели оба царя в полном царском одеянии, сиявшем драгоценными камнями. Старший брат, надвинув шапку на глаза, опустив глаза в землю, никого не видя, сидел почти неподвижно; младший смотрел на всех; лицо у него открытое, красивое; молодая кровь играла в нем, как только обращались к нему с речью. Удивительная красота его поражала всех присутствовавших, а живость его приводила в замешательство степенных сановников московских. Когда посланник подал верующую грамоту и оба царя должны были встать в одно время, чтобы спросить о королевском здоровье, младший, Петр, не дав времени дядькам приподнять себя и брата, как требовалось этикетом, стремительно вскочил с своего места, сам приподнял царскую шапку и заговорил скороговоркой обычный вопрос: “Его королевское величество, брат наш Каролус Свейский здоров ли?”»
Каролус Свейский – это Карл XI, отец того самого Карла XII, с которым Петру придется воевать около двадцати лет. Но пока еще до Великой Северной войны далеко, сначала нужно решить московские проблемы.
Здесь нужно сделать небольшое отступление и уделить немного внимания стрельцам, первому постоянному русскому войску. Первый корпус стрельцов был учрежден в середине 1550 года Иваном Грозным. Состоял он из трех тысяч человек, разделенных на шесть отрядов-статей по пятьсот человек в каждом. Задумка была правильной – хорошо иметь под рукой надежных обученных солдат, которые в мирное время станут охранять царя и порядок в столице. Набирались стрельцы из «гулящих», то есть вольных людей, не приписанных ни к служилым, ни к посадским. Брали «молодых и резвых и из самопалов стрелять гораздых». Со временем стрелецкая служба превратилась в наследственную повинность или, если хотите, в привилегию, которую можно было, сложив с себя, передать кому-либо из близких. Стрельцы получали годовое жалованье, а также натуральные выплаты рожью, овсом, сукном и солью, из казны им выдавалась ссуда на постройку дома, а главным преимуществом их была возможность заниматься помимо службы ремеслами или торговлей, причем от податей стрельцы были освобождены. Короче говоря, не жизнь, а сплошная лепота – и из казны деньги регулярно капают, и царь-батюшка от щедрот своих время от времени награждает, и побочный доход имеется, и уважение тебе люди оказывают. Век бы так жить да не тужить! Во второй половине XVII века численность стрельцов перевалила за пятьдесят тысяч. Чуть меньше половины от этого количества несло службу в Москве, а остальные – в других городах Русского государства.
Царь Федор Алексеевич нашел, что стрельцы стали жить слишком «кучеряво», и начал преобразовывать это привилегированное сословие в обычное регулярное войско. Но ладно бы только это… Помимо «притеснений», чинимых царем, стрельцы страдали от произвола своих командиров, которые присваивали часть жалования подчиненных, облагали их различными поборами, использовали в качестве бесплатной рабочей силы, а при малейшем проявлении недовольства строго наказывали.
Принято считать, что во второй половине XVII века в Москве проживало около двухсот тысяч человек (данные предположительные, поскольку никаких общих переписей в то время не производилось). Почти двенадцать процентов населения столицы составляли стрельцы! Запомним эту цифру и вернемся к нашему герою.
27 апреля 1682 года двадцатилетний Федор Алексеевич скончался, не назначив преемника. Боярская дума в тот же день провозгласила царем Петра, кандидатуру которого поддержал патриарх Московский Иоаким.[8] Причин для принятия такого решения было две. Во-первых, здоровый и не страдавший отсутствием ума Петр выглядел предпочтительнее болезненного Ивана. Во-вторых, засилье Милославских всем изрядно надоело. «Хрен на хрен менять – только время терять», – говорят в народе, но на тот момент Нарышкины представляли собой условное «меньшее зло». Можно было надеяться на то, что они не станут так бесцеремонно подминать всех бояр под себя, как это делали Милославские, возглавляемые царским окольничим Иваном Михайловичем, ведавшим Приказом Большой казны, иначе говоря, являвшимся министром финансов.
На Ивана Алексеевича у клана Милославских надежды было мало (и здоровьем слаб, и к правлению не стремится), но у них имелся в рукаве другой козырь – царевна Софья Алексеевна, шестой по счету ребенок и четвертая дочь покойного Алексея Михайловича. Амбициозная, умная и желавшая править Софья была полной противоположностью своему младшему брату. Схема вырисовывалась простая: свергаем Петра, взобравшегося на престол не в свой черед, сажаем вместо него Ивана и вручаем бразды правления Софье. Нарышкины будут втоптаны в грязь, а Милославские окажутся у власти…
Давайте сделаем еще одно отступление, на сей раз психологического плана. Вспомните себя в десятилетнем возрасте, вспомните свои занятия и свои желания. Хотелось ли вам тогда править миром или хотя бы одним отдельно взятым государством? Соображения «я хочу стать президентом, чтобы есть сколько угодно мороженого, шоколада и т. п.» в расчет можно не принимать – речь идет об осознанном стремлении к власти как таковой.
Вспомнили? Идем дальше!
Милославские, как сказали бы в наше время, развернули активную агитацию среди стрельцов. Плохо вам живется? При Нарышкиных будет стократ хуже! Если они, пренебрегая древними традициями, своего щенка посмели на престол усадить, то чего хорошего от них можно ждать?
30 апреля 1682 года стрельцы потребовали выдать им на расправу шестнадцать командиров-притеснителей, и царице Наталье пришлось удовлетворить это требование. Надежды на то, что служивые угомонятся, не сбылись. Напротив – стрельцы почувствовали свою силу, что называется «вошли во вкус», и 15 мая снова явились в Кремль, на сей раз с барабанным боем и развернутыми знаменами, словно на войну. Милославские нагнетали обстановку, распространив в народе слух о злодейском убийстве царевича Ивана.
Царице Наталье пришлось предъявить стрельцам Ивана, рядом с которым стоял Петр. Десятилетний мальчик, выросший в обстановке всеобщего почтения, увидел с Красного крыльца[9] агрессивную толпу, которая в любой момент могла наброситься на него… Некоторые высокомудрые историки любят порассуждать о том, что строить портовый город на Балтийском море было несомненно нужно, а вот столицу туда переносить не стоило – слишком уж близко к границе, прямо на самом краю государства. Так-то оно, может, и так, да не совсем… После сильной травмы, пережитой в детстве, Петру требовалась столица, в которой он мог бы чувствовать себя в безопасности, столица, населенная лояльными людьми, которых можно было бы не опасаться. Нижний Новгород? К черту! Свой город нужно строить с нуля, на ровном месте, только тогда он будет твоим.
Слава богу, все обошлось… Ну как «обошлось»? Не совсем, можно сказать – малой кровью. Петра не свергли, а только сделали его старшим соправителем Ивана. Наталье Кирилловне никакого вреда не причинили, но ее братьев – Ивана Кирилловича, некстати вернувшегося в Москву из Рязани, и Афанасия Кирилловича – убили, а их отца Кирилла Полуэктовича принудили к постригу и сослали в Кирилло-Белозерский монастырь, расположенный на берегу Сиверского озера.
Был также убит Артамон Матвеев, которого призвали в Москву сразу же после того, как престол перешел к Петру. Причем убили на глазах у Петра. Матвеев обратился с крыльца к бунтовщикам, пытаясь их успокоить, но был сброшен вниз и изрублен на куски. Стоит ли после этого удивляться той жестокости, с которой был подавлен стрелецкий бунт 1698 года, когда более тысячи стрельцов лишились голов, причем пятерых собственноручно обезглавил Петр (да, царь умел и это)? Скажем, положа руку на сердце, что иного языка стрельцы не понимали. Аналогичная ситуация сложилась и в Османской империи, где янычары из главной опоры султанской власти постепенно превратились в ее главную угрозу. Янычары убивали великих визирей и смещали султанов. Казалось, что справиться с ними невозможно, но в 1808 году к власти пришел Махмуд II, во многом схожий с Петром Великим. В середине 1826 года янычары, недовольные тем, что султан создает регулярную армию нового типа, подняли очередной бунт. Солдаты султана оттеснили янычар в их казармы, которые затем были обстреляны из пушек, что совершенно деморализовало бунтовщиков. Дальше все было просто: зачинщики лишились своих буйных голов, а остальных обезоружили и разогнали.
Возвращаясь к российским событиям. На расправе со сторонниками Нарышкиных дело не закончилось. Спустя несколько дней после воцарения Ивана стрельцы потребовали, чтобы до достижения братьями-царями совершеннолетия государством правила Софья Алексеевна.
На деле победа Милославских обернулась поражением, потому что Софья не могла править самостоятельно. Она и ее родичи целиком и полностью зависели от стрельцов, которых возглавил князь Иван Андреевич Хованский. Ставя его над стрельцами, Софья не могла предположить, что ее ставленник начнет активно «тянуть одеяло на себя» и возьмет власть в свои руки, однако же именно так и произошло, и потому Стрелецкий бунт 1682 года вошел в историю под названием Хованщины (здесь самое время послушать известную оперу Модеста Мусоргского).
Однако Софья была не из тех, кто легко сдается. В августе 1682 года она вместе с царствующими братьями выехала из Москвы в Троице-Сергиев монастырь, вроде как на богомолье, а на самом деле – удалилась подальше от стрельцов под защиту крепких монастырских стен.[10] Оттуда Софья начала сколачивать из верных ей дворян «антистрельцовскую коалицию». Укрепив свои позиции, царевна призвала к себе князя Хованского вместе с его сыном Андреем, которого князь намеревался женить на Софье и, таким образом, основать новую правящую династию. Надо сказать, что происхождение позволяло Хованским претендовать на престол, поскольку они были Гедиминовичами.[11] По дороге в монастырь Иван Андреевич и Андрей Иванович были схвачены и казнены – Софья умела преломить ситуацию в свою пользу. «Стрельцы, узнавши об этом в столице, горько сетовали, называя Хованского своим батюшкой, то есть отцом; они приняли большие предосторожности, защитились пушками и сильной стражей. Не имея руководителя, они послали бить челом пред царями, сознавая свою вину, и просили умилосердоваться над ними. Цари, видя, что бояре не могли совладать с их силой и не желая доводить их до отчаяния, оказав им милость, сами поехали в столицу. Софья и царь Иоанн были весьма благосклонны к стрельцам. Потом решено было разослать стрельцов по разным городам; и вот одни приказы, то есть полки, отправили в Великие Луки, другие – в Астрахань, третьи – в Киев, четвертые – в Смоленск, и были даны и разосланы указы, как кого казнить; когда казнили около полутора тысяч человек».[12]
Софья правила в течение семи лет и, вероятно, надеялась править много дольше, но коса нашла на камень (если кто не в курсе, то именно так переводится с греческого имя Петрос). Надо сказать, что царь Петр с младых ногтей показал себя умным и дальновидным человеком, умеющим до поры до времени скрывать свои истинные намерения. Пока старшая сестра вершила дела государственные, Петр занимался нестоящим на первый взгляд делом – устраивал себе на потеху баталии с участием потешных солдат, которым очень скоро предстояло стать костяком российской гвардии.
Один из этих потешных полков стал Преображенским лейб-гвардии полком, получившим название от подмосковного села, в котором находилась главная резиденция молодого царя. Почему резиденция Петра находилась в Преображенском? Дело в том, что Милославские выжили Наталью Кирилловну и Петра из Кремля, где Петр с тех пор появлялся только во время торжественных богослужений или каких-то официальных мероприятий. Можно предположить, что мать и сын не особо сокрушались по этому поводу – жить в Преображенском, под охраной верных людей, было спокойнее, чем во враждебном Кремле, который образно можно было сравнить с гнездом ядовитых змей.
Другой потешный – будущий гвардейский – полк был сформирован в селе Семеновском, где Петр тоже часто бывал. «Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало», – говорят в народе. Но плакать пришлось Софье, причем довольно скоро – в 1689 году.
Можно сказать, что царевна сама напросилась на неприятности: 8 июля 1689 года она вместе с братьями-царями приняла участие в соборном крестном ходе из Успенского собора в Казанский, организованного по поводу празднования дня иконы Казанской Божьей Матери. «Не приличествует при такой церемонии зазорному твоему лицу по необыкновению быть!» – сказал сестре Петр. В те гендерно-неравноправные времена женщине было несообразно принимать участие в подобных церемониях наравне с мужчинами. Хочешь почтить праздник – так следуй себе потихонечку позади, а не лезь в первый ряд. Софья оставила замечание без внимания, и тогда Петр отбыл с праздника сначала в подмосковное Коломенское, а оттуда – в Преображенское, поближе к своим «потешным» солдатам.
Мальчик к тому времени уже превратился в мужа и даже успел жениться на Евдокии Лопухиной, которую сосватала ему мать. Одарив Евдокию красотой, природа поскупилась на ум, но для вдовствующей царицы, пребывавшей в постоянном страхе перед Милославскими, первейшее значение имела многочисленность рода Лопухиных – «где нас больше, там нам и благо», а также то влияние, которое Лопухины имели среди стрельцов. В «Гистории о царе Петре Алексеевиче и ближних к нему людях» князь Борис Иванович Куракин (к слову будь сказано – женатый на младшей сестре Евдокии Ксении) пишет: «Царица Евдокия Федоровна[13] и была принцесса лицом изрядная, токмо ума посредняго и нравом несходная к своему супругу, отчего все свое счастие потеряла… Сначала любовь между ими, царем Петром и супругою его, была изрядная, но продолжилася разве токмо год. Но потом пресеклась; к тому ж царица Наталья Кирилловна невестку свою возненавидела и желала больше видеть с мужем ее в несогласии, нежели в любви». К Евдокии мы еще вернемся, а пока что давайте сосредоточим внимание на конфликте между Петром и Софьей. Добавим только, что во время своего «полуцарствования» Петр занимался не только своими «потешными» полками – он изучал различные ремесла, а также интересовался мореплаванием и кораблестроением и вообще пополнял свое скудное образование.
Орудием Софьи стал ее фаворит Федор Леонтьевич Шакловитый, назначенный после казни Ивана Хованского главой Стрелецкого приказа. Куракин писал о том, что Шакловитый был любовником Софьи, но это свидетельство не подкреплено сведениями из других источников и потому выглядит малодостоверным. По наущению Софьи Шакловитый попытался склонить стрелецких командиров к написанию челобитной с требованием воцарения Софьи, точнее говоря – к новому бунту. Несмотря на то что Шакловитый был главой Стрелецкого приказа, головы[14] и сотники не согласились писать челобитную – слишком уж дикой была мысль о женщине на престоле, да еще и при двух царствующих братьях.
Ладно – не мытьем, так катаньем. Агенты Софьи начали распространять слухи, что Нарышкины собираются убить царя Ивана, царевну Софью и вообще «извести весь корень Милославский». Слухи подкреплялись провокациями – один из сторонников Софьи переодевался в богатые одежды и разъезжал ночами с вооруженной свитой по московским улицам, выдавая себя за Льва Кирилловича Нарышкина, одного из немногих представителей этого некогда многочисленного рода, уцелевших после бунта 1682 года.[15] «Лже-Нарышкин» избивал встреченных стрельцов, приговаривая при этом: «Я вам отомщу за кровь моих братьев!» Задумка возымела эффект – разожгла старую неприязнь стрельцов к Нарышкиным, вдовствующей царице и ее сыну.
В ночь с 7 на 8 августа 1689 года в Кремле был пущен слух о том, что петровские «потешные преображенцы» идут на Москву. Поднялась тревога, стрельцы готовились дать отпор врагу и прогнать его обратно. Кто-то из верных Петру людей донес ему, что стрельцы собрались идти на Преображенское (такая вот вышла путаница). В сопровождении трех человек Петр бежал в Троице-Сергиев монастырь.
Некоторые историографы расценивают бегство Петра как проявление слабости и даже трусости – бежал как заяц, бросив мать и всех своих сторонников. И куда бежал? В монастырь, где его легко могли схватить. Мало того что трус, да еще и дурак![16]
Но давайте посмотрим на ситуацию с другой точки зрения. Начнем с того, что дураком Петр не был и вся его жизнь это подтверждает. При желании сбежать он мог бы убежать куда-нибудь подальше. Что же касается трусости, то ею царь тоже не страдал и его личное участие в баталиях тому порукой. Бегство в монастырь было тщательно продуманным ходом. Преображенская резиденция находилась слишком близко к Москве и не была укреплена. Успешно выдерживать там осаду было невозможно. Другое дело – каменный монастырь, куда следом за Петром прибыли его потешные полки и верные ему стрельцы под командованием полковника Сухарева. А Петр тем временем успел заручиться поддержкой архимандрита и разослал гонцов к тем, на чью поддержку мог рассчитывать.
«Вольно ему, взбесяся, бегать», – сказал Шакловитый о Петре, но на самом деле отбытие Петра в монастырь вызвало у Софьи больше беспокойство: конфликт переходил в открытую фазу, и перевес был на стороне Петра, которого поддержал патриарх Иоаким, отправленный Софьей для переговоров. «Послала я патриарха, – сокрушалась Софья, – для того чтобы с братом сойтись, а он, заехав к нему, да там и живет, а к Москве не едет». С каждым днем к Петру присоединялись новые сторонники, в том числе и стрелецкие полки. Когда же Софья рискнула отправиться к брату лично, чтобы погасить конфликт, Петр приказал ей вернуться в Кремль.
В усилении Петра не было ничего необычного. Прежде всего умный и деятельный царь импонировал подданным больше, чем его старший брат или взбалмошная сестра, идея воцарения которой не пользовалась популярностью за пределами ее окружения. Да и Милославские всем окончательно опротивели, но больше всего людям надоело противостояние в верхах. Знати хотелось стабильной определенности – понимать, кому надо служить, а народу хотелось спокойной жизни. Спасая положение, Софья попыталась сделать крайним Шакловитого, который в начале сентября был выдан Петру и казнен после допроса с пристрастием. Заодно с Федором Леонтьевичем лишились жизни его ближайшие сподвижники. Жертва не помогла – Софью заточили в Новодевичий монастырь.
Тут, конечно, Петр сделал большую ошибку, которая аукнулась ему в 1698 году. Нужно было не просто отправить Софью на проживание в монастырь, а принудить ее к постригу, который аннулировал бы все мирские амбиции неугомонной царевны. Как говорится, змея становится безопасной, только лишившись своих ядовитых зубов.
Иван Алексеевич остался на престоле, и Петр выражал ему всяческое почтение как старшему брату, но к делам правления не допускал. Можно предположить, что такой расклад устраивал обоих, поскольку Иван никогда не стремился править. Ему можно было только позавидовать – он пользовался всеми привилегиями царского статуса, но при этом был освобожден от тяжкого бремени забот и жил в свое удовольствие. Каждому свое – трудно представить Петра, не занятого какими-либо делами.
Вскоре после утверждения своей власти, году в 1691-м или чуть позже, Петр завел себе сердечную зазнобу – Анну, дочь немца-виноторговца Иоганна Георга Монса. Портретов Анны Монс до нас не дошло, но современники отзывались о ней как о писаной красавице. Царя, что называется, проняло и закружило. Дошло до того, что в 1698 году он отправил (то есть сослал) свою жену Евдокию в Суздальский Покровский монастырь и вознамерился жениться на Анне. Но то ли его отговорили от подобной опрометчивости, то ли сам одумался – только-только был подавлен стрелецкий бунт, и не стоило давать народу новый повод для недовольства, да еще и такой веский, как женитьба царя на немке-басурманке. Не надо сейчас вспоминать женитьбу Петра на Марте Скавронской – это произошло в 1712 году, когда позиции Петра были крепки до незыблемости.
Впрочем, француз Франц (Никита Петрович) Вильбоа, поступивший в 1697 году на русскую военно-морскую службу и близкий к Петру,[17] писал в своих «Рассказах о российском дворе», что «Петр Первый непременно женился бы на Анне Монс, если бы эта иностранка искренне ответила на ту сильную любовь, которую питал к ней царь. Но она, хотя и оказывала ему свою благосклонность, не проявляла нежности к этому государю. Более того, есть тайные сведения, что она питала к нему отвращение, которое не в силах была скрыть. Государь несколько раз это замечал и поэтому ее оставил, хотя и с очень большим сожалением. Но его любовница, вследствие особенностей своего характера, казалась, очень легко утешилась». О Евдокии Федоровне, первой жене Петра, Вильбоа пишет с глубоким сочувствием, называя ее «самой несчастной государыней своего времени». И это француз, иноземец, человек более свободно смотревший на внебрачные связи и не видевший ничего предосудительного в любви русского к немке. Можно представить, что думали о связи царя с Анной Монс русские люди. В народе Анну прозвали «Кукуйской царицей» – по названию слободы, в которой проживали иностранцы.[18]
В 1703 году, когда Петр уже жил с Анной совершенно открыто как с законной женой, под Шлиссельбургом утонул саксонский посланник, полковник Фредерик Эрнст фон Кенигсек. Обычное дело – свалился в воду с корабельного трапа и не выплыл. В бумагах покойного нашли связку любовных писем от Анны Монс, а еще нашли в медальон с ее локоном. Разгневанный Петр лишил Анну всех привилегий и подаренных им земельных владений и посадил бывшую любовницу вместе с ее сестрой под строгий домашний арест. Крылатым выражением стала фраза, сказанная Петром по поводу неверности Анны: «Чтобы любить царя, надо иметь царя в голове!». Неизвестно, чем кончилось бы дело, но у коварной изменщицы нашелся покровитель – прусский посол Георг Иоганн фон Кейзерлинг. Неизвестно, чем руководствовался шестидесятилетний Кейзерлинг – страстью к Анне или желанием вызволить ее из беды и дать возможность уехать из России. Так или иначе, он попросил у Петра разрешения на брак с Анной. Эта просьба рассердила Петра пуще прежнего, и он закатил Анне новый скандал. Досталось и Кейзерлингу – на одном из дипломатических приемов Петр высказал ему свое недовольство, а офицеры из свиты петровского фаворита Александра Меншикова спустили незадачливого жениха с лестницы и надавали ему тумаков.[19]
