Читать онлайн Эрановум бесплатно

Глава 1

Возможно, мое тело умерло, а душа томится в ожидании вечного пристанища. Место, где я застряла не похоже ни на рай, ни на ад, по крайней мере на те, что приняты были в обществе и представлялись нам как истинное их описание. Скорее это пустота, заполненная ледяной тьмой. Она стала мне приютом, из которого не выбраться, просочилась в тело и растекается по нему как кровь по венам, питая его и одновременно уничтожая. День? Может год? Или целую вечность длиться моя новая жизнь? Я не знаю. Я потеряла ощущение времени и пространства, а мое собственное тело больше не принадлежит мне. Но сознание продолжает жить. Оно периодически взрывает тьму вспышками воспоминаний из прошлого. Я снова и снова проживаю моменты, которые вызывали когда-то сильные чувства и эмоции, влияли на жизнь, наполняли мою личность. Все теперь выглядит иначе: проблемы и разочарования уже не кажутся концом света. Да и вообще, все, что происходило со мной было либо для чего-то, либо следствием чего-то. Во всем был свой смысл. Теперь я знаю это.

Очередная картина из прошлого кажется мне рождением новой звезды на небе. Она загорается так ярко, что не сразу можно рассмотреть ее, но вскоре, она начинает приобретать более четкие очертания, цвета, звуки и даже запахи. Я заглядываю в свое прошлое, как в освещенное окно жилого дома и наблюдаю за собственной жизнью со стороны, никак не принимая участие.

Вот одно из самых светлых воспоминаний детства. Именно в то зимнее утро перед праздниками я вдруг отчетливо поняла, насколько я счастливый ребенок и как сильно привязана ко всем членам семьи. На мелькающих картинках будто через мутное стекло я вижу себя рыжеволосой девочкой девяти лет, рядом с братом четырнадцати лет и совсем маленькой сестренкой, которой едва исполнилось три. Мой, взрослый не по годам, брат характером весь в отца. Он как обычно серьезный, рассудительный и к любому делу подходит с бесконечным терпением, прямо как сейчас, когда распутывает эту ужасно закрученную гирлянду, оставшуюся с прошлого года. Я бы уже давно бросила это дело: терпеть не могу скучной работы. Но не он. Виток за витком Лиам приводит украшение в первоначальный вид. Мне тошно даже со стороны за этим наблюдать. Другое дело украшать елку разноцветными шарами, серебряными колокольчиками и стеклянными зверушками, которые принадлежали нашей маме, еще когда та была маленькой. Сестра достает из корзины очередную игрушку. Ее маленькие пухлые пальчики цепко держат ярко-красный шар с выведенными по кругу золотыми узорами, который передает мне. Она держится так, словно выполняет самую важную работу в мире. Меня это умиляет. И не только меня. Как самую младшую мы все ее ужасно баловали, но несмотря на это она нежная и добрая девочка.

Мне нежность не свойственна. До рождения сестры, когда мы с братом были только вдвоем, я всюду бегала за ним как хвостик. К счастью, он всегда был терпелив, а потому не гнал меня и позволял торчать в компании ребят. Может поэтому я росла пацанкой и вечно влипала во всякие истории на пустом месте, а потом шокировала маму битыми коленями, изодранными руками и запутанными волосами, которые невозможно было расчесать.

Помню, как однажды я на спор отправилась ловить петуха, который донимал своим кукареканьем всю округу. Я перелезла через забор, при этом наткнувшись на старый ржавый гвоздь, и стала выслеживать птицу. Петух прохаживался среди кур в тени вишневых деревьев. При виде него вспотели ладони и бешено застучало сердце. Все местные ребята, знали, что он был не робкого десятка и стоило ему заметить кого-нибудь из детей, как он тут же кидался на несчастного. Но азарт был куда сильнее страха. Я отчаянно кинулась с распахнутыми руками на свою цель. Петух настолько опешил от моей дерзости, что на какое-то время потерял возможность двигаться. Но самообладание быстро вернулось к нему. Он с диким кукареканьем, которое больше походило на визг, бросился в мою сторону. Не знаю, чем бы закончилась эта история, если бы на пороге не появился хозяин дома. Он привел меня к родителям. Маме стало дурно, когда она увидела мое исцарапанное лицо и руки, а папа лишь покачал головой и сказал: «ты опять за свое, маленький ураган». Отец всегда меня так называл, даже когда я стала старше. После этого случая меня отправили на занятия акробатикой, чтобы как говорила мама: «лишняя энергия уходила в нужное русло». Со временем я полюбила этот спорт.

Мы почти закончили наряжать елку, осталось только взгромоздить на самую верхушку пятиконечную звезду. Папа берет на руки сестренку, и она неумело насаживает ее на ветку так, что украшение кривится в сторону, но мы не поправляем и оставляем все как есть. В комнату входит мама. На ней голубое домашнее платье до колен, а на талии виднеется тонкий поясок такого же цвета. В руках небольшой поднос. На нем дружно толпятся несколько кружек с горячим шоколадом и одна розовая с молоком для самой младшей. Даже сейчас, закрывая глаза, и глубоко вдыхая воздух, я чувствую тот волшебный шоколадный аромат с оттенками ванили. Я сразу же выхватываю с подноса свою желтую кружку с радугой. Горячо. Дую, чтобы слегка остудить шоколад, делаю небольшой глоток и ощущаю приятную сладость во рту. Когда напиток заканчивается, аккуратно возвращаю любимую кружку на поднос. В последующие годы, я бережно хранила ее и куда бы не ездила, везде брала с собой. Она стала для меня символом счастливого детства и любящей семьи. Я думала, что однажды подарю такое же детство своим детям, но так и не успела стать мамой.

Воспоминание постепенно меркнет, как и все предыдущие. Я тянусь к нему всем своим бесформенным неосязаемым, как дым, телом, но его не удержать. Кажется, что если найду силы издать крик или хоть какой-нибудь звук, то родные услышат меня. Они увидят, что я застряла в этой тьме и протянут руки, чтобы вытащить отсюда. Всего лишь звук и я нырну в окно света. Но воспоминание уже ушло в бездну, растворилось в ней, словно в густой смоле и я не уверена, что смогу снова увидеть его.

Тихий шепот раздается тут и там в разных слоях тягучей черноты пока не достигает моего уха: «солнце все равно взойдет, чтобы не случилось». Мелькает вспышка. Резкая боль в правой ноге и слезы, скатывающиеся к губам, соленые как морская вода: я не поеду на соревнования, к которым так долго готовилась из-за того, что растянула мышцу ноги за неделю до отъезда. Теплые серые глаза ласково смотрят на меня, а губы шепчут: «утром солнце все равно взойдет…»

Он всегда так говорил.

Мы познакомились в спортивной школе. У меня плохо получался рондат фляк, по крайней мере хуже, чем у некоторых детей. Это задевало: я не привыкла болтаться в числе последних. К тому же на тот момент я уже была увлечена акробатикой, а в деле, которое интересно, упорства мне не занимать. Вот и осталась после занятий, чтобы потратить еще немного времени на отработку элемента. В зал вошел он. Через плечо у него висела спортивная сумка, а на ногах самые классные кроссовки, какие я когда-либо видела. Белые с темно-зелеными и насыщенными серыми вставками очень крутой фирмы они сразу же запали мне в душу.

– Привет, – поздоровался он и прошел к спортивной лавочке.

– Привет, – ответила я, даже не взглянув на него, а по-прежнему бесцеремонно пялясь на его обувь.

Он, конечно же заметил мой интерес и позже, когда мы стали часто общаться, предлагал показать мне магазин, где купил кроссовки и дать скидку, которая была у него. Но я знала, что родителям такая обувь даже со скидкой не по карману, а потому отказалась.

– Знаешь, утром солнце все равно взойдет, что бы не случилось. Не опускай руки. Каждый новый день – это новый шанс жить той жизнью, которой хочешь и добиться любой даже самой невероятной цели, – говорит он. Я соглашаюсь, хватаюсь за его надежную руку и встаю. Он прав: у меня еще есть новый день – сегодня.

Мелкие брызги, долетающие с зеленых пенистых волн, попадают на лицо, шею и руки. Песок теплый, влажный и стоять босиком, зарывшись при этом в него пальцами ног, несказанное удовольствие. Я взмахиваю руками, тянусь к солнцу и огненный свет касается кончиков пальцев, проскальзывая внутрь до самого сердца, согревая его. Ветер ласкает тело, разбрасывая выпавшие из высокого пучка непослушные рыжие пряди по лицу. Мне кажется, что я птица, свободная, легкая и достаточно оттолкнуться от земли как тут же упаду в глубокое синее небо. И я отталкиваюсь.

Внезапно ощущаю покалывания. Раскатами волн от макушки головы и до самых кончиков пальцев ног пробегает ток. Я не успеваю отойти от шока, как новый разряд встряхивает тело. А после еще один. И еще. Я чувствую боль. Но боль – это жизнь, а потому хватаюсь за нее и изо всех сил пытаюсь вырваться из плена.

Окружающую тишину разрывает громкий повторяющийся стук. Что это? Может это стук моего собственного сердца? Да, мне вовсе не кажется! Пульс нарастает, становится все громче, и я уже ощущаю его в висках, груди и на внутренней стороне сгиба локтя. Он яростно стучит во мне так, будто пытается пробудить от вечного сна. Но вот стук затихает. Становится страшно, что у меня не получится освободится и единственная нить, которая связывает с живым миром оборвется навсегда. Но пульс не останавливается. Он продолжает стучать и вот когда, наконец, приобретает нормальный ровный темп, меня силой вытягивает из бездны на свет.

Все тело пронизано болью. Я чувствую, как внутренние органы раскрываются, разбухают и понемногу начинают работать. Делаю глубокий вдох. Он скрипит во мне так, как скрипят ржавые петли. Несколько секунд не удается выдохнуть, ком воздуха душит и распирает грудь, вызывая приступ паники. Я бы закричала, если бы могла. К счастью, дыхание быстро восстанавливается. Я тяжело поднимаю веки и яркий свет тут же болезненно режет глаза, как это обычно бывает, когда долгое время находишься в темноте. Он ослепляет меня. Уши и нос заложило. Я с трудом могу контролировать движения тела и чувствую себя беспомощным новорожденным ребенком. Благодаря осязанию, понимаю, что нахожусь в гладком вместилище, наполненным вязкой жидкостью, которая покрывает почти полностью. Здесь слишком холодно.

Вдруг раздается громкий щелчок. Над головой происходит движение, а по бокам и на дне вибрация вторит ему. Все это сопровождается скрежетом, словно я нахожусь в гигантской скорлупе грецкого ореха, который вот-вот расколется пополам.

Зрение и слух постепенно возвращаются. Лежа, я осматриваюсь и обнаруживаю, что нахожусь в овальной белой капсуле, наполненной зеленоватой жидкостью, которая постепенно исчезает через маленькие отверстия на дне, также как и вода убывает из наполненной ванны. Стекая вниз, жидкость частично остается на моем теле: на руках, ногах и даже на лице ощущается противная холодная жижа. Первым делом, я вытираю ладонью глаза и губы, но несколько капель все же попадают мне в рот: отвратительная горечь расползается по горлу и вызывает приступ сильной тошноты. Мне срочно нужен стакан воды, чтобы подавить этот жуткий вкус во рту, а значит нужно выбираться отсюда. К венам все еще подсоединены капельницы. Свободной правой рукой хватаю их и выдергиваю, даже не задумываясь, к чему это может привести, ведь может так случиться, что они жизненно необходимы. Сознание слишком спутанно, а потому единственная мысль, которая по-настоящему беспокоит – нужно срочно найти воду, чтобы утолить адскую жажду, так сильно мучившую меня.

Несмотря на сильную слабость и головокружение, я нахожу в себе силы, чтобы приподняться и сесть. Меня бьет крупная дрожь словно все это время я находилась в холодильнике. На мне закрытый купальный костюм синего цвета из плотного материала, который совсем не греет, а волосы спрятаны под чем-то напоминающем тугую купальную шапочку. Я срываю ее и выпускаю на свободу длинные локоны, которые оказываются совершенно сухими. Снова делаю глубокий вдох и собираюсь с силами. Усилие, опора на руки, и я поднимаюсь. Теперь, я стою на коленях, а руками держусь за края капсулы так, что становится видна комната, в которой нахожусь. От изумления открываю рот. Это помещение огромных размеров, уходящее в длину на несколько десятков метров и все его пространство уставлено такими же капсулами, как моя. Стены, потолок и даже пол белоснежные. Людей нет. У основания капсулы помещен включенный монитор. На нем мелькают слова, цифры и изогнутые линии. Они расплываются, двоятся. Чтобы рассмотреть их, я зажмуриваюсь, а когда открываю глаза, пытаюсь сконцентрировать взгляд на мониторе. Но даже теперь, когда вижу все четче, ничего не могу разобрать. Рядом металлический столб, от которого тянутся длинные прозрачные трубочки прямо в капсулу. Они пусты, но я замечаю внутри них остатки зеленой жижи. У стены напротив прижат высокий металлический шкаф, набитый стеклянными сосудами, медицинским оборудованием и инструментами. Чуть дальше прямо в стене от самого пола и до потолка встроен экран. На нем изображена таблица с нумерацией, именами, постоянно меняющимися цифрами и горящими разноцветными лампочками напротив каждого имени.

Сердце стучит в груди барабанной дробью. Мне хочется бежать отсюда куда подальше и как можно скорее. Я пытаюсь встать, но ничего не выходит, лишь руки и ноги беспомощно дрожат от напряжения. Потеряв остатки сил, падаю на спину обратно в капсулу. Спустя несколько минут повторяю попытку. Кое-как встаю, перекидываю правую ногу через край капсулы, а следом за ней и левую. Рывком отталкиваюсь и падаю на холодный пол. Колени горят от удара – я инстинктивно потираю их ладонями.

В горле пересохло. Приступ жажды стал настолько невыносим, что все мои мысли сфокусировались лишь на том, чтобы утолить ее. Страх и слабость ушли на второй план. Я еще раз как следует оглядываюсь и замечаю на столике у дальней капсулы высокий сосуд с прозрачной жидкостью. Мне бы стоит задуматься, можно ли ее пить, но словно невидимая сила толкает меня к этой склянке и не дает сомнениям растормошить разум.

Я отчаянно пробираюсь к заветной жидкости, как изнуренный скиталец по пустыне пытается достигнуть своего оазиса. Руками хватаюсь за все, что попадается на пути, опираюсь о капсулы и с трудом переставляю ноги. Мне так сложно идти, будто делаю это впервые в жизни. Так странно. Я знаю, как нужно ходить и мышцы отлично помнят малейшее сокращение, но ноги не слушаются, словно пытаюсь управлять телом другого человека и удивляюсь тому, что ничего не выходит.

Еще чуть-чуть и я, наконец, приближусь к столику с сосудом. Чтобы перевести дыхание, опираюсь руками об очередную капсулу. В ней, почти полностью погруженный в зеленоватую жидкость, лежит человек. Он молод. Вглядываюсь в мертвенно-бледное лицо, пытаясь вспомнить, видела ли я его раньше. Внезапно безжизненное тело выгибается и содрогается будто в кошмарном приступе. В следующую секунду, не переставая дрожать, молодой человек шумно втягивает воздух ртом, а затем открывает глаза. Я вздрагиваю и рефлекторно отступаю назад. Но слабость повелевает мне вернуться в предыдущее положение и снова прижаться к капсуле. Я чувствую, как ее верхнее стекло приходит в движение. Оно скользит прямо под моими пальцами и уползает вверх, скрываясь при этом в левой части этого удивительного оборудования. Жидкость внутри постепенно уходит. Теперь я вижу человека в капсуле полностью. Он поворачивает голову в мою сторону – я в ужасе ахаю: его зрачки покрыты мутной серо-голубой пеленой, а белки глаз усеяны множеством красных сосудов, сливающихся в единый кровавый цвет. Закрываю рот рукой, чтобы не закричать. Хочу уйти, но ноги снова не слушаются и мне ничего не остается делать, как продолжать смотреть в бледное лицо человека, не в силах отвести взгляд. Его синие от холода губы шевелятся и до моего уха долетает невнятный хриплый шепот. Прислушиваюсь. Из всего разбираю лишь короткую фразу, и эта фраза – «я должен помнить ее».

Наконец, делаю шаг назад и освобождаюсь от приковавшего меня к месту взгляда мутных, будто неживых глаз. Тут же, чувствую, как шею жалит боль, похожая на укус пчелы или осы, вот только уходит она так же внезапно, как и появляется. По телу быстро распространяется жар. А потом меня окутывает белый туман, густой как молоко.

Показалось, что сознание покинуло меня лишь на секунды, но когда я вновь прихожу в себя, то понимаю, что нахожусь снова в той самой капсуле, а рядом стоят какие-то люди.

– Когда я вошла, она была возле той капсулы, – говорит незнакомая молодая девушка.

– Это же в восьми метрах отсюда! Как она добралась туда? – раздается низкий мужской голос. – Раньше кому-нибудь удавалось встать так быстро?

– Нет, это то и удивительно, – отвечает та же самая девушка, – пришлось даже вколоть ей дополнительную дозу Диавазина, чтобы провести стандартные процедуры.

Эти незнакомые голоса звучат будто из потустороннего мира. Я делаю попытки открыть глаза, но ресницы дрожат и снова смыкаются под тяжестью свинцовых век.

– Должно быть у нее сильная воля к жизни, – произносит задумчивый голос мужчины в нескольких сантиметрах от моего лица так, что я чувствую его теплое дыхание. – Это то, что нам нужно.

Голоса растворяются в воздухе, и я снова теряю сознание. Не знаю сколько времени прошло на этот раз, но просыпаюсь от того, что чувствую, как кто-то тормошит мое плечо и называет имя.

– Ева, Ева… – зовет женский голос. – Ева, ви менья слишите?

Я тяжело открываю глаза. Надо мной нависает вытянутое лицо немолодой светловолосой женщины в очках. Напрягаю глаза, чтобы получше рассмотреть ее: я надеялась, что она мне знакома, но теперь вижу, что это не так. Она внимательно изучает мое лицо, словно я не живой человек, а некий предмет, который она оценивает, а после светит в глаза маленьким серебристым фонариком. Ее лицо расплывается в неестественной широкой улыбке.

– Та-ак, хорошо, – протягивает она с сильным акцентом.

Женщина убирает фонарик в карман белого халата, поворачивается спиной и исчезает за бортом капсулы. Я снова остаюсь одна. Сквозь пугающую тишину я различаю короткие звуки: звяканье металла, легкий скрип открывающейся дверцы, бульканье жидкости, но все это происходит вдали от меня. В голове туман. Понятия не имею, что думать по поводу всего, что происходит, но чувствую, как во мне пульсом стучит страх. Вскоре блондинка вновь появляется возле моего ослабшего тела с длинным стаканом жидкости. Если бы не едва заметный зеленоватый оттенок, то решила бы, что это вода.

– Что это? – еле слышно произношу я.

– Это льекарство. Оно восстановит сили и поможьет прийти в себья бистрее, – говорит незнакомка и снова кривится жуткой улыбкой.

Я смотрю на сосуд и где-то в глубине души сомневаюсь, что стоит пить жидкость из рук незнакомой неприятной женщины. Но как же сильно мучит жажда. Мне даже кажется, что если не сделаю глоток воды прямо сейчас, то тут же умру. Мои собственные колебания сводят с ума. Хочу протянуть руку, но не уверена, что это правильное решение.

Женщина громко хмыкает и как-то странно смотрит на меня.

– Дафайте, ну же! Другие так не раздумивали, а сразу випивали фсе до посльедней капли, – раздражается она.

Я все-таки протягиваю дрожащую руку. Пальцы крепко впиваются в узкий стакан, и я залпом выпиваю все содержимое. Внутри постепенно разрастается непонятное ощущение: что-то происходит, меняется, тело постепенно расслабляется, а страх отступает, оставляя вместо себя размеренное спокойствие.

– Не беспокойтьесь, через 10–15 минут ви уснетье, а когда проснетьесь, то почувствуетье себья куда лучше. Это нормальная реакция организма, когда возвращаешься к жизни, – говорит она мне, а затем обращается куда-то в сторону: – Анна, провертье, пожалуйста показатели и возьмитье посльедние анализи.

Блондинку с акцентом сменяет молодая девушка с черной прямой челкой и длинной косой, лежащей на левом плече. Нос с горбинкой кажется большим по сравнению с остальными чертами лица, но все же девушка выглядит довольно милой. Она подходит ко мне, доброжелательно улыбается, а затем обращается к монитору:

– Показатели сердца субъекта под номером 241.

– Показатели работы сердца: МОК – 4,5 л, УО – 60 мл, КДО – 130 мл… – перечисляет механический голос.

При каждом озвучивании роботом значений показателей работы сердца, легких, печени и других органов, Анна удовлетворенно кивает головой и делает пометки в планшете.

– Посмотри-ка, у тебя все показатели в пределах нормы. Это отличный результат. Что ж, не удивлюсь, если твое восстановление пройдет очень быстро, и ты вскоре будешь такой же здоровой и сильной девушкой, как и в прошлой жизни, – говорит Анна.

«Что значит в прошлой жизни»? – думаю я. Если бы у меня было достаточно сил, то сейчас я непременно задала бы ей множество вопросов, которые хаотично носятся в голове, например: «что это за место?» или «почему я здесь?»; но вместо этого могу лишь молча наблюдать за действиями черноволосой девушки, которая собирается взять кровь из вены моей левой руки.

– Меня зовут Анна, – шепотом произносит она, наклонившись ко мне. – А тебя зовут Ева. Ты скорее всего многого не помнишь, но не пугайся вскоре память вернется, и ты получишь ответы на все вопросы. – Она пытается произносить эти слова с улыбкой, но я ощущаю едва уловимую грусть.

– Анна, заканчивай работу скорее и сообщи Сандру, что еще одна его подопьечная пришла в себья, – грубо поторапливает девушку блондинка в очках.

– Да, Тамара.

Властная женщина в белом халате, чье имя теперь стало мне известно, снова оказывается возле моей капсулы. Она внимательно смотрит на меня поверх очков, но лекарство уже начало действовать и ее образ становится расплывчатым, а через несколько секунд и вовсе меркнет. В глазах потемнело. Я не могу шевельнуть руками или ногами и чувствую лишь как что-то сильное, тяжелое тащит меня вниз: сквозь капсулу, сквозь землю…Откуда-то издалека доносится голос Тамары:

– Надьеюсь, ви будьетье польезни нашему обществу. Да и еще – добро пожалофать в Эранофум!

Глава 2

Запах свежевыстиранного постельного белья пробирается в нос и заставляет проснуться, но я не тороплюсь вставать с постели. Вместо этого, лениво зеваю, сладко потягиваюсь, провожу рукой по одеялу и ощущаю легкую шероховатость хлопка. Хмурюсь. Что-то не так. Дурное предчувствие заколотилось в груди. Я открываю глаза и в ужасе понимаю – это вовсе не моя комната, не мой дом, а маленькое серое, тускло освещенное помещение!

Резко поднимаюсь и тут же оседаю: я все еще неважно себя чувствую. Комната перед глазами несется вихрем и мне нужно несколько минут, чтобы справиться с головокружением и сосредоточиться на помещении, в котором я заперта. Мне нужно понять, где я. Чтобы оглядеться, собираюсь с силами и осторожно встаю. Меня слегка пошатывает, значит, нужно искать опору, но здесь слишком мало мебели, поэтому я иду вдоль стены, опираясь на нее одной рукой.

Первое, что попадается на глаза – это небольшая односпальная кровать, на которой спала. Рядом с ней стоит маленькая пустая тумба, а напротив – встроенный темно-коричневый шкаф с зеркалом в полный рост. Вот и вся мебель. В комнате достаточно сухо и тепло, но металлические стены и унылая обстановка, делают ее неуютной, похожей на камеру и от такого вида, меня охватывает нервный озноб. Миновав зеркало, я заворачиваю за шкаф. Прямо за ним находится, слишком тонкая для такой комнаты, дверь. Легко толкаю ее и передо мной оказывается, всего в четыре квадратных метра, душевая и туалет. Это не выход. Я снова возвращаюсь в комнату, кружусь на месте, верчу головой из стороны в сторону и понимаю, что здесь нет ни одного, даже крошечного окошка. На душе становится совсем паршиво. Пытаясь не потерять самообладание, продолжаю исследовать комнату. И вот, наконец, доходит очередь до большого зеркала. Я приближаюсь к нему вплотную, заглядываю в свое отражение и от неожиданности рефлекторно отпрыгиваю назад. Перевожу дух и через несколько секунд возвращаюсь. Из зеркальной плоскости на меня смотрит совершенно незнакомый напуганный человек в серой длинной пижаме. Я долго и пристально вглядываюсь в стройную невысокую девушку, изучая каре-зеленые широко раскрытые глаза, обрамленные черными ресницами, прямой нос и бледную кожу настолько тонкую, что на переносице слегка виднеется голубоватая венка. Все кажется чужим. Но только не волосы. Копна длинных медных локонов определенно будит отрывки воспоминаний, которые пока мне не удается удержать. И тут до меня доходит: лицо вовсе не чужое, просто я не помню его. Во всех картинках, что оживлял мой мозг, когда находилась во тьме, я видела лица близких, да и свое тоже, смазанными, как если бы смотрела через мутное стекло и оттого не могу вспомнить черты.

В воздухе сгустилось напряжение. Я стою посреди комнаты и глубоко дышу, пытаясь не поддаваться панике, но с каждой секундой чувствую, как теряю над собой контроль. Каждой клеткой тела ощущаю опасность. Хочу найти логичное объяснение всему, что происходит и нахожу множество предположений, но ни одно из них не обещает оптимистичного исхода. Это все не по-настоящему. Этого не может быть!

Мне кажется, что прошло уже больше трех часов. Все это время я попеременно находилась в двух состояниях: то меня обуревала ярость, смешанная с диким страхом, и я носилась по комнате, как заточенный в клетке зверь, тарабаня по всем стенам и зовя на помощь, то отчаяние парализовало меня, и я молча сидела на полу обнимая колени. В очередной приступ паники я стучала кулаками в металлическую стену, пока руки не онемели от боли и когда почувствовала, что нет сил продолжать, опустилась перед зеркалом на пол, скрестив ноги.

Холодные пальцы судорожно перебирают пряди: то зарываясь в них, то взлохмачивая, что придает моему отражению еще более безумный вид. Мне нужно успокоиться и как следует подумать. Я помню, что отец учил нас: «Всегда нужно быть хозяином своих чувств. Ты можешь дать им жизнь, поощрять их, но контроль всегда должен быть в твоих руках и, если дашь слабину, они могут поглотить тебя и погубить в одно мгновение». Моему старшему брату удавалось следовать его словам. Он всегда был спокойным и мужественным даже когда ситуация заставала его врасплох. А я, в противоположность ему, нетерпелива, импульсивна и никогда не могла сдерживать себя в выражении эмоций, как хороших, так и плохих. За это, в детстве отец и называл меня ураганом. Но теперь я как никогда должна попытаться совладать со своими эмоциями. Я закрываю глаза и мысленно представляю себя на берегу моря. Оно всегда помогало обрести равновесие. Раз. Делаю глубокий вдох и медленный выдох. Я в безопасности, по крайне мере пока. Два. В комнате должен быть выход, иначе бы я не попала сюда. Три. Пока я жива, у меня есть шанс. Сердце замедляет темп и адреналин уже не так сильно будоражит кровь. Мне по-прежнему страшно, но теперь я гораздо легче справляюсь со своими чувствами и мыслями.

Я осматриваю стены: они металлические, гладкие, но одна из них свободная, ничем не заставленная; думаю, что именно здесь находится выход. Ощупывая каждый сантиметр площади этой стены, ищу что-то, что поможет выбраться отсюда. И вот мне попадается вырезанный на стене небольшой квадрат примерно двадцать на двадцать сантиметров. Линии, которые очерчивают его, очень узкие, почти незаметные, к тому же сам квадрат никак не выделяется, а потому я не увидела его сразу. Я трогаю его руками, провожу вдоль линий и когда слегка нажимаю, квадрат скрывается в стене, обнажая темную зеркальную поверхность со светящимся синим кругом чуть ниже центра. Указательным пальцем касаюсь его и тут же панель оживает. Механический голос оповещает:

– Добро пожаловать в Эрановум! Выход заблокирован.

Надавливаю на синий круг несколько раз и каждый раз звучит одно и то же. От злости сильно хлопаю ладонями о стену и чувствую, как они начинают гореть. Я снова поддаюсь эмоциям. Мои попытки открыть дверь не увенчались успехом. Я понятия не имею как разблокировать выход, но точно знаю одно – рано или поздно кто-нибудь придет сюда, а значит, мне ничего не остается, как ждать, когда дверь откроют и попытаться бежать.

Я подхожу к шкафу и открываю его в надежде, что смогу найти там хоть что-нибудь, чтобы переодеться. К своему удивлению, обнаруживаю две стопки одежды, примерно моего размера и висящую на вешалке куртку. Похоже, все новое. Хватаю первые попавшиеся джинсы и черную футболку, а сверху накидываю грубую серую куртку. Не бежать же в пижаме в конце концов. На полке ниже, нахожу простую шкатулку с резинками для волос, выбираю одну из них и собираю волосы в высокий хвост, чтобы не мешали. Собравшись, становлюсь у стены, где должна быть дверь.

Ожидание длится целую вечность. Мне трудно понять, сколько прошло времени, но я по-прежнему заперта в серой комнате без окон. Головокружение, слабость и тошнота давно отступили, но из-за того, что я долгое время стою в напряжении, спина и ноги сильно затекли. Присаживаюсь на пол. Желудок неприятно стягивает от голода, и я пытаюсь вспомнить, когда ела в последний раз. Ничего. В голове словно чистый лист бумаги. От неожиданного звука вздрагиваю всем телом и быстро поднимаюсь: это был короткий противный сигнал, от которого режет слух. Встроенная панель снова оживает и озвучивает слова: «доступ открыт». Я готовлюсь бежать. Металлическая стена с небольшим скрежетом отделяется от смежной стороны и двигается как дверь в купе поезда. За ней – высокий силуэт. При виде его, сердце испуганно стучит, но у меня нет времени думать о страхе и не дожидаясь пока дверь полностью откроется, пулей вылетаю из нее.

От увиденного захватывает дух – я замираю на месте. В метре от комнаты, где я была, располагаются перила, заглянув за которые, вижу, что нахожусь внутри огромного овального здания, целиком построенного из серебристого металла. Потолок строения стеклянный, очень светлый, я бы даже сказала, ослепляющий и похоже, что сейчас ясный день, раз через него так густо проникают лучи солнца. Здесь четыре этажа, но большинство людей скопилось на самом нижнем. Там внизу округлая площадь с небольшим островком зелени и прямо над ней по центру помещен большой трехсторонний экран, на котором постоянно транслируется какое-то видео. Люди не обращают на него внимание. Они ведут себя совершенно обычным образом: не спеша прогуливаются, общаются между собой, смеются… Но почему-то это настораживает еще сильнее. Все очень странно. В голове мгновенно рассеиваются все предположения, которые были еще минуту назад.

Из оцепенения выводит красивый сильный мужской голос:

– Удивительно, но похоже, что ты себя вполне хорошо чувствуешь.

Я оборачиваюсь и вижу перед собой высокого статного мужчину с каменным выражением лица и пронизывающими черными глазами. Почти черными. На радужной оболочке правого глаза, есть осколок поразительного янтарного цвета, который невозможно не заметить. Но каким бы ни был удивительным этот взгляд, вместе с тем он настолько глубокий и пугающий, что не остается никаких сомнений, что дела совсем плохи и нужно скорее уносить отсюда ноги. Времени размышлять нет. Знаю, шансов очень мало, но я должна попробовать убежать отсюда как можно дальше и вернуться домой. Срываюсь с места. Вкладывая в свою единственную попытку все силы, что у меня есть, устремляюсь вперед по этажу к лестнице. Мой побег продлился всего несколько секунд. Мужчине ничего не стоило меня остановить. Все попытки вырваться из его рук бессмысленны. Он крепко хватает меня за плечи, встряхивает и смотрит удивленными глазами так, будто не ожидал подобной реакции.

– Ты что, сумасшедшая? – спрашивает он чересчур громко.

– Где я? Что вам от меня нужно? – кричу я, продолжая брыкаться.

– Посмотри на меня.

Суровый взгляд пригвоздил к полу, словно мощный гипноз. Вглядываюсь в черные глаза и, кажется, будто все та же холодная тьма снова затягивает меня. От этого дрожь новой волной проносится по телу. Мне хочется расплакаться, но делу этим не поможешь. Чтобы сдержаться, почти до крови закусываю нижнюю губу и отвлекаюсь на физическую боль. Кажется, помогает.

– Ты должна пойти со мной. Прямо сейчас.

– Послушайте, я ничего не знаю, и точно не сделала ничего плохого. Я просто хочу домой. – Я стараюсь говорить как можно спокойнее и убедительнее.

– Это место теперь и есть твой дом. – Он отвечает так просто и безразлично, как если бы сообщил, что на улице идет дождь. – Идем, не стоит опаздывать.

Мужчина делает короткий кивок, призывая следовать за ним.

Он идет впереди уверенным четким шагом с прямой осанкой и даже не оглядывается, чтобы убедиться в том, что я действительно послушала его, а не осталась стоять или вовсе ушла в другую сторону. Но я иду. Я следую за ним, не задавая никаких вопросов, но не потому, что их нет, а потому, что в голове эхом звучат слова: «это место теперь и есть твой дом». Я боюсь пускать в голову мысли, боюсь делать выводы из его слов и всячески отрицаю происходящее, будто это кошмарный сон, от которого не могу проснуться. А мне очень хочется проснуться. Прямо сейчас. Я хочу очнуться от этого кошмара в своем доме, в своей постели и просто забыть обо всем.

Мы спускаемся на первый этаж и проходим мимо зеленого острова, с беседующими в нем молодыми людьми. Но стоило нам поравняться с ними, как на острове тут же наступает неприличная тишина, а все его обитатели с интересом наблюдают за мной, как за диковинным зверем. От такого внимания меня передергивает. К счастью, мы не останавливаемся, а идем дальше, заворачиваем за угол и оказываемся возле маленького коридора. Вытянув шею, заглядываю в него и вижу на другом конце зал, заставленный дугообразными столами и стульями. В нем сидят люди.

– Мы пришли. Вытяни руку. – Он достает черный гладкий браслет и фиксирует его на моем левом запястье. Я поворачиваю руку ладонью вверх и вижу, как на устройстве всплывает строка: «Ева, 19 лет, группа № 10».

– Ева, – полушепотом читаю я.

– Да, Ева. Твое имя. Это своего рода, уникальный ключ, с его помощью ты сможешь открывать свою комнату и входить в доступные тебе сферы.

– Что за сферы? – растерянно спрашиваю я.

На лице парня мелькает что-то напоминающее улыбку и тут же угасает. Через секунду его лицо снова приобретает каменный вид.

– Позже. Все, что могу сказать прямо сейчас, это то, что меня зовут Сандр. Я куратор твоей группы, то есть группы номер десять, и я несу основную ответственность за твою адаптацию к жизни в Эрановум.

Его слова звучат знакомо, но я никак не могу уловить смысл сказанного. Смотрю на него во все глаза и чувствую себя полной дурой, не понимающей элементарных вещей.

– Заходи в зал и садись на любое свободное место. – Он жестом указывает вглубь коридора.

Я с опаской иду вперед. Коридор короткий, но мне он кажется бесконечным и слишком узким. Его стены будто смыкаются вокруг меня, сдавливают и я начинаю задыхаться. Мне нужно больше пространства. Но вот я стою у самого края и передо мной открывается вход в большой зал, а я не решаюсь войти в него. По телу бежит дрожь, сердце замерло. Мне будто вынесли окончательный приговор и сейчас должны его озвучить. Я бы хотела потянуть время, чтобы не слышать его как можно дольше, но понимаю, что пути к отступлению нет и мне придется войти. Делаю шаг и оказываюсь внутри большой комнаты, напоминающей зал для собраний. В ней тоже нет окон, но она сделана в светлых тонах и хорошо освещена искусственно. В два ряда ступеньками возвышаются дугообразные столы, за которыми сидят молодые девушки и парни, в основном с одинаковым выражением страха и растерянности на лицах. Я мысленно считаю их. Всего сорок человек, включая меня. Кое-где слышится нервный шепот, но в основном сохраняется молчание.

Окинув взглядом зал, я нахожу много свободных мест. Выбрав одно из них, делаю глубокий вдох, неторопливо поднимаюсь и сажусь рядом с девушкой, чем-то похожей на эльфа. Думаю, что она примерно моего возраста, хоть и кажется младше. Наверняка, она так выглядит из-за хрупкого телосложения и детского курносого носа, покрытого россыпью мелких веснушек. У нее большие карие глаза с невозможно длиннющими ресницами и короткие каштановые волосы, которые она небрежно убрала за уши. Любопытный взгляд девушки шустро осматривает меня, после чего она вежливо улыбается и протягивает руку:

– Лисса. Приятно познакомиться.

– Ева. И мне.

– Ты тоже не понимаешь, что здесь происходит? – шепотом спрашивает девушка. В ответ я лишь молча жму плечами.

Все ждут, и никто не понимает, чего именно. Присутствующие крутят по сторонам головами и в нескольких местах раздаются одни и те же вопросы: «кто знает, почему мы здесь?», «…помните, как попали сюда?». Одна светловолосая девушка громко заплакала, а две другие, сидящие рядом с ней, пытаются ее успокоить, но у них и у самих глаза на мокром месте, поэтому утешение не слишком удается. Я заламываю пальцы и гляжу прямо на пустую трибуну и темный экран за ней, который растянулся на большую часть стены. Внезапно чувствую на себе чей-то взгляд. Это напряжение, которое возникает в районе затылка и шеи, побуждает обернуться, что я, собственно, и делаю. На мгновение я ловлю взгляд, смотрящего на меня широкоплечего парня, но он тут же отводит глаза в сторону, чтобы избежать неловкости. Я узнаю его: это тот самый человек, которого видела в капсуле.

По металлическому полу гулко раздаются шаги. В зал входит грузный мужчина, старше пятидесяти, с проступающей сединой в темных волосах, а следом за ним Сандр, который привел меня сюда. Только сейчас мне удается как следует рассмотреть его внешность: он хорошо сложен, тёмно-русые густые волосы лежат легкими волнами, а черные глаза, выглядят пугающими даже на расстоянии. Он останавливается у входа, поворачивается лицом к залу и складывает руки на груди. Его лицо не выражает никаких эмоций, словно застывшая каменная маска и лишь взгляд скользит по залу, изучая всех присутствующих. Он ни на ком особенно не задерживается, а когда достигает меня, то я сразу же ощущаю озноб.

– У меня от этого парня, мороз по коже, – шепчет в мою сторону Лисса. Я киваю в знак согласия с ней, поскольку испытываю те же чувства по отношению к нему.

Следом за пожилым мужчиной и куратором в зале появляется еще один молодой человек. Он выглядит старше Сандра на несколько лет. Должно быть ему около тридцати. На вид крепкий, высокий с темной кожей и крупными чертами лица. Он живо пожимает руку Сандру, а потом, как и он становится у входа лицом к присутствующим и сует руки в карманы серой куртки.

В зале наступает полная тишина. Все внимание сосредотачивается на мужчине с наполовину седыми волосами. Он достает из футляра и надевает свои очки с необычайно толстыми линзами, становится за трибуну и после того, как громко прокашливается, обращается ко всем присутствующим:

– Меня зовут Валерий Тонецкий. Я доктор физико-математических наук и именно мне довелось возглавить проект «Эрановум». То, что я скажу, не просто осознать, но это то, с чем приходится мириться всем нам. В 2029 году несколько стран мира были вовлечены в войну. Наша страна некоторое время оставалась в стороне, поэтому в основном наши люди жили обычной жизнью, ходили на работу, растили детей. Мы надеялись, что эта война не коснется нас…

Слушая его слова, я вспоминаю последние события своей жизни. Как же я могла забыть? Абсолютно все телеканалы гремели о разразившейся войне. Помню, как отец подолгу сидел в своем кресле, прослушивая новости. С виду он выглядел спокойным, но, когда после новостей отправлялся курить, хотя врач ему категорически запретил это делать из-за больного сердца, я осознавала, насколько дела плохи, если даже он нервничал.

– …но со временем она стала принимать ужасающие обороты и, мы поняли, что нашей военной силы и техники может не хватить, чтобы дать отпор и тогда правительство приняло решение разработать и построить несколько масштабных бункеров. Это должно было помочь спасти хотя бы часть людей. Вместе с группой ученых и ведущих инженеров нашей страны мы приступили к выполнению задания, но, к сожалению, успели завершить лишь один проект. На самом деле, бункер или, как вы уже могли слышать, город Эрановум рассчитан на полноценное выживание в течение десяти лет более, чем двух тысяч человек. Однако, удалось спастись лишь 246 людям. Отбирая будущих жителей бункера, мы отдавали предпочтение детям, а также молодым юношам и девушкам. В первое заселение попали двести человек и как вы уже наверняка догадались, вы одни из них. Следующая группа состояла из детей более младшего возраста. Она уже была подготовлена к заселению, но мы не успели поместить ее в бункер. Страна-агрессор выпустила новое химическое оружие, о существовании которого никто не знал. Я полагаю, что и там о его свойствах не было до конца изучено. Это было чудовищное оружие. Его действие распространялось с немыслимой скоростью и на огромные расстояния. Поначалу его яды поражали мозг людей, доводя до сумасшествия в течение нескольких часов, а после… А после наступило утро. Как только взошло солнце синтетический газ вступил в реакцию с его светом и теплом и это дало страшный эффект – оно стало гореть и поглощать абсолютно все, на своем пути. И что самое ужасное, нам до сих пор неизвестно, как потушить это неугасаемое адское пламя.

Более того, газ частично успел проникнуть в Эрановум. Чтобы сохранить вам жизни, пришлось действовать очень быстро, поэтому было решено поместить вас в искусственную кому. Но мы, основатели подземного города, не могли позволить себе этого, а потому больше половины из нас погибло, но эти смерти были не напрасны, ведь нам удалось спасти вас, а значит спасти человечество от полного вымирания. Мы нашли средство, которое помогает организму противостоять ядам этого химического оружия, но отравление не прошло без следа. На кого-то газ повлиял в большей степени, на кого-то в меньшей, но так или иначе пострадали все. В следствие этого, в Эрановуме по-прежнему иногда возникают вспышки безумия, но, к счастью, найденное лекарство помогает нам успешно бороться с ним. Как только средство было обнаружено, мы стали выводить вас из комы группами. Невозможно было разбудить всех сразу, поскольку изначально мы не были уверены в эффективности средства, да и адаптировать к новой жизни сразу двести человек, нам сорока шести, оставшимся в живых, основателям было не под силу. Вы последняя группа. Я знаю, сейчас вы в полной растерянности, вам страшно, и вы многого не помните из-за воздействия газа, но уверяю, что вскоре память вернется, а к жизни в бункере вы со временем привыкнете. Все привыкают.

– Сколько времени мы провели в коме? – раздается мужской голос позади меня.

– Три года, – коротко отвечает доктор Тонецкий.

– Господи… – шепчет Лисса.

Ее шепот выводит меня из ступора. Я поворачиваюсь и смотрю на нее. Лицо девушки застыло, широко распахнутые глаза наполнены ужасом, ресницы и губы дрожат.

Валерий Тонецкий выходит из-за трибуны, встает по левую сторону от экрана и требует включить трансляцию. Экран начинает светиться.

– Мы наблюдаем за поверхностью земли посредством специального робота, чтобы понимать через какое время, сможем вернуться. Взгляните на экран, вот так, на данный момент, выглядит наша земля, – говорит профессор Тонецкий.

Видео разворачивается на глазах и погружает в состояние шока. Это больше не та планета, которую мы все знали, с ее бескрайними океанами, зелеными лесами и бесчисленными городами. На выжженной корявой земле, погрузившейся в едкие клубы дыма, гуляют вечные языки пламени и ураганы пепла. В ней нет жизни. Все, что создавалось людьми в течение десятков тысяч лет уничтожено ими же до основания.

– Все, что осталось от нашей цивилизации находится здесь – в городе Эрановум, – горько вздыхает доктор Тонецкий и опускает голову с проседью.

На короткое время в зале повисла тишина, но вот ее прерывает та самая светловолосая девушка, которая не могла сдержать слез еще до начала выступления. Она медленно встает, обхватывает себя руками и обращается к Тонецкому дрожащим прерывистым голосом:

– Что вы сказали?

– Я сказал, что… – начал было мужчина, но девушка его тут же прерывает.

– Что вы сказали?! – она переходит на крик. – Я не понимаю смысла ваших слов, объясните же мне их, наконец!

Девушку захлестывают рыдания, и она в отчаянии падает на стол, за которым сидела. Следом за ней весь зал подхватывает панику и наполняется, криками и словами, которые я уже почти не слышу. Я оказываюсь в центре хаоса. Несмотря на это, продолжаю неподвижно сидеть и не моргая смотрю в упор на чудовищное видео, не в силах осознать происходящего. Удар настолько силен, что мне кажется, будто рассудок покидает меня. Я снова и снова прокручиваю слова Тонецкого в голове. Внезапно, я понимаю, что это значит – мне больше некуда вернуться. Всех, кого я любила, уничтожила война, а я осталась здесь, погребенная заживо под землей в этом огромном бункере. Меня парализовало всего лишь на мгновение, а после, выброс адреналина бьет в ноги и прежде, чем успеваю подумать, я уже бегу по серым длинным коридорам в неизвестном направлении.

Я не останавливаюсь ни на минуту и продолжаю бежать так быстро, будто могу освободиться таким образом от ужаса, пронизывающего меня. Сердце стучит в горле, во рту привкус металла. Мне кажется, что силы уже на исходе, но ноги движутся сами собой все дальше и дальше по металлическим однообразным коридорам, из которых нет выхода. То и дело натыкаюсь на стены, меняю направление и снова передо мной вырастает стена. Чертов лабиринт! Я беспомощна перед ним и мне не выбраться отсюда. Тяжело дыша, падаю на пол. Бегство не помогло, внутри по-прежнему нарастает ужас. Застывший в моем горле крик, наконец, вырывается на волю, и я кричу. Мой вопль оглушает до боли собственные уши и звенит в голове, перемешивая все мысли в одну: «этого не может быть!».

Глава 3

Я всегда с нетерпением жду весну. Наверное, потому что в это время года природа оживает, а вместе с ней оживают и люди. Даже старики молодеют в душе. Всюду так остро пахнет жизнью, любовью, красотой, что хочется не ходить по земле, а порхать и радоваться просто потому, что дышишь.

В нашем поселении есть одна аллея, вдоль которой высажены дикие яблони и по весне, когда эти деревца покрываются бело-розовыми цветами, аллея выглядит поистине волшебной. Я стою посреди всей этой красоты и вдыхаю нежный сладковатый запах. Лучи солнца ловко крадутся сквозь ветки деревьев, ласкают лицо и от удовольствия я морщу нос. Подул ветерок. Открываю глаза и вижу целый дождь из опадающих цветов, которые кружась, спешат в объятия земли. Их так много, что я не могу различить ничего вокруг, кроме этих бело-розовых лепестков. Я радуюсь, как ребенок. Подставляю ладони, набираю их как можно больше и сжимаю в руке, желая выбросить на ветер снова. Но когда открываю ладони, вместо лепестков вижу грязный пепел. Меня охватывает страх. Я кручу головой по сторонам и вижу, что все разрушено. Остатки зданий и земля белые от пепельного снега, а кое-где еще пылает огонь. Гонимая паникой, бегу, сама не знаю куда. И вот, посреди всего этого хаоса, я вижу свою семью. Они стоят рядом друг с другом и не шевелятся словно каменные статуи. Их лица расплывчаты, но я знаю, что это они. Мне остается, метров пять, чтобы добежать до них, и я прибавляю скорость. Я почти уже могу коснуться их рукой, как снова оказываюсь в пяти метрах от них. Пытаюсь снова и снова, но меня отшвыривает на прежнее место.

Огонь, словно хитрая ядовитая змея, бесшумно ползет к моим близким и вскоре их настигнет. Жало обжигающего пламени уже касается ног, но они так и не двигаются с места. Словно обезумевшая кричу: «Спасайтесь! Бегите отсюда! Спасайтесь!» Продолжаю бежать, но чем больше стараюсь, тем сильнее меня откидывает невидимая сила назад. Пламя полностью охватило их: оно сжигает одежду, волосы, лица. Не в силах что-либо сделать, я наблюдаю за тем, как огненный монстр пожирает моих близких и что еще хуже, чувствую отвратительный запах горящей плоти. Я продолжаю кричать. От криков мой голос хрипит, а глаза ослепли от дыма и слез. «Спасайтесь! Спасайтесь!»

Вот уже почти месяц я просыпаюсь от собственных криков и каждый раз не верю, что все это случилось со мной на самом деле. Все происходящее кажется до такой степени абсурдным, что представляется кошмарным сном, но открывая глаза, я вижу нависший надо мной угрюмый потолок и реальность обрушивается вновь и вновь, как поток ледяной воды.

Каждое утро, я твержу вслух, что должна быть сильной, должна подняться с постели и продолжать жить, но тут же в голове вспыхивает вопрос: «зачем» и тогда я сама себе отвечаю: «потому что мои родные хотели бы этого». Но как бы я ни старалась – действительность сбивает с ног.

Весь этот месяц я мало куда выходила из своей комнаты и почти ни с кем не разговаривала. Я проводила в этом маленьком сером пространстве все дни напролет, лежала на жесткой узкой кровати и бесконечно пялилась в однообразные стены. Сначала мне даже не было больно. Не хотелось ни плакать, ни кричать, будто внутри случился пожар, оставивший после себя лишь мертвое пепелище. Я ничего не чувствовала даже тогда, когда прокручивала в голове по кругу воспоминания о семье, снова и снова, пока не утопала в лапах своих кошмаров. А потом совсем внезапно пришла боль. Я почувствовала ее в груди, словно та была инородным телом, с которым придется теперь существовать. Мне хотелось бы вырвать ее, но как? С каждым днем она сильнее врастала в меня, переплеталась с кровотоком, пока не обернулась постоянной злостью. Я слышала, что время лечит, но думаю, что это не так, скорее время приучает к боли, чтобы можно было с ней жить дальше.

Я поднимаюсь, сажусь на край кровати и опускаю ноги на металлический пол. Уткнувшись лицом в ладони, пытаюсь прогнать остатки сна. Раньше, в своей прошлой жизни, когда мне снились дурные сны или просто выдавались неспокойные ночи, я обычно подходила к окну, открывала его и дышала прохладным воздухом, долетающим с морского побережья нашего пригорода. Я разглядывала при этом звезды на черном бездонном небе и тем самым обретала покой. Но вот беда: в этой комнатушке нет окна и звезд тоже нет. Единственное, чем могу довольствоваться, так это созерцанием серого потолка лежа на кровати.

Как и обещала Анна, память постепенно стала возвращаться. Я вспомнила больше о своей жизни, хотя лица родных по-прежнему оставались размытыми, а позже и то, что хотела бы вспоминать меньше всего – войну. Я помню, как она своими уродливыми щупальцами прокралась на улицы наших городов, а затем проникла и в каждый дом, принося с собой страх и отчаяние. Однажды утром она ворвалась в двери нашего дома тоже. Тогда я обняла своих брата и отца в последний раз: их отправили на границу. Мама, как медицинская сестра, все время находилась в госпитале, расположенном в городе, и домой почти не приезжала. Так мы и жили с сестрой вдвоем.

Мне было около шестнадцати, но я старалась заботиться о ней и сберечь в это опасное время, поэтому не разрешала ей выходить из дома. Я сама ходила пешком к трассе, где останавливались машины с провизией, а Алисе велела никому, кроме меня не открывать и сидеть тихо.

И вот наступил тот день, когда попала сюда. Я как обычно собралась в пункт выдачи бесплатного питания: зачесала длинные волосы в хвост, надела старую куртку брата и взяла с собой бежевую тканевую сумку для продуктов, которая успела изрядно потрепаться. Алиса вышла проводить меня. Ее две небрежные рыжие косы, казались еще более жгучими на фоне зеленого платья с длинным рукавом. Я до сих пор не могу разглядеть в воспоминаниях ее лица, увидеть цвет глаз, но помню, как знакомые говорили, что мы очень похожи, разве, что она младше на шесть лет.

– Не хочу оставаться одна, – жалобно сказала Алиса и крепко заключила меня в объятиях.

– Я не могу взять тебя с собой, на улице небезопасно. Не бойся, я быстро вернусь, – заверила я.

– Может у них найдется сахарное печенье? – Она шмыгнула носом и уткнулась мне в грудь по-прежнему крепко обнимая. Я улыбнулась и погладила ее по волосам.

– Знаешь что? Я попробую найти тебе печенье, сладкоежка. Если на пункте выдачи продуктов его не будет, то попробую с кем-нибудь поменяться, вдруг у кого осталось. Я дам за него, что угодно, лишь бы порадовать тебя.

– Обещаешь? – спросила Алиса с надеждой заглянув мне в глаза.

– Обещаю.

Я поцеловала ее в макушку и захлопнула за собой дверь. Отчего-то эти несколько секунд пока дверь закрывалась, оставляя заплаканную Алису за собой, особенно врезались в память. Это мгновение такое живое, что кажется будто оно происходит до сих пор. А если это так, то я все еще могу исправить, придержать дверь и остаться с сестрой или взять ее с собой. Только руку протяни. Это сводит с ума.

Около трассы уже стояла толпа людей с сумками, когда я подошла. Спустя двадцать минут показалась вереница военных машин. Они остановились как обычно и люди выстроились в очередь, но еду раздавать не спешили. Вместо этого, к нам вышли несколько мужчин, одетых в форму. Один из них скомандовал, чтобы остались только юноши и девушки до семнадцати лет. Люди стали растерянно оглядываться, но все же подчинились и все, кто был старше, отошли в сторону. Я осталась стоять в очереди за молодой кудрявой девушкой.

– Отлично. А теперь рассаживаемся по машинам, – снова скомандовал военный.

– Что происходит? – в толпе послышались испуганные возгласы.

– Эти юноши и девушки поедут вместе с нами в безопасное место. Распоряжение правительства.

Люди в форме стали чуть ли не силком затаскивать в машины молодых людей. Некоторые из них цеплялись руками за родственников: своих мам и сестер, которым довелось остаться дома, но военные грубо отрывали их от родных. Кто-то подошел ко мне и сурово сказал: «особого приглашения ждешь?» И вдруг я понимаю, что прямо сейчас меня запихнут в машину и увезут в неизвестном направлении, а Алиса останется совсем одна. Я пытаюсь вырваться и что есть силы кричу:

– Пустите, мне нужно домой! Вы не понимаете!

– Это ты не понимаешь, глупая девчонка, мы спасаем тебя. Замолчи и садись в машину.

– Нет, прошу, у меня осталась дома маленькая сестра! Я должна забрать ее! Пожалуйста, она ведь совсем одна!

Меня силой толкнули в грузовую машину к остальным и металлические двери захлопнулись прямо у меня перед носом. Я продолжаю отчаянно стучать и кричать, чтобы меня выпустили, но машина тронулась с места.

– Алиса, – прошептала я и закрыла лицо руками.

– Алиса, – повторяю я, сидя на кровати в серой комнате бункера.

Стук в дверь выдергивает из воспоминаний. Я заставляю себя встать и подойти к панели управления голосовым интеллектуальным помощником, иначе ГИП. Такая система расположена в комнате каждого жителя города и в рабочих сферах. Она – я называю ГИП она из-за женского голоса – взаимосвязана, а потому по ней можно связаться с любым горожанином, прямо как по смартфону, только ее не носишь всюду с собой. Также она выводит на экран территорию, прилегающую к комнате, передает выступления основателей, а еще может ответить на любой вопрос по устройству города и правилах в нем. А правил хватает. В Эрановуме стремятся избежать конфликтов по средствам полного равенства, а потому одинаковые условия жизни и правила для всех. Внешне выделяться нельзя, форменную куртку носить обязательно и никакого креатива. Приемы пищи по расписанию – опоздал больше, чем на десять минут, значит остался голодным. Даже на водные процедуры отводят лишь пятнадцать минут утром и столько же вечером в одно и то же время. По истечении трех месяцев проживания в Эрановуме происходит распределение по сферам. Та, в которую определили, остается закрепленной за новичком до конца жизни без права перехода в другую, разве, что можно добиться повышения должности, если будешь хорошо справляться со своими обязанностями, ну и место свободно. Только это может выделить человека среди других. Иначе говоря, каждый житель Эрановума заслуживает свою значимость лишь степенью полезности всему обществу, остальное не важно. Конечно, всегда есть те, кто правила нарушают. Таких, в наказание, отправляют на самую грязную работу. Продолжительность зависит от того, насколько велика провинность.

Я слегка касаюсь экрана и на нем появляется непроницаемое лицо куратора, стоящего за дверью.

– ГИП, открой дверь, – нехотя говорю я.

Раздается резкий звук и передо мной появляется Сандр. Его черные глаза сосредотачиваются на моем лице.

– С сегодняшнего дня с вашей группой будет работать психолог. Твои дни – понедельник, четверг и суббота в десять часов утра. – Он смотрит на свой браслет, который высвечивает текущее время и добавляет: – у тебя полчаса на сборы. Кабинет 413 этажом выше.

– Мне не нужен психолог, – уверенно говорю я.

– Это не тебе решать. – Он слегка стучит по часам и повторяет: – у тебя полчаса.

Он разворачивается и шагает вдоль жилых комнат.

– А если я не пойду? – кричу ему вслед.

– Силой потащу, – бросает он даже не оборачиваясь.

Я недовольно вздыхаю, но все же иду переодеваться.

Темно-коричневый шкаф открывается с глухим скрипом. Я осматриваю его нутро в поисках одежды. На полках справа стопкой лежат несколько джинсов и пять футболок белого, черного и серого цвета. Не слишком радужно. В выдвижном ящике нижнее белье, а слева на тремпелях висят два махровых халата белого цвета и отдельно серая куртка. Подобный набор одежды есть у каждого жителя Эрановума. Отличие лишь в форменной куртке: спереди слева кожаная нашивка с двумя серебряными значками; на первом длинном прямоугольном указано имя, а на втором круглом, всего в двадцать миллиметров диаметром, номер группы, к которой относится ее владелец. На моей куртке цифра десять и имя Ева.

Я натягиваю белую футболку, а поверх нее надеваю форменную куртку, которую нас настоятельно просят носить, а затем выхожу из комнаты и направляюсь по лестнице на четвертый этаж. На этом этаже растянулись кабинеты тех, кто в основном занят умственным трудом. Здесь же находится и кабинет психолога под номер 413. Стучу. Через мгновение дверь открывается. Я попадаю в просторное помещение со стенами, окрашенными в фисташковый цвет. По левой стороне стоят громоздкие открытые шкафы из темного дерева, набитые разными книгами. Я прохожу вдоль полок и вижу пособия по психологии и психиатрии, трактаты известных философов.

– Вас зовут, Ева, правильно? – раздается мужской голос.

Я оглядываюсь и вижу сидящего в кожаном кресле молодого человека лет тридцати пяти. От него так и веет неким благородством, а прямоугольные очки в тонкой изящной оправе подчеркивают интеллигентность. Он жестом приглашает сесть напротив него в мягкое большое кресло такого же зеленого цвета, как и стены кабинета.

– Итак, для начала я хотел бы представиться – Дмитрий. Меня пригласили работать в Эрановум психологом еще на этапе строительства. Я вел большинство людей после выхода из комы и даже обучил троих из них, которые теперь успешно помогают мне, – говорит Дмитрий и машинально поправляет очки необычайно длинными тонкими пальцами. – Теперь расскажи мне о себе.

– Я не знаю, что рассказать. – Безразлично пожимаю плечами.

– Можешь начать с чего угодно, даже с того, что любишь есть на завтрак.

Я смотрю в светло-серые глаза, прячущиеся за стеклами очков, и вдруг ощущаю такую необъятную пустоту внутри себя. Мне неожиданно кажется, что я ничего о себе не знаю. Помню какой была раньше, что мне нравилось, кого любила и каким видела мир, но теперь я словно другой человек. Связь с той девушкой утеряна навсегда.

– Я не знаю, что рассказать, – снова повторяю я и опускаю глаза в пол.

– Уверен, что это не так, но прекрасно понимаю, что при первой встрече трудно довериться, поэтому я дам тебе время. Можешь откинуться на спинку кресла и просто отдохнуть.

– Отдохнуть? – из меня вырывается истеричный смешок. – Весь месяц я только и делаю, что отдыхаю. Знаете что, мне не нужен психолог. Единственное, что мне сейчас необходимо – это быть занятой. Отправьте меня куда-нибудь, да куда угодно, лишь бы я могла работать с утра до ночи.

– Пока это невозможно. Ты должна переболеть, осознать…

– Переболеть что? – я обрываю Дмитрия на половине фразы. – Переболеть конец света? Осознать, что моя жизнь никогда не будет прежней?

– Именно так, – кивает психолог и снова поправляет очки. – Ева, вы не одна. Большинство жителей Эрановума прошли через это, а еще тридцать девять человек помимо вас переживают такие же чувства в данную минуту. Если вам кажется, что я не могу вас услышать и понять, то может стоит поговорить с кем-то из вашей группы?

Я злюсь на него. Меня раздражает этот спокойный размеренный тон, раздражает, что он говорит так, будто я пришла к нему на сеанс психотерапии из-за мелких комплексов или ссор с родителями. Мне и впрямь кажется, что он не понимает степень кошмара, в котором живу последнее время. Но все-таки в его словах есть дельный совет: если я и смогу с кем-то поговорить, то только с тем, кто находится на одном и том же этапе вместе со мной, то есть с тем, кто живет в Эрановуме месяц. Но как? Как произнести вслух эти страшные слова? Мне до сих пор кажется, что моя семья жива, что они где-то там на земле ждут меня. Я не готова сказать, что больше никогда не увижу их. Сказать это вслух – значит признать их гибель и похоронить уже насовсем.

– Что ж, продолжим в субботу, – говорит Дмитрий.

Я сразу же вскакиваю и направляюсь к выходу. Мне так тошно от всего этого нелепого сеанса, что не хочется даже прощаться, но тут я слышу: «хорошего дня, Ева». Это простое пожелание вызывает бурю гнева. Я застываю в проходе. Ярость пытается подчинить меня себе, мгновенно разрастаясь в теле будто отвратительная опухоль. И вот, уже лицо заливается чем-то горячим, оно пылает, и чтобы сдержаться я сильно закусываю нижнюю губу, закрываю глаза и делаю глубокий вдох.

– Хорошего дня, Дмитрий, – язвительно отвечаю я.

Четвертый этаж, где расположен кабинет психолога – последний и самый верхний этаж бункера и поэтому покидая кабинет, я вижу Эрановум как на ладони. Я поражаюсь тому, насколько точно выполнено его строительство и как все хорошо продумано до мелочей, чтобы жизнь человека была возможной в этих условиях. Даже стены настолько идеально ровные, без вмятин, царапин, что это невольно вызывает восхищение и заставляет сомневаться, что бункер построен впопыхах. Хоть я и не полюбила этот город, но вынуждена признать – он красив. Но красота его бездушная, неуютная и холодная как замок снежной королевы.

Я спускаюсь по лестнице. Прохожу третий и второй этажи, где по кругу жмутся друг к дружке комнаты жителей подземного города, в том числе и моя. Иду дальше вниз. Прямо передо мной большая центральная площадь первого этажа, а вокруг нее инфраструктура Эрановума. Здесь есть медцентр, сфера безопасности, тренировочный зал, местный клуб, библиотека, зал собраний, а еще столовая и рядом с ней большой склад с запасами. Также куратор вскользь упомянул, что в городе есть теплица и бассейн с рыбами, но я пока не знаю в какой стороне они находятся. Прямо посередине площади растет клочок зелени, который местные так и назвали – Остров. Если зайти на его небольшую территорию диаметром примерно в шесть метров, то можно увидеть среди каштанов притаившиеся молодые кусты магнолии с цветущими розовыми бутонами, напоминающими прекрасных бабочек, рассевшихся на голые ветки растения. Пахнут они почти также сладко, как и те, что росли в парке на поверхности.

По пути в столовую, смотрю на огромный трехсторонний экран, подвешенный над центральной площадью подземного города. На нем появляется красноватое полное лицо главного основателя Эрановума, доктора Тонецкого. Он говорит что-то про успешную добычу новой партии какой-то схистотеги. Люди аплодируют. Они радуются, а я озираюсь по сторонам пытаясь понять почему. Выступление Валерия Тонецкого сменяется трансляцией с поверхности земли. Роботы, которые перемещаются в разных частях планеты в поисках безопасных участков не передают ничего нового: на экране все тот же полыхающий огонь. Похоже на чистилище.

Краем глаза замечаю чью-то маленькую фигуру рядом. Я узнаю в ней Лиссу. Она уставилась на экран большими влажными глазами и шмыгает носом. Мне кажется, что она вот-вот заплачет. Ожидая этого, напрягаюсь. Внутри меня натягивается тонкая струна и я решаю, что лучше поскорее убраться отсюда, поскольку не выношу чужих слез. Я никогда не знаю, что сказать тому, кто плачет, чем успокоить и приободрить, а потому чувствую себя неловко и предпочитаю избегать подобных ситуаций. Поворачиваюсь, чтобы уйти, но тут Лисса заговаривает со мной:

– Тебе не кажется, что показывать трансляцию и заставлять нас невольно смотреть ее слишком жестоко?

– По-моему, вообще все что делают люди – жестоко, – соглашаюсь я.

Глава 4

Широкие двустворчатые двери открыты настежь. Из помещения эхом доносится звяканье столовых приборов и хор голосов, сливающийся в один невнятный поток. Я вхожу внутрь. Запах тушенных овощей и рыбы настолько силен, что я почти чувствую их вкус, но поскольку я уже не впервые в столовой, то прекрасно знаю, что запах куда приятнее реального вкуса блюд, что тут готовят. Я прохожу к столу, где возвышается башня из чистых подносов, беру верхний из них и становлюсь позади Лиссы в очередь на раздачу еды.

По большому счету, столовая выглядит, как и те, что я видела прежде, но ее размеры впечатляют. Она действительно рассчитана на гораздо большее количество людей, чем 246 горожан Эрановума. В столовой соблюдается деление на несколько секторов. Один из них отведен для основателей бункера. Всего их 46 человек и заняты они в самых разных сферах. Доктор Валерий Тонецкий, главный разработчик бункера занимает, своего рода, должность мэра. Его правая рука – глава сферы безопасности, Джон Хад. Несмотря на свой возраст, пятьдесят восемь лет, он находится в прекрасной форме, подтянутый и выглядит значительно моложе. Я слышала, что Хад – человек жесткий, грубый, не терпящий возражений и от того его подчиненным нелегко. Вторая наиболее приближенная персона к Тонецкому – Тамара Майер. Она – главный врач медцентра в Эрановуме. Тамара не понравилась мне с первой минуты, и я очень надеюсь, что мне не придется работать с ней в будущем. В остальных пяти секторах сидят группы, в том порядке, как они начали жить в городе. Самый ближайший к выходу сектор – наш. В нем два длинных прямоугольных стола для девятой и десятой группы, автомат с питьевой водой и машина для сбора и обработки грязной посуды.

Наконец, подходит моя очередь. Я становлюсь напротив полной розовощекой девушки в рабочей форме. Она выдает мне кусочек рыбы и порцию неаппетитных, больше похожих на кашу, овощей. Я гляжу на это жалкое зрелище и слегка поджимаю губы. Еда здесь не особенно вкусная и разнообразная. Большинство овощей и фруктов недоступны, а те, что нам готовят практически безвкусные, видимо потому, что они выращены в местных теплицах и никогда не знали солнечного света. Помимо скудной еды, раз в день выдается витаминный коктейль. Он компенсирует плохое питание и пополняет в организме запас витаминов и микроэлементов, которые мы недополучаем. По вкусу он напоминает кисло-сладкий кисель и вполне неплох по сравнению со всем остальным.

– Сядем вместе? – говорит, стоящая возле стеллажа со столовыми приборами Лисса. Я молча киваю.

По пути к десятому столу мы проходим мимо других групп и слышно, как они обсуждают совершенно обычные вещи типа: «Влад, как новый урожай яблок? Удалось приблизиться к ожидаемому результату?», «Катарина, ты будешь сегодня вечером в клубе?» или «Таня, ты же знаешь Эрика из третьей группы? Ты слышала, что он выдал вчера?». Те, кто вышли из комы раньше нас, уже давно свыклись со своей участью и ведут, вполне себе, обыденную жизнь в Новом мире. Меня это сбивает с толку. Я никак не могу понять, как этим людям удается продолжать жить дальше, будто ничего не случилось?

– Думаешь, мы тоже со временем освоимся в подземном городе? – спрашивает Лисса.

– Не знаю, – честно признаюсь я. – но, говорят, привыкаешь ко всему.

– Не хочу привыкать, – грустно говорит она.

«Я тоже» – проносится у меня в голове.

Мы усаживаемся рядом где-то в середине стола. Я несколько минут ковыряю кашу из овощей и пытаюсь понять, что вообще входит в состав этого загадочного блюда. Нехотя заталкиваю пресную, водянистую еду и кривлюсь от отвращения.

– Зато рыба вполне сносна. Попробуй, – раздается приятный низкий голос.

Поднимаю глаза и вижу, что напротив сидит парень, тот самый, которого я видела в капсуле в первый день. Я знаю, что это он, хоть и выглядит сейчас совсем по-другому: от болезненной бледности не осталось и следа, а глаза приобрели уютный дымчатый цвет. Его мужественную внешность подчеркивает массивный подбородок, крупный нос и спортивное телосложение. Внешне молодой человек выглядит грубовато, но взгляд и добродушная улыбка заранее располагают к нему.

– Марк, – представляется он и протягивает большую слегка смуглую руку.

Я мешкаю: заводить новые знакомства сейчас не особенно хочется.

– Понимаю, нам всем нелегко, но ведь так или иначе придется жить здесь, и я думаю, будет лучше, если мы познакомимся друг с другом как можно раньше.

– Мм… правда, что ли? – с сарказмом спрашиваю я.

– Правда, – невозмутимо отвечает Марк.

– А что, я поддерживаю, – говорит голубоглазый парень. – Ник.

Он только что подошел к столу и слышал наш разговор. Ник ерошит золотистые волосы и в улыбке обнажает прекрасные белые зубы. Парень обладает яркой внешностью такой, какая бывает у голливудских звезд или моделей. Очевидно, что он знает это и привык пользоваться своими внешними данными в обычной жизни.

– Лисса, очень приятно. – Девушка протягивает каждому из них свою худенькую руку и мило улыбается.

Теперь все трое выжидающе глядят на меня. Я хмурюсь и тут же получаю острым локтем Лиссы в левый бок. Она смотрит на меня таким строгим взглядом, что я невольно улыбаюсь: забавно видеть на детском лице неподдельную серьезность. Это впервые за все время, когда я на миг забываю, где нахожусь и позволяю себе что-то наподобие улыбки.

– Меня зовут Ева, – наконец, представляюсь я.

Марк снова улыбается мне. Но есть в этом что-то странное, что на миг поражает молнией и пробуждает некую мысль. Я тянусь к ней, но она тут же угасает, оставив привкус разочарования от того, что не смогла удержать ее и понять, что именно так взволновало меня при знакомстве с Марком. От досады я сосредотачиваюсь на своей тарелке. Рыба и впрямь ничего.

Спустя несколько минут Лисса уже без умолку что-то рассказывает нашим новым знакомым. Я не вникаю в разговор, а лишь удивляюсь ей: как можно говорить так быстро, да еще и находить бесчисленное множество тем с людьми, с которыми познакомилась только что? Но вдруг Лисса замолкает. Она пристально смотрит в одну точку на стене словно видит нечто жуткое, что парализует ее. Я пробую рассмотреть то же, что и она, но как ни вглядываюсь в стену за спинами ребят – ничего не вижу. Тогда я слегка касаюсь ее плеча – она вздрагивает.

– Эй, что с тобой было? – спрашиваю я.

Девушка поворачивается в мою сторону, и я понимаю, что с ней по-прежнему что-то не так. Она смотрит сквозь меня пустыми безумными глазами и не останавливаясь бубнит: «это ты, я тебя помню».

Мы переглядываемся с Марком и Ником. Они оба растеряны и напряжены и также как и я непонимающе смотрят на Лиссу. Я нервно сглатываю.

– Да, я тоже тебя помню. Мы познакомились в зале собраний, – я стараюсь говорить с Лиссой как можно мягче.

– Это ты, я тебя помню! – она начинает кричать.

Криком она тут же привлекает внимание всех остальных и вот уже вся столовая наблюдает за развернувшейся картиной. Какая-то девушка испуганно выбегает из помещения и, честно сказать, первое, что мне хочется сделать – это последовать ее примеру. Я не на шутку испугалась. Лисса действительно впала в своего рода приступ безумия. Она все продолжает кричать и кричать одну и ту же фразу, пока не падает в судорогах на пол. Девушка закатывает глаза, начинает задыхаться. Я хочу помочь ей, но не знаю как. Шок сковал меня. Марк ориентируется быстрее: он мгновенно подбегает к девушке, снимает куртку и подкладывает ей под голову, а затем поворачивает ее на бок. Я опускаюсь рядом с ними. Несмотря на то, что тело Лиссы корежится в судорогах, она сумела-таки схватить меня за плечо. Она так сильно сжимает руку, что я морщусь от боли. Девушка тянет к себе и хриплым голосом шепчет: «это ты». Внутри меня все леденеет. Я в жизни не видела ничего подобного и уж точно не становилась объектом чьего-либо сумасшествия. Марк вырывает мою руку из крепкой хватки Лиссы и просит уйти.

– Почему? Я же только хочу помочь ей.

– Просто уйди из ее поля зрения, – грубо говорит Марк, а затем смягчившись продолжает: – поверь, так будет лучше.

Я как ошпаренная вылетаю из столовой. На глазах предательски выступают слезы и город передо мной расплывается пятнами. Словно из неоткуда возникает силуэт. Он появляется так быстро, что я не успеваю остановиться и врезаюсь в него на всем ходу.

– Извините… – бормочу я себе под нос.

– Что-то случилось? – спрашивает знакомый голос.

Я всматриваюсь в силуэт и вижу, что передо мной возвышается Сандр. Он слегка склонил голову набок и внимательно изучает мое лицо, так, что становится не по себе и я отвожу взгляд в сторону.

– Ничего.

Я тут же пытаюсь уйти, чтобы избежать дальнейших расспросов, но он останавливает меня и снова возвращает в прежнее положение.

– Поговорим в моем кабинете.

– Не хочу, – грубо говорю я.

– Это был не вопрос. Иди за мной. Или ты хочешь, чтобы я вел тебя за руку?

– Угу, мечтаю, – с сарказмом отвечаю я и закатываю глаза.

Левый уголок его губ дергается вверх в полуулыбке. Он словно забывается на мгновение, но тут же выпрямляется и принимает свое обычное выражение лица.

Мы поднимаемся все по той же широкой лестнице, которая тянется вверх мимо всех четырех этажей и подходим к двери с надписью «Сандр, куратор 4 и 10-й групп». Он прикладывает свой браслет к считывающему устройству, после чего раздается короткий писк и дверь открывается. В кабинете мало мебели: рабочий стол, с небольшой стопкой бумаг в левом верхнем углу, планшет, одинокий узкий шкаф с тремя папками и несколькими исчерченными рулонами бумаги, а чуть левее два кресла темно-серого цвета, одно из которых куратор предложил занять мне.

– Итак?

Я закатываю глаза и устало вздыхаю, всем своим видом показывая, что не особенно жажду говорить по душам.

– Послушай…

Он подходит, садится на корточки передо мной и оказывается близко. Слишком близко. Сандр смотрит прямо в глаза и, кажется, видит меня насквозь. Его взгляд заставляет пульс биться чаще. Я нервно сглатываю. Напряжение внутри растет с каждой секундой, и я чувствую себя обнаженной перед ним. Хочется убежать.

Куратор продолжает:

– Я несу ответственность за всю вашу группу. То, насколько вам удастся успешно справиться с произошедшим, а после социализироваться в Новом мире, лежит на моих плечах. Я уже говорил это. Поэтому если что-то не так, скажи, а я попробую помочь.

– Что-то не так? Серьезно? Да здесь все не так! – громко возмущаюсь я и тут меня словно прорывает: – Еще месяц назад, я была уверена, что у меня есть по крайне мере мама и сестра, а теперь никого нет. Мало того, мы все находимся под землей, без солнца и черт знает сколько еще времени будем жить здесь! А больше всего не так, так это то, что похоже все остальные не находят в этом ничего страшного и делают вид будто все в порядке!

Я срываюсь, кричу, выплескиваю весь свой гнев и отчаяние, но легче не становится. Боль еще сильнее иглами жалит сердце и давит в груди, пытаясь разорвать ее на части. Мне так хочется сдаться, упасть и просто рыдать дни напролет, но гордость не позволяет показать, насколько я на самом деле слаба и как трудно продолжать жить несмотря ни на что. Да, я готова отдать всю оставшуюся жизнь, лишь бы прожить хотя бы один день так, как раньше, до войны, когда все близкие были живы, когда светило солнце или шел дождь, неважно, главное, чтобы небо над головой. Но когда думаю так, мне становится стыдно, ведь родители всегда старались нас воспитывать сильными, волевыми людьми, а я впадаю в отчаяние вместо того, чтобы выжить и сохранить память о них. Ведь пока живу я – живут и они во мне.

Как ни странно, моя минутная истерика не произвела на Сандра никакого впечатления. Даже не знаю, радует ли меня это или наоборот огорчает. Он словно неживой, словно робот без тени человеческий эмоций и чувств. Я вдруг думаю: а есть ли на самом деле что-то внутри за этой скалой или он и впрямь такой пустой?

Сандр присаживается на краешек рабочего стола напротив. Он некоторое время разглядывает свой пропускной браслет, размышляя о чем-то. Неожиданно в его взгляде появляется ясность.

– Хочу показать тебе одно место, но будет лучше, если ты не станешь распространяться об этом.

– Ладно, – безразличным тоном говорю я.

Мы спускаемся на первый этаж. В Эрановуме пусто. Это неудивительно, ведь почти все его жители заняты работой и лишь кое-где на площади виднеется несколько человек из наших двух последних групп. Мы проходим площадь и оказываемся у самого края бункера, где яркими огнями светится клуб подземного города, затем сворачиваем налево, а достигнув стены поворачиваем направо. Сандр открывает пропуском вход в небольшой коридор, в самом конце которого одна единственная дверь. Если сказать, что я заинтригована происходящим, то это ничего не сказать. Любопытство так и играет во мне и кажется, я уже позабыла обо всем. Наконец, Сандр нажимает большую красную кнопку на стене. Дверь открывается. За ней – комната. Вдоль стены справа висят несколько серебристых гладких, будто из силикона, костюмов и масок к ним. Сандр разъясняет, что за стеной опасно находится без специальных костюмов, поэтому нам приходится надеть их. Мы подходим к последней двери, отделяющей бункер от внешнего мира. Она медленно и тяжело отворяется и передо мной появляется покинутый нами мир.

Пещера. У ее стен горят редкие лампы, но их достаточно, чтобы видеть все то, что находится за стеной бункера. Моему взору открываются обширные пустые каменные залы, в которых повсюду, словно грибы растут причудливые сталактиты и сталагмиты. Они облепляют стены и потолки подземелья, придавая ему таинственный вид. От нас в глубь пещеры уходят несколько лабиринтов. Они тянутся в разные стороны и даже подумать страшно, что можно в них заблудиться.

– Дай мне руку, – говорит Сандр.

Я послушно сжимаю его ладонь в защитной перчатке, и он тянет меня вперед. Дорога нелегкая: приходится пробираться по острым камням, но я стараюсь не обращать внимание на трудность пути, поскольку слишком захвачена конечной целью. Почва здесь влажная и каждая образовавшаяся ямка наполнена водой. Натыкаясь на них наши толстые, обтянутые специальным материалом, ботинки издают хлюпанья. В такт им, с молодых сосулек сталактитов то и дело большими тяжелыми каплями падает вода, раздаваясь звонким эхом.

Уже через несколько минут мы подходим к небольшому водоему.

– Это и есть та вода, которой мы пользуемся в Эрановуме, – говорит Сандр.

Но я его уже не слушаю. Я целиком поглощена созерцанием маленького озера и как под гипнозом рассматриваю в нем светящиеся сине-зеленые огоньки. Я не могу вымолвить ни слова и лишь, как ребенок, в восхищении разинула рот.

– Посмотри наверх. – Сандр явно доволен моей реакцией.

Тут я запрокидываю голову и гляжу на потолок пещеры. У меня захватывает дух – потрясающая красота. Это почти как ночное небо, светящиеся сине-зелеными звездами, которым нет счета. Жадно разглядывая чудесное явление, снова чувствую себя живой и дышу полной грудью, несмотря на маску. Я будто на мгновение очутилась на поверхности земли.

– Как звезды, – восторженно шепчу я.

– На самом деле это Arachnocampa luminosa, такие насекомые, – поясняет Сандр.

Конечно, это не звезды. Не могут быть они. Но благодаря этим маленьким сине-зеленым светлячкам, мрак в холодном подземном мире рассеялся и показал мне ту толику красоты, которую бережно сохранила в своих недрах пещера, ставшая нам домом.

Сандр проходит вперед и показывает на большой камень у самой воды.

– Вот, можешь сесть сюда.

Я устраиваюсь на гладком камне, подтягиваю к туловищу ноги и скрещиваю их по-турецки. Сандр садится рядом. Он набирает в руку горсть мелких камешек и по очереди кидает их в воду. Зеркальная гладь озера в ту же секунду расползается кругами. Отражения светящихся насекомых мелькают, то сливаясь в единую массу, то снова распадаясь на звезды. Удивительное место, волшебное. Здесь хочется остаться навсегда. Вот так сидеть на большом камне и неустанно любоваться россыпью огоньков на потолке пещеры, ее стенах и на поверхности чистой как хрусталь воды подземелья.

– Ты часто сюда приходишь? – я решаю нарушить тишину.

– Да, – коротко отвечает Сандр и снова бросает камешек в озеро.

Не знаю почему, но его немногословность и холодность отчего-то задевают меня. Наверное, я ожидала, что он будет говорить со мной, расскажет больше об этом месте и теперь чувствую досаду от его безразличного, короткого ответа. Мне не хотелось больше спрашивать ни о чем, но все-таки был один вопрос, мучивший до сих пор. После длительной тишины, я все же отваживаюсь его задать.

– Там, в столовой, с Лиссой что-то случилось. Ты что-нибудь знаешь об этом?

– Тебе не о чем беспокоиться, с ней все будет хорошо. Пару инъекций схистотеги, и она будет снова болтать как заведенная.

Я усмехаюсь: оказывается ни я одна заметила ее удивительную разговорчивость.

– Инъекций чего? – спрашиваю я.

– Все вопросы об Эрановуме ты можешь задать ГИП, – отвечает в своем духе Сандр.

Он ясно дает понять, что не хочет продолжать разговор. Я уязвленно поджимаю губы и отворачиваюсь к озеру.

– Ты знаешь, я не любитель говорить, – словно оправдываясь произносит он.

– А так и не скажешь, – не удерживаюсь я, чтобы не съязвить.

– О, сарказм – мое любимое. – Полуулыбка касается губ Сандра. – И все-таки это действительно так – я не люблю много говорить, а предпочитаю слушать. Этот навык куда более полезен.

– Что ж тогда вы с Лиссой отличная пара, – негромко бурчу я. Он ухмыляется, а через некоторое время встает и говорит о том, что пора возвращаться.

– Как, уже? – разочарованно спрашиваю я.

Он кивает и подает руку. Я нехотя берусь за ее, и мы уходим той же дорогой. Удивительно, но путь обратно кажется гораздо короче, чем когда мы шли к озеру. Вскоре впереди показалась высокая титановая стена города с прожекторами, освещающими территорию возле бункера. Я засматриваюсь и не замечаю выступающий камень под ногами. В следующее мгновение уже лечу лицом к земле и в ожидании падения зажмуриваю глаза и интуитивно выставляю вперед руки. Но удар о землю не происходит. Он подхватывает меня так быстро, что я даже не сразу понимаю, что уже не падаю, а стою прямо перед ним, вглядываясь в пугающую глубину его черных глаз. Мы задерживаемся в таком положении. Опустив глаза на свои плечи, понимаю, что он до сих пор крепко удерживает меня. Сандр перехватывает мой взгляд и тут же опомнившись одергивает руки. На его лице мелькает смущение. Видимо эмоции ему все же не чужды.