Читать онлайн Феномен Андропова: 30 лет из жизни Генерального секретаря ЦК КПСС. бесплатно

Посол Советского Союза

Мы не ставим своей задачей воссоздание полной биографии Юрия Владимировича Андропова – об этом выдающемся советском партийном и государственном деятеле уже написано как в нашей стране, так и за рубежом, и еще будет написано немало – биография героя нашего повествования достаточно хорошо известна.

Нам же представляется необходимым познакомить читателей с личностью, мировоззрением и деятельностью будущего секретаря ЦК КПСС, председателя КГБ, а затем и Генерального секретаря ЦК, председателя Президиума Верховного Совета СССР.

Кто-то из читателей может задать вопрос: а почему автор не пишет о семье Андропова, его первой жене?

Во-первых, жанр политической биографии предполагает возможность для автора несколько ограничить предмет рассмотрения профессиональной деятельностью героя повествования.

Во-вторых, я считаю, что любой человек пользуется правом, между прочим, записанным в Конституции нашей страны, на тайну, неприкосновенность личной жизни. Ту самую, трепетно пестуемую, «прайвиси», что нередко грубо и цинично попирается недостаточно компетентными и воспитанными журналистами и писателями.

Как говорится, «пусть бросит в него камень тот, кто сам без греха».

А первая, оставшаяся в Ярославле жена Андропова, Нина Ивановна Енгалычева, до конца своих дней сохранила теплые чувства по отношению к нему.

Для сведения любопытствующего читателя сообщаю, что от второго брака у Андропова были сын Игорь, выпускник МГИМО, профессиональный дипломат, только после смерти отца получивший назначение послом СССР в Грецию и дочь Ирина, по образованию филолог, работала в редакции известной литературной серии «ЖЗЛ» («Жизнь замечательных людей»), в редакции журнала «Музыкальная жизнь».

В отличие от многих других «кремлевских детей», сына и дочь Андропова характеризовали воспитанные родителями порядочность, трудолюбие и скромность.

Юрий Владимирович Андропов родился 15 июня 1914 г. на станции Нагутская Ставропольского края. Нас не интересуют многочисленные легенды и спекуляции на тему происхождения и семье Андропова: любой здравомыслящий человек понимает, что эти факты его биографии – не более чем результат случайного, непредсказуемого стечения жизненных обстоятельств.

Гораздо больший интерес, на мой взгляд, представляет долгий процесс формирование его незаурядной личности, о которой с полным правом можно сказать «self made man»: Человек, воспитавший, «сделавший себя» сам.

А данные способность и умение всегда высоко ценились у всех цивилизованных народов.

Рано лишившийся родителей, в 1930 г. шестнадцатилетний Юрий начал трудовую деятельность слесарем в механических мастерских, был рабочим телеграфа. В том же году вступил в комсомол – Всесоюзный Ленинский Коммунистического Союз Молодежи (ВЛКСМ), и, подобно многим своим сверстникам, помимо работы, много времени и юношеской энергии отдавал комсомольской работе.

Сегодняшним читателям надо пояснить, что комсомол, образованный 29 октября 1918 г., был молодежной общественно-политической организацией, ставившей своими целями помощь молодежи в получении образовании, профессии, организации досуга, решении жилищных и иных социальных вопросов.

Комсомольские организации, от самой низовой, ячейки, объединявшей три-пять человек, совместно работавших или учившихся, обладали правом обращаться с ходатайствами и просьбами к администрации предприятий, учебных заведений и т. д. И администрации, по мере возможностей, всегда шли «навстречу молодежи», «молодой смене». Но также ячейки имели право дать комсомольцам и кандидатам на вступление в организацию общественное поручение, отказываться от которого было не принято. Оно могло касаться и направления на новостройки, или новое предприятие, остро нуждавшееся в кадрах.

Девизом комсомольцев стали слова из речи на Ш съезде союза председателя Совета Народных комиссаров В.И. Ульянова (Ленина) «Учиться, учиться и учиться!». Поэтому нередко общественные поручения («путевки») имели характер направления в вузы, техникумы для получения образования и профессии, или военные училища.

Объективно комсомол был общественным институтом социализации молодежи, хотя и работал под руководством Всесоюзной коммунистической партии (большевиков) (ВКП(б).

Комсомол давал молодым людям навыки организации и самоорганизации, воспитывал товарищеское, доброжелательное, но, в тоже время – принципиальное и объективное, интернациональное отношение к людям других национальностей, чего так порой недостает нынешней молодежи.

Разумеется, комсомол, который и в официальных документах того времени, именовался «помощником и резервом коммунистической партии», занимался и политическим, и идеологическим просвещением и воспитанием юношей и девушек.

И именно поэтому такую популярность в нашей стране получила «Песня о тревожной молодости» А.Н. Пахмутовой:

Комсомольцы 20-х – 30-х годов были романтиками и идеалистами, стремившимися стать активными участниками процесса созидания «светлого будущего» в нашей стране и во всем мире. Именно поэтому «по зову и велению сердца» они отправлялись на комсомольско-молодежные стройки, спеша реализовать свой юношеский задор и потенциал, по «комсомольским путевкам» («рекомендациям») отправлялись в воинские училища, милицию, вузы и т. д., получали профессии, которые так остро нужны были стране.

И именно поэтому же в июне 1941 г. они осаждали военкоматы и комитеты комсомола, чтобы получить направление в армию, на фронт или «за линию фронта», совершая свой первый осознанный выбор, который вел одних к славе, бессмертию, других – к трагической, порой безвестной смерти…

И эта «комсомольская путевка» подчас становилась началом биографии для очень многих представителей ранее самых непривилегированных сословий российской империи. (Со временем, наличие комсомольской рекомендации стало необходимым условием для лиц комсомольского возраста – 14–28 лет, для получения некоторых профессий, поступления в некоторые вузы).

Комсомол, в том числе в воинских частях Рабоче-крестьянской Красной армии (РККА), был настоящей, прежде всего, «школой жизни». И поэтому отнюдь не удивительно, что многие комсомольцы, получавшие и закалку, и опыт работы с различными людьми, в различных коллективах и в различных условиях, становились советскими руководителями, комсомольско-партийными, государственными и военными деятелями самых высоких рангов.

Как добровольный общественный, точнее, все же – общественно-политический институт, комсомол, безусловно, был не только «кузницей кадров», но и школой воспитания будущей элиты страны.

Да, безусловно, были среди комсомольцев той поры и отдельные беспринципные карьеристы, приспособленцы, лицемеры, поскольку и такие субъекты в определенной пропорции также воспроизводятся или воспитываются матерью-природой.

В 1932 г. в соответствии с его просьбой, будущий Генеральный секретарь ЦК КПСС и глава советского государства был направлен в город Рыбинск на учебу в техникум водного транспорта: индустриально развивавшаяся страна нуждалась в профессиональных кадрах.

Однажды, во время судоходной практике, курсант Андропов упал в холодную октябрьскую воду, но был спасен товарищами, долго болел, а как следствие – получил осложнение на почки, что стало его хроническим заболеванием, приведшим, в конце концов, к летальному исходу. Именно по причине этого заболевания Андропов был освобожден от службы в РККА.

В 1935 г. Юрий женился на студентке того же техникума Нине Енгалычевой, в браке с которой у него родился сын Владимир и дочь Евгения (ее сын впоследствии проходил службу в УКГБ по Ярославской области).

Окончив в 1936 г. техникум, молодой специалист получает направление на Рыбинскую судоверфь имени Володарского. Однако проработал он там немного: после избрания его в мае 1936 г. освобожденным секретарем комсомольской организации Рыбинского техникума водного транспорта, начинается комсомольская карьера Андропова.

После пребывания на ряде комсомольских должностей в Рыбинске, включая пост секретаря горкома ВЛКСМ, Андропов переводится на должность заведующего отделом Ярославского областного комитета комсомола, а в декабре 1938 г. – избирается первым секретарем Ярославского обкома комсомола.

Столь «головокружительный» карьерный взлет объясняется тем обстоятельством, что комсомол в те годы, как и все общество, стал объектом «политических чисток», сопровождавшихся порой необоснованными уголовными репрессиями (см. Приложение № 1).

Андропов, безусловно, был, и объективно не мог не быть, человеком «своего времени» воспитанным именно в сталинскую эпоху, со всеми ее противоречивыми тенденциями, что не могло не сказаться на его личности. Но главным на всю жизнь в нем осталась преданность юношеским романтическим революционным идеалам, убежденность в истинности марксистско-ленинской теории и коммунистической идеологии.

Многочисленным сегодня скептикам и хулителя коммунистических идеалов я предлагаю просто вдуматься в следующие слова одного из признанных на Западе экспертов в вопросах коммунизма:

«Порожденный нетерпеливым идеализмом, отвергавшим несправедливость существующего порядка вещей, он стремился к лучшему и более гуманному обществу, но привел к массовому угнетению. Он оптимистически отражал веру в мощь разума, способного создать совершенное общество.

Во имя морально мотивированной социальной инженерии он мобилизовал самые мощные чувства – любовь к человечеству и ненависть к угнетению. Таким образом, ему удалось увлечь ярчайшие умы и самые идеалистические души, он привел к самым ужасным преступлениям нашего, да и не только нашего столетия».

Прежде, чем раскрыть читателю тайну имени цитируемого автора, отметим, что партийно-политическая оценка преступлений и злодеяний 30-х – 50-х годов, была уже дана ХХ съездом КПСС.

Однако продолжим прерванное нами цитирование сочинения еще не названного американского автора.

«Более того, коммунизм представлял собой ложно направленное усилие навязать общественным явлениям тотальную рациональность. Он исходил из представления, что грамотное, политически сознательное общество может осуществлять контроль над общественной эволюцией, направляя социо-экономические перемены к заранее намеченным целям.

Так, чтобы история уже более не была бы просто спонтанным, преимущественно случайным процессом, но стала бы орудием коллективного разума человечества и служила бы моральным целям. Таким образом, коммунизм домогался слияния, посредством организованных действий, политической рациональности с общественной моралью».

Признаемся, что нами цитировалась книга бывшего помощника президента США по национальной безопасности профессора Збигнева Бжезинского, причем ее русскоязычное нью-йоркское издание. Добавим при этом, что Бжезинский, в отличие от большинства нынешних доморощенных «антикоммунистов», отнюдь не отрицал наличия у коммунистической идеи «плодотворных и даже конструктивных аспектов стремления к совершенному обществу», и даже выражал надежду, что уже в ХХ веке «современные плюралистические демократии сделают их частью своих систем»[8].

Поскольку с именем Збигнева Бжезинского связаны многие годы и страницы противостояния США с СССР, представляется необходимым подробнее познакомить читателей с биографией этого «героя» тайного противоборства КГБ и ЦРУ.

Бжезинский Збигнев Казимир (1928 г.р.), после эмиграции из Польши с 1938 г. проживал с семьей в Канаде. В 1953 г. окончил аспирантуру Гарвардского университета, а в 1958 г. получил гражданство США. В 1953–1956 гг. Бжезинский работал научным сотрудником Русского исследовательского центра при Гарвардском университете, а в 1953–1966 гг. – сотрудником Центра международных исследований при том же университете.

С 1966 г. Бжезинский – сотрудник отдела планирования Государственного департамента США, где выступает за более активную и «дифференцированную политику» в отношение стран Восточной Европы, нацеленную на «разрыхление советского блока» и ослабление влияния в нем СССР. Полагают, что именно ему принадлежит авторство концепции «наведения мостов», ставшей основой внешнеполитического курса США в 70-е годы прошлого столетия.

В 1969–1977 гг. Бжезинский – директор Института проблем коммунизма, с 60-х годов и эксперт Демократической партии США «по проблемам коммунизма и советского блока».

В 1977–1981 годы Бжезинский был помощником президента США Дж. Картера по вопросам национальной безопасности. Он считал, что с 1972 г. соотношение сил в «холодной войне» стало меняться в пользу США, из чего делал вывод, что следует проводить более жесткую «наступательную» политику в отношении СССР. Вследствие этого он стал главным инициатором провозглашенной Картером политико-пропагандисткой кампании в «защиту прав человека», однако не увязывая ее с требованиями двух других – военно-стратегической и экономической – разделов («корзин») Хельсинкских договоренностей 1975 г.

С 1981 г. Бжезинский вновь советник Центра стратегических и международных исследований в Вашингтоне.

После 1992 г. Бжезинский активно выступает в американской печати за «упрочение геополитического плюрализма» на территории бывшего СССР. Автор многочисленных научных работ, в том числе книги «План игры» (1986), в которой изложил стратегию антисоветского курса администрации США, направленного на ослабление и разрушение такого геополитического конкурента Америки, каким являлся Советский Союз.

Жаль, что это предельно откровенное сочинение Зб. Бжезинского, раскрывающего метод геополитического мышления американской правящей элиты, не было опубликовано в нашей стране.

Отмеченный за свою общественно-молодежную работу Центральным комитетом ВЛКСМ, в июне 1940 г. Андропов получает новое и ответственное направлен на работу в столицу только что образованной Карело-Финской Советской Социалистической Республики город Петрозаводск. Здесь для организации жизни республики требовались опытные, энергичные работники и эти качества сумел выработать у себя Андропов.

Чуть позднее он был избран первым секретарем ЦК ЛКСМ Карелии. Жена Андропова с детьми не поехала к новому месту назначения мужа.

В самом начале работы в Петрозаводске Андропову довелось познакомиться и работать в непосредственном контакте с председателем Президиума Верховного Совета Карело-Финской Советской Социалистической Республики, «старым» (с 1904 г. член социал-демократической партии Финляндии!) коммунистом Отто Вильгельмовичем Куусиненом.

Это потом о О.В. Куусинене (1881–1964) напишут как о «видном деятеле Советского государства, международного коммунистического и рабочего движения», а тогда он был символом, живым представителем «ленинской гвардии» в ВКП(б).

О.В. Куусинен, финн по национальности, в 1905 г. вступил в Финскую социал-демократическую партию, а впоследствии возглавил ее левое крыло. В 1918 г. стал одним из руководителей подавленной военщиной при помощи германских войск рабочей революции в Финляндии, членом революционного правительства и одним из создателей (1918 г.) компартии Финляндии.

После подавления финской революции О.В. Куусинен – на партийной работе в РСФСР. С 1921 по 1939 г. – один из секретарей Исполкома Коммунистического Интернационала (Коминтерна), с 1940 г. – депутат Верховного Совета СССР и с 1941 г. – член ЦК ВКП(б).

19 июля 1940 г. он избирается Председателем Президиума Верховного Совета Карело-Финской ССР. 16 октября 1952 г., на XIX съезде ВКП(б), О.В. Куусинен был избран членом Политбюро уже Коммунистической партии Советского Союза (КПСС, решение об изменении названия партии также было принято этим съездом).

В дальнейшем, в июне 1957 г., он будет избран Секретарем ЦК КПСС. Важно подчеркнуть, что Куусинен считался одним из видных теоретиков научного коммунизма, был соавтором и редактором фундаментального учебника «Основы марксизма-ленинизма» (1959 г.), впоследствии переведенного на многие языки, в котором рассматривались важнейшие проблемы интерпретации теории научного коммунизма.

И, наверное, это общение немало дало для становления и воспитания личности молодого комсомольского секретаря.

Совместная работа, непосредственное общение с таким авторитетным руководителем как Отто Вильгельмович Куусинен, без сомнения, были хорошей школой для Андропова, да и проявленные последним личные и деловые качества позволили, несмотря на немалую разницу в возрасте, завязаться крепкой дружбе между ними.

В Петрозаводске в 1941 г. Андропов женился на Татьяне Филипповне Лебедевой, которая подарила ему сына и дочь.

В годы Великой Отечественной войны, помимо руководства комсомольскими организациями республики, Ю.В. Андропов курировал организацию комсомольских подпольных организаций, групп и партизанских отрядов на территории, временно оккупированной финскими войсками, имея партийный псевдоним «Могикан».

3 сентября 1944 г., после заключения Финляндией перемирия с СССР и вывода финских войск с оккупированных территорий, Ю.В. Андропов утверждается вторым секретарем Петрозаводского горкома ВКП(б), а 10 января 1947 г. – вторым секретарем ЦК Коммунистической партии Карело-Финской ССР.

В 1946–1951 годах Андропов заочно учился на историко-филологическом факультете Петрозаводского государственного университета, окончил Высшую партийную школу при ЦК КПСС.

Многие, писавшие об Андропове, извели немало времени, чернил и бумаги на вопрос о том, какие свидетельства об образовании имелись у него. На наш же взгляд, гораздо важнее то обстоятельство, что по мнению многих, как отечественных, так и зарубежных свидетелей, он был хорошо образованным, широко эрудированным, культурным и деликатным человеком и руководителем. То есть обладал теми качествами, которые приобретаются человеком только в процессе самообразования и самовоспитания.

«Об Андропове нелегко писать не прибавляя к известным его качествам восхитительную степень», отмечал знакомый с ним современник[9], с чьим мнением мы вынуждены согласиться в результате многолетнего изучения биографии моего героя.

И что особенно отличает сироту из «неинтеллигентной», рабочей среды, всего в жизни добивавшегося исключительно собственными стараниями, самообразованием и самовоспитанием, собственным трудом.

Понятно, что для этого необходимо наличие таких высоко ценимых персональных качеств, как воля, целеустремленность, работоспособность и трудолюбие, энергичность, желание и умение много, систематически и напряженно работать над собой, сохраняя при этом и живой интерес к новому, появляющемуся в жизни, и умение налаживать деловые и дружеские, человеческие отношения с окружающими.

Следует сказать, что Андропов мог стать фигурантом прискорбно известного «Ленинградского дела», инициированного летом 1949 г.

Как однажды он сам говорил в узком кругу, чувствовалось это по комиссиям, которые зачастили в Петрозаводск, а затем последовал арест первого секретаря ЦК КП Карело-Финской ССР Г.Н. Куприянова.

Андропов признался, что когда сам возглавил КГБ, ему было неудобно брать из архива это дело, поэтому попросил познакомиться с ним помощника. В его томах имелись упоминания и фамилии Андропова, но была и резолюция о выделении этих материалов «в отдельное производство»[10].

Новый этап судьбы Ю.В. Андропова, который, собственно, и будет предметом нашего рассмотрения, начинается с его переезда в Москву.

В июне 1951 г. Андропов переводится в Москву инспектором ЦК ВКП(б), в обязанности которого входило курирование парторганизаций прибалтийских республик Литвы, Латвии и Эстонии, а в марте 1953 г., с учетом предыдущего опыта его работы, назначается заведующим подотделом партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК КПСС.

Однако уже в мае того же года, по предложению В.М. Молотова, Андропов переводится в Министерство иностранных дел Союза ССР, где в июле – сентябре проходит ускоренный курс подготовки для работы на дипломатическом поприще. В октябре 1953 г. Андропов получает назначение советником-посланником в посольство СССР в Венгерской Народной Республике, а в июле следующего года назначается Чрезвычайным и полномочным послом Советского Союза в этой стране.

Работавший в те годы в Будапеште Владимир Николаевич Казимиров вспоминал: «Моя первая встреча с Юрием Владимировичем произошла в январе 1954 г., когда недавний выпускник МГИМО прибыл в Будапешт для работы в одном из консульских учреждений. Советник Андропов, бывший тогда вторым человеком в посольстве, решил побеседовать с молодым специалистом.

В памяти эта встреча отложилась только теплым, благожелательным отношением, лишенным сановного чванства по отношению к молодому человеку, делающему первые шаги на профессиональном поприще.

Когда позднее Андропов стал послом, он ввел в практику работы проведение еженедельных совещаний, на которых присутствовали обычно все сотрудники посольства – около 30 человек.

В ходе таких совещаний, Андропов давал оценку обстановки, обозначал общие задачи коллектива, давал конкретные поручения и рекомендации по их выполнению. Эта метода была крайне полезна для становления сотрудников дипмиссии и в информационном, и в профессиональном плане»[11].

Советское посольство в Будапеште располагалось в трехэтажном старинном особняке в одном из тихих переулков в нескольких сотнях метров от главной столичной магистрали Сталин ут – проспект Сталина.

Через дорогу от здания посольства находилась резиденция посла, где Юрий Владимирович проживал с женой, пятнадцатилетним сыном Игорем и двенадцатилетней дочерью Ириной (жена и дети посла были эвакуированы из Будапешта вместе с семьями других дипломатов 30 октября 1956 г.).

Каким же человеком был Андропов? Вот портрет, оставленный его современниками.

«Огромный лоб, большой внушительный нос, толстые губы, его раздвоенный подбородок, наконец, руки, которые он любил держать на столе, поигрывая переплетенными пальцами, – словом, вся его большая и массивная фигура с первого взгляда внушала доверие и симпатию… Его большие голубые глаза проницательно и твердо смотрели на собеседника» (Ф.М. Бурлацкий). «Его большие голубые глаза светились дружелюбием. В крупной, чуть полноватой фигуре ощущалась своеобразная «медвежья» элегантность» (Г.Х. Шахназаров).

Он поражал собеседников своей эрудицией, писал об Андропове один из тогдашних сотрудников посольства, «легко мог вести разговор на философские темы, демонстрировал недюженные познания в области истории и литературы. Беседы с ним были неизменно содержательны и интересны, никогда не носили лишь протокольного характера. Андропов стремительно завоевывал симпатии в среде послов других социалистических стран и даже, я бы сказал, в дипкорпусе в целом.

Он не боялся принимать ответственные решения, но при этом проявлял разумную осмотрительность, избегал чрезмерного риска. Если вдруг возникала опасная ситуация, он никогда не терял головы, не лез напролом, но и не сдавал без боя свои позиции. Может быть, именно поэтому его сослуживцы всегда чувствовали себя с ним как за каменной стеной, никогда не впадали в панику, даже когда в силу каких-то обстоятельств Андропов делал ошибочный шаг»[12].

С самым молодым по возрасту и положению сотрудником посольства, – вспоминал ставший впоследствии Чрезвычайным и Полномочным послом В. Н. Каземиров, – он общался непринужденно, не изображая «сверхзанятости» ответственного работника, не «отрывался от коллектива»… У него «был дар пробуждать у людей инициативу – каждый хотел что-то предложить от себя… Он буквально вытягивал из каждого предложения, как поступить, как что-то сделать, и таким образом приучал к конкретным делам».

В то же время, что подчеркивают многие близко соприкасавшиеся с Андроповым, «у него нацеленность на работу, на конкретные вещи была колоссальной, что в какой-то мере передавалось и коллективу. Не было озабоченности собственной персоной. У него была сатанинская преданность работе…»[13].

И именно в Будапеште, задолго до возникновения там драматических событий осени 1956 г., послу Андропову пришлось познакомиться с официальными представителями КГБ при СМ СССР в этой стране и их работой.

Здесь следует отметить, что после образования социалистических государств в Восточной Европе в конце 40-х годов, шел бурный процесс налаживания межгосударственных отношений между ними и Советским Союзом. СССР, основываясь на собственном опыте и видении тенденций развития в мире, оказывал им разнообразную помощь в налаживании сложных механизмов государственного управления.

В отличие от ранее существовавших резидентур советской разведки в столицах иностранных государств, в посольствах СССР в странах народной демократии появились официальные представительства КГБ СССР, призванные оказывать советническую помощь и налаживать взаимодействие с молодыми спецслужбами этих государств.

На первых порах это была помощь в организации органов безопасности, в обучении кадров для них, оказание им советнической и иной практической помощи, обмен опытом оперативной работы, а затем, по мере роста оперативного искусства зарубежных коллег, – координация оперативных планов, обмен получаемой информацией и даже проведение совместных операций, что является наиболее сложной формой и технологией межведомственного сотрудничества, где решающие значение имеют и временной, и языковый, и социо-культурный и национально-психологический факторы.

Один из руководителей советской разведки генерал-полковник А.М. Сахаровский, в частности, курировавший и линию налаживания сотрудничества с органами безопасности стран народной демократии, подчеркивал, что это сложное направление работы, требующее от инструкторов большого такта, выдержки, тонкого оперативного и политического чутья, всесторонних знаний и немалого жизненного и оперативного опыта[14].

Мы столь подробно остановились на данном вопросе не только потому, что через несколько лет он станет предметом профессиональной деятельности, кураторства Ю.В. Андропова, но и поскольку в самые ближайшие месяцы ему придется познать сущность этой стороны внешнеполитической деятельности Советского Союза.

Представителем КГБ в Венгрии был опытный разведчик полковник Е.Т. Синицыным и его первым заместителем полковник Г.Ф. Григоренко, которые, также как и резиденты внешней разведки в капиталистических государствах, всегда представлены и, в определенной мере, подчинены послам.

Синицын Елисей Тихонович (1909–1995), генерал-майор (с 1968 г.). В органах внешней разведки с осени 1937 г. В 1939-м и в 1940–1941 гг. был резидентом легальной резидентуры НКВД в Финляндии, действовавшей «под прикрытием» посольства СССР в Хельсинки. В 1943–1944 гг. он работал в Стокгольме, будучи заместителем резидента НКГБ в Швеции по Финляндии.

С 1948 г. Синицын – начальник отдела в Комитете информации (КИ) при СМ СССР – так до 1953 г. называлась единая разведывательная служба, объединившая под одной «крышей» и военную, и внешнеполитическую разведку МГБ СССР.

В 1950–1952 гг. Е.Т. Синицын – представитель КИ в ГДР. В 1953–1956 гг. – представитель органов госбезопасности СССР в ВНР. С 1969 г. – заместитель начальника Первого Главного (разведывательного) управления (ПГУ) КГБ при СМ СССР. С 1981 г. в отставке. Автор мемуаров «Резидент свидетельствует» (М., 1996).

Григоренко Григорий Федорович (1918–2007), будущий генерал-полковник (1982), Лауреат Государственной премии (1981), подобно многим руководителям КГБ, начал свою службу в органах НКВД в 1940 г.

С 1942 г. Григоренко проходил служил на различных должностях во 2-м (контрразведывательном) управлении НКВД СССР, с апреля 1943 г, при выделении военной контрразведки и передаче ее в наркомат обороны – в Главном управлении контрразведки «Смерш» (ГУКР НКО «Смерш»), продолжал принимать непосредственное участие в ведении радиоигр с разведывательными органами Германии.

В 1946–1949 гг. Г.Ф. Григоренко – начальник отделения управления военной контрразведки МГБ СССР, в 1949–1952 гг. – во внешней контрразведке ПГУ МГБ СССР. С марта 1954 г. – первый заместитель представителя КГБ при СМ СССР в Венгрии. Был тяжело ранен во время ликвидации контрреволюционных выступлений в Будапеште.

В 1962–1969 гг. он возглавлял Службу внешней контрразведки ПГУ КГБ, в 1969–1970 гг. – первый заместитель, в 1970–1983 гг. – начальник Второго Главного (контрразведывательного) управления (ВГУ) КГБ СССР. С февраля 1970 г. – член Коллегии КГБ, а с 23 ноября 1978 г. должность начальника ВГУ совмещал с должностью заместителя председателя КГБ СССР.

С 1983 г. – заместитель министра общего машиностроения СССР. С мая 1989 г. – на пенсии. Награжден орденами Ленина, Красного Знамени, тремя орденами Красной Звезды, Отечественной Войны I-й и II-й степени, Трудового Красного Знамени, Октябрьской Революции и многими медалями.

ХХ съезд КПСС, прошедший в феврале 1956 г., подробнее о котором мы расскажем далее, стал важной поворотной точкой не только в истории нашей страны, международного коммунистического движения, но и всего ХХ века.

Великий перелом

Начавший свою работу в Большом Кремлевском дворце 14 февраля 1956 г. ХХ съезд Коммунистической партии Советского Союза в силу целого ряда причин, неизвестных сегодняшним читателям, действительно стал эпохальным событием мирового значения.

Хотя его итоги, особенно «секретный» доклад Первого секретаря ЦК КПСС Н.С. Хрущева[15] делегатам съезда 25 февраля, были встречены отнюдь неоднозначно как в нашей стране, так и за рубежом.

Как вспоминал об этом бывший в ту пору заместителем директора Центрального разведывательного управления (ЦРУ) США Рей Клайн, «Выступление Хрущева стало событием исторического значения, ибо документировано обличив сталинизм как невиданных размеров политическое зло, он был вынужден перейти к более мягким формам тоталитарного управления страной»[16].

Международное значение этого съезда определялось тем, что на нем были обнародованы новые принципы и приоритеты внешней политики СССР. Принцип мирного сосуществования государств с различным социально-политическим устройством был конкретизирован констатацией возможности отказа от войн, возможности их предотвращения.

В то же время была отмечена неизбежность острой идеологической борьбы между двумя социальными системами – миром социализма, и миром капитализма (подробнее на этом вопросе мы остановимся далее).

Немалое внимание в решениях съезда также было уделено вопросам сотрудничества с социалистическими странами и государствами, избравшими некапиталистический путь развития.

Следует особо подчеркнуть, что одобренные съездом основы внешней политики СССР не остались лишь политическими декларациями, а последовательно реализовывались в дипломатических и политических акциях советского правительства.

Например, что уже 27 марта 1956 г. советский представитель внес для рассмотрения Подкомитетом Комиссии ООН по разоружению предложения СССР об ограничении и сокращении вооружений обычного типа и вооруженных сил всех государств. Они, в частности, предусматривали сокращение под международным контролем армий СССР, США и КНР до 1–1,5 миллионов человек, Англии и Франции – до 650 тысяч военнослужащих, армий остальных стран – до 150 тысяч, а также прекращение испытаний ядерного оружия, уменьшение военных бюджетов.

16 июля 1956 г. Верховный Совет СССР обратился к парламентам всех стран с призывом принять действенные меры к прекращению гонки вооружений, последовать примеру Советского Союза о сокращении своих вооруженных сил.

К сожалению, нельзя не констатировать, что эти мирные инициативы СССР, включая масштабные сокращения Вооруженных Сил (только с 12 августа 1955 г. они были сокращены на 640 тысяч человек), не были адекватно оценены и поддержаны другими государствами.

31 марта 1958 г. Верховный Совет СССР принял постановление о прекращении в одностороннем порядке испытаний ядерного оружия. В нем указывалось, что мораторий будет соблюдаться в том случае, если другие ядерные державы последуют примеру Советского Союза.

В связи с тем, что США и Великобритания не только не ответили на призыв, но и увеличили количество ядерных испытаний, 5 октября 1958 г. советское правительство заявило о том, что действия западных держав освобождают СССР от односторонних обязательств.

Далее мы еще приведем несколько примеров советских мирных инициатив, оказавших существеннейшее значение на создававшуюся конфигурацию международных отношений в мире, непосредственное участие в разработке которых принимал лично Ю.В. Андропов.

Ничуть не умаляя международного значения внешнеполитических инициатив Советского Союза, следует отметить, что наибольший интерес, а также оживленные, порой жесткие дискуссии и полярные оценки, как в нашей стране, так и за рубежом, все же вызывали и вызывают поныне вопросы внутренней политики.

Объективно следует констатировать, что результаты работы съезда, точнее – «секретный» доклад Первого секретаря ЦК КПСС Н.С. Хрущева о культе личности Сталина и его последствиях, расколол советское общество, а затем – и международное коммунистическое движение.

Причем этот раскол общества сохранился в нашей стране и сегодня. О чем свидетельствуют как результаты социологических опросов[17], так и не прекращающаяся поныне дискуссия о роли этого съезда КПСС в истории страны.

Неоднозначность восприятия и оценки итогов и уроков ХХ съезда КПСС показывает также полемика, проявившаяся в материалах, посвященных полувековому юбилею этого события. Нередко рефреном в ходе нее повторялись слова о том, что-де мало еще известно как о подготовке самого ХХ съезда, так и о реализации принятых им решений, что на наш взгляд, представляется не обоснованным.

В то же время, учитывая то обстоятельство, что многие цитируемые нами документы неизвестны современному читателю, нам представляется необходимым прибегнуть к пространному воспроизведению фрагментов некоторых из них, чтобы как максимально представить как их содержание, так и попытаться показать их пафос, передать «дух эпохи», накал и кипение политических страстей и эмоций.

Отметим, что в Отчетном докладе ЦК КПСС делегатам съезда критика культа личности Сталина и порождавших его ошибок в государственном строительстве и управлении, прозвучала лишь в третьей части доклада, да и то достаточно обтекаемо.

В частности, Н.С. Хрущев подчеркивал:

– Опыт показывает, что малейшее ослабление социалистической законности враги Советского государства пытаются использовать для своей подлой, подрывной работы. Так действовала разоблаченная партией банда Берия[18], которая пыталась вывести органы государственной безопасности из-под контроля партии и Советской власти, поставить их над Партией и Правительством, создать в этих органах обстановку беззакония и произвола. Во враждебных целях эта шайка фабриковала лживые обвинительные материалы на честных руководящих работниках и рядовых советских граждан.

Центральный Комитет проверил так называемое «Ленинградское дело» и установил, что оно было сфабриковано Берия и его подручными для того, чтобы ослабить ленинградскую партийную организацию, опорочить ее кадры. Установив несостоятельность «ленинградского дела», Центральный Комитет партии проверил и ряд других сомнительных дел».

Сразу оговоримся, что здесь, как и в некоторых других местах доклада о культе личности Сталина и его последствиях, Хрущев допускает ошибки и неточности, ибо непричастность Л.П. Берии к называемым и инкриминируемым ему событиям является установленным фактом. Так, одним из главных инициаторов «Ленинградского дела» в действительности являлся Г.М. Маленков[19].

Продолжим, однако, цитирование доклада Н.С. Хрущева делегатам съезда:

«ЦК принял меры к тому, чтобы восстановить справедливость. По предложению Центрального Комитета невинно осужденные люди были реабилитированы.

Из всего этого ЦК сделал серьезные выводы. Установлен надлежащий контроль Партии и Правительства за работой органов госбезопасности. Проведена значительная работа по укреплению проверенными кадрами органов госбезопасности, суда и прокуратуры. Полностью восстановлен в своих правах и усилен прокурорский надзор.

Необходимо, чтобы наши партийные, государственные, профсоюзные организации бдительно стояли на страже советских законов, разоблачали и выводили на чистую воду всякого, кто посягнет на социалистический правопорядок и права советских граждан, сурово пресекать малейшее проявление беззакония и произвола.

Следует сказать, что в связи с пересмотром и отменой ряда дел у некоторых товарищей стало проявляться известное недоверие к работникам органов государственной безопасности. Это, конечно, неправильно и очень вредно. Мы знаем, что кадры наших чекистов в подавляющем своем большинстве состоят из честных, преданных нашему общему делу работников, и доверяем этим кадрам.

Нельзя забывать, что враги всегда пытались и будут пытаться впредь мешать великому делу построения коммунизма. Капиталистическое окружение засылало к нам немало шпионов и диверсантов. Наивным было бы полагать, что теперь враги оставят свои попытки всячески вредить нам. Всем известно, что подрывная деятельность против нашей страны открыто поддерживается и афишируется реакционными кругами ряда капиталистических государств. Достаточно сказать, что США выделяют, начиная с 1951 года, 100 миллионов долларов ежегодно для подрывной деятельности против социалистических стран. Поэтому мы должны всемерно поднимать в советском народе революционную бдительность, укреплять органы государственной безопасности».

В числе важнейших задач в Отчетном докладе ЦК КПСС требовалось:

«Бдительно следить за происками тех кругов, которые не заинтересованы в смягчении международной напряженности, своевременно разоблачать подрывные действия противников мира и безопасности народов.

Принимать необходимые меры для дальнейшего укрепления оборонной мощи нашего государства, держать нашу оборону на уровне современной военной техники и науки, обеспечивающем безопасность нашего социалистического государства»[20].

Для молодых поколений наших сограждан здесь следует подчеркнуть, что после ареста на Пленуме ЦК КПСС 2 июля 1953 г. Л.П. Берии и снятия его с постов первого заместителя председателя Совета министров и министра внутренних дел СССР (в марте того же года существовавшее с марта 1946 г. Министерство государственной безопасности СССР было слито с Министерством внутренних дел), в органы прокуратуры и ЦК КПСС стали поступать многочисленные заявления и жалобы осужденных и их родственников по поводу пересмотра ранее возбужденных уголовных дел.

Их объем был столь велик, что уже в мае 1954 г. по решению Президиума ЦК КПСС (Президиум ЦК КПСС – высший выборный партийный орган, руководивший работой ЦК между его пленумами, учрежден в соответствии с Уставом партии, принятым ее XIX cъездом в октябре 1952 г.) была образована Центральная комиссия по рассмотрению жалоб граждан, осужденных за «контрреволюционные» преступления (статья 58 УК РСФСР 1928 г. Данная статья имела 10 частей – различных составов преступлений – от шпионажа, диверсии, вредительства, терроризма до антисоветской агитации и пропаганды).

В конце 1955 г. в ЦК КПСС для оценки деятельности органов НКВД-НКГБ-МГБ-МВД СССР в 30-е – 50-е годы также была образована специальная Комиссия во главе с секретарями ЦК КПСС П.Н. Поспеловым и А.Б. Аристовым[21].

Таким образом, процесс реабилитации необоснованно осужденных граждан начался задолго до начала работы ХХ съезда КПСС и его решений по преодолению последствий культа личности.

В соответствии с Постановлением ЦК КПСС «О мерах по дальнейшему укреплению социалистической законности и усилению прокурорского надзора» от 19 января 1955 г. было разработано Положение о прокурорском надзоре в СССР, утвержденное Указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 мая 1955 г. Для осуществления надзора за следствием в органах КГБ при СМ СССР в Прокуратуре СССР был создан специальный отдел.

Без сомнения, главным событием ХХ съезда, придавшим ему не только поистине всемирно-историческое значение, но и некоторую таинственно-детективную составляющую, явился специальный закрытый доклад Н.С. Хрущева 25 февраля, уже после окончания работы съезда, предварительно не обозначенный в повестке дня его работы.

Поскольку нам в дальнейшем придется еще не раз обращаться к содержанию этого исторического документа, представляется целесообразным коротко познакомить читателя с его основными положениями, предварив его некоторыми необходимыми пояснениями.

Говорить об этих драматических страницах нашей истории и знать правду необходимо потому, что, как говорил наш известный соотечественник Н.М. Карамзин – История, единственная наука, превращающая человека в гражданина! Напомним, что история не выставляет оценок за не выученные ее уроки, она лишь наказывает за их незнание!

Представленный в Президиум ЦК в январе 1956 г. доклад Комиссии П.Н. Поспелова и А.Б. Аристова потряс узкий круг его читателей – даже самые осведомленные, самые «многолетние» члены высшего партийного руководства, вряд ли до этого имели представление о подлинной картине репрессий, но они, естественно, не горели желанием обнародовать эти факты, резонно полагая, что неизбежно встанут вопросы об их личной осведомленности, сопричастности и т. д.

Каковы бы ни были мотивы, которыми руководствовался Никита Сергеевич Хрущев, предлагая предать гласности открывшиеся членам Президиума ЦК обстоятельства, это, бесспорно, было мужественное, принципиальное политическое решение.

Сам Хрущев об этом говорил так: «несмотря на то, что я довольно давно сомневался в справедливости обвинений в адрес многих «врагов народа», в целом у меня не возникало недоверия к Сталину. Я считал, что имели место перегибы, однако в основном все было сделано правильно». И чуть ниже не менее откровенно признавал: «К рубежу 50-х у меня сложилось мнение, что когда умрет Сталин, нужно сделать все, чтобы не допустить Берию занять ведущее положение в партии»[22].

Непосредственно данные о личной причастности Н.С. Хрущева к осуществлению репрессий приводятся в записке Комиссии Политбюро ЦК КПСС по дополнительному расследованию репрессий, имевших, место в период 30-х – 40-х и начала 50-х годов в ЦК КПСС от 25 декабря 1988 г.[23].

Поступавшие в адрес ЦК КПСС после ареста Л.П. Берии и его окружения письма репрессированных и их родственников, материалы проверок этих обращений и жалоб в органы прокуратуры в 1953–1954 годах, вскрывали многочисленные факты злоупотреблений следователей, необоснованности и недоказанности выдвигавшихся обвинений.

«У меня возникла потребность, – писал Н.С. Хрущев, – приподнять занавес и узнать, как же все-таки велось следствие, какие имели место аресты, сколько людей всего арестовали, какие существовали исходные материалы для ареста и что показало потом следствие по этим делам… Постепенно все (члены Президиума ЦК КПСС, – О.Х.) согласились, что необходимо провести расследование, создали Комиссию, возглавил ее Поспелов».

Убеждая коллег по партийному руководству о необходимости доклада по этому вопросу, Хрущев говорил:

– Когда от бывших заключенных партия узнает правду, нам скажут: позвольте, как же это: состоялся ХХ съезд и там нам ни о чем не рассказали. Сказать, что мы ничего не знали, будет ложь: ведь мы теперь знаем обо всем правду, и о репрессиях, ничем не обоснованных, и о произволе Сталина.

Возражая, бывший нарком обороны К.Е. Ворошилов предупреждал о неминуемых последствия выступления о репрессиях:

– Слухи о том, что происходило при Сталине, станут достоянием гласности и тогда от нас потребуют ответа. Как мы сможем объяснить, что мы делали при Сталине?!

Все же большинство членов Президиума ЦК проголосовало за то решение, что бы с соответствующим докладом выступил персонально Н.С. Хрущев.

Хрущев был прав, говоря о том, что «большинство слушателей впервые узнало правду о трагических событиях: делегаты были поражены рассказом о зверствах, которые были совершены по отношению к заслуженным людям, старым большевикам и молодежи…. Это была трагедия для партии и для делегатов съезда»[24].

Но трагедия состояла еще и в том, что партийное руководство не продумало того, а что же должно последовать с его стороны за докладом о преступлениях предыдущей эпохи?

Вследствие этого Президиум ЦК КПСС, Хрущев утратили инициативу: напомним, что Постановление ЦК о преодолении последствий культа личности Сталина появилось только 5 июля 1956 г., через месяц после того, как содержание доклада стало известным за рубежом, и он начал зачитываться на волнах радиостанций, вещавших на СССР и страны народной демократии на языках населяющих их народов…

При подготовке текста доклада «О культе личности Сталина» Н.С. Хрущев опирался на материалы, представленные ему Прокуратурой СССР, КГБ при СМ СССР, Комиссией П.Н. Поспелова и А.Б. Аристова, Комиссией партийного контроля ЦК КПСС[25].

Необходимо также пояснить, что в марте 1956 г. сам текст доклада, без опубликования его в партийной печати, был разослан во все партийные организации в качестве закрытого документа ЦК КПСС и зачитывался на закрытых партийных и комсомольских собраниях, вследствие чего с его содержанием были ознакомлены миллионы граждан СССР (численность КПСС в 1956 г. составляла свыше 7 миллионов членов и кандидатов в члены партии).

Делегации иностранных компартий познакомились на съезде как с выступлением Н.С. Хрущева 25 февраля, а также их руководству чуть сокращенный его текст был направлен позднее.

Необходимо отметить, что, несмотря на то, что текст доклада имел конфиденциальный характер, уже в июне 1956 г. его содержание стало широко известно по всему миру.

К широкой публикации текста доклада, как потом выяснилось, полученного из Польши по каналам израильской разведки, приложили руку непосредственно государственный секретарь и директор Центрального разведывательного управления США братья Джон Форстер и Аллен Даллесы.

Позднее в своей книге «Искусство разведки» в 1963 г. А. Даллес писал: «Я всегда рассматривал это дело как одну из самых крупных разведывательных операций за время моей службы в разведке. Поскольку доклад был полностью опубликован госдепартаментом, добывание его текста было также одним из тех немногих подвигов, о которых можно было сказать открыто, лишь бы источники и методы приобретения документа продолжали оставаться тайной»[26].

Доклад Хрущева в США был опубликован газетой «Нью-Йорк таймс» 4 июня 1956 г., а затем началось его многократное зачитывание в передачах контролировавшихся ЦРУ США радиостанций «Свобода» и «Свободная Европа».

Обращаясь 25 февраля 1956 г. к делегатам съезда Н.С.Хрущев пророчески предрек:

– Сейчас речь идет о вопросе, имеющем огромное значение и для настоящего, и для будущего партии.

Первый секретарь ЦК КПСС подчеркивал необходимость «серьезно разобраться и правильно проанализировать этот вопрос для того, чтобы исключить всякую возможность повторения даже какого-либо подобия того, что имело место при жизни Сталина, который проявлял полную нетерпимость к коллективности в руководстве и работе, допускал грубое насилие над всем, что не только противоречило ему, но казалось ему… противоречащим его установкам».

Тот же руководитель, кто старался доказать свою точку зрения, «тот был обречен на исключение из руководящего коллектива с последующим моральным и физическим уничтожением».

В период 1935–1938 годов, неслось с трибуны партийного съезда, «сложилась практика массовых репрессий по государственной линии сначала против противников ленинизма…. а затем и против многих честных коммунистов, против тех кадров партии, которые вынесли на своих плечах гражданскую войну, первые самые трудные годы индустриализации и коллективизации…. Это привело к вопиющим нарушениям революционной законности, к тому, что пострадали многие совершенно ни в чем не виновные люди, которые в прошлом выступали за линию партии».

Вполне естественно, что на партийном съезде Хрущев говорил о репрессиях против членов ВКП(б), хотя они непосредственно затронули и многих наших беспартийных сограждан. Такая, вполне объяснимая, непоследовательность и недосказанность доклада породили впоследствии немало вопросов, дискуссий и споров.

Для борьбы с «инакомыслием», продолжал докладчик, мнимыми и подлинными преступлениями была изобретена удобная формулировка, лишенная юридического содержания – «враг народ».

Произвольно прерывая здесь речь Хрущева, к сожалению, следует констатировать, что и позднее, в годы «перестройки» 1988–1991 гг. мы вновь встретились с рецидивом этого примитивно-конфронтационного мышления во времена поиска скрытых «консерваторов», «врагов перестройки», «прогресса и демократии».

Сталин, констатировал Первый секретарь ЦК КПСС, отбросив «ленинский метод убеждения и воспитания, переходил на путь административного давления, на путь массовых репрессий, на путь террора. Он действовал все шире и настойчивее через карательные органы, часто нарушая при этом все существующие нормы морали и советские законы. Произвол одного лица поощрял и допускал произвол других….

Массовые аресты и ссылки тысяч и тысяч… порождали неуверенность в людях, вызывали страх и даже озлобление… Если бы в этой борьбе был проявлен ленинский подход, умелое сочетание партийной принципиальности с чутким и внимательным отношением к людям, желание не оттолкнуть, не потерять людей, а привлечь их на свою сторону, то мы, вероятно, не имели бы такого грубого нарушения революционной законности, применения методов террора в отношении многих тысяч людей…».

Хрущев информировал слушателей, что рассмотрение ЦК КПСС в 1953–1955 годах ряда уголовных дел в отношении репрессированных лиц «обнаружило неприглядную картину грубого произвола, связанного с неправильными действиями Сталина».

Признававшиеся «враги народа» в действительности никогда врагами, шпионами, вредителями и т. п. не являлись… Но были оклеветаны, а иногда, не выдержав зверских истязаний, сами на себя наговаривали (под диктовку следователей-фальсификаторов) всевозможные тяжкие и невероятные обвинения….

Значительная часть этих дел сейчас пересматривается и большое количество их прекращается как необоснованные и фальсифицированные.

Достаточно сказать, что с 1954 г. по настоящее время Военная Коллегия Верховного Суда уже реабилитировала 7 679 человек, причем многие из них реабилитированы посмертно….

Репрессии, массовые аресты, – делал вывод докладчик, – нанесли огромный ущерб нашей стране, делу строительства социализма, активизировались всевозможные клеветники и карьеристы….

За последние годы, когда мы освободились от порочной практики культа личности и наметили ряд мер в области внутренней и внешней политики, все видят, как буквально на глазах растет активность, развивается творческая инициатива широких масс трудящихся, как благотворно начинает сказываться это на результатах нашего хозяйственного и культурного строительства….

Нам нужно решительно, раз и навсегда развенчать культ личности, сделать надлежащие выводы как в области идейно-теоретической, так и в области практической работы».

Для этого конкретно предлагалось:

– искоренить как чуждый духу марксизма-ленинизма и несовместимый с принципами партийного руководства и нормами партийной жизни культ личности, вести беспощадную борьбу против всех и всяческих попыток возродить его в той или иной форме;

– последовательно и настойчиво проводить работу по строжайшему соблюдению во всех партийных организациях сверху донизу ленинских принципов партийного руководства и прежде всего высшего принципа – коллективности руководства, по соблюдению норм партийной жизни, закрепленных Уставом КПСС, по развертыванию критики и самокритики;

– восстановить ленинские принципы демократизма, выраженные в Конституции СССР, вести борьбу против произвола лиц, злоупотребляющих властью.

По докладу Н.С. Хрущева съезд поручил вновь избранному Центральному комитету КПСС «последовательно осуществлять мероприятия, обеспечивающие полное преодоление чуждого марксизму-ленинизму культа личности, ликвидацию его последствий во всех областях партийной, государственной и идеологической работы, строгое проведение норм партийной жизни и принципов коллективности руководства».

Доклад Н.С. Хрущева, отмечал его современник, «произвел прямо-таки ошеломляющее впечатление. Сразу воспринять все сказанное было просто невозможно, настолько тяжелыми и неожиданными оказались впервые обнародованные факты столь масштабных нарушений законности и чудовищных репрессий… Нужно было как следует осмыслить все сказанное, понять, как такое могло произойти в социалистической стране…. В стратегическом плане выбранный курс был единственно верным, без него невозможно было здоровое развитие общества. Тактически же мы совершили серьезную ошибку, пойдя на этот шаг без соответствующего пропагандистского обеспечения… Огромные же массы советских людей оказались в положении без вины виноватых, испытывая чувство горького разочарования и опустошенности»[27].

Сразу подчеркну, что по моему убеждению, чтобы не говорилось и не писалось об Андропове, Юрий Владимирович всегда был и оставался последовательным приверженцем курса и решений XX съезда. Что и принесло ему репутацию «либерала» в некоторых кругах тогдашнего советского общества. Как это не парадоксально – в порой диаметрально противоположно настроенных группах, – от партийного чиновничества разного ранга, до интеллигенции и «диссидентов» (об особенностях интерпретации и восприятия последнего термина мы подробнее поговорим далее).

Дальнейшую конкретизацию комплекс мер по восстановлению законности и исторической правды и справедливости получил в постановлении ЦК КПСС «О преодолении культа личности Сталина и его последствий», опубликованном в центральном органе ЦК газете «Правда» 5 июля 1956 г.

Поясню, что уже в начале 70-х годов прошлого века, изучая историю КПСС в чекистском ВУЗе, автор этих строк обратил внимание на то, что в официальном периодически издававшемся многотомном сборнике документов «КПСС в резолюциях и решениях съездов партии и Пленумов Центрального Комитета» был помешен лишь краткий фрагмент этого документа, в связи с чем для современного читателя представляется необходимым привести его более полно, поскольку он также самым непосредственным образом связан с предметом нашего исторического повествования[28].

В данном постановлении Центрального комитета отмечалось, что выдвинутые ХХ съездом КПСС «важные принципиальные теоретические положения о мирном сосуществовании государств с различным социальным строем, о возможности предотвращения войн в новую эпоху, о многообразии форм перехода стран к социализму оказывают благотворное влияние на международную обстановку, содействуют разрядке напряженности, укрепляют единство действий всех сил, борющихся за мир и демократию».

В то же время отмечалось, что в капиталистических странах развернута широкая пропагандистская антисоветская кампания, связанная с осуждением КПСС культа личности И.В. Сталина. При этом подчеркивалось, что «организаторы этой кампании прилагают все усилия к тому, чтобы «замутить воду», скрыть тот факт, что речь идет о пройденном этапе в жизни Советской страны; они хотят замолчать и извратить то, что последствия культа личности ликвидируются с исключительной настойчивостью и решительностью…

Развертывая клеветническую кампанию, идеологи буржуазии пытаются бросить тень на великие идеи марксизма-ленинизма, подорвать доверие трудящихся к первой в мире стране социализма – СССР, внести замешательство в ряды международного коммунистического и рабочего движения.

Съезд поручил ЦК КПСС последовательно осуществлять мероприятия, обеспечивающие полное преодоление чуждого марксизму-ленинизму культа личности, ликвидировать его последствия во всех областях партийной, государственной и идеологической работы, строгое проведение норм партийной жизни и принципов коллективности партийного руководства….

Обнародованные партией факты нарушений социалистической законности и других ошибок, связанных с культом личности И.В. Сталина, естественно, вызывают чувства горечи и глубокого сожаления. Но советские люди понимают, что осуждение культа личности было необходимо… Советский народ видит, что партия за последние годы настойчиво осуществляет практические меры, направленные на устранение последствий культа личности…».

В постановлении подчеркивалось также, что органы госбезопасности имели несомненные заслуги перед народом и страной, но «дело изменилось тогда, когда контроль над ними со стороны партии и правительства был постепенно подменен личным контролем Сталина, а обычное отправление норм правосудия нередко подменялось его единоличными решениями», в результате чего были оклеветаны и невинно пострадали многие честные люди. «Факты говорят о том, что Сталин повинен во многих беззакониях, которые совершались особенно в последний период его жизни. Однако нельзя вместе с тем забывать, что советские люди знали Сталина как человека, который вставал всегда в защиту СССР от происков врагов, борется за дело социализма…».

В постановлении подчеркивалось, что приведенные факты объясняют, но отнюдь не оправдывают культ личности и его последствия, резко и справедливо осужденные партией:

«Партия твердо стоит на страже ленинизма, дела социализма и коммунизма, соблюдения социалистической законности и интересов народа, обеспечения прав советских граждан.

Это является лучшим доказательством силы и жизненности советского социалистического строя. Это вместе с тем говорит о решимости до конца преодолеть последствия культа личности и не допускать впредь повторения ошибок подобного характера».

К сожалению, приходится констатировать, что страна и партия не смогла избежать рецидивов возрождения «культа личности» первых руководителей государства и во второй половине прошлого века.

В постановлении также отмечалось, что осуждение культа личности и его последствий «вызвало одобрение и широкие отклики во всех братских коммунистических и рабочих партиях… Коммунисты зарубежных стран рассматривают борьбу против культа личности и его последствий как борьбу за чистоту принципов марксизма-ленинизма, за творческий подход к решению современных проблем международного рабочего движения, за утверждение и дальнейшее развитие принципов пролетарского интернационализма…».

Обратим внимание читателя на следующие абзацы постановления, так как они непосредственно характеризуют задачи, которые придется в скором времени решать Юрию Владимировичу Андропову:

«В современных условиях все коммунистические партии исходят из национальных особенностей и условий каждой страны, выражая с наибольшей полнотой национальные интересы своих народов… Они сплачивают и укрепляют связи и сотрудничество между собой. Идейное сплочение и братская солидарность международного пролетариата, рабочих и коммунистических партий разных стран тем более необходимы, что капиталистические могикане создают свои международные агрессивные объединения и блоки, подобные НАТО, СЕАТО, Багдадскому пакту[29], направленные против миролюбивых народов, против народно-освободительных движений, против рабочего класса и жизненных интересов трудящихся».

«В то время, – подчеркивалось в постановлении, – как Советский Союз многое сделал и делает для разрядки международной напряженности…, американский монополистический капитал продолжает ассигновывать крупные суммы для усиления подрывной деятельности в социалистических странах. В разгар «холодной войны», как известно, американский Конгресс официально (помимо тех средств, которые отпускаются неофициально), ассигновал 100 миллионов долларов только для подрывной деятельности в странах народной демократии и в Советском Союзе. Теперь, когда Советский Союз и другие социалистические страны делают все возможное для ослабления международной напряженности, сторонники «холодной войны» стараются активизировать действия, осуждаемой народами всего мира «холодной войны». Об этом говорит решение американского Сената о дополнительном ассигновании 25 миллионов долларов на подрывную деятельность, которая цинично именуется «поощрением свободы за «железным занавесом»[30].

В заключении данного постановления отмечалось:

«Мы должны твердо оценить этот факт и сделать из него соответствующие выводы… Все это свидетельствует о том, что нельзя допускать беспечность в отношении новых происков империалистической агентуры, стремящейся проникнуть в социалистические страны, чтобы вредить и подрывать достижения трудящихся…

Теперь, когда социализм стал мировой системой, когда между социалистическими странами установилось братское сотрудничество и взаимная помощь, создались новые благоприятные условия для расцвета социалистической демократии, для дальнейшего укрепления материально-производственной базы социализма, неуклонного подъема жизненного уровня трудящихся, для всестороннего развития личности нового человека – строителя коммунистического общества».

Таково было содержание этого исторического документа, подводившего определенный итог под проделанной работой по освобождению от груза прошлых ошибок и преступлений, к разговору о которых нам придется еще не раз возвращаться в ходе нашего повествования.

Представляется необходимым пояснить современному молодому читателю некоторые идеологеммы и обстоятельства, упомянутые в Постановлении ЦК КПСС от 5 июля 1956 г.

«Холодной войной» в исторической науке и политологии именуются периоды напряженности в советско-американских отношениях, ассоциируемые с противостоянием двух ядерных сверхдержав и двух мировых социально-политических систем, условно датируемые 1946–1972 и 1980–1989 годами.

Впервые этот термин прозвучал 24 октября 1948 г. в выступлении в американском Конгрессе известного политика Б. Баруха, заявившего, что «хотя война закончена, мы находимся в состоянии холодной войны, которая становится все теплее».

Как отмечается в современной «Энциклопедии российско-американских отношений XVIII–XX века», «холодная война велась всеми средствами – дипломатическими, политическими, пропагандистскими, – за исключением военных», хотя последнее утверждение вызывает некоторые сомнения и нуждается в уточнении, что и будет сделано далее.

Окончание «холодной войны» связывают с годами президентства в США Дж. Буша – старшего (1989–1993 гг.).

28 января 1992 г. Буш заявил: «По божьей воле, Америка выиграла холодную войну».

В ходе первой встречи Буша с президентом России Б.Н. Ельциным 1 февраля 1992 г. было заявлено об «окончании «холодной войны», и объявлено о том, что обе стороны не считают более друг друга потенциальным противником.

Как подчеркивает составитель «Энциклопедии российско-американских отношений XYIII – ХХ века» Э.А. Иванян, американские исследователи феномена «холодной войны» делятся на «правоверных», обвиняющих в ее развязывании Советский Союз, и «ревизионистов» 60-х – 70-х годов, считающих основным ее виновником США».

Американский дипломат и историк международных отношений Дж. Ф. Кеннан считал, что «холодная война» отражала «…долгое и дорогое политическое соперничество, разжигаемое с обеих сторон нереальными и преувеличенными оценками намерений и мощи противоположной стороны»[31].

В эпицентре мятежа

Контрреволюционный мятеж в Венгрии, развязанный в октябре 1956 г. внутренней реакцией при поддержке извне, явился серьезным испытанием для коллектива посольства СССР в Будапеште.

Организаторы мятежа, добиваясь свержения народной власти и реставрации буржуазных порядков, не без оснований видели в Советском Союзе и в венгерско-советской дружбе одно из главных препятствий на пути реализации своих замыслов. Стремясь придать развитию событий в Венгрии антисоветскую направленность, враждебная пропаганда внутри страны и извне всемерно разжигала националистические и шовинистические настроения среди ее граждан, иногда грубо, а порой и утонченно клеветала на Советский Союз, на советско-венгерские отношения, сеяла неприязнь ко всему советскому.

Отслеживание развития ситуации в стране и было одной из важнейших задач советского посольства в Будапеште.

Мы не будем подробно анализировать причины и истоки событий октября 1956 г., отсылая читателя как к свидетельствам их непосредственных участников, так и к опубликованным работам по этой проблеме[32], и остановимся только на вопросах работы советского посла Андропова в Будапеште в трагические месяцы 1956 г.

Отметим, что согласно договору об образовании Организации Варшавского договора от 14 мая 1955 г. [33], Советский Союз имел не территории Венгрии войска, сведенные в Особый корпус под командованием генерал-лейтенанта П.Л. Лащенко.

Решения ХХ съезда КПСС, особенно специальный доклад первого секретаря ЦК КПСС Н.С. Хрущева его делегатам о культе личности Сталина и его последствиях, произвели ошеломляющее впечатление как на всех знакомившихся с ними рядовых коммунистов, так и на руководство коммунистических партий зарубежных стран, а впоследствии – и международное общественное мнение.

Потрясенный услышанным в Кремле, первый секретарь Венгерской партии трудящихся (ВПТ) Матьяш Ракоши, до недавнего времени именовавший себя «лучшим венгерским учеником Сталина», доверительно говорил советскому послу:

– Юрий Владимирович, – вы еще очень молодой человек и застанете то время, когда сами убедитесь, какой ценой придется заплатит вам и нам за этот съезд. Так не делается. Это катастрофа[34].

Многие авторы подчеркивали присутствие у Юрия Владимировича «венгерского синдрома». Что вполне понятно, поскольку на его глазах происходило все шестимесячное вызревание конфликта, завершившегося массовым кровопролитием, и именно им, в конечном итоге, анализировались, систематизировались и оценивались факты, характеризовавшие развитие политического кризиса, и в виде взвешенных и выверенных оценок шифртелеграммами направлялись в Москву в МИД и ЦК КПСС.

А информация о развитии кризиса, отправлявшаяся советским посолом, далеко не всегда находила понимание и адекватную оценку в Москве.

Именно в этот период ярко проявились аналитический склад ума и аналитические способности Юрия Владимировича, масштабность его мышление, сосредоточенность на отстаивании интересов Советского Союза, упорство, хладнокровие и выдержка, выносливость.

Некоторые, но далеко не все, исходные данные для выводов о положении в Венгрии, на чем мы подробнее остановимся далее, предоставлялись послу Андропову работавшими в посольстве сотрудниками КГБ при СМ СССР Е.Т. Синицыным и Г.Ф. Григоренко. Помимо этого он опирался и на иные, дипломатические и партийные источники.

С начала в апреле 1956 г. острых дискуссий о судьбах социализма не только в партийных организациях, но и в венгерском обществе, в которые были вовлечены тысячи венгров, советское посольство информировало МИД и ЦК КПСС об усилении брожения, росте националистических и антисоветских настроений, падении авторитета ВПТ, ее руководства.

Следует напомнить, что хотя 27 июня 1941 г. Венгрия, вслед за Германией, объявила войну СССР и её армия участвовала в боях на германо-советском фронте, понеся многочисленные потери (только в 1944 г. погибли более 350 тысяч солдат, оказывавших по приказу своих командиров отчаянное, но бессмысленное сопротивление; 514 тысяч из них попали в советский плен), однако, большинство мадьяр не считало своё правительство виновным во втягивании страны в войну и участии в агрессии.

В 1954–1955 г. из СССР в Венгрию вернулись более 200 тысяч бывших военнопленных (остальные были освобождены ранее), представлявших наиболее реакционную и шовинистически настроенную часть офицерского корпуса и активистов фашистской партии «Скрещенные стрелы». И именно эти люди сыграли далеко не последнюю роль в кровавых событиях октября – ноября.

В одиннадцать миллионной стране с 1948 г. около 200 тысяч граждан стали жертвами политических репрессий, что, естественно, не прибавляло симпатий к «народной» власти.

М. Ракоши сетовал советскому послу:

– Вы, товарищ Андропов, должны помнить, что в Венгрии нет Сибири, и все, кто вышел из тюрьмы во время вашей оттепели после 1954 года, находятся прямо здесь, рядом с нами, на улицах и площадях, на заводах и в кооперативах.

А после начала в середине июня трансляций антисталинских разоблачений Хрущева радиостанциями «Голос Америки», «Свобода» и «Свободная Европа» (последняя специализировалась как раз на аудитории европейский стран народной демократии), антисоциалистические силы не только в Венгрии, стали мечтать о реванше, не желая упустить предоставленный им судьбою шанс.

Как много позже писал по этому поводу старший научный сотрудник Архива национальной безопасности (US NSA) Джон Прадос: «роль «Свободы» и «Свободной Европы», вещавших с территории ФРГ на СССР и другие страны Восточного блока, была особенно велика. Некоторые эксперты считают, что радиостанция «Свободная Европа» сыграла роль прямого катализатора восстания венгров против коммунистической системы в 1956 г. У нас нет стопроцентных свидетельств того, что эта радиостанция призывала венгров к восстанию, хотя, безусловно, мы не можем утверждать, что она соблюдала полный нейтралитет во время тех событий.

В любом случае и события в Венгрии, и события в Чехословакии, и развал СССР (недаром Борис Ельцин как-то признался, что из всех радиостанций он слушал в основном «Свободу») дают возможность судить о степени влияния американских радиостанций на умы и души жителей Восточной Европы… Затраты ЦРУ вряд ли подаются исчислению. Я думаю, в тот период США израсходовали на «холодную войну» от 100 до 150 миллиардов долларов»[35].

Фактом остается то, что передачи доклада Хрущева о культе личности Сталина на волнах радиостанций «Свободная Европа» и «Свобода», вызвали стремительный и бурный рост антисталинских, антисоветских и антикоммунистических настроений и проявлений как в самом СССР, так и в других социалистических странах, особенно в Польше, а затем и в Венгрии.

По стране поползли самые невероятные слухи о культе личности, о злоупотреблениях собственного партийного руководства, что, как известно, привело к попытке вооруженного мятежа против власти Венгерской Народной Республики в конце октября 1956 г.

Под напором все усиливавшейся критики, первый секретарь ВПТ Матьяш Ракоши, «лучший венгерский ученик Сталина», был вынужден в начале июля оставить свой пост.

Однако, несмотря на предпринимавшиеся правительством Венгрии меры, эскалацию политического кризиса предотвратить не удалось.

Андропов предупреждал Москву об углублении политического кризиса, неприятии партийным руководством мер к стабилизации обстановки в стране, что только способствует углублению кризиса.

Например, сменивший в июле Ракоши на посту генсека ВПТ мало известный в партии, бывший ранее министром госбезопасности Эрне Гере, в августе месяце… отбыл на полтора месяца в отпуск в Крым.

Андропов, в отличие от московских руководителей, не питал иллюзий в отношении авантюриста Имре Надя, ранее, до 1950 г. занимавшего ряд министерских постов в правительстве Венгрии, а ныне опять рвавшегося к власти.

В отличие от Андропова, Москва знала, что многие годы проживший в СССР Имре Надь был секретным агентом НКВД под псевдонимом «Володя», а поэтому воспринимала его как весьма подходящую кандидатуру для переговоров и возможных компромиссов.

Информация посла явно не стыковалась в центре: Андропов летом предупреждал об ухудшении ситуации, спецсообщения же представителей КГБ в Будапеште подчеркивали, что дестабилизирующие процессы носят поверхностный характер, а, главное, контролируются руководством страны[36].

В июле первый заместитель министра иностранных дел Андрей Андреевич Громыко[37] в разговоре с Андроповым по ВЧ-связи обронил многозначительную фразу:

– Здесь, в Москве, создается впечатление, что вы слишком много пишете.

Это был прямой намек на предстоящую отставку, а столь плачевное возвращение из первой загранкомандировки не сулило послу явно ничего хорошего.

Однако, как показали последующие события, и что самым непосредственным образом сказалось на судьбе героя нашего повествования, направлявшаяся Андроповым в Москву информация была объективной, обоснованной и упреждавшей о возможном дальнейшем негативном развитии событий, хотя и осталась «непонятой» в призванных принимать соответствующие политические решения инстанциях.

Следует, однако, при этом добавить, что ЦК КПСС и МИДу приходилось в это время одновременно решать аналогичные проблемы в Польше, а также пытаться влиять на развитие египетско-израильского конфликта, в связи с чем внимание к тревожным донесениям советского посла из Венгрии было ослаблено.

В августе, прибыв в Москву для консультаций, Андропов с удивлением узнает, что по мнению МИДа, после смены М. Ракоши и возвращения в «большую политику» И. Надя, в развитии обстановки в Венгрии не наблюдается отрицательной динамики, что кризис, по крайней мере, не расширяется, и что руководств ВПТ в принципе контролирует ситуацию.

Эта оценка соответствовала выработанной в Москве линии на отношения с венгерским руководством, особенно возлагавшимся надеждам на авторитет и благоразумие И. Надя.

Когда в начале сентября Хрущев обсуждал ситуацию с отдыхающим в Крыму Э. Герё, тот бросил:

– Ваш посол нервничает!

После этого семья Андропова в прямом смысле начинает паковать чемоданы, прекрасно понимая, что отзыв посла не заставит себя долго ждать. Однако сам Э. Герё, узнав об этом решении Москвы, немедленно связался по прямой связи с Н.С. Хрущевым и попросил его «ввиду сложности обстановки в стране оставить товарища Андропова в Будапеште».

Что свидетельствует о глубочайшем уважении Юрия Владимировича венгерским руководством.

Хотя еще 6 октября посол предупреждал Москву, что если и далее позволить событиям идти на самотек, то «вопросы социализма в Венгрии будут решаться на улицах».

В рукописи книги о своем отце, И.Ю. Андропов отмечает, что «к удивлению нынешних исследователей, резидентура КГБ в Будапеште, по-прежнему посылала в Москву «убаюкивающие» депеши[38].

А в Москве c 20 октября начались непрерывные заседания Президиума ЦК, рассматривавшего ситуацию в Польше и Венгрии.

Политическим «эмиссаром» Москвы в Варшаву направляется один из старейших членов Президиума ЦК КПСС Анастас Иванович Микоян[39], а успешное завершение его миссии в этой стране, породило надежду на столь же благоприятный исход и в Будапеште.

Особенно стремительное развитие событий началось с демонстрации 23 октября на центральной улице Будапешта Сталин Ут, участие в которой приняли до 200 тысяч жителей столицы и других городов Венгрии.

Еще утром 23 октября распоряжением посла Ю.В. Андропова, во избежание инцидентов и провокаций, всем советским гражданам было запрещено появляться на улицах и приближаться к демонстрантам.

Всем, кроме небольшой группы сотрудников посольства, владевших венгерским языком, которым было специально поручено наблюдать за ходом демонстраций и информировать посольство о развитии событий в городе.

И в этом смелом решении было скрыто стремление посла Советского Союза Ю.В. Андропова получить многочисленные, не связанные между собой впечатления непосредственных очевидцев событий для подготовки обзорно-аналитических сообщений в инстанции. Что, и по прошествии многих лет, может оцениваться исключительно как стремление представлять объективную информацию о происходящих событиях, пусть и крайне напряженных и драматических.

Работники военного атташата, а также третьи секретари посольства В.А. Крючков и В.А. Черников, В.Н. Казимиров провели немало напряженных часов в рядах крайне возбужденных демонстрантов, чьи антисоветские и антиправительственные настроения постоянно искусно подогревались ораторами.

В ходе демонстрации, ставшей прелюдией к возникновению сначала массовых беспорядков, а затем и кровопролитных вооруженных столкновений, было хорошо видно, что с каждым часом тон все сильнее стали задавать антисоветские элементы.

Если вначале выдвигался лозунг «установления советско-венгерской дружбы на новых основах», то потом появилось требование выхода из Варшавского договора.

Демонстрация, в которой первоначально доминировали студенты, началась под лозунгами национальной независимости, демократизации, исправления ошибок «ракошистского» руководства, привлечения к ответственности виновных в репрессиях 1949–1953 годов. Среди требований манифестантов фигурировали также немедленный созыв партийного съезда, вывод советских войск из Венгрии, сноса памятника Сталину на центральной площади Будапешта. На волне нарастающего давления «улицы» вечером этого дня И. Надь был избран премьер-министром страны и отныне он стал рупором и проводником лозунгов и идей антисоциалистической оппозиции.

Для взвинчивания антисоветских настроений контрреволюционные элементы искусно использовали призыв снести монумент Сталина на центральной площади города. Была собрана многотысячная толпа. Один за другим ораторы обрабатывали ее во враждебном СССР духе, а затем были пущены в ход тягачи, подъемные краны, стальные тросы, чтобы свалить статую с пьедестала. Однако это оказалось непросто: лишь через несколько часов, после того, как было подрезано автогеном основание монумента, тягачам удалось опрокинуть его.

Глумление над поверженным монументом продолжалось несколько часов – на нем прыгали и плясали, отбивали куски металла, а затем, прицепив к двум тягачам, поволокли по главному проспекту. Около полуночи огромная толпа, сопровождавшая повершенный монумент, подошла к посольству СССР, и лишь после очередного митинга двинулась дальше.

Теперь и Москва, и власти Венгрии стали убеждаться в обоснованности предупреждений Андропова.

Власти были в растерянности. По мере роста числа манифестантов и их столкновений с силами охраны порядка, характер происходившего на улицах и площадях начал меняться, появились антиправительственные лозунги.

Еще около 18 часов дня 23 октября первый секретарь ВПТ Э. Герё по телефону лично просил Н.С. Хрущева ввести в столицу для поддержания порядка части Особого корпуса советских войск. Но Хрущев поручил послу получить письменное обращение от законного правительства. Оно было подписано премьером А. Хегедюшем за несколько часов до своей отставки, а сменивший его на этом посту И. Надь отказался признать его обоснованность, что стало причиной усиливавшегося кровопролития.

Первый секретарь ЦК Венгерской партии трудящихся Герё в радиообращении к народу квалифицировал происходившее как начало контрреволюции и заявил об объявлении чрезвычайное положение, что, однако не остановило демонстрантов от прямых вооруженных столкновений с полицией и «алашистами» (от «Алаши веделем» – государственная безопасность).

В 20 часов 23 октября начальник Генерального штаба Советских войск маршал В.Д. Соколовский отдал приказ командиру Особого корпуса П.Л. Лащенко привести части корпуса в боевую готовность, а через три часа из Москвы последовала команда о направлении войск в Будапешт «для оказания помощи правительству ВНР в связи с возникшими в стране политическими беспорядками».

Когда около 4 часов утра 24 октября советские части начали входить в город, «повстанцы» уже завладели арсеналами и захватили в столице несколько ключевых пунктов и важных объектов, в том числе здание Радиокомитета Венгрии, начали бои против правительственных войск, которые не проявляли особой активности в подавлении мятежников, а подчас и переходили на их сторону.

В связи с чрезвычайностью ситуации утром 24 октября на аэродром Секешфехервара, где размещался штаб Особого корпуса, прибыла представительная делегация из Москвы: заместитель председателя Совета министров СССР А.И. Микоян, секретарь ЦК КПСС М.А. Суслов[40], председатель КГБ при СМ СССР И.А. Серов[41] и его первый заместитель С.С. Бельченко, первый заместитель начальника Генерального штаба Вооруженных сил СССР генерал армии М.С. Малинин.

И тот, кто и сегодня тиражирует затертые пропагандистские байки об Андропове как «палаче венгерской революции», добровольно расписывается в собственной некомпетентности и неосведомленности, в распространении ложной информации.

Ибо, понятно, что политические решения готовились именно указанной группой, политический вес и влияние каждого из членов которой были несравнимо значимее, нежели у советского посла, являвшегося лишь представительно-связующим элементом в системе межгосударственных отношений, и санкционировались лично Первым секретарем ЦК Н.С. Хрущевым.

Роль же Ю.В. Андропова в октябре-ноябре 1956 г. в Будапеште, о чем мы еще скажем далее, имела преимущественно организационно-технический характер.

Андропов не смог даже встретить эту делегацию: еще ночью посол, военный атташе полковник П.М. Цапенко и другие сотрудники посольства, на двух «ЗИМах» направились в аэропорт, но в десяти километрах от Будапешта, в маленьком селении, недалеко от памятника советскому парламентеру Остапенко, были остановлены возбужденной толпой манифестантов…

Посол и сопровождавшие его лица вышли из машины, но тут же были окружены.

– Первым на моем пути оказался молодой подвыпивший паренек с непонятно откуда взявшимся огромным портфелем в руках, – вспоминал Андропов. – Я шагнул в его сторону, и парень инстинктивно сделал шаг влево; толпа за ним расступилась, и мы по очень узкому коридору вышли из кольца.

Несколько часов, кружным путем, они пешком возвращались в посольство[42].

Еще на аэродроме третий секретарь посольства Владимир Александрович Крючков слышал, как председатель КГБ Серов докладывал А.И. Микояну, что, мол, посол по молодости преувеличивает опасность – ничего серьезного в городе не происходит.

Члены правительственной делегации А.И. Микоян и М.А. Суслов остановились в официальной резиденции венгерского правительства на том же проспекте Сталина, именовавшейся «Ворошиловским особняком».

Когда Андропов прибыл в резиденцию советской делегации, Микоян попросил председателя КГБ вновь доложить обстановку в присутствии посла.

Смысл сказанного Серовым сводился к тому, что обстановка в Будапеште сложная, но преувеличивать сложности было бы неверно, и главные очаги повстанцев уже подавлены. Наиболее опасным центром сопротивления, где, по имеющимся данным, сосредоточены около 5 тысяч человек, остается захваченный Радиокомитет.

Микоян с порога заявил Андропову, что посольство сгущает тучи, явно преувеличивает силы контрреволюционеров и сложность обстановки.

Эта мизансцена происходила под аккомпанемент пулеметных очередей за окном, что, однако, не смущало Анастаса Ивановича.

В тот же день Андропову довелось услышать в тоне плохо скрываемого раздражения вердикт о неминуемой отставке: отправляясь вместе с Сусловым на встречу с премьером, Микоян уже в дверях бросил:

– А вы, Юрий Владимирович, оставайтесь! С Надем мы договоримся без вас.

Вечером того же напряженного дня 24 октября, надиктовывая телеграмму о состоявшихся переговорах в Москву, существенно отличавшуюся по оцекам от телеграмм посольства от 22 и 23 октября, Микоян отчеканил:

– Юрий Владимирович, вам надо отойти в сторону!

С 25 по 27 октября в Будапеште наступило обманчивое затишье, которое Микояном было принято за достижение успеха.

Отстраненный от участия переговорах с венграми Андропов занимался вопросами информационного обеспечения советской делегации, а также обеспечения безопасности персонала дипмиссии и членов семей. При этом он практически постоянно находился в служебном кабинете, куда постоянно прибывали с сообщениями и за указаниями сотрудники посольства, а также за справками и с предписаниями члены московской правительственной делегации, которая постоянно подпитывалась информацией из посольства.

Так же в посольство СССР обращались за разъяснениями, поддержкой многие общественные и государственные деятели Венгрии, дезориентированные разгулом реакции и антисоветской истерии.

26 октября госсекретарь (министр иностранных дел) США Джон Даллес публично подстрекательски заявил, что любая страна, которая «порвет с Москвой», может рассчитывать на помощь Америки.

Обманув ожидания Москвы и Микояна, 28 октября Надь объявил о роспуске армии и органов безопасности, отменил комендантский час в Будапеште, выпустил из тюрьмы заключенных, отменил ранее согласованные с советскими военными операции по ликвидации оставшихся главных узлов сопротивления (о которых, как уже о состоявшемся факте, сообщал в Моску Микоян).

Теперь, из окон «Ворошиловского особняка» высокие московские визитеры воочию могли видеть и слышать то, о чем на протяжении как минимум трех месяцев Андропов предупреждал Кремль.

А накануне рубежного дня, вечером 27 октября, в неподражаемой восточной манере А.И. Микоян «снял опалу» с советского посла:

– Юрий Владимирович, ты что нас сторонишься? Обиделся? Ну, разве можно сердиться на старого армянина? Давай работать!

28 октября Микоян и Суслов убедились, что ситуация в Венгрии стремительно ухудшается и советская военная помощь необходима.

С 29 октября столица Венгрии стала настоящим полем боя, где после ликвидации «революционным» правительством МВД и МГБ начались погромы и суды Линча над коммунистами, милиционерами и работниками МГБ, включая пограничников и рядовых солдат частей МГБ. (Документальные кино– фото материалы об этом сохранились и желающие вполне могут познакомиться с ними).

«Восставшие» разгромили здания ЦК и Будапештского горкома ВПТ, захватывали другие учреждения, включая министерство госбезопасности.

Тем не менее, в ночь на 29 октября советским частям был отдан приказ прекратить огонь.

В тот же день В.Н. Казимиров доложил послу обнадеживающую информацию – один из старейших (с 1919 г.!), член партии просил сообщить «советским товарищам» о разрыве многих членов ВПТ с правительством Надя и стремлении сформировать альтернативное правительство. Это была крайне важная информация о переломе настроений среди членов партии[43].

Ободренный этим достижением, И. Надь уже 30 октября от имени правительства Венгрии потребовал немедленного вывода этих войск из страны и о выходе из Организации Варшавского договора.

В Москве – заколебались, надеясь еще сохранить за собой поле для маневра и рычаги воздействия на Надя. В Будапеште против решения о выводе войск выступили Ю.В. Андропов и М.А. Суслов, в Москве – министр обороны маршал Г.К. Жуков. Решение о выводе поддерживал А.И. Микоян…

В тот же день «повстанцы» захватили здание Будапештского горкома ВПТ и зверски публично расправились со всеми, захваченными в нем…

Вывод советских частей из Будапешта в ночь на 31 октября вызвал небывалый всплеск реваншистских настроений, приведший к многочисленным кровавым расправам на улицах с «нелояльными» лицами, включая коммунистов, известных общественных деятелей, «алашистов» (сотрудников органов безопасности, в том числе рядовых солдат-призывников частей МВД и пограничных войск Венгерской Народной Республики), а также мародерства, погромов и грабежей. (Картина, увы, знакомая нашим более старшим согражданам по событиям 1992–1993 годов, а также опыту «бархатных революций» уже в Киргизии, Молдове, Грузии начала двадцать первого века)…

В этот же день посол Андропов организовал эвакуацию семей остающихся в Будапеште дипломатов, включая и свою собственную…

1 ноября, когда Надь пытался поставить «венгерский вопрос» в ООН, ввел в свое правительство представителей старых буржуазных партий, здоровыми демократическими силами ВПТ и было начато формирование Временного Рабоче-крестьянского правительства во главе с членом ЦК партии Яношем Кадаром, которое и обратилось к делегации Советского правительства 3 ноября с просьбой оказать военную помощь в подавлении вооруженной контрреволюции.

Стремясь заручиться поддержкой союзников, сам Первый секретарь ЦК КПСС 2–3 ноября совершил блиц-визиты в Польшу, Румынию и Югославию, чтобы разъяснить им причины и поводы принимаемого в Кремле трудного военного решения.

Утро 4 ноября – самый критический момент в положении посольства.

В 6 часов утра 4 ноября войска Особого корпуса по приказу министра обороны СССР маршала Г.К. Жукова начали вновь входить в Будапешт и другие крупные города – началась операция «Вихрь».

Когда отдаленная канонада сотрясла тишину, все сотрудники посольства были подняты по тревоге. Пока советские части входили в город, подавляя очаги сопротивления мятежников на окраинах, посольство фактически оставалось в осадном кольце батальона «национальной гвардии» во главе с майором-шовинистом, подчинявшемся правительству И. Надя и следовало быть готовым к любым неожиданностям. (В.А. Крючкову удалось так «распропагандировать» его личный состав, что они добровольно оставили здание советского посольства).

Через несколько дней в посольстве стали раздаваться телефонные звонки – это главари некоторых мятежных групп хотели оговорить условия своей капитуляции.

Также 7 ноября, когда еще в ряде районов Будапешта шла стрельба, на скромный ужин в посольство прибыли А.И. Микоян и М.А. Суслов.

Однако полностью очаги сопротивления в городе были подавлены лишь к 10 ноября. А спустя несколько дней в посольство из Москвы прибыла большая группа специалистов для оказания помощи венгерским товарищам в налаживании работы промышленности, снабжения, транспорта и других отраслей народного хозяйства.

Прибывший в Будапешт в середине ноября 1956 г. для участия в выработке соглашения об условиях пребывания советских войск старший консультант юридической комиссии при Совете Министров СССР Анатолий Иванович Лукьянов[44] так описывал свои впечатления «в после Андропове мы увидели человека очень собранного, напряженного, и в тоже время, видимо, измученного бессонными ночами. Но очень хорошо знавшего и понимавшего, что происходит в стране, который вместе с главой Рабоче-крестьянского правительства Яношем Кадаром намечал пути к сплочению здоровых сил Венгерской республики.

Как много позже мне говорил Янош Кадар, он был в восторге от Юрия Владимировича, что тот «умел видеть насквозь своих оппонентов и каждого своего собеседника».

И, надо сказать, уже в то время было ясно, каким ясным и проницательным человеком был Андропов, как он глубоко анализировал обстановку и понимал ее.

Часто мне приходилось встречаться с Андроповым, когда он уже стал завотделом социалистических стран Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза. Мне приходилось докладывать ему целый ряд документов по социалистическим странам. Поражала его глубина, тщательность в работе с документами»[45].

Официальная оценка результатов деятельности советского посла в Венгрии также была положительной. Однозначное признание получили дипломатические способности будущего Секретаря ЦК КПСС.

Добавлю от себя, что в течение многих лет мне неоднократно приходилось знакомиться с материалами о предпосылках возникновения кризисных ситуаций в различных государствах, не исключая и Советский Союз.

При этом нередко в официальных – как открытых, так и «закрытых», секретных, документах назывались причины и условия возникновения и вызревания конфликтов. Не составляли исключения в этом плане и события 1956 г. в Венгрии.

При этом причины возникновения подобных внутриполитических кризисов и конфликтов можно подразделить на объективные и субъективные. По природе своей и те, и другие делятся на внешние и внутренние.

О внешних объективных и субъективных причинах, факторах и предпосылках возникновения кризисов мы еще поговорим подробнее далее. Сейчас же представляется целесообразным высказать некоторые личные соображения по поводу внутренних субъективных причин возникновения социальных и политических конфликтов в социалистических государствах.

К числу последних, как правило, относились: ослабление и извращения в воспитательной и разъяснительной работе правящих социалистических или коммунистических партий, отступления от провозглашавшихся демократических принципов и норм государственного управления, авторитарный стиль и методы руководства, просчеты и ошибки в кадровой политике и работе, недостатки и ошибки в управлении социалистической экономикой.

Причем этот перечень с 1957 по 1990 год повторялся практически неизменно с различным «фактологическим» наполнением. Что, на мой взгляд, свидетельствует, с одной стороны, о явном нежелании руководства и политической «элиты» социалистических государств реально учиться на «уроках истории», в том числе и собственных, и чужих ошибках.

С другой стороны, – о неистребимом стремлении наступать на те же самые, уже хорошо известные «грабли».

Позднее об этом феномене столь информированный автор, как бывший первый заместитель председателя КГБ СССР Ф.Д.Бобков напишет так: «Лидеры упивались или наслаждались властью, отбрасывая всю информацию об угрозах извне, о процессах в стране, могущих посеять недоверие к властям, нарушить стабильность в государстве.

Не только руководители государства были поражены вирусом «непобедимости». Болезнь поразила общество»[46].

Разумеется, мой личный опыт гораздо более скромен, но данный вывод, при всей его горечи для граждан моей страны и моего поколения, представляется верным.

Но и об этих трагических и мучительных уроках нашего недавнего прошлого следует знать и помнить. Ибо пренебрежение историческим опытом означает только неизбежное его повторение именно в силу собственной неосведомленности.

Однако указанные нами обстоятельства, внутренние субъективные причины поражения социализма на современном этапе, вряд ли могут быть поставлены «в вину» социалистической теории и идеологии. Ибо они знаменуют собой именно разрыв с основными постулатами теории научного коммунизма.

Можно уверенно констатировать, что реальному социализму XX века не удалось решить главнейшей из провозглашавшихся им задач – создать, сформировать новый исторический тип гармонически и всесторонне развитой личности. Хотя относительно короткий исторический период – около 40 лет – с середины 40-х до конца 80-х годов – период проведения этого эксперимента не дает еще однозначно отрицательного ответа на вопрос о принципиальной выполнимости этой задачи.

В этой связи я достаточно настороженно отношусь к часто звучащим и сегодня призывам «сформировать новый тип личности», и еще более скептически настроен относительно возможности решения этой задачи в современных российских условиях в обозримом будущем.

Закончив подобное социо-философское отступление, вернемся, однако, к дальнейшей судьбе моего героя.

«Венгерское восстание» стало не только значительным личным испытание для Андропова, но и важнейшим событием мировой истории пятидесятых годов прошлого века.

Лучше многих информированный о сути, содержании, формах и динамике процесса вызревания социально-политического конфликта в Венгрии, Юрий Владимирович, естественно, не раз впоследствии мысленно возвращался к событиям той поры, ища варианты ответов на возникающие вопросы и проблемы в извлеченных и не извлеченных уроках тех дней.

Именно этот уникальный личный опыт и являлся подлинным и вполне объяснимым «венгерским синдромом», а не тот «страшный испуг», который, якобы, Андропов «испытывал по отношению ко всяким переменам в мире».

Отсюда главной задачей для него было не допустить неконтролируемого развития событий, чреватых тяжелыми кровопролитными последствиями.

Без понимания сути этого, трудно объективно оценивать многое из того, что имело место в истории ХХ века, в том числе и в судьбе моего героя.

Добавим при этом, что в ходе «венгерских событий» октября – декабря 1956 г. погибли 720 советских военнослужащих и около 2 с половиной тысяч венгров. При этом недопустимо абсолютно всех их записывать в «защитников народной революции», поскольку многие из них были убиты или линчеваны именно этими «защитниками».

По приговорам судов были казнены 229 активных участников незаконных вооруженных формирований «повстанцев», около 30 тысяч были осуждены. Около 130 тысяч венгров покинули страну, став беженцами.

Но тому, кто захочет упрекнуть Андропова в «приверженности тирании и тоталитаризму», зададим проверочный вопрос: а известно ли им, сколько беженцев, в официальных документах Управления по делам беженцев ООН, стыдливо именовавшихся «вынужденными переселенцами», появилось в СССР после известных событий 1992 года?

По данным названного международного органа, в 1992 г. их общее число превышало 6 миллионов граждан бывшего Советского Союза…

Впоследствии, в одном из документов ЦК КПСС, датированном 19 декабря 1956 г. подчеркивалось, что в Венгрии «международная реакция во главе с империалистическими кругами США, опираясь на хортистско – фашистские силы и прикрываясь фальшивыми лозунгами «свободы и демократии», организовала контрреволюционный заговор против венгерского народа, используя для этого недовольство значительной части населения, вызванное тяжелыми ошибками, допущеными бывшим государственным и партийным руководством…. Венгрия при помощи советских войск разгромила контрреволюционный заговор и отстояла свои социалистические завоевания».

В документе также отмечалось, что является косвенной оценкой роли Ю.В. Андропова, что зарубежные коммунистические партии рассматривают оказанную ВНР помощь в борьбе с контрреволюционным выступлением «как пример выполнения Советским Союзом своего интернационального долга в борьбе с происками империалистической реакции»[47].

Пребывание в перенасыщенном драматическими событиями Будапеште самым непосредственным образом сказалось на семье и здоровье будущего Генерального секретаря ЦК КПСС и председателя Президиума Верховного Совета СССР.

Его жена, Татьяна Филипповна, которая стала невольной свидетельницей линчевания коммуниста на улицах Будапешта, получила нервное потрясение, которое впоследствии многие годы сказывалось на состоянии ее здоровья.

А в декабре 1956 г. инфаркт настиг и посла Советского Союза Андропова, в связи с чем он был отправлен на лечение в Москву.

Однако высокая оценка советским партийным руководством – Президиумом ЦК КПСС и лично Н.С. Хрущевым по докладам А.И. Микояна, М.А. Суслова, И.А. Серова личных и деловых качеств Посла Советского Союза Ю.В. Андропова сыграла важную роль в его дальнейшей судьбе.

Куратор международных социалистических связей

Аналитические и дипломатические способности Андропова, проявленные им в кризисной ситуации, были оценены руководством ЦК КПСС по достоинству.

После принятого 21 февраля 1957 г. Президиумом ЦК решения о создании в аппарате Центрального комитета КПСС Отдела по связям с коммунистическими партиями стран народной демократии, Ю.В. Андропов был назначен его заведующим.

Отдел этот должен был заняться реализацией на практике комплекса важнейших задач международной политики, сформулированных в решениях ХХ съезда КПСС. Фактически – обеспечением мирного соревнования двух социально-политических систем на международной арене.

Теперь уже самому Юрию Владимировичу от имени ЦК КПСС предстояло вырабатывать и реализовывать политику Советского Союза в отношении стран народной демократии. Это был значительный кадровый скачок, таивший в себе, однако, немало «подводных камней» и неожиданностей.