Читать онлайн Единственная бесплатно

Глава 1. Возвращение.

Девушка сделала шаг вперёд, смело наступая ногой на каменные плиты перрона. Запах утренней росы здесь смешался с чем-то до боли знакомым и практически родным, таким неуловимым, что Аделаида далеко не сразу смогла понять, о чём напоминают ей эти ароматы. Они словно уносили её всё дальше от душного, пропахшего потом и солью вагона плацкарта, в котором девушка провела последние полтора часа. Отойдя в сторону от прохода, она огляделась и повернула голову направо, туда, где верхушки горделивых елей качались в такт лёгкому ветру.

Возвращение в родной город отозвалось круговоротом чувств, ворвавшемся в тело Аделаиды. Этот странный восторг, родившийся в груди, не смогла затмить даже боль от всей прошедшей недели. Недели, которая выдалась слишком богатой на переживания.

Медленно двигаясь к пятиэтажному зданию, выполненному из матового стекла, девушка изредка задевала плечом прохожих. Люди на перроне толпились, толкались, бежали вдаль. Одни целовали друг друга, прощаясь с близкими, и не решаясь сказать лишнего слова, другие же кричали вслед убегающему поезду. Каждый сантиметр здесь пестрил чувствами, столь сильными, что они повисали в воздухе фразами-обещаниями. Вокзал сильно изменился с тех пор, как девушка видела его в последний раз. Наверное, было глупо надеяться, что всё останется таким же, как в детстве, но Аделаиде казалось, что красное кирпичное строение с огромными часами, которое было здесь раньше…. Лучше подходило городу. Ада всё ещё помнила, как стояла у окна и вслушивалась в шум ветра. Иногда вместе с ним доносился и стук курантов, отбивавших каждые пол часа.

Теперь уже вокзал не был таким уютным, как и раньше. Приезжих встречали металлоискатели и длинные чёрные ленты, осунувшиеся и уставшие охранники, глядящие на всех исподлобья, и толпы людей, слишком торопящихся, чтобы наслаждаться ускользающими моментами. Впрочем, и наслаждаться здесь уже было не чем. Несмотря на то, что Авуар де Луе был столицей Радмааса, материка, раскинувшегося на многие тысячи километров среди трёх морей, омывавших его, в городе почти всегда было тихо. По крайней мере, так было раньше. Аделаида слишком давно ходила по этим улицам, чтобы теперь утверждать что-то о де Луе.

– Девушка, двигайтесь быстрее! Очередь, в конце концов! – крикнула задумавшейся Аде женщина, стоявшая за спиной. Она нетерпеливо дёргала ручку чемодана и, казалось, была готова перекатить его через каждого, кто мешал ей поскорее выбраться из душного помещения. Быстро сложив небольшую сумку на ленту, Аделаида прошла через стенки металлоискателя и улыбнулась охраннику, на что тот лишь презрительно поджал губы, отворачиваясь и пропуская девушку.

Забрав свои вещи и перекинув сумку через плечо, Ада вышла на улицу, вдыхая запах свежеиспечённых сладостей. Даже если что-то в городе и менялось, то это уж точно осталось неизменным. Голодный живот предательски заурчал, но девушка, не обращая на него внимания, прошла дальше, приближаясь к стоявшим неподалёку жёлтым машинам.

Кричавшие со всех сторон мужчины завлекали только что выбравшихся из поезда людей сесть именно к ним. Несмотря на раннее утро, каждый из них уже был готов к работе и не собирался терять ни секунды своего времени, выкрикивая разные цены и более привлекательные обещания. Аделаида обернулась, неуверенно вглядываясь в лица прохожих. Все они сосредоточенно бежали по делам, не отрывая глаз от телефонов и записных книжек.

Всё здесь казалось таким чужим и таким… неправильным. Годы, которые она провела со своей тёткой в спокойном Кусад де Шевалле, где каждый знал своего соседа в лицо, достаточно сильно сказались на Аделаиде. За последние шесть лет она определённо отвыкла от быстро теряющихся в толпе лиц и темпа жизни, в котором всё меняется со скоростью света. А после произошедшего несколько дней назад… Девушка встряхнула волосами, и смело подошла к первой попавшейся машине, одновременно доставая из сумки потрёпанный кожаный блокнот. Именно в него Аделаида записывала все свои мысли на протяжении последних лет. Именно в него юная девочка прятала воспоминания, потому что понимала: ничто не вечно. А, записав на бумаге родной адрес, возможно, ей удастся вернуться однажды. Тётка даже не хотела слышать об этом. Возвращаться в Авуар де Луе? Зачем? «Кому ты теперь там нужна», – говорила грузная женщина, полотенцем вытирая с лица пот.

– Куда поедем, красавица? – мужчина с акцентом, характерным для далёких от де Луе мест, активизировался при виде подошедшей девушки.

– Поедем? – переспросила Аделаида, раскручивая верёвочки на книжке и быстро пробегаясь глазами по ровным строчкам. – Вот, нашла. Мне нужно на Вита Нова, 22, пожалуйста, – в ответ улыбнулась девушка, поднимая глаза и придерживая рукой дверь.

– Вита Нова? Давно у нас были, красавица?

– А что такое?

– Я уже много лет не слышал этого названия, – признался водитель, качая головой. – Их поменяли, как только пришёл новый мэр. Но Вы не волнуйтесь, всё в норме. Довезу Вас, хорошо будет, садитесь, – усмехнувшись, ответил мужчина, прыгая на водительское сидение и, дождавшись, когда сядет Аделаида, в очередной раз рассмеялся. – Какими ветрами в столицу? Учёба?

– Я местная. Точнее, была местной, наверное. Решила вернуться домой, а теперь не узнаю ни одной улицы, – разглядывая пейзажи через запачканное пылью дорог окно, пробормотала девушка. – В конце концов, тогда ещё я была ребёнком, а в детстве жизнь всегда отличается от той, которую встречаешь, становясь старше. Шесть лет прошло… – закусив губу, продолжила она, пытаясь воскресить в своей памяти эти незнакомые дома. Город вырос как минимум на пару сотен зданий, появились большие, сияющие чистотой заводы, возвышавшиеся над домами. На улицах сверкали своей ярко – зелёной листвой деревья.

– Шесть лет? Много! – с довольной улыбкой протянул водитель, загадочно закатывая глаза. Когда он так сделал, его губы слегка поджались и усы поднялись вверх, щекоча нос. Чихнув, мужчина пробормотал извинения и продолжил, включая поворотник. – Вообще все изменения начались как раз с того, что пришёл новый мэр и сказал: «Наши улицы не отражают истории города! Я хочу, чтобы посещающие Авуар де Луе чувствовали, что приехали не в простую деревню, а в столицу!». С тех пор он успел поменять столько, что и вспоминать жутко.

– А что за мэр? Я плохо помню, кто тогда собирался прийти, но папе не нравился ни один из кандидатов, – рассмеялась Аделаида, вспоминая, как резко отец отзывался об избирающихся на пост мэра личностях. Каждый раз после чтения газеты мужчина кидал её в горящий камин и, потирая лоб руками, уверенно говорил, что ни один из них не принесёт в Авуар де Луе ничего хорошего. Видимо, он оказался прав. В очередной раз.

– Александр Тасканов. Говорящая фамилия, – посмеиваясь, продолжил водитель, ловко маневрируя между небольшими улочками. – Мы, кстати, сейчас проезжаем центр. Видите что – нибудь знакомое?

Аделаида не отозвалась, разглядывая дома. В памяти воскрешались образы и ей казалось, словно она на самом деле бегала по этим улочкам после школы, возвращаясь домой. Такое случалось редко, потому что обычно её забирали на большой чёрной машине, которая частенько становилась поводом для сплетен среди одноклассников. У мужчины, который держал руль, руки были покрыты шрамами, но он никогда не вызывал в маленькой девочке страха. Ада бросила взгляд на блокнот, лежащий на коленях. Несколько строчек, не больше, были посвящены воспоминаниям о школе и этом человеке. Сейчас девушка жалела о том, что не решилась написать больше.

Она всегда боялась, что тётка прочитает этот блокнот. Юной Аделаиде не хотелось, чтобы толстые пальцы женщины ковырялись в её памяти, но не понимала, что тёте никогда не была интересна её жизнь.

Одни здания сменялись другими и уверенность, и без того совсем призрачная, покидала Аду. Девушка с трудом узнавала улицы, мелькающие перед глазами, цепляясь на ускользающие из памяти образы.

– Вокзал и все новые дома, которые Вы видели, красавица, сейчас в северной части города. Там у нас бизнесмены, большая часть работы, в высотках останавливаются приезжие. В принципе, неплохое место. Всё такое новое, светлое. Загляденье.

– Мне, признаюсь, ближе тихая жизнь. Тротуары, выложенные старинным камнем, домики в пару этажей и цветы на балкончиках. Здесь как – то уютнее, – не без улыбки пояснила Аделаида.

– Ну, тогда Вам прямая дорога в южную часть и на пару улочек в центре. Тут ещё сохранилось всё то, о чём Вы говорите. На двадцать вторую же, верно?

– А? Да, двадцать два. Цифры, хотя бы, не поменялись? – рассмеялась Аделаида, пытаясь узнать домики, мимо которых они проезжали. Небольшие лужайки прямо под окнами были заполнены тюльпанами, а сами дома заросли виноградным плющом. Именно такие виды привлекали девушку. В таком спокойном, внешне абсолютно идеальном мире, казалось, могут жить люди только определённого склада ума. Люди, выбирающие комфорт и красоту, ищущие единение с природой, люди…

Взгляд девушки упал на тёмно-коричневых трёхэтажный дом, сильно выделяющийся на фоне своих соседей. Окна были забиты толстыми досками, рамы, которые раньше были кипенно-белыми, теперь приобрели сероватый оттенок от пыли, налипшей на краску. Каждый сантиметр этого места говорил о длительном запустении и об отсутствии хозяев. Впрочем, это не помешало памяти внутри Аделаиды. Эта давняя подруга точно знала, как выглядел этот дом всего шесть лет назад. Знала и спешила напомнить.

Молча расплатившись с водителем и больше не вслушиваясь в его болтовню, девушка хлопнула дверью. Кованая и невысокая калитка была завязана бечёвкой, а за ней лишь едва виднелась выложенная из полукруглых камней дорожка. Теперь она была почти полностью закрыта выросшими колосками травы. Не решаясь зайти внутрь, девушка с улыбкой взглянула на розы. Казалось, они распустились совсем недавно, сияя своими нежно-розовыми бутонами под окнами кухни. Распустились, чтобы встретить хозяйку.

Хозяйка…

Быстрым движением пальцев развязав верёвку, сдерживающую ворота, Аделаида толкнула заскрипевшую калитку и вошла внутрь, раздвигая руками колючие колоски травы. Здесь определённо придётся повозиться для того, чтобы вернуться лужайке первозданный вид, который поддерживала сначала мама девушки, а затем и отец. Даже такое короткое воспоминание о родителях сжало грудь Ады в тиски. В последние дни одиночество ощущалось особенно отчётливо. Оно захватывало своими костлявыми пальцами сердце и лёгкие, а, затем, сжимало их, не позволяя вздохнуть. Закрыв лицо руками, девушка опустилась на землю, пытаясь справиться с подступающими слезами.

После смерти мамы, смерти, которая опустилась на жизнь их семьи, словно гром, вся любовь маленькой Аделаиды была направлена на отца. Григорий же, будто в одночасье потеряв весь смысл жизни, закрылся в себе и в работе, не давая дочери ни поддержки, ни моральных сил. Мужчина точно забыл, что Ада всё чувствует и, возможно, даже сильнее, чем он сам. Тот долгий месяц, во время которого Григорий боролся с собственной памятью, показался для Аделаиды годом. Лишь после него отец смог извиниться перед дочерью и вернуться в её жизнь, дать возможность девочке высказать ему всю ту боль, что копилась в ней.

Ей было шесть, когда не стало мамы, но она сразу поняла, что той больше нет. А через четыре года не стало и отца. Не потому, что он не смог справиться с потерей супруги или потерял надежду на дальнейшую жизнь. Мужчина был готов делать всё ради своего ребёнка, дарить дочери любовь, которая была в нём ещё и для её матери. Но судьба распорядилась иначе, забирая у Аделаиды второго родителя. Сердечный приступ, по словам врачей, убил Григория, оставляя десятилетнего ребёнка на произвол судьбы. Несправедливая насмешка жизни над девочкой, которая опоздала на раздачу удачи.

– Эй! – девушка услышала за своей спиной чей-то окрик и обернулась, быстро поднимаясь с колен и отряхивая ноги. – Убирайтесь-ка отсюда! Понабралось алкоголичек, ходят тут, спят!

Стоявшая перед Аделаидой женщина казалась ей смутно знакомой.

– Я не спала тут! – оправдываясь, воскликнула девушка и поправила сумку, упавшую с плеча.

– Думаешь, ты первая, кто подобное говаривает?! Я не пальцем деланная! – продолжила женщина, доставая из передничка телефон. – Уходи, а не то полицию вызову!

– Постойте, не надо полиции! Это мой дом!

На мгновение та застыла, оглядывая девушку внимательным взглядом, но, пожав плечами, лишь вновь посмотрела в экран телефона. Щурясь, она набирала что-то в нём пальчиком, неуверенно нажимая на кнопки.

Аделаида не могла свести с неё взгляда. Знакомая. До боли знакомая женщина. Казалось, девушка даже помнит, как сидела рядом с ней на кухне, болтая детскими ножками на высоком стуле. Казалось, помнит, как эти тёплые руки заплетали ей косы в школу, пока Григорий не научился справляться с этим самостоятельно.

– Тётя Лиза? – неуверенно прошептала Ада, поглаживая пальцем кожаный переплёт блокнота. На сухих страницах той женщине была уделена далеко не одна строчка. – Помните, Вы приносили нам свои яблочные пирожки? Они были посыпаны сахарной пудрой, которая, когда Вы её делали, всегда оставалась на столе и кухонных шкафчиках. Они у вас были ярко-зелёные, – девушка замерла, пытаясь вспомнить что-нибудь ещё, чтобы убедить сосредоточенную старушку перед собой. – А ещё Вы всегда делали один пирожок с персиком, специально для меня. Тогда персиков было мало. Вам их привозил муж, но Вы всё равно старались угостить меня, потому что я была маленькая.

Тётя Лиза была в её памяти одним из самых приятных воспоминаний. Уютным и тёплым, как пуховое одеяло. По ночам Аделаида практически укрывалась ими, заставляя себя вновь переживать те ласковые и искренние минуты.

– Ада? – не веря своим глазам, спросила женщина, опуская телефон. Идущие гудки вдруг прервались, а оттуда послышался звонкий голос, но Елизавете он был уже неинтересен. Она, подходя всё ближе к девушке, хлопала ресницами, разглядывая давнюю знакомую. – Боже мой, милая, как ты выросла!

С годами Аделаида стала очень похожей на своего отца. Та же форма лица, тёмные глаза, коричневые волосы. Казалось, только губы в ней остались мамиными, потому что Григорий с сестрой обладали тонкими ниточками, в отличие от пухлых губ Серафимы.

– Тётя Лиза, – Ада вновь не смогла сдержать слёз и уткнулась в мятый фартук женщины. Та тут же обняла девушку в ответ, осторожно, почти невесомо поглаживая её по волосам. – Вы и не представляете, как сильно я рада Вас видеть.

– А я-то тебе так рада! Зайдёшь? Или ты… – Елизавета, отстранившись от Аделаиды, взглядом указала на тёмный дом.

– Не уверена, что я уже готова пойти туда, – призналась девушка, разглядывая монументальное строение. Стоило ей только посмотреть в ту сторону, как в горле формировался плотный комок, не позволяющий сделать вдох.

– Тогда ко мне!

Перейдя на соседний, куда более ухоженный участок, Аделаида уверенно шла вслед за женщиной, наблюдая за её нестройной походкой. Старушка слегка прихрамывала на левую ногу, из-за чего всё ещё тело покачивалось из стороны в сторону.

– Ты всегда желанный гость в моём доме, Адушка. Но… почему же ты совсем одна? – удивлённо спросила Елизавета, открывая ярко – синюю дверь. – Неужели тебя тётя отпустила просто так, налегке?

– Давайте выпьем чай, – поджав губы, ответила Аделаида, оглядываясь по сторонам. Кухня всё того же зелёного цвета стояла на своём месте, а из духовки по всему дому разносился аппетитный аромат пирога. – Совершенно ничего не поменялось, удивительно.

– После смерти мужа я хотела сделать так, чтобы всё стояло на своих местах. Ты же помнишь, Лендон не любил, когда что – то менялось без его ведома.

– Неужели он? – слова застряли в горле, не позволяя закончить начатое предложение.

– Давай выпьем чай, Аделаида, – повторив фразу, сказанную девушкой, опустила голову Елизавета. – Нам точно есть, что обсудить. Как раз к чаю у меня есть почти готовый черничный кекс. Уверяю, он куда лучше тех пирожков с яблоками, которыми я вас заваливала, – рассмеялась женщина, ставя чайник на плиту и мгновенно исчезая из кухни.

Здесь было чисто. Над самой дверью висели часы, почему-то сильно спешащие. Прямо под ними, на медном гвоздике, был подвешен большой пучок лаванды. Медные кастрюли, висевшие над столом, ударились друг об друга, когда в комнату через открытое окно залетел лёгкий ветерок. Из того же окна открывался замечательный вид на дорогу, по которой всего несколькими минутами ранее приехала Аделаида. Там, на противоположной стороне, стояла, распустившаяся во всей своей красе, сирень. Она блистала слегка приглушёнными, словно разбавленными белой краской цветами. Бутоны на верхних ветвях были чуть светлее, фиолетовыми и нежными, словно фарфор. Те же, что красовались на нижних ветках, уже явно распустились пару дней назад и полностью набрались цвета, становясь тёмными и удивительно привлекательными. Сирень в Авуар де Луе распускалась позже, чем обычно. Поговаривали, что дело было в особом климате столицы, которая обладала суровыми зимами, но тёплыми летними днями.

– Чай тебе как обычно, милая? – спросила женщина, уже наливая в чашку кипяток и накрывая её тарелкой, чтобы заварка быстрее настоялась. Девушка вдруг испытала удивительное чувство, которого ей не доводилось даже вспоминать уже долгое время. Родство. Настоящее, неподдельное родство с Елизаветой. Садясь напротив Аделаиды и ставя перед ней её кружку, та расправила платье, в которое переоделась, видимо, специально ради гостьи. – Ну, рассказывай. Что у тебя приключилось?

– Если быть совсем уж краткой, тётя Лиза, – покачала девушка головой, закусывая губу. – Жизнь у папиной сестры была не мёдом. Татьяна, так её звали, была весьма категорична, и мне пришлось очень сильно постараться для того, чтобы угодить ей и всем её внутренним комплексам. Спасали лишь собаки, – заправив волосы за ухо, добавила Аделаида, замолчав.

– Ты же, вроде, боялась собак.

– Да когда это было, – махнула рукой Ада, посмеиваясь. – Когда одна из собак прыгает прямо в твою кровать, уверенная в том, что ты обязана её обнять и чесать за ушком, а вторая ложится под ноги, мирно похрапывая, очень сложно не перестать бояться. Правда третья, принадлежащая только тётке, была очень агрессивной. Вроде, милый и маленький мопс, а на деле… Характер точно взяла от Татьяны.

– Тяжело, значит, было жить у этой женщины? – грустно поинтересовалась Елизавета. – Я как вспомню её лицо, когда она приехала забирать тебя, так меня сразу в дрожь бросает.

Грузная Татьяна и впрямь была практически непохожа на Григория: массивная, тяжёлая, с маленькими глазами, больше напоминавшими узкие щёлочки. Не так давно найдя её детскую фотографию, Аделаида поняла, что сестра отца была точной копией своей матери. Бабушка Петровой, также, как и Татьяна, имела широкий подбородок и обвисшие щёки.

Но не только лицом отличалась эта женщина от Григория. Отец Ады был любвеобильным, пускай и закрытым человеком, Татьяна же…

– Помню, когда я не успела приготовить ужин после школы к тому времени, когда она проснулась, меня запихнули в чулан на всю ночь. Лет одиннадцать тогда было, не больше. Ещё до этого тётка сама рассказывала, что в чулане у неё призраки живут, так что я безумно боялась даже близко к нему подходить. Но ей, конечно, было плевать. Жили, как жили. Через четыре года к ней вернулся муж, с которыми они расстались ещё лет десять назад, наверное. Когда он приехал – стало проще. Василий неплохо ко мне относился, даже старался устраивать дни рождения и иногда дарил маленькие подарки. Он хороший человек.

– А почему они с твоей тёткой расстались, не знаешь? – с интересом спросила женщина, подпирая лицо руками. Тётя Лиза всегда любила сплетни и Ада помнила, как в детстве их соседка могла часами сидеть около окна, наблюдая за уличной жизнью. Одним из любимых её занятий было слушание перебранок на кухне в доме напротив.

– Татьяне тогда нужны были от него только деньги, а ему нужен был брак, потому что заставляли родители. Встретились, быстро поженились, а потом разбежались. Василий оставил ей дом и регулярно отправлял деньги, а два года назад решил, что готов к семейной жизни, вот и вернулся. Тётя, правда, была сначала просто в ярости, – усмехнулась Аделаида, беря в руку чашку и сдувая пар. – Но отношения у них начали налаживаться, на самом деле. Может, и получилось бы что-то, если бы не произошедшее, – замолчав, девушка подняла глаза на соседку и закусила щёку изнутри. – Она была толстой. Врач, живший по соседству, говорил, что ей обязательно нужно похудеть, иначе может не выдержать сердце, но она словно его не слышала. Оторвался тромб в ноге. Татьяна очень быстро умерла.

– Боже мой, милая моя! – воскликнула тётя Лиза, ударив рукой по столу так сильно, что подпрыгнули тарелки. – Господи, какой ужас. Дай я тебя обниму, малышка!

Вскочив со стула и подбежав к опешившей Аде, женщина нежно погладила её по щеке и волосам, молчаливо поддерживая.

«Аделаида проснулась позже, чем обычно. На дворе стояло жаркое лето, экзамены, наконец, закончились, и теперь девушка могла перестать заводить будильник. Чаще всего она просыпалась под крики тётки, которая в очередной раз ругала Василия за плохо вымытую посуду. Поднявшись на локтях и скинув с постели собаку, положившую голову на живот к Аде, девушка услышала, что в доме чужие люди, и сразу почувствовала неладное.

Василий стоял у окна и курил одну сигарету за другой. Он совершенно не замечал девушку, скидывая окурки прямо на росшее внизу дерево. Несколько мгновений Аделаида стояла около него, наблюдая за стремительно редеющей пачкой, но занятие это оказалось не привлекательным. Она всё ещё не могла понять, почему мужчина игнорирует её.

Только спустившись на первый этаж и увидев лежащую на полу тётку, закрытую белоснежной простынёй, в голове Ады всё сложилось. В ту секунду девушке показалось, что ей почти не больно смотреть на тело, но потом…. Тем же вечером, сидя в опустевшем доме, Аделаида поняла, что этот день забрал у неё последнего родственника. Татьяна Колер была её тётей, сестрой её отца и, пускай отношения их не были такими же близкими, как и кровь, эта смерть стала огромной потерей».

Тяжелее всего было оставить Василия вместе с собаками в пустом доме. Вмиг осунувшийся, он словно потерял любовь всей своей жизни. Ада не могла этого понять. Татьяна никогда не показывала своих чувств к мужу, словно не замечая его, и лишь по некоторым моментам из их совместного времени можно было попытаться увидеть, что она вообще чувствует что – то к нему.

– Мне кажется или кекс горит? – втянув воздух через нос, пробормотала девушка, оглядываясь на духовку, в которой бедный черничный пирог стремительно превращался в уголь.

– Божечки! – тут же схватив в руки прихватки и доставая своё творение, Елизавета покачала головой. – Совсем о нём забыла, представляешь? Старею, наверное.

– Не говорите так, тётя Лиза. Вы очень молодо выглядите!

– Но это не меняет того факта, что мне уже шестьдесят два, малышка, – рассмеялась женщина, вытирая со лба выступивший пот. – Ну да ладно. Значит, ты совсем одна осталась? Больше никаких родственников?

– Никаких, о которых я бы знала. Папа не рассказывал даже о сестре, а маму я вообще плохо помню, – грустно пожала плечами Аделаида, помогая соседке отрезать куски кекса и ставить их на стол. – Возможно, могли сохраниться какие-то записи или номера телефонов, хотя бы, но.… В любом случае, по законодательству Авуар де Луе я уже считаюсь совершеннолетней и вполне могу жить одна. Правда, нужно решить вопрос со школой или найти институт.

– И то верно. Жалко, конечно, что школу твою снесли, а то, я думаю, тебя бы там с радостью приняли.

– Снесли? Почему? Неужели она кому – то мешала? – недоумённо воскликнула Аделаида, нахмурившись.

– Новому мэру она мешала. Урод он, самый настоящий, даже обсуждать его не хочется, – буркнула Елизавета, отмахнувшись. Уже второй раз всего за час Ада слышала о нём и, судя по резко отрицательным отзывам, население вряд ли с теплотой к нему относилось. Да и как можно хорошо относиться к человеку, который сносит лучшую школу в городе? – Представляешь, пришёл, словно из ниоткуда, и, хрясь, принял кучу никому не нужных указов. Писал и писал их целыми днями, наверное.

– Я слышала, что у него фамилия Тасканов, верно? Она показалась мне очень знакомой, но я не понимаю, почему. Вдруг Вы знаете? – откусывая кусок черничного кекса и запивая его тёплым чаем, поинтересовалась девушка.

– Ну, ты даёшь! Ты же в детстве не отлипала от Екатерины Александровны. Мэр новый – это брат её мужа, только они не общаются, насколько я знаю.

– Екатерина Александровна?

– Ну да. Она модельер, дизайнер. Сейчас почти все ходят в её нарядах, фабрика что надо. Есть и обычное, и люкс. Твой отец с ней хорошо дружил, да и ты тоже её жаловала, мне кажется, – рассмеялась Елизавета. – Ничегошеньки не помнишь, что ли?

– Всё забывается, к сожалению, – покачала головой Ада, пытаясь воскресить в своей памяти женщину с звучным именем. – Очень вкусно, кстати.

– Знаю, – уверенно кивнула женщина, отковыривая и кладя на тарелку подгоревшее тесто. –Тебе бы позвонить ей! А лучше сразу приди. А то вдруг у неё, как и у тебя, с памятью проблемы. Ты, кстати, какую фамилию сейчас носишь? Колер, как и тётка?

– Нет, она ещё в детстве оставила мне мою. Так что Петрова, конечно же.

– Ну, и слава богу. Отрезать тебе ещё кекса? Или чаю?

– Нет, спасибо. Лучше расскажите, что случилось с Вашим мужем, тётя Лиза?

– Лендон… – соседка неожиданно погрустнела и опустила вниз голову, не поднимая глаз. – Он же дальнобойщиком был, не переставал работать, часто не высыпался. Однажды его подняли на заказ посреди ночи в соседний город, стояли такие морозы…. Я просила его остаться, а он всё говорил: не могу, не могу, надо нести деньги в дом. Скользко было, фура перевернулась, а спасти врачи не смогли, – голос Елизаветы задрожал и она, схватив со стола платочек, тут же промокнула им глаза. – Тяжело без него. Но я безумно хочу верить, что он где – то тут, рядышком, присматривает, оберегает. Вот, бывает, сядет мне на окно голубь, а я точно знаю, что это Лендон меня проверить пришёл. Муравей на скатерти сидит и не уходит, а у меня даже доли сомнений нет, представляешь? Думаешь, я с ума схожу, а я тебе так отвечу: лучше уж верить во всякую мистику, чем поверить в то, что он совсем тебя покинул.

– Тётя Лиза, Вы ведь знаете, что я бы никогда так не подумала, – покачала головой Аделаида.

– Да шучу я, малышка. Просто… Никому я об этом не говорила, а тебе говорю. Потому что знаю, поймёшь меня.

– Ваш муж был удивительным человеком, тётя Лиза. Я думаю, он бы сделал всё, лишь бы остаться рядом с Вами навсегда, – улыбнулась девушка.

– Вот и я так думаю, – усмехнулась Елизавета. – Жалко, конечно, что персиков больше нет.

Аделаида рассмеялась вслед за Елизаветой и почувствовала, как, наконец, ушло то чувство накрывающего одиночества, которое разъедало её изнутри. Стало проще дышать, в горле словно растворился комок, который появился там вместе с белой простынёй на теле тётки. Сидя за столом, смотря на соседку, жующую кекс и стремящуюся не думать о своих проблемах, девушка поняла, что решение вернуться в Авуар де Луе оказалось самым правильным за последнее время.

Глава 2. Дом.

Аделаида решилась выйти из дома соседки только после полудня. Солнце уже полностью взяло бразды правления в свои руки, превращая улицу в бурлящую лаву с горящими от температуры листьями деревьев и кипящим асфальтом. Абсолютно чистое, голубое небо даже не пыталось создать облачко для спасения уставших от жары жителей города, но, как сказала Елизавета, уже через неделю по прогнозу должны начаться дожди. Так всегда бывает в Авуар де Луе. Сначала лето приходит, принося вслед за собой не только яркое солнце, но и удивительную жару, во время которой никто не хочет работать. Поэтому даже многие предприятия замедляют свой ход. Но проходит неделя, вторая и уже в середине июня на город выливаются дожди, даря людям столь желанную прохладу.

Изнывающие от солнца птицы пытались спрятаться в тени деревьев, но даже там, казалось, ничто не могло спасти от зашкаливающей температуры. Медленно открывая раскалившуюся калитку, Ада отдёрнула руку, не ожидая, что металл окажется настолько горячим. Казалось, всё на самом деле превратилось в сплошную лаву. Страшно представить, какая духота ожидала девушку в доме, особенно после того, как его шесть лет никто даже не пытался открыть.

Шесть лет… Аделаида тяжело вздохнула, отыскивая в сумке ключ с привязанной бумажкой, на которой корявым почерком Татьяны было написано: «Дом Гриши». Девушка нашла его, когда перебирала документы тётки. Нужно было разобраться с собственностью, перешедшей девочке по наследству, а Василий сказал, что не станет притрагиваться к бумагам.

Ключ был найден вместе с записями, в которых достаточно ясно говорилось, что после смерти Григория Петрова и Серафимы Петровой, матери Ады, дом переходит в собственность их дочери, как единственной законной наследницы. Девушка не хотела думать о том, что может ожидать её в родном городе, но и оставаться с Василием было невыносимо. Казалось, печаль и страдания опустились плотной пеленой на каждый сантиметр дома и Аделаида, даже питая к Василию искреннюю привязанность, не смогла заставить себя остаться. Да и сам мужчина убеждал «приёмную дочку», что она не должна задерживаться рядом с ним, оберегая и помогая наладить быт. Уверив Петрову в том, что она обязана уехать и выучиться, Василий пообещал подержать доберманов у себя, пока Ада до конца не устроится.

На двери, выкрашенной в тёмно – коричневый, как и дом, цвет, висел небольшой круглый лев с кольцом в носу. Им пользовались гости для того, чтобы уведомлять о своём прибытии. Раньше он был удивительно красив: бронзовый, со вставленными в глаза чёрными камнями, которые постоянно пугали Аделаиду в детстве, а сейчас… Почерневший от грязи, он казался таким уставшим и разбитым, что девушка испуганно отпрянула. Почти как в детстве. Не раздумывая достав платок, Ада провела им по голове льва, старательно стирая верхний слой пыли, и смогла успокоиться только тогда, когда «охранник дома» принял более менее приличный вид.

Держа в руках ключ и отыскивая глазами замочную скважину, Аделаида поняла, что та была забита дощечкой, видимо, для большей безопасности. Надавив на неё, девушка достаточно быстро избавилась от ненужной детали. Казалось, каждый сантиметр дома ждал своего освобождения. Ждал, когда в нём снова забьётся чьё-то сердце.

Было тихо. Очень тихо. Вся жизнь, что так долго бурлила в этом доме, оборвалась настолько резко и на столь длительный срок, что, казалось, дом, ранее бывший местом сбора умных и талантливых людей, просто погиб, постепенно разлагаясь под дождём и ветрами. Света не было. Окна были задёрнуты плотными бархатными шторами, поэтому оказалось практически невозможным оценить произошедшие внутри изменения. И изменилось ли тут что-то вообще? На ощупь продвигаясь к окну в коридоре, Аделаида, резко распахнув тяжёлые бежевые портьеры, тут же закашлялась от попавшей в нос пыли, которая за эти годы успела осесть на ткани.

– Господи, какой ужас, – пробормотала девушка, вытирая угодившие на лицо и руки песчинки и впуская в комнату свет. Открыть окно оказалось немногим труднее: пришлось расшатывать старательно заколоченную в стену дома доску. Наконец, впустив в комнату воздух, Ада тяжело выдохнула. На её лбу уже выступили бисеринки пота, так что свежий ветерок был как раз кстати.

Девушка обернулась, всё ещё держась руками за стену. Всё здесь, каждый сантиметр был таким родным, что оставаться спокойной у Аделаиды просто не получалось.

Контраст между оранжевым домом Татьяны и этим местом был поразителен. Полы из светлого мрамора тянулись от входной двери до арки, пропускавшей на кухню, неподалёку стояло рекамье серовато-пурпурного цвета с каретной стяжкой на спинке, высокий бежевый шкаф с полукруглыми дверями и латунными ручками, сплетёнными в замысловатый узор. Девушка шла по коридору, постепенно распахивая всё больше окон. Ей хотелось света, хотелось, чтобы его лучи, наконец, вновь озарили эти молчаливые стены. Отодвинув плотные занавески, висевшие по краям от входа в гостиную, Аделаида вспомнила, как частенько ими пользовался отец. Маленькая девочка не любила вслушиваться в рабочие беседы Григория, который нередко проводил встречи именно на диване в большой комнате, но, когда папа пропадал из виду дольше, чем на пол часа, она всегда пыталась забраться под тяжёлый бархат.

Потолок, заканчивающийся на уровне второго этажа, манил своей ослепительной высотой. Там, в вышине, уютно устроилась бронзовая люстра на двадцать с лишним лампочек. С помощью специальных креплений, расположенных внутри цоколей, можно было поменять лампочки на свечки. Это дарило гостиной особую атмосферу приватности и какого-то уюта. Дрожащие огоньки свеч отбрасывали тени на стены, лица гостей и окна, и в этих тёмных очертаниях каждый мог найти для себя что-то новое. Серафима, хранительница дома, постоянно забиралась наверх перед приёмами, чтобы вставить в нужные отделения новые свечки. Ничто не могло заставить её отказаться от этой затеи, потому что женщина была уверена: в гостиной, подобной этой, нельзя ограничиваться малым.

Под самой люстрой стоял небольшой овальный столик, накрытый посеревшей от пыли простынёй. Не готовая вновь видеть перед собой эту приевшуюся взгляду ткань, прячущую под своими складками историю, Аделаида сдёрнула её, обнажая скрывавшиеся резные деревянные ножки и мраморную столешницу. Рядом со столом уютно расположился широкий диван и два кресла безупречного сливочного цвета. Их спинки были выполнены так же, как и рекамье в прихожей – в каретной стяжке. Эта столь небольшая, но немаловажная в интерьере деталь была в духе Серафимы. Мама девочки очень любила украшать дом вещами, создающими вокруг себя атмосферу старины и великолепия.

Петрова осторожно, будто боясь, вдохнула запах дома. Несмотря на сырость, пыль и застарелый воздух, здесь всегда, сколько себя помнила Ада, пахло по-особенному. Говорят, если дом не имеет запаха, то и люди в нём живут без любви. Без любви друг к другу, к месту. Такие люди просто живут, не так уж и важно, где, лишь пропуская сквозь пальцы свой недолгий век и совершенно не привязываясь к вещам.

Серафима и Григорий не умели существовать вот так. Не любя людей вокруг себя, не любя мир, их окружающий. Они испытывали самые искренние чувства к каждому сантиметру своего дома, наполняя его теплотой и уютом. Казалось, что эти двое были созданы именно для того, чтобы освещать всё вокруг себя особенным светом. Аделаида помнила, что в детстве к ним, в «дом на Вита Нова», частенько приезжали гости. Каждый из них знал, что, оказавшись внутри, тебя никогда не оставят в одиночестве.

Девушка обернулась, ища глазами картину. Она должна была висеть на правой от входа стене. Огромное полотно, высотой почти в два метра, сейчас тоже было затянуто белой тканью. Сдёргивая простынь и отбегая назад, Аделаида запрокинула голову, разглядывая картину. Художник, написавший её, определённо был мастером своего дела. С тёмно-зелёного, глубокого, практически лесного фона на девушку смотрели до боли знакомые лица. Серафима, напоминавшая собою ангела, спустившегося к людям, чтобы обратить их к свету. Её отливающие золотом кудри здесь были собраны в небольшую причёску и откинуты на правое плечо. Голубые глаза, даже с картины, смотрели внимательно и нежно. Такая молодая, такая искрящаяся от собственного света! Ада считала, что они с матерью были практически непохожи, ведь Серафима…. Серафима была совершенством в каждом своём сантиметре.

На руках у женщины лежала малышка Аделаида. Её беспокойные ручки норовили ухватить маму за волосы, а большие тёмно-карие глаза смотрели прямо в лицо отца. Художнику удалось передать любовь и во взгляде Григория. Любовь, с которой мужчина смотрел на свою жену и ребёнка. Казалось, она была даже в радужке его глаз: светящаяся, заметная, искренняя. Положив правую руку на плечо Серафимы, он заправил вторую в карман льняных брюк.

Ада смотрела на себя в окружении родителей, думая о том, как сильно они могли бы быть счастливы сейчас. Все вместе. Снова вместе. Не зная горестей, боли потерь. Прошло столько времени, а эта рана до сих пор не затянулась и, на самом деле, она вряд ли когда-нибудь исчезнет. Шрамы на теле не так страшны, как шрамы души. А вот она у девушки пережила многое.

– Мне так Вас не хватает, – прошептала Аделаида, закрывая лицо руками. Она устала плакать, устала чувствовать боль. Она постоянно пыталась вернуться к нормальной жизни, училась смеяться вместе с одноклассниками, но, в конечном счёте, всё снова сводилось к одиночеству и её слезам в пустых комнатах. – Вот бы Вы могли ожить, хотя бы на этой картине, – усмехнулась девушка, поджимая губы и отворачиваясь.

Но время текло своим чередом, не обращая внимания на метания Петровой. Принимая это, она достала из сумки телефон и набрала номер Василия. К удивлению девушки, мужчина ей не ответил, и лишь стройный голос автоответчика попросил перезвонить позже. Аделаида не хотела думать о плохом, но эти мысли уже стали обыкновением. Проходя в кабинет отца, Ада старалась вспомнить о том, когда сидела здесь в последний раз, но и эти воспоминания не были счастливыми.

Шесть лет назад, проснувшись и обнаружив, что Григория нет в доме, Аделаида вбежала именно сюда, с силой распахивая двустворчатые двери. Но и в кабинете ей не удалось найти отца. А потом пришли люди, сочувствующе заглядывающие в большие карие глаза. Долгое время они пытались не пускать дочку Петрова внутрь комнаты, стараясь оградить её от лежавшего в гробу тела. Одни хотели отвлечь, разговаривая с маленькой Аделаидой о школе, другие же рыдали, даже не скрывая собственных слёз.

Смерть Григория Петрова была огромной потерей для Авуар де Луе, но многие понимали, что куда большей эта потеря была именно для его дочери. Маленькая девочка, одиноко сидящая на полу в комнате и с тревогой перебирающая ворсинки ковра, вызывала у каждого, кто её видел, сочувствие. Они предлагали свою помощь, говорили, что могут забрать её на какое-то время. Сейчас Аделаида с трудом могла вспомнить, кем приходились отцу все эти люди.

А потом приехала тётка, Татьяна Колер. Она оказалась единственной родственницей из всех известных службе опеки, потому что никто не смог найти ни родителей Серафимы, ни её возможных братьев или сестёр. Женщина долго упиралась, не желая забирать десятилетнюю племянницу, способную нарушить устоявшийся покой в Оранжевом доме на отшибе города. Впрочем, во время очередного примирения после ссоры, Татьяна призналась, что испугалась, когда услышала о детском доме.

В кабинете всё было так же, как и при жизни Григория: тихо и спокойно. Арочные окна от пола до потолка, расчерченные на маленькие прямоугольники, пропускали в комнату большое количество света. Заливая им почти всё помещение и открывая взору каждую пылинку, взлетающую от лёгких шагов девушки, кабинет, несмотря на запустение, смотрелся величественно и торжественно. По правую сторону от окна находилось два огромных, очень высоких шкафа, доверху заполненных книгами. На первый взгляд все они были совершенно обычными. Романы, рассказы и стихи, встречающиеся в тысячах экземпляров. Но были у Григория и особые коллекции, книги, ради которых он мог оставить работу на месяц, лишь бы только успеть на аукцион на другом конце Радмааса и вырвать рукописи из рук других, таких же одержимых, как и он сам. Мужчина собирал научные фолианты, книги по истории и химии. Были у него в коллекции и дневники учёных с их пометками к исследованиям и мыслями о недалёком будущем. Григорий был невероятным химиком, работавшим на одну известную в де Луе компанию по производству косметики. Её директор выделил Петрову отдельную лабораторию, давая простор для действий, и мужчина быстро начал оправдывать свалившуюся на него ответственность. Он улучшал формулы кремов и сывороток, научился расщеплять белки до коротких молекул – пептидов. Благодаря Грише эта косметическая компания получила известность не только на территории де Луе, но и по всему Радмаасу, плотно занимая полки магазинов. Благодаря своему увлечению фолиантами об алхимии и химии молекул, мужчина узнавал то, о чём остальные учёные не могли и подумать. На просвечивающихся на свету страницах хранилась информация о безопасном разделении веществ, благодаря которым не происходило нарушения их формул.

К таким книгам было разрешено притрагиваться только в шёлковых белых перчатках, для того, чтобы пожелтевшие от времени и сырости страницы просто не развалились в пальцах, оставив о себе лишь горькое напоминание в виде бумажной пыли. Впрочем, Аделаида и не просила отца дать ей их потрогать. Куда больше девочке нравились сказки, которые ей читала Серафима по вечерам. Истории о волшебницах, которые с помощью своей магии и отваги побеждали многотысячные армии для защиты своего Ковена, истории о злобных колдунах в чёрных мантиях, которые служили иному богу и совершали преступления против магии. Каждое сказание, рассказанное матерью, было наполнено искренней верой и уверенностью в том, что всё на самом деле происходило именно так. Ада, заслушиваясь, нередко представляла себя на месте могущественной воительницы, спешащей на помощь своим друзьям на белоснежном коне.

Рассмеявшись от столь ярких и искренних воспоминаний, Аделаида погладила стоящего на камине бронзового коня по гриве и, усевшись в кресло цвета красного вина, снова набрала номер Василия.

– Алло, Ада, это ты? – послышался в трубке уставший голос, и у девушки невольно сжалось сердце. Она всё ещё чувствовала вину из-за того, что оставила мужчину совершенно одного.

– Здравствуйте. Да, я. У меня всё в порядке, я у себя дома, – ответила Аделаида, перекладывая ногу на ногу и нервно хрустя пальцами.

– Лучше, чем тут?

Петрова не ответила и лишь молча обвела глазами родной кабинет.

– Давайте не будем об этом. Расскажите, как у Вас дела? Как Лоскуль и Жерак? – вспомнив о собаках, поинтересовалась Аделаида.

– Они очень по тебе скучают, Ада. Надеюсь, ты приедешь и заберешь их, потому что меня они, как ты помнишь, не очень то и уважают. Я, скорее, как временный способ выжить, – закашлявшись, ответил Василий и в трубке послышался треск сигареты. – Лёгкие ни к чёрту.

– Может, не стоит так много курить?

– Ты же знаешь, это снимает стресс.

– А Вы знаете, что это лишь Ваше желание. Точно также Вы сможете снимать стресс любым другим занятием, Василий, – недовольно пробормотала девушка. – И всё же, как Вы?

– Тяжело, Ада, очень тяжело. Я так безмерно корю себя за то, что не попытался вернуться к ней раньше. Какой бы она ни была, я ведь… Я ведь любил её. По крайней мере, точно был счастлив. А что же у меня есть сейчас – то? Пустой дом, который мне совершенно не нужен, жизнь, которую придётся прожить в одиночестве и абсолютное горе.

– Вы же знаете, что в вашей жизни всегда буду я, правда? – нахмурившись, спросила девушка, посмотрев в окно. – Я уверена, что Татьяна бы не хотела, чтобы Вы растратили свою жизнь на сожаление о её смерти. Возможно это единственное, в чём я вообще могу быть уверена на её счёт, – хмыкнула Аделаида. – Она никогда ни о чём не жалела и учила меня тому же.

– Прошло ещё слишком мало времени, Ада. Может, однажды я смогу сказать, что пережил этот кошмар, но не сейчас, – в ответ попытался рассмеяться Василий, но получилось до боли неестественно. – Ну да ладно. Тебе пора заниматься. Уверен, в доме твоей семьи полно вещей, на которые ты сможешь сейчас обратить своё внимание.

– Я ещё перезвоню Вам! – лишь успела воскликнуть девушка, прежде чем услышала на линии протяжные гудки, свидетельствовавшие о завершении разговора.

Зачем людям смерть? Почему жизнь человека должна обрываться так стремительно и так внезапно, словно кто – то просто обрезал нить, качавшую в сердце кровь? Разве люди не удивительные существа, жизнь которых должна цениться и оберегаться? Все эти вопросы задавались в пустоту и продолжали кружить под потолком, то и дело навязчиво опадая перед глазами.

– Итак, надо найти документы, – заправив волосы на уши, пробормотала Аделаида, подходя к письменному столу из тёмного дерева. Нервно барабаня пальцами по столешнице, она принялась искать нужные бумаги. Прежде чем идти к семейному нотариусу и получать на руки свидетельства о том, что дом по праву принадлежит ей, нужно было найти хотя бы имя этого нотариуса, ибо сама девушка не имела даже представления насчёт того, к кому ей обратиться.

Ящики, видимо, слегка рассохшиеся из-за долгого стояния без дела, никак не хотели поддаваться напору Петровой, но та словно не замечала этого. Постепенно открывая один за другим, Аделаида мельком просматривала оставшиеся от отца вещи. Пара фотографий города, старая ручка, какие-то химические реакции для очередного проекта, так и незаконченного отцом. «Жаль!» – с искренним сожалением подумала девушка, грустно улыбнувшись. Это, наверняка, был бы новый прорыв.

– Да уж, папа был прав, когда говорил о том, что его бардак в голове полностью выливается именно в его стол. Здесь же нет никакой структуры, – закусив губу, Аделаида продолжила поиски.

На столешницу полетели пустые листы, папка со счетами, которая тут же была быстро просмотрена девушкой и, за неимением в ней какой – либо важной информации, откинута в сторону. И, наконец, плотный конверт.

Осторожно взяв его в руки, девушка попыталась найти на нём хоть какие – то опознавательные знаки, но обратного адреса на бумаге не было. Григорий, скорее всего, так и не успел открыть его. Тем более не успел он отправить ответ. Насколько помнила девушка, письма, написанные от руки, Григорий считал особо важными, и, именно поэтому, стремился покончить с ними как можно быстрее.

Сглотнув, Аделаида потрогала пальцами черную печать и с интересом принялась её рассматривать. На тёмном воске виднелся небольшой герб, обвитый диким плющом, а в центре находилось что – то совершенно не поддающееся рассмотрению неподготовленным глазом. Девушка села на стул, попутно разламывая печать в пальцах. На стол упало тяжёлое украшение, до этого ощущавшееся под пальцами в конверте, и само письмо.

В выполненное из золота ожерелье была инкрустирована россыпь янтаря так, что камни при надевании полностью завладевали шеей. Пару секунд повертев украшение в руках, Аделаида, нахмурив брови, отложила его, обратив внимание на письмо, витиеватые буквы которого сразу привлекли к себе её вниманием. Аде потребовалось несколько секунд для того, чтобы привыкнуть к закорючкам, которыми заканчивалась каждая линия у буквы, но вскоре Петрова уже смогла прочесть написанный текст.

«Здравствуй, Григорий.

Ты, вероятно, удивишься, получив только этот конверт, но, будь уверен, всё, что предшествовало этому, стоило тех трудов, которые пришлось приложить. Ты надеялся на что – то большее? Уверен, у тебя много вопросов. Прежде, чем мы встретимся для того, чтобы обсудить ближайшее будущее твоей дочери, я хочу, чтобы ты понял пару вещей. Обратившись ко мне за помощью, ты не сможешь уйти, отказаться или всё бросить. Ты никогда не сможешь обратить время вспять. То, о чём ты просишь – ужасно, это идёт против природы и создателей этого мира. Но ты в отчаянии, а значит готов даже на это, а я лишь выполню твою просьбу за деньги. Сухой расчёт, как это называете вы, люди.

Ты так боишься, что твоя дочурка повторит судьбу своей матери, что согласен полностью сломать ей жизнь и изменить само её существо. Она ещё даже не поняла, кем является, а ты уже хочешь отобрать у дочери саму возможность стать удивительнейшим созданием. Не мне тебя судить, Григорий, но мне правда не дано этого понять. Тем более в том случае, Григорий, когда ты знаешь, что может случиться с ней в ближайший год. Ей уже десять! Часы жизни твоей дочери тикали слишком долго.

И, всё же, ты спросишь, почему я тогда согласился? Я говорил с ведьмами, способными посмотреть в её будущее. Ни одна из видящих не говорит ничего ясного. Кто-то уверен, что девчонка умрёт. Другие – что она станет святой. Возможно, я покажусь всем безумцем, но мне на самом деле интересно узнать, что станет с миром, если в мире не станет её.

Прежде чем ты придёшь, ты должен знать, что ей будет больно, очень больно. Возможно, она начнёт ненавидеть тебя, но ведь это уже не будет важным? Ты же хочешь спасти ей жизнь? Ты ведь так это называешь, верно? Но для тебя, Григорий, куда страшнее то, что случится, если я не исполню твоей просьбы. Посчитает ли она себя монстром? Будет ли с ней рядом тот, кто объяснит ей о правильных и неправильных вещах? Будешь ли с ней ты, чтобы успокоить и направить на верный путь?

Прежде чем ты придёшь, обдумай ещё кое – что, Григорий. Обдумай хорошенько, потому что когда ты войдёшь ко мне, я спрошу, что же ты выбрал.

Я предлагаю тебе сделку. Договор с дьяволом. До момента, пока она не узнает о себе правду, она будет только твоя. Маленькая, милая дочурка, играющая с папой в саду и ходящая в школу для получения отличных оценок. Но после.… После ты позволишь мне учить её. Я подарю ей величие, о котором другие смогут только мечтать, Григорий Петров. Подумай.

Считай ожерелье Серафимы небольшим подарком, в честь зарождения нашей дружбы. Надеюсь, ты меня не разочаруешь.

Антонин Мендак.»

– Боже мой, – в очередной раз пробегаясь глазами по строкам, прошептала Аделаила. Ей казалось, что всё это самый настоящий бред, но нечто внутри подсказывало, что каждое написанное слово было правдой. В ужасе откинув письмо к краю стола, девушка вскочила с кресла и подошла к окну, зажмурившись.

Отец хотел с ней что – то сделать? Что – то… вырезать? Было очень сложно понять хотя бы малую часть из того, что написал Мендак своими общими фразами. Видимо, до этого Григорий уже связывался с ним, так что мужчина просто не посчитал нужным объяснять всё в очередной раз. А вот Аделаиде бы эти объяснения сейчас пригодились. «Согласен полностью поменять её жизнь и изменить само её существо». Схватив голову руками, Петрова постаралась вырвать из памяти все прочитанные слова, но они, словно ножи, врезались в то, что осталось от сердца, кромсая это на мелкие кусочки.

Чтобы ни собирался сделать Григорий, это точно было противозаконно. Это знал и отец, и Антонин, но куда ужаснее было то, что второй мужчина, похоже, наслаждался своим знанием и властью, имеющейся у него в руках. Он пользовался страхом Петрова, словно склоняя его к чему-то безумному, ненормальному, противоестественному. Оставалось лишь надеяться, что отец и впрямь никуда не сводил её в детстве. Может, именно это было причиной того, что она многого не помнила? Память ребёнка очень восприимчива ко всему происходящему и, если ей вдруг сделали больно, она вполне могла оградить себя от травмирующего воспоминания.

– Ожерелье, – резко распахнув глаза навстречу солнечным лучам, пробормотала девушка.

Вернувшись к столу и взяв в руки украшение, которое тут же начало переливаться в ярких лучах солнца, Ада задумчиво вглядывалась в витиеватые узоры. Серафима не любила подобные вещи. Она ведь… Она ведь считала их лишней тратой танов. Или и эти мысли были лишь плодом детского воображения? Девочке казалось, что единственными украшениями, которые её мать никогда не снимала, были лишь обручальное кольцо из белого золота и серьги, подаренные отцом в день рождения самой Ады.

Попытавшись успокоиться, Аделаида, с ненавистью схватив письмо, выбежала из комнаты, совершенно не желая сейчас находиться в кабинете отца. Девушка просто не могла поверить в то, что тот мог решиться на что – то болезненное для своей дочери. Каждый день шепча ей на ухо, как сильна его любовь к ней, неужели он мог пойти к кому – то, чтобы что – то поменять? Поменять её? Что его могло не устраивать в собственном ребёнке?

– Как жаль, пап, что ты сейчас не можешь объяснить мне, во что пытался впутать нас обоих! – громко выкрикнула девушка, сотрясая стены и воздух. – Твоих объяснений мне сейчас очень, очень не хватает!

Спустившись в гостиную и принявшись наматывать в ней круги, Аделаида не переставала крутить в руках письмо, постоянно перечитывая подпись. Антонин Мендак. Нужно будет спросить у тёти Лизы, есть ли в городе телефонный справочник и проверить эту фамилию. Конечно, вероятность того, что мужчина, кем бы он ни был, до сих пор живёт в Авуар де Луе, была очень мала, но в понимании Петровой это был единственный вариант из всех возможных.

Девушка обязательно должна была отыскать его. Что – то в глубине души Ады подсказывало ей, что этот Мендак сможет помочь разобраться в чём-то. Именно это противоречивое ощущение спокойствия убивало Аделаиду и напрочь сбивало с толку. В очередной раз сев на диван, девушка услышала, как на всю комнату заворчал голодный живот, в который за весь день попал лишь небольшой кусок кекса да зелёный чай. Закрыв глаза и расслабив уставшее от напряжения лицо и тело, девушка откинула голову на мягкую спинку дивана и принялась глубоко дышать. В конце концов, что бы она сейчас не узнала, это было шесть лет назад. За это время Антонин Мендак мог умереть, переехать или даже попасть в тюрьму за свои неясные махинации.

Проснувшись от шума проехавшей под окнами скорой, Аделаида недовольно потёрла глаза руками, сонно потягиваясь. В последнее время ей совершенно не удавалось хорошенько выспаться, а сейчас, как назло, она провалилась в очень глубокий сон, из которого всё – таки приходилось выбираться. Свет уже полностью прекратил проникать в окно первого этажа, что могло говорить лишь о том, что на город спустились долгожданные сумерки. Конечно, долгожданными они были для тех, кто имел у себя в домах свет и воду, а Ада же, пытаясь отыскать в полутьме гостиной телефон, с ненавистью проклинала тех, кто создал политику оплаты счетов.

– Чёртов мобильник! – ударившись мизинцем о ножку кресла, девушка запрыгала по комнате на одной ноге, чувствуя себя просто ужасно. Оставив пустую затею с поиском телефона, Аделаида, наткнувшись на сумку в коридоре, вышла из дома, громко хлопнув дверью и закрыв её на ключ. Палец на ноге всё ещё побаливал, а в груди снова начало всплывать чувство неосознанной обиды на Григория. Несмотря на то, что девушка не понимала, что именно хотел сделать отец, она ясно ощущала, что это «нечто» вряд ли принесло бы ей счастье.

Опустившийся на Авуар де Луе вечер подарил столице желанную прохладу. Не имея возможности даже узнать точное время и адрес ближайшего кафе, Аделаида молча пошла в сторону центра, из которого приехала утром. В конце концов, должно же там быть хоть одно место, где могут подать приличный кофе. В воздухе всё ещё чувствовалась дневная сухость, от которой лишь слегка спасал подталкивающий в спину ветер, а уставшие от жары птицы медленно двигались по траве и не думали о том, чтобы потратить силы на лишний взмах крыльями. На одном из домов девушка, наконец, смогла разобрать название улицы. «Победа». Название вполне имело место быть, но после «Вита Нова», что означало «новая жизнь», звучало довольно сухо. Кого здесь победили? В Авуар де Луе никогда не было ни войн, ни даже восстаний. А улица, на которой стоял дом Петровых, была выстроена самой первой. Новая жизнь. По-настоящему новая. Под флагом воссоздания «истории города» Тасканов решил написать историю сам.

Лето вносило в жизнь каждого человека свои планы. Глядя на маленьких ребятишек, бегающих на крыльце дома с водяными пистолетами, Ада невольно вспоминала себя в детстве. Как бы сильно ей не хотелось этого признавать, но то время, как принятое понятие детства, перестало существовать для неё уже в десять лет, после переезда. О прогулках, свободном времени и маленьких шалостях пришлось сразу забыть. Она училась готовить, ходить за продуктами, стирать, гладить и выполнять всю работу по дому, которая до этого её никак не затрагивала. А в детстве же…

После школы Аделаида проводила время на огромных, раскидистых ветвях дуба, скрипевших, когда девочка на них залезала. Серафима всегда переживала из-за того, что Ада может упасть и травмироваться, потому что дерево достигало почти трёх метров в высоту, но девочка старалась в совершенстве овладеть искусством лазанья по ветвям. Все ссадины и порезы, неизменно появлявшиеся на коленях и ладонях, были обязательно спрятаны от мамы до того момента, пока нельзя будет сказать, что это «уже старое». Аделаида делала всё, чтобы у Серафимы не было поводов для волнений, а мама, в свою очередь, делала вид, что не замечает попыток ребёнка что – то спрятать.

Летом же они почти каждые выходные всей семьёй стремились уехать из города. Где – то недалеко от Авуар де Луе была небольшая деревня, рядом с которой текла река. Отец купил там домик в день их с Серафимой помолвки и, с тех пор, полюбил это место всей душой. Впрочем, его семья также испытывала к этому маленькому домику с миниатюрным садом искренние и трепетные чувства. Именно там Аделаида научилась плавать и нырять, на такой вылазке впервые попробовала шашлык. В том маленьком мире, в домике с белоснежными ставнями и окнами, на подоконниках которых всегда стояли цветы, было просто чудесно. Девочка была не уверена, но ей даже казалось, что вместе с ним ездила ещё одна семья, в которой был мальчишка, постоянно старавшийся помочь маленькой Аде. Эти воспоминания ложились как бальзам на душу и девушка, погрузившись в глубины собственной памяти, с улыбкой на лице продолжала идти вперёд, изредка сворачивая то направо, то налево. Она не была уверена в том, что идёт в правильном направлении, и совершенно не представляла, что будет делать, если заблудится, но, знала только одно: она вернулась домой. Да, дома её тоже ждёт множество проблем, но всё это уже совершенно неважно. Тёплый влажный ветер Кусад де Шевалля с его маленькими улочками и родными соседями сменился процветающим и растущим Авуар де Луе, где всё кажется новым и удивительным, а люди, хоть и улыбаются в ответ, всё равно смотрят с опаской. Это был другой мир, совершенно иной. Забытый Петровой и покрывшийся пылью, как и сотни вещей в доме, которые ещё предстояло поднять, помыть и перенести на новое место. Это был мир, в котором однажды ей уже нравилось жить, а, значит, понравится и вновь.

Через пол часа прогулки Аделаиде всё – таки пришлось признать тот факт, что она совершенно не представляет, где оказалась. Дойдя до небольшого парка с действующим фонтаном посередине, девушка присела на ближайшую лавочку и с нервной улыбкой посмотрела по сторонам. Ни единой живой души. Громко рассмеявшись, больше для того, чтобы отогнать от себя навязчивые мысли об убийцах, поджидающих её в темноте, Петрова потёрла лоб рукой, неосознанно хмурясь. Плотная листва деревьев, растущих по кругу, скрывала её от глаз прохожих, а журчание фонтана заглушало остальные негромкие звуки. Город постепенно замирал, погружаясь в ночную дрёму и позволяя себе передохнуть от активной жизни. Редкая птица пронзала своими острыми крыльями чёрный шёлк ночи и исчезала в тени, мечтая скорее попасть в родное гнездо. Фонарь, единственный оставшийся источник света в этом нелюдимом парке, мигал и характерно кряхтел, заявляя о том, что жёлтая лампочка внутри него скоро перегорит.

С опаской выходя из плотного кольца деревьев, Аделаида осмотрелась. Здесь с освещением было во много раз лучше. Посмотрев на номер дома, и про себя отметив, что сейчас она находится на «Девятом километре, 61», девушка пошла вперёд, надеясь, что пришла она именно оттуда. Чувство голода притупляло чувство страха, и поэтому Ада смело шагала по выложенному каменными плитами тротуару, всё ещё надеясь на встречу с каким – нибудь придорожным кафе или круглосуточным магазином. Было на самом деле странно не встретить ни одного в округе, хотя, вполне возможно, она просто пошла не в ту сторону. Постепенно мимо начали проезжать машины, сначала по одной, а затем всё чаще, и вскоре вдалеке начало светиться что – то поистине яркое. Красные, зелёные, жёлтые и синие огни мигали, переливаясь и сливаясь в единую смесь, больше похожую на огненный шар. Толкавшиеся впереди подростки смеялись, показывая пальцем в небо и крича что – то нечленораздельное, в то время как Аделаида стремилась найти хоть одного здравомыслящего сейчас человека, который был бы способен объяснить ей, что же происходит вокруг. В тёмное небо били лучи прожекторов, расцвечивая его своими яркими лампами и превращая в радужный водоворот, где-то совсем рядом шумела музыка и перекрикивали друг друга детские голоса. Уставшие родители, потирая пальцами глаза, покорно шли за своими чадами, которые умело и ловко продвигались во внезапно образовавшейся толпе.

Искать причину всеобщего духоподъёмного настроения не пришлось. Уже через пару минут прямо перед глазами Петровой материализовался огромный плакат, растянувшийся на всю ширину улицы.

«Ярмарка чудес. Цирк, аттракционы и многое другое. Испытайте судьбу, обратившись к лучшим гадалкам страны, или же засуньте голову в пасть голодного тигра!».

– Хороша альтернатива, – рассмеялась Аделаида, проходя вперёд и быстро скручивая волосы в пучок, чтобы никто в толпе не оттянул их. – Либо гадалка, либо тигр.

– Судьбу – то точно испытаешь, – хмыкнул кто – то в ответ, задевая девушку плечом и протискиваясь вперёд между людьми. Петрова лишь покачала головой, пытаясь решить, что же ей делать. В конце концов, она так давно не отдыхала! Сама судьба намекает на то, что сейчас самое время прекратить вгонять себя в рамки и начать просто жить. Иногда можно и забыть о том, что тебя окружают страдания.

Глава 3. Ярмарка чудес.

Огромное количество людей, идущих в одну сторону, слегка смущало девушку, и она совершенно не была уверена в том, что у неё получится попасть хотя бы на один аттракцион из тех, что были представлены на входе в огороженную территорию. С двух сторон от контрольно-пропускного пункта стояли охранники, явно недовольные тем, что им вообще приходится здесь находиться. Весь вид четырёх мужчин говорил о том, что они с куда больше радостью бы провели своё время дома, нежась в мягкой постели среди своей семьи.

Но Аделаиде они были абсолютно не интересны, и она, проходя в самый центр толпы, с удивлением обнаружила, что люди постепенно рассасывались, словно теряясь в узких проходах и ярких шатрах, привлекающих внимание светом и криками нанятых мальчишек с громкоговорителями. От такого количества звуков могла на самом деле разболеться голова, поэтому Петрова не удивилась, заметив около металлической ограды взрослых мужчин и женщин, держащихся за лица. Отвернувшись, девушка прошла вперёд, постепенно оказываясь в самой середине ярмарки. Аду окружали всевозможные аттракционы для всех возрастов: тут были и маленькие музыкальные экспрессы, и чашки, кружащиеся в размеренном темпе, и несущиеся на «сверхзвуковых» скоростях поезда. Казалось, что каждый, от мала до велика, может найти здесь то, что придётся ему по душе.

– Гадание на картах таро! Узнайте своё будущее и прошлое, загляните в око судьбы и поймите, какие деяния Вам нужно совершить, чтобы в жизнь вернулась белая полоса! – громко выкрикивал одетый в красно – синий костюм парнишка лет тринадцати с тёмными бровями и накрашенными губами. Он напоминал Аделаиде шута, и точно не помогал ей поверить в эффективность «гадания». – Узнайте будущее всего за триста танов. При оплате трёх услуг скидка десять процентов!

Петрова усмехнулась. Неожиданнее всего было то, что люди и впрямь заходили к таким гадалкам, оставляя у них деньги и слушая, как те, раскладывая на столике красиво раскрашенные карты, рассказывали посетителям всю их жизнь от и до. Неужели кто – то на самом деле верит в подобные места? Ведьмы и гадалки бывают только в сказках и фильмах, и то они, чаще всего, высмеиваются своими создателями. Жизнь – это спутанный клубок событий, и вряд ли кому-то доступна возможность размотать её и разобраться в этих хитросплетениях. По крайней мере, Аделаида предпочитала верить, что всё именно так, потому что иначе казалось несправедливым то, что одни имеют возможность влиять на свою судьбу, изменяя её, а у других подобного шанса никогда не появится.

По левую сторону от девушки, сверкая огнями, появился первый аттракцион, действительно достойный того, чтобы занять внимание Ады. Похожий больше на огромный молот, подсвеченный по каждому краю тремя слоями мигающей ленты, он выглядел весьма опасно и, судя по непрекращающимся крикам людей, ощущался точно также. Взмывая ввысь, молот, с прикреплёнными к нему посетителями, терялся в высоте, и лишь по мигающим золотым и зелёным фонарикам можно было понять, что он всё ещё не добрался до самой луны.

– Извините, а это безопасно? – посмеиваясь, спросила Аделаида у стоящей за стойкой женщины. Подняв пустые глаза на девушку, она, поджав губы, достала из ушей наушники и, наконец, соизволила заговорить.

– Детский билет, до восемнадцати, пятнадцать танов, взрослый –двадцать пять. Вам какой? – разглядывая Петрову, спросила женщина и принялась листать бумаги. – Через пару минут эти закончат.

– Это безопасно?

– А? Безопасность? Ну, никто не умирал ещё, а что? – посмеиваясь, пробурчала та. – Так брать будете?

– Детский. Мне шестнадцать, – покачав головой, произнесла Аделаида, в очередной раз оглядываясь на крики «счастливых» пассажиров аттракциона. Не верилось, что уже через пару минут она станет одной из них. – Надеюсь, я не стану первой, – скорее самой себе пробормотала Петрова, неуверенно покусывая губу.

Расплатившись и забрав ярко оранжевый билет, на котором было выбито название машины-убийцы, девушка подошла к ограждению, с интересом пытаясь рассмотреть лица людей, спускающихся с останавливающегося молота. Кого – то явно мутило и он, подходя к урне, держался за живот, растирая позеленевшее лицо руками. Подросткам же явно нравилось, и они выбегали так быстро, словно только что не их тела висели в небе вниз головой. Казалось, что не проходило и минуты, прежде чем они уходили на поиски других, не менее опасных аттракционов.

– Впервые у нас на ярмарке, мисс? – прокалывая билет, обратился молодой человек к Аделаиде и провёл её к сидению, крепко пристёгивая ноги и проводя ремень под подмышками.

– Да, впервые, – нервно усмехнулась девушка, не ощущая сильной безопасности от тонких ремешков, крепившихся к пластмассовому сидению. – Слушайте, точно никто не выпадал?

– Не волнуйтесь Вы так, никто не жаловался.

– Конечно, не жаловался. Они же умерли.

– Да не умирал у нас никто, – закатив глаза, парень ещё раз проверил все ремни и, для надёжности, затянул их потуже. – Всё безопасно.

Кивнув напоследок, он ушёл, оставив полностью обездвиженную Аделаиду в одиночестве, висеть почти у самого края молота. Девушка уже успела сотню раз пожалеть о столь резком и спонтанном решении сходить на этот аттракцион, но чётко понимала, что сейчас уже слишком поздно включать заднюю и с криками «выпустите меня отсюда» выбегать за ограждения.

Наконец, всё было готово. В очередной раз нервно дёрнув ремни, Аделаида схватилась руками за подлокотники и зажмурилась, не желая смотреть на то, как медленно отдаляется от её тела земля. Заворчал моторчик, в воздухе заиграла навязчивая весёлая музыка, больше похожая на саундтрек из фильма ужасов, и Ада почувствовала, как отливает от головы кровь, оказываясь где – то рядом с бьющимся в пятке сердцем.

– Господи, кто меня сюда отправил, – прошептала девушка, в ужасе распахивая глаза и с удивлением обнаруживая, что она буквально висит в небе, наблюдая под своими ногами целый город с его светящимися фонарями, маленькими огнями в домах и крышами, обвешанными проводами. Она точно хотела развлечься? Сейчас эта идея уже не казалась Аде заманчивой и правильной. Впрочем, виды с высоты птичьего полёта открывались невероятные. Ночной город казался упоительно спокойным. В воздухе, там, где запах машин уже прекращал попадать в нос, начинали ощущаться свежие летние ароматы.

Стоило Петровой лишь на секунду задуматься о том, как прекрасно это место на самом деле, как молот, словно обезумев, начал стремительно падать, одновременно прокручиваясь на 360 градусов. Вцепившись руками в собственные колени, и не понимая, лучше закрыть глаза или держать их открытыми, Аделаида захотела лишь одного: чтобы это поскорее закончилось.

Вновь взмыв ввысь, аттракцион привёл соседей по несчастью девушки в восторг или же ужас, что по устрашающе громким крикам понять было почти невозможно. Наконец, молот замер, позволяя сделать такой желанный глоток воздуха. Мир снова погрузился в тишину, нарушаемую лишь неловкими вскриками сидящих рядом людей и льющейся снизу музыкой. Недолгая передышка, приводящая в чувство запутанное невесомостью сознание Аделаиды, закончилась так же быстро, как и началась, и уже в следующую секунду девушка начала быстро крутиться вокруг своей оси, не ощущая даже того, что ремни впиваются в кожу через тонкую ткань платья.

Сидя с широко распахнутыми глазами, Петрова старалась найти точку, на которой можно было бы сконцентрировать своё внимание, ибо голова готова была взорваться прямо сейчас. Поймав взглядом высотку со светящимися окнами на последнем этаже, Ада попыталась не выпускать её из виду.

Лишь почувствовав, как аттракцион начинает спускаться на землю, девушка, наконец, расслабила пальцы, к которым быстро начала приливать кровь. Руки покалывало, голова болела от количества произведённых оборотов, сознание отказывалось обрабатывать какую-либо информацию, предпочитая сказаться больным и замутнённым. Не понимая, как расстегнуть ремни, спасавшие от падения, Аделаида молча сидела на своём пластиковом троне, не в силах даже пошевелиться.

– Ну, как Вам, мисс? Молот произвёл хорошее впечатление? – спросил Петрову подошедший парень, нажимая на кнопку под сиденьем. Все ремешки разом ослабли, выпуская из своего кокона Аду.

– Молот? Просто прелестно, – нервно рассмеялась девушка, осторожно спускаясь на землю и тут же хватаясь за вовремя подставленную руку. – Боже…

– Не волнуйтесь, всех качает точно также, – ободряюще произнёс парень, помогая Аделаиде дойти до перил. – Вам бы сходить в «Туннель эмоций». Там спокойнее, честно говорю. Прошлым летом работал у них.

– Может, и схожу, – наконец поднимая голову, пробормотала девушка с улыбкой. – Меня Аделаида зовут, кстати, – вдруг сказала она, продолжая неловко улыбаться.

– Меня Тимофей. Вы сходите туда, обязательно. А потом расскажете, понравилось или нет, – подмигнув девушке, ответил парень, похлопав Петрову по руке и отбегая в сторону. Пора начинать следующий заход полётов.

Загадочно улыбнувшись, Аделаида осторожно покинула территорию первого аттракциона, стараясь успокоить свои еле идущие ноги и объяснить им, что ничего подобного больше никакой части тела не угрожает. Никаких указателей для «Туннеля эмоций», конечно, не было, и поэтому девушка лишь проходила мимо различных шатров, стараясь не обращать внимания на подбегающих время от времени детишек с протянутыми руками. Ада совершенно не понимала, чего они от неё хотят, но, судя по недовольным лицам задумчивых взрослых, вряд ли чего – то хорошего.

– Эй, девушка! Девушка!

Не обращая внимания, Аделаида продолжила идти вперёд, задумчиво рассматривая широкие витрины со стоящими в них странными фигурками из дерева и камня. Криков было так много, что этот, детский, но какой-то слишком серьёзный, терялся в однотонном гуле. Многие из фигурок, увиденных девушкой, было совершенно невозможно объяснить ни одним из знакомых Петровой слов, но девушка почему – то была уверена, что её отец определённо бы нашёл, что сказать насчёт каждой из них. Возможно, нашёл бы подделки и тогда захотел устроить скандал, а девушка хватала бы его за рукав, умоляя не портить людям праздник. В конце концов, пусть люди купят себе небольшую безделушку, поставят на прикроватной тумбочке и, затем, ещё долго вспоминают о том, как весело и беззаботно провели своё время. Люди любят копить воспоминания с помощью вещей, будто боясь, что однажды они проснутся и поймут, что не помнят, как прошла их жизнь. А, прикрепляя свою память булавкой к какой – нибудь незначительной детали, будь то фото или купленное у старухи около отеля украшение, можно было надеяться, что воспоминания о жизни будут с тобою дольше.

– Девушка, да постойте же Вы! – дёрнул кто – то Аду за рукав, заставляя остановиться. – Неужели совсем меня не слышите?

– Простите, задумалась, – неуверенно изогнув бровь, удивлённо ответила она. – Я что – то обронила?

– Нет, нет! Но постойте, – продолжала тараторить маленькая девчушка лет восьми с весьма серьёзным выражением лица. – Моя бабушка, она видела Вас! Не сейчас видела, а давно. Ещё месяц назад. Она предсказала, что Вы пройдёте где – то здесь, понимаете?

– Прости, милая, но я…. Твоя бабушка гадалка? – осторожно подбирая слова, пожала плечами Аделаида. Ей не хотелось обижать ребёнка, который тряс её за руку, но, в то же время, тратить время на пустые беседы не хотелось во много раз больше.

– Моя бабушка, она… Она, понимаете, – качая головой, говорила девочка, не отпуская рукав Петровой. – Она необычная гадалка. Она правда всё видит, это дар.

– Мне это не интересно. Прости.

– Но Вы должны пойти со мной! – воскликнула малышка, недовольно хмурясь и хватая Аду за вторую руку. – Вы просто обязаны это сделать, иначе бабушка расстроится. А когда ей плохо, она срывается на меня!

Выдыхая через нос, Петрова, закатив глаза, резко прикусила себе язык, чтобы не наговорить несчастному ребёнку всё, что она думает о подобных шарлатанах, слизывающих деньги с бедного народа. Люди ведь на самом деле приходят туда за советом, искренне верят, а в итоге слышат лишь чепуху, которая никак им не поможет. «Гадалок», занимающихся подобными вещами, не за что уважать: они нагло врут и наживаются на своём вранье. Их ложь, возможно, и приносит кому-то краткое успокоение, но каково жить тем, для кого слова этой ведьмы сначала стали надеждой, а потом оказались самым большим разочарованием?

– Пожалуйста, – прошептала девочка, заглядывая в глаза Аделаиде и нервно переступая с ноги на ногу. – Вы уйдёте оттуда, если захотите, но она должна Вас увидеть.

– Боже мой, хорошо. Веди меня, – понуро опустив голову, сдалась Петрова, не в силах выдержать столь жалобного взгляда крошки. Радостно взвизгнув, та резко принялась тащить девушку сквозь толпу противотоком, расталкивая на своём пути каждого, кто, по её мнению, мешал быстрее добраться до шатра бабушки. – Эй, пуля, далеко ещё?

– Бабушка на самом отшибе живёт, нам выйти отсюда нужно, – пробормотала девочка, оглядываясь на свою спутницу.

– Эй, стой. В смысле выйти? Она не относится к ярмарке, что ли? – непонимающе спросила Ада, нахмурившись. Вся эта ситуация с каждой секундой становилась всё более странной, потому что если бы бабушка жила где – то здесь, то тогда бегающего ребёнка ещё можно было объяснить. Но если это не так? – Куда ты меня ведёшь?

– Тут недалеко, – лишь отмахнулась девчушка, не переставая идти к выходу за ограждения. Подведя девушку к перилам и ловко перепрыгнув через них, маленькая пуля посмотрела на Петрову. – Ты идёшь?

– Я туда не пойду, – пожала плечами Петрова, складывая руки в локтях и слегка склонив голову на бок. – Что тут вообще происходит?

– Послушай, – как-то незаметно перейдя на «ты» в общении с Аделаидой, продолжала девочка, закатывая глаза. – Очень важно, чтобы ты пришла к бабушке. Она видит будущее, она видела тебя. Так что соберись и иди со мной, потому что именно моя бабушка должна появиться в твоём будущем, чтобы оно сложилось правильно, ясно?

– Нет, не ясно! – воскликнула Петрова, недовольная тем, что ей помыкает малолетний ребёнок. – С чего ты взяла, что я поверю во весь этот бред? Он даже звучит глупо! – уверено продолжила Ада.

– Просто поверь. Ты должна.

Внимательно вглядываясь в сероватые глаза девочки, Аделаида не переставала закусывать губу, думая о том, что же ей делать. Ведь, в конце концов, она пришла сюда повеселиться. Чем поход к гадалке не веселье? Молча перелезая через ограду, девушка, оглядываясь по сторонам, шла вслед за своей «новой подругой» по узкой тропинке, спрятавшейся среди кустарников. Острые ветки цеплялись за волосы и платье Ады, но девушка, резко стряхивая их с себя, просто продолжала идти.

Наконец вдалеке и в самом деле появился дом, казавшийся совершенно нелюдимым и словно мёртвым. Лишь за счёт странного фиолетового свечения из комнаты на первом этаже ещё оставалось чувство, что он не подлежит сносу. Деревянный, выкрашенный в чёрный цвет и почти сливающийся с темнотой ночи, он явно покосился в процессе долгой жизни, а местами дырявая крыша ловила в этих местах лунные лучи, полностью поглощая их.

– Мы пришли, – улыбнувшись, оглянулась девочка, стуча в дверь, которая, казалось, при первом же порыве ветра должна была слететь с петель. Ничего не ответив, Аделаида принялась осматриваться, пытаясь понять, знает ли вообще местная полиция о существовании этого домика и сможет ли приехать, если на неё вдруг будет совершено нападение. Впрочем… Полиция? Ада даже не взяла с собой телефон.

Скрипнули половицы в доме. В прихожей, окна которой выходили на внешнюю сторону дома, зажёгся свет и, вскоре, медленно открылась дверь. Отступив назад, девушка приготовилась к худшему, но, вместо этого, перед её глазами появилась приличного вида старушка с волосами цвета лунной реки.

– Ну, здравствуй, Аделаида Григорьевна, – расплывшись в улыбке, прошептала женщина, и девушка вдруг отпрянула оттого, насколько мелодичным и чистым был её голос. – Мы тебя уже заждались.

– Откуда Вы знаете моё имя? – Ада сделала ещё один шаг назад, чувствуя, как быстро начинают бегать мурашки по всему телу. – Кто Вы такая?

– Заходи, дитя. Ира, – обратившись к девочке, повернулась гадалка. – Поставь чайник, пожалуйста, девушка очень голодна.

– Не стоит, правда! Я совсем…

– Прошу, проходи. И не вздумай мне лгать, милая, я ведь вижу тебя насквозь, – ласково придерживая Аду за локоть, улыбнулась старушка, заводя Петрову внутрь дома. Прихожая была обставлена очень скудно. Куда ни посмотри, всё, начиная от стен и заканчивая светильниками, будто бы пропиталось старостью, но это словно лишь придавало отсыревшему домику. Случайно толкнув ногой небольшой плетёный сундук, из которого вываливались прутья и яркие тряпки, Аделаида осторожно огляделась. Она чувствовала себя до ужаса неловко, но куда более сильными чувствами были удивление и страх, полностью поглощавшие трезвость её сознания.

Войдя в следующую комнату округлой формы, Петрова осталась одна и, поворачиваясь вокруг своей оси, примечала всё больше и больше странных деталей. В огромном стеллаже, в плотно закрученных стеклянных банках, внутри которые словно были залиты жиром, плавало нечто похожее на человеческие глаза, зубы и ногти, от чего у Аделаиды неосознанно свело живот. Такой набор больше напоминал домик сумасшедшей, помешанной на чём – то паранормальном, и девушка продолжала думать именно так. Ровно до возвращения хозяйки в комнату.

– А вот и чай, моя дорогая. Присаживайся, не стесняйся, – прокашлявшись, объявила о своём присутствии старушка, ставя поднос на круглый стол и быстро завязывая волосы в небольшой пучок. – Я до последнего не верила, что ты всё – таки придёшь на ярмарку, ведь было столько вариантов нашей первой встречи! Ярмарка, скажу честно, была самой простой составляющей.

– Кто Вы? Это, конечно, всё очень странно и интересно, но, честно говоря, меня пугают ваши… знания обо мне, – Аделаида уселась в глубокое зелёное кресло и принялась изучать чай, в котором плавали разные листья и бутоны цветов.

– Я понимаю как твою настороженность, так и недоверие, которое ты сейчас испытываешь, дитя. Моё имя – Фемида Левская. Наша встреча была заложена самой судьбой, так что тебе совершенно не стоит переживать, – представилась женщина, будто бы улыбаясь глазами. Всё в её внешнем виде говорило о прожитых годах и о том, что жизнь, бы длинной она не была, постепенно идёт на спад. Серовато – жёлтая кожа, словно бы просвечивающаяся в свете торшера за спиной Левской, казалась неестественной и даже пугающей, но Аделаида изо всех сил старалась не показывать страха. – Я видящая, милое дитя. Ведьма. Или гадалка, если тебе будет проще.

– Вы же шутите? – подавив смешок, спросила девушка, правой рукой ущипнув себя за запястье. – Ведьма? Что бы Вы ни имели в виду, я почти уверена, что просто неправильно поняла Вас.

– Ведьма, Аделаида, это женщина, имеющая от рождения способности к колдовству. Эти способности у каждого человека выражаются в разных стезях: одним проще управлять воздухом, передвигать предметы и подчинять себе эту могучую стихию; другие управляют огнём, третьи чувствую себя увереннее рядом с водой. Такими способностями обладают и ведьмы, и колдуны, но я отличаюсь от них благодаря особой силе. Подобных мне немного, но мы существуем, и являемся очень ценными членами Ковенов в магическом сообществе. Мало кто способен глядеть в будущее! – сдвинув брови к переносице, сказала Фемида, всем своим видом показывая, что она не шутит. – Ты должна понять, что я не причиню тебе вреда, должна понять, что обязана выслушать и осознать своё «внутреннее Я».

– Внутреннее Я, говорите? – поджав губы, переспросила Петрова, не притронувшись к чашке и посмотрев на старушку, как на сумасшедшую. – Вы, конечно, извините меня, но слушать подобное я точно не собираюсь. Истории про ведьм отлично описаны в детских книжках и, поверьте, я прочту их, если захочу потратить своё время на совершенно бесполезное занятие, – поднявшись и отодвинув стул, закончила девушка.

– Сядь.

Резкий голос Фемиды поразил Аду и она, на секунду застыв, почувствовала, как прямо под ноги резко вернулось кресло, словно кем – то любезно пододвинутое. Оглянувшись и не обнаружив там Иру, девушка вновь посмотрела на старушку, улыбающуюся ей весьма приветливо.

– Садись, Аделаида, – уже мягче произнесла женщина, взмахивая костлявой рукой. – И выпей чай, травить тебя я пока не собираюсь.

– Пока? – усмехнулась девушка, взяв в руки чашку и неуверенно сделав первый глоток на удивление вкусного напитка.

– Всё зависит от того, сложится у нас общение или же нет.

– А Вы, разве, не можете это предугадать?

– Обычно могу, – сложив руки в замок, вновь начала Левская, задумчиво рассматривая сидящую Аделаиду. – Обычно могу, но с тобой, дитя, я вижу сотни исходов, которые постоянно ветвятся и запутываются в тонкие нити, разобрать которые иногда просто невозможно. Вся твоя жизнь, вся череда событий, происходящих в ней, они зависят только от самой тебя. Захочешь вести со мной беседу? Пошла первая дорожка. Решила бросить всё и сбежать, поджав хвост? И вот сразу обрывается десяток путей, ожидающих другого выбора. Редкий маг обладает подобными возможностями выбора.

Ада помолчала, действительно пытаясь обдумать слова старушки. Всё происходящее казалось ей абсолютно ненормальным, но, находясь в комнате с двигающимися по желанию женщины предметами, стоило играть по её правилам.

– А разве так не всегда? Разве не сам человек определяет свою судьбу и действия, раз уж на то пошло? – вопросы Петровой были тихими, но уверенными.

– Зачастую действия каждого человека уже были предопределены. Не он привёл события к подобному исходу, а известный исход сделал всё для того, чтобы события были закончены верно. Большинство людей – это лишь способные к действиям фигурки, которыми умело управляет судьба. Вижу, тебе не нравится то, что я говорю, верно? – улыбнулась старушка, поджав губы. – Многим не нравится подобный уклад жизни, но мы ничего не можем с этим поделать.

– Но ведь исходом может быть и смерть, и открытие, и вообще что угодно, так? – спросила Ада, пытаясь переварить слова Фемиды. – В чём смысл существования человека, если он не может самостоятельно управлять своей жизнью?

– Но разве обычные люди знают о том, что они не могут ей управлять? Человеку даётся иллюзия контроля над реальностью, иллюзия того, что однажды он сможет прыгнуть выше своей головы, и некоторые думают, что у них это даже получается. Но всё, что происходит в жизни – лишь программа итога, стремительно идущая к завершению и предпринимающая для этого небольшие толчки. А исход… Исход это не миссия и не конец жизни. Исход – это каждый момент, растянутая единица измерения, созданная для большей наглядности, – удлиняя слова, продолжала говорить старушка. Начиная свой рассказ тихо, будто бы издалека, она заканчивала каждое предложение всё с большим и большим напряжением.

– И что, даже это контролируют ведьмы? – покачала головой девушка, стряхнув с платья невидимую пыль.

– Ведьмы, такие, как я, всего лишь контролируют, чтобы всё шло своим чередом. Мы смотрим в гущу событий, изучаем её, иногда цепляемся за отдельные жизни людей и выясняем, что хорошего он принесёт в жизнь. Иногда я думаю, – рассмеялась старушка, – думаю, что без магии ведьм и колдунов было бы очень скучно. Мы приносим в этот мир изюминку. Страсть!

Аделаида молчала, глядя на Фемиду открытым взглядом. Она пыталась отыскать в её лице намёк на лживость слов, но Левская, сидящая перед ней, верила в собственные речи.

– Чем ведьма отличается от обычного человека, кроме наличия этих «способностей», о которых Вы говорите? – после короткой паузы спросила Ада, скрепляя руки в замке. Девушка неосознанно пыталась спрятаться от старушки за своими ладонями, но всё это было лишь иллюзией защиты.

– Ведьма создана природой, некоторые созданы из неё, с помощью неё. Природа вселяет жизнь в неживое тело, созданное Старейшинами из глины и крови, даёт ведьме всё то же, что присуще обычному человеку. Природа направляет каждую ведьму, каждого мага, потому что мы – прямое её продолжение. Мы разные, но всех нас объединяет одно: мы сами определяем, каков будет исход. И я, и ты, и каждая ведьма, чьё сердце бьётся в такт с биением природы.

– К чему Вы ведёте, Фемида? – девушка говорила тихо, потому что каждая фраза давалась ей с большим трудом. В комнате запахло травами, и эти ароматы дурманили голову Аделаиды сильнее, чем слова старушки.

– Дитя, если это скажу я, ничего не изменится. Хочешь услышать? Так услышь. Ты ведьма. Притом необычная, весьма необычная! Ведьма с безумным будущим, в котором будет много боли и страданий. Сильная, отважная, умная. Чем раньше ты примешь это в себе, тем лучше будет для всех, – улыбаясь, ответила Левская, постукивая по столу пальцами. – Твой привычный мир сломается, но ты не должна сломаться сама.

– Господи, о чём Вы говорите? Вы себя слышите? Я? Ведьма? Мои родители были совершенно обычными людьми, а, судя из Ваших просто умопомрачительных разговоров, я сделала вывод, что для рождения ведьмы нужна магия и ещё какие – то факторы. Так вот, заявляю Вам весьма чётко – этих факторов при моём рождении не было. Вы верите в существование ведьм, причисляете себя к этому сообществу, но не надо, слышите, не надо пытаться взять в него ещё и меня. Держу в курсе, подобные разговоры вполне можно отнести к попытке влить меня в секту, – во второй раз вскакивая и нервно отходя назад, бормотала Аделаида, не переставая мотать головой.

– Расскажи мне, дитя, ты чувствовала когда – нибудь, как эмоции во время ссоры словно начинали поглощать тебя? Чувствовала, как во время истерики нечто внутри взрывается с сильным хлопком, который приносит вслед за собой такое приятное, долгожданное спокойствие. Расскажи мне, ты чувствовала?! – крикнув и приводя девушку в чувства, спросила Фемида, громко ударяя рукой по столу. Непомерная сила для такой старушки, как она. – И, в конце концов, Аделаида, ты не знаешь, кем были твои родители. Твоя мать была удивительной ведьмой, ясно? Несмотря на куда более серьёзные проблемы, она не впадала в истерику, как это себе позволяешь ты! Соберись, наконец, и будь достойна своей семьи!

– Моя мама? – подняла на старушку глаза Петрова, сглотнув образовавшийся внутри ком. – Вы что, знали её?

– Нет, Аделаида, лично я её не знала. Но Серафима Лунгрен, поверь мне, не нуждалась в знакомстве для того, чтобы заявить о себе. Будь достойна своей матери, в конце концов, и не открещивайся от того, о чём не имеешь понятия. Ты никогда не сможешь спрятаться от дара, что лежит куда глубже, чем та же кровь, о которой ты сейчас думаешь.

Вздрогнув, Ада резко развернулась и выбежала в прихожую, не останавливаясь ни на секунду. Схватив свою сумку, оставленную на плетёном сундучке, девушка выбежала на улицу, громко хлопнув дверью. Она не хотела здесь больше оставаться, не хотела дышать этим странным воздухом, наполненным ароматами лаванды, чабреца и какой-то необычайно терпкой, незнакомой травы. Фемида Левская, кем бы она ни была, оставляла в душе жуткие раны, которых итак было там достаточно. Фемида Левская привозила, словно на паровозе, странные, противоестественные мысли, от которых волоски на спине вставали дыбом. Ведьмы, магия, внутреннее Я, её мама, связанная со всем эти каким – то удивительным образом. Это всё было слишком.

Она чувствовала, как нечто, сидящее где – то под рёбрами, пробуждается, постепенно поглощая эмоции и готовясь вырваться. Это «нечто» казалось сильным, огромным животным, готовым разорвать всё на своём пути в клочья, не оставив никого в живых. Это «нечто» приходило в её жизнь достаточно часто, перетягивая на себя часть боли, злости и страданий, и словно позволяя вздохнуть. Вот и сейчас оно появилось, забирая переживания, поглощавшие Петрову.

– Неужели здесь нет ни одной машины, – пробормотала девушка, пытаясь вернуться к ярмарке и найти такси там.

Вернувшись домой, Аделаида зашла внутрь совершенно обессиленная, с единственным желанием – поскорее лечь спать и забыть об этой безумной ночи, заставляющей её дрожать изнутри. Подсознание, словно насмехаясь над страхами и неверием девушки, не давало Аде выкинуть из головы ухмыляющееся лицо Фемиды, сложившей руки на груди. Старушка словно была уверена в том, что Петрова уходит ненадолго, но сама девушка совершенно не хотела туда возвращаться. Могла ли Левская и впрямь видеть будущее? Могло ли оно открывать ей тайны?

Тёмный дом стал единственной защитой, способной отделить пугающий внешний мир от желающей спрятаться ото всех Аделаиды. День, проведённый на ногах, окончательно выбил её из колеи, оставляя после себя лишь ощущение излишней полноты и нереальности происходящего. Найдя в складках дивана телефон, девушка, наконец, посмотрела на время и, ужаснувшись, тут же откинула мобильник в темноту. Она не спала уже больше двадцати часов и, наверное, это стало единственным оправданием, которое смог придумать мозг девушки перед тем, как она, кинув обувь в сторону прихожей, уснула прямо на диване.

Глава 4. Люди из глубин памяти.

– Ада, миленькая, открывай! – кто – то настойчиво стучал в дверь уже на протяжении десяти минут, но девушка, старательно прячась от солнечных лучей и всяких звуков, пыталась засунуть голову между подушками. В конце концов, она имеет право выспаться. – Ада!

Звук становился всё настойчивее и продолжительнее. Недовольно открыв глаза и потерев их руками, девушка, наконец, подняла голову с дивана, разминая затёкшие плечи и спину. Платье окончательно помялось, а на голове, по ощущениям, произошло нечто просто невероятное. Пройдя мимо зеркала с закрытыми глазами, чтобы раньше времени не испугаться самой себя, но, видимо, испугать других, Аделаида щёлкнула ключом в замочной скважине и, выдавив улыбку, приоткрыла дверь.

Стоящая за ней тётя Лиза явно не ожидала увидеть свою соседку в подобном виде и, наверное, именно поэтому, на пару секунд женщина удивлённо затормозила, отшагнув назад.

– Боже мой, Ада, ты ночью что, грузила вагоны с углём? – удивлённо спросила Елизавета, хлопая глазами и, открывая дверь шире, прошла внутрь дома.

– И Вам доброе утро, тётя Лиза, – девушка была совершенно недовольна тем, как

по-собственнически женщина вошла в её прихожую, но промолчала, лишь уныло поджав губы. В конце концов, это недовольство, наверняка, было вызвано только лишь ранним пробуждением. – Что – то срочное? Ночь была и впрямь тяжёлая.

– Я взяла на себя смелость позвонить Екатерине Александровне, о которой мы вчера разговаривали. Сказала, что случилось кое – что срочное, и она просто обязана приехать к этому дому и встретиться со мной, – настойчиво закивала Елизавета, оборачиваясь на Петрову и смотря на неё с явным осуждением. – Тебе бы привести себя в порядок. Родная мать в таком виде не узнает.

– Зачем Вы позвонили Екатерине Александровне, если не секрет? – со вздохом спросила Ада, поднимая глаза к потолку и мечтая вернуться к пригретому дивану.

– Ну, как же, милая. Тебе нужно помочь с оформлением дома, бумагами. Ты же говорила, что беспокоишься о том, что не справишься сама.

– Беспокоюсь, но ведь не прошу о помощи, тётя Лиза…

– Ой, ну всё, хватит! – встряхнувшись, женщина улыбнулась, лишь махнув рукой. – Потом спасибо скажешь, господи. Во всём вам, детям, надо помогать.

Промолчав, Аделаида недовольно прошла в гостиную, собирая по пути кроссовки, выкинутые в ночи. Ну, хотя бы, она ничего ими не разбила, остервенело швыряясь обувью в темноту. Тётя Лиза, задумчиво ходя по дому Петровых, поглаживала стены и, останавливаясь около шкафов и кресел, постоянно трогала вещи руками, словно стремясь запомнить. С удивлением следя за соседкой, девушка отметила, что когда Елизавета прикасается к чему – либо, то слегка наклоняет голову вправо, будто бы рассматривая.

– Вы давно тут не были? – осторожно спросила Петрова, подходя к женщине.

– Со смерти твоего отца. Как только ты уехала, Екатерина Александровна привезла работников, которые убрали дом, вытерли везде пыль, а затем накрыли вещи брезентом или тканью, чтобы не испортились. Всё происходило очень быстро, да я и не хотела заходить сюда, если честно. Увидев его таким… – тётя Лиза кинула быстрый взгляд на Аделаиду, задумчиво смотрящую в сторону, и продолжила. – Таким спокойным. Я просто не сразу даже поняла, что его с нами больше нет. Люди приходили, плакали, успокаивали друг друга, а он лежал, думая о своём.

– Думаю, Вам пора, – безжизненным голосом прошептала Ада, резко разворачиваясь и заходя в гостиную. Ей не хотелось сейчас видеть свою соседку, потому что именно из – за неё она вновь вспомнила события шестилетней давности, которые постоянно в себе подавляла. – Мне нужно переодеться.

– Прости.

– Ничего страшного, тётя Лиза, просто, – девушка повернулась к ней лицом, вытирая выступившие на глаза слёзы тыльной стороной ладони. – Просто мне нужно время для того, чтобы научиться говорить об этом спокойно.

– Он был твоей семьёй, Аделаида, – выходя из дома, сказала Елизавета, останавливаясь в проходе. – Ты не обязана учиться жить так, словно ничего не произошло.

– Все вокруг меня постоянно вспоминают, какими удивительными людьми были родители. Каждый раз. Как жить в мире, в котором их любят настолько сильно? – прошептала девушка, как только услышала, что за соседкой, наконец, закрылась дверь. Не хотелось ни видеть Екатерину Александровну, ни разбирать бумаги, ничего, по правде сказать, не хотелось. Неужели нужно заниматься этим прямо сейчас?

Сон сняло как рукой, но на смену ему пришло осознание, что она не может давать слабину. По крайней мере, просто не сейчас. Сейчас у неё должен появиться чёткий план, по которому можно будет следовать безо всякой передышки, потому что стоит только вздохнуть полными лёгкими, как непременно случается какая – то беда. Беда случилась ночью, когда Ада позволила себе расслабиться и пойти вместе с незнакомым ребёнком, беда случилась, когда Петрова копалась в ящиках отца. Беда словно бежала за Аделаидой, слегка опаздывая, но временами нагоняя и больно обжигая ноги.

Солнце пробивалось сквозь окна, освещая комнату нежным светом и разливаясь в каждый уголок. Постепенно разогреваясь, оно играло своими лучами в хрусталиках на люстре, искало отражение в лаковой поверхности стола и цеплялось за кожу Аделаиды, согревая девушку. В очередной раз попытавшись размять шею, Ада недовольно закряхтела, чувствуя себя самой настоящей старухой. Расправив платье и сходив в прихожую за брошенной там сумкой с вещами, взятыми из Кусад де Шевалля на первое время, девушка принялась искать хоть что-то, более или менее подходящее для встречи с подругой семьи.

Аделаида изо всех сил пыталась вспомнить Екатерину Александровну, но память словно окончательно стёрла из своих чертогов эту женщину и, удивляясь настойчивости хозяйки, то и дело подсовывала ей корявые, расплывающиеся изображения лиц. Девушке казалось, что Тасканова была на самом деле хорошим человеком, ей казалось, что они с ней были дружны, но верить собственным воспоминаниям, сбивающимся в один комок, оказалось достаточно сложной задачей. Наконец, достав из сумки белое платье со сборками на талии, Ада неуверенно приложила его к телу. Наверное, она на самом деле задохнётся в таком количестве плотной одежды под дневным палящим солнцем, но все остальные вещи после двух дней, проведённых в сумке, превратились в куски мятой ткани.

Собрав волосы в низкий пучок, Петрова сбрызнула его лаком и, наконец, посмотрела на себя в зеркало.

– Иногда мне кажется, что я правда становлюсь похожей на тебя, мама, – с улыбкой прошептала девушка, доставая пряди волос и аккуратно накручивая их на палец. – Надеюсь, ты гордишься мной сейчас.

Стук в дверь заставил Аду отвлечься и она, ещё раз посмотрев в зеркало, уверенно выдохнула. В конце концов, она же встречается не с королевой всего мира, так почему же в душе зарождается подобное волнение. Медленно наступая босыми ногами на прохладный пол, девушка старалась не издавать ни единого звука, потому что прежде, чем ей придётся встретиться с Таскановой с глазу на глаз, Аделаиде хотелось взглянуть на неё отстранённо и незаметно. Осторожно посмотрев в дверной глазок, девушка разочарованно выдохнула. Ничего не было видно. Толстый слой пыли полностью закрывал обзор на улицу. Недовольно прикусив щёку с внутренней стороны, Петрова натянула на лицо дежурную улыбку и резко распахнула дверь.

– Извините, что заставила ждать, – сказала девушка, удивлённо отпрянув. Стоявший перед ней мужчина лишь покачал головой, словно ничего и не заметив. – А где Екатерина Александровна? – изогнув бровь, спросила Ада.

– Она ждёт Вас в машине, мисс, там куда прохладнее, чем здесь. Миссис Тасканова презирает солнечную погоду и предпочитает оставаться в тени вместо того, чтобы потеть под палящими лучами. Я её шофер, – гордо отрапортовал мужчина поставленным голосом так, словно говорил это по тысячу раз на дню. Выглядел он весьма презентабельно. Чёрный костюм дополняла белая рубашка, верхние пуговицы которой были расстегнуты. Глаза мужчины были закрыты тёмными очками в позолоченной оправе, а из под рубашки на левом запястье выглядывали золотые часы, переливающиеся в солнечных лучах. – Вы готовы? – взглядом указав на её босые ноги, спросил шофёр, слегка приподнимая брови.

– Пару секунд, пожалуйста, – смущённо пробормотала Аделаида, убегая обратно в дом и пытаясь вспомнить, брала ли она с собой что – то кроме кроссовок. Нервно кусая губу, девушка распахнула небольшой шкаф, в котором мама обычно хранила обувь. Вряд ли его разбирали после её смерти, так что там наверняка должны были оказаться хоть какие – то туфли. – Есть! – счастливо воскликнула Петрова, взяв в руки пару красных шпилек и, примерив, обрадовалась ещё больше. Туфли были ей как раз, а это значит, что она абсолютно готова.

Закрыв дверь и следуя за мужчиной, Аделаида отметила, что чёрный джип, стоявший перед её домом, выглядит так, словно его только что помыли. Окружающие машины, заляпанные толстым слоем пыли, взлетающей с дорог, на этом фоне смотрелись довольно грустно. Шофёр услужливо открыл перед Адой дверь, и она, осторожно поправив платье, села в машину, с удовольствием вдыхая прохладный воздух. Несмотря на открытые окна, в доме всё равно было безумно душно и жарко, но здесь ситуацию исправлял кондиционер.

– Ну, привет, обезьянка, – сдвигая шляпу немного назад и открывая лицо, произнесла женщина, сидящая напротив. Сиденья машины располагались таким образом, что люди, находящиеся в салоне, могли видеть друг друга, и это было огромным преимуществом.

Удивлённо вглядываясь в лицо Таскановой, Аделаида поняла, что все образы, которые так неуверенно посылало подсознание, оказались ложными, потому что эта женщина была в тысячу раз красивее.

– Здравствуйте, Екатерина Александровна, – улыбнулась девушка, чувствуя себя весьма неловко под столь строгим взглядом, которым её одаривали. Она считала, что встречается «не с королевой»? Теперь Петровой казалось, что она приуменьшила.

– Как только Елизавета позвонила мне, сказав сюда приехать, я сразу поняла, что ты вернулась. Ты не представляешь, как я рада такому стечению обстоятельств. Нам столько нужно обсудить! Не волнуйся насчёт документов и прочей ерунды, твои родители обо всём позаботились, поэтому для полноправного владения домом нужно лишь подписать пару бумаг, – словно читая мысли Петровой, звонко говорила Тасканова, не прерываясь ни на минуту. – Я взяла на себя смелость самостоятельно выбрать ресторан. Его открыл мой хороший друг.

– Мне будет очень приятно с ним познакомиться, – улыбнулась девушка. – А по поводу имущества: я буду Вам безмерно благодарна, потому что совершенно не представляю, с чего начать, – призналась Аделаида, смотря в распахнутые зелёные глаза. Сейчас девушка и впрямь была благодарна тёте Лизе за то, что она нашла время и позвонила Таскановой. Ада подумала о том, что ей стоит извиниться за собственную грубость, которая вырвалась из неё после короткого сна.

– Прекрасно тебя понимаю. Заедем к Спенсеру сразу после завтрака, Григорий оставлял у него деньги, так что бедно ты жить точно не будешь, обезьянка, – подмигнула девушке Екатерина Александровна и, повернувшись к водителю, что – то ему шепнула. – И господи, как же ты выросла! Такая красавица! Грация тебе точно досталась от мамы.

– Хотелось бы в это верить. И, Екатерина Александровна, спасибо Вам, огромное, правда.

– Прекрати, милая. Для меня счастье знать, что я, наконец – то, смогу поучаствовать в твоей жизни. Тебе – то, малышке, никто не дал и слова сказать, когда решалось, с кем тебе будет лучше оставаться. Я совершенно не хотела отдавать тебя этой… – женщина зло сглотнула, отворачиваясь к окну и поправляя ворот рубашки, слегка оттягивая его от горла. – Как она, кстати?

– Моя тётя умерла. Именно это послужило причиной моего возвращения в Авуар де Луе, потому что иначе, я думаю, мне бы ещё долго пришлось пытаться выбраться в родные края.

– Извини, детка, я не знала! Лиза мне совершенно ничего не рассказала. Впрочем, не важно, правда? – резко махнув рукой, сказала Тасканова, заметив смятение девочки. – Мы уже почти приехали, а мне нужно сделать пару звонков.

Быстро кивнув и, дабы не смущать Екатерину Александровну, отвернувшись к тонированным стёклам, девушка задумчиво посмотрела вдаль. Аделаида неловко смахнула подступившую к глазам слезу и, попытавшись успокоиться, сделала пару глубоких вдохов. Ада могла сколько угодно убеждать себя в том, что Татьяна обращалась с ней жестоко, вела себя грубо и, притом, совершенно неуважительно, но она была членом её семьи. Тётя приютила её, забрав к себе, хотя могла этого не делать и продолжать жить, не меняя привычного уклада. Татьяна, какой бы отстранённой она не казалась, была кровной родственницей Аделаиды. Она потеряла брата, а вместо него ей на плечи свалилась десятилетняя племянница.

Девушке хотелось верить в то, что Татьяна Колер переживает боль также сильно, просто не показывая этого. Ада вспомнила, как злилась на тётку по ночам из – за того, что она была такой бесчувственной: девочка за все шесть лет, что провела в Оранжевом доме, так ни разу и не увидела, чтобы Колер плакала. Её единственной и, притом, отлично отработанной эмоцией была злость. Возможно, отвращение, ненависть и ещё немного примыкающих к подобным чувствам понятий. Любовь была ей чужда, разочарование и горе не уживались в этой плотно набитой жиром голове, а маленьким глазкам просто незачем было замечать то, как отчаянно племянница нуждается в проявлении искренних, нежных чувств. За годы своей жизни в де Луе рядом с родителями, Петрова пропиталась их лаской. Маленькая девочка с трудом отвыкала от любви, понимая, что в Оранжевом доме ей их получить не удастся.

Наконец, джип остановился на парковке рядом с небольшой одноэтажной постройкой. Тасканова продолжала кричать в трубку, что просто не может ждать ещё целых полторы недели до того момента, когда заказанные ею ткани придут на фабрику.

– Вы понимаете, что я оплатила половину суммы уже больше месяца назад? Что с вашими поставками? Ах, поменялся директор? Думаете, это моя проблема? Из – за вашей некомпетентности у меня отстают строки пошива! Да, я напишу жалобу и отправлю её вам на почту! – резко бросив телефон в сумочку из кремовой эко – кожи, Екатерина внимательно посмотрела на девушку, думая о чём – то своём. – Идиоты, – уверенно сказала женщина и, распахнув дверь, оттолкнула протянутую ей руку шофёра, который лишь устало покачал головой.

– Не удивляйтесь, Аделаида Григорьевна, в последнее время с ней подобное часто случается. На носу бал, к которому госпожа Тасканова готовилась, кажется, не меньше года. А теперь, в последний момент, ткани для пошива платьев для приглашённых знаменитостей просто не приезжают.

– В городе будет проходить бал?

– Это закрытая встреча, но я почти уверен в том, что она выделит Вам особое приглашение, – подмигнул Аде мужчина, возвращаясь на водительское место и отгоняя джип в тень.

Пытаясь отыскать глазами Екатерину Александровну, девушка то и дело поправляла платье, чувствуя себя весьма неуютно и неловко в столь пафосном наряде. На фоне остальных людей, щеголяющих в коротких шортах и майках цвета фуксии, она точно смотрелась как белая ворона. Белая ворона на красных шпильках.

Наконец, обнаружив женщину, Ада почти бегом добралась до тени раскидистого дерева, и тут же от неожиданности закашлялась, вдохнув в лёгкие сероватый дым.

– Дурная привычка, знаю, – запрокинув голову назад, пробормотала Тасканова, придерживая шляпу, и не дожидаясь, пока девушка успеет что – либо сказать, продолжила. – Работа меня выматывает.

– А это добивает, – поджав губы, сказала Аделаида, косо взглянув на сигарету. В последнее время в её окружении слишком много людей злоупотребляло табаком.

– Не волнуйся, я не курю больше одной штуки в день. Это всего лишь способ расслабиться, – с улыбкой посмотрев на Петрову, женщина закатила глаза, словно вспомнив что-то. – Твой отец тоже никогда не одобрял. Говорил, что это просто преступление, убивать столь хорошенькое лицо этим противным дымом. И я даже бросила на какое – то время, а вот сейчас снова начала, представляешь?

– И часто вспоминаете его слова?

– Каждый раз, – призналась Екатерина, звонко рассмеявшись и затушив сигарету о металлическую пластинку, лежащую в руке. – Ну, пойдём.

Лучи дневного солнца, наконец, достали до волос Таскановой, пронзая эти волшебные локоны цвета красного дерева и меди. Казалось, эта женщина даже не подозревала о существовании краски, либо же обновила цвет совсем недавно, потому что волосы, подпрыгивающие при ходьбе, определённо представлялись самыми натуральными на всём белом свете.

Кремовый костюм завершался широкой шляпой из фетра, попавшей в один тон с костюмом, а на ногах женщины красовались остроконечные туфли лазурного оттенка. Вся Тасканова казалась просто эталоном женственности и красоты, а каждый шаг её был ровным и чётким. Раскачивая бёдрами, женщина смотрела прямо перед собой с высоко поднятым подбородком. Ада усмехнулась, подумав о том, что ей стоит попросить у Екатерины Александровны пару уроков модельной ходьбы, потому что самой себе она казалась жабой, нацепившей одежду не по размеру и совершенно недовольной, что её вытащили из уютного болота.

В кафе царила манящая и долгожданная прохлада. Проведя на улице всего пару минут, девушка уже готова была отдать все деньги, лежащие в кошелке, за карманный вентилятор. Присев за столик у самого окна, Аделаида расслабленно обвела глазами улицу. Несколько улиц расходились лучами вдаль, около ресторана буйно цвела зелень. Спокойствие волнами накатывало на девушку, позволяя ей на время забыться.

– Надеюсь, ты не против, что я опять решила всё за нас обеих. Я попросила хозяина приготовить лучшие блюда из своего меню для тебя! А если не понравится, возьмёшь мою пасту, – объявила Тасканова, отодвигая стул и отвлекая Аду от мыслей. – Выпрямись, боже! – ударив девушку по лопаткам, воскликнула Екатерина недовольно. – Носишь такое платье и причёску, а сгорбилась, будто трехсотлетняя старуха.

– Мне ещё очень далеко до вашей грации и грации мамы, как видите.

– Дело опыта, это придёт. Итак, давай поговорим о наших насущных делах. Я просто безумно хочу услышать от тебя, моя милая, истории о детстве в Кусад де Шевалле. Говорят, это просто замечательное местечко! А, – Екатерина задумывалась, прикрывая глаза рукой от попадавшего через окно солнца. – Ты ведь училась в Эрнистоне?

– Да. Там нашлась единственная школа, где давали хоть какие – то знания.

– Наслышана о директоре, – в голосе женщины прослеживался незнакомый для Петровой оттенок, но она приказала себе не думать об этом.

– Мы не общались. Не было причин, – пожала плечами Аделаида, улыбаясь. – Я старалась хорошо учиться и не влезать в конфликты.

– Неужели получалось?

– Не всегда, конечно, но я была очень старательна. Я закончила десять классов с двумя четвёрками.

– Хорошо, милая. А что насчёт дома? – изогнув бровь, спросила Екатерина Александровна, откинувшись в стуле, но всё равно оставив плечи распрямленными.

– Было сложно, на самом деле. Моя тётя – непростой человек, к которому мне долгое время пришлось привыкать. Она ведь была единственным человеком, который заботился обо мне, – губы девушки изогнулись при воспоминании о «заботе». – Конечно, бывали моменты, когда мне казалось, что лучше было бы остаться совсем одной, потому что, сколько бы я не старалась, ей было просто невозможно угодить.

– Татьяна была такой требовательной?

– Она хотела от меня чего-то особенного, наверное, но главная проблема заключалась в том, что она никогда об этом не говорила. Ко всему прочему, у неё дома жили доберманы, Лоскуль и Жерак, уход за которыми полностью лёг на мои плечи. До моего приезда собаки были изрядно разъевшимися и очень похожими на свою хозяйку, – рассмеялась девушка, замечая, как напряжённо вытянулось лицо Екатерины Александровны. – Мне вообще много чего было нельзя. Никаких выездов с классом, нельзя уходить в лес к речке, нельзя дружить с соседскими мальчишками, потому что они драчуны и обязательно испортят меня, а я итак далеко не отличаюсь воспитанностью – Аделаида закусила губу, вспоминая себя, стоящую около зеркала и пытающуюся понять, что же она в очередной раз сделала не так. На плече красовался большой синяк глубокого синего цвета, который по краям уже начинал становиться фиолетово – жёлтым. Прикасаться к нему было ужасно больно, но куда тяжелее было переживание эмоциональной стороны удара. Никто и никогда раньше не проявлял к Аделаиде подобной жестокости.

Девушка тряхнула головой, вырывая себя из очередного воспоминания. Ей не хотелось погружаться в чертоги памяти о собственном детстве во время встречи с Таскановой, но, неосознанно, Ада делала именно это. Рассказывая о прошлом, делясь частицами переживаний, Петрова словно опускалась на дно глубокого озера и баламутила ил.

– Моя дорогая Екатерина и Аделаида, верно? – поздоровался он, осторожно взяв ладонь девушки в свою руку, и нежно прикоснулся к тыльной стороне губами. Ладони у мужчины были грубые, морщинистые, словно выдавая то, что когда – то ему приходилось тяжело трудиться ради того, чтобы достичь успеха. – Меня зовут Николя, я директор этого заведения, очень рад с Вами познакомиться.

– Я думала, ты готовишь нам пасту, Николя, – притворно нахмурившись, рассмеялась Тасканова, складывая руки в замок. – Неужели ты заставил одного из поваров делать это? Я ведь уже пообещала Аделаиде, что готовить будешь ты.

– Обещаю, в следующий раз этим и впрямь займусь я. Прошу меня простить, дорогая Аделаида, но я совершенно не уверен в том, что смогу приготовить минестроле так же хорошо, как и раньше.

– Минестроле? – переспросила девушка, удивлённо посмотрев на Екатерину Александровну, словно ища поддержки.

– Суп из множества ингредиентов с добавлением риса. Это одно из самых распространённых блюд южного Радмааса, иногда с мясом, но автор книг о кухне яро утверждал, что основой настоящего минестроле являются «бобы борлотти», – загадочно улыбнувшись, сказал Николя, присаживаясь рядом с Петровой и придвигая свой стул ближе к столу. Во время рассказа его глаза горели особым огнём, который заметен у тех, кто влюблён в своё дело. – Некоторые считают, что созданию минестроле поспособствовало расширение и завоевание городов, начиная от Ла Эскопа на юге и заканчивая горами Идеши. Местная диета тогда была вегетарианской и состояла, в основном, из лука, чечевицы, капусты, моркови и спаржи. Вот и готовили, из чего придётся, – углубившись в перечисление, пробормотал Николя, вскоре вновь приходя в себя.

– Это удивительно! Неужели Вы знаете историю создания каждого блюда?

– Это моя работа, милая, – пожал плечами мужчина. – Некоторые посетители оставляет неплохие чаевые после прослушивания подобных историй.

– Тебе и без этого неплохо живётся, Николя, – улыбнулась Тасканова и, посмотрев на Аду, продолжила. – Последние годы рестораны Николя распространились по всему де Луе, несмотря на то, что главный филиал всё равно остаётся здесь. Здесь часто появляется даже мэр.

– Я слышала, что мэр – это брат Вашего мужа, Екатерина Александровна. Это правда? – с интересом спросила Петрова.

– Да, правда. Хотя мы с ним почти не встречаемся, я регулярно отправляю его жене парочку новых платьев. Приятно видеть красивую женщину в вещах, идеально на ней сидящих.

– Это точно, Екатерина. Твои творения иногда кажутся мне просто ненастоящими. Ты уже показала Аделаиде свою новую коллекцию?

– Нет, Николя, мы встретились-то меньше часа назад, – покачала Тасканова головой, с интересом заглядывая за плечо мужчине. – А вот, мне кажется, несут наш заказ.

Притупившееся чувство голода вновь дало о себе знать и девушка, проследив за взглядом Екатерины Александровны, заметила официанта, пробирающегося к ним через плотно стоящие столики. В руке он держал деревянный поднос, выкрашенный кремовой краской. Руки в перчатках, черный передник, небольшой шарф из шёлка, повязанный на шею. Парнишка слегка волновался, оставляя на столе заказ, но не переставал приветливо улыбаться Аде, сверкая ярко – голубыми глазами.

На накрахмаленной белой скатерти стояла тонкая, почти полупрозрачная тарелочка небесно-синего цвета в чёрную крапинку, а в ней… Запах супа минестроле разнёсся по всему ресторану. Кукуруза, сладкий перец, чечевица, немного риса, горошек – всё это девушка сразу отыскала в своей тарелке и быстро схватилась за ложку. Признаваясь самой себе, Аделаида поняла, не ожидала особого вкуса от супа с овощами, но тот показался ей божественной пищей. Несмотря на то, что минестроле был весьма горячим супом, его вкус передавал ощущение прохлады, а лёгкая, мягкая текстура чечевицы и гороха буквально растекалась маслом по языку.

– Это просто изумительно! – прошептала девушка, поднимая глаза от тарелки и смотря на довольно улыбающегося Николя. – Боже мой, суп превосходен.

– Передам повару, что он молодец?

– И мою искреннюю благодарность, заодно.

Мужчина подмигнул Аде и обернулся себе за спину, что-то выглядывая среди дверей, ведущих на кухню.

– Вынужден вас оставить, мои милые дамы. Работа больше не может ждать.

– Николя, постой! Пока я не забыла, хотела спросить: могу ли я рассчитывать на твоих поваров чуть меньше, чем через две недели? Мне нужно минимум двести тарталеток, брускетт и летних салатов, – воскликнула Екатерина, схватив мужчину за руку и улыбаясь сверкающими зубами.

– Опять придётся отдать тебе на съедение больше двадцати пяти ребят. Ты же душу из них вытрясешь!

– Обещаю быть хорошим работодателем. Николя, ну, пожалуйста, давай ты не будешь заставлять меня искать кого – то другого.

– Ладно, дорогая. Решим этот вопрос чуть позже, но я, конечно, не смогу отказать тебе, – улыбнулся мужчина и, что-то прошептав официанту, пробежавшему мимо, двинулся в сторону кухни, больше не смотря в сторону женщин.

После супа принесли десерт, состоящий из шоколадного фондана, покрытого застывшей солёной карамелью и шарика ванильного мороженого. Середина фондана растекалась по тарелке, смешиваясь с плавящимся в лучах солнца мороженым и образовывая удивительное сочетание вкусов.

– Итак, Аделаида, я услышала о твоём прошлом, но теперь хочу послушать о планах на будущее. Чем ты собираешься заниматься? Вернёшься в школу на два года подготовки или, может, сразу пойдёшь в институт? – поинтересовалась Екатерина.

– У меня было не так много времени на то, чтобы подумать об этом, на самом деле, – призналась девушка, вспоминая последние дни, прошедшие, словно в тумане. – Сейчас лето, а это значит, что подобные решения не стоят на первом месте. Но я, наверное, с большей радостью пыталась бы поступать в институт. Тётя Лиза рассказала, что мою старую школу снесли, и это послужило главной причиной моего нежелания искать новую.

– Для меня было огромным потрясением, когда я узнала, что Александр подписал указ о строительстве на месте школы нового торгового центра. В него сейчас не ходит ни один коренной житель Авуар де Луе, словно устроив акцию протеста, но Саше… Он этого даже не замечает.

– Почему Вы не общаетесь с ним? Может, если бы Вы или Ваш муж пытались объяснить ему, насколько некоторые объекты города могут быть дороги живущим здесь людям, то он бы проникся? – попыталась предложить Аделаида, задумчиво ковыряясь ложкой в мороженом.

– Ах, милая, думаешь, мы не пытались? В первые месяцы, когда из-за количества изменений было особенно туго, Сергей звонил ему по три раза на день, пытаясь обсудить происходящее, но всё без толку. Понимаешь ли, Александр всегда был другим, мечтал о невозможном. Его раздражала тишина города, и хотелось, чтобы он приносил как можно больше денег. Именно поэтому началось усиленное строительство северной части города и развитие центра. Нет, конечно, Саша сделал и кое – что хорошее: появилось больше парков, наконец, очистили реку недалеко от Авуар де Луе от мусора, проплывавшего в ней, и, конечно же, построил в северной части два удивительно больших института. Туда стремится попасть каждый, кто хочет пробиться в высшие слои общества, Аделаида, – подмигнув, сказала женщина, продолжая загадочно смотреть на собеседницу.

– Это Вы так аккуратно говорите о том, что мне стоит рассмотреть именно их? – звонко рассмеялась девушка, качая головой. – Там наверняка очень много наглых, богатеньких деток, которые пришли туда просто потому, что так сказали их родители. Я не хочу учиться в подобном обществе, Екатерина Александровна, потому что уже встречала ребят, не знающих о жизни ничего, но строящих из себя столь важных птиц, что становится просто тошно. Я очень плохо контактирую с теми, у кого эго пробивает потолок, притом не имея под собой в виде «дрожжей» ни мозгов, ни талантов. Только деньги, да и те родительские.

– Ну, если ты пойдёшь на экономический факультет, то, наверняка, большинство твоих сокурсников будут именно такими, но ведь можно выбрать медицинский? Или химический факультет, пойти по стопам отца.

– Я совершенно не расположена к точным наукам и медицинскому университету, тем более. Возможно, рассмотрела бы журналистику…

– Прекрати, Аделаида. Журналистика? Ты, как человек, носящий ещё не забытую в этом городе фамилию, просто не можешь себе этого позволить, ясно? – удивлённо воскликнула Тасканова, ударяя ложкой по тарелке. – Не придумывай.

– Екатерина Александровна, я не собираюсь идти против себя, – весьма твёрдо ответила девушка, смотря на женщину округлившимися глазами. – Я хочу заниматься тем, что мне нравится, потому что иначе какой смысл будет в моей жизни? Потратить её на то, чтобы работать за стойкой, смешивая реактивы? Этим горел мой отец, но не я.

– Ты говоришь как ребёнок, Ада. Да ты и есть ещё ребёнок, – посмеиваясь, ухмыльнулась Екатерина, складывая руки в замок. – Я обещала твоей матери, что буду о тебе заботиться.

– Обо мне не надо заботиться, Екатерина Александровна, и я не ребёнок. Я уже давно перестала им быть. Моё будущее будет только моим выбором, и Вы на него повлиять не сможете.

– Какая же ты упрямая девчонка! – Тасканова еле удержала себя от того, чтобы хлопнуть по столу.

– Отстаивание своих личных границ – это не упрямство, – поджав губы, буркнула Петрова, недовольная тем, что пришлось спорить с женщиной. На самом деле ей совершенно не хотелось терять в лице Таскановой друга, к которому можно было бы обратиться, но Ада искренне ненавидела те моменты, когда кто – то пытался ей помыкать. Что – то внутри, обычно живущее примерной, тихой жизнью, начинало бунтовать, проявляясь в расширявшихся зрачках и побелевших костяшках.

– Мы поговорим об этом позже, Аделаида, – не теряя лица, сказала Екатерина, заметив, что сидевшие в ресторане люди стали перешёптываться, оглядываясь на них. – Пойдём, нам уже пора.

Расплатившись, женщина вышла на улицу, на ходу доставая сигарету и, нервно теребя её пальцами, думала. Девушка, вернувшаяся через шесть лет после проживания в совершенно другом мире, преобразилась не только внешне, но и внутренне. Удивительно статная и стойкая, она явно была готова идти до конца, лишь для того, чтобы не потерять силу своего мнения. Екатерина не могла не уважать её за это, но понимала, что придётся сильно постараться для того, чтобы прийти к согласию, которое устроит обеих. В этом Аделаида определённо была похожа на мать, несмотря на то, что большую часть своей жизни девочка провела без неё. Это, наверное, сохранилось где – то на уровне ДНК, подобная сила воли и духа просто не могла проявиться сама по себе.

– Не закуривайте, – услышала Тасканова голос прошедшей мимо Ады и, улыбнувшись, сложила сигарету в портсигар.

Она была очень похожа на своих родителей. Взяв всё самое лучшее от Григория и Серафимы, Аделаида Петрова казалась женщине существом практически эфемерным. Миловидное личико с тёмными, выразительными бровями, кожа с золотым отливом, тёплые, словно чёрный кофе, глаза. Внешне похожая на своего отца, грацию и уверенность Ада точно скопировала у своей матери. Девушка говорила, что ей не достаёт изящества, но это, конечно же, было ложью. В каждом своём движении она повторяла движения Серафимы, а та была просто верхом утончённости.

– Поехали к Спенсеру. Думаю, он уже успел сходить на обед, – сказала водителю Екатерина и вновь повернулась к Аделаиде, задумчиво смотревшей в выключенный телефон. – А вот у нас это был просто необычайно поздний завтрак, – хихикнула Тасканова.

– Спенсер – это нотариус? – наконец, отвлекаясь, спросила девушка.

– Верно. Мы все, как и твой отец, тесно дружим с Виктором Алексеевичем.

– Мне кажется, все, кто хоть раз попадал к Вам на встречи, сразу становились друзьями, – рассмеялась Петрова.

– Это вполне нормально. Мы заводим знакомства, ценные связи, которые впоследствии будут использоваться. Это и привлечение клиентов, и приятное общение. И, кстати, спасибо, что напомнила про «встречи». Через полторы недели я устраиваю бал в честь окончания весеннего сезона и, заодно, представляю новую коллекцию платьев, над которой работала почти три года. О, поверь мне, Ада, это будет просто шедевр, и Падма, моя конкурентка, точно иссохнет от зависти! – ядовито усмехнулась женщина, словно представив перед глазами киснущее лицо дизайнера. – Ты обязана прийти, дорогая!

– Я и не собиралась отказываться, – заверила Петрова Екатерину и улыбнулась. – Для меня честь появиться на Вашем балу, потому что я ещё с детства помню, какие великолепные празднества Вы устраивали. Помню, конечно, смутно, – покраснев, добавила девушка, но тут же подняла на новую подругу глаза.

– Ты станешь королевой этой встречи, Ада. Я ведь как раз искала подходящую кандидатку для моего последнего, особого платья. Оно великолепно, как и ты, так что отказаться у тебя, опять же, не получится.

– Благодарю, – неловко пробормотала девушка, внутри ликующая от осознания того, что будет представлять платье из коллекции Екатерины Александровны. Судя по всему, её наряды и впрямь были просто удивительными, и Аделаиде уже не терпелось посмотреть, что же из себя будет представлять то самое платье.

Один поворот сменялся другим, открывая перед Петровой всё более и более современные пейзажи. Это могло значить лишь одно – они выезжают из южной части города ведь, наверняка, офис Спенсера был одним из самых посещаемых мест и, значит, должен находиться в наиболее презентабельном месте. Аделаида была только рада посмотреть, на что похожи стеклянные новостройки, хотя в душе понимала, что вряд ли они зацепят её также, как те маленькие кирпичные улочки, напоминающие картинки из книжек про старинные деревни и долины из виноградников.

Жизнь степенно неслась по течению, изредка выкидывая девушку на острые камни. И эти камни, к несчастью, надолго застревали в душе Ады, напоминая о себе в моменты сухого молчания. Встреча с Фемидой Левской никак не хотела выходить из головы и прокручивалась там, секунда за секундой. Эта старушка определённо была сумасшедшей, но от этого не становилось легче. Ведьмы, жизненный исход и внутреннее Я. Слова сплетались воедино, но не находили отклика в душе Петровой, оставаясь лишь призраками, не способными пробиться через толстую стену убеждений. Казалось, даже если бы у них получилось проникнуть, девушка бы всё равно не поверила в подобную чушь.

Осторожно посмотрев на свои руки, Аделаида не увидела ничего, что могло бы дать ей хоть какую – то подсказку. Светлые ладони, длинные пальцы, синеватые вены на запястье. Всё это было у каждого, всё что внутри – также одинаково. Не надо учиться в медицинском институте для того, чтобы знать – человек не может появиться из крови и глины. Жизненная цель не может ставиться заранее, ведь…. Ведь зачем Вселенной тратить свой ресурс на контроль над жизнью каждого человека? Неужели жизнь может быть настолько ценной для того, чтобы контролироваться кем – то иным? От чего зависит выбор судеб?

Письмо Мендака всплыло в голове девушки совершенно случайно. Ведь Антонин тоже писал о множестве вариантов будущего: это просто не могло быть совпадением! Он писал о матери, о том, что отец не хотел, чтобы Ада повторила судьбу его жены. Что – то общее было между Фемидой Левской и Антонином Мендаком, и Аделаида была уверена, что узнает правду. Потому что иначе она просто сгорит, потерявшись в непонимании самой себя и ощущении окружающей лжи.

– Екатерина Александровна, – позвала женщину Петрова, подняв голову. – Вы не знаете, кто такой Антонин Мендак?

– Мендак? Нет, никогда не слышала, – покачала головой Тасканова, задумчиво нахмурившись. – Я поищу в телефонном справочнике и, если найду, обязательно дам тебе его номер.

– Спасибо.

– А почему ты вообще спрашиваешь? Я думала, что ты не знаешь сейчас никого в городе.

– Так и было, но… – девушка неуверенно закусила губу, решая, стоит ей говорить о письме или же оставить подобное в тайне. Наверное, не нужно начинать беседу, будучи неуверенной в её содержании. – Мой друг, Василий, муж моей тёти, просил его найти, потому что раньше он жил в Авуар де Луе. Номера стираются со временем, но он хотел бы вновь отыскать хоть какую – то связь, – ложь легко слетела с языка Аделаиды и девушка, дождавшись удовлетворённого кивка Екатерины, спокойно выдохнула. В конце концов, она не обязана рассказывать всю правду. А женщине необязательно всё знать и добиваться истины.

Наконец джип подъехал к огромному зданию, первый этаж которого был облицован чёрным мрамором. Два охранника выверенным движением сняли с голов фуражки при виде Екатерины, которая не удостоила их даже взглядом, и слегка напряглись, заметив, как из машины, вслед за женщиной, вышла Ада.

– Добрый день, миссис Тасканова, – приветливо воскликнул швейцар, открывая стеклянную дверь и пропуская женщину и девушку. – А Вы, мисс, у нас?

– Петрова. Аделаида Петрова, – улыбнувшись, представилась девушка, протягивая руку и крепко пожимая.

– Рад с Вами познакомиться. Вы ведь вместе, я правильно понял?

– Да, Дмитрий, мы по делу к Виктору Алексеевичу. Он свободен?

– Конечно, миссис Тасканова, для Вас он свободен всегда! – ещё шире улыбнулся мужчина и рукой указал на лифт. – Десятый этаж, как и обычно.

Только дойдя до дверей лифта, Екатерина выдохнула, мельком посмотрев на девушку.

– Препротившнейший мужчина. Он лебезит перед каждым, сюда приходящим. Не знаю, кому это может понравиться, и почему Виктор его всё ещё не уволил, – пробормотала женщина, нажимая на кнопку.

– Он показался мне весьма милым, – усмехнулась Петрова. – А почему офис Виктора Алексеевича находится на десятом этаже? Это ведь, насколько я поняла, всё принадлежит ему.

– Принадлежит, – кивнула Екатерина Александровна, снимая шляпу и поправляя и без того идеальную укладку рукой. – Но на нижних этажах обычно проходят совещания и работают сотрудники. На третьем – заседания. Ещё где-то адвокатура. Всё и не упомнишь! Спенсер сдаёт всю большую часть здания, потому что она ему банально не нужна.

– Мне кажется, это глупо. Сначала покупать дом, который тебе явно не по размеру, а затем расшвыривать его по кусочкам.

– Здесь так делают почти все, – пожала плечами Тасканова. – Чем больше здание, тем ты богаче.

– Хорошо, что никто не может видеть внутреннее богатство человека, – приподняв уголки губ, сказала Ада. – Тогда в нашем мире было бы куда больше бедных.

Екатерина понимающе усмехнулась, оставив на своих губах блуждающую улыбку.

Десятый этаж открыл перед Аделаидой панорамный обзор на весь город, изрядно заполненный высотными зданиями. Недовольно нахмурившись, девушка отвернулась. Она не боялась высоты, но всё равно чувствовала себя неуютно рядом с окнами в пол. Стоя около них она всегда подсознательно страшилась свалиться вниз.

Ярко – красные стены коридора с поклеенными обоями, наверное, должны были смотреть красиво, но этот кричащих цвет лишь заставлял рот кривиться. Люстры противного жёлтого цвета с имитацией золота. Кричаще богатые, но оттого лишь более уродливые. Ада видела, что сюда вложили немало денег и, возможно, труда, но внешний вид помещения оставлял желать лучшего. Цепкий глаз девушки зацепился за голубой ковёр и она тяжело выдохнула, не имея сил рассматривать всё это безобразие.

– Тоже не нравится? – тихо спросила женщина, остановившись перед дверью с нарисованной цифрой «1».

– Совершенно, – покачала головой Петрова и попыталась сдержать улыбку, просившуюся наружу.

Закусив губу, девушка вошла в кабинет Спенсера, в надежде, что там интерьеры будут спокойнее.

– Екатерина? Боже мой, как давно мы не виделись! – воскликнул Виктор, вскакивая с кожаного кресла и подбегая к женщине. Ростом он был невелик, а тяжёлый, большой живот ещё сильнее сковывал движения. Волосы на голове сбрызнуты лаком и приглажены в две стороны, словно подчёркивая округлость щёк и величину подбородка. Дорогой костюм обтягивал необъятные формы мужчины, так, что пуговицы пиджака явно норовили оторваться и вылететь собеседнику в лицо.

Обняв Тасканову, мужчина едва достал ей головой до плеча, но, не почувствовав ни капли скованности или неуверенности, лишь шире улыбнулся. Слева и справа в улыбке сверкнула пара золотых зубов, выполненных в форме клыков.

– Здравствуй, Виктор, не так уж и давно. Мы столкнулись в кафе за бранчем на прошлой неделе, если мне не изменяет память.

– Да – да, конечно, – облизнув сухие губы, воскликнул мужчина, разводя руками и приподнимая брови. – Но для меня эта неделя была целой вечностью! – ещё не заметив Аделаиду, продолжал он.

– Пусть будет так. Не угостишь ли ты нас кофе?

– Вас? – удивлённо переспросил нотариус, заглядывая за спину Таскановой и натыкаясь на девушку, облокотившуюся на стену у входа. – Юная леди, Вас – то я совершенно не приметил!

– Ничего страшного, – улыбнулась та, подходя к мужчине. – Меня зовут Аделаида Петрова, мне кажется, мы с Вами уже косвенно были знакомы, Виктор Алексеевич.

– П-Петрова? – запнувшись, Спенсер сглотнул, потерев рукой бровь, и только потом пожал руку, ему протянутую. – Екатерина, кто же это?

– Дочь Григория, ты верно её понял, – гордо сказала Тасканова, довольная замешательством мужчины. Она ожидала подобной реакции, потому что уже давно знала о том, что деньги, которые отец Ады ей оставил, используются Спенсером в собственных корыстных целях. Он – то, наверное, надеялся, что девушка давно умерла или, по – крайней мере, больше никогда в Авуар де Луе не вернётся. – Ну, так что насчёт кофе? – беззаботно улыбнувшись, спросила женщина.

– Конечно – конечно, присаживайтесь, – процедил Виктор, голос которого потерял любую окраску и теперь казался сухим и безжизненным. – Одну минуту, и я к вам вернусь.

Как только Спенсер вышел в коридор, Аделаида, неуверенно повернувшись к Екатерине, наконец, решилась спросить.

– Что это с ним? Мне кажется, он совершенно не рад меня видеть.

– Всё в порядке, милая, тебе не стоит напрягать этим свою голову. Просто наш дорогой Виктор Алексеевич совершенно не ожидал, что ты однажды вернёшься за тем, что по праву принадлежит тебе, – не переставая улыбаться, говорила Тасканова, качая головой.

– Что Вы имеете в виду?

– Деньги, оставленные тебе родителями, были сложены в одну из ячеек Спенсера и он, конечно, не преминул ими воспользоваться. Виктор пытался вложить их в незаконную продажу оружия. Ты, наверное, слышала о войне, развязавшейся несколько лет назад? Фасево хотели стать самостоятельным государством, но всё довольно быстро кончилось, – заметив, как изменилось лицо Аделаиды, женщина продолжила, ласково потрепав девочку по плечу. – Эй, не волнуйся. У меня есть копия всех бумаг, которые подписывал твой отец и там чётко прописана сумма. Так что если мы не досчитаемся хотя бы одной монетки, разговор уже будет иным.

– Спасибо, – одними губами прошептала девушка прежде, чем нотариус вернулся в кабинет. Вслед за ним вошли две длинноногие блондинки, одна из которых несла поднос, на котором стояли три чашки с кофе, а другая тащила кипу пожелтевших бумаг. Петрова с долей лёгкого изумления подумала о том, что бумаг слишком много для одной семьи.

– Итак, начнём. Ты, Аделаида, насколько я понимаю, хочешь вступить в наследство и переписать дом, лабораторию в центре города, небольшую дачу около реки, которая раньше не входила в черту города, машину и… Всё, вроде бы? – ухмыльнулся Спенсер, бегая глазами по ровным напечатанным строчкам.

– И деньги, оставленные ей Григорием, Виктор. Ты их забыл перечислить, – едко напомнила Екатерина Александровна, сжимая ладонь Ады под столом. Девушке здесь совершенно не нравилось, и она не представляла, как бы пришла сюда одна.

– Да, конечно, деньги. И как я только мог забыть, правда? – прошипел мужчина, доставая ещё один листок. – Григорий завещал тебе все накопленные им и Серафимой сбережения, составляющие…. О, боже, – Спенсер поперхнулся кофе и, слегка прокашлявшись, наконец, продолжил. – Составляющие двадцать один миллион тридцать четыре тысячи танов.

У девушки перехватило дыхание. Это была настолько огромная сумма, что на неё можно было купить Кусад де Шевалль, в котором Аделаида жила до этого. Удивлённо посмотрев на Екатерину Александровну, которая даже бровью не повела, Петрова постаралась вдохнуть полной грудью и понять, о чём же продолжает говорить нотариус. В её голове крутились миллионы мыслей о том, что её родители просто не могли накопить столько танов, но бумаги не врали.

– Вам же не нужна полная сумма сразу? – мило улыбнувшись, спросил Виктор, потирая большим пальцем костяшки на левой руке.

– Вообще-то, нужна. Мы планировали положить её в банк под процент, так что, тебе же не трудно будет отдать эти деньги сейчас? – ангельским голосом поинтересовалась Тасканова, слегка отпивая кофе. – Безумно вкусно! Твои девочки всегда готовят его просто восхитительно.

– Спасибо, Екатерина, – процедил мужчина, вставая из-за стола. Резко взяв в руки зазвонивший телефон, Спенсер недовольно положил его к уху. – Да? Кирилл? Уже вернулся? Я думал, что он приезжает от матери только через неделю! Да – да, конечно, пусть поднимается.

– Кирилл тут? О, Аделаида, ты же будешь счастлива его видеть!

– Но… – попыталась отказаться девушка прежде, чем Тасканова уверенно подняла руку, прекращая бормотание.

– Ада, иди, поболтай со своим другом, пока мы с Витей обсудим пару рабочих моментов. Я позову тебя позже, на подпись бумаг.

Несмотря на недовольство, девушка, не прощаясь, вышла из кабинета нотариуса, оставляя Спенсера наедине с Екатериной Александровной. Аделаида понимала, что у женщины наверняка будет много вопросов к Виктору, и она не спустит ему то, что он вкладывал чужие деньги в свои грязные попытки заработать. Конечно, всё это стоило обсуждать с ним раньше: когда он только начал заниматься своей незаконной деятельностью. Спустя несколько лет будет очень сложно обвинить Спенсера в том, что он действительно вложил деньги Петровых в продажу оружия.

В голове, как колокол, звучала цифра. В детстве она даже не задумывалась о том, сколько зарабатывали её родители. Мама, чаще всего, была дома и работала лишь для удовольствия. Значит, основную часть суммы вложил именно отец. Неужели Григорий оказался настолько одарённым химиком, что компания, на которую он работал, обеспечила его деньгами на несколько жизней?

Всё-таки подойдя к окну, девушка огляделась. Авуар де Луе был поистине огромен, но в нём уже не было той теплоты, которая присутствовала раньше. Люди перебирались в северную часть города, где было проще развивать бизнес и зарабатывать деньги, оставляя памятные улочки не только на юге, но и в столь же дальних уголках своей памяти. Это было ужасно. Время здесь текло совершенно иначе, на улицах шли другие люди, цели и мечтания которых распространялись всё дальше и дальше. Они были готовы идти по головам лишь для того, чтобы найти в этом мире выгоду для себя. Ведь какая разница, что случится с теми, кто остался позади? Если бы хотели, то стояли бы рядом.

Во время длинных, тёплых вечеров, которые Ада проводила с отцом около камина в своей комнате, он рассказывал ей о людях. Были те, кто подставит плечо, идя рядом с тобой. Этот типаж не будет смеяться над неудачами за твоей спиной, такие люди дойдут до конца вместе, чтобы познать лучи славы, просто потому, что у них в душе нет камня вместо бьющегося сердца. Эти люди не менее успешны, совсем наоборот: кроме внешнего богатства у них есть ещё кое – что очень, очень важное: умение сопереживать и оставаться настоящим Человеком.

А другие… Другие будут ненавидеть тебя за каждый успешный день и радоваться, когда наступит чёрная полоса. С такими людьми не сходишь на футбольный матч и не поедешь на речку, потому что у них другие интересы. Они любят собираться тесным кругом таких же, как они сами, и обсуждать всех подряд, будто не понимая, что потом они встретятся другой компанией и обсудят своих же «друзей». У них нет ничего, кроме золота, лежащего в банке. В их гостиной всегда много чиновников, рестораторов, банкиров и бизнесменов, но ни один из них не встанет рядом, когда ты всё потеряешь. Стоит тебе обеднеть, как ты тут же перестанешь существовать, потому что в понимании этих людей ты не можешь быть человеком, если из твоего кармана не торчит пара новеньких купюр.

Спенсер был одним из подобных, это было видно с первой же секунды. Несмотря на попытку быть ближе к каждому, при втором, более глубоком взгляде на этого человека становилось понятно: он абсолютно беден душой. Душой такой же чёрной, как вчерашняя ночь.

– Мисс, Вы к Виктору Алексеевичу? – из открывшихся дверей лифта вышел высокого роста мальчишка и, слегка изогнув бровь, подошёл к Петровой.

– Нет – нет, там сейчас мой друг. Она вместо меня выясняет все вопросы с Виктором Алексеевичем, – обернувшись, сказала девушка, оглядывая подошедшего пристальным взглядом. Тёмные волосы были зачёсаны на одну сторону, глаза светлого зелёного цвета напоминали траву в лучах утреннего солнца, а в руках парень держал пару дорожных чемоданов. В голове тут же мелькнула мысль. – Вы же Кирилл, верно?

– Да, всё так. Мы с Вами знакомы? – улыбнулся младший Спенсер искренне, совершенно непохоже на своего отца.

– Екатерина Александровна сказала, что я буду рада Вас видеть, потому что мы друзья, – слегка запнувшись, сказала девушка.

– Хм, я был бы счастлив быть Вашим другом. Как Вас зовут?

– Аделаида. Я только недавно вернулась в Авуар де Луе, так что сейчас получаю бумаги на имущество родителей, – быстро объяснила Петрова, слегка поправив волосы. Она, почему – то, чувствовала себя неловко под пристальным взглядом Кирилла, но старалась сделать всё, чтобы он этого не заподозрил.

– Аделаида? Я знал лишь одну девушку с таким именем, – задумчиво пробормотал парень, изгибая густую бровь. – Петрова?

– Всё верно. Так мы… и впрямь знакомы?

Повисла короткая пауза, во время которой Кирилл продолжал разглядывать девушку, совершенно не стесняясь своего пристального внимания. В его глазах отражалось неверие и искренний, неподдельный интерес к приехавшей особе.

– Чёрт возьми, Ада! – Спенсер резко поставил чемоданы на пол, пальцами взбивая причёсанные волосы. – Неужели ты правда совершенно меня не помнишь? Ну, дела! Мы же с тобой ходили в одну школу! На всех праздниках меня одевали во фрак просто потому, что иначе я плохо смотрелся рядом с тобой! Я так страдал в детстве, а сейчас ты даже меня не помнишь.

– Боже мой, давай чуть медленнее. Ходили в одну школу?

– Конечно! Ну, давай, вспоминай. Мальчик низкого роста, волосы чуть светлее, постоянно не было какого – то зуба. То один выпадал, то другой. Ну и потолще был, – смеясь, говорил Кирилл, не переставая ходить вокруг девушки. – Помнишь, как мы сидели под столом на балу? То – то я удивился, когда ты сказала про Екатерину Александровну. Мы ведь в детстве на её вечеринках так веселились!

– Ты таскал мне пирожные, потому что я стеснялась их взять, – неловко прошептала Аделаида, закусив губу. Она не была уверена в том, что помнит именно его, потому что мальчик в её воспоминаниях и тот молодой человек, что сейчас стоял перед ней – были абсолютно разными людьми. Это был тот же мальчик, что затаскивал её под воду во время купаний на речке, тот же мальчик, что запускал на уроках математики самолётики в сторону доски. Тот же мальчик, что, вылезая из под стола на балах, пытался потанцевать с ней.

– Ты обожала карамельные, покрытые взбитыми сливками. И апельсиновый сок в бутылочках, потому что стаканы были слишком хрупкими.

– Глазам своим не верю, – медленно улыбнулась Петрова, качая головой. – Ты так вырос и изменился, удивительно. Был ниже меня, бегал под столом, а сейчас!

– Да, теперь все зубы на месте, даже не качаются!

Девушка рассмеялась вместе с Кириллом, взгляд которого потеплел ещё сильнее. Это было так странно. Сын, совершенно непохожий на отца. Живой, настоящий, приятный. И ещё чудеснее то, что они знакомы. Аделаида вспоминала детство и понимала, что теперь ей есть с кем его обсудить, потому что они со Спенсером проводили почти всё время вместе. В школе сидели за одной партой, даже когда ссорились. Приходили друг к другу в гости и делали уроки, посещали мероприятия.

Воспоминания об этом мальчишке всегда были в голове и душе Петровой, отдаваясь теплом и какой-то родной близостью. Встретить его сейчас было подобно… Сказке?

– Я рад, что ты вернулась, Ада, – словно озвучивая мысли девушки, сказал Кирилл. – С тобой балы Екатерины Александровны вновь оживут.

– Ты приглашён на этот?

– А что, ты в этом сомневаешься? – рассмеялся Спенсер. – Я ходил на каждый бал после твоего отъезда, сначала совершенно не понимая, почему на них нет тебя. Мне ведь никто не сказал, представляешь? – поникшим голосом усмехнулся парень, потирая шею. – Мои родители развелись в тот же день, когда твой отец.… В общем, именно поэтому никто из нас не пришёл к тебе.

– Боже, Кирилл. Почему твои родители это сделали? Они ведь так… – Аделаида запнулась, не уверенная в том, можно ли развивать эту тему.

– Любили друг друга? Все так думали, мне кажется. Я узнал не так давно о причине развода, от матери. Она сейчас живёт в другом городе, с другим мужчиной, у них родилась прелестная дочка по имени Мария, я её очень люблю. А развод? Папа изменял ей на протяжении многих лет. Это были разные девушки, разные вечеринки, а у него – разные оправдания для каждого случая. Мама всё это прощала, пыталась жить с ним ради меня, а потом поняла, что хочет жизни для себя, – Кирилл отвернулся, вытирая со лба выступившие капельки пота. Кондиционер в коридоре не работал, отчего здесь было слишком жарко. – Я её не виню. Жаль, что она не ушла раньше. Мой отец зачастую ведёт себя, как урод, я уже давно с этим смирился, Ада. У меня может быть всё, начиная от лучших вещей и заканчивая лучшим институтом, но у меня никогда не будет лучшего папы. Он даже не помнит, когда у меня день рождения.

– Почему ты остался с ним?

– В детстве это зависело не от меня, я ничего не понимал, почти всё скрывалось. Потом он начал говорить, что мама уехала в отпуск и только через год Екатерина Александровна проговорилась. Тогда уже у мамы была семья, да и тут… Я смирился. Давай не будем это обсуждать? Может быть потом, но сейчас я не хочу. В конце концов, Ада, ты вернулась. Теперь всё будет по – другому.

– Хотелось бы в это верить, – улыбнувшись, прошептала девушка, вдруг почувствовавшая жуткую пустоту.

Глава 5. Ещё одно знакомство.

Прошло пять дней с того момента, как дом официально стал принадлежать Аделаиде. Получив квитанции на оплату счетов, девушка, с помощью Екатерины, всё же смогла оплатить коммунальные услуги и поэтому сейчас счастливо стояла на кухне и готовила яичницу. Несмотря на слегка подвешенное состояние и полную опустошённость, дом давал ощущение защищённости, которое до этого не появлялось. До сих пор Ада так и не решилась войти в комнату матери. Ей казалось, что если она сделает это, откроет бежевую, единственную светлую на этаже дверь, то что – то внутри просто сломается. В той комнате хранились надежды на будущее, счастье и уют, запах духов, которыми она пользовалась. Это священное место, в которое просто так войти нельзя.

Кирилл регулярно заходил за Адой, заставляя её выходить из дома, и водил по старым улочкам. Он показывал ей, где находятся ближайшие магазины, довёл до рынка и не давал девушке ни малейшей возможности раскиснуть. Им было хорошо. Вот и сегодня, всего через пару часов, парень снова должен был постучать в дверь. Спенсер говорил, что у него приготовлена отличная программа, которая обязательно понравится Аделаиде. А, если честно, то ей нравилось всё, что он предлагал. После того, как вся пыль в доме была протёрта, а музыка на телефоне прослушана больше тридцати четырёх раз, очень хотелось сделать что – то новое и выйти из четырёх стен, а идти куда-то самой, после первой ночной прогулки, совершенно не было желания. С Кириллом уходил риск, и сейчас Петрова была этому более, чем рада.

Сев за стол на кухне, Аделаида, поджав под себя ноги, посмотрела на своё творение. Улыбка, выложенная из колбасы, помидорки для румянца и два огромных, больших глаза из яиц. Она создавала вокруг себя иллюзию счастливой жизни, не понимая, почему внутри так пусто и холодно. Ада проходила каждое утро по одной и той же лестнице, и в её памяти воскресали лица людей, уже давно покинувших эту землю. Их уже не было, но в её воспоминаниях они жили. Были счастливы, задорны и улыбчивы. Их не было, но они остались в ином мире: в мире людских сердец, которые никогда не смогут забыть их трепетных улыбок.

За окном, наконец, появились облака, хоть немного сводившие жару на «нет». Счастливые птицы не прекращали петь, сидя на подоконнике, и совершенно не обращали внимания на проходящих мимо котов, которые, стоило выйти за пределы дома, бежали к ногам и тёрлись о голые щиколотки. Они не выглядели голодными, но всё равно были рады, когда ты заходил на кухню и доставал из холодильника немного колбасы. Их, вопреки сложившемуся мнению о «самостоятельности и независимости котов», на самом деле радовало людское внимание.

Взяв в руки книгу, девушка, посмотрев на название, тяжело вздохнула и покачала головой. Наверное, это было глупой и почти бесполезной затеей, но у Аделаиды не было иного выхода. Слова Фемиды Левской не выходили из головы, лишь временно замещаясь чем-то иным. Её лицо находило Петрову во снах, эта женщина чудилась Аде в спинах прохожих, в их волосах или неровной походке.

«История ведьм. Кристиан Вейл». Это книга принадлежала Серафиме и, поэтому, была подписана её красивыми, ровными буквами. Ада уже давно не любила подобные истории и относилась к ним с особым скептицизмом. Они заставляют детей поверить в несуществующие миры, дают им надежду на какую-то особенную жизнь. После детства, проведённого за подобными рассказами, очень больно сталкиваться с каменной и неприглядной стеной настоящего человеческого существования. Толстый переплёт книги был изрядно потёрт, а каждая страница пожелтела, будто бы проведя в семейной библиотеке больше ста лет. Открыв форзац, девушка прочла вступление и, постаравшись откинуть предрассудки, наколола на вилку помидор.

«В древние времена считалось, что большинство женщин обладает магическими силами, которые разделялись на уровни простых гаданий и заканчивались глубокими, мощными силами. Эти женщины получали от Природы знания своих предков, изучали магическое искусство и, впоследствии, обучались управлению той силой, которую чувствовали в себе. Они умели связываться с загробным миром и использовать это в своих целях, хороших или плохих, ведьмы знали обряды и заговоры. Ведьма могла как подарить свою силу и помогать живущим рядом с ней, так и проклясть их, если люди стали ей неугодны».

Оторвавшись от ровно написанных строк, Аделаида, поджав губы, постаралась сохранить спокойствие. Она пообещала себе, что, чтобы то ни было, постарается провести тексты через себя, для того, чтобы понять, была ли Фемида Левская сумасшедшей или то, что она сказала, могло оказаться правдой. Конечно, верить в эти бредни про ведьм Ада не хотела, да и не собиралась, но эта мысль, словно маленький молоточек, медленно долбила голову Петровой.

«Вы можете считать, что всё, о чём я расскажу в этой книге – не больше, чем плоды моего воображения, но мне, по большому счёту, не так уж и важно, чтобы люди, которые не хотят слышать и видеть правду, начинали в неё верить. Только глупец может не замечать истину и быть уверенным лишь в собственном мнении.

Я прожил среди клана ведьм больше двадцати лет, и для меня лишь эти годы жизни были настоящими. Лишь с ними я понял, как раньше был слеп. Я искал нечто удивительное среди обычных, серых масс, не понимая, что уныние затопило всякую индивидуальность.

Ковен ведьм, остановившийся на юге, нашёл меня, оборванного и больного, среди склонов гор Шалла Идеши, когда я направлялся к кочевникам, переходящим на новое пастбище. Идя тогда к ним, я надеялся, что смогу выяснить у одного из них, когда им в последний раз доводилось встречаться с кем – то Особенным. Кочевники, которых я встречал раньше, называли ведьм именно так. Особенные. Наделённые неким даром, ощущением единения с собой и природой. Это удивительные создания, которые знают прошлое и видят будущее, и другие, которые управляют стихиями природы и создают вещи, немыслимые для воображения простого люда. Они не пытаются изменить будущее, а принимают его. Подобные им умеют управлять временами года, некоторые считают, что именно с лёгкой руки Особенных меняется погода. Их жизнь, их судьба и обычаи всегда интересовали меня и, в конце концов, я решился выйти в своё неблизкое путешествие лишь для того, чтобы узнать об этих людях что – то новое. Но люди ли они? Этот вопрос терзал меня много лет.

Я не смог добраться до кочевников, заблудившись в лесу и, попав в бурную реку, сломал обе ноги в потоке. В тот миг я уже смирился с гибелью и терял сознание, постоянно глотая ледяную воду и ощущая лишь боль, которая, словно меч, закалывала меня своим остриём. Я не помню, как выбрался. В моей памяти навечно остались лишь серые глаза ведьмы, встретившейся мне и спасшей. Она забрала меня к себе в клан и заставила остальных принять, несмотря на то, как агрессивно они были настроены. Ведьмы обязаны скрываться, потому что иначе им не выжить в этом мире. Тем более опасно им было показываться сейчас, когда гонения на ворожей достигли своего апогея. Люди, окружающие меня раньше, были слишком злы и слепы. Даже если бы им довелось встретить такое удивительное существо, они бы лишь уничтожили его, затоптав своими ужасными, отвратительными действиями. Впрочем, возможно, сначала я бы смог понять их. Видеть то, как вокруг тебя поднимаются ураганы, как шторма взрывают морские пучины, разворачивая корабли, как загорается в ладонях огонь! Это и впрямь может изменить сознание и внести в него пугающее желание отогнать подобное от своей жизни. Это неправильно, твердит твой мозг. Противоестественно.

Ковен Южных Ведьм был одним из немногих, кто никогда не трогался с места. Об этом и о многом другом я узнал от той же женщины, которая покорила меня с первой секунды. Её звали Эннет, и она жила уже больше двухсот лет, но не старела, оставаясь такой же удивительной, как и многие годы до этого. Это стало одной из причин того, что я перестал называть ведьм и колдунов банальным словом «люди». Они ими никогда не были! Моя милая ведьма, моя Эннет, она рассказала мне, что они уже давно следили за мной и моим исследованиями. Так я узнал, что одной из моих подруг в институте во время исследований была молодая колдунья, которая направляла меня в правильное русло. Они хотели, чтобы я их нашёл, потому что знали, что я не причиню им вреда. Видящая их Ковена рассказывала о том, что в будущем, благодаря мне, случится нечто хорошее. Впрочем, не изменили ли они его, направив меня к себе? Как поменялась бы Вселенная, останься я в родном городе, лишь с идеями, но без сил на их исполнения? Признаюсь, я не очень хочу об этом думать.

Оказавшись единственным мужчиной среди сотен ведьм, я чувствовал себя чужим и покинутым. Я достиг своей цели и нашёл их, о большем мечтать мне не приходилось. Хотел ли я покинуть их? В первый месяц мне казалось, что это станет лучшим решением. Мои ноги снова были здоровы благодаря стараниям ведуний, а новых целей пока не прибавилось. В момент моего метания Эннет снова нашла меня, сидящего на краю обрыва, и пообещала, что если я останусь, то она поведает мне всё о своём роде. Я остался, а история растянулась на двадцать лет. Забегая вперёд, я скажу, что у нас родилась удивительно прекрасная дочь, которая прожила счастливые и беззаботные восемь лет, после чего исчезла. Дети, родившиеся в браке ведьмы и человека не могут жить долго из – за несовместимости родительской крови. Эннет была замечательной матерью, несмотря ни на что.

Вернёмся к истории. Ведьмы берут своё начало из Природы, она даёт им знания и силы, порождающие величие. Но без магии это величие никогда не найдёт применения и попросту не будет использовано. Сила, дарованная Природой, лишь половина от того, что требуется ведьме. Сила есть во всём: в траве, в деревьях, в огне, которым мы пользуемся. Сила эта нужна для обычного существования, но чем её больше, тем могущественнее объект. Природа может и забрать то, что она подарила, если законы жизни будут нарушены. А магия! Магия – это мыслящая структура. В разных объёмах и разных количествах она проникает в тела ведьм, позволяя им пользоваться дарованными Силами. Ковен Южных ведьм проживал совсем близко от гор Идеши по нескольким причинам. Во-первых, леса, растянувшиеся на многие километры вокруг них, скрывали пути, созданные ведьмами в оврагах и скалах. Во-вторых, по их убеждению, на одной из гор Идеши, Мек, находился клан Прародителей Ведьм. Находясь так близко к ним, пусть и не зная, существуют те или нет, Южные ведьмы чувствовали себя причастными к чему-то большему.

А что насчёт законов? В их мире их не так много, но каждый представляет собой важную часть в существовании ведьмы.

Первый закон – не воскрешать мёртвых. Каждая душа должна быть уравновешена другой душой, за подобное действие цена может быть непомерна высока. Нарушение первого закона карается не только изгнанием из Ковена, но и чем-то более страшным. Чем-то, о чём ведьмы предпочитают умалчивать.

Эннет сказала, что первый закон не нарушался уже много столетий, потому что Ритуал, созданный для его проведения, погиб с последней Старейшиной, носившей эту тайну в закромах своей памяти. Мне кажется, так даже лучше: не иметь возможности нарушить равновесие Вселенной. Так мечты никогда не воплотятся в реальность.

Второй закон – не использовать магию для порабощения других рас. Под «другими» ведьмы подразумевали как людей, так и многих незнакомых мне существ, о которых рассказывала Эннет. Так, однажды я смог увидеть хвост Последнего Дракона, сон которого тщательно оберегается колдунами и ведьмами. А совсем недавно Эннет принесла мне джерка – горного козла с огромными рогами.

Третий закон – не использовать Чёрную магию. Наказанием за это является проклятье, ложащееся на род, но ведьмы всё равно говорят о том, что Ковенов Чёрных колдунов становится больше с каждым годом.

Четвёртый закон – не создавать семью с представителями людского рода. Наказанием за нарушение этого закона является изгнание из клана, что мы с Эннет познали на себе. Такой запрет был создан не только потому, что дети, родившиеся в подобном браке, едва ли доживают до десяти. Ведьмы верят, что сама Природа выступает в такие моменты против кровосмешения.

Продолжение же рода у ведьм происходит несколькими способами. Когда в мире рождается ребёнок со способностями, его стремятся забрать у родителей, которые не способны справиться со стихийной магией младенца. Их чадо пугает их и, поэтому, большинство родителей отдают детей без лишних раздумий. В Ковене я познакомился с семью девушками, попавшими сюда именно так. Другой же способ… Пугающий. Он сопровождается длительной подготовкой и то, что происходит в конце, должно вызывать отвращение. Эннет до сих пор не может убедить меня в том, что подобные практики используются повсеместно.

Ведьмы создают фигуру женщины из глины, и каждая, проколов себе палец латунной иглой, обмазывает кровью голову фигурки. Затем, срезая прядь волос с затылка, ведьмы оборачивают ими глиняное тело. После месяца постоянного чтения заклинаний и проведения обрядов, ведьмы просят Природу наделить их создание живой силой, телом и душой, и, если всё было проведено правильно, утром вместо засохшей глины появляется младенец.

За все те двадцать лет, что я провёл в Ковене, мне довелось увидеть это несколько десятков раз. Однажды я спросил у Эннет, почему они не создают мальчиков, а она лишь пожала плечами и спросила «зачем?». Мужчины-колдуны существуют, но они не являются тем, ради чего стоило бы хлопать в ладоши.

Конечно, если ведьма соберётся построить семью, то она ищет себе партнёра среди колдунов, но, в таких случаях, как сказала Эннет, выбирать «есть из чего». В некоторых Ковенах мужчины даже живут вместе с женщинами, а их семьи не уходят в мир, а продолжают держаться вместе.

В Ковенах, где существуют обычные семьи, почти не используют глину. Я не говорил об этом с Эннет, но, мне кажется, так было бы лучше. Девочки, рождённые из глины и чужой крови, ничем не отличаются от остальных, но я всё равно примечаю их по серебристым волосам и бледным лицам – особенности, которая сопровождает каждую из них. Если «глиняная» ведьма решает продолжить род – то её дети имеют такую же особенность».

Несколько громких ударов по стеклу заставили Аделаиду, отвлечённо подняв голову, обернуться на звук. Там, стоя на ровно подстриженной лужайке, улыбался Кирилл, неуверенно опираясь рукой о стеклянную поверхность. Девушка бросила быстрый взгляд на часы и, удивлённая тем, как рано пришёл Спенсер, отложила книгу. Написанное в ней казалось чем – то поистине необыкновенным, а мужчина, чьей руке это принадлежало, похоже, свято верил в то, о чём говорил. Ведьмы, создающие людей из глины, а, затем, вдыхавшие в фигуру жизнь! Ада покачала головой, задумчиво потирая пальцы рук. Конечно, это всё просто бредни, описанные автором после пары стаканов виски, потому что ни одному трезвому человеку просто не придёт в голову подобный кошмар. Это же ненормально! Начиная с этической точки зрения и заканчивая обыкновенной логикой: создание живого существа не могло происходить без участия живых клеток!

Одёрнув толстовку вниз, Петрова, встряхнув головой, решительно открыла дверь. Она заверила себя в том, что она обдумает содержание книги позже. В конце концов, Кирилл сочтёт её сумасшедшей, если узнает, какие бредни решила изучить его подруга.

– Доброе утро, Ада! – весело воскликнул Спенсер, поцеловав девушку в щёку и, скинув с ног кроссовки, быстро вошёл в комнату. – Надеюсь, ты не против того, чтобы я пришёл чуть пораньше? Отец уехал на работу, и я решил, что могу позавтракать у тебя.

– Да, проходи, конечно. Рада тебя видеть, – удивлённо пробормотала Аделаида, ставя ботинки мальчика рядом с входом и хмурясь. Девушка не считала себя ярым защитником порядка во всём, но ей нравилось, когда люди следили за собой в каких-то мелочах. Хотя, возможно, её неоправданные ожидания – это только лишь её проблема.

– Вижу, ты сама ещё не позавтракала, – поднимая вилку и слегка ковыряя ею по тарелке, констатировал парень, садясь на место Петровой. – Что читаешь?

– Ничего, – сказала Ада прежде, чем успела выхватить книгу из рук Спенсера, с интересом её раскрывшую. – Только попробуй засмеяться, ясно? Иначе я тебя этой же вилкой заколю насмерть.

– Эй – эй – эй! Я даже не думал осуждать тебя за внезапно пробудившийся интерес к… историям о ведьмах. Это же просто книжка, – Кирилл пожал плечами, листая страницу одну за другой. – Мама такие сейчас читает дочери, но та, по – моему, ничего не понимает. Если только её агуканье не является тайным призывом духов мёртвых.

– Ну конечно, младенцу ведь больше нечем заниматься, – рассмеялась девушка, открывая холодильник и, поджав губы, оглядела его. – Могу сделать яичницу, омлет или просто салат.

– Согласен на яичницу.

– Согласен он! – Аделаида закатила глаза, ставя на плиту сковородку и доставая яйца. – Мог бы и предложить свою помощь, вообще – то.

Кирилл рассмеялся, встал из – за стола, перехватил из рук подруги сковородку и передвинул её на большую конфорку. Не переставая улыбаться, Спенсер молча разбил два яйца и, достав тарелку, стал над ними стоять.

– Сейчас ты напоминаешь коршуна, ждущего, пока его добыча, наконец, потеряет бдительность.

– Я в любом случае уже выиграл в этой битве, – щедро посыпав яичницу солью, усмехнулся парень.

– Было бы чем хвастаться! Бедные, беззащитные, маленькие…

– Прекрати, ярая «вегетерианка»! Я уже понял, насколько бесчеловечным было моё высказывание пару секунд назад, – притворно жалобно протянул Кирилл, посмотрев на Аду щенячьими глазами.

– Иди и ешь, пока они не сгорели, – покачав головой, сказала девушка. Спенсер имел поразительную способность исправлять любую ситуацию. Несмотря на то, что ещё пару минут назад Аделаида слегка злилась на него из – за раннего прихода, сейчас она уже даже не вспоминала об этом. Первой сев за стол, Петрова вернула главенство над своим местом и теперь, довольно улыбаясь, смотрела, как неловко парень отодвигает ногой стул.

– Почитаешь мне что – нибудь из этой книжки? – попросил Кирилл, локтем двигая её к Аде.

– Поверь, тебе совершенно не понравится. Она звучит как полная чушь!

– Ну, ты же читаешь эту чушь, так будь добра, – выразительно изогнув брови, продолжил парень, ухмыляясь. – Давай, Ада, тебе же совсем не сложно!

– Я не буду ничего читать, Кирилл, не сегодня, – взяв книгу со стола, девушка отложила её на полку, толкнув чуть дальше к стене. – Лучше расскажи, что ты собирался мне показать.

– Вообще – то, если ты не заметила, я ем. Так что сейчас твоя очередь говорить, и я безумно хочу послушать, раз уж ты так яро отказываешь читать, рассказы о школе. Сильно отличалась от нашей?

– Ты невыносим, – покачав головой, признала Петрова, складывая руки в замок. Ещё пару секунд смотря на Спенсера, и словно ожидая, что он передумает, девушка громко и выразительно выдохнула, показывая своё недовольство сложившимся положением дел. – Итак, мы говорим о школе. Точнее, я говорю. Всё началось, когда моя тётя, Татьяна, забрала меня к себе в Оранжевый, стоящий на отшибе дом, стены которого…

– Эй, прекрати! – набив полный рот, попытался возмутиться Кирилл, уверенно поднимая вилку в знак возмущения. – Я уже слышал эту историю!

– Не смейте меня прерывать, молодой человек. Только рассказчик может знать, с чего должна начинаться его речь, а, как я вижу, в этой роли выступаете точно не Вы. Продолжим же. Стены этого дома в некоторых местах уже пытались обваливаться, но хозяйка будто бы совершенно не замечала столь мелких, незначительных деталей. Татьяна, решившая, что вставать каждый день в шесть утра только ради того, чтобы её племянница получила образование, это сущий кошмар, поняла, что ей придётся искать школу в округе. Школа в Кусад де Шевалле ыла больше похожа на церковь, чем на место для обучения. Конечно, Татьяну это совершённо не смущало, ей нравилось, что девчонка сможет сама добираться на занятия, не доставляя никаких неудобств, но саму племянницу подобный расклад не устраивал. У мальчишки – соседа, драчуна, который разбил подруге Татьяны окно, девочка узнала о школе в Эрнистоне, который находился в двадцати километрах от де Шевалля. Конечно, тётке это не понравилось. Спустя целый месяц уговоров эта женщина всё – таки согласилась поехать на своей маленькой, красной машинке, в которую она еле помещалась, до школы. Там Татьяна вместе с племянницей узнала, что, если девочка сдаст экзамен и поступит в пятый класс, автобус сам будет забирать её с главной дороги. Экзамены были написаны в тот же день на высший балл и все, конечно же, оказались довольны подобным раскладом, – рассказала Аделаида, вспоминания, как ей пришлось понервничать во время теста. Особенно страшным экзаменом казалась математика, но, несмотря на это, директор был очень доволен знаниями Петровой и сказал, что она сразу станет лучшей ученицей.

– И что же случилось с этой девочкой дальше? – с интересом спросил Кирилл, ставя тарелку в раковину и возвращаясь на место. – Она хорошо училась?

– Она пыталась быть лучшей в школе, – с грустью улыбнулась Ада, закусывая губу. – Школа, конечно, не была идеальной и уж точно не дотягивала по преподаванию до той, где девочка училась раньше, но, несмотря на все проблемы, это не мешало хорошей учёбе. Прежде чем ты спросишь, Кирилл, я скажу, что друзей эта девочка себе так и не нашла, ибо каждый считал своим долгом упрекнуть её в том, что она слишком охотна до знаний. Чем старше становились одноклассники, тем больнее было от слов, которыми они кидались в её адрес. Начиная от оскорблений в сторону внешнего вида и заканчивая напоминанием о том, что у неё нет родителей. Эти ребята точно знали, куда «бить».

– Неужели учителя совершенно не обращали внимания на подобное обращение к тебе?

– Знаешь, наверное.… Большая редкость встретить человека, которому будет не наплевать на твои проблемы. Взрослые, зачастую, не успевают справляться даже с собой, как уж тут заметить, что чужие дети обижают чужого для тебя ребёнка? Я никому не говорила о том, что слова причиняют мне боль, предпочитая гордо поднять голову и уйти, широко расправив плечи. Не хотелось даже пытаться отвечать им, потому что, что можно сказать человеку, который никогда не испытывал никаких душевных терзаний? Человеку, который спокойно поносит своих друзей, пока они не видят, а потом снова мило обнимает подружек? – Аделаида опустила голову вниз, подперев её руками. – Помню, как после школы, выйдя из автобуса, шла в лес к огромной ели, раскинувшей свои лапы на пару метров в разные стороны. Рядом со стволом было очень удобно сидеть и я, кинув рюкзак у самого входа в лес, бежала туда, пытаясь спрятать слёзы. Я знала, что ель никому не расскажет о моей слабости, о моих терзаниях и боли, и представляла, что сижу рядом с давним другом, рассказывая ему, какие чёрствые в моём мире люди. Ель ведь не знала об этом, спокойно живя свою долгую, размеренную жизнь, в которой лето сменялось осенью, затем зимой, а после и новым началом.