Читать онлайн Опасная ложь бесплатно

Оригинальное название: The Safest Lies

Cover © by formlabor and Carlsen Verlag GmbH, Hamburg

Фотография на обложке: https://www.shutterstock.com/ © Aleshyn_Andrei

Published by arrangement with Rights People, London

Опубликовано по согласованию с агентством The Van Lear Agency LLC

ООО «Клевер-Медиа-Групп», 2020

Глава 1

Когда-то я очень любила черные чугунные ворота у дома. В детстве они навевали мысли о тайных садах и затерянных сокровищах – великих загадках из детских книжек. Декорации настоящей сказки. Кое-где ворота оплели вьющиеся растения – плющ и сорняки цеплялись за решетки, а во время грозы вокруг дома вспыхивало яркое кольцо. А мы жили внутри него.

Мне нравилось разглядывать ворота со стороны двора. Но с возрастом я стала смотреть на них иначе. С обратной стороны, через другой фильтр. Когда я оборачивалась, выходя из дома, в глаза бросались камеры над забором. Дом с непроницаемыми белыми стенами. Тень за затонированным окном.

Как же долго я не понимала, что в этом и кроется загадка. Но все же чугунные ворота казались такими родными, и каждое утро, выходя из дома, я всегда постукивала по ним на прощание. Летом металлические решетки нагревались на солнце. А зимой, когда я, укутанная в теплые шерстяные вещи, касалась холодного металла, меня иногда било искрой, как будто пронзал электрический ток, проведенный наверху. Но в целом ворота дарили мне ощущение дома.

В тот день ладонь от ворот стала мокрая, вся в утренней росе. Вокруг все сверкало в лучах рассвета. Выйдя за ворота, я увидела мамину тень в окне, а значит, пора приступать к ежедневному ритуалу.

Посмотреть в окна машины, проверить заднее сиденье, затем дверь.

Завести машину и досчитать до двадцати, чтобы прогреть двигатель.

Помахать маме, наблюдающей за мной из окна.

Положить обе руки на руль и выехать с посыпанной гравием аллеи на извилистый горный путь в школу.

Остальной мой день – череда похожих друг на друга часов, режим, выученный наизусть. Будь это любая другая среда, нет никакой разницы. Мама говорит, что режим – залог безопасности, но я не согласна. Режим можно выучить. Режим можно предсказать. Ошибочно утверждать, что режим – залог безопасности. Ошибочно даже так думать.

Далее режим по средам был такой.

Приехать в школу пораньше, чтобы найти парковку рядом с уличным фонарем, потому что я поздно закончу.

Держаться подальше от людного коридора, надеяться, что мистер Грэм пораньше откроет класс.

В классе математики занять парту в последнем ряду и плыть дальше по течению, оставаясь в основном незамеченной. В основном.

Я уже вытащила учебники, практически выполнив пункты утреннего распорядка, когда в класс влетел Райан Бейкер.

– Привет, Келси, – кивнул он и юркнул за парту, как раз когда зазвенел звонок.

– Привет, Райан, – откликнулась я.

Это тоже было частью распорядка. Райан выглядел как обычно: взъерошенные русые волосы, длиннющие ноги, которые ему приходилось вытягивать под стул соседа спереди или в проход между нами (сегодня в проход); джинсы, коричневые ботинки на шнурках и футболка. Для меня наступление осени в Вермонте означало, что пора носить свитер, но Райан, видимо, еще не замерз.

Сегодня на нем была темная футболка с надписью «волонтер», и я глазела на нее, пока он не заметил. Интересно, это шутка? Пальцами он барабанил по столу. Ногой пританцовывал в проходе. Я собралась спросить его про футболку, но тут мистер Грэм вызвал меня к доске, а Райан стал рисовать на запястье синими чернилами, и, когда я вернулась, момент уже был упущен.

Первая пара прошла в основном тихо и спокойно. Люди зевали, потягивались, укладывали головы на парты, надеясь, что мистер Грэм не заметит. Девяносто минут урока все медленно просыпались. Но только не Райан – он всегда был заряжен энергией, даже в восемь утра. Вбегал в класс, приплясывал ногами под партой, а руками постоянно вырисовывал какие-то фигуры. Своей энергией он заряжал и меня. К концу пары я уже готова была вскочить. Как только звенел звонок, я вставала, махала ему на прощание и убегала на английский, делая вид, что между нами никогда не было того самого неловкого на свете разговора. Дальше распорядок был такой: английский, обед, естествознание, история. Лица, к которым за последние два года я привыкла. Знакомые имена, люди, которых я поверхностно знала. День тянулся в привычном однообразии. Моргни, и пропустишь.

А еще по средам я занималась с неуспевающими, чтобы набрать волонтерские баллы для выпускных экзаменов. Так как я в основном брала курсы выпускного класса, то оказалась на год впереди большинства своих сверстников, и это был самый простой способ выполнить требование.

В тот день мне назначили первое занятие по химии с Лео Джонсоном. Лео я уже вроде как знала по «Хижине». «Вроде как», потому что, во-первых, Лео был такой человек, кого все вроде как знали, и, во-вторых, потому что летом мы с Райаном два раза в неделю работали в «Хижине», а они с Лео дружили. Это означало, что, когда Лео приходил к Райану, он иногда мне кивал или – еще реже – называл по имени.

Войдя, он бросил напротив меня тетрадку.

– Привет, меня зовут Лео, у меня все плохо. – Он сверкнул улыбкой.

– Да, привет, вообще-то, я тебя знаю.

Он сгорбился и прищурил глаза:

– Да ну, а про то, что у меня все плохо, ты тоже знаешь?

– Ну, можно догадаться, учитывая, что тебя заставили заниматься со мной в среду после уроков. Плюс ты даже учебники не принес.

Он наклонил голову и скривил рот, как будто задумался. Я посмотрела на часы. Прошло всего две минуты. У него не было даже карандаша.

– Слушай, я в любом случае получу баллы – помогу тебе, или мы просидим все время, уставившись друг на друга. Просто скажи, что тебе больше подходит.

– Ладно, Келси Томас, – сдавленно усмехнулся он. – Я все понял. – И показал на стопку моих учебников. – Давай заниматься. Мне сказали, что без этого курса я школу не окончу.

Лео оказался не худшим на свете учеником, хотя, возможно, самым рассеянным. Он постоянно прерывался, чтобы поболтать со всеми, кто входил в библиотеку, и примерно каждые пять минут проверял часы. Через час после начала занятия он услышал шаги в коридоре, опять встрепенулся и крикнул: «Эй, Бейкер!» – хотя в библиотеке шуметь нельзя. Лео нравилось любое внимание – и плохое, и хорошее.

Райан замедлил шаг у дверей, но не остановился.

– Надо бежать. Потом поболтаем. – Тут он увидел меня и неуклюже махнул. – Пока, Келси.

Я ответила таким же полувзмахом. Лео захихикал. Когда я повернулась к нему, он все еще ухмылялся.

– Что?

– Ничего.

Я почувствовала, как краснею. Сжав карандаш, я ткнула его в бумагу, ожидая, когда Лео наконец вернется к задаче. Благодаря маме я давно обогнала сверстников по учебе. Но во всем остальном я от них сильно отстала. Наверное, так же у Лео было с задачами по химии: он смотрел на них, но видел только непонятный шифр. Так у меня было со школой. Этот шифр я еще не взломала.

Мы с Лео подписали у библиотекарши бланки своих баллов, и она вышла сразу за нами, заперев дверь на ключ.

– Хорошо позанимались, Келси, – сказал Лео и просвистел мимо меня, как порыв ветра, а я достала из сумки телефон.

Распорядок на вечер: позвонить маме, купить газировку, ехать прямиком домой.

– Выезжаю, – сообщила я, когда она взяла трубку.

– Скоро увидимся, – ответила она.

Ее голос звучал как музыка. Как путеводная звезда. Я услышала позвякивание посуды и сразу поняла, что она уже готовит ужин. У нее тоже был свой распорядок.

Когда я закончила разговор, Лео уже не было видно. Библиотекарша ушла домой. В коридорах было пусто и тихо, только автоматы с газировкой вибрировали в углу. Я вытащила из кошелька новую банкноту и скормила ее автомату. Аппарат зажужжал, а я стала представлять все, что не вижу. Я вдруг поняла, что отмечаю про себя все выходы – старая привычка: двойные двери главного входа в фойе, пожарные выходы в конце каждого коридора, окна в любом классе, который оставили открытым…

Я отбросила эти мысли, схватила газировку и побежала к главному входу, по коридору прокатилось эхо моих шагов и звона ключей в сумке. Я остановилась, только когда добежала до островка света у машины, которая стояла на почти пустой парковке.

Сгустились сумерки, с гор доносился ветерок, а тени деревьев рядом с уличными фонарями напоминали тень от черных железных ворот у меня дома во время грозы. Я повторила утреннюю последовательность в обратном порядке: проверила заднее сиденье, завела двигатель, подождала, пока он прогреется. Телефон в сумке, сумка на заднем сиденье, фары освещают только туман и комаров.

День был хороший. Обычный. Такой же, как все остальные. Отражатели на двойной сплошной монотонно отсвечивали мои фары, почти гипнотически. Почувствовав октябрьскую прохладу, я пожалела, что не взяла пальто. Наклонившись вперед, я повернула регулятор, нажала кнопку «вкл.» и, услышав, как к вентиляционным отверстиям приливает воздух, откинулась на спинке кресла.

Прилив жара.

Вспышка света. Все завертелось.

Не знала, что воздух умеет вопить.

Глава 2

– Не бойся.

Далекий голос, как будто под водой или через стекло. И какие-то помехи… радио? Белый шум трещал, как электричество, расшатывая нервы.

Все хорошо. Теплые пальцы на шее, голос все резче.

Руки и ноги были такие тяжелые, будто всю ночь свисали с края кровати, а теперь, когда я пыталась сменить положение, покалывали иголками и ныли. Я стала искать стены комнаты, веки задрожали.

– Ты меня слышишь?

Голос принадлежал не мне, не моей маме и не Джен, но все равно казался знакомым. Мужской голос.

Это не моя комната. Я открыла глаза и попала в какую-то бессмыслицу, где все было наперекосяк: кровь текла не в том направлении, сила притяжения была не там, где нужно, а мои темные волосы спадали каскадом набок через лицо. Звук собственного дыхания, которое отражалось эхом в голове, запах горящей резины или глухой стук у меня в глазах, которые я решила снова закрыть, – во всем этом не было никакого смысла.

Но. Не бойся. Все хорошо. Хорошо.

– Я тебя вытащу. Все хорошо.

Все хорошо. Я повторяла это про себя, как повторяла бы мама. И хотя я впустила в себя эти слова, как теплое одеяло, которое укутывает тебя до подбородка, внутри все-таки начал зарождаться страх.

– Где я? – спросила я.

В голове что-то давило, плечи и шею сковало, суставы пульсировали, а конечности возвращались к жизни.

– Слава богу!

Голос доносился откуда-то сзади. Смутно знакомый. Но, прежде чем я смогла его вспомнить, вдалеке завизжал какой-то механизм. Тот самый шум, но теперь он стал резче и яснее.

– Что это? – спросила я.

– Все хорошо. Без паники.

Это означало, что, во-первых, видимо, все нехорошо и, во-вторых, были причины для паники. Я попробовала развернуться, но грудь и ноги стягивал ремень, сбоку больно давил металл, а когда я попыталась убрать с лица волосы, то увидела лишь какую-то белую простыню, вздымающуюся прямо передо мной. Я была в ловушке.

Ничего не хорошо. Миллион причин паниковать. Выбраться. Надо выбраться. У меня участилось дыхание, и я вжалась в металл, пытаясь высвободиться.

Незнакомец вдохнул и обхватил сиденье, чтобы меня успокоить.

– И еще, – сказал он. – Не двигайся.

Его рука дрожала. Меня тоже била дрожь. Вдалеке послышались другие голоса, а жужжание стало громче.

– Спускаем, – произнес кто-то.

– Хорошо, – ответил голос. А потом обратился ко мне: – Слушай, все нормально, ты попала в аварию, но мы тебя сейчас вытащим. Надо только потерпеть небольшой шум.

Я попала в аварию? Извилистая дорога, отражатели на двойной сплошной. Свет фар, я резко выкручиваю рулъ… О боже, и долго я здесь? Мама звонила? Если она не дозвонилась, то наверняка уже паниковала. Я снова убрала волосы с лица и засунула их за воротник. Руками попыталась нащупать сумку. Судя по всему, я висела – как бы по диагонали и вперед, а сумка была на сиденье сзади. То есть…

Я подняла руки за голову, но металл был слишком близко – перекошенный, выгнутый, – и сумку я не нащупала.

– Серьезно, – сказал он. – Не двигайся.

– Мне нужна моя сумка. Мой телефон. Мне надо позвонить маме. – У меня сбилось дыхание.

Он не понял. Мне нужно было сказать ей, что со мной все хорошо. Все хорошо.

– Мы позвоним ей через пару минут. Но сейчас ты не должна двигаться. Как тебя зовут?

– Келси, – ответила я.

Пауза, а затем:

– Келси Томас?

– Да.

Видимо, он меня знал. Наверное, кто-то из школы. Или из «Хижины», или сосед. Я потянулась посмотреть в зеркало заднего вида, которое оказалось ближе, чем я думала. Мир в нем был разбит на кусочки. Зеркало треснуло и перекосилось: в нем отражалась стена камней сбоку от горы, но моего спасителя там не было.

– Это Райан, – пояснил он, будто прочитав мои мысли, а потом добавил: – Бейкер.

– Райан с математики? – спросила я, хотя могла сказать много всего другого, но именно эта фраза первой пришла мне в голову и первой слетела с языка.

Медленное спокойное дыхание.

– Да. Райан с математики.

Вокруг меня был металл и белые подушки, и, судя по всему, я висела вниз головой, но при этом могла двигать пальцами ног, дышать, думать и разговаривать с Райаном Бейкером с математики, так что можно было исключить паралич, удушение, потерю сознания и смерть. Мама говорила, что ей всегда лучше, когда она перечисляет все, что хорошо, и начинает она всегда с «безопасности», но я предпочитала осознавать свою безопасность методом исключения.

– А вторая машина? – спросила я.

Он глубоко вздохнул:

– Келси, я хочу разрезать ремни и вытащить тебя, но надо подождать, пока снимут заднюю дверь. Это займет буквально минуту.

Минуту. Мое лицо сжимали подушки безопасности, а к горлу вдруг подступили зачатки паники – что, если я задохнусь или машина сейчас взорвется… Я пыталась зацепиться за обнадеживающие слова Райана «все хорошо», но было слишком поздно. В голове уже поселилась страшная мысль. Взрыв. Пожар. В голове проносились все возможные варианты моей смерти.

– Вытащи меня!

– Нет, это плохая идея.

Иррациональные страхи, как сказала бы Джен, мамин психотерапевт. То есть на самом деле этого не произойдет. Не забывай про разницу. Я просто уберу подушки безопасности, и все будет хорошо. Райан с математики разрежет ремень, и я вылезу, а потом найду свой телефон и позвоню маме – она сначала перечислит все, что хорошо, а уже потом перейдет к теме разбитой машины.

Я надавила на подушки, чтобы опустить их пониже, подальше от лица, и доказать самой себе, что все нормально.

– Стой, Келси. Не надо.

Но было слишком поздно, я уже увидела именно то, что он не хотел мне показывать, и из меня словно вышел весь воздух. В моем положении не было ничего хорошего. Лобовое стекло вылетело. А подо мной разверзлась пустота. Никакой дороги, камней, травы или заваленного горизонта. Не было ничего. Я висела в воздухе. Я видела только воздух, каменную стену вдалеке и туман…

– О боже! – прошептала я. И вдруг с невероятной точностью ощутила пространство вокруг себя.

За мной были камни. Сбоку – толстая шершавая кора ветки. На подушке безопасности лежал лист с засохшими краями, загнутыми от непогоды. Я услышала треск.

– Мы что, на скале?

Ну конечно! Мы на дереве над обрывом! Трясущимися руками я потянулась к замку ремня безопасности, зачатки паники переросли в полномасштабный гипервентиляционный синдром.

– Я же говорю, без паники!

– Вытаскивай меня!

Райан схватил меня за плечи. Он прижимался к спинке сиденья, и через обивку я услышала его низкий умоляющий голос.

– Пожалуйста, не шевелись. Пожалуйста. Не шатай машину.

И если до этого паники у меня не было, то теперь она охватила меня сполна. Волосы лезли в лицо, я закрыла глаза, скрипнула зубами, попробовала о чем-нибудь подумать. О чем угодно, кроме того, что мое тело висит на ветке над обрывом.

Джен назвала бы это рациональным страхом. В отличие от страха, что на наш дом упадет метеорит, меня запрут в морозильной камере в подвале или заставят разговаривать с Коулом. Эти события настолько маловероятны, что называются иррациональными страхами. Но это, прямо сейчас, – это рациональный страх, страх перед тем, что на самом деле может произойти. Я висела вниз головой в машине, застрявшей в ветках дерева над обрывом. Я держалась на одном лишь тонком обрезке от ремня безопасности.

– Как мне выбраться? – закричала я сквозь жужжание за нами. – Как, блин, мне отсюда выбраться?

– Сейчас выпилят заднее стекло, я разрежу ремень и заберу тебя. На мне скалолазная обвязка.

Обвязка. Кошмар, нам нужна обвязка!

– Ты что, один? – спросила я.

– Так надежнее, – пробормотал он.

Думаю, Райан с математики был последним человеком, которого я хотела бы видеть во главе этой операции. Райан Бейкер, который не понимал разницы между синусом и косинусом. Который вместо того, чтобы писать конспекты на уроках, разрисовывал себе руки бессмысленными витиеватыми узорами. Мое будущее было в руках человека, который не знал даже основ тригонометрии. Что, если он перепутает угол? Не рассчитает время? Как можно доверять человеку, который не понимает, что такое прямоугольный треугольник?

Ремень был пристегнут под прямым углом. Ветки, машина и скала – всюду углы. Как говорится, применение на практике. Страх: умереть сегодня. Буквально через минуту. Хуже: если я шевельнусь, то могу убить Райана Бейкера.

– Что ты вообще тут делаешь? – спросила я.

– Я пожарный-доброволец.

– Мне нужен настоящий пожарный, – сказала я высоким сдавленным голосом.

– Я настоящий.

– Другой!

– Поверь, я только за. Но я самый легкий. Меньше шансов, что дерево не выдержит.

Он это сказал: машина может упасть. Они тоже это знали. Им пришлось придумывать целую операцию. Падение и смерть – реальные события, которые могут произойти прямо сейчас.

– Не такой уж ты и легкий, – возразила я.

Он был значительно выше меня, широкоплеч, скорее поджарый, чем мускулистый, но уж точно не легкий. На глаза у меня навернулись слезы, я стала молиться: «Господи, Господи, Господи». Но под нами все равно хрустнула ветка.

– Все будет хорошо, – твердил Райан. Как будто пытался убедить сам себя.

Я попробовала глубокое дыхание – Джен показала его маме, а мама научила меня. Машина качнулась, я схватилась за руль, машина замерла, и я уж было успокоилась, но затем она снова качнулась и накренилась вниз. Учащенное дыхание Райана было слышно через сиденье.

– Возможно, самое время прекратить, – сказала я.

Если он и ответил, то я ничего не услышала из-за рева пилы или чем там они пытались вырезать багажник, а от скрежета металла у меня дрожали внутренности и ломило зубы. Райан схватил меня за руку – чтобы успокоить или чтобы я не шевелилась, не знаю.

Я не парализована, я в сознании, я не истекаю кровью, я не тону. И вдруг шум прекратился, и через плечо пролезла рука Райана. Он протягивал мне ремень с зажимом.

– Надень это вокруг пояса. Осторожно.

У нас обоих тряслись руки. Я взяла ремень, истерически смеясь. Все в этом моменте было смешно: и Райан, и ремень, который якобы меня спасет, и скрученный лист на подушке безопасности, который местами еще был зеленым и мягким, как будто не знал, что уже мертв. Я сделала, как он сказал, стараясь не сильно двигаться. Посередине ремня был небольшой металлический замок.

– Так, – сказал он. – Хорошо. – И протянул мне веревку с еще одним зажимом. – Прицепи.

Я прицепила, краем глаза увидев лезвие ножа.

– Так, я сейчас разрежу твой ремень, но теперь ты прицеплена ко мне, а я – к отбойнику наверху, так что даже если ты повиснешь в воздухе, все будет хорошо. Но нам надо поторопиться.

Машина пошатнулась, и я вскрикнула. У меня было чувство, что, если машина сейчас упадет, ничего хорошо не будет. Ни у меня, ни у Райана. Возможно, это было связано с тем, что сила машины превосходила силу веревки, на которой мы висели. Он явно не понимал математическую сторону вопроса.

– Пора! – прокричал незнакомый голос. Взрослый. Профессиональный. – Вылезайте, быстрее!

Райан положил ладонь мне на руку, а другой рукой разрезал ремень безопасности. Меня качнуло на середину между сиденьями, я перевернулась и увидела Райана. Мы были связаны короткой веревкой, концы которой цеплялись за наши обвязки. Он схватился руками за отрезок между нами.

– Вот видишь? – произнес он.

Покачиваясь взад-вперед, я дотронулась до его плеча, и он заговорил о чем-то другом. Где-то под нами послышался медленный хруст, а затем долгий скрип – машина нагнулась вперед, и как только я дотянулась рукой до плеча Райана, то все поняла по его глазам. Я услышала резкий щелчок и почувствовала, как ослабла натянутая над нами веревка. Я отлетела и отпустила Райана. Он потянулся ко мне, но тщетно. Нас отрезало от отбойника.

Мы падали вниз.

Глава 3

Я лихорадочно пыталась ухватиться хоть за что-нибудь. Вываливаясь через лобовое стекло, я зацепилась пальцами за подушку безопасности, но это не помогло, я все равно падала, скользя руками и ногами по металлу, но тут локти врезались в какой-то желобок, и меня пронзила острая боль. Тело резко остановилось, ноги свисали вниз, вокруг – морозная ночь и бесконечная пустота.

Секунда облегчения, полувздох, и вот мимо меня в тумане проплывает тело, пытаясь уцепиться хоть за что-нибудь, царапая ногтями, скользя кожей по металлу и по мне, а затем невыносимое давление на мои бедра, потому что Райан всем весом повис на веревке между мной и машиной, из-за чего мои локти выскользнули из укрытия.

Вытаращив глаза, я выбросила вперед руки, скользнув вниз. Пальцами я отчаянно искала, за что уцепиться, и наконец опять схватилась за выступ у лобового стекла. Живот все еще упирался в капот, но ноги лишились опоры. Райан болтался на веревке. Не смотри. Как ни странно, высоты я никогда не боялась. Но вот смерти… Чтобы не смотреть вниз, я уставилась на свои руки. Только благодаря моим пальцам мы еще не упали.

Райан тряс веревку, раскачивая ее туда-сюда, металл врезался в пальцы все сильнее, а руки не хотели слушаться.

– Перестань! Райан! Не шевелись! – заорала я.

Он остановился, и я постаралась успокоить дыхание.

Закрыв глаза, сосредоточилась на мышцах кистей, рук, плеч.

Перечисли все, что с тобой не происходит. Поехали: я еще не падаю, я еще не умерла. Рискнув повернуть голову, я заметила слева нишу для колеса, потянулась к ней ногой и наконец оперлась на шину. Я поставила туда ногу для опоры и подтянулась ближе, пока не достала второй ногой. Найдя опору, я принялась двигаться, скользя пальцами вдоль края пустого лобового стекла, пока не встала обеими ногами на шину, хотя из-за обвязки и свисавшего Райана каждое движение давалось тяжело и с болью. Я снова сунула локти в выступ у лобового стекла.

– Так, – позвала я. – Доберешься?

Он не ответил, но по рывкам веревки я поняла, что он подтягивается наверх, на руках, пока не оперся на машину. Наконец он встал на руль – его рука на моей спине, – прижимаясь одной щекой к капоту, а другой ко мне. Он тяжело дышал, широко раскрыв глаза, и мы таращились друг на друга в тишине, пока из ночной темноты вдруг не донесся голос пожарного:

– Бейкер! Ребята, вы как?

– Нормально! – ответил он.

Нам спустили еще один трос поверх машины, и Райан прицепил его к своей обвязке. Он обхватил меня обеими руками, а я обхватила его, и он крикнул: «Готово!» Я почувствовала, как он дрожит – от плеч до кончиков пальцев. Пока нас поднимали в безопасное место, он все время смотрел мне в глаза. Райана трясло сильнее, чем меня. Какой-то пожарный похлопал его по плечу:

– Молодец, пацан. Выдыхай.

– Келси, – сказал Райан, – можешь отпустить.

Мои руки крепко вцепились в его плечи, а сама я прижималась к нему изо всех сил, даже когда у нас под ногами наконец появилась твердая опора.

– Да, хорошо, – ответила я.

Его серые глаза смотрели прямо на меня, пока я приходила в себя. Он был одет как все остальные – просторные штаны на подтяжках и синяя футболка. Но на их фоне он казался ребенком, как будто это был просто костюм, и мне захотелось пригладить копну грязных русых волос, падавших ему на лоб.

– Класс, мы не погибли, – произнесла я вслух самую большую глупость на свете.

Уголок его губ пополз вверх, а затем рот растянулся в настоящей улыбке.

– Да уж, – согласился он.

– Пойдем. – Женщина в форме показала на машину скорой помощи. – Надо тебя осмотреть.

Я огляделась: с обеих сторон дороги остановились машины, люди достали телефоны, полицейские пытались никого не пускать.

– Где вторая машина? – спросила я. – Все целы?

Женщина склонила голову, положила руку мне на спину и подтолкнула вперед.

– Второй машины не было, – сказала она.

Жар в салоне, вспышка света фар, я резко выкручиваю рулъ…

– Нет, была, – возразила я.

Она на секунду остановилась, внимательно вглядываясь мне в глаза и склонившись ко мне так близко, что я видела свое отражение у нее в зрачках.

– Не было, – четко произнесла она.

– Вы уверены?

Я подумала о высокой стене гор, об отвесных скалах.

– Мы уверены, – подтвердила она.

На ходу я услышала, как второй пожарный спрашивает Райана:

– Ты ее знаешь?

– Да, – ответил он. – Мы в одной группе по математике.

Короче. До того, как Райан стал учиться со мной в одной группе, мы вместе работали в «Хижине» на летних каникулах – вели журнал, регистрировали гостей, выдавали и принимали прокатное снаряжение. Со временем у нас появилась собственная система знаков: чтобы поменяться, один хлопал второго по плечу, специальное прощание и одновременный разворот, чтобы посмеяться над посетителем в лыжных штанах в середине июля. Когда начальник уходил домой, Райан всегда садился на барную стойку и болтал, расспрашивал меня и смеялся. За все лето не было ничего лучше – ради этих разговоров я каждый день радостно бежала на работу. А потом в конце лета, в последний день работы, он сказал:

– Слушай, может, сходим куда-нибудь?

«Да», – подумала я и вслух тоже сказала:

– Да. Давай.

Он расплылся в улыбке, и я услышала чей-то свист. Совсем рядом, около входа, стояли Лео, Эй-Джей и Марк.

Так как я была не уверена, на что только что согласилась, то сказала:

– Стой. А в каком смысле?

Райан взглянул через плечо на своих друзей, которые ждали его, и спросил:

– Какой смысл тебе больше нравится?

– Это вопрос с подвохом?

Было похоже на вопрос с подвохом.

– Нет. Э-э-э…

У него за спиной Лео произнес что-то неразборчивое.

– Слушай, – сказал Райан с непроницаемым лицом. – Смысл может быть какой угодно, его может вообще не быть.

– А… Ну ладно.

И он просто ушел. Не спросил у меня телефон, никуда не позвал. А когда через неделю началась школа и нас посадили рядом на математике, мы оба просто притворились, что этого разговора никогда не было. Возможно, тут были задействованы какие-то неизвестные мне социальные обряды и брачно-ритуальные танцы, которые я не умела танцевать, или «может, сходим куда-нибудь» означало «встретимся после смены в туалете»?

Вряд ли под «сходить куда-нибудь» он имел в виду спуститься за мной по канату в нависшую над обрывом машину, вырезать меня из сиденья и едва не разбиться насмерть, чудом зацепившись за обвязку у меня на поясе.

Помнишь, мы как-то висели над обрывом? Классно было.

– Я просто хочу домой. Мне нужно к маме, – обратилась я к женщине, которая меня осматривала.

Если честно, она выглядела ненамного старше меня. Боже, куда подевались все взрослые?

– Келси, ты потеряла сознание. Нам нужно осмотреть тебя в больнице. Твоя мама может приехать туда.

– Не может. – Она не могла. – Мне надо ей позвонить. Мне нужен мой телефон.

Фары собравшихся на дороге машин светили так ярко, что я прищурилась, почувствовав, как у меня начинает болеть голова. Через стихийное скопление машин и спецтехники пробирался Райан, одна рука у него висела как-то неестественно – видимо, ему тоже нужен был медицинский осмотр. Он остановился, здоровой рукой протянул мне телефон.

– Прости, – сказал он. – Твой телефон аварию не пережил.

Я взяла телефон из его протянутой руки и набрала домашний номер, пока он переминался с ноги на ногу, делая вид, что не смотрит на меня. Только со второго раза я набрала нужный номер трясущимися руками, что он, конечно же, заметил. Через четыре гудка, как я и думала, искусственный голос автоответчика вежливо попросил меня оставить сообщение после сигнала. Я старалась говорить тихо.

– Мам, это я. Возьми трубку.

– Келси?

Даже через телефон я будто слышала, как напряженно работает ее мозг. Дочь звонит с чужого телефона. Где опасность?

– Мама, у меня все хорошо, но я попала в аварию, мне очень жаль, но меня сейчас повезут в больницу, чтобы убедиться, что я здорова. Но я тебе точно говорю, я в полном порядке.

Она глубоко вздохнула:

– Позвоню Джен.

– Нет, – запротестовала я. – Правда, у меня все нормально. Мне только нужно как-то добраться до дома. Я вызову такси, когда закончу. Ой, и я, кажется, потеряла телефон.

Я услышала, как она медленно выдохнула, мысленно увидела, как она закрывает глаза и делает дыхательные упражнения, представляет, что я жива, у меня все хорошо, и я дома.

– У тебя все нормально, – ответила она. – С тобой врачи. Ты скоро приедешь домой. Сначала хорошее, потом плохое.

– Прости, что разбила машину.

– Ничего страшного. Ты в порядке. Забудь про машину. – Пауза. – Но я все-таки позвоню Джен.

Я вернула Райану телефон, и фельдшер, слишком молодая для такой работы, проводила меня до дверей скорой помощи.

– Стой, подожди, – сказал Райан.

Я остановилась на металлической подножке, схватилась за ручку двери и посмотрела на него сверху вниз. Он выглядел так, будто хотел столько всего мне сказать. Я тоже о многом хотела ему сказать. Но с чего начать? Я даже не знала.

– Подвезти тебя домой?

– Я вызову такси. Номер службы такси был одним из первых номеров, которые я вызубрила в детстве.

– Но я все равно тоже еду в больницу. Так что…

Так что. У нас всегда были проблемы с коммуникацией.

– Хорошо. Если встретимся там…

Он кивнул:

– Я найду тебя, когда закончу.

Пока скорая помощь отъезжала, я видела через окно, как он разговаривает с другими пожарными. Но в голове застыло его лицо в момент, когда я дотянулась до него. Когда он понял, что мы сейчас упадем.

«Не бойся», – шепнул он, когда еще не знал, что я жива, что я в сознании. «Все хорошо», – сказал он, когда еще не знал, так ли это на самом деле. Я цеплялась за эти слова, пыталась поверить в них. Но, оглядываясь назад, спрашивала себя: а вдруг он разговаривал сам с собой?

Глава 4

В приемном отделении больницы Ковингтона на стенах были развешаны фотографии Зеленых гор Вермонта – видимо, чтобы успокоить пациентов. Если бы я только что не сорвалась с обрыва как раз одной из этих гор. Пейзажи чередовались с табличками с просьбой при плохом самочувствии надеть защитную маску.

Фельдшер настояла на том, чтобы завезти меня в больницу на кресле-коляске – такие правила, но, как только мы оказались в приемной, я тут же встала, несмотря на ее недовольство. Я оглядела помещение, полное незнакомцев. Все пялились на меня.

Слышались мерные сигналы приборов, треск громкоговорителя, детский плач. Все было незнакомо: узкие коридоры, звуки, резкий запах антисептика – всю дорогу по коридору я держалась поближе к фельдшеру. Я оглянулась посмотреть на двойные двери, через которые мы вошли. Там не было окон, не было выходов, только еще двери в другие коридоры. Из-за стеклянных панелей пробивалось флуоресцентное свечение. Лабиринт помещений, из которого я никогда не выберусь без посторонней помощи.

Райана нигде не было – может быть, его уже осматривал врач. Или он находился на другом этаже. Может быть, в этой толпе он никогда меня и не найдет. Фельдшер провела меня мимо кучки людей, которым явно нужно было надеть маску, полицейских у коридорных выходов к узкой кровати, окруженной синими шторками. С тех пор как меня вытащили из машины, меня непрерывно трясло.

– Наверное, остатки адреналина, – сказала она, увидев мои руки.

– Да, – ответила я, сжав пальцы. Да, остатки адреналина, а не ужас оттого, что я только что висела на руках над обрывом, – ужас, который сочился из всех пор, парализуя и вгоняя меня в панику.

«Это просто страх перед неизвестным», – сказала бы Джен. Я повторяла эту фразу весь прошлый год, когда мне пришлось пойти в школу, – маме настоятельно рекомендовали прекратить домашнее обучение. Настоятельные рекомендации мама воспринимала очень серьезно. Мои регулярные вылазки из дома были важнейшим условием Джен и службы опеки. Именно поэтому Джен нашла мне летнюю подработку.

Фельдшер неуклюже похлопала меня по плечу и ушла – шторку отодвинула женщина в голубой форме. Я не застряла в машине. Я не падаю с обрыва. Мне не угрожает опасность. Дрожь медленно отступила.

Доктор светила мне чем-то в глаза, просила следить за ее пальцем, потом меня допросил полицейский. У меня на голове не было шишек, я вроде бы не ударялась головой, тем не менее, пока в машину не залез Райан Бейкер, я была без сознания. Интересно, надолго ли я отключилась.

– Перед аварией ты говорила по телефону? – спросил полицейский.

– Телефон был в сумке. И телефон, и сумка свалились в пропасть.

Доктор пальцами ощупывала мой череп – приятные ощущения, в отличие от вопросов полицейского.

– Ты что-нибудь употребляла? – спросил он. – Кроме кофеина.

– Нет.

– Значит, ты просто устала? Уснула за рулем?

Конечно, я устала. Восемь часов у меня были уроки, а потом еще два часа я занималась химией с Лео Джонсоном. Но я часто слышала, как подобные вопросы задавали маме – она умела увиливать от прямых ответов, оставаясь посередине между правдой и ложью. Слишком многое стояло на кону.

– Да не то чтобы, – ответила я. – Я пила газировку, потому что в автомате она самая дешевая. Мне навстречу вылетела машина. Поэтому мне пришлось свернуть на обочину.

– Как выглядела эта машина?

Было темно. Я закрыла глаза, пытаясь что-нибудь вспомнить. Один взгляд. Жар в салоне. Вспышка света фар, я резко выкручиваю руль…

– Я видела только фары.

Доктор мягко крутила мне голову – вперед-назад.

– Следов другой машины не обнаружено, – сказал полицейский.

Я закрыла глаза, пытаясь воспроизвести картинку. Что, если свечение было отражением моих собственных фар от разделителя? Что я на самом деле видела? Момент длился всего долю секунды. Теперь, вернувшись в него, я засомневалась в собственной памяти.

– А вы смотрели на дне обрыва? – спросила я.

Он взглянул на меня так, будто я неудачно пошутила, но я говорила серьезно. Он кивнул доктору.

– У меня больше нет вопросов, Келси. Не могла бы ты оставить дату своего рождения, адрес и телефон, на случай, если у нас появятся еще вопросы.

– Хорошо. – Я взяла у него блокнот.

Выходя, полицейский раздвинул шторки, и я сразу увидела Райана, который стоял буквально в паре метров, облокотившись на стойку регистратуры. Я невольно улыбнулась, а он неловко махнул мне в ответ. Он был единственным, кого я там знала, и, увидев его, я неожиданно успокоилась и вспомнила наши вечера в «Хижине» до того неловкого разговора, когда он сидел на барной стойке и, улыбаясь, слушал меня.

Из-под рукава рубашки у него выглядывала повязка – интересно, это из-за спуска в машину или из-за падения? Доктора хлопали его по плечу, Райан весело с ними болтал – в форме он выглядел здесь совсем как свой.

– Кажется, тебя пришли проведать, – заметила доктор.

– Он подвезет меня до дома, – сказала я. И увидев, как она недоверчиво щурится, прибавила: – Мы вместе учимся.

Врач прощупала мне руки и спину. Я вздрогнула, когда она надавила на левую руку, и напряглась, когда дошла до локтей.

– Скорее всего, будут синяки, – сказала она.

Женщина быстро сканировала мое тело: взяла за руки, мягко разжала пальцы.

– Ой! – воскликнула она. Взглянула на меня и снова на руки. – Не помнишь, как это произошло?

Поперек пальцев красовался глубокий порез. Мне захотелось снова сжать их в кулак. Неизвестно, насколько действительно мы были близки к смерти.

– Нет, – ответила я. – Не знаю. – Маленькая ложь. Привычка.

Сжав губы, она обработала и перевязала мне руки.

– Тебя родители заберут? – спросила она. – Для выписки надо заполнить кое-какие документы. И нужен страховой полис.

– Нет, но…

Я осеклась: к стойке, на которую опирался Райан, подошли двое – парень и девушка. Парень назвал мое имя, а девушка блуждала глазами и наконец остановила взгляд на мне. Она толкнула брата в бок, и я вся сжалась внутри. Коул и Эмма. Дети Джен. Обоих можно назвать моими бывшими, в той или иной степени. Коул был не только сыном Джен, но и моим первым парнем, хотя ему тогда было пятнадцать, а мне четырнадцать, да и встречался он со мной, скорее всего, только потому, что это было запрещено. Или потому что я всегда была рядом.

Раньше Джен постоянно заставляла меня общаться со своими детьми – она сказала маме, что это необходимо для моего психического здоровья. Это был шаг. Безопасный шаг. Много лет она таскала меня по детским праздникам и экскурсиям. Но когда мне исполнилось четырнадцать, я перестала быть девчонкой, с которой мама заставляла их общаться. Наверное, Джен не разрешала ему со мной встречаться.

Он сказал, что у меня красивые веснушки, я ответила, что они у меня с детства – разве он раньше их не замечал? Он пожал плечами. Поцеловал меня. Месяц спустя Джен обо всем узнала и потребовала, чтобы Коул прекратил наш роман, а когда я прямо спросила у него об этом, он пожал плечами, и так все и закончилось. Сначала я решила, что он трус, раз не стал с ней спорить. А потом поняла, что ему было просто все равно. Он пожал плечами. Конец. С тех пор я возненавидела парней, которые пожимают плечами.

По слухам, свою последнюю девушку он бросил через мессенджер, а предыдущей вообще забыл сказать, что с ней расстался. Так что, если честно, могло быть и хуже. Но, к сожалению, побочным эффектом нашего расставания стал разрыв с Эммой, моей лучшей подругой. Ее место так никто и не занял. Наверное, подругой я могла назвать свою соседку Аннику, но она приезжала домой только на каникулы.

Коул хотя бы недвусмысленно дал понять, что между нами все кончено. Хотя бы пожал плечами. А с Эммой мы скорее просто отдалились друг от друга. Мы не ссорились – она просто перестала отвечать на мои звонки. Наша дружба погасла, как искры от бенгальского огня. Когда понимаешь, что все горит, уже слишком поздно – ущерб необратим, искра потухла.

Она стала другим человеком – с новыми друзьями и новой компанией, – а я осталась позади, к моему несчастью, абсолютно такой же. Джен называла меня незавершенным проектом. Всегда незавершенным. Видимо, Джен устроила детям серьезный разговор о частной жизни, потому что, насколько мне было известно, они никому не рассказывали про мою маму. А в прошлом году, когда впервые в жизни я шла по школьному коридору, то вдруг встретила знакомые лица – они сразу меня узнали и быстро отвели глаза. Прошло три года, и мы как будто никогда не были знакомы. Но для меня они оба были как спящий вулкан. Глядя на них, я думала о себе, какой они знали меня в детстве или какой я была в статьях их матери. И это отражение мне не нравилось.

Первым заговорил Коул:

– Мама на учебе. А папа в командировке. Так что остались мы.

– Спасибо, – поблагодарила я.

Первый разговор за три года. Не так уж и страшно. Как оторвать пластырь. Но потом он пожал плечами. Без проблем. Мне все равно. Между нами все кончено. Выберите подходящий вариант. В руках Коул держал документ о согласии на медицинское вмешательство – его же использовала Джен для моего лечения. Без них меня бы не выписали. Потому что мне было семнадцать и я еще не могла решать сама за себя.

Эмме было шестнадцать, у нее были широко расставленные глаза и, по слухам, злобный характер. С тех пор как мы не виделись, Коул стал выше, оброс мышцами благодаря футболу и лакроссу и завел себе женский фан-клуб, из которого с тревожной регулярностью выбирал себе очередную подружку.

– А Райан Бейкер что тут делает? – спросила Эмма, как будто мы до сих пор дружили и не было миллиона моих звонков, на которые она просто не отвечала.

Услышав свое имя, Райан обернулся, и Эмма вдруг приняла позу для флирта – опора на бедро, голова набок – и спросила его:

– Как себя чувствуешь?

– Да пару швов наложили, – ответил он.

– Долго еще? – спросил Коул, стараясь не смотреть мне в глаза.

– Спасибо, что привезли документы. Но меня подкинут, – сказала я.

– Но мама сказала…

– Райан меня подбросит. – Такой я себе нравилась намного больше. Девушка, которую подвозят домой едва знакомые люди, которой не нужно надеяться на благосклонность бывших друзей. Находчивая. Сильная.

– Ладно, – кивнул Коул и сбросил документы мне на колени, как будто избавился от грандиозной обузы. – Знаешь, вообще-то у меня есть дела поважнее.

Интересно, чем занимался Коул до того, как Джен заставила его ехать в больницу? Как-то уж слишком агрессивно он разговаривал с девушкой, которую три года назад бросил, просто пожав плечами.

– Скажи спасибо своей маме, – проворчала я от обиды.

– Или твоей, – ответил он, обидев меня еще сильнее, потому что сказал правду.

Спящий вулкан. Они знали правду. Я знаю, я знаю, я знаю, кто ты на самом деле. А кто я? Обычно я пустое место. Одноклассница. Келси Томас? Пожатие плечами. Одна из многих, незаметное лицо из толпы. В основном я держусь неплохо. У меня не трясутся руки, я выгляжу уверенно, зачеркиваю дни в календаре – все они похожи друг на друга. Но иногда ни с того ни с сего я начинаю бояться, как она. Так сильно, что не могу пошевелиться. Иногда без какой-либо причины я просто лежу в кровати, как мама, в четырех стенах и полной тишине. Иногда страх так сильно парализует меня, что я притворяюсь физически больной, просто чтобы не надо было двигаться и можно было остаться в своей комнате, в безопасности. Знать, что всегда, в любую секунду все нормально. Я в безопасности. Но по сравнению с мамой это просто цветочки. Я дочь женщины, чьей жизнью управляет страх. Мы живем на грани.

И они об этом знают.

Оформив выписку, доктор выдала мне буклет о признаках внутричерепной травмы и ушла, а я сразу сняла бинты и быстро осмотрела себя в зеркале. Заметных признаков для чрезмерного маминого беспокойства нет. Я слезла с кровати и подошла к Райану, который рылся в вазе с леденцами. Проходящие мимо люди улыбались ему, как будто не могли сдержаться.

– Твои друзья? – спросил он. От леденцов его язык был неестественно красным.

– Нет, – ответила я. – Просто документы для больницы были у их мамы. Долго рассказывать.

– Она твой опекун?

– Не совсем…

Мы уже шли на парковку. Мне не хотелось говорить о Джен и пускаться в длинные объяснения.

– Но твоя мама больна, правильно?

Я напряглась, и он заметно испугался.

– Прости, я не то хотел сказать.

Видимо, ходили слухи, раз Райан что-то слышал.

– Да, больна.

Все верно, просто в другом смысле. У нее не было рака или какой-то смертельной болезни. Но она действительно была больна. Проще сказать, что у ее болезни физическая природа. Так понятнее.

Занятия с Джен были обязательным условием, чтобы я могла жить с мамой. Джен назначили государственные службы. Я стала зависеть от нее, но не доверять, потому что она докладывала обо всем другим людям, которые решали мою судьбу. Мама зависела от нее еще больше, а доверяла еще меньше. Особенно после того, как она написала обо мне статью. О моем страхе.

Там она ссылалась на исследование об эпигенетике и страхе. Ученые регулярно пугали мышей одним запахом – «запахом страха», а потом выяснили, что их потомство боится того же запаха. Мышей пугали запахом вишни. Не знаю, чем так страшна вишня, но, видимо, каждому свое. В общем, это исследование легло в основу ее статьи. Эволюция в действии. Доказательство, что экспрессию гена можно менять. Страх передается из поколения в поколение, проникает в наши клетки, изменяет нашу ДНК.

Статья обсуждалась в профессиональных кругах. Уходят ли мои страхи корнями в детство? Я впитала их в младенчестве с молоком матери? Передалось ли мне ее напряжение? Впитала ли я ее физические реакции? Она вплела их в сказки, которые шептала мне на ночь в темноте? Или, по мнению Джен, мои страхи были привязаны к ее страхам на более глубоком уровне, вплоть до ДНК?

С другой стороны, я ведь не мышь. Но я помню, и Джен наверняка тоже, как однажды она привела нас с Эммой в салон красоты, в котором шла уборка дальних помещений, и от запаха чистящего средства я вся покрылась мурашками, и меня вырвало только что съеденным обедом на пол из дешевого линолеума. «Запах антисептика, – написала Джен в своей статье. – Острый, едкий».

Естественно, дома за закрытыми дверьми мама пришла в ярость от такого предательства. Но она сказала, что мы должны быть осторожными. Осторожными, потому что, хотя Джен и нарушила наше право на частную жизнь, мы слишком многое могли потерять.

Осторожность, извечная осторожность. Это слово, как эхо, всегда со мной, я всегда начеку. Мама много раз могла меня потерять.

Глава 5

У Райана был джип с тканевым верхом и снимающимися дверьми – летом, когда мы работали в «Хижине», я часто видела, как он снимал их в хорошую погоду. Мама назвала бы несколько причин, почему это опасно. Хотя, это моя машина лежала на дне обрыва, а не его.

– Где ты живешь? – спросил он, открывая дверь.

– Ты знаешь Стерлинг-Кросс? Это улица в конце…

– Да, – ответил он и закрыл дверь. – Я знаю, где это.

Его телефон лежал между нами, и когда мы выезжали с парковки, он зазвонил, но Райан не обратил на него внимания.

– Значит, – сказала я, – ты теперь пожарный? Не слишком ли ты молод для такой работы?

– Месяц назад мне исполнилось восемнадцать, но я всю жизнь хотел этим заниматься. Мой папа недавно вышел на пенсию. Дедушка тоже всю жизнь работал пожарным. Я практически вырос на станции. Теперь пришло время оформить все официально. – Он улыбнулся сам себе. – Гены.

Его телефон снова зазвонил.

– Почему ты не берешь трубку? – спросила я. Если бы я пропустила больше одного звонка от мамы, она бы впала в панику.

Он сжал руль и на долю секунды взглянул на меня.

– Я же за рулем. Хватит с меня на сегодня аварий, – ответил он.

Я мгновенно перенеслась в машину над обрывом, когда я была на волосок от смерти…

– Если что, я не говорила по телефону перед аварией, – заявила я и взяла его телефон, снова почувствовав на себе его взгляд. – Какая-то Холли спрашивает, идешь ли ты сегодня на вечеринку к Джулиану.

Он поерзал на сиденье:

– Гм.

– Она очень надеется, что ты придешь. Написала это очень большими буквами. Так что, думаю, все серьезно.

– Келси?

– Да?

– Ты как?

– Нормально, пара царапин. Это тебе досталось. – Я невольно уставилась на его повязку.

– Нет, я имею в виду, как ты вообще? – спросил он.

– А… – Я положила мобильник на место. – Не знаю.

Мы ехали по горному перевалу, и я сосредоточилась на полу, чтобы не смотреть на двойную сплошную, узкую обочину и черную ночь за обрывом.

– Спроси меня завтра.

– Запиши свой номер в мой телефон, и я спрошу тебя завтра.

– У меня больше нет телефона, – напомнила я.

Он быстро тарабанил пальцами по рулю, и мне передалась его нервозность.

Келси, он спрашивает твой номер. Не тупи.

– Ну, когда будет новый, – сказал он.

То есть: ты живешь на Стерлинг-Кросс, ты можешь купить себе новый телефон. И я действительно его скоро куплю, потому что без него никто не выпустит меня из дома.

– Ладно. – Я добавила свой номер в его контакты, как он и просил.

– Куда?

Он завернул на улицу Стерлинг-Кросс, извилистый отрезок в несколько километров, после которого была развилка и каждая новая дорога вела к отдельно стоящему дому. В моем районе было всего десять домов, в основном особняки, маскирующиеся под скромные лесные хижины. Когда я как-то указала на это Аннике, она назвала это горным шиком.

Но наш дом не следовал этой моде. Раньше, когда Джен заезжала за мной с Коулом и Эммой, они часто называли его Дом ужасов, и я сама стала смотреть на него их глазами. Чистый белый дом, похожий на коробку, – своими идеальными жесткими, как у цементных блоков, углами он немного напоминал завод. Образ завершали гладкие затемненные окна, а еще дом стоял на склоне, так что с дороги его почти не было видно. Изнутри он вовсе не казался страшным. Но высокий чугунный забор со шпилями, увитый плющом, не говоря уже об электроизгороди наверху, да и решетки на окнах – вот что и правда могло внушить ужас.

– Вот тут нормально, – сказала я у поворота к моему дому.

Райан рассмеялся:

– Ты как будто стесняешься, где живешь.

Он, конечно, решил, что мы богаты, но это было не так. Когда-то у мамы было много денег, но почти все она потратила на дом и обустройство – наше обустройство. Она работала бухгалтером из дома, и мы неплохо жили. Но мы поселились в этом районе не из-за престижа. Мы жили там потому, что дома на этой улице стояли далеко друг от друга и подъехать к дому можно было только по узкой дорожке с крутыми опасными скатами с обеих сторон. И никому не было до нас дела. Все занимались своими делами. Там было безопасно.

– Хорошо, – сказала я; на въезде было темно, только окна дома светились, потому что мама меня ждала. – Поверни тут, – попросила я.

Но вдруг перед домом зажглись большие фонари, и все стало видно. Именно этого я и боялась. Фонари осветили острые шпили ворот и крышу с крутыми треугольными скатами, которые было видно только издалека, отчего дом казался еще больше. Камеру над воротами и биометрический замок.

Райан смотрел то на меня, то на дом. Отстегнув ремень, он повернулся ко мне, не заглушая мотор.

– Ну, спасибо, что подвез. – Я подняла руку, чтобы помахать, но он вдруг прищурился, взял мою руку и уставился на ладонь. Точнее, на мои пальцы. Я сжала их, но он взял другую руку.

– Ого, – воскликнул он.

Вслед за ним я опустила глаза на глубокий порез посередине пальцев. Отпечаток металла. Который спас нас обоих. Он погладил пальцами кожу прямо под раной, и я задрожала. Руки опять затряслись, а в голове пронесся момент, когда локти потеряли опору, а пальцы хватались за все подряд, и я вырвала руки и снова сжала пальцы в кулаки.

– Увидимся на математике, – произнесла я дрожащим голосом.

– Келси, подожди…

Но я не могла ждать. Мне надо было домой, к маме. За ворота, за стены.

– Райан, спасибо, – еще раз поблагодарила я и вышла из машины.

Я подошла к воротам, чтобы открыть их отпечатком пальца, но заметила, что он все еще смотрит на меня. Я не хотела, чтобы он видел. Чтобы он узнал.

– Увидимся завтра! – крикнула я и опять помахала ему, и Райан сдался.

– Ладно, до завтра, – кивнул он.

Я подождала, пока он доедет до поворота, и только затем открыла ворота.

Мама стояла в прихожей у входа в гостиную между коридорами, которые вели в два крыла нашего одноэтажного дома. Она то и дело трогала себя за плечо через свободную рубашку – старая привычка, и она явно плакала. Едва я закрыла за собой дверь, она схватила меня и крепко обняла, а потом отпустила, придерживая вытянутыми руками.

– Слава богу! – Она быстро вдохнула, как будто хватая воздух. Затем снова притянула меня к себе. – Представь, как я удивилась, когда в новостях увидела машину собственной дочери над обрывом. Келси, боже мой.

Я почувствовала, как ее пальцы сжимают мою спину.

– Выглядит хуже, чем на самом деле, мам.

Медленно мама отпустила меня. Закрыв глаза, она качала головой, а ее длинные светлые волосы струились по плечам.

– Я так и знала, что мы поторопились. Зря я послушала Джен. Тебе еще рано водить.

«А тебе еще рано жить в заточении», – хотела сказать я. Мама была очень молода. На вид она годилась Джен в дочери.

– Мама, посмотри на меня. Все хорошо. Я ничего не сломала. У меня ничего не болит. Видишь? – Надо было уходить, пока она не начала подробно меня расспрашивать. – Мне просто надо в душ, – сказала я. – И поспать.

Я отдала ей документы из больницы, над которыми она, конечно же, просидит целый час, изучая выписку, читая в интернете про травмы головы, чтобы выпустить свой страх. Но сначала она не обратила на них внимания. Она пристально разглядывала меня, как бы разбирая на кусочки, а рукой опять стала тереть шрамы от ожогов у себя на плече. Я взяла ее за руку, чтобы остановить.

Свое похищение она совсем забыла – после побега в памяти остался только страх. Когда ей было семнадцать, ее похитили прямо из дома, в пригороде Атланты штата Джорджия, и больше года продержали неизвестно где, пока она оттуда не сбежала, ничего не запомнив о своем заключении. Целый год. Исчез.

Иногда я замечала, как странно она на меня смотрит, будто пытается разглядеть что-то. Разобрать меня на кусочки, понять, из чего я сделана. Никто ничего не знал о ее похитителе. Ну, почти. Кое-что нам было известно. Мы знали, что он, скорее всего, белый, у него карие глаза и рост выше среднего. Такой вывод можно было сделать, так как у мамы были голубые глаза, а у меня нет. И потому что я была бледнее ее, хотя много времени проводила на солнце на заднем дворе. И я уже была выше нее. Возможно, у него тоже были веснушки. Так что кое-что мы знали.

Наполовину я была ею, а если ее убрать, что останется?

– Не надо меня успокаивать, – сказала мама. Она закрыла рот рукой, тряхнула головой, притягивала меня к себе. – Не знаю, что бы я делала, – сказала она, долго-долго меня обнимая. – Машина упала. Там могла быть…

– Все обошлось, – сказала я и почувствовала ком в груди.

У себя в комнате в конце коридора напротив я постаралась успокоиться в своих четырех стенах в чистой постели. За окном виднелись горы, которые раньше защищали нас. Машина упала, мама была права, – она лежала в пропасти. Она упала в пропасть, и я могла бы быть там же, если бы Райан меня не вытащил.

Я стащила с себя одежду, встала под душ, прислонилась к стене и заплакала. Вспомнила умиротворение той пустоты. Тишину ума без мыслей, на отдыхе. Чужие слова, которым веришь, пока к тебе не вернется сознание. Пока мозг не начнет работать с двойной силой и не запустит этот порочный круг. Я покорилась своим страхам, потому что они были мне такими родными. Они вылезли наружу и стали ползать по моей коже, и мне ничего не оставалось, кроме как сдаться им и замереть. И вот теперь я думала только о падении и буду думать о нем всю ночь.

Возможно, такие у меня гены, и надежды преодолеть это не было, несмотря на все занятия с Джен. Возможно, я научилась этому у матери, как научилась у нее запирать двери, не выходить на улицу и постоянно заботиться о своей безопасности. Может быть, из-за нее мне предстоит всю ночь не спать и смотреть на стену. В отличие от Райана, который наверняка отмечает свой геройский подвиг с друзьями, возможно даже с алкоголем, а Холли и другие девчонки липнут к нему, называют героем, он же им говорит, что это все пустяки, небольшой математический расчет, поработал мускулами, ничего такого.

А я таращусь на пустую стену, как на тьму за обрывом. Только я и мое дыхание, и я проигрываю снова и снова, как близко мы были… стоило лишь на секунду потерять концентрацию или разжать пальцы, и все. Свежий колючий след на коже пальцев. Мысль вертелась у меня в голове, не переставая, и без нее я чувствовала пустоту. Как близко мы были.

К концу.

Глава 6

На следующий день я не пошла в школу и осталась дома – не из-за мамы, просто утром не захотела вставать с постели, а она не пришла меня будить. Перед покупкой новой машины надо было дождаться компенсации от страховой компании, а Джен тем временем обещала узнать, сможет ли меня возить в школу автобус, но при этом мы ни разу не обсудили мое возвращение в школу. Казалось, это наше общее решение, особенно учитывая, что без телефона мама не могла в любой момент узнать, где я нахожусь.

Интересно, достали ли мой телефон, сумку, брелок для ключей с фиолетовой застежкой, которую я крепила на ремень, чтобы не потерять. Или мои вещи лежали на дне обрыва, в машине, зажатые между расплавленным металлом и сдутыми подушками безопасности. Не важно, спала я или бодрствовала, мне виделось одно и то же – бесконечное падение. Машина соскальзывает вниз, я не успела зацепиться и вот уже лечу вниз, рассекая воздух.

Совсем недавно на английском нам задавали прочитать рассказ о человеке, которого приговорили к повешению на мосту, но, когда он повис, веревка оборвалась, и он сбежал – упав в реку, уплыл от палачей, но как только добрался домой, то очнулся и почувствовал, как на его шее сжимается веревка. Чудесное спасение – всего лишь плод воображения. Может быть, мы тоже постоянно падаем к своей неизбежной гибели, как в замедленной съемке.

В полумраке комнаты я уставилась на пальцы, на красную полосу и опухшую кожу – доказательство, что все случилось на самом деле.

Я не упала. Я удержалась. Я добралась до дома.

Я лежала в кровати в своей комнате, слушая, как на кухне мама гремит кастрюлями и сковородками, что, по мнению Джен, тоже помогало справиться со стрессом. Мне этот способ нравился меньше всего. Мама готовила сразу на восьмерых, и это варево приходилось есть всю неделю – она извинялась, потому что вкус был просто омерзительный, однако мы все равно это ели. Но готовка действительно ее успокаивала – концентрация на простых задачах занимала руки и голову. Когда способ срабатывал и мама наконец отделывалась от навязчивых мыслей, она сдавалась и разрешала мне заказать пиццу или китайскую еду. Но не в этот раз.

Два дня она звала меня к столу – еда хрустела там, где должна быть мягкой, и была сырой там, где должна хрустеть, так что я быстро сматывалась обратно к себе в комнату. Мама не спорила. Если бы я зашла к ней в кабинет, то на рабочем столе ее компьютера наверняка увидела бы фотографии с места аварии. Или что-нибудь похуже.

У нее была вредная привычка читать все статьи про похищения, пропавших детей и насилие. Даже до похищения у мамы была трудная жизнь. Наверное, ей проще было видеть только плохое. Джен я об этом не рассказывала. Я не знала, становится ли маме хуже, когда она узнавала обо всех ужасах за пределами дома, или, наоборот, это ей помогало. Напоминало ей, что она спаслась, а многим это не удалось.

Я снова посмотрела на свои пальцы. Я жива. И он жив.

Когда в субботу мама постучала в дверь моей комнаты, я сначала подумала, что еще утро, но оказалось, уже час дня:

– Джен приехала, – сообщила мама. То есть: «Вылезай из кровати. Выгляди живой».

Джен почти никогда не приезжала по выходным. Ее муж работал консультантом и всю неделю был в разъездах, поэтому выходные они старались проводить вместе. Если Джен приехала в выходной день, значит, что-то случилось.

Последние дни слились в один: минимум полтора дня я не вылезала из пижамы. Я открыла окна, чтобы проветрить комнату, оставив закрытой внешнюю решетку. У меня был ключ, и я могла ее отпереть, например в случае пожара, но прямо сейчас мне хотелось, чтобы решетки были закрыты. Потом умылась и переоделась.

Темные с сединой волосы Джен были подстрижены старомодным каре. Несмотря на выходной, на ней был деловой наряд – брюки и блузка:

– Келси, дорогая, – воскликнула она, когда я вышла из комнаты.

Немытые волосы я собрала в пучок, темные круги под глазами замазала тональным кремом, а за улыбкой скрыла, что буквально недавно была на волосок от смерти – одна секунда, мышечный спазм, и меня уже нет.

– Здравствуйте, – сказала я и взяла коробку, которую она мне протянула.

Это был новый телефон, который, видимо, доставили еще вчера – надеюсь, Джен не заметила дату на упаковке.

– О, уже доставили! – Я изобразила радость.

– Номер тот же, – объяснила мама. – Надо просто настроить.

– Келси, – обратилась ко мне Джен, усаживаясь, как обычно, в двухместное кресло напротив дивана в гостиной. – Пожалуйста, присядь. Поговорим.

За креслом стояла открытая коробка с вещами, которые достали из моей машины. Грязный рюкзак с биркой, сумка с оторванной лямкой, красный зонтик, который раньше валялся на заднем сиденье – спицы неестественно выгнуты, а ручка то ли расплавилась, то ли раскололась. От вещей пахло чем-то химическим – может быть, бензином. Я сжала губы, почувствовав едкий запах, – интересно, заметила ли его мама? Но она смотрела куда-то вдаль через большие окна гостиной, склонив голову набок. Я проследила за ее взглядом и увидела, что на стене у забора сидит и болтает ногами девушка. Чудесное спасение.

– Анника пришла, – сказала я и добавила: – Я как раз собиралась уходить.

Мама подняла брови, но не проронила ни слова. Джен повернулась в кресле, покосившись:

– Как ты разглядела ее с такого расстояния?

Аннику легко было узнать даже издалека: ее волосы превышали стандартный объем процентов на триста, она всегда подбирала яркую одежду и отличалась неспособностью сидеть спокойно. Кроме того, она всегда ждала меня на этом месте. Ближе к дому она никогда не подходила.

Каменная стена была нашей первой линией обороны, хотя она скорее отпугивала, чем защищала. Возле стены находилась открытая площадка, где я парковала машину. За ней начинался железный забор со скрытым электрическим кабелем наверху и запертыми воротами на задний двор. Еще одни ворота перед домом. Забор и стена окружали двор. У ворот слева стояла будка с дверью и окном – видимо, на тот случай, если бы мы наняли охранника.

Но между забором и внешней стеной росла густая, непослушная дикая трава, ползущая вверх по каменной стене.

– Рассадник змей, – жаловалась Анника, и я не могла не согласиться.

Она никогда не подходила ближе. На ее стороне трава была скошена, а на благоустроенном участке красовались аккуратные цветочные кусты и пруд с всегда работающим фонтаном.

– Это она, – сказала я, еще раз взглянув на коробку в ногах у Джен. – Мне надо идти. Поговорим позже? – Навсегда избавиться от Джен я не могла. Всему есть границы.

– Хорошо, – согласилась она. – Слушай, я звонила в школу. Сейчас уже поздно добавлять новую остановку в маршрут автобуса, так что Коул и Эмма будут заезжать за тобой по утрам. Хотя бы пока не решится вопрос с машиной.

Ставлю себе в заслугу, что я сохранила лицо и никак не выдала, что на самом деле думаю про эту новость.

– Просто замечательно, – воскликнула я, потому что самым полезным навыком, который я унаследовала или получила от мамы, было умение врать.

Анника, как маленькая, болтала ногами, стуча подошвами по стене. На ней были серые колготки, черные туфли на ремешке и фиолетовая юбка, совсем короткая – хорошо, что колготки были плотные.

– Я тебе весь день звоню, – сказала она, как только я подошла.

– Прости, я потеряла телефон. – Я прислонилась к стене рядом с ней.

– А я уж начала волноваться, – заметила она, придвигаясь поближе, разглядывая меня с ног до головы. При виде моего пучка на голове Анника поморщилась. – Я все знаю.

Визг металла, порыв воздуха, вонь горящей резины, скрип ногтей по металлу… Я прижалась ладонями к каменной стене в поисках опоры. Ты выжила. Ты здесь.

Она постукивала пальцами рядом с собой, пока я поднималась к ней по углублениям в стене. Мне всегда казалось, что Анника прилетела с другой планеты. Она неизменно носила несочетаемые вещи: цветные колготки и юбку в клетку, колготки в клетку и цветастую юбку, спортивную футболку и тонну украшений, которые звенели при ходьбе. Длинные волнистые волосы она прихватывала лентами или повязывала шарфом или банданой. А еще у нее был какой-то непонятный акцент, не совсем европейский, но обдуманный и притягательный. «Это потому, что я много путешествую», – как-то объяснила она мне. В детстве она год училась во Франции, еще год в Англии, пока ее мама не развелась с дипломатом и не переехала сюда с Анникой и ее старшим братом, который сейчас уехал в университет.

– Поверить не могу, – сказала она, когда я залезла на стену и уселась рядом с ней, – что про аварию я узнала от мамы. Нормальные люди сообщают своим друзьям, что они совсем недавно чуть не погибли.

Анника посмотрела на меня так, как, должно быть, и я смотрела на нее: что-то среднее между растерянностью и завороженностью. Возможно, поэтому мы и дружили, несмотря на долгие перерывы, расстояние и разницу характеров. Она была иностранка, интересная, ее невозможно было привязать к какому-то месту, как и ее акцент. И я для нее была такой же. Наши миры были настолько далеки друг от друга, что, описав круг, снова встретились.

– Да не было ничего такого, – сказала я.

Я почувствовала ее взгляд: интересно, видно ли по мне, что я вру? Интересно, что нормальные люди говорят или не говорят своим друзьям в такой ситуации?

– Просто я попала в аварию. И мне не очень хотелось про это вспоминать.

– В газетах пишут по-другому, – заявила она, и уголки ее губ опустились. Из-за ярко-розового блеска для губ трудно было воспринимать ее слишком серьезно.

– Газеты?

– Ага, – кивнула она, повернулась и положила руки на камень между нами, выставляя напоказ ярко-голубые ногти. – Согласно официальным источникам, – начала она делано официальным голосом, – Келси Томас была чудесным образом спасена из падающей машины благодаря своему однокласснику и волонтеру-пожарному Райану Какому-то: авария не причинила девушке ни единой царапины. – Она взяла мои ладони и стала выводить на них круги пальцами, теплыми в осенней прохладе. – Я видела фото твоей машины после падения. Зрелище не для слабонервных, Келси. – Она замолчала, а я живо представила, как летит в пропасть моя машина. И как я цепляюсь за край. – Так что не говори мне, что ничего такого не было. Вчера сюда приезжали журналисты, чтобы разнюхать, в каком ты состоянии. Везде свой нос засунут.

– Да уж… – Я опустила плечи и сгорбилась.

Мое имя. В новостях. Мама слетит с катушек. Она серьезно относилась к защите частной жизни – настолько серьезно, что во всей школе я, вероятно, была единственной, у кого не было страницы ни в одной соц-сети. Даже электронную почту я завела только потому, что по правилам школы туда присылали домашние задания. Она никогда бы не купила мне телефон, если бы к нему не прилагался GPS.

– Я думала, публикация имени незаконна. Я же несовершеннолетняя.

– Видимо, законна, – фыркнула Анника. – Или кому-то забыли об этом сказать. Я решила не рассказывать маме об этом, для ее же спокойствия.

– Ты надолго домой? – спросила я, чтобы сменить тему.

– Осенние каникулы. Всего на неделю.

Школа-интернат, в которой училась Анника, работала по нетрадиционному расписанию, которое не соответствовало обычным школьным каникулам, и я никак не могла запомнить, когда она приезжала домой.

– Я писала тебе вчера на почту, потому что не смогла дозвониться.

– Ой, прости, – вздохнула я.

Я не заходила к маме в кабинете, чтобы проверить почту на ее компьютере. Обычно я пользовалась почтой у себя на телефоне, к тому же за эти два дня я и не вспомнила про уроки. Если я и выходила из комнаты, то на автопилоте, на кухню и обратно, пока страх, что Джен увидит меня в таком виде, не вывел меня из ступора.

– Я тебе даже на домашний звонила. Занято. Целый день.

– Правда?

– Да. Последний раз звонила прямо перед выходом.

– Надо же. Я проверю телефон. Может, трубка с рычага слетела. Вообще-то после аварии я не слышала, чтобы он звонил.

– Слушай, приходи завтра ко мне. Сегодня я должна проводить время с семьей, потому что Бретт приехал на выходные, но завтра вечером он с кем-то встречается, так что я, скорее всего, буду свободна.

– Не смогу прийти, – замотала я головой. – Может быть, на следующей неделе, но… не сейчас.

Я из дома-то выйти не могла три дня. С трудом сохраняла спокойствие на этом, как мама называла его, слишком необъятном просторе. Я только и думала, что о том, сколько плохого может случиться, стоит мне отойти от дома.

– Ладно. Ну, в другой раз, – согласилась Анника.

Еще одна причина, почему мы дружили. Мы не задавали слишком много вопросов. Я никогда не спрашивала ее, почему она так часто меняет школы, а она никогда не спрашивала, почему я живу за забором, решетками и проводами с током.

Я спустилась со стены, на свой двор, ближе к дому, невидимому якорю, где безопасно и предсказуемо. Анника уставилась вниз на траву, зажмурила глаза и спрыгнула за мной.

– Слушай, – сказала она, положив руку мне на плечо, – но ты нормально вообще?

Знала ли она про мою маму и о чем она догадывалась? Что-то ей точно было известно. Она видела, что я живу как на поводке, мне многого нельзя, и я никогда не приглашала ее к себе домой.

– Да, – ответила я. – Все нормально.

Тьма над обрывом, я хватаюсь пальцами… Я вдруг почувствовала синяк на плече, ушибы на локтях и порезы на ладонях. Анника вздрогнула и зашагала, высоко поднимая ноги, будто в траве действительно кишели змеи. Я разжала ладони, почувствовав острое желание показать ей свою рану, – вдруг она поймет?

– Анника? – послышался женский голос с другой стороны стены.

Анника закатила глаза:

– Надо бежать. – Но, прежде чем перелезть на свою сторону, она притянула меня к себе и крепко прижала, щекоча мне шею лентами в волосах. – Я рада, что у тебя все хорошо, милая Келси. – Она изобразила поцелуй в щеку, только у нее получалось так, что это не выглядело отстойно, и полезла на свою сторону по углублениям в стене.

Глава 7

Вернувшись, я увидела, что дверь в мамин кабинет закрыта, а машина Джен все еще у ворот. Наверное, шла официальная консультация. Коробка с моими вещами из машины все еще стояла на полу в гостиной. Я обошла ее и подняла телефонную трубку, которая висела рядом с телефоном. Вернув трубку на место, я снова сняла ее, услышала щелчок, а за ним непрерывный гудок. Теперь телефон точно работал.

Как только я положила трубку, тишину гостиной тут же нарушил пронзительный звонок. После второго звонка на экране высветился номер телефона. Номер местный, но незнакомый. И тут я вспомнила, что у меня нет мобильного, а домой я звонила с телефона Райана, и с не свойственной мне иррациональной надеждой подумала, а вдруг это Райан звонит, как обещал, узнать, как у меня дела. Я поднесла телефон к уху:

– Алло?

Но в трубке зазвучал женский голос:

– Это Келси Томас?

– Да, – ответила я и переложила телефон к другому уху, сверля глазами закрытую дверь кабинета.

– Меня зовут Мойра Литтл, и я хотела бы получить у вас комментарий для статьи в газету «Ковингтон-Сити».

– Э-э-э… – промямлила я, – без комментариев. – Ведь так же говорят? Теперь эти слова напечатают в газете? «Райан Бейкер, герой, спасает Келси Томас, у которой нет комментариев». – Слушайте, – сказала я как можно тише, – просто мне нельзя.

– Разговаривать с журналистами?

И это тоже.

– Да. – «Райан Бейкер, герой, спасает Келси Томас, которой нельзя разговаривать с журналистами». – Нет, – исправилась я. – То есть… я просто рада, что осталась жива.

Тишина, а затем:

– В полицейском отчете и школьном досье почему-то разные данные. Дата вашего рождения – седьмое сентября или седьмое ноября?

Вопрос нетрудный – мне исполнилось семнадцать в прошлом месяце, сентябре, и, наверное, она просто хотела уточнить мой возраст. Но мама научила меня защищать любую личную информацию. В голове пронесся ее голос: «Осторожно». Так что я дала нейтральный ответ, который, по идее, можно было использовать как угодно.

– Мне семнадцать, – пробормотала я.

– Увидимся в понедельник?

– Э-э-э… – растерялась я. Она спрашивает, пойду ли я в школу? Или к ним в редакцию? Я будто пропустила половину разговора. – Может быть… – Самый безопасный ответ. – Ну, до свидания.

Мне пришло в голову, что, возможно, мама специально сняла трубку с рычага.

Я пошла к себе в комнату и начала собирать новый телефон. Как только я вставила сим-карту, он начал звенеть от кучи сообщений, которые не могли дойти последние несколько дней. Сначала от Анники: «Ты где? Я знаю про аварию! Я дома. Куколка, позвони мне» – и значок голосового сообщения. Дальше шли несколько сообщений с неизвестного номера, и, читая их, я невольно расплылась в улыбке.

«Привет, это Райан. Ты как?» «Не видел тебя в школе. Как дела?» «Все хорошо?» «Хм, ладно, не любишь чатиться? Позвони, как будет время». «Так, я только что понял, что ты, наверное, еще не купила новый телефон». «А я веду себя как маньяк. Блин, как жаль, что я не могу удалить все, что понаписал». «Пожалуйста, ответь хоть что-нибудь».

Из гостиной донеслись голоса мамы и Джен – видимо, консультация окончена. Надеюсь, Джен не заметила, что я уже вернулась от Анники.

«Привет, – написала я. – Телефон куплен». Он ответил почти сразу: «Давай сделаем вид, что половины моих сообщений ты не видела? Странные были дни…» – «Договорились».

Телефон в руке зазвонил, и когда я увидела номер, сердце ушло прямо в пятки – это был Райан. Я быстро нажала «ответить», чтобы никто не услышал звонок.

– Привет, – сказала я как можно тише.

Но получился голос с таким придыханием, как будто я пыталась его соблазнить. Я прокашлялась. Рухнула на кровать. Умерла.

– Привет, – сказал он. – Ну… Так как ты?

– Да нормально. Наверное. – Лежа на кровати, я разглядывала потолок, который мама раскрасила как голубое небо с белыми облаками, когда я была маленькая.

– Ты в школу собираешься? – спросил он.

– Да. В понедельник. Я что-нибудь пропустила?

– Ты шутишь? Келси Томас, вы шутить изволите? Не знал, что у тебя настолько мощное чувство юмора.

– А, да. На математике без меня, наверное, ужасно скучно. – Я положила руку на глаза, расплывшись в неприлично глупой улыбке. Но в этом и прелесть разговоров по телефону – можно сколько угодно глупо улыбаться и не краснеть за себя.

Райан почему-то промолчал, и я приподнялась на логтях, забеспокоившись, что сказала что-то не то. Со мной такое часто бывало.

– Ну, – сказал он, – так чем ты занималась, пока прогуливала школу?

– Да ничем, – ответила я. – Стыдно признаться.

Райан опять ничего не ответил. Скажи что-нибудь, Келси.

– Мне все время снится авария, – сказала я и зажмурила глаза. Недостаток телефонного разговора: можно сморозить глупость, которую нельзя будет удалить.

Я думала, Райан скажет что-нибудь вроде «Ой, мама зовет, надо бежать», но вместо этого услышала:

– Мне тоже.

Я села, сжимая на коленях подушку:

– Я все время думаю о том рассказе, который мы читали на литературе, про человека, которого собираются повесить, а ему мерещится, как он спасся, переплыл реку и добрался до своих, а на самом деле его повесили, и все это время он падал, как в замедленной съемке, на пути к собственной смерти.

Боже мой, остановите меня. Райан Бейкер молчал и, по всей видимости, обдумывал, зачем он вообще мне позвонил.

– Значит… думаешь, мы падаем? Прямо сейчас?

– Нет. – Боже, вот почему мне нельзя флиртовать. – Я просто все время об этом думаю.

Но интересно, чувствует ли он шквал ветра с гор через стекло – как будто мы до сих пор там, падаем.

– Я не могу спать, – признался он. – Сначала я решил, что это от адреналина, но теперь уже не знаю. Как только я закрываю глаза, я боюсь, что они больше никогда не откроются. – Он замолчал. – Такие дела.

Я поерзала и снова легла на спину.

– Умора, – сказала я.

Райан засмеялся.

– А ты и правда смешная, – заметил он.

– Значит… – начала я.

– Значит… У тебя все как бы нормально, но как бы и нет, и у меня все точно так же. А в выходные я работаю. Ну, увидимся в понедельник?

– Да, – ответила я. – На математике.

Когда я положила трубку, его голос все еще звенел у меня в голове.

В воскресенье утром я проснулась от непонятного звука и не сразу поняла, что это вибрирует телефон на столике у кровати. Я потерла глаза, пытаясь сосредоточиться, и открыла сообщение от Райана. Там была фотография пожарной станции – красное кирпичное здание, как в мультике, – и подпись: «Ближайшие 14 часов живу тут». Я ответила: «Весело, наверное».

Когда я вышла из душа, меня ждало новое сообщение. Фото пола в туалете с ведром и шваброй и подпись: «Да не очень. Вот чем я тут занимаюсь почти все время. Прости, если разрушил красивую иллюзию». Я подошла к окну, поместила телефон между решеток и сфотографировала горы. Отправила фото Райану и подписала: «Иллюзия: спокойствие и умиротворение. Для тех, кто не падал с горы на машине». Через несколько минут он прислал фотографию защитного костюма пожарных, который висел на крючке. «Иллюзия: ты неуязвим».

Когда мама позвала меня обедать и я увидела на тарелке комковатую еду, приготовленную несколько дней назад, я тайком сделала фотографию, прежде чем сесть за стол: «Иллюзия: можно есть».

У мамы под глазами были темные круги – она явно не спала. Но она вышла из своей комнаты, готовила еду и даже ухмыльнулась, увидев, как я прячу телефон под стол.

– Ты сегодня от него не отлипаешь, – сказала она. И изобразила легкую улыбку, как будто все знает.

Выбирая из двух зол – рассказать маме, с кем я переписываюсь, или поесть, – я приняла мученическое решение, впихнула в рот какую-то размазню и делано похлопала себя по животу.

– Ты мне ничего не хочешь сказать? – спросила она, мешая еду на тарелке.

– Очень вкусно, – ответила я, пытаясь прожевать.

Она вздохнула:

– А я надеялась, что мы с тобой не такие, как другие мамы и дочки.

– Не переживай. Мы не такие, – сказала я, запивая комок целым стаканом воды.

Она поморщилась, но ничего не сказала. Я вспомнила, что она выросла без матери, с отцом, которого лучше бы не было. Вспомнила все, что с ней случилось после того происшествия, и о том, что она справлялась как могла.

– Мам, да я шучу.

– Ага, – кивнула она, ковыряясь в тарелке.

После обеда Райан прислал еще одну фотографию: несколько мужчин на кухне у плиты. Похоже, они что-то готовили. Подпись: «Еще неизвестно, у кого обед хуже».

– Келси? – позвала мама из кабинета. – Я заказываю продукты. Тебе что-нибудь нужно?

Я подошла к компьютеру, посмотрела список, который она составила на сайте, и сказала:

– Да, шампунь.

– Я же тебе недавно шампунь покупала, – удивилась она.

– Он ужасный. Он даже не моет. – У мамы были идеальные гладкие волосы, красивые без укладки. А у меня нет. – Мне нужен тот, которым я мылась раньше.

Она вздохнула, но добавила шампунь. Доставку заказала на вторник после обеда, значит, я уже вернусь из школы и сама его заберу. В этом кабинете мама проводила почти все время: работала или сидела в интернете. В компьютере сосредоточилась вся ее жизнь. По углам комнаты висели мониторы видеонаблюдения, а на стенах – наши с ней фотографии, как новые, так и сделанные, когда я еще была младенцем. Возле двери по-прежнему – сколько себя помню – висит в раме мой первый рисунок, дурацкая мазня пальцами.

Я переминалась с ноги на ногу.

– От страховой компании есть новости? – спросила я.

Мама на секунду подняла на меня глаза, но тут же опустила обратно, будто загипнотизированная ярким экраном компьютера.

– Нет, – ответила она.

Я стала искать коробку с вещами из машины, чтобы сфотографировать ее для Райана, – он наверняка и без подписи поймет, что я сейчас чувствую, – но не нашла. Наверное, мама куда-нибудь убрала или выбросила. Я быстро пошла обратно к себе, размышляя над следующим фото, но меня уже ждало новое сообщение от него: «Это девушка Райана???» Оно пришло больше двадцати минут назад.

Когда я взяла телефон, он снова завибрировал: «Прости. Работаю с придурками. Мне пора». Непозволительно долго я раздумывала, как ответить, и в итоге написала: «До завтра». Литературный шедевр.

Тем вечером Райан больше не писал, и я никак не могла заснуть, все время вскакивая от воображаемой вибрации. Где-то в полночь я опять проверила телефон, но там ничего не было. Келси, ты безнадежна. Я перевернулась на другой бок и подтянула простыню к подбородку, как вдруг услышала крик. Я резко вскочила в кровати, на цыпочках вышла в темный коридор и нащупала выключатель.

Проверила дисплей сигнализации рядом с входом – красная лампочка горит, дом в полной готовности.

– Мама? – прошептала я.

И тут из ее комнаты донесся свистящий хрип, как будто она хватает воздух. Стон «нет», и вот я бегу. Ноги скользят по холодной плитке. Ее дверь была закрыта, как обычно. Затаив дыхание, я повернула ручку. Дверь скрипнула, когда я ее толкнула, мама выпрямилась в постели, тяжело дыша. Ее глаза привыкали к свету из коридора.

– Мне показалось, ты кричала… – сказала я.

Она блуждала глазами вокруг, как будто что-то искала. Как будто по стенам, мебели и по ней ползают пауки. Это единственное, что я знала про ее кошмары. «Пауки, сними их!» – прошептала она как-то в полусне, и я стала ее будить.

Я рассказала об этом Джен, когда она только появилась в нашей жизни. Рассказала, что мама боится пауков. Видимо, Джен передала это маме, потому что, когда Джен ушла, мама схватила меня за руку, стала трясти и спрашивать, с чего я это взяла.

– Ты сама сказала, во сне, – ответила я, и она меня отпустила. Больше я об этом ничего не спрашивала.

Зато мне тоже стали сниться пауки. Как они разбегаются из углов комнаты. Заползают на ее бледное худое тело с ожогами на спине, свернувшееся калачиком в каком-то холодном подвале. Я и сама их чувствовала – как они крадутся под одеялом вместе с моими страхами.

– Мама? Все нормально? – спросила я и сделала шаг в ее комнату.

Она потрогала плечо, посмотрела на часы со светящимися красными цифрами, затем опять на меня, будто пыталась сориентироваться.

– Иди спать, Келси, – сказала она.

Вздрогнув, я закрыла дверь. По рукам и ногам забегали мурашки, а в нос ударил смутный запах смоченного бензином железа – давнее воспоминание.

Глава 8

К завтраку мама не вышла. «Ну, бывает», – подумала я и открыла шторы, запуская солнечный свет, показавшийся из-за гор. Рано беспокоиться. Может быть, она просто высыпается после ночного кошмара. Или разговаривает с Джен по телефону.

Я стала медленно собирать прошлогодний рюкзак, который достала из кладовки. Посмотрела на часы. Почистила банан. Захлопала дверцами шкафов. Дверь ее спальни скрипнула, у меня отлегло от сердца – когда мама вошла, я стояла спиной, чтобы она не прочла облегчение на моем лице.

– Привет, – сказала я с бананом в руке. – Последний. Поделимся?

– Нет, нет, ешь сама, – ответила она и запустила кофемашину.

Я глянула через плечо и увидела ее в халате с немытыми волосами и трясущимися руками, тянущимися за кружкой. Видимо, она заметила, что я смотрю, потому что пожаловалась:

– Кажется, я заболеваю.

Я кивнула, пропуская мимо ушей эту ложь. По крайней мере она проснулась, включила кофемашину и начала мыть кастрюлю, которая отмокала в раковине со вчера. Все в порядке. Это не шаг назад. Не нужно звонить Джен.

– Ну, – сказала я, – позвоню тебе после школы, когда узнаю, во сколько Коул и Эмма поедут обратно.

Я не знала, есть ли у них что-то после уроков, и поговорила ли с ними Джен. Подумаю об этом позже.

– Что? – спросила она, отрываясь от посудомоечной машины. – А, да. Хорошо.

– Хорошо. Ладно. – Я обняла ее на прощание и почувствовала выступающие косточки позвоночника под халатом.

Когда я обувалась, она уставилась в окно куда-то очень далеко. Я положила телефон в рюкзак.

– Это мальчик, его зовут Райан, – сказала я, и мама повернулась ко мне. – Я с ним вчера переписывалась.

– Ах, вот как. Райан, – улыбнулась она.

– Пока, мам, – попрощалась я и улыбнулась в ответ.

Я услышала мотор машины на въезде. Увидела их через ворота, через лобовое стекло. Похоже, они ссорились. Вероятно, спорили, кто будет звонить в ворота. Судя по всему, Эмма проигрывала, так как она вдруг резко открыла пассажирскую дверь.

– Я побежала! – крикнула я и ввела код, чтобы на минуту отключить сигнализацию.

Послышался гудок, я нажала кнопку на двери, чтобы открыть ворота, и сразу закрыла ее за собой (все по правилам). Ворота автоматически закроются за мной через тридцать секунд, если не ввести код или не приложить палец, чтобы они остались открытыми, или, наоборот, не нажать кнопку в доме, чтобы закрыть их еще быстрее.

Я пробежала через открывшийся проход и кивком поздоровалась с Эммой.

– Смотрю, ничего не изменилось, – заметила Эмма, увидев закрывающиеся за мной чугунные ворота.

Но вообще-то изменилось все – начиная с незнакомой черной машины с музыкой на всю катушку и заканчивая ее немигающим взглядом. Эмма сильно изменилась: чем старше она становилась, тем дальше уходила от той девочки, с которой я когда-то дружила, играла в догонялки на заднем дворе и делала украшения из фантиков.

– Мы опаздываем, – бросил Коул, так и не поворачиваясь ко мне.

– Нет, не опаздываем, – возразила я.

Каждое утро я выходила из дома в одно и то же время, а от дома Джен до меня было максимум пятнадцать минут. Но Стерлинг-Кросс всем казалась дальше, чем на самом деле. Несмотря на название, на улице не было перекрестков. Она врезалась в горы, насколько это позволял ландшафт, пытаясь отвоевать у природы побольше земли, но в основном проигрывая борьбу. Это нельзя было назвать домами с видом на горы. Это были горы и лес, где местами виднелись какие-то домишки. Наверное, остальным наша улица казалась другим миром.

Эмма приглушила музыку.

– Ну что, Келси, – начала она, будто смакуя мое имя. Как будто вспоминала, как оно звучит. – Что мама сказала про статью? – спросила она, пока мы выезжали с нашей улицы.

– Какую статью? – удивилась я.

Я поймала взгляд Эммы в зеркале заднего вида, до того как она просунула мне газету между сиденьями.

Воскресная газета. «Школьника представят к награде за отвагу». В статье были фото меня и Райана из школьного альбома с характерными фальшивыми улыбками. В ней подробно описывалась авария. Восемнадцатилетний пожарный-волонтер Райан Бейкер вытащил свою одноклассницу Келси Томас из машины, зацепившейся за дерево, на горе, известной как утес Бенджамина. В понедельник вечером состоится церемония, на которой мэр вручит Райану медаль за отвагу. Приходите поддержать ребят! Цитата Райана: «Я просто действовал по инструкции». А рядом моя абсолютно ужасная недоцитата. «Я просто рада, что осталась жива», – говорит Келси Томас.

Какой ужас! Статья заканчивалась общей информации о нашей жизни: «Райан, сын пожарного на пенсии, живет в Пайн-Вью со своими родителями Джереми и Кэйти Бейкер и младшим братом. Келси живет на улице Стерлинг-Кросс со своей матерью Амандой Сильвиано». Я застонала и закрыла лицо газетой, мечтая провалиться сквозь землю. Видимо, журналистка нашла мамину старую фамилию в свидетельстве о рождении – только там она еще и оставалась. Мама поменяла ее много лет назад, как раз чтобы ее не нашли журналисты.

– Я даже не знала, что все так серьезно, – сказала Эмма. – Честное слово. Когда увидела фото, просто обалдела.

Ее голос смягчился, напомнив мне, какой она была много лет назад. Опустив газету, я на секунду представила ее маленькой – веселую девчонку с заразительным смехом.

Я пробежала глазами статью, пытаясь понять, о чем говорит Эмма. В самом низу была фотография моей машины с высоты птичьего полета – разбитая и искореженная, она лежала на дне обрыва.

Машина упала. Аккуратно свернув газету и положив ее рядом, я обхватила руками колени и стала слушать свист ветра через разбитое стекло.

Первый урок. Математика. Хлопнув дверцей шкафчика в раздевалке, я сделала глубокий вдох, пытаясь избавиться от легкого необъяснимого страха. Как будто на меня надвигались стены, но не совсем. Прижав ладони к холодному металлическому шкафчику, я попыталась сосредоточиться среди гула голосов и смеха. Когда я только начала ходить в школу, этот коридор был препятствием, которое мне приходилось преодолевать каждое утро, – весь этот шум, люди, какофония звуков и толкотня. Я не слышала собственные мысли. Мама учила меня в таких ситуациях просто не останавливаться – шаг за шагом, и вот я уже снова дома. И в итоге я ко всему привыкла.

Но это. Это совсем другое дело. Что-то неизбежное – живот стиснуло, будто вот-вот стошнит. Я свернула в женский туалет и обтерла затылок влажной салфеткой. И уставилась на красную полосу, все еще красовавшуюся поперек пальцев.

Прозвенел первый звонок – урок начнется через две минуты, – и я подпрыгнула от неожиданности, живот скрутило, и я вдруг поняла: сейчас математика. Мне было страшно идти на математику. Страшно видеться с Райаном после нашей переписки. Это нормально? Это точно ненормально.

Насколько же проще переписываться. При личном общении мы вели себя неловко, вечно запинались и никак не могли сказать, что на самом деле думаем. По телефону он не видел, как я краснею или неприлично широко улыбаюсь. Мы могли сказать друг другу все что угодно под видом подписи к фотографии. А теперь мне предстояло его увидеть, и уже нельзя будет спрятаться за экраном. И в довесок ко всему еще эта статья. Моя дурацкая цитата. Уф! Неужели нельзя было придумать что-то получше, чтобы выразить ему благодарность?

Я встала перед открытой дверью, увидела, что он уже за партой – волосы спадают на лоб, рука крепко держит ручку, рисуя замысловатый узор на запястье, как будто переплетающиеся звенья цепи. Обычно Райан заходил в класс точно по звонку – за свою долгую школьную карьеру он в совершенстве овладел навыком появляться за партой в самую последнюю секунду. А я обычно сидела за партой еще до первого звонка. Сегодня все было наоборот. Потому что он отважный. А я трусиха. Точно.

Прозвенел второй звонок, и Райан поднял взгляд на дверь, как раз когда я вошла. Я помахала, слегка улыбнулась, и Райан ответил тем же.

– Привет, Келси, – сказал он.

Я села за парту:

– Привет, Райан.

Судя по тому, как все глазели на меня, крутя головами, новости об аварии мусолили не один раз, а учитывая, как Алиса в полном недоумении пялилась на мои ноги, как бы удивляясь, что они до сих пор на месте, не обошлось без красочных преувеличений.

Учитель попросил минутку внимания, и Райан откинулся на спинку стула, вертя ручку между пальцами.

– Приятно видеть вас живой и невредимой, мисс Томас, – сказал мистер Грэм. – Мы все ужасно перепугались.

Я вжалась в сиденье в поисках подходящего ответа. Просто рада, что осталась в живых, мистер Грэм. Наконец промямлила неловкое «спасибо». Из коридора мистера Грэма позвала администратор, и он ненадолго вышел. Все загалдели, а я стала краем глаза подглядывать за Райаном. Он тоже подглядывал за мной.

Дорисовав узор на запястье, он постукивал под столом ногами – может, он тоже нервничал? Я вспомнила его друзей – как они приходили в «Хижину», вместе смеялись, договаривались пойти гулять, прощались и хлопали друг друга по спине, как Райану писали девчонки вроде Холли – все это наверняка придавало ему уверенности в себе. И так оно и было, иначе он не стал бы пожарным и не полез бы за мной в машину. Но еще я вспомнила его голос, его слова… Не бойся. Я прислушалась. Не бойся, Келси. Я нагнулась к нему через проход. Он поднял бровь и слегка улыбнулся.

– Поздравляю, – прошептала я.

Он замер. Перестал вертеть ручку.

– С чем?

– С наградой, – ответила я. – С медалью.

Он опять стал рисовать у себя на запястье, украдкой поглядывая на меня, как будто не зная, серьезно я или нет.

– Я про церемонию сегодня вечером, – добавила я.

Он замотал головой, избегая моего взгляда.

– Такая тупость. Я их просил все отменить. Сказал, что не хочу никаких наград, – сказал он.

– Это не тупость, – возразила я.

Он заполз в машину над обрывом. Поступил смело. Он заслуживал медали.

Мистер Грэм вернулся в класс:

– Так, убрали учебники! Начинаем контрольную.

Он потер ладони. В классе поднялся коллективный стон, и кто-то прошипел:

– Радость-то какая.

Раздавая листы, мистер Грэм остановился у моей парты:

– Келси, если не готова, я тебя освобожу.

– Готова, – ответила я.

Возможно, мне стоило пойти в класс уровнем выше – благодаря маминому домашнему обучению я продвинулась намного дальше, – но тогда мне было бы нечего делать в следующем, выпускном году.

Остаток урока Райан ни разу на меня не взглянул и не попросил его подождать, когда я быстро засобирала учебники после звонка. Он не предложил встретиться после уроков и ничего мне не писал весь оставшийся день. Как будто Райан из телефона существовал, только когда его никто не видел. А я-то думала, что он специально пришел пораньше, чтобы поболтать со мной перед уроком. Решила, что наша переписка что-то значила. Что мы теперь друзья. Что мне просто надо набраться смелости.

– Вообще-то я не такси, – ругался Коул со своей матерью по телефону, когда мы стояли на парковке.

Он должен был подвезти меня, а потом вернуться и забрать Эмму после тренировки по футболу. Я встала рядом с пассажирским сиденьем, не зная, должна ли я сесть в машину или подождать, когда он подаст мне знак. Мимо шел Райан с Эй-Джеем и Лео. Увидев меня, он замедлил шаг.

– Поехали, – отвлек меня Коул.

Мы ехали в тишине, но мне показалось, что так даже лучше.

– Спасибо, что подвез, – поблагодарила я, когда он подъехал к дому.

Он наклонился вперед, рассматривая ворота и дом, и вздохнул.

– Завтра в то же время? – спросил он.

– Я буду здесь, – ответила я и вышла из машины.

– Келси? – позвал он негромко.

Я остановилась у железных решеток.

– Если что, я рад, что ты в порядке.

И он уехал.

В окне показалась мамина тень, шторы распахнулись, а затем снова закрылись, едва я нажала большим пальцем на защитный экран у ворот. Когда я поднималась по лестнице на крыльцо, она уже отперла дверь. Стоя на пороге, мама подождала, пока уедет Коул, а затем закрыла и заперла за мной дверь. Хотя, пожалуй, «закрыла» – слишком слабо сказано. Дверь захлопнулась с такой силой, что задрожали фотографии на стенах.

Я сделала шаг назад. В доме пахло фасолью и сиропом, а мне не хватало пространства и воздуха.

– Значит, – сказала я, – ты уже видела.

Она была сама на себя не похожа, хотя я знала ее лучше всех. Даже стояла как-то иначе, иначе смотрела на меня. Ее руки были сжаты в кулаки.

– Что видела? Твою фотографию, мою фамилию в статье с твоей цитатой? Да, видела.

– Да я почти ничего не сказала, конечно же, – ответила я. – Фамилию она узнала не от меня. Я сказала ей «без комментариев», но она продолжала расспрашивать, и…

Мама подняла руку:

– Келси, больше всего меня расстраивает, что ты ничего мне не рассказала. Ты разговаривала с журналисткой, хотя знала, что я бы этого не хотела, и что, ты думала, я не узнаю? Про аварию показали на федеральном канале! Все только об этом и говорят, а теперь у них еще и наш адрес есть!

– Нет, – сказала я, – ты не понимаешь. Она позвонила, и я…

Мама пристально посмотрела на меня, холодно и твердо.

– Она позвонила? А где я была в этот момент? Ты пыталась скрыть это от меня?

– Боже мой, мама, ничего страшного не произошло. Ты была в кабинете с Джен!

Она сделала глубокий вдох, закрыла глаза, но было видно, что способ не сработал.

– Нельзя просто так брать трубку, – произнесла она таким тоном, как будто я передала вражескому государству шифр для запуска ядерной ракеты. – Для этого у нас есть автоответчик.

– Я думала, что знаю, кто звонит, – защищалась я. – Прости!

– И кто? Ты думала, что это тот мальчик? – Мама вдруг показалась мне чужим человеком, лишенным здравого смысла, а весь разговор – стыдным, обидным и абсолютно ненормальным. Да так оно и было. – Я не так тебя воспитывала. Я учила тебя думать.

– Я думала, что звонит Анника, – сказала я, – потому что не смогла дозвониться на мобильный.

Я хотела попросить маму взять себя в руки, услышать, что она говорит, но она все терла свои шрамы на спине, и я подумала, что ей и так понадобилось семнадцать лет, чтобы отпустить меня в школу, и для нее это уже прогресс. Не все можно просто так стряхнуть, и воспоминания, до которых она сама не могла добраться, – прямое доказательство. Людей похищают, держат взаперти, бьют. Опасность повсюду. И вот перед ней стою я, живое доказательство.

Прозвенел таймер. Мама пошла на кухню и убрала с плиты свое варево. Я больше не могла терпеть эту вонь. Я больше не могла терпеть ее.

– Мне надо делать уроки.

Но она потянулась ко мне рукой в варежке-прихватке, и я задержалась у раковины.

– У меня такое ощущение, что я… что я тебя теряю.

Что ты ускользаешь, проваливаешься куда-то… Авария, фотографии, статья в газете – все вышло из-под контроля.

– Я здесь, – ответила я. – И у меня все нормально. – Я глубоко вздохнула, проглотила комок в горле и приготовилась сказать то, что говорить совсем не хотелось. Но я это сказала. – Мы в безопасности.

Мама кивнула, но половину лица закрывали растрепавшиеся волосы, и невозможно было понять, что она думает. Она взяла нож и принялась резать мясо.

За едой мы обе молчали, валяя по тарелке фасоль.

– Мам, – начала я, решив, что она немного остыла, – ты, наверное, видела, что сегодня будет церемония награждения, и Райан…

– Так этот Райан из статьи – тот же Райан, из-за которого ты вчера не могла отлипнуть от телефона?

– Ну, да, – ответила я. – Мы с ним… друзья.

По крайней мере я на это надеялась. Хотя не была уверена. И отчасти именно поэтому хотела пойти на церемонию награждения. Я чувствовала, что должна, – это уже касалось не только нас двоих. Авария оставила на нем свой отпечаток, и, кажется, его видела только я.

Мама подняла на меня глаза и прищурилась, словно уже знала, что я собираюсь сказать.

– Мне нужно быть на этой церемонии, – сказала я. – Я хочу попросить Аннику меня отвезти.

– Исключено, – ответила она. – Я не хочу, чтобы тебя показали по телевизору. Ты знаешь, как я отношусь к частной жизни.

Да уж, я знала. И вдруг стены как будто поехали на меня, ворота взмыли вверх, все стало слишком узким и тесным. И впервые я задумалась: а что, если Джен права и я такая из-за мамы? Что, если мама специально меня так воспитала, чтобы я не бросила ее одну?

– Ты же должна выпускать меня из дома, – напомнила я. – Ты должна…

– Я никому ничего не должна, Келси. Ты только что была в школе. Этого вполне достаточно. А все остальное – на усмотрение родителя. На мое усмотрение.

Насколько я помню, это была наша первая настоящая ссора. Обычно я соглашалась с ее решениями, а ее мысли просачивались в меня и становились моими собственными, как и ее страхи.

– Дай мне объяснить…

– Ты никуда не поедешь. С сегодняшнего дня ты будешь ездить только в школу, а оттуда сразу домой. Я все сказала.

Хотя она еще только начала есть, я отнесла свою тарелку в раковину и ушла к себе в комнату, хлопнув дверью. Я включила музыку, так громко, чтобы звенели окна. Позвонила Аннике и спросила, что она собирается делать вечером. И приготовилась сделать то, что рано или поздно делают все нормальные подростки. Я собиралась тайком уйти из дома.

Глава 9

Я поставила плейлист на повтор, надеясь, что мама даст мне позлиться весь вечер. Иногда дом казался слишком большим для нас двоих – у каж дой была своя половина с отдельным коридором, – но иногда он, наоборот, казался тесным. Повсюду стены, спертый воздух, двери то открывались, то закрывались в каком-то ненужном ритуале.

Сидя на краю кровати, я смотрела на часы, стуча пятками в два раза быстрее музыки. Чтобы убить время, я уткнулась в телефон. Только одно непрочитанное сообщение от Анники, которое она прислала несколько дней назад: «Куколка, ты как? Я тебе звоню. И звоню. Я слышала, что ты чуть не умерла, и хотела бы получить подтверждение, что ты все-таки не умерла. Позвони, как только выйдешь на связь. Целую, Ан».

Мне всегда нравилось, как Анника умела делать все большим и маленьким одновременно. Совсем не так, как у меня в жизни, где все было очень важно и любая мелочь проверялась вдоль и поперек.

В семь тридцать я взяла со стола ключ, отперла металлическую оконную решетку и распахнула окно спальни. Затаив дыхание, я стала прислушиваться, нет ли поблизости признаков мамы. Окна моей комнаты выходили на ворота, что играло мне на руку, потому что мамина комната была в противоположной части дома и ее окна выходили на задний двор. Единственная комната с окнами в ту же сторону – столовая. Все остальные – кухня, мамин кабинет и гостиная – выходили на задний двор с видом на горы.

Я села на подоконник и стала морально готовиться к прыжку с полутораметровой высоты – сердце у меня забилось с дикой скоростью. Сила ощущений словно удвоилась. Ночной воздух, такой свежий и неожиданно притягательный. В животе все сжалось. Из углов комнаты на меня как будто поползли пауки.

В последний момент я вытащила из сумки свой новый телефон и бросила его на кровать. Вдруг мама установила на него систему оповещения – лучше перестраховаться. Возможно, ей приходило уведомление, когда я отклонялась от маршрута (например, однажды она позвонила мне, когда я перепутала поворот и заметила это только километров через пятнадцать, или в другой раз, когда мне срочно захотелось бургер и я искала его по всему городу, окрыленная новообретенной свободой, которую давало водительское удостоверение), или она активно отслеживала мое местоположение, когда я была не дома, или – чего я боялась – она определила разрешенный участок, и система отслеживания включалась, как только я выходила за его пределы.

Я стала считать в обратном порядке, стараясь не думать, не слушать все эти вдруг, не копаться и не закапываться еще глубже. Я напомнила себе, что во мне говорил голос мамы, ее предупреждения, ее страхи. Не мои.

Я прыгнула, приготовившись к удару, а приземлившись, пригнулась к самой земле, ожидая неизвестного мне сигнала тревоги, но его не последовало. Я прикрыла оконную решетку, потому что закрыть ее полностью снаружи было нельзя. Передние фонари не горели, значит, мама, скорее всего, была у себя в комнате или смотрела телевизор в гостиной. Или в кабинете. Лишь бы она не услышала звук открывающихся ворот. Лишь бы не увидела зеленый огонек у входной двери в те тридцать секунд, что она будет незаперта.

Я ввела код у забора, и ворота начали разъезжаться, жужжа механизмами в ночной тишине. Как только появился проход, я протиснулась сквозь него и спряталась в кустах, считая до тридцати. Считая, я смотрела на входную дверь. Ничего. Ни сигнализации, ни криков, ни мамы. Свобода.

Анника ждала меня у себя на парковке: опершись на голубой седан, которым они с братом пользовались на каникулах, она переписывалась с кем-то по телефону. Мне пришлось идти к ней длинным путем – сначала по моей улице, затем вдоль главной дороги, после чего свернуть направо на ее улицу, которая шла параллельно моей – вместо того чтобы просто махнуть через стену между нашими домами. Услышав, как гравий разлетается от моего бега, подруга подскочила.

– Так-так, – протянула она, облокотившись на капот и положив руку на пояс, – а ты у нас бунтарка. Честно говоря, после нашего разговора, я не была уверена, что ты придешь.

На ней были ботинки, лосины и платье с кружевной отделкой, и я в простой футболке и темных джинсах почувствовала себя полной серостью.

Она протянула мне ключи.

– А ты не поедешь? – спросила я.

– Планы изменились, – ответила она и улыбнулась. – У меня свидание. Его зовут Илай, он делает ландшафтный дизайн кому-то из наших соседей, и, по-моему, я в него влюбилась.

– Ты мне никогда о нем не рассказывала.

– Ну, мы буквально только что познакомились. Но у нас всего неделя, так что действуем в ускоренном режиме, – улыбнулась она.

Она достала из потайного кармана платья телефон, открыла список контактов и нашла Илая. У парня на фото был крючковатый нос, глубоко посаженные глаза и какие-то разрозненные черты лица, которые странным образом складывались в симпатичную картину. Щурясь на солнце, он повернулся куда-то в сторону с открытым ртом, как будто что-то говорил. Анника часто фотографировала людей тайком. Меня она сняла сидящей на каменной стене с откинутой назад головой и закрытыми глазами.

– Подглядываешь за мной? – спросила я, когда увидела фото в первый раз.

Но, честно говоря, это была моя любимая фотография. Во-первых, на ней я была на улице. Во-вторых, выглядела веселой и безмятежной. Вообще-то, я вроде бы собиралась чихнуть. Но каким-то магическим образом она ухватила самую суть момента и показала меня такой, какой я хотела быть.

– Он заедет за мной в восемь, – сказала Анника. – Просто верни мне мою крошку целиком.

– Ты отдаешь мне свою машину? – спросила я.

– Нет, я не отдаю тебе свою машину. Я даю тебе на ней покататься. Один раз ты уже улетела в обрыв. Какова вероятность, что это не произойдет снова?

– Не смешно, – пробубнила я.

– Что, еще рано над этим шутить? – Она толкнула меня локтем. – Да ладно тебе, немножко смешно.

Я расплылась в улыбке:

– Спасибо, Анника. Ты настоящая подруга.

– Ну, я слышала, в деле замешан парень. Когда вернешься, оставь ключи под козырьком, хорошо?

– Хорошо, я рано вернусь, – сказала я.

– Не нужно лишних обещаний, – отмахнулась она.

Анника, пританцовывая, пошла к дому, но у двери задержалась, словно ожидая, чтобы я села в машину и уехала. Меня парализовало. Конечно, я понимала, что в какой-то момент мне придется вернуться за руль. Иначе я окажусь в ловушке, как мама, а мои страхи мало-помалу отрежут весь мир, оставив меня в пузыре. Сжимающийся, переворачивающийся, ускользающий мир – я навсегда застряну в этом мгновении. Всегда буду падать.

Будто прочитав мои мысли, Анника сказала:

– Келс, снаряд в одно место два раза не попадает.

Что вообще-то неправда – несмотря на расхожее мнение, снаряд может попасть куда угодно сколько угодно раз. Но мысль ее я поняла – вероятность такого события была действительно мала. «Помни о логике, – сказала бы Джен. – Теория вероятности на твоей стороне».

До городского общественного центра надо было ехать по извилистой горной дороге. Я поворачивала километров на пятнадцать медленнее разрешенной скорости, даже если за мной ехала машина, которая в итоге обгоняла меня, как только появлялся ровный участок дороги, что бывало редко. Вцепившись в руль, я не сводила глаз со сплошной линии и иногда слишком близко прижималась к ней, о чем немедленно узнавала по гудкам встречных машин. Каждый раз, когда я видела фары, я возвращалась в тот туманный вечер – вспышка света, машина на моей полосе, я выкручиваю руль, а горло перехватывает паника.

Мне стало интересно, можно ли потерять сознание от паники. Думаю, да. В конце концов я проехала место аварии. Этот участок я буквально проползла, после каждого поворота изо всех сил выворачивая руль назад – хуже, чем на первом уроке вождения. Металлический барьер у обочины уже заменили. Не осталось ни намека на аварию, разве что был заметен слишком новый металлический элемент, который еще не успел покрыться изъянами. Если бы я разбилась, там бы лежали цветы, мягкие игрушки или стоял крест.

Мы не упали. Мы не погибли. Все хорошо.

Только увидев огни города, я ослабила хватку на руле. Только выйдя из машины и посмотрев на свои руки, которые до сих пор немного дрожали, я принялась смеяться. Надо будет рассказать об этом Джен, когда пройдет достаточно времени. Когда меня за это не накажут. Преодоление страхов, прогресс налицо. Мои чувства никогда не обострялись так сильно, как тогда, на переполненной парковке.

По дороге в общественный центр я заметила знакомые по школе парковочные наклейки, а также несколько наклеек пожарной охраны. На месте сбора в спортивном зале было довольно много народу – на стоявших длинными рядами раскладных стульях сидели зрители, а вдоль стены с блокнотами и камерами стояли журналисты.

По привычке я сразу нашла все выходы: двойные двери позади меня, аварийный выход у импровизированной сцены и, кажется, еще один за сценой. Я посмотрела наверх: несколько окон, которые, правда, нельзя было открыть. Я встала у двери – еще одна привычка, от которой я не могла избавиться. «Всегда смотри, где выходы, – говорила мне мама, нервно щелкая костяшками пальцев. – Ищи те, которые сразу не видно. Выходов всегда больше одного. Проверяй окна. Потолок. Пол. Думай нестандартно, но быстро».

Я представила, как все эти люди ринутся через двойные двери, если случится пожар или взрыв. И как меня охватывает паника. Я тряхнула головой, чтобы скинуть ее с себя. Слова паранойи. Слова страха. Я еще могла спастись.

По движению на сцене было похоже, что церемония скоро начнется. Все были одеты официально, и Райан тоже надел костюм. Он теребил галстук, когда к нему подошел мужчина постарше, поправил галстук и положил ему руку на плечо.

«Гены», – сказал тогда Райан. Семейное наследие. Вокруг него были люди, которые видели, как он рос, и ждали, когда он вступит в их ряды. Он с детства знал, где его дом. А я стояла совершенно одна и к тому же очень далеко от дома. Я посмотрела на свои джинсы, фиолетовую футболку и черные кроссовки. Я и не подумала, что это будет официальное мероприятие. В конце концов, это же общественный центр. Даже с задвинутыми баскетбольными корзинами помещение не перестало быть спортивным залом. По крайней мере, я надела хорошие джинсы. И даже уложила волосы. Мои кудри блестели и не торчали в разные стороны, а это уже кое-что.

Люди у сцены стали выстраиваться по порядку, в ровный ряд, и в зале воцарилась тишина. Мужчина, видимо мэр, поднялся на сцену. Райан всматривался в толпу, но не смог меня найти. Он опустил взгляд в пол и глубоко вздохнул. Если бы я его не знала, то подумала бы, что он нервничает. Ведь трудная часть уже позади – я, машина, падение. Теперь осталось просто постоять и послушать хвалебные речи людей в костюмах.

У прохода между рядами я заметила несколько наших одноклассников – я видела их с Райаном в школьных коридорах или в «Хижине». Марк, Эй-Джей и Лео в брюках цвета хаки и рубашках на пуговицах. Эй-Джей был со своей девушкой. Еще несколько лиц показались знакомыми – наверное, тоже пожарные. Один из них стоял за Райаном и смотрел на меня – то ли потому, что я была слишком просто одета, то ли он меня узнал. Он тоже был на месте аварии? Я запомнила только Райана – его обещания, которым я поверила. Даже лицо фельдшера стерлось из памяти. Я начала понимать, как мама все забыла после своего заточения. Все было скрыто толстым слоем страха, который не хотелось поднимать.

Пожарный за Райаном наклонился и шепнул ему что-то на ухо. Райан стал всматриваться в толпу и наконец увидел меня. Не меняя выражения лица, он начал поднимать руку. Но тут включился микрофон, быстрый вдох мэра эхом пронесся по спортзалу и перешел в рокочущее «Добрый вечер!».

Толпа утихла, и даже Райан повернулся к мэру. И тут я услышала до боли знакомый голос, звон браслетов и мятное дыхание.

– О, привет.

Эмма подошла ко мне с двумя подружками. По крайней мере, Коула не было.

– Привет, Эмма, – прошептала я. – Что ты здесь делаешь?

И что, мы снова друзья? Мне не приходило уведомление.

Она кивнула в сторону подружки, которая стояла, опершись о стену.

– Холли позвала. Хотела поддержать Райана. – Она заулыбалась во весь рот.

Я заставила себя улыбнуться в ответ. Холли оказалась чуть менее пугающей, чем я ее себе представляла – вечно жующей жвачку эсэмэс-маньячкой с длинными накрашенными ногтями. Настоящая Холли, которая писала Райану (очень радостно и сплошь заглавными буквами), была симпатичной рыжеватой блондинкой с ямочками на щеках и без телефона в руках.

– Тсс, – шикнул кто-то.

По помещению прокатилось эхо, как в спортзале. Впрочем, это и был спортзал. Мэр заговорил о смелости, о том, как простые люди помогают своим соседям, и весь город держится именно на них.

Медали получили два человека. Женщина, которая спасла подавившегося гостя в итальянской закусочной (героический поступок, да, но разве он смелый?), и Райан.

– Начальник пожарной службы рассказал мне, – начал мэр, – что мистер Бейкер сам вызвался лезть в машину мисс Томас. И он не сомневался ни секунды.

Об этом Райан мне не рассказывал. «Я самый легкий, – сказал он. – Меньше шансов, что дерево не выдержит».

Даже издалека было видно, как Райан покраснел. Так он что, герой? Эмма и Холли перешептывались у меня за спиной, и, клянусь, одна из них восхищенно ахнула. Мэр прицепил что-то к пиджаку Райана, пожал ему руку, и все зааплодировали. Все встали, и Райан исчез. Я подвинулась в сторону, встала на носочки – опять воцарился шум и толкотня. Эмма повернулась к подругам.

– Пригласи Райана, – сказала она, видимо, Холли.

– Ко мне домой? – спросила та.

– Да. Скажи, что мы устраиваем вечеринку без родителей и приглашаем всех героев.

Я пошла к выходу: мне нужны были воздух, пространство и дом.

– Простите. – Я столкнулась с женщиной с бейджем на груди и блокнотом в руке.

Она улыбалась так широко, будто именно меня и искала.

– Ты ведь Келси? Я так и думала, что это ты.

Я посмотрела в сторону сцены и увидела, что Райан проталкивается через толпу в мою сторону – или, может быть, к Холли, которая все еще болтала с Эммой. Холли пошатнула мою решимость и уверенность в себе. В конце концов, я же не знала, что произошло на вечеринке в пятницу, куда Райан поехал после больницы. Вдруг Холли – его девушка, а со мной он переписывался, просто потому что в тот вечер ему надо было с кем-то поговорить об аварии. Что, если я придала тому моменту в машине слишком большое значение. Мы оба чуть не погибли, и, конечно, это нас сблизило. Но это имело значение только в тот ужасный момент.

Женщина продолжала на меня давить – взяла за руку, и я почувствовала, как на меня надвигаются стены.

– Как хорошо, что ты пришла, – добавила она. – Как хорошо, что ты пришла его поддержать. Можно одну фотографию? – Она кивнула в сторону Райана, который как раз прорвался через группу людей в центре зала и пытался распрощаться с человеком, который подошел пожать ему руку. – Вас вдвоем? Читатели будут в восторге.

– Вы ошиблись, – сказала я, пятясь к дверям.

Это была ошибка. Надо было ему сначала написать.

Сказать, что я приеду. Чтобы он сам рассказал мне про Холли. Надо было по-другому одеться, приехать пораньше. Уговорить Аннику поехать со мной, чтобы не чувствовать этот внезапный слепой ужас. Только в школе, после домашнего обучения, я поняла, что одиночество намного острее ощущается в толпе.

Я полезла в сумку за ключами, услышала позади шаги и побежала. Трясущимися руками я завела машину и рванула с парковки. Но сердце не замедлило ритм. Нервы были на пределе. И я никак не могла избавиться от мысли, что за поворотом меня ослепят фары встречной машины.

Глава 10

К дому Анники я подъехала с выключенными фарами. Никто не вышел меня встречать, услышав хруст гравия под колесами. Удивительно, как можно вот так приезжать и уезжать, и никому нет до тебя дела. Я оставила ключи под козырьком, как Анника меня просила, и пошла обратно по темной дороге, скрестив руки на животе. Я решила, что если залезу в окно со двора, мама точно меня раскроет.

В лунном свете горы казались темнее – как тени. Я шла вдоль дороги, ускоряя шаг на темных участках между фонарями, но, подойдя к своим воротам, остановилась. Машина. Прямо около дома. Других домов там не было. Для доставки было поздно. Если бы приехала Джен, мама наверняка бы постучалась ко мне в комнату и раскрыла меня. Я ускорила шаг, держась поближе к кустам и раздумывая, как незаметно проскользнуть через ворота и забраться в окно.

Водитель заглушил двигатель, и я застыла. Затем я медленно высунулась из-за угла, чтобы рассмотреть машину. Зеленый джип, как у Райана… Забыв про все, я рванула к машине, пробежав буквально у самых ворот. Если мама выглянет из окна, то сразу увидит его машину. Из-за него меня поймают. Подбежав к машине, я увидела, что он сидит за рулем и печатает в телефоне. Галстук развязан, воротник расстегнут, пиджак на заднем сиденье.

Я постучала в окно, и Райан вздрогнул, уронив телефон на колени. Затем он с облегчением выдохнул и открыл дверь:

– Ты меня до смерти напугала.

– Ты что здесь делаешь? – прошептала я, жестами показывая ему говорить потише.

– Я пытался тебя догнать. Увидел, что ты сворачиваешь, но… потом ты куда-то пропала. – Он взял телефон. – Я как раз писал тебе. – Он показал мне несколько непрочитанных сообщений и выключил телефон. – Знаешь, просто удали их. – Он посмотрел вниз на свои ботинки, которые, наверное, сияли чистотой пару часов назад, но теперь были покрыты слоем свежей пыли.

– Я одолжила машину у подруги, – объяснила я. – А теперь поставила около ее дома. А телефона у меня с собой нет.

– Понятно, – кивнул он.

– Мне нельзя было уезжать, – сказала я. – Поэтому телефон пришлось оставить дома, потому что на нем стоит GPS-отслеживание. Знаешь такое?

Райан удивленно поднял брови. Видимо, не знал.

– Я просто… – начал он, но я заговорила одновременно с ним:

– Что я не так сделала?

– Что? – переспросил он.

– Я что-то сделала не так.

– Нет, – возразил он.

– Похоже, что сделала, – твердила я. – Потому что ты со мной разговаривал, все было мило, а потом в школе ты просто… перестал со мной разговаривать. Как будто меня опять нет.

– Да нет… – поморщился он. – Прости. Дело не в тебе, Келси.

Как в кино. Дело не в тебе, дело во мне. Традиционная реплика. Для расставаний. Как пожатие плечами от Коула. Я недоверчиво подняла бровь. Представила ямочки на щеках Холли.

Он покачал головой.

– Ты не понимаешь. – Райан заговорил в полный голос, а я его не остановила. Он пытался мне что-то сказать, сделал шаг ближе. – Я просто чувствую себя таким позером, – сказал он. – Я не заслужил эту награду. Вот. Возьми. – Медаль уже была у него в руках, и теперь он протянул ее мне.

Я засмеялась и оттолкнула его руку:

– Да брось, что мне с ней делать? Я пошевелиться не могла от ужаса.

Он подошел еще на шаг ближе:

– Я жив только благодаря тебе.

Я покачала головой:

– Нет. Если бы не я, ты бы точно не полез в машину. Это я жива благодаря тебе…

– Я висел в воздухе, Келси. Ты удержала нас обоих…

Он посмотрел на мои пальцы, и я сжала их в кулаки.

Каждый раз, когда я видела порез поперек пальцев – красный, немного подсохший – я заново переживала тот страшный момент, и Райан, видимо, тоже.

– Слушай, – сказала я. – Ты полез за мной в машину. Я нас удержала, потому что… ну, потому что, а что еще мне было делать? Чистый инстинкт.

Его глаза широко раскрылись, и он рассмеялся:

– Что ж, я рад, что твой инстинкт не заставил тебя разжать пальцы. – Он снова посмотрел на мои руки, на этот раз с улыбкой.

– Самосохранение, – добавила я и чуть не рассмеялась. – Думаю, любой на моем месте поступил бы так же.

Он перевел взгляд на мои руки, плечи, шею, рот… Сделав шаг вперед, Райан тихо произнес:

– Сомневаюсь.

Он переминался с ноги на ногу, время от времени пинал гравий и казался моложе, чем тот мужчина, который только что на сцене получал медаль за отвагу.

– В общем, я хотел бы сделать вторую попытку, – сказал он с кривой улыбкой. Боже, какая у него улыбка! – Может, сходим куда-нибудь?

Я улыбнулась в ответ, широко и глупо, но мне было плевать.

– Да. Но, возможно, на этот раз стоит уточнить, что имеется в виду.

– Проведем время. Ты и я. Где-нибудь.

Я услышала собственное сердцебиение – не нервы, не совсем, что-то другое.

– Но не в висящей над обрывом машине?

– Да. Только не там. Лучше… У меня дома. Или в кино. Или в парке. Или тут, прямо сейчас. – Он махнул в сторону железных ворот, за которыми скрывался дом.

Я прикусила щеку, представляя у себя в комнате Райана и его улыбку:

– Мне нельзя приводить домой гостей. Я вообще-то и сейчас без спроса ушла из дома. Мне еще надо как-то залезть обратно.

Райан посмотрел на кодовый замок, камеру и ворота.

– А к чему такая предосторожность? – спросил он.

– Так ей спокойнее, – сказала я, не подумав. У меня был такой трюк: сначала делать, потом бояться. И теперь в моих словах был вызов. Что он за человек? Что будет делать с этой информацией?

Райан медленно кивнул:

– По этой же причине у моего папы есть шкаф с ружьями. Не очень понимаю, зачем нам несколько. Иногда мне кажется, что он готовится к зомби-апокалипсису.

Ружей у нас здесь нет. Мы рассчитываем, что в дом просто никто не сможет забраться. Но если все же в него кто-то заберется, наши дела плохи.

Я повернулась к дому: моя рука с медалью все еще лежала в руке Райана. Когда я подошла к воротам, он взял меня за локоть, развернул и опустил руку с моего локтя на кисть.

– Чтобы на этот раз не возникло никакого недопонимания, – сказал он, покраснев, – я приглашаю тебя на свидание.

И отошел, засунув руки в карманы брюк. Он улыбался, но ждал моего ответа.

– Приглашение принято, – улыбнулась я.

Райан облокотился на машину, а я, не дожидаясь, пока сама себя отговорю, пущу в голову страхи и неуверенность, начну сомневаться, что делать и что говорить, сделала три быстрых шага к нему, поднялась на носочки, и через мгновение наши губы соединились, его руки обняли меня, и он притянул меня ближе. Когда я отстранилась, его губы расплылись в улыбке.

– Пока, Райан, – сказала я.

Он засмеялся:

– Пока, Келси.

Я повернулась к воротам, все еще улыбаясь. В доме горел свет. Наверное, я попадусь. Но мне все равно. Райан следил за мной, стоя у машины. На этот раз я не стала ждать, пока он уедет. Я положила большой палец на кодовый замок, но ничего не произошло. Может, просто руки трясутся от адреналина? Я попробовала еще раз, предварительно вытерев руки об джинсы. Но снова ничего не произошло. Никакого щелчка.

В животе заныло, во рту стало горько, а руки затряслись, но уже совсем по другой причине.

– Что случилось? – спросил Райан.

Он подошел ко мне. Я сделала шаг в сторону, посмотрела вверх на камеру, где обычно горел слабый красный огонек, но его не было. Каждой клеточкой тела я почувствовала, что совершила непоправимую ошибку. Я толкнула ворота, и они просто открылись – сердце ушло в пятки. Сигнализация отключена, ворота не заперты.

– Что-то не так, – сказала я.

Глава 11

Райан прошел со мной в ворота, которые на этот раз не закрылись за нами автоматически. Обычно они не закрывались сразу, только если кто-то вводил код разблокировки, чтобы они остались открытыми, или если отключено электричество. Но в доме горел свет.

– Останься здесь, – сказала я, поднявшись на крыльцо. – Не хочу, чтобы она перепугалась.

Мягко говоря. Если она поняла, что я пропала, Райан у нас на крыльце – далеко не самая большая проблема. Я повернула ручку входной двери – она была незаперта. Я открыла ее, но сигнализация не сработала. В самом воздухе что-то изменилось. Как будто к нам в дом проник весь этот необъятный мир. Слишком много всего, слишком много неизвестных.

– Мама? – позвала я, и слово эхом отозвалось от напольной плитки и белых стен. – Все хорошо?

Я сразу заметила, что в доме тишина. Музыка, которую я оставила на повторе, больше не играла. Не слышно было шагов. Шарканья по коридору. Только мерный шум вентиляции. Оставив дверь открытой для Райана, я пошла проверять комнаты. Мамы не было ни в спальне, ни в кабинете, ни в гостиной. Вернувшись в прихожую по пути в свою комнату, я краем глаза заметила Райана в проходе.

Я подошла к своей комнате, и тут внутри у меня все рухнуло. Дверь была открыта – мама явно тут побывала. Я встала на пороге, оценивая ущерб. Мой телефон валялся на полу. Ящики стола выдвинуты. На полу разбросаны одежда, бумага и электроника. Ногой я отодвинула вещи, подобрала телефон и положила его на стол.

В комнате было как-то зябко, будто в воздухе до сих пор витала мамина ярость. Комната стала другой. Странной, пустой, неживой. Она больше не была безопасной, знакомой, моей. Волоски у меня на руках встали дыбом – это было на нее не похоже. Эту ее сторону я не знала.

– Мама? – позвала я снова с опаской.

Сигнализация отключена, в доме никого нет. Я взяла трубку телефона в гостиной – послышался щелчок, еще один, но сигнала не было. Я открыла дверь из кухни во двор – вопреки обыкновению она тоже была незаперта – и позвала маму по имени, вглядываясь в темноту. Затем вернулась в коридор, отодвинула засов на двери перед спуском в подвал и со скрипом открыла ее. Свет не горел, и дверь была заперта, но я все равно выкрикнула мамино имя. В ответ на меня лишь подуло холодным ветром.

Услышав шаги, я повернулась и увидела Райана в прихожей, разглядывающего освещенные комнаты, белые стены и безупречно чистые полы.

– Что случилось? – спросил он.

Уставившись на него, я пыталась найти подходящие слова, но их было страшно произнести вслух. Это невозможно представить. Такое и в кошмаре не приснится. Неизвестный страх подкрался сзади и тянул меня все дальше за собой.

– Не могу найти маму, – прошептала я.

Райан мерил прихожую шагами, затем подошел к столику у входа и взял фотографию, где мы были вдвоем. Он поднес ее близко к лицу, переводя взгляд с ее лица на мое.

– Это твоя мама? – спросил он.

Мама была молода и прекрасна – ей было тридцать пять лет, но в своей простой одежде, с длинными волосами и без макияжа она казалась даже моложе. На фотографии она выглядела идеально. Мы выглядели идеально, вместе. Обе широко улыбались на фоне окон, через которые струился солнечный свет.

– Да, – ответила я.

– Так позвони ей, – сказал он. – Спроси, где она, раз ты так волнуешься.

Раз я так волнуюсь… Я глубоко вздохнула. Взяла у него фотографию – при взгляде на неподвижное мамино лицо у меня заныло в груди. Попробовала подавить панику, успокоить руки и голос.

– Она семнадцать лет не выходила из дома, – призналась я.

Райан пристально смотрел на меня – по глазам было видно, что он пытается переварить то, что я сказала, перерисовать всю картину, которую он составил в голове про меня и мою семью. Он открыл рот и снова его закрыл. Будто не знал, что и думать.

– Хорошо, – кивнул он. – Тогда давай еще раз проверим весь дом.

Даже в этот ужасный момент, когда голову заполняла пустота, а на место неопределенности пришла паника, я все равно чувствовала, как все сильнее влюбляюсь в Райана. За то, что он мог взять любую ситуацию под контроль и сделать то, что нужно. Он пошел в коридор, а я представила его в пожарной форме – как он оценивает обстановку и успокаивает простых людей. Он излучал спокойствие и уверенность, которых мне так не хватало. В тот момент я могла бы поменяться местами с кем угодно.

– Миссис Томас? – позвал Райан, возвращаясь со мной на кухню, открывая ближайшую дверь – в ее кабинет.

– Мэнди, – поправила я.

Никто не называл ее миссис Томас, к тому же она не была замужем. Все звали ее Мэнди, а я называла ее мамой.

– Мэнди? – повторил он и зашел внутрь кабинета.

Он проверил под столом, открыл шкаф, и я вдруг поняла, что мы ищем. Маму, которая заперлась от страха. Или, еще хуже, потеряла сознание. Мы пошли в ее спальню – дверь была открыта, постель не застелена. В ванной горели светодиодные лампочки. В душе – тоже никого. Прятаться негде. Весь дом как на ладони. Даже когда в детстве мы играли в прятки, сложно было найти место, где спрятаться, кроме как под кроватью, в темном чулане или между шкафами на кухне. Был еще подвал, но туда запрещено было спускаться.

Я открыла шкафчики в ванной, хотя в этом не было никакого смысла – просто чтобы все проверить: там стояли большие упаковки с кремом для тела, жидкостью для полоскания рта и мылом. Райан, не переставая, звал ее. На кухне все еще пахло ужином, в глубокой раковине отмокала сковорода. Из крана капала вода, и я потянулась закрыть его покрепче.

– Мама? – позвала я снова.

По кухне разнеслось эхо. Открыв шторки на окне, я увидела наше отражение на фоне гор. Я повела Райана по коридору в свою комнату, которая была единственным местом, где царил бардак. Я махнула в сторону разбросанных по полу вещей и открытых ящиков, сказав Райану:

– Это не я устроила. Видимо, мама поняла, что я сбежала.

– Так, может быть, она пошла тебя искать, – предположил он.

– Даже если представить, что это возможно, она бы, наверное, оставила записку. И зачем она отключила сигнализацию? – Меня будто душили. – Райан, она не смогла даже приехать в больницу после аварии. Что могло ее заставить выйти из дома?

Он мягко коснулся моего локтя:

– Может быть, она сначала кому-нибудь позвонила.

Я кивнула. Да. Жаль, что телефон не работал и нельзя было просто набрать последний номер. Придется звонить с мобильного. Но сначала надо проверить еще в одном месте. Не хотелось звонить Джен без стопроцентной уверенности. Я открыла дверь в коридоре прямо перед кухней и оказалась на лестнице в подвал. Мы очень редко туда спускались – наверху стояла дополнительная дверь на замке, которую поставили, когда я была маленькой, чтобы я случайно туда не спустилась. Чтобы оградить меня от темноты.

Подвал всегда внушал мне ужас. Темные углы, нет окон. Я представляла, как маму держали в таком подвале больше года, и никто не слышал ее криков. Представляла ожоги на ее плечах, как по мокрому полу на нее ползут пауки. Мы никогда не спускались в подвал в одиночку.

Там мама хранила мои детские вещи. Рисунки, поделки, младенческая одежда – все было упаковано в пластиковые контейнеры, подписанные несмываемым маркером. Наборы по химии и физике, которые мы использовали для домашних опытов, когда я была на домашнем обучении, – помню, как мы устроили вулкан на кухонной столешнице или как я плясала вокруг цветного дыма во дворе, а мама смотрела из окна и улыбалась.

– Мама? – крикнула я.

Может быть, она спускалась вниз, но поскользнулась и упала. Может быть, что-то искала. Может быть, она запаниковала – я пропала, сигнализация отключилась – и заперлась в подвале. Но свет не горел… Раньше я представляла, как из подвала ночью выползают чудища, и думала, что замок там стоит, чтобы они не выбрались. Я решила, что мама знает про чудищ, но не хочет меня пугать.

Глупость. Во-первых, замок работал с обеих сторон, чтобы случайно не закрыться изнутри. Во-вторых, маму никогда не волновало, напугает она меня или нет. Наоборот, она вырастила меня на страхах, научила меня искать их и находить. Жить с ними.

Проведя рукой по стене, я нашла выключатель и пошла вниз. Подвал так и не отделали, с потолка прямо на проводах свисали лампочки. Мы проверили между контейнерами, но мамы и след простыл. Еще одно место. Еще один шанс… Я стояла перед дальней стеной, всматриваясь в смутные очертания двери. Насколько мне было известно, это помещение много лет никто не открывал. В него вела обычная дверь, но она сливалась с рельефной каменной стеной. Рывком я открыла дверцу, похожую на ящик для рубильника, за которой скрывалась панель с цифрами, как у сейфа.

– Что это? – спросил Райан.

Комната страха.

– Еще одно помещение, – ответила я.

Только Джен называла его комнатой страха. Мама называла убежищем. Комната, где, что бы ни происходило в мире вокруг нас, мы всегда могли укрыться. Джен все перевернула и превратила ее в место, в которое заводит только паника. Раньше я относилась к этой комнате, как мама: как к последней надежде. Армированные стены, защищающие от стихийных бедствий, даже от торнадо. Огнестойкий слой краски, который продержится, пока не придет помощь. Радио, чтобы можно было узнать, что происходит снаружи, а также продукты, чтобы продержаться подольше. В этой комнате я должна была чувствовать себя в безопасности.

Но после того, как Джен спросила меня о комнате много лет спустя, мое отношение к этому месту совершенно изменилось, и я стала воспринимать его как нечто мрачное, отталкивающее и постыдное.

– Расскажи мне про комнату страха, Келси, – сказала она, сидя напротив меня. – Часто ли твоя мама там запирается?

– Не знаю, – ответила я, хотя отлично знала. – Редко. Очень редко. – Но тут же засомневалась, правильный ли это ответ.

– А тебя она туда с собой берет?

Тут я точно знала, что правду говорить небезопасно.

– Нет, – ответила я.

Мне было всего десять лет, но я уже узнала силу лжи. Джен улыбнулась.

Мама брала с собой карты, чтобы там поиграть. Однажды мы ужинали сублимированной едой и водой из пластиковых бутылок, расстелив на полу одеяла, как спальные мешки. Это было своего рода приключение, или так она сказала, а я поверила. Но еще это были учения. Если сработает сигнализация, по правилам я должна была сразу же бежать сюда. Несмотря ни на что. Так безопаснее всего.

Только два человека во всем мире знали код от замка. И не важно, сколько раз Джен говорила нам, что для нашей же безопасности нужен запасной план или мы должны куда-нибудь записать код: «Что, если вы запретесь изнутри и потеряете сознание? Как вас оттуда вытащить?»

По всей видимости, этот страх был несопоставим с альтернативой. Код знали только мы с мамой. «Он ничего не значит, поэтому его невозможно взломать», – сказала она. Насколько мне было известно, мама не бывала в этой комнате много лет – с тех пор, как в нашей жизни появилась Джен. Маме становилось лучше. Правда. Но. Если из-за короткого замыкания отключилась сигнализация и она почувствовала себя в опасности, то могла запереться в подвале, а затем и в комнате. Она могла сначала пойти за мной в мою комнату. Но у ее смелости были границы. Все логично. А когда мама меня не нашла, возможно, оставила входную дверь открытой, чтобы я могла войти.

Если мама в комнате страха, это шаг назад. Если мама в комнате страха, условия нашей жизни, возможно, пересмотрят. Если мама в комнате страха, это повод соврать. В животе у меня одновременно крутились надежда и ужас. Увидев панель с цифрами, Райан прищурился.

– Отвернись, – сказала я ему.

Не то чтобы я не доверяла Райану, но так бы хотела мама. Если она была там… И если она там, то у нас проблемы.

Глава 12

Я привычно набрала цифры на понели три раза, хотя не делала этого много лет. Когда замки щелкнули и дверь разблокировалась, я мягко толкнула ее и позвала:

– Мам? Это я. Я захожу.

За тяжелой дверью было темно и стоял застарелый запах. Я сразу поняла, что там никого нет. Автоматически включившийся флуоресцентный свет слепил глаза на фоне остального подвала. Синий коврик, который мама постелила, чтобы нам было удобно играть в карты на полу. На полках лежали принадлежности на случай опасности, которые доставили из самых разных точек мира. Теперь я увидела, что, по сути, это был просто стерильный чулан, очень маленький, с флуоресцентным светом, бутылками воды и непортящейся едой. Огнетушитель, противопожарное полотно, черно-белый экран, показывающий съемки камеры наблюдения, и телефон.

Стоя в дверях, я видела комнату целиком. И там никого не было. Комната казалась маленькой и холодной, и я поняла, почему Джен переживала, что мама запирается здесь со мной. Я закрыла дверь и, опершись на стену, подождала, пока замок заблокирует вход.

– Это что? – спросил Райан.

Я покачала головой:

– Убежище. Для экстренных ситуаций.

Я отвернулась от него, не желая знать, что он об этом думает. Считает ли он это убежищем или комнатой страха. Как и в случае с железными воротами, я стала иначе смотреть на эту комнату. Мне стало зябко, но, возможно, в подвале просто было холодно.

– Надо проверить телефон, – сказала я. – Вдруг она звонила. – Я сама слышала отчаяние в своем голосе.

Мы поднялись обратно по лестнице, и Райан пошел за мной в мою комнату за телефоном. Сначала я увидела череду сообщений от него: «Я у твоего дома. Поговорим?», «Прости за сегодня», «Мне нужно кое-что тебе сказать».

Я повернулась к Райану – он вжался в стену:

– Э-э-э… не обращай внимания…

Мама мне не звонила. И Джен тоже. Райан закатывал рукава рубашки, пытаясь хоть чем-нибудь заняться. Невероятность происходящего только усилила мой страх. У тебя в комнате Райан Бейкер, и никому нет дела.

Закрыв глаза, я постаралась поставить себя на место мамы. Если она поняла, что я пропала, кому бы она позвонила? Она знала, что я разговаривала с Анникой. Наверное, она позвонила бы ей, а Анника попыталась бы меня прикрыть, но в итоге стало бы только хуже. Райан облокотился на мой шкаф, а я набрала телефон Анники. Когда она взяла трубку, я услышала музыку.

– Так быстро вернулась, – сказала она.

– Тебе моя мама не звонила? – спросила я.

– Твоя мама?.. Да ладно. Она тебя вычислила? Ты наказана?

– Нет, я не могу… – Я провела по лицу рукой. Одним из моих страхов было, что про маму узнает слишком много людей. Я не хотела, чтобы весь мир узнал, насколько действительно она больна. – Ты ее, случайно, не видела? Я не спрашиваю, шпионила ли ты за нашим домом, просто мой дом видно со стены, вдруг ты на ней сидела…

Музыка смолкла.

– Келси, у тебя все в порядке?

– Не знаю, – ответила я. – Ее нет дома, и это… на нее не похоже… Она бы мне сказала.

– Ну, на тебя тоже не похоже уходить из дома, не предупредив ее, да? – В ее голосе было слышно улыбку.

– Анника, я серьезно.

– Да, прости. Илай заехал за мной в восемь, и мы сразу уехали. Я ее не видела. Она мне не звонила.

Я услышала чей-то голос – наверное, Илая.

– Это моя соседка, – сказала ему Анника, видимо прикрыв рукой телефон.

– Может быть, она твоей маме звонила? – спросила я.

– Мама повезла Бретта в университет. Дома никого нет. – Она замолчала. – Хочешь, я приеду? Мы уже в машине, я буду у тебя через полчаса, – предложила она.

– Да нет, все нормально. Хорошего тебе свидания.

Райан подвинулся ко мне на кровати, и я снова подумала, насколько смехотворна эта ситуация: Райан Бейкер сидиту тебя на кровати. Я засмеялась.

– Все нормально? – спросил он.

Я покачала головой:

– Ты сидишь на моей кровати, мама пропала. И десять минут назад мы поцеловались.

Его губы сложились в полуулыбке.

– Да, помню. – Он посмотрел на мой рот, словно проигрывая воспоминание у себя в голове. – Десять минут назад было хорошо.

Но он не понял, что я имею в виду: мир, в котором мы поцеловались десять минут назад, пропал. Все, что произошло после этого, тогда казалось невозможным.

– Этого просто не может быть, – сказала я.

Я уставилась на телефон у себя в руке, зная, что нужно сделать. Нужно позвонить Джен. Нужно выяснить, знает ли она хоть что-то, но при этом ничего ей не рассказать. Ложь во спасение. Маленькая ложь. Как учила мама. Осторожно.

Я позвонила Джен на мобильный, но после первого же гудка включился автоответчик. Что означало: она увидела, что я звоню, и сбросила звонок. Что означало, скорее всего: у нее поздний прием. Или она на занятии, о котором говорил Коул. Если бы она что-то знала про маму, то ответила бы. Я была в этом уверена. Вполне уверена.

Я написала: «Мама вам не звонила?» И еще: «Что-то случилось?» Но потом передумала и удалила второе предложение перед отправкой. Но слишком поздно – все эти «что-то» завертелись в голове навязчивыми мыслями. Телефон завибрировал, и мое сердце подпрыгнуло. Сообщение от Джен: «Нет. Все в порядке? Я на семинаре». Все в порядке? Однозначно нет. Мама не звонила ни Аннике, ни Джен, ни мне. Вариантов становилось все меньше. Где бы ни была мама, она точно не в порядке.

– Келси? – произнес Райан, убрав мою руку ото рта и не отпуская ее.

За время, минувшее после церемонии награждения, его прическа постепенно растрепалась и приняла обычный вид, как он ходил в школу, а выходная рубашка превратилась в повседневную благодаря расстегнутому воротнику и закатанным рукавам, и мне снова показалось, что он просто застрял в чужой одежде и притворялся кем-то другим, а теперь медленно выходит из образа.

На его лице промелькнула тень неловкости и неуверенности: и как его угораздило оказаться со мной в этом странном доме, где явно произошло что-то плохое? В голове у меня завертелись картинки из прошлого. Я вспомнила его лицо, когда мы падали. Его слова, когда он забрался ко мне в машину. Но еще я вспомнила, как он поддерживал меня и обещал, что все будет хорошо. Как он думал, что из нас двоих это я смелая.

Думай, Келси. Если бы мама заметила, что меня нет, она бы попыталась меня найти? Это возможно? Стала бы она пытаться?

– Передняя будка, – прошептала я. – И двор. Надо там проверить.

Деревянная будка у ворот выбивалась из общего стиля дома. От дождя и времени белая краска немного потрескалась. На двери не было замка. Несмотря на маленький размер и стены, безопасной она не казалась. Даже от пола отскакивало эхо. В детстве я боялась в ней играть.

Тонкие оконные стекла спереди и сбоку задребезжали, когда я открыла дверь. Внутри никого не было. Пахло бензином, плесенью и сырым деревом. Все было покрыто толстым слоем пыли. В будке помещался только один человек – раньше там стоял стул, но теперь его не было. Под приборным щитком находились красные пластиковые контейнеры с топливом для генератора – сколько себя помню, они всегда там стояли. Сюда явно давно никто не заходил. Хорошие ответы закончились. Я надеялась, что мама пошла за мной, но у ворот испугалась, но я ошиблась.

Я захлопнула дверь и уставилась на Райана. Видимо, мое состояние было написано у меня на лице, потому что он сказал:

– Еще целый двор.

Как будто мама спряталась от нас в кустах и только и ждет, когда мы ее найдем. Как будто слова могли превратиться в надежду. Он протянул мне руку, и я ухватилась за нее. Я пошла за ним в темноту и ощутила, как называла это мама, необъятность. Все опасности и все, что могло произойти в местах, которые только можно представить.

– Мама! – звала я, пока мы шли вдоль ворот, но в итоге стало ясно, что прятаться больше негде.

На ночном воздухе меня пробрала дрожь, и я вдруг почувствовала, насколько я уязвима. Как чувствовала бы себя мама, стоя на этом же месте. Я судорожно всматривалась в тени в темноте. Из каждого уголка леса за нами могли наблюдать. Кровь стучала в висках.

Внутрь. Внутри было безопасно.

– Пойдем, – прошептала я.

Я повела Райана обратно в дом и инстинктивно заперла двери. Я брела по коридору, пытаясь сориентироваться. Все казалось таким незнакомым.

Сигнализация отключена, мама пропала. Что, черт возьми, происходит? Я села на кухне и уставилась на свой телефон, надеясь, что он вдруг даст какие-то ответы. Райан запрыгнул на столешницу, как обычно делал в «Хижине». Как будто два мира пересеклись. Как будто я могла быть сразу двумя людьми.

– Может, надо куда-нибудь позвонить?

Райан совершенно не волновался, потому что не понимал всю невероятность происходящего. Этот огромный страх. Безграничный. Проникнув во все уголки нашей жизни, он привязал маму к дому. Как плющ, обвивавший чугунные ворота. Наши страхи, как его ветки, переплелись так крепко, что их нельзя было представить друг без друга.

– Келси?

Райан Бейкер, который позвал тебя на свидание, сидит в твоем доме на кухне в метре от тебя, с темными, спадающими на глаза волосами, и ждет, что ты что-нибудь придумаешь. Проснись, Келси.

Мне не хотелось объяснять, насколько шатким было мое положение в этом доме. В любой момент меня могли отсюда забрать. Один звонок от Джен, один звонок в полицию, и все может зайти слишком далеко, а моя жизнь рассыпаться, как песок.

– У нее нет машины, – наконец сказала я.

И тут я дала волю мыслям, которые появились еще в моей комнате, когда я писала сообщение Джен. Они проникли глубоко внутрь, крутились и не собирались уходить.

– Что, если кто-то забрался в дом и сделал ей что-то плохое?

Молния ударила дважды в одно место. Ее самый большой страх. Райан спрыгнул на пол. Осмотрел кухню.

– Что-нибудь пропало?

– Нет, – ответила я. – Вроде нет.

Потому что в дом обычно залезали грабители, чтобы ограбить, – в мире Райана. А не похитители. Чтобы закрыть тебя в подвале, причинить боль и разрушить твою жизнь. Он посмотрел вокруг – на закрытые двери и запертые окна:

– На взлом не похоже.

Я кивнула. Если только… если только замки, сигнализация и комната страха были у нас не просто так. Что, если все это были не беспочвенные страхи? Что, если мама знала, что нам грозит реальная опасность? Что кто-то ищет ее и ждет подходящего момента. Страхи завертелись у меня под кожей, и я подумала, что сейчас меня накроет. Я хотела им сдаться. Залезть в кровать и смотреть на стену в их окружении.

Райан взял меня за плечо, присел рядом со мной – лицо в нескольких сантиметрах от меня, глаза широко распахнуты, взгляд взволнованный.

– Ты как? Ты такая бледная. Как будто сейчас потеряешь сознание.

У меня пересохло во рту и перехватило горло, будто воздух не мог проникнуть внутрь и я, как шарик, улетала все выше и выше…

– Келси, – позвал меня Райан, но его голос, казалось, доносился с другой планеты.

Разве он не видит? Мама пропала. Мама пропала.

Глава 13

Джен появилась в нашей жизни, когда мне исполнилось девять лет. До этого мы вполне неплохо справлялись, не привлекая лишнего внимания. Не привлекать лишнего внимания было маминой целью номер один. Кроме меня и Джен, никто не знал, кем мама была раньше. Джен она рассказала только потому, что пришлось. А мне – потому что мы всегда были вдвоем против целого мира. А то, что она не могла рассказать мне сама, я могла легко найти в интернете.

Аманда Сильвиано прославилась на всю страну. Из-за ужасной истории. Из-за громких заголовков. Из-за кошмара, который с ней произошел, и из-за того, к чему он привел. Ее имя было на слуху. Как Элизабет Смарт. Или Джейси Ли Дугард. Девочки, которых похитили и держали в плену, как многих других. Но она была среди тех немногих, кого чудесным образом нашли. Правда, в отличие от остальных, ей больше некуда было возвращаться.

Аманда Сильвиано из новостных заголовков выросла в семье без матери. Они с отцом жили на ферме со светло-коричневым домом и белой оградой рядом с точно такими же домами. Я видела фотографии в старых статьях. Ее отец сообщил о пропаже – точнее, о похищении – после того, как однажды утром вернулся после ночной смены и обнаружил, что дочери нет, а дом ограблен. Кто-то разбил окна. Соседи слышали крик.

Мама была красивая, ей тогда было семнадцать, и она всегда жила по правилам. Три компонента идеальной истории для прессы. Из-за внимания прессы полиция занялась делом с особым рвением, и к истории подключилось много людей. Пошли обвинения. Люди стали рассказывать про длительные издевательства. Сигаретные ожоги. Синяки. Заговорили ее одноклассники. Соседи рассказали, что часто слышали крики. Но никто ничего не говорил. Никто не защитил ее ни тогда, ни потом. Все переживали за нее только задним числом.

По мнению толпы, такое прошлое говорило только об одном: он виновен. Возможно, это все была маскировка. Возможно, он сам убил дочь, закопал труп и инсценировал похищение. Из него сделали монстра. Его стали допрашивать. Отправили на детектор лжи, который он провалил. Его почти объявили виновным, но прямо перед судом, на фоне слухов о том, что его скоро арестуют, он наглотался снотворного. Неизвестно, случайно или нет. «Самоубийство из-за чувства вины», – гласил один из заголовков.

Но вдруг в конце года мама вернулась – живой. Она сбежала от человека, который действительно ее похитил. Ее нашли бегущей вдоль шоссе рядом с лесом где-то в Пенсильвании – она бредила, пропахла бензином и была на четвертом месяце беременности. В больнице ее узнали, и вместе с полицией буквально одновременно приехали журналисты. Она была жива, и ей рассказали о том, какая трагедия случилась с ее отцом. Какая трагедия случилась по их вине.

Неудивительно, что она поменяла фамилию. Как только ее выписали из больницы, она уехала. Наследство, доставшееся ей от отца, она потратила, чтобы купить и обустроить наш дом. Учитывая шумиху в прессе по поводу ее возвращения, ей не составило труда добиться, чтобы информация о том, что она изменила фамилию, была засекречена.

Она не помнила свое похищение, а я не помнила, чтобы мама хоть раз выходила из дома. Хотя, учитывая, что она никогда не говорила и о своей жизни до похищения, думаю, она была рада забыть о существовании Аманды Сильвиано. Стать новым человеком. Начать все сначала. Она прошла онлайн-курс и в итоге нашла работу бухгалтером с частичной занятостью. Постепенно мама организовала жизнь, в которой могла обеспечить нас обеих без необходимости когда-либо покидать стены дома. Я играла на заднем дворе, за забором, а мама наблюдала за мной из кухни. Иногда я поворачивалась и видела, как она смотрит на меня через окно и улыбается. Я была здорова и любима, я росла и развивалась.

Мама оформила меня на домашнее обучение. Я сдавала государственные экзамены. И получала хорошие оценки. Я никогда не была у врача, и мне не делали прививок, что тогда не нарушало никаких законов, однако вызвало обеспокоенность социальных работников. Но когда мне было примерно семь лет, что-то произошло. Я точно не знаю, что именно. Но однажды к нам пришли из службы опеки и стали задавать мне вопросы отдельно от мамы, и, видимо, я сказала что-то, что им не понравилось… что-то про детей из телевизора, как опасно для них играть в лесу. Они поняли, что мы обе не выходили из дома примерно с тех пор, как я родилась.

Меня забрали – временно, всего на сорок восемь часов, но мама просто слетела с катушек. Воистину, не лучшая реакция. Я хорошо это помню, потому что до этого никогда не покидала дом. Иногда, когда я оказываюсь где-то впервые, меня охватывает то же чувство, и я вспоминаю, как замыкаюсь в себе – хочу закричать, но не хватает воздуха. Но даже тогда, даже когда у нее отняли дочь, и она не знала, где я, даже тогда мама не вышла из дома. Она не пыталась меня найти.

Она дождалась, чтобы меня вернули, а затем сделала все возможное, чтобы я осталась. Но именно из-за той истории я понимала, что она бы не вышла из дома просто потому, что меня нет. Она не могла этого сделать. Это было невозможно.

Райан хозяйничал на кухне – налил мне сока, смотрел на меня краем глаза и усаживал обратно на стул, когда я вставала и начинала ходить туда-сюда. Я будто онемела и находилась где-то далеко, как бы над собственным телом. Не так я себе представляла свое первое свидание с Райаном.

Помнишь наше первое свидание? Как мы молча сидели у меня на кухне, пока я пыталась сообразить, куда исчезла моя мама? Точно. Отлично провели время, опять.

Райан залез в буфет, съел печенье, а затем положил одно передо мной. Он взял свой телефон, и я тут же вернулась в реальность.

– Надо позвонить в полицию, – сказал он, – если ты считаешь… что что-то случилось. Надо позвонить.

Что-то случилось. Да, что-то стряслось. Но что? От того, что именно случилось, зависело все, и я не могла решить, пока это было неизвестно. Вопрос был очень деликатный, и мне нужно было, чтобы Райан это понимал. Но это было похоже на признание, а я привыкла держать такие вещи при себе ради себя самой. Но он ждал, постукивая пальцами по столу, готов был слушать. Я глубоко вздохнула:

– Если я позвоню в полицию, то больше не смогу здесь жить. А я ей нужна. – И она нужна мне. – Просто… Надо осмотреться. Надо сначала понять, что вообще произошло.

Он положил телефон на столешницу, как бы уступая, не задав ни одного из тысячи вопросов, которые мог бы задать. Вместо этого Райан провел пальцами по волосам, убирая их со лба.

– Хорошо, – сказал он. – Кроме выключенной сигнализации, ты заметила еще что-нибудь необычное?

– Нет, – ответила я, и тут мои глаза округлились, а в ушах зазвенело. Нет, нет, нет.

Когда я уходила, все двери были заперты, но вот окно… Я вскочила из-за стола так, что стул скрипнул на плитке, и побежала в свою комнату, задевая руками стены. Я поняла, откуда шел тот холод, почему в моей комнате было холоднее, как будто что-то там произошло. Это не мамина злость. Это окно. Оно было приоткрыто, а решетка отодвинута, хотя я точно закрыла ее, когда ушла.

– О боже, – прошептала я.

Кто-то забрался в дом. Что бы ни произошло, все началось с моей комнаты, потому что я не закрыла окно.

– Что такое? – спросил Райан, стоя в дверях и упершись рукой в косяк – мое напряжение передалось ему.

Но я заметила что-то еще, опять начиналось что-то знакомое, чему я почти обрадовалась, потому что только это и была в силах понять. Волоски на руках вставали дыбом, по ногам забегали мурашки, желудок стиснуло. Поэтому Джен и написала обо мне ту статью.

Случившееся с мамой – химические ожоги на спине, похищение… Джен решила – и написала, – что именно поэтому я не переношу резкие химические запахи. Мое тело будто распознает угрозу. Могла ли мама передать мне свой страх при рождении? Некоторые страхи приходят с опытом, другие мы наследуем от родителей. Естественный отбор. Бежать ото льва. Отпрыгивать от крошечных, но ядовитых насекомых. Страхи существуют не просто так – они помогают нам выжить.

Так что же было в этой пустой комнате? В чем источник страха? Ночной воздух, запах сосны – все знакомое. Шрамы на ее спине, похититель – это изменило ее. Я помню, как мама могла несколько дней кряду смотреть новости, читать статьи, зацикливаясь на страданиях, которые люди причиняют друг другу. Она зачитывала заметки вслух и спрашивала меня: «Тебя заперли в кузове грузовика. Что будешь делать?» Или: «Ты в эпицентре стрельбы. Как будешь выбираться?» Она научила меня искать страхи. Видеть их повсюду. Это был наш самый основной инстинкт.

Чего же я должна бояться прямо сейчас? Не Райана, не ночи и не холода. Ничего из этого. Источник страха был глубже. Проще. Пустая комната. Пустой стерильный дом. Пустота. Теперь я была одна. Самое ужасное, что я сама во всем виновата.

Я шагала по комнате, как будто лишившись опоры, смутно понимая, что Райан ходит за мной. Я посмотрела на комнату с другого угла. Беспорядок, открытые шкафы… Представила, как кто-то пробирается через незапертое окно. Это не мама меня искала, а в дом кто-то пробрался. Я потянулась за решеткой через окно – оно было приоткрыто. Не совсем так, как я его оставила.

Райан взял меня за руку:

– Поговори со мной.

– Я убежала, – начала я. – И оставила незапертым окно. Это все из-за меня. – Так или иначе, все упиралось в это решение.

Я думала, мама зря перестраховывается. Ну что такого в незапертой решетке на окне. Молния не бьет дважды в одно место. Но я ошибалась. Как же я ошибалась. Райан подошел ближе, положил руку мне на плечо и на мгновение закрыл глаза, как бы набираясь сил:

– Слушай, Келси, я скажу это еще раз. Если ты думаешь, что в дом кто-то забрался, надо звонить в полицию.

Сказал тот, кого никогда насильно не забирали из собственного дома. Я замотала головой, не зная, какое решение принять. Раньше мне и не нужно было ничего решать. Я делала то, что мне говорили мама или Джен. Боялась того, чего боялась мама. Любила то, что любила она. Единственный раз, когда я сама приняла решение – уйти тайком из дома, – закончился очень плохо.

Я хотела утонуть в постели, защищенная стенами, под своим одеялом, с пауками, ползающими по моей коже. И чтобы мама была дома.

– Келси, – повторил Райан, – надо что-то делать.

Шансы пятьдесят на пятьдесят, что я приму неверное решение. В любом случае пожинать его плоды придется мне. Не ему.

– Дай подумать, – сказала я и убрала руки.

У мамы не было мобильного – он ей был просто не нужен. Она никуда не выходила. У нее были компьютер, стационарный телефон и сигнализация.

– Хорошо. Если у меня получится включить сигнализацию, – принялась рассуждать я, – значит, она сама ее выключила или произошло замыкание, и тогда надо просто подождать. Если она не заработает… значит, кто-то перерезал провода, и тогда мы позвоним в полицию. Хорошо?

– Ладно, – согласился Райан не очень уверенно.

Идея начала укореняться – что сигнализация и телефон отключились из-за скачка напряжения. Я готова была поверить во что угодно. Надо просто перезагрузить систему. Такое уже однажды случалось, в сильную грозу, когда я была маленькая. Помню, как мама подождала немного, пока заработал запасной генератор, спустилась в подвал и перезагрузила сигнализацию. Теперь я будто шла по ее следам, в подвал, а затем к щитку.

– Подожди, – сказала я.

Я все отключила – дом погрузился в темноту и мгновенный холод, и в подвале наше дыхание вдруг стало слишком громким. Я прислушалась. Если бы кто-то дышал за стеной, я бы точно услышала.

Пока все устройства отключались, Райан держал меня за руку. Его пальцы рисовали круг на моем локте, он прижимался все ближе, пальцы становились все тверже – как будто он пытался придать нам обоим уверенности.

– Буквально секунда, – сказала я и включила электричество.

Дом ожил. Включился свет, зажужжал холодильник у стены, в вентиляции наверху закружил воздух. Я подошла к главному блоку сигнализации на стене, нажала кнопку перезагрузки, и раздался длинный гудок – сейчас включится режим «под охраной».

– Вроде заработало, – сказала я.

– Так, – кивнул он, – все в порядке?

Как и за секунду до нашего падения, его лицо приняло выражение, будто счастливый конец вот-вот наступит. Повисла тишина, и в этом безмолвии я вдруг подумала, что я ведь могу ошибаться. Наверняка всему этому есть простое объяснение – скакнуло электричество, приехала полиция, мама их пустила. Возможно, ей стало плохо. Наверняка она сейчас в больнице, и кто-нибудь пытается до меня дозвониться, но из-за скачка электричества отключился телефон.

– Сигнализация работает. А это значит…

– Что это? – спросил Райан, склонив голову набок.

Он медленно подошел к ступенькам. Я думала, он имеет в виду сигнализацию или вибрацию включающихся наверху аппаратов, но затем тоже услышала этот звук. Еле уловимый звук мотора. Хруст гравия под колесами медленно приближающейся машины.

– Ой! – воскликнула я.

Я представила, что это полиция приехала рассказать что-то про маму. То, что я была не готова услышать. Может быть, она поранилась или ей стало плохо и она вызвала скорую. Или она запаниковала из-за того, что меня нет, позвонила в службу спасения, они приехали, но не смогли ее успокоить и увезли в больницу.

Положив руку на живот, я пошла наверх. Вот и все. Сейчас моя жизнь изменится навсегда. Я чувствовала, что вот-вот произойдет переломный момент: приедет полиция, поймет, что у мамы не все в порядке, и все узнают правду. Единственное родное мне место больше не будет моим.

Я открыла занавески, но не увидела никаких машин. Было темно – ночь казалась еще темнее из-за отражавшихся от окон уличных фонарей. Но мне привиделось, что у главных ворот мелькнула тень. Инстинктивно я включила уличные фонари, и движущийся объект остановился. Внутри у меня все перевернулось. Затылок защипало, но на этот раз я не пыталась заглушить свой страх.

– Райан, выключи свет, – попросила я.

Фонари медленно погасли, один за другим; картинка потускнела и исчезла в отражении. И вот, прямо за кольцом света у ворот, я снова увидела тень. От дерева? Или человека, стоящего прямо у дома? Я нащупала пальцами тревожную кнопку за дверью. Долгим нажатием включила режим «под охраной» и услышала два гудка – это означало, что мы в безопасности. Ворота заперты. По проводу на заборе с высокими острыми пиками снова шел ток.

– Что такое? – спросил Райан.

В темноте я чувствовала на щеке его дыхание. Я отошла от окна, чтобы меня не было видно. Попыталась сбросить надвигающуюся панику. Я вижу опасность повсюду. Я вижу опасность во всем. Это неправда. Иррациональные страхи.

Я постучала указательным пальцем по стеклу.

– Скажи мне, что ты видишь, – прошептала я.

Райан нахмурился и наклонился к окну, от его дыхания стекло запотело.

– Решетки ворот. Деревья. – Он наклонился набок. – Вроде виднеется моя машина.

– И все? Посмотри на тень там, где заканчивается свет.

Он покачал головой:

– Нет там ничего.

Я встала за ним у окна, плечом к плечу, чтобы показать, но тень куда-то пропала. Я попятилась от окна, череп сдавила паника, а слова застряли в горле. Добежав до своей комнаты, я нащупала на верхней полке тот самый ключ, закрыла решетку, заперла ее на замок, а затем закрыла и окно.

– Келси? Что происходит? – Райан зашел в комнату сразу за мной и уставился на мою дрожащую руку, вцепившуюся в ключ. То ли пытаясь понять, что происходит снаружи, то ли что происходит со мной.

Паранойя. Обман зрения. Помутившийся рассудок, из-за которого мне мерещится все подряд. Во мне говорил страх. Он выползал из углов и превращал безопасное место в логово всевозможных ужасов. Бесполезный страх, что случится что-то совершенно неправдоподобное. У меня едет крыша прямо перед Райаном Бейкером, и я ничего не могу поделать. Но мама пропала. Мама пропала…

Не отвечая ему, я побежала назад к окну. Ничего не было видно. Я бегала от окна к окну, проверяя весь периметр, вглядываясь в каждую железную решетку, которая внушала мне чувство безопасности. Я раздвинула шторы в гостиной и включила свет на заднем дворе – за задними воротами мелькнула тень. Вся комната звенела. Я видела. Точно.

– Райан, – сказала я дрожащим голосом, – звони в полицию.

Глава 14

Я вжалась спиной в стену, а Райан все еще стоял у окна с телефоном в руке, вглядываясь в темноту между штор. Разница между мной и Райаном налицо. Я пряталась, думая о худшем, а он с любопытством разглядывал территорию. Никакой бессмысленной паники, никаких мыслей об ужасах и злодеях.

Я вытянула шею, чтобы рассмотреть щиток сигнализации за входной дверью, увидела красный огонек и надпись «под охраной» и медленно выдохнула. Райан поднес телефон к уху и уткнулся лицом в бежевые занавески, как бы готовясь рассказать, что видит перед собой, как профессионал. Вокруг дома какие-то тени. Да, ничего такого, но вы не понимаете, человек пропал. Возможно, у меня просто богатое воображение – возможно, я просто поддалась волне иррациональных страхов, и никто не может привести меня в чувство. Возможно, я и Райана утяну за собой. Страх заразен.

Прошло всего две минуты, а я уже сомневалась в том, что видела. Как я могу себе доверять, когда у меня в голове все время вертятся мамины слова? Может быть, это ветки качались на ветру, световая иллюзия, облака или вообще животное. Я собралась озвучить свои мысли.

– Может быть… – начала я.

Но Райан вдруг отошел от окна, опустил телефон и, нахмурившись, посмотрел на него. Экран осветил его лицо в темноте – жуткое неестественное свечение. Он попробовал еще раз. Снова нахмурился.

– Что? – спросила я.

– Звонок не проходит. Нет соединения, – сказал он.

Мой телефон лежал на кухонном столе, за которым я так долго просидела, раздумывая, что делать. Не делая ничего. Шевелись, Келси. Сделай что-нибудь. Я прошла через комнату, касаясь мебели на ходу – темные силуэты в еще более темной комнате. Конечности жгло, как когда я очнулась в машине, висевшей над пропастью, – будто они уже поняли, что что-то явно не так.

Я прищурилась от яркого экрана и набрала 911, но как только нажала «позвонить», звонок оборвался. На экране высветилось: «Поиск соединения». Я замотала головой, а затем сказала на случай, если Райан не видел:

– У меня то же самое.

Я сняла трубку с телефона на стене, но услышала лишь глухой щелчок, а затем тишину.

– Попробуй отправить сообщение, – сказала я.

Джен. Я бы написала Джен. «Мне нужна помощь», – написала я, но в ответ пришло сообщение: «Ошибка отправки». Я посмотрела на Райана: судя по тому, как он уставился на свой телефон, результат был тот же. Я подошла к нему – он был наполовину скрыт тенью. Глаза широко раскрыты, а сам замер, и я вспомнила выражение его лица, когда оборвался трос. Когда он понял, что мы падаем. Что мы ничего уже не можем контролировать…

– Что происходит? – спросил он.

– Не знаю, – ответила я и опять посмотрела между занавесками.

Я уставилась на сигнализацию у входа – режим «под охраной» все еще включен. Под кожей будто забегали пауки. Все вокруг, казалось, шептало: что-то не так. По затылку пробежал мороз.

– Возможно, скачок напряжения, – сказал Райан. – Как ты говорила. Выбило пробки или что-то в этом роде… – Он пытался ухватиться за любую возможность – цеплялся ногтями за металл, за меня, как когда мы падали в пропасть.

– И на телефонах тоже? – спросила я.

Райан отошел от окна, сжал губы и ничего не ответил. Он делал то же, что и я, – пытался найти логичное объяснение, унять паранойю или страх, но кто-то должен был произнести это вслух. Кто-то должен посмотреть правде в глаза.

– Или, – сказала я медленно, инстинктивно хватая его за руку и отводя от окна, – наши звонки что-то блокирует.

Что-то. Или кто-то. Я не смогла принять решение, а теперь было поздно. Моя вина. Мое бездействие. И теперь мы оба за это поплатимся. Мы переглянулись, он приоткрыл рот.

– Ты там что-то видела? – спросил он. – Уверена?

– Да, – кивнула я, почувствовав во рту кислый привкус.

Он осмотрел стены, двери, окна, задернул шторы и попятился в середину дома, утянув меня за собой. Даже в темноте было видно, что он закрыл глаза.

– Это настоящая крепость, – прошептал он. – Все нормально.

Дом не был крепостью. Он мог выдержать сильную бурю и обеспечить нас всем необходимым пару недель, пока мы не могли связаться с внешним миром. Он мог защитить нас от взломщиков, пока кто-нибудь не придет на помощь. Сигнализация срабатывала, чтобы мы могли вызвать помощь или сбежать. Но в данный момент мы не могли сделать ничего из перечисленного.

– У мамы в кабинете есть камеры, – сказала я.

Плечом к плечу, держась за руки, мы пошли по темному коридору.

– Возможно, там ничего такого, – утешал меня Райан. – Это может быть что угодно. – Он как будто хотел меня приободрить, но его холодная рука так сильно сжала мою, что мне показалось он говорил это скорее себе.

– Райан, нам нужна помощь, – прервала его я.

Просто чтобы он понял: это не крепость.

Жалюзи в мамином кабинете были открыты, я потянулась их закрыть, а затем включила мониторы, которые показывали изображение с камер наблюдения вокруг дома. Я не хотела привлекать внимания. Я хотела все видеть, но чтобы никто не видел меня. Даже если мы в ловушке, это преимущество.

Мерцая, запустились экраны, и Райан встал рядом со мной. Свет отразился на фотографиях и моем детском рисунке на стене, но тускло и бесцветно. Изображение на экранах было черно-белым, зернистым, мозаичным, и разглядеть можно было только область вокруг фонарей – идеальные светлые овалы. Ворота были закрыты.

«Крепость», – подумала я, пытаясь воплотить в жизнь эту идею.

– Все равно ничего не вижу. Скажи, что конкретно ты видела? – спросил Райан.

Я закрыла глаза, чтобы вспомнить.

– Я видела снаружи какую-то тень, но она сразу пропала. – Я вздрогнула. – Когда я включила свет, тень спряталась.

Райан бросил взгляд через плечо на плотно закрытые окна.

– Может быть, соседские дети, – предположил он. Но после этой фразы сжал губы и отвернулся.

Я не ответила. Нахмурившись, Райан смотрел на мониторы над нами. Он начинал понимать, что все разваливается, что что-то явно не так. Мама пропала, телефон не работает, мобильные заблокированы, а у дома какая-то тень. По отдельности всему можно было найти объяснение, но все вместе? Нет, это не совпадение. И он это знал.

Он повернулся ко мне, положил руки мне на плечи, будто одно это могло меня защитить.

– Они уйдут, – сказал он. – Поймут, что мы тут, что мы их видим, и уйдут. Никто не будет грабить дом, если хозяева дома, Келси.

Как будто надо лишь подождать, и все наладится. Я уткнулась лбом ему в грудь на секунду-другую, а затем взяла себя в руки.

– В подвале, – сказала я, отстраняясь, – у нас есть все для экстренных ситуаций. Наверняка оттуда можно позвонить.

В убежище было все для чрезвычайных ситуаций, а мы как раз в такой и оказались.

Мы не стали включать свет. Крадясь по темному коридору, натыкались на углы, пока не дошли до двери в подвал.

Там ничего не было. Ни одного источника света. В окна не светила луна или уличные фонари. Здесь я ориентировалась хуже, по крайней мере не так хорошо, как в своей комнате, где досконально знала путь от выключателя до кровати или от своей до маминой комнаты, знала, сколько шагов надо пробежать по коридору, – в детстве мне часто снились кошмары, которые я никогда не могла вспомнить. Мама крепко прижимала меня к себе, и я понимала, что, пока она здесь, со мной ничего не случится.

Темноты я не боялась. Темнота была моим домом. В ней можно было спрятаться, особенно когда вокруг четыре стены и никто не мог до меня добраться. Но даже это не было правдой. Дом не был сделан из непробиваемой стали. Мне никогда и в голову не приходило, что дома небезопасно – несмотря на ворота, сигнализацию, замки и решетки на окнах. Но если убрать телефоны и отключить сигнализацию, никакой защиты нет. Вопрос времени.

Райан плелся за мной, положив одну руку мне на плечо, а другую – на талию, пока я не уткнулась в закрытую дверь в подвал и не включила лампочки на потолке, которые затанцевали в темноте. Натыкаясь на коробки и друг на друга даже при свете, мы лихорадочно обыскивали подвал по пути в убежище. На этот раз я ввела код при Райане: 23-12-37 – и мы зашли внутрь. Мигая, включился свет, и загорелись экраны видеонаблюдения. Но, кроме темноты, неподвижных предметов и кругов света вокруг фонарей, ничего не было видно. Черный чугунный забор, подсвеченный фонарями, тянулся вокруг дома.

От пола до потолка на полках стояли пластмассовые контейнеры. Фонарики с батарейками и другие источники света, еда быстрого приготовления и бутылки воды. Я попыталась вспомнить, что мама говорила про радио, – что-то про связь даже без электричества и телефона. Она действительно подготовилась ко всему.

Я принялась снимать ящики с полок один за другим, но Райан остался стоять у двери.

– Ты заходи, – сказала я, снимая с полок коробки, в которых могла быть электроника.

– А можно?

Ведь до этого я просила его отвернуться. Не хотела, чтобы он все это видел. Темная часть моей жизни, страшная часть. Мои гены. Я все время хотела казаться кем-то другим, только не собой. Но пора перестать прятаться.

– Вот, – сказала я и пододвинула в его сторону один из контейнеров.

Я открыла крышку контейнера, но Райан смотрел куда-то мимо, мимо меня, нахмурив лицо в замешательстве.

– У вас что, внутри убежища еще одно убежище?

– Что?

Я уронила фонарик, который взяла с контейнера. Повернулась. И поняла, о чем он говорит. Уголок синего коврика завернулся, застряв в ящике, и на полу стал виден еще один отсек. Маленький квадрат, совершенно плоский, как большая плитка, но с крошечным отверстием размером с мой палец, чтобы его можно было открыть.

– Ой… – Я сняла квадратную плитку и поставила ее у стены.

В неглубоком отсеке размером с обычный сейф находился квадратный деревянный ящик. В нем лежали мешочки на молнии. Я открыла первый мешочек и сразу же поняла, почему он спрятан. Наличные. Большие стопки хрустящих стодолларовых купюр, перевязанные резинкой.

– Ого! – сказал Райан.

– Ой! – подхватила я.

Таких мешочков с деньгами было два. Точно. Логично, если размышлять, как мама. Без электричества нельзя пользоваться кредиткой. Она просто готовилась ко всему. Третий мешочек выглядел полупустым, и я думала, что там тоже деньги, несколько купюр. Но нет. Там были паспорта.

Наши свидетельства о рождении и другие личные документы хранились наверху в мамином кабинете, в огнеупорном сейфе. Может быть, это просто копии, на всякий случай. Или это документы из маминой прошлой жизни, еще до похищения. У меня никогда не было паспорта. Куда я поеду? Меня и в школу-то пускали с трудом. Да мне и не хотелось никуда дальше школы.

Я открыла первый паспорт и увидела мамину фотографию на фоне белой стены. Но это была не старая подростковая фотография. Она была сделана недавно. Ее длинные прямые волосы, разделенные посередине ровным пробором. И рубашка – я помню эту рубашку. Прямая черная рубашка с английским воротником. Это я заказала ее маме на Рождество два года назад. Я посмотрела на дату, и, конечно же, паспорт был выдан всего чуть больше года назад. Но тут я заметила ошибку. Имя и фамилия. Эми Дуглас.

Может быть, ей нужно было поменять имя и фамилию еще до того, как она стала Мэнди Томас, но она мне ничего не рассказывала. Она поменяла их, чтобы ее оставили в покое журналисты. Чтобы освободиться от ужасов прошлого – громкого похищения, домашнего насилия, плохой жизни, которая стала еще хуже. Она зарегистрировала меня под фамилией Томас при рождении и вскоре сменила собственную фамилию, чтобы они совпадали. Я знала ее только по фамилии Томас. Возможно, это ошибка.

Я взяла второй паспорт, ожидая, что там будет правильный вариант. Пальцы задрожали. Это был мой паспорт. На меня смотрела веселая девушка на фоне белой стены – это была стена нашей гостиной, между зашторенными окнами. Эту фотографию мама сделала в первый день учебного года. Помню, как она меня уговаривала: «У всех мам есть фотография ребенка в первый день школы. Ну пожалуйста, дай я тебя сфотографирую!» Она так веселилась – притворялась для общего блага. Встала рядом, щелчок: «Отличный снимок для кружки». Но фотографию я так и не увидела.

И вот она передо мной, подписанная чужим именем. Лорен Дуглас. Родилась в конце июля, за несколько месяцев до меня. Паспорта задрожали в моих руках.

– Что такое? – спросил Райан, осматривая контейнеры у прохода.

– Ничего, – смутилась я, убирая все в ящик. Комната загудела, но, судя по всему, кроме меня, никто этого не слышал. – Просто документы.

Я вернула на место плитку и закрыла ее ковриком. Райан продолжил методично осматривать ящики, и его руки не тряслись от страха. Как будто и не думал, что, возможно, за стенами дома есть кто-то, кто совершил что-то очень плохое с моей мамой. Как будто мы не заперты в доме, специально оборудованном, чтобы нас защищать, потому что она знала, что это произойдет. А теперь еще эти паспорта, спрятанные в полу, – другие мы, о которых я ничего не знаю.

Райан вернул вещи в контейнер и толкнул его в мою сторону. Открыл следующий.

– Смотри-ка, – довольно сказал он, держа радио над головой.

Оно было старое, потертое, с двойной антенной и черной шкалой с красным столбиком между станциями. Он повернул выключатель, и раздался оглушительный звук помех. Помехи, потом музыка, потом радиостанции.

– Оно не работает на передачу, – огорчился он.

– Боже, все это бесполезно, – вздохнула я.

На самом деле я хотела сказать, что это я бесполезна. Но Райан пристально смотрел через мое плечо, на мониторы, склонив голову набок.

– Что? – Я повернулась.

– Я что-то видел, – сказал он. Он встал, весь напряженный, и подошел к экранам видеонаблюдения. Он ткнул пальцем в темный угол: – Вот. Я что-то видел…

Он повернулся, и я увидела, как у него дернулся кадык. Глаза у Райана широко раскрылись, и я потянулась к его плечу, как тогда в машине… И тут услышала звук. Какой-то гул. Отозвавшийся у меня в костях. Послышалось шипение, будто из шарика вылетел воздух, и все погрузилось в темноту.

Глава 15

Я попробовала нащупать фонарики, которые лежали где-то между нами на холодном подвальном полу. В темноте ничего не было видно, даже очертаний Райана. Помехи на радио зазвучали громче, так как все электронные устройства в доме отключились, и дом погрузился в полную тишину. Вентиляция не крутила воздух, в холодильнике не циркулировал хладагент, и не звенел свет. Только треск ненастроенной станции, дыхание Райана и мое собственное.

Вместо фонарика я нащупала ногу Райана, и он взял меня за руку, включая второй рукой фонарик. Он направил его мне в лицо, и я подняла руку, чтобы закрыться.

– Что происходит? – прошептал он.

Но он и сам уже понял. То, чего мама всегда боялась. К чему готовила меня.

– Кто-то идет, – прошептала я.

Я почувствовала его теплое дыхание у себя на лице – быстрое и прерывистое. Электричество отключили. И сигнализацию тоже, теперь ворота можно было открыть просто так, и у нас нет никакой возможности позвать на помощь.

– Генератор, – сказала я, приближаясь к свету и стараясь говорить тихо. – Он запустится через пару минут.

Но без электричества на воротах не было тока. Шпили не играли никакой роли. Замок можно было сломать при помощи нехитрых инструментов, а двери выломать. Кто бы ни стоял там за воротами, он мог протиснуться в щель, и останутся только стены самого дома. Но сначала должен включиться генератор. Он должен скоро включиться.

– Через сколько именно? – спросил Райан. Он встал, и свет от фонарика забегал по коробкам. – Сколько именно минут?

– Три, – ответила я, уже отсчитывая в голове от ста восьмидесяти до одного.

Он направил фонарик на лестницу. В дом можно было пробраться, даже я это знала. У нас были ворота, замки, решетки и камеры, но еще были окна, которые можно разбить. Щеколды, которые можно сломать. Мы не видели, что происходит снаружи, пока не заработал генератор. Это незнание было хуже всего. Я ощупывала руками холодный пыльный пол. Медленно шли секунды – сто пятьдесят. Давай же, быстрее. Я наконец нащупала еще один фонарик и бросилась к лестнице.

– Ты что делаешь? – Райан схватил меня за руку.

Кровь пульсировала по венам, сердце забилось.

Сто двадцать. Еще две минуты. Мамин голос в голове, обучение с самого детства. Будь внимательна.

– Надо посмотреть, – сказала я, виляя между ящиками.

Райан не отставал от меня ни на шаг. Уже у лестницы я вдруг вспомнила, что забыла закрыть дверь в убежище, и резко развернулась. Я не могла просто так его оставить – оно будто звало меня, требовало закрыть дверь. Как будто на свежем воздухе оно могло разложиться, рассыпаться в прах.

Сто десять. Времени нет. Лестница скрипнула, когда мы поднимались на первый этаж. Я прошлась лучом фонарика по стенам. Никакого движения, все чисто. Шторы туго затянуты, свет не горел – потухли даже часы над плитой и щиток сигнализации. Еще восемьдесят секунд. Я выключила фонарик, пригнулась и выглянула за шторку, но издалека ничего не было видно. Только очертания стен и деревьев темнее ночного неба. Но затем тени сдвинулись, или что-то мелькнуло, и у задних ворот показался тусклый свет. Похоже на свет от фонарика, как будто кто-то пытался взломать ручные замки и выставить решетки из бетонной основы.

Шестьдесят. Одна минута.

– Пойду обратно вниз, – сказала я. – Включу защиту на воротах, как только запустится генератор.

Но Райан не шелохнулся.

– Райан, – сказала я. Пятьдесят один, пятьдесят…

Я взяла его за талию и оттащила от окна. Райан.

Я знаю, как это бывает – как страх может парализовать, если ему это позволить. Совсем недавно я сама сидела за кухонным столом парализованная, и это он привел меня в чувство. Сорок три, сорок два… Я крепко обхватила его.

– Надо идти, – сказала я.

Он задрожал. Развернулся, и шторы волной всколыхнулись за ним.

– Иди, – сказал он, толкая меня перед собой. – Давай, давай, давай.

Я побежала, по пути касаясь руками мебели и стен, нащупывая углы и проход. Когда мы вернулись в подвал, я включила фонарик. Тридцать один, тридцать, двадцать девять… Встав у щитка сигнализации, я стала ждать.

Ожидание было невыносимо. Секунды растягивались. Так же я ждала Райана в машине над пропастью. Ждала, что он нас вытащит. И не дождалась, потому что мы упали… Двадцать, девятнадцать, восемнадцать… За стеной подвала что-то щелкнуло. Зажужжало. Запуск мотора – генератор заработал. Я вздохнула с облегчением.

Лампочки в подвале замерцали и потухли, а в углу затарахтел холодильник. Я нажала на кнопку перезагрузки, послышался гудок сигнализации – готовность – и ввела код, чтобы включить режим «под защитой». Потом перескочила через коробки к убежищу, снова включила видео и уставилась на черно-белое изображение. Ворота закрыты. Но что, если в дом забрались, пока мы не смотрели?

– Почему свет еще не горит? – спросил Райан.

В подвале было темно, во дворе тоже. Экран в основном показывал серые тени на темном фоне.

– Генератор не может работать вечно. В будке перед воротами стоят канистры с бензином, но… он подключен только к самому необходимому.

– А что самое необходимое? – спросил Райан, потому что, конечно же, его представление о самом необходимом отличалось от нашего.

– Холодильник, морозильник, отопление и система наблюдения, – перечислила я.

– Смотри, – воскликнул Райан, тыкая в экран.

Вспышка света у ворот. По ту сторону ворот. Его палец задрожал, Райан отдернул его и сжал руки в кулаки, словно стесняясь. Вдруг на мониторе позади меня аркой мелькнул еще один огонек, как будто по земле катился фонарик. Огонек остановился у металлических ворот, осветив вторую тень. Это был человек, и он специально положил туда фонарик. Человек склонился низко, близко к земле. Он копал. Я металась между экранами – главные ворота, задние ворота, от огонька к огоньку. Их было двое.

– Они знают, что мы здесь, – сказал Райан. – И им все равно.

Они видели, что я включила свет, и его машину у ворот – да, они знали. Райан стиснул зубы.

– Открой дверь.

– Что? – удивилась я.

Мы оба в ожидании уставились на экран.

– Главную дверь. Чтобы включилась сигнализация.

– Она не подключена к полиции, – сказала я.

Сигнализация работала как оповещение, чтобы мы бежали в убежище, а оттуда могли оценить обстановку, прежде чем звать на помощь. Мама считала, что, учитывая нашу сложную ситуацию, небезопасно попадать в поле зрения полиции из-за ложной тревоги. Любая мелочь могла привести к катастрофе. Кроме того, сейчас, с неработающим телефоном, сигнализация бы все равно не дозвонилась в полицию.

– Да, но звук будет громкий. Соседи близко?

«Не настолько близко», – подумала я. Но если Анника вернулась домой… возможно, она услышит такой резкий высокий звук? Попробует мне позвонить, а не дозвонившись, вызовет полицию? Или решит, что это просто очередная моя странность?

– Подруга, у которой я взяла машину, – сказала я. – Она может услышать.

Он протянул мне руку, я взяла ее и подумала: как глупо я испугалась, когда он протянул мне руку сегодня перед математикой. Теперь я вцепилась в его руку, надеясь, что она поможет мне думать и защитит меня.

Вместе мы поднялись по лестнице и дошли до входной двери. Райан вгляделся в окно. Где-то там за воротами у дороги стояла его машина. Он взглянул на меня, и я поняла, о чем он думает. Если оба человека сейчас у задних ворот, может, мы успеем? Можно ли незаметно добежать до ворот, завести машину и рвануть за помощью, оставив дом на растерзание? Или они поедут за нами и столкнут нас с дороги, до того как мы доберемся до людей…

Я учащенно задышала и оперлась о стену.

– Надо было уезжать сразу, когда стало понятно, что что-то не так, – сказал Райан. Он снова сжал кулаки. – Я должен был настоять. Меня же специально учили.

Я почувствовала, как напряжение, исходящее от него, наполняет комнату. На самом деле он, наверное, думал: «Надо было остаться на награждении. Надо было пойти гулять с Эммой и Холли и той третьей девчонкой. Я должен был позвонить в полицию до того, как мы услышали машину». Или: «Из-за тебя моя жизнь опять в опасности».

Я уставилась на окна, двери, черные чугунные ворота и вдруг увидела все это его глазами. Для него они не были защитой, как для меня. Он оказался в ловушке. Со мной. Ни за что. Он болтался над пропастью, падал, привязанный ко мне веревкой, его судьба в моих руках. Я должна его вытащить.

– Что он вообще там делает, у главных ворот? – продолжил Райан. – Почему бы не помочь второму, который сзади? Как будто… – Он сглотнул. Покачал головой. Передумал.

– Готов? – спросила я, прежде чем он произнес вслух то, что я уже сама поняла: они будто высматривают нас. Чтобы мы не ушли.

– Так, – сказал Райан. – Да. Открывай дверь.

Я повернула замок и положила руку на ручку двери. Остановилась. Дом нас защитит. Нет. Не защитил. Мы в ловушке. Я повернула ручку, и главная дверь распахнулась – с улицы повеяло холодом. Послышался предупреждающий гудок, а затем, через десять секунд, сигнализация замигала. На экране замигал красный огонек, и раздался низкий прерывистый гул.

И все? Но это же совсем не громко. Такой звук мог разбудить и предупредить только тех, кто находится в доме. Будильник на моем телефоне и то был пронзительнее. Всего лишь предупреждение – призыв к действию. Но только для нас. Как же тогда сигнализация нас защищала, если она даже не могла позвать на помощь? Райан вжался в дверь, закрыл ее и запер на замок, как будто уже сто раз это делал.

– Выключи, – попросил он.

– Зачем? – спросила я.

Сигнализация продолжала гудеть, и нам приходилось кричать.

– По-моему, никто ничего не слышит, – сказал Райан.

Но если я ее выключу, получится, мы вообще ничего не сделали.

– Если кто-то будет проезжать мимо, то услышит. Или пройдет рядом. Не знаю, это хотя бы что-то.

Он покачал головой:

– Она мешает мне думать.

– У тебя на машине стоит сигнализация? Где твои ключи? У тебя есть тревожная кнопка?

– На моей машине иногда даже дверей нет – там точно нет сигнализации. – Он хлопнул ладонью по двери. – Чего им надо?

Райан был прав: из-за визга сигнализации голова не работала. Невозможно сосредоточиться. Бесполезно. Все в этом доме бесполезно. Дом не мог нас спасти. Теперь только мы сами могли себя спасти. Трясущимися пальцами я ввела код сигнализации. Наступила тишина… и что-то еще. Звук металла по металлу – он доносился с заднего двора.

Я думала, что грабители забрались в дом через мое окно, но для этого им надо было сначала пробраться через ворота. Отключить сигнализацию. Нет, сигнализация все время работала. Может быть, они были одеты как курьеры, мама открыла им ворота, они залезли в окно, под страхом смерти заставили ее отключить сигнализацию, потому что думали, что система может вызвать полицию. Или… Возможно, она сама их впустила. Но нет. Она бы не стала. Ни за что.

Помню день, когда за мной приехали из опеки. Казалось, еще до того, как они позвонили, она поняла, зачем они пришли, – совсем не так, как приходили в первый раз. Она попросила их предъявить документы и позвонила в участок проверить, действительно ли этих сотрудников послали к нам. Но даже после этого она долго не решалась им открыть. Помню, как она развернулась, задернула шторы и, стоя спиной к двери, сделала глубокий вдох. Схватила меня за руку и потащила по коридору, пока я не вскрикнула: «Мам?» – потому что мне было больно. Она остановилась. Отпустила мою руку. Оперлась о стену рукой. А затем, избегая моего взгляда, сказала: «Келси, иди открой этим милым людям». Даже тогда она не могла сделать это сама. Все ее тело кричало: «Нет!»

Я отбросила эту мысль. Какая теперь разница. Райан гремел шкафами на темной кухне. Прямо сейчас в дом пытались пробраться какие-то люди, мы внутри, и нам нужна помощь. А в доме нет никаких способов вызвать помощь. Мама мне лгала. Мы ни к чему не были готовы. Мы были не готовы к такому. Дом ужасов, как называли его Коул и Эмма. Сталь, шпили, провода и решетки. И зачем? Зачем это все? Мы как будто жили на острове. Отрезанном от всего остального мира.

Я подошла к окну, выходящему на задний двор, отодвинула занавеску и уставилась в темноту. Темнота в ответ уставилась на меня.

Глава 16

Райан открывал и закрывал дверцы кухонных шкафов, роясь в них с фонариком в зубах, вытаскивая все, что могло пригодиться. Ножи, огнетушитель, аэрозольный баллончик, в котором, кажется, было всего лишь оливковое масло.

Он остановился и, вытащив изо рта фонарик, посмотрел на меня.

– Есть ли отсюда любой другой выход, кроме как через ворота? Подумай, Келси.

– Нет.

Думай, Келси. Нам нужен свет. Звонить некому, бежать некуда, но вот свет будет видно издалека…

– Есть идея, – сказала я.

Он положил руки на столешницу, и даже в темноте было видно, что он так сильно оперся о мрамор, что у него побелели костяшки.

– Я весь внимание, – сказал он.

– Я могу сделать дымовую шашку. Цветную. Яркую. Ее будет видно над деревьями. И кто-нибудь за нами придет.

– Ты умеешь делать дымовые шашки? – Он чуть не улыбнулся, но тут же вспомнил, где мы и зачем нам дымовая шашка.

Я кивнула:

– Да, но, честно говоря, это не так уж и сложно. Меня мама научила пару лет назад на уроке естествознания. Я раньше была на домашнем обучении.

– А я думал, ты в прошлом году сюда переехала.

Я покачала головой:

– Нет, я всегда здесь жила. Просто меня никто не видел. Я жила взаперти, хотя сама этого не понимала. Я могла исчезнуть, и никто бы не заметил.

Вздрогнув, я полезла в шкаф за содой и сахаром.

– Все остальное внизу, – сказала я.

Я уже выходила, когда Райан вдруг остановил меня, как мама чуть раньше, в этой же комнате:

– Келси, притормози на секунду.

Но я не могла остановиться. Если я сделаю это, меня накроет страх, я начну задыхаться, как будто мы падаем, и конец может быть только один.

– Что? – спросила я, отрывая бумажные полотенца. Они мне тоже понадобятся.

Райан взял меня за плечи:

– А что им нужно?

– Не знаю, – ответила я.

Он хотел что-то сказать, но передумал, все еще глядя мне прямо в глаза.

– Райан, я правда не знаю, – вздохнула я.

Я считала, что мой дом построен на паранойе. Думала, это все из-за того, что произошло, а не из-за того, что может произойти.

– Чего они хотят? – спросил он. – Может, им нужно что-то в доме?

Я отрицательно замотала головой, слишком быстро. А Райан уставился на меня так, будто хотел что-то сказать, но не решался.

– Что? – спросила я.

Он сглотнул:

– Почему вы так живете?

Придется ему рассказать. Придется объяснить: на это есть причина. И теперь эта причина нас нашла.

– Из-за мамы, – выпалила я, хотя знала, что он не об этом спрашивал.

Потом тяжело вздохнула и стала рассказывать, ведь он на самом деле спросил именно об этом.

– Много лет назад маму похитили. Украли. Когда она была в моем возрасте. Ее выкрали из дома, и она ничего про это не помнит. – Я опять затрясла головой, пытаясь не думать о параллелях. Мужчины в доме. Опять. – Через год она сбежала, а потом родила меня, сменила фамилию и переехала сюда. С тех пор нас никто не трогал.

Он посмотрел на меня, словно пытался решить уравнение. «Не спрашивай, – подумала я. – Не надо».

– А где твой отец? – поинтересовался он.

Отец. Как человек, который поправлял ему галстук на церемонии. Отец, который защищает тебя и учит кататься на велосипеде.

– У меня нет отца, – ответила я.

И затем, по тому, как дрогнуло его лицо, догадалась, что он все понял. По тому, как он инстинктивно закрыл глаза, будто в моем лице увидел больше, чем хотел, – так иногда делала мама. Он открыл рот, и я подумала: «Не говори этого. Не надо».

– Мне очень жаль, – произнес Райан, но я уже отвернулась, безразлично пожав плечами.

Я ничего об этом не знала. И без этого кошмара в маминой жизни меня бы не было. Иногда я думала, что это из-за меня она не могла до конца его пережить, освободиться от страха. Я всегда напоминала ей о том, что произошло. Смотри. Смотри. Она мне не нравилась. Но я могла быть как она. Мне нужно было стать как она. Иначе кем бы я стала, если бы пошла по другим стопам? Поддалась своей второй половине, которая могла ее уничтожить? Или постоянно всего бояться, или стать чудовищем. Такие варианты.

– Райан, я могу сделать дымовую шашку, но это займет время, а его у нас совсем мало. Надо торопиться. – Мне надо торопиться, пока страх не догнал меня и не парализовал.

– Хорошо, – согласился он. – Давай.

Спустившись в подвал, я расставила в углах два фонарика на батарейках, которые осветили помещение тусклым неровным светом. Я показала на ящики у стены.

– Нужные реагенты где-то в школьных ящиках. В той куче.

Райан встал у входа в убежище, вперившись в экран и шевеля губами, как будто сам с собой разговаривал.

– Что-нибудь видно? – спросила я.

– Они все еще там. – Он повернулся и посмотрел на меня так, будто я собиралась нас спасти.

Может, и так. Я точно могу позвать на помощь. Приедет доставка – мама заказала на завтра продукты. Должен прийти почтальон. В конце концов кто-нибудь появится. Но это слишком поздно. Мы живем в такой глуши. Впереди целая ночь, в пустой тишине, как на самом краю обрыва. Мы будто снова висели там.

– А твои родители тебя не хватятся? – спросила я.

– Когда-нибудь хватятся, – сказал Райан. – А может быть, и нет.

– Ты часто гуляешь допоздна? – Я почувствовала укол ревности, хотя у меня не было на нее никакого права.

– Я много времени провожу на станции. Они наверняка решат, что я там, – пожарные мне как семья, я же говорил. А на станции подумают, что я дома. Мне восемнадцать. Я вообще-то… совсем недавно вырвал у родителей право на некоторую свободу. Пока я работаю и не попадаю в неприятности… я считаюсь взрослым человеком.

– Разве ты не с ними живешь?

– Они тоже пытались использовать этот аргумент, – пробормотал он.

Но он победил. Сложно представить такой же спор с моей мамой. Что бы она мне сказала. Что бы подумала. Она не разрешила мне даже поехать на награждение Райана. Но обратная сторона независимости заключается в том, что никто не будет тебя разыскивать.

Я стала судорожно искать нужный ящик. Но мне попадались только школьные принадлежности, детские безделушки и альбомы с фотографиями, которые хранились у мамы на компьютере, но она распечатала их на случай, если компьютер поразит вирус. Она не доверяла интернету и не хотела загружать их куда-то, чтобы нас можно было отследить. Кажется, она прочитала об этом в какой-то статье. О том, что в интернете можно все отследить. Все эти распечатанные фото засоряли нашу жизнь. Мы будто жили со своим прошлым, которое поджидало нас, запакованное в коробки.

– Тебе помочь? – спросил Райан, как раз когда я вздохнула с облегчением, потому что нашла нужные ящики.

– Вот они! – Я показала на ящики передо мной, в которых хранились принадлежности для экспериментов.

Райан подошел поближе, пока я доставала всякую химию – ничего сложного, по маминым словам. Полезные навыки на каждый день, которым она меня научила. Учебники и распечатанные из интернета инструкции. Помню, как она освобождала стол наверху, а на плите мы варили разные реагенты, как будто готовили завтрак. Наука – просто список ингредиентов, говорила она. Наука создает новое. Помню, как мы устроили фиолетовый дым во дворе, и я, окрыленная, что мы сами его создали, танцевала вокруг него, пока он не зашипел и не погас.

Я нашла свои старые тетрадки, рецепты, которые записывала, наблюдая, как мама проводит эксперименты.

– Келси? Это что такое? – Нахмурившись, Райан держал в руке баночку с предупреждением об опасности.

– Всякие вещества, – сказала я. – С уроков химии.

Он поставил баночку, открыл коробку рядом с ней и вытащил несколько проводов.

– А это?

– Электроника. С уроков физики.

Я стала собирать в кучу все, что нужно, посматривая на экраны видеонаблюдения на случай, если там появится какое-то движение.

– Поищи нитрат калия, – сказала я. – Кроме него, все есть.

– Келси, это ненормально. Ты же понимаешь?

Я пожала плечами:

– Я была на домашнем обучении. Это все для уроков.

Он отрицательно закачал головой:

– Это не домашний пластилин. Нас такому на химии не учили. И на физике тоже.

– Знаю. Поэтому я и репетитор.

– Келси, остановись. Посмотри на меня. Это ненормально.

В моей жизни вообще не было ничего нормального, тоже мне, удивил. Я представила, как мы с мамой стоим на кухне перед разложенными ингредиентами. Тебя заперли в подвале, и у тебя есть только это. Как будешь выбираться? Такое у меня было обучение.

– Это все небезопасно, – сказал Райан и попятился от ящиков. – Весь ваш подвал может загореться.

– Что? – Я отступила от ящиков, в которых только что так азартно рылась.

Огнеопасно. Легко воспламеняется. Что больше нравится. Все перечисленное. То есть от одной маленькой искорки весь дом взлетит на воздух. Теперь стало понятнее, зачем нужен замок на двери в подвал.

– Келси, у нас при подготовке был курс про опасные вещества. Вот это все небезопасно. Такие вещи нельзя держать в подвале.

Это небезопасно. Наверняка мама про это знала. Она наверняка не позволила бы мне играть с этими баночками в детстве, если бы это было так опасно.

– Но именно сейчас это наш единственный шанс.

По дому были расставлены огнетушители. Предосторожность. Страх. Но, возможно, не только это. Действительно ли настолько опасно было спать над всем этим?

Он кивнул:

– Хорошо. Будь осторожна. Мы должны быть осторожны.

Такими же словами меня предупреждала мама. Райан принялся за дело, стал открывать коробки, вытаскивая содержимое и складывая обратно. Наконец я нашла знакомый контейнер.

– Нитрат калия, – сказала я, направляясь к лестнице. – Пойдем.

Райан пошел за мной, но возле лестницы остановился и оглянулся назад. Мне не нравилось, как он смотрел на подвал, как будто здесь таилась опасность. Ведь речь о моей маме. Моей маме. Но я вспомнила тайник под полом в убежище. Паспорта. Она, но не она. Я, но не я. Две незнакомые личности.

Райан выглянул из окна, а я включила плиту в темной кухне. Как только загорелся газ, я вытащила сковородку и стала смешивать ингредиенты. Райан смотрел на меня с противоположной стороны комнаты и как будто не узнавал – так на меня иногда смотрела Анника, словно наши миры настолько далеки друг от друга, что совершили почти идеальный круг и столкнулись опять.

– Прости, – выпалила я.

– За что?

– Тебя вообще здесь не должно быть. Мне очень жаль.

Он покачал головой. Подошел на шаг ближе:

– А мне нет.

К горлу подступили слезы.

– А зря. Но я тебя вытащу, обещаю.

– Нас, – сказал он.

– Да.

– Ты удержала нас на одних своих пальцах, – прошептал он. – Я в тебе не сомневаюсь.

Я взглянула на него, на то, как свет от плиты отражался в его глазах, словно пламя. А что он увидел в моих глазах?

– Пойду посмотрю на мониторы в кабинете, – сказал Райан. Его губы тронула слабая улыбка. – Поверить не могу, что твоя мама научила тебя делать бомбу, – сказал он с восхищением.

– Дымовую шашку, – поправила я.

Маленькая ложь. Ложь во спасение. Безопасная ложь.

Глава 17

Усилием воли я успокоила руки, влила приготовленный раствор в рулон бумажных полотенец и вставила фитили, каждый длиной со шнурок – прохладная жидкость охлаждала вспотевшие руки. Я действовала инстинктивно. Мышечная память. Всему меня научила мама, это была моя вторая натура.

О многом из того, чему мама меня научила, я не должна была никому рассказывать. «Осторожно», – говорила она каждый раз, когда я выходила из дома, и я знала, что она имеет в виду не только мою безопасность. Все это – симптом паранойи. Стоило ей увидеть в новостях какую-нибудь жуть, и она сразу учила меня, как от нее защититься.

«Ищи выходы», – говорила мне она после репортажа о пожаре. Заставляла меня вставать в каждой комнате нашего дома с закрытыми глазами и спрашивала: «Где ближайший выход?» И я должна была перечислить все выходы – и двери, и окна. «Чаще всего люди погибают, потому что пытаются убежать через привычные выходы», – говорила она, о чем, скорее всего, прочитала на каком-нибудь сайте.

Однажды в новостях рассказали о вооруженном взломе, и у нас был урок «как разоружить человека». На какие суставы нужно нажать, чтобы, каким бы сильным ни был противник, запястье подалось, и оружие выпало. Если бы ее такому научили в детстве, это изменило бы ее судьбу? Возможно, так она пыталась не допустить, чтобы то, что случилось с ней, произошло со мной.

«От страха больно не бывает», – обещала она. От нее я научилась страху, чтобы не стать жертвой, как она. «Тебя заперли в багажнике машины. Тебя бросили в подвал. Ты потерялась в лесу». Я росла, понимая, сколько всего ужасного может со мной произойти. Понимая, что можно планировать, а что нет. На меня могут напасть. Меня могут похитить. Я могу погибнуть от чего угодно. Меня могут где угодно спрятать. Но мне кажется, я знала, чего она боялась больше всего: что однажды я пропаду, как она, а когда вернусь, то буду уже совсем другим человеком. Так что ничего серьезнее дымовой шашки я никогда не делала. Но я знала, как устроить взрыв.

Я попробовала припомнить инструкцию на случай, если до этого дойдет. Представила, как она сидит скрестив ноги на полу подвала, а все материалы разложены перед ней.

– Смешай вот эти элементы и вставь фитиль… И вуаля! – Секрет, переходящий от матери к дочери. Как идеальный способ подвести глаза.

– Келси! – донесся крик из маминого кабинета, когда я крепила шашку в держателе.

Бледное лицо Райана озарилось свечением мониторов, на которые он уставился. Он повернулся ко мне, вытаращив глаза, как тогда, когда мы падали.

– Они вошли в ворота, – сообщил он.

Горло сдавило, будто арканом, и, положив руку на шею, я дважды сглотнула, прежде чем набрать воздух.

– Где? – наконец спросила я, встав рядом с ним.

Изображение на экранах было слишком зернистым – ничего нельзя было разглядеть. Но затем тучи раздвинулись, выглянула луна, осветив смутную тень – она стояла прямо у дома. И тут все тени показались такими близкими, будто пауки заползали по коже. Они прямо тут, за стеной, выискивают трещины. У меня вырвался сдавленный крик.

Я нащупала руку Райана, наши пальцы переплелись, и я потянула его за собой, пока мы не вышли из кабинета и не дошли до середины дома. Он медленно повернулся ко мне, и я приложила палец к губам, не зная, видит он меня или нет. Я поднесла его руку к моей, чтобы он почувствовал, что происходит. Наши руки дрожали.

В тишине я прислушивалась к любому движению. В темноте, за стеной, эти тени могли быть где угодно. И тут раздался звук, и я резко повернулась ко входу. Кто-то шатал дверь, поворачивал ручку и искал слабые места. Привыкая глазами к темноте, я слушала, как металл бьется об металл. Если они войдут… С самого рождения я думала, что это невозможно. Только не в этом доме. Ведь у нас три линии защиты, замки, решетки на окнах. Сигнализация, мобильный и стационарный телефон. Ведь мама всегда здесь, и она точно знает, что делать.

– Через сколько будет готово? – прошептал он.

– Скоро, – сказала я, проверяя смесь в двух разных сосудах. Почти высохли.

Он протянул мне какой-то черный предмет:

– Я нашел телефон твоей мамы.

Я провела пальцами по телефону, чтобы убедиться, что это не обман зрения. Он был больше моего, громоздкий, с толстой резиновой антенной наверху и массивной кнопкой сбоку. Я затрясла головой:

– У мамы нет мобильного. Где ты его нашел?

– В глубине выдвижного ящика у нее под столом, – ответил он.

– Пробовал по нему звонить?

– Да, пробовал. – Райан покачал головой. – Глухо. Не работает.

Я провела пальцами сбоку и нащупала большую кнопку. Я нажала, но ничего не произошло. Сзади и нашла рычажок, который открывал какой-то отсек. Я сжала устройство в руке.

– Это не телефон. Это рация. – А вторая рация лежала где-то в моей комнате с самого детства. Если я шла куда-то одна, то всегда брала ее с собой. – Батарейки, – сказала я, вытащив сзади квадратную панель.

Я полезла в кухонные ящики за батарейками нужного размера. Схватив сразу несколько, я принялась вставлять их наугад. Одна из них защелкнулась, и я добавила вторую такого же размера, а затем перевернула их правильными полюсами, после чего послышался треск помех. Я зажала кнопку сбоку, и устройство щелкнуло. Я уставилась на Райана.

– Повтори, – велел он.

Большим пальцем я нащупала диск и покрутила его вверх на случай, если это громкость. Потом нажала кнопку сбоку и сказала:

– Прием? – Я отпустила кнопку, прислушалась к треску помех. – Есть кто-нибудь? – снова позвала я.

Снова треск, как помехи, но на этот раз было что-то еще, будто там раздавались голоса, но их было очень плохо слышно. Я прокрутила диск, переключая станции, но каждый раз помехи, помехи, помехи. Выше, ниже, то визг, то шепот. Я добралась до станции без помех и попробовала снова:

– Пожалуйста. Если меня кто-нибудь слышит, пожалуйста, ответьте. Мне нужна помощь.

Мертвая тишина. Ничего. Я переключила станцию.

– Пожалуйста. Если кто-то меня слышит, меня зовут Келси Томас, я живу на Блэкберд-Корт, улица Стерлинг-Кросс, и мне нужна помощь. Пожалуйста. Позвоните в полицию. В дом пытаются забраться, мы заперты.

Райан подошел ближе.

– На перспективу, – сказал он.

– Все, чем мы занимаемся, – на перспективу, – прошептала я.

Снаружи что-то свистнуло, будто прорезав воздух, а затем стукнуло за шторами гостиной.

– Это что? – спросил Райан.

– Камень? – спросила я скорее себя.

Я представила, как человек на той стороне швыряет камни в стекло, проверяя его на прочность. Один из нас должен убедиться в этом. Один из нас должен отодвинуть шторку… И конечно, это будет Райан. На корточках он добрался до угла, пригнув голову к стене, отодвинул шторку и тут же отскочил от окна. Шторка закрылась, а он отвел голову и сел на колени, уставившись в точку.

– Что? – спросила я. – Что такое?

– Не знаю, – ответил он. – Иди сюда.

Я опустилась рядом с ним на колени, и он отодвинул шторки: темные деревья, яркая луна и крошечные трещинки в углу окна, как лучики паутинки, замерзшей вокруг…

– Это что, пуля? – спросила я.

Мы оба вытаращили глаза.

– Похоже, да. – Он отскочил от окна. – У вас пуленепробиваемые окна? Какого черта у вас пуленепробиваемые окна?

– Не знаю! – сказала я. – Мама…

«Моя мама – параноик», – хотела сказать я. Но уже и сама не была так в этом уверена. Электричество отключили. В окно стреляли. Мама пропала. Дом пытаются взломать. Все эти штуки больше не казались таким уж безумием. Мы в самом безопасном месте.

– Они не могут залезть в дом, – сказал Райан, не веря собственным словам, и рассмеялся, как я в машине над пропастью, когда поняла, что меня пытается спасти мальчишка из моего класса по математике, у которого нет ничего, кроме обвязки и надежды. Он схватил меня за руку, притянул к себе, чтобы я почувствовала, как сильно бьется его сердце. – Не могут, – повторил он. – Настоящая крепость, – сказал Райан и, возможно, был прав.

Видимо, мама прекрасно знала, что делала. Видимо, все эти годы, когда мне казалось, что я должна ее прятать и защищать, она просто ждала, ждала вот этого и отлично знала, как меня защитить. Прямо сейчас она как раз меня и защищала.

Я снова посмотрела на окно и на застрявшую в стекле пулю. Они стреляли в угол. Чтобы его разбить. Но у них не получилось.

– Правда, – сказал Райан, сжав меня в объятиях. – Сюда никто не сможет пробраться.

Я услышала шум у задней двери, но на этот раз сердце у меня не ушло в пятки. Дверь выдержит, потому что мама об этом позаботилась. Я вдруг почувствовала такую близость к ней, будто ее страхи больше не прятались от меня. Будто превратились в тени прямо за той стеной. И пытались ворваться внутрь.

Райан молчал, стоя, как парализованный, в центре комнаты, подальше от стен и окон. Но он стал спокойнее. Увереннее. Возможно, так же это действовало на маму. Бетонные стены, пуленепробиваемые окна, решетки и камеры. В итоге она почувствовала себя настолько защищенной в этих стенах, что стала бояться выходить за них.

– Так, – сказала я, возвращаясь на кухню. Вещество высушено, плотно упаковано, фитиль зафиксирован. – Все готово. Будем использовать по одной. Долго они не протянут.

Райан задумался.

– Так что нужно сделать? – спросил он. – Выбросить их из окна?

– Забросить на крышу, – объяснила я. – Как твоя рука?

– Нормально, – ответил он с улыбкой. – Одна рука точно работает.

Я представила крышу – где она была косая, а где плоская и ровная.

– Мамина спальня, – сказала я. – Жди моего знака.

Я поднесла к фитилю зажигалку для плиты. Со свистом загоревшись, шашка пустила желтые завитки дыма, которые змейкой поползли по столешнице на пол.

– Ее же будет видно через деревья? – спросил он.

– Надеюсь, – ответила я.

Будет ярко. Светит луна. Шашку точно будет заметно. Надеюсь, она заставит кого-нибудь прийти. Позвонить. Проверить.

В комнате запахло дымом, и Райан закашлялся.

– Иди, – сказала я.

Я раздвинула шторы и постучала кулаком по стеклу, чтобы они увидели. Чтобы они смотрели. Сердце ударяло по ребрам, и казалось, что я одновременно под защитой и уязвима.

– Сейчас! – крикнула я Райану.

Что-то ударилось об стену и медленно скатилось вниз. А затем по крыше потянулись тонкие струйки дыма, падая на окна, а затем во двор. Хоть бы один, наоборот, взлетел. Хоть бы Анника посмотрела наверх и увидела.

Когда Райан вернулся, шум у задней двери прекратился, и я подумала: а вдруг этого достаточно? Вдруг они уйдут? Я осмелилась глянуть между шторками. Я боялась, что за шторкой увижу чье-то лицо, но пуленепробиваемое стекло придавало мне смелости. А еще больше смелости мне придавал дым в небе. Как будто это была игра и я наконец-то сделала свой ход.

Телефон продолжал трещать. Райан смотрел на меня, как будто видел впервые. А мое сердце билось с сумасшедшей скоростью – в ужасе, но живое. В комнате все еще стояла легкая завеса дыма и пахло химикатами. Райан уткнулся лицом в просвет между занавесками, и его озарило свечение. Он уставился на яркий дым, как будто загадывая желание на падающую звезду.

Я подошла к рации, чтобы проверить, нет ли ответа, но там все было по-прежнему. Я взяла ее и стала переключать станции, повторяя одно и то же сообщение:

– Мы застряли в доме на Блэкберд-Корт на улице Стерлинг-Кросс. Снаружи вооруженные люди. Пожалуйста, пришлите к нам помощь.

Шум у двери прекратился. Но что-то началось на крыше. Удар. Скрип. Что-то опять покатилось – и дым перестал спадать сверху.

– Там кто-то наверху? – прошептала я.

– Я не вижу… О. Стена. Келси, там кто-то есть. Кто-то на стене.

Я отодвинула шторку подальше и увидела, что на задней стене за воротами, согнувшись и наклонившись вперед, сидит какая-то тень. Тусклый свет от соседнего дома осветил ее профиль и косматые волосы. Она повернулась, вытянула руку вверх, к небу, и я увидела в руке телефон.

– Анника, – ахнула я.

«Позови на помощь!» – хотела закричать я. Но тут же поняла, что она так высоко держит телефон, потому что тоже не может поймать сигнал. «Иди домой! – хотела закричать я. – Уходи. Позвони!»

Вдруг из-за другого конца дома показался яркий луч, описав широкую арку и привлекая ее внимание. Она встала на стену, расставив руки в стороны, как на гимнастическом снаряде, и прошла вперед. Луч остановился, а я распознала рев мотора.

Я улыбнулась – грудь пронзила надежда – и схватила Райана за руки. Они были холодные, слегка дрожали, а сам он шептал: «Все нормально». Я сжала их, пытаясь его приободрить. Около дома светили фары. Значит, приехала машина. Может быть, полиция. Может быть, ее вызвала Анника, а может быть, кто-то услышал сообщение по рации или увидел облако искр над моей крышей. Не важно почему. Главное, что помощь пришла.

Я рассмеялась от облегчения, и Райан улыбнулся мне в ответ, а руки его обмякли и расслабились. Я представила, как взломщики пытаются сбежать, и ринулась в кабинет, чтобы разглядеть и Аннику у заднего двора, и машину впереди. Сложно было что-то понять, потому что машина стояла у самых ворот и фары светили прямо на дверь. Свечение на экране было слишком ярким. Вдруг фары погасли, и из машины вышла тень. «Полиция», – подумала я.

Анника медленно двигалась вперед. На задней камере она жестикулировала и показывала на крышу, но вдруг застыла. Повернулась. Что-то закричала в темноте.

– Где они? – спросила я, поискав на экранах их тени. – Где же они?

Анника застыла на стене. А человек у ворот приблизился ко входу. Взломщиков не было видно. Может быть, они на крыше? Внутри за забором их не было видно. Человек у ворот поднял руку к лицу, закрывая глаза от дыма, и в свете луны я разглядела его лицо.

Широко открытые глаза, смущенный взгляд, такой знакомый. Коул. Анника пошла к нему, но вдруг остановилась и взглянула через плечо. Коул взялся за решетку забора и смотрел куда-то вверх. Он поднял свой телефон, как только что Анника, и показал им на небо. Никто из них не видел, как я, тени, которые приближались к ним за забором.

Все это время мы с Райаном следили за происходящим из кабинета, но теперь побежали к переднему окну и уставились во двор через занавеску. Теней не было видно, но они находились рядом.

– Они оба теперь за воротами, – прошептала я, но Райан не ответил.

Он наклонился к окну, руками уткнувшись в стену. Анника по стене прошла к переднему двору и позвала Коула. Я не слышала, о чем они говорили, но оба махали руками, а затем Анника снова застыла, как олень, попавший под колеса. Она протянула Коулу телефон, а он протянул ей свой. Они оба завертели головами. Анника спрыгнула со стены, подошла к Коулу.

Слева к Коулу приблизилась тень, и они оба повернули головы налево. Они увидели. Их увидели. Все застыли.

– Бегите, – вырвалось у меня.

Райан прохрипел что-то нечленораздельное. Он уставился на меня, как в машине в момент перед падением. Как будто мы все еще падаем. Ощущение было точно такое же. Пальцы пытаются за что-нибудь зацепиться – ногти, натянувшаяся кожа. Любой из нас мог утащить второго на дно.

– Что делать? – спросил он.

Простой ответ – открыть окно, крикнуть им, чтобы убегали. Молиться, чтобы они добежали до машины и уехали, прежде чем их схватят, а затем закрыть окна, чтобы никто не пробрался внутрь. Но был вариант еще проще: ничего не делать.

Я тяжело вздохнула. Воздухом обожгло горло. Райан кивнул. Я кивнула в ответ. Мы уже знали, что делать. Оба. Больше всего в этот момент я боялась – и Райан, думаю, тоже – не того, что чужие люди заберутся в дом. Мы боялись, что нам придется смотреть, как они будут что-нибудь делать с ребятами, пока мы бездействуем.

Я побежала на кухню, схватила вторую шашку и поднесла фитиль к пламени. По дому закружились завитки дыма. Я ввела код, чтобы отключить сигнализацию, – послышался слабый гудок, и Райан поморщился. У главной двери я нажала кнопку, чтобы открыть ворота, и тяжело вздохнула, пытаясь успокоить нервы. И тут я вдруг поняла, что имел в виду Райан, говоря, что залез ко мне в машину не из смелости. До меня дошло, почему он воспринял медаль за отвагу как укор, булавка значка царапала его сердце, словно пауки, ползающие под кожей…

Потому что не смелость заставила меня распахнуть входную дверь в морозный воздух, в котором может произойти что угодно. А страх.

Глава 18

Не бойся. Все хорошо.

Райан стоял рядом со мной у распахнутой двери, и мы оба не решались выйти за порог. Металлические ворота медленно механически открывались. «Быстрее, – подумала я. – Пожалуйста». Повеяло холодным ночным воздухом, и я тяжело вздохнула. По полу густым туманом расстилался дым – кислотно-желтый, сбивающий с толку.

Изо всех сил я швырнула шашку к открывающимся воротам. Она вертелась в воздухе, оставляя за собой дым, и я заорала: «Бегите!» Коул и Анника скрылись из вида, темноту пронизывал легкий туман – я надеялась, что взломщики тоже не смогут их разглядеть. В последний раз я видела их обоих за воротами. Это означает, что Коул и Анника находились ближе к дому. Они могли добежать.

Сердце бешено билось о ребра. Вдруг Райан резко схватил меня за плечи, так что я пошатнулась, и потащил назад.

– Отойдите от двери! – заорал Райан. – У них пистолет!

Мы оба рухнули на пол, затянутый дымом, а затем я присела на корточки, пытаясь разглядеть происходящее. Из клуба дыма прямо на нас вылетел Коул – растерянный, но одновременно сосредоточенный. Он ввалился в дом, где вокруг нас плясал желтый дым, и прежде чем он открыл рот, я закричала:

– Где Анника? Девушка! Где она?

– Побежала в другую сторону, – ответил он. – Что тут…

Как только Коул закрыл дверь, послышался удар, но я уже развернулась и побежала к окнам гостиной. Распахнув занавески, я увидела, как тень Анники мелькнула на стене и рванула к дому.

– Черт возьми, Анника, – прошептала я.

Она снова залезла на стену и бежала к заднему двору. А у них был пистолет. Блин.

– Бегите в подвал! – крикнула я Райану и побежала к задней двери.

Я нажала на кнопку, чтобы задние ворота тоже открылись – они уже выкопали еще один проход, так что какая разница, – и толкнула дверь, в ужасе оттого, что дым нас не просто не спасет, но и поможет убить мою лучшую подругу. Она была тенью на стене, а я была тенью, спрятанной в дыме и других темных тенях.

– Анника! – закричала я настолько громко, насколько осмелилась. – Слезай со стены!

Я шагнула на задний двор, под ногами шуршала трава и опавшие листья. Я потянулась к подруге, хотя она стояла через двор, у ворот.

– Анника, – снова позвала я, еще громче. – Пожалуйста.

Вдруг она что-то увидела – судя по тому, как попятилась назад, что-то неожиданное. Она спрыгнула, и тут ее тень исчезла за стеной и высокими кустами. Я боязливо кралась, удаляясь от дома. Держась в тени, медленно дыша и прислушиваясь к движениям. Пытаясь вспомнить, где я видела остальных последний раз…

И тут она стремительно метнулась в просвет между воротами и, схватившись за решетку, попыталась захлопнуть их за собой.

– Беги! – заорала я.

Оглядываясь, она подошла, замедлила шаг. Вокруг нас ночь и тишина. Ее дыхание, мое дыхание, лента в волосах развязалась и упала ей на плечо. Я схватила Аннику за руку и потянула в дом. Она бежала за мной, спотыкаясь. В горле застрял кислый ком. Может быть, от дыма.

– Быстрее, – прошептала я похолодевшими губами.

Она побежала быстрее, отчаянно задыхаясь, и мы скользнули в открытую заднюю дверь. Захлопнув, я заперла ее на замок трясущимися руками. Потом прислонилась к ней спиной, пытаясь унять дрожь в руках и ногах и отдышаться в задымленном воздухе. В доме стояла тишина, не считая треска и помех из рации на кухонной столешнице. Аннику наконец настиг шок от происходящего, и она закрыла рот руками.

Отняв ее руку ото рта, я переплела наши пальцы и повела подругу через дым, чтобы снова запустить сигнализацию. Но тут, закружив дым, подул холодный ветер. В просвете между дымом я увидела, что входная дверь слегка приоткрыта.

Нет. Нет! Я же закрыла дверь? Мы ее заперли? Райан? Нет, Коул же должен был… я слышала звук. Мы ее заперли? Я застыла, Анника тоже, будто я заразила ее своим страхом. Может быть, это Райан или Коул побежали закрыть дверь… пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… или… Перед окном прошла какая-то тень, внутри дома, и направилась к маминой комнате. Кто-то пробрался в дом.

Анника тяжело вздохнула, и я сильнее сжала ее руку, чтобы она не шумела. Мы стояли ближе к двери в подвал. Было темно – если побежим, то успеем. Если только они не услышат нас.

Рация лежала на столешнице, я взяла ее и убавила звук. Дерись или беги, Келси. Беги. Уткнувшись лицом в волосы Анники – жесткие кудри щекотали мне щеку, – я прошептала:

– Нам надо в подвал. Не останавливайся.

Я стала осторожно красться по коридору в сторону подвала и услышала, как кто-то со скрипом открыл дверь на противоположной стороне. По крайней мере, они в другом конце дома. Сейчас или никогда. Я повернула ручку, и в тишине звук прозвенел, как эхо. Шаги застыли. Я тоже. С противоположных концов дома мы прислушивались друг к другу.

Тишина. Ни шороха. Слабое дыхание. Пальцы Анники были холодные и липкие, мое сердце лихорадочно стучало. Я хотела пойти дальше, но ноги не слушались. Я не знала, что делать. Бежать в подвал или к входной двери? Спрятаться внизу или рискнуть и выскочить в необъятность?

Прими решение, Келси. Но его приняли за меня. Через главную дверь вошел мужчина – между нами ничего, кроме дыма. Он уставился на меня широко раскрытыми глазами, а я уставилась на него. Он был весь в черном, на голове капюшон – высокий, большой, весь в тени, не считая глаз и изогнутого вниз рта.

– Кел…

Дернув ручку, я распахнула дверь в подвал и потащила Аннику за собой, захлопывая за нами дверь. Мы сбежали до середины лестницы, когда дверь снова открылась, я закричала: «Пошли, пошли, пошли!» – и мы разом перескочили большую часть ступенек.

Перед нами горел свет, два человека с фонариком, и я поймала взгляд Райана, когда он толкал Коула в убежище. Я врезалась в Райана и вместе с ним ввалилась внутрь, захлопнув за собой дверь. Послышался щелчок – с той стороны на дверь навалилось тело. Все подскочили, а Анника взвизгнула. Из глаз ее лились слезы. По полу покатился фонарик, освещая лучом комнату. Кроме него единственным источником света были мониторы вверху.

Райан навалился на дверь, но это было не нужно. Мы оказались заперты внутри. А они снаружи. В дверь что-то ударилось. Что-то металлическое. Мы с Анникой отпрянули к задней стене и прильнули к полкам, как будто это что-то меняло. Если незваные гости что-то и говорили, мы их не слышали – нас разделяли сталь, кирпич и дерево.

– Мы в безопасности, – сказала я, как сказала бы мама: начинаем с безопасности и оттуда планируем дальше. – Они не смогут нас достать. Не смогут. Не смогут. Мы в безопасности.

Коул застонал и опустил прижатую к боку руку. Он дико уставился на меня – глаза выпучены, лицо измождено.

– Все нормально, – успокоила его я.

Но затем он потянулся рукой к полке у него за спиной, дернулся, и я увидела струйку крови там, где он схватился. Я застыла, меня стало мутить. Я схватила его за руку. Ощутила теплую кровь и, проследив за струей, увидела кровавый след на его боку. Я ахнула.

– Келси? – произнес он.

Мое имя прозвучало так, будто у него была какая-то глубокая живая история. Не так, словно он о нем и не вспоминал последние три года. Не так, словно его можно было стереть пожатием плеч, как было в реальности. Будто между нами все еще сохранялась связь. Он запнулся, и я потянулась к нему, а он, навалившись, чуть не сшиб меня с ног.

– О боже! – выдохнула я, а потом осторожно положила его на землю, приговаривая: – Все хорошо, все хорошо. – Мой голос отражался эхом от стен, как злодейское заклинание.

Глава 19

Я положила ладонь на руку Коула, прижатую к животу, почувствовала, как он дрожит, его теплую кровь. Белки его глаз мерцали от света мониторов. Остальное – темнота.

– Коул, – прошептала я, но даже шепот отразился эхом. – Все будет хорошо.

– Что с ним? – спросила Анника.

Она подняла фонарик и направила его прямо Коулу в лицо. Коул посмотрел на свои руки, покрытые чем-то темным и мокрым, и пятно, расплывающееся у него на рубашке. Взяв его за подбородок, я повернула Коула лицом к себе.

– Не смотри, – сказала я. – Все хорошо.

Ложь во спасение. Простая ложь. Осторожно. Паника только все испортит. Страх заберет все силы. Я взглянула через плечо, чтобы привлечь внимание Райана, но он уже снял рубашку и рвал ее на куски.

– Дай посмотрю, – сказал он, склонившись рядом со мной в белой футболке и брюках.

Коул оперся на полки, и я убрала руку, случайно приподняв край его футболки. Райан вздрогнул и быстро закрыл рану натянутой тканью.

– Так тот шум наверху, – сказала я, – выходит, это не входная дверь?

Райан покачал головой и протянул мне кусок ткани.

– Закрой плотнее рану, – сказал он.

– О боже! – выдохнула Анника. – В него что, стреляли? Что тут вообще происходит? – Она посмотрела вокруг. – И где мы?

– Мы не знаем, что происходит, – сказала я, пригибая Коула к себе, занимая руки, чтобы успокоить нервы. – Они тут недавно, наши телефоны не работают, и мы пытались позвать на помощь. Дым сделала я. А потом появились вы и не заметили, что они хотели вас схватить…

Райан зажмурил глаза:

– Ты сказала «подвал», и мы побежали, я просто не успел сообразить… Дверь. Я запаниковал. Прости…

– Нет, ты не виноват…

– Виноват, – возразил он, сильнее прижимая руку к ткани.

Я затянула узел на поясе, и Коул тяжело вздохнул. Потом положила руку ему на плечо и сжала, чтобы его приободрить. За дверью послышался удар: какое-то орудие, пистолет или взрыв – это могло быть что угодно. Анника застонала.

– Все нормально, – твердила я. – Это убежище. Сюда никто не сможет пробраться.

Я вытерла руки о джинсы, но на них все равно осталась кровь Коула. Руки задрожали, и я сжала их в кулаки. Потом встала и со слепой надеждой подошла к мониторам.

– Ну же, – сказала я.

Анника встала рядом:

– Это снаружи?

– Да, – ответила я. – Кто-нибудь наверняка что-нибудь увидел. Или услышал. Мы не можем торчать тут одни.

Мы не одни, мы не в ловушке, мы не умираем. Я мысленно прошлась по списку, хотя на самом деле мы были одни, в ловушке, а Коул истекал кровью на полу… Я посмотрела на Коула, затем на Райана – в его взгляде читалось отчаяние, и до меня дошло, что он что-то знает про рану Коула, чего не знаем мы.

– Кто-нибудь придет, – сказал Райан. Но затем, когда думал, что никто не смотрит, изо всех сил зажмурился.

Во рту снова появился кислый привкус, почти тошнота. Я прокашлялась и глотнула воздух. На затылке выступил холодный пот. Я поняла, что меня сейчас стошнит прямо тут, в убежище.

В дверь опять что-то врезалось, Анника подпрыгнула. Уронила голову на руки.

– Надо было бежать к машине, – прохрипела она. – Мы в ловушке. О боже, мы в ловушке, а они… – Она замолчала. Но мысль осталась: они в сантиметре от нас. Прямо за стеной. И нам некуда идти.

Я глубоко вздохнула, борясь с тем, что подступало к горлу. С усилием прогнала это чувство, закрыла глаза.

– Прости, но я не знала, что делать! – сказала я. Я никогда не знаю. Выбор сделать невозможно, и я то и дело делаю неправильный. – У них пистолет, ты была на стене, а мой дом как крепость. Я думала, так безопаснее.

Но, возможно, она бы выбралась, позвала на помощь и вытащила бы нас отсюда. Вместо этого я затащила ее в ловушку. Сколько жизней висело над пропастью из-за меня? Я пригласила Райана в дом, затащила сюда Аннику, позвала Коула…

– Как ты тут оказался, Коул? – спросила я.

Он вздрогнул, когда Райан надавил на рану.

– А ты как думаешь? Меня мама послала. Судя по всему, она не могла до тебя дозвониться после какого-то сообщения.

Он закашлялся, и Райан что-то пробурчал ему. Коул продолжил:

– «Просто забеги на секундочку, – сказала она. – Попроси ее мне позвонить, – сказала она. – Я переживаю», – сказала она.

Он говорил медленно, сквозь зубы. В его голосе звучала горечь, но меня осенило.

– Значит, если ты ей не позвонишь, она позовет на помощь, – сказала я, цепляясь за новую надежду.

Коул засмеялся, и этот смех напомнил мне его плач в детстве, когда он падал с качелей.

– Я не собирался к тебе ехать, – заявил он.

Я думала, на этом все. Что он злился на самого себя, что приехал. Но он продолжил:

– И поэтому я ей написал. – Он толкнул в мою сторону свой телефон.

На экране было открыто сообщение: «В Доме ужасов все нормально».

– Я сказал ей, что заехал. До того, как приехал сюда. Я соврал, потому что зачем пытаться помочь человеку, который явно не хочет твоей помощи?

Я поморщилась, но он продолжил, ничего не заметив:

– Но потом, конечно же, мне стало стыдно, потому что, если бы с тобой действительно что-то произошло, мы бы конкретно попали. Так что для собственного успокоения я решил все-таки заехать. – Он натужно попытался рассмеяться. Махнул в сторону. – И вот результат.

– Мне очень жаль…

Послышался звук влетающего в дверь предмета, и Райан широко раскрыл глаза.

– За нами ведь придут? – спросила Анника.

Я уставилась на Райана. Он уставился на меня и наконец произнес:

– Конечно.

Я достала рацию, включила ее, зажала кнопку сбоку и поднесла микрофоном ко рту.

– Мы застряли в подвале дома на Блэкберд-Корт, улица Стерлинг-Кросс. Снаружи вооруженные люди. Пожалуйста, пришлите к нам помощь.

В ответ одни помехи. Я переключила станцию, настроилась на самый чистый канал и повторила сообщение.

– Для ограбления в округе есть дома и получше. – Голос Анники дрожал в такт фонарику. – Без обид, конечно.

Коул сглотнул, прислонив голову к двери:

– Это не просто взлом. Они прямо тут, за дверью.

Все посмотрели на меня, и вдруг в дверь опять что-то стукнуло. Все подпрыгнули. Анника взглянула прямо на меня.

– Ты знаешь этого мужчину сверху? – спросила она.

Я подумала о человеке у входной двери, как он заговорил. Он назвал меня по имени…

– Нет, – ответила я.

Она сжала губы, и я повторила:

– Нет, Анника. Нет.

– Тогда зачем они пытаются залезть в дом?

Она глубоко вдохнула и закрыла рот рукой. Я чувствовала, что она вот-вот сломается. Подвал до отказа наполнился страхом и мог взорваться от любой искорки.

Потому что мама сбежала. Потому что они вернулись за нами. Потому что безопасность – всего лишь самообман. Но я судорожно пыталась придумать, что сказать Аннике. Любое другое объяснение. Я будто падала с обрыва и отчаянно пыталась ухватиться хоть за что-нибудь.

– Тут деньги, – наконец придумала я.

Откинув коврик, я показала ей съемную квадратную плитку. Открыв крышку, достала мешочки с наличными – по одному в руке. У Коула глаза на лоб полезли, а Анника взяла у меня один мешочек, расстегнула молнию и заглянула внутрь:

– Ни фига себе. Так ты не шутишь?

Райан покачал головой:

– Думаешь, им нужны деньги? Правда?

Он сверлил меня глазами, будто думал, что я не настолько глупа. Так и было. Анника взяла второй мешочек, пробежала пальцами по стопке купюр. Коул уставился на дверь. Никакого кодового замка. Только колесо и рычаг. Нужно лишь приложить немного силы.

– Я не хочу умирать из-за пары тысяч долларов, – прошептал он.

– Ты не умрешь, – утешала его я.

Но вопрошающе посмотрела на Райана. Потом повернулась к экранам. Чем дольше нет помощи, тем меньше вероятности, что она вообще придет. Райан заменил ткань на ране Коула – прежний кусок насквозь пропитался кровью. Он старался на меня не смотреть. Анника невольно усмехнулась.

– Это не пара тысяч. Тут не меньше двадцати тысяч.

Я напряглась, и все посмотрели на меня. Я пожала плечами.

– Мама не доверяет интернету, – сказала я, надеясь, что так и есть.

Коул вздрогнул, прищурился и кашлянул:

– У твоей мамы крыша поехала.

– Моя мама пропала!

Я закрыла рот рукой. Все пошатнулось, все не так. Я показала на дверь:

– Они…

– Хорошо, – кивнул Райан, отнимая мою руку ото рта. – Все нормально.

Я уставилась на него. Покачала головой. Нет, не хорошо, и он это знает. Райан снова опустился на колени рядом с Коулом.

– Хватит, – сказал он. – Тебе нужно успокоиться. Желательно не шевелиться. Не открывай рану.

Коул положил руку на бок, нажал на рану и скорчился от боли.

– Я просто говорю, странно прятать такие деньжищи в полу. Для вас, может быть, это не так много, – уточнил он, обращаясь ко мне и Аннике. – Но вот для меня и Бейкера…

По-моему, они не особо друг друга знали. Оба учились в выпускном классе моей школы, но вращались в совершенно разных кругах. Теперь я подумала, что, возможно, они встречались на каких-то уроках или вечеринках. Мне стало интересно, насколько хорошо они знакомы. Дом Коула точно нельзя было назвать маленьким. Возможно, он был даже больше нашего. Но его не переделывали в крепость. Это был классический двухэтажный дом средней полосы Америки, построенный по шаблону, и стоял он на улице с такими же домами, которая напоминала мне район, в котором мама жила в детстве и откуда ее похитили. Где жил Райан, я не знала. В статье было написано, что он из Пайн-Вью, но я не знала, где это. Все, что я знала о Райане, – это что в его семье было очень много пожарных. Гены, как он сказал.

Они оба разглядывали деньги. Даже Анника уставилась на них, как бы оценивая.

– Думаешь, им правда нужны деньги? – спросила она.

Райан посмотрел на меня, и я промолчала.

– Предложи им, – сказал Коул. – В любом случае предложи им деньги.

Я наклонила голову, взглянула на Райана, ожидая, что он придумает что-нибудь получше, и пытаясь прочитать выражение его лица. Сидя рядом с Коулом, он откинул голову к стене. Как будто уступив – то ли мне, то ли им, но не проронил ни слова.

– Он прав, – согласилась Анника. – Это большие деньги. Даже если они пришли не за ними, мы можем их переубедить. – Она протянула мне мешочки.

Могли ли такие деньги действительно кого-то переубедить? Заставить поменять свои планы? Видимо, да, раз они так на них смотрят. Я взяла у Анники деньги.

– Хорошо, ладно. И как мне их предложить? – спросила я. – Просунуть под дверью записку? «Уважаемые взломщики, возьмите деньги и уходите. Подпись: застрявшие в убежище».

Райан чуть не поперхнулся от смеха. Анника всхлипнула и снова чуть не разрыдалась.

– Не смешно. Келси, ты вообще серьезно? – Она смотрела на меня, как будто не узнавая.

Райан кивнул, глядя на меня с широкой усмешкой:

– А по-моему, смешно.

– Вы оба чокнулись, – фыркнул Коул. – Очнитесь. Оглянитесь вокруг! Я ранен!

Я закусила щеку, чтобы сдержаться. Согнувшись пополам, сжимая двадцать тысяч долларов, я изо всех сил старалась не расплакаться. Мама пропала, а мы застряли в этой комнатке, и мамин худший кошмар стоял прямо за стеной, в буквальном смысле. Я вспомнила лицо Райана, когда он увидел на окне след от пули. И как я смеялась, когда он принес в машину обвязку. Потому что внутри что-то ломается, замыкает твою эмоциональную сетку, и организм говорит: «Все. Хватит». Выясняется, что мы вовсе не чокнулись. Ни мама, ни я. Оказывается, есть причина, почему мы так живем. Все наши страхи обоснованны. Для них была веская причина. Когда за тобой действительно охотятся, это не паранойя. Мы с Райаном начали забывать, где находимся, и я поняла, как мама могла забыть о своем похищении. Ты отключаешься. Переносишься подальше отсюда.

Я прошла через комнату и взяла Райана за руку. Он поднялся с моей помощью, встал рядом со мной, и я перестала думать о стенах, крови и взломщиках. Все, хватит. Я хотела заставить Райана снова улыбнуться. Даже если для этого придется сказать полнейший абсурд. Я еле сдерживала вырывающийся бредовый смех.

Зажав кнопку на рации, я произнесла:

– Эй, взломщики!

И Райан расплылся в улыбке, чуть склонив голову. Мы перенеслись куда-то далеко. Были не здесь. Будто переписывались, отправляли друг другу фотографии – застывшие мгновения со скрытым подтекстом.

– У меня для вас предложение, от которого нельзя отказаться.

Отжав кнопку, я опустила руку, а Райан улыбнулся так, что у меня сжалось сердце. Как будто он не застрял в комнате, из которой невозможно выбраться. Как будто от меня не зависела жизнь трех человек. Он сделал шаг в мою сторону, и тут из рации у меня в руке сквозь помехи раздался низкий голос:

– Мы слушаем.

Глава 20

Тишина была настолько оглушительной, что я почти слышала четыре сердцебиения. У меня задрожали руки. Комната вспыхнула от напряжения. Тени и страхи вернулись к жизни. Все уставились на рацию. По комнате пробежал мороз, и казалось, у всех сейчас изо рта пойдет пар. Райан положил руку мне на локоть, как бы предлагая забрать рацию. Но это был мой дом.

Я подняла рацию ко рту и зажала кнопку.

– Прием, – сказала я. Не вопрос. И не утверждение.

Послышались помехи, а затем:

– Что предлагаете? – Слова прозвучали сухо, осторожно, непроницаемо.

Я уставилась на Райана, Аннику, Коула.

– Давай, – сказал Коул.

– И что потом? – спросил Райан. – Отдадим им деньги и просто поверим, что они уйдут и оставят нас в покое?

– А как отдать им деньги, не открывая дверь? – спросила я.

– Есть идеи получше? – спросил Коул.

На полу около него натекла небольшая лужа крови, но он ее, видимо, не замечал. Возможно, от болевого шока он уже ничего не чувствовал. Анника грызла ногти, уставившись на дверь. Идей получше у меня не оказалось. Зажмурившись, я зажала кнопку на рации.

– У нас есть деньги, – сказала я. – Около двадцати тысяч. Если вы уйдете, они ваши. Мы оставим их за дверью, но вам придется подождать наверху. Мы будем наблюдать за вами по камерам. Снаружи. Пока вы не выйдете, мы не откроем дверь.

Мы ждали, слушая помехи. Ответа не было. Тишина растянулась и как будто стала реальной, заполнив щели, напрягая мышцы и доводя до предела нервы.

– Они, наверное, думают, – сказала Анника, переминаясь с ноги на ногу и царапая каблуком бетонный пол. – Может, обсуждают, как разделиться.

Райан покачал головой:

– Нет, глупая была идея. Ничего не получится…

– Считаешь? – спросил Коул. – Ну а как же получится, Бейкер? Просвети-ка нас. Будь добр.

– Хорошо, – сказал Райан, повышая голос. – Во-первых, не стоит подкупать взломщиков, которые пытаются проникнуть в твой дом. На что мы рассчитываем? На их порядочность? Они скажут: «Конечно, договорились. По рукам».

Эта версия Райана мне не нравилась: он перестал надеяться на лучшее. Спустился с небес на землю. Снаружи были люди, мы внутри, Коул истекает кровью, а эти люди никуда не уйдут. У них оружие, а у нас ничего.

– Знаешь, что глупо? – спросил Коул, уставившись на меня. – Предлагать им подождать снаружи, Келси. Они решат, что мы хотим сбежать. Нельзя выставлять требования, когда ты в ловушке!

Я слышала отчаяние в его голосе. Его охватила паника. Он стал чаще дышать, рука, которой он закрывал рану, задрожала.

– Он прав, – поддержала Коула Анника. – Мы заперты в подвале. Шансов у нас не много.

– Это не подвал, – заметил Коул, пытаясь повернуться к ней. – Знаешь, что это? Это комната страха. Мне про нее мама рассказывала.

– Хватит, – отрезала я. И этот взгляд: «Я знаю, я знаю, я знаю, кто ты на самом деле».

Анника наклонила голову. Посмотрела на лак на ногтях, как она делала, когда нервничала. Взглянула на Коула из-под растрепавшихся, спадающих на лицо волос. Затем снова на меня, будто видела меня впервые. Она часто так смотрела на незнакомых людей – губы чуть сжаты, блуждающий взгляд, будто мысленно их оценивает. Раньше меня это веселило, мне нравилось быть на стороне «своих». Но теперь она смотрела так на меня, и неизвестно, что видела.

Ссору прервал треск рации:

– Контрпредложение.

Опять этот голос. Низкий, неторопливый. Я представила, как рот говорящего шевелится, произнося мое имя…

– Ответь что-нибудь, – сказал Коул.

Я медлила, ожидая других мнений. Хотелось подтверждения, но все молча ждали, а рация лежала у меня в руке. Три лица мерцали, отражая свет от экранов и одинокого фонарика. Я поднесла устройство ко рту и спросила:

– Какое?

Снова тишина, и я уже собиралась повторить вопрос, как раздался гудок передатчика.

– Отдайте нам деньги. И Келси Томас. Тогда мы уйдем.

Из его уст мое имя прозвучало как яд. Все посмотрели на меня, все внимание только на одно требование – выдать меня, им нужна была я, и до ребят наконец дошло то, что Райан подозревал уже давно. Эти люди здесь не из-за денег, и это вовсе не ограбление. Этот человек произнес мое имя у двери, потому что они пришли сюда за мной. Все это из-за меня.

Райан вышел на середину комнаты, будто готовился к взрыву, но не знал, в каком углу он произойдет. А я смотрела только на Коула – он уставился на меня и зажатую в моей руке рацию, из которой доносился непрерывный треск помех.

– Нет, – заявил Райан. – Скажи им нет.

Анника отрицательно замотала головой, слишком быстро.

– Ни за что, Келси. Ни за что. Если мы откроем дверь, они нас убьют. Посмотри на него, – показала она на Коула.

Но я и так на него смотрела. На кровь, которая капала через самодельный бинт и рубашку. На жизнь, стекавшую на холодный подвальный пол. Он уставился на меня, и я поняла, что он думал о том же, о чем и я.

– Одна жизнь за три, – сказала я.

– Нет, – повторил Райан, а Анника не переставая мотала головой.

Я увлекла Райана в угол, повернувшись спиной к Коулу.

– Он умрет? – спросила я.

Райан закрыл глаза и некоторое время молчал.

– Не знаю, – ответил он. – Я не медик.

– Но как ты думаешь?

Он стиснул зубы:

– Я правда не знаю. Ну, наверное, если не остановить кровотечение, это возможно.

– А ты можешь его остановить?

– Да я пытаюсь, – сказал он.

Я тронула его за руку:

– Посмотри на него.

Но вместо этого он посмотрел на меня. Из угла донесся высокий голос Коула.

– Мы можем позвать на помощь, Келси. Если они нас отпустят, мы позовем на помощь.

– Нет, – отрезал Райан и поднял руки. – Ответ окончательный.

– Ой, извините, – съехидничал Коул. – Я не знал, что у нас тут диктатура.

На секунду я поразилась, что Коул вообще знает это слово.

– Нет, это тупость, – парировал Райан, и фасад спокойствия на его лице дал трещину. Его голос стал выше, а в воздухе повисло напряжение. – Думаешь, они ничего ей не сделают? Что у нас будет время позвать на помощь? Нельзя торговать жизнью людей!

– Но ты же торгуешь. – Коул поднял руку, показывая Райану ладонь, и даже в темноте было видно, что она вся в крови.

Сидя у двери, Анника смотрела то на меня, то на Коула. Казалось, она вот-вот заговорит, и мне стало страшно. Страшно, потому что про Эмму я тоже думала, что она моя лучшая подруга, а еще я думала, что нравлюсь Коулу, но они предали меня в секунду, за просто так. А теперь на кону стояла жизнь нескольких человек. Мы заперты в убежище. Мы в панике.

Ты отдашь деньги? Честь? А жизнь другого человека? Мне не хотелось знать ответ. Как не хочется смотреть вниз, когда висишь над обрывом.

Анника часто дышала. Руки тряслись. Силы ее покидали, и я представила, как она спрыгивает с каменной стены туда, где росли высокие кусты, несмотря на то что «там же змеи», а затем тянет меня к себе, чтобы убедиться, что у меня все хорошо. Я положила руку ей на плечо, и она вся напряглась.

– Все нормально, – сказала я.

И я правда так думала. Это нормально – хотеть безопасности. Быть готовым на все ради нее. Я поняла, почему для мамы это было так важно. И она была готова пожертвовать чем угодно ради безопасности. Я хотела, чтобы Анника знала, что уж кто-кто, а я понимаю: это нормально.

– Нет, Келси, – откликнулась она. – Нет.

И почему Райан на моей стороне? Просто делаю то, чему меня учили. Он дал присягу. Он должен спасать людей. Такая работа. Он не может бросить меня. Просто не имеет права. Но вдруг, в глубине души, он хотел бы? Это же природа человека. Самосохранение.

Я протянула рацию Коулу, потому что только он был готов это сделать. И отвернулась, надеясь, что в темноте никто не заметит наворачивающиеся на глаза слезы. Все, хватит.

Интересно, похоже ли это чувство на то, которое испытываешь, когда падаешь в пропасть. Ты сдаешься. Сначала приходит страх, а потом – долгое спокойствие. Пальцы перестают слушаться, порез слишком глубокий, хочется сдаться, а тело говорит тебе: «Хватит». И ты просто отпускаешь.

– Не надо, – сказал Райан, но я услышала гудок рации перед тем, как Коул произнесет роковое для меня сообщение.

– Ладно, и как мы это сделаем? – спросил Коул. – Гипотетически. Где гарантия, что вы отпустите остальных?

Послышались помехи.

– Положи рацию, – велел Райан.

– Нет, – огрызнулся Коул.

– Мне казалось, у нас тут не диктатура, – сказал Райан.

– Да, но сейчас меня не интересует мнение человека, который просто пытается с ней переспать.

– Я не пытаюсь…

– Нет? Ну так скажи мне, Бейкер, что ты тут тогда забыл? В этот дом никого не пускают, разве не так, Келси? В Дом ужасов допуска нет, и вот он, ты.

Что ты здесь делаешь? Тот же вопрос, что я задала Коулу.

– Я приехал поговорить с ней, – сказал Райан.

Логично, мило, и так и было. Он приехал поговорить.

Но что-то в выражении его лица, в том, как он прищурил глаза, заставило меня засомневаться. Хотя, может быть, дело в этой комнате. Так же, как мама видела во всем опасность, вместо того чтобы подумать, как нас защитить. Все зависит от угла зрения.

Коул захохотал.

– Да-да, конечно. И вы так разговорились, что ты неожиданно оказался внутри дома.

– Он уже уезжал, – вмешалась я. – Но тут я заметила, что в доме что-то не так, и он остался.

– Ага, чтобы проявить настоящий героизм, – не унимался Коул. – Как думаешь, Келси, зачем ему это?

Мне казалось, всему было простое объяснение. Райан поехал за мной до дома, потому что хотел позвать на свидание. Моя мама вела себя так, как вела, потому что без причины боялась всего на свете. Но теперь мне уже ничего не казалось таким очевидным. Даже это.

– Не слушай его, Келси, – тихо произнес Райан, но я уже не знала, чему верить. «Поговорим?» – сказал он мне тогда.

Из рации раздался голос:

– Пришлите ее сюда. Мы обещаем, что уйдем.

– Нет, – сказал Райан Коулу.

– Не тебе решать мою судьбу, – заявил Коул.

– Но ты тем не менее хочешь решить нашу?

– Ты хочешь, чтобы мы все умерли вместе с ней?

Анника опять застонала, закрыв лицо руками, а у меня задрожали пальцы, по спине пробежал холод – слова Коула эхом звенели по комнате и во всех нас. Умерли. Они думали, что мы умрем в этом доме. Мы застряли в ловушке, а снаружи какие-то люди пытаются нас достать. Чем еще все это может закончиться?

Я должна что-то сделать. Я должна. Но я чувствовала только ужас, слышала только мамины пугающие слова, и мне хотелось спрятаться за стенами, в тишине и покое, в безопасности. Но безопасностью тут даже и не пахло. Опасность была прямо здесь. В этой комнате. Все против меня. Такая правда может парализовать, уничтожить человека. Поэтому нам и нужен был этот дом. Четыре стены, ворота, замки – все это обеспечивало нашу безопасность. Именно поэтому в дом никого нельзя было пускать. Они собираются выставить меня отсюда.

За воротами возможно что угодно. Зато здесь, внутри, твои друзья могут вырвать тебе сердце.

Глава 21

Анника взяла меня за руку, словно хотела, чтобы я была в ней уверена. Только не она.

– Нет, – вымолвила она. – Если ты откроешь дверь, мы все тут умрем.

Она снова принялась передвигать ящики, расшвыривая их по всей комнате.

– Ну что такое? – обратилась она к остальным. А затем, вскинув в отчаянии руки: – Почему тут нет никакого оружия? Как такое возможно? Если это место должно защищать, тут ведь должно быть какое-нибудь оружие? Например, ружье?

Я поежилась.

– Ружья нет, – ответила я, повторяя то, что уже говорила Райану.

– Почему? – спросила она. – Если это место для защиты, то почему тут нет оружия?

– Не спрашивай, – отозвался Коул. – Не стоит ни в чем искать смысл. Правда, Келси вообще не должны были разрешать тут жить. Ты про это знала? Я это каждый день за ужином слушал, день за днем. Но мама не может собраться с духом и забрать ее. Говорит, что не хочет «отнимать дочь у матери, которая ее явно очень любит, несмотря на все свои проблемы». – Он поерзал на месте. – Келси, я читал мамины записи много лет назад. Знаешь, что там? Там абсурд. Год за годом, все эти сеансы… в них нет никакого смысла. Твоя мать врет, – выпалил он.

У Коула был доступ к нашим тайнам, и внезапно он стал действительно меня пугать. Я боялась того, что он знает и что скажет… Я дрожала, но не от страха.

– Серьезно, Коул? Серьезно? Думаешь, она зря боится? Тогда будь добр, объясни мне вот это. – Я показала на дверь трясущимся пальцем. – Она просто не помнит.

Он завертел головой, скорчив гримасу вроде ухмылки.

– Все у нее нормально с памятью. Ты так ничего и не поняла? Поэтому я и говорю, что там абсурд. Она все выдумывает. Притворяется. Но моя мама ее вычислила. В чем-чем, а в том, что твоя мама врет, она не сомневается.

Как только он заговорил, я затрясла головой и никак не могла остановиться.

– То, что с ней произошло, не выдумка. И наш дом – тоже не выдумка.

– Я не сказал, что она не боится, – не унимался Коул. – Я говорю о том, что она точно знает, чего боится. Но никому не рассказывает. И посмотри, к чему это привело.

Он врет. Это ложь, поэтому он лжец.

– Заткнись, – выкрикнула я.

Она, но не она. Я, но не я. Версии нас прямо у меня под ногами. Откинь коврик, подними плитку, расстегни мешочек и познакомься с новой собой.

Рука Райана на моем плече вернула меня на землю.

– В этом доме нет способа вызвать помощь, – произнес он. – Все только для безопасности внутри.

И Райан туда же. И он тоже. Видишь, Келси. Она не хотела никого сюда пускать. Она не хотела, чтобы кто-то знал, что она здесь. Она не хотела, чтобы сюда приезжала полиция. Фальшивые паспорта и ее ужас, когда она узнала, что в газете напечатали наши имена. То, что дата рождения в школьном архиве не совпадала с данными в полицейском отчете, которые им дала я. Кошмары с пауками. Она помнит. Мы прятались. И она отлично знала, от чего мы прятались.

Я сползла вниз по стенке под пристальным взглядом Коула. Я знаю. Я знаю, кто ты. А кто я? По правде говоря, я уже и сама не понимала. Девушка, которая не знает собственную мать. Без отца. Воспитанная в страхе и лжи, с историями, которые рассыпались, как карточный домик. Имена не совпадали с лицами, а даты не складывались в единую картину. Эту Келси Томас я не знала. Во мне зарождалось что-то опасное. Что-то зрело, твердело, принимало очертания.

– Газеты, – сказала я. – Они нашли нас из-за газет.

– Кто? Кто вас нашел? – спросила Анника.

– Те, кто похитил маму. Ее похитили, когда она была в нашем возрасте. И теперь они за нами вернулись.

Рот Анники приобрел форму идеального круга, и я подумала: «Ну почему я ей не рассказала?» Она моя лучшая подруга, и надо было давным-давно ей рассказать, кто моя мать и почему мы так странно живем. Но меня учили все скрывать. Я росла внутри тайны. Внутри лжи.

– Они нашли вас из-за газеты? – спросил Райан, побледнев.

– Мы должны это сделать, – сказала я, проигнорировав вопрос. – Раз они до сих пор здесь, значит, не уйдут просто так. Скорее всего, мама у них. Мне надо поехать с ними.

Там опасно. Зато там есть ответы. И где-то там моя мать. Единственный способ ее найти находится за этой дверью.

– В любом случае я этого не позволю, – сказал Райан и посмотрел на Коула, затем на Аннику. – Она спасла мне жизнь. Вы это знали? Удержала нас, повиснув на пальцах. Никто ее никому не отдаст.

Может ли один твой поступок определить, что ты за человек? Райан придавал столько значения одному-единственному моменту – нашему падению. Когда я удержала нас пальцами, как будто у меня был выбор. Хотя, видимо, был. Отпустить. Узнать, что находится по ту сторону. Но для этого Райану пришлось бы отпустить и меня.

– Это не я нас удержала, – сказала я. – Нельзя судить о человеке по одному поступку. Я понравилась тебе только из-за аварии. Но это была не я. Девушка в машине – это был кто-то другой.

– Из-за «Хижины», – произнес он тихо, пытаясь вести личный разговор в общественном месте. – Не из-за аварии.

– Что?

Он подошел ближе:

– Ты мне понравилась. И нравишься. Не из-за аварии. Ты нравилась мне и до этого, когда мы работали в «Хижине». Потому что ты была такая бесстрашная.

Я рассмеялась:

– Ты сошел с ума.

И ошибся. У «Хижины» было две функции: туда приходили поесть и развлечься посетители с годовым абонементом, а еще это был отель, но летом половина номеров пустовала. В наши обязанности входило регистрировать гостей, отвечать на вопросы и убирать со столов, когда было много народу. Незнакомые люди, неопределенность, постоянные перемены – все это меня ужасно нервировало. Только Райан был островом стабильности, помогавшим мне держаться на плаву.

Он сделал шаг ко мне, держа руки на весу, будто не зная, что с ними делать.

– Ты всегда делала то, что хотела. Не обращала внимания на всяких придурков. Не притворялась и не улыбалась, когда не хотела. Улыбалась и смеялась, только когда это было искренне. И вот ты улыбнулась мне… – Он опустил голову, будто вспоминая. – Ты не боялась просто быть собой. Тогда я наконец набрался сил и позвал тебя на свидание, и ты вроде согласилась, но потом передумала, и я запутался. Я решил, что ты просто из вежливости согласилась, хотя на самом деле не хотела.

– Нет, я так себя вела, потому что была в ужасе, – возразила я. – Это было настолько чересчур, что я не могла сообразить, как нужно себя вести в таких ситуациях. Это была абсолютная противоположность бесстрашию. Мне вообще все время страшно, – сказала я.

– Уверена?

Я раскрыла рот, чтобы ответить, но уже ни в чем не была уверена. Может быть, чувство, которое я все время испытывала, – не совсем страх… Может быть, я необъективна. Может быть, я не могу отличить одно от другого: желание что-то изменить и страх перед неизвестным. Возможно, и то и другое.

На полу рядом с Коулом потрескивала рация.

– Да, очень мило, – пробубнил Коул. – Но, может быть, не самое лучше время?

Но Райан не обратил на него внимания.

– Келси, я не тот, за кого ты меня принимаешь. Я не герой.

Что ты здесь делаешь? Такой вопрос задал ему Коул. Но неожиданно для самой себя я отказалась узнавать правду. По его лицу я поняла: он вот-вот станет другим человеком. Я почувствовала, как он меняется, как черты его лица ломаются, пока он говорит, а я этого не хотела. Как фотография мамы в паспорте. И моя собственная. Другая сторона, другая жизнь, тайна, которая вдруг вышла на свет.

– Не важно, – махнула рукой я.

– Это я сделал, – сказал он, прежде чем я его остановила.

Но в его словах не было никакого смысла. Что сделал? Он весь сжался, провел рукой по лицу.

– Это был я. Моя машина. Я ехал на станцию, было поздно, я свернул раньше, чем нужно, и оказался на встречке, совсем ненадолго.

У меня остановилось сердце, в голове вспыхнуло воспоминание. Свет фар. Выпавшая из памяти деталь: зеленый джип. Парень за рулем, выражение ужаса в его глазах…

– Я выправил машину, но было слишком поздно. Видимо, фары тебя напугали, ты вывернула руль и…

И упала. Как я могла такое пропустить? Он вызвался лезть за мной, спасать меня, а потом постоянно проверял, все ли у меня в порядке… все из-за чувства вины. Не из-за меня.

– О боже, – выдохнула Анника.

Видимо, я открыла рот, а лицо у меня вытянулось, потому что Райан помрачнел еще сильнее, чем когда впервые понял, что мы попали в ловушку.

– Да, – сказал он. – Я так и думал.

Он виноват, но все же…

– Но ты ведь за мной полез, – стояла на своем я. – Ты совершил ошибку, тебе было страшно, но ты рискнул и полез за мной.

Он покачал головой:

– Я тебе соврал. Всем соврал. Никому я ничего не рассказывал, все подумали то, что хотели думать, и все вышло из-под контроля. А теперь они решили, что я герой. Я так боялся, что опоздаю…

Я была его ошибкой. Ошибкой, которую надо было исправить. С такой виной он не смог бы жить. «Он сам вызвался, – сказал мэр. – Сам полез в машину. Он настоял, что это должен быть он». И он продолжал пытаться меня спасти. Вот только… спасал он не меня, а себя. Он хотел избавиться от чувства вины.

Я вытянула руку, чтобы его отстранить:

– Хватит. Хорошо.

– Я пытаюсь попросить у тебя прощения, – сказал он.

– Я уже сказала. Все нормально.

Коул покашлял.

– Вы что, издеваетесь? Нельзя выбрать время получше? – Он выругался, и Анника сползла вниз рядом с ним, упираясь в стену пальцами с кислотно-голубыми ногтями.

Но Райан продолжил:

– Нет, ненормально. Я сбил тебя на машине, вызвал службу спасения, но не рассказал им, что натворил. Не взял на себя ответственность. Не хотел потерять лицензию и работу. Они решили, что я герой, а я так ничего и не сказал. Я хотел. Но не смог. Отчасти потому, что это была ты, ты мне давно нравилась, и я не хотел, чтобы ты поменяла свое мнение обо мне. Но главным образом – потому что я просто трус. Все вышло из-под контроля, зажило своей жизнью. Мне просто хотелось, чтобы все закончилось. – Слова лились из него, как будто он сам их не контролировал. Как будто исповедовался, зная, что другого раза может и не представиться. Потом замолчал, посмотрел вниз. – И я думал, все пройдет. Что все просто об этом забудут.

– Хорошо. Ты прощен. Остановись.

Я отвернулась. Райан не понимал, что вместе с ним изменилась и я сама. Я превратилась в невыплаченный долг. В незаглаженную вину.

– И все? – спросил он.

Похоже, ему показалось, что этот разговор давался мне очень легко.

– Да, и все, – подтвердила я. – Ты прощен. И ты больше не должен меня спасать. Ты и раньше не должен был. Считай, что загладил вину.

– Это-то я и пытался объяснить. – Он взял меня за локоть и опять повернул к себе. – Поэтому и не решался тебе рассказать. Келси, я поехал за тобой не для того, чтобы загладить вину. Я хотел тебе все рассказать, но не для того, чтобы успокоить свою совесть.

– Келси… – испуганно произнесла Анника. Она взяла рацию, которая вдруг затихла. – Что они там делают?

Но Райан смотрел на мой рот, и мы стояли в темном углу комнаты. Коул и Анника сидели прямо здесь, прямо за нами, на полу, у меня на руках засыхала чужая кровь. А за стеной разворачивался настоящий кошмар.

– Сейчас что-то будет, – прошептала я.

– Так, все будет хорошо, понятно? – оборвал меня Райан. Но губы его дрогнули, когда он потянулся ко мне, и я поняла, что он врет за нас обоих.

Кусочек вымышленного мира, в котором можно спрятаться от всех. Я покосилась в сторону, как бы говоря: «Мы не одни». Но губы Райана вдруг изогнулись в улыбке, мол: «Мне все равно». Он не боялся просто стоять напротив меня и быть самим собой.

Послышалось чье-то бурчание, но мне уже было безразлично. Я не слушала. Все будет хорошо. Сердце забилось чаще. Стоя в углу, Райан притянул меня к себе и, обняв за талию, поцеловал мягкими губами. Все остальное исчезло – стены, люди, мои с мамой новые версии, спрятанные под полом, и ложь. Мы были в безопасности, и пока мы в этой комнате, мы могли быть теми, кем хотим. Захотелось остаться и никуда не уходить. Я дотянулась до его спины, плеч, волос, и он еще крепче прижал меня к себе. Но в какой-то момент стало казаться, что мы боимся прервать наш поцелуй.

Готовься ко всему, но знай, что здесь ты всегда в безопасности.

Я ахнула, и Райан отстранился.

– Мы что-то упускаем, – сказала я. – Есть другой выход.

Другой выход действительно был. Выход без ружей, другого оружия и взяток. Где не нужно было менять мою жизнь на их. В этой комнате, в этом доме не было возможности вызвать на помощь. Дом не должен был стать последним рубежом. Он должен был защитить нас, пока мы не найдем другой выход. Если мама не хотела, чтобы внешний мир пришел за нами, значит, мы могли выбраться сами.

Я закрыла рот рукой и улыбнулась, потому что точно знала, что права. Из этой комнаты есть выход.

Глава 22

Казалось, Райан еще не пришел в себя после поцелуя. Я смотрела на него, пока все вокруг возвращалось на свои места – снова вырастали стены, появлялись люди, а за стеной кто-то опять пытался взломать дверь.

– Нет, слушайте, – сказала я, пока Райан все еще обнимал меня за талию. – Из этой комнаты есть другой выход. Должен быть.

– Выход отсюда прямо перед нами. – Коул кивнул в сторону выхода, как раз когда в дверь снова врезался какой-то предмет. Они опять начали долбить, и подвал был завален взрывоопасными веществами, стоило им только осмотреться… Надо торопиться.

– Сигнализация не вызывает полицию. Оружия здесь нет. Мама не думала, что полиция приедет, когда будет нужно, или не хотела, чтобы они приезжали, не знаю. Но она бы никогда не… оставила нас тут, – сказала я. – Конечно, ей было страшно, но она умный человек. Посмотрите на это место. Она бы не оставила нас просто так тут сидеть без всякой защиты.

– Ну, тут же была рация, – сказала Анника.

Я покачала головой:

– Ее тут не было. Я взяла ее наверху, в мамином кабинете. Но здесь тоже что-то есть. Должно быть.

Не подведи меня, мам.

Все посмотрели на меня одновременно с любопытством, недоверием и надеждой.

– Вот эту дверь, – показал Райан, – я не заметил, когда мы первый раз спустились в подвал.

Я кивнула.

– Здесь специально все спрятано, – сказала я. Как и мы.

– Она тебе что-нибудь показывала? Или рассказывала? – спросил Коул. – Я знаю, что ты здесь уже бывала.

В том-то и дело. Про паспорта она мне тоже не рассказывала. И про свои тайны из прошлого. Она не планировала выходить из дома. Что делать, если в дом кто-то залезет. Она ничего мне не рассказывала, потому что думала, что всегда будет здесь и сможет помочь. Я положила руки на полку – металлические рейки вдоль стен от пола до потолка и металлическое дно. Я стала шатать стеллаж, и он подался.

– Полки не приделаны к стенам, – сказала я. Без ящиков ничего не прижимало их и к полу. – Помогите.

Но Райан уже взялся за другую сторону, пытаясь отодвинуть стеллаж от стены. Анника пыталась сделать то же самое со стеллажом у противоположной стены. Наш стеллаж наклонился, и не успели мы крикнуть «Осторожно!», как все повалилось на пол. Оставшиеся контейнеры скатились с полок и разлетелись по полу. На стене остался только толстый слой бетона. Я провела руками по холодной стене в поисках стыков или углублений. Потом постучала, и Райан сделал то же самое. Затем Райан помог Аннике отодвинуть стеллаж с ее стороны. Я принялась за третий стеллаж – отодвигала сантиметр за сантиметром, царапая металлом пол.

– Ничего, – вздохнула Анника и пнула стену. Она снова уставилась на дверь. Единственный известный нам выход.

– И здесь ничего, – сказал Райан.

Коул полулежал у двери, уставившись на бардак, который мы устроили. Анника светила фонариком в разные стороны, пытаясь найти в стенах что-нибудь необычное. Чему мама меня учила? Она меня к этому готовила. Ищи выходы. Те, которые сразу не видно. Окна. Потолок. Пол. Окон не было. Я посмотрела на потолок – в нем был вентиляционный люк, но в него никто не смог бы пролезть. Ну а внизу пол. Вот только… Та плитка.

– Поищи еще плитки, – сказала я Райану.

Я расчистила пол и сдвинула в сторону ковер. Анника принялась ощупывать пальцами края плиток, пытаясь их поддеть, но они не поддавались.

– Это все сплошная плита, – сказала она. – Это не плитки. Просто рисунок такой.

Мы заперты внутри бетонной коробки. Но кто-то же вырезал этот квадрат в полу. Кто-то же прорыл отверстие для этой дыры, чтобы сделать там тайник. Паспорта. Деньги. Новые имена. Все, что нужно при побеге. Самое необходимое в дорогу. «Где, мама? – подумала я, покачиваясь на каблуках. – Как нам отсюда выбраться?»

Вернувшись к дыре, я отодвинула Аннику и посветила фонариком на потайной отсек. В полу. Под ковриком. Довольно странно рыть яму ради паспортов. Если только там не было чего-то еще. То, что там уже было до тайника…

«Убежище внутри убежища», – сказал Райан, и я бросилась искать стыки, простукивая по бокам и по деревянному дну. Основанием фонарика я била по стенам. Глухой звук бетона. Но, постучав по дну, я услышала звон. Значит, под ним было пусто. Потому что другой выход был.

Я уронила фонарик, а Райан поднял его и снова посветил в отверстие. Дрожа, я стала ногтями выдирать кусок фанеры на дне и вздрогнула всем телом, увидев, что под ней по краям петли, а посередине рычаг. Выход. Райан и Анника нависли надо мной в ожидании. Коул подполз поближе к нам. Я повернула рычаг, и дно упало вниз, обнаружив под собой холодный и темный тоннель. Анника посветила другим фонариком:

– Там труба.

– Вроде водостока, – добавил Райан. – Места немного.

– Но достаточно, – подхватила я. – Мы пролезем.

– Куда она ведет? Где кончается? – спросил Коул. – Что если мы просто попадем в следующую ловушку?

– Нет, – сказала я, – ее бы тут не было, если бы она никуда не вела. Это выход. Поэтому он спрятан. Все логично.

Конечно же, был другой выход. Выходов было много. Под полом лежали паспорта. Передо мной была дверь. А под нами – труба. Выход есть всегда. Нужно только решить, какой выбрать, и следовать ему. С пола воздух казался холоднее – я представила, как прыгаю вниз и все падаю, падаю, надеясь встретить дно.

– Там глубоко? – спросила Анника и направила фонарик прямо внутрь тоннеля.

Дно там было, но никаких ступенек, чтобы к нему спуститься, и до него нельзя было дотянуться ногами, держась за пол. Возможно, если встать кому-нибудь на плечи? Возможно. Райан сделал шаг назад, встряхнул руки.

– Кто-то должен пойти первым, – сказал он, прикусив нижнюю губу. Было ясно, кто это будет. – А вы помогите спуститься Коулу. – Он покачал головой. – Поверить не могу, что отсюда действительно есть выход. Куда ведет труба?

– Не знаю, – ответила я. – Но главное выбраться отсюда.

– Офигеть, Келси. Офигеть, – рассмеялась Анника.

По рукам и ногам у меня пошли мурашки, а воздух как будто накалился. То ли это был страх, то ли что-то еще. Как будто закипала вода. Как сказал Райан – возможно, это не просто страх. В дверь опять что-то стукнуло.

– Я согласен, – сказал Коул и с усилием поднялся на ноги – вес на одной стороне, рука прижата к боку. Анника взяла его под другую руку, чтобы он мог опереться.

– Так, – решил Райан. – Я полезу первым, чтобы помочь вам всем спуститься.

Он сел на край и свесил ноги в тоннель. Держа фонарик, я опустилась на колени с другой стороны дыры.

– Что ж, – сказал он, слегка улыбаясь. – Было весело.

– В следующий раз, – подхватила я, – надо выбрать место получше. Побезопаснее.

– Например, комнату с мягкими стенами? – спросил он.

– Ха-ха. – Нагнувшись через отверстие, я быстро поцеловала его, а когда вернулась на место, он оттолкнулся от края и исчез.

Падая, он положил руки за голову, а ногами скользнул по стенкам, чтобы смягчить падение. Долетев до дна, он посветил нам фонариком снизу.

– Тут дальше проход! – крикнул он. – Вроде бы. Там тоннель. Слышно воду.

Если вода куда-то течет, значит, и тоннель куда-то ведет. А еще это значит, что они тоже услышат воду.

– Ну же, – торопил Райан. – Тут хватит места для всех, только придется ползти.

Мы с Анникой помогли Коулу сесть на край, а Райан ждал нас внизу. Коул медленно оторвался от края и со стоном упал, а Райан приготовился принять удар. Анника притянула меня к себе и прошептала на ухо:

– Прости меня.

Будто знала, что я почувствовала ее метания и мысли, хотя она и не высказала их вслух. Но я понимала страх. Я была на нем воспитана и знала, что он может сделать с человеком и во что можно превратиться, если ему поддаться. Я прижала ее к себе.

– И ты меня, – сказала я ей, а затем она подвинулась к краю, оттолкнулась и спрыгнула вниз.

– Ну же! – шепотом позвала она меня снизу.

Я посмотрела вниз, а снизу на меня смотрел Райан – видимо, на моем лице читалась нерешительность. За мной дверь, внизу труба. За стеной ответы. Только эти люди знают, что случилось с мамой.

А мама – единственная константа в моей жизни. Женщина, обещавшая всегда меня защищать – и она действительно меня всегда защищала.

Словно прочитав мои мысли, Райан протянул ко мне Руку.

– Келси, – произнес он дрожащим голосом. – Я никогда себя не прощу. Пожалуйста, спускайся.

Невозможные решения, которые пора принимать. Маленькие сделки с самой собой – отбрось то, что, как тебе кажется, нужно сделать, и то, что тебе говорят, избавься от всего лишнего, пока не останется только твое истинное я. Мне хотелось к маме, хотелось ей помочь. Но еще больше хотелось свободы.

– Прости, – прошептала я в пустой комнате, а затем спустила ноги в проем и провалилась вниз.

Когда я долетела до дна, Райан поймал меня за талию. Его руки дрожали, рот был приоткрыт, и он смотрел мне прямо в глаза, будто знал, о чем я думала перед прыжком.

– Я здесь, – подтвердила я. И повторила еще раз, прежде чем он меня отпустил.

Было темно и холодно, воняло плесенью, а тоннель впереди казался еще более темным и холодным. Придется ползти. За мной стоял Коул, опершись на Аннику. Райан посветил фонариком в глубину трубы, но видно было только стоячую воду – и никакого света в конце тоннеля. Анника зажала рот рукой.

– Не могу, – выдохнула она.

Проход был узкий, конца не видно, но идти вперед лучше, чем стоять и ждать неизвестно чего. Сначала делай, потом бойся.

– Я первая, – сказала я. – Просто следуй за мной. Если что, закрой глаза.

Райан протянул мне фонарик, но, когда я поползла вперед, он брякнул об трубу, и я испугалась, что нас услышат. Поэтому сунула фонарь за пояс и поползла дальше в темноте. Анника то и дело натыкалась на мою ногу, и я слышала, как кто-то дышит, но не оборачивалась, чтобы узнать, как у них дела. Не хотелось, чтобы нас услышали. Чтобы нас нашли.

Мы ползли и ползли. Все глубже в землю или сквозь гору – неизвестно, мы просто ползли дальше. И вдруг я услышала, как что-то капает, а затем увидела тусклый свет. Я поползла быстрее и в конце концов, посмотрев наверх, увидела канализационную решетку, а над ней – луну. Решетка напоминала черные чугунные ворота дома. Я подождала остальных.

– Мы у дороги, – сказала я, всем телом дрожа от холода, сырости и страха.

Мы как животные в клетке. Дикие звери, живущие в темноте. Неузнаваемые во тьме, насквозь промокшие, в крови и поту. Я подтянулась наверх, толкнула решетку и оказалась в канаве у темной горной дороги.

Ночью горы казались ближе, и в лунном свете от них зловеще тянулись тени. На деревьях шуршали засохшие листья. Я вспомнила лист у себя в машине, когда мы висели над пропастью. Закрученный, медленно умирающий. И почувствовала необъятность, как это ощущение называла мама. Когда в любой момент может случиться что угодно. Это чувство настигло меня, словно ветер из ниоткуда. Я словно на всей скорости бежала в ночи, на свободе.

Глава 23

Мы вчетвером лежали плашмя в яме у дороге, пока Райан звонил со своего мобильного.

– Помогите, – сказал он. – Нам нужна помощь. Меня зовут Райан Бейкер, на Блэкберд-Корт, улица Стерлинг-Кросс, сейчас происходит взлом. Эти люди вооружены. Мы от них сбежали. У одного из нас огнестрельное ранение. – Слова лились из него непрерывным потоком, и на той стороне наконец-то, наконец-то кто-то был.

Я проползла мимо Анники к Коулу Он лежал неподвижно и больше не держался за бок. Я прислушивалась к нашему дыханию, а Райан продолжал:

– Не знаю, где мы. На обочине дороги где-то рядом с Блэкберд-Корт. Наверное. – Пауза. – Вижу деревья. Ничего, кроме деревьев.

С дороги послышался шорох колес, и, схватившись за траву, Райан хотел было встать. Но потом передумал и пригнул голову, чтобы его не было видно. Фары осветили деревья за нами, и я зажмурилась от неожиданного яркого света.

– Мы никуда не пойдем, – сказал он. – Будем ждать полицию.

Он лег на траву рядом со мной и Коулом и кивнул, увидев, что я уже приложила руки к его ране и давлю на повязку. От движения и адреналина ему стало еще хуже. Кожа похолодела, глаза помутнели и смотрели куда-то в ночное небо.

– Эй, мы выбрались, – окликнула его я.

Его грудь поднялась и опустилась, и он положил руку себе на бок, сверху моей. Рука была слабая и холодная и тут же скользнула на землю.

– За нами едут, – сказала я, придвинувшись к нему поближе и дотянувшись ртом до самого уха. – Все хорошо. – Я прижалась лбом к его плечу. И почему я чувствую такую близость к людям, только когда они вот-вот рухнут в пропасть. Только когда они ускользают, я хочу, чтобы они остались.

Так мы пролежали, пока не услышали вой сирен, и Райан что-то сказал в телефон, а затем встал на краю дороги и стал размахивать руками, пока небо и наши лица не озарило синим и красным огнем.

Медики меня оттолкнули и стали осматривать Коула. Когда его уносили, он весь дрожал, что я приняла за хороший знак.

– Моя мама, – сказала я им, хватая воздух. – Они забрали мою маму.

Один из них повернулся ко мне:

– Кто?

Я затрясла головой:

– Не знаю, но она просто пропала.

– К вам в дом сейчас едет полиция. – Он смотрел на меня сверху вниз, загораживая Коула. – Что у вас болит? – спросил он.

– Ничего, – ответила я, вытянув шею и пытаясь увидеть Коула через его плечо.

Он уставился на мои руки:

– Вы вся в крови.

Опустив глаза, я увидела, что джинсы и рубашку коркой покрывает кровь. Толстый слой крови засох под ногтями.

– Это не моя.

Я вытерла руки о штаны, но кровь не сошла. Только скаталась в складки ладоней и бороздки на пальцах. Мои руки в крови.

– Он ведь поправится?

Врач положил руку мне на спину и повел к дороге.

– Пойдем, – сказал он.

Райан и Анника стояли на обочине и разговаривали с полицейским. Но в этой необъятности их голоса казались такими далекими. В мигающем свете наши лица стали слишком яркими и неестественными. Так что, когда полицейский жестом показал на заднее сиденье машины, я с радостью подчинилась. Хотелось забраться в машину и никогда оттуда не выходить. Анника присоединилась ко мне, за ней Райан, и до самого участка мы так и просидели тихо и напряженно. Думаю, все трое повторяли мысленно, как мантру: «Все закончилось, все закончилось, я в безопасности. Я в безопасности».

Час спустя я, Райан и Анника все еще сидели напротив двух офицеров полиции – один сидел за столом, второй стоял рядом с ним.

– Еще раз, – сказал тот, что сидел, судя по табличке у него на столе, детектив Махони. – С самого начала.

Райан раздраженно вздохнул. Анника снова взглянула через плечо на стеклянные окна кабинета. Человек, который стоял у стола, смотрел на меня со смесью понимания и сочувствия, но детектив Махони был настроен по-деловому.

Он выставил руки ладонями вперед:

– Я понимаю, но ничего не поделаешь. Чем больше мы сейчас от вас узнаем, тем лучше. Уже завтра воспоминания будут не такими детальными.

Я подумала о маме, образ которой начал стираться в памяти, закрыла глаза и начала снова:

– Когда мы пришли, сигнализация была отключена.

– Как вы поняли, что ваша мать пропала?

Я вспомнила это ощущение в доме. Пустоты.

– Сразу поняла, – сказала я. – Дверь была незаперта, свет включен, и я услышала пустоту.

– Вы услышали пустоту? – повторил он.

Видимо, не самый тривиальный ответ. Но наш дом никогда не пустел. В нем было ощущение оглушительной тишины.

– Но в полицию вы звонить не стали? – спросил он.

Райан испустил стон:

– Я должен был позвонить.

– Я позвонила Аннике, – сказала я. – Решила сначала позвонить ей. Потом отправила сообщение Джен.

Он сверился со своими записями:

– Дженис Мюррей?

Я кивнула. Он пролистал страницы со всеми деталями, которые мы рассказали.

– Кроме этой, как вы выразились, пустоты, что еще навело вас на мысль, что вашу мать похитили? – спросил он.

Райан встал, оттолкнув стул:

– А того, что в дом вломились два вооруженных человека недостаточно?

Детектив Махони снова поднял руки, будто ему было не привыкать успокаивать людей. Он подождал, пока Райан вернется на место, а затем заговорил:

– Хорошо. Вот что нам известно и что мы пытаемся выяснить. Когда мы приехали, в доме никого не было. В заборе сзади была брешь, на окне след от пули – и все это случилось уже после того, как вернулись домой, да?

Я кивнула. Он продолжил:

– Внутри ничего не повреждено. Кроме дыма, но вы признались, что устроили его сами. – Он замолчал, дав нам время усвоить сказанное. – Вы, наверное, слышали, что чаще всего самое простое объяснение – самое верное? – спросил он.

Я наклонилась вперед:

– Да. И самое простое объяснение, что люди, которые залезли к нам в дом, похитили мою мать.

Он тоже наклонился вперед. Сложил руки на столе:

– Ее ищут. Об этом не беспокойтесь. Но, на мой взгляд, самое просто объяснение такое: кто-то заметил, что ваша мать уехала, они решили, что в доме никого нет, и решили его ограбить, а вы оказались внутри.

Я затрясла головой, но, несмотря на острое желание вскочить со стула, как Райан, заставила себя говорить спокойно и аргументированно:

– У нее агорафобия. Она не выходит из дома.

Я взглянула на Аннику. Она смотрела куда-то через его плечо или на голую стену и каждый раз, когда кто-то говорил, как будто удивлялась.

– Они назвали ее по имени, – сказала она. – Они назвали ее Келси Томас.

Детектив снова наклонился вперед, и Анника вжалась в стул.

– Есть и другой вариант, – сказал он, – и я не хочу вас пугать. Но о вас только что написали в газете, и в статье напечатали вашу фотографию. Все логично. Слушайте, вы девушка симпатичная. Возможно, после этой истории кто-то просто на вас помешался. Возможно.

То есть родиться девушкой было уже достаточно, чтобы тебя подстерегала опасность. Яблоко от яблони недалеко упало. Опасности повсюду.

Райан выпрямил спину и взглянул на меня. Я прочитала его мысли: мое имя в газете – тоже его вина. Но полицейские просто хватались за зацепки. Искали логичную версию.

– А мама? Что тогда случилось с моей мамой?

– Прежде чем делать выводы, мы должны поговорить с Дженис Мюррей. Но мы оповестили все участки. И в доме сейчас специалисты ищут улики. Мы проверяем компьютер вашей матери и телефонные записи. Опрашиваем соседей. – Он наклонился ко мне и положил свою руку на мою. – Если ее похитили, мы ее найдем.

– Если? Если? – Я говорила все громче, возмущение росло, а к горлу подступил ком.

– Еще несколько вопросов. Вы сказали, что выбрались через тоннель под полом в убежище в подвале?

Он в третий раз задавал этот вопрос, и я снова не ответила. Детектив Махони промолчал, но второй полицейский сделал шаг вперед:

– Дом является местом преступления, Келси. Мы пытаемся восстановить всю картину. Нам понадобится код убежища.

И я его еще не назвала. Говорила, что забыла, но я врала, и Райан это знал. Мне было запрещено выдавать код кому бы то ни было. Ни за что, говорила мне мама. Но еще она обещала, что всегда будет со мной. А ее похитили. И полиция в это не верила.

– Двадцать три, двенадцать, тридцать семь, – выговорила я. Цифры наждачкой царапали рот.

Второй детектив записал код и вышел из кабинета, доставая по пути телефон.

– Да, это Конрад…

Его голос затих где-то в коридоре. Райан взял меня за руку.

– Мы говорили с Дженис Мюррей, и она сказала, что является вашим опекуном, – сказал детектив Махони.

– Да, – кивнула я.

– Вы останетесь у нее?

Я еще не успела подумать о логистике – где я теперь буду жить, кто меня возьмет? Еще не осознала, что надо двигаться дальше, пусть даже мне казалось, будто жизнь остановилась.

– Да, – прошептала я.

– Тогда я распоряжусь, чтобы вас отвезли к ней.

– Необязательно, – вмешался Райан, и детектив вопросительно посмотрел на меня, ожидая подтверждения.

Он повернулся к Аннике:

– А ваша мама приедет в течение часа. Хотите подождать ее здесь или дома?

Анника даже не посмотрела в мою сторону.

– Здесь, – пробормотала она, и у меня оборвалось сердце.

Она боялась. Боялась дома, единственного места, которое должно внушать безопасность.

– Анника… – Я потянулась к ней, но она не подняла взгляд, только вздрогнула от звука моего голоса. – Прости, – сказала я.

– Не стоит, – заметил Райан, положив руку мне на спину.

Как только мы вышли из кабинета, он сказал:

– Это пройдет. Ей просто нужно время.

Мы вышли в фойе, и вдруг Райан замер. Перед ним стоял мужчина – одного с ним роста, с волосами такого же цвета, плечами чуть шире и чуть полнее в боках.

– Папа, – выдохнул Райан.

– Сын.

Лицо его было невозмутимо. Он потянулся к Райану, прижал сына к себе, положив его голову себе на плечо, обняв за шею большой рукой. Только когда Райан не мог видеть его лица, глаза отца выдали страдание. Прежде чем отпустить его, он прерывисто вздохнул:

– Ты же мог мне позвонить…

– Папа, я…

– Да, знаю. Ты взрослый. Ты член бригады. Такая работа. Я знаю. Но я твой отец, и когда ваш капитан позвонил, мне пришлось притворятся, что все нормально, чтобы твоя мама не сошла с ума. Так что не надо мне тут рассказывать, что ты взрослый, ладно? Я знаю, как это работает. Все я знаю.

Райан сглотнул:

– Ладно.

– Ладно, – сказал его папа. Ссутулился и протяжно вздохнул. – Значит, все нормально? – Он посмотрел куда-то между нами.

Райан посмотрел на меня, затем на отца.

– Все нормально, – ответил он.

– Кент привез твою машину. Если ты тут закончил, пойдем. Мать требует предъявить тебя живьем.

И тут меня накрыло. Я ощутила такую пустоту. За Анникой приедет мама, к Райану приехал отец, Коул сейчас в больнице с родителями и Эммой. А кто есть у меня? Где моя мама? Комната поплыла, завертелась передо мной, и я потеряла опору. Я схватилась за рукав Райана, как будто иначе я могла провалиться сквозь трещины.

– Пап, я приеду. Я приеду домой. Только сначала подброшу Келси.

Подбородок у отца дрогнул:

– Хорошо. Тогда увидимся дома.

Мы уже отошли, когда он позвал:

– И… Райан?

Райан остановился, обернулся.

– Аккуратно на дороге, сынок.

Меня не покидало ощущение дежавю, когда я села к Райану в машину и начала показывать ему дорогу. Как и тогда, мы ехали молча, потому что сказать хотелось многое, но непонятно, как об этом говорить. Я не могла озвучить все ужасы, которые кружились у меня в голове: мама пропала, и этого никто не видел. И ведь… то же самое могло случиться со мной. Я могла исчезнуть точно так же. Интересно, этому бы тоже нашли логичное объяснение и обо мне бы постепенно забыли? И никто бы не заметил?

Райан остановил машину у синего двухэтажного дома, в котором жила Джен. Не считая пары светильников на веранде, улица была погружена в темноту. Дом Джен был заперт, в окнах не горел свет.

– Никого нет дома, – сказал он.

– Вижу. Все в больнице. Она сказала мне самой заходить. И что Эмму скоро привезут. Я знаю, где запасной ключ.

Я потянулась за ремнем, но Райан положил свою руку на мою.

– Даже не надейся, – сказал он.

– Что, прости?

– Ты здесь не останешься.

– Но это и есть дом Джен.

– Но там никого нет, – сказал он.

– Они попозже приедут.

– Скажи ей, что останешься у друга, – сказал он.

Он завел машину, а я не могла найти слов и сообщить ему, что остаться мне больше не у кого. Меня больше никто к себе не возьмет.

– У меня, Келси. Ты остаешься у меня.

Я вспомнила его отца в участке и как волновалась его мама.

– А твои родители не против?

Он смотрел на дорогу и ответил не повернувшись:

– Я предпочитаю не задавать им лишних вопросов.

Как это возможно, я поняла, когда мы подъехали к его дому, – ферме, расположенной достаточно далеко от дороги, – и Райан припарковался в отдельно стоящем гараже. Он поднес палец к губам и открыл заднюю дверь гаража, которая вела на лестницу, а та – прямиком в мансарду.

– Райан? Это ты? – донесся голос снизу.

– Оставайся здесь, – шепнул он.

Райан сбежал вниз, и я услышала, как он разговаривает с женщиной – видимо, своей мамой.

– Да, все нормально, все нормально, – повторял он, и я улыбнулась – моя мама вела бы себя точно так же. Хоть чем-то наши семьи были похожи.

Я остановилась посередине комнаты. В углу стояла незастеленная кровать, прямо у окна. У противоположной стены стоял диван, напротив него – маленький телевизор, а между ними – низкий столик. За мной находилась ванная, а наверху – скаты крыши, так что стоять прямо можно было только в средней трети комнаты. Обернувшись, я увидела Райана, стоящего наверху лестницы и наблюдавшего за мной. Он не стал подходить ближе.

– Значит, – сказала я, – вот где ты живешь.

– Прости, я знаю, тут тесновато. Но зато тут есть люди, а мой отец – опасный старик. Здесь ты точно в безопасности.

Он словно прочитал мои мысли.

– Спасибо, – поблагодарила я.

Он все еще следил за мной, стоя в углу.

– Гм. Я тут… гм. – Он подошел к гардеробу, открыл его, сунул внутрь руку и замер. Потом поднял руки и отступил. – Нет, лучше ты сама. А то еще подумаешь обо мне что… Вот полка с футболками. А внизу штаны, но я не знаю, какие тебе подойдут, так что примерь, а я просто… сбегаю на кухню…

Я была все еще в крови. Как только он вышел, я сняла джинсы и фиолетовую футболку и надела первую попавшуюся футболку из шкафа, которая оказалась мне почти до колен и, пожалуй, была длиннее, чем одежда, которую я обычно носила летом. В ванной я отскребла кровь с рук и под ногтями, и в слив стекла порозовевшая вода. Кончики пальцев оставались холодными, сколько бы я ни держала их под горячей водой. Райан еще не вернулся, поэтому я села на его диван и подтянула ноги, спрятав их под длинной футболкой, пытаясь успокоить нервы.

В гараже хлопнула дверь, потом еще одна внизу лестницы, и я напряглась, пока не услышала голос где-то у входной двери.

– Можно зайти?

– Да, – ответила я.

Райан зашел в комнату с двумя бутылками воды и упаковкой чипсов, которые положил на столик передо мной. Затем достал из шкафа холщовый мешок.

– Так, – сказал он, потом открыл гардероб, наполненный до верха. – Я запущу стирку, чтобы тебе было что завтра надеть. Пока не сообразим, можно ли зайти к тебе домой.

Я бросила в мешок свою испорченную одежду.

– Ты сам стираешь свои вещи? – спросила я и покраснела.

Он усмехнулся:

– Часть договора. Раз я требую относиться ко мне как к взрослому, то вроде как должен и вести себя как взрослый.

Я подумала о важнейших этапах отношений между парнем и девушкой. И поняла, что к этому я не была готова: первый раз парень стирает мою одежду. Внезапно это показалось посерьезнее всего остального. Более личным и значимым. Тепло разлилось у меня внутри.

Райан пошел вниз запускать стирку, а я уставилась на телефон на кофейном столике. Джен не звонила. Где мама, неизвестно. А люди, которые вломились в мой дом и пытались меня забрать, оставались где-то на свободе.

В этом доме есть окна, через которые можно за мной подсматривать. Здесь нет сигнализации, решеток и ворот. Нет первой, второй и третьей линии защиты. Только я и безлюдная ночь, и все что угодно может случиться по ту сторону этого тончайшего окна. Я подошла поближе к стеклу, но увидела только собственное отражение. Растрепанные волосы спадали на плечи. На меня смотрела девушка в слишком большой футболке и со слишком широко распахнутыми глазами. Вдруг в отражении появился Райан, и я почувствовала его руки у себя на плечах.

– Привет, – сказал он. – Поймал тебя.

Наши глаза встретились в зеркальном отражении, и я прильнула к его груди, позволила его рукам сомкнуться у меня на талии, почувствовала на щеке его дыхание и его руки на плечах. Я задрожала, и Райан отошел.

– Прости, – сказал он, отступил на шаг и прокашлялся. – Пойду посмотрю телевизор. Вот там. На той половине комнаты. А ты располагайся на кровати. Попробуй поспать.

– Не могу спать, – вздохнула я. – Не могу закрыть глаза.

– Можешь, – возразил он. – Я буду рядом. Никто не знает, что ты здесь. Никто.

Я не знала, воспринимать это как утешение или нет.

Во сне я видела его лицо. Форму его рта, глаз и как он смотрел как будто прямо внутрь меня. Во сне, как и наяву, я точно знала, кто он. Слышала свое имя, стекавшее, как яд, с его рта. Он был зеркалом, из которого я вышла. Я проснулась, задыхаясь. Почувствовала на плече чью-то руку и отпрянула.

– Спокойно, спокойно, – произнес Райан, поднимая руки. – Тебе приснился кошмар.

Я уставилась на стены и затененные углы. Темное окно, косая крыша – я не сразу поняла, где нахожусь. Ты спишь в кровати Райана Бейкера, потому что тебе больше некуда идти.

– Все хорошо, – приговаривал он. – Мы в безопасности.

Я уставилась на него, цепляясь за его сочувствие. Но по щеке у меня покатилась слеза, и он притянул меня к себе. Этот кошмар жил и во сне, и наяву. Мама исчезла, и я осталась одна. Никакие ворота, решетки или сигнализация это не изменят. Никакие слова или обещания. Он все твердил, что мы в безопасности, пока эти слова не проникли мне в голову, под кожу, но Райан не знал и не мог знать, что слова неправда. Временные сантименты. Притворство. Всего лишь красивая иллюзия.

Глава 24

Я проснулась раньше Райана, который растянулся на кровати рядом со мной. Я не знала точно, как так получилось или что это значило, но он лежал тут, и у меня было все хорошо, земной шар продолжал крутиться, несмотря на то что моя жизнь никогда уже не будет прежней. Первое, о чем я подумала, было: «Моя мама». Но что я могла сделать, кроме как ждать вестей от полиции? Кому звонить и где искать? Никогда я не чувствовала себя такой беспомощной – даже взаперти в убежище и даже в машине над пропастью.

За окном на ветке сидела птица – забив крыльями о бодрящий воздух, она вспорхнула и улетела. Когда она скрылась из виду, я задрожала. Я уставилась в окно, потрогала руками холодное стекло и подумала: а вдруг они меня видят? Знают ли, где я? Смотрят ли сейчас на меня? Из окна Райана было хорошо видно въезд и крышу соседнего дома, но большую часть двора скрывали деревья. Конечно, уже хорошо, что никто не пришел за мной среди ночи. Разумеется, сегодня должны быть какие-то ответы. Джен наверняка знает, что делать и как убедить полицию, что маму надо искать, и все будет хорошо. Все будет хорошо.

Рядом с кроватью зазвенел будильник, и Райан зашевелился. Я почувствовала, как к лицу подступает жар, когда он потянулся к прикроватному столику выключить будильник. Просыпался он медленно, что меня удивило, учитывая, каким энергичным он казался в школе и в «Хижине». Он перевернулся, схватил подушку, закрыл ей голову и застонал. Но вдруг замер. Медленно он опустил подушку и наклонил голову в мою сторону, глядя прямо на меня.

– Привет, – сказал он.

– Привет.

Я решила, что утренний Райан мне нравится больше всего. Такой уязвимый и неуверенный, с легкой улыбкой. Мы услышали внизу шум, и я тут же подумала: «Это они. Они здесь. Они нашли меня». Я стала искать, как сбежать: ванная, телефон, окно… Но Райан чертыхнулся, спрыгнул с кровати и побежал к лестнице. Я услышала, как дверь внизу открылась, и женский голос сказал: «Ой, а я как раз шла к тебе спросить, хочешь ли ты позавтракать перед школой».

Перед школой. Как будто я могла вернуться к чему-то настолько нормальному. Как будто жизнь когда-нибудь снова будет настолько простой.

– Я как-то не очень себя чувствую, – пожаловался Райан. – И я как раз шел тебе сказать.

– Хорошо, – ответила она, – а я тут подумала… В общем, я отвезу Джея в школу и вернусь домой. Если тебе что-то нужно…

Я выползла из кровати и проверила телефон, но там ничего не было. Ничего от полиции или от Джен. Никаких новостей про маму. Райан стоял у двери. Он не стал подходить ближе.

– Можешь принять душ, если хочешь, – сказал он. – Мама повезет моего брата в школу. Ее довольно долго не будет.

– Ладно.

Я стою у Райана Бейкера в ванной, на мне только его футболка, и он так на меня смотрит…

– Райан?

– Да, Келси.

– Я не сломаюсь.

– Я знаю, – кивнул он.

– Ну тогда не смотри на меня так, будто я сейчас сломаюсь.

– Я не поэтому на тебя так смотрю. – Он улыбнулся той же утренней легкой улыбкой и продолжил: – Ты стоишь в моей комнате, в моей одежде, и я думаю: «Не будь идиотом, у нее худший день на свете, и сейчас совсем не время говорить, что тебе нравится, как она выглядит в твоей одежде в твоей комнате».

Я покраснела:

– Ты сейчас правда об этом думаешь?

– Да.

– Ой! А я вот думаю: «Я стою в комнате Райана Бейкера в одежде Райана Бейкера, и сейчас совсем не время думать о чем-либо, кроме того что все хуже некуда, и ты не знаешь, где твоя мать, но хорошо, что Райан здесь, и от этого немножко лучше».

Он наклонил голову и сделал шаг вперед:

– Ты сейчас правда об этом думаешь?

– Да.

– Я думаю, что хочу тебя поцеловать.

Я закивала, но он уже двинулся ко мне и увлек за собой, пока я не уперлась в раковину. Руки обнимают меня за шею, а пальцы гладят волосы. Одной рукой он помог мне запрыгнуть на столешницу, а другой провел вниз – туда, где заканчивалась футболка и начиналась моя голая нога, – и стал гладить бедро.

– Ой! – пискнула я, когда он отстранился.

– Ой! – передразнил он и снова меня поцеловал.

Но тут завибрировал мой мобильник, возвращая меня на землю. Его руки скользнули вниз, расстояние между нами увеличилось, и я, обогнув Райана, взяла телефон. Джен.

– Прием? – ответила я, положив руку на сердце и пытаясь успокоить пульс.

– Келси, ты где? Эмма сказала, что дома тебя нет.

– Я вам вчера написала. Я осталась у друга. Как Коул?

– Что? А, Коул нормально. Мы с ним скоро поедем домой, сейчас оформляем выписку. Мне только что звонили из полиции – сказали, что в дом можно заходить и мы можем заехать за твоими вещами.

– Спасибо, Джен.

– Келси, возвращайся, – сказала она. – Нам нужно поговорить.

Я отключила телефон. Райан стоял у двери в ванную и смотрел на меня.

– Это Джен. Про маму так ничего и не известно. Но мне можно заехать домой.

– Я тебя отвезу, – сказал он. И ухмыльнулся. – Сейчас, только приму приятный ледяной душ.

У поворота к моему дому стояла полицейская машина, блокируя проезд. И еще две машины, точнее телевизионные фургоны, курсировали снаружи.

– Кошмар! – проворчала я.

– Да уж. – Опуская окно, Райан взял меня за руку.

Полицейский попросил предъявить удостоверение личности, и Райан показал водительские права. Полицейский перевел взгляд на меня.

– Я свои дома оставила, – объяснила я. И для наглядности показала на дом. – Вот там.

Он внимательно посмотрел на меня и Райана и махнул, чтобы мы проезжали. Интересно, рядом с домом Анники тоже стоит полиция? Пока Райан подъезжал к дому, я позвонила Аннике, но сразу попала на автоответчик. Я отправила ей сообщение – вдруг она наказана и ей нельзя пользоваться телефоном.

«Привет, – написала я. – Ты как?»

В конце въезда стояла еще одна патрульная машина, и мы припарковались рядом с ней. Черные чугунные ворота наклонились, уличный свет не горел, сигнализация по-прежнему не работала. Даже входная дверь была не заперта. В доме слегка пахло дымом и чем-то химическим, а на стенах остался туманный налет, как будто мы оказались во сне.

Все служило напоминанием: сковорода на плите, раздвинутые занавески, открывавшие след от пули в окне, и разбросанные на кухонной столешнице аккумуляторы. Боковым зрением я заметила тени, что-то незнакомое, но, когда обернулась посмотреть, их уже не было. В этом доме больше не было ничего знакомого. Никакого ощущения безопасности – все пропало.

Я пошла по коридору в свою комнату, рассматривая все, как человек со стороны. Решетки на окнах, толстые тонированные стекла, камеры снаружи, подвал, заваленный химическими реагентами. У хозяйки этого дома явно непорядок с головой. Неудивительно, что ей приходится видеться раз в неделю с психотерапевтом, чтобы ей оставили ребенка. Эта женщина непредсказуема. Полиции трудно ее понять. Я почувствовала, как она ускользает от меня еще дальше.

В моей комнате явно был обыск – стол и все остальное казалось грязным и испорченным. Я открыла гардероб и стала швырять одежду в кучу на кровати. Райан принес с кухни мусорный пакет и держал его открытым, пока я бросала туда какую-то одежду, туалетные принадлежности и зубную щетку. И тут я вспомнила про подвал, деньги и паспорта. То, что спрятано, – то, что должно остаться спрятанным. Полиция этого не поймет – они не могли этого понять, так как не понимают мою маму.

– Подождешь меня здесь? – спросила я.

– Я могу пойти с тобой, – сказал он.

Но я покачала головой:

– Я быстро.

Он не стал спорить и стал снова рассматривать нашу семейную фотографию, стоя в коридоре с мусорным мешком. Самая обычная семья.

На лестнице было темно. Основное электричество еще не включили, но генератор еще работал, и в углу горели лампочки на батарейках. Ящики, в которых мы с Райаном рылись, по-прежнему стояли открытыми вразнобой. Дверь в убежище теперь была открыта, и темнота манила внутрь. Встав у входа, я вернула стеллажи в вертикальное положение, так что ящики и разные припасы снова оказались расставлены более-менее аккуратно. Дырка в полу, через которую мы сбежали. И темное пятно на полу, где Коул истекал кровью, пока мы не нашли выход. Отодвинув ногой ящик, я стала искать на полу деньги, но тут на лестнице послышались шаги.

– Почти закончила, – сказала я, оглядываясь через плечо.

Но это был не Райан, а детектив, один из тех, кто нас допрашивал, – детектив Конрад. В руках у него были пластиковые конверты.

– Что-то потеряла? – спросил он.

В его взгляде больше не было жалости и сострадания жертве. Что-то изменилось. Нельзя было давать им код, это небезопасно. Осторожно. Надо быть осторожнее. Я должна была хранить наши секреты, и это, как я теперь понимала, был один из них. Я снова в подвале, снова в ловушке. Пространство вокруг меня стало сжиматься, я услышала эхо его голоса и увидела, как детектив жестом показал мне следовать за ним. Еще одна атака. И я уже понимала, что будет больно.

– Это не ваше, – выпалила я.

Я стояла на кухне напротив него через стол, на котором лежали конверты.

– Знаю. Твое? Зачем ты искала их внизу?

– Они принадлежат моей маме, – объяснила я. – Небезопасно оставлять их в незапертом доме.

Он барабанил пальцами по одному из конвертов.

– Тут много денег, – заключил он.

Райан стоял около меня, рядом с ним – еще один полицейский, в форме.

– Она никому не доверяла, в том числе и банкам, – поддержал меня Райан, повторив то, что я ему рассказывала. Значит, он мне верил.

– Кто она, Келси? – спросил детектив Конрад.

– В смысле?

Он сжал губы.

– Расскажи нам о своей матери. – Он положил на стол фальшивый паспорт, открытый на странице с фотографией. Маминой фотографией, подписанной чужим именем, и я поняла, что попалась.

– Позвоните Джен, – попросил Райан, приняв оборонительную позу. – Они ничего тебе не сделают.

– Мы пытаемся ее найти, – сказал Конрад.

– Ее похитили, – вздохнула я. – Не знаю, зачем ей все это. До вчерашнего дня я ничего про это не знала. Но знаю, что она была напугана и готова бежать, если они снова ее найдут. – Моя рука задержалась на фотографии – снимок, который не стереть из памяти. – Видимо, поэтому.

– Кто – они? – спросил второй полицейский.

– Те, кто похитил ее в первый раз! Ее похитили, когда она была подростком. Возможно, вы про нее слышали? Аманда Сильвиано?

Детектив Конрад прищурился:

– А, да, там еще все подозревали отца, в итоге он покончил с собой, и тут она нашлась, да?

Кошмар всей ее жизни сократился до одного-единственного предложения.

– Да, это она, – кивнула я.

– И что, дело раскрыли?

– Нет, – ответила я.

– Ого! – воскликнул полицейский в форме. – Так вот почему она так живет. Она боялась, что ее снова похитят?

– И ее похитили!

Повисла пауза, полицейские переглянулись. Детектив Конрад понизил голос и снова принял сочувствующий и жалостливый вид.

– Мы говорили с Джен. Мы знаем, что твоя мать давно живет с этим страхом. Знаем, что ты во всем этом выросла. Келси, тебя воспитали так, чтобы ты повсюду видела опасность.

Я замотала головой, отказываясь им верить:

– Эти люди были здесь, а она пропала.

Он кивнул:

– Но это же она отключила сигнализацию? Все попытки взлома произошли после этого, правильно? Ты же вчера сама нам рассказала. Думаю, стоит рассмотреть вероятность, что она ушла из дома по собственному желанию.

– Она бы не смогла, – твердила я. – Это невозможно.

– Но у нее были паспорта. Она планировала однажды отсюда выйти.

Или надеялась, что выйдет, но не смогла.

– Слушай, мы свяжемся с полицией Атланты, – сказал полицейский. – Посмотрим, что еще можно раскопать. Но дело старое, Келси. Большой надежды нет.

– Кстати, забыл спросить, – вспомнил детектив, постукивая конвертами по столу. – Откуда у нее деньги?

– Наследство, – ответила я.

– От кого? От отца?

Снова пауза, и у меня оборвалось сердце. Перед тем как полицейский задал вопрос, они переглянулись между собой, и я поняла, что они давно все знали. Они знали мамину историю. Знали до того, как я им рассказала.

– Я помню это дело, – сказал полицейский. – Прежде чем покончить с собой, ее отец спустил все деньги на адвокатов.

Я скрестила руки на груди:

– Не знаю, я тогда еще не родилась.

Очень хотелось уйти. Мне все это не нравилось. Этот разговор явно не вел ни к чему хорошему.

– Так что спрошу еще раз, – повторил детектив. – Откуда у нее деньги?

– Она работает. Из дома. Бухгалтером.

Он огляделся:

– Симпатично тут у вас. Как думаешь, сколько стоит такой ремонт?

Я не ответила. Я понятия не имела. Но, кажется, им было все равно. Это было похоже на театральное представление, где они разыгрывали диалог. Детектив повернулся к полицейскому:

– А ты как думаешь?

Полицейский присвистнул.

– Много, – ответил он. – Очень много денег.

– Может быть, она их украла? – спросил детектив Конрад.

Он смотрел на своего коллегу, но на самом деле спрашивал меня.

– Келси, – мягко произнес Райан, – пойдем.

– Мы бы хотели поговорить обо всем подробнее в участке. Но сначала скажи: вот об этом ты знала?

Детектив Конрад положил на стол второй паспорт, и я услышала, как Райан ахнул. Там была моя фотография. Подписанная чужим именем. Я закрыла глаза, мечтая провалиться под землю.

– Нет, – ответила я. – Не знала. Клянусь.

Я, но не я. Лицо Райана выражало нечто среднее между удивлением и чем-то еще. Он был напуган – его напугала девушка на фото, которую он не знал. И как мне это объяснить? Меня эта девушка пугала не меньше.

Райан взял мешок, а я поплелась за ним, чувствуя, как исчезаю. Вся моя жизнь в мусорном мешке, а женщина, которую, как мне казалось, я знаю лучше всех на свете, менялась на глазах. Райан остановился возле машины, бросил мешок на заднее сиденье и оперся руками о капот. Он глубоко вздохнул и повернулся ко мне: – Кто она, Келси?

Я отступила на шаг. Потому что он смотрел на меня так, будто спрашивал не только, кто она, но и кто я.

– Не знаю, – прошептала я, тряхнув головой, чтобы сдержать слезы. – Я не знаю, откуда у нее деньги, от чего она пряталась и зачем ей паспорта… или почему Коул говорит, что она все помнит. И не знаю, где она. Но я знаю, я знаю, что она в опасности.

– Хорошо, – произнес он, и его рука повисла между нами, как будто он сомневался. Нет, как будто ждал от меня знака.

Я сделала шаг вперед, и он притянул меня к себе. Я старалась сдержать слово, которое ему дала. Что не сломаюсь. Но в голове поселилась новая мысль – она кружилась, закапывалась все глубже и не отпускала меня: кто она, кто она, кто она? Выходит, она семнадцать лет лгала, и не только мне, а всему миру. У нее должны были быть причины. Женщина, которая стояла перед моим мысленным взором, вырастила меня, видела кошмары по ночам и боялась всего мира – она настоящая. Но то же самое можно сказать и про вторую. Можно ли любить кого-то, кого на самом деле не знаешь? Мое сердце будто в тисках. А кто я? Не знаю.

Глава 25

Райан припарковался у дома Джен и достал мой мешок с заднего сиденья. Я встала перед дверью, не зная, что делать. Слишком много времени прошло с тех пор, когда я могла просто войти или открыть дверь запасным ключом. Я позвонила в звонок и услышала, как кто-то с топотом сбегает вниз по лестнице.

Открыв дверь, Эмма вздрогнула и уставилась на нас с Райаном. Осознав, что стоит перед Райаном в пижаме и ненакрашенная, она вся сжалась.

– Как дела у твоего брата? – спросил Райан.

Эмма повисла на двери, раскачивая ее взад-вперед.

– Потерял много крови, но жизненно важные органы не задеты. Видимо, благодаря тебе, – сказала она.

Райан покачал головой:

– Это Келси нас вытащила.

– Ну да, – кивнула Эмма и, приоткрыв дверь пошире, пробурчала под нос: – Но из-за нее же он туда и попал.

В остальном в доме было тихо, но во дворе я видела машину Джен.

– Все спят, – объяснила Эмма. – Папа прилетел вчера поздно вечером, и они всю ночь провели в больнице.

Я медленно шла по первому этажу, а Райан тащился за мной. Все в доме Джен казалось смутно знакомым. Стены покрасили в другой цвет, но пол рядом с входом на кухне так же скрипел – а я и забыла. Знакомый интерьер как будто успокаивал. Даже если это просто кусок дерева. Раньше я ночевала в комнате Эммы наверху и спала рядом с ней в спальном мешке на ковролине, но в этот раз я вряд ли буду спать там же.

– Можешь бросить ее вещи в той комнате, – показала Эмма.

В «той комнате» стоял раскладной диван и старенький телевизор. Попасть туда можно было только из кухни, а из самой комнаты через раздвижные двери с вертикальными жалюзи можно было выйти на задний двор. Я уставилась на дверь, на окна. Только одна линия обороны. Райан бросил мои вещи на диван и встал за мной, положив руки мне на плечи.

– Ты точно не можешь остаться у меня? – шепнул он.

– Ха-ха.

Он рывком отодвинул жалюзи, и они тревожно забились друг об друга.

– Как Коул? – окрикнула я Эмму, но никого не было.

Сверху послышались шаги, заскрипел пол, во дворе кто-то завел машину. Эта людность придавала ощущение безопасности, в домах, где жило много людей, где все у всех на виду. Вот только. Вот только мою маму похитили именно из такого дома. Ее похитили, и никто не видел. А до похищения были годы домашнего насилия, но никому не было до этого дела.

Райан встал в центре комнаты, рассматривая фотографии на полках.

– Так вы с Коулом… – начал он.

– Что мы с Коулом?

Мы с Коулом не виделись три года, пока он не приехал тогда в больницу. Но я не забыла, и Райан, видимо, тоже, как я прижалась к Коулу и шептала ему что-то на ухо, пытаясь остановить кровотечение.

– Вы с Коулом когда-нибудь?..

– Три года назад. Буквально миллисекунду. Пока его мама не велела ему со мной расстаться. – Я пожала плечами, точно так же, как Коул тогда. – Но это ничего не значило. Я просто… оказалась под рукой.

Я посмотрела в окно через щели штор. Двор окружала дощатая изгородь, на дереве висели самодельные качели из покрышек. Именно на этих качелях мы с Коулом впервые поцеловались. А в этой комнате я пряталась за стеной, пока Джен отчитывала Коула на кухне, а потом просто отвезла меня домой. Мне она не сказала ни слова – видимо, я не была способна принимать решения. Я плыла по течению. И Джен все разрулила.

– Так не бывает, – сказал Райан.

– Я просто постоянно ошивалась у них дома. Вот и все.

– Ты ему все еще нравишься.

– Не нравлюсь. Он просто злится, что я мешаю ему нормально жить. Коул готов был меня им сдать.

– Если бы ему было все равно, он бы изначально не приехал. Ему просто было страшно. Он истекал кровью, и ему было страшно.

Нам всем было страшно. И этот страх много что вскрыл. Обо всех нас, включая и меня. О чем я на самом деле не хотела знать. Это знание сидело во мне глубоко и медленно ползло наверх. Райан сморщил нос и стал будто моложе и уязвимее.

– Не нравится мне, как он обращается с девушками, и особенно мне не нравится, что он целовал тебя.

Я уперла руки в бок:

– А ты мне расскажешь обо всех девушках, с которыми ты целовался?

Он ухмыльнулся. Покачал головой.

– Я так и подумала, – заявила я.

– Все равно ненавижу тот факт, что ты будешь у него жить, – сказал Райан.

– Я буду жить у Джен, потому что у нее есть право опекунства надо мной и моей мамой. А он тоже тут просто живет. Нас вообще ничего не связывает.

Райан подошел ближе, держась за голову, как будто только что пробежал стометровку.

– В общем, я тут пытаюсь сказать – и, судя по всему, получается у меня не очень, – что я хочу, чтобы ты была моей.

Я, видимо, таращила глаза или покраснела, потому что он как-то сник и отстранился.

– Подожди, нет, это прозвучало как-то странно. Блин, почему так сложно? Я имею в виду, что не хочу, чтобы это все было временно. Только потому что я просто попался под руку.

Я улыбнулась и подошла к нему.

– Ты не просто попался под руку, – сказала я, и он крепко обнял меня, стирая все воспоминания, которые у меня были об этом доме.

На кухне скрипнул пол, и, обернувшись, мы увидели Эмму, которая стояла с разинутым ртом.

– Блин, Келси, серьезно? Тебе обязательно забирать себе все?

– Что?

– Стой, подожди… – начал Райан.

Но Эмма уже завелась. Ее было не остановить. Эту версию Эммы я знала – эмоции переполняют и вот-вот выплеснутся наружу…

– Сначала ты отняла у меня мать, – сказала она, – потом брата… Но останавливаться ты не собираешься.

– О чем ты вообще говоришь? – спросил Райан.

Она показала на меня, стиснув зубы:

– Вся наша жизнь вертится вокруг нее и ее матери. Прости, Эмма, на лыжах не поедем, у Мэнди регресс. Прости, Эмма, в «Хижине» будет работать Келси, ей это нужно, чтобы соблюсти требования. Прости, Эмма, но надо все бросить и мчаться в больницу оформлять документы Келси. – Она была в такой ярости, что я отступила – я понятия не имела о том, что ее это так злило. – Я думала, если расскажу маме про ваши шуры-муры с Коулом, все закончится, но нет. Стало только хуже.

– Что?

Я думала, мы с Эммой разошлись из-за расставания с Коулом, но оказалось, все наоборот. Все началось с нее. Из-за нее я вернулась в опалу собственного дома. Но, возможно, она была права. Ведь это я только что приехала к ней домой с вещами, а наверху лежит ее брат, в которого из-за меня стреляли.

Она уперла обе руки в бока:

– И, Райан, я думала, тебе нравится Холли.

Он покачал головой:

– Я этого не говорил. А Холли даже не знаю.

– Отлично ты ее знаешь. Значит, ты ее просто за нос водил? Как последний козел?

Он сделал шаг назад, подняв руки и словно заявляя о своей невиновности.

– Я не… Я никогда не говорил ей, что она мне нравится.

– Да, но что она тебе не нравится, ты тоже не говорил.

Ее слова прозвенели у меня в ушах, я представила Холли у Райана в комнате, в его одежде, в его кровати. Эмма подняла руки, повторяя его жест:

– Да забей. Просто. Забей. Делаешь что хочешь, Келси. Как обычно. – И она ушла.

– Келси, все было не так, – повернулся ко мне Райан. – Я не… мы никогда не… Если она что-то и подумала, я этого не хотел.

Я уставилась на него, пытаясь увидеть его другими глазами. Глазами Эммы. Глазами Холли. Глазами моей мамы.

– Я, наверное, поеду, – пробормотал Райан. – Но, Келси, ты мне позвони, ладно?

Я смотрела ему вслед с чуть дрожащими руками и полным смятением в душе. Полным. Я решила разложить вещи на полках столика под телевизором и достала мешок. Но все пропахло дымом.

Я снова позвонила Аннике. Написала ей письмо. Отправила голосовое сообщение.

– Я просто хочу убедиться, что у тебя все нормально, – повторила я в десятый раз. – Прости меня. Мне очень, очень жаль.

Я подумала о том, как испортила жизнь Эмме и Коулу одним своим существованием, а теперь, видимо, сделала то же самое и с Анникой. Анника, которая была такой бесстрашной с парнями и всегда делала, что хочет, теперь боялась возвращаться домой.

Лежа на диване с широко открытыми глазами, я слушала, как тикают часы на камине, и не знала, что делать с ворохом мыслей. Мама пропала, но, кажется, никому до этого нет дела. А теперь полиция не верит, что она заработала деньги там, где говорила. Она врала про деньги? Или эту ложь придумала я, чтобы заполнить пробелы и сделать историю более складной? Так же, как делают сейчас они? Надо спросить у Джен. Коул сказал, Джен знала, что мама врет и знает больше, чем рассказывает. Наверняка у Джен есть ответы.

– Все нормально, – раздался голос Коула. – Правда, я и сам могу идти. – Он спускался по лестнице, и с обеих сторон его поддерживали родители.

У входа в мою комнату Джен вдруг остановилась.

– Здравствуй, Келси. Ты когда приехала?

– Меня Эмма пустила, – ответила я и посмотрела на Коула.

Он весь вспотел и чуть согнулся набок, но стоял на обеих ногах и вообще был живой, говорил, и все у него было нормально.

– Привет, – сказала я. – Ты как?

Он показал на раненый бок:

– Швы. – Затем повернул руку, чтобы было видно. – И капельница. У меня по венам течет чужая кровь.

– Келси, мы рады, что вы оба в порядке, – произнес папа Коула и многозначительно посмотрел на Джен.

Он пошел на кухню готовить, а Коул опустился на диван за моей спиной. Джен стояла передо мной. Выглядела она ужасно. Как будто давно не спала и не мылась. Нет, как будто в ее сына стреляли и она не знала, что делать.

– Полиция думает, что она сбежала, – сообщила я. – Вы должны сказать им правду. Она не могла. Ее похитили.

Джен помедлила. Посмотрела на Коула, который сидел за мной.

– Пойдем. – Она указала на свой кабинет с другой стороны комнаты.

Рядом с большим окном стоял деревянный стол, а на стенах висели многочисленные книжные полки, но несколько коробок с документами все равно стояли на полу. В шкафу с двойными дверями на металлическом замке хранились личные дела пациентов. Джен закрыла за нами дверь, хотя Коул наверняка все равно нас слышал.

– Полиция задавала мне вопросы…

Джен пощипывала переносицу:

– Я знаю, Келси. Знаю.

– Что вы от меня скрываете? Что с ней случилось?

– Келси, я не могу об этом говорить. Не имею права.

– Она пропала, а полиция считает, что она сбежала… Вы ведь в это не верите?

Джен посмотрела на пустые стены, будто искала ответы, и наконец заговорила:

– Думаю, такое возможно.

Я вздрогнула:

– Думаете, она могла выйти?

Она потянулась ко мне, но я отстранилась.

– Думаю, твоя мама очень сильная. Она не так слаба, как кажется. Поэтому тебе и разрешили с ней остаться. Мне показалось, она способна на большее. Способна заботиться о тебе.

– Вы не правы. Я с ней жила. Она находилась в плену у стен и ограничений, кошмаров и воспоминаний, которые были ей недоступны.

Она подняла руки:

– Ладно, Келси. Хорошо. Полиция ее ищет. Они связались с полицией Атланты и в данный момент расследуют ее историю.

– Вы думаете, мама все помнит? – спросила я.

Джен помедлила:

– Думаю, в газетах описали далеко не всю историю. Видимо, она не хочет все это помнить.

– Но она пропала, Джен. Дом взломали, а она пропала. Вы должны все рассказать полиции.

– А знаешь, что думает полиция? Что твоя мама взяла что-то чужое. И те люди просто забрали свое. Сейчас ты здесь в безопасности. Поговорим на выходных, хорошо? Придумаем, что дальше делать.

Джен проскользнула мимо меня, но я не могла пошевелиться.

– Вы правда думаете, что мама меня бросила?

Она встала у входа перед открытыми дверьми:

– Я думаю, Келси, что здорово ошибалась. Я совершила ужасную ошибку, из-за которой тебя… и Коула… чуть не убили. И за это я себя никогда не прощу.

Коул сидел прямо у дверей, на диване, на котором мне предстояло спать, со стаканом воды в руке. Джен пошла на кухню, и Коул похлопал по дивану рядом с собой.

– Выглядишь ты так же, как я себя чувствую, – заметил он.

Я посмотрела на него: бледный, рука дрожала, и он прижал ее к боку, пытаясь унять дрожь.

– Как ты на самом деле? – спросила я.

Он пожал плечами и сменил тему:

– Значит, вы теперь с Бейкером?

– Да, мы с Бейкером.

Он уставился на выключенный телевизор, на наши искаженные отражения, сидевшие на противоположных концах дивана.

– Я просто испугался, Келси, – произнес Коул. Видимо, так он просил прощения.

– Что ж, это ведь из-за меня в тебя стреляли, – попросила я прощения в ответ.

Кивнув, он дал знак наклониться поближе, так что я почувствовала запах больничного мыла и вяжущего средства на его коже. Я наклонилась ухом к самому его рту.

– Ключ от архива у нее в сумочке.

В ту ночь, как только все уснули, я бросилась к сумочке Джен, где во внутреннем кармане на подкладке и нашла ключ. Может быть, меня действительно никто не преследовал. Может быть, Джен была права. Они просто забрали свое и ушли. Но на всякий случай каждые пять минут я проверяла сигнал на телефоне. Я поднимала трубку стационарного телефона и прислушивалась к гудкам. Звук, который говорил мне: «Ты в безопасности».

Ключом Джен я открыла двойные дверцы шкафа и уставилась на стеллажи. Файлы были разложены по коробкам в алфавитном порядке, но у нашей фамилии была своя отдельная коробка. Восьмилетнее исследование маминой жизни. Восемь лет правды прямо передо мной. В записных книжках хранились стенограммы сеансов Джен – какие-то списки, нацарапанные неразборчивым почерком. Напротив некоторых записей стояли временные метки, но, кажется, они не относились ко времени сеанса.

Только обнаружив на дне коробки цифровой магнитофон, я поняла, что это были за метки. Судя по записям, Коул был прав – Джен давным-давно подозревала, что мама ничего не забыла. Но чего он мне не сказал и что я выяснила сама, это то, что Джен считала, будто мамины страхи уходили корнями намного глубже, чем ее похищение. Страхи действительно были, только боялась она другого.

Я легла на деревянный пол, надела наушники, и голову наполнил мамин голос. Много часов ее лжи. Как и Джен, я точно знала, где она врет. Ее голос, как пуховое одеяло, накрывал меня теплом до самого подбородка. Но ложь, как шквал холодного ветра, замораживала мне желудок. Один кусок я перематывала снова и снова – его отметила Джен в своих записях.

Голос Джен:

– Вернемся в день, когда тебя похитили. Начни сначала.

Мамин ломающийся голос:

– На лестнице было темно. Я спала. Я услышала, как разбилось стекло, и закричала.

– И что ты увидела?

– Я увидела тень.

– И что ты сделала? Ты пыталась убежать?

– Да, я пыталась убежать. Мы дрались. Что-то разбили.

– Но никто не пришел.

– Никто не пришел.

– Что потом?

– Потом он ударил меня сильнее, я упала, а дальше не помню.

– Хорошо, Мэнди, хорошо. Все хорошо. Сделай глубокий вдох. – Пауза. – Готова?

– Прости. Готова.

– Давай начнем еще раз. Почему ты проснулась?

– Из-за разбитого стекла.

– И ты закричала?

– Да, когда увидела тень.

Я трижды перемотала этот кусок, чтобы услышать несовпадение. Наверное, первое, что заметила Джен. Сначала мама закричала из-за звука разбитого стекла. Во второй раз – только когда увидела тень. Еще одна запись, три вопросительных знака, другая временная метка. Я нашла на записи соответствующий кусок. Голос Джен:

– Поговорим о твоей жизни дома до похищения.

– Нет, я не хочу об этом говорить.

– В газетах писали, что отец тебя избивал. В медицинском отчете после твоего побега зафиксированы старые, давно зажившие переломы ребер.

– Я сказала, что не хочу об этом говорить.

– Ты испытывала страх перед похищением? Боялась своего отца?

– Боялась? Нет. Боялась – неподходящее слово. Я не знала другой жизни. Но это к делу не относится, к тому же он умер, так что я не хочу об этом говорить.

– Боюсь, нам все же придется. Разве ты не понимаешь? Очень важно, чтобы твоя дочь была в безопасности.

– Она в безопасности. Это единственное, что в моих силах. Все, что я сделала, я сделала ради нее.

Я снова и снова перематывала этот разговор, вслушиваясь, как она проговорилась. «Все, что я сделала. Все, что я сделала. Все, что я сделала». Раз она врала тогда, так охотно и так долго, то, конечно, могла врать и сейчас. «Они пришли забрать свое», – сказала Джен. Но я подумала: что, если они вернулись именно за нами? В ту ночь я все о ней узнала. И больше всего она боялась не того, что ее похитят, а того, что ее найдут.

Глава 26

Джен попросила меня отвезти Коула и Эмму в школу. Для Эммы это, видимо, стало последней каплей. Надувшись, она ждала, что Коул начнет спорить, но вместо этого он лишь сказал: «Ладно». Я с ужасом посмотрела на Коула и на Джен и запротестовала:

– Я не могу идти в школу.

– Келси, тебе нужно возвращаться к обычной жизни. Надо попробовать. Если ты засядешь здесь в четырех стенах, это тебе никак не поможет. Мы с мужем оба работаем. Ты останешься здесь одна, и ради чего?

Этого было достаточно, чтобы меня убедить.

Припарковавшись где обычно, я хотела помочь Коулу дойти до школы, но Эмма сказала: «Я сама» – и закинула на плечо его рюкзак. Коул мог нормально ходить, но ему запретили дополнительно нагружать бок. Я остро ощущала, как вслед мне дышала тишина, люди останавливались и глазели. Меня замутило.

Математика, мне надо на математику. Ведь есть распорядок. Я увидела пустой класс через открытую дверь и ускорила шаг. Обогнула угол, прижав руку к груди, пытаясь остановить неизбежное. Райан уже сидел на своем месте – когда я вошла, он повернулся к вход у.

– Привет, – сказал он, но тут его лицо изменилось. – Ой!

В классе безопасно, здесь Райан Бейкер, все хорошо. У тебя все нормально. Я бросила сумку возле парты и опустилась на место рядом с Райаном.

– Как у нас дела? – спросил он.

Я кивнула, потому что не могла говорить.

– Хорошо, – подытожил он.

Его голос казался таким далеким, даже когда он нагнулся поближе, так близко, что его губы щекотали мне щеку, произнося слова, которые я никак не могла воспринять. Он нежно коснулся пальцами моего подбородка.

– Эй, вернись, – окликнул он.

– Прости, я здесь. – Я улыбнулась ему, но он наклонил голову, будто все понял.

Когда дверь закрыли, мне стало спокойнее – люди ближе друг к другу, вокруг меня много свидетелей. Все смотрят, говорят и сочиняют истории. Я не могла исчезнуть – по крайней мере пока на меня все смотрят. Если я вдруг ускользну через какую-нибудь трещину, они точно заметят. Впервые я почувствовала надежную опору за пределами наших ворот. Самое ужасное, что это произошло только после того, как пропала моя мама.

К обеду история обросла подробностями, и по школе поползли слухи. Судачили, что Коул получил пулю, закрывая меня своим телом. Но что они оба делали в моем доме? Я что, крутила шашни с ними обоими? Наверное, они как раз дрались из-за меня, когда пришли взломщики. Наша история зажила собственной жизнью. На каждом уроке вокруг нас шептались – ложь, в которую даже хотелось поверить. Их история была проще, она не подрывала устои моего существования.

За обедом я решила сесть с Райаном, но тотчас пожалела о своем решении. Когда я поставила поднос с едой за их столик, Лео, Эй-Джей и девушка Марка Клара дружно подняли на меня глаза.

– Давно пора, – заметил Лео и вернулся к прерванному разговору.

Райан схватил мой стул за ножку и пододвинул к себе, так что мы почти касались друг друга. Затем он провел рукой по моей, сплетя наши пальцы, и откинулся на стуле, засмеявшись над тем, что говорил Лео. Закрыв глаза, я пересчитала выходы: двойные двери за мной, эвакуационный выход сбоку, окна наверху и, наверное, еще один выход за зоной приготовления пищи. Я почувствовала, как Райан сжал мне руку, и когда открыла глаза, увидела, что он на меня смотрит. Он нагнулся поближе.

– О чем ты думаешь, Келси Томас?

– О выходах, – сказала я, и он рассмеялся, наклонив голову к стене, волосы упали ему на лоб.

– Если что, моя машина стоит прямо у тех дверей.

Я расплылась в улыбке и попробовала представить ситуацию с его стороны: друзья, знакомые, безопасный режим. На секунду я встретилась глазами с парнем за столом напротив – он не ел, а держал телефон – нет, фотоаппарат – объективом в нашу сторону. Как только наши глаза встретились, он опустил взгляд, быстро встал и пошел к выходу. Голоса схлынули, и все мое тело пришло в боевую готовность.

Нос крючком, глубоко посаженные глаза, разрозненные черты лица, которые странным образом складывались в симпатичную картину… Я его уже видела. Как минимум его фотографию. На телефоне Анники.

Это же Илай. Я резко отодвинула стул, и Райан поднял на меня глаза:

– Я…

Ничего не сказав, я отстранилась от Райана и стала проталкиваться через стулья столовой к выходу.

– Эй, – позвала я, но Илай не остановился.

Смешавшись с толпой, он вилял по коридору. Я шла быстро, но он быстрее – как будто не хотел, чтобы я его догнала.

Я не знала, что Райан идет за мной, пока он не возник рядом в пустом коридоре.

– Что случилось? – спросил он, смотря по сторонам.

– Я кое-что увидела, – сказала я, прерывисто дыша. – Я видела человека из той ночи.

Он поднял брови и схватил меня за руку:

– Кто? Где?

– Его зовут Илай. Я его здесь раньше не видела. В тот вечер они с Анникой ездили на свидание.

– Он здесь учится?

– Нет. Вроде бы.

Или да? Что сказала Анника? Они познакомились… он занимался ландшафтным дизайном… Да? Но он мог совмещать учебу с работой, как Райан. Может, я зря паникую?

– Хорошо, значит, просто парень, – сказал Райан. – Может, учится в нашей школе. Позвони Аннике. Хорошо?

Я затрясла головой: ничего не хорошо.

– Анника не отвечает мне с той самой ночи. Ни на звонки, ни на сообщения, ни на письма.

Райан нахмурился.

– Тогда поехали, – сказал он.

– Куда?

– К Аннике.

– Хорошо. Да, поехали.

Мне нужно было увидеть ее во что бы то ни стало. Удостовериться, что она в порядке. Скорее всего, я зря всполошилась. Но Илай шел так быстро, стараясь меня избегать… лучше перепроверить. Иначе страх станет только хуже, и я не смогу избавиться от этих мыслей. А мысль была такая: за мной наблюдают. Кто-то до сих пор здесь. За мной охотятся. Я почувствовала это, как будто нечто собиралось с силами, обретало форму. Но что-то происходило и со мной. У меня болели кости, как будто внутри что-то кипело, медленно пробиваясь наружу.

Стоя на парковке перед третьим уроком, я вдруг заволновалась, что меня раскроют. Вдруг GPS на телефоне определит, что я не там, где должна быть, и меня остановят. Но потом вспомнила, что следить за мной больше некому. Что я наконец-то получила то, что хотела, – свободу, – правда, очень большой ценой.

Свернув на Стерлинг-Ридж, мы проехали мимо моего дома, где въезд все еще блокировала полицейская машина. По крайней мере у дома больше не крутился телевизионный фургон. Они нашли новую трагедию. Пошли дальше. Но не мы. Я показала Райану нужный поворот. У дома стояли машины Анники и ее мамы. Я снова набрала номер подруги, но она не ответила. После аварии, не сумев со мной связаться, Анника пришла на стену и ждала меня там. Почему я не поступила так же?

Дом Анники был в два раза больше моего, хотя жили в нем всего трое. Идеально ухоженный двор был разбавлен ярким пятном диких цветов перед белой верандой. Я позвонила в звонок и услышала шаги. Перед самой дверью кто-то остановился. Сбоку через прозрачные занавески мелькнула тень, а затем дверь открылась. Мама Анники всегда была со мной по-деловому вежлива, и сам дом отражал ее характер. Он, казалось, всегда был рад гостям, но в то же время строг и официален. Первое время я не всегда понимала, какой мебелью можно пользоваться, а какая стояла только для украшения. И мама Анники идеально вписывалась в эту атмосферу. Но сейчас она выглядела смертельно уставшей, как и Джен, а в руке у нее был телефон.

– Здравствуй, Келси, – прошептала она. Темные круги под глазами, волосы убраны в хвост, как у Анники. – Извини, пресса никак не оставит нас в покое.

Я переминалась с ноги на ногу.

– Это Райан, – представила его я. – Мы пришли проведать Аннику. Как она, нормально?

Мама Анники кивнула, рот растянулся в улыбке:

– Справится. Она сильная. А ты как? О маме так ничего и неизвестно? – Последний вопрос она произнесла тише, будто не хотела, чтобы Райан его услышал.

– Нет, неизвестно, – вздохнула я, процарапав себе горло этими словами. – Но у меня все нормально. Можно зайти к Аннике?

Она открыла дверь пошире:

– Анника в комнате, где телевизор. Я рада, что ты пришла.

Дом Анники был открытый и просторный. Окна в общих комнатах от пола до потолка, без штор, потому что за ними были только горы и лес. Когда я приходила сюда в гости, то всегда на них дивилась. Но теперь Анника сидела в единственной комнате без окон. Идеальная комната, чтобы смотреть кино, – экран не будет отсвечивать. Но она сидела на диване скрестив ноги, с зеленым лаком, стоявшим рядом с ней на подлокотнике, и выключенным телевизором.

– Привет, – поздоровалась она, когда я вошла.

Анника держала кисточку у большого пальца, как будто ничего не изменилось. Затем она увидела Райана и кивнула. И я сразу поняла, что изменилось абсолютно все. Начиная с того, как она поздоровалась со мной и с Райаном, как из всего дома выбрала самую закрытую комнату, и заканчивая тем, как она выглядела. Длинная коса лежала на спине, а вокруг ненакрашенного лица выбивались маленькие кудряшки. Она сидела в черных лосинах, с красными глазами и ничего не говорила. Из-за меня она изменилась, я забрала ее «анникальность». Втянула ее в свою жизнь.

– Привет, – ответила я. – Я тебе звоню. И пишу.

Она кивнула и сосредоточилась на следующем пальце.

– Знаю, знаю, извини. Просто… – Она опять замолчала и взглянула на меня. – Не знаю, что сказать.

– Прости меня, – сказала я и почувствовала комок в горле.

Она покачала головой:

– Я не… Я даже особенно ничего не помню, все произошло так быстро. Полиция задает мне все эти вопросы, но чем больше они меня спрашивают, тем больше я во всем сомневаюсь. – Она медленно моргнула в мою сторону. – У тебя так же?

Я подумала о мамином голосе на записи. О том, как полиция и Джен заполнили пробелы своими историями и идеями. И как история начала жить собственной жизнью.

– Да, – ответила я. – У меня так же.

Анника посмотрела на Райана, прислонившегося к стене позади нас. Мне хотелось, чтобы она сказала что-то типичное для Анники, что-то о нас с Райаном, подразнила нас по-доброму, но она продолжила, как будто его вообще там не было.

– У Коула все нормально? В газете написали, что он здоров, но… он там такой бледный. – Она понизила голос. – Кажется. Хотя я уже точно не помню. Возможно, он такой в моих кошмарах.

Я вздрогнула:

– У него все нормально. Он даже сегодня пошел в школу.

– Хорошо, – сказала Анника, подула на ногти, и ее пальцы чуть задрожали.

– Анника, я должна тебя кое о чем спросить.

Но она уже ушла куда-то в себя, сосредоточившись на следующей руке, а взгляд помутнел.

– Ты с Илаем не разговаривала? – спросила я.

– Что? – Не останавливаясь, она начала красить вторую руку. – А, нет, свидание прошло как-то странно. Даже не так: это он себя вел как-то странно. После того как ты позвонила, он настоял, чтобы отвезти меня домой. Думаю, просто хотел пораньше от меня отвязаться. Я явно ему не понравилась. И это взаимно.

– Можно еще раз посмотреть на его фотографию?

Она махнула в сторону стола:

– Телефон там. А что?

– Кажется, я сегодня видела его в школе.

Она покачала головой, из косы выбилась очередная кудряшка, и она сдула ее с лица.

– Нет, он у вас не учится. Он сказал, что его исключили. Я тебе говорила, он занимается ландшафтным дизайном. – Она выглянула в окно. – Еще одна причина не выходить из дома. – Как будто она уже спорила об этом со своей мамой.

Я открыла фотографию и увеличила ее. Да, это точно был он. Я показала телефон Райану.

– Я себе перешлю, – сказал он.

Анника вдруг ожила, напряглась, выпрямила плечи и забегала глазами между мной, Райаном и своим телефоном.

– Что случилось? – спросила она.

– Анника, – начала я, – ты можешь ему позвонить?

– Зачем?

Я нервно сглотнула и посмотрела на Райана, который лучше меня умел успокаивать людей. Райан подошел поближе и понизил голос:

– Возможно, он не тот, за кого себя выдает.

Она покачала головой. Потом еще раз.

– Вы меня пугаете. Вы думаете… – Она закрыла рот рукой. – Какой ужас! Вы думаете, я была в машине с одним из них?

– Не знаю. Надо ему позвонить, – сказала я.

Она покачала головой:

– Нет. Пожалуйста. Не вмешивайте меня в это. Я просто хочу обо всем забыть.

– Я позвоню, – сказал Райан, записывая в свой телефон данные контакта.

Анника повернулась ко мне:

– Ты знаешь, я знакома с тобой дольше всех.

Она переехала сюда три года назад, но мы виделись, только когда подруга приезжала на каникулы. Но все же Анника была для меня самым близким человеком, не считая маму и Джен. Я считала нашу дружбу в основном односторонней, но, оказывается, ей она была так же важна.

– Я всегда и везде новенькая. Знаешь, каково это? – спросила она.

– Да, – ответила я.

Я отлично знала, каково это – приходить в новое место, чувствовать необъятность, ужас и одиночество в толпе.

– Когда я была маленькой, мы все время переезжали. Я всегда боюсь, что меня не заметят.

– Как можно тебя не заметить? – спросила я.

Она ухмыльнулась:

– Ты знала, что меня выгнали из последних двух школ?

– Нет, – ответила я.

И вдруг подумала: почему мы раньше никогда об этом не говорили. Насколько легче было бы нам обеим, если бы у нас был кто-то, кто понимал. Я подумала, как мы похожи – у нас обеих есть тайны.

– Меня замечали, с этим проблем не было, – сказала она. – Сначала я нарушила комендантский час. На несколько дней. – Она поморщилась. – Я всего лишь поехала навестить брата. Я же больше никого не знаю. Из последней школы меня, конечно, не то чтобы выгнали, но недвусмысленно намекнули маме, что я не разделяю миссию школы. – Она рассмеялась. – По-моему, их миссия – сделать так, чтобы все умерли от тоски, так что тут они правы.

Она нагнулась ближе, на глаза навернулись слезы, будто у нее была тайна пострашнее.

– Но теперь… теперь я просто хочу исчезнуть. Просто хочу обратно в школу. Я перестала спать. Вскакиваю от каждого шороха. – Она коснулась моей руки холодными пальцами. – Прости, Келси. Правда. Я знаю, что у тебя все еще хуже, и это ужасно, но я просто хочу, чтобы все закончилось, хочу обо всем забыть. Хотя бы ненадолго. Понимаешь?

– Да, – ответила я. – Я бы тоже этого хотела.

Она вздохнула.

– Я бы тебя обняла, но… – Она подняла руки. – Ты же мне скажешь? Когда твою маму найдут? – Она склонила голову к моему плечу. – Я вернусь, обещаю.

Райан опустил телефон.

– Ну что? – спросила я.

– Номер отключен, – ответил он.

Анника вытаращила глаза:

– О боже! – У нее затряслись руки.

Райан поднял телефон, показывая фотографию Илая:

– Я пойду в полицию. Ты… если увидишь его, позвони нам, хорошо?

Анника обняла руками колени, размазав лак на одном ногте.

– Я просто хочу уехать, – сказала она. – Мне надо уехать.

Она зарыла лицо в колени, а я обняла ее сбоку и сказала:

– Все уже позади, Анника. Все позади.

Маленькая ложь. Ложь во спасение.

– Мне надо вернуться в школу, – сказала я Райану в машине, где он сидел, словно застыв. – Я должна отвезти Коула и Эмму домой.

Райан посмотрел на меня, как будто я ничего не понимаю. Но я все понимала. За мной следили, и я была в опасности. Ничего не закончилось.

– Я доеду с тобой до Джен, а потом мы вместе поедем в полицию.

Пока мы ехали обратно в школу, Райан смотрел в зеркало заднего вида каждые пять минут. Невидимый страх, от которого он не мог избавиться.

– Я хочу, чтобы ты была со мной, – сказал он.

– Что?

– Сейчас. Всегда. Хочу, чтобы ты всегда была со мной.

Но что он мог сделать? Если даже решетки и замки не смогли меня защитить, то что он мог сделать?

Опасность повсюду. Кто угодно может оказаться врагом. Все что-то скрывают, но темнота пытается вырваться изнутри наружу. Я только тащила всех вниз. Привязанные к моему якорю, они падали вместе со мной.

Глава 27

Детектив Махони уставился на фотографию у Райана на телефоне.

– Так кто это?

– Мы не знаем, – ответил Райан. – Он был там в ту ночь, когда пропала ее мать. Ездил на свидание с Анникой и подвез ее домой после звонка Келси. Он сказал, что его зовут Илай.

Детектив помедлил, видимо, раздумывая:

– То есть до того, как связь пропала?

– Именно. Мы не думали, что это важно, пока Келси не увидела его в школе. Он у нас не учится.

– В вашей школе учится две с половиной тысячи человек. Откуда вы знаете? – спросил детектив Махони.

– Мы набрали его номер, но он отключен. Мы думаем, что благодаря звонку они узнали, что Келси вернулась домой, и из-за этого все и началось.

– Стойте, то есть вы думаете, что они пришли, потому что она была дома? – Детектив посмотрел на меня.

– Зачем еще им блокировать телефоны? – сказала я.

– Не знаю. Достать глушилку довольно легко. Возможно, они просто не хотели, чтобы во время ограбления свидетели вызвали полицию. Я, конечно, все это проверю, но, думаю, что никто не осмелился бы вас сейчас преследовать. Слишком много свидетелей.

– Свидетели были и раньше, – сказала я.

Он вздохнул, провел рукой по волосам, из-за чего стал казаться моложе – ближе к возрасту мамы.

– Им нужны деньги, – сказал он, потом открыл перед нами папку и достал фотографию. – Мы отследили деньги из вашего дома: выяснилось, что они связаны с нераскрытым преступлением. Значительная часть купюр была пронумерована по порядку, что вызвало наши подозрения – обычно такое встречается в банках. Это может указывать на поступление новых денег, а значит, если поступление успели зарегистрировать, их можно отследить. Если их украли… В общем, я позвонил в министерство финансов, и выяснилось, что конкретно эта пачка денег связана с жестоким ограблением банка, которое произошло больше семнадцати лет назад. – Он показал размазанную фотографию двух вооруженных людей в масках. – Но там было больше денег. Намного больше.

Я нагнулась к фотографии, пытаясь что-нибудь разглядеть.

– Это не моя мама.

– Мы знаем. Но как к ней попали украденные деньги?

Я не знала, но поняла, какая у них получалась история.

– Вы думаете, она была с ними?

– Да, мы так думаем.

Я села прямо, положив руку на фотографию. Это они. Это они.

– Значит, это они. Те, кто ее забрал.

Детектив постучал ручкой по столу.

– Вероятно, она сама с ними ушла. – Он остановился, затем снова постучал ручкой. – Так что теперь мы исходим из того, что, возможно, она и в первый раз сбежала добровольно.

Нет-нет-нет. Они не понимают. Мама на это не способна. Она бы просто не смогла.

– У нее на спине ожоги. Ее нашли бегущей по дороге, и от нее воняло бензином. Она была в панике и в бреду, и ей до сих пор снятся кошмары, – сказала я. – Случилось что-то ужасное. И они пришли за ней. А теперь ищут меня.

Неужели полицейские этого не понимают? Это только начало. Разве они не видят опасность повсюду?

– Эти деньги были у вас в убежище, – сказал Махони. – Возможно, они пришли за ними. Возможно, потребовали именно вас, потому что думали, что вы знаете, где остальные деньги.

Райан тяжело вздохнул:

– Значит, возможно, они до сих пор думают, что она может что-то знать, правильно?

Детектив глянул на Райана:

– Ну, так далеко я бы не заходил.

Меня тошнило. Жестокое ограбление. Нераскрытое преступление. Добровольно. Все, что я о ней знала, – все ложь. Все, что я знала про себя, – что я состою из ужаса только наполовину. Но все это была неправда. Я вся состояла из ужаса и лжи. Я задрожала, сидя на стуле. Райан что-то говорил, но я уже ничего не слышала, потому что голова у меня гудела.

– Вы знаете, кто это? – спросила я.

– Нет, – ответил Махони. – Ограбление произошло в Виргинии. Дело нераскрыто, – сказал он.

– Но ведь это все меняет?

Он чуть наклонил голову:

– Каким образом? Мы до сих пор не выяснили, кто они.

– Таким. – Видимо, я должна сама это сказать. Или он правда не знал. – Вы связались с полицией Атланты по поводу моей мамы?

– Да. Мы знаем, что после того, как она объявилась, она довольно быстро уехала. Так что у них на нее ничего нет. Никаких показаний. Она сказала, что ничего не помнит, и не хотела ничего рассказывать.

Они не видели ее медицинские документы? Возможно, это конфиденциальная информация. Возможно, детектив действительно ничего не знал, потому что явно не понимал главного. Про меня. Он ничего не понял про меня.

– Хотите зацепку? Вот она. – Я положила на стол вытянутую руку и закатала рукав.

Райан отвернулся, закрыв глаза. Детектив прищурился.

– Моя кровь, – сказала я. Я не виновата. Так получилось. – Тут его ДНК. Если вычесть ДНК моей матери, останется его.

Райан согласился оставить меня у двери Джен, только после того как убедился, что Джен дома и никуда не собирается, и Коул с Эммой тоже дома. Он ничего не сказал про разговор с полицейскими – да и что тут скажешь? Келси, мне так жаль, что твоя мама врала тебе всю жизнь. Мне жаль, что она тебя бросила. Мне жаль, что она не та, за кого себя выдавала.

– Завтра утром приеду, – сказал он.

– На этой неделе я за рулем. Мне не нужен охранник.

– Знаю, но мне так будет легче.

Я взглянула на него.

– Ладно, но не надо на меня так смотреть. Я не виноват. Это гены. Мы всегда так делаем, если…

– Если кто-то в опасности?

За дверью послышались голоса.

– Я не то хотел сказать, – ответил он.

Джен открыла дверь и посмотрела куда-то между нами.

– Мне показалось, я услышала ваш голос, – сказала она. – Райан, да? Мы решили заказать ужин. Присоединишься?

Райан кивнул.

– С радостью, – согласился он.

– Ну уж нет, – возразила я, отталкивая его назад.

В ту ночь я, как обычно, не могла спать. Представляла, что Илай где-то рядом. Смотрит на меня. Докладывает кому-то, где я. И зачем? Зачем? Мне казалось, я упускаю что-то важное. Либо мама ушла сама, либо она находилась у них. Что же им нужно от меня? Они не хотели, чтобы я ушла из дома. Потребовали назвать мое имя. Мама пропала, и они охотились за мной.

Мама пропала, и они охотились за мной. Я была их гарантией. Зачем Илай выслеживал и фотографировал меня? Предупреждение: «Мы знаем, кто она. Мы за ней следим». Угроза. А мама – какая у нее роль во всем этом? Если они меня фотографировали, то знали, как с ней связаться. Потому что она была у них.

– Мама, – прошептала я.

Я опять пошла в кабинет Джен. Опять залезла в нашу коробку. Сидя рядом с грудой бумаг, я пыталась понять, как ее найти. Копала глубже, злилась, пыхтела. Я не сразу поняла, что плачу.

– Ты всех разбудишь. – Коул стоял в проходе и разглядывал бардак, который я устроила.

– Ой. – Я посмотрела вокруг. Вытерла глаза рукой. – Черт!

Он засмеялся.

– Что-то конкретное ищешь? – спросил он.

– Они считают, что ее вообще не похищали, – сказала я, изо всех сил надеясь, что он докажет обратное.

Но он не стал спорить:

– А ты как думаешь?

Что мне на самом деле было известно? Полиция нарисовала одну картину, мама – другую.

– Ей было семнадцать лет, дома творился кошмар, и она мечтала оттуда сбежать, это правда. Но это она научила меня, как сбежать из плена. Она была помешана на этом. Она… – Я взглянула на Коула. – Если не похищение, то как это объяснить? Ее держали там против ее воли, и там ползали пауки, от которых она не могла сбежать. Даже если все остальное ложь.

Он пожал плечами, и я попыталась улыбнуться.

– Ну, тогда не важно, что они придумывают. Ты-то знаешь.

– Если бы все было так просто. Хотя, может, так и было.

– Хочешь, составлю тебе компанию?

– Нет, спасибо. – Оказалось, я и на самом деле улыбнулась. – Коул!

Он повернулся, стоя в дверях.

– Я была не права на твой счет, – признала я.

Он улыбнулся, и стало как-то грустно.

– Ну а я был не прав насчет тебя.

Он оставил меня с грудой бумаг, а я начала прибираться и вдруг нашла то, что искала, – исследование страха. Я перечитала его, размышляя над тем, что на самом деле спрятано у меня внутри. Мои страхи лежали очень глубоко: они были железными воротами, а я – плющом. Без них меня не было. Я на них выросла.

Резкий химический запах, который она чувствовала, лежа на полу в подвале, пока по ней ползали пауки. Крик, который никто не слышал. Жизнь, от которой через год и до ее побега не осталось ничего, кроме заметки на последней странице газеты. Страх, что мы исчезнем и никто нас не найдет. Разве я боялась не того же самого? Что никто не знал, что я живу за забором. Что меня никто не видел. Я растворилась в этих коридорах. Если бы меня похитили, кто бы по мне скучал? Кто бы заметил, что меня нет? Мне бы пришлось выбираться самой, потому что никто не стал бы мне помогать. И маме тоже.

Я легла на кушетку – в спину врезались пружины матраса – и стала представлять, что стало с мамой. Ее прячут, запирают, бьют, хоронят. Слишком много вариантов в этой необъятности. Я не стала звонить Райану, а написала сообщение, потому что стояла ночь и я не хотела его будить: «Сколько пропавших людей так никогда и не нашли?» Телефон тут же зазвонил, и я сразу нажала «принять», чтобы никто не услышал, и закрыла шторы над головой, смастерив себе кусочек мира, в котором есть место только для нас двоих.

– Хочешь, я приеду? – спросил он.

– Я не смогу впустить тебя тайком. В моей комнате даже двери нет.

– Это не означает «нет», насколько я понимаю.

Я улыбнулась в темноте:

– Спокойной ночи, Райан. Прости, что разбудила.

– Клянусь, я могу доехать до тебя за пять минут. Только скажи.

Я засмеялась, закрывшись шторой, и ляпнула:

– Знаешь, я люблю тебя. – И тут же подавилась. Образно. В переносном смысле. В любом случае это конец. Я резко села. – Боже мой! Боже мой! Боже мой! Я не то хотела сказать.

– А… Ну ладно. Если хочешь, можешь забрать свои слова обратно, но мне будет больно.

– Ну, я просто не хотела говорить это по телефону. Как бы между делом. – Серьезно, Келси? Серьезно? – Это же оно, да? То, что всех отпугивает? Из-за чего ты кладешь трубку и делаешь вид, что что-то со связью. Райан, ты что, уже положил трубку?

– Келси, все нормально. Я болтался с тобой в машине над пропастью. Еле выбрался из твоего подвала. Словами ты меня не спугнешь.

Я помолчала, пытаясь не сгореть со стыда.

– Ладно.

– Сейчас три часа ночи, всякое может случиться.

– Например, случайное признание в любви?

– Нет, честность. И если честно, я бы сказал тебе то же самое, но я предпочитаю сделать это, когда у тебя будет не один из самых худших дней в твоей жизни, и я бы хотел сказать тебе это в глаза у себя в комнате. Было бы неплохо, если бы ты при этом опять была в моей одежде. Так что я храню себя до того момента.

Между нами растянулась тишина, заполненная обещаниями.

– Тогда подтверждаю, – сказала я. – И не отказываюсь от своих слов.

– Я от своих тоже.

– Но ты же ничего не сказал.

– Скажу.

– Это что, машина Райана Бейкера? – спросила Эмма, когда Коул протянул мне ключи.

Я помахала, дойдя до машины. Рука Райана, торчащая из окна, помахала в ответ.

– Привет, Келси, Эмма. – Пауза, а затем: – Коул.

– Серьезно? – спросил Коул. – Он тебя до школы будет сопровождать? Это просто смешно.

Эмма бросила сумку на заднее сиденье:

– Я бы сказала, что это романтично, если бы ради нее он не бросил мою подругу.

Но в этом не было никакой романтики. Только ужас. Потому что Райан считал, что по пути в школу может что-то случиться. Потому что он думал, что Илай все еще следит за мной. Он тоже не верил полиции. Он повсюду видел опасность. Все мы попали в ловушку – в мир моей мамы.

Коул повернулся ко мне:

– Ты мне расскажешь, зачем он это делает?

Я достала телефон и показал ему фотографию Илая.

– Когда-нибудь его видел?

– Вроде нет.

– Если увидишь, звони в полицию.

Коул стиснул зубы, а Эмма внимательно посмотрела на нас из машины, где было не слышно наш разговор.

– Пожалуйста, Коул. Пообещай, что позвонишь.

– А есть повод для беспокойства?

– Не знаю.

Эмма застонала со своего места:

– Так ты у нас надолго?

Я не знала. На выходные был назначен разговор. Что обычно делают с теми, кому семнадцать и чьи родители пропали? Если у них нет других родственников. А те, кто их приютил, не хотят оставлять их у себя. Может быть, они тоже в итоге пропадают? Потому что какой им смысл оставаться? Я задрожала на ветру.

Коул взглянул на меня через плечо:

– Я твоему парню не нравлюсь.

Я пожала плечами. Он сел в машину.

Все это превращалось в новый режим обычного дня, новый распорядок, порочный круг, который, я боялась, мы не сможем разорвать. Еще один день с Эммой и Коулом, и Райан едет за нами. Еще один день без новостей о маме. Еще один день, когда я все время оборачиваюсь, боюсь ходить одна в туалет и в ужасе думаю о том, что ждет меня за стенами.

Я становилась похожа на нее. На свою мать. Страх подходил все ближе, шаг за шагом. И я не могла освободиться. Никто из нас не мог. Это никогда не закончится. Неужели я теперь всегда должна полагаться на сопровождение Райана до школы и обратно? Подвергать Джен, Коула и Эмму постоянной опасности? То же самое я испытывала, когда висела в машине и когда сидела запершись в подвале. Там это чувство началось и до сих пор не отпустило. Я только откладывала неизбежное. Надо было готовиться. За мной придут. Все только начинается. Нависает, скользит, падает в замедленном движении.

Глава 28

Пятница. Еще один день, тот же распорядок.

– О, твоя тень, – сказала Эмма, как обычно бросив сумку на заднее сиденье.

Райан следует за мной, пока я везу Коула и Эмму в школу. Мы вчетвером как боевой щит – чем нас больше, тем безопаснее для каждого. В школе свидетели, я всегда на виду.

– Ой, его опередила другая машина, – съязвила Эмма, выгнув шею. – Ну все, сейчас мир перевернется.

Я старалась думать об Эмме с сочувствием, потому что, в конце концов, я отобрала ее место в нашей автомобильной иерархии. Ведь это я раньше сидела сзади, а она – впереди рядом с Коулом. Теперь я захватила место Коула, сам он тоже сел впереди, а ее сослали назад, сместив с ведущих ролей. Я подумала об Эмме и таких, как Эмма, – людях, не имеющих ни малейшего понятия, сколько опасностей их подстерегает вокруг. Из-за меня с ней могло произойти что угодно, а она этого даже не понимала. Она была в опасности уже только потому, что просто сидела со мной в машине.

Райан ждал нас у машины на школьной парковке – он наклонился поцеловать меня в губы, и Эмма насмешливо раскрыла рот от удивления. Он обнял меня за талию, и я подумала, что все-таки новый распорядок не так уж и плох. Точнее, не распорядок, а сюрпризы. Мне нравилось ощущение, что происходит что-то новое и только мое – то, чего я не ожидаю. Еще один день, когда я пыталась потеряться в таких моментах, пока реальность снова не ударила меня обухом по голове. Еще один день, когда я шла по парковке, озираясь по сторонам, но ничего не увидела. Еще один день, когда я перестала бояться теней, но стала бояться того, что их нет.

Мы с Райаном вместе пошли на математику – его рука у меня на талии, – и мне так этого хотелось, мне так хотелось, чтобы это стало моей новой нормой. Но страшная правда в том, что я не хотела, чтобы тени исчезали. Потому что вместе с ними исчезнет и мама. Если я буду в безопасности, значит, она никогда не вернется. Мои страхи были моим родным болотом. Они напоминали, кто мы и кем были, что жили и продолжаем жить. Кто я без них?

– В общем, я тут подумал, – сказал Райан.

– Что ты подумал?

– Как насчет свидания на этих выходных? Только чтобы не было недопонимания, под свиданием подразумевается, что я приглашаю тебя к себе домой.

Потому что настоящее свидание будет небезопасно. Потому что он тоже хотел меня от всех спрятать.

– Тебе разве не надо работать? – поинтересовалась я, как будто наблюдая разговор со стороны.

– Мне дали отпуск после всего, что произошло. Я бы расстроился, но на этот раз смотрю на ситуацию с положительной стороны.

Я кивнула, а он улыбнулся и нагнулся поближе.

– Так ты согласна? – спросил он.

Из класса выглянул мистер Грэм:

– Может, зайдете?

И мы вошли вслед за ним.

В середине урока у меня в сумке завибрировал телефон. Я отпросилась в туалет и взяла с собой сумку. Пришло сообщение от Джен. Звонили из полиции, обыск в моем доме закончен. Дом снова мой. Она написала, что вернется с работы пораньше, и мы сможем съездить ко мне домой, если мне еще нужны какие-нибудь вещи. Но я вспомнила слова полицейских о том, что мама что-то еще с собой взяла. Куда же она могла пойти? Этот дом был ее миром. Только в доме могли быть ответы. И если кто-то за ней охотился, то, возможно, очень даже возможно, этот кто-то тоже их искал, как и я.

Я больше не хочу быть гарантией. Не хочу, чтобы меня использовали против нее. В доме есть что-то, за чем они в итоге вернутся, и я должна найти это раньше них – если они найдут это раньше меня, то исчезнут навсегда. Если я их опережу, это будет уликой в полиции. Я смогу убедить детективов, что маму похитили. А они смогут использовать это – чем бы оно ни было, – чтобы заманить их обратно. Они смогут ее найти.

Я ушла после математики, поцеловав Райана на прощание в коридоре, хотя все шли мимо и нас видели. Даже несмотря на то, что мистер Грэм многозначительно кашлянул и велел нам не задерживаться.

– Увидимся на обеде, – сказал Райан.

– Увидимся, – ответила я и, отвернувшись, закусила губу, чтобы он не понял, что я вру.

Я надеялась, что он меня простит. Надеялась, что делаю правильный выбор. Что лучше никому ничего не рассказывать. Что некоторые тайны лучше оставить тайнами, а ложь бывает во спасение. Чем дальше я отходила от маминой лжи, тем опаснее казался мне окружающий мир.

Я впервые сидела одна в машине Коула, и она показалась мне огромной, слишком широкой, слишком тихой, пустой и холодной. День стоял пасмурный, небо затянули низкие облака, над лесом поднимался легкий туман, делая все вокруг тусклым и унылым. Прохладный воздух обострил мои чувства. На парковке стояло слишком много машин, слишком много потенциальных свидетелей. Я тронулась, и меня стали одолевать страхи. Что, если кто-нибудь попытается сбить меня с дороги? Что, если они прямо сейчас следят за мной? Слишком много неизвестных, слишком много вариантов. Чтобы как-то успокоиться, я поставила телефон в подставку для кружек.

В зеркале заднего вида мелькали небо, деревья и как будто какая-то тень, но, присмотревшись, я ничего не увидела. Только клочки тумана и изгибы ландшафта. Я надеялась, что эффект неожиданности сработает в мою пользу. Что Илай не следил за мной, пока я должна была сидеть на уроках. Что, сделав фотографию два дня назад, он получил то, что хотел. До трех часов я официально была в школе, к тому же ехала на чужой машине. И тем не менее я не могла избавиться от чувства, что за мной следят, что повсюду глаза.

Въезжая в свой район, я не почувствовала былого облегчения. Ощущения дома и безопасности не возникло. Вместо этого только неизвестность и подступающая дрожь. Перед поворотом к дому я остановилась, сердце забилось, в голове гудело. Машин не было – ничего не было видно впереди на дороге и в зеркало заднего вида. Полиция уехала. Остались только я и дом, все, что случилось, и все, что могло случиться.

Я проехала мимо своего въезда и припарковалась у поворота к дому Анники. Машину нельзя было увидеть ни из ее дома, ни с дороги. На улице поднялся ветер, зашуршали деревья, и мне под ноги упали несколько листьев. Встав у машины, я прислушалась. Ничего, кроме шума ветра и шороха листвы. Как в ту ночь, когда Райан ждал меня в машине на въезде, я кралась к дому, стараясь бесшумно ступать по гравию. Я вдруг поняла, что сама перешла на другую сторону и подглядываю из леса, прячась в тумане. Стала тем, что мама вечно высматривала в лесу, стоя за тонированными окнами.

Я скользнула за деревья, откуда было видно входную дверь, и стала наблюдать. Прислушалась, но ничего не услышала. Ни машин, ни голосов, никого. Только я, деревья и пустота. Чтобы в этом убедиться, я обошла дом вокруг между каменной стеной и чугунным забором. Только я взялась за решетки ворот, как из леса донесся какой-то шум – будто кто-то наступил на ветку, – и я замерла. Я вглядывалась в лес, пока оттуда не выскочил какой-то зверек. Я толкнула калитку, и она подалась, заскрипев петлями на ветру.

Дом за воротами стоял в темноте, но на ровной стене выделялась паутина трещин вокруг воронки от пули. Приставив руки ко лбу, я прислонилась к окну, вгляделась внутрь, но шторы были плотно закрыты. Тогда я прислонилась к окну ухом и прислушалась. Убедившись, что в доме никого нет, я зашла через заднюю дверь.

Как только я зашла на кухню, в нос ударил запах. Дым исчез, дом явно помыли. Кухня пропахла запахом казенного чистящего средства – к горлу подступила тошнота. Инстинкт. Ничего больше. Или причина была в другом – в том, что я стою на кухне дома, который еще несколько дней назад был моим, а теперь нас из него удалили. Я почувствовала пустоту. Поняла, что мы обе боялись именно этого. Не химического запаха или ожога, который оставит шрам, но в итоге заживет. Мы боялись, что нас просто сотрут и от нас не останется никаких следов. Боялись, что мы никогда не были настоящими. Что наши жизни сократят до какой-нибудь несложной истории.

Внутри все было по-другому. Видимо, полиция обыскала дом, пытаясь найти доказательства того, что мама не та, за кого себя выдает, что она не тот человек, кого я знала всю жизнь. В ушах звучал голос детектива Конрада, я смотрела на дом его глазами: камеры, чтобы отследить, если приедет полиция; сумка с деньгами и фальшивыми паспортами для побега; сигнализация, чтобы предупредить, что кто-то приближается, но не вызвать полицию; стены и ворота, мрамор и сталь – все, чтобы спрятаться внутри.

Я четко усвоила инструкцию. Если зазвенит сигнализация, беги в убежище. Но теперь задумалась: я должна была бежать туда, чтобы спрятаться или чтобы оттуда начать побег? И я хотела понять, от чего именно мы должны были бежать. Тем не менее получается, что мама в итоге действовала совсем не по инструкции. Я представила, что могло произойти той ночью. Наступил вечер, ворота заперты. Горит свет, сигнализация в режиме «под охраной». У задних ворот какой-то шум, люди в капюшонах пытаются их взломать. Она берет телефон, но он не работает. Бежит в мою комнату, но там пусто. Видит мой телефон, но меня нет. Может быть, она пытается позвонить и с него, но не может.

Она должна была бежать в убежище, но не стала этого делать. Вместо этого она отключила сигнализацию и нажала кнопку, чтобы открыть ворота… И тут я будто увидела нового человека. Она, но не она. «Думаю, твоя мама очень сильная. Она способна на большее», – сказала Джен. Эту женщину я уже пару раз встречала: маленькая ложь, которую она придумывала для нашей защиты, или ее жест, как она махнула, застыв, когда пришли из службы опеки. Теперь я посмотрела на тот момент в новом свете: решение бежать или остаться. Сбежать или рискнуть.

Она позволила меня забрать, потому что не видела другого выбора, потому что это и был ее выбор. Долгосрочная игра. Риск, но потом она меня вернет. Или я сама к ней вернусь. И я вернулась. И возвращалась снова и снова. Все эти истории, которые я рассказывала Джен, и то, что скрывала от нее. Как болталась в машине над пропастью, полагаясь только на собственные пальцы и каплю надежды. Мама все знала. Она знала, что я найду способ вернуться к ней. Как я всегда возвращалась.

Я стала обыскивать шкафы и рыться в ее вещах. Она должна была мне что-нибудь оставить. Должна была как-то намекнуть. Я проверила ее спальню, ванную, прикроватный столик. Проверила под матрасом. Ничего. Я пошла к ней в кабинет, где она проводила почти все время, но ее компьютер забрали. У меня защемило сердце от мысли, как полиция копается в ее истории, пытаясь найти совершенно не то, что нужно. Смотрит ее письма, историю поиска – все, чего она боялась… Сколько статей она прочла о пропавших детях и насилии – а что, если так она искала их?

Я открыла шкаф с архивом, пролистала папки с фамилиями клиентов по алфавиту. Судя по тому, как все было перепутано, полиция здесь тоже бывала. Где, мама? Спрятано. Где-то спрятано. В кабинете не было ковра, чтобы его отодвинуть, или съемного потолка. Я прощупала стол, пытаясь найти скрытые отделения, – ничего. Остались только стены. Я сняла с крючков все картины и фотографии, но за ними были лишь гладкие стены. В том числе мой детский рисунок пальцами, который висел здесь целую вечность в слишком большой для него раме.

Я взяла раму, и пальцы кольнуло. Я тряхнула ее, и внутри что-то задребезжало. Упав на колени, я разорвала задник и нашла сложенный листок бумаги, пожелтевший по краям. Я расправила его на полу. Номер машины. Штат Джорджия, выдан восемнадцать лет назад, владельца я не знала: Сэмюэль Лайтер. И адрес. Я встала и положила листок в карман – руки дрожали, все тело на пределе. Имя, фамилия и все, что это могло означать. Человек, от которого она сбежала. Герой ее кошмаров. Человек, которого, как выясняется, мама всегда знала.

Зачем она сохранила его, если не для меня? Найти свою кровь, найти его. Найти ее, прямо сейчас. В экстренном случае я смогу ее найти. Отнесу листок в полицию, чтобы у них появилась зацепка. Они получат имя и номер машины, найдут его фотографию на водительском удостоверении, и я скажу им, был ли этот человек в моем доме. Я смогу оживить эти тени.

Я так резко встала, что у меня закружилась голова, и тут же что-то услышала. Гул голосов, шорох шагов, пауза. Я вытащила телефон, трясущимися руками набрала 911 и стала ждать гудков. Нет связи. Живот скрутило. Организм пришел в боевую готовность. По коже пошли мурашки, к горлу медленно подступала тошнота, а поле зрения сузилось до точки.

Дерись или беги, Келси.

Шум доносился от главного входа, но до задней двери можно было добежать. Я успею. Добегу прямо до стены, может быть, даже перелезу на другую сторону, пока никто не видит. Может быть, доберусь до машины Коула и уеду за пределы района, где будет ловить сигнал. И может быть, полиция успеет приехать вовремя. Но тут я услышала что-то более знакомое. Слов разобрать я не могла. Но голос я узнала. Мамин. За дверью стояла мама – я ее нашла.

Я спряталась за дверь кабинета, пытаясь стать незаметной. Услышала скрип входной двери, шаги в коридоре, какой-то гул. Я съежилась, представив, что может происходить по ту сторону стены – как маму тащат в дом, бьют, как она напугана. Осторожно. Я затаила дыхание и стояла не шелохнувшись.

– Показывай, Аманда.

Голос из рации, теперь такой настоящий, такой близкий. Я представила изогнутый вниз рот, который начал произносить мое имя. И владельца автомобиля в моем заднем кармане. Сэмюэль.

Но затем появился второй голос.

– И побыстрее. – Голос не моего сверстника, не Илая, кого-то постарше.

– Успокойся, Мартин. Мальчонка на стреме.

Значит, их трое. Мартин. Сэмюэль. Илай где-то снаружи.

– В подвале, – сказала мама.

От звука ее голоса у меня перехватило дыхание. Она всего в нескольких шагах от меня. Так близко, что я могла дотянуться до нее через стену. Я услышала, как они идут по коридору, знакомый скрип двери в подвал и мамин голос: «Не надо», – а затем дверь закрылась. Женщина, которую я знала, была реальной – та, что смертельно боялась остаться запертой в подвале с этими людьми. Не важно, что сказали в полиции, она была настоящей.

Я выскользнула из укрытия за дверью и подкралась к лестнице вниз, чтобы послушать. Прижалась ухом к деревянной двери. Голоса доносились обрывками: «Нет», «Сюда», «Неправда». Половина рассеялась в темноте. Но затем стало понятно. Видимо, они стояли прямо внизу лестницы.

– Она сказала, что все закопала. Почему мы ее вообще слушаем? – произнес самый незнакомый голос. Видимо, Мартин.

– Я и закопала, – ответила мама. – Но затем вернулась за ними.

– Аманда, ты уже сама путаешься в своем вранье, – сказал Сэмюэль.

– Слушай, Сэмюэль, прошу тебя. Она ничего не знает. Отстаньте от ребенка.

Волосы на затылке встали дыбом. Это я. Они говорят обо мне.

– Чего она не знает? – спросил Сэмюэль.

– Ничего. Она ничего не может вам сделать. Она даже не знает, кто вы такие. Я все вам отдам. Все, что хотите. Просто не делай этого.

Он повысил голос:

– Как ты можешь отдать мне то, что я хочу?

– Я достану тебе деньги…

– Деньги! Может, с моим братом это и сработало бы и с пацаном тоже, но у нас с тобой история чуть сложнее, дорогуша.

Его брат. Мартин – его брат. Одна и та же кровь бежала по моим и их венам. Как будто они перешли на сторону зла не по стечению обстоятельств, а из-за чего-то более глубокого, из-за того, что кипело и в моих костях тоже…

Надо выбираться. Надо позвать на помощь. Они пришли сюда не просто за деньгами. Сэмюэль хотел большего, и, чтобы получить это, он использовал меня. Надо бежать. Надо хотя бы попробовать. Добраться до дороги и позвонить, и кто-нибудь за ней вернется. Передняя дверь, задняя дверь. Я взглянула на окно в столовой, пытаясь разглядеть среди деревьев тень Илая. У ворот его тоже не было. Возможно, его скрыл туман, и я тоже могла в нем укрыться, надо лишь добежать до леса. Вперед или назад, Келси. Шансы пятьдесят на пятьдесят, но надо попробовать…

Я медленно повернула дверную ручку, стараясь сделать это бесшумно. Открыла дверь внутрь и ахнула. За дверью на меня смотрел парень моего возраста.

– Привет, – сказал он.

В проходе стоял Илай – глубоко посаженные глаза, разрозненные черты лица и теперь кривая улыбка. Я попятилась назад до середины гостиной. Илай закрыл за собой дверь и пошел на меня, осторожно, словно охотник, который боится спугнуть животное. Вся комната зазвенела. Я застыла в середине гостиной, медленно потянулась за телефоном в задний карман, но Илай покачал головой.

– Бесполезно, – произнес он. – Связи нет.

Волосы на руках и затылке встали дыбом, вся комната превратилась в точку. Желание найти ответы, найти маму заменил базовый инстинкт. Бежать. Задняя дверь. Окна в спальне. Дыра в том же полу. Ближе всего была задняя дверь. В руке я все еще держала телефон – по его словам, бесполезный. Я бросила его ему в голову, он пригнулся, а я развернулась и рванула к задней двери. Три скачка, четыре, я схватилась за дверную ручку, но он догнал меня и захлопнул дверь у меня перед носом. Одновременно швырнув меня на нее. Он прижал меня лицом к деревянной поверхности и навалился всем телом.

Я почувствовала его дыхание на своей щеке.

– Не в этот раз, – прошептал он.

Он вонял потом и лежалыми сигаретами, я стала отбиваться. Заломив руку мне за спину, он еще крепче прижал меня к двери. Практически инстинктивно я ударила пяткой по его ступне, и он ослабил хватку, а я извернулась и попыталась снова схватиться за ручку. Но не успела открыть ее. Он снова прижал меня к двери и зажал мне шею рукой. Я не могла дышать. Я до крови расцарапала ему руку, в глазах помутнело, но внезапно он отпустил меня, тяжело дыша.

Я рухнула на пол, он сделал шаг на меня, и я приготовилась к удару в колени. Но вдруг издалека раздался мамин голос. Визг. Крик «нет». Все напряжение перешло от меня на нее. Я резко повернула голову в сторону коридора, в сторону подвала и, отвлекшись, не заметила, как в лицо мне прилетел кулак. Острая боль, голова отшатнулась от деревянной двери, и все потемнело.

Должно быть, прошло какое-то время, потому что, открыв глаза, я увидела перед собой Илая в панике. Я лежала у стены, а он пытался меня поднять.

– Вставай же, – мычал он.

Он вдруг отвернулся, а я попыталась понять, что произошло. Видимо, почувствовав, как напряглось мое тело, он подтянул меня вверх, чтобы я встала на ноги.

– Кто… где…

Я не сопротивлялась, когда он потащил меня в подвал. Не сопротивлялась, потому что знала, куда мы идем. Я падала, но на этот раз добровольно. Я делала это, чтобы на дне найти человека.

Глава 29

Когда мы, спотыкаясь, стали спускаться по лестнице, голоса смолкли. Сверху я видела только длинные тени на полу подвала, из светильников по углам шел тусклый свет. Его лучи были похожи на вытянутых привидений.

– Смотрите, кого я нашел, – гордо объявил Илай.

Я никого не могла разглядеть, но меня увидели.

– Нет! – Голос мамы эхом отразился от бетона и пеноблоков и прорезался сквозь подземный холод.

– Мама?

Дойдя до конца лестницы, я с трудом разглядела две тени и ее – нечеткое изображение сквозь слезы – и, вырвавшись из тисков Илая, кинулась к ней через подвал. Я бросилась к ней, почувствовала, как она вдохнула от неожиданности, – одной рукой она меня обнимала, а другой гладила по волосам, прижавшись лицом к моему уху. Она была такая тонкая, холодная, но все-таки настоящая и живая.

– Прости меня, – прошептала она. – Мне так жаль. – Она вся дрожала, и я обняла ее крепче.

Слегла отстранившись, я вдруг заметила у нее на лице синяки, на руках порезы и запекшуюся кровь под ногтями. Она потянулась к моей щеке, провела пальцами по следу от удара. Илай схватил меня сзади за рубашку, вытянув из ее объятий.

– Что ты с ней сделал? – донесся из угла низкий спокойный голос.

Мужчина вышел на свет, и я узнала человека, которого видела в ту ночь. Огромный, с изогнутым вниз ртом и глазами, такими же как у меня, будто отражение в зеркале. Сэмюэль. Имя Сэмюэль Лайтер бурлило по моим венам. Можно ли мечтать встретиться с кем-то и одновременно желать стереть его с лица земли? Похоронить в темнице маминой памяти и оставить там навсегда?

Его глаза бегали от меня к Илаю и обратно, он подошел ближе:

– Я спрашиваю, что ты с ней сделал?

В его голосе была какая-то почти гипнотическая медлительность. Он затягивал – к нему хотелось придвинуться ближе, прислушаться.

– Да ничего, – сказал Илай и выставил руки, как бы сдаваясь. – Просто поймал ее. Она была в доме, пыталась сбежать, но на этот раз я ее поймал.

Сэмюэль взял меня за подбородок и повернул лицо на свет. Его рука была жесткая, в мозолях, мне хотелось вырваться, сбросить ее, но, затаив дыхание, я сохраняла спокойствие. От него пахло кожей и чем-то резким, с привкусом бензина, и инстинктивно мне захотелось бежать. «Осторожно», – подумала я.

– Ты ее не только поймал, – сказал он.

Я почувствовала жжение и пульсацию на щеке, в голове гудело. Он сжал губы, бросил на Илая взгляд, от которого даже мне стало жутко, но затем посмотрел на меня с улыбкой.

– Значит, ты Келси. Наконец-то мы встретились. – Он говорил сквозь зубы с застывшей улыбкой, как кот, который держал в зубах птицу.

То, с чем я боролась, – гул в моей крови, – вернулось. Правда. Зеркало. Моя жизнь – клубок лжи, и вот тот темный подвал, из которого я появилась. Ложь, вшитая в каждую сказку на ночь, страхи, которым меня учили и которые должны были меня защищать, правда смотрела мне прямо в глаза. Ярость искала выход, руки сжались в кулаки.

– Сэмюэль, отпусти ее, – сказала мама, тоже сжимая кулаки.

Пока я не смотрела, Мартин схватил ее за плечи и не давал двинуться. Он был ниже Сэмюэля, а над губой у него красовался шрам. Но в остальном сходство было очевидное. Они были братьями, то есть он тоже мой родственник.

Вот она, родня по отцовской линии, чья кровь течет по моим венам. Если страх можно унаследовать, значит, и это тоже? Это не случайное стечение обстоятельств, а нить, пронизывающая их обоих и, возможно, меня тоже. Меня замутило, но не от страха. Не в этот раз. Сэмюэль послушал маму и убрал руку с моего подбородка. Но не двинулся с места.

– Скажи-ка, Келси. Ты знаешь, кто я?

– Да, – ответила я и почувствовала, как к горлу подступает кислота. Вторая половина меня. – Ты похитил мою мать.

Он глянул через плечо:

– Это ты ей сказала, Аманда?

Потом обернулся, уставившись на мой подбородок, нос, волосы. Снова повернувшись к маме, изобразил подобие улыбки:

– Она больше похожа на меня.

Мама нахмурилась. Конечно, она и так это знала. Она всегда видела его в моем лице. Что еще она видела, из-за чего ей так нужно было прятаться? Была ли я похожа на него тем, как говорила, как себя вела? Может, она учила меня быть похожей на нее, чтобы я не стала такой, как он? Мои глаза загорелись. Все загорелось. Мне хотелось вылезти из собственной кожи, стать кем угодно, только не собой.

Сэмюэль сделал шаг ближе, закрыв собой свет, как при лунном затмении, когда остается лишь тьма.

– Твоя мать воровка и лгунья, – обронил он ядовитые слова. – Ты не верь газетам. Она пошла с нами, потому что сама захотела.

– Потому что я ничего не знала! – закричала она за его спиной. – Я не знала, кто ты на самом деле!

Он покачал головой.

– Все ты знала, – сказал он. – Когда я предложил тебе уехать с нами, мы были вместе уже много месяцев. Месяцев. Мы с тобой одной породы, ты и я. Только я тебя понимал. Я спас тебя от твоей жалкой жизни. И вот как ты мне отплатила? Сбежала, прихватив наши деньги? Я тебя любил, Аманда. Правда любил.

– Нет, не любил. Не любил. Я была молода и наивна, и ты этим воспользовался. – Она показала на Илая. – Точно так же, как пользуешься им. – Она затрясла головой, повернулась к Илаю. – Не слушай его. Не надо. Возвращайся домой. Дома точно лучше, чем с ним. Еще не поздно…

Илай отпрянул от нее:

– Ты ничего про меня не знаешь.

– Я все про тебя знаю. Ты всего лишь мальчишка, который искал выход из плохой ситуации, и они тебя взяли к себе. Я права? Их жизнь, то, что они делают и просят делать тебя, – все это сначала кажется такой ерундой. Просто покарауль у двери. Просто не выключай мотор. Но вот что я тебе скажу. Все скоро изменится.

Илай замотал головой, но возражать не стал.

– Все уже изменилось, да? – спросила она.

Илай сунул разбитый кулак за спину. Сжал ноги, стиснул зубы:

– А я все знаю про тебя, Аманда Сильвиано. Ты украла их деньги и ребенка Сэма и убедила весь мир, что ты их жертва. – Он выпрямился и заговорил увереннее. – Они взяли меня к себе. Я сбежал из дома, а они взяли меня в отличие от всех остальных, и я ни на что их не променяю.

Сэмюэль улыбнулся:

– Видишь? Илай не такой, как ты. Он не такой слабак. Он нас не предаст.

– Хочешь узнать, что они с тобой сделают, если ты передумаешь? Когда ты узнаешь, чем они на самом деле занимаются, и захочешь от них уйти? – Она оголила плечо, показывая шрамы. Наклонилась к Сэмюэлю и закричала: – Когда я пыталась уйти, ты выжег мне спину! Лил на меня горящее масло по капле! А после запер в подвале! На много месяцев. Там не было ничего, кроме холода и баллонов с чистящим средством по углам. И пауков. Чертовых пауков повсюду. – От воспоминания у нее исказилось лицо.

– Сама виновата, – буркнул Сэмюэль, теряя самообладание; черты его лица обострились, морщины вокруг глаз стали глубже. – Нечего передумывать, когда тебе заблагорассудится.

Мама покачала головой:

– Ты сказал, нам просто нужно немного денег. Только одно дело, чтобы встать на ноги. Ложь. Останавливаться ты не собирался. Я не знала, что ты делаешь с людьми. Не знала, что я… – Она прижала руку ко рту, на глаза навернулись слезы, а слова застряли в горле.

– Что ты точно так же виновна? – Он улыбнулся. Пригнулся, чтобы быть на ее уровне. – Не знаю, на что ты надеялась, когда планировала удрать. Думала, пойдешь домой, скажешь, что сбежала добровольно, совершила пару преступлений, но ничего такого? Ты бы нас сдала, у тебя просто не было другого выхода. Я не мог поступить так с собственным братом. Ты не оставила мне выбора.

Все посмотрели на Мартина.

– Ты взяла чужое, Аманда, – сказал Сэмюэль. – И пора вернуть должок.

– Я не знала, – твердила она. – Я не хотела.

– И тем не менее вот мы здесь, – сказал он и повернулся ко мне: – Она угнала нашу машину. И забрала все, что было внутри, все наши деньги. И знаешь, что она нам сначала сказала? Куда дела деньги? Она их закопала. Представляешь, Келси? Все-таки она прирожденная лгунья, твоя мать. Да ты и без меня это знаешь. Ну теперь-то она запела по-другому.

Его слова закружились у меня в голове. Как заклинание, они проникали все глубже и не хотели уходить.

– Деньги в полиции, – прошептала я, и Мартин изверг поток ругательств. Я показала на убежище. – Они были там, но полиция их забрала.

– Сколько? – спросил Мартин, а потом еще громче: – Сколько?

– Двадцать тысяч, – ответила я.

– Где остальное, Аманда? Что ты с ними сделала? – спросил Сэмюэль.

– Я их правда закопала, – ответила она, посмотрела на меня и стала говорить тихо, как будто нет никого, кроме нас двоих, и это просто сказка на ночь. – Я сбежала в пятницу – они пришли пьяные, что-то праздновали и не стали меня проверять. Не знали, что я наконец развязала веревки и сняла болты с дверных шарниров при помощи прута из матраса. Ключ лежал на кухонном столе, а они были в соседней комнате, и я его взяла.

Мартин рванул ее за волосы, мамина голова запрокинулась назад, но рот лишь растянулся в улыбке от воспоминания.

– Я рванула на машине, на предельной скорости, пока у меня чуть не закончился бензин. Я открыла багажник, потому что они обычно возили бензин с собой. – Она задрожала, и я поняла, зачем им был нужен бензин. – И увидела деньги. Краденые деньги, машина вся в моих отпечатках… Я не знала, что делать. Рядом был лес, так что я просто столкнула машину с обрыва, а деньги закопала. Там-то меня и нашли – я бежала по обочине… Мне было так страшно, я впервые осталась совсем одна. Но потом, совершенно неожиданно, нас стало двое. – Она повернулась к Сэмюэлю. – После рождения Келси, когда я знала, что за мной точно никто не следит, я вернулась в лес, просто проверить. Деньги были на месте. Я тебе сказала: я закопала деньги, а потом забрала их. Я не соврала. – Она посмотрела на меня с мольбой. – Разве у меня был выбор?

Единственное, о чем она не сказала и о чем знала только я, что кроме денег, она в качестве доказательства забрала номер машины. След, который вел к его машине, где бы она ни находилась. След, который вел ко всему, что она сделала, и ко всему, что с ней произошло. Способ сбежать, если он когда-нибудь ей пригодится. Выход есть всегда.

Она снова засмеялась. Подняла руки:

– Хотите свои деньги? Я сказала, что приведу вас к ним. Вот они. Вы на них смотрите.

Бетонные стены, чугунные ворота, пуленепробиваемые окна… все это построено на их деньги. Этот дом никогда нам не принадлежал. Этот дом всегда был ложью. Мы жили в доме, построенном на кровавые деньги.

Мартин снова дернул ее за голову, но Сэмюэль вытянул руку.

– Мартин, – предостерег он его.

– Нет, – огрызнулся Мартин. – Она всегда была твоей слабостью. Ты сказал, что деньги у нее. Ты обещал.

Но Сэмюэля, судя по всему, это мало беспокоило. Даже если остальные пришли сюда за деньгами, по-моему, у Сэмюэля были планы посерьезнее. Из своего укрытия наверху я слышала, как он говорил, что у мамы не может быть того, что он действительно от нее хочет. Ему было нужно большее. Он хотел нас.

– Ты такая маленькая, – сказал Сэмюэль маме. – Я всегда тебя недооценивал.

Из заднего кармана он извлек нож и шагнул к ней. Я увидела пистолет у Мартина за поясом. И Илай… что было у Илая? Запах сигарет… Мне не нужно мериться с ними силой. Мне не нужны мышцы и двери. Выход есть всегда. Она им уже однажды воспользовалась. Он был неидеален, возможно, даже ошибочен, но она увидела возможность и воспользовалась ей. Построила нашу жизнь на кровавые деньги, и я существовала только благодаря им. Все в моей жизни – от стен вокруг до крови, текущей по венам, – пришло из мрака и лжи. Но кое-чего никто не понимал, кроме меня. Она сама построила себе клетку с решетками, бетоном и замками. Отсиживала свой срок. Семнадцать лет. Пожизненный приговор. Ради меня.

Истории живут собственной жизнью, но эта история была моей.

Я бросилась на Илая, схватила его за пояс и потянула вниз, пытаясь повалить нас обоих на пол. Послышался крик – кто-то велел Илаю остановиться, кто-то приказывал остановиться мне, но я не остановилась. Он запнулся, прижался к стене и без труда меня скинул. Но бить не стал, не стал применять слишком много силы – видимо, потому что смотрел Сэмюэль.

С земли я увидела, как Сэмюэль и Мартин переглянулись. Нахмурились. Комнату заполнило напряжение, а я лежала, скорчившись на полу, пытаясь отдышаться, прижав руку к животу. Мне нужно было только одно. Единственный предмет. И теперь он у меня был.

– Ты что делаешь? – спросил Сэмюэль, когда я резко встала. Лицо выразило замешательство.

Я издала звук, похожий на смех. Пыль и грязь подвального пола охлаждала кожу. Синяки будто подначивали меня, а страх шептал мое имя.

– Надо связать ей руки, – гавкнул Мартин Илаю.

– Стойте, – сказала я, и все застыли.

Все уставились на мою руку, на то, что я держала перед собой над открытым ящиком. Рука у меня дрожала – то ли от страха, то ли от чего-то еще. Какого-то мощного чувства, закипающего в крови.

– Вы понимаете, – начала я, – где стоите?

Сэмюэль повернул в руке нож, блеснув лезвием.

– Весь подвал напичкан взрывоопасными веществами.

Вспомнив Райана, я медленно попятилась назад. По дому расставлены огнетушители. Будто он только и ждал любой искры. За мной была лестница, справа от меня – комната с дырой в полу, и было еще кое-что. В руке я держала зажигалку Илая. Я зажгла ее и уставилась на пламя, танцующее над металлом.

– Только шелохнитесь, – сказала я.

Мартин направил на меня пистолет, но Сэмюэль поднял руку.

– Хочешь поиграть, малышка? Ну давай поиграем.

Он взял из рук Мартина пистолет и направил его на маму.

– И что будешь делать, интересно? – спросил Сэмюэль.

Он наклонил голову, как будто ему действительно было любопытно. Любопытно посмотреть, из чего я сделана. А мне было страшно это узнать. Страх многое говорит о человеке, но то же самое можно сказать о том, как человек справляется со страхом. И этот момент – один из них.

Чего я боюсь? Что меня не простят. Что я сделаю неверный выбор. Что иду на слишком большой риск. Что никто не полюбит меня, если хорошенько узнает. Что во мне слишком много тьмы.

– Келси, – испуганно ахнула мама.

Но разве не к этому она меня готовила? Не просто бежать, но не сдаваться. Она научила меня в первую очередь выживать. Взвешивать риски и опасности, видеть их повсюду. Действовать. Так я и сделала.

Илай вдруг повернулся к лестнице. Затем Мартин. И тут я тоже услышала этот звук. Сирены где-то вдалеке. Они приближались. Но облегчения я не почувствовала. Наоборот, напряжение еще больше выросло, и комната буквально вспыхнула невидимым огнем ужаса. У них не было причин нас отдавать. Как сказала полиция, эти люди не гнушались жестокости. Именно поэтому мама от них и ушла – их руки были вымазаны в крови, и ее теперь тоже. Я поняла, что они хотят взять нас в заложники. Торговаться они не будут, переживать тоже. У них был пистолет, нож, две заложницы и стены вокруг. А у меня – только зажигалка и немного надежды.

– Как ты удрала в прошлый раз? – спросил Сэмюэль.

Он выглядел слишком спокойным, будто страх не мог его достать – и я по-настоящему испугалась. В нем как будто недоставало каких-то базовых человеческих чувств, из-за чего он стал холодным и беспощадным.

– Убери пистолет, тогда я покажу, – сказала я.

Он улыбнулся:

– Ты же знаешь, что я этого не сделаю.

Я перевела взгляд на маму, которая стояла на лестнице. Нельзя с ним идти. Нельзя. Если мы уйдем с ним, он нас убьет или запрет где-нибудь. В любом случае нас никто не найдет. В этом я была уверена. Все, чему мама учила меня, все, что с таким трудом скрывала, – все ради этого момента. Прямо сейчас.

– Мама, – предупредила я ее.

Мартин все еще держал ее. Мама закрыла глаза. Я стала тем, чего мы всегда боялись. Опасностью. Неизвестным из необъятности. Непредсказуемым поворотом событий. Тенью в глазах – моргнешь, и меня уже нет. В руке у меня горело пламя. И я бросила зажигалку.

Глава 30

Джен попросила меня отвезти случае пожара. Пригнись. Найди выходы. Доползи до безопасного места. Знай путь наизусть, на ощупь. Но меня никто не готовил к этому густому дыму, к тому, как он душит, даже если миновать очаг огня. Никто не рассказал об этом жаре. Никто не рассказал об этом звуке. Треск. Свист. Крик. Никто не подготовил меня, что через секунду в голове закипят тысячи сомнений и мысли будут только о том, какую ошибку я совершила. Что страх вот-вот парализует меня.

Взрывов было несколько: сначала вспыхнул один ящик, затем другие – то там, то тут стреляли химические реагенты, пока по подвалу разливался огонь. Услышав на лестнице шаги, я позвала маму. Горло процарапало ее имя. Меня душил дым, я глотала воздух и снова выкрикивала ее имя. Я куда-то провалилась, лицо прижало к бетону – какова цена моей попытке спастись? Какую цену мы все заплатили? Где-то вдалеке звенела пожарная сигнализация. Откуда-то доносились сирены. Быстрые шаги. Вокруг меня все полыхало. Шевелись, Келси.

Я стала уползать от шагов – к ближайшему выходу. Нащупала стены убежища, горячий металл, и судорожно пыталась найти дыру в полу. Дверь защитит от пожара. Дверь защитит от дыма. Самый безопасный выбор. Но я не смогла.

– Мам! – позвала я снова, но мой крик заглушил огонь – я становилась все меньше, и мир сжимался…

Ничего не было видно. Пытаясь нащупать отсек, я вдруг наткнулась на мягкую плоть и отпрянула.

– Келси? – Низкий голос, кашель.

– Мама?

Дверь в убежище громко хлопнула, отгородив шум пожара и оставив на этой стороне лишь дым и жар. Вокруг нас клубился дым, и маму было не видно. Она потянула мою руку к полу и сказала:

– Ты нашла выход. – Потом снова закашлялась, хотя дверь была закрыта. – Келси, послушай… – сказала она.

Но тут прямо за дверью прогремел очередной взрыв. Фундамент дома тряхнуло, и у меня как будто кости зазвенели.

– Надо выбираться, – сказала я.

Я пустила маму вперед, потому что еще помнила ощущение, когда сидишь перед пропастью. И не знаешь, спускаться или нет. Я не хотела давать ей такой выбор. Не хотела знать, что она предпочтет. Я скользнула вниз прямо за ней и вдохнула незадымленный воздух. Ее рука коснулась сначала моего лица, затем схватила за плечо.

– Там тоннель, – прошептала она, ведя меня в темноте.

– Я знаю.

Она замерла, рука напряглась.

– Когда Сэмюэль сказал, что ты удрала, он это имел в виду?

На глаза навернулись слезы – то ли от дыма, то ли от чего-то еще.

– Они залезли в дом, – сказала я, и слова прозвучали как всхлип. Я икнула, пытаясь сдержать слезы, но слова рвались наружу. – Мы с Райаном, Коулом и Анникой сидели в убежище, а они были прямо за дверью.

– Но ты нашла выход, – повторила мама, запыхавшись. – Ты выбралась.

Я отстранилась от нее и поползла дальше по тоннелю – где-то вдалеке прогремел рухнувший фундамент.

– Коула ранили. А тебя вообще не было, – бормотала я. – Ты просто бросила меня там, и я не знала, что делать. – Я закрыла рот рукой, голова дрожала. Хорошо, что было темно, а наверху шумел пожар. Я села на пятки, чувствуя ее где-то рядом.

– Нет, – возразила она, потом положила мне руку на локоть и сжала его. – Нет, я убежала, Келси. Потому что больше ничего не могла придумать. Я всегда больше всего боялась, что Сэмюэль придет за мной. Что Сэмюэль придет за тобой. Я сбежала, чтобы отвлечь их от дома. Чтобы они не нашли тебя, когда ты попытаешься вернуться.

Я застыла, не зная, чему верить, после всех ее рассказов и всей ее лжи. Есть версия полиции, версия Джен, а теперь и мамина.

– Келси, времени нет.

Я наклонилась к ней и заговорила тише:

– Мама, тебя арестуют. Деньги… они все знают.

– Все нормально, Келси.

– Нет, не нормально! – У меня не будет ни отца, ни матери, и некуда пойти – что тут нормального?

Она толкнула меня в плечо неожиданно жестко:

– Келси, шевели ногами!

Ее слова отозвались у меня в голове, как раньше. Инстинкт. Мышечная память. Света у нас не было, и тоннель казался бесконечным. Я поползла быстрее, хаотично, и мне казалось, что тоннель стал длиннее, чем до этого, – а что, если мы пропустили развилку и свернули не в ту сторону? И я не могла избавиться от чувства, что мы в тоннеле не одни. Повсюду раздавалось эхо, и у меня было ощущение противоположное тому, что я чувствовала, когда вернулась в пустой дом.

Может, это просто страх. Мое воображение бежало вместе со мной. Но было что-то еще. Тень в темноте, которую не видно, но слышно. Дыхание на затылке – но если оглянуться, никого нет. Но вдруг впереди послышалось шуршание, и я застыла. Врезавшись мне в спину, мама охнула, и шум стих. Я стала толкать ее обратно, но тут же поняла, что возвращаться нам некуда. Я попыталась нащупать хоть что-нибудь, что могло бы помочь. Но, кроме меня, ничего не было. Меня и ее.

Затаив дыхание, я ждала. Откуда-то из-за поворота впереди появился яркий луч света, и я вся сжалась. И стала готовиться. Мама попятилась назад. Мы в ловушке. За нами пожар, впереди свет…

Послышался треск рации.

– Бейкер! – Отозвавшись эхом от стен трубы, голос залетел прямо в меня. – Куда вы все подевались?

– Райан? – крикнула я.

– Келси? – услышала я эхо за поворотом.

В глаза ударил свет, и я инстинктивно зажмурилась. Но затем почувствовала на плечах его руки и также инстинктивно подалась вперед. Я обняла его за плечи, и он прижал меня крепче. Он тяжело вздохнул.

– Поверить не могу. Я тебя нашел, – сказал он.

Он направил фонарик мимо меня, на маму. Нащупал рацию.

– Я их нашел, – сказал он и повернулся ко мне. – Я говорил им. Говорил, что в доме есть другой вход.

В ожидании остальных мы сгрудились у джипа Райана. Он припарковался на обочине прямо у канализации на небольшом участке между деревьями и туманом. Мама закрыла глаза – как только мы выбрались из тоннеля – и беззвучно шевелила губами, видимо перечисляя все, что до сих пор было хорошо. Она рухнула на землю, прислонившись спиной к машине и положив голову на колени, и я села рядом с ней. Земля была мокрая и холодная, я взяла ее за руку, а Райан ходил туда-сюда перед открытой канализационной решеткой, через которую мы вылезли.

По рации Райан давал инструкции, повторяя то, что уже говорил. Что он нашел нас обеих. Обеих, мы были в безопасности. Над деревьями показался дым. Какие-то тайны нам еще предстояло узнать, другие – сохранить. Когда приедет полиция, маму заберут. Даже сейчас, когда мы были на свободе, я легко могла ее потерять.

Я прижалась плечом к ее плечу:

– Мама, посоветуй, что мне сказать. Что мне им сказать. – Нам нужно быть осторожными. И я готова ради нее.

Она подняла на меня глаза:

– Больше не нужно. – Как будто знала, что это конец. Что что-то изменилось – и для нее, и для меня.

Перед нами обеими расстелилась необъятность со всеми ее возможностями.

– Ты ничего мне не рассказывала, – ответила я. – Ты все помнила, но мне не рассказала.

Конечно, я на нее злилась. Но в глубине души мне просто было больно. Больно осознавать, сколько она скрывала и сколько мне врала.

– Я собиралась тебе все рассказать, – сказала она. – Решила, дождусь, пока тебе исполнится пятнадцать. Потом шестнадцать. Потом семнадцать. Но я не знала, как это на тебя повлияет. Не знала, какая тебе от этого польза, если я всегда буду тебя защищать. Мне казалось, безопаснее всего ничего не рассказывать.

У меня сдавило горло.

– Так расскажи сейчас, где ты была. Полиция считает, что ты специально ушла с ними. Расскажи мне правду. Всю.

Она посмотрела на меня так, как будто я уже должна все знать.

– Он позвонил в звонок. Просто позвонил и стал ждать. Я увидела его по камере наблюдения и не смогла тебя найти. Пыталась звонить, но они перерезали провода. И ты оставила свой телефон дома. Я поняла, что уже слишком поздно что-то придумывать. Я могла только бежать. И я побежала.

Она ушла сама, как мне и говорили. Хотя я не верила, что она бы смогла. Эти люди и были ее кошмаром. Шрамы у нее на спине, целый год кошмара, чувства вины и страха – но она все равно рискнула и увела их от меня.

– Они поймали меня далеко в лесу, за домом. Этот мальчишка Илай отвез меня к ним и привязал в каком-то подземелье. Они постоянно показывали мне твои фотографии, чтобы я хорошо себя вела. Чтобы заговорила.

– Они тебя били? – спросила я, вспомнив синяки и кровь у нее под ногтями. Ее история повторялась.

Она покачала головой, будто я ничего не поняла.

– Сбылся мой самый главный страх, – сказала она, и у меня упало сердце.

– Что они снова тебя найдут? – спросила я.

– Нет. Нет. Что они найдут тебя. Я не знала, что придумать. Это был единственный выход. Мне пришлось так сделать.

«Все, что я сделала», – говорила она на записи Джен.

– Но когда и это не сработало, когда они стали угрожать, что что-нибудь с тобой сделают, даже после того, как они меня поймали, я сказала им, что деньги остались в доме. Я решила, что если попаду в дом, то что-нибудь придумаю. Думала, есть шанс… – Она понизила голос. – Не понимаешь? Я увезла тебя от него. – На глаза у нее навернулись слезы. – Нельзя просто так безнаказанно забрать что-то у такого человека, как Сэмюэль. Поэтому я приняла решение и надеялась, что оно тебя спасет.

– Так и было, – сказала я. – Благодаря этому у нас было время придумать план, мы смогли бороться, защитить себя.

– Нет, – сказала она. – Все это ты сделала сама.

Райан остановился посреди дороги, наконец-то успокоившись, и тоже стал слушать мамины секреты.

– Келси, а что там случилось? Полиция арестовала двоих человек – они пытались сбежать от пожара. Но вас они не нашли.

Я заметила, как у него слегка дрожали руки, как он вцепился в фонарик, который тоже дрожал у него в руках, пока он всматривался в темную дорогу, ожидая, когда кто-нибудь придет к нам на помощь. Я медленно встала. Арестовали двоих.

– Их было трое, – сказала я.

Райан застыл и тихо произнес:

– Келси, пожар довольно серьезный. – Подразумевая что-то еще. Он подошел ближе. – Так что там произошло?

Я устроила пожар. Я подожгла собственный дом, единственное место, где мама чувствовала себя в безопасности. И выбраться оттуда смогли не все… Я открыла рот, дыхание перехватило.

– Отойди от канализации, – прошептала я.

– Что? – Райан повернулся к темному входу в канализацию на краю дороги позади себя.

Как только я отошла от машины, мама потянулась за мной. Райан не двинулся с места, и я вспомнила это странное чувство в тоннеле. Как будто мы не одни. Вспомнила, как захлопнулась дверь в убежище, и как дым застилал глаза, и мы не видели друг друга. Нельзя просто так безнаказанно забрать что-то у такого человека, как Сэмюэлъ.

– Бежим, – прошептала я.

Ноги отяжелели, а Райан соображал медленно.

– Бежим! – закричала я. – Он там. У него пистолет. Он все еще там.

Райан включил фонарик и направил его в отверстие – ничего, пусто. Но на всякий случай отошел в сторону.

– Нет там никого, – сказал он.

Остаточный страх. Ошметки адреналина. Игры разума. Я взяла у Райана фонарик, нагнулась к канализации и посветила внутрь. Тоннель тянулся дальше. Вдоль дороги… Я посветила фонариком дальше по дороге, но в обоих направлениях обзор закрывали бугры. Тени деревьев тонкой завесой скрывал туман.

– Слушай, – сказал Райан, накрыв мою руку своей. – За нами скоро приедут, ладно? – Но все равно подталкивал нас обратно к машине.

Мама пригнулась перед капотом, словно ожидала, что Сэмюэль вот-вот выпрыгнет из канализации.

– Подождем в машине, – шепнул Райан, будто это могло нас как-то защитить.

Из леса послышался шелест листьев, я застыла и вперилась туда взглядом в поисках движения. Прямо из тумана показался темный силуэт. Кошмар. Имя. Сэмюэль Лайтер сохранял полное спокойствие – одну ногу он выставил вперед, а затем шагнул, улыбаясь. Он был весь в саже и золе, и я поняла, что, наверное, выгляжу так же. Его глаза перебегали от меня к Райану, и я поняла, о чем он думает. Мы всего лишь дети. Дети без оружия, без ничего, кроме фонарика и друг друга.

– И снова здравствуйте, – сказал он.

Райан крепче сжал мое плечо.

– Не подходи, – предупредила я.

В руке у него был пистолет. Он похлопал им по ноге, словно что-то обдумывая. Боже, ну где полиция? Где пожарные? Мы совсем недалеко от дома – они должны уже приехать. Если только не решили, что ехать не нужно. Райан сказал, что нашел нас, что у нас все хорошо…

– Ты меня, конечно, удивила, – произнес Сэмюэль. – Готова была пожертвовать собственной матерью? – Его рот дернулся от удовольствия.

Я заставила себя смотреть ему прямо в глаза, не проверяя, успела ли спрятаться мама. Чтобы ее не выдать.

– Нет, – ответила я.

– Ты дом подожгла.

Я почувствовала, как за мной напрягся Райан. Увидел меня в другом свете? Как будто во мне таятся тьма и разрушение. Я готова жертвовать чьей-то жизнью, а он нет.

– Неправда, – возразила я. Ему. Райану. Себе. И когда произнесла это вслух, то поняла, что всегда это знала. – Мама знала, что надо делать. Потому что сама меня всему научила. Никакой жертвы не было.

Это было действие. Ход в игре. И теперь пришла пора сделать следующий.

– Я вот что понял, – сказал Сэмюэль, игнорируя мои слова, и снова похлопал по ноге пистолетом. – По-моему, я целился не в того человека.

Сквозь тени леса я увидела, как дуло пистолета поднимается на меня. Сэмюэль взглянул на Райана и подошел ближе:

– Отойди.

Райан тяжело и неуверенно вздохнул. Вариантов не было. Сам он меня не оставит. Я мечтала о темноте, в которой можно спрятаться. О стенах и воротах, которые могли нас защитить. Мы были на виду, и уже нельзя было скрыть, кто мы. Вокруг нас только туман, а в руке фонарик. Я отошла от Райана к Сэмюэлю.

– А где же твоя милая мамуля? – спросил он.

– Пошла за помощью, – ответила я. – С минуты на минуту вернется.

Давай же, быстрее.

– Удобно, – кивнул он, подходя ближе, с громким хрустом топча мертвые листья. – Может, придумаем причину получше для ее возвращения? Давай же, Келси, пока я не подстрелил твоего жениха. Или это тебя тоже не тронет?

– Ладно. – Я медленно и осторожно подступала к нему, сжимая в кулаке желтый фонарик Райана.

– Келси, – позвал Райан откуда-то справа.

– Райан, все нормально.

Но, конечно, все было совсем не нормально. Если я добровольно сдамся, никто не выживет. Сэмюэль не оставит Райана в живых, это я знала точно. Краем глаза я заметила какую-то тень, какой-то силуэт в тумане – моргнешь, и он пропадет. И я закричала, чтобы он не услышал, что происходит за его спиной. Он всего лишь человек. Ничего больше.

– Пока я не знала, кто ты, я тебя боялась! – орала я.

Он замер:

– А теперь не боишься?

– Я увидела твое лицо! Ты всего лишь человек!

– Сейчас я человек с пистолетом, Келси.

Но он не замечал, что происходит вокруг. Он нас совсем не знал. Тень приблизилась, прежде чем он ее заметил, и я включила фонарик, ослепив его мощным лучом. Инстинктивно он закрыл глаза второй рукой, и тень тут же бросилась на него. Прогремел выстрел, и я упала на землю. В ушах зазвенело, щебенка колола щеку. Я встала на колени, пытаясь сориентироваться, и начала звать маму. И Райана. Но из-за звона в ушах не слышала собственного голоса.

Внезапно туман и дорогу осветили мигающие огни. Дальше обрывки: с одной стороны ко мне ползет Райан и что-то говорит, но я не слышу; с другой стороны, на земле, мама и Сэмюэль. Ее тело пластом лежит на нем. К ним бегут медики, жестами зовут остальных, маму осторожно поднимают, приносят каталку, ее привязывают, а полицейский переворачивает Сэмюэля на живот и, уткнув колено ему в спину, застегивает наручники.

Когда маму подняли, она вытянула руку – живая, в порядке. Хоть бы с ней все было хорошо. Ее отнесли в ближайшую машину скорой помощи, двери закрылись, и она снова исчезла. Райан схватил меня, притянул к себе и стал растирать каждый клочок моего тела. Рот его двигался, и хотя сквозь звон я ничего не слышала, но прочитала по губам: «Все хорошо». Я придвинулась к его лицу, на котором мелькали огни скорой помощи.

– Ты в порядке? – спросила я.

Уголок его рта дернулся, а у меня вдруг перестало звенеть в ушах.

– Да, – ответил он и еще плотнее притянул меня к груди.

Я услышала, как колотится его сердце, и почувствовала легкую дрожь в руках. Увидев фельдшера, которая шла в нашу сторону, Райан крикнул:

– У нас все нормально!

– А моя мама? – спросила я, когда она нагнулась к нам.

– Пуля попала ей в плечо, – сообщила она. – Состояние стабильное. Ее увезли в больницу.

– А… мужчина? Сэмюэль.

– Арестован, – ответила она. – Его хорошенько тряхнуло, когда твоя мама на него прыгнула. Но в остальном все у него нормально. – Она вытерла мне лицо какой-то тряпкой. – Сажа, – улыбнулась она. – Не кровь. Просто проверила.

– Можно я ее заберу? – спросил Райан.

Фельдшер внимательно посмотрела на меня и помогла подняться.

– Точно ничего не болит?

– Точно, – ответила я.

Райан повел меня к машине, на ходу оставляя своей команде сообщение по рации – передав им, что он в порядке и куда едет, а затем добавил: «И да, я сам знаю. Я позвоню папе». Когда мы подошли к джипу, рядом с нами резко остановилась машина, из нее, распахнув дверь, выскочила Анника с дикими глазами и закричала:

– Она в порядке? Ты в порядке?

Не успела я к ней повернуться, как она бросилась в мои объятия, зарывшись лицом в мои волосы:

– Меня не пустили ни на твою улицу, ни на мою. Никто мне ничего не говорит. – Она подняла голову на Райана. – А ты не берешь телефон. – Она высвободила одну руку и стукнула его по руке, отчего Райан улыбнулся. – А потом я услышала сирены и пошла на свет…

– У меня все в порядке, – сказала я. – А где ты была?

Но Анника только мотала головой, щекоча мне щеку своими кудряшками.

– Она звонила, – сказал Райан.

– Ты видела пожар? – спросила я.

– До этого, – снова ответил Райан. – Судя по всему, у нее на мобильном пропала связь, и она что-то заподозрила.

– Я посмотрела на твой дом через стену, – сказала Анника, – но ничего не увидела. Но все равно. Я знала. Я выехала из дома, в конце дороги увидела машину и поняла, что права. Я ехала, пока на телефоне не появился сигнал, но в полиции решили, что я чокнулась. Видимо, отсутствие связи не является экстренной ситуацией. Тогда я позвонила Райану, но выяснилось, что он уже ехал сюда… Он сказал, что сам вызовет полицию. Господи, мне было так страшно. – Она снова замотала головой, и я прижала ее к себе.

Я повернулась к Райану – он пожал одним плечом.

– Ты не пришла на обед. – И затем нахмурился. – Почему ты мне ничего не сказала? Мне-то могла сказать.

– Не хотела тебя втягивать. Еще больше.

– Келси, ты никуда меня не втягивала.

Но я вспомнила его взгляд, когда он узнал, что это я устроила пожар. Теперь он знал правду, и все могло измениться.

– Райан, это я устроила пожар. Я.

Он оттянул меня от Анники. Крепко сжал.

– И мне жаль, что меня там с тобой не было. Мне жаль, что ты осталась одна.

А мне нет. Ведь это Райан с Анникой позвали на помощь, когда я не могла. Мне так повезло – я думала, что осталась в доме совсем одна, но они были со мной.

Анника поехала с нами в больницу и вместе с Райаном ждала в приемной, когда я пошла проведать маму. Полиция была уже там, и Джен тоже, но я протиснулась мимо них прямо к маминой кровати – от ее улыбки мое сердце сжалось. Она взяла меня за руку.

– Ты в порядке? – спросила я.

– Пуля прошла насквозь. – Она показала повязку на плече.

Но останется шрам. Как вечное напоминание. Надеюсь, касаясь его рукой, чувствуя шероховатую кожу рубца, она будет вспоминать о том, что сделала.

– Ладно… – Мама, глубоко вздохнула и повернулась к мужчине, стоявшему у изножья кровати. Детектив Махони. – Я все вам расскажу. Но моя дочь останется со мной.

Несколько долгих часов она рассказывала свою историю, раскрывая все тайны, а я сидела рядом с ее больничной койкой. Джен вызвала адвоката, но мама не захотела с ним советоваться. Я осталась с ней. Ведь это и моя история тоже.

Его звали Сэмюэль Лайтер. Оживший призрак. Он был на три года старше мамы. Они встречались, и она сбежала с ним по собственной воле. Это правда. Она не видела другого выхода. Она бежала от ужасного прошлого. Хотела, чтобы, вернувшись с работы, отец увидел, что она разрушила дом. Хотела, чтобы он поплатился. Она не планировала, чтобы все выглядело как похищение, но назад пути не было. Как часто бывает, история зажила собственной жизнью.

Ее показаний и моей ДНК должно быть достаточно, чтобы Лайтер получил по заслугам. Все началось с безобидной кражи. Им очень нужны были деньги. «Просто подожди тут», – сказали ей, а она слепо согласилась. Сэмюэль со своим братом Мартином оставляли ее ждать в машине, чтобы быстро удрать с места преступления. Сначала она не понимала, чем они занимались.

Адвокат объяснил ей, но она его не послушала, что за совершенные преступления ее тоже привлекут к ответственности, вне зависимости от того, понимала она, что делала, или нет. Но это было не важно: она призналась во всем. Когда она наконец поняла, что происходит, газеты как раз ополчились на ее отца, а она забеременела – и попыталась сбежать. Я надеялась, что это имело значение. Надеялась, что это имело большое значение. В общем, тогда они ее связали и заперли в подвале, стали жечь спину средством для очистки труб, разливали по полу бензин и держали над ним спичку, угрожая поджечь.

Но однажды она сбежала. Отец умер. Из-за нее. Если бы газеты узнали правду, они бы сожрали ее живьем. К тому же теперь она была не одна. Тогда я еще не родилась, но она уже не могла решать только за себя. И решения эти были непростыми. Как и любые решения.

Когда мама закончила, адвокат попросил дать им поговорить наедине. Детектив вышел, но я осталась. Мама посмотрела на меня, затем на Джен. В палате пахло дымом, но я не сразу поняла, что это от меня. Я была вся в саже и пепле, и половина истории осталась нерассказанной – моя половина. Мне придется рассказывать ее самой.

Джен положила руку мне на плечо.

– Пора идти, – сказала она, но я сбросила ее руку.

– Келси, иди, – попросила мама и поднесла мою руку к своему лицу, такому теплому и родному, прошептав: – Тебе пора идти.

Она отпустила мою руку, мои пальцы выскользнули, но я не могла уйти.

– Мам, – умоляюще произнесла я.

– Все будет хорошо, – заверила она.

Я закрыла глаза:

– Ладно.

Шаг за шагом. За дверь, через ярко освещенный коридор, в приемную, где в креслах бок о бок спали Райан и Анника.

– Пора домой, – сказала я, растолкав их.

Хотя у меня не было никакого дома. Хотя я не знала, куда идти и что будет с мамой, со мной и с теми тремя, которых арестовала полиция. Я знала только, что сегодня я ночую у Джен, а завтра она встречается с маминым адвокатом. Я буду давать показания в полиции, а Райан приедет ко мне, о чем он как раз говорил. Мне позвонит Анника, и мы что-нибудь придумаем – так сказала Джен. Мы подумаем об этом завтра. Завтра может случится что угодно.

Глава 31

Я собиралась поехать к дому. Точнее, к руинам, куче пепла и ровной земле, будто там никогда и не было никакого дома. Он был построен на страхе и крови, но по сути своей состоял из дерева и болтов, стекла и бетона. Все, что осталось после пожара, просто снесут. Сказали, так безопаснее. Я бы все равно не смогла там жить – после того, как узнала, из чего и для чего он построен. Вина. Страх. Самозаточение. Эти деньги все равно маме не принадлежали. Этот дом по-настоящему не был нашим.

Сэмюэль и Мартин ждали суда в тюрьме без права на залог. А Илаю, как выяснилось, было всего семнадцать лет. Около года назад он сбежал из дома. Его дело сложнее, и я его даже жалела – ведь он просто мальчик, которому некуда идти, который верил, что у него нет другого выхода. Я видела их лица в вечерних новостях, но они начинали казаться просто незнакомцами.

Ради шанса на свободу маме придется дать показания в суде. Но Джен говорит, что ее все равно могут посадить на какое-то время. Вопрос только в месте. Ведь какое-то время она уже отсидела, правда в другой форме. По словам Джен, все возможно. Но в ее голосе звучала надежда. За которую можно зацепиться. И я подумала обо всем, что происходит прямо сейчас.

Анника в безопасности, собирается ехать в школу. «Скоро примчу, дорогая Келси, обещаю». Коул и Эмма во дворе с папой, который жарит бургеры на гриле. Джен в зале суда с моей мамой, адвокатом и судьей – обсуждают условия сделки и нашу судьбу.

Сидя на крыльце Джен, я услышала чей-то смех дальше по улице. И знакомый рев мотора. Я встала и пошла по дорожке, встречая джип. Уже улыбаясь. Уже представляя, как Райан улыбнется, когда я сяду в машину.

Издалека все выглядело по-старому, но вблизи оказалось иначе. Дом на склоне практически полностью сгорел, стены обрушились, а внутри все обуглилось. Нетронутыми остались лишь чугунные ворота, забор вокруг дома и каменная стена. Я взялась за холодные чугунные решетки, а Райан встал рядом.

Мы впервые вернулись сюда.

– Ничего себе, – сказал Райан. – Я… – Он сглотнул. – Поверить не могу, что ты отсюда выбралась.

– Выглядит хуже, чем на самом деле.

Он покачал головой:

– Вовсе нет. – Тяжелый вздох. – Выглядит именно так, как было на самом деле, Келси.

Я взглянула на него: плечи напряжены, зубы сжаты, глаза смотрят на дом перед нами.

– Ты злишься, – сказала я.

Я совершила безрассудный поступок, и теперь он увидел, какой именно. Что я натворила. Из чего я сделана.

– Нет, – ответил он, повернувшись ко мне. – Мне было страшно.

– Мне тоже, – призналась я.

Он погладил меня по волосам, и я подошла ближе. Наклонилась к нему. Почувствовала его тепло. И на мгновение все показалось близким, возможным, моим.

Однажды моя мама, еще девчонка, рискнула всем, чтобы сбежать, рискнула всем ради чего-то, что тогда было всего лишь мыслью. Она сама построила новую жизнь, и это был очень смелый поступок. Мне казалось, будет страшнее, ведь я впервые осталась одна, как и она тогда. Но какое тут одиночество, когда я живу в комнате, где надо мной ходит Коул, за стеной готовит Джен, Эмма вечно ворчит, когда же я уеду, а мама звонит мне по телефону. А еще приезжает Райан и не нарушает ни одного обещания. И стоит со мной рядом, пока я в последний раз смотрю на свой дом. Сложно чувствовать себя одинокой, когда на самом деле ты не одна.

Я не знаю, что будет дальше. И раньше это бы меня очень пугало. Но, как заметил Райан, может быть, это было неправильно.

– Я готова, – сказала я и в последний раз постучала по решеткам.

«Прощайте», – подумала я.

Держа Райана за руку, такую теплую, я шла по гравийной тропинке, расставшись со своей старой жизнью. Но ведь жизнь – не просто сумма элементов, она больше, чем простая история.

– Так вот, завтра, – его слова как музыка, – ты, я, пицца и, может быть, кино.

Я остановила его, притянула к себе, поднялась на носочки и поцеловала.

– Тоже хороший план, – сказал он, и я рассмеялась.

Райан тоже рассмеялся. Я услышала, как из леса подул ветер, прежде чем почувствовала дуновение. Как шепот, который становился все громче. А внутри завертелась мысль. Как эхо в голове: «За воротами возможно что угодно. За воротами возможно все». Но сейчас это звучало как обещание.

Продолжить чтение