Читать онлайн Дело Дрейфуса бесплатно

Антисемитизм правых

В течение XIX века французские евреи находились в более благоприятном положении, чем евреи какой-либо другой страны. Они раньше всех остальных евреев получили равноправие с христианами. Португальские, испанские и авиньонские евреи обрели все права гражданства в январе 1790 года, а эльзасские – 27 сентября 1791 года[1]. Правда, их положение несколько ухудшилось в эпоху Наполеона, в результате декретов 1806 и 1808 годов. Но после реставрации Бурбонов им опять вернули все права, и сменяющие друг друга политические режимы во Франции были постоянны в своем хорошем отношении к евреям. Известный французский публицист Шербонье писал в 1880 году: «Во Франции трудно понять, что в Германии существует еврейский вопрос и что этот вопрос может возбудить наиболее здравые умы и дать повод к ядовитым полемикам. К счастью, во Франции есть много вещей, которые были решены раз и навсегда. С давних пор мы знаем, что законы одинаково существуют для всех, что нет надобности молиться в католических храмах для того, чтобы пользоваться покровительством закона»[2]. Но не успели высохнуть чернила под этим заявлением, как зимой 1881–1882 годов в Париже один за другим выходят четыре номера еженедельника Antijuif и газета Antesemitique. В передовой статье первого номера газеты была объявлена цель издания: «Социальная защита угнетаемого горсткой в 80 тысяч евреев 40-миллионного французского народа». Девиз газеты переиначивал известную фразу выдающегося французского политического деятеля Леона Гамбетты: «Клерикализм – вот враг», девиз же звучал: «…еврей – вот враг».

Но эти издания не пользуются никакой популярностью, влачат жалкое существование и быстро закрываются. Рождение французского антисемитизма нового времени тесно связано с деятельностью талантливого французского писателя и журналиста Анри Дрюмона. В 1886 году выходит его книга «Еврейская Франция». Необыкновенный успех! Книга за короткий период 100 раз переиздается фантастическими тиражами. Увлекательное повествование с массой пикантных подробностей знакомит французов с еврейской историей и с положением евреев в Третьей республике. Для многих французских читателей это была первая книга о евреях, которую они читали. Автор утверждал, что в современной Франции господствуют одни лишь евреи. Они захватили власть над тем самым государством, которое когда-то жгло, убивало и изгоняло их из своих пределов. Евреи виноваты буквально во всем: и во Франко-прусской войне, и в потере Эльзаса и Лотарингии, и в Коммуне, и в упадке общественной нравственности. Причем вину за все беды современной Франции Дрюмон возлагает на евреев абсолютно откровенно, без тени смущения. Как видим, обычный джентльменский набор. Так в чем же дело? Почему этот набор стандартных нелепостей стал вдруг пользоваться во Франции такой бешеной популярностью? В чем причина возрождения французского антисемитизма?

Левый и социалистический антисемитизм

Что же представляли тогда собой французские евреи? По численности они составляли очень небольшую группу. В 1897 году еврейское население Франции насчитывало 71 249 чел., из них 60 тысяч – в Париже. Кроме того, 60 тысяч евреев проживали в Алжире. Обнаружить реальные социальные противоречия между еврейским меньшинством и французами очень тяжело. Как среди крупной промышленной буржуазии, так и среди мелких лавочников и торговцев евреев практически нет. В этих профессиях – исходя из численности населения – процент евреев куда меньше, чем французов. Зато еврейские банкирские дома занимают очень прочные позиции в финансовом мире, особенно – Ротшильды, и огромен процент евреев – людей свободных профессий, а также офицеров и ученых.

Историки дают разные объяснения того довольно неожиданного факта, что страна, которая в XIX веке считалась эталоном свободы и соблюдения прав человека, вдруг в конце этого же века стала основным центром антисемитизма. Одной из важных причин была антисемитская политика французской католической церкви. Она потерпела тяжелое поражение в своих попытках свергнуть республику. Положение церкви ухудшилось после финансового краха католического банка Union generale и в процессе наступательной, антиклерикальной политики, проводимой правительством Ж. Ферри (основную роль в нем играл Поль Бер – еврей по национальности). Для улучшения своего положения католическая церковь решила прибегнуть к старому испытанному средству, о котором известный французский историк Ж. Мишле говорил: «Когда успехи цивилизации грозят опасностью либо успехам, либо влиянию клерикального абсолютизма, последний отражает удар путем диверсии против евреев»[3]. Ударной силой католического антисемитизма стал Орден иезуитов, устав которого требовал, чтобы люди, вступающие в орден, могли доказать, что у них нет еврейской крови в четырех поколениях. Католические священники играли заметную роль в движении антидрейфусаров, а иезуитский орден вел широкую антисемитскую пропаганду во всем мире. В разгар дела Дрейфуса основной орган католической церкви журнал Civilta Cattolica писал: «Евреев следует исключить из числа цивилизованных народов во всем мире: в Италии, Франции, Англии»[4].

Наряду с правым антисемитизмом во Франции был очень силен левый антисемитизм. Его первым представителем следует считать выдающегося утопического социалиста Шарля Фурье, относившегося к евреям с крайней враждебностью и практически ставившего знак равенства между капиталистом и евреем. Один из его учеников, Альфонс Туссенель, разработал этот вопрос в своей книге «Евреи – короли эпохи» – первой антисемитской книге нового времени, написанной во Франции. В своей работе Туссенель резко нападает на капиталистический строй, называя его «олигархическим», «плутократическим», «феодальным». Но корень зла, причину унижений, страданий угнетенного народа Туссенель видит не в характере капиталистического способа производства, а в том «жидовском духе», который охватил Францию эпохи Луи-Филиппа. Как принято у антисемитов, евреев обвиняют во всех смертных грехах. «Жидовский дух» проявляется буквально в каждом биении сердца столь славной в прошлом Франции. Июльская монархия миролюбива, она молча и безропотно сносит все оскорбления со стороны Англии. Виноваты евреи, так как биржа спекулирует на повышении бумаг и не любит войны, этого неизбежного падения всех бумажных ценностей. Июльская монархия заботится о проведении железных дорог. Она это делает потому, что евреи выторговали концессию у населения Франции и хотят поживиться за счет этого. Нужно сказать, что автор пытается избежать упрека в грубом антисемитизме и дает несколько своеобразное определение тем, кого он считает евреями: «Я предупреждаю читателей, что слово "еврей" взято здесь в обычном значении "жид", "банкир", "спекулянт". Никто более меня не признает превосходства характера еврейской нации. Еврейский народ, по справедливости, занимает выдающееся место в истории человечества. Это – народ-организатор по преимуществу, народ политического и национального единства. Все читатели Библии, называют ли они себя евреями, женевцами, голландцами, англичанами, американцами, наверняка нашли в своем молитвеннике, что Бог дал последователям сего закона концессию на монопольную эксплуатацию земного шара. Ибо все эти народы-барышники вносят в искусство обложения данью рода человеческого одинаково пылкий и религиозный фанатизм»[5].

Социалистическая партия Франции до 1900 года не выступала против антисемитизма. После Панамской аферы многие ее представители допускают в своих выступлениях антисемитские выпады, а столь видные руководители социалистов, как Р. Вивиани и Г. Руане, выступают с такими злобными антисемитскими речами, что их трудно отличить от выступлений последователей Дрюмона. Может быть, одной из причин такого положения был факт, что французские евреи до дела Дрейфуса практически не играли никакой роли в социалистической партии. Все это объясняет то позорное поведение большинства социалистической партии, за исключением Ж. Жореса и его последователей, во время дела Дрейфуса.

Клерикальные и социалистические круги вели свою антисемитскую пропаганду в стране с очень нездоровым психологическим климатом и ущемленными национальными чувствами.

Тяжелое поражение во Франко-прусской войне, потеря двух провинций – Эльзаса и Лотарингии, жизнь в условиях постоянных угроз и выпадов со стороны Германии: «Кулак бисмарковской Германии, занесенный над нашей юностью»[6], – вспоминал об этом времени Ромен Роллан. «Не проходило года, чтобы зловещие птицы не предвещали нам войны на следующее лето»[7]. Постоянное сознание, что Франция слабее, приведшее к резким скачкам политического курса – от заигрывания и униженного пресмыкательства перед Германией 70-х годов до настоящей антинемецкой истерии в конце 80-х годов в эпоху кризиса Буланже. Но, несмотря на все эти скачки, Франция помешана на идее реванша – это основная цель французской внешней политики. «Думайте об этом всегда, но не говорите никогда» – учил один из основателей Третьей республики Л. Гамбетта. Антинемецкая пропаганда принимает все более человеконенавистнический характер. Но немцы – в Германии, и надежды на успешную войну с ними пока что нет. И французские шовинисты ищут врагов в своем собственном доме. Ими оказалась горстка евреев, проживающих во Франции.

Известный русский публицист Н. С. Русанов писал в своих «Письмах из Франции»: «Дойдя до известной степени развития, ненависть к немцам превращается в чисто риторическое чувство, в искусственно согреваемое настроение, при котором человек, обуреваемый этим, безрезультативным по обстоятельствам эффектом, обращает его на самое себя, на своих соотечественников, и как скорпион, смертельно ранящий себя своим же хвостом, видит повсюду в своих согражданах шпионов и изменников и готов их растерзать при малейшем подозрении. Эта психология, достойная варваров, должна была рано или поздно вызвать как идолопоклонничество перед армией, которое так сильно проявилось за последнее время, так и ту ненависть к "посторонним", "чуждым Франции элементам", которая обращалась на самых подлинных французских граждан, лишь бы они казались подозрительными маньякам шовинизма»[8]. Такими гражданами были евреи. И ни уверения французских евреев в их преданности Франции, ни их конкретные действия (интересно, что процент евреев, переселившихся из Эльзаса и Лотарингии после потери двух этих провинций во Францию, превышает процент христиан; семья Дрейфусов была в числе этих переселенцев) не помогли им.

«Толпа евреев с жирными лоснящимися лицами»

На мой взгляд, существовал целый ряд причин, объясняющих превращение Франции в центр мирового антисемитизма. Огромную роль в этом сыграла французская литература XIX века, создавшая определенный стереотип еврея. Ее значение тем более велико, что подавляющее большинство французов лично с евреями никогда не сталкивалось, и представление о евреях у них складывалось от статей во французской прессе (в подавляющем большинстве – антисемитских) и от чтения книг французских писателей. Первым крупным произведением французской литературы XIX века, в котором евреи являются одними из главных действующих лиц, был роман Оноре де Бальзака «Банкирский дом Нусингена». Прообраз Нусингена – Д. Ротшильд. Бальзак создал в изображении евреев ряд стереотипов, которым следовали другие писатели. В «Банкирском доме Нусингена» Нусинген, еврей, выведен в крайне неприглядном виде.

Нусинген – король парижской биржи, начавший карьеру со службы мелкого клерка в небольшом банкирском доме и достигший положения, при котором он мог господствовать на мировом рынке. Свое состояние он создал хищническими операциями. «В 1804 году Нусинген был еще малоизвестен, и тогдашние банкиры содрогнулись бы, узнав, что в обращении имеется только на сто тысяч экю акцентированных им векселей. Великий финансист понимал тогда, что он еще личность небольшая. Как добиться известности? Он прекращает платежи. Отныне имя его, которое знали только в Страсбурге и в квартале Пассоньер, прогремело на всех биржах. Он рассчитывается со своими клиентами обесцененными акциями и возобновляет платежи. Векселя его тотчас же получают хождение по всей Франции»[9]. Подобные аферы, приводившие к разорению тысяч семей, он проделывал неоднократно. Он вызывает страх у читателей.

Бальзак так описывает его: «У него не показная, а глубокая проницательность. Он скрытен и не попадает врасплох. У Нусингена тяжелая рука и холодный взгляд рыси». Он абсолютно не верит людям и заявляет, что «… люди бывают честны только с виду»[10].

Христиан – некоторых из финансистов – Бальзак также рисовал далеко не светлыми красками, например, дю Тийе, но они более мелки и не так опасны, как Нусинген. «Он гений всеобъемлющий. Этот финансовый кит готов продать депутатов правительству и греков туркам»[11]. Среди финансистов и дельцов-христиан встречаются честные и порядочные люди. Таков барон Д'Алдригер, на службе у которого Нусинген начинал свою карьеру. Разорившись, «честный эльзасец не прекратил платежей, не пытался всучить своим кредиторам обесцененные бумаги, он расплатился полностью и без всяких задержек, а затем ликвидировал свой банкирский дом, чем заслужил отзыв своего бывшего старшего служащего Нусингена: «Честный человек, но – дурак»[12].

Нусинген – не единственный еврейский образ, нарисованный Бальзаком. Рядом с Нусингеном стоит еще более страшная фигура, ставшая символом скупости во всем мире – Гобсек. На страницах бальзаковских романов мы встречаем и еще несколько дельцов еврейского происхождения: Вербурста и других. Эти люди способны на все. В своей «Человеческой комедии» Бальзак показал различные стороны человеческой деятельности, но евреи у него действуют только на бирже, в финансовом мире, в котором они являются королями. Других евреев для величайшего французского писателя XIX века не существует. Еврейская энциклопедия, чтобы доказать, что Бальзак не был антисемитом, пишет: «Нусинген не внушает чувства симпатии, но отрицателен скорее не он, а весь строй социальной жизни, который дает еще возможность перешагнуть через закон, считаясь в то же время честным человеком в Париже»[13]. Но, к сожалению, читатели не делали столь глубокомысленных выводов и узнавали, что евреи – короли биржи действуют страшными методами, а других евреев вроде бы и не существует.

Больше повезло в изображении Бальзака еврейским женщинам. Куртизанка Эстер описана очень тепло и вызывает симпатию. Вообще, еврейским женщинам повезло куда больше, чем мужчинам. Морис Блок писал: «… О еврейке писатели 18-го века говорили лишь противоположное тому, что писали о евреях». В XIX веке происходило примерно то же самое, но судили обо всей нации не по «хорошей» еврейке, а по «плохому» еврею.

Другим крупным писателем, о котором пойдет речь, был Эмиль Золя. Как-то язык не поворачивается обвинять человека, которому больше, чем кому бы то ни было Дрейфус обязан своим освобождением, в антисемитизме. Но давайте отвлечемся от его участия в деле Дрейфуса и посмотрим на то, что является основным в жизни писателя – на его произведения. Целый ряд персонажей-евреев проходит перед нами в одном из романов из серии «Ругон Макары», «Деньги». В романе рассказывается о парижской бирже, о грандиозной финансовой схватке между католическим и еврейскими банками. В основе лежит реальное событие – борьба банка Ротшильда со Всемирным банком. Евреи в этом романе – банкиры, спекулянты, биржевики, маклеры. Они рисуются в крайне неприглядных красках. С мистическим ужасом пишет Золя о крупнейшем финансовом деятеле Гундермане (его прообразом явно послужил Ротшильд). «Меньше чем за один век чудовищное состояние зародилось, выросло, расцвело пышным цветом в этой семье отчасти благодаря бережливости, отчасти вследствие удачного стечения обстоятельств. Здесь было как бы предопределение, которому помогали живой ум, неустанный труд, осторожные и упорные усилия, постоянно направленные к одной и той же цели. Теперь все золотые реки влились в это море, миллионы сливались с миллионами, богатство поглощалось в этом все растущем богатстве одного лица, и Гундерман стал настоящим хозяином, всемогущим королем, которому со страхом повиновались не только в Париже, но и во всем мире»[14].

С нескрываемым отвращением рисует Золя мир биржи, мир финансовых спекуляций. В этом мире действуют и христиане, и евреи. Многие из христиан также отвратительны, но среди христиан-биржевиков встречаются все же честные, порядочные люди, вызывающие симпатию. Биржевой маклер Мазо, до последнего момента стремившийся честно расплатиться с теми, кому он должен, и заплативший жизнью за свое банкротство. Комиссионер Масиас, оставшийся «должен семьдесят тысяч франков и отдавший их, хотя мог и не делать этого, сославшись на исключительный случай, как многие другие, занявший деньги у друзей, закабалив себя на всю жизнь»[15]. Среди евреев – все проходимцы. «Маклер Натансон сделался одним из царьков кулисы благодаря барышу в миллион франков, которые он получил, играя на понижение для себя и повышение для Саккара. Несмотря на это, он, несомненно, разорился бы, так как очень много покупал для Всемирного банка, который уже не мог оплатить свои покупки, но ему необыкновенно повезло; вся кулиса была признана неплатежеспособной, и ей скостили все ее долги более чем на сто миллионов»[16]. Член правления Всемирного банка банкир Комб – единственный еврей в правлении этого католического банка. «За свое любезное невмешательство в дела банка также получил возможность заработать, умело используя за границей могущество фирмы, а порой компрометируя ее своими финансовыми комбинациями»[17]. Он не стал дожидаться финансовой катастрофы и вовремя, с большой выгодой для себя, продал свои акции.

Герои Золя часто говорят, что «нужно быть евреем, иначе ничего не поймешь в биржевых делах». Золя ясно стремится показать, что в этой ужасной сфере господствуют евреи. Да и сам облик евреев вызывает у Золя чувство отвращения. В «Деньгах» есть поразительные строки: «Тут была целая толпа евреев с жирными, лоснящимися лицами, с острым профилем прожорливых птиц, необыкновенное сборище типичных носов; склонившись, словно стая над добычей, с неистовым гортанным криком, они, казалось, готовы были растерзать друг друга»[18].

Если в романе «Деньги» мы сталкиваемся с евреями, действующими в сфере финансов, то в романе «Его превосходительство Эжен Ругон» мы видим еврея, действующего в мире политики. «Кан родился депутатом. При Луи-Филиппе он уже в рядах правого центра и с юношеской страстью поддерживал конституционную монархию. После 48-го года он перешел в левый центр и в великолепном стиле сочинил республике символ веры. Теперь (при Второй империи) он опять обретается в правом центре и страстно защищает империю. А вообще он сын еврейского банкира из Бордо, владеет доменными печами»[19]. Свое депутатское место и близость к министру Кан использует для грязных афер и спекуляций.

В романе «Правда», в котором Золя отражает все перипетии дела Дрейфуса и в резкой форме разоблачает антидрейфусаров-антисемитов, мы встречаем новых персонажей. Учитель Симон – типичный интеллигент, страдающий, подобно капитану Дрейфусу, от клерикалов и антисемитов. Но остальные евреи рисуются черными красками. Например – барон Натан, представитель высших финансовых сфер, ренегат еврейского народа, стыдящийся своей национальности, и его дочь Лия, покупающая титул графини, принеся многомиллионное приданое ярому антисемиту из вырождающихся аристократов.

Совершенно так же, исключительно в черных тонах, рисовал евреев другой выдающийся дрейфусар А. Франс. Еврейская энциклопедия, как это было с Золя и Бальзаком, стремится доказать, что «хотя в романе "Аметистовый перстень" евреи нарисованы в малосимпатичном виде, нельзя, однако, из этого заключить, что Франс не сочувствует евреям, наоборот, он постоянно являлся защитником евреев…»[20]. Так в чем же дело? Почему люди, столь страстно в статьях и речах разоблачавшие антисемитизм, в своих произведениях рисовали евреев с весьма малопривлекательной стороны? На мой взгляд, это противоречие объясняется тем, что в речах, в статьях эти люди выступали со своих гражданских, политических позиций. Золя, Франс – сторонники демократической республики со всеобщим равенством всех граждан перед законом, с широкими правами граждан, а антисемитская пропаганда требовала отнять эти права у части французского народа – евреев, и они выступают против этого. Они прекрасно видят, что, прикрываясь антисемитскими фразами, усиливаются военщина и церковь. И на конечных этапах дела Дрейфуса Франции грозит клерикально-военная диктатура. Против этой угрозы они готовы бороться изо всех сил.

Но им лично евреи антипатичны. Они никогда, может быть, в этом не признаются даже себе, но есть правда творчества, и у таких крупных писателей, как Золя и Франс, она сильней даже их замыслов, и заставляет писать то, что они ощущают, и выводить только отрицательные еврейские персонажи. Без сомнения, многие из их героев существовали и в жизни, но ведь еще в большем числе в среде прекрасно знакомой им французской интеллигенции встречались и другие евреи. Однако даже крупные писатели видят только то, что хотят.

Был ряд французских писателей XIX века, которые тепло писали о евреях и создавали положительные еврейские типы – Жозеф Мерн в романе «Еврей в Ватикане», Эрман Шатриан в романе «Друг Фритц», Фартунио в романе «Евреи»… Ряд этот можно было бы продолжить. Но кто знает сегодня вышеупомянутых авторов?! Да и в XIX веке они не пользовались особой популярностью. Книги же Бальзака, Золя и Франса и тогда, и теперь читают во всем мире.

Еще одна сторона взаимодействия двух культур

Другой причиной, сыгравшей огромную роль в усилении антисемитизма во Франции, было франко-русское сближение, приведшее к заключению в 1892 году военно-политического союза между Францией и Россией.

Начиная с XVIII века между Францией и Россией существует тесная связь. Дипломатические отношения могли быть разорваны, страны могли воевать между собой, но культурные связи оставались необыкновенно прочными. Если мы будем говорить о XVIII веке и о первой половине XIX, то лидером в этом была Франция. Не только вся русская дворянская, но и разночинская интеллигенция уже росла, воспитывалась на идеалах французского просвещения. В русских правящих сословиях французский язык был более популярен, чем русский. Позднее знаменитые французские писатели XIX века Гюго, Бальзак, Золя, Мопассан обрели в России вторую родину. Но в 80-х годах происходит резкое изменение взаимоотношений культур. Имена Достоевского, Тургенева в кратчайший срок становятся самыми популярными во Франции. Издательства одно за другим выпускают во Франции их произведения. Романы выходят в Париже в год их издания в Москве и Петербурге, часто с измененными названиями. Произведения этих писателей, часто окрашенные в антисемитские тона, оказали заметное влияние на французских читателей.

Усиливаются контакты между представителями политического мира Франции и России. Происходит обмен политическими и военными делегациями, практикуются поездки граждан из одной страны в другую. Французы попадают в страну, где только что, в начале 80-х годов, прошла дикая волна еврейских погромов, одобренная самыми широкими кругами русского общества – от дворянских реакционеров до революционных народников. Атмосфера в России влияла на гостей. Часто эти семена падали на хорошо подготовленную почву. Известны воспоминания ряда французских антисемитов о том воздействии, которое оказали на их взгляды по еврейскому вопросу поездка в Россию или контакты с русскими во Франции[21], в первую очередь, это относится к создателю и руководителю антисемитской Лиги патриотов П. Деруледу, приезжавшему в Россию в 1886 и 1887 годах. Но и в самой Франции Россия развернула антисемитскую компанию. Здесь нужно назвать фамилию, сейчас неизвестную большинству историков, занимающихся историей России или Франции XIX века, а в те времена пользовавшуюся широкой известностью в Париже и в Петербурге.

Илья Фадеевич Цион. Еврейская энциклопедия называет его выдающимся физиологом, труды которого, особенно в области физиологии сердца, принесли ему европейскую славу, он был любимым преподавателем великого русского физиолога И. Павлова. Он и на самом деле снискал славу, но отнюдь не только медицинскими трудами. Известный советский историк А. З. Манфред дал блестящий психологический портрет Циона: «И. Ф. Цион, именовавший себя во Франции "Elie de Cyon", был, как удачно назвал его Покровский, "патриот двух отечеств", авантюрист, в облике которого все было противоестественно. Еврей по национальности, крестившийся в зрелые годы, он был антисемитом, монархистом, реакционером, другом М. Каткова. По специальности врач, профессор медицины, он занимался финансовыми операциями и был русским финансовым агентом в Париже. Он опубликовал исследование о финансовом балансе России и критический этюд о творчестве Л. Толстого»[22].

В начале 80-х годов Цион становится директором реакционной французской газеты Galois и постоянным сотрудником «Московских ведомостей» и «Русского вестника» Каткова. С августа 1886 года, по соглашению с Жульетой Адан, он стал одним из руководителей ее журнала Nouvelk Revue и одновременно, через буланжиста Мильвуа (в будущем – одного из лидеров антидрейфусаров), начал снабжать русскими материалами провинциальные газеты. Основная их тема – немецкая угроза и необходимость франко-русского сближения. Но в статьях самого Циона, как и в русских материалах, очень много антисемитской пропаганды, обвинений евреев в том, что они немецкие агенты, противники русско-французского союза и т. д.

Да и само заключение русско-французского союза способствовало резкому усилению во Франции реваншистских настроений, культа армии, усилению влияния правых кругов.

В середине 80-х годов во Франции организуется антисемитская лига. Во главе ее стоят разорившийся лавочник Герен и разорившийся маркиз Ш. Моррас. Отделения лиги открываются по всей стране. Но особенной популярности во Франции антисемиты пока что не имеют. В начале 1892 года в Париже начинает выходить еженедельная газета Libre parole. Но, несмотря на несомненный писательский талант ее главного редактора Дрюмона, газета на первых порах влачит жалкое существование и не пользуется никаким спросом.