Рай земной

Если правду некому сообщить, она теряет смысл.Это как «Стоунер», - в какой-то момент, ближе к финалу книги, пришла четкая мысль. А следом – А ведь ты, подруга, не оригинальна, где-то уже довелось наталкиваться на сравнение «Рая земного» со «Стоунером». И точно. В отзыве Игоря Князева о книге, аудиоверсию которой он делал. Справедливости ради, чтец еще называет героинь женским вариантом Обломова и Штольца, но мне такая мысль в голову не приходила, делаю вывод, что и про Стоунера не сплагиатила. Но стану рассказывать по порядку, книга того стоит.Начало совсем не впечатлило. Какая-то Плюша малохольная, живо напомнившая Клавочку из «Жила была Клавочка» Бориса Васильева, читанного в юности в «Юности». Только та еще как-то живенькая, а эта амеба амебой: одинокая тетка на возрасте, неряха и распустеха, ни ума, ни красоты, ни бойкости. Жизнь прожила, богатств не нажила: ни материальных, ни духовных; мир не просмотрела, себя не показала. Всех радостей у нее было, что пивные посиделки с подружкой Натали. Натали эта не лучше: оборотистая, рукастая, простоватая. Любительница накидаться пивасиком на соседкиной кухне, а после орать русские народные. Такая себе пара из соцрекламы к ельцинским выборам: «А я тебе скажу: Дура ты!», помните двух теток в оранжевых жилетах?На самом деле, стоит предупредить того, кто решит прочесть-послушать эту книгу, что поначалу придется преодолевать когнитивный диссонанс, блуждая извилистым внутренним миром подруг и продираясь сквозь воспоминания юности. Ну зачем, в самом деле, мне знать о том, как эта самая Плюша (которая окажется Полиной – такое дивное имя испоганили) была платонически влюблена в своего престарелого научного руководителя? Или о том, как подружки Натали по техникуму, озабоченные тем, что она все никак не расстанется с невинностью, наняли вскладчину ухажера, который должен был обаять и увлечь девицу, а вместо того тупо изнасиловал? Есть к чему. В этой книге все тонко и точно переплетено, всякое следствие происходит из определенного посыла, у каждого события своя причина, Да и недолго придется преодолевать инерцию начального сопротивления. Оставив позади примерно десятую часть от объема, книга примется набирать самостоятельные обороты, а там уж понесет тебя. Не прибавляя в скорости, а добавляя объема, глубины, голографичности. Вот смотрите, наши соседки-подруги живут в доме, стоящем возле пустыря. На этом месте в тридцатых расстреливали и закапывали репрессированных поляков. В городе была довольно обширная польская диаспора, до поры занимавшая видное место в его социокультурной жизни.Плюша полька по крови и работает в Музее репрессий. Натали породнилась с польской общиной через замужество и, заинтересованная в том, чтобы сын не отрывался от корней, получил доступ к тому, чего лишена была в детстве сама, водит Тадеуша в возрождающийся польский культурный центр. Такое послойное погружение: знакомство двух очень разных женщин, обусловленное проживанием в одном доме; их общее соседство с пустошью; вовлеченность обеих в дела Речки (так Натали называет Жечь Посполитую). А дальше в повествование вплетется линия архива, с которым работает Полина, история православного священника, поляка по происхождению, отца Фомы, написавшего «Евангелие детей», репрессированного как польский шпион, и как служитель культа. Нынче местное священство пытается канонизировать принявшего мученическую смерть за веру земляка, бюрократы из Патриархии чинят препоны: неудобный-де, святой, до рукоположения был врачом-венерологом, да и Евангелие это его не каноническое – ну, как приведет умы в смущение?А дальше погружение на следующий слой, в область того, что сегодня назвали бы городскими легендами: колодец желаний, зеркальная комната, экономка-убийца, и чума, воплощенная в человеческий облик. И где же обещанный Стоунер? Там была строгая и прекрасная история служения своему призванию, а здесь турусы на колесах с чумными докторами. Не сомневайтесь. История служения истине, воплощенной в архивных документах и внезапно, с переменой генерального курса, ставшей неудобной, ненужной, неуместной – будет здесь. И свой министр-администратор (хотя и женского полу), с удовольствием объясняющий героям ошибочность их взглядов на вещи (не так следует произносить слово «зе тейбл», согласно последней инструкции бюро райкома). И отчаяние от того, что дело, которому преданно служили всю жизнь, идет прахом, рассыпается песочным замком. И жизнь, на исходе своем обратившаяся чередой трагических потерь. И новая свобода. В общем, просто читайте. А если не питаете нелюбви к аудиокнигам - слушайте, Князев эталонно хорош.Это была бы правда, если бы написали мы. Взвешенно, конструктивно. А поскольку написали они, это не правда, это пропаганда. Не было никакой эмиграции. Было распространение русских общин по всему миру

Книга о поляках (преимущественно мертвых), написанная русским автором, живущим в Узбекистане - событие само по себе необычное и выдающееся. Поляки всегда были какие-то неудобные - вроде бы и свои (славяне же), но с другой стороны и чужие (католики, а не православные). Нечто чужеродное, к чему относятся с опаской. С территорией, по которой проехались все, кто только смог, хотя и делить там по сути нечего. Сами поляки тоже любят аккуратно оценивать - а правда ли ты не чужак, лицом вроде бы и вышел, но кто знает, как там на самом деле: привыкшие к предательствам теперь всегда настороже.
Вот так не очень известная книга стала очень личной историей - мои прабабушка с прадедушкой, будучи поляками, уважаемыми врачами, проживающими в центре Москвы, оказались репрессированы, а их сын, мой дедушка, по счастливой случайности оказался в семье троюродной тетки, которую депортировали в Сибирь. Там он и прижился. А мне от богатой истории моей семьи досталась лишь фамилия, хотя сохранить ее - само по себе большая ценность.
В истории СССР столько таких черных пятен, что куда ни плюнь, появится богатейший материал для романа. Как и почему Афлатуни выбрал именно поляков - я не знаю, но очень важно, что этот голос проявился и заявил о себе. И роман получился многослойный, но не вязкий, охватывающий много тем, но в то же время без единой масштабной идеи. Другой вопрос - а нужна ли она здесь?
На окраине города, рядом с полем, на котором были захоронены расстрелянные в сталинские годы поляки, проживают Плюша и Натали, подруги скорее по недоразумению, чем по привязанности. Жизнь их обычна, уныла, одна замкнута в себе и плывет по жизни амебой, вторая крутится-вертится, но счастья как такового не наживает, да оно ей, кажется, и не нужно. От этих затхлых жизней очень тошно. И чем больше подробностей приоткрывается по ходу романа, тем все жальче и жальче. И не менее важным выглядит поле-полюшко с мертвыми поляками, безмолвно ожидающими своей судьбы - то ли забвения и застройки, то ли уважения и раскопок.
Плюша, полька по происхождению, а по паспорту Полина Круковская, прибивается к тем, кто сильнее и умнее - сначала к своему научному руководителю Карлу Семеновичу, закинувшему ей в голову польские идеи, затем к Геворкяну, сменившему Карла Семеновича, даже Натали - и та сильнее, несмотря на тяжелое состояние не забывающая шептать "Танцуем!" Работа Плюши в Музее репрессий выглядит как дополнительный триггер, но ее это, кажется, не особенно заботит - она погружена в свою работу, знакомится с документами, скрытыми от широкой общественности, но документы эти не сочетаются с действительностью, становятся неудобными. Они существуют в довольно жестоком мире, в котором молодые теперь отмечают день рождения Сталина (на самом деле нет, это был "прикол"), где на ходу меняется история и уничтожается идея об эмиграции ("было расширение Русского мира, распространение русской цивилизации, русских общин по всему миру").
Поначалу Плюша казалась мне носителем какой-то весомой идеи (этакий мститель за весь польский народ), а сам роман - повествованием о большом маленьком человеке, который в одиночку восстановит справедливость, но воздаяния не происходит - Плюша остается скрупулезным, рядовым исполнителем. И судьба поля с захоронениями и вопрос канонизации неудобного святого Фомы оказываются не в ее руках, а в руках все тех же, прежних бюрократов. И допустят ли они танец свободы на поле забвения?

Еще одна книга из короткого списка "Большой книги". Читал легко и даже с погружением, но по прошествии двух месяцев начинаю с трудом вспоминать о чем книга.
Про судьбу двух женщин, переплетенную самым простым и, в то же время, сложным образом, про судьбы русских и поляков, про прошлое и настоящее, про всё это "Рай земной". Во всем романе присутствует плетение, как косу плетут, нет только двух сюжетных линий, обязательно есть третья. Плюша и Наталья, не существуют отдельно, то польская тема между ними проскользнет, то рабочая, то тема религии и веры. И если Плюша существует без Натали, то ее оплетают влюбленность и все та же польская тема. И у Натали происходит так же. Автор плетет, но не кружево, а косу. И как у косы, кто заплетал, тот знает, в конце одна из трех тем оказывается длиннее всех. В данном случае Плюшин хвостик оказался самым длинным. И ведь имя у героини не зря Полина (имени этого нет в святцах, поэтому и крестили ее Евой), она и польские корни имеет, фамилия Круковская. И в ней переплелось и русское, и польское.
Таких плетений-переплетений в романе множество, взять к примеру отца Фому, поляка, ставшего православным священником. И тема Веры, не бездумного поклонения, а именно Веры в романе присутствует, но ненавязчиво. Понятно что сам автор человек верующий.
Роман начинается со слов об ангелах-хранителях, и заканчивается тем, что становится понятно, Полина Круковская обрела своего ангела-хранителя в лице... Лучше прочитайте книгу сами, она того стоит.

В отличие от истомлённого ожиданием «Дождя в Париже» Романа Сенчина, «Рай Земной» Евгения Абдуллаева (он же - Сухбат Афлатуни) был взят с библиотечного стеллажа на авось (что-то я такое про него слышала).
Сначала, с трепетом предвосхищения - Сенчин.
…..Разочарование. Почему-то не горькое.. Стали понятны слова Льва Данилкина на обороте книги о том, что «У Сенчина фантастический слух на всякого рода пошлость - языковую, политическую, бытовую..»
Утешение одно: эта книга не стоила мне ни цента. Не поддалась таки в своё время соблазну купить её.
Может, надо было начать с «Ёлтышевых»?
«Дождь в Париже»… Какая ж всё-таки пропасть между названием и содержанием!!!У Сухбата Афлатуни, к слову, тоже есть книга со словом «Дождь» в названии. И в «Рае земном» «сквозь дождь слышатся слова Карла Семёновича», «Дождь покрывает холодным глянцем мостовую».
Литература – это ведь далеко не только «О чём?», но прежде всего «Как?»
Послушайте.
«Из крана крупными слезами капает по немытой посуде.
Поле закутано тьмой, в редких фонарях, несущих равнодушную ночную службу.
Плюша видит, как легонько шевелится и дышит на нём земля. Как подымает себя в тёмных, невидных местах, расходясь трещинами. Как заполняются трещины рыжеватой жижей. Как свихнувшийся воробышек-врубель просыпается и вертит клювом. Как поднимается в ночной воздух ворон-крук, вспугнутый потянувшим от земли беспокойством.
Ходит по земле козлоногий пан, на свирели играет, голубой глазок слезится».
Или вот, про Плюшу:
«В тихом омуте черти водятся» - услышала она о себе случайно. Вспомнились черти из альбома Босха с зелёными пупырчатыми животами. Заперлась в туалете, растирала слёзы. Они думают, что она кто? Вечером нагрубила мамусе, потом мучилась этим.
Научилась есть рыбу.
Связала Карлу Семёновичу ещё две салфетки. Дипломную работу она будет писать у него, у кого же ещё?
Хотела взять что-то польское, но профессор, пройдясь вдоль книжных полок, величественно помотал головой: «Не надо…»
Согласна с LiveLib: «Удовольствие запредельное буквально от каждой строчки»
А какие образы! (Пишу «образы», а на самом деле не образы вовсе, а люди, я теперь их знаю).
«Ясновельможная пани Плюша»… Полина Круковская…Полюшка и… Поле… То самое поле, куда выходят окна Плюшиной пятиэтажки. Пока жива Плюша, живы и они, каждый из тех, кто был расстрелян здесь когда-то. После прочтения этой книги я подумала о том, что человек умирает навсегда тогда, когда никто, ни единый человек больше о нём не помнит…
В самом начале книги, покоробили меня: «квартирка», «обувка», «мелочушка». Насмехается, значит, Суфлатуни над Плюшей. А она и вправду забавная, сущее дитя.
А вот жёлудёвые и восковые бусики маленькой Плюши, которые мамуся терпеливо носила только дома, «на работе если наденет, в подъезде быстро снимет и в сумочку. Плюша её за этим обманом застигла». А через много лет бусики эти Плюша нашла, и «одни на мамусю надела, когда та уже говорить не могла и сопротивляться. В этих бусах её и отпели».
«Неясная, и не вельможная совсем пани Натали» - полная Плюше противоположность: золотые руки и большая душа, «никто её не оберегал, и сама она себя ни от чего не оберегала». Вихрем ворвалась в стоячую Плюшину жизнь, спасла её от «глубокого одиночества».
«Смех у Натали был такой сочный, что и Плюша начинала похихикивать». Чувствуете? У каждого человека в этом романе – своё неповторимое звучание. Но, удивительным образом, складывает Сухбат Афлатуни единое, законченное произведение. Даже, не вписывающийся, «из другой оперы» Максим, вносит только лёгкое колебание, не нарушая единой композиции.
Вам никогда не казалось, что своего любимого литературного героя вы понимаете гораздо больше, чем, скажем своего брата или сестру или мать? К нему мы милосерднее. Мы видим самое его нутро, а не наше толкование его отражения в неких поступках.
Кстати, тема отражения – одна, на мой взгляд, из самых задевающих в романе. И с Фомой, я бы, пожалуй, поспорила. Вот он пишет, что «Всякий грех имеет в себе удовольствие»...
Есть о чём поговорить-поспорить.
И опять, после одной из ставших любимыми книги «Мойры» - польская тема. Я ведь, наполовину Белоруска. Но Белорусского языка не знаю. Польский же, манит меня … и отчего-то вызывает озноб.
«Или польский, на котором говорил змей, был польским смерти и льда, и отличался от их польского, тёплого, как недавно вынутый из духовки яблочный пирог».
«Рай Земной» - это, действительно, «Большая книга». Именно такой представляется мне настоящая Литература.

Окраина города, имя которого в романе не названо. Поле, заброшенное, заросшее борщевиком, с мрачной тайной, о которой и говорить не принято. На краю поля обыкновенный пятиэтажный дом. Две женщины, которые живут в этом доме. Одна - тихая, покладистая, неприспособленная к жизни Плюша. Вторая - "бой-баба", урывающая от жизни все, что можно, Натали. И одиночество...Сюжет романа Сухбата Афлатуни "Рай земной" предельно прост. На его страницах мы прослеживаем жизни Плюши и Натали с детских лет до самых последних мгновений. И в них нет ничего выдающегося. Родились, учились, работали, выходили замуж... И, вместе с тем, сюжет романа запредельно сложен. Ведь в нем заключена история не отдельно взятых личностей, а история мира в целом. К тому же, стиль повествования автор выбрал нелинейный. Настоящее перекликается с прошлым и заглядывает в будущее. Описание жизни с её реальными бедами и проблемами разбавляется сухими протоколами НКВД и необычными сказочными библейскими сюжетами. И вдруг начинает рассказывать свою историю картина неизвестного художника, висящая в городском музее.Но главным героем книги все-таки выступает безымянное поле, заброшенное, запущенное, не желающее впустить на себя даже стройку нового торгового комплекса. Проклятое поле... Загадочным образом, "забирающее" мужчин одинокой пятиэтажки. Сломавшее жизнь девушки Натали. Источник депрессии и научных исследований Плюши. Могила сотен безымянных поляков, принявших на себя удар репрессий тридцать седьмого года. И среди этих безымянных светлый образ убитого тогда же священника отца Фомы, автора необычного "Детского Евангелия", где героями выступают дети.А вокруг этого Проклятого поля идет жизнь. И жизнь наполнена разными людьми. Перед нами в романе проходит целая череда личностей, разных, со своими судьбами, жизненных, умело созданных автором. Карл Семеновичи - ученый "книжный червь", всю жизнь изучающий документы. Ричард Георгиевич - тоже ученый, но стремящийся активно бороться за свои идеи. Катажина - "паучиха", плетущая свои сети. Евграф - писанный красавец, превратившийся в алкоголика. И так далее, так далее.. Героев в книге много. И каждый герой индивидуален. И у каждого своя правда и свое понимание Рая Земного.Книга Сухбата Афлатуни многогранна. Каждый в ней найдет что-то свое. Книга далеко не развлекательная. Что может быть развлекательного в трудной жизни, на которую обрекли человека обстоятельства, время или он сам? И все-таки книгу надо прочитать, чтобы хоть немного приблизиться к пониманию себя. Где он, твой Рай Земной?

Душевная получилась история, где ярко выражен трагизм самой жизни с переплетением судеб. В настоящее сегодня так и вклиниваются отголоски прошлого, которые окутывают туманом уже близкое завтра...Читала с интересом эту книгу. Сама история подкупает своей откровенностью, теплотой и жизненностью. Героини такие разные и такие правдивые. Складывалось впечатление, что с каждой была знакома лично, настолько пронзительно точно описаны героини, окруженные проникновенным повествованием и объемным миром. История получилась многослойной и искренней.Интересно было погружаться в прошлое, годы репрессий поляков. Совсем не утомительно и даже с внимание читались главы с религиозным мировоззрением, особенно увлекательно оказалось знакомство с "Детским Евангелием".Афлатуни не читала раньше, так что интересно будет познакомиться и с другими произведениями автора.

Когда начинаешь читать книгу Сухбата Афлатуни, появляется чувство, будто ты открываешь найденную на чердаке шкатулку, хотя, скорее, даже просто коробку, которая когда-то служила для хранения чего-то ценного, но со временем стала вместилищем самых разнообразных вещей, из таких, что выбросить жалко, ибо каждая из них - часть важного воспоминания, но которые не положишь на всеобщее обозрение, мол, вот, любуйтесь: вся моя жизнь как есть!
В каждом доме можно найти такую коробочку: кому-то она досталась от бабушек-дедушек, кому-то от знакомых или прежних жильцов. И вот ты сидишь на полу и перекладываешь старые фотографии этих людей, их знакомых, родных для них мест, вчитываешься в их дневники, письма или надписи на открытках и пытаешься собрать из этих фрагментов жизнь еще пару минут назад незнакомых тебе людей, понять, как они жили, чем были наполнены их будни, из чего складывались их истории. Ощущения по большей части тяжелые, но погружение в чужие воспоминания и не может быть другими.
Читателю же досталась "коробочка", содержащая воспоминания не одного человека, а нескольких поколений, а потому наполнение ее необычно. Здесь затертые на сгибах фотографии города, основной достопримечательностью (а может, и проклятием?) которого является поле, где в конце тридцатых годов были расстреляны поляки, среди которых и православный священник Фома Голембовский; здесь архивные документы, связанные с "Польским делом", дневники отца Фомы и части рукописи его "Детского Евангелия"; здесь закрытая комната, за дверью которой расположились и шумят по ночам, мешая Плюше спать, вещи родных и знакомых ей людей; здесь падающие книги, творящие свой исторический суд; здесь зеркальная комната, в которой заблудилась память персонажей книги; здесь пыльный футляр, в который, связав его, как кружевные салфеточки, покрывшие все поверхности в доме, забралась главная героиня, чтоб оплакать свою судьбу, и многое-многое другое - и все ОБРЕТАЕТ ЖИЗНЬ на страницах романа.

Книгу прочитала на одном дыхании. Свежо, интересно, душевно. Очень прониклась симпатией к одной из героинь, к ее непростой судьбе. Характеры героев живые, точные, понимаешь, что встречаешь таких каждый день. Очень жизненно. Рекомендую к прочтению.

Читала и думала, когда же закончится книга, жалко было бросить и читать сложно и немного нудновато. Не моя книга, тяжелая.