Читать онлайн Смертельная очередь бесплатно

© Самаров С. В., 2022

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022

Пролог

Начальник штаба сводного отряда спецназа ГРУ в регионе Северного Кавказа майор Смурнов вызвал меня к себе в кабинет телефонным звонком дежурного по штабу на аппарат дневального по роте. Почему-то не напрямую своим звонком в ротную канцелярию и не мне на сотовый. Видимо, подумал, что я отдыхаю после операции.

Рота в это время частично спала. Точнее, два взвода, которые участвовали в последней операции по уничтожению эмира Мамонта и бойцы которой не спали всю предыдущую ночь. Кое-кто из бойцов занимался чисткой оружия. Это были бойцы трех взводов, которые в операции участия не принимали, но свое оружие привычно держали в чистоте и в смазке, к которой с уважением относится любой механизм вне зависимости от того, стреляющий он или нет. Первые два взвода тоже потом почистят свое оружие, даже если из него не стреляли. Просто необходимости стрелять не возникло ни у кого, кроме командира третьего взвода старшего лейтенанта Скорогорохова, получившего приказ стрелять из крупнокалиберной снайперской винтовки «Корд».

Вообще-то третий взвод в роте считается саперным. Его командир, старший лейтенант Скорогорохов, был когда-то профессиональным снайпером, но после некоторого эксцесса, когда снайпер Скорогорохов застрелил очень красивую девушку – снайпера противника, – у него, человека холостого, случился нервный срыв, и старший лейтенант, пройдя переобучение, перешел в саперы, посчитав, что сапер и снайпер должны быть схожими по характеру – и у того, и у другого работа не терпит суеты.

Приехав однажды в разведроту получать полный комплект боезапаса, я увидел на оружейном складе крупнокалиберную снайперскую винтовку «Корд» и выпросил ее для Скорогорохова у начальника штаба отряда майора Смурнова, в ведении которого совместно с командиром отряда подполковником Репьиным находится склад, понимая, что от такого презента ни один снайпер, даже бывший, не откажется. Не отказался и старший лейтенант Скорогорохов, успешно совмещающий с тех пор должности снайпера и командира саперного взвода. Вторую снайперскую винтовку, которая попалась мне на том же складе на глаза – «Винторез» с интегрированным глушителем, – я выпрашивать не стал, понимал, что две мне не дадут. Кроме того, в саперном взводе уже имелся снайпер с точно таким же «Кордом» – старший сержант Наруленко. Я посчитал, что оба старших лейтенанта вместе будут представлять собой серьезную силу, способную сделать взвод очень мощным подразделением. А рота после завершения командировки заберет винтовку с собой в родную бригаду. Со склада ничто не берется на время, только в постоянное пользование.

– Товарищ капитан!

Дневальный шел от своей тумбочки через казарму в сторону офицерского кубрика, из которого я только что вышел, намереваясь перейти в ротную канцелярию. Я вопросительно поднял подбородок.

– Чего тебе?

– Звонил дежурный по штабу. Вас срочно разыскивает начальник штаба отряда товарищ майор Смурнов.

– Понял. Спасибо. – И я поспешил в кабинет к майору Смурнову.

Постучав в дверь, я услышал нечто невнятное, что, на мой непросвещенный взгляд, соответствовало слову «войдите», и вошел.

– Вызывали, товарищ майор?

– Вызывал. Заходи, присаживайся.

Уже судя по одному тону, я понял, что Алексей Викторович не в самом лучшем расположении духа. А расположение его духа всегда сильно влияет на расположение духа подчиненных, и моего в том числе. Но я имел вескую причину не поддаваться этому настроению.

Я аккуратно и беззвучно выдвинул стул из-под длинного приставного стола и присел на самый краешек, как и полагается младшему по званию. Хотя мне уже позвонили из штаба нашей родной бригады и сообщили, что отправили в Москву документы на досрочное предоставление мне звания майора, то есть званием я должен вот-вот сравняться с начальником штаба. Это же автоматически означает мой переезд на новое место службы в качестве начальника штаба какого-нибудь батальона. Мне самому штабная работа, честно говоря, не очень по душе, но я отчетливо осознавал, что служу в армии и собственной судьбой не распоряжаюсь. За меня мою судьбу решают другие люди, меня не знающие и ни разу не видевшие, но обличенные соответствующими полномочиями и званиями. И они не привыкли спрашивать офицера, где он хотел бы служить и в каком качестве. Вот внеочередное присвоение звания как раз и было моей «веской причиной».

– Значит, теперь со мной, стариком, званием сравнялся… – произнес Смурнов.

Насчет «старика» он сильно загнул. Не настолько он старше меня, чтобы это чувствовалось. Но своей информированностью начальник штаба меня, честно сказать, удивил. Значит, кто-то из штаба бригады оказался не в меру несдержанным на язык. Или, что еще хуже, ему сообщил кто-то из Москвы. А хуже это потому, что исполнителям, то есть конечному звену в цепочке, не положено знать, что задумывает командование, иначе нижнее звено подгонит результат к желаемому руководством.

Но я гадать не стал, а спросил начальника штаба напрямую, искусно разыгрывая удивление:

– Откуда вы знаете, товарищ майор?

– Скоро будешь меня только по имени-отчеству звать, а про «товарищ майор» забудешь. Откуда знаю? А как мне не знать, если я собственноручно два рапорта на тебя написал в штаб твоей бригады? Думаю, их в Москву отправили вместе с представлением, а там в этот раз решение приняли на удивление быстро. Видимо, где-то тебя уже заждались. Командировку доработать, надеюсь, дадут, а потом сразу отправят дослуживать.

– В Москве еще решение не приняли, товарищ майор.

– Приняли, приняли вчера, поздно вечером. Ты же, наверное, не хуже меня знаешь, что в головном ГРУ еще со сталинских времен взяли манеру работать по вечерам и по ночам. Как подстраивались под вождя народов, так до сих пор перестроиться не могут.

– Откуда данные относительно приказа? – спросил я с недоверием.

– Почти из первоисточника. Человек из Москвы прилетел, рассказал. Его я тоже так быстро не ожидал. Мне обещали подумать, вот я и решил, что пока они подумают, пока решение примут, время пройдет. Затянут, как обычно, а нам работать надо. А они подсуетились…

– Хакера на отряд выделили?

Я вдруг вспомнил, что на днях майор Смурнов посвящал меня в свои поиски хакера. Я понял, что хакер и доставил сведения о моем повышении в звании.

– От меня пойдешь – загляни к Исмаэляну. Я хакера на время определил в шифровальный орган, пока ему отдельный кабинет оборудуют. И на жилье тоже к Исмаэляну устроил – Игорь же у нас принципиальный холостяк. Хакер к нам переведен из восьмого отдела[1] Главного управления[2], имеет допуск по полной форме. В капитанах ходит. А фамилия твоей под стать – ты Одуванчиков, а он Ромашкин. Общий язык, думаю, легко найдете – сплошь один цветник, матерь вашу!

На выражения начальник штаба никогда не был стеснительным и мог себе позволить в разговоре многое. Но настроение майора Смурнова улучшалось, по мере того как он сообщал мне новости.

Однако оно заметно ухудшилось, когда я задал основной вопрос:

– Так вы, товарищ майор, только за этим меня вызывали?

Ради такой «мелочи» майор мог бы и сам в роту пожаловать, да еще и с бутылкой дагестанского коньяка «Кизляр». Это на него больше бы походило. Поэтому я ждал более весомых слов, очерчивающих контуры нового задания со стороны штаба. И Смурнов их произнес:

– На две твои операции я написал достаточно хороший отзыв-рапорт, хотя в первой операции у тебя погиб командир взвода. Но я честно написал, что старший лейтенант сам виноват в собственной гибели, и тому есть свидетели. А теперь даю тебе новое задание, уже как майору. Спрос с тебя будет повышенный, поскольку звание ты получаешь внеочередное. Но, кроме как тебе, поручить это дело некому. Есть у меня свободный взвод, но командир там малоопытный, есть опасения, что он не справится. Да и бойцов у него мало-вато.

– Готов к выполнению, – рапортовал я почти радостно. Радостно и от нового задания, в котором я был готов отличиться, и от получения нового звания.

– У нас появились сведения, что бандиты по-своему готовятся к выборам в Народное собрание республики. Они намереваются устранить нескольких наиболее влиятельных депутатов, чтобы на их место прошли люди, незрелые в политике, и наломали дров, чтобы вызвать в республике недовольство населения. Это недовольство способно привести к власти сепаратистов, в результате разразится новая война, которая будет похуже двух чеченских, потому что ИГИЛ[3] готов перевести значительную часть своих опытных и хорошо вооруженных бойцов в Дагестан из Сирии и Ирака, где их разбили, но полностью не добили. Наши ввели войска в Сирию в две тысячи пятнадцатом году. За первые же пять лет было уничтожено сто тридцать тысяч боевиков, то есть целая армия. И среди них – около трех тысяч радикалов из жителей России. Учти, что я веду речь не только о жителях Дагестана, а, в общем, о российских радикалах-мусульманах. И даже о радикально настроенных исламистах всего бывшего СССР, потому что среди бандитов много таджиков, узбеков, туркмен, азербайджанцев и киргизов. Но случись в России новая Кавказская война, все они с удовольствием выступят против России, хотя у нас их мигрантов – половина Москвы, насколько мне известно. Тут же подсуетится и Турция со своими туркоманами, и НАТО вместе с Турцией, которая пока является одной из сильнейших стран альянса, может пожелать воспользоваться обстановкой. Я не говорю уже о российских мусульманах типа татар, казанских, астраханских и крымских, или башкир, среди которых тоже много радикалов. Короче говоря, задание такое: ты должен, просто обязан, найти выход на националистическое подполье здесь, в республике, организовать его уничтожение, а в дальнейшем силами роты обеспечить безопасность около двух десятков депутатов Народного собрания вплоть до выборов. Выборы – твой дедлайн.

Майор Смурнов любил использовать красивые иностранные словечки и обычно, произнеся их, делал паузу, чтобы в ответ на чей-нибудь вопрос пояснить недоумку, что сие слово означает. Сделал он паузу и сейчас, но я, к его разочарованию, только кивнул, поскольку знаю, что такое дедлайн. В данном случае дедлайн ограничился предстоящими выборами в республиканское Народное собрание, а они должны были пройти накануне завершения полугодовой командировки моей разведроты.

– К сожалению, – продолжил майор Смурнов, хмурясь, – у меня нет никаких данных, даже приблизительных. Нет и списка депутатов, на которых готовятся покушения. Поэтому добывать информацию будешь сам. Я тебе только дам координаты двух человек, которые смогут тебе помочь. Один из них – подполковник ФСБ, второй – подполковник ФСО[4], но сам он себя называет обычным охранником и окружающих просит считать себя таковым. Люди они разные, но ты, я знаю, сумеешь договориться с обоими. Они о твоем участии предупреждены и готовы к сотрудничеству. А пока можешь по полной программе загружать и использовать капитана Ромашкина. На его внешний вид внимание не обращай. Он всегда такой… я бы сказал, неординарный, слегка сонный. Работать он умеет, а это для нас главное. В Москве наше положение принимают за особое и потому всегда выделяют нам только лучшее.

Майор передвинул на угол стола лист бумаги с координатами. Я вынужден был встать, чтобы забрать этот лист. Но свое место я сам выбрал и потому недоброго умысла в поступке майора не увидел.

– Разрешите идти, товарищ майор?

– Иди, майор.

Кивком головы Алексей Викторович выразил свое согласие, но в его голосе мне послышалась легкая ехидца, словно мое новое звание было мне присвоено незаслуженно. Честно говоря, я бы еще какое-то время без проблем проходил в капитанах, если не считать проблемой желание жены иметь мужа-майора и, следовательно, получать из его рук большее жалованье, но командованию, как и жене, всегда виднее.

Насколько мне известно, во время Великой Отечественной войны такие случаи были не редкостью. Но в последнее время слышать о подобном приходится все реже и реже. Так Гагарин взлетел старшим лейтенантом, а приземлился майором. В Сирии погибшему летчику присвоили звание посмертно. Еще пару случаев знаю, и все. А тут – мне. И совершенно неожиданно. Другие служат и получают звания по мере выслуги определенного количества лет. А мне вот так повезло. Как тут не вызвать зависть у сослуживцев? Естественно, майор Смурнов завидует, хотя сам двумя своими рапортами поспособствовал такому событию.

– Есть еще вопрос, товарищ майор. У первичных данных откуда ноги растут?

– Пришли из Сирии, из штаба ИГИЛ, прямиком в Москву.

– Ромашкин?

– Нет, но думаю, он тоже в курсе. Ко мне данные пришли из республиканского ФСБ, а к ним – из московской Конторы.

– Разрешите идти, товарищ майор? – еще раз спросил я по-уставному, как любит Смурнов.

– Иди, сказал же! – махнул он рукой так, как будто отмахнулся от назойливой навозной мухи, придвинул к себе карту какого-то горного района на границе и стал рассматривать. – Не забудь познакомиться с Ромашкиным. Загружай его по самые уши, чтобы… чаю попить некогда ему было! Он, говорят, большой любитель чаи распивать. Мне уже сообщили, что он предпочитает китайский зеленый.

Я вышел из кабинета, сожалея, что некоторое время тому назад презентовал пакет китайского зеленого чая «Ганпаудер»[5] другому любителю этого напитка – старшему лейтенанту Сереже Анисимову, а он возьми и погибни в простейшей ситуации. Не искать же теперь эту пачку в его вещах! Да и вещи эти должны были уже отправить жене, я лично давал приказ об этом заместителю командира взвода старшему сержанту Мише Клишину.

Я пересек коридор и позвонил в дверной звонок шифровального узла. Дверь в тамбур мне открыл капитан Игорь Исмаэлян со стаканом светлого чая в руке. Видимо, капитан Ромашкин за него уже взялся.

– Заходи, мы как раз тебя ждали и о тебе говорили. Валера!

Из кабинета ко мне вышел крепкий, но сухощавый капитан с остро торчащими скулами. Майор Смурнов не зря обратил внимание на внешность капитана, предупреждая, чтобы я на ней не зацикливался. Ромашкин, во-первых, оказался рыжим, а рыжих обычно нигде не любят. Во-вторых, складывалось впечатление, что он попросту не знает такого предмета гигиены, как расческа, – волосы, как куски проволоки, торчат у него в разные стороны, как у английского премьер-министра Бориса Джонсона. А в-третьих, он казался сильно невыспавшимся, воспаленные красные глаза словно так и норовили закрыться – похоже, сказывалась проведенная в самолете ночь, закрыв глаза, Ромашкин моментально уснул бы даже стоя. И еще – начальник штаба майор Смурнов, видимо, не зря приказал загружать Ромашкина «по самые уши». Уши у капитана – это самый заметный предмет его личности. Они торчат в стороны, это во-первых, а во-вторых – это уши борца, с помятыми и несуразно толстыми ушными раковинами. Чаще всего такие уши встречаются у представителей греко-римской борьбы, как теперь называется бывшая классическая борьба, а еще у вольников и представителей смешанных единоборств – последние часто пропускают удары в ушные раковины кулаком или ногой, а кулаки, даже в перчатках, и ноги, даже через блок, способны повредить ушные раковины. В руке капитан держал длинными узловатыми пальцами компьютерщика стакан с чаем.

– Вот, Валерий Петрович, знакомься. Это и есть наш знаменитый командир разведроты.

– Чем же он знаменит? – спросил я сам про себя без щенячьего восторга.

– Хотя бы быстрым уничтожением двух эмиров. А кроме того, он единственный из моих многочисленных знакомых офицеров, кто получил звание досрочно, – ответил капитан Исмаэлян. – Получил – значит, заслужил. Со стороны ведь виднее!

– Что касается эмиров, то без твоей помощи я бы с ними так быстро не справился. А насчет звания – это заслуга нашего начальника штаба. Он писал многостраничные рапорты, причем в красках, даже, похоже, раскрашивал их цветными карандашами. И то, что звание внеочередное – это тоже результат творчества товарища майора. В целом все было обычно и вполне буднично.

Исмаэлян только руками развел.

– Скромность украшает человека. – И непонятно, меня он хвалит или говорит о себе, поскольку без его помощи я бы и в самом деле не справился так быстро.

– Здравия желаю, товарищ майор. – Ромашкин протянул мне руку для знакомства.

– Пока еще капитан. Я еще приказ не видел.

– Министр обороны подписал его вчера вечером. Отправлять, думаю, будут факсом. Ждите. Сначала в вашу родную бригаду отправили, а оттуда напишут и перешлют сюда.

– Валерий Петрович, судя по всему, мы ровесники, нам предстоит много совместно работать. У меня есть предложение: давайте сразу перейдем на «ты».

– Годится, Василий Николаевич. Договорились.

– Ну, вот и отлично! – подтвердил наше совместное решение капитан Исмаэлян. – Значит, нашли общий язык…

– Меня предупредили, что ты, Василий Николаевич, сразу загрузишь меня работой. Что следует делать?

Капитан Исмаэлян, как истинный шифровальщик, в чужие секреты нос совать не любит, несмотря на собственную величину секрета, поэтому он сразу удалился в свой кабинет. А я, вспомнив фразу майора Смурнова про уши капитана Ромашкина, повторять это образное выражение не стал, не желая обидеть капитана. Тем более что и у самого начальника штаба уши такой же формы – не зря майор Смурнов когда-то занимался армейским рукопашным боем и даже пытался выступать в профессиональных промоушенах.

Я объяснил Ромашкину, что в данный момент требуется, чтобы он сам сделал вывод, что может сотворить для общего дела он лично. Капитан сказал:

– Значит, моя первоначальная задача – войти в систему штаба ИГИЛ и добыть данные о планируемых акциях против депутатов Народного собрания Дагестана.

– Да. Пошарь там, вдруг найдешь что-нибудь. А потом мы посоветуемся и посмотрим.

– С твоего согласия я сначала свяжусь с хакерским подотделом ГРУ, с людьми, которые давно уже работают против ИГИЛ. Что-то у них по-товарищески позаимствую, попрошу совета, а потом сам войду в систему.

– Бога ради, – с легкостью согласился я.

Глава первая

Для знакомства я сначала выбрал подполковника ФСБ Николая Николаевича Муравьинского. Руководствовался при этом я только тем, что его фамилия стояла первой на листе, который передал мне майор Смурнов. Предварительно позвонив и договорившись о своем приезде, я запросил у дежурного по штабу машину и поехал на встречу.

Оказалось, что Николай Николаевич не успел заказать на меня пропуск, поэтому мне пришлось ждать в бюро пропусков заявку. Заявку эту принес сам подполковник в мундире с ярко-голубыми петлицами, и я, сам не понимая, каким образом узнал его, тихо позвал:

– Николай Николаевич…

Подполковник обернулся, посмотрел на меня, подошел:

– Вы меня ждете? Полагаю, майор Одуванчиков? А почему с погонами капитана?

– Не успел еще сменить – министр обороны только вчера вечером подписал приказ. В бригаду, наверное, уже переслали, а к нам в сводный отряд еще нет. Без приказа я сменить погоны не имею права. И документы переделать без приказа не могут.

– Это в принципе и не важно. В заявке на пропуск звание не указывается.

Мне пришлось отстоять небольшую очередь – полная женщина в бюро пропусков работала из рук вон плохо (очень, видимо, не любила торопиться) и каждое свое движение сопровождала тяжелым вздохом. Последнее удивления не вызвало – попробуй-ка пошевелиться с ее весом! – но тем не менее раздражало. Да и подполковник Муравьинский, я заметил, нетерпеливо переступал с ноги на ногу, словно хочет в туалет.

В бюро пропусков был туалет специально для посетителей, но, возможно, Николай Николаевич общим туалетом брезгует. По крайней мере, туда он не рвался. В бытность мою еще лейтенантом и командиром взвода ко мне попал солдат срочной службы, который мучился, но не мог из-за собственной брезгливости пользоваться общеротным солдатским туалетом и даже умывальником, к этому же туалету примыкавшим. Потом этого солдата комиссовали и уволили из армии по причине психического заболевания. Может, и у подполковника Муравьинского то же самое, только он стесняется признаться? Солдат тоже стеснялся, не желал признавать за собой слабость, пока заболевание не обострилось настолько, что его вынуждены были положить в госпиталь. Как он сам говорил, он хотел служить, и непременно в спецназе ГРУ, даже специально для этого начал заниматься спортом. По физическим данным он к такой службе вполне подходил, но вот по психическим – отнюдь. И надо было видеть слезы на его глазах после медицинской комиссии, отправившей его домой под крыло к родителям, чтобы понять переживания парня.

Пропуск я в итоге получил и вместе с Николаем Николаевичем прошел в его тесноватый персональный кабинет, где, судя по количеству дверей, личного туалета все же нет.

– Я подготовил для вас список лиц, подлежащих охране с вашей стороны. – Подполковник выложил на стол не самую маленькую стопку распечаток. – Но должен предупредить, что этот список приблизительный. В него вошли двадцать два наиболее значимых для Народного собрания человека. Государственники, те, кто не видит существования республики отдельно от России. Это вовсе не говорит о том, что оставшиеся вне списка депутаты желают создания независимого государства. Таких у нас официально насчитываются единицы. Но такие есть в общероссийской Государственной думе, хотя причины желания независимости Дагестана у всех разные. Одни считают, что Москва их грабит и забирает себе то, что республика зарабатывает. Другие спят и видят исламское независимое государство. Третьи считают, что смогут существовать на подачки Евросоюза и США, если разместят на своей территории военные базы НАТО, что для самой России неприемлемо. Примера Украины и прибалтийских стран им мало, они желают учиться только на своих ошибках. Здесь, – подполковник Муравьинский положил руку на распечатки, – все имеющиеся у нас данные значимых для Дагестана людей. На некоторых по две-три страницы. Домашние адреса, состав семьи, кто чем занимается вне депутатских обязанностей, а также все человеческие грешки, за которые противник может ухватиться, если узнает про них. Поэтому, как видите, на первой странице стоит гриф «Секретно». Распишитесь в ведомости на получение документов. На этом у меня пока все.

Я долго читал вписанное в три строки название документа. Почерк у Николая Николаевича однозначно говорит о том, что подполковник больше привык пользоваться клавиатурой компьютера. Чем человек чаще работает с машинным набором, тем труднее разобрать его почерк. Интересно, а в школе сейчас существуют уроки чистописания? Или теперь и там предпочитают машинный набор текста? По своему сыну я судить не могу, поскольку его воспитанием и всеми школьными делами занимается жена…

Подполковник ФСБ, судя по всему, очень занятой человек. За непродолжительное время моего визита ему звонили трижды, и разговоры, видимо, достаточно серьезны и не предназначены для третьих ушей, поэтому Николай Николаевич только смотрел на определитель номера, записывал номера на отдельном листе и не отвечал. Трубку он взял только после того, как я расписался в ведомости и встал, демонстрируя желание уйти. Николай Николаевич расписался на обратной стороне моего пропуска и, глянув на наручные часы, проставил время моего ухода. Причем время, как я обратил внимание уже за дверью кабинета, было выставлено с точностью до минуты.

* * *

От подполковника Муравьинского я поехал не на встречу с подполковником ФСО, с которым к тому же еще не созванивался, а к себе в казарму. Дело в том, что Муравьинский дал мне довольно мало информации. Хотелось заранее подготовить вопросы для его коллеги.

Однако на подъезде к военному городку мне вдруг позвонили.

– Капитан Одуванчиков. Слушаю, – отозвался я, даже не посмотрев на определитель номера.

– Пора уже привыкать называть себя майором, – нравоучительно произнес капитан Ромашкин. – Но я, Василий Николаич, звоню не для того, чтобы нотации читать. Извини уж, вырвалось… Короче, вышел я на сайт ИГИЛ и просмотрел его от и до. Скажу честно, ничего интересного или нового ни для себя, ни для тебя я не нашел. А потом я вошел во внутреннюю систему…

Последовала излишне долгая для меня пауза. В артистизме капитану отказать трудно.

– И что? Нашел что-нибудь? – не выдержал я.

– Отдельные моменты, заслуживающие внимания, есть. Но это отнюдь не телефонный разговор. Когда подъедешь?

– Уже рядом. Давай к главному входу! Это я водителю, не тебе. Мы уже подъезжаем.

Водитель слегка притормозил, и «уазик», кивнув носом, как и полагается при торможении внедорожнику с большим клиренсом, повернул в сторону парковки и там замер. Водитель выключил двигатель, понимая, что ему предстоит меня дожидаться.

Военный городок когда-то строился по стандартному проекту, поэтому парковка перед главным входом достаточно вместительна. Но обычно там бывает минимум машин, если они вообще приезжают. При работе над стандартным проектом архитекторы учитывали то, что многие офицеры приезжают на службу на своем личном транспорте. Но в этом военном городке, где костяк офицеров состоит из временно прикомандированных, такая крупная парковка попросту не нужна. Офицеры приезжают или прилетают в республику со своими подразделениями, вместе с которыми делят казарму. Тем не менее проект переделывать не стали, парковку построили и даже заасфальтировали в отличие от многих грунтовых парковок. И точно так же в военном городке был построен плац, который позже переразметили и сделали из него вертолетную площадку, где базируются боевые винтокрылые машины.

Я быстро покинул «уазик» и, захватив с собой стопку бумаг, выделенных мне подполковником Муравьинским, двинулся в штаб. Почти бегом проскочив мимо дежурного, я повернул направо. Капитан Ромашкин не мог видеть, что я приехал, поскольку окна шифровального органа выходят на другую сторону, но тем не менее он встретил меня в коридоре (похоже, дожидался) и сразу завел меня в тамбур.

– Быстрый ты, оказывается, капитан! – не удержался я от похвалы.

– Не быстрее тебя, майор, – не остался в долгу Ромашкин. – Только я уже даже успел посетить и твою разведроту. Надеялся застать тебя в канцелярии, но ты подвижный, как капля ртути! Тогда капитан Исмаэлян дал мне твой номер.

– Это хорошо, что ты посетил роту. Введи теперь в курс дела ее командира. Но сперва скажи, чем они занимаются?

– Когда я у них был, бойцы отрабатывали стрельбу на опережение. Стреляли друг в друга пейнтбольными красящими шариками.

– Да-а, скорость полета у пули, конечно, совсем другая. Но увеличивать скорость пули попросту опасно, можно на ровном месте нанести травму себе или противнику. Кроме того, в большой игре бойцы учатся прятаться от выстрелов.

– А как вы игры проводите? По правилам? Десять на десять?

– Обычно взвод на взвод. И никого не смущает, что во взводах количество бойцов различается. Побеждать следует не количеством, а умением! Не моя истина, но я ее придерживаюсь… Ладно, вернемся к делу. Что тебе удалось добыть?

– С одной стороны, ничего, кроме того, что ИГИЛ сильно добавил себе в Интернете общее количество моджахедов, сторонников и единомышленников.

– Это понятно. Еще Наполеон утверждал, что воображение правит миром. Но это все лирика. Что с другой стороны, Валерий Петрович?

– Я в первую очередь интересовался накладными на складе. Для начала выбрал продуктовый склад и сразу обнаружил, что два отряда моджахедов – вернее, две банды – были сняты с довольствия, а потом их представители получили сухой паек. Причем термохимический паек[6] получила только одна банда, второй достался паек с возможностью разогрева. Оба пайка американского производства были поставлены сначала на Украину в качестве так называемой гуманитарной помощи, а потом проданы какой-то фирме в Турции. А Турция, тоже в виде гуманитарной помощи гражданскому голодающему населению, поставила его прямиком на продовольственный склад ИГИЛ. Точно я не знаю, но допускаю, что ИГИЛ по чьей-то наводке просто перехватила грузовики по дороге и отправила их себе на склад. Документального подтверждения этому акту я не нашел и в турецкие сайты еще не лазил, но они почти наверняка дадут такую трактовку.

– Нам от этих данных какая польза? – наивно поинтересовался я. – Мне, например, все равно, получили они термохимический сухой паек с возможностью подогрева или высокогорный[7].

– Ну, во-первых, бандиты в отличие от российского спецназа не любят убирать за собой. То есть где поедят, там и оставляют упаковку. Таким образом, есть возможность отследить путь банды через горы. Во-вторых, если мы будем иметь дело с сухим пайком с возможностью разогрева, то следует обратить особое внимание на дым костров в горах. Таблеток сухого спирта у бандитов ничтожно мало, как и горелок (я сумел проверить их наличие в общем складском реестре), им рекомендовано пользоваться кострами. Даже было проведено обучение, как разжечь костер, какая древесина дает меньше дыма и прочие премудрости. Но обучение проводилось для пяти банд, а с довольствия сняты только две. Это может означать только одно: оставшиеся три банды стоят на очереди. Но место их дислокации известно. Я уже передал данные на банды в ГРУ, откуда они уйдут в ВКС[8] – бандитов уничтожат с воздуха.

– Звучит заманчиво. А что еще?

– Еще я «посетил» оружейный склад. Бандиты получили в значительном количестве снайперские винтовки «СВД»[9] с прицелами «ПСО-1»[10] и запас патронов к винтовкам. У меня есть список с номерами оружия и номерами прицелов. Здесь же указано количество патронов.

Ромашкин вручил мне два скрепленных степлером листа.

– Это все?

По хитрому лицу капитана я видел, что самое интересное он приберег напоследок.

– Разве этого мало?.. Хорошо, еще есть данные. Шура[11] муфтиев ИГИЛ (есть у них такой орган) вынес приговор восемнадцати членам Народного собрания Республики Дагестан. Их признали особо опасными для деятельности своей организации. Список есть у меня в компьютере.

Я положил на стол перед капитаном Ромашкиным распечатку, предоставленную мне подполковником Муравьинским.

– Здесь досье на двадцать два человека из числа депутатов Народного собрания. Отметь, кто из них входит в твой список, и верни досье мне. Не потеряй, оно с грифом.

– Доверяешь?

– Доверяю.

– Ну, и отлично. Тогда сделаю, товарищ майор. Это займет пять минут.

– Прекрати меня называть «товарищем майором»! Это смахивает на издевательство и начинает меня раздражать. Можно же обращаться по имени-отчеству или просто называть «майором»!.. Короче, сверяй списки. А я пока загляну к начальнику штаба с докладом.

Временно расставшись с капитаном Ромашкиным, я постучал в дверь начальника штаба сводного отряда.

– Войдите, – услышал я в ответ недовольное бурчание и вошел.

В кабинете начальника штаба присутствовал командир отряда подполковник Репьин, который встал мне навстречу, жестом остановил мой уставной доклад и стал поздравлять меня с внеочередным присвоением звания майора.

– Приказ еще не пришел, товарищ подполковник. До получения приказа я остаюсь, как и прежде, капитаном.

– Пришел приказ, пришел! У меня лежит в кабинете на столе! Прислали факсом из твоей родной бригады! А им пришел напрямую из Москвы, из Управления кадров Генерального штаба. Так что готовься, майор, выпить дважды по стакану водки! Сначала с нами, а потом в своей бригаде![12]

– Я вообще-то не пьющий, товарищ подполковник…

– Традициями брезговать нельзя, майор, иначе никогда подполковником не станешь, – мрачно предрек мне майор Смурнов.

– Понял, товарищ майор. Тогда сегодня вечером куплю бутылку и к вам загляну. А пока, товарищ подполковник, разрешите доложить товарищу майору предварительные результаты моего поиска.

– Докладывай. Я в курсе твоего задания.

* * *

– С какого числа, ты говоришь, банды сняли с довольствия? – спросил майор Смурнов.

– Со вчерашнего дня, товарищ майор.

– Надо бы «погранцов» предупредить.

Майор посмотрел на командира отряда:

– А дров «погранцы» не наломают? А то лови после них бандитов по горам по двое, по трое… Сколько уже раз такое бывало!

– Необходимо, чтобы «погранцы» пропустили банды через границу, сообщили нам, а за ними пустили свою «Сигму»[13] в виде погони и угрозы. А мы, в свою очередь, перекроем бандитам путь и затащим их в засаду.

– У тебя уже и план готов, Алексей Викторович! – одобрил подполковник Репьин, пальцами здоровой руки разминая плечо, в которое он был не так давно ранен бандитским снай-пером.

Репьин только недавно снял с руки повязку, но пулевое ранение еще давало о себе знать. Приходилось часто разминать руку и еще чаще работать на турнике, что я сегодня утром наблюдал собственными глазами. Но после каждого подхода Репьину приходилось пальцами здоровой руки массировать место, в которое угодила пуля.

Но похоже, подполковник снова рвался в бой. Что поделаешь, если у него натура такая в отличие от того же майора Смурнова, который всегда находит причину остаться в своем кабинете, хотя, казалось бы, Смурнов, бывший боец смешанного стиля, пробовавший когда-то свои силы в профессионалах, по одному только характеру обязан быть более боевитым человеком.

– У тебя же есть связь с Управлением погранвойск, – продолжил подполковник. – Вот и сообщи.

Майор Смурнов снял трубку стационарного телефона и уставился на меня, давая понять, что я мешаю.

– Разрешите идти, товарищ подполковник? – спросил я командира отряда.

– Я тебе, майор, сегодня дал данные на двух человек. Ты с ними связался? – спросил Смурнов.

– Только с подполковником ФСБ Муравьинским. Он мне передал список из двадцати двух человек, которые могут помешать бандитам.

– И где этот список?

– У капитана Ромашкина. Дело в том, что Шура муфтиев ИГИЛ выбрала восемнадцать депутатов, которые представляют угрозу их деятельности. Я попросил Ромашкина отметить тех, кто есть в его списке, который он добыл самостоятельно. После этого он отдаст мне оба списка. А к подполковнику ФСО я поеду после того, как подготовлю набор вопросов к нему.

– Добро, – согласился начальник штаба отряда. – Можешь идти. Как только Ромашкин подготовит список, занеси его мне.

– И мне экземпляр на всякий случай, – добавил подполковник Репьин.

Начальник штаба начал набирать номер на кнопочном аппарате, а я вышел из кабинета с ощущением, будто меня выгнали.

С этим же ощущением я позвонил в звонок на двери шифроргана. Дверь открыл капитан Игорь Исмаэлян. На сей раз у него в руках был не стакан чая, а простой карандаш.

– Извини, я работаю. Тебе Ромашкина?

– Да.

– Валера! – крикнул капитан в дверь и вернулся к себе.

Ромашкин не вышел, а вылетел, взлохматил свои непослушные волосы еще больше, хотя, казалось бы, больше некуда, и тихо и виновато произнес:

– Я не успел посмотреть – помогал Исмаэляну. Он замучился с ручными кодограммами. Радисты наворочали непонятно что, вдвоем разобраться не можем.

Это было обычным делом. После работы радистов шифровальщики всегда готовы вешаться. Хорошо хоть радиосвязь в современной армии используется лишь изредка, да и то преимущественно в учебных целях. А не то мы рисковали бы остаться без шифровальщиков.

– Сделай прямо сейчас и распечатай в двух экземплярах для командира и начальника штаба.

– Я быстро, – пообещал Ромашкин. – Чаю тебе налить?

– Спасибо, я воздержусь.

Его «быстро» растянулось на семь минут, которые новоиспеченный майор, то есть я, прождал, сидя за столом в тамбуре, поскольку посещать комнату шифровального узла имеют право только командир отряда подполковник Репьин и его первый заместитель, начальник штаба майор Смурнов. Порой капитан Исмаэлян сам приглашает кого-то в свой кабинет, но не тогда, когда командиры могут это обнаружить.

За соблюдением режима секретности наблюдает лично майор Смурнов, хотя это входит в обязанности и самого капитана Исмаэляна. Так, капитан проверяет время от времени расписание занятий моей роты и ищет секретные данные. Иногда что-то находит. Но он ни разу не составлял акт о нарушении, ограничивался лишь устным замечанием мне как командиру подразделения.

Глава вторая

Наконец, капитан Ромашкин вынес три страницы распечатки, пристроенные сверху к досье на депутатов, выделенное мне подполковником ФСБ Муравьинским.

– Странное дело. В твоем списке двадцать два депутата. Из них восемнадцать есть в моем списке, есть пара других, а двое – вообще лишние, – заметил капитан Ромашкин.

– Ничего странного. В ФСБ составляли список по своим данным и представлениям, в ИГИЛ – по своим. Списки могут различаться. Ты внес дополнительные фамилии?

– Конечно. И расписал все. – Ромашкин хлопнул ладонью по стопке, словно подтверждая свои слова.

Майору Смурнову его экземпляр я занес сразу и предупредил об изменениях. Майор пожелал оставить у себя и основной список подполковника Муравьинского. Для чего он ему понадобился, я догадаться не смог.

– Доверяешь без росписи в журнале? Или ты доверяешь только Ромашкину?

– Доверяю, товарищ майор! – ответил я добродушно, хотя было странно встретить желание майора уклониться от обычных мер соблюдения режима секретности, за которым он следил почти трепетно.

– Тогда я быстро сделаю себе ксерокопию.

Майор встал и перешел к соседнему столу, где у него стоит небольшой ксерокс. Снятие копии и в самом деле много времени не отняло, хотя вызвало у меня еще большее удивление. Это было еще одно нарушение режима секретности со стороны начальника штаба. Видя, как я отреагировал на первое нарушение, на второе Смурнов моего согласия спрашивать не стал. И я не понял, он меня держит за своего или попросту пренебрегает моим мнением.

Подполковника Репьина в кабинете начальника штаба не было. Мне пришлось подниматься на третий этаж, чтобы застать командира в его кабинете, пока он не ушел. На территории военного городка искать его будет сложно, Репьин может оказаться где угодно, от гаража до склада оборудования или вооружения. Подполковнику я тоже сразу доложил о разночтении в списках, на что Репьин ответил мне примерно то же, что я сам сказал капитану Ромашкину.

Далее я отправился в канцелярию роты, откуда позвонил подполковнику Муравьинскому и сообщил теперь ему о разночтениях в списках. Подполковник моему сообщению не удивился:

– Мне бы, майор, фамилии тех двоих, которые не вошли в мой список, но присутствуют в списке Шуры.

Он даже не поинтересовался, откуда у меня список Шуры шейхов. Понимал скорее всего, что законными методами добыть такие сведения невозможно, а эксклюзивные методы военной разведки его мало интересуют, поскольку он сам частенько пользуется подобными методами своей организации.

– А мне бы, товарищ подполковник, досье на них, – предложил я взаимовыгодный обмен.

– Сделаю в течение часа. Давай фамилии.

– Прямо так вот, по телефону?

– У меня защищенный номер. В случае прослушки трубка сразу даст сигнал, и разговор прекратится.

Я почти по буквам продиктовал Муравьинскому две длинные сложные двойные фамилии, пообещал приехать через час и попросил пропуск заказать заранее.

– Пропуск будет у часового на входе, – пообещал подполковник.

Пока было время, я засел за изучение досье Муравьинского. Признаться, оно меня удивило. Каждого из депутатов можно было бы по несколько раз посадить на вполне законных основаниях. Один был пассивным педерастом, другой любил мальчиков и никогда не был женат, третий взимал деньги с людей просто за встречу со своей драгоценной особой. Добыть доказательства противоправной деятельности депутатов для ФСБ с их возможностями труда не представляло. В досье были даже включены записи телефонных разговоров, проведенные с помощью СОРМ[14], и переписка через интернет-каналы, в основном через мессенджеры. По моему скромному мнению, если бы бандиты уничтожили этих депутатов, то от Народного собрания республики можно было бы ожидать большего. Но майор Смурнов предупредил меня, что «игиловцы» рассчитывают на то, что на смену убитым придут кандидаты еще хуже.

Подготовившись лишь мысленно за неимением времени к разговору с подполковником ФСО, я позвонил ему. Оказалось, Абдурагим Маликович ждал моего звонка с самого утра. Майор Смурнов уже имел с ним дело и предупредил, что я, как лицо, непосредственно проводящее операцию по охране депутатов, буду просить его о встрече.

– Только не удивляйтесь, что я приеду в погонах капитана. Мне звание только-только присвоили, я не успел еще их сменить, – сказал я ему, памятуя вопрос подполковника Муравьинского. – Я сейчас на пару минут заеду в ФСБ, а потом сразу к вам.

– Жду, – коротко резюмировал наш разговор подполковник ФСО Абдурагим Сулейманов.

Видимо, он человек дела и умеет ценить свое время.

* * *

Машина ждала меня там же, где я ее оставил, хотя из окна кабинета начальника штаба я видел, как она направлялась в сторону ворот. У водителя, похоже, пришло время обеда, а для любого солдата, за исключением разве что спецназа ГРУ, обед – это дело святое, которое отменить невозможно. Как и сон, когда спать хочется даже за рулем.

– В Махачкалу, на улицу Дахадаева, – велел я водителю, усаживаясь на переднее пассажирское сиденье.

Главный вход в здание расположен со стороны проспекта Расула Гамзатова, но мне нужен был боковой подъезд. Туда я машину и направил.

– Это там, где вы входили? – уточнил водитель.

– Да, снова туда же, – ответил я.

Водитель не стал включать навигатор. Дорогу он помнил.

Дежурный часовой в ярко-голубых погонах с буквами «ГБ» – уже другой, не тот, который стоял на этом посту утром – стал набирать номер на стоящем на тумбочке аппарате. В ответ на длинные гудки он лишь пожал плечами, но подполковник Муравьинский лично вышел меня встретить.

Пока я расписывался за получение пропуска, он предъявил часовому свое удостоверение. «Да-а, бумажная бюрократия в этом заведении хорошо развита», – отметил я про себя и сам тут же нашел этому оправдание. А как иначе? Любая банда тогда сможет проникнуть в любой кабинет и расправиться с неугодным ей офицером и если не прервать, то по крайней мере замедлить любое расследование и дать возможность кому-нибудь из подследственных скрыться.

– Да, порядки у нас здесь строгие, – словно прочел мои мысли подполковник. – Их пришлось ввести в позапрошлом году после нападения бандитов. Хорошо, что у нас на первом этаже расположена комната спецназа, и командир вовремя оттуда вышел. Банда сразу нарвалась на спецназ. Бандитов всех перебили за такую невиданную наглость, даже допросить было некого. Знать бы, куда они прорывались, можно было бы вычислить, откуда ноги растут… Но этим делом занималась отдельно назначенная бригада, не я. Результатов расследования я не знаю. Слышал только краем уха, что двум офицерам повысили звание и еще троих наградили. Значит, результат был.

Он ничуть не походил на того делового и по самые уши загруженного делами человека, каким показался мне утром. Говорил много и приветливо, многое рассказывал. И я не удержался – задал наболевший вопрос. Начал издалека, со стороны:

– И часто у вас, товарищ подполковник, звания повышают и награды раздают?

– Нечасто, – ответил он и посмотрел на меня внимательно, словно почувствовал, к чему я планирую свести этот разговор. – Но бывает, когда дело особенно резонансное. А на моей памяти подобное нападение свершилось впервые.

– Тогда в чем дело? Следует что-нибудь резонансное создать искусственно!

– О чем вы? Конкретнее, пожалуйста, товарищ майор.

И в голосе его, и во взгляде я почувствовал жесткость и колючесть. Впервые он меня назвал «товарищ майор», до этого говорил просто «майор». Это уже было предупреждением. Однако я ему не внял и продолжил:

– У вас под ногами столько резонансных дел валяется, стоит только наклониться и поднять. Вы предоставили мне список из двадцати двух человек, каждого из которых можно до конца жизни отправлять за колючую проволоку.

– Можно, молодой человек, можно, – согласился подполковник Муравьинский. – И даже по большому счету нужно. Но вы забываете, что мы работаем на Востоке. Здесь одного тронешь – за ним такая цепочка потянется, и такая защита встанет, что бороться сил не хватит. Здесь все повязаны, все друг за друга стоят горой (не зря мы в горной республике работаем). Есть, конечно, откровенные антиконституционные действия, такие как бандитизм. С этим мы боремся и будем бороться. А в остальном – увольте уж. Мы с вами не справимся. Нас попросту уволят из органов, и это будет только мягким началом. Потом последует кровная месть. Даже кровавая, потому что мстить будут не только вам, но и вашим родным, в том числе и детям.

– Но и защищать этих…

– Защищать конституционный строй! – изрек подполковник Муравьинский, как нравоучение, только что указательный палец перед моим носом не поднял восклицательным знаком.

Я мог бы возразить, что Конституция России написана не для них, но предпочел промолчать. Служба приучила меня многое держать внутри себя и не выставлять напоказ собственные мысли и сомнения. Убедившись, что мои доводы напрасны, я больше не поднимал данную тему.

Я забрал у подполковника флешку с данными на двух человек, которых не было в его списке, клятвенно пообещав вернуть ее после того, как распечатаю эти данные.

* * *

Следующий мой визит был нанесен службе охраны Народного собрания.

– На Ленина, дом один, – приказал я водителю.

– В правительство? – спросил он в ответ, тронувшись с места.

Правительство Республики Дагестан и Народное собрание занимают одно и то же здание. Традиционно два флага, два триколора, вместе играют на ветру над этим зданием – российский, с белой, синей и красной полосами, и республиканский, с зеленой, синей и красной. Днем ветер обычно дует со стороны Каспийского моря в сторону гор, а с наступлением темноты меняет направление на противоположное. Поэтому днем ветер направляет флаги в сторону гор, а ночью – в сторону Каспия. Я слышал, что в направленности государственных флагов есть своя символика. Как говорят, например, бандиты, днем российский закон правит в горах, а на ночь он удаляется в сторону моря, где стоит Каспийская флотилия, а хозяевами гор становятся они.

Мне трудно говорить о реальной силе символизма, но на нарукавной эмблеме бойцов военной разведки нарисована летучая мышь, что тоже является символизмом. Летучая мышь, как известно, ночное животное, и это говорит о многом. Особенно если на твоем автомате стоит прицел «Шахин», имеющий тепловизор, который позволяет ночью видеть практически точно так же, как днем, только в ином цветовом оформлении.

В правительство республики можно попасть через отдельный подъезд. У них своя система охраны и свои сотрудники ФСО, работающие, однако, как я слышал, в тесном контакте с коллегами из Народного собрания.

Подполковник Сулейманов, должно быть, обладает зрением горного орла, потому что он сумел издали, с крыльца, рассмотреть номер на нашей машине, который я ему продиктовал во время нашего телефонного разговора, и приветственно (или просто привлекая к себе внимание) поднял руку.

– Тормози, – приказал я водителю. – Нас встречают. Только не понимаю, почему без фанфар и торжественного марша караула. Но я не в обиде, и так сойдет…

«Уазик» остановился. Я взял с собой необходимые бумаги и поспешил подняться по ступенькам к подполковнику Сулейманову.

– И правда, погоны не успели сменить, – констатировал Абдурагим Маликович. – Я уж думал, что это шутка… Пройдемте ко мне в кабинет, там поговорим.

Я двинулся следом за Сулеймановым. Опять пришлось заходить с бокового входа. Это, похоже, начало становиться традицией, которая мне, честно признаюсь, не особенно по душе. Но я был не в силах «переселить» нужных мне людей поближе к главному входу. Ни званием, ни должностью я пока не вышел, хотя и стал уже майором.

Абдурагим Маликович даже пропуск на меня заказывать не стал, просто кивнул часовому из состава солдат Росгвардии:

– Это со мной. Кто будет меня спрашивать – ушел куда-то. Нам не мешать! Разговор серьезный и, возможно, долгий.

Пройдя мимо поста, мы двинулись по узкому подвальному коридору с бетонными стенами, сохранившими следы опалубки из рифленого металла, в самом конце которого зияла чернота какого-то неведомого помещения. Дважды свернули за угол – сначала направо, потом налево. Боковых коридоров было великое множество. Чтобы не потеряться в этом лабиринте коридоров, требовалось как минимум быть офицером спецназа военной разведки. Но подполковник Сулейманов шел вполне уверенно. Только шаг у него был нестандартный – то он шагал так быстро, что даже я за ним с большим трудом мог угнаться, то внезапно переходил на замедленный шаг с непонятными, даже нелепыми подпрыгиваниями. Как я думал, небольшие канавки, которые время от времени попадались нам на пути, не могли быть причиной этих подпрыгиваний. Но оказалось, могли. Причину подполковник объяснил сам, когда через десяток шагов после второго поворота начал открывать ключом со связки дверь в свой кабинет, предварительно в последний раз подпрыгнув:

– У нас трубы в подвале меняют, канавки продолбили. И два дня назад в темноте нашего сотрудника змея укусила. Сейчас в больнице лежит. Он ее подстрелил и даже голову ей каблуком сплющил – короче, простую гюрзу превратил почти в кобру. Она, конечно, ядовитая, но все равно – она из семейства гадюк, которые первыми на человека не нападают, если он ее не беспокоит. Вот я и стараюсь не беспокоить… Вообще я по змеям могу вам целую лекцию прочитать – изучал их в детстве. Мечтал герпетологом стать, но не получилось… Правда, сейчас не время о змеях говорить. Разве что о змеях в человеческом облике. С такими и бороться сложнее, чем с простыми людьми.

Сулейманов распахнул дверь своего кабинета и включил свет, жестом пригласив меня войти. По сравнению с кабинетом подполковника Муравьинского этот кабинет был намного просторнее и выше, хотя располагался в подвале и окна в нем отсутствовали.

Я легко нашел себе свободный стул и сел рядом со старым двухтумбовым письменным столом. Сейчас такую основательную мебель из массива делают разве что на заказ. Но стол Сулейманова явно немолод, он носит на своем теле память о многих поколениях кабинетных сидельцев. Вся остальная мебель – и длинный приставной стол для заседаний, и приставной компьютерный столик, на котором стояли современный компьютер-моноблок и лазерный принтер, и даже стулья – являла собой хлипкие современные изделия, к которым всегда прикасаешься с содроганием – опасаешься, что они вот-вот рассыплются в твоих руках.

Я положил на стол перед подполковником Сулеймановым выделенную мне капитаном Ромашкиным распечатку с фамилиями и должностями. Абдурагим Маликович сел в кресло, пододвинул листок к себе, достал из старомодного пластмассового футляра старомодные круглые очки в роговой оправе, натянул их на кончик солидного мясистого носа (дальше очки, похоже, просто не надеваются) и принялся читать.

– Ну, и что? – спросил он, дочитав до конца. – Я вижу большой перечень членов нашего Народного собрания. В основном это председатели отдельных комиссий, а также заместители председателей. Самые активные люди у нас.

– Это список людей, которые, по мнению Шуры муфтиев ИГИЛ, подлежат уничтожению.

– Они все это прекрасно знают и без Шуры и все равно идут в депутаты. И не просто идут, а лезут напролом, руками и локтями расталкивая конкурентов и шагая по их головам. Угрожают этим людям часто, но за каждым закреплена наша охрана. При этом они чаще всего имеют и охрану собственную, которой больше доверяют. Признаться, на мой взгляд профессионала, не совсем обоснованно доверяют, а порой и полностью без оснований. Вы что, кстати, заканчивали?

– Рязанское высшее командное училище ВДВ.

– Девятую роту?

– Да. Факультет военной разведки. А потом еще и ВДА экстернатом.

– А это что за штука такая?

– Военно-дипломатическая академия. Была раньше такая.

– Понятно. Кажется, это она имела сленговое название «Консерватория»? Так бы и назвали… Это название и нам знакомо.

– Так точно, товарищ подполковник. Сейчас она называется просто Военная академия Министерства обороны. Но не в названии дело…

– Это даже я понимаю. А после училища вы кем по профессии значились, диверсантом?

– Военный диверсант-разведчик.

– Это не важно. Главное, что диверсант. Вас этому долго и упорно учили.

– Так точно.

– А я вот закончил бывшую Высшую школу КГБ имени Феликса Дзержинского. Тогда она называлась Высшей школой Министерства безопасности России. После нашего выпуска она стала называться Академией ФСБ России. Не знаю уж почему, но эпоху ФСК из названия академии исключили. Но это не столь важно. Важно то, что меня, как и моих сотрудников, тоже долго и упорно учили. Учили защищать. Но как можно защищать человека, который этого не хочет? Того, кто этому сопротивляется, доверяя дело другим, дилетантам? Вот вы, майор, профессиональный диверсант. Но сможете ли вы, например, работать телохранителем?

– Не пробовал, но думаю, что смогу…

– Нет, майор, не сможете. Это я вам гарантирую. В профессии телохранителя много своих тонкостей, которых вы попросту не знаете, и потому не сможете им противостоять.

– Эти сложности меня как раз и обучали обходить, поэтому я в выигрышном положении. Умею и нападать, и защищаться, – ответил я, стараясь выглядеть убедительнее.

Но подполковника, кажется, все же не убедил:

– Вы сейчас размышляете, как наши депутаты. Но в реальной жизни никакие частные охранные структуры, сколько им ни плати, не в состоянии спасти кого-либо от опытного киллера. Тем более бывшие высокопоставленные сотрудники КГБ или МВД.

– Это я знаю. Киллер, вооруженный винтовкой с оптическим прицелом, – это стопроцентный результат. И будущей жертве следует заранее заказывать себе памятник на могилу. Или… – У меня в голове был еще один вариант.

– Что «или»? Договаривайте! – не попросил, а потребовал подполковник Сулейманов.

– Или «играть», то есть работать на опережение. На превентивное уничтожение киллера. Скажем, через провокацию.

– Это вариант. Но скажите мне, как определить киллера? Я вижу, что у вас есть в запасе нечто, чем вы желаете меня сразить. Выкладывайте! Есть?

– Есть, товарищ подполковник.

В этот момент в дверь настойчиво постучали. Так постучали, словно стучавший точно знал, что мы здесь, и ему обязательно нужно было нас увидеть, хотя подполковник запретил нас беспокоить.

– Войдите, – раздраженно разрешил Абдурагим Маликович.

Вошел давешний часовой.

– Я же просил меня не беспокоить! У меня серьезный разговор! – сердито проворчал подполковник.

– Извините, товарищ подполковник. Я посчитал, что доложить необходимо. Мне на пост позвонил начальник штаба сводного отряда спецназа ГРУ майор Смурнов. Ему необходимо срочно поговорить с майором Одуванчиковым или с вами. Я сказал, что вы прошли в экранированный кабинет с каким-то капитаном спецназа. Он меня обозвал дураком и приказал срочно найти этого капитана или вас, товарищ подполковник.

Я вытащил из кармана свой телефон. В левом верхнем углу прочитал надпись: «Нет связи». Подполковник Сулейманов этого, видимо, ожидал:

– У меня кабинет под деревянными панелями полностью обит фольгой. Не трудитесь проверять – позвонить не получится. Выйдите из кабинета и позвоните из коридора.

Глава третья

– Товарищ майор, говорят, вы меня искали…

– Да, искал, – торопливо ответил Смурнов. – Водителю дозвонился, он сказал, что ты зашел внутрь с каким-то подполковником. Ладно хоть адрес вспомнил. Я едва номер телефона поста добыл. Короче, ты скоро там освободишься?

– Скоро. Еще пять-семь минут разговора, потом сорок минут на дорогу…

– Двадцать минут тебе на дорогу, и ни минутой больше! Четыре минуты на завершение разговора! Пришло сообщение от пограничников. По телефону ничего сообщать не уполномочен. Через полчаса жду тебя в своем кабинете. Если меня на месте не будет, значит, я в оперативном отделе. Будь готов выступить в полном составе роты.

– Понял. Буду. Роту поднимите по «тревоге», пусть меня ждет.

– Уже ждет на вертолетной площадке. Поспеши.

– Есть поспешить.

Начальник штаба отряда меня не сильно волновал, но заставлять роту ждать командира мне не хотелось.

– Спасибо, боец, – поблагодарил я часового, стоявшего рядом со мной.

– Проводить вас, товарищ майор? – осторожно спросил он, покосившись на мои капитанские погоны. – А то у нас здесь заблудиться в коридорах недолго. Уже бывали случаи. А на днях офицера змея укусила…

– Теперь будет внимательнее под ноги смотреть, – ответил я и шагнул к двери кабинета подполковника Сулейманова.

Подполковник сидел на прежнем месте, только снял очки с мясистого носа и, судя по всему, ждал меня, надеясь, что я сообщу ему нечто весьма важное. Я поведал Абдурагиму Маликовичу о двух бандах ИГИЛ, которых сняли с довольствия, и о срочном вызове в бригаду, и о том, что от «погранцов» поступило срочное сообщение, в результате которого вся разведрота ждет своего командира на вертолетной площадке. Подполковник – человек дела, подолгу раздумывать не любит. Он резко перешел в разговоре на «ты», что олицетворяло стремительность действий:

– Ну, так чего ты ждешь? Поезжай, приступай! И меня держи в курсе дела. Я буду ждать звонка в другом кабинете, в неэкранированном. Пойдем, я провожу тебя, а то, не приведи Аллах, заблудишься в наших коридорах.

Едва я вышел, как ко мне подъехал штабной «уазик».

– Быстрее, товарищ майор! Начальник штаба звонил, дал двадцать минут на путь. За нарушение правил я взял ответственность на себя. Придется гнать, насколько машина позволит.

Я запрыгнул в машину, и мы помчались, мало обращая внимание на разбитую дорогу. Только временами водитель резко тормозил, объезжая особо объемную яму, где наш «уазик» мог бы, пожалуй, спрятаться целиком вместе с брезентовой крышей.

На выезде из Махачкалы нас попытался остановить дежурный инспектор у стационарного поста ГИБДД. Но мы проскочили мимо до того, как он успел поднять свой полосатый жезл. Инспектор достал блокнот, записал номер нашей машины, но второй инспектор что-то сказал ему, и первый вернулся на свое место на дороге, продолжая собирать дань с гражданских водителей. Все это я наблюдал в боковое зеркало заднего вида, наклонившись вперед, и при очередном торможении ударился лобной частью шлема о металлическую переднюю панель. Хорошо, что не открытым лбом и даже не фуражкой, которая от такого удара защитить не в состоянии, иначе остался бы след.

У меня кожа такая, что на ней след остается даже просто от нажатия пальца. А про тренировки по рукопашному бою я и не говорю. Особенно про отдельные тренировки для офицеров, которые в сводном отряде проводит лично начальник штаба. После таких занятий на лице остается колоссальное количество отметин. Сколько раз я возвращался домой с побитой физиономией! В первый раз жена даже испугалась, все выспрашивала у меня, что случилось, с кем я подрался, но потом привыкла и спрашивать перестала. Только проявляла беспокойство за сына, когда я стал учить его драться в пять лет. Кожа мальчишке от меня досталась по наследству, и синяки постоянно присутствуют на его лице и теле. Врачи говорили что-то про плохую свертываемость крови.

«Уазик» не ехал по дороге, а летел над ней. Водителю, бывшему таксисту, редко разрешается в армейской жизни погонять в свое удовольствие, и теперь он отрывался с большим желанием. Стрелка спидометра частенько «гостила» в «красной» зоне.

Когда машина остановилась на парковке перед зданием штаба, я посмотрел на часы.

– Ты за семнадцать минут доехал, – сообщил я водителю. В моем голосе откровенно прозвучала похвала.

– Если есть необходимость, отчего же не доехать, – сдержанно ответил водитель. Но похвала была ему приятна, это я понял по его взгляду.

Все мои бумаги были собраны в одну стопку, и я заспешил с ними под мышкой к начальнику штаба.

Майор Смурнов разговаривал по телефону, когда я вошел, предварительно постучав.

– Что значит «у них нет данных на дальнейший маршрут»? – сердито говорил Алексей Викторович в трубку, указывая мне свободной рукой на стул. – Да по мне, хоть на пять рукавов! Следует выбрать наиболее проходимый… Ищи сам, капитан. Это тебе не «мимо ходить». Принеси мне все документы и карты в кабинет… Срочно! Тебя дожидается майор Одуванчиков!

Из предпоследнего выражения майора я понял, что он разговаривает с капитаном Мимохожим, начальником оперативного отдела отряда. Что-то у Мимохожего, похоже, не ладилось с пограничниками. Те, как я догадался, не могли точно определить маршрут какой-то банды из-за того, что при их дальнейшем пути ущелье расходилось на четыре рукава. Вопрос стоял в том, что банда может проследовать по любому из них. Однако если банда переходит границу с Грузией в районе проживания кистинцев[15], то среди множества ущелий, каньонов и долин может быть только одно подходящее для этого место. А я знаю все неудобства перехвата банды в этом месте. Мой коллега, командир разведроты из другой бригады, при ротации личного состава рассказал мне о своей операции в этом районе.

– Готов возглавить свою роту? – успокоившись после разговора, «сбросив пар» и аккуратно положив трубку на аппарат, спросил меня майор Смурнов. – Рота и командир отряда ждут тебя.

– Командир отряда? – переспросил я.

– Он с тобой собрался лететь. Я и сам хотел с тобой отправиться, но получил от подполковника приказ оставаться на месте и координировать действия. А я, как ты знаешь, в отличие от многих своих подчиненных к приказам отношусь трепетно.

Начальник штаба, видимо, чувствовал, что многие догадываются о его недостаточной храбрости, поэтому и высказался о своем отношении к приказам. И добавил:

– Кроме того, если часть бандитов все же прорвется, я буду вынужден взять охрану депутатов на себя. А у меня в наличии только один взвод. Все остальные силы – «в разгоне» по разным республикам.

В дверь кабинета постучали. После приглашения вошел капитан Мимохожий. Начальник оперативного отдела протянул мне руку:

– Поздравляю, товарищ майор.

Руку я пожал, выразил вежливую благодарность, но сам смотрел на вторую руку, в которой были зажаты несколько сложенных «гармошкой» листов карт.

– Вот карта местности в семи экземплярах.

Капитан плюхнул на стол всю стопку, лицо его выразило довольство тем, что он сбросил с плеч этот груз. Естественно, не груз карт, а груз ответственности за операцию, план которой разработать он просто не успевал. Но начальник штаба «успокоил» капитана Мимохожего:

– Как только придут данные о маршруте банды, оперативный отдел сразу разработает план уничтожения бандитов. За этим я лично прослежу. А тебе, майор, я данные по плану переброшу на планшет.

Сколько я служу в армии, мне всего несколько раз, да и то лишь частично, удалось воспользоваться разработками оперативного отдела. Нам почти всегда приходится действовать, что называется, «с колес», то есть самостоятельно придумывать варианты собственных действий и выбирать что-то одно.

Я посмотрел в карту. Ущелье было то самое, про которое я подумал. Значит, банда проходит через села кистинцев. Подавив тяжелый вздох, я взял в руки верхнюю из карт и ввел ее координаты в свой планшет.

– Можешь забрать все назад, – сказал я капитану Мимохожему.

– Никогда этого не пойму, – сказал мне майор Смурнов. – Неужели на электронных картах виднее? Чем они лучше?

– Дело привычки, товарищ майор. Планшет позволяет увеличивать изображение при необходимости и рассматривать общий план.

– Но на картах же есть топографические отметки…

– Есть, – согласился я. – Только плодами топографии мне за все годы службы всего пару раз довелось воспользоваться.

– А вдруг они понадобятся именно сейчас?

– Тогда я, с вашего разрешения, перенесу их на свой гаджет.

И не дожидаясь согласия начальника штаба, я сел за стол, использовал вторую карту вместо линейки и стал отыскивать на первой топографические обозначения высот.

– Переноси… – запоздало одобрил мои действия начальник штаба.

Сделав все, что хотел, я тут же переслал карту командирам взводов и командиру сводного отряда, после чего, желая проверить получение файла, включил общеротную связь. И сразу услышал голос своего командира, подполковника Репьина:

– Ты где находишься, майор? Скоро прибудешь?

– Уже прибыл, товарищ подполковник. В данный момент нахожусь в кабинете начальника штаба. Сейчас отправляюсь в казарму за оружием и амуницией и сразу к вам, на вертолетную площадку.

– Ждем. – Подполковник, как обычно, был суров и лаконичен. – Карту я получил, спасибо. И все говорят, что получили. Только старший сержант Клишин почему-то пользуется приемоиндикатором вместо планшета…

Старший сержант Миша Клишин временно, до возвращения в бригаду, исполнял обязанности командира первого взвода моей роты взамен убитого в позапрошлую операцию старшего лейтенанта Сережи Анисимова. До этого Клишин был просто хорошим заместителем командира взвода. Но у нас в бригаде есть несколько взводов, которыми командуют старшие сержанты контрактной службы. Правда, в большинстве своем это взводы специалистов.

– Он, товарищ подполковник, просто планшет еще толком освоить не успел. Там же много тонкостей. А ему с приемоиндикатором работать привычнее. И места мало занимает, и всегда под глазом.

– Ну хорошо, тебе виднее. Короче, ждем только твоего прибытия!

* * *

Дневальный открыл мне практически пустую «оружейную горку», которая мощной арматурной решеткой закрывает казарму с одной стороны. Я надел бронежилет, взял автомат, запасные магазины засунул в кармашки бронежилета. В других кармашках, в нижних, лежали гранаты.

Потом я отправился в канцелярию, забрал из сейфа пистолет с запасной обоймой. Постояв еще несколько секунд в раздумье, я прихватил и трофейный кастет из тяжелой нержавеющей стали. Пистолет я сунул в кобуру, а кастет нашел себе укромный уголок в кожаном офицерском планшете. Там же, в планшете, лежали и бумаги, полученные мной от подполковника Муравьинского и капитана Ромашкина.

Я уже выходил из казармы, когда мне позвонил начальник штаба сводного отряда майор Смурнов.

– Как дела, майор? Ты еще не в вертолете?

– Я в роту заскочил, уже выхожу.

– Ты мне дал скопировать список, который тебе предоставил подполковник Муравьинский. Теперь мне нужен второй список, который тебе передал капитан Ромашкин. В случае чего я смогу выставить защиту депутатам и не распылять силы понапрасну. У меня же в запасе целый взвод!

– Товарищ майор, я уже не успеваю. И я вам один экземпляр оставлял. Посмотрите на столе, среди карт должен быть. Если не найдете, попросите Ромашкина распечатать еще.

– Добро. Так и сделаю. Конец связи.

Начальник штаба отключился, не дожидаясь моего ответа – сам, видимо, торопился не меньше моего, – а я поспешил в сторону переоборудованного под вертолетную площадку плаца.

* * *

Командир отряда подполковник Репьин, как оказалось, ждал меня не в вертолете, а в диспетчерской, над которой раздувалась полосатая колбаса «сачка», показывающего направление и силу ветра.

– Готов, майор?

Подполковник встал и отставил в сторону стакан с недопитым чаем, едва я открыл дверь диспетчерской. Три диспетчера сидели за приборами и отслеживали воздушную обстановку поблизости, а четвертый вел с кем-то переговоры – предлагал командиру экипажа имитировать заход на атаку, чтобы припугнуть бандитов. На меня они внимания не обратили – должно быть, подполковник рассказал диспетчерам, кого он ждет.

– Репьин, чай допей, – только сказал диспетчер, сидевший ближе к двери.

Я коротко глянул на его погоны. Диспетчер пребывал в звании майора, но разговаривал с командиром отряда достаточно вольно, без стеснения обращаясь к нему на «ты». Похоже, пора и мне привыкать к такой манере общения. Но это уже после, когда сменю погоны на новые, с двумя просветами[16].

– В следующий раз допью, – пообещал подполковник и, взяв меня под руку, вывел из диспетчерской.

Естественно, я такому панибратству не сопротивлялся – рылом и возрастом, как говорится, не вышел.

Сразу за бетонным крыльцом Репьин мою руку выпустил.

– Всего на роту выделено семь машин – три «Ми-8», один «Ми-24» и три «Ночных охотника» для поддержки огнем. «Ми-28» прилетят позже, когда мы уже начнем бой. Я лечу с первым взводом в передовом вертолете. Второй и третий взводы летят за мной следом. Ты с саперами и радистами – в замыкающем «Ми-24». Твои взводы малы по численному составу, и то одно отделение взвода связи рассредоточили по «восьмеркам». Командир экипажа сказал, что вы поместитесь. В тесноте, да не в обиде! Связь держим через КРУС. Аппаратура связи есть в каждом вертолете. Присматривай за летящими впереди, чтобы никто не отстал.

– Подполковник Глуховский летит? – поинтересовался я.

– Летит, на своем «Ночном охотнике». А чего он тебе, родня?

– Никак нет, товарищ подполковник. Просто примета хорошая, когда он в операции участвует. С ним всегда удачно все завершаем. Мы давно сработались с Борис Борисычем.

– Это хорошо, что сработались… Вот позывные вертолетчиков. – Репьин протянул мне распечатку.

Я просмотрел ее, запомнил и вернул листок командиру отряда. Тот убрал его в затертый кожаный планшет и свободной рукой потер плечо – недавняя рана, видимо, все еще давала о себе знать. Но Репьин руку усердно разрабатывал и сейчас даже держал ею автомат, вес которого как-никак составляет три с половиной килограмма[17]. По утрам он до общего подъема, я сам накануне видел, занимается на турнике, не желая показывать свое ранение и вызванную им слабость солдатам. Офицеров подполковник не стесняется, они лучше других знают цену ранениям, поскольку получают их чаще.

– Надеюсь, во время полета придет информация от «погранцов», где пошли бандиты. У «Сигмы» нет нашей связи, они будут передавать сообщения через майора Смурнова. Я его намеренно оставил на координации. Но если не успеют или если бандиты вдруг захотят пообедать, мы всегда сможем пролететь дальше и поторопить банду парой очередей из автоматической пушки.

– Можно пушкой, можно и парой ракет, – ответил я и повернул к стоявшему особняком «двадцать четвертому».

Подполковник Репьин направился к передовому «Ми-8», который по команде диспетчерской уже начал раскручивать винты.

Репьин, больше по привычке, чем по необходимости, свободной рукой прижал к голове шлем. По привычке потому, что шлем крепится под подбородком ремнем, и ветром сорвать его с головы не может. Одет подполковник был точно так же, как и я, так же носил бронежилет, прикрывающий погоны, и отличить его от солдат можно было только по наличию кожаного офицерского планшета, да при использовании планшета-гаджета, который носится офицерами в большом нагрудном кармане, тогда как солдаты носят на левой руке приемоиндикаторы, внешне похожие на большеэкранные смартфоны. По отсутствию таких «смартфонов» опытный глаз тоже может отличить офицера, но для этого его следует рассмотреть в бинокль или в оптический прицел, как, видимо, и рассматривали Репьина, прежде чем его достала пуля бандитского снайпера. Но не исключено и то, что его просто приняли за солдата. В солдат тоже снайперы постреливают, хотя предпочитают сначала отстреливать офицерский состав.

«Солдаты ждать устали», – понял я, едва заглянув в «двадцать четвертый». Знаю по себе, что ожидание порой утомляет больше, чем сам бой. Я забрался в вертолет, опершись о подставленную мне руку широко улыбающегося старшего лейтенанта Скорогорохова.

– Здравия желаю, товарищ майор! Поздравляю вас с новым званием!

– Спасибо, Вячеслав Аркадьевич, – серьезно ответил я старлею.

Из кабины вышел второй пилот (или, как он официально называется, оператор вооружений). Я закрыл за собой дверцу борта и выразил ему готовность лететь. Второй пилот кивнул, вернулся в кабину, и тут же зачихали поочередно два газотурбинных двигателя, потом захлопали винты. Но когда температура двигателей поднялась, винты хлопать перестали и только продолжили сильно гудеть.

«Ми-24» вмещает тринадцать человек, не считая трех членов экипажа. Сейчас же нас в вертолете поместилось почти два взвода, при этом одно отделение взвода связи распределили по другим вертолетам. Чтобы нас всех доставить к месту, пришлось оставить на вертолетодроме бортмеханика и пожертвовать частью подвесного вооружения. Еще одного «Ми-8», в котором мест больше, в отряде, похоже, не оказалось. Взлетали мы трудно, двигатели гудели непривычно надсадно.

– Не чебурахнемся? – почему-то весело спросил меня старший лейтенант Скорогорохов, устроившись рядом и постучав сжатым кулаком по внутренней обшивке салона, словно проверяя ее на прочность.

– Ты думаешь, пилоту больше твоего жизнь надоела? Или он своего дела не знает? – ответил я, сам слегка удивляясь собственному спокойствию и привычке доверять специалистам.

В самом деле, когда, например, садишься в пассажирский самолет или в поезд, то не думаешь о том, опытный ли пилот или машинист. Ты просто доверяешь специалисту. Так же и здесь.

Мы взлетели и двинулись на юго-запад. Вертолеты соблюдали дистанцию. Звук двигателей говорил о значительном перегрузе нашей машины. И с самого начала полета мы начали отставать от летящих впереди. Я хотел уже было через систему связи попросить пилотов «восьмерок» не сильно торопиться, но они и без моей подсказки все увидели и сбросили скорость.

Как-то так получилось, что я не видел в иллюминаторе предгорий. Должно быть, мы так быстро их миновали, что, когда я, приложив ладонь козырьком к шлему, прильнул к иллюминатору, я сразу усмотрел под собой два хребта и ущелье между ними.

Лететь нам до приграничных районов предстояло достаточно долго, а местные однообразные хаотичные пейзажи мое внимание мало привлекали и радовали. Так что я предпочел задремать, памятуя о том, что и без того уже несколько ночей спал предельно мало, часто ссылась на то, что отоспаться успею дома. Но до этого времени еще следовало дожить, да и дома, как говорит практика, найдутся свои неотложные дела, которые тоже не дадут поспать. Впрочем, от отсутствия регулярного сна я не слишком страдал. Но все равно решил, что во время полета могу себе позволить отдых и относительное расслабление. Я дремал, вспоминая рассказы ветеранов спецназа ГРУ, участников войны в Афганистане, о том, что им поспать порой удавалось только в вертолетах при вылете на задание. Все другое время шли бесконечные бои и засады, в которых спать тоже не рекомендуется.

Глава четвертая

Но командир сводного отряда подполковник Репьин, видимо, так не считал. Он меня приравнивает к себе и оценивает по своим возможностям.

А о его возможностях многие знают. Так, ходил устойчивый слух, что у себя в бригаде среди недели, когда солдатам не полагается ходить в увольнение, подполковник проходил мимо пивного ларька и увидел рядом с ним двух солдат своего батальона. Солдаты были, естественно, в «самоволке». Они были уверены, что возрастной, по их меркам, подполковник не сможет их догнать, тем более что оба – разрядники по бегу на длинные дистанции. Они и побежали, понимая, что если ты не пойман, то ты и не вор. Но Репьин прицепился к бегущим, как настоящий репей, и гнал их вплоть до самой казармы. Вот такой у нас командир сводного отряда! Я бы тоже сумел догнать солдат, но Репьин старше меня лет на двадцать. Я понимаю, что бежал он на одной силе воли.

– «Первый» вызывает «Цветок»! «Цветок», «Цветок», как слышишь меня? Прием!

– Хорошо слышу, товарищ подполковник. Вертолет только шумит надсадно, помехи создает. А в целом все понятно.

– Это хорошо, что понятно. Мне только что позвонил майор Смурнов. «Погранцы» сообщили ему, что банда разделилась на две части и двинулась вперед двумя средними рукавами. Нам придется перекрывать оба рукава.

Я вытащил свой планшет и посмотрел на карту. Два средних рукава ущелья были соединены перевалом, судя по отметкам на карте, вполне доступным для прохождения даже без альпинистского снаряжения, о чем я сразу предупредил подполковника.

– И это значит… – подполковник Репьин то ли задумался, то ли ждал, что я скажу по этому поводу.

– Это значит, что мы должны высадиться на перевале до того, как до него доберутся бандиты. Должны. Обязаны, – заявил я категорично. – В крайнем случае будем десантироваться бандитам на головы.

– Но это же повлечет за собой потери в живой силе…

– А что делать? Я не вижу другого пути. Если мы высадимся в любом из рукавов, мы тоже вынуждены будем разделиться на две части, поскольку не знаем, по какому рукаву пойдут в наступление бандиты. А они, перейдя перевал, объединятся, ударят по любому рукаву и будут иметь численное превосходство. Позицию мы укрепить просто не успеем. На пограничников я лично надеюсь мало. Воевать они, конечно, умеют, но их самих всего-то без малого два взвода. Даже меньше – майор Смурнов сказал, что едва ли наберется полтора. Поэтому они не атакуют банду, а только отслеживают. Банда, если их обнаружит, попросту их сомнет и всеми силами ударит по нам. А нам, чтобы объединиться, придется штурмовать перевал снизу вверх. А это не меньшие потери, чем десантирование на голову противнику.

– Подожди, майор, я с пилотами поговорить попробую, – отозвался командир сводного отряда. – Может, сумеют скорость прибавить…

Я терпеливо стал ждать, понимая, что вертолетчики могут какое-то время думать, советоваться, прикидывать свои возможности. Но на связь подполковник вышел через пару минут.

– Решено, майор. Троица «Ми-8» разовьет скорость до предельной и обстреляет бандитов, постарается это сделать до того, как они достигнут перевала. А если уже достигнут, они собьют их огнем. А потом они высадят нас на перевал. Твой «Ми-24» сильно перегружен, поэтому в бой он вступит последним, когда доберется до места, предварительно высадив твоих солдат на перевале. Годится? У него пушка «вертлявая», может и вперед, и назад стрелять. Пусть так и лупит.

– Годится, – согласился я.

И пошел в кабину пилотов, чтобы наблюдать за происходящим через «фонарь» первого пилота, не забыв по дороге посмотреть на часы. Подполковник Репьин оказался не таким плохим человеком, как мне показалось вначале, – дал мне поспать немногим меньше часа.

Оператор вертолета сидел дальше и ниже, а для посадки в машину имел собственную дверь. В салон к нему я мог попасть, только согнувшись в три погибели и протиснувшись бочком мимо кресла первого пилота. Конечно, с места оператора смотреть было бы лучше, но не сгонять же специалиста! А двоим в его кабине не поместиться. Поэтому я просто облокотился на кресло первого пилота и стал всматриваться в горы.

Местность была мне знакома по карте. Под нами уже простирались рукава ущелья. Хребет между двумя средними рукавами не слишком высок, но крайние рукава отгорожены основательно – не перейти. Да и рукава эти к тому же местами зияют обвалами. Места опасные. Значит, бандиты имеют подобную карту, раз выбрали два центральных рукава. Причем скорее всего свежую, спутниковую. Такую им могли предоставить только американцы. Все, что происходит внутри России, америкосов традиционно сильно волнует.

Вертолет приблизился к перевалу. Впереди нас ждал бой. Три вертолета «Ми-8» его уже начали, если судить по разрывам впереди. Грохота слышно не было – мешали звуки двигателей «двадцать четвертого». Я вернулся в салон и громким голосом, стараясь перекричать шум двигателей, прокричал, забыв про внутриротную связь:

– Приготовиться к высадке!..

Вспомнив про связь, я включил ее и добавил уже спокойно:

– Сразу после высадки вступаем в бой. Оружие приготовить! Стрелять можно уже из дверей! Лестницы не будет, выпрыгиваем и сразу кувыркаемся в разные стороны. Первый – влево, второй – вправо. После кувырка – резкий прыжок в сторону. Смотрите, чтобы последующий не сбил предыдущего!

Бойцы и без моего инструктажа умеют выполнять высадку даже из зависшего над землей вертолета. Бывало, что прыгали метров с шести с лишком, что больше высоты второго этажа. И ни разу в моей практике не случалось эксцессов, никто не приземлялся на плечи товарищу, никто не толкался. Высадка бойцов разведроты давно отработана.