Кровавый меридиан, или Закатный багрянец на западе

книга читается, на удивление, легко и плавно, но для осмысления и понимания достаточно тяжеловесна. завершаю чтение в очень смешанных и неупорядоченных чувствах и мыслях. Человек рукотворит свой личный ад, погружаясь в воронку насилия, под одобрительным взглядом белесого дьявола. и обернуть этого дьявола против себя кажется участью намного более ужасающей, чем смерть от стрелы апачей. описания автора, язык и образы природы удивительно чистые и поражают своей оегкостью, отрешенностью от человеческой мерзости. удивительная книга. читать запрещаю.

Маккарти — очень американский писатель, можно сказать — исключительно американский. Он исследует национальные мифы, жанры, темы‌ и говорит на специфическом языке, — который, по меткому выражению обозревателя The New Yorker Эда Чесера, can at once be oceanic and fit into a thimble («может быть океаническим, помещаясь в наперсток»), — языке, подразумевающем, что читатель хорошо знаком с обширным историческим и фольклорно-религиозным контекстом его книг. Лучшая демонстрация оного — тройной эпиграф к роману «Кровавый меридиан».Первый эпиграф звучит так:«Идеи ваши пугают, и вы слабы душой. Ваши поступки, продиктованные жалостью и жестокостью, лишены смысла, ибо свершаются в смятении, будто по неодолимому зову. И наконец, вы все больше страшитесь крови. Крови и времени» (Поль Валери).По-видимому, эти строки обращены к современникам — сытым и успешным яппи, не желающим вспоминать, что история их народа это (в том числе) история ксенофобии, геноцида, гражданской войны. Недаром роман называется Blood Meridian or The Evening Redness in the West — гегемония Запада (как, впрочем, и любой другой империи) рождалась в кровавом багрянце; про это важно помнить.Второй звучит так:«Не следует считать, будто жизнь тьмы объята страданием и потеряна, словно в скорби. Скорби нет. Ибо печаль поглощена смертью, а смерть и умирание и есть жизнь тьмы» (Якоб Бёме).Внутри любой цивилизации бьется heart of darkness, и едва ли стоит заблуждаться относительно беспомощности оного. Тьма неистребима, потому что питается смертью, а смерть (и это центральная мысль всех текстов Маккарти) — явление вселенского детерминизма, что-то завершенное и окончательное, высший закон: с ним можно бороться, но нельзя преодолеть.«Где-то там есть настоящий живой пророк разрушения. Знаю, он действительно существует. Видел дело его рук», — говорит старый шериф из No Country for Old Men, воспроизводя в сознании читателя массивный пласт ассоциаций, от Навуходоносора и Макбета до капитана Ахава‌ и полковника Курца‌ включительно. И разве может быть случайностью, что на последних страницах романа Антон Чигур — этот баснословный распорядитель зрительских оваций — уходит, растворяется в алом тумане, но и остается среди нас, подобно написанному (и придуманному) за двадцать лет до него Судье Холдену, чей конь блед, а череп прикрыт шляпой погружающихся в сумрак западных равнин.‌И, наконец, третий:«Кроме того, Кларк, в прошлом году возглавлявший экспедицию в район Афар в Северной Эфиопии, и Тим Д. Уайт, его коллега из Калифорнийского университета в Беркли, заявили, что при повторном обследовании найденного ранее в том же районе ископаемого черепа, возраст которого исчисляется 300  000 лет, обнаружены признаки скальпирования» (газета «Юма дейли сан», 13 июня 1982 года).История человечества — дорога жестокости. От первых кочевников до трансатлантических империй «признаки скальпирования» сопровождают поступь Homo Sapiens с той же неумолимостью, что и знаки других сторон человеческого духа, таких как гуманизм и эмпатия. По Маккарти, человек не добр и не зол, не охотник и не жертва, он все разом, одновременно и по переменной, в зависимости от собственного выбора — выбора неумолимого и не подлежащего обжалованию. Выбрал раз, и будь готов к последствиям.Истинная величина таланта Маккарти обнаруживается в незримом (но четко осязаемом) зазоре между вербальной прямотой его историй и давящим на виски бременем слов, с простирающимся — словно закатная тень в пустыне — шлейфом жестоких истин, понятых и впитанных людьми задолго до изобретения письменности. Это не страшные сказки Эдгара По, не эсхатология южной готики‌, — нечто более древнее, изначальное, как «безразмерная стена, на чьем фоне медленно мерцает лишь серый узор, запутанный, как огромный отпечаток пальца» (представляется, что эта закрывающая метафора из раннего рассказа «Утопленник» отворяет макрокосм всех позднейших работ писателя).Тексты американца Маккарти универсальны, как универсальна людская стезя, пролегающая через тьму и свет неразрешимых противоречий священных преданий любого народа любой веры, и наследуют не столько запойной сложности Фолкнера или рубленой мужественности Хемингуэя (хотя стилевые переклички с ними очевидны), сколько прозе Шервуда Андерсона — возможно, главного пессимиста и духовидца западной новеллистики первой половины XX века.Разомкнутое письмо Маккарти резонирует в пространстве-времени с шервудовской призрачной силой и с его же установкой на фундаментальную, онтологическую непознаваемость мира.‌

Это поистине кошмарная книга, если брать в расчёт только сюжет. Это история о кровавых, бессердечных и жестоких расправах, описанная настолько живо и ярко, что становится страшно за собственную жизнь. Однако в конкретно этом случае конкретно этот роман прекрасен, потому как написан таким великолепным языком, что читателя разрывает от диссонанса в порыве отбросить книгу и одновременно упиваться ею. Без этого Кормак Маккарти не был бы Кормаком Маккарти, это большой мастер языка и слова, наравне с Буниным и Набоковым. Невольно напрашивается параллель с Набоковской "Лолитой", ибо там также ужасные вещи написаны прекрасным языком. "Кровавый меридиан" являет собой прекрасный образчик настоящей литературы, литературы как искусства. Не зря автора нарекли "писателем для писателей". Однозначно мастрид, если хочется узнать, что такое хорошая литература.

Потерял ты путь свой во мраке…Роман «Кровавый меридиан, или Закатный багрянец на западе» относится к тому типу литературы, который я люблю и читаю с огромным удовольствием. Это и основанный на реальных событиях середины девятнадцатого века, достоверный до мельчайших деталей рассказ о знаменитом походе банды Глэнтона в мексиканскую пустыню за скальпами, и символическая поэма в прозе — о тьме, беззаконии и человеческих пороках, — полная любопытных отсылок, интересных концепций, оставляющая место для размышлений и интерпретаций… Наконец, это та образцовая проза, что своей особой мелодикой (во всяком случае, в оригинале), своими метафорами и неожиданными сравнениями способна, что называется, выжать слезу восхищения у самого искушённого читателя. И в то же время я прекрасно понимаю, почему эта книга «не для всех».В первую очередь нужно отметить, что всё повествование буквально пропитано всевозможным насилием: расправами, истязаниями, болью и страданием — недаром в название вынесено словосочетание «кровавый меридиан», т. е. «кровавый зенит», «апогей», «апофеоз».Смерть не делает различий между двуногими и четвероногими созданиями, мексиканцами и апачами, стариками и младенцами, головорезами и скваттерами: скальпы снимают даже с беспомощных старух, кишки выпускают и лошадям, и всадникам, тела американцев и делаваров догорают рядом, в одном костре, а маленьких щеночков не просто бросают в бурный поток, но после ещё и расстреливают, как мишени в тире. Одним словом, перефразируя название другого известного произведения Маккарти, «нежным ромашкам» тут не место.Но лично я полностью согласна с Маккарти в том, что именно трагедия лежала и лежит в основе самых значительных, самых сильных по воздействию на читателя художественных произведений (вспомните, например, «Саламбо» Флобера). К тому же, из песни, как говорится, слов не выкинешь, и если Сэмюэль Чемберлен, участник банды, в своих мемуарах описывал подобные эпизоды, почему же Маккарти должен от них отказаться? Можно, конечно, закрывать глаза на правду, но факты есть факты, как бы писатель и читатель к ним ни относились. С другой стороны, малец, глазами которого мы большую часть времени смотрим на события, сам практически не испытывает никаких эмоций, бесстрастно фиксируя происходящее (даже в те моменты, когда стрела пронзает его бедро или отмерзают пальцы в сапогах), — и это значительно облегчает восприятие текста читателем. (Кстати, не думаю, что это сделано исключительно в угоду авторской концепции и герой «недостаточно прописан», наоборот, таких людей — бесстрастных и выражающих своё отношение по большей части через поступки, но не слова, — довольно много, особенно среди мужчин; подобные герои — или антигерои, не имеет значения — Маккарти напоминают мне героев Ондатже, и порой я, как читатель бесконечно рефлексирующий, нахожу это отсутствие рефлексии у персонажей даже приятным).Впрочем, интереснее, мне кажется, обсудить не буквальное или историческое, но символическое значение сюжета и персонажей, особенно фигуры судьи. При беглом прочтении легко заметить в его образе черты, традиционно приписываемые Сатане (так, делается акцент на том, что он использует серу и в противоположность Иисусу, «умножающему хлеба», замешивает «вонючее чёрное тесто, по запаху — дьявольское месиво» из гуано, древесного угля, селитры, серы и мочевины, при этом «каждый в отряде божится, что где-то уже встречал этого негодяя с чёрной душонкой»). Даже сама местность: «выбеленные солнцем места, где они пытаются укрыться от Бога» или «дымящийся шлак terra damnata» (лат. Проклятая земля) — как бы свидетельствует о том, что герои проходят круги ада, постепенно забираясь всё глубже «в жуткий мрак мирового нутра».Сдаётся мне, это прямая дорога в преисподнюю, сказал кто-то из солдат..…мне ясно представилось, как давным-давно маленькие дьяволята со своими вилами прошли по этому огненному месиву, чтобы вернуть назад души, которые по недоразумению оказались извергнуты во внешние пределы мироздания из мест, где им назначено было пребывать.Но такая трактовка судьи была бы слишком поверхностной. Видно, что поначалу ему верит и даже благодарен «бывший священник» Тобин (явная отсылка к ветхозаветному слепому Товиту — см. «Книга Товита»). К тому же, в последних главах романа главный герой узнаёт наконец, «чего же судья на самом деле судья», увидев его во сне об руку с кузнецом-фальшивомонетчиком. И становится очевидно, что перед нами Ветхозаветный Бог-Демиург в гностическом понимании: кровожадный и циничный самозванец, подменивший изначальную «искру высшего света» «материальным началом», стремящийся «переписать» все первоначальные сущности, заменив их ничтожными копиями-подделками, прививший людям «вкус к бессмысленному насилию» и заставляющий их кружиться в бесконечном танце войны. Любопытно, что именно такую трактовку Демиурга (в т.ч. демиурга-писателя) выбрал и Джо Аберкромби, переосмысливший «Кровавый меридиан» в своём фэнтезийном вестерне «Красная страна».Показательно, что в финале романа судья-Демиург расправляется с главным героем способом столь запредельно ужасным, что несмотря на всё детально описанное в книге насилие именно этот финальный акт так и остаётся «за кадром».Самым загадочным с точки зрения интерпретаций можно считать эпилог, состоящий всего из нескольких предложений. Отбойным молотком из кремниевой породы высекается искра, но совершенно неважно, предназначены ли отверстия в земле для установки телеграфных столбов или колючей проволоки (как ограждения территории выпаса), очевидно одно: это конец эпохи Дикого Запада. С другой стороны, за первым человеком идут т. н. «искатели костей», а «костями динозавров», как известно, называли нефть. Так на смену одной жестокой эпохе приходит другая. И вложенное в человека зло никогда не закончится, никогда не умрёт.Как я уже отмечала, книга написана мощным, необычайно образным языком, особенно хороши пейзажи: корка луны или немигающие, точно глаза без ресниц, звёзды, фарфоровая голубизна неба или холмы цвета розового перца — всё это мало кого оставит равнодушным.В то же время, когда дело касается сравнений, автор не брезгует использовать явные анахронизмы. Мы знаем, что главный герой родился в 1833 году (когда в небе наблюдались Леониды — метеоритный дождь в созвездии Льва), а закончил свои дни в 1878, в возрасте 45 лет. Но основное повествование касается событий, происходивших в 1849 — 1850 годах, когда мальцу было 16 — 17 лет, и именно этим временем, т. е. серединой девятнадцатого века, и должны, по идее, быть ограничены используемые понятия. Однако в тексте находим следующее:Они двигались дальше, и от пемзы железо на колёсах повозок заблестело, как хромированное.— но хромирование получило широкое применение только в двадцатых годах двадцатого века!Кожа на лице и шее была потемнее, и поэтому казалось, что на огромный купол голого черепа натянута блестящая шапочка для купания.— но самые ранние резиновые шапочки для купания появились только в начале 1900-х годов!…кости умерших животных в беспорядке валялись на песке, напоминая странную свалку скрученной арматуры— но арматура (в современном понимании) была запатентована только в 1867 году!Не так важно, смотрим ли мы на мир глазами героя или всевидящего рассказчика, подобные анахронизмы — если только они не являются частью авторской концепции — порой мешают полностью погрузиться в мир истории.Как всегда, внёс свою лепту и переводчик. Я уже свыклась с пресловутыми «антилопами», которые в Новом Свете не обитают в принципе, а описываемые животные (лат. Antilocapra americana mexicana, англ. pronghorn) — это мексиканские вилороги (антилопам они примерно такие же «родственники», как бизоны или дикие свинки пекари).Но встречаются и такие забавные ляпы:бойцы с оружием наготове лежали под кустами креозотаКустами… чего?! Креозота?! Не понимаю, как редактор мог пропустить этот нонсенс из серии «дерево метилфенола» или «цветок дёгтя», ведь сам по себе креозот — это вонючая маслянистая жидкость, которой пропитывают деревянные шпалы. Маккарти же писал про creosote bush — произрастающую в пустынях Мохаве, Сонора и Чиуауа ларрею трёхзубчатую (лат. Larrea tridentata), которую за едкий запах ещё называют «креозотовым кустом». Есть же разница: «куст креозота» и «креозотовый куст»?! Совсем недавно я разбирала т. н. «перевод» одного из романов Май Цзя, где вместо китайского «финикового дерева» зизифус (порядка розоцветные) было написано «финиковая пальма» — пальма, Карл! Но в данном-то случае редактору вообще никаких фоновых знаний не требовалось, чтобы заметить явно неудачное — как с точки зрения языка, так и с точки зрения здравого смысла — словосочетание.Или взять вот этот отрывок:Зазубренные вершины под лучами зари отливали чистой голубизной, вокруг щебетали птицы, солнце застало на западе луну, и они расположились друг против друга над землёй, — раскалённое добела солнце и луна, его бледная копия, — словно края одного отверстия, за пределами которого пылали невообразимые миры.Что такое «края одного отверстия» (даже безотносительно контекста)? Как это вообще понять? Явно же имелось в виду, что небосвод будто бы свёрнут в трубочку, а небесные тела представляют собой круглые просветы на её концах. И действительно, в оригинале читаем:The jagged mountains were pure blue in the dawn and everywhere birds twittered and the sun when it rose caught the moon in the west so that they lay opposed to each other across the earth, the sun white hot and the moon a pale replica, as if they were the ends of a common bore beyond whose terminals burned worlds past all reckoningВ принципе, слово bore вполне можно было перевести как скважина («словно концы одной скважины»), однако мы всё же имеем дело с вестерном, и неплохо бы вспомнить, что в английском языке для обозначения калибра стрелкового оружия используются два слова: gauge для охотничьих ружей и дробовиков, когда измеряется количество свинцовых шариков (например: 32 gauge gun), и bore, когда измеряется внутренний диаметр ствола (например: .410 bore shotgun). Проще говоря, bore — это канал ствола (или ствольная коробка), где сгорает порох. Тогда становится понятна вся метафора: небесное тело символизирует дуло ружейного ствола, и там, куда оно направлено, «без счёта сгорают миры».Таким образом, я всё же отнесла бы «Кровавый меридиан» к тем книгам, которые стоит читать и перечитывать именно в оригинале.

Кормак Маккарти в целом малоизвестен среди российских читателей, хотя в Америке его считают едва ли не одним из лучших отечественных авторов современности. В основном это связано с тем, что его романы практически не издавались на русском языке (исключение – книга «Кони, кони…», переведенная около десяти лет назад). Более-менее, широкий читатель узнал о нем после выхода фильмов «Старикам здесь не место» и «Дорога» (The Road), весьма качественных, стоит сказать. К счастью, сейчас начали издаваться и его более ранние творения. Одно из таких – это «Кровавый меридиан» (1985 год издания), книга помещенная журналом «Time» в список ста лучших романов на английском языке, в период с 1923 по 2005 год. Забегая немного вперед, заявляю, что я полностью согласен с господами критиками.Действие книги происходит во второй половине XIX века, примерно в то же время, в котором происходят события большинства творений Джека Лондона, но если автор «Белого клыка» и «Мартина Идена» писал про суровый заснеженный север Американского континента, то Маккарти пишет про территории, граничащие с Мексикой. И я не возьмусь судить, где в то время было хуже.Вообще, книга очень тяжелая. Ее нельзя назвать вестерном, так как в ней нет «спагетти-сюжета», нет эффектных красавиц и зрелищных дуэлей, нет ни одного «перекати-поле», пересекающего площадь поз звуки музыки Морриконе. В ней даже главного героя нет, по большому счету. И это не только потому, что сложно хоть одного из персонажей этой книги назвать «героем». Это скорее трагическая летопись событий, рассказанная в литературной форме.Персонаж, которого зовут просто «Малец» (kid) едет куда-то, от одного нищего городка, до другого. Он малообразован, не брезгует стащить, что плохо лежит, пьет и после этого зачастую лезет в драку. У него нет цели, нет мыслей о будущем, и даже именем собственным автор его не удостоил. Живя одним днем, он берется за любую работу, чтобы удовлетворить свои потребности в еде, выпивке, женщине. Однажды он встречает армейского капитана, который имеет свои счеты с мексиканцами после американо-мексиканской войны, и нанимается к нему в отряд, потому что ему по большому счету все равно, на кого работать, лишь бы была еда и место для ночлега. Все это приводит к тому, что он влезает в самую гущу тройного конфликта между мексиканцами, американцами и индейцами, который на самом деле имеет не три угла, а целую сотню, потому что американцы сражаются между собой, различные племена индейцев предают и продают друг друга, а мексиканцы ничем не лучше ни тех, ни других.Кормак не стесняется в выражениях, описывая зверства и бесчинства воюющих сторон. Местами книгу трудно читать даже такому вроде бы закаленному человеку, как я. Однако автор не стремится погрузить читателя с головой в мерзость происходящего. Он просто описывает происходящее, лаконично и беспристрастно. Бессмысленные убийства, насилие, пьяные драки, предательства и снова убийства – эта канва идет сквозь весь сюжет книги, начинающийся с этого и этим же заканчивающийся. Территории в этом повествовании пустынны и обезвожены, высохшие трупы людей и животных валяются вдоль дорог и палящее солнце неизменно над головой, а ценность человеческой жизни равна стоимости одного патрона. Но эта откровенность, эта безысходность вызывает такие чувства, что хочется обязательно дочитать книгу до конца, потому что написана она безусловно талантливо.

Ох, и тяжелую книгу довелось мне прочитать! Тяжелую во всех отношениях.Язык Кормака Маккарти прост и в то же время чрезвычайно непредсказуем, изобилуя диалогами на испанском, различными терминами и историческими фактами. Стоит отметить, что в книге более двухсот примечаний! Сюжет тоже очень непредсказуем: то он стремительно летит на полном ходу, что начинаешь теряться во множестве событиях и героях, перелистывая каждую страницу, то наоборот - медлителен и спокоен. В книге присутствует немало философских диалогов и монологов, расписанных на несколько страниц. Неподготовленному читателю будет очень сложно продираться сквозь текст. Мне же, уже знакомому с творчеством автора по таким книгам, как "Дорога" и "Старикам тут не место", данное произведение далось немного легче.События книги разворачиваются в Америке середины XIX века - во времена царствования разбоя и непрекращающихся войн с индейцами и мексиканцами. Главный герой, Малец - шестнадцатилетний подросток, случайно попавший в банду головорезов, которые охотятся за скальпами апачей. Ведь за каждый скальп правительство Мексики платит деньгами. Головорезы настолько входят во вкус, что начинают убивать без разбора: мексиканцев, дружелюбных индейцев, солдат, случайных попутчиков и даже друг друга. Скальп любого мертвого человека стоил для них одинаково. Малец, несмотря на довольно положительный внутренний мир, на протяжении всей книги нехотя участвует во всех этих убийствах. Интересно то, что книга в большинстве своем, основана на реальных событиях, и даже имена многих главных героев не являются выдумкой.Маккарти в мельчайших подробностях описывает кровавые злодеяния бандитов, жестокие расправы и истребления целых лагерей индейцев. После "Кровавого меридиана" становится понятно, что вестерн - это не романтика, а дикий запад - это не только веселые драки в салунах. Это очень жестокое время с очень жестокими людьми, для которых человеческая жизнь потеряла какую-любо ценность.

Если Бог хотел бы вмешаться в процесс вырождения человечества, неужели Он уже не сделал бы этого? Среди себе подобных проводят отбор волки, дружище. Какой другой твари это по силам? А разве род человеческий не стал ещё большим хищником? В мире заведено, что всё цветёт, распускается и умирает, но в делах человеческих нет постепенного упадка, и полдень самовыражения человека уже свидетельствует о грядущей ночи. На пике достижений иссякает дух его. Его меридиан, зенит достигнутого есть одновременно и его помрачение, вечер дней его. Он любит игры? Пусть играет, но что-то ставит на карту. То, что вы здесь видите, эти руины, которым дивятся племена дикарей, разве это, по-вашему, не повторится? Повторится. Снова и снова. С другими людьми, с другими сыновьями.

Послевоенное время. Закончилась американо-мексиканская война, но в Мексике и штатах Техас и Нью-Мексико бушуют страсти. Индейские стычки в этих местах продолжались вплоть до начала XX века. Кормак Маккарти описывает 40-е - 50-е годы XIX века.В основе сюжета отчасти реально происходившие события. Некая банда Джона Джоэла Глэнтона (даже историческое имя сохранено) после войны подряжается избавать мексиканские власти от набегов апачей. За каждый скальп полагается определенная награда. Войдя во вкус, члены банды стали убивать мирных жителей, мексиканцев, индейцев и даже порой своих же товарищей.Завершается деятельность банды реально существовавшей стычкой с индейцами-квечанами (ранее юма) из-за конфликта с паромом.Маккарти использовал в качестве материалов противоречивые мемуары некоего Сэмюэла Чемберлена, утверждавшего, что принимал участие в деятельности банды.Но это все исторические реалии. На самом деле произведение Маккарти намного глубже. Склоняюсь к мысли, что мифический Судья Холден - Архонт, а банда апачей, которых они пытались догнать на протяжении романа - это Дьявол. Инфернальная выжженная земля напоминала порой ад.Протагонисту Маккарти дал выжить, потому что он олицетворял остатки человеческого. Правда, оставил финал открытым. Победил ли Архонт Судья Холден героя Мальца?Получается Маккарти оставляет дверцу для раздумий. Реально зло сильнее, но выживет ли человеческое - зависит от людей.P.S. Самый сильный роман Маккарти из переведённых.

Готовы ли вы к книге с зашкаливающим уровнем насилия, в котором будут горы трупов, реки крови, а главным героем будет не кто-либо из персонажей, а сама Смерть? Тогда эта книга для вас! Но лучше добавить немного конкретики. В этой книге речь пойдёт о 14-ти летнем мальчике, который в поисках лучшей жизни уходит из дома в поисках лучшей жизни. В процессе поисков лучшей жизни он прибивается к нескольким отрядам, но в итоге остаётся с "охотниками за скальпами" - группе головорезов, которые за определённую плату устраняют индейцев. Паренёк (которого все называют просто "Малец") видит, что вокруг творятся ужасные вещи - смерть преследует их по пятам, люди не имеют каких-либо моральных принципов и готовы предать или убить близкого за жалкие гроши, насилие и беспредельная жестокость окружающих ужасает. От всего увиденного и пережитого и взрослые то сходят с ума, а каково же подростку испытать все эти вещи? Малоприятная картина, не правда ли? И довольно жуткая. Но, что мне очень понравилось - автор не распинается в духе "ах, какие жестокие, бесчеловечные люди, да как же так можно, мы что, звери что ли, чтобы допускать подобное!?". Весь творящийся в книге беспредел он описывает пускай и с пугающей реалистичностью, но как-то беспристрастно и сухо, ведь для главных персонажей насилие и убийства - это что-то настолько привычное и обыденное, что они на этом и не заостряют внимание. Но такой подход писателя очень хорош, потому что действительно производит эффект и от описанного на страницах волосы встают дыбом и спокойно читать про такое массовое истребление людей просто не представляется возможным. Причём, нет ведь ни правых, ни виноватых, нет чёткого разделения на хороших и плохих, есть живые люди, со своими пороками и слабостями, которые пытаются выжить в этом диком мире всеми возможными способами и в процессе адаптации к этим жестоким условием в них просыпается их звериная сущность, что не несёт ничего хорошего... Помимо того, как замечательно автор подал эту историю, существенным плюсом книги я считаю атмосферу Дикого Запада. Как в лучших фильмах жанра вестерн, но без какой-либо наивности и добрых персонажей. Вот читаешь и чувствуешь на себе это палящее солнце, слышишь топот лошадиных копыт и чувствуешь исходящий от персонажей запах, эту смесь вонючего пота и перегара от виски. А также чувствуешь эту вечную атмосферу напряженности, в которой персонажи находятся постоянно и даже самому становится как-то неуютно. Не то, чтобы во время чтения я ожидал, что вот-вот нападут индейцы и придётся от них отстреливаться, но через слова и действия персонажей начинаешь чувствовать их незавидное состояние. Может сложиться ощущения, что книга представляет из себя нечто несуразное без сюжета, зато с большим количеством насилия и убийств, но это не так. Совсем недавно я прочитал книгу "Могила для 500 000 солдат" Пьера Гийота - книгу, написанную автором по его впечатлениям от участия в алжирской войне (спойлер - он там сошёл с ума, потому что нормальный человек не может написать такую книгу). Вот книгу Гийота можно назвать сплошным насилием и описание зверств, без какого-либо чувства меры, от которого под конец уже начинаешь уставать, а Маккарти же написал свою книгу просто шикарно и с первых и до последних страниц написанная им история вызывает эмоции, за ней интересно следить, а персонажи меняются и эволюционируют. Это ли не показатель качества книги? В общем, я в восторге. Не то, чтобы мне нравилось читать про старое доброе ультранасилие во всех красках, но когда всё это оправдано сюжетом, вызывает эмоции и заставляет задуматься, что так жить ни в коем случае нельзя - разве это не шикарно? Хотя не ждал от автора чего-то выдающегося, после прочтения его довольно пресной и безынтересной "Дороги". Но я рад, что мои ожидания не оправдались. Книга очень стоящая.

Главный герой по прозвищу Малец отправляется из отчьего дома на поиски лучшей доли и оказывается на Диком Юге - месте, где смешиваются в кровавую кучу индейцы, мексиканцы и охочие до наживы американцы. Прибиваясь то к одному вооруженному отряду, то к другому, Малец в итоге присоединяется к небольшому взводу "охотников за скальпами" - головорезов, истребляющих индейцев за деньги. С продвижением в жаркую пустыню братья по оружию постепенно теряют человеческий облик, за процессом чего внимательно и жизнерадостно наблюдает собравший их вместе Судья. Роман Кормака Маккарти покоряет мощным гуманистическим посылом, который рождается в мыслях читателя словно в противовес мизантропическим зверствам, творящимся на страницах произведения. Отстраненно и равнодушно созерцать внутренним взглядом истребление целого народа, носителя уникальных обычаев и традиций, уничтожение под нож культуры не только с помощью оружия, но и спаивания краснокожих мужчин и животного совращения их жен, сестер и дочерей - занятие невозможное. Меридиан Маккарти воистину кровавый и занятно коррелирует с недавним фильмом Алехандро Гонсалеса Иньярриту "Выживший", который образом своего главного антагониста провозгласил гнилой остов западной культуры, по сути выстроенной в этой части света на проходимцах и мерзавцах, где в неравном бою погибают честь и совесть. Эта борьба у Маккарти приобретает знакомый по "Дороге" метафизический оттенок, превращающий роман, написанный в традициях реализма, в религиозный трактат.