Читать онлайн Пропавшая карта бесплатно

Spencer Quinn

RUFF VS FLUFF

This edition is published by arrangement with The Friedrich Agency and The Van Lear Agency

Серия «Хвостатые против пушистых. Расследование ведут кошка и собака»

* * *

ПОСВЯЩАЕТСЯ
ТК

1
Принцесса

Мой голос прекрасен. Я пользуюсь им для того, чтобы сказать только одно: «Мяяяяяу!» Вам когда-нибудь доводилось слышать что-нибудь, что было бы так же прекрасно? И главное в нём – «я»! Вы понимаете, как это важно? Я люблю, чтобы моё «я» было главным. По правде говоря, мне нет дела до всего, что не начинается моим «я», не продолжается им и не крутится вокруг меня до самого конца. Когда речь обо мне, надо бы писать это «я» с большой буквы. Так вот: я именно такова и называю себя «Я», но вы можете обращаться ко мне Принцесса, как это делают остальные люди. Зовите меня Принцесса, но не рассчитывайте, что я являюсь к вам по первому зову, не ждите от меня всяческих глупых дурачеств и вообще – не надейтесь, что я уделю вам хоть какое-то внимание. Зато вы можете смотреть на меня, сколько вздумается. Я не стану вас осуждать. Я воплощённая красота.

Наверное, сейчас самое время описать себя. С чего бы начать? С хвоста? Звучит классно – начнём с конца. И я классная, это не подлежит сомнению. Мама всегда говорит: «Эта Принцесса – классная кошка». Я сейчас не о своей родной маме, которую, честно говоря, не помню, а о маме этих детей. У неё есть какое-то другое имя, но я сейчас не могу его вспомнить, так что здесь я буду называть её просто «мама».

«Здесь» – это в месте, которое люди называют Снежной страной. Хотя как раз снега у нас до сих пор нет, несмотря на близкое Рождество. То, что Рождество близко, я поняла по тому, что Элрод притащил в Большую Комнату большое дерево, потом долго ворчал и бормотал себе под нос массу слов, которые здесь повторять нельзя, и наконец водрузил её у камина. Я наблюдала весь этот цирк с одного из своих любимых мест – с верхней полки стоящего в углу книжного шкафа. Книжки бывают очень удобны. Вы раньше знали об этом? Не понимаю – что вообще знают эти люди! Боюсь, правда вам не понравится.

Элрод – подручный. Что это значит? Что у него есть руки? Никогда не интересовалась этим вопросом. У людей свои повадки, обычно они ведут себя довольно шумно, а у нас, в кошачьей вселенной, – свои, и обычно мы молчаливы. В описываемый момент я была совершенно неподвижна и нема, и всё же именно я здесь – главное действующее лицо. Тем временем Элрод восхищался деревом и довольно потирал руки, считая, что хорошо справился.

Мама вошла в комнату и, увидев дерево, остановилась как вкопанная.

– Элрод!

Тот оглянулся. Элрод – огромный парень с густой бородой и хвостиком на затылке, здесь, в Снежной стране, таких огромное множество. Он довольно медлителен. Мама – маленькая женщина с короткими волосами без всяких глупых украшательств и пронзительными глазами. Она двигается довольно быстро.

– Мэээээм? – протянул Элрод.

Мама сморгнула, потому что она уже сто раз просила Элрода не обращаться к ней «мэм», с его первого появления в доме, и это было… Кто знает, когда это было? И теперь, когда уже столько воды с тех пор утекло, он по-прежнему это делает!

«От этого я чувствую себя старой», – всегда говорила она.

Но в этот раз она так не сказала. Вместо этого она выдохнула:

– Ёлка!

– Такая красавица, да? Пять метров высотой – я сам мерил!

– Да, но…

– Знаете как?

– Что «как»?

Эта беседа, как большинство человеческих разговоров, была мне неинтересна. Я свернулась калачиком на симпатичной книжке в мягкой обложке.

– Как я измерил? Приложением на телефоне! – Элрод хлопнул себя по ляжке. Этот звук, похожий на близкий выстрел, прервал ту дремоту, в которую я постепенно погружалась.

Я взглянула на поношенную шерстяную шапку на голове Элрода, и у меня возникла идея. Я питаю слабость к шерсти.

– Тебя не нагреешь, – покачала головой мама. Ей не стоило так говорить, потому что никто Элрода греть и не собирался, но я её простила. Мама мне нравится: мы обе любим сардины. – Но я имела в виду расстояние между камином и ёлкой.

– А, въехал! – кивнул Элрод и потянулся за телефоном. – Вы хотите, чтоб я его померил?

Обычно мама говорит приятным ровным голосом. Но если вам интересно, в каком она настроении, надо обращать внимание на другое. Например, сейчас она начала притопывать ногой.

– Элрод, я просто думаю о прошлом годе…

– О прошлом годе? Вы намекаете на то, что тогда… эмм…

– Именно так. Ёлка загорелась.

В этот момент от регистрационной стойки послышался звон колокольчика. Колокольчик мог означать, что у нас появились гости, а гостей нам нужно побольше – так мама постоянно говорила последнее время. Она заторопилась к выходу, а Элрод занялся своими делами.

Наверное, пора сказать, что мы содержим гостиницу «Блекберри хилл». Мы – значит я, мама, двойняшки – Хармони и Бро, и я – ну, если я вдруг забыла упомянуть себя в начале списка. Ещё есть Элрод – подручный, и повариха Берта, но она появляется здесь лишь по утрам, потому что мы подаём постояльцам только завтраки. Одно время был ещё папа, но потом случился развод – по какой причине, я, наверное, проспала. В общем, теперь его тут нет.

Мама вернулась в комнату в сопровождении мужчины, нёсшего чемодан на колёсиках.

– Элрод, это господин Лемэр. Он из Канады, из Монреаля.

– Приятно познакомиться, – ответил Элрод.

– Ох-хо-хо, – сказал господин Лемэр.

Это был высокий мужчина – такой же высокий, как Элрод, только гораздо стройнее. Попросту тощий, если быть откровенной. Лицо у него было узким и к тому же постепенно сужалось к подбородку, а нос был похож на клюв. Мама провела его через Большую Комнату и направилась вверх по широкой лестнице к гостевым комнатам. У каждой из наших гостевых комнат есть собственное имя. Кажется, это названия различных ягод или цветов – я забыла каких. Может быть, вообще… птиц.

Птицы. С чего это я подумала о птицах? Из-за носа господина Лемэра? Может, и так. Я немного полизала лапы, пытаясь выкинуть из головы мысли о птицах. Это птицы виноваты в том, что я больше не выхожу на улицу. Разве это справедливо? Вот если я поймаю за холодильником мышь, они говорят: «Отличная работа, Принцесса! Так держать!» Но стоит мне поймать птицу – а это, кстати, гораздо труднее, чем поймать мышь, и гораздо интереснее, особенно если вам удастся поймать её на взлёте, – но тут они только кричат: «Плохая Принцесса!» и «Что же ты наделала!». Порой они меня совершенно не ценят. Я ещё немного полизала лапы и даже немножко их погрызла, чтобы окончательно выгрызть этих птиц из головы.

В итоге я думала о птицах, птицах, птицах… Как называются те красненькие? Малиновки? Интересно, как можно понять, что им вообще надо? Однажды, когда я была на заднем дворе, который тянется от поленницы до самого яблоневого сада и вниз до речки Блекберри Крик, – только я была совсем рядом с домом, практически возле самой кормушки для птиц, когда…

Тут я услышала скрип, доносившийся из прихожей: скрип резиновых сапог по деревянному полу. Я эксперт по распознаванию звуков: вам они, может, и не слышны (да и не только они), но я способна опознать множество особенных скрипов. Чем выше и скрипучее звук – тем лучше. Этот особенный скрип был произведён каблуком от зелёных запог с красными шнурками, которые носила Хармони. Я о ней уже рассказывала? Она и Бро – двойняшки. Это мои самые любимые человеческие существа на свете. Я люблю их почти так же сильно, как саму себя. Впрочем, давайте всё-таки без безумств. Бро на самом деле зовут как-то иначе, но Хармони называет его именно так, и это прилипло. Я попыталась вспомнить, как его звали до того, как он стал Бро, но сдалась. Гораздо полезнее выгнуть спинку и с ленцой потянуться всласть. Как прекрасна я, должно быть, была в этот момент. Но вокруг никого не было. Даже Элрод стоял на коленях и пялился куда-то под нижние ветки ёлки.

Через мгновение в комнату вошла Хармони с охапкой дров. Да: у неё на ногах были рождественские сапожки – зелёные с красными шнурками. Может быть, вы считаете, что быть постоянно правым скучно, но поверьте моему опыту: это совсем не так.

– Привет, Элрод, – сказала она. – Красивая ёлка!

Элрод, который сейчас лежал под ёлкой лицом вниз так, что наружу торчали лишь его ноги, зашевелился и глухо пробубнил что-то, похожее на «пять метров, Хармони! И ты ни за что не догадаешься, как я…».

В этот момент ель начала крениться набок. Я была уже на полу, двигаясь к Хармони, чтобы немножко потереться о её ногу: просто чтобы напомнить ей обо мне. Но я не из тех, кто станет медлить, когда надвигается катастрофа. Ещё до того, как это стало бы заметно для вас – даже раньше, чем я сама заметила, что что-то не так, – я взлетела на верх пианино. Это прекрасное место, хоть там и не так уютно, как на книжном шкафу. Приятно быть такой стремительной!

Между тем Хармони, которая тоже довольно прытка по человеческим меркам, как-то успела отложить дрова и ухватилась за большую ветвь ёлки, почти вернув её в устойчивое положение.

– Уфф. Спасибо, Хармони, – сказал Элрод, вылезая снизу задом наперёд.

Я было уже подняла одну лапу и приготовилась спрыгнуть вниз к Хармони, чтобы продолжить ритуал «потрись о ноги», когда от входной двери раздался знакомый стук и грохот. Вошёл Бро, тоже с охапкой дров. Но, хотя его движения были вовсе не тихими, источником шума был всё-таки не он, а последний обитатель нашего дома. Наверное, мне надо и о нём тоже сказать.

Это был он, собственной персоной, и он был так взволнован тем, что попал в самый центр событий, что весь прям извивался самым недостойным образом, как это с ним часто бывало. Он тащил одно жалкое полено, причём совсем крохотное, которое криво торчало из его слюнявой пасти. Он явно очень гордился, что помогает. И этот странный короткий хвостик, которым он вилял так, что в глазах рябило… это уж слишком! Когда речь заходит об Артуре, можете забыть об утончённости. Впрочем, это относится к любой собаке, хоть многие из них и куда более презентабельны, чем Артур. Может, даже любая из них презентабельней. Возьмём, к примеру, его грубую шерсть: она похожа на старую твидовую куртку Элрода! А его уши? Как можно быть таким вислоухим, что твои уши чуть ли не волочатся по полу? Я уж промолчу про его нос, занимающий примерно половину…

– Нет, Артур! Стой!

Это вскрикнула Хармони. Но она опоздала. Любого хоть сколько-нибудь необычного явления – например, вид Элрода, вылезающего из-под дерева, – совершенно достаточно, чтобы привести Артура в движение. Это было так предсказуемо: Артур внезапно рванул в сторону, пролетел по маминому любимому ковру, когтями вырывая из него клочья шерсти, и затем, оторвавшись от пола всеми четырьмя лапами, прыгнул на Элрода. Из его пасти по-прежнему торчало полено. Дальше последовал ещё ряд подобных, столь характерных для Артура выходок – одна безумней другой, закономерным итогом которых стало падение ёлки на Элрода, Хармони, Бро и прекрасную хрустальную вазу, которую так ценила мама. А вот Артура она не задела: он стоял посреди хаоса и по-прежнему вилял хвостом, хоть и немного медленнее – будто у него появились сомнения. Я отметила про себя, что пучки шерсти из ковра теперь очень доступны, потом закрыла глаза и погрузилась в ту сладкую дремоту, которую прервала вся эта чехарда событий.

2
Артур

После переполоха в Большой Комнате, подробности которого почти не отразились у меня в сознании, а потом и вовсе из него улетучились, я очнулся на кухне. Это моё любимое помещение у нас дома, или в нашей гостинице, – не знаю, как правильнее сказать. Я никогда не понимал этого до конца, но, впрочем, и не особо беспокоился по этому поводу. И чего беспокоиться-то? Я остановился как вкопанный прямо посреди кухни, потому что меня внезапно пронзила невесть откуда взявшаяся странная и неприятная мысль. Возможно, вполне веская причина для беспокойства состоит в том, что всё может пойти не так, как хотелось бы. Блин-блин-блин! Понятия не имею, что значат эти слова, но так говорит Хармони.

Стоявшая у плиты Берта – это повариха, если вы ещё не в курсе, – обернулась ко мне. Берта большая, сильная, суровая и шумная немножко, пожалуй, даже пугающая, но ладить с ней очень важно. Почему? Я вспомнил не сразу, но уже в следующее мгновение меня осенило: Берта – повариха! Что может быть важнее, чем ладить с поварихой? Сейчас Берта как раз жарила сосиски. Сосиски! Это их запах привёл меня оттуда, где я был прежде, – может быть, и из Большой Комнаты.

– Эй ты, болван, – окликнула меня Берта. – Что это ты там задумал?

Я думал? Нет, ни о чём я не думал. Ну, разве что о сосиске. Мне отчаянно хотелось хотя бы одну штучку! Или несколько! Все сразу! Ну пожалуйста! Скорее! Я перевернулся на спину и прикинулся мёртвым – единственный трюк, который я сумел выучить.

– С чего это ты взял, что ты заслужил сосиску?

Я лежал на спине, подняв лапы в воздух, и изо всех сил думал. Чем я заслужил сосиску? Тем, что я их обожаю! Вот он – ответ на самый простой на свете вопрос!

– Ты вообще понимаешь, как по-идиотски выглядишь, вот так высунув из пасти свой длиннющий язык?

Ещё вопросы?! Разве я не ответил только что на предыдущий? Пожалуй, этот я проигнорирую – нечего приучаться отвечать на все дурацкие вопросы подряд.

– Ну ладно, – кивнула Берта. – Лови.

Она подцепила шкварчащую на сковороде сосиску огромной вилкой и кинула её в мою сторону. Я поймал её на лету – вы не поверите, как классно я умею ловить всякое, особенно сосиски, – и, закрутившись волчком, вылетел из комнаты, не забыв по пути проверить, достаточно ли по-волчьи выглядит при этом мой хвост. Да, вполне – строго вверх-вниз! В следующее мгновение я уже проглотил сосиску – может быть, чуть обжёгшись о горячую сторону, но привередничать не в моих правилах – и тут же помчался наверх, не имея перед собой никакой цели – просто потому, что был доволен жизнью.

«Наверх» – это туда, где у нас тут, в отеле «Блекберри хилл», останавливаются гости. Я хочу сказать – вверх по главной лестнице. Вверх по чёрной лестнице живём мы, хозяева: мама, Хармони, Бро и я. Я никого не забыл? Нет, думаю, всё.

Наверху было тихо и спокойно, что, может, и не хорошо. Раз тихо и спокойно – значит, у нас мало гостей. А мало гостей – значит, проблемы с деньгами, а из-за этого мама волнуется, и это плохо. Когда она волнуется, она останавливается и делает глубокий вдох. Последнее время она очень часто так поступает. А ещё смотрит на небо и говорит: «Артур, нам нужен снег. Думай о снеге». И я думал! Я думал о снеге-снеге-снеге изо всех сил, но с неба не упало ни единой снежинки: оно по-прежнему оставалось чистым и синим.

В общем, я в этот момент огорчился из-за мамы, но прекрасно себя чувствовал в остальном, и в таком настроении зашлёпал вдоль гостевых комнат. Все двери были закрыты, и ни из-под одной не доносился свежий человеческий запах: значит, гостей не было. Зато я учуял довольно свежий запах… как бы это назвать? Ещё одного члена семьи, которую я, кажется, не назвал, когда перечислял нас? Ну, пусть так. Я выкинул её из головы – и её острые когти, и крадущуюся походку, и полные злости странные золотые глаза – и направился в конец коридора. Дверь дальней комнаты была приоткрыта, и из неё доносился запах человеческого самца. Вполне заурядный запах – разве что от этого довольно ощутимо пахло серой. Элрод пахнет серой совсем чуть-чуть, а Бро не пахнет вовсе. Я хочу сказать, что у меня явно был повод заглянуть внутрь. Я приоткрыл дверь чуть-чуть пошире и просунул в неё голову.

Комната в конце коридора была одной из самых милых. В ней была широкая кровать, на которой я пару раз лежал, когда никто не видел – но это секрет! – и балкон с видом на гору Мисти. В комнате за столом сидел человек. Я его не знал. У этого мужчины было узкое лицо и огромный тонкий нос, похожий на небольшой топорик. Судя по всему, он изучал что-то вроде карты. Я знаю, что такое карта: у нас бывает много туристов и лыжников – надо снега-снега-снега! – и они вечно пялятся в карты. Но эта карта, кажется, была не похожа на остальные: на ней были какие-то карандашные пометки, а бумага пахла стариной. Крючконосый мужчина вытащил красную ручку и нарисовал на карте небольшой кружок, после чего сложил её и убрал в карман. Затем он подошёл к кровати, на которой лежал открытый чемодан. Порывшись в одежде, он вытащил… Что это? Пистолет? Да! Именно пистолет, довольно старый и потёртый. Осенью к нам приезжают охотники, но они привозят винтовки и ружья. Я видел охотников всего пару раз, но это было, пожалуй, даже слишком захватывающе. Но сейчас я пытаюсь сказать, что пистолетов у нас тут не водится. И разве охотничий сезон ещё не закончился? Мне казалось, Берта что-то такое говорила, а она один из лучших здешних охотников, как бы далеко ни простиралось это «здешний». Это я вам точно говорю. Так зачем этому узколицему типу понадобился пистолет? Он тем временем, немного покопавшись, открыл барабан и один за другим начал вставлять в дырочки маленькие кругляшки. Наверное, я слегка заворчал при виде этого зрелища – не громко залаял, а просто тихонечко дал понять, что Артур на страже.

Мужчина резко обернулся в мою сторону так быстро, что я, пожалуй, готов утверждать, это было самое стремительное человеческое движение, какое я когда-либо видел, почти такое же стремительное, как у кош… упс. Давайте не будем об этом. Давайте вернёмся к этому типу, который тем временем направил пистолет прямо на меня. Мне это очень не понравилось: так не понравилось, что я даже испугаться забыл.

– Вот глупая шавка! – буркнул он и опустил пистолет.

Шавка? Он назвал меня шавкой? Я слышал, что я помесь того и этого – люди по ряду причин любят обсуждать мою породу, но шавкой меня ещё никто не называл. В этот момент и на этом месте я решил, что мне не нравится этот тип. А я из тех, кому вообще-то нравятся почти все люди. Укусить его, что ли? Не сильно – просто слегка куснуть за щиколотку? Пока я колебался, он надел куртку, засунул пистолет глубоко в передний карман и сказал мне:

– Пошли.

Чтобы я с ним куда-то пошёл? Да ни в жисть! Я сел на месте, обнаружив при этом, что, хоть я и ни капельки не испугался, а всё-таки каким-то образом уже успел выйти из комнаты обратно в коридор. Мужчина вышел, запер дверь и обошёл меня. Я не тронулся с места. Может, показать ему что-нибудь? Вот уж никому не посоветую связываться со стариной Артуром. Да и не так уж я стар, по правде говоря: может, совсем недавно ещё был щенком. Я родился на ферме недалеко отсюда, и Бро однажды пришёл туда за свежими яйцами, а остальное, как говорят люди, – уже история, и нечего вспоминать детали. Такова моя версия моей родословной!

Я по-прежнему сидел в коридоре, крепко прижав зад к полу и всем своим видом показывая этому стрелку, кто тут главный. Он тем временем пересёк лестничную площадку и начал спускаться вниз, постепенно исчезая из моего поля зрения. Тут меня осенило, что у нас возникла проблема. Как я могу что-нибудь ему показать. Если его тут не будет? Я заспешил вниз по лестнице. Между прочим, вам, может, ещё расскажут – не буду говорить кто, – что Артур бегает вразвалку. Не верьте ей!

3
Принцесса

Артур вразвалку спускался по лестнице. Он торопился, а когда Артур торопится, он вихляет из стороны в сторону так быстро, что начинает пошатываться, а все части его тела словно пытаются разлететься в разные стороны. За исключением, разумеется, его куцего хвоста, который торчит строго вверх. В общем, малоприятное зрелище. Я наблюдала за этой сценой со своего любимого места: лёжа на стоявших в прихожей дедушкиных напольных часах. Оттуда мне прекрасно видны и входная дверь, и стойка регистрации, и лестница, и маленькая гостиная с камином (сейчас он не горит), и бар самообслуживания, где гостям нравится пропустить по стаканчику перед сном, и они иногда отмечают выпитые напитки в списке напротив своего имени, а порой – и не делают этого. Я наблюдаю за всем этим со своего наблюдательного пункта, и у меня есть свои методы по отношению к таким непорядочным посетителям, так что мы до них, может, ещё доберёмся. Что до посетителей, то сейчас он у нас, похоже, всего один. Это господин Лемэр, одевшийся в тёплую зимнюю куртку и расхаживающий взад-вперёд перед расположившейся за стойкой мамой.

– Здесь у нас масса прекрасных маршрутов для пешего туризма, – сказала мама, протягивая господину Лемэру рекламный проспект. – Чего бы вам хотелось?

Господин Лемэр рассеянно пролистал брошюру:

– Меня интересует старый маршрут Сококи. Но здесь я его не вижу.

Мама надела очки. Модель, которую она носит, называется «кошачий глаз», и это одна из тех вещей, которые делают маму Мамой. Взяв ещё один экземпляр рекламного проспекта, она взглянула на схему маршрутов и кивнула:

– И впрямь. Может, это из-за того, что старый маршрут Сококи не так-то просто найти. Вот на этом, – она что-то показала гостю на схеме, – маршрут Примроуз, природа там очень похожа, да и сам он…

– Меня интересует старый маршрут Сококи, – перебил её Лемэр, – и ничего больше.

Мама сняла очки и выпрямилась. Я услышала, как она постукивает по полу ногой.

– Тогда я советую нанять проводника, – сказала она.

– Отлично, – кивнул Лемэр.

– Я могу попросить Мэтти Комо, – предложила мама. – Он мой племянник, но я советую его не по этой причине, а потому, что Мэтти – лучший проводник в этой долине. А ещё он обожает археологию и, может, побольше любого знает про…

Господин Лемэр махнул рукой, словно отмахиваясь от назойливой мухи.

– Отлично. Вы можете это устроить?

Мама взялась за телефон. Я перевела взгляд на Артура. Он расположился прямо позади господина Лемэра и, казалось, внимательно рассматривает одну из его лодыжек. Поговорив по телефону, мама вновь обратилась к постояльцу.

– Мэтти сегодня не может, – покачала она головой. – Как насчёт завтра?

– Мне нужно сегодня, – отрезал Лемэр. – Скажите ему, что он получит двойную оплату.

Мама очень мила. Правда-правда: она выглядит милой, даже когда пронзает вас ледяным взглядом. Но не сейчас: сейчас её лицо стало похоже на тучу. Ничего подобного я прежде ещё никогда не видала.

– Мэтти, – произнесла она в трубку очень ровным и отстранённым голосом. – Джентльмен готов удвоить плату.

Мне послышалось или на том конце линии засмеялись? Я почти уверена, хоть этот звук и был очень тих.

Мама положила трубку, к ней внезапно вернулось хорошее настроение и милое выражение лица. Может, она тоже смеётся? Люди – странные существа с этим своим смехом, но я не сомневаюсь, что им он нравится.

– Сегодня не получится, – сказала она.

– Не получится? – В голосе господина Лемэра появились визгливые нотки. – Это невозможно. Может, кто-то другой есть? Это ж не астрофизика какая-нибудь, в конце-то концов!

Ох! Астрофизика… Люди время от времени всякое такое выкидывают. Четвёртого июля прошлого года у нас был постоялец – настоящий астроном. Он объяснял Хармони и Бро, как построить ракету. И, когда они поджигали фитиль, это было что-то с чем-то! Мне никогда не понять, зачем Артур сделал то, что он в тот момент сделал, но с Артуром это вечная история: в сущности, он ходячая загадка природы. В общем, я пытаюсь сказать, что астрофизика – это первый шаг к катастрофе. И господин Лемэр начинает меня беспокоить.

– Окей, – пожала плечами мама, – астрофизика не астрофизика, но в этом случае, боюсь…

– Мам? – вмешался Бро.

Он сидел в кресле рядом с дедушкиными часами, то есть прямо подо мной, так что мне был прекрасно виден его затылок с той странной, похожей на кривое перо штуковиной на нём, и играл в телефон: крошечные человечки на экране вовсю рубили друг друга мечами.

Мама обернулась. Он смотрел на неё, но большие пальцы стремительно двигались по экрану, а крошечные людишки продолжали заниматься своим чёрным делом.

– Чего тебе? – спросила мама.

– Я могу, – заявил Бро.

– Можешь что?

– Проводить этого… эмм… клиента на маршрут. За… хм… двойную плату.

– Да? – мама пожала плечами. – Я не думаю, что…

– Эй, мальчуган, – вмешался Лемэр, перебив маму. – Ты знаешь дорогу?

Бро кивнул:

– Мэтти мне показывал. Он мой двоюродный брат, а ещё – лучший хоккеист, какого только видел этот город. Он играл за Дартмут и, если б не всякие травмы, мог бы…

– Наплевать. Отведи меня, и я заплачу, как договорились.

– Эй, мам, это сколько получится? – За всё это время пальцы Бро ни разу не притормозили. Это было потрясающе! У него в школе, кажется, проблемы? Как могло случиться, что он учится в классе на год младше Хармони? Не знаю – должно быть, я проспала пару-тройку разговоров по этому поводу. Но если управление целым сражением крохотных человечков имеет хоть какое-то отношение к школе, то Бро должен уже учиться в колледже.

– По-моему, Мэтти берёт шестьдесят пять долларов за полдня, – сказала мама.

– То есть вдвойне – это… – Пальцы Бро замерли. – Это… Эмм…

– Сто тридцать баксов, – подсказала Хармони, входя в комнату. – Я в доле.

Все посмотрели на неё. На неё всегда приятно смотреть. Не зря её имя значит «гармония»[1]: прямая осанка, сияющая кожа и эти огромные карие глаза с золотыми искорками. А взгляд! Он, пожалуй, ещё пронзительней, чем у мамы. Несомненно, она – произведение искусства. Хоть и не моего уровня. Я, кажется, это уже говорила, так что вы, думаю, понимаете.

Мама кивнула:

– Отличная мысль, Хармони.

– Э! – Бро, кажется, думал иначе. – С чего бы мне с ней делиться?

– Пополам, – уточнила Хармони.

– Вы сделаете это вместе, – мама пресекла спор в зародыше. – И почему бы вам не взять с собой Артура? Прогулка пойдёт ему на пользу.

– А сколько будет половина от ста тридцати? – Бро, кажется, всё ещё считал. Я не следила: мой мозг был слишком поглощён новым поворотом событий.

Они берут Артура с собой? Не меня?! И где справедливость? Вы на него только взгляните – это пустоголовое существо так и сидит позади Лемэра, опустив свою мерзкую морду к его лодыжкам. В любой момент некто может сигануть с верха дедушкиных часов и до основания потрясти этот безумный мир так, чтобы он уже не опомнился. Но я слишком благородна для мести. Я уверена: мало кто способен оценить моё величие. Я бесшумно соскользнула со своего наблюдательного поста и молча направилась в кухню.

– Здравствуй, мой ангел, – приветствовала меня Берта. Это очень мило с её стороны – особенно с учётом того, что я только что сказала о своей божественной природе. – Что-то ты сегодня припозднилась. Что с тобой?

Ничего особенного. Всё как обычно – просто сержусь. Берта тем временем налила в блюдце свежей сметаны и поставила у моих ног. Берта – моя поклонница. Я её любимица – она это сто раз говорила. Но это не грех и повторить. Замечательная женщина! Здесь, в «Блекберри хилл», все более-менее замечательные, кроме одного. Может, он потеряется на этой небольшой прогулке, или куда там они собрались, и больше не вернётся?

Я самым что ни на есть изящным образом лизнула сметану. Я вообще очень хорошо воспитана – не то что это свинское отродье. И я не имею в виду настоящую свинью, которая живёт у нас в хлеву и о которой мы поговорим в другой раз. Или не поговорим. А вот сметана тоже высшего класса – такая свежая и сладкая! И я этого заслуживаю! Как-никак у меня сегодня ужасный день, а ведь ещё только утро!

– Быстро ты управилась, – заметила Берта. – Хочешь добавки?

4
Артур

– Вы близнецы? – спросил Лемэр.

– Нет, просто двойняшки, – откликнулся Бро.

Господин Лемэр приподнял брови и быстро взглянул на Бро. На Бро время от времени смотрят таким взглядом: я думаю, люди делают это, когда им кажется, что ему лучше поскорее отправиться наверх, потому что у него там куча дел. Похожи ли мы с Бро в этом отношении? По-моему, да. Во время нашей прогулки с господином Лемэром я пытался думать о своих достоинствах. А когда это не получилось, я начал стараться не думать о своих достоинствах в надежде, что из этого выйдет больше толка. Ещё одна штука, которую надо было понять, – это смысл маминых последних слов: «Прогулка пойдёт ему на пользу». Что она имела в виду?

Мы тем временем вышли на основную горную трассу, которая начинается в лесу за магазином Уилларда. Сразу похолодало: это на горе Мисти часто случается. Я холода не боюсь – у меня же отличная шуба. Я его вообще не ощущаю – разве что носом, а тот сейчас был занят больше запахом оружейного масла, исходящим от рюкзака господина Лемэра.

Мы свернули за угол и начали подниматься на первый небольшой холм. Впереди шёл Бро, за ним – Хармони рядом с Лемэром, и я позади. Обычно я бегу первым, но как бы я тогда стал следить за Лемэром?

– На самом деле Бро на четыре минуты старше, – заметила Хармони.

– Угу, обычное дело, – кивнул Лемэр.

– А вот попробуйте угадать…

– Я не играю в угадайку.

Хармони нахмурилась и отступила на пару шагов. Мы шли дальше, пока не добрались до большой скалы у первой развилки: вы наверняка видали такие – с множеством маленьких блестящих вкраплений. Уходящая в одну сторону тропа оставалась по-прежнему широкой и лёгкой, а в другую – постепенно делалась всё уже и круче. Мы свернули как раз на неё. Нас обступили высокие деревья, и стало неожиланно темно. Лемэр начал пыхтеть и фыркать, чего не скажешь о нас. Мы опытные туристы – я, Хармони и Бро. И, если я время от времени и начинал пыхтеть, что вовсе не факт, то делал это совсем тихо – так, что люди вряд ли смогли бы расслышать: ведь их уши созданы в основном для красоты. Впрочем, и красота у них тоже сомнительная. Без обид, но человеческие уши – такие крохотные! Посмотрите лучше на мои: однажды в одном из них поселился целый рой мошкары! И, хотя они меня вовсе не беспокоили, ветеринар их вытравил.

Тем временем Лемэр споткнулся о корень дерева и выпалил сразу несколько весьма плохих слов.

– Может, устроим небольшой привал? – спросила Хармони.

Лемэр резко обернулся:

– Мне привал ни к чему.

Но к стволу дерева он прислонился как человек, которому всё-таки надо отдохнуть. Бро впереди затормозил и медленно наклонился вперёд так, будто остановились лишь его ноги, а всё тело по-прежнему движется. Бро часто делает всякие забавные штуки такого рода. Но кажется, будто никто этого не замечает. Погодите-ка! Я же замечаю! Вау! Интересно – понимал ли я это сегодня, когда был на втором этаже? Я заметил даже то, что шнурки у Бро развязаны, и это его ни капельки не беспокоит. А значит, он крутой турист. А ещё он классный хоккеист. И Хармони тоже. Они играют в одной команде, У-12 «Все звёзды», но там есть проблемы. Может, я вам ещё расскажу попозже. Так. Что я ещё хотел вспомнить? Ай-ай-ай. Может, проще отпустить прошлое восвояси и даже не пытаться вспоминать. Как можно отрешиться от сиюминутной реальности?

– Но, – продолжал Лемэр, – может, привал нужен вам? Тогда я воспользуюсь шансом и сыграю в вашу маленькую угадайку. И вот моя гипотеза: вы с братом, хоть и двойняшки, родились в разные дни.

Бро резко обернулся:

– Ого! Откуда вы знаете?

– Да неоткуда мне знать! – ответил Лемэр. – Я просто рассудил логически: твоя сестра намекнула, что с вашим рождением связано что-то необычное, и я выбрал наиболее очевидный вариант: один из вас родился около полуночи, а другой сразу после. – Лемэр пожал плечами.

– Ого! – протянул Бро. – Вы, наверное, очень умный?

– Вроде считается, что мой интеллект выше среднего на четыре пункта, – кивнул Лемэр.

– Это что значит? – не понял Бро.

– Бро, – вмешалась Хармони, – это значит, что у него правда очень крутой интеллект.

– Вау! – повторил Бро. – Харм, а у нас сколько, а?

– Сколько чего?

– Интеллекта.

– А с чего это мы должны иметь одинаковый интеллект? Сколько раз можно это обсуждать?

Бро пнул ногой маленький камешек:

– Ещё один.

Иногда, когда Хармони и Бро не могут договориться, она начинает просто смеяться в ответ на его слова: издаёт эдакий короткий и резкий смешок, как будто… будто гавкает. Значит ли это, что у нас с Хармони есть что-то общее? Ничего себе! Я не знаю, что такое этот самый «интеллект», но, может, мы схожи как раз интеллектом?

Однако я отвлёкся. Хармони издала этот короткий и резкий смешок и сказала:

– Бро, мы такие же, как любые брат и сестра: просто родились вместе.

– Ладно, – кивнул Бро. – Теперь понятно.

– Мне зато не понятна одна штука, – вмешался Лемэр. – Почему все называют тебя Бро? Это же не может быть настоящим именем?

Хармони и Бро переглянулись. У них есть такая манера – они особым образом переглядываются и могут так разговаривать. Сейчас как раз такой случай.

– Я первая начала, – ответила Хармони. – А потом пошло-поехало.

– Мне это нравится, – кивнул Бро. – И это гораздо приятнее, чем…

– Чем что? – подбодрил его Лемэр.

Бро потупился:

– Чем Ринго.

– Тебя по-настоящему зовут Ринго? – Лемэр рассмеялся одним из тех мерзких смехов, которые я предпочёл бы не слышать. Я подошёл вплотную к нему, к самой лодыжке. – Ваши родители назвали вас Хармони и Ринго?

Дети молчали.

– А, понял! – не унимался Лемэр. – Одному из вас имя придумала мать, а второму – отец. Или это было ещё какое-то глупое соглашение такого рода. Так?

– Не знаю насчёт идиотскости, – ответила Хармони, – но это было как-то так. А вас как звать полностью?

Лемэр посмотрел вниз, на огромную закорючку своего носа.

– Для вас я господин Лемэр. – С этими словами он выпрямился. – Веди дальше, Бро.

Мы шли вверх через лес, росший на склоне горы Мисти, поднимаясь всё выше и выше. Выдыхаемый нами воздух теперь белым дымком струился по воздуху. Иногда эти струйки, поднимаясь вверх, сливались над нашими головами. В жизни есть всякие интересности: только не надо меня спрашивать, какой в них смысл. Тропа здесь была узкой и каменистой и вела сначала в одну сторону, а потом – в другую. Где-то рядом текла вода – я ощущал её запах и слышал журчание. Ещё я чувствовал запах белки, лисы и медведя, причём запах медведя был довольно свежим. Это сюрприз. У меня есть некоторый опыт в смысле медведей, и весь – отрицательный. Ещё мой нос уловил запах… Это арахисовое масло? Точно, оно. Я сбегал на запах, и это увело меня с нашей тропы к небольшой полянке с несколькими почерневшими камнями посередине. Здесь жгли костёр. Возможно, только сегодня, ближе к утру. Я обнюхал его и под обугленным поленом нашёл остаток сэндвича. Настоящего – фирменного! Очень мило со стороны незнакомца. Я поспешил назад, к нашей небольшой команде.

– Артур! – воскликнула Хармони. – Что это у тебя во рту?

У меня? Во рту? Нет, ничего. Ну, или почти ничего. А теперь – чавк-чавк – уже совсем ничего. Точно вам говорю.

Хармони пристально на меня поглядела:

– Веди себя хорошо.

Я засеменил рядом с ней, ведя себя так хорошо, как только возможно – как звезда собачьей школы. Я бывал в школе для собак – и даже неоднократно, – и я там реально выделялся из общей массы. Так тренер сказал маме, когда она пришла за мной последний раз. Может, я скоро вернусь туда? Я надеюсь на это, хоть и помню, как потряс маму выставленный ей счёт. А деньги для нас сейчас – довольно большая проблема. Бедная мама. Я мысленно несколько раз произнёс: «Снег-снег-снег». И – вы не поверите! – сквозь голые ветви сверху упала большая пушистая снежинка, а за ней – ещё одна. Я был потрясён. Пожалуй, это – самый важный момент в моей жизни. Чтобы проверить свои новые способности, я немного сменил направление мысли и стал думать о мясе. «Мясо-мясо-мясо!» Но с неба не упало ни кусочка мяса. Во всяком случае, пока.

– Чего это ты скулишь? – спросила Хармони.

Я скулю? Я? Какой позор – даже несмотря на то, что мне очень хотелось мяска. Я потерял контроль над собой.

Хармони, господин Лемэр и я перешли пересекавший тропу узкий ручей. Я, по правде говоря, прошёл прямо через него и увидел, что Бро ждёт нас на той стороне. Он рассматривал большой пень, стоявший прямо у тропы. На верху пня росли большие грибы.

– Думаю, мы вышли на сложный участок, – сказал Бро.

Теперь Лемэр уже вполне явно пыхтел и посапывал, его лицо вспотело, несмотря на холод вокруг. От расстегнул куртку, и одна пола заметно обвисла: та, где было спрятано оружие.

– О чём ты? – спросил он, вынимая свою старую карту, где он что-то помечал красным кружком.

– О месте, где мы уходим с главной трассы, – ответил Бро.

– Здесь нарисовано иначе, – возразил Лемэр.

Дети подошли, чтобы поближе рассмотреть его карту. Мне показалось или он дёрнулся, чтобы спрятать её? Но ребята его опередили.

– Классная карта, – прокомментировала Хармони.

– Чем это классная? – усомнился Бро.

– Ну, во-первых, она нарисована от руки. А ещё – такая старая, выцветшая… Где вы её взяли, господин Лемэр?

– Это не важно. А важно, – с этими словами Лемэр ткнул пальцем в карту, – что на ней нарисовано, что маршрут Сококи отходит от главной трассы прямо в сторону после трёх последовательных изгибов по серпантину, по три загогулины в каждом, примерно на полпути до вершины. Сейчас мы примерно на полпути до вершины, но в двух последних изгибах было по две загогулины. Значит, это не то место.

– Ничего не знаю насчёт вашей карты. Но думаю, это то место.

– С чего ты взял?

– Что?

Господин Лемэр повысил голос:

– Меня не устраивает, что ты «просто думаешь». Я хочу слышать внятные аргументы.

Бро сложил руки на груди.

– Мне Мэтти сказал.

– Ваш двоюродный брат?

– Он лучший проводник в этих горах! – вмешалась Хармони.

– Он сказал, что у пня с дождевиками надо повернуть направо, – настаивал Бро. – А у пня с ядовитым плющом – идти прямо. – Он ткнул пальцем в тропу: – Мы прошли ядовитый плющ немного раньше, так что…

– Я не видел пня с ядовитым плющом, – упирался Лемэр. Бро очень красноречивым движением упрямо поднял подбородок и промолчал. – Что ж, нам теперь придётся продираться прямо через заросли?

– Недолго.

– А поконкретнее?

– Не очень долго.

– Что ты вытворяешь? Почему нельзя просто… – Лемэр подошёл поближе и встал у кармана с оружием.

У мамы есть особый ровный тон, которым она говорит, когда хочет успокоиться. Сейчас таким же тоном заговорила Хармони:

– Может, Бро сходит вперёд один, а мы подождём его здесь и посмотрим? – предложила она.

Господин Лемэр задумался. Его глаза сузились, превратившись в щёлочки, и это, на мой вкус, отнюдь его не украсило.

– Нет, – наконец сказал он, разжимая кулаки. – Мы пойдём вместе.

– Тут много отличных маршрутов, – сказала Хармони. – Почему вам сдался именно Старый Сококи?

Господин Лемэр слегка наклонил голову, будто пытаясь по-новому оценить Хармони.

– Разве я говорил, что он мне сдался?

– Ну, вы, кажется, как-то особенно им интересуетесь. – Бро коротко хохотнул.

– Что смешного? – обернулся к нему Лемэр.

– Ммм. Ну, я не вполне уверен. – Бро попытался как-то выкрутиться.

Господин Лемэр смерил его одним из тех взглядов, каким люди сообщают собеседнику, что он безнадёжен. Но Бро вовсе не безнадёжен. Так что, собственно, происходит? Мне показалось, что я что-то пропустил. Ну и не важно. Жизнь-то продолжается!

Тем временем поднялся ветер. Мы достигли той части склона, где игольчатые деревья, остающиеся зелёными весь год, сменяют растущие ниже голые, сбросившие листву на зиму. Так что ветер теперь издавал странный высокий свист в этих иголках. Впрочем, никто, кроме меня, этого, кажется, не заметил.

– Раз уж вы так интересуетесь, – буркнул Лемэр, – считайте, что я занимаюсь историей этой местности.

– Правда? – уточнила Хармони. – Вы, наверное, историк или ещё что-нибудь в этом роде?

Лемэр покачал головой:

– Это скорее хобби.

– А работаете вы кем? – спросил Бро.

– Бро, это невежливо, – укоризненно заметила Хармони.

– Я вполне вежливо спросил.

– Занятная вы парочка, – пожал плечами Лемэр. – Да только знай, кошка, своё лукошко. Впрочем, извольте: я инвестор. Теперь можно идти?

Мы пошли дальше, но мои мысли унеслись куда-то далеко – к тому, что там Лемэр сказал про кошку. Ей надо куда-то убраться? Вот так задачка! Как это работает? Я не вполне уверен, что знаю, как выглядит лукошко. И есть ли какой-то способ заставить кошку – не конкретную кошку, а так, вообще, просто какую-нибудь старую кошку – убраться в это самое лукошко? Это могло бы стать первым шагом. Я изо всех сил напряг свой мозг.

Бро тем временем уже протиснулся в просвет между пнём и какими-то колючими кустами, и теперь мы без всякой тропы карабкались за ним по крутому, довольно грязному склону в плотных зарослях игольчатых деревьев. Неужели это правда? Увы. Ветер между тем усиливался, и снежинки продолжали падать. Только теперь они были уже не мягкими и пушистыми, а колючими и обжигающими. Впрочем, меня, не считая носа, они, конечно, не обжигали. Господин Лемэр постоянно ворчал, причём ещё до того, как склон стал настолько крутым, что им пришлось встать на четвереньки. Вот уж где мне нет равных! Я вырвался вперёд. Приятно видеть, как люди ходят на четвереньках. Не могу объяснить почему, но очень приятно.

– Далеко ли… Уфф… Далеко ещё?

Пых-пых. Это господин Лемэр, который теперь сильно отстал от нас.

– Хм, – откликнулся Бро.

– В каком смысле? Ты можешь говорить по-человечески, чтобы…

– Вот, пришли, – ответил Бро, и мы внезапно очутились на небольшой полянке: я первым, потом Бро, за ним – Хармони и наконец Лемэр. Он падал, что ли? Видок у него был тот ещё.

На противоположной стороне полянка обрывалась у каменного утёса – не совсем отвесного, как стена, но близко к тому. Он был высотой примерно в рост человека, вставшего на плечи ещё одного человека. Я видел как-то такое на местной ярмарке – отличная тогда получилась прогулка, хоть и закончилась чем-то уж слишком волнительным. В скале было вырезано несколько ступеней, а в верхней части шли ржавые поручни.

Бро кивнул на скалу:

– Это начало маршрута Сококи.

– Думаете, я туда полезу? – почти взвыл Лемэр.

– На самом деле это вовсе не трудно. – Бро практически за один миг оказался на вершине.

– Что ты там видишь? – спросил Лемэр.

– Тропа. Очень заметная.

Господин Лемэр залез следом. В его исполнении это не выглядело так уж легко. Вверху он осмотрелся и кивнул:

– Хорошо, я её вижу. Дальше я справлюсь без вас, детишки.

– Что? – переспросил Бро.

– Но вы же наняли нас… – Хармони была явно озадачена.

– Беспокоитесь об оплате? – господин Лемэр достал огромный рулон купюр и отмотал от него несколько штук.

– Пятьдесят, сто, десять, двадцать, тридцать… – Он протянул деньги Бро. – До свидания.

– Ладно, если только…

Господин Лемэр развернулся и исчез из моего поля зрения. Я слышал его шаги, которые всё удалялись, делаясь всё тише и тише, пока наконец совсем не смолкли.

Бро спустился, помахивая деньгами в воздухе. Хармони протянула руку:

– Давай, я их сохраню.

– С чего бы это?

– Ну, вспомни хоть мамины серёжки в день её рождения…

– Я не знаю, что с ними произошло. Они были у меня в кармане.

– Вот именно.

Бро протянул ей деньги, и мы повернули в обратный путь.

Сколько-то помолчав, Бро спросил:

– Я дурак, да?

– Я бы так не сказала.

– Тогда почему ты учишься на класс старше?

– Мы это уже обсуждали. Мама, да и папа, собственно, тоже, и сама школа решили… что тебе пойдёт на пользу немножко больше досуга…

– А у меня никто вообще не спросил.

– Если помнишь, тебе тогда и два слова было трудно связать.

Мы шли вниз через лес, покрывающий склон горы Мисти. Вниз всегда идти проще, чем вверх.

– И папа тоже? – переспросил Бро.

– Что тоже?

– Что мне нужно больше досуга?

Хармони оглядела его долгим взглядом и кивнула. Просто короткий кивок.

– Я старше тебя, – сказал Бро.

– Всего на четыре минуты.

– И всё-таки старше.

В просвете между деревьями показалась стена магазина Уилларда.

– Может, выпьем горячего шоколада? – спросила Хармони. – Нам это по карману.

А какая-нибудь вкусняшка нам по карману? Может, жевательная косточка? Или несколько Домашних собачьих печений Уилларда? Тех, самых больших? А может, целая упаковка? Я на это очень надеюсь.

5
Принцесса

Я пробудилась от прекрасного сна. Мне снились птицы. Видели бы, какие у них были выражения лиц, когда я…

Ладно, проехали. Люди порой бывают так брезгливы, когда речь заходит о… как бы это назвать? Сцены побоища? Я лично обожаю такие сцены, особенно когда речь обо мне. У меня острые когти, а зубы – ещё острее. И в то же время я такая мягкая и пушистая! Это редкое сочетание, поистине великий дар.

Спала я на кровати Хармони – самое моё любимое место отдыха в этом доме. Наша с Хармони спальня располагается в очаровательной маленькой комнатке с деревянными стенами и видом на луга и тянущееся к самой горе Мисти шоссе. Если я не ошибаюсь – а я вряд ли ошибаюсь, – дети отправились с нашим гостем как раз в том направлении. Они пошли без меня? Это бывает. Обычно я не возражаю. Но бывает и иначе. Я вспрыгнула на стол Хармони – на самом деле это было более плавное и грациозное движение, но не суть, – и посмотрела в окно. Там никого не было, разве что пара цветных точек машин на шоссе.

Похоже, это один из тех моментов, когда я ощущаю потребность в небольшом обществе. По задней лестнице я спустилась в кухню. Там ничего не происходило, и даже Берты не было. Значит, она уже ушла. Рождественская ёлка в Большой Комнате стояла ровно и красиво, в нижней её части горели огоньки, но Элрода нигде не было видно. Только мама сидела в кабинете, погрузившись в какие-то бумажки. Все эти бумажки были как-то связаны с финансовыми проблемами: это можно было без труда понять по её лицу. Я скользнула под стол и потёрлась о её ногу, чтобы поднять ей настроение. Но она, кажется, вообще меня не заметила. Бывало ли такое когда-нибудь? Очень дурная тенденция.

Я не люблю дурные тенденции. Вы когда-нибудь замечали, что небольшое приключение может порой очень изменить настроение? Вот почему я решилась совершить вылазку в подвал: у меня к тому не было никаких особых поводов, хотя если вы интересуетесь мышами, то подвал гостиницы «Блекберри хилл» нужно обязательно включить в список местных достопримечательностей. Я не говорю, что вы их там обязательно встретите. Но встретили бы непременно, если бы кое-кто не потрудился время от времени устраивать туда вылазки. Этот «кое-кто» – это я. Сообщаю на случай, если до вас плохо доходит. Ничего личного, как любят говорить люди. Отнеситесь к этому, как… как-то иначе, хотя это, конечно, не самая лестная ваша оценка.

Чтобы попасть в подвал, нужно пройти мимо кухни в заднюю часть дома. Это самая старая его часть, с истёртым деревянным полом, который очень приятно касается подушечек моих пальцев. В конце вестибюля находится слегка перекошенная дверь. В этой части гостиницы, которую гости не видят, есть целый ряд вещей, которые нуждаются в обновлении. У мамы давно готовы все планы, но сначала нам нужно… да, вы уже знаете: деньги. Но вернёмся к перекошенной двери. Она перекошена так сильно, что, даже когда она закрыта, кое-кто, кто наловчился проскальзывать в узкие щели, может легко пролезть под ней.

Кое-кто вроде меня – вы правильно поняли. Я проскользнула внутрь и пошла вниз по ступенькам. Там темно и сумрачно, но меня это совсем не беспокоит. Люди довольно сносно видят на свету, но уберите его прочь, и они практически полностью слепнут. Предположим, к примеру, что вы вышли ночью на улицу, скажем, к кормушке для птиц, может, без разрешения, если уж говорить прямо… И взволнованные люди выглядывают в окно, размышляя, куда могла запропаститься эта кошка: но они вас не заметят! Я даром потеряла такое количество времени, пока не осознала эту столь важную истину. Она перевернула мою жизнь. Ну ладно: не всю жизнь, а только ночную её половину.

У нас очень большой подвал, с множеством подсобок. Самая большая – это котельная, но там есть ещё кладовка, комната для спортивного снаряжения, прачечная, комната для сломанной мебели – всё это расположено в новой части здания. Я давно знаю, что для вылазок типа этой больше годится старая часть подвала с его грязными полами, паутиной и странной ржавой сельскохозяйственной техникой. Охотиться здесь гораздо удобней. Впрочем, я не то чтобы всерьёз охочусь – скорее просто развлекаюсь, держась подальше от неприятностей. Я просто милая тихая маленькая кошечка.

Но меня же нельзя осудить за то, что я нюхаю вещи? Да, у меня есть нос: очаровательная миниатюрная пуговка, как его называет Хармони. Он так не похож на нос сами-знаете-чей. У всякого существа есть свой запах, и у мышей тоже. Мыши, собственно, пахнут довольно сильно, особенно если учесть их размер. Этот запах довольно приятен, и одна из его составляющих, хоть и не самая яркая, но зато постоянная – это запах страха. Вы не почувствуете этого запаха от меня или моих сородичей из кошачьего мира. Честно говоря, им даже от Артура и ему подобных не пахнет. Он туп, но не трус. Повезло Артуру – сейчас он во внешнем мире. Почему он, а не я? Что с миром не так? Я была на волосок от падения в пропасть дурного настроения.

И всё же я удержалась. Отчасти – благодаря тому, что вдруг ощутила запах мыши. В старой части подвала есть небольшое окно, расположенное очень высоко, на уровне земли. Стекло в нём настолько запачкано, что почти не пропускает свет. Под этим окном находится старый металлический жёлоб для угля – наследие прежних эпох. Как-то Элрод при мне рассказывал об этом Бро, и кое-кто из нас слушал внимательно. Я позволила своему носу – очаровательной миниатюрной пуговке, если я еще об этом не сообщала, – вести меня и, обойдя огромную тёмную старую печь и стопку деревянных ящиков, вышла к угольному жёлобу. И кто же отчаянно карабкался вверх по этому жёлобу к окну? Правильно – мышь! Довольно жирная мышка – мой любимый сорт. Я не спеша вспрыгнула на угольный жёлоб. Никуда эта мышь не денется – окно-то закрыто! Я иду к тебе, моя серая подруга! Насладись этими последними мгновениями своей…

Но что это? Как? Вот мошенница! Каким-то невероятным образом, добравшись до вершины жёлоба, мышь проскочила дальше вперёд и выскочила наружу? Это невероятно! Я опрометью взлетела по жёлобу, вонзила когти в подоконник и посмотрела вперёд. И что же? В одной части окна стекло было разбито и выпало, осталась лишь небольшая узкая острая полоса сверху. Пройду и я через это отверстие? Я лапой исследовала данный вопрос в тот момент, когда заметила движение на лугу. Это возвращались Хармони с Бро. А ещё, кажется, шёл снег. И, да: ещё с ними был Артур. Он медленно переваливался с боку на бок так, как делает это обычно: будто вот-вот развалится вовсе. Артур – это тот самый тип, который, по моему мнению, слишком легкомысленно относится к разваливанию всего на свете.

И тут случилось страшное. Хармони опустилась на колени и что-то сказала этому Артуру. Это было что-то ласковое – вовсе не «Плохой Артур!» или «Какой ленивый мальчик!» – и сгребла его в охапку. Нет! Нет! Но увы – это правда. Она сгребла его в охапку – хотя вы могли бы предположить, что сгрести в охапку этого толстого олуха вообще невозможно, – и несла на руках весь остаток пути до самого дома. Носить на руках собаку? Разве собака – это не рабочая скотина? Артур должен катать детей в тележке или на санках. Собачьи упряжки! Не зря же они так названы! Я в шоке отпрянула от окна.

Немного позже мы все вместе наряжали ёлку в Большой Комнате. Мама сидела у камина и в основном работала на ноутбуке, Бро вынимал из коробок разноцветные шары, снеговиков, эльфов, и́глу, колокольчики и прочие украшения и подавал их стоявшей на стремянке Хармони, а Хармони осторожно развешивала их на ветках. Я же, расположившись на верхней полке стоящего в углу книжного шкафа, держала своё мнение при себе. Ну и Артур, как вы могли догадаться, спал у камина, завалившись на бок. Его грудь медленно вздымалась и опадала самым что ни на есть омерзительным образом.

Мама выглянула в окно. На улице уже почти совсем стемнело.

– Я начинаю беспокоиться, – сказала она.

– Да? – обернулся Бро. – Из-за чего?

– Разумеется, о господине Лемэре, – догадалась Хармони. – Что, если он заблудился?

– Заблудился? – пожал плечами Бро. – Ему нужно было просто сойти вниз тем же путём, каким он пришёл.

– Это не всегда просто, – возразила мама. – Жаль, что вы оставили его одного.

– Но он сам настоял, – воскликнула Хармони.

– Да, он настаивал, – подтвердил Бро. – Он даже не хотел платить, пока мы не пообещаем уйти.

– А вот это неправда, – возразила Хармони.

– Разумеется, правда.

– Нет, конечно.

Мама подняла руки:

– Эй, вы, оба! – Она встала. – Номер его мобильного есть на регистрационной карте. Я намерена ему позвонить.

– На горе телефон не ловит, – покачала головой Хармони.

– Может, он уже спустился и греется у Уилларда, к примеру.

Хармони взглянула на свой телефон:

– Уиллард закрылся десять минут назад.

– И всё же я попытаюсь. – С этими словами мама вышла из комнаты и направилась к регистрационной стойке.

– Правда, – буркнул Бро.

– Нет, – ответила Хармони. Подвеска яркого красного шарика выскользнула у неё из рук, и шарик, упав на пол, рассыпался на мелкие кусочки. – Смотри, что ты наделал?

– Я?

– Почему ты вечно такой упрямый? Хуже осла.

Хармони слезла со стремянки и принялась собирать мелкие алые осколки. Я наблюдала за ней: мне всегда нравится смотреть, как люди работают, это помогает скоротать время. Но сейчас мои мысли витали далеко отсюда: я размышляла о Бро и ослах. Одно время у нас в хлеву жил осёл, его звали Ослик, если я ничего не путаю. Да, Бро бывает иногда очень упрям, но он совершенно не похож на Ослика. Однажды Элрод хотел вывести Ослика из его стойла и перевести в соседнее. В результате утро превратилось в настоящее приключение. Да и день тоже. К своему удивлению, я поняла, что скучаю по Ослику. Ну, может, совсем капельку скучаю.

В комнату вернулась мама.

– Он не отвечает, – проговорила она.

Бро пожал плечами:

– Ему надо просто вернуться тем же путём.

Мама и Хармони метнули на Бро одинаковые взгляды. Собственно, в этот момент мама и Хармони были похожи во всех отношениях. Что же касается взгляда, то в нём отчётливо читалась одна мысль: «Ну что нам с тобой делать?»

Господин Лемэр не появился ни к ужину, ни когда мы закончили наряжать ёлку, ни когда настала пора идти спать. Мама звонила в отели и мотели, в сдаваемые посуточно апартаменты и прочие гостиницы, пытаясь узнать, не поселился ли господин Лемэр в одной из них, но нигде ничего о нём не слыхали.

– Я звоню шерифу, – заявила мама.

– Шерифу Ханцингеру? – удивилась Хармони.

– А у нас что, есть какой-то другой шериф?

– Нет, мам. Но что он, по-твоему, должен сделать?

– Свою работу, – ответила мама. – Пусть найдёт господина Лемэра.

– Шериф Ханцингер? Ночью? В буран? Мам, ты серьёзно? Мы же даже не уверены, что господин Лемэр правда пропал.

– А что?

– Ну, это… Он же типа шериф, а не горный спасатель, – вступился Бро.

– Надеюсь, вы не пытаетесь пренебрежительно отозваться о весе или возрасте человека. – В мамином тоне послышались нотки угрозы.

– Смотря по тому, что значит «пренебрежительно», – не сдавался Бро.

– И он вовсе не обязан идти сам: можно ведь отправить помощника Карстерса.

– Они ещё не вернулись из Диснейленда, – отрицательно качнула головой Хармони.

Так вышло, что я знакома с Карстерсами. Эмма Карстерс дружит с Хармони. Я однажды даже у них дома была. Оказалось, что у них дома живёт ручная песчанка. Очень странная идея – держать дома таких животных!

– Я не стану искать оправдания для бездействия, – отрезала мама и взяла трубку.

Дальше последовал долгий разговор с шерифом Ханцингером. Я повернула уши в мамину сторону, и мне был довольно чётко слышен глубокий хрипловатый голос шерифа. Он сказал, что сейчас безлунная ночь и снегопад, сообщил, что единственный работающий снегоход отделения на самом деле совсем не работает, а способен доехать лишь до магазина, и добавил, что граница его округа проходит поперёк маршрута Сококи, – в общем, что он так или иначе уверен, что этот тип Лемэр явится утром живым и невредимым и что нечего поднимать шум, а может, это вообще уже за пределами его юрисдикции в соседнем округе. Ну, или что-то в этом роде. Я мысленно вновь и вновь возвращалась к песчанке Карстерсов, Джерри, – если я правильно запомнила имя. Песчанки – это же какая-то прямая родня мышам? Я вновь и вновь возвращалась к этому вопросу, расслабленно и изящно лёжа на мягких корешках книг и созерцая языки пламени, пляшущие в камине.

Немножко позже, когда настало то, что принято называть ночью, мама оставила включённым уличное освещение, а дверь незапертой. Я обычно сплю в нашей кровати – моей и Хармони. Даже самое взыскательное существо не посмеет упрекнуть её в недостаточном удобстве. Но больше всего мне нравится, что Хармони спит очень крепко: так крепко, что даже не замечает, что я закутываюсь в её волосы. У неё очень густые и мягкие волосы – крысиное гнёздышко, как именует их мама. И она в корне не права с этим. Одна мысль о прекрасных волосах этой девочки – и меня уже клонит в сон.

И я очень хорошо спала этой ночью. По крайней мере, в первой её половине. Но потом я начала волноваться из-за незапертой двери. Не то чтобы у нас тут, в нашей Снежной стране, было много воров, или если бы у нас была нормальная сторожевая собака, из-за этого можно было бы вовсе не беспокоиться. Но у нас Артур. Нормальная сторожевая собака не станет каждую ночь забираться в постель к Бро, но станет бодрствовать и охранять дом. Я встала и спустилась вниз.

В доме было не до конца темно: красноватый свет исходил от окутанной гирляндами рождественской ёлки. Я постояла у двери. Она была плотно закрыта. С улицы не доносилось никаких звуков кроме свиста ветра, а изнутри, пожалуй, только сопение Артура. Ещё раз – зачем он нам здесь? Опять забыла – напомните мне, пожалуйста.

Поскольку спать мне совсем не хотелось, я решила организовать собственный дозор, начав с подвала. Это будет не первый мой визит в подвал ночью. Я люблю заходить туда по ночам: там в это время так тихо и сумрачно! Многие люди боятся темноты – это касается Эммы Карстерс, и мама тоже боится. У неё это началось примерно в те времена, когда ушёл папа. Но вернёмся ко мне. Я совсем не боюсь темноты. Я её часть! Одна из ночных теней! Да-да – и единственная тень, обладающая самосознанием. Прямо сейчас это сознание говорило: «Эй, ты, маленькая толстая мышка! Вылезай-ка ко мне – поиграем!»

Но, хотя я ощущала вокруг очень яркий запах маленьких толстых мышек, ни одной из них не было видно. Чтобы в этом убедиться, я даже залезла на верх старого угольного жёлоба. Сквозь грязное окно я увидела слабый свет, медленно двигавшийся по склону горы Мисти. Он мигнул раз, другой, и ещё. А потом погас.

6
Артур

Я проснулся и обнаружил, что лежу на подушке один, а Бро почему-то свернулся бочком на краю кровати в такой позе, что на него даже смотреть – и то неудобно. Я совершенно не жалуюсь на удобство – правда-правда, совсем не жалуюсь. Я широко потянулся и…

– Эй, ты, хватит уже, – буркнул Бро.

Или что-то в этом роде: трудно расслышать, что он там говорит, обмотав голову простынёй. Спит ли он? Глаза у него были закрыты и совсем слиплись, и он долго пускал слюни: для Бро это верные признаки того, что он спит. У меня возникло непреодолимое искушение вылизать ему лицо от слюней. Совершенно безумная затея! Чтобы отвлечься, я встал, ещё раз очень хорошо потянулся – по-настоящему классно, с головы до самого кончика хвоста, и отправился в кухню. Какой отличный день начинается! Я был в этом совершенно уверен.

Я часто первым появляюсь внизу по утрам. Мне нравится тепло приветствовать Берту. Но сегодня у нас прямо какое-то народное гулянье, а не кухня: Берта стоит у плиты, мама пьёт за столом кофе, а Хармони появилась прямо передо мной и теперь, стоя посреди кухни в пижаме, протирает глаза. Ну, и ещё один персонаж в углу лакает сливки. Я не фанат сливок, но тут на меня внезапно нашло непреодолимое желание…

– Артур! – вскрикнула Берта. – Даже думать не смей!

Это она мне? Но я и не думал вовсе! Это так несправедливо с её стороны. Я вообще почти никогда не думаю. Уж Берта-то должна это знать.

– И держись подальше от этой миски.

Но я… Упс. Похоже, я действительно оказался слишком близко к миске со сливками. Как это произошло? Я отпрянул так быстро, будто вовсе не приближался к этой треклятой миске. В следующий миг я поймал на себе один из тех златоглазых взглядов с той стороны. Её морда была вымазана сливками, которые она, разумеется, сразу слизала в присущей ей особой манере, изобразив эдакое ням-ням-ням-прекрасно-отлично. Не люблю я этот златоглазый взгляд, так что давайте-ка лучше сменим тему.

Я подошёл к Берте и сел у её ног, и она меня погладила. Это хорошее начало! В этот момент она занималась яйцами. А с чем готовят яйца? С беконом! Вау! Я сегодня на редкость сообразителен! Понятия не имею, с чего бы это.

Между тем Хармони спросила у мамы:

– Мам, есть новости?

– Что? А, да, кстати, – ответила мама. – Новости есть, и они добрые. Господин Лемэр прислал эсэмэску двадцать минут назад. У него всё хорошо.

– Вот как! – Хармони приподняла бровь. – И где же он? Когда он появится?

– Собственно, он не собирается появиться, – сказала мама. – Он уехал домой, в Монреаль.

– А как же его вещи? – удивилась Берта. – Разве он не оставил ничего в комнате?

– Он всё это учёл. – Мама вынула телефон из кармана халата. – Я вам прочту, что он написал: «Я получил вашу СМС. Срочная служебная надобность. Сел на поезд, еду домой. Пришлю друга за багажом. Большое спасибо. Предоплату возвращать не нужно».

Мама убрала телефон обратно:

– Он заплатил за два дня.

– Ну, вот и славно, – откликнулась Берта. – Ничего не попишешь. Кто хочет бекона?

Чуть позже этим же утром у нас была хоккейная тренировка. Это значит, что уроков сегодня не было, а следовательно – был или выходной, или рождественские каникулы. Если только я ничего не путаю. Я не очень люблю дни со школой, потому что миссис Сидни, водитель, не пускает меня в школьный автобус, ссылаясь на какие-то «правила». Пару раз – а может, и поболе того – я бегал за автобусом до школы. Но вы себе представить не можете: в школе действуют те же правила! Совершенно невероятное совпадение! Так что всякий раз маме приходилось являться и забирать меня от охранника в вестибюле, который, как выяснилось, был сестрой миссис Сидни, а потом везти меня домой, каждый раз говоря одно и то же: «Артур, ты меня слушаешь? Не смей больше так делать!»

Я слушал изо всех сил, но это было совсем непросто, потому что единственное, о чём я мог думать в этот момент, было: «Подумать только – сестра миссис Сидни! Можете вы поверить в такое?»

После завтрака ребята собрали свои сумки с хоккейными принадлежностями, и мы направились к выходу. Но тут меня ждал неприятный сюрприз.

– Нет, Артур, – сказала Хармони. – Ты остаёшься.

Как остаюсь? Она хочет сказать, что… У меня возникло смутное ощущение, что люди придают слову «остаться» какое-то особое значение. Как они это называют? Может, предложение? Что-то в этом роде. Или это… Ой, только не это! Это же команда!

– Почему вы его не берёте? – спросила мама.

– Из-за того, что он выкинул прошлый раз, – ответил Бро.

– Но прогулка пойдёт ему на пользу, – возразила мама. – Дайте ему ещё один шанс. Просто убедитесь, что он понимает границы. Ему нужно повторить много раз.

Так я иду или нет? Некое златоглазое существо вверху, на дедушкиных часах, и далеко вне пределов моей досягаемости, внимательно наблюдало за происходящим с её обычным нервирующим спокойствием. Но тут Хармони открыла дверь и сказала:

– Артур, вперёд! Но помни – надо вести себя хорошо.

Я пулей вылетел на улицу. Я победил, победил! Это будет роскошно! Всё, что надо, это помнить… что-то помнить. Я потом вспомню, что именно.

Мне нравятся все виды спорта, кроме баскетбола. Просто в нём мячик слишком велик, так что мне с ним не справиться, даже если посильнее сжать его зубами. Впрочем, нет в мире совершенства, как говорят люди. Кроме самой жизни, конечно! Вау! Отличная мысль! Я сегодня в ударе.

Недостаток хоккея – это лёд. Он такой скользкий, что по нему трудно бегать даже мне на четырёх крепких лапах с цепкими когтями. Зато есть в хоккее и совершенно прекрасное – это шайба. Она холодная и твёрдая, но, если её чуть-чуть прикусить, эта твёрдость немного подаётся, и по зубам распространяется абсолютное блаженство. Вот почему этим солнечным утром, когда на земле и деревьях сиял свежий снег, мне так не терпелось поскорей попасть на каток. Вкус шайбы!

– Эй, Артур, помедленнее!

– Что это с ним?

– Он намерен опять украсть шайбу, даже не сомневайся.

Это они про меня разговаривают? Я обдумал эту гипотезу и решил, что вряд ли.

В нашем маленьком городке, название которого я сейчас не могу вспомнить, есть открытый каток. Он находится в парке, примерно на полпути между нашей гостиницей и школой. Наша команда называется «Тигры». Мне это ничуть не мешало до тех самых пор, пока мы с Бро не посмотрели на канале «Дискавери» передачу про тигров. Я был потрясён тем, что тигры – это, оказывается, очень большие кошки. С тех пор у меня есть проблема, и серьёзная. Что бы им было не назвать команду «Псы»? «Вперёд, «Псы», вперёд!» Чем плохо? И вообще, хоккей – это командная игра, а мы – командные животные: я и мои сородичи. Но посмотрите на кошек – на любую кошку: кто из них способен работать в команде?

Бортики в хоккее – важная штука. Шайба часто отскакивает от бортиков, и игроки тоже от них постоянно отталкиваются. Мне очень удобно наблюдать за происходящим, если встать на задние лапы, а передние положить на бортик. Обычно я сижу на скамейке вместе с игроками, но в этот раз так не получилось – понятия не имею, из-за чего.

Тренирует команду мистер Салминг, наш почтальон. Это высокий широкоплечий парень с глазами такого же цвета, как лёд. Прямо сейчас он стоит в окружении детей и болтает. Впрочем, говорил он недолго. Мистер Салминг не из тех, кто много болтает. Зато он отлично действует. Однажды он показывал детям свой фирменный удар. Бамс! Звук этого удара всё ещё висел в воздухе, когда шайба влетела в ворота и, насквозь прорвав сетку, вылетела с обратной их стороны.

– Сегодня начнём с упражнения «три на два», – сказал он. – Вопросы есть?

Молчание. А потом Фостер Маховлиц спросил:

– Хармони, у тебя есть вопросы?

Хармони смерила его быстрым презрительным взглядом.

– Обычно у тебя есть вопросы, – не унимался Фостер. Он самый большой из всей команды. У него даже усики уже пробиваются.

– Фостер, – вмешался мистер Салминг. – Ты хочешь о чём-то спросить?

– Да, – ответил тот. – Как вышло, что у Хармони нет никаких вопросов?

– Это твой вопрос?

– Ага.

Мистер Салминг подул в свисток.

– Две минуты.

Брови Фостера – столь же жидкие и бесцветные, как его усы, – вздёрнулись вверх.

– Вы отправляете меня на штрафную скамью на тренировке?

– У тебя со слухом всё в норме, – кивнул мистер Салминг.

Да неужели? Всё в норме со слухом у таких крохотных ушек? Но я дал поблажку мистеру Салмингу. Он мне нравится, так что я стараюсь всегда выбегать ему навстречу, если он идёт мимо. Есть два вида почтальонов: те, кто носит в кармане угощение, и те, кто этого не делает. Мистер Салминг из первых.

– Но за что? – спросил Фостер. – Почему вы меня наказали?

– У тебя есть две минуты, чтобы это обдумать.

Фостер дошёл до штрафной – не самая простая задача на коньках, сел на скамейку и захлопнул дверь. Дети, выйдя на лёд, начали упражнение «три на два». Это любимое задание мистера Салминга, а значит, я уже много раз его видел. Сначала одна тройка катилась на первых защитников, потом пара на тройку, потом… В общем, вы поняли, что все дети очень быстро сменяют друг друга, а мистер Салминг почти непрерывно свистит в свисток, отчего у меня натурально лопаются уши. Неужели это так обязательно для хоккея – всё время свистеть? Как-то я разыграл целый спектакль под этот свисток, и на один краткий блестящий момент мне удалось его заполучить! А потом – снова нет.

Хармони играла в центре первой тройки. Центровой – это тот, кто в середине, между двух флангов. Может, люди и не умеют особо быстро бегать, но прицепите к ним коньки, и вас ждёт сюрприз. Хотя Хармони – одна из самых маленьких в команде, может, даже самая маленькая, но зато она и самая шустрая. Она легко и аккуратно вела шайбу по льду впереди своих фланговых на первую пару защиты, в которой обычно играли Бро и Фостер, но сегодня с Бро был его приятель Морт, лучший компьютерный хакер в городе! Его деятельность как-то даже расследовало ФБР, хоть я и не вполне понимаю, что это значит.

Но вернёмся к тренировке. Ой, нет – пока нет, потому что я внезапно заметил, что рядом со мной кое-кто встал. Этот «кто-то» – невысокий, но на вид очень крепкий мужчина. Эгей! Это же мамин двоюродный брат Мэтти. Он мне широко улыбнулся – а улыбка Мэтти вообще самая широкая во всём городе.

– Ну как, Артур? Ты, я смотрю, настоящим хоккейным болельщиком заделался! – сказал он.

Хм. Ну, пожалуй, не столько хоккейным, сколько шайбовым всё-таки, но он почти угадал. Он почесал мне за ухом своими сильными и одновременно нежными пальцами. Ах, какой день сегодня выдался. А ведь ещё только утро.

Между тем на катке защитники откатились назад. Ого! Бро ездит назад, похоже, быстрее, чем Морт – вперёд. Он как-то выиграл у Морта пять баксов, поспорив на это, но Морт отдал долг не деньгами, а целый месяц делая за Бро домашние задания по математике. Хоккей – командный вид спорта, не забывайте об этом.

Хармони катилась прямо на Бро, всё больше и больше ускоряясь. Он тоже всё ускорялся и ускорялся. Потом Хармони чуть отклонилась в сторону, и Бро потянулся было к шайбе своей клюшкой, но только он собрался её отбить, как Хармони сделала пас одному из своих фланговых, легко и свободно открыв самый центр. А фланговый запустил шайбу прямо в сетку.

– Головастая девчонка, – сказал Мэтти совсем тихо, возможно, сам себе. Отлично, но я всё-таки не вполне понял: ведь мы вроде все с головами ходим? Я не хочу даже думать, как бы мне жилось без головы.

Мистер Салминг свистнул.

– Отлично, Хармони, отлично. Так держать, не дрейфь! Интеллект и физическая подготовка. Совершенно великолепно. – Он подъехал к Бро и положил руку ему на плечо: – Не сдавайся, сынок.

– Чего?

– Я хочу сказать – не сдавай позицию. Не позволяй ей перехитрить тебя.

– А что – просто позволить ей идти напролом?

– У неё не получится. Не получится, если вы удержите свою позицию. Это про углы. Рано или поздно ей придётся в вас упереться.

Бро задумался. Ого! Он правда думал! Не часто такое увидишь.

– Углы? – переспросил он. – Это из геометрии?

– Думаю, да, – кивнул мистер Салминг.

– Но мы ещё не проходили геометрию, тренер.

Глаза мистера Салминга на мгновение чуть оттаяли.

– Значит, игра позволит тебе обогнать класс.

– Отлично, – снова очень тихо сказал Мэтти. А потом у него зазвонил телефон. Он быстро похлопал меня по боку и заспешил прочь, оставив за собой лишь свой запах. Ах, какой прекрасный это был запах: свежий, как лес после дождя.

Свисток, перемена позиции, повтор, ещё повтор. К следующему свистку наказание Фостера закончилось, и он пулей вылетел со штрафной скамейки, сменив Морта рядом с Бро. Хармони крутилась в центре площадки: лезвия её коньков искорками вспыхнули над головой тигра, нарисованного внутри круга – жутко нервирующее меня зрелище, – и устремились к голубой линии. По бокам не отставали фланговые игроки. Бро и Фостер катились назад, всё дальше и дальше, но на сей раз Хармони повернула к Фостеру. Он пошёл на неё, как до того Бро, и даже сильнее. Эгей! Неужели он пропустил всю эту историю про «не сдавай позицию»? Но в отличие от Бро Фостер не пытался отбить шайбу: он просто продолжал наступать. Почти без усилия – так изящно слегка изогнувшись, Хармони сделала пас своему фланговому, и тот снова отправил шайбу в совершенно открытые ворота.

Но что это? Разве Фостер не понял, что игра окончена? Он всё наступал и наступал, а Хармони даже не смотрела на него, потому что следила за своим фланговым. Он же тем временем опустил плечо и врезался прямо в неё, прижав её к бортику. Даже я лапами ощутил силу удара, а ведь я был на противоположной стороне катка! Хармони рухнула на лёд.

Фостер отступил назад с лёгкой улыбкой на лице. Я сказал себе: «Артур, запомни эту улыбку как следует». Бро кинулся к сестре, высекая из-под коньков ледяную стружку. Но мистер Салминг успел первым. Хармони уже поднималась. Шлем слетел у неё с головы, а лицо побледнело. Я вскарабкался на бортик и…

Но стоп. Я потерял равновесие и плюхнулся в снег. Это, кажется, называется «сделал сальто»? Так я и думал. Это моё первое сальто, хоть и не совсем вовремя. Я был так зол в этот момент! Следующее, что я помню, – что я каким-то образом очутился по ту сторону бортика, на катке, и пытался бежать, но скорее скользил к Хармони.

– Форстер, что это было, ради всего святого? – спрашивал мистер Салминг. – Ты же знаешь, что в этой лиге запрещены силовые приёмы. О чём ты думал?

– Но ведь в следующем году силовые приёмы будут разрешены, – ответил Фостер. На его лице всё ещё играла эта отвратительная ухмылка. – Я просто помог Хармони подготовиться. Может, хоккей перестанет так уж ей нравиться, когда она познакомится с силовыми приёмами.

Выражение лица мистера Салминга изменилось. Теперь он был так же зол, как и я. Неужели он собирается покусать Фостера? Я уверен, что ему очень хотелось.

– Ответ неверный, – сказал мистер Салминг.

Фостер пожал плечами:

– Другого у меня нет, тренер.

В этот момент Бро, стоявший до того рядом с Хармони и державший её за руку, выехал вперёд и остановился прямо перед Фостером. Бро был не намного выше Хармони, но гораздо плотнее. Тем не менее и он не шёл ни в какое сравнение с габаритами Фостера.

Бро снял шлем, бросил его на лёд и посмотрел Фостеру прямо в глаза.

– Ты грязно играешь, – сказал он. Странный пучок волос у него на голове торчал прямо вверх. Бро смотрел на Фостера тем пристальным взглядом, который у него иногда бывает – и, по-моему, это случается в его лучшие моменты. А кто осмелится сказать, что знает Бро лучше меня? – А я не люблю, когда грязно играют, – закончил он.

– Не любишь? – переспросил Фостер. Он тоже снял шлем и уставился на Бро, но его взгляд был полон не спокойствия, а ненависти. – Хочешь как-то это поправить?

Тут, как вы могли бы подумать, вмешался тренер, но мистер Салминг этого не сделал. Он просто позволил событиям развиваться естественным образом, и события развились таким образом, что Бро размахнулся и ударил Фостера в нос. Раздался хруст – не громкий, похожий скорее на звук, с которым Элрод ломает пополам щепки для растопки, а затем из носа Фостера хлынула кровь.

Он схватился за нос с криком:

– Ой, мамочки! Кровь! – И опустился на одно колено.

Мистер Салминг кивнул тем коротким кивком, который у людей означает, что всё в полном порядке, хотя лично мне не показалось, что происшедшее на катке – это «в порядке». Зато я отметил, что у меня пропало желание кого-нибудь покусать.

Мистер Салминг свистнул в свисток.

– Тренировка окончена. Следующая будет в четверг, в девять утра. Всем быть строго к восьми тридцати. – И он кинул Фостеру полотенце.

Мы шли обратно домой: я, Хармони и Бро. На плечах у них были хоккейные сумки. Разумеется, я тоже нёс что-то в зубах, как это принято у собак. Это было маленькое чёрное нечто, которое лежало на льду, позабытое во всей этой суматохе.

– Ты в порядке? – спросил Бро.

– Не хочу это обсуждать, – отрезала Хармони.

– Хорошо, – кивнул тот. – Но ты в порядке?

– Я же сказала, что не хочу говорить об этом. И я на тебя зла.

– Зла на меня?

– Я сама могу за себя постоять.

– Что?!

Хармони резко развернулась к нему:

– Ты сомневаешься?

– Нет, я просто…

– Это потому, что он шлёпнул меня по заднице?

– Нет, – покачал головой Бро. – Ты, эмм… Ты это умеешь… Можешь сама за себя постоять, в любых обстоятельствах. Я просто…

Хармони сдёрнула с плеча хоккейную сумку и сунула её в руки брата:

– Забери это домой. Я пойду погуляю.

– Погуляешь? Куда? Я с тобой. Можем выпить горячего шоколада…

– Я пойду одна.

Хармони развернулась на пятках и пошла прочь. Мы с Бро переглянулись.

– Что я такого сделал? – спросил он.

Задал Фостеру отличную трёпку! Это было моей сегодняшней утренней радостью. Но в моей истории у утра был хороший конец. Так отчего же сейчас я один счастлив?

Бро закинул сумку Хармони на плечо и направился к дому.

– Артур, пошли, – окликнула меня Хармони.

И, хотя я уже почти почувствовал себя дома, может быть – лежащим у камина, я всё же засеменил вслед за Хармони. Почему? Понятия не имею.

Мы с Хармони шли рядом. Тишину нарушал лишь хруст снега под её ботинками. Сколько-то времени она плакала, но беззвучно. Слёзы текли у неё из глаз, стекали по щекам и падали в снег. Я забежал вперёд, развернулся и показал ей шайбу, надеясь её немножко отвлечь. Сначала она вообще не заметила, но потом – когда я уже пару раз, а то и больше, ткнулся мордой ей прямо в ноги, – наконец обратила внимание. Хармони взглянула на меня и улыбнулась. Улыбаться сквозь слёзы? Есть такое выражение, да? Вот сейчас я это увидел. Несомненно, я люблю Хармони. Она опустилась на колени и потрепала меня по морде. Я бросил шайбу и лизнул её лицо.

– Мне нравится хоккей, Артур. – Она встала и положила шайбу в карман куртки. – Я его не брошу.

Разумеется, нет. С чего бы это? Я не видел никаких проблем.

Вскоре после этого мы пили горячий шоколад у Уилларда. А точнее – за столиком для пикников на террасе позади его магазина, потому что внутрь меня не пускали из-за какого-то инцидента, который то ли был, то ли не был в наш прошлый визит сюда. Горячий шоколад пила, разумеется, Хармони. Мне дали отличную миску с водой – мой любимый напиток. На террасе было солнечно. Может, немного прохладно, но ветра не было, ветви деревьев на нижних склонах горы Мисти неподвижны, а заснеженная вершина отливала золотом. Какие вообще могли у нас быть заботы? У меня – точно никаких!

Поверх своей кружки Хармони смотрела на гору Мисти. Ого! У неё отрасли усы из шоколада! Я решил, что будет правильно помочь ей их облизать, и я придвинулся к ней поближе. Иногда жизнь преподносит нам подарки, но к ним нужно уметь подготовиться.

– Знаешь, Артур, чего я никак не могу понять?

Хм. Может, отчего мы не стали заказывать порцию знаменитого уиллардовского домашнего бекона? Других идей у меня нет.

– Что такого особенного в старом маршруте Сококи? Совсем не могу понять.

Старый маршрут Сококи? Где-то я это уже слышал.

– Господин Лемэр так и не объяснил. Интересно, на снегу остались его следы? Может, нам стоит… – Она не закончила эту фразу. По крайней мере, вслух не закончила. Что же там было дальше-то? Заказать немножко бекона? Я ждал. Но бекон так и остался не заказанным. Вместо этого Хармони встала и – нет, только не это! – облизала шоколадные усы. – И вообще, я… Я просто не хочу пока возвращаться домой. А прогулка пойдёт нам на пользу.

Правда? Меня, в общем, и так всё устраивает. Зачем таскаться по окрестностям, если можно…

– Артур! Что это ты разлёгся? Давай-ка, поднимайся. Пошли!

Почему люди вечно говорят, что прогулка пойдёт мне на пользу? Мне нравится гулять в разумных пределах, но я люблю и массу других вещей. Например, бекон. Отчего я никогда не слышал от них: «Дорогой Артур, тебе нужно больше бекона. Бекон пойдёт тебе на пользу»?

Множество мыслей – в основном про бекон – теснилось в моём мозгу, пока мы, огибая крутые склоны, шли вчерашним путём вверх на Мисти. Снег был не глубок, а под деревьями его вообще практически не было, и мы двигались практически на автомате – так, как это бывает, когда ваши мысли витают далеко отсюда. Хармони не проронила ни слова до тех пор, пока мы не дошли до утёса в начале старого маршрута Сококи. Здесь она подняла голову вверх.

– В следующем году, Артур, будут силовые приёмы, – проговорила Хармони. И, помолчав, добавила: – Я люблю хоккей.

Я посмотрел на неё. Она такая милашка! Я сел ей прямо на ногу, давая тем самым понять, что мы друзья навсегда. Что же по существу её слов, то мне вам сказать нечего.

Хармони слегка потрепала меня по холке, сделала глубокий вдох и – обалдеть! – встряхнулась, как настоящая псинка. Поразительно – когда думаешь, что лучше быть уже не может, она вечно делает что-то такое, что оказывается ещё круче.

– Ну, Артур, лады. Как ты думаешь – сможешь залезть туда? Там не так уж и трудно.

О чём она вообще? Она правда хочет, чтобы я лез на этот отвесный утёс?

– Давай же! У тебя целых четыре лапы!

Может, и да. Но при чём тут это?

Хармони расстегнула куртку, сунула руку во внутренний карман и достала из него печенюшку. Если быть точным, то Домашнее собачье печенье Уилларда, самое большое из них. И почти сразу за этим мы уже стояли на вершине утёса, который оказался вовсе не так крут – по сути, уровень сложности для младенцев. Там мы устроили небольшой пикник: Хармони съела энергетический батончик, а я – печенюшку, и мы направились по тропе старым маршрутом Сококи.

7
Принцесса

Мама развешивала украшения вокруг стойки регистрации: бумажные колокольчики, серебряные сосульки, фигурки Санта-Клауса. В «Блекберри хилл» вечно есть на что посмотреть – особенно если вы молчаливы и внимательны. А я именно такова. Есть масса всякого, где быть молчаливым и внимательным вовсе не значит быть поразительным и восхищать. Но во мне это сочетается совершенно идеально.

Я люблю смотреть, как мама – да и вообще люди – работают. Они делаются такими сосредоточенными – просто класс. Правда-правда! Потому что, когда всё уже сказано и сделано, они меняются так радикально… Но хватит об этом! Приближается Рождество. А в Рождество нельзя портить себе настроение. Лёжа на дедушкиных часах, я потянулась. Моё сердце переполняли тёплые чувства по отношению ко всем обитателям этого дома. Кроме одного, разумеется. Думаю, вы уже поняли, о ком я.

Мама принялась за венок, который она решила повесить позади стола. Чтобы освободить для него место, она перевесила зеркало подальше. И – о, чудо! Что же теперь отразилось в нём: там, в верхней части? Да-да: прекрасный образ прекрасного существа с золотыми глазами, самым что ни на есть изящным образом возлежащего на дедушкиных часах. Вот уж высочайшего качества зрелище. Существо медленно подняло свой великолепный хвост, затем вытянуло и снова свернуло его полным истомы движением – просто так, ради чисто эстетического наслаждения. На мгновение я перевела взгляд на маму, послав ей выразительное и внятное сообщение: «Мама, ты же оставишь это зеркало здесь навечно, правда же?»

Но мама, возможно, пропустила моё послание, потому что её отвлекло появление Бро с двумя хоккейными сумками. Войдя, он закрыл за собой дверь. Погодите: а где же Хармони?

– С возвращением, – обернулась к нему мама. – Как прошла тренировка?

– Норм.

Она посмотрела куда-то в пространство:

– А Хармони где?

Меня уже не удивляет, что мы с мамой часто мыслим похоже. Мне уже давно ясно, что у нас с ней много общего, хоть она и не может похвастаться золотыми глазами, как я. Если речь о красоте, то отрицать огромную пропасть, разделяющую меня и… эмм… да, в общем, любое другое существо, – это сущая нелепица. Тут уж ничего не попишешь.

– Хармони? – переспросил Бро.

– Она самая. Твоя сестра, с которой ты вместе ходишь на тренировки.

– Она пошла погулять.

– Погулять? С чего это?

– С Артуром.

Мама кивнула так, будто в этих словах был какой-то смысл. Прогулки – это вечная артуровская отмазка, хотя они отродясь не давали никакого результата.

– А что у нас на обед? – спросил Бро.

– Что сам приготовишь, – пожала плечами мама. – Только не разгроми кухню в процессе. И поднимись сначала наверх – принеси мне сумку господина Лемэра.

– А это ещё зачем?

– Чтобы она была у меня под рукой, когда кто-то спросит о ней от его имени. Кроме того, это позволит нам освободить комнату. Тебе нужны ещё аргументы?

Бро задумался. Потом улыбнулся. Он улыбается очень славно – не так широко, как Хармони, и даже немного застенчиво, но всё же мило.

– Ты ведь шутишь, да?

– Только отчасти, – ответила мама и протянула ему ключ.

Бро направился вверх по парадной лестнице к гостевым комнатам. Я уже давно там не бывала. Так почему бы и не сходить? Я в последний раз долгим взглядом окинула отражение в зеркале и спрыгнула вниз. Впрочем, слово «спрыгнула» не самым удачным образом описывает бесшумную плавность моих движений.

– Привет, Принцесса, – кивнул мне Бро. – Как ты сюда попала?

Бро потрясённо смотрел на меня, сидящую на столе в большой гостевой комнате, что в конце коридора. Он что, правда не заметил, как я шла за ним всё это время и проскользнула в комнату вместе с ним? Его вообще безопасно оставлять одного? Может, мне нужно за ним приглядывать?

На кровати лежал раскрытый чемодан. Бро приблизился и заглянул внутрь. Мне содержимое было прекрасно видно и отсюда: аккуратная стопка одежды, косметичка, кроссовки, зарядка от телефона и открытка. Старая открытка: она пахла пылью. Бро взял её в руки.

– Ого, – хмыкнул он.

На лицевой стороне открытки был изображён мужчина на фоне фургона.

– «Транспортная компания Фостера Маховлица: Доставляем любой груз в любую точку с 1919 года», – вслух прочёл Бро и перевернул открытку. – «Адресовано в Лемэр и Ко, Монреаль, 12 октября 1932 года». И нет ни подписи, ни текста – только одна буква «С». – Бро несколько раз озадаченно хмыкнул, потом сунул открытку в карман и закрыл чемодан. – Пойдём, Принцесса. Тебе нельзя здесь оставаться.

Я, в общем, и не собиралась, но теперь, когда мне посмели запретить, передумала. Кроме того, мной вдруг овладело любопытство. Знаю-знаю, что вы подумали. Неужели вы всерьёз принимаете эту старую поговорку про знать своё место? Вечно она преследует наш кошачий род. А разве можно преследовать нас, находясь в здравом уме и твёрдой памяти? Так я размышляла, спускаясь по лестнице рядом с Бро. Беда в том, что очень многие люди не в здравом уме. По крайней мере, значительную часть времени. Впрочем, это лишь моё мнение, не обижайтесь. Кстати, слишком большая обидчивость – тоже верный симптом, что вы не в своём уме. Я просто сообщаю. Ничего личного. Вы сами всё понимаете.

Бро поставил чемодан у регистрационной стойки.

– Спасибо, – кивнула мама и посмотрела на дверь. – Ты уверен, что на тренировке ничего не случилось?

– Эээ… Хмм… Я нашёл наверху классную штуку.

– А?

Бро выложил открытку на стол. Мама надела свои очки «кошачий глаз» и на мгновение стала похожа на меня. Очень отдалённо, конечно, но всё же похожа. В маме есть что-то кошачье, хоть это и не так легко разглядеть. А вот собаку можно найти практически в любом человеке. Проще пареной репы.

Мама осмотрела открытку с обеих сторон.

– Мам, а мы имеем какое-то отношение к Фостеру Маховлицу? – спросил Бро.

Мама кивнула:

– Он наш прадед или даже прапрадед. Это он заработал исходный капитал.

– На чём?

Мама ткнула пальцем в открытку:

– Это он основал транспортную компанию: сейчас её давно нет, но тогда он возил брёвна для мельниц – думаю, так. Ну и, быть может, разные пиломатериалы до самого Бостона и Нью-Йорка. А потом уже переключился на недвижимость.

– Они очень богаты, да?

– Более чем. Я не знаю подробностей, но им принадлежат тысячи акров земли в этой части штата, включая лыжный курорт «Метелица».

– Вот как! – протянул Бро. – А я и не знал…

В этот момент входная дверь распахнулась, и в неё ворвался крупный мужчина: один из тех типов с бочкообразным туловищем на ножках-палочках. Его физиономия была багровой от злости. Собственно, волна злости прям-таки распространялась от него во все стороны. Я отчётливо её ощущала.

Мужчина ткнул толстым пальцем в сторону Бро и рявкнул:

– Попался! И не прикидывайся тут ангелочком, подлое мелкое…

– Мистер Маховлиц, – перебила его мама. – У вас что-то случилось?

Голос мистера Маховлица сорвался в фальцет:

– Случилось? Я только что из больницы, и, уверяю вас, это ваша проблема! Эта подлая мелкая поганка, ваш сыночек, разбил моему сыну нос. Врач целых пятнадцать минут не мог остановить кровь. Он истекал кровью, как поросёнок! – Мистер Маховлиц сделал шаг вперёд и ткнул пальцем в маму: – Вы же не допустите, чтобы это сошло ему с рук? И я советую подумать, прежде чем отвечать. Потому что мои адвокаты вам всю душу вытрясут!

Мама поджала губы. Я люблю, когда она так смотрит. Это наследственное: Хармони и Бро тоже так делают. Наша семья не любит, когда на нас давят.

– Мистер Маховлиц, я не понимаю, о чём речь. И я буду вам крайне признательна, если вы соблаговолите…

– Я вам объясню, о чём речь! Этот ваш сыночек, с его подлыми приёмчиками…

Бро покраснел так, что его лицо стало даже ярче, чем лицо мистера Маховлица.

– Это не был подлый приём! Мы сняли шлемы и…

– СТОП! – перебила мама, поднимая вверх обе руки в попытке остановить их. – Речь о каком-то происшествии на тренировке?

– Можно это и так назвать, – буркнул Маховлиц.

– Он первый начал, – сказал Бро.

– Какое же ты…

– СТОП! – рявкнула мама.

От этого «стоп» дом аж затрясся. Я даже не предполагала, что мама способна издавать подобные звуки.

– Давайте по очереди. Вы первый, мистер Маховлиц. И пожалуйста, давайте постараемся успокоиться. Все.

– Я успокоюсь, когда вы пообещаете мне наказать этого хулигана, и наказать строжайшим образом!

– За что?

Мистер Маховлиц стукнул кулаком по столу. У него на запястье блестели огромные золотые часы, очень красивые. Думаю, они как раз под цвет моих глаз. Но этого слишком мало, чтобы он стал похож на меня.

– За что? Я же уже объяснил! Он ударил… – Мистер Маховлиц поднял руку, чтобы ещё раз стукнуть кулаком по столу, но вдруг заметил лежащую на нём открытку и замер. – Это у вас что? – ошарашенно спросил он.

Мама проследила за его взглядом:

– Открытка.

Мистер Маховлиц хотел было схватить её, но мама его опередила: порой она бывает очень стремительной. Разумеется, до кошки ей всё равно далеко, но хоть что-то. Она быстро накрыла открытку рукой.

– Это необычная открытка. Где вы её взяли? – спросил Маховлиц.

Мама взглянула на Бро:

– Я как раз пыталась это узнать, когда вы появились.

– Эмм… – протянул Бро. Потом хмыкнул и засопел. Наконец он обернулся и заметил меня. А мой вид, кажется, не только весьма приятен, но имеет порой успокаивающее действие, потому что Бро вдруг выпрямился и ответил: – Это наш постоялец забыл.

– Кто? Как звали вашего постояльца?

– Мы придерживаемся строгих правил относительно разглашения персональных данных наших гостей, – покачала головой мама.

– Что? Что вы этим хотите сказать?

– Я хочу сказать, что мы не обсуждаем их с третьими лицами.

Мистер Маховлиц стиснул зубы так, что желваки заиграли у него на скулах. Отвратительнейшее зрелище, я вам скажу. Пальцем он снова ткнул в открытку.

– Отдайте её мне, – заявил он.

– Она не ваша. – Мама слегка шевельнула рукой и теперь полностью закрывала ею карточку.

– Но это же… Это семейная реликвия, – сказал Маховлиц. – Я вам заплачу. Ста долларов хватит?

Мама молча смотрела на мистера Маховлица, не отвечая.

– Двести? Триста?

Триста долларов за старую прелую открытку? По-моему, отличная сделка! Эй, мама! Это же живые деньги, а у нас совсем нет постояльцев! Ау!

– Мы вернём её владельцу. – Мама убрала карточку в ящик. – Как делаем это со всеми вещами, забытыми нашими постояльцами. Так о чём мы с вами разговаривали, мистер Маховлиц?

Мистер Маховлиц ещё долго не мог отвести взгляд от ящика. Потом устроил целое шоу из банальной процедуры «посмотреть на часы». Чего он добивался – чтобы мы оценили, как они прекрасны? Неужели его волнует, что мы об этом думаем? Затем мистер Маховлиц окинул маму неприязненным, а Бро – прямо-таки ненавидящим взглядом.

– Я ещё не закончил, – буркнул он, сделал пару шагов назад, развернулся и вышел из гостиницы, громко хлопнув входной дверью.

Мама медленно повернулась к Бро:

– Ну что ж, милостивый государь. Теперь выкладывай мне всю правду о сегодняшней тренировке. Только правду, и ничего кроме правды.

8
Артур

– Артур, что ты знаешь о старом маршруте Сококи?

Ничего я не знал. Зато я знал, что мы с Хармони идём по нему, так что, может быть, скоро и узнаем что-нибудь. Ого! Что это со мной? Похоже, я с каждым днём делаюсь всё умнее. Может, пора уже остановиться? Есть у меня ощущение, что слишком много ума – это утомительно. И вообще – может, нам стоит передохнуть и, пожалуй, даже подкрепиться не помешало бы. На скорую руку меня вполне устроят какие-нибудь объедки – остатки сэндвича или кусочек колбаски…

Чуть забежав вперёд, я посмотрел на Хармони, пытаясь определить, намерена ли она остановиться и перекусить.

Она тоже взглянула на меня:

– Никто тебя не понимает, правда, Артур? Вовсе ты не полный простофиля, мне кажется.

Разумеется, я не полный простофиля! Что за идея вообще! В данный момент это была единственная мысль, умещавшаяся в моей голове. Зато отличная мысль! В остальном мой рассудок был совершенно стерилен.

Мы тем временем шли дальше. Идти по этой тропе – я почти уверен, что этот маршрут как-то называется и что я рано или поздно вспомню это название, – было совсем не сложно, поскольку кто-то уже побывал здесь до нас. Этот кто-то шёл на лыжах и утрамбовал ими снег – правда, не очень хорошо с учётом первого раза. Мы поднимались всё выше и выше, а потом вышли на плоскогорье, расположенное на склоне горы Мисти. Воздух был по-прежнему неподвижен, и ветви деревьев, большинство которых было похоже на нашу рождественскую ёлку, словно замерли. Не было слышно ни звука, лишь снег скрипел под ногами Хармони. Я же передвигался бесшумно или по меньшей мере довольно тихо. Если бы я постарался, я мог бы даже услышать, как бьётся моё сердце: тук-тук, тук-тук. Размеренно и постоянно, оно всегда при мне, когда бы мне ни понадобилось. И даже тогда, когда я вообще о нём забываю! Как же мне свезло в жизни!

– Мэтти рассказывал, что старый маршрут Сококи был проложен ещё во времена войны за независимость, а то и раньше, – сказала Хармони, прервав ход моих мыслей как раз тогда, когда они зашли в тупик. – Вот уж кто альпинист до мозга костей!

Сококи! Я знал, что вспомню это слово. Но альпинизм в костном мозге? Это же ужас. Бедный Мэтти! А я его так люблю – он один из моих любимчиков и отличный проводник по горам, так что мы всегда рекомендуем его постояльцам. Я уж не говорю о том, как замечательно он умеет чесать меня за ухом. Я, как выражается мама, поставил себе зарубку на память: надо будет при встрече непременно очень крепко поцеловать Мэтти.

– Как по-твоему: у господина Лемэра были лыжи? – задумчиво протянула Хармони. – Что-то я не припомню ничего подобного.

Я тоже не помню. Я вообще почти ничего про него не помню, кроме пистолета в кармане куртки.

– Артур! Что это ты зарычал?

Я? Я прислушался. Несомненно, это было моё рычание: низкое и хрипловатое. Рррр. Рррр. У того, кому было адресовано это рычание, должно быть, душа ушла в пятки. Интересно, о ком это я?

– Ну-ка, прекрати.

Я прекратил.

Мы пересекли замёрзший ручей, черневший подо льдом и почти не припорошенный снегом, за исключением пары небольших сугробов то там, то тут.

– Ой! – воскликнула Хармони. – Следы лыж пропали.

Я даже не обратил внимания на такую мелочь. Но сейчас, когда Хармони об этом заговорила, я готов подтвердить: следов больше не было, это факт. Мы с Хармони – отличная команда. Она внимательно осмотрела русло ручья:

– Кто бы это ни был, он должен был оставить какой-то след.

Ничего себе! Что это она затеяла?

– Может, стоит поискать вдоль ручья? – она обернулась к лесу, куда убегала тропинка, постепенно скрываясь из виду между деревьями. – Но маршрут идёт вот туда, а господина Лемэра интересовал именно маршрут. Пошлёпали, Артур.

А ещё – и мне эта идея казалась гораздо удачнее – можно, раз экспедиция внезапно усложнилась, вернуться домой, свернуться калачиком у горящего камина и просто немножко расслабиться. Чем не отличный план?

Хармони отлично умеет шлёпать – с тем только, что мы ни разу никуда не шлёпали, а только ходим ногами. Хотя в прошлом году был случай, когда она взяла меня к озеру. Это плохо кончилось, потому что…

– Эй, Артур!

Мне послышалось или в голосе Хармони появились какие-то повелительные нотки? Не грубость и не раздражение – ничего подобного с этой девочкой отродясь не бывало, но какая-то твёрдость? Да, это, несомненно, так. И мы пошлёпали.

И хотя мы шлёпали мило и по-приятельски, почти не путаясь друг у друга под ногами («Ради бога, Артур, будь аккуратнее!»), нельзя сказать, что шлёпали мы быстро. Тропа вскоре стала слишком крутой, чтобы идти скорее. Она петляла между деревьями – такими густыми, что под ними было почти темно. К тому же и саму тропку отыскать теперь было не так уж и просто. Но Хармони, похоже, ничто не беспокоило: она просто шагала вперёд, даже не задыхаясь. Собственно, никто не задыхался! Мы с Хармони оба – опытные путешественники.

Она замедлила ход у небольшой пирамидки, сложенной из камней.

– Артур, как же здорово, что кто-то пометил маршрут. А то мы могли бы и заблудиться.

Что это? Кто-то сложил из камней пирамидку? Мы уже видели по пути подобные? Я напрягал свой мозг, но не мог ничего вспомнить. Вот брошенную Бертой колбаску и то, как она крутится в воздухе, я отлично помню. Это воспоминание становилось всё ярче и ярче, пока не заполонило собой всё моё сознание.

Вскоре мы подошли к замёрзшему водопаду. Он выглядел странно и в то же время совершенно прекрасно. До чего ж привлекательно!

– Эй, Артур! Не смей лизать там: у тебя же язык примёрзнет!

Ой-ой-ой. Неужели это я облизываю подножие водопада? Может, и так. Но вовсе у меня язык и не примёрз. Зато я собрал ледяные капли воды: ужасно вкусно! Может быть, это вообще лучшая вода в моей жизни. Я пообещал себе, что буду почаще возвращаться сюда, и немедленно передумал, вспомнив, что добираться к этой замечательной воде надо так долго и сложно. Пожалуй, вода в моей миске на кухне не так уж и плоха – даже если не идёт ни в какое сравнение по свежести и в ней плавает пара дохлых мошек.

Пока я размышлял о дохлой мошкаре (мозг всё-таки очень странная штука!), мы покинули долину с водопадом, перевалили крутой хребет и вышли на более ровное место – небольшую заснеженную полянку, со всех сторон ограниченную сплетением ветвей. На противоположной её стороне лежала пара упавших деревьев, образовывавших своего рода свод над загадочным тёмным проходом.

Хармони остановилась:

– До чего же красиво здесь! А тишина какая! Артур, ты что-нибудь слышишь?

С чего бы начать? Самолёт летит высоко в небе, над облаками. Белка скачет по веткам. Снежный ком упал с… В этом месте я бросил составлять свой список звуков, потому что меня отвлёк какой-то важный запах, хоть я и не мог понять, что в нём такого. Запах был не сильным – не таким, как когда Берта, к примеру, открывает дверцу духовки, где запекается мясо. Этот запах был гораздо слабее, но сомнений в его происхождении не было: запах ушной серы человеческого самца. В этом запахе должен был быть какой-то особый смысл – но я вряд ли смог бы объяснить какой. Я направился к его источнику – в лес и в сторону.

– Артур, ты куда?

Я иду на запах ушной серы, вот куда. В этот момент для меня не было ничего более важного. Мой хвост ходил ходуном – быстро-быстро, совершенно сам по себе. Я слишком занят, чтобы вспоминать, как его остановить. Я обогнул колючие заросли, и запах ушной серы стал ярче. И я нашёл это – оно словно притаилось в самой глубине куста, посреди колючек.

Какая-то бумажка? Довольно плотная и больше по размеру, чем обычные бумажки – такие, к примеру, на каких мама считает баланс. Этот листок напомнил мне что-то… Он похож на… карту? Точно, карта! И не какая-то там вообще карта, а та самая карта, которую я впервые увидел в комнате у Лемэра. Та, на которой он нарисовал красный кружок. И, разумеется, я сразу заметил этот красный кружок ближе к одному концу карты. Значит, это карта господина Лемэра? А мы ведь ищем как раз господина Лемэра? Я очень разволновался. Артур, какой же ты умница! Я почти слышал, как Хармони говорит мне об этом. И не только она: это твердили мне в уши все они хором – Хармони, Бро, мама, Элрод, Берта, мистер Салминг и даже Форстер Маховлиц! Все они выстроились в ряд и улыбались мне: «Артур! Артур! Умница! Хороший мальчик!»

Тем временем мне почти удалось вытащить карту – точнее, то, что от неё осталось, из зарослей. Скоро я положу её к ногам Хармони. С картой во рту я понёсся назад, на полянку. Но я не мог не заметить, что эта особая карта к тому же ещё и очень вкусна. Если вы вдруг не в курсе – жевать бумагу иногда бывает очень приятно. По мере жевания она делается всё более влажной и липкой, а потом ты внезапно понимаешь, что всё! Ой! Я вылетел на полянку и стремглав понёсся к Хармони, опустив голову и держа уши строго по ветру.

– Артур, что с тобой?

Да, это я, Артур! И я бегу спасти мир! Я нёсся так быстро, что потерял устойчивость и мои лапы разъехались, так что в какой-то момент я уже не бежал, а странно… шлёпал! Хармони же говорила «пошлёпали» – вот я и дошлёпал, и положил свою добычу к её ногам.

– Что это у тебя?

Хармони присела на корточки, вынула у меня из пасти маленький белёсый шарик и прищурилась:

– Это же вроде…

Она сняла перчатки и попыталась расправить шарик. Это оказалось не просто: мокрый шарик под её пальцами расползался хлопьями.

Хармони задумчиво посмотрела на то, что осталось от моей находки.

– Это красный кружок? Не говори мне, что…

Да! Это кружок! Я был прав! Разве это не мой звёздный час? Хармони попыталась разгладить фрагмент с красным кружком на нём, её пальцы двигались очень бережно, и она тоже немножко высунула язык – насколько люди на это вообще способны. Но нет! О боже! Какое несчастье! Весь этот клубок, красный круг – всё-всё! – выскользнуло из её пальцев, распалось и исчезло, не оставив даже следа на снегу. Хармони посмотрела вниз и положила руку на снег – кстати, очень красивая рука: сильная и угловатая. Её лицо потемнело. Затем она медленно перевела взгляд на меня. Её лицо всё ещё было мрачно, но в голосе слышалась нежность.

– Хороший мальчик, – произнесла она, медленно и глубоко выдохнув. Может быть, именно это называют «вздохнула». – Ты умница, Артур.

Да! Да! Да!

– Эй, потише давай!

Потише что? Лизать лицо Хармони? Больше ничего не приходит в голову. Я немного сбавил пыл. Но я умница! Не забывайте об этом.

Хармони встала.

– А теперь, Артур, покажи мне, где ты это нашёл.

Запросто! Без проблем. Я отбежал назад, развернулся, потом ещё раз, и ещё, и снова… Несколько раз обежал полянку по кругу и…

– Артур, ты бегаешь кругами!

Ой. Это нехорошо. Я остановился – и как раз кстати, потому что начал уже уставать.

– Артур, карта! Где ты её нашёл?

Карта? Я помнил про карту. Но, сказать по правде, совершенно забыл, где я нашёл её. Я понюхал воздух: в подобную погоду он совершенно прекрасен. Но тут я внезапно ощутил странный запах. Не запах человеческой ушной серы, хотя его я тоже почувствовал. Это был другой запах, куда более сильный. Того сорта, который игнорировать невозможно: запах медведя.

– Артур, покажешь ты наконец? Ты вообще умеешь показывать?

Я не понял вопрос и просто продолжил то, что уже начал: остался стоять на месте, подняв передние лапы и принюхиваясь. Вскоре мой нос – а он, честно говоря, очень чувствителен – понял, откуда исходит медвежий запах. Это из той тёмной пещерки под сводом поваленных деревьев и веток. Я направился прямиком к нему.

Хармони вслед за мной пересекла поляну. Когда мы подошли поближе, она сказала:

– Осторожней, Артур! Там может оказаться берлога!

Берлога? Вот удивила-то!

– Зимой медведь спит там, и ему вряд ли понравится, если его побеспокоят. Стой!

Может, я бы даже послушался, но сейчас я отчётливо ощущал ещё один новый запах, примешивавшийся к запахам медведя и ушной серы. Это новое подняло дыбом шерсть у меня на загривке. Я подошёл к самой пещере, или как это там называется, и засунул голову внутрь. Было слишком темно и почти ничего не видно, но мой нос уже знал, что это. Я залаял – высоким, срывающимся тявканьем, совершенно не похожим на мой обычный голос.

– Что, Артур?

Хармони присела рядом со мной, и мы вместе заглянули в темноту. В глубине, казалось, кто-то лежал. Ни размером, ни формой этот кто-то не походил на медведя, но мой нос уже всё сказал мне. Я знал даже, кто именно там был.

– Это же не медведь, правда? – спросила Хармони тихо. Голос у неё слегка дрожал.

Мне не понравилась эта дрожь. Пора старику Артуру вмешаться. Я направился вглубь, Хармони – за мной.

– Это человек! – прошептала она. И, подойдя поближе, добавила: – Это же… это господин Лемэр!

Мы присели рядом. Лемэр лежал на спине.

– Господин Лемэр, вы спите?

Но глаза у него были открыты.

Хармони дотронулась до его плеча и слегка потрясла его:

– Господин Лемэр…

Он не пошевелился и не ответил – вообще никак не отреагировал. Хармони потянулась и отодвинула несколько веток. Узкий луч света упал сверху на застывшее и словно восковое лицо господина Лемэра. Хармони наклонилась вплотную к нему, почти коснувшись его носа своим.

– Артур, он не дышит.

Я, в общем, уже в курсе.

– Но я не вижу ничего, что бы… – Она очень аккуратно подсунула руки под тело и попыталась перевернуть его на бок. Это оказалось совсем не просто, но через некоторое время ей удалось немножко сдвинуть его. Голова Лемэра упала набок, и мы увидели его затылок.

– Ох!

Хармони отпустила тело и отпрянула. Затылок господина Лемэра выглядел как сплошное кровавое месиво. Опомнились мы, лишь выскочив наружу из этой ужасной тёмной пещеры и вдохнув приятную свежесть воздуха на светлой полянке. Лицо Хармони было белее снега вокруг. Я слышал, как бьётся её сердце – тук-тук, тук-тук. Слишком быстро для человека.

– Это же не медведь сделал… Артур, может быть, он упал? Но если он упал, то как попал в эту пещеру?

Внезапно, совершенно никак не предупредив меня, она вдруг наклонилась вперёд, и её вырвало. Бедная Хармони! Для меня и моих сородичей рвота – это вообще не проблема, но люди, насколько я знаю, как-то иначе это воспринимают. Я стоял рядом, размышляя, можно ли мне полизать рвотные массы.

Когда Хармони перестало рвать, она выпрямилась, уперла руки в бёдра и глубоко задышала. В этот момент из леса на полянку вышел невысокий, крепко сложённый человек на лыжах. На плече он держал топор. Мэтти! Я всегда рад видеть его, а сейчас – так особенно. Он удивлённо смотрел на нас.

– Хармони?

– Мэтти? Что… Что ты здесь делаешь?

– Расчищаю тропинки после метели, – ответил Мэтти и пристально взглянул на девочку. – А вот что здесь делаешь ты…

– Ох, Мэтти, это какой-то кошмар…

9
Принцесса

– Получается, мистер Маховлиц сказал правду? – говорила мама. – Ты действительно разбил нос Фостеру?

– Но, мама… Он хотел сделать ей больно! До следующего года силовые приёмы запрещены!

Мама подняла руку. Это обсуждение сегодняшней тренировки никак не может закончиться. Меня не интересует хоккей, да и другие виды спорта тоже. Все они так или иначе связаны с движением человека, а я считаю, что в них нет ничего изящного – во всяком случае, по сравнению с некоторыми другими существами, и я знаю, какими именно. Но вернёмся в холл: мама расположилась за письменным столом, Бро – на кресле-качалке у дедушкиных часов, а я – на них, на своём наблюдательном посту.

– Не упоминай больше об этом в моём присутствии! – сказала мама.

– О чём? – переспросил Бро.

– Я не хочу больше слышать о силовых приёмах.

– Почему?

– Потому что я не люблю эвфемизмы.

– Чего?

– Это когда красивым словом называют какую-нибудь гадость. Силовые приёмы! Звучит довольно невинно, вроде гимнастики, а по сути их смысл – в том, чтобы кому-то вмазать побольнее.

– Да, но есть же, типа, и правила: нельзя работать локтями, нельзя…

– Хватит. Не хочу больше обсуждать хоккей.

– Значит, мы закончили? Мне можно уйти к себе?

Мама смотрела на Бро. Он качался в кресле, но сейчас перестал, и качалка замерла так, будто это мамин взгляд остановил её.

– Это был силовой приём? – наконец спросила она.

– Да нет же! – воскликнул Бро. – Я же уже сто раз объяснял!

– Объясни ещё раз.

– Это не был силовой приём. Мы сняли шлемы, мама! В хоккее это считается знаком…

– Знаком чего?

– Это вызов.

Мама не сводила взгляда с Бро, потом наконец кивнула:

– В нашей семье силовые приёмы запрещены.

– Мам, я знаю.

Она направила на Бро указательный палец:

– И вообще не принято драться, разве что в совсем крайних случаях.

– Каких, к примеру? – спросил Бро.

– Как этот, – ответила мама.

Улыбка медленно разлилась по физиономии Бро.

– Спасибо, мам. – Он радостно спрыгнул с кресла.

– Не так быстро, – осадила его мама. – Куда это ты собрался?

– Наверх.

Мама покачала головой:

– Нет, ты пойдёшь и найдёшь сестру.

– Но я же сказал – она пошла гулять с Артуром.

– Прошёл уже час, – настаивала мама. – Вполне достаточно.

Бро открыл входную дверь, высунулся и закричал:

– Хармони! Хар-мо-ни!

Он осёкся, заметив то, что я увидела сразу, как только он открыл дверь: по дорожке шла женщина в короткой кожаной куртке и джинсах. За ней из-за руля припаркованного на развороте у нашего дома автомобиля наблюдал какой-то мужчина с аккуратно остриженной рыжей бородой. Если я ничего не путаю, борода – это те же усы, но она совершенно не стоит своих денег. Разумеется, у меня тоже есть усы, но мои-то прекрасны!

Бро отступил, пропуская женщину. На ней были блестящие сапоги на высоком каблуке. В сапогах у нас многие женщины ходят, но вот на большом каблуке – нет. Она огляделась. Взгляд её глаз, почти незаметных под толстым слоем косметики, скользнул по Бро, полностью проигнорировал меня и наконец остановился на маме.

– Это гостиница «Блюбэрри хилл»?

– «Блекберри», – поправила мама.

– Без разницы, – отмахнулась женщина. – Я пришла за Сашиными вещами.

– За чем? – переспросила мама.

– Разве вы не получили эсэмэску? Я про Сашу Лемэра! Где его вещи? Чемодан там, и всё такое?

– А, – поняла мама. – При регистрации он записался как Алекс.

– И что? Саша – это уменьшительное от Алекс. Вы тут совсем глухари, что ли?

– Где здесь?

– В этой глуши.

Мама улыбнулась. У неё есть несколько типов улыбки, и все очень милы. Но эта, когда она улыбается одними губами, без глаз, – это очень красноречивое предупреждение. Мамина ледяная улыбка, разумеется, никогда не бывает адресована мне и всегда доставляет мне огромное наслаждение.

– Я всегда рада узнать что-то новое, – сказала мама и выкатила чемодан господина Лемэра из-за стойки. – Но мне нужны ваши документы.

– Что? – переспросила женщина.

Мама вновь улыбнулась своей ледяной улыбкой. До чего же занимательный день сегодня выдался!

– Я не могу отдать имущество постояльца третьему лицу, не установив его личность.

– Третьему лицу?

– Гостиница – это одно лицо, а второе – это господин Алекс (Саша) Лемэр.

– Что за… Разве вы… разве вы не получили от него эсэмэску?

– Получила, – кивнула мама. – Так что давайте поскорее установим вашу личность, чтобы вы могли вернуться в цивилизацию.

Может ли быть, что этой женщине мама не нравится? Это было бы очень странно с её стороны, но по выражению её лица у меня сложилось именно такое впечатление. Она буркнула что-то типа: «Документы в машине», – развернулась и вышла, хлопнув дверью.

– Что это было? – спросил Бро.

– Обычная невоспитанность, – пожала плечами мама.

Они ждали. Я тоже ждала, но иначе: с моего наблюдательного пункта в полукруглое окно над дверью мне было прекрасно видно всё, что происходило на развороте. Стекло у водительского места было опущено, и рыжебородый мужчина о чём-то говорил с женщиной в сапогах на высоком каблуке. Слов мне не было слышно, но они, несомненно, спорили. Наконец мужчина достал стопку каких-то карточек, быстро их просмотрел и, вытащив одну, протянул её женщине. Она направилась назад к дому и несколько мгновений спустя положила эту карточку на стойку.

– Благодарю вас, мисс… – Мама бросила взгляд на карточку. – Мисс Джонс. – Отксерив карточку, она вернула её мисс Джонс и подкатила к ней чемодан. – Всего доброго.

– Взаимно, – ответила мисс Джонс и ушла, опять хлопнув дверью.

Мама вынула бумагу из копировального аппарата и громко прочла:

– Мисс Мэри А. Джонс, дом 419 Б по Зитер-стрит, Бруклин, Нью-Йорк.

– Ма, а ты в Нью-Йорке была? – спросил Бро.

– Один раз, – кивнула мама. – Я расскажу, когда ты вернёшься.

– Откуда вернусь?

– Не «откуда», а «с кем» – с Хармони.

– Может, мне можно хотя бы поесть сначала? Я есть хочу.

– Возьми с собой что-нибудь. И хватит тянуть.

Бро направился в кухню. Через окно над дверью я видела, что мисс Джонс так и не уехала. Она стояла возле машины, а рыжебородый мужчина, положив чемодан на капот, что-то в нём искал. Потом они снова о чём-то поспорили, и мисс Джонс опять направилась к нашему дому. Люди иногда ругаются друг с другом: одни чаще, другие – реже. Я предпочитаю тех, кто умеет держать себя в руках. Мужчина тем временем засунул чемодан в багажник машины и опять сел за руль, надев одну из тех шапок, которые, если опустить и завязать уши, закрывают почти всё лицо. Он их завязал.

В дом вошла мисс Джонс.

– Снова вы? – удивилась мама.

Мисс Джонс впервые за всё это время улыбнулась. Голос у неё тоже изменился: он внезапно стал сладким и вкрадчивым. Будто другой человек. Я сочла, что прошлое её воплощение нравилось мне больше, хотя, по сути, оба не ахти.

– Простите, что снова вас беспокою, – проворковала она. – Но уверены ли вы, что отдали мне все вещи? – Мисс Джонс что-то сделала ресницами: кажется, это называется «хлопать глазами». У нас, в нашей глуши, такое нечасто увидишь – и нам с этим, несомненно, весьма повезло. – Я про Сашины вещи.

– Вы имеете в виду что-то конкретное? – уточнила мама.

Из кухни вернулся Бро, жевавший один из фирменных кексов, которые пекла Берта: у нас, в «Блекберри хилл», они неизменно пользовались огромной популярностью.

– Да так, ничего особенного, безделица, – ответила мисс Джонс. – Это должно было выглядеть как листок бумаги или сложенный документ.

Мама покачала головой, но тут вмешался Бро. Иногда он совершенно непредсказуем.

– А-мням-чавк-ням, – сказал он.

– Пожалуйста, не разговаривай с набитым ртом, – сделала замечание мама.

Бро был полностью поглощён едой. Должно быть, это был очень большой кусок кекса, потому что прошло немало времени, прежде чем он снова заговорил:

– Мам, ты открытку забыла.

Воцарилась долгая пауза. Потом мама наконец сказала:

– Ах да. Спасибо, что напомнил.

– Открытка? – переспросила мисс Джонс.

Мама достала открытку из ящика за стойкой и протянула её мисс Джонс:

– Она выпала из чемодана, когда мы его закрывали.

Мисс Джонс внимательно, но озадаченно осмотрела открытку с обеих сторон и сунула её в задний карман джинсов.

– Собственно, я имела в виду немножко другое…

– Насколько другое? – опять уточнила мама.

– Ну… Такое… Похожее больше на… Точнее, немножко побольше… – руками она показала, насколько побольше, хотя мы все, кажется, и так поняли: и я, и мама, и Бро. – Ну да: побольше, – кивнула она. – И с линеечками такое…

– Линеечками?

– Ну, линиями. Значками. Горы там, и всё такое. Города, реки, горы…

– Вы хотите сказать, это карта?

– Что-то в этом роде.

Мама отрицательно покачала головой:

– Нет, мы нашли только открытку.

– Ладно, тогда… эмм… Спасибо, в общем.

– Пожалуйста.

Мисс Джонс снова вышла. Через своё окно я увидела, как она, что-то сказав мужчине, села в машину. Он сердито жестикулировал, она тоже. Вот склочники, а! Наконец они всё-таки уехали.

Мама тем временем всё ещё задумчиво смотрела на дверь, а Бро доедал кекс.

– Хм, – произнёс он наконец. – Открытка.

Мама обернулась к нему:

– Что ещё?

– Ты правда о ней забыла?

Мама пристально посмотрела на сына:

– Нет.

– Я так и подумал, – кивнул Бро. – Правда, только сейчас подумал, а не тогда.

Мама засмеялась, подошла и обняла Бро.

– Чего? Я зря это сделал, да? Или правильно? А может…

– Меня заинтриговала эта открытка, – сказала мама. – Почему мистер Маховлиц был готов заплатить за неё триста баксов? Почему мисс Джонс за ней вернулась?

– Но она не за ней вернулась, а за картой.

Мама помолчала:

– Да, верно.

– Мам, у господина Лемэра правда была карта. Мы с Хармони её видели.

– Кстати, о Харм, – мама выпустила Бро из объятий. – Давай-ка за ней.

Бро застегнул куртку и открыл входную дверь. Хармони шла по дорожке к дому. Какой насыщенный день сегодня! Хармони сопровождал парень с топором на плече, похожий на… да, это мой любимец Мэттью собственной персоной. У него на руках очень удобно сидеть: в этом смысле – лучшие руки, какие я знаю. Был с ними и ещё один спутник, ковылявший далеко позади, высунув язык. Отвратительное зрелище. Я вновь перевела взгляд на Хармони: та в этот момент увидела маму и, вытянув руки, побежала к ней.

10
Принцесса

Обычно в это время я отправляюсь вздремнуть, как правило – к себе в кровать: ту самую, где спит и Хармони. Днём там очень хорошо и спокойно. Нет ничего лучше, чем сладко вздремнуть. Особенно если приснится что-нибудь замечательное. Я лично обожаю сны про птиц. Но сейчас слишком много всего происходит, так что мне, как ни странно, совсем не хотелось спать.

Я устроилась на своей полке в книжном шкафу в Большой Комнате и оттуда наблюдала за всем, что происходило передо мной внизу – как если бы это было спектаклем, играемым специально для моего удовольствия. Может же такое быть? Может, всё, что мы называем жизнью, – всего лишь спектакль, поставленный для моего удовольствия? Это очень интересная мысль. И какая в ней глубина! Впрочем, сейчас не время философствовать. Я вернулась к событиям, разворачивавшимся в Большой Комнате.

На диване сидела мама, обнимавшая Хармони за плечи. Бро уселся по-турецки на стуле ближе к камину и жевал очередной кекс. Мэтти стоял спиной к камину. Ну, и на ковре перед ним растянулось ещё одно существо, развалившееся лапами во все стороны так, что занимало собой всё свободное место.

– Стало быть, Ханцингер сейчас там? – спрашивала мама. – Выходит, это всё-таки его юрисдикция?

Мэтти недоумённо поднял брови. У него очень красивые брови – не слишком густые, но и не слишком тонкие, и форма у них замечательная. Собственно, весь он сложён как-то именно так: совершенно гармонично.

– Разумеется, это его юрисдикция. А что – кто-то сомневался?

– Как такой человек стал шерифом? – удивилась мама.

В дверях показалась голова Берты, которая заявила:

– Политические игры. Впрочем, это не моё дело.

– Что до присутствия там шерифа, то он был вынужден остаться возле утёса, – рассказывал Мэтти. – У него колено травмировано ещё со школы, играл в футбольной команде.

– Ха! – хмыкнула Берта. – Никто из Ханцингеров отродясь в футбол не играл. И вообще спортом не занимался. В наших местах нет семейства ленивее.

– В любом случае, дело ведёт соответственно помощник шерифа Карстерс, – продолжал Мэтти. – Не похоже, чтобы его это радовало: они только что вернулись из Диснейленда, даже чемодан не успел распаковать.

– Ха-ха, – прокомментировала Берта.

Бро поднял глаза:

– Господин Лемэр умер, да?

– Боже мой, Бро! – воскликнула Хармони. – Ты вообще слушал, что мы говорили?

– А, ну да… Мы же… Мы же ходили с ним вместе. На маршрут, и вообще… И он сказал, что… Как он сказал, Харм?

– Что мы ему больше не нужны.

Бро снова потупился:

– Выходит, нужны были, а? В смысле, мы бы могли пригодиться…

Он обернулся и посмотрел на маму. И Хармони тоже. На мгновение мне померещилось, что мама не знает, что сказать. Никогда этого не бывало. Но прежде, чем я успела задуматься, правда ли это или мне показалось, вмешался Мэтти:

– Очень хорошо, что вас там не оказалось. Судмедэксперт ещё не дал официального заключения, но Карстерс уверен, что он погиб не в результате падения, не в стычке с медведем и не от чего-то ещё в этом роде.

Берта прижала руки к груди:

– Неужели убийство?

Мэтти кивнул:

– Карстерс думает – удар тупым предметом по голове.

– Но кто на такое решится? – охнула Берта. – И зачем?

– Интересно… – сказала мама.

– Что интересно? – оживилась Хармони.

– Понимаешь, пока вы были там, на горе, у нас была странная посетительница, – она многозначительно качнула головой. – И теперь всё это кажется ещё более странным.

– О чём ты, ма? – спросила Хармони.

– Помните эсэмэску, присланную господином Лемэром? Что он пришлёт кого-нибудь за вещами? Ну вот кто-то и зашёл. Женщина, если быть точной. Мэри Джонс из Бруклина. Собственно, я не знаю, одна ли она была. Бро, ты не помнишь?

– Чего?

– Попробуй вспомнить. Ты открыл дверь, чтобы сходить за Хармони. И она вошла. На улице стояла машина?

– Должна была, правда?

– Вопрос в том, видел ли ты её?

– Ну, я… думаю, да.

– В ней кто-то сидел?

– В смысле?

– Тебе виднее.

– Без понятия.

– Почему это так важно? – вмешался Мэтти.

Хармони выпрямилась:

– Потому что в эсэмэске господина Лемэра было написано, что он едет домой, а это не так. Он лежал мёртвым в горах.

– Хмм, – протянул Бро. – Как-то не складывается.

– Вот именно, – кивнул Мэтти и обернулся к маме: – Чего она хотела, эта дама из Бруклина?

– Забрать его вещи, – ответила мама. – Всё как в эсэмэске.

– Особенно карту, – уточнил Бро.

– Карту? – переспросила Хармони.

– Она считала, что у господина Лемэра была карта, – кивнула мама.

Хармони взглянула на Бро:

– Бро, ты рассказал им про карту?

– Чего?

– Прости, – осеклась Хармони. – Разумеется, ты не знаешь. Тебя же там не было. Иногда мне кажется, что мы вместе, даже когда на самом деле тебя нет.

Бро кивнул так, будто понял, что она имеет в виду.

– Может, ты и остальных просветишь, Хармони? – спросила мама. – Что за карта?

– Да ладно, мам. Это не важно.

– Я жду, – настаивала мама.

Хармони вздохнула.

– Не хочу ябедничать, да и всё равно никто не поверит…

– На кого ябедничать? – уточнила мама. – Не поверит чему?

Хармони посмотрела на существо, бездарно прожигающее жизнь у камина, ни о чём не заботясь.

– Карту съел Артур, – сказала она.

Мэтти рассмеялся:

– Старая байка: «Мою домашку съела собака».

– Именно, – кивнула Хармони. – Никто не поверит.

Последовал долгий рассказ о приключениях на горе Мисти, так что вскоре уже все глаза были устремлены на спящего олуха. Он же, кажется, вообще ничего не заметил. Рассказ был исполнен поворотов сюжета, но одно я уловила совершенно точно: рассказ про карту и о том, как он её съел. Лично я в этом даже не сомневаюсь. Он способен на самые возмутительные поступки и… Нет, даже не так: он настоящий эксперт в делании самых неправильных вещей в самое неподходящее для этого время. Я была так занята, пытаясь испепелить эту тварь своим золотым взглядом, что даже не заметила, как открылась входная дверь. Я слегка повернулась, чтобы со своего места на верхней полке видеть, что происходит в прихожей, и обнаружила там двух мужчин в форме. Высокий с загорелым лицом – это помощник шерифа Карстерс. Он часто бывал в нашей гостинице, потому что его дочь Эмма – подружка нашей Хармони. Низенького толстяка с густыми усами я видела лишь однажды – и это навевало мне смутные воспоминания о каком-то постояльце, метели и мелкой стычке. Но я его всё же запомнила: может, из-за этих усов, закрывающих рот. Такие вещи помнить очень противно, а забыть не выходит. Этот мужчина – шериф Ханцингер.

Они вошли в Большую Комнату.

– Извини за вторжение, Иветт, – сказал Карстерс.

Иветт – это одно из маминых имён. Ещё её зовут «миссис Редди» и даже «мисс Редди». Меня это несколько беспокоит. Ведь у меня всего одно имя – Принцесса, и только.

– Думаю, вы уже слышали о… происшествии на горе Мисти, – продолжал тем временем Карстерс. И, взглянув на Хармони, тихо добавил: – Ты как?

– В порядке, – кивнула Хармони.

– Ты была молодцом там, наверху, – похвалил Карстерс.

Мама положила ладонь на руку Хармони. Прекрасная сцена, и все её оценили, кроме шерифа Ханцингера, который не сводил глаз с Мэтти.

– У нас есть к вам ряд вопросов по поводу вашего гостя, Алекса Лемэра, – обратился к маме Карстерс.

– Правда ли, что это убийство? – спросила мама.

– Подождём медицинского заключения, – качнул головой Карстерс. – Но…

Ханцингер перебил его, и его усы пришли в движение от вылетающих изо рта слов, будто занавес из волос:

– А я вот не стану ждать ни минуты. Ясное дело – убийство. Итак, для начала расскажите-ка нам, с чего этого городского типчика вообще понесло в горы?

– Он хотел пройтись старым маршрутом Сококи. А больше он, собственно, ничего и не говорил.

– А чего это ему сдался именно этот маршрут, не знаете? – спросил Карстерс.

Мама покачала головой.

– Ни слова о раскопках и вещах эпохи Войны за независимость? – Ханцингер наступал.

– О раскопках? – удивилась мама.

Ханцингер обернулся к Мэтти:

– Может, наш друг-археолог объяснит нам…

– Я не археолог, – возразил Мэтти.

– Разве? А я слышал, у тебя и диплом есть.

– Приятно слышать, что моё образование так занимает умы соседей, – улыбнулся Мэтти, и Бро хихикнул. Я никогда прежде не слышала, чтоб он хихикал, и сейчас была почти уверена, что он вообще не следит за разговором. Но Бро бывает непредсказуем, я вам уже говорила. Неужели его непредсказуемость растёт? Надо будет это как следует обдумать на досуге. А прямо сейчас Мэтти продолжал говорить: – …Всего несколько вводных курсов – и только.

– Это ровно на несколько больше, чем у меня, – не сдавался Ханцингер. – Так что, может, вы… – Он обернулся к своему помощнику: – Как там это называется?

– Не знаю, шериф, к чему вы клоните.

Карстерс почесал нос совсем как Эмма, но в её исполнении это выглядело очень мило, а нос Карстерса так обгорел и к тому же был довольно велик по человеческим меркам, так что ничего милого в этом не было. Я ощутила непреодолимое желание немедленно посмотреть в зеркало, но увы – ни одного не оказалось в моём поле зрения.

Шериф щёлкнул пальцами. Я вообще не люблю, когда люди так делают, а этот звук был похож на выстрел и как-то особенно неприятен.

– А! Просветите нас – вот как это называется! Может, вы расскажете нам о том, как настоящие археологи относятся к тому, что всякие подозрительные личности пытаются копать исторические объекты.

– Я не понимаю, – вмешалась мама. – Какие ещё объекты?

– Фактории, – пояснил шериф. – Ружья, одеяла, кастрюли и сковородки, бусы – всякая всячина с той фактории, что когда-то располагалась на старом маршруте Сококи, ещё во времена Войны за независимость, а может, и раньше – ещё при французах.

– Пока даже не доказано, что эта фактория вообще существовала, – пожал плечами Мэтти. – Свидетельств очень мало, и они очень туманны.

– Но некоторые люди этому верят, – настаивал Ханцингер. – И этот тип, Лемэр, был не первым, кто полез туда. Так что валяйте – расскажите нам, что археологи думают о таких супчиках.

У Мэтти очень интересные глаза – порой совсем синие, а порой – голубые. В этот момент они стали голубыми, как лёд. Взглянув на Ханцингера, он отрезал:

– Я не могу говорить за всех археологов.

– Так скажите за себя! – не унимался Ханцингер. Карстерс снова поморщился так, будто почуял какую-то вонь.

– За себя я могу сказать, – кивнул Мэтти. – Я не люблю, когда подобные люди пытаются заниматься раскопками.

– Ага! – торжествующе воскликнул шериф.

Тут вмешался Карстерс:

– А почему, собственно?

– Э? – Ханцингер выглядел озадаченным. – А это какая разница?

Карстерс глубоко вдохнул, но, прежде чем он успел что-то сказать, Мэтти ответил:

– Потому что они загрязняют окружающую среду, уничтожают исторические объекты и делают невозможным их научное изучение. Настоящие археологи не пытаются обогатиться за счёт продажи исторических находок. Им важно понять прошлое.

– Повтори-ка? – насторожился Ханцингер.

Мэтти повторил. Поскольку я и с первого раза вполне поняла, то на сей раз не вслушивалась, представляя тем временем собственный параллельный мир, где шерифом была бы я сама, и всё развивалось бы гораздо быстрее.

– Ладно, – кивнул наконец шериф, – я понял примерно. Всем всё ясно?

– По какому поводу? – спросила мама.

Шериф Ханцингер обернулся в её сторону.

– А если бы я сказал вам, что, прежде чем заселиться к вам в гостиницу, господин Лемэр некоторое время провёл в библиотеке, расспрашивая старую миссис Хейл?

– Допустим, – кивнула мама.

– И расспрашивал он о том, что ей известно о раскопках, которые велись много лет назад на старом маршруте Сококи…

Мама молча смотрела на шерифа и молчала.

– А миссис Хейл – местный архивариус, если вы не в курсе, – продолжал шериф.

Мама продолжала молчать. Я тоже часто именно так поступаю.

– Суть в том, – заговорил снова шериф, – что господин Лемэр интересовался исключительно ценностями. Что ты об этом думаешь, Мэтти?

Глаза Мэтти были похожи на две ледышки. Усы шерифа трепыхались, как если бы под ними затаилась усмешка. Мне никогда не доводилось кусать человека – впрочем, лучше не зарекаться, – но вот сейчас очень захотелось. У меня зубы гораздо меньше, чем у того олуха, которого я не хочу называть, но зато очень острые.

– Ничего не думаю, – пожал плечами Мэтти.

Воцарилось глубокое молчание. Казалось, все ждут, что шериф заговорит, а чего ждал он – вообще тайна за семью печатями. Наконец Карстерс сказал:

– Может, нам пора перейти ко второму вопросу.

Карстерс наклонился и что-то прошептал на ухо шерифу. В большое и волосатое ухо. Может, вы скажете, что я тоже покрыта волосами, но вид-то у меня при этом совершенно другой. И кстати: то слово, которое Карстерс шепнул шерифу, было «карта». Человеческий шёпот услышать совсем не сложно – во всяком случае, тем, чей слух подобен моему. У этого мохнатого недоразумения тоже слух ничего – не стану этого отрицать. Но какой в этом прок, если он вечно дрыхнет?

11
Артур

Стоял очаровательный летний день. Мы были на заднем дворе: Берта жарила на гриле сочные стейки, а я составлял ей компанию. Толстые сочные стейки рибай. Или ещё какой-то. Это не имеет ни малейшего значения, потому что мне ещё ни разу не попадался стейк, который бы мне не понравился. Да и слово «понравился» тут вряд ли уместно. Надо говорить «люблю». Мне никогда не доводилось пробовать стейк, в который бы я не влюбился.

Берта перевернула один из кусков. Пшш… Пшш…

– Это для тебя, Артур, – сказала она. – Ты же любишь полусырые?

Да!

– Или лучше слабой прожарки?

Да!

– Или средней?

Да! Да, да, да, да! Всё во мне кричало ей «да» так сильно, что я проснулся. Ну почему так всегда? Я же не хочу ни писать, ни другого чего в этом роде… А если бы и хотел – а сейчас, когда я об этом задумался, это уже не кажется невозможным, то я вполне способен сдержаться. Кроме того, я всё ещё был утомлён тем, чем занимался перед этим. Так отчего я проснулся?

Я открыл глаза. Что это? Что за столпотворение у нас в Большой Комнате? Наконец-то у нас постояльцы! Это хорошо. Тут я заметил, что знаком с некоторыми из этих постояльцев: это Мэтти и Карстерс, помощник шерифа. Навряд ли они постояльцы. Незнакомый мне тип выглядел довольно пугающе из-за огромных усов, закрывавших весь его рот. Довольно быстро я разглядел, что на нём форма, причём эта форма очень похожа на форму помощника шерифа. У неё цвет, как у той рвоты, которая у меня случилась, когда я как-то стащил тарелку маринованных оливок: тогда я обещал себе, что больше никогда не повторю этой ошибки, но потом это бывало ещё не раз. Но не суть: сейчас я внезапно оказался прямо в эпицентре событий, разворачивавшихся в Большой Комнате, причём – оставаясь прекрасненько лежать у камина. Иногда я сам себе удивляюсь.

– Второй вопрос, – говорил усатый толстяк, – это карта.

Мама, сидевшая на диване рядом с Хармони, – кстати, на этом диване сидеть нельзя, но я постоянно об этом забываю! – немного помолчала, прежде чем переспросить:

– Карта, шериф?

Вот оно что! Этот усатый тип – это шериф! Берта его время от времени поминает и всегда при этом очень ругается. Я отлично соображаю! Но, кажется, они говорят о какой-то карте. Не очень-то занимательно, но, может, они ещё сменят тему.

– О какой карте вы говорите, шериф?

– Это я надеялся услышать от вас, – ответил шериф.

– Что? – удивилась мама.

– Я думаю, шериф Ханцингер хочет сказать, – пояснил помощник Карстерс, – что старая библиотекарша миссис Хейл показала господину Лемэру карту, которую он, судя по всему, скопировал. Мы пытаемся выяснить, что вам об этом известно?

– Но при чём тут я? – мама по-прежнему не понимала.

Повезло маме! Откуда ей знать про какую-то карту? Да и любому из нас? Я вот точно не знаю.

– Иветт, – мягко сказал Карстерс, – дело в том, что у тела не было обнаружено никакой карты. Это показалось нам очень странным – зачем нужна карта, если не брать её с собой?

Как-то он уж больно сложно загнул. Не мой уровень, как любит говорить Берта. Мы с Бертой – большие друзья и много времени проводим вместе. На кухне, вестимо.

– Где-то эта карта должна быть, – продолжил шериф. – Не собака же её съела, ха-ха. – Шериф смеялся довольно долго. А как по мне – так ни капельки не смешно.

Карстерс, стоявший немного позади шерифа, закатил глаза (занятная гримаса), а потом произнёс:

– Отлично сказано, шериф.

– Я знал, что тебе понравится, – кивнул тот. – Так что вы можете нам сообщить по этому поводу, миссис Редди?

Мама немного помолчала. Кажется, при этом она смотрела в мою сторону. Пожалуй, даже прямо на меня. И Хармони тоже. И Бро, и Мэтти – все они уставились прямо на меня. Очень мило с их стороны. Я приподнял хвост и стукнул им по ковру: так я им виляю, когда лежу. Мама тем временем повернулась к шерифу:

– Единственное, что я могу сказать по этому поводу, – что вы не первый спрашиваете меня об этой карте.

– Дайте угадаю, – хмыкнул шериф. – Первым был вот тот юноша, верно? – Пальцем он ткнул в сторону Мэтти.

– Разумеется, нет, – пожала плечами мама и скрестила на груди руки. Иногда Хармони так же делает. Я в таких случаях начинаю выкусывать себе лапы. Я могу так вывернуться, что вообще не пошевелиться. Это занятно.

– Тогда кто же, Иветт? Скажи нам, пожалуйста, – попросил Карстерс.

– Ничего не имею против, дорогой Эл, – кивнула мама и рассказала про эсэмэску, про женщину из Бруклина, про чемодан и много чего ещё, что пролетело мимо меня, как далёкая стая птиц. Мне лично птицы не интересны, но я знаю кое-кого, для кого это не так. Я посмотрел на неё, разлёгшуюся на этой идиотской полке и рассматривающую нас сверху вниз так, будто… будто она в сто раз лучше любого из нас! Я мечтаю когда-нибудь… но потом говорю себе: «Артур, вспомни, как стремительны эти когти, и о том, что ты даже не успеешь понять, откуда пришёл этот удар, а всё будет уже кончено», – и смиряю себя.

Карстерс тем временем продолжал опрос:

– Будьте добры, дайте нам её адрес.

– Без проблем, – ответила мама, вышла в холл и вернулась с листом бумаги, который передала помощнику шерифа.

– Мисс Мэри А. Джонс, дом 419 Б по Зитер-стрит, Бруклин, Нью-Йорк, – прочёл Карстерс вслух. – Это должно помочь. – Он отошёл в угол и куда-то позвонил.

Примерно в это же время зазвонил мобильник у шерифа.

– Шериф слушает, – сказал он, выслушал что-то, ответил «спасибо» и убрал мобильник обратно в карман.

– Это был судмедэксперт, – сказал он в своей обычной манере, словно без участия рта. – Причина смерти – удар тупым предметом сзади. Иначе говоря, убийство.

Шериф посмотрел на Мэтти, и Мэтти ответил ему тем же. Сколько они могли так стоять и смотреть, можно было только гадать. Но нам повезло: Карстерс быстро вернулся, на ходу пряча свой телефон.

– В Бруклине нет никакой Зитер-стрит. Боюсь, это было фальшивое удостоверение, Иветт.

Шериф пожал плечами:

– Почему это меня не удивляет?

– Вот как? А меня удивляет, – ответила мама.

– Ну, вы-то лицо гражданское, а я с первого раза почуял тут какую-то дичь, – шериф выразительно тронул себя за нос.

Ничего себе! Этот шериф, по правде говоря, поначалу произвёл на меня не самое приятное впечатление. Но теперь выходит, у него нюх даже лучше, чем у меня? Я втянул носом воздух: ни малейших признаков дичи, а дичь пахнет очень выразительно, не хуже бекона или… или другого бекона. Но он же как-то учуял тут дичь? Думаю, мне стоит внимательнее следить за шерифом Ханцингером.

В этот момент Хармони не выдержала:

– А «с первого раза» – это когда? – спросила она. – В вашем понимании, это когда было?

Шериф посмотрел на неё тем взглядом, каким некоторые взрослые смотрят на расшалившихся детей:

– А? Что? Не уверен, что я понимаю, о чём ты…

– Хм, – заспешил на помощь начальнику Карстерс. – Я думаю, речь о сегодняшнем дне. Ведь тело было обнаружено сегодня, значит…

– Что значит? – шериф, похоже, окончательно запутался.

И тут встрял Бро. Что вообще происходит? Бро никогда не встревает в подобные перепалки. Наверное, это потому, что ничего подобного у нас ещё не случалось, осенило меня. Удивительно, какая светлая у меня голова сегодня – я соображаю гораздо лучше, чем обычно. И, стоило мне об этом подумать, как я потерял нить первой мысли – той самой, почти гениальной. И, похоже, уже насовсем. Соображать гораздо лучше, чем обычно, оказалось очень утомительно. Но вернёмся к Бро. Он сказал:

– Так вы, стало быть, только сегодня почуяли, что пахнет дичью?

Шериф растерянно переводил взгляд с Бро на Хармони и обратно.

– Может, хватит издеваться, ребята? – спросил он наконец.

Бро открыл рот, собираясь что-то сказать, но Хармони покачала головой, и Бро сделал так же. Я со своей стороны понимал только одно – я по-прежнему не чую поблизости никакой дичи.

Карстерс потёр руки:

– Давайте перейдём к следующему пункту.

– Пункту чего? – спросил шериф.

– Расследования, – пояснил Карстерс.

– Именно этим я и хотел заняться. – Шериф вынул из нагрудного кармана блокнот, перевернул несколько страниц и кивнул сам себе. – Следующий этап – это обыск.

– Какой ещё обыск? – переспросила мама.

– Мы просим вашего позволения осмотреть комнату, в которой останавливался господин Лемэр, – пояснил Карстерс.

– Она к вашим услугам. – Мама поднялась. – Это наверху.

– А лифт у вас есть? – спросил шериф.

– Боюсь, что нет, – ответила мама.

– Эл, может, ты сам справишься? – обернулся шериф к Карстерсу и достал телефон. – Я пока узнаю, нет ли у нас новостей.

Мама с Карстерсом вышли из Большой Комнаты и направились к лестнице. А уже через мгновение я был на ногах и сопровождал их. Зачем? Понятия не имею. Но, судя по моему опыту, из этого совсем не обязательно следует, что я не прав.

– Милая комнатка, – сказал Карстерс.

Мы стояли в комнате, что в самом конце коридора – той, где с балкона открывается вид на гору Мисти. Сейчас она была вся окутана туманом, так что сегодня вида не было.

– Спасибо, – ответила мама.

Карстерс огляделся. Что он опять ищет? Кто-то говорил это? Я напряг память, но ничего не придумал. И я определённо не чую никакой дичи – если их это интересует.

– У меня есть свой метод, – сказал Карстерс, опускаясь на колени. Суставы у него захрустели. Мне уже доводилось слышать такой хруст в человеческих коленках, а вот со мной и моими сородичами ничего подобного не бывает. А вообще у нас есть колени? Я не вполне уверен. – Я позаимствовал его из одного детектива, – продолжал тем временем Карстерс. – Обыскивая комнату, всегда начинай снизу.

– Любишь читать, Эл?

– По мере возможности.

Карстерс приподнял край покрывала, засунул голову под кровать и посмотрел во все стороны.

– Привет, Артур, – произнёс он. – Как дела, дружище?

Да так себе. Оказывается, я стою рядом с помощником шерифа. Каждый раз, как я вижу, как люди встают на четвереньки, – как по мне, единственный нормальный способ передвижения, – мне хочется их подбодрить.

Мы с помощником Карстерсом внимательно осмотрели всё – а точнее, полное отсутствие чего-либо, даже катышков пыли – под кроватью. В гостинице «Блекберри хилл» есть стандарты, как зачастую говорит Берта.

– Вы ищете что-то конкретное? – поинтересовалась мама откуда-то сверху.

– Я не уверен, – отрицательно покачал головой Карстерс и посмотрел на меня. Может, он пытается что-то сказать мне? Я попробовал подумать об этом и сразу потерял нить мысли. Карстерс вылез из-под кровати и встал. Затем он подошёл к комоду и начал по очереди выдвигать его ящики, начиная с нижнего. Не оборачиваясь, он пробормотал:

– В прошлом месяце я развёлся.

– Эмма говорила, – кивнула мама.

– Она хорошая девочка.

– Вы скромничаете.

– Не стоит с детьми сюсюкаться, – проворчал Карстерс. – Что бы там люди ни говорили.

Мама молча смотрела Карстерсу в спину.

У нас всё ещё идёт обыск? Я не был в этом уверен, но потом Карстерс зашёл в ванную и заглянул в душ за занавеску. Значит, догадался я, осмотр продолжается. Затем Карстерс проверил маленький шкафчик под раковиной, аптечку и даже бачок за унитазом – тот, в котором Берта обычно возится, когда постояльцы жалуются на проблемы со сливом, а это у нас в «Блекберри хилл» всегда сущая напасть. В унитаз Карстерс тоже заглянул: там было пусто, но он всё равно слил воду, после чего вышел из туалета. Я задержался: в унитазе вода особенно вкусна как раз сразу, как сольёшь. Это я вам так говорю, между прочим, вдруг пригодится.

– Вы закончили? – спрашивала мама у Карстерса, когда я, освежившись, вышел из туалета.

Карстерс осмотрелся.

– Гляну ещё на балкон, – сказал он, пересёк комнату и открыл дверь. В комнату ворвался порыв холодного ветра. Карстерс вышел на улицу, а мама посмотрела на меня:

– Чего это ты слюни пускаешь?

Я? Ой, как неловко! Я как следует облизал морду, восстановив приличия.

Карстерс тем временем сдвинул несколько сложенных на балконе садовых стульев, остановился и хмыкнул. Назад он вернулся, держа в руках бутылку с золотистой жидкостью.

– Что это? – спросила мама.

Он показал ей бутылку: настоящую грязную бутылку, напомнившую мне о тех игрушках, которые я закопал в разных местах нашего садика.

– «Мэпл лиф голд» – канадский ржаной виски, – сказал он. – Господин Лемэр был похож на любителя крепких напитков?

– Я не заметила ничего подобного, – повела плечом мама, не сводя глаз с бутылки. – Похоже, она старая.

Карстерс немного обтёр грязь:

– Она запечатана, значит, он из неё не пил. А в комнате вы не находили пустых бутылок?

Мама покачала головой и опять посмотрела на бутылку:

– Этикетка совсем выцвела.

– Может, он её на солнце оставил?

Мы спустились вниз, и Карстерс показал бутылку Ханцингеру.

– Прелестно, прелестно, – хмыкнул тот. – Прихватить бутылку и отправиться в горы? Лёгкая добыча, хе-хе.

– Несомненно, – кивнул Карстерс. – Но мы пока не уверены, что он злоупотреблял алкого…

Шериф не дал ему договорить:

– Я хочу сказать – это лёгкая добыча для того, кто подкрадётся сзади, скажем, с топором в руках. Обух топора – это как раз то, что вполне можно определить как тупой предмет! – Ханцингер слегка улыбнулся. Обычно смотреть на человеческую улыбку приятно. Но некоторые скорее скалят зубы. Улыбка шерифа – как раз такого типа. – Кстати, о топорах, – продолжал он. – Мэтти, любезный: мой помощник Карстерс, кажется, говорил, что у вас как раз был там топор…

Мэтти пожал плечами:

– Одна из моих обязанностей – расчистка троп после бурь.

– В самом деле? – удивился шериф. – И, пока вы этим занимались, должно быть, наткнулись на этого типа, Лемэра, который копался там в поисках исторических ценностей? Препятствуя тем самым научным исследованиям и вредя окружающей среде? В той маленькой пещерке мы нашли его рюкзак. Ни за что не поверите: там была складная лопата!

Сидевший на табуретке у камина Мэтти слегка шевельнулся и спустил ноги вниз.

– Я впервые увидел господина Лемэра в тот момент, когда Хармони показала мне его тело, – сказал он спокойно и твёрдо.

– Конечно-конечно, – кивнул шериф. – Я и не говорю, что вы спланировали это заранее. Но вы сами сказали, что не любите этих самозванцев, наживающихся на раскопках. Это ошибка. Непоправимая ошибка с их стороны. Я понимаю. Добавьте ещё, что этот городской пижон был алкашом и, должно быть, нёс какую-то ахинею и вёл себя безрассудно – например, размахивал лопатой у вас перед носом. Может, суд даже сочтёт это самообороной с вашей стороны!

– Суд? – воскликнула мама. – Да что вы вообще несёте, шериф?

На лице Ханцингера вновь появилась эта омерзительная ухмылка. В следующее мгновение я уже стоял наготове. Зачем? Понятия не имею. Я же сегодня ужасно устал.

– Мэтти, – сказал шериф. – Может, ты сам всё объяснишь миссис Редди?

Мэтти встал и сказал:

– Вы не в своём уме. Скажу больше: вы ленивы. Это единственное объяснение, которое приходит мне в голову.

Кровь бросилась шерифу в лицо. Он схватился за пистолет. Карстерс аккуратно дотронулся до плеча Ханцингера:

– Шериф, можно вас на пару слов?

Тот отмахнулся:

– Потом, Эл. Сначала мы его арестуем. – Он снял с пояса наручники и двинулся к Мэтти. – Не надо усложнять, приятель. Это не в твоих интересах.

– Никуда я не пойду. Это какой-то бред. У вас нет никаких улик.

– А это уж не тебе решать, – ответил шериф. – И, я знаю, тебе это не понравится, но ведь у тебя и прежде были проблемы с законом!

Хармони и Бро удивлённо переглянулись.

– Меня оштрафовали за то, что я охотился вне сезона, причём лет эдак десять назад, – пояснил Мэтти. – И я давно в этом раскаялся.

– Может быть, может быть, – хмыкнул шериф. – Но из биографии-то не выкинешь.

Теперь они стояли лицом к лицу.

– Повернитесь, руки за спину, – скомандовал шериф.

– И не подумаю, – ответил Мэтти.

– Дело твоё, – свободной рукой шериф схватил Мэтти за руку и попытался развернуть его.

Но Мэтти не из тех, кого можно просто так взять и развернуть. Он оттолкнул шерифа – не сильно, но достаточно, чтобы тот плюхнулся на пол.

– Эл! – взревел шериф яростно.

Мэтти сорвался с места и бросился к выходу, но Карстерс с удивительной прытью преградил ему путь. Тогда Мэтти развернулся и побежал к дверям, ведшим во внутренний дворик.

– Стой! – вопил шериф сзади, но Мэтти даже не притормозил.

Распахнув двери, он выскочил на улицу. Но что это? Шериф вскочил на ноги, выхватил пистолет и прицелился в Мэтти, прекрасно смотревшегося в рамке широкой двустворчатой двери! Мои зубы ощутили непреодолимый позыв: несомненно, это был зов, сила которого превосходила любую другую силу на свете, совершенно неконтролируемый позыв. Иначе говоря, от судьбы не уйдёшь, а рок неумолим.

12
Принцесса

Ничего себе поворот! Во всех отношениях поразительно. Занятный способ использования раздвижных дверей из Большой Комнаты – кажется, такие конструкции называют французскими дверьми, и теперь они были распахнуты настежь. Надо будет это запомнить.

Мэтти тем временем скрылся из виду, а вот помощник шерифа ещё маячил вдали. Кажется, он преследует Мэтти – если можно назвать этим словом то, как он медленно ползёт через заснеженную поляну. В Большой Комнате все суетились вокруг шерифа Ханцингера, который, задрав штанину, стонал от боли. Я смогла разглядеть на костлявой ноге лишь крохотную царапину. Обидно крошечную. Берта, присев, промокала её бумажным полотенцем.

– Вот так, – сказала она. – Вроде получше.

– Получше? Да вы тут вообще рехнулись! – голос шерифа, и так весьма неприятный для моего уха, сорвался на визг. – Оно хоть привито было?

– Его зовут Артур, у нас не принято называть его в среднем роде, – парировала мама. – И, разумеется, он привит. А укус совсем несерьёзный.

Шериф аж подпрыгнул и, тыкая в маму и Берту пальцем, заверещал:

– Эта тварь меня покусала, это очевидно и не подлежит сомнению. Я атакован при исполнении!

– Я уверена, что он не хотел…

Мамин голос потонул в воплях шерифа:

– Он об этом ещё пожалеет! Вы все пожалеете!

Мама обернулась к Хармони и Бро:

– Ребята, пожалуйста, уведите Артура.

Что до Артура, я даже не знаю, с чего начать. Вряд ли с того, чем он был занят в этот момент – а он скакал по Большой Комнате, виляя своим нелепым коротким хвостом, ходуном ходившим из стороны в сторону. Почему он сделал то, что он сделал? Что было в этот момент у него на уме? Он вообще о чём-нибудь думал? Совершенно не понимаю. Но я очень довольна Артуром. Вот уж не думала, что когда-нибудь скажу это.

Дети без труда поймали Артура и вывели его из комнаты. Вскоре, беспрерывно изрыгая в телефон какие-то приказы, ушёл и шериф. Его машина укатила с включённой сиреной – звук, совершенно кошмарно влияющий на мои уши. Чтобы хоть как-то укрыться от этого рёва (и только поэтому!), я тихо спустилась со своей полки, пересекла Большую Комнату и направилась к французским дверям, самым живописным образом обрамлявшим собой пейзаж. Частью этого пейзажа была кормушка для птиц, и игнорировать эту деталь не смог бы никто – даже самое мирное существо, единственным желанием которого было скрыться от шума и, может быть, чуть-чуть размять лапы.

Однако французские двери внезапно закрылись прямо у меня перед носом.

– Почти получилось, кисуля, – улыбнулась мама откуда-то сверху.

Вскоре явился Большой Фред. Я люблю наблюдать за ним. Особенно нравится мне смотреть, как он нагибается, входя и выходя из комнат, но всё-таки постоянно цепляется головой за что-то, расположенное вверху. Даже за потолок, кажется. Большой Фред – парень Берты, а ещё – начальник добровольческой пожарной команды. Это значит, что у него есть доступ к радиочастотам полиции.

– Есть новости, Фредди? – спросила Берта.

Она зовёт его Фредди, как ребёнка. Но я никогда не слышала, чтоб у ребёнка был голос, как у Большого Фреда – низкое урчание, эхо которого отдавалось в моих лапах на всём протяжении пути к моему месту на книжной полке. Очень приятный звук, кстати, – почти полная противоположность сирене.

Фред покачал головой:

– Похоже, Мэтти удалось смыться. Эл Карстерс вернулся в офис, потеряв один ботинок в снегу, а шериф поехал в больницу.

– В больницу? – переспросила мама.

– Он сказал – на обследование. – Большой Фред покосился на существо, которое вновь преспокойно дремало у камина. – Сильно он его покусал?

– Господи, – хмыкнула Берта. – Это и укусом-то не назвать. Да и царапиной – лишь с натяжкой.

Большой Фред кивнул:

– Так я и думал.

– А как же Мэтти? – спросила мама.

– Ему не стоило убегать, – покачал головой Большой Фред. – Правда, что он напал на шерифа?

– Напал? – буркнула Берта. – Да он до него еле дотронулся. Фредди, шериф собирался арестовать его! По этому абсурдному обвинению!

– Не стоило трогать шерифа, – вздохнул Большой Фред. – И чем дольше он будет в бегах, тем хуже для него.

– Тогда давайте найдём его! – воскликнула Хармони.

Фред обернулся к ней с широкой улыбкой:

– Найти Мэтти Комо в этих горах, если он не хочет быть найденным? Ну-ну. Флаг в руки.

Бро хмыкнул, и все обернулись к нему.

– Ты что-то задумал? – переспросил Большой Фред. – Говорят, ты отлично вмазал Фостеру Маховлицу.

– Фред, пожалуйста… – остановила его мама.

– Извините.

– Ну, если мы не можем найти Мэтти… – промямлил Бро и запнулся.

– Да? – подбодрила его мама.

Бро пожал плечами:

– Не знаю, я просто подумал…

– Смелее, сынок, – кивнул Большой Фред.

Бро потупился. Похоже, ему было очень невесело. Просто во избежание недоразумений: Бро никакой не сын Большому Фреду. Папа Бро – это Папа. Но его давно не видели в наших краях. Как не видели и Лейлу Фэйрбэнкс, дизайнера интерьеров, которую мама наняла, чтобы обновить обстановку, добавив больше красоты и уюта. Но сейчас мы вернули всё, как было раньше.

– Расскажи, что ты надумал, – сказала мама. В её голосе слышалась нежность.

– Это глупо, – промямлил Бро.

– И вовсе нет! – воскликнула Хармони. – Бро думает, что, раз Мэтти никак не мог убить господина Лемэра, значит, это сделал кто-то другой. А значит, нужно просто поймать этого кого-то, и тогда Мэтти будет свободен.

– Угу, – кивнул Бро. – Как-то так.

– Ничего себе! – Большой Фред был, кажется, потрясён. – Они что, читают мысли друг друга?

– На наше счастье, лишь иногда. – Мама обернулась к Бро: – Это отличная мысль, – кивнула она. – Жаль, что не очень реалистичная.

– А «не реалистичная» – это как? – переспросил Бро.

– Это когда что-то трудно сделать в реальной жизни, – пояснила Хармони.

– Да? – понурился Бро. – Но надо же что-то делать. Потому что в реальной жизни они…

И хором с Хармони они звонко закончили:

– Они хотят посадить Мэтти в тюрьму!

Мама внимательно посмотрела на детей и вздохнула:

– Да что с вами, ребята?

* * *

Этим вечером в «Блекберри хилл» было очень тихо. После ужина мы все собрались в гостиной, где стоял телевизор. Но никто его не включал. Мы с Хармони расположились в старом велюровом кресле. Оно очень удобное – Большой Фред как-то спас его из мебельного магазина, когда горел торговый центр неподалёку от нас. Хармони читала, а я наблюдала за тем, как она это делает. Глаза у неё двигались из стороны в сторону – туда-сюда, туда-сюда: я так не умею. Бро уставился куда-то вдаль: так он делает вид, что читает, а мама рассматривала пыльную бутылку канадского ржаного виски «Мэпл лиф голд».

– Интересно, хорош ли он? – задумчиво проговорила она.

– Вот это да! – Бро внезапно вышел из транса. – Мам, ты что – любишь виски?

– До сих пор не особо любила, – пожала плечами мама. – Но, может, пора начать?

Хармони оторвалась от чтения:

– Мам, ты чего?

Мама рассмеялась:

– На самом деле я всего лишь подумала, что если он качественный, то можно было бы использовать как рождественский подарок кому-нибудь.

– Передарить бутылку, принадлежавшую… жертве убийства? – едва слышно переспросила Хармони.

– В этом проблема, – так же тихо откликнулась мама.

– А вы погуглите, – вмешался Бро. Его голос никак не изменился и был почти весел.

– Погуглить что? – не поняла мама.

– Виски. В интернете. Если хотите знать, хороший ли он. Посмотрите отзывы – они там на всё есть.

Мама открыла ноутбук и застучала по клавишам.

– Занятно, – проговорила она некоторое время спустя.

– Что, нет отзывов? – спросил Бро.

– Даже круче: его сняли с производства ещё в 1933 году.

– Тогда выходит, это настоящий раритет, – предположила Хармони.

– Интересно, он дорого стоит? – задумался Бро. – Ну, там каким-нить коллекционерам если…

– Мам, а есть люди, которые коллекционируют виски? – спросила Хармони.

– Не знаю, – пожала плечом мама.

– Может, распечатать его? Типа попробовать? – предложил Бро.

– Так, хватит. Марш в постель оба, – подытожила дискуссию мама.

Всю ночь снова шёл снег. Спать под шуршание позёмки – одно удовольствие. Волосы Хармони рассыпались по подушке: очень удобно. Я свернулась в этих волосах калачиком и провалилась в мягкий и сладкий сон до самого утра, когда нас разбудил шум снизу.

Протирая на ходу глаза, мы спустились вниз. Ну, то есть глаза протирала Хармони: мне это совершенно не нужно, и это ещё одна причина, по которой быть мною так хорошо. Добавьте её в свой список. То, как я спускаюсь по лестнице, тоже скорее всего сильно отличается от того, как это делаете вы. Я плавно стекаю вниз, подобно крохотной прелестной волне. Хотела бы я посмотреть на это со стороны. Существуют ли зеркала, которые могут двигаться вместе со мной? Люди изобретают столько различных вещей, большинство которых, по-моему, совершенно бесполезны, так отчего бы не изобрести это?

В прихожей мама разговаривала с каким-то незнакомцем, а известный вам персонаж стоял у своей миски с водой и смотрел в пространство. «Мысль бесцветна», как говаривал папа. Впрочем, он это говорил про Бро, и я вовсе не скучаю по папе.

В наших краях живут несколько бывших хиппи. У мужчин волосы обычно собраны на затылке в похожий на лошадиный хвост, а порой есть ещё и борода, иногда – даже с длинными пушистыми бакенбардами. Незнакомец в прихожей был именно такого рода. Одет он был в форму, но не зеленовато-коричневую, как у шерифа и его помощника, а хаки с беспорядочными коричневыми пятнами. В руке он держал поводок. Я меж тем пропустила самое главное: мама была расстроена. Я поняла это по тому, как порозовела её шея, и по напряжённости осанки.

– Вы шутите? – переспросила она.

Незнакомец покачал головой:

– Я просто выполняю свой долг, мэм.

– Очень жалкое самооправдание, – сказала мама.

Незнакомец пожал плечами и вынул из кармана бумагу:

– Можете ознакомиться с моими официальными полномочиями, если желаете.

Мама взяла документ в руки. Она водила по строкам глазами и расстраивалась всё больше.

– Мам, что случилось? – спросила Хармони.

Отвечая дочери, мама не сводила глаз с незнакомца:

– Это мистер Иммлер. Он из службы контроля за животными. На Артура подали жалобу.

– Что? Кто подал?

– Шериф. Он прислал сюда мистера Иммлера, чтобы тот арестовал Артура.

– Не арестовал, – поправил её мистер Иммлер. – Мы так не говорим. Но в случае каждой жалобы на опасное поведение животного мы обязаны забрать его на время наблюдения.

– Это Артур-то – опасное животное?! – воскликнула Хармони.

Мы все посмотрели на известный персонаж, застав его этим врасплох.

– Это всего на одну-две недели. После этого, если он пройдёт все проверки, мы вернём вам его в целости и сохранности.

– Откуда вернёте? – уточнила Хармони.

– Из регионального приюта, – ответил Иммлер.

– Ни за что! – топнула ногой Хармони и покраснела. – Он там будет с другими собаками?

– В основном там питбули. Есть ещё пара ротвейлеров. И вчера доставили веймарскую легавую – предполагается, что она убивала овец.

Одна из маленьких странностей известного персонажа состоит в том, что он избегает общества своих сородичей, особенно крупных. Хармони, подбежав, неожиданно сжала его в объятиях. Он пришёл в восторг и начал активно лизать её лицо.

– Нам всё равно придётся сделать это. И только от вас зависит, с какими потерями, – вздохнул мистер Иммлер.

– Я звоню своему адвокату, – не сдавалась мама.

– Это ваше право. Но я забираю собаку прямо сейчас.

Мистер Иммлер направился в сторону Хармони и… как назвать это существо в подобной ситуации? Ничего не подозревающей жертвой? Как-то так. Хармони крепко держала ничего не подозревающую жертву. Мистер Иммлер протянул руку с поводком к ошейнику, но в тот момент, когда он собирался защёлкнуть карабин, Хармони развернулась и, подбежав к двери, распахнула её, после чего вытолкнула ничего не подозревающую жертву на снег.

– Беги, Артур, беги!

Но тот перевернулся на спину и изобразил мёртвого: отличный трюк – хоть он больше ничего и не умеет. Мистер Иммлер в мгновение ока оказался рядом и молниеносным движением пристегнул жертву к поводку и потащил её – уже не «ничего не подозревающую» – к припаркованному на развороте фургону.

Следом, крича и плача, бежала Хармони. Артур – точно, его звать Артуром! – попытался упереться в землю ногами, навалившись на них всем своим тучным телом, но это не помогло. В один страшный миг я подумала, что Хармони собирается прыгнуть на спину мистера Иммлера, но мама схватила и оттащила её. В следующее мгновение фургон с запертым внутри и невидимым для нас Артуром уже отъехал от дома.

Обнимая Хармони, мама повела её обратно домой. По лицу обеих текли слёзы. Я не видала маму плачущей с тех самых пор, как исчез папа, – так что это совершенно уникальное зрелище. Бро в этот момент спускался по лестнице. Он тёр глаза так же, как до того Хармони, только он попутно ещё размазывал по щекам слюни.

– Вау, – сказал он, – чего тут за дым столбом?

Отличный вопрос. По ряду причин мне казалось, что дым коромыслом идёт от моей вставшей дыбом шёрстки. Не сильно, конечно, – думаю, всё-таки совсем незаметно. И, уверена, это вот-вот пройдёт. И всё же – увы, это правда. Жизнь порой не устаёт удивлять нас.

Спустя некоторое время пришёл помощник шерифа Карстерс.

– Ах, какое счастье! – обрадовалась мама. – Вы пришли разобраться с этой нелепой ситуацией вокруг Артура!

Карстерс потупился:

– Прости, Иветт, я сделал всё, что мог.

– И чего ты тогда пожаловал?

Вот это да! Кажется, мама сошла с ума: Карстерс аж вздрогнул!

– Я за бутылкой, – промямлил он. – За старой бутылкой виски. Она может быть уликой в расследовании и…

Мама отвернулась, достала бутылку из-под стойки и пихнула её Карстерсу в руки так сильно, что тот чуть не потерял равновесие.

– Иветт, – проговорил он умоляющим тоном. – Я тебя умоляю…

– Выметайся отсюда, – отрезала мама.

13
Артур

Я оказался в крохотной комнатке с очень низким потолком и цементным полом. Три стены были сделаны из бетонных блоков, а переднюю заменяли вертикальные металлические прутья, расположенные так близко друг к другу, что протиснуться между ними можно было и не пытаться. Ну то есть голову-то у меня бы получилось просунуть, но всё остальное точно не прошло бы. Я уже пробовал – сразу, как остался один. А потом – ещё раз. И ещё, ещё, и много-много раз ещё. Эх, было бы моё туловище поменьше! Может, я колобок? Что это значит? Я всегда думал, что колобок – это хорошо, потому что Бро и Хармони всегда улыбались, называя меня так. Как же я соскучился по Бро и Хармони! И по маме соскучился. И по Берте. И по нашему дому в «Блекберри хилл». Я даже по Принцессе скучаю.

Единственное, чего мне хотелось, если не считать желания выбраться отсюда, – это лечь и заснуть, чтобы увидеть дом хотя бы во сне. Но ложиться было опасно. Я что-то сказал насчёт того, что остался один? Это было не совсем так. В моей маленькой комнатке был ещё один обитатель – пёс по имени Дроган. Во всяком случае, так его назвал мистер Иммлер, когда привёл меня:

– Вот, Дроган, познакомься с приятелем. Оставляю его на твоём попечении.

Дроган был совсем на меня не похож: он был раза в два больше, и зубы были постоянно оскалены – даже при закрытом рте. Но самым страшным было выражение его глаз. Дроган был зол, он был зол постоянно. Сейчас он лежал в дальнем углу и наблюдал за мной, но стоит мне лечь и закрыть глаза, как он поднимется и метнётся ко мне, и уже в следующий миг я почувствую на лице его горячее дыхание, а открыв глаза, увижу его стоящим надо мной с утробным рычанием. Так что я лучше останусь стоять и буду держаться подальше. Именно этим я и занимался, когда услышал, как где-то неподалёку открылась дверь и раздались тяжёлые шаги, и вскоре после этого у решётки появились мистер Иммлер и шериф Ханцингер.

Ханцингер посмотрел на меня и кивнул:

– Вы его взяли.

– Да, – ответил Иммлер. – И что дальше? Как вы считаете?

– В каком смысле?

Иммлер мотнул головой в мою сторону.

– Выполняйте свои обязанности, – пожал плечами Ханцингер. – То, что положено в таких случаях.

– В подобных случаях я провожу обследование.

– Ну так и проводите.

– Уже провёл, – вздохнул Иммлер. – Все прививки сделаны, никаких других происшествий не зарегистрировано, характер спокойный. При таких результатах я возвращаю собаку владельцу, ограничившись предупреждением.

– Спокойный характер? Да он мне чуть ногу не отгрыз!

Иммлер приоткрыл рот, словно собирался что-то сказать, но промолчал. Может, подумалось мне, я и впрямь хотел отгрызть шерифу ногу? Но я тут же вспомнил вкус его крови – совершенно невкусно, мне не понравилось.

– Найдите какие-то основания оставить его здесь, – отрезал Ханцингер.

– Если вы приказываете.

– Да, я приказываю. Посягательство на шерифа совершенно недопустимо. Это за гранью.

Иммлер повернулся к выходу.

– Я обязан отметить лишь один аспект: с юридической точки зрения собака не может совершить посягательство.

– Это ещё почему?

– Посягательство – это вид преступления, вменяемого человеку, – пояснил Иммлер. – Вот Мэтти Комо, предположительно, совершил на вас посягательство.

– Предположительно? – взревел шериф.

– Простите, сэр. Я выбрал неудачное слово. Я что-нибудь придумаю с этой собакой.

– Очень разумно с твоей стороны, – кивнул Ханцингер.

Иммлер ушёл. Шериф остался и уставился на меня.

– Ну, теперь счастлив? – спросил он.

Я не знал, что ответить, но почувствовал, что хвост у меня обвис. Я из последних сил поднял его так высоко, как только смог. Мне не хотелось, чтобы этот человек видел меня с поникшим хвостом.

Шериф заметил в дальнем углу Дрогана и улыбнулся.

– Эй ты! Может, пора взгреть это недоразумение?

Дроган, к моему удивлению, попятился.

Ханцингер пожал плечами:

– За что люди любят собак? Совершенно не понимаю…

Послышались новые шаги, и шериф смолк. В следующую минуту перед нами возник ещё один человек: крупный мужчина с огромным туловищем на ножках-палочках. Шериф удивлённо уставился на него:

– Мистер Маховлиц? Что вы здесь делаете?

– Наблюдаю за вами, вот что. Не знал, что отлов собак входит в ваши обязанности.

– Моя обязанность – заботиться о безопасности наших сограждан.

– Брось, Ханцингер, – поджал губы этот новый тип, мистер Маховлиц. Разумеется, по хоккею я знаком с Фостером Маховлицем и изо всех сил надеялся, что это даст мне хоть какую-то неплохую идею, но увы: ничего так и не смог придумать. – Расскажи-ка мне лучше про это убийство.

– Ведётся расследование, – ответил шериф.

– Я в курсе. Меня интересовало, как далеко вы продвинулись. Выяснил что-нибудь?

– Я не могу разглашать подробности.

Мистер Маховлиц наклонился и пальцем ткнул Ханцингера в грудь. Голос его стал тихим и слегка занудным – как по мне, так совершенно отвратным:

– Хочешь остаться шерифом? После следующих выборов?

Ханцингер кивнул.

– Вот и славно, – сказал мистер Маховлиц. Его голос опять стал нормальным. – Значит, мы в одной лодке. Так что там ты говорил о расследовании?

– У нас есть подозреваемый, который сбежал. Мы надеемся скоро поймать его.

– Мэтти Комо? Зачем ему было убивать того типа?

В словах мистера Маховлица есть смысл. Разумеется, Мэтти не мог убить того, о ком они говорили. Да и вовсе никого не мог бы убить. Мэтти – самый милый добряк в наших горах. В этот момент я решил, что мистера Маховлица можно считать другом. Я подошёл вплотную к решётке и протиснул голову между прутьями. Он заметил меня и проговорил:

– А ещё я хочу забрать этого пса и отвезти его в «Блекберри хилл».

Я замер в ожидании. Шериф тем временем говорил:

– Похоже, мотивом стал поиск исторических артефактов.

– Ты о чём?

– Предметы эпохи Войны за независимость. Фактория на старом маршруте Сококи.

– Это действительно так? – спросил Маховлиц.

Шериф пожал плечами:

– Это не в моей компетенции. Суть в том, что многие так считают. Этот тип Лемэр был с лопатой. А Мэтти, типа, археолог. Они не любят чужаков, которые перекапывают лес.

Ой-ой-ой. Это они про Мэтти и бедняжку Лемэра? Я попробовал вникнуть в смысл сказанного, но у меня ничего не вышло.

Мистер Маховлиц задумался.

– Лопата? – переспросил он.

– Одна из этих дурацких складных игрушек, но всё-таки да, – подтвердил шериф. – А ещё у него был пистолет, как если бы он ждал неприятностей. Но он из него так и не выстрелил, потому что был убит ударом сзади. Мэтти, поди, тихонько к нему подкрался. Он первоклассный следопыт, этого у него не отнять. Вот и всё – дело открыто и можно сразу закрыть. Осталось только найти и поймать его.

– А что показал осмотр? – спросил мистер Маховлиц. – Лемэр успел воспользоваться лопатой?

– Что-что? – не понял шериф.

– Ну, ямы. Свежие раскопки. Это могло бы стать уликой.

– Карстерс не сообщал ни о каких ямах.

– А ты сам? Ты что видел?

– По правде говоря, я сам там не был, – признался шериф.

– Вот как!

– У меня колено травмировано.

Мистер Маховлиц пристально посмотрел на шерифа, и шериф отвёл взгляд. В этот момент мобильник Маховлица зазвонил. Он взглянул на экран и убрал мобильник обратно в карман.

– Вот ещё что. У вас в расследовании фигурирует какая-нибудь открытка?

– Открытка? Нет. А что за открытка?

– Старая открытка.

– Я не видел ничего подобного. – Ханцингер озадаченно смотрел на Маховлица. – А при чём тут открытка?

– Скорее всего, ни при чём. Я просто шевелю мозгами.

Шериф сморщил лоб.

– Понимаю. Вам известно что-то, чего я не знаю?

Мистер Маховлиц рассмеялся и похлопал Ханцингера по плечу:

– Ха-ха-ха. Отлично, шериф. Держи меня в курсе.

Затем он повернулся и пошёл прочь по цементному коридору. Мгновение спустя за ним захлопнулась невидимая от меня дверь, а почти сразу после этого тем же путём удалился и шериф. Я снова остался один на один с Дроганом. Я слышал его дыхание у себя за спиной, в тёмном углу нашей общей крохотной клетки.

14
Принцесса

Похоже, что в «Блекберри хилл» многовато проблем последнее время. Проблемы нарушают привычный мне образ жизни. Есть способы помешать проблемам нарушать ваше спокойствие. Например, усесться на старые напольные часы в прихожей и созерцать своё отражение в зеркале за стойкой. Великолепное зрелище! И оно очень успокаивает. Я прежде не понимала, насколько прекрасна в сидячей позиции. Век живи – век учись, как любит говорить Берта. Я замечательно провела время, изучая всё, что можно было узнать нового об этом великолепном объекте исследования – о себе. Я даже не сразу услышала, как на кухне что-то зашкварчало. Обычно на этот звук немедленно является известный вам персонаж, который активно принюхивается к запахам своей огроменной мордой. При виде этого я всегда думаю: «Нет, только не это! Избавьте меня от него, наконец!»

Но сейчас я скучаю по нему. Я много раз сходила наверх и обратно, но, сколько бы раз я это ни делала, я так и не смогла понять, почему мне его не хватает. Вот и сейчас моё спокойствие снова нарушено. Может, немного повернуться и посмотреть на себя, как говорится, под новым углом – как бы через плечо? Идея выглядела многообещающе, и я уже была готова воплотить её, когда входная дверь открылась и на пороге появился мистер Маховлиц. С ним был мальчик, по виду – примерно сверстник нашего Бро, но намного крупнее его.

– Добрый день! – сказал мистер Маховлиц. – Есть здесь кто-нибудь?

Что за вопрос! Я, например, не просто есть – я так близко, что легко могу спланировать прямо ему на голову. И я в самом деле подумала, не сделать ли это. Но тут из кухни, вытирая руки передником, появилась Берта. Увидев, кто к нам пожаловал, она остановилась как вкопанная.

– Мистер Маховлиц? – проговорила она. – Фостер?

Так это Фостер! Я, разумеется, слышала о нём прежде, но сама ещё не видала ни разу. Внимательно осмотрев его нос, я, к своему сожалению, обнаружила, что он выглядит довольно прямым, хоть Бро и основательно помял его, так что красивого было немного.

Мистер Маховлиц одарил Берту лучезарной улыбкой:

– Вы Берта, не так ли?

– Верно, – кивнула та. – Чем я могу вам помочь?

Мистер Маховлиц слегка подтолкнул Фостера вперёд:

– Фостер хочет что-то сказать Хармони.

– Я с удовольствием передам, – снова кивнула Берта.

– Ну, типа, я… – начал Фостер, но мистер Маховлиц оборвал его:

– Он хочет сказать ей лично.

Прежде чем ответить, Берта окинула мистера Маховлица долгим изучающим взглядом:

– Я посмотрю, может ли она выйти. – И Берта скрылась в дверях, ведущих на частную половину дома. Её шаги зашаркали по ступеням лестницы, постепенно удаляясь.

Того, что случилось дальше, я никак не могла ожидать. Мистер Маховлиц скомандовал Фостеру: «Стой тут», а сам бросился к стойке регистрации, но не спереди, как это делали посетители, а за неё.

– Папа?! – недоумённо окликнул отца Фостер.

Но тот находился уже за стойкой, которая была в нашей гостинице чем-то вроде канцелярии, и, поочерёдно открывая ящики, начал в них копаться.

– Папа! Что ты делаешь?

– Заткнись, – бросил мистер Маховлиц, не отрываясь.

Он ещё немного порылся в ящиках, потом, остановившись, склонил голову набок. Услышал ли он приближающиеся шаги? Я-то, разумеется, слышала, но вот для человека у мистера Маховлица очень недурная реакция. Он захлопнул последний ящик, обогнул стойку и встал рядом с Фостером.

– Просто дело одно было, – пояснил он сыну.

– Что за дело? – переспросил тот.

В Большой Комнате показалась Берта, на сей раз – в сопровождении Хармони, и мистер Махловиц опять приклеил к губам широкую улыбку. Одновременно он положил руку на плечо Фостера и сильно сжал его. Я поняла, что это было очень сильно, по тому, как вздрогнул Фостер.

– Не волнуйся, – мягко сказал мистер Маховлиц вслух.

– Что-что? – переспросила Берта, входя в прихожую вместе с Хармони.

– Я просто говорю Фостеру, что ему нет причин волноваться. Я уверен, что Хармони всё поймёт правильно.

– Поймёт что? – опять не поняла Берта.

Мистер Маховлиц снова подтолкнул Фостера.

– Эээ… – промямлит тот, – Хармони…

– Да?

– Я насчёт того толчка бедром…

– Это не был толчок бедром, – качнула головой Хармони. – Это был бросок на бортик.

– Как скажешь. Я хочу сказать, что этого больше не повторится.

– Громче, – сказал мистер Маховлиц.

Фостер повторил, на сей раз – погромче.

– Забыто, – ответила Хармони. – Мы квиты.

– Вот реакция, достойная настоящего спортсмена! – восхитился мистер Маховлиц. – Или правильно говорить «спортсменши»? – Он пришёл в восторг от собственной шутки и рассмеялся. А отсмеявшись, продолжил: – На этой высокой ноте я ухожу. А Фостер хотел бы остаться и немного потолковать с Бро.

– Они уже вернулись? – спросила Берта.

– Нет, всё ещё у адвоката, – отрицательно покачала головой Хармони.

– У адвоката? – удивился мистер Маховлиц. – Надеюсь, всё хорошо?

– Разумеется, нет, – поджала губы Берта. – Этот кретин, ваш шериф, ушёл, и…

– Эгей, – мистер Маховлиц предупреждающе поднял руку. – Полегче, мисс Берта. С чего вы взяли, что мистер Ханцингер – мой шериф? Он наш общий шериф, легитимно избранный гражданами нашей области.

– Кто б сомневался, – буркнула Берта.

– Но давайте не будем спорить о политике. Может, лучше расскажете мне, что случилось?

– Это ещё с какой стати? – Берта поджала губы.

– Умеете держать рот на замке, да? Это заслуживает восхищения. Если вам когда-нибудь понадобится работа – обратитесь ко мне. Ну, раз вы не намерены распускать язык, давайте я сам догадаюсь: этот визит к адвокату связан с собачьим укусом.

Берта, почти не разжимая губы, резко фыркнула – отличный трюк: у людей при этом получается такой странный, но очень приятный звук.

– Укусом? Да это и царапиной-то трудно назвать!

– Вы думаете, шериф среагировал слишком сильно?

– Это ещё мягко сказано. Да он труслив, как кошка, вот что я вам скажу!

О боже. Иногда люди говорят такие глупости! «Труслив, как кошка» – из этой серии, не уверена, что могу припомнить что-то более бессмысленное. Услышать такое от Берты, которая почти член семьи? Я шокирована.

– Полагаю, вы преувеличиваете, – ответил мистер Маховлиц. – Но я подумаю, что можно сделать. Может, мне удастся чуть смягчить ситуацию.

– В каком смысле? – уточнила Берта.

Мистер Маховлиц начал объяснять, но я не вслушивалась. Некоторые человеческие разговоры совершенно бесконечны, плюс эта «трусливая кошка» опять испортила мне настроение. На застеклённом балконе второго этажа есть специальный столб для царапанья, на котором я порой вымещаю своё дурное настроение, но сейчас зима, а значит, дверь на балкон закрыта. Так что я пошла другим путём: вниз, в котельную. Поищу-ка мышей. Пожалуй, мне и одной вполне хватит.

В старой части подвала было темно и тихо, и я слилась с этими темнотой и тишиной так, как люди вряд ли когда-нибудь смогут. Я обошла старую печь и поднялась по угольному жёлобу, где мы давеча играли в догонялки с той жирной мышкой. Никаких следов моей старой подружки. Я подошла к подоконнику и через разбитое стекло выглянула наружу. Последний раз, когда я делала это, я увидела, как по поляне к дому идут Хармони и Бро в сопровождении известного персонажа. Как смешно он вихлялся! Сейчас никого не было видно: небо было чистым, а поляна – белым-бела.

Артур. Какая от него вообще польза? И где он теперь? Мне это было не вполне ясно. Что случается с такими, как он, если они попадают в щекотливую ситуацию? Я не имею в виду, что кто-то его правда щекочет: это он любит, переворачивается на спину и елозит по полу так, что даже смотреть противно. Где бы он ни был сейчас – сомневаюсь, что его щекочут или радуются его выходкам, каждая из которых глупее предыдущей. Тут я поймала себя на том, что протискиваюсь сквозь разбитое оконное стекло. Осколки вонзались в мех на моей спине, как острый гребень. Зачем я это делаю? Ради Артура? До чего странная идея! Но другого объяснения мне не найти.

Готово! Я на улице. И мне сразу стало понятно: прошло слишком много времени. Я понюхала воздух, полный прекрасных уличных запахов, но ни один из них не был связан с Артуром. По-прежнему ли он у этого ужасного человека, мистера Иммлера? Я осознала, что для того, чтобы найти Артура, мне придётся покинуть нашу территорию. Ну что ж – я согласна. Вообще-то я с самого лета не была на улице. Какое насыщенное вышло времечко! Жаль, короткое. Я помню, как ехала с мамой на её машине, и то, как она обернулась ко мне (в машине мне нравится лежать сзади у стекла) и сказала: «Принцесса, я понимаю, что ты всего лишь подчиняешься своему инстинкту, но я бы хотела, чтобы больше ты так не поступала». И я поняла, что мама по-прежнему меня любит – может, даже сильнее, чем прежде. Но на улице я с тех пор не бывала.

Ах, свобода! Моё плохое настроение стало понемножку улучшаться, и я колебалась недолго. Я решила посетить магазин Уилларда: отчасти потому что знаю дорогу к нему, а отчасти – потому что люди любят его липкие булочки, а мистер Иммлер – человек, хоть и низшего сорта. Я тихо сделала по снегу несколько шагов, и передо мной открылся прекрасный пейзаж для завтрака. Я имею в виду, что не заметить птичью кормушку было невозможно.

Так или иначе, но при виде кормушки я замерла, моя передняя лапа так и застыла в воздухе в изящном изгибе. До чего великолепная картина! И она, должно быть, отлично видна из некоторых окон гостиницы. Но сейчас, надеюсь, никто на неё не смотрит. «Принцесса, лучше бы тебе не отвлекаться», – подумала я, но именно в этот момент что-то красное затрепыхалось на фоне голубого неба. Красное трепыхание стало расти, у него обозначились крылья. Это кардинал. Моё плохое настроение вмиг улетело – так же быстро, как прилетела птичка. До чего интересно! Неужели я на пороге блестящего открытия о связи между полётом и настроением?

Но сейчас мне не до этого. Птица – единственное красное пятно на всей большой улице, по крайней мере в моей её части. Она приземлилась на маленькую жёрдочку, которую Элрод предусмотрительно сделал перед отверстием, куда насыпают для птиц зёрнышки, чтобы любая голодная пташка имела на что опереться. К тому моменту, как мой приятель-кардинал сел на неё, я уже была рядом и пряталась на маминой террасе за одним из цветочных горшков. Между этим цветочным горшком и кормушкой – всего ничего: спружинить на двух задних лапах и сделать один прыжок, полностью вытянув вперёд передние лапы.

Но всё это происходит не само собой – сообщаю на тот случай, если вы намерены тоже попробовать. Нужно много терпения. Много терпения – значит, дождаться, когда ваша птица перестанет осматриваться и её крохотный мозг наконец отвлечётся на зёрнышки. Когда она наконец засовывает голову внутрь – всё равно ещё не пора, не сразу. Эта первая попытка обычно – лишь имитация, и так же случилось с моим сегодняшним кардиналом. Кстати, до чего ж он красив! И это именно он: ярко-красные – это самцы, а у самок цвет более тусклый. Я слышала, как Хармони рассказывает об этом Бро. Впрочем, он, кажется, вовсе её не слушал.

Итак, вот и имитация налицо: голова заглянула в кормушку, но немедленно показалась назад. Пронзительный птичий взгляд высматривал растяп, пошевелившихся слишком рано. Но я не из их числа. Я жду. Совсем скоро уже. С птицами вам вряд ли когда-нибудь придётся ждать слишком долго – они живут в очень быстром темпе, и вы поймёте это в первый же раз, когда впервые вонзите свой зуб в её шейку и почувствуете, как трепыхается крошечное сердечко в последнем… хм, наверное, мне лучше избавить вас от подробностей. Так вот – я жду, а кардинал вновь сунул голову в кормушку. На этот раз он держал там голову подольше, но всё же это опять была имитация: птица внезапно выпрямилась и вновь насторожилась. Третий раз должно быть уже то, что нужно. Я замерла.

Кардинал наконец решился. Мне было прекрасно видно, как он сел на жёрдочку, повернулся к отверстию кормушки и…

Бах! С грохотом открылось окно, и Хармони закричала:

– Принцесса! Что ты там делаешь?

Мой кардинал взмыл в небо – ветер, поднятый его крыльями, зашевелил мои усы. Хармони тем временем смотрела прямо на меня. Трудная ситуация. Но есть у меня одно достоинство – ещё одно достоинство, кроме всех прочих: я умею в трудных ситуациях сохранять присутствие духа. Я медленно села на пол террасы, приняв, как я полагаю, изящно-непринуждённую позу.

– Подожди там, – сказала Хармони. – Не двигайся.

С превеликим удовольствием. Окно со стуком захлопнулось. Шапка снега соскользнула с крыши и упала на землю. Я ждала и не шевелилась. Разумеется, я не обязана была ждать. И могла двигаться, как мне вздумается. Но я сегодня добрая.

Боковая дверь дома открылась, и из неё показалась Хармони в уличной одежде.

– Я скоро вернусь, – сказала она куда-то через плечо и направилась ко мне. До чего приятный сюрприз: у неё в руках – мой рюкзак!

– Мы идём гулять, маленькая чертовка, – сказала Хармони. Маленькая чертовка – это одно из ласковых прозвищ, которыми она меня называет. Она положила рюкзак на землю, расстегнула молнию на прозрачном сетчатом отделении и скомандовала: – Полезай, будь умницей. Это ради Мэтти, а не ради тебя.

Не ради меня? Очень странное замечание! Но я всё равно прыгнула внутрь. В рюкзаке так уютно. Хармони застегнула рюкзак и надела его на себя спереди – так, как мне нравилось ездить, – и мы отправились в путь. Дорога в одну сторону вела к Уилларду, в другую – в центр города. Мы направились по второй. Для прогулки день был совершенно прекрасен: морозно, но безветренно, машин на улице немного, в чьём-то дворе прыгает белка… Я эту белку проигнорировала.

– Да что с тобой? – спросила Хармони.

А! То есть я всё-таки тоже чего-то стою. Я размышляла, что можно было бы ответить на её вопрос так, чтоб никого не обидеть, когда мы, пройдя элитный жилой комплекс, вошли в небольшое каменное здание.

– Это библиотека, – сказала Хармони. – Берта говорит, что миссис Хейл любит кошек. Соображаешь?

Разумеется. Я должна понравиться этой неведомой миссис Хейл.

Мы вошли в библиотеку, полную разнообразнейших запахов прели – древесной и бумажной. А ещё она пахла мышами, причём во множестве. Я сделала себе зарубку на будущее – стоит как-нибудь посетить это место самостоятельно.

Из людей же здесь была лишь одна бабуля за стойкой. У неё были очки, белоснежные, собранные в высокий пучок и словно подмороженные волосы и помада, цвет которой напомнил мне о моей птичке-кардинале. Но, несмотря на всё эти странности, она была чем-то неуловимо привлекательна, хоть и не выглядела мягкой. Счесть её таковой было бы глубоким заблуждением, а делать подобные ошибки при оценке новых людей не стоит.

Бабуля подняла голову.

– Содержимое рюкзаков необходимо предъявлять на стойке регистрации, – проговорила она. – Правило номер один.

– Хорошо, – ответила Хармони. – Но…

Старушка прищурилась:

– Там что – кошка?

– Да, мэм.

– Ты носишь кошку в рюкзаке?

– Это специальный рюкзак-переноска для кошек, – пояснила Хармони. – Её зовут Принцесса, и ей нравится ездить в рюкзаке.

– С животными нельзя, – качнула головой бабуля. – Правило номер два.

– А может, можно оставить рюкзак рядом с…

– Так стало быть, её зовут Принцесса?

– Да.

– Замечательное имя для кошки. Кто его придумал?

– По правде говоря, я, – ответила Хармони. – А меня звать…

– Тебя я знаю.

– Правда? Но я же здесь никогда не была!

– Вот именно, – кивнула старушка. – Какой у Принцессы характер?

– Она очень воспитанная.

– Что произойдёт, если выпустить её из рюкзака?

Хармони на минуту замолкла, а потом рассмеялась. Мне показалось или по лицу старушки пробежала лёгкая улыбка? По-моему, я её видела. Что же до причины их веселья, то её я не понимаю, и это меня озадачило.

– Она будет умницей, – сказала Хармони.

– Тогда да здравствует свобода! И да возгласят эту весть все колокола мира!

Никакого колокольного звона не последовало, и это лишь к лучшему – не знаю более нервного звука. Хармони поставила рюкзак на стол и отстегнула сетчатую перегородку. Я вышла наружу.

– Ах! – воскликнула старушка. – Это же чистое золото!

Очень мило с её стороны – хотя золото здесь, по-моему, совершенно ни при чём. По стойке я скользнула прямо на колени к старушке.

– Прелестно, прелестно, – проворковала она и погладила меня по спине. Это у неё отлично получилось – почти так же прекрасно, как у Мэтти. Надо, пожалуй, организовать соревнование между ними.

– Вы миссис Хейл? – спросила тем временем Хармони.

– Именно, – кивнула миссис Хейл, продолжая меня гладить. – Чем я могу тебе помочь, Хармони?

– Ну, – слегка оробела та. – Я по поводу господина Лемэра. Мне интересно, что он делал в библиотеке.

– Зачем тебе?

– Потому что этот тип… Ну, то есть потому что шериф считает, что его убил Мэтти Комо.

– Да, я слышала.

– Но Мэтти ни за что не сделал бы ничего подобного! Вот я и подумала, что, может, господин Лемэр оставил какие-нибудь зацепки…

– Какие, к примеру?

– Зацепки, по которым можно было бы вычислить настоящего убийцу.

Рука миссис Хейл замерла, и она пристально посмотрела на Хармони.

– Ты уже решила, кем станешь, когда вырастешь?

Похоже, Хармони удивилась:

– Нет пока.

– А чем ты увлекаешься?

– Хоккеем.

Опять хоккей? Я надеялась, что хоть тут мы не станем говорить о хоккее. Я бы предпочла, чтобы меня продолжали гладить. Я даже подумала, не вонзить ли когти в руку миссис Хейл – не сильно, просто чтобы напомнить ей о её долге, но решила этого не делать.

– Но прямо сейчас, – продолжала Хармони, – я…

– Прямо сейчас ты пытаешься вынести мне мозг, – сказала миссис Хейл и снова начала меня гладить. Нормальный порядок вещей, похоже, начинает восстанавливаться.

– Я могу сказать тебе лишь то же самое, что сказала шерифу. Этот тип Лемэр хотел знать как можно больше о старом маршруте Сококи.

– Что, например?

– Например, не знаю ли я что-нибудь о каких-либо раскопках в этих местах. А я не знаю.

– Он собирался искать старые вещи?

– Именно так я и подумала, и так и сказала шерифу. – Рука миссис Хейл снова остановилась. – Хотя, если вдуматься, он сам ничего об этом не говорил. Только про раскопки. Он показал мне свою карту территории на склонах горы Мисти – обычную карту от дирекции заповедника – и спросил, нет ли у меня старых карт. Я нашла одну в зале Общества любителей истории и показала ему, а он её скопировал.

– Старую карту?

– Она датирована 1930 годом.

– Можно мне на неё посмотреть?

– Разумеется. – Миссис Хейл поднялась, взяв меня на руки. Пожалуй, у неё довольно много привлекательных черт. Втроём мы вошли в небольшую комнату, отделанную деревянными панелями. На стенах висело несколько карт в рамах, а на полках стояло множество книг в кожаных переплётах.

– Она лежит слева в нижнем ящике, – сказала миссис Хейл.

Хармони присела и открыла ящик. Её лицо стало озадаченным.

– Миссис Хейл, я не вижу тут никаких старых карт. Есть только вот это. – Она взяла в руки какую-то яркую сложенную бумажку.

– Но это же обычная карта от дирекции заповедника! – воскликнула миссис Хейл. Она поднесла меня к ящику, и мы вместе заглянули внутрь. Ящик был пуст. – Не понимаю, как это случилось?

– Господин Лемэр был тут один? – спросила Хармони.

– Может, какие-то пару минут. Ты хочешь сказать, что он подменил карту?

Хармони кивнула.

– Но зачем, если он её скопировал? – миссис Хейл выглядела растерянной. Помолчав, она сморщила лоб: – Впрочем, если подумать: я не видела, как он это делает. От регистрационной стойки копировальный аппарат не виден. – Она злобно хмыкнула. – Выходит, он украл карту из библиотеки.

– Думаю, он не хотел, чтобы эту карту нашёл кто-то ещё, – предположила Хармони.

Миссис Хейл наклонила голову набок, словно изучая Хармони.

– Думаю, ты права, – кивнула она. – До чего ж отвратительный поступок! Совершенно непростительно, хоть этот бедняжка и умер. Интересно, нашёл ли её шериф у него в пожитках?

– Что такое «пожитки»? – спросила Хармони.

– Это вещи, которые от него остались.

– А! – понимающе кивнула Хармони.

– Давай позвоним ему прямо сейчас.

– Хм, – задумалась Хармони. – Думаю, хуже не будет.

Миссис Хейл как-то забавно на неё посмотрела – так, будто собиралась сказать что-то резкое, вроде: «Что вы имеете в виду, юная леди?» – но глянула на меня и передумала. Да, она точно кошатница.

15
Артур

У меня из-за Дрогана большие проблемы: каждый раз, как нас кормят – а это не часто случается, – он немедленно заглатывает и мою порцию. Мне даже облизать или понюхать в миске нечего. Один раз я попробовал пробиться к еде – я был ужас как голоден! – но даже опомниться не успел, как он вцепился мне в горло. Это был совершенный кошмар, потому что, когда тебя держат за горло, сопротивляться совершенно невозможно. Я пытался отбиться передними лапами, но он стал сжимать зубы и сжимал их до тех пор, пока я не замер.

Вторая проблема состоит в том, что Дроган, похоже, вообще не спит. Я должен быть чемпионом по сну: так однажды сказал мне Бро. Это было бы здорово: я хотел бы когда-нибудь стать чемпионом. Бро говорит со мной как-то по-особому: я никогда не слышал, чтобы он говорил такое кому-то ещё. Ах, Бро! Приди, пожалуйста, и спаси меня отсюда! Я клянусь, что буду очень-очень хорошим мальчиком. Я больше никогда не стану красть шайбу. Может, в ней причина моего заточения здесь? Я исправлюсь! Умоляю тебя, Бро!

Так я размышлял, лёжа в своём углу, как можно дальше от Дрогана, в ожидании момента, когда он закроет глаза, чтобы иметь возможность тоже это сделать. Если я засну, а он спать не будет, это неминуемо кончится тем, что, проснувшись, я увижу его прямо над собой с оскаленными зубами, пеной на морде и бешеными глазами, как у загнанного зверя. Почему так? Это же я загнан в угол, а не он. Наконец его глаза закрылись. Я ещё сколько-то времени подержал свои открытыми, но, должно быть, не очень долго. Следующим, что я почувствовал, было дыхание Дрогана на моей морде.

Я стремительно открыл глаза, моё сердце тоже вмиг проснулось, если так можно сказать, и заколотилось как бешеное. Я отпрянул, врезавшись в стену прямо позади меня. Прежде каждый раз, когда это случалось – когда я просыпался в таком ужасном положении, – Дроган, постояв недолго, просто поворачивался и уходил в свой угол так, будто это была забавная игра, которая ему внезапно наскучила. Но теперь всё было иначе: без всякого предупреждения он молниеносным движением перевернул меня на спину и снова схватил за горло. Я извивался и отбивался, но безрезультатно. Зубы Дрогана постепенно сжимались – медленно, будто ему было некуда спешить, – но оттого не менее больно.

Вдруг в коридоре послышались какие-то звуки. Кажется, это человеческие шаги и голоса. Острые уши Дрогана встали торчком. Он выпустил меня и попятился. Когда у решётки появились двое мужчин, Дроган уже как ни в чём не бывало лежал у себя в углу.

Я знал их обоих: это мистер Маховлиц и шериф Ханцингер. В руках у Маховлица был букет цветов. Оба они посмотрели на меня.

– До чего ж мерзкий олух, – сказал шериф.

– На вкус и цвет товарищей нет, – хмыкнул Маховлиц.

– Никогда не понимал этого выражения, – пожал плечами шериф.

В этом я был, пожалуй, согласен с шерифом. Но только в этом, а не насчёт мерзкого олуха. Хармони всегда говорила, что я самый очаровательный пёс в мире. И я очень доверяю Хармони, а вот шерифу – совсем ни капельки.

– Это не важно, – ответил меж тем мистер Маховлиц. – Важно исправить случившееся.

– Что тут исправлять? – воскликнул шериф. – Мы изъяли агрессивную собаку, дело закрыто.

Маховлиц развернулся и посмотрел ему прямо в глаза:

– Ханцингер, каким мы хотим видеть этот город?

– Уж точно – не полным бешеных животных, – буркнул шериф, косясь в мою сторону.

Надеялся ли он, что я поддержу его? Я готов поддержать, целиком и полностью. Город, полный бешеных животных, – это мой самый страшный кошмар.

– Что-то случилось, Ханцингер? – спросил Маховлиц. – На тебя давят?

– Кто давит?

– Это из-за нераскрытого убийства в твоей юрисдикции?

– Почему ж нераскрытого? Убийца – Мэтти Комо. Осталось просто поймать его.

– И как же ты это сделаешь?

– Карстерс с людьми прочёсывает горы. Он полагает, что они его уже выследили. Кроме того, мы привлекли полицию штата и ФБР.

– Стало быть, счастливая развязка уже близка?

– Совсем близка.

– Рад это слышать, – кивнул Маховлиц. – И в связи с этим вы, я уверен, мечтаете вернуть эту собаку миссис Редди. И вот это добавить, – Маховлиц протянул шерифу букет.

Тот посмотрел на цветы так, будто не знал, что это. Я наверняка многого не знаю, но уж что такое букет – даже мне понятно. Шериф, это цветы. Что с тобой?

– С какой стати я стану это делать? – спросил он.

– Чтобы показать своё великодушие.

– А? Но я вовсе не великодушен!

– Я знаю, Ханцингер. Но вам придётся прикинуться.

– С чего бы это?

– Чтобы доставить мне удовольствие. А когда кто-то доставляет мне удовольствие, оно окупается ему сторицей. Я думал, ты в курсе.

Шериф уставился на мистера Маховлица, потом отвёл глаза и взял цветы. Мистер Маховлиц почти сразу развернулся и пошёл прочь. С улицы послышался шум отъезжающей машины.

– Иммлер! – позвал шериф. – Иди сюда.

Где-то неподалёку открылась дверь, и по коридору заспешил Иммлер.

– Что случилось? – спросил он.

Ханцингер сунул ему в руки букет:

– Отнеси это миссис Редди в гостиницу «Блекберри хилл». Я сказал. И собаку прихвати.

Иммлер сморгнул:

– Её собаку?

– Ты что, плохо слышишь? – рявкнул шериф.

Я допускаю, что он прав: уши у Иммлера совсем крохотные даже по человеческим меркам. Маловероятно, что ими можно нормально слышать.

– Я просто не понимаю, – начал он.

– А зачем тебе понимать? – продолжал сердиться шериф.

– Я люблю понимать, что происходит.

– А работу свою ты любишь, Иммлер?

– Да, конечно люблю.

– И кто же тебе её дал?

– В основном вы, хотя я, разумеется, высококвалифи…

Шериф знаком прервал его:

– Вот тебе и главное, что нужно понять, – сказал он. – Доложишь после исполнения.

И шериф вышел. Иммлер открыл зарешечённую дверь:

– Давай пошевеливайся. – Он обозвал меня плохим словом.

Я вышел и тут же испытал огромное желание вцепиться ему в лодыжку! Можете в это поверить? Разумеется, я понимал, что это будет огромной ошибкой, так что просто поплёлся за ним по коридору, держась в пределах досягаемости, но ничего не предпринимая. Не стоит портить этот момент моей жизни: он довольно приятен, если не считать тяжёлого взгляда, каким Дроган смотрит мне вслед. Это ощущение не отпускало меня даже уже на парковке.

16
Принцесса

В обратный путь из библиотеки мы отправились так же, как пришли: Хармони пешком, а я в рюкзаке, который она, как я уже рассказывала, надела на грудь, потому что смотреть вперёд мне нравится больше, чем назад. Выходя, мы чуть не столкнулись с входившим мужчиной, который нас вообще не заметил. Его мысли явно витали где-то очень далеко. У людей в таких случаях делается очень специфическое выражение лица. Но это бывает с ними довольно часто, так что ничего особо занимательного в этом не было. А вот что было очень занимательно – что я прежде уже видела этого человека, хоть и только издалека. Но такую рыжую бороду трудно не заметить и невозможно забыть. Это был тот самый тип, который ждал в машине у нашего дома, пока мисс Мэри Джонс из дома 419 Б по Зитер-стрит в Бруклине, Нью-Йорк, – хоть это и не настоящие её имя и место жительства, если я ничего не упустила, – забирала вещи, оставленные господином Лемэром, включая открытку. Ту самую, которую нам теперь не удастся продать мистеру Маховлицу. А это ужасно, потому что наше финансовое положение очень печально. Визит мисс Мэри Джонс имел ещё какие-то последствия, смысл которых я могла бы постичь попозже, если бы захотела. Но сейчас мне хотелось лишь насладиться прогулкой. А первое, что я всегда делаю, оказавшись на улице, – осматриваюсь в поисках птиц. В этот раз я принялась за то же самое, но тут Хармони сказала: «Упс», – развернулась, и мы направились обратно в библиотеку.

Миссис Хейл сидела за своей стойкой и печатала на компьютере с какой-то невиданной мною прежде скоростью: её пальцы с алыми ногтями, казалось, самостоятельно выплясывали какой-то быстрый танец. Рыжебородого типа нигде не было видно.

Миссис Хейл подняла на нас удивлённый взгляд:

– Вы вернулись?

– Мне просто пришла в голову одна мысль, – сказала Хармони. – Может, у вас есть что почитать про это…

– Про что?

– Про виски.

– Ты интересуешься виски?

– Старым виски.

Миссис Хейл задумчиво посмотрела на Хармони:

– Насколько старым?

– Мы не знаем. У нас есть одна старая бутылка, и нам интересно, сколько она стоит. Ну, для коллекционеров?

– Кому это «нам»?

– Нам с братом.

Миссис Хейл снова взглянула на Хармони тем же испытующим взглядом.

– И маме, – добавила Хармони.

– Рада это услышать. Что написано на бутылке?

– Канадский ржаной виски «Мэпл лиф голд», – ответила Хармони.

А, это они про бутылку господина Лемэра, если я ничего не путаю! А я, кстати, никогда ничего не путаю, за исключением того, что меня вообще не интересует.

– Пойдём со мной, – миссис Хейл встала.

Следом за ней мы прошли в главный зал, весь перегороженный огромными рядами книжных стеллажей. Ни на секунду не замешкавшись и, кажется, даже не глядя, она сняла с одной из полок книгу, прошла с ней к столу в глубине зала и пролистала.

– Такая? – показала она Хармони картинку.

– Она самая.

– «Виски «Мэпл лиф голд» изготавливался не из ржи, а из кукурузы, – прочла миссис Хейл. – Он производился на фабрике в пригороде Монреаля, в Канаде, с 1920 года, когда в Соединённых Штатах был введён сухой закон».

– Как это – сухой закон? – переспросила Хармони.

– Алкоголь был под запретом на всей территории страны, – пояснила миссис Хейл и продолжила чтение: – «Компания, находившаяся предположительно под контролем мафии, прекратила свою деятельность в 1933 году после отмены сухого закона. В Канаде «Мэпл лиф голд» не продавался: вся продукция предназначалась для американского чёрного рынка, куда он поставлялся контрабандой, преимущественно через Нью-Гемпшир и Вермонт. На рынке коллекционного алкоголя такие бутылки редкость. В 2004 году одна подобная бутылка была продана на «Антик роудшоу» за двести пятьдесят долларов».

Миссис Хейл подняла глаза от книги:

– Ну, что ж. Вполне солидно.

– Но и не так, чтоб редкостная удача, – пожала плечами Хармони.

– Редкостная удача людям вообще редко выпадает, – ответила миссис Хейл. – Я, скажем, ни разу такого не видела.

И миссис Хейл направилась обратно меж стеллажами. Мы пошли следом, и я случайно посмотрела в щель поверх стоявших на одной из полок книг. По другую сторону стеллажа стоял рыжебородый мужчина, не сводивший глаз (а у него очень яркие зелёные глаза – у людей такие редко увидишь) с Хармони. Это было неожиданно и довольно неприятно. Я даже подумала, не сделать ли с ним что-нибудь, но что? Мы уже вышли на улицу и направились домой, когда меня вдруг осенило. Я же могла зашипеть! Почему я этого не сделала? Я шиплю очень страшно, и это было бы прекрасным вариантом. Я была на волосок от мысли, что сделала не всё, что могла. Разумеется, это была бы безумная мысль, но плохое настроение, в котором я пребывала перед прогулкой, снова вернулось и накрыло меня, как облако.

Вернувшись домой, мы застали маму и Бро в прихожей. Они снимали куртки.

– Не на пол, – сказала мама. – Повесь на вешалку.

Бро ногой подцепил куртку с пола и забросил её на крючок – очень крутой бросок. Жаль, что никто не видел, кроме меня.

– Ну и зачем мне было туда ходить? – спросил Бро.

– Чтобы посмотреть на адвоката за работой, – ответила мама.

– За работой? – хмыкнул Бро. – Она ж сказала, что ничего не может поделать.

– Выходит, адвокат не поможет нам вызволить Артура? – переспросила Хармони, выпуская меня из рюкзака. Я сразу скользнула на свой наблюдательный пункт на дедушкиных часах.

– По словам адвоката, шериф в своём праве, – кивнула мама. – Но мне хотелось, чтобы Бро познакомился с ней, потому что мне кажется, что у него есть задатки будущего адвоката.

– У Бро? – удивилась Хармони.

– У меня? – эхом откликнулся Бро.

– Да, у тебя.

– Но для этого же придётся учиться, так?

– На юридическом факультете, – подтвердила мама. – Это занимает три года. По окончании колледжа, разумеется.

– Тогда забудь, – отрезал Бро.

– Не торопись, – ответила мама.

Кажется, наш разговор с миссис Хейл был очень похож на этот. Порой смыслы человеческого мира кажутся мне совершенно непостижимыми. А для них самих они, возможно, понятны и того меньше.

Мама обернулась к Хармони:

– Ты гуляла с Принцессой?

– Да, – ответила Хармони. – Мы ходили в библиотеку. Странные вещи творятся, мам.

– Какие, к примеру?

Но раньше, чем Хармони открыла рот, распахнулась входная дверь, и на пороге появился этот ужасный мистер Иммлер. В руках у него был букет цветов, а рядом, на коротком поводке, – Артур. Его язык свисал чуть ли не до земли.

У всех – Хармони, Бро и мамы – округлились глаза, и на мгновение они стали похожи друг на друга, как две капли воды.

Иммлер откашлялся. Потом откашлялся ещё раз.

– Мистер Иммлер, вы хотите что-то сказать? – спросила мама.

– Я… Ммм… Собственно, шериф решил не возбуждать данное дело. Так что вот ваше животное. – Он наклонился и отстегнул поводок. Щёлк. Услышав этот звук, Артур сорвался с места. Возможно, ноги сами понесли его не туда, куда он собирался, потому что он бросился на улицу и начал носиться по кругу так, что его смехотворные уши развевались по ветру. Потом он внезапно ринулся в дом, прямо маме в объятия. Но не надолго. Он был слишком вертляв, так что вскоре вновь начал носиться вокруг, кидаясь то к Бро, то к Хармони, и опять к маме, и так снова и снова. Он даже чуть не принялся обниматься с Иммлером, и лишь в последний момент передумал. Потом он остановился, подбежал назад к Иммлеру и задрал ногу прямо у него над ботинком. Мама как-то ухитрилась оказаться рядом и оттащить Артура прочь в самый последний момент. Ну, или почти в последний момент.

– Вы хотите чего-то ещё, мистер Иммлер? – спросила мама.

– Вот это, – он протянул ей букет.

– Это от вас? – уточнила мама.

– Ни в коем случае. В смысле… Я хотел сказать, что не от меня лично.

– Тогда, получается, от шерифа?

– Ага.

– Это невероятно.

– Клянусь богом, – подтвердил Иммлер. – Хотя я бы сказал, что на него немножко надавили.

– Кто?

Иммлер неуверенно помолчал.

– Думаю, это можно сказать. Зачем скрывать имя человека, сделавшего доброе дело, не правда ли? Это был мистер Маховлиц.

С этими словами мистер Иммлер попрощался и вышел. С некоторыми людьми вы встречаетесь всего один-два раза в жизни, не больше. Надеюсь, он один из них. Хармони тем временем рассказывала маме и Бро о нашем посещении библиотеки, о миссис Хейл, господине Лемэре, картах, сухом законе и контрабандистах. Эта запутанная история и в первый раз была мне не очень интересна, а сейчас и подавно. Мне было необходимо немного побыть наедине с собой, так что я свернулась калачиком на дедушкиных часах и погрузилась в собственные мысли.

Какой прекрасный сон мне приснился! Такое часто случается после прогулки. Проснувшись, я потянулась на верхушке часов, вспомнила о разбитом оконном стекле в старой части подвала и пообещала себе в будущем гулять почаще. А потом, вспомнив, как Хармони заметила меня у кормушки, я решила, что буду, пожалуй, гулять в основном ночью.

Так вот: проснулась я в очень хорошем настроении. Потянувшись, я взглянула вниз, в пустую прихожую. За окном было уже темно. В этот момент входная дверь открылась, и вошёл человек с чемоданом. Как славно! Постояльцы – это как раз то, что нужно. Я так обрадовалась, что в первый момент не заметила, что это тот самый рыжебородый тип.

Рыжебородый огляделся. Меня он сразу заметил: была в нём какая-то особенная внимательность, какую вы у людей не часто встретите. Мы с ним обменялись взглядами. Его взгляд говорил: «Я тебя знаю». Мой: «Я тоже тебя знаю, и ты мне не нравишься». Потом он повернулся к стойке, на которой лежал регистрационный журнал в кожаном переплёте. Рыжебородый тип ещё раз огляделся по сторонам, открыл журнал и пролистал его. Потом, остановившись, что-то прочёл и закрыл журнал. И лишь после этого позвонил в маленький серебряный колокольчик.

Мама вышла из боковых дверей в косынке и с венчиком в руке.

– У вас есть свободные номера? – спросил рыжебородый.

Я бы ответила: «Брысь! И никогда больше не попадайся мне на глаза!» – но мама сказала иначе:

– Разумеется. Добро пожаловать в гостиницу «Блекберри хилл». Я Иветт Редди, хозяйка.

– Винсент Смитерс, – представился рыжебородый, и они пожали друг другу руки. – У вас есть комнаты с балконом? Я люблю хорошие виды.

– В Сиреневой комнате есть балкон, и с него открывается прекрасный вид на гору Мисти, – ответила мама.

– Это как раз то, что надо, – кивнул Смитерс, протягивая маме свою кредитку и водительское удостоверение.

17
Артур

Наконец-то я дома! Для меня как будто прозвенел спасительный колокол! Хотя, по правде говоря, никакого колокола я не слышал. И что вообще значит это выражение? Не знаю и знать не хочу. Я так счастлив! Я носился вокруг, всех облизал, везде помочился. И, наконец обессилев, упал как подкошенный.

На следующий день мы с мамой отправились смотреть, как дети играют в хоккей. Нам нравится сидеть на трибунах в центре – не слишком высоко и не слишком низко. Раньше во время матчей мы обходились без поводка, но с некоторых пор по ряду причин мама не выпускает из рук его конец. Одетые в золотую форму «Тигры» – это наша команда, и я болею за них, несмотря на то что название-то они выбрали не очень удачно. Игроки второй команды были одеты в зелёное. Все дети очень похожи друг на друга в этих шлемах и форме, но я легко узнаю Хармони по длинным волосам, развевающимся позади неё, а Бро по особой манере двигаться: верхняя часть его туловища совершенно неподвижна, а ноги так и мелькают по льду, преследуя шайбу. Достаточно ли им весело там? Я подумал, что стоит, наверное, тихонько…

– Артур, забудь, – сказала мама. – Сидеть.

Я сел и сразу забыл, о чём именно мне то ли можно, то ли нельзя думать. И тут Бро отдал длинный пас Хармони, которая обошла зелёного игрока и пробила шайбу прямо между щитков вратаря. Дети по неизвестной мне причине называют такой удар «попасть в домик» и очень радуются, когда у них это получается. Я тоже очень радуюсь, поэтому…

– Артур!

Я что – вскочил? И, похоже, немножко натянул поводок. Ладно – может, в другой раз. По трибунам между тем прокатилось радостное волнение – хоть мама и не приняла в этом участие. Она всегда приветствует успех других детей, но не Хармони и Бро. Она лишь тихонько хлопнула в ладоши, а щёки её слегка порозовели. И как раз в этот момент сверху появился мистер Маховлиц.

– Можно мне подсесть к вам? – спросил он.

Ничего подобного мы не ожидали, так что на мамином лице отобразилось удивление, но она кивнула и чуть подвинулась:

– Разумеется.

Мистер Маховлиц сел, и металлическая скамья под ним прогнулась. Он был одет в длинное замшевое пальто с замшевым ремнём. Я знаком с замшей, и она мне очень нравится, а ремни так и вовсе всегда замечательная штука. Мама зачем-то натянула мой поводок.

– Ваши дети словно летают, – сказал мистер Маховлиц.

– Спасибо, – ответила мама. – И, кстати, насчёт благодарности: я очень признательна вам за всё, что вы сделали для возвращения к нам Артура.

– Это было нетрудно, – улыбнулся мистер Маховлиц. – Кроме того, я и сам не раз испытывал искушение вцепиться шерифу в лодыжку.

Ого! Вот уж этого я не ожидал. Я оценивающе взглянул на зубы мистера Маховлица. Совсем недурно для человека, и всё же вряд ли кто-то испугается такого укуса. Но я тем не менее по-новому взглянул на этого человека.

Мистер Маховлиц некоторое время наблюдал за игрой. Судья засвистел и удалил Фостера (его легко узнать – он самый высокий из игроков) с поля. На миг в устремлённых на судью глазах мистера Маховлица мелькнул гнев, но я заметил это лишь потому, что, в отличие от мамы, следил за ним.

В следующее мгновение его лицо смягчилось, и он рассмеялся:

– Штрафной бокс пора уже назвать в честь Фостера. – Мистер Маховлиц протянул маме ведёрко с попкорном.

– Нет, спасибо, – отказалась мама и посмотрела на Маховлица в упор. – Мистер Маховлиц, я правда очень вам признательна…

– Может, замнём?

– …Но я не могу не спросить: зачем?

– Зачем что, Иветт? Надеюсь, вы позволите вас так называть?

– Я не против, – кивнула мама. – Но с чего вдруг вы решили оказать нам такую огромную услугу?

– А обязательно должна быть какая-то причина?

– Думаю, да.

– Ну, может, я просто захотел сделать доброе дело? Такая причина устроит?

– Вполне, – ответила мама. – Разумеется, если это действительно так.

Мистер Маховлиц опять засмеялся, и на этот раз его смех показался мне более искренним, чем в прошлый. Не знаю почему. У людей такая сложная звуковая система – давайте не будем вдаваться в эти детали.

– Ну, что ж, – сказал Маховлиц. – Это как минимум отчасти так.

– А отчасти?

Мистер Маховлиц развёл руками. У него кожаные перчатки из очень качественной тонкой кожи. Она потрясающе мягкая – лучше не бывает. Можно ли как-то заполучить хоть одну?

– Ладно, каюсь, – говорил тем временем Маховлиц. – Я всё ещё надеюсь, что мне удастся уговорить вас продать мне ту старую открытку.

– Боже мой! – воскликнула мама. – Да чем вам она так приглянулась-то?

– Я вроде уже объяснял. Это фамильная реликвия.

Мама опустила взгляд и погладила меня по голове. Мне нравится! Ещё, ещё! И она погладила ещё, но слишком много поглаживаний всё равно никогда не бывает.

– Я бы и бесплатно вам её отдала, если б она у меня была, – ответила мама.

Мистер Маховлиц замер:

– Открытка не у вас?

Мама покачала головой:

– Уплыла вместе с остальными вещами господина Лемэра: того бедняги, которого убили. Шериф считает, что это сделал Мэтти Комо.

– Да, я слыхал.

– Но это же совершенный абсурд!

– Ему не стоило убегать, – покачал головой Маховлиц.

– Я знаю, но…

Мистер Махловиц перебил маму:

– А что случилось с вещами?

– Их забрала какая-то женщина. Я думала, её послал господин Лемэр, но это оказалось не так. Я, разумеется, отксерила её удостоверение личности, но оно тоже оказалось фальшивым.

– Стало быть, открытка у неё?

Мама кивнула.

– А вы, случайно, не видели, что было написано на обратной стороне? – спросил мистер Маховлиц.

– Разве вас интересовала не лицевая часть? – удивилась мама. – Я думала, что фамильная реликвия – это всё то, что расположено с лицевой стороны.

– Разумеется, – подтвердил Маховлиц. – Но я надеялся, что там будут какие-то… подробности о жизни в прошлом. Знаете, это позволяет ощутить дух времени…

– Хм. Ну, там была дата… По-моему, 1932 год, – сказала мама. – Я не помню, кем она была отправлена и подписана, но я помню текст послания. Собственно, потому и помню, что там нечего помнить.

– Да?

– Там была только буква «С». Это помогло вам ощутить дух времени?

Глаза мистера Маховлица блеснули.

– Нет, – бросил он и переключился на игру.

Фостер как раз выходил из штрафного бокса. Хармони с длинными развевающимися позади неё волосами сразу заметила это и сделала ему пас. Фостер провёл шайбу до самых ворот и отправил её в сетку. Маховлиц потряс кулаком в воздухе.

– Да!!! – крикнул он, а потом, заметив мамин взгляд, опустил руку и повторил гораздо тише: – Да.

– Отлично играли, ребята, – сказала мама по пути домой.

Дети несли свои сумки и клюшки, а я возглавлял процессию.

– Спасибо, мама, – ответила Хармони.

– Я играл плохо, – буркнул Бро.

– Почему ты так думаешь? – удивилась мама.

– Ты дал два голевых паса, – сказала Хармони. – Включая решающий.

– А перед этим я позволил девятому номеру обойти меня…

– Бро, – заметила мама, – мы же, кажется, это уже обсуждали?

– Что иногда, когда противник играет хорошо, надо просто снять перед ним шляпу и не сдаваться?

– Именно, – кивнула мама.

Не знаю почему, но это, кажется, вполне удовлетворило Бро. Никто не играет в хоккей в шляпах – если только не считать шлем за шляпу. Я озадаченно размышлял, что они имеют в виду, когда Хармони обернулась к маме:

– Я видела, что ты сидела с мистером Маховлицем?

– Его до сих пор занимает эта открытка, – пояснила мама.

– С чего это? – удивилась Хармони.

– Фамильная реликвия.

Некоторое время мы шли молча. Потом Бро сказал:

– Насчёт убийства…

– Что? – спросила мама.

– Я насчёт убийства господина Лемэра.

– Ну, других у нас вроде и не было, – пожала плечами Хармони.

– К счастью, – поджала губы мама. – Что ты хотел сказать, Бро?

– Ну, это было… как бы это сказать, не случайно… Ну, типа два мужчины встретились в лесу и подрались. У того, кто это сделал, был план… ну, в смысле, он заранее всё придумал. Отправить, там, эту женщину забрать вещи, и всё такое…

Мама и Хармони остановились и уставились на Бро. Я тоже остановился, но только из-за них. Надеюсь, это ненадолго. Хоккей пробуждает во мне аппетит.

– Ого, – сказала мама.

– Бро, – спросила Хармони. – Ты думаешь, это сделала та женщина?

– Я просто подумал…

– Бро! – начала мама.

– Что?

– Ничего.

– Ты, наверно, хотела сказать… – начал Бро, но его прервал рёв сирен.

В следующее мгновение мимо нас промчалась целая вереница полицейских машин. За рулём первой из них сидел помощник шерифа Карстерс. В кузове последней машины, отгороженном от передних сидений, сидел Мэтти Комо. Его лицо было залито кровью.

18
Принцесса

Я была одна в «Блекберри хилл». Я, собственно, ничего не имею простив одиночества. По правде говоря, я зачастую даже предпочитаю побыть одной. Не то чтоб мне было наплевать на Хармони, Бро и маму, но до чего же приятно порой просто свернуться калачиком и поразмышлять о чём-нибудь занимательном. Скажем, о птицах. В этот день я занималась как раз этим, расположившись на ковре в небольшой гостиной, где у нас был бар самообслуживания и эта ужасно шумная игра – настольный футбол она называется, если я всё верно запомнила. Внезапно сверху послышались шаги, и я вспомнила, что я, собственно, не совсем одна. У нас же есть постоялец – этот рыжебородый Винсент Смитерс. Я чуть-чуть пошевелилась, устроившись поудобнее, и попыталась вернуться к мыслям о захватывающем птичьем мире. Но моё сознание больше не желало оставаться там: его беспокоил этот тип наверху. Это раздражает. А когда я раздражена, я пытаюсь с этим справиться. Один из способов – поохотиться на мышей в подвале. Другой – это изгрызть что-нибудь в лохмотья. Особенно – что-нибудь, принадлежащее Винсенту Смитерсу. Я выбрала второй вариант и направилась на второй этаж.

Тихо пройдя все пустые номера, я добралась до Сиреневой комнаты в конце коридора. Бывшая комната господина Лемэра, которую теперь занимает Винсент Смитерс. Это занимательно. Мне было слышно, как он движется внутри. Но дверь была закрыта, в ней не было даже крохотной щёлочки – а ведь больше-то мне и не нужно. Плотно закрытые двери – это беда. Некоторые собаки умеют управляться с дверными ручками, я видела такое по телевизору. Я тогда сидела на коленях у Бро. Он тогда сразу начал учить Артура открывать двери и ещё много дней потом учил. В результате Артур получил огромное количество наград, и некоторые награды – например, оленьи рога – заставили его двигаться совершенно поразительным образом. Но вот к умению открывать двери он не приблизился ни на йоту.

Я слышала, как Смитерс ходит по Сиреневой комнате. Несколько раз он хмыкнул и один раз выругался. Я чувствовала его запах с примесью чеснока, что для людей не редкость, и с нотками свежего пота из подмышек. Мой слух и обоняние гораздо тоньше, чем у любого из вас, так что они порой вполне заменяют мне зрение. Но иногда нужно именно видеть. Я развернулась и побежала в соседнюю комнату: Нарциссовую. Она вся жёлтая, и я очень люблю её, но сейчас отправилась сюда не из-за этого, а потому, что у Нарциссовой и Сиреневой комнат общая ванная. Дверь из Нарциссовой комнаты в ванную была приоткрыта, так что, как вы, должно быть, уже поняли, я без труда проскользнула в щёлку. Дверь между ванной и Сиреневой комнатой была открыта пошире, так что я могла встать в проёме и спокойно наблюдать за происходящим внутри.

Винсент Смитерс был одет в футболку и шорты, а в этом виде многие мужчины (такие, как он, в частности) выглядят отнюдь не лучшим образом. Но зато обнаружилось, что на лодыжке он носит кобуру с пистолетом. Вся Сиреневая комната была перевёрнута: матрас сброшен на пол, простыни раскиданы, ящики вынуты из комода, а письменный стол отодвинут от стены. Он даже крышку с телевизора снял! Мне нравится, когда всё вокруг красиво и аккуратно. Винсент Смитерс с каждой минутой нравился мне всё меньше и меньше.

Тут зазвонил его мобильник.

– Пусто, – ответил он кому-то в трубку. – Ничего. Полный ноль.

На другом конце кто-то что-то говорил. Я не могла разобрать слов, но слышала, что это женщина, и даже понимала, кто именно: это мисс Мэри Джонс, хоть это и не настоящее её имя. То, что она сказала, ему не понравилось.

– Ну, чего ты трусишь-то?! – сказал он. – Где-то оно должно быть!

Ударом ноги он перевернул мусорную корзину. Без толку: мусор из гостевых комнат выносится ежедневно. Гостиница «Блекберри хилл» соблюдает стандарты.

Женщина снова заговорила. То, что она сказала теперь, заинтересовало Смитерса.

– Они его арестовали? Это отлично. Нам станет полегче.

Голос Мэри Джонс сорвался на визг, так что мне стало слышно, что она говорит:

– Не станет, если он сможет доказать, что невиновен. Тогда всё будет совсем наоборот. Хватит уже, заканчивай там и поехали домой.

– Ты в своём уме? – рявкнул Смитерс. – Осталось совсем чуть-чуть, всего руку протянуть!

– Это ты спятил! – ответила Мэри Джонс и бросила трубку.

Смитерс стоял на месте, тяжело дыша так, будто он таскал тяжести, а не просто поговорил по телефону. Потом взгляд его постепенно изменился и стал задумчив.

– Можно ли ей доверять? – прошептал он. – Или придётся попробовать… – Он замолчал, опустился на пол и заглянул под кровать. Разумеется, ей нельзя доверять! Она же прикрывается фальшивым именем! Что же до того, что там собирается пробовать Смитерс, я не имела ни малейшего представления. Лично я пробовала отличный кожаный кошелёк, который утащила с собой, через Нарциссовую комнату, вниз по лестнице и на своё прежнее место на коврике в гостиной. Я изрядно пожевала его, а потом спрятала в укромном местечке в углу за винной стойкой. Я из тех, кто заботится о будущем. А вы сейчас наверняка подумали, что Артур в этом – полная моя противоположность, и вы, несомненно, правы.

Я расположилась на своём наблюдательном пункте на дедушкиных часах, когда в дверях появились мама, дети, хоккейные сумки, хоккейные клюшки и Артур. Все они были каким-то непостижимым образом обмотаны поводком. Обычно такие сцены сопровождаются у нас смехом и бурным весельем, но сегодня этого не произошло. Мама только сказала:

– Артур, пожалуйста, – и он перестал вилять хвостом. Артур лёг на пол и прикинулся мёртвым, но никто даже не взглянул в его сторону.

У мамы зазвонил телефон. Она ответила, помолчала, сказала: «Конечно, я сделаю всё возможное», – и повесила трубку.

– Это была мама Мэтти. Она пытается собрать деньги, чтобы нанять известного адвоката из Бостона.

– Мы же поможем, правда? – спросила Хармони.

Мама глубоко вздохнула:

– Беда в том, что мы и так влезли в резервный фонд.

– А сколько в нём денег? – поинтересовалась Хармони.

Прежде чем мама успела ответить, на лестнице появился Винсент Смитерс. Остановившись, он пригляделся:

– У вас что-то случилось? – Глаза у него стали большими и влажными, совсем как если бы ему было не наплевать.

– Спасибо, что спросили, – ответила мама. – Вам не о чем беспокоиться. Мы искренне желаем, чтобы вам понравилось здесь.

– Мне нравится, – ответил Смитерс. – И всё же мне не хотелось бы обременять вас, если у вас проблемы.

– Это очень великодушно с вашей стороны, – поблагодарила мама. – Проблемы не столько у нас, сколько у нашего родственника. Его арестовали за преступление, которого он не совершал.

– Надеюсь, это хотя бы не тяжкое преступление?

– Убийство, – ответила Хармони.

Смитерс прижал руки к груди:

– Боже мой! Убийство в таком замечательном месте?

– Так говорит шериф, – кивнула мама. – Но каждый, кто знает Мэтти – это арестованный молодой человек, – скажет вам, что он не способен на убийство. Мы собираем деньги, чтобы оплатить хорошего адвоката.

– Прекрасная мысль, – ответил Смитерс. – Я буду рад сделать свой взнос.

– Нет-нет, мы не можем принять этого! – воскликнула мама.

– Совсем небольшой взнос, – настаивал Смитерс, роясь в карманах. – Это станет моим… Хм, странно. Должно быть, я забыл кошелёк в номере. Я сейчас вернусь. – И он направился наверх.

– Какой хороший человек! – сказала мама.

Мама очень умная и почти всегда и во всём права, но не сейчас. Винсент Смитерс совсем не хороший человек. И у меня теперь большая проблема: как предупредить её об этом? Я не люблю большие проблемы. Да и маленькие не люблю. Мне нравится тишина и покой, а ещё – возможность предаваться одному из моих маленьких увлечений. Неужели я прошу слишком многого? Почему самые обычные мои потребности вечно не могут…

На регистрационной стойке зазвонил телефон. Это один из тех самых аппаратов с очень нервным звонком. А я и так уже очень раздражена. И вовсе не просто так. Это совершенно не моя вина. Только представьте себе, как прекрасен был бы наш мир, если бы все в нём были похожи на меня! Какая великолепная идея! Мне сразу стало немножко лучше.

Трубку взяла Хармони:

– Гостиница «Блекберри хилл». Чем я могу вам помочь? – Она всегда так отвечает по телефону, не то что Бро, который просто говорит «А?» или иногда «Алё».

Хармони послушала, ответила: «Да, конечно», – и повесила трубку.

– Кто это был? – спросила мама.

– Миссис Хейл из библиотеки. Она хочет ещё что-то рассказать об этой карте. Но только если я возьму с собой Принцессу.

Все посмотрели наверх: на меня, лежавшую на дедушкиных часах. Почему они не могут оставить меня в покое? Я что – слишком много прошу?

– Давай, Принцесса, – сказала Хармони. – Пошли к миссис Хейл. Ты ей понравилась.

Я думаю, она мне тоже понравилась. Но я сейчас не в настроении путешествовать. Мне нужно немножко побыть наедине с собой. Так что я осталась неподвижно сидеть на месте, даже не моргая своими золотистыми глазами.

– Она там зависла, что ли? – спросил Бро.

– Не знаю, – ответила мама. – Порой её трудно понять.

– Может, и так, – ответила Хармони. – Но она никогда не тормозит. – С этими словами она снова взглянула на меня: – Миссис Хейл любит готовить. Она напекла кошачьих вкусняшек.

Кошачьи вкусняшки? С этого надо было начинать! Уже скользя вниз, я думала о том, как бестолковы порой люди. Не знаю, почему я так поступила – это был внезапный порыв. Я подошла к Хармони и выгнула спинку.

– Видишь? – обернулась Хармони к брату.

– Не-а, – ответил он.

Сверху опять появился Винсент Смитерс. На лице у него всё ещё было милое выражение, но глаза уже очень изменились.

– Кажется, у меня пропал кошелёк, – сказал он.

– О боже! – воскликнула мама.

– Может, кто-то из вас его видел? Чёрный кожаный кошелёк, вот такой примерно. – Смитерс руками показал размер кошелька. Насколько я помню, он был поменьше, но я могу и ошибиться.

Тем временем все, кроме меня, качали головами. Моя же голова была абсолютно неподвижна, а я через всю комнату созерцала себя в зеркало. Ощущение такое, будто… Будто меня две. Как бы так сделать, чтобы стало три?

– Вспомните, где вы его видели последний раз? – спросила мама. – Можно попробовать воспроизвести свои действия.

Смитерс бросил на маму неприязненный взгляд, который в следующее мгновение уже стал нормальным, но я успела это заметить.

– Прекрасный совет, – кивнул он, и желваки заиграли у него на лице.

– Бро прекрасно умеет находить вещи, – предложила мама.

– Я? – удивился Бро.

– И ему известны все закоулки этого дома. Он с удовольствием вам поможет.

Бро открыл рот, потом, так ничего и не сказав, закрыл его. Не похоже, что он счастлив. Я люблю Бро, и он мне симпатичен, но проблема кошелька меня уже не волнует. Какое отношение имеет это ко мне и к тому, что люди называют мировым порядком? Для мирового порядка куда более важны другие предстоящие мне дела. И мне следует заняться ими уже в самом ближайшем будущем. Я говорю, разумеется, о кошачьих вкусняшках домашнего приготовления. Я уже довольно долго живу в этом городе, фактически – всю свою жизнь. Почему же я лишь сейчас познакомилась с миссис Хейл?

19
Артур

Хоккей обостряет мой аппетит до предела. Именно за это я его так люблю. Хотя, разумеется, ещё за то, что в нём есть шайба – это же такое наслаждение для зубов! Моих, во всяком случае. Но поймите меня правильно: жевание прекрасно и в бейсболе. Внутри обнаруживается такая масса всяческой прелести, если прокусить оболочку! В общем, я, как и дети, просто обожаю спорт.

Но вернёмся к вопросу про аппетит. После матча я был так голоден, что был готов съесть целую лошадь. Впрочем, лошадь, пожалуй, лучше не надо. Я живу в горной местности, так что у меня есть некоторый опыт общения с лошадьми. Откуда у них такие острые углы? Первый удар таким твёрдым копытом застал меня совершенно врасплох. И второй тоже, и много ещё более поздних инцидентов, так что теперь я больше не подхожу к лошадям, а лишь лаю на них с безопасного расстояния. Лучше всего – в открытое окно из машины.

Так о чём мы говорили? Ах да – о том, как я проголодался. Что это за суматоха в прихожей? Какой-то кошелёк пропал? Кто этот рыжебородый тип? Может, постоялец? Это было бы замечательно, но мне некогда вникать в подробности. Так что я отправился прямиком в кухню. Возможно, волоча за собой поводок.

Что случилось? Где Берта? Может, у неё сегодня выходной? Или просто небольшой перерыв на кофе? Я заглянул в свою миску – пусто. Надо пойти поискать Берту. Но стоило мне выйти из кухни, как я услышал слова мамы:

– И Артура прихвати. Прогулка пойдёт ему на пользу.

Я замер. Опять прогулка? Так быстро? Как я могу вынести столько пользы?

Мы с Бро и этим рыжебородым типом, которого Бро называл мистер Смитерс, вышли на улицу. От мистера Смитерса пахло чесноком: раньше мне этот запах нравился, но я разлюбил его после одного приключения, случившегося со мной на кухне вскоре после того, как я обнаружил на разделочной доске в пределах своей досягаемости целую головку. Но от мистера Смитерса пахло также старым потом из подмышек: и это вполне приятный запах, по моему мнению, так что я тут же решил, что он вполне себе ничего.

– Тебя как звать? – спросил Смитерс.

– Бро.

– В смысле, «брат»? – уточнил рыжебородый.

– Ну, типа того.

– Значит, это скорее прозвище, а не имя?

– Меня так все называют.

– Хорошо, пусть будет Бро. А этого глупого пса как звать?

– Артур.

Глупый? Меня уже столько раз так называли! Должно быть, это правда. Я глупый, хоть я и не вполне согласен с такими выводами. Но явно что-то не слишком хорошее. Будем надеяться, больше я этого не услышу. Да-да, прекрасная идея! Ко мне сразу вернулась бодрость.

– Он хорошо ищет разные вещи? – спросил Смитерс.

– О, да, – кивнул Бро. – Беда в том, что он с ними делает дальше.

Глаза мистера Смитерса – такие зелёные, какие не часто увидишь, – стали, кажется, ещё зеленее:

– Что ты имеешь в виду?

– Хм. – Бро огляделся по сторонам, словно ища помощи. – Хм. Ничего.

– Давай-давай, – не унимался Смитерс. – Похоже, тебе есть что рассказать.

– Не-а, – покачал головой Бро. – Так стало быть, у вас что-то вроде кошелька потерялось?

– Именно кошелёк, – кивнул Смитерс. – Кожаный. Чёрный. Коуч.

– Что значит «коуч»?

– Это имя производителя, оно написано на одном из углов.

– Может, вы его где-то выронили?

– Возможно.

Бро кивнул. Затем он расстегнул молнию на куртке, снял ремень и поднёс его к моему носу:

– Понимаешь, Артур?

Можно подумать, я не помню, как пахнет кожа. Но я люблю Бро, и от мысли об этом мой хвост завилял. Да, хвост у меня живёт собственной жизнью, но мне сейчас некогда рассуждать об этом.

– Видите? – сказал Бро. – Он понял. Артур гораздо умнее, чем люди о нём думают.

– Поверю тебе на слово, – сказал мистер Смитерс.

Мы начали с дорожки, которую Элрод аккуратно посыпал гравием. Я сразу уловил его запах – очень приятную смесь бобов и горчицы, а ещё – запах мистера Смитерса: не тот, который исходит от него прямо сейчас, а более старый. Я направился туда, куда вёл меня этот более старый запах. Запахи оставляют что-то вроде дорожки, и следовать по ним всегда очень занятно. В данном случае это было не сложно, потому что воздух был тих и морозен. Я высунул язык и попробовал воздух на вкус: да, холодно. В остальном я практически не чувствую холода благодаря своему меху. У меня очень пушистый мех. Я бы сказал – совершенно обалденный. Или оглупенный? Ну, вот! Опять «глупый», и надо же случиться этому именно тогда, когда я думал, что уже навсегда избавился от этих мыслей! Причём я же сам это сказал! До чего ж причудлив наш мир! И во всём этом я совершенно потерял запах кожи. Запомните хорошенько: ни в коем случае нельзя отвлекаться, если вы идёте по следу. В общем, я вспомнил, что мы ищем кожу, и изрядно смутился.

В мороз поймать запах гораздо проще, чем на жаре, потому что на холоде запахи ощущаются гораздо острее. Не могу объяснить почему, так что даже пытаться не буду. Запах мистера Смитерса ушёл от главной дорожки – хм, это странно! – в сторону, на небольшую, посыпанную щебнем тропинку, шедшую вокруг дома. Во внутреннем дворике, у кормушки для птиц, где мне пару раз довелось стать свидетелем совершенно душераздирающего зрелища, о котором я даже думать не хочу, старый след Смитерса резко повернул прямо к окнам столовой. Не такой уж старый след, кстати: Смитерс был здесь вчера или даже этой ночью. Запах здесь был сильнее: должно быть, он простоял здесь довольно долго. Интересно, зачем? Может, он подсматривал? Дальше отследить запах я не мог, но это и так гораздо больше, чем обычно.

– Может, вы его где-то тут потеряли? – спросил Бро и ногой столкнул с дорожки ком подмороженных листьев. Под ним ничего не оказалось.

– С чего ты взял? – Смитерс, казалось, удивился.

– Потому что… – Бро кивнул на меня, – дело в том, что когда Артур вот так останавливается и начинает нюхать землю, то это обычно значит… ну, вы поняли…

– Нет, не понял.

– Ну, что он что-то нашёл.

– Не на сей раз, – жёстко отрезал мистер Смитерс. Потом он слегка улыбнулся Бро и более мягко добавил: – Я никогда тут не был.

Что? Я не верил своим ушам. Хотя обычно я своим ушам доверяю. Больше всего я верю своему носу, потом – ушам, потом – глазам. Вау! Я же язык забыл! Какая оплошность! Язык нужен, чтобы пробовать на вкус! Так что первым должен был быть язык, а потом уж…

– Артур, пойдём. Ты зря теряешь время.

Теряю время? Но мы же ищем что-то, потерянное мистером Смитерсом, хоть прямо сейчас я и не могу вспомнить, что именно. Так почему бы не поискать это здесь? Он провёл здесь довольно много времени, это совершенно несомненно. Вообще-то я очень люблю почти человеков, но испытывать симпатию к мистеру Смитерсу стало вдруг как-то очень трудно.

– Артур, пошли!

– Возьми его на поводок, – посоветовал Смитерс.

У Бро есть такой особенный взгляд, который, как мне кажется, похож на тот, каким я смотрю на тех, кто пытается оторвать меня от еды. Вот и сейчас он посмотрел на Смитерса именно так.

– Артуру не нужен поводок, – проговорил он.

Мы с Бро родные души, если я правильно уловил смысл этого выражения. А вполне возможно, что неправильно. Я, скажем, довольно долго думал, что если кто-то на чём-то съел собаку, то это значит… Сейчас я так больше не думаю. Но всё равно давайте лучше сменим тему. И, кстати, сразу есть захотелось.

– Артур!

Я сделал над собой усилие и побежал за Бро и мистером Смитерсом, а вскоре обогнал их. Мне нравится быть впереди. Старый запах мистера Смитерса – интересно, он кому-то ещё нужен? Или уже нет? – шёл вокруг всего дома и выходил на парковку, к огромному чёрному джипу.

– Это ваша машина? – спросил Бро.

– Да.

– Может, вы его где-то тут потеряли?

Мы поискали вокруг машины. Я как-то подзабыл, что именно нужно найти. А потом, откуда ни возьмись, меня осенило: кошелёк! Вот это да! Отличный день! Больше я не забуду про кошелёк.

Мистер Смитерс встал не четвереньки и заглянул под машину. Обычно вид человека на четвереньках приводит меня в огромное волнение, и я не могу удержаться и не присоединиться к нему. Но не сегодня. Кошелька там не было – я уже знал это, потому что в воздухе не было ни следа соответствующего запаха. И, кстати, не пахло не только самим кошельком, но и мелкими частичками человеческой кожи с пальцев, пластиком или бумагой. Не сводя глаз с дорожки (кроме меня, разумеется, – я предпочёл смотреть по сторонам), мы дошли до дома, развернулись и пошли обратно к машине.

– Где ещё он мог оказаться? – спросил Бро. – Может, внутри?

– Маловероятно, – покачал головой Смитерс. – Я ношу кошелёк в кармане.

Но он всё-таки открыл машину и поискал внутри – под сиденьями, в боковых карманах и подстаканниках, за козырьками. А вот в бардачке не искал. Между тем из бардачка доносился очень интересный запах, хоть он и не имел никакого отношения к кошельку. Зато это пахло, как пистолет. Оружие обычно смазывают маслом, запах которого мне прекрасно знаком благодаря охотникам, которые приезжают к нам осенью. Этот запах ни с чем не спутаешь.

Мистер Смитерс вылез из машины.

– Может, в бардачке глянуть? – спросил Бро.

– Там его точно нет.

– Но Артур, похоже, что-то унюхал.

– Смышлёная псина, – буркнул мистер Смитерс. – Он же наверняка любит арахисовое масло и сэндвичи с повидлом?

– Думаю, да.

Мистер Смитерс засмеялся и потрепал меня по спине, одновременно как бы отталкивая от бардачка. То есть это только со стороны казалось, будто он меня потрепал: надеюсь, вы понимаете, что я хочу сказать. Меня это очень озадачило. А в следующий момент мы все уже стояли возле машины, дверь которой была закрыта. Что происходит? Может, они собираются угостить меня фирменным сэндвичем? Но поблизости их, кажется, нет. Я вспомнил, как прекрасны были объедки сэндвича на горе Мисти в тот день, когда мы с Хармони нашли бедняжку Лемэра. Сейчас я почти ощутил вкус сэндвича во рту. Может, нам стоит прямо сейчас съесть что-нибудь подобное? Но, похоже, они вовсе об этом не думали. Меня пронзила мысль, которая показалась мне очень важной: почему нет? Отчего бы не съесть фирменный сэндвич, когда он тебе так нужен?

– Ну, – сказал Бро. – Что теперь?

Мистер Смитерс посмотрел на дом:

– А воры тут есть?

– В каком смысле?

– Может, кто-то обкрадывает постояльцев?

– Никогда такого не было, – сказал Бро. – А сейчас вы и вовсе единственный постоялец.

– Из чего вовсе не следует, что… – мистер Смитерс осёкся. – Я не сомневаюсь в вашей честности. На, возьми двадцать баксов. Спасибо за помощь.

Бро даже не попытался взять купюру, которую Смитерс достал из кармана.

– Я же ничего не сделал.

– Эй, парень! Двадцать баксов – это деньги.

По-моему, он прав. Но Бро, кажется, считает иначе. Он не взял деньги.

Мистер Смитерс, похоже, чуть-чуть расслабился и облокотился на машину. Из-за туч выглянуло солнце, и всё вокруг заискрилось. Борода Смитерса вспыхнула, как огонь. Он огляделся.

– Красиво у вас тут, – проговорил он. – Тебе, должно быть, нравится тут жить.

Бро кивнул.

– Ты спортом занимаешься?

– В хоккей играю.

– Стремительная игра, – одобрительно заметил Смитерс.

– Вы тоже играете? – спросил Бро. В его голосе впервые послышался интерес.

– Не-а. Но я дружу с парой игроков из «Рейнджеров».

– Круто!

– С Ховлевым и Риччи. Думаю, я могу попросить их надписать для тебя пару шайб и переслать их сюда.

– Серьёзно?

– Хочешь?

– Конечно!

Нам пришлют шайбы? Отличная новость! Неужели я чуть не возненавидел мистера Смитерса? Ума не приложу за что.

– Считай, замётано, – кивнул Смитерс. Потом, посмотрев на горы, он ткнул в них рукой: – Вот эта как называется?

– Это гора Мисти.

Смитерс некоторое время смотрел вдаль.

– Переживаешь за своего родственника?

– За Мэтти? – переспросил Бро. – Да, конечно.

– Какой он?

– Мэтти классный! Это он научил нас с сестрой кататься на коньках. А ещё он лучший хоккеист в городе, и он бы попал в сборную, как ваши приятели, если б не вся эта заваруха.

Мистер Смитерс всё ещё не спускал глаз с горы Мисти.

– А ваш отец что, не научил вас кататься?

– Не-а, – потупился Бро.

– Странно, – Смитерс наконец посмотрел на Бро. – А этот ваш приятель Мэтти… Разве он не был на горе, когда там нашли тело?

– Он же там работает!

– А нашла труп твоя сестрица?

– Угу.

– Скажи ещё раз, как звали того парня?

– Господин Лемэр.

– Как ты думаешь, кто он вообще такой?

– Ну… Хм…

– В смысле, чем он зарабатывает на жизнь?

– Понятия не имею. Ну, может, это как-то связано с алкоголем.

Мистер Смитерс напрягся:

– Что? Почему ты так думаешь?

– Это трудно объяснить.

– Ты умный парень. Готов спорить, ты можешь прекрасно всё описать. – Мистер Смитерс махнул рукой в сторону Мисти: – Вся эта история… Уверен, я бы смог помочь твоему приятелю.

– Правда?

– Моя профессия – специалист по улаживанию конфликтов.

– Это как?

– Это значит, что мне поручают урегулировать серьёзные проблемы, – пояснил мистер Смитерс. – Но, чтобы помочь, мне необходимо знать все факты.

– Какие, к примеру? – уточнил Бро.

В этот момент парадная дверь дома открылась, и из неё выглянула мама. Увидев нас, она поднесла руку ко рту и крикнула:

– Ну как? Успешно?

– Не особо, – ответил Смитерс.

– Бро, мне нужна твоя помощь: сходи к поленнице и наколи дров. Они кончаются.

– Щас, мам, – ответил Бро.

– Нет, Бро: сейчас же.

20
Принцесса

Я слишком мало гуляю. Я даже успела забыть, насколько мне это нравится. Гулять ночью самой по себе ещё лучше, но ехать в специальном рюкзаке на груди у Хармони тоже неплохо. Всё вокруг проплывает мимо ровно с такой скоростью, чтобы мне было интересно. До чего же красив мой город! К сожалению, я знаю его не очень хорошо – возможно, как раз потому, что слишком мало гуляю. Например, я никогда прежде не понимала, что дом Эммы Карстерс стоит на самом краю зелёной зоны, всего в нескольких шагах от библиотеки. А сейчас я вижу, как перед ним стоит сама Эмма, пытающаяся воткнуть морковку в голову снеговика. На меня нахлынуло очень странное чувство: как если бы я жалела, что с нами нет Артура. Он задирает лапу у каждого снеговика, попадающегося ему навстречу. А их в наших местах зимой становится довольно много.

– Ого! – сказала Хармони. – Крутой снеговик.

– Привет, Харм, – ответила Эмма. – Нужно придумать для него имя.

Мы подошли поближе. Эмма мне нравится. Отчасти – своими славными косичками, а частично потому, что её голос напоминает мне сметану. Не просите меня объяснить, как это. Но главное, за что я её люблю, – это за то, что она моя большая поклонница.

Сейчас Эмма бросила на меня восхищённый взгляд:

– Принцесса в этой штуке так прикольно выглядит!

– Я знаю, и ей это нравится, – ответила Хармони.

Прикольно – это очень многозначное слово. В данном случае оно значит «очаровательно».

Хармони посмотрела на снеговика:

– Может, назвать его синьором Снегундо?

Эмма рассмеялась. Должно быть, Хармони как-то очень удачно пошутила, потому что Эмма смеялась очень долго, а потом, без всякого предупреждения, вдруг расплакалась.

– Что случилось, Эммка?

– Я буду скучать без тебя.

– Скучать без меня? Ты о чём?

– Если я буду жить с мамой. Она переезжает в Бостон, – говорит, что не может здесь больше оставаться.

Хармони обняла Эмму, но не очень крепко, потому что я была между ними. Слёзы Эммы капали мне на голову. Терпеть не могу сырость, но сейчас решила побыть паинькой. Ну, хоть пару мгновений.

– А ты не можешь остаться тут, с папой? – спросила Хармони.

– Я не знаю. Он подавлен ещё сильнее, чем мама. Папа вообще немножко не в себе последнее время.

– Это многое объясняет, – проронила Хармони.

Эмма затихла. Слёзы у неё высохли.

– Что ты имеешь в виду?

– Ничего. Прости. Ничего.

Эмма отодвинулась от Хармони. Лицо у неё покраснело и пошло пятнами.

– Нет, говори.

Хармони пожала плечами:

– Я про Мэтти Комо, нашего двоюродного брата. Шериф заварил кашу, а твой папа слишком… а твой папа его не останавливает. Я сейчас…

– Ты хотела сказать, он слишком слаб? Ты это имела в виду?

Хармони кивнула, и Эмма, разразившись рыданиями, бросилась к дому. Это маленький славный жёлтый домик с зелёными ставнями. Дверь за ней захлопнулась. Мы поспешили следом и постучали.

– Эмма! Эмма! – звала Хармони.

Но из-за двери нам никто не ответил, так что нам пришлось уйти. Город от набежавшего облака потемнел и стал чёрно-белым. Единственным ярким пятном остался морковный нос синьора Снегундо.

– Вот что я называю кошачьей вкусняшкой, – сказала миссис Хейл. – Это мой собственный рецепт. Посмотрим, оценит ли Принцесса.

Мы сидели в библиотеке, за стойкой миссис Хейл: миссис Хейл на большом кресле, Хармони – на стуле, а я, собственно, на столе. Миссис Хейл достала пакетик и вынула из него небольшое свёрнутое трубочкой угощение размером примерно как чипсы, но гораздо интереснее. Она положила трубочку на стол. Все внимательно смотрели на меня.

Вкусняшка. Я, разумеется, сразу ощутила её запах, и внезапно во мне осталась лишь импульсивная часть моей природы. Я не сомневаюсь, что вы уже поняли, насколько я благородное создание и как сдержана в реакциях. Жадность мне совершенно чужда. Кроме того, я предпочитаю есть в одиночестве. Думаю, я вполне могла бы унести свою кошачью вкусняшку – какое прекрасное название-то! – под стол и съесть её там. Но, когда мне в голову пришла эта идея, вкусняшки уже не было.

– Ого! Быстро она! – сказала Хармони.

Они с миссис Хейл что-то там ещё говорили про кошачьи вкусняшки, скорость и тому подобное, но я не могла следить за их разговором. Единственное, что занимало мой мозг, это «Ещё!». Ну ладно: две мысли. Вторая была: «Скорей!»

Ещё!

Скорей!

Ещё!

Скорей!

– Может, она хочет ещё? – предположила Хармони.

– Трудно сказать, когда она вот так тихо сидит, – ответила миссис Хейл.

– Но глаза у неё горят.

– Я заметила.

Миссис Хейл открыла пакетик и по столу толкнула в мою сторону ещё одну вкусняшку. Медленным и грациозным движением я протянула к ней лапу: будто мы с вкусняшкой исполняли какой-то танец. Потом что-то вспыхнуло, и на сцене остался лишь один танцор.

– Ого! – воскликнула Хармони.

– Можно с уверенностью сказать, что ей понравилось, – констатировала миссис Хейл и… боже, что она делает? Убирает пакет в ящик?

Ещё!

Скорей!

Ещё!

Скорей!

– А как зовут вашу кошку, миссис Хейл? – спросила Хармони. Ну, или что-то в этом роде: уж не знаю, горели ли у меня глаза, а вот мозг точно пылал.

– У меня сейчас нет кошек, – ответила миссис Хейл. – Если вообще можно сказать, что у кого-то есть кошка. Потому что на самом деле это мы у них есть.

Ещё!

Сейчас!

Ещ…

Ну-ка, повтори? Это у нас, кошек, есть люди? Эта миссис Хейл очень милая, хоть её глаза и говорят: ну-ка, не смей баловаться, а уголки губ опущены.

– …До позапрошлого года я и представить себе не могла, что буду жить без кошек, – рассказывала тем временем миссис Хейл. – А потом я опять вышла замуж. И вскоре после этого мистер Хорошевс превратился в мистера Плохендра. Он совершил ужаснейшую вещь, какую только можно вообразить.

– Что это было? – спросила Хармони.

– Он позволил… позволил себе заболеть аллергией на кошек. Скажи мне, Хармони: можно ли считать это основанием для развода?

– Смотря по ситуации…

– Разумеется, по ситуации, детка. – Миссис Хейл хлопнула рукой по столу. – Но если бы тебе пришлось отвечать только «да» или «нет», то что бы ответила? Это достаточное основание для развода?

– Нет.

Миссис Хейл кивнула:

– Вот и я так же решила. Но я была буквально на волосок от развода. – Она подняла руку и показала практически сомкнутые большой и указательный пальцы. На мгновение её лицо приобрело отсутствующее выражение, потом она быстро встряхнула головой и сказала: – Но я тебя не за этим позвала, Хармони. Отчасти ради вкусняшек, но…

Ещё!

Скорей!

– …Но в основном из-за карты. Я имею в виду ту карту, которую господин Лемэр стянул прямо у меня из-под носа. Карта – это важно, и наплевать, что по этому поводу думает шериф Ханцингер.

– Он думает, что это не важно?

– Он вообще не думает. Точка. Впрочем, может, я перегибаю палку. Невозможно поверить, что мы способны выбрать шерифом человека, совершенно лишённого способности мыслить? Давай остановимся на том, что шериф лишён способности мыслить логически. А без чего невозможно расследовать ни одно преступление?

– Без чего?

– Что должно быть очень развито у того, кто расследует преступления?

– Логическое мышление?

– Прекрасно, юная леди! – подтвердила миссис Хейл. – Тот, кто расследует преступление, при помощи логического мышления собирает в единую цепочку различные факты, а затем… как это говорится?

– Не знаю…

– Он заносит топор! Именно так! Тот, кто расследует преступление, заносит топор над головой преступника.

– Шериф уже занёс топор над головой Мэтти Комо, – вздохнула Хармони.

Миссис Хейл махнула рукой, будто отгоняя назойливую муху.

– Да кто вообще может поверить, что Мэтти способен кого-то убить?

– Вот именно!

– Ну, есть одно обстоятельство… Если бы эту карту нашли у Мэтти. Я позвонила шерифу и спросила у него насчёт этого. Он подтвердил, что карты у Мэтти не было, и тогда я ему велела немедленно освободить заключённого.

– Вы прямо так ему и сказали?

– А почему нет?

– Вы что, хорошо его знаете?

– Как облупленного. Я раньше была учительницей, преподавала в третьем классе в начальной школе Этана Аллена. Шериф учился там в первый год моей работы. Большего оболтуса я отродясь не видывала – ни до, ни после. Разумеется, он не отпустил Мэтти, потому что он совершенно безмозгл и лишён способности мыслить логически.

– Значит, карта – это элемент логической цепи? – спросила Хармони.

– Разумеется! Именно так! В самую точку! Хармони, ты не думала насчёт того, чтобы стать шерифом, когда вырастешь?

– Нет.

– Не торопись отказываться.

– Я не хочу никого арестовывать, – сказала Хармони.

– Не сомневаюсь, – кивнула миссис Хейл. – Но посмотри на это с другой стороны. – Тут её взгляд упал на меня. – Как прекрасно…

– Что? Арестовывать людей?

– Нет, я не об этом. В общем, подумай… – миссис Хейл смолкла. – Так о чём бишь мы говорили?

– О логической цепи.

– Именно! Опять в самую точку! – кивнула миссис Хейл. – Итак, первое: господин Лемэр украл карту. Второе: значит, ему нужна карта. Третье: карта нужна ещё Мистеру или Миссис Икс. Четвёртое – Мистер или Миссис Икс убили господина Лемэра, чтобы забрать у него карту. Пятое – тот, кто взял карту, и есть убийца!

Хармони посмотрела на миссис Хейл долгим задумчивым взглядом. Она была в этот момент так тиха и прекрасна! И я говорю это вовсе не потому, что люблю её.

– Хм, – сказала она наконец.

Вы, может, скажете, что это очень немногословно, но это «хм» было так многозначительно! А раз, если я ничего не путаю (а с чего бы мне путать?), карту взял Артур, то, выходит, Артур и есть убийца? Ура! Дело закрыто!

– Итак, – продолжила миссис Хейл, – какой вопрос первым делом приходит нам в голову?

Ну, это совсем просто: когда вы достанете из ящика тот пакет с вкусняшками?

Но Хармони ответила иначе:

– Что в этой карте такого важного?

– Вот именно! – кивнула миссис Хейл. – Именно с этого я и начала своё исследование.

– Ваше исследование?

Миссис Хейл подалась вперёд:

– Я библиотечный архивариус. Проводить исследования – моя работа.

– Вот как!

– Первое правило любой научной работы – обратись к истокам. Начни с начала. Ты понимаешь, о чём я?

– Ну…

– Это значит, что мне нужно было прежде всего изучить историю этой карты. Как она попала в нашу библиотеку?

– Библиотека её где-то купила? – спросила Хармони.

– Я сначала именно так подумала, поскольку большинство наших книг и материалов приобретаются за счёт бюджетных средств. Но о покупке похожей карты никаких записей не нашлось. А ещё мы иногда получаем что-то в дар – часто это просто коробка со старыми книгами и журналами. В этом случае мы отделяем зёрна от плевел и…

– Вам присылают зёрна?

– Это просто такое выражение, Хармони. Мы отделяем полезное от ненужного, утилизируем ненужное и каталогизируем полезное. В общем, я выяснила, откуда взялась эта карта. – Глаза за стёклышками очков миссис Хейл заблестели. Сейчас они выглядели совсем молодыми.

– Откуда? – спросила Хармони.

Миссис Хейл потёрла руки. Люди так делают, когда им приходит в голову идея, которая кажется им замечательной. Но это не всегда так. В частности, не в тот раз, когда Элрод решил закрепить скотчем порвавшуюся цепь на бензопиле.

– Ты знаешь Пельтеров? – спросила миссис Хейл.

– Нет.

– Может, и так. Здесь раньше много их жило. Некоторые семьи исчезают, а другие вечны. Как ты думаешь почему?

Хармони пожала плечами:

– Хочется верить, что моя семья относится ко второй категории.

– Это в значительной степени зависит от тебя, – хмыкнула миссис Хейл. – Но пока это не актуальный вопрос. Для нас сейчас важно, что, когда старый Тёрстон Пельтер несколько лет назад переехал в дом престарелых, его книги отправили к нам. И, судя по нашим записям, в одной из этих коробок обнаружилась карта, которую мы обозначили как «Рукописная карта горных маршрутов, около 1925–1935 гг.» и поместили в ящик в картографическом зале. Где она и находилась, пока не появился господин Лемэр. Ну, что ты об этом думаешь?

– Может, старый Тёрстон Пельтер что-нибудь знал про карту?

– Именно так я и подумала! Можешь представить мой восторг, когда я обнаружила, что старый Тёрстон Пельтер стал с тех пор ещё старше?

– Он что, до сих пор жив?

– Ему в июле исполнился сто один год. – Миссис Хейл встала и взяла в руки сумочку. – Как насчёт нанести ему визит?

– Прямо сейчас?

– Ты знаешь более удачное время? – уточнила миссис Хейл.

Хармони вскочила, потом задумалась и посмотрела на меня:

– А как быть с Принцессой?

– Обитателям приюта «Теплица» она понравится, – уверенно сказала миссис Хейл.

Меня закрыли в рюкзаке и усадили на грудь к Хармони. Но до тех пор, пока мы не вышли за дверь, я не спускала глаз с ящика в столе миссис Хейл. Приют «Теплица» мне совершенно не интересен, и мне наплевать, что там внутри и что подумают обо мне его обитатели. Единственное, что меня заботило, было…

Ещё!

Скорей!

21
Артур

Мы с Бро отправились к поленнице колоть дрова. Бро должен был работать топором, а я – следить за змеями. Вообще-то змея выползла из-под дров лишь однажды – Бро тогда сказал, что это обычный уж. Но на меня он произвёл неизгладимое впечатление. Я его чуть не поймал! Успех был так близко! По крайней мере, я в этом совершенно уверен. Так что всё, что мне сейчас нужно, – это змея. Я сел у поленницы и насторожился.

Бро и Хармони отлично умеют колоть дрова. Их этому Элрод научил. «Прежде всего – безопасность, – сказал он. – Поставьте ноги на ширине плеч, а бревно – перед собой. Тогда к концу работы ваши ноги всё ещё будут при вас». Бро это очень развеселило. А Хармони – вовсе нет. Иногда она очень нетерпелива, и это был один из таких моментов.

Колка дров – тяжёлая работа, но спустя некоторое время вам удаётся поймать приятный размеренный ритм – такой, как сейчас у Бро. Итак, мы попали в приятный размеренный ритм. Бро машет топором, а я удобно уселся в сторонке и наблюдаю за тем, как разлетаются в сторону расколотые поленья. И тут я услышал странный звук. Я подумал, что это змея, и приготовился сразиться с ней, но в глубине двора появился тощий тип, а змея так и не выползла. Это был мистер Смитерс. Он шёл по гравийной дорожке от чёрного хода. Если бы я больше слушал своё обоняние, я бы гораздо раньше всё понял. Змеи не пахнут чесноком и застарелым потом из подмышек.

Мистер Смитерс улыбнулся:

– Привет, Бро.

Бро остановился с занесённым вверх топором.

– Похоже, ты мастер колоть дрова.

– Ух, – выдохнул Бро, резким движением опуская топор, рассёкший бревно надвое.

Мистер Смитерс поднял оба полена и аккуратно положил их в штабель у стены дровяного сарая. Затем он начал собирать и укладывать остальные поленья. Так, будто… Будто он тоже – часть нашей с Бро команды по заготовке дров. Мне это не понравилось, и я изменил своё отношение к мистеру Смитерсу, которое прежде было вполне благосклонным. Но только на приятном запахе чеснока и старого пота из подмышек далеко не уедешь.

– Мистер… эээ…

– Хм, Смитерс, – ответил Смитерс с тем блеском в глазах, какой бывает у людей, когда они шутят. Интересно, Бро это заметил? Я уверен, что нет.

– Вы не обязаны помогать, мистер Смитерс, – сказал Бро.

– Всё в порядке. Это отличная тренировка.

А вот это уже совсем интересно. Во-первых, из этого следует, что он может прекрасно поладить с мамой. А во-вторых, может, он и за меня потренируется как-нибудь?

– Как хотите, – кивнул Бро и вернулся к колке дров. Мистер Смитерс укладывал поленницу, а я – следил за змеями.

Надо вам сказать, что у Бро есть одна особенность: он не особо разговорчив. Поэтому я довольно сильно удивился, когда он снова заговорил:

– А вы кошелёк-то нашли?

– Боюсь, что нет, – ответил Смитерс, начиная новый ряд штабеля. Он стоял спиной к Бро, но мне его лицо было видно. Казалось, это было лицо какого-то другого человека, совсем не похожего на моего очаровательного приятеля Смитерса. – Прям загадка какая-то. И, кстати, о загадках: я бы с удовольствием дослушал, что ты там давеча рассказывал.

– Про что? – переспросил Бро.

Мистер Смитерс обернулся к нему, и, пока он поворачивался, выражение на его лице вновь стало нормальным! У нас в «Блекберри хилл» бывает много чудиков, и я уже почти уверен, что он – один из них.

– Про этого бедолагу – как там его звали? Ле что-то там?

– Лемэр.

– Верно. Ты хотел мне рассказать, что он как-то связан с алкоголем.

– Я? – Неужели Бро на секунду отвлёкся? Похоже, что да. Лезвие топора соскочило по краю бревна, срезав с него неровный кусок коры. Остальная часть опрокинулась, как кегля в боулинге. У нас в городе есть боулинг, и я однажды туда даже ездил, но это оказалось слишком восхитительно, и мне пришлось ждать в машине.

Бро поднял бревно и поставил его на место. Мистер Смитерс перевёл взгляд на лезвие топора.

– Помнится, мы говорили о том, чем Лемэр зарабатывал себе на жизнь, и ты сказал, что это может быть как-то связано с алкоголем.

– А, да, – кивнул Бро, раскалывая следующий чурбан, в этот раз – точно по центру, как Элрод.

– Почему ты так решил? – не унимался Смитерс.

– Я решил?

– Мне интересно, что навело тебя на эту мысль.

– А, – кивнул Бро. – Ну, во-первых, это из-за бутылки.

– Какой ещё бутылки?

– Старой бутылки, которую нашли у него в комнате.

– А где она была? Мне просто интересно.

– Кажется, на балконе, – пожал плечами Бро. – Я не уверен.

Вжик! Ещё одно полено разлетелось надвое. На верхней губе у Бро, несмотря на холод, выступило несколько капель пота. Это свежий пот. Разумеется, я учуял запах и решил, что он всё-таки нравится мне гораздо больше, чем идущий из подмышек мистера Смитерса. Но в целом они похожи.

– А кто нашёл эту бутылку?

– Кажется, Карстерс, помощник шерифа.

– А, – кивнул Смитерс. – Думаю, он её и присвоил.

– Вы хотите сказать – забрал с собой?

– Именно так.

– Хм… Я…

– Ты думаешь, она всё ещё здесь?

– Возможно. Мама наверняка знает. Я могу сказать только, что это по-настоящему старая бутылка.

– Да?

– Хармони, моя сестра, прочитала в библиотеке. Но и просто взглянуть вполне достаточно, чтобы понять. Она вся была такая пыльная!

Мистер Смитерс положил в поленницу ещё одно полено и, как-то неудачно повернувшись, перевернул целый штабель. Звук, по-видимому, отвлёк Бро, потому что следующий удар пришёлся полностью мимо бревна, и топор вонзился в землю прямо у его ног. Окно прачечной сразу же распахнулось, и из него выглянула мама.

– Достаточно, Бро, – сказала она. – Даже более чем. Прихвати с собой пару охапок. – Взглянув на мистера Смитерса, она закрыла окно.

Бро собрал охапку поленьев. Я тоже взял одно брёвнышко: маленькое и изящное, чтобы случайно не переутомиться, и пошёл за ним следом. Чувствовал я себя замечательно. Мне нравится быть в команде! И мистеру Смитерсу, похоже, тоже, потому что и он взял охапку поленьев.

– Не нужно, мистер…

– Мне вовсе не трудно, – сказал мистер Смитерс и заспешил вперёд, чтобы открыть нам дверь. Оглянувшись назад на дровяной сарай, он притормозил: – А что там под брезентом?

– Снегоход, – ответил Бро.

– Правда? Я никогда не ездил на снегоходе.

– Это совсем просто, – сказал Бро.

– Может, ты меня научишь?

– С удовольствием. Но по правилам придётся подождать ещё несколько месяцев.

– Чего подождать?

– Моего дня рождения. Но пока вас могла бы поучить мама. Меня и Хармони учила она.

Пошёл снег. Одна снежинка упала мне на язык и растаяла. Не устаю этому удивляться. Мы внесли нашу ношу в дом.

Некоторое время спустя все мы собрались в небольшой гостиной. Бро разводил в камине огонь, мистер Смитерс, усевшись в одно из замечательных кожаных кресел, листал журнал, а я караулил змей. Вообще-то змей в доме никогда не было, но мне почему-то было никак не остановиться.

– Что это с Артуром? – спросила мама, внося в комнату поднос с чайником, чашкой, молочником и печеньем.

Бро оглянулся через плечо:

– Он просто сидит.

– Но кажется, будто он чем-то встревожен, – покачала головой мама. – Совсем на него не похоже.

– Наверное, просто печенье клянчит, – предположил Бро, расщепляя пополам лучину.

Я и в самом деле хочу печенья. Нет смысла отрицать это. Но волнуюсь я из-за змей. Вдруг одна из них спустится по дымоходу и упадёт прямо Бро на голову? Страшно даже подумать! За всю свою жизнь мне не было так страшно, и, хочется верить, больше не будет. Я подошёл поближе к маме и стал, таким образом, заодно ближе к печенью.

Она наклонилась, чтобы налить мистеру Смитерсу чай. На мгновение их головы почти соприкоснулись, и мне это очень не понравилось. Не спрашивайте почему.

– Вас всё устраивает, мистер Смитерс? – спросила мама, ставя тарелку с печеньем на столик и выпрямляясь.

– У вас очень уютно, – сказал Смитерс, отправляя в рот печенюшку. В свой рот, а не в мой. – Бро рассказал мне о старой бутылке, обнаруженной тут в рамках расследования, которое, похоже, пока не закончено. Она ещё здесь?

Мама отрицательно качнула головой:

– Её забрал помощник шерифа.

– Жаль, – вздохнул Смитерс. – Я коллекционирую подобные вещи.

– Мы нашли её в интернете, – сказала мама. – Похоже, она стоит двести пятьдесят долларов.

– Не исключено. Можете вы её описать?

Мама подробно описала бутылку: что на ней было написано, и какая она была пыльная, и что компания давно закрылась, и всё-всё, что я уже слышал.

– Звучит убедительно, – кивнул мистер Смитерс. – Я готов заплатить за неё пятьсот долларов.

– В самом деле? – удивилась мама. – Но её же у нас нет, я же сказала. И я вовсе не уверена, что у нас вообще есть права на неё…

– Может, даже семьсот пятьдесят, – проговорил мистер Смитерс.

Мамины глаза широко раскрылись.

– Подождите минутку, я позвоню, – сказала она и вышла из комнаты.

Смитерс вновь начал листать журнал. Но на самом деле это делали лишь его руки. Глаза, которые при просматривании журнала должны двигаться взад-вперёд, были у него неподвижны. Бро тем временем был полностью поглощён хлопотами у камина. Он зажёг спичку, поднёс огонь к мятой бумаге, и – вуаля! – в камине вспыхнуло тёплое уютное пламя. Мы в «Блекберри хилл» знаем толк в подобных вещах. Так почему же у нас нет постояльцев? Берта говорит, что виной всему экономика, но я ума не приложу, что это значит.

Мама вернулась назад:

– У шерифа не знают, когда смогут вернуть бутылку, и не могут гарантировать, что вообще вернут её.

– Жаль, – сказал Смитерс, закрывая журнал. – Я уж подумал, что повезло.

– Я была бы рада помочь вам, к нашей взаимной выгоде, – сказала мама.

Смитерс рассмеялся и посмотрел на огонь:

– Отличная работа, Бро.

– Спасибо, – откликнулся тот.

Мистер Смитерс надкусил печенюшку и прямо с набитым ртом проговорил:

– А вы, случаем, не видали на бутылке каких-нибудь необычных пометок?

– Простите, чего не видали? – переспросила мама.

– Нет-нет, это вы меня простите, – мистер Смитерс проглотил печенье. – За мои дурные манеры. Я спрашивал, не обратили ли вы внимание на какие-нибудь странные пометки на бутылке.

– Какого рода? – уточнила мама.

– Не знаю, – пожал плечами Смитерс. – Может, какая-нибудь цифра или буква?

Мама отрицательно покачала головой.

– Может ты видел, Бро?

– Не-а, – ответил Бро. – Можно я пожарю зефирки?

– Подожди Хармони. – Мама взяла пустой поднос и направилась к выходу, но в дверях остановилась и обернулась: – Вы нашли кошелёк, мистер Смитерс?

– К сожалению, нет.

– Может, вам обратиться к шерифу. Там есть что-то вроде стола находок.

Мистер Смитерс ответил не сразу, и мне показалось, что у него в глазах застыл страх. Неужели его только что пронзила мысль о близости змей? Это показалось мне самым правдоподобным объяснением происшедшего. Наконец Смитерс справился с собой и выдавил:

– Это, пожалуй, идея.

Мама вышла, а я с удивлением обнаружил, что уже удобно устроился у камина, а в зубах сжимаю печеньку. Моё удобное местечко оказалось совсем рядом с винным шкафом, откуда до меня донёсся какой-то очень примечательный запах. Если бы я не был так занят печеньем и не лежал бы с таким комфортом, то мог бы немедленно выяснить, что это.

22
Принцесса

Мы с Хармони и миссис Хейл шли по зелёной зоне. Точнее говоря, я не шла, а возлежала в рюкзаке. Зелёная зона была, разумеется, совершенно не зелёной, а белоснежной, и с неба вновь пошёл снег: снежинки, подгоняемые ветром, летели наискосок нам навстречу.

– Брр, – поёжилась миссис Хейл, натягивая шарф на лицо. – Терпеть не могу, когда так холодно. Никогда не старей, Хармони.

– Но альтернативный вариант ещё хуже, – улыбнулась Хармони.

Миссис Хейл рассмеялась, и в этот момент где-то в глубине её одеяний зазвонил телефон. Миссис Хейл извлекла его и сказала в трубку: «Алло?» По мере того как она слушала собеседника, кожа её бледнела, став в итоге почти как снег, если не считать выступивших на щеках розовых пятен.

– Я сейчас буду, – ответила она и попыталась убрать телефон обратно в карман, но вместо этого уронила его в снег.

Хармони наклонилась и подняла его.

– Миссис Хейл, вам нехорошо?

– У меня всё нормально, – ответила она, хотя весь её вид свидетельствовал об обратном, а рука, принявшая у Хармони трубку, сильно дрожала. – Это Арти.

– Кто такой Арти?

– Мой муж. Я сто раз ему говорила, но разве он когда-нибудь слушал…

– Что говорили, миссис Хейл? Я не понимаю.

– И доктор Хашми говорил. Ну почему он такой идиот? У него же было уже две замены коленного сустава! А позвоночник? К тому же…

– Но что вы ему говорили? – по-прежнему не понимала Хармони.

– Что давно пора прекратить самостоятельно чистить дорожки от снега! Без вариантов! И что, по-твоему, он сделал при первой же возможности? Ну и, разумеется, в итоге он поскользнулся и упал на лёд, и его отвезли в больницу на «Скорой помощи». И почему, собственно, меня это не удивляет? – Миссис Хейл глубоко вздохнула – так, как люди делают, когда пытаются успокоиться. – Хармони, мне придётся пойти туда.

– Хотите, я схожу с вами? – спросила Хармони.

– Спасибо, не стоит, – ответила миссис Хейл. – Тебе вряд ли понравится.

– Ничего страшного, – попробовала настоять Хармони.

На глазах у миссис Хейл выступили слёзы.

– Ты славная девочка, – сказала она и, резко повернувшись, быстро зашагала обратно. Мы с Хармони остались вдвоём посреди зелёной зоны.

– Принцесса, это ужасно.

Разумеется, ужасно – для этого типа Арти и, может быть, для миссис Хейл, но мне-то что? Вот если бы что-то плохое приключилось с Хармони – тогда другое дело.

– Думаю, нам лучше пойти домой, – сказала Хармони.

Ветер усилился, и я теснее прижалась к ней. Кажется, мы вовсе не идём домой, да и вообще никуда не идём. Не беда. Нам и так вполне хорошо.

– Но, – продолжила Хармони, помолчав, – я так надеялась, что этот визит что-то даст… Если б только Артур не съел карту!

Я думаю, она права. Но я совершенно не готова втягиваться в эти «если б только Артур не»: стоит лишь раз начать – и это придётся делать вечно.

– Как тебе кажется – в этом же совсем нет ничего плохого? – спросила Хармони. – Ну, если мы сходим туда одни? Миссис Хейл сказала, что ты понравишься людям из приюта «Теплица».

Чего ж тут плохого? Но! – так говорят всадники, чтобы заставить лошадь тронуться с места. Хармони не лошадь, но разве я не… не наездница в некотором смысле? Замечательная идея! Я человеческая наездница!

Всю дорогу до приюта «Теплица» я про себя говорила: «Но, но!» Приют стоял около Ледяного пруда неподалёку от хоккейного катка. Это был большой дом, размером напомнивший мне скорее больницу, где я как-то была, когда мы забирали оттуда Бро после того, как он сломал запястье, упав с яблони. Впрочем, нам сейчас не до обсуждения этого случая. Так вот, приют «Теплица» напомнил мне больницу, с тем только, что приют был всё-таки поменьше и покрашен в белый и зелёный цвета, а не кирпичным, как больница. Проще говоря, он выглядел как смягчённая вариация больницы. Во всяком случае, для меня.

Мы вошли внутрь, в большую уютную комнату с множеством растений и – какая предусмотрительность! – с птичкой в клетке. Какая-то старушка на инвалидном кресле подъехала к птичке и спросила у неё:

– Ну как нынче поживает моя милая Полли?

Полли чирикнула нечто, похожее на «растеряна». Старушка ответила:

– Ах, до чего же ты душечка!

Они ещё некоторое время ворковали подобным образом, а я всё ждала, когда старушка спросит свою Полли: «Хочешь, я тебя выпущу из этой клетки чуть-чуть полетать?» – но она этого так и не сделала. Во всяком случае, пока я была рядом.

Мы остановились у стола, где меня сразу заметила гораздо более юная женщина в ярко-жёлтой форме.

– Здравствуй, – обратилась она к Хармони. – Ты с командой пет-терапии?

– Хм, я…

– И как звать эту прелесть? – Потянувшись через стол, она через сетку потрогала меня за нос.

Разве я её знаю? А она меня? Эта грубая выходка оказалась для меня так неожиданна, что я даже не успела подумать о том, чтобы познакомить её с моими зубами раньше, чем она сделает своё чёрное дело.

– Её зовут Принцесса, – ответила Хармони.

– Прекрасно!

– А ещё… Мы пришли повидаться с мистером Пелтером.

– Замечательная идея! К нему почти никто не приходит. Комната сто тридцать шесть в Садовом крыле. Возьми план нашего здания. И не принимай слишком близко к сердцу то, что говорит мистер Пелтер. Он обычно ворчит, но на самом деле вполне дружелюбен.

Мы пошли по коридору. Хармони изучала план, а я смотрела прямо перед собой. Настроение у меня было не из лучших. Пылал ли гнев в моих глазах в этот момент? Я уверена, что да. Потрогать меня за нос? Невероятная дерзость!

Мы подошли к закрытой двери, на которой Хармони прочитала номер: «С136». Она постучала.

Изнутри послышался мужской голос – старческий, но вовсе не слабый. Скорее я бы назвала это криком.

– Что вам надо?

– О боже, – тихо сказала Хармони и затем, уже громче, добавила: – К вам гости.

– Гости? Какие ещё гости?

– Упс, – прошептала опять Хармони. – Что мне ему сказать?

Единственное, что я могла ей предложить, – сказать ему, чтоб он выпустил Полли из клетки, но Хармони, судя по всему, ждала чего-то другого. Я уже не первый раз замечаю, что люди имеют обыкновение упускать из виду самое важное.

– Это мистер Пелтер? – спросила она.

– А кто же ещё, по-вашему?

– Не знаю, сэр. Просто…

– Ты что, ребёнок? Ты разговариваешь, как ребёнок!

– Я ребёнок, – подтвердила Хармони. – Меня зовут Хармони. И я принесла с собой Принцессу. Это кошка.

– Кошка? Я люблю кошек. Вы из пет-терапии? Я вас уже заждался совсем.

– Мы пришли, – откликнулась Хармони через дверь. – И это чистая правда, – добавила она тихо.

– Так чего же вы ждёте? Дверь открыта. Она никогда не запирается, и это один из тех мерзких…

Хармони открыла дверь.

– …Обычаев, из-за которых я уйду отсюда при первой же возможности.

Старик сидел на кровати. Он был совсем крошечным – наверное, самым крошечным человечком, какого я когда-либо видела. Зато голос у него был, пожалуй, самым громким из всех, слышанных мною, хотя теперь, когда мы вошли внутрь, он его и понизил немножко. На нём была фланелевая пижама, застёгнутая на все пуговицы, а такие носы люди, кажется, именуют ястребиными клювами. Вообще весь он напомнил мне птицу, но не одну из тех, с какими я обычно имею дело, не кардинала или малиновку, а большую парящую высоко в небе птицу. Однажды я видела, как такая птица спикировала вниз и схватила кролика! Это заставило меня очень призадуматься.

– Здравствуйте, мистер Пелтер, – сказала Хармони.

– Хармони? – ответил тот. – Тебя же так звать?

– Да, сэр.

– Что это за имя такое?

– Каким назвали.

– Что? Я разве просил умничать? Впрочем, чего и ждать от человека с именем Хармони.

Хармони, казалось, чуть-чуть отпрянула – как от порыва ветра. Но она справилась с собой и ответила:

– В самом деле, сэр? Оно ведь означает «гармония», а гармония – это вроде как раз про то, чтобы всё было соразмерно.

Глаза у мистера Пелтера (совсем птичьи глаза!) стали злыми. Но это выражение быстро ушло с его лица, и голос тоже стал мягче.

– А где кошка? Мне обещали кошку.

– Здесь, мистер Пелтер. У меня в рюкзаке.

Взгляд мистера Пелтера внезапно перестал быть похожим на птичий, а стал очень старым и уставшим. Он посмотрел на меня.

– Ну, разве она не прекрасна? Говоришь, её зовут Принцесса?

– Да, это значит что-то вроде «королевна»…

– Очень подходящее имя, вне всякого сомнения. Вне всякого сомнения… – Мистер Пелтер сморгнул, как будто смутился. Снова посмотрев на меня, он спросил: – А почему ты держишь Принцессу взаперти?

– Вовсе нет: ей просто нравится…

– Выпусти её, пожалуйста, а?

Хармони отстегнула переднюю стенку, и я выскользнула наружу. Куда бы пойти? Одеяло мистера Пелтера выглядит очень привлекательно: кажется, оно мягкое и пушистое. Есть ли там, что поцарапать? Выяснить это можно лишь одним способом, так что в следующий момент я уже лежала на постели рядом с мистером Пелтером. От него пахло старыми газетами – против этого запаха я ничего не имею.

– Прелестно, прелестно, – проговорил мистер Пелтер. – Кис-кис.

Он протянул ко мне костлявую руку и погладил меня по спине. Знавала я поглаживания и получше, конечно, но это не было отвратительно, и, несомненно, это лучше, чем совсем ничего.

Мистер Пелтер посмотрел мимо меня на Хармони.

– Ты ещё здесь?

– Я с Принцессой, – ответила она.

– То есть ты останешься? Так?

– Если вы не возражаете. Я хотела расспросить вас про карту.

– Карту? Нет у меня никаких карт!

– Но раньше была. Её потом передали в библиотеку.

– Карты, карты… Не знаю ничего ни про какие карты. Всё, что у меня есть, – эта комната.

Он огляделся. Смотреть было, в общем, особо не на что. Рука мистера Пелтера было остановилась, но сейчас он снова начал меня гладить.

– Мне кажется, карта была в коробке с вашими книгами, которые упаковали и передали в дар библиотеке, – сказала Хармони.

– Передали в дар? – Мистер Пелтер поднял вверх костлявый кривой палец. – Тогда где мой налоговый вычет?

– Я не знаю, – ответила Хармони.

– Ха-ха-ха! – сказал Пелтер. – Вот что бывает, когда пытаешься меня одурачить!

– Но я не… – пробормотала Хармони.

Что это? Неужели она сейчас расплачется? У неё слёзы в глазах стоят! Почему? Я не поняла, и, к счастью для меня, это стало не важно, потому что Хармони быстро встряхнула головой и снова гордо выпрямилась, как обычно.

– Мистер Пелтер, карта – это очень важно. Я… я думаю, что из-за неё убили одного человека.

Мистер Пелтер замер.

– Где? – спросил он. – Где его убили?

– Наверху, на старом маршруте Сококи.

– Тогда выходит, не одного убили. – Мистер Пелтер посмотрел в окно. На фоне серого неба вились белые снежинки. – Бандиты мрут, как гиены. Но я удивлён, что ты знаешь. Это было очень давно.

Он закрыл глаза, и Хармони подошла ближе.

– Что было давно?

Мистер Пелтер не ответил. Он по-прежнему сидел прямо, опираясь на подушки, но его рука соскользнула с моей спины и упала на одеяло. Я слегка царапнула его, просто для проверки. Такие вещи нужно делать аккуратно.

– Мистер Пелтер, у вас всё хорошо? – Хармони наклонилась к нему. – Он вообще… да, Принцесса, он дышит.

Хармони подвинула стул и села. В комнате мистера Пелтера стало очень тихо. Так бывает в наших краях, особенно когда идёт снег. Не было слышно почти никаких звуков, кроме разве что лёгкого шороха моих когтей по одеялу. Собственно, даже всего одного когтя, который я незаметно от Хармони запустила в одну из этих небольших подушек вокруг.

Мы наслаждались тишиной и спокойствием, которые внезапно прервались, когда мистер Пелтер распахнул глаза и закричал:

– Нет, нет, нет!

– Мистер Пелтер, что случилось?

Диким взглядом он озирался вокруг себя. Он выглядел ужасно напуганным. Я не знала, как ему помочь, но мне стало его жаль. И всё-таки он прервал моё маленькое развлечение. Замечаю исключительно из любви к справедливости.

Мистер Пелтер заговорил. Голос у него, такой сильный прежде, сейчас стал тоненьким и высоким, как у ребёнка.

– Не ходи туда, папочка, – молил он. – Пожалуйста, не по просеке!

Хармони встала и взяла его за руку. Я не могла не заметить, как отличаются эти руки: рука Хармони была такой живой, а рука мистера Пелтера выглядела так, будто она повидала множество невзгод и еле держалась.

– Всё хорошо, мистер Пелтер, – сказала Хармони. – Вам приснился кошмар.

Он повернул голову и, казалось, удивился, увидев её. Она погладила его по руке. Пелтер облизал губы – они пересохли, и язык тоже был сухим.

– Ты Хармони? – спросил он.

– Да.

– С кошкой?

– Принцесса рядом с вами.

Он повернулся ко мне:

– А! Красивая она.

Это чистая правда, а значит, мистер Пелтер ещё не совсем выжил из ума. Он вновь облизал губы.

– Вы хотите пить? – спросила Хармони.

– Постоянно.

Хармони налила в стакан воду из стоявшего рядом графина и подала ему, но руки мистера Пелтера дрожали. Хармони помогла ему крепче держать стакан, и вместе они поднесли его к губам Пелтера. Выпив, он снова откинулся на подушки.

– Мне приснился кошмар? – спросил он.

Хармони кивнула.

– О чём?

– Про вашего папу, мне кажется. Вы не хотели, чтобы он ходил на просеку.

Взгляд мистера Пелтера стал отстранённым, будто он смотрел куда-то очень-очень далеко.

– Но он всё равно пошёл.

– На просеку?

– Это была одна из его обязанностей. Что он мог поделать? Я не понимал этого. Я же был ребёнком, как ты сейчас.

– А кем он работал? – спросила Хармони.

– Водителем грузовика, – ответил Пелтер. – На Фостера Маховлица.

– Мистера Маховлица?

– Первого мистера Маховлица. Того, который сколотил состояние. Это было очень давно, во времена Великой депрессии. И сухого закона. Они шли рука об руку, вот как я теперь думаю. Маховлицы были так же бедны, как мы, как все в то время. А потом это изменилось.

– Почему?

Мистер Пелтер раздражённо посмотрел на неё:

– Ты спрашиваешь, почему некоторые становятся богаты, а другие нет?

– Нет-нет, – возразила Хармони. – Я хотела узнать, как Маховлицы разбогатели.

– Разве я не сказал уже?

– Должно быть, я прослушала.

– Должно быть, прослушала? Разве ты не знаешь, что это недопустимо? Что мир не позволит… – Тираду мистера Пелтера прервал приступ ужасного кашля. Он всё кашлял и кашлял. Я оставила одеяло в покое и ушла с кровати. Хармони тем временем поднесла стакан к губам Пелтера и дала ему попить. Кашель прекратился. Пелтер как-то странно взглянул на Хармони, будто увидел её в новом свете. – Скажи ещё раз, как тебя звать?

– Хармони.

– А кошку Принцесса?

– Да, сэр.

Он кивнул.

– Вы думаете, я сумасшедший старик, которому снятся кошмары про детство.

– Я не…

Мистер Пелтер попытался сделать глубокий вздох, но получилось у него что-то вроде всхлипа.

– Сухой закон, – сказал он. – Вот как разбогатели Маховлицы.

– Я не понимаю.

– Сухой закон, Хармони, это когда алкоголь под запретом. Но запрещён он был лишь в старых добрых Штатах Америки. А севернее, в Канаде, всё оставалось без изменений. А у нас куча народу, разумеется, по-прежнему мечтали о выпивке. Всякие там подозрительные личности в Нью-Йорке – например, завсегдатаи ночных клубов, любители вечеринок и прочие подобные. Гангстеры зарабатывали кучу денег, поставляя им алкоголь. Главная проблема была в том, чтобы ввезти его.

– Это вы про контрабанду говорите?

– Разве не ты спрашивала, как Маховлицы разбогатели? Так вот – на контрабанде и разбогатели. Алкоголь везли из Монреаля, по ночам пересекая границу просёлками. Мой папа подъезжал и встречал их по эту сторону границы – он был лучшим шофёром мистера Маховлица. Разумеется, на дорогах стояли посты. Но он знал все просёлочные дороги, все старые просеки. В южной части штата дороги уже не блокировались, так что к югу от горы Мисти можно было ездить почти безопасно. Гангстеры встречали моего отца там и забирали груз. Просека пересекает тропу Сококи и заканчивается на старой трассе Семьдесят семь.

– Но на Мисти нет просеки, – возразила Хармони.

– Нет? Тогда расскажи мне, где это случилось.

– Случилось что?

– Это твоё убийство.

– В каком смысле?

– А потом это всё кончилось. Последняя поставка. Тип из Монреаля и тип из Нью-Йорка прежде никогда не встречались лично. Никто никому не верил. Время от времени ньюйоркец приезжал и прятал деньги на несколько следующих поставок. Они прятали их в укромном месте, каждый раз в новом. И потом появлялся тип из Монреаля и выкапывал их. И лишь они двое знали, где деньги. Но в последнюю поставку, незадолго до отмены сухого закона, эти ребята встретились лично и поубивали друг друга. Один на один, без участия кого-либо. Никто даже не знал, что случилось, пока мы с отцом не нашли их тела.

– Вы, мистер Пелтер? Вы же были ребёнком!

Мистер Пелтер закрыл глаза.

– Мой отец был суровым мужчиной. Хоть, может, и не таким жестоким, как некоторые. Он бы не взял меня туда, если бы знал, что мы увидим. Один зарезал другого ножом, а тот успел выстрелить. Мы нашли их в объятиях друг друга, прямо перед пещерой.

– Ох, – вздохнула Хармони. – Должно быть, вам трудно пришлось.

В углу глаза мистера Пелтера показалась слезинка. Он отвернулся.

– Беда никогда не приходит одна, – сказал он.

– Что вы имеете в виду?

– Не твоё дело.

Хармони покачала головой и сказала:

– Я должна знать.

Мистер Пелтер сморгнул:

– С какой это стати?

– Потому что вы сами сказали: беда никогда не приходит одна. Я думаю, она всё ещё здесь.

– Мне наплевать. Я скоро умру.

– Не говорите так.

– Не будь дурочкой: у меня уже все органы отказывают.

Теперь слеза появилась в углу глаза Хармони. Она сморгнула:

– Мне так жаль.

Мистер Пелтер пожал маленькими костлявыми плечами. Хармони предложила ему стакан воды, но он отрицательно покачал головой. Хармони опустила стакан и, заговорив, смотрела на него, а не на мистера Пелтера:

– Вы вызвали полицию?

– Вызвать полицию? Если твой папа – контрабандист? Некоторые тайны нужно хранить всю жизнь. Мы спустились с горы, и мой папа рассказал обо всём мистеру Маховлицу. Потом они вместе вернулись туда и похоронили тела, Флорио и того канадца. Не помню, как его звали.

– А Флорио – это нью-йоркский гангстер?

– Ага. Мой отец и мистер Маховлиц похоронили их и отправились на поиски клада.

– Какого клада?

– Денег за поставку – чем ты вообще слушаешь? Спрятанные сокровища. Я же вроде уже говорил? Флорио приезжал из Нью-Йорка и прятал их где-нибудь на горе. А потом второй тип – Лемэр его звали…

– Лемэр???

– …Он являлся из Монреаля и выкапывал клад. Пятнадцать тысяч долларов – целое состояние по тем временам. Но даже с картой они так и не смогли найти его.

– С картой?

– Карта была у моего папы. – Внезапно Пелтер выпрямился. – Разве ты не из-за этого сюда заявилась?

– Да, сэр. Что вы можете о ней рассказать?

– Я всегда считал, что всё забрали индейцы.

– Карту забрали индейцы?

Мистер Пелтер раздражённо взглянул на Хармони:

– Да не карту, а клад!

– Откуда вы знаете?

– Они знают эти леса вдоль и поперёк. – Мистер Пелтер посмотрел в мою сторону: – Ты можешь оставить мне Принцессу?

– Нет, – покачала головой Хармони.

Мистер Пелтер весь сник. Казалось, все силы его оставили, и он вновь откинулся на подушки.

– Без разницы, – проговорил он очень тихо.

Хармони, не расслышав, наклонилась поближе.

– Карта – лишь половина дела.

– Что вы имеете в виду? – спросила Хармони.

Глаза мистера Пелтера были закрыты, а губы едва шевелились. Сначала они двигались беззвучно, но потом он тихо проговорил:

– Карта бесполезна без открытки.

– Открытки?

Губы старика вновь зашевелились.

– Никто никому не верил, – пробормотал он. – Спокойной ночи.

Хармони сложила руки:

– Пожалуйста, мистер Пелтер, не засыпайте!

Мистер Пелтер покачал головой. Едва заметный жест.

– Оставь Принцессу, – попросил он. Едва слышный звук.

23
Артур

– Я хочу взять напрокат снегоход, – сказал мистер Смитерс, входя в кабинет, где мы с мамой занимались счетами. Она в таких случаях сидит за столом, стуча по кнопкам разных устройств, а я лежу под столом и стараюсь не спать. Заниматься счетами – это работа, а на работе спать нельзя ни в коем случае. Этому в деловом мире приходится научиться.

– Мы сейчас не даём снегоход напрокат, – ответила мама.

– Как насчёт трёхсот баксов за вечер?

– Мистер Смитерс, вы делаете слишком много чересчур щедрых предложений.

– Это плохо? Может, тогда двести пятьдесят?

Мама засмеялась.

– Хорошо, – кивнула она. – Пусть будет двести пятьдесят.

– Но сначала мне потребуется небольшой урок вождения.

– Вы никогда не управляли снегоходом?

– Вряд ли это особо сложно.

– Вовсе не сложно. А куда вы планируете поехать?

– Просто покатаюсь вокруг. По соседним полям, может – вниз, к речке.

– Лёд ещё очень тонок, это опасно.

– Тогда я останусь на берегу. Мне не нужны приключения – я просто хочу тихо погулять.

– Отличный план, – кивнула мама. – Встретимся на улице через пять минут.

Мистер Смитерс вышел из кабинета. Мама что-то убрала в ящик и тоже ушла. Я встал, как следует потянулся и пошёл поискать кого-нибудь. Первым делом я направился в кухню. Это моё любимое место.

На кухне – никого, и на столах ничего не оставлено. Не то чтоб я мечтал стянуть что-то: просто мне кажется важным знать, что творится вокруг. К примеру, как-то раз там была тарелка с куриными кебабами в беконе. Вы знаете, что такое кебаб? Его готовят на шпажках – и я это как раз в тот день и выяснил. А ещё я тогда узнал, как прекрасен бекон с курицей. Впрочем, разве бекон хоть с чем-то может быть не вкусен? Размышляя об этом, я, сам того не заметив, вышел из кухни в маленькую гостиную, где тоже никого не было.

Где все? Я уже направился прочь, когда до меня донёсся этот замечательный запах. Он шёл из-за винного шкафа. Я просеменил туда и втиснулся в щель между стеной и винным шкафом. Здесь я как-то нашёл очень несвежую, но тем не менее очень вкусную кукурузную палочку. Наверное, это прошлой весной было. Кажется, тогда щель казалась пошире. Я задумался, почему так, но ненадолго, потому что в глубине, частично под винным шкафом, лежал кошелёк. Кожаный – это важно. Я вытащил его из-под винного шкафа и поднял его, в то же мгновение усвоив две вещи: во-первых, этот кошелёк был в распоряжении Принцессы, причём совсем недавно. Во-вторых, он сильно пах чесноком и несвежим потом из подмышек, а это запах мистера Смитерса. Кто-то что-то говорил о пропавшем кошельке? Вроде мне что-то такое смутно припоминается. И тут меня пронзила потрясающая мысль: это же пропавший кошелёк мистера Смитерса! И это я, Артур, его нашёл! Я, Артур, герой! Когда подобное случалось со мной последний раз? Может быть, никогда! Я вылетел из комнаты со своей находкой во рту. Очень скоро я услышу: «Артур, хороший мальчик!» и «До чего ж умный пёс! Я думаю, он заслужил кебаб. Или даже парочку».

Куриный кебаб в беконе – я чуть не забыл о нём. Но это лишь оттого, что я был слишком счастлив – так счастлив, что мыслить здраво уже невозможно. А это – главный признак счастья. Вот это да! Ничего себе идейка! Совсем на меня не похожа. И я немедленно о ней позабыл.

Я вбежал в прихожую у чёрного хода и обнаружил там маму, одетую в лыжные штаны и лыжную куртку и натягивающую шерстяную шапку.

– Эге, Артур, а у тебя, похоже, отличное настроение! – Она присмотрелась повнимательнее. – Что это там у тебя?

Потерянный кошелёк! И это я, Артур! В этот момент следовало положить кошелёк к маминым ногам и впустить в свою жизнь прекрасное будущее. Но, как бы безумно это ни звучало, я внезапно не захотел расставаться с ним. Без всякой причины. Просто не захотел.

Мама подошла поближе:

– Это же, кажется…

Я отдёрнул голову, потом потряс ею из стороны в сторону и чуть отпрянул. Что на меня нашло? Понятия не имею.

– Артур, сидеть!

Сидеть? Мама хочет, чтобы я сел? Прямо сейчас или когда-нибудь потом, в какой-то более подходящий момент, когда мне правда захочется посидеть?

– Я сказала «сидеть»!

Серьёзно, что ли? Именно тогда, когда я совсем не хочу сидеть, а хочу вместо этого трястись, крутиться, размахивать кошельком во все стороны, чтобы потешить свою душеньку? Ах, моя душа! Ты так ликуешь! Может, попрыгаем? Прыгнуть разок или парочку? Прыгать довольно утомительно, и отрываться от земли мне вовсе не просто, но я всё равно прыгнул! Прыгнул, встряхнулся, завертелся, потрясся и…

– Артур! Умри!

Я немедленно замер, перевернулся на спину и притворился мёртвым. Притвориться мёртвым – значит лечь совершенно неподвижно, подняв в воздух все четыре лапы. Глаза при этом можно не закрывать. Потому что иначе как вы что-то увидите?

Мама подошла поближе и, присев, вынула кошелёк у меня изо рта. Ну, не сразу, конечно.

– Давай, Артур. Отдай.

Но я был не в состоянии. Это не моя вина. Рот мне не повиновался.

Мама потянула за кошелёк:

– Артур, ты огромная умница, что нашёл это. Теперь не порти, пожалуйста.

Портить что? Не понимаю. Как я могу хоть что-то испортить? Я же герой!

Мама потянула за кошелёк. Я потянул в обратную сторону. Она потянула сильнее. Я тоже потянул. Она…

Тут кошелёк взмыл в воздух, и из него начали вылетать различные вещи. Я полностью затих – как и подобает очень-очень хорошему мальчику. Язык у меня, возможно, тем временем свешивался с одной стороны рта.

Мама начала собирать выпавшие вещи. Я достаточно долго проработал на стойке регистрации постояльцев, чтобы знать, что это: деньги. Кредитные карточки. Нечто, похожее на водительские права. Нечто, похожее на ещё одни водительские права.

Мама выпрямилась, рассматривая два экземпляра водительских прав.

– Что здесь происходит? – сказала она самой себе. Ну, то есть мне и самой себе. – На обоих удостоверениях одно и то же фото, но в одном написано Винсент Смитерс, а во втором – Винсент Флорио. – Мама взглянула на меня, или сквозь меня куда-то в пространство. Затем она открыла заднюю дверь. Мистерс Смитерс, тоже одетый в лыжный костюм и снявший со снегохода брезент, ждал её снаружи. Он улыбнулся.

– Похоже, Артур нашёл ваш кошелёк, мистер Смитерс, – сказала мама. – Или вы мистер Флорио? – В руках у мамы были водительские права.

Он продолжал улыбаться, но теперь его улыбка стала очень гаденькой.

– До чего умная тварь! – сказал он. И потом, без всякого предупреждения, выхватил пистолет. Моё сердце учащённо забилось. – Я готов к уроку, – сказал он, пистолетом указывая маме на снегоход.

Мама не шевелилась. Урок? Я ничего не понимал. Единственное, что я ощущал, – это собственное сердце, пытавшееся выскочить у меня из груди. Так бывает от любви, но и от ненависти случается.

– Ты производишь впечатление умного человека, – сказал плохой человек. – Просто не глупи, и всё обойдётся.

– Это вы убили господина Лемэра, – сказала мама.

Бедная мама! Она тряслась всем телом, хотя голова её каким-то непостижимым образом была неподвижна.

– Что за глупая мысль! – хмыкнул он. – Но если в вашем безумном предположении есть какая-то доля истины, то тем легче вам будет принять следующее решение. – Он снова махнул пистолетом. – Садитесь за руль.

Мама очень медленно подошла к снегоходу и села вперёд. Мужчина – Смитерс или Флорио? – пристроился сзади, ткнув пистолет маме в бок.

– Поехали! – скомандовал он.

Мама завела мотор. Что происходит? Понятия не имею. Но этот пистолет! И он тычет им в маму! Я был взбешён.

Снегоход тронулся. Я разогнался изо всех сил и прыгнул, распахнув пасть. Мои зубы были готовы вцепиться глубоко в ногу этого мерзавца, чтобы показать ему, что почём. Но, даже не обернувшись в мою сторону, он взмахнул тяжёлым ботинком, ударив им меня по лицу. Я упал, вскочил, снова упал и изо всех сил бросился в погоню за снегоходом.

24
Принцесса

– Привет! – сказала Хармони, когда мы вошли в переднюю. Дверь она закрыла пяткой: именно так и я бы поступила на её месте. Очень крутой жест. – Есть кто дома?

Ответа не было. В гостинице стояла полная тишина.

– Мама? Бро?

По-прежнему тихо. Хармони расстегнула молнию на рюкзаке, и я спрыгнула на пол, приземлившись, как всегда, бесшумно.

– Артур?

Артура поблизости не было. Я всегда чувствую, когда он где-то неподалёку, хоть мне и трудно объяснить как. Я просто знаю.

– Как звали этого постояльца? – спросила меня Хармони.

Она имеет в виду мистера Смитерса, того рыжебородого типа, который мне не нравится и которому я не доверяю. Хармони подошла к стойке регистрации и заглянула в журнал постояльцев.

– Мистер Смитерс, вы здесь?

Но и мистер Смитерс не откликнулся. Хармони обошла дом, а я следовала за ней. Мы заглянули в кухню, в Большую Комнату и в маленькую гостиную. Хармони посмотрела на горящий в камине огонь – он горел очень ярко, а вовсе не догорал.

– Кто-то должен здесь быть, – сказала Хармони.

Мы поднялись по чёрной лестнице, заглянули в мамину комнату, а потом – к Бро. Он был там и, надев наушники, играл в видеоигру. Его пальцы с бешеной скоростью молотили по кнопкам управления. На экране ужасные монстры также с дикой яростью рубили друг другу головы и выжигали деревни.

– Бро! Бро… Бро!

Бро обернулся к нам с отсутствующим взглядом, как будто он был где-то далеко. Пальцы его замерли. Он снял наушники. На экране в воздухе застыла окровавленная отрубленная голова монстра.

– Чего? – спросил он.

– Где мама?

– Внизу вроде.

– Чего бы я стала у тебя спрашивать, если бы она была внизу, а?

– Кто ж тебя знает.

– Бро, соберись наконец!

– Отличное у тебя настроение.

Хармони топнула ногой – невиданное дело:

– Хватит уже тупить, а?

– Я не сомневался, что ты считаешь меня тупым.

– Да не считаю я. Ты не тупой.

– Тогда почему я учусь на класс младше?

– Сейчас не до этого! Нам нужно поговорить.

– О чём?

– Обо всём, что я разузнала.

– В библиотеке?

– Нет. То есть и там тоже. Но в основном – от одного старичка, мистера Пелтера. Его отец работал шофёром у Фостера Маховлица.

– У Фостера есть шофёр?

– Да не у этого Фостера! У его то ли дедушки, то ли прадедушки, то ли ещё кого-то в этом роде. Того, который основал компанию. Но суть в том, что мистер Пелтер кое-что знает.

– Про карту?

– Нет. Ну, то есть да. Но вовсе не только о ней. Господин Лемэр был не первым, кого убили на этой горе!

– Что?

– Это всё было очень давно. Во времена сухого закона.

– В какие-какие времена?

– Бро, мы это уже обсуждали. Тогда там была просека. Наверняка остались какие-то следы. Нам нужно…

Снизу послышался тихий звонок: колокольчик на регистрационной стойке в холле.

– Может, это мама? – спросил Бро.

– С чего бы маме звонить в колокольчик?

– Понятия не имею, – ответил Бро, надевая обратно наушники, и потянулся к джойстику – той маленькой пластмассовой штуковине с кнопками. Но Хармони опередила его, накрыв джойстик рукой.

– Бро!

– Что?

– Пошли со мной.

– Куда?

– Вниз.

– Ты хочешь, чтобы я пошёл с тобой вниз?

– Да.

Бро задумался, но ненадолго:

– Ладно. – Он кинул наушники на кровать.

Мы спустились вниз: Бро и Хармони рядом, я позади. Артуру всегда нравится бежать впереди, и это – одно из многочисленных наших отличий. Позади ходить, разумеется, лучше – так можно держать всё под контролем. Жизнь Артура полна неожиданностей. Это не для меня.

– Сухой закон – это антиалкогольная кампания? – спросил Бро на площадке.

– Ага. Оказалось, что это выгодно в первую очередь гангстерам и контрабандистам, – подтвердила Хармони, открывая дверь из наших частных помещений в холл гостиницы. – И одним из этих контрабандистов был…

У стойки регистрации стояла женщина. Это была не мама. Она услышала наши шаги и обернулась к нам, не выпуская из рук колокольчика. Не мама, но лет ей, наверное, примерно столько же. У неё были тёмные волосы, тёмные глаза и несчастный вид.

– Здравствуйте, – сказала Хармони. – Добро пожаловать в гостиницу «Блекберри хилл». Чем мы можем помочь вам?

Именно так мама учила всех приветствовать посетителей. Сама мама и Хармони всегда соблюдали это правило, за ними по убывающей следовали Берта, Элрод и Бро.

– Я не вполне… – начала женщина. Потом, заметив, что до сих пор держит в руке колокольчик, поставила его на место. Тот приглушённо звякнул. Этот приглушённый звук для меня как-то сразу очень прилип к той женщине, стал своего рода её «фирменным» звуком. Мир – довольно интересное место, особенно если смотреть на него моими глазами. Золотыми глазами, если вы вдруг подзабыли.

– Я думаю, что хотела бы поговорить с хозяином, – сказала женщина.

– Наша мама хозяйка, – ответила Хармони. – Она скоро вернётся.

Бро вмешался так, как он обычно делает – совершенно внезапно:

– Наверное, она пошла гулять с Артуром!

Хармони посмотрела на него и кивнула:

– Она выгуливает собаку. Но мы…

– Она думает, что он слишком… – начал Бро, но Хармони его перебила:

– Мы можем зарегистрировать вас, если вы хотите остаться. Меня зовут Хармони, а это Бро.

Мама думает, что Артур слишком какой? Мне хотелось узнать, но разговор ушёл от этой темы.

– Где ваш багаж? – спросил Бро.

– Я не уверена, что останусь, – сказала женщина. – Я просто… Просто хотела посмотреть. Увидеть своими глазами. Мне до сих пор не верится.

– Да? – спросил Бро. – Во что не верится?

Женщина повернулась к Хармони.

– Меня зовут Мелани Чанг, – сказала она. – Алекс Лемэр был моим другом.

– Ой, – выдохнул Бро.

– Сочувствую, – качнула головой Хармони.

– А теперь я вижу всё своими глазами, но мне всё ещё не верится, – проговорила Мелани Чанг и заплакала. Она плакала совсем тихо, как будто про себя. Хармони подошла к ней и взяла за руку.

– Бро, – сказала она. – Принеси, пожалуйста, салфетки со стойки.

– Зачем? – спросил Бро.

Некоторое время спустя мы сидели в маленькой гостиной: Бро хлопотал у огня, а Мелани Чанг сидела в удобном кресле с чашкой чая на подлокотнике. Мы с Хармони разместились на своём любимом пуфике.

– Вы знакомы с шерифом? – спросила Мелани. – Мистер Ханцингер, если я верно запомнила?

– Да, – ответила Хармони.

– Он сказал мне, что у него есть… что он поймал убийцу. Какой-то Мэтти или что-то в этом роде. Он разрешил мне поглядеть на него.

– Вы видели Мэтти?

– Ну, не непосредственно. Через зеркальное стекло.

Бро очень сильно ткнул кочергой в камин, так что из него вылетел целый сноп искр.

– Зеркальное стекло? – переспросила Хармони. – Шериф разрешил вам подглядывать за Мэтти?

– Это случилось так быстро, – сказала Мелани. – Всё кончилось раньше, чем я успела почувствовать себя неловко.

Хармони посмотрела на Мелани взглядом, который я бы определила как суровый. На лице Хармони это выражение очень необычно.

– Вы знакомы с этим человеком, с Мэтти? – спросила Мелани.

Хармони кивнула.

– Я так растерялась, – сказала Мелани. – У него приятное лицо. Я знаю, что это не показатель, но… – Мелани отхлебнула чай, кружка в её руках слегка дрожала. – Но я совершенно точно знаю, что Алекс не интересовался старой факторией и историческими находками. Он никогда не говорил со мной о таких вещах.

– Вы сказали это шерифу? – спросила Хармони.

– Да, – кивнула Мелани. – Но он говорит, что это не важно. А важно лишь то, что Мэтти думал, что Алекс охотится за историческими находками. На самом деле шерифа это всё не очень интересовало. Важно было то, что Мэтти сбежал.

Бро опять ткнул кочергой в огонь, на сей раз ещё сильнее, чем предыдущий.

– А каким был Алекс? – спросила Хармони.

Мелани качнула головой:

– Это трудный вопрос. Он был таким сложным человеком… Вот потому-то я… я… – Она отвернулась.

Бро сердито взглянул на Хармони. Она поднесла палец к губам, словно говоря ему, чтоб он молчал.

Мелани вновь повернулась к нам:

– Большинство людей считало Сашу, как я его называла, хотя теперь, как это ни странно, начинаю мысленно говорить о нём «Алекс», обычным фантазёром. Он действительно умел мечтать, но фантазёром он не был. Проблема в том, что он вечно чем-нибудь увлекался и терял голову.

– А чем он зарабатывал на жизнь? – спросила Хармони.

– По-разному, – ответила Мелани. – Впрочем, примерно год назад Алекс получил небольшое наследство. Он был из богатой семьи, но это было давно, и состояние таяло из-за неумелых вложений, которые сделал Алекс. Кажется, это была никелевая шахта.

– А как его семья разбогатела? – спросила Хармони.

– У них был ликёрный бизнес.

– Как это? – спросил Бро.

– Виски, – пояснила Хармони.

– Именно так, – подтвердила Мелани. – У них прекрасно шли дела во времена сухого закона, но потом наступил постепенный упадок, и в конце концов они закрылись. Алекс ещё родился в особняке, сейчас там устроили музей, но этот особняк был продан через несколько месяцев после его рождения, так что он его совсем не помнит. Но в нашей квартире он повесил его фотографии.

– Я всё ещё не понимаю, зачем он сюда приехал, – сказала Хармони.

– Простите. Я стараюсь объяснить. – Мелани попыталась опять взять в руки кружку, но её руки слишком дрожали, и она поставила её обратно на подлокотник. Потом она быстро взглянула на Хармони: – А вы – та самая девочка, которая отвела его в горы? Шериф что-то об этом говорил.

– Отчасти, – кивнула Хармони.

– Должно быть, вам тоже несладко пришлось.

– Мы в порядке, – буркнул Бро от камина.

Хармони быстро взглянула на него, словно напоминая, чтоб он помалкивал.

– Ну, мы, конечно, огорчены, – сказала она. – Может, именно поэтому мне важно понять.

– Это логично, – кивнула Мелани. Она глубоко вздохнула, стараясь взять себя в руки. – Лемэры вели дела с жестоким нью-йоркским семейством по фамилии Флорио. Они не доверяли друг другу, поэтому разработали сложную систему поставок и оплаты. Алекс потратил кучу времени на её изучение, роясь в старых семейных архивах. Точно известно, что схема состояла из карты и открытки. Для того чтобы найти место, где были спрятаны деньги, надо было иметь и то и другое, но Алекс никак не мог разобраться, как это работает. При самой последней поставке, в конце сухого закона, старый господин Лемэр приехал сюда, чтобы, как обычно, забрать деньги, но старый мистер Флорио тоже явился лично и попытался надуть партнёра. Подробностей не знает никто, но в итоге они оба убили друг друга, а деньги так и остались в тайнике.

– Пятнадцать тысяч долларов, – сказала Хармони.

– Откуда ты знаешь?

– Это правда?

– И да, и нет, – ответила Мелани. – Оплата производилась маленькими слитками золота. В 1932 году золото стоило около двадцати долларов за унцию.

– А сейчас? – спросила Хармони.

– Примерно тысячу триста.

– Ничего себе!

– В том-то и дело, – кивнула Мелани. – Это значит, что исходные пятнадцать тысяч долларов превратились теперь в гораздо более крупную сумму.

Бро снова ткнул кочергой в огонь, на этот раз мягче.

– Девятьсот семьдесят пять тысяч, – тихо произнёс он.

Обе собеседницы удивлённо обернулись к нему. Пожалуй, стоит уточнить: это Мелани обернулась с удивлением, а Хармони была совершенно потрясена:

– Бро, как ты это сделал?

– Без понятия, – буркнул Бро. Огонь затрещал, и в камине вспыхнуло большое бревно.

– Так или иначе, он прав, – сказала Мелани. – Хотя Алекс всегда округлял эту сумму до миллиона. Ещё в тридцатые годы Лемэры пытались найти это золото, и то же самое делало семейство Флорио, но никто так и не сумел его отыскать.

– А откуда вы знаете, что Флорио его не нашли? – спросила Хармони.

– Потому что Алекс нашёл одну из открыток. С этого всё и началось. Лишь месяц назад умер двоюродный дед Алекса – последний Лемэр, кроме него самого. Алекс разбирал имущество в доме этого дедушки на севере страны и обнаружил открытку в какой-то полуистлевшей коробке. Он связался с потомком Флорио – похоже, они по-прежнему владеют ночным клубом. И Винсент Флорио заинтересовался идеей вместе отправиться на поиски и поделить найденное пополам. Вряд ли он бы согласился, если бы они уже нашли золото. Он даже сказал, что у него есть карта.

– Вы хотите сказать, что Флорио снова надул Лемэра? – спросила Хармони.

По лицу Мелани быстро пробежала грустная улыбка:

– Ты меня сильно опередила. – Затем её лицо вновь погрустнело, так что было практически невозможно поверить, что она только что улыбалась. – И Алекса тоже, – добавила она. – Он всегда слишком умничал.

– В каком смысле? – переспросила Хармони.

– Я не хочу сказать, что он не был умён, – сказала Мелани. – На самом деле у него был потрясающий интеллект. Но я никогда не понимала, принесло ли ему это хоть какую-то пользу. Возможно, как раз наоборот. – Мелани вздохнула. – Правда состоит в том, что он сам не мог устоять перед искушением надуть Флорио. Ведь деньги были платой за поставленный товар. Так что все права принадлежали Лемэрам. И он был последним из них. Так что это была своего рода компенсация, если вы понимаете, о чём я.

Понимали ли они это? На лицах детей не отражалось никаких признаков понимания. Я тоже не поняла, но меня это и не интересовало. Я в этот момент беспокоилась о маме. Я не видела никаких причин, почему так случилось, но я всё сильней о ней беспокоилась. И от того, что я не понимала причин своего беспокойства, становилось ещё хуже.

– Так вот, из-за избытка ума Алекс приехал сюда на день раньше, – продолжала Мелани. – Он привёз с собой бутылку виски времён сухого закона, чтобы подарить её Флорио, но прихватил с собой и пистолет, доставшийся ему от предков. На всякий случай, как он мне сказал. Хотя он совершенно не умел обращаться с оружием. Теперь я понимаю, что он совершенно не сознавал, что делает. – Мелани посмотрела Хармони в глаза. – Приехав сюда, он начал наводить справки. И, думаю, он каким-то образом нашёл карту самостоятельно: он прислал мне сообщение об этом. Значит ли это, что у Флорио карты не было? Я совсем ничего не понимаю. Шериф сказал мне, что карту не нашли у… у его тела.

– Вы рассказали всё это шерифу? – спросила Хармони.

– Я пыталась, но если речь не об исторических памятниках, то он ничего не желает слушать, – вздохнула Мелани.

– Потому что он арестовал Мэтти, – сказал Бро. – Так что мы будем делать?

– Мама что-нибудь придумает, – сказала Хармони. – Она должна быть…

Снаружи раздался лай. Очень знакомый голос. У Артура богатый репертуар разных лаев. Этот был полон отчаяния. Обычно он так лает, когда голоден. Но было в этом лае и ещё что-то, чего я никогда прежде от Артура не слыхала. Как бы там ни было, я всё больше беспокоюсь о маме.

– Они вернулись, – сказала Хармони и вышла из комнаты, направившись ко входу.

Я осталась на месте, чтобы приглядывать за Мелани. Мной внезапно овладел приступ подозрительности ко всем, кроме нас, членов семьи. Мелани посмотрела в кружку. Слеза выкатилась у неё из глаза и капнула в чай, образовав на поверхности расходящиеся круги. Бро заметил, что она плачет, и ещё больше сосредоточился на камине. Потом из передней раздался голос Хармони:

– Бро, можно тебя на минутку?

– Да хоть на сколько.

25
Артур

Дверь отворилась, и из неё выглянула Хармони. Какое же это счастье – снова её увидеть! У меня прямо ум за разум зашёл. Так говорит Берта, когда чего-то оказывается слишком много или в духовке что-то сгорело в тот самый момент, когда случилась протечка в туалете. Прежде я никогда этого не понимал, но теперь понял наконец. Где бы ни были мои ум и разум, сейчас они носились как бешеные.

– Артур? – спросила Хармони, приседая ко мне. – Что случилось?

Ох, сколько всего случилось. Я тяжело дышал и никак не мог отдышаться.

– Бро, можно тебя на минутку? – позвала Хармони через плечо, и я услышал голос Бро из глубины дома:

– Да хоть на сколько.

– Бро, это значит – иди сюда.

– А!

В следующее мгновение Бро стоял в дверях рядом с Хармони:

– «Есть минутка» значит «иди сюда»? Чего только не узнаешь… Ой! Что это с Артуром?

– Он один и тянет за поводок, – заметила Хармони.

Бро огляделся:

– А где мама?

– Вот в чём и вопрос. – Хармони встала, поднесла ладони ко рту и позвала: – Мама! Мама!

Ответа не последовало. Я знал, что не последует. Потом Бро присел и потрепал меня по голове:

– В чём дело, дружище?

Дело. Вот что. У меня дело. Очень, очень серьёзное дело. Смитерс или Флорио, как бы его ни звали, похитил маму! У него был пистолет! Что он с ней сделает? Я сломя голову носился маленькими кругами, нюхая снег. Больше мне ничего в голову не пришло. Бро и Хармони между тем смотрели на дорожку и деревья за ней. Вокруг никого не было.

– Мама, мама!

Я услышал какое-то поскуливание. Это я, что ли? Надеюсь, что нет.

– Харм, – сказал Бро. – Может, он хочет, чтоб мы пошли за ним?

Оба они посмотрели на меня.

– Он ничего подобного прежде не делал, – сказала Хармони.

Они ещё немножко посмотрели на меня.

– Но сейчас делает, – проговорил Бро.

Что именно я делаю? Да, конечно! Я просто сам не сразу понял! Идите за мной! Скорее за стариной Артуром!

Хармони кивнула:

– Я скажу Мелани, что нам надо уйти.

Она вошла в дом. Мамин запах я ни с чем не спутаю. Здесь он был повсюду. Мамин запах – один из моих самых любимых. Есть в нём какие-то нотки лимона, которые мне очень нравятся. Но сейчас он заставлял меня волноваться. Как нечто, что я люблю, может вызывать такую тревогу? Когда у вас ум за разум заходит, на подобные вопросы невозможно ответить.

Хармони вернулась в куртке, шапке и перчатках и протянула Бро его куртку с перчатками. Шапку Бро решил этой зимой не носить – не помню почему.

– Мелани останется ночевать, – сказала Хармони. – Мама её попозже зарегистрирует.

– Ага, – кивнул Бро. – Именно.

Они посмотрели друг на друга, и их пронзило какое-то общее сильное чувство. Я ощущал его, хоть и не мог понять, что это.

– Ладно, Артур, – сказал Бро. – Пошли.

Я перестал кружиться и побежал на дорогу – может, не слишком быстро, но и не прогулочным шагом. На улице я повернул и направился к Уилларду.

– Он ведёт нас к Уилларду, – сказал Бро.

– Мама, наверное, привязала его и зашла внутрь купить кофе, а он убежал.

– Ага, – кивнул Бро.

– Но почему он пошёл домой, а не дождался её?

– И мама никогда не пьёт кофе по вечерам…

Они не сказали больше ни слова до тех пор, пока мы не подошли к магазину Уилларда. Я немного прибавил скорость и хотел обогнуть здание, следуя за запахом выхлопов от снегохода. Мы на верном пути!

– Эй! – окликнула меня Хармони. – Артур, вернись!

Но я вовсе не хотел возвращаться. Я хотел…

Хармони взяла меня за поводок. После некоторых перемещений мы все вошли в магазин Уилларда. В любое другое время я был бы рад побыть у Уилларда, наслаждаясь разнообразными великолепными запахами, а может, и не только запахами. Но не сегодня!

Хармони и Бро огляделись.

– Её здесь нет, – сказала Хармони.

А я это и так знал! Почему мы так медлительны? Нам надо поторопиться!

– Что ты скулишь? – спросила Хармони.

– Может, хочет одну из тех собачьих вкусняшек с беконом? – предположил Бро.

– Нет, он не их клянчит, – покачала головой Хармони. – Он просто очень сильно виляет хвостом. И посмотри на это.

Они поглядели на мой хвост. А я в этот момент сам не понимал, что он там вытворяет.

– Он поджал его, – сказал Бро. – А теперь опять бьёт им.

Это звучит немножко стыдно. Я попытался поднять хвост красиво и высоко, но он меня не послушался.

– Чего же он всё-таки хочет? – спросила Хармони.

От кассы послышался голос мистера Уилларда. Здесь три мистера Уилларда – старый и молодой меня очень любят, а средний совсем не любит. Это был средний.

– А чего он всегда хочет? – сказал он. – Вкусняшку, разумеется. И вечно показывает один и тот же трюк – прикинуться мёртвым. Как бы не так. Почему бы ему не…

– Извините, мистер Уиллард, – сказала Хармони. – К вам моя мама не заходила?

Мистер Уиллард прищурился. Все мистеры Уилларды щурятся, когда задумываются.

– Это смотря по тому, как давно.

– Недавно, – сказала Хармони. – Сегодня. Где-нибудь час назад или около того.

Мистер Уиллард покачал головой:

– Нет, сегодня не заходила.

– Пойдём, – сказала Хармони и слегка потянула меня за поводок.

– Что? – удивился мистер Уиллард. – Он не будет прикидываться мёртвым?

– В другой раз, – ответила Хармони.

Это опять была нормальная Хармони. Разве у нас есть сейчас время показывать фокусы – пусть даже и самые замечательные, как прикинуться мёртвым? Нет, нету! Почему нет? Из-за мамы!

Мы вышли от Уилларда.

– Куда теперь? – спросил Бро.

– Я не знаю, – ответила Хармони. – Может… Эй, Артур!

Неужели я выдернул поводок у неё из руки? Кажется, именно так. Я знаю, это нехорошо, но… но это из-за мамы! Я обежал магазин. Ну, может, не совсем обежал, если учесть, до чего я устал, но я двигался так быстро, как только мог. Позади я снова почувствовал запах выхлопов снегохода и ринулся за ним в глубину леса. Хармони и Бро не отставали, несмотря на мою скорость.

– Он что-то знает, – сказала Хармони.

Я продолжал бежать рысью. Может, она и не была очень быстрой, но внутри я чувствовал себя так, будто прямо летел. Мы подошли к лесной поляне, на которой начиналась тропа.

– Он ведёт нас на гору Мисти, – сказала Хармони. – О, господи! Ты же не думаешь, что мама там упала? И что она вообще здесь могла делать?

– Давай не будет загадывать, – сказал Бро и обогнал меня.

Внезапно из-за деревьев выглянуло солнце: впервые за бог знает сколько времени. Обычно, когда появляется солнце, я испытываю приятный прилив лёгкого воодушевления, но это солнце висело на небе так низко, а его свет так причудливо вспыхивал то тут, то там между деревьями, что оно произвело обратный эффект. К моменту, когда тропа первый раз пошла в гору, Хармони тоже уже меня обогнала, а Бро и вовсе скрылся из виду. Я, разумеется, по-прежнему ощущал его запах, который смешивался с запахом мамы и выхлопов снегохода. А ещё – мистера Смитерса, который, если я ничего не напутал, оказался мистером Флорио. Мне он ни под каким именем никогда не нравился.

– Харм! – крикнул Бро откуда-то сверху. – Иди сюда скорее!

Хармони побежала. Я тоже попытался бежать, и, может, у меня даже немножко получилось. Не забывайте, что я сегодня один раз уже проделал весь этот путь.

Я добрался до большой скалы с блестящими крапинками у первой развилки. Хармони и Бро были уже здесь. Они озадаченно смотрели на наш снегоход, стоящий чуть-чуть поодаль, там же, где я видел его последний раз.

– Она поехала с Артуром на снегоходе? – спросила Хармони.

Бро поднёс руки к губам.

– Мама! Мама! – позвал он.

Нет ответа. В одну сторону от развилки тропа оставалась широкой и лёгкой, в другую становилась крутой и узкой.

– Куда теперь? – спросил Бро.

Хармони посмотрела в одну сторону, потом в другую, потом наконец на меня:

– Артур, нам нужна твоя помощь.

Ну, то-то же. Я, Артур, вышел вперёд и повёл их по сложному пути. Я, Артур. Мой хвост сам собой встал торчком. Я забыл сказать вам ещё об одном запахе, который указывал мне правильный путь: это мой собственный запах. Здесь он был приятным и сильным и ощущался повсюду. Это прекрасный, свежий запах, похожий на запах внутри нашего сарая, с примесью соли, перца и ноткой свиного жира.

Солнце опускалось всё ниже и уже не просвечивало сквозь голые ветви деревьев. Небо ещё довольно долго оставалось алым и золотым, а потом лес покрыли тёмные тени. Мы тем не менее не сбавляли ход, и я был уверен, что все мы изрядно запыхались, хотя соответствующие звуки, похоже, издавал лишь один из нас. Мы шли вверх через лес, растущий на горе Мисти, и тени словно преследовали нас всё выше и выше. А потом меня будто выключили, так, что ноги у меня, кажется, устали ещё сильнее, чем прежде. Будет неправильным сказать, что я остановился и сел. Это скорее выглядело как если бы…

Бро обернулся и посмотрел на меня:

– Артур, хватит там принюхиваться.

Вау! Легко сказать. На то я и пёс, чтобы принюхиваться. Как, например, стала бы это делать Принцесса на моём месте? Совершенно не представляю, но абсолютно уверен, что это именно моё место, а не её. Я поднялся – если только я и впрямь перед этим сидел на пятой точке – и двинулся вперёд тем, что считал быстрой походкой. «Всяко побыстрее тебя, Принцесса, – думал я. – Всяко побыстрее тебя». Это должно было быть правдой. Всё-таки я существенно крупнее.

Вскоре немного в стороне я заметил небольшую полянку с обугленными камнями в центре. Это здесь под обгоревшим поленом я нашёл остатки того фирменного сэндвича. А кто у нас любит такие сэндвичи? Точно! Мистер Флорио, который раньше именовался мистером Смитерсом! Внезапно меня осенило. Но уже в следующий момент я вернулся в обычное состояние, в котором не очень-то многое понимаю. И совершенно не меньше счастлив от этого. Может быть, даже больше!

Вскоре тени совсем сомкнулись и на гору спустилась ночь.

– Надо было захватить фонарик, – сказала Хармони.

– Мы же не знали, – сказал Бро. – Будем просто полагаться на нюх Артура.

Я переместился вперёд, ориентируясь по своему нюху, как Бро и посоветовал. Мимо в темноте проплывали различные силуэты, которые я узнавал лишь потому, что видел их прежде при свете: огромный пень с грибами на нём и заросли игольчатых деревьев. Затем мы дошли до самого крутого подъёма, где детям нужно было опуститься на четвереньки. И теперь мы все шли таким образом! До чего ж весело это было бы, если б я не был так встревожен! Теперь запыхались уже все мы.

– Знаешь, о чём я думаю? – спросила Хармони, тяжело дыша. – Нам бы сейчас очень пригодился папа.

– Терпеть его не могу, – выдохнул Бро.

И они пошли дальше, по-прежнему двигаясь на четвереньках и слегка сопя от напряжения.

– Это он предложил завести Принцессу, – сказала Хармони через время.

– И?

– Чтобы извести мышей.

– И что?

О чём это они? Принцесса – папино предложение? Вау! Я немножко помнил папу, но эти воспоминания были очень расплывчаты. Я всё ещё пытался понять, что хотела сказать Хармони, когда мы подошли к выступившей из ночной тьмы стене.

– Утёс, – сказала Хармони.

Вырубленные в нижней части скалы ступени слегка поблёскивали во мгле. Бро наклонился.

– Харм, погляди на снег вот тут, под ступеньками.

Хармони склонилась к нему.

– Он утрамбован так, что получилась какая-то ямка.

Бро распрямился.

– Я думаю, это Артур.

– Он много раз пытался залезть наверх? – спросила Хармони.

– И падал назад.

Именно так! Как они догадались?

– Но прошлый раз у него получилось! – воскликнула Хармони.

– А ты ему вкусняшку давала?

– Да.

– Ну вот тебе и разгадка. Суть в том, что, когда ему не удалось забраться, он вернулся за нами.

– Но мама ни за что не пошла бы туда, оставив его одного! – сказала Хармони.

Они оба подняли головы и позвали:

– Мама! Мама!

Сначала им никто не ответил. А потом сверху, с того самого старого маршрута Сококи, если я ничего не путаю, послышались их собственные голоса: теперь они казались очень далёкими и испуганными.

– Мама! Мама!

26
Принцесса

Мы с Мелани сидели возле огня. Я могла бы пристроиться возле неё в большом мягком кресле, но мне не хотелось быть так близко от её горя. Когда горюет мама или кто-то из детей, то это совсем другое дело. А Мелани – она мне чужая. Я в подобных вопросах не люблю торопиться. В какой-то момент её голова стала крениться на сторону, и она заснула. Постепенно с её лица сошло это страдальческое выражение. Оно не стало счастливым, но успокоилось. Оказалось, что Мелани вполне симпатична. Глядя на неё, я даже стала подумывать, не перебраться ли к ней, но вдруг вспомнила о своём кошельке. Может, раньше он и был не моим, но теперь мой.

Я направилась к винному шкафу, скользнула за него и… вот уж сюрприз так сюрприз. Кошелька нет! Пара глубоких вдохов, и тайна раскрыта: здесь побывал Артур, и теперь мой кошелёк у него. Если, конечно, он не успел его потерять или не закопал и забыл где. Оба варианта кажутся более чем правдоподобными. Я начала вынашивать планы мести, но внезапно осознала, что даже не знаю, где сейчас Артур. Он же вроде лаял у входа? Нет, правда: где все, собственно? Я совсем стихла – тише некуда – и прислушалась. Дома не было никого, кроме нас с Мелани. Неужели я, созерцая огонь и пребывая в глубокой задумчивости, утратила контроль за ситуацией? Это случается. Особенно с теми, кто склонен к глубокомыслию.

Я взглянула в окно над винным шкафом и заметила, что на дворе уже почти совсем стемнело. Да, я пропустила развитие событий. Я знаю, о чём вы сейчас подумали: тем хуже для них. И это правда. И всё же я несколько встревожилась. Мой взгляд остановился на Мелани, всё ещё спящей возле камина. От неё помощи ждать не приходится. Разве сейчас не тот час, когда все должны быть уже дома? И ужином вовсе не пахнет. Часть меня хотела остаться тут, спрятавшись за винным шкафом. Другая предлагала сходить в подвал и поглядеть, что там с мышами. Две эти части по-прежнему боролись друг с другом, когда я внезапно услышала, как открывается входная дверь. Наконец-то! Мама!

Но… Не торопись, Принцесса. Эти шаги точно не мамины. И не Хармони, и не Бро, Берты, Элрода или Большого Фреда. Это даже не папа, хоть он уже давно здесь не появлялся и никто о нём не скучает. Ну, я, во всяком случае, определённо не скучаю. Эти шаги мне немного знакомы: несомненно, я их уже как-то слышала, хоть и не часто. Я отодвинулась поглубже за винный шкаф и стала наблюдать за происходящим через просветы между бутылками.

В широком дверном проёме появился крупный мужчина: один из этих верзил с бочкообразным туловищем на ножках-палочках. Свет никто не включал, но пламя камина осветило его огромные золотые часы и бросило отблески на лицо. Это мистер Маховлиц.

Он оглядел комнату. Скользнув мимо меня, его взгляд остановился на уснувшей в кресле Мелани. Мистер Маховлиц вошёл в комнату, подошёл к ней поближе и включил маленькую настольную лампу. Некоторое время он молча рассматривал Мелани, а потом немного отошёл и закашлял в кулак. Не по-настоящему, а так, как люди кашляют, когда хотят, чтобы вы заметили их присутствие. Можно подумать, я могла его не заметить.

– Эй, мисс! – позвал он.

Мелани открыла глаза и посмотрела на мистера Маховлица.

– Ой! – воскликнула она, прижимая руки к груди. – Вы… вы меня напугали.

Он улыбнулся. Если не знать Маховлица, то можно было бы решить, что это приветливая улыбка.

– Не бойтесь меня, мисс. Моё полное имя Гаррисон Маховлиц, но все зовут меня Бад.

Занятно. Никогда не слышала, чтобы хоть кто-то обращался к нему иначе как «мистер Маховлиц».

– Я близкий друг этого семейства, – продолжал он. – Замечательные люди. Прекрасная гостиница, гордость нашего города. Вы здесь остановились?

– Да, – кивнула Мелани, выпрямляясь. – По крайней мере, мне так кажется. Меня ещё не зарегистрировали.

Она поглядела в окно:

– Господи, сколько сейчас времени?

Мистер Маховлиц – ни за что не стану называть его Бадом – посмотрел на свои золотые часы.

– Без десяти семь.

– Как же долго я… – Мелани посмотрела мимо него в тёмный холл.

– Здесь так тихо. Где все?

– Я хотел спросить вас о том же, – ответил мистер Маховлиц.

– Не знаю.

– Хорошо. Не думаю, что нам есть о чём волноваться. Вы позволите мне побыть с вами?

Он придвинул пуфик – тот самый, который я считала своей собственностью. Я пометила у себя в мозгу (я же великий творец заметок в мозгу!), что после его ухода нужно будет что-нибудь с ним сделать, чтобы он снова стал моим. Надеюсь, надолго он не задержится.

– Вы приехали кататься на лыжах, мисс?

– Меня зовут Мелани, – ответила она. – И нет, я не собираюсь кататься на лыжах. Я… На самом деле я здесь по довольно необычной причине.

Мистер Маховлиц улыбнулся:

– Теперь я заинтригован. Но вы не обязаны мне рассказывать. Вы знаете, как говорят о тех, кто лезет не в своё дело…

Только не это. Сколько можно уже! С чего это вообще повелось? Как это остановить? Я должна подумать об этом попозже. А сейчас – сосредоточиться на том, что происходит здесь и сейчас.

– Кстати, о кошках, – сказала Мелани. – Тут вроде была одна. Настоящая красавица. – Она оглянулась по сторонам. – Что-то я её не вижу.

Красавица? Я, пожалуй, определилась: с Мелани всё в порядке.

– Ничего не знаю о кошке, – пожал плечами мистер Маховлиц. – Я знаю, что у них есть собака.

А вот мистер Маховлиц, кажется, хуже, чем я о нём думала.

– Я собаку не видела, – ответила Мелани. – Что же до того, почему я сюда приехала… Можете назвать это частью процесса горевания. – Она прослезилась. – Хотя я очень не люблю этот термин: можно подумать, существует какой-то контрольный список с галочками.

– Соболезную, – сказал мистер Маховлиц и сложил на груди руки. – У вас кто-то умер?

– Мой друг, – кивнула Мелани. – Его… Его убили.

– Убили?

Мелани снова кивнула:

– Это произошло здесь. Не прямо в гостинице, конечно, но в горах поблизости.

– На горе Мисти?

– Да. Должно быть, вы слышали об этом.

– Лишь сплетни, – пожал плечами мистер Маховлиц. – Достоверных фактов совсем немного.

– Да, достоверной информации, похоже, немного, – подтвердила Мелани.

Казалось, мистер Маховлиц ждёт продолжения, но она лишь молча смотрела в огонь. Он откашлялся:

– Его звали Лемэр? Кажется, так писали в газете.

Она кивнула:

– Алекс Лемэр. Я… Я звала его Сашей.

– Мне всегда нравилось это имя, – сказал Маховлиц.

Мелани взглянула на него. Возможно, впервые в её взгляде появился какой-то интерес. Мне показалось, что она сочла его за хорошего парня.

– Вы знакомы с местным шерифом? – спросила она.

– С Ханцингером? Немного знаком.

– Что он собой представляет?

– Затрудняюсь сказать, – пожал плечами Маховлиц. – А почему вы спрашиваете?

– Я с ним общалась, – пояснила Мелани. – Он сказал мне, что арестовал кого-то.

– Я что-то такое слышал.

– Шериф уверен, что он поймал убийцу. Это человек по имени Мэтти Комо.

– Это я тоже слыхал.

– Он уверен, что это как-то связано с историческими памятниками и старой факторией.

– В самом деле?

Мелани кивнула.

– Он полагает, что Алекс собирался вести там раскопки. А Комо – археолог-любитель и ненавидит чужаков, которые хотят перекопать лес. И поэтому, когда они встретились на горе, Комо… Он сделал то, что сделал.

– Мне послышалось или в вашем голосе прозвучали нотки сомнения?

– Алекса не интересовали исторические находки. Он никогда со мной это не обсуждал.

– Это странно, – кивнул мистер Маховлиц. – Но тогда зачем он приехал сюда?

– Это длинная история, – вздохнула Мелани. – И довольно запутанная. Я уже рассказала её этим славным ребятам. Их зовут Хармони и Бро, если я верно запомнила.

– Вроде да.

– Я им как раз всё это рассказывала, когда им внезапно потребовалось уйти.

– Да? – Маховлиц оглянулся по сторонам. – Довольно странно, что здесь никого нет. Вы не знаете, куда они отправились?

– Хармони сказала только, что они скоро вернутся.

Мистер Маховлиц встал, подошёл к окну и посмотрел во двор:

– Мне казалось, что там обычно стоит снегоход.

– Ничего об этом не знаю.

Он продолжал смотреть в окно. Выглянула луна, и в её свете лицо Маховлица казалось высеченным из камня.

– Есть ли тут кто-то, кто знаком с шерифом? – спросила Мелани. – Кто-то, кого он послушает?

– Нужно подумать, – отозвался мистер Маховлиц. И от меня было хорошо видно, что он и впрямь напряжённо о чём-то думает. – Что вы хотите донести до шерифа?

– Ну, во-первых, мне кажется, он должен установить, где находится человек по имени Винсент Флорио. И где он был в момент гибели Саши.

Мистер Маховлиц замер, будто и впрямь окаменел.

– Продолжайте, – сказал он мягко. Мне эта мягкость совсем не понравилась, но у Мелани, кажется, было другое мнение.

– Спасибо, что вы готовы выслушать, – сказала она. – Это очень давняя история, и я не знаю, что из этого правда. Если вообще что-то правда. Но разве Сашина смерть… – она запнулась.

– Я люблю длинные рассказы. – Мистер Маховлиц обернулся, на его губах играла приветливая улыбка.

– Тогда ладно, – согласилась Мелани и начала рассказывать всё то, что я уже слышала. Про карты, открытки и золото.

– Это, несомненно, прекрасная история, – произнёс мистер Маховлиц, когда Мелани смолкла.

– А как вы думаете, насколько она правдива? – спросила она.

– Не могу судить, – ответил Маховлиц. – Зато я могу попробовать поискать хозяев гостиницы.

– Это будет очень мило с вашей стороны.

– Я сделаю это с удовольствием, – ответил Маховлиц и направился к выходу. – Хорошего отдыха.

Он вышел в прихожую. Я выскользнула из-за винного шкафа и тихо последовала за ним мимо стойки до самого выхода. Он открыл дверь и вышел. Я была прямо у его ног, в том самом месте, где люди не могут нас видеть. Так мы дошли до его машины. Мистер Маховлиц открыл дверь и сел за руль. Я проскользнула следом за ним, на пол за его сиденьем. Маховлиц повернул ключ, и мы тронулись. Был ли у меня какой-то план? Может, и нет. Но при необходимости я способна импровизировать. Это всего лишь ещё одно из моих многочисленных дарований.

27
Артур

Крик «Мама, мама» замер в отдалении, и вокруг опять воцарилась ночная тишь. Дети переглянулись. Что-то невысказанное промелькнуло меж ними. Со мной и моими сородичами такое постоянно случается. И это ещё один повод любить детей.

Бро обернулся ко мне:

– Ну что, дружище. Как тебе кажется, сможешь залезть?

Смогу! Разумеется! Проще пареной репы! Я, конечно, не большой поклонник репы, но и не привереда какой-нибудь. Я ни от какой еды не отказываюсь. Это невежливо.

– Ты умница, – сказал Бро. – Вперёд!

Если Бро говорит «Вперёд!», то так я и поступаю. Если, конечно, не слишком устал и у меня не случается приступа лени. Но сейчас я не чувствовал ни того ни другого. Я быстро тряхнул головой, чтобы уши шлёпнули меня по щекам и разогнали кровь, и взлетел по ступеням, вырезанным в скале, и выше по обрыву, мимо ржавых поручней к самому…

Но нет.

Каким-то непостижимым образом, возможно, из-за усталости, особенно – в ногах, я потерял равновесие и опрокинулся назад, вниз. Плюх. Я упал в снег на спину. Вовсе не больно. Я вскочил обратно. Во всяком случае, мысленно. В реальности я остался лежать в снегу на спине вверх лапами и с разинутой пастью. Я решил, что встану сразу, как только почувствую, что готов.

– Есть вкусняшка с собой? – спросил Бро.

– Не-а.

– Тогда придётся его отнести наверх на руках.

– Как это? – не поняла Хармони.

– Положим его мне на плечи.

– Но ты же надорвёшься!

– У тебя есть другие идеи?

Хармони посмотрела назад, на тропу, по которой мы пришли. Почти сразу она терялась во мгле.

– Может, лучше позвать на помощь?

– И сколько времени на это уйдёт?

Хармони помолчала, потом кивнула:

– Ты прав.

– В каком смысле?

– Просто встань на колени, Бро.

В этот момент из-за туч вышла луна, заливая всё вокруг серебристым сиянием. Бро опустился на колени.

– Давай, Артур, – сказала Хармони. – Полезай. – Она похлопала Бро по плечу.

Что это? Какая-то новая игра? Обычно, когда меня учат новой игре, мне дают вкусняшки. Это лучшая часть процесса! Меня учили множеству игр, и одну я даже сумел выучить: называется «Умри». Так что я знаю, что в самом начале всегда нужно говорить: «Эй, Артур, хочешь вкусняшку?»

Но разве сейчас они это сказали? Нет! Так чего же они от меня ожидают? Залезть на плечи к Бро или сделать ещё какую-нибудь глупость даже без шанса получить лакомство? Я пытался понять, какой в этом смысл, но безуспешно.

– Артур! – Хармони на меня ещё и сердится? Никогда такого не бывало. Это дурная тенденция. – Наверх, Артур! Сейчас же! Нам нужно, чтоб ты нашёл маму!

Маму? Я совсем забыл о маме. Мама! В следующее мгновение я уже был на плечах у Бро и крепко держался за них, пока он карабкался на скалу, подтягиваясь на руках. Я чувствовал, как тяжело было Бро, ощущал силу, внезапно проснувшуюся в его теле: почти такую, как если б он был взрослым мужчиной. Он ни разу не застонал, совсем ни разочка.

Так мы добрались до вершины. Тяжело дыша, Бро выполз на ровный участок. Хармони вылезла вслед за нами. Она дотронулась до руки Бро так заботливо, что он, может, вовсе не почувствовал этого прикосновения.

– Ты в порядке? – спросила она.

– Угу.

Бро пошевелился. Я оставался на месте, крепко держась за его плечи. Я был рад, что выучил новый трюк, и был уверен, что рано или поздно получу за него угощение. Я верил Хармони и Бро. Но, что ещё важнее, я понял, что мне нравится ездить на плечах у Бро. Почему мне это прежде не приходило в голову? Что мешало мне передвигаться так всю дорогу? Как там говорят наездники, чтобы заставить лошадь двигаться? Я всё ещё вспоминал это, когда Бро вдруг сказал:

– Артур, давай уже! – Он быстро встряхнулся, и я упал на землю.

– Соберись, Артур! – сказала Хармони. Понятия не имею, о чём она. Но тут она добавила: – Ищи маму!

Конечно! Мама!

Я понюхал ночной воздух и уловил в нём милый мамин запах совсем близко, а рядом – чесночный крепкий запах Винсента Флорио. К маминому запаху примешивался запах человеческого страха. Бедная мама. Я побежал.

Конечно, раньше я уже бывал здесь. Это старый маршрут Сококи. В лунном свете он выглядел иначе, но запахи здесь были всё теми же, включая запах медведя, но не совсем свежий. Все ли медведи впадают зимой в спячку? Что-то я такое слышал. Надеюсь, это правда.

Я бежал вперёд по крутому склону меж ёлками, в сторону ровной полянки, постепенно огибая Мисти. Под моими лапами было что-то странное и живое. Должно быть, это духи горы Мисти поддерживают нас. И мне плевать, если это звучит глупо. Под ногами ребят хрустел снег. Я двигался бесшумно, как кошка. Ой! Чур, я этого не говорил.

Мы перешли замёрзший ручей, лёд которого искрился под лунным светом, и пошли по более глубокому снегу. В нём отчётливо виднелось два ряда следов: большие и поменьше. Все промолчали, но мы пошли ещё быстрее, хотя и прежде почти бежали. Впереди показалась пирамидка из камней, а за ней ледяной водопад, в лунном свете переливавшийся, как серебряный занавес. Вскоре мы вышли на небольшую заснеженную полянку. Это тут я нашёл какую-то карту? У меня сохранились лишь совсем смутные воспоминания об этом. Что бы там ни было, это не важно. Я отлично помню, как мы с Хармони нашли тело господина Лемэра, спрятанное под сплетением веток на противоположной стороне полянки. Но запахи, за которыми я сейчас следовал, – мамин и Флорио, как и их следы, уходили в другую сторону. Резко повернув, они вели в чащу леса, в куда более густые заросли, чем все, какие встречались нам прежде. Лунный свет туда почти не проникал. Но я отчётливо видел, что следы теперь слились вместе: большие следы часто оказывались поверх маленьких, перекрывая их.

– Кто бы это ни был, он идёт за ней, – сказала Хармони.

– Да, – кивнул Бро.

– Это не к добру.

– Я знаю.

Они были правы. Это не к добру. Мне никогда не нравился мистер Флорио, даже когда он был мистером Смитерсом. А сейчас одна мысль о нём приводила меня в ярость. А меня разозлить вовсе не просто. Когда это вообще бывало последний раз? Я попробовал вспомнить, но мысли мои путались.

Тем временем мы дошли до места, где лес немножко расступался с одной стороны, открывая нечто вроде снежной дороги, хоть она и густо поросла кустами и молодыми деревцами. Мама и Флорио направились по ней, так что мы последовали туда же. Я шёл впереди – напоминаю на тот случай, если вы, как и я, порой склонны забывать важные вещи.

– Должно быть, это как раз то место, где дорога пересекает тропу Сококи, – проговорила Хармони.

– Думаешь, это старая просека? – переспросил Бро.

– Именно, – кивнула Хармони. – Грузовик контрабандистов…

– Принадлежавший мистеру Маховлицу?

– Угу. А за рулём был отец мистера Пелтера. Он ехал где-то тут. Должно быть, мы…

В этот момент до нас долетел… Не знаю, как точнее назвать… Крик? Мольба? Плач? Но это был человеческий голос. Кричала женщина. И кричала она голосом мамы.

Мы побежали. Бежать через сугробы неудобно, но мы этого даже не заметили. Я впереди, Хармони следом, и Бро позади. Но уже через несколько мгновений впереди оказалась Хармони, потом Бро, и я за ними. Это очень нехорошо. Может, надо полаять? Буквально пару раз – просто чтобы напомнить ребятам о том, как поступать правильно, а как – нет. Да, сейчас, должно быть, хороший момент, но как я могу бежать изо всех сил – что предполагает активное дыхание – и одновременно лаять? Это невозможно, поэтому я решил повременить с лаем. Когда долго сдерживаешься, лай потом получается жёстче и громче, зарубите себе на носу.

Наш путь снова освещала луна. В её свете следы выглядели чёрными пятнами на серебристой поверхности. И эти пятна вели со старой просеки вниз, мимо деревьев к тёмной скале, торчащей на крутом склоне. Когда мы приблизились, я отметил какую-то странность: следы ушли прямо к обрыву и там исчезали. Потом я заметил в скалах узкую высокую расселину.

– Пещера, – сказала Хармони тихо. – Это здесь мистер Пелтер с отцом нашли те трупы много лет назад.

Мы стояли у входа в пещеру. Хармони и Бро снова переглянулись одним из своих красноречивых взглядов. Я почти понял, что именно они говорят друг другу. Но времени было совсем мало. И мы шагнули внутрь.

Сначала было так темно, что я ничего не видел. Потом мои глаза немножко привыкли – они довольно сносно видят в темноте, всяко лучше, чем ваши, – и я разглядел расширяющийся коридор, ведущий к уходящему вниз тоннелю. В глубине тоннеля мерцал голубовато-белый свет, напомнивший мне свет телефонных фонариков, которыми разные типы в гостинице подсвечивали составленное Бертой меню завтрака, чтобы разобрать, что там написано. Ещё в те времена, когда у нас бывали постояльцы. Мы пошли на этот мигающий свет.

Потом из тоннеля послышался мамин голос:

– Вы всё совсем неправильно поняли! – И следом раздался… не знаю, как это назвать. Шлепок? Ну, как-то так. Нам всем этот звук совсем не понравился. Ни капельки не понравился. Мы стремительно полетели по тоннелю: Хармони впереди, я следом за ней. Хотя я всегда предпочитаю быть первым. И это моя работа, в конце концов! У нас нет времени, чтобы делать такие вещи тяп-ляп. Так что я проскользнул вперёд при первой же возможности, которая мне представилась в тот момент, когда тоннель вывел нас в полутёмное помещение с сырыми каменными стенами, высоким каменным сводом и грязью под ногами.

Единственным освещённым пространством был конус света, исходящего от сотового телефона, поставленного на груду камней. Посреди этого конуса нашим глазам предстало ужасающее зрелище. Мама сидела на полу пещеры. Флорио стоял над ней, сжимая в одной руке пистолет. Из носа у мамы текла кровь.

– Я начинаю терять терпение, – сказал Флорио.

Мама подняла на него взгляд. Лицо её выглядело странным в голубоватом свете фонарика.

– Я ничем не могу вам помочь, – сказала она.

Бедная мама. Должно быть, ей очень страшно. Но разве её голос дрожит? Ни капельки!

– Видите ли, я уверен, что это ложь, – сказал Флорио. – Когда я повстречал Лемэра внизу на поляне…

– Где вы его и убили, – перебила мама.

Флорио поднял пистолет и мягко приставил его к маминой голове:

– Терпеть не могу, когда меня прерывают. Это понятно?

Воцарилась долгая пауза. Наконец мама сказала:

– Понятно.

Флорио опустил пистолет.

– Так вот. Когда я встретил Лемэра, я был уверен, что у него есть карта. Какой смысл идти сюда, если её нет? Нужны и карта, и это вот. – Он что-то достал из кармана и поднёс к свету, показав маме. Это открытка. Флорио покачал головой и засмеялся. Мне почти всегда нравится, когда люди смеются. Но сейчас – один из тех редких случаев, когда это было не так. – Причиной всего этого сумасшествия стала Великая депрессия. Те два старика никому не доверяли. На карте должны были быть отмечены различные тайники. А на открытке указывался тот, где спрятана оплата за последнюю поставку. Лемэр хотел встретиться со мной, потому что думал, что у меня есть карта. – Флорио ухмыльнулся. – Которой у меня не было, но я позволил ему обольщаться на сей счёт. А потом я явился сюда пораньше, на случай, если он решит действовать быстро. И ты же знаешь, что было дальше? Он тоже явился пораньше! Разве это не значит, что он каким-то образом заполучил карту самостоятельно? Именно из-за этого мы несколько повздорили там, в долине. Он не хотел признаваться, что у него есть карта, но я ему не поверил. Может, он и умён, но не для таких дел. Он не разрешил мне себя обыскать, поэтому мне пришлось… пришлось его обездвижить. – Флорио опять поднял пистолет. – Вот этой вот штукой. Рукояткой. Я вовсе не планировал… совсем его вырубить. Но в итоге выяснилось, что карты при нём нет. Понимаешь теперь, о чём я думаю?

– Хотелось бы верить, – сказала мама, – что вы думаете о том, что ещё не поздно остановиться.

– Да хватит тебе дурочкой-то прикидываться! – рявкнул Флорио. – Я считаю, что Лемэр услышал, что я иду, и где-то спрятал карту. Мне не удалось найти её, но держу пари, ты догадываешься, к чему я клоню!

Мама промолчала.

– Я жду.

– Я не знаю, к чему вы клоните, – ответила мама.

– Держу пари, что её нашла твоя дочка.

И тут мамин голос впервые дрогнул:

– Вы ошибаетесь.

– Отличная работа, – хмыкнул Флорио. – Так вот, слушай, что сейчас будет. Для начала я тебя обыщу. Ну а если карта не обнаружится, то тебе придётся… хм… подождать здесь, пока я спущусь вниз и переговорю с твоей дочуркой.

– Нет! – воскликнула мама.

– Нет? – переспросил Флорио. – Можно подумать, у тебя кто-то спрашивает!

– Вы всё равно ничего от этого не выиграете. – Мамин голос предательски дрожал, в этом уже не было никакого сомнения. Никогда в жизни я не был так огорчён. – Там нет никакой карты. Уже нет.

Голос Флорио сорвался на крик:

– Уже нет? Что ты имеешь в виду?

Где-то наверху раздался треск, и камень с грохотом упал на пол пещеры. Он рухнул прямо у ног Флорио, но тот, казалось, его даже не заметил.

– ЧТО ТЫ ИМЕЕШЬ В ВИДУ?

Сверху упал ещё один камень.

– ОТВЕЧАЙ!

Мама попыталась отшатнуться, но деться ей было некуда. Она подняла взгляд и ответила:

– Карты больше нет. Её съел Артур.

– Какой ещё Артур? Ты о чём вообще?

– Наша собака.

Флорио кулаком ударил маму в лицо. И это было последнее, что я помню достаточно ясно. У меня перед глазами поплыли красные пятна, хотя кругом ничего красного вообще не было. Но для меня всё вокруг стало алым, и я набросился на Флорио. Были ли со мной Бро и Хармони? Я думаю, да, но я был впереди. В такие минуты никто не может угнаться за стариной Артуром.

Флорио услышал моё приближение и обернулся. У него на лице отобразились шок и ужас! И то и другое было очень приятно увидеть. Он поднял пистолет, а я бросился на него.

БАХ!

Что-то горячее просвистело сквозь мех на моём плече. А в следующее мгновение я уже вцепился в его руку, державшую пистолет, и глубоко вонзил в неё зубы. Флорио закричал. Я сжал зубы ещё крепче. Мы катались по полу, а потом – о нет! – он с силой ударил меня в живот. Я откатился в сторону, прочь из конуса света.

БАХ!

За этим выстрелом послышался звон пули, отскакивавшей от каменных стен пещеры: дзинь-дзинь-дзинь. А затем случилось нечто неописуемое. Пещере не понравилось, что по ней скачет пуля, ударяясь о стены. Она глубоко заворчала, и большой кусок свода обвалился, не тронув меня, маму и ребят, но похоронив Флорио под огромной тихой грудой камней.

О нет! Маму она тоже коснулась. Это я просто принял желаемое за действительное. В реальности мама тоже оказалась почти полностью засыпана камнями, так что только голова торчала. Глаза у неё были широко раскрыты. Какой же испуганной она выглядела! Это было худшее, что мне доводилось видеть. Из моей груди вырвался полный отчаяния вой.

Хармони и Бро кинулись к маме. Не говоря ни слова, они встали на колени и начали хватать и отбрасывать в сторону камни. Некоторые из которых были очень большими, но ребята кидали их так, будто они совсем невесомы. Они трудились так лихорадочно, что за их руками было невозможно уследить, они казались одним могучим существом, которое копало-копало-копало без остановки. Время, казалось, остановилось, но в реальности, должно быть, прошло всего несколько мгновений, и мама была свободна и смогла встать на ноги.

– Мама, мамочка, как ты? – спросила Хармони.

Мама медленно отряхнулась, аккуратно подвигала ногами.

– Вроде цела, – ответила она. – Ах, ребята!

В следующее мгновение мы кинулись друг к другу и начали обниматься и плакать. Ну, кроме меня: я не обнимался и не плакал, зато уж кидался ко всем точно лучше всех.

Мама довольно уверенным шагом направилась к телефону и посветила им вокруг себя. От груды камней поднимался столб пыли, а потом ещё несколько камней осыпались. Но сама груда была тиха и неподвижна.

– Пойдём отсюда, – сказала мама.

– Подождите! – воскликнула Хармони. – Смотрите, что это там?

Она показала на стену. Плоский камень, размером чуть больше, чем книга, выпал, обнажив дыру в стене.

– Там что-то написано, – сказал Бро.

– «С», – прочла Хармони.

Мы подошли поближе и заглянули в отверстие. Внутри что-то отливало золотом.

– Золотые слитки! – хором воскликнули Хармони и Бро.

Бро засунул внутрь руку и вытащил один слиток, формой и размером напоминающий те французские батоны, которые иногда печёт Берта. Кажется, они называются багетами. Мы все рассматривали этот слиток, когда от входа раздался чей-то голос:

– Так-так.

Мама направила луч света в ту сторону, и он осветил фигуру мистера Маховлица. У него в руках тоже был фонарик. Он осветил им нас, груду камней и золотой слиток.

– Что вы здесь делаете? – спросила мама.

– Полагаю, то же, что и вы.

– Я не понимаю.

Мистер Маховлиц заметил валяющийся на земле почти у самых его ног пистолет Флорио. Подняв его, он сказал:

– Может, это и к лучшему. – Он держал пистолет очень мягко, не целясь в нас. Впрочем, нельзя сказать и что он в нас вовсе не целился. – Я не раз слышал семейную легенду о золоте, но не очень-то в неё верил. Так что поздравляю. Я ваш должник.

Он медленно поднял пистолет, всё ещё как бы не совсем наводя его на нас. Я несколько растерялся. Уверен, очень скоро моё замешательство бы прошло, но раньше, чем это случилось, в воздухе мелькнула маленькая тёмная тень. Казалось, она врезалась то ли в бок, то ли в руку мистера Маховлица. Он взвизгнул от боли и развернулся, пытаясь стряхнуть тень с себя.

– Аааааа! – истошно завопил мистер Маховлиц и выронил пистолет. Тот, вращаясь, отлетел в нашу сторону, и мама его подняла. Тень отделилась от мистера Маховлица и скользнула к нам, постепенно обретая черты Принцессы. Сев рядом с мамой, она зевнула.

28
Принцесса

Восхитительная получилась прогулка, отчасти даже захватывающая, но сейчас я уже рада буду вернуться домой. Я не специалист по человеческому поведению – у меня есть заботы поважнее, но мне кажется, что они тоже так думают. Так отчего бы маме не пристрелить мистера Маховлица и не покончить с этим? Вместо этого они вели сложный диалог при свете фонариков от сотовых телефонов и слушали болтовню мистера Маховлица.

– Иветт, пойми меня правильно, – тараторил он. – Я зашёл в гостиницу, чтобы справиться насчёт мест для моих друзей, и разговорился там с вашей гостьей – Мелани, кажется? Её рассказ позволил мне сообразить, что вы с ребятами… – Свободной рукой он махнул в сторону Хармони и Бро. Вторая его рука была замотана его собственным шарфом, с которого теперь капала кровь. Капли казались чёрными в свете мобильника. Кстати, мои глаза такое освещение ужасно раздражает, так что оставалось утешаться лишь видом его крови. – …Что вы с ребятами, – продолжал Маховлиц, – должно быть, направились сюда. Как по мне, так ночью это вовсе не безопасно, поэтому я решил, что как друг и сосед должен сходить и убедиться, всё ли в порядке. И, похоже, мои опасения подтвердились. Чей это пистолет?

Крепко держа пистолет, мама махнула рукой куда-то вниз.

– Мы поговорим об этом попозже. Вы же не думаете, что я вам поверю?

– Очень хотелось бы, – вздохнул мистер Маховлиц. – Потому что это чистая правда, и ничего кроме правды. – Он посмотрел на маму с таким невинным видом, что стал на мгновение похож на Артура, стоявшего сейчас между Хармони и Бро и отчаянно вилявшего хвостом.

Мама оглянулась назад.

– И вы решили прихватить с собой Принцессу?

Он обернулся ко мне. Было видно, как напряжённо он думает.

– Н-да. Мне показалось, что ей хочется пойти со мной.

Что он несёт? Он не знал, что я иду с ним, до самого конца, до того сладкого мгновения, когда я укусила его и почувствовала вкус его крови.

– В самом деле? – переспросила Хармони.

– Во всяком случае, мне так показалось, – подтвердил мистер Маховлиц. – Я даже надеялся, что понравился ей. – Он поднял замотанную шарфом руку и засмеялся тем смехом, который люди, кажется, называют горьким. – Судя по всему, я ошибся.

Все помолчали. Я приготовилась к тому, что мама наконец застрелит мистера Маховлица, но этого не случилось. Вместо этого она окинула его долгим и совсем не приветливым взглядом и сказала:

– Пойдёмте домой.

Мы вышли из пещеры. Странное это место, и в итоге оно меня сильно разочаровало. Казалось бы, в таком месте должны бы быть мыши. А там даже намёка на мышей не было. Артур бежал впереди, пока совсем не выдохся, и остаток пути Бро нёс его на руках. Хармони всю дорогу несла на руках меня, хотя я-то совсем не устала. Я смотрела на луну и испытывала невероятный подъём, всё больше и больше.

Ох да: золотые слитки. Их нёс мистер Маховлиц на спине, завязанными в узелок, который он сделал из своего свитера.

– Не стану отрицать, что я мечтал найти золото, – сказал он, когда мы вошли в переднюю нашего дома. – Я хотел пожертвовать его на благотворительность, если б оно мне досталось. Как-то так вот.

– Положите вон там, у дедушкиных часов, – сказала мама. – А свитер можете забрать обратно.

– Мам, а что мы сделаем с золотом, а? – спросила Хармони следующим утром.

– Давайте купим участок на Гавайях и займёмся сёрфингом, – предложил Бро.

– Ого! Круто! – откликнулась Хармони. – А нам что, хватит?

Мама рассмеялась:

– Сначала надо убедиться, что оно принадлежит нам. Судя по всему, как минимум частично принадлежит. Часть отойдёт государству. Что же до того, как мы с ним поступим, то давайте дождёмся Мэтти. Он попозже придёт – с ним и обсудим.

– Обсудим что? – переспросил Бро.

– Мы с Мэтти хотим открыть небольшой археологический музей, посвящённый истории освоения этих земель.

– Хочешь сказать, мы их отдадим? – Хармони, казалось, не верит своим ушам.

– Ну, не всё, разумеется, – улыбнулась мама.

– А на участок на Гавайях останется? – спросил Бро.

– Можно не прямо на берегу, – поддержала брата Хармони.

И дальше они долго болтали о Гавайях, пляжах и сёрфинге, но я уже не вслушивалась. В какой-то момент зазвонил телефон. Вроде он сообщил что-то об аресте некоей женщины, предположительно Мэри Джонс, предположительно – из Бруклина? Мне это не было интересно.

Несколько позже я встретила Артура на лестнице. Мы оба остановились и долго смотрели друг на друга. Это вот было интересное происшествие.

На следующий день гостиница была забита народом, преимущественно – журналистами. Журналисты оказались как раз тем, чего нам так не хватало. Берта сказала, что они не торгуясь скупали всё подряд и проедали и пропивали огромные суммы. Потом был устроен праздник, а потом нас замело снегом, так что веселье растянулось на несколько дней. Артур притворялся мёртвым чуть ли не круглые сутки и получил за это столько лакомств, что с трудом передвигался. Весь дом был полон радости, шума и смеха. Совершенно не моя атмосфера. Я большую часть времени проводила в подвале, занимаясь своими делами и просто оставаясь собой. Потому что я – это я.

Благодарности

Я искренне благодарю Мэллори Касс, моего замечательного редактора из Scholastic Press, а также Рейчел Гриффитс за то, что она вдохновляла меня на этот проект, когда он только начинался.

Об авторе

Спенсер Куинн – это псевдоним писателя Питера Абрахамса, лауреата премии «Эдгар». Его перу принадлежит также много книг для детей, включая серию книг про Боузера и Бёрди, признанных бестселлерами по версии «Нью-Йорк таймс», а также удостоенную премии «Эдгар» серию бестселлеров «Эхо Фоллс» (Echo Falls). Среди его романов для взрослых – «Забвение» (Oblivion), «Фанат» (The Fan), по которому был снят фильм с Робертом де Ниро в главной роли, «На светлой стороне» (The Right Side) и ещё одна серия бестселлеров «Нью-Йорк таймс» о Чете и Берни. Он живёт в Кейп-Коде (США, Массачусетс) с женой Дайаной и двумя собаками – Одри и Перл.

1 Harmony (англ.) – «хармони», что означает «гармония».

Продолжить чтение

Читать онлайн Пропавшая карта бесплатно

* * *

1Принцесса

2Артур

3Принцесса

4Артур

5Принцесса

6Артур

7Принцесса

8Артур

9Принцесса

10Принцесса

11Артур

12Принцесса

* * *

13Артур

14Принцесса

15Артур

16Принцесса

17Артур

18Принцесса

19Артур

20Принцесса

21Артур

22Принцесса

23Артур

24Принцесса

25Артур

26Принцесса

27Артур

28Принцесса

Благодарности

Об авторе

1
Принцесса

2
Артур

3
Принцесса

4
Артур

5
Принцесса

6
Артур

7
Принцесса

8
Артур

9
Принцесса

10
Принцесса

11
Артур

12
Принцесса

13
Артур

14
Принцесса

15
Артур

16
Принцесса

17
Артур

18
Принцесса

19
Артур

20
Принцесса

21
Артур

22
Принцесса

23
Артур

24
Принцесса

25
Артур

26
Принцесса

27
Артур

28
Принцесса