Читать онлайн У попа была граната бесплатно

У попа была граната

© Олег Васильевич Северюхин, 2023

ISBN 978-5-4474-1504-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Эмансипе

Она могла всё делать сама: водить машину, управлять белоснежным быстроходным катером, грациозно сидеть в седле, а белые бриджи и кокетливая жокейская шапочка делали её такой притягательной, что все мужчины косяками носились вокруг нее и исполняли любые прихоти. И их не обижало даже то, что к месту и не к месту она и её подруги повторяли, что мужиков нынче нет, повывелись, и сейчас женщина преспокойно может обходиться без мужчины, благо и медицина на таком уровне, что мужчина становится лишним элементом для продолжения рода человеческого.

Когда она приходила в манеж в блестящих лаковых сапожках, то приносила с собой дезорганизацию в ход тренировок лошади. Все неслись к ней поздороваться, сказать очередной комплимент, похвалить новую помаду цвета «красный металлик» как у новенькой «Феррари», и засвидетельствовать свое почтение под скептическим взглядом современной богини. Какое уж тут преодоление препятствий, какое спокойное выполнение элементов «направо кругом» и «налево кругом», так необходимых для обучения лошади красивому ходу на конкуре?

Как только она появлялась, то уходил я, и вообще старался определить какую-то систему в хаотичности её появлений на тренировках, чтобы уменьшить количество этих коротких встреч.

Вероятно, я плохо изучал в школе А. С. Пушкина, потому что добился поразительно обратного эффекта. То я переходил дорогу прямо перед её автомобилем. То женщиной, которой я подавал руку при выходе из автобуса, вдруг оказывалась она. То в самый неподходящий момент случалось, что кроме меня некому отрегулировать вдруг ставшими длинными для нее стремена или кроме меня некому было подержать ее лошадь на период ее кратковременного отсутствия для подкрашивания губ.

В конце концов, мне было прямо заявлено, что я сухарь и невежда, которому можно было бы и увидеть проявление интереса со стороны женщины.

Мое молчание было истолковано как подтверждение правильности сказанных ею слов, и с этого времени я стал объектом ее насмешек. И чем меньше я на них реагировал, тем большую активность проявляла она.

Мне казалось, что она уже переступает все разумные пределы, и настанет тот момент, когда я подъеду к ней и спрошу:

– Чего тебе от меня надо?

Но всё закончилось совершенно по-иному. В комнате хранения снаряжения отвалился старый кованый крючок, на котором висело оголовье её лошади. Она стояла с молотком и пыталась гвоздями прибить крючок, но рассохшееся дерево не желало держать в себе гвозди, и крючок с завидным постоянством падал на пол вместе с оголовьем. Я подошел к ней, взял молоток и оглянулся по сторонам, чтобы найти какую-нибудь палочку, которую можно вставить в отверстие от старого гвоздя, укрепить место крепления и прибить крючок.

И снова со словами, – мужики пошли, гвоздя вбить не могут, – она выхватила молоток из моих рук и с размаху ударила им себе по пальцу.

Молоток упал на пол, было видно, что ей чертовски больно, она бы с удовольствием завизжала и начала трясти руку, но мое присутствие если её не останавливало, то мешало проявлению чувств.

Я взял её руку и подул на побелевший палец.

– Успокойся, – сказал я как можно ласковее, – сейчас мы еще подуем, и пальчик болеть не будет.

Она посмотрела на меня и вдруг превратилась в обыкновенную девочку, ее красивые глаза наполнились крупными слезами, она уткнулась головой в мою грудь и тихо заплакала.

Все, кто приготовился выслушать умильный рассказ о том, в каком подвенечном платье была невеста, будут сильно разочарованы, потому что это было только началом истории.

В конном клубе я появился совершенно случайно. На последнем курсе академии моя жена поставила ультиматум: или мы остаемся в Москве, или разводимся, потому что снова на границу она не поедет.

Для арбатского пограничного округа мои руки не были достаточно волосатыми, поэтому я не стал устраивать скандалы и быстренько оформил бракоразводные документы, благо детей у нас не было, решали заводить их после академии. Далеко вперед смотрели.

Для того, чтобы не маяться дурью по воскресеньям, я и записался в конный клуб, не афишируя, кто я такой и откуда у меня достаточно профессиональные навыки верховой езды. В училище нас учили, не жалея того, что относится к категории детородных органов, а на границе всегда приходилось быть на высоте, чтобы никто из солдат не подумал усомниться в том, что офицер не умеет делать все.

В клубе я занимался по собственной программе по ксерокопии Устава кавалерии, отрабатывая приемы управления лошадью и других элементов, которые относятся к выездке. Мои старые брюки-галифе, хромовые офицерские сапоги и кожаная куртка с кепкой делали меня совершенно не похожим на современно одетых людей, переносясь вместе со мной куда-то в пятидесятые годы прошлого столетия.

Мы немножко отвлеклись. Прижав к себе плачущую девушку, я легонько гладил ее по голове и шепотом просил успокоиться.

– Почему ты так относишься ко мне? – говорила она всхлипывая. – Почему мне приходится бегать за тобой, чтобы привлечь твое внимание. Неужели я такая нехорошая, что меня нельзя любить?

– Давай я вытру твои слезы, затем мы пойдем в кафе, где можно спокойно поговорить. Мне многое нужно сказать тебе, чтобы ты поняла меня и решила, как нам быть дальше, – сказал я.

– У тебя есть жена и дети и ты не можешь уйти от них? Но я согласна просто быть любовницей и считать дни до каждой нашей встречи. Я хочу быть с тобой, – снова заплакала она.

Ну, что мне оставалось делать? Рыдания то стихали, то усиливались и если ничего не говорить, то дело может кончиться просто истерикой. Во время разговора я нежно прикоснулся губами к маленькому ушку и почувствовал, как девушка прижалась ко мне всем телом. Подняв голову, она искала своими губами мои губы и была так прекрасна в этом стремлении, что я снова стал простым человеком, забывшим наставления своего Бога и вкусившим от плода познания и наслаждения.

Обняв ее за плечи, мы пошли на автостоянку, где стояла ее автомашина – «жигуль» шестой модели. На ее пальце образовался достаточно заметный синяк, и я отчетливо представляю, как ей было больно. В машине я взял аптечку и наложил повязку на палец, предварительно обработав его перекисью водорода. Взяв у нее ключи, я потихоньку вывел машину со стоянки.

Глядя на себя со стороны, я удивлялся своей наглости и спокойствию. Я никогда не водил легковых автомашин, за исключением войскового джипа УАЗ-469, а сейчас спокойно вел машину по Москве. В принципе, во всех машинах одинаковые органы управления.

Судя по тому, как она говорила мне, в какую сторону нужно поворачивать, я догадался, что мы едем к ней домой знакомиться с ее мужем или с родителями.

Во дворе я припарковал машину в указанное место, и собрался уже попрощаться, но красноречивый взгляд девушки сказал, что я должен удостовериться в том, что она доставлена по назначению и передана в надежные руки.

Она жила в отдельной двухкомнатной квартире без каких-либо излишеств. Мужского присутствия в квартире я не отметил. Она была сама собой, без покровителей и высокопоставленных родителей. Квартира и машина достались от родителей, а образование получила сама, окончив технологический факультет престижного ВУЗа и по специальности художника-модельера.

Я опущу подробности последующего чаепития и прощания. Как я ни хотел сразу прекратить все отношения, мне это не удалось. Язык не повернулся отказаться от встречи с ней на следующий день. Затевать интрижку незадолго до защиты диплома не хотелось, а тащить такую прелесть с собой на границу я считал просто преступлением. Ну что же, завтра постараемся поставить все точки над «i».

В форме майора пограничных войск и с розой в руке я стоял в условленном месте и про себя проговаривал речь о том, что через месяц я уезжаю на границу, где нет ни больших, ни малых театров и где нужно быть офицерской женой, а не эмансипированной птичкой. Я не боялся, что мне ответят «нет». Жизнь – жестокая штука и насколько кому-то хорошо, настолько кому-то плохо.

Мои грустные мысли прервал какой-то шум. Повернув голову, я увидел ее, махающую руками и бегущую ко мне с какими-то дикими криками. Разве можно ее оставлять одну в Москве? Ни за что не оставлю и никому не отдам.

Письмо из детства

При разборе своих бумаг я обнаружил считавшийся мною давно потерянным небольшой листок пожелтевшей бумаги в линейку, на котором ровным девичьим почерком были написаны слова, запомнившиеся на всю жизнь:

«Я тебя люблю. Сначала ты мне нравился просто как ласковый мальчик, который учится в соседнем классе, но я видела звериный блеск в твоих глазах, когда ты бросился на защиту своей одноклассницы, и поняла, что люблю тебя.

Я очень обрадовалась, когда наши классы объединили, но потом поняла, какая это мука каждый день видеть тебя и не иметь возможности подойти к тебе, потому что ты был окружен вниманием всех наших девчонок, старавшихся пробить брешь в той стене, которую ты построил, войдя в наш класс.

Я помню, как ты вошел в класс, хмурый, грозно спросил, где свободная парта, сел за неё и положил ногу на сиденье, явно показывая, что никого не хочешь видеть рядом. И в нашем классе оказалось 35 учеников, что позволило тебе сидеть одному.

А твоя наглая манера осматривать всех девчонок, иногда задерживая на ком-то взгляд и вгоняя её в краску? Я всегда злюсь, когда ты начинаешь утренний осмотр девчонок.

Как мы старались попасть вместе с тобой в дежурство по классу. Ты поднимал парты, выметал под ними мусор и бегал по нескольку раз менять воду в ведре, пока мы мыли пол.

А помнишь, на субботнике, когда Танька вместе с рамой начала вываливаться из окна нашего класса на третьем этаже, ты успел схватить ее за ноги, и она висела головой вниз, сверкая своими голубыми рейтузами. Только ты один не смеялся над ней. Это оценили все.

На вечерах 28 октября ты всегда был в военной форме и играл то белогвардейского офицера, то немца, которые пытают попавшую в плен комсомолку. И тебе единственному разрешали курить в школе на сцене. А как верещала Галка, когда ты ей нечаянно прижег руку папиросой? И как потом гладил ей руку и дул на обожженное место, и мы так отчаянно завидовали Галке, что она на некоторое время стала нашим врагом.

Ты всегда что-нибудь интересно рассказывал, и вокруг тебя собирались ребята, а нам приходилось прислушиваться к тому, что вы обсуждаете во время ваших разговоров.

Ты играл всеми девчонками, как кот с мышками, но ни одной не удалось поиграть тобой. Тебе ничего не стоило на школьном вечере пройти через весь зал, пригласить девушку и выйти с нею на середину зала первым и начать танцевать. Даже наши молодые преподаватели называли это вызывающим и не совсем скромным поведением.

А когда ты пошел в военкомат и подал заявление о поступлении в военное училище, то я поняла, что скоро совсем потеряю тебя.

Я не думаю, что тебе удастся забыть меня. Когда-нибудь я встречу тебя в дороге, на вокзале и скажу: «Здравствуй, любимый!»

И всё. Я до сих пор не знаю, кто написал это письмо, хотя и пытался это осторожно выяснить по прошествии достаточного количества лет.

А, впрочем, так ли это важно? Это письмо я помню наизусть. Иногда мне кажется, что на меня смотрят чьи-то внимательные и ласковые глаза, охраняя меня от всех невзгод и опасностей, встречавшихся на моем пути.

Тайна

Особенно большой тайны я не вам не открою, потому что речь пойдет о Тайне – имени собственном. Как говорил незабвенный капитан Врунгель: «Как вы яхту назовете, так она и поплывет», будете с нетерпением ожидать таинств и трагических подробностей, связанных с этими именами.

Я немного приоткрою завесу неизвестности и сообщу, что это имя принадлежит лошади – Тайне. Меня всегда занимал вопрос, почему имена лошадей-однолеток начинаются с одной буквы? Оказывается, все очень просто. Каждому году присваивается своя буква. 1956 году была присвоена буква «Т». 1957 году, соответственно, была присвоена буква «У». Лошади – существа бессловесные и не могут заявить о своих правах, поэтому человек и стрижет их под одну гребенку. Хорошо, что людей не загоняли в те же рамки, чтобы мальчиков и девочек 1956 года рождения называли на одну букву для исключения путаницы.

История умалчивает о том, кому в голову пришло озарение назвать Тайну этим именем, но мы будем исходить из того, что лошадей в этот год родилось много, а словарный запас коннозаводчиков был скудным, потому и появились на свет Тайна.

В тот год и у меня не было возможности выбора лошадиного друга на один год конной подготовки. Просто объявили: «Курсант Северцев, лошадь Тайна, седлать и на построение в манеж».

Легко сказать – оседлать лошадь. Как ее седлать, когда не знаешь, с какой стороны к лошади подойти и как к ней втиснуться в тесный станок, который некавалеристами называется стойлом, не получив кованым копытом по самому болезненному месту? А как седло надевать?

Основная масса курсантов – городская братия, оказалась совершенно неприспособленной к общению с лошадьми и стояла с именными седлами в руках у входа в станки.

Проходящий по проходу между станками пожилой подполковник-кавалерист ласково говорил каждому курсанту:

– Не бойся, сынок, вытяни руку в сторону, чтобы это увидела твоя лошадь, и скажи твердо – Принять!

Повинуясь этому волшебному слову, лошади послушно сторонились, пропуская человека с седлом. Остальное было уже не столь сложным: положить седло на спину лошади, установить переднюю луку седла точно посредине холки, проверить, ровно ли лег потник, и затянуть подпруги. Отрегулировав длину стремян, надеваем оголовье (его еще называют уздечкой) и выводим лошадь в манеж.

С лошадью надо ласково разговаривать, похлопывать легонько по шее, чтобы установить с ней контакт и притупить бдительность перед решительным затягиванием подпруг седла: когда затягиваешь подпруги, лошадь естественно надувает свой живот, ослабляя подпруги, и во время езды можно легко вместе с седлом съехать под живот лошади.

Когда подпруги надежно затянуты, человек становится хозяином положения, и лошадь внимательно наблюдает за ним, чтобы использовать любую слабость и оплошность всадника для перетягивания на свою сторону чаши весов пока еще хрупкого равновесия в отношениях человека и животного.

Тайна была созданием нежным. Теплые серо-голубые плюшевые губы ее ласково собирали с ладони крошки хлеба, а большие блестящие влажные глаза ежедневно обдавали такой волной нежности, что прикосновение стремян к Тайне, не говоря уже о резких движениях поводом, рассматривались как непозволительная грубость.

Венцом идиллии стал выход Тайны из общего строя, ее падение вместе с всадником в осеннюю грязь, присыпанную крупными хлопьями влажного снега. Тайна безмятежно кувыркалась в грязи, совершенно не обращая внимания на других лошадей и на своего товарища, который не знал, что же предпринять для прекращения этой хулиганской выходки.

Точка была поставлена старым кавалеристом с помощью «конспекта» – кнута длиной около четырех метров, заканчивающегося метровой полоской сыромятной кожи, чуть тоньше обыкновенного карандаша. Ужаленная лошадь вскочила, готовая к ревностному исполнению обязанностей строевой лошади. Небольшой кончик «конспекта» ужалил и мою спину через шинель. Боль была уменьшена ласковыми словами пожилого офицера:

– Лошадь, молодой человек, все равно, что женщина: ее нужно держать в руках. Чуть ослабь, и не дай Бог, выпусти повод – уже не ты, а она ездит на тебе. Ласковой рукой крепко держите повод, и лошадь будет вашим верным другом. Потом вы поймете, что и армией нужно управлять, как лошадью – вовремя кормить, поить, давать отдых и уход, чистить снаряжение и крепко держать повод в руках.

Моя Тайна вообще была шелковой лошадью – исполнительная, в меру спокойная, сильная, выносливая, легко бравшая любые препятствия и имевшая исключительно мягкий шаг на учебной рыси. Иногда она начинала косить на меня лиловым взглядом, делая занос вправо при выполнении команды «налево кругом – маааарш» – в ней просыпался чертик противоречия и хулиганства. В это время надо было внимательно следить за ней и настораживать повод, чтобы уловить момент подгибания ног для кувыркания на мягком грунте манежа, и в необходимый момент напоминать, кто из нас лошадь, а кто наездник.

К сожалению, вскоре нам пришлось расстаться – Тайне была уготована участь генеральской лошади – стать жирной, лоснящейся, неповоротливой и ленивой кобылой, которой уже не хотелось поваляться на опилках манежа, оглашая окрестности озорным ржанием.

Трагедию расставания с Тайной смягчила Трагедия. Но об этом разговор особый.

Трагедия

Как все несчастья, Трагедия свалилась на мою голову совершенно внезапно.

Когда тушат жаркое пламя, то на месте пожарища остается грязная лужа черного цвета, вызывающая некоторые сомнения в том, что эта черная краска смогла уничтожить нечто прекрасное, созданное поколениями людей. Это относится и к людям, и, естественно, и к животным.

Можете со мной не соглашаться, сколько людей, столько и мнений, но в процессе многомиллиардолетней эволюции получаются такие экземпляры, что на них, как говорится, клеймо ставить некуда. Нужны примеры?

Началось с того, что моя Тайна прогнулась перед генералом. Не в переносном, а в прямом смысле этого слова. Во время выводки, то есть показа товара лицом, когда каждый всадник представляется сам и представляет свою лошадь, моя Тайна сделала генералу книксен – подогнула левую ножку и вытянула в полуприседе правую ногу. И я не получил ни единого замечания, как свидетельство того, что понравилась не только выходка моей лошади, но и она сама.

И на выездке Тайна решила кувыркнуться перед начальством, но вовремя натянутый повод произвел действие танцевального па, посвященного товарищу генералу. Мне оставалось только ждать конца песенки о всаднике, которым управляет лошадь.

По окончании выездки меня вызвали к генералу, который похвалил выучку Тайны и сказал:

– Товарищ курсант, я вижу, что вы мастер в подготовке строевых лошадей и поручаю вам тренировку лошади, которая была закреплена за мной. Хочу предупредить, что лошадь хорошая, но от нее можно ждать всяких пакостей.

– Есть, товарищ генерал, благодарю за доверие.

На кой черт мне сдалось это доверие, если каждый должен воспитывать свою лошадь. Теперь поздно говорить об этом, у меня уже другая лошадь. Даже имя ее я воспринял стоически – Трагедия.

Внешне Трагедия почти ничем не отличалась от Тайны – ласковая, спокойная, послушная. Но это только в станке. В манеже с Трагедией не было никакого удержу – она рвалась в голову строя, нарушала очередность выполнения упражнений на препятствиях, кусалась или, вырвавшись вперед к препятствию, резко останавливалась перед ним, предоставляя мне возможность в свободном полете самому преодолевать это препятствие. Неоднократно не только она получала «конспектом» по мягкому месту, но и мне доставался самый вкусный кусочек этого угощения. Одним словом, Трагедия была самой настоящей стервой.

Клин вышибают клином. После очередной порции «конспекта» я попросил разрешения покинуть строй для выработки педагогических средств. Трагедия была несказанно удивлена, когда я направил ее в сторону от строя, и сразу поняла, в чем будет заключаться моя педагогика: я никак не мог подъехать на ней к дереву, росшему в стороне от манежа.

Я человек не гордый. Спешился у ограждения манежа, привязал Трагедию и пошел к дереву. Можно было выломать стек, культурный такой, потом привязать к нему кожаную петлю, но для этого надо надеть костюм для верховой езды и кепи. Я был в серой шинели и зеленой фуражке и поэтому выломал дрын, прямо пропорциональный моей степени зла на эту стерву.

Когда я шел к беснующейся у ограждения Трагедии, зловеще постукивая дрыном по голенищу сапога, то даже лошади товарищей по строю старались держаться подальше от этого места.

Сев в седло, я еще раз хлестнул дрыном по сапогу и засунул его за голенище. Жестко взяв повод на себя, я направил лошадь в строй. Трагедия четко выполняла все команды, держа голову чуть направо, чтобы видеть «хлыст».

Мне ни разу не пришлось воспользоваться этим педагогическим средством, но оно постоянно было со мной. С этого дня начали меняться и наши отношения. Чувство возбуждения Трагедии перед началом движения на препятствие воспринималось и мною, и я знал, в какой момент надо чуть-чуть приподняться в стременах, чтобы помочь лошади плавно перелететь через высокий забор, и мягко опуститься в седло, чтобы не повредить сухожилия у лошади и не сбить ее шаг.

При выполнении гимнастических упражнений в седле Трагедия стояла ровно или помогала мне балансировать на ней. Во время перерыва Трагедия везде ходила за мной, и по утрам во время чистки приветствовала меня тихим ржанием.

А на полевой езде произошел случай, когда Трагедия показала, что для нее представляет высшую ценность. Во время езды в строю по крутой горной тропинке под ноги Трагедии метнулась змея, вероятно, гадюка, потому что Трагедия поднялась на дыбы и тревожно заржала, всполошив всех лошадей, готовых ринуться туда, куда понесется Трагедия.

Ситуация осложнялась еще и тем, что на тропе некуда развернуться. Впереди и сзади товарищи, управляющие уже подчиняющимися стадному чувству лошадями. Еще немного и лошади начнут теснить друг друга, скидывая все вниз с тропы и освобождая себе дорогу. И генератор всего этого моя Трагедия.

На все эти рассуждения ушли доли секунды. Я выпрыгнул из седла и крепко ухватился за шею лошади. При движении Трагедии в любую сторону ей пришлось бы вначале сбросить меня со своей шеи. И Трагедия остановилась, наклонив шею, чтобы я встал на ноги, тревожно всхрапывая над моим ухом. Я гладил ее по шее, нежно похлопывал и говорил разные ласковые слова о том, какая она у меня хорошая, красивая, как ею восхищаются все мои товарищи, что мы с ней еще не поездили по чистому полю… Наконец, Трагедия успокоилась полностью, и мы продолжили спуск по горной тропе.

Преподаватель-кавалерист сказал мне потом:

– Трагедия очень переживала смену хозяина и бесилась. А вы с ней спелись славно. На своего друга-хозяина лошадь не наступит никогда и в поле не бросит. Я не завидую тому, кто будет всадником Трагедии после тебя. Лошадь, как человек, привязывается сердцем и страдает от разлуки так же, как и человек. Заходи к ней чаще, она будет рада.

Старые привязанности сменяются новыми. Это закон природы. Мы не забываем тех, кто был с нами ранее, но чувства притупляются, заставляя сердце больше волноваться при каждой встрече с новым другом. Но есть и те, кого забыть невозможно.

До окончания училища я частенько заходил в манеж, ездил и общался с Трагедией, рассказывая молодым курсантам, какая это хорошая лошадь, обещая вырвать руки-ноги тому, кто ее обидит. Трагедия внимательно слушала все это, положив свою голову мне на плечо, как бы говоря новому всаднику: «Видишь, какая я хорошая, меня любить надо!»

Нежность

Памир не ел уже десять дней. Только пил воду. Огромная немецкая овчарка лежала на полу вольера, уставившись грустными влажными глазами в одну точку. Если кто-то приближался к вольеру, черная шерсть на загривке Памира угрожающе приподнималась, и раздавался предупредительный негромкий рык, достаточный для того, чтобы понять – никто мне не нужен, уходите все! Попытки просунуть в вольер чашку с едой приводили Памира в неистовую ярость. Собака металась по клетке, прыгала на стенки, лаяла и долго не могла успокоиться. Чашку с водой подтягивали к дверце длинной проволокой с крючком, и ею же осторожно подталкивали чашку к собаке.

Десять дней назад уволился в запас инструктор службы собак старший сержант Зеленцов. Уехал к себе в Вятскую губернию. Прощание хозяина с собакой было быстрым. Зеленцов в парадной форме зашел в вольер, крепко обнял Памира и ушел к ожидавшей его машине. Награжденный медалью сержант плакал, не стесняясь своих слез. В самый последний день ему сообщили, что командование не может разрешить ему взять с собой собаку, ранее ему не принадлежавшую и являющуюся собственностью пограничных войск.

Памир чувствовал состояние своего хозяина, но ничего сразу не мог понять. Лишь через час после отъезда машины с Зеленцовым собака поняла, что ее бросили. Низко опустив голову, Памир завыл горько и безнадежно. Закрепленный за ним новый вожатый не знал, что делать. Мы со стороны смотрели, как Памир катается по деревянному полу вольера, грызет крепкими зубами сетку «рабица», бьет себя лапами по голове, воет, набрасывается на чашки с пищей и водой и швыряет их в стороны. Лишь поздней ночью обессилевший Памир затих.

Все попытки накормить Памира оканчивались безрезультатно. Он никого к себе не подпускал. Приехавший ветеринарный врач сказал, что можно его обездвижить и накормить искусственно, но это все равно, что специально сломать автомашину. Голод не тетка, захочет – будет есть. Но Памир не ел. Он видел доброе отношение к себе солдат, с которыми вместе был в пограничных нарядах, но кормить его мог только хозяин. Попытки людей нарушить хрупкое равновесие в отношениях пресекались Памиром достаточно твердо. А желающих попробовать силу и остроту его клыков не находилось.

Этот день был таким же, как и любой другой из семисот тридцати дней срочной службы. У меня был выходной, и я сидел в каморке инструктора службы собак, занимаясь подготовкой дембельского альбома. В открытую дверь я видел, как мимо прошла двухлетняя дочь начальника пограничной заставы – Аленка. Ее описывать не надо. Купите плитку шоколада «Аленка» и увидите ее точную копию в платочке. Добавьте клетчатую юбочку колокольчиком, белые носочки и красные сандалики. Вот вам и портрет любимицы пограничной заставы. Она знала всех солдат по имени, могла подойти к вам с книжкой и сказать – почитай. Во время чтения подходили другие солдаты послушать то, чего им не дочитали в детстве.

Внезапно в каморку зашел вожатый с широко раскрытыми глазами и махающий рукой. Атас, – подумал я и убрал альбом. Выглянув из каморки, я тоже лишился дара речи. Аленка открыла щеколду, закрывавшую вольер Памира и смело вошла в загородку.

Памир лежал, положив голову на лапы, и смотрел на девочку. Шерсть на загривке то поднималась, то опускалась. Собака анализировала ситуацию. Вожатый сбегал за отцом Аленки, нашим начальником, который примчался из дома в тапочках, в майке и с пистолетом в руках. Мы все понимали, что любое наше резкое движение вызовет ответную реакцию Памира, и ребенка нам не спасти. И пистолет не поможет.

Аленка подошла к лежащему Памиру, наклонилась к нему, погладила по голове, приговаривая:

– Собачка, хорошая собачка, а меня зовут Аленка, а мой папа начальник заставы.

Памир потихоньку встал, оказавшись выше Аленки. Это ей очень понравилось, и она обняла собаку, гладя ее по шее. И мы увидели плачущего Памира. Слезами были заполнены его грустные глаза. Собака лизала голову девчонки и умиленно махала хвостом.

Вожатый, как более знакомый Памиру, подцепил платье Аленки проволокой с крючком и потихоньку потянул к себе. Девочка и огромная собака постепенно стали приближаться к двери вольера. Затем вожатый схватил Аленку и вытащил ее из вольера.

Памир совсем взбесился. Он готов был нас разорвать. Злобно лаял, бросался на сетку. Затем затих, подошел к чашке с водой, напился и принялся есть.

Кризис миновал. Аленка оказалась той трещиной, в которую выплеснулась вся тоска собаки по ее хозяину, но осталось нежное отношение к человеку.

Приблизительно через месяц Памир стал выходить на службу с новым вожатым, которого натаскивал сержант Зеленцов. А при виде Аленки Памир всегда махал хвостом и лаял, приглашая подойти. Но мама не пускала Аленку к Памиру, потому что тот сразу старался радостно облизать лицо своей подружки.

Наваждение

Все началось с того, что в один день утром, когда я шел с автобусной остановки на работу, чей-то взгляд прошелся по мне, как луч сканера, сверкнул в моих глазах и мгновенно исчез. Я еще оглянулся, чтобы посмотреть, кто это бросил на меня столь оценивающий взгляд, и не увидел ни одной знакомой мне фигуры. Но что-то мне говорило, что я уже встречался с этим взглядом. Причем это взгляд волновал меня настолько, что ради него я мог совершить любое безумство.

– Странно, – подумал я, – все мои романы и короткие увлечения знаю наперечет. Нигде нет никаких недоговоренностей и обид оттого, что я предпочел кого-то ради другой. Женщина может быть только единственной. Или никакой.

Приписав этот взгляд мнительности, я спокойно занялся своими рабочими делами, и забыл думать о нем.

Вечером, стоя у зеркала с зубной щеткой во рту, я пожелал себе спокойного отдыха, и вдруг мне показалось, что я помню этот взгляд, внимательный, строгий и нежный, и зовущий. И ночью этот взгляд, именно взгляд, а не глаза, то приближался ко мне, то уходил в пустоту, то летел на уровне моего лица. Так, кто же мог так смотреть на меня? Во всяком случае, не мой враг.

В последующий месяц я еще два раза чувствовал на себе этот взгляд, но никак не мог узнать его хозяина, вернее, хозяйку. Перелистывая странички своей памяти, я не смог определить даже время, когда этот взгляд так волновал меня. И не встречал знакомых лиц. А на память свою я не жалуюсь. Но кто же все-таки это?

Сопоставив все факты, я пришел к выводу, что владелец волнительного взгляда примерно в одно и то же время проходит навстречу мне по дороге на работу. Все элементарно. Устраиваем засаду, вернее, спокойно стоим с газеткой в руке и смотрим, кто проходит навстречу. Для этого всего-то и нужно проехать на остановку дальше и пешочком прогуляться на работу. И для здоровья полезно и любопытство будет удовлетворено.

Сказано – сделано. Полтора месяца я совершал прогулки на работу, стоял недалеко от остановки, на которой я выходил всегда, но ни взгляда, ни знакомого лица, которого бы не видел очень давно, не встречал. Так всегда бывает: идешь за грибами – зайцы и утки из-под ног выбегают, возьмешь ружье – одни грибы под ногами.

Прошло еще три месяца. И вдруг я увидел этот взгляд издали. Он принадлежал стройной женщине, возраста, близкого к бальзаковскому, но настолько знакомой, что я вполне мог спокойно подойти к ней, обращаться на «ты» и называть по имени … А как ее зовут? И где мы с ней встречались? Чувствовалось, что и женщину терзают какие-то сомнения. Она смотрела на меня открытым взглядом темно-коричневых глаз, как будто говоря мне: «Ну, вспоминай же, вспоминай!» А я ничего не мог вспомнить.

И мы с ней стали встречаться почти ежедневно. Взглядами.

– Как дела? – говорил мой взгляд.

– Нормально, – отвечала мне она мне взглядом.

– Ты смотрела «Гладиатора»? – вопрошал мой взгляд.

– Да, и даже плакала во время фильма, – отвечал ее взгляд.

– Я пытаюсь вспомнить, откуда я тебя знаю, – сообщал мой взгляд.

– А я тебя помню, и не забывала никогда. Не вини себя, ведь прошло столько лет, а мы с тобой даже не целовались, – говорил ее взгляд.

– Ты можешь дать мне какую-то подсказку? – спрашивал мой взгляд.

– Обязательно, как только придет время, – отвечал ее взгляд.

Прошла осень. Выпал первый снег. И однажды моя знакомая поскользнулась и для поддержания равновесия взмахнула рукой. И я ее сразу узнал. Я почувствовал в своих руках нежное и гибкое девичье тело, взмахнувшее рукой для поддержания равновесия, которое сначала сжалось, а потом успокоилось, надеясь на крепкие руки, которые защитят от всех невзгод.

Бросившись к ней, я подхватил ее под руку, приобнял и сказал:

– Здравствуй Валя! Здравствуй Валя Ногаева. Здравствуй моя дорогая студентка педагогического института. Здравствуй моя дорогая попутчица. Извини, что не написал тебе. Твой адрес я постирал вместе с гимнастеркой. Помню, что ты обижалась, когда ребята тебя дразнили «нагой», а потом и это куда-то спряталось в уголки памяти, и остался только твой взгляд, который не тревожил меня до нынешнего года.

– Здравствуй, Андрей, – сказала Валя. – Я нисколько не тебя не сержусь. Мы с тобой были знакомы всего лишь шесть часов, пока вместе ехали в поезде. Вы на стажировку, а мы в студенческий стройотряд. Ты первый, кто посмотрел на меня как на взрослую девушку, а знаки внимания, которые ты мне оказывал, были предметом зависти всех моих подруг. Я умирала от страха, когда ты уходил в первый вагон, спрыгивал на землю, рвал цветы и садился в поезд в последнем вагоне. И эти цветы ты приносил мне. Ты был сумасшедший. Мы стояли с тобой в ночном тамбуре с открытыми настежь дверями, нас обдувал теплый ветер, и я чувствовала, что сейчас что-то должно произойти. На стыке рельсов вагон сильно качнуло, я потеряла равновесие, а ты поймал меня и обнял. Наши губы стали медленно сближаться, но тут дверь в тамбур открылась, и вошли твои товарищи и мои подруги.

– А, вот вы где, – закричали они и пригласили нас посидеть на крыше вагона. – Боже, как хорошо, что тогда электрифицированных дорог в Средней Азии почти не было, и поезда ходили не так быстро. Когда начало светать, ты проводил меня в мой вагон и ушел, взяв мой адрес. А в семь утра вы вышли из поезда, и ушли к поджидавшей вас машине.

Я ждала твои письма, а потом перестала ждать, веря в то, что мы с тобой обязательно встретимся. Так же случайно, как мы встретились в первый раз. И мы встретились. Случайно. Я перешла работать в новую школу в этом районе и увидела тебя. Сначала я не поверила себе. Убеждала себя в том, что обозналась. На какое-то время я сменила маршрут, по которому ходила на работу, чтобы внимательно рассмотреть тебя, но ты куда-то исчез. Я знала, что ты меня узнаешь. Я даже фамилию не стала менять, потому что она тебе нравилась, и ты так заразительно смеялся над моим рассказом, что ребята во дворе по фамилии меня дразнили «нагой». Ты больше не потеряешься? Я тебя познакомлю с сыном. Он офицер. И его тоже зовут Андрей.

Медведь

Медведь был молодой, примерно, как у людей, молодой специалист, получивший самостоятельность после окончания ВУЗа.

Своими когтями медведь ободрал кору на деревьях, ограничивающих свой участок, и пошел его осматривать, учитывая каждый кустик и каждую норку в меню на летний период.

Участок ему достался хороший: место возвышенное, во время дождей не будет заливать, и не будет скапливаться вода. С восточной стороны – большая река, с северной стороны – маленькая речка, впадающая в большую реку. В одну сторону километров десять, в другую – километров пятнадцать. Простор!

До чего же хорошо иметь свой участок. Никто не тычет тебе, что ты что-то не так делаешь, и никому нет дела, где строишь себе ночлежку летом, и где будешь залегать зимой. Красота, кабан тебя задери. Кстати, видел дорожку кабанью, надо полежать, постеречь поросят. Откуда-то повеяло тонким запахом дыма. Непорядок. Кто это там хозяйничает?

Мы сидели в западной части утеса и наблюдали, как китайские граждане спокойно ловят рыбу вблизи российского берега, фиксировали приметы рыбаков и особенности лодок, чтобы это можно было использовать при подготовке заявления по погранпредставительской линии о нарушении государственной границы с хозяйственно-бытовыми целями.

Треск веток и громкий рев отвлекли нас. Позади, метрах в пятнадцати-двадцати, на задних лапах стоял медведь, ростом, как нам показалось, под два метра, махал лапами и кричал, как нам опять показалось, нецензурные выражения на своем языке, типа:

– Ну, вы, чё, в натуре, канайте отседа по-хорошему, пока наши пацаны не приканали и вам по ушам не надавали.

А, может быть, речь его была и вежливой, но несколько эмоциональной, и содержала просьбу освободить его владения от нашего присутствия, а, если надо, то он может и доказательства предъявить, что эти владения его.

Махать руками нам резона не было, можно намахать себе на хребет, медведь подумает, что ты на него в драку лезешь, может и шкуру со спины полосами пораспускать. Противник серьезный, поэтому и вести себя с ним нужно по-серьезному.

Нас было три человека, но из оружия был всего спортивный длинноствольный револьвер ТОЗ-39, хотя и заряженный боевыми патронами от «Нагана». Остальное оружие оставили в машине, так как врага поблизости не предполагалось быть, поэтому и оружие в целом было ни к чему. А с револьвером против медведя мог устоять только охотник, попадающий дробиной в глаз белке, если та не моргает. Поэтому, делаем вид, что никакого медведя сзади нет, и мы его не слышим, пусть поорет погромче, может быть, и остынет.

– Нет, это какая-то наглость, – думал про себя медведь. – Ведь только отвернулся и на тебе: сидят, устроились, как у себя дома, поджигают какие-то палочки из красной плоской коробочки с вонючим запахом, и дым этот в себя втягивают, чтобы казаться страшнее. Смертельных палок, о которых предупреждал дед, у них нет, но дед говорил, что с этими людьми связываться опасно: дурные, могут и с палкой, и с ножом простым на тебя пойти, а могут и среди зимы разбудить и спросить, а нет ли у тебя спичек. Люди, одним словом. Сейчас я их напугаю.

Медведь, не переставая орал, и делал новые затесы на деревьях, чтобы убедить себя, что это его территория. Видя, что на него не обращают внимания, глухие, однако, вышел вперед перед нами на утес, начал кричать и подпрыгивать, показывая, что сейчас пойдет в атаку. Находясь в состоянии азарта, медведь утратил осмотрительность, поскользнулся на выступе и сорвался с утеса вниз. Раздался шлепок тела, упавшего с двадцатиметровой высоты.

Чего ему было надо? Ну, посидели бы мы еще минут двадцать, сделали бы несколько снимков фотоаппаратом и ушли, живи себе косолапый, завлекай Машутку с соседнего участка, и получилась бы у тебя семья, что надо.

Медведь неподвижно лежал на каменной прибрежной осыпи и не шевелился. Спускаться к нему было трудно, надо обходить километра три, чтобы найти пологий спуск к Амуру. Да и лежачий медведь представляет большую опасность. Не раз случалось, что медведь после выстрела валился «замертво», поджидая охотника или охотников, чтобы расквитаться с ними за приступы медвежьей болезни и передавая им ее.

Минут через десять медведь зашевелился. Встал, покряхтывая и потирая ушибленные места, как человек, побрел к протоке, отделяющей остров с зарослями лимонника и элеутерококка, чтобы залечить свои раны.

Бродя по острову, медведь думал:

– И чего я перед ними распинался? Они что, деревья рубили или ягоды мои собирали? Впредь наука будет, не высовывайся и амбиции свои не показывай. Если решил бить, то бей так, чтобы тебя стороной обходили. Кричат только слабые, авось напугают кого-то. А им все-таки жалко меня стало, значит, не сволочи какие-то были.

Шпион

Родственники мужа моей тети по отцу все, как один, были рыжими и конопатыми, не исключая и женщин. Сами по себе были прекрасными людьми: умные, добрые, воспитанные, все-таки не зря появилась поговорка «с лица воду не пить». Не исключено, что имели в виду именно их.

Начиная с целинной эпопеи, молодежь потянулась из деревень куда угодно, лишь бы не пахать с раннего утра до поздней ночи за палочки-трудодни. Разъехались и молодые родственники моей тети.

Квартиры моего отца и его сестры были, по сути говоря, перевалочными базами для родственников, едущих из деревни в город и из города в деревню («из варяг в греки»). А по традиции, берущей начало с послереволюционных времен, без бутылки в гости никто не ходит. Поэтому посещения родственников были маленькими праздниками, независимо от того, на какой день и на какое время приходился визит.

Однажды проездом была группа родственников из Норильска, где люди получали такие зарплаты, и было такое снабжение, которые только в счастливых снах снились жителям центральных районов Российской Советской Федеративной Социалистической Республики.

Что нас больше всего удивило, так это то, что одна из рыжих родственниц вышла замуж. Муж высокий, черноволосый и черноокий красавец из украинских палестин, и ребенок, слава Богу, похож на отца.

После застолья мой отец и молодожен вышли на кухню покурить.

В достаточно длинном разговоре о том о сем, отец вдруг понизил голос и спросил почти шепотом:

– Слушай, Николай, а ты часом не шпион?

Николай был настолько ошарашен вопросом, что поперхнулся дымом «Беломора», отчаянно закашлял, а прокашлявшись, ответил вопросом на вопрос:

– Дядя Вася, а почему ты решил, что я шпион?

– Ты иди к зеркалу и посмотри на себя, а потом посмотри на свою жену. На наш химический комбинат давно уже все разведки нацелились, а тут на тебе и кандидат для женитьбы, живущий недалеко.

– Нет, дядя Вася, не шпион я. Получилось у нас с ней по пьянке. Утром проснулся, посмотрел и думаю, много же я вчера выпил. А она с первого раза и забеременела. Но я-то не сволочь. Да и она девка добрая, работящая, и фигурой Бог не обидел. Мои родственники тоже вопросы задавали типа, уж не дочь ли миллионера я себе засватал. К таким вопросам я привык, не обижаюсь на них, много они понимают в настоящем человеческом счастье. А вот твой вопрос меня в такое положение поставил, что хоть стой, хоть падай.

Все это было сказано настолько серьезно, что оба хохотали до истерики, не отвечая на вопросы, чего это их, только что познакомившихся, так рассмешило.

Всего у «шпионов» родилось трое пресимпатичнейших детей. А со временем и жена Николая стала несколько похожа на него. Недаром говорят – «муж и жена – одна Сатана».

Друзья

В одной школе и в одном классе учились два товарища. Одного возраста, одного роста, одних интересов, только цветом волос немного отличались.

Отличниками друзья не были, но учились хорошо. Сидели на разных партах, хотя один из друзей сидел за партой один. Оно лучше. Когда постоянно вместе, то можно и надоесть друг другу. А так, первый с первого класса сидел с одной и той же девочкой, а второй, как-то так повелось, предпочитал сидеть один, периодически обращая пристальное внимание то на одну, то на другую одноклассницу, приводя в трепет одно девичье сердце и вызывая гневный взгляд ревности у другой. Но, мальчик он был умненький, и знал, что стрельба глазами может вызвать рикошет, если не в бровь, так в глаз.

Была у друзей одна единственная страсть. Страсть путешествий. В городской округе ими были обследованы все закоулки, все заброшенные строения, все перелески в лесополосе, на лодке пройдены все протоки в районе слияния двух рек. Все, что они находили во время своих путешествий, они прятали в тайник, который был их общей тайной и еще больше укреплял их дружбу.

Несмотря на то, что им и вдвоем было хорошо, в их компанию каким-то образом затесался новичок, бойкий парнишка, все знающий и умеющий, могущий кого-то похвалить или восхититься. Этакая влюбчивая ворона. И фамилия его имела тот же корень. Основным его отличием было то, что его отец имел мотоцикл и научил своего сына управлять им. И сын сразу стал разбираться во всей технике, похожей на мотоцикл ижевского автозавода ИЖ-49. При слове техника глаза его разгорались, чувствовалось, что он сейчас представляет, как поршень проходит ступень впрыска топлива, теперь идет на сжатие, бац – возгорание топлива, взрыв!!! – и медленная стадия выпуска отработанных газов. Симфония огня. А если двухтактный двигатель заправить горючим для межконтинентальных баллистических ракет, то запросто можно долететь до Венеры, или даже до Марса. Одним словом, готовый механик дядюшки Скруджа.

Было бы неразумно сразу доверять тайны новичку и доводить до него все наши планы. Церемониала посвящения у нас не было, но проверка велась, и довольно тщательная. Что-то нам не нравилось, что-то нравилось, но было не так существенно.

В нашей местности у рек один берег высокий, а другой низкий. Объясняют это какой-то силой Кориолиса, которая возникает в результате вращения Земли и направления течения реки – к полюсу или от полюса. Но вне зависимости от этого Кориолиса, весной реки разливаются и заливают низкие берега. Когда вода уходит на низком берегу вырастает большая трава и поэтому эти места называются заливными лугами. Однажды весной мы пошли на заливные луга ловить рыбу, оставшуюся в ямах после схода воды. Во время прогулки с сачком новый друг достал из кармана пачку сигарет и предложил закурить. Я уже пробовал курить, но мне это совершенно не понравилось.

Рыбалка выдалась в целом удачная. Принцип ловли простой. Вода в яме взбаламучивается, т. е. поднимается донный ил. Рыба, в основном щуки (вернее, небольшие щучки), всплывают на поверхность, как подводные лодки под перископ, осмотреться. Так как перископов у них нет, то на поверхности появляются выпуклые глаза. Такие маленькие крокодильчики в воде. Подводишь под глаза сачок, и рыбка наша. Количество пойманной рыбы делилось поровну без всякого коэффициента трудового участия.

Когда число пойманных щучек достигло по пять штук на брата, в одной большой луже появились здоровые глаза, примерно сантиметра на три отстоящие один от другого. Легко представить огромную щуку, скрывающуюся за этими глазами в мутной воде.

Наши виртуальные представления были прерваны криком:

– Эта рыба моя!

Глаза в воде тоже сверкнули на этот крик, но не спрятались.

Наш новый «друг» быстро снял обувь, осторожно вошел в воду, подвел сачок под глаза и вытащил… огромную жабу!

Рассказать это трудно. Это надо представить: торжествующий взгляд, ощущение в сачке солидного веса добычи, предвкушение шествия по городу с огромной рыбиной, восхищенные взгляды рыбаков и объяснение для всех: «Это я поймал, а не они!», утренние разговоры в школе о результатах рыбалки, мельчайшие подробности, увеличение размеров и т. п., кровавая схватка с опасным хищником, утащившим на дно множество рыбаков и охотников, но тут пришел он, и все обрушилось из-за этой проклятой жабы. И эти два придурка, катающиеся от смеха по земле возле лужи. Придурки. Ни один из вас мотоцикла водить не умеет и мало что соображает в двухтактных двигателях.

Молча обувшись, наш «друг» ушел домой, не забыв отобрать из добычи самые крупные экземпляры в качестве своей доли.

На следующий день в школе мы были как будто и не очень знакомы. У него появились новые друзья. Но каждый раз, когда он начинал хвастаться, мы показывали ему два пальца V: а помнишь те два глаза? Помнил.

Медаль

Где-то примерно в период 30-й годовщины Победы над фашистской Германией я вспомнил, что у моего отца в документах лежит обыкновенная справка на четвертушечке бумаги о том, что краснофлотец такой-то участвовал в обороне Советского Заполярья и медаль в части не вручена.

В очередной приезд в отпуск к родителям я взял эту справочку, моего родителя, который упирался и не хотел никуда идти, и доставил их в городской военный комиссариат. Комиссар встретил нас приветливо, посмотрел документы отца, справочку и говорит:

– Все прекрасно. Справочку мы направим в наградной отдел Министерства обороны, и там дадут соответствующий ответ.

Не прошло и шести месяцев как отец мой отписал, что вызвали его в горвоенкомат и в торжественной обстановке вручили новенькую медаль «За оборону Советского Заполярья». Приятно, что прошло столько лет, но награда нашла награжденного.

Тут недавно 90-летнему воину-разведчику, принимавшему участие в операции по спасению от разрушения польского города Кракова, Президент российский лично вручил медаль Героя Российской Федерации.

Вот ведь страна наша какая стала: никто не забыт, ничто не забыто. Решил и я посмотреть, а как же относятся к военнослужащим, которые не воевали, но к государственным наградам представлялись.

Для неспециалистов необходимо пояснить, что все награды разделяются на государственные (ордена и медали, по которым персонально издаются Указы), ведомственные (медали и знаки, по которым издаются приказы по Министерству) и юбилейные (медали и знаки практически массового награждения одним Указом). Если человек награжден государственной наградой, то в случае возбуждения уголовного дела на него он может попасть под амнистию или подвергнуться условному наказанию. Ранее существовавшие выплаты по государственным наградам давно уже отменили.

Сейчас посмотришь на офицеров, вышедших в запас и не воевавших, то можно сказать:

– А что же вы делали на службе, господа хорошие?

Есть у вас три медали за выслугу 10, 15 и 20 лет с официальным названием «За безупречную службу» и с народным прозвищем – «песочные».

Раньше вместо этих «песочных» медалей военнослужащий награждался соответственно медалью «За боевые заслуги», орденом Красной Звезды, орденом Красное Знамя. За 25 лет службы награждали орденом Ленина. Ой, как давно это было.

При царях-императорах за выслугу лет награждали орденами Св. Георгия и Св. Владимира с надписями за выслугу лет, чтобы все видели, что служба трудная и орденами отмечаемая.

Кроме медалей за выслугу военнослужащий отмечался медалями в ознаменование 50, 60, 70-й годовщин образования Вооруженных Сил СССР. Кто-то еще успел получить медаль «Ветеран Вооруженных Сил СССР», пока ее быстренько не отменили. И все.

А сейчас у нас даже Вооруженных Сил нет, чтобы отметить медалью кратный десяти юбилей образования Армии. Похоже, что забыли об этом высшие руководители, но зато развелось столько ведомственных медалей и орденов, что если их все посчитать, то не хватит пальцев на руках и ногах у нескольких человек.

Недавно в Интернете видел фотографию одного генерала, моего годка, так у него столько медалей, что последний, шестой или седьмой по счету ряд цеплялся за нижний край кителя.

Это преамбула к тому, что я хотел рассказать. Лет 20 назад служил я в Амурской области в отряде, где высаживался десант на Байкало-Амурскую магистраль и на участке которого сливаются реки Аргунь и Шилка, образуя знаменитую реку Амур. В те времена отношения с Китаем были не совсем хорошие и поэтому люди, которые хотели поменять страну жительства, пытались уйти в Китай, а оттуда уже в страны Запада, с которыми Китай активно развивал отношения.

Как-то в один месяц получилось у нас достаточно большое количество задержаний нарушителей пограничного режима, среди которых мы выявили двух человек, которые намеревались уйти в Китай. Сам процесс дознания не настолько интересен, когда человеку под давлением неопровержимых улик приходится признавать, что целью его появления в пограничной зоне является не туризм, а уход за границу.

Деятельность пограничников всегда оценивали и оценивают по количеству задержанных нарушителей пограничного режима, границы, задержанной контрабанды. А здесь сразу два доклада о реально предотвращенных нарушениях границы на направлениях их вероятного движения. Тот, кто лично работал с нарушителями границы, был представлен к награждению медалью «За боевые заслуги», а его помощники – медалями «За отличие в охране государственной границы СССР».

Медали за отличие в охране границы пришли достаточно быстро, вручены награжденным, а медаль «За боевые заслуги» является государственной наградой и по тем временам должна ходить по инстанциям примерно года полтора. Тут у меня случился перевод в одну из горячих точек, вывод первой пограничной части с территории Закавказья в Россию, перевод в Забайкальский пограничный округ и увольнение в запас.

И вот в этом 2007 году я решил поинтересоваться, а как же обстоит дело с представлением о награждении меня медалью «За боевые заслуги». Направил письмо в архив, где хранится мое личное дело, и попросил прислать копию представления к награждению. Представление оказалось на месте, но выдать этот документ могут только по запросу официального органа. Официального органа так официального органа. Пишем письмо директору Федеральной Службы Безопасности РФ с просьбой рассмотреть представление. Директор отписывает это письмо в управление кадров ФСБ. Все это сопровождается письмами, информирующими меня о том, что запрошены архивные документы и о результатах рассмотрения моего заявления я буду проинформирован.

«Органы» никогда не понимали пограничников: ни тогда, когда мы все были в составе КГБ при Совете Министров СССР, ни тогда, когда все снова объединились в составе Федеральной Службы Безопасности РФ. Как и предполагалось, ответ был такой, что представление составлено неправильно, что заслуги не подходят под статут медали «За боевые заслуги» (мною не подбит ни один танк и не сбит самолет – предположение мое) и что в настоящее время награждение государственными наградами СССР не производится.

Если все это перевести с канцелярского языка на человеческий, то получится примерно следующий текст: сам ты дурак, дурак командир твоей части, который подготовил и подписал представление, и вообще, кто тебя посылал в Амурскую область нарушителей ловить и чего тебе спокойно на пенсии не живется?

Дальневосточный пограничный округ это не Арбатский пограничный округ. И у меня в настоящее время действительно больше свободного времени. Сейчас все эти бумаги направлю в канцелярию Президента РФ, чтобы они в ФСБ пришли не снизу, а сверху, как показатель того, что органам ФСБ наплевать на пограничные войска в целом и на конкретных ветеранов-пограничников в частности, которые все-таки неплохо охраняли государственную границу СССР.

Орден

Трудно отличить боевой орден от небоевого. Небоевые шумят громче. Если где-нибудь в автобусе или еще где-то услышите чье-то для всеобщего услышания, типа: «Я Харьков брал, я кровь мешками проливал» или «Мэймене, Баграм, Саланг, Афган», не верьте – дальше каптерки не вылезал.

Вчера встретил своего друга с лейтенантских времен, офицера продовольственно-фуражной службы. Толик, был, как и раньше – кровь с молоком, только сейчас от мата не краснеет и водку стаканами пьет. А на груди аж шесть боевых орденов. Посмотрел на мой взгляд и говорит:

– А чего сделаешь, командовал снабжением, вместе с продуктами боеприпасы везем, медикаменты, ложки, вилки, обмундирование и горюче-смазочные материалы, а обратно раненых и убитых. Для душманов мы такая добыча, что не проходило ни одного рейда, чтобы к нашим с боем не приходилось прорываться. Что эти ордена? Пять раз по госпиталям валялся с ранениями. Война давно кончилась, а как когтями вцепилась. Смотрю на бывших дружков, кто в олигархах, кто в бандитах, они и на войне такими же были: кто о деньгах думал, а кому кровушку пролить одно удовольствие. Со дня на день приказ на увольнение жду. Пойду в бизнес, а ты меня знаешь, если работать, так работать, и пусть только кто попробует встать у меня на дороге, я пальцы растопыривать не буду. Рад видеть. Заходи почаще. Один пить не могу, с кем попало, не буду, а ты человек спокойный, да еще и знаешь, как меня утихомирить можно. Пока.

Пока, Толик. Время лечит. Но частный бизнес – это тоже война, и война беспощадная. Будь таким, каким ты был всегда. Только ой как трудно тебе будет.

Доярка Вася

Однажды с начальником пограничного отряда мы были в гостях у знакомого ветеринарного врача, часто помогавшего пограничникам в срочном лечении служебных животных. Наш отрядной ветврач по времени иногда не имел возможности оказать экстренную помощь. Допустим, при солевом отравлении собаки. Сильносоленой пищей ее кормить нельзя. В гостях нас кормили свежей медвежатиной. Начальник отряда спросил врача:

– Расскажи-ка нам Петрович, как ты этого медведя в пограничной зоне завалил?

– При чем здесь я, это твои ребята застращали медведя до такой степени, что у него разрыв сердца образовался. Вот меня начальник заставы и угостил, – начал оправдываться хозяин.

Мы, конечно, не очень-то поверили в этот рассказ. У нас всегда так, то коза в проволоку запутается, то изюбрь рогами в бампер машины ударится. Поехали разбираться по факту охоты на медведя на пограничной заставе.

На заставе мы осмотрели шкуру медведя и не обнаружили ни одного следа от пули. Случилось все так.

Рядовой Вася К., коренной горожанин, за свое пристрастие к животным был назначен заведовать подсобным хозяйством заставы, в котором имелось несколько коров, десяток свиней и десятка два кур. Благодаря его стараниям на заставе всегда имелось свежее молоко, а по праздникам все дружно лепили пельмени со свежим мясом. Вася, как и все, ходил на службу. После службы он сразу шел проверять свое хозяйство. Одно ему не нравилось, что товарищи в шутку называли его фермером.

В тот роковой день Вася был занят вечерней дойкой и уже успел поругаться с четырьмя сослуживцами, которые пришли с кружками и просили: «Доярка, плесни на пробу». Выведенный из себя «фермер» сказал, что если кто еще придет и будет обзываться дояркой, то получит ремнем по определенному месту. Солдаты ушли от него не солоно хлебавши.

Какое-то время все было спокойно. Вдруг Вася услышал, как кто-то крадучись подходит к забору. Затем услышал скрип забора от навалившегося на него тела. Ну не имётся людям, – подумал он, продолжая доить корову. Потихоньку, не меняя положения тела, Вася расстегнул ремень, взял его в руку и, размахивая им над головой, с диким воплем бросился к забору. Кто-то в сумерках получил удар бляхой ремня по лбу и убежал в лес.

О случившемся силовом контакте с обидчиком было доложено начальнику заставы. Проверили весь личный состав. Ни у кого нет следа от удара бляхой ремня. Пошли смотреть на место. У забора увидели медвежьи следы, а в ста метрах нашли и самого медведя, лежащего у огромной лиственницы. Не выдержало сердце медведя такого испуга. Да и товарищи перестали шутить над Васей. Мало ли что еще может случиться.

Летчики

С самого детства я мечтал стать летчиком. Мне даже сны на эту тему снились. Я буквально чувствовал точку отрыва и плавно поднимал аэроплан в воздух, идя в набор высоты по рекомендованной траектории, но в том же детстве я сломал ногу и закрыл себе дорогу в воздух в качестве пилота. Но затем эта дорога открылась в качестве пассажира, руководившего поисковыми мероприятиями с помощью приданных летательных аппаратов. Хотя я и боюсь высоты, но почему-то совершенно не ощущал страха, сидя у открытой боковой дверцы МИ-8 или уткнувшись носом в лобовой фонарь, сидя на привинченной к полу трехногой металлической табуретке. Азарт погони захватывает всех: командир на подсознательном уровне выполняет команды «влево», «еще левее», «осматриваем рощицу по краям». Штурман ведет наблюдение вправо, бортмеханик на своей сидушке выглядывает из-за моего плеча, спрашивая: «а что это там такое?» «Ничего, лучше прикури папиросу». Затянувшись папироской, вижу налетающую на нас линию ЛЭП-500. Слов нет. Тычу кулаком в бок командира и мотаю головой вперед. Резкий набор высоты по-самолетному, переваливание через ЛЭП, окурок командиру в рот, «садимся там», «штурман, дай координаты места стоянки для осмотра местности», резкий набор высоты до двух тысяч, связь с базой и резкое снижение на выбранную площадку. Поисковая группа на коленках выползает из вертолета: сначала все кубарем укатились в хвост машины, затем так же кубарем прикатились к дверце кабины экипажа, затем резкий набор высоты и такой же резкий спуск. Не у каждого такой подготовленный вестибулярный аппарат. Во всем виноват бортмеханик:

– Васька, твою мать, ты куда смотрел. На землю три человека пялились, а ты должен был вперед смотреть!

– Виноват, товарищ капитан, – оправдывался бортмех.

– Виноват-виноват, где папиросы? – ворчал командир экипажа.

– Да вот же они у вас в кармане, – показывал пальцем механик.

– Спички давай! И всех угости папиросами, – и, обращаясь ко мне, – ну что, капитан, с днем рождения. Как ты голову умудрился поднять?

– Дым в глаза попал, да и сомнения у меня были, что мы под ЛЭП сумеем пролететь, – сказал я.

Вечером отмечали «день рождения» в домике на вертолетной площадке. Надо сказать, что никто из поисковой группы так и не понял, что за эволюции вытворялись во время полета, поэтому и информация об этом никуда не просочилась. На следующий день плановых полетов не было.

Ночь

В 1955 году, когда мне было 5 лет, отец взял меня и моего старшего брата в гости в деревню к деду. Ехать надо было километров сорок на поезде, а затем с маленького полустанка восемь километров идти пешком.

Стоял март месяц. Днем уже пригревало солнце, а ночью примораживало, и достаточно сильно. Мы с братом были одеты в зимние пальто с цигейковыми воротниками и яловые сапожки, которые отец регулярно смазывал очищенным дегтем, чтобы они не рассыхались и не пропускали влагу.

Как ехали в поезде, помню смутно, так как я всю дорогу спал. Вспоминается полутемный вагон плацкартного типа, освещенный фонарем с вставленной в него свечой.

На полустанок прибыли ближе к полуночи и сразу пошли в деревню отца. Шли не быстро. Ночь была тихая, ясная, звездная. Дорога, а вернее тропинка, была хорошо натоптана, и шлось по ней легко.

Учитывая наш возраст, отец решил спрямить путь, и пошел прямо на огоньки деревни, видневшиеся где-то вдалеке. Сойдя в низинку, мы начали проваливаться в снегу, и потеряли избранное направление.

Отец протаптывал дорогу, далее шел брат, приминая снег, а последним плелся я, чувствуя уже достаточную усталость.

Внезапно мне показалось, что сзади кто-то идет. Повернувшись, я никого не увидел. Через некоторое время мне снова показалось, что кто-то идет. Повернувшись, я увидел сзади огоньки и сказал отцу, что мы идем совершенно не туда, так как огоньки деревни у нас за спиной.

Отец остановился и начал всматриваться в темноту. Результатом осмотра был громкий хохот и громкий крик на меня и брата о том, что мы разгильдяи, придумываем всякие огоньки, чтобы не идти, хотя до деревни осталось всего триста метров, для этого надо сосчитать до трехсот, и мы будем возле дома дедушки.

Почувствовав твердый наст, отец поставил меня и брата впереди, и практически погнал нас вперед, выкрикивая всякую чушь и матерные слова. Действительно, только мы вышли на пригорок, как открылась деревня, а до ближайшего дома было всего метров сто.

Я хотел побежать, но был остановлен отцом, который сказал, что в гости надо входить все вместе, а не так, кто быстрее добежит, тот и впереди.

Подойдя к ограде, отец буквально перебросил нас через забор и перескочил сам. Подойдя к дому, стал барабанить в окно. Кто-то выглянул в окно и через несколько секунд дверь открылась. Отец затолкал нас в темные сени и вошел сам.

Это не был дом деда. Нас напоили горячим молоком и уложили спать. А отец еще долго сидел с хозяином, дымя сельским самосадом, и разговаривая о разных вещах. Сквозь сон я слышал обрывки разговора:

– Понимаешь, малой волков увидел. Говорит, пап, огоньки сзади, и кто-то за нами идет. И я сам их увидел. Четыре волка. А у меня только перочинный ножик. А ну-ка напугай я ребят или пойди быстрее, сразу обезножат или сил лишатся от большой нагрузки. А возьми их на руки, и я сил лишусь. Бежать, значит, волков спровоцировать. Ну и начал я кричать и материться, чтобы волки голоса слышали и чувствовали, что люди их не боятся, может быть, даже с оружием. Так и до дома дошли. Хорошо, что ты быстро открыл, а то ребята сильно устали.

Утром нам позволили спать столько, сколько нам хотелось. Днем нас хорошо накормили, а хозяин запряг кошевку и довез нас прямо до дедовского дома.

Помню, бабушка наша, все нас гладила по голове, целовала и плакала:

– Ой, соколики вы мои дорогие, да наконец-то к бабушке с дедушкой приехали. Ой, как я заждалась вас, ой да чем вас покормить-то попотчевать.

А отец с дедом так напились самогона, что я ни разу в жизни не видел их такими пьяными.

Подсолнушонок

Моя прабабушка была ведьмой. Вернее, не ведьмой, а костоправкой. Она знала целебные свойства трав, различные приговоры при болезнях, сама лечила всех домочадцев и соседей. Иногда за ней приезжали и из других деревень, а потом приезжали с благодарностями и привозили показать вылеченных ею людей.

Прабабушке было около девяноста лет, а моему отцу тогда было лет шесть-семь. Мой дед очень любил свою мать и очень любил своего сына, и постоянно привозил им из села гостинцы – сладости, которые делил между ними поровну. И вот из-за этих конфет и пряников между бабушкой и внуком вспыхивали настоящие драки: каждому казалось, что самый лучший и большой кусок достался другому. Что с них возьмешь: что старый, то и малый.

Всякий человек, природой чем-то одаренный, имеет завистников и недругов, которые не преминут воспользоваться случаем, чтобы оклеветать этого человека.

Моя бабушка по отцу была высокой и красивой женщиной с длинной косой пшеничного цвета. И отец мой был такой же светлый, и мать называла его ласково – подсолнушонок. Казалось, что во всей деревне нет счастливее этой семьи: статный отец с черными, вьющимися по-цыгански волосами, белокурая красавица жена и светленький сын.

Но в одночасье моя бабушка заболела и скоропостижно умерла. И пошли по деревне слухи, что злая свекровь извела свою невестку, используя не целебные травы, а злые чары.

Оставшись один, мой отец еще больше привязался к своей бабушке, не отходя от нее ни на шаг, когда она ходила собирать травы, и безропотно отдавая ей приглянувшийся кусок гостинцев.

Однажды бабушка посадила внука на колени и сказала:

– Скоро, Василёк, ты останешься круглым сиротой при живом отце, и больше никто не назовет тебя подсолнушонком. Когда умру я, то тебе придется много поездить по свету, повидать разных людей, даже на войну сходить, но ты останешься цел, если будешь доверять своему чувству. Если кто-то сразу понравился тебе, то это твоя судьба. Если от человека или от места исходит опасность или тревога – сразу уходи от них, не дожидайся, пока дело придется решать руганью или дракой. Доверяйся только своему чувству и не слушай ничьих советов. Чувство поможет тебе выжить, и это умение ты передашь своим детям, а они – своим. Возможно, кто-то из них полностью унаследует способности, доставшиеся мне от моей бабушки, и тогда мы будем жить в них вечно.

Teleserial Book