Читать онлайн Бури бесплатно

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

* * *

Мне сотвори одежды из облаков
Создай мои мечтанья с помощью снов.
Я тебе вверяю свой единственный путь,
Благо, точно знаю, что не пожалею ничуть…

Слушай ветра. Они никогда не лгут.
Судьба — не игра. Тебя испытания ждут.
Чтобы ясно мыслить и себя понимать,
Нужно быть сильным и легких путей не искать.

Я среди синих далей видел рассвет.
И отдавал печали часть своих лет.
Так много раз падал — и снова вставал,
Но лишь теперь понял, что не ответы искал.

Слушай сердцем, оно не умеет лгать.
Учись верить отважно, и все выше взлетать.
Я твоей нежностью питаюсь, моя великая мечта!
Моя единственная память. Я твой навсегда.

Глава 1. Гроза надвигается

Я очнулась от ощущения тяжести и попыталась вдохнуть поглубже. Не вышло: на груди удобно расположилась толстенная балка, она бесстрастно вдавливала меня в пол. Пошевелиться удалось, голова работала исправно. Кажется, все было на месте, и только левое плечо невыносимо ныло, да на затылке набухла большая шишка. Я лежала в луже, завёрнутая в собственные волосы, как начинка в блине. Представив со стороны эту картину, я глухо рассмеялась. Когда перед глазами перестали скакать разноцветные кляксы и всевозможные узоры, похожие на снежинки, я попыталась сдвинуть перекладину и поняла — она была слишком увесистой, мне не по силам. С моими руками только тяжести таскать! Уцепиться и висеть где-нибудь до потери сознания — пожалуйста. Лазать по деревьям я очень любила, это было своего рода хобби. Особенно если дерево было высокое.

Бури, всё от Бури… Я напрягла память…

…Разлетались из-под босых ступней разноцветные кузнечики, трава местами доходила до груди, и я отводила ее ладонью. Во второй руке болтались простые старые босоножки. Платье подметало землю, я путалась в нем и думала: зачем таскать с собой обувь, когда и ног-то моих не разглядишь под широким складчатым подолом? Вот что значит сила вежливости. Пошла в гости — выгляди подобающе! Дома я бегала лохматой, полуголой и босой.

Я пришла как всегда рано, взошла на пологий холм, поросший прядями ковыля, и огляделась. Ковыль вырос такой, что впору было из него плести шалаши, тонкие пушистые веточки приятно щекотали пальцы. С возвышения хорошо просматривался весь комплекс. Среди прочих построек выделялся серебряной каплей ангар, в котором прятался корабль. Было тихо, людей в такой час ходило мало, и мне нравилось слушать прекрасную звенящую тишину, присущую только раннему утру. Хлопнула дверь, на крыльце показался какой-то человек. Он потянулся и сладко зевнул. Внимательная кошка выискивала что-то в траве, а потом, подпрыгнув, исчезла в густых кустах. Вот из-за дерева вышел крупный пушистый пес, целиком белый, как будто вылепленный из снега. Шёл он неторопливо, степенно и уверенно. Я провожала его взглядом, пока он не исчез за ветвями, потом начала спускаться. Мне всегда хотелось завести щенка, ухаживать за ним и воспитывать, ласкать и журить, гладить по мягкой шерстке, касаться прохладного носа… Щенка у меня не было, зато кошек — великое множество. И среди них любимец — Мякиш, строгий и серьёзный кот, не отходивший от меня ни на шаг. Обычно он передвигался либо чуть позади, на расстоянии в несколько шагов, либо залезал мне на плечи. Он любил купаться, но плавал смешно, высунув из воды голову с прижатыми ушами и сощурив жёлтые глаза, а, выйдя на берег, начинал бешено отряхиваться, высоко задирая тощие лапы. Я вспомнила про него и вздохнула. Он прожил восемнадцать лет и спокойно умер во сне.

Жара усиливалась. Воздух стал плотным и тяжелым. Скорее всего, стоило вновь ожидать грозу. Уже подходя к ангару, я увидела главного техника, Конлета. Он дружелюбно кивнул мне и продолжил копаться в каком-то странном механизме. Эта темная штуковина напоминала созревающий каштан: нечто круглое и колючее. Конлета нельзя было отвлекать от работы — это знали все, и я в том числе.

Корабль, с которым я каждое утро здоровалась, называли «Буревестник». Я звала его Бури. Я провела ладонью по высокому холодному борту и улыбнулась. Это имя удивительно хорошо подходило ему. Линии корпуса, посадка крыльев, холодный металлический взгляд несуществующих глаз — всё дышало смелостью, отвагой, игривым задором существа, которое не боится непогоды, порывов резкого ветра, хлопьев ледяного снега, рушащихся с небес. Конлет подошел ко мне сзади и молча ожидал, пока повернусь, я чувствовала его взгляд.

— Привет!

— Привет, Фрэйа, — спокойно ответил он. — Ты рано как всегда. Что думаешь делать?

— Не знаю, Эван сегодня в городе. Буду бродить, пока кому-нибудь не пригожусь.

Конлет кивнул. Он был замкнутым, неразговорчивым парнем. Много работал и редко отдыхал. У него было квадратное широкое лицо, короткий нос и веснушки на щеках. Светлые голубые глаза глядели внимательно, но взгляд был неприступным и холодным. Свои вьющиеся каштановые волосы он, по-моему, никогда не причесывал, отчего и вид имел весьма неряшливый. Впрочем, мне ли было говорить о нечесаных космах? Я вот свои причесывала постоянно, а что толку? Они всё равно жили своей жизнью и подчинялись исключительно тугим косам.

— Понятно, — сказал он и поглядел на меня как на лентяйку.

Я рассмеялась.

— Могу помочь устранить бумажный завал.

— Какой это? — нахмурился Конлет.

— А вон тот, где среди чертежей можно найти и яблочные огрызки, и остатки вчерашних бутербродов, и прочие весьма ценные вкусности!

Конлет фыркнул.

— Это не завал, Фрэйа. Это моё рабочее место.

— Оно похоже на моё, только у меня вместо бутербродов лежат надкусанные булочки, а вместо ручек и карандашей валяются кисточки и краски.

Конлет поднял брови.

— Ладно, — подозрительно сказал он. — Значит, ты не считаешь это бардаком?

— Неряшливое творчество мне по душе, Конлет, — улыбнулась я. — А что Бури? Куда ты засунешь эту колючку?

— Внутрь, — многозначительно ответил он. — Но если снова будет дождь, я уйду спать.

Лето выдалось жарким и дождливым, и я прекрасно понимала Конлета.

— Мне днём снятся красивые сны, — сказала я.

— Мне ничего не снится, — покачал головой Конлет. — Как пустота… — Он запнулся, откашлялся. Я никогда не могла понять, что происходит у него в душе. — Ясно. Пошёл работать. Удачного дня.

Он всегда появлялся внезапно и исчезал стремительно. Я привыкла к этому. Нас роднило только то, как внимательно и заинтересованно мы относились к кораблю. В остальном мы были совершенно разными.

Становилось жарче, а я упрямо бродила по ангару. Жара не доставляет неудобств, если знать, когда расслабиться. Конечно, все переносили духоту по-разному, но я видела — люди работали вяло, сонно, и постепенно в ангаре никого не осталось. Многие отправлялись на реку, кто-то шел передохнуть и перекусить в тени деревьев. Кто-то просто забрал дела «на дом», а кто-то, как Конлет, решил вздремнуть.

Я осталась возле Бури одна, и казалось, что он смотрит на меня. Он молчал. Ничего не понимая в его устройстве, я видела только формы, линии, цвета, текстуры, чувствовала его, и это освободило привыкший к установленным границам разум от условностей и шаблонов. От Бури исходил таинственный голубоватый свет, он проникал во все, что находилось с ним рядом. Интересно, но раньше я как будто не замечала этого. Я провела рукой по ребристому сияющему боку и зачерпнула немного голубого мерцания на ладонь. Проморгалась — почудилось, или?.. Честное слово, мне показалось, что корабль пошевелился! Я отпрянула, удивленная, и огляделась — вокруг никого. Ангар потемнел: пока ещё безмолвная, приближалась гроза. Бури затаился, и я не смела пошевелиться, словно попала в сон, где ничто от меня не зависело, но то был не кошмар. И снова я коснулась корабля, и опять что-то изменилось. Пространство вздрогнуло и глубоко вздохнуло. Я услышала странный, едва уловимый звук, словно кто-то чиркнул ножом по стеклу. Пауза. Тишина. Звук повторился. Ещё, и ещё раз. Он стал громче. Я прислушалась: может, это гроза так звучит? Нет, гром мелодично похрустывал над прозрачным куполом, и звук грозы был непривычен для уха.

Сердце забилось чаще. Я пошла вдоль высокого длинного борта, не отнимая руки, и всем телом ощущала движение: холодное, легкое, как будто под пальцами бегали крохотные букашки. Бури шевелился. Я не видела этого незатейливого движения, но слышала его, слышала тонкий перезвон металла, и чувствовала нарастающую вибрацию. Она была уже более отчетливой, и все менее осторожной. Гроза набирала силу, небо гудело. Оно медленно укутывалось облаками, как чёрной пеной. От приближающегося грохота начали звенеть стекла. Громовые раскаты смешивались с гулом, исходившим от Бури, и меня пробирала дрожь. Вид устрашающей темной тучи над самым куполом ангара отвлек на пару мгновений. Снова повернувшись к кораблю, я застыла: движение сотен перышков и чешуек стало различимо для глаз. Они переливались, словно рябь на воде в веселый солнечный день, но были не золотыми, а льдисто-голубыми, как весенний лед. Их тонкий перезвон сменился лязгом, и я отбежала на десяток шагов в сторону, чтобы успеть увидеть, как пугающе громадное создание поднялось… Вот появились крылья, и все его тело вытянулось, расправилось, как свернутая в комочек бумага, могучие лапы сделали широкий шаг… Посыпались осколки стекла, хорошо, что не мне на голову. Безумный порыв ветра раскурочил часть потолка, и теперь струи ледяного дождя умывали меня сверху, и грохот стоял невыносимый. Но я видела, действительно видела, как Бури всем корпусом развернулся ко мне… Его глаза!.. Я боялась двинуться с места. Он смотрел прямо на меня. Нет, не просто смотрел. Он видел. Последнее, что я запомнила — гигантские крылья развернулись молниеносно, разнеся ангар, меня отшвырнуло прочь упругим сгустком воздуха на какие-то обломки, что-то посыпалось сверху, я чувствительно стукнулась головой, успела услышать низкий, пробирающий до костей стон, и тут же потеряла сознание…

Мне удалось оглядеться, не потревожив вывернутое плечо: справа и выше куча обломков, торчат стекла, и ничего больше не разглядеть. В ногах уютно привалено кресло. Я вспомнила, что оно стояло на входе в ангар, метрах в двухстах от того места, где я лежала! Слева какие-то доски и куски не то штор, не то брезента… Под головой ящик от стола, и он лежит на боку, а рука застряла между стеной и столешницей. Шея противно ныла. Я еще раз попыталась убрать балку, но не сдвинула её ни на миллиметр. Тяжело. Меня начало подташнивать от этой тяжести и перед глазами снова поплыло, когда я услышала голоса и приободрилась. Громыхали отодвигаемые в сторону ошметки крыши, хрустело стекло. Я вдруг подумала — не зря взяла с собой обувь! Хотя попробуй, найди ее среди этих завалов… На моей правой ноге красовалась только одна босоножка, вторая подевалась неизвестно куда.

— Есть здесь кто? — послышался незнакомый голос.

— Я здесь! — радостно отозвалась я, стараясь приподняться, но только охнула, и опустилась на место, чтобы не доломать руку. Путь идущему ко мне человеку преграждала та самая насыпь из стекол и деревяшек, но мужчина упорно подбирался всё ближе. Увидеть его я по-прежнему не могла.

— Эй! — позвал он уже где-то совсем рядом.

— Эй! — трудно отозвалась я: чем ближе он подходил, тем тягостнее казался плен.

Наконец я различила его — высокий мужчина, плечи широкие, сильные руки откинули прочь дубовое кресло. Он стоял против света, бьющего из остатков оконного проема, и сперва показался мне великаном.

— Ты как, в порядке? — он склонился надо мной, и я увидела серьезное, спокойное лицо человека, знающего, что он может справиться с любой проблемой. У него были длинные, ниже плеч, волосы огненного цвета, но огонь этот был тёмным, словно спящим. Глаза сощурены, и цвет не разобрать, и густые низкие брови слегка сдвинуты, но совсем не сердито. Нос крупный, но не грубый, а на лбу не то тень по-особому легла, не то шрам.

— Я ничего, спасибо, только эта штуковина очень тяжелая! — отозвалась я, слегка задыхаясь.

— Сейчас, — мужчина вытащил из кармана платок и осторожно вытер мне лицо. Только тогда я ощутила, что вся взмокла, и не потому, что стояла под дождем. Он внимательно осмотрел упавшую на меня конструкцию, отодвинул в сторону мешающие остатки какого-то сооружения, наверное, часть корабля… Бури! Я вздрогнула. А что, если он серьезно пострадал?.. Нет, сейчас я не могла об этом думать. Меня охватило чувство вины, словно это была моя буря, мой погром, и все разрушения причинила тоже лично я.

Мужчина быстро склонился к балке и спокойно поднял её, убирая в сторону. Руки я уже не чувствовала. Он откинул ящик, стоять ему было неудобно, приходилось распластаться около меня, ввинтиться в узкую дыру — явно ему не по размеру — между мной и стеной. Стол был тяжелый, массивный, из дуба, как и вся мебель в комплексе, к тому же его подпирала каменная дрына жуткого размера и, наверное, куда более тяжелая, чем балка. Как же он в одиночку уберет её? Я почувствовала тепло его бока около шеи, и начала дрожать в своем насквозь мокром платье. Нет, не от холода. От волнения. Да и как тут было не волноваться?..

Однако беспокоиться было не о чем. Мужчина без особого труда совладал с каменной штукой, отодвинул стол, и я трудно вытащила руку. Она казалась чужой, ватной, до сознания добралась жуткая боль в вывихнутом плече. Обдирая о стекла ладони, я села, привалившись к столу спиной. О том, какой силой нужно обладать, чтобы тягать подобные тяжести, я думать не могла. Мужчина присел рядом и накинул мне на плечи куртку. К этому моменту у меня уже дрожали губы, я была готова непонятно почему заплакать. Напряжение выходило, и мне стало по-настоящему холодно. Никогда ещё не мёрзла посреди лета! Он взял мою руку и начал ее растирать. Уверенные, ласковые движения успокаивали, но и смущали сверх всякой меры. Я с трудом сдерживалась, чтобы не стучать зубами. Нос был ледяным, а щёки полыхали. Наверное, я выглядела не лучшим образом: мокрая, грязная, лохматая. Платье все в каких-то пятнах — и откуда они появились? Он помог мне подняться. Я повисла на нем, как тряпка, ноги подгибались. Боль в плече стала невыносимой. Я путалась в волосах и беспрестанно шмыгала носом. Через несколько секунд мужчина заметил, что я ковыляю на одной ноге.

— Ну-ка, — сказал он, и внезапно подхватил меня на руки. Моя голова безвольно склонилась к его плечу, и я прикрыла глаза. Мне хотелось заснуть. Прямо сейчас. И неважно, что на руках у незнакомого человека, в мокрой одежде и с вывихнутой рукой. Спать, просто спать. Ни о чём не думать и ничего не решать. Мы медленно переправлялись через завалы к выходу. Я разлепила веки, заслышав чужие голоса, и сразу увидела Бури. Он был такой же, как обычно — и цвет, и форма. Кое-где на него осыпались стекла и деревяшки, но ущерба он явно не понес. Мне было трудно об этом думать, мысли были жидкими и горьковатыми на вкус.

Мужчина нёс меня мягко, что-то говорил. Я понимала, что он пытается отвлечь меня, но упрямо продолжала осмысливать происходящее, давясь переживаниями и задыхаясь от волнения. Боль охватила ушибленный бок, и я вцепилась в мужчину здоровой рукой, чувствуя, как по щекам побежали слезы бессилия и слабости. Я поспешно спрятала нос у него в волосах, чтобы он не заметил, как я раскисла. Тоже мне, нюня! Жила одна-единственная уверенность: я была во всём виновата, и от этого хотелось спрятаться где-нибудь в укромном месте, чтобы ни волоска наружу не торчало. Так, чтобы никто никогда не нашёл.

Мы миновали корабль, и свет больно ударил по глазам, но я не зажмурилась.

Ветер освежал, и воздух был чистый, бодрящий и сочный. Я вдыхала его до головокружения, не замечала ни людей вокруг, ни всеобщей суматохи. Дыхание ветра шевелило спутанные пряди, сдувало слезы, прохладой обдавая мокрые щеки. В ушах зазвенело, перед глазами разлилась темнота, и я облегчённо потеряла сознание.

Сперва мне показалось, что я лежу в своей собственной комнате — тот же потолок, те же высокие окна во всю стену. Нет… Я приподнялась на локтях: комната точно не моя. Стены такие же, бревенчатые, но картины на них висят другие, и мебель иная. Я свесила ноги, поставила на пол. Пригладила рукой непослушные волосы, стараясь действовать только правой, да и то, не ладонью — она была расцарапана — а одними пальцами. Волосы на место возвращаться не желали. По утрам, после пробуждения, у меня на голове образовывалось «воронье гнездо», и сейчас было также. Волосы мне достались от мамы: цвета пшеничного колоса, курчавые и густые. Мы с ней подшучивали друг над другом, мол, с такими волосами можно спать без подушки. Сейчас у мамы они были до плеч, но по молодости она отрастила их чуть ли не до пят. Мне ни к чему были такие длинные лохмы, и так забот хватало. Сколько расчёсок я сломала о них, не сосчитать! Но все равно носила длиной до пояса, не стригла.

Я потянулась, тихо ойкнула — плечо всё еще было не на месте — и тут в комнату зашел мужчина, который мне помог. Я поднялась ему навстречу, постаравшись, чтобы подол закрыл жуткие грязные ноги.

— Алеард, — представился он, протягивая руку.

Он был очень высок, на голову выше меня, или больше. Правда, нашего соседа, дядю Мишу, всё-таки не обогнал. Тот вымахал под два тридцать, а широк был — солнце собой закрывал! В детстве мы называли его «Мишутка-великан». Он часто с нами играл, и его сыновья были одними из немногих, с кем я водила крепкую дружбу. Потом всё изменилось, и Пашка с Колей нашли себе других товарищей…

Я нерешительно улыбнулась Алеарду, и он улыбнулся в ответ, но не губами, а одними глазами. И в этой улыбке я ощутила нечто многообещающее, странное, едва ли остановимое. Чувство, подобное искреннему всполоху, который, показавшись на мгновение, замирает внутри сердца. Я не могла отвести глаз от его лица: и потому, что он притягивал своей необычной, спокойной и уверенной красотой, лишенной всякой изысканности, но полной настоящего мужества, и потому, что Алеард смотрел неожиданно ласково. Не участливо, не заботливо, именно ласково.

На нём была синяя футболка и джинсы, волосы небрежно падали на лоб, но теперь не казались мне такими темными. Они отливали и золотистым, и сочно-оранжевым, и огненно-красным. Губы у него были строгими, но не сжатыми в одну линию, как это бывает с излишне серьезными людьми. Короткая борода и усы, такие же рыжие, как и волосы, прибавляли строгому лицу возраста. Я подала Алеарду руку, сразу почувствовав, какая горячая у него ладонь. Он пожал ее осторожно, почти не притронувшись.

— Фрэйа, — ответила я и поспешно добавила: — Спасибо, что помог мне, Алеард! Я сильно испугалась, когда всё произошло…

— Я тебя понимаю. Хорошо, что ты серьезно не пострадала. И никто не пострадал.

— А корабль, Алеард? Он цел? — взволнованно спросила я.

— Целехонек, — ответил он. Глаза были спокойными, сдержанными. — Как ты себя чувствуешь?

— Гораздо лучше. Никогда прежде не теряла сознания. Странное ощущение. Привыкаешь к тому, что полностью контролируешь себя и свое тело, но когда происходит такое…

— Думаю, я бы тоже испугался, если бы на меня рухнула крыша, — ответил он серьезно.

Я улыбнулась.

— Всё произошло так быстро, что я не успела ничего предпринять.

— Но ты помнишь, что произошло? — спросил он, и было в его голосе что-то, что вынудило меня поднять глаза. Он смотрел внимательно, без какой-либо неприязни. Я поняла с облегчением, что он ни в чем не винил меня заранее.

— Да, отлично помню. Просто сейчас мне кажется, что это не похоже на правду, что этого не было на самом деле. Произнесу вслух — и сказанное вызовет усмешку и поэтому… — я поглубже вдохнула, начиная краснеть, и все-таки произнесла: — Мне стыдно. Я виновата в том, что случилось, Алеард.

— Фрэйа, не бойся, — вдруг произнес он, — я тебя не обижу. В том, что случилось, нет ничьей вины, я уверен в этом. Доверься мне, хорошо?

Я кивнула, не в силах что-либо ответить. Исходил от него какой-то магнетизм, и во всем это чувствовалось: в том, как он говорит, и в его осанке, в движении рук, в выражении глаз, в голосе, в сурово сдвинутых бровях. Мне хотелось верить ему, хотелось рассказать обо всем без утайки. Я успокоилась и глубоко вздохнула.

— Как твое плечо? Позволишь посмотреть? — спросил он спустя минуту. Я кивнула.

— Болит, то есть скорее ноет, словно что-то внутри не на своем месте. И рукой двигать трудно, — ответила я. Он мягко, уверенными движениями ощупал мою руку.

— Вот, чувствуешь? Нужно вправить. Обещаю, будет не больно.

— Даже если будет, я потерплю.

Алеард притянул меня поближе, положив руки на плечи, посмотрел в глаза. Я почувствовала, что проваливаюсь в какую-то странную блаженную дрему, комната подернулась пеленой. Необычное ощущение полного покоя накрыло разум. Я видела только его глаза: светлые, янтарно-серые. Мне было спокойно и легко, поэтому тот момент, когда Алеард резко дернул за руку, и она вернулась на положенное место, я упустила. Он легонько коснулся моей щеки, и я словно проснулась. Рука по-прежнему ныла, но двигать ей было легко.

— Домой вернешься, будет немного болеть. Главное, не перенапрягай ее пару дней.

— Спасибо большое! Я бы очень хотела чем-то тебе помочь, Алеард.

— Лучшей помощью будет твой рассказ о том, что произошло в ангаре. Нам нужно во всем разобраться, Фрэйа.

Мы прошли в небольшую комнату, где находился его кабинет. Там было уютно: много картин на стенах, мебель светлая, возле письменного стола деревянное кресло с мягкой обивкой. Балконные двери были раскрыты настежь, ветер раздувал лёгкие занавески. Балкон был заставлен растениями: туями и традесканциями, и стройными высокими фикусами. Алеард открыл мне дверь, и мы вышли на улицу.

Небо красовалось рваными облаками, оно уже не было таким устрашающим, как несколько часов назад. Зелень сияла, благоухали у самых перил розы — белые, крупные, тронутые толстыми сияющими каплями. На этом идиллия завершалась. Я увидела молодое поваленное дерево, а потом и ветки, разбросанные ветром по всей округе, вещи, улетевшие от хозяев. На верхушке дерева мотались чьи-то штаны. Я с трудом сдержалась, чтобы не захихикать. Однажды во время шторма буйный ветер разворошил мои рисунки, мирно лежащие на террасе. Долго пришлось бродить по округе, выискивая их среди ветвей и на земле, да только мало было проку от них, найденных: часть оказалась безнадежно промоченной, часть помятой, часть порванной. Лишь некоторые удалось спасти. Тот шторм был обычным, и не нанёс особого ущерба. Этот же…

— Здесь находится Буревестник, внутрь которого помещена Белая комната. Она стала сердцем корабля…

Нашли время устраивать экскурсию! — весело подумала я. Те, кто приехал поглядеть на экспедицию, месили ногами грязь, но по сторонам глядели живо, заинтересованно. Я их прекрасно понимала. Когда я только появилась на площадке, мне всё казалось удивительным: и сам Бури, и его дом, и люди, что его создали. И тут меня вдруг осенило: Алеард! Конечно же! Здесь был только один Алеард на всё поселение. Капитан экспедиции, тот, кто создал Белое Пространство, впоследствии названное Белой Комнатой… Надо же, он оказался совсем не таким, каким я его себе представляла. Ничего не зная ни о его возрасте, ни о характере, ни тем более о внешности, я видела капитана другим. Для меня он был недосягаем, виделся старцем в прочных доспехах, укрывающих его от остального мира, человеком, которому подвластно все, даже время. И пространство. Я не ожидала увидеть сурового воина, шедшего в бой вместе со всеми, не ставившего себя ни выше, ни ниже остальных. Он просто был. Всё в нем — страстное желание помочь, и истинная доброта сердца, и смелость в сочетании с непоколебимой уверенностью в собственных силах — притягивало, вызывало желание следовать за ним, верить ему. Одной встречи с ним было достаточно, чтобы понять, какой он человек. Наверное, я была не такой.

— Вы сможете почувствовать энергию, исходящую… — говорила девушка.

Бури и правда был заполнен невиданной силой. Это ощущал всякий, что приближался к нему. Но лишь немногие понимали, о чём говорит Белая комната, немногие знали, что несёт в себе её светлое искрящееся сердце.

— И таким образом появилась возможность путешествовать сквозь реальности, вероятность которой…

На земле валялась побитая градом помидора. Она вызвала у меня жалость. Спелая, сочная помидора валялась, никому не нужная. Я подняла ее, стряхнула мусор. Алеард вышел следом за мной.

— Наверное, тебе нужно сходить домой, Фрэйа. Отдохнуть, поесть. Если сможешь, ближе к вечеру приходи снова.

Я была удивлена его поведением. Наверняка он хотел как можно скорей узнать, что я видела, но давал возможность собраться с мыслями, и эта неторопливая рассудительная забота пригрелась в моем сердце радостным комочком.

— Обязательно приду, Алеард, только приведу себя в порядок.

Его губы дрогнули. Он окинул быстрым взглядом мое «платье», и, кивнув на прощание, направился к незнакомым мне людям. Ну а я пошла домой. Тем более что вымыться мне бы действительно не помешало…

Перун вынырнул следом и, отфыркиваясь, поплыл к берегу. Во рту была зажата любимая игрушка — сплетенный из толстых веревок шнур. Я лежала на спине и, ухватившись за песий хвост, блаженствовала. Больная рука отдыхала, грязь с меня сошла, синяки перестали ныть. Озеро, в котором я купалась, называлось Ледяной Великан. Били из-под земли холодные ключи, поставишь ноги — и сразу немеют. Зато в такую жару в самый раз.

Я вышла на берег, выжимая волосы, пообсохла немного на солнце. До чего славно было вот так поваляться на травке голышом, прожариться как следует! А потом ухнуться в воду с горки, поднимая тучу брызг, и плавать, и нырять до бесконечности! Все-таки вода меня взбодрила, придала сил. Когда высохли на ветру волосы, я, переодевшись в чистое платье, отправилась в комплекс. Времени было уже много, но солнце еще припекало.

Я не заметила особых изменений в комплексе. Ветки валяются, кое-где трудно пройти, не испачкавшись в грязи, но ничего серьезного. Видимо, основной удар пришелся на ангар. Все же хорошо, что я там была одна. А, может, и не очень. Как объяснить, как поверить в произошедшее? Мне казалось, что одной силы правды будет недостаточно. Ноги сами принесли меня к Бури. Ребята здорово потрудились, к нему легко можно было подобраться. Я тщетно высматривала свою босоножку.

С кораблем было что-то не так. Я не сразу поняла это, но он стоял поперек ангара, а не вдоль. Ни один даже самый сильный ветер не смог бы передвинуть его. А это значит…

— Фрэйа! — раздался за спиной знакомый голос. Это был Конлет. Как всегда лохматый, в джинсах с рваными коленками и светлой майке. — Как ты? Капитан сказал, тебе больше всех досталось.

— Все хорошо. Придется поберечь руку, но это ненадолго, поэтому переживать не из-за чего, Конлет.

Он хмуро посмотрел на меня.

— Разве что придется заново отстраивать ангар, — произнес он с легким укором.

— Хорошо, что не придется заново собирать корабль, — пошутила я, но ему моя шутка явно не пришлась по душе. Он скривился, словно от боли.

— Я бы не был так уверен. Как видишь, и ему досталось.

Я посмотрела на Бури. Кое-где на корпусе великана красовались вмятины, но я осознала, что это были отнюдь не травмы. Просто он по-другому лег. Лег и заснул, как живой, еще и завалился на бок! Его шерсть и перья, и блестящие рыбьи чешуйки просто переместились, поменяли положение. Как же Конлет не видел того, что было очевидным для меня? Я уже хотела ему об этом сказать, но наткнулась на почти враждебный, недоуменный взгляд юного техника, и попридержала язык. Еще мне его носом тыкать! Конлет не терпел, когда его поучают, и ужасно не любил, когда с ним спорят.

Пришлось промолчать, не соглашаться же? Парень торопливо передернул плечами.

— Пойду я, Фрэйа. Дел много.

— Удачи тебе! — ответила я, и он поспешил к Бури. Я тоже хотела подойти к кораблю, но вокруг него сейчас было столько людей, что я постеснялась им мешать. Я отправилась искать Алеарда.

Было так: мы с сестрой играли на берегу реки, в теплых лучах осеннего солнца. Краснели по берегам старые дубы, вспыхивали цветными пятнами клены, берёзы и рябины. Я всегда очень любила осень. Было в ней что-то волшебное, прекрасное, вдохновляющее; осенью хотелось летать, и мечтать, и мчаться навстречу ветру. Моя сестра, на тот момент ей исполнилось двенадцать, в играх была заводилой. Мне было шесть, и я росла странным ребёнком. Не потому, что ощущала себя таковой, а потому, что окружающие говорили об этом открыто, не боясь смутить или обидеть меня. Я и не обижалась, но мотала на ус, осознавая, что рано или поздно мне придётся сделать решительный шаг в сторону, сойти с тропы. Пришлось решать: жить с этой странностью или побороть её. Вскоре я поняла, что бесполезно пытаться изменить часть собственной души, а потому так и осталась странной для многих.

В тот день был сильный ветер. Мы были на берегу вдвоем: я и Карина. Она что-то писала в своей толстой тетрадке, куда любила заносить всяческие наблюдения, а я бродила вдоль воды, подбирая разноцветную гальку. Мы собирались строить замок. Конечно, для нее это была лишь возможность проявить свой талант скульптора, но я жаждала иного. Когда материалы были собраны и равномерно распределены, мы занялись строительством. Я выкладывала камушками высокие изогнутые стены и думала: кто заселит его, этот песочный дом? Кто они, эти маленькие жильцы? О чем расскажут нам, когда появятся из темноты? Какой мир они покинули, чтобы быть здесь, что чувствовали? Как им вернуться домой? А, быть может, это вовсе не замок? Нет конечно же! Это кусок их родного мира, на котором они шлепнулись сюда, и теперь никак не могут починить своего летуна! Да, так и есть! И надо им совсем немного помочь, доделать такие большие круглые крылья по бокам…

— Фрэйа, ты чего это? — спросила сестра.

— Я крылья делаю! — простодушно объяснила я, не осознавая, что Карина не имеет ни малейшего понятия о каких-то там потерянных звездных странниках. Конечно, тогда я долго и старательно рассказывала ей, почему песочным людям нужно попасть домой, а она недоуменно глядела на меня. Вечером она сказала маме, что с таким воображением, как у меня, нужно картины рисовать или сказки писать. А я тогда обиделась, подумала, что она хотела посмеяться надо мной. Но сестра была права. Даже в нашем мире, полном удивительных открытий и возможностей, моей странной фантазии не нашлось места. Но я начала рисовать. Сначала акварелью, потом маслом. К десяти годам я так хорошо набила руку, что могла делать яркие зарисовки своих необычных снов. Правда, увидев эти рисунки, мама несколько напугалась, уж очень необычными они были.

Задумавшись, я прошла мимо нужной двери и свернула к большому озеру. Там было безлюдно, только цапли стояли в камышах. Понемногу смеркалось, и закат был из тех, что запоминаешь надолго. На горизонте сгрудились толпы облаков — как сугробы свежего снега, только не белые, а жемчужно-розовые, внизу они переливались фиолетовым и малиновым, и кроваво-красным, и даже ярко-оранжевым. Среди них выделялся бородатый гигант с пурпурной шапкой и темно-серым, сумрачным нутром. Он гордо осматривал окрестности с высоты своего немалого роста, а внизу был подсвечен золотым пламенем солнца. Наверху небо оставалось нежно-голубым, как незабудки, а у самого горизонта полыхало ярким медовым огнем, и лучи проходили сквозь вату облаков, пронизывали их насквозь, и лился этот теплый свет на все вокруг, и вода казалась продолжением неба. Было очень тихо. Совсем как тогда, перед грозой, но тогда тишина звенела, а сейчас она шептала. Я присела у воды, на теплый песок. Небо менялось ежесекундно, и я наблюдала за ним. В каждом закате бывает свой пик, после которого все начинает угасать. Я ждала, когда небо раскроется.

Солнце уходило. Оно дважды меняло цвет — сначала на рыжеватый, потом стало красным. Облака вспыхнули радугой, засияли и умолкли, словно заснули. Я оторвала взгляд от неба, вздохнула, и увидела, что неподалеку, у громадного тополя, стоит Алеард. Руки его были скрещены на груди, он стоял очень прямо, и тоже смотрел в сторону горизонта. Он терпеливо ждал, пока я обращу на него внимание. Я торопливо поднялась, стряхивая с расшитого подола песок, поправила длинные светлые рукава и, подхватив обувь, подошла к нему.

— Здравствуй, Фрэйа, — сказал он. — Как ты себя чувствуешь?

— Здравствуй, Алеард! Спасибо, хорошо. Руку стараюсь не тревожить, но поплавала, и стало гораздо лучше. Извини, что пришла так поздно.

— Все в порядке, Фрэйа. Времени у нас много, а такие мгновения не повторяются, — он кивнул в сторону горизонта. — Будут звездные ночи, и не менее ослепительные закаты, но точно такого — уже никогда.

Я не могла не улыбнуться в ответ на эти слова.

— Давай пройдемся, — предложил он, и я с радостью пошла за ним вдоль берега. Несколько минут мы молчали, но это было не натянутое молчание. Мне было спокойно, и наступающая прохлада обволакивала блаженством.

— Конлет волнуется за тебя, — сказал Алеард.

— Нет, Алеард, я так не думаю, — порывисто ответила я, и он заинтересованно поглядел на меня в ожидании. — Он волнуется за Бури, то есть за корабль.

— А что не так с кораблем? — спросил мужчина. Я подняла на него удивленные глаза: он хитро-прехитро улыбался, и смотрел на меня, как будто чего-то ждал. Я поняла, что попалась.

— Конлету кажется, что корабль пострадал во время грозы.

— Ну, а тебе?

— А мне не кажется, — ответила я честно. — Потому что это не гроза его ранила.

Алеард весело хмыкнул, у меня аж мурашки побежали по спине. Мы остановились на противоположной стороне озера.

— Твоя искренность согревает. Казалось бы, в такой ситуации лучше усомниться в истинности произошедшего, но едва ли сомнение поведет тебя правильным путем.

Он пристально посмотрел на меня.

— Он ожил, Алеард, — произнесла я тихо. Громко говорить о таком я не могла. Мужчина склонился ко мне, и поглядел доверчиво и серьезно. — Он словно проснулся! Расправился, превращаясь в огромного разумного зверя, поглядел на меня…

— Это не гроза наделала столько шуму, да? — сказал Алеард, и я поняла, что он знает куда больше меня. — Это Бури разгромил ангар.

— Разве такое случалось раньше? — пораженно спросила я.

— Нет, Фрэйа, не случалось, но я предполагал, что однажды это произойдет. Бури был как человек в состоянии комы. Чем дольше сон, тем труднее проснуться. Я не знал, как разбудить его, но это сделала ты.

— Я не сделала ничего особенного! Просто подошла, дотронулась… Я и раньше до него дотрагивалась, но ничего не происходило. Почему именно сейчас? Зачем он ожил? И что есть жизнь для него?..

— Пришло его время, — ответил Алеард, и взгляд его снова стал строгим. — Для каждого живого существа момент рождения — единственный в одном теле, а дальше только душа. Я знаю, многие со мной были не согласны, но Белая Комната — это, прежде всего, душа. Созданная или пришедшая — не знаю. Всякая душа либо распадется, мечась в пространстве, либо останется там, где ей хорошо и спокойно, либо возродится. Бури как возрожденная в незнакомом теле душа. Он не знает пока себя, но знает свою цель. Он не человек и не животное, какая-то странная смесь того и другого. Непознанная смесь. Я не говорю об этом с ребятами из команды, зная, что это их напугает. Но рано или поздно им придется принять или отвергнуть произошедшее. Пусть каждый решает сам. То, что случилось сегодня, только первый шаг, Фрэйа. Мы сделаем и второй, и третий. И я прошу тебя помочь мне.

— Алеард, я с радостью помогу, только скажи, как?

— Просто будь рядом, — ответил он, — большего не нужно.

Мы надолго замолчали. Я услышала в его словах утешительную истину и была рада ей. Мы шли по тропинке через поля, и на небе загорались звезды. Я чувствовала себя счастливой. Впервые человек не усомнился во мне, не посчитал мои слова необдуманными, не принял то, о чем я сказала искренне, за фантазии. Я поняла, что капитан привык верить людям, и даже если бы я сказала, что могу летать, он бы все равно почувствовал, что это не просто счастливая выдумка, а самая настоящая правда, рожденная знанием, которое превыше силы людской подозрительности. Я тихонько посмотрела на него, но тут же стыдливо отвела глаза. На губах сама собой появилась довольная, радостная улыбка, и Алеард это заметил. Мне на мгновение показалось, что он прочитал мои мысли.

— Я рад, что ты рядом, Фрэйа, — сказал он. — Обещаю, ты не будешь одинока в своих чувствах. Люди могут обидеть и не понять этого, но я тебя никогда не обижу.

Я едва не споткнулась на ровном месте. Я не смогла ответить ему: ценой молчания хотелось уберечь это радостное мгновение, такое необходимое и желанное. Я знала, что это были не просто слова, призванные утешить и поддержать, и что сказанное им шло от самого сердца.

Спустя время я поняла, что Алеард был не из тех, кто легко дает людям подобные обещания. Он был малообщительным, но не замкнутым человеком, и в этом мы оказались похожи. Наверное, поэтому он понял меня, и я, в своей жизни нечасто находившая поддержку даже у близких, напиталась надеждой, как трава питается дождём, и рост моей души ускорился, а сердце исполнилось благодарности и нежности.

Мы ушли далеко от комплекса, вдоль дубовых рощ, длинных цветущих озер и еще дальше, к поросшим ковылем холмам, которые плавно переходили в покатые горы. Луна сияла, и ночь была по-летнему светлой. Мы шли и разговаривали, и я упомянула о дневнике, который достался мне от родителей. Его писала молодая женщина, и он был своего рода историческим документом. Ценная вещь, заполненная воспоминаниями. Старая и потрёпанная толстая тетрадка, пахнущая усталой бумагой.

Алеард заинтересованно слушал.

— Какого же года этот дневник? — спросил он.

— Она не ставит дат, но всё, что происходило, случилось очень давно, задолго до рождения наших родителей. Судя по всему, на первых страницах ей было около двадцати пяти.

— Хм… — ответил Алеард неопределенно.

— Такое ощущение, что написанное ей бредовый сон, кошмар, от которого хочется поскорее проснуться, — продолжила я. — Казалось ли ей, что она живет в кошмаре? Или всё происходящее тогда считалось вполне нормальным и не вызвало у людей такого всепоглощающего ужаса?

— Это прошлая действительность, Фрэйа. Когда я был подростком, мне казалось, что у людей не может быть такой чудовищной истории. Оглядываться назад, из сегодняшнего радостного мира туда, в страдающее прошлое, трудно. Трудно и страшно, — подумав, закончил он.

— Тебе страшно?

— Не сейчас и не здесь. Мне страшно, когда я отдаюсь подобным мыслям, остаюсь с ними наедине. Страшно оттого, что я и сам не знаю, как повел бы себя в том мире. Я не люблю неопределенность, Фрэйа.

— А я не люблю, когда люди решают за меня и говорят, как я должна поступить. Хотя я не к месту сказала об этом…

— Почему же. Когда люди решают за тебя — это тоже своего рода неопределенность. Они думают и чувствуют за тебя, считая это благом, но ты чувствуешь себя опустошенной, потому что лишаешься свободы воли.

— Этим грешила моя сестра, но я надеюсь, что я не такая, — быстро ответила я, но тут же смущенно добавила: — Я не желаю ей зла, только счастья. Да и она, наверное, так поступала не специально… Эта черта в ней от бабушки.

— Фрэйа, всё, что в нас есть — плохое и хорошее — мы уравновешиваем сами. Могу предположить, что твоя сестра честолюбива и общительна.

— Верно! — я поглядела на него. — В отличие от меня. Мы с ней вообще не похожи. Мне ее поведение всегда казалось обидным, в то время как другие относились к ее выпадам великодушно и сдержанно. Может, это говорит о том, что я неуравновешенный человек?

Алеард улыбнулся.

— Это говорит о твоей самокритичности. Не пытайся найти в себе изъяны только потому, что другие люди не понимают тебя, Фрэйа.

— Но ведь знать свои недостатки необходимо! — ответила я порывисто. — Знать и пытаться искоренить их. Нет, не изменить свою изначальную суть, а именно саморазвиваться, идти вперед, расти!

Алеард медленно кивнул.

— Согласен, но все это видят по-разному. Ты предпочитаешь саморазвитие, как и я, а кто-то предпочитают устойчивость. Не ту, которая нас делает сильнее, а ленивую, медленную и вязкую устойчивость. Оно, конечно, комфортней — оставаться на месте. И если раньше люди шли вперед не всегда с целью познать себя, а чаще чтобы выделиться и возвыситься над другими, то сейчас подобное смелое падение в пропасть не столь необходимо, и оно кажется обществу странным. А странное всегда нелегко понять и принять. Поэтому не расстраивайся, когда услышишь о себе что-то неожиданное, на первый взгляд обидное. Ты — это ты, и главное, чтобы ты сама понимала себя.

— Иногда я не знаю, кто я, но у меня впереди много времени, чтобы себя узнать. Просто не хочется, чтобы люди думали, будто я такая из гордости, понимаешь?

— Да, понимаю. Мысли других людей о твоем характере могут сильно повлиять на тебя, но не поддавайся этому влиянию. Не из гордости, нет… Каждый должен знать: внутри него есть сила, и мы её можем услышать, говорить с ней, но её голос заглушают десятки других голосов: не злых и не корыстных, просто таких, которые тоже хотят быть услышанными. И среди всего этого шума и гама трудно различить слова истинно твоего внутреннего голоса, того, который знает тебя лучше других: родных, друзей, любимых. Потому что он с тобой с самой твоей первой жизни, как ангел-хранитель, как энергия, как частица Бога. И он есть правда. Твоя правда, Фрэйа.

— Да, я знаю, о чем ты! Я слышу его, Алеард, но не всегда слушаю. Иногда мне кажется, что другая часть меня куда лучше знает, что делать и как поступить. Потом, правда, оказывается, что она была неправа… то есть я была неправа, что сделала по ее слову.

Алеард снова мне улыбнулся.

— С тобой приятно говорить на подобные темы, Фрэйа, и мы обязательно продолжим этот разговор. Но сейчас тебе пора домой, потому что уже поздно, а я не хочу, чтобы завтра ты проснулась разбитой. Ты наверняка ложишься довольно рано.

— Да. И встаю рано.

— Пойдем, я провожу тебя.

Мы шли и смотрели в небо, заполненное звёздами до отказа, и казалось, что они близко, очень близко, протяни руку — и коснёшься. И душа рвалась к ним, необогретым теплом людских сердец, и хотелось взмыть стремительной птицей, и помчаться быстрее мысли вверх, в самую черноту огромного неба, и увидеть — а как там, где нас никогда не было?

Глава 2. Вместе

Наступила суббота. Миновало пять дней с того момента, как Бури подал первые признаки жизни. За это время я ни разу к нему не подходила — по совету капитана. Я знала, что Алеард прав. Бури не стал бы со мной общаться. Он снова спал, но уже не таким глубоким и беспробудным сном.

Завалы были окончательно разобраны, и настала пора веселья. Я пришла под вечер, как раз к началу. Народу было много, больше, чем обычно. Я ходила, выглядывая знакомые лица, но ни Алеарда, ни Конлета, ни Эвана не увидела.

Эван был моим хорошим другом. Люди здесь звали его Иван. Он был старше меня на три года, но казался мальчишкой. Улыбчивый, веселый, искренний в суждениях, солнечный и светлый, Эван был мне как брат. Я знала, что и он относится ко мне, как к сестре. У него было трое старших братьев, и он признавался, что всегда ждал появления сестры… Родной у него не появилось до сих пор, но он любил подшучивать, что на самом деле я дочь и его родителей тоже, и потому должна непременно вести себя как «младшая» в семье. То есть сходить с ума с ним вместе.

У него была большая семья. Помимо родителей и двух дедушек — три дяди, шесть двоюродных братьев и энное количество троюродных. Я была с ними со всеми знакома, и знала, в кого он удался таким смешливым и заботливым. В своего отца. Такими же были и три его брата: Брюс, Кайл и Фрэнг.

К сожалению, Эван жил в городе, в комплексе появлялся не так часто, как мне того хотелось, хотя о корабле знал многое, а кое в чем превосходил даже Конлета. Эван был русоволосым, и волосы с рыжиной, пушистые и лёгкие. Стриг он их до плеч, а бороду и усы когда носил, когда нет, в зависимости от того, лень ему было бриться или нет. Глаза у него были серо-голубые, и, в отличие от меня, на лице ни намёка на веснушки. Хотя и у нас с Конлетом они были едва заметные, и появлялись только в известное время года. Эван здорово умел бродить по снам, был быстрым и ловким, немного суетливым, рассеянным и милым парнем. Мы познакомились еще до проекта, и путешествовали вместе, а когда была создана экспедиция, он, интересующийся всякого рода необычностями, тотчас приехал поглядеть, что к чему. И остался. Я предлагала ему перебраться из города ко мне — дом большой, комнат хватало — но он отказывался.

— Я превращу твоё уютное жилище в свинарник, — хохотал он. — А сам буду главным хряком!

— Зато мне не будет скучно вечерами, — отвечала я, но Эван махал руками и смешно поднимал брови.

— Тебе не будет скучно, это точно. Потому что ты будешь денно и нощно убираться.

— Будь ты грязнулей…

— Я уже грязнуля, — не соглашался он.

— Неправда. Ты всегда чистый и ухоженный.

— Конечно, я ухоженный! — широко улыбался Эван. — Я же люблю себя, тщательно причёсываюсь трижды в день, а сплю все время на спине, чтобы прическу не портить.

— Ага, — кивала я.

— Ещё я чищу зубы. Дважды в день. Один раз вечером, второй — утром. Нет, погоди. Наоборот…

— Ага, — давясь смехом, отвечала я.

— Иногда умываюсь. Умываться не люблю, лучше сразу целиком в озеро, чтобы время на рожу не тратить.

— Неужели?

— Ужели. Фрэйа, сестра моя, обретённая из бездны! — он начинал часто-часто моргать и забавно кривил брови. — Гложет меня мысль, что не найду я деву дивную, что полюбит облик мой внешний, каким бы прекрасным он ни был! Что уж говорить про внутренний, который оставляет желать лучшего…

— Обязательно найдёшь, — «утешала» его я. — Ты же чудо!

— Твои слова как молоко с мёдом, обволакивают и согревают. Погрезим вместе о любви, помечтаем о грядущем. Дай обнять тебя покрепче, сестра моя! — вдохновенно продолжал он и стискивал меня до треска в костях. Обниматься он любил.

С ним было приятно нести чушь и дурачиться, не думая при этом, как глупо выглядишь со стороны. Он умел слушать и умел говорить так, что было приятно слушать его.

Я прервала радостные мысли, увидев неподалёку от жилых домиков комплекс сооружений, которых раньше не было. Настоящая полоса препятствий! Запутанные коридоры, и бревна на разной высоте, и узенькие рейки, по которым надо было как-то пройтись, не свалившись вниз головой. И много еще всякого разного — для смелых. Я отметила: поглядеть на состязание хотели все, поучаствовать решались немногие. Если бы нужно было перебираться через эти затейливые сооружения одному, каждый бы справился, но народ придумал состязаться парами, держась за руки и помогая друг другу. Набралось всего три пары. Я смотрела на рытвины и колдобины, пытаясь представить, как забавно, должно быть, скакать через них на четырех ногах, когда меня кто-то схватил за руку. Я обернулась голову и увидела Эвана. Он довольно улыбался.

— Пойдем! — и потащил меня, ошарашенную, к ведущему.

С Эваном нужно было опасаться только одного — его искрометной веселости. Хорошо, что мы оба оказались в одинаковых условиях: я надела джинсы и обычную майку. Одна женщина была в длинном платье — не худший вариант, но я бы не решилась в таком виде лезть внутрь полого, довольно узкого бревна, а тем более прыгать по скользким маленьким кочкам. Женщина смотрела бесстрашно, гордо вскинув голову, и улыбалась. Ее партнер был в два раза шире Эвана в груди, и ручищи у него были медвежьи. Настоящие лапы, только без когтей. Вторая пара — молодые ребята: небольшого роста девушка с волосами до плеч и худощавый темноглазый парень, они казались хорошими друзьями. Они о чем-то переговаривались, кивали друг другу. Третьими были смуглолицая женщина и мужчина лет тридцати — плотный, мускулистый. Они держались за руки.

Мы с Эваном молча улыбались друг другу. Я вспоминала, как мы лезли через джунгли и катались на лианах. Тогда Эван врезался в дерево, а потом долго шутил, что всегда мечтал о кривом «хулиганском» носе. Нос он и правда чуть не сломал, хорошо ещё, что удар оказался скользящим. А вот шишка у него на лбу выросла знатная, размером с крупное яблоко.

Первыми вызвались пойти те самые двое: смелая и «медведь». Народ веселился, подбадривал их, но мне показалось, что они не нуждались в поддержке. Уж очень много было у них на двоих безудержной горделивой отваги. Они прошли все препятствия почти идеально, ни разу не упав. Девушка оказалась ловкой и платье ей явно не мешало. Конечно, они не торопились, но двигались четко и слаженно, словно перед этим долго тренировались. Мы с Эваном понимающе переглянулись, и я вспомнила Карину: вот уж кто выглядел бы здесь точно так же, как и эта девушка. Сестра любила всё доводить до совершенства, будь то игра или серьезное дело. В этом не было ничего плохого, но порой окружающим от неё доставалось по полной. И за то, что сделали не так, как она велела, и за то, что не проявили рвения, и за недостаточную наблюдательность, и много за что ещё. Свою излишнюю старательность она объясняла врождённым трудолюбием, жаждой познания и вниманием к мелочам, но я знала: она просто боялась ошибиться, получить низкую оценку от окружающих за свои действия. И это при том, что её вообще никто не оценивал. Люди давно ушли от этого, никому это было не нужно.

Я так задумалась, что упустила момент, когда в игру вступили следующие участники. Следила за ними краем глаза, но в голове ничего не отложилось. Наверное, излишняя задумчивость, как и старательность, не всегда хороша. Мне пришлось встряхнуться, когда наступил наш черед.

Я знала: Эван ринется вперед, и сейчас главное было не отставать от него.

Через первые несколько препятствий мы перепрыгнули до того быстро, что я не успела испугаться. Первое бревно миновали… хорошо. Второе, повыше, тоже. Я не стала дожидаться, когда он вытянет меня наверх, а залезла туда вместе с ним, стараясь не просто быть рядом, но и отражать его действия, как зеркало. Впереди темнело высокое бревно. Мы с Эваном переглянулись, и я уже знала, что будет дальше. Он подставил колено, и я взмыла вверх, словно полетела. Ух ты! Дальше были колдобины. Их мы пробежали без проблем. Лабиринт оказался самым легким испытанием, потому что Эван, как обычно, схитрил. Мы не пошли через него, мы побежали по верху, а так как правил относительно этого не было, народ встретил нашу затею взрывом дружного хохота. Надо сказать, что бежать по этим корявым деревяшкам оказалось куда сложнее, чем просто пробираться между ними. К тому же нам нужно было держаться за руки. Уже на середине пути Эван чуть не свалился вниз. Мне было смешно, но я сдерживалась, и от этого живот нестерпимо ныл. Наконец мы миновали лабиринт. Дальше на пути лежала длинная изогнутая труба. Мы нырнули туда одновременно, стукнулись лбами, и чуть не застряли… Эван подтолкнул меня, пропуская вперед, и я долго ползла в темноте, периодически врезаясь в стены. Ползла быстро, и отталкивалась коленями, и чувствовала, что парень ползет прямо за мной, почти вплотную. Он так заразительно хихикал и похрюкивал, что, выбираясь наружу, я хохотала, не в силах остановиться. Мы взялись за руки и ловко перелезли через паутинку, сплетенную из канатов. Мокрых, скользких пеньков я боялась меньше всего — похожее сооружение было и у меня в усадьбе.

Рейки мы проходили медленнее всех. Эван не стал, конечно, брать меня на руки (как поступили предыдущие ребята), нам обоим так было неинтересно. Я зашла первая, он следом. Чуткие руки легли мне на плечи, и мы спокойно, осторожно двинулись вперед. Люди как-то притихли — видимо, боялись отвлечь, а мы все шли, скользили длинными мягкими шагами по деревяшке шириной всего-то сантиметра в два-три. Когда я чувствовала, что Эван начинает терять равновесие, я сразу опускалась еще ниже, переносила вес в самый центр живота и знала, что он делает то же самое. Вот и конец, и люди одобрительно кричат, и свистят, и хлопают. Эван торжественно пожал мне руку.

— Поздравляю, Фрэйа. Ты умница, и я ничего. Я хочу пить. Тебе принести холодненького?

— Нет, спасибо.

Эван исчез в толпе, и я, проводив его взглядом, выцепила из множества лиц знакомое. Конлет, и с ним еще двое мужчин, которых я не знала.

— Кёртис, — представился один, протягивая руку. — Рад с тобой познакомиться! А это Олан.

— Здравствуйте! Я тоже рада. Меня зовут Фрэйа.

Мы улыбнулись друг другу. Олан пожал мне руку. Я заметила, что он смотрит с интересом, но не смогла понять его причину. У Кёртиса были длинные, ниже плеч, волнистые каштановые волосы, зеленые глаза цвета ели, узкий нос и тонкие насмешливые губы. Он был высоким и худощавым, и чем-то напоминал Алеарда, но сходство это было не внешнее. Олан был среднего роста, крепкий, мускулистый. Лицо у него было приветливое и спокойное, нос с горбинкой, глаза серые, и в них — неясная, неразгаданная мысль, что-то таинственное, притягательное. Волосы очень светлые, но не пепельные, а с выраженным золотым отливом. Прямые негустые пряди были собраны в небрежный хвост на затылке.

— Забавная игра! — отметил Конлет, но не улыбнулся.

— А ты попробуй, — посоветовала я.

— Нет, такие развлечения не для меня, Фрэйа.

Я поглядела на него, стараясь понять, откуда все-таки берется эта его напускная серьезность, так непохожая на серьезность капитана.

— Ну, а какие для тебя подходят, Конлет? Прыжки в мешках? Вышибалы? Загадки? Прятки-догонялки? — весело сказала я. — Вон там ребята играют в шахматы, может быть, шахматы?

— Нет, — ответил он коротко, и я хотела предложить ему что-то уж совсем несуразное, когда к нам подошел Эван.

— Привет! — просто сказал он, по очереди каждому из них протягивая руку. Конлет поздоровался, но глядел всё время на меня. Я никак не могла сообразить, чего он ждет, что хочет услышать?

— Здорово мы повеселились, да? — посмеиваясь, произнес Эван.

— Было весело, спасибо, что позвал меня! Я бы сама не решилась.

— Да нет, решилась бы! Ты сиганула в тот водопад вперёд меня, помнишь?

Я ощутила легкое прикосновение к плечу — это Алеард подошел к нам из толпы.

— Фрэйа, здравствуй! Эван, спасибо, что приехал, — они пожали друг другу руки.

— Здравствуй, Алеард… — начала было я, и хотела сказать, что рада его видеть, но вдруг встрял Конлет.

— Какой водопад? — заинтересованно произнес он.

Капитан повернулся к нему, глянул как-то странно, но промолчал, а Эван, простая душа, начал объяснять. Лучше бы он об этом не рассказывал.

— Мы тогда с Фрэйей поехали к океану на несколько дней. А там растительность — во! Цветы так пахнут, что голова кружится. Видимо, мы от запахов-то и сдурели… Набрели на водопад, высоченный, и грохочет здорово. Ну, я и говорю: вот было бы классно вниз сигануть, а высота порядочная. Давай ее дразнить — мол, я ка-а-ак прыгну, а ты струсишь… Ага, струсит. Она вообще ничего не боится. Не успел штаны снять, смотрю, бежит! У меня сердце в трусы упало, честное слово! Пока летела, я все думал, как собирать ее буду. По частям. Без инструкции по сборке.

Я почувствовала, что краснею. Олан и Кёртис рассмеялись, Алеард тоже улыбнулся. Конлет напряженно слушал.

— Она в воду бултых — и нету. Стою я минуту, две… Ну все, думаю. Спасать пора! Я, значит, разбегаюсь, понимаю, что медлить нельзя, а ноги в обратную сторону бегут, да еще и заплетаются. Я через край не выпрыгнул — вывалился. Так страшно было. Пока летел, повторял одно-единственное слово: «Мама». А Фрэйа, она хитрая, она ныряет, как дельфин, может и пять минут под водой пробыть, а я тогда ещё не знал этого. Мечусь в воде, думаю — пронесло, долетел в целости, но с ней-то что? И тут — нате. Выныривает живая и здоровая, хохочет во все горло. Думал, я ее собственноручно утоплю!

— И когда это было? — спросил Конлет.

— Года два назад. Это она сейчас поспокойнее стала, а раньше… — он заговорщицки толкнул меня локтем в бок, и я хмыкнула.

— А вот ты ничуть не изменился. Как был сорвиголовой, так и остался. Водопад — это еще что. Ему как-то взбрело в голову залезть в кратер вулкана.

— Исключительно по зову сердца! — воскликнул Эван, и это вновь вызвало у всех улыбку. Конлет тоже улыбнулся, но натянуто.

— Значит ты, Фрэйа, не боишься высоты? — спросил Кёртис.

— Нет, и никогда не боялась. Раньше я боялась темноты, это с детства пошло. Как-то раз я ушла далеко в лес и заблудилась. Дело зимой было. Потом страх прошёл.

— А есть ли абсолютно бесстрашные люди? — задумчиво произнёс Эван. — Каждый хоть раз в жизни испытывал страх. — Я видела, что Конлет не согласен, но и Эван заметил это, и, ухмыляясь, продолжил: — Конечно, кроме Конлета. Ему страх неведом.

У Олана это вызвало легкую усмешку.

— Конлет заработался. Когда работаешь, как вол, забываешь про всё. Он ведь даже не танцует.

— Как и ты, Олан, — не остался в долгу Конлет.

— А я не умею! — сощурился тот. — Вот Алеард или Онан — это наш геолог, — пояснил он мне, — те отличные танцоры. Только так уж вышло — капитан не танцует вообще, хотя и умеет, а Онан танцует с каждой, которая не откажет.

Все рассмеялись, даже Конлет.

— А ты, Фрэйа, ты танцуешь? — вдруг спросил Олан.

— Редко. Я в этом не сильна, — честно ответила я, слегка смутившись.

— Ну да, — встрял Эван. — Умеет она, просто стесняется. Она многое умеет.

— Эван! — сказала я сердито, но его уже понесло.

— Мы с ней встретились… эм-м-м… Сколько тебе было? Двадцать с небольшим, да. Она сдружилась с дедом, который был отличным мечником. Он ковал настоящие произведения искусства. Чем это кончилось, как вы думаете?

— Фрэйа, ты ковала мечи? — спросил Кёртис изумлённо.

— Нет, не ковала, — ответила я, а руки так и чесались влепить Эвану подзатыльник, — это мне не по силам.

— Не ковала она! — радостно произнёс «брат». — Она с ними упражнялась! Я сам видел. Да ты и сейчас это занятие не до конца забросила, правда ведь?

— Правда, не забросила. Но когда Айвор — человек, который учил меня всему, — уехал, стало сложнее. Себя со стороны не видишь, а перед зеркалом тренироваться — это не для меня. Нужно научиться слушать внутренний голос, а я тогда была весьма рассеянной. Сейчас это скорее развлечение.

— Значит, холодное оружие, — задумчиво произнёс Олан. — Странное увлечение для девушки, тебе не кажется?

— Нет, не кажется. Тогда я остро нуждалась в этом. На пути человека встречается масса возможностей, и мы вправе использовать или не использовать их. Но для каждого что-то свое. Кто-то хорошо поет, кто-то здорово готовит. У кого-то дар помогать людям. И каждый из них рано или поздно получит возможность стать в своем деле мастером, если очень постарается. Это не обо мне, но я получила шанс научиться и не упустила его. Я чувствовала, что мне это необходимо! Некоторые нуждаются в похвале, некоторые в порицании, а мне нужно было дать хорошего пинка… Образно выражаясь.

— Хм, — произнёс Олан.

— Я увлекался в юношестве боевыми искусствами, хотя здесь мне далеко до Санады, но я тебя хорошо понимаю, Фрэйа, — сказал Кёртис. — Начал с одного, перешёл на другое, а закончил полетами, — и он улыбнулся. — Ты права, что у нас есть возможности, но это не значит, что то, чем мы занимаемся на определенном этапе жизни, станет нашим призванием.

— Да, это я и имела в виду. Просто Эван говорит, что я разносторонняя. Но это скорее плохо, чем хорошо.

— Почему же, Фрэйа? — сразу спросил Кёртис.

— Я действительно многое умею, но как-то наполовину. И всё думаю — может быть, лучше уметь что-то одно, но зато уметь так, чтобы дух захватывало!

Капитан улыбается, я чувствую это, но он в наш разговор не вмешивается. Эван тоже слушает заинтересованно. Конлета мне не видно, да и смотреть на него не хочется — чувствуется, что он всё еще слегка раздражен. Чем? Этого я не знаю. Олан о чем-то задумался, и глядит поверх наших голов.

— Может быть, да… С другой стороны, я тебе даже немного завидую. Мне всегда хотелось научиться бесконтактному бою, но я посвятил жизнь полетам. Теперь думаю — может, еще не поздно?

— Никогда не поздно осуществить свои желания! — сказал Эван. — Поэтому сейчас я пойду и нажрусь. С утра ни былинки во рту не было. Вы со мной?

Он всегда ел редко и помногу.

— Пожалуй, и я схожу, — сказал Конлет. — Еще увидимся!

Где-то начала играть музыка, и Олан и Кёртис попрощались с нами.

— Рад нашему знакомству, Фрэйа! — сказал Кёртис. Олан дружелюбно мне кивнул, и они покинули нас.

Некоторое время Алеард молчал. Потом мы, не сговариваясь, тихонько отошли в сторону, и присели на широкую белую скамейку под раскидистой липой.

— Как ты? — спросил мужчина.

— Замечательно. Счастлива тебя видеть, Алеард!

— А я тебя, Фрэйа. Хорошо, что пришла. Те двое, Олан и Кёртис — наши пилоты. Если Бури нужно будет пилотировать. Постепенно познакомишься со всеми членами экипажа. В такой обстановке проще знакомиться и узнавать друг друга.

— Я вообще-то не умею знакомиться, — ответила я честно, и щеки потихоньку начали розоветь. — Не понимаю, почему я стала такая нерешительная, стеснительная? Раньше была побойчее.

— Это рассказ Эвана на тебя так подействовал, — улыбаясь, сказал Алеард. — Он тот ещё болтун.

Я рассмеялась.

— Эван мне как брат. Мы с ним близки и понимаем друг друга с полуслова, правда, видимся редко.

— Вы энергетически совместимы, даже двигаетесь похоже. И внешне есть сходство: те же брови, и губы, и овал лица. Как удивительно устроена жизнь.

— А у тебя есть братья или сестры?

— Да, есть, — я заметила, как едва уловимо поменялось выражение его глаз. — Две сестры и брат. Они все младше меня.

— Эван мне ближе, чем Карина, моя родная сестра. Я не хочу ее обижать, не говорю с ней об этом, но, думаю, она и так знает, что к чему…

— Она знает, — кивнул Алеард, и в его глазах была видна трудно сдерживаемая печаль. — Близость в чувствах не всегда основана на семейности. Как бы ни любили нас родные, порой одиночество — единственный выход.

Мы замолчали. Я чувствовала, что он думает о чём-то грустном, и решительно дотронулась до его плеча.

— Прости, Алеард. Я расстроила тебя. Я такая же болтунья, как Эван, затрагиваю безрадостные темы и копаю глубоко и безжалостно.

Мне не хотелось убирать руку, он был таким теплым, и ткань под моими пальцами была гладкой и приятной. Алеард повернул ко мне лицо и прищурил глаза, пристально на меня поглядев. Взгляд был теплый — словно солнечный луч упал на лицо. Я заставила себя отстраниться, и Алеард быстро поймал мои пальцы и положил себе на колено.

— Нет, Фрэйа, ты меня не расстроила. Наоборот, я рад, что не остался наедине со своими мыслями, как обычно.

Я замерла, почувствовав, как он осторожно провёл кончиками пальцев по моему запястью.

— Откуда у тебя этот шрам?

— Мы с сестрой и её друзьями катились с горки на санках, и кто-то врезался в меня сзади. Я упала, и Карина переехала мне руку… Это был один из тех моментов, когда она утратила самообладание, — я мягко рассмеялась. Алеард улыбнулся и хотел что-то сказать, но его позвали, и он, кинув на меня пронзительный, совершенно непонятный взгляд, ушел, пообещав скоро вернуться.

Я легко проскользнула через толпу, подошла к фонарику и присела возле него. Сидели немногие. Танцующая толпа была весёлой, искренней и шумной.

Сама я танцевала посредственно, и никто меня в этом переубедить не мог, хотя Эван и говорил, что я себя недооцениваю. Может, в другом месте и в другое время… Мне вспомнилось, как на одном из праздников, лет пять назад, меня пригласил на танец соседский парень. Я тогда была еще настырнее и неуступчивее. Как бедняга ни старался, ему не удавалось меня за собой вести. Потом я ходила на уроки танцев, кое-чему научилась. Правда, у меня лучше получалось танцевать одной. За буйный нрав и неподатливость мальчишки прозвали меня «Чертополохом». Конечно, это обижало, но я не сердилась, могла часами быть одна-одинёшенька, гулять или плавать, и ездить верхом, в то время как другие ребята собирались группами и весь день проводили вместе. Наверное, стоило просто забыть свой первый неудачный опыт, но я не могла. Так и вставали перед мысленным взором растерянные глаза того паренька, его неловкие, робкие движения…

Я решила немного размяться: потянулась вниз, к пяткам, а потом в стороны, и снова вниз. Я с детства была гибкой. Папа говорил: гнусь, но не ломаюсь. Ни разу даже носа не оцарапала, падала с годовалого возраста с лихими кувырками, тут же вскакивала и бежала дальше. Ходила на руках, делала простые «колеса» и более сложные сальто. Но вот танцевать боялась.

Я поднялась, не в силах усидеть на месте, стала потихоньку покачиваться в такт музыке: приподнималась на носках, и перекруживалась, и так увлеклась, что не сразу заметила подошедшего Конлета.

— Как вечер, продолжается? — сказал он таким тоном, словно я безнадежно испортила людям праздник. Я вздрогнула и застыла столбом.

— Да, хорошо продолжается, Конлет. А ты как?

— Ничего, — ответил он выразительно, и это незатейливое словно прозвучало как выстрел. — Капитан нам все рассказал. Про корабль, — закончил он.

Я напряженно ожидала продолжения.

— Фрэйа, почему ты раньше не говорила, что так хорошо чувствуешь корабль? — произнёс Конлет с укором.

— Потому что каждый раз, когда я начинала разговоры на эту тему, ты не хотел слушать.

— Разве я не хотел? — сердито спросил он. — Может, тебе так казалось?

— Нет, Конлет, не казалось. Я не находила поддержки, и поэтому перестала заикаться на эту тему.

— Какая же поддержка тебе была нужна?

— Самая обычная, Конлет — ты мог меня хотя бы раз выслушать, но ты не хотел слушать. Помнишь, тогда, в апреле, на празднике Весны? Или зимой, когда дорогу завалило, и мы сидели в ангаре. Я пыталась сказать тебе, но ты отвечал всегда одно и то же: «Это не мечта, это реальный мир. Быть такого не может».

Он нахмурился, руки его были напряженно скрещены на груди.

— Мечта или не мечта, хотел или не хотел… Не знаю, возможно ли такое в принципе.

— Вот видишь! — горячо воскликнула я. — Как мне доверять тебе чувства, если ты сомневаешься в правдивости сказанного? Ты думаешь, я вру? Зачем мне придумывать это?

— Я не знаю зачем, Фрэйа, это твое дело, — резко ответил он. — Ты мастерица сказок.

— Каких сказок, Конлет?.. — отчаянно воскликнула я. — Это не сказка! Бури, то есть Буревестник, ожил на моих глазах! Он поднялся, расправил крылья…

— Боже, Фрэйа! — возмутился Конлет. — Ожил? Поднялся? Ты понимаешь, о чём говоришь?

— Понимаю! — выдохнула я, кусая от волнения губы. — Я видела это своими глазами. Алеард… он поверил мне… Почему ты не хочешь поверить?

— Потому что это невозможно, Фрэйа! — прошипел он. — Значит, Алан, собравший… то есть сконструировавший Бурана, не смог его «пробудить», а ты подошла — и р-р-раз! Или Алеард… Почему он не смог?

— Конлет, ты задаёшь вопросы, на которые у меня нет ответов! Почему я, почему сейчас… Я не знаю. Не знаю, как это вышло!

— Ничего путного не вышло, Фрэйа. Нечего было лезть к кораблю, вот и всё, — бросил он и, повернувшись, пошёл прочь.

Я возмущена, подавлена! Почему он не верит мне? Что его так разозлило? Неужели я сделала что-то плохое?

Я почувствовала слёзы в глазах. Сколько их, и как они настойчиво рвутся наружу! Но плакать нельзя, вокруг столько народу. Мне кажется, все смотрят на меня и видят, что я расстроена и обескуражена. Конлет? А что Конлет? Он здесь свой, а я лишь случайная гостья…

Из толпы вышел Алеард, и я попыталась взять себя в руки. Обида яростно сопротивлялась. Капитан, конечно, заметил, как я торопливо смахнула со щёк бегущие капли. Он подошёл очень близко, и долго смотрел на меня. В смущении я не могла поднять глаза, только беспрерывно шмыгала носом и стояла, как дура, опустив вниз голову. Через минуту я поняла, что Алеард не собирается заговаривать со мной, и отважилась посмотреть на него. И смутилась ещё больше: в его глазах помимо сочувствия были и забота, и сопереживание, и даже нежность. Он протянул мне руку. Сначала я решила, что он хочет утешить меня коротким прикосновением, но он, крепко сжав мою ладонь, потянул меня… танцевать! Я испугалась до полусмерти, но не смогла воспротивиться, Я плелась позади него, забыв про все свои обиды и слезы. Сердце так сильно билось в груди, что я чувствовала его у самого горла.

Мы остановились в гуще толпы, и Алеард мягко и настойчиво притянул меня к себе, взяв за талию, и была в его движении уверенность и чарующая сила. Я почувствовала тепло его руки сквозь тонкую ткань майки, и ощутила его спокойное, глубокое дыхание на лице. Запах его тела был приятным и волнующим: это был запах малины и теплой влажной земли. Летний запах, такой, какой бывает в саду после дождя… Я не заметила, как мы начали свой танец, мне не нужно было ни о чём думать и заботиться, лишь чувствовать его и идти за ним. Я подняла голову, отклонившись назад, и увидела, что Алеард едва заметно улыбается. Его лицо было так близко, что я заметила длинный шрам у него на лбу, уходящий дальше, за висок. Глаза его поблескивали в свете костров, густые брови были немного сдвинуты к переносью. Он молчал, и мы танцевали медленно, и музыку я совсем не слышала, только чувствовала, как двигаются его плечи, и грудь, и бедра, и слушала его тело, и тянулась за ним, и ощущала, как что-то внутри сжимается и дрожит от необъяснимого блаженства. Я танцую под звездным небом с мужчиной. От этой мысли мурашки побежали по телу, и появилось в груди неизведанное, новое чувство. Я не могла дать ему названия. Проходили бесконечные мгновения, и не хотелось, чтобы они закончились. Мгновения бесценны, их не вернуть, они неповторимы и волшебны, они дают дыхание и жизнь всему вокруг… И я дышала вместе с ними и верила им.

Музыка затихла, и мы отошли в сторону.

— А говоришь, что танцевать не умеешь, — сказал он, и тихо провёл пальцами по моей руке. Я замерла, ощутив это незатейливое и полное нежности движение.

— Я ведь никогда не танцевала с тобой, Алеард, — волнуясь, ответила я.

— Ты боялась себя отпустить.

— Всему своё время. Конечно, если кто-то поможет этому времени прийти…

— Я знаю. Теперь будешь танцевать, если тебя пригласят?

— Нет, не буду, Алеард.

Он вдруг рассмеялся.

— Так и знал! Ты упрямая, как и я, Фрэйа.

— Да, упрямая, но не только в этом дело. Просто если я сейчас потанцую с кем-то другим… Я не могу, Алеард.

И снова странный взгляд, словно он услышал в моих словах нечто большее, чем я сама вложила в них.

— Конлет обидел тебя, Фрэйа.

— Он считает, что я обидела его.

Алеард вздохнул.

— Он отличный техник, у него умные руки, но сердце равнодушное. Ему нужно научиться быть к людям добрее.

— А этому можно научиться?

— Если захочет, он научится. После того, как я рассказал экипажу о случившемся, Конлет и еще пара ребят как с цепи сорвались, не могут принять произошедшее. Мы с тобой уже обсуждали это. Им кажется, они сомневаются, но это не сомнение, это нежелание идти дальше, находить свежие решения и ставить перед собой сложные задачи. Они ходят вокруг надёжной идеи и не смотрят по сторонам. А именно там, за пределами света, кроется самое важное. Мрак не всегда безопасен, но из него приходят радуги. Нужно оглядываться и присматриваться, впускать новые, волнующие чувства и мысли. Никто не обещал, что будет просто.

— Впустить новое — значит, изменить что-то в себе. И это действительно сложно, — несколько смущенно ответила я. Он говорил приятными образами, которые были мне близки. — Алеард, а тех, кто с цепи сорвался, только трое?

— Остальные тоже не верят, Фрэйа, но они готовы поверить. Им нужно дать время, а Конлету и этим двум балбесам не помешает хорошая взбучка, — он нахмурился, и глаза его снова стали строгими. — Давай пройдемся.

Мы бродили по полям, слушали мир и молчали. Стрекотали сверчки, ветер раздувал звёзды, и ночь мерцала. Небо было ясным, огромным, млечный путь сиял, как серебро, и луна заливала поля слепящей белизной. Колыхались на открытых местах густые травы, как пряди шелковистых волос, и доверчиво ложились под ноги цветы. Мы поднялись на холм, с которого я в тот памятный день видела большого белого пса. Ангар с Бури был отсюда хорошо различим. Его подправили, вставили новые стекла, кое-где еще были заметны дыры, но в целом он выглядел неплохо. Я стала думать о Бури. О том, каков он, его вынужденный сон? И если он живой, значит, ему что-то снится? Наверное, зверю видятся иные миры, в которых ему суждено побывать. Должно быть, это прекрасно: бродить по реальностям, по времени, и найти себя, обрести свой мир. Эта мысль крепко засела в голове. Откуда такое желание покинуть Землю? Неужели мне плохо здесь, среди этой нежной красоты: лесов и полей, и звонких ручьев, и бесконечных океанов, и величественных гор с белыми шапками? Здесь я дома, здесь я на своем месте… Или нет? Усадьба, где я жила, принадлежала моей двоюродной сестре, но она на неопределённый срок уехала на другой край планеты вместе с мужем и дочкой. Я с радостью согласилась в их отсутствие за всем присмотреть. Но когда ребята вернутся, куда идти мне? Домой, к родителям? Нет, только не туда. Я чувствовала, что замёрзну и окоченею, если вернусь. Трудно объяснить подобные чувства. Сердце вздрагивало от тоски: там уже не мой дом. Внутренний голос строго приказывал шагать вперёд и не оглядываться. Я вздохнула, и капитан посмотрел на меня.

— Подумала о том, что у меня никогда не было настоящего дома. Нет, родители не виноваты в этом. У нас замечательная усадьба, там красиво и уютно, но… Словно чего-то важного не хватает. Это не тот самый Дом.

— А твое поместье?

— Оно не моё, оно принадлежит моей двоюродной сестре. Сейчас она с семьей в отъезде, но когда-нибудь они вернутся, и вот тогда… — я снова вздохнула. — Сама не знаю, чего еще мне надо? Если подумать, у меня всего так много. У тех, кто жил столетия назад, не было родины, не было надежды на устойчивое и надёжное будущее, не было любви…

— А у тебя есть все из вышеперечисленного? — спросил Алеард со значением.

— Ну… нет, наверное. Но всё равно я веду себя неправильно. Нельзя требовать большего, когда у тебя многое и так есть. У меня есть семья, родные и друзья… и мир, в котором я живу, чудесен. Почему я не ценю его?

— Я думаю, ты сейчас находишься в поиске. Для каждого из нас есть свой путь. Кому-то не нужно учиться ценить данное, кто-то всю жизнь живет с ощущением благости и спокойствия, и радуется настоящему, а у кого-то всё как в первый раз. Кто-то ищет очень долго — и находит, кто-то не ищет, терпит, подавляет свои желания. Я знаю, ты не смиришься, будешь настойчиво искать, жаждать познания, и в конце концов, надеюсь, обретешь свою мечту.

— Мечты переменчивы. Одно время я мечтала посвятить себя живописи. Ходила вся цветная, пальцы так вообще не отмывались от масла. Рисовала всё подряд и в таких количествах, что дома пришлось для моих рисунков целую комнату отвести… Потом было увлечение оружием, и я делала успехи, но Айвор ушел из моей жизни, а, уходя, сказал: «Ты узнала то важное, что будет крайне необходимо в трудном и опасном пути. Но этот путь не будет связан ни со мной, ни с тем, к чему сейчас стремится твое сердце…» А в тот момент мое сердце стремилось овладеть искусством сражения на мечах, и мне казалось, что это мое призвание! Потом были путешествия и много чего ещё. Я такая разгильдяйка!

Алеард усмехнулся.

— Как ты думаешь, зачем всё это было?

— Если задуматься… — начала я, но закончить не успела. Не знаю, как Алеард, а я вздрогнула от тихого, вибрирующего не то стона, не то вздоха. Мы переглянулись, и я поняла, что он тоже его услышал. Услышал, как и я, внутри себя. Не сговариваясь, мы побежали вниз по холму. Бежалось легко, но я едва поспевала за Алеардом, хотя и чувствовала: он себя сдерживает, бежит лишь в полсилы. В ангар мы влетели одновременно, и, потрясенные, замерли у раскрытых дверей.

В темноте светились два огромных фиолетовых глаза. Поблескивали мощные лапы, и создание то склоняло голову, вытягивая в нашу сторону шею, то открывало клюв, будто собираясь произнести нечто важное, но из его горла вместо слов вырывался металлический клекот, не похожий ни на один из известных мне звуков. Пораженная его размерами, я окаменела. Алеард не выглядел таким ошарашенным, но смотрел пронзительно, и его глаза отливали серебряно-синим огнём. Минуту или больше мы глядели на зверя, а потом Бури сделал осторожный шаг в нашу сторону. Со стен посыпались плохо закрепленные предметы, и зверь пригнулся, как кошка перед прыжком, огляделся по сторонам; он изящно вытянул все тело, и осторожный нос стал приближаться к дверному проему, в котором мы стояли. Медленно, опасливо, сантиметр за сантиметром, он тянулся к нам, и перышки на перламутровых крыльях, сложенных из-за нехватки места, шевелились, а короткий хвост заинтересованно подрагивал. Зверь снова светился голубоватым фосфорным светом, и в кромешной темноте ангара выглядел таинственно и немного пугающе. Он залег, не дотянувшись до нас всего пару метров, и застыл в позе сфинкса. Мы с Алеардом переглянулись. Всё было понятно без слов: Бури ждал нас.

Алеард шагнул первым, я за ним, опоздав на несколько мгновений. Бури позволил к себе прикоснуться… Металл под моими пальцами не был холодным! Он вибрировал, дрожал, шевелился! Мы вместе гладили этого поразительного, неведомого зверя, и вдруг он заурчал. От неожиданности я подскочила на месте, по телу побежали мурашки, а Алеард… засмеялся! Кажется, Бури понравился этот звук, он повернул массивную морду к мужчине и боднул его в грудь. Алеард отлетел к стене кубарем, и, хохоча, стал подниматься на ноги.

Бури требовал еще ласки. Он потянулся ко мне, прижался клювом к моему боку. Мы были для него чересчур малы, но я сразу догадалась, что физические прикосновения были лишь незначительной частью нашего контакта. Бури мог чувствовать нас на подсознательном, духовном уровне. Мы гладили его вдвоем и улыбались друг другу, и сердце у обоих билось одинаково волнительно и сладко. Зверь блаженствовал.

Не знаю, как долго мы общались. Бури позволил дотронуться до своей шеи, и обойти его кругом, но глаз с нас не сводил. В его взгляде не было тревоги или опаски, лишь интерес, жажда познания, особое, яркое вдохновение. Мы узнавали друг друга благодаря этому вдохновению. Я чувствовала, что Бури раскрывается, и, раскрываясь, отдает нам какую-то часть себя. Необратимый и очень важный процесс забирал много энергии. Мы делились с Бури своими мыслями и чувствами, всем, что жило в нас — и хорошим, и плохим. Спустя долгое время, уже через несколько лет, мы с Алеардом придем к выводу, что Бури впитал наши личности, как губка, и это стало решающим этапом в формировании его собственной личности. Если бы кто-то иной пришел к нему, открыл его, общался с ним — это был бы совсем другой Бури. В эту ночь мы сотворили его, стали родителями для этого удивительного создания. Он не знал ничего и ничего не помнил — и мы дали ему наши воспоминания. Он не умел чувствовать — и получил наши чувства. Он не мог ожить — но мы вдохнули в него жизнь. Алеард дал ему белую душу, а я помогла ей воплотиться в созданном теле.

Мы ушли оттуда часа в три ночи, в ту самую пору, когда слаще всего спится. Ангар стоял на отшибе, и никто так и не увидел того, что суждено было увидеть нам. Бури заснул, и мы с Алеардом чувствовали себя абсолютно истощенными. У меня слипались глаза, я представляла, как поплетусь домой через поля, и где-нибудь на полпути свалюсь под кустом и засну. Эта была сладкая усталость. Около одного из домов я хотела свернуть на тропинку, петлявшую берегом реки, но мужчина поймал меня за руку.

— И куда ты собралась в таком состоянии? Ты же не дойдешь, глупыш. Я сам как выжатый лимон, и ты не лучше. Идем, что-нибудь придумаем.

Я, конечно, пошла с ним. В голове не было связных мыслей, глаза закрывались. Подобное состояние приключилось со мной впервые, я готова была уснуть сидя или даже стоя, привалившись к стене. Мы поднялись по внешней лестнице, и я узнала дом — здесь, на втором этаже, он и жил. Дверь открылась беззвучно, мы миновали порог, разулись. Алеард пропустил меня в спальню.

— Отдыхай, Фрэйа. Я устроюсь в кабинете.

Я не нашла в себе сил ему возразить, и только благодарно улыбнулась. На кровать я упала ничком, лениво поерзала, путаясь в штанах, и через пару минут заснула, словно уплыла: меня качало и качало, я летела куда-то, и, отрываясь от земли, с замиранием сердца следила за проносящимися мимо созвездиями.

Глава 3. Небо

Я проснулась оттого, что Алеард дотронулся до моего плеча.

— Фрэйа, — позвал он, — пора вставать!

— А что такое? — сонно пробормотала я в ответ.

— Ты спишь больше суток, уже наступил понедельник.

— Как?! — я села на постели, и Алеард тихо рассмеялся.

— Я и сам проспал вчера до самого вечера. Не хотел тебя будить, ты так сладко заснула.

— У меня собака не кормлена! — разволновалась я. — Он, конечно, не пропадёт, но…

— Не волнуйся, Фрэйа, — и Алеард придержал меня за плечо, не давая вскочить с кровати. — Тебе самой нужно поесть. Пока не поешь как следует — домой не отпущу.

Я рассмеялась. По правде говоря, уходить не хотелось. Живность в поместье привыкла кормиться самостоятельно, но Перуну нужно было давать дополнительные кусочки.

— Есть и правда очень хочется, — призналась я.

Алеард посмотрел на меня и улыбнулся.

— Тогда давай, поднимайся, и пойдем чего-нибудь перекусим. Я подожду тебя на улице… — Он с трудом сдерживался, чтобы снова не рассмеяться. Думаю, его смешила моя утренняя лохматость: обычно после пробуждения на моей голове возникало сюрреалистичное сооружение из спутанных волос, неизменно служившее поводом для веселья у домашних. Карина советовала мне постричься, но я отнекивалась.

Я встала с кровати и начала торопливо продирать упрямые космы. Алеард, человек предусмотрительный, оставил на прикроватной тумбочке расчёску. Я хотела заплести косу, но не нашла ленту. Наверное, вчера она упала в траву и была унесена ветром в неизвестном направлении.

Я заправила постель, нашла ванную и быстро умылась. Ну вот, теперь можно и выйти, вид вполне приличный.

День выдался пасмурный — какое счастье! Всё небо в рваных, быстрых, ярко-белых облаках. Дул сильный ветер, и это здорово бодрило. Алеард разговаривал с каким-то мужчиной. Я подошла к ним, сдерживаясь, чтобы не зевнуть во весь рот. В усадьбе я с утра ныряла в озеро и мгновенно просыпалась, сейчас всё ещё чувствовала себя немного усталой и сонной.

Они повернулись ко мне. Второй человек оказался японцем, он был пониже меня ростом, но выглядел устрашающе сильно. Жёсткие чёрные волосы были короткими и торчали вверх наподобие щетки, тёмные глаза глядели изучающе.

— Фрэйа, познакомься, это Санада. Он занимается боевой подготовкой ребят, — сказал Алеард.

— Здравствуй, Фрэйа, — произнёс мужчина сдержанно.

— Здравствуй! Сейчас у тебя, наверное, много забот? Люди должны быть подготовлены как физически, так и духовно к подобному путешествию. Никто не в силах предугадать, что может случиться в реальностях, отличных от нашей.

— Ты права, но я не пытаюсь убедить в этом остальных, — ответил Санада. — Дело каждого — заниматься больше или меньше. Или не заниматься совсем. Есть и те, кто не пришёл ни на одну тренировку.

— Возможно, они просто не нашли в этих тренировках нужных энергий и чувств, — предположила я.

Санада сощурил темные глаза, и я не могла понять, сердится он или хочет улыбнуться. Были такие люди, которых мне не удавалось почувствовать.

— Ты не боишься показаться невежливой, Фрэйа, хотя и не говоришь ничего неуважительного, — всё-таки улыбнулся он. Это была странная улыбка, потому как хоть губы его и растянулись, глаза оставались холодными, бесстрастными. — Я вижу, что в тебе соединены порывистость и сдержанность, хитрость и честность, желание анализировать и чувственность. Это гремучая смесь. Ты, верно, очень одинока?

Я внутренне охнула от такого откровенного вопроса, но ответила честно:

— Да, Санада, ты прав, но одиночество не тяготит меня. Те люди, с которыми нам суждено встретиться и идти рядом по жизни, обязательно появятся. В их понимании мы обретём уверенность и силу. Нужно уметь ждать.

Санада снова улыбнулся, и снова улыбка его была безрадостной и сдержанной. Я поняла, что иначе улыбаться он просто не умел. Или не тот был повод для радостных улыбок…

— Это важно — удерживать силу в сердце, — сказал он. — Думаю, у тебя с этим проблем не будет.

— С чем именно? — переспросила я. В его словах звучали незнакомые образы.

— Ты сумеешь в случае чего дать достойный отпор противнику, — ответил Санада. Тёмные глаза на мгновение задержались на мне. — Мне пора. Рад знакомству, Фрэйа, — и он склонил голову на прощание.

— До свидания! — ответила я.

Мужчина неспешно удалился, и Алеард проводил его взглядом.

— И почему он решил, что я смогу себя защитить? — спросила я.

— Санада отлично чувствует людей, он понял, что ты не из робкого десятка, Фрэйа.

— Алеард, я такая размазня! Меня легко застать врасплох, это точно. Я не убегаю от своих страхов, но и желания встретиться с ними лицом к лицу у меня не возникает.

Алеард усмехнулся.

— Страх может быть разным, Фрэйа. Если ты не бежишь — значит, ты готова сражаться. — Он взял меня за плечи, и я поглядела ему в глаза. — Смущение не идёт в разрез с решительностью, Фрэйа. Можно быть и робкой, и сильной одновременно. А вот трусливой и сильной — нельзя. Но ты уж точно не трусиха.

— Ты так думаешь? — растерялась я.

— Ага, — улыбнулся Алеард. — У тебя всё на лице написано, а я хорошо умею читать по лицам. Ладно, идём.

Мы прошли мимо домиков и направились к столовой. Она находилась на крытой веранде, куда приносили свежесобранные плоды и где периодически — по желанию — что-то готовили. Всё утопало в цветах. На плетеных стульях были мягкие сидушки с ярким цветочным рисунком, столы были светлые, круглые, и один длинный стол вдоль стены. Народу хватало. Алеард с кем-то поздоровался, а я напряжённо поискала глазами Конлета. Хорошо, что его не оказалось поблизости. Если бы он снова стал меня попрекать, боюсь, я в ответ начала бы огрызаться.

Мы уселись в уголок, набрав на тарелки всякой еды. Я взяла овсяную кашу на сливках, ежевичный морс, свежий хлеб и масло. Хлеб был еще теплый. Я тоже пекла свой хлеб, но не каждый день.

Мы молча ели, и посматривали по сторонам, и вдруг я заметила Конлета, входящего в столовую. Алеард кинул в том же направлении быстрый взгляд, всё понял, чуть подался вперед и произнёс успокаивающе:

— Ты не должна ни перед кем оправдываться, Фрэйа. Он не прав и поймет это.

— У меня прекрасное настроение, Алеард, но если он снова будет меня обижать — я дам сдачи.

— Это как раз то, о чём мы говорили, — улыбаясь, ответил мужчина.

Конлет подошёл к нам.

— Алеард, Фрэйа, доброе утро! — сказал он вполне дружелюбно.

— Доброе, — пробурчала я в ответ.

— Привет. Садись к нам, если хочешь, — пригласил его Алеард.

Парень сел, и мы молча продолжили есть. Почему-то мне стало смешно. Наверное, я просто нервничала и не знала, куда себя деть. Часто бывало, что от волнения слова застревали в горле, и наружу выходил только глупый, сумасшедший смех. Я поглядела на Конлета исподлобья: он преспокойно уплетал молочную лапшу и выглядел бодрым и отоспавшимся.

— Как дела у Николая и Рады, продвигаются? — спросил капитан.

— Не особо, — ответил парень. — Они застряли.

— На это нужно время, Конлет, а времени у нас предостаточно. Не теребите Бури — и всё будет хорошо, — сказал Алеард. В его голосе мне почудилась хитрая весёлость.

— Я не могу понять, как такое могло произойти! — откашлялся техник. Разговоры о Бури его тревожили, а, разволновавшись, он подавился лапшой. Чтобы не встрять в разговор, я заткнула рот бутербродом.

— Ты пытаешься понять, и поэтому не понимаешь, — ответил Алеард. — Расслабься, Конлет.

— Я стараюсь во всём разобраться, но произошедшее не укладывается в голове! — словно не услышав Алеарда, сказал парень.

— И не уложится, пока ты не перестанешь всё подчинять разуму. Мы можем строить предположения, спорить и обсуждать случившееся, но нас слишком много, и каждый хочет быть услышан. В такие моменты важно не забывать, что твое мнение не единственно верное, — спокойно произнёс Алеард.

— Я знаю, — быстро ответил Конлет. — Но как бы я ни хотел поверить вам, пока что Бури для меня — всего лишь высокотехничная железяка.

Я нахмурилась и сцепила руки на груди. Какой же он недоверчивый упрямец! Ладно бы не верил мне, но Алеарду…

— Я знаю, ты из тех людей, что верят только своим глазам, Конлет, — кивнул капитан. — Поживём — увидим. Может быть, и железяка снова очнётся, дабы показать всем, на что она на самом деле способна.

Настал черёд Конлета нахмуриться. Он не оценил шутку. А вот я не выдержала и хмыкнула. Алеард перевёл взгляд на меня:

— Фрэйа, когда ты сможешь прийти?

— Я приду сегодня, после обеда, — сказала я, вставая. — А может и раньше.

Нужно поскорее расправиться с делами и вернуться в комплекс, к Бури и Алеарду! У меня свербело в затылке.

— Хорошо, тогда до встречи, — улыбнулся Алеард. Думаю, он почувствовал моё состояние и не стал задерживать.

— Пока, Фрэйа, — сказал Конлет. Он тоже улыбался, но натянуто. Напряжение сидело внутри него, сгорбившись и довольно потирая руки, и никто, кроме самого Конлета, был не в силах совладать с ним.

Я подходила к внешнему кругу высоченных тополей, когда меня окликнул знакомый голос.

— Вернулись! — изумилась я, узнав сестру. — Привет, милая!

— Фрэйа! — воскликнула Яна, и мы обнялись. — Какая ты стала хорошенькая, а ведь мы не виделись всего-то полтора года!

— Всего-то! — передразнила её я. Всё это время мы и правда общались только на расстоянии.

У Яны были резкие скулы, широкая нижняя челюсть, пухлые губы, нос тонкий и прямой, а глаза слегка раскосые, ярко-голубые, и брови как два крыла: высокие, изогнутые. Её черные волосы вились, как и мои, но на этом сходство между нами заканчивалось. Разве что ростом мы были одинаковы. У меня были круглые большие глаза и слегка курносый нос, а брови низкие, широкие и прямые. Яна называла мои глаза «грозовыми», и предлагала передать затейливый оттенок детям. Для меня они были просто серыми, и я отшучивалась, говоря, что лучше пусть глаза у малышей будут как у отца.

— И даже не важно, что у него они вполне могут оказаться, как и твои, грозовыми, — хитро щурилась Яна, и мы смеялись.

Артём и Люся ждали нас у озера. Я без утайки рассказала ребятам, что за дела творятся в комплексе. Они были теми людьми, что поддерживали на плаву мой подгнивший плот. Доверие, взаимовыручка, забота — всё это скрепляло прочными нитями полотна наших судеб. Я знала, что могу на них положиться, и всегда была готова протянуть им руку помощи.

«Случайных встреч не бывает, — писала в дневнике жившая столетия назад. — У нас под ногами зыбкая почва, сделай шаг — и провалишься в судьбу… Судьба повсюду, и мы можем влиять на нее — хорошими и плохими поступками. Я думаю, она справедлива и закономерна, хотя иногда может показаться, что она чересчур жестока. В моей судьбе никогда не было случайного. И никогда она не отзывалась мне несправедливой болью. Все, что было — результат моих ошибок, все, что будет — результат моих сегодняшних действий и принятых решений. И если я смалодушничала или отступила, струсив — это мне отзовется…»

Около Бури никого не было, и я осторожно подошла к нему. Зверь затаился. Казалось, он готов в любой момент открыть глаза и сделать глубокий вдох. Я начала мысленно с ним разговаривать, зная, что он внимает каждому моему слову. Он чувствовал и впитывал, ему не нужно было видеть или осязать. Я рассказывала ему о своем детстве, о родителях, о Карине и Яне, и о своих снах… О том, как хотела побывать в тех удивительных мирах, что мне грезились. Существовали ли они в действительности, эти миры? Или то были образы моего подсознания?

— Суждено ли? — тихо произнесла я вслух. Рука непроизвольно легла на чешуйчатый корпус, и Бури глубоко и длинно вздохнул, пошевелился. Я услышала, как в дальнем конце ангара кто-то пораженно вскрикнул, но зверь не обратил на это никакого внимания. Он потянулся, как кошка, раскрывая клюв, и покосился на меня через плечо. Я улыбнулась ему широкой радостной улыбкой. Бури плавно развернулся всем телом, задел стеллаж с книгами и тот с грохотом упал на пол. Тяжёлые когти прочертили на полу глубокие борозды. Он склонил большую голову и несколько секунд изучал меня самым пристальным образом. Мысли скользили в его глазах серебряными отблесками. Я стояла, не шевелясь, чтобы ненароком не попасть ему под ноги. Он склонился к моему лицу, и я отважилась погладить его клюв. Конечно, никто и не предполагал, что, оживая, он станет больше походить на беркута, нежели на буревестника. А лапы были львиные, широкие, с когтями, как у хищной птицы.

— Ты поразительный! — сказала я. Он вслушался в мои слова, сощурив фиолетовые глаза, и вдруг пронзительно закричал, подняв кверху клюв. Я чуть не оглохла, зажала уши руками. Зверь потоптался на месте, снова склонил голову. Мне показалось, что он чего-то от меня ждет.

— Бури… — произнесла я.

Гигантское крыло медленно развернулось, затрепетало в метре над полом. Заструились светлые перья и засияли, как рябь на воде. Зрелище было завораживающим. Он сделал это осторожно, и на этот раз ничего не попортил, хотя звук был ужасающим, и стекла задрожали. Зверь легонько толкнул меня в плечо огромной лапой, и я поняла, чего он добивается. Может, нужно было позвать людей, наблюдавших за нами издалека, но я не решилась. В голове возникла мысль: если бы Бури захотел, он бы позвал их сам. Не мне решать об этом.

Я начала медленно взбираться по крылу, и он помогал мне, перестраивая чешуйки, словно лестницу. Они шевелились под пальцами, щекотали ладони, вздрагивали и искрились, как новогодние гирлянды… Бури мог менять форму, и очертания, и структуру — то он был игольчатый, то зубчатый, то ребристый. А потом растекался, или превращал свою кожу в крокодилью, или создавал замысловатую рыбью чешую, но чаще оставался птице-львом, с короткой шерсткой на лапах и красивыми резными перьями на всем остальном теле. Уже устраиваясь на его спине, я подумала, что ему просто хочется ощущать меня ближе, и никак не ожидала того, что произошло дальше… Бури решил размяться! Он встал во весь рост (высота ангара ему это позволяла), гордо выпрямился, и я услышала молчаливый призыв держаться изо всех сил. Я вцепилась в ближайшее перо холодными от волнения пальцами, и зверь понесся к выходу. Меня мотало в моей импровизированной люльке меж двух вздыбленных перьев, иногда я подлетала на полметра вверх, едва не выпадая наружу, а в голове сидело только одно: лишь бы он никого не зашиб.

Но я его недооценила. Помимо мысленного общения со мной, зверь умудрился наладить контакт со всеми, кто тогда присутствовал в ангаре, и дать им приказ уйти с дороги. Испуганные люди убегали прочь. К сожалению, я плохо видела происходящее впереди, зато проносящие по бокам удивлённые лица разглядела отлично. Бури выбежал наружу, поступь у него была великанская, размашистая, но тихая и упругая. Походка была мне знакома, также ходил и Алеард. Было ли это совпадением?

Мелькнуло в голове запоздалое: сейчас он ка-а-ак взлетит! Мысль моя ещё не успела раствориться в пространстве, когда Бури оттолкнулся задними лапами, вздрогнул всем телом, гулко раскинул крылья и полетел… Сердце с грохотом провалилось в живот, и первые несколько мгновений я прижималась к тёплому перу всей грудью, зажмурившись и закусив губы. Ветер свистел в ушах, волосы разлетались, воздух бил по лицу. Мы летели на юг, к горам, там не было ни поселений, ни отдельных домиков. Бури знал это из моих мыслей. Он не хотел никого тревожить, просто летел, узнавая небо. Я понемногу расслабилась и стала смелее глядеть по сторонам, на сияющие озёра и молчаливые старые рощи. Бури размеренно и неспешно взмахивал крыльями. Перья его какое-то время ещё топорщились, а потом медленно опустились, прижались к телу. Иногда он поворачивал голову и приглядывался к чему-то, что казалось ему интересным. Мы летели прямо минут пять, потом он стал снижаться, и парил теперь над самой землей, почти касаясь верхушек деревьев когтями, а затем плавно, по широкой дуге, повернул назад. Я знала, как для него это важно — опробовать крылья. Он был счастлив, мы были счастливы вместе!

Внизу показался человек, он стоял на берегу реки и блаженствовал на ветру. Он глядел на нас, глядел без удивления. По ярким волосам и уверенной осанке я узнала Алеарда, а, узнав, безумно ему обрадовалась и потеряла бдительность. Я хотела помахать ему рукой, неудачно дёрнулась к краю и полетела вниз…

Каким-то чудом я умудрилась свалиться в реку и не ушибиться о воду. Хотя падать было невысоко, этот полёт казался мне бесконечным. Но ещё более длинным было погружение в воду. Глубина схватила за ноги, утягивая на самое дно, синевой обволокло ошарашенный разум. Я судорожно заработала конечностями, стараясь всплыть как можно скорее, но несколько секунд растянулись на минуты.

Вынырнув, я увидела, что Алеард быстро плывет ко мне.

— Ты как? — крикнул он издали.

— Живая! — ответила я, но губы дрожали. Бури медленно опускался на пригорок вдалеке.

— Плыть можешь? — спросил капитан.

— М-могу плыть, — немного заикаясь от пережитого, отозвалась я.

До берега было неблизко. Я дрожала, вода казалась чересчур холодной, ноги путались в платье. Я тряслась, дыхание сбивалось. Пришлось лечь на спину, передохнуть. Меня стало потихоньку сносить течением. Я услышала тихий плеск и открыла глаза — Алеард был совсем близко. Выражение его глаз меня испугало: я подумала, что он собирается меня утопить.

— Ну, Фрэйа!.. — произнес он сурово, еле себя сдерживая. Я сразу покраснела. Что поделаешь — набедокурила.

— Я решила немного передохнуть… — промямлила я, но он не дал мне закончить. Подплыл, обнял одной рукой за плечи, заставляя снова лечь на спину, и стал буксировать к берегу.

От волнения я немного задыхалась, голова была полна совершенно ненужных мыслей. И о чем только не думает человек, когда волнуется!

Мы добрались до берега, мужчина нащупал дно и поднял меня на руки. Я хотела сказать, чтобы он не беспокоился, но глянула на него и промолчала. Я видела, что он сердится, но было в его глазах и ещё что-то.

Мы выбрались на берег, Алеард поставил меня на траву и вдруг крепко обнял, прижимая к груди. Я оробела, ведь еще никто меня так не обнимал, тем более мужчина! — но внутри всё замерло, я доверчиво потянулась к нему, уткнулась носом в теплую твердую грудь, облепленную, словно второй кожей, темной намокшей тканью, и услышала, как звучно стучит его сердце. Меня обдало волной чего-то нежного и чарующего, прекрасного, непознанного, такого желанного… Он почти сразу меня отстранил. Глаза его были всё такие же суровые и серьезные.

— Никогда больше не делай так, Фрэйа, — произнес он глухо, — ты могла погибнуть! Ты представляешь, как рисковала? В такие моменты нельзя терять бдительность, нельзя ни в коем случае!

Я виновато опустила голову, мне было ужасно стыдно.

— Прости меня! — сказала я тихо. Голос дрожал. — Прости, Алеард…

Он некоторое время смотрел на меня, потом произнёс уже мягче:

— Ты цела, а это главное, Фрэйа. Не бойся, глянь на меня.

Я подняла глаза.

— Пожалуйста, прошу тебя, в следующий раз… будь осторожнее! — произнёс он. Ему было трудно говорить. Таким взволнованным я его ещё не видела.

— Алеард, я такая дурёха! Ты прав, во всем прав. Просто это было чудесно! Я ощущала себя сильной и свободной, и по-настоящему счастливой!..

— Могу себе представить, — сказал он уже своим обычным голосом. Ему понадобилось несколько мгновений, чтобы взять себя в руки. — Бури быстро взрослеет. Наверное, перепугали вы там всех до смерти.

— Думаю, да, но он молодец, никого не задел, и ангар цел и невредим.

— Теперь будет проще, — усмехнулся Алеард. — Люди видели, на что он способен, а это главное.

Бури глядел на нас издалека. Он сидел, поджав лапы, крылья были сложены за спиной. Удивительно, но теперь он размером был едва ли больше африканского слона!

— Эх, ну что мне с вами делать! — вздохнул капитан. — Назад пешком пойдем, хватит на сегодня полетов.

Мы взобрались на холм, и Бури обрадовался. Он снова издал свой звонкий крик, но здесь, в полях, он прозвучал не так оглушительно. Зверь потянулся к капитану, потерся о его плечо. Я почувствовала, что они ведут свой таинственный мысленный диалог, но не разобрала знакомых слов.

— Я знаю, что ты понимаешь, — тихо произнёс мужчина напоследок, и они оба посмотрели на меня. Бури — преданно, Алеард — задумчиво. Я улыбнулась им, немного смутившись такого пристального внимания.

Мы направились в сторону комплекса. Зверь шёл неторопливо, высоко поднимая лапы. Длинные острые перья отталкивали ветер, большие глаза смотрела вокруг разумно и заинтересованно. Бури о чём-то думал, и снова эти мысли мелькали в его глазах таинственными отблесками. Казалось, для того, чтобы понять его, нужна особая энергия, некое новое чувство, о котором мы, люди, не знали. И хотелось, очень хотелось обнаружить в себе это древнее знание, ощутить его, впустить внутрь. Но где он был, учитель, способный преподать сложный урок? Мог ли Бури открыть нам то важное, что знал сам?

Мы молчали, и Алеард больше не сердился. Иногда я ловила на себе его задумчивый, строгий взгляд, и тогда на моих губах сама собой появлялась виноватая, смущённая улыбка. Я гадала, о чём он в эти мгновения думал. Мне казалось, что они с Бури думают об одном и том же, думают одинаково.

Вдалеке показались хозяйственные постройки, и возле них огромная толпа. Я волновалась, потому как не любила быть в центре внимания. Одно дело взгляд Алеарда или Бури, и совсем другое — многих десятков малознакомых людей.

— Побудь с ним, — попросил Алеард, а сам решительно направился к людям. Я поглаживала Бури по лапе — больше нигде достать не смогла, он высоко держал голову. Зверь рассматривал людей с интересом, переминаясь с ноги на ногу, потом сел. «Они чего-то ждут от меня?» — мысленно спросил он. «Они хотят узнать тебя, понять, кто ты и что ты» — ответила я. Бури скосил на меня глаза, затем снова поглядел на собравшихся… и стало почему-то очень тихо. Казалось, что даже трава перестала шуметь на ветру… «Я — буря и шторм, и волна, разрушающая камень! — сказал зверь звонким и глубоким голосом. — Я путешественник и бард, поющий песни о любви; далекие миры — мой дом, мой сон из ваших снов, мое вдохновение. Я целитель, могущий победить боль, и воин, сражающийся до последнего. Я прорицатель, видящий время. Я пою ветра песни и следую за мыслью, чувствую мгновения, как биения ваших сердец. Я тот, кто будет вам другом».

Люди замерли на местах, и глядели на него заворожено, многие заулыбались. Бури снова посмотрел на меня, медленно моргнул… перевёл взгляд на Алеарда… И вдруг вытянулся, став больше, чем был, широко расставил лапы и закричал. Громко, протяжно, но совсем не так, как до этого. Он пел, меняя интонации, и голос его был великолепен своей мощью и красотой; глаза его были прикрыты, а крылья подрагивали. Мы слушали, затаив дыхание. Эта песня звучала о нас. Была в ней и печаль, и обещание победы, и нежность, и трепетное первое чувство. Она проникла в душу каждого, и тронула сердца собравшихся своей искренностью. Когда Бури закончил, первым к нему подошел Алеард. Они посмотрели друг на друга, и я осознала, что между ними действительно есть некая скрытая связь, что-то, что никогда не будет доступно для других. Потом я увидела Кёртиса, пилота. Он приблизился медленно, но без опаски. Бури склонился к нему, дал себя коснуться… За пилотом подошли Эван и Конлет, и много других людей, я их не знала. Я чувствовала покой и надежду, стоя рядом со зверем, и грезились мне неразгаданные тайны, и вселенные, где всё иначе, и места, куда он позвал нас.

Глава 4. Промежуток

Я стала в комплексе частой гостьей. Бури то снова засыпал, и внутрь него можно было спокойно заходить, то пробуждался и ходил по территории комплекса горделиво и смело. Конечно, узкие тропинки для него не подходили, он отправлялся на холмы, или гулял вдоль светлых дубовых рощ, или устраивался на берегу реки. Народу прибыло. Всем хотелось его увидеть, пообщаться. Однако капитан не собирался откладывать путешествие.

Я успела хорошо узнать ещё двух ребят из экипажа: Кристиана и Александра, которого все называли Алексом. Кристиан был штурманом и лучшим другом Алеарда. Он был высоким и атлетичным, и двигался непринуждённо и легко, словно всё время слышал внутри себя музыку. Волосы у него были черными, густыми, растрёпанными; лицо обаятельное и открытое: высокие резкие скулы, темно-синие лучистые глаза, брови широкие и красиво изогнутые. Он был улыбчивым, общительным, добрым и надёжным. В этом они с Алеардом были похожи: от обоих исходила мужская надёжность, подобная прочной стене, о которую разбивались вдребезги злая угроза, боль и агрессия. Мы с Кристианом сразу сдружились. К нему не нужно было привыкать или притираться, его врождённая радостная искренность согревала и влекла. При этом он был не лишён загадочности и хитрости, временами становился задумчив, мечтателен и молчалив, и тогда глаза его, устремлённые к небу, темнели, а на губах появлялась странная, нетипичная для него улыбка.

Второй, Александр, был биологом. Могучий, с широченными плечами, под метр девяносто ростом. Волосы у него были пшеничного цвета, но не такие светлые, как мои, и стриженные коротко, а серо-голубые глаза смотрели быстро и пронзительно. Алекс был более сдержанным, чем тот же Эван, но пошутить любил. Ловкий и стремительный, он прыгал так, словно вместо костей в его ногах находились скрытые пружины. Однажды увидев такое — не позабудешь… Ему не надо было разбегаться или прилагать для этого особых усилий. Кристиан, видя такие прыжки, говорил Алексу, что его вырастили кенгуру, на что биолог отвечал, что самого штурмана растили по особым технологиям инопланетяне-паркурщики. Кристиан и правда умел выделывать совершенно немыслимые штуки. Как и Эван. Если они находили время и где-нибудь оказывались вместе, то непременно устраивали «весёлую разминку». И при этом мощный Кристиан, весящий куда как побольше жилистого Эвана, не отставал от него, умудряясь запрыгивать на крышу и бесшумно падать вниз, мягко кувыркаться в воздухе и карабкаться по стенам, ходить на руках по тонким карнизам и на лету проскальзывать в узкие оконные проёмы… А вот на прямой догнать Эвана было невозможно.

За это им и дали смешные прозвища: Прыгун, Бегун и Кувыркун.

Однажды я пришла в комплекс позже, чем обычно: у Люси был день рождения, и мы радостно отмечали его. Вечер выдался прохладным и тихим. Я поздоровалась с Бури и пошла искать Алеарда.

На мне было длинное платье цвета фуксии и на сей раз никакой обуви. После активного участия в играх у меня был потрёпанный и весёлый вид, волосы торчали во все стороны лихими завитушками, и в них были вплетены васильки и ромашки: меня использовали в качестве «рабочего материала» на конкурсе причёсок. У меня было прекрасное настроение.

Я прошлась по каштановой роще, вернулась назад. Мне вспомнилось, что ещё год назад в комплексе было куда меньше народу. Человек двадцать, из которых больше половины — члены экипажа. Потом, когда Бури начал обретать очертания, появились ещё люди. Наверное, они были помощниками главного инженера. Прибыли разные заинтересованные в проекте учёные, но вскоре они, недоверчиво покачав головами, отбыли восвояси. Остальные, кто жил и гостил здесь теперь, вряд ли были так важны для экспедиции. К примеру, взять меня…

Я внутренне ахнула от неожиданной мысли: ну конечно! Почему я раньше не догадалась? Всё дело было именно в нём, в Бури. Это не идея, не мысль, не возможность притянули сюда людей из самых разных уголков планеты. Нет, снова не так! Когда Бури существовал только на листах бумаги, в чертежах и набросках, уже тогда была Белая комната. Без неё — я чувствовала — не было бы и Бури. А до Белой комнаты? Я взволнованно прислонилась к дереву. Всё началось с Алеарда. Это благодаря ему по земле разгуливал огромный металлический беркут. А что же мы, остальные? Мы помогали ему, и, наверное, стали частью его вдохновения. Я нахмурилась. Мне казалось, будто что-то важное миновало мои мысли. Алеард, Бури, все мы были частью чего-то большего… Или я воспринимала происходящее слишком серьёзно? Стоило отпустить мысль и расслабиться, чтобы ответ родился через некоторое время, не понукаемый жадным любопытством.

Бант на груди развязался. Я стала завязывать его, когда услышала голос Эвана:

— Эй, сестра!

Я подняла глаза и увидела их: Алеард, Кристиан, Эван, Олан, Кёртис и Алекс стояли на крыльце. Я радостно помахала им и, подхватив подол, пошла вперёд.

— Привет! — Эван обнял меня. — У тебя праздник?

— Да, у моей племянницы сегодня день рождения.

— Веселились, значит, — улыбнулся Кристиан.

— Скорее, бесились. И меня заставили танцевать! — я сделала такое лицо, что ребята расхохотались.

— Фрэйа, а ты знаешь, куда мы идём? — спросил Кристиан.

— Нет, не знаю.

— На реку! — сказал Эван. — Ты что, ничего не слышала? Сегодня там решили устроить вечеринку.

— Ну ты скажешь тоже, Эван! — фыркнул Кёртис. — Какая же это вечеринка?

— Самая обычная, — ответил парень. — А Фрэйа вечеринок боится, именно поэтому мы её возьмём с собой! — он толкнул меня локтем в бок, и я пихнула его в ответ.

— Болтун!

— Кто это? Я это? Я разве много болтаю? Я много болтаю, ребят? Слишком много или не очень много? Или терпимо? Как вы думаете? Рта не закрываю? Языком треплю? Балаболю? Что скажете? Нет, погодите! Да-да, Кристиан, ты как всегда прав. Нет-нет, Алекс, я не это имел ввиду. Ну что ты, засмущал меня… Я легко смущаюсь… Ой, ладно тебе…

— Кто-нибудь, успокойте его! — рассмеялся Кёртис.

— Тебя не устраивает моя манера речи? Хочешь поговорить об этом? — тут же подвинулся к нему Эван.

Кёртис беспомощно расхохотался.

— Не хочу! — сказал он, скидывая с плеча его руку.

— Значит, ты не хочешь со мной говорить? Это почему же? Со мной неинтересно? Скучно? Уныло? Безрадостно? Я плохой слушатель?!

Кёртис легонько оттолкнул его от себя, и Эван картинно рухнул на траву.

— Вставай, клякса! — я протянула ему руку.

— Они вредные, Фрэйа, — громко шепнул он мне, поднимаясь на ноги. — На самом деле я не говорю ничего лишнего. Только по существу. По делу. Самую суть. Зрю в корень, так сказать. Понимаешь?

Ребята расхохотались.

— Твоё хорошее настроение вышло из-под контроля, — весело сказал Алекс. — У тебя бывают приступы меланхолии, апатии или уныния?

— Никогда! — гордо ответил Эван.

— Вот в этом-то и проблема, — ухмыльнулся Кристиан, и мы снова расхохотались.

Мы прошли через дубовую рощу, миновали земляничные поляны и выбрались на поле, поросшее чертополохом. Я растерянно нахмурилась: этот путь мне не подходил. Ребята решительно направились вперёд, они все были обуты. Я пропускала их одного за другим, замедляя шаг. Потом совсем остановилась, делая вид, что поправляю лезущие в глаза волосы. Тропинки как таковой не было, и в подошву вполне могла вонзиться колючка. Кристиан и Алеард прошли вперёд, и я облегчённо подумала, что они не обернуться.

Я почесала в затылке, думая, где бы мне обогнуть поле. Справа дубовая роща плавно переходила в мелководное озерцо, поросшее тиной, слева были заросли шиповника. Значить, придётся возвращаться назад. Я тихо вздохнула, и тут же на мой вздох обернулся Алеард, успевший довольно далеко уйти.

Как он услышал столь тихий звук? Он вопросительно поглядел на меня, и я махнула рукой: мол, всё в порядке! — но он развернулся и пошёл назад. Я заволновалась. Мне не хотелось снова быть для него обузой.

— Что такое, Фрэйа?

— Я не могу здесь пройти, — смущённо хмыкнула я, — из-за колючек. То есть не из-за колючек, а потому что я босиком. Я обуваюсь, когда иду в комплекс, — начала поспешно объяснять я, — но в этот раз трава была такая прохладная, что… я подумала… Ну, вот…

Алеард улыбнулся.

— А я было решил, что ты передумала с нами идти, — сказал он, подходя ко мне поближе.

— Не передумала. Не хотела тебя беспокоить, я могу пойти в обход.

Он поглядел на меня, сощурившись. Солнце уже зашло, но вокруг было достаточно светло, чтобы я могла увидеть в его глазах таинственные синие искры. Алеард протянул руку, и я с радостью подала ему ладонь.

— Незачем тебе идти в обход, — сказал он спокойно и в следующий миг подхватил меня на руки. Я смутилась окончательно и опустила глаза, прижимаясь щекой к его груди. В который раз обстоятельства вынуждали его нести меня вот так. Или это были не обстоятельства? Я ощутила, что от этой мысли кровь с новой силой прилила к щекам. — Ты замечательно сегодня выглядишь, Фрэйа, — как будто нарочно сказал Алеард.

— Спасибо, — тихо ответила я. Жаль, не хватало решимости сказать, что он тоже выглядит замечательно.

Мы так и не нагнали остальных. Я молчала, прижимаясь к Алеарду. Это было чудесно: снова быть рядом с ним, чувствовать его шаги, крепко держаться за его шею, хотя в этом и не было необходимости. И тут Алеард огорошил меня окончательно:

— Ты хочешь отправиться с нами, Фрэйа?

Я подняла голову, поглядела на его губы, но поспешно перевела взгляд выше.

— Да. — Это был не тот вопрос, над которым стоило долго раздумывать. — А ты хочешь… То есть… кхм… — я разволновалась и случайно коснулась носом его подбородка.

— Да, Фрэйа, — сразу ответил он.

— Это так прекрасно, Алеард!.. То есть я рада, что ты… То есть счастлива… — сбиваясь, сказала я. Никогда в жизни я так не волновалась! Я увидела, что краешки его губ дрогнули. Он понял меня и чуть сильнее прижал к себе, словно ответил без слов, одним прикосновением.

На берегу было много народу. Горел большой костёр, в свете пламени рассыпался искрами веселый смех, мелькали яркие платья и длинные косы. Голосу гитары помогал барабанный стук и перезвон бубна. Были и те, кто предпочёл одиночному танцу парный. Алеард поставил меня на землю.

— Снова танцы… — пробормотала я.

Он усмехнулся и взял меня за руку.

— Не робей, Фрэйа. Если не хочешь танцевать, тебя никто не заставит.

— Сегодня заставили, — проворчала я, и он расхохотался.

— Неужели так страшно?

— Не страшно было только с тобой, — призналась я тихо.

— Тогда я тебя приглашаю на танец, Фрэйа. Идём.

И мы присоединились к остальным, влились в бешеное подобие хоровода, который двигался не по кругу, а непонятно как. Алеард крепко держал меня за руку, и, когда круг разорвался, живо притянул к себе, обнимая за пояс. Прекрасно! Я хотела быть рядом с ним в этом танце. А ещё мне хотелось прыгать выше неба, взлетать, как это делал Бури, раскинув крылья. В сторону и ближе, ещё ближе… Я задержала дыхание, почувствовав, как сильные пальцы ласково сжали мою ладонь. Теперь мы стояли так близко друг к другу, что Алеард почти касался моего лба губами, но я не отстранялась. Мне хотелось повернуться и взглянуть на него, увидеть близко-близко удивительные светлые глаза, но я решилась на другое, куда более смелое действие. Потянулась, встав на цыпочки — и быстро и мягко поцеловала его в щеку. Тотчас возникло желание проделать это снова, так велико было наслаждение от простого, замечательного прикосновения, но Алеард меня опередил. Мы стояли от костра дальше всех, но я все равно смутилась, когда Алеард обхватил меня за пояс, поднял на несколько мгновений в воздух, а, опустив, прижал к себе и внезапно поцеловал. Однако не как я — невинно в щеку, а в губы, и весьма чувствительно, хотя и коротко. Прикосновение отдалось в сердце сладостной болью, кровь прилила к щекам, и дышать стало жарко. Я глядела в его глаза, как и хотела, и, наконец, увидела всю их красоту. Они были темно-медными возле зрачка и орехово-серыми в середине, а по краю отливали таинственной оливковой зеленью. Звериные глаза. Почти такие же я видела у тигров в Тигриных лесах нашей родины. Хотелось сказать Алеарду о том важном чувстве, что он породил в моем теле и сердце, но я никак не могла подобрать слова. И, пока я колебалась, Алеард усмехнулся ласково и склонился к моему лицу низко-низко:

— Ты удивила меня, Фрэйа, а это трудно сделать.

— Чем же? — прошептала я.

Алеард дотянулся до моего уха, и щеки вспыхнули с новой силой:

— Ты меня поцеловала, малышка. Вот уж этого я точно не ожидал.

— И я не ожидала, — ответила я, пряча нос у него в волосах. Бывают запахи сладкие, бывают горьковатые, есть теплые и холодные. Волосы Алеарда пахли пламенем…

Мы продолжили танец, но теперь он изменился. Между нами сгущались прекрасные грозовые облака, и сквозь них и пелену веселого летнего ливня проглядывала сочная радуга. Мне всегда было легче общаться чувствами и образами, но прежде ни с кем не было так легко и радостно. Алеард отыскал некую недостающую часть меня, в то время как я владела частью его души, и, поделившись друг с другом этими важными частицами, мы обрели новых нас.

После, идя с Алеардом вдоль берега, я счастливо улыбалась. Он держал меня за руку, и это было правильно и хорошо.

— Сколько лет твоей племяннице?

— Теперь одиннадцать.

— И кто же заставил тебя танцевать, Фрэйа? — улыбнулся он.

— Яна. Хорошо, что Артём ужасно танцует, на его фоне я не выглядела такой корягой!

Алеард рассмеялся.

— Фрэйа, Фрэйа… Зря ты так. С тобой приятно танцевать, ты знаешь об этом?

— Н-нет, — я поперхнулась, и, пытаясь справиться с волнением, яростно заправила за ухо прядь. Алеард подвёл меня к воде, и я, подняв длинный подол, зарыла ноги в песок.

— Фрэйа! — это был Эван. — Ты чего это покраснела?

Я рассмеялась и ничего не ответила. Что тут скажешь? Эван был рассеянным, он словно и не видел, что капитан сжимал мои пальцы. Я отпустила руку Алеарда и зашла поглубже, чтобы остудить пылающие колени.

— Чего это она, Алеард?

Тот усмехнулся и поглядел на меня:

— Переживает, что не умеет танцевать.

— Да ты что, сестра! — возмутился Эван. — Всё ты умеешь. Тем более с Алеардом, который хорошо танцует. Вот со мной не стоит даже пытаться.

— Я и не пытаюсь, — проворчала я, — Просто боюсь показаться нелепой.

— Эти мысли нужно искоренять самым жестоким образом! — сказал Эван.

Я резко повернулась к нему, но отскочить не успела: он так вдарил по воде, что облил меня с ног до головы. Я возмущённо открыла рот назвать его каким-нибудь нехорошим словом, но мне пришлось отпрыгнуть в сторону, чтобы не быть политой вновь.

— Охламон! — вырвалось у меня, и парень довольно расхохотался. Что-что, а шкодить он любил! Он показал мне язык и моя весёлая ярость, наверное, так и осталась бы неотомщённой, если бы не Алеард. Он стоял ближе к Эвану и спокойно наблюдал за происходящим, не вмешиваясь, но когда парень решил смотаться к костру, медленно покачал головой и улыбнулся так, что Эван застыл на месте.

— Не уходи так быстро. Фрэйа тебе ещё не всё сказала.

Я не стала медлить, в несколько прыжков достигла цели — и, подставив Эвану подножку… плюхнулась в воду вместе с ним! Алеард расхохотался.

— Привет, — услышала я голос Кристиана. Мы с Эваном барахтались в воде, как два кутёнка, и мне было трудно смотреть из-под намокших волос. — Кто это там? Ого, ребят, — расхохотался он вслед за капитаном, — ну вы даёте!

— Вода — загляденье! — ответил ему Эван. — Фрэйа, полегче, ты же меня утопишь!..

— Сам виноват! — ответила я, пытаясь затолкнуть его на глубину. Эван вдруг торжествующе расхохотался и склонился ко мне.

— Фрэйа! — произнёс он шёпотом. — А давай Алеарда с Кристианом искупаем!

Я захихикала и едва заметно кивнула ему. Мы сделали вид, что Эван взял верх, и я жалобно запросила пощады. Не помогло. Алеард и Кристиан безмятежно стояли на берегу, и не думая меня спасать. Тогда я «вырвалась» из «цепких» рук Эвана, и добежала до берега, спряталась за их широкими спинами. Эван некоторое время азартно скакал вокруг, пытаясь меня «поймать», а потом внезапно влетел в Кристиана сзади. Штурман, никак не ожидавший такого, рухнул в воду плашмя. Алеард весело хмыкнул, и мы с Эваном повернулись к нему. Я понятия не имела, как нужно действовать. Нападать я не умела. Алеард сразу понял, что мы задумали и, улыбнувшись, покачал головой:

— Не-а.

Он стоял расслабленно и прямо, но чувствовалось: он ждёт от нас решительных действий и готов дать отпор. Хотя я бы в здравом уме не рискнула напасть на человека, похожего на Алеарда. Наверное, потому, что он хорошо знал, на что мы способны и знал себя. Был уверен в себе. Не боялся. Да и кого бояться, спрашивается? Нас с Эваном? Алеард улыбался, и эта улыбка лучше всяких слов говорила о том, что нас ждёт, если мы к нему всё-таки сунемся…

Эван прыгнул вперёд чуть раньше меня, и Алеард откинул его к барахтающемуся в мелкой воде Кристиану. За эти несколько мгновений я успела подобраться к капитану сзади, но только сделала себе хуже. Что я, спрашивается, собиралась предпринять? Задушить? Заломить руку? Я прыгнула к нему на спину, и он не дал мне слезть, крепко подхватил под колени, зашёл в воду — и стряхнул прямо на Эвана… И тут к нам на помощь пришел Кристиан. Он поднялся, резко повернулся к капитану — и сильно толкнул его в грудь рукой. Алеард пошатнулся, и, наверное, устоял бы, но догадливый Эван клубком кинулся ему под ноги, прямо под пятки — и капитан всё-таки шлёпнулся в воду, подняв тучу брызг. Такого злорадного хохота река ещё не слышала!

Мы выбрались на берег, икая от смеха. Кристиан отряхнулся, как собака, и, присев на песок, стал выливать воду их ботинок. Эван довольно потирал руки.

— Ха-ха! — сказал он. — Вот теперь и плясать можно, чтобы согреться.

Я пыталась отжать платье, но оно почему-то не отжималось. Алеард смотрел на меня, улыбаясь. Мокрая одежда его явно не беспокоила.

— И чья же это была идея? — спросил он.

— Моя! — довольно сощурился Эван.

— Подождём до пятнадцатого августа, — рассмеялся Кристиан, — тогда я вам отомщу, так и знайте!

Он встал, весело поёжился в мокрых штанах. Погрозил Эвану пальцем, а тот в ответ показал ему фигу:

— Сначала поймай!

— Тебя ловить… — отмахнулся Кристиан.

Я поглядела на Алеарда.

— Ты не сердишься?

— Я просто в ярости! — отозвался он.

Я рассмеялась.

— Не замёрзнешь? — спросил Алеард.

— Можно пойти к костру, — ответила я.

— Пойдемте, — кивнул он.

Возле костра Эван живо схватил меня за руку и потащил за собой.

— Фрэйа, немедленно научи меня танцевать! Дело не терпит отлагательств!

Я оглянулась на Алеарда. Он кивнул мне и улыбнулся.

— Не мне же его учить…

— Нет, избави боже! — ахнул Эван. — Я не буду с тобой танцевать, Алеард.

Капитан рассмеялся.

— Я и не предлагаю.

Конечно, Эвану не составило труда вести меня за собой. Он всё время улыбался и выглядел очень уверенным. Он быстро схватывал, внимательно слушал и в конечном итоге довольно рассмеялся.

— Я непризнанный гений танца! — сказал он. — Фрэйа, спасибо тебе огромное! Я пошёл искать кого-нибудь, кого мой талант сразит наповал.

И он, гордо выпрямившись, решительно направился к стоящим неподалёку девушкам. Алеард подошёл ко мне и улыбнулся:

— Молодец.

— Просто он хороший ученик, — ответила я.

— Просто ты хороший учитель, — сказал Алеард. — Может, ты и меня научишь, Фрэйа?

Я смущённо рассмеялась.

— Лучше ты меня научи.

Я ожидала какого-нибудь ответа, но Алеард решительно шагнул ко мне, взял за руку и прижал к себе.

— Хорошо.

Научиться оказалось непросто. Слишком длинное, к тому же мокрое платье мне мешало, я вынуждена была крепко держаться за Алеарда и подчиняться каждому его движению. Поначалу я старалась изо всех сил, и только спустя несколько минут поняла, что Алеард не пытается научить меня новому танцу. Он хотел быть рядом и знал, что я тоже хочу этого…

Время летело. Мы узнавали Бури. Кёртис и Олан всё реже поднимались в небо как пилоты — Бури спал в своём зверином обличье и прежнюю форму, доставшуюся от главного инженера, принимал редко. Мы всё ещё не могли понять, как он перенесет нас в другой мир. Наши аномальщики, Николай и Рада, постоянно что-то пробовали, изучали, анализировали. Я не вдавалась в подробности, потому что не могла ничем помочь. Конлет все время проводил с ними, и я его почти не видела. К ним примыкали Алан, главный инженер, и Той — его помощник. Они дни напролет о чем-то спорили и что-то выясняли. Я ни слова не понимала из их разговоров.

В экспедицию входило всего пять женщин, включая меня, и двенадцать мужчин. Компания подобралась разношерстная. Я заметила, что Бури ко всем относится по-разному. С Евой, физиком, и Еленой, специалистом по жизнеобеспечению, он был добродушен, с Шанталь, связистом, Радой и Николаем — замкнут. К инженерам относился по-доброму, с легкой усмешкой наблюдая за всеми их действиями, Кёртиса и Олана уважал. К Кристиану, Алексу и Эвану проявлял собачью привязанность, к Конлету и Онану, геологу, был равнодушен, с Санадой вел себя сдержанно и спокойно. Меня он любил как друга — я это чувствовала, а капитана признавал над собой главным. Но только его. Никому кроме него он не раскрывал своих сокровенных тайн, ни с кем не проводил так много времени, ни к кому так внимательно не прислушивался. Правда, мы с Бури тоже отлично ладили. Могли беседовать без слов, и наблюдать за восходом солнца, или гулять по берегу реки. Просто быть вместе.

У нас появился новый бортовой врач. Его звали Леонид. У него были очень светлые зелёные глаза, крупный прямой нос, широкое лицо и яркие каштановые волосы. Кстати говоря, к нему Бури сразу проникся доверием. Куда делся старый доктор, и кто он был — не имею ни малейшего понятия.

В один из дней я сидела в усадьбе под деревом, слушая вполуха, как Яна и Артём негромко перекликаются на террасе. Они пересаживали цветы.

Я рисовала. Времени на это в последние недели не оставалось, но вдохновение самовольно вылезло наружу и прилепило меня к земле. Мне хотелось нарисовать всех ребят из экипажа, а заодно и Бури.

Не знаю, как долго я сидела, когда почувствовала рядом человека. Это была Люся.

— Привет! Давно ты здесь стоишь? — улыбнулась я.

— Уже давно, — ответила она. — Кто это? — и девочка указала на Кристиана.

— Это наш штурман, Кристиан.

— По-моему, он чудесный, — сказала она. — Глядя на него, хочется мечтать и доверять ему свои мечты. И он так замечательно улыбается!.. Мне кажется, он добрый и отзывчивый человек, и прекрасный друг.

— Верно, — сказала я. — Он такой и есть.

— А это кто? — продолжила Люся.

— Это Алеард.

— Хм, какие у него глаза печальные, — сказала она. — Что его так печалит?

— Не знаю, — ответила я, но её слова заставили меня задуматься.

— Алекс похож на кота, — между тем уверенно продолжала она. — Мне нравится Олан, он выглядит таким мечтательным и странным, и ещё нравится Эван — от него исходит свет. Мама мне вчера сказала, что порой я говорю людям неприятные вещи, но я на неё не обиделась, ведь я говорю правду. Кстати, вот этот человек, — и она указала на Алана, — предпочитает уединение. Он не любитель шумных компаний. Он молчаливый и необщительный.

— Верно.

— А Конлет — ты про него рассказывала, да? Конлет ещё не определился, кто он, и не обрёл самого себя.

— А Алеард, Люся? — любопытно спросила я.

— Алеард знает себя, — ответила она. — И Кристиан тоже.

— Вы чем здесь занимаетесь? — спросил подошедший Артем. Он погладил Люсю по голове и склонился над рисунками. — Храбрый экипаж?

Я подтолкнула Люсю локтем в бок, и она хихикнула. Артём улыбнулся.

— Секретничаете?

— Нет, пап, мы анализируем и сопоставляем, — серьёзно ответила девочка. Мужчина чуть не выронил рисунки.

— Дочь, ты меня пугаешь! — весело сказал он. — Если ты в одиннадцать анализируешь и сопоставляешь, что будет в шестнадцать?

— В шестнадцать я выйду замуж, — спокойно ответила Люся. У Артёма отпала челюсть.

— Уже решила, за кого?

— Может быть, за Рому. Он непостоянный мальчик, но его честность и сердечность мне нравятся.

— Милая, — услышала я голос Яны, — непостоянство Ромки ещё не повод не выходить за него замуж.

Мы рассмеялись, и Люся сказала:

— А я это знаю. Но Ромка вряд ли заинтересуется мной. Ему нравятся русоволосые девочки с мягким характером.

— Боже, дочь! — воскликнула Яна. — Тебе сколько лет? Иди играй в куклы!

Люся рассмеялась, прекрасно понимая, что мама её подкалывает.

— Ага, в «Дочки-матери», — ответила она. — Ну скучно же, мам. Мне с Фрэйей интереснее. Смотри, видишь? Вот это Конлет, это Эван…

Яна начала разглядывать ребят и сразу же угадала, где Алеард. Я усмехнулась.

— Ясно, от кого в Люсе эта проницательность…

Некоторое время мы болтали о пустяках, а потом Люся захотела нарисовать папу. Артём получился хорошо, не считая того, что один его глаз оказался больше другого. Люся никогда не сдавалась. Она старательно исправляла и доделывала, и ещё через час портрет был готов.

— Недурно, — сказала Яна. — Я и не знала, что ты умеешь так рисовать.

— А я и не умела, — весело ответила Люся. — Я только что научилась. Это во мне от папы: быстро схватывать и впитывать новые знания.

И она, скорчив маме гримасу, убежала в дом.

— Ящерка, — ласково сказал Артём. — Слушайте, у меня и правда такой нос?

Мы рассмеялись.

— Такой нос не только у тебя, но теперь ещё и у Люси, — ответила Яна.

— Не надо было разбрасываться носами, — укоризненно сказала я.

— Я не нарочно! — беспомощно рассмеялся Артём. — Кто же знал, что так получиться!

— Мне нравится твой нос, — утешила его Яна. — Ты вообще мне нравишься, муж.

— Неожиданное заявление, — поднял брови Артём. — Может, ты меня ещё и любишь?

— Всякое может быть, — игриво ответила Яна и ушла вслед за Люсей. По дороге она обернулась и подмигнула супругу. Артём проводил её нежным взглядом и улыбнулся мне:

— Вот такие дела. Я пошёл.

— Спокойной ночи!

— Не думаю, — ответил он. — Приятных снов, Фрэйа.

Он легко взбежал по ступеням и скрылся за дверью. Я радостно улыбнулась: когда счастливы те, кого любишь, хочется петь и плясать. Я не сделала ни того, ни другого. Я пошла спать. Сон давал мне яркие грёзы и приближал новый день, полный радостных событий.

Эван переехал в комплекс, и я была несказанно рада этому! Алеард позвал его отправиться с нами, и парень, конечно, согласился. Как и мне, ему не надо было долго думать.

Я задавалась вопросом, почему экипаж состоит из семнадцати человек, а не из тридцати или сорока? Ведь теперь, когда Бури ожил, размеры корабля не имели значения… Да и самого корабля как такового уже не было. Я раздумывала над тем, как это случиться, как откроются перед нами двери иной реальности? Мы сядем на Бури верхом и улетим? Или устроимся внутри него, когда он снова станет механизмом? Или выстроимся в ряд и произнесём вместе с ним заклинание, способное унести нас прочь от Земли, к неизведанному? «Всему своё время», — это был единственный ответ, которого можно было от Бури дождаться.

Я помогла Эвану устроиться на новом месте, и вышла на улицу проветриться. И тут же меня плотной толпой облепили дети.

— Поиглай с нами, Флэйа! — попросил Дениска — неугомонный черноволосый карапуз.

Я улыбнулась.

— А во что вы играете?

— В похищение сказочного плода! — ответила Вера, старшая из ребят. — Одна команда охраняет его, а мы похищаем!

«Сказочным плодом» оказалась груша. Она лежала на пеньке под раскидистым деревом — метрах в двадцати от нас.

— Там начинается вражеская территория, — пояснил мне Андрэ, бойкий пацан лет шести. — Плод сторожат великие и могучие воины-кусаки.

— Ужас какой! — искренне напугалась я. — Они могут закусать нас до смерти?

— Они могут всё, — заверил меня мальчик. — Их предводитель Огненная Борода способен раскидать нас одним лёгким движением руки.

— Поэтому нам нужна твоя помощь! — сказала Вера. — Ты поведёшь нас в бой, Фрэйа.

— Ну как тут отказать, если предстоит великая битва с самим Огненнобородым! — рассмеялась я, и они обрадовано загомонили.

Я вынуждена была встать на четвереньки, чтобы не выделяться из толпы собратьев по шайке. Главной у нас была всё-таки Вера, она была королевой разбойников, а меня сделали полководцем. Вера назвалась Беспощадной Рагильдой, а мне дали имя Солнце-на-ветру. Уж не знаю, почему именно солнце, и не знаю, почему на ветру, но детям видней. Дениску назвали Безумным Карапузом, а Андрэ Бесстрашным Псом. У нас были Воин-кепка, Воин-кузнечик и Яблочный воин. Соответственно, прозвище каждого получалось от того, чем он собирался «воевать». Карманы Яблочного воина были полны ранеток, Воин-кузнечик непрестанно прыгал, совершенно от этого не уставая, а Воин-кепка размахивал своим «опасным» головным убором и издавал боевой клич. Ещё в нашей команде были Радужная Пантера и Мадам Свирепость. Я едва сдерживалась, чтобы не расхохотаться: этой самой «мадамой» оказалась милая светловолосая девочка, с маленьким носиком и пухлыми розовыми губками. Она была похожа на котенка, и бережно держала в руках букет ромашек. Когда я спросила её, зачем ей цветочки, она ответила, широко и радостно улыбаясь:

— Далить!

Возможно, таким образом она хотела «задобрить» кусак. Дениска тут же посоветовал ей «лупсачить» врагов по головам этими самыми ромашками, на что девочка покачала головой и серьёзно ответила:

— Неть! Я буду их далить, кусаки подоблеют, и мы все вместе пойдём есть моложеное.

Я была одета в простое трикотажное платье малинового цвета с рукавами до локтя: длинное, облегающее, с глубоким круглым вырезом. Вера ловко повязала мне на голову чёрную косынку — причём лихо так, наискось, — старательно размалевала лицо краской и дала в руки «меч», оказавшийся самой обычной палкой — для большего устрашения «противника». Они и сами выглядели не лучше: кто-то был измазан в краске, у кого-то торчали в волосах яркие петушиные перья и стебли ковыля. Настоящая разбойничья ватага. Вера произнесла речь, из которой следовало, что воины-кусаки самые настоящие жадины, и не хотят ни с кем делиться заветной грушей. За это их, собственно, и предстояло проучить. Затем слово передали мне.

— Друзья мои и соратники! — сказала я шёпотом. — Настал тот день, когда мы восстановим справедливость и отведаем сказочного плода! Будьте отважными и сильными, не сдавайтесь! Будьте милосердны к врагу и честны с собой. Пусть небо споёт вместе с нами песнь Ветров. Да славится атаманша Рагильда!

— Ура! Ура!.. — послышался торжественный детский шёпот. — Слава Рагильде! Слава Солнце-на-ветру!

Нисколько не смущаясь, я поползла к пеньку вместе с остальными. Мне было ужасно смешно. Густая трава какое-то время скрывала нас от защитников плода, и мы подобрались достаточно близко. Я подумала, что нечестно было вот так брать меня в одну из команд, и решила, что непременно сдамся, но я и не подозревала, кто будет во второй команде!

Когда Вера дала сигнал к наступлению, напрочь позабыв о том, что это должен был сделать «полководец», я быстро подползла к груше и почти сцапала её, но не тут-то было. Сверху, с дерева, на меня прыгнуло не меньше трёх малышей, и они тут же принялись меня щекотать. Я хохотала как безумная, и каталась по траве, и путалась в собственных и чужих волосах… Про какую-то там грушу я и думать забыла. Повязка съехала на глаза, я только слышала жуткие визги вокруг, и крики, и хохот, и копошение.

— Это не воины-кусаки! — смеялась я. — Это воины-щекотки! На помощь, люди добрые! Братья-разбойники и сёстры-разбойницы, хватайте скорее эту негодную сливу, то есть грушу… и уносите ноги!

— Я вижу, враг повержен? — раздался надо мной знакомый голос. Малышня слезла с моего живота, и я, поправив косынку, увидела Алеарда. Он склонился очень низко, припав на одно колено, и глядел на меня, весело прищурившись. Я сразу поняла, что он и был тем самым страшным предводителем кусак.

— Огненная Борода! — расхохоталась я. — Теперь мне точно кранты!

Алеард рассмеялся.

— Нет, Фрэйа, никаких «крантов» не будет. Я просто-напросто возьму тебя в плен.

Я не успела подумать о том, как этот процесс будет происходить — на спину капитану шлёпнулся наш храбрый разбойник Дениска. Думаю, Алеард едва ощутил его на себе, и только сделал вид, что упал. А падать ему кроме как на меня больше было некуда. Он оказался очень близко, но не касался меня телом, хотя я всё равно чувствовала исходящее от него тепло.

— Я схватиль его! — гордо сказал малыш. — Билите сказачный плёд!

Я захихикала, не в силах сдержаться. Алеард ловко развернулся, скидывая разбойника, не дав шлепнуться на землю, поймал мальчишку за плечи — и подкинул высоко вверх. Раздался восхищённый вопль.

— А-а-а! — орал Дениска. — Я в стлатосфелу летю-ю-ю!

Алеард подкинул его ещё раз — к огромному удовольствию малыша, — и, поставив на землю, вручил заветную грушу.

— Держи, маленький воин.

Дети собрались в кучу и принялись верещать, по очереди откусывая от фрукта. Никто не хотел быть обделённым — всё-таки это была волшебная груша, не какая-нибудь там! Я широко улыбалась, не торопясь вставать. На траве было приятно лежать, к тому же под деревом царила прохладная тень. Алеард поглядел на меня и едва заметно улыбнулся.

— Мне нравится твоя боевая раскраска, — сказал он, и я покраснела. Кажется, ему понравилось и моё смущение, потому что он прищурился и улыбнулся уже более явно. Склонился пониже, и моё сердце яростно забилось. Но он только коснулся моих волос, убирая из них травинки, и, тронув за плечо, помог сесть. Я прислонилась спиной к пеньку и постаралась подумать о чём-то отвлекающем, чтобы снова не превратиться в переспелый помидор. Алеард присел рядом. — Детский смех оживил это место, — сказал он. Я поглядела на него с нежностью.

— Да… Вчера они сделали из Эвана вождя Абракадабру.

Алеард тихо рассмеялся.

— И нарядили его в старый драный ковёр. Бедный парень на жаре чуть не сварился, но при этом умудрялся танцевать вокруг костра и петь песни, даже приказал подносить ему дары.

— Приказал, ага! — рассмеялась я. — Его спас начавшийся дождь.

Алеард снова поглядел на меня и усмехнулся, торопливо переводя взгляд в сторону. Я поджала ноги и повернулась к нему.

— Что?

— Солнышко, — ответил он, посмеиваясь. Я смутилась ещё больше.

— Что? — тихо переспросила я.

— У тебя на лбу, — ответил он, — солнышко нарисовано.

Я прикрыла щёки ладонями.

— А, боевая раскраска…

Подбежавшая Вера подала мне горсть малины. Видимо, от груши ничего не осталось, что было неудивительно: «сказочный плод» отведали не только все разбойники, но и воины-кусаки.

— Эта тоже волшебная, — заверила она нас, — но я вам не скажу, в чём её волшебство!

Я приняла подарок, подставив ладонь, и с радостью взяла одну ягодку.

— Магическая малина! — сказала я, ощутив во рту приятную сочную сладость. Я протянула Алеарду руку, предлагая полакомиться, но не взял малину пальцами, а вдруг склонился над моей ладонью — и съел несколько ягод прямо из руки. Я ощутила мягкость его губ и тёплое дыхание, и обомлела. Дети, не успевшие далеко отойти, оказывается, наблюдали за нами. Раздался довольный смех Веры.

— Всё! — рассмеялась она.

Я поглядела на неё, не понимая, о чём речь, затем перевела глаза на Алеарда, довольно жующего сладкие ягоды.

— Мне не помешает побольше магии, Фрэйа, — серьёзно сказал он.

— О чём это Вера? — спросила я.

— Не знаю. Она такая выдумщица, всё время что-то придумывает.

Я против воли поглядела на его губы и тут же отвела взгляд. Взяла ещё ягоду, прожевала и закрыла глаза. Я очень любила малину, даже несмотря на то, что её косточки постоянно застревали в зубах.

Мы просидели так довольно долго — смотрели на детей, разговаривали. Это был замечательный день, и всё потому, что Алеард был рядом. Иная мечта выглянула из-за угла и поманила за собой, и я пошла за ней доверчиво и радостно, зная: там, в синих заколдованных долинах, ждёт меня тот, с кем я буду счастлива.

Дни проходили незаметно — за разговорами и приятными делами. Точная дата отправки не называлась, но мы чувствовали — главный день близится. Я успела на неделю съездить домой, рассказать обо всем своим. Мама и папа поддержали меня, но я видела, что моё решение их взволновало. Бабушка заявила, что я сошла с ума, вторая тоже была не в восторге, а Карина восприняла новость спокойно, как будто ничего особенного не происходило. Оба дедушки согласились с бабушками, что оно того не стоит, и в один голос принялись уговаривать отказаться от этой «безумной затеи». Я защищалась, как могла. Пыталась говорить о том, что я уже взрослая и имею полное право поступать так, как считаю нужным, что мне нужна свобода, и я задыхаюсь от их неуёмной опеки, что рядом будут сильные, уверенные в себе мужчины, и они смогут защитить меня, — но родные не хотели слушать. Не могу сказать, что назад я ехала обрадованной и счастливой, но что не сломленной — уж точно.

Я возвращалась в комплекс прохладной летней ночью — странно, но после бешеной жары и гроз температура вдруг понизилась, дни шли все подряд пасмурные, ветреные. Меня подбросили до ближайшего городка, оттуда нужно было добираться пешком. Я шла и размышляла.

Мой дом… Как много в этом простом сочетании слов сокрыто. Дом может быть разным, и для каждого он свой. Часть людей по-прежнему живут в городах, и я не осуждаю их. Зачем? Я и сама бывала в некоторых, и они отличаются от городов прошлого также, как нынешние люди отличаются от прежних. Меняются лица людей, меняются лики городов. Человеческая мысль всегда находит отражение в чем-то материальном.

Искусство более не продажно, оно творится для благости духа, для наслаждения, и просто для того, чтобы порадовать других людей красотой своего вдохновения. Поэтому стены домов похожи на картины: выложенные ли мозаикой, или разрисованные яркими красками, или украшенные буйным цветением вьющихся растений. Я вспомнила про огромный музей, выстроенный на острове посреди залива: он был сделан целиком из цветного стекла. Заходишь в него — а внутри бьют фонтаны, и бегают по стенам сотни солнечных зайчиков и бликов, и мебель тоже зеркальная, и ты идёшь по заколдованному миру отражений неведомо куда, словно находишься в лабиринте.

То место, где жили мои далекие предки, это тоже город. Раньше он выглядел иначе, но теперь это волшебное место. Город Солнца, так его называют. Он лежит на берегу реки. Говорят, когда-то дома царапали небо грязными макушками, росли всё выше, хватаясь за облака, и людям было трудно дышать, потому что воздух стал вредным. В Солнцеграде было мало высоких домов, а если таковые и попадались, они поражали воображение. Талантливых, смелых архитекторов на Земле было не занимать. В центре города, на площади, был сделан гигантский фонтан. Он бил на невероятную высоту или плевался в прохожих маленькими ледяными струями. Его так и называли: фонтан-шутник. Проходя мимо, никто не мог знать, когда его достанет водой, и достанет ли вообще. Это место обожали дети. Как-то я сидела неподалёку, на скамейке, и наблюдала, как они играют в «убеги от струи». На это невозможно было смотреть без улыбки, но особенно весело было наблюдать за приезжими, которые понятия не имели, что их ждёт, а местные хитро молчали, не спеша никого предупреждать.

У города Солнца была одна отличительная черта: когда сгущалась темнота, он начинал сиять удивительными разноцветными огнями. Повсюду горели фонарики, светильники, гирлянды и просто отдельные лампочки. Была улица голубых и синих огней, похожая на утро возле океана; и улица янтарно-красного и ярко-желтого сияния, словно жгучая пустыня; была зимняя улица: вся в белых и серебристых огоньках, и улица, заполненная радугами…

Почему именно сегодня меня застигли воспоминания о прошлом? О городах, что когда-то глядели вдаль угрюмыми стареющими лицами, о людях, которых я не знала, но хотела бы узнать… Чувства не изменились, но повзрослели. У людей прежних и нас нынешних была в сердце одна любовь, несмотря на то, что мы жили в разных измерениях, ощущали разное время и думали о разном. Или об одном и том же? Почему тогда мы жили так непохоже?

Был город среди леса, и лес тот был особым: деревьям, растущим в нем, было по пятьсот-шестьсот лет каждому, а некоторым и больше. Они простирали к небу узловатые ветви, кроны казались продолжением облаков: раскидистые, пушистые и горделивые. Медведи с волками, соболи, куницы и рыси спокойно ходили по улицам, помогали в домашних делах, присматривали за детьми. Я знала: весь этот город вырастили давным-давно всего несколько человек. Дома в городе были занимательной постройки — все сплошь одно-двухэтажные, срубовые, из толстенных бревен, поднятые над землей на невысоких подклетах и опоясанные широкими террасами по всем четырем сторонам, и окнами, доходящими до самого пола. В центре каждого дома росло дерево. В молодых, построенных на моем веку домах, деревца были небольшими, веселыми и стройными. Зато в домах, стоявших здесь не одно десятилетие, деревья-сердца были огромны. Их стволы служили основой дома, его неумирающей душой. Эти дома возвели основатели города и жилища, конечно, претерпели изменения, но не утратили своего мудрого очарования и притягательности. Было время, я хотела остаться там жить, но передумала. Молодости присуща некоторая суетливость, молодость видит бесчисленное множество вариантов. После города Вечности я была в Присвете. Это был город-сказка: сплошь деревянные терема с башенками, балкончиками, зимними садами и оранжереями. На окраинах города росли разлапистые ёлки, высоченные рыжие сосны и степенные кедры, худые свечи туй, нежные пихты и лиственницы, а в центре города — фруктовые деревья самых разных возрастов и видов. Весной на холмах возле города отмечали Дни Цветения. Подгадав время, я прибыла туда накануне. Я помню, как прыгали над головами собравшихся проворные белочки, и по первому зову спускались на руку хозяина, а ревнивые псы бдительно следили за самыми маленькими участниками празднества: чтобы не затерялись в толпе, не заскучали без мамы и папы. Народу в эти дни в Присвет съезжалось великое множество, со всех концов света. Приходилось воздвигать палаточный лагерь, занимавший чуть ли не такую же территорию, как сам город. Я знала, что эти дни были самыми желанными для тех, кто искал свою любовь, но в ту пору я искала саму себя. Мне нравились праздники, нравилось наблюдать за людьми, за выражением их лиц, и слушать разговоры, и радоваться, когда кто-то находил то, что искал. Этот город не вызвал у меня желания остаться, и не потому, что в нем был какой-то изъян, просто душа моя жаждала иного. Я побывала также в городе у моря, где спели сочные персики, а виноградные лозы свешивались прямо в окно. Тогда я поселилась в маленьком домике в платановой роще. Его хозяйке захотелось навестить родственников, живших не близко, и я провела у моря много прекрасных дней, купаясь или гуляя по незнакомым фруктовым долинам. А ещё ездила к пустыне и слушала её хрустящую тишину, и плавала в бесконечных лагунах с прохладной голубой водой. Была возле водопада высотой до самого неба, и глядела на море с верхушки громадной скалы, видела красные осенние леса и леса, спящие под снегом. Поднималась в небо на маленькой лёгком самолёте и наблюдала, как стаи перелётных птиц прощаются с землёй. Эти воспоминания жили во мне и возвращались, когда я засыпала. А ещё я путешествовала к океану, где и встретила Эвана.

Я уже подходила к дому, когда почувствовала неладное. Вот что значит уйти в себя! Меня насторожила тишина — необычная, сухая. Я слышала только ветер. Ни криков ночных птиц, ни сверчков, ни лягушек — а ведь вокруг было столько озер! На всякий случай я прихватила зубами руку. Больно. Значит, не сон…

В ушах начало звенеть, и звон становился всё громче, всё нестерпимей. Дорогу было плохо видно — и это в летнюю-то ночь! Я словно теряла сознание, но иначе, чем тогда, после грозы. Мне не было дурно, голова не кружилась, нигде не болело. Мир становился черным, медленно, неотвратимо пропадал. Темнота окончательно поглотила лес и крутые холмы, укутала высокие травы. Мне пришлось остановиться. Не буду врать: было страшно. Мрак покончил с окружающим миром и теперь поедал меня, однако я по-прежнему не испытывала никаких физических ощущений, только видела, как исчезли мои ступни, бёдра, живот, руки… Чернота доползла до глаз, и всё. Я перестала быть в привычном пространстве, будто провалилась в глубокую яму, заполненную упругим желе…

Я ощутила запах моря и соленых водорослей и открыла глаза. Надо мной сияло белое небо. Я приподнялась на локте и пораженно огляделась: песок был такой же белый, как небо, тихие белые волны плескали о берег, впрочем, не издавая ни звука, и камни разных форм и размеров молчаливо смотрели на меня отовсюду. Вдалеке виднелись острые пики огромных скал: они создавали коридоры и комнаты, и причудливо изгибались, и в их силуэтах мне мерещились невиданные звери и люди-великаны. Меж скал вода образовывала лагуны и протоки, и озерца, и всё это, кроме камней, было белым. Мне уже не было страшно, и я поднялась. Прозрачный песок хрустел на ладонях. Мир вокруг был размытым, нежным, как будто написанным акварелью, но ему не хватало завершенности. Он был почти бесцветным, и ни звука вокруг, только сердце моё билось как прежде.

Я ощущала свое тело, могла чувствовать и мыслить. Это был не сон, сны ощущались иначе. Ну конечно! — внезапно сформировалась в груди отчётливая мысль. — Небо, скалы и море — всё это Я! Мох на камнях обрел цвет и стал тёмно-зелёным. Как просто было менять этот мир! Камни стали двигаться, меняться местами, окрашиваться в разные цвета. Они уже не были похожи на близнецов, в каждом появилась своя жизнь, своя душа. И они заговорили со мной… Сначала тихо и осторожно, потом громче и настойчивее. Совсем как Бури. Волны обрели и силу, и голос, и цвет. Они с шипением падали на песок, как будто игриво кусали его, мир наполнился шумом ветра, белое небо моргнуло, покрывая фиолетово-розовыми сумерками пространство вокруг, и я пораженно отметила, что оно стало темно-синим и заполнилось миллиардами звезд. Звезды, камни… Камни, звезды… Мерцали они всевозможными цветами. Были холодно-голубые и розовые, и белые, огромные и искрящиеся. Были желтые, крупные, и фиолетовые, унылые; были подобные морковкам — с хвостами, и такие, которые переливались разноцветным жемчугом; и туманные дымки заполняли небо, двигались, кружились, и все это невероятным образом отражалось в море, и в лазурных лагунах, в бирюзовых озёрах, в беспокойных водопадах, падающих со скал, и плясало на волнах, разбивалось брызгами и было несокрушимо. Я смотрела, пытаясь что-то сказать, но слова не находились. Эмоции переполнили меня, я пронеслась по пустынному пляжу, как сумасшедшая, ища выход в стремительном движении, и напиталась до отказа запахами и звуками, и голосами далёких реальностей, и чувствами, доселе мной неизведанными.

— Какой путь правильный? — спросила я у неба, и голос, неузнаваемый, но очень знакомый, ответил:

— Ты знаешь. Будь со мной.

И было в этом голосе отчаяние, и боль, и бессилие, и доверчивая искренность, и безрассудная отвага…

— Я здесь! Я иду! — я кричала эти слова на разные интонации, зная, что он не услышит меня. Он был одинок, как и я, лишь этот мир принял наши стремления и указал нам путь друг к другу. Я чувствовала: кто-то ждет моей помощи, ищет меня, стремится ко мне, создает меня. И текли по щекам теплые слезы, и я не пыталась их сдерживать, и тоска проникала в сердце, но я всё яростнее шла напролом — через невозможность, через неприятие, через боль. Мгновением спустя я ощутила, что меня выталкивает из этого мира, словно большие сильные руки мягко взяли поперек тела и оторвали от земли. Тело стало лёгким и податливым. Мне пришлось изо всех сил ухватиться за камень, но меня всё равно подняло, подбросило на несколько метров вверх, затем дёрнуло в сторону и обрушило в воду. Я чувствовала во рту холодную воду, лишённую соли, меня уносило прочь от берега, прочь от белого прозрачного песка, от живых камней с человеческими душами, прочь от одиноких звезд с грустными глазами. Уносило с огромной скоростью, я зажмурилась… и ударил в ноздри знакомый запах травы и леса. Испугаться не получилось: земля оказалась внизу, подо мной, промчались какие-то деревья мимо левого уха… и я села верхом на куст смородины. Приземление оказалось весьма болезненным, но теперь я думаю — хорошо, что это был не крыжовник…

Тишина перестала быть мертвой. Я слышала птиц и сверчков, и шум ветра изменился: трава пела по-своему, деревья по-своему. Я огляделась: знакомая берёзовая роща, комплекс близко. Мне захотелось как можно скорее рассказать о произошедшем Алеарду, и я поковыляла в сторону домов. Идти было недалеко, но ссадины неприятно щипали, и я шла медленно, в раскоряку. Сорвала по дороге подорожник, и завернула-таки к родничку, осмотрела расцарапанные бёдра. Ничего страшного.

Просохнув немного на ветерке, я пошла дальше и вдруг сообразила, что все еще спят. Наверное, сейчас часа четыре утра! Нельзя тревожить людей в такое время. Меня распирало от радостного волнения, хотелось выговориться, и я пошла к Бури.

Он лежал, вытянувшись, на берегу реки, и задумчиво глядел на воду. Он почувствовал меня издалека. Я прижалась к его тёплому боку и стала рассказывать о том, как попала в другой мир. Бури слушал внимательно. Наверное, я болтала часа два или три. Говорила возбужденно, иногда принималась ходить туда-сюда, потом снова садилась, и вставала, и махала руками, и не могла найти себе места.

Наконец я присела возле него на песок.

— Ты ведь знаешь, где я была, не так ли?

— Знаю, — ответил он молча. — Это место называется Промежутком. Там не существует времени, есть только ты и твои мысли, и чувства, и желания. Этот мир как отражение тебя, но не совсем. Путешествуя по реальностям, вы каждый раз будете попадать туда перед тем, как посетить новый мир, но каждый в свое время.

— Значит, есть риск потерять друг друга?

— Возможно.

— Это важно, Бури! Мы отправляемся в это путешествие вместе, мы нужны друг другу!

— Сегодня вместе, завтра врозь, — ответил он неопределённо.

— А что, если с кем-то приключится беда? Если… если мы будем так далеки, что не сможем друг другу помочь? — взволнованно спросила я.

— Ты должна понять, Фрэйа: здесь вы одна команда, но Промежутку нет до этого дела. Он воспринимает вас каждого по отдельности, такова его суть. Спустя время вы научитесь предугадывать реальности и узнавать их через Промежуток, но первые миры опасны тем, что неустойчивы. Нет, не миры, — поправился он. — Дело в вас, возрождающих Промежуток. Ты сама всё поймешь, когда будешь готова.

— Бури, этот Промежуток… Туда можно попасть всем вместе? Нескольким людям одновременно?

— Со временем вы сможете всё. Важно помнить, что каждый мир живет по своим законам. Одни реальности отдают, другие забирают. Каждый человек способен обрести тот мир, что придется ему по вкусу, но не каждый станет искать новую родину. Родной мир — не значит близкий по духу. Родной может стать самая, на первый взгляд, неподходящая реальность. Иногда люди и сами не знают, что станет им близко. Иногда люди слепы, и идут на ощупь, чтобы познать тепло прикосновением. Разные миры — разные люди. Не суди, как говорят земляне, и не судим будешь. Всё, что прежде казалось сном, превратится в явь. Кошмары и грезы, страсти и воздержания, доброта и ненависть. Миры таят в себе много зла, но и хорошее сохраняют. Помни, Фрэйа: ты мыслишь как землянин, но определяй происходящее чувствами. Не отторгай и не впитывай — зри и размышляй, чтобы точнее понять — будет ли новое знание сохранено в памяти или лучше его навсегда забыть. Мы все — части целого. Мы знаем, как претворять мечты в жизнь, но не всегда помним, что любая мечта, даже самая светлая, оставляет след. Тропы судьбы — твои по праву от рождения. Шагай смело, Фрэйа, но решай сама — оглядываться и идти медленно, или нестись во весь опор, не замечая ничего, кроме конечной цели и не делая остановок. Или чередуй безумное и разумное, ищи баланс. А я, по мере возможности, буду помогать тебе и всем вам.

— Я поняла тебя, Бури. Услышала сердцем. И очень постараюсь узнавать происходящее без предвзятости, не относиться к неведомым краям с пренебрежением и не упираться в стены собственного упрямства. Но скажи, как я попала в Промежуток? Я ведь даже не подозревала о его существовании!

— Я помог тебе, как и всем остальным.

— Остальным? — удивленно произнесла я. — Там были все?

— Верно, и кто-то посчитает это сном. Каждый сегодня открыл свой собственный Промежуток. Убеди их в важности этого открытия, Фрэйа. Промежуток — это защитный механизм, переходная реальность, мост через Пропасть. Всё, что кроме — Пропасть. Упадешь вниз — и даже я не смогу помочь тебе. Ни в коем случае нельзя перешагивать через Промежуток. Это равносильно смерти.

— А зачем может понадобиться миновать его? — нахмурилась я.

— Если не будет другого выбора, — ответил он и больше ничего не добавил.

— Бури, а кто создал его, этот Промежуток?

— Он был всегда. Я не знаю, кто этот создатель, но чувствую его в себе.

— Ты смог перекинуть нас туда, потому что сам пришел из Промежутка? — произнесла я задумчиво.

— Я не знаю, откуда пришел. Но вполне возможно, что я возник из Пропасти, из того, что не в реальности и не между реальностями, из того, что за Границей. Вы найдёте за Промежутком свои мечты. Но помни, Фрэйа, и скажи остальным: Промежуток фильтрует время, как ему кажется правильным. Вне Земли время будет идти по-своему, хотя в Промежутке оно стоит. Шагнёшь в иной мир — и окажется, что ты ушла из дома на года. Или всего на несколько секунд. Время — ваш враг и союзник. Промежуток станет хранить вас, как и я, но его решения переменчивы. То, что казалось правильным сегодня, будет выглядеть иначе завтра. Главное находится внутри вас, но что это — каждый поймёт в свой час.

— Время… — повторила я. — Обретем мечты…

— Фрэйа, Бури! — услышала я знакомый голос. Это был Алекс. — Доброе утро!

— И тебе доброе! Как спалось? — спросила я.

— Мне сон странный приснился. Как ты относишься к странным снам? — улыбнулся он.

— Весьма серьезно, Алекс, — посмеиваясь, ответила я. — Сон-то, наверное, про удивительный морской берег.

— Действительно про берег, — он подозрительно поглядел на меня. — Это был не сон, да?

Я начала рассказывать ему о том, что узнала от Бури, потому как тот не произнёс ни слова. Алекс слушал внимательно, иногда хмурил светлые брови.

— Нужно увидеться с остальными, — сказал он.

Я согласилась. Мне не терпелось узнать, как у ребят прошло их первое знакомство с Промежутком.

Мы разговаривали до самого обеда. Хотя «мы» это сильно сказано, я в основном молчала, только поделилась тем, что мне сказал Бури. Алеард один раз глянул на меня, всё мгновенно понял, и больше уже не смотрел и ни о чем не спрашивал. Остальные каждый по-своему реагировали на произошедшее. Вечно сомневающийся Конлет сомневался, Санада рта не раскрыл, только кивал, Рада и Николай возбужденно что-то доказывали, Онан улыбался, Елена взволнованно вздыхала, — в общем, все были собой. Выяснилось, что помимо меня неудачно приземлился Эван, и он весело смеялся, рассказывая об этом. У остальных возвращение в наш мир прошло успешно, однако каждый увидел Промежуток по-своему. Например, у Алана, Тоя, Онана и Шанталь ночь была тёмной, а небо беззвездным. У Конлета, Николая и Рады звука и цвета в Промежутке не наблюдалось, у Евы, Леонида, и Санады берег был пустынным, почти без камней, зато скалы мягко светились, а море замерло, словно заснуло, Елена так вообще не успела почти ничего разглядеть — её оттуда мигом выкинуло, зато Алекс, Кёртис, Кристиан, Олан, Эван и Алеард, как и я, видели звезды. Судя по их описанию, у них Промежуток был похож мой. Наверное, это как писать картину с натуры. Кто-то увидит дерево и нарисует дерево, но у одного оно будет как две капли похоже не оригинал, у другого будет фиолетовым, а у третьего вместо листьев повиснут капельки или звёздочки. А кто-то нарисует вместо дерева огурец и будет с пеной у рта доказывать, что это дерево. А другой изобразит круг и прямоугольник, и это тоже будет дерево, просто не такое, к каким все привыкли… Пока я размышляла над этим, ребята решили попробовать попасть в Промежуток все разом. Я была уверена, что это пустая затея, но спорить не стала. Мы взялись за руки. Ребята закрыли глаза, но я их упрямо не закрывала. Я хотела увидеть происходящее, полнее ощутить его собой.

Тьма начала окутывать меня, стоило только подумать о том красивом белом пляже. Люди исчезли внезапно, словно растаяли. Мрак приближался, и я глядела в него. На сей раз он быстро укрыл меня плотным чёрным одеялом и осторожно поставил на песок.

— Эй! Есть здесь кто? — крикнула я. Был слышен только шум прибоя, и камни шептались, и ветер трепал волосы. Звезды сверкали и переливались. Я была одна.

Промежуток не казался мне замкнутым, как выразился Конлет. Напротив, он выглядел бесконечным. Пляж уходил куда-то еще дальше высоченных скал, и море было огромным, а небо высокое, живое, подвижное.

Я стала прохаживаться по пляжу и трогать камни, и они шевелились под ладонью, словно подставляли другой бок для поглаживания. Некоторые из них урчали, как кошки, и при этом ощутимо вибрировали, другие гудели, а какие-то неприятно скрежетали. Часть камней была холодной, часть — тёплой, и был один горячий — не дотронешься! Были и такие, что повторяли какие-то слова. Мне запомнился крупный белый валун, говоривший слово «Потом», и ещё один, красноватый, который бормотал что-то вроде «Есть. Я хочу есть. Дайте мне поесть…». А самым смешным мне показался крошечный зелёный камушек, который перекатывался с боку на бок и тоненько пел букву «и». Иногда он подпрыгивал и ловил цветной туман, намазывал его на бока, становясь радужным, а потом отряхивался и зарывался с песок. Через несколько секунд всё повторялось…

Я дошла до огромной каменной арки, под которой разлилось мелководное озерцо. Вода в нём была перламутровой и отражала звёзды. Я окунула руку, думая, что она окрасится и станет переливаться серебристыми радугами, но вода была, несмотря на свой цвет, прозрачной. Посреди лагуны лежал большой чёрный камень. На первый взгляд это был обычный валун, но, подойдя к нему, я ощутила самую настоящую боль. Камень отдавал чувства. Его невозможно было коснуться — я откуда-то знала, что это опасно. Тронешь — и остановится сердце, отлетит душа, разверзнется под ногами чёрная Пропасть. Такая же чёрная, как и этот камень.

Я вернулась на пляж и ещё долго бродила меж камней, пытаясь найти те, которые делятся чувствами. Не нашла. У меня было ощущение, что, прикасаясь к камням, я как будто вспоминала людей, и места, и события, которых не знала, но это все равно были воспоминания. Воспоминания будущего? Возможно ли такое?

Один из камней показался мне занятным, а именно потому, что он был простым серым булыжником. Он не отдавал ничего. Я присела возле него и прикрыла глаза, и вдруг увидела перед собой тёмный мост. Туман, повсюду туман, и пахнет чем-то знакомым. Вода мутная, безжизненная, и деревья на берегу черные, совсем без листвы. Осень? Зима? Почему не слышно ни птиц, ни человеческих голосов? Это мертвое место. Оно холодное и пустое.

Я попыталась открыть глаза и с ужасом поняла, что стою на краю моста и смотрю вниз, на неподвижную воду. Неба не видно, и черный лес молчит. В этом мире всё молчит. Впервые в жизни от страха меня замутило, я ощутила неимоверную слабость и сжала кулаки до боли в костях, но это не помогло. Я переместилась в иную реальность, даже не поняв этого! Как такое возможно?

Среди черных деревьев наметилось движение. Что-то двигалось в мою сторону, и двигалось быстро. Я напрягла зрение. Странный силуэт скользил невесомой тенью. Ближе и ближе… Я попыталась успокоиться, но волосы встали дыбом, когда из леса вышло это. Оно ковыляло на двух кривых ногах, и кожа клочьями свисала с его лица. Я заорала, отодрала ладони от перил, и с неимоверной скоростью бросилась наутек. Мне казалось, что я потеряю сознание от ужаса. Этот мир был не просто мертв, он был заполнен ужасом до краёв, пропитан страхом намеренно и старательно. Я бежала по мосту, и звук моих шагов был не менее страшен, чем существо, что преследовало меня. Я не замечала, куда бегу, но не спотыкалась. Преследователь сосредоточенно сопел у меня за спиной. Не выдержав, я оглянулась… Длинные, отвратительные, пахнущие тухлятиной семипалые руки тянулись к моей шее… Я поняла, что не смогу перенестись в Промежуток. Страх завладел сознанием и затмил все остальные чувства. На мосту валялась большая железяка, похожая на кочергу. Я на бегу подхватила ее, развернулась и со всего размаху влепила существу по «лицу». Оно издало булькающий, противный звук, его тело уродливо выгнулось и искривилось… Падая, мерзавец успел сцапать меня за ногу, и сдавил голень с такой силой, что я вскрикнула. Я колошматила его почем зря, пока он не затих. Пришлось дотронуться до осклизлых пальцев и разжать их. «Кочерга» в руках ходила ходуном. Что же это, господи?.. Я готова была разрыдаться, из груди вырывались судорожные хриплые вздохи. И тут существо снова зашевелилось. Оно подняло голову, жутко изогнув сломанную шею, и впилось в меня мёртвым взглядом белых глаз с крохотными чёрными зрачками. Его тело подёргивалось, хрустело и ломалось… Я остолбенела от этого зрелища. Перед глазами всё плыло, я едва не потеряла сознание. Живот прихватило так, что я скрючилась. Никогда ещё у меня не болел живот.

Оно обмануло меня: сверху прыгнула новая тварь, она порвала моё платье, но до кожи, к счастью, не достала. Это было непонятное существо с мерзостными паучьими лапками и такими же белыми глазами. Я с криком скинула его с себя, и изо всех сил ударила, но промахнулась. Эта гадина оказалась ловчее первой, она перекруживалась, как танцовщица, и стонала, и завывала, и делала коварные выпады в мою сторону. Наверное, я шаталась, как пьяная, дурнота накатывала волнами и отступала на мгновения. Непросто было держать эту тварь на расстоянии, я понимала, что мне нужно атаковать её, а не ждать нападения, тем более что исколошмаченный кусок первого существа подполз уже достаточно близко, чтобы прийти ей на помощь. Мне повезло: я ударила в нужный момент. Наука Айвора не прошла даром: паучиха врезалась в перила и, неловко перевалившись через край, полетела вниз. Я зажала дрын под мышкой, стараясь не смотреть на ползущий труп, и побежала прочь. Ноги наливались кровью и тяжелели с каждым шагом.

Мне нужно было успокоиться, взять себя в руки! Со стороны леса вновь послышался шорох, и я уже знала, что за ним последует. Я заставила себя остановиться, расслабленно опустить руки, и мысленно обратилась к Промежутку. Мысль дрожала вместе с телом.

Тьма милосердно укутала взор, но я ещё успела увидеть нескольких гнилых существ, что шли по моему следу… Толчок. Запах моря. Я снова в Промежутке. Берег пронёсся мимо, снова темнота и… я стояла на крыльце какого-то домика, в комплексе, взмокшая от пота, зареванная, с измызганной «кочергой» в руках. Я попыталась сморгнуть слезы, но они непрерывным потоком текли по щекам. Оказывается, солнце уже перевалило за полуденную черту.

Не в силах справится с дурнотой, я опустилась на ступеньки, привалилась плечом к перилам. Не могло так быть. Ничего не случилось. Пусть никто не узнает об этом.

Мимо некстати проходила Эля. Я неплохо её знала, но мы не были друзьями.

— Эй, Фрэйа, что с тобой? — взволнованно спросила она. — Тебе помочь?

— П-п-порядок, — трудно ответила я, и голос не был похож на мой, как будто я слышала другого человека. — Всё замечательно.

— Я позову Алеарда! — быстро сказала она. Я открыла рот ее остановить, но вместо слов получился невнятный стон.

Хорошо, что домик стоял на отшибе, и меня было трудно заметить с основной аллеи. Я сидела, опустив голову, и старалась не думать, но мысли тяжёлыми сгустками гуляли внутри рассудка и безжалостно распирали виски. Нет, ничего не было. А если и было — забыть это поскорее, растереть в порошок, выкинуть из головы куда подальше! Мне стало холодно, потом жарко, и вдруг ужасно захотелось есть. Я готова была заглотить целый каравай, котел картошки, и две кастрюли каши! От голода у меня начала кружиться голова. Отчего такая усталость? Отчего трудно дышать? Почему воздух плотный и вязкий? Нелегкое это дело — скакать по мирам! А особенно трудно узнать, что ты лишь кусочек тёплой плоти посреди бесконечно океана миров, и живут в этой бездне не только люди, но и иные существа, готовые употребить тебя в пищу, не задумываясь…

Алеард появился из-за угла такой же, как и всегда: спокойный, серьёзный и хмурый. Я тяжело поднялась и, задыхаясь от слёз, рухнула со ступеней к нему в руки. Он осторожно гладил меня по голове и шептал что-то ласковое, а я прижималась к нему, пытаясь согреться, хотя на улице было не холодно. Кошмар медленно таял, стирался из памяти, и только белые глаза морщинистого трупа по-прежнему глядели, глядели на меня, и не могли наглядеться…

Когда я затихла и задышала ровно и спокойно, Алеард вытёр мои щёки, отстранил от себя и строго сказал:

— Рассказывай по порядку.

И я стала рассказывать. Сбивалась от волнения, путалась в словах, но говорила правду. Алеард не выглядел разозлённым, но лицо его помрачнело. Он смотрел на меня внимательно, немного сердито, но это была необидная сердитость. Меня пробирало от его тяжёлого взгляда. Когда я закончила рассказ и показала на железку, сиротливо валяющуюся на траве, он пару минут не произносил ни слова. Потом тихо вздохнул.

— Фрэйа, Фрэйа! Эх ты! Ты понимаешь, что снова слишком сильно рисковала? Понимаешь, какой огромной опасности себя подвергла? Ты же была от нас так далека! О чем… бога ради скажи — о чем ты думала? — спросил он и легонько встряхнул меня за плечи.

— Да ни о чем, Алеард! Я такая дурында! Я не думала ни о чем. Просто взяла и сделала, — ответила я, закрывая лицо руками. — Глупо. Глупая незрелая дурость. Что же я за человек такой непутёвый? Не надо было подпускать меня к…

— Фрэйа, — перебил он, — ну-ка, глянь на меня! Не бойся, посмотри. — Я почувствовала его пальцы на своих запястьях, он опустил мои руки вниз, потом осторожно, всего на секунду, коснулся моей щеки тёплой ладонью. — Дело не в том, что ты ошиблась, мы все ошибаемся. Я знаю, почему это произошло именно с тобой. Ты привыкла действовать самостоятельно, ни на кого не рассчитывая, но прошу тебя, не торопись с перемещениями! Да, это кажется увлекательным, пока не убедишься в обратном. — Он нахмурился. — Ребята не хотят ничего знать о технике безопасности, но ты как всегда сделала опасный шаг вперёд. Теперь на твоём примере они убедятся, что в иных мирах помимо сладких пряников им ещё и на орехи могут дать. — Он прижал меня к себе крепче и добавил: — Береги себя. Слушай внутренний голос. Не спеши. Ты поняла, Фрэйа?

— Да, я поняла, Алеард. Ты прав. Прости, что я опять сглупила. Я не хотела, чтобы вышло так…

— Не проси прощения, Фрэйа. Не нужно. Что случилось, то случилось, уже ничего не изменишь.

Я успокоилась и прикрыла глаза. На месте Алеарда моя бабушка ещё очень долго отчитывала бы меня, и строго грозила пальцем, и возмущённо воздевала руки к небу.

— Хорошо, что ты не моя бабушка! — тихо сказала я.

— Что? — несколько удивлённо переспросил мужчина.

— Ты не моя бабушка и это хорошо. Она бы мне всыпала по первое число, — ответила я.

— Это не мой метод, Фрэйа, — сказал он серьёзно. — Я не вижу в этом необходимости. Тебе и так досталось.

— Алеард! Я правда не специально сделала это!

— Я знаю, Фрэйа. Знаю. Но раз так вышло, ты должна мне помочь. Поговорим с остальными.

— А они будут нас слушать? — робко спросила я.

— Им придется выслушать, или ни один и ни одна больше в Промежуток не попадут, — ответил он сурово, и я поняла, что у Алеарда есть какая-то неизвестная нам власть над Промежутком и перемещениями по мирам.

Он взял меня за руку, и мы направились к основному зданию. Во второй руке он нёс «кочергу». Меня мотало из стороны в сторону, я сжимала его ладонь, чтобы не упасть. Он шёл за нас двоих. Глаза слипались, в животе урчало. Мы зашли в столовую, и капитан усадил меня к Эвану. Тот как всегда был в приподнятом настроении.

— Ждите здесь, — сказал Алеард и ушёл. Эван поглядел ему вслед.

— Алеард чем-то расстроен? — спросил он, словно не замечая, какая я помятая и замызганная.

— Еще как. Думаю, нас всех ждет трудный разговор, — смущённо ответила я.

— Эм-м-м, а что случилось?

— То, что должно было случиться рано или поздно с кем-нибудь из экипажа, — пробурчала я в ответ.

— Расскажи! — попросил он, пододвигаясь ко мне поближе.

Я открыла рот поведать замечательную историю про ходячий труп, но к нам подсел Алекс.

— О чём болтаете? — спросил он.

— Мы ждем, — ответил Эван.

— Ждете?

— Сейчас капитан приведет остальных и у нас состоится трудный разговор, — повторила я.

Мужчина поглядел на меня, и улыбка исчезла с его лица.

— Что произошло, Фрэйа?

— Ничего такого, о чем бы стоило сожалеть, — ответила я. — Алеард придет и всё скажет. Я здесь просто как непосредственный участник произошедшего.

Алекс открыл рот что-то добавить, но передумал. Минут двадцать мы сидели молча, даже болтливый Эван не сказал ни слова, и в итоге я не выдержала и положила голову на стол.

— Ты чего это? — спросил биолог.

— Просто устала и хочу спать, — ответила я уныло.

— Ты всегда такая бодрая, Фрэйа. А тут вдруг утомилась ни с того ни с сего! — удивленно сказал Эван.

— Я долго ехала, потом ночью пешком шла через поля, потом попала в Промежуток, в общем, почти не спала. И… ну и еще есть другие причины.

— Наверное, именно о них мы и будем говорить, о других причинах, — догадался Алекс. Я почувствовала, что они оба смотрят на меня, и, не выдержав, рассмеялась. Смех получился похожим на хрюканье из-за того, что я уткнулась носом в ладони. Я подняла голову и поглядела на ребят.

— Фрэйа, ты вся красная, как помидора! — воскликнул Эван. — Ты хорошо себя чувствуешь?

— Я красная, потому что усталая. Мне всегда жарко, когда я устаю или… волнуюсь.

— Отлично, — склонил голову Алекс, — значит, повод для волнения у нас есть.

— У вас… — начала я, но тут подошли другие ребята. Я взяла себя в руки и села прямо. Алеард пришёл последним. Он расположился возле меня.

Это был долгий разговор. Привыкшие не ждать подвоха, рожденные в любви люди, живущие в таком светлом мире, как наш, не готовы были поверить в существование чего-то совершенно противоположного: страшного, безобразного, опасного. Алеард говорил спокойно, не навязывал своего мнения и не заставлял себя слушать, не ругался и ни разу не повысил голоса, хотя остальные возбужденно и громко спорили между собой. Я молчала. Мне было тоскливо оттого, что они не хотят принимать произошедшее. И тут меня как током ударило: ну конечно! Лет в двенадцать я научилась передавать мысли посредством воображения и чувств, и здорово преуспела в этом. Это называлось мысленным общением. Именно так мы общались с Яной, мы с ней вообще были отлично друг на друга настроены. Конечно, здесь не все смогут… Да и получиться ли у меня?.. Наверное, не стоит заикаться об этом… Я стала нервно теребить рукав платья.

Алеард заметил выражение глубокой задумчивости на моем лице, и, склонившись, тихо спросил:

— Фрэйа, что такое?

— Я… я просто хотела предложить… Что, если я смогу показать им произошедшее? Я это умею, хотя давно не практиковалась. Стоит попытаться, как думаешь?

— Ты умеешь мысленно общаться? Хм, я мог бы догадаться, — произнёс он, сощурившись. — Хорошо, сейчас.

— Это ты ничего не понимаешь, бездарь!.. — воскликнул между тем Той, но капитан поднял руку, и все разом замолчали.

— Я знал, что это ни к чему не приведет. Здесь собрались отменные упрямцы. Мы с вами еще на прошлой неделе обсуждали наши тренировки. Санада никого не будет заставлять, все это понимают. И я не стану — вы взрослые люди, должны иметь головы на плечах. Сейчас вы продолжаете отвергать очевидное. Фрэйа, — он посмотрел на меня, — скажи.

— Я немного умею мысленно общаться, — произнесла я, волнуясь. — И предлагаю вам посмотреть и убедиться, что случившееся со мной — не выдумка. Вам неведом мой страх, но если хотите — попробуйте его со мной разделить.

— Кто готов, — добавил Санада, — поднимите руки!

Руки подняли все, и я знала почему. Дело было не в том, что они стыдились отказаться. Просто они думали, что их ничто не напугает, что они с лёгкостью справятся с любым кошмаром: будь то сон или явь. Собственно, и я так думала до встречи с мерзкими тварями на мосту. Алеард объяснил ребятам, что нужно делать, потому что многие до этого ни разу не общались мысленно. Он взял меня за руку.

— Ты расскажешь мне, а я им, — сказал он.

Я благодарно улыбнулась и закрыла глаза: снова это ощущение полета, хотя я по-прежнему сижу на стуле. Темный лес и бесцветное небо, последние листья осыпаются с ветром… Земля холодная, очень холодная, и ветер пробирает до костей. Что это за место? Я вдруг осознала, что это не мои воспоминания, это воспоминания Алеарда. Печалью и тоской веяло от этого леса. Этот лес умирал. Картинка расплылась, уступая место страшному мосту, тому самому, из другого мира. Мне не хотелось туда возвращаться, но я себя заставила. Вот как всё было…

Я пришла в себя от чьего-то испуганного крика. Кричала Елена. До меня не сразу дошло, что я всё еще крепко сжимаю пальцы Алеарда. Чтобы передать мои воспоминания, ему не пришлось прикасаться к ребятам. Они медленно приходили в себя, даже Санада выглядел растерянным. Онан, наш признанный жизнелюб, хмурился, остальные потрясенно молчали. Что же, вот она, цена мудрости. Как бы они ещё не передумали отправляться в иные миры после такого…

— Фрэйа, как ты смогла не растеряться? — спросила Елена.

— Если бы растерялась, наверное, сейчас бы здесь не сидела, — ответила я. Алеард по-прежнему держал меня за руку, и это смущало, ведь на нас все смотрели! Однако он, судя по всему, не смущался совсем: ни ребят, ни того, что они могут подумать.

— Да, здорово ты их отделала, — сказал Николай. Прежде он со мной почти не разговаривал. — Скажи, а вот побочные эффекты от такого перемещения…

— Не о том думаешь, — прервал его Онан. — Фрэйа с нами поделилась не за тем, чтобы ты в её мозгах копался, хреномальщик! Мы должны понять — все мы — как это опасно, вот так перемещаться в незнакомые миры. Особенно поодиночке.

— Ага, — сощурился Конлет. — И на фига ты туда одна полезла, спрашивается?

— Так получилось, — слегка покраснев, ответила я. — Я не знала, что камень засосёт меня в свой мир.

— Как обычно! — ухмыльнулся парень, и я, развернувшись, посмотрела на него в упор. Меня жгло не от стыда или обиды, я просто хотела быть понятной. Искренность за искренность — разве это не честно, разве не так стоило поступать? Я всё рассказала, как есть, и снова получила от Конлета жесткий тычок в рёбра. Да что же это такое?!

— Конлет, почему ты считаешь, что знаешь всё и обо всем? — выпалила я. Алеард чуть сильнее сжал мою руку — то ли хотел поддержать, то ли успокоить. — Думаешь, происходящее — это игра? Ты представить не можешь, и я не могу, никто не может, что ждёт нас за Промежутком! Эти существа — лишь малая часть зла, которое не проникло и никогда не проникнет в наш мир. Ты считаешь, что способен пережить любой удар судьбы? Подумай хорошенько об ответственности, Конлет! Миллионы миров, и где-то на другом краю Вселенной, возле самой Пропасти, возможно, ждут нашей помощи. Не всем так хорошо живётся, как нам — я уверена в этом! Люди в иных реальностях знают боль и страдания. Ты и с ними будешь вести себя так, как будто ничего особенного не происходит? Ты и на них будешь смотреть свысока?..

— Я… — начал он и больше ему сказать было нечего.

— А я с тобой согласен, Фрэйа, — кивнул Алекс. — Конлет, ты самый что ни на есть злюк. Только и делаешь, что бухтишь, вечно всем недоволен. — И Алекс широко улыбнулся. — Уймись, неспокойная душа! Хватит пренебрегать чужими чувствами, людей это обижает.

— Просто я его раздражаю своей непоследовательностью, — сказала я, надеясь объясниться и никого не обидеть. — И могу это понять, но…

— Просто вы разные, — примирительно сказал Эван.

— Мы здесь все разные, — улыбнулся Алекс. — Мы с тобой разные, мы с Фрэйей разные. Но ни ты, ни я никогда не позволяем себе подобного пренебрежительного отношения друг к другу и к остальным. Почини скелеты и покорми тараканов, они у тебя совсем от голода озверели, Конлет. — Ребята рассмеялись. — Алеард всё расставил по полочкам, неужто даже в таком откалиброванном виде информация сложна для усвоения? И Фрэйа не заслуживает порицаний. За что, за искренность? Тем более что она рисковала только своей жизнью, но тут уж пусть её кто-нибудь другой отшлепает за беспечность, это не твое дело, Конлет, и не мое. Что сделано, то сделано, и из этого нужно извлечь урок.

Я прикусила губы. Алеард едва заметно улыбался, слушая Алекса, и я знала, о чем он думает.

— Согласен, — кивнул Кёртис, — мы несем ответственность за свои действия. Фрэйа непреднамеренно совершила ошибку, но у нее хватило храбрости не отступить, рассказать об этом и не сожалеть.

— Спасибо вам за понимание… — благодарно начала я, но меня перебил Конлет:

— Знаешь, возможно, я не прав, Фрэйа. Но ты постоянно совершаешь необдуманные поступки! Неужели нельзя поступать разумно?

— Быть разумным — не значит быть бесчувственным, Конлет, — ответила я. — Из-за свой рассеянности и несобранности я часто попадаю впросак. Но я уверена: всё, что происходит с нами — не случайно. Даже такие неприятные происшествия имеют смысл, они помогают развиваться, совершенствовать чувства. Сидя в вакууме надежности и бездействия я усыхаю. Я должна двигаться, движение — это жизнь! Алекс правильно сказал: нас объединяет цель. Всякое путешествие — это стремление к чему-то важному. Мы выбрали одну дорогу, но путь у каждого свой. Бури дал нам отправную точку — это Промежуток. От него и дальше — что там? Что ты хочешь найти, Конлет?

Все посмотрели на него.

— Я?.. — смутился парень. — Не знаю, что-то новое, наверное.

— Значит здесь, на Земле, ты не смог обрести новизну?

— Верно, — задумчиво ответил он.

— Почему же ты осуждаешь меня, ведь наши цели так похожи! Я ведь тоже ищу что-то свое, особенное и верное!

Конлет не ответил, но в его взгляде уже не было прежней враждебности.

— Знаешь, Фрэйа, — сказал вдруг Санада, — до сегодняшнего дня я тоже считал, что это путешествие будет похоже на сон. Оно представлялось мне прогулкой и развлечением, хотя я не люблю гулять и развлекаться.

Ребята рассмеялись.

— Тогда почему ты здесь? — спросила я.

— Потому что мне есть чем поделиться, — ответил он.

— Думаю, нам всем нужно изменить свое отношение к делу, — подал голос Кристиан. — И научиться воспринимать ситуацию сердцем, а не логикой.

Все замолчали, и я почувствовала в этот молчаливый миг, что собрание нас сплотило. Молчание не было натянутым, оно было нам необходимо. У меня не хватало сил на размышления, и я потихоньку всех разглядывала. Вот Той, помощник инженера — складный молодой парень. Наверное, мы примерно одного возраста. У него вздернутый нос, глаза темно-карие, волосы он стрижет очень коротко и выбрит всегда гладко. Мы с ним почти не общаемся. Или Алан, наш молчаливый главный инженер. У него широкий лоб, взъерошенные густые брови, светлые зелёные глаза и короткие чёрные волосы. Он постоянно чем-то занят, и этим чем-то он занимается вместе с Тоем, Николаем и Радой. Они сидят над бумажками, о чем-то договариваются и снова и снова спорят. Они любят спорить. Николай моложе всех. Думаю, ему лет двадцать или даже меньше. Он красив, но есть в его красоте что-то неземное, отталкивающее. Он худой, высокий и темноволосый. Рада мала ростом, но она крепкая, ширококостная, у неё каштановые волосы до плеч, а глаза карие. Да, еще Шанталь. Кожа у нее очень светлая, нежная, лоб высокий, тонкие острые брови косо сидят над яркими зелёными глазами. У нее чёрные волосы, и она всегда собирает их в хвост. Лучше всего я общаюсь с Евой и Еленой. Ева улыбчивая и нежная, но упёртая, уверенная в себе и стойкая. С Еленой нас связывает любовь к рисованию. Правда, она рисует пастелью и пером. Как же давно я не брала в руку кисть! Вот бы написать маслом тот удивительный закат, что мы провожали с Алеардом… Я тихонько вздохнула, вспомнила, что хочу есть, и к тому же хочу спать. Обычно я могла побороть и голод, и усталость, но сейчас мои верные приемчики не сработали. Спокойное дыхание сидящего рядом Алеарда убаюкивало. Наверное, я все же на мгновение отключилась, потому что голос Эвана донёсся издалека и звучал глухо:

— …Фрэйа, ты в порядке?..

— А? Что?.. — вскинулась я. — Я здесь, я всегда здесь, что-то случилось?

Ребята сдержанно рассмеялись.

— Ты заснула, что ли? — рассмеялся парень.

— Я уже говорила, что очень устала. Никогда не ощущала такой усталости — ресницы кажутся тяжелыми, словно к ним прицепили гири. Мне даже подумалось, что это связано с перемещением в иной мир. Я как выжатый лимон, совершенно обессилела! И мне зверски хочется есть.

— А ты, скорее всего, права, — подал голос Николай. — На это ведь уходит огромное количество энергии.

— Да, именно поэтому и не получится скакать по мирам подобно диким мустангам, — согласилась Рада. — После каждого перемещения придется восстанавливать силы.

— Да, и если я их сейчас не восстановлю, боюсь, мне придётся съесть свой стул, — слабо улыбнулась я.

Ребята снова рассмеялись.

— Нам, кстати, всем пора подкрепиться! — ответил Онан. — Фрэйа, пожалей стулья, они к тому же невкусные. Съешь лучше пирожок.

— Да, пирожок, — кивнула я. — А лучше сразу десять.

Ребята поднялись и направились к столу, заваленному едой. У меня было ощущение, что бедра прилипли к стулу, и отодрать их можно было только с мясом. Я рассматривала порванный рукав: жалко, если и зашить, всё равно былую красоту не вернешь.

— Фрэйа, пойдем со мной, — сказал Алеард. Я уцепилась за столешницу, поднимаясь, и едва не опрокинула на себя поднос со стаканами. Алеард молча придержал меня за пояс, и я несколько мгновений стояла, опираясь на него и прикрыв глаза: мир покачивался из стороны в сторону. Наконец мне удалось сделать шаг, и ещё один. У меня не было сил спросить, куда мы идем. Мы обогнули столовую, завернули за угол, и я увидела небольшую уютную веранду. Она была целиком закрыта кустами роз и стекающими с крыши лианами лекарственного жасмина. На полу в огромных кадках распустились бувардии и белые герберы, на стенах висели горшки с плющом. Мы поднялись по ступенькам, и я заметила в глубине, у стены, плетеное кресло-качалку, столик и широкий темно-зеленый диван.

— Побудь пока здесь, я тебе принесу поесть. Боюсь, если вернешься в столовую, тебя растерзают вопросами.

— Алеард, спасибо огромное! — ответила я, и он усадил меня в кресло. — Спасибо за заботу!

— Пожалуйста, Фрэйа.

И он оставил меня одну. Я откинулась на подушки, сложила ладони у щеки. Глаза лучше не закрывать, а не то… Они слиплись сами. Запах цветов дурманил. Пару минут я уговаривала себя не спать, но мне было так уютно и мягко, и так спокойно звучали далекие голоса, что я, не в силах больше бороться с собой, отключилась. Я уснула, словно умерла. Окружающий мир растворился, меня качало, как на волнах, и я плыла в синие прекрасные дали. У корабля было странное длинное называние, я всё пыталась его рассмотреть, но увидела только слово «Ждать»…

Я разлепила глаза и поняла, что лежу на диване. Теплый солнечный луч пробивался сквозь пряди жасмина и падал на щеку. Солнечные зайчики плясали на стенах, горстями высыпаясь из странного кривобокого ведра. Я поднялась, чувствуя необычайную легкость, и неторопливо потянулась. Как же хорошо! Наконец-то тело снова мое.

Живот требовательно заурчал, и я вспомнила, что так и не поела. Алеард пришел с едой, застал меня спящую… И перенес на диван? Я смутилась, подумав об этом.

Поправив платье и пригладив волосы, я спустилась с крыльца. Комплекс был залит золотым вечерним светом. Пережитое стерлось из памяти, мне было спокойно и хорошо. Я направилась в столовую. Там никого не оказалось, зато я обнаружила свежий смородиновый пирог. Он был бесподобным. Не знаю, чем бы это кончилось, но, когда я поспешно поглощала уже шестой кусок, сзади раздался тихий смех, и я прямо с набитым ртом повернулась поглядеть, кто там. Это был Кристиан.

— Фрэйа, ты бы себя видела! — сказал он, продолжая заразительно хихикать.

— Ны… шмышы… мыня! — удалось выговорить мне, и он не выдержал, расхохотавшись во весь голос. Щекам было больно, я поспешно пережевывала остатки, запивая их морсом из земляники, а штурман утирал слезящиеся глаза. Наконец и мне удалось посмеяться вместе с ним.

— Да ты оголодала совсем, Фрэйа! Как в такой колосок помещается столько еды?!

— Есть хотелось, вот и поместилось!.. — ответила я весело. — Ты тоже пришел поесть?

Кристиан кивнул.

— Да. Тренировка вечерняя закончилась, я немного размялся. Санада молодец, никому спуску не дает. А ты почему не хочешь заниматься у него, Фрэйа? — вдруг спросил он.

— Знаешь, у меня ведь был наставник, и с тех пор я никого не могу представить на его месте. Боюсь разочароваться, наверное.

— Да, здесь ты права. Могу сказать с уверенностью, даже не зная твоего учителя — Санада другой.

— Они действительно разные. Айвор разговорчивый, открытый, общительный человек. Он строгий, но добрый учитель. Не помню, чтобы он на меня хоть раз повысил голос. Он многое умеет. Например, здорово ныряет и ездит верхом.

— И тебя научил нырять?

— Ага.

— А меня многому научил отец Алеарда. Например, стрелять из лука, и еще метать ножи.

— О, так вы росли вместе? — заинтересованно спросила я.

— Да, жили в соседних усадьбах, часто бывали друг у друга в гостях. Нет, не просто часто, мы всё свободное время проводили вместе. Кстати говоря, Ал способный к такого рода вещам: здорово разбирается в разных техниках боя с оружием и без, в цель бьет даже с закрытыми глазами, и обеими руками владеет одинаково хорошо. Он в четырнадцать лет сломал правую руку, и потом усердно всё делал левой — с того и пошло. Он на тренировки приходит, как и я, только посмотреть, мы с ним занимаемся отдельно. Ребят боимся травмировать, — и Кристиан улыбнулся.

— Значит, вы в полную силу разминаетесь только друг с другом?

— Чаще всего да, — кивнул штурман. — Иногда ещё Алекс к нам присоединяется и Олан с Онаном. Очень редко — Эван. Всегда по-разному.

— Дым, наверное, стоит коромыслом, — смущённо хмыкнула я, представив, что они учиняют друг над другом.

— Когда как, — улыбнулся мужчина. — Это зависит от того, в каком мы настроении.

— Вот уж не подумала бы, что вы с Алеардом люди настроения.

— Ну да, — улыбнулся Кристиан. — Я, наверное, неправильно выразился. Я хотел сказать, что иногда что-то такое на нас находит, и клочки идут по закоулочкам. А иногда всё мирно, потихонечку, цивильно. Чуть ли не руки друг другу подаём, как воспитанные люди.

Мы рассмеялись.

— Тебе нужно как-нибудь позаниматься с нами, — вдруг сказал Кристиан.

— Боюсь, я вам только помешаю, — улыбнулась я.

— Не, — и штурман весело сощурился, — ты зря боишься. Приходи завтра вечером на полянку возле седой ивы.

Я немного растерялась, и Кристиан, задорно улыбнувшись, добавил:

— Алеард будет рад.

Я почувствовала, что мои уши запылали.

— Хорошо, то есть я постараюсь…

Штурман склонился ко мне и широко улыбнулся.

— Обязательно приходи, Фрэйа.

— Это здорово, когда есть лучший друг, — сказала я, пытаясь сменить тему. — Мы с Эваном узнали друг друга в юношестве, но сразу сошлись характерами… или чем-то другим.

Кристиан рассмеялся.

— Эван отличный парень, только забывчивый. Он и про тренировки часто забывает. Кстати, пирог — объедение! Теперь я тебя понимаю.

Мы замолчали на какое-то время. Я ела уже восьмой кусок. Отвлекаться не хотелось, я всё ещё была голодна. Кристиан неторопливо откусывал от пирога, и, улыбаясь, посматривал на меня, как будто хотел что-то сказать. Я не выдержала.

— Кристиан, отчего ты такой загадочный?

— Я? — он шутливо поднял брови. — С чего ты взяла?

Я не ответила, глядя на него тем же пристальным загадочным взором, каким он глядел на меня. Мы с Яной часто играли в гляделки, и обычно она первой сдавалась. С Кристианом было сложнее. Его глаза смеялись, к тому же он широко улыбался и умудрялся при этом аккуратно жевать пирог. Наверное, мы пялились друг на друга минуты три, и штурман пощадил меня. Он же видел, что я готова моргнуть в любой момент.

— Ладно, — сказал он весело. — Как ты поняла, что я думаю о чем-то касательно тебя?

— Я это почувствовала.

— М-м-м, ясно. А мысли ты читать не умеешь?

— Только отдавать их.

— Как сегодня, да? У меня, например, никогда не было к этому предрасположенности. Вот у Алеарда — да. Но этому он учился уже без меня.

— А чему ты учился без него?

— Я учился путешествовать по снам. У меня навигация хорошая, тут, внутри, — он приложил ладонь к сердцу, — я никогда и нигде не потеряюсь.

— Вот уж чем я обделена, так это навигацией. Когда мне было пять лет, сдуру ушла ночью в лес. Зимой это было. Причем брела, как во сне, даже не запоминая куда. Ну и заблудилась.

— А почему ушла, Фрэйа?

— Я обиделась. На сестру. Она сказала, что из меня не вырастет ничего путного. Сейчас понимаю, что она пошутила, но тогда я шутку не оценила.

— Ты и сейчас считаешь ее слова не просто шуткой?

— Да, на самом деле я всё еще сержусь на нее. Никогда мне не позабыть тот спящий зимний лес, Кристиан! Покой, царящий вокруг, смешался с горечью, и получилась мягкая, но от этого не менее трудная боль. И то, как она это произнесла… Словно не с сестрой говорила, а с незнакомым человеком, которого можно, не задумываясь, проучить остроумием. Моя сестра сложный человек.

— Не нужно искать для нее оправданий, — покачал головой Кристиан. — Отпусти это и верь в себя. Отчаяние сменяет надежда, а следом за ней часто приходит радость.

— Отпустить что? — услышала я знакомый голос. Конлет как всегда влез в разговор.

— И тебе снова здравствуй, — иронично отозвался штурман. — Мы с Фрэйей беседуем по душам. О своем, личном, — и он подмигнул мне.

— О, прошу прощения. Если о личном… — извинился Конлет. Впрочем, смущенным он не выглядел.

— Мне нужно найти Алеарда, — сказала я.

— Я думаю, он на поляне возле озера, там, за липовой рощей, — произнёс Конлет.

Я поглядела на Кристиана — вот ведь хитрый лис! Так и не сказал мне ничего. Ладно, буду иметь в виду.

— Иди, Фрэйа. Еще успеешь его там застать, — сказал штурман. — Или по дороге встретитесь. Он всегда ходит по правому берегу.

— Была рада поговорить, Кристиан, — ответила я.

— Еще поболтаем, — он улыбнулся.

— Конлет, до встречи!

Техник кивнул мне, и я вышла из столовой.

Капитан стоял возле озера, спиной к солнцу. Я пошла напрямик, через ручей, и промочила подол. Алеард неторопливо обернулся на шум шагов.

— Фрэйа, привет! Выспалась?

— Привет, Алеард! — я слегка покраснела. — Да, спалось сладко.

— Вот и хорошо, — просто ответил он. Я заметила, что он как-то иначе улыбается — более весело, что ли.

— Фрэйа, — и он тихо рассмеялся, — ты поела, да?

— Да, — не понимая, куда он клонит, ответила я.

— Оно и видно. Поди сюда!

Я послушно подошла, он протянул руку и дотронулся до моей щеки.

— Это определенно был пирог со смородиной.

— Ой, — я окончательно смутилась, — вот ведь хрюня! А что, сильно заметно?

— Нет, не сильно.

Я поспешно склонилась над ручьем и умыла лицо.

— А теперь как?

— Теперь чисто, — ответил Алеард. Его волосы на солнце горели, как огонь. — Я хочу поговорить с тобой о случившемся. Ты не против? — Я кивнула. — Сегодня, когда эти существа напали, ты смогла не растеряться.

— Мне было страшно…

— Знаю, — сказал он и нахмурился. — Но ты всё сделала правильно. И главное — как сделала.

— Без большого умения, — произнесла я, и вдруг заметила в нем какую-то перемену: в развороте плеч, и выражении глаз, вообще в энергии, исходящей от него. Меня пронзила мгновенная мысль, и я поспешно отскочила назад как раз в тот момент, когда он молниеносным движением выбросил руку и чуть не схватил меня за плечо.

— Алеард! — возмутилась я, но он прыгнул вперёд, и мне пришлось защищаться. На этот раз я попыталась проскользнуть мимо него, и мне это почти удалось. Но он был быстрее, умнее и опытнее. Он поймал меня за руку и притянул к себе. Захват оказался прочным, шансов высвободиться было маловато, особенно когда он находился за моей спиной. Сдаваться не хотелось, и пару минут я безуспешно пыталась что-нибудь предпринять. Алеард был как всегда расслаблен, наверное, поэтому его руки держали меня хоть и крепко, но бережно. Это больше походило на объятья, а не на настоящую атаку.

— Алеард, — сказала я, — мне никак не вырваться!

Он тихо рассмеялся, обдав мою щёку теплым дыханием.

— Пробуй ещё. Представь, что я злодей.

— Ты не похож, — смущаясь его близости, ответила я.

— Иногда бываю, — странно сказал он. — Ныряй под мой локоть, сделав шаг назад.

Я честно попробовала, и почти освободилась. Надо же!

— Ты поддаёшься! — возмутилась я.

— Совсем немного. Но если хочешь, не буду.

И тотчас стало понятно, что ждёт злоумышленника, который попадёт к Алеарду в руки.

— Ой! — пискнула я, ощутив, что на мне сомкнулись железные оковы. Больно не было, а вот дышалось с трудом.

— Пробуй теперь, — сказал Алеард. Думаю, он всё-таки держал меня в полсилы, иначе давно бы раздавил в лепёшку…

Я попробовала и поняла, что это невозможно. Да и кто бы смог? Разве что Кристиан.

— Ты всё-таки взял меня в плен, — тихо сказала я и от своих слов покраснела.

— Думаю, всё наоборот, — ответил Алеард, и я, поняв, что он имеет в виду, покрылась мурашками. — Наверное, это малина действует, — тихо сказал он мне на ухо, и я мягко рассмеялась. — Раз ты не хочешь больше вырываться, Фрэйа, значит, я сам решу, когда тебя отпускать.

От его слов мне стало жарко. Я не чувствовала напряжения, наоборот — приятную лёгкость, радостную и настырную. Новые, желанные чувства щекотали сердце, и я боялась, что скоро, совсем скоро Алеард разожмёт объятья — и они уйдут. Некоторые чувства непросто удержать, и я думала, что эти — как раз из таких. Но я ошиблась.

Я смогла вдоволь напитаться его теплом и неожиданной, настойчивой нежностью. Говорить ничего не хотелось, слова могли запросто всё разрушить. Наверное, мы долго стояли, обнявшись, и молчали. С ним было хорошо молчать.

— И почему не какой-нибудь светлый приветливый мир? — вдруг сказал он.

— Всё дело в камне, — ответила я. — Это был обычный серый камень. Я не собиралась туда лезть, меня… затянуло. Я не успела почувствовать границу между этим треклятым мостом и Промежутком. Просто оказалась там.

— Ты хорошо слышала камни, Фрэйа?

— Некоторые очень хорошо. Часть из них разговаривали вслух, и был один, который отдавал боль. Я не стала к нему подходить, мне показалось, что это опасно. Большой такой, чёрный, он лежал в воде.

— Большой и чёрный? — задумчиво произнёс Алеард. — Не припомню такого. Кристиан сказал, что у него был оранжевый, который смеялся. Неудивительно, что смеющийся камень попался именно ему.

Я хмыкнула.

— Согласна. А какие камни видел ты, Алеард?

— Их было очень много. Некоторые просто лежали, некоторые медленно переползали с места на место. Промежуток, в который я попал, был забит камнями. И говорящими, и поющими, и теми, что меняли цвет и форму, и такими, что отдавали чувства.

— Это удивительно! А у Елены камней было мало. Не совсем понимаю, что это означает. Возможно, Бури знает.

— Он ничего не расскажет об этом, — усмехнулся Алеард.

— Ты его спрашивал?

— Не я, — ответил мужчина. — Пока ты отдыхала, ребята пытались поговорить с ним.

— Пытались?

— Бури говорит только то, что мы должны знать. Он не любит, когда на него наседают. Он сказал, что Промежуток связан с судьбой, а потом попрощался со всеми и улетел. Некоторые обиделись, — тихо рассмеялся Алеард.

— Он хочет, чтобы мы всё поняли сами. Здесь не на что обижаться. Нельзя же требовать, чтобы знания преподносились на блюдечке…

— Верно, — и Алеард отпустил меня, развернул к себе лицом. — Даже такие, которые причиняют вред. Ты молодец, всё сделала хорошо.

— Я не справилась с эмоциями, — неуверенно возразила я. — С уходом Айвора совсем обленилась и перестала заниматься.

— Вряд ли дело в лени, — покачал головой Алеард. — Ты правильно тогда сказала: ты не можешь видеть себя со стороны, не можешь сражаться с собой, а когда тебе есть с кем общаться — я имею ввиду общение на уровне инстинктов, физического и эмоционального контакта — тогда ты совершенствуешься в боевом искусстве. Первый раз ты положилась на меня, хотя я отдавал только негативную, агрессивную энергию, а во второй раз задумалась, и поэтому мне удалось тебя схватить.

— Я задумалась, как мне поступить. Действительно, первый раз я просто сделала, просто почувствовала.

Алеард кивнул.

— Смотри, если я сделаю вот так… — и он снова шагнул ко мне, но медленно, отчего его движение выглядело еще более пугающим. На сей раз я была на чеку, и не позволила себя схватить. Напротив, я решительно заломила его руку.

— Отлично! — довольно сказал Алеард. — Если бы у тебя было оружие, я бы остался в очень невыгодной позиции.

— Но я не смогу тебя удержать, — сказала я, улыбнувшись.

Алеард попробовал забрать руку, и я выпустила его запястье. Он сощурился против солнца.

— Ты сможешь, Фрэйа. Со временем. Я сильней тебя физически, но это играет второстепенную роль. В бою сильнее тот, кто прав, тот, чей дух прибывает в покое и гармонии. Поверь, я не всегда могу найти равновесие сил, не всегда могу справиться с собственными демонами.

— Я тоже. В последнее время особенно… Мы встретились с Кристианом в столовой, — помолчав, добавила я. — Он сказал, что вы вместе росли.

— Да, мы дружим с ним целую вечность.

— Скажи, а как ты сломал руку? — внезапно спросила я. Понятия не имею, что дёрнуло меня за язык: обычное любопытство или неукротимая жажда узнать о нем как можно больше?

Алеард посмотрел на меня задумчиво, словно этот вопрос его нисколько не удивил, и ответил:

— Я свалился в ущелье. Лететь было долго, мне еще повезло, что я не сломал себе вместо руки спину.

Наверное, от изумления мои брови оказались в центре лба, и он тихо рассмеялся.

— Ты, верно, хочешь знать, какая нелегкая меня туда понесла? Порой человек не может ответить на самые простые вопросы. Я был неосторожен, стоял на самом краю, и потом, тогда в моей голове крутились не самые приятные мысли. Одно неловкое движение и… Очнулся, когда кровь залила глаза, — он поднял прядь волос, и я увидела тот самый длинный шрам. — Получил камнем по голове, и так хорошо получил, что про руку и думать забыл. Домой зашел в таком виде — мама чуть со стула не упала.

— Было очень больно?

— Боль стирается из памяти. Я и произошедшее помню отрывочно, нечётко. Когда летел вниз, до того момента, как потерял сознание, всё время пытался за что-нибудь уцепиться. Там еще кусты колючие росли, но мне уже без разницы было. Я к чему это говорю… Человек всегда будет бороться за жизнь, бороться до последнего момента.

Я хочу, чтобы ты была сильной, Фрэйа. Вместе мы можем постоять друг за друга, а вот поодиночке… Нужно отличать истинную опасность от мнимой, реальную угрозу от показушной. Скоро, Фрэйа, — и он склонился ко мне. — Бури показал нам, как перемещаться в иные миры, и поверь, здесь мы надолго не задержимся.

— Ты очень хочешь этого?

— Да, я хочу этого. И знаю, что даже после случившегося ты тоже хочешь. Ничего, что первый блин комом. Всегда можно найти в себе силы сделать лучше.

— Ты всегда доводишь начатое до конца?

— Я упрямый человек, Фрэйа. Если что-то пришло на ум, я всегда добиваюсь этого. Кристиан говорит, что человек вправе отказаться от задуманного, даже если он когда-то безумно желал этого. Я с ним согласен. Но наши желания и мечты не одно и то же.

— Верно! Удивительно, но мне на ум приходили те же самые рассуждения! — я изумлённо поглядела на него. — Нельзя отказываться от мечтаний. Я имею ввиду, нельзя предавать их из-за собственного бессилия. Если жаждешь, если стремишься к чему-то, то нужно стремиться всем сердцем, отдавать себя за эту мечту. И хранить ее в сердце, пока не останется ни единой надежды. Но когда умирает надежда, сердце умирает вместе с ней.

Он внимательно посмотрел на меня.

— Скажи, а как ты думаешь, может ли сердце возродиться?

— Вдохновение любви — вот что может воскресить сердце. Мне так кажется… — уже смущенно добавила я, видя, что он улыбается уголками рта.

— Возможно. Но мне об этом трудно судить, — посмеиваясь, ответил Алеард. Я поглядела на него, а он на меня. Я не могла понять, откуда взялась эта искорка хитрости в его глазах. Вообще-то я легко поддавалась смущению, но всегда тщательно это скрывала, и люди не замечали во мне перемен. А уж вогнать меня в краску было под силу только Алеарду, и он, видимо, делал это с удовольствием. Я рассмеялась, прикрывая пылающие щеки.

— Мне тоже, — пробормотала я себе под нос, — наверное.

Алеард несколько секунд глядел на меня, не мигая, а потом достал из кармана… мою ленту! Ту самую, ярко-синюю, что я потеряла несколько дней назад. Он молча протянул мне её, и я завязала волосы в хвост.

Мы присели на пригорок, на короткую, мягкую травку. Вокруг в изобилии рос лиловый клевер. Это озеро называлось Ивовым: громадные старые деревья образовывали сказочные чертоги с коридорами, гостиными и светлыми оранжереями. Если плыть по озеру на лодке, раздвигая рукой падающие к самой воде ветви, то кажется, что находишься в волшебной стране. Цветут кувшинки, и вода зеленая, как малахит, и ветер шевелит нежные гибкие ветви, пускает легкую волну с одного берега на другой. Озеро было большим, оно несколько раз причудливо изгибалось, а в самом его широком месте находился островок-скала.

Сзади послышались шаги, и я обернулась вслед за Алеардом. Это был Кристиан.

— Эй, к вам можно присоединиться?

— Конечно, — ответил Алеард, и я тоже кивнула. Штурман устроился возле меня, но так, чтобы видеть и капитана.

— А я оттуда сбежал, — улыбаясь, произнёс он. — Суеты много, всё носятся, как оголтелые.

— Ты раньше не жаловался на суету, — ответил капитан.

— Суета разная бывает. Иногда лучше успокоиться, послушать ветер и в небо посмотреть, — он подмигнул мне, и я улыбнулась, пытаясь разгадать его потаенные мысли. — Бури куда-то улетел — не зря ведь? — продолжил Кристиан. — Кстати говоря, я недавно с ним общался, и он рассказал мне много интересного. Это целая наука: бродить по мирам.

— Так и есть, — согласилась я. — Например, разница во времени.

— Сколько ты была в том мире, Фрэйа? — спросил Алеард.

— По ощущениям не больше получаса. Но когда вернулась сюда — был уже обед! Я не почувствовала этих искажений, для меня всё слилось воедино. Словно Промежуток каким-то образом стёр часть времени…

— Перемещаться нужно с осторожностью, — напомнил Алеард. — Бури сказал, что постепенно мы научимся чувствовать миры, и знать заранее, что ждет нас там. А также ощущать время и его ход.

Я напряженно нахмурилась.

— Ещё до того, как мы все узнали Промежуток, Бури снился мне. Думаю, если спросить его, он подтвердит, что мы общались на мысленном уровне, когда я спала. Мы долго разговаривали в странном месте: это была белая капсула, похожая на пузырь. Он сказал мне, что миры способны открывать в человеке потаенное, то, что хранится в самом его нутре. Каждый человек наделен даром или несколькими, которые наиболее близки его сердцу и душе. Эти дары происходят из его внутренних энергий.

— Ага! — ответил Кристиан. — А он не уточнил, что это за дары? Примеров не привёл?

— Нет. Наверное, это не так важно. Или…

— Всему своё время, — улыбнулся штурман.

— Ты не говорила остальным? — спросил Алеард.

— Еще не успела. В последнее время пищи для ума хватало.

— Я тоже так думаю, — отозвался Алеард.

Мы замолчали. Я думала о том, как хорошо сидеть рядом с ними. Потом подумала, что Алеард и Кристиан уж точно не испугались бы тех тварей на мосту. Мне недоставало воинского хладнокровия, сдержанности и уверенности. Может быть, поэтому я туда и провалилась, чтобы сделать нужные выводы и впредь не вести себя опрометчиво? А потом стало спокойно: всё уже случилось. И это тоже судьба, будь она злая или добрая. И сожалеть не о чем, нужно просто сделать в следующий раз лучше. Всё то, о чём говорил Алеард, но лишь теперь я как следует прочувствовала его слова.

— Есть хочется… — вдруг сказал Кристиан.

— Да, — согласился с ним Алеард.

— Хотите, пойдёмте ко мне, — слетело у меня с языка прежде, чем я мысленно решилась на подобное приглашение.

Алеард улыбнулся.

— А твои родные не будут против? — спросил он.

— Нет. Они будут рады, — пытаясь унять дыхание, ответила я. Непросто в один день научиться спокойствию.

— Классно! — сказал Кристиан. — Тогда идёмте. Да, Ал?

— С удовольствием, — ответил Алеард, поднимаясь и протягивая мне руку.

Я повела их самым живописным путём. Мы шли бок о бок, и Кристиан всё также хитро улыбался. Он даже напевал что-то, поглядывая на нас. Хотя голос его звучал тихо, но было понятно: спой он что-нибудь во все лёгкие — заслушаешься. Алеард помалкивал, но тоже улыбался. А я краснела, потому что чувствовала их мысли.

— Вот это дерево зимой разговаривает, — показывала я. — А вон там растёт сердитая ива. У неё на стволе наросты коры образуют хмурое лицо. В лесу много ежевики, а тут были раньше заросли облепихи. Потом кусты один за другим засохли, Яна с Артёмом их убрали. Хотят берёзы посадить.

— А там что за дерево возвышается? — спросил Алеард.

— Это дуб. Самый замечательный, — добавила я, и они рассмеялись. — Он такой ветвистый, можно залезть на самую верхушку и обозревать окрестности! Яна говорит, что он принял в себя души, поэтому отдаёт силу. Не знаю точно, сколько ему лет, но это самое старое дерево здесь. Раньше в его дупле жили совы.

— А озеро, Фрэйа?

— Тёплое, — ответила я. — Артём называет его лужей. Мне больше нравится холодное, вон там, за рощей.

— Нас, кажется, встречают, — сказал Алеард, и только тогда я увидела Люсю, которая вместе с Перуном неслась по полю.

— Здравствуйте! — сказала она радостно. — Добро пожаловать!

Кристиан широко улыбнулся:

— Привет! Меня зовут Кристиан, — и он протянул девочке руку. Её ладошка в его лапе выглядела крохотной. Капитан также серьёзно пожал Люсе руку и улыбнулся.

— Мы заждались, — сказала Люся. — Пойдёмте. Перун, не пялься так, это невежливо.

Штурман рассмеялся.

— Ничего, — сказал он, — пусть пялится на здоровье.

Пёс протиснулся между мной и Люсей и тщательно обнюхал сперва Алеарда, потом Кристиана. Дружелюбно взмахнул хвостом и чинно направился домой впереди всех.

Мы сидели на веранде, уплетая душистый земляничный кекс и свежее повидло, и болтали по душам.

— Невоспитанный? Э, нет, он у вас молодец. Мы с Алеардом как-то гостили у товарища, который держал обезьяну, — рассказывал Кристиан. — Это было когда?

— Четыре года назад, — подсказал Алеард.

— Точно! Шимпанзе звали Оракул. Не знаю, почему. С виду милое создание — по голове тебя погладит, руку подаст, пальчиками держится осторожно и крепко. Утром просыпаюсь — нету штанов! Я давай искать. Там да сям поглядел… А с улицы звуки доносятся странные. Выглядываю в окно, а этот поганец надел их на себя и скачет по веткам как ни в чём ни бывало. Ну, думаю, погоди. Сейчас я тебе устрою модный показ!

Мы рассмеялись.

— Я выхожу и строго так говорю: «Иди сюда!». А он мне рожи корчит с верхней ветки, кривляется, а из кармана заднего банан торчит… И как он там держался, не понимаю! Я ему снова: «Слазь, зверь шаловливая, мне одеться надо!». А он повернулся спиной — и давай завтракать. Делать нечего, я отстал. Не за ним же на пальму лезть.

— А что дальше было? — спросила Люся.

— А дальше хуже, — усмехнулся Алеард. — Штаны у него отобрал хозяин, вот только их носить уже нельзя было… Сели мы завтракать, Оракул глядел на трапезу с крыши дома. Сидел, думал о чём-то, а потом бац! — и прыгнул прямо на стол. И не абы куда — прямо мне в тарелку попой угодил. Хозяин за голову схватился, извиняется, а тот хвать половник — и давай скакать с ним по земле.

— Хулиган! — сквозь смех сказала Яна. — Что же на него нашло? Люди незнакомые?

— Может быть, — ответил Алеард. — А может, просто решил расставить точки над «и».

— Потом он ещё не раз при нас «выпендривался», — улыбнулся Кристиан. — Выскакивал из-за угла, пугал. Ночью в дверь стучался. Рылся в наших рюкзаках…

— А что же хозяин? — удивился Артём.

— Кто там хозяин в доме — ещё неизвестно, — ответил Алеард, и мы снова рассмеялись.

— Помнится, Фрэйа, ты принесла домой лисёнка, — сказала Яна.

— Было дело, — кивнула я. — Не знаю, откуда это чудо взялось, но Карина сразу сказала, что у нас и так хватает дома всякой живности, и его пришлось отдать.

— Ну-ну, и что было дальше? — хитро сказала Яна.

— А дальше я обиделась.

— И было с чего, — пояснила ребятам Яна. — Когда в том же году, несколькими месяцами ранее, Кара принесла совёнка — его разрешили оставить.

— Да, — пробурчала я. — И я, злопамятная засранка, ей отомстила.

— Как же? — усмехнулся Алеард.

— Нарисовала на стене в её комнате лису.

Ребята расхохотались.

— Изощрённая месть, — похвалил Кристиан. — И при этом по-доброму.

— Нет, ещё какая злая, — покачала головой я. — Если бы ты видел эту лису, ты бы понял, что я была не в себе.

Мы дружно рассмеялись.

— А почему его не разрешили оставить? — спросила Люся. — Он же маленький, привык бы к остальным животным.

— Так бывает, — ответил дочери Артём. — Они просто не захотели.

Люся нахмурилась.

— Карина — вредина, — сказал она. — Поэтому я с ней не дружу.

— И она единственная, с кем ты не дружишь, — улыбнулся Артём. — Ребят, ещё чаю?

— Спасибо, мы полны до краёв! — улыбнулся Кристиан, и Алеард кивнул. — Поздно уже, вам, наверное, отдыхать пора…

— Вы, конечно, останетесь, — лукаво улыбнулась Яна. — У нас хватает свободных комнат. На ночь глядя тащиться через поле…

— Янчик, — улыбнулся Артём, — неужели ты думаешь, что Алеарда и Кристиана съедят по дороге суслики?

— Коварные звери эти суслики, — сквозь смех ответила она. — Ну что?

Ребята переглянулись. Я очень хотела, чтобы они остались.

— Мы же никуда не торопимся, — сказал Кристиан, поглядев на Алеарда.

— Никуда, — подтвердил тот.

— Тогда с радостью останемся! — улыбнулся штурман.

Пока Яна готовила спальни, я решила помыть посуду. Алеард и Кристиан были тут как тут. Они встали с двух сторон и так ловко помогали мне, что я не успевала соображать, что происходит. Тарелки пролетали перед носом, ложки сами собой укладывались на просушку, полотенце мелькало цветным пятном… Они перекидывались посудой, как два жонглера, и Люся восхищённо хохотала. Зашёл Артём, и на кухне случился беспорядок. Он не пожелал остаться в стороне, и в итоге они с Кристианом разбили чашку. На хохот пришла Яна.

— Ого, вы счастье в дом приманили! — улыбнулась она.

— Мам, давай ещё что-нибудь разобьём, — сказала Люся, — чтобы счастья пришло больше.

— Специально — это не то, — сказал Артём. — Подождём до следующего раза.

Яна показала ребятам их комнаты. Привычная рано ложиться, сейчас я не хотела спать вообще. Сразу заснула одна Люся. Проходя мимо комнаты, где должен был спать Алеард, я застала там Кристиана.

— О, Фрэйа пришла! — сказал штурман. — Пойдём к нам.

— Не спится? — улыбнулся Алеард.

Я присела на постель.

— Сегодня день такой.

— Хороший день, — сказал Кристиан. — Насыщенный. Мне нравятся такие дни, они запоминаются.

— Мы с Яной, когда были маленькими, играли ночью в прятки. Это были особые прятки, очень тихие. Родители заснут — мы сразу из-под одеял и давай по дому рыскать.

— Вдвоём играли? — спросил Алеард.

— Когда как. Изредка Карина играла с нами. В новогоднюю ночь было особенно здорово. Тогда взрослые играли с нами. Помню, наш сосед дядя Миша залез в шкаф и там застрял. Он был очень высоким и крупным мужчиной…

— Похоже, ваш сосед дядя Миша был не только очень высоким, но и очень… ловким человеком, — сказал Кристиан, и мы расхохотались.

— Он пришёл в гостиную, одетый в шкаф, — сквозь смех сказала я.

— Хотел бы я это увидеть! — широко улыбнулся Кристиан.

— Мы его все вместе оттуда вынимали. Конечно, игру пришлось прервать. Зато потом мы продолжили, и на сей раз он спрятался в подвале. А ещё мы с Яной и двумя нашими друзьями играли в «угадай-ку». Передавали друг другу мысли, пытались распознавать образы. Получалось забавно.

— А давайте попробуем! — предложил Кристиан. — Мы здесь все умеем мысленно общаться.

— Давайте, — согласилась я.

— А что, собственно, делать надо? — улыбнулся штурман. — Может, я неправильно себе это представил…

— Ты должен создать образ, но завуалировать его, чтобы догадаться, что это, было непросто, — объяснила я. — Потом передаёшь его Алеарду, а он мне. И я должна понять, что это было изначально.

— Испорченный телефон, — кивнул Кристиан. — Ясно. Начнём?

— Давайте, — улыбнулся Алеард.

Кристиан не успел продолжить: в комнату заглянула Яна. Артём высунулся из-за её плеча и улыбнулся.

— Простите, что помешали, — сказал он.

— Пойдёмте образами делиться! — сказала я. — Впятером интереснее.

— Как я люблю эту игру! — обрадовалась Яна. Она потянула Артёма за руку, и он рассмеялся.

— Я не очень-то умею передавать мысли…

— В этом весь интерес, — ответил Кристиан.

— Будет весело! — пообещала мужу Яна.

Мы распределились по матрасу.

— Ну, не обессудьте! — шаловливо улыбнулся Кристиан. Он с минуту раздумывал, потом повернулся к Алеарду. Они как будто пожали друг другу руки, и Алеард хмыкнул.

— Ну, ладно… — сказал капитан и повернулся ко мне. Мы едва коснулись друг друга пальцами, но это прикосновение меня необыкновенно смутило. Я понимала, что краснеть нельзя, и прикусила губы. В голове возникло нечто, похожее на терем из стекла, и он был заполнен водой. В воде плавали золотые бабочки. Я не выдержала и рассмеялась.

— Как-то так, — сказал Алеард, и Кристиан довольно ухмыльнулся.

Конечно, я подумала, что речь идёт об аквариуме. Представила большую круглую ёмкость, в которой сновали разноцветные акулы, и тронула Артёма за плечо.

— Ого! — вырвалось у мужчины. Не думаю, что моя мысль дошла до него в целости. Он покачал головой и взял Яну за руку. По её лицу я поняла, что от изначального образа Кристиана, скорее всего, не осталось и следа.

— Ты загадал одно слово? — спросила Яна у штурмана.

— Да, — ответил тот.

— Тогда это, наверное, суп. Из овощей. Точно не уверена, из каких.

Мы расхохотались. Громче всех смеялся Кристиан.

Мы сидели за игрой допоздна. Я не смотрела на часы, было не до этого. Мысленное общение не сильно утомляет, но оно требует сосредоточенности, особенно когда придумываешь образы. Делиться обычными воспоминаниями или болтать — гораздо проще.

Сложнее всего было угадывать задумки Артёма. Наверное, потому, что он с трудом мог справиться с собственным воображением. В итоге под конец слон превращался в яйцо, а иголка — в космический корабль. А вот с Алеардом и Яной было просто. Кристиан всё также хитрил, но мы его просчитали.

Спать мы пошли полвторого ночи. Кристиан утроился в спальне, которую мы называли Осенней. Она была оранжево-красно-желтая, хотя и не такая яркая, как солнечный осенний день.

— Я истощён, — зевнул штурман. — Увидимся утром. Надеюсь, оно будет не ранним.

Яна и Артём пожелали нам спокойной ночи и ушли в дальнюю комнату. Не знаю, как у других, а у меня ночью наставало время глубоких, потаённых чувств. Начиналось это состояние вечером, когда солнце уже заходило за горизонт, и продолжалось до самого рассвета. Ночь казалась мне волшебным царством нежности и страсти, и сейчас эти чувства голодными взорами глядели внутрь меня, нашёптывали быть смелой, идти за сердцем.

Алеард остановился на пороге моей комнаты.

— У тебя здесь уютно, — сказал он.

— Прежде эта комната была гостевой. А вот та, где будешь спать ты, когда-то принадлежала брату Артёма.

Алеард медленно шагнул внутрь.

— Пора спать, — сказал он.

— Да, уже пора.

— Тогда добрых снов? — улыбнулся он, и глаза его, и без того смотревшие пристально, стали ярче и темней. Взгляд был такой, от которого либо кинешься прочь, либо напитаешься, заполнишься чувствами, расцветёшь…

— Или сладких, как пряники, — ответила я. — Так Люся говорит.

Он сделал ещё шаг и остановился. Я потянулась ему навстречу, и он склонился, всё также внимательно глядя мне в глаза. Сощурился, радостно, ласково улыбнулся… и поцеловал меня в щёку. Поцеловал неторопливо, так, что я успела запомнить ощущение его губ. Запомнила — и тут же забылась, как во сне. Бесконечное мгновение, которое присуще миру грёз или миру чувств. Алеард посмотрел на меня:

— До завтра, — сказал он.

— До встречи, — ответила я.

Он ещё раз мягко поцеловал меня и вышел за дверь.

Глава 5. Ключ

Утром меня разбудил Перун. Он зашёл в комнату (вместо окон у меня были раздвижные прозрачные двери во всю стену, которые я летом не закрывала вовсе) и принялся дышать. Дышал он громко. Я рассмеялась и, свесившись вниз, потрепала его по голове.

— Привет, пёс.

Перун улыбнулся и спрятал под обширными губами мои пальцы. Пошамкал их там и, поднявшись, вышел на веранду, чтобы со вздохом опуститься в самой её прохладной части.

Я надела джинсы и простую белую рубашку и выскользнула из комнаты. На улице было туманно и тихо. Моя комната выходила на восток, и я редко задвигала плотные шторы. Мне нравилось просыпаться с солнцем.

Через десять минут, закончив все утренние процедуры, я тихонько подошла к двери, за которой спал Алеард. И едва не получила по лбу, когда она внезапно открылась. Капитан тихо рассмеялся.

— Привет, жаворонка! — сказал он.

— Привет, Алеард! — ответила я радостно. Мне хотелось обнять его, но я не решилась. Ох уж эта нерешительность!

— Пойдём на озеро? — предложил он.

— Да, — улыбнулась я. — А Кристиана позовём?

— Можно попробовать.

Мы прошли по коридору и остановились перед красной дверью. Алеард осторожно заглянул внутрь и тут же подался назад.

— Не могу… — сказал он сквозь смех. — Каждый раз одно и то же!

— Что? — спросила я.

— Погляди, — ответил он и я, смущаясь, заглянула в комнату.

— И-и-и… — вырвался на волю тонкий безумный смешок.

Кристиан спал — это было вне всяких сомнений. Но вот то, как он это делал, не могло не умилять. Наружу торчали только рука, плечи и подошва. Вместо головы возвышалась подушка, вместо тела — огромный горб из одеяла. Это сооружение лишь отдалённо напоминало человека. При этом штурман уютно посапывал откуда-то из-под подушки, и я заткнула рот ладонью, чтобы не расхохотаться.

— Он всегда спит как попало, — шёпотом сказал Алеард. — Иногда падает с кровати вверх тормашками, иногда ложиться наискосок, заворачивается в одеяло целиком, как в кокон, кладёт подушку под ноги или вовсе ей укрывается… Сейчас, попробую его разбудить.

Он зашёл в комнату и тронул штурмана за плечо:

— Эй, Крис! Ты пойдёшь с нами купаться?

— Чего? — долетело в ответ сонное. — Куда? А… Уже утро, что ли? А можно я ещё посплю?

— Спи на здоровье! — улыбнулся Алеард. — Увидимся в комплексе.

Он вышел и прикрыл за собой дверь.

— Пойдём?

— Да, только купальник надену.

До комплекса мы дошли быстро, шагалось легко и радостно. Вокруг было пустынно, лишь изредка попадались ранние пташки вроде нас. Алеард заскочил к себе и переоделся, и мы пошли к озеру.

Там, конечно, никого не оказалось. Все предпочитали для купания или реку, или другое озеро, с песчаным дном. Здесь тоже хватало песка, но чуть в стороне покачивались кувшинки, и поверхность воды была затянута ряской.

Алеард стянул майку.

— Знаешь, что говорят про тот остров?

— Нет.

— Одни — что этот камень был здесь всегда, другие — что он появился, когда был построен комплекс.

— И кто же прав?

— Не знаю, что рассказывают другие, — усмехнулся Алеард, — но когда я только приехал сюда и увидел озеро — камня здесь не было и в помине.

— Получается, он вырос? — удивлённо спросила я.

— Он прорезался, как зуб, — ответил Алеард. — Не знаю, что заставило его так скоро вылезти из воды. Сперва была видна только макушка, и всего за одну ночь он поднялся на полметра вверх, а за месяц вымахал в скалу. Странный камень. Один раз, пару месяцев назад, я подплыл к нему и хотел забраться наверх. Так вот ничего у меня не получилось. Он был гладким, как галька. А теперь посмотри, он стал ребристым…

— Алеард, а что если он…

— Пришёл из Промежутка? — сказал мужчина.

— Да! Пришёл из Промежутка, и теперь…

— Что теперь? — спросил Алеард, ласково улыбаясь. Думаю, он снова был готов закончить за меня фразу, но ждал, пока я сама произнесу это.

— Теперь это камень нашего мира, — договорила я. — Двойник того камня, что есть в Промежутке.

— И я так думаю, — сказал он, склоняясь ко мне. — А вот Николай и Рада считали иначе. Они полагали, что этот камень — портал, могущий перемещать людей из реальности в реальность. Но он больше не растёт, он остановился. От него исходит сила, благая энергия, но мы не можем использовать её. По крайней мере, пока. Камень связан с Промежутком, но он — лишь отражение. Его материальность скорее кажущаяся, даже при том, что мы способны коснуться его, ощутить.

— Коснуться? — почему-то шёпотом спросила я.

Алеард тронул мою руку.

— Именно. Хочешь доплыть до него?

Я кивнула и вылезла из штанов, стащила рубашку. Алеард снял джинсы, и мы медленно зашли в воду. Ни с чем не спутаешь ощущение прохлады на сонном еще теле! Вода отражала редкие облака.

— Хорошо как! — сказала я. — Словно плывёшь по небу!

Алеард обогнул кувшинки и, взяв меня за руку, потянул за собой. Я не выдержала и рассмеялась.

— Вчера ты за меня шёл, теперь за меня плывёшь.

— Почему бы и нет? — улыбнулся он.

— Люся назвала бы тебя моторной лодкой. Она Перуна так называет.

Мы были уже близко к камню, когда я ощутила под ногами лёгкие щекочущие течения. Они не пытались утянуть вниз, не пугали, они как будто вели, указывали нужное направление. Мы сместились в сторону, и я уцепилась за уступ. Казалось, ничего необычного, камень как камень… И всё-таки он был странным. Алеард правильно сказал: от него исходила энергия.

— Столько новых чувств, — сказала я. — То, что отдаёт Бури, и Промежуток, и теперь ещё этот камень. Я в них немного запуталась…

Алеард помог мне вскарабкаться выше и сказал:

— Ты не запуталась, Фрэйа, просто не до конца разобралась. Я вижу, что ты не боишься впустить чувства, значит, они ответят тебе той же доверчивостью. Не сразу, но ответят.

— А тебе ответили?

— Угу, — кивнул Алеард.

Сильные руки рванули меня наверх, и я от неожиданности вскрикнула:

— Мамочки!..

Алеард рассмеялся.

— Извини, не удержался. Ты лёгкая, как пёрышко.

Я опустила голову, надеясь, что глупая улыбка не выдаст моего волнения.

— Фрэйа, что мне сделать, чтобы ты смутилась ещё разок? — лукаво сказал он.

Я не выдержала и рассмеялась.

— Алеард, я… Что это? — против воли вырвалось у меня.

В сердце камня-острова была большая выбоина, и в самом её центре росло дерево. Росло прямо так, из камня, и его листья были мне не знакомы. Алеард осторожно спустился вниз и помог слезть мне.

— Значит, камень был гнездом, — сказал капитан.

— Гнездом, в котором теперь живёт дерево? Зачем оно выросло здесь?

— Связь, — ответил Алеард. — Странные у него листья, горячие… Камень, вода, дерево… — пробормотал он. — Интересно получается.

— Дерево питается от Промежутка?

— Думаю, и от него тоже. Сказать наверняка трудно.

— Ещё далеко до осени, а у него листья красные. Какое оно… приятное. Щекотное какое-то! — сказала я. — Ой! Меня пробрало до костей… Ай! Ещё раз!

— Объясни, Фрэйа… — попросил Алеард. — А, теперь понял. Действительно пробрало. До костей.

Мы рассмеялись.

— Будет ли оно расти такими же темпами, как камень? — сощурился капитан. — Посмотрим.

— Загадочное белое дерево, — сказала я. Кора у него и правда была белёсой.

Алеард повернул ко мне голову.

— Ни один день не обходится без сюрпризов?

— Вот и здорово!

Мы вскарабкались обратно, и я снова увидела большого белого пса, стоявшего на берегу. Того самого, который бродил по роще в день, когда ожил Бури.

— Алеард, чей он?

— Кто?

— Вон тот пёс.

Алеард проследил за моим взглядом и свёл брови.

— Не знаю. Впервые его вижу.

— Хм! Собак в комплексе по пальцам пересчитать, неужели мы бы не заметили такого красивого зверя?

— Возможно ли, что он прибежал из соседних усадеб? Кто-нибудь держит пиренейца?

— Нет. Я была у всех. Наш Перун — самый крупный в округе, не считая ротвейлера Джека, тот почти такой же.

— Белый пёс, белое дерево…

— Белая комната, — подхватила я.

— Ага, — со значением сказал капитан.

Пёс лакал воду из озера, затем поднял голову и поглядел на нас. Глаза у него были, как и Бури, фиолетовые, только очень тёмные. Он взмахнул хвостом, облизнулся и, повернувшись, скрылся в кустах. Мы несколько минут молчали.

— Нужно окунуться, — наконец сказал Алеард.

— Я с удовольствием!

Оба понимали, что преследовать пса не имеет смысла. Мы отошли чуть назад, разбежались и плюхнулись в воду. Занырнула я неуклюже и, всплыв на поверхность, начала высвобождаться из волос. Хотелось смеяться и плакать от избытка эмоций.

Мы долго плавали и ныряли, и рассматривали рыб, снующих туда-сюда меж стеблей кувшинок. Или грелись на солнце, лёжа на траве и разговаривая.

Ближе к полудню мы расстались: Алеард решил рассказать остальным о наших догадках, а я пошла домой переодеваться. Я не любила ходить в купальнике.

Кристиана я не застала, зато до отвала наелась сливы и помогла Люсе убраться в комнате: Яна и Артём ушли к соседям по какому-то делу.

Когда я вернулась в комплекс, там было почему-то пустынно и тихо, а если кто и появлялся, то, завидев меня, начинал радостно хихикать. Я не могла понять, в чём дело, и жутко смущалась.

Всё разрешилось, когда я постучала в домик к Эвану и едва успела отскочить, чтобы не быть политой из ведра.

— Елки-палки! Сестра! — сказал он, быстро затаскивая меня внутрь. — Ты чего так разгуливаешь? Сегодня же День Дождя.

Как я могла забыть об этом?

— Точно… — растерянно сказала я. — А сколько времени?

— Почти три часа. Сейчас пойдём в атаку.

— Я не совсем готова… — начала я нерешительно.

— Твои проблемы! — расхохотался Эван, подавая большую бутыль ледяной воды. — Не трать попусту! — подмигнул он мне, и тотчас с улицы донеслись дикие вопли. Праздник начался.

Мы выскочили за дверь и тут же на нас налетели Олан и ещё какой-то парень. Я отпрыгнула, изрядно облив пилоту голову, и побежала прочь. В этот раз мне очень долго удавалось оставаться сухой, несмотря на то, что народ вокруг просто озверел. Кто-то бегал с вёдрами, кто-то с баллонами, кто-то поливал окружающих из садовых шлангов. То, что я была сухой, вызвало интерес у остальных, и меня нещадно преследовали, но я ловко уворачивалась, отпрыгивала, кувыркалась и молнией залетала за деревья и стены домов, и только несколько капель попало мне на одежду и лицо. В конце концов, меня взяли в полукольцо и прижали к крыльцу. Бутыль моя опустела, «отливаться» было нечем. Я понимала, что бежать некуда, и пятилась назад, заливаясь весёлым смехом, когда неожиданно в кого-то врезалась. Вывернула шею — это был Алеард. И он тоже был совершенно сухой. Он успел обнять меня — и безумные потоки воды полились со всех сторон. Особенно старался Кристиан. Хохоча, я спрятала лицо у Алеарда на груди, и могла только прижиматься к нему всё крепче, чувствуя под пальцами его горячую сильную спину. Мне было несказанно хорошо, я была до сладости смущена неожиданной близостью и не поднимала глаз. От нас отстали только когда мы стали вдрызг мокрыми.

Алеард не отпускал меня ещё несколько минут, и я затихла, не шевелясь.

— Фрэйа! — прошептал он мне на ухо, и я отважилась посмотреть наверх. Его губы были прямо перед моими глазами, он взял в ладони моё лицо и поднял повыше, и я поняла, что он собирается меня поцеловать…

Всё испортил Онан. Пробегая мимо, он снова окатил нас водой, она попала мне в глаза, и я зажмурилась, морща нос. Так мгновение было испорчено, хотя и не специально.

Вечером я пришла к седой иве. Место было самое подходящее для тренировки: ровная площадка, поросшая короткой мягкой травкой. Толстая, склонившаяся над землёй ива, давала густую тень, поблизости шумел ручеёк. Сначала я хотела взять меч, но потом передумала. Вряд ли он бы мне пригодился. Я присела возле дерева и стала ждать. Белые спутники Промежутка не шли у меня из головы. Происходило нечто, могущее изменить мироздание, и мне хотелось понять, какую роль в этом играют люди и в частности я сама. В голове не рождалось ответов. Наверное, стоило дождаться Алеарда и Кристиана. Они-то наверняка сумели во всём разобраться.

Я вдруг вспомнила урок Айвора, который мне никак не удавался. Нужно было разбежаться, оттолкнуться от вертикальной поверхности и, перекувыркнувшись в воздухе, мягко приземлиться на землю. Один раз у меня почти получилось, но тогда я неудачно приземлилась и подвернула ногу. Сейчас мне захотелось попробовать снова.

Я решительно заплела волосы с тугую косу, и её ещё скрутила на затылке. А то запутаюсь в собственных волосах — одной вывихнутой ногой не отделаюсь, тут как бы нос не разбить. Я огляделась: вокруг никого. Нужно было немного размяться, и я хорошенько потянулась, неспешно выгнулась в разные стороны и разогрела мышцы. Правда, особой необходимости в этом не было. Осмотрев дерево, я решила, что оно прекрасно подойдёт для упражнения.

С первого раза у меня не вышло, и со второго тоже. Я то неправильно к стволу побегала, то не так сгруппировывалась при толчке, то не туда ставила непослушные ноги. На третий раз я уморительно шлёпнулась на землю и затряслась от смеха. Кувырок в воздухе получался неплохо, а вот последующее мягкое и красивое приземление почему-то мне не давалось. Хотя что может быть проще: взять и правильно упасть на землю, тем более с моим опытом всевозможных падений? Я поднялась и попробовала ещё несколько раз, но выходило ужасно.

— Ну, дерево, держись! — пробормотала я. — Сейчас я всё сделаю как надо!

Нужно было получше разогнаться, и я отошла подальше. Вздохнула, мысленно представила, чего хочу добиться, и побежала. Прыжок, толчок, кувырок… Ура!

— Браво! — раздался за спиной весёлый голос, и я резко повернулась. Это был Кристиан. Алеард стоял рядом с другом и мягко улыбался. Я смущённо почесала в затылке и прикусила губы. Они подошли ко мне.

— Здорово, Фрэйа, — сказал Алеард.

— Спасибо!

— А я так не пробовал, — улыбнулся Кристиан. — Зато умею вот как.

И он с лёгкостью сделал идеальное двойное сальто назад.

— Ого! — восхитилась я. — У меня только одинарное получается.

— Кристиан скачет по любым поверхностям, как белка, — усмехнулся Алеард.

— Э-э-э! — и штурман погрозил Алеарду пальцем — Вот скажи, Фрэйа, как ты думаешь, этот великан может повторить наши с тобой выкрутасы?

— Может, я думаю, — смущённо глядя на Алеарда, сказала я.

— Может! — кивнул мне Кристиан. — Он просто скромничает, в отличие от меня. Я люблю повыпендриваться.

Я рассмеялась.

— Ты не хвастун, Кристиан. Ты ещё не видел настоящих хвастунов. Был у меня один знакомый парень, то есть не у меня, а у Карины. Ему дай волю, он бы всех соседей рассадил кругом себя и до вечера показывал, что и как хорошо умеет делать. Пойдёшь на реку, на песке потренироваться, а он тут как тут. И ноги не так, и руки не туда, и вообще, смотри, как надо правильно делать. Я первое время смотрела, училась, думаю, человек делиться опытом, здорово же! А он не опытом делился. Ему до моих фляков и твистов дела не было. Скучно ему было на других смотреть. Я подозреваю, что он дома, по ночам, сальто перед зеркалом делал.

Ребята рассмеялись.

— А на тебя приятно смотреть, — сказала я.

— Что же, спасибо! — и Кристиан пожал мне руку. — Кто-то, кроме Алеарда, оценил мой талант к деликатному и ненавязчивому хвастовству.

— Вот именно, — сквозь смех произнёс капитан. — Фрэйа, тебя Айвор учил этому?

— Да. А ещё я умею делать жутко смешную, на мой взгляд, штуку. Я называла этот акробатический этюд «бешеным наездником».

— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовался Алеард, и Кристиан тоже любопытно сощурился.

Я снова прикусила губы.

— Мне как-то боязно это на вас показывать…

— Ну, Фрэйа, теперь не выкрутишься! — сказал Кристиан.

Алеард шагнул ко мне.

— Айвор жив? — серьёзно спросил он.

— Да, — рассмеялась я.

Алеард развёл руки в стороны: мол, вот он я, чего ждёшь? Я вздохнула.

— Ладно, была ни была.

— Обожаю быть зрителем! — радостно потёр руки Кристиан. Он отошёл в сторонку, широко улыбаясь. Вид у него при этом и правда был очень довольный.

Я взяла Алеарда за руку и поставила неподалёку от дерева.

— Кажется, я примерно понял, что ты задумала, Фрэйа, — рассмеялся он. — Кристиан, смотри в оба.

— Я подстрахую, — сказал штурман.

Этот прыжок мне всегда удавался. Айвор был, конечно, ниже Алеарда, но и плечи у него были поуже. Я нервно рассмеялась.

— Я постараюсь тебя не…

— Не бойся, Фрэйа, ему больно никогда не бывает, — и Кристиан подмигнул мне. — Можешь его чуток помять.

— Не отвлекай, балбес! — сказал Алеард. — Она и так волнуется.

Я решительно поправила волосы и оценила расстояние. Подошла ещё раз к Алеарду и примерилась к его высоте. Отошла, беря разгон… Смысл был в том, чтобы используя окружающие предметы, «перемахнуть» через нападающего. «Злодея» Айвор изображал отлично. Он кидался ко мне, и я должна была, оттолкнувшись от подходящей поверхности ногами или руками, перемахнуть через него, сделав любой возможный кувырок или сальто. При этом мои руки оказывались на его плечах, правда, всего на мгновение.

Хорошо, что я всё сделала правильно. Мне было даже легче, чем обычно, ведь Айвор не стоял на месте.

— Классно! — Кристиан широко улыбнулся и поднял тёмные брови. — Фрэйа, ты скачешь ничуть не хуже меня!

— Я тебя не почувствовал, — и Алеард улыбнулся уголком рта.

— В этом весь смысл: запутать противника, — я тронула его плечо. — Айвор сразу кидался ко мне, и успевал схватить во время приземления, так что это скорее забава, чем настоящий приём для самозащиты.

Алеард несколько мгновений смотрел на меня, не мигая, потом перевёл взгляд на Кристиана.

— Сделай, Крис, а я попробую тебя перехватить.

— С радостью! — отозвался штурман.

— Фрэйа, — попросил Алеард, — помоги мне. Представь, что мы хотим его поймать и действуем сообща.

— Хорошо!

— Только будьте понастойчивее! — сказал Кристиан. — Если вы злодеи, то должны…

Алеард, не дослушав, выкинул руку и едва не сгрёб Кристиана за ворот майки. Тот успел отскочить, но в мою сторону, и я неуверенно изобразила из себя нападающего, попытавшись сцапать штурмана за плечо. Правда тут же отлетела в протянутые руки Алеарда. Кристиан подождал, пока Алеард встанет поближе — и ловко повторил мой прыжок. Причем сделал всё по-хитрому. Я успела увидеть, что, оказавшись перед Алеардом, он стремительно нанёс ему удар в живот. Я ахнула, но капитан крутанулся на пятках, и удар получился скользящим. Он заломил руку друга и приложил его о землю. Кристиан попытался сцапать его за ногу, за что получил шутливый подзатыльник. Я растерянно улыбалась.

— Не успел! — улыбнулся штурман.

— Да, — кивнул Алеард. — Хорошее обманное движение. Даже если знаешь, что человек так через тебя перемахнёт, всё равно теряешься.

Он отпустил друга и повернулся ко мне.

— Может, ты нас ещё чему-нибудь научишь?

Я смущённо хмыкнула.

— Да чему я могу научить, Алеард…

— Думаю, многому, — улыбнулся он.

Я опустила глаза, и Алеард взял меня за руку.

— Между прочим, — ухмыльнулся Кристиан, — вы не заметили, что я сменил имидж?

— Правда, что ли? — весело сощурился Алеард.

— Посмотрите на меня, то есть на мою модную стрижку! — и штурман развёл руки в стороны и покрутился перед нами. Естественно, никакого имиджа он не менял. — Кто, как вы думаете, меня стриг?

— Нетрудно догадаться, — хмыкнул Алеард. — Это делала твоя трёхлетняя племянница Анечка.

Кристиан сделал смешное лицо.

— По-твоему, она же меня и брила?

— Ну, нет, криво побрился ты без её помощи, — тихо смеясь, сказал Алеард.

— Спасибо большое, дружище! — весело и сердито сказал штурман. — Ты не угадал! Стригла меня наша соседка Дашка, ты её помнишь. Она великий мастер креатива, а я бесконечно креативный человек. — Он сощурился: — Действительно криво?

— Шутю, — рассмеялся Алеард, и я рассмеялась вслед за ним. — Ты отлично выглядишь, Крис.

— Может, тебе тоже к ней сходить? — захихикал штурман.

— К Дашке? Нет, я как-нибудь сам, — улыбнулся Алеард.

— Всегда мечтал увидеть на тебе короткую стрижку. Типа как у Санады. Что скажешь? Или, может, мы с Фрэйей за тебя возьмёмся? Что думаешь, Фрэйа? Острижём его? — подмигнул мне мужчина.

Я взглянула на Алеарда. Его волосы, связанные в хвост перед началом «боя», были густыми и яркими. Я подумала о том, что хочу коснуться его гривы, и поспешила выгнать эту мысль из головы: в глазах наверняка читались все мои чувства.

— Нет, ему и так хорошо, — сказала я и почувствовала, как Алеард сжал мою руку.

— Мечты не всегда сбываются, — рассмеялся Кристиан. — Но я дождусь твоей короткой стрижки, будь уверен!

Алеард хмыкнул, но ничего не ответил.

— Ребят, а что насчет собаки и камня? — вспомнила я.

— Бури сказал следующее: Дух — переносчик, Хранитель — баланс, Камень — связь, Дерево — память, — ответил мне Алеард. — Мы предположили, что Дух — это тот самый пёс, а Хранитель — сам Бури.

— Тогда всё немного прояснилось, — улыбнулся Кристиан. — Кстати, ребят, раз уж мы здесь собрались, — добавил он многозначительно, — я вам ещё кое-что покажу.

Алеард вложил наши ладони в руку Кристиана. Я прикрыла глаза и увидела перед собой Бури.

— Я слышал, как вернулось время, — говорил он. — Время можно услышать, если захотеть. Сплетутся воедино голоса, и песня эта будет про вас. Трудно удержать время, особенно в начале Цикла. Промежуток будет помогать вам в этом. Спешить нельзя, спешка не приводит ни к чему хорошему. Вы должны понимать, что способны управлять временем, но не торопите его. Вам предстоит узнать себя через реальности. Говорите с камнями с осторожностью и уважением, говорите сердцем и душой. Я знаю, что будет, но сейчас не имею права рассказывать об этом. Вы все часть меня, но каждый отдал столько себя, сколько сам захотел, и от этого зависит, сможем ли мы объединить усилия и достигнуть цели.

Видение прервалось, и я открыла глаза. Кристиан хмыкнул.

— Вы чего-нибудь поняли?

Капитан нахмурился.

— Бури не говорит загадками, он говорит, как умеет. Насчёт миров понятно, остальное… Что за цель, о которой он говорил?

— Это меня и волнует. Может, цель — это каждому из нас достигнуть своей цели? — задумчиво сказал Кристиан.

— Или его слова нужно чувствовать, а не понимать, — робко предположила я.

— Да, — кивнул Алеард. — Скажи, что ты почувствовала, Фрэйа?

— Время, — ответила я, наконец-то свернув в нужном направлении. — Обещание будущего. Что-то отчётливое, но доселе неразгаданное, заполненное страстью и настойчивой жизнью, нечто трепетное и ранимое, то, что нужно беречь. Я как будто слышала в его словах музыку, созданную иными мирами. Бури пропитан ей, и мы вскоре станем такими же. Как это назвать? Магия, может быть. Он зовёт нас в путь, я чувствую властность его слов, их настырную необходимость. В голове копошатся какие-то запутанные видения. Если мы сплетем мысли, возможно, увидим целостную картину…

Они кивнули. Я закрыла глаза и постаралась расслабиться.

…Кто-то подходит к окну, кто-то, чьими глазами мы видим происходящее. Человек отодвигает занавеску из тумана, и за ней соединены два куска огромного мира. Одним глазом мы наблюдаем мир слева, другим мир справа. Человек выплывает по воздуху через окно, он идёт по границе, не спеша выбрать какой-то из двух миров. Кажется, они похожи, но это не так. Сходство их фальшиво, и место их соединения — это жуткий разлом, залитый густой чёрной неизбежностью. Наконец человек шагает в сторону и оказывается в окружении трёх десятков других людей. Земля вздрагивает, и небо осыпается вниз. Человек останавливает цветные осколки, и стоящие рядом помогают ему. Их лица полны решимости, и острые куски неба растворяются под их взглядами. И вдруг мы замечаем, что из другого мира, из-за границы, выходят ещё люди, и с ними нечто странное. Большое и чёрное, жутковато вопящее, пропитанное страхом. Оно минует разлом… А потом мы слышим дыхание: глубокое, спокойное, и, отлетев в сторону, наконец-то видим того человека, внутри которого сидели. Это высокий парень с длинными чёрными волосами. У него красивое, совсем юное лицо, светлые серые глаза, и в этих глазах уже нет жизни. Сколько ему лет? Восемнадцать, может быть, чуть больше… Выставив вперёд руку, он останавливает чёрную жуть, не давая ей подойти ближе.

Останавливает на мгновение, чтобы тут же быть обожжённым её смертоносной силой. К нему бросается маленькая темноволосая девушка. Она прижимается к его спине, и вкладывает крохотную ручку в его ладонь, но их усилий недостаточно, чтобы остановить тьму, и чёрный медленно сжигает их заживо. Они так спокойны в этот миг! Удивительно спокойны. Во взглядах — ни обречённости, ни ужаса. Молодые ребята, ещё толком не узнавшие жизни… Неправда, и я чувствую это. Они знают больше нас. Они пришли умирать и это единственно верный путь. Зачем? Что напало на них? И почему их так мало и все не старше меня? Что они защищают?

От парня и девушки не остаётся ничего… Они раскалываются, разваливаются на части… И, зная, что не можешь ничем помочь, ты сгораешь вместе с ними от боли. От боли, но не от страха. Остальные, кто был по ту сторону тьмы, единой стеной встают на пути чёрного убийцы. И они тоже знают, чем это для них закончиться. Но не бегут. Почему? Взрыв, скрежет, воздух сжимается, они падают, рассыпаясь в прах… Мы видим, как из пространства возникает огромная призрачная птица, полыхающая зелёным пламенем. Она закрывает оставшихся в живых людей собой и постепенно чернеет, погибая, но на сей раз и гадостная жуть опадает на землю, превращаясь в пепел. А потом всё схлопывается и наступает темнота…

Я почувствовала, что по щекам бегут слёзы и крепко зажмурилась. Тёплые пальцы коснулись моего лица.

— Фрэйа, — сказал Алеард, и я открыла глаза. Кристиан сочувственно сжимал моё плечо, рука Алеарда лежала на моей щеке.

— Я в порядке, — сказала я. — Не понимаю, откуда это взялось…

— От Бури, — сказал Алеард. — Он умеет мысленно общаться.

— Что случилось с этими людьми? — тихо спросил Кристиан. — Только двое выжили… И эта зелёная штуковина, похожая на птеродактиля… И та, другая, как разлитые чернила…

— Не знаю, — ответил Алеард. — Знаю только, что никто не победил.

Он взял меня за руку и усадил на траву, сел рядом. Кристиан устроился напротив нас. Мы не успели обсудить увиденное: земля содрогнулась, и под низкие ветви заглянул Бури. И снова он был небольшого размера, всего-то с очень крупную лошадь, словно сжимался, дабы нам было удобнее с ним общаться.

— Вы должны знать, что бывает с теми, кто идёт до конца, — сказал он.

— Эти люди были путешественниками? — спросил Кристиан.

Бури кивнул.

— Большего я не расскажу. Простите, что опечалил вас, но так было нужно. Подумайте над этим и решите для себя, на какой вы стороне. Всегда есть две стороны.

Он положил голову на землю и поджал лапы.

— Думаю, мы на своей стороне, — сказал Кристиан.

— Верно, — согласился Алеард.

— Выбор сделан давно, Бури, — сказала я.

Мы услышали в сознании его хриплый низкий смех.

— Поэтому я здесь, — непонятно сказал он.

Мы несколько минут молчали, и постепенно я успокоилась. Что бы ни случилось в прошлом, мое настоящее было прекрасно. Алеард держал меня за руку, и я чувствовала себя в безопасности.

Тренировку продолжать не стали, но сходили на озеро и поплавали. Бури остался с нами. Мы лежали на его брюхе, греясь от теплых металлических перьев, которые он нарочно сделал более гладкими и удобными. Кристиан рассказывал забавные истории из прошлого, Алеард вспоминал, как объелся варенья, я тоже делилась детскими воспоминаниями, и все трое смеялись, представляя друг друга юными шалунами, хотя представить капитана беззаботным мальчишкой почему-то удавалось с трудом. Между нами троими появилась особая связь, и Бури был её частью. Алеард по-прежнему держал меня за руку, сильные пальцы едва ощутимо поглаживали запястье, щекотали ладонь. Каждое новое прикосновение, пусть даже такое легкое и незатейливое, пускало по телу волны теплого удовольствия. Бури дремал, и мы ритмично вздымались вверх-вниз на его боку. Я узнала о его дыхании только сегодня, и он пояснил, что научился дышать далеко не сразу.

— Хранители отличаются от людей тем, что перенимают только одну стихию. Однако в моем случае это не так. Я взял их несколько.

— Какие стихии, Бури? Ты можешь рассказать о них?

— Земля, воздух, огонь, вода, металл, камень и дерево, — отозвался он. — А ещё звезды, но их стихийность переменчива.

— И в человеке есть все эти стихии? — спросила я.

— Да, в иной форме, нежели они встречаются в природе. Я принимаю их изначальные виды, потому и тело имею металлическое, а кости каменные.

Он был с нами до самого вечера, и охотно отвечал на вопросы, однако, не касаясь некоторых тем. Мы присоединились к остальным, и Бури ходил среди толпы, высоко подняв голову — такая у него была привычка. Я подумала, что его поведение напоминает поведение собаки, которая ходит за хозяином, зная, что очень скоро им придётся расстаться. Я чувствовала, как расстояние между нами увеличивается, как стремительно отсчитывает время оставшиеся часы… И потому крепче держалась за всех, кто рядом.

Эван, увидев, что я приуныла, решил меня развеселить и взял гитару. Никак не ожидала, что петь с ним будет Онан… Вернее, он ему подпевал, да таким дурным сердитым голосом, что мы задыхались от смеха. Эван начинал, а Онан заканчивал строку.

Вы живёте скучной жизнью. — Елки-палки!
Без истерик и без драк. — Ну как так можно!
День за днём идёте в горку. — Как Сизифы.
А не падаете в пыль… — И под заборы.
За любовью потянулись — Дурачины!
Утром рано встали с солнцем. — Нет бы дрыхнуть!
Улыбнулись вместе с песней. — Надо плакать.
Загляделись на рассветы. — Как же глупо.
Отыскали путь-дрогу. — Вот ведь скука!..
И пошли искать судьбу. — Сидите дома!
Кто-то шлёпнулся в грязюку. — Нос расквасил.
По дороге без конца. — Стирали обувь.
Помечтали о прекрасном. — Врите дальше.
Захотели прямо в сказку. — Это кисло.
Создавали сны и яви. — Очень надо!
Никому в пути не врали. — Чушь собачья!
Танцевали до упаду. — Неумело.
Веселились и смеялись. — Без азарта.
И собою оставались — Я не верю!..

— Вы мне можете не верить, — спел Эван. — Это ваше личное дело. Но всё точно так и было. В конце лета, когда смородина спела…

Мы сопроводили окончание выступления аплодисментами. Откуда они взяли этот шедевр — было неясно. Возможно, придумали на ходу.

— Ванька, тащи аккордеон, — сказал Онан. — Ща я тебе спою о жизни как надо.

— Где я его возьму тебе, аккордеон этот? — хмыкнул Эван. — Пой так, под гитару, и не привередничай.

— Кхме… — откашлялся Онан и выдал низким зловещим голосом:

А у Клавдии Петровны
Во саду росли томаты.
И она не виновата,
Что жила в счастливый час.
Внуков нянчила, растила,
Всех своих котов любила.
Мужу одежонку шила,
По воду к реке ходила…

— Кто ж у нас к реке за водой ходит? — рассмеялся Кёртис. — Ты тут явно приврал для красоты слога, Онан.

— Люблю глядеть, как кони обнимаются в лугах, — спел вдруг Онан игриво, подмигнув Еве, и она расхохоталась.

— Что на вас нашло?

— Нам хорошо, — ответил Онан. — Хочешь потанцевать, ягодка моя?

Нам и правда было хорошо всем вместе, даже не смотря на то, что мы с Алеардом и Кристианом показали остальным видение гибели молодых ребят. Перепады настроения, чувств и эмоций удивляли. Туда-сюда, из печали в безумную весёлость и радость…

А Бури глядел на нас и молчал.

На следующий день после обеда я решила прогуляться и отправилась в горы. Наивысшей точкой считалась «Белая дева», она дотянулась до пятисот двадцати метров. В голове мелькнула мысль: снова «белая»… Столько белого, но почему именно белого? Не красного, не синего, не зелёного? Непонятно.

Горы эти, называемые «Медвежьими», изобиловали пещерками и тайными ходами, и я знала, что родители запрещали детям сюда соваться. Мне были знакомы некоторые разломы и гроты. Когда я переехала к Яне, она тут же потащила меня обозревать окрестности с «Девы». С тех пор я приходила сюда нечасто, но регулярно.

По правде говоря, мне хотелось найти Алеарда и поговорить с ним об увиденном, в частности о тех людях из видения, что шли на смерть. В голове окончательно перепуталось, но я точно знала одно: увиденное нами не было игрой воображения. А значит, важно было понять, что и когда случилось, что за силы столкнулись на том плато? И какое отношение всё это имело к нам.

Я не полезла на самый верх. У меня было другое любимое местечко, где ждал удобный большой камень. Снова камень! — пронеслось в голове. Небо было пасмурным, серым, но мне это нравилось. Я любила разную погоду: и слякоть, и жару, и леденящий холод. Под вой ветра я задремала прямо на камне.

Меня разбудила бабочка, севшая на щёку. Время близилось к обеду, и я решила вернуться в комплекс. Проходя мимо одной из пещерок, я вздрогнула. Мне почудился чей-то крик оттуда, из темноты. Я решила, что мне послышалось, и прошла мимо. Крик повторился. Далёкий, невероятно тихий звук, едва уловимый. Я развернулась и зашла под свод пещеры, прислушиваясь.

— Эй!

— …мощь! — долетело в ответ.

Сердце моё забилась. Нет, я не обманулась, там и правда кто-то был. Я ринулась внутрь.

Темнота мешала, но в потолке зияли дыры, и можно было кое-как продвигаться вперёд. Пока что.

— Ау! — крикнула я как можно громче. В ответ послышался всё такой же далёкий плач. Я прислушалась и выбрала верное направление. Стало ясно, что плакал ребёнок или девушка.

Это была многоуровневая пещера, и, так как в ней было темно и она изобиловала трещинами, прежде в глубину я не совалась. Света становилось всё меньше, и меня объял страх. Идти в полной темноте, не зная, что у тебя под ногами, было безумием.

— На помощь! — вполне отчётливо донеслось до меня, и я окончательно убедилась, что голос принадлежит ребёнку. Я не могла бросить его, и медленно двинулась дальше. Идти пришлось долго.

— Малыш! — крикнула я ещё раз, надеясь хоть как-то сориентироваться. — Ответь мне!

— А-а-а… — зарыдал он, — пожалуйста!

Я ощутила, что сама готова разреветься, но сдержалась.

— Говори со мной! Не бойся, я близко!

— Я здесь! — и он снова заплакал.

— Меня зовут Фрэйа, а тебя? — спросила я, едва не провалившись в какую-то дыру.

— Саша, — заикаясь, ответил он. — Мне больно… больно ногу.

— Санёк, продолжай говорить со мной, ладно? Чтобы я по твоему голосу поняла, где ты есть!

— Ладно! — ответил он. — Я свалился. Вниз свалился.

Я прощупала ногой пол и поняла, что дальше зияет огромная дыра. Боже, страшно как! Ничего не видно, совсем ничего! Я подумала о том, как буду вытаскивать его, потом подумала, что нужно бежать за помощью. Нащупала руками стену и медленно двинулась вдоль неё.

— Ничего, я тебя вытащу. Какая у тебя любимая игра?

— Пря-я-ятки! — заревел он.

Я против воли улыбнулась.

— Да уж… Ты так спрятался, что тебя невозможно найти!

— Ы-ы-ы-ы…

— Санька! Ну-ка, не плачь! Я ведь пришла, и ни за что не брошу тебя здесь. Сейчас вот доберусь, и… Ёшкин кот! — вырвалось у меня. Я ощутила, что внезапно стена закончилась и едва не рухнула вниз. Меня спасло только чудо. Как всегда.

— Фрэйа… — тихо позвал он.

— Да, малыш, сейчас. Скажи, ты когда падал, долго летел?

— Нет, — ответил он. — Ай… Ай-йа-йа-й!.. Ногу больно!..

Видимо, он здорово ушибся. Я присела на корточки и стала ощупывать пространство вокруг. Пол был, но чуть дальше. Я медленно продвинулась вперёд и ощутила, что впереди снова зияет дыра. А если влево — какой-то толстый каменный столб.

— Санёк! — позвала я.

— У-у-у… — донеслось слабое. Я поняла, что сейчас он потеряет сознание, и мысли полетели как бешеные. Я размотала свой широкий длинный пояс, соединила его с косынкой, сорванной с головы, и обвязала вокруг столба. Не подлежало сомнению, что мальчик провалился именно в эту дырку — его голос был так близок! Я схватилась за пояс и стала медленно свешиваться вниз, пытаясь нащупать дно.

— Санька, ау! Пожалуйста! Соберись, мне нужен твой голос!

— Фрэйа, — ответил он. Да, я двигалась в нужном направлении. И тут мой пояс порвался… Лицом вперёд я полетела в трещину и думала в этот момент только о том, чтобы не упасть на мальчика.

Острые камни больно расцарапали щеку и выкинутые вперёд ладони. Я ощутила, как шмат кожи срезался с колена и зашипела, но тут же привстала и попыталась нащупать мальчишку. Он был почти возле меня, и, почувствовав мои руки, заревел из последних сил. Я медленно и осторожно ощупала его и ощутила под пальцами кровь. А затем и неестественно вывернутую ногу. Я обняла его как можно бережней и стала гладить по голове. Темнота вокруг нас была непроглядной. И тут мальчик выдал неожиданное:

— У меня есть спички.

— Где?

— В кармане. Я боялся, что зажгу, а тут…

Я прижала его к себе.

— Всё будет хорошо, малыш. Мы отсюда выберемся!

Он задрожал всем телом.

— Ногу больно. Очень. А-а-а…

— Да. Я знаю. Сейчас, подожди.

Я залезла к нему в карман и отыскала коробок. Вытащила и зажгла спичку. Его бледное лицо озарилось светом: я знала этого Санька. Он был бойким и непослушным мальчишкой. Я быстро, не тратя мгновений, оглядела его с ног до головы. У него был разбит нос, на лбу пролегла глубокая царапина. Нога возле колена была вся синяя, почти чёрная… Спичка догорела. Я оторвала от рубашки кусок и кое-как перевязала ему голову. Ещё одним куском я вытерла его нос. Он больше не плакал, только дрожал всем телом. Пришлось отгрызть ещё кусок от рубашки — для ноги.

Я вытащила спичку, пытаясь успокоиться, и огляделась. Сердце испуганно сжалось в комочек. Отличная каменная ловушка! Глубиной яма была под три, три с половиной метра, она была неровная, и как бы сужалась наверху. А если, разбежавшись, попробовать уцепиться за край? Но как потом доставать мальчика? Он прерывисто дышал, глаза его в свете спички казались огромными и непроглядно-чёрными от ужаса. Если я выберусь и брошу его здесь… Нет. До комплекса бегом добираться минут сорок, и это если нестись во весь опор. Плюс сколько нужно времени, чтобы обойти все трещины? Всего час. А за час малыш сойдёт в темноте с ума — одинокий, брошенный, изнывающий от боли. Спичка догорела. Я погладила его по щеке. Нужно было мысленно связаться с кем-нибудь из ребят, но для этого стоило успокоиться и прогнать напряжение.

— Держись, Санёк. Давай-ка я тебя уложу, вот так.

— Ты уходишь? — сразу вцепился он в меня.

— Нет. Погляжу, как нам отсюда выбраться. Ты мне поможешь, да? Ты настоящий воин. Воин огня. Вот, держи спичку, будешь освещать мне пещеру.

Он взял её и сразу уронил — пальцы дрожали.

— Ы-ы… — начал было он.

— Ну и ладно, возьмём вторую. Вот так, крепко, как будто это твой меч! Вот видишь, молодец! Зажгли и…

Я встала и обошла яму кругом. В стенах зияли дыры, но они были не сквозными. Я попробовала достать кусок своего пояса, но не дотянулась. Потом разбежалась — насколько мне позволяли это сделать острые булыжники вокруг — и прыгнула. Ударилась грудью о стену и сползла на пол. Разбежалась ещё раз и повторила попытку. Не получилось. Спичка догорела.

Я сосредоточилась и попробовала поговорить с Яной. Она не всегда слышала меня, и в этот раз ничего не вышло. Боль мешала думать. Я остановилась, зажав глубокую рану ладонью. И тут мне в голову пришла мысль поставить булыжники один на другой и сделать что-то вроде лестницы. На ощупь, чтобы не тратить спички, я стала таскать их к краю уступа. Начала с маленьких, но их оказалось немного. Потом пошли средние. Нет, не сдвину. Я залезла на эту горку. Она приподняла меня всего-то на полметра над полом, и тут же зашаталась. В общем, я снова полетела вниз. Жаль, что на огромные булыжники у меня не хватало сил.

В пещере было холодно, и я накрыла Саньку своей курткой. Она была такая плотная, что от неё не удалось оторвать ни куска, иначе я бы замотала его раны лучше. Хорошо, что мальчик задремал, привалившись спиной к стене.

В течение следующего часа я пыталась что-нибудь предпринять. То звала Яну и Артёма, пробовала позвать Алеарда или Кристиана, или Эвана, но они молчали. То ощупывала стену и находила удобные выбоины, чтобы залезть наверх — и падала. То снова строила лестницу, миллиметр за миллиметром подталкивая огромные камни к краю. Один такой увесистый валун я пёрла особенно долго, но, к сожалению, не дотащила, уткнувшись в выбоину. Поднять его наверх не получилось. На сей раз груда камней стояла крепче. Я почти нащупала край, пальцы судорожно хватались за неровную стену. Чуть-чуть! Отчаянный прыжок — и конструкция развалилась. Один из камней попал мне по ноге, и я тихо взвыла от досады. Пришлось вцепиться зубами в руку — было больно.

А если закинуть мальчика наверх? — вдруг подумала я. У тебя мозги совсем отсырели! — ответил мне внутренний голос. — Как он пойдёт с такой ногой в темноте и переберётся через трещины?.. Да, это не вариант. Потом меня пронзила мысль, что можно прямо отсюда переместиться в Промежуток. Радостная, я позвала его, но Промежуток молчал. Я пробовала ещё и ещё раз, и просила, и злилась, и умоляла его отозваться. Тишина была мне ответом.

Я опустилась на пол возле мальчика. Руки были расцарапаны, колено нестерпимо болело и кровоточило. Плохо, что отрывать от рубашки было уже нечего, она и так едва прикрывала грудь и осталась без рукавов. А порвать собственные джинсы не получалось. Пальцы на ноге, на которую упал булыжник, онемели. Я пощупала их и поняла, что они значительно увеличились в размере. Отлично. Решив немного успокоиться и подумать, я покрепче обхватила мальчика и тут же отключилась.

Я открыла глаза: тьма. Холодно. Внутреннее чутьё подсказало мне, что прошло несколько часов. Значит, нас уже ищут. По крайней мере, этого Санька. Я осторожно, чтобы не разбудить его, поднялась, и вдруг мне в голову пришла странная мысль: а что, если не пытаться поговорить мысленно, а просто позвать кого-нибудь? Позвать собой, как мы делали это с Промежутком. Кандидатура была только одна: Алеард. Я выдохнула лишние эмоции, стёрла боль и расслабилась. Представила перед собой капитана: его голос, лицо, руки, даже запах, и всем существом устремилась к нему. «Алеард, мы в пещере. Помоги!» — произнесла я. И вслух тоже для надёжности. Я пыталась как можно отчетливее представить горы и путь к пещере, то, как и где я шла. Деревья, изгибы земли, мельчайшие детали, даже цветы и очертания гор. Потом повторила свой молчаливый призыв о помощи и глубоко вздохнула.

Через полчаса Санёк зашевелился у меня на руках. Сначала он дёрнулся, надумав встать — и тут же заголосил на всю пещеру. Я стала гладить его по голове, стараясь утешить, но он не желал успокаиваться. Его мучила боль, да и меня, честно признаться, тоже. Я баюкала его, и пела ему все песни, которые знала, в том числе мамину колыбельную, под которую всегда хорошо засыпала.

Спи, усни мой милый малыш.
Пусть день тоже отдохнёт,
Пока ты спишь.
Колыбель твоя
полна светлых грёз,
Облаков
и лепестков белых роз.

Пусть мои заклятья
В этой тишине
Как девы в светлых платьях
Полетят к луне.

Спи, ангел тебя сохранит.
Мечта
На светлых крыльях умчит.
И ветра
споют о краях,
Где сказки и приключения
Ждут тебя.

Он немного успокоился, но продолжал сопеть, глотая слёзы. Я не отчаивалась, хотя была напугана и растеряна. Сколько ещё нам сидеть здесь? Догадаются ли ребята, где нас искать? Знают ли родители Саши, что он пошел в горы? И прочие вопросы, на которые нельзя было ответить.

И вдруг мне почудились голоса. Особо не раздумывая, я вскочила и заорала во всю силу лёгких:

— Мы здесь!!!

Санёк встрепенулся и тоже закричал: пронзительно, на одной ноте. Я и не знала, что ребёнок способен так кричать.

Нет, не почудилось. В пещеру кто-то забрался. И уж точно не просто так, из любопытства.

— Эгей! — крикнула я снова. — Мы здесь!

— Здеся-я-я-я! — помог мне мальчишка. Я чуть не расхохоталась. Мне хотелось от радости встать на голову и подрыгать ногами. Кошмарная темнота уже не казалась такой непроглядной.

— У-у-у-у! — долетело издалека.

— Ы-ы-ы-ы-ы!!! — ответил Санёк, елозя у меня на руках. Он ещё какое-то время орал, а потом заревел. Так громко, что мне даже не пришлось больше ничего кричать. Я пыталась утешить малыша, но он не успокаивался.

Показавшийся наверху мягкий дрожащий свет окончательно свёл мальчишку с ума.

— Мама-а-а-а! — завопил он, и я его легонько встряхнула.

— Ты же меня оглушишь, дурачок! Ты кто — верещалка или воин огня?

Он замолк, и тут же мы оба задрали головы. На нас смотрели Алеард, Кристиан и отец мальчика. Я поняла это, потому что Санёк заскулил и потянулся к нему.

— Чёрт возьми!.. — вырвалось у мужчины. Наверное, мы выглядели не лучшим образом. Прихрамывая, я подошла к краю. Как можно выше подняла мальчика, подавая его ребятам. Алеард и Кристиан придержали мужчину за пояс — и через мгновение он, плача, обнимал сына.

— Ногу осторожно! — предупредила я.

Санёк и его папа тотчас ушли. Я устало, но облегчённо вздохнула, и оперлась плечом о стену.

— Фрэйа, — позвал меня Алеард, — сможешь выкарабкаться, если я тебе руку подам?

— Наверное, нет, — честно сказала я, поднимая голову и глядя на него. — У меня пальцы на правой ноге… немного раздавлены. — Алеард встревоженно глянул вниз, и я поспешила договорить: — То есть ушиблены. Я их не чувствую совсем. И ладони разодрала до мяса. Хотя я бы могла…

Вместо ответа он легко спрыгнул вниз и шагнул ко мне, обнимая. Я крепко обняла его в ответ. Он услышал меня. Могло ли быть иначе?

— Я так рада тебя видеть… — прошептала я ему в рубашку.

Алеард поднял моё лицо, взяв за подбородок, и вдруг коротко и крепко поцеловал в губы. Я вздрогнула, щёки запылали, и хотела что-то сказать, но он подхватил меня под мышки, сажая на своё широкое плечо, а Кристиан, свесившись, легко вытянул меня наверх. Потом он помог выбраться Алеарду. Я огляделась. Вот, значит, куда нас занесло! Удивительно, что я свалилась в нужный разлом, прямо к мальчику, а то сидели бы сейчас с ним в разных ямах, как два заключённых.

Алеард подошёл ко мне и, недолго думая, взял на руки. Кристиан пошёл вперёд, освещая путь.

— Алеард, — тихо позвала я, — ты…

— Сейчас, Фрэйа, выберемся отсюда, и ты скажешь мне, что хотела, — ответил он. Я послушно склонила голову к его груди, прикрыла глаза и расслабилась.

В горах было куда больше народу, чем обычно. Кристиан попрощался с нами и пошёл к остальным, тихо напевая что-то себе под нос. Я слышала шаги и голоса, но только крепче прижалась к Алеарду и замерла, не открывая глаз. Он долго нёс меня вниз, и, когда дошёл до берега, напомнил:

— Ты хотела мне что-то сказать, Фрэйа.

Я поглядела на него из-под приоткрытых век.

— Ты услышал меня.

Он опустил меня возле родничка на замшелый камень и осторожно порвал штанину, добираясь до содранного колена. Интересно, как плотная ткань так легко поддалась его пальцам?..

— Ты звала меня, Фрэйа. Конечно, я услышал тебя.

Я тронула его руку.

— Получилось. Это было лучшее решение из всех.

— У тебя все пальцы содраны, — тихо сказал он. — Ты пыталась залезть наверх?

— Да, — также тихо ответила я, — прыгала, пока не устала. Слава богу, что пошла в горы и оказалась поблизости. Он так громко кричал, но не проходи я мимо — и не услышала бы.

Алеард тронул тёплыми пальцами мою щёку.

— Ты оказалась в нужное время в нужном месте, Фрэйа, но мне трудно видеть тебя такой. Очень больно?

— Нет, почти не больно. Потому что ты рядом.

Я почувствовала, как он чуть сильнее сжал мои пальцы. Его лицо в темноте было таинственным, немного пугающим, особенно потому, что глаза у него светились. Эта странность заняла мои мысли на несколько мгновений, но придумать ей разумного объяснения я так и не смогла. Алеард заставил меня опустить ногу прямо в ледяную воду и бережно промыл дырку в колене. Я поняла, что мне и правда не больно, и что боль снова растворил он. Так же, как сделал тогда, когда вправлял мне плечо. Современные врачи тоже умели справляться с болью, но всё происходило иначе, чем сейчас. Когда Карина переехала мне руку, мы побежали не домой, а к Дане — нашей соседке. То, что делала она, походило на умелый гипноз. Я не чувствовала боли, когда рану зашивали, но эта боль всё же добралась до меня после, правда, лишённая своей первоначальной мощи. Дана дала мне ментальное лекарство.

С Алеардом всё было по-другому. Он обращался с болью, как с чем-то материальным, но тем, чего всё-таки нельзя коснуться. Он не боролся с ней, а разговаривал, вёл её за собой, чтобы потом превратить в ничто и растворить в пространстве. Так она ни для кого более была не опасна.

— Алеард, здесь же темно, — шёпотом сказала я.

— Мне свет не нужен, Фрэйа, — ответил он, продолжая заниматься моей раной.

— Не нужен? Ай! — против воли вырвалось у меня.

— Прости, малышка, — вдруг сказал он нежно, и я задержала дыхание, услышав его голос. — Сейчас, я уже почти закончил.

Я облизала пересохшие губы и поняла, что мир едва уловимо изменился прямо у меня на глазах. Всё привычное и знакомое стало необычным, новым, сияющим. Луна, и Млечный путь, и звёзды, река и горы, и травы, и голос ветра… Алеард закончил с коленом и, положив мою ногу к себе на бедро, стал осматривать пальцы.

— Очень сильно ушибла. Выглядит так, словно тебе на ногу наступил великан.

Я тихо рассмеялась.

— Я решила сделать из камней возвышение и залезть наверх. Ну, вот они и упали мне на пальцы.

— Возвышение! — усмехнулся Алеард. Рукой он мягко придерживала меня за пятку. — А этот шалопай что там делал, в пещере?

— Думаю, они играли на берегу в прятки, и он решил залезть туда, где его никто не найдёт.

— Нужно эту пещеру закрыть, а то вдруг ещё найдутся желающие «спрятаться», — проворчал Алеард. Я почувствовала, как он едва ощутимо поглаживает мою ногу, чуть касаясь ушибленного места.

— Алеард! — снова сказала я, пытаясь справится с дрожью в голосе. — Спасибо, что ты пришел.

Он поднял глаза, и губы его дрогнули.

— Мы с Кристианом сидели в столовой и ужинали, когда ты меня позвала. А вскоре прибежала Алина — мама этого Саньки. Я понял, что твой голос и её испуганные причитания взаимосвязаны — и мы пошли вас искать. Знаешь, — он усмехнулся, — дети до самой ночи по берегу рыскали, не сдавались. Думаю, они просто побоялись возвращаться к родителям без мальчишки и решили, что справятся сами. Поверни голову, — попросил он. Я чуть отвернулась в сторону, и он чем-то сладко пахнущим смазал рану на моей щеке, предварительно тщательно промыв её. — Теперь руки.

Я подала ладони и склонилась пониже, потянулась к его волосам, почти уткнулась в его макушку носом. Он обработал раны и, подняв лицо, не дал мне отстраниться. Я почувствовала на своём лице его дыхание.

— Эх, Фрэйа… Теперь я понимаю, что чувствовали мои родители, когда я попадал в неприятности.

— А ты часто в них попадал? — спросила я, смущённая его близостью.

— Раньше да, — ответил он. Мы смотрели друг на друга в темноте, и он едва заметно улыбался. Я хотела сказать, что мне нравятся все эти неприятности, потому что он рядом, но Алеард, вздохнув, поднялся на ноги.

— Нужно возвращаться, — и он снова взял меня на руки.

Возле берега стояла лодка. Алеард усадил меня на прохладное деревянное сиденье и сел на вёсла. Я смотрела на него, хотя и понимала, что он чувствует мой взгляд. Он был одет в синюю футболку и светлые джинсы, на ногах как всегда были тёмные коричневые ботинки.

— Знаешь, однажды в детстве я объелась старого забродившего варенья… Вот уж не знаю, что меня привлекло в его вкусе. Маленькая была, глупая… Мне было ужасно плохо, сам понимаешь. Живот раздулся и болел, меня… В общем, подробности не важны. Со мной сидели мама и папа, и Яна с родителями. Мы пели песни и дурачились, строили рожи и прыгали на кровати… Знаешь, в такие моменты боль приобретает иной оттенок, она становится частью происходящего. Глупо: но в те мгновения, когда мне было так плохо, мне было в то же время так хорошо! Как и сейчас, — закончила я.

— Тебе больно? — спросил он.

— Нет. Странное ощущение.

Я приподнялась, вглядываясь в его лицо.

— Фрэйа?

— Хочу сесть к тебе поближе.

— Ты замёрзла? Ну конечно замерзла, ночь сегодня ледяная, — произнёс он, оставив вёсла и доставая из лежащего позади рюкзака тёплый свитер. Я привстала и неуклюже шагнула к нему. Лодка опасно зашаталась.

— О боже! На борт взошел слон! — пробормотала я смущённо, и Алеард вдруг расхохотался, поймал меня за руки и осторожно опустил возле своих ног. Теперь я сидела между его коленей, прямо на дне лодки, и могла положить голову ему на бедро. Он ловко надел на меня свитер, и я блаженно уткнулась макушкой ему в живот.

— Сейчас теплее? — хрипло спросил он.

— Да, — прошептала я, — гораздо теплее.

Он подхватил вёсла и медленно повёз нас к берегу. Я не хотела, чтобы он торопился, и он не спешил, как будто внял моим желаниям. Приноровившись к движению его корпуса, я задремала, положив голову ему на ногу.

На берегу нас ждал Леонид. Он разговаривал с какой-то женщиной. Как только мы причалили, и Алеард вытащил меня из лодки, она сразу подошла ко мне и крепко обняла.

— Меня зовут Алина! — сказала она, и я увидела в её глазах слёзы. — Ты спасла моего Сашку, Фрэйа! Спасибо тебе!

Я немного растерялась.

— Пожалуйста! Он храбрый и терпеливый мальчик.

— Правда? А папа назвал его обалдуем… — рассмеялась она сквозь слёзы. — Ты навестишь его?

— Да, постараюсь, — ответила я.

Мы ещё раз обнялись. Леонид посмотрел на меня.

— Ты как? Ничего здесь не разглядишь.

— Хорошо, — ответила я. — Алеард меня… кхм… — я поперхнулась от волнения, — вылечил.

— Отлично, — ответил Леонид. — Тогда идёмте?

Они с Алиной пошли вперёд, а капитан снова взял меня на руки.

— Алеард! — смутилась я. — Ты, наверное, устал меня таскать!

Мужчина издал какой-то неопределённый звук. Кажется, это был смешок.

— Ну ты скажешь тоже, Фрэйа. Мне нравится тебя таскать, — склонившись, тихо произнёс он, — а от занятий, которые нравятся, не устают. От них получают удовольствие.

Я покраснела и спряталась за его подбородком. Он был сегодня так нежен и откровенен со мной. Впрочем, как и тогда, на озере, и на Празднике Дождя…

В эту ночь я ночевала в его квартире, на хорошо знакомой мне кровати. Алеард спал, как и тогда, на кушетке. Я думала о нём всю ночь, даже во сне он мне приснился. Наутро я с изумлением обнаружила, что мои раны затянулись, а пальцы стали почти обычными. Я не стала ни о чём спрашивать. Всё и так был предельно ясно.

В среду утром мы решили сфотографироваться все вместе. Бури разместился позади нас, чуть в отдалении, чтобы поместиться в кадре, часть людей встала, остальные уселись внизу. Я не стала спрашивать у зверя, почему он не стал меньше. Трава была такой густой, что казалось, будто мы находимся в гнезде. Ещё более странным это выглядело потому, что Бури словно приглядывал за нами, как за птенцами… Не знаю, думал ли кто-то, кроме меня, о чем-то подобном.

— Семейное фото, — шутил Эван.

Конечно, я стояла рядом с Алеардом. Получилось много забавных фотографий, и лучше всех вышел на них Бури. Он позировал серьёзно и старательно, иногда, правда, смешно разевал клюв, и тогда Эван начинал хихикать, а вслед за ним по цепочке и все остальные. Он умел заразительно смеяться. Мне понравились фотография, где мы ещё только устраивались. На ней каждый был собой.

Было три часа дня, когда мы погрузились на Бури, зачем-то принявшего свой механический облик, расселись по местам и полетели над землей. Это был пробный полет. Наши вещи давно уже были на борту, все веселились и смеялись, а меня не покидало чувство непонятной тревоги. Алеард сидел неподалеку, но он был занят, разговаривая с Кёртисом, Кристианом и Оланом. Когда внезапно мир начал покрываться мраком, я поняла: всё. Мы уходили в черноту не по своей воле — это делал Бури. Наверное, именно я этот момент он решил: пора… Я испуганно рванула к Алеарду, но не успела.

Промежуток встал за спиной и глубоко вздохнул. Впервые я ощутила время и расстояние, отделявшее меня от остальных и нас всех друг от друга. И поняла: мы не сможет вернуться на Землю. Не сейчас и ещё нескоро. Этот факт подтверждало и то, что неизвестно как вместе со мной переместился в Промежуток и мой старый зеленый рюкзак. Это знание жило в сердце, как железный гвоздь.

В рюкзаке лежал дневник. Я раскрыла его наугад и прочитала: «Ничто не происходит просто так. Всё имеет своё место в мире, и мы в том числе. Решающее мгновение — и ты уже в пути, наедине с собой и своими мыслями. Всего лишь шаг к уединению, а там недалеко и до одиночества. Я научусь ждать, и ты научись, потому что это важно. Я научусь терпеть и научусь быть сильной и отважной, и ты будешь со мной — в моих мыслях и в моём сердце. Навсегда. В этой жизни и во всех прочих жизнях — хороших и не очень, и просто замечательных. Найди меня и обрети собой, и я вспомню себя в тебе. Открою тебе воспоминания и мысли, что были нашими когда-то. Найду тебя единственного, не забытого, к кому стремиться моё сердце. И — полюблю, снова и вновь. Навечно».

Наверное, это прозвучит глупо, но от расстройства я заснула возле большого тёплого камня. Сон мой был, как боль: долгий, трудный, изматывающий; я отчаянно бежала куда-то, и видела сотни лиц: узнаваемых и новых, любимых и ненавистных, ощущала множество чувств: от гнева до наслаждения; я боролась и сдавалась, отчаивалась и обретала надежду, находила и снова теряла. И это был отнюдь непростой сон.

Глава 6. Сон первый

…Что-то незнакомое. Ниже, ближе, внимательнее. Куда идти? Я отделилась от самой себя и стала обычным проводником. Всё постичь заново. Изучить каждое новое чувство. Я — никто. Просто питаюсь и запоминаю, вбираю чувства, мысли и события. И это правильно — быть Пустой…

…Он сидел на большом ребристом валуне, задумчиво глядя по сторонам. Ему не хотелось улыбаться: вокруг, куда ни глянь, простиралась пустыня. В отличие от Промежутка здесь не было ни моря, ни звезд, только серое крошево колючего песка и камни, не желавшие с ним разговаривать. Он прекрасно знал, что у него не получится вернуться домой, но знал также, что может идти вперед.

Кристиан бодро спрыгнул вниз. Вперед — это гораздо лучше, чем сидеть на одном месте. Он упрямо подумал, что все-таки сможет выйти на след кого-нибудь из ребят, уж Алеарда точно в скором времени разыщет.

После того, как всю команду выбросило в Промежуток (а, точнее, в Промежутки), Кристиан не единожды пытался установить с ребятами связь. И ничего. Никакого отклика. Есть только он и миры. Ни Земли, ни экипажа. Внезапное расставание поставило жирную точку в рассказе о неделимой дружной команде.

Единственный голос, по-прежнему звучащий в его сознании, принадлежал Бури. Кристиан не стал ни о чём у зверя спрашивать. Он готов был во всём разобраться самостоятельно, и неважно, сколько на это уйдёт времени.

В этом мире солнце, если таковое и было, совсем не умело греть. Стояли вокруг непонятные серые сумерки. Не вечер, не утро. Не пойми что. Он снял рубашку, думая, что без неё будет легче шагать, однако вскоре ему пришлось об этом пожалеть: ветер не давал свежести, лишь забивал в кожу бурую пыль. Всего через пару минут мужчина стал чесаться и обнаружил, что кожа на груди и торсе поменяла цвет: она стала серо-коричневой. Он провел рукой по животу, но пыль так просто стираться не желала. Въедливая, гадина! Что же, впредь нужно быть умнее. Кристиан неохотно натянул на грязное тело рубашку — какая теперь разница?

Он шел долго, почти весь день, но ночь наступать не желала. Его внутреннее чувство времени упрямо напоминало, что пора бы уже миру начать смеркаться, но всё оставалось прежним — серым и безжизненным. Унылый мир, под стать его настроению. Давно же он не чувствовал себя так безрадостно. Скучно, одиноко, пусто. Нет друзей рядом, не с кем поболтать, поделиться мыслями. Для него это было в новинку. Кристиан привык к общению, он нуждался в нём. И вот теперь, осуществив давнюю мечту, остался с ней наедине. В пустыне. Грязный. Квёлый. Сердитый. А казалось, что всё будет иначе. И наверняка не ему одному так казалось…

Синеватые холмы, виднеющиеся вдалеке, странно приблизились. Он подумал над этим и решил, что так быстро они увеличиваться в размерах точно не могут, и остановился в растерянности. Получалось, что не только он идет к ним, но и они идут ему навстречу… Ни страха, ни удивления не было, он только прибавил шагу, надеясь поскорее разгадать происходящее.

Вокруг стало светлеть. Словно день переходил в еще один день. Ни тебе позднего вечера, ни ночи. Небо, такое же серое, как и камни вокруг, белело. И оно не просто белело: он подумал, что больше всего это походило на рассвет, разве что вставало не земное солнце, а что-то невероятно огромное, занимающее половину небес. Мужчина остановился и прислушался, но вокруг по-прежнему было очень тихо. Рассвет наступал, вот только никто не хотел приветствовать его. А, может быть, всё давно свернулось и зачахло, убоявшись этого гигантского, немилосердного солнца? Ему стало не по себе от этой догадки. Чудесный мир! Дать бы отсюда дёру, но Промежуток почему-то недоступен.

Кристиан едва не споткнулся о ближайший камень — ноги сами понесли его вперед, и весьма быстро. Он понял, почему этот мир мёртв, откуда этот песок под ногами, больше похожий на пепел. Если он сумеет добежать до тех холмов до того, как… Ему претила мысль, что его путешествие закончиться так глупо. Становилось всё жарче, но он не стал терять время и снимать одежду. Он мог спокойно стерпеть и куда более сильный зной. Синие холмы, которые еще день назад казались невероятно далекими, теперь значительно увеличились в размере, и Кристиан понял, что это совсем не холмы. К нему двигался вибрирующий, длиннющий пузырь, который перетекал по земле, как великанская капля. До него оставалось всего-то несколько километров, и мужчина прибавил прыти, надеясь, что успеет к спасительной синеве до того, как его изжарит заживо.

И он успел. Теперь ему приходилось запрокидывать голову, чтобы обозреть толстый гудящий пузырь, и тот казался среди всей этой серости таким живым и доброжелательным! Спустя пару минут Кристиан был к нему так близок, что достал бы рукой. И он, не медля, коснулся его, с радостью обнаружив, какой тот прохладный и гладкий на ощупь. Тут же что-то тихонько булькнуло в его недрах, и пузырь гостеприимно раскрыл «брюхо», впуская мужчину внутрь. Кристиан осторожно вошел, и синяя масса за его спиной сомкнулась. Он осмотрелся: приятные лазурные тени плясали вокруг, и куда ни глянь — замки из мокрого застывшего песка, совсем как те, что так любят строить дети, только куда больше по размеру, и меж ними — улочки, и горит вокруг множество золотых огоньков, вкрапленных в этот песок. Света от них получалось маловато, но эти голубые сумерки показались штурману замечательными. Вместо земли — какая-то синяя упругая масса, и она непривычно для ног вздрагивала. Мужчина задрал голову — купол пузыря оказался светлее стен, он был лазурным, с зеленоватыми прожилками, и сквозь его ребристую кожу проступали отблески беспощадного солнца. Кристиан подумал, что окружающее пространство больше всего напоминает внутренность земного океана. Свет лился сквозь купол, но застревал в плотном влажном воздухе, и оттого казалось, что наверху уже рассвело, и наступил безоблачный летний день. Хотя какое уж там лето! — подумал Кристиан. И солнце… На Земле оно не жаждало спалить людей заживо, оно грело и питало любовью. Здесь же это был монстр, желающий испепелить все вокруг…

И только огромный пузырь умел справляться с солнечным монстром. Лишь он оставался по-настоящему живым. Даже камни на пустоши были мертвы.

Мужчина постоял немного, приходя в себя. Он думал о том, как этот пузырь действует и как преодолевает каменные завалы. Наверное, ему помогало высокое гибкое дно, и он действовал как улитка, обволакивая пузом окружающий ландшафт. Впрочем, штурман не ощущал движения как такового, и твердо стоял ногами не «полу».

Кристиану отчаянно захотелось окунуться по уши в ледяную воду, но где ее найти? Нуждались ли в ней жители этого пузыря? Он пошел вперед, но успел сделать всего десятка два шагов. Затем пригляделся и замер. Из ближайшего «дома» вытекла большая капля. Она была голубой и сочной, но текла так, словно сама решала, где для нее будет верх, а где низ. Мужчина наблюдал, затаив дыхание. Вот капля скукожилась, снова выпрямилась, и вдруг повернулась в его сторону. Умеют ли капли поворачиваться, и вообще — есть ли у них зад и перед? — успел подумать Кристиан, но против воли улыбнулся — капля смотрела на него недоуменно. Смотрела большими радужными глазами, похожими на мыльные пузыри. Затем пониже глаз появилась улыбка. Все это выглядело так потешно, что мужчина не выдержал и хмыкнул. Милое существо между тем подняло выпуклости над глазами, весьма похожие на брови, и забулькало, как будто отвечая на его неуверенный смех. Какое-то время капля его изучала, а потом решительно шлепнулась вниз, разлетаясь тучей брызг. Она быстро собрала себя, вернула на место глаза и рот, причем один глаз оказался значительно больше второго, и потекла к мужчине. Кристиан присел на корточки, заворожено за ней наблюдая. Кажется, капля его совершенно не боялась. Она приблизилась, ловко затекла к нему на руку, оказавшись довольно тяжелой, и застыла, выпучив радужные глаза. Кристиан не выдержал и рассмеялся.

— Если я об этом расскажу на Земле, мне никто не поверит, — сказал он капле, и она улыбнулась, отвечая на его улыбку. Посидела ещё немного на ладони и плюхнулась вниз, обдав штурмана тучей прохладных брызг. Сама она от этого значительно уменьшилась в размере, но подбирать брошенное не стала. Словно поделилась, чувствуя, что он нуждается в этом. Вот тебе и унылая пустыня! Кристиан вытер лицо. — Что скажешь, рановато я разочаровался в этом мире?

Капля булькнула, вытягиваясь вверх, и потекла между домами. Потом обернулась и булькнула ещё раз, и мужчина решительно направился следом за ней.

Они шли долго. По пути Кристиан видел и другие капли — побольше и поменьше. Они играли и брызгались, булькали о чем-то друг с другом, перетекали и соединялись в маленькие лужи. На него смотрели с интересом, некоторые пробовали впитаться в его штанинины, но потом застенчиво откатывались прочь. Капли были не очень-то удивлены его появлением, а вот радовались совершенно искренне.

Длинная капля важно плыла впереди, изредка оглядываясь, и что-то булькала, словно ворчала и торопила его, но он не мог идти быстрее, ведь вокруг происходило столько интересного! Вот капли-малыши водят хоровод, соединяясь и снова расцепляясь, а большая капля присматривает, чтобы никто не потерял свои брызги и не взял чужие… Вот две капли вдохновенно перебулькиваются о чем-то, то увеличиваясь, то уменьшаясь, и не могут остановиться, а третья капля вдруг с размаху плюхнулась прямо на первую и раздавила ее, превратив в лужицу. Мужчина даже остановился посмотреть, чем дело кончится, но длинная капля так грозно забулькала, что он пошел за ней, оглядываясь через плечо: вторая капля собрала первую, расплющенную, они погнались за третьей толстой каплей и влились в нее, и что уж там происходило в этой тройной огромной капле, он уже не увидел… Вот капля размером с дом дрожит и колышется, и в нее вливаются все новые капли, и это грандиозное водяное сооружение издает плескучие, грохочущие звуки, совсем как океанский прибой…

Прошло немало времени, прежде чем они дошли до центра купола. Света там хватало, и в светильниках нужды не было. Кристиан увидел большое, кристально чистое озеро. Вокруг него росли зеленые кустики каких-то растений, и сосредоточенные капли гордо и бережно собирали с них ярко-желтые пахучие плоды. Здесь длинная капля остановилась, указав Кристиану на песочное сооружение, поразительно похожее на кресло. Мужчина послушно сел, и капля торопливо потекла вниз, к озеру. Кажется, она просила его подождать.

И он ждал довольно долго, разглядывал город из песка, и мысли текли разными руслами, пока не добрались до истоков — его детства. Он вспомнил, как познакомился с Алеардом. Тому тогда было десять лет. Самому Кристиану было девять с половиной, и он мало отличался от себя сегодняшнего.

Они встретились на ярмарке, которую устраивали каждые три месяца. Кристиан рос общительным ребенком, он шастал по округе, высматривая всё самое интересное, знакомился с новыми ребятами, глазел на товары. Власа, Анну и их детей он знал не очень хорошо. Вика — самая младшая — была очень похожа на маму: светленькая, веснущатая, с широко расставленными голубыми глазами. Ей было всего два года. Марина пошла в отца: темноволосая и зеленоглазая, с тонким носиком и ямочками на щеках. Ее брат-близнец Аркадий: тоже темноволосый, но с мамиными светлыми глазами, крепкий мальчик пяти лет. И старший, Алеард. Неулыбчивый, серьезный, очень высокий для своего возраста. Они встречались пару раз на праздниках, но так и не познакомились. Кристиан тут же решил наверстать упущенное и пошел к ним. Алеард смотрел, как он идет, и молчал. Потом на его губах появилась едва заметная, сдержанная улыбка. Он шагнул ему навстречу, протягивая руку, и они обменялись дружеским рукопожатием.

— Алеард, — представился рыжий.

— Кристиан, — ответил мальчик. — Здравствуйте! — он слегка склонил голову, поглядев на Власа и Анну: сын был совсем на них не похож. Ни от мамы, ни от папы он не взял ни единой черты. Наверное, удался в прадеда. Всякое ведь бывает.

— Здравствуй, Кристиан, — сказал Влас. — Как отец поживает? Что-то перестал он захаживать к нам на луг поразмяться.

— Они с мамой уезжали к родным, вернулись пару дней назад, — ответил Кристиан, и Влас понимающе кивнул.

— Пап, — подал голос Алеард, — я хотел в кузню наведаться. Илья сказал, что почти закончил.

— Иди, — согласился Влас.

— Хочешь со мной? — просто предложил тогда Алеард, и Кристиан пошел, не раздумывая. В тот день он узнал, что у его нового друга талант обращаться с любым видом оружия. Правда, талант особенный. Не было в его умении владеть мечом или кинжалом ни угрозы, ни отталкивающей жестокости. Они пришли к кузнецу Илье и тот показал прекрасный меч — подарок ко дню рождения. Он ковал его специально под мальчишескую небольшую ладонь, но Кристиан тотчас восхитился, взвесив меч — вот это сила нужна, чтобы махать им, красиво и ловко перекидывать из руки в руку! Они с Алеардом просидели на раскидистом дубе допоздна. Разговаривали обо всем, что придет в голову, но это не походило на болтовню ни о чем. Они говорили о небе и о полетах, о звездах и кораблях, которые к тем звездам когда-нибудь отправятся, о силе, текущей в жилах каждого человека и о том, как применять ее во благо. С того самого дня они стали неразлей вода.

Кристиан улыбался, вспоминая, каким тогда был Алеард. Потом он вспомнил один летний денек, когда друг пришел с рукой, закованной в гипс и замотанной головой. Кристиану было уже тринадцать. Тогда они разговаривали и… Кристиан почтительно поднялся, прерывая мысли: к нему шла большая капля и с ней та самая, длинная. Капля остановилась напротив и начала вдохновенно о чем-то булькать. Он старательно глядел ей в глаза, пытаясь вникнуть в смысл произносимого. Капля раскидывалась, будто желала заключить его в объятья, затем снова сжималась, перекручивалась и мечтательно закатывала глаза к небу. Она улыбалась. Наконец она подтекла к нему поближе, сжалась, трепеща, и потянулась тонкой прозрачной струйкой к его руке. Мужчина раскрыл ладонь, и на нее упала живительная, сочная влага. Кажется, ему предлагали утолить жажду. Что же! Он выпил с ладони воду и почувствовал, какая она сладкая и холодная. Настоящая родниковая вода! Капля обрадовалась его решимости и позвала за собой. Они неторопливо спустились к озеру, и другие капли почтительно расступались.

Перед ним на песчаном возвышении лежали те самые фрукты. Они пахли мёдом и сливами. Капля подошла к ним, пробулькав торжественно, потом вдруг смешно открыла рот и с плеском захлопнула его, так что брызги полетели во все стороны.

— Хм… Ну хорошо, попробую, — учтиво ответил Кристиан. Вряд ли его собирались отравить.

Большие сливо-яблоко-персики оказались удивительно сочными и ароматными.

— Угу! — произнес Кристиан. Он с трудом мог прожевать огромный фрукт под пристальными взглядами капель, собравшихся вокруг. — Очень вкусно, спасибо! — и широко улыбнулся.

Главная капля радостно и высоко подпрыгнула, разлетаясь тысячами мелких капелек, потом собрала себя. В свете, льющемся из купола, она переливалась золотом и серебром. Другие капли стали восторженно булькать, и сливаться, и расплескиваться, и впитываться в песок, чтобы сразу же из него гурьбой выкатиться. Большая капля приблизилась к мужчине и без предупреждения погрузила его в свои водяные объятья. Ощущение было немного пугающим — его просто засосало внутрь, вода обтекала неприкрытую кожу, но дышать он мог совершенно по-прежнему.

— Да это вам спасибо! — несколько растерянно произнес Кристиан. — Приютили, накормили-напоили…

Капля отпустила его, но продолжала радостно булькать. Кажется, сбылась ее давняя мечта. Удивительно, откуда капли могли знать, что он придёт? Или дело было не в нём? От такого количества вопросов нельзя было отделаться сразу. Как и всегда, на разгадки требовалось время.

Но его действительно ждали. Эти плоды, прекрасно насыщающие, и замечательная вода… Капли даже построили для него небольшую песчаную хижину, где он спустя время вздремнул.

Проснулся он уже в Промежутке. Ночь, царившая там, была прекрасна. Кристиан прислонился спиной к камню и задумался. Он ведь не хотел уходить из мира капель, но что-то его оттуда вытащило. Что же, пусть так и будет.

— Многие миры мимолетны, — пробормотал он, вспомнив слова Бури, — мимолетны, но от этого не менее значимы…

…Ева который день пыталась наладить контакт с жившими неподалеку деревьями, но те не подпускали ее близко. Ругались, кидались землей и опасно размахивали корявыми сучьями. Они не желали понимать, что она пришла не со злом. Девушка изодрала коленки и забыла в Промежутке рюкзак, в котором лежала более подходящая одежда. Бродить по лесу в короткой облегающей юбке было неудобно, и в конце концов она решила сплести из травы платье.

Трава в этом мире росла тонкая, жесткая, высокая, цвета спелой вишни. Она звонко шелестела на ветру, но при длительном вымачивании становилась мягкой и податливой. Ева истыкала ею все пальцы, но надрала значительную охапку. Она сплела достойную замену своему форменному костюму. Конечно, он был красивым, и сидел на ней прекрасно, но это был парадный вариант, не пригодный для лесов. Вот если бы она предпочла другой комплект — удобный и приятный, состоящий из спортивных брюк, куртки и рубашки — проблем с одеждой бы не возникло. Впрочем, кроме неё форму носила только Елена. Остальные ребята одевались в обычную одежду.

Ева не теряла надежды объяснить деревьям, что она им не враг. Ей надоело каждый день пробираться через топи и поросшие кустами поляны, через непролазные чащобы, но в Промежуток она не возвращалась. Не потому, что не могла или сил не было, а потому, что хотела довести начатое до конца. Рано или поздно бродящие здесь деревья поймут, что к чему, и, может, позволят ей пройти дальше — туда, где искрился в лучах розовой звезды невиданный город. Девушка видела его с верхушки одного из засохших старых деревьев: дерево это было, подобно земной секвойе, внушительного размера, но она ловко забралась наверх, цепляясь за частые черные ветви. Город был огромен, и здания по высоте намного превосходили земные. Она все думала: возможно, деревья сторожат его от вторжения врага? — но потом поняла, что они просто-напросто стерегут нечто, что будет обнаружено ею, если она пройдет через их лес. Они не были агрессивными, эти деревья. Просто не любили людей.

Ева восприняла расставание с домом спокойно. Она понимала, что путешествие затянется, но иная реальность питала её собой, притягивала. Ей хватало этого насыщения. Приключения, — думала она. — Я хочу, чтобы со мной приключалось разное! Плохое и хорошее, радостное и печальное. Но мудрый внутренний голос напоминал, что происходящее — не сон, это жизнь. А жизнь проживают, с ней не играются. Ева хотела помнить об этом всегда, но совершающаяся рядом забавная сказка стирала границу реальности и сна. И она втянулась-таки в эту игру, позволила вести себя.

Ева искала обходные пути, но каждый раз натыкалась на бдительных жителей леса. Иногда за ней гонялись даже пеньки, которые, оказывается, умели весьма красочно ругаться. И что самое интересное, она их понимала! Она собирала в лесу грибы и болотные ягоды, а ночевала под открытым небом, но это было привычно. Больше всего ее тяготило это вынужденное плутание. Низкие тучи над головой, безмолвные птицы… Они сидели на ветках и глядели на нее. Деревья — и те были разговорчивее.

Шел второй месяц ее заточения в лесу, когда однажды утром в чаще послышался стонущий, заунывный плач. После череды скучных дней этот звук показался ей избавлением от рутины, и она, связав в хвост короткие волосы, побежала в сторону болота.

Он оказался огромным: могучий широкогрудый волк, темно-серый, кареглазый. Он стоял на взгорке, и, запрокинув голову к небу, проникновенно выл. Ева никогда не была близка с животными. Может, поэтому у нее и с деревьями не очень-то выходило? Пока она раздумывала, как вести себя с ним, волк повернулся. Конечно, он давно учуял ее.

— Незнакомка! — произнес он хриплым, тяжелым голосом. — Что ты делаешь в этом лесу?

Девушка умело скрыла свое удивление. Хотя чему было удивляться: если в этом мире говорили деревья, то уж для животных это было само собой разумеющимся.

— Я здесь, потому что деревья не пускают меня к городу, — ответила она.

Волк хрипло рассмеялся.

— К городу… Конечно, они тебя туда не пустят. Радуйся, что вообще цела. У деревьев с людьми уговор — одни не лезут на землю других. И как же такая милая дама оказалась тут совсем одна? — вкрадчиво произнес он, взмахивая пушистым хвостом.

— Оказалась как оказалась, — ответила она неопределённо. — А ты откуда взялся?

— Пришел, — непонятно ответил тот. — Меня-то деревья пропустили. Всё же людское племя им изрядно надоело. Вы, люди, всюду свой нос суете. Разрушаете, портите… Но это так, к слову пришлось.

— Я ничего не портила и не разрушала.

— Может быть, — ответил он, — но им до этого нет дела.

— Нельзя всех чесать под одну гребёнку, — сказала Ева, — люди бывают разные.

— Они тебя не пропустят, — уверенно сказал волк.

— Когда-нибудь пропустят, — нахмурилась Ева.

Волк уселся на землю и склонил голову, глядя на неё насмешливо и остро.

— Дам тебе совет, женщина. Понятия не имею, как ты здесь оказалась, но лучше возвращайся туда, откуда пришла. Деревья никогда не пустят тебя в свою священную рощу. Ни один человек не ступит на красную землю. Ты можешь просить их, умолять, требовать, что-то для них делать, даже помогать им. Бесполезно. Граница неприкосновенна. Ты можешь дойти до другого города — правда, идти пешком далековато, — и оттуда добраться на транспорте. Или броди здесь, пока ноги до костей не сотрёшь.

Ева задумчиво поглядела на него. Волк не врал.

— Спасибо, — сказала она.

— Не за что, — ответил волк. — И, кстати, ты рискуешь жизнью, шатаясь здесь без оружия. В городе звери тебя не тронут, но здесь они вольны отобедать тобой — и никто никогда не найдёт твоих нежных обглоданных косточек.

— Ты тоже ешь человечье мясо? — с трудом справившись с дыханием, спросила она.

— Нет, — поморщился волк, — я не ем. В городе закон на стороне людей, в городе тебя не съедят. Но в Лесу звери хозяева. Так что… — и он многозначительно улыбнулся.

— Мне пора, — поспешно сказала Ева.

— Удачи, женщина, — ответил волк.

Она отошла от него подальше, забралась в заросли густых кустов и сжалась, призывая Промежуток. Тьма не заставила себя долго ждать. От перемещений у нее по-прежнему кружилась голова, но уже не так, как в первый раз. Ева мимоходом успела побывать в пяти мирах, но в первом мире ее, по крайней мере, не собирались съесть. Тот мир был красивым и солнечным, с оранжевым густым небом. На небе горели синие звезды. Людей она не встретила, но познакомилась с непонятными существами, белыми и мохнатыми, которых звали элги, а ещё с черно-красными круками — неприятными, недоверчивыми и трусливыми обезьянками с длиннющими лапами. Они напоминали ей пауков-сенокосцев. Элги приняли ее ласково и восторженно: она казалась им невиданным, и оттого смешным существом. Собственно, они представляли собой ходячие шерстяные овалы с оранжевыми глазами, и что там еще скрывалось под их густой шерстью, она так и не увидела. Ей неплохо у них жилось. Но потом откуда ни возьмись появились круки, и все пошло наперекосяк. Они недоумевали, почему у нее не шесть рук, а только две, и почему она цветом не как они, и язык у нее не зеленый, и шерсть растет только на верхнем «отростке»… Кончилось тем, что они стали вести себя агрессивно, и девушка была вынуждена вернуться в Промежуток.

Она решила сосредоточиться, напрягла мысль, и небо пронеслось мимо, оставив яркий след перед глазами. Она стояла под косматым серо-коричневым небом, но уже не в лесу, а на его окраине, на вершине холма.

— Ага! — победно воскликнула девушка. Впереди, в долине, сверкал и переливался огнями тот самый город. Лес она чудесным образом миновала. Она так обрадовалась, что не сразу заметила свой рюкзак, валяющийся в траве. Девушка быстро вылезла из платья, но убирать его не стала — то было очень уж нескладываемым и тяжелым, — а сама оделась в синие брюки прямого покроя и приталенную рубашку. Причесалась, обулась и бодрым шагом направилась в сторону города…

…Эван открыл глаза, потирая лоб. Вот уж треснулся так треснулся! Перед глазами скачут ненавистные цифры и кривая буква «ж», которую он в детстве ужасно не любил писать прописью… Он проморгался и, наконец, сообразил, что лежит в позе, весьма далекой от приличной — ноги кверху, чуть ли не за ушами, сами уши в стороны… Светловолосая девушка склонилась над ним и смотрела как на невиданного зверя. Незнакомка. Он широко ей улыбнулся и стал подниматься. Девушка этого не ожидала и, завизжав, отскочила прочь. Она спряталась за какими-то круглыми корзинами и глядела на него оттуда, боясь пошевелиться.

Эван между тем пришел в себя окончательно, осмотрелся и понял, что разгромил какой-то склад. Он отряхнулся, поправил волосы и рюкзак за спиной, и произнес, глупо улыбаясь:

— Прости, что напугал тебя!

— Откуда ты появился? — сразу ответила та.

Эван огляделся, размышляя.

— Оттуда! — решительно указал он на потолок.

— Чего? — удивилась она.

— Я как бы переместился в пространстве, — объяснил он простодушно.

— Как это — в пространстве? Как маг?

— Нет, не как маг. Просто переместился и все дела, — ответил парень, улыбаясь ей. — Если я что-то сломал — починю, только скажи.

— Ты свалился на пустые ящики и ничего мне не должен. Уходи, пока не пришел хозяин. Он будет ругаться.

— Как скажешь, — согласился Эван, однако фраза про «хозяина» ему совсем не понравилась.

Он прошел к дальней двери, открыл ее и вышел наружу. Не навязываться же.

Вокруг было тесно и темно. Он очутился в проулке, заваленном всяким хламом. Пахло там ужасно. Ему пришлось прокашляться, чтобы привыкнуть к этой вони. Он еще раз огляделся: слева был тупик, справа — узкий проход куда-то дальше. Эван стал осторожно пробираться вперед, стараясь не касаться ни стен, ни свисающих с них кусков мокрой ткани. Крысы разбегались у него из-под ног.

Точно, что не Земля. Он, конечно, не излазил весь земной шар вдоль и поперёк, но свою родную планету чувствуешь сразу. Главное теперь не потеряться, не уйти слишком далеко от остальных во времени. Оставаться спокойным, быть собой. Вот что главное.

Через несколько минут он выбрался на неширокую улочку, замощенную крупными булыжниками. Он сразу же споткнулся и едва не рухнул лицом в лужу, чем привлек нежелательное внимание. Народу вокруг было немного, но люди смотрели недружелюбно и настороженно. Эван досадливо почесал в затылке. Кажется, путешествие началось с мира, весьма далекого от совершенства. Что же, нельзя требовать всего сразу. Он накинул на голову капюшон, опустил длинные рукава. Путь глядят и гадают, откуда у него такая невиданная одежда и странная сумка. Рюкзак никуда не денешь, не спрячешь. Люди здесь ходили в плащах, под которыми непонятно что надето. Пусть ходят. Пусть смотрят. Так даже веселей.

Он бродил под дождем всю ночь. Эти улицы были бесконечными! Эван никак не мог понять, в какую сторону ему нужно идти и где он уже был. Всё одинаковое. Под утро ему удалось, наконец, залезть на верхотуру, и он понял, что его занесло в торговый район. Неудивительно, что ему не посчастливилось найти мало-мальски достойного ориентира. Здесь каждая палатка казалась похожей на предыдущую, и только высокая башенка, куда он проник, хоть как-то выделялась среди низкорослых домиков.

Эван осторожно спустился вниз и, поглядев в рассветное небо, определился с направлением. Наконец-то! И тут на него из ближайшего проулка с лаем выскочило сразу несколько собак. Они были грязные и какие-то несуразные — лапы длинные, худые, а морды короткие, с широко расставленными узкими глазами. Псы прыгали вокруг него, но попыток укусить не делали, а через минуту из-за угла появился и сам хозяин. Он был высоким, темнокожим и широкоплечим. На голове не было ни намека на волосы, огромный нос походил на клюв тукана, а глаза оказались светло-серыми. Он зябко кутался в темный плащ и хмурил несуществующие брови, отчего выглядел по-дурацки. Эван едва сдержался, чтобы не расхохотаться. Незнакомец его не напугал, скорее позабавил, но парню тут же пришлось поплатиться за свою веселость.

— Пошел прочь, дрищатый! — ругнулся на него мужик. — Не видишь, иду здесь!

— Ну и иди себе дальше, чай, задница не треснет — протиснешься как-нибудь! — весело ответил Эван.

Великан опешил от такой наглости и скривил толстые губы.

— Язык узлом завязать? — радостно поинтересовался он.

— Озаботься помыться хорошенько, потом угрожать станешь, — ответил Эван. От темнокожего и правда разило, как от помойки.

— А вот за это я тебя, белобрысый, размалюю! — глухо ответил мужик и взмахнул тяжелым кулаком, метя Эвану в глаз. Он был медлителен и неуклюж, ноги держали его плохо, и прыткому Эвану не составило труда отскочить в сторону. Не чересчур ли быстро? Он почувствовал что-то странное в собственном теле, но разбираться не стал. Не тот момент. Мужик пролетел мимо, поскользнулся, и со страшным грохотом рухнул под навес одного из магазинчиков. Собаки вертелись тут же, сочувственно завывая. Они даже не попытались встать на защиту хозяина. Из ближайшей двери появился заспанный хозяин. Он ахал, воздевал руки к небу, и поминал какого-то великого человека.

— Безликий сохрани тебя, добрый господин! — наконец закончил он, вежливо помогая подняться упавшему. — Так ведь добро-то, добро моё…

— Возьми деньги и не сопи, — буркнул темнокожий и кинул хозяину лавочки горсть крупных монет. Тот для виду еще повздыхал, но было очевидно, что он остался вполне доволен таким исходом дела. Великан между тем поискал глазами Эвана, увидел, что тот спокойно и любопытно взирает на происходящее и вдруг хмуро улыбнулся.

— Не сбежал, значит, белобрысый? — спросил он уже не так раздраженно. — Откуда же тебя причинило на мою голову?

— А чего бежать, собаки за мной не гонятся. Или я от тебя бежать должен был? — он подумал и добавил: — Не сердись, но ты первый проявил неуважение и напал без предупреждения. Я только защищался.

— Ты как будто с луны свалился, белобрысый, — ответил мужик удивлённо. — Ты что, никогда с амбрами не знался, что ли?

— Не знался, — спокойно подтвердил Эван.

— Э, тогда другое дело. Если ты прибыл сюда из какой-нибудь островной дыры, всё с тобой понятно. У вас там еще грибы в ушах расти не начали?

— Не начали, — ответил Эван, усмехаясь, — они у нас растут исключительно на земле.

— Странный ты, парень, — произнес великан. — Чего рыщешь тут? Хочешь, чтобы тебя за погляд схватили?

— Не хочу. Я просто иду к морю, — ответил Эван. — К тому же за что станут хватать безвинного человека? За то, что просто бродит по улицам или за то, что путается под ногами у таких, как ты?

Амбриец рассмеялся раскатисто и громко.

— Эх, вот ведь точно говорят: с островов приплыл тугодумом, обратно вовсе без ума вернешься!.. Пошли, доведу тебя до воды, а то ещё потеряешься в городе, белобрысый. Пойдем, пока зову. Не злись на меня. День не задался хорошим, но совесть я знаю.

Эван улыбнулся.

— Вот за это спасибо! В особенности за то, что глаз мне целым оставил.

— Э, здесь ты прав. Драться я учен, да перепил слегка… Меня, кстати, зовут Ниланэ Хушаб.

— А меня Эван, — ответил парень.

— Эх, ну и имечко! — сразу отозвался мужчина. — Это где ж такие имена дают?

— Дали — и ладно, — сказал Эван, идя за ним по сырым улицам, и Ниланэ снова захохотал. Этот пришлый малорослый паренек ему понравился…

…Кёртис внимательно наблюдал за тем, как парит в небе отчаянный лётчик. То, что вытворял этот человек, было немыслимо, почти невозможно, и Кёртис ощутил острое желание поучиться у него тому, как надо чувствовать самолёт. Олан в небо почти не смотрел. Он улыбался своим мыслям и разглядывал проходящих мимо людей. Кёртис вздохнул. Ничто не могло вывести друга из его задумчиво-мечтательного состояния. Он даже когда летал был настолько погружён в свои мысли, что не привыкший к этому человек побоялся бы подниматься с ним в небо.

— Тебе совсем не интересно? — наконец не выдержал Кёртис.

Олан повернул к нему загорелое лицо: светлые глаза улыбались.

— Мне почти интересно. Кстати говоря, если я не смотрю туда, это ещё не значит, что мне не интересно. Это ты вечно зенки таращишь, а мне достаточно присутствовать мысленно.

— Да пошёл ты! — рассмеялся Кёртис.

Олан ответил ему тычком в рёбра, и мужчина едва не свалился с ограждения, на котором они сидели. Проходящие мимо девушки заливисто рассмеялись.

— В этом мире странные женщины, — сразу сказал Кёртис.

— Это почему? Что не так с их мыслями?

— Брюнетке ты явно понравился. Она сказала что ты «необычный и привлекательный». Вторая, русоволосая, отдала предпочтение мне.

— И что здесь удивительного, друг? — без тени смущения усмехнулся Олан.

— Странно то, о чём они думали дальше. Рассуждать о человеке как о теле, недалеком образе, как о пустой оболочке — вот что странно.

Олан поднял светлые брови.

— Друг, мы не на Земле, ты забыл? — щурясь против солнца, сказал он.

— Тебя привлекает непостоянство в женщинах?

— Меня привлекает остроумие и живость характера. К тому же они слишком молоды. Может, со временем поймут, что к чему.

— Или не поймут. Так тебе они не понравились?

— Они симпатичные… и на этом всё. Нет, они мне не понравились.

— Они бы расстроились, услышав это, — усмехнулся Кёртис.

— Расстроились, как же! Они найдут себе более подходящих мужчин, — сказал Олан, — так что мне их ничуть не жаль.

— Даже так!

— Ты мешаешь мне сосредоточиться, — ответил Олан весело, но вдруг его голос стал тревожным: — Эй, Кёрт, этот самолёт должен падать так стремительно?

— Нет, — отозвался тот, спрыгивая с забора, — кажется, что-то с пилотом.

— Я не могу взять тебя с собой… — начал было Олан, но Кёртис поспешно перебил его:

— Не говори ерунды, просто сделай!

И время вокруг замерло… Олан со всех ног кинулся на ограждённое поле, куда зрителей не допускали в целях безопасности. Он знал, что вполне может успеть. А может и не успеть. Дар, который он открыл в себе, путешествуя по мирам, был поразительным: Олан мог замедлять время или ускорять его — по желанию. Они с Кёртисом много говорили на тему особых способностей у путешествующих по мирам и соответствия их характеру и темпераменту человека, но так и не поняли, выбирает ли человек дар или дар выбирает его. К примеру, взять Кёртиса, который почему-то начал слышать мысли других людей. Это не утомляло его, чужие голоса не вторгались в разум помимо воли. Он неплохо управлялся с этим нескончаемым, но контролируемым потоком. А вот Олану было труднее. Время было строгим и решительным, и оно не любило, когда его обманывают. Шутить с такой серьёзной штукой, как время, Олан не хотел, потому и пользовался своим даром крайне редко.

И вот сейчас на кону была жизнь человека, которого Олан даже не знал… И остаться в стороне — значило признать своё бессилие. Однажды они с Кёртисом уже промедлили, и потом жалели об этом. Неприятная получилась история, хорошо хоть никто не погиб.

Олан перемахнул ограждение и яростно прибавил прыти: самолёт был уже почти на земле. Он не знал ещё, что будет делать, но, увидев позу лётчика, понял, что парень просто потерял сознание и всё получится. Время начало ускоряться, и Олан сжал зубы, изо всех сил пытаясь бежать быстрее. Теперь его могли видеть люди, стоящие ближе всего к месту крушения. От Кёртиса он знал, что выглядит в такие моменты как цветное, едва заметное пятно. Он огромным прыжком достиг цели, вдарил по дверце ногой, и в последний миг вытащил лётчика. Успел отбежать с ним на несколько десятков шагов — и время вошло в свой привычный ритм.

Мощный взрыв отбросил их прочь, они проехались по траве клубком, в рот забилась трава и земля. Олан приподнялся на локтях, отплевываясь, и увидел, что к самолёту бежит толпа. Он склонился над парнем, пощупал пульс. Живой. И вроде бы целый. Собственно, и ему не особо досталось, если не считать содранных локтей. Он торопливо поднялся.

— Ин Че! — кричала бегущая впереди всех девушка. Её светло-каштановые волосы закрывали половину лица, она путалась в платье и в итоге свалилась на траву. Олан стал помогать ей подняться.

— Вы!.. — задыхаясь, произнесла она. — Вы его спасли! Как вы смогли?!

— Просто был поблизости, — ответил Олан.

Девушка непонятно покачала головой, но ни о чем больше не спросила. Она склонилась над парнем, стала гладить его по лицу.

— Ин Че, очнись! Давай же!

— Не тормоши его, это бесполезно, — сказал Олан. — Он в глубокой отключке.

Люди толпились вокруг, не давая ему сделать ни шагу. Они тыкали в самолёт пальцами, возбужденно кричали, и Олан не знал, куда деться от их любопытных взглядов. Наконец прибежали врачи, и с ними Кёртис.

— Ничего себе вид! — хмыкнул он. — Здорово башкой проехался?

— Привычка закатывать рукава сослужила мне дурную службу, но это пустяки. Главное, этот чудик жив. Интересно, почему он отключился?

К ним подошла молодая девушка-врач.

— Вы ранены, — сразу сказала она.

— Да вы что, издеваетесь? — возмутился Олан. — Какие же это раны?

— Пойдёмте, — сказала она. — Я выведу вас отсюда. Идёмте же!

— Отличная идея! — улыбнулся Кёртис. — Нам бы не помешало свалить подальше, да поскорее.

Девушка оказалась решительной и грубой. Она окриками заставляла людей освобождать место, а тех, кто не хотел уходить с дороги — отодвигала сильной рукой. Кёртис шёл за ней, Олан рядом с ним, а чуть позади несли на носилках лётчика. Они пробрались в палатку, где оказался передвижной пункт первой помощи. Олан удобно устроился на тахте в углу, Кертис стоял возле него, а девушка крепко держала парня за руку. Казалось, она боится сделать хотя бы шаг прочь, и, как выяснилось, не напрасно…

Женщина осмотрела лётчика и нахмурилась.

— Никаких серьезных травм, но это приступ сонной болезни. Как его допустили до полётов с таким диагнозом? — спросила она его спутницу.

— Брат очень хотел летать, — ответила та. — Я прошу вас, не говорите никому!

— Не говорить? Ты хоть понимаешь, что он мог погибнуть из-за этого?

— Это был его выбор, — неожиданно твёрдо сказала та, — не вам судить. И не тем, кто отказывается от мечты только потому, что страдает неизлечимым недугом.

— Хорошо сказано, — похвалил из своего угла Олан.

— Уж вы бы помолчали! — огрызнулась девушка-доктор. — У меня и к вам есть пара вопросов!

— Ну, задавайте, — фыркнул мужчина.

Кажется, она немного растерялась, и Кёртис едва не расхохотался. Его друг умел быть и задирой, и молчуном, и язвительным врединой.

— Как вы смогли вытащить его оттуда?

— Вытащить его откуда? Из самолёта? Да вы что! — искренне изумился Олан. — Это невозможно. Я проходил рядом, увидел, что он летит на меня, — и поймал его.

— Поймали его? Летел на вас? Что за чепуха?.. — воскликнула она.

— Его отбросило взрывом, — раздельно произнёс Олан. — Я проходил мимо. Гулял. По травке. Босиком. Я люблю так гулять. Смотрю — человек летит на меня. Дай, думаю, поймаю парня, чтобы не расшибся. Вот как-то так всё и было.

От возмущения девушка раскрыла рот, у неё побелели скулы, а красивые большие глаза наоборот потемнели, и Кёртис не выдержал и тихо засмеялся в кулак.

— Это не смешно! — крикнула она. — Сидите здесь и никуда не уходите!

И она выскочила наружу.

— Спасибо за лечение, — сказал ей вслед Олан, и они начали хохотать. — Какая настырная дама! Прямо ух!..

— Она хотела помочь, — утирая глаза, отозвался Кёртис.

— Да не хотела она помочь, друг. Она притащила нас сюда, чтобы первой узнать, что случилось. Ты посмотри на меня — ну разве опытный врач не поймёт, что я не нуждаюсь в лечении?

И они снова засмеялись.

— Простите, — и на плечо Олана легла маленькая рука. — Вы не сказали ей правду, и я не прошу говорить мне, как всё на самом деле было. Просто хочу поблагодарить вас, что спасли брата.

Он повернулся к девушке: сидя, она едва доставала ему до плеча, и Олану пришлось опустить голову, чтобы посмотреть ей в глаза. Глаза у неё были усталые, тёмно-зелёные. Странного цвета, словно изумруд перемешали с пеплом.

— Без проблем. Он храбрый парень, раз решился на полёт, зная, чем это может закончиться.

— Он знал. И я знала. — Она поспешно провела рукой по щекам. — У нас не было денег, чтобы оплачивать дорогостоящее лечение, и он сказал: либо полёты, либо ничего. Он мечтал об этом всю жизнь, но приступы усиливаются. Собственно, зачем я говорю об этом… Просто… Спасибо, что дали мне возможность побыть с ним ещё какое-то время.

— Он снова будет летать?

— Он будет, упрямец, — сквозь слёзы сказала она. — Если бы он позволил мне быть рядом и самой научиться летать, я могла бы подхватить штурвал, когда ему станет плохо. Но он решил всё за меня. Сказал, я слишком молода, чтобы так умирать. Самолёт не новый, летать небезопасно… Замкнутый круг, сплошные проблемы… — и она шмыгнула носом. — Простите.

— Правильно твой брат решил, — отозвался Кёртис. — Но ведь он оставит тебя одну, если разобьётся.

— Я могу сама о себе позаботиться, — сказала она спокойно, вытирая остатки слёз. — Не стану канючить и просить его сдаться. Хотя если бы я сказала: хватит, вернись на землю, ты мне нужен! — он бы больше не поднялся в небо. Но я не скажу так. Никогда.

— И он не догадывается, как тебе одиноко? — произнёс Олан. Девушка была с ними странно откровенна.

— Почему вы решили, что мне одиноко? — смутилась она.

— По тебе всё сразу видно. Кстати, как тебя зовут?

— Ката. Ката Стин.

— Я Олан, а это мой друг Кёртис. Рады познакомиться, — сказал Олан, и Кёртис кивнул.

— Как мне отблагодарить вас?

— Не называй меня на «вы», — проворчал Олан, — это будет лучшей благодарностью.

— Хорошо, но этого мало. Ты спас ему жизнь. Я-то знаю, что ты не просто «проходил мимо».

— И откуда же? — прищурился Олан.

— Во-первых, за ограждение никого не пускают, — ответила она, — во-вторых, как можно гулять и не заметить падающий самолёт?

— Я рассеянный человек, — усмехнулся Олан, но тут же нахмурился: — Ката, не стоит благодарить за то, что задумывалось как вряд ли осуществимое. Поэтому забудь, — он кивнул Кёртису: — Пойдём отсюда, а то сейчас вернётся эта сумасшедшая и будет меня «лечить».

— Мне кажется, нужно дождаться, пока парень очнётся, друг. У меня предчувствие, что врачиха вернётся не одна, а с толпой «умников» и целым арсеналом ядовитых замечаний и советов. К тому же мы с тобой вроде как свидетели происшествия.

— Ладно, — пожал плечами Олан, — подождём немного.

И он скрестил руки на груди и уставился в пол. Кёртис понял, что друг впал в свою обычную задумчивость и подошёл к Ин Че.

— Как будто просто спит.

— Так и есть, — согласилась девушка, — но на самом деле даже если он будет гореть заживо — не проснётся. Этот сон не приносит ни отдыха, ни хорошего самочувствия. Для Ин Че он как мгновение. Брат откроет глаза и ему покажется, что он всё ещё должен быть в самолёте. Один раз он потерял сознание при приземлении. Сломал пару ребёр и ключицу, и сильно ушиб голову. Легко отделался. Очнулся в больнице — и схватился за кровать, думая, что это штурвал.

— Да уж, весёлое дело, — хмуро сказал Кёртис. — Это с ним может случиться в любой момент?

— Да, и случается всегда в самый неподходящий. — Она погладила брата по голове. — У нашей мамы тоже была сонная болезнь. Однажды она уснула, когда мы были ещё маленькими, и спала двое суток кряду. Я думала, она уже не проснётся. А потом, много лет спустя, она уснула за рулём машины… Так мы остались одни. Папу я не помню, — продолжила девушка спокойно, — но мама говорила, что он замечательный человек. Он ушёл на материк Торра и числится как без вести пропавший.

— И зачем он туда ушёл? — спросил Кёртис.

— Он хотел купить хорошую землю подальше отсюда, но не смог. Правда, он успел прислать нам денег, и мама заморозила их в хранилище. Спустя время мы забрали их и купили самолёт. Хотели улететь на Торру, но чтобы получить разрешение на вылет за пределы страны, нужно быть или военным, или служащим спецструктур или очень богатым человеком. Ин Че не мог работать обычным рейсовым пилотом и стал трюкачом. Теперь самолёта больше нет, и, боюсь, он возьмёт кредит, чтобы купить новый.

— А где вы сейчас живёте?

— У нас маленький дом возле солёного леса. Там дешёвая земля. Ин Че летел сюда на «Кипятке», а я поехала на поезде — он не разрешает мне летать с ним.

— Странное имя для самолёта, — подал голос Олан.

— Да, странное, — улыбнулась она. — Нашего пса так звали. Ин Че любил этого брехливого прохиндея, вот и назвал самолёт в его честь. Наверное, потому, что тот часто издавал похожие на лай звуки.

Кёртис рассмеялся, и тут в палатку вошла женщина-врач и с ней ещё несколько человек. Олан сразу понял, что сбылись опасения Кёртиса.

— Вот он, этот пилот. Посмотрите сами! — сказала она. Кёртис едва успел встать между парнем и пришедшими.

— С дороги отойди! — сказал ему один из приведённых мужчин. — Мы его заберём, и он ответит за свои действия.

— По какому праву заберёте? — спокойно спросил Кёртис. — Парень треснулся головой и потерял сознание. Обычное дело.

— Ала говорит, что у него сонная болезнь. Он будет осуждён за нарушение правил участия в соревновательных одиночных полётах, а я представляю здесь закон, понял?

— Понял, — ответил Кёртис. — Вот только Ала могла ошибиться. Смотрите, видите? Парень очнулся, — сказал Кёртис. Ин Че действительно уже открыл глаза и смотрел вокруг недоумённо. Сестра одним взглядом просила его помолчать, и он мгновенно догадался, в чём дело, скорчил идиотскую гримасу.

— Мы живём возле солёного леса, — подала голос Ката. — Как, наверное, знает доктор Ала, у людей из нашего района нередко случаются кратковременные потери сознания. Это ведь не считается болезнью, не так ли?

— Ну да, — опустил руки мужик. — Как вы докажете, что у него сонная болезнь? — повернулся он к доктору. Та злобно улыбнулась.

— Проклятый идиот! Приди ты на пару минут раньше, я бы тебе доказала это тем, что воткнула в этого обманщика иголку — и он бы остался лежать, даже не пошевельнувшись. Или отрезала бы ему палец!

— Эй, полегче, госпожа начальник! — сказал Олан, нахмурившись. — Вы доктор или мучитель? Даже если вы врач, избави меня боже лечиться у такого врача, как вы… Что стоите? — сказал он мужикам. — Разве не видите — эта женщина наговаривает на парня. Может, она деньги на него поставила, а он возьми и рухни… Тут всякое может быть. — Он посмотрел на собравшихся, потом махнул рукой: — В общем, вы пока думайте, сопоставляйте факты, а мы уходим, и парня с собой забираем. — И он шагнул к носилкам, помогая Ин Че подняться на ноги.

— Погодите-ка! — двинулся им наперерез главный из громил, одетый в ярко-жёлтую майку. Она так туго обтягивала его, что могла в любой момент треснуть по швам.

— Не советую я тебе нас задерживать, цыпа, — тихо сказал Олан. — Там снаружи полно зевак. Если они узнают, что парень из плохого района попал в беду — они всей гурьбой отмордуют тебя и твоих дружков, а вашу грёбаную больницу вырвут с корнем. Здесь много простых людей, которые вас, ребята, недолюбливают. А вот за них… — и он кивнул на Ин Че и его сестру, — за них они встанут горой.

— Угрожаешь? — так же тихо произнёс верзила, глядя на Олана исподлобья.

— Ещё как, — ответил тот.

— Ну, хорошо. Мы с тобой после пересечемся, — сказал мужик. — Все свободны, — добавил он громко. — Валите, лечение только за дополнительную плату!

Кёртис закинул руку парня себе за плечо и повёл его к выходу. Ката шла рядом, а Олан позади.

Снаружи их встретили бурными аплодисментами. Люди ликовали. Обычное дело — гибель одного из пилотов, и куда как необычней выжить после такого падения, да ещё и не получить серьезных травм.

Они пробирались через толпу довольно долго. Каждый норовил похлопать бедного Ин Че по плечу, и тот слабо улыбался в ответ. Олан понимал, что парень недоумевает, почему до сих пор жив. Однако он ни о чём не спросил ни сестру, ни их с Кёртисом, лишь поблагодарил, и благодарность была странной.

— Спасибо, что спасли мне жизнь, ребят! И спасибо… за Кату, — сказал он, и Олан с Кертисом всё поняли.

Они подошли к месту крушения, и Ин Че тоскливо вздохнул. Он сделал несколько нерешительных шагов и припал на одно колено, опуская голову. Он прощался с самолётом. От того мало что осталось, и парень хмурился, вспоминая былые формы некогда любимого зверя. Он коснулся чёрного горелого борта, что-то сказал. Потом повернулся и пошёл прочь. Это был уже не тот «Кипяток», что когда-то легко взмывал ввысь. Его самолёт умер.

— Олан, я тут подумал… — сказал Кёртис негромко, пока Ката обнимала брата и что-то тихо говорила ему.

— Да?

— Может, забрать этих двоих отсюда? Ну, хотя бы туда, где мы были до этого — ведь отличный мир! Там никакой гадости нет, да и парень сможет вскоре новый самолёт заиметь.

— Мечтатель хренов! — отозвался Олан. — Заимеет, а дальше? Свалится опять вниз головой?

— В баню твой пессимизм! — беззлобно отозвался Кёртис. — Жалко мне их, понимаешь? Я знаю, всех не спасти, но мы же не случайно здесь оказались.

— Кёрт, каждый должен своими силами изменить жизнь. Мы с тобой уже проходили это.

— Да знаю я! Но они и так многое потеряли, друг. Не хочется, чтобы у них не осталось ничего. Можно будет позвать Леонида, он вылечит парня бесплатно, не то что эти горе-врачи. Понимаешь, мне кажется, что у Ин Че есть особый дар… Я чувствую, что он неспроста так тянется к небу.

— Здесь я склонен тебе поверить, — ответил Олан, — ты ведь и мой дар вперёд меня почувствовал.

— Ну, так что?

— Нужно рассказать им, кто мы и откуда — вот что. Помнишь, как на нас смотрели в тот раз?

— Как на психов, я помню. Давай всё-таки попробуем.

— Чуть позже, — улыбнулся Олан. — Потому что к нам идут неприятности.

Трое громил, которые следили за порядком. Главный — очень высокий и объёмный, тот самый, с которым Олан тихо ругался в палатке — довольно ухмылялся. Кёртис без труда прочитал их мысли, но не испугался.

Ин Че и Ката подошли к ним.

— Что им нужно? — спросила девушка.

— Думаю, они хотят набить мне морду, — серьёзно сказал Олан.

— И за что же? — спросил его Ин Че. — Неужели за то, что за дохляка-лётчика заступился?

Олан вдруг рассмеялся. Ин Че и правда был худощавым и высоким, как молодой тополь. Он был очень похож на Кату: такие же каштановые волосы, те же тёмные, как болотная трава, зелёные глаза, вот только брови не тонкие, как у неё, и лицо суровое, слишком серьёзное для парня его лет.

— Вроде того. А может просто руки чешутся.

— Зря они это затеяли, — сказал Кёртис, — до добра не доведёт.

— Ну что, «солёные»? Что с вами делать? — сказал между тем подошедший верзила.

— Ещё разговаривать с тобой, немытая рожа, — пробурчал Олан, потом добавил уже громче: — Ребят, валите отсюда по-хорошему. А то как бы пожалеть не пришлось.

— Друг, не нужно, — сказал Кёртис тихо, — они того не стоят.

— Чего-чего? — вытянул шею мужик. — Чего ты там вякнул?

— Бананы из ушей вынь! — сказал Олан, и Кёртису вдруг стало ужасно смешно.

— Чего? — не понял мужик. — Чего вынуть?

— Слушайте, — решил вмешаться Кёртис, — что вам нужно?

— Пусть этот белобрысый извинится за то, что сказал в палатке, — отозвался громила.

Кёртис тихо вздохнул. Никакая сила не могла заставить Олана взять обратно свои слова.

— Это вряд ли, — ответил Олан. — Извиняться мне не за что. Хочешь получить по рылу, подходи, не стесняйся.

И бугай тотчас шагнул к нему, замахиваясь тяжёлым кулаком. Со стороны всё выглядело так быстро и страшно, что Ката тонко вскрикнула, решив, что в следующий миг Олан упадёт бездыханным. Кулак у мужика был здоровенный, и метил он точно в висок. И только Кёртис знал, почему Олан спокоен. И причина была не в том, что он мог замедлить время. Нет, Олан не стал этого делать. Ни к чему из-за таких пустяков играться со временем. Да и чтобы вывести Олана из себя нужно было что-то большее, чем тупорылый детина, пришедший выяснять отношения. Олан не злился. Олан не боялся. Ему было всё равно.

Что произошло — понять никто не успел. Громила тяжело упал на задницу и зашипел, мотая вывернутой рукой. Олан воспользовался приёмом из уроков Санады и не стал калечить здоровяка. Хотя, может, и стоило бы. Двух товарищей мужика обидело его поведение, и они ринулись в атаку — один на Кёртиса, другой на Ин Че.

Кёртис не стал жалеть нападавшего и, пропустив мимо себя, коротким ударом заставил парня распластаться на траве. Затем он обернулся и увидел, что Ин Че ловко и бесстрашно играет с противником, как кошка с мышкой. Юный летчик, несколько минут назад выглядевший болезненно-усталым, двигался стремительно и гибко, то делал выпады в сторону, то просто отпрыгивал, то падал навзничь — и нападавший летел через него вверх тормашками…

— Хватит! — зарычал наконец главный. — Всё, оставьте. По-хорошему просили вас, теперь будет по-плохому! — и он достал телефон, собираясь кому-то звонить. В следующее мгновение телефона у него в руках уже не было. Кёртис успел заметить мелькнувшее размытое очертание друга, но остальные ничего не поняли.

— Что за?.. — поразился здоровяк. Он оглянулся на товарищей — один из них медленно шевелился в траве, пытаясь подняться, второй тяжело дышал, упыхавшись гоняться за Ин Че.

— Я не знаю, босс. Я сам не понял, что случилось…

— Вы! — вскипел мужик. — Вас нужно посадить в кутузку! Всех четверых!

— За что? — спросил Олан.

— Найдётся за что! — ответил тот. — Ладно, всё равно никуда не денетесь. Ещё увидимся, — и он сильной рукой поднял с земли второго парня: — Хорош сопеть, как баба. Идём.

Когда три спины скрылись вдали, Ката резко повернулась к Олану.

— Ты забрал у него телефон! — сказала она уверенно.

Олану почему-то не хотелось ей врать.

— Ну, забрал, — согласился он. — Это нам мало помогло.

— Вот это да! — восхитился Ин Че. — Значит, ты действительно вытащил меня из самолёта благодаря своей скорости?

Кёртис понял, что парень, несмотря на молчание, сделал для себя правильные выводы. Каким образом, интересно? Обычная догадливость или молодая вера в невозможное?

— «Значит»? — несколько смутился Олан. — А откуда ты знаешь, как я тебя оттуда вытащил?

— Ката сказала мне.

Олан с остервенением почесал в затылке.

— А ты откуда знаешь? — поглядел он на девушку.

— Это предположение, догадка… — без смущения ответила она. — Иначе как объяснить то, что произошло? Наверное, у тебя есть особые способности…

— Та-а-ак… — проворчал Олан. Девушка явно была не дурой. — Может, лучше смотаемся отсюда и поговорим в каком-нибудь более подходящем месте? — попросил он. У него кружилась голова.

— Конечно, — согласился Ин Че. — Я знаю отличное кафе. Его хозяин хороший человек. Пойдёмте…

…Алекс понимал — долго удерживаться на краю он не сможет. Он подумал о том, что стоит переместиться в Промежуток, но решил ещё подождать. Спрашивается, и чего его понесло сюда? Неужели простое любопытство? На Земле он занимался скалолазанием, потому что это увлекало. Здесь же… В пещере, до которой оставалось всего-то ничего, крылась тайна. И он непременно должен был узнать, какая. Придётся только рискнуть и уцепиться вон за тот уступ. Если у него получится — дальше всё пойдёт как по маслу, а если нет — ну что же, пропасть под ним была воистину бездонной, если и полетит вниз, успеет как-нибудь в Промежуток проскользнуть. Он выдохнул, собрался с силами — и бросил всё тело в сторону. Из-под пальцев посыпалась крошка мелких камней, но уцепился он крепко. Алекс улыбнулся. Обычно всё, за что он брался, у него получалось. Нужно было только создать в голове нужную ситуацию, и…

А вот с разделением после Промежутка вышло не очень. Нет, он не переживал за себя, он волновался за остальных. Кто знает, куда они отправились? Что ждёт их? Что ждёт его? В этом была главная радость, настоящее наслаждение. Не знать. Просто идти вперёд, находить загадки и разгадывать их. Алекс уже ощутил на себе и зной пустыни, и острые лёдяные дожди. И вот теперь — дыхание зимы. Но все эти реальности напоминали Землю. Ни удивительных городов, ни поразительных существ, ни других людей, не похожих на землян. А ему хотелось этой непохожести, он нуждался в ней! Неплохо было бы связаться с остальными, но он убедил себя, что у них всё получиться. И — бодрым шагом в неизвестность.

Спустя несколько минут он уже висел прямо над сводом пещеры. Он разжал руки и мягко приземлился на уступ возле входа. Вполне может быть, что она окажется всего лишь неглубокой выбоиной в скале, — сказал он себе, но внутренний голос только усмехнулся: Не затем же столько лезли, чтобы на выемку глядеть!

Алекс стянул пропитанную потом рубашку и повязал на пояс. Пригляделся — и стал пробираться внутрь. У него с собой были разные необходимые мелочи вроде фонарика или зажигалки, да и беспокоиться о деньгах пока не приходилось.

Вначале пещера была самой обычной: серые стены, точно из такого камня, как и все скалы, затейливые наросты на потолке. Несколько раз ему пришлось нагнуться, чтобы пройти дальше. Становилось темнее, и он повесил фонарик на пояс. Впереди был только один проход, но оттуда многообещающе пахло сыростью. Алекс шагнул внутрь, затем пополз на четвереньках. Когда он вылез с другой стороны, то улыбка на его лице была скорее торжествующей, чем удивлённой. Это был огромадный зал, заполненный светом. Сиял сам камень, и вкрапления в породе мерцали, как звёзды на небе. Весь свод залы мерцал, и обширное озеро в центре было прозрачным. На дне лежали разноцветные камни: розоватые вроде яшмы и зелёные, похожие на малахит, синие и бирюзовые, а в дальнем конце пещеры слышался шум водопада. Это было сказочное место. Сокрытое, недоступное, таинственное. Как раз такое, какое он рисовал в своём воображении. Алекс стал присматриваться и понял, что иначе как по воде дальше не проберёшься. Он спустился вниз, к устланному тонким слоем белого песка плоскому камню, и осторожно тронул воду пальцами. Самая обычная вода. И на вкус, кажется, тоже. Довольно холодная и сладкая. Он снял ботинки, отцепил от пояса кармашек со всякими разностями и плюхнулся в воду. Что за блаженство после трудного подъёма занырнуть в холодную вкусную воду! Он улыбнулся, откидываясь на спину, и некоторое время лежал так, разглядывая звёздный камень над головой. Затем, повернувшись, неспешно поплыл вперёд. Ему было некуда спешить, он и вообще не любил нервной суеты. Озеро несколько раз изгибалось, свод то падал вниз, почти касаясь воды, то уходил вверх на невероятную высоту. Берега были либо песчаными, либо каменными, и этот камень из скучно-серого стал разноцветным: и синим, и лиловым, и чёрным, и красноватым…

За очередным поворотом свод пещеры стал очень низок, и Алексу пришлось нырнуть. Он плыл сосредоточенно и упорно, а, вынырнув, довольно расхохотался. Перед ним возвышалась отвесная красная стена высотой примерно в двадцать метров. Из большого отверстия в верхней её части вырывался весёлый поток белой от пены воды, он рушился в озеро и камни вокруг были тёмными от сырости. По обе стороны от водопада в стене были проделаны два туннеля. Мужчина сразу понял, что так ровно обработать камень могла только рука человека или человеческая мысль. Он подплыл к плавно возникающему из воды камню и выбрался на берег. Мокрые штаны его не беспокоили. Он ещё раз глянул на стену: вот так высота! Такой огромной пещеры он никогда не видел. Водопад внутри гор. Занятно. Алекс решительно направился дальше, но остановился, как вкопанный, когда увидел, что прямо из грохочущего потока на один из камней вдалеке вылезла полуобнажённая девушка. Она была высокой и поджарой, смуглой. Тёмно-русые длинные волосы, блестящие и волнистые, прилипли к сильной худой спине. Девушка не сразу заметила его, продолжая рассматривать нечто, лежащее на ладони, но затем вдруг обернулась и подняла глаза — ярко-зелёные, как весенняя трава. Она приоткрыла рот и склонила голову, рассматривая его. Девушка не выглядела испуганной, но вздымающееся на груди массивное ожерелье выдавало её волнение. Он против воли смотрел на её длинные стройные ноги, и на живот, покрытый цветной замысловатой татуировкой, и на грудь, видневшуюся из-под прядей волос, и на её выразительные пухлые губы.

Девушка постояла на камне ещё немного, тоже весьма заинтересованно разглядывая его, и спрыгнула в воду. Она проплыла большую часть пути под водой, и вынырнула возле него, продолжая едва заметно работать руками. Зелёные глаза смотрели внимательно и остро.

Вот уж кого, а красивую женщину он в этой пещере никак не ожидал встретить… Эта встреча обрадовала его, тем более что девушка не проявила агрессии. Недолго думая, Алекс присел на корточки и протянул ей руку. Она перевела взгляд на его широкую ладонь, затем снова поглядела ему в лицо — и ослепительно улыбнулась, принимая помощь. Он одним быстрым движением вытянул её на берег. Девушка спрятала какой-то очень красивый камушек в кармашек на поясе, и поправила волосы. Ожерелье не могло закрыть её грудь полностью, и нежные округлости проглядывали через цветные нити и яркие бусины, но она не придала этому значения. Кажется, для неё стоять перед мужчиной в таком виде было делом вполне обычным. А вот Алексу было непривычно видеть перед собой полуголую девушку, которая к тому же продолжала изучать его самым внимательным образом. Он тихо хмыкнул, а девушка вдруг смущённо опустила глаза, убирая за ухо выбившуюся прядь, и Алекс вздрогнул от этого незатейливого и нежного движения её руки.

— Меня зовут Александр, — представился он.

— Я Дила, — ответила девушка.

— Ты здесь живёшь?

— Нет. Здесь давно никто не живёт. Я пришла, чтобы найти нужный камень — там, в подводной пещере.

— Нужный для чего?

— В городе я продаю ожерелья. Сюда, в храм, кроме меня ходят одни мужчины. Говорят, девушкам здесь опасно находиться — появится Бог-искуситель и заберет их в своё мрачное подземелье.

Алекс весело фыркнул.

— Ты меня боишься?

— Возможно, — ответила она, — ты ведь не похож на жителя гор.

И она пожала плечами, отводя от него взгляд.

— То есть ты допускаешь, что могу быть тем самым… Как ты его назвала? Богом-искусителем? — улыбнулся он.

Девушка прикусила губы и ответила не сразу.

— Ты странно одет, ты красив, ты здесь… Да, ты можешь им оказаться. Уже пропало несколько девушек.

Алекс едва не рассмеялся от такого необычного комплимента.

— Почему тогда ты здесь, если это опасно? Камни стоят того, чтобы рисковать свободой? — спросил он.

— Мне нужно чем-то зарабатывать на жизнь. Лучше я рискну в пещере, чем стану продажной женщиной. Лучше пусть меня заберёт темный дух, но я не превращусь в рабыню.

— У вас есть рабы? — нахмурился Алекс.

— Да. Мои родители одарили меня свободой, хотя сами были под хозяином. Они продали себя в жертву Богу-подателю.

— Что за бред? — пробормотал он.

— Для тебя — возможно. Наверное, ты пришёл издалека. Признаться честно, происходящее мне и самой кажется дурным сном. Словно я родилась под другой звездой и не должна быть частью всего этого. — Она скривилась, как от боли. — Нет, ты не за мной пришёл. Тебя влекут тайны древнего храма. Наверное, ты путешественник.

— Да, так и есть. А что там, за арками?

— Хочешь посмотреть? — спросила она, поднимая изогнутые тёмные брови.

— А ты можешь показать? — улыбнулся он.

— Могу. Ты ведь не знаешь, что за коридором света случился обвал. Внутрь можно попасть, только нырнув под водопад в особом месте.

— Да, сам бы я не догадался, — признал мужчина. — Проведёшь меня?

Она на мгновение задумалась, но кивнула.

— Хорошо.

Девушка подошла к уступу и прыгнула в воду, и он прыгнул за ней. Они подплыли к тому самому камню, на котором она стояла. Алекс косился на неё: сильная, стремительная, ловкая, в воде она двигалась плавно и мощно, как рыба.

— Этот камень как ориентир. Его корни уходят к пещере. Опускаемся вдоль него, он здесь один такой красный — под водой не заблудишься.

— Понял, — ответил мужчина.

Девушка глубоко вдохнула — и ушла под воду. Он последовал за ней. Когда они опустились под бурлящий поток, он понял, про какие камни она говорила. Дно под водопадом было ими усыпано: искрящимися и переливающимися самоцветами. Вот только чтобы их отколоть, нужна была недюжинная сила и долгий упорный труд. Он снова поглядел на свою спутницу — наверное, каждый пусть даже крошечный камушек стоил ей огромных усилий. Неудивительно, что она такая подтянутая и ловкая. Дила указала на маленький проём в стене, и сначала он усомнился, что сможет туда протиснуться, но девушка тронула один из камней, и он подался вперёд, опускаясь на дно. Они проникли в узкую, но теперь вполне ему по размеру дыру и какое-то время плыли по туннелю вперёд. Затем она свернула направо и стала подниматься на поверхность.

Когда он вынырнул, то увидел над головой высоченный купол, как будто сделанный изо льда. Прямо в воду вели лестницы, и они поднялись на обширную ровную площадку. Там росли деревья и кусты, и весело звенел маленький ручеёк. Повсюду валялись треснувшие чаши, и какие-то статуи с воздетыми над головой руками, а в самом центре стоял каменный зверь. Алекс посмотрел на него и нахмурился. Это был горный лев. Он словно смотрел на самого себя. Вот так совпадение… Мужчина поспешно отвернулся.

— Красиво здесь, — сказала Дила. — Когда я хочу убежать от проблем, прихожу сюда, хотя нас и пугают Богом-искусителем. Но лучше уж стать его жертвой, чем… Ну, неважно.

Она шагнула в сторону и уселась возле статуи.

— Там есть ещё залы. Комнаты с каменной мебелью, посуда разная валяется. Ну и оружие тоже. Мне так спокойнее.

— Дила, — не выдержал Алекс, — кого ты так боишься, если не этого бога?

— Людей нужно бояться, не богов, — ответила девушка, сцепляя руки на груди. — Каждый засранец норовит облапить, а как о любви скажешь — хохочут в лицо! — Она поспешно отвернулась, провела рукой по нежному мху. — Не знаю, откуда ты взялся, Александр (я правильно произнесла?), но у наших мужиков только одно на уме. Молодая девушка вынуждена жить в страхе, у женщин одна судьба — если она не раба, она станет ею, когда мужчина женится на ней.

— Женится насильно?

— Да. Когда девушка достигает возраста восемнадцати лет — она становится как бы приманкой. Кажется, меня одну это так пугает. Подруги смеются, говорят, я не знаю, от чего отказываюсь. Как же, не знаю! Ага! — И она поглядела на него. — Ты пока что единственный мужчина, который не попытался сразу схватить меня за руку и не полез целоваться. У нас считается нормальным, что девушка до замужества уже была с несколькими мужчинами. И родила от них детей, — добавила она.

— Хм… — произнёс Алекс, — а что же ты?

— А я хочу другого! — сказала она страстно, и её зелёные глаза загорелись. — Я хочу, чтобы мужчина не просто желал меня, но и любил. И хочу… — она залилась краской, — хочу полюбить. Говорят, древние люди, жившие здесь, знали любовь. У нас всё просто — жена и хозяйка, и услада, и рабыня, и мать, но только не возлюбленная. Я не знаю, почему рассказываю тебе об этом. За такие слова меня бы давно выпороли. Или ещё как-нибудь наказали.

— И как же? — хмуро уточнил мужчина.

— Например, отрезали бы язык, — ответила она спокойно.

— Ваши мужчины сошли с ума, — поморщился Алекс.

— Нет, они это делают в здравом рассудке, — невесело улыбнувшись, ответила девушка. — Хочешь, покажу тебе наше поселение? Или тебя пора?

— Не думаю, что меня там радушно встретят, Дила. Я придерживаюсь иных взглядов на жизнь, — ответил он.

— Тогда я пойду домой. Мне ещё нужно успеть до темноты сделать работу. Никто не сделает её за меня. — Она поглядела на него долгим задумчивым взглядом. — Прощай, Александр.

— Можно просто Алекс, — сказал мужчина, глядя на неё.

— Да. Просто Алекс… До встречи.

Она развернулась и быстро побежала к воде, оттолкнулась от края — и нырнула, уходя в прозрачную глубину…

…Солнце медленно золотило небо, и Шанталь нежилась в его тёплых лучах. Всё-таки приятно вот так посидеть одной — в тишине и покое, ни о ком не заботясь и ни на что не оглядываясь. На Земле она была вечно занята, забита до отказа планами на будущее, а рассудком правили далекие и трудные образы, здесь же хотелось просто смотреть на закат. Ей не было одиноко. Она всегда желала этого всепоглощающего, исцеляющего одиночества. Завтра можно сходить в город и поискать работу, но пока что она воспользуется гостеприимством этого молодого парня. Кажется, он увлечён ею, но это уж его дело. Шанталь не давала ему повода для близких отношений.

Парня звали Орех. Сначала это имя её позабавило, но потом она узнала, что в этой реальности у многих странные имена: Крупа, Швабра, Помидор и прочее… Он был среднего роста, русоволосый, ничем, в общем-то, непримечательный. Точно не в её вкусе, хотя в этом ли дело? Орех был добр, не лез не в своё дело, не задавал лишних вопросов и позволил жить в его доме. Шанталь насторожилась, но спустя время поняла, что он со всеми такой. И дело было не в ней, или не только в ней.

Она осознавала, что красива, и окружающие знали это. Правда, на Земле с этим жилось проще, здесь же… Мужчины этого мира отличались тупым упрямством. Им казалось, что она непременно должна выбрать кого-нибудь из них, а после другие будут пытаться отбить её у противника. Орех оказался не такой, но он раздражал её своей наивной болтовнёй и поведением типичного размазни. Шанталь знала, что нехорошо смотреть на людей с высоты своей гордыни и подумывала о том, чтобы измениться, но всё время откладывала этот долгий и трудный процесс на день-два, а затем и на месяцы. Ей нравилось быть в центре внимания у себя дома, и здесь она вскоре исправит ситуацию, станет душой компании. Но пока что можно полежать на берегу белёсого океана, послушать прибой и помечтать. Мечты её расплывались, не имели четкого облика.

Ей нравились ребята из команды: Кристиан — за его жизнерадостность и обаяние, Алеард — за то, что он всегда держит слово и действует решительно и смело, Санада — за его терпение, Алан — за работоспособность и твёрдый характер, Эван — за игривую весёлость, Онан — за то, что он был чем-то похож на нее, и они здорово ладили… Но дальше дружеских отношений дело не шло. Она верила, что любовь прекрасна, но считала себя слишком высокомерной для любви. Она понимала — за просто так, за одну лишь красоту внешнюю, — никто не полюбит её всем сердцем. Нужно что-то изменить в себе. Наверное, это и была та причина, по которой она отправилась в путешествие по мирам. Шанталь хотела найти стимул, чтобы измениться, но пока что обычная лень взяла верх над остальными чувствами, и она позволила себе расслабиться и отдыхать. Одна — вот и хорошо. Пусть остальные занимаются, чем хотят, ей всё равно. Кто, где, когда — все эти вопросы не к ней. Ей ничего от них не нужно, пусть бродят по мирам сколько влезет. Шанталь ни по кому не скучала.

Она лежала, прикрыв глаза и наслаждаясь солнцем. Ей не хотелось ни с кем говорить, но спокойно полежать не получилось. «Какая сочная баба!» — услышала она мысли одного из проходящих мимо мужчин. «Красивая. Мне бы такую!» — подхватил второй. Шанталь поморщилась. Иногда люди, сами того не осознавая, вот так запросто открывали ей свои мысли. «Пойдём познакомимся, она вроде одна!» — радостно пробормотал первый. Ну уж нет! Девушка поспешно поднялась и пошла по берегу прочь от них. Ещё не хватало знакомиться с мужчиной, назвавшим её «бабой»! Оригиналы, ничего не скажешь.

Она спустилась к самой воде и увидела высокого блондина на стройном длинногривом коне, едущего неспешной рысью. Конь был соловой масти, сияющий на солнце, как золотой слиток. Красивый мужчина, красивый конь. Ничего особенного. Незнакомец проехал мимо, даже не поглядев на неё, и Шанталь заинтересованно обернулась. Пепельноволосый, вроде Олана, только черты лица тонкие, резковатые. На лошади ни намёка на сбрую, а на мужчине из одежды лишь светлые джинсы. Она пошла дальше, но не выдержала и снова оглянулась. Мужчина спешился и что-то купил у продавца фруктов. Перебросился с ним парой слов, и пошёл обратно по берегу, ведя коня в поводу. Она не смогла услышать его мысли. Занятно…

Он поздоровался с несколькими мужчинами, затем запрыгнул на лошадь и поехал лёгким галопом в обратную сторону. Проезжая мимо, он вновь не обратил на неё никакого внимания.

— Кто это, Песок? — спросила она парня-продавца. Мужчина и его великолепный конь уже скрылись вдали.

— Это Владрик Путешественник. Появляется всегда в конце лета вместе со своей лошадью — Лазурью. Отдыхает, загорает, как и все остальные. Живёт в одной из хижин — там, на берегу. Умный и вежливый. Он сам по себе.

К вечеру небо заволокло тучами, и началась гроза. Шанталь не любила грозу, но стояла на крыльце, потому что к Ореху пришли друзья, и находиться в их компании было ещё хуже. Она хмурилась, глядя на дождь. Ей всегда больше нравилось солнце и чистое небо без единого облачка. Дождь раздражал её. Если бы ей предложили выбирать, она бы предпочла вместо ливней пустыню. Но, конечно, чтобы поблизости был оазис и подходящее местечко для жизни.

Она не сразу различила, что по берегу, прямо под дождём, идёт человек. Идёт совершенно спокойно, лёгким прогулочным шагом, и смотрит по сторонам, как будто так тому и следует быть. Огромные волны подкатывались прямо к его ногам. Девушка прищурилась и узнала того самого Владрика, только без лошади, и конечно, насквозь промокшего.

Она против воли, от нечего делать, смотрела на него. Нашёл время разгуливать по пляжу! Отвратительный дождь, ужасный ветер, к тому же мокрый песок противно липнет к ногам… Мужчина прошёл в сторону бара и нырнул под пальмовые листья. Шанталь знала, что там по вечерам собираются все, кому не лень. Её охватило любопытство.

— Эй, Орех! — позвала она.

Парень высунул голову из окна.

— Вы пойдёте в бар сегодня?

— Пойдём, — ответил он.

— У тебя зонтик есть?

— А на что он мне? — удивился Орех.

— Ладно, поняла.

— Тут добежать несколько шагов, — сказал парень.

— Я знаю, — холодно отозвалась Шанталь. — Я ненавижу дождь.

— Я тоже, — улыбнулся он, и голова скрылась.

— Дурак, — пробормотала девушка. Она ещё постояла на крыльце, глядя в плотные серые сумерки, затем быстро обулась и побежала в сторону бара. Она долго стряхивала несуществующие капли с волос. Ноги были все в песке. Дурацкий песок! Из двери вывалились два подвыпивших мужика.

— Шанталька, Шанталька пришла-а-а! — заголосили они.

— Как пришла, так и уйду, — резко бросила девушка, протискиваясь мимо них в дверь. Хорошо ещё, что не начали распускать руки.

В баре было людно. Весело звучали голоса, какая-то девушка играла на гитаре, несколько человек танцевали. Шанталь увидела Владрика за одним из столиков. По-прежнему мокрый, он разговаривал с местной красоткой по имени Киви. Эта девушка была также красива, как и глупа, и Шанталь презирала её. Киви могла говорить либо о погоде, либо о своей внешности, либо о том, какое ей завтра надеть платье. Хотя, кажется, этот Владрик нашёл и другие темы для беседы. Шанталь присела за стойку бара и стала вслушиваться в их разговор, не забывая окидывать взглядом его могучее стройное тело.

— А ты не думала о том, чтобы всё бросить и смотаться куда глаза глядят, маленькая Киви?

— Нет. Вся моя жизнь здесь: друзья, работа. У меня есть собака.

— Собаку можно взять с собой.

— Да, но Конфета не любит путешествовать, — ответила девушка. — Ты ведь только летом здесь бываешь. Знаешь, как тоскливо у нас в сезон дождей?

— Ты всегда можешь встретиться с друзьями, — сказал мужчина, делая большой глоток из своего стакана.

— Да, могу. Но иногда хочется побыть одной. А одной плохо.

Шанталь мысленно пожелала девушке перестать нести чушь.

— Что тебе налить, Шанталь? — спросил Хруст, местный бармен.

— Как обычно, — ответила она, повернувшись на стуле и облокотившись локтями о стойку.

— Я умею танцевать, — говорила между тем Киви, — друзья меня хвалят. Я долго училась. Завтра я буду танцевать на празднике. Ты придёшь?

Да, танцевала она действительно красиво. Хотя в этом Шанталь ей не уступала.

— Приду, что толку сидеть дома? — и мужчина ей улыбнулся. Они снова завели пустой разговор, и Шанталь решила, что у этого Владрика в голове также пусто, как у Киви. Иначе как он мог выносить всю эту тупую болтовню? Нет, он ей совсем не нравился. Совсем. Она отвернулась было, но потом со вздохом уставилась на притягательного незнакомца. Ничего особенного в нем не было. Да, светлые волосы и загорелое лицо, да к тому же приятная улыбка делали мужчину весьма привлекательным, но Шанталь больше привлекал ум и сила. Покамест во Владрике она не обнаружила ни того, ни другого…

— О, меня зовут. Пока, милый, — между тем сказала Киви.

— Пока, птаха, — отозвался Владрик, и девушка заливисто рассмеялась.

Шанталь раздраженно скрестила на груди руки. Его голос звучал ласково. Неужели Киви ему нравилась?

Он облокотился на спинку, точно как она скрестил руки на груди, и стал с лёгкой насмешкой наблюдать за окружающими. Шанталь несколько смутилась, когда его взгляд коснулся её лица. В голубых топазовых глазах Владрика не было ни глупости, ни обмана. Он смотрел как собственник, властный и насмешливый, смотрел как опытный торговец, знающий всему цену. Его губы изогнулись в непонятной насмешке, и он равнодушно отвел взгляд. Девушка разозлилась. Грубиян!

Хотя, спрашивается, зачем сердиться? Она ведь и сама хотела, чтобы от неё отстали, но теперь, когда этот Владрик так лениво и скучающе посмотрел на неё, ей стало досадно. Она поняла, кого он ей напомнил. Надменность и пренебрежительность, самоуверенность и поверхностное суждение о людях были присущи им обоим. Хотя нет, последнее вряд ли верно в отношении него. Он по-доброму разговаривал с Киви, без тени самолюбования отвечал ей и давал забавные советы. Шанталь взяла свой напиток и отвернулась. Делать ей больше нечего, думать о всяких там первых встречных Владриках…

— Что, Шанталь, та ещё погодка, да? — сказал, усмехаясь, Хруст.

— В такую погоду мне даже спать противно, — ответила девушка.

— А говорят, в дождь хорошо спится, — услышала она за спиной. Это был Владрик. — Мне ещё того же, — сказал он бармену.

Она подняла брови.

— Простите?

— Это я так, к слову пришлось. Не хотел вмешиваться в разговор.

Он взял свой стакан и вернулся на место. Шанталь нахмурилась. И правда, зачем ей было так резко реагировать? Он всего лишь приветливо сказал несколько слов. Ну да ладно. Это не важно. Она стала слушать песню, которую пела голосистая девушка. Как всегда, несчастная любовь и тому подобное. Хотя слова недурны. Шанталь не нравились песни о любви. Девушка допила свой сок, и тут к ней подсели с двух сторон те самые мужчины, которым она пришлась по душе на пляже.

— Эй, привет, детка! Меня зовут Ствол, а вот его, — и он указал на ухмыляющегося товарища, — его Рыба.

— Мне только стволов не хватало… — прошептала Шанталь. — Рада познакомиться, но я бы хотела…

— Обалдеть! Такая красавица одна! Где твой парень?

— Нет у меня парня, и в ближайшее время не будет, — ответила она. — Мне хочется…

— Пойдёшь с нами на вечеринку в город? — сказал Ствол, снова её перебив.

— Не пойду. На улице сыро и холодно. Я не люблю мокроту и предпочту остаться под крышей, в тепле и сухости, — раздельно произнесла она.

— Ой, да ладно, — склонился к ней Рыба, и девушка с трудом сдержалась, чтобы не влепить ему по красной щеке. — Мы тебя на машине довезем, красотулечка, согреем в жарких объятьях, накормим-напоим в лучшем ресторане, а пото-о-ом…

— Слушайте, — рассвирепела Шанталь, — я никуда с вами не пойду! Я хочу просто посидеть здесь и послушать музыку. Точка.

— Ого, страстная какая! Мне нравятся страстные грудастые брюнетки! — восхитился Рыба, и девушка поняла, что отказы воспринимаются ими как приглашение поиграть. Она ненавидела игры.

— Отвалите по-хорошему, болваны! — произнесла она сквозь зубы, надеясь, что они всё-таки отстанут. — Достали!

— Отвалить? — вдруг нахмурился Ствол. — А не много ли ты о себе возомнила, а?

— Эй, ребят, не лезьте к ней! — попробовал утихомирить мужиков бармен.

— Заткнись! — произнёс Рыба. — Она пойдёт с нами!

И на что он надеялся? Когда он попытался её схватить, Шанталь мгновенно припомнила уроки Санады. Всё-таки не зря она туда ходила. Она смогла вывернуть мужчине руку, и Рыба, ругаясь, неудобно припал на колено. Шанталь не удержалась, вдохновлённая собственной умелостью, и подтолкнула его. Приставала рухнул назад спиной, под ноги другим людям. Они встретили его взрывом весёлого хохота. Стволу это не понравилось. «Стерва!» — услышала Шанталь его мысль. Тяжёлый кулак медленно полетел ей в лицо, и девушка испугалась. Она была готова к тому, что назавтра будет ходить с синяком под глазом, но рядом оказался Владрик, неизвестно как преодолевший расстояние от столика до стойки за столь короткий промежуток времени. Её вместе со стулом унесло в сторону, но она не упала, схватившись за столешницу. Ствол повалился грудью на стойку, завершая движение, и Владрик без лишних слов нанёс ему довольно чувствительный удар локтем в затылок, заставляя рухнуть на пол рядом с товарищем. Остальные начали поливать их выпивкой и орать что-то непристойное, и Шанталь не выдержала. Это была пьяная, неуёмная орда, которая не соображает, что делает. Девушка вскочила со стула и вылетела за дверь, забыв о благодарности.

На крыльце она долго металась туда-сюда, пытаясь справиться с волнением. Надо же было попасть в такую ситуацию! Глупо, противно до тошноты! Она присела на лавку на террасе и прикрыла глаза. Вечер хорошо начинался, но закончился паршиво. Скрипнула дверь — наружу вышел Владрик. Шанталь глянула на него. Наверное, нужно было что-то сказать.

— Спасибо! Эти ублюдки так наклюкались, что не соображали, что я им говорю. Хотя я бы и сама справилась.

— Никогда не слышал такой нелепой благодарности, — хмыкнул мужчина, — но всё равно пожалуйста.

— Меня зовут…

— Шанталь. Я знаю. Да и ты моё имя знаешь.

Он нахмурилась.

— Ты нездешний, да?

— Как и ты. Приехала отдохнуть?

— Вроде того, только выходит что-то не очень.

— Угу, женщинам в таких местах нелегко. Здесь полно идиотов, которые ищут приключений на свою задницу.

— Я заметила. А что ищешь ты? — спросила она, вызывающе поднимая подбородок.

— Ничего. Я отдыхаю, — ответил Владрик, улыбаясь.

— Ну да, так я и поверила…

К бару весёлой гурьбой подбежали Орех и его друзья. Парень кивнул Владрику и поглядел на Шанталь.

— Я не закрыл дверь.

— Ага, — равнодушно ответила она, не посмотрев на него.

— Значит, ты путешествуешь? — спросил Владрик, присаживаясь рядом с ней.

— Вроде того, — неохотно ответила девушка. Сейчас ещё начнет выведывать подробности…

— Это твой первый мир? — вдруг произнёс он.

— В каком смысле? — она поглядела на него недоумённо.

— Да ладно, Шанталь, не прикидывайся дурочкой. Мы оба знаем, о чём речь. Ты странница, как и я. Странствуешь по мирам.

— Как ты понял это? — Она была раздосадована.

— Я чувствую способности других странников. Твой дар раскрыт, а дар раскрывается только тогда, когда человек впервые соприкасается с Промежутком.

— Понятно, — пробормотала она. — Тогда зачем спросил, если знаешь? Тем более что кто-то может услышать.

— И что с того? Пусть слышат. Откуда ты? Какой мир покинула? А впрочем, неважно.

— Да. Неважно, — отозвалась она раздражённо.

— Ты выбрала не самую хорошую реальность, — усмехнулся он. — Хотя здесь и красиво, люди эту красоту не слишком ценят. Или ты не умеешь выбирать миры?

Шанталь гневно посмотрела на него. Вот ведь прицепился!

— С чего ты взял? Просто мне было всё равно, куда идти.

— Твой мир не может быть плохим. Что же ты оттуда смоталась?

— Не твоё дело! — разъярилась она.

— Хм, ну понятно. Для тебя там не нашлось места, да? — подытожил он.

— Знаешь что? Иди ты!.. — Девушка встала и прошла мимо него, решительно вышла под дождь и быстро добежала до дома. Ей казалось, будто вся её жизнь — это глупая игра в хороших и плохих, одно сплошное надувательство и притворство. Владрик сказал правду, которую девушка не желала признавать. Чужая. Никому не нужная. Даже родители — и те совсем не испугались, узнав, что она отправляется в эту сложную и опасную экспедицию. И прощание было холодным несмотря на объятия… Может, потому она и не любила дождь, что солнце давало нежное тепло, которого ей так недоставало?

Шанталь приняла душ и легла спать, желая, чтобы поскорее настало утро. Всю ночь ей снились какие-то запутанные, утомительные сны.

Она встала ещё до восхода солнца и пошла на берег. Было там одно укромное место: тихий и тайный пляж вдали от города. Хорошо, что все подолгу спали. Насколько ей было известно, с похмелья рано не встают. Она разделась, оставив полотенце на берегу, и полезла в воду. Океан бурлил, волны вздымались мохнатыми от пены гребнями, но она всё равно полезла. Она купалась каждое утро — отличный способ держать себя в форме. Не надо придумывать ничего лишнего — просто плавать. Однако сам процесс плавания её не сильно радовал, она плохо ныряла и не восхищалась водой. Для неё океан был кем-то вроде тренера, но не друга. Спустя время Шанталь придёт на ум совершенно безумная мысль: а не её ли высокомерное и грубое отношение к стихии привело к столь печальным последствиям?

Она усердно боролась с волнами, и довольно ловко ныряла сквозь гребни. В такой бушующей воде купаться было неприятно. Девушка никогда не испытывала страха перед глубиной. Она росла на побережье, много времени проводила возле воды. Океан, ну и что? Ничего особенного. Как-то даже скучно.

Очередная волна была необычной. Странно, но Шанталь как будто прочитала её мысли. А, прочитав, ужаснулась и стала быстро загребать к берегу. К тому времени сил у неё оставалось едва ли вполовину. Волна нагнала её и погрузила под воду. Шанталь знала, что в таких случаях нельзя позволять страху взять верх: в конце концов она ведь могла вернуться в Промежуток. Но всё пошло коту под хвост…

Когда ей было четыре года, она чуть не утонула. Именно поэтому, борясь со страхом, она и заставляла себя постоянно плавать. Она смогла вынырнуть и глотнуть ещё воздуху, но его было так мало! Следующая волна беспощадно ударила её в затылок и поволокла по дну. Шанталь до последнего не хотела поддаваться панике, но гул, шедший из самого песка, внятно говорил ей: Убегай, маленький человек, ты всё равно никуда от меня не денешься! Она дёрнулась, снова вынырнула, но от страха у неё свело ноги. Боль была адская. Ложиться на спину, когда на тебя летит гигантская волна — это самоубийство. Последний вдох — и она снова под водой, а дальше — мучительное ощущение невесомости. И воздуха нет, и чернота разливается перед глазами плотным облаком.

Шанталь успела подумать, что она и правда безнадежная дура. И ушла.

А потом, внезапно, воздух хлынул в лёгкие. Это было отвратительно. Она закашлялась, пытаясь исторгнуть из себя остатки воды, и ощутила, как кто-то помогает ей не захлебнуться собственными слюнями, поддерживая за плечи. Она задрожала, цепляясь за руки этого человека, но глаз не открыла. Ей впервые было так страшно. Откроешь глаза — и окажется, что всё это сон. Хотя нет, во сне не бывает так холодно и больно.

— Вставай! — сказал знакомый голос. — Давай, поднимайся!

Она узнала Владрика. Неужели это он её спас?

— Ты чокнутая, просто ненормальная, честное слово! Ты зачем полезла туда, а? — Он весьма грубо потянул её за руку, и девушке пришлось открыть глаза, поднимаясь на ноги. Икры распирало от пережитого напряжения.

— Куда мы идём? — спросила Шанталь. Спина ужасно болела, а на ноге — она чувствовала — кожа содрана до мяса.

— Пойдёшь со мной, куда скажу. Думаешь, тебя здесь забесплатно лечить станут? Ага, жди! У меня в хижине есть лекарство.

— Ты меня вытащил?

— О нет, избавь меня от благодарностей, подобных вчерашней! — усмехнулся мужчина.

— Прости, я вела себя глупо. Не знаю, зачем я так рисковала… Спасибо, что спас меня!

Он не глядел на неё.

— Правда, Владрик, спасибо! — сказала Шанталь искренне, начиная медленно приходить в себя.

— Да не за что. Приди я на пару мгновений позже — и ты бы точно утонула. Только ногу твою и увидел, даже подумал, померещилось. Хорошо ещё, полотенце на берегу валялось.

— Может, я вернусь домой?

— И что ты там делать будешь? С этим юнцом недоразвитым по душам болтать?

— Ты просто грубиян! Самому не противно? — возмутилась девушка. Он всё ещё держал её за руку, и она не вырывалась, уверенная, что сама идти не сможет.

— А тебе, когда ты себя подобным образом ведёшь? — не остался в долгу Владрик.

Шанталь не нашлась, что ответить на такое. Он был прав.

Они прошли через заросли кустарника, и её глазам предстала «хижина» Владрика. Небольшой домик на берегу, да притом очень красивый — из светлого камня и металла.

— И это твоя «хижина»? — растерялась она.

— Они видят её как хижину, — ответил Владрик, — но ты видишь реальность.

— Это твой дар позволяет тебе создавать иллюзию, да?

— Верно, — улыбнулся мужчина, — догадливая.

— Нетрудно догадаться, если знаешь суть дела, — ответила Шанталь.

— Ну да, — он открыл дверь и пропустил её вперёд. — Будь как дома.

Она прошла внутрь, огляделась: конечно, полный бардак, но мебель красивая, да и вообще довольно уютно.

— У тебя есть вкус.

— Вкус, ага, — усмехнулся Владрик. — Наобум всё делал.

— Делал?

— Да. Это я тоже умею — делать. Присаживайся. На диване есть одежда, можешь переодеться. Если хочешь.

— И откуда же у тебя женская одежда? — подозрительно спросила Шанталь. Может, стоило дать от него дёру, пока не поздно…

— Мой дар, — напомнил Владрик. — Я могу делать вещи. Разные. Дом или женское бельё.

— Об этом обязательно говорить вслух — о женском белье? — сморщилась она.

— А что такого? Можно подумать, это что-то из ряда вон выходящее. Я тебе так скажу: женщина гораздо лучше выглядит, когда она голая.

— Что за манеры? — возмутилась девушка. — У вас в мире это считается нормальным?

— А ты что, родилась в одежде? — усмехнулся мужчина.

— Нет, но не обязательно говорить такие вещи, тем более малознакомым людям.

— Ты слишком себя сдерживаешь, и одновременно слишком многое себе позволяешь. Забавно. У тебя парень-то был хоть раз?

— Это не твоё дело! — прошипела Шанталь.

— Не моё, без проблем, — усмехнулся Владрик. — Ты переодеваться будешь, или так и станешь ходить в купальнике?

— Я переоденусь, если ты выйдешь из комнаты, — нахмурилась Шанталь.

Он не ответил, но вышел. На диване лежало очень красивое платье красного цвета.

— Эй! Что за?.. Я не стану это надевать! — крикнула она. — В какие игры ты со мной играешь?

Мужчина появился в проёме.

— Ты о чём?

— Что за платье? Слишком роскошное. Такие не на каждый день…

— О, боже… — вздохнул он. — А какое тебе нужно?

— Просто рубашка и брюки, — ответила Шанталь.

— Ладно, — ответил Владрик скучающе, — пусть будет рубашка и брюки.

Она проморгалась: на диване лежала белая рубашка и коричневые брюки. Мужчина скрылся за стеной. Шанталь присела на край дивана и поняла, что сглупила. Как же она станет натягивать брюки на изувеченную ногу? Ссадина там была порядочная, и она сильно кровоточила.

— Эм-м-м… Владрик!

— Ага, — отозвался он из глубины дома.

— Может, сначала я чем-нибудь обработаю рану…

— А, да. Точно, — вспомнил он. — Сейчас.

Он вернулся в комнату, поставил на стол воду и коробку с лекарствами и тут же вышел, не собираясь ей помогать. Да она бы и не позволила до себя дотрагиваться.

— Спасибо! — сказала девушка ему вслед. Она промыла рану и, морщась, взяла лекарство.

— Что это?

— Это штука раны заживляет. На себе пробовал. Просто смажь ей ногу, — ответил мужчина.

Она послушалась и обильно намазала ссадину, затем залепила пластырем и сняла купальник. Быстро натянула блузку и брюки, повесила купальник на спинку стула и плюхнулась на диван, закрыв глаза. Хотелось уснуть на неопределённое время, в тепле и уюте.

— Держи! — Владрик присел рядом и протянул ей чашку. — Это фруктовый чай.

— Спасибо! — улыбнулась Шанталь.

— Так ты и «спасибо» научишься говорить, — усмехнулся он. Девушка не обиделась. Ей почему-то не хотелось обижаться.

— Значит, ты создал себе дом и наведываешься сюда?

— Да, отдыхаю от путешествий, когда хочется просто поваляться на солнце или поездить верхом.

— Лошадь тоже созданная?

— Нет, живых существ я создавать не умею. Конь из одного мира, где часто бываю.

— Ясно. И давно ты путешествуешь?

— Не очень.

Они замолчали. Шанталь отпила большой глоток. Чай был вкусным.

— И как долго ты ещё пробудешь здесь?

— А что? — и Владрик лукаво посмотрел на неё.

— Просто интересно, — поспешно отвернулась девушка, спасаясь от его взгляда. — Потому что я, наверное, отправлюсь дальше. Этот мир поначалу казался мне терпимым, но сейчас… Нет. Хватит с меня этих глупостей.

— Глупостей вроде отношений? — уточнил Владрик.

— Да. Потому что отношения с мужчинами, подобными Стволу и Рыбе — это глупость.

— Рыба и Ствол придурки. Неужели ты приняла близко к сердцу их пьяный бред?

— Ну как сказать… Ведь они подсели именно ко мне, хотя в баре хватало женщин.

— Немного самокритики не помешает, особенно тебе. Ты вся такая самовлюбленно-самодовольная!

— Ты отвратителен! — рассмеялась Шанталь. Злоба прошла сразу, как он принёс чай.

— Да, и я это знаю, — ухмыльнулся Владрик. — У тебя есть какой-то свой маршрут? Куда пойдёшь?

— Точно не скажу. Пока что мне трудно управляться с перемещениями.

— А я пойду в какой-нибудь мир, совсем не похожий на этот, — ответил мужчина. — Здесь скука смертная, можно только отдыхать. Иногда хочется приключений, если ты понимаешь, о чём я, — и Владрик ей подмигнул.

— Не совсем…

— Не похожа ты на маменькину дочку, чтобы не знать, о чём я.

— Я дочь своей матери, — сказала Шанталь, — но мы с тобой, скорее всего, смотрим на приключения по-разному.

— Это верно. — Он глянул на часы. — Знаешь, Шанталь, мне пора. В девять часов я встречаюсь в баре с другом. Он должен прибыть из другого мира. Он тот ещё простофиля, опоздает, конечно. Но я всё равно пойду. Хочешь, останься пока здесь.

— Нет. Я пойду с тобой. В смысле, в ту же сторону. Я верну одежду, как только доберусь домой.

— О, боже, не болтай чушь. Нужна она мне… Что я с ней делать буду? В женщину наряжаться? Оставь себе. На память. Если я уйду в другой мир, не факт, что вернусь сюда. Никогда не знаешь, что тебя ждёт за Промежутком.

Она поднялась, Владрик взял со стола небольшой рюкзак, и они вышли из дома.

Орех после ругался, говорил, что волновался, но она равнодушно глядела ему в глаза. Какая разница, что он думал и чувствовал? Шанталь собрала вещи, и, ничего ему не сказав, шагнула в Промежуток, пока он завтракал. Ей отчаянно захотелось этих самых «приключений», о которых говорил Владрик.

Её выкинуло в какое-то полупустое здание. Старая мебель, обветшалые стены, и всё вокруг пропитано покоем и тишиной. Ветви деревьев давно разрушили крышу и упрямо лезли всё дальше, вглубь дома. Она вышла наружу и поняла, что попала в заброшенный город. Вокруг было много подобных домов: трава, и корни, и ветви медленно пожирали их. Природа брала своё. Девушка пошла дальше, оглядываясь. Может, стоит сразу уйти отсюда? Кажется, ничего интересного. Подумаешь, заброшенный город. Она такие и на Земле видела.

Она уже хотела шагнуть в Промежуток — и наплевать, что это отнимет у неё ещё силы, — как вдруг услышала шаги за спиной. Они возникли внезапно, и девушка поспешно обернулась. За ней, прихрамывая, шло существо, внешне очень похожее на человека. Но кожа у него была серая, лицо худое и голова совсем без волос, собственно, как и всё тело. Тёмные глаза смотрели на Шанталь пристально и жадно. Это был голодный взгляд. Существо улыбнулось, обнажая неожиданно белые зубы, острые, как бритвы. Шанталь отшагнула назад, и он тотчас кинулся на неё. Всё-таки нужно было сразу сматываться отсюда, — подумала она, пытаясь отбиться от существа рюкзаком. Она колошматила его по голове изо всех сил, а он остервенело грыз ремень сумки. Шанталь подумала, что будет, если он надумает также цапнуть её за руку — и испугалась. Схватила сук, лежащий возле руки, и безжалостно стукнула его по хребту. Он отпрыгнул, завизжав, но ей ничуть не было его жалко. Она подхватила с земли вещи и, воспользовавшись замешательством серого существа, позвала Промежуток. Но он не пришёл. Ничего — ни отклика, ни звука. Как будто его не существует. Другого выхода не было — Шанталь развернулась и бросилась бежать. Бегать она умела не очень хорошо, однако существо тоже не отличалось быстротой. Конечно, оно погналось за ней, но не сразу и далеко не так прытко, как она себе представляла. Она перепрыгивала через корни, ныряла под низкие ветки и всё время пыталась позвать Промежуток. Он не желал отвечать.

Впереди показался пологий склон. Ноги сами понесли её вниз: на берег реки. Река молчала — ни течения, ни ряби, ни плеска. Хотя вода была прозрачной и камушки на дне лежали разноцветные, весёлые. Шанталь обернулась и поняла, что существо её больше не преследует. Задыхаясь, она позволила себе минуту отдыха. Нет, не может быть, чтобы она не могла переместиться! Что за дурость! Как Промежуток может не слышать её? О таком Бури не предупреждал. Он должен был, должен! Нельзя же просто взять и не сказать об этом. Так можно и жизни лишиться, попасть в переделку, пораниться…

— Эй! — окликнул её незнакомый голос. Она поудобнее перехватила рюкзак за лямки — чтобы в случае чего можно было сразу ударить, — но это оказался человек, на сей раз вполне нормальный. — Эй! — повторил мужчина. — Ты что, с ума сошла здесь так разгуливать?

— Я не разгуливаю! — злобно ответила она. — Я убегала от этого серого паразита.

— Где он? — мужчина стал лихорадочно оглядываться вокруг, и девушка увидела, что у него в руках что-то вроде пистолета.

— Бежал за мной, но, видимо отстал.

— И что ты намерена делать? Стоять здесь и ждать, когда он вернётся и сожрёт тебя? — Мужчина посмотрел на неё как на идиотку.

— Пошёл ты знаешь куда! — ответила Шанталь. Она закинула рюкзак за спину и двинулась вдоль берега.

— И куда ты? — сказал он ей в спину. — Там же их логово.

— Знаешь что, умник! — разозлилась она, поворачиваясь и наступая на него. — Нет бы сразу сказать всё по-нормальному? Нужно выпендриваться, да?

— А нужна ты больно! Здесь каждый сам за себя.

— Вот и вали сам по себе! Нечего было заговаривать со мной. Пойду, куда захочу — не твоё дело. Болван!

Эта перепалка казалась ей бессмысленной. Рано или поздно она переместится — и пусть этот нахал остаётся тут. Девушка назло ему пошла по берегу в сторону чуть виднеющегося моста. Он молчал ей вслед: ни слова, ни мысли. Она решила: вот отойдёт подальше и переплывёт на тот берег. Почему-то ей казалось, что там безопасно. Шанталь тронула воду носком ботинка. Ничего особенного. Обычная вода. И река мелкая. Она пошла через неё, угрюмо обещая себе больше не привередничать. Предыдущий мир уж точно был получше этого. Нечего было капризничать.

Она дошла до середины реки, когда поняла, что Промежуток снова доступен, и без промедлений шагнула во тьму…

Глава 7. Сон второй

…Глубже дышать. У меня еще оставалось дыхание. Всё только начиналось. Эти образы перед глазами, знала ли я их? Знала ли прежнюю себя, спящую средь неизведанного? Накатывали и отступали, словно волны, чужие чувства, и я внимала им, внимательная в пустоте…

…Кристиан шагал по берегу размашисто и легко, иногда нарочно придерживал ход, дожидаясь волны — и его окатывало с ног до головы. Этот мир принял его ласково: он искупался и позагорал на солнышке, и вот теперь гулял, раздумывая, как быть дальше. Он мог бы выйти на след Леонида или Алана, но ни тот, ни другой ему были не нужны. Алан ещё на Земле дал всем понять, что ему попутчики не требуются, Леонид тоже никого за собой не звал. Кристиан был уверен, что они справятся с чем угодно и без его помощи. Штурман хотел найти Алеарда и Фрэйу. Может быть, Олана и Кёртиса, и Эвана. Тех, кто, как и он сам, хотели держать друг с другом связь, узнавать миры вместе. У него не выходило чувствовать Промежуток и реальности настолько хорошо, чтобы запросто отыскивать друзей. Пока не выходило, но он знал, что вскоре научится.

Песок вокруг был белым, множество ракушек то и дело попадались ему по дороге, и он останавливался, рассматривая их. На Земле он не видел подобных раковин: то изумрудно-зеленых, размером с грецкий орех, с яркими розоватыми пятнами, затейливо изогнутых по спирали, то ярко-алых, крупных, с фиолетовыми мерцающими вкраплениями, то снежно-белых, вытянутых, конусообразных, в чёрную звёздочку. Берег застилали стеклянные разноцветные камушки, сквозь которые можно было увидеть искажённый мир. Взглянешь — и день превратится в фиолетовую ночь, океан станет бордово-красным, а небо — зелёным… Они с Алеардом любили подолгу глядеть на небо, на воду или на огонь — не важно. Главное просто чувствовать, чувствовать одинаково. Кристиан улыбнулся — Фрэйа была такая же…

Берег был скалистым, и скалы эти то поднимались на огромную высоту, то становились покатыми и округлыми, то забирались в воду и торчали оттуда множеством островков, то отступали от берега прочь, чтобы размашисто шагать вглубь прекрасных земель. Стойкие деревца росли на них, ничуть не смущаясь бедной почвы, и обильно плодоносили. Плоды странно напоминали те, что он попробовал у капель. Скалы, за которые ловко цеплялись деревья, были серо-синими, с оранжевыми прожилками, а некоторые — бледно-коричневыми, переливчатыми, будто бы состояли из крохотных блестящих искорок. Несколько раз штурман замечал больших черепах, греющихся на солнце, но стоило ему подойти — и они прятались под панцирем, и сколько он не уговаривал и не задабривал их, показываться не желали. Всё вокруг было чистым, нетронутым, сокрытым, и оттого еще более волшебным. Он забрался на одну из ближайших скал. Пустынный океан, далекий, сияющий в лучах почти земного солнца… Красиво. Кристиан обернулся и увидел, что скальные уступы плавно переходят в долину, поросшую низким кустарником и теми же фруктовыми деревьями, а чуть дальше начинается уже самый настоящий лес. Идти к лесу ему не хотелось. Он посмотрел на пустынный пляж, простирающийся сколько хватало взгляда, и вдруг приметил за синими хребтами какое-то движение, как будто опустилась на берег огромная птица. Кристиан заинтересованно вертел головой, но она уже зашла за камни, и теперь, видимо, грелась на солнышке. Он решил пойти поглядеть, что это за зверь такой, но не успел.

Произошло неладное. Сжавшись, Кристиан попытался оттолкнуть настойчивый, болезненно отдающийся в голове голос, но тот оказался упрямее. Знакомые интонации, отчаянные слова… Долгое, испуганное эхо. Штурман хотел ответить, но ничего не вышло. Человек был так далек, что этого расстояния нельзя было измерить даже мыслью. Внезапно Кристиан понял, что кто-то из ребят провалился в Пропасть. Впервые в жизни ему стало по-настоящему страшно. Все остальные переделки, в которые он попадал, даже такие, которые приводили к травмам, не несли столь безжалостной, холодной угрозы. Пропасть означала смерть. Смерть — и ничего больше. Но если человек звал его, он был всё ещё жив. И бросить его означало убить в себе что-то важное. Кристиан понимал, что каждое мгновение могло стоить зовущему жизни, но он знал также, что его собственная жизнь держится на волоске. Он раздумывал над этим всего пару мгновений, затем шагнул в черноту, вот только увидеть скалистый берег Промежутка ему было не суждено. Он ещё успел подумать о том, кто научил его уходить в Пропасть, минуя Промежуток, и зачем ему дано это знание? Неужели ради этого мгновения? Неужели Бури заранее знал, что всё так и случиться? — и потерял сознание, не успев разобраться с этими мыслями.

Он упал на холодный цементный пол, но боли не ощутил. Чьи-то сильные руки схватили его за плечи и стали немилосердно тормошить. Это был Алеард. Кристиан плохо умел читать по губам, но сейчас разобрал слова без особого труда. Алеард яростно ругался и выглядел рассерженным. Прежде Кристиан не видел друга таким, Алеард ни разу в жизни не выходил из себя.

— Черт возьми, зачем ты пришел?! — рычал он на него, и Кристиан уже собрался вяло огрызнуться, но тут увидел Конлета — жалкого, растерянного, с огромными от страха глазами. — Бежим, быстро! — крикнул Алеард, и схватил штурмана поперек тела, помогая подняться. Неподалеку громыхало нечто тяжелое. Кристиану понадобилось еще несколько минут, чтобы окончательно прийти в себя.

— Кто нас преследует? — спросил он, начиная осознавать, что если Алеард не в силах справиться с этим чем-то, значит, они действительно в Пропасти. Темнота больно давила на глаза, мешала дышать и чувствовать. Особая, густая темнота. Опасная. Злая. Упавшим зрением Кристиан кое-как разглядел остов здания — обшарпанный, без внешних стен.

— Спроси у Конлета, — ответил Алеард.

— Огромные машины. Называю их роботами сам не знаю почему… Они хотят одного — поймать и убить. Я не смог, простите…

— Чего уж там, — сказал Кристиан, поглядев на Алеарда. Друг уже взял себя в руки и теперь выглядел как всегда спокойно-сосредоточенным. Был ли он напуган или хотя бы взволнован — понять не удавалось.

— Хорошо, что позвал на помощь. Только зря ты звал всех подряд, — произнес Алеард. — Не дай Бог ещё кто-то придёт.

— Я испугался, — признался Конлет. Из его уст это прозвучало весьма устрашающе. Уж если Конлет чего-то испугался, этого действительно стоило опасаться. — Я пытался позвать Бури, но не слышу его. Я вообще не чувствую здесь Промежуток. Здесь нет ничего.

— Действительно, — признал Кристиан. — Обычно я всегда могу позвать Промежуток, но сейчас… Это не значит?..

— Это значит, что здесь мы сами по себе. Ни Бури, ни Промежуток не в силах помочь нам, — сказал Алеард. — И как отсюда выбраться, я не знаю. Возможно, мы застряли надолго или…

И он откашлялся.

— Ты всегда знаешь, как поступить, — сказал Кристиан уверенно. — Алеард, не говори мне, что мы здесь…

— Навсегда? — закончил тот и вдруг усмехнулся: — Стоит обрести счастье, как платишь за былые ошибки, и платишь жестоко. Хотя мне ли жаловаться? Мы обязательно подумаем что-нибудь, но не сейчас. Нужно уносить ноги.

В глубине дома раздался грохот.

— Он идет за нами, — прошептал Конлет. — Нужно перебраться в другое здание.

— Я видел там проход, — ответил Алеард.

— Ого, и сколько ты здесь? — спросил Кристиан.

— Всего пару часов, а вот Конлет уже несколько месяцев.

— Я не сразу позвал на помощь, — признался парень. — Поначалу не хотел никого звать, но они зажали меня в угол, и если бы не Алеард…

— Как тебе вообще удалось позвать нас, не представляю! — проворчал Алеард.

— Не знаю. Наверное, я был в отчаянии и очень громко орал, — смущённо ответил Конлет.

Кристиан сдержанно рассмеялся. То, что происходило, не было похоже на смерть. И надежда ещё жила в сердце. Ничего страшного. Всё будет…

— А я, получается, услышал эхо твоего зова? — спросил он.

— Мы предполагаем, что да, — ответил ему Алеард. — Сюда!

Они стали спускаться вниз, держась за торчащую арматуру. Алеард слезал последним, и ему не повезло. Приближающийся робот выбрал именно этот момент, чтобы проделать в остатках стены очередную дыру — и булыжник размером с небольшой арбуз попал Алеарду по голове. Мужчина свалился вниз, зацепив хребтом торчащие железяки, но сознания не потерял — только прижал рукой рану на голове, из которой уже обильно хлестала кровь — и крикнул так, что вконец перепугал Конлета:

— Вперед!!!

Они побежали по темным коридорам к виднеющейся вдалеке лестнице и стали быстро спускаться вниз. Кристиан постоянно искал глазами Алеарда, но тот только кивнул ему — мол, всё нормально.

— Давайте, нужно убраться подальше. — Он заметил тревожный взгляд друга и сказал как можно спокойнее: — Я в порядке. Не впервой, небось. Одной дыркой в голове больше, одной меньше…

Им удалось оставить далеко позади грохочущего убийцу и скрыться в глубине постройки. Кристиан тотчас склонился над Алеардом.

— Ничего себе! Голова кружится?

— Немного, — признал тот, — но ты всё исправишь.

— Я врач тебе что ли?! — злым шепотом возмутился мужчина. Он был в таком напряжении, что растерял своё обычное дружелюбие. Хотелось набрать гвоздей и завязать их в бантики.

— Тебе Конлет поможет, — спокойно сказал Алеард. — Если я отключусь — не пугайтесь. У меня в сумке есть все, что нужно.

— Есть у него! — чуть не плача, сказал Кристиан. — Садись, балда, сделаем, что сможем.

Алеард улыбнулся сквозь кровь, залившую лицо:

— Конечно, сделаете. Не зря же мы здесь вместе застряли.

Зашить рану оказалось не так просто. Конлет — и тот весь взмок от напряжения. Алеард стойко выдерживал боль, но так сжимал зубы, что щеки белели. Наконец они замотали ему голову, и он тотчас задремал.

— И как же тебе удалось так долго продержаться здесь? — спросил Кристиан, когда спустя время они с Конлетом сидели возле стены, пытаясь согреться.

— Только поначалу трудно, потом привыкаешь, — ответил Конлет. — Затягивает. Они меня окружили, но, думаю, что это случайность.

— Случайностей не бывает, — отозвался из своего угла Алеард. Он чувствовал себя лучше, что было само по себе странно, ведь от такого удара в реальном мире можно было запросто погибнуть.

— Алеард, а ты откуда?

— Неважно, где я был, — ответил мужчина, — главное, что я не хотел бы оказаться здесь. Но оказался. Неслучайно.

— Ты видел кого-нибудь из ребят? — спросил Кристиан.

— Да.

— А кого?

— Неважно. Видел — и хорошо, — проворчал Алеард.

— У них всё нормально?

— Ага.

Кристиан хмыкнул.

— Алеард, ты с детства молчун, но сейчас у меня ощущение, что ты не хочешь говорить из-за того, что чем-то сильно опечален.

— Так и есть, — ответил тот, отворачиваясь. — Извини, Крис. Не сейчас.

— Ладно, друг, отдыхай, — согласился мужчина. — Кстати, Конлет, а где ты был до этого?

Парень смутился.

— Я сразу оказался здесь. Решил, что смогу потом вернуться. Я полный идиот! Это даже не жажда познания, лишь самоуверенность, граничащая с тупизмом.

— Чтобы услышать от тебя такое! — усмехнулся Кристиан.

— Я упрямый осёл. Простите. Я не хотел, чтобы вы оказались здесь. Вернее, я просил о помощи, да, но это вышло само собой… Хотя нет, вру я все. Не само собой. — И он покраснел. Ни Алеард, ни Кристиан не стали нападать на парня, обсуждая его роковую ошибку. В этом не было смысла, ведь всё уже произошло, и Конлет был подавлен и расстроен, к тому же как никогда зол на себя.

— Эти временные искажения меня вконец запутали, — сказал Кристиан. — Алеард, в скольких мирах ты побывал?

— В нескольких. В одном я довольно долго жил, да и в других тоже по нескольку недель пробыл.

— А я — всего в двух. И в обоих вместе взятых — не больше недели. А Конлет тут — месяцы! У меня голова от этого трещит.

— Время волнует меня больше потому, что другие ребята могут попасть в беду, — повернулся Алеард, — и мы не сможем им помочь. Бури сказал, что некоторым может потребоваться помощь.

— Он и про меня говорил? — спросил Конлет.

— Нет. Про твое геройство он умолчал, — хмыкнул Алеард. — Но знал, конечно, иначе зачем так подробно рассказывал мне о Пропасти?

— Значит, он знал, — нахмурился Конлет. — Знал и не попытался вразумить меня. Зачем же так?

Алеард приподнялся и внимательно поглядел на парня.

— Ты сам-то как думаешь, зачем?

Конлет пожал плечами.

— Ты бы не послушал, — высказал предположение Кристиан. — И всё равно сделал по-своему. Разве нет?

— Послушал бы! — угрюмо возразил Конлет.

Алеард вздохнул и сел, потирая лоб.

— Конлет, не нужно лгать самому себе. Неужели слов о том, что Пропасть — это смерть, было недостаточно? Бури говорил ни в коем случае не упускать Промежуток. Он хотел лишь одного — доверия. Но ты усомнился. В ком? В нем или в собственной нерушимости? Ты хотел доказать, что превыше всех законов, но просчитался. И поверь, я не виню тебя. Но и ты не вини других в собственных ошибках. Бури дал всем нам свободу выбора. И ты свой выбор сделал.

Парень уткнулся в колени носом, и они какое-то время молчали.

— Ты прав, — негромко сказал он через несколько минут. — Конечно, прав. Я считал себя способным на всё. Теперь понимаю, что есть силы, неподвластные человеку с Земли. Более древние, более могущественные.

Алеард мягко улыбнулся, и Кристиану показалось, что вокруг стало теплее.

— Человеку подвластна даже смерть, Конлет. Ты по-прежнему сильный, всё ещё способный на многое. А ошибки — это важная составляющая твоей силы. Кто ж не ошибается?

Парень почесал в затылке.

— Спасибо, Алеард. И тебе, Кристиан, спасибо.

— На здоровье, — отозвался штурман. — И, продолжая тему о словах Бури, скажите, что ещё он говорил вам? Я так чувствую, он каждому сказал что-то особенное.

— Он упоминал о людях из других миров, которые повлияют на наши судьбы. Сказал, что каждый встретит их на своем пути, — отозвался Алеард.

— Лично я никого не встретил, по крайней мере, людей. Да и Конлет тоже, судя по всему.

— Значит, еще встретите, — ответил Алеард и снова отвернулся. Однако не прошло и минуты, как он встал и подошел к друзьям. — Конлет, ложись лучше ты, всё равно я не засну, голова раскалывается.

— Хорошо, но потом разбудите меня, я сменю вас, — и парень, поднявшись, залез под единственное одеяло и скоро заснул.

— Вот простая душа! Уже дрыхнет! — восхитился Кристиан. — Как ты? Не очень, да?

— Нормально, — ответил Алеард. — Но бывало и лучше.

— Слушай, друг… Эта Пропасть… Кхм…

— Тебя нужна конкретика? — улыбнулся Алеард. — Дела обстоят так: Пропасть — смерть. Мы трое — умерли. Звучит жутковато, я понимаю, но это правда. Конлет вот не верит, но что уж поделаешь. Прийти сюда по своей воле… — он вздохнул. — Глупее ничего нельзя придумать. Любопытство, Крис, противопоказано таким ребятам, как Конлет.

— А вылезти никак не получится? — нахмурился штурман.

— То есть воскреснуть? Хм… Ну, для этого надо понять саму Пропасть, наверное. Хотя можно ли понять смерть? Бури многое рассказал, но даже это не поможет.

— Мы и правда умерли?

— Да. Только не так, как могли бы умереть на Земле. Бури говорил, что Пропасть есть дно всех реальностей. Вылезти отсюда — значит, победить смерть. Трудновато, да?

— Если вообще возможно. А что говорит Конлет?

— А что он скажет? Ему стыдно. Но вряд ли он понимает, в какую бяку мы на самом деле вляпались.

— По уши, — кивнул Кристиан. — А если попробовать позвать Бури вместе, как бы войти в резонанс мыслями?

— У нас с тобой может получиться, но Конлет растерян и напуган, он не готов к этому, — ответил Алеард. — Хотя идея, как и всегда, отличная.

— Как и всегда, как же… Мои задумки обычно сам знаешь чем заканчивались.

— Если ты про лодку, тогда мы оба сдурили.

— Оба или нет, но вожжа попала под мой хвост.

— Ну да. Сначала под твой, а потом под мой. Ты же знаешь, Крис, что в любых начинаниях мы действовали сообща. Я не слишком удивился, когда понял, что ты придешь. Кому еще оказаться здесь, как не тебе? — И он невесело улыбнулся. — С тобой и Пропасть не страшна.

Штурман тихо хмыкнул.

— Да, дружище. Не будь тебя рядом, не думаю, что улыбался бы сейчас… Умеем мы с тобой попадать впросак. — Он помолчал. — Алеард, слушай… Может, ты не захотел мне рассказать из-за Конлета? Ну, про…

— Дело во мне самом, — Алеард сцепил руки на груди. — Я хочу разобраться во всем сам. В себе и в том, что происходит. Если теперь это имеет смысл для неё… Ты не представляешь, как я зол на Конлета, Крис! Если бы не этот камень, я бы сам разбил себе голову, чтобы остыть.

Штурман сжал плечо друга:

— Всё с вами было ясно ещё там, в реальной жизни.

— Да. И мне было ясно. Но я не хотел напугать ее, боялся оттолкнуть, что-то сделать не так.

— Бестолочь! — искренне выругался Кристиан. — Нет, ну что за дурень! С чего ты решил, что она испугается?

Алеард пожал плечами.

— Не знаю. Она не такая, как все. Не придумывает, просто чувствует.

— Знаешь что? Ты тоже не такой, как все! Вообще, откуда столько лишних мыслей берется в твоей рыжей голове?

— Откуда-то, — ответил Алеард, усмехнувшись. — Она меня плохо знает. Но там, откуда я пришёл сюда, всё было иначе.

— Ага! — обрадовался Кристиан. — А я что говорю!..

Алеард не сдержал улыбки, но тут же насторожился, поднимаясь:

— Ты слышишь?

— Что-то движется…

— Буди Конлета!

И Алеард вскочил, кидая на плечи рюкзак.

— Чего, пора, что ли? — сонно отозвался Конлет, но внезапно поблизости что-то взорвалось, стены задрожали, и парень сразу проснулся.

Это был самый утомительный день в жизни Кристиана. Несколько часов подряд им приходилось плутать в коридорах зданий, падать и вставать, прыгать через провалы, уворачиваться от летящих обломков. Роботы были меткими, но каждый раз им не везло: то стена оказывалась чересчур толстой, то что-нибудь с грохотом обрушивалось на их металлические головы, то ребята успевали уйти на другой уровень. Под конец дня, измученный и грязный, Кристиан заметил в этих «случайностях» некую закономерность и задумался. Он понимал, что машины не могут быть умнее их, но роботы определённо попали в какую-то полосу невезения. Это казалось невозможным. Штурман стал вспоминать всё, что было, и в голове крутилось только одно: кто-то помогает им. Но если это не Бури и не Промежуток, тогда…

— Алеард! — позвал он. Они бежали по полуразрушенному перешейку между двумя высоченными зданиями.

— Да?

— Тебе не кажется странным, что они нас ещё не прикончили?

— Нет, — ответил тот, подстраховывая Конлета над очередным провалом.

— Не может быть! Ты разве не видишь — происходит что-то весьма загадочное!

— Крис, ничего загадочного не происходит, уж поверь, — совершенно спокойно отозвался мужчина.

— Да ну тебя на фиг! — сказал Кристиан. — Я же серьёзно!

— Я тоже, — сказал Алеард, посмотрев ему в глаза.

И тут Кристиан вспомнил этот взгляд и то, как Алеард может смотреть на что-то — и словно не видеть… смотреть сквозь, через, мимо… Так было и сегодня. Иногда он подмечал, как друг на мгновение оборачивается — и делает что-то непознанное, что-то, чему и названия не дашь, и только глаза его выдают. Мысль, до этого витавшая облаком где-то в вышине, стала обретать формы, медленно опускаясь на землю. Кристиан вспомнил случай, когда Вика едва не утонула. Это произошло на новый год. Она провалилась под лёд, и Алеард прыгнул за ней. Они пробыли под водой около пяти минут. Кристиан знал — Алеард может задержать дыхание и на более длительное время. Но вот Вика… Подводным течением их унесло довольно далеко, но когда они вынырнули, пробив лёд, девочка дышала! Каким образом они его пробили при толщине в несколько сантиметров, и как она смогла спокойно дышать под водой всё это время — Алеард так и не смог объяснить родителям. Он молчал после произошедшего целую неделю, и Кристиану не удалось вытянуть из него ни слова. А Вика повторяла только одно: «Просто там был воздух!». Потом было ещё это его падение с обрыва. Упав с такой высоты, люди в живых не остаются, и все это знали. После того случая другие ребята стали сторониться Алеарда, и Кристиан ужасно злился на них. И ещё случай на лодке, когда Кристиан едва не лишился руки… Он пристально поглядел на друга: Алеард шёл впереди, указывая дорогу, иногда оглядывался. Мысль, сидевшая в закоулках разума, почти вылезла наружу. И тут коридор, по которому они шли, начал рушиться. Медленно, неотвратимо, пол под ними оседал. Кристиан понимал, что если они упадут с такой высоты, от них не останется и мокрого места. Они ринулись вперёд с запредельной скоростью. Конлет оказался проворней всех и успел запрыгнуть в дверной проём. Кристиан и Алеард не успели… Кристиан почувствовал, что пол теряет устойчивость — и они полетели вниз.

Всё происходило так медленно. В эти мгновения ему даже не было особо страшно. Так чувствуешь себя на пороге неотвратимого. Каким-то образом они смогли уцепиться за оконные проёмы, и Кристиан видел, как приближается земля. Он не думал ни о чём, просто падал. А о чём подумаешь перед очередной смертью, если ты и так уже мёртв?

За несколько метров до земли время ускорилось, вошло в обычный ритм. Пространство странным образом исказилось и раздулось, и падение коридора снова замедлилось, как будто он залип в воздухе, втемяшился в гигантскую паутину. Алеард решительно толкнул Кристиана вперёд и выкинул из окна. Лететь было высоко, но оказаться раздавленным бетонный плитой — не лучше. Кристиан ожидал, что вот сейчас его просто-напросто расплющит о землю — ведь скорость они успели набрать порядочную, — но всё получилось иначе. Он действительно почувствовал толчок и дикую боль в ноге, успел услышать грохот за спиной, но до того как потерял сознание вполне чётко осознал, что остался жив.

Он очнулся от боли. Ему показалось, что болит всё: начиная от неестественно вывернутой ноги и заканчивая волосами. Над ним склонился Алеард, и как только Кристиан приподнял голову — друг влил ему в рот густую тёмную жидкость, по вкусу похожую на варенье.

— Очень больно? — спросил Алеард. Сам он выглядел не лучшим образом: повязка на голове пропиталась кровью, правую руку он прижимал к груди. Конлета рядом не было.

— Терпимо, — уговорил себя Кристиан.

— Сейчас станет легче, только тело онемеет. Леонид умеет делать лекарственные настои.

— Алеард, что там? — и штурман медленно кивнул на свою ногу.

— Сломана. Но я тебя починю.

— Алеард, я ведь не смогу теперь убегать, — сказал Кристиан хрипло. Он ощутил внутри сердца странную опустошённость. Всё равно, — эти два слова крутились в голове. Уже всё равно…

— Мои ноги пока что целые. Цепляйся! — и он вскинул его на плечи.

— Что у тебя с рукой?

— Я не знаю, кажется, вывих. Если найдём Конлета — он мне её вернёт на место.

— Иногда твоё спокойствие выводит меня из себя, — проворчал штурман. — Может, поорем немного?

— Ну да, — фыркнул Алеард. — Давай, начинай, и сюда съедутся роботы со всей округи.

И он быстрым шагом пошёл в сторону ближайшего здания. Миром правила тишина, только ветер шевелил черные листья черных деревьев, да откуда-то приходил невнятный унылый звон. Штурман понял, что это звенит у него в ушах. Он плохо помнил, что происходило потом — сквозь дурман зелья пробивалась боль, дышать было трудно. Алеард развёл небольшой костёр и уложил его поблизости, потом ещё долго возился с его ногой. Кристиан часто терял сознание. Его мутило. Еды не хватало, в этом царстве камня почти ничего не росло, черные деревья не плодоносили, лишь лохматые кустарники давали пищу в виде засохших сморщенных ягод. Внизу было куда опасней, чем в зданиях, но здесь имелась вода, и им рано или поздно пришлось бы спуститься, чтобы пополнить запасы. Вот они и спустились…

Когда Кристиан в очередной раз открыл глаза, Алеард уже осматривал собственные раны. Одна такая, на руке, выглядела ужасно. Это был глубокий и длинный порез, и он сильно кровоточил. Алеард недолго думая промыл его водой и небрежно замотал куском не особо чистой тряпки. Немного погодя они поели горьковатых кореньев и стали отдыхать. Конечно, отдых не заладился, и тот и другой часто морщились от боли, и Кристиан пытался шутить.

— Мне бы мою тюлюку, — говорил он мечтательно. — Жалостливая музыка сейчас была бы кстати. Ой-ёй-ёй! Судьба-кручина! Мы с тобою молодчины!..

— Подбодри меня ещё, а то я какой-то небодрый, — отвечал Алеард. Ни тому, ни другому не было особо весело, но не жаловаться же. С этим или жить — или умереть, или плакать — или смеяться. Выбор у них был. Другое дело, говорить о том, что всё кончено, никто не хотел.

— Крис…

— А?

— Как думаешь, как там остальные?

— Думаю лучше, чем мы.

— Хе… Это точно.

— Я бы хотел выбраться отсюда. Наверняка ведь в иных мирах для нас найдётся много интересных дел. Опять же люди, о которых ты говорил.

— Например, твоя кареглазая красавица? — хитро улыбнулся Алеард. В горле было сухо и жёстко, говорилось с трудом, но это был нужный разговор.

— О, да… — улыбнулся штурман. — И она, конечно.

— А если у неё будут зелёные глаза?

— Не будут, — проворчал Кристиан. — Мне лучше знать.

— Ну, а голубые тебе чем не угодили? — нарочно поддразнил его Алеард.

— Ни голубые, ни синие, ни черные. Говорю тебе, у неё будут карие глаза!

Это была их давняя шутка.

— Рано отчаиваться, да? — вздохнул штурман.

— Надо бороться.

— Надеюсь, с Конлетом всё в порядке.

— Я тоже на это надеюсь. Думаю, одному ему легче скрываться от железяк.

— Согласен.

— Но всё-таки мы пришли не зря.

— Хочется в это верить, — устало отозвался Кристиан. — Как думаешь, она вся такая, эта Смерть?

— Думаю, она бывает разная, — ответил Алеард. — Это лишь часть Пропасти, и я очень надеюсь, что остальные её мрачные уголки мы не увидим.

Они задремали на пару часов, и проснулись, когда к ним из-за угла здания вышел абсолютно невредимый Конлет. Он тотчас принёс воды, неумело вправил Алеарду руку и сел сторожить. Кристиан подумал, что сон — это лучшее, что случилось с ними за день, и крепко и спокойно уснул.

…И снова этот сон. Он идет в темноте, пробираясь по черному лесу, и босые ноги утопают в подернутой инеем листве. Небо над головой серое, косматое от надвигающейся бури, но он знает, что грозы не будет. Этот лес бесконечный, он лишен какого-либо направления, как лабиринт без входа и выхода.

Он просто знает, что нужно идти. Несмотря на усталость, на боль, на холод. Он пытается согреть руки, убрав их под мышки, и ветер, непонятно откуда взявшийся в лесу, треплет его волосы. Ему двадцать лет. Почему именно двадцать, он не знает. За его спиной висит длинный меч, но больше у него нет ничего. Он знает, что совсем скоро налетят тени, и он будет сражаться, но пока что нужно идти. Каждый раз он пытается добраться куда-то, где его очень ждут — и не успевает. Потому что Они, пришедшие из темноты, сильнее. Им нет нужды выбирать направление. Они поджидают его, чтобы снова начать этот последний бой.

Он летает по холодной земле, кружась и выгибаясь, и ни одна тень не может достать его. Но Они и не желают этого. Им нужно только время. Его время. Они хотят, чтобы он не успел.

И он не успевает… И страшно, тихо наползает туман, пахнущий костром. И он, сидящий на земле, не хочет вставать, несмотря на отступившие тени. Но — встает, и сильные ноги несут его вперед, к дому, которого у него больше нет…

Алеард открыл глаза и повернулся на бок. Он было решил, что Пропасть способна забирать сны. Но этот сон, видимо, ничто и никогда не победит…

…Ева без труда влилась в гудящую, разноцветную толпу. Сначала ее пугали полуголые мужчины в прозрачных плащах и высокие, метра под два, женщины в просторных радужных комбинезонах, но потом она успокоилась. Если уж здесь носят подобное, на неё и внимания никто не обратит. Она ошиблась. Уже через пару часов блуждания по нижним улицам к ней подошел неприметный старичок и, учтиво поклонившись, предложил работу. Ева понятия не имела, что здесь подразумевают под этим словом, и отнеслась к его предложению подозрительно.

— Шить трава! — сказал он.

— Вы хотите, чтобы я сплела вам такую же? — уточнила Ева, указав на небрежно брошенное поверх сумки платье. Ей хотелось есть, и она уже поняла, что задаром в этом городе ничего не получишь.

— Да, да! — обрадовался старичок ее понятливости.

— Я сплету платье, а вы мне дадите поесть?

— Еда! — закивал тот. — Угрека!

— Ладно, — осторожно согласилась Ева, не пытая его о том, что это за угрека такая. Не хватало себя полной дурой выставить.

Старичок вошел в низкую дверь, и Ева вошла за ним. Оказалось, что это маленькая опрятная мастерская, заваленная разноцветными стеблями той самой травы. В углу сидела женщина, она окунала стебли в разные настои и выкладывала их на просушку. Ей было около сорока пяти лет. Возле двери сидела еще одна, молодая. Она что-то плела. Она была худой, темноволосой и бледнокожей. Глаза у нее были рыжие, сметливые и быстрые. Неземные глаза, но, как Ева узнала впоследствии, совершенно натуральные.

— Сюда, сюда! — потянула ее за руку та, что постарше.

Она подала ей несколько пестрых стеблей и сносно объяснила, чего хочет. Им нужны были короткие маечки, открывающие пупок, с рукавами до локтя и с простым узором в середине. Это было нетрудно, и Ева присела на подставленную скамейку, радуясь подвернувшейся возможности. Так или иначе, ей придётся работать. Плести ли маечки, или готовить, или убираться, или ещё что-то делать. Ничего, всё получится. Она приготовилась к трудностям, но пока что их не возникало.

Когда Ева закончила, хозяин остался доволен получившимся изделием. Он ушел и спустя минуту вернулся с полной мисочкой зеленоватой каши. Она напомнила Еве машевую крупу.

— Спасибо! — отозвалась девушка, принимая тарелку. Молодая работница, заинтересованно косившаяся на нее, придвинулась поближе и произнесла, смущаясь:

— Привет! Тебя как зовут?

— Ева.

— А меня Хохва. Ты приехала издалека?

— Да.

— А я родилась в среднем городе, но после смерти родителей меня продали сюда.

— Продали? — смутилась Ева.

— Да. У моих родителей было много долгов. Меня продали, чтобы рассчитаться с Центром за них. Вон купил меня. Он ничего старик. Пообещал, что через пару лет отпустит, если отработаю. А ты? Ты пришла сверху? — таинственно произнесла Хохва. — Ты похожа на тех, кто оттуда.

— И поэтому Вон позвал меня плести кофточки из травы? — усмехнулась Ева. — Нет, я не сверху.

— Да брось ты! — шепотом возмутилась Хохва. — Признайся, ты ведь работаешь на Безовалов, да? Уи-и-и-и, — нетерпеливо запищала она, сжимая кулаки, — как бы я хотела хоть глазком взглянуть на их элитных стражей. Говорят, они обалденные! Сюда, в наши трущобы, разве ж кто-то сунется? — и она вздохнула, кусая губы.

— С чего ты взяла, что я на них работаю? — еще больше удивилась Ева.

— Ты красивая и одета в эту странную одежду. Синий цвет — это ведь их цвет!

— Хохва, я не одна из каких-то там Безовалов, — твердо ответила Ева. — Если я ношу синюю одежду, это еще ничего не значит. У тебя богатое воображение.

Хохва надула пухлые губы и отвернулась, но сидеть спокойно не могла. Она то и дело косилась на Еву через плечо, вздыхала, и смотрела наверх, на сияющие голубыми огнями небоскребы. Наконец Вон выпроводил ее на улицу, дав какое-то поручение, и Ева смогла спокойно поесть. Еда оказалась вкусной и сытной.

— Хорошо делать, хорошо продавать! — сказал ей подошедший Вон. — Делать еще — буду платить!

— Сколько маек вам нужно? — деловито уточнила Ева.

— Еще так, — и старик показал руки, широко растопырив пальцы.

— Десять штук?

— Да, да. Столько, — закивал Вон, улыбнувшись.

— А сколько заплатите? — на всякий случай спросила девушка. Она понятия не имела, сколько запросить, но нужно было показать себя расторопной и расчетливой работницей, а то, глядишь, старик решит, что она нездешняя. Быть нездешней ей не хотелось.

— Миску еды и за каждую еще по пять серебряных! — гордо ответил тот.

Ева кивнула. Много или мало он сулился заплатить — неизвестно. Одно было точно: без этих самых «серебряных» она здесь долго не протянет.

Ей пришлось делить кров с Хохвой, Воном и его женой Атаей. Ева спала на упругом светлом матрасе, и каждый день делала маечки, но делала иным способом, не так, как прежде.

Она ощутила внутри некую силу. Видимо, ту самую, о которой говорил Бури. Её дар медленно открывался, и вскоре она научилась создавать простые предметы, будь то деньги или одежда. Ева давно могла уйти от Вона, но это место подходило ей как временное убежище. Всё казалось само собой разумеющимся, и она не переживала и не задумывалась, просто жила.

В один из дней она наконец-то поднялась на верхние уровни на летающих штуковинах, которые назывались «автопланами».

Для туристов, которых здесь было предостаточно, устраивали экскурсии по городу, и девушка решила: стоит взглянуть, что к чему. Хватит уже сидеть на дне и есть порядком надоевшую зелёную кашу.

Наверху царило ещё большее оживление. Ева несказанно удивилась, увидев, что там свободно разгуливают на двух лапах волки и лисы, соболи и рыси, и странные медведеподобные существа: мохнатые и крепкие, с большими носами и умными маленькими глазками. Шмыгали туда-сюда и мелкие зверьки — горностаи, еноты и ящерки. Девушка боялась ненароком наступить на кого-нибудь, но вскоре успокоилась, поняв, что маленькие проныры отлично умеют пробираться сквозь толпу. По широким улицам ходили разумные роботы, искавшие модные запчасти. Их было великое множество и самых разных — похожих на людей, с яркими глазами и металлической кожей, или квадратных роботов-тумб на колесах, роботов-обезьян, роботов-кошек и роботов-псов; роботов-пауков, а также таких, которые напоминали парящие блюдца. Попадались и огромные роботы-охранники, чаще всего они следовали за каким-нибудь важно вышагивающим человеком. Люди на верхних уровнях были разные: вполне обычные вроде неё, а иногда странные, порой и не разберешь — то ли мужчина, то ли женщина перед тобой. Чего только не продавали, каких только поразительных, ошеломляющих товаров она не увидела в витринах! Диковинные говорящие птицы переругивались друг с другом, порхали с одной золотой жердочки на другую; невероятные белые коты пронзали ненужную добычу томным взглядом синих глаз, а на них рычали, ощерившись, громадные черные псы в страшных металлических ошейниках. В «магазинах красоты» предлагали создать безумную прическу, которая менялась каждые несколько минут на новую, мастера макияжа рисовали на теле желающих затейливые узоры, которые сверкали и потрескивали. Что уж говорить про наряды, которые едва ли можно было назвать скромными. Иногда какая-нибудь модница закрывала своим подолом весь тротуар, и народ, хохоча, обходил её с двух сторон, а проворные маленькие зверьки пробегали под юбкой, и тогда дама наигранно визжала. Всё казалось Еве сумасбродным, невероятным, сказочным. Магазины, разговоры, яркая шумная толпа… Она думала о том, как много интересного таит в себе город, и хотела стать частью его тайны.

Больше всего ей понравился огромный торговый центр, где продавали автопланы. Она долго ходила между широченных рядов, рассматривала самые разные машины, и улыбалась. Вот бы прокатиться на таком! И не просто как пассажир, а как водитель!

Устав бродить по цветным сияющим улицам, она остановилась в парке и присела на замысловатую прозрачную скамейку, внутри которой плавали круглые желтые рыбы. Достала купленный фрукт, и стала неспешно есть его, глядя по сторонам. На такой высоте воздух был иным, но дышалось легко. Она подняла глаза: существовал ещё уровень. На экскурсии ей ясно дали понять, что туда простым людям доступа нет. Она улыбнулась: посмотрим.

Ева была любопытной от природы. Если ей в голову приходила какая-то трудно осуществимая идея, она готова была о стену расшибиться, но исполнить задуманное. Если туда, наверх, не пускают, значит, там что-то интересное? Опасное, сокрытое, важное! Она ощутила, как засвербело в затылке: верный признак нарастающего напряжения. Она попадёт туда, непременно попадёт! Нужно только придумать план. Этот мир безумен, и она сможет подстроиться под его безумие. Мимо прошли два парня в обтягивающих юбках, и она отвела глаза. Может, если бы они не были так жутко накрашены и не носили туфли на каблуках, всё было бы терпимо, но это явный перебор. Она успела подумать о том, что заставляет их так нелепо выглядеть, когда откуда-то со стороны рынков донёсся странный глухой звук. Люди сразу побежали в ту сторону. Видимо, не она одна была любопытной. Ева последовала за ними.

Горел упавший автоплан. Он отличался от остальных — весь тёмный, и стёкла тоже тёмные. Очень красивый, похожий на спортивный автомобиль, который был у неё на Земле. Никто почему-то не решался подойти ближе. Ева поняла, что водитель всё ещё внутри и без раздумий бросилась вперёд. В таких случаях она всегда действовала быстро.

Толпа ахнула и растянулась в стороны, но уходить никто не спешил. Люди ахали, охали и тыкали в Еву пальцами. Ей было некогда рассуждать о причине их жестокой сдержанности.

Дверь удалось открыть, но при этом она чуть не спалила себе брови. Внутри было жарко. Она стала тормошить мужчину, но он не приходил в себя.

— Вставай же! Очнись! — орала она на него. Что-то громко хлопнуло, и толпа загудела громче. Ева кое-как отстегнула тугой ремень безопасности и, надрываясь, вытащила мужчину наружу. Какой же он был тяжёлый! Негнущийся и в то же время мягкий, как суфле!

Внезапно автоплан вспыхнул весь целиком, погорел пару минут, а затем зашипел, странно скукожился и залил себя белой пеной. Она поглядела на спасённого, тронула рукой его лицо, и ладонь загорелась синим пламенем, а рана на его щеке перестала кровоточить… что за дела?.. Ева испугалась и поспешно спрятала руку. Не дай бог кто-то мог это увидеть! На неё и так смотрели как на полоумную.

— Эй! — раздался голос. — Эй, ты чего делаешь?

Ева подняла голову: неподалёку стоял человек в красной форме. Лица было не различить за маской, но голос звучал недобро. Этого стоило ожидать, наверняка она нарушила какой-нибудь закон…

— Я просто хотела ему помочь, — ответила она. — Только помочь…

Найар разлепил глаза. Зачем же так орать? Ему казалось, что их ушей валит пар, так горячо было внутри головы. И дышать трудно. Он откашлялся. Над ним склонилась какая-то девушка. Красивая, по-настоящему женственная, в простом синем наряде. Кажется, его голова лежит на её теплых упругих бедрах. Хорошее дело! Найар успел подумать, что давно уже не был близок с нормальной женщиной. Он поморщился, снова откашлялся и медленно поднялся на ноги, с неприязнью глядя на патира. Низший законник не представлял для него опасности, он всего лишь пытался соблюдать правила.

— Чего ты вопишь?

— Она подошла к вам без…

— Ты болван! — ответил мужчина и повернулся к девушке. — Ты меня оттуда вытащила?

— Да. Я хотела помочь, — повторила Ева.

— Сгинь отсюда, — фыркнул Найар, и мужика как ветром сдуло. — Ты что, нездешняя?

— Верно. Почему этот человек так отреагировал?

— Почему? Лучше тебе не знать. — Он оглядел свой автоплан. — Хм… Вот так штука. Кстати, тебя как зовут, храбрая?

— Ева, — ответила она вызывающе, но голос был слишком нежный для таких интонаций. Он быстро посмотрел на неё: невысокая, округлая. Грудь и бёдра — всё на своих местах. Пухлые соблазнительные губы и тёплые карие глаза. Милая невинность без резкости. Интересно…

— А меня Найар. Ты знаешь, что означают эти символы на моих руках?

Ева опустила глаза и увидела на его запястьях замысловатые татуировки.

— Не знаю.

— Они означают принадлежность к клану Безовалов, милая, — сказал мужчина. — По закону к нам вообще подходить нельзя, не то что дотрагиваться. Мы неприкосновенны.

— Что за чушь? — воскликнула Ева. — Кто эти правила… то есть законы придумал? Я должна была позволить тебе сгореть заживо? — И она подняла брови и смешно скривила губы. Найар расхохотался.

— Именно. По закону. Поэтому тебе лучше унести отсюда свою красивую задницу, да поскорее.

— Это такая благодарность, да? — сказала девушка возмущённо. Её щеки гневно пылали.

— Я тебя после поблагодарю как следует, — ответил он, — а пока иди-ка отсюда. Беги, глупая! Я не шучу!

Что-то в его голосе насторожило, и Ева поспешно скрылась в толпе, пробежала через парк, поймала таксоплан и спустя полчаса была у Вона, в относительной безопасности. Милая сказка грозила превратиться в назойливую страшилку, и Ева долго раздумывала, не шагнуть ли в Промежуток. И всё-таки она решила остаться.

Ночью ей не спалось. Вон как всегда храпел, с улицы доносился привычный шум толпы. Город никогда не спал, но девушку это не утомляло. Её вспомнился Найар, его странная резкость и то, как он оценивающе оглядывал её. Еве не нравилось, когда мужчины так смотрят. Она тихо оделась и вышла на улицу. Было там за углом одно неплохое местечко. Конечно, не верхний уровень, но тоже ничего. Ева прошла по улице, поздоровалась с роботом-лавочником и вошла внутрь здания. Заплатила за вход и пробралась на самый верх. Ей нравились верхотуры. Она купила фруктовый коктейль и уселась на широкий подоконник.

Её мысли вертелись вокруг произошедшего. Она думала об аварии, Безовалах и том человеке в красной форме. И о Найаре. Ей казалось важным разобраться, кто такие эти Безовалы на самом деле. Все о них знают, но никто толком не может объяснить, чем они занимаются. Та же Хохва от них без ума, а рассказать подробнее не может. Или не хочет? А, может, не смеет? Сплошные загадки. И что случилось сегодня с её рукой? Почему она смогла остановить кровь? Вдруг это тоже дар? И если это так, откуда он в ней? Дома она никогда не питала тяги к врачеванию. Перевязывала брату разбитые коленки, смазывала собственные царапины соком подорожника — и только. Ева улыбнулась. Много загадок — это здорово!

На её плечо неожиданно легла чья-то рука, и она охнула, чуть не свалившись вниз. Мужчина придержал её за пояс, развернул лицом к себе.

— Эй!

Это был Найар.

— Ты меня напугал, — проворчала девушка. — Не нужно так подкрадываться.

— Извини, не хотел. Тебя легко было найти.

— Да? — Она посмотрела на его руку, спокойно лежащую на её талии. — Так вроде же нельзя касаться? — И девушка подозрительно прищурилась.

— Мне можно, — сказал он.

Глаза у него были серые, обведённые по краю сияющей густой синевой, а волосы — русые, с примесью непонятной седины. Она бы дала ему лет тридцать, может, чуть больше. Он не показался ей высоким. Возможно, потому, что телосложением напоминал Кёртиса. Однако спрыгнув с перил она поняла, что ошиблась — он был куда выше неё. Неудивительно — в ней было метр шестьдесят с кепкой.

Ева рассмеялась и скинула его ладонь.

— Если тебе можно, это ещё не значит, что я разрешаю.

Он усмехнулся.

— Ну да. Ты работаешь где-то поблизости?

— Да. Вон там, в мастерской Вона, — и она кивнула вниз.

— В мастерской Вона? — он насмешливо скривил губы.

— А что здесь смешного?

— Никогда бы не подумал, что ты швея, милая.

— Я ей стала всего пару недель назад, — ответила Ева, поправляя одежду. — Я там временно работаю.

— Ладно, я понял, — весело сказал Найар, заметив, как она смутилась. — Слушай, насчёт благодарности…

— О, не стоит!

— Почему же? Не любишь, когда тебе говорят «спасибо»?

— Ну, хорошо. Пожалуйста.

— Я ещё не поблагодарил.

— Мысленно — уже.

— Спасибо!

— Да.

— Что «да»?

— Боже! — Еву развеселило его поведение. Кажется, он её просто подкалывал.

— Боже?

— Пойдём лучше потанцуем, — сказала она.

— Ты меня приглашаешь на танец? — он поднял брови.

— Боишься?

— Нет.

— Тогда пойдём.

Он взял её за руку и уверенно повёл в зал. Она любила танцевать. На Земле также сильно это любил делать только Онан.

Найар обнял её за пояс и притянул поближе. Решительно, без какого-либо смущения. Она улыбнулась.

— Давно я не танцевал. Да ещё чтобы с такой, как ты, смелой красавицей.

Ева пропустила мимо ушей этот комплимент.

— Значит, ты неприкосновенен.

— Ага.

— А если в толпе кто-то случайно коснется?

Найар усмехнулся.

— В толпе я — призрак, милая. Толпа — мое прикрытие.

— Значит, это глупый закон.

— Не совсем, — отозвался мужчина, глядя ей в глаза.

— Почему ты так смотришь? — спросила Ева.

— Ты меня не боишься?

— С чего бы?

— Все знают, что Безовалы опасны.

— Я знаю, что чувствую, Найар. Пока что ты не сделал мне ничего плохого.

— Ты доверяешь чувствам?

— Конечно.

— Ты меня недооцениваешь и совсем не знаешь, милая, — сказал он, прижимая её крепче. Ева чуть отстранилась.

— Не думай, что в случае чего я не расквашу тебе нос. А станешь вести себя как кобель — врежу между ног, учти.

Найар вдруг расхохотался. Ничего себе!

— Слушай, откуда ты взялась?

— Это имеет значение?

— Ну да. Ты живая и естественная, совсем не похожая на девку из размалёванной толпы.

— Я издалека, Найар. Там все такие.

— Вот уж не поверю, Ева, — сказал он, усмехнувшись.

— Верить или нет — твоё дело. У нас разное понятие веры.

— Почему же? — спросил он. Ему всё больше нравился этот разговор.

— Потому что ты считаешь себя призраком и веришь, что обладаешь исключительной властью, а я человек из плоти и полагаюсь на законы вселенной.

Найар отклонился назад и попытался нащупать её ответный взгляд, но Ева равнодушно смотрела в сторону. Неужели он был ей неинтересен?

Он знал, что девушки готовы о стену расшибиться, но провести время с элитным стражем из Безовалов. Что уж говорить про него, Высшего стража. Но Еве до этого не было никакого дела. Она рассуждала о его исключительности так пренебрежительно и бесстрашно, что казалась выходцем с другой планеты. Издалека? В любом случае даже если она жила в лесном поселении, она должна была знать хоть что-то. Нет, здесь что-то не так. Нужно дожать эту гордую красавицу и вывести её на чистую воду.

— Хочешь посмотреть, где я живу? — предложил он.

— Ты меня приглашаешь в гости?

— Ну да. Почему я не могу пригласить тебя?

— Не знаю. Ты ведь наверняка живёшь на самом верху. Меня туда не пустят.

— Не угадала. Не на самом, — усмехнулся он.

— А зачем ты меня приглашаешь? — подозрительно спросила она.

— А зачем мужчина зовёт женщину к себе домой? Конечно, чай пить.

Ева отклонилась и поглядела на него, раздумывая. Нет, он определённо не плохой человек. По крайней мере, убивать её не собирается. А что если здесь мужчины и женщины ведут себя иначе, чем на Земле? Что если он захочет чего-то такого, что она не сможет ему дать?

— Чего ты хочешь от меня, Найар? — прямо спросила она.

— Ты действительно работаешь у Вона? — и его глаза вдруг стали колючими и цепкими. Она несколько испугалась и попыталась отстраниться, но он её не отпустил.

— Да, действительно.

— Ева, не нужно мне лгать! — сказал Найар, больно впившись пальцами в её плечи. Это был уже не танец.

— Я не лгу! — возмутилась она, наконец-то его оттолкнув. — Ты ведёшь себя грубо!

Она развернулась и быстро пошла к выходу. По лестнице не спустилась — слетела, опасаясь, что он гонится за ней. Пробежала по улице, свернула в сторону и затаилась в переулке. Зря… Чьи-то руки зажали рот, нащупали волосы…

Она смогла стукнуть напавшего затылком в нос, и от неожиданности он разжал руки. Ева со всех ног кинулась на людную улицу и, вылетев на тротуар, едва не сшибла с ног каких-то девушек. Оглянулась… Из переулка появился мужик: саженного роста, морда кирпичом. Он быстро направился к ней, ухмыляясь, и Ева поняла причину этой улыбки. Она была здесь чужая. Никто за неё не вступится. Никому нет до неё дела. Вокруг столько людей, но они полны безразличия. Вот тебе и загадочный город, вот тебе и радость новых открытий! Она повела себя, как дурочка, и теперь за это поплатится.

Он нагнал её у дверей мастерской и сгрёб за руку. Быстротой Ева не отличалась, да и бежать на каблуках через толпу было не очень удобно. Она дважды подвернула ногу.

— А ну пошли со мной!

— Иди к чёрту, кретин! — выругалась Ева. — Пусти меня! — и она со всей силы ударила его коленом между ног. Мужик был грузный и почти не ощутил удара. Или у него там и бить было не по чему?.. Он наотмашь ударил её по лицу, и она отлетела к стене. Голова закружилась, из носа пошла кровь. Нет, так просто она не сдастся! Сейчас она переместится и все дела! Так-то связываться с…

Боль не дала ей сделать этого. Страх крепко держал за пятки.

Мужик был уже близко, он схватил её за волосы, и она попыталась ещё раз ударить его. Вот уж чего она не умела, так это драться, по крайней мере, с такими вот шкафами в два раза её тяжелей. Он занёс кулак — отрубить её, но вдруг странно выпучил глаза и стал заваливаться набок. Огромное складчатое тело с грохотом свалилось на тротуар, и она тоже сползла вниз вдоль стены, прикрыла глаза.

— Поднимайся, — сказал Найар.

— Отстань! — ответила Ева.

— Я сказал, вставай! — он схватил её за руку, заставляя подняться. — Пошли.

— Не пойду! — огрызнулась Ева.

— Пойдёшь! Тебе здесь нечего делать!

— Это тебе здесь… — начала она, но вдруг в её руку что-то вонзилось. — Ай! Что за?..

Глаза начали слипаться, ноги подкосились, и она потеряла сознание.

Ева открыла глаза и сразу вскочила. Она ясно помнила, что случилось. Она огляделась и поняла, что находиться в какой-то квартире. Широкие окна, много пространства. Тёмная мебель, светлый пол. Ни одного яркого пятна. Чёрное, белое и серое, а окна металлические.

— Найар! — позвала она.

Он появился в дверном проёме.

— Да?

— Ты меня силой сюда притащил?

— Мог бы и там оставить. Ты, я вижу, подружилась с тем увальнем? Знаешь, милая, что бы он сделал с тобой?

— Не хочу я этого знать! — она потерла лоб и поморщилась. Кажется, там набухла шишка. — Спасибо.

— Пожалуйста, милая, — ответил он, подходя к ней поближе. — Посмотри, как он тебя разукрасил. Такие отлично сбывают живой товар. Нет, тебе нельзя было там оставаться. У Вона небезопасно, наверняка торговцы телами уже объявили новую охоту. Рано или поздно тебя бы схватили и отправили работать на дно. Такие женщины, как ты, — ценный товар на чёрном рынке.

Ева поморщилась. Вот она, изнанка безумного мира.

— Я убежала только потому, что ты усомнился в правдивости моих слов.

— Да, но ты действительно не сказала мне всей правды.

— Почему я должна тебе всё рассказать? Мы едва знакомы!

— Ева, я не спрашиваю вежливо. Обычно я требую немедленного ответа — и мне отвечают. Я беру всё, что захочу.

— Ну ты… — она даже задохнулась от возмущения, — засранец!..

Он шагнул к ней и взял за плечи.

— У меня такая работа. Если бы я был мягок и доброжелателен, я бы пошёл лечить зверушек.

— Найар! — она упёрлась ладонями в его грудь. — Чего ты хочешь от меня?

— Ты поможешь мне, Ева, — сразу ответил он.

— В чём?

— Поможешь выследить тех, кто покушается на Безовалов. Ты спасла меня от смерти, и я благодарен тебе. Сделай одолжение, помоги мне ещё раз.

— Да я же ничего не умею! — воскликнула она.

— Умеешь. Ты красивая и умная, а ещё упрямая. Этого пока хватит.

— Что я должна сказать?

— Ничего. У тебя нет выбора. Или мне вернуть тебя вниз, к наемнику? — Он склонился над ней. — Там у тебя нет будущего, поняла? Я помогу тебе, а ты помоги мне.

— Какого рода помощи ты ждёшь от меня?

— Ты проникнешь в сердце светской жизни и выследишь для меня одного типа. Вот и всё.

— Просто так проникну? Я же никто!

— Станешь кем-нибудь. Мы это устроим.

— Ну, хорошо. И что дальше?

— Дальше — ложись спать. Завтра всё расскажу подробнее. Кухня там. Спальня и ванная здесь. Доброй ночи. — И он ушёл, оставив её растерянно хлопать ресницами…

…Эван с удовольствием вдыхал морской ветер. Наконец-то свежо и душисто! Ниланэ молча стоял рядом с ним, раздумывая, как поступить. Он собирался вернуться домой, хорошенько перекусить и лечь спать, но незнакомец разворошил его планы. Бесстрашие, отменное чувство юмора и обаяние этого парня определенно говорили о его хорошем происхождении, но они же могли и сослужить ему дурную службу. Ниланэ знал таких парней — веселых путешественников, свободных, как ветер. И еще он знал, как легко было подрезать им крылья. В своей жизни он никогда не становился объектом пристального внимания хранителей порядка, так как сам был амбрийцем, человеком с материка темнокожих людей, а туда не совался без нужды ни смелый, ни тем паче трус. С амбрийцами считались. С их воинами тоже. Он был торговцем, но и к нему не сунулся бы ни один правоохранитель. А вот к этому молодому шалопаю — запросто.

— Ты это, белобрысый, куда теперь? — наконец спросил он.

— Не знаю, — улыбаясь, ответил Эван, — еще об этом не думал.

Его нисколько не обижало это прозвище. Видел бы Ниланэ Фрэйу! — мелькнула забавная мысль.

— Не думал он… Подумай, пока мозги из тебя не вышибли, — пробурчал амбриец. — Будешь шляться здесь без дела — как есть тебя оприходуют.

— Кому же я сдался?

— Кому, кому… Работорговцам, вот кому.

— Работорговцам? — переспросил Эван беззаботно, и амбриец уставился на него в немом изумлении.

— Эге, парень!.. Все сложнее, чем я думал. Пошли, угощу тебя завтраком, да заодно о жизни поговорим. А то тяжело тебе придется, может, так хоть толк будет от моей болтовни.

А поболтать он любил. Эван успел наесться до отвала, слушая рассказы Ниланэ о его родине, о кораблях, о людях хороших и плохих. Торговец говорил о своей семье, о доме, что ждал его там, за океаном:

— Не то что эта прогнившая халупа. Как хорошо ни торгуй, в порту ничего лучше не найдёшь. Не умеют аргонцы строить, так я скажу, и не вздумай меня переубеждать!

Эван хмыкнул:

— И мысли такой не было. Мне и самому здесь не особо нравится. Грязно.

— Грязно не то слово, парень! И этой грязью со временем пропитываешься. Одежды я прежде носил красивые, а потом плюнул на это дело и хожу в чём придётся. Но ты… вообще-то странновато одет. Не пойму, вера тебя, что ли, учит так одеваться? Ползадницы торчит, ни плаща, ни накидки. Ну, я понимаю, у нас на Амбре так шлёндать, но здесь… Бывал я на островах, так ведь и там подобного не носят. — И он глянул на Эвана пытливо. — Боги твои не прогневаются?

— А я вероотступник, — сказал Эван, и Ниланэ растерялся от такого ответа.

— Ты поосторожней с этим… — смутился он. Смелость белобрысого проходимца простиралась куда дальше, чем он было решил.

— А чего осторожничать? — широко улыбнулся Эван. — Подумаешь, чего-то там торчит из-под одежды. Во что хочу, в то и одеваюсь. Богам, думаешь, есть до меня дело? У них своих забот хватает.

Ниланэ покачал головой. Непростой житель островов сидел рядом с ним, ох и непростой! И красивый, несмотря на то, что светловолосый и светлокожий.

— Идём-ка со мной, Эван, — наконец выговорил он. — Переночуешь под дружеским кровом, а наутро решишь, что дальше делать.

Эван жил в доме торговца уже две недели. Ниланэ взял его в помощники из жалости, но теперь благодарил родную землю за то, что свела его с таким расторопным и толковым парнем. Эван был быстрым, исполнительным и честным. Казалось, ему нет дела до тех денег, что пересчитывали возле его носа. В конце концов амбриец убедился, что более искреннего и бесхитростного человека он в своей жизни ни разу не встречал. Все его прежние помощники были не без грешков: один каждый вечер напивался до бесчувственного состояния и в итоге сгинул неизвестно куда, второй припрятывал что мог из товаров, пока не получил за это и не был с позором отправлен восвояси, третий… третий оказался порядочной скотиной. Он не воровал и не обманывал. Он подставил Хушаба, подставил подло и жестоко. Ниланэ отыскал его и поквитался. Это было давно, но память о прежних лишениях никуда не делась.

Эван казался амбрийцу неземным существом. Этот парень делал самую трудную работу и не уставал, он был чудаком, каких поискать. Не пил вина, не ел благословенного мяса, ни с кем не ругался и не вступал в драки. Он словно жил в каком-то своем собственном, потаенном мире. И мир этот, судя по всему, был прекрасным. Ниланэ, сам отец двоих пацанов, иногда ловил себя на мысли, что очень бы хотел, чтобы его мальчишки походили на Эвана. Он уже давно не видел их и свою супругу, Амилану. Он даже перестал скучать по ним. Но время летело быстро, и он понимал, что вскоре ступит на порог родного дома и обнимет их всех — и старика отца. Если только тот еще был жив.

Ниланэ торговал несравненным красным золотом и всем, что делали из него: оружием, украшениями и утварью. Это было прибыльное дело, ведь подобные вещи могли себе позволить только зажиточные люди. Амбриец не знал нужды в деньгах и был уважаемым человеком, но помимо уважения было и ещё что-то, и Эван вскоре понял, что. Страх. Ниланэ не просто уважали, его боялись. Хушаб не был злым человеком. Раздражительным и грубым — пожалуй, но не злым. И откуда исходил этот страх, Эвану пока что определить не удалось.

Вскоре они, как это ни странно, сдружились, и Эван стал не просто его помощником, но и партнером. Он мог позволить себе многое, но ни в чем не нуждался. По-прежнему носил свои джинсы и светлую рубашку, разве что короткую куртку сменил на более подходящий для бесконечного дождя плащ. Он не собирался покидать этот мир, потому что ему было интересно побывать на родине Хушаба — в прекрасной белой Амбре, куда тот позвал его.

Погода менялась — теперь дни были солнечными и жаркими. Эван отправился на торг, прихватив с собой несколько крупных монет. Он почти не тратил то, что зарабатывал. Он вообще не привык обращаться с деньгами. Он бродил по улицам, заглядывал в магазинчики, и в конце концов совершенно случайно оказался в длинном широком ряду, где торговали людьми. И сердце его в ужасе забилось в уголок груди, спряталось, не выдержав взглядов, бросаемых жадными торговцами, не выдержав других, ещё более страшных — которыми награждали его люди, ставшие товаром. Первые несколько мгновений Эван не мог двинуться с места. Он стоял, опустив голову, и пытался изо всех сил понять, как можно жить в подобном мире.

Ему было стыдно, больно и противно. А ещё он хотел разнести весь этот рынок к чертям, отпустить на волю тех, кто покорно или злобно смотрел на него и вытрясти душу из других, называющих себя их хозяевами. В этот миг он окончательно понял, что находится не на Земле. Люди. Кто они? Кто он? Свобода… Наверное, только лишившись её, можно ощутить хруст обрезаемых крыльев. И боль, которой он, рождённый и выросший в ином мире, не знал, придёт. Дай только время. А потом всё забудется. Но он не хотел забывать, не хотел убегать от увиденного. И дело было не в том, что он не заслужил этих взглядов. У него были деньги. Против воли он стоял выше тех, кого называли рабами, а значит, в любом случае мог им помочь. И он должен был это сделать. Да, наконец-то деньгам найдётся достойное применение…

Но не сегодня, только не сегодня. Гнев заставил его двинуться вперёд, снова на берег, чтобы остудить пылающее сердце. И вдруг знакомый голос окликнул его по имени…

…Они сели в кафе за дальний столик, и Олан принялся есть. Он растратил силы, останавливая время, теперь ему нужно было восполнить внутренние запасы энергии. Хорошо бы ещё поспать под звёздным небом, или просто посидеть возле воды в одиночестве, но где её здесь найдёшь, эту воду?

Ката иногда смотрела на Олана красивыми тёмными глазами, и Кёртис видел, что она хочет что-то сказать, но не осмеливается. В итоге он решил, пока друг ест, потихоньку рассказать им о путешествиях. Всё равно придётся это сделать, а момент удачный.

— Ребят, я не знаю, с чего лучше начать. Наверное, с главного. Пока Олан ест, а он это будет делать долго, я расскажу вам то, что должен. — Он вздохнул, на пару секунд замявшись. — Мы с ним путешествуем по другим мирам… Не только по вашему миру, по разным мирам, непохожим или похожим на ваш. Иногда это случайно, иногда намеренно. На нашей родной планете один человек создал некую Сущность, а затем инженеры спроектировали гигантский воздушный корабль размером с вон ту поляну. И он стал живым и разумным, подобно человеку, потому что эта Сущность вошла в него душой. Корабль назвали «Буревестником», но если короче, то просто Бури. Благодаря ему мы получили возможность перемещаться по иным реальностям. Мы — это восемнадцать членов экипажа, включая нас с Оланом. — Он посмотрел сперва на брата, потом на сестру, но они молчали и слушали его очень внимательно. — Каждый из путешествующих по мирам открывает в себе дар, и у нас с Оланом они тоже есть — особые способности. Именно благодаря этому дару Олан смог тебя спасти, Ин Че.

— Это звучит до того невероятно, что я вам верю, — сказал Ин Че, улыбаясь. Улыбка делала его беззаботным мальчишкой, и всегда строгое лицо становилось совсем юным и приветливым. — Ката говорит, что я неисправимый мечтатель, и это правда. Только даже в самых смелых мечтах я не мог представить себе подобного!

— Значит, вы в нашем мире надолго не задержитесь, — сказала Ката. — Оно и к лучшему.

— Сестра!.. — возмутился Ин Че.

— Я имела ввиду только то, что наш мир не самое лучшее место для таких, как они, брат, — поспешно сказала девушка. — Хорошим людям здесь трудно, их здесь не ценят.

— Поэтому я хотел бы… Мы бы хотели предложить вам отправиться с нами, — сказал Кёртис.

— Вы серьёзно? — поражённо произнёс Ин Че.

— Абсолютно, — ответил Кёртис, — вам здесь не место так же, как и нам.

— Мы не можем так поступить, брат, — произнесла Ката, — мы ведь собирались найти отца на Торре.

— Да, собирались. Правда, теперь это вряд ли выполнимо, Ката. У нас нет призовых денег, а значит, нет возможности купить пропуск. Да и самолёта больше нет.

— Это верно, — тихо ответила девушка, — но мы не имеем права пользоваться вашей добротой, Кёртис. Множество людей нуждаются в помощи, не думаю, что мы заслужили её больше других. Нужно менять не мир, а самих себя. Нельзя убегать от судьбы!

— Ката, здесь у нас нет будущего! У тебя его нет, понимаешь? — горячо возразил Ин Че. — В другом мире, возможно, всё будет иначе. Не затем ли мы собирались на Торру? От отца давно нет вестей, он уже несколько лет нам на пишет. Да и Торра — не то место, где нас примут с распростертыми объятьями. Что мы станем делать, когда деньги закончатся?

— Мы справимся своими силами, Ин Че, — тихо сказала Ката.

— Это гордость не позволяет тебе согласиться? — подал голос Олан.

Девушка покраснела и повернулась к нему.

— Это не гордость. Просто я считаю, что не заслужила этого. Ин Че — да. Он рисковал жизнью, он много работает.

— Ты тоже, Ката. Даже больше меня.

— Я не могу этого сделать. Для меня всё кончено.

Разговор нравился Кёртису всё меньше. Он чувствовал, что они зашли слишком далеко.

— Почему же? — удивился Ин Че.

— Я слишком долго скрывала причину, по которой поддерживала тебя в стремлении летать. — Она прикрыла глаза рукой. — У меня последняя стадия «засолки», Ин Че… Я не могла сказать правду, потому что тогда ты всё это время провёл бы возле меня. — Она скривилась. — Ты бы бросил полёты, стал мне доброй нянькой. Безрадостное существование рядом с потенциальным трупом… Разве это то, о чём ты мечтал? — Слёзы заполнили её глаза, и она яростно вытерла их.

— Сестра… — упавшим голосом сказал Ин Че. Кёртис видел, что в глазах парня зарождается ярость. — Ката! Как давно?

— Уже два года. Врачи из местной больницы сказали, что мне осталось всего несколько месяцев, но они ошиблись. Иногда мне трудно терпеть боль, но я не хотела признаваться в этом. Ты был так счастлив, а я была счастлива видеть тебя счастливым! Это помогало жить дальше, — и она сжала зубы. — Ты не разрешал мне летать вместе с тобой, и я радовалась и грустила. Ты хотел уберечь меня, а я берегла тебя.

— Ката, но ведь возле нашего дома последняя стадия — огромная редкость! — цепляясь за тонкие ниточки, воскликнул парень, но Кёртис знал и чувствовал — поздно. Ката уже падает, и можно лишь прыгнуть за ней и умереть вместе с ней.

— Всё верно, но я работала на Пата Чёрного. Это покрывало наши расходы.

— Я запрещал тебе работать на него! — гневно сказал Ин Че. Видимо, он больше не мог сдерживаться. — Какого пустынника ты пошла туда?!

— Я хотела поскорее накопить на твой пропуск и на новый самолёт с автопилотом. Тогда бы ты смог попасть на Торру и…

— Ката! Как ты могла так поступить со мной? Что значит на «мой» пропуск? Ты всё решила за меня? Думаешь, я сейчас рад это услышать?! Думаешь, ты мне не нужна, что ли?! Думаешь, я бы тебя бросил?.. — Он взял её за плечи и резко встряхнул. Девушка слабо застонала, и Кёртис поспешно увёл Ин Че.

Олан слышал, как парень тихо рыдает, а его друг что-то говорит ему. Ему стало не по себе от случившегося. Он перевёл взгляд на Кату. Она сидела, сжавшись, и её щёки были не просто розовыми — они пылали ярко-алым. Она безжалостно закусила губу и по подбородку уже текла красная струйка.

— Эй! — сказал Олан, беря её за плечи как можно мягче. — Ты чего?

— Больно, — прошептала девушка, и Олан не сразу понял, что она имеет ввиду. То, как она поступила с братом, могло отдаваться болью в сердце, но до него с запозданием дошло, что ей было больно иначе. Она несколько раз судорожно вздохнула — и внезапно застонала, скрючилась. Олан осторожно обнял её, стал гладить по голове. У неё оказались шелковистые, гладкие и нежные волосы. Ката схватилась за его рубашку, тонкие пальцы сжались. Олан впервые пожалел, что не умеет лечить людей, как Леонид. Её маленькая макушка уткнулась в его грудь, она вдруг свернулась клубком, как котёнок, и стала ещё меньше, чем была. Олан притянул её к себе, устраивая на коленях, и угрюмо подумал о том, что если она не захочет идти с ними своей волей, он уведёт её насильно. Тоже мне, справедливая нашлась! Не заслужили, не достойны… Много было тех, кому они с Кёртисом пытались помочь и потом жалели об этом. Но все они и не заикались о том, что не заслужили этого. Ката же… Маленькая, а такая настырная! И беззащитная. Ин Че как мог оберегал сестру, но не доглядел. Ката перехитрила его. Олан хмуро улыбнулся. Надо же, она всё просчитала. Небось ещё и денег накопила, чтобы потом, после её смерти, Ин Че в банке вручили конвертик, завещанный своенравной сестрой…

Спустя минут десять Олан ощутил, что девушка расслабилась, задышала спокойнее. Глаза её были по-прежнему закрыты, и он достал из кармана платок — вытереть кровь. Ката зашевелилась, сморщила нос.

— Не дёргайся, сиди спокойно! — проворчал Олан, и она сразу затихла. Из-за угла показались Ин Че и Кёртис.

— Что с ней? — сразу спросил Ин Че.

— Больно ей, — ответил Олан. — Слушай, твоей сестре нужно отлежаться где-нибудь. Как только она придёт в себя, мы переместимся. Кёрт?

— Да, ты дело говоришь. Задерживаться здесь опасно. Не только потому, что ей плохо и, как я вижу, становится хуже, но и потому, что тот громила нас найдёт. И вряд ли он будет всего с двумя помощниками. В этот раз он приведёт целую толпу. — И Кёртис посмотрел в окно. Вовремя, надо сказать. — Нет, думаю, и отлёживаться нет времени. Мы пойдём в Промежуток сейчас. Потому как к нам снова движутся неприятности, и на сей раз их тьма-тьмущая.

Олан быстро встал, подхватил не успевшую ничего возразить Кату на руки.

— Вон та дверь.

Они ринулись внутрь. Хозяин — молодой парень с приветливым лицом — пустил их в заднюю комнатку, ни о чём не спрашивая. Был ли он другом Ин Че и Каты, Олан так и не понял.

— Что нам делать? — растерянно спросил Ин Че.

— Держись за меня. Закрой глаза и расслабься, ни о чём не думай. Один, два… — начал считать Кёртис.

— Три! — сказал Олан, и они медленно растворились во мраке…

…Алекс вернулся в пещеру спустя некоторое время. Он успел побывать в нескольких мирах и почти не думал о Диле. Ему хватало приключений и приятных милых девушек, с которыми он общался. Они скрашивали его одиночество, но Алекс ни с одной так и не сблизился. Причина была не только в нём, не готовым для любви, но и в них. Все эти девушки и молодые женщины были обычными. Хорошими, добрыми, искренними, но — обычными. Дила же излучала магию, в ней всё было магическим: облик, голос, взгляд, движения… Попав в залу с водопадом и взглянув на камень, на котором впервые её увидел, он странно затосковал. Никто не обещал ему, что они встретятся снова, и Алекс жалел, что вовремя не нарисовал эту встречу.

Он проплыл по туннелю и свернул налево, изучив второй проход. Оказалось, что он ведёт наружу, к перевалу, и нет нужды каждый раз лезть сюда тем сложным путём вдоль пропасти. Почему-то сама пещера оставалась недоступна для Промежутка. Алекс прошёл по всем залам, рассматривая рисунки на стенах, и понял, что горному льву не поклонялись. Скорее, он был для этих людей другом и покровителем.

Алексу особенно понравилась одна комната, напоминавшая гостиную, с широким округлым столом, на котором уже выросли невиданные лиловые цветы, деревом в углу и большой дырой в потолке. Через эту дыру внутрь проникало много света. Мужчина уселся на высокий замшелый стул, немного похожий на трон. Как раз перед этим он отбил под водопадом огромный зелёный самоцвет, и теперь рассматривал его. Если девушка придёт, он непременно его ей отдаст. Глядишь, пригодится.

Спустя время он задремал, пригревшись на солнышке. Лучи приятно трогали подставленное лицо, и ветер, задувавший в отверстие, был почему-то тёплым. Он открыл глаза только когда приближающиеся шаги стали хорошо различимы. В арке показалась знакомая фигура, и в залу зашла Дила. На ней было всё то же массивное ожерелье и короткая юбочка из пёстрой ткани. Она улыбнулась.

— Здравствуй, Алекс! А я видела во сне, что найду тебя здесь.

Он поднялся, потягиваясь, и шагнул девушке навстречу. Радостно было снова увидеть её.

— И ты всегда доверяешь снам?

— Всегда. Они еще ни разу меня не обманывали.

Он по-дружески слегка коснулся пальцами её плеча, и она не отпрянула.

— Как ты?

— Я хорошо. Сегодня у нас праздник Бога-подателя. Ты любишь праздники? Я нет. Я сбежала к тебе. Ты лучше любого праздника, потому что пришел с ветрами.

— Хм, — отозвался Алекс. Рассуждения девушки были странными. Неужели она, как и многие земляне, видела осознанные сны? Алекс отметил, что её зелёные глаза заметно потемнели, окрасились в призрачную бирюзу. Они и так поражали своей расцветкой — ярко-зелёные по центру, у зрачка светлеющие, нежного фисташкового цвета, и обведённые синевой по краю, — теперь же казались невозможно прекрасными, нечеловеческими.

— Мне завтра исполняется восемнадцать, — тихо сказала девушка, опуская ресницы. — По этому случаю пару недель назад мне уже нанесли рисунок. Видишь, вот здесь. Теперь пути назад нет.

— Пути назад?

— Да. Завтра я стану приманкой. Кто первый сцапал — того и добыча, — она вдруг рассмеялась хрипло, отвернулась от него и отошла к столу. — Это ульпины, цветы надежды. Они мало где растут — привередливые. Но здесь, смотри-ка! — распустились целых семь бутонов. — Она тронула пальцами тонкие яркие лепестки. — Скажи, а там, откуда ты родом, много цветов?

— Да. Много травы и цветов, и деревьев, — ответил Алекс, глядя на неё. Дила улыбнулась, прикрыла глаза. Он заметил, как напряглись мышцы её ног, как будто она хотела подпрыгнуть.

— А люди? Какие они?

— Хорошие, — ответил мужчина.

— Да. Да, я вижу, — сказала девушка, — это был глупый вопрос.

Она прошла мимо него, обдав прохладным зимним запахом.

— Дила, я тебе камень достал. Не знаю, правда, пригодится ли… — Девушка обернулась, и он положил ей на ладонь переливчатый самоцвет.

— Очень красивый, — сказала она тихо. — Почему именно зелёный?

— Вспомнил про твои глаза и решил, что возьму такой, — ответил Алекс, всматриваясь в её лицо. Она грустно улыбнулась, но тут же встряхнула головой, тронула пальцами падающую на глаза прядку.

— Спасибо тебе.

Она пошла к выходу, и он двинулся за ней. Возле арки девушка внезапно остановилась и Алекс, не сдержавшись, ткнулся в её макушку носом. Густые волосы пахли холодной водой и мятой… Он заставил себя отступить назад.

Дила трудно вздохнула и нырнула в проём. Ступала она бесшумно, как кошка на охоте. Они вышли в большую залу и остановились возле ног горного льва.

— Сейчас все танцуют и веселятся. Вождь приказал танцевать и веселиться.

— Тоже мне веселье, — пробормотал Алекс.

— Да. Знаешь, я вчера видела падающую звезду. Она была фиолетовой. Это к переменам.

— Ты уверена, что фиолетовая звезда связана с переменами? — улыбнулся он.

— Да, я уверена, — ответила девушка, присаживаясь возле статуи, — как уверена и в том, что ты несёшь эти перемены.

Алекс нахмурился, услышав это.

— Дила, я не тот человек, который изменит твой мир. Всего лишь любопытный странник.

— Тот самый. Я не могла ошибиться, — сказала она, глядя в сторону. Алексу казалось, что она сдерживает слова, готовые вырваться из горла. Важные, отчаянные слова, которые непросто произнести вслух. — Ты… ты любишь танцевать? — неожиданно спросила девушка, и он сразу понял, что она хотела сказать совсем не это.

— А ты?

— Да, — кивнула Дила.

— Покажешь? — весело предложил он, стараясь забыть её рассуждения о переменах и каких-то там фиолетовых метеорах.

— Хотя это запрещено… — произнесла Дила, — но ведь здесь кроме нас никого нет.

— А что у вас не запрещено? — спросил Алекс, присаживаясь на камень.

Она вдруг заливисто рассмеялась, подпрыгнула очень высоко, и, припав к самой земле, невероятным образом изогнулась. Затем медленно, очень медленно поднялась, едва шевеля пальцами, легким и грациозным движением вскинула над головой руки, и покачнулась. Снова припала к земле, почти села на шпагат, как будто искала у камня защиты, затем откинулась, и её волосы расстелились по земле. Она перекрестила ноги, высоко их подняв, и оттолкнулась одним сильным движением спины, и сразу же сделала два быстрых сальто вперед, и снова качнулась, и закружилась, как вихрь. Ожерелье на груди зазвенело, а волосы разлетелись в стороны, как волны невиданной золотистой воды.

Алекс сглотнул комок, застрявший в горле. Было в ней что-то пугающее, но она и притягивала, манила своей грацией и красотой. Он понял, что она делает это без какого-либо умысла. Она была такая, какая была, но это только больше смутило его. Девушка закончила танец и взглянула на него, ожидая какой-нибудь оценки.

— Очень красиво, Дила, — сказал он, откашлявшись. — Я бы так не смог.

— Спасибо, Алекс! — и она медленно моргнула. — Тебе и не нужно этого уметь, мужчины с женщинами танцуют иначе. Этот танец только для девушек.

— А как танцуют мужчины и женщины? — любопытно спросил он.

— Ну… — смутилась Дила, — ты хочешь попробовать?

Он взглянул на девушку. Отказываться не хотелось. Он встал и подошёл к ней, как бы говоря «да». Дила рассмеялась. Смех у неё оказался неожиданно нежным.

— Что? — спросил Алекс, улыбаясь.

— Просто представила, как ты будешь… В общем, смотри! Сначала вот такое движение бёдрами, затем в стороны, и припасть к земле… Затем берёшь меня за талию и отталкиваешь, и снова притягиваешь к себе, — показала она.

— Вроде несложно, давай попробуем.

Он вместе с ней повторил движение корпусом и ногами, припал к земле, ощущая себя обезьяной, расхохотался от собственной неуклюжести, сделал шаг к ней, поймал и притянул к себе. Притянул и понял, что совсем не хочет её грубо отталкивать.

— Алекс, — тихо сказала она, уткнувшись носом в его грудь. Кажется он, сам того не осознавая, прижал её к себе слишком крепко, — теперь нужно…

— Да, — согласился он, мягко отстраняя её. Девушка крепко держалась за его руку и вдруг выгнулась назад, коснувшись затылком земли, при этом её бёдра прижались к его ногам, и он поспешно потянул её назад, снова обнимая.

— Хороший танец, — сказал он, пытаясь за словами спрятать растерянность и неуместное желание коснуться её обнажённой спины снова.

Дила отпустила его руку и отшагнула назад. Алекс увидел, как она поспешно стирает с лица улыбку.

— А как у вас танцуют?

— По-разному, — ответил он, — чаще вот так.

Дила подала ему ладонь, и он с удовольствием снова обнял её, правда теперь не так крепко, и повёл, слегка поворачивая то в одну, то в другую сторону, чуть отпуская от себя и мягко перекруживая, и едва касаясь её талии.

Она опустила глаза и стала маленькой, беззащитной и податливой. Через пару минут они остановились.

— Да, ваши танцы красивы и не лишены чувства, — сказала девушка.

— Ваши тоже, — ответил Алекс. — Только эти движения, когда я должен был подпрыгнуть… — Он не выдержал и рассмеялся.

— У тебя хорошо получилось.

— Я вообще-то в танцах не силён. Вот ты — да, прекрасно движешься.

Она улыбнулась, затем как будто задумалась, склонила голову.

— Мне нужно вернуться. Если я не вернусь, меня накажут. Все должны участвовать в приношении даров Богу-подателю.

— Будь он неладен, этот ваш податель, — сказал Алекс.

— Я… пойду, — повторила она. — Мне пора.

— Да, иди, — и он отпустил её руку.

— До встречи, Алекс.

— До встречи, Дила, — произнёс он. В этот миг ему показалось, что нужно остановить её, но Алекс не стал. Девушка скрылась в воде, а он снова присел на камень, чувствуя странную пустоту. Зияющая дыра в груди не походила на рану, скорее, на яму, из которой вытащили бесценный клад. Зарыть её или оставить всё как есть — Алекс ещё не решил.

Прошло несколько часов. Он оставался пока в пещере, возле деревца, похожего на кедр. Он думал о Диле, и о том, что она рассказала ему. Кажется, в поселении ей жилось несладко. Да и кому захочется такой жизни? Иные, конечно, смирятся… Но не она. Рано или поздно её горячность и бунтарский нрав к чему-то да приведут.

Алекс крепко задумался, вспоминая её, и насторожился только когда услышал плеск. Он приподнялся, вглядываясь в темноту, и увидел маленький женский силуэт.

— Эй, А-ле-кс! — позвал растерянный незнакомый голос.

Он сразу встал во весь рост, и пришедшая испуганно ойкнула, попятилась к воде.

— Ты кто?

— Я подруга Дилы. Я догадалась, где тебя искать. — Девушка запнулась. Он слышал, как дрожит её голос. — Я бы не пришла сюда в такой час, если бы не знала, что её ждёт. Она вернулась сегодня и была странной, очень странной. Красиво пела и вплетала в волосы цветы, и смотрела задумчиво, и улыбалась. Отказалась танцевать со всеми. Один из воинов попытался вытащить её из хижины силой, и она ударила его. Конечно, он взбесился. Схватил её и потащил к вождю. Если бы она молча приняла своё наказание, всё не обернулось бы так печально. Она сказала, что не хочет быть частью племени и уйдёт на рассвете. Сказала, что мужчины нашего поселения — да простит меня Небо за эти слова! — бесчувственные скотоподобные выродки, и она не намерена позволять им дотрагиваться до себя. Вождь рассвирепел и приказал на рассвете провести ритуал Гобэ-дэ. Её забьют до смерти за богохульство.

— И это у вас считается нормальным? — сквозь зубы спросил Алекс.

— Конечно. Она презрела заветы предков, гласящие, что нужно почитать мужчину-самца и преклоняться перед ним, как перед самим Богом.

— Боже! — Он прижал ладонь ко лбу. — Большей ерунды ни разу в жизни не слышал. Вы там с ума посходили?

— Нет, — удивилась девушка.

— Как это нет? Тогда почему ты здесь? Тебе жаль её? — быстро спросил он.

— Да. Она рассказывала о тебе. Сказала, что, возможно, нас обманывают, и никакого Бога-искусителя нет. Она ведь много раз приходила сюда и возвращалась целой и невредимой. И я подумала, что только ты можешь помочь ей. Ты ведь не один из нас.

— Как долго добираться до вашего поселения? — спросил Алекс, цепляя на пояс свои вещи и надевая рубашку.

— Несколько часов.

— До рассвета успеем?

— Наверное.

— Говори точно — успеем или нет?

— Не знаю. Я не умею быстро бегать. Только Дила способна так ловко лазать по скалам.

— Ясно. Тогда возвращайся, как сможешь, а я побегу. Где они её держат?

— В хижине вождя, — ответила девушка тихо. — Это возле большого истукана. Ты его издалека увидишь.

— Понял. Спасибо. Сама-то не пропадёшь?

— Нет, я ведь почитаю предков! — ответила девушка уверенно.

Алекс мог только вздохнуть в ответ. Он быстро побежал через пещеру и, когда пришедшая уже не могла его увидеть, выпустил Зверя.

Впервые он ощутил его в себе, когда коснулся Промежутка. Пугающее чувство присутствия. В одном теле две создания. И такое бывает, оказывается.

Он неутомимо бежал несколько часов, руководствуясь только своим нюхом. Он знал, как пахнет Дила. Ни о чём не думал, просто нёсся вперёд, перепрыгивая насыпи, мощно и плавно. Вперёд.

Алекс увидел селение, когда вокруг уже начинало медленно светлеть. Он прибавил прыти и, спрыгнув вниз с внушительной высоты, крадучись пошёл между домиков. Он был напряжён и сосредоточен.

Все ещё спали, но невдалеке слышался шум. Алекс постарался как можно скорее добежать до хижины вождя и замер, спрятавшись в тени истукана. Он увидел пятерых мужчин: они сооружали что-то вроде кровати. Два других начищали до блеска каменные дубины. Алекс против воли ощерился, обнажая клыки. Он поборол желание убить их тут же, на месте будущей казни, хотя они того и заслуживали. Он принюхался и ощутил, что Дила действительно там, внутри хижины. Правда теперь к её запаху примешивался ещё и запах крови. Он решил, что не будет медлить, и вышел к ним прямо так, лапами.

Первым его заметил высокий расплывшийся мужик в одной набедренной повязке. Накрашенные глаза стали огромными на толстом лице. Они все были полураздеты, но только у этого на волосах болталось что-то вроде расшитой косынки. Алекс прыгнул к нему, раскрывая пасть, и ухватил за самое горло, опрокинув на спину. С радостью ощутил, как тот больно треснулся черепушкой о землю, но сдержался, не сдавил отвратную бугристую шею сильней. Так и убить недолго.

Остальные мужчины так испугались, что только беззвучно открывали рты. Пусть бояться. С такими иначе не разберёшься, они понимают только язык силы. Алекс принял своё человеческое обличие и сказал, с трудом подавляя подступающую к самому горлу ярость:

— Ведите сюда Дилу. Немедленно! — Его рука лежала на горле мужика, готовая в любой момент безжалостно сдавить сонную артерию.

Они повиновались. Стоявший ближе всего шмыгнул внутрь хижины и спустя несколько секунд выволок оттуда девушку. На её щеке были видны следы крепкой пощёчины, на плечах и ногах запеклись синяки, и губы были в крови. Она едва переставляла ноги, связанная до хруста в костях, и глотала бессильные слезы. Мужик толкнул её к Алексу, и она покорно упала ему в руки. Глаза её были зажмурены, гибкое тело мелко дрожало, темные волосы почему-то были мокрыми… Алекс прижал её к себе свободной рукой и тут же отпустил толстяка. Тот отскочил от него, как ошпаренный.

— Вы, ублюдки, отродье сатаны! — сказал Алекс глухо и яростно. — Который из вас сделал это с ней?

Вперёд выступил один из мужчин. В руке у него было длинное копье, и он вызывающе выставил его перед собой.

— Имею право. Эта тварь оскорбила меня. Кто бы ты ни был — Бог или человек — я могу делать с ней всё, что захочу. Таков закон.

— Закон, да? — сказал Алекс. Он отпустил Дилу, и она поникла на землю возле его ног. — Я тебе сейчас покажу, что такое закон!

Он перехватил наконечник копья, летящий ему в живот, шагнул нападавшему навстречу, и со всего размаху влепил ему между ног. Мужика согнуло пополам. Он издал даже не крик, а какой-то утробный рык, плавно переходящий в поросячий визг. Оставшиеся трое попятились, а толстяк вдруг заорал что-то невразумительное, вытягивая вперёд руку. Алекс шагнул обратно к девушке, обнял её, и они ушли во тьму. Ещё не хватало связываться с этими выродками и калечить их. Руки у него чесались, а это означало, что надо поскорее убраться восвояси. Тем более что тому, который навлёк на Дилу неприятности, уже и так досталось. Навряд ли он теперь сможет когда-нибудь без стыда приблизиться к женщине…

Он не стал задерживаться в Промежутке и перенёсся в мир, где не раз бывал. Там у него был уютный дом среди нескольких таких же. Тоже поселение, но совсем другое. И люди хорошие.

Он взял Дилу на руки и быстро поднялся по лестнице. Девушка была без сознания. Закрыв дверь ногой, Алекс донёс её до дивана и уложил на мягкие подушки, стал поспешно срывать тугие жесткие верёвки. Она была одета в пёструю короткую юбочку из травы, запястья сжимали металлические браслеты. Обнажённую грудь едва закрывало тяжёлое ожерелье. Алекс снял его и накрыл Дилу пледом. И склонился над ней, осматривая. Кажется, настоящие побои должны были начаться только утром, и они не успели нанести ей особого вреда. Хотя синяки были страшными. Он понял, что она отчаянно отбивалась. Сильная, ловкая, смелая, но не против пятерых спятивших от вожделения мужиков. Он сжал зубы и нахмурился. Всё-таки иногда его заносило в мерзкие миры.

Он убрал её длинные волнистые пряди назад, поглядел на следы от верёвок, которые долго впивались в нежную смуглую кожу, затем перевёл взгляд на её шею, на маленький острый подбородок, на щеки с резкими скулами, на густые золотистые ресницы. Эта девушка была странной. Странной и притягательной. Не такой, как остальные, это уж точно.

Он встал, прошёл на кухню. Там у него хранилось снадобье «от всех бед», которое перед полётом раздавал Леонид. Правда, Алексу ещё не приходилось им пользоваться. Он вернулся, приподнял Дилу и попытался залить лекарство ей в рот. Девушка только сморщилась и сильней сжала зубы.

— Дила, — позвал он, — выпей немного.

Она мотнула головой, внезапно открыла глаза и дернулась, чуть не выбив склянку из его рук. Заморгала, тонко вскрикнула, и попыталась оттолкнуть его.

— Да успокойся, это же я! — сказал он, пытаясь как можно осторожнее удержать её. Не хватало ещё новых синяков наставить. Она, кажется, не услышала, только забилась в его руках, как раненая птица. Алекс не выдержал и слегка встряхнул её: — Тихо, кому говорю! Ты со мной, ты в безопасности!

Девушка пригляделась — и слёзы потекли по щекам. Алекс притянул её к себе и обнял, стал гладить по голове, и пальцы цеплялись за спутанные прядки.

— Не плачь. Теперь всё будет хорошо.

— Гд… где мы? — сбивчиво спросила она, пытаясь подняться.

— Я здесь живу. Иногда, — ответил мужчина. — Долго рассказывать. Тебе нужно это выпить, — и он снова поднёс склянку к её рту. На сей раз она смогла сделать один большой глоток, но сразу сморщилась.

— Больно губам…

— Ещё бы, ведь они у тебя разбиты. Ложись-ка, — и он попытался опустить её на подушки, но девушка была как каменная. — Пожалуйста! Ты мне веришь? — спросил он, слегка надавив ладонями на её плечи. Она посмотрела на него — пытливо, испуганно, настороженно, затем осмотрела комнату. Алекс понял, что она в шоке от пережитого, и не придумал ничего лучше, чем ласково провести пальцами по её щекам. Дила выдохнула, зелёные глаза смягчились.

— Я тебе верю, — ответила она, и он снова подтолкнул её, заставляя упасть на диван.

— Вот так, сейчас я укутаю тебя. Тебе нужно поспать. Отдыхай, а я приготовлю что-нибудь поесть.

— Отдыхать? — переспросила она.

— Да, поспи, — ответил Алекс. Он присел на край дивана и поглядел на неё. — Я буду рядом, не бойся. Здесь ты в безопасности.

— Где здесь? — снова спросила она, но глаза были усталыми.

— Здесь — это у меня дома, — повторил он. — Это другой мир. Здесь тебе ничто не угрожает.

— Другой? — спросила девушка, прикрывая веки.

— Да. Я тебе после всё расскажу.

— После. На небесах, — сказала она. Её пальцы дрогнули, коснулись его локтя. Она несколько раз глубоко вздохнула и заснула…

…Её нещадно кидало по мирам, и один другого был хуже. Шанталь вспоминала о доме Ореха с запоздалой нежностью. Всегда хорошо, когда есть с чем сравнивать. И Орех уже не казался ей болваном, что уж говорить про Владрика… В конце концов она очутилась в городе, где господствовала эпидемия неизвестной болезни. И застряла там.

В последнее время ей становилось всё труднее управляться с Промежутком. Она сидела и просила его о помощи, но он не отзывался. Ей было страшно. Люди, поймавшие её тёмной ночью, не отличались жестокостью, они просто посадили её в эту комнату, похожую на камеру — и всё. Шанталь чувствовала, что ей грозит опасность, и, срывая голос, кричала на них, обзывала нехорошими словами, угрожала расправой, но они только смеялись в ответ. Они прекрасно понимали, что девушка ничего не сможет им сделать. И Шанталь знала это. Она тешила себя надеждой, что Промежуток ответит раньше, чем осуществится задуманная ими сделка, но надежда таяла с каждой минутой.

Мысли её не касались дома. Она не сожалела, что решилась на путешествие, но обещала себе больше никогда не относиться к бродяжничеству по реальностям легкомысленно. Она исправится. Она будет уважать миры и Промежуток. Только бы всё кончилось, только бы снова оказаться на берегу океана и вдохнуть свежий сырой воздух! И поговорить с кем-то, кто поймёт. Об это она мечтала. Теперь Шанталь не хотелось одиночества. Спрятаться бы у кого-нибудь под крылом, найти защитника, друга… Надёжного, спокойного, рассудительного человека, который будет понимать её, заботиться о ней. Не какого-нибудь грубияна вроде Владрика, хотя он и не был плохим человеком. И не такого как Орех. Кого-то лучше, чем она сама.

Через пару дней к ней подсадили ещё одну девушку: маленькую суетливую брюнетку. Она-то и объяснила Шанталь, что они с ней теперь «товар» и больше себе не принадлежат.

— Такого не может быть! — возмутилась Шанталь. — Я принадлежу только самой себе! Я просто шла по улице, когда меня схватили! Какого чёрта здесь вообще происходит?!

— Жизнь здесь происходит, — ответила девушка. — Если у тебя нет покровителя, и ты не работаешь — ты потенциальная жертва. Но уж лучше так, чем умереть от ягвы.

— Отсюда можно сбежать? — тихо спросила Шанталь.

— Не-а. Я как-то пробовала, но получила по роже, — спокойно ответила девушка. — Лучше побереги мордочку, ты красивая. Глядишь, тебя купит какой-нибудь богатый победитель боёв, будешь жить в роскоши.

— Никто меня не купит! — злобно прошипела Шанталь.

Её сокамерница в ответ только рассмеялась. Им давали есть трижды в день и даже отпускали погулять. Никакого грубого обращения или побоев. Это напугало Шанталь ещё больше — ведь если с ними так бережно обращаются, значит, они и правда стали ценным товаром. В отчаянии она хотела позвать кого-нибудь из команды, хотя бы Онана, но постыдилась. Встретиться с ними здесь, в этой тесной камере, и признать собственное бессилие? Нет уж!

На пятый день к ним подсадили ещё двух женщин: им было лет по тридцать, и обе были какими-то неопрятными, неухоженными. Шанталь игнорировала их. После обеда её заставили переодеться в нелепое платье из тонкой ткани, приказали выйти и, нацепив на голову мешок, куда-то поволокли. Она отчаянно сопротивлялась: лягалась, кусалась и висла на их руках. Пыталась ударить их посильнее, но все её попытки только вызывали у похитителей смех.

Они затолкнули её в какое-то помещение и стянули мешок. Свет был слишком яркий, и она зажмурилась, часто моргая. Глаза начали слезиться. Что за ерунда? Вокруг были зеркала. Все четыре стены зеркальные. Шанталь услышала мысли, лившиеся непрерывным потоком, и поняла, что момент настал, и её уже выставили на витрину магазина. Сначала она хотела разъярённо высказать им всё, что думает по этому поводу, и ошарашить «покупателей» тем, что слышит их мысли, но потом передумала, поправила нелепое платье и гордо выпрямилась, уперев руки в бока. Нет уж, не дождутся. Пусть пялятся. Она их не боится.

Между тем она поняла, что за неё торговались два человека, два мужчины. Один громко и злобно повышал цену, второй был совершенно спокоен. Её покупатель всех поразил: он давал столько, сколько никто не мог дать. Шанталь сжала зубы и подумала, что как только окажется в его руках, тотчас отправит этого гнуса на тот свет. Каким образом — ещё неизвестно, но она придумает.

Дверь открылась, и её вытащили в коридор. На сей раз мешка у неё на голове не было. Она разглядела своих сопровождающих и поняла, что по сравнению с ними была просто жалкой мошкой. Это были даже не громилы, целые груды мышц, неизвестно как держащие свой вес на коротких маленьких ножках. Оба были одеты в черные борцовки и тугие черные брюки.

— Всё, красавица. Купили тебя. Такие, как ты, здесь не задерживаются. Радуйся, тебе попался богатый парень. По крайней мере, трупы убирать не будешь.

Её начало подташнивать. Мужики приволокли её в небольшую комнату, и она сразу поняла, кто её хозяин. Это был Владрик, но выглядел он иначе, чем в мире Ореха. На нём был чёрный костюм, глаза скрывались за тёмными очками. Волосы его были прилизаны, она даже подумала, что он побрился налысо.

— Вла… — начала было она, но он грубо схватил девушку за руку.

— Идём! — процедил он сквозь зубы и выволок её наружу. Открыл дверь близстоящей машины — и закинул её на заднее сиденье. Затем сел сам.

— Вперёд! — приказал он водителю.

— Знаешь что? — возмутилась она. — Ты ведёшь себя…

Он резко повернулся и больно сжал её плечи.

— Заткнись. Немедленно. Не раздражай меня, милая, это может плохо закончиться.

В его голосе было столько злобы, что девушка притихла. Почему он злился? Что она сделала, чем заслужила этот гнев? Прошло десять минут, и она не выдержала.

— Куда мы едем?

Он не ответил.

— Владрик! — прошипела Шанталь.

Он снова не ответил. Она протянула руку схватить его за плечо, но он крутанулся на месте, прижал её к сиденью всем телом и больно поцеловал в губы. От страха девушка замерла на месте, хотя обычно в таких случаях немедленно давала отпор. Она поспешно отвернулась, упёрлась руками в его грудь.

— Что? — ядовито спросил мужчина. — Не нравится тебе быть жертвой, да, Шанталь? Так вот знай: никуда ты теперь от меня не денешься. Я тебя купил, и ты моя.

— Как?! — возмущённо воскликнула она. — Ты не смеешь!

Владрик расхохотался.

— Ты застряла здесь, да? Не можешь вернуться в Промежуток? Бедная девочка! Мы уже не на берегу океана, и я не простой турист, приехавший понежиться на солнышке. Здесь я влиятельный человек, у меня есть деньги. И я буду тратить их как захочу. Например, сейчас потратил на красивую женщину.

— Пошёл к чёрту! — заорала она, но он чуть придушил её рукой и нарочно склонился поближе.

— Шанталь, лучше веди себя хорошо. Я твои выкрутасы терпеть не намерен, поняла? И ты не сможешь никого позвать на помощь, учти. Будь послушной, милая, и скоро я освобожу тебя.

Последние его слова её несколько успокоили.

— Отпусти моё горло, пожалуйста! — тихо попросила она. Он тут же убрал руку, но не отодвинулся ни на миллиметр.

— Скажи, что ты меня поняла! — произнёс мужчина.

— Я тебя поняла, — устало ответила девушка. Она вдруг осознала, что хочет просто уснуть и вообще не проснуться, только чтобы не видеть его лицо. Благородный спаситель, надежный друг… Как же! Всего лишь обычный, поддающийся желаниям мужик, да к тому же грубиян и самодур.

Шанталь отвернулась к кону и затихла.

Владрик наблюдал за ней. Он хотел снова поцеловать её но, передумав, отстранился и сел на своё место. Впереди их ждал интересный вечер, она никуда не денется. Остаток пути они проехали молча.

Дом был слишком высоким. Зачем вообще строить такие высокие дома? Она боялась высоты, но послушно пошла за ним. Не дай Бог квартира окажется на самой верхотуре! Нет, всё было ещё хуже. Лифт, на котором им предстояло подняться наверх, был прозрачным. Шанталь почувствовала, как щёки запылали и ноги стали противно мягкими, но не подала виду и зашла за Владриком внутрь. Прислонилась к стене, с ужасом ожидая, когда двери закроются. Медленно, словно ей назло, лифт стал подниматься наверх, но он набирал скорость, и она ощутила, как в ушах начало звенеть. Перед глазами сгущалась чернота, она вцепилась в поручень, чтобы не упасть, но сознание померкло против её воли. Она ещё успела услышать над собой немного растерянный голос Владрика. «Твою ж мать!..» — произнёс он.

Шанталь открыла глаза и подумала, что нужно тут же вскочить и одарить его высокомерным взглядом, но обнаружила, что лежит на кровати. Нет, не может быть! Откуда вместо пола под ней взялась кровать? Она же отключилась всего на пару секунд! Девушка поднялась, чувствуя противную ломящую боль в затылке, и огляделась. Красивая квартира. Горит несколько верхних ламп, обстановка просто роскошная: дорогая мебель, великолепные картины на стенах, ковры, правда, из натурального меха. Она сморщилась.

Шанталь опустила ноги на пол, постаравшись не коснуться шкуры, и встала, придерживаясь рукой за прикроватный столбик. Поняла, что квартира располагается очень высоко — и плюхнулась на место. Только не высота, боже! Только не высота! В комнату вошел Владрик. Он уже не выглядел таким злым и страшным. Светлые глаза впились в неё.

— В следующий раз предупреждай, перед тем как отключишься. Ты могла голову расшибить.

— Лучше бы расшибла! — огрызнулась она.

— Да уж. Лучше бы, — кивнул он, и Шанталь вскочила с места.

— Дурак! Я боюсь высоты!

— А, вон в чём дело. Твои проблемы.

— Ты меня затащил сюда… на… на эту крышу! — заорала она.

— Это далеко не крыша. Всего-то двести тридцать восьмой этаж, — сказал мужчина, ехидно улыбаясь.

— К-какой?! — поперхнулась собственных дыханием Шанталь. — Спусти меня вниз!

— Ага, сброшу вниз. С балкона. Прямо сейчас, — сказал он серьёзно, — если не перестанешь на меня орать.

Она задрожала, снова падая на кровать. Он серьёзно? Или всё-таки издевается? Мужчина шагнул к ней, и она отскочила прочь, пытаясь ещё и ударить его при этом ногой. Со стороны это выглядело совершенно по-идиотски, и Владрик чуть не расхохотался. Он с лёгкостью заломил её руку за спину и прижал к себе, довольно ухмыляясь.

— Ты у меня в гостях, Шанталь, а в гостях себя так отвратительно не ведут. Ты просто дикая кошка! Перестань. Хватит, я сказал. Ты сломаешь себе руку.

— Я бы с большим удовольствием сломала тебе нос! — ответила девушка.

— Какая ты кровожадная! А я бы с огромным удовольствием поцеловал тебя снова.

— То есть то, что ты сделал в машине, называется поцелуем? — гневно сказала Шанталь. — Нет уж, избавь меня от подобных ласк!

— Кто тебе сказал, что я бываю ласков, Шанталь? Да, я целуюсь, как животное, но пока никто не жаловался.

— Не просто как животное, — ответила она с готовностью, — как скотина!

— А тебе есть с чем сравнивать? — прищурившись, спросил Владрик.

— Да! — вызывающе ответила девушка. Пусть-ка решит, что у неё были мужчины куда лучше него.

Владрик покачал головой и облизнул губы.

— Ты мне врёшь, Шанталь. Тебя никто до меня не целовал.

— Пусти! — взвизгнула она, поняв, что его не удастся провести.

— Не пущу.

— Мне больно руку! Пусти!

— Не дёргайся так, и не будет больно, — ответил мужчина.

Она закрыла глаза, надеясь, что если будет вести себя тихо, он её отпустит. Прошло несколько секунд. Она поглядела на него: Владрик улыбался.

— И сколько ты меня собираешься так держать?

— Сколько захочу.

— У меня голова болит.

— Сама виновата.

Шанталь вдруг почувствовала себя очень несчастной.

— Я хочу спать.

— Хорошо, сейчас ляжем.

— Что значит ляжем? — снова насторожилась она.

— Что это может означать?

— Ты сказал «ляжем».

— И что?

— Я лягу! — выпалила Шанталь.

— То есть ты запрещаешь мне ложиться спать? — весело спросил Владрик.

— Нет. Просто я думала, что ты другое имеешь в виду. Что ты… со мной…

Он поразился, что такая высокомерная упрямица ещё не разучилась смущаться.

— Ты правильно подумала, — ответил он, довольный, что сможет её уесть, — мы будем спать вместе.

— Чего? — сказала она. Владрик решил отпустить её и поглядеть, что будет. Шанталь отскочила к окну, заорала, как будто наступила на угли — и прыгнул в его сторону. Отшатнулась, врезалась в стену, и застыла, дрожа всем телом. Отлично!

— Как это спать вместе? В одной кровати? Да ни за что! — тихо произнесла девушка. Он ухмыльнулся и пошёл к двери. Шанталь было решила, что он оставит её одну и обрадовалась, но мужчина захлопнул дверь и закрыл её. Она раскрыла рот и вцепилась в спинку кресла. Нет, этого просто не может быть! Что же творится такое?! Она закрыла глаза, пытаясь обуздать усталую ярость.

Владрик между тем, совершенно не стесняясь, снял рубашку и намеренно медленно повесил её на стул. Повернулся к Шанталь спиной и стащил брюки. Выключил верхний свет и блаженно вытянулся на кровати во весь свой немалый рост.

Хорошо! Как же приятно, когда спина отдыхает. Если бы ещё Шанталь сделал ему массаж… Он мысленно рассмеялся, представив её реакцию на подобное предложение.

Прошло пять минут.

— Ты там всю ночь будешь стоять? — спросил он. По балкону можно было пройти в другую комнату, да вот только она к этому балкону и не сунется. Попалась кошечка!

— Да! — ответила девушка.

— Кстати, можешь лечь на полу, — предложил мужчина, — на медвежьей шкуре.

— Иди к чёрту! — со слезами в голосе ответила Шанталь. Она была близка к нервному срыву.

— Ложись ко мне, — позвал Владрик, — здесь мягко и уютно. Я тебя согрею! — проказливо сказал он. Он терпеливо ждал, пока она сломается. Долго ждать ему не пришлось.

Шанталь сползла вдоль стены и тихо заплакала. Она редко плакала, она ненавидела плакать! Почему это происходит с ней? Где она ошиблась?

Мужчина поднялся и подошёл к ней. Присел рядом, отодвигая кресло, осторожно взял её за руку. Она не стала её забирать. Они молчали какое-то время. Владрик слушал её тихий плач. Хорошо, что она не разучилась плакать. От слёз она начала икать, и он медленно просунул ладони и поднял её на руки. Донёс до кровати и уложил, накрывая одеялом. Лёг, не коснувшись её телом — и выключил лампу. Она ещё несколько минут всхлипывала в тишине, а потом затихла. Шанталь уснула.

Она проспала до обеда, и он не будил её. Эта женщина умела сводить с ума. Во всех смыслах. Он приготовил завтрак и сам съел его. Потом приготовил обед. Владрик сидел за столом, размешивая варенье в чае, когда из комнаты донеслись какие-то звуки. Насторожившись, он вернулся в спальню и увидел, что Шанталь, закутавшись в одеяло, испуганно прижимается к стене. Она пыталась выглянуть в окно, но тряслась всем телом. Она была такая лохматая! Владрик опёрся о косяк и стал наблюдать за ней. Она была так сосредоточена, что даже не заметила его. Девушка сделала ещё один робкий шажок к широкому окну. Остановилась, пытаясь справиться с головокружением. Затем шагнула ещё раз. Она двигалась как годовалый младенец, ещё толком не знающий, как пользоваться ногами. У самого окна она так затряслась, что одеяло упало вниз. Её пальцы судорожно вцепились в стену, но она всё-таки высунула нос из-за косяка и кинула в окно быстрый взгляд. И тут же с грохотом рухнула на пол.

Владрик подскочил к ней, но она была в сознании.

— Тебя что, с крыши сбросили? — спросил он. — Почему ты так боишься высоты?

— Не твоё дело, — ответила девушка.

— Расскажи, Шанталь, — попросил мужчина, — тебе станет легче.

— Ну конечно! — ответила она ядовито. — Я уже много раз говорила об этом с мамой, и мне не полегчало, а с тобой поговорю и сразу гора с плеч, да? Болван! — выругалась она. Мужчина рассмеялся.

— Иногда незнакомый человек оказывается лучшим слушателем, чем родной и любимый.

Она подняла на него глаза.

— Знаешь, может, ты и прав. Но я не хочу об этом говорить, Владрик. Не хочу.

— Не хочу, не могу, не буду! — передразнил он её. — Ладно, поднимайся. Идём.

— Куда? — снова насторожилась она.

— Обедать.

— Я не хочу есть.

— Ладно, без проблем. Тогда посмотришь, как ем я.

Она гневно открыла рот снова возмутиться, но он быстро нагнулся к ней.

— Скажешь «нет» — и я тебя поцелую.

Шанталь молча поднялась, сцепила на груди руки.

— Мне не нравится твоя блузка, Шанталь. Может, переоденешься к обеду?

— Мне плевать, что тебе не нравится, — процедила она сквозь зубы.

— Шанталь, не перечь мне! — предупредил Владрик.

— О, боже! — вырвалось у неё. — Ты же не сможешь держать меня здесь вечно?

— Смогу, — ответил он.

— Владрик! — она шагнула к нему, занося руку для удара, но он только слегка повернул плечи — и она пролетела мимо. Он ещё и подтолкнул её, выпроваживая за дверь и, крепко взяв за руку, потащил на кухню. Усадил на стул. Поставил перед ней чашку и дал в руки круассан. Сел напротив и невозмутимо начал есть. Шанталь смотрела на него с ненавистью, однако потом её ноздрей коснулся запах еды, и она поняла, что сильно проголодалась. Нет уж, она не откусит ни кусочка. И не станет пить этот его поганый фруктовый чай! Или что у него там было в чашке… Она стала рассматривать кухню: красиво. Элегантная классика. Наверняка опять всё делал сам. Она решительно положила круассан на стол и отодвинула от себя чашку.

— Решила сесть на диету? — спросил мужчина.

— Куда сесть? — переспросила она.

— Ну, похудеть решила? — подмигнул он ей.

— Нет, — нахмурилась она, — просто я не хочу есть, я же сказала тебе!

— Кто тебя научил врать, Шанталь? — спросил Владрик. — Да ещё так неумело.

Она устало прикрыла веки. До чего он проницателен и как же это противно!

— Хорошо, я голодна. Но с тобой обедать не стану.

— Я тебе неприятен?

— Да.

— Отлично! — довольно сказал Владрик.

— Ты самый странный человек, которого я встречала в жизни! — против воли вырвалось у Шанталь.

— Ты умеешь делать комплименты, а, Шанталь! — весело сказал мужчина.

— Это был не комплимент, — сердито ответила она, — я не сказала, что ты мне нравишься.

— Я тебе не нравлюсь?

— Нет, совсем.

— Но ты пялилась на меня там, на берегу, когда я ехал верхом, — усмехнулся Владрик.

— Я… я не пялилась! — Она возмущённо вскочила с места. Владрик тоже поднялся и положил руки на стол, ухмыляясь.

— Тогда смотрела.

— Ну да, смотрела. Ты красиво держался в седле. И конь твой был красивым.

— Угу, понятно. Ещё один комплимент.

Она нервно убрала с лица нечёсаные пряди.

— Владрик, перестань меня подкалывать.

— С чего бы? Мне нравится, когда ты звереешь, Шанталь. Тебе идёт бешенство. Ты похожа на дикую кошку.

Она вдруг поняла, что единственный выход — это молчать и выполнять все его приказания. Она села на стул и начала есть свой круассан, не проронив больше ни слова.

После обеда Владрик ушёл, не сказав ей, куда и зачем. Да она бы и не стала его слушать — ей было безразлично, чем он занимается в этом мире. Всё время, пока его не было, она звала Промежуток и Онана. Её было уже наплевать на гордость. Ни тот, ни другой не отвечали. Она понимала, что не сможет убежать — страх высоты был слишком силён, к тому же входная дверь была заперта. Она ощутила себя пленницей этого красивого и наглого острослова, но не напугалась. Пусть попробует теперь сунется к ней: она найдёт, чем побольнее засветить по его мерзкой роже!..

Глава 8. Сон третий

…Трудно внимать чужой боли, но ещё труднее её упускать. Я знала, что если оттолкну видения, то горько об этом пожалею. А потому глядела в них как в зеркало, и в чужих поступках представляла свои, неведомыми чувствами взращивала силу в сердце. Родные. Любимые. Кто они? Я по-прежнему не могла ничего вспомнить…

…Вот так и проходили их дни. В мире, где не было солнечного света, раны заживали долго. Кристиан не мог нормально ходить — у него ко всему прочему была ушиблена спина, и Алеард и Конлет тащили его по очереди. Правда, Конлет был не в силах закинуть его на спину, и поэтому он просто подставлял плечо для опоры. Алеарду было плохо. У него болела голова, он с трудом двигал правой рукой, хотя к счастью левая у него была такая же сильная. Из них троих только Конлет был полностью целым. Он замкнулся, стал молчаливым, но это было взрослое молчание. Он один ходил искать воду, разведывал местность и дежурил, когда они спали. Кристиан и Алеард теперь годились только на то, чтобы устраивать лагерь и выкапывать горькие корешки.

Штурману казалось, что Пропасть переваривает их. Постепенно они становились частью неё. Иссыхали. Обесцвечивались. Ему не было страшно, скорее, тоскливо. Не хотелось ни думать, ни чувствовать. Они попробовали потянуться к Промежутку вместе, но ничего не вышло, и эта неудача опечалила Кристиана. Он не хотел сдаваться, просто устал. Смертельно устал.

Роботы по-прежнему преследовали их. Неутомимые и безразличные, они появлялись то предсказуемо, то совершенно неожиданно. Убегать от них стало намного труднее, и приходилось хитрить. Пока Алеард уносил Кристиана, Конлет отвлекал их. К счастью, бегал он быстро.

В один из дней робот всё же ранил техника — правда, легко. Ему попало по лицу куском стекла, и возле левой брови появился крошечный шрам. Вечером (если здесь вообще бывали вечера!) они отпраздновали это. Им нужно было чем-то отвлечься, и Кристиан пытался изобразить убегающего Конлета, скача на целой ноге вокруг костра. Алеарду было больно смеяться, но он не сдерживался. Конлет тоже хохотал — так, как никогда не смеялся на Земле.

— Конлет, отныне мы будем звать тебя зайцем.

— Обижаете, ребят! — расхохотался парень. — Я также труслив и лопоух, вы это хотите сказать?

— Нет, просто ты скачешь точно также: лапы вперёд, уши назад. Как ты через стену сиганул — мама родная! — искренне восхитился Алеард. — Тебе даже Алекс позавидует.

— И я, хотя я и не завистливый, — согласился Кристиан. — К чему было столько лет учиться выкрутасам вроде безумных шлепаний с трёхэтажной высоты, если здесь я могу только уныло волочиться по земле в виде израсходованного человека куска! — возмутился он. — Сальто через голову, двойное! Ага! Кверху задницей грохнуться, да потом ещё затравленно жмуриться по сторонам — вот на что я годен теперь! Поглядите. Нет, вы посмотрите на меня! Охо-хонюшки…

— А я? — подхватил Алеард. — Как ты говоришь — креативный? Как раз про меня. Я креативно спалил себе волосы. Короткая стрижка, опля — и готово!

— Ерунда! — отмахнулся Кристиан. — Давай тебя лучше побреем. Омолодим. Гляди, какой Конлет красавчик! А всё потому, что он не такой бармалей, как ты, Алеард. Я-то что… Мне можно бороду до пуза вырастить, на мою оригинальную дебильную внешность это никак не повлияет.

— Я оброс! — сквозь смех возразил техник. — Обородился… тьфу ты! То есть…

— Ощетинился, во! — подмигнул ему Алеард. — Вернёшься в реальный мир — как есть подружку найдёшь.

Конлет слегка покраснел, чем развеселил Кристиана окончательно.

— Ой, да ну что ты, Алеард… Не проказничай. Гляди, заяц от твоих комплиментов расцвёл, словно полевой мак!

Конлет хрюкнул, закрывая лицо ладонью. Плечи его тряслись.

— Честное слово, ребят… Вы меня и правда смутили!

Кристиан довольно фыркнул.

— Так тебе и надо! Это чтобы ты нос раньше времени не вешал.

— Он-то не вешает, — многозначительно сказал Алеард. — У него хвост трубой и перышки начищены! Конлет, я у тебя, домой вернёмся, поучусь, как надо опрятно выглядеть. Мы с Крисом — два свина: чумазые, помятые, а ты ну просто как песком начищенный. Я не понимаю, как тебе это удаётся?

— Он умывается, — ответил Кристиан, состроив глупую гримасу. — В отличие от нас. Ты когда последний раз умывался?

— Не помню, — честно сказал Алеард, и они расхохотались.

Кристиан и правда стал ворчливее. Его беспокоила нога, спина всё время ныла, он чесался от впитавшейся в кожу пыли и вспыхивал из-за каждой мелочи. Он хотел одного — найти способ выбраться из Пропасти. К сожалению, размышлять ему не давали боль и раздражение. Он заикнулся было о том, чтобы Алеард попробовал выбраться из Пропасти самостоятельно, но тот так рявкнул на него, что штурман предпочёл больше не говорить на эту тему. Спорить с Алеардом было бесполезно, Кристиан это прекрасно знал. Обычно друг внимательно и с уважением выслушивал собеседника, но всё равно поступал по-своему. Ещё ни разу он не сделал что-то не так, ни разу никого не подвёл. Ему можно было доверять, и всё равно Кристиан хотел, чтобы он оставил их здесь.

Он бесил самого себя, ужасался тому, в какого вредного засранца превратился, каким нервным, жутким придурком он, оказывается, может быть! Когда он, хмуро усмехнувшись, поведал о своих мыслях товарищам, Алеард неожиданно расхохотался.

— Тебе только кажется, что ты такой, Крис, — сказал он, сжимая его плечо. — На самом деле ты абсолютно нормальный, только немного усталый и покоцанный. Я тоже не подарок, согласись. В Пропасть попали три барана, что же с этим поделаешь? Нам придётся смириться и жить дальше.

— Спасибо, — хрипло рассмеялся Кристиан. — Спасибо, Алеард. Знаешь, ты немного поднял мне настроение. Может, расскажешь нам с Конлетом одну из своих сказок?

— Или спою колыбельную, — фыркнул Алеард. — Про сонные колокольчики.

Конлет уже вовсю смеялся.

— Только не её! — Кристиан замахал руками, вытаращив глаза. — Лучше про белый домик под звёздами.

— А я знаю про рыжего котёнка, который познакомился со сверчком, — сказал техник, широко улыбаясь.

— Вот-вот, — обрадовался Алеард. — Ты нам и спой, а мы послушаем.

— Я не умею петь, — ухмыльнулся Конлет. — Я могу только подпевать.

— Ну, тогда вы сами напросились! — сказал Кристиан и заунывно начал:

Светит луна в окошк-о-о-о,
Гуляет по крыше кошка-а-а,
Стрекочет под полом сверчо-о-ок,
Ложись, мой родной, на бочок!..

— Ладошку положишь под ушко! — вдруг заголосил Конлет. — Задремлешь на мягкой подушке!..

— Увидишь прекрасные сны. Спи, мой лапуля, усни, — допел Алеард дурным басом, и лицо у него при этом было многообещающе зловещее. Все трое подавились от смеха.

Им необходимо было не переставать жить. Смеяться, разговаривать, помнить. Пропасть не просто вбирала их в себя, она заставляла бояться. Молчи — и будешь жить, — говорили страшные чёрные здания. — Молчи, и я пощажу тебя! — вторила им темнота.

— Так ты будешь петь своему сыну, Конлет, — сказал Кристиан.

— Откуда это он у меня возьмётся? — удивился парень.

— Алеард, а заяц-то неуч! Не знает, откуда дети берутся, прикинь!

— Ну, так ты расскажи мне, — рассмеялся Конлет.

— Я тебе опишу общий план действий, — ответил штурман, и Алеард весело фыркнул. — Значит, перво-наперво надо найти девушку.

— В смысле не для подружить, — вставил Алеард.

— В смысле да. Находишь её, значит…

— Мне уже очень-очень интересно, — смешно заморгал Конлет. — Что дальше?

— Дальше вы общаетесь или просто чувствуетесь, ну а потом влюбляетесь…

— Как всё у тебя легко получается! — восхитился Алеард.

— Я вообще лёгкий, и родился легко. Ну вы слушайте дальше, вам это обоим пригодится в жизни…

Алеард и Конлет захохотали.

— Собственно, главное уже сделано: девушка есть, вы оба влюблены… тыры-пыры… Ну и всё.

— Что всё? — не понял Конлет.

Алеард утёр глаза. Он больше не мог смеяться.

— Всё, попал ты, друг. Ушёл в иные измерения вместе с ней. Улетел, так сказать. К звёздам и дальше.

— Чего? — хмыкнул Конлет.

— Чего-чего! — рассмеялся Кристиан. — Подкалываю я тебя. Мне ли рассказывать об этом? Лучше пусть Алеард нам с тобой расскажет. Он-то всё про такие дела знает. — И он подмигнул другу.

— О таком не расскажешь, — сказал Алеард, посмотрев себе под ноги. Он редко опускал глаза.

Конлет поднял брови, поглядел на одного, потом на другого. Кристиан хлопнул его по плечу:

— Любовь — это жизнь. Дети — это любовь. Без любви нет жизни.

— Да, — кивнул Алеард. — Хорошо говоришь, Крис.

— Мы, ребят, выберемся. Я нутром чую! — уверенно сказал штурман. — Единственное, что меня беспокоит, это…

— Время, — сказал Алеард.

— Да. Наше время. А у Конлета непременно первым родится сын.

— Хах! — вырвалось у техника. — Мне рано о детях думать. Я сам как дитя. Но раз уж речь о таком зашла, давайте договоримся…

Выслушав предложение Конлета, Алеард и Кристиан дружно расхохотались.

— Идёт! — и они обнялись.

После подобного разговора Кристиан тем более не верил, что всё закончится вот так и они сгниют здесь, чтобы потом превратится в три зловещих скелета. Пропасть могла пугать их сколько хочет, уговаривать, угрожать, просить. Её голос не проникал штурману в сердце, не мог добраться в потаённые страны его души. Алеард и Конлет были рядом, и Кристиан знал, как ценно каждое мгновение, проведённое с ними. Здесь. Сейчас. А для кого-то — вчера или завтра. Очередная попытка выбраться окончилась неудачей, и они с горя чудом убили одного из роботов. Умирал он странно — беззвучно, медленно, словно складывался в кубик. Они изучили эти квадратные останки самым внимательным образом, но ничего полезного не узнали.

— Чтобы я ещё раз… — сказал тогда Конлет, и они его поняли. Если Кристиана мучила неопределённость, то техника — чувство вины. А вот Алеарда, кажется, и то и другое. Кристиан знал, о чём друг думает, эти мысли виднелись в его глазах, делая их печальными и бесцветными, и тогда штурману хотелось ввязаться в драку. Да и куда ещё её денешь, эту тоску? Разве что перельёшь в силу. Только не будет эта сила благой, вот что плохо. Но Алеард сдерживался. Никто из них троих не заикался о том, чтобы сдаться. Даже смерть имеет свой предел, даже она с чем-то считается.

Пропасть умела разговаривать, и её голос обжигал. Казалось бы, что он должен холодить, превращая своих собеседников в сосульки, но всё получалось иначе. Алеард и Кристиан могли говорить с ней на её языке, но общение сводилось к тому, чтобы друг с другом спорить. Штурман чувствовал — они дожмут Пропасть, заставят её принять их условия. Вот только когда это случится, не будет ли слишком поздно?

В один из дней вокруг стало как будто светлее.

— Это бывает раз в месяц, — сказал Конлет. — Роботы в этот день ведут себя странно.

— Отлично. Тогда попробуем ещё раз, — сказал Алеард.

— Замечательно! — обрадовался Кристиан. — Попытка не пытка, как говорится. Где будем пробовать?

Алеард посмотрел на Конлета.

— Ты ведь лучше знаешь, где здесь безопаснее. В прошлый раз мы не выбирали место, но теперь я думаю: может, потому и не сосредоточились на деле полностью?

— Думаю, нужно подняться как можно выше, — отозвался Конлет. — Конечно, и падать будет высоко в случае чего. Но чем выше, тем меньше роботов.

— Хорошо. Тогда как насчёт того здания — оно, кажется, самое высокое в округе?

И они отправились туда. Пару раз им попадались роботы — сонные, медлительные, они были не способны причинить вред.

Они залезли на самую крышу: вид оттуда открывался впечатляющий. Это был заброшенный чёрный город под синей мерцающей звездой, она давала единственное подобие света, но сегодня и правда светила куда ярче. Город был бесконечен и мёртв. Он молчал. Остовы зданий, запыленные дороги, редкие горбатые деревья и жёсткая трава — всё было мертво. Холодный свет одинокой звезды не давал истиной жизни.

Они сели в круг, держась друг за друга.

— Удачи нам, — сказал Кристиан. — И если что, не обижайтесь на…

— «Если что» не будет, — ответил Алеард. — Либо как всегда, либо никак.

— Я готов, — сказал Конлет. — Я постараюсь!

И они закрыли глаза. Сначала Кристиан никак не мог почувствовать мыслей Алеарда, но вдруг настроился, услышал его голос и голос Конлета — тихий и не вполне отчётливый. Совсем как то эхо. Это было труднее, чем просто звать Промежуток. Снова и снова тяжесть, ложившаяся на плечи, голосом вороны каркала и грозила, уговаривала сдаться. Его силы быстро таяли. Кристиан почувствовал лёгкое головокружение, и оно стало усиливаться. Оно сбивало с мыслей, но в то же время уносило прочь. Он изо всех сил сжал плечо Алеарда. Это было похоже на потерю сознания, разве что он совершенно чётко сознавал, что теряет его не один. Из носа хлынула кровь и тут же мир схлопнулся и дал им здоровенного пинка под зад… Штурман ощутил, что летит с огромной скоростью куда-то сквозь пространство, и при этом касается внутренних стен промежуточной трубы. Его протискивало и протискивало, и он думал, что вот сейчас уж точно умрёт, размазанный о невидимые стены… Но не умер.

Кристиан открыл глаза и обнаружил, что они с Конлетом валяются на песке. Это был Промежуток. Никогда ещё он не был так рад оказаться здесь!

— А где Алеард? В своём собственном Промежутке? — спросил Конлет, поднимаясь.

Кристиан тоже поднялся на ноги и огляделся. Алеарда видно не было.

— Возможно, — ответил он, утираясь. — Я не знаю.

— Кристиан… — немного растерянно произнёс Конлет. — А что, если он не вернулся?

— Типун тебе на язык! — возмутился штурман. — Как это не вернулся?! Мы, значит, выбрались, а он нет?

Конлет покачал лохматой головой.

— Хочется верить, что это не так. Ты чувствуешь его?

— Я и прежде его не чувствовал. Конлет, давай просто представим, что всё будет хорошо! — попросил штурман.

— Давай, — ответил Конлет.

Больше они ни слова не добавили…

…Ева могла бы сбежать в Промежуток, но ей было интересно, чем всё это закончится. Она провела с Найаром всего несколько дней, и он успел ей изрядно надоесть. Он был категоричным, резким и придирчивым, не упускал случая показать ей, кто в доме хозяин, изматывал трудными заданиями. То она должна была быть одной, то другой, и эти постоянные смены ролей сводили её с ума. Она не собиралась ему угождать, не притворялась, не пыталась быть с ним милой и доброй, и это его злило. Найар привык получать всё, что захочет, но здесь коса нашла на камень.

Он и не подозревал, что поведение Евы подкрепляется иными причинами, помимо её смелости и уверенности в себе. Девушка не говорила ему, кто она есть на самом деле. Найар был не тот человек, которому она бы безоглядно доверилась. Нет, он не распускал руки, не давил на неё, не был груб. Он использовал её, и Ева понимала это. Понимала, но не уходила. То были странные, но приключения, новая увлекательная игра. Сначала ходит он, затем она. По очереди. Кто-то должен выиграть. Ева играла азартно. А трудности… Когда они пугали её? Именно ради борьбы, ради стремлений она и отправилась путешествовать. Почувствовать новый вкус жизни: пусть горький или кислый, или острый — не важно. Главное, что мир изменится, и она впитает эти перемены. Вот чего ей хотелось.

Найар не казался ей привлекательным. Да, он был красив, но красота внешняя не подкреплялась в нём внутренней надёжностью, которую Ева так ценила в мужчинах. Наверное, поэтому она держала его на расстоянии вытянутой руки и не давала повода сблизиться. Ей это было не нужно. Не с ним. Не здесь.

На седьмой день он отправил её на одну модную вечеринку вместе с Сержем, своим напарником. Это был мужчина лет тридцати пяти, с короткими светлыми волосами и такими же серыми глазами, как у Найара. Он был молчаливым и вежливым, но при этом мог одним ударом вышибить из человека дух. Он пугал Еву гораздо больше, чем Найар, в Найаре ещё оставалась человечность. Серж был глыбой льда — холодной, бесчувственной и мертвой.

Они танцевали — так легче было углядеть в толпе нужных людей. Ева подавляла желание наступить ему на ногу и посмотреть, какой будет реакция. Этот мужчина не чувствовал боли.

— Вот он, Ева, — сказал он, склоняясь к её уху. — Обрати на себя внимание, увлеки его.

— Серж, я, конечно, всё понимаю… — попробовала возразить она.

— Немедленно! — прошипел мужчина бесстрастно.

Он галантно поцеловал её руку, и выглядел при этом роботом, в котором что-то заело.

— Благодарю вас за танец.

Ева отошла от него, поправила волосы и присела за барную стойку, закинув ногу на ногу. Корчить из себя соблазнительницу оказалось проще, чем она думала. Платье с вырезом до середины бедра из лилового переливчатого атласа было весьма кстати. Она на мгновение встретилась взглядом с мужчиной, который был им нужен, мило улыбнулась — и отвернулась от него. Она знала, что это действует лучше слов.

— Здравствуйте! — сказал он, присаживаясь возле неё.

— Здравствуйте.

— Устали от толпы? — дружелюбно спросил мужчина.

— Немного.

— Меня зовут Эдман.

— А меня Ева. — Она поглядела на него. Странно, неужели это и есть тот самый злодей, которого они пытаются поймать и который подстроил аварию Найара? Приятный мужчина, прекрасные добрые глаза, а волосы чёрные-пречёрные и очень густые. Он показался ей пошире Сержа, и более высокий. Нет, что-то здесь не так. Она не судила по внешности, но чувствовала, что от Эдмана не исходит угроза. Глаза у него по цвету напоминали крепко заваренный чай, а возле зрачка зеленели, и смотрел он внимательно, заинтересованно.

— Честно говоря, я не очень люблю все эти «тусовки». Тишина — вот моё всё.

— Тогда почему вы здесь?

— Пришёл, потому что брат меня попросил, — ответил Эдман. — У меня есть брат-близнец.

Ева напряглась. Это всё усложняло.

— А где ваш брат сейчас?

— Понятия не имею. Может, нашёл очередную красавицу и теперь воркует с ней где-нибудь в приватном месте? — он мягко рассмеялся, и она восприняла этот смех как сигнал к действию.

— Эдман, а кем вы работаете?

— Я дизайнер. Создаю оболочки для автопланов. А брат конструктор, он хорошо разбирается в их внутренностях. У нас такой профессионально-семейный тандем, — и он снова улыбнулся.

— А вы не хотите выйти на свежий воздух? — спросила она, чувствуя, как сердце бьётся. Безовалы велели ей привести мужчину в свой номер, но Ева не могла сделать этого, не разобравшись во всём. Он не врал насчет брата, она знала, что не врал, а это могло означать только одно: скорее всего, Эдман не тот, кто им нужен. Если она расскажет ему, что происходит, Найар и Серж её убьют. А если не расскажет, тогда он пострадает ни за что. А что же его брат? Узнав, что брату грозит опасность, Эдман незамедлительно пойдёт его искать — и рано или поздно попадётся в руки к Безовалам. Она запуталась. Она не знала, что делать. Теперь происходящее уже не напоминало игру. Это была жизнь.

— Да, я с удовольствием, — сказал мужчина. Они поднялись и вышли на балкон. Там было прохладно и темно.

Он облокотился о перила и посмотрел на неё: никакого намёка на грубость, ни вульгарности, ни резкости во взгляде.

— Вы не похожи на остальных, Ева.

— Да? — растерялась она. — А чем я не похожа на других?

— Как бы вам сказать, — и он улыбнулся. — В вас есть настоящая женственность и мягкость, и одновременно сила. Это приятно, что в нашем сумасшедшем городе ещё есть такие девушки, как вы, а не только продажные многополые страхолюдины.

— О, Боже! Многополые? — поразилась она.

— Вы ведь откуда-то издалека приехали?

— Верно.

— Лучше вам не знать, на что готовы люди в погоне за модой, Ева. Вернитесь домой. Поверьте мне, там, откуда вы пришли, гораздо лучше, чем здесь.

— Но вы там не были! — воскликнула она.

— Да, но я родился здесь. И мне достаточно видеть вас такой: красивой и недоступной, чтобы понять, что для вас лучше.

— Спасибо за доброту, но пока я не планирую отсюда уезжать.

Мужчина отвернулся, поглядел на город.

— Тогда берегите себя. Здесь запросто можно лишиться всего, что вам дорого.

— Я понимаю. — Она встала рядом с ним. — Спасибо. Вы так искренне говорите!

— Самое смешное, что брат — моя полная противоположность. Истинное дитя порока. Рано или поздно он сведёт себя в могилу. Женщины, наркотики, развлечения (лучше не спрашивайте, какие!). Сходит с ума, раздражительный стал. Услышит, что я с вами по душам болтаю — пальцем у виска покрутит.

— Вы любите своего брата, Эдман?

— Да, несмотря на то, что он придурок, — серьёзно ответил мужчина. — А у вас есть братья или сёстры?

— Да, у меня есть старший брат, но он не придурок, — сказала Ева.

— Повезло вам! — и они рассмеялись. Мужчина понравился ей. Было в нём что-то такое, что влекло. И дело было не только в его открытости. Она видела: всё сложнее, чем кажется.

— Эдман, а вы знаете, кто такие Безовалы?

Он поглядел на неё.

— Да, Ева. Кто же о них не знает. — Он откашлялся и произнёс уже тише: — Когда-то я был одним из них.

Она изумлённо ахнула.

— Были? А разве…

— Можно снова стать обычным человеком? Можно, Ева. Если очень захотеть. Мой брат — тот до сих пор один их них, но я с этим покончил. Поверьте, тот романтический образ, который рисуют перед людьми, говоря, что Безовалы чуть ли не боги — это всё ложь. Оборотная сторона нашей службы — это убийства ни в чём не повинных людей, жестокость, никем не сдерживаемая и вряд ли необходимая. У Безовалов руки по локоть в крови, Ева. Я ушёл, когда понял, что потом не смогу остановиться.

— Вы многих убили? — тихо спросила она.

— Хотелось бы мне сказать, что они все заслужили это, но я не уверен, что это так, Ева. — Эдман поглядел на неё. — Вы замёрзли. — И он снял свой пиджак и накинул ей на плечи. Девушка улыбнулась.

— Спасибо. Это так приятно!

— Хм, — усмехнулся мужчина, — вы и правда нездешняя.

Они молчали какое-то время, глядя на огни города. Ева никак не решалась сказать ему то, что должна была. Она сжимала и разжимала пальцы и хмурила брови.

— Вы так напряжены. Почему? — спросил мужчина.

— Боже!.. — почти простонала Ева. — Эдман, простите меня! Не могу я больше молчать!

— Молчать? — переспросил он.

Она глубоко вздохнула и, давясь словами от волнения, рассказала ему всё. Начала с того, как «приехала» в город и «устроилась» на работу. Он слушал внимательно, всё больше мрачнея.

— Ева, вы хоть понимаете, что только что спасли мне жизнь?

— Но ведь ваш брат…

— Мой брат знал, чем кончится дело. Они убирают ненужных более Безовалов с хладнокровием и спокойствием палачей. Вешают на них дела вроде этого, чтобы потом без зазрения совести пристрелить… Хотя я и не гарантирую, что Андреас не причастен к аварии Найара. От моего брата можно ожидать чего угодно. Я даже допускаю, что он связался с… — Он запнулся, кинул на неё быстрый взгляд. — Скорее всего, вас бы тоже убили, Ева. Прямо там, в номере.

— Нет! Не может быть! Найар не плохой человек. Да, у него куча недостатков, но убить меня…

— Сколько вы его знаете, чтобы судить?

— Пару недель, — пробормотала она.

— А меня меньше часа. Вы не боитесь, что я скину вас с балкона, Ева?

— Нет, — ответила она, — не скинете.

Он невесело усмехнулся.

— Вам нужно уезжать из города, Ева. Сначала они разберутся с нами, потом примутся за вас. Им не нужны лишние свидетели. Они используют вас, потому что это удобно. Я знал многих, кто помогал Безовалам — а потом пропадал без вести.

— Город большой, как они найдут меня?

— Найдут, Ева, — ответил он уверенно, — найдут.

— Но мне некуда идти, Эдман, — растерянно сказала она. Вряд ли в мастерской Вона теперь было безопасно.

— Некуда? Ладно, Ева… Ладно. Слушайте внимательно, — и он склонился к ней, обдав своим прохладным запахом. — Сейчас вы медленно и спокойно пойдёте вон туда, видите? Пойдёте так, как будто прогуливаетесь по парку. Откроете дверь, за ней будет коридор. Быстро пробегите по нему и сверните направо — там черный ход. Я вызову машину, и водитель довезёт вас до белого района. Это тихое местечко. Увидите дом с вывеской, рекламой автоплана марки «Север». В этом доме квартира, и про неё кроме меня никто не знает, даже Андреас. Вот вам ключ. Этаж сто пятый. Ждите там, сидите тихо. Если я не появлюсь через сутки — уезжайте из города. Поняли?

— Да, но неужели необходимо вот так бежать?

— Ева, послушайте! — он мягко взял её за руку. — Поверьте мне. Однажды я не внял совету одного человека, думал, что и так всё знаю. Думал, что обойдусь без чьих-либо советов. Не повторяйте моих ошибок. Это может плохо закончиться. Прошу вас!

— Я поняла, Эдман. Но как же я брошу вас одного?

— Я никто вам, Ева. Случайный собеседник. Таких, как я, сотни. Не думайте обо мне. Идите! — и он подтолкнул её к выходу.

— Ваш пиджак!

— Да. Прощайте.

Она сделала всё, как Эдман велел. Доехала, дошла до дома, поднялась наверх, открыла ключом широкую дверь, включила свет. Да, видно, что здесь давно никто не был, и что это квартира мужчины. Ничего лишнего, вот только рисунки и чертежи раскиданы повсюду. Она прошлась, рассматривая редкие фото. На одном был Эдман с братом. Одно лицо и совершенно разные люди. Всё как он и сказал.

Она никак не могла найти себе места: ходила туда-сюда, то вставала, то садилась, сделала себе одежду попроще, переоделась. Потом заглянула в холодильник. Пусто. Ладно, это не так важно. От нечего делать она включила телевизор, и пару часов пялилась в экран, не понимая, что там показывают. Мысли в голове походили на тучу саранчи — они съедали всякие чувства. Ева устала думать, устала ждать. И ещё ей было страшно. Вернётся ли Эдман? А если вернётся, не окажется ли так, что она сама себя посадила в ловушку?

Наконец ей удалось задремать. Во сне к ней пришёл брат.

— О! Привет! — сказала Ева. — Рада тебя видеть!

— И я тебя, — ответил он. — Как ты?

— Нормально. А ты? Как родители?

— Скучают.

— Я ведь не навсегда ушла.

— Я надеюсь.

— Чем занимаешься?

— Жду одного человека.

— Мужчину? — усмехнулся Эрнесто. — Это здорово.

— Вряд ли ты правильно понял меня, Эрни, — рассмеялась девушка. — Этот человек…

— Хороший, — закончил парень. — Ты это сразу поняла.

— И ты.

— Не бойся. Ты со всем справишься. Как всегда.

— Хочется верить в это.

— Одной веры будет недостаточно, — сказал парень. — И ты это знаешь, Ева.

— Не уходи, — вздохнула девушка.

— Прости, придётся.

— Останься! — повторила она, но сон исказился, и лицо брата поплыло.

— Ева! — кричал он. — Ева! Твои руки!

Она посмотрела вниз и увидела, что они светятся.

— Что это?!

— Твой дар! Дар! Твой… дар… — на разные лады повторял он, — он нужен тебе. Тебе… нужен…

Она зажмурилась и проснулась. В комнате было тихо, но спустя мгновение послышался звук открывающейся двери. Ева замерла, сразу же сделав себе маленький тонкий нож. Он был далёк от совершенства, но лучше с ним, чем без него.

— Ева! — позвал знакомый голос.

— Боже, Эдман! — она вскочила с кровати и подбежала к нему. — Как ты?

— Хм, — усмехнулся он, — на «ты» мне нравится больше.

Он стоял, как-то странно скукожившись, и держал руку за пазухой.

— Что с тобой?

— Ничего. Всё правильно.

— Что правильно? — не поняла девушка.

— Я думал, что смогу жить с этими воспоминаниями, но нет. К нам всё вернётся, и именно тогда, когда мы не ждём этого.

Он вытащил руку, и она заметила кровь на его пальцах.

— Эдман! Ты ранен!

— Да, Ева. Серьёзно ранен. Меня и самого учили стрелять прямо в сердце. Правда, Серж всё-таки промахнулся.

— Серж в тебя выстрелил?! Давай сюда! — Она решительно усадила его на диван. Эдман не сопротивлялся. — Дай мне посмотреть!

— Ты не боишься крови?

— Когда нужно, я ничего не боюсь, — ответила Ева. — О! — она расстегнула его рубашку. — О, боже! — прошептала девушка, — боже мой…

— Успокойся, Ева. Не нужно, — он поймал её пальцы, — здесь уже не поможешь.

— Но можно поехать в больницу! — воскликнула она.

— Нет, они не в силах меня спасти. Я разбираюсь в ранах. И в ядах тоже. Безовалы не стреляют обычными пулями.

— Ты… ты просто поверь мне! Поверь, Эдман… Я помогу тебе. Всё будет хорошо, — сказала она. Как же много крови! Как остановить её? Она успокаивала Эдмана, но кто мог успокоить её? На самом деле ей хотелось заплакать, позвать на помощь, чтобы кто-то спас его. Кто-то другой, более сильный и уверенный в себе, но не она — жалкая, дрожащая, напуганная… Ева не знала, как помочь ему, не знала, что делать. Она держала себя в руках только потому, что иначе было нельзя.

Эдман прикрыл глаза, откинулся на подушки. Он был бледным и дышал всё труднее. Ева знала, что он умирает. Она чувствовала, как энергии стремительно сменяют друг друга, теснятся вокруг него, и одна за другой уходят, чтобы не вернуться… Эдман сжал зубы и согнулся пополам, и она поняла, что ему очень больно. Он так страшно кашлял, что Ева готова была заорать от ужаса. Она ощутила, что сейчас не выдержит и зарыдает, но вдруг услышала в голове голос Эрнесто: «Твой дар нужен тебе». Она мгновенно забыла про плач и попыталась вызвать внутри то странное малознакомое ощущение, которое пришло к ней, когда она помогла Найару. Оно появилось тотчас, осторожно выползло из сердца, и её руки начали медленно сиять. Внутри них словно зажглись голубоватые лампочки. Пальцы заметно тряслись. Она поднесла их к груди мужчины и, прикрыв глаза, мысленно попробовала забрать его раны, растворить их. Ева не знала, как назвать то, что она должна была сделать. Нет. Не получается. И он уже потерял сознание! Каждое мгновение было бесценно, секунды ускользали от неё. Она сжала зубы, положила ладони на его рану, прямо на сочащуюся дырку, и прикрыла глаза.

— Пожалуйста! Пожалуйста!.. — прошептала она. — Помоги мне, Эрни. Ты всегда мне помогал. Скажи, как?..

Что-то начало скапливаться вокруг неё. Оно разрасталось и гудело, как пчелиный рой. Ева ощутила, как оно вошло в неё через сердце и полилось прямо в Эдмана — как мёд густое и приятное, сладкое целительное тепло. Он закашлялся, но в себя не пришёл. Она чувствовала, как напряжение в его теле спало, как отступила, склонив голову, смерть. Она открыла глаза и тихо охнула: на месте раны теперь был только красный рубец! Она поспешно вскочила и побежала в ванную — от пережитого её начало тошнить.

Задыхаясь, она устало присела на пол, привалилась к раковине. Мысли спутались так, что разодрать их не представлялось возможным. Она знала только, что должна вернуться и проверить, всё ли у него хорошо. Превозмогая слабость и дурноту, Ева встала и тщательно умылась ледяной водой.

Эдман лежал в той же позе, но выглядел гораздо лучше. Его дыхание стало ровным, глубоким и успокаивающим. Она присела рядом, убрала упавшие на его лицо тёмные пряди, и Эдман открыл глаза.

— Ева? Что происходит? — Он поймал её за руку.

— Всё хорошо, — она улыбнулась, чувствуя, как в глазах начинают скапливаться слёзы, — всё хорошо…

Эдман тронул свою рану и нахмурился.

— Что случилось? Что со мной?

— Эдман, я не всё рассказала тебе. Но, узнай ты больше, ты бы, наверное, не поверил мне…

— Скажи мне правду, Ева, — попросил он.

Она сглотнула, вытерла слёзы, и рассказала ему всё. На сей раз — начиная с того момента, как был создан Бури. Мужчина не выглядел ни растерянным, ни удивлённым. Может быть потому, что правда была подкреплена видом его чудом зажившей раны?

— Никогда бы не подумал, что такое возможно, — пробормотал он.

— И я. То есть я не знала, что могу так, — сказала Ева тихо.

— Да, и это тоже. — Он поглядел на неё. — Ты мне во второй раз спасла жизнь, Ева. Как мне тебя отблагодарить?

Она вспомнила, что нечто подобное говорил ей и Найар, но Эдман был другим.

— Видеть тебя живым — это уже радость для меня, — сказала она, чувствуя внутри приятное оцепенение.

Мужчина вдруг улыбнулся, приподнимаясь на локтях — и поцеловал её в щеку.

— Спасибо.

Девушка смущённо опустила глаза.

— Пожалуйста.

Он стащил свою заляпанную кровью рубашку и встал на ноги.

— И что же мы теперь будем делать, Эдман? — спросила девушка.

— Ева, они убили Андреаса, Серж его убил. Не знаю, смогу ли я так оставить это? Я готов был отправиться вслед за братом — туда, куда мы все уходим, — но ты меня вернула. Для чего? Зачем, Ева? Просто потому, что это правильно? Или из чувства жалости?

— Ты ведь тоже меня спас.

— Жизнь за жизнь? — усмехнулся он.

— Не совсем. Я не знаю, Эдман. Просто ты хороший человек. В этом огромном городе ты стал для меня другом. Так приятно найти друга вдали от дома.

— И что дальше, Ева? Что бы ты стала делать дальше? — спросил он, глядя на неё пристально.

— Нужно уезжать из города, как ты и сказал. Этот мир большой, я бы посмотрела, что там, на другом его краю.

— Это хорошая идея, Ева, но тебе нужно ехать одной.

Она подняла на него глаза.

— Почему ты не хочешь пойти со мной?

— Хочу, Ева. Поверь, очень хочу. Но если сделаю это, то подвергну тебя опасности.

— Эдман, ты забыл? Я же путешествую по мирам! Может быть, и ты сможешь! К тому же этот дар… У меня есть и ещё один: я могу создавать предметы. Мы сделаем всё, что нужно, и…

— И что, Ева? — Он печально взглянул на неё. — Ты меня совсем не знаешь.

— У нас есть время, чтобы друг друга узнать. Месть разрушит твою жизнь! — взволнованно и жарко сказала она. — Я не для того тебя лечила, чтобы ты совершил подобную глупость!

Он улыбнулся.

— Значит, ты думаешь, что разглядишь под маской, которую я ношу, не снимая, много лет, моё истинное лицо?

— Меня не проведёшь, Эдман. — И она улыбнулась ему в ответ.

— Хорошо, признаюсь: я очень хочу согласиться, но… Мой брат погиб, Ева. Да, он был сволочью, но это был мой брат. Просто взять и уехать, бросить всё? Оставить как есть?

— Ты же не собираешься бороться с Безовалами? — настороженно спросила она.

— В одиночку — нет. Но я знаю тех, кто мне поможет.

— Эдман, нет! Прошу тебя! Это неправильно. Если твой брат был не так безнадёжен, он бы не хотел этого. Ты ничего не добьёшься, только погибнешь. Думаешь, он желал твоей смерти?

— Ты его не знаешь, Ева. Он бы сказал: надери этим ублюдкам задницы! — Эдман помолчал. — Мне нужно подумать. Пару дней. Мы с Андреасом не были близки, но это ничего не меняет.

— А Серж и Найар — они не выследят нас?

— От этого яда нет противоядия. Они думают, что я уже мёртв. Вот таковым я и останусь. Пока что…

…Он не понимал, почему эта суетливая жизнь привлекает его. На Земле он хотел только одного: чтобы его оставили в покое. И его никто не трогал. Земляне были понятливыми. Правда, иногда он всё-таки ощущал гнетущее чувство одиночества, но оно проходило также быстро, как мгновение. Вся его жизнь была мгновением.

Он создал оболочку Бури и был раздосадован тем, что, ожив, зверь стал больше походить на животное. Алану пришлось с этим смириться, привыкнуть к кораблю. Он не был готов к тому, что Бури станет таким: знающим, решительным и независимым.

Имя «Бури» ему тоже не нравилось. Он называл его «Штилем». Несостыковка. Что храбрая птица шторма без ветра и непогоды?

Алан был из тех людей, что не нуждаются в общении. Он не нуждался ни в ком, даже в себе самом. Он был замкнут, сдержан и нелюдим.

Ему нравилось узнавать новое, поэтому, когда его выкинуло в Промежуток, и он понял, что остался один, он обрадовался этому. Правда теперь, в весёлом мире красного солнца, его уже не так тяготила эта бесконечная возня. Люди были чересчур жизнерадостными, но не надоедливыми.

Алан создал себе замечательный маленький дом и теперь жил там. Он мог создать что угодно и принял этот открывшийся дар как нечто само собой разумеющееся. Ему не было нужды работать, но он всё равно постоянно копался во всяких здешних механизмах. Ему нравилось с раннего утра побегать по парку, потом сходить в бассейн — и до вечера работать наедине с собой и своими мыслями.

Изредка он знакомился с кем-нибудь, но эти встречи не запоминались, они были не важны.

В один прекрасный день он решил, что пора двигаться дальше, и шагнул в Промежуток. Один из камней понравился ему внешне — и он постучался в его мир. С камнями ладить было проще, чем с людьми.

Алан открыл глаза и тут же сделал себе кепку — солнце нещадно припекало. Огляделся: пустыня. Неприятное место. Впрочем, ветер был свежим и нес запах воды.

Вдалеке показалось стадо верблюдов, и он решил к ним подойти. Увязая в песке, он полез на дюну. Забрался на её вершину и обрадовано улыбнулся: впереди на берегу океана лежал город — низкий, бесцветный, древний как само время. Только огромный дворец у самой воды стоял на скалах, над самым обрывом, и возвышался стройными башнями. Сооружение поражало своими размерами и архитектурой, и Алану стало любопытно.

Погонщик верблюдов ему не обрадовался.

— Кто такой? — спросил он.

Алан не стал ничего отвечать, просто прошёл мимо. Спустившись вниз, он ловко сделал себя такую же, как у этого дядьки, одежду. Только другого цвета. На всякий случай сделал нож и спрятал его в складках длинной накидки. И пошёл к воротам.

Стражники окинули его подозрительными взглядами, но пропустили.

Он быстро смекнул, что нужно переодеться во что-то более стоящее и, приглядевшись к одеждам других людей, создал себе красивую расшитую рубашку, короткие штаны, жилет и длинный тёмный плащ. Переоделся в переулке и пошёл бродить по городу. На голове у него была сине-красная повязка, она не давала волосам лезть в глаза. За время, проведённое в предыдущем мире, он сильно оброс, но ему было всё равно. Алан и вообще относился к собственной внешности небрежно. Он никогда не носил длинные волосы, но решил пока оставить их.

Город ему понравился. Он был старым, необъятным и шумным. Алан любил ходить в толпе и слушать людей. Он прошёлся по рынку, пригляделся к товарам и деньгам, и сделал себе пару десятков монет — на всякий случай. Ему хорошо думалось среди людей. Ни с кем не заговаривать, но быть частью толпы, наблюдать и слушать.

Он купил еды и поел, стоя на причале. Океан сиял в лучах солнца, ветер трепал полы плаща. Алану показалось, что этот мир ждал его. Он всегда думал, что ему больше подойдут шумные большие города: полные автомобилей, с высокими зданиями до неба, такие, где есть на что поглядеть. Но стоя здесь, среди старых камней и домиков с соломенными крышами, среди белых стен и людей, понятия не имеющих, что такое машина, среди лошадей и коз, и куриц, снующих по улицам, и женщин в странных одеждах, он чувствовал себя как дома. Он так задумался, что не сразу услышал пронзительный детский вопль.

— Не брал я! Не брал! Оно на земле лежало! — орал ребёнок, пытаясь вырваться из рук мужика в кольчуге.

— Маленький проныра! — сказал тот. — Ты его стибрил, и не смей отпираться.

— Пусти! — вопил пацан.

— Заплати за яблоко, голодранец! Тебя предупреждали, чем это кончится.

— Не возись с ним, — сказал второй. — Делай, что нужно, и пошли.

— Не надо пальцы! — громче прежнего завопил мальчишка, и до Алана дошло, что эти двое собираются отрезать ему мизинец. Он решил вмешаться.

— Почтенные, сколько вам должен этот мальчик?

— Ты откуда взялся? — спросил мужчина, оглядев его. — Кто такой?

— Мимо проходил, — ответил Алан. — Я заплачу. Отпустите его.

Стражник поднял брови.

— Ладно, — скучающе ответил он, — пять красных монет.

Алан сделал себе только серебряные.

— Этого хватит? — и он протянул мужику горсть крупных монеток. Тот уставился на него в изумлении.

— Он что, твой сын?

Мальчишка переводил взгляд с одного на другого. Он был худым и смуглым, чёрные волосы стояли дыбом, а рваные штаны были сделаны из мешка. Действительно голодранец, иначе не скажешь. Но глаза у него были потрясающие: льдисто-голубые, пронзительные и умные.

— Хватит, — ответил первый и швырнул мальчика прямо ему в руки.

Когда стража скрылась в толпе, мальчишка повернулся к Алану и поглядел на него без страха, с живым необидным любопытством.

— Яблоко стоило всего одну красную монету, почему ты отдал им столько?

Алан пожал плечами.

— Мне без разницы, — ответил он.

— Ты воин? — спросил мальчик, потирая шишку на лбу.

— Нет.

— Почему ты мне помог?

— Просто так.

— Ты что, богатый? — улыбнулся мальчишка.

— Вроде того, — кивнул Алан.

— Ты из дворца, да? — продолжил допрос мальчик.

— Нет.

— А-а-а, — многозначительно протянул мальчик, — значит, ты странник.

— Ага, — кивнул Алан. — Тебе нечего есть? — в свою очередь спросил он. — Держи.

И протянул оставшиеся деньги. Мальчик растерянно взглянул на неслыханное богатство.

— Не могу взять, — нахмурился он. — Они подумают, что я украл.

— Это верно, — согласился Алан. — Тогда покажи мне, где можно переночевать — и мы вместе поужинаем. Добром за добро.

Мальчишка обрадовано улыбнулся.

— Идём! — он схватил Алана за руку и потянул за собой. — Я покажу тебе отличное место, там тихо и спокойно, и царствует спасительная тень.

Они пробрались через рынок, и мужчина купил как можно больше разных вкусностей. Он видел, что у мальчика сияют глаза и слышал, как урчит у него живот. Судя по худобе, пацан ни разу в жизни не наедался как следует…

Они миновали полгорода, когда, наконец, добрались до небольшого дома вблизи причалов. Мальчик провёл Алана через калитку, и оказалось, что внутри, во дворе, очень уютно. Там был сделан маленький фонтан, выложенный голубой мозаикой, в углу росло кривое деревце, дырку на стене закрывали лианы каких-то растений, а в узком оконном проёме стояли потрескавшиеся глиняные горшки с ярко-жёлтыми пахучими цветами.

— Хорошее место, — одобрил Алан.

Мальчик махнул рукой.

— Не сравнится с королевскими садами, — сказал он. — Эй, Фадр, у нас гости!

Дверь в дом медленно открылась, и на пороге появился старый-престарый дед. Он стоял криво, и держался сухими пальцами за косяк.

— Ого! — сказал он.

Алан быстро подошёл к нему и помог доковылять до столика возле фонтана. Старик удивлённо поднял косматые брови.

— Храни тебя бог, — сказал он.

— Он мне жизнь спас, — сказал мальчик, — а я его обещал на ночь где-нибудь устроить.

— Вот и хорошо, — ответил старик, — только нам угостить тебя нечем, благородный странник. Я сегодня, Махунг, ни одной рыбы не поймал, — признался он, и борода его затряслась.

— Всё нормально, — поспешно сказал Алан, ощущая странную горечь во рту. — Вот, возьмите.

И он положил на стол свою сумку, доверху набитую едой. Махунг живо разложил на столе купленные продукты, и дед уставился на Алана, как на невиданное существо.

— Почему? — спросил он.

— Вы хотите есть, — раздельно произнёс землянин, — а у меня много еды. Я не жадный.

Мальчика не пришлось долго уговаривать. Он поставил возле стола ещё два стула, принёс деревянные тарелки, нож и чашки. Ловко нарезал неизвестные фрукты, разломил лепешку и первый кусок дал старику, второй Алану, последний — самый маленький — взял себе. Алан сел за стол, немного смущенных их взглядов.

— Да сохранит нас Небо, — сказал Махунг, занимая свое место. — И пусть сердца наши будут горячи и полны страсти, а разум холоден и сдержан.

Он поглядел на Алана, дед тоже смотрел на него, и землянин решительно откусил от лепёшки. И они сразу начали есть вместе с ним. Махунг принёс холодной и вкусной воды в кувшине, разлил её по чашкам. Алан глядел, как старик медленно, наслаждаясь каждым кусочком, ест свою лепёшку, и ощутил в горле комок. Ему стало больно дышать, и перед глазами поплыло. Он нахмурился и поспешно провёл рукой по глазам.

— Ты рыбак? — спросил он Фадра.

— Был им раньше, — ответил тот. — Сейчас что… руки уже не ловкие, спина не гнётся, — и он виновато улыбнулся.

— Ты был лучшим рыбаком! — сказал мальчик. — Но до этого ты был воином, да, Фадр?

— Это было настолько давно, что я почти не помню ту жизнь. Я повредил ногу и не мог уже так яростно сражаться. Я ушёл, не дожидаясь, пока меня выгонят.

— Он был великим воином, — сказал мальчик Алану, — он служил самому Хъягу, отцу Захата, нынешнего правителя Уфбада.

— Понятно, — ответил Алан.

— А зачем ты пришёл в Йола-Бад? — спросил Махунг.

— Я просто путешествую, — ответил Алан.

— А откуда ты родом? — спросил старик.

— Из одного небольшого города на другом краю земли.

— На другом краю! — воскликнул мальчик. — Ого! Ух ты!

— Долго же ты добирался до нас, парень, — сказал старик, глядя на него хитрыми тёмными глазами.

— Долго, — кивнул Алан.

Они замолчали и продолжили трапезу. Вокруг медленно темнело и становилось всё холоднее. Когда они закончили есть, и Махунг стал убирать остатки со стола, Фадр пригласил Алана в дом. Внутри было мало мебели, но благодаря огню, мерцавшему в очаге, большая комната казалась уютной. Старик устроил Алану ложе возле очага, и даже предложил ему подушку, не похожую на подушку. Это был тугой колючий валик, и землянин решительно отказался от этого «удобства».

— На другом краю неба, — сказал Махунг, укладываясь в уголке, — я ещё никогда не был.

— Может быть, побываешь там, если поверишь, — ответил ему старик.

— Я овладею магией и сделаю для нас новый дом. Где-нибудь там, среди густых цветущих лесов, у подножия изумрудных гор. Там, откуда ты пришёл, — сказал Махунг Алану.

Землянин промолчал. Он не хотел обнадёживать пацана. Усталость давила на веки, продолжать этот разговор ему совсем не хотелось.

— Спокойной ночи, — сказал он и через минуту уже спал.

На следующее утро он проснулся рано и отправился на торг, купил ещё еды. Сделал денег и оставил их возле старика. Он не стал будить ни его, ни мальчика, но решил, что непременно вернётся к ним. Ему хотелось быть уверенным, что пацана не схватят за кражу. Теперь еды у них было вдоволь.

Алан спустился к причалам и долго смотрел на воду, на корабли в гавани. Всё вокруг казалось ему знакомым, даже пыль на сапогах. Он вдруг понял, что хочет задержаться в этом мире наподольше. Да, так он и сделает. Задержится здесь. Глядишь, доведётся побывать в королевских садах, о которых упоминал Махунг. И этим двоим помощь нужна. Старик того гляди совсем зачахнет, а мальчик — что с него взять? Слишком юн, чтобы трудиться и добывать деньги. Неудивительно, что он украл яблоко… Украл яблоко! Произнести-то смешно!

В иных мирах ему ещё не приходилось о ком-то, кроме себя, заботиться, и теперь он не чувствовал груза на плечах. Фадр и Махунг не казались ему чужими, словно он должен был узнать их. Хорошие люди, о которых приятно заботиться.

И тут к нему подошёл какой-то человек.

— Почтенный, — произнёс он, — удели мне мгновенье.

Землянин поглядел на него.

— Что тебе нужно?

— Кажется, ты живёшь у Фадра?

Алан усмехнулся.

— Если одна проведённая ночь в незнакомом доме подходит под это определение.

— Дело в том, что Фадр должен мне денег, и…

— И ты подошёл ко мне, — хмуро сказал мужчина, начиная понимать, куда клонит незнакомец. Алан не был раздражительным человеком, но его не обрадовала перспектива стать ходячим кошельком. Потом он подумал, что это не имеет значения. Деньги были всего лишь материей, которую он мог создавать. Они не значили ничего. — Ты знаешь, кто я? — спросил Алан у незнакомца.

— Нет, но ты определённо печёшься о Фадре.

— С чего ты взял?

— Ты спас мальчишку от заслуженного наказания.

— А старик здесь при чём?

— Махунг — сынок его покойной дочери, то есть его внук.

— И сколько Фадр тебе должен? — спокойно спросил Алан.

— Пять золотых, — весело ответил мужчина. — Не знаю, где он достанет такую сумму до завтра. Разве что продаст себя, да и то, кто его купит, он же старик!

Алан порылся в кармане. Да, золотые монетки он не сделал — только серебряные. Что же.

— Приходи завтра с утра — и получишь свои деньги, — сказал он, и, не дожидаясь ответа, пошёл прочь.

Он походил по рынку, пригляделся к товарам и деньгам. Посмотрел на оружие, на одежду, на прочие разности. Убедился, что сможет без труда создать подобные вещи и решил вернуться в дом возле берега.

Махунг встретил его радостно.

— Привет!

— Меня зовут Алан, — ответил мужчина.

— Алан, — сказал, подходя к ним, старик, — пока Махунг ходит за водой, я бы хотел поговорить с тобой.

И дед строго глянул на мальчика. Тот сразу побежал за ведёрком и вышел за пределы дворика, не прекословя старику.

— Говори, — кивнул Алан.

— Я не знаю, откуда ты появился в этом городе, может, ты и правда пришёл с другого края света. Ты странный человек, и почему-то решил нам помочь. Я не пытаю тебя вопросами о причине такого великодушия, но ты должен знать, что наш дом — не самое хорошее место для гостей. Несколько лет назад, когда заболела моя дочь, я взял в долг крупную сумму денег у одного местного торговца. Махунг был совсем малышом, он её не помнит. Он не помнит мать, и это хорошо. Мы пригласили лучших целителей, но всё было напрасно. Деньги утекли сквозь пальцы — лечение это было дорогостоящим и бесполезным.

Она ушла, а я, старый и никому не нужный воин, был вынужден заботиться о мальчике. Этот дом — всё, что у нас есть. Завтра Увач потребует вернуть долг, и мне придётся отдать его. Я не могу продать себя и уж тем более не стану продавать Махунга, поэтому… — он медленно и тихо вздохнул. — Ты можешь остаться у нас до завтра, Алан. Я буду рад. И Махунг тоже. И спасибо тебе за вчерашний ужин. Спасибо за твою искреннюю заботу. Я впервые встречаю такого человека, как ты.

Алан хмуро поглядел на старика.

— Я ничем не отличаюсь от людей, живущий на моей родине, Фадр. Ты был честен со мной, и я ценю это. Не считай меня богачом — богатство не измеряется деньгами. Возьми, — и он протянул ему несколько золотых монет, — и не благодари. Это только куски металла, и ничего больше. Но если они помогут вам — я рад. Пусть у мальчика будет будущее. Он, кажется, хороший пацан. Не стоит лишать его дома.

Фадр пристально и довольно долго глядел ему в глаза.

— Ты пришёл из другого мира, — наконец сказал он, и Алан поспешно сглотнул.

— Вроде того, — кивнул он, не совсем понимая, что старик имеет ввиду.

— Твой мир достоин света, — сказал Фадр, крепко сжимая его руку. — Как мне отблагодарить тебя?

Землянин усмехнулся.

— Позволь пожить у тебя в доме.

Фадр улыбнулся, и глаза его заблестели.

— Сколько угодно.

Из арки показался Махунг.

— Вода пришла! — объявил он. — Я приготовлю завтрак…

…Ката и Ин Че сидели на песке. Все вместе они быстро миновали Промежуток, и теперь брат и сестра тихо разговаривали. Ин Че обнимал Кату за плечи и взволнованно что-то доказывал. Девушка больше молчала. Кёртис отдыхал в домике неподалёку, а Олан бродил по берегу.

Он раздумывал, отчего ему так спокойно, будто он сделал что-то очень хорошее. Конечно, всё пошло так, как было запланировано, и Промежуток пустил всех четверых и даже позволил пройти дальше, но мужчине казалось, что дело совсем не в этом.

Ката чувствовала себя намного лучше. Она смогла встать на ноги, но Олану показалось, что девушка делает это с излишней поспешностью. Он подумал, что, возможно, неприятен ей. Эти мысли вывели его из блаженного и радостного оцепенения. Он свёл светлые брови, стал бить ногой по накатывающимся волнам. Брызги летели во все стороны, и скоро его штаны промокли насквозь до самых колен. Он ушёл как можно дальше по берегу и забрался на острые гранитные валуны, что в изобилии лежали на песке. С них хорошо было видно неспокойный, сердитый океан: надвигался шторм. Олан долго слушал ветер и грохот волн. Ему хотелось подняться в небо — а дальше будь что будет. Пряди выбились из хвоста и лезли в глаза, мокрые ноги мерзли, но ему было все равно. Сгущались неспокойные сумерки, становилось холоднее. Олан не хотел возвращаться к домику. Только заметив на берегу маленькую фигурку, он заставил себя спрыгнуть вниз. Ката шла, с удовольствием подставляя лицо отнюдь не тёплому ветру, и улыбалась. Увидев её, мужчина испытал сперва раздражение, потом — странную нежность. Он шагнул к ней.

— Здесь, конечно, не ваша тёплая долина, но это к лучшему. Для тебя особенно. Холод поможет.

— Он уже помог, — ответила девушка. — И ты… Я хотела сказать спасибо за то, что ты сделал для меня, Олан.

— Вообще-то сначала я был против. Это Кёртис предложил взять вас с собой.

— Но потом ты согласился.

— И ты согласилась, иначе Промежуток оттолкнул бы тебя.

— Я не могу до конца поверить в то, что случилось. Это иной мир, в котором свои законы и радости. Быть частью него так необычно!

— Поверь мне, Ката, радости во всех мирах одинаковые.

— Ну, например? — вдруг хитро улыбнулась она.

— Быть в кругу друзей. Подниматься в небо. Смотреть на звёзды, — ответил Олан. Звёзды он любил, самолёты тоже, а без Кёртиса не представлял себе ни одно путешествие.

— Да, это так, — согласилась Ката, — и у меня ощущение, что я заново родилась. Словно я — это и не я вовсе, а совершенно другой человек — свободный, лёгкий, крылатый! Способный на многое, умеющий мечтать!

— Это хорошее ощущение, — одобрил он.

— Я бы хотела заслужить право быть частью этого мира, Олан. Не просто жить здесь, а быть достойной того, что вы сделали для нас с Ин Че, понимаешь?

Мужчина взглянул на неё.

— Отчасти. Ты хочешь быть благодарной, но это не обязательно. Если вы с братом здесь, значит, это судьба. Мы лишь немного помогли ей случиться.

— Благодарность может быть разной. И вы отнюдь не мало сделали для нас. Ин Че жив, я тоже. Пока что… — добавила она, и Олан нахмурился. — Я не знаю, сколько мне осталось, но готова каждый день дышать полной грудью и чувствовать всем сердцем. Раньше я не хотела видеть будущее, но сейчас верю в то, что у нас с Ин Че оно есть. Особенно у него.

— Зря ты так, Ката. Не нужно считать себя второсортным человеком. Твоего брата обидела не столько твоя скрытность, сколько отношение к себе самой. И я говорю не об эгоизме, которого у тебя, кстати, нет и в помине. Я говорю о ценности человеческой жизни. И жизни любого живого существа.

— Мне трудно осознавать, что спустя столько лет я свободна, как ветер, Олан. Я никогда не чувствовала в себе желания делать что-то, подобное тому, о чём сейчас думаю, — ответила девушка и слегка покраснела.

— И что, например? — заинтересовался Олан.

— Танцевать, нестись сломя голову куда попало… Нырять в бушующие воды, которых я раньше никогда не видела — и они прекрасны! Любить, — добавила она тихо.

— А что такое любовь, Ката? — сощурился он.

— Я не знаю. Я не позволяла себя думать, что смогу полюбить.

— Это может каждый, — ответил Олан, — хотя люди вроде меня не нуждаются в любви, как прочие.

— Ты не прав! — вдруг горячо возразила Ката. — Каждый в ней нуждается!

— Не собираюсь с тобой спорить. Но всё-таки думаю, что люди созданы для разного. Кому-то достаточно дружбы и общения.

Ката покачала головой.

— Мужчина и женщина могут дружить, но не тогда, когда ощущают внутреннее притяжение.

Олан весело хмыкнул и поглядел на неё.

— Сколько тебе лет, Ката? Восемнадцать-то хоть есть? Ты говоришь так, словно у тебя был подобный опыт.

— Мне двадцать, и опыта у меня не было.

— А что же так? Никто не нравился? — улыбнулся Олан. — Или дело в отсутствии времени? В самочувствии? — Он не хотел говорить «болезни».

— Во всём сразу и ещё были причины. Разные. Видишь ли, я рассуждала, как ты. Будто есть люди, не созданные для любви. Одиночки, довольствующиеся дружбой. Но теперь поменяла своё мнение. Коснувшись Промежутка, я как будто научилась чувствовать полнее, ярче.

— У, — отозвался Олан. — Понятно. А там, в вашем мире, как относятся к любви?

— Как к чему-то незначительному. Многие даже не хотят сами рожать детей. Просто покупают их, уже готовых, а что не своя кровь — какая разница?

Олан поморщился.

— Вот ведь болваны.

— Вот тебе и ещё причина, — вдруг мягко улыбнулась Ката. — Ты хотел бы детей?

— Не знаю. Думаю, я ещё не готов к этому, — ответил мужчина. Разговор становился всё более странным.

— Просто ты ещё не встретил девушку, которую мог бы полюбить, — тихо сказала Ката. Её голос звучал глухо и словно издалека.

— Наверное, не встретил, — согласился он, желая поскорее закрыть эту тему.

Ката быстро взглянула на него, откинула назад голову, собирая волосы в хвост. Движение выглядело нервным.

— Всё, что ждёт меня здесь — это труд и жизнь рядом с братом, не так ли? — сказала она, и Олану почудился в её голосе судорожный всхлип. — Я же сразу сказала, что недостойна быть здесь! — крикнула девушка. — Зачем ты меня забрал? Я слишком требовательна — получив многое, хочу ещё большего. Этот мир не для таких, как я. Верни меня назад! — сказала она яростно.

— Чего? — Олан даже остановился, растерявшись от такой перемены в её настроении. — С какого перепугу я тебя назад буду возвращать? Чтобы ты там коньки отбросила?

— А вот и пусть отброшу! Тебе это важно? Важно или нет? — взволнованно спросила девушка. — Ин Че — взрослый парень, он справится без меня, — сказала она, поняв, что Олан не собирается отвечать, — а я — непривлекательная, жалкая и скучная. Все так говорили. Я давно закопала в землю мечты… Люди смотрели на меня как на тень-в-пыли, так у нас называли женщин, которые никому не нужны. И не смей жалеть меня, понял?!

— Болтаешь всякую чепуху… — начал Олан, но она развернулась к нему, и это движение походило на движение пантеры, увидевшей жертву.

— Чепуха? — задыхаясь, произнесла Ката. — По-твоему, это ерунда? Мои чувства — тоже ерунда? Хотя ты прав, всегда так было и так останется. Ничего. Я справлюсь, — она мотнула головой, но Олан видел, что все её слова только выдумка. На самом деле она уже очень давно не справлялась, а копила боль и отчаяние, не отпускала их, и они пожирали маленькую, сильную упрямицу изнутри, выгрызали и мечты, и желания, и жажды. А все потому, что Ката никому прежде не говорила о том, что у неё на душе. Кроме него… — Я не умею говорить людям о том, что чувствую, вот и сейчас слова застряли в горле, — продолжила Ката — Но, наверное, кому нужно, тот поймёт? Правда ведь?

Олан пожал плечами. Разговор ему не нравился. Он понимал, что девушка имеет ввиду, но лишь отчасти.

Ката быстро взглянула на него и вдруг стремительно побежала прочь — только пяточки засверкали. Он и не подозревал, что она способна так бегать. Сначала Олан решил дать ей время во всём разобраться, но потом внутреннее чутьё подсказало, что нужно приглядеть за своенравной девушкой, и он трусцой направился следом, огибая высокие камни. Когда он выбежал с другой стороны насыпи, то успел увидеть край её платья, исчезающего в воде, и тут же, выругавшись, заставил время остановиться. На всякий случай. Живость характера! — мелькнуло в голове. Вот тебе и живость характера…

Он доплыл до неё быстро, опрокинул на спину и выволок на берег. Ката не успела наглотаться воды, но сопротивлялась, как безумная. Когда время вернулось в своё обычное состояние, она почти смогла дать ему оплеуху.

— Отпусти меня!!!

— С ума сошла? — возразил Олан.

— Отпусти, это мой выбор! Пусти! — крикнула она, брыкаясь.

— Ещё чего! — рявкнул Олан. Всё это начинало ему надоедать. Девушка сделала ещё одну попытку вырваться. Она была изворотливой и гибкой, но то были бесполезные старания. Олан мог удержать её одной рукой.

— Ничего не хочу! И жить не хочу! — крикнула она, елозя ногами по песку и разбрасывая его во все стороны. — Я никто и никому не нужна. Я готова была умереть там! Бездарная дура, замухрышка и уродина! Всю жизнь слышала это, и оттого, что попала сюда, ничего не измениться! Ни для кого: ни для меня, ни для тебя.

Олан вдруг подумал, что она восхитительна в своём сумасшедшем гневе: эти глаза, таких он ни у кого не видел на Земле! И волосы — нежные и сильные одновременно, и бледные губы редкого рисунка, и высокие узкие брови, и изящные и ловкие маленькие руки, и тонкая талия… Всё в ней показалось ему прекрасным. Не раздумывая лишних мгновений, он заставил её повернуть голову, взял её лицо в ладони — и крепко поцеловал девушку в губы.

Ката сразу обмякла в его руках, даже перестала дышать.

— Глупая! — сказал он тихо. — Неужели нужно слушать болванов из вашего мира, ничего не смыслящих в женской красоте? Ну? — но девушка молчала, заворожено глядя ему в глаза. — Дурочка ты, хотя и не бездарная. Сама не понимаешь, что говоришь. Ты красивая, очень красивая. И не важно, что в вашем мире другие каноны красоты. Забудь ты обо всём, Ката. Просто вычеркни прошлую гадость из нынешней жизни. Ты для меня красивая — это уже раз. И для брата — это два. И ты нужна мне, Ката, — сказал он, и сердце заныло сладостно и резко — никогда он не ощущал подобного, — нужна мне вся. Такая, какая ты есть. Поняла?

— Поняла, — тихо ответила девушка. Она выглядела такой растерянной и милой, что Олан не выдержал и снова поцеловал её. Она неумело ответила на его поцелуй, и он рассмеялся.

— Ну, хватит сидеть в холоде и сырости. Пошли домой.

Он взял её за руку, поставил на ноги и повлёк за собой. На этот раз она не сопротивлялась.

Пока они шли, Олан успел подумать о том, что всё правильно. Скоротечно? — ну и пусть. Необдуманно? — так даже лучше. Это были приятные мысли и приятные чувства. Ему нравилось впускать их в себя. К тому же в его ладони лежала маленькая тёплая рука юной девушки, только что признавшейся ему в любви. Он не ожидал подобного, но не испугался. Он любил приятные сюрпризы и подарки судьбы. Ката определённо была таким подарком.

Когда они вошли в домик, Кёртис что-то готовил на кухне.

— А мы искупались! — сказал Олан весело.

— Нашли время, — ответил Кёртис, покачав головой. — Вам что, не терпелось, что ли?

— Может и не терпелось, — ответил ему Олан, улыбаясь краешком рта, и Кёртис мгновенно понял, что случилось нечто интересное.

— Валите греться к печке, экстремалы! — сказал он. — Кстати, Ката, твой брат заснул. Нормально заснул, в смысле. Он переволновался, скакал по дому, как мячик, а потом отрубился. Даже похрапывает.

Девушка смущённо улыбнулась.

— Он всегда немного сопит.

— Главное, чтобы сопел себе под нос, а то как разойдётся! — сказал Олан. — Пойдём, Ката, дам тебе свою одежду. Всё равно тебе больше нечего одеть, — и он повёл её наверх, где располагались ещё две маленькие комнатки с балконами, выходящими на океан. Конечно, Кёртис мог сделать девушке одежду, но Олану не хотелось обращаться к другу. Ещё придёт время красивых платьев, но сейчас ей больше подойдёт что-то надёжное. Например, его тёплый свитер. — Заходи, не бойся. Так, что у нас здесь есть? — и Олан открыл дверцу шкафчика. — Вот, держи. Можешь надеть майку и сверху кофту. Ты, конечно, в ней утонешь, но это гораздо лучше, чем ходить в мокром платье. Я пойду вниз, а ты пока… Ну, ладно, — и он поспешно прикрыл за собой дверь.

Кёртис встретил его лукавым пронзительным взглядом.

— Купались, значит? — произнёс он как бы между прочим, и Олан рассмеялся.

— Не прилипай, я ещё сам не разобрался, чем мы там занимались.

Кёртис удивлённо сморщил лоб, улыбнулся весело и любопытно.

— Нет, друг, ну ты даёшь! Я сразу понял, что ты ей понравился, но вот наоборот…

— Да ладно уж, «наоборот»! — передразнил его Олан. — Я всегда знал, что подобные вещи случаются внезапно.

— Какие-какие вещи?

— Иди ты!.. — отозвался Олан, присаживаясь на корточках возле огня.

Кёртис расхохотался.

— Ты бываешь молчуном ещё похлеще Алеарда, но сейчас это не твоё обычное молчание. Ты радостно молчишь, дружище, вот что я скажу!

Олан только отмахнулся от него. На лестнице послышались шаги — Ката спустилась вниз, одетая в широкую кофту с длинными рукавами. Она доставала ей почти до колен, но девушка всё равно смущённо одергивала её ниже.

— Садись сюда, согреешься, — позвал её Олан. Девушка опустилась на колени возле него, протянула руки к огню. Кёртис ухмыльнулся и отвернулся к столу.

— Как себя чувствуешь? — спросил Олан.

— Очень хорошо. Правда. Давно не ощущала такой лёгкости, как будто тело не моё! Раньше оно было трудным, неподатливым.

— Думаю, всё дело в воздухе, в этом мире хороший воздух. Не то что там у вас.

— А что это за мир, Олан?

— Не знаю, как он называется. Мы с Кёртисом зовём это место «Убежищем». Приходим сюда отдохнуть или когда выбора нет. Когда сматывается приходиться, понимаешь?

— Сматываться? — переспросила она.

— Ну да.

— То есть как в нашем случае, ведь мы тоже сматывались?

— Ага, — кивнул он.

— Ты говорил о дарах. Они есть у каждого человека?

— У тех, кто путешествует по мирам. Хотя если понимать дары более широко — то да, у каждого.

— Значит, теперь и у нас с Ин Че они есть?

— Теперь есть, — кивнул Олан. — Хотя не спрашивай меня подробнее, я об этом мало что знаю.

Девушка натянула свитер на колени и прижалась щекой к мягкой ворсистой ткани.

— Это хорошая кофта, — тихо сказала она. — Так непривычно… сидеть возле огня… И знать, что те, кого ты любишь, рядом. Чувствовать, как покой и нега проходят сквозь сердце, вдыхать солоноватый воздух и верить в чудеса. Смотреть на тебя. У тебя волосы похожи по цвету на раскаленный песок. Я люблю песок.

Олан усмехнулся.

— Ещё что-нибудь скажи о моей внешности, Ката, и я смутюсь.

Девушка хитро улыбнулась, закусывая нижнюю губу.

— Только не смейся, ладно?

— Не буду, — пообещал Олан, хотя он был готов хихикнуть, чувствуя на себе её изучающий взгляд.

— Когда я впервые увидела тебя на том поле, то подумала, что ты один из богатых, которые приезжают делать крупные ставки на трюкачей. Просто ты был таким… Хм… Простые люди настолько устали, что одеваются как попало. Могут надеть на голову мешок вместо шапки — и всем всё равно. Привыкли. Без разницы, хоть из коры одежду клепай. Но ты… Мне понравился твой облик… Черты лица, глаза, и эта одежда…

Олан улыбнулся, поднимая брови:

— Что в моей одежде удивительного?

На нём была всего лишь белая рубашка и черная потёртая жилетка со стилизованной птицей на спине. Всё старое, но любимое.

— То, что ты носишь — это ты сам, — сказала Ката. Она нерешительно тронула его плечо, и Олан тут же поцеловал её пальцы. Девушка улыбнулась и опустила ресницы. — Это ты, — повторила она.

— А это ты, — ответил Олан, касаясь её волос.

— Ого, вот это да! — вдруг подал голос Кёртис. — Кажется, меня кто-то зовёт…

— Кто зовёт? — не поняла Ката.

— Что, из нашей команды? — спросил Олан.

— Да! Им нужна помощь!

— Что-то плохое случилось?

— Я не уверен. Нет. Они просто зовут меня… — и Кёртис прикрыл глаза. — Какое странное чувство. Словно я слышу их голоса в своей голове, но ответить не могу. Я пойду к ним.

— Мы с тобой.

— Нет, Олан. Оставайтесь. Я всегда с их помощью смогу позвать вас, если что.

— Ты уверен, Кёрт? — Олан пристально посмотрел другу в глаза.

— Да, уверен. Будет лучше, если вы станете резервом. Ушки на макушке и ожидайте звонка, — усмехнулся он. — Ты сбережёшь ребят, Пусть в себя придут после первого перемещения. А я пойду, узнаю, в чём дело.

Олан обнял его и крепко хлопнул по спине.

— Удачи.

— Твоя удача всегда нас сохраняет, — улыбнулся Кёртис. — До скорого!

И он медленно растворился в пространстве. Ката ахнула.

— Это… как так?

Олан улыбнулся.

— Ты сама выглядела точно также, когда переместилась.

Он стал рассказывать ей о Промежутке и о Земле, чтобы отвлечься от дурных мыслей. Девушка слушала внимательно, иногда что-то уточняла. Олан прислушивался к голосу Кёртиса, но, кажется, всё было хорошо, и он расслабился. Он знал, что в случае чего друг позовёт его. Кёртис был не из тех, кто полагается только на себя и в итоге оказывается в переделках из-за своей гордыни.

Спустя какое-то время проснулся Ин Че. Он с явным удовольствием поужинал, восторгаясь едой, и пошёл гулять. Олан остался наедине с Катой. Они всё также сидели возле огня, и девушка рассказала ему о своей жизни. Это был невесёлый рассказ, но Олан чувствовал, что она давно смирилась с тем, что должна была умереть.

— От засолки умирают по-разному, — спокойно говорила она. — Чаще всего захлёбываются собственной кровью. Поначалу мне было страшно, и я поняла, что не посмею разделить этот страх с братом.

— Как же ты скрывала от него боль? — нахмурился Олан.

— По-разному. Я ненавижу лгать, и мне приходилось хитрить. Надеюсь, он когда-нибудь простит меня.

— Он уже простил, — сказал Олан. — Твой брат незлопамятен, это точно. Да и на что тут сердится? Разве что отлупить тебя за самоуправство…

Ката рассмеялась.

— Не надо лупить, — сказала она. — Я сама себе наказание.

Олан улыбнулся, Чувствуя её рядом с собой: такую живую, румяную, с горящими глазами — он радовался, как дитя, что их с Кёртисом занесло в тот мир, что они с Катой встретились, что теперь она в безопасности рядом с ним, и что она не умрёт — он знал это также точно, как знал и то, что умеет останавливать время. И он остановил его для Каты, но совсем иначе.

Олан считал себя сложным человеком, из разряда тех, которых никто не понимает и не любит. Дело было не в его категоричности и упрямстве, а в его излишней интровертности. Он переживал события внутри себя, много размышлял, но при этом был несдержанным и резким. Мог сказать что-то обидное человеку в лицо и не понять этого, или обидеть намеренно. С Кёртисом они познакомились в лётной школе, но Кёртис был терпеливым человеком и его другом. Ката же… Он посмотрел на неё: какая она всё-таки маленькая! Метр шестьдесят, не больше. По сравнению с ним просто пуговка. Он тронул её маленькую руку, и она подняла на него глаза.

— Ты счастлива, Ката?

Она улыбнулась ему.

— Да, Олан. Я счастлива. Кажется, впервые в жизни я знаю, что такое счастье.

— А кем ты работала в своём мире?

— У Пата Чёрного на заводе была химиком, а ещё пела в театре.

— Пела? — заинтересовался он. — А спой что-нибудь!

Она кивнула и улыбнулась, откашлялась, немного подумала и запела. Без слов, но её голос завораживал… Она тянула ноты так красиво и вдохновенно, что он боялся дышать, чтобы не перебить её звуком своего дыхания. Ей не нужна была музыка — только воздух и тишина. Он смотрел на неё, не отрываясь и, когда она закончила — склонился и поцеловал. Девушка прикусила губы, глядя на его рот, и Олан понял, что она ожидает ещё поцелуя. Прекрасно! Он удобно усадил её к себе на колени и стал порывисто и ласково целовать. Ката была нужна ему. Теперь мгновения шли иначе, время научилось слушать, хотя обычно Олану приходилось давить на него, диктовать свои правила. Пространство с готовностью подстраивалось под звук нежного голоса, линии секунд складывались в невиданные узоры. И всё это благодаря ей.

Ката была такой податливой и нежной, и, мягко отвечая на его поцелуи, тихо постанывала от удовольствия. Олан понял, что безумно хочет остаться с ней наедине, но Ин Че гулял где-то поблизости и не время было забывать об этом. Поэтому они просто целовались: долго и сладостно, питаясь дыханиями друг друга.

В домике было прохладно. Ката прижималась к нему, свернувшись в клубочек. Теперь на её ногах красовались толстые шерстяные носки, а волосы были заплетены в косу. Ин Че всё не было, и они решили выйти наружу и поискать его. Олан знал, что с парнем всё в порядке, но девушка волновалась. Они вышли на улицу и ветер едва не сшиб их с ног.

— Может, у него снова приступ? — разволновалась Ката. — Боже, а если он полез купаться?!

— С ним всё хорошо, я в этом уверен, — ответил Олан. — Ты зря бес…

Прямо перед ними бухнулась огромная косматая птица. Она стремительно рухнула вниз головой и, крича, принялась разбрасывать крыльями песок. Она была гораздо больше самого крупного земного орла, и весила, наверное, килограммов под пятьдесят. Олан откинул Кату за свою спину, но птица и не думала на них нападать. Девушка осторожно выглянула из-за его плеча.

Птица поднялась на ноги, смешно покрутила головой и открыла клюв, словно хотела что-то сказать. Она то разворачивала крылья, как будто проверяя их целостность, то переминалась с ноги на ногу и рассматривала свои когти. Олан никак не мог понять, что её так удивляет. Наконец она подняла голову и решительно шагнула к ним, и Олан поднял руку:

— Стой-ка на месте, птенчик!

Птица вытянула шею и вдруг странно сжалась, расплываясь, и тут же осела на землю, становясь Ин Че. Олан почувствовал, как Ката за его спиной теряет равновесие, и вовремя подхватил её.

— Я ничего… нормально… — дрожащим голосом произнесла девушка.

Ин Че, ковыляя, подошёл к ним. Вид у него был виноватый.

— Простите… Я не понимаю, что происходит!

Олан поглядел на парня. Он был ошарашен не меньше Каты, но постарался взять себя в руки.

— Спокойно. Это нормально, — сказал он уверенно.

— Нормально?.. — отозвалась Ката, сидящая на песке.

— У тебя тоже есть дар, Ин Че. Наверное, ты можешь становиться этим… зверем. Существом. Ну, птицей, — сказал он растерянно.

— Я не понял, как сделал это, — признался парень, — хрясть — и нате вам!

Ката подошла к брату и обняла его руками.

— Ты напугал меня!

— Я и сам напугался, — ответил парень.

— Идёмте-ка внутрь, — сказал Олан, — там и поговорим.

Они заснули поздно, утомившись за долгим разговором. Ин Че восторгался тому, что ему удалось взмыть в небо без самолёта, Ката волновалась и просила его поберечь силы, Олан слушал обоих и улыбался. Ребята нравились ему, и он в который раз подумал о том, какой Кёртис молодец, что не дал ему смыться из медицинской палатки. Всё было так, как должно было быть.

Ин Че улёгся внизу на диване, прямо возле огня, а они с Катой поднялись в маленькую спальню наверху. Олан видел, что она волнуется. Его смешила её застенчивость, но он сдерживал улыбку.

Он нашёл два больших тёплых одеяла, плотно закрыл окно и задёрнул шторы. Повернулся к девушке — она сидела на краю кровати и глядела на него.

— Мне так спокойно, — сказала она, — как будто я в тайном месте, куда не проникает ничто плохое.

— Так и есть. — Он присел с ней рядом. — Устала?

— Да, — она положила голову ему на плечо.

— Ложимся?

— Да.

Он поднялся и откинул одеяла.

— Залазь.

Ката юркнула внутрь, стянула верхнюю кофту, и затаилась. Он не стал снимать ни майку, ни штаны и пробрался к ней.

— Отличная берлога! — сказал он тихо. Девушка доверчиво потянулась к нему, и он прижал её к груди, обнимая за плечи. Так они и уснули.

Спустя несколько дней вернулся Кёртис. К тому времени Ин Че уже отлично контролировал свой дар. Он красиво парил в вышине и падал к земле, притормаживая в последний момент и едва не расшибаясь — и снова несся ввысь, как ветер, быстрый, ловкий и неутомимый. За это время у него не случилось ни одного приступа, и Олан откуда-то знал, что парень здоров. Впрочем, как и Ката. Промежуток дарил исцеление достойным людям.

Олана нисколько не смущало присутствие Ин Че. Конечно, он не позволял себе набрасываться на Кату и самозабвенно целоваться прямо на глазах у её брата, но всё время держал девушку подле себя и крепко обнимал. Они могли сидеть возле огня втроём, но чаще сидели вдвоём, потому что Ин Че сосредоточенно читал в сторонке. У него не было времени на книги в другой жизни, теперь же, дорвавшись, он никак не мог насытиться. Засыпал в кресле с книгой в руке, и вид при этом имел весьма счастливый.

Ката, напротив, смущалась ужасно. У неё появилась устойчивая привычка краснеть, и она становилась до того забавной при этом, что Олан каждый раз смеялся над её румянцем. Ей шли розовые щёчки.

— Глянуть бы, как ты краснеешь, Олан, — смеялся Ин Че. — Наверняка презабавнейшее зрелище!

— Такие неэмоциональные чурбаны, как я, не краснеют, — усмехался Олан.

Ката тут же принималась громко возмущаться его словам, пыталась доказывать обратное. Олан молча смотрел на неё и улыбался. Спорить он не любил.

В один из дней Ин Че предложил сестре забраться на его спину, и она, поколебавшись, согласилась. Они парили невысоко над землёй, и девушка верещала от восхищения, а Олан хохотал, глядя на неё. Именно в этот момент и появился Кёртис.

— Олан! — позвал он.

Мужчина повернулся к нему: Кёртис выглядел озабоченным.

— Нужна твоя помощь, — быстро сказал он.

— Что случилось? — нахмурившись, спросил Олан. Если друг даже не поздоровался после долгого отсутствия — это многое значило.

— Много чего. Долго рассказывать, — коротко ответил Кёртис. — Нам предстоит самое настоящее сражение, друг. Думай и решай, звать ли Ин Че и Кату с нами. Вернее, пусть они сами решают. Где они?

— Да вон, видишь, летят сюда, — усмехнулся Олан.

Кёртис пригляделся и поднял брови.

— Ух ты! Ин Че Зверь!

— Зверь, да… Нет, стой, ты что имеешь ввиду?

— Всё потом, Олан. После. Главное, он раскрыл свой дар. Нам это пригодится.

Всё решилось быстро: Ин Че вызвался идти с ними, Ката была категорически против оставаться в доме одна. Олан не стал с ней спорить. В конце концов, рядом с ним она в любом случае будет в безопасности.

Попав из относительного лета в зиму, Ката была вынуждена кутаться в толстый плащ. Ин Че тоже мёрз — у них в мире не было не то что зимы, но даже осени. А уж снег произвёл на них ошеломительное впечатление. Правда времени поваляться в сугробах и поиграть в снежки не было. Олан был рад видеть друзей, но на радость тоже не хватало мгновений. Впереди ждала битва.

Кёртис вкратце рассказал о событиях последних дней. Он сделал им палатки, перезнакомил со всеми ребятами, которых они видели впервые. Для Олана время летело быстро, он не успел толком пообщаться с друзьями, не успел подумать над происходящим. Не успел удивиться тому, что в битве им будут помогать огромные говорящие медведи. Поэтому когда сражение началось, он сделал всё от него зависящее. Он метался от одного врага к другому, замедлив время, и хладнокровно вырубал их. Успевал следить за Катой, которая упрямо не пожелала отсиживаться в безопасном месте и теперь неумело помогала остальным. Скорее мешала! — подумал Олан раздражённо. Ей стоило остаться в палатке, толку от неё никакого!

Он понимал, что вечно так летать не сможет, и выложился на полную, выжал из себя всё до последней капли. Когда перед глазами начали сгущаться синие сумерки, а ноги противно заныли, он отрубился, не выбирая удобного места. Успел только ощутить, что больно ударился головой — и потерял сознание.

Он пришёл в себя спустя недолгое время: битва была окончена. Он понял это потому, что над ним сидела Ката. Своей маленькой рукой она гладила его по голове. Олан поморщился, чувствуя во всём теле предательскую слабость, и медленно приподнялся.

— Как ты? — нежно спросила девушка.

— Порядок, — проворчал он в ответ. — Что случилось? Все целы?

— Да. Мы победили, — ответила она, пытаясь своим телом подпереть его, удержать в вертикальном положении. Олан видел, что ей трудно — он весил раза в два больше неё. Он был раздражён тем, что отключился, но против воли улыбнулся.

— Давно я?..

— Не больше получаса. Рута сказала, что тебе нужно отдохнуть.

Олан решительно поднялся.

— Где это мы?

— Мы в замке, — ответила девушка, — но нас звали в какой-то красивый мир. Когда ты отдохнёшь, — повторила она.

— Уже отдохнул, — ответил Олан. — Где Кёртис и твой брат?

— Они где-то неподалёку. Олан, что тебя расстраивает? — тихо спросила девушка. — Я что-то сделала не так?

— Не в тебе дело, — ответил он. — Я не люблю отрубаться, падая башкой на ступеньки.

— Ты всё сделал правильно. Ты молодец, — сказала девушка.

— Угу, правильно упал, именно туда, куда нужно, — проворчал мужчина. — Где мои штаны? Ты меня, что ли, раздевала?

— Здесь тепло. Я подумала, что тебе будет приятно поваляться голышом, — тихо ответила она.

Олан наконец поглядел на неё: она сидела перед ним, красная, как помидор, тёмные глаза смотрели виновато. Он присел рядом с ней.

— Со мной это бывает, Ката. Идиотский характер! Не сердись и не обижайся. И ни в чём себя не вини, — и он обнял её за плечи, поцеловал в макушку. Она несколько мгновений смотрела на него, не мигая, затем хитро улыбнулась:

— Хочешь, покажу кое-что?

— Покажи, — согласился Олан и тут же комната, в которой они находились, изменилась. Каменные стены растворились, превратившись в облака, под ногами вместо широких тёмных досок выросла трава, кровать тоже стала облаком, а остальная мебель испарилась, словно её и в помине не было…

— Ничего себе!.. — искренне восхитился Олан. — Это ты делаешь?

— Да. Это мой дар.

— Красота! — сказал он. — А ещё что-нибудь покажи!

Девушка сосредоточенно замерла, и вдруг прямо перед собой он увидел Кёртиса и Кристиана. Они сидели на кухне и уплетали какое-то аппетитное на вид блюдо.

— Маловато будет, — сказал Кристиан. — Почему-то есть очень хочется.

— Потому, наверное, что ты этих балбесов туда-сюда перемещал.

— Ага, — отозвался штурман. — Вот наемся и пойду спать. Буду спать несколько дней кряду. Сил у меня никаких не осталось.

Видение поплыло, растворилось. Они снова были в той же просторной спальне.

— Это реальность?

— Да. Я могу чувствовать события и показывать их другим. Так сочетаются мои дары.

— Здорово, Ката, — сказал он, улыбнувшись. — Кстати, спасибо, что раздела меня. Без одежды и правда приятней спать.

— Пожалуйста, — ответила девушка. — Может быть, ты ещё немного отдохнёшь?

Он не хотел ей отказывать…

…Наступила ночь, а потом утро нового дня. Алекс проснулся рано и сразу вышел в комнату, чтобы посмотреть, как себя чувствует Дила. Она ещё спала — свернувшись калачиком и подложив ладони под щёку. Мужчина присел рядом и посмотрел на неё. Она была очень красивой. Он тронул прядку волос, упавшую на её лицо, и девушка вздохнула, открывая глаза.

— Алекс! — произнесла она, удивлённо глядя на него. — Ты забрал меня на небо? Я умерла?

— Нет, глупая. Ты жива. Мы оба живы. Просто мы теперь в другом мире.

— В другом? Но как же? — Она приподнялась, едва не коснувшись грудью его руки, и он вздрогнул, прекрасно понимая, что это случайность.

— Я путешествую по мирам, Дила. Я странник, путешественник, как ты и сказала, но могу перемещаться по разным реальностям.

— Да? Да, здесь всё другое. Какое большое у тебя жилище! И место для сна мягкое, как снег. — Она поглядела на него. — Почему ты улыбаешься?

Он смутился — кажется, впервые за свои тридцать с лишним лет.

— Я не привык видеть полуголых женщин в своём доме. У нас девушки одеваются… целиком.

Дила опустила глаза.

— Прости. Таковы наши обычаи. У нас женщины не носят туники, как это в принято в соседних племенах Саев. То есть… Я привыкла…

— Не оправдывайся, Дила. Я же не сказал, что мне это не нравится, — глухо произнёс Алекс, стараясь взять себя в руки. Он встал, протягивая ей свою рубашку: — Вот, можешь пока надеть это.

— Спасибо, — ответила Дила, поднимаясь, — а как это носят?

Он тихо рассмеялся.

— Вот так: руки — в рукава, затем застёгиваешь пуговицы, — он не сдержался и помог ей, при этом коснулся её живота и чуть не скрипнул зубами.

— Она пахнет тобой, — сказала девушка, глядя на него с нескрываемой нежностью.

— Да, потому что она моя. Пока что это всё, что я могу тебе предложить, но потом схожу и попрошу у соседки что-нибудь из женской одежды, — поспешно произнёс Алекс, отпуская её руку. Дила тоже как будто смутилась, отвернулась от него и стала осматривать комнату.

— Как много зелени! — воскликнула она, подбежав к окну. — И цветы! Сколько цветов! Невероятно! Можно я поближе взгляну?

— Конечно, — ответил Алекс.

Она выбежала наружу, безошибочно угадав нужную дверь. Это показалась Алексу странным, ведь в поселении её бывших сородичей он дверей в хижинах не видел, только плотные занавеси.

Розы заворожили девушку. Она долго глядела на цветы, затем улыбнулась им — мягко и ласково, и чуть тронула лепестки пальцами. Алекс заметил, что синяки на её теле почти исчезли, а губы зажили. Он вышел следом и встал на веранде, привалившись плечом к стене дома.

— Ты видел, как они цветут? Как пахнут, чувствуешь? — сказала девушка восторженно. — Прекрасные создания — творения земли и неба. Вождь говорил, что цветы лишь повод для услады глаз, но он не прав.

— Ваш вождь — идиот, — ответил Алекс. — Я бы с радостью почесал о него кулаки, если бы время было.

Она обернулась через плечо, знакомым ему движением заправила за ухо прядь.

— Он заслужил это. И все они, кто… меня… — у неё задрожали губы. Алекс быстро спустился с крыльца, взял её за руку и потянул к себе. Дила подняла на него недоумённые глаза, но позволила себя обнять. Он крепко прижал девушку к груди, и она вдруг едва слышно застонала, блаженно обхватывая его плечи руками. Её губы коснулись его шеи, и мужчина сразу отстранился, поглядел ей в глаза.

— Дила!

— Не знаю, что со мной. Хочется плакать, но мне не больно. Я чувствую тебя и хочу быть рядом. Что это, Алекс?

— Думаю, ты знаешь, — сказал он. — Пошли-ка в дом. Успеешь ещё по травке побегать.

Она послушно пошла за ним. Он ощущал, что она недоумевает. Ему и самому было странно…

…Владрик вернулся только к вечеру. Открыл дверь, вошёл внутрь, и тут же получил по лбу чем-то тяжёлым. Удар был несильным, но он на мгновение растерялся, хотя инстинктивно сразу поймал нападавшую. Не подлежало сомнению, что это была Шанталь. Он узнал запах, исходящий от неё. Вырвал из её руки сковородку, хотел было поцеловать девушку в наказание, но против воли расхохотался — и хорошенько шлёпнул по мягкому месту. Шанталь ахнула, пытаясь вырваться, и получила ещё раз. Он отпустил её, отшвырнув к стене, и зажёг свет.

— Спасибо за тёплую встречу, сладкая. Чем же я заслужил этот удар? Тем, что поберёг твою красивую мордашку в баре? Тем, что вытащил тебя из океана, когда ты тонула? А может зря я купил тебя вместо того склизкого распутника — торговца проститутками, который собирался перепродать тебя в публичный дом? Там бы ты познакомилась с мужиками куда интересней меня, и они уж точно не стали бы разговоров разговаривать — а сразу же пустили бы тебя в расход!

Она не поняла ни слов про публичный дом, ни про каких-то там «проституток», но вот фраза про то, что её собирались пустить в расход, пугала. Нет, Владрик не приукрашивал. Он и правда спас её, и не один раз.

— Каков был план? — между тем спокойно осведомился мужчина. — Ударить посильнее, вырубить и смыться отсюда? И куда бы ты пошла, дурочка? На улицу? Чтобы тебя там опять поймали и продали? Я думал, у тебя хватит мозгов не сделать подобной глупости.

— Я хотела только предостеречь тебя, — тихо ответила она. — И не собиралась убегать.

— Не собиралась? — он шагнул мимо неё, потирая лоб. — Ладно, проехали.

Он прошёл в гостиную и, сев на диван, включил телевизор. Если ей нужно — пусть сама подходит. Владрик был нисколько не обижен, но не собирался ей об этом говорить.

Шанталь почувствовала себя неуютно. Да, она поступила неразумно и глупо, но сделала это лишь потому, что была напугана. Она взяла сковородку с полки и унесла её на место. Немного посидела вдали от окна, за кухонным столом. Потом ещё минут двадцать ходила туда-сюда. Потом, решив, что ни за что не станет просить прощения, пошла принимать душ. Тщательно закрыла дверь и быстро разделась.

Владрик слышал, как она прошмыгнула в ванную и напрягся. Он понял, что даже если Шанталь сожалеет о случившемся, она не подойдёт к нему по своей воле. А она сожалела: он увидел в её глазах сожаление, как только включил свет в коридоре.

Гордые девушки ему нравились. Особенно потому, что их надо было уламывать разными действенными методами. И вот теперь Шанталь создала очень удобную ситуацию и идеальное место для встречи. Владрик довольно расхохотался и встал с дивана. Снял рубашку и бросил её на пол. И пошёл к двери, прекрасно понимая, что девушка заперлась. Эту дверь он мог вышибить одним пальцем.

Она успела только промыть волосы, когда в дверь вежливо постучали.

— Шанталь! — позвал весёлый голос. — Пустишь меня?

Она выронила мыло и едва не свалилась, но вовремя уцепилась за плотную занавеску.

— Владрик, — прошептала она в страхе, — не заходи! Прошу тебя!

— Мне нужно лекарство, оно стоит на полке возле входа, — ответил он.

— Ты выдумываешь! — резко произнесла она.

Но он сказал правду. Лекарство действительно там стояло, и голова у него действительно ныла. И не только голова, но Шанталь о его ранах знать было не обязательно.

— Я не вру, Шанталь. Открой дверь и дай мне взять его.

— Если я… если я открою… ты… — в её голосе он услышал ужас и покривился. Нет, он не хотел чересчур сильно напугать её.

— Я возьму эту проклятую склянку и уйду! — наигранно взревел он. — Открой дверь!

Она вылезла, заматываясь в полотенце, и дрожащими пальцами отперла замок. Владрик шагнул внутрь, едва на неё поглядев. Прошёл к полке и взял пузырёк. Шанталь поняла, что он не соврал и сразу успокоилась.

— Владрик! — сказала она ему в спину, и он нехотя повернулся.

— Что?

— Прости. Я поступила как идиотка. Прости меня.

Он поднял брови.

— Неужели?

— Да. Но согласись, ты держишь меня здесь и не отпускаешь, пугаешь своей грубостью!

— Ну, отпущу я тебя, и куда ты пойдёшь? — хмуро спросил мужчина. — К тому же я всего лишь копирую тебя, Шанталь. Посмотри в меня, как в зеркало — и ты всё поймёшь.

— Неужели я такая? — спросила она.

— Пренебрежительная, высокомерная, резкая, недобрая? Да, — кивнул он, — такая и есть. Неприятно посмотреть на себя со стороны, да? Ты и сама прекрасно знаешь, что ты такая. Знаешь это, но не собираешься меняться. Это ничего, сладкая. Оставайся такой. Тебе идёт.

И он вышел, захлопнув за собой дверь.

Его слова необыкновенно смутили девушку. Она домылась и вышла, поискала его на кухне и в спальне… и удивлённо подняла брови, поняв, что он лёг на диване в гостиной.

— Ты что, будешь спать здесь?

— Угу, — буркнул мужчина. — Больно охота терпеть твои выходки. Ещё съездишь мне ночью по башке. Нет уж, спасибо. Одного раза вполне достаточно. Я больше привык обниматься с женщинами, чем драться и выламывать им руки.

И он отвернулся от неё, укутываясь в одеяло. Растерянная, Шанталь вернулась в спальню и причесалась. Сначала она убеждала себя, что нужно радоваться произошедшему, но у неё плохо получалось. Она решила лечь, но никогда ещё не засыпала так отвратительно. Подушка вся скомкалась, одеяло кололо, ей было то душно, то холодно, простынь елозила. Тиканье настенных часов сводило с ума, и она проворочалась часа два, прежде чем уснуть. И это при том, что Владрик тихо храпел в гостиной.

Наутро он разбудил её громким окриком.

— Шанталь, вставай!

Она подскочила на кровати.

— Куда? Зачем?

— На комоде лежат ключи, можешь пользоваться. Иди, куда хочешь, больше я тебя не держу. Только смотри, возьми с собой вот эту карточку, и если тебя схватят, покажи её. Не знаю, как ты будешь спускаться, попробуй по лестнице… Запомни номер дома и квартиры, если захочешь вернуться. И ещё. В ящике есть деньги, трать на здоровье. Этого добра у меня навалом.

— Стой, а ты куда? — Она вскочила с кровати и, завернувшись в одеяло, побежала за ним, нагнала возле выхода.

— Пойду по делам. Вечером буду в клубе «Гранда». Если хочешь найти меня — поймай такси и скажи, куда тебя отвезти. Всё, пока.

Он даже не поглядел на неё.

До обеда Шанталь сидела в квартире, надеясь, что Владрик скоро появится. Она никогда не боялась больших городов, но этот пугал её. Девушка знала, что может ждать её там, за пределами уютной квартиры, и не желала выходить. Снова оказаться на торгу? На сей раз там не будет Владрика, который спасёт её. Пора бы уже начать пользоваться собственными мозгами, а не полагаться на везение. Сиди дома! — внятно говорил ей здравый смысл. — Дожидайся его тут, а потом попроси помочь попасть в Промежуток — и приветики.

Она не могла оставаться в квартире. Из открытых окон доносился шум, и он действовал на Шанталь как магнит. Решайся, красавица! — вдохновенно пыхтела гордость. — Ты это можешь. Плевать на разумность!

И Шанталь плюнула. Она долго спускалась вниз по лестнице, цепляясь за перила. Хорошо хоть стены были не прозрачными. Потом она долго бродила по светящимся широким проспектам, разглядывая витрины магазинов. Ей безумно понравилось одно платье: короткое, без бретелек, с широким поясом на талии, прекрасного нефритового цвета. Оно было сделано из какой-то чудесной переливчатой ткани. Девушка не сдержалась и купила наряд, а к нему — золотистые туфли, сумочку и короткое болеро, а также накидку, чтобы не замёрзнуть по дороге. Она посмотрела на себя в зеркало, даже встала в ту же позу, что принимала в момент торгов. Ничего, вполне себе симпатично. Поглядим, посмеет ли Владрик сказать ей, что она плохо одета! Кто он такой, чтобы указывать ей, что носить, а что нет? Она поймала такси и решила заявиться в клуб, угостить мужчину своим обликом и тут же высокомерно отправиться восвояси.

В клуб её пустили сразу, как только она вышла из такси и поднялась по лестнице, хотя пускали туда далеко не всех. Шанталь не хотела думать о причине такого уважения, ей казалось, что всё правильно, иначе и быть не может. Действительно, какой смысл не пускать внутрь красивую, ухоженную женщину, у которой явно были деньги? Она прошла по коридору — и её оглушила громкая музыка. Девушка с трудом удержалась, чтобы не закрыть уши руками.

В огромной зале была уйма народу: кто-то танцевал, кто-то пил, кто-то орал, кто-то дрался. Она присела за барную стойку и взяла себе сока. Бармен поглядел на неё как на дуру, и она в ответ одарила его убийственным взглядом. Тот же Хруст никогда не позволял себе насмехаться над посетителями. Что говорить — гадостный мирок. И что, интересно, Владрик тут забыл? Он жаждал разнообразия, но нужно ведь и меру знать! Болезни, люди, не понимающие, что такое вежливость, рабы и работорговцы — неужто это привлекало его?

И зачем здесь люди собираются, в этом клубе? Напиться до бесчувственного состояния? Испортить слух? А, может, потанцевать? Нет, на Земле никто так не танцевал. Это было отвратительное несдержанное стадо. Они дёргались, а не танцевали, и целовались прямо у всех на виду, а как целовались! Шанталь стало противно. Незрелые, низменные чувства выставлялись напоказ, мгновения растрачивались впустую. Умели эти люди любить, проявлять заботу, нежность? Вряд ли. Она стала осматривать помещение и вдруг увидела Владрика. Владрика, обнимающего какую-то длинноногую блондинку! Девушка была вроде ничего, но Шанталь пригляделась к незнакомке и поморщилась: корни её волос были тёмные, а остальные волосы — совсем светлые. Покрасила! На веках выпендрежницы сияли яркие переливчатые тени, пухлые розовые губы тянулись к губам мужчины. Шанталь ощутила, что ненавидит её, его и всех присутствующих вместе взятых. Она встала, расплатилась за выпивку, и ринулась к выходу. Врезалась в какого-то пьяного мужика, потом попала в руки к другому — и едва от него отбилась. Он хотел потанцевать с ней, но едва стоял на ногах, и от одного несильного тычка упал прямо на стол к компании Владрика. Все захохотали, и в этот момент Шанталь встретилась с Владриком глазами. Мужчина смотрел на неё и улыбался! Улыбался как ни в чём ни бывало, своей обычной самодовольной улыбкой! Крашеная блондинка тоже вперила в неё свои прелестные, но какие-то сонные голубые глаза, и Шанталь, чертыхаясь, кинулась к выходу. В спешке она потеряла туфлю, нагнулась поднять её, и тут же оказалась в чьих-то объятьях. Рванулась прочь, гневно вскидывая глаза — это был Владрик. Она захотела взять что-нибудь тяжёлое — например, стул — и треснуть его по башке. И посильней, чем в прошлый раз. Она ещё не понимала, что её так разозлило.

Зато Владрик сразу понял причину её ярости. Понял — и едва сдержал торжествующую улыбку. Шанталь приревновала его… Под дружный хохот толпы он вскинул её на плечо и вынес из здания. Она пыталась лягаться и даже кусаться, но не смогла вырваться. В гневе она забыла удивиться тому, что возле выхода их ждала машина.

Мужчина небрежно закинул её на заднее сиденье и залез внутрь. Лицо Шанталь было перекошено от злобы, но она была великолепна в своём гневе. Она не шла ни в какое сравнение с этой глупенькой разукрашенной блондинкой, но он не стал ей этого говорить. Пусть побесится. Чем больше она злилась и негодовала, чем больше этой гадости выходило из неё — тем чище она становилась внутри. Чище и искренней. А именно этого он и добивался.

— Ты!.. Ты зачем меня сюда позвал?! — заорала она.

— Чтобы ты отвлеклась и повеселилась, — ответил он спокойно. — Ты вообще умеешь веселиться, милая? Или веселье для тебя — сидеть дома и вязать мне тёплый свитер?

— Я для тебя даже носка дырявого не свяжу, бабник! — криком ответила девушка.

— И что же ты всё время орёшь, Шанталь? Что не так? — ответил он по-прежнему спокойно.

— Мне противно сидеть рядом с тобой! — выпалила она. — Эта твоя…

— А что, мне нельзя побыть в компании женщины? Я что, твой раб, что ли? Или муж? Или хотя бы любовник?

Она открыла рот, тяжело и гневно дыша. Этому поганцу раз за разом удавалось доводить её до белого каления.

— Нет! Но ты позвал меня в этот проклятый клуб, чтобы я вас вместе увидела! — крикнула она, и мужчина рассмеялся её догадливости, хотя и не поспешил согласиться. — Так вот знай: мне плевать, с кем ты проводишь время! Ты мне никто! В этом городе для тебя найдётся целое стадо глуповатых губошлёпок!

— И ты поэтому орёшь на меня, да? — усмехаясь, сказал Владрик. — Потому что тебе всё равно?

— Потому что ты… ты!.. — Она так неистово дышала, что чуть не выпала из платья. Волосы закрыли её белый лоб, губы стали яркими, как вишни, а подол неприлично задрался вверх. Но Шанталь не замечала этого, она была в плену эмоций. Владрика ошеломила её гневная красота, он даже прикрыл глаза, пытаясь совладать с собой и не накинуться на неё.

Шанталь говорила что-то ещё, даже угрожала ему своей маленькой сумкой, но в какой-то момент поняла, что он её не слушает. Мужчина сидел, зажмурившись, и руки его были сжаты в кулаки. Она подумала, что он собирается её ударить, но на сей раз не испугалась.

— Что? Любишь молодых и смазливых безмозглых куриц?! С крашеными волосами?!

— Не-е-ет, — протянул, наконец, Владрик, — мне нравятся черноволосые зеленоглазые психопатки в коротких платьях. И если ты не успокоишься, я тебя поцелую.

Шанталь не слышала его слов.

— Ты просто…

Он рванул к ней, поймал за запястья и прижал телом к сиденью.

— Я тебя предупреждаю в последний раз, Шанталь! — тихо сказал он.

— А я предупреждаю тебя, что…

В следующую секунду он поцеловал её. Страстно, горячо, порывисто. И совсем не грубо. Она не стала отталкивать его, только плотно сомкнула губы. Владрику понравилась её зажатость. Он почти нежно тронул её затылок, отпуская руку, и попробовал раскрыть её губы, не прибегая к помощи языка. Шанталь упёрлась ладонью в его грудь, но не оттолкнула. Хорошо, уже хорошо. Она не собиралась ни драться, ни кусаться, ни вырываться, а, значит, хотела этих ласк. Он подвинулся к ней ещё ближе, отпустил второе её запястье и крепко взял за подбородок.

Шанталь не понимала, почему не отталкивает его, не пытается вырваться или воспротивиться. Может быть потому, что на сей раз он был с ней так ласков… чудесная настойчивость, совсем не грубая. Его губы требовательно касались её губ, сильные руки заставляли раскрыть рот ему навстречу. Шанталь попробовала ответить — и забылась, оставила холодность и злобу за границей разума. Владрик тихо застонал, обхватил её за пояс, заставляя сесть к нему на бедра, и снова взял в ладони её лицо. Она вцепилась пальцами в спинку за его спиной, думая, что сиденье запросто может из-под них убежать. Верх и низ смешались, у неё слегка кружилась голова.

Через пару минут он захотел большего. Нежные поцелуи ему нравились, но тело требовало иных прикосновений. Шанталь отвечала ему, и отвечала смело, радостно, и он решительно проник языком в её рот. Девушка вздрогнула, но не отшатнулась. Это было так удивительно и сладостно: она и не знала, что поцелуи могут быть такими обжигающими и волнительными! А Владрик без лишних смущений ласкал её плечи, и шею, запускал пальцы в волосы… Хотелось продолжать, но он решительно остановился и быстро усадил девушку на место.

— Ты слишком хороша, милая, чтобы сейчас я позволил себе большее, но дома мы продолжим.

— Про… продолжим? — заикаясь, спросила она.

— Обязательно, — кивнул Владрик и отвернулся к окну. Глядеть на неё значило хотеть, а если не научишься унимать свои хотения, долго в мирах не продержишься. Он умел ждать и терпеть. К тому же оставлять сладкое на потом Владрику всегда нравилось.

Шанталь хотела ещё что-то спросить, но не решилась. Что он собирается с ней сделать? Она гадала об этом всю дорогу, но когда они подъехали к зданию, вспомнила про лифт. Вспомнила и сжалась. Неужели снова этот ужас? Ну почему нельзя жить на первом этаже, или на крайний случай на втором или на третьем? К чему забираться в поднебесье?

Владрик провёл её, притихшую, по вестибюлю к лифту, но возле самой кабины остановился.

— Закрой глаза, Шанталь.

— Закрыть? — переспросила она. — Но я же…

— Доверься мне, милая! — вдруг нежно сказал он.

Она прикрыла веки и почувствовала, как он обнял её за плечи.

— Не открывай, хорошо?

Девушка кивнула. Она чувствовала себя так странно! Ей не хотелось спорить или сопротивляться, хотелось просто идти за ним. Откуда взялось такое доверие к человеку, которого всего несколько минут назад она хотела убить стулом? Владрик завёл её в лифт, спокойно обнял и нажал кнопку. Шанталь доверчиво склонила голову к его груди… Можно было не сомневаться, что на сей раз она не потеряет сознание.

В комнату она зашла совершенно обалдевшая, но храбро не раскрывающая глаз. Мужчина знал, как ей трудно кому-то довериться и ценил её искренность. Он захлопнул за ними дверь и только тогда тронул её щёку.

— Вот мы и наверху, и никаких тебе обмороков. Ты позволила мне забрать твой страх. Потихоньку научишься открывать глаза, но сейчас ты сделала самый важный шаг вперёд. Ты поверила мне.

— Владрик, та женщина… — нахмурилась Шанталь.

— Она мне никто. Увидел её впервые сегодня вечером. Хотя мне понравилась твоя неистовая ревность! — не удержавшись, добавил он. Шанталь сразу вспыхнула и скрестила руки на груди.

— Я тебя не ревновала, Владрик! Я думала, ты более разборчивый мужчина, чтобы целоваться с крашеной блондинкой!

— Да что ты прицепилась к её волосам?.. — против воли расхохотался он. — К тому же я с ней не целовался, от неё пахло сигаретами и выпивкой. Она не в моём вкусе, я же сказал тебе.

— Но ты её обнимал! — порывисто сказала Шанталь. — Обнимал, и она тебя тоже!

— Да разве ж это объятия? — тихо сказал он, шагнув к девушке. — Ты знаешь, как нужно обниматься, Шанталь, может, и меня научишь?

Она возмущённо открыла рот сказать, что он невоспитанный грубиян, но потом вдруг рассмеялась.

— Нет уж, не стану я тебя обнимать. Обойдёшься!

— Ладно, — скучающе произнёс Владрик, — тогда я тебя обниму.

И он схватил её за руку, чтобы не успела убежать. Шанталь не вырывалась.

— Ты устала? — спросил он, поглаживая её обнажённые плечи.

— Нет! — с вызовом ответила девушка. — Поэтому спать мы не пойдём.

Владрик тихо рассмеялся её наивности.

— Конечно, мы не будем спать, милая. И то, что ты не устала, тоже отлично! Силы тебе понадобятся.

— Для чего же? — взволнованно спросила Шанталь.

— Увидишь. А пока что нужно поесть. Ты наверняка хочешь что-нибудь?

Она кивнула и покорно пошла за ним на кухню.

Ужин удался. Владрик ко всему прочему был отличным поваром, и он приготовил для неё вкуснейший салат и медовые оладьи с клубникой. После они присели на диван и какое-то время молча смотрели телевизор. Шанталь ненавидела это тупое устройство, но не хотела мешать мужчине. Она была сосредоточена на своих мыслях, и не чувствовала, что Владрик не сводит с неё глаз, а телевизор — только предлог подобраться к ней поближе.

Он любовался ей — по-прежнему одетая в своё зелёное платье, она поджала ноги, уютно устроившись на подушках. Её волосы беспорядочно рассыпались по плечам, и он понял, что этот милый домашний облик нравится ему гораздо больше всех прочих её видов. Он решил обратить на себя внимание и тронул её голое колено. Шанталь вздрогнула, отрываясь от своих мыслей, и посмотрела на него.

— Да? — сказала она.

— Мне нравится, как ты хмуришься.

— Я просто задумалась.

— Над чем? — он пододвинулся к ней ближе и бесцеремонно положил её ноги к себе на бёдра. Шанталь ахнула, но не воспротивилась.

— Над тем, что иногда перемены так стремительны, что не успеваешь их обдумать, и какая-то часть тебя навсегда уходит, как будто умирает.

— Перемены всегда к лучшему, милая, — сказал он, — и то, что ты изменилась — тоже к лучшему.

— Я изменилась? — спросила Шанталь недовольно. — Думаешь, изменилась?

— О, да, — ответил Владрик, поглаживая её ногу, — но всё равно осталась собой. Я сказал о переменах, и твои глаза яростно загорелись. Ага, теперь ты ещё и собираешься треснуть меня подушкой! — сказал он, и Шанталь тихо рассмеялась.

— Как ты догадался?

— Когда ты выходишь из себя, или когда тебе что-то не нравится — у тебя выражение глаз меняется.

— Владрик, ты распускаешь руки! — возмутилась она, почувствовав, как его пальцы скользнули по её ноге выше, прямо под платье.

— Да, потому что хочу прикоснуться к тебе. Мне нравится тебя касаться.

— Перестань! — И она всё-таки ударила его подушкой, но сразу пожалела об этом. Одним мощным рывком он опрокинул её под себя и прижал к спинке своим большим сильным телом. Шанталь упёрлась руками в его грудь и, задыхаясь, прошептала:

— Отпусти!

— Ни за что, — ответил Владрик. — Я тебя хочу, Шанталь. Ты можешь пытаться говорить со мной, убеждать, но я уже всё решил.

— Решил? За нас обоих? — Она выставила вперёд подбородок. — И что значит «хочу»? Я не вещь, чтобы меня хотеть!

— Нет, ты не вещь, — ответил он и мягко поцеловал её в шею. — Если тебе будет понятней, я скажу, что желаю тебя, жажду тебя.

— Владрик, остановись! — умоляюще прошептала она, чувствуя, как его губы постепенно становятся всё более раскованными, напористыми, касаются её подбородка, и щёк, и ушей.

— Нет, — ответил он. — Я чувствую, что ты меня тоже желаешь, милая. И не пытайся доказать обратное — не поверю.

Шанталь хотела всё-таки оттолкнуть его, но решила ещё немного подождать. Она думала, что всегда сможет остановиться. Казалось, чувства можно взять под контроль, заставить их сжаться и отступить…

Владрик нашёл её рот и жадно поцеловал, всё больше разгорячаясь. Его-то не донимали подобные мысли, он точно знал, что, разогнавшись, уже не затормозит ни в коем случае. И Шанталь не оттолкнёт его, вкусив любовь. От наслаждения не отказываются.

Они долго целовались, и в конце концов он решил, что пора. Подхватил её на руки и понёс в спальню. Девушка глядела на него почти без страха, и он не сдержал улыбки. Конечно, она полагает, будто всегда можно повернуть назад, даже в таком чувстве, как страсть. Сейчас ей придётся убедиться в обратном.

Он несколько грубо кинул её на постель и снял свою рубашку. Потом стащил штаны и медленно опустился рядом. Он видел, что она изо всех сил пытается скрыть от него свой испуг, и нежно погладил девушку по щеке.

— Тебе не нужно меня бояться. То, что происходит между нами, и есть счастье.

Шанталь расслабленно, удовлетворенно улыбнулась его словам, и он быстро, скрипя зубами от нетерпения, снял с неё платье. И вот тогда девушка сжалась, закрываясь руками. Наверное, она наконец-то поняла, что пути назад нет.

— Ты прекрасна! — сказал Владрик и склонился ниже, нашёл её теплые губы. Она ответила на поцелуй, раскрыла рот и впустила его настойчивый жадный язык с той безрассудной отвагой, на которую способна только любящая женщина. И он понял, что должен сказать ей это. — Шанталь!

— Да, Владрик, — прошептала она.

— Я тебя люблю, — сказал он, глядя ей в глаза.

— А я тебя, — ответила она, — хотя и не собиралась признавать этого.

Владрик рассмеялся и склонился к её губам. Это были последние слова, которые он дал ей сказать в те минуты.

Глава 9. Сон четвертый

…Как будто что-то важное произошло. Вернулось преданное, трудное чувство, и я почти обрела себя заново, очнулась от дремы, но в последний миг передумала просыпаться. Идти дальше. Или лететь? Я знала, что они, обладающие именами, меня не прогонят…

…После Промежутка они снова разделились. Конлета злило и расстраивало обстоятельство внезапного исчезновения Алеарда. Грешным делом он начал подумывать о том, что тот остался в Пропасти… Помог выбраться им, растратил силы — и всё. Кристиану удалось убедить его не шагнуть в бездну снова.

— Он выбрался, — сказал штурман уверенно. — Или выберется.

Конлету показалось, что мысленно Кристиан, как и он сам, добавил слово «надеюсь». Да, им и правда оставалось только надеяться.

Конлет ощущал происходящее с удивительной ясностью, чувствовал ребят из экипажа, видел их внутри себя. Он не мог настроиться только на нескольких: на Николая и Раду, На Тоя, на Шанталь, на Алана, на Алеарда и на Фрэйу. Зато он хорошо чувствовал остальных. Иногда всё затихало, но потом возобновлялось с новой силой. Он уставал от этого: слишком много всего происходило не с ним, и он вынужден был следить за этим. Парень решил, что сможет в случае чего с лёгкостью переместиться к остальным, но ошибся. Миры были не так просты, и они нещадно пинали его. Он терпеть не мог пускать всё на самотёк, но ему пришлось смириться с собственным бессилием.

Приняв это решение, Конлет успокоился. После событий в Пропасти он изо всех сил старался не вернуться к прежнему себе. Его не привлекала перспектива снова стать человеком, который придирается ко всему и ко всем. Он расслабился, впустил чувства и шагнул в первый попавшийся мир.

Ему не хотелось становиться рабом, но он хотел есть, и пришлось работать. Этот мир сводил с ума, но Конлет не перемещался. Он решил, что это станет лучшим лекарством от его упрямства. Воспитание себя нужно было с чего-то начинать, и он сделал первый шаг: устроился работать в ресторан, так как был отличным поваром. Готовить его учила бабушка, но никто из экипажа даже не представлял, как хорошо он умеет это делать. Конлет не любил говорить о себе. Он попал на эту работу случайно, и только потом понял, что ему крупно повезло. На подобные должности просто так не брали, но хозяин вскоре сказал ему, что лучше съест свой галстук, чем возьмёт другого повара. Конлет про себя пожелал ему приятного аппетита: он не собирался надолго задерживаться в этом мире.

Конлет готовил с удовольствием и попутно размышлял о том, кто он. Он не задавался этим вопросом, пока на Земле Фрэйа не задала ему другой, не менее важный. Он впал в ступор и для начала решил не поддаваться её чарам. Фрэйа нравилась ему, но иначе, чем остальные. Техника бесила её откровенность, способность говорить искренне и смело, и при этом быть нежной и робкой. Он понимал, что не умеет быть искренним, но ничего не хотел менять. Не хотел, пока добровольно не шагнул в Пропасть и не осознал всю глупость такого поступка. Лишь теперь ему был ясен весь масштаб совершённой глупости. Самоубийство — так и только так называлось то, что он вытворил.

Первые несколько дней Конлет старательно изучал Пропасть. Он встретил робота лишь на седьмой день, и сразу же понял, что единственный вариант — бежать сломя голову. Бежать внимательно, осторожно и очень быстро. Куда подальше. Чем он в последующие несколько месяцев и занимался. Успешно. А потом судьба прищемила ему хвост, да так больно, что он не сдержал крика.

Этот мир был похож на прежнюю Землю. Конлет читал много книг по истории, и удивлялся схожести реальностей. Это была его родная планета, отброшенная во времени на много лет назад.

Он жил в уютной квартире неподалёку от места работы. Тихое место для тихих мыслей. Он дал себе срок в три месяца, но они длились как три года. Ему не терпелось нырнуть в Промежуток, однако сдержанность, как известно, сама по себе не разовьётся, и Конлет заставил настырные мысли сгрудиться в уголке и приказал им ожидать своего часа. Всё будет, — утешал он себя. — Всё получится. Реальности никуда не убегут. Он подождёт. Он научится терпению, спокойствию и выдержке.

У хозяина заведения была дочь, Ирэя. Сначала она показалась Конлету милой девушкой, простой и общительной, но потом всё стало хуже. Ирэя решила, что он ей нравится, и они непременно должны встречаться. Конлет был не против, но видел в ней только временного друга. И до него как всегда с запозданием дошло, что девушка считает его кем-то большим и желает большего. Выяснилось это неожиданным образом.

В один из выходных он поехал в парк: отдохнуть от города. Он наслаждался долгожданной свободой. Работа не тяготила его, но и не приносила удовлетворения. К тому времени они с Ирэей уже встречались несколько раз, но она не любила природу и не любила гулять, поэтому Конлет отправился за город в одиночку. Он высунулся из окна и ловил на лице холодный утренний воздух. Никогда ещё простая поездка на автобусе не доставляла ему столько удовольствия. Он чувствовал, как сердце тянется к чему-то неизведанному, и это было новое, бодрящее и сочное чувство.

Парень взял с собой рюкзак и, приехав в парк, углубился в лес. Нашёл отличную поляну и озеро при ней и развалился на травке, загорая. Ему было хорошо. Впервые за долгое время ему просто было хорошо.

Ирэя появилась со стороны леса. Конлет улыбался, но заслышав шаги, приподнялся на локте и подозрительно оглянулся. Затем — нахмурился.

— Привет! — Она помахала ему рукой.

— Кажется, ты говорила, что не любишь прогулки, — отозвался он.

— Пешие — не люблю, — весело ответила девушка. Под ней гарцевал красивый гнедой конь верховой породы.

— Ясно, — и Конлет лёг на место, даже не потрудившись принять более достойную позу. Стесняться нечего, пусть она стесняется, если охота. Рубашка была лихо распахнута, волосы растрепались. Может, Ирэю отпугнёт его неряшливый облик? Хотелось бы надеяться…

Но девушка рассмеялась и спрыгнула вниз, подошла поближе.

— Ты странный. Я ведь звала тебя на пляж позагорать, а ты пришёл на это озеро, где никого нет.

— А зачем мне кто-то, — отозвался парень, не открывая глаз, — одному лучше.

— Почему же? — игриво спросила она, присаживаясь рядом.

Конлет вздохнул и приоткрыл один глаз: девушка смотрела на него задорно и ласково. Она стянула свои густые чёрные волосы в короткий хвостик на затылке, и одета была не по погоде. Она всё время мёрзла. На улице стояла невыносимая жара, а белая курточка на ней оказалась застёгнута на все пуговицы. Смуглая, темноглазая, маленький острый подбородок смешно выставлен вперёд — у неё водилась привычка чуть поднимать голову. Длинные чёрные ресницы замерли, словно она ждала его ответа, чтобы моргнуть.

— Почему, Конлет? — повторила девушка.

— Люблю бывать в одиночестве, — ответил он хмуро. — Как ты меня нашла?

— Никак, — весело ответила Ирэя, — это случайность. У нас с отцом неподалеку поместье. Я приезжаю сюда кататься верхом.

— Ясно, — ответил Конлет и закрыл глаза.

— Хочешь с ним поздороваться? — предложила Ирэя.

— Я с ним только вчера виделся, ещё не успел соскучиться, — серьёзно ответил парень.

— Пожалуйста, — сказала девушка, — прошу тебя! Он будет так рад!

Боже милостивый, да что же за прилипала такая! Она ещё двадцать минут уговаривала его, и Конлет с трудом сдерживал раздражение. Неужели трудно было догадаться, что он предпочитает уединение чьему-либо назойливому обществу? Ему хотелось прямо у неё из-под носа переместиться в Промежуток, но он сдержался. Хвалёная сдержанность! Уйди он тогда, и, возможно, всё вышло бы лучше.

Он поднялся, закатывая глаза, и она кинулась ему на шею.

— Конлет! Ура!

Он осторожно расцепил её руки и выдавил из себя улыбку.

— Я только поздороваюсь с ним, и мы в расчете. Хорошо?

Девушка довольно кивнула и легко запрыгнула в седло.

Её отец был вечно занятым человеком. Всё внимание, что он уделял дочери, проявлялось через подарки. Он мог позволить себе баловать её по полной программе. Лошади, автомобили, украшения и одежда. Он был богатым человеком, но Конлет понимал, что деньги не принесли ему ничего, кроме забот и тревог. Он жалел Тэка.

Ирэя выросла очень на него похожей, но только внешне. Тэк был немногословен и суров, резок, груб и решителен. Ирэя была весёлой, неугомонной и капризной.

— Ого, Конлет, привет! — сказал Тэк, увидев парня. — Ты здесь какими судьбами?

— Отдыхал, — ответил Конлет. — Ирэя встретила меня случайно.

— Да. Ты же знаешь, он любит побыть в одиночестве, — сказала девушка, то ли насмехаясь на его недавними словами, то ли вставая на его защиту. Тэк не терпел подле дочери несуразных кавалеров, и он в первый же день дал Конлету понять, что тот не имеет права сближаться с ней. Но он сразу заметил, что парень сдержан по отношению к девушке, и это не могло не радовать. К тому же Конлет был отнюдь не глуп, образован, решителен, трудолюбив и серьёзен. Он нравился Тэку больше, чем все остальные ухажёры Ирэи, но Тэк не хотел терять такого отличного работника, и строго-настрого приказал дочери забыть о Конлете. Он разрешил дружбу, но дружбу поверхностную, и Ирэя закатила ему скандал. Когда она чего-то хотела, то становилась неуправляемой. Как и её мать. Тэк категорично заявил ей, что если она полезет к парню и попытается его охмурить, он его уволит, и Ирэя присмирела.

Конлет об их разногласиях не имел ни малейшего понятия.

— Это правильно. Иногда человек нуждается в уединении, дочь, — сказал Тэк.

— Ага, — ответила девушка, но Конлет различил в её голосе лёгкое раздражение.

— Я хотел только поздороваться, — сказал парень, — не буду вам мешать.

— Ты не останешься на обед? — удивилась девушка.

— Ирэя, я же сказал, что хочу только поздороваться с твоим отцом, — повторил Конлет.

— Дочь, — предупредил Тэк, — держи себя в руках. Человек хочет отдохнуть.

— Пожалуйста, Конлет, — сказала она нежным голосом, — останься. Я тебе покажу поместье.

Оба мужчины глядели на неё недовольно. Отец — со строгой решимостью, Конлет — с лёгким раздражением. Вот ведь прилипла как банный лист к мягкому месту! Такие девушки ему не нравились. Он терпеть не мог, когда к нему липнут, и неважно, кто: юные красавицы, озабоченные своей красотой и упрямые во всём, или деловые партнёры, которым срочно нужно решить какое-нибудь дело или задать серьёзный вопрос, требующий немедленного ответа. Конлету нравились умные, некапризные и полные огня девушки. Такие, с которыми можно поговорить о многом, такие, которые чувствуют собой и не бояться эти чувства показывать, но при этом знают границу и уверены в настроении партнера. Ирэя была, конечно, не такой.

Тэк вздохнул. Он никому не хотел портить выходные.

— Ирэя, иди в конюшню! — приказал он железным голосом. — Немедленно.

— Пап!.. — возмутилась она, но, увидев его глаза, поспешно удалилась.

— Я тоже пойду, — сказал Конлет, — был рад встрече.

— Спасибо! — странно сказал Тэк, и они пожали друг другу руки.

Конлет вернулся к озеру, но от былой лёгкости и чувства радости не осталось и следа. Чёртовки неприятная встреча. Ирэя сгубила его благостное состояние, растерзала легкость и покой с присущей ей беспечностью. Он решил поспать, надеясь, что сон поможет, а проснулся от того, что кто-то тронул его руку. Это была Ирэя, и он взбесился.

— Ядрён батон! — вырвалось у него, но девушка не дала ему закончить. Она ловко прижала парня к земле, сев ему на бёдра — и крепко поцеловала прямо в губы. Конлет был разъярён её поступком. Он довольно жёстко скинул её с себя и поднялся на ноги. — Что ты творишь, Ирэя?!

— Я… — Она выглядела растерянной, больше потому, что парни обычно реагировали на её настойчивость и открытость иначе. — Просто… Тебе не понравилось?

— Ирэя! — простонал он, хватаясь за голову. — Ты что, не понимаешь, что так делать нельзя! Мы с тобой всего лишь друзья, ясно? Я сразу дал тебе понять, что не хочу серьёзных отношений, не сейчас. К тому же ты меня совсем не знаешь!

Она нахмурилась.

— Что же я должна знать, Конлет?

— Блин горелый! — выругался он сквозь зубы. — Я не тот человек, который тебе нужен, поняла?

— Почему? — упрямо спросила она.

— По кочану! — прорычал он. — Иногда люди просто разные, понимаешь? Разные. Мы с тобой не пара.

— Неправда, — грустно ответила она, — ты мне очень нравишься, Конлет.

— И ты мне нравишься, но давай будем просто друзьями! — взмолился он.

— Ты от меня что-то скрываешь? — спросила она.

С этого всё и началось, — подумал Конлет. С того самого поцелуя возле озера. Ему было жалко Ирэю, действительно жалко, но она была ему не нужна. Он не затем отправился в иные миры, чтобы искать любовь. Ему хотелось найти самого себя, стать кем-то, обрести равновесие. В Пропасти он чувствовал себя намного комфортней, чем в любом другом месте. Странная нелепость. Когда Алеард пришёл по первому его зову, Конлет смутился. Если бы не капитан, от него остались бы рожки да ножки. И так бы и лежало всё это, эти жалкие бессмысленные остатки, в том здании под синей звездой. А когда они с Алеардом поняли, что Кристиан тоже придёт на зов, Конлет исполнился запоздалой благодарности. Его услышали, а это значит, что нашлись те, кому он небезразличен!

На самом деле он ощущал себя никчёмным, ни на что не годным. Даже несмотря на то, что был главным техником и от него многое зависело. И вдруг в Пропасти всё разом переменилось. Люди доверяли ему свою жизнь, у него появились настоящие друзья! Конлет понимал, что с ним трудно дружить, но Кристиан и Алеард словно не замечали всех его многочисленных недостатков. Они были рядом, слушали его, шли за ним, и это было бесценно.

В один из дней ему пришлось подвозить Ирэю до дому, потому что об этом попросил Тэк. Конлет вёл машину и думал о том, что пора уносить из этого мира ноги. Куда-нибудь, не важно, куда. Главное, что он многое понял и многому научился. В частности обрёл цель, ещё не до конца сформировавшуюся, но уже полную смысла.

Он допустил роковую ошибку. Он задумался. Когда огромный грузовик уже летел на них, Конлет сделал то единственное, что мог сделать — и они оказались в Промежутке. Ирэя была так напугана, что не желала ничего слышать. Она обзывала его болваном, мошенником и извращенцем. Кричала что-то о том, что он накачал её наркотиками и всё, что она видит — бред и галлюцинации. Он вернул её обратно: зарёванную, негодующую и напуганную. Вместо их автомобиля на обочине лежала груда горящего металла.

— Ирэя, прости, — сказал он, пытаясь коснуться её руки.

— Не трогай меня! — заорала она. — Не смей!

Конлет был растерян, он не знал, как вести себя в такой ситуации. Он не хотел бросать её, но и остаться не мог. И он ушёл…

…Кристиан отправился куда глаза глядят. Конлет хотел идти дальше один, и штурман не собирался ему в этом препятствовать. Каждый искал в иных мирах что-то своё. Конлет мог за себя постоять, Кристиан тоже.

Штурману не давали покоя мысли о Пропасти и Алеарде, но он решил для себя, что как следует освоится в реальностях и непременно друга найдёт. Это случится в своё время. Так бывает всегда с теми, кто умеет ждать и идти вперёд уверенно и без лишней спешки.

Кристиан очутился в дремучем лесу. Он долго бродил там, пытаясь выбраться на открытое место, и в конце концов вышел на поляну, поросшую крупными пахучими цветами. Присел на пенёк и прикрыл глаза, отдыхая. Лес был многоголосый, старый, величественный. Каждое дерево готово было рассказать свою историю, и Кристиан пожалел, что рядом нет Алеарда. На светлом небе проступали очертания фантастической туманности. Она была похожа на голову волка, и сквозь неё и вокруг неё горело множество разноцветных искрящихся звёзд.

Кристиан решил, что непременно дождётся ночи. Наверняка ночью небо становилось волшебным! Он устроился под раскидистым деревом и задремал.

Его разбудили осторожные шаги, и он открыл глаза, озираясь. Крупное белое солнце уже зашло, и лес переливался радугами. Перед ним, шагах в двадцати, стоял большой чёрный волк. И стоял он не на четырёх лапах, а на двух — как человек. Его светлые голубые глаза светились.

— Незнакомец! — хрипло произнёс он, и Кристиан тотчас поднялся. Стоило ли после мира говорящих капель удивляться говорящим волкам?

— Привет, — сказал мужчина дружелюбно.

— Человек, — медленно выговорил волк. — Откуда ты здесь?

— Я пришёл из другого мира, — ответил Кристиан. — Я путешественник.

— Из иной реальности, — спокойно и задумчиво отозвался волк, вглядываясь в его лицо. — Понятно. Значит, ты не самозванец.

Кристиан пожал плечами. Волк говорил так, будто прекрасно знал и о Промежутке, и о перемещениях, и обо всём остальном.

— Ты находишься на земле клана Большехвостов, — продолжил волк. — Здесь небезопасно, но если хочешь, я отведу тебя в наше поселение.

— Почему же здесь небезопасно? — спокойно спросил штурман.

— Сезон охоты открыт, — ответил волк, — а это значит, что тебя могут схватить и съесть.

— Вы едите людей? — спросил мужчина. Ему почему-то совсем не было страшно.

— Наш клан нет. Мы не охотимся на людей.

— Так ты не из клана Большехвостов?

— Нет. Я из Клана Ночных. Тебе повезло, что я пробегал рядом и учуял твой запах. Пойдём со мной, если хочешь, и я доведу тебя до безопасных земель.

— Тебе есть дело до того, съедят меня или нет? — прищурился Кристиан.

Волк усмехнулся.

— Ты не знаешь меня, человек. Я не знаю тебя. Но я знаю, что время пришло, и ты не просто так появился здесь.

— Время пришло? — переспросил штурман.

— Да. Ты можешь помочь нам, а я помогу тебе.

— Я? — удивился Кристиан. — Чем же?

— Ты поговоришь с людьми — теми, что живут на границе великого леса. Убедишь их, что волки — мирный народ. Мы не хотим войны.

Кристиан удивлённо поднял брови.

— Я для них первый встречный, совершенно незнакомый человек. Ты думаешь, они станут меня слушать?

— Они тебя выслушают, как только ты скажешь, что Промежуток снова открыт.

— Ты знаешь о Промежутке?

— Я знаю многое. Я знаю, на что ты способен, человек. Ты наделён силой и похож на нас. Много сотен лет назад люди и волки не враждовали. Клан Ночных не убивает людей, мы видим мир иначе. Я хочу, чтобы мы лучше друг друга узнали, и ты как раз тот, кто нам нужен. Ты тоже видишь всё по-другому. Умеешь видеть.

— Хорошо, — согласился штурман, — если это важно, я помогу.

Волк улыбнулся.

— Меня зовут Карч, — представился он.

— Кристиан, — ответил мужчина, пожимая его шершавую лапу.

— Идём, — позвал его волк, — я хорошо знаю эти чащобы. Надеюсь, доберёмся без приключений.

Карч был высоким, под метр девяносто — таким же высоким, как и сам Кристиан, а вот в плечах пошире, несмотря на то, что Кристиан никогда не отличался худобой. Они оба были примерно одного телосложения — крепкие и мускулистые, правда, густая шерсть добавляла Карчу объёма. Он не выглядел устрашающе, он был красив, и глаза его светились умом и выдержкой. Кристиан раздумывал над тем, почему доверился какому-то первому встречному волку и теперь идёт за ним неизвестно куда и непонятно зачем…

А вокруг царила бесподобная радужная темнота. Пели сонными голосами ночные птицы, ветер трепал яркие цветы и кисти лиловых кустов, разбрасывающих во все стороны мелкие звёздные соцветия. Травы, густые и почему-то жёлтые, танцевали, пригибаясь к самой земле и завиваясь в замысловатые закорючки. И деревья, лесом правили деревья. Они были прекрасны. Мужчина даже остановился на несколько секунд полюбоваться белой мерцающей рощей, виднеющейся невдалеке. Стройные светлые стволы казались обнажёнными, их кудрявые кроны напоминали земные берёзы, а цветы, ковром устилавшие землю под ними, в ярком блеске небес отливали синим и розовым, хотя, кажется, были бледно-голубыми.

Волк тоже остановился вместе с Кристианом, и штурман успел перехватить его странный, задумчивый взгляд. Карч смотрел печально и благодарно, и Кристиан окончательно запутался в своих чувствах. Они двинулись дальше, и через несколько минут волк, оглянувшись, улыбнулся ему:

— Ну вот, мы почти дома… — начал он, но договорить не успел: из-за деревьев показались два крупных волка, один серый, другой палевый.

— Ого! — сказал палевый. — Вот это удача!

— Назад, охотники! — сказал Карч. — Этот человек со мной.

— Карч, ты, что ли? С каких пор ты на человечину подсел?

— Этот человек Белый Штурман. Лучше уйдите с дороги, большехвосты.

— Мы-то уйдём, — ответил серый, — только смотри, Карч, как бы Зубан с тебя на шкуру не спустил.

— За меня не переживай, — ответил Карч, — я справлюсь.

— Ага, справляйся, — весело произнёс палевый, — только помешательство до добра не доводит!

И они исчезли в чаще. Кристиан последовал за Карчем, но слова о помешательстве и самоуправстве не шли у него из головы.

— О чём они? — наконец спросил он.

— Мы почти пришли, — ответил волк. — Ступим на наши земли, и я всё тебе объясню.

Кристиан кивнул. Он по-прежнему не беспокоился за свою жизнь. В Карче чувствовалось отважное благородство, а это означало, что он не способен на подлость.

Завидев селение волков, Кристиан поразился, каким уютным и милым оно выглядело. Он представлял его иначе и тут же смущённо усмехнулся: если волк, то не обязательно же он живёт в норе! Дома волков были небольшими, похожими на огромные плетёные корзины с глиняными крышками, и повсюду, куда ни глянь, росла густая трава: шелковистая и мягкая, и её раздвигали узкие тропки. Волки к его появлению отнеслись неоднозначно. Они смотрели не враждебно, но настороженно, недоверчиво. И только смешные ушастые волчата любопытно открывали рты, обнажая белые, как снег, острые зубки. Карч с кем-то здоровался, и вид у него при этом был торжественно-спокойный, невозмутимо-взволнованный и, пожалуй, радостный. Он шёл, гордо выпрямившись, его пушистый короткий хвост был поднят.

Наконец они дошли до большой хижины, стоявшей в отдалении. И тотчас из неё им навстречу вышел очень крупный рыжий волк. Карч шагнул к нему, склоняя голову.

— Путь открыт, Зубан, — сказал он. — Этот человек — Штурман. Его зовут Кристиан.

Рыжий шагнул к Кристиану, протягивая широкую лапу.

— Зубан, вожак Ночных. Рад приветствовать тебя на Альтании, планете свободных волков.

— Рад знакомству, — отозвался мужчина. — У вас здесь очень красиво.

— Спасибо, — сдержанно отозвался Зубан. — Карч, собери всех.

Волк кивнул и быстро ушёл. Кристиан проводил его взглядом.

— Извините за любопытство, но почему вы так странно меня называете? И о каком пути идёт речь? — И он улыбнулся. Зубан улыбнулся ему в ответ.

— Прошу, проходи сюда. Присаживайся. Мой дом — твой дом.

Кристиан немного растерялся от такого заявления, но сел на предложенное бревно.

— Промежуток был закрыт, но теперь он снова действует, — продолжил Зубан, садясь напротив него. — Путь появился из Промежутка, а Промежуток был всегда. Но рано или поздно он утрачивает силу, перестаёт бороться за равновесие. Такова его судьба. Люди открывают его снова — и так начинается новый Цикл. Ты — один из Открывших путь. У тебя есть друзья или близкие, те люди, что шагнули в Промежуток вместе с тобой, я прав?

— Верно, — кивнул Кристиан.

— Они тоже часть целого. Все мы часть целого. В конце прошлого Цикла на нашу планету пришли люди. Мы не враждовали с ними, жили мирно, хотя Альтания всегда была закрытым миром. Но тогда люди были другие. Этот мир в опасности, Кристиан. Волки в опасности. Наши братья предпочли другой путь — путь войны. Они убивают людей, используют их в пищу, а люди убивают волков просто так. Это не приведёт ни к чему хорошему, потому что мы не должны избирать этот путь. К сожалению, люди не доверяют нам.

— А вы готовы им поверить? — спросил Кристиан. — К тому же другие волки, как я понял, настроены решительно. Они против всяких контактов с людьми, исключая, конечно, пищевые.

— Ты прав. Мы относимся к людям с подозрением. Ты — исключение, потому что ты странник. Открывшие путь не бывают плохими. Они всегда достойные люди.

— Что ж, — усмехнулся мужчина, — приятно это слышать. Мне не хочется разочаровывать тебя, Зубан… Но почему вы с Карчем думаете, что те люди мне поверят?

— Мы хотели попросить тебя не совсем об этом… — признался Зубан. — Ты прав, они не любят долгих разговоров. — Волк поглядел на землю, залитую розово-оранжевым звёздным светом. — Наша родина. Леса и моря, и золотые луга. Древние, как сам Промежуток, чащобы. Ты ещё не видел, что люди сделали с нашей землёй. Она умирает, Кристиан. Альтанию губят их примитивные механизмы и их глупость. Они жестокие и жадные, и большинство кланов ненавидит людей. Мы пытались действовать мягко, пытались объяснить людям, что планета, вот эта чёрная земля под нашими ногами — живая и чувствующая. Она знает о нас всё, видит наши стремления. Но слова бесполезны, а поступки наши добавляют сердцам городских жителей злобы.

— Почему они стали такими, Зубан? Ведь ты говорил, что изначально люди на Альтании вели себя иначе.

— Они заблудились в себе и уснули внутри тел. К сожалению, они настолько глупы, что засоряют собственное логово и в этих нечистотах живут.

— Знакомая картина, — пробормотал Кристиан. — В моём мире так было раньше.

Волк нахмурил высокие тёмно-рыжие брови, и Кристиан вдруг подумал, что этот зверь напоминает ему Алеарда.

— Ты поможешь нам, Кристиан? — прямо спросил волк, и глаза его тоже были похожи на глаза Алеарда: они были светло-ореховые, внимательные и спокойные.

— Я помогу вам, — ответил мужчина, — но боюсь, что мне одному не справиться.

— Карч поможет тебе развить дар, — ответил Зубан, — но перед тем, как ты узнаешь людей с Альтании, тебе нужно узнать нас, волков Альтании. Поэтому ты не гость здесь, ты теперь один из нас. Всё, что моё — твоё. Пойдём…

…Эдман пропадал на полдня, затем возвращался, звонил кому-то. Ева сидела дома. Заняться ей было нечем, не пироги же печь! Она подолгу стояла на балконе, глядя на город, или практиковалась в даре, создавая несложные предметы. В конце концов ей это надоело. Если он собирается и дальше строить какие-то планы относительно Безовалов — она в этом участвовать не будет.

Эдман оказался приятным в общении человеком: сдержанным, спокойным, умеющим слушать. Он был чутким и внимательным, даже заботливым. За эти дни она узнала его и как человека решительного, готового идти до конца, но это не радовало. Ева чувствовала, что привязалась к нему. Она не хотела, чтобы он пострадал. Она попробовала ему об этом сказать, но Эдман покачал головой.

— Не надо, Ева, — ответил он.

Она не совсем поняла, что означало это таинственное «не надо», но больше подобных разговоров не заводила.

— Я не могу больше сидеть дома, — сказала она за поздним ужином. — Пожалуйста, Эдман, давай прогуляемся! Понимаю, глупо звучит, но можно же тихонечко, очень осторожно где-то появиться? В парке, или в кафе, или забраться на крышу в конце концов! Неужели у Безовалов везде глаза и уши?

Мужчина рассмеялся.

— Тебе плохо здесь одной, да?

— Да.

Он покачал головой.

— Это будет величайшая глупость.

— Иногда можно позволить себе сглупить! — улыбнулась Ева. — Эдман, пожалуйста. Я покрылась пыльной коркой! Ну?

И он сдался. Найти подходящее место было несложно, учитывая, как хорошо он знал город.

В этот день на средних уровнях отмечали буйные дни Второго закона. Собирались на празднике все, и Безовалы, конечно же, были там. Наверняка Найар и Серж тоже. Эдман повёл Еву на другой конец города смотреть представление «Летучих». И не пожалел.

«Летучие» были своего рода символом города. И если Безовалы были его чёрной дырой, то «Летучие» представляли свободу как она есть. Не слишком-то безопасное место, но самое лучшее для того, чтобы отвлечься.

Ева была в восторге. Она кричала, махала пролетающим мимо них ребятам руками и то и дело вскакивала с места. Но вконец ошарашила Эдмана её способность свистеть.

— Ну ты даёшь! — не выдержал он.

— Это меня брат научил, — рассмеялась девушка. — Тебе нравится?

— Да, — кивнул Эдман. — Мне нравится.

Ещё большее удовольствие он испытал, когда Ева подвинулась к нему поближе, привалилась плечом, и волнующе, без тени смущения положила руку на его бедро. Волосы её растрепались, затейливое платье современного фасона очень ей шло. Она оживлённо болтала о том, как они с братом гоняли по пустыне на автомобиле, и Эдман, слушая её, всё больше убеждался: Ева определённо очень подходила ему. И не потому, что они были похожи. Исходила от неё теплота и доверчивость, которых он прежде не знал. И её такую — нежную, но сильную, — нужно было оберегать. Истинную красоту души легко разрушить, и Эдман знал это. Он осторожно проводил пальцем по её руке, но девушка не замечала, поглощённая гонками.

— А ничего, что я так на тебя облокотилась? — спохватилась она, поднимая голову.

Эдмана пленила её ласковая искренность. Он хотел одного: поцеловать Еву. Но сдержался.

— Ничего, Ева. Мне это нравится.

Она улыбнулась, глубоко и радостно вздохнула.

— А почему ты привёл меня именно сюда?

— Надеялся, что тебя это позабавит.

— Здесь здорово, Эдман! Они красивые, эти автопланы.

— Вон тот, тёмно-синий, как раз наших рук творение, — сказал Эдман, указывая на самый длинный и острый автоплан, сильно отличающийся от остальных.

— Он не похож на другие. Я бы дала ему имя «Опасный», — сказала Ева.

— «Север», — сказал Эдман. — так мы назвали его с братом.

Воспоминания об Андреасе вернули Эдмана на землю. Всё оставшееся время он молчал, и Ева чувствовала, что он думает о чём-то весьма и весьма плохом. И — решает свою судьбу. Не её, только свою.

Ева хотела показать, что может быть полезной, и настоять на своём при более удобных обстоятельствах. Она умела быть настойчивой. У неё получилось с Найаром, получится и теперь. Просто тогда она доводила Найара до белого каления с целью заставить признать её силу, теперь же ей хотелось убедить Эдмана отступить, чтобы сохранить ему жизнь. После похода на гонки она поняла, что его жизнь многое значит для неё.

Им пришлось долго ехать на поезде в дальний конец города. Ева сидела возле окна, но в окно не смотрела. На ней была нелепая одежда: она бы ни за что в жизни не надела этот ярко-розовый костюм и уродливую зелёную шляпу, если бы Эдман не попросил её. Этот облик был настолько несуразен, что отлично растворял её среди других таких же несуразно одетых людей, и это было её прикрытие. Правда, Эдман оделся как обычно. Он хмурился, устало глядя по сторонам.

Когда они, наконец, добрались до нужного места, Еве пришлось ждать его на улице.

— Я хочу пойти с тобой, — попробовала возразить она.

— Для тебя безопаснее быть подальше от меня, Ева, — ответил мужчина. — Ты упросила взять тебя, поэтому будь паинькой, останься на улице.

Она послушно встала возле лестницы и сцепила руки на груди.

— Ты внимательно слушала, о чём я говорил в поезде?

— Да, я всё поняла, — кивнула девушка.

— Хорошо. Тогда до скорого. Или нет, — закончил он спокойно.

Ева насторожилась, услышав его последние слова. Она ждала минут десять и не находила места от волнения. Она знала, что должна помочь Эдману, чувствовала, как что-то пошло не так. И, наплевав на его приказания, решительно зашла внутрь, открыв неприметную серую дверь.

Внутри было тихо и темно, и Ева прокралась по коридору вглубь здания. Эдман рассказал ей, кого он собирается найти. Она также знала, куда идти. Всё правильно, ведь он доверял ей.

На восьмидесятом этаже было тихо. Тишина эта показалась девушке зловещей. В лифте она успела переодеться в черный облегающий комбинезон. В нём было значительно удобнее, и Ева с радостью избавилась от ненавистной шляпы в форме лимона. Она разулась и осторожно пошла по тёмному холлу.

Минут пять она плутала по этажу, но в итоге нашла нужную дверь. За дверью тоже было тихо. Она поглядела в щёлку. Эдман. Стоит к ней лицом. И спина какого-то человека в синей одежде. Они разговаривают. Ева ощутила, что покрывается холодным потом: незнакомец держал за спиной оружие. Она знала уже, как оно выглядит, у Эдмана тоже имелся пистолет.

Девушка несколько раз глубоко вздохнула. Эдману снова требовалась её спасительная помощь. В который раз. Она ощутила в груди яростную злобу. Если этот, в синем, не убьёт его, она сделает это сама.

Ева быстро оглядела комнату, затем осмотрела дверь. Закрыто, это точно. Что же делать? Думай, тетеря, думай скорее!

И вдруг в голове со всей ясностью созрел план. Он был рискованным, но это был единственный выход. Или вход. Она быстро шагнула в Промежуток…

…и свалилась на незнакомого мужика как раз в тот момент, когда он выхватил оружие. Он сразу скинул её с себя, но мгновение было потеряно, и Эдман огромным прыжком достал его, схватив за шею. Ева вскочила на ноги и поняла, что из милого общительного мужчины Эдман превратился в сурового, страшного и безжалостного. Глаза его почернели, губы сжались, дыхание замедлилось. Он собирался убить незнакомца. Прямо здесь и сейчас. У неё на глазах. Ева шагнула к нему.

— Отпусти его.

Эдман поднял глаза, глядя сквозь неё.

— Отпусти, Эдман. Я не шучу. Отпусти его сейчас же! — рявкнула она.

Он и не подумал разжать руки. Ставший жертвой незнакомец жутко хрипел, безуспешно пытаясь вырваться из его захвата.

— Эдман! — завопила она, чувствуя, как по щекам побежали бессильные слёзы. — Пожалуйста! Не надо!..

Она подскочила к нему и попыталась разжать железные пальцы. Не получилось. Неужели этот человек мог быть к кому-то добр? Перед ней стоял убийца, не способный на милосердие. И всё-таки она не боялась его. Ева не придумала ничего лучше, чем обнять его сзади.

— Эдман, — прошептала она, прижимаясь к его спине, — Пожалуйста, Эдман!..

Внезапно он разжал руки, и незнакомец упал, корчась: воздух больно заливался в его расплющенное горло. Эдман резко развернулся, схватил её за руку и потащил прочь.

На улице он быстро поймал таксоплан и закинул её на заднее сиденье. Сел рядом и спокойно назвал водителю место назначения. Внешне он выглядел таким, как и всегда, но Ева видела, что он в ярости. Она не посмела сказать ни слова. Да и что скажешь в такой ситуации? Не извиняться же…

Всю дорогу до квартиры она думала о том, что с неё хватит. Пора уходить из этого мира, или, по крайней мере, из этого города. И Эдман был нужен ей.

Когда они поднялись наверх и за ними закрылась дверь, Эдман поглядел на неё в упор:

— Ты ослушалась меня, Ева.

Она спокойно кивнула.

— Это плохо?

— Ты снова спасла меня, — сказал он, не отводя от неё глаз.

— Думаешь, я получаю от этого удовольствие?

— Нет, не думаю. Но больше я тебя с собой не возьму.

— Правильно, не нужно, — плачущим голосом сказала девушка. Она была готова разрыдаться. — Чтобы я не помешала тебе убить кого-нибудь.

— Ева, меня учили этому с детства. Я хорошо умею убивать, — сказал он тихо. — Я остановился только потому, что… — Он трудно сглотнул. — Мне нужно идти, Ева. И на этот раз я пойду один.

— Иди! — выпалила она, и, развернувшись, убежала в спальню.

Она металась по комнате, яростно стирая со щёк слёзы. Ей хотелось ударить по чему-нибудь, что-то сломать или разрушить. Она решила остановить его, но не успела. Когда она вышла в коридор, Эдмана в квартире уже не было.

Ева долго думала о том, как поступить. Почти два часа она моталась по квартире и сходила с ума, думая, что Эдман уже не вернётся. Она знала, что лучший выход — просто уйти. Но покинуть город в одиночку значило подписать Эдману смертный приговор. Он был упрямым, видел иной выход из ситуации. И, кажется, в ней более не нуждался…

Он вернулся только под вечер, и Ева с порога сказала ему о своём решении.

— Ты со мной или нет?

— Нет, Ева. Я остаюсь, — твердо ответил мужчина.

Она разозлилась не на шутку и кричала на него, как сумасшедшая. Ярость, копившаяся целый день, вышла наружу. Она никогда ни на кого не кричала прежде — не было нужды. Но Эдман взбесил её.

— Твоя месть не стоит ломаного гроша! Кому она нужна? Твоему брату? Он мёртв, он уже не с нами, не здесь! А ты жив, Эдман, ты стоишь передо мной, болтаешь чушь о том, как поступать следует, а как нет. Не желаю слушать этот бред! Бред, ясно? Оставайся, отдай жизнь, если она тебе не дорога. Ты мыслишь прошлым, Эдман. Андреас не вернётся. Никогда. Только в иной жизни, а у тебя ещё и эта не кончилась. Весело? Я тебе поверила, да. Решила, что ты подумаешь и согласишься. Думала, мои слова что-то стронули в твоей душе. Нет, Эдман. Ты мёртв. Ты говорил, что Безовалы для тебя в прошлом, что ты перестал быть одним из них. Враки! Ты всё ещё один из них! Ты мыслишь, как они: найти, убить, отомстить! Ещё кровь на твоих руках. А кому от этого хорошо? Мне? Тебе? Ты ощутишь облегчение, если пристрелишь пару-тройку человек? Иди, убивай их. Убийство — не борьба. Борьба — это когда ты борешься за жизнь, поступаешь так, как сложнее. А тебе проще решиться на месть, чем пойти со мной. Говоришь, хочешь? Лжёшь: я тебе не нужна. А могло бы что-то получиться?.. Так вот знай: могло бы! Потому что ты мне сразу понравился, ещё на том чёртовом балконе. Но ты же хочешь надрать кому-нибудь задницу! — Она уже плакала, не в силах остановиться. — Иди, надирай. Придуши какого-нибудь заслужившего это подонка! А потом кто-нибудь невзначай пристрелит и тебя!.. Засранец! Болван! Тупица!.. — Она со всей силы стукнула его кулаком в грудь: — Дай мне пройти!

— Ева, — он поймал её за руки.

— Дай пройти, кому сказала! Пусти меня!

— Ева! — Он не отпустил её пальцы и не сдвинулся с места. — Ты права. Я знаю, что права. Но я не могу. Я не знаю, как любить, понимаешь? Ты мне нравишься, действительно очень нравишься, но я мёртвый и глупый, и заслуживаю умереть от выстрела в спину.

— Идиот! — исступленно закричала Ева. — Ты просто идиот!

— Да, это про меня.

— Отпусти мои руки, — угрожающе произнесла девушка, — или я тебя снова ударю!

Эдману стало смешно, но он повиновался. Он так хотел поверить ей, пойти за ней, почувствовать её… но боялся. Проклятая трусость!

— Эдман, ты — упрямая скотина, вот что я тебе скажу! Ну как ещё мне объяснить, что ты отдашь жизнь за пустоту? Ты не слышишь меня, не ощущаешь моих слов в сердце! — она в отчаянии всхлипнула, как вдруг осознала одну простую истину: Эдман должен сделать выбор раз и навсегда. И она ему в этом поможет. — Я придумала. Сейчас всё станет ясно. Я знаю, как поступить.

— Знаешь? — Он поднял брови.

— Да. Только ты должен мне довериться, хорошо?

— Хорошо, — ответил он, гадая, что девушка задумала. Он доверился бы ей в любой ситуации.

— Стой на месте как стоишь. И глаза закрой! — приказала Ева, ужасаясь тому, что собирается сделать.

Эдман удивлённо поглядел на неё, но глаза закрыл. Девушка осторожно шагнула к нему, пытаясь справится с дыханием и заставить сердце стучать тише. Ещё полшага, и ещё. Она прильнула к его груди, медленно тронула пальцами его волосы, отводя их назад, и Эдман вздрогнул.

— Ева, что ты?..

— Тихо! Молчи! — пробормотала она. Ей и без его слов было непросто.

— Хм, — отозвался он, улыбнувшись.

Она провела пальцами по его груди и тихо, но настойчиво попросила:

— Обними меня, пожалуйста.

Эдман исполнил её просьбу незамедлительно, и она решилась. Поднялась на цыпочках, обхватив его плечи — и поцеловала прямо в губы. Больно и отчаянно. Мужчина сразу открыл глаза.

— Вот что, Эдман, — произнесла она тихо. — Если ты уйдёшь сейчас, я больше никогда не поцелую тебя, никогда не стану твоей. Никогда. Ты променяешь меня на месть. Смерть променяешь на жизнь. И всё, что было между нами — пусть несколько дней, пусть кажется, что выдумка! — растворится и умрёт. Если ты поцелуешь меня в ответ — я сделаю тебя счастливым. Но шагни в сторону, и я уйду в Промежуток. И не вернусь. Никогда. Оттолкни меня, Эдман. Оттолкни, если я не нужна тебе.

Эдман был ошарашен её словами, он не хотел её отталкивать. Внутри него всё бушевало: желание наказать виноватых, злоба, ненависть к тем, кто сделал его таким… и ненависть к себе самому. Всю жизнь он убегал, всегда был на шаг позади своих мыслей.

Но Ева нашла его. Она разбудила его. Полюбила? Все те женщины, что у него были, гнались за положением и достатком. Еве не нужно было ни то, ни другое. Она желала его самого.

Мир обрёл предельную прозрачность. Всё стало на свои места, когда он решил отпустить себя. Эдман чувствовал, как судорожно она сжимает его рубашку, чувствовал, как дрожал её пальцы. Он знал её рядом — и это было счастье. А он хотел быть счастливым.

Ева чувствовала, как слёзы подступают к горлу. Она готова была зарыдать. Она соврала: она бы не шагнула в Промежуток без него, а пошла бы за ним и погибла вместе с ним. Оттолкнёт? Обнимет? Может, она не нужна ему? Тогда как ей быть? Что делать со своими чувствами? Неужели вот так это и кончится, неужели она ничуточки не люба ему?

Эдман прижал к груди её голову, губами коснулся густых, горьковато пахнущих корицей волос, обнял за талию…

— Ты моя, Ева, — сказал он ей в ухо. — Я не оставлю тебя…

…После завтрака они пошли на берег. Фадр хотел показать Алану свою лодку. О море и пустыне он мог говорить постоянно, и каждый раз его красивые сказки удивительно сплетались с реальностью. Фадр умел находить в жизни прекрасное, даже тогда, когда оно хорошо пряталось.

Лодка оказалась небольшой и очень старой. Как и сам Фадр. Он был невысок ростом, но всё ещё крепок телом. Вот только сильно хромал на левую ногу, хотя предпочитал обходиться без костыля.

— Я ещё не развалился! — беззлобно сказал он Алану, когда тот предложил свою помощь.

Махунг сразу залез в лодку и принялся болтать о том, как однажды он уплывёт на ней в дальние страны. Фадр слушал внука, тихо улыбаясь.

— Да, так и будет, — сказал он.

Алан присел на корточки на краю причала.

— Может, вам нужна новая лодка? — спросил он. Дед и внук поглядели на него изумлённо.

— Ты умеешь строить лодки? — спросил Махунг.

— Я многое умею, — без тени гордости ответил Алан. По сравнению со Штилем лодка была сущим пустяком.

— Она ещё жива, — сказал Фадр, поглаживая светлый обшарпанный борт, — моя Царевна. Так её зовут.

Алан усмехнулся.

— Ладно, идёмте.

Они немного походили по берегу, но старик быстро устал, и Махунг отвёл его домой.

— Скажи, как можно попасть во дворец? — спросил Алан у мальчика, когда они сидели на крыше дома — в маленькой светлой беседке, в центре которой росло кривое старое деревце.

— Туда не пускают, — ответил Махунг, — там не место простолюдинам. Раньше, при Хъяге, можно было раз в неделю попасть даже в Воздушные сады. Но теперь эти великолепные места только для избранных. Кстати, Фадр там был. Он служил при дворце королевским воином.

— Понятно, — сказал Алан. — То есть нынешний правитель чего-то боится?

Мальчик поглядел на него и улыбнулся.

— У него много врагов. Он не похож на своего отца — тот был человеком благородным, близким к народу. Так мне говорил Фадр. Ты хочешь поглядеть на дворец? — спросил в свою очередь Махунг.

Алан пожал плечами.

— Это простое любопытство, — ответил он.

— А расскажи мне о своей родине, — попросил мальчик.

— Что же ты хочешь узнать?

— Как там? Каково жить среди леса? Каково это, когда вокруг много зелени? Говорят, на другом краю земли деревья так высоки, что достают до солнца…

Алан усмехнулся.

— До солнца… — произнёс он. — Нет. Там всё другое, Махунг. Другой воздух, другая земля, другие люди.

— И дома другие, — сказал мальчик.

— Да, — подтвердил землянин. Он был плохим рассказчиком, но Махунгу с его фантазией хватало и коротких ответов.

— Говорят, что там бывают такие сильные грозы, что небо дрожит от громовых раскатов и молнии касаются земли, — сказал мальчик. Алан поглядел на него.

— Бывает, — ответил он. — Бывает и так, что идёт дождь и светит солнце, и радуги рождаются одна за другой.

— Да, — тихо сказал Махунг, — это край чудес. Оттуда, наверное, пришли боги.

Алан покачал головой.

— Бог повсюду, Махунг, в каждом из нас есть его частица. Нет места, где нет бога, нет человека, который не может научиться говорить с богом внутри себя.

Махунг в свою очередь заинтересованно, пытливо поглядел на Алана.

— Это так? Разве заслужили благословение бога все, кто ходит по песку? Не только избранные им, великие люди, но и мы — простые и ничем не примечательные?

— Бог никого не избирает и ни для кого не делает исключений, — сказал Алан, — для него мы все равны. По крайней мере в это верят у меня на родине, — закончил он.

Махунг задумался и с минуту не произносил ни слова.

— Тогда почему у одних много, а у других мало? — снова спросил он.

— Этот вопрос нужно задавать не богу и не мне, Махунг. Бог дал нам свободу мысли, силу изменять мир и себя самого. Материальные блага здесь ни при чём, вернее, это не главное. Конечно, кушать хочется всем, но пища ведь не только насыщает наши тела. Там, откуда я пришёл, мы поняли главное: человек должен быть свободен и в этой свободе он будет счастлив. Мы освободились от законов, от иерархических признаков, деливших людей на «лучших» и «худших», на тех, у кого больше и у кого меньше, кто достоин и не достоин. Человек подобен богу, и потому он может всё. Вот только для этого нужно уметь гармонизировать свои внутренние энергии. Те, кто считают себя исключительными, те самые, что садятся на пьедестал власти — эти люди не нашли баланс, и они никогда не достигнут высшего счастья. Счастье не получается из рабства, а они — рабы своих желаний. — Алан почесал в затылке — давненько он ни с кем так не разговаривал. — Развёл ты меня на болтовню, — усмехнулся он.

— Чего? — не понял мальчик.

— Пустяки, — сказал землянин, — ты умеешь слушать.

— Ты пришёл из мира, где все равны, — сказал Махунг, — но Фадр говорит, что такое невозможно. Я мечтаю узреть мир, где не будет ни правителей, ни подчинённых, мир, где нет бедных и богатых. Но я только мечтаю об этом, и мои мечты Фадр называет фантазиями. А я всё равно верю тебе, — тихо сказал он, — ты мне не врёшь. Ты никому не станешь врать, Алан.

Землянин поглядел на мальчика, нахмурившись.

— Сколько тебе лет, Махунг?

— Мне одиннадцать, — ответил тот.

— Ты умный и проницательный. Ты заслуживаешь иной жизни.

— Ты так думаешь? — грустно улыбнулся мальчик. — А я думаю, что я ничем не лучше остальных. Хотя желал бы стать лучше. Да, стать лучше. — И он поглядел на море, тонущее в розовом золоте закатных лучей.

Алан только сейчас заметил, что вокруг парят золотые ослепительные былинки, похожие на те, что осыпались с созревших одуванчиков. Они были разных размеров и не разлетались по округе, а невесомым облаком порхали возле них, собираясь в пушистые горки на каменной крыше. Землянин задрал голову и увидел, что былинки роняет дерево, возле которого они сидели. Листвы на нем было мало, зато вся крона оказалась усыпана прекрасным светлым облаком невиданных семян. Махунг проследил за его взглядом.

— Это Дамур — преданное дерево. Из тысячи семян прорастает лишь одно, но и оно вряд ли превратится во взрослое дерево. Попробовав хотя бы раз его плоды, ты бы потом тосковал по ним всю оставшуюся жизнь… Я тоскую. Я ел их, когда был совсем маленьким, но до сих пор помню вкус… М-м-м… — и он облизнулся, а Алан хмыкнул. — Из-за одного только Дамура наш дом стоит бешеных денег, и все это знают. Даже у Хъяга в садах ни одного не растет! К нам приходят каждый раз, когда дерево сбрасывает семена, выгребают их подчистую, ловят даже самые настырные. Да только ни одно ещё не взошло! — и он ухмыльнулся. — Фадр зовет его думающим деревом и говорит, что оно скоро погибнет от старости. А я все жду, когда на ветках появится хотя бы один плод.

И мальчик погладил нежную зеленоватую кору, тронул пальцами пушистую горку семян. Те словно ответили ему, заплясали на ветру, но тотчас, словно примагниченные, вернулись поближе к дереву. Алан удивленно почесал в затылке.

— Преданное дерево… Кто бы мог подумать?

— Я хочу взять его с собой, — вдруг сказал мальчик. — Если когда-нибудь покину эти места. Фадр говорит, что Дамур сам выбирает новую родину. Мы выберем её вместе. Если, конечно, такова наша общая судьба…

— Если жаждешь этого — так и будет, — сказал Алан. Махунг не переставал его изумлять. — Не сдавайся.

— Я не сдамся, — спокойно и решительно произнёс Махунг, и они замолчали.

Чайки печально кричали возле воды, и Алану казалось, что они зовут его домой…

…Олан не мог больше ждать. Терпеть он умел, а вот ждать — нет. Хорошо, что всё случилось в отсутствие Кёртиса и Ин Че.

Они с Катой укладывались: девушка, освоившаяся с его постоянным присутствием и привыкшая спать рядом, стала менее стеснительной. Она скинула верхнюю одежду, и некоторое время стояла перед ним в нижнем белье, потягиваясь и глубоко дыша, отчего её маленькая грудь дразняще вздымалась под тонкой полупрозрачной маечкой. Олан подошёл сзади и, не особо задумываясь над последствиями, крепко обнял её, тронул пальцами тонкую шею и маленький подбородок.

— Олан, — произнесла девушка, — ты что?

Он не ответил, подхватил её на руки и быстро донёс до кровати.

— Ты нужна мне, Ката, — ответил он. — Скажи «нет», и я остановлюсь прямо сейчас.

Девушка молча смотрела на него. Он никак не мог понять, чем заполнен её взгляд: то ли нежностью, то ли страхом. Он не выдержал и потянулся к ней, ласково касаясь её губ. Ощутил, что она ответила, и больше уже ни в чём не сомневался.

Ката не зажималась, не противилась и не сомневалась. Он дрожал от возбуждения, чувствуя, как её маленькие руки залезают под его жилетку и дальше, под рубашку, касаются груди и живота. Тёмные глаза смотрели на него с надеждой и нетерпением, и Олан окончательно слетел с катушек от этого взгляда.

После он был как всегда погружён в свои мысли и чувства, тело было лёгким и приятно опустошённым. Ему было хорошо, и он не сразу понял, что Ката тихо плачет, уткнувшись в подушку. Испугавшись, он повернулся к ней, осторожно тронул её плечо.

— В чём дело?

— Тебе не понравилось, — ответила девушка тихо.

— Что? — переспросил он.

— Тебе не понравилось, Олан! — громко всхлипнула она.

Он не сразу нашёлся, что на это ответить.

— С чего ты взяла, что мне не понравилось? — удивлённо спросил мужчина.

— Потому что ты… меня… Ты так сказал!.. — зарыдала она.

Олан трудно припомнил, что когда всё дошло до пика, он в порыве страсти откинул её прочь, чтобы не раздавить собой — она была такой крохотной и хрупкой. Наверное, он ещё и сболтнул что-то лишнее. Такое с ним бывало.

— Что я сказал, Ката? — поморщившись, спросил он виновато.

— Что тебе жаль! — выговорила она, глотая слёзы.

— Гадский дух! — выругался он, одним рывком положив девушку на себя и вытирая её слёзы. — Ты неправильно истолковала мои слова, Ката. Мне жаль, что я сделал тебе больно. Ты так кричала…

Она подняла голову и забавно шмыгнула носом.

— Первые несколько минут мне и правда было больно, — сказала она, вглядываясь в его лицо, — потом я кричала от удовольствия.

Олан усмехнулся и крепко поцеловал её в порозовевшую щёку.

— Чудесная искренность! Не делай поспешных выводов в отношении меня, Ката. Ты меня восхитила. Я заполнен тобой.

— Я напугалась, Олан. Ты был так настойчив, а после, когда… Я знаю, как это должно быть, но всё себе представляла иначе. Иногда лучше вообще ничего не представлять.

— Согласен, — отозвался он. — Я тоже боялся. После, не во время, — уточнил он. — Во время нашего с тобой во всех отношениях прекрасного занятия я ни о чём постороннем не думал.

Ката смущённо улыбнулась и поудобнее на нем устроилась. Олан ощутил, что от одного взгляда на неё у него внутри всё заныло. Что уж говорить о том, как трудно было чувствовать на себе её обнажённые бёдра.

— Я хочу тебя снова. Прямо сейчас, — сказал он. Стоило ли скрывать от неё свои желания?

Девушка нежно рассмеялась, но почему-то начала вставать. Олан тотчас схватил её за руку и вернул на место.

— Не уходи, Ката, — нахмурился он.

— Я хотела привести себя в порядок… то есть причесаться и… — начала она нерешительно.

— Ты и так замечательно выглядишь, но если ты настаиваешь, я тебя отпущу. На пару минут, — добавил он сердито.

Ката на мгновение задумалась, склонив голову и пристально на него глядя. Потом снова рассмеялась — тихо и мелодично — и поцеловала его в губы, да так страстно и горячо, что Олан на мгновение смутился. Но, возбуждённый до предела её поцелуем, он незамедлительно обхватил ладонями её бёдра и, более ни о чём не задумываясь, проник в неё. Ката тихо вскрикнула, прижимаясь головой к его груди, и замерла. Олан понял, что она смущена, и мягко перекатил девушку на спину. Неспешно проник в неё глубже, с наслаждением глядя, как она кусает губы и тяжело дышит. Он понимал, что она беспомощна против его силы, но не это так возбуждало. Его волновала податливость и искренность, то, что она не боится показаться неумелой или сделать что-то не так. Ката открыла глаза.

— Тебе больно? — спросил он.

— Нет. О-о-о! — вырвалось у неё отчаянное, когда он безжалостно проник в неё ещё глубже.

Олан склонился и тронул губами её щёку.

— Мне нравится, когда ты так стонешь, Ката, — прошептал он ей на ухо.

— Ой!.. — вскрикнула она, чувствуя, как он резко двинул бёдрами. — Олан!..

Её беспомощность и трепет её тела свели его с ума. Он начал двигаться быстро и исступлённо, и Ката позволила себе не сдерживать рвущиеся из груди крики.

Она думала, что эта сторона отношений для Олана не так важна, как для неё. Олан был задумчив, ворчлив и неприступен. Он нелегко соглашался с чужим мнением, но и своё никому не навязывал. Она думала, что ему достаточно просто знать её рядом, но ошиблась — он хотел большего. Прижатая к кровати его телом, она наслаждалась каждым мгновением, и эти мгновения казались вечными. Неужели всё реально? — думала она. Неужели я люблю и любима? Невозможное стало настоящим, и она крепко ухватилась за него, счастливо постанывая в надёжных, ласковых руках.

Ни Ин Че, ни Кёртис не могли им помешать — Ката заранее знала, что они далеко и в настоящий момент заняты другими важными делами.

— Ещё, Олан! — просила она, не понимая, что бормочет. — Пожалуйста, ещё!

Он задохнулся от её жаркого прерывистого шёпота и с наслаждением исполнил её просьбу. Ещё никогда ему не было так приятно исполнять просьбу другого человека…

…Алекс не был в доме у реки пару месяцев. Когда он туда, наконец, вернулся, Дила встретила его холодно. Она охотно рассказывала о том, как ей живётся, но не подошла обнять его и ни разу не улыбнулась. Он припомнил, что так же девушка вела себя и перед его уходом, спустя пару дней после того, как он забрал её из лап палачей. Тогда он решил, что не понимает своих чувств к ней, и что просто желание ещё не есть настоящая любовь. И сказал ей об этом сразу и без обиняков. Дила молча выслушала его и восприняла всё довольно спокойно, но теперь ему упорно казалось, что он где-то допустил ошибку.

Он оставил её возле реки, там под вечер всегда собирались люди и начинались пляски, а сам решил проведать свою соседку, пожилую женщину по имени Дара.

— Дара, вы ведь общаетесь с Дилой?

— Да, конечно. Она хорошая девушка. Странная, замкнутая, но хорошая.

— А что она… Она вообще говорила обо мне?

— Говорила. Она часто тебя вспоминала. Просила рассказать, что мужчины любят в девушках, и как понять, что мужчина неравнодушен к женщине. Я рассказала, всё-таки и сама не старая дева, — засмеялась Дара. — Сначала мне показалось, что её что-то сильно печалит, но она такая противоречивая! Спрашиваю, всё ли хорошо, отвечает, что лучше не бывает. За ней некоторое время назад стал ухаживать Никита из соседнего селения. Приходит, цветы приносит, даже на лодке её катал. Кажется, всё бы хорошо, да вот только она лишний раз на него и не взглянет. Нет, Дилочка его не любит, кто-то другой у неё на уме.

— И кто же это может быть? — спросил он осторожно.

— Не знаю, Алекс. Она сказала, что обманула судьбу и за это наказана. Здесь она хоть и жива, но одинока. Да, так она и сказала — одинокая, но полная огня, которого все боятся. Смотри-ка, уже костры зажгли. Иди, повеселись со всеми.

— До встречи, Дара. Я ещё к вам зайду.

Он спустился на берег и подошёл к костру.

— Алекс! — обрадовалась одна из девушек. Он по-дружески обнял её. — Как дела?

— Хорошо, — ответил мужчина, — а у тебя как?

— Тоже хорошо! — весело ответила она.

— Как брат?

— Уехал навестить тётю. Это там, за поворотом реки. Я хотела с ним поехать, но потом передумала, — и она улыбнулась ему. Алекс кивнул, выискивая глазами Дилу.

Девушка стояла в воде, задумчиво опустив голову. Её длинные волосы были мокрыми и оттого стали ещё темнее, густые брови были печально и хмуро опущены. Тонкие пальцы завораживающе красиво ласкали водную гладь, она то погружала кисть в воду, то вытаскивала её и легко и стремительно смахивала капли с ладони. Её спина была обнажена, да и платье было коротковато по сравнению с теми, что носили здесь, но выглядела она прекрасно. К ней подошёл парень. Он что-то сказал, не собираясь заходить в воду, и она, не обернувшись, ответила. Парень передёрнул плечами, махнул в её сторону рукой и отошёл к самому большому костру, где плясали остальные. Алекс решил всё же подойти к Диле, но не успел. Она исчезла в чёрной воде также стремительно и быстро, как и тогда в пещере. Мужчина насторожился, но её голова уже показалась в середине реки. Девушка быстрыми сильными взмахами поплыла на другой берег. Он видел, как она вышла в темноту и вдруг упала на песок, прижав руку к груди. Он мгновенно залетел в воду и поплыл к ней.

— Дила! — позвал он, видя, что она села на песок, обхватив руками голые колени.

Девушка не ответила.

— Ты в порядке? — снова спросил он, выходя из воды и останавливаясь напротив неё.

— Я в порядке, — ответила девушка, глядя на песок, — да, в полном порядке.

— Этот парень, его Никита зовут?

— Да, его так зовут. Он сказал, что может помочь мне свести рисунок на животе. Ему не нравится, что он у меня есть. А ещё ему не нравится, что я такая сильная. Он сказал — женщина должна быть слабой, нежной и податливой.

Она быстро взглянула на Алекса и также быстро опустила ресницы, прикрывая глаза.

— Он сказал, что я замечательная. — Она вдруг всхлипнула и рассмеялась истерично: — Как же это смешно! Но также больно, как и смешно. Меня здесь приняли ласково, но я не стану тем, что им нужно. Я не стану его женщиной. Свою женщину не просят изменить себя, её принимают такой, какая она есть.

Дила встала, отвернулась, и Алекс понял, что она быстро стирает слёзы со щёк.

— Я пойду.

— Куда?

— Туда, — махнула она рукой. — Куда-нибудь.

— Дила, что с тобой? — спросил он, видя, что она готова разрыдаться.

— Со мной? — Она, наконец, поглядела на него. — Со мной всё хорошо. Я просто устала.

— Не ври мне!

Она покачала головой.

— Нет, я не вру. Всё так, как должно быть. Дитя, рождённое в нелюбви, не достойно любви.

— Может быть, ты просто не встретила своего человека? — спросил он осторожно.

Она вдруг яростно повернулась к нему — длинная коса хлестнула её по бедрам:

— Ты!.. хватит! Не подходи ко мне, ясно? Я поблагодарила за то, что спас мне жизнь и всегда буду благодарна, но никогда не… — Она сбилась, сжала кулаки. — Не говори со мной! Не смотри на меня этими глазами! Не… не подходи ко мне!

— Дила! — произнёс он растерянно, шагнув к ней, но девушка отшатнулась, издав горестный стон, и побежала в лес. Она была очень быстрой, Алекс даже отстал от неё на порядочное расстояние. Её высокая фигура мелькала меж тёмных стволов, но она была так взволнована, что запнулась о пенёк и растянулась на полном ходу, больно подвернув ногу. Не вскрикнула, только зашипела, потирая ушибленное место и пошла дальше шагом, прихрамывая. Он нагнал её возле Лунной поляны. Там цвели цветы, которые раскрывались только при полной луне.

— Стой! — сказал он, хватая её за руку. — Объясни мне, что всё это значит?

Она неистово дёрнулась, пытаясь освободиться, но он держал крепко.

— Уходи, возвращайся домой!

— Скажи, в чём дело? — попросил он мягче, беря её за плечи и поворачивая к себе лицом. Она не стала больше сопротивляться, только плечи в его руках стали железными на ощупь.

— Твои руки, — сказала она, — твой запах, твой голос, всё в тебе сводит меня с ума. Я не могу не думать о тебе, не могу не видеть тебя во сне, не могу… Не могу забыть тебя. Я знаю, что не нужна тебе. Знаю, что ты не любишь меня, Алекс. Но это не запрещает мне любить тебя.

Она рванулась из его рук, но он не отпустил её.

— Так ты?..

Дила вся сжалась, пытаясь отстраниться от него, как будто хотела стать маленькой и незаметной. Алекс растерянно смотрел на её макушку, и чувствовал, что она вздрагивает, беззвучно рыдая. Он пытался понять, что дальше делать. В голову не пришло ни одной складной мысли.

Он разжал руки, и девушка опустилась на траву. Её длинные ноги и шею, и бессильно сжатые руки заливал свет белой луны, она сидела в нелепой, неудобной позе, не пытаясь прикрыть обнажённые до самого верха бёдра, не замечая, что платье больно врезалось лямками в её плечи. Её глаза были зажмурены, а пальцы хватались за траву. Она как будто падала куда-то и цеплялась за последнюю возможность выбраться из пропасти. Нежные щеки, на которых появились веснушки, перечеркнули дорожки слёз. Она попыталась встать, охнула, вспомнив про ногу, и снова присела у его ног.

— Оставь, — прошептала она, — тебе не нужно меня жалеть. Я покину твой дом, отправлюсь туда, в горы. Найду ущелье и быструю речку на его дне. Встану на скале — и улечу, как птица. У меня получится.

Он как будто очнулся, услышав эти слова.

— Ты ведь не собираешься?..

— Судьба, Алекс. Она всегда рядом с нами. Моей судьбой было умереть в мучениях, но ты спас меня. Для чего? Наверное, чтобы я смогла обрести то единственное, чего всегда желала: любовь. И я полюбила. Уже не важно, что мне никогда не ощутить ласковые прикосновения мужских рук и не узнать, как это, когда тебя целуют? Уже не важно, что я так отчаянно сражалась с теми пятью воинами в хижине вождя — и победила, не дав им сделать что-то гадкое. Ничто не важно, только судьба важна. Она правит нашими жизнями, но мы сами создаём её. Я получила гораздо больше, чем заслуживала, и теперь могу уйти.

Она всё-таки поднялась — решительная, удивительно спокойная, прямая и грациозная, такая, какой он увидел её впервые. Зелёные глаза смотрели на него жадно и с огромной любовью, она как будто поцеловала его на прощание нежным взглядом. И — двинулась прочь.

— Постой! — сказал Алекс, снова хватая её за руку. Он не мог не знать, что означает это томительное чувство где-то в самом нутре и мысленно обозвал себя бесчувственным, жестоким недоумком. Затем медленно притянул её к себе, и заставил поднять голову, взяв за подбородок. Её губы были так желанны, всё в ней влекло и завораживало. Он не сразу понял, что тоже любит её — но совсем иначе, чем ожидал. Она была подобна птице — свободная и жаждущая летать, и он не верил, что сможет приручить её. Не верил до того момента, когда Дила сказала, что любит его. Измученная собственными страстями, девушка обмякла в его руках и была похожа на привидение — бледная, застывшая, ждущая только, чтобы он поскорее отпустил её. Он облизнул пересохшие губы и тронул её щеку. Затем, ощутив, как она вздрогнула, поцеловал ещё раз. Не в силах остановиться, прижал к себе крепче, нашёл её рот, и впился в эти прекрасные влекущие губы. Дила застонала, пытаясь вырваться из его рук, но он не мог уже позволить ей этого. Близость оказалась такой волнующей и долгожданной, что затуманила разум. Алекс целовал её до тех пор, пока она не начала задыхаться. Только тогда он, наконец, заставил себя остановиться. Дила смотрела на него огромными глазами, не понимая, что происходит.

— Я люблю тебя, — сказал он шёпотом, боясь, что она не поверит, — люблю тебя! Я должен был сразу понять это, сказать тебе ещё раньше…

Девушка всё глядела на него, не зная, можно ли поверить в эти неожиданные, но такие желанные слова. Он не выдержал и снова поцеловал её — крепко и порывисто, и обхватил за талию, провёл руками по её спине, дотронулся до затылка, заставляя её раскрыться ему навстречу ещё глубже. Девушка вздохнула, потянулась к нему, гибкие пальцы легли на его плечи и сжались. Она ответила на его поцелуй — нежно и страстно, и он покрылся мурашками, понимая, что ещё чуть — и не сможет сдержаться. Он всё-таки отстранился, поглядел в её полные желания и боли глаза.

— Ты мне веришь?

— Я верю тебе, — ответила она. Большего ему было и не нужно…

… — Что случилось с тобой, милая? — спросил Владрик, поглаживая её спину. Он лежал на животе и внимательно смотрел на Шанталь, положив подбородок на ладони. Девушка ответила тихо, он едва разобрал слова:

— Я свалилась с крыши, когда была маленькой.

— Свалилась? — переспросил Владрик. — По своей воле?

Девушка хрипло рассмеялась.

— Нет, дуралей, меня оттуда скинули! Конечно, я виновата сама. Я была неуклюжим ребёнком, всё время попадала в переделки. В четыре едва не утонула, в пять упала с крыши, потом с лошади, в семь лет я уронила брату на голову кирпич, в двенадцать взорвала сарай…

— Боже, Шанталь! — расхохотался мужчина. — Да ты настоящий сорванец в юбке!

— Была такой раньше, — ответила она, — и это только малая часть моих «подвигов».

— Что же произошло? Я не вижу в тебе истинную шалунью и проказницу.

— Наверное, моя вспыльчивость и заносчивость, и высокомерие с холодностью — это обратная сторона моей буйной натуры, — пробормотала девушка. — Раньше я была такой весёлой, такой дурной идиоткой!

Владрик нежно коснулся губами её обнажённой поясницы.

— Дурной идиоткой? Хм! Ты так сдерживаешь себя, милая, и в то же время ты такая сумасбродная, просто чокнутая!

Девушка рассмеялась и покосилась на него, опустив глаза.

— Иногда я тоскую по ней — по той мне, которая сидит в заточении.

— Может, выпустишь её? На минутку? — хитро сказал мужчина.

— Нет, не могу.

— Как ты взорвала сарай? — спросил он, не пытаясь её упросить.

— Проводила опыты, хотела стать химиком.

— И взорвала сарай, — рассмеялся Владрик.

— И не только его, — ответила она.

— Отлично! Ну, а крыша? Ты поэтому боишься высоты?

— Нет, не только поэтому, Владрик, — прошептала она. — Мой папа был лётчиком.

— Был? — тихо сказал он.

— Да. Он разбился, разбился из-за меня. Нет, он жив, но теперь уже никогда не сможет ходить.

— Ну-ка вот здесь подробнее, милая, — сказал он, приподнимаясь на локте. Шанталь повернулась на спину и поглядела ему в глаза.

— Мы летели с ним вместе, это был мой первый полёт. Мне исполнилось четырнадцать. До этого он не брал меня с собой, я ведь была бунтаркой, непослушной дочкой, но я упросила его. Это был подарок на день рождения. Мы поругались, Владрик, — сказала девушка, — и потом… Потом стали падать. Так стремительно, так… — Она глубоко вздохнула, зажмурилась и отвернулась от него.

— Что случилось с самолётом? — спросил мужчина. — Он был неисправен?

— Да. Но виновата во всём я.

— Так-так, красавица, а ну погляди на меня! — приказал Владрик, отдирая её от подушки. Шанталь рванулась из его рук и так взбрыкнула, что он едва удержал её.

— Не убеждай меня в обратном, хорошо? Мама уже пробовала, Владрик. Все пытались меня убедить, что я не виновата. Но правда всё равно одна.

Владрик впервые за долгое время разъярился.

— А ведь вроде умница, — пробормотал он. — Ты хоть понимаешь, Шанталь, что своим поведением печалишь отца? Ты думаешь, ему нравится от тебя подобное слышать?

Она ахнула и почти ударила его по щеке, но он прижал её ладони к кровати и сел на неё верхом.

— Опять дерёшься? А я не договорил.

— Сволочь! — вырвалось у неё.

— Да, это про меня. А теперь слушай дальше. В моём мире люди уходят навсегда — по крайней мере, так все считают. А я не верил в эту чепуху, никогда не верил. У меня все погибли, милая: мама, отец, два брата… и ещё не рождённая сестрёнка. Ты думаешь, я смирился? Нет. Думаешь, я не зол на них? Зол. Они меня бросили одного, а мне было двенадцать. Дрянная юность, заполненная одиночеством и болью… Твой отец жив. Жив, ясно? Ты чувствуешь вину, это нормально, но вряд ли правильно. Победи свой гнев. Ты злишься на себя, потому что злоба помогает забыть о боли. Но ты не виновата в том, что случилось — никто не виноват. И я уверен на сто процентов, что отец не винит тебя в случившемся. Прошу, не трать жизнь на ложь, — он поглядел на неё, — не делай, как я. Если отпущу — станешь драться? — спросил он тихо.

— Владрик, — прошептала Шанталь, и он сразу отпустил её ладони. Он думал, что она отвернётся и сморщится, или оттолкнёт его и скажет что-то грубое, но она обняла его и прижала к груди его голову. — Владрик! Мне так жаль! Мне жаль, что ты совсем один. Прости меня.

Она нежно погладила его по волосам и поцеловала в щёку. Он растерялся и не сразу нашёлся, что сказать.

— Хм! Шанталь, ты, оказывается, умеешь не только кусаться и царапаться.

— Я не хочу кричать на тебя. Прости, что назвала тебя сволочью, — сказала девушка.

— Всё в порядке. Я и есть сволочь, — рассмеялся Владрик.

— Нет, ты не такой. Ты хочешь таким казаться.

— Не утешай меня, милая. Не нужно. Я давно смирился с тем, что остался один.

— Ты не один. Ты со мной.

— Теперь да, — усмехнулся он. — Шанталь, рассвирепей ещё разок, а? Ты такая красивая, когда бесишься!

— Иди ты! — рассмеялась она.

Владрик приподнялся на локтях — и поцеловал её. Потом ещё раз. Он знал, что она должна быть рядом. Теперь Шанталь принадлежала ему и только ему, и он ни с кем не собирался ею делиться.

Глава 10. Сон пятый

…Границы постепенно стирались, и я наблюдала за их исчезновением. Не судить и не анализировать — это сложно. Бестелесная, я горько тосковала по физической части себя. Коснуться бы знакомой теплой руки, ощутить ответное прикосновение. Невозможно. Впереди меня ждали новые события, и, казалось, им нет конца и края…

…Ему не везло с мирами. Вместо потрясающих красивых реальностей он всё время попадал в города. Города, города… Грязные или чистые, большие или маленькие, они утомляли его. Конлет начал задерживаться в Промежутке, и тот постепенно менялся. Он стал более глубоким, тёмным и искрящимся, как будто его разукрасили.

Он научился терпению. Научился видеть мир глазами других людей. Научился сопереживать, верить и быть уверенным. И чувствовал себя иначе, как будто проживал нужную жизнь.

В одной из реальностей он познакомился с двумя сёстрами. Их звали Шейла и Урза. Последняя была девушкой странной, и дело было не только в её внешности. Она напоминала зебру, и Конлета немного пугало такое поразительное сходство. К тому же она ничего не делала со своей внешностью, она такой родилась, и это не могло не настораживать. У неё были жёсткие чёрно-белые волосы и тёмные карие глаза, пухлые бледные губы, крепкие и стройные руки и ноги.

Она была порывистой, резкой и эмоциональной. Шейла — младшая — казалась обычной, ничем не примечательной, и через какое-то время Конлет понял, что она завидует сестре, завидует её отталкивающей уникальности.

Эти двое были первыми, кому он рассказал о путешествиях после Ирэи. И они отреагировали иначе. Шейла восприняла сказанное чересчур спокойно, а вот Урза — с нескрываемым восторгом. Конлет подумал, что, возможно, есть те, кому путешествия не подходят по своей сути. Как Ирэя. Сёстры же относились к категории отчаянных, готовых на всё.

Они стали бродить по мирам вместе. Конлет не до конца понимал, зачем позвал их с собой. То ли ему просто надоело быть одному, то ли он сдружился с сёстрами… Всё-таки приятней, когда рядом с тобой те, кто разделят и радость, и грусть.

В одном из миров они задержались надолго. Урза всегда говорила, что думала, и не стеснялась этого. Она относилась к Конлету как к брату. Шейла напоминала его самого. Она не любила болтать по душам, не любила сходить с ума, не была сорви головой. Поэтому когда Урза не вернулась домой ночевать, Конлет не удивился. Прошло два дня, и он начал волноваться за неё. Этот мир не прощал ошибок. Он согласился здесь остаться только потому, что сестры попросили его об этом. Им обеим здесь почему-то понравилось.

Целый день парень не находил себе места, и в конце концов подошёл к Шейле. Он был поражён, как спокойно и равнодушно она ответила ему:

— Урза попала в переделку. Она всегда искала приключений, но на сей раз зашла слишком далеко.

— И ты не сказала мне? Знала и молчала? — возмутился Конлет.

— Я не бралась за ней присматривать, она старше меня на три года, — ответила девушка. — Не дёргайся, она вернётся.

— Где она, Шейла?

— Конечно, со своими новыми друзьями. Она не рассказывала тебе, папочка? — язвительно осведомилась девушка. — Она ведь всё тебе рассказывает.

— Шейла, не будь такой засранкой. Тебе не идёт. Просто скажи, где она.

— Она пробралась в центр и теперь, очевидно, участвует в соревнованиях.

— Зачем? — пробормотал он. — К чему ей это?

— Ей по кайфу, Конлет, — ответила Шейла.

— Что? — переспросил парень. Некоторые выражения девушек он не понимал.

— Тащится она с этого, ясно?

Конлет покачал головой, но больше переспрашивать не стал.

— Я пойду.

— Я с тобой, — внезапно повеселела Шейла. — Хочу поглядеть, как эта дура сведёт счёты с жизнью.

Конлет хмуро посмотрел на неё.

— Она твоя сестра, Шейла. Ты шутишь или говоришь серьёзно? Ты хочешь от неё избавиться? Ну так уйди в другой мир и живи себе там в своё удовольствие — вдали от неё.

— Она моя сестра, Конлет, это правда. Но это не значит, что я должна любить её.

Он вздохнул.

— За что ты её так ненавидишь?

— Она лучше меня, — резко ответила девушка, — и мне не стать такой.

— Зачем тебе становиться такой, как она? — спросил он спокойно. — У тебя есть свои необычные способности. Урза так не умеет.

— Да, я талантливее её, — высокомерно ответила девушка, — но Урза всё равно бесит меня. Она особенная, Конлет. Понимаешь, о чём я?

— Не совсем, — ответил парень, зашнуровывая ботинки.

— Она такая… настоящая! А я умею только придумывать. И себя я тоже придумала.

Он поглядел на неё. Невысокая, чёрные волосы кажутся чересчур жёсткими, безжизненными, высокие длинные брови подняты в середину лба — так она всегда делала, когда волновалась. У Шейлы была такая же светлая кожа, как и у сестры, но глаза были серыми. Она и одевалась серо, незатейливо.

— Согласен, она выглядит эффектней. А ты не думала о том, что принижаешь себя из-за собственного бессилия? Не потому, что она уникальная, а потому, что ты себя до сих пор не нашла. И не ищешь, — добавил он. — Посмотри на себя, Шейла. Погляди в зеркало. У тебя есть ты сама. Тебе этого мало?

— Хм, — ответила девушка, — я ведь некрасивая, Конлет. Этот дурной подбородок, и лицо как блин.

— Ты некрасивая? Не думаю, — покачал головой Конлет. — Ты интересный человек, Шейла. Просто тебе нужно научиться… Не знаю даже, не мне тебе советовать, но как ты одеваешься?

— Как? — подозрительно спросила девушка.

— Скучно, — ответил парень. — Почему тебе так нравится серый цвет?

— Опа! — восхитилась Шейла. — Неужто ты разбираешься в моде?

— Нет, не разбираюсь. Но ты без повода гонишь на сестру, — ответил Конлет, пользуясь понятными девушке словами. — Хочешь быть яркой и выразительной? Стань такой! Не понравится — вернёшься к образу серой мыши. Найди себя и хорош ныть! — добавил он.

Шейла усмехнулась.

— Конлет, ты мне нравишься! — сказала она задорно.

— Надеюсь, ты не собираешься в меня влюбиться? — подозрительно спросил парень.

— Нет. Терпеть не могу лохматых шатенов.

— А вот мне брюнетки нравятся, — сказал он. — Слушай, хватит мне зубы заговаривать. Ты идёшь или нет?

— Иду.

Они поймали такси, но доехали до центра только через два часа: в городе были ужасные пробки. Конлет всю дорогу мрачно молчал, а вот Шейла улыбалась и беззаботно болтала, рассказывая всякие разные истории из своей жизни. Он раздражённо косился на девушку: нашла чему радоваться! В обычное время Шейла была молчалива, теперь же её почему-то прорвало.

— А ещё мы всегда любили разные тортики, — балаболила она. — Она — ореховый со сгущёнкой, а я шоколадный. Или взять, к примеру, личный стиль. Вот ты говоришь, я серовата? Наверное, ты прав. Было время, я одевалась ярко, но эта туфля меня всегда критиковала, мол, пора бы уже выглядеть женственно, а не как девочка-подросток. Сама-то она любительница чёрного и красного. Тоже мне, разнообразие! А, ты что-то сказал? Нет? Наденет короткое красное платье, откроет свои спички — и радуется! Ну а что в этом такого, спрашивается? Уж лучше я буду ходить в джинсах и водолазках. Это у неё от мамы, мама наша любила мини. А ты знал, что мы с ней родились в один день? Только с разницей в года. Обе скорпионши. У вас в мире есть знаки зодиака? Нет? Ты вообще веришь в астрологию, Конлет? Ты чего молчишь? А, приехали уже. Быстро как!

Они без особого труда отыскали Урзу. Она радостно обнималась с каким-то высоким мускулистым красавцем. Увидела их — и оживленно помахала рукой.

— Ребята! Идите сюда! — звонким голосом позвала она.

— Я тебе говорила, что ей не нужна помощь, — пробурчала Шейла. Ей настроение резко упало, как только она увидела сестру.

— Конлет, знакомься, это Брут. — Они пожали друг другу руки, и Брут улыбнулся во весь рот.

— Тот самый парень, о котором ты говорила, детка? — сказал он. — А это сестра. Хм, вы и правда не похожи.

Шейла сжала губы и с ненавистью поглядела на мужчину.

— Пришли на представление? — обрадовался Брут.

— Вроде того, — ответил Конлет.

— Будет весело, — пообещала Урза. — Брут, киса моя, проведи их на места.

— Сделаю, полосатик.

Конлет увидел, как поморщилась Шейла. Он кивнул мужчине и подошёл к Урзе.

— Ты уверена в том, что делаешь? — тихо спросил он. — Это безопасно?

— Не занудствуй, Конлет, — ответила девушка. — Если что, я уйду в Промежуток.

— Будь осторожнее, Урза, — попросил он.

— Хорошо, — серьёзно ответила девушка, — я поберегу себя. Идите и наслаждайтесь. И скажи Шейле, чтобы она убрала эту гримасу со своего лица.

— Скажи ей сама! — проворчал он недовольно. Ему надоело постоянно мирить их.

На трибунах было много народу. В этом мире люди не могли жить без зрелищ, поэтому каждую неделю на арене устраивались командные испытания, и они были очень сложными. Конлет слышал, что не обходилось без жертв. Но не забирать же Урзу силой? Он уселся на место и принялся рассматривать свои ботинки. Брут что-то сказал Шейле и ушёл.

— Этот ушлёпок меня ещё и подкалывает! — возмутилась девушка. — Ты чего, Конлет? Да не переживай ты так. Погляди на эту гору мышц. Он Урзу в обиду не даст. У неё всегда была слабость к высоким белозубым качкам.

Конлет против воли рассмеялся.

— А у тебя?

— К худощавым зеленоглазым ботаникам! — ответила Шейла, и они рассмеялись.

— С гнилыми зубами, — добавил Конлет.

— Точно! — кивнула девушка.

Урза и её команда выступили отлично. И хотя Конлет не получил от представления никакого удовольствия, он был рад, что все остались целы. Они с Шейлой вернулись домой и разошлись по своим комнатам. Урза ещё несколько дней не появлялась, и вскоре выяснилось, что они с Брутом гораздо больше, чем просто друзья по команде. Конлета раздражало, что девушка питает такую наивную привязанность к Бруту, но потом он сказал себе, что неразумно сердиться на неё только потому, что она предпочитает глуповатых накачанных верзил. Какое ему было дело до того, чем она занимается, спрашивается? Никакого. Да, они сдружились, но теперь девушка всё время проводила со своими партнёрами по арене, и Конлет против воли переключился на Шейлу. Правда, последующие несколько дней та пропадала в других мирах, и парень подолгу сидел один на крыше дома и смотрел на небо. Земля казалась ему такой далёкой, что даже душой не коснёшься.

Однажды утром он вышел из ванной и увидел перед собой невиданное существо. Это была девушка с яркими рыжими волосами. Она глядела на него светлыми серыми глазами и улыбалась.

— Что? — произнесла незнакомка голосом Шейлы.

Он нахмурился.

— Шейла?

— Да, это я. Какая есть, такая есть. Это мой натуральный цвет волос.

— А я думал, что ты брюнетка.

— Нет, я красилась.

— Зачем? — спросил Конлет.

— Занадом! — ответила она раздражённо. — Мне казалось, что чёрный мне идёт больше.

— Чем оранжевый, — сказал парень, разглядывая её. — Забавно.

— Забавно? — в свою очередь нахмурилась девушка.

— В смысле так тебе лучше, — простодушно добавил он.

— Спасибо! — она улыбнулась, приглаживая пушистые мелкие завитушки. И если у той же Фрэйи кудри лежали либо локонами, либо волнами, то у Шейлы они походили на тонкие взлохмаченные пружинки, «взорвавшиеся» на голове, из-за чего её шея теперь выглядела тоньше и изящней, а бледное лицо стало таинственным и притягательным. — А я была у одного интересного человека. Представляешь, он сделал себе город и живёт там один.

— Что он там делает целыми днями? Книги пишет, что ли?

— Нет. Он просто там живёт. Вот, гляди, что он мне нарисовал.

Совсем его не стесняясь, девушка подняла майку, и Конлет увидел на её животе яркий рисунок. Красиво переплетались ветви какого-то растения, они цвели и роняли вниз оранжевые лепестки. Среди ветвей можно было различить розовую птицу, хитровато выглядывающую наружу из своего укрытия. Рисунок был сделан бесподобно, словно фотография.

— Красиво, — сказал парень.

— Он сказал, что видит людей, видит их сущность. И желающим помогает найти себя. Он и мне помог.

— Угу, — буркнул Конлет.

— Ты зануда.

— Наверное, — он пожал плечами. Шейла почему-то начала раздражать его. В последнее время он стал очень раздражительным. Наверное, всё дело было в здешней экологии и продуктах питания. Ему с трудом удавалось запихивать в себя жутковатые овощные рагу или печеный картофель, напоминавший по вкусу башмаки…

— Как Урза? — спросила девушка.

Конлет поглядел на неё.

— Шейла, сколько ты пробыла в мире того человека?

— Пару дней, — ответила Шейла нерешительно, — или неделю… Ладно, две недели! — наконец сердито произнесла она. — Он классный парень. С ним интересно, понял?

— Понял, понял, чего уж тут не понять, — ответил Конлет. — У твоей сестры всё хорошо. Они с Брутом прямо образец счастливого семейства.

— Хорошо, — ответила Шейла, и он нахмурился. И что этот мужик с ней сделал? Она очень сильно изменилась, и не только внешне. Словно обрела то важное, что помогает человеку искать в себе стержень, сердцевину души.

На следующее утро он гулял по берегу реки и думал о ней. Думалось с трудом. Накануне он наелся в кафе какой-то странной похлёбки и живот немилосердно крутило. Он с трудом переставлял ноги, то и дело останавливаясь, чтобы отдышаться. Его немного подташнивало, но сидеть дома было ещё хуже. Дома были Урза и Брут, и их приятели по команде. И Шейла с ними. Он подумал о том, что нужно уходить из этого мира. Кажется, сёстры были счастливы и в его опеке более не нуждались.

Он сел на лавку возле самой воды и задремал, укутавшись в куртку.

Ему приснилась Земля и его дом на берегу реки. Это был печальный, бесцветный сон. Родная планета не казалась родной, словно давно приняла решение с ним попрощаться…

— Конлет! — разбудил его знакомый голос.

Он открыл глаза: Шейла сидела рядом и глядела на него обеспокоенно.

— Ты неважно выглядишь.

— И чувствую себя ужасно, — признался парень.

— Идём домой?

Он усмехнулся. После увиденного в мире грёз эти слова прозвучали особенно горько.

— Домой? Ну да.

«Дома» Шейла приготовила ему жуткий на вкус отвар, и Конлет выпил его без пререканий. После этого он не вылазил из туалета в течение часа. Казалось, внутренние органы вышли из него вместе с отравой. Измученный, он нашёл в себе силы умыться и доплёлся до кровати. Так плохо ему не было ещё ни разу в жизни.

Конлет почувствовал, что Шейла присела на кровать.

— Ты как?

— А как я выгляжу? — раздражённо буркнул парень.

— Погано, дружок, — ответила девушка. Он терпеть не мог, когда она называла его так. Что одно, что другое прозвища Конлета злили, тем более теперь, когда он едва мог огрызнуться. Он повернул голову и поглядел на Шейлу: она улыбалась.

— Тебе весело? — пробурчал он.

— Ты похож на кусок дерьма, Конлет.

— Спасибо. Ты знаешь, как поддержать человека в трудную минуту, Шейла.

Она рассмеялась.

— Повернись на спину, и я облегчу твои страдания.

— И каким же образом? — спросил он, не спеша менять позу.

— В своём мире я была доктором, Конлет. Я лечу руками.

— Ладно, — согласился парень, надеясь, что она сделает то, о чём говорит — и оставит его в покое. Девушка решительно стащила с него рубашку и заставила лечь на спину.

— Глаза закрой и расслабься. Будешь напрягаться — у меня ничего не выйдет.

— У меня нет сил напрягаться, — сказал Конлет. Он глубоко вздохнул и прикрыл глаза. Едва сдержался, чтобы не вздрогнуть, когда она тронула его живот. Потом с удивлением понял, что её пальцы на самом деле нежные и сильные, и она не делает ему больно, несмотря на то, что касается его вконец измученного живота. Шейла действовала уверенно и её прикосновения были приятны. Он ещё раз вздохнул и доверился ей.

— Как теперь? — через несколько минут спросила девушка.

— Хорошо, спасибо тебе, — промычал в ответ Конлет.

— Пожалуйста, — сказала Шейла. Она встала и подошла к двери. — Отдыхай. Увидимся после.

Ночью он проснулся оттого, что почувствовал её рядом.

— Шейла, — поморщился он, — что ты здесь делаешь?

— Греюсь, — спокойно ответила девушка.

— Ну-ну, — сказал Конлет, не успев удивиться. — У тебя что, нет своего одеяла?

— Ты гораздо теплее одеяла, — ответила девушка весело.

Он почесал в затылке, размышляя, не смотаться ли от неё в Промежуток. Она прижималась к его спине всей грудью и обнимала руками, но ему не было противно чувствовать её рядом. Непривычно — пожалуй.

— Давно ты здесь?

— Давно, — ответила девушка. — С тобой рядом хорошо спать.

Конлет вздохнул.

— Ладно.

— Ладно? — игриво спросила она.

— Ты хочешь, чтобы я тебя прогнал?

— Нет.

Он закрыл глаза, надеясь снова заснуть. И тут же почувствовал, как она поцеловала его сзади в шею.

— Шейла, — сказал он укоризненно.

Девушка провела пальцами по его груди, мягко и настойчиво поцеловала его снова и вдруг нежно укусила за ухо. Конлет вздрогнул.

— Мне нравится, как от тебя пахнет, — прошептала она. — Чем-то свежим и чистым.

— Шейла, чего ты добиваешься? — сказал он, поворачиваясь к ней лицом. Девушка улыбнулась и, продолжая дразняще касаться его груди, потянулась к нему.

— Хочу, чтобы ты меня поцеловал, Конлет.

Он покачал головой.

— Я не люблю тебя, Шейла.

— Я и не прошу об этом, — усмехнулась она, — просто поцелуй меня.

Он нахмурился.

— Шейла, в моём мире всё иначе. Это ты можешь понять?

— К чёрту твой мир, Конлет! Мне всё равно, откуда ты! — ответила она резко. Тёплые губы коснулись его лица. Конлет взял упрямицу за плечи и попытался отодвинуть, но она провела ладонями по его плечам и нежно потёрлась носом о его подбородок. — Пожалуйста, Конлет. Что тебе стоит? Ну!

Он не выдержал и всё-таки откинул её прочь, при этом оказавшись над ней, и девушка прикрыла глаза.

— Если я тебя поцелую — уйдёшь?

— Ага, — ответила она. — Тотчас.

— Хорошо.

Конлет склонился ниже и мягко коснулся её губ. Почувствовал, какие они нежные и тёплые, и зачем-то поцеловал её ещё раз. Шейла сцепила пальцы у него на затылке, радостно улыбнулась… Раскрыла рот ему навстречу, и парень ощутил, как её язык ласково тронул его губы. Он хотел сдержаться и не отвечать ей, но не смог. Это было слишком волнующе, так ново для него, так необычно и сладостно! Он поцеловал её глубже, чувствуя губами, как она застонала, и против воли стал ласкать руками её шею и рыжие пружинки волос. У неё была красивая шея, а волосы казались невесомым пухом, могущим растаять прямо в пальцах от одного несильного прикосновения.

Конлет позволил ей стащить с себя джинсы и понял, что девушка обнажена. Какая она была прохладная! Конечно, Шейла и не думала уходить. Её тонкие быстрые пальцы сновали по его телу, гоняя туда-сюда волны приятной дрожи, и парень плюнул на всё. Пусть остаётся. Пусть делает, что хочет… И Шейла делала. И не только руками, но и губами. Она была беспощадна и безудержна, и явно знала, чего хочет добиться. Вскоре Конлет понял, что ему придётся ответить ей. Шейла умело поставила ловушку на неопытного молодого зверя и безжалостно захлопнула её. Конлет знал это с самого начала, ещё в то мгновение, когда она просила о поцелуе. Знал, но затормозить не мог — чувства тела уже несли его навстречу гибели в сладостных объятьях разбойницы.

И он поцеловал её снова. И ещё раз. Прижал к матрасу, нетерпеливо развёл её ноги и овладел ей. Он не мог сдержаться, не смел больше терпеть. У каждого есть свой предел.

Конлет ни с кем ещё не был так близок, но Шейла заставила его пойти на этот шаг. Она соблазнила его, и он это понимал. Но реальности научили его стремительному движению, свободным инстинктам и честности. Он изменился вполне заметно для самого себя, но это не было предательством себя прежнего. Конлет хотел перемен в сердце, душе и теле. Шейла лишь показала ему возможный путь.

Девушка тихо постанывала, и это распаляло его всё больше. Он не хотел и не собирался останавливаться. Не сейчас. Нескоро. Что-то в нём резко свернуло в сторону, и, каким бы ни был этот шаг — верным или ошибочным — он его сделал и не сожалел.

Теперь Шейла вскрикивала, сжимая его плечи, и парень, отстранившись, повернул её на живот, притянул к себе за бёдра. Так было ещё более волнительно. Он гладил её спину и чувствовал, как она прижимается к нему, помогая проникнуть глубже. Он стал двигаться всё медленней, наслаждаясь тем, что может вести её за собой. Она так чутко реагировала на его движения.

— Конлет, пожалуйста! — застонала Шейла. — Не останавливайся!

Он с наслаждением продолжил, ступил за границу, чтобы познать то новое, чего ещё не знал. Девушка так ёрзала под ним, так неистово впивалась пальцами в его руки, что он, усмехнувшись, отпустил её и откинулся на спину. Шейла мигом оказалась сверху и принялась щекотно покусывать его грудь, и живот, и бедра. Конлет потянул её к себе, нахмурившись. Ему уже не нужны были подобные ласки. Девушка хрипло рассмеялась, садясь на него верхом, и они продолжили свою игру…

Шейла и представить не могла, на что способен этот парень. Он был такой сильный и неутомимый! Она думала, что он обычный молодой мужчина, каких сотни. Теперь он казался ей куда более интересным, чем в момент их первой встречи. Может быть, не огромный вроде Брута, но и не сморчок. Лицо не отличалось изяществом, которое ей всегда нравилось в чертах мужских лиц, но при этом было не лишено мужества и уверенности. Неулыбчивый ворчун, Конлет много думал, уходил в себя, и вытащить его оттуда было непросто. Но и это не казалось ей важным.

Он был великолепен! В эти мгновения, в эти бесконечные часы. Никто не дарил ей подобного наслаждения, никогда она не ощущала такого восторга рядом с парнем. Физические отношения были важны для неё, они стояли на первом плане, затмевали всё остальное. Такой она выросла, таким был их с Урзой мир.

Урза росла выпендрёжницей. По крайней мере так Шейле всегда казалось. Но лишь теперь она поменяла своё мнение и поняла, что сестра никогда не притесняла её, не делала ничего особенного, чтобы выделиться. Всё дело было в ней самой, в ней, Шейле! В этой стеснительной прежде щуплой девчонке, которую никто не приглашал играть, с которой никто не знакомился и не знался. Она впервые покрасила волосы в шестнадцать. Мать не противилась — ей было всё равно. Она и сама меняла волосы с завидной регулярностью, носила парики, стриглась и красилась. Мужчины в их доме не переводились — у них с Урзой было пять двоюродных братьев и три дяди, два отца, один из которых помогал материально, а другой воспитывал, как мог. Мог он плохо, и в восемнадцать они втроём — она, Урза и Чибек, их младший двоюродный брат, сбежали из дома. Пока он был с ними — всё шло хорошо. Они путешествовали и голодали, но бродилось им весело. Как и Конлет, Чибек умел быть ненавязчиво заботливым. Ну а потом он познакомился с девушкой, и она забеременела. Ничего особенного, так случалось сплошь и рядом.

Какое-то время они ездили по миру вместе: две непохожие друг на друга сестры. Шейла ненавидела Урзу, но той, казалось, не было до этого дела… Они постоянно ругались, но Урза после этого сияла словно солнышко, а Шейла несколько дней приходила в себя. А потом они встретили Конлета и всё изменилось. Шейла понимала, что он дал им шанс начать всё с начала, и была благодарна ему. Но только ли поэтому она пришла к нему в эту ночь?

Они стали близки. Конлет понимал, что не питает к ней истинных чувств, однако это не смущало его. Шейла желала его, но желала иначе, чем любящая женщина. Странно, но парень был согласен на подобный непрочный союз. Было ли это физическое рабство, на которое он пошел добровольно? Шейла была умелой, опытной и горячей любовницей, а он прежде никогда не был с девушками, ведь рос с иным пониманием любви… Тем не менее Конлет не считал себя предателем. Он наконец-то понял одну простую истину: каждый человек идет своим путем, каждый делает выбор в пользу той или иной части себя. И Конлет на данном этапе жизни выбрал тело, отмахнувшись от доводов сердца и велений разума.

В конце концов их отношения переросли во что-то большее, но они всё равно не любили друг друга. Или всё-таки любили? Конлет не знал этого. Можно ли сразу узнать любовь? Он уверял себя, что, полюбив, тотчас поймёт это. Пока что понимать было особо нечего. Они с Шейлой не разговаривали по душам и не пекли вместе пироги, не гуляли, взявшись за руки, не обнимали друг друга с нежностью и восторгом… Конлет не знал хорошо это или плохо.

Время шло. Брут и Урза всё также встречались, и Конлет убедился, что их отношения не так поверхностны и недалёки, как он себе представлял. Брут оказался хорошим человеком, и он уже не раздражал техника, да и Шейла стала относиться к сестре терпимо. Она изменилась, и он менялся вместе с ней. Днём они были друзьями, а ночью любовниками. Он понимал, что такое существование идёт в разрез с его пониманием верности, и знал, что рано или поздно ему придётся уйти или остаться. Сделать выбор. Окончательный. Но наступал вечер, принося музыку и пряные ароматы, и Конлет откладывал важный разговор. Со временем ему начало казаться, что он испытывает к девушке ещё большую привязанность. Он нуждался в ней.

Шейла тоже изменилась. Она стала более разговорчивой, чаще смеялась и даже заботилась о нем. Иногда по утрам, когда она, весело щебеча, причесывала его отросшие волосы, Конлет чувствовал себя почти счастливым. Шейла не умела готовить, но он ел её жуткую стряпню, и оба хохотали. Однажды он взялся за ужин, и девушка была в восторге от еды, искренне нахваливая и первое, и второе, и десерт. Конлет понимал, что провалился в чувство неё по самое горло, и скоро захлебнется и утонет, но не боялся. Наоборот, он с нетерпением ждал, когда воды чувств поглотят его целиком. Что тогда будет? Как это будет? Приятная, глубокая неизвестность манила.

А потом всё закончилось, но совсем не так, как он себе представлял. Судьба как всегда приняла решение за его спиной и сообщила ему об этом в последнюю очередь. Даже Шейла — и та была осведомлена лучше него. Она разбудила его посреди ночи.

— Эй, Конлет!

Он разлепил глаза.

— Угу, — пробормотал парень, — что такое?

— Я ухожу, Конлет, и хочу попрощаться с тобой.

Парень сел в кровати, убирая волосы с глаз. Наверное, ослышался, чего только не померещиться спросонок!

— Куда уходишь? — переспросил он. — Зачем?

Она прижалась к нему, обвивая руками за шею, и ответила тихо:

— Ухожу к тому человеку, Конлет.

Он поглядел на её апельсиновую макушку. Не послышалось… Внутри начинала разливаться пустота, похожая на злой многодневный голод.

— К тому, который сделал тебе татуировку?

— Да.

— Тебе он понравился?

— Да.

— Тогда почему ты проводила это время со мной? Зачем я тебе был нужен, Шейла? — растерянно спросил он. От неожиданности происходящего он не мог даже разозлиться.

— Сама не знаю. Ты мне приглянулся, Конлет, я пожелала узнать тебя ближе. Думала, что смогу тебя полюбить. Или ты полюбишь меня. Но не вышло.

— Любовь, — пробормотал парень. — Ты думаешь и с тем человеком вести себя также, Шейла?

— Нет. Я буду узнавать его иначе, Конлет. Я не повторю своих ошибок.

— Значит, я стал для тебя ошибкой? — спросил он хмуро.

— Нет. В моём мире все отношения построены на физической любви. Я думала, что поступила правильно, придя к тебе в ту ночь. Я не жалею, что была с тобой всё это время, Конлет. Я дорожу тобой и всегда буду тебя помнить. Но мне нужно идти.

— Понятно, — ответил он, не зная, что ещё сказать.

— Ты так со мной попрощаешься?

— А какого прощания ты ожидаешь, Шейла? — пробормотал парень, отчаянно продирая пальцами волосы. Происходящее казалось выдуманным.

— Я для тебя ничего не значу, Конлет? — тихо спросила девушка.

— Ты мой друг, хотя то, что мы делаем, кажется мне странным. Я… Наверное, мне стоит пожелать тебе счастья, Шейла. Мне жаль расставаться с тобой, но если ты окончательно решила уйти — я не стану тебя удерживать.

— Спасибо, — мягко ответила она. — И ещё поцелуй на прощание.

Он нежно поцеловал её, но голова кружилась. Неужели всё происходило на самом деле, и он был частью этого безумия? Теперь-то он понимал, что нуждается в Шейле, но понимал также, что она не останется и бесполезно пытаться удержать её. Шейла поступила с ним так не потому, что была жестока или эгоистична. Она приняла это решение, потому что он сам не осмелился его принять. Ну и что, что они стали близки? Близость эта была лишь телесной, они были друг другу чужими. Их сердца, их души не соприкоснулись, не слились воедино, и Конлет знал, что такое решение — самое правильное. Но ему всё равно было больно. Он поднялся с кровати и пошёл на берег, чтобы там в одиночестве бродить до самого утра, встречая холодный ветер и сырой туман, и думая о том, что делать дальше. Горькие мысли постепенно заледенели, и в груди острой иглой пророс айсберг. Никогда прежде Конлет не думал о том, чтобы привязаться к кому-то, тем более к девушке, подобной Шейле… И если Ирэя была избалованной капризулей, привыкшей получать от парней всё, то Шейла стала для Конлета той, которая это всё отбирает. Он начинал сомневаться, что поступил правильно. Может, ещё не поздно вернуть её? Может, нужно бороться за чувства, какими бы некрепкими они ни были? А потом он понял, что всё бесполезно. След Шейлы остыл, она оставила ему только память о себе и кажущуюся тёплой постель.

Конлет попрощался с Урзой, с Брутом и остальными. Он был опустошён и растерян. Вместо того, чтобы утонуть, он рухнул с высоты и разбился вдребезги.

Много после он встречал в реальностях разных девушек: доступных и сдержанных, красивых и не очень, смелых и трусливых, но он не хотел знать их. Он не хотел им верить. Ему казалось, что стоит раскрыться им навстречу и довериться чувствам, как всё будет безжалостно разрушено… И он просто шёл куда-то, не выбирая направления. И ждал, потому что знал, что рано или поздно услышит чей-то голос в голове. Голос, который позовёт его за собой…

… — Побратался с волками, значит. Ясно.

— Лучше с волками, чем с вами, — хмуро ответил Кристиан.

Он уже месяц жил в своём собственном домике в поселении клана Ночных и за это время и правда сблизился с Карчем, Зубаном и остальными. Карч был приёмным сыном Зубана, ещё у Зубана были две дочери и милая, решительная жена-волчица. Её звали Рара. Она чем-то напоминала Кристиану Еву.

— Что ты там с ними делаешь, парень? — издевался между тем один из мужиков. — На луну воешь, что ли?

— Нет, он там щенков этих волчатин сюсюкает.

— Или хижины из прутьев плетёт!

Раздался дружный хохот, но Кристиана это не разозлило и не обидело. На глупости он не обижался, на дураков тоже.

— Ещё интересные идеи? — поинтересовался он.

— Есть у нас идея отделать тебя хорошенько, путешественник хренов!

— Если руки чешутся, просто мойте их чаще, — ответил Кристиан.

— Слушай ты, — и один из мужиков шагнул к нему, — вали отсюда подобру-поздорову, пока кости целы. Нечего нам лапшу на уши вешать об их благородстве. Волки — сброд!.. Животные, лишённые права голоса.

— Лапша на ваших ушах вами же приготовлена, ребята, — сказал штурман, — а волки, которых вы считаете за животных, умнее и благороднее вас, это точно. И едят они вас не потому, что вы вкусные, а потому, что больше вы ни на что, кроме как на еду, не годитесь.

Он прекрасно понимал, что разозлит их, но это была чистая правда. Волки действительно ненавидели людей, и что самое плохое — люди вполне заслужили эту ненависть.

Один из мужиков, вооружённый длинной железной трубой, без предупреждения кинулся на него. Вот уж что они умели, так это драться. Правда Кристиан их всё равно не боялся. Бояться можно отважного человека, а не тех, кто горазд вшестером нападать на одного и кричать о своей исключительности. Эти были трусами.

Ему досталось только один раз, но только потому, что он пожалел нападавших. А жалеть этих мужиков было бессмысленно. Может быть, потому, что сами они и понятия не имели, что такое жалость…

Кристиан вернулся на землю Ночных немного помятым и с огромным синяком на руке. Конечно, это не осталось незамеченным, но никто к нему с бессмысленными расспросами не полез.

— Победил? — только и спросил Карч.

— Вроде, — усмехнулся Кристиан. — Да что толку. Как о стенку горохом… Я говорил с разными людьми — старыми и молодыми, обычными и влиятельными. Все они не хотят слушать, не хотят понять. Вы для них вроде низшей расы. Эти люди не сделают шаг навстречу, а если и шагнут, кабы не пырнули ножом в живот. Им нельзя доверять, Карч. Они при первой возможности подставят вас. Я не знаю, как быть.

Волк кивнул, сжал его плечо широкой лапой.

— Теперь ты понимаешь.

Кристиан усмехнулся.

— Лучше бы я вообще не совался в этот город. Сумасшествие правит им. Я едва не задохнулся. Там черный воздух, вдыхаешь его — и словно выскребаешь легкие… Ощущение жуткое.

— Альтании грозит экологическая катастрофа, — сказал волк. — Пока что лес защищает нас, ибо он знает магию щита. Так мы всегда жили — воины, обученные нападать, и воины, способные защищать. Деревья не умеют ходить, но они — заслон. Мы способны двигаться, и потому мы — войско. Убери кого-то одного — погибнет другой. Мы храним лес — он хранит нас. И так было всегда.

Когда-нибудь я расскажу тебе о мирах, которыми правит магия. Расскажу о местах, которые хочется посетить, впитать и познать сердцем. Когда-нибудь все мы изменимся, пройдем множество троп, грудью встретим множество бурь, и — выживем, помогая друг другу обрести истину. Волки, как и люди, хранят память прошлых жизней. Конечно, не всю её, какую-то часть, но самую важную. Ты знаешь правду, Кристиан. Её знают все, но не каждый принимает. Жить с правдой и жить согласно правде — совершенно разные вещи. Неужели, глядя на далекие звезды-миры, кто-то жаждет разрушить их? Нет, каждый мечтает начать новую жизнь, изведать, впитать восхитительную неизвестность, ощутить на губах резкий вкус новизны. Звезды учат нас грезить о счастье, но люди забывают, что греза не всегда соответствует реальности с её сложностями и лишениями. — Он вздохнул. — Я делал много дурного, но никогда не шел против сердца. Я видел, как меняется лик моей родины и выл от отчаяния. Мне казалось, что выхода нет и всё бессмысленно, но теперь я снова вижу звезды такими, какие они были прежде — полными надежды. Спасибо тебе, Кристиан.

— Я ничего ещё не сделал, — смущенно отозвался штурман. — Только пытаюсь, но толку-то…

— Ты пытаешься — и в этом есть толк, — улыбнулся Карч. — Не будь ты человеком, из тебя вышел бы отличный волк…

Они рассмеялись.

— Пора начинать тренировку, — сказал зверь. — Ты готов?

Штурман кивнул. Он с нетерпением ждал этих уроков. Карч был отличным учителем, у него было приятно учиться. Он не просто давал советы или подсказывал, как управлять своей энергией, он помогал чувствовать, слушать себя, но делал это так легко и ненавязчиво, что Кристиану казалось, будто он сам у себя учится. Они пошли на своё любимое место, на светлую цветущую поляну, окружённую высокими липами. Там Кристиан устроился на траве и прикрыл глаза. Он несколько раз глубоко вздохнул, выгоняя из тела лишнее напряжение.

— Ты должен сосредоточиться, — сказал волк. — Что ты чувствуешь?

— Пока что ничего необычного. Как всегда. Чувствую пульс в кончиках пальцев, стук своего сердца, твоё дыхание. Чувствую себя самого и тебя рядом.

— А что ты слышишь? — продолжал волк.

— Слышу лес и шелест травы, слышу ветер в облаках и ручей, и как волчата копошатся в сухой листве, — ответил мужчина.

— Ты должен слушать внимательнее, Кристиан, — сказал Карч, — ты должен услышать голоса камней здесь и сейчас, не попадая в Промежуток. Ты можешь это, я знаю, что можешь. Ты способен на большее. Отпусти чувства и эмоции, оставь всё позади. Дай пустоте заполнить себя, отдай ей свой разум. Дыши глубоко и спокойно, как будто ты спишь в уютном логове, и тебя ничто не может потревожить. Не заботься о мыслях, пусть они идут своим чередом и не оставляют следов. Вот так… Чувствуй. Слушай. Что ты слышишь теперь?

— Я слышу море, — ответил Кристиан, — слышу, как камни шепчутся. Это поразительно!

— Ты можешь говорить с ними. Все путешественники это могут, но тебе дано знать миры иначе. Ответь им.

— Хм! — улыбнулся Кристиан. Впервые у него получилось так хорошо. — Они отвечают! Забавное ощущение!

Карч рассмеялся.

— Отлично, — сказал он, — главное сделано. Теперь моя помощь тебе не нужна.

Кристиан открыл глаза, но волка уже не было рядом. Помимо всего прочего, Карч умел очень быстро передвигаться. Наверное, он решил, что мужчине нужно осмыслить произошедшее и свыкнуться с новыми ощущениями. Кристиан вздохнул и подумал, что помощь друзей была бы сейчас очень кстати. Позвать бы Алеарда, да только он так далёк, что не услышит. Уже не в Пропасти или всё ещё там? Неизвестно. Можно позвать Конлета, но придёт ли он? Может быть, Алекс или Олан? Кёртис? Нет. Для начала он во всём хорошенько разберётся, а уж потом будет впутывать в это серьёзное дело остальных.

Кристиану у волков нравилось. Он бродил с Карчем по лесам, любовался радужными звездопадами, учился слышать миры, а по возвращении в селение нянчился с волчатами. Смешные пушистые колобки всякий раз устраивали в его хижине разгром. По вечерам волчата неизменно собирались возле него на полянке и слушали рассказы о родных местах Кристиана. Их несказанно удивляло то, что на Земле волки не умеют говорить и ходят на четырёх лапах. Волки Альтании тоже, бывало, бегали на четвереньках, но лишь в исключительных случаях.

Нет, он не просто привык к Альтании, не просто нашёл новых друзей, он полюбил этот мир. И ему хотелось, чтобы здешние люди тоже любили эти дивные по красоте места, но пока что они всего менее хотели с ним разговаривать. Вот надавать по башке — это пожалуйста. Город возле леса был самым отвратительным местом, которое Кристиан видел в своей жизни. Не потому даже, что город был пустым и холодным, бессмысленным, уродливым, мёртвым. Потому, что населяли его не люди, а самые настоящие роботы, запрограммированные на потребление удовольствий и благ. Скудость чувств, одностороннее мышление, жестокость, ленивое нежелание вникнуть в суть проблемы — всё это сочеталось в них с уверенностью в своей правоте, себялюбием и бесконечным чувством гордости за свою «цивилизованность» и «развитость». С ними не то чтобы разговаривать, с ними рядом невозможно было находиться! Кристиан должен был во что бы то ни стало найти Алеарда. Где бы он ни был. Теперь он понимал, что один не справится. Оставалось надеяться, что волки дождутся их. Он научился видеть и сопоставлять время в разных мирах.

В тот же вечер он сказал Зубану и его семье о своём решении и не удивился, что они поддержали его.

— Ты непременно вернёшься, — на прощание сказал ему Карч, — и мы будем ждать тебя.

— Я не забуду вас, — ответил Кристиан. — Дождитесь.

Он обнял Рару, пожал лапы Карчу и Зубану, долго прощался с остальными волками. Волчата висли на нём, не хотели отпускать. Двое самых младших, Хвой и Соня, сидели у него на руках и урчали от радости, а когда он опустил их на необъятный пень, принялись дружно завывать, споря, кого из них он всё-таки возьмёт подержать ещё разок. Кристиан слушал их и против воли смеялся. Малыши вдохновенно открывали рты, морщили черные носы и пихались, пробовали обзываться, пока мама не забрала обоих к себе на грудь. Кристиан не хотел уходить. Волки стали ему не просто друзьями, они стали его семьёй. Искренние и честные, они привязались к нему, к человеку, от которого не узнали зла. Но дело было не только в этом. Иногда, даже не будучи одной крови, чувствуешь неоспоримое родство с другим созданием. И не важно — человек это или волк. Кристиан знал, что и Зубан, и Карч, и Рара, и два маленьких драчуна, и все остальные волки клана навсегда останутся в его сердце…

…Все свои тридцать три года он прожил в этом безумном городе, и вот теперь, когда они уезжали отсюда, Эдману было странно. Огромный город, и он так хорошо знает его. Что там, дальше? Что их ждало? Он знал одно: с Евой у него есть будущее, подобное которому он не смел желать.

Они сели на поезд до моря. Они могли полететь самолётом, но Эдман решил, что поездом будет безопаснее. Он по привычке высчитывал пути отступления и готовился к худшему. У Безовалов хватало врагов, несмотря на то, что они считались самыми лучшими убийцами на всём западном материке.

После того, как он поцеловал Еву, лишние мысли ушли. Конечно, он думал о брате и обещал себе разобраться во всём. Когда-нибудь после. Не сейчас. Ева жалась к нему, и Эдман ощущал в груди прекрасное и вкусное чувство удовлетворения, оттого, что она принадлежит ему. Он наслаждался её близостью, её искренней любовью и чувственностью. Люди вокруг казались ему такими фальшивыми, но в ней не было ни грамма фальши. Чудесная, искренняя женщина. Его женщина.

В поезде у них было уютное купе для двоих. Эдман убрал единственную сумку на верхнюю полку и повернулся к девушке.

— Как ты?

— Замечательно! — ответила она, улыбнувшись. — Чувствую себя свободной и счастливой.

Он усмехнулся и нежно её обнял. Раньше он не находил в себе ни нежности, ни ласки. С Евой ему было легко и радостно, и хотелось сделать для неё что-то особенное.

Они оставили вещи в купе и пошли обедать. Эдмана немного удивило то, что Ева отказалась от мясного салата и запеченной курицы. Она не прикоснулась к бутерброду с ветчиной и не стала пить коктейль.

— Всё в порядке? — спросил он, насторожившись.

— Да, а что? — Она с удовольствием поглощала фруктовый салат.

— Ты совсем не ешь, Ева.

— Не совсем, а не всё, — ответила девушка весело.

У поезда имелся специальный вагон — целиком прозрачный, оттуда можно было наблюдать округу. Правда, ехали они очень быстро, и было лишь несколько мест на маршруте, где поезд замедлялся. Это были красивые места. Эдман в своё время неплохо изучил их. Так, на всякий случай. Он не упускал возможности побродить по округе, почувствовать природу, но это удавалось сделать нечасто. Работа затмевала простые человеческие желания.

Эдман радовался царящей в поезде спокойной обстановке. Он не любил толпу, хотя вырос среди людей. Сейчас ему хотелось просто дышать и слышать, как дышит Ева. Этот звук казался самым прекрасным из всех — звук жизни. Спокойное, мирное дыхание.

Через два купе от них жили два лиса. Они ехали на побережье в отпуск. Ева с радостью общалась с ними, и Эдман наблюдал за ней со скупым восторгом. Она была одета в вишнёвое платье, открывающее колени, волосы её стали длиннее и блестели здоровым радужным блеском, падая на обнажённые плечи. Эдман ощутил, как кровь прилила к сердцу. Ему было почти больно ощущать его стук.

— Говорящие лисы! — сказала девушка, когда они остались наедине. — Такие умницы, с ними интересно разговаривать. А в ресторане я познакомилась с медведем! Он, кстати, занимается правами животных в твоём городе, но сам родом из… Сейчас, как это… А! Каменного леса. Рассказывал мне, как там красиво, приглашал в гости. Вот это да!..

— Ты и правда из другого мира, — ответил Эдман, улыбаясь. Они сидели на кровати бок о бок. Ева продолжала говорить, и хотя он слушал внимательно, руки сами собой гладили её нежные смуглые запястья. И мысли его были совсем не о говорящих животных. Он не выдержал и, чуть повернувшись, тронул её волосы. Отвёл густые пряди назад и начал целовать её шею.

— Эдман! — выдохнула девушка.

— Прости, я не могу представить, каково это — впервые встретиться с зверодами. Мне привычно видеть их повсюду.

— Это так чудесно…

— Что?

Она мягко рассмеялась.

— Твои прикосновения.

Он усмехнулся и продолжил. Ему было важно услышать это.

Ева пахла естественно и приятно. Он ощущал, как она трепетно касается его рук своими маленькими пальчиками, как нежно поглаживает его спину, и чувствовал нечто новое рядом с ней. Он чувствовал себя живым.

Она потянулась к нему, и он жадно поцеловал её. Осторожно, боясь напугать своим напором, усадил к себе на колени. Ева тут же подтолкнула его — и он, поддавшись, упал на кровать.

— Я тебя поймала.

Эдман рассмеялся: она держала его руки, но он мог одним лёгким движением освободиться из её захвата. Однако вырываться не хотелось, тем более что Ева удобно устроилась на его животе.

— Может, ты меня ещё и поцелуешь? — предложил он, улыбаясь.

— Может быть, — ответила девушка весело. Склонилась над ним и тронула мягкими губами его щёку. Затем вторую, затем его подбородок и лоб, но в губы так и не поцеловала. Эдман долго терпел её целомудренные поцелуи. Ему казалось, что Еву что-то сдерживает, и он решил ей помочь. Привстал, обхватывая её за ягодицы и, приподняв над кроватью, перевернул на спину, прижимая к матрасу. Ева ахнула и упёрлась в его грудь руками, но сразу обняла его, прикусывая губы. Она храбро улыбалась, но в этой улыбке по-прежнему было что-то необычное. Он ощутил на лице её сладкое дыхание и, не раздумывая, начал целовать её.

Через несколько минут они избавились от одежды и нырнули под лёгкое шелковое одеяло. Эдман давно перестал о чём-то думать. Ева была так близко, и у неё была потрясающая бархатная кожа и тёплое округлое тело. Он безумно желал её. Он был готов овладеть ей, когда с запозданием заметил страх в её глазах.

— Ева, что такое? — встревоженно спросил он.

— Ничего, — тихо ответила она, но он чувствовал напряжение во всём её теле.

Он поглядел ей в глаза.

— Ева, в чём дело?

Она странно молчала, закусив губы и не шевелясь под ним. Он погладил её по голове и вдруг всё понял. Понял и ужаснулся собственной тупости.

— У тебя никогда никого не было, да? — тихо спросил он.

Она зажмурилась.

— Мне так стыдно, что я не сказала тебе раньше!

Эдман удивлённо поглядел на неё. Он ещё не имел дела с невинными девушками, но Еве почти удалось обмануть его, убедить в своей опытности. Она была такой решительной и смелой, такой открытой и готовой ко всему… но она боялась.

— Ева, — как можно нежней произнёс он, — погляди на меня!

Девушка открыла глаза и бодро улыбнулась ему, но тут же всхлипнула.

— Ну что ты, милая! — сказал он, ощущая, что в груди снова заболело. — Я не сделаю тебе ничего плохого! Просто я немного растерян, я не привык… — он откашлялся, пытаясь подобрать нужные слова.

— Я думала, что тебе будет неприятно узнать это, — едва слышно сказала она.

Эдман склонился и прошептал ей на ухо:

— Мне приятно, Ева. Мне настолько приятно узнать об этом, что теперь я хочу тебя ещё сильней.

— Правда?

— Да. И я очень постараюсь не разочаровать тебя.

— А я тебя, — ответила она, глядя на его губы.

— Ты замечательная. Ты лучшее, что я узнал в жизни. И я хочу узнать тебя ближе.

— Пожалуйста! — произнесла она.

— Ты хочешь этого, Ева? — спросил он, касаясь её груди кончиками пальцев.

— Очень хочу. Я хочу тебя, Эдман.

Он яростно прижал её к матрасу — она сказала это таким низким, чувственным голосом, что он вышел из себя. Он впился губами в её рот и тут же овладел ей без дальнейших промедлений. Ева глухо застонала, отвечая на его поцелуй. Он чувствовал, как она сжалась, и продолжил очень медленно, надеясь, что не причинит ей сильной боли. Правда надолго его не хватило. Эдман не мог и представить, что значит обладать любимой женщиной. Он не мог сдерживать себя и, поняв что ей стало легче, отпустил страсть на волю. Он не соображал, что делает, но Ева стонала так нежно и протяжно, что он точно понимал одно — она получает от близости не меньшее удовольствие, чем он…

Когда она уснула у него под боком, Эдман ещё долго не решался отпустить её руку. Он заставлял себя не спать, чтобы вдруг не потерять её. Он понимал, что это глупость, но ничего не мог с собой поделать. Обретя подобное счастье, начинаешь бояться за его сохранность. Он долго глядел на неё, и думал о том, что большего не желает. Ева стала его спасительной соломинкой.

Эдман рано лишился родителей, но не попал на дно. Тогда его и Андреаса заприметили Безовалы. Они отбирали агентов в юном возрасте, и восьмилетние сироты как нельзя кстати подходили на роль будущих безмолвных убийц. Что бы стало с его жизнью, не попади он в руки к старому Йолусу, Эдман хорошо себе представлял. Йолус был молчаливым, суровым и в глубине души добрым человеком. Эдману пришлось расстаться с братом на целых восемь лет, и когда они встретились снова, то сразу стало понятно, что жизнь их сложилась по-разному. Потому ли они пошли разными путями, что Андреасу достался в наставники Локх — один из самых страшных и безжалостных убийц своего времени? Или потому, что между ними всегда была пропасть, с той самой поры, как Андреас увлёкся боевыми искусствами, а Эдман — живописью? Или была иная причина, по которой они стали друг другу почти чужими? Например, долгая разлука и смерть родителей? Андреасу нравилось в академии, куда их отправили по достижении шестнадцати лет. Эдман его восторгов не разделял. Он был спокойным, мирным парнем, и, как ни странно, это пошло ему на пользу. Он стал одним из лучших в своей группе. Он отлично стрелял, у него многое получалось, но он не находил в этом ни удовольствия, ни радости.

Через пять лет они стали частью системы. Получили личное оружие, квартиры в элитных районах, лучшие автопланы. Все последующие годы Эдман привыкал к мысли, что он никуда не денется от Безовалов, уговаривал себя смириться. И — убивал по приказу. Правда чаще его посылали на задания, не связанные с убийствами, и благодарить за это стоило всё того же Йолуса. Всё это время, вплоть до своей смерти, он был для Эдмана единственным верным другом, наставником и хранителем. Именно при помощи Йолуса Эдман смог уйти из спецотряда и стать обычным человеком. Это далось ему нелегко, да и просто ли вот так взять и начать жить заново? Он пошёл на курсы и стал дизайнером. И вот тогда на горизонте снова появился Андреас, с которым они виделись не чаще, чем раз в полгода. Появился — и втёрся к брату в доверие, напомнил о былых беззаботных временах, когда они крохами играли в разведчиков или гуляли по округе с отцом. А потом умер Йолус. Эдман тяжело переживал его смерть — куда тяжелее, чем смерть родителей, занятых только друг другом и оттого не питавших к своим сыновьям ни любви, ни нежности… Он с головой ушёл в работу, надеясь, что она спасёт его. Потом решил было, что ему нужна женщина, которая скрасит его одиночество. Ни работа, ни женщины, ни тем более брат не смогли помочь ему. Он спасался только гонками на автопланах и тренировками в зале, который посещал по привычке, оставшейся после многолетней муштры в академии. А потом ему позвонил Андреас и попросил прийти на модную вечеринку в одном из самых известных клубов города. И там они увидел Её. Женщину, так не похожую на остальных.

Эдман вздохнул и устало уронил голову на подушку. Ему нужно было поспать…

…Он всё-таки попал во дворец, но сделал это тайно. Рассказы Махунга о прекрасных королевских садах и собственное назойливое любопытство не давали Алану покоя, и в одну из ночей он шагнул в Промежуток и вернулся обратно — к самым скалам, под обрыв, где, как говорил мальчик, обитали духи моря и находился тайный лаз во дворец. Алан не посчитал слова Махунга за выдумку, наверное, потому, что Фадр подтвердил их.

Ему захотелось внести разнообразие в своё ленивое существование в доме Фадра. Он поудобнее устроил за спиной недавно сделанный меч и внимательно оглядел скалу. Не видно ни шиша! Ладно, это не так трудно исправить. Он создал отличный маленький фонарик и огляделся. Ага… Прямо над ним, метрах в пяти, зияла дыра. Узкий лаз, и добраться до него ой как непросто, хотя на Земле он и занимался скалолазанием вместе с Алексом. Он залез по пояс в воду и осветил отверстие ещё раз. Он не был уверен, что сможет попасть туда из Промежутка. Значит, придётся карабкаться.

Он вывалился с другой стороны скалы только спустя пару часов. Пещера была огромна, и он заблудился в её многочисленных ходах, но его только больше удивило то, что выход никто не охраняет. Наверное, этому Захату представлялось вряд ли возможным залезть внутрь дворцовых помещений со стороны моря. И, в общем, он был прав. Алан плюхнулся в воду у подножия пещеры во время отлива, и мог представить, что творилось возле прохода в прилив. Дыру наверняка затапливало и его бы расплющило о скалы, как жалкого червяка.

Он переоделся в тёмно-синие одежды, и теперь сливался с густыми тенями. Хорошая маскировка, но можно было придумать и лучше. Он подумал о том, почему этот проход до сих пор не завалили? Что же, никогда не помешает иметь запасной вариант для внезапного бегства, пусть даже такой опасный и крайне ненадёжный.

Мужчина оказался в просторном, освещённом унылым светильником зале. Грубо обтесанные каменные колонны поддерживали высокие своды, кривые углы тонули во мраке. Он тихо двинулся вперёд. Он умел быть бесшумным.

Довольно скоро Алан нашёл проём, через который виднелся кусок бархатного звёздного неба. Он осторожно подошёл к нему, выглянул наружу и замер…

Никогда прежде он не видел такой красоты. С трудом верилось, что подобное могли создать люди. Какая высота! Перед ним лежали те самые, недоступные и прекрасные Воздушные сады, во всём своём великолепии. Они мерцали тысячами золотых огоньков, и благоухали тысячами медовых ароматов. Башни и балконы, и комнатки на самой верхотуре, и алые полотна, развевающиеся на ветру, и полупрозрачные расшитые занавеси, и затейливые рельефы на стенах, и покрытые мозаикой арки, и колонны из разноцветного камня — всё это утопало в зелени невиданных деревьев. И деревья эти цвели и плодоносили одновременно, и среди них сотнями порхали огромные голубые мотыльки, и пели соловьи, и звёзды отражались в водах бассейнов, таинственно светящихся под ночным небом.

Алан присел на краю, свесил ноги вниз и замер.

Ему было почему-то трудно дышать. Он подумал о том, что сделать эту красоту своей собственностью мог только очень жадный человек. Потом ему в голову пришла мысль, что правитель опасается за целостность садов, но Алан тут же вспомнил, как бережливы и аккуратны жители прибрежного города. Они бы не стали гадить в этом волшебном царстве, они бы ценили его и оберегали. Значит, Захат был не только трусом, но и скупердяем. Алан не любил жадных людей. Он всматривался в уютные уголки сада, в светлые беседки, увитые розами, в затейливые изогнутые ложа, прячущиеся в глубинах комнат под ворохом разномастных подушек, в ковры, висящие на стенах, и не мог понять, зачем одному человеку присваивать себе всё это. Да здесь бы всем жителям города места хватило с избытком!

Он вздохнул и вдруг увидел девушку, выходящую на один из балконов. До этого среди золотого света не мелькнуло ни единой живой фигуры.

Незнакомка была одета в длинную юбку и короткий топ, переливчатая повязка, расшитая искрящимися нитями, украшала её лоб, на руках висело не меньше десятка браслетов. Он разглядел её хорошо: она была высокой и стройной, длинные русые волосы рассыпались по спине. Девушка совсем не походила жительницу Уфбада.

Алан решил подобраться к ней поближе и приглядел удобное местечко. Шагнул в Промежуток, немного побыл там, чтобы голова не кружилась, и вернулся в сады. У него хорошо получалось обращаться с Промежутком: он оказался почти там, где планировал, разве что на один этаж ниже. Как раз над балконом, где стояла незнакомка. Он тихо огляделся, убедившись в том, что поблизости никого нет. Бесшумно свесился через перила и глянул на её светлую макушку. И только тогда понял, что она беззвучно рыдает.

— Зарэ, ты где? — услышал он чей-то голос.

— Здесь, — ответила та.

На балкон вышла ещё одна девушка, только темноволосая.

— Что ты здесь делаешь?

— Хочу побыть одна.

— Господин тебя ищет.

Алан увидел, как сжалась незнакомка.

— Нет, — сказала она.

— С ума сошла! — возмутилась вторая. — Что значит «нет»?

— Пусть приходит сам, — сказала девушка, — по своей воле я к нему не пойду.

— Зарэ, он накажет тебя.

— Меня зовут Зарина! — ответила девушка.

Пришедшая покачала головой.

— Зачем ты так?

— Затем, что я не стану его рабой! — яростно прошептала девушка.

— Разве ты в чём-то нуждаешься? Разве тебе плохо здесь?

— Мне не нужен мужчина, который пользует десятки женщин и называет их своими наложницами. Я не вещь. Я не принадлежу ему.

— Не понимаю тебя. Откуда столько злобы? Всё вершится по закону!

— По закону! — усмехнулась девушка. — Ты не бывала на моей родине. У нас всё иначе. Живи ты там, ты бы почувствовала то, что чувствую я.

— Мне придётся позвать его, и он не обрадуется. Но сначала сними амулет. Ты снова надела его! Я же сказала тебе: нельзя! Он будет в ярости!

— Вот и отлично, — кивнула девушка. — Пусть сорвёт его с моей шеи, если сможет.

— Тебя снова отведут в темницу!

— Отведут.

— Не перечь мне, Зарэ!

— Меня зовут Зарина! — выдохнула девушка. — Я не коверкаю твоё имя, а ты не коверкай моё только потому, что ему так больше нравится!

— Тебе нужно научиться спокойствию, младшая.

— Я тебе не сестра. Ты не можешь меня ничему научить, потому что сама полна до краёв лицемерием и трусостью. Веди этого озабоченного козла, я жду не дождусь, когда он снова сорвёт с меня эту убогую одежду!

— Что ты говоришь такое! Как ты смеешь?! — вскипела вторая. — Никто не вправе называть его так! Ты, жалкая чужеземка, он выкинет тебя после первой же ночи! Он дал тебе всё это: украшения, шелка, кров и своё покровительство… Он дал тебе защиту и заботу…

— Он не дал мне ничего, кроме плена, — ответила Зарина. — Целуй его пятки и дальше, Шима. Отдавайся ему покорно, если такова твоя судьба. Я свою выберу сама.

Темноволосая ушла, и Алан несколько испугался, увидев, что названная Зариной бесстрашно встала босыми ногами на перила. Он понял, чем это закончится, понял, что девушка не шутит. Она собиралась прыгнуть, и лететь ей было высоко — прямо на замощённую неровными булыжниками землю. Она была спокойна и решительна, и Алан не смог остаться безучастным.

— Эй! — тихо позвал мужчина. Девушка резко вскинула голову. — Не нужно прыгать. Давай руку, я заберу тебя! — сказал он, понимая, как глупо это прозвучало. Он ожидал вопросов, даже был готов к тому, что она всё-таки прыгнет вниз прямо у него на глазах, но девушка только глядела на него в темноте: тёмно-серыми, умными и непокорными глазами. Брови у неё были длинные, тонкие, а губы бледно-розовые и нежные. — Я не друг Захату, — тихо сказал Алан.

В глубине здания послышались шаги. Он поспешно протянул девушке ладонь, и она доверчиво подала ему руку. Он напрягся, вытягивая её, и приложил палец к губам. Девушка затаилась.

— Зарэ! — прозвучал повелительный мужской голос. — Зарэ! Где она, Шима? Ты сказала, она ждёт меня здесь!

— Не знаю, повелитель. Наверное, она вернулась в свои покои.

— Я должен бегать за этой своенравной девчонкой? — тихо и гневно процедил мужчина. — Стража! — рявкнул он. — Найдите Зарэ. Сейчас же.

Алан услышал удаляющиеся шаги.

— Нужно было сразу её укротить… — сказал голос, и Алан потянул девушку в комнату.

— Ты хочешь убежать из дворца? — тихо спросил он.

— Кто ты? — настороженно нахмурилась она.

— Меня зовут Алан, я пробрался сюда через тайный ход в скале. Хотел поглазеть на сады. Я могу помочь тебе.

— Говорят, что ход затапливает, — покачала головой девушка.

— Да, но я проник внутрь во время отлива, а обратно планировал вернуться другим путём, — ответил он.

— Ты вор? Убийца, подосланный к Захату?

— Ни тот, ни другой. Просто любопытный странник.

— И ты хочешь мне помочь? — подозрительно спросила она.

— Это нетрудно.

— Как же мы выберемся?

— Мой первоначальный план подходил только для одного, — ответил мужчина, — но если ты мне доверишься, мы уйдём отсюда через скалу. Ты хорошо плаваешь?

— Да, — ответила она, — но я… Я не знаю, могу ли тебе верить. Понимаешь, почему?

— Конечно, — спокойно ответил Алан, — но я обещаю, что не сделаю тебе ничего плохого. Обещаю, мы уйдём из дворца незамеченными.

— Откуда ты? — спросила она.

— Много вопросов, — пробурчал Алан, — а времени в обрез.

Девушка склонила голову, раздумывая, но через несколько мгновений уверенно кивнула.

— Хорошо. Я верю тебе, Алан…

…Дом, где они с Дилой теперь обитали, когда-то принадлежал внукам Дары. Когда те переехали в другое поселение, поближе к большой воде, Дара была огорчена, что такое красивое жилище будет пустовать, оставшись без хозяев. И тут появился Алекс. Добрая женщина искренне обрадовалась умному, честному постояльцу, и вскоре дом стал полной его собственностью. В этом мире не существовало проблем с бумагами и узакониванием сделок. Дара просто взяла и подарила дом Алексу, и хотя он от всей души поблагодарил её, но всё-таки счёл необходимым предупредить женщину, что не сможет остаться здесь навсегда. Она не переживала по этому поводу.

— Сколько нужно, столько и живите, — сказала она.

— Живите? — переспросил он тогда.

— Ну, ты ведь не всегда будешь один, Алекс, — хитро улыбнулась Дара.

Дила смогла сама доплыть до противоположного берега, а вот идти дальше Алекс ей не позволил. Он-то видел, что она морщится от боли, наступая на помятую ногу. Он остановился.

— Дила, притормози. Я тебя понесу.

— Понесешь? — переспросила она. — В смысле понесёшь?

— На руки возьму.

— Ты меня понесёшь на руках? — изумилась девушка. — А как это?

— Очень просто, — ответил Алекс, легко подхватывая её и прижимая к груди.

— Ой! — смутилась Дила. — А это всегда так?..

— Всегда как? — улыбнулся он, поднимаясь с ней на холм.

— Просто я не думала, что мужчина может… Это так волнительно, — сказала Дила, сцепляя пальцы у него за шеей. — Носить на руках… У меня сердце забилось чаще.

Она была такой искренней: что в мыслях, то и на словах. Алекс рассмеялся.

— У меня тоже, — ответил он.

— Алекс, а почему у тебя такой большой дом? — спросила она через минуту.

— Вообще-то не я его строил. Здесь до меня жили ребята, и у них было четверо детей. Семья большая, поэтому и дом большой.

— Всё равно это так интересно! — отозвалась Дила. — У нас и вдесятером живут в одной хижине.

— У вас всё иначе, — сказал Алекс. — Ты вела другой образ жизни, Дила, поэтому тебе многое может показаться странным.

— Например, как здесь мужчины за женщинами… ходят, — сказала она, и Алекс хмыкнул.

— Это называется «ухаживать», — сказал он.

— А зачем ухаживать? — спросила девушка, и он не выдержал и снова улыбнулся.

— Чтобы узнать друг друга, понять, подходите ли вы друг другу. Иногда любовь нужно найти, осознать, ощутить, а иногда она приходит внезапно.

— А к тебе она пришла внезапно? — поглядела на него Дила.

— Не совсем. Она была внезапной, да, но я и узнавал её постепенно. Чувства перемешались во мне. Когда такое случается, бывает трудно разобраться в них.

— А во мне ничего не перемешивалось. Я поняла, что люблю тебя, в День Бога-подателя. Поэтому когда Толстоум сунулся ко мне, я ударила его в нос.

— За что же его так назвали?

— За то, что он долго думает, никогда не может сразу принять решение. Медленно реагирует на всё. Я ударила его, а он минут пять пытался понять, что произошло. Толстый ум у него, жиром заплывший.

— Ясно, — хмыкнул Алекс. — Нос-то, небось, сломала?

— Сломала, — признала девушка. — Я просто представила, что на его месте неподатливый камень и приложила максимум усилий.

Они подошли к дому, и Алекс опустил её на крыльцо, открывая дверь.

— Проходи.

Дила дошла до дивана и остановилась. На секунду задумалась — и начала снимать платье.

— Не здесь, — остановил её Алекс. — Идём в спальню, там и разденешься.

— В спальню? А что такое спальня? Это там, где спят? — улыбнулась Дила. — А здесь разве не спальня? Я ведь здесь спала.

— Здесь просто комната, — ответил он, снова поднимая её на руки. — Ты что, всё это время спала на диване?

— Да, здесь. Или на полу. А какая разница между всеми этими комнатами? — недоумённо спросила она.

— Есть разница, — ответил Алекс. — Какая ты любопытная! Спальня — место для сна. Гостиная — место для бесед и прочего отдыха. Кухня — это там, где еду готовят. Столовая — там, где её едят. В коридоре разуваются и раздеваются, то есть снимают верхнюю одежду, в кладовке хранят всякий хлам, а в гардеробной — одежду. В погребе лежат запасы, на чердаке — прочее, что никуда не поместилось…

Он вздрогнул — Дила громко и весело рассмеялась.

— Я запуталась в этих комнатах, Алекс. Их так много! А работают где?

— В мастерской, — ответил он.

— А где поклоняются богам?

— Нигде не поклоняются, здесь так не принято.

— Здесь не верят в богов? Или…

Он зашёл в комнату, усадил её на кровать, и Дила забыла, о чём ещё хотела спросить его.

— Ой! — смутилась она. — А что это подо мной? Мох какой-нибудь?

— Такие штуковины вроде металлических… закорючек, — начал объяснять он. — На них натянуто мягкое… такая мягкая подкладка, такая особая ткань… Дила, тебе это важно?

— Мне просто интересно, как вы живёте. Ты родился в этом мире?

— Нет, но мой мир похож на этот.

— И у тебя тоже много комнат в доме? — задорно улыбаясь, спросила она.

Алекс рассмеялся.

— Хватает. Давай-ка разденемся.

Он шагнул, думая помочь ей и при этом не смутить, но Дила не смущалась ходить без одежды. Она поднялась и подняла вверх руки, помогая ему стащить с себя платье. Собственно, кроме платья на ней больше ничего не было. Не успел он повесить платье, как Дила оказалась рядом и начала расстёгивать пуговицы на его рубашке.

— Я это уже умею, — сказала она.

Алекс не хотел сопротивляться. Тёплые ловкие пальцы касались его кожи и порождали внутри тела приятную, ласковую дрожь. Девушка стащила с него рубашку и, отложив её в сторону, нежно провела руками по его груди.

— У тебя красивое тело, Алекс. Мне нравится тебя касаться.

Он тяжело вздохнул, прижимая её твёрдые ладони к груди.

— Ты есть хочешь?

— Нет.

— Будем спать?

— Тебе нужно раздеться, Алекс, — сказала она. — Не годиться ходить в мокрых штанах. Однажды один охотник из нашего племени провалился в ледяное озеро и не захотел отогреваться у костра. И застудился, потом детей не мог зачать.

— Это серьёзный аргумент, — пробормотал Алекс.

Он хотел расстегнуть брюки, но Дила перехватила его руки.

— Я сделаю, — сказала она. Алекс не стал отказываться.

Она подвинулась к нему поближе и тронула пуговицу, опустилась ниже… И нахмурилась. Алекс понял, что она недоумевает по поводу молнии, и не сдержал глуповатого смешка. Дила слегка покраснела.

— Прости, я не совсем понимаю, как это…

Он взял её пальцы и наглядно объяснил ей, как справится с подобной застёжкой.

— Как удобно! — сказала Дила. Она стала стягивать с него брюки, и, конечно, довела Алекса до полного изнеможения своими осторожными прикосновениями. Он был так взволнован, что едва сдерживал зверя внутри себя. К тому же девушка стояла перед ним обнажённой… Она была загорелой и крепкой, и очень высокой. На Земле хватало высоких девушек, но, глядя на Дилу, сразу становилось ясно: она из другого мира. Алекс заставил себя поднять глаза. Хорошо, что на нём ещё оставалось бельё, но Дила и это не оставила без внимания. Она прикусила губы, уставившись на его трусы, и Алекс весело нахмурился.

— Что?

— Я не хочу показаться глупой…

— Только не спрашивай, почему я надел такую странную набедренную повязку, — сказал он.

Дила рассмеялась и шагнула к нему, обнимая.

— Я спала одна, и меня никто не согревал. У меня было только одно маленькое одеяло, я его сама связала. Когда мужчина и женщина спят рядом, они согревают друг друга телами?

— Обязательно, — ответил Алекс. — Да и одеял в этом доме хватает, так что не замёрзнем.

— А здесь вообще не холодно, — сказала она, лаская пальцами его затылок. — Можно спать прямо так, на земле.

Алекс подхватил её под бёдра и усадил на кровать.

— Можно и на земле, но сегодня мы ляжем здесь.

Девушка тяжело вздохнула и откинулась на простыни. Слегка развела ноги, прикрыла глаза… И Алекс понял, что она ждет его. Выросшая в мире, где мужчины брали женщин силой и когда захотят, она готова была отдаться ему, подчиниться, не прекословя и не спрашивая ни о чём. Вид её прекрасного сильного тела сводил с ума. Алекс готов был накинуться на неё, но сдержался. Он медленно залез на кровать и склонился над ней.

— Дила!

Она открыла глаза, и он затащил её на середину кровати, поудобнее укладывая. Улёгся сам и тихо вздохнул.

— Доброй ночи, Дила.

— Доброй ночи? — переспросила девушка. — Мы будем спать?

— Обычно кровать используют по двум назначениям, — улыбнулся он. — Чаще всего на ней спят.

— А ещё? — спросила она, касаясь его руки.

Алекс привстал, опираясь на локти, и поцеловал её в щёку.

— А ещё занимаются всякими другими приятными вещами, — ответил он.

Дила мягко рассмеялась.

— Ты мой мужчина, Алекс, — сказала она. — И я не боюсь.

В следующий миг она опрокинула его на спину и села к нему на бёдра. Его взгляд упёрся в её упругую маленькую грудь.

— Я не знаю, что мне делать, но если ты подскажешь… — начала девушка нерешительно.

Алекс не выдержал и, перекатившись, прижал её к матрасу. Теперь-то он понимал, что Дила желает его, как и он желал её. Если бы на её месте была другая девушка, он бы повёл себя иначе. Но она была готова узнать его — здесь и сейчас, и он не стал больше сдерживаться.

Ночью Дила осторожно вылезла из-под одеяла и подошла к окну. Светлая лунная ночь манила. Девушка некоторое время стояла, глядя на ветви, которыми играл снаружи беспокойный ветер, потом очень тихо подвинула поближе кресло и села, глядя на спящего Алекса. Ей казалось невозможным всё, что произошло в последние несколько часов: его признание, поцелуй, сладостная, желанная близость. Дила решилась на многое ради него. После первой их встречи ей пришлось вести себя с соплеменниками как обычно, но она-то не была уже обычной. Она узрела в себе потаённое, тщательно заглушаемое чувство. Ей всё также приходилось работать на себя, охотиться или собирать ягоды и лишайник, чинить хижину и делать ожерелья. Но она помнила об Алексе, помнила каждую черточку его лица и цвет голоса, и то, как он улыбается. Дила знала, что влюбилась и без раздумий впустила в себя любовь. Ту самую, которую так долго ждала и искала. Мужчины с нетерпением ожидали, когда она наконец-то станет жертвой, а Дила ждала Его. Человека, который заманил в её мир сверкающие метеоры и теплые, трепещущие надежды.

И он пришёл…

…Они ушли из Ли-Ар-Тана в Промежуток. Владрик не хотел более задерживаться в городе, где можно было заразиться неизвестно чем. Они переместились в мир горных лугов и голубых озёр. На бескрайних просторах полей и под сводами бирюзовых рощ паслись прекрасные дикие кони, и бродили стадами белые антилопы с витыми рожками.

— Как ты нашёл меня? — спросила Шанталь.

Владрик вёл её за руку, и девушке было приятно, что он так крепко сжимает её ладонь.

— Я за тобой следил, милая, — ответил Владрик. — Знал, что ты попадёшь в переделку. Опыта у тебя нет, дар пассивный, драться ты не умеешь.

— Спасибо, — проворчала девушка, — но я не такая беззащитная, как ты думаешь.

— Я и не сказал, что ты беззащитна, Шанталь, — покачал головой Владрик. — Я переживал, что тебя занесёт в плохой мир. Как видишь, так и случилось.

— Когда же ты успел научиться бродить по мирам? — спросила она.

— Никогда, — ответил Владрик. — Просто я хорошо общаюсь с Промежутком.

— А этот мир?

— Как раз тот самый, откуда я привёл Лазурь. Я вроде вечного бродяги, Шанталь. У меня в каждом мире свой дом.

— И тебе это нравится?

— А почему нет? — улыбнулся он. — Я неусидчивый, люблю бывать в разных местах.

Шанталь задумалась.

— Значит, поэтому и «Путешественник»?

— Я бы предпочёл «Бродяга», — усмехнулся мужчина.

— И теперь мы будем вместе бродяжничать?

— Если ты захочешь.

— Что значит «если захочешь»? У меня есть выбор?

— Есть, — кивнул Владрик.

— Не вижу его, — нахмурилась Шанталь. — Ты не откажешься ради меня от путешествий.

— Потому что я знаю — сейчас тебе не стоит сидеть на одном месте и вязать носки, Шанталь. Ты хочешь узнавать и видеть. Тебе нужны иные миры, как и мне.

— Возможно, — нехотя согласилась девушка.

— Трудно это — быть ведомой, да? — усмехнулся Владрик. — А для тебя с твоим упрямством особенно.

— Я люблю думать и сопоставлять, что в этом плохого? — проворчала она.

— Какая ты вредная! — радостно рассмеялся Владрик. — Бука!

Шанталь не выдержала и улыбнулась.

— Непросто со мной?

— Очень просто, — ответил мужчина, сжимая её руку.

Они поднимались в гору по неприметной тропе.

— Ты, наверное, многим женщинам нравился? — спросила девушка, нервно приглаживая густые пряди. Эта мысль не давала ей покоя, даже несмотря на то, что Владрик не давал повода для ревности с тех пор, как она увидела его в баре с блондинкой.

— А то, — ответил Владрик. — Я красив, богат и талантлив.

— И много их было, поклонниц?

— Десятка четыре, — ответил Владрик. — Но это если считать самых миленьких. Приплюсуй страшил, их было гораздо больше.

Шанталь покачала головой.

— Ты такой придурок! — сказала она.

Владрик расхохотался.

— Из твоих уст мерзкие оскорбления звучат как ослепительные комплименты, милая.

— Ты можешь ответить серьёзно? — сердито сказала Шанталь.

— А почему ты решила, что я шучу? У меня было много женщин, и я их всех по-своему любил.

Шанталь запнулась о камень и остановилась.

— И я одна из многих? — спросила она тихо. — В какой я категории, Владрик? Миленьких или страшненьких?

Владрик поглядел на неё.

— Ты — другое дело, Шанталь.

— Что-то не верится, — сказала девушка.

Владрик остановился и поглядел на неё.

— У меня было много женщин, но подобных тебе — никогда, — ответил он. — Я не выбирал, в кого влюбляться, Шанталь, но до тебя никого не любил по-настоящему.

— Правда? — сказала она, делая в его сторону осторожный шаг.

— Правда, милая, — ответил он, грубо прижимая её к себе. — Тараканы танцуют в твоей голове вальс, но мне это нравится.

Шанталь мягко рассмеялась и тронула пальцами его щёку.

— Я стану лучше для тебя, Владрик, — сказала она.

— Я тебе верю, — ответил он серьёзно…

Глава 11. Сон шестой

…Они были дороги мне — те, чьи жизни я видела чувствами. Я знала их, я переживала за них, я хотела помочь… Но чем? Всего лишь душой немногое сделаешь, особенно если не помнишь всю себя. И мне приходилось молчаливо присутствовать, направлять идущих странным невесомым светом, который для них был невидим…

…Кристиану было непросто ориентироваться во временных выкрутасах миров. Промежуток спасал его, помогал не потеряться. Штурман понял, что время невозможно предугадать с точностью. И дело было не в умении, не в том, насколько хорошо человек сформирует свой дар. Промежуток мог искажать время, подстраивать под происходящие события, и на этот процесс никто не смог бы повлиять, в том числе он, старательно развивающий свои способности. Не это ли называлось судьбой?

Благодаря Карчу Кристиан отлично слышал камни, знал миры, и даже мог сказать, кто из ребят где находится. Примерно. Некоторые, правда, ускользали от него, и в их числе по-прежнему был Алеард.

Теперь ему всё чаще попадались реальности, населённые людьми, но уж лучше бы там жили разумные капли. Кристиан заметил, что миры находятся на разном расстоянии от Промежутка. И чем дальше от него они находились, тем более неразвитыми и грязными были. Хотя и не всегда.

В одном из миров ему пришлось задержаться, и он устроился на работу спасателем. Он отлично плавал и хорошо нырял. Ему в напарники достался невысокий плотный парень лет двадцати пяти. Нормальный парень, не считая того, что после смены он неизменно отправлялся в клуб, где было не продохнуть от сигаретного дыма. Кристиан туда не совался, подобные места его совсем не привлекали.

В этом мире был один большой плюс: отсутствие документов, что и позволило штурману зарекомендовать себя как хорошего пловца и легко получить работу. Платили немного, но он не нуждался ни в чём кроме небольшой квартиры и еды, поэтому денег хватало. К тому же вещи, оставленные в Промежутке, имели обыкновение там и лежать, и он изредка что-нибудь нужное доставал из рюкзака. Он ждал нужного момента.

Работа была нетрудная, но не слишком приятная, особенно потому, что в любой день находился какой-нибудь пьяный храбрец, принявший решение выпендриться перед друзьями или вовсе незнакомыми людьми и совершить геройский заплыв на дальнюю дистанцию. Таких горе-пловцов Кристиан и Глот вылавливали уже изрядно нахлебавшимися, но при этом яростно утверждавшими, что они «могут плыть сами». Что ими и демонстрировалось тут же, прямо на песке. В самом деле, рассуждал Кристиан. Какая разница, где плыть? По воде или по суше, это в таком состоянии уже не принципиально. В основном буйствовали мужчины, но иногда попадались и женщины. С женщинами справиться было труднее. Мужчине можно было дать лёгкий подзатыльник и пару раз «нечаянно» уронить на землю, пока он не понимал, что драться бесполезно и не топал к старшим офицерам, где ему делали выговор. Женщины сразу устраивали истерику, и Глот ужасно этих истерик боялся. Что до Кристиана, он мог терпеть крики и ругательства сколько угодно. Просто стоял, скрестив руки на груди, и слушал, пока у пьяной дамы не пропадал голос. Иногда в плохую погоду следить нужно было не за взрослыми, а за детьми. Пока радостные родители расслаблялись, дети бродили по пляжу сами по себе, и, конечно, лезли в воду. Иногда волны были такими сильными, что Кристиан и сам едва с ними справлялся. Что уж говорить про малышей. Им с Глотом довелось уже выловить и девочку лет двенадцати, и пятнадцатилетнего парня, который, придя в себя, не сразу понял, где находиться, а потом даже сказал «спасибо». Обычно спасателей в этом мире не благодарили. Кристиан не обижался. Живы — и ладно. Больше его расстраивало то, что едва не утонувшие однажды, многие из этих людей потом тонули повторно. И уже насовсем. Правда, не в его смену, и не на этом участке пляжа. И это тоже считалось здесь нормой. У таких людей даже было особое название: «утопцы».

Кристиан много думал о времени и месте. О том, что всё имеет смысл: где он находится в определённое мгновение, что делает, с кем встречается и к чему стремится. Прежде Земля казалась ему бесконечной, но теперь, когда появилась возможность узнавать другие миры, бесконечность стала необозримой. Границы стёрлись, и вокруг него простиралась бездна. Он не был напуган или растерян, его трудно было чем-то испугать. Привыкнув полагаться только на себя или на Алеарда, он мог выжить где угодно, в чём угодно найти положительную сторону.

Однажды, прогуливаясь по городу после смены, он завернул в кулинарию, где попробовал вкусный вишнёвый пирог. Кристиан сидел на улице за столиком, допивая остатки чая, когда увидел двух мужиков, которые громко переговаривались между собой.

— Мне оно надо? — возмущался первый. — Я не сестра милосердия. В задницу это!

— Если Гейл узнает — ты труп! — хохотал второй.

— Она ничего не узнает, если не увидит. Скажу, отдал, — огрызнулся первый. — А ты молчи, понял?

Второй поднял руки:

— Да ладно тебе!

Кристиан задумался, что они надумали сделать. Ясно, что обвести кого-то вокруг пальца. Соврать. Ложь давалась штурману с огромным трудом. Он вообразил себя, лгущего в глаза Алеарду, и недоумённо хмыкнул. Наверное, всему можно научиться, но чтобы врать постоянно, надо иметь особый талант. А Кристиан не сомневался, что раздражённый мужчина себе в придумках не отказывал.

Время было позднее, но улицы ярко освещались, и народу ходило много. Орда шуршала, гудела и смеялась. Мужики скрылись в толпе, и штурман забыл про них.

В центре города был устроен большой канал, где все желающие могли покататься на лодках. Таковых находилось немного, благо океан находился рядом. Кристиан поднялся и, заплатив за еду, подошёл к ограждению. Вода в канале была не особо чистой, но, по крайней мере, там росли кувшинки, что говорило о том, что она всё ещё живая. Кристиан любил водяные лилии. Возле его дома на Земле сияло большое голубое озеро, одна часть которого почти скрылась под их плотными листами. В детстве они с Алеардом называли их «Куньками». Штурман глядел на цветы, думая о том, что в каждом мире находилось что-то, напоминавшее о доме, когда его привлекли взволнованные голоса. Он поднял голову: люди указывали куда-то руками, а юная девушка отчаянно рыдала, молотя кулаками одного из мужиков. Того самого, рассуждавшего о милосердии. Мужик пытался оттащить подругу подальше, но она не давалась. Кристиан проследил за их взглядами и успел увидеть, как в воде исчезает тёмный мешок… Слух у него был отличный, чутьё тоже. Он молнией рванул в сторону, перемахнул через ограждение — и ухнулся в воду.

Плыть, поднимая над водой почти невесомую ношу, было нетрудно. Он вылез на ближайший причал и поспешно порвал тугой узел зубами. Заглянул внутрь… Котята. Всего два маленьких — на ладони уместить — комочка. Кристиан поспешно спрятал их у тела, чтобы согреть. Поднялся. Ему захотелось смотаться в Промежуток — пусть видят, наплевать! Он не был гневливым человеком, выходил из себя крайне редко, но сейчас готов был угробить первого попавшегося под горячую руку человека.

Любопытная толпа между тем устремилась вниз, к причалам, и Кристиан понял, что кто-то точно пострадает. А потом он увидел мужика. Того самого, который решил избавиться от беспомощных кошачьих детёнышей. Штурман сжал зубы и повернулся, собираясь безразлично протиснуться сквозь толпу, но безжалостный придурок не поспешил придержать за зубами ядовитый язык…

— Посмотрите на этого парня! — сказал он. — Спаситель убогих выродков дворовой кошатины! Сердечко девичье заболело, да?

Кристиан стерпел бы и иной бред, куда хуже этого, но в другой ситуации. Он молча повернулся — и жестоким ударом отправил мужика лететь в тёмную воду. Люди подались в стороны, пропуская его. Даже девушка, жалостливо косящаяся на два крохотных хвостика, торчавших из-под его рубашки, ничего не сказала.

Он прибавил ходу и завернул в переулок, чтобы не тратить время на беготню по улицам до самого дома. Когда-то давно они с Алеардом выхаживали щенка, но тот был один на двоих, что упрощало уход за ним. Ночами они кормили прожорливого черныша по очереди, днем тоже… теперь помощи ждать было неоткуда. Из Промежутка Кристиан сразу переместился в квартиру. Вытащил коробку и положил туда толстое махровое полотенце. Осторожно достал пищащих котят и устроил на дне. В этом городе он не видел ни одной ветеринарной аптеки, найти кормящую кошку тоже не представлялось возможным.

— Что же мне с вами делать, крохи? — вздохнул Кристиан.

Он огляделся: в такой час ничего уже не работает, а нужно многое. Грелка и молоко или молочная смесь, бутылочка или пипетка… И время.

Следующие пять минут он скакал по мирам, как дикий мустанг, постепенно раздобывая всё, что было нужно. В последующие дни ему приходилось разрываться между домом и работой, чтобы успевать кормить котят каждые три часа. Ему нужно было ещё немного пробыть в этом мире, в ожидании подходящего для перемещения момента.

Котята прибавляли в весе и через месяц стали неуклюже бродить по квартире. Ещё через неделю они осмелели и начали вовсю шалить. Кристиан никак не мог выспаться — они хватали его за ноги и плюхались на лицо, играли с его волосами и щекотали усами нос… Они разрослись и распушились. Один был светло-серым, с белыми подпалинами, другой — тёмный, дымчатый. Два мальчика, и у обоих — яркие зелёные глаза. Он назвал их Шмыга и Царапка. Шмыга был задумчив и странен, Царапка — кусач и неистов. Шмыга вечно находился в самых разных местах — он залазал внутрь носков и рубашек, забивался в щели и трубы, что уж говорить про шкафы и тумбы; мог уснуть, повиснув на кране, или стащить кусок вкусного со стола и съесть его, сидя верхом на руке Кристиана. И при этом нисколько не смущался того, что эта рука нарочно елозила и крутилась в разные стороны. Кристиан играл с котёнком в прятки: Шмыга прятался замечательно, и сидел в своём укрытии тихо и серьёзно. Царапка усердно громил дом. Он драл шторы, разбивал посуду, выгрызал узоры в хлебе, точил когти о джинсы Кристиана и постоянно кидался на штурмана из-за углов. Кристиан то и дело обнаруживал внутри обуви замечательные «сюрпризы». Нет, это не были продукты кошачьей жизнедеятельности. Царапка, подобно хомяку, делал в ботинках «кладовые» из объедков, игрушек и прочих очень нужных кошке вещичек. Однажды утром штурман нашёл в ботинке живую мышь, потом — обглоданную конфету, затем очень длинную макаронину, а ещё картофельные очистки, пуговицы, куски подушки, виноградины и соломинки, перышки, фантики и ручки, и даже тяжёлую пряжку от ремня, неизвестно где и как котёнком найдённую…

В последний день своего пребывания в прибрежном городе Кристиан снова увидел мужика, о которого почесал кулаки. Штурман как раз шёл попрощаться с напарником, когда разглядел в толпе знакомую самодовольную рожу. Живодёр пил пиво в компании друзей, а рядом с ним стояла та самая девушка, лившая горькие слёзы об утопленных котятах. Теперь она улыбалась, и штурман крепко задумался об их отношениях, и вообще о том, как можно строить отношения с человеком, который способен засунуть котят в мешок и равнодушно выкинуть в воду. Он не хотел обращать на себя внимание и свернул в сторону, направляясь к будке спасателей. Пожал Глоту руку и пообещал как-нибудь заглянуть в гости. Конечно, он не сказал, что направляется в другой мир, да и скажи он это — кто бы ему поверил?

Когда он уже подходил к квартире, его окликнул незнакомый голос:

— Простите! Извините, пожалуйста!

Кристиан обернулся: ага. Та самая девушка.

— Простите меня, — сказал она, подбегая к нему. — Я просто хотела узнать — как там котята?

— Живы, — ответил Кристиан.

— Вы не подумайте, он на самом деле не плохой, — сказала она. Кристиан нахмурился.

— Конечно, не плохой. Плохие люди смывают котят в унитаз или топят в тазике.

Девушка сжалась.

— Он не хотел…

— Точно так же, как я не хотел бить ему в морду, — нахмурился мужчина. — Мне надо идти.

— Он не плохой человек, — повторила девушка ему в спину.

— Надеюсь, — ответил Кристиан. Ему не хотелось продолжать разговор.

Он поднялся в квартиру, оставил все свои деньги и записку женщине, у которой снимал жилище, и, посадив котят в корзинку, ушёл с ними в Промежуток…

…Эдман открыл глаза и увидел Еву. Она сидела на кровати и сонно улыбалась. Он протянул руку и тронул её голую спину.

— Ты трактор! — рассмеялась девушка.

— Кто? — не понял мужчина.

— Ты храпишь! — сказала она, садясь на постели.

— Прости, — улыбнулся Эдман. — Не знал.

— Ничего, ты тихонечко, — рассмеялась Ева. — Мне даже понравилось. Как колыбельная.

Мужчина живо поймал её за талию и обнял сзади.

— Мне приснился чудесный сон.

— Какой же? — улыбнулась Ева.

— Представь, что мы с тобой стоим на высоченной скале. И вот появляется на самой её макушке красивый большой дом, он словно заглатывает нас. Окна открыты, мы уже на балконе. Ночь. Тихо. Только дождь идёт. Я слышу, как ты дышишь. На горизонте через облака прорезаются молнии. Их столько, что не перечесть, и они фиолетовые и голубые. И пахнет знакомо. Не просто дождём, но и деревом, металлом и тёплой постелью. И я знаю, что мы ещё немного постоим и вернёмся в спальню…

Ева глубоко и длинно вздохнула, повернулась и поцеловала его в губы.

— Давай твой сон однажды сбудется, — сказала она тихо.

Эдман медленно кивнул и потерся носом о её щеку.

— Я всё хотел спросить… — сказал он.

— А?

— Что у тебя за сердечко на груди?

— Это подарок, — и девушка расстегнула цепочку и подала ему медальон.

Эдман повертел его в руках, нашёл замочек и открыл. С маленькой фотографии на него смотрели её родные. Мама, отец и брат. Все похожи друг на друга: карие глаза, улыбки, брови…

— Они у тебя классные, — сказал он, улыбаясь. — Возьми.

— И ты у меня классный, — нежно улыбнулась Ева. — Оставь пока себе.

Она поцеловала его и быстро вскочила с кровати, чтобы не успел поймать.

— Я в душ.

Эдман рассмеялся, вылез из-под одеяла и пошёл за ней. Даже в душе он не хотел оставлять её одну.

Ева, конечно, не закрылась, и их позднее утро началось замечательно. Завтракали они как всегда в вагоне-ресторане, и Ева снова, хитро улыбаясь, предпочла фруктовый пирог остальным блюдам. Эдману было уже всё равно. Он помнил её — податливую и нежную, тихо постанывающую в его руках — и хотел поскорее вернуться в номер, чтобы всё повторилось. Он плавал в радостных чувствах и насторожился только тогда, когда поезд остановился. Остановки в этом месте не было — он хорошо изучил маршрут, прежде чем покупать билеты. Эдман оглянулся: какая-то суета среди служащих…

— Ева, пошли, — спокойно сказал он и, крепко взяв её за руку, потянул за собой.

— Что, Эдман? — всё ещё улыбаясь, спросила девушка.

Он прибавил шагу.

— У тебя в сумке вещи ценные? — тихо спросил он. — Бросить можешь?

Ева кивнула:

— Я создам новые.

— Иди спокойно. Улыбайся, — сказал Эдман, ведя её за собой. — Они уже в поезде. — Он почувствовал, как задрожала её рука. — Не бойся, Ева.

Они вышли в следующий вагон, и Эдман затолкнул её в уголок.

— Сейчас мы проберёмся в хвост поезда. Сядем на один из автопланов и постараемся смотаться. Они будут нас преследовать, но ты не бойся. Я взял свой автоплан, его так просто не собьёшь. Мы собирали его вместе с братом, он куда прочнее и быстрее остальных.

Ева прижалась к нему, вцепилась пальцами в майку. Всё начиналось так здорово! И с чего она взяла, что от них так просто отстанут? Если бы она не помешала Эдману, и он придушил того мужика… Девушка была уверена: именно благодаря выжившему Безовалы и узнали, что Эдман жив. Но она не сожалела. Она не позволит Эдману отнимать жизни. Уже не позволит.

— Эдман… — всхлипнула она.

— Тихо, — приказал он. — Не плачь.

Он хорошенько вдарил по неприметной на вид дверце, и за ней обнаружилась система вентиляции.

— Залазь. Я пойду прямо за тобой.

Ева быстро протиснулась внутрь и поползла вперёд. Она уговаривала себя быть отважной, но внутри всё дрожало.

К сожалению, так просто добраться до хвоста им не дали. Ева вскрикнула и попятилась, и он, услышав характерный звук, выхватил пистолет. Это были жуки-разведчики — верные помощники Безовалов. Эдман перестрелял их всех и умудрился пробить в туннеле отверстие. Через него они попали в коридор и столкнулись нос к носу с Сержем… Он умел идти по следу, в этом ему не было равных. Беспокойная ищейка, которая, начав преследование, ни за что его не бросит. Ни слова ни сказав, он выхватил оружие. Ни Ева, ни Эдман не нужны были живыми.

Ева не была готова к этому, но чувства подсказали ей правильный выход. Между ними и Сержем выросла кривая стена из картона и пластика толщиной под полтора метра.

— Ева… — растерялся Эдман. — Ничего себе! Какая ты умница!

Он успел увидеть её улыбку и повернуться на пятках, закрывая девушку собой — со спины к ним подобрался Жар, ещё один из серой команды, в которую входил когда-то и Эдман. Жар успел выстрелить, а Эдман нет. В это мгновение он думал о Еве, и эти мысли растопили холодное спокойствие, необходимое для быстрого выстрела. Пуля задела его бедро и в следующий миг мир расплылся. Эдман видел, как поражённо хлопает глазами Жар, словно не видит его, стоящего прямо перед ним. А потом темнота добралась до его ног, пожрала Еву, крепко держащую его за руку, и заползла в глаза… Прекрасный океанский берег, где царствовала ночь, Эдман разглядел едва-едва. Его треснуло по затылку и обрушило на крышу поезда, а оттуда на землю. Следом за ним из дыры в небе нарисовалась и Ева. Она приземлилась ловчее и осторожно сползла к нему в руки. Эдман отложил многочисленные вопросы на потом и устремился вместе с ней к автовагону. Прострелил надёжный замок и быстро завёл свой автоплан. Закинул Еву на сиденье перед собой и с места взял приличный разгон.

— Эдман, у нас хвост! — крикнула девушка. Она глядела назад через его плечо.

Он вильнул в сторону, надеясь добраться до гор. Он был уверен в своём автоплане, правда пока что преследователи неслись с той же скоростью, что и они с Евой. И нещадно по ним палили. Эдман не мог отдать управление девушке и ответить тем же, оставалось надеяться на надежную броню. Однако через мгновение он с удивлением увидел в камеру заднего вида, как на одного из десятка преследователей упал с неба стул. Самый настоящий деревянный стул. Он оделся на голову пилота, как рога, и тот от неожиданности потерял управление и плюхнулся вместе с автопланом на землю… С неба стали сыпаться разные вещи: кривые столы и вешалки, и какие-то несуразные двери, половые тряпки и швабры, кастрюли и вилки с ложками, и разнообразная одежда гигантских размеров. Эдман едва не врезался в камень, когда увидел, что на лицо Сержу шлёпнулись огромные розовые трусы в яркий цветочек. Автопланы у них были открытого типа, двухместные, что и сыграло свою роль в этой безумной погоне. Несколько человек всё ещё преследовали их, и Эдман подумал, что на месте Евы он бы сделал… Необъятная простыня чёрного цвета накрыла пятерых Безовалов, как карающая длань судьбы. Они запутались в ней, и Эдман воспользовался моментом, чтобы прибавить газу. Ева возле него слабо ахнула и потеряла сознание.

Он долго летел над лесом, не спеша притормаживать. Солнце уже уходило за горизонт, когда он высмотрел среди деревьев подходящую поляну. Ева не приходила в себя, но он слышал её дыхание и знал, что с ней всё нормально. Он опустился так, чтобы автоплан было не разглядеть сверху, и взял девушку на руки.

— Ева! Ева, очнись!

Девушка вздохнула.

— Нет сил… — расслышал он.

— Потрепи, родная! Я сейчас! — сказал Эдман. Он устроил её на траве, и, подбежав к автоплану, вытащил из багажника толстое тёплое одеяло. Подхватил девушку, заворачивая в мохнатую полость, и отнёс к дереву, повалившемуся на бок.

— Лежи, лежи, — успокоил он девушку, видя, что она пытается приподняться. — Сейчас я тебе тёплого чая налью.

— Эдман, ты… ранен… — прошептала она, и тут он вспомнил, что в него и правда попали. Не может быть! Он опустил руку и ощутил под пальцами кровь.

— Ева, ты меня снова вылечила? — спросил он взволнованно.

— Нет, — ответила она. — Не лечила. Я только людей калечила… Стульями…

Он тихо рассмеялся.

— Отдыхай, Ева. Ты никого не убила, ты всё сделала правильно.

— Как ты? — мутные глаза нащупали его тёмную фигуру. — Яд… Эдман…

— Либо Жар зарядил своё оружие обычными пулями, либо ты сделала меня нечувствительным к яду, Ева, — ответил он. — Эта царапина меня нисколько не беспокоит.

— Хорошо, — слабо улыбнулась она и закрыла глаза.

Эдман достал маленький термос, открыл его и поднёс горлышко к губам девушки.

— Пей, Ева. Это тебя взбодрит и согреет.

Она сделала несколько жадных глотков и облизнула губы.

— Вкусно.

Эдман хрипло рассмеялся.

— Нам нужно немного отдохнуть. Совсем немного. Потом отправимся дальше.

— Вечно бегать от этих гадов? Нет, Эдман. Нам нужно уйти в другой мир. За Промежутком они не станут нас преследовать.

— Я не привык убегать, Ева. Не знаю, правильно ли это… Но пока Серж не убьёт нас, он не успокоится.

— Что ему наша смерть? — сипло спросила она. — Что мы ему сделали?

— Лично ему — ничего, но он считает, что аварию Найара подстроили мы с Андреасом. А он не даёт своих напарников в обиду.

— Это были не вы.

— Скажем так: это был не я, — ответил Эдман. — За Андреаса не поручусь.

— Давай уйдём в другой мир, — повторила Ева. — Я не хочу видеть твою кровь.

— Сейчас? — спросил Эдман.

— Если ты сможешь… потому что я не смогу…

— Я не знаю как, Ева, — растерянно сказал он.

— Теперь знаешь. Ты был в Промежутке и коснулся его, Эдман. Попробуй, позови его. Вот увидишь — он ответит.

Эдман не совсем понимал, о чём Ева просит его, но послушно прикрыл глаза, подумав об этом Промежутке.

— Стой! — успела схватить его за руку девушка. — Ты едва не ушёл туда без меня!

Он обнял её, судорожно прижал к груди, и тьма не заставила себя долго ждать…

Найар и Серж задумчиво глядели на то, что осталось после беглецов. Автоплан они бросили, видимо, опасаясь, что их вычислят благодаря ему. Сиротливо лежали на траве одеяло и термос.

— Неужели ушли в лес? — пробормотал Найар.

— Если ушли — туда им и дорога, — сказала Жар. — В этом лесу они и пары недель не протянут.

— Или протянут, — спокойно сказал Серж. — Хотя я думаю, что они уже давно стали кормом для зверей. И всё-таки осмотрим округу. Я знаю Эдмана, он не сдастся. Да и со зверодами у него всегда были отличные отношения.

— Они не вернуться в город, — сказал Найар. — Думаю, мы о них больше никогда не услышим.

— Мне нужны доказательства, — произнёс Серж.

— Вряд ли ты их получишь, — усмехнулся Найар. — Особенно если эти доказательства уже обглоданы и переварены. А человеческие и иные кости, как ты знаешь, любят использовать для починки своих жилищ жуки-болтуны. Остынь, Серж. Они мертвы.

— Мертвы, — повторил Серж.

— Девушку жалко, — сказал Найар. — Еву. Она ничего.

— Ты таких «ничего» сотни найдёшь, — сказал Жар. — А то и больше. Обычная смазливая деваха.

Найар нахмурился. Он был не согласен с напарником, но спорить не собирался. Ева и правда понравились ему, но она всё равно должна была погибнуть — рано или поздно. И он знал, что в её гибели виноват только он, и от этого на душе скребли кошки.

Найар развернулся и пошёл к своему автоплану. Она спасла ему жизнь, а что сделал для неё он?..

…До пещеры они добрались нескоро, вынужденные плутать по замку. Если бы не Зарина, Алан бы давно всё бросил и рискнул шагнуть вместе с ней в Промежуток, но девушка хорошо знала комплекс и всё-таки вывела их ко входу в пещерную комнату.

Там землянин быстро оглядел проход — оттуда доносился плеск воды и размеренный гул. Соваться без нужды в это затопленное отверстие Алану не хотелось, но он по-прежнему не собирался звать Промежуток. Он решил сделать лёгкий и компактный подводный мотоцикл и экипировку для подводного плавания. Это было проще пареной репы.

— Подожди пять минут, — сказал он Зарине, — просто постой на стрёме, хорошо? Вот здесь, в тени.

— Хорошо, — послушно сказала девушка, но Алану послышалось в её голосе сомнение. Она могла сомневаться сколько угодно.

Он отошёл от неё и сосредоточился. Мысли полились спокойно и послушно, как тёплое молоко из кувшина. Они даже были похожи на молоко по вкусу. С некоторых пор Алан стал замечать, что когда он делал определённые предметы, его мысль окрашивалась в определённый цвет и меняла вкус, как будто он готовил её. Сейчас это была почему-то мысль со вкусом молока.

Он управился за какие-то десять минут и тихо позвал девушку: всё это время она стояла там, где он сказал, и не повернула голову в его сторону. Сомневалась она или нет — но сделала так, как он просил.

— Слушай, тебе нужно это одеть, — сказал Алан. — Я понимаю, что ты не представляешь, как этим пользоваться, но это нетрудно.

Девушка старательно спрятала удивление за улыбкой.

— Ты не друг Захату, но будь ты его врагом — правителю бы не поздоровилось, — сказала она.

Алан пожал плечами.

— Я тебе помогу, — сказал он, и девушка решительно стащила с себя одежду, с радостным остервенением сорвала с рук браслеты, а с головы — повязку. И только на груди оставила небольшой медальон странного вида. Взволнованный её открытостью и смелостью, Алан помог ей одеться и только потом оделся сам. Объяснил, что к чему, и они уверенно двинулись к лазу.

Тащить мотоцикл и акваланги в дом к Фадру было нельзя, и Алан оставил их на берегу, в выемке скалы. Он знал, что через пару-тройку дней крошечные невидимые друзья по его просьбе не оставят от снаряжения и следа. Микробы знали своё дело и он, начав путешествовать по мирам, не утратил способность разговаривать с ними.

Он сделал для Зарины плащ и велел ей накинуть капюшон.

— Ты не похожа на других, лучше пусть тебя никто не увидит.

После их фантастического бегства девушка больше молчала, вот и сейчас она лишь кивнула ему.

Алан думал над тем, что делать дальше, но в голове было пусто. Ему не хотелось подставлять под удар Фадра и Махунга, а ведь Захат наверняка станет рыскать по всей округе в поисках своенравной рабыни. Ему придётся долго искать её во дворце, и рано или поздно он поймёт, что она сбежала. И тогда…

— Тебе, конечно, некуда пойти, — сказал он, когда они шли по рассветным шумящим улицам Йола-Бада.

— Я не хочу быть обузой, Алан. Я смогу о себе позаботиться, — ответила девушка, но он видел, как погасло серебряное пламя в её глазах.

— Я тебя не гоню. Я помогу тебе, — повторил мужчина. — Но лучше мы поговорим дома, хорошо? Здесь слишком много народу.

И он потянул её за собой к дворику Фадра. Ни Махунга, ни старика дома не оказалось. Алан решил, что они уплыли на лодке — в последнее время они часто вместе рыбачили, но только для удовольствия. Он провёл Зарину внутрь.

— Ты есть хочешь?

— Немного, — призналась девушка.

— Сейчас погляжу, что у нас есть. Ты пока… эм… Тебе нужно во что-то одеться, нельзя же… — Он выдавил из себя улыбку. Носить плотный плащ на голое тело было, наверное, очень неприятно. — Я принесу тебе что-нибудь.

— Алан! — сказала девушка. Осторожные руки легли на его плечи. — Спасибо тебе, Алан.

Он тронул её локти и снова улыбнулся.

— Пожалуйста.

Девушка присела возле потухшего очага и принялась распутывать волосы, а Алан вышел в кухню и нашёл там остатки фруктов и каши. Поспешно сделал ей обычные льняные штаны вроде тех, что носил сам, и просторную тунику. Чем более непривлекательно она будет выглядеть, тем меньше привлечёт к себе внимания. Он с запозданием подумал о том, что девушка почти не удивилась, увидев гидрокостюм и баллоны с кислородом. Она спокойно одевала всё, что он говорил ей одеть, спокойно держалась за него под водой. Как будто только и делала раньше, что занималась дайвингом.

Он вышел в комнату и протянул ей еду и одежду.

— Зарина, расскажи о себе, — попросил он, надеясь, что это поможет ему догадаться о причинах её спокойствия. Девушка медленно улыбнулась.

— Я переоденусь? — сказала она. — А то у меня от этого плаща тело чешется.

Алан поспешно кивнул и отвернулся.

— Я издалека, — рассказывала девушка, одеваясь. — Моя родина за океаном. Меня схватили возле устья реки Арпы пираты Красного знамени. Они тащили меня через всё море, но я уверенно себя чувствую на воде — не боялась. К тому же им нужен был кто-то, кто умеет хорошо готовить, и они не слишком распускали руки. Больше всего меня страшило то, что я несвободна, а качка и шторма вскоре кажутся чем-то привычным и само собой разумеющимся. Потом пираты продали меня одному торговцу рабынями, тот продал меня другому… Так я оказалась во дворце. Правитель ценит иноземок, ему подавай разнообразие, — усмехнулась она. — Я родилась в лесном краю много севернее Йола-Бада. Родители не запрещали мне путешествовать, я всегда хотела посмотреть мир, но была глупой юной девочкой… Не их вина, что всё так вышло, виновата только я. Мне бы хотелось вернуться домой, но это едва ли возможно.

— Понятно, — произнёс Алан. — И долго плыть до твоей родины?

— Да. Много месяцев.

— Далеко тебя занесло! — сказал он уважительно.

— Я не знаю, жалеть мне о случившемся или радоваться, что мир повидала? — задумчиво сказала Зарина. — Вчера мне не было радостно.

— Когда ты собиралась прыгнуть?

— Да.

— Ты бы прыгнула.

— Верно. Этот Захат просто похотливый, упивающийся властью самец. Если я и досталась бы ему, то только в виде куска изуродованного мяса.

— Скажи, Зарина, почему ты не удивилась увиденному?

— То есть тем штукам, благодаря которым мы спаслись?

— Угу.

— Ну… — протянула девушка. — Кстати, можешь поворачиваться. Спасибо за одежду. Она прекрасная!

Алан глянул на неё: несомненно, эти штаны и просторная рубашка идут ей больше, чем то, во что она была одета до этого.

— У меня дома одеваются почти также, — сказала она мягко, — и на самом деле я удивилась. Ты не скажешь мне, кто ты?

Он покачал головой.

— У меня есть дар, Зарина. Особый. И я тоже не местный.

— Понимаю, — серьёзно сказала девушка. — Хотя ты и выглядишь в этой одежде так, словно родился и вырос в Уфбаде.

— Это просто маскировка. Я ношу маску.

— И мне придётся, — кивнула она.

— Нужно подумать, как поступить, Зарина. Дай мне полдня, и мы вместе решим, что делать.

— Хорошо. Это твой дом?

— Нет, но люди, живущие здесь, не прогонят тебя. Так что давай для начала позавтракаем.

Фадр и Махунг вернулись только к вечеру и застали Алана и Зарину мирно беседующими на крыше.

— Приветствую! — сказал старик. — В нашем доме милая гостья! — Он хитро глянул на Алана, как будто видел его насквозь. — Пусть солнечный свет не оставит тебя, дитя, — сказал он девушке, и она улыбнулась, поднявшись ему навстречу.

— Здравствуйте. Спасибо!

— Вы не против, что я… — начал Алан, но Фадр спокойно поднял ладонь.

— Мы рады. Да, Махунг?

— Вчетвером веселее, — согласился мальчик. Он широко улыбался.

Алан оставил их ужинать, а сам пошёл спать. Ему нужно было отдохнуть.

Наутро он застал Зарину за уборкой. Она привела в порядок не только сам дом, но и дворик, и Махунг помогал ей. Землянин поглядел, как они беззаботно болтают и смеются, и поморщился. Сон принёс отдых его телу, но дух его был по-прежнему встревожен. Он готовился к худшему.

Алан без аппетита позавтракал и вернулся в беседку: там ему хорошо думалось. Он стал прикидывать варианты, и понял, что лучше всего уходить из Йола-Бада. Причём как можно скорее и забрав с собой этих троих. Вот только вряд ли Фадр, проживший на этой пустынной земле всю жизнь, согласится уехать, а преданный Махунг его не бросит. А Алан не мог бросить их. Но также он не мог бросить Зарину. Девушка должна была вернуться домой. Может, Фадру с Махунгом, мечтающим о лесе, там найдётся местечко? Землянин чувствовал груз ответственности за своих новых друзей, но это не тяготило его, как прежде. Будь что будет. Он расскажет им о своих далеко идущих планах, исключая, конечно, собственную фантастическую историю, а они уж пусть сами решают, как поступить…

…Алекс проснулся от невероятной мучительной неги. Он ощутил, что Дила прижимается к нему всем телом и нежно поглаживает его живот и всё, что находилось ниже… Он не стал открывать глаза, только улыбнулся, давая понять, что ему хочется продолжения. Тёплые губы коснулись его щеки.

— Алекс, — прошептала девушка. — Не засыпай, Алекс.

Он рассмеялся и открыл-таки глаза.

— Привет.

— И тебе привет, — отозвалась она, ласково целуя его в щеку. — Как ты спал?

— Разве мы спали?

Девушка рассмеялась и прикусила пухлые губы.

— Совсем чуть-чуть, под утро.

— И теперь ты меня раззадориваешь, потому что хочешь продолжения? — хмыкнул он.

Дила спрятала руки у него между бёдрами.

— Я не удержалась. Мне хотелось тебя коснуться, а, начав, я не смогла остановиться.

— Это хороший ответ, но теперь уже я не смогу остановиться, Дила.

В итоге они встали только к полудню, и Дила настойчиво попросила Алекса смирно сесть нас стул и позволить ей приготовить обед. Они сытно поели, и Алекс тщательно смазал её ногу целебным бальзамом. Смелая в своей ночной страсти, девушка не думала о боли, да и теперь, довольная и сияющая, она хромала, не обращая внимания на ноющую ногу. Неугомонная, она ковыляла по всему дому, не отходила от него ни на шаг, ласково тёрлась щекой о его плечо каждые пару минут. Алекс чувствовал себя заполненным ей, он то и дело целовал её или таскал на руках, как желанный груз. К вечеру нога перестала болеть, и Алекс решил показать девушке иные миры. Он мог защитить её, к тому же Дила должна была привыкнуть к перемещениям и ощутить Промежуток в себе.

— Только помни: если что, возвращайся сюда. То есть постарайся вернуться. Хорошо? А не получиться — жди меня в Промежутке или за его пределами, не уходи далеко.

— Я поняла, — ответила Дила. — Сделаю, как ты скажешь, Алекс.

Всё прошло хорошо, но Дила, ни разу не видевшая большого города и тем более автомобилей, заметно оробела.

— Ой! — и она прижалась к нему, спрятала нос у него на груди. — Алекс…

— Не бойся! — улыбнулся он. — Они тебя не съедят.

— А как они… двигаются? Они живые? — смущённо спросила она.

— Нет, не живые. Просто…

И он стал объяснять ей, что к чему. Девушка напряжённо хмурилась, вникая в смысл произносимого. Ей казалось, что упавшая в тот памятный день звезда довольно танцует в сторонке, глядя на неё хитрыми ясными глазами. Перемены не заставили себя долго ждать, но их случилось так много, что она потерялась, и, если бы не Алекс, сошла бы с ума. Дила знала, что принадлежит ему, и хотя у себя дома она боялась стать чьей-то, сейчас она чувствовался вкус настоящей, желанной свободы, о которой так мечтала.

В конце концов девушка изъявила желание прокатиться на велосипеде, потом на водном мотоцикле, а затем и на автомобиле. Восторгу её не было границ, но Алекс торжествующе отметил, что всё это так влечёт её потому, что он был рядом. Она хотела узнавать миры от него, через него, с помощью него и с ним. Многое настораживало её, многое отталкивало. Она не понимала, зачем люди пьют «колючую» газировку, не получила удовольствия от похода в магазин, не обрадовалась, когда увидела высотные здания.

— А как в них живут? — подозрительно спросила она.

— В такой жизни мало весёлого, — согласился Алекс. — В больших городах иначе никак, Дила. Люди привыкли к этому, со временем ко всему привыкаешь. Ты же привыкла к своей хижине.

— У меня не было выбора. Теперь он есть, и я бы предпочла дом возле реки, — сказал она.

— Да, мне там тоже больше нравится. Давай-ка ещё кое-что попробуем, — и он подвёл её к лотку с мороженым. Он ожидал, что и мороженое её не впечатлит, но ошибся. Дила доверчиво поднесла ароматный рожок к губам, тронула его языком…

— Он холодный! — сказала она. — М-м-м! И сладкий! Он тает! — совсем по-ребячьи выдала Дила, и Алекс расхохотался.

— Я тебя такой и представить не мог. Ты такая милая.

— Я милая? — смутилась девушка. — Действительно?

— И красивая. Очень красивая, своей собственной редкой красотой.

Дила шагнула к нему и быстро поцеловала в щёку.

— А я знала, что так бывает. Знала, что смогу любить. Ты — моя любовь, Алекс.

— А ты — моя, — отозвался он.

После они гуляли по берегу океана, купались и сходили с ума. С ней было хорошо дурачиться. Дила весело наскакивала на Алекса сзади, и он относил её в воду, чтобы тут же подставить под огромную волну. Радость до последней капельки впитывалась в его кожу вместе с водой, и всё вокруг казалось самым прекрасным: и океан, и яркое небо, и ресницы Дилы, на которых лежали светлые радужные капли, и её глаза, и губы… И её смех: такой, каким Алекс всегда хотел его услышать. Счастливый смех счастливого человека…

…Когда они добрались до дома на горе, там обнаружилось с десяток незнакомых Шанталь человек. Все они были друзьями Владрика. Он радовался и обнимался с ними, Шанталь поначалу совсем не обрадовалась. Она мечтала остаться с Владриком наедине, но не рассердилась и не расстроилась, поняв, что придётся присмирить свои желания и с кем-то им поделиться. Она скромно держалась в сторонке, надеясь, что он обратит на неё внимание и притянет к себе, как бы обозначая, что она принадлежит ему. Однако пока что мужчина был так возбуждён и взволнован, что ей не перепадало даже взглядов. Он радостно болтал с двумя красивыми девушками и тремя парнями. Девушки были прекрасны, действительно очень хороши. Обе высокие, но одна темноволосая, с яркими голубыми глазами и прекрасной улыбкой, а другая кареглазая шатенка, с белой и нежной бархатной кожей. Шанталь вздохнула, теребя в руках фотографию маленького голубого домика, которую она взяла рассмотреть. Неужели Владрик даже не представит её своим друзьям как следует? Он познакомил её с остальными небрежно, с ленивой скукой в голосе, и девушка ощутила нарастающую злобную досаду. Что с ним случилось? Почему он так резко изменился по отношению к ней? Только-только рассуждал о любви, говорил, что нуждается в ней, а теперь охладел, равнодушно глядит мимо, даже не разговаривает!

Она хотела напомнить о себе, но её отвлёк один из мужчин по имени Тит.

— Шанталь, да? — сказал он. — У тебя красивое имя.

— Спасибо, — ответила она, не отводя глаз от Владрика.

— Друзья, — сказал Тит. — Владрик хороший друг. Он о тебе рассказывал.

— Да? — недоверчиво сказала Шанталь. — И что он говорил?

— Что ты умная и красивая. Он даже показывал твои фотографии.

— Неужели? — удивилась девушка. — А откуда они у него?

— Создал, я полагаю, — усмехнулся Тит. — Ты их не видела?

— Я об этом ничего не знаю.

— Могу показать. У него наверху их много.

Шанталь доверяла Владрику несмотря на его отвратительное поведение, а этот странный Тит ей совсем не нравился.

— Я спрошу у него сама, — ответила она. — Если захочет, он мне их покажет.

Мужчина передёрнул плечами.

— Дело твоё. Кстати, там и его фотографии есть. С семьёй. У него была красивая мама, ты на неё немного похожа. Он любил своих родителей.

— Я знаю, что случилось, — тихо вздохнула Шанталь. — Он заслуживает того, чтобы быть окружённым хорошими людьми. Ты говоришь, его мама?

— Да. У неё тоже зелёные глаза, — улыбнулся Тит.

Она не пыталась проникнуть ни в чьи мысли, но всё равно ничего не слышала. Владрик, казалось, совсем позабыл про неё. Он продолжал свой долгий разговор, не заботясь о том, что девушка стоит одна.

Шанталь устала злиться. Наверняка его поведению есть разумное объяснение, но ей не хотелось его искать. У неё почему-то заболела голова, и девушка решила походить по дому. Конечно, в одиночку, без Тита или кого-либо ещё.

Дом ей понравился. Владрик здорово создавал дома. Она подумала о том, что ей хочется увидеть и остальные его «жилища» в иных реальностях. Дом на берегу и этот, на горе, были непохожи, но они гармонично вписывались в окружающий ландшафт, будто сливались с ним в единое целое.

В одной из комнат она увидела старое фото. Да, это была его семья. Блеклый снимок, от которого веяло печалью и одиночеством. Ей захотелось немедленно вернуться в зал и обнять Владрика, но, повернувшись к двери, она увидела Тита. Шанталь была неопытна, она не знала обмана. Раз Владрик сказал, что эти люди его хорошие друзья — она была готова довериться им. Она не испугалась, увидев, что дверь за спиной Тита плотно закрыта. Она не испугалась и тогда, когда он схватил её, проходящую мимо, за руку.

— Владрик всегда делился с нами всем, что у него есть, — прошипел мужчина. — Не думаю, что ты станешь исключением, детка.

В ответ она залепила ему пощёчину и удачно вырвалась, отскочив к окну.

— Владрик!

— Зови его, зови громче, — посоветовал Тит. — Тамара и Андра ублажат его куда лучше тебя. Они знают толк в подобных делах. Ему сейчас не до тебя.

Он прыгнул к ней и схватил за волосы, и Шанталь ударила его в живот. Тит не заметил её удара, не обратил на её крики никакого внимания. Он швырнул её на кровать, и Шанталь тут же вскочила и, подхватив с тумбочки лампу, угрожающе произнесла:

— Подойди ближе, и я тебя покалечу, тварь!

Она знала, что сможет, но внезапно у неё странно закружилась голова.

— Владрик! — в отчаянии позвала она. — Владрик!!!

Комната покачнулась и лампа выпала из её руки. Она видела, как Тит шагнул к ней, довольно ухмыляясь. Неужели её чем-то опоили? Неужели Владрик мог?.. Невозможно. Она почувствовала, что проваливается в отвратительную густую пену. На вкус она была как кровь.

— Вла-а-адрик… — протянула она, пытаясь размазать её по лицу. — Пожалуйста…

Тит рванул её на себя, и вдруг дверь распахнулась и на пороге возник знакомый силуэт. Шанталь почему-то не могла понять, кто это. Она всхлипнула и упала на пол. Пена не давала ей дышать.

— Во-о-о-он! — глухо звучал далёкий голос. — Пошли вон отсюда!

Комната лопнула и придавила её стенами. Больше она не слышала ничего.

Она долго лежала в темноте и тишине, пытаясь понять, что произошло и что ей делать дальше. Она хотела уснуть и у неё получилось. Сон занял всего мгновение.

— Убью! — сказал голос над ней. — Ещё хоть пальцем!..

— Деваха сама пришла ко мне.

— Убирайся из моего дома!

Шанталь открыла глаза — над ней склонился Владрик. Он держал её за руку.

— Не нужно мне приказывать, — угрожающе сказал Тит.

— Я буду тебя приказывать, мразь, потому что имею на это полное право! Подойди чуть ближе — и я сверну твою хилую шею. Дай мне ещё повод прикончить тебя, сделай маленький шаг вперёд.

— Неужели эта шлюха стоит нашей дружбы? — презрительно сказала одна из женщин — та самая шатенка, которую звали Тамара.

— Ты уверен, что это сделал он, Влад? — нахмурился один из мужчин.

— Да, — тихо ответил тот. — Ребят, выставите их из этого мира. Прошу вас.

— Ты об этом пожалеешь! — пообещала брюнетка, но на неё и Тита с Тамарой уже двинулись несколько крепких суровых парней, и они растворились в пространстве.

— Оставьте нас, — попросил Владрик, и все разом вышли из комнаты.

— Я испортила твой ковёр, — подала голос Шанталь. — Но я его постираю.

— Милая! — разволновался Владрик. — Что ты такое говоришь? Ты лежишь на голом полу.

— Да? — удивилась Шанталь. — У меня ощущение, что меня скребут ворсистые колючки.

Владрик осторожно приподнял её, осмотрел и сжался: спина Шанталь была словно растёрта железной губкой.

— Сейчас, милая, — пробормотал он, поднимая её на руки и укладывая на постель спиной кверху. — Ода! Принеси мне коробку с лекарствами!

— Твари, — сказала мгновенно появившаяся возле кровати девушка. Шанталь устало поразмышляла на тему того, как ей удалось возникнуть изнеоткуда. — Этого Тита надо кастрировать, а девок его…

— Надо, — хищно усмехнулся Владрик. — Я куда смотрел, спрашивается?

— Думаю, всё сложнее, чем кажется, Владрик. Они всех нас обвели вокруг пальца.

— Ладно, это потом, — сказал он. — Сейчас я хочу, чтобы ты посмотрела на эти раны. Что это, по-твоему?

— Господи! — вырвалось у девушки. — Впервые подобное вижу!

— Он проник в мой разум, — сказала Шанталь. Она хотела принимать активное участие в разговоре, но язык заплетался. — Он словно пожирал меня изнутри…

— У меня весь день болела голова, — задумчиво сказала Ода.

— У меня тоже, — выдавила Шанталь. — Но не весь день, а после разговора с ним.

— Это кое-что объясняет, — сказал Владрик, гладя её по голове. — Тит и его сёстры казались мне немного странными, но мы все здесь странные, и я не лез с расспросами.

Говоря это, он осторожно натирал спину Шанталь какой-то вязкой штукой. Она не чувствовала боли, только тошнотворную слабость, как будто из тела вытащили все кости и оно превратилось в студенистую безвольную массу. А потом Шанталь уснула. Но перед тем, как провалиться в сон, она подумала о том, что больше не будет ревновать Владрика. Ни к кому…

Глава 12. Сон седьмой

…Тропы, мне предстояли тропы. Все мы рвем несколько пар обуви, кто-то больше, кто-то меньше. Я знала, что даже самые крепкие ботинки устало разойдутся по швам, прося отпустить их на свободу. Знала, что пойду единственным путем вслед тем, кого берегла теплом сердца. А ещё знала, что едва ли вспомню увиденное, когда верну себя…

…Котята никак не отреагировали на перемещения, и это радовало. Кристиан ещё не знал, куда пристроит их. Ходить по мирам с ними, даже не смотря на то, что они спокойно переносили путешествия, он не хотел. Он боялся, что может потерять их, навредить своими бесконечными блужданиями. Котятам нужен был дом. Кристиан долго присматривался к реальностям, надеясь отыскать подходящую. Пока что ничего путного ему не попадалось. К тому же он не собирался отдавать Шмыгу и Царапку кому ни попадя. Хорошо было бы вернуться ненадолго домой — там бы точно нашлись те, кто о них позаботится, — но Земля была недоступна. Он чувствовал, как с каждым новым посещенным миром отдаляется от родного. Но штурмана это не беспокоило. Всегда ведь можно отыскать дорогу назад, да и время щадило его. Научившись чувствовать свою собственную скорость жизни, он также научился ощущать ход времени в других мирах. И знал, что Земля отстает от него на месяцы, а, значит, с родными все хорошо, и они не превратятся в стариков, пока он бродит.

Кристиан не хотел домой. Ему нравилось путешествовать. Он легко узнавал новое, расширял Промежуток и видел, что тот выращивает для него все новые камни. Они вылезали из песка и приглашали к себе, иногда даже разговаривали вслух. Чаще всего у каждого камня было свое собственное слово, и Кристиан обнаружил, что может двигать их, как ему вздумается. Он расположил самые важные миры по кругу, поместив темный камень Земли в центре. Впрочем, возвращаясь в Промежуток, он находил некоторых упрямцев далеко от того места, где оставил их в прошлый раз. Особенно подвижным был камень, открывающий красивый мир, который штурман посетил сразу после мира капель. Он никак не мог устоять на месте, бродил по пляжу и даже купался… Был и ещё один занимательный камушек. Он потрескивал и разбрасывал снопы тонких молний, но, к сожалению, оставался закрытым. Однако самым странным штурману казался огромный черный камень, торчащий из воды. Он был молчалив и недоступен, и не позволял подойти к себе ближе, чем на пашу шагов, создавая плотное, невидимое защитное поле.

Однако с ним, как и с остальными, можно было говорить, но только душой. Кристиан не сразу догадался, как это делать лучше всего, но когда понял, то уже не видел преград. Промежуток открывал в путешественниках особую энергию, помогающую говорить с мирами. Силу говорить с камнями нельзя было потребовать или купить, но её можно было заслужить. Промежуток взращивал её в каждом страннике бережно и упорно, помогая учить новые чувства и слова, расширяя границы памяти и разрушая преграды. И Кристиан доверял Промежутку, понимая, что он, как и Бури, будет беречь его и всех остальных ребят.

Устав от перемещений, штурман задержался в одном из миров, в спокойном, тихом городке на берегу большой реки. Шмыга и Царапка к тому времени превратились в полупсов. Они привыкли к прогулкам, сидя у Кристиана на плечах, бегали за палками, нося их в зубах, но при этом умело охотились на птиц и мышей, как настоящие коты.

Кристиан сидел на городском пляже и терпеливо наблюдал за котятами, использующими его ногу как дерево. Они по очереди забирались наверх, цепляясь острыми коготками за штанину, непременно устраивали драку на колене и шлёпались вниз. Убегали прочь, к мелким речным волнам, на которые вдохновенно шипели, и непременно возвращались. А потом всё повторялось. Шмыга был более ловким, Царапка — более сильным. Он так разошёлся, что в боевом угаре вцепился брату в хвост, и тот запищал.

— Полегче, дружок, — сказал Кристиан, подхватывая котёнка под пузо и забирая к себе на грудь. — Так ты ему морковку откусишь.

Позади раздался чей-то весёлый смех, и Кристиан вывернул шею, увидев сидящую на яркой подстилке девушку. На вид ей было не больше шестнадцати лет.

— Забавные у вас котята, — сказала она.

— Это я у них забавный. Игровой комплекс для всяческих забав.

Девушка снова рассмеялась.

— Сколько им?

— Четыре месяца, — ответил Кристиан, выдирая из волос Шмыгу.

— Такие оболтусы!

— Ещё какие.

— Котята похожи на породистых, вы их не в питомнике покупали? — спросила девушка.

— Я их не покупал, — ответил Кристиан. — Я их подобрал и теперь хочу найти им хозяина. Или хозяйку, — улыбнулся он.

— Можно я поближе на них посмотрю? — попросила девушка.

— Конечно, — ответил он.

Она поднялась и подсела к Кристиану, и мужчина тоже сел. Шмыга и Царапка тут же подскочили к девушке и залезли под её длинную юбку.

— Ай! — расхохоталась она. — Мелкие, вы меня щекотите!

Она ловко взяла Царапку на руки, и он принялся вдохновенно грызть её палец.

— Боевое котище! — сказала она, смешно хмуря брови. — Страшный зверь, ты мурлыкать умеешь? — и она, уложив котёнка к себе на колени, пощекотала ему мохнатое пузико. Царапка сразу втянул коготки и обхватил мягкими лапками её худое запястье. — А ты? как его зовут?

— Шмыга, — ответил Кристиан.

— Классное имя! — улыбнулась девушка. — Шмыгай сюда, шмыгун! — сказала она. — Лобик у тебя бархатный, щечки мягкучие. А усы какие длинные! Да, тебе нравится, ласковый бодунчик! Ну, давай ещё почешу твои ушки. И шейку.

Кристиан слушал воркование девушки и улыбался.

— Вам не нужны котята? — поинтересовался он.

Она подняла на него глаза.

— У меня всегда был полон дом животных, но месяц назад нам пришлось усыпить кота. Это тяжело — прощаться с любимыми. Мама говорит, что боится снова полюбить мурлыку. Кстати, этот очень на него похож.

— Его зовут Царапка, — сказал Кристиан. — Мой последний пёс умер от старости. Просто уснул. Кошек у нас дома всегда было с избытком, но моим любимцем был Повар. Его так назвал папа, потому что этот великий кулинар любил размешивать хвостом супы и прочие блюда. Сядет, опустит свои жернова в кастрюлю — и как ни в чём ни бывало! Еле отучили его от этой дурной привычки.

Девушка расхохоталась.

— Такого креативного кота я ещё не встречала!

— Он был ласковым и постоянно мурчал. Ест — мурчит, спит — мурчит, умывается — мурчит.

— Замечательный! — широко улыбнулась девушка.

— Да. Он дожил до пятнадцати лет, а потом пропал. Что с ним стало, мы так и не выяснили.

Она вздохнула.

— Можно я позвоню маме? Снова почувствовать под пальцами тёплую мягкую шерстку дорогого стоит.

Кристиан кивнул. Девушка достала телефон и взволнованно прижала к уху темную трубку.

— Мам, привет! Слушай, тут такое дело…

Она улыбнулась Кристиану и отвернулась.

— Котята, мам. Нет, ты дослушай! Они не просто хорошие. Нет. Всё я понимаю. Один похож на нашего Мурыча. Очень похож. Всего двое. А что рыбки, мам… Рыбку не погладишь. Я всё равно их принесу. Да, вот так. Глупости! Почему сразу вредина? Как это не слушаюсь? Сама такая! В общем, всё решено. Ну пока, мам. Я тебя люблю.

Она поглядела на Кристиана.

— Возьмём их с радостью!..

…Ин Че знал, что Ката будет как всегда переживать за него, но Олан всё уладил.

— Отпусти брата размять крылья, — сказал он.

— Только обещай, что не будешь летать высоко, ладно? — жалостливо попросила она.

— Ката, я уже не маленький. Я буду летать, как нужно. К тому же ты хоть раз видела, чтобы птица разбивалась из-за собственной неуклюжести?

— А я не сказала, что ты неуклюжий, — ответил она. — Я волнуюсь и…

— Олан, убери мою сестру куда-нибудь подальше, — рассмеялся Ин Че.

Олан весело кивнул и, взвалив Кату на плечо, унёс в дом.

— Оденься потеплее! — успела вякнуть девушка, прежде чем закрылась дверь.

Ин Че покачал головой и незамедлительно шагнул в Промежуток.

Который день сердце его трепетало. Пробуя крылья, он учился летать внутри себя. Ин Че знал, что его жизнь началась в тот миг, когда он ощутил небо. Впервые он сел за штурвал самолёта мальчишкой. Это случилось на празднике, и добросердечный пилот позволил ему посидеть на своём месте. Когда пальцы его коснулись небесного руля, Ин Че понял, что станет лётчиком. А потом, спустя несколько лет, когда он уже учился в лётной школе, он и узнал, что болен. Сонную болезнь лечили, но таких денег в их семье отродясь не водилось. Мама работала в поте лица, откладывая каждый грошик, отец трудился на Торре. Ката училась в академии искусств, но вскоре вынуждена была бросить её из-за нехватки денег.

Впервые он уснул, когда ему было семнадцать. Для него такие отключки были мгновенными, он не видел снов и ничего не чувствовал. Он мог проспать неделю и, очнувшись, даже не захотеть есть. А потом умерла мама, и Ин Че принял единственное верное решение: купить самолёт. Он нуждался в нём, к тому же трюкачам неплохо платили. Он летал и днём, и ночью, и не уставал от этого. Однажды вечером они сидели в гостиной и разговаривали, и Ката предложила накопить денег на билет до Торра. К тому времени их отец уже числился пропавшим без вести. Торра была также благоприятна для жизни, как и опасна. Красивый кусок земли, который каждый хотел заграбастать для себя.

Ради этой безумной мечты Ин Че готов был на всё. Ката работала в театре, он летал. Деньги понемногу накапливались, но много ли накопишь, когда за дом дерут в три шкуры? И они переехали к Солёному лесу. Теперь Ин Че понимал, какую глупость они тогда совершили. Стремясь поскорее отбыть восвояси, они потратили много денег и рискнули здоровьем. Ему было не страшно за себя, он боялся за Кату, но боялся издалека. Строить планы на будущее было приятно и радостно, даже несмотря на то, что иногда он засыпал. Время шло, и ему предложили контракт с одной из ведущих лётных команд. Он отказался, предпочтя выступать на том празднике независимо от других. В первый же день Ин Че заработал приличную сумму. Всё шло прекрасно, Ката радовалась, он тоже. А потом темнота застала его прямо в небе…

В каждом мире было своё небо. Оно пахло и чувствовалось по-разному. Ин Че нравилось смотреть на непохожие миры с высоты птичьего полёта. Прежде он не видел столько прекрасных мест! Он перемещался и летал, летал и перемещался, и только потом до него дошло, что теперь они с Катой могут с лёгкостью попасть на Торру и попытаться разыскать отца. Однако девушка была поглощена любовью, она была счастлива с Оланом, и Ин Че решил всё проделать самостоятельно и преподнести сестре сюрприз. Она любила сюрпризы.

Правда, ему пришлось-таки прийти к Кёртису и попросить его сделать побольше денег и прочей вещевой дребедени. С Кёртисом был и Анут — новообретённый друг с Атории. И именно в тот момент, когда Кёртис колдовал над удобным рюкзаком, некстати появились Олан и Ката. Ката не была скандалисткой, но она прямо заявила брату, что хочет пойти с ним. В конечном итоге они отправились на Торру впятером, но прежде этого Кёртис сделал для них самолёт.

Это была удивительный самолёт. Он мог садиться как на воду, так и на землю, работал бесшумно, летал быстро и выглядел превосходно. Ин Че, который поначалу расстроился, что не удастся предпринять это путешествие в одиночку, теперь был только рад большой компании. У них с Катой не было друзей, только они сами. Правда и друг на друга им не хватало времени. Работа, постоянная и безжалостная, хотя он с радостной готовностью летал до упомрачения. Теперь времени было столько, сколько вмещала счастливая душа свободного в своих мечтах человека.

Они приземлились в привычном Ин Че месте — на ровном поле близ Солёного леса.

— Отсюда отправимся на Торру, — сказал он товарищам. Он был рад, что среди них одна лишь Ката не умела летать — ни в прямом, ни в переносном смысле. Четыре мужчины, два из которых опытные пилоты, другой — и пилот и птица в одном лице, а третий — просто птица. А раз так, значит, Кату они общими усилиями сберегут. Правда, пока что Олану удавалось делать это в одиночку…

Ин Че успел привязаться к ним обоим. Олан был прямолинеен и строг, Кёртис — открыт и добродушен. Ин Че чувствовал их друзьями, а он всегда мечтал найти друзей… Мечты сбывались одна за другой, и он, счастливый, глотал их, принимал в себя.

Они поднялись в небо, и вскоре Ин Че передал управление Кёртису, а сам сел к Ануту играть в карты. Ката болтала с Оланом, все были довольны.

Перелёт через пустыню Ин Че не пугал. В их мире вместо океанов едва теплились хилые моря, вместо рек тонкими змейками вились ручьи. Вода была ценным ресурсом. Материк Торра был знаменит тем, что находился за грязевыми лесами и Пустыней Огня, и туда можно было добраться только по воздуху. И там имелась вода, много воды. Чудесный край, доступный для избранных или для тех, кто не боится тяжёлой работы. Таких, как их с Катой отец.

Конечно, перед тем как взлететь, они купили пропуски. Когда-то желанный, теперь этот документ выглядел для Ин Че не более чем куском бумаги. Он сунул его в карман куртки и забыл про него.

— Эта Торра, — сказал Олан, — почему её называют материком? У вас же здесь нет океанов.

— Вместо океанов у нас пустыни, — ответил Ин Че. — Всё, что окружено ими с четырёх сторон — это материки, просто не такие, к каким вы привыкли.

— Да уж, — сказал Олан. — Жизнь без воды для меня была бы ужасной.

— Она такой и была, — сказала Ката. — Но мы не замечали этого, просто жили.

— И что же там? — полюбопытствовал Анут.

— Говорят, там красиво, — сказал Ин Че. — Но мы точно не знаем.

— И небезопасно, — добавила Ката.

— Угу, — кивнул Олан. — Мне уже нравится наше путешествие.

Ближе к вечеру управление взял Олан, а остальные, включая Кату, уснули.

Ин Че проснулся от лёгкого толчка, словно кто-то по-дружески пихнул самолёт в плечо.

— Олан?

— Знаю, — ответил тот. — Это ветер.

— Интересный ветер, — пробормотал Кёртис.

— Я не хочу показаться недалёким, но меня одного удивляет, что земля светится? — сказал Анут.

— Она и правда светится, и уже давно, — сказал Олан. — Эта пустыня, она не опасна?

— Если упадём вниз — тогда станет опасна, — ответил Ин Че. — Внизу не песок, а нечто… У нас его называют «звёздной землёй».

— Название романтическое, — улыбнулся Олан.

— Если мы туда плюхнемся — нам крышка, — сказал Ин Че.

— Странный ветер, — повторил Кёртис.

— А что будет? Нас засосёт? Расплавит? Расчленит? Расплющит? — начал перебирать Олан.

— Скорее расплавит, — сказала Ката. — Точно никто не знает, но, сев, назад уже не поднимешься.

— И многие так сгинули? — спросил Олан.

— Многие, — кивнула Ката.

— А где тогда останки? — нахмурился Анут.

— Их не находят. Что упало — то пропало, — усмехнулся Ин Че.

— Сядьте на места, — приказал Олан, когда их встряхнуло. — Ката, тебя тоже касается. Ин Че, поможешь?

Парень тут же занял кресло рядом с ним, остальные хорошенько пристегнулись.

— Ветер на подобной высоте? — нахмурился Кёртис.

— Мы с курса сбились, — пояснил Ин Че.

— Это бред какой-то! — возмутился Олан. — По приборам всё нормально, а чувствуешь себя как у слона… за пазухой.

— А кто такой этот слон? — подала голос Ката.

— Это такое крупное млекопитающее с хоботом и большой серой попой, — пояснил Олан.

Все рассмеялись. Ин Че сосредоточился на управлении. Самолёт вёл себя как-то странно. Он кряхтел и покашливал, как будто словил простуду. Ин Че не понимал, почему он издаёт эти странные звуки. И вдруг…

— Олан, самолёт снижается, — сказал он. — Я пытаюсь… Это что за белиберда?.. — вырвалось у него. Прямо на лобовое стекло шлёпнулось нечто склизкое и расплывчатое, но при этом зубастое. Оно хищно оскалилось, издавая клацающие звуки.

— Какой-то недружелюбный слизень, — сказал Олан. — Сейчас. — И он включил дворники. Слизня смахнуло, но на его место тут же шлёпнулся новый.

— Ой, мама! — послышался голос Каты. — Это что за гадость с неба падает?

— Это зубастые студни, — отозвался Ин Че.

Он легко шутил, но волноваться определённо было о чём. Когда на стекле сидело уже с десяток таких слизней, дворники о них сломались.

— Чёртовы ошмётки! — выругался Олан. — Они нам самолёт испортят!

Самолёт взвизгнул и рванул в сторону.

— Держи штурвал! — сказал Олан и встал с места.

— Ты куда? — напугалась Ката.

— Не дёргайся, глупая! Я остановлю время и почищу самолёт.

— Это опасно, Олан, — сказал Кёртис.

— Иного выхода нет. Или вы хотите сбежать в Промежуток? — и он, не дожидаясь ответа, открыл люк.

Ин Че не видел, что происходило за его спиной, он пытался держать самолёт как можно ровнее. Однако взволнованные голоса до него долетали.

— Что-то его не видно, — это Ката. — Вы его видите?

— Здесь он, с этой стороны, — это Анут.

— Ох, какого же пня… Олан! — это Кёртис.

— Мамочки! Олан, миленький, держись крепче! — со всхлипом крикнула Ката.

Ин Че вздрогнул, увидев пилота прямо перед собой. Олан начал отдирать слизняков от стекла, яростно ругаясь, и вдруг один из них вцепился ему прямо в плечо, присосался, как пиявка. Олан сжал зубы, руки его разжались на мгновение…

— Кёртис! — заорал Ин Че.

Кёртис прыгнул на его место, а Ин Че рванул в сторону люка. Он успел увидеть, как побелела Ката, но времени успокоить её не было.

Он сумел подхватить Олана у самой земли, и тот едва не сломал ему спину: разница в весе у них была порядочной. Тяжело взмахивая крыльями, Ин Че попытался подняться выше, когда почувствовал, что к нему прицепилось сразу несколько слизней. Он ощутил, что в него медленно вгрызаются, и накренился, пытаясь скинуть липких засранцев, но всё было без толку. Олан беспощадно выдирал их из его перьев, и Ин Че шипел от боли. Ему было трудно лететь с такой ношей, к тому же он вдруг понял, что слизни присасываются к ним с определённой целью. Они хотели крови.

Их спас Кёртис. Он подвёл самолёт так близко, как только мог, и Ин Че услышал глухие хлопки. Ката и Анут хладнокровно отстреливали слизней, не давая им подобраться к нему и Олану. Ин Че набрал скорость, поднялся на один уровень с самолётом, развернулся и влетел в узкий проём, едва не перебив крылья. Анут тотчас захлопнул люк.

— Гони к чертям собачьим! — слабо простонал Олан. — Эти мерзавцы нас как консервные банки вскрыли…

Ин Че почувствовал, что у него идёт кровь и скосил глаза — Олану тоже досталось, и Ката, всхлипывая, дрожащими руками нащупывала под сиденьем аптечку.

— Синоптики не обещали нам осадков в виде слизней… — успел усмехнуться Ин Че и потерял сознание…

…Шанталь была благодарна Оде и остальным за поддержку и дружеское ненавязчивое участие. Владрик же превратился в вечно хмурого настороженного ворчуна.

— Надо было стразу сказать мне, когда почувствовала неладное! — возмущался он. — Чего ты молчала?

— Ты был поглощён разговором с красавицами-сёстрами, — ехидно отвечала она.

Шанталь было трудно передвигаться самостоятельно, и Владрик носил её по дому на руках. И — злился, но не на неё. Впервые Шанталь видела его таким злым и напряженным.

Однажды Ода подсела к ней и долго молчала.

— Я удивлена, — наконец улыбнулась она.

— Чем же? — спросила Шанталь. У неё никогда не было близких подруг.

— Владрик, он… Как бы это объяснить? Сказать, чтобы ты не расстроилась и не испугалась… — усмехнулась девушка. — Он странник. Вечный. Он никогда ни к кому не привязывается. И никого не любит. Но за друзей он встанет горой, он замечательный друг. Я всё смотрела на вас… Видишь ли, когда-то давно мне казалось, что я его люблю.

Шанталь ощутила, что щеки загорелись — это в ней снова пробудилась ревность. Но она промолчала, решив дослушать до конца.

— И ещё мне казалось, что он любит меня. По-настоящему, а не как подругу, каких у него сотни. А потом я поняла — всё ложь. Нет, он не лгал. Я сама себе лгала. Придумывала чувство, когда его и в помине не было. Владрик — истинный бродяга. Его не найдёшь по желанию, не встретишь, когда сама того хочешь. Он неуловимый, как всполох пламени. Был — и нет. Поверь, этот образ, что я нарисовала, мало отличается от него настоящего.

— Ты зачем мне это говоришь? — нахмурилась Шанталь.

— Затем, что мне кажется, он испытывает к тебе что-то, — спокойно ответила Ода. — Не думаю, что это можно назвать любовью или привязанностью. И я не говорю о влечении… Его вообще ко многим влечёт, он с женщинами долго не разговаривает. Да они и сами не прочь с ним пошалить.

Шанталь сжала зубы.

— Мне неприятно слышать это, Ода.

— Понимаю, — отозвалась девушка. — Но ты должна знать, что того сильного чувства, что ты ждёшь от Владрика, ты можешь никогда не дождаться. Ты кажешься мне хорошей, Шанталь. Ты умная и сильная. Подумай, прежде чем обратишься в его веру. Подумай о том, что можешь потерять, став его попутчицей. Поверь, я говорю так не потому, что хочу настроить тебя против него. Я знаю Влада очень давно, и он доверяет мне. Он не обидится, если ты расскажешь ему о нашем разговоре. Если хочешь, расскажи. Но знай, Шанталь: Владрик живёт в закрытом мире, никому недоступном. Мы можем лишь коснуться его тайных знаков, но не начертим похожие. Ты скоро поймёшь, о чём я говорю, почувствуешь это. И вот тогда вспомнишь этот наш разговор.

И она ушла. Шанталь долго думала над её словами, ждала момента. Загадочность Владрика казалась ей доступной, понятной и ничем не угрожающей. Но Ода говорила правду, она действительно знала, о чём говорит. Шанталь боялась заводить с ним этот разговор, тем более что Владрик как с цепи сорвался. Он пропадал, появлялся, снова уходил. Те короткие мгновения, что он проводил возле неё, не подходили для серьёзного разговора.

И вот они наконец-то остались дома вдвоём.

— Владрик, — тихо позвала Шанталь. — Пожалуйста, успокойся.

— Я успокоюсь, когда найду эту дьявольскую троицу и поквитаюсь с ними, — ответил мужчина.

— И ты втянул в это своих друзей.

— Я никого не втягивал, милая, — нахмурился Владрик. — Просто мы все осознаём, что эти отморозки представляют опасность для окружающих. Они — угроза. Я не стану ждать, пока они нападут на нас.

— И ты хочешь напасть первым?

— Я не коршун, милая, чтобы людей клевать, — усмехнулся он. — Я дам им понять, с кем они связались.

— И с кем же, Владрик? — тихо спросила девушка.

— Со мной, Шанталь, — серьёзно и без тени самолюбования ответил он. — Я не люблю, когда трогают тех, кто мне дорог.

— Дорог ли? — переспросила она, и Владрик, до этого озиравшийся по сторонам, посмотрел на неё в упор. — Мы говорили с Одой на днях. Она сказала, что ты никого не можешь полюбить.

— Хм, — отозвался Владрик. — Ещё что?

— Сказала, что ты живёшь в собственном мире, куда никому более нет доступа. И что я разочаруюсь в тебе рано или поздно.

— И какие выводы ты из всего этого сделала?

— Я действительно плохо тебя знаю. Ей, наверное, видней… Но я не стану доверять её словам, Владрик. Не стану. Если я узнаю тебя — это будет моё знание. Если разочаруюсь — то по собственным причинам. Ода может сколько угодно смущать меня рассказами о благородном вечном бродяге, у которого в каждом мире по десятку воздыхательниц.

— Фы! — хмыкнул Владрик. — Это её слова?

— Нет, это мои слова. И я уверена, что так оно и есть. Вот только сейчас ты рядом со мной, ты мой, Владрик. Нравится тебе это или нет!

Мужчина весело поднял брови.

— Шанталь, ты моя кудесница! А я всё думал, куда деть напряжение и злобу…

Шанталь нахмурилась, не понимая, что он имеет в виду.

— Ты меня уже неделю не целовал, — сказала она, не собираясь сейчас разгадывать его слова.

Владрик посмотрел на неё. Шанталь не сердилась, ничего не требовала, она даже не повысила голос. Она сидела, прямая и расслабленная, и смотрела в окно, на закатные горные луга. В лучах уходящего солнца она казалась огненной птицей, зелёные глаза потеплели, пухлые губы были нежными, но она не улыбалась. Он ещё никогда не видел её такой спокойной. Она была магически прекрасна: немного усталая, задумчивая и нерешительная. Он вздохнул и подошёл к ней.

— Ты права, Шанталь. Но пойми меня: я боюсь, что Тит и его сёстры причинят тебе вред. Всем нам… Я хочу разобраться с ними раз и навсегда. А уже потом — обещаю — мы с тобой наверстаем упущенное. К тому же ты слишком слаба, чтобы я утащил тебя в спальню и выпустил наружу накопившуюся страсть. Потерпи, милая. — Он провёл по её щеке рукой.

И снова удивился: вместо того, чтобы пробурчать что-то нелестное и отвернуться, Шанталь тихо вздохнула и прижалась к его руке. Тёплые губы тронули его ладонь.

— Я помогу тебе найти этих гадов, только скажи, как.

— Не хочу, чтобы ты помогала. Я не позволю тебе рисковать.

— Я смогу прочитать мысли…

— Не надо, — покачал головой Владрик. — Мои дары позволяют всё делать самому. Я доверяю тебе, но помощь не приму. Ты ещё не окрепла.

— Владрик, я всё хотела спросить…

— О чем? Снова про мой несносный характер и женщин, которых я знал? — весело сощурился он.

— Нет, — покачала головой Шанталь. — Про твой дар создавать вещи. Как ты это делаешь? То есть… Я не могу понять: как? Откуда ты знаешь, как сделать золото или бумагу, или занавеску? Что ты чувствуешь, когда с легкостью творишь предметы?

— Видишь ли, милая, каждая материя имеет свою энергию, свой вкус, ощущение и чувство. Железо ощущается иначе, чем, к примеру, ткань. Они все разные и по-разному звучат. Тебе приходилось во сне что-то обнаруживать в кармане, когда ты в этом нуждалась? И чувствовать, что ты мыслью создала эту вещь себе в помощь?

— Да, было такое, — кивнула девушка.

— Здесь те же самые ощущения. Я представляю предмет, перед тем, как создать его, но не цепляюсь за детали. Я ищу чувства, энергии, токи вещей. Что-то получается лучше, с чем-то приходится повозиться. Простые вещи вроде твоего платья вспыхивают как искры, над ними я не колдую подолгу. А вот дом — это уже сложнее. Тем более что он сам как огромный кусок энергий, которые важно гармонично сочетать одну с другой. Как мозаика — собираешь, но при этом руками не дотрагиваешься. Трогаешь сердцем, создаёшь мыслью. — Владрик провёл пальцами по её плечам.

— А что миры? Откуда ты так хорошо их знаешь? — задала она еще один важный вопрос.

— Промежуток отвечает мне. Он делится знаниями, когда задаешь правильные вопросы. Миры не похожи не только внутренним устройством, они различаются своей внешней позицией. Есть подвижные и устойчивые, сбалансированные и не очень. Есть и такие, где равновесие опасно нарушено. Туда лучше не соваться. К примеру, Ли-Ар-Тан, где я тебя купил — он неустойчив. Однако по сравнению с некоторыми другими ещё весьма неплох.

— Понятно, — кивнула она. — Моя покупка тоже была запланированной?

Владрик улыбнулся.

— Я не драчун, Шанталь. Я забрал тебя самым безопасным способом.

— И злился.

— Конечно. Ты бы себя видела! Эта нелепая поза, это, будь оно неладно, дурное платье, которое твою фигуру испортило на фиг! Но лицо… Ох, милая, да в зазеркалье у всех крышу снесло! Ты была прекрасна: сильная, смелая, высокомерная. К тому же путешественники излучают особую энергию. Все тебя хотели, и я бесился от этого.

— А я решала, как стану своего покупателя убивать… — тихо рассмеялась она. Владрика пленил этот нежный смех, но он не хотел больше задерживаться возле Шанталь. Когда она любопытничала и задавала вопросы, и тем более так смеялась, он желал её до безумия.

— Мне пора, милая, — сказал он и, наклонившись, быстро поцеловал её. — Жди здесь и не горюй, скоро всё наладится.

И оставил её дома одну. Он знал, что Тит сюда больше не сунется и знал, что сражаться придётся на вражеской территории. Он был готов к этому, а вот Шанталь нет. Из неё получилась бы никудышная воительница, и не потому, что она была слаба. Она ещё не поняла, за что им придётся сражаться, а без понимания лезть в пекло он бы ей не позволил ни в коем случае.

Когда он впервые увидел Шанталь, она не произвела на него особого впечатления. Ну, красивая, хотя и не такой красотой, которая ему нравилась. Да к тому же резкая, грубоватая и гордая. Он не любил таких девушек, ему нравились сильные и нежные, которые не прятали свою страсть и определились в жизни, четко зная, чего хотят. Шанталь не знала, да и нежности в ней, на первый взгляд, не было вовсе. И всё-таки она чем-то привлекла его. Наверное, в нём проснулся интерес: что же скрывается под маской обмана, которую она нацепила? Её сухость оказалась напускной, раздражение произрастало из чего-то глубоко личного, а вспыльчивость являлась следствием эмоциональной усталости. Но она умела чувствовать, и Владрику стало любопытно, что будет, если выдавить из неё крайние, негативные и злобные эмоции? Всё произошло как он и предполагал: девушка сдалась. Она была и агрессивной, и податливой, но противоречия сделали Шанталь в его глазах ещё более привлекательной. Он мог с лёгкостью охмурить почти любую женщину, но хотел не просто получить от упрямой странницы симпатию или склонить её к близости. Его целью была любовь. Он хотел, чтобы Шанталь полюбила его, хотя сам её не любил. Он не умел любить, он не подпускал к себе любовь. Ему было непонятно само это слово.

Но он попался, наступил в свой же капкан. Тогда, когда вёл её за собой к лифту, доверчиво жмущуюся к его боку. А потом и дома, во время ужина. Или когда он занялся с ней любовью и увидел её истинную. Такую, которой мог дорожить. И вот теперь ей угрожала опасность, и он собирался во что бы то ни стало устранить всякую возможную угрозу.

Он не знал, как назвать то, что чувствует к ней. Владрику хотелось слепить из неё образ, похожий на тот, что снился ему. И пока что ему удавалось это делать. Он создавал…

Оставшись одна, Шанталь не обиделась. Её накрыло тягучей волной спокойствия и отрешённости. Она перестраивалась на новый лад, училась быть целостной и потому словно спала, не замечая времени. И только увидев на стуле оставленную Владриком рубашку, она встрепенулась. Пусть Ода болтает, что в голову взбредет, и считает это истиной. Шанталь нуждалась во Владрике, желала его. И это было её счастьем.

За окном сгущались сумерки, и девушке стало страшно. Нет, темнота не входила в коллекцию её страхов, просто во мраке труднее было ориентироваться в чувствах, темнота закрывала доступ к прямому видению мира. Шанталь вышла на крыльцо, надеясь насытиться звуками и немного успокоиться, но шелест травы и поскрипывание ступеней напугали её ещё сильнее.

— Владрик! — позвала она в темноту.

Ей ответил одинокий сверчок. Шанталь почувствовала, что хочет пробежать по дому и везде зажечь свет. Она почти решилась убрать дрожащие пальцы с перил, когда услышала в доме чьи-то шаги. Это стало последней каплей. Ей захотелось немедленно убежать прочь — пусть в Промежуток или даже домой, под защиту знакомых с детства стен… Но она справилась со страхом. Проскользнула в кухню и, сдёрнув со стены сковородку, спряталась за тумбой. Если человек этот не скажет ни слова — значит, это чужой. Владрик бы окликнул её по имени.

Она слышала, как он дышит, и это был жуткий звук. Даже часы не тикали так зловеще. Она задержала дыхание, когда услышала его мысли. Человек думал о том, куда все делись, и как теперь их отыскать. Потом мысли его спутались, он взял со стола бутылку и сделал большой глоток. Подумал о какой-то женщине и Шанталь поморщилась. Так думать мог только полный кретин. Она попыталась уйти от его мыслей, но у неё не вышло. Мужчина подробно изложил ей, что и как он со своей подругой сделает. Допил остатки вина из бутыли, немного постоял у окна, размышляя о том, что хотел бы вернуться в город. В его мыслях прозвучали и знакомые ей имена. А потом он вдруг прыгнул прямо к ней, и она смачно ударила его по голове. Ударила так сильно, что мужик потерял сознание и с грохотом упал на пол. Шанталь склонилась над ним и поспешно пощупала пульс: живой. Её разобрал идиотский смех. Она смеялась и смеялась, никак не могла остановиться, поэтому упустила тот короткий миг, когда в кухне возник Владрик.

Он не сразу понял, что её так развеселило, но обрадовался, услышав её смех. Смеялась она припадочно, ухватившись за живот. Опустив глаза, Владрик увидел в её руке сковородку. А на полу валялся какой-то мужик. Судя по всему, Шанталь воспользовалась старым методом и так вдарила ему, что лишила сознания. Владрик весело хмыкнул, и она стремительно обернулась.

— Владрик!!!

Сковородка полетела в сторону, и девушка повисла у него на шее.

— Вернулся! Любимый мой! — выдохнула она ему в ухо, и Владрик ощутил, что от этих слов у него побежали по всему телу мурашки.

— Милая! — сказал он, нежно целуя Шанталь в щёку. — Хорошая моя!

— Ты как? Ты нормально? — быстро спросила она. — Не ранен?

— Нет, я не ранен, — сказал он. — В отличие от него.

Шанталь смущённо улыбнулась.

— Держи сковородки от меня подальше, — сказала она, и Владрик расхохотался. Он нехотя отпустил её и шагнул к поверженному, повернул его на спину.

— О, знакомая рожа! Дружок Тита. Отлично.

— А что Тит? — спросила Шанталь. — Вы нашли его?

— Его и Тамару. Они больше к нам не сунутся.

— Почему? — тихо спросила Шанталь.

— Потому что они поняли то, что должны были понять, милая. Нас больше и мы сильнее, так что всё улажено.

— Они могут найти тех, кто им поможет, — сказала Шанталь.

— Знаю. Тит злопамятен и мстителен, но туп и недалёк. Он не лидер. Не думаю, что он найдёт олухов, готовых помогать ему в борьбе против нас. А если и найдёт — я их не боюсь.

— А что вторая, Андра?

— Мы не нашли её, но она наименее опасна. Она сюда больше не полезет, тем более в одиночку.

— Мы останемся здесь, Владрик?

— Может, когда-нибудь этот дом и станет для нас настоящим домом, но не в ближайшие пару дней, — улыбнулся он.

— Значит, путешествия?

— Да.

— А что твои друзья?

— Теперь уже наши, Шанталь, — поправил её он. — Я всегда могу с ними связаться.

— Ну а этот? — и она кивнула на мужика.

— А этого мы, как в себя придёт, отправим восвояси. Поскорее бы этот болван очнулся! Теперь, когда я почесал о Тита руки, я до одури хочу тебя. К тому же тебе, как я вижу, стало лучше.

— Мне и правда лучше и я тоже хочу тебя, — тихо сказала Шанталь, прижимаясь к нему.

— Тогда есть только одно средство, — усмехнулся Владрик. — Я пошёл за ведром, искупаем этого гада…

…Кристиан поначалу не хотел соглашаться, но девушка оказалась на диво упорной.

— Я про вас рассказала маме, и она хотела бы познакомиться.

— Я скоро уеду, — ответил он. — Стоит ли знакомиться с таким проходимцем?

— Стоит, — улыбнулась девушка. — Вы подарили нам жизнь.

Кристиан хотел попросить её не называть его на «вы», но потом передумал. В итоге он сидел на маленькой кухне и пил чай с её мамой. Это была стройная светловолосая женщина среднего роста, милая и улыбчивая.

— Значит, вы много путешествуете?

— Теперь да. И раньше приходилось, но сейчас всё приобрело более глобальный характер.

— А по образованию вы кто?

Для землянина это был трудный вопрос.

— Скажем так: по призванию я счастливый человек, потому как успел побывать и капитаном корабля, и водителем разных… транспортных средств, и садовником, и автомехаником, и экологом и много кем ещё.

— Вы разносторонний человек, это я сразу поняла, — улыбнулась женщина. — А не устаёте от постоянных перемещений мо миру?

— Раньше уставал, — честно сказал Кристиан. — Теперь привык.

— Понимаю. Я по молодости много где успела побывать, сейчас одряхлела для путешествий, — сказала женщина. Она лукавила: ей вряд ли исполнилось больше сорока пяти, да и дряхлой её уж никак нельзя было назвать.

— Не сочите за грубость, Мария, но вам точно не поздно сорваться с места и куда-нибудь умотать. И дочку с собой прихватить.

Женщина рассмеялась.

— Да, я бы умотала, — с улыбкой ответила она. — Вот только ни времени, ни денег на это нет. Моя канапушка учится на платном, ей тоже сейчас не до того.

— А ваш муж? — осторожно спросил Кристиан. Он видел фотографии какого-то мужчины в гостиной.

— Он давно умер, ещё когда Ляле было два.

Она почему-то не называла дочку по имени, только разными ласковыми прозвищами.

— Простите, — сказал Кристиан. — Вам трудно одной.

Она подняла на него глаза и снова улыбнулась.

— Ей труднее. Она растёт без отца, я стараюсь как-то уберечь её от всего, что ждёт молодую умницу в нашем захолустье… Может, вы поговорите с ней, Кристиан? Ей через полгода будет шестнадцать, самый возраст для того, чтобы сориентироваться в жизни.

Кристиан усмехнулся.

— А не боитесь, что слова такого оболтуса, как я, ей только навредят?

Женщина ласково рассмеялась.

— Ну какой же вы оболтус? Я была бы вам очень благодарна, Кристиан.

Землянин кивнул.

— Хорошо. Я поговорю с ней. Как пушистики?

— Настоящие разбойники. Вчера Царапка плюхнулся в тазик с водой, а Шмыга вскарабкался по занавеске под самый потолок и орал, пока Ляля его оттуда не сняла.

— Отлично, они все в меня. Успели дури нахвататься, — усмехнулся он.

— Вот уж не думаю, что вы стали бы звать на помощь, — хитро прищурилась женщина. — Вы из тех, кто привык к самостоятельности. Наверняка и от родителей рано отделились.

— Есть такое, — немного смутился землянин. — Отделился рано.

И они рассмеялись. С Марией, как и с Лялей, было легко и просто общаться.

— А под какой звездой вы родились, Кристиан? Наверное, летом?

— Вы угадали, я рак по гороскопу, — хмыкнул штурман. Он уже знал, что здесь почти такие же знаки зодиака, как на Земле.

— О! — улыбнулась Мария. — Я тоже рак! Ну, вы не подумайте, что я астрологическая сумасшедшая. В гороскопы вообще-то не верю. Но положение звёзд на небе в момент рождения человека, наверное, всё-таки, не случайно.

— Согласен, — кивнул Кристиан.

И тут послышался звук открывающейся двери.

— Это я, и я голодная и расстроенная, — объявила Ляля весело.

— Что-то не похоже, — ответила ей Мария. — Голос вон какой бодрый.

— Наш преподаватель решил устроить сюрприз и всех заставил копировать его произведение. Обожаю впитывать творчество другого человека, забывая о собственном индивидуальном стиле. К тому же зачем творцам свое видение мира? Пусть лучше всё будет одинаково для всех, так удобнее, — сказала девушка, и Кристиан рассмеялся. Ляля вошла в кухню и поцеловала маму, а ему улыбнулась. — Привет! Вот видите, не зря вы согласились. Теперь на девяносто процентов состоите не из воды, а из чая.

— А оставшиеся десять — это пирожки с капустой, — отозвался он.

Женщины рассмеялись.

— Пойду бельё повешу, — сказала Мария.

Ляля устало плюхнулась на табуретку, и к ней на колени тут же запрыгнул Шмыга. До этого он спал где-то в глубине комнаты.

— Здравствуй, мальчик, здравствуй, мой милый! А что это у нас на усах? Паутина? Он её ест, — пояснила Кристиану девушка.

— Она вкусная, — серьёзно ответил штурман. — Я в детстве тоже попробовал один раз.

— Если вкусная, то почему один? — улыбнулась Ляля.

— Она мне нравилась только до определённого возраста.

— Понимаю. Я раньше любила кексы с повидлом, теперь почему-то терпеть не могу.

— А что учитель? Что вы копировали?

— Его гениальную картину. Он гениален во всем, даже внешне гениально симпатичен. По крайней мере, так у нас многие девочки считают, но на вкус и цвет, как говорится… А ещё он гениальный педагог.

Кристиан тихо рассмеялся.

— Он даёт глупые задания, потом сам же удивляется, почему половина группы выполняет их через силу, — продолжила Ляля. — Я понимаю, что ставить руку нужно терпеливо и старательно, но ведь мы должны и учиться слушать себя! Рисовать — значит, выпускать то особое чувство жизни, что у каждого человека свое. Я поэтому и пошла на художника учиться, мне нравится создавать новое.

— И у вас все преподаватели такие? — спросил штурман. Он знал, как хорошо Ляля рисует. Одна из её картин висела в коридоре. Это был прекрасно выполненный акварелью пейзаж.

— К счастью, нет, — широко улыбнулась девушка.

На кухню вернулась Мария.

— Я минут на пятнадцать отойду. У нас ни хлеба, ни молока нет.

— Ой, мам, прости… Я забыла.

— Да ладно. У тебя две курсовые на носу.

И она вышла в коридор.

Пока Ляля ела, Кристиан задумчиво гладил Царапку. Котёнок мурлыкал, развалившись у него на коленях. Из пушистой лапки торчал коготок, им он цеплялся за скатерть. Иногда звереныш поднимал глаза и смотрел на Лялю, словно изучал её. Кристиан тоже раздумывал над тем, почему женщины так тепло его приняли. Странное доверие, чем он его, спрашивается, заслужил?

— А у вас есть девушка? — вдруг спросила Ляля.

— Нет.

— Значит, и сына нет, — вздохнула она.

Кристиан не выдержал и рассмеялся.

— Пока что нет, — сказал он. — А у тебя парень есть?

— Пока что нет, — улыбнулась Ляля. — Мне кое-кто нравится, но это всё глупости. А любовь не должна быть глупостью.

— Согласен.

Кристиану вдруг пришла в голову странная мысль: если бы у него всё-таки был сын, он бы непременно познакомил его с Лялей. Девушка была чудесной, совсем не заслужившей такой вот скучной однобокой жизни. У неё были ещё по-детски большие глаза, взлохмаченные русые волосы и милые крупные веснушки на щеках. В её лице он видел надежду на лучшее будущее, стремление к свободе и радости, незапачканную, юную отвагу, готовность идти через трудности с улыбкой…

— Вообще, что есть любовь? — рассуждала между тем Ляля. — Просто чувство, которое мы себе внушаем? Придуманное кем-то безликое понятие, чтобы жизнь казалась лучше? Великая сила, которая склеивает наш мир, не давая ему развалиться на части?

— Или энергия, равной которой по силе ничего не существует? — сказал он.

— Да. И сила, и энергия, правильно. Я прекрасно понимаю, почему любовь в нашем мире не развивается, а скорее деградирует. Мы ведь и сами стоим на месте. Иногда хочется сдаться.

— Хочется, потому что так проще, — сказал Кристиан. — Ты веришь в сказки?

— Я хочу верить в то, что мир — нечто большее, чем учёба, работа и прочие обязательства. Иногда я думаю — а что было бы, если бы мы не умели чувствовать? И мне становится страшно. Без чувств невозможна жизнь, чувства — это фундамент бытия. А вот что ты построишь на нём — это твоё личное дело. Что вы строите, Кристиан?

Штурман окончательно оробел от её откровенности. Вот те на! Чтобы пятнадцатилетняя девушка в подобном унылом мире так разговаривала и чувствовала, должно была быть серьезная причина. Дело было, конечно, в Марии. В том, с каким доверием она относилась к дочери и её поступкам.

— Я бы очень хотел объяснить тебе всё и рассказать о том, кто я, но могу лишь подсказать, дать нащупать нужную нить, — сказал он.

— А вы знаете, почему мама не называет меня по имени? — внезапно спросила девушка.

Кристиан покачал головой.

— Она говорит, что не сможет произнести его так, как папа. Она помнит отца, помнит, с какими он говорил интонациями. — Девушка вздохнула. — Откуда вы, Кристиан? Почему рядом с вами я чувствую себя так необычно? — взволнованно произнесла она после минутной паузы.

Кристиан вдруг всё понял. Мысль пришла так внезапно, что он не успел обрадоваться своей догадливости. Все путешествующие по реальностям накапливали что-то вроде энергии, взятой из Промежутка и из других миров, это он уже знал. Но теперь понял, что когда они соприкасались с людьми, не знавшими Промежутка, они делились этим зарядом, напитывали окружающих, чтобы те потом смогли открыть путь через реальности для себя. Возможно, чем дольше человек путешествовал, тем сильнее был его запас этой самой энергии. Отдавал ли он её случайно, или мог этот процесс контролировать? Кристиан понял только, что Ляля и Мария уже заражены, и не только благодаря ему. И Царапка, и Шмыга тоже были напитаны силой Промежутка, и с этим уже ничего нельзя было поделать. Вирус, но не смертельно опасный, зараза, только не та, что губит. Вирус Промежутка.

— Твоя мама не похвалит меня, если я расскажу, — ответил он и добавил обнадёживающе: — Подожди немного, и всё поймёшь сама.

— И сколько мне ждать?

— Как будешь готова. Не могу сказать точно.

— Но я не знаю, к чему готовиться!

— Всё ты знаешь, — усмехнулся он. — Ты умнее меня.

Она поглядела ему в глаза.

— Значит, мы больше не увидимся?

— Всякое может быть, — ответил он, поднимаясь. — У тебя впереди целая жизнь. Тропинки каждого человека ветвятся, возможно, и наши когда-нибудь снова пересекутся.

Кристиан торопился. Ему нужно было покинуть их дом как можно скорее, он чувствовал, что пространство начинает дрожать. Как бы не дождаться, что Ляля перемахнёт в Промежуток прямо сейчас.

— Тогда до встречи когда-нибудь, Кристиан, — сказала девушка. — Может быть, в другом измерении, в иной жизни.

— Значит, будем жить, — отозвался штурман.

— И любить, — добавила она. — Я хорошенько поищу свою любовь.

— Что же, думаю, у тебя всё получиться. Главное, не избирай легких путей.

— Не стану.

Она проводила его до двери.

— Прощайте, Кристиан.

— Передай маме от меня «до свидания», Ляля. Надеюсь, она не обидится, что я её не дождался.

— Нет, она не обидчивая, — через силу улыбнулась девушка. — Вы ведь сказали, что мы можем снова встретиться. Я так ей и скажу.

— Хорошо. Пока.

— Пока! — ответила она, и Кристиан слетел вниз по лестнице, нырнул в переулок и скрылся в тумане Промежутка…

…Они долетели до Торры к исходу второго дня. Слизни не нанесли им серьезного ущерба, правда, Ин Че и Ануту пришлось вылезти наружу и почистить корпус от остатков прилипчивых паразитов. Некоторые из них были живы и продолжали кусаться.

Олану досталось больше него. Слизняки сильно порезали его, но опасных ран не было. Ката грозилась устроить им такие «весёлые картинки», что они дорогу в Промежуток позабудут.

— А, по-моему, было забавно, — отвечал Олан. — Не бойся, маленькая, с тобой ничего не случится.

— Со мной-то не случится! — смешно хмурилась Ката. — Это вы с Ин Че всё время откуда-нибудь падаете! Кёртис, ну хоть ты их вразуми!

— Не буду даже пытаться, — качал головой тот. — Они невразумляемые.

После посадки их должны были тщательно обыскать, и эта предстоящая процедура раздражала Олана. Он терпеть не мог, когда ему не доверяют. Ин Че тоже.

— Придётся потерпеть, — сказала Ката.

— Или дать взятку, — спокойно сказал Ин Че. — Но уж лучше пусть обыщут.

— Погодите, — покачал головой Кёртис. — Мы ведь купили золотые пропуски.

— Ах, да! — вспомнил Ин Че. — Тогда всё путём.

Благодаря элитным бумажкам они прошли контроль без проблем, и уже через пару часов сидели в бюро справочной информации. Они воспользовались простой поисковой системой, доступной каждому богатому человеку на Торре, но там о Дэвиде Стине ничего не было. Последнее место работы — и то не указывалось.

— Странно, — пробормотал Ин Че. — Хоть что-то о нём должно быть сказано…

— Может, поищем другое имя? — предложила Ката. — Дэвид Хор или Ви Тонг?

— И сколько всего имен у вашего отца? — поинтересовался Олан.

Ин Че усмехнулся.

— Предостаточно, но настоящее только одно.

— А зачем ему столько имён? — спросил Анут.

— Было что скрывать, — ответил Ин Че тихо. — Например, нас.

— Интересные вещи здесь творятся! — фыркнул Олан. — Идёмте-ка наружу, а то я чувствую, вы с Катой нам чего-то не дорассказали.

— Не обижайтесь, ребят, но мне казалось, что это не так важно, — сказал Ин Че, когда они отошли подальше от зданий и расположились в маленьком сквере возле крошечного озера. — Мы с Катой были рождены вне закона. Дело в том, что у нас ограничение на деторождение — не больше двух детей для одной семьи. Это если у тебя нет денег, а так — плодись и размножайся.

— Так кто из вас? — не понял Олан.

— Мы оба, — сказал Ин Че. — Наша сестра умерла, когда ей не было и двух месяцев, потом родились мы. Мама не знала, что нас будет двое.

— Понятно, — кивнул Олан. — И ваш отец…

— Перестал быть нашим отцом. Официально, в смысле, — сказал Ин Че. — Чтобы уберечь маму и нас.

— А что же те, кто следят за этим? Ни о чём не догадались?

— Папа сам принимал роды, — подала голос Ката. — А после он сказал, что мы дети его погибшего друга, и нас записали на маму. Через какое-то время эти, из бюро регистрации, захотели, чтобы мы сделали ДНК анализ. Но папа к тому времени был уже на Торре.

— И они его там не искали?

— Хлопотно, — отозвался Ин Че. — Может, и искали, да не нашли.

— Тогда как мы найдём его? — спросил Анут.

— Найдём, — уверенно сказала Ката. — У нас есть его письма. Некоторые строки в них странные, возможно, это ключ.

— Да… — протянул Олан. — Детективная история.

— Ребят, я всё понимаю, но у меня есть предложение получше, — подал голос Кёртис. — Чем шарады разгадывать, мы лучше позовём Онана. Если вы с ним объедините усилия, — и он посмотрел на Кату, — мы найдём вашего отца. Я уверен.

— Отличная идея! — обрадовался Ин Че.

— Впутывать его в наши семейные… — начала Ката, но Олан перебил её:

— Он наш друг. Для него не проблема помочь, не думаю, что он откажется. А если откажется, ты сама всё сделаешь.

— Я не знаю… — нерешительно сказала Ката.

— Зато я знаю. — И Ин Че обнял сестру. — Ты просто ещё не привыкла к тому, что у нас теперь есть друзья. Как его позвать? — повернулся парень к Кёртису.

— Я позову, — ответил пилот.

Он сосредоточился и через несколько секунд медленно кивнул.

— Он придёт минут через десять.

— Вот и здорово, — обрадовался Олан. — А мы пока перышки почистим.

Когда Онан появился, они сидели на жиденькой травке и разговаривали о дарах. Ин Че чувствовал, что всё пройдёт успешно, но его не покидала мысль, что за эту удачу им придётся чем-то расплатиться. С ним говорил внутренний голос, тот самый, что принадлежал Зверю, жившему внутри.

Когда Ката и Онан взялись за руки, Ин Че замер в нерешительности. Останавливать их не было смысла, он знал, что всё случится так, как должно. И вдруг Ката сбилась и случайно выпустила наружу свой дар. Нечёткая иллюзия выросла в пространстве, и Ин Че увидел отца. Тот лежал на узкой кровати в каком-то тёмном помещении… Олан вовремя успел остановить девушку, но люди, гуляющие возле озера, всё-таки увидели показанное ей.

— Ауч, — сказал Олан, — нехорошо вышло.

— У вас колымага далеко? — широко улыбаясь, спросил Онан.

— У нас самолёт, — ответил Кёртис. — Давай лучше создадим что-нибудь попроще, вроде машины. Вдвоём мы это быстро сделаем.

— Здесь, что ли? — ухмыльнулся Онан.

— Вон в тех кустах, — ответил Кёртис. — А то народ вконец перепугаем.

— Я не специально, — задыхаясь, произнесла Ката. — Я видела, что он… Что его…

Олан поспешно обнял её.

— Тихо, Ката. Не реви. Мы всё понимаем.

Люди подозрительно глядели на странную разношёрстную компанию. Голограмма была им непонятна, но она не так удивила их, как выехавшая из ближайших кустов машина… Откуда она взялась там? И почему выглядела так, словно была новомодной новинкой? Почему ехала так тихо? И почему странные люди запихнулись в неё и понеслись прямо по газонам прочь, словно за ними злые духи гнались? Сплошные загадки…

— Это автобус, а не машина, — сказал Олан.

— А мы хотим сидеть вольготно, — рассмеялся Онан, но тут же нахмурился: — Папа ваш в большой беде, ребята. Лучше бы нам поторопиться туда, где он. А для этого мы позовём Кристиана, иначе расшвыряет нас по всей планете, как мячики. Время потеряем.

— Что вы увидели? — спросил его Ин Че.

— Он жив, — сказала Ката. — Он жив, Ин Че!

Парень трудно вздохнул.

— Но он сидит если не в тюрьме, то в каком-то месте, подобном ей, — сказал Онан. — Кем он у вас был, а?

— Если сформулировать одним словом — учёным, — ответил Ин Че.

— Всё понятно, — кивнул Онан многозначительно.

— А вот мне ничего не понятно, — нахмурился Олан.

— Отец создал много разных полезных для жизни механизмов, — сказал Ин Че. — Но он не работал на богатых. Здесь, на Торре, он был обычным рабочим, по крайней мере, так говорила мама, и так он сам писал нам. Он был создателем механизма очистки воды — того самого, что делает жизнь на Морре приемлемой. До этого люди со средним и низким достатком вынуждены были пить ужасную по качеству воду. Когда всё изменилось, им заинтересовались толстосумы. Они предложили огромные деньги взамен на пожизненный контракт. Он мог обеспечить себя и маму на сто жизней вперёд, но отказался. А когда умерла Эла, они с мамой решили скрыться, затеряться среди пустынных лесов. Они понимали, что властьимущие от них так просто не отстанут. Все решили, что наша семья сгинула, ведь считалось, что выжить в мёртвых лесах невозможно. Они не знали, что отец умел добывать воду изнеоткуда. А через два года появились мы…

— История становится всё более увлекательной, — сказал Олан. — Чёрт возьми! — вырвалось у него, когда под колёса прыгнули двое рассеянных молодых людей. — У вас здесь где-нибудь можно уединиться?

— У нас? — усмехнулся Ин Че. — Мы сами здесь впервые, забыл?

— Сворачивай направо, — посоветовал Кёртис. — Там народу поменьше.

— Как они смотрят… — сказал Анут.

— Ну мы же все как на подбор красавцы, — хмыкнул Олан. — И одна красавица.

— Вон туда съезжай, — указал Кёртис. — Подземный гараж — самое подходящее место.

— Я зову Кристиана, — сказал Олан, когда они остались одни.

И Кристиан пришёл незамедлительно. Ин Че по-прежнему поражало, как земляне дорожат друг другом. Штурман был странно одет и выглядел оторванным от дела, но как всегда улыбался и каждому из них крепко пожал руку.

— Итак, выкладывайте, — улыбнулся он. — Куда идти, кого искать?

Все посмотрели на Ин Че, и он понимал, почему. Затея целиком принадлежала ему. Он постарался изложить всё ёмко, но без лишних подробностей.

— Мы видели лишь часть пути, — сказала Ката, и Онан кивнул. — Поэтому надо добраться до мертвой территории, а дальше видно будет.

— Значит, вы хотите, чтобы я вас закинул на опасные земли? — улыбнулся Кристиан. — А оттуда куда?

— Оттуда — куда-то, — почесал в затылке Олан. — Ещё сами не знаем.

— Ладно, показывай путь, — кивнул штурман Онану, и тот сжал его плечо, делясь увиденным.

Спустя несколько минут они вместе с машиной уже стояли возле высокого покосившегося забора, верх которого венчала ржавая колючая проволока. Впереди, сколько хватало взгляда, простиралась пустыня — белая под голубым небом.

— И вы полагаете, что он где-то там? — сказал Кристиан.

— Я слышал рассказы о подземных тюрьмах, — кивнул Ин Че. — А запретная территория — как раз самое место, чтобы укрыть подобное заведение.

— Но ведь не зря её мертвой назвали? — сказал Анут. — Как мы доберемся до места, которого не видели?

— Мы поедем, — сказал Кертис. — На этой самой машине. Она работает от солнца, а уж его в пустыне предостаточно. Тем более что Кристиан на связи, в случае чего он наши задницы спасет.

— Это верно, — улыбнулся штурман. — Но, коли уж я здесь, то поеду с вами. Так, на случай непредвиденных обстоятельств. Иногда достаточно секунды — и все пойдет иным путем.

— И не говори, — кивнул Олан. — Мои секунды, например, весьма длительны.

И вот теперь они ехали по ровной белой земле под ровным, беспощадным светом, глядя в ровное, усталое небо. Жара. В машине было хорошо, но стоило выйти наружу — и от зноя дыхание сушило губы. Ин Че периодически просил сделать остановку и поднимался в небо, осматривая округу. Он уже начал подумывать, что лететь было бы проще, но потом решил, что землей ехать безопаснее.

И ничего. Километр за километром — ничего. Это место и правда было мертвым. Они ехали много часов, а пустыня не кончалась. Никаких приметных камней, ни ориентиров, ни звуков. Должна же эта тюрьма хоть как-то выделяться? Ин Че переживал, что повел друзей ложным путем.

— Почему мы едем на восток? — вдруг спросил Кристиан.

— Потому что в тех книгах, что они видели, место на карте относительно столицы расположено именно в этой стороне.

— А, ну да, — кивнул штурман. — Карты… Получается, мы сейчас в Великом океане, так его называют?

— Великий западный океан, — отозвалась Ката. — Он же Мертвый океан, он же Запретный и много какой ещё.

— Да уж, что мертвый — это верно, — сказал Кристиан. — Жутко здесь. Такое чувство, что мы стоим на месте.

— И у меня, — сказал сидящий за рулем Олан.

Однако когда начало смеркаться, они вздохнули с облегчением.

— Еды мало с собой взяли, — посетовал Онан. — Вы бы хоть запаслись, коллеги, а то пузо требует банкета.

Все рассмеялись. Ин Че облегченно подумал, что в голосе Онана не звучало недовольство, только добрая усмешка. Они перекусили и решили ехать дальше, не тратя времени на сон.

— Вряд ли мы во что-то врежемся в темноте, — сказал Кертис. — Да и холодно на месте стоять. Мы накопили солнышка за день, его хватит на несколько часов. А если что — подключим и другие энергии.

И снова в путь. У Ин Че было время подумать. Он сидел на переднем сиденье и глядел в плотные сумерки, разрываемые ярким светом фар. Почему его переполнило чувство глубокого удовлетворения? Они ещё ничего не достигли, хотя и взяли след. И все-таки это было верное направление.

Ближе к полуночи остальные задремали. Теперь за рулем сидел Кристиан, а Ин Че по-прежнему не смыкал глаз на переднем сиденье. Им начали попадаться небольшие камни, и это радовало.

Ближе к утру парень вы выдержал и уснул, а проснулся уже когда рассвело.

— Вы как хотите, но я пошел за едой, — хмыкнул Онан.

— Лучше я, — сказал Кристиан.

— А я нам пока сделаю тент, — сказал Кертис. — А то запечемся.

Они стояли в тени камня, но она не слишком спасала. Теперь камни были повсюду — большие, маленькие и гигантские, но лежали они свободно, а потому продвигаться вперед не мешали.

Когда Кристиан вернулся с едой и все насытились, решено было продолжать путь. Так и прошел этот день — в дороге среди камней. А потом прошел следующий, и он тоже был каменным. Никто не жаловался на полное отсутствие удобств, потому как штурман то одного, то другого перемещал за Промежуток — ополоснуться под прохладной водой, переодеться, да и просто отдохнуть от зноя. Ин Че так ни разу и не сходил. Он чувствовал, что если оставит свое место, если перестанет обозревать округу с высоты птичьего полета — произойдет нечто плохое.

Ночью было холодно, и парень не высовывался наружу. Все остальные спали, он сидел за рулем. До рассвета оставалось несколько часов, и было темно. Ин Че ехал медленно, огибая камни. Теперь их стало больше, и дороги как таковой не было. Когда он увидел впереди дерево, то сначала даже не поверил глазам. Но оно и правда было — сморщенное, маленькое, однако живое. А на дереве сидела птица — с длинной шеей, серая и косматая. Она спала, но свет напугал её, и птица полетела прочь, издавая скрипящие звуки.

Нет, эта земля не была мертва, и последующие часы подтвердили это. Деревьев стало больше, хотя они по-прежнему были желтыми. Появились странные растения с толстыми стеблями, порой на стекло садились жутковатые насекомые размером с ладонь. Ин Че каждый раз вздрагивал при виде их. А уже под утро, когда ему на смену проснулся Онан, они ехали через настоящий лес, правда, странного вида.

— Матрешкины каникулы! — воскликнул мужчина. — Куда это мы заехали?

От его возгласа проснулись все. И, конечно, невзирая на предупреждения Ин Че об огромных жуках, вышли осмотреть местность.

— Вот так, — сказала Ката. — Здесь есть Жизнь.

Жизнь тотчас доказала это крупным черным кузнечиком, прыгнувшим из жесткой травы. Девушка вскрикнула и спряталась за Олана.

— Я же говорил, — усмехнулся Ин Че. — Этот ещё ничего, я видел за ночь и пострашнее.

— Пейзаж, прямо скажем, стремный, но лучше уж такие живности, чем никаких, — улыбнулся Кристиан. — Мы едем правильно.

К обеду его слова были подкреплены видом заброшенного колодца. Воды там не оказалось, но колодец сделали люди, правда, очень давно.

— Нам бы вон туда забраться, — показал Олан. — Посмотреть, что за вид откроется с вершины холма.

Все согласились. Ин Че теребило странное предчувствие.

— Я лучше слетаю, — сказал он. — Так будет быстрее.

— Только будь… — начала Ката, и парень рассмеялся:

— Буду. Я всегда осторожен. Неужели ты все ещё за меня боишься?

— После того, как увидела ту саранчу — я за нас за всех боюсь… — улыбнулась Ката.

Ребята расхохотались. Ката была права. Попадись они, к примеру, на пути подобных муравьев — ноги пришлось бы уносить стремительно.

Ин Че выпустил вторую, крылатую сущность. Ему хотелось поработать крыльями. Птица радостно закричала и взмыла в небо. Высоко подниматься ему не пришлось, но то, что он увидел, поражало.

Чуть южнее текла река. Самая настоящая, правда, не синяя, а серая, но это была вода. Ин Че никогда не видел в своем мире столько воды. Она извивалась и уходила за скалы, торчащие далеко впереди. Парень не удержался и полетел дальше, надеясь увидеть ещё что-то интересное. И понял, что не зря его понесло на разведку.

Ближе к скалам стояла конструкция явно современная. И она уж точно была возведена здесь не случайно.

Конструкция бдела. Она таила желанную воду, обозревая округу в поисках отчаянных смельчаков, могущий пересечь мертвую пустошь. Ин Че решил долететь до скал, и неуклюже сообщил об этом мысленно, попросив остальных оставаться на месте.

Он обнаружил базу за скалами, довольно далеко от того места, где остались ребята. Вместе с крыльями он получил отменное зрение, и теперь оглядывал постройки, людей в форме и проворных роботов, обходящих территорию. Да, это было то самое место. Здесь-то и держали отца, в подземной тюрьме, призванной скрыть нежелательных людей.

Ин Че был настороже. Едва ли кто-то удивится птице, сидящей на верхотуре, хотя он и не был представителем местной фауны. И все равно стоило поскорее вернуться и рассказать обо всем остальным.

Когда он, взволнованный и полный надежд, приземлился у машины, ребята сразу поняли, что случилось нечто важное. А потом всё понеслось с такой скоростью, что Ин Че не успевал сомневаться. Они решали и делали, обдумывали и предпринимали. Он хотел оттянуть мгновение встречи, он боялся, что отец не узнает ни его, ни Кату. Парень был уверен — они спасут отца, вот только будет ли он рад им, узнав, что его возлюбленная мертва? Да и кто они ему после стольких лет…

Мрачное подземелье, которое увидели в мыслях Ката и Онан, в реальности выглядело ещё хуже. Огромный лабиринт с множеством комнат, и в этих комнатах сидело множество людей. Они работали. Кто они были? Что делали? Кто заставил их скрыть правду об отнюдь не мертвой земле?

— Нам бы здесь Фрэйа с Алеардом пригодились, — сказал Кристиан. — Ладно, если что, я их позову.

Ин Че не запоминал, куда идёт. Его вели — он следовал. И был готов ко всему, кроме встречи с отцом. Он боялся, что всё окажется напрасно, что они с Катой, принесшие печальную весть, разочаруют его…

— Изменить мир, — пробормотал Кристиан.

— Что? — тихо переспросил Ин Че. Они шли рядом.

— Это я так, думаю вслух, — ответил штурман. — О том, что ваш мир на грани. Он избирает свой путь: либо найти баланс, либо взорваться. Так всегда бывает. И хочется помочь, указать правильное направление, но как? Не выступать же на площади перед толпой, призывая их одуматься…

— Может, пусть взорвётся? — ответил Ин Че. — Вот только хороших людей жалко, они заслужили лучшей жизни. Они из последних сил бегут к спасительной синеве, но кто поможет им? Кто даст шанс выжить и начать заново? Как Олан и Кёртис дали шанс нам с Катой. Любить, мечтать, летать.

— Вот и я о том же, — кивнул Кристиан.

— Тихо! — приказал Олан. — Кажется, пришли.

Они остановились перед тяжёлой железной дверью. Выглядела она неприступной.

— Абракадабра! — сказал Олан серьёзно, протягивая в сторону двери руку.

Ребята захихикали.

— Чего? — не поняла Ката.

— Дверь пытаюсь открыть, — ответил он. Ин Че, правда, тоже не понял юмора, но Олан выглядел так забавно, что сдержать смех не удалось.

— Дайте я, — сказал Кристиан. Он исчез, и через пару минут дверь открылась изнутри. Что уж говорить, внутренняя безопасность здесь была налажена плохо. Ещё бы, кто мог знать, что сюда сунутся странники из Промежутка?

Они решили разделиться, и Ин Че пошёл с Кристианом. Олан был с Катой, а Кёртис с Анутом и Онаном.

— Не понимаю, почему мы до сих пор никого не встре…

Кристиан резко толкнул его в сторону, и они замерли в густой тени за углом. Мимо прошли двое: одетые в тёмную форму и при оружии. Когда они скрылись за углом, Кристиан кивнул. Они долго крались за двумя мужчинами, и коридоры казались Ин Че бесконечными. Он был сосредоточен и в темноте передвигался на ощупь, поэтому когда Кристиан остановился, он чуть не врезался в него. Один из мужчин открыл неприметную дверь, набрав на замке длинный код, и зашёл внутрь, второй остался стоять снаружи. Однако через минуту изнутри донеслись звуки борьбы, и он тоже шагнул за порог. А потом они вывели оттуда человека. Вернее то, что раньше человеком было. Чтобы так зарасти волосами, нужно было не стричься и не бриться лет восемь как минимум. Заключённый был к тому же очень худым, истощённым, но двое мужчин всё равно с трудом могли удержать его. Помогло только одно: они ударили его по затылку дубинкой и поволокли дальше в полубессознательном состоянии. Когда они проходили мимо них с Кристианом, на пленника упал свет жёлтой лампы. И вот тогда Ин Че разглядел под густым волосяным покровом его лицо…

Кристиан шарахнулся в сторону: Ин Че прыгнул на одного из мужчин и припечатал его о стену. Припечатал безжалостно, жёстко, не сдерживаясь. Кристиан не дал второму ударить парня по голове и, шагнув из темноты, сделал то, что должен был.

Ин Че забыл про все свои рассуждения, про страхи, про неуверенность. Какая разница, сколько их было? Он склонился над человеком и приподнял над полом его голову.

— Пап? — голос дрожал, слова казались неестественными, их было очень трудно произносить.

Человек дёрнулся, едва не заехав ему по лицу, и тут же замер. Ин Че почувствовал, как из глаз потекло, и сжал его руку.

— Пап, это я, Ин Че! — сказал он, кусая губы, чтобы не разрыдаться.

Мужчина едва слышно вздохнул, медленно моргнул, вглядываясь в его лицо… И протянул руку, коснувшись его волос.

— Ин Че? — сказал он.

— Папа! — не выдержав, всхлипнул парень и потянулся к мужчине. Тот обнял его, и они застыли в этой позе, боясь пошевелиться. Кристиан только слышал, как они что-то друг другу шепчут, и чувствовал в горле комок.

— Уходим, — мысленно сказал он остальным. — Дело сделано…

…Махунг и Зарина помогали Алану грузить провизию. Фадр, взволнованный не меньше остальных, жадно оглядывал унылые серые пески и неприступные утёсы королевства Уфбад. После того памятного разговора он больше молчал, но молчал восторженно. Зарина, увидевшая в дальних далях призрак родины, дрожала как осиновый лист и щёки её были румяными, а розовые губы трепетали. Она ловила ртом воздух и часто отворачивалась, смахивая слёзы с глаз. Махунг радовался в открытую. Он болтал без умолку, голубые глаза сияли. Вот уж кто был готов к этому плаванию лучше всех, так это он. Мечта, прежде зыбучая, как песок, обретала твёрдость невиданной почвы. Махунг улыбался во весь рот и трудился в поте лица, беспрекословно выполняя все указания Алана.

Как Алан и предсказывал, Фадр был категорически против покидать Йола-Бад. Однако он не собирался препятствовать Махунгу, но мальчик не желал оставлять его. Одна Зарина сразу сказала «да», хотя прекрасно понимала, какое опасное путешествие им предстоит. Она уговаривала Махунга, Махунг уговаривал Фадра, а Фадр уговаривал Алана уговорить Махунга. В итоге они вывели землянина из себя, что сделать было ну очень непросто.

— Всё! Хватит! — сказал он повелительно. — Значит, так, Фадр. Из нас всех ты один здесь упрямый, как баран, и не говори мне, что дело в Йола-Баде. Я знаю, что такое родина, и знаю, как трудно расстаться с привычным уютным домом — источником тепла и радости. Я знаю, тебе много лет, и ты считаешь себя ни на что не годным, но ты нам нужен. Пойми это: ты нужен нам! Ты ему нужен! — и он показал на Махунга. — Ты единственный, кто у него остался. Силы небесные! На одно мгновение представь себя мальчишкой, подобным Махунгу. Ты не такой усталый и дряхлый, каким себя выставляешь. Я видел, какой ты крепкий, дед, не пытайся меня провести! Кому ещё, скажи мне, выпадает возможность в столь преклонном возрасте шагнуть навстречу приключениям? А? Ты говоришь, что хочешь спокойно умереть здесь, в этом доме, но я вижу, Фадр, как загораются твои глаза, когда мы говорим о путешествии. Я тебя насквозь вижу. Ты хочешь этого, но страшишься. Думаешь, мне не страшно? Да я в панике! Я отвечаю за вас троих. Вам будет трудно понять это, потому что я не сказал всего, что должен был. Но когда-нибудь я расскажу, а пока что прошу просто поверить мне. Как просил не раз. Не бросай нас, Фадр. Тихая смерть во сне не для тебя. По крайней мере так умереть ты всегда успеешь.

И Фадр сдался. Правда, они тут же засыпали Алана вопросами о корабле, на котором им предстояло плыть, но он ответил только, что они увидят всё в своё время. Он ещё не начинал работу над лодкой.

Алан сделал яхту за две ночи, и она получилась красивой и практичной. Он спрятал её в бухте возле скал, но это было излишне: кроме него никто не смог бы управлять ей.

И вот теперь эти трое с нескрываемым трепетом взошли на борт, и Алан видел в их глазах изумление и восхищение. Особенно поражались устройству лодки Фадр и Зарина, которые в своё время много ходили на разных кораблях. Они задавали ему заковыристые вопросы, но он только усмехался.

— Долго объяснять, — отвечал он.

Они отплыли от берегов Уфбада утром следующего дня, и Алан поймал себя на мысли, что прощается с пустыней как с хорошей подругой. Ветер радостно трепал его волосы, надувал яркий лазурный парус. Волны подбрасывали судно белыми от пены ладонями и хором распевали знакомые куплеты. Это был зов приключений, громкая песня радости.

Алан был счастлив, что эти трое с ним. Он привязался к Махунгу, полюбил Фадра и ближе узнал Зарину. Ради каждого из них он готов был пожертвовать собой. Алан знал, что путешествие затянется надолго. Он понимал, как много испытаний им предстоит пройти. И был рад обретенной цели, которой прежде у него не было.

А ещё он знал, что вернётся к белой загадочной пустыне — рано или поздно…

Белый странник,
Ты откуда?
Как тебя зовут, скажи?
Ты сказал, что веришь в чудо,
создавая миражи.
Ты в пути нашёл ответы?
Или многое терял?
Ты один встречал рассветы,
На лугах,
Где спало лето,
Или ты не одинок?
Кто ты,
Странник?
Что ты ищешь?
Почему оставил дом?
По округе жадно рыщешь,
Болью дышишь,
Ветер слышишь,
В твоих жилах течёт гром?
Ты устал,
Но не сдавался.
Ты собою оставался,
Пусть и я
Собою буду.
Я тебя увижу, странник?
В день,
Когда ты нас покинешь,
И из ножен серебристых
Меч свой вынешь,
На прощанье.
Через плечи
Сумку-осень перекинешь.
И уйдёшь.
А я останусь.
Может быть,
Ты не вернёшься,
но когда-нибудь, однажды,
я тебя в иных
мгновеньях
повстречаю.
По глазам усталым
И плечам, что груз несут,
Узнаю.
И скажу:
Пойдём со мной!
Я искал тебя повсюду.
Для тебя я другом буду,
Тем,
Которого ты ищешь.
Ты меня готов услышать?
Ты всё также тайной дышишь?
По округе жадно рыщешь,
Ветер слышишь?
Я прошу,
Пойдём
Домой.

Продолжить чтение