Читать онлайн Тайны великих царств. Понт, Каппадокия, Боспор бесплатно

1. Династия Митридатов

Изначально Понт входил в состав обширной персидской сатрапии Каппадокия. Сейчас на эту территорию возят российских туристов, отдыхающих в Турции, на востоке страны. Кемер, соляные поля…

Каппадокия – название греческое. Персы звали эту область Каппатука – «страна благородных коней». На местном плоскогорье имелись отличные выпасы. Изначально в ней жили хетты – древний арийский народ. О нем мы подробнее расскажем в истории собственно Каппадокии. Здесь – лишь предисловие.

Интересующий нас регион назывался Каппадокия Понтийская (то есть Приморская). Само слово «понт» означает по-гречески «море». Следовательно, Понтийское царство – это Приморское царство.

Отделение Понта от основной территории Каппадокии произошло, казалось, случайно. Но за этой случайностью – важная закономерность. Этнически население Каппадокии и Понта сильно отличалось друг от друга. Каппадокию населяли потомки хеттов. Понт – потомки хурритских племен – далекие предки грузин. А также греки. Это и предопределило специфический путь развития Понтийской страны. Она всегда будет связана с родственной, протогрузинской Колхидой и даже покорит ее. Но и Колхида, и Понт сильно эллинизируются из-за многочисленных греческих городов, расположенных в этих районах.

* * *

Цари Понта вели свой род от знатного вельможи Отана – одного из Семи персов, поддержавших когда-то Дария I Ахеменида, царя Ирана, в борьбе за власть. То есть принадлежали к арийской элите. Это давало им моральное право претендовать на роль духовных вождей эллинистического мира.

Отан получил обширные владения в Каппадокии. С тех пор его род был прочно связан с этим краем. Один из потомков Отана – Митридат – был сатрапом Каппадокии и Ликаонии. Он умер ок. 362 г. до н. э., и преемником умершего сделался его сын Ариобарзан. В 360 г. до н. э. он примкнул к мятежу против персидского царя Артаксеркса II и был казнен.

Род Отана утратил Каппадокию. Но людей столь высокого ранга так просто не отстраняют от власти. Сын Ариобарзана Митридат сделался наместником малоазийского города Киоса. Он сохранил свою должность при Александре Великом и удачно маневрировал во времена диадохов, сохраняя свой пост. Наконец подчинился Антигону Одноглазому – одному из наследников Александра Македонского. Биографию Одноглазого мы издали в серии «Античный мир», и читатели могут ознакомиться с нею. Сын каппадокийского сатрапа (тоже Митридат, по прозвищу Ктист) сделался другом Деметрия Полиоркета – сына Антигона.

Когда стало ясно, что удача покинула Одноглазого, Митридат-старший попытался переметнуться к его врагам – царю Македонии Кассандру и государю Фракии – Лисимаху. Для этого были все предпосылки. Против Антигона восстала значительная часть народов Малой Азии. Против Лисимаха и Кассандра не бунтовал никто.

Свою последнюю войну Одноглазый проиграл. Но с Митридатом-старшим все же успел расправиться. Тот был казнен по обвинению в измене. Одноглазый хотел казнить заодно и его сына – Ктиста. Но того пожалел Деметрий Полиоркет. Он вызвал принца для разговора и написал тросточкой на песке одно слово: «БЕГИ». Митридат Ктист не заставил себя просить дважды. Он раздобыл коня и ускакал в сопровождении шестерых спутников (302 г. до н. э.).

Его связи в Каппадокии остались крепки. Но эту сатрапию оккупировали войска одного из диадохов – наследников Александра Великого. Его звали Селевк Никатор. Он двигался с востока, чтобы уничтожить Антигона в союзе с Кассандром и Лисимахом. Видимо, Митридат Ктист столкнулся с Селевком и потрепал его авангард, но в конце концов потерпел неудачу.

Зато в приморских районах Каппадокии не было конкурентов. Власть Антигона держалась здесь практически номинально. Почти все гарнизоны он вывел, чтобы сражаться с врагами на западе Малой Азии.

Митридат Ктист укрылся в крепости Кимиата у подножия Ольгасских гор на границе Понтийской Каппадокии и Пафлагонии. Отсюда он принялся совершать набеги и захватывать приморские города. Завоевание шло довольно удачно, и вскоре Митридат I Ктист (ок. 302–266 гг. до н. э.) уже именовал себя базилевсом (по-гречески – государь, по-латыни – император). Сохранился портрет этого правителя в греческой диадеме, с бородой и завитыми на древнеэллинский манер кудрями. Сие значит, что первый же понтийский царь позиционировал себя как эллинистический. Впоследствии эта эллинизация будет только усиливаться.

Жадный до чужих владений Селевк Никатор попытался отнять у Митридата Приморье. Однако потерпел неудачу. Его полководец Диодор был разбит и отброшен. После этого понтийцы перешли в наступление и сумели подчинить каппадокийских правителей. Эти представители младшей ветви династии Отана, дальние родственники Митридатидов, стали их вассалами.

О преемниках Митридата практически ничего не известно. Ему наследовали Ариобарзан (266–250 гг. до н. э.), Митридат II (250–220 гг. до н. э.), Митридат III (220–190 гг. до н. э.). Первый из них расширил границы царства и захватил город Амастриду, который стал столицей. Но это, пожалуй, все, что мы знаем об этом царе.

Перед нами «мертвое» столетие в истории страны. Вокруг кипели страсти, сражались диадохи – наследники Александра Великого, а понтийцы выступали в роли аутсайдеров. Пытались покорить горные племена, но самое главное – точили зуб на богатые греческие города-республики, разбросанные по южному черноморскому побережью. Лишь опираясь на эти многолюдные города, можно было выиграть войну с горцами.

Только Митридат II пытался вести активную внешнюю политику, чтобы возвысить Понт и вывести его из состояния заурядной региональной державы. Поначалу царь выступил против могущественной державы Селевкидов, чтобы расширить владения. Он вступил в коалицию малоазийских государств, которые тогда поддерживали Египет в борьбе против Селевкидов – «царей Азии», как их звали греки. Но решение оказалось опрометчивым, и вскоре за него пришлось расплачиваться. Селевкиды признали право на царский титул за правителями Каппадокии. Те отделились от Понта и стали врагами понтийских царей. Митридату пришлось смириться с территориальными потерями. Он сделал правильные выводы из случившегося и не враждовал больше с «царями Азии».

Вскоре он женился на сестре «царя Азии» Селевка II Каллиника – Лаодике. То есть дополнил политический союз родственными отношениями. Но эти отношения тотчас подверглись серьезному испытанию. В Малой Азии началась новая смута – против Каллиника восстал его брат Антиох Гиеракс. Каппадокийцы выступили на стороне Гиеракса. Митридат сразу принял сторону Каллиника и активно помогал ему в борьбе против мятежного брата. Тот потерпел поражение и погиб.

В 227 г. до н. э. Митридат в числе прочих эллинистических правителей оказал помощь Родосу, пострадавшему от землетрясения, во время которого был разрушен знаменитый Колосс. Это ясно показывает, что царь считал себя и своих подданных частью эллинистического мира. В 222 г. до н. э. он выдал свою дочь Лаодику за очередного «царя Азии» – Антиоха III Великого. Другую отдал полководцу-Селевкиду Ахею Младшему, который впоследствии захватил малоазийские владения этой династии и решил сколотить из них отдельное царство для себя, что вызвало протест у законного монарха. Однако начало войны между Ахеем и Антиохом Митридат уже не застал.

Следующий понтийский царь Митридат III вел осторожную внешнюю политику и спокойно жил среди бурь и штормов, которые потрясали античный мир. Понт по-прежнему оставался второстепенной страной.

Единственным заметным успехом Митридата III был союз с Антиохом Великим против Пергамского царства. Правда, неизвестно, принес ли этот союз существенные дивиденды понтийцам. Так или иначе, Митридат оставался верным союзником Селевкидов.

Все изменилось после 189 г. до н. э., когда римляне разбили «царя Азии» Антиоха Великого при Магнезии. Антиох заключил тяжелый и унизительный мир. Его войска очистили Малую Азию. Малоазийский полуостров сделался ареной борьбы между региональными государствами, главным из которых стал союзник Рима – Пергам.

Это не устроило нового царя Понта Фарнака I (190–159 гг. до н. э.; вероятно, по-ирански его имя звучало «Хварнак»). Понтийский государь активно вмешался в передел земель на полуострове. Он захватил греческий город Синопу и сделал своей столицей. Страбон пишет, что взять Синопу удалось внезапным набегом; этот захват стал причиной большой войны, развернувшейся от берегов Днепра до Эгейского моря.

Город исключительно выгодно расположен и хорошо укреплен. Он лежит на скалистом побережье, поросшем колючим кустарником. Ближе к морю берег изборожден ямами, которые наполняются водой во время штормов. Словом, взять Синопу трудно как с суши, так и с моря. Поэтому Фарнак ценил его, заигрывал с населением и окружил горожан «исключительным почетом», утверждает Страбон.

Усиление Понта обеспокоило его соседей. Прежде всего царя Эвмена II, который правил Пергамом (197–160 гг. до н. э.).

Пергам возвысился после разгрома македонского правителя Филиппа V (римляне нанесли Филиппу решающее поражение в 197 г. до н. э. в битве при Киноскефалах) и «царя Азии» Антиоха III (те же римляне разгромили его в 189 г. до н. э. при Магнезии). Пергамские цари держали сторону Рима и оттого оказались в лагере победителей. Что не спасло их державу от краха. Но пока…

Филипп V утратил после поражения все имевшиеся на тот момент заморские владения и значительную часть континентальных, расположенных на Балканах. Антиох лишился малоазийских земель вплоть до хребта Тавр. Эвмен II, царь Пергама, присоединил к своим владениям земли, отнятые у врагов: Фракию, Фригию и Карию. Формально власть пергамских царей доходила до гор Тавра. Фактически на этих землях существовали многие царства, княжества и вольные города. Вифиния, Пафлагония, Понт, галаты – у каждого были свои интересы. Однако усилившийся пергамский базилевс (царь) сумел представить именно Понт в роли агрессора.

Эвмен II отправил послов к римлянам, дабы в красках рассказать о бедствиях, случившихся с жителями Синопы после присоединения к Понту. Сами жители гонцов прислать не могли, сетовал Эвмен, потому что попали в жестокое рабство к Фарнаку. Римляне как обычно в таких случаях заняли гнилую позицию нейтралитета. Пусть Пергам воюет и ослабляет себя. Вмешиваться рано. Сенат обещал лишь отправить послов «для расследования дела синоплян и несогласий между царями», как пишет Полибий.

Обе тяжущиеся стороны поняли, что римляне не помогут. Спор надо решать силой. В Причерноморье разразилась война.

В 183 г. до н. э. Фарнак без дальнейших предисловий и предупреждений напал на пергамцев. Союзником его был царь Малой Армении Митридат (о Малой Армении мы практически ничего не знаем – до нас дошли только отрывки, в которых эта страна упоминается походя, в связи с большими делами других государств).

По странному замечанию Юстина, какие-то «родичи» (то ли из Понта, тот ли из Пергама) выбрали Фарнака наследником пергамского престола. То есть понтиец неизвестным образом пытался обосновать свои права на все царство Эвмена II. Такие аппетиты напугали не только пергамцев. В союз с Эвменом немедленно вошел вифинский царь Прусий. Вифины – фракийское племя, родственное армянам. Азиатскую часть этого этноса называют фригийцами. Интересно, что наши исторические познания немного сузились. Вышеприведенный факт был хорошо известен в советские времена, а сейчас – нет. Некоторые знатоки малоазийской истории наверняка попытаются опровергнуть наши утверждения, отбросив науку еще на полшага назад.

Фарнак ударил по вифинам и попутно разорил Пафлагонию. Жителей этой страны, располагавшейся между Понтом и Вифинией, он частью разорил, частью переселил к себе. Тогда пергамцы натравили на Фарнака галатов. Понтиец напал на галатских вождей Гайзаторига и Карсигната и сумел отбросить их от своих границ. Затем заключил с ними какой-то взаимовыгодный договор. Очевидно, царь стал вербовать в свое войско галатских солдат, а взамен делился добычей. Причем галаты были не слугами царя, но союзниками. С их помощью Фарнак одерживал победы над превосходящими силами неприятеля. Часть галатской территории он оккупировал.

После этого тотчас обострились отношения с каппадокийцами. Ситуация вышла из-под контроля понтийского государя. Фарнак заключил перемирие с Пергамом. Но лишь для того, чтобы отразить нападение каппадокийского правителя Ариарата IV (это произошло в 181 г. до н. э.). Фарнак перешел в контрнаступление. Понтийский царь решил вернуть владения предков и ввязался в драку за каппадокийские земли. Сами каппадокийцы были крайне обеспокоены усилением Понта, ненавидели его жителей и дрались с ними решительно. Почему? Понт превратился в чуждое государство. Наполовину эллинистическое, наполовину хурритское. Этот нюанс остро ощущался древними людьми, не воспитанными на понятиях толерантности.

Судя по намекам Полибия, война охватила множество греческих городов в Малой Азии, выступавших на той и другой стороне.

Из анализа его же сочинения можем наметить пунктиром ход самой войны. Она поначалу складывалась удачно для Понта. Вифины отброшены, пафлагоны разгромлены, часть Галатии оккупирована, Каппадокия поставлена на колени.

Одновременно продолжалась дипломатическая борьба. Обе стороны посылали уполномоченных в Рим, чтобы доказать лидеру тогдашнего мира правильность своих действий и очернить врагов. В Италию приехали послы Ариарата IV, Эвмена II и самого Фарнака. Перед этим римский сенат отправил на место боевых действий комиссию, чтобы разобраться, кто из враждующих царей прав и назначить виновного. Ее члены сообщили, что Фарнак ведет себя нагло, а Эвмен и Ариарат действуют в рамках закона. Поэтому на место боевых действий решено было отправить новое посольство из Рима, дабы оно примирило сражавшихся.

Однако исход войны решило не только и не столько вмешательство римлян.

Фарнака погубила успешная, казалось бы, дипломатия. Он сумел привлечь на свою сторону царя Великой Армении Арташеса. Это вызвало панику во вражеском лагере и даже лишило Понт одного союзника.

Последовало два удара в спину, и Фарнак проиграл. Первый нанес пергамский царь Эвмен II. Он нарушил перемирие и напал на понтийцев. Вторым нападавшим стал вчерашний союзник Митридат – царь Малой Армении. Этот поссорился с Фарнаком, счел себя вправе разорвать с ним союз и ударить понтийцам в тыл.

Причиной отпадения Митридата стал конфликт «малоармянина» с «великоармянским» царем Арташесом. Тот напал на Малую Армению и захватил две области. Видимо, это было платой за участие Арташеса в войне против врагов Фарнака. Но малоармянский царь счел себя преданным. Он немедленно покинул Фарнака и перешел в ряды его врагов. Царь захотел вернуть утраченные владения. Понтийцы получили еще один фронт.

Такого перенапряжения Фарнак не выдержал. Он был разбит и отвел войска к столице. Ситуация напоминала Семилетнюю войну, которую в XVIII веке Пруссия и ее король Фридрих Великий вели против всей Европы. Союзники задавили пруссаков числом. В древности случилось нечто похожее.

Войска антипонтийской коалиции осадили даже неприступную Синопу. К счастью, население города сохранило верность новому повелителю. «Застигнутый врасплох жестоким нападением врагов», говорит Полибий, Фарнак запросил мира. Договор был заключен в 179 г до н. э. на тяжелых для Понта условиях. Понтийцы подписали его отдельно с Прусием и Ариаратом и отдельно – с Митридатом, царем Малой Армении.

Постановили: ни под каким предлогом Фарнак не должен больше нападать на Галатию. Его прежние договоры с галатами считать недействительными.

Понтийский царь обязался очистить Пафлагонию, а ее жителей, которых успел выселить за время войны, возвратить назад. Вместе с ними – вернуть вооружение, метательные снаряды и прочие приспособления, захваченные в пафлагонских арсеналах.

Из мирного договора мы узнаем, что у Пафлагонии имелся свой царек, и звали его Морз. Видимо, он был вассалом вифинов. Фарнак вернул ему награбленные имущество и казну. Равным образом он возвратил все награбленное добро и сокровища каппадокийскому Ариарату. Сверх того обязывался заплатить обоим царям 900 талантов. Еще 300 талантов получил Эвмен II на покрытие военных издержек. Официально говорилось, что Фарнак заплатил за то, что «вопреки договору с Эвменом пошел на него войною». Что это за договор и когда напал Фарнак, неясно. Скорее всего, имеется в виду первое нападение, ибо во второй раз напал сам Эвмен.

Царю Каппадокии Ариарату Фарнак обязался, кроме того, вернуть заложников и все захваченные местности.

Приморский город Тий был уступлен Понтом вифинскому государю Прусию «по его просьбе». За это Прусий «был весьма признателен», говорит Полибий. Город уступили уже по окончании переговоров. Это заставляет предположить, что Фарнак вбил клин между участниками коалиции. Вроде бы договоренности о разделе подписаны, но тут один из союзников получает город сверх своей доли. Естественно, это вызывает недовольство остальных. Из-за данного факта немедленно обострились отношения между Пергамом и Вифинией. Они вылились в многолетний конфликт. Фарнак мог больше не беспокоиться, что эти два царства выступят против него единым фронтом.

Из мирного договора мы узнаем другие подробности об участниках конфликта. В договор были включены, читаем у Полибия, правитель Великой Армении Арташес I (незадолго до начала войны он провозгласил себя царем, а до этого считался сатрапом Селевкидов), какой-то Акусилох (видимо, вождь горских племен примерно на территории современной Аджарии), царь сарматов Гатал, а также вольные греческие города Гераклея, Месемврия, Херсонес (Боспорский, в Крыму), Кизик. Интересно было бы уточнить, на чьей стороне все они воевали. Судя по всему, те, кто получил дань, были врагами Понта, а кто ее не получил – союзниками. К друзьям Фарнака можно отнести сарматов и «великих» армян. Видимо, с этого времени берет начало дружба между армянскими и понтийскими правителями, которая впоследствии сослужит Армении дурную службу.

Открытым остается вопрос об участии в войне греческих городов. Впоследствии Месемврия выступает союзником Понта, а Херсонес вообще входит в состав подчиненного Понту Боспорского царства. Рискнем предположить, что оба города были настроены дружественно уже к Фарнаку. А вот Гераклея и Кизик вполне могли примкнуть к враждебной коалиции. Они были расположены поблизости от агрессивного Понта и опасались судьбы Синопы.

Письменным договорам в то время уже не верили. Фарнака заставили дать заложников. После этого войска коалиции покинули территорию Понта.

Почему Фарнаку удалось выкрутиться и выжить?

В эллинистическом мире было не принято вести войну до полного истребления противника. (На войны против варварских народов этот неписаный закон, впрочем, не распространялся. Но между своими все было иначе. Следовало только попасть в число «своих».) К этому правилу следует добавить неизбежные противоречия в лагере союзников. Никто не хотел уничтожать Понт. Иначе бывшим друзьям пришлось бы тотчас схлестнуться в кровавой схватке за господство на его руинах. А сил для этого не имелось.

Фарнак правил еще долго. Но сидел смирно, в точности как прусский король Фридрих Великий после Семилетней войны – об этом удивительном сходстве в судьбе двух государств мы уже говорили. Понтийский базилевс восстанавливал страну и внимательно следил за политическими событиями вокруг.

Мир стремительно менялся. Римская республика становилась все сильнее. И все настойчивее вмешивалась в дела малоазиатских государств. Римлянам уже не нравилось усиление Пергама. Поэтому они проводили двойственную политику в отношении этой страны. В противовес ей начали усиливать небольшую Пафлагонию. Так, когда после Понтийской войны удалось усмирить непокорных Риму галатов, значительную часть их земель получила именно Пафлагония. Остальное досталось, правда, Пергаму.

Фарнаку наследовал его брат Митридат IV (159–150 гг. до н. э.). Он правил относительно недолго и не совершил ничего примечательного. Во всяком случае, античные историки обошли деяния этого царя стороной. Затем на престол взошел сын Фарнака Митридат V Эвергет (150–121 гг. до н. э.). Это был эллинистический политик в высшей степени. Он развивал связи с греческими городами, приглашая оттуда нужных людей, участвовал в общеэллинской культурной и религиозной жизни. В частности, покровительствовал общегреческому храмовому центру на острове Делос. Правда, от самой Греции в то время уже мало что осталось. Страна была полностью разгромлена римлянами в 146 г. до н. э. и утратила независимость.

Заметим, что почти все понтийские цари правят подолгу. Это говорит о внутренней стабильности царства и эффективности правительства, политика которого не вызывала гражданского недовольства. Понтийские базилевсы сумели примирить окрестных горцев и греков в рамках одной политической системы. Сделать это оказалось тем легче, что мирные связи между греками и горцами существовали давно. Впрочем, это нисколько не умаляет заслуг Митридатидов.

Митридат Эвергет (Благодетель) вел дружественную по отношению к Риму политику. Он рассчитывал, что римляне помогут расширить Понтийское царство. Когда-то республика поддерживала Пергам в борьбе против Антиоха Великого. Не поддержит ли она Понт в борьбе против Пергама?

Но римляне уже подумывали о полном присоединении Пергамского царства к своей стране. Правда, в первые годы правления Митридата оказались заняты более важным делом – войной против Карфагена и Македонии. К первой из них присоединился Эвергет, дабы проявить лояльность по отношению к сильному партнеру. Для участия в Карфагенской войне Митридат снарядил несколько кораблей и отправил на помощь Риму. Как выяснилось, трата была напрасной. Захватить Пергам это не помогло.

В 133 г. до н. э. бездетный пергамский царь Аттал III умер – по официальной версии, от солнечного удара. Свою страну он успел завещать римлянам. Однако это вызвало бурю возмущения в народе. Началось антиримское восстание. Его возглавил Аристоник – потомок пергамских царей, который принял тронное имя Эвмен III.

Пергам на закате был царством острых классовых противоречий. Поэтому восставшие действовали под лозунгами равенства и социальной справедливости. Это напугало соседних царьков. Так римляне получили многочисленных добровольных союзников. Попробовал урвать свой кусок и Митридат V. Тем более что с Пергамом у Понта имелись старые счеты.

Одновременно понтийский царь смог втереться в доверие к последнему пафлагонскому правителю, престарелому Пилемону II. Пилемон усыновил Митридата и завещал тому свои земли – Пафлагонию и Галатию. Решение Пилемона вполне объяснимо. Он не хотел отдавать страну Риму, видя прискорбный пример Пергама, где бушевала война. По той же причине республика признала завещание пафлагонца. Добавлять себе новые проблемы, когда не решены старые, римлянам казалось нелепым.

Война с Пергамом оказалась для Рима очень тяжелой. Ведь воевали не против царя, а против целого народа, который хотел сохранить независимость. На стороне римлян выступил и пафлагонский Пилемон (вскоре он погиб на войне). Свои войска прислал вифинский базилевс Никомед II. Наконец, против пергамцев начал войну каппадокийский государь Ариарат V. В этой войне он также погиб. Гибель царей свидетельствует о накале борьбы.

Но в итоге после трехлетней войны Пергам задавили числом. Доблестный Аристоник пал. Территорию его страны римляне поделили с союзниками. Республика получила эллинизированные владения Пергама – приморские города и бывшую область Лидию с городом Сарды. Все эти земли стали римской провинцией Азия.

К Вифинии отошла часть малоазиатской области Мисия – город Милитуполь с округой. Каппадокии достались Ликаония и Киликия. Митридату – Пафлагония и Великая Фригия (включая районы, населенные галатами). Для этого решения царь дал взятку римскому уполномоченному по мирному урегулированию – Манию Аквилию, который прибыл в Малую Азию. Тот признал права Митридата на территории и провел соответствующее решение в римском сенате.

Сразу после окончания войны, в 129 г. до н. э., понтийский царь вмешался в дела соседней Каппадокии. Этой страной правил малолетний Ариарат VI (130–116 гг. до н. э.), который наследовал погибшему отцу. Митридат выдал за мальчика свою дочь Лаодику, а сам сделался опекуном царя и правителем Каппадокии. Это был, что называется, завершающий аккорд. Благодаря искусной дипломатии и продуманной военной политике Митридат совершил то, что не удалось сделать его отцу Фарнаку. Понт превратился в крупную региональную державу.

Однако взлет был недолгим. Усилением Эвергета оказались недовольны собственные вельможи. В 121 г. до н. э. Митридата Эвергета убили «друзья», как пишет Страбон. То есть придворные. Кто стоял за этим убийством? Рим? Вряд ли. Версий может быть две. Либо смерть Митридата – сугубо внутреннее дело, либо за спиной заговорщиков стояли соседи – вифинский царь или коллеги понтийцев – каппадокийские аристократы, которые хотели освободиться от покровительства Понта и обрести независимость.

После смерти понтийского царя его держава стала быстро слабеть. Но затем ее ждал новый взлет, за которым последовало трагическое падение. Все эти вещи связаны с именем сына и наследника Эвергета – самого известного понтийского царя. Его звали Митридат VI Евпатор.

2. Митридат VI Евпатор (121—63 гг. до н. э.). Восход

«Митридат, царь Понта, муж, о котором нельзя ни умолчать, ни говорить с пренебрежением, в войне полный решимости, выделяющийся воинской доблестью, иногда великий своей удачливостью, но всегда – храбростью, замыслами был вождь, в битвах воин, по ненависти к римлянам – второй Ганнибал». Так характеризует героя этого параграфа римский историк Веллей Патеркул. Он не одинок в своих восторженных оценках. Чем же привлек понтийский царь своих биографов? Может быть, читателю станет это гораздо понятнее после знакомства с частью нашего труда, посвященной знаменитому понтийскому царю.

Его тронное имя было Митридат Евпатор Дионис. К моменту смерти отца мальчику исполнилось всего около 13 лет. Регентство приняла мать – Лаодика. Некоторые ученые считают, что она приходилась дочерью сирийскому царю Антиоху IV. Помимо Евпатора у нее было еще много детей – сын Митридат Хрест и пять дочерей.

Конечно, повторение имени Митридат в понтийском царском доме отнюдь не случайно. Базилевсы хотели подчеркнуть свою верность, честность, порядочность, а также дать понять, что особым почитанием у них пользуется бог Митра, покровитель договоров и верности, блюститель космического миропорядка, связанный с Солнцем (Солнце – глаз Митры). Есть гипотеза, что именно из Понта митраизм начал победоносное шествие по Римской империи, едва не победив христианство в конкурентной борьбе.

Правление Митридата VI началось в крайне сложных условиях. Сразу отпала Каппадокия. Затем активизировались римляне. Они отобрали у Понта Фригию, которую сами же отдали несколько лет назад. Через некоторое время, воспользовавшись ослаблением Понта и смутами внутри страны, римляне отняли и Пафлагонию. Ее разделили на тетрархии. Данные области получили формальную независимость.

Эти события сильно сказались на формировании характера Митридата. Он понял, что никому нельзя доверять. Римлянам – меньше всего. Юный царь навсегда возненавидел алчных захватчиков с Запада, для которых нет ничего святого. Для самого Митридата священным делом, как для всякого митраиста, была клятва. А римляне эти клятвы легко нарушали. Сегодня отдали Фригию, завтра – забрали назад. Разумеется, руководствуясь при этом высшими государственными интересами. Неизвестно, давал ли Митридат клятву, на манер Ганнибала, бороться с римлянами до конца своих дней. Если да, то исполнил ее как истинный митраист. Вся его жизнь пройдет в борьбе с Римом.

Это был умный, образованный человек, обладавший большой физической силой, хитростью и упрямством. Обожал музыку и искусство. Окружил себя греческими историками и сочинителями. Способности к языкам у него были феноменальные. В зените славы Митридат стал хозяином крупной империи, в которой жили 22 народа. Молва утверждала, что с представителем каждого из них Митридат мог общаться на родном языке.

Жизнь научила его скрытности, а религия, которую он исповедовал, – верности. Митридату как великому человеку отдавали должное даже его противники. Он в чем-то похож на греческого героя трагедии: выступил против судьбы и отстаивал дело, заранее обреченное на провал.

Говорили, что в год, когда он родился, в небе появилась необычайно яркая комета, которая светила так, пишет Юстин, «что казалось, будто все небо пылает огнем». И вправду, она предрекала Митридату яркую и удивительную жизнь.

Детство его проходило тяжело. Никому было нельзя верить. Аристократы, которые убили его отца, пытались устранить и юного наследника. Наверно, они были недостаточно сильны, потому что использовали самые экзотические способы для убийства базилевса. Например, Митридата сажали на необъезженного коня и во время тренировок заставляли метать копье. Когда эти попытки ни к чему не привели (Митридат был не по возрасту искусен в верховой езде и чрезвычайно ловок), его попытались отравить. Но царь предвидел и это. Он употреблял специально подобранные лекарства и уберег себя от ядов. Некоторые утверждают, что именно при дворе Митридата изобрели гомеопатию: царь принимал яд в малых дозах и постепенно привыкал к нему.

Задумаемся: кто же были эти таинственные опекуны-убийцы? Понтийцы? Вряд ли. Эти хранили верность царю вдвойне – как митраисты и как подданные. Поэтому, пока предки Митридата опирались на понтийских горцев, не было ни переворотов, ни смертельно опасных заговоров. Думаю, то и другое принесли приезжие греки. Такова была плата за эллинизацию страны.

Греки к тому времени выродились. Этнический надлом – неприятная болезнь для любой нации. Внешне все обстояло красиво. Скульптура и живопись, философия, унаследованная от предков военная техника – все это у греков было. Имелись модные одежды, подчеркивающие очертания красивых ухоженных тел. Стильные прически. Изящные манеры. Зато души оказались гнилыми. Вот с какими людьми предстояло иметь дело Митридату Евпатору.

Судьба заговорщиков неизвестна. Скорее всего, Митридат сумел их со временем рассекретить и уничтожить. Мягкостью по отношению к предателям и клятвопреступникам он, как всякий митраист, не отличался. Этой религии чуждо всепрощение. Именно поэтому ее исповедовали воины и полководцы.

Ситуация становилась все опаснее. Митридат боялся, что в Синопе его убьют – не ядом, так кинжалом. Тогда с горсткой верных соратников он бежал в горы – туда, где верность ценилась выше, чем деньги. Юстин пишет, что Митридат притворился «увлеченным охотой». В течение трех лет царь избегал городов. Он бродил по лесам, ночевал в горах. Вероятно, останавливался у крестьян и местных владетелей. Другими словами, игнорировал эллинов, не надеясь на их верность. «Таким образом он и козней избежал, и тело свое закалил для доблестных трудов», – говорит Юстин.

Все эти годы управление делами царства осуществляла мать царя – Лаодика. Есть гипотеза, что именно она и стояла за спиной заговорщиков. Это похоже на правду. Эллинисты делали ставку на нее как на свою соплеменницу. «Горцы» – на Митридата. Такой раскол характерен для этнической химеры. На территории Понта жили два народа, которые не любили друг друга и оставались чужими несмотря на интенсивную эллинизацию, как это ни парадоксально. Поясним. Сегодня самой главной на планете является англосаксонская цивилизация, наша речь пестрит английскими выражениями, мы активно потребляем продукты англоязычной культуры. Но сами не становимся англичанами. Напротив, некоторое время назад русский человек не любил англосаксов и относился к ним настороженно.

В Понтийском царстве еще Митридат V нарушил баланс культур в пользу эллинов. Это и привело к этническим драмам. Еще один пример. Сходную ситуацию наблюдаем в России времен Петра Великого и его наследников. Верхушка общества воспринимает европейские обычаи, на троне утверждается немецкая династия Гольштейн-Готторпов (к Романовым она практически никакого отношения не имеет). А массы живут своей жизнью.

…В 117 г. до н. э. повзрослевший Митридат VI Евпатор сплотил свою партию и устроил политический переворот. Лаодику арестовали и бросили в тюрьму. Позже Евпатор велел ее умертвить. Не думаю, что это продиктовано какой-то патологической жестокостью понтийского царя. Очевидно, царица и в тюрьме продолжала плести заговоры, оставаясь центром притяжения оппозиции. Проще говоря, если бы Митридат не убил мать, та могла выйти из тюрьмы и убить сына. Во всяком случае, развязать гражданскую войну. Впрочем, есть и другие известия, что экс-царица просто умерла в заключении. Этого нельзя исключать. Возможно, ее смерть эллинисты попытались использовать, чтобы дискредитировать Митридата. Великим людям всегда сопутствуют сплетни.

Вот уж кто был точно убит, так это брат Митридата – Хрест. Именно его заговорщики планировали поставить во главе государства, если бы удалось уничтожить самого Евпатора. Юноша Хрест, как видно, был совсем не против расправиться с братом. Эллинизированная семья не отличалась никакими родственными чувствами по отношению друг к другу. Митридат уничтожил Хреста.

Заканчивая эту тему, зададимся вопросами: почему Евпатор столь удачно скрывался несколько лет и как одержал победу? Очевидно, что это был человек сказочного упорства, невероятной хитрости и громадной выдержки. Но не только. Он обладал мощным обаянием. Умел расположить к себе людей. Причем не только знать, но и простолюдинов, жизнь которых достаточно хорошо изучил за время скитаний. Это наложило отпечаток на все правление Митридата. Он заботился о благосостоянии народа, ограничивал богатых, освобождал рабов; это стало важным элементом его политической программы. Подчеркну: было бы неправильно делать из Митридата «царя бедняков». Он оставался государем в полном смысле этого слова – мог и умел ослепить роскошью, задавал пиры, жил на широкую ногу. Но нельзя отделаться от мысли, что жажда справедливости, стремление лишить богачей неправедно нажитого богатства и освобождение рабов – это не только элемент политики, но и искренние убеждения Митридата. С традиционной точки зрения это парадоксально. Нас ведь учили, что «западная» цивилизация несла свободу, а «восток» – синоним рабства. Мы же увидим, что все наоборот. Митридат освобождал рабов. А римляне стремились сделать греков невольниками, методично грабили и обращали людей в собственность, как вещи. Мы пронаблюдаем это на примере Митридатовых войн, о которых пойдет речь ниже.

* * *

Почти одновременно с переворотом внутри своей страны Митридат Евпатор совершил путч в соседней Каппадокии (116 г. до н. э.). Там правил Ариарат VI, женатый на сестре Евпатора – Лаодике. Митридат смог наладить контакт с частью каппадокийской знати. Партию сторонников Понта возглавлял вельможа Гордий. Он составил заговор и убил Ариарата. Молва говорила, что за этим убийством стоял сам Митридат. Он, мол, хотел присоединить к своей державе Каппадокию. То есть осуществить давнюю мечту понтийских владык. Все были друг другу родственниками. Так что конфликт вышел домашний.

Гордий сделался регентом при сыне убитого царя – Ариарате VII. Однако вскоре события обернулись против понтийцев. Вдова убитого каппадокийского царя Лаодика (мать Ариарата VII) сумела сплотить народ вокруг себя и подняла восстание. Гордий был изгнан. Он нашел убежище в Понте. Царем остался малолетний Ариарат VII. Внешне отношения между Понтом и Каппадокией были дружественными. Митридат ждал своего часа.

* * *

Расправившись с внутренней оппозицией, Митридат скоро начал завоевания. По Юстину, Евпатор вообще не уделял внимания внутренним делам, подчинив свою политику одному: расширению государства. Это не так. Без опоры внутри страны Митридат бы не смог долго и успешно воевать за ее пределами.

Очевидно, Евпатор считал себя кем-то средним между Александром Великим и Дарием Ахеменидом. Но был не только завоевателем. Митридат оказался выдающимся государственным строителем. Он захватывал важные торговые пункты и взял под свой контроль торговлю в Причерноморье. Торговая активность понтийских купцов при нем возросла. Государство богатело. Строились новые города и оборонительные линии крепостей. Наконец, Митридат начал активно чеканить деньги – в отличие от своего отца, который чеканил монеты крайне редко. Это означало, что экономика из натуральной превратилась в денежную. Превращение произошло не само по себе, а благодаря энергии, изобретательности и организаторским талантам Митридата. Это был действительно великий человек, которому сильно не повезло. Он родился в плохое время. Римляне добивали последние эллинистические государства. Для борьбы с ними ресурсов Понтийского царства явно недоставало. Следовательно, поражает не то, что Митридат проиграл, а то, что сражался так долго – больше сорока лет.

Иногда говорят, что Митридат оказался для римлян самым серьезным противником после Ганнибала. Это как раз неправильно. Во время Ганнибаловой войны на карте была сама судьба Римской республики. Митридат же стоял во главе сильного, но отдаленного регионального царства, так и не возвысившегося до уровня великой державы. Война с ним была для Рима тяжелым и затяжным пограничным конфликтом – не более. Хотя сам Митридат сделал все зависящее, чтобы доставить республике как можно больше бед и неприятностей.

Но довольно слов. Расскажем о делах Митридата. Пусть каждый читатель сам решит для себя, что за человек перед ним.

* * *

Первую серьезную войну Митридат начал на северном берегу Черного моря. Здесь издавна располагались греческие колонии. Со временем они объединились в Боспорское царство, чтобы легче бороться за выживание. Оно охватывало несколько городов на побережье Крыма, включая Пантикапей (Керчь), Фанагорию, Феодосию, Танаис в устье Дона. Внутреннюю часть Крыма занимало Скифское царство. Оно сильно эллинизировалось, но оставалось грозным противником Боспора.

Больше трехсот лет Боспорским царством правила династия Спартокидов. Возможно, она была фракийской по происхождению. Кстати, некоторые ученые считают, что знаменитый гладиатор Спартак мог принадлежать к этой семье. Доказательств, правда, нет.

Последним царем-Спартокидом был Перисад V (125–109 гг. до н. э.). Детей он не имел, а вот проблем имел предостаточно. Главной были скифы. Их царь Скилур решил захватить Боспорское государство. Поскольку Перисад был бездетным, возникла соблазнительная возможность заставить его завещать царство. Скифы знали о такой практике и, видимо, склоняли Перисада к этому шагу. Но греки, населявшие Боспор, были против. Скифов они считали чужаками. Но не Митридата с его греческой культурой, греческими наемниками в армии, греческими стратегами. Наконец, сам Митридат по материнской линии происходил от Селевкидов. То есть был наполовину «свой».

О ходе войны между скифами и боспорскими греками мы знаем мало. Кажется, варвары напали на Херсонес – город в черте теперешнего Севастополя. Скифами командовал сын царя Скилура – Палак. Херсонес имел статус вольного города. Но нападение было настолько серьезным, что пришлось просить подмоги у соседей. Перисад помочь не мог. Его царство находилось в глубоком кризисе. Требовался иной выход.

Херсонес был связан торговыми отношениями с Понтом. Вот у понтийского Митридата граждане города и попросили поддержки. Евпатор снарядил армию греческих наемников, во главе которой поставил стратегов Неоптолема и Диофанта. Стратеги были опытными вояками и прекрасными дипломатами.

Примерно в 111 г. до н. э. понтийские войска высаживаются в Крыму. В нескольких битвах Неоптолем отбрасывает скифов. Это произошло у стен Пантикапея, «частично на водах пролива, частично зимой на льду моря», пишет Моммзен. После этого имя Неоптолема временно исчезает из наших сообщений. Главным действующим лицом становится Диофант. Похоже, Митридат поделил военную власть между двумя стратегами, чтобы они уравновешивали друг друга.

Отбросив скифские отряды от Пантикапея, Диофант высадился в Херсонесе и разбил скифского царевича Палака в крупном сражении на берегу Севастопольской бухты. Затем пополнил войска ополчением граждан Херсонеса и отправился в поход на скифский Новгород (Неаполь Скифский, город на территории нынешнего Симферополя). Деваться скифам было некуда. Правда, союзником Скилура и Палака называют царя роксоланов (это «блестящие аланы», они жили по берегам Днепра). Это означает, что сам Скилур попал в зависимость от «блестящих аланов», и те попытались защитить своих вассалов в войне с понтийцами. Царя роксоланов звали Тасий.

Диофант выступил против «блестящих аланов», имея в распоряжении 6000 фалангитов. Несомненно, имелись и вспомогательные войска из Херсонеса, скифские отряды и т. д. Но армия его не отличалась многочисленностью.

Предание гласит, что роксоланы выставили 50 000 воинов. Скорее всего, цифры преувеличены. Очевидно, Тасий выставил в поле несколько тысяч тяжеловооруженных кавалеристов, которые и были разбиты понтийцами в сражении на Днепре.

Диофант сумел отбросить аланов, и те признали зависимость Скифии от Понта. Пользуясь этим, стратег немедленно «освободил» от скифов еще один греческий город, знаменитую Ольвию (неподалеку от современного Очакова). Ольвийцы тяготились скифским владычеством. А потому охотно перешли в подданство Митридата. В Херсонесе разместился понтийский гарнизон. Чтобы держать под контролем западное побережье полуострова, Диофант расширил здесь крепость Керкинитиду, которую переименовал в Евпаторию. Ее занял греческий гарнизон. Этот город-курорт сохранился до наших дней.

Теперь Боспор был окружен понтийскими владениями со всех сторон. Митридат договорился с Перисадом, что тот передаст ему царство. Боспорский царь усыновил молодого понтийского базилевса и завещал ему страну.

Но к этому времени Перисад окончательно «дорулился» у себя в стране и получил жесткий кризис. Социальная и этническая борьба в Боспоре достигли предела. Конфликтовали две партии: греческая и скифская, варварская. Греческую возглавлял сам Перисад. Скифскую – некий Савмак. Судя по имени, скиф, в нем явно прослеживаются туранские корни. Скорее всего, это человек знатных кровей: в те времена происхождению придавалось большое значение и вождем кто попало стать не мог. В советское время бытовала гипотеза, что скиф возглавил восстание рабов, но случившееся больше напоминает дворцовый заговор или военный переворот, который осуществила гвардия.

Савмак вместе с другими заговорщиками ворвался к Перисаду, лично убил царя и занял трон Боспора (109 г. до н. э.). Это не столь дико, как кажется на первый взгляд. Вероятно, Перисад также принадлежал к сильно варваризированной династии, которая лишь со временем стала полностью греческой. Хотя многие знатные люди из числа придворных варваров помнили о корнях династии и презирали царей за их вырождение. Последней каплей стало пресловутое завещание, сделанное в пользу Митридата. Местные варвары не желали подчиняться заморскому царю и выдвинули предводителя из своих – Савмака.

Диофант укрылся от повстанцев в Херсонесе. Понтийский гарнизон держался также в Евпатории.

Савмак опирался на скифов и служивших на Боспоре фракийцев, освобождал рабов, привлекал в свои отряды синдов (синды – арийское племя на Кубани, из этих мест происходили предки парфянских царей; понятно, что этот народ родствен индийцам, а дальность расстояний не должна нас смущать) и скифов. Громили греческих торгашей и рабовладельцев. Движение из этнического стало еще и социальным.

Немедленно восстали против Понта его недавние вассалы – цари Скифии, сидевшие в Неаполе. Эти цари – Скилур и Палак – выступили союзниками Савмака и помогли ему людьми. Их войска осадили Евпаторию и взяли ее после долгой осады. Эллинистическая власть в Крыму висела на волоске.

Однако Савмак расколол общество и сумел вызвать ненависть «цивилизованных» греков как захватчик и варвар. Возможно, его репрессии по отношению к грекам были слишком жестоки.

Этим воспользовался Диофант. Он сумел подбить часть боспорцев на предательство и перешел в наступление. В его распоряжении опять были профессиональные наемники и херсонесские ополченцы. С ними хитроумный стратег нанес поражение войскам Савмака, взял Феодосию и Пантикапей, расправился с повстанцами. Савмака отправили в Синопу к Митридату, чтобы тот решил его судьбу. Надо думать, храброго скифа казнили.

Боспор был захвачен понтийцами. Теперь следовало заново покорить крымских скифов. Они действовали отважно, но бестолково: плохо координировали действия с Савмаком. А может, просто замешкались у стен Евпатории. Когда Савмак находился уже в плену, царевич Палак пришел в Боспор с крупной армией (106 г. до н. э.). Варвары осадили Херсонес. Однако мощные стены города уберегли его от врага. Тем временем Диофант получил подкрепление и явился выручать осажденную твердыню. Скифы отошли. Диофант преследовал их до самого Неаполя Скифского, у стен которого состоялось решающее сражение. Скифы проиграли его. Царь Скилур укрылся было в своей столице, но вскоре туда вошли понтийские войска. Видно, сопротивляться их натиску после проигранной битвы было уже некому.

Скилур капитулировал. Ему сохранили жизнь, но отобрали страну. В Скифии были расквартированы понтийские гарнизоны. Однако римляне, которым до всего было дело, вмешались и на сей раз. Из соображений «справедливости» они заставили Митридата вернуть власть сыновьям умершего к тому времени Скилура. Но Митридату, кажется, удалось перехитрить врагов. Страбон пишет, что у Скилура было человек 50 сыновей. Если даже цифра завышена, она отражает число скифских князей, стоявших во главе отдельных родов. Вот им-то Митридат и вернул власть, сохранив собственное верховное господство. Понтийские гарнизоны по-прежнему наблюдали за варварами, сидя в Евпатории и Неаполе.

Захват Боспора и всей Тавриды был не только стратегически выгоден (он обеспечил Митридата военной базой на севере, то есть опорой в предстоящей борьбе за Малую Азию), но и принес немалую прибыль. По словам Моммзена, царство ежегодно давало в казну 200 талантов налогов и поставляло на царские склады 180 000 шеффелей зерна. Появились деньги и продовольствие. А значит, возможность вести активную политику против врагов. Митридат немедленно этим воспользовался.

Пока Диофант захватывал для него Боспор, сам понтийский царь тоже не терял времени. В 109–108 гг. до н. э. он совершил инкогнито поездку по Малой Азии в сопровождении нескольких друзей. «Исходив ее всю», как пишет Юстин, царь «узнал расположение всех городов и областей», причем «никто об этом не подозревал».

Особый интерес он питал к Вифинии. Это небольшое царство азиатских фракийцев действительно станет одним из главных театров военных действий во время Митридатовых войн. В Вифинии царь, «точно был уже владыкой ее», наметил удобные места для сражений.

После этого вернулся в свое государство. Надо сказать, что перед началом шпионских приключений царь женился. Избранницей стала его родная сестра Лаодика. Она была настоящая эллинистка – склонная к интригам и готовая сотрудничать с любыми предателями, чтобы сохранить власть. Лаодика родила сына от Митридата. Но это не помешало распутной женщине отдаваться «друзьям» мужа, как пишет Юстин. Узнав о возвращении Митридата, эти герои-любовники подговорили глупую женщину отравить его. Та приготовила яд.

Однако судьба хранила царя для подвигов и славы. На Лаодику донесли служанки. Узнав о похождениях жены и о покушении на убийство, Митридат Евпатор действовал решительно. Все участники заговора были арестованы и допрошены. Главных – казнили. Родную сестру-жену Митридат тоже не пожалел. Юстин сетует о ее «злодейском» убийстве. А мы посочувствуем царю, который даже в постели должен был опасаться предательства. В такой ситуации надежда была и вправду только на Бога Митру – и ни на кого больше.

Вообще складывается впечатление, что Юстин пишет две биографии Митридата: одну – на основе воспоминаний приверженцев этого царя и другую – по сплетням его врагов. Цельной картины нет. Один и тот же поступок царя встречает осуждение историка и одновременно одобряется им. Эту непоследовательность мы встречаем и в книгах других античных историков, рассказавших о Митридате. Как видно, эллинистическая традиция борется в их головах с римской пропагандой, согласно которой Митридат являлся настоящим чудовищем.

Зиму после своего возвращения из разведки и расправы с врагами Евпатор проводил в военных упражнениях – «не за пиршественным столом, а в поле». Почему Юстин специально акцентирует внимание на этом эпизоде? Совершенно ясно, что при дворе Митридат опасался заговоров. Он чувствовал себя спокойно лишь среди солдат, которые, видно, исповедовали культ Митры, как и сам царь. На их верность можно было положиться.

Митридат потратил много денег и сил на создание войска. Описание армии довольно противоречиво, особенно по сравнению с римлянами. У Плутарха – сплошные штампы из серии «сильная армия Запада против раззолоченной, но полностью гнилой армии Востока». Такие описания мы встречаем у греческих авторов еще начиная с похода Ксеркса на Грецию. Они стали общим местом для всех античных литераторов, описывавших войны с народами Востока. Напротив, Юстин говорит, что было сформировано ядро сильной армии. Этому утверждению можно верить. Как и тому, что ядро это было относительно невелико. Профессиональные понтийские солдаты сражались в Скифии и Малой Азии, побеждали и погибали. Но их становилось все меньше. Греция перестала быть поставщицей наемников, с тех пор как была захвачена Римом. Оставались отдельные эллинистические города и государства, но и они зависели от Рима. Наниматься в армию враждебного по отношению к Риму царя было опасно. А что же местные жители? Увы, сдается, у Митридата Евпатора больше было денег, чем людей. По сравнению с Римом Понтийское царство было немноголюдно. Потому-то у Митридата почти не оставалось шансов на победу в войне с могущественной Республикой. А война была неизбежна.

Подготовив войска и получив донесения о победах в Крыму, Евпатор попытался округлить свои владения в Малой Азии. Прежде всего нацелился на Пафлагонию. Для этого был заключен союз с вифинским царем Никомедом III Эвергетом (ок. 128—94 гг. до н. э.). Этот щедрый и даже расточительный правитель мечтал об одном: уничтожить зависимость от римлян. Ростовщики и торговцы из Италии настойчиво пытались проникнуть в его страну. Следовало найти какой-нибудь выход. Никомед решил вступить в союз с другим «обиженным» – Митридатом – и округлить владения. А затем, получив дополнительные ресурсы, попробовать освободиться от навязчивой римской дружбы. Никомед и Митридат до конца не доверяли друг другу. Каждый готов был ударить в спину. Это был союз двух хищников против тех, кто слабей.

Примерно в 108 г. до н. э. союзники вторглись в Пафлагонию. Они буквально порвали маленькую страну. Пафлагонская милиция, служившая в тетрархиях, отличалась слабой подготовкой. Одержав быструю победу, понтийцы и вифины поделили владения. Восточные и приморские районы отошли к Понту, а западные и внутренние – к Вифинии.

Когда в Сенат поступил немедленный донос о своевольных действиях двух царьков, римскими руководителями овладел праведный гнев. В Понт и Вифинию помчались послы с приказом вернуть пафлагонскому народу независимость и свободу.

По словам Юстина, Митридат дал римлянам гордый ответ.

– Мне досталось царство, которое базилевс Пилемон завещал моему отцу. Поэтому удивляюсь, почему вы оспариваете у меня то, что у отца не оспаривали?

Римляне сбавили тон. Оказалось, что молодой Митридат очень точно выбрал время для расширения царства. Республика была связана по рукам и ногам. В Нумидии шла тяжелая война с царем туарегов Югуртой. В предгорья Альп из глубин Европы вторглись племена кимвров и тевтонов. Их поддержали многие галльские племена. Кем были сами кимвры с тевтонами, неясно. Некоторые историки причисляют их к кельтам, другие – к германцам. Впрочем, вполне вероятно, что различия между кельтами и германцами в то время были невелики. Кстати, именно от названия племени тевтонов происходит наименование нынешних немцев – дойче. В их честь также назван средневековый Тевтонский (Немецкий) орден.

Но речь не об этом. Главное, что две тяжелые войны отвлекли римлян. Поэтому Митридат игнорировал окрики из Рима. Его вифинский сотоварищ вообще издевался над римлянами. Он не собирался возвращать Пафлагонию. Но какой повод придумать? Митридат Евпатор, как мы видели, сослался на права своего отца, которому царь Пилемон завещал страну. Никомед Эвергет поступил еще остроумнее. Он ответил римлянам, что возвратит Пафлагонию законному царю. И переименовал одного из своих сыновей. Тот был назван Пилемоном и занял престол в вифинской части Пафлагонии. Римляне вернулись на родину, «став жертвой издевательства», как пишет Юстин.

Пользуясь затруднениями квиритов, Митридат продолжал захваты. Теперь он напал на галатов, возвращая владения, потерянные после смерти отца. Галатию также поделили с вифинским царем, который пользовался любой возможностью, чтобы легко расширить владения. Римляне стерпели и это.

У них Евпатор научился обставлять свои захваты юридически безупречно: Боспор получил по завещанию, Пафлагонию взял как наследство отца. Галатию – как область, отвоеванную предками у Пергама. И переданную Римом Понту.

Следующий захват – Малая Армения. Там правил эллинистический правитель Антипатр, сын Сисина. Династия малоармянских царей известна столь плохо, что мы не можем выстроить сколько-нибудь внятной генеалогии. Так или иначе, Митридат начал морально давить на Антипатра и наконец сделал ему предложение, от которого тот не смог отказаться.

Каковы были причины того, что Антипатр передал ему царство? Личная безопасность, гарантии материального обеспечения родственников, помощь в подавлении народных волнений? Может быть. Такие гарантии очень любили давать римляне. Поэтому описываемая эпоха – время завещания царств Республике. По завещанию они получили Азию и Кирену. Фараон Птолемей XI умудрился отписать им даже весь Египет с Кипром.

Понтийские базилевсы ловко переняли выгодную практику. Так они сумели расширить свое небольшое царство. Антипатр отрекся от Малой Армении в пользу Евпатора. Митридат отдал страну в управление одному из своих сыновей, Аркафию. Хотя фактически распоряжался там как у себя дома.

Возможно, тогда же он захватил Колхиду. Эта страна включала современную Западную Грузию и Абхазию. Здесь было много греческих городов. В горных долинах жили туземцы. По легенде, в стародавние времена царь Колхиды Ээт обладал золотым руном, за которым сюда прибыли аргонавты. С тех пор на побережье возникли греческие фактории. Как видно, в описываемое время между греками и горцами вспыхнул конфликт. Этим воспользовался Митридат, подчинив тех и других. Понтийский базилевс получил в распоряжение еще одну страну. Она давала золото для оплаты наемников, пеньку, смолу и строевой лес – для флота. Матросов и офицеров для своих эскадр Митридат нанимал далеко на юге, в Сирии и Финикии. Эти страны находились в состоянии перманентной смуты. Те, кто хотел стабильной службы у прославленного эллинистического царя, уходили к Митридату.

Позже будут жестокие войны и новые захваты. Но именно теперь могущество Митридата достигло своего предела без риска для него. Возможно, ему бы и дальше удалось балансировать на грани войны с Римом. Но события потекли по иному руслу.

Все испортил Никомед Эвергет. Примерно в 105 г. до н. э. он вторгся в Каппадокию, чтобы опередить Митридата и не дать ему чрезмерно усилиться. Вторжение закономерно и объяснимо. Союзники не доверяли друг другу и стремились урвать кусок пожирней. Свободных земель не было. Вот они и выхватывали друг у друга куски из-под носа. Рано или поздно это должно было привести к столкновению. И привело.

Каппадокией по-прежнему правил племянник Митридата Евпатора – Ариарат VII (116–101 гг. до н. э.). Он попросил поддержки у Евпатора. У юного базилевса Каппадокии не оставалось выхода, кроме как обратиться к дяде за помощью. Вифинские войска вторглись в его страну. Каппадокийские полки разбегались, восстановить ситуацию никто не мог. Евпатор понял, что час настал. Каппадокия должна вернуться под управление династии Митридатов. В дальнейшем понтийский царь повел себя подло. То есть примерно так, как враги когда-то вели себя с ним самим. Эллинистический мир оказался жесток. Здесь шла не просто борьба за выживание. Это была какая-то грызня, где слабого буквально рвали на части. Филантропы на этом свете долго не задерживались.

Сперва Митридат согласился помочь племяннику. Но вдруг выяснилось, что на стороне вифинов мать Ариарата VII – Лаодика. Похоже, она не любила своего брата Митридата и готова была сдать страну вифинам, только чтобы уберечься от понтийцев. Сам Ариарат оказался слаб.

Понтийские войска вошли в Каппадокию и легко изгнали вифинов. Все это делалось под предлогом помощи Лаодике. Тогда Лаодика вышла замуж за Никомеда Эвергета. Выходило, что по закону именно вифинский царь получает опекунство над Ариаратом. Митридат оказался в дураках. От кого было защищать Ариарата и Лаодику теперь?

Но со стороны царицы это был недальновидный поступок. Решающую роль в политике играла сила. Ею обладал Митридат. Не следовало его злить. Понтийский царь не собирался отказываться от Каппадокии. Он просто поменял лозунги. Лаодику объявили предательницей каппадокийских интересов и пособницей вифинов, Ариарата же – патриотом своей страны и другом Понта. Теперь Митридат Евпатор пришел на помощь сыну против матери. Вифины потерпели еще несколько поражений. Понтийский базилевс, пишет Юстин, «силой очистил Каппадокию от гарнизонов, оставленных там Никомедом, и восстановил в правах сына своей сестры».

Но торжество справедливости продолжалось недолго. Митридат поставил условие. В Каппадокию должен был вернуться вельможа Гордий. Этот человек когда-то убил отца Ариарата VII, после чего укрылся в Понте. Юный царь возмутился столь циничным требованием и начал войну против дяди. Каппадокийская знать за это время сплотилась вокруг своего юного царя. Наверно, теперь он показал хорошие качества во время гражданских смут и интервенции. По словам Юстина, Ариарат собрал огромное войско. Его поддержали соседи – прежде всего вифинский царь Никомед и кто-то еще. Может быть, царьки мелких государств вроде Коммагены и Софены. Митридат также собрал значительные силы. Юстин дает совершенно неправдоподобную цифру в 80 000 пехоты, 10 000 всадников и 600 боевых колесниц.

А факт в том, что Митридат даже не рискнул на открытое сражение. Значит, не имел достаточно войск. Когда армии стояли друг против друга, понтийский царь вызвал Ариарата на переговоры с твердым намерением убить. Поступок, несомненно, предательский. Интересно, как на него решился Евпатор, будучи митраистом? Ведь это был типичный обман доверившегося. Митридат считал, что поступает честно. Война уже началась. Поэтому свой поступок он расценил не как предательство, а как военную хитрость. Таким же образом митраисты-монголы шли на любой обман противника, когда была выпущена первая стрела. После этого, считали они, позволено многое.

Итак, Митридат отправился на переговоры. Под одеждой он спрятал кинжал. «По царскому обычаю», пишет Юстин, «Ариарат послал к Митридату человека, который должен был его обыскать». Что за нравы царили тогда в эллинистической Малой Азии! Никто никому не верил. И меньше других – цари.

Когда телохранитель стал особенно тщательно ощупывать «нижнюю часть живота» Митридата, понтийский царь позволил себе грубо пошутить.

– Кинжал ищешь? Смотри, как бы ты не нашел там кинжал иного рода, красавчик!

Возможно, сказано было еще грубее и двусмысленнее. Телохранитель покраснел и прекратил поиски. Так, прикрыв коварство шуткой, Митридат сумел запутать врагов. Дальше – дело техники. Цари отделились от своих свит и начали переговоры. Евпатор отозвал своего царственного племянника в сторону от его друзей, как будто желая сообщить ему некую тайну. Может быть, выдать имена предателей при дворе. Затем выхватил кинжал и зарезал прямо на глазах у солдат двух армий. Подобной лихостью мог похвастать не каждый царь.

Скорее всего, здесь же были арестованы «друзья» (придворные) Ариарата. Каппадокийская армия оказалась обезглавленной. На месте заключили соглашение, что новым царем страны становится восьмилетний сын Митридата. Он известен под тронным именем Ариарат VIII Филопатор Эвсеб (101—96, 95–86 гг. до н. э.). Регентом при нем сделался Гордий. Страну наводнили понтийские войска.

Усиление Митридата все больше пугало вифинского Никомеда. Он попробовал разжечь в Каппадокии новое восстание. Вифинский царь подучил одного подростка, «отличавшегося исключительной красотой», как свидетельствует Юстин, чтобы тот выступил в сенате с претензией на Каппадокию. Подросток сообщил, что он – еще один сын Лаодики и Ариарата VI. Сама Лаодика также отправилась в Рим вместе со своим «сыном», чтобы свидетельствовать в его пользу.

Какое-то время претендент жил в Вифинии вместе с матерью и отчимом. Затем переехал в Азию. Это значит, что его собрались использовать в своих интересах римляне. Наконец этот миг настал. Когда юноша подрос, каппадокийцы-заговорщики пригласили его на престол с благословения римлян. Началось восстание.

Оно пошло как по маслу. Понтийцы были изгнаны из страны. Царем стал сын Лаодики под именем Ариарата IX (96–95 гг.). Видимо, за столетие независимости пути двух народов окончательно разошлись. Каппадокийцы не любили понтийцев.

Митридату следовало реагировать как можно скорее. Если бы Ариарат IX утвердился на престоле, он мог получить помощь римлян, и тогда свергнуть его стало бы гораздо труднее. Евпатор стремительно вторгся в Каппадокию, разгромил противников и восстановил на троне своего сына. Ариарат IX не успел даже начать чеканку монеты. Разбитый, он бежал из страны и вскоре умер «с горя», как утверждает Юстин. Митридат был к его смерти не причастен, иначе враги не преминули бы вменить в вину еще и это убийство.

Евпатор направил в Рим пресловутого Гордия для объяснений. Тот заявил изумленным сенаторам, что на самом деле Ариарат VIII – сын не Митридата, но Ариарата VI. И значит, имеет все права на престол. Ариарат же IX, напротив, самозванец.

Скажем прямо, Митридат боролся за власть над Каппадокией не без изящества. У него было даже своеобразное чувство юмора, когда он издевался над римлянами. Правда, делать этого не следовало: обид римляне не забывали.

Сенаторы уяснили для себя, что оба эллинистических государя – вифинский и понтийский – пытаются присвоить чужие царства посредством самозванцев. Постановили: отнять у Митридата Каппадокию. Признали незаконным также раздел Пафлагонии. Эту страну, «чтобы Митридату не было обидно», иронизирует Юстин, отобрали у Никомеда и провозгласили свободной.

Евпатор еще не чувствовал себя достаточно сильным для противостояния Риму. Он убрался из Каппадокии. Страна получила свободу.

На практике такая свобода означала безвластие, засилье римских откупщиков и полную зависимость от Республики. Поэтому у каппадокийцев хватило ума отказаться от прелестей демократии. Они попросили дать им царя. Римляне назначили какого-то Ариобарзана. Тот не принадлежал к главной ветви династии Ариаратов, которая пресеклась. Однако имел красноречивое прозвище Филоромей (Любитель римлян), за что и был избран. Возможно, он все же был потомком какого-нибудь принца из этой семьи по боковой линии. А может, просто принадлежал к одному из знатных каппадокийских родов. В 95 г. до н. э. Ариобарзан взошел на престол. Юстин характеризует его как человека очень вялого. Такой устраивал всех – и римлян, и каппадокийских аристократов.

Нужно совсем не знать Митридата, чтобы решить, будто он смирился с потерей Каппадокии. Еще на выборах царя Евпатор выдвигал своего человека – того же Гордия. Если бы тот прошел, усилия римлян оторвать страну от Понта пропали бы даром. Но победил все же Ариобарзан. В течение последующих десяти лет он оспаривал трон у Ариарата VIII. Казалось, Каппадокия уходит из рук понтийцев.

Тогда Митридат сменил тактику. Он стал искать новых союзников, готовых не только выступить против Каппадокии, но и схлестнуться с Римом. Было ясно: Республика – главный враг эллинистических народов и правительств. Один такой союзник нашелся сразу.

В Великой Армении как раз сменился лидер. Новым царем стал Тигран II. Евпатор завел с ним переговоры. Кажется, велись вполне откровенные речи о возможной войне с Римской республикой. Но Тигран осторожничал. О причинах мы поговорим в истории эллинистической Армении. Базилевсы этой страны долгое время придерживались союза с Римом. Римляне со своей стороны не причиняли армянам обид. Они обижали только тех, кто граничил с ними. Тех же понтийцев.

Тогда Митридат послал на переговоры с Тиграном Гордия – человека безотказного и, судя по всему, очень талантливого. Этот политик сумел уговорить Тиграна заключить союз с Митридатом. Но все же не против Рима. Объектом агрессии должны были стать каппадокийцы. Гордий расписал, что Ариобарзан – человек безвольный и слабый, что он крайне непопулярен в стране (это была правда). Армянам предлагалось поделить Каппадокию. Словом, Гордий усыпил бдительность армянина и возбудил его жадность. Возможность ликвидировать каппадокийского соседа захватила воображение Тиграна. Союз Понта и Великой Армении скрепили браком. Тигран женился на Клеопатре – дочери Митридата.

Вражеские армии вторглись в Каппадокию с двух сторон. Их вели полководцы Митраас и Багой.

При первом же появлении понтийских войск на севере и армянских – на востоке, Ариобарзан собрал вещи и бежал в Рим. На царство вновь взошел Ариарат VIII – сын Митридата.

Каппадокийцы сильно пострадали от смены власти. Страна была разорена армянами и понтийцами. Крепости сторонников римлян – взяты и срыты. Тигран угнал в плен много людей. Оставшиеся были вполне лояльны по отношению к понтийцам. Другого выхода, кроме как проявить лояльность, просто не было. Фактически страной опять управлял Гордий.

Но Евпатор просчитался. Терпение римлян было исчерпано. Они пошли на открытый конфликт. Это еще не первая война Рима и Понта. Но – первое столкновение. Заодно квириты напали и на армян. Театром военных действий стала Каппадокия.

Наказать Митридата пришел наместник Суровой Киликии Луций Корнелий Сулла. Луций собрал небольшое войско, пополнил за счет горцев и вторгся в Каппадокию. Регент Гордий и понтийский полководец Архелай выступили против него с армянами и понтийцами, но были разбиты. Сулла восстановил на троне никчемного Ариобарзана.

Примерно тогда же вдруг умер вифинский царь Никомед III Эвергет (94 г. до н. э.). Возможно, он был отравлен. За убийством могли стоять римляне. При Никомеде страна уплывала из рук сената.

Зато сын Никомеда III, рожденный от какой-то распутной танцовщицы, был известен жестокостью, глупостью и проримскими симпатиями. Именно то, что нужно сенату. Никомед IV, кроме всего прочего, был гомосексуалом. Это – немаловажная деталь. Такой царь не будет иметь детей. А значит, может завещать свою страну Римской республике. К этому Никомеда и склоняли его италийские друзья. Способы использовали разные, от дружеских застолий до подкладывания в царскую постель красивых римских юношей. Это лишний раз характеризует поведение, вкусы и интересы последних эллинистических царей. Понтийского Евпатора Никомед IV тихо ненавидел.

Сразу после смерти Никомеда III Митридат развил активную деятельность в этой части антиримского «фронта». Конечно, Вифиния давно превратилась из союзницы во врага. Но при Никомеде III она была и врагом Рима. С переходом Вифинии в римский лагерь положение Митридата серьезно ухудшилось.

В Вифинском царстве не все было благополучно. Придворные группировки вступили в борьбу за власть. Никомед IV ненавидел свою мачеху Лаодику. Но за ней стояли некоторые из друзей покойного царя. Тогда Никомед убил мачеху и начал репрессии против знати.

Часть вельмож сразу переметнулись к Митридату. Другого варианта не было. На его сторону встал даже побочный сын Никомеда III Эвергета – принц Сократ. Митридат дал ему войско и помог захватить Вифинию. Никомед IV бежал, как его коллега Ариобарзан. И тоже к римлянам. Больше было не к кому. Сократ между делом захватил и Каппадокию, изгнав оттуда римского ставленника Ариобарзана.

Естественно, Республика не могла потерпеть такого посягательства на свои интересы. Наместник провинции Азия Луций Кассий действовал по примеру Суллы. Набрал немногочисленные римские когорты. Присоединил крупные отряды галатов и фригийцев. Вторгся в Вифинию, разбил Сократа и изгнал понтийцев из пределов этой страны. Сократ укрылся в Понте и прожил при дворе Митридата несколько лет, пока не был казнен по настоянию римлян. Ариобарзана восстановили на троне Каппадокии.

Такова была первая проба сил в конфликте между Римом и Понтом. Сорокалетняя война между ними началась.

Официальная римская точка зрения состоит в том, что Республика не хотела войны и была самым справедливым на свете государством, действуя строго в рамках закона. Однако этому противоречит версия античного историка Аппиана Александрийского. Он – автор серии монографий о войнах Рима с эллинистическими государствами. Аппиан вполне объективен в отношении Митридата. К счастью, этот раздел труда историка сохранился до наших дней.

Так вот Аппиан пишет, что сразу после восстановления Никомеда и Ариобарзана римляне стали подстрекать того и другого напасть на Понт. Главным римским дипломатом в Малой Азии был Маний Аквилий. Он пустил в дело все римские хитрости, с помощью которых Республика расправлялась с теми, кто считался опасным. Очень важным казалось представить именно Митридата в роли агрессора. А еще нужно было спровоцировать нападение Понта на вифинов и каппадокийцев, чтобы Рим вмешался и защитил пострадавших от понтийской агрессии. Позднейшие западные историки объявляли такую политику «честной» и «справедливой». «Нечестным» и «несправедливым» назначили Митридата как проигравшего.

Оба царя – Ариобарзан и Никомед – опасались начинать войну с таким могущественным (по региональным меркам) соседом, как Митридат. Но римляне, говорит Аппиан, настаивали на своем.

Нарастание напряженности не на шутку встревожило Митридата. Он пригласил к себе Аквилия, чтобы тот убедился: Понт не планирует войну. «Международная комиссия» посетила владения Евпатора, но никаких решений не вынесла. Римляне продолжали, выражаясь современным языком, эскалацию напряженности.

Тогда Митридат тоже начал действовать. Он усилил армию и завязал переговоры с причерноморскими племенами, чтобы навязать Риму войну на два фронта: на Балканах и в Азии. Остается лишь поражаться стратегическому размаху мышления этого человека. Царь Понта, этой небольшой страны, и вправду оказался самым опасным противником римлян со времен Ганнибала.

Понимая, какой серьезный конфликт он разжигает, Митридат отправил послов к кимврам, балканским галатам, сарматам, бастарнам с просьбой о помощи. Такой список племен приводит Юстин. Современные историки склонны считать его вымышленным. Им не приходит в голову, что человек может мыслить столь широко, а его дипломаты способны достигнуть столь дальних земель. Не стоит, однако, полагать, что древние были глупее и слабее нас. Возможно, наоборот, как раз мы в наш век машин утратили многие навыки, которыми владели предки. Для античных купцов и послов расстояние в тысячу километров было огромным, но преодолимым. Ну а мы пешком или на телеге не пройдем и сотни километров. Следует ли из этого, что древние люди были столь же ленивы, инфантильны и бездеятельны? Не думаю.

Кроме того, понтийский царь заключил новый договор с Тиграном II. Опять предполагался раздел Каппадокии. Тигран должен был угнать в плен население еще нескольких городов и деревень, а Митридат получал земли. Так сказать, жизненное пространство. Это считается главным доказательством агрессивных намерений Митридата. Хотя не факт. Понтийскому царю казалось, что римляне не станут развязывать полномасштабную войну из-за Каппадокии.

Дальнейшие события Митридатовой войны изучены плохо. Римляне считают, что первым напал Евпатор. Кажется, у Митридата имелось другое мнение. Говорю это не для того, чтобы оправдать царя. Хочется восстановить подлинный смысл событий. Возможно, его новая агрессия против Каппадокии, о которой пойдет речь ниже, стала ответом на бесконечные провокации войск Ариобарзана. Судя по высказываниям Юстина и Аппиана, на границе шла постоянная малая война. Ее целью было вынудить Митридата напасть первым, чтобы Рим мог вмешаться.

Значит ли это, что «хороший» Митридат страдал от «плохого» Рима? Такой взгляд слишком примитивен. Было другое. В Малой Азии наблюдалось жестокое, безжалостное противостояние. Римская республика как монстр сжирала государства одно за другим. Это было необходимо, для того чтобы Рим мог есть, пить, купаться в роскоши и содержать постоянную армию, которая производила новые захваты, позволявшие оплачивать эту армию. Короче, перед нами государство-хищник. Римлянам сопротивлялись последние бастионы эллинизма – Понт, Вифиния, Армения. Их цари хотели создать эллинистическую империю, которая могла противостоять Риму. Обе стороны вели войну на смерть и в средствах не стеснялись. Кто хорош, а кто плох? Вопрос некорректен.

Неустойчивый мир в Малой Азии продержался четыре года. В это время полководец Митридата Неоптолем вел тяжелую войну с сарматами на северном побережье Черного моря. Кажется, попытались захватить Боспор, но были разбиты. Это не помешало Митридату вести переговоры с сарматскими племенами о союзе против римлян. Такие вещи в то время осуществлялись легко. Особенно если стороны вели честную войну, не запятнав себя предательством и подлостью. Нам трудно это понять. Но это не значит, что такого не было.

Повторимся, размах мышления Митридата заслуживает всяких похвал. Но результаты оказались меньше тех, на которые рассчитывал Евпатор. Против Рима действительно удалось сколотить коалицию эллинистических государств. Кроме того, Митридата откровенно ждали греки в захваченных римлянами провинциях. Зато сарматы, бастарны и прочие варвары остались равнодушны к его призывам. Впрочем, при создании любой коалиции замыслы всегда шире реального воплощения.

Перед началом войны римляне выдвинули несколько наглых требований к Митридату. Например, приказали казнить вифинского принца Сократа. Митридат выполнил это, что странно: обычно он не выдавал своих. Может быть, Сократ вел двойную игру и был разоблачен? Или Митридат искренне хотел выслужиться и пожертвовал фигуру в игре? В этом случае поступок царя неблаговиден.

Но от войны сделанные уступки, как водится, не уберегли. Аппетиты римлян возрастали. Появлялись новые требования. Квириты часто выдвигали одно условие за другим тем правителям, которые желали ослабить. А потом уничтожали ослабленного врага. Митридат быстро это понял. Уничтожение Сократа стало единственной крупной уступкой. И еще одним неблаговидным поступком понтийского правителя.

Но после того как Евпатор перестал выполнять требования римлян, он был обречен. Римляне пошли на открытый конфликт.

3. Первая война с Римом

Точная дата начала большой войны неизвестна. Кажется, это произошло в 90 г. до н. э. Боевые действия начал Никомед IV. Он был вынужден заплатить римлянам за помощь и теперь находился в долгах. В Вифинию явились римские ростовщики. Царь попал в паутину, как муха. На него стали давить римские наместники и посол Маний Аквилий. Торопили с нападением на Понтийское царство. Выхода не было, Никомед напал. Он опустошил Понт вплоть до города Амастрида. Причем не встретил никакого сопротивления. Это специально отмечает Аппиан. Митридат, имея войско наготове, тем не менее отступал, чтобы получить как можно больше законных поводов для начала войны. Все это делалось, чтобы заслужить симпатию эллинистического населения Малой Азии. Митридат хотел стать неформальным лидером эллинизма. Это ему удалось.

Когда Никомед возвратился с большой добычей в Вифинию, Евпатор направил к римлянам одного из своих придворных, Пелопида, с жалобами на неспровоцированную агрессию. Понтийский царь прекрасно знал, что римляне жаждут войны и сами оказались виновниками вторжения. Но делал вид, что не осведомлен об этом. По его приказу Пелопид напомнил послам о дружественных союзах, которые заключили с Республикой Митридат IV и Митридат V. Понтийцы сделали римлянам много добра. Воевали вместе, подавили восстание Аристоника.

– За все это, – обличал Пелопид, – римляне лишили базилевса Митридата Евпатора Фригии и Каппадокии. Хотя Фригия была куплена у римского полководца за крупную сумму.

Возможно, Маний Аквилий при этих словах покраснел. Фригию за взятку уступил понтийцам его отец, тоже Маний Аквилий, воевавший в этих местах против Аристоника. Когда Маний-старший вернулся в Рим, его обвинили в получении взятки. Но доказать обвинение не смогли. Политик оправдался. А тут какой-то Пелопид обличил Мания, уважаемого человека. Было неприятно.

– Теперь же, – продолжал Пелопид, – вы спокойно допускаете, что Никомед делает набеги на нашу землю вплоть до Амастриды и угоняет добычу. Хотя мой базилевс не слаб и готов к защите, он желал, чтобы вы стали свидетелями несправедливости. Теперь, в соответствии с нашими давними договорами, Митридат просит народ римский защитить Понт от нападения Никомеда. Ведь мы – ваши союзники.

Дипломатические ходы Митридата вызывают восхищение. В его идеях тонкая ирония соседствует с откровенным издевательством. Такого противника римляне еще не видели. Но они тоже хорошо подготовились к дипломатической игре. В дело были пущены представители Никомеда и разразились гневной речью.

– Против нашего царя Никомеда Митридат замышлял уже давно. Поэтому послал в Вифинию его брата Сократа с войском. Заметим, что Никомед вел себя спокойно и не давал ни малейшего повода к войне. Право его на престол никто не может оспорить. Никомед – старший в семье. К тому же он посажен на трон римлянами. Следовательно, действия Митридата были направлены не против Вифинии, а против Рима. Теперь о другом. Римлянами издан приказ: царям Азии не ходить в Европу. Но Митридат вопреки этому приказу подчинил себе Херсонес и Боспор. Все это – доказательства неповиновения. Взгляните теперь, какие огромные приготовления ведет он к войне. Его послы у фракийцев и скифов. С царем Армении – скрепленный браком союз. К царям Египта и Сирии он тоже отправил посольства, пытаясь склонить их на свою сторону. А флот? У него триста палубных кораблей. Строятся еще другие. За штурманами и кормчими он отправил людей в Египет и Финикию. Зачем ему этот флот? Зачем все эти приготовления? Направлены они совсем не против Никомеда. Против вас, римляне, готовит войну Митридат. А все из-за потерянной Фригии. Его отец купил эту область у одного из ваших полководцев за взятку. Вы признали несправедливость этого приобретения и отняли его. Вот и обида. Он сердит и за Каппадокию, которую вы отдали Ариобарзану. Он боится вашей растущей силы и готов под предлогом войны с нами напасть на вас самих. Проявите мудрость. Обращайте внимание на его дела, а не на слова. Не выдавайте нас – верных друзей Рима – Митридату, который только надел маску дружбы. Митридат в равной степени является врагом и для нас, и для вас.

Так сказали послы Никомеда. Пелопид немедля взял ответное слово. Он заявил: если Никомед на что-то жалуется, пусть лучше обратится в сенат.

– Что же касается теперешних дел, то вот они: земли моего государя Митридата разграблены Никомедом. Поэтому мы выступаем с предложением к римлянам: либо запретите подобные действия Никомеду, либо выступите вместе с нами на войну против Вифинии. Поддержите Митридата как несправедливо обиженного!

Римские военачальники, пишет Аппиан, давно решили оказать помощь Никомеду и «только из притворства слушали все эти прения». Однако дипломатические демарши Митридата и блестящие речи Пелопида привели их в смущение. Аквилий и его соратники колебались. Наконец все же придумали хитроумный ответ в духе римской казуистики.

– Мы бы не хотели, – сказал Аквилий, – чтобы Митридат потерпел что-либо неприятное от Никомеда. Но мы не потерпим, чтобы против Никомеда была начата война. Не в наших интересах, чтобы Никомед понес ущерб.

Пелопид встрепенулся и хотел раскритиковать ответ римлян. Однако его увели с совещания под конвоем. Римляне, как сильная сторона, сами устанавливали правила игры. Если начинали проигрывать, применяли силу.

Такой исход переговоров давал Митридату моральный перевес. В глазах эллинистических правителей он превратился в обиженного. А римляне – в несправедливых захватчиков. Каковыми, собственно, и являлись.

На переговорах речь шла в основном о Никомеде. Именно его собрались защищать римляне. Зато не было разговора про другого их ставленника – Ариобарзана, который тоже совершал набеги на понтийские земли по указке Республики. Митридат думал этим воспользоваться. Понтийские войска вторглись в Каппадокию. Их вел сын Митридата – Ариарат VIII. Юноша захватил страну и выгнал бездарного Ариобарзана (90 г. до н. э.). К римлянам немедленно приехал Пелопид и попросил о встрече. На ней понтиец заявил следующее:

– Я уже говорил вам, о римляне, какие обиды претерпел мой царь Митридат после того, как вы отняли Каппадокию и Фригию. С другой стороны, вы оставили без внимания бесчинства Никомеда. Когда мы напомнили вам о нашем союзе, вы ответили нам, будто жалким просителям, что не допустите, если Никомед потерпит ущерб. Как будто он был пострадавшим, а не мы. Нам пришлось искать правды самим. В Каппадокии восстановлена справедливость, ее царем стал Ариарат. Это произошло из-за ваших софизмов. Вы не хотели решить дело миром и подстрекали каппадокийцев к войне против нас. Теперь Митридат отправит послов в сенат. Они расскажут всю правду о вашем коварстве!

Римляне стояли в полном шоке, а Пелопид продолжал нагнетать страх.

– Конечно, вы можете начать войну, но прежде подумайте. Митридат царствует не только над понтийцами, но и над множеством других народов – малыми армянами, колхами, боспорцами. Его союзники – скифы, фракийцы, бастарны на западе, великие армяне и парфяне – на востоке. Если вспыхнет война, она будет для вас затяжной и тяжелой. Нас поддержат базилевсы Сирии и Египта, которые ненавидят Рим. После этого восстанут недавно приобретенная вами Азия, Эллада, Ливия… Да и большая часть самой Италии, которая, не вынеся вашей жадности и корыстолюбия, ведет с вами непримиримую войну.

Как видим, Митридат и его придворные были хорошо осведомлены о ситуации в Республике. Как раз в 90 г. до н. э. там началась жестокая Союзническая война. Италики восстали против собственно римлян. Десятки тысяч воинов сражались на Апеннинском полуострове друг против друга. Подробности этих боев утрачены, но даже беглые упоминания в извлечениях из Тита Ливия дают представление о накале борьбы.

Разведчикам из Понта должно было казаться, что римский мир рушится. Митридат вообразил, что достаточно нанести последний удар, и Республика уйдет с Востока. Но Евпатор ошибся. Вскоре Союзническая война завершилась, римляне собрали новые легионы и отправили их воевать против Понта. А предполагаемые союзники понтийцев промешкали, а то и вовсе предпочли отсидеться. Римляне еще были способны на сверхусилия. А у понтийцев самым пассионарным и талантливым человеком оказался один Митридат.

Однако пока ничто не предвещало трагической развязки. Пелопид продолжал речь.

– Не имея сил закончить войну в Италии, где сражаетесь со своими же союзниками, вы разжигаете другую смуту – в Азии. Совершенно ясно, что вы натравливаете на Митридата его соседей – Ариобарзана и Никомеда. При этом вы надели маску друзей Митридата. Что ж! Если что-то заставило вас изменить отношение к событиям, дружбу не поздно восстановить. Прикажите Никомеду не нападать на вашего друга Митридата! Если вы это сделаете, обещаю: мой государь Митридат окажет вам помощь в войне против италийцев. Если нет – разорвите притворную дружбу и объявите нам открытую войну. Если же действуете по собственному почину, давайте отправимся в Рим, и пусть сенат нас рассудит.

Так передает речь Пелопида Аппиан в своей истории Митридатовых войн.

Римляне нашли чересчур дерзкими слова понтийского дипломата. Аквилий внушительным тоном приказал Митридату воздержаться от войны с Вифинией и Каппадокией. Непопулярного и никчемного Ариобарзана Рим намеревался в очередной раз восстановить на престоле. Дипломата Пелопида опять выдворили на родину и приказали уж не возвращаться, если Митридат не примет условий римлян. До границы посла провожали под стражей, чтобы он не имел возможности шпионить и подстрекать население провинции Азия к восстанию против Рима. Этот штришок отлично передает общую атмосферу. Римлян здесь ненавидели. Ждали любой возможности для восстания. В этом Митридат не просчитался.

Не дожидаясь решения сената, Аквилий и Луций Кассий стали собирать войска. К ним пришли перебежчики из Каппадокии. Несколько тысяч солдат выставил Никомед. Наконец, навербовали вечно буйных галатов. Ядро армии составляли римские оккупационные силы в провинции Азия.

Эту разношерстную армию разделили на три корпуса. Кассий занял центральную позицию в Галатии. Маний Аквилий караулил подходы к Вифинии. Наконец, третий военачальник, наместник Киликии Квинт Оппий, разместился на юге. Каждый из полководцев имел 40 000 пехоты и 4000 конницы. Всего – 132 000 человек. Снарядили флот. Он располагался около Византия. Эскадрой командовали Минуций Руф и Гай Попилий. Наконец, Никомед собрал 50 000 пехоты и 6000 кавалерии.

Эти данные приводит Аппиан. Думаю, мы в очередной раз имеем дело с преувеличением. Об этом говорит и донесение о численности войск Митридата. Аппиан пишет, что понтийский царь имел 250 000 пехоты и 40 000 конницы. Достаточно взглянуть на карту Понта, чтобы понять: столь маленькое государство не могло развернуть на своей территории четверть миллиона солдат. Это представляло проблему даже для Оттоманской империи во время Кавказских войн, которые протекали примерно в этих местах. Разве только речь идет обо всех понтийских силах, включая боспорские, колхидские гарнизоны и нестроевых. Но скорее другое. Римляне не могли признать, что понтийская армия равна им по численности, а то и меньше. Отсюда – более-менее верные цифры собственных сил в отчетах, но совершенно фантастические донесения о численности войск Митридата.

Флот Понта по тем же мифическим данным насчитывал 300 однопалубных кораблей и еще сотню бирем.

Крупнейшими стратегами были братья Неоптолем и Архелай – судя по именам, греки. Неоптолем прославился победоносными кампаниями в Крыму. Архелай был ничем не знаменит. Впоследствии он будет неоднократно терпеть поражения от римлян. Тем не менее этот человек считался знатоком военного дела. Но не будем огульно обвинять Архелая в бездарности. Не зная всех деталей военных действий, мы не имеем на это права.

Вспомогательный корпус в 10 000 всадников (думаю, эту цифру смело можно делить на десять) привел в Понт сын Митридата Аркафий – правитель Малой Армении. Стратег Дорилай подтянул пехоту (видимо, из Колхиды), выстроенную в фаланги, а другой военачальник, Кратер, возглавил отряд в 130 боевых колесниц. Этот род войск был совершенно бесполезен в бою, но упорно использовался в войнах восточных царей. Общее руководство осуществлял Митридат. Ему напрямую подчинялись главные силы армии.

Таковы были приготовления обеих сторон, когда началась Первая Митридатова война (89 г. до н. э.).

Первое сражение произошло на территории Пафлагонии. Из описания Аппиана остается неясным, кто же напал раньше. Судя по поведению Евпатора перед этим, зачинщиком войны стал не он. В Пафлагонию явился Никомед со своей вифинской армией. Удар приняли легковооруженные понтийские подразделения, а также малоармяне Аркафия. Тяжеловооруженная фаланга была еще на марше и не успела подойти к месту битвы. Это еще раз доказывает, что напал именно Никомед. Следовательно, Митридат одержал первую победу, моральную. Он хотел выступить в роли жертвы неспровоцированной агрессии. Это полностью удалось.

Битва завязалась на равнине у реки Амнейтон.

Понтийским авангардом командовали Неоптолем и Архелай. Им грозило окружение: вифинцы превосходили в числе. Оценив ситуацию, понтийцы послали отряд на крутой холм, возвышавшийся над равниной. Вифинская армия тотчас выбила врага оттуда. Опасность окружения усилилась. Тогда Неоптолем стремительно кинулся к холму с отборными воинами, чтобы выручить своих и занять господствующую позицию. Никомед разгадал этот замысел и тоже бросился к холму с многочисленным войском. Закипело кровавое сражение. Никомед стал одолевать. Он бросал все новых и новых солдат в сечу. Неоптолем откатывался назад.

И вдруг… выяснилось, что со стороны понтийцев это была военная хитрость. В самом начале боя Неоптолем велел своему брату Архелаю выйти врагу во фланг со всей конницей, что имелась в наличии. Архелай так и сделал. Вовремя нанесенный фланговый удар был страшен. В авангарде шли понтийские колесницы с косами. Они сеяли панику и рассекали вражескую пехоту. Римляне успешно отражали атаки колесниц, но вифины оказались к этому неспособны. В армии возникла паника. Воины Никомеда видели своих товарищей, разорванных пополам косами, прикрепленными к осям колесниц. Некоторые солдаты еще дышали. Других буквально наматывало на колеса. «Вследствие отвращения перед таким зрелищем», говорит Аппиан, вифины смешали свои ряды. Архелай атаковал их всей кавалерией. Неоптолем и Аркафий, ударившиеся было в притворное отступление, вернулись и окружили вифинов, хотя недавно окружение грозило им самим. Началась резня. Вифины какое-то время сопротивлялись, а потом стали сдаваться. Никомед с немногими друзьями прорвался и бежал на родину. В этом крупном сражении вифинская армия перестала существовать. Понтийцам даже не пришлось вводить в бой фалангу. Авторитет Неоптолема и Архелая значительно вырос в глазах понтийского царя.

Поражение вифинов заставило римских военачальников серьезно задуматься, ведь войну начали без санкции сената. В былые времена за такое самовольство полагалась смертная казнь. Теперь нравы стали свободнее. Сенат вел политику по принципу «победителей не судят». Но началась-то война с поражения! И с какого? Авангард понтийской армии разгромил большое войско вифинов. Оказывается, перед римлянами очень серьезный противник.

Никомед собрал остатки своих разбежавшихся войск. Он стал лагерем под защитой римлян, неподалеку от Мания Аквилия. Митридат с главными силами удалился на гору Скоробу на границе Вифинии и Понта. Пафлагонию он оккупировал полностью. Сопротивляться там было некому.

Начались маневры и мелкие схватки. Вифины воевали все более неохотно. Дошло до того, что отряд в сто сарматских всадников, служивших Митридату, захватил в плен 800 вифинских кавалеристов. Митридат приветливо встретил пленных и отпустил домой, снабдив деньгами. Тем самым он подчеркивал, что воюет только против римлян и их пособников. Его претензии стать общеэллинистическим вождем Малой Азии обретали все большую ясность.

Никомед ушел в Галатию к Луцию Кассию. Видимо, он собирался там пополнить войско за счет галатских наемников. Аквилий остался один. На него немедленно напал Митридат. Он хотел разбить три римские армии поодиночке, обеспечивая себе превосходство в каждом отдельном сражении.

Аквилий уклонялся от боя. Ночью он снялся с лагеря, чтобы незаметно уйти. Однако понтийцы разгадали маневр. Неоптолем и Аркафий преследовали врага. Римлян настигли у местечка Пахий и принудили к беспорядочному сражению. Видимо, понтийская конница напала на них прямо во время марша. Опять началась резня. Растянувшиеся по дороге легионеры оказались неспособны к сопротивлению, а римская конница не смогла прикрыть отход. По словам Аппиана, понтийцы истребили в этом бою 10 000 солдат неприятеля, а 300 человек взяли в плен. Это были уроженцы Малой Азии. Митридат отпустил их по домам. Лагерь Мания Аквилия был взят. Сам римский военачальник перешел реку Сангарий и спасся в Пергаме.

Узнав о новом разгроме, Кассий покинул Галатию и переместился в Великую Фригию. Он разбил укрепленный лагерь на горе Леонтокефалей (Львиная голова). Здесь римский полководец принялся обучать войско. Большую часть его составляли мобилизованные ремесленники и крестьяне, которые не могли тягаться с ветеранами Митридата, закаленными в крымских и каппадокийских кампаниях. Одновременно Кассий продолжал набор солдат во Фригии. Однако люди шли в армию неохотно и обучались военному делу плохо. Стало ясно, что они разбегутся при первом появлении Митридата, тем более что Евпатор демонстрировал великодушие по отношению к азиатам и даже снабжал деньгами.

Тогда римские руководители отказались от активных действий и распустили войско. Такова официальная точка зрения, приведенная Аппианом. А может, это «невоинственное войско», как выражается наш историк, вообще готово было восстать против римлян? Так или иначе, его распустили. Это была вторая крупная победа Митридата. Без боя он сумел разбить еще одну римскую армию. Третьей стали победа над римскими отрядами южной группировки, которые попытались занять Каппадокию. Римляне там были отброшены.

После этого Митридат счел нужным собрать воинов, чтобы изложить свою политическую программу. Это очень важно: рассказать солдатам, за что они воюют, вдохновить и повести за собой. Вот только жаль, что авторы не говорят, сколько слушателей было у Митридата. Вся армия? Триста тысяч мифических солдат? Скорее всего, он выступил перед гвардией. Говорил вот что. Он, мол, хочет обсудить с собравшимися дальнейшие действия. Воевать с римлянами или жить в мире?

Но сразу стал давить на психику. Римляне – агрессоры. Во все века люди всегда сопротивлялись нападениям. Против разбойника пострадавшие обнажают оружие – если не ради спасения, то из чувства мести. Римляне – разбойники. Надо дать им отпор. Теперь следует подумать, каким способом вести войну и как победить опасного и сильного противника.

Лично он, Митридат, уверен в победе, если только у воинов хватит мужества. Римлян громить можно. В Вифинии разбита одна армия, в Каппадокии – другая. Но если на кого-то больше действуют чужие примеры, то царь напоминает, что в старые времена римлян бивал Пирр, государь Эпира. Также Ганнибал нанес им несколько сокрушительных поражений. А ведь тогда римляне были сильнее и воинственней, чем теперь, когда их страну раздирает смута. Если обращаться к еще более древним временам, можно вспомнить, что галлы когда-то захватили Рим и освободили его только за выкуп. А ведь в понтийском войске много галатов – это потомки завоевателей Рима.

Но чтобы не останавливаться надолго на древних примерах, продолжал Митридат, обратимся к современности. Рим гложет борьба партий и ослабляет Союзническая война. Она разгорелась после недавних поражений, которые нанесли римлянам кимвры и тевтоны. Если Италия может выдержать войну с каждым из этих племен в отдельности, то вместе они непобедимы. Сам Евпатор сделал все, чтобы окружить Рим врагами. По всем границам Республики вот-вот разгорится огонь войны.

Итак, нужно воспользоваться благоприятным случаем, чтобы добить гадину – Рим. Если сейчас оставить римлян в покое и позволить им оправиться от поражений, война все равно неизбежна. Но вести ее будет гораздо труднее. Не стоит даже рассуждать, браться или нет за оружие. Вопрос стоит по-другому: кто быстрее воспользуется удобным моментом, Митридат или римляне? Они фактически начали войну давно, когда он был ребенком, отняв у него Великую Фригию. Затем приказали очистить Пафлагонию. Это тоже акт недружественный. «Холодная война» продолжалась. По приказу римлян он оставил Каппадокию. По их требованию убил несчастного вифинского царевича Сократа (об этом Евпатор заявил в открытую; видно, и сама казнь Сократа, и ее мотивировка сразу были преданы гласности). С горечью повинуясь постановлениям сената, Митридат не смягчил Рим, не удержал от того, чтобы враги вели себя все более жестоко.

Словно в насмешку римляне дали каппадокийцам свободу, хотя отнимали ее у других, если это было выгодно. Налицо – политика двойных стандартов. Сами каппадокийцы на выборах хотели видеть своим царем Гордия, но римляне отказали только из-за того, что Гордий – друг Митридата. Наконец, на Митридата напал вифинский царь Никомед IV. Когда Евпатор собрался с силами, чтобы отомстить, римляне приняли сторону Никомеда и напали на Понт. Теперь у властелинов мира будет поводом к войне то обстоятельство, что Митридат не отдал себя на растерзание Никомеду, этому сыну танцовщицы.

Затем Митридат сказал, что римляне преследуют понтийских царей не за проступки, а за силу и могущество. Так поступают не только против него одного. Подобным образом обращались с Антиохом Великим, когда тот усилился. Затем – с Эвменом Пергамским, когда тот стал не нужен после того, как помог расправиться с тем же Антиохом. Точно так обращались и с дедом Митридата – Фарнаком. Мало кто знает, но пергамские вельможи именно Фарнаку завещали престол страны после смерти Эвмена. Однако прекрасное и богатое царство досталось сперва Атталу III, а затем римлянам. В итоге – война Аристоника, которая потрясла всю Малую Азию. Еще пример из недавней истории. Считают, что никто не имел перед римлянами больше заслуг, чем нумидийский царь Масинисса. Ему приписывают главную победу над Ганнибалом при Заме, пленение антиримски настроенного царя туарегов Сифакса и разрушение Карфагена. Тем не менее с внуком этого Масиниссы – Югуртой – римляне вели беспощадную войну в Африке. А победив, не оказали никакого снисхождения, провели в триумфе на глазах у толпы и убили. Римляне вменили себе в закон – ненавидеть всех царей. Наверно, потому, что у них были такие цари, от которых сенаторы сами же краснеют. То местные пастухи Ромул и Рем, то сабинские гаруспики вроде Тита Тация, то этрусские рабы вроде Сервия Туллия и наконец сами этруски, которые носили прозвище «Гордый» – между прочим, самое почетное прозвище среди римских царей. Основатели Римского государства вскормлены, говорят, волчицей. Вот почему у римского народа души волчьи – ненасытные, вечно голодные, жадные до крови, власти и богатств.

Затем Митридат сообщил, что если будет считаться знатностью с римскими царями, то легко превзойдет этих бродяг. По отцовской линии он происходит от Семи персов. В его роду есть люди, которые ведут родословную от Кира Великого и Дария Ахеменида (имелись в виду персидские принцессы, коих отдавали в жены сатрапам – предкам Евпатора). Со стороны матери сам Митридат – прямой потомок Селевка Никатора. Лично он завоевал такие народы, которые не смог покорить даже Александр Македонский. Например, скифов, от которых едва спаслись Дарий I Ахеменид и Филипп II Македонский.

Война в Малой Азии будет легче, чем в Скифии. Здесь – благодатный климат, обилие всяких припасов. Все слышали о богатствах пергамских царей, о сокровищах Лидии и Ионии. Так вот, война будет прогулкой. Сокровища упадут к ногам его воинов. Азия ждет Митридата с таким жадным нетерпением, что зовет его к себе. Римляне возбудили всеобщую ненависть. Хищность проконсулов, поборы откупщиков-публиканов, произвол в судах – это римская власть. Вместо нее Митридат принесет справедливое правление. Пусть только воины идут за ним, пусть только сообразят, каких успехов можно добиться благодаря храбрости и сплоченности, да еще под началом Митридата. Совсем недавно он захватил Каппадокию хитростью, один, и лично заколол ее царя. Покорил Скифию, откуда никто еще не уходил целым и невредимым. Что же касается справедливости и щедрости Митридата, то лучшие в том судьи – сами воины, которые не раз убедились в этом.

Эту длинную речь приводит Юстин в своих выжимках из Помпея Трога. Многие вещи о тех или иных событиях мировой истории наш переписчик в своей книге опускает. Но речь Митридата решил привести целиком. Почему? Потому что перед нами – уникальный документ. Хотя это и пропагандистский продукт, он дает возможность понять ход мыслей эллинистического царя – одного из самых выдающихся борцов против Рима и крупного политика своей эпохи. Эти аргументы достойны публикации и внимательного знакомства. Хотя бы для того, чтоб понять, как оценивали самые дальновидные эллинистические цари политику римлян. Заметим также, что это взгляд не только Митридата, но и его окружения.

Произнеся речь, Евпатор повел армию дальше. Его ближайшей оперативной целью был захват римской провинции Азия.

* * *

Луций Кассий удалился тем временем в Апамею (город на границе провинции Азия) с римскими когортами. Никомед отбыл в Пергам. Неудачливый Аквилий вообще уехал на Родос. Союзная римлянам греческая эскадра, узнав об этих маневрах и поражениях, сдалась адмиралам Митридата у берегов Понта. О чем это говорит? С одной стороны – о крайней непопулярности римлян и того режима, который они насаждали в Азии. С другой – о великолепно поставленной оперативной работе понтийской разведки. Не зря римляне попытались изолировать Пелопида, запретив общаться с населением римской провинции. Шпионы Митридата делали свое дело.

Первые победы отдали в руки Митридата всю Вифинию. Он объехал царство и «стал устанавливать порядок в городах», как пишет Аппиан. То есть встречался с нужными людьми, расставлял администрацию и договаривался об условиях дальнейшего существования территорий в рамках Понтийского царства.

Из Вифинии повернул во Фригию, которая была оставлена римлянами. Здесь царь посетил стоянку Александра Великого. Каждый эллинистический политик брал жизнь этого царя себе за образец и всячески пытался доказать духовное родство с гениальным завоевателем. Не стал исключением Митридат.

Затем он вторгся в Мисию и занял ее без боя. Следующей на очереди была римская провинция Азия. Кассий бежал при первом приближении грозного противника. Азийские города открыли ворота перед Митридатом Евпатором. Римляне давно не знали такого унижения и такой череды неудач. Даже успехи македонских героев Филиппа V и Персея были ничем по сравнению с победами Митридата, который занимал целые страны и захватил множество римских провинций.

Тем временем третья римская армия, которой начальствовал Квинт Оппий, тоже развалилась. Она отступала из Киликии на запад. Сам Оппий с римлянами заперся в городе Лаодикея в Карии, на реке Лик. Ликия и Памфилия были брошены на произвол судьбы и немедленно заняты отрядами Митридата.

Евпатор подступил к Лаодикее. Оппий защищал ее с римскими когортами и значительным числом наемников. Похоже, контракт их подходил к концу, а жалованья не предвиделось. Денег для оплаты было взять неоткуда. Вспыхнуло недовольство. Не терялся и Митридат. Он предложил лаодикейцам выдать Оппия, гарантируя городу неприкосновенность.

Наемники бросили Оппия, военачальник был схвачен и выдан. В насмешку перед ним пустили ликторов – так он и пришел к Митридату. Евпатор не причинил римлянину зла. Царь держал его без оков и повсюду возил с собой, показывая людям, что захватил важную птицу. Так была уничтожена третья, последняя римская армия. Могущество Понта достигло зенита. Больше никогда Митридат не переживал таких невероятных успехов.

Немного времени спустя в плен попал Маний Аквилий. Он оказался на Лесбосе, и жители острова выдали этого политикана Митридату. Вот тут-то Евпатор дал волю гневу. Он считал Мания главным виновником войны. Да так оно и было. К тому же с ним имелись старые счеты: ведь отец этого человека взял когда-то взятку у отца Митридата, а взамен отдал Фригию. Теперь сыновья вели друг с другом войну насмерть.

Связанного Аквилия возили на осле по городам Азии. Наконец в Пергаме римлянин был казнен. Митридат приказал влить ему в горло расплавленное золото, с позором указав на римское взяточничество. Это произошло в 88 г. до н. э.

Разобравшись с врагами и расставив повсюду в захваченных землях своих наместников, Митридат занял крупнейшие города азиатской провинции – Эфес и Митилену. Почти всюду его встречали как освободителя, а жители Эфеса даже разбили все римские статуи, которые имелись в городе. За эту опрометчивость они понесли наказание после конца войны, когда римляне вернули свои владения.

Из ионийских городов оказала сопротивление только Стратоникея. Митридат взял город и наложил на него денежный штраф, а также поместил гарнизон в его стенах. Правда, мелкие владетели в Пафлагонии и Ликии начали против него войну. Но это были скорее разбойные нападения. Митридат поручил расправиться с ними своим офицерам.

В провинции Азия сопротивлялась Магнезия. Ее осаждал Архелай, но потерпел неудачу и получил ранение. Впрочем, и это был островок в море. Падение неприятельских городов казалось вопросом времени.

В Азии царь женился. У него, как и у всякого эллинистического правителя, было несколько жен. Браки преследовали в основном политические задачи, потому что для удовлетворения страсти хватало наложниц. Свадьбой скрепляли политический союз. Или демонстрировали дружелюбие по отношению к завоеванному народу. Так произошло в данном случае. Избранницей Митридата стала Монима, дочь грека Филопемена, красивая девушка, жительница недавно захваченного ионийского города Стратоникеи. Митридат оказал ей честь, взяв в жены. Это должно было примирить с ним жителей Стратоникеи. А заодно продемонстрировать симпатию царя к эллинам. Так и произошло.

* * *

Между тем в Италии после окончания Союзнической войны вспыхнула война гражданская. Лидер аристократов Луций Корнелий Сулла сражался с вождем «демократов» Гаем Марием. Термины «аристократия» и «демократия» в данном случае крайне условны. Оба вождя противоборствующих партий опирались на богатых и знатных римлян. Они были одинаково неразборчивы в средствах и отличались холодной жестокостью. Победил Сулла, взявший столицу Республики. Впервые Рим взяли римские же войска. Суллу выбрали консулом, а Гай Марий бежал и скрывался. Как в старину, консул по истечении полномочий должен был воевать против врагов Республики. По жребию Сулле досталась война против Митридата. Он снарядил армию и выступил на Восток. По утверждению Аппиана, Союзническая и гражданская войны так истощили казну, что на действия против Митридата не было денег. Пришлось достать из храма золото и драгоценности, которые древний римский царь Нума Помпилий предназначил в жертву богам.

Наверняка Митридат был осведомлен об этих затруднениях. Потому-то и верил в успех. Для римлян эти финансовые проблемы тоже стали важным сигналом. Республика жила до тех пор, пока могла грабить провинции. Но возможностью для бесконтрольного грабежа обладали прежде всего наместники – преторы и проконсулы. До римлян эти деньги почти не доходили.

Выхода было два: либо жесткая власть популистского военного вождя (императора), который мог обуздать наместников, либо новые завоевания с безудержным грабежом. Первый путь пока лишь намечался. На него скоро встанет Сулла. Второй активно использовали все римские полководцы этого времени. И вот Рим, оказавшийся в глубоком кризисе, ведет одну агрессивную войну за другой. Это ненадолго продлило жизнь Республике. Но и погубило ее. Потому что легионеры хранили верность своим полководцам, а не сенату. Скоро между главными полководцами начнутся войны. К сожалению, Митридат этого уже не застанет.

Итак, Сулла подготовил армию. К тому времени Евпатор совершал славные дела. Первым делом он снарядил флот для нападения на Родос.

Перед нападением понтийский царь приказал устроить резню римлян, живших в Азии. Это были в основном откупщики, ростовщики, торговцы рабами и прочие паразиты, которых эллины ненавидели. К тому же за их счет можно было хорошо поживиться. Митридат приказал убивать всех оккупантов: мужчин, женщин, детей и даже вольноотпущенников. Последние были для царя особенно отвратительны. Они сохранили рабскую психологию и служили хозяевам верой и правдой, с наслаждением угнетая свободных.

Евпатор подошел к делу истребления римлян как всегда обстоятельно. Объявил наказания тем, кто будет хоронить трупы врагов или скрывать живых от расправы. Назначил награды тем, кто укажет на укрывающихся или убьет их. Рабам за донос на господ обещал свободу. Должникам, убившим римлян-кредиторов, прощал половину долга.

Это лишний раз доказывает, что Митридат смотрел на войну с Римом как на конфликт цивилизаций. Хотя термин «эллинизм» был изобретен Дройзеном через две тысячи лет после описанных событий, Митридат Евпатор ощущал себя именно вождем «эллинистов». Противостояние «свой» – «чужой» видим здесь очень четко. Войну с ненавистным врагом вели насмерть.

Плутарх пишет, что перебили 150 000 человек. Это преувеличение. В азиатских городах не было столько римлян. Но резня получилась внушительная. По другим сведениям, убитых было восемьдесят тысяч. Аппиан в красках рисует картины несчастий.

Жителей Эфеса, бежавших в храм Артемиды, убивали, отрывая от статуй богини. Обитателей Пергама, укрывшихся в храме Асклепия, расстреляли из луков. Граждане Адрамиттия преследовали ненавистных римлян на суше и на море. Они вышли на лодках в погоню за врагом, убивали всех, кто спасался вплавь, и топили в море маленьких детей.

Евпатор сделал то, чего с нетерпением ждали все: дал команду для истребления римлян. Тот же Аппиан подчеркивает: «Было ясно, что Азия не вследствие страха перед Митридатом, но скорее вследствие ненависти к римлянам совершила против них такие ужасные поступки». Когда римляне издевались над азийцами, обращали их в рабство, отнимая ребенка от матери, разлучая жен и мужей, когда глумились над «людьми второго сорта» или просто равнодушно разоряли их, ввергая в нищету, думали они о расплате? Вряд ли. Зато когда пришел Митридат с карающим мечом, стали хвататься за статуи богов и взывать к справедливости. Однако нет ничего страшнее, чем ситуация, когда разверзнется социальная пропасть, вспыхнет национальная ненависть и чернь начнет бешеную резню богатеев. В таких случаях власть предержащим стоит заранее задуматься о судьбе господствующего класса и собственных детей. И не доводить народ до точки кипения, а события – до точки невозврата. В данном случае об этом следовало бы позаботиться римскому сенату.

Римляне выпустили джинна из бутылки. Погибли сами. А затем были жестоко наказаны те, кто убивал римлян. Погиб, кстати, и Митридат.

Но пока Евпатор без боя захватил остров Кос, все ближе подбираясь к Родосу. Жители Коса встретили его с радостью. Здесь царь нашел малолетнего сына египетского фараона Птолемея IX (о том, кто это такой, вы можете прочесть в нашей книге «От Александра Македонского до Клеопатры») и захватил много сокровищ.

Митридат назначил юноше хорошее содержание. Но большую часть сокровищ конфисковал и отправил в Понт. Не из жадности: деньги остро требовались для войны.

В это время на Родосе полным ходом шла подготовка к отражению Митридата. Укрепляли гавань. Подновляли стены. Строили военные машины и расставляли в нужных местах. Здесь еще помнили эпическую осаду Родоса войсками Деметрия Полиоркета, о которой мы писали в истории диадохов. Остров считался неприступным.

Защитникам помогали жители прибрежных районов на противоположном берегу. Видимо, помогал тот, кто связан с родосцами родством или деловыми интересами. Здесь спасались и все италийцы, которым посчастливилось избежать азиатской «Сицилийской вечерни». Их возглавил проконсул Луций Кассий. У римского политика было время подумать, к чему привели его действия против Митридата. Войны ведь можно было не допустить. А значит, не было бы резни римских граждан. Да только вряд ли Кассий задумывался об этом. Римляне во всех своих бедах готовы были винить «варваров», агрессивных соседей, природные катаклизмы и даже богов. Но себя – никогда.

Наконец Митридат собрал флот и выступил против Родоса. Сам он плыл на пентере – крупном быстроходном корабле, превосходившем размерами триеру. В эскадре служили союзники из многих греческих государств, включая Хиос. Этот остров являлся давним торговым соперником Родоса. По этой причине хиосцы с радостью перешли на сторону Митридата и предоставили ему корабли.

Родосцы действовали довольно лихо. Первым делом сожгли предместья, чтоб не достались врагу. Потом вышли в море для решающего сражения.

Митридат приказал растянуть фронт, дабы окружить врага. Его быстроходные корабли выполнили задачу. Родосцы перепугались, как бы их не отрезали от гавани. Стали отступать, а затем и вовсе бросились в бегство. После чего перегородили гавань цепями и стали сражаться на стенах.

Евпатор высадился на острове, разбил лагерь и атаковал гавань силами морской пехоты. Однако защитники отразили нападение. Пришлось ждать подкреплений. Пока Митридат ожидал, происходили частые стычки на стенах и в гавани. Родосцы понемногу осмелели Они держали корабли наготове, чтобы навредить Евпатору, если представится случай.

Случай представился быстро. Однажды мимо гавани проплывало грузовое судно понтийцев. Осажденные выпустили против него бирему. На помощь грузовику помчались боевые корабли понтийцев. Тогда родосцы тоже вывели флот. Завязалось морское сражение. Митридат теснил врага и использовал быстроходность своих кораблей. Зато родосцы выбирали для атаки одиночные суда Митридата, пробивали их таранами и топили.

Одну триеру они даже захватили и привели в гавань, а свои корабли украсили богатой добычей. Сам Евпатор тоже претерпел неприятности. Причем от своих. В сутолоке его ударил хиосский корабль. Флагман, на котором находился Митридат, немедленно дал течь. Царь сделал вид, что ничего не заметил. Но впоследствии наказал рулевого и помощника штурмана. А к морским способностям хиосцев стал относиться с презрением.

Зато люди Митридата тоже захватили пентеру родосцев. Те снова выплыли из гавани. У них был отряд из шести кораблей, который возглавлял родосский наварх Дамагор. Митридат выслал против него эскадру в 25 судов (более мелких, чем родосские). До наступления темноты Дамагор уходил мористее. Когда пали сумерки, повернул на врага и совершил нападение. Два царских судна потопил, два других загнал в Ликию. Целую ночь проплавав в море, победоносный родосский адмирал вернулся назад.

Наконец к Митридату подоспело на транспортных кораблях пешее войско с запасами продовольствия, машинами и снаряжением. Они выплыли из Кавна при попутном ветре. Но в дороге ветер усилился и занес флот к родосскому порту. Островитяне тотчас вышли из гавани. Флот же Митридата, спешивший на подмогу, был рассеян ветром и не мог выручить своих. Родосцы напали на беззащитный конвой. Потопили одни суда, сожгли другие и захватили третьи. Правда, части из них все же удалось порваться к Митридату. Всего погибли человек 300 понтийцев. Значение родосской победы было скорее моральным.

Митридат стал готовиться к штурму города с суши и моря. Явно подражая Деметрию Полиоркету, понтийский царь построил самбуку – огромную башню с катапультами, баллистами и гастрафетами, которую везли на двух кораблях.

Перебежчики указали на место, где стена была ниже – на холме Атабирия, где стоял храм Зевса. Ночью Евпатор посадил часть войска на корабли, а другой части дал штурмовые лестницы. Под страхом смерти всем приказано было действовать в полном молчании, до тех пор пока на холме Атабирия не загорится огонь. Этот сигнал означает, что можно начинать штурм. Тогда с криком и шумом одна часть армии нападет на гавань, а другая штурмует стены.

Настала ночь. Воины Митридата шли в глубоком молчании. Однако сторожевые посты врага заметили их. Чтобы оповестить город о нападении, дозоры дали знак с помощью огня. Солдаты Евпатора сочли, что это и есть обещанный сигнал с холма. Все закричали – и те, что несли штурмовые лестницы, и те, что подплывали к гавани на кораблях. Со стен им ответил громовой рев родосцев. Горожане были готовы к отражению штурма. Последовал беспорядочный бой в сумерках. На рассвете побитые понтийцы вернулись в лагерь.

Больше всего хлопот осажденным доставила самбука Митридата. Ее подвели к стене возле храма Исиды (культ этой египетской богини широко распространился в Средиземноморье). Самбука выкидывала одновременно много стрел, камней, бревен и дротиков. В то же время вокруг нее суетилось большое количество мелких судов, наполненных до отказа солдатами. Здесь тоже начался штурм. Наконец подвижная башня рухнула. Ее разрушили метательные орудия осажденных. Однако официальная легенда гласила, что огонь вырвался из храма Исиды и сжег вражескую машину.

После этого Митридат снял осаду Родоса. Город был спасен, но большая война продолжалась. Пелопид добивал ликийцев. Архелай с передовым войском переправился в Грецию. Ему поручалось склонить эту страну к дружбе или покорить силой. Сам Евпатор занялся набором и обучением новых войск. В свободное время он развлекался с любимой женой, гречанкой Стратоникой.

Понтийские войска захватили острова Киклады. Затем Архелай направился к Делосу и после сражения занял остров. Перебив здесь 20 000 римлян (цифру дает Аппиан), полководец передал Делос Афинам.

На Делосе еще со времен афинских морских союзов хранились священные деньги. Когда-то они назывались форос. Архелай отправил деньги в Аттику. Их отвез афинянин Аристион – философ-эпикуреец, человек удивительной судьбы: он оказался в рабстве, освободился, преподавал эпикурейскую философию, затем попал в милость к Митридату. Этот преподаватель философии ловко воспользовался ситуацией и захватил власть в Афинах, провозгласив себя тираном города (88 г. до н. э.). Сторонников римлян он частью перебил, частью выслал в Понт к Митридату. Правда, афинский порт Пирей оказал сопротивление. Туда сбежались римляне и афинская оппозиция. Но это были мелочи. Главное – Афины выступили против римлян.

После этого к Архелаю присоединилась Ахайя и Беотия (за исключением крохотного городка Феспий, который понтийцы немедленно взялись осаждать). Митридат послал другое войско под началом Метрофана для захвата Средней Греции и островов. Метрофан опустошил Эвбею, а также города Деметриаду и Магнесию в Фессалии. Кроме того, был захвачен город Скиаф, где понтийцы стали хранить добычу.

Успехи полководцев Митридата были так велики, что их попросили о помощи даже недобитые в Союзнической войне италийцы. Они предложили Митридату высадиться на Апеннинах. Но понтийский царь трезво оценил свои силы. Точней, их отсутствие. К тому же сами италийцы уже потерпели от римлян решающие поражения и находились на последнем издыхании. Митридат отказал.

Что касается полководцев Евпатора, то они столкнулись в Греции с римскими отрядами.

Римский военачальник Бруттий Сура (легат македонского пропретора Гая Сентия) выступил с небольшим войском и флотом, чтобы отразить нападение. Видимо, у берегов близ Магнесии произошло морское столкновение. Римляне потопили у понтийцев большой корабль и малое быстроходное судно, прежде взяв их на абордаж и перебив команду на глазах Метрофана. Тот бежал при попутном ветре и скрылся от преследования. В рукопашном бою римляне равных не знали.

Бруттий Сура взял Скиаф и забрал сложенную там добычу. Захваченных в городе рабов он казнил, а свободным отрубил руки, чтобы неповадно было помогать понтийцам.

Затем Бруттий дождался подхода подкреплений и обратился к Беотии. Пропретор Сентий прислал ему из Македонии тысячу человек «конных и пеших», свидетельствует Аппиан. Узнав об этом, Архелай и Аристион двинулись к Херонее, чтобы расправиться с неприятелем. У этого памятного города состоялось сражение. Оно длилось три дня, пишет Аппиан. Но ни одной из сторон не удалось одержать верх. Видимо, экспедиционный корпус понтийцев был невелик. Да и римляне не располагали крупными силами.

Плутарх дает другие сведения об исходе битвы при Херонее. По его словам, понтийцев оттеснили от города: «Оказав упорное сопротивление Архелаю, который подобно бурному потоку несся по Беотии, и выдержав при Херонее три битвы, Бруттий задержал его и вновь оттеснил к морю». Храброму римлянину (Плутарх называет его человеком замечательной отваги и ума) в итоге пришлось отступить, но вовсе не из-за нападения врага. Оказывается, он ушел, чтобы освободить путь великому и победоносному Сулле.

Даже неспециалисту понятно, что в этом случае мы имеем дело с хвастливым рассказом римлян, которые крайне неохотно распространялись о своих поражениях. При любом непонятном исходе битвы победу они непременно приписывали себе. Так и на этот раз. Посему более правдивым следует признать рассказ Аппиана.

После битвы при Херонее на помощь Архелаю пришли отряды из Лаконики и Ахайи. Бруттий сообразил, что тягаться с ними не может: слишком велики потери, понесенные при Херонее.

Почему же пропретор Македонии Сентий не выслал новые подкрепления? Он вел тяжелую войну с фракийцами. Те большими силами напали на Македонию и Эпир. Сентий оказался зажат между Архелаем и фракийскими племенами. Кажется, в этой войне участвовал юный тогда Спартак из фракийского племени медов. Это значит, что Митридату удалось склонить фракийцев на свою сторону и побудить их выступить против Рима.

Между тем сын Митридата Ариарат VIII (царь Каппадокии) вторгся в Македонию с востока и без труда захватил значительную часть страны. Филиппы и Абдеры стали понтийскими городами. Дальше Ариарат не пошел – не было сил.

Но на юге дела римлян складывались хуже. Бруттий двинулся к Пирею, чтобы закрепиться там и переждать бурю. Но Архелай опередил его, захватил Пирей с войском и флотом. Бруттий вынужден был уйти в Македонию.

С другой стороны, он выиграл время. Пока Архелай со своей небольшой армией маневрировал в Аттике и Беотии, на Балканы переправился из Италии Луций Корнелий Сулла с пятью легионами (весна 87 г. до н. э.). В его распоряжении имелось 30 000 солдат. Численность войск Архелая неизвестна. Однако она явно меньше, чем у Суллы. К тому же Архелай понес потери в битвах.

Сперва Сулла явился в Эпир, затем перешел в Фессалию. Этолийцы и фессалийцы оказали ему помощь людьми, деньгами и продовольствием. Те и другие дали хорошую конницу. Для римлян это было крайне важно. Сами они не имели многочисленной профессиональной кавалерии.

Когда Корнелий Сулла заключил, что собрано достаточно войск, он двинул легионы в Беотию. Беотийцы тотчас переметнулись на его сторону. Лишь несколько городов безрассудно оставались на стороне Митридата. В их числе были свободолюбивые Фивы. Архелай попытался задержать авангарды Суллы, но в битве у Тильфосской горы потерпел поражение и ушел в Аттику. После этого Фивы и многие другие города сдались Риму. Они откупались людьми, деньгами и продовольствием. Только бы не подвергнуться более суровому наказанию. Сулла не разменивался по мелочам, принимал подарки, формировал вспомогательные отряды и проследовал в Аттику. О том, чтобы сражаться с ним в открытом поле, не было и речи. Аристион заперся в Афинах. Архелай засел в Пирее. Надеялись на помощь со стороны Митридата или на новую вспышку гражданской войны в Риме.

Луций Корнелий предусмотрительно разделил силы, чтобы атаковать противника сразу во многих местах. Один его отряд под началом Гортензия занял Фессалию и проник в Македонию. Другой под командой Мунация занял позиции у эвбейского города Халкиды, чтобы воспрепятствовать атакам понтийцев с моря.

Сам Сулла оставил против Афин наблюдательный отряд и вплотную занялся Пиреем. Стены города возвышались до сорока локтей. Они были сделаны из больших четырехугольных камней, которые трудно пробить и разрушить. Возвел их еще Перикл во времена могущества Афинского морского союза.

Сулла мог взять Пирей блокадой. Но он торопился, потому что из Италии то и дело приходили донесения о происках врагов. Противники-«демократы» подняли против Суллы страну. Луций Корнелий вынужден был торопиться. Оттого попытался захватить Пирей с ходу. Несмотря на высоту стен, удалось очень быстро изготовить подходящие лестницы. Сулла бросил солдат и союзников на штурм. Но не тут-то было. Понтийцы и каппадокийские воины, составлявшие гарнизон, сражались умело.

Осада протекала тяжело. Несколько раз Сулла бросал легионеров на приступ, добивался частных успехов, но потерпел множество неудач. Наконец, утомленный сражениями, он отвел значительную часть войск в Элевсин и Мегары. Там стали сооружать осадные орудия, чтобы сделать в стенах проломы. Кроме того, посоветовавшись с греческими инженерами, Луций задумал подвести к стенам Пирея земляную насыпь.

Римский полководец не останавливался перед смелыми вылазками, многочисленными сражениями и громадными расходами. Плутарх пишет, что только на работах по сооружению осадных машин ежедневно были заняты 10 000 пар мулов. Многие машины выходили из строя – рушились под собственной тяжестью, сгорали, подожженные снарядами врагов. Леса для них не хватало. Да и вообще каменистая почва Афин рождала слишком мало деревьев. Тогда Сулла приказал вырубить священные рощи Академии и Лицея. Между Афинами и Пиреем еще существовали Длинные стены. Сулла их приказал разрушить, а камни употребил для строительства инженерной насыпи. Рабочих, оборудование, железо и катапульты он получал в основном из Фив.

Нуждаясь в деньгах, Сулла не оставил в покое храмы. Он посылал в Эпидавр, в святилище бога Асклепия, и в Олимпию за самыми богатыми приношениями. Даже дельфийским амфиктионам написал, что сокровища Аполлона лучше перевезти к нему. Они, мол, будут целее: даже если он, Сулла, воспользуется деньгами для нужд армии, то возместит взятое в прежних размерах. Затем Луций отправил в Дельфы своего друга, фокейца Кафиса, чтобы тот принял каждую вещь по весу. Кафис, как честный человек, попытался спасти священные для каждого эллина храмовые сокровища и написал Сулле из Дельф, что подан знак: сама собой зазвучала находящаяся в храме кифара. Этот инструмент был посвящен Аполлону. Бог гневается на самоуправство Суллы. Луций Корнелий насмешливо написал в ответ: неужели Кафис не понимает, что своим пением Аполлон выражает веселье, а не гнев? Пусть поскорее везет сокровища, бог доволен, что они попадут в надежные руки. И великое святотатство свершилось.

Все понимали, что при малейшем сопротивлении Сулла заберет ценности силой. Причем в гораздо большем объеме. Ну а Сулла сохранил лицо, ведь храмы расставались с золотом добровольно.

Среди греков царил разброд. В осажденном Пирее нашлись, например, два раба, которые сообщали римлянам обо всех действиях осажденных греков и понтийцев. Для этого избрали остроумный способ: прикрепляли послания к свинцовым пулям, которые метали из пращей.

Некоторое время на выстрелы не обращали внимания. Затем до Суллы дошло, что пули мечут неспроста. Он подобрал и прочитал послание. Предатели сообщали, что на следующий день пехота нападет на тех, кто занят строительством насыпи. В то же время конница атакует фланги римлян с двух сторон.

Сулла спрятал в засаде большой отряд. Когда неприятель пошел на вылазку, сделал контратаку. Многие понтийцы погибли, другие были опрокинуты и сброшены в море.

Насыпь уже сильно поднялась. Тогда Архелай стал сооружать башни и поставил на них много орудий. Отправил гонцов за подмогой на острова Архипелага. Вооружил даже гребцов и выставил на стены: людей у него было совсем мало против армии Суллы, хотя наши источники говорят обратное.

Среди ночи Архелай сделал вылазку. Его воины сожгли одну из двух черепах, предназначенных для штурма стен. Погибли все орудия, расположенные внутри нее.

Но дней через десять Сулла соорудил другую черепаху. Правда, к этому же времени Архелай успел построить башню напротив.

Митридат Евпатор собрал и перебросил морем подкрепления. Ими командовал стратег Дромихет. Судя по имени – фракиец. Тот высадился в Пирее и поступил под начало Архелая.

Отметим, что Евпатор избрал верную тактику: не лез в открытое поле против превосходящих сил римлян, но пытался истощить их осадами. Зато Архелай после подхода подкреплений вдохновился и повел солдат на вылазку. На стены он выставил пращников и стрелков. Пехота ринулась в бой. Среди траншей и осадных орудий закипело сражение. В резерве Архелай держал отряд факельщиков, чтобы ввести его в дело и сжечь римские катапульты и инженерные сооружения.

Долгое время сражение оставалось нерешенным. Отступали то одни, то другие. Архелай всякий раз удерживал своих от бегства и вдохновлял на новые подвиги. Наконец римляне не выдержали и подались назад. Тогда легат Суллы Луций Лициний Мурена бросился в бой, заставил легионеров повернуть и повел в контратаку. Все это было подробно описано в мемуарах Суллы. К сожалению, текст книги до нас не дошел. Остались лишь ссылки у античных авторов.

Римляне смогли продержаться до подхода подкреплений. К ним прибыл второй легион, который занимался вырубкой лесов Академии. Дровосеки нацепили доспех, вооружились мечами-гладиусами и ринулись в бой. С ними пошли в атаку штрафники. Все вместе они напали на солдат Архелая, опрокинули их и перебили 2000 человек.

Архелай не сдавался до последнего. Сражался в гуще врагов, ободрял своих, но в конце концов остался почти один и был отрезан от ворот. Ему бросили со стены веревку. Стратег вскарабкался по ней и ушел буквально из-под носа врага.

За это сражение Сулла восстановил в звании всех штрафников как искупивших вину кровью, а прочим легионерам выдал денежные премии.

Наступила зима. Подходил к концу 87 г. до н. э. Афины и Пирей не сдавались.

Сулла отвел своих солдат в Элевсин. Там ему в голову пришла новая идея. Луций Корнелий приказал копать ров к морю, чтобы вражеская конница не могла нападать на его лагерь. Именно во время этих осад Сулла научился воевать с помощью траншей и окопов. Со временем это станет главной особенностью тактики римского полководца.

Архелай восполнял потери и получал по морю все необходимое: людей, оружие и припасы. Пока легионеры рыли ров, возле него постоянно кипели схватки. Римляне контратаковали, сражения разворачивались у стен, откуда врага осыпали стрелами, копьями, свинцовыми пулями.

Сулла прекрасно видел, что ключ к успеху – господство на море. Флота он не имел. Поэтому отправил на Родос гонцов с просьбой прислать корабли. Выяснилось, что жители острова не располагают кораблями в нужном количестве. К тому же они не могли рисковать собственной безопасностью, отправляя последние триеры в далекое плавание.

Нужно было обращаться к кому-то другому.

В войске Суллы служил известный римский аристократ Луций Лициний Лукулл. Римский полководец отправил Лукулла с дипломатической миссией в Египет и Сирию. Посланец должен был выпросить боевые корабли у местных царей.

Лукулл сел на маленькое суденышко и тайком, с приключениями, отправился в Александрию. Правда, забегая вперед, скажу, что его миссия закончилась неудачей. Сулла так и не получил флота.

Тем временем продолжалась осада Афин и Пирея. Взятые в блокаду афиняне голодали, защитники Пирея, получавшие продовольствие морем, – нет. Архелай попытался провести в Афины обоз с продовольствием под хорошей охраной. Предприятие было крайне опасным, но риск стоил того. И тут в события опять вмешались двое предателей-греков, о которых мы уже писали. Эти люди прикрепляли свои послания к свинцовым пулям, которые метали в римский лагерь. Таким образом они известили Суллу о новых замыслах Архелая. Сулла устроил засаду и захватил хлеб.

Митридат Евпатор, координировавший из Малой Азии действия своих полководцев, послал на выручку Архелаю еще один отряд наемников под командой прославленного Неоптолема. Его настиг у Халкиды один из легатов Суллы, Мунаций, и наголову разбил. Полегло до полутора тысяч понтийцев. Еще больше попало в плен. Это случилось в тот же день, когда люди Суллы подкараулили обоз с хлебом, идущий в Афины.

Немного времени спустя Сулла предпринял ночной штурм Пирея. Отряд солдат неслышно приставил лестницу и взобрался на стену. За такой подвиг полагалась денежная премия. Кроме того, первый солдат, оседлавший стену, получал от полководца так называемый крепостной венок из чистого золота. Один такой подвиг – и жизнь удалась.

Римляне перебили ближайшую стражу. Часть понтийцев впали в панику и попрыгали в город. Но нашлись храбрецы. Они собрались с силами и напали на неприятеля. Началась беспорядочная ночная расправа. Понтийцы бешеным натиском опрокинули римлян. Римский офицер был заколот насмерть, так и не получив крепостного венка.

Архелай, развивая успех, повел солдат на вылазку. Понтийцы добрались до римской черепахи и едва не сожгли ее. Над машинами уже занималось пламя, когда Сулла прибежал на помощь с главными силами. Упорное сражение продолжалось всю ночь. Рассвет застал сражавшихся в окопах. Битва закипела с новой силой. Сулла отстоял черепаху.

Архелай увел своих воинов в город, но привел в действие башню, которую соорудил против римских машин. Катапульты и баллисты понтийцев принялись обстреливать врагов. Те не оставались в долгу. Осадные машины бомбили Пирей.

Наконец Сулла ввел в действие супермощные катапульты, которые выпускали сразу по двадцать свинцовых ядер. С их помощью удалось перебить много народу, расшатать башню Архелая и сделать ее неустойчивой. Понтийский стратег приказал оттащить ее для починки.

А в Афинах голод становился нестерпимым. Плутарх рисует душераздирающие картины. Медимн пшеницы (52 с половиной литра) стоил тысячу драхм. Люди оборвали цветы ромашки, росшие вокруг Акрополя. Из них варили супы. Также для этой цели использовались кожаные сандалии и лекифы – мешочки для масла. В это время, негодует Плутарх, тиран Аристион проводил время в попойках, пирушках и военных плясках, не забывая насмешничать над врагами. В принципе бывший преподаватель философии вел себя правильно. Он хотел удержать город, задабривал наемников и поднимал боевой дух тех, кто мог и хотел сражаться. Остальные граждане мало интересовали тирана. Верховной жрице, которая попросила немного пшеницы, он прислал перцу. А членов городского совета и жрецов, умолявших сдать город и заключить соглашение с Суллой, разогнал стрелами. Словом, вел себя как мужественный грек и патриот. Это вызывало глубокое осуждение римлян. Им не нужны были греческие герои. Поэтому Аристиона не просто победили. Его очернили и высмеяли.

Вдруг Сулла получил новую весточку от предателей из Пирея. Те извещали, что ночью Архелай повторит попытку переправить в Афины конвой с продовольствием. Луций Корнелий торжествовал.

Но Архелай оказался очень умен. Он уже давно подозревал, что кто-то в городе извещает римлян о его планах. Поэтому принял меры. Хлеб в Афины он отправил. Но поставил у ворот сильный отряд солдат с факелами, чтобы напасть на римские осадные машины и сжечь их.

Предприятие удалось обоим: Сулла беспрепятственно захватил обоз, Архелай сделал вылазку и сжег часть орудий и башен. Луцию Корнелию пришлось начинать сначала.

Митридат приказал нанести удар по римлянам на севере, в Македонии, чтобы отвлечь их внимание от Афин. Царь послал подкрепления своему сыну Ариарату VIII, который командовал армией. Тот начал наступление.

Примерно в то же время Евпатор отправил другого сына, Махара, править Боспорским царством. Он поручил отпрыску выколачивать из Боспора дань и вербовать солдат. Эта политика скоро вызвала недовольство местных жителей. Они подбили Махара начать мятеж. Принц должен был выбирать между преданностью отцу и собственной безопасностью. В итоге он восстал. Правда, это восстание произойдет чуть позже. А пока царевич отправлял хлеб и деньги воюющей армии.

Ариарат VIII разбил в сражении римского наместника Македонии Гая Сентия и захватил провинцию. «Поручив ее сатрапам», как пишет Аппиан, понтийский полководец двинулся маршем на юг, чтобы сразиться с Суллой и освободить осажденные тем города. Но по дороге внезапно заболел и умер. Современными учеными выдвигается версия, что Ариарат был отравлен собственным отцом. Это совершенно невероятная гипотеза. Если принять ее, следует заметить, что Митридат выбрал самый неудобный момент для расправы.

Темп наступления был утрачен. Затем в македонскую армию прибыл новый командующий – Таксил. Он продолжал поход на юг, но уже опоздал.

Пока понтийцы топтались в Македонии, Луций Корнелий продолжал осаду главных городов Аттики. Вокруг Афин он выстроил множество маленьких укреплений – редутов, окопов, брустверов. Тем самым окончательно блокировал город со всех сторон. Теперь сюда не могла проскочить даже мышь.

В Пирее римский полководец закончил возведение насыпи и стал двигать по ней машины. Дело шло медленно. Архелай воспользовался этим и незаметно подкопал насыпь. Та начала оседать. Римские инженеры вовремя заметили неладное, оттащили машины и заполнили насыпь. Заодно обнаружили подземные ходы, по которым люди Архелая выходили из города, чтобы вредить римлянам. Этими ходами воспользовались сами римляне. Они начали подкоп под стену Пирея. В подземелье столкнулись с понтийцами. Завязалась глухая рукопашная. Сражались мечами, копьями, в темноте кромсая своих и чужих.

Одновременно Сулла обстреливал стену из катапульт, подвел по насыпи к ней тараны и приказал солдатам пробить брешь. Наконец часть стены рухнула. За ней обнаружилась деревянная передвижная башня с орудиями внутри. Сулла приказал обстрелять ее зажигательными снарядами и послал солдат с лестницами на штурм. Здесь было ключевое место сражения. Если бы удалось разрушить стену и башню, весь Пирей попал бы в руки римлян.

Вокруг башни закипел бой. На стороне римлян дрались лучшие легионеры. Наконец ее удалось поджечь. Понтийцев отбросили. Римляне закрепились на стене. Здесь Сулла соорудил сторожевое укрепление. Видимо, оно прикрывало насыпь, потому что сами стены легионеры не трогали. На сей счет у них были другие планы.

Понтийцев отогнали из подземелий. Основания стен держались только на балках. Римляне обложили их серой, паклей, смолой и подожгли. Одна за другой части стен стали падать, увлекая вниз стоящих там понтийских воинов.

Этот катаклизм напугал защитников. Каждый смотрел, не обрушится ли под ним стена. Солдаты словно утратили почву под ногами.

Важно было не упустить победу. Сулла атаковал без передышки. Нападали с двух сторон: часть легионеров бросились в пролом, а другие карабкались на стены по лестницам, которые римляне заготовили в избытке из древесины, когда-то дававшей приют в Академии Платону и Аристотелю.

Сулла лично возглавил атаку. Он то приободрял солдат, то грозил им, то кричал, что в этот час решится судьба всей осады, надо лишь поднажать. Но и Архелай сражался мужественно, бросил на помощь свежие войска. Понтийский полководец восклицал:

– Еще немного – и спасение для нас обеспечено!

Важно было отбросить римлян за стены и отбить атаку. А потом восстановить укрепления. Понтийцы снова и снова бросались в контратаки.

С той и другой стороны воины проявили чудеса храбрости. Римляне несли чудовищные потери. Видя, что еще немного, и он потерпит поражение, Сулла приказал трубить отбой. Потрепанные когорты отошли назад. Страшный штурм был отбит.

Архелай той же ночью стал восстанавливать упавшую часть стены, изнутри возвел укрепления в виде полумесяца. Эти свежие стены Сулла немедленно попытался атаковать. Полководец считал, что пока кладка еще сырая, ее легко разрушить. Но решение было ошибочным. Легионеры оказались в узком месте. Понтийцы обстреливали их со всех сторон, благо вогнутая полукругом стена давала для этого прекрасную возможность.

После этого Луций Корнелий отказался от мысли взять город штурмом. Он оставил в покое Пирей и сосредоточился на блокаде Афин, надеясь, что голод заставит врага сдаться.

В Афинах дела были совсем плохи. Там доедали шкуры убитых животных и готовили из них отвар.

Сулла приказал в дополнение к мелким укреплениям обвести город рвом, чтобы ни одна живая душа не могла скрыться. В этот момент, по словам Плутарха, афиняне наконец уговорили тирана Аристиона пойти на переговоры. Зная решительный характер этого эпикурейца, можно предположить, что он хотел просто выиграть время.

К Сулле пожаловали трое послов тирана, которых Плутарх пренебрежительно называет его собутыльниками. Они повели важные речи, вспоминая о подвигах Тесея, Греко-персидских войнах и славном прошлом Афин. На греков такие речи произвели бы впечатление. Безжалостный Сулла заявил:

– Идите-ка отсюда, милейшие, и все свои россказни прихватите с собой. Римляне ведь послали меня в Афины не учиться, а усмирять изменников.

После этого ответа афиняне приуныли. Римские доброжелатели разнесли по городу ответ Суллы. Выход многие видели только в предательстве.

Какой-то шпион донес Луцию Корнелию о разговоре двух стариков, который те вели в квартале Керамик. Старцы бранили тирана за беспечность. Он, мол, не охраняет подступы к стене у Гептахалка – в том единственном месте, где враги могут легко через нее перебраться. Сулла живо заинтересовался донесением. Ночью он посетил это место, убедился в правоте мудрых стариков и взялся за дело.

Был предпринят внезапный штурм. Первым на стену взобрался легионер Марк Атей. Ему преградил путь греческий воин. Атей обрушил на его шлем такой удар, что сломался меч. Однако легионер нашел какое-то оружие и остался драться до тех пор, пока не подоспели товарищи. Римляне ворвались в голодный город и хлынули в кварталы, подавляя всякое сопротивление. Сам Сулла сравнял с землей стену между Пирейскими и Священными воротами и вступил в Афины в полночь. Грозный, под рев букцин и труб, он шествовал по улицам. Его сопровождали радостные крики солдат. Полководец позволил им грабить и убивать всех без разбора. Повод нашелся. Суллу разгневал факт, что афиняне воюют на стороне «варваров»-понтийцев. Следовательно, они предали дело цивилизации и эллинизма. Вот откуда пошел миф о дикости и варварстве понтийцев! Опьяненные кровью и насилием, легионеры бегали с обнаженными мечами по городу.

Афины впервые терпели такой разгром. На жалость Суллы рассчитывать не приходилось. В ходе гражданской войны он даже Рим брал штурмом. Что уж говорить о каких-то Афинах?

Убитых не считали. Впечатлительные греки говорили, что кровь выплеснулась за стены и хлынула в пригороды. Наконец в ноги Сулле бросились уважаемые люди. Прибежали старейшины-архонты. Молили о пощаде. Пресытившись кровью, римский полководец произнес несколько слов в похвалу афинянам и сказал, что помилует живых ради мертвых. Так 1 марта 86 г. до н. э. пали Афины.

Неукротимый Аристион удалился с дружиной в Акрополь. Началась новая осада. Перед тем как запереться в афинском кремле, тиран успел сжечь театр Диониса, на постройку которого когда-то ушло много дерева. Это был предусмотрительный шаг. Суллу лишали строительных материалов для осадных дел.

Однако римский полководец не стал заниматься осадой лично. Он поручил это одному из своих офицеров, Куриону. Аристион стойко держался долгое время. Но началась жара, у осажденных не хватало воды. Жажда вынудила их сдаться. Плутарх утверждает, что в тот же день, точно в насмешку, набежали облака и хлынул ливень. Это довольно распространенная легенда о разного рода осадах. Летописцы любят нагнетать страсти.

Так или иначе, руины Афин и нетронутый Акрополь оказались в руках римлян. Оставалось взять Пирей.

Что касается Аристиона, то Сулла его казнил вместе со всей свитой тирана. Также выпустили кишки всем, кто занимал какую-либо официальную должность во время тирании. Остальных полководец великодушно пощадил. Судя по рассказам о гекатомбах трупов, под амнистию попали немногие.

Взятие Акрополя принесло немалые барыши. Оттуда вывезли 40 фунтов золота, а серебра – около шестисот. Это не считая добычи, взятой в Афинах.

Сулла бросил все силы на штурм Пирея. До полководца дошли слухи, что Митридат готовит новую армию – выручать своих. Римлянин задействовал всех и вся: стенобитные орудия и стрелков, черепахи и катапульты, а также пехоту. Под прикрытием черепах легионеры стали рыть подкопы. Другие обстреливали защитников, мешая им высунуться. То и дело кто-то из понтийцев падал, сраженный стрелой или пулей (мы, конечно, говорим о тех пулях, что пущены из пращей). Главный удар наносили по свежей стене, построенной в виде полумесяца. Ее-то и удалось подкопать. Стена рухнула. Однако Архелай предвидел это. Он выстроил множество дополнительных укреплений в этом месте. Сулле приходилось непрерывно вести бой, потому что он попадал из одного укрепления в другое, как в средневековом замке. Борьба шла за каждую пядь земли.

Но Сулла часто сменял усталые или поредевшие отряды. Обходя солдат, побуждал к работе. Говорил, что осталось небольшое усилие, а впереди ждет добыча. Сами солдаты тоже стремились вперед, презирая смерть и усталость. Ими овладел какой-то немыслимый порыв. Дело было не только в добыче. Их влекли жажда славы и ненависть к врагам.

Архелай был потрясен этим напором. Он больше не мог увлечь своих. Римляне прорвали оборону, и, чтобы не потерять все, понтийский полководец попробовал спасти хотя бы часть. Он отступил в омываемую морем, сильно укрепленную портовую часть Пирея. Сулла по-прежнему не имел флота и не мог взять врага в клещи.

Архелай удерживал порт, надеясь, что Сулла сам оставит Аттику из-за недостатка продовольствия. Дальше наши источники немного противоречат друг другу. Но эти противоречия незначительны. Более логично описание Аппиана. Ему мы и будем следовать.

В Пирее Архелай узнал, что на подмогу движется из Македонии крупная понтийская армия под командой стратега по имени Таксил (чуть позже он командовал скифским корпусом в армии Митридата). Тут нервы у Архелая не выдержали, и он совершил ошибку: покинул Пирей, погрузил войско на корабли и высадился в Фессалии. Здесь собрал мелкие гарнизоны, остатки разбитых римлянами понтийских войск (включая отряд фракийцев под началом Дромихета) и отправился на соединение с Таксилом. Понтийцы закрепились в Фермопильском проходе (правильно транскрибировать его как Термопилы, это слово означает «Горячие врата» – из-за множества находящихся неподалеку теплых источников). Войско было немногочисленно, ибо Архелай всеми силами убеждал соратников, что ни в коем случае нельзя принимать открытого боя с римлянами, а следует маневрировать. Впрочем, наши источники (Плутарх и Аппиан) в один голос говорят, что варварская армия была «огромна». Она, мол, насчитывала 110–120 тысяч солдат.

Сулла сжег Пирей. Этот город доставил ему больше хлопот и стоил больших жертв, чем Афины. Поэтому римлянин безжалостно расправился с ним. Да и сил не хватало, чтобы держать здесь гарнизон. Наконец, не было главного, для чего нужен порт: флота. Сулла разрушил арсенал, верфи и вообще не пощадил ни одно из прославленных строений Пирея. Для эллинов этот город был частью их истории. Для Суллы – ненужным с военной точки зрения пунктом, который следует уничтожить.

После этого Луций Корнелий двинулся в Беотию, где нашел продовольствие и дал короткий отдых легионам.

В понтийских войсках царил разброд. Отчасти – из-за этнической пестроты. В армии служили фракийцы, скифы, фригийцы, вифины, галаты, каппадокийцы, греки-наемники. Каждый национальный отряд имел собственного военачальника. Все вместе признали власть Архелая. Но подчинялись ему неохотно, и в войске постоянно вспыхивали разногласия. Например, фракийцы Дромихета и скифы Таксила без приказа откатились от удобной позиции при Фермопилах на равнину Фокиды, что легко объяснимо. Скифы – конные стрелки. Сражаться в ущелье Фермопил было им несподручно. Но с точки зрения оперативного военного искусства это оказалось ошибкой. Архелаю осталось лишь бесстрастно наблюдать за тем, как Сулла приводит в порядок свои манипулы и когорты.

Римский полководец пополнил войско греками-добровольцами. Тем не менее численность римской армии резко сократилась. Сулла имел всего 15 000 пехоты и полторы тысячи конницы. Остальные погибли во время осады Афин и Пирея (потери римлян были огромны!), сидели в гарнизонах или же оказались рассредоточены в Греции. Например, в Фессалии действовал корпус Гортензия. Помимо римлян в него входили также греки и македонцы из числа тех, кто сохранил преданность римлянам. Гортензий шел на соединение с Суллой.

Здесь Аппиан проговаривается. После ритуальных рассуждений о численном превосходстве понтийцев он пишет, что их армия больше чем втрое превосходила римлян. У Суллы было 15 000 воинов. Значит, Архелай располагал 45-тысячной армией? Это крупные силы. Но не четверть же миллиона. Учтем, что войска Архелая были раздроблены и значительная их часть покинула понтийского генерала. Какую часть армии составляли ушедшие скифы и фракийцы? Треть? Половину? Если так, у Архелая осталось при Фермопилах примерно 25 тысяч бойцов. И это – в самом лучшем случае. Тогда понятен весь драматизм обстановки. Восточные полководцы ссорились, не знали, что делать, а войско расползалось буквально на глазах.

Чтобы не оказаться один на один с римлянами, Архелай отвел свои полки на Элатийскую равнину неподалеку от Херонеи и снова объединился со скифами и фракийцами. Пользуясь тем, что неприятель сдал Фермопильский проход, Сулла также спустился на равнину, где соединился с подошедшим Гортензием.

Предводитель скифов Таксил и командир фракийцев Дромихет выступали за немедленное сражение. Они полагались на численный перевес. Архелай выступал решительно против. Его не слушали. Разношерстное войско решило драться.

Плутарх описывает красочную картину, которую увидели римляне. Блеск оружия, богато украшенного золотом и серебром, «яркие краски скифских и индийских одеяний», – все это волновалось и двигалось, как причудливые морские волны.

Вид большой и разноцветной вражеской армии привел легионеров в уныние. Варвары издали потешались над римлянами, а те впали в оцепенение. Легионеры устали. Да и врагов было больше. Один только Сулла едва сдерживал себя и с трудом подавлял бешенство. Он хотел вести легионеров в атаку, но не решался применять силу к тем, кто уклонялся от битвы.

Но именно это и обернулось удачей для римского военачальника. Враги, которые и без того были не очень послушны вождям, перестали соблюдать боевой порядок. Войско варваров рассыпалось, единое командование перестало существовать, каждый отряд действовал на свой страх и риск. Теперь проговаривается Плутарх. Лишь небольшая часть понтийских воинов осталась с Архелаем, сообщает он. Прочие разбрелись «на расстояние многих дней пути» от лагеря. Выходит, Архелай остался с несколькими полками против всей римской армии?

Скифы принялись грабить окрестные города, святилища и деревни. Фракийцы не отставали. Сулла выжидал. Его легионы стояли на берегу реки Кефис. Луций Корнелий приказал отвести ее русло, чтобы укрепить лагерь. Солдаты исступленно работали два дня. Нерадивых полководец наказывал. На третий воины сами попросили вести их в бой. Сулла заметил, что слышит это не от желающих сражаться, а от не желающих работать.

– Но если вы на самом деле хотите боя, идите туда!

Полководец указал на холм Гедилий. Он располагался в удобном месте слияния рек Асс и Кефис. Здесь можно было держать оборону, не опасаясь обхода со стороны неприятеля. А Сулла, как видно, очень этого опасался. И не зря, ведь значительную часть вражеской армии составляла кавалерия.

Архелай разгадал маневр римлян и направил к холму целый полк «медных щитов» – греческих гоплитов. Легионеры оказались проворнее, заняли возвышенность и оттеснили воинов Архелая. Тот понял, что здесь ловить нечего. Понтиец повел своих солдат к Херонее, чтобы выманить врага на равнину, где можно использовать преимущества конницы. Этот беотийский город переметнулся на сторону римлян. Часть херонейцев даже служили в римском войске. Они умоляли Суллу не допустить разрушения их маленькой родины. Сулла послал одного из военных трибунов, Авла Габиния, чтобы тот занял Херонею одним легионом. Хорошо, если в этом легионе имелась хотя бы пара тысяч бойцов…

Видя, что его опередили и обошли, Архелай вернулся в район холма Гедилия и возвел там полевые укрепления.

Переждав сутки, Сулла оставил здесь один легион и две когорты во главе с Муреной. Сам же вывел главные силы к Херонее. Навстречу из города вышел Габиний с лавровым венком в руке. Сулла принял венок, прошел к солдатам и призвал их смело встретить опасность.

Обнаружилось, что возле Херонеи находится другой скалистый холм – Турий. Его заняли отряды Архелая. Холм запирал выход в долину, где находился сам Архелай. Поэтому римлянам было крайне важно захватить вершину, чтобы стеснить врага.

К римскому полководцу явились двое жителей Херонеи – Гомолих и Анаксидам. Предложили помощь. Есть, мол, тропинка, которая ведет к вершине холма. Если идти по ней, можно очутиться над головой у врага. Дальше предлагалось обрушить камни на головы понтийцев и согнать на равнину.

Осторожный Сулла выяснил у Габиния, можно ли доверять херонейцам. Габиний заверил, что да. Сулла дал им солдат и велел браться за дело. А сам выстроил легионы у подножия.

Фланги римлян были сильно растянуты. На них готовился напасть Архелай, потому что видел: его отряд на холме Турий находится в опасности. Против Архелая Сулла выставил своих легатов Гортензия и Гальбу с сильным заслоном. Так пишет Плутарх.

Более обстоятельный Аппиан вносит важное уточнение. Понтийцы выбрали не самое удачное место для боя. За спиной у них были горы, которые затрудняли отступление и ограничивали позицию. Так что все войско сразу ввести в бой не представлялось возможным. Как Архелаю (если он еще сохранил какую-то видимость командования над наемной вольницей) хватило ума выбрать именно эту позицию после стольких маневров, мы уже не узнаем. Возможно, опытный вояка Сулла просто переиграл его тактически. Наверняка об этом было подробно расписано у Тита Ливия в соответствующих главах его труда и в мемуарах самого Суллы. Но до нас эти сочинения не дошли. Есть краткий рассказ Плутарха и отрывок из монографии Аппиана.

Тем временем римский отряд поднимался на холм Турий. Легионеров вел военный трибун Эриций. Он удачно выполнил задание. Появившись над головами врагов, римляне атаковали с яростным криком «барра». Варвары обратились в бегство. Они понеслись вниз по склону, натыкаясь на собственные копья и сталкивая друг друга со скал. Римляне поражали понтийцев в не защищенные доспехами спины. По словам Плутарха, в тот день легионерам удалось истребить 3000 врагов.

Увидев смятение неприятеля, Сулла атаковал неприятельский фланг, где стояли серпоносные колесницы. Те упустили момент для наступления и бездарно погибли.

Есть ощущение, что бой происходил на большой площади и словно разбился на десятки небольших сражений.

Понтийцы, стоящие у Турия, ввели в бой фалангу. В ней оказались рабы-греки, которым Митридат подарил свободу. Задумаемся: что это за рабы, которые умеют сражаться фалангой (а это довольно сложная тактика, требующая выучки и физической подготовки)? Наверняка жертвы римских откупщиков, ростовщиков и прочих финансовых вымогателей. Они родились свободными, но стали рабами новых финансовых отношений, которые принесли предприимчивые жители Апеннинского полуострова. Митридат восстановил справедливость: римлян перебил, а их рабам-грекам возвратил свободу. Против римлян они сражались с небывалым энтузиазмом. Плотная фаланга отражала наскоки легионеров. Тогда Сулла приказал обстрелять ее зажженными стрелами. Фалангиты отошли в беспорядке.

Все это видел Архелай. Но не мог поддержать своих. Дорогу преграждали Гортензий и Гальба. Видя это, понтийский полководец отправил часть войск в обход, чтобы окружить. Гортензий разгадал маневр и растянул фронт. Тогда Архелай лично ударил в центр его позиции, чтобы разорвать ряды римлян. Под яростным натиском Гортензий стал отступать к холму. Понтийцы мало-помалу оттесняли его от основных сил римлян и захватывали в кольцо.

Узнав об этом, Сулла бросил правое крыло, где бой с главными силами понтийцев еще не начинался, и кинулся на помощь Гортензию.

Архелай разгадал маневр римлян по поднявшейся пыли, оставил Гортензия в покое и ринулся на правый фланг римлян, чтобы обойти и уничтожить. Часть сил понтийцев под командой Таксила пошла в атаку на легион Мурены. В авангарде варварской армии шли «медные щиты» – гоплиты.

Эти маневры озадачили Суллу. Полководец не мог сообразить, где нужнее его когорты и куда нанести главный удар. От этого зависели судьба кампании и личная биография Суллы. Проиграй он битву – и конец всему: карьере, жизни. Если бы его помиловал враг, то наверняка убили бы политические противники.

Наконец Сулла отправил контубернала («товарищ по палатке», ординарец) к Гортензию с приказом идти на помощь Мурене. Сам Луций Корнелий поспешил на правый фланг, который отражал атаки Архелая. Плутарх говорит, что Суллу сопровождала одна когорта пехоты. Аппиан дополняет: и вся римская конница. Атаковали с разбега. В этот миг из кустов появились сидевшие в засаде две римские когорты, так что Архелай был окружен. Короче, с появлением Суллы враг был разбит, сломлен и бежал без оглядки.

В этот же миг перешел в контрнаступление Мурена. Тайна победы заключалась в том, что понтийцев было меньше, чем римлян. Да и стеснены они были сильно, так что не могли использовать одновременно все свои отряды. Тактическому и оперативному искусству Суллы следует воздать должное. Архелай, как мы видим, все-таки был способный стратег. Но Сулла переиграл его по всем статьям – и в тактике, и в стратегии, и в оперативном планировании.

Когда оба крыла Архелая обратились в тыл, не удержался и центр. Бегство стало всеобщим. Не имея удобного места, чтобы развернуться для новой атаки или бежать, понтийцы были притиснуты к отвесным скалам. Одни солдаты падали замертво на месте, другие бросились к лагерю. Там уже сидел Архелай, проворно скрывшийся с поля боя. Он немедля закрыл перед беглецами ворота и велел солдатам повернуть и идти против неприятеля. «Они охотно повернули», – пишет Аппиан. Стало быть, храбрости этим витязям было не занимать. Но для победы этого недостаточно. Нужна организация, а ее не оказалось. Не имея военачальников, не умея выстроиться в порядке, не узнавая своих военных значков, понтийцы были уничтожены. Кто-то пал от ударов врагов, а кто-то затоптан своими, потому что большая толпа металась на узком пространстве. Этот последний этап сражения Архелай провел бездарно и попусту погубил много народа.

Наконец Архелай приказал отпереть створки. В лагерь в полнейшем беспорядке хлынули воины. Увидав это, римляне бросились бегом и ворвались в укрепление на плечах врага. Архелай бежал через другие ворота и несся не останавливаясь до самой Халкиды. Так закончилась битва при Херонее.

Аппиан сообщает, что Архелай понес громадные потери. В Халкиде он собрал едва десять тысяч солдат – жалкий остаток громадной армии. Что касается римских потерь, они оказались меньше. Сулла лишился пятнадцати легионеров, «из которых двое опять поправились».

Сообщение о потерях – снова очевидная ложь. В таких битвах, как описанная выше, никто не мог бы потерять тринадцать человек убитыми. Возможны, впрочем, несколько вариантов. Первый: сообщение об упорной битве ложно. Второй: сражение действительно было упорным, но участвовали в нем не больше сотни воинов с каждой стороны. Тогда соотношение потерь обретает какой-то смысл. Третий: сведения о римских потерях – такой же пропагандистский миф, как и байки о громадной армии понтийцев. Я склоняюсь к последней версии.

Сколько составили потери на самом деле? Четыре-пять тысяч? Даже в этом случае победа Суллы кажется внушительной. Большая часть армии Архелая лежала в земле. Следовало добить тех, кто выжил.

В руках Суллы оказалось огромное количество пленных, оружия и другой добычи. Он сжег все ненужное, сделав это во славу богов. Затем дал войску короткий отдых – прийти в себя и залечить раны. А сам с легковооруженными двинулся добивать Архелая.

Однако Архелай потерял солдат, но не волю к победе. Видно, за это его и ценил Митридат. Понтийский флот по-прежнему господствовал на море. Пользуясь этим, Архелай разъезжал вдоль побережья, грабил местность и наказывал греков-соотечественников, которые переметнулись на сторону Рима. Аппиан презрительно пишет, что Архелай стал больше похож на морского разбойника, чем на полководца. На самом деле в этом высказывании слышится недовольное ворчание римлян. Сулла рассчитывал, что после битвы при Херонее боевой дух понтийцев будет сломлен. А те воевали.

Не утратил волю к борьбе и сам Митридат Евпатор. Еще никто не мог предположить, что война с этим титаном продлится несколько десятилетий. Аппиан фантазирует, что известие о поражении при Херонее вызвало у Митридата страх, «как обыкновенно бывает при таком событии». Последняя оговорка означает, что оно вызвало бы страх у самого Аппиана или, например, у Плутарха. Но правители и политики сделаны из другого теста. Если, конечно, это крупные правители и талантливые политики. Тот же Аппиан сообщает, что Евпатор «со всей поспешностью» начал собирать новое войско.

Ответственность за поражение при Херонее лежала на Митридате как главнокомандующем вооруженными силами державы. Не исключено, что именно он в конечном итоге принял решение дать битву в поле, вместо того чтобы отсиживаться в крепостях. К этому побудило падение Афин и Пирея. Митридат не знал, каких жертв стоила римлянам осада. Иначе продолжал бы изматывать противника в других укрепленных пунктах.

Ввиду этого Евпатор не стал перекладывать ответственность за разгром на нижестоящих командиров. Например, на Архелая. Посему нельзя согласиться с оценкой Моммзена, который характеризует Митридата как непостоянного, вспыльчивого и коварного «султана». Евпатор был холодный расчетливый политик и способный стратег. По размаху своей дипломатической деятельности он не уступал, например, Ганнибалу. А вот крупными полководческими талантами не блистал. Заметим, что почти все войны ведут за него сыновья, стратеги и придворные. Сам Митридат берется за оружие лишь в крайнем случае (впоследствии мы дойдем до таких случаев). Командовать на поле боя он не любит, предпочитая руководить общим ходом боевых действий на всех фронтах. Это стремление руководить войной из глубокого тыла ни в коем случае нельзя назвать трусостью. Все источники говорят, что Митридат Евпатор был исключительно смелым человеком. Выбранный стиль руководства он считал наиболее эффективным.

Итак, Митридат собирал войско и принимал меры, чтобы уберечь державу от развала, а себя – от измен. Сделать это он мог, только находясь в тылу.

На случай, если война примет неблагоприятный оборот, Евпатор репрессировал нескольких вассальных правителей, которые вызывали подозрение. Прежде всего вызвал к себе тетрархов (четырех князей) галатов. На верность этих разбойников надежд не было. Поэтому Евпатор велел убить тетрархов вместе с женами и детьми (кроме тех, что успели бежать). Подробности – у Аппиана. «Одни из них, – пишет он, – были убиты из засады подосланными убийцами, другие погибли в одну ночь на пиру; Митридат считал, что ни один из них не сохранит ему верности, если приблизится Сулла». Заметим, что разведка и вообще оперативная работа в Понтийском царстве находились на очень высоком уровне. Так что если Митридат подозревал галатов, то основания к тому были наверняка очень серьезные. Царь конфисковал имущество казненных вождей, ввел в галатские города гарнизоны и превратил их страну в сатрапию. Наместником стал Эвмах. Но власть его продолжалась недолго. Вскоре галатская знать восстала, вооружила народ и начала войну с оккупантами. Понтийцев прогнали. Так выяснилось, что Митридат совершил еще одну ошибку.

Одновременно репрессиям подверглись жители острова Хиос. На островитян Евпатор сердился давно. Еще во время морской битвы у берегов Родоса случился неприятный инцидент. Хиосцы воевали на стороне Митридата, но их корабль ударил носом в царский флагман. Были, вероятно, и другие причины для обид.

Первым делом Митридат конфисковал имущество тех жителей Хиоса, которые бежали к Сулле. Затем послал следователей – навести справки о том, кто является сторонником римлян на острове. Царь получил какие-то предварительные донесения на этот счет.

На остров были отправлены солдаты. Ими командовал понтийский стратег Зенобий. Под предлогом, что он ведет солдат в Элладу, Зенобий остановился на Хиосе и ночью захватил укрепления столицы острова. Утром он через глашатаев предложил хиосцам созвать народное собрание. Иноземцев, живших в городе, просили не беспокоиться. Когда граждане собрались, Зенобий сообщил им, что царь подозревает заговор в пользу римлян.

– Но если вы сдадите оружие и передадите заложников, подозрения исчезнут, – закончил понтиец свое выступление.

Видя, что город все равно взят, жители острова выполнили условия. Зенобий сказал, что регламентировать дальнейшие отношения будет письменный приказ Митридата, который придет в ближайшие дни.

Приказ действительно вскоре пришел. В нем говорилось, что хиосцы по-прежнему ведут тайные переговоры с Суллой. Вспоминался и случай с хиосской триерой, таранившей царский корабль. Митридат все более убеждался, что эпизод был не случаен.

В конце письма говорилось, что за покушение на жизнь царя и за сношения с Суллой виновные будут наказаны смертью. А все остальные жители острова – громадным штрафом в 2000 талантов. Последний пункт наводит на мысль, что Митридат хотел поправить финансовые дела. После неудачи при Херонее надо было снаряжать новое войско. В том числе за счет найма. А наемники стоили дорого.

Хиосцы хотели отправить к Митридату посольство, но Зенобий не позволил. Пришлось покориться судьбе. С плачем и стонами стали таскать драгоценности из храмов и женские украшения, чтобы расплатиться с царем. Немедленно начались злоупотребления. Зенобий придрался, что не хватает веса. Согнал граждан в театр, окружил здание воинами с обнаженными мечами и стал требовать денег. Их не было. Тогда знатных граждан арестовали и погрузили на корабли. Всех отправили в ссылку на берега Черного моря. Это была вполне адекватная мера предосторожности по отношению к «ненадежному элементу».

Следующим на пути карательного отряда Зенобия лежал Эфес. Часть его жителей также впали в грех измены. Начальником города в то время был грек Филопемен. Эту должность он получил как отец царской жены Монимы. Горожанам не нравился такой расклад, и они искали случая, чтобы обрести свободу.

Когда Зенобий подошел к городу, его не пустили. Пускай оставит оружие у ворот и явится с небольшим отрядом. Зенобий выполнил условия. Затем встретился с Филопеменом и узнал от него о настроениях горожан. Вместе они приказали гражданам явиться на собрание – по той же схеме, как в Хиосе.

Эфесцы, не ожидая для себя ничего хорошего, перенесли собрание на другой день. Ночью их предводители собрались на сходку и договорились поднять восстание. Действовали быстро. Еще до рассвета Зенобий был схвачен, брошен в тюрьму и там убит. После этого стены были заняты караулами, а оружие извлечено из городского арсенала и распределено между гражданами. В Эфесе ввели военное положение. Так Митридат получил еще одного врага. Следует признать, что его тактические решения оказались ошибочны. А что было делать? Беотия отпала от него без боя. И не только она. Города Греции один за другим предавали и возвращались под римскую власть. Греки приветствовали Евпатора как освободителя. Но воевать за Митридата никто не хотел. Жертвовать деньги на общее дело – тоже.

По примеру Эфеса против Митридата восстали жители Тралл и еще нескольких городов. Тех, где были сильны проримские партии богатеев. Но почему их поддержала беднота? Вероятно, потому, что Митридат в это время обкладывал тяжелой данью всех без разбора. Казалось, что власть римлян легче. Выкупы, которые требовал Сулла, были значительно меньше, чем аппетит Митридата. Любая революция – это жертвы. Чтобы жить достойно и свободно, нужно отдать за это деньги, а может, и жизнь. Но греки не были готовы. Ленивые внуки героических дедов хотели проедать наследство эллинизма.

Однако ведь и Митридат не решился на революцию в полном смысле этого слова. Пока Евпатор опирался на бедноту, вооружал бывших рабов и обещал облегчить жизнь людям, он шел от успеха к успеху. И мог претендовать на звание общегреческого вождя. Но когда остановил социальные реформы и стал наказывать всех без разбора по принципу круговой поруки, потерпел фиаско.

Митридат послал войско против отпавших городов. С теми из мятежников, которые попадались в руки, он приказал не церемониться. Начались жестокие казни. В то же время, как умный человек, он понял, что нужно сохранить авторитет вождя эллинизма. Поэтому пошел навстречу бедноте, греческие города провозгласил свободными, объявил об уничтожении долгов. Метэки (неграждане), жившие в городах, получили право гражданства, рабы – вольную.

Эти меры сразу дали положительный результат. Если недавно греческие города были на грани восстания, то теперь все изменилось. Аппиан с некоторым осуждением пишет, что рабы и метэки верно служили Митридату и стали его опорой. Те и другие прекрасно знали, что своими правами обязаны лично Евпатору. Действия же Митридата на этом втором этапе войны оказались воистину революционными. Он не просто возвысил униженных. Он ликвидировал полисные барьеры. Теперь освобожденные греки чувствовали себя не гражданами маленького мирка, ограниченного городскими стенами, а жителями великой понтийской державы и как таковые были уравнены в правах. На такое не мог пойти даже Александр Македонский, великий разрушитель устоев. На это не решились цари-Селевкиды, и их громадная держава была нагромождением городов-государств, племен, конфедераций со своими законами, уставами, гражданством, иногда – собственной монетой и полусамостоятельной внешней политикой. Митридат пошел дальше всех.

Смелые социальные реформы Митридата пришлись не по нраву многим придворным. Против царя возник заговор. В него вошли греки – близкие друзья и приближенные Евпатора. Известны их имена. Это Миннион и Филотим из Смирны, Клисфен и Асклепиодот с Лесбоса. К счастью, они не смогли договориться, и Асклепиодот донес на своих сотоварищей. Чтобы не было сомнений, доносчик устроил встречу заговорщиков. А за спинкой одного пиршественного ложа спрятался верный человек Митридата. Речи крамольников не вызывали сомнений: планировалось убийство царя. Тогда Евпатор отдал приказ арестовать предателей. Все они были казнены. Разумеется, доносчик сохранил жизнь.

Иногда приходится слышать о подозрительности Митридата. Но она имела под собой веские основания. Царя окружали предатели. Каждый неверный шаг мог стоить ему жизни. Задумаемся об этом и не станем огульно критиковать Митридата.

После расправы с главными заговорщиками начались аресты их единомышленников в греческих городах. Скорее всего крамольники принадлежали к числу зажиточных «уважаемых» людей. Шокированные социальными реформами, они ждали римлян как освободителей, ведь с ними можно было договориться и совместно грабить народ. Это было гораздо приятнее, чем ценой жертв и лишений отстаивать общегреческое единство. Итак, начались экзекуции. В одном только Пергаме арестовали 80 человек, «составивших подобный заговор», сообщает Аппиан. Расследование было проведено и в других городах. «По доносам, в которых каждый указывал своего врага, казнили 1600 человек», – подсчитал Аппиан. Но доносы доносами, а заговоров больше не было. Так что работу понтийской контрразведки приходится признать весьма эффективной. Заметим в скобках, что пострадавших было немного. Это не знаменитые проскрипции Суллы, когда римляне убивали сограждан по спискам без суда и следствия. Считаю, что говорит это об одном: люди царя Митридата тщательно разбирались по каждому факту. А сам Евпатор не дал репрессиям выйти из-под контроля. Была ли в них необходимость? С какой стороны посмотреть. Если очень хотелось сдать родину безжалостному врагу, который грабит ее и обращает людей в рабство за долги, после чего жители Малой Азии отправляются на Апеннины работать в римских латифундиях, тогда, конечно, смысла казнить предателей нет. А если объявлена война насмерть, если рассматривать борьбу Митридата как последнюю попытку эллинистического мира отстоять свободу и идентичность, тогда удивляешься, что Митридат ухитрился балансировать на грани гражданской войны, но все же вырулил и сохранил контроль над своими владениями. Насчет социального аспекта все ясно. Богатые люди, сотрудничавшие с римскими оккупантами, предпочли власть сената и плели заговоры против Евпатора. Беднота и бывшие рабы стояли за царя.

* * *

В это время до Луция Корнелия Суллы дошли пренеприятные новости с родины. В Италии свершился политический переворот. Власть взяли сторонники популяров («народников», популистов, «демократов» – называть можно по-разному). Вождями партии были злейшие враги Суллы – Гай Марий и Корнелий Цинна. Они объявили Луция Корнелия вне закона. Устроили выборы консулов. Ими стали Цинна и Луций Валерий Флакк. Последний получил войско по решению народного собрания. И поспешил на Восток. Войско это должно было сражаться с Митридатом отдельно от Суллы. Однако Луций Корнелий предполагал, что война Флакка с Митридатом – только прикрытие. На самом же деле популяры послали армию на Восток, чтобы уничтожить Суллу.

Пришлось выступить навстречу Флакку в Фессалию. Однако в это же время Сулла получил тревожные новости с понтийского фронта. В тылу высадилась новая армия под началом стратега Дорилая. «Численностью не уступающая прежней», – добавляет Плутарх. Хотя ниже говорит, что в новом войске было 80 000 солдат. Прежняя армия насчитывала, как мы помним, 120 000 солдат – по версии Плутарха. А кто же охранял обширные владения Митридата в Колхиде и Боспоре, Малой Армении и Пергаме, Вифинии и Пафлагонии, в Ликии и Памфилии, в самом Понте, наконец?

Конечно, сам факт высадки крупной, по здешним меркам, понтийской армии все же имел место. Может, она насчитывала 30–40 тысяч солдат. Но не 120 000.

Архелай и Дорилай снова захватили Беотию. Возник вопрос, что делать дальше. Архелай придерживался прежней тактики: нужно, говорил он, опираться на укрепленные города и изматывать римлян. Дорилай, еще не видевший врага, предлагал немедленно атаковать, не считаясь с плохой управляемостью разноплеменного войска. Архелай указывал на недавний разгром понтийцев при Херонее.

– Ерунда, – отвечал Дорилай, – там не обошлось без предательства.

Теперь, после раскрытия крупных заговоров в греческих городах, было удобно все валить на предателей. Или, если выражаться греко-римским языком, на «врагов народа».

Узнав о высадке понтийцев, Сулла вернулся в Беотию и разбил лагерь у Орхомена. Здесь остановился и Архелай. Значительную часть его войска составляла конница, а местность у Орхомена представлялась удобной для конного боя. Это была красивейшая равнина, которая простиралась до беотийских болот, в которые впадала небольшая студеная речка Мелан.

Ознакомившись с местностью, Сулла приказал легионерам рыть окопы. Он хотел отрезать врага от равнины и оттеснить к болотам. Умелое строительство полевых укреплений и рытье окопов на поле боя оказалось большим военным открытием Суллы. Впоследствии его часто использовали византийцы. Но повсеместным оно стало только с употреблением пороха.

Архелай разгадал маневр врага и бросил против него конницу, толком даже не успев развернуть войско. Понтийцы смяли римлян, преодолели недорытые рвы и бросились преследовать римских саперов.

За рвами Сулла выстроил легионеров в боевом порядке. Понтийцы добрались до них и стремительно атаковали. Римский строй дрогнул. Пехотинцу всегда трудно преодолеть психологический шок, когда на него мчится лавина всадников. Сулла, в полном вооружении, на коне, метался между своими когортами, сыпал угрозами, просил сражаться. Тщетно. Дрогнул один манипул, другой… Строй заколебался, и легионеры обратились в бегство. Тогда Сулла, соскочив с коня, выхватил из рук бежавшего солдата значок легиона и воскликнул:

– Римляне, здесь я найду смерть! А вы запомните: на вопрос, где вы предали своего императора, вам придется ответить: «При Орхомене!»

С этими словами он бросился на врага в сопровождении отряда телохранителей. Видя это, центурионы стали обращать оружие против понтийцев. А за ними и простые легионеры. Скоро все римское войско в едином порыве бросилось на врага. Кавалерийская атака понтийцев захлебнулась.

Отбив нападение, Сулла отвел легионеров назад. В лагере они позавтракали, отдохнули. Затем вернулись на поле боя. Сулла вновь приказал рыть окопы перед неприятельским лагерем. Архелай опять предпринял атаку – а что оставалось делать? Правда, теперь битва оказалась не такой спонтанной. Понтийцев поддержали пехота и лучники, да и наступали воины в полном порядке. Атаку вел пасынок Архелая – Диоген. Он напал на правое крыло противника. Там юноша и нашел свою смерть. Видно, пытался повторить подвиг Суллы, но безуспешно. Легионеры контратаковали и приблизились к понтийским лучникам так, что те не могли сделать выстрела. Варвары выхватывали из колчанов пучки стрел и действовали ими наподобие мечей. Наконец всех понтийцев загнали в лагерь, где они провели тяжелую ночь, залечивая раны и тоскуя о погибших. Кто потерял товарища, а кто-то, как Архелай, – родного человека. Было о чем скорбеть. В двух сражениях, говорит Аппиан, понтийцы лишились 15 000 человек. Десять тысяч из них составляла конница.

Боясь, как бы Архелай не ускользнул, римский полководец расставил ночью сторожевые посты.

Наутро Сулла опять подвел легионеров к вражескому лагерю и продолжил работу по рытью окопов. Понтийцы высыпали во множестве, но последовала очередная атака. Сломленные психически и физически, варвары отступили.

Римляне преследовали неприятеля до самого лагеря. Сулла стал убеждать войско последним усилием закончить войну, потому что понтийцы уже не способны противостоять. Нужен решительный штурм.

Понтийские военачальники тоже обходили своих солдат и убеждали держаться. Наконец протрубили боевой сигнал, и солдаты сошлись в рукопашной. С обеих сторон совершили множество подвигов. В конце концов римляне разрушили угол укрепленного вала и пошли черепахой на врага, защищая себя щитами с боков и сверху. Варвары бросились вниз, заняли угол, сгрудились в кучу и ощетинились мечами. Базилл, легат одного из легионов, первым бросился в атаку, заколол могучего понтийца, бывшего перед ним, и повел за собой легионеров. Войско в общем порыве кинулось на неприятеля, презирая опасность и смерть. Лагерь был взят штурмом. Началось избиение. Варвары частью сдавались в плен, частью искали спасения в бегстве, устремившись к болотам и озерцу, находившимся неподалеку. Те, кто не умел плавать, шли ко дну, тщетно взывая о помощи на «непонятном варварском языке», как выражается Аппиан. Кровь убитых текла ручьями, болота и соседнее озерцо были завалены трупами. Плутарх писал об этих событиях через двести лет. Так вот он утверждал, что в его время в трясине находили варварские стрелы, шлемы, обломки панцирей и мечи. Так понтийцы потерпели новое страшное поражение.

Архелай умудрился опять сохранить жизнь. Укрылся в болоте, пробрался к морскому берегу, раздобыл суденышко и уплыл в Халкиду. Туда принялся стягивать уцелевшие отряды понтийцев.

На другой день Сулла раздавал награды. Базилл получил золотой венок, отличившиеся легионеры – денежные премии. Затем римляне принялись грабить и разорять Беотию в отместку за то, что ее жители переходят то на одну, то на другую сторону. После грабежей Сулла отбыл в Фессалию и там зазимовал.

К Луцию Корнелию прибыли гонцы Архелая, наконец-то предложив условия мира. Римлянин охотно пошел на переговоры. К тому времени он узнал, что его сторонников истребляют в Италии. Даже его римский дом разорили враги. Мир представлялся желанным. Посредником на переговорах был какой-то делосский купец Архелай, пишет Плутарх. А может, это сам понтийский полководец Архелай переоделся купцом и прибыл на встречу с Суллой?

Свидание состоялось на морском берегу у Делия, близ святилища Аполлона. Первым говорил купец Архелай. Он предложил римскому полководцу взятку. Митридат уйдет из Европы, но оставит за собой Малую Азию. Взамен готов дать Сулле денег и воинов. С ними храбрый римлянин может отплыть в Италию и расправиться с врагами-демократами.

Полководец гневно отчитал собеседника. Архелай, «простершись ниц, умолял Суллу прекратить военные действия и примириться с Митридатом». Сулла предложил такие условия: Митридат уходит из Азии и Пафлагонии, отказывается от Вифинии в пользу Никомеда, а от Каппадокии – в пользу Ариобарзана, выплачивает римлянам 2000 талантов, передает 70 кораблей с медными таранами. Сулла закрепляет за Митридатом прочие владения и объявляет его другом и союзником римского народа.

Архелай принял эти предварительные условия. По свидетельству Аппиана, понтийский полководец стал выводить гарнизоны из греческих городов. Относительно прочих условий мира запросил Митридата. Кажется, Евпатор был на все согласен. Архелай остался заложником при Сулле. Луций Корнелий заботился о нем. Это внушает подозрения, пишет Плутарх, что Херонейская битва «не была честной». В доказательство историк привел несколько деталей. Главная из них – то, что Сулла подарил понтийскому полководцу обширные земельные владения на Эвбее.

В своих «Воспоминаниях» Сулла защищал себя (и Архелая) от таких обвинений. Так что неясно, были ли подарки вообще. Хотя правильнее предположить, что римский полководец предложил эти дары не до, а после Херонеи, уже за посредничество на переговорах. Выходит, Архелай формально не совершал предательства.

Итак, Сулла пошел на север. Попутно он разграбил тамошние племена: дарданов, энетов и синтов. Все это были арийские народы, союзные Митридату. Сулла принудил их к миру.

Почему Архелай и Митридат пошли на мирные переговоры? Во-первых, лучшие понтийские войска были разбиты в нескольких сражениях. Во-вторых, против Митридата вовсю действовала вторая армия римлян. Ею командовал Флакк. Одним из легатов у него был Гай Флавий Фимбрия – человек коварный, беспринципный и отчаянный. Так как Флакк был неопытен в военном деле, то Фимбрия взял начальство в свои руки. Чтобы понять логику событий, придется возвратиться немного назад.

Этой армии сперва сопутствовала неудача. Еще при переправе на Балканы она была атакована понтийским флотом и понесла потери. Затем Флакк вызвал ненависть солдатни. Аппиан пишет, что этот персонаж был жесток в назначении наказаний и корыстолюбив. То есть отменял кару за взятку. Войско от него отвернулось, а часть его, посланная в Фессалию, перешла на сторону Суллы.

Вскоре Флакк отплыл с войсками в Азию. Высадились неподалеку от Халкедона. Флакк направился в город на переговоры о союзе. Почти все войско оставил под началом легата Ферма. Фимбрия был отстранен от командования как ненадежный. Последнего это обидело. Он устроил войсковое собрание, взбунтовал всех и сумел обещаниями склонить легионеров на свою сторону. Солдаты провозгласили его своим вождем. На этом основании Фимбрия отобрал у Ферма ликторские связки и присвоил власть.

Флакку доложили об этом. Военачальник рассердился на такое самоуправство и поспешно вернулся к войску. Фимбрия встретил его столь враждебно, что Флакк сообразил: может лишиться жизни. Попытался скрыться в городе Никомедии, но Фимбрия ворвался туда, нашел Флакка спрятавшимся в колодце, вытащил, отрубил голову, а затем бросил ее в море. Тело оставил без погребения и обратился против Митридата. Понтийскими полками в Азии командовал один из сыновей Евпатора – Митридат Младший.

Фимбрия разбил понтийского принца в нескольких сражениях и открыл дорогу в Пергам, где находился сам Евпатор. Источники не сообщают подробностей кампании. Это показательно. Плутарх и Аппиан опираются в основном на «Воспоминания» Суллы. Поэтому его роль невероятно раздута, потери преуменьшены, подвиги – преувеличены.

Солдаты Фимбрии мемуаров не писали. Они не щадили никого, грабили все на своем пути и превратили Малую Азию в кровавый ад.

Сулла тоже был далеко не ангелом. Но он соблюдал видимость порядка. К тому же являлся тонким политиком. Опирался на зажиточные слои, наказывал чернь. Фимбрия и его люди резали всех без разбора. Главным для них было обогащение. Все сознавали, что завтра придет расправа за убийство консула Флакка. Они поставили себя вне закона. Жили по принципу «хоть день, да мой». Никто не знал, как остановить это шествие смертников.

Испугался даже сам Митридат. Его войска были разбиты, Фимбрия наступал на столицу, в сатрапиях воцарился хаос. В этих-то условиях Евпатор и запросил мира.

Заметим, что Митридат правильно выбрал персону для переговоров – то есть Суллу, а не Фимбрию. С Суллой можно было иметь дела. К тому же это единственный римлянин на Востоке, который имел хоть какие-то полномочия. Суллу считала бунтовщиком только одна сторона – демократы. Фимбрия же являлся изменником для всех: убил консула-демократа и враждовал с Суллой. К тому же Митридат, помирившись с Луцием Корнелием, автоматически сталкивал его с Фимбрией. То есть спасал свое государство, лишенное войск, от наступления головорезов.

Митридат надеялся, что римляне перережут друг друга в гражданской войне и сил для покорения Понта у них не останется. Между прочим, так и случилось.

Евпатор пытался еще выиграть время. Он мужественно сражался как политик и дипломат. Царь попытался выговорить более приемлемые условия и выступал против того, чтобы отдать Пафлагонию. Луций Корнелий проигнорировал его лепет. Надо отдать должное римскому полководцу: он умел соблюсти государственные интересы и проявить твердость.

Митридат попытался блефовать. Он велел передать, что получил бы гораздо больше, если бы договорился с Фимбрией.

– Фимбрия, – рассердившись, заметил Сулла, – понесет наказание. А сам я перейду в Азию и тогда посмотрю, нужно ли заключать мир с Митридатом или лучше вести войну до победы.

Плутарх говорит, что Архелай попросил отпустить себя к Митридату под честное слово, чтобы он мог уговорить царя принять все условия мира. Сулла поверил и отпустил, а сам в это время напал на страну медов – еще одного фракийского союзника Митридата. Меды были разбиты (к этому племени, напомним, принадлежал и Спартак; именно тогда его могли захватить в плен римляне). Сулла вернулся в Македонию. Переправляться в Азию он не спешил.

Подле города Филипп Суллу поджидал Архелай, который к тому времени вернулся из Понта. Посол сообщил, что все улажено, но Митридат просит Луция о личной встрече. Сулла согласился.

К тому времени у него уже был кое-какой флот. К Сулле вернулся Лукулл.

* * *

Напомним, что Сулла послал Луция Лициния Лукулла в Египет за флотом еще в то время, когда продолжалась осада Афин и Пирея. В море на гонца напали пираты. Сам он спасся, но сопровождавшие суда были захвачены врагом. Наконец Луций Лициний торжественно сошел на берег в Александрии. Навстречу ему вышел весь египетский флот в великолепном убранстве. Царь Птолемей IX Латир предоставил кров и стол в своем дворце. Ранее туда не допускался ни один иноземный полководец. Фараон осыпал гостя подарками. Предложил совершить экскурсию по Нилу и посетить Мемфис. Словом, обхаживал Лукулла как родного.

От круиза по Египту Лукулл отказался. Он, мол, не путешественник, но государственный деятель. Его цель – переговоры о важных делах.

Однажды фараон прислал целых 80 талантов серебром. История умалчивает, каких уступок он добивался при помощи этой взятки. Скорее всего, речь шла о территориальных приобретениях. Может быть, о власти над небольшим царством Киренаика, уступленной Риму последним ее царем – Птолемеем Апионом.

Лукулл отклонил денежный подарок и стал требовать военной помощи против Митридата. От этого, в свою очередь, уклонился Латир. Он предоставил римлянину морской конвой до Кипра, а на прощание подарил перстень, украшенный смарагдом «огромной цены», как пишет Плутарх. Лукулл сперва отказывался, но фараон указал, что на перстне нанесено его царственное изображение. Лукулл принял дар, чтобы не рассориться с Птолемеем окончательно и не стать жертвой его козней на море.

В городах на юге Малой Азии римлянин все-таки набрал эскадру. Эти города разделись на две части. Одни из них поддержали Митридата. По этому случаю римляне назвали их пиратскими городами. Другие пошли на сделку с Лукуллом. И оттого получили звание добрых друзей. Хотя грабежами на море занимались те и другие.

Пираты намеревались подкараулить Лукулла на Кипре и устроили засаду. Луций Лициний распространил слух, что намеревается зазимовать на острове, приказал готовить зимние квартиры и продовольствие, а корабли вытащил на берег. Но как только подул попутный ветер, хитрый Лукулл приказал спустить суда на воду и на полной скорости вышел в море. Знать, эскадра его была невелика, коли он так боялся пиратов.

Луций благополучно достиг Родоса. Здесь он получил еще несколько кораблей. С ними вошел в Эгейское море. Граждан Коса и Книда Лукулл уговорил изменить Митридату и служить идеям высокой демократии в лице Римской республики. Сразился на море с самосцами, но не добился большого успеха. После этого напал на Хиос и очистил остров от войск Митридата. Заодно освободил Колофон, а тамошнего тирана Эпигона (видимо, вождя городской черни) захватил в плен.

Словом, положение понтийцев день ото дня становилось все хуже.

Сам Митридат неотступно находился в Пергаме. К его владениям приближался Фимбрия. Плутарх пишет, что Евпатор бросил Пергам и укрылся в Питане. Там его осадил тот же Фимбрия.

К счастью, Питана имела выход к морю. Митридат собрал в гавани большой флот. Снабжение осажденной армии он тоже наладил морским путем. Фимбрия оказался бессилен против понтийцев, как прежде Сулла при осаде Пирея.

Римский мятежник стал искать поддержки Луция Лициния Лукулла с его флотом. Если бы удалось запереть Митридата в Питане, понтийский царь оказался бы в полной власти римлян, и Фимбрия превратился бы в героя, ведь именно он нанес царю решающие поражения и закончил войну! Если бы Митридата удалось провести в триумфе по улицам Рима, Гаю Флавию Фимбрии могли простить даже его мятеж и убийство консула. Это был последний шанс для бунтовщика!

Но Лукулл остался верен Сулле. Этот аристократ не хотел иметь ничего общего с гнусным мятежником. Фимбрия получил отказ. Митридат смог уплыть, «смеясь над Фимбрией и его войском», пишет Плутарх. Затем Лукулл разбил корабли Митридата в морском сражении у мыса Лект в Троаде. Разведка доложила, что на острове Тенедос стоит еще одна понтийская эскадра. Ею командует знаменитый Неоптолем – покоритель Боспора. Состоялось жестокое сражение.

Флагманский корабль Лукулла вел опытный кормчий Дамагор с Родоса. Неоптолем стремительно атаковал его на своем флагмане. Дамагор увидел, что вражеский корабль очень тяжел и оснащен мощным медным тараном. Он успел подставить под удар корму. Неоптолем раскрошил ее. Но при этом не повредил подводной части корабля Дамагора. Тем временем на выручку Лукуллу бросились другие корабли, и после яростной схватки неприятель бежал. Морская победа фактически открыла Сулле дорогу в Азию. На море ему больше не могли помешать. Лукулл двинулся на соединение со своим начальником, который вышел из Македонии, захватил Херсонес Фракийский и желал переправиться в Азию через Геллеспонт.

Лукулл обеспечил безопасность переправы. Дело Митридата было проиграно. Теперь против него в Азии действовали две римские армии – Суллы и Фимбрии. С тем большей настойчивостью понтийский царь стал добиваться мира. Условились о личных переговорах.

Встреча понтийского царя и Луция Суллы состоялась в Троаде.

Войска сошлись на равнине. В распоряжении Митридата их было не очень много – лучших воинов он растерял в сражениях. Что касается Суллы, то он прибыл в сопровождении четырех когорт пехоты и двухсот всадников. Оба вождя вышли вперед в сопровождении немногочисленных телохранителей.

Митридат протянул Сулле руку. Но тот вел себя в духе древних римлян и спросил, принимает ли царь условия мира, которые согласованы с Архелаем. Евпатор молчал, пораженный наглостью римского оккупанта.

Сулла насмешливо бросил:

– Молчать могут победители, а просители – просят.

Тогда униженный Митридат стал защищаться. Он обладал опытом словесных баталий, любил и умел говорить. К тому же делал все, чтобы сохранить лицо. Вещал о былом союзе с римлянами, о тех обидах, которые ему нанесли. Подобную речь мы приводили выше в изложении Юстина, поэтому хорошо можем представить аргументацию. Говорил понтийский базилевс также о войне, пытаясь одни события приписать воле богов, а вину за другие свалить на римлян. Во всем виноваты римские политики, которые брали взятки от Никомеда, Ариобарзана и самого Митридата и ловко стравливали этих царей между собой. Наконец Евпатор воскликнул:

– Римляне все делали только из-за денег, беря их от каждого из нас! Виной всему – ваше корыстолюбие! Война была вызвана вашими военачальниками, и все, что мне пришлось делать, я совершил для самозащиты – скорее по необходимости, чем по собственному желанию!

Сулла перебил его:

– Я много слыхал от других о твоем красноречии. А теперь вот и сам убедился. Даже держа речь о своих подлых и беззаконных делах, ты без всякого труда находишь благовидные объяснения.

Изобличив царя в совершенных им жестокостях (то есть в резне римлян), Сулла еще раз спросил, будут ли выполнены условия, договоренность о которых была достигнута через Архелая. Митридат окончательно понял, что напрасно тянет время. Сулла не вернется в Италию до тех пор, пока не закончит войну почетным для римлян миром.

Царь сказал, что выполнит все условия. Тогда Сулла обнял его, поцеловал, а затем приказал привести царей Ариобарзана и Никомеда. Оба деятеля таскались в обозе Суллы в ожидании, когда им возвратят престолы. Здесь же состоялось примирение с ними Митридата.

Наконец, отдав в распоряжение Суллы 70 боевых кораблей и 500 лучников, Евпатор отбыл к себе в Понт. Малая Азия более не принадлежала ему. Владения базилевса вновь сократились до узкой полосы на северо-востоке полуострова. Правда, в его распоряжении оставались заморские земли – Колхида, Боспор, Горгиппия (греческий город – ныне Анапа), Синдика на Кубани, Ольвия на Днепре. На дворе стояла осень 85 г. до н. э. Подписанный мир получил название Дарданского. К этому времени Митридат Евпатор правил Понтийским царством уже 36 лет.

Сулла немедленно взялся за наказание Фимбрии. Приблизился к его войску на расстояние двух стадиев и разбил лагерь. Затем распорядился, чтобы мятежник передал ему легионы, которыми командует незаконно. Гай Фимбрия с усмешкой ответил, что Сулла тоже командует незаконно. Тогда Сулла применил против него свои фирменные приемы: стал рыть окопы, чтобы окружить врага, блокировать его и вынудить к бою в неудобных условиях. Таким образом дважды были разбиты понтийцы.

Одновременно шла идейная обработка противника. В лагерь фимбрианцев ходили шпионы, велись тайные переговоры с солдатами и офицерами. Легионеры прекрасно понимали, что находятся в незавидном положении. Многие затевали беседы с солдатами Суллы, другие бежали к сулланцам в одних рубашках, без оружия. Неугомонный мятежник подкупил сметливого раба и пообещал ему свободу. Взамен тот должен был под видом перебежчика проникнуть в римский лагерь и убить Суллу.

Раб провалил задание. Он действительно добрался до Луция Корнелия, но промедлил, был схвачен телохранителями и во всем сознался. Войско Суллы исполнилось гнева. Легионеры всячески поносили Фимбрию. А его собственные солдаты исполнились к нему презрения и открыто ругали на сходках. Все было кончено.

Фимбрия удалился в Пергам, который захватил еще раньше, и пошел вместе со своим рабом в храм Асклепия. Там перед алтарем мятежник нанес себе удар мечом. Но неудачно. Рана оказалась не смертельной.

– Прикончи меня, – приказал Фимбрия рабу. Тот выполнил поручение, зарезал господина, а потом также покончил самоубийством.

После этого солдаты Фимбрии перешли на сторону Суллы. Одному из своих людей, Куриону, полководец приказал идти в Вифинию и Каппадокию, чтобы восстановить там Никомеда и Ариобарзана. Затем доложил обо всем сенату, как будто его и не объявляли врагом народа.

С восстановлением Никомеда все сложилось удачно. А вот с Ариобарзаном – нет. Его ненавидели многие каппадокийцы. Да и Митридат вел себя хитро. Под разными предлогами он удержал часть Каппадокии за собой, тянул время и ждал отъезда Суллы. Конечно, он опирался на симпатии части каппадокийских владетелей, которые предпочли подчиниться именно Митридату, а не Ариобарзану. Сильно помог каппадокийский вельможа Гордий, который до конца стоял за Митридата. Сулле было некогда разбираться с этими мелочами. Ариобарзан получил сильно урезанные владения и шаткий престол.

Затем победитель взялся устраивать азиатские дела. Хиосцам, ликийцам, родосцам и вообще всем, кто помогал в войне, он даровал свободу. Рабам, которых освободил Митридат, Сулла приказал вернуться к своим господам. Многие не повиновались. Да и часть городов продолжала сопротивление. Между рабами и свободными происходила резня по разным поводам. По сути шла гражданская война. Митридат посеял ветер, а теперь Сулла пожинал бурю. Но был он человеком серьезным, деловым и абсолютно безжалостным. Снес стены многих городов, а жителей продал в рабство. То есть восстановил власть богатых, а выступления черни подавил. На города накладывались штрафы, сторонники Митридата подвергались разным экзекуциям. Сулла убивал двух зайцев: избавлялся от политических противников и пополнял казну за счет продажи этих противников в рабство. Богачи его боготворили: римлянин восстанавливал порядок. Чернь – ненавидела.

Сколько полегло народу в этой резне? Сколько утратило свободу и поломало судьбу? Никто не знает. Римляне вели счет только собственным жизням. Расправы с азиатами никого не волновали. Поэтому Митридат выглядит кровожадным, а Сулла – умеренным и благородным. Но это всего лишь пропаганда, образ для современников и потомков. Критерием оценки должно быть что-то другое. Например, борьба двух цивилизаций, одна из которых – это агрессор (Рим), а другая – жертва (эллинистический мир). С этой точки зрения события будут выглядеть несколько по-иному. Сие не значит, что мы оправдываем эллинистов и осуждаем римлян. Когда-то основатель эллинизма Александр Македонский выступал в роли такого же захватчика, причинял горе покоренным народам. А потомки римлян создадут совсем другой мир, в нем греки и римляне станут пользоваться благами цивилизации. Но пока все иначе.

Бесчинства римлян на Востоке продолжались. Сулле срочно требовались деньги для продолжения гражданской войны в Италии. Не стесняясь, он облагал города все более чудовищной контрибуцией. Для взимания поборов направлялись солдаты. Полисы уклонялись от выплат, солдатня нажимала, «применяя насилие», скупо уточняет Аппиан. Перед нами жестокая и эффективная форма вымогательства. Сулла не знал сострадания. Вот бы где развернуться старику Аппиану в описаниях личных драм ограбленных греков, как он это делает применительно к репрессиям Митридата. Но нет. Подробностей мы не встретим. Есть только общие вещи. Контрибуция, которую должны были заплатить азиатские города, составляла умопомрачительную сумму в 20 000 талантов. Сбор этих денег и чеканка монеты поручались Лукуллу.

Разоренные войной города не имели средств. Они занимали деньги под огромный процент. В роли ростовщиков выступали римские деловые люди, которым покровительствовал Сулла. Горожане закладывали театры, гимназии, укрепления, гавани и другое общественное достояние. Наконец деньги собрали, «и несчастьями была исполнена Азия до предела», не выдержав, пишет Аппиан. В довершение бедствий на побережье стали нападать пираты. В морские разбойники ушли бывшие воины Митридата, многие рабы, а еще наемники, что остались без дела. Они обосновались в Киликии и на островах Архипелага. Оттуда совершались морские походы в провинцию Азия. Они оказались столь удачны, что пиратская республика разрослась и стала бичом средиземноморской торговли. Пираты появились даже у берегов Италии. Кончилось тем, что они парализовали снабжение Рима хлебом из Африки и Сицилии. (Тогда обе эти области еще не были превращены в пустыню благодаря сельскохозяйственной деятельности римлян; Африка и Сицилия считались житницей Республики и снабжали зерном быстро разраставшийся город-паразит Рим.)

Таков был неожиданный исход Первой Митридатовой войны. Победителями в ней оказались… пираты. На глазах Суллы они захватили острова Наксос, Самос, Самофракию, город Клазомены. В одном только самофракийском святилище разбойники нашли золота на сто талантов, видно, приготовленного для римлян. Дело было прибыльное.

Сулла не имел сильного флота, чтобы расправиться с пиратами. Союзные флотилии разошлись по домам. Не было у него и времени: демократы в Италии убивали последних его сторонников. Промедлить – означало дать им время закрепиться в Италии. После этого можно было распрощаться с жизнью. Сулла этого не хотел. Он отбыл в Италию навсегда, оставив разграбленную Азию погруженной в хаос.

Азиатскими делами сперва распоряжался Лукулл. Плутарх превозносит его. Но это обычное дело. В биографиях он всегда хвалит своих героев. О Лукулле историк пишет, что тот показал себя не только бескорыстным, но и человечным.

Насчет бескорыстия можно поспорить: после азиатской кампании Лукулл вернулся в Италию богачом. Насчет мягкости – тоже: Сулла отбыл на родину для ведения гражданской войны. Лукулл расправлялся с теми, кого не успел наказать его шеф. Например, с митиленцами, которые когда-то выдали Митридату на казнь римского магистрата Мания Аквилия, фактически развязавшего эту войну. Лукулл, говорит Плутарх, собирался обойтись с ними «мягко». То есть получить выкуп и головы предводителей антиримской партии. Митиленцы отказались платить. Лукулл переправился к ним и осадил город. Осада шла неудачно. Полководец удалился. На самом деле он укрылся в засаде неподалеку. Митиленцы высыпали из города и явились за поживой в пустой римский лагерь. Лукулл вышел из засады, перебил 5000 человек, захватил множество пленных, 6000 рабов и богатую добычу.

Когда Азия была усмирена, Сулла вызвал соратника к себе. В это время гражданская война в Италии уже закончилась, и можно было наслаждаться миром на италийских руинах.

4. Вторая война

Новым наместником в Азии стал Мурена – тоже креатура Суллы, алчный и честолюбивый человек. Он сразу стал прикидывать, как бы добить Митридата. Однако разгромленный понтийский царь оказался ему все же не по зубам. Митридату остается править еще 20 лет, и за это время неукротимый потомок Семи персов нанесет немало поражений римским войскам.

Понтийский царь и сам испытал проблемы после окончания войны, как и римляне. Против Митридата восстали Боспор и Колхида. Ни те, ни другие не желали разделять с ним ответственность за поражения. Тем более что требовалось выплатить солидную дань римлянам – она составляла 2000 талантов. Колхи и боспорцы вполне разумно решили: пусть платит один Митридат. Но своя правда была и у Митридата, создавшего империю в Причерноморье. Кто «правее»? Не беремся судить.

Оба восстания поддержал Мурена. Он «издевательски», как пишет Аппиан, искал повода для вмешательства во внутренние дела Понта, чтобы уничтожить опасного Евпатора. В распоряжении Мурены были, правда, всего два легиона бывших фимбрианцев. Но он возлагал надежды на пятую колонну и восстания окраин против Понта, которые всячески провоцировались римлянами.

Митридат напал на Колхиду. Но с колхами удалось договориться. Они попросили поставить царем сына Евпатора. Эта просьба была удовлетворена. Однако Митридат заподозрил, что сын изначально был в сговоре с повстанцами и захотел отложиться от отца. Такое вполне вероятно. Тем более что рядом всегда есть римский «друг», который поможет несчастному принцу добиться свободы в борьбе с отцом-тираном. Разобравшись в ситуации, Митридат схватил сына, заковал в золотые цепи, а через некоторое время казнил.

Против боспорцев задумал морскую экспедицию. Началось строительство огромного флота. Из всех уголков страны собирали войска. Вербовали наемников. Размах приготовлений заставлял предполагать, что мобилизацию ведут на все случаи жизни. Не только против Боспора, но и против римлян, если это потребуется.

Но в самом Понте не все было спокойно. Митридат поссорился с вельможей Архелаем. Царь заподозрил, что полководец подкуплен римлянами. Вскрылось, что стратег получил эвбейские поместья в подарок от Суллы. Именно тогда возникли подозрения, что Архелай намеренно проиграл Херонейскую битву. Наконец, его стали обвинять в том, что он предложил римлянам на мирных переговорах больше, чем нужно.

Понтийский полководец, бившийся с римлянами в Пирее, при Херонее и Орхомене, прекрасно понимал, чем грозят подобные обвинения. В стране, которая представляет военный лагерь, расправа короткая. К тому же не исключено, что Архелай действительно вступил в тайные переговоры с римлянами. Он не стал дожидаться разбирательства и бежал к Мурене. После чего превратился в яростного врага Митридата. Выслуживаясь, понтийский предатель выдал Мурене все военные секреты своего господина и побуждал скорее напасть на Понт. Римский наместник не нуждался в уговорах. Он и сам жаждал войны. Повод нашелся. Почему Митридат оставил за собой часть Каппадокии вопреки условиям мира? Мурена вошел в Каппадокию и оттуда напал на город Коману, принадлежавший Митридату. Город был захвачен, а в нем взят богатый храм. Погибли несколько понтийских всадников. Евпатор немедленно отправил послов, которые выразили недоумение. Почему римляне ведут войну, если между Митридатом и Республикой заключен мир?

Мурена в свою очередь удивился. Договор? Лично он никакого договора не видел.

Это была правда. Имели место устные договоренности. Сулла дал честное слово, что выполнит свою часть условий и удалится из Азии. Надо сказать, свою клятву Луций Корнелий сдержал. Но на его полководцев она не распространялась. Митридат стал жертвой римского вероломства.

Конечно, никакие письменные договоры не могли удержать римлян от провокаций, если уж они решились на войну. Но это не меняет главного: Митридат совершил крупную ошибку, ограничившись устными договоренностями и не закрепив их документально.

Мурена стал совершать из Каппадокии набеги на понтийские земли. Так началась Вторая Митридатова война. На дворе стояла зима 83 г. до н. э. В это время Луций Корнелий вырезал десятки тысяч своих врагов в Италии, аннулировал демократические законы, восстановил власть богатых, а сам сделался диктатором.

Митридат отправил в Рим к Сулле послов с жалобой на поведение Мурены. Последний разграбил 400 деревень Митридата, собрал большую добычу и вернулся домой, переправившись через реку Галис, вздувшуюся от дождей.

К наместнику прибыл посол сената, некто Калидий. Этот человек сделал заявление с трибуны, в присутствии легионеров и греческих туземцев. Сенат, мол, велит воздерживаться от нападения на Митридата, потому что с ним заключен мир. После этого Калидия видели приватно беседующим с Муреной. Разведчики Митридата доложили об этих встречах. Сразу после них Мурена повторил вторжение в понтийские земли. Митридат посчитал, что римляне ведут против него двойную игру, и прекратил политесы. Царь повелел верному Гордию напасть на римские деревни к западу от реки Галис. Гордий захватил множество рабочего и вьючного скота, похватал простых людей и даже легионеров из войска Мурены. Словом, набег имел полный успех. Затем каппадокиец вернулся на восточный берег реки и стал лагерем, препятствуя Мурене переправляться через нее.

Полк Гордия был лишь авангардом понтийского войска. Позади шла главная армия под началом самого Митридата. Возле своих границ Евпатор предпочитал воевать сам. Это еще раз доказывает, что он был хорошим полководцем и, если надо, умел сражаться и выигрывать.

Мурена переправился было через Галис, но подошедший Митридат разбил его и отбросил за реку. Затем Евпатор, в свою очередь, перешел реку, преследуя отступавшего неприятеля. Мурена укрылся на хорошо защищенном холме. Понтийцы штурмовали его и нанесли римлянам большие потери. Мурена бежал с остатками войск во Фригию. Он двигался горными тропами под стрелами врагов, пытаясь только сохранить жизнь. Кое-как ему удалось спасти остатки побитых легионов.

Молва об этой блестящей победе Евпатора разнеслась повсюду. После того как полководцы Митридата были несколько раз биты в предыдущей войне, военный успех царя произвел тем большее впечатление. Многие греки, обиженные римлянами, снова стали видеть в понтийском государе своего спасителя.

Митридат заставил бежать из Каппадокии все гарнизоны Мурены и присоединил эту страну к своему царству. Никчемный Ариобарзан опять бежал. Без помощи римлян непопулярный правитель был не в состоянии удержать престол.

Митридат в честь победы принес жертву «Зевсу-Воителю», как пишет Аппиан. Не скрывается ли под именем этого бога Митра?

Жертву приносили на холме, который был увенчан деревянной конструкцией большой высоты. Митридат и его дети понесли на вершину дрова и сложили их в круг (символ Солнца?). Затем внутри этого круга выложили дровами еще один; получился как бы зрачок (а Солнце, как мы знаем, – глаз Митры). На самый верх Митридат возложил молоко, мед, вино, масло и «всякие курения». На равнине приготовил угощением для гостей: хлеб и приправы. Аппиан пишет, что подобного рода церемонии практиковали древние иранцы. И вправду, нечто похожее читаем у Геродота. Значит, имеем дело с культом священного огня Арты – то есть с древним зороастризмом? Не совсем. Просто в это учение уходил корнями митраизм. За одной существенной разницей. Зороастризм был религией генотеистической, как иудаизм. Евреем или арийцем можно было только родиться. Митраизм же – религия прозелитическая. То есть в Митру мог поверить каждый, кто становился на путь добра и верности клятвам.

Сделаем небольшое отступление и расскажем об интереснейшем культе Митры – наверно, одном из самых симпатичных языческих культов древности. Детальное исследование этого культа содержится в фундаментальной работе голландского ученого Фермазерена.

Митра родился в странном первичном мире, который люди пытались постигнуть умом, но не всегда успешно. Названия предметов в этом мире условны, что следует понимать. Бог появился из скалы в пещере, с ножом и факелом в руках и с фригийским колпаком на голове. Такой колпак – на самом деле принадлежность кочевого племени треров, которое вторглось в Малую Азию в VIII (?) в. до н. э.

Увидев свет факела и чудесное рождение Бога, пастухи принесли Митре дары – первины скота и плодов. Бог – пастушеский, туранский, очень древний (о различиях Турана и Ирана см. в нашей истории Парфии). Но он настолько нравился всем арийцам, что после разделения на Туран и Иран жители этой последней страны поклонялись ему.

Митра вошел в этот мир, чтобы сражаться со злом. Его олицетворял бык, поэтому солнечный Бог часто уничтожает быка на скульптурах и фресках. Дикое животное олицетворяло мировое зло. Это дикий тур, нападавший на стада древних кочевников-ариев? Но сразу вспоминаются древние мифологические напластования. И таврополия – борьба с быком на Крите, сопутствовавшая, однако, поклонению его таинственной оплодотворяющей силе (легенда о Миносе, Минотавре и Пасифае). И рассказ о Тесее, убившем Минотавра. Что это? Отголоски древнего противостояния между арийцами и другими цивилизациями вроде критской?

В первой битве Митра ранил быка и пытался утащить его в пещеру, что сопровождалось невероятными трудностями. Бык убежал. Мудрый ворон прилетел и приказал убить быка (опять арийская символика, которая встречается и в скандинавских сагах, где Один принимает облик ворона!). Митра приручает собаку и с ее помощью все-таки убивает злое чудовище. Из хвоста быка произрастает колос пшеницы и питает людей хлебом. Змея пьет кровь, собака терзает мясо быка, а скорпион впивается в его гениталии. Силы природы служат Митре… и человечеству.

Бог совершит еще множество подвигов, а потом победит зло с помощью мирового пожара… Странные мифы.

Приверженцы Митры посвящались в таинственные обряды и восходили с низших ступеней на высшие, словно масоны. Иерархия посвящения называлась так: Ворон, Скрытый, Воин, Лев, Перс, Солнечный бегун, Отец. Ступень Отца считалась самой высокой. Во главе высших находился Отец отцов (удивительная аналогия с римским папой). У адептов Митры был обряд, очищавший души от скверны, а сами посвященные называли друг друга «милый брат». Была и культовая трапеза, когда вкушали хлеб и пили воду. На алтарях возжигался священный огонь, как и во время таинств, проводимых Митридатом. Во время мистерий исполняли музыку, пели хоралы, возносили гимн Солнцу. День рождения Митры праздновали 25 декабря… Многие исследователи не раз отмечают параллели между этим культом и христианством. Не зря Митра являлся самым эффективным соперником Христа.

Молитвы Богу порядка часто совершались в пещерах, искусно освещенных мягким светом. Первые христиане молились под землей – в катакомбах, освещенных лампадами…

* * *

Костер митраистов, разложенный по приказу Митридата на вершине горы, был подожжен. Аппиан утверждает, что он был виден на тысячу стадиев (напомню, стадий – 185 метров). Начался пир. Трудно сказать, что означала эта церемония. Подозреваю, что – войну насмерть. Недаром же Аппиан называет Бога, которому приносили жертву, Зевсом-Воителем.

Римляне хорошо поняли смысл мистерии. К тому времени до Суллы дошли вести о поражении Мурены. Луций не имел ни сил, ни желания для новой большой войны. К тому же он только что покончил со смутами внутри Республики. Над Римом восходила новая власть.

Диктатор отправил в Азию Авла Габиния. Тот вез Мурене приказ: прекратить военные действия и не нарушать договор. Условие мира было одно: чтобы Митридат вернул Каппадокию Ариобарзану. Мурена не возражал. Возражать Сулле было опасно для жизни.

После разговора с Муреной Габиний отправился к Митридату. При личной встрече с царем послу удалось добиться успеха. Здравомыслящий Евпатор согласился отдать Каппадокию Ариобарзану. Мир скрепили браком. Митридат выдал замуж за Ариобарзана свою малолетнюю дочь. Отправилась в Каппадокию она не одна, а с войском. Его возглавлял все тот же Гордий. То есть по факту Митридат все же захватил Каппадокию. Он лишь гарантировал личную безопасность Ариобарзану (который теперь стал зятем). А римлянам позволил сохранить лицо. Хотя фактически те лишились Каппадокии. Следует заключить, что вторая война с римлянами закончилась полной победой Митридата (82 г. до н. э.).

По случаю мира и свадьбы Евпатор закатывал мощные пиры. Он «угощал всех и назначал денежные награды за лучшие тосты», пишет Аппиан. Один только Авл Габиний чувствовал себя чужим на этом празднике жизни, сидел с кислой физиономией и не прикасался ни к чему. Как ни крути, Рим был унижен.

Пользуясь миром, Евпатор вплотную занялся делами Боспора, который, как мы помним, отложился и бунтовал. Понтийские войска под началом Неоптолема высадились в Крыму и застали там крайне сложную ситуацию. В страну вторглись какие-то северные и восточные племена: то были остатки скифов и прикубанские народы. Он обладали не только сухопутными силами, но и судами для переправы.

Войска Неоптолема оттеснили их и закрепились на Крымском полуострове. Царем Боспора стал сын Митридата Махар (в 81 г. до н. э.). Однако несколько лет варвары продолжали бунт. Боспорцев поддержали окрестные племена. Их главными союзниками были ахеи, жившие между Горгиппией и Колхидой. Аппиан считает их родственниками древних ахейцев. Возможно, так и было. Видимо, на Кубани следует искать прародину многих знаменитых арийских народов. Например, синдов или тех же ахейцев.

Ахеи попытались переправиться в Крым через Боспор Киммерийский (нынешний Керченский пролив). Ближайшей целью нападения был Пантикапей (современная Керчь). Неоптолем умело воспрепятствовал вторжению. Он атаковал и потопил варварские суда, сорвав переправу. Пантикапей был спасен. Это оказалось очень важно, так как корпус Неоптолема явно уступал численно его противникам. Военачальник использовал победу, чтобы пополнить войска. Возможно, подошли какие-то подкрепления.

Дождавшись зимы, варвары напали снова. Теперь попытались перейти Керченский пролив по льду, но не преуспели. Неоптолем вывел против них всю свою армию и выиграл «ледовое побоище». Особенно отличилась понтийская конница. После этого понтийский воевода разгромил остатки восставших боспорцев и полностью восстановил контроль над этой областью.

Одновременно Митридат попытался ударить на Кубань из Колхиды. Но поход против ахеев и других прикубанских племен закончился для Евпатора плачевно. «Потеряв две трети войска в сражениях, от мороза и засад», царь возвратился обратно. Он тотчас отправил послов в Рим, потому что нуждался в мирной передышке для восстановления численности своих поредевших войск. Это произошло уже в 78 г. до н. э., когда уже умер грозный Сулла.

Ариобарзан в свою очередь плел интриги. Его люди действовали в Риме, встречаясь с сенаторами, предлагая взятки и склоняя влиятельных людей к тому, чтобы они освободили Каппадокию от понтийской зависимости.

Однако после смерти диктатора дела Республики пришли в упадок. Страна находилась на пороге новой гражданской войны и рабских восстаний. Ссориться с Митридатом сенаторы сочли нецелесообразным. Разве что если царь сам будет нарываться на неприятности.

Евпатор учуял слабость римлян. Но и сам был недостаточно силен. Поэтому думал наказать каппадокийцев чужими руками. К тому времени его зять и союзник Тигран Великий Армянский значительно расширил границы своего царства. Он захватил Верхнюю Месопотамию и уничтожил Сирийское государство. Евпатор подговорил Тиграна напасть на Каппадокию. Тот не заставил себя уговаривать. Страна была основательно разорена.

Аппиан пишет, что именно теперь Тигран вывел из Армении 300 000 каппадокийцев, которых поселил в новой столице – Тигранакерте. Но все же более вероятно, что массовый угон произошел гораздо раньше. Города не возводят так быстро. Во всем остальном историк, несомненно, прав. Каппадокия действительно подверглась погрому. Римляне поняли смысл происходящего, но ничего не могли предпринять. Что касается Митридата, то он снова наращивал силы, поднимаясь из пепла, как Феникс. Четыре года в Малой Азии царили мир и покой.

Равновесие было нарушено в 75 г. до н. э. Умер вифинский царь Никомед. Он завещал свое царство Риму – то ли по собственному почину, то ли под нажимом Республики. Теперь римские владения непосредственно граничили с державой Митридата.

В то же время в Республике разразилась гражданская война. Римский гражданин Квинт Серторий, сторонник демократов, взбунтовал Испанию. Он собрал при себе сенат, мобилизовал легионы и вел полноценную войну против сулланцев, отделив Пиренеи. Его поддержали иберийские и кельтские племена.

Серторий завел переговоры с Митридатом о союзе. Его эмиссары Луций Магий и Луций Фанний прибыли в Понт и посулили Митридату власть над всей Малой Азией, если тот нападет на сторонников оптиматов (именно так со времен Моммзена принято звать приверженцев аристократической партии в Риме). Магий и Фанний уподобляли Митридата Пирру, а Сертория – Ганнибалу. Если двое столь великих людей объединятся, алчному Риму конец. Странно было слышать такие речи от двух римских посланцев.

Осторожный Евпатор послал в Испанию своих людей, чтобы те на месте убедились, стоит ли сотрудничать с Серторием и каковы будут условия возможного союза.

Серторий торжественно ввел посланцев Митридата в свой испанский сенат и начал переговоры. Сенаторы пообещали отдать Евпатору все, что было завещано понтийским царям, – Пафлагонию, Фригию, Галатию, Азию, а также Вифинию. Но против этого стал возражать сам Серторий. Он сказал, что не против передачи Митридату Вифинии и Каппадокии, тем более что ни та, ни другая не входила в состав Республики.

– Но Азия, – продолжал Квинт, – досталась нам наизаконнейшим путем по завещанию последнего пергамского царя. Я не могу смотреть равнодушно, как вы отдаете ее в руки Митридата. Нужно, чтобы твои победы увеличивали мощь твоей страны. Нельзя искать успеха за счет владений отечества.

Ответ Сертория изумил Митридата. Когда ему доложили о переговорах и речах Квинта, царь сказал придворным:

– Какие же требования предъявит Серторий в случае победы, если теперь, загнанный к самому Океану, устанавливает нам границы и угрожает враждой, коли мы их нарушим?

Но возвращение послов и их встреча с Митридатом произошли позже. А на самих переговорах удалось достигнуть соглашения. Послы приняли все условия Сертория. Глупо было отказываться от уступок с его стороны. Договорились, что Серторий пришлет полководца и нескольких военных советников в Понт. Митридат высоко оценил выучку и боевую тактику римлян. Он хотел обучить часть своих воинов сражаться по римскому образцу.

Со своей стороны царь обещал прислать в Испанию внушительную сумму в 3000 талантов, а также 40 кораблей.

Еще одним союзником Евпатора стали пираты, обосновавшиеся в Киликии, на греческих островах и на Крите. Значительная часть из них представляла собой остатки понтийского флота, участвовавшего в прошлой войне. Немудрено, что эти корсары откликнулись по первому его зову.

Главным военным инструктором Серторий отправил в Понт Марка Вария – одноглазого вояку, который ненавидел сулланцев и готов был сражаться против них хоть бок о бок с врагами Рима (по Плутарху его звали Марк Марий: у одного из античных авторов в текст вкралась описка; в итоге мы не знаем имени военачальника, но большинство историков пишут: Марий). В качестве военных советников отправились также ловкие Луции – Луций Магий и Луций Фанний, один из которых вскоре изменил и тайно снабжал информацией Лукулла.

После этих тайных переговоров Митридат решился на третью войну с римлянами. Она стала для него последней. Евпатор потерял в ней престол и жизнь.

5. Третья попытка

А был ли у царя выход? Евпатор прекрасно видел, что грош цена римским обещаниям. Понимал, что лишь только римляне уладят внутренние дела, как возьмутся лично за него и уничтожат Понтийское царство. А тут представилась возможность нанести превентивный удар. Почему нет? Смерти царь не боялся, но, как истинный митраист, стремился к победе над врагом, если была такая возможность. Тем более что римляне нарушили все клятвы, какие только могли. И вот маленький Понт начал новую войну против огромной Римской республики. Территориально это выглядело так, как если бы современные турецкие города Трабзон и Синоп (именно в этом районе находился Понт) напали на Италию с Грецией, Далмацией, Тунисом, Южной Францией и стали одерживать победы.

Подготовка Евпатора к военным действиям подробно описана античными авторами. Понимая, что борьба пойдет насмерть, он готовился основательно и хотел предусмотреть все детали. Остаток лета и всю зиму Митридат заготавливал лес, строил корабли, запасал оружие. Не забыл и о продовольствии. Евпатор собрал 2 млн медимнов хлеба. Основным поставщиком зерна было Поднепровье. Плутарх говорит, что мечи он приказал ковать «по римскому образцу». Готовили длинные щиты, которые хорошо защищали тело, а коней подбирали таких, которые не были нарядно разубраны, зато хорошо выучены. Помимо обычной кавалерии царь снарядил 100 серпоносных колесниц, так и не решившись отказаться от этого сомнительного оружия.

Велась серьезная дипломатическая работа. Евпатор договорился о союзе с горцами-халибами (жили к востоку и югу от Трабзона), с Тиграном Армянским. Скифы и тавры в Крыму находились в зависимости от Понта, поэтому прислали войска по первому требованию. Митридат помирился с ахеями на Кубани, а попутно смог перетянуть на свою сторону и другие прикубанские племена: гениохов, белых суров. Удалось найти общий язык с сарматскими племенами. Жившие по Днепру «царские» сарматы (видимо, это роксоланы) вступили с Евпатором в союз и поставляли наемников. Присоединились еще два сарматских племени: языги и кораллы. На Дунае друзьями понтийцев стали фракийские вожди и бастарны, с которыми Митридат сносился давно и откуда получал наемников. Это была мощная коалиция. Но ее опять поджидала беда всех коалиций – несогласованность действий. К тому же есть сильное подозрение, что большая часть этих племен просто поставляла наемников Митридату. Поэтому он и смог набрать крупную армию.

По сведениям Аппиана, Евпатор собрал 140 000 пехоты и 16 000 конницы (не считая носильщиков, проводников, купцов, маркитантов). Эта цифра опять завышена, даже если предположить, что она включает не только полевые войска, но и гарнизоны в Боспоре, Колхиде, Ольвии. При наличии столь крупной армии возникают три проблемы: снабжение, вооружение и оплата. Первые две были успешно решены, если верить Аппиану: оружие заготовлено, хлеб запасен на годы вперед. Проблема оплаты решилась, согласно тому же Аппиану, через систему союзов. Это значит, что перечисленные племена не брали с Митридата денег или почти не брали. Сражаться готовы были за одну лишь добычу. Но тогда возникает следующий вопрос: насколько заселены были в древности Понт, а также вассальные и союзные области: Боспор, Колхида, Приднепровье, Кубань? Другими словами, способны они были выставить стотысячную армию? Особенно если учесть, что часть войск следовало оставить для обороны собственных рубежей? Ответа на эти вопросы нет и не будет.

Главными полководцами Митридата стали Диофант, который прославился первой боспорской экспедицией, Таксил (покоритель Македонии) и Гермократ. Военным флотом из 400 кораблей командовал Аристоник.

Митридат провел испытания флота, совершил жертвоприношение Зевсу-Воителю, а в честь Посейдона бросил в пучину двух белых коней. После этого заключил, что все готово к войне.

Третья Митридатова война началась весной 74 г. до н. э.

В том же году на Везувий бежали из Капуи 78 римских гладиаторов, которых возглавлял Спартак. Он, по нашей гипотезе, сражался на Балканах в составе армии медов на стороне Митридата. И попал в плен, но не утратил ненависти к римлянам. Имя Спартака стало синонимом революционного бунта тех, кому терять уже нечего.

В Италии занялось пламя восстания. Оно вылилось в настоящую войну с рабами, которая длилась несколько лет. Гениальный Спартак создал регулярную армию, бил римских консулов, проконсулов, преторов. Паразитический Рим едва не погиб. Его спасли фаза этногенеза, относительно организованная социальная система и относительная же этническая монолитность. Например, если бы Спартак восстал во времена Союзнической войны, еще не известно, кто бы победил. А так – героический фракиец одерживал победы, но после них от него постоянно откалывались целые армейские корпуса: то галлы, то германцы. В итоге Спартак подчинился своим командирам, чтобы выжить… И обрек себя на смерть. История восстания известна.

Однако еще раз признаем, что Митридат выбрал очень удачный момент для начала военных действий. И подготовился основательно. Недаром Третья Митридатова война длилась целый десяток лет.

Военные действия начались одновременно в Европе и Азии. На Балканах римлян атаковали фракийцы, дарданы, иллирийцы. Наместник Македонии Скрибоний Курион отразил их нападение и перешел в контратаку. Македония была спасена, хотя дарданы и не покорились. В Иллирии римский наместник Косконий уже два года вел упорную войну с местными племенами. Если про дарданов мы точно знаем, что их нападение связано с Митридатовой войной, то про иллирийцев таких сведений нет. Однако, учитывая широкий размах дипломатии Евпатора, было бы странным, если бы он обошел своим вниманием иллирийцев, которые все равно воевали с Римом.

Второй театр военных действий располагался на Пиренеях. Римляне сосредоточили там крупные силы под началом молодого перспективного полководца Гнея Помпея Магнуса (Великого). За год до этого он потерпел от Сертория крупное поражение, был тяжело ранен и едва не попал в плен. Однако теперь все поменялось. Римские мятежники стали покидать Квинта и переходить на сторону Помпея. Видимо, им не нравилось, что армия Сертория становится все более испанской, а сам он превращается из римского гражданина в «варварского» царя. Помпей начал решительное наступление на Сертория. Впрочем, эта борьба продолжится еще пару лет, прежде чем Серторий будет предан своими и убит, а его армия капитулирует.

В Малой Азии против римлян перешел в наступление сам Митридат.

Стратеги понтийского царя Таксил и Гермократ вторглись в Пафлагонию. К войску на границу прибыл Евпатор, дабы произнести программную речь, вдохновить солдат и объяснить цели войны. Царь начал выступление, прославляя предков и восхваляя себя. Евпатор сказал, что сделал свое маленькое царство крупной державой и ни разу, командуя войсками, не потерпел поражения от римлян. Даже наоборот, бил их везде. А поражения от римских полководцев терпели его несчастливые военачальники. Затем в его речи прозвучали любимые обвинения – он обличал римлян во взяточничестве и жадности. Под гнетом этих гнусных людей, говорил царь, стонет вся Италия и Греция. О последнем договоре с римлянами Митридат сообщил, что римляне не желают оформить его письменно. А все для того, чтобы выждать момент и вновь напасть на Понтийское царство. Вину за текущую войну Митридат всецело возложил на римлян (хотя в данном случае напал первым; не будем судить базилевса строго, он верно оценивал ситуацию и всего лишь нанес упреждающий удар). Евпатор сообщил, что готов сражаться до полной победы. Для этого есть все предпосылки. Армия Понта сильна, у нее в достатке оружия и прочего снаряжения. Момент удобный. Римляне отвлечены двумя серьезными войнами. В Испании сражается Квинт Серторий. В самой Италии начался бунт (восстание Спартака).

Далее Митридат в двух словах изложил стратегический план войны.

– Римляне, – сказал он, – не обращают внимания на море, которое находится во власти пиратов. И союзников у них нет, все ненавидят.

Тут он показал на Вария и двух Луциев и прибавил:

– Разве вы не видите, что лучшие из них – враги своему отечеству и союзники нам?

Сказав так и «воспламенив свое войско», как пишет Аппиан, царь напал на Вифинию. Наместником этой свежей римской провинции был Марк Аврелий Котта. Талантливый финансист и выкачиватель денег, но в военных делах человек неопытный. Не принимая сражения, он бежал в Халкедон. Вифиния досталась Митридату без боя. Ограбленный римлянами народ с радостью перешел на сторону понтийского царя. Халкедониты остались верны римлянам. Этот город был или достаточно богат, или слишком инертен. Но скорее всего, дело в римском гарнизоне, который там засел.

Со всех сторон римляне стали перебегать в Халкедон под значки Котты. Митридат выступил, чтобы осадить город, и вскоре стал лагерем под его стенами. Начальником морских сил у Марка Аврелия Котты был некто Рутилий Нуд. Он занял укрепленные пункты на равнине перед городом морской пехотой, но был выбит оттуда и поспешно ретировался к воротам Халкедона. У ворот началась толкотня. Лучники Митридата принялись расстреливать римлян, и «ни одна стрела не пропала даром», пишет Аппиан. Стражники в панике захлопнули створки и заперли их на засов. Нуда и офицеров подняли вверх на ремнях. Остальные погибли, находясь меж врагами и друзьями. Они тщетно простирали руки и молили Митридата о пощаде, а своих – о спасении. Римляне и понтийцы оказались одинаково безжалостны. Но виноватым назначен как обычно Митридат, который не пощадил врагов, а вовсе не римляне, которые не спасли друзей.

Кстати, поступок римлян понятен. Возможно, морскую пехоту составляли греки-союзники. Тогда все логично. Римских офицеров спасли, а греков как людей второго сорта оставили подыхать. Становится ясной и безжалостность Митридата. Он расправлялся не просто с врагами, а с предателями – с греками, которые служат Риму.

Евпатор, пользуясь благоприятными обстоятельствами, в тот же день повел свои корабли в гавань Халкедона и на полной скорости атаковал заграждения в виде медных стен. Заграждения были прорваны. Понтийцы ворвались в гавань и напали на стоящие там корабли, лишенные значительной части команды (ведь морская пехота погибла в резне у ворот). Четыре корабля оказались сожжены. Еще 60 были захвачены. Котта и Нуд наблюдали за этим разгромом из-за портовых укреплений. Из римлян в этот день погибли 3000 человек, в том числе один из сенаторов, Луций Манлий (это сведения Аппиана; Плутарх называет другую цифру римских потерь: 4000 человек). Митридат в бою за гавань потерял два десятка бастарнов, которые ворвались первыми. Были и другие потери – в морском бою и во время схватки с морской пехотой. Но их нельзя назвать значительными и можно не принимать в расчет. Большая часть убитых римлян даже не участвовали в сражении: их просто перестреляли. Одновременно Митридат отправил корпус под началом стратега Гермократа для осады другого важного пункта на пути в Европу – города Кизика. Кизик оказывал помощь Халкедону и препятствовал проходу понтийских кораблей.

В далеком Риме возникла тревога. Азиатские провинции опять могли отпасть. К тому же все понимали, сколь опасен Митридат. Если позволить ему вторгнуться на Балканы, есть риск, что Республика вообще развалится и погибнет. Нужно было во что бы то ни стало изолировать всех противников и разбить каждого поодиночке. Поэтому, несмотря на опасность со стороны Сертория, Спартака, дарданов и иллирийцев, решено было набрать еще одну армию и направить ее на восток для войны с Митридатом. Среди римских аристократов возникло соперничество: идти на богатый Восток для многих казалось заманчивым. Больше всех хлопотал Луций Лициний Лукулл, бывший соратник Суллы. С помощью своих обширных связей Лукулл добился, что его назначили наместником Киликии – эта вакансия освободилась после смерти предыдущего губернатора. Луций ничем не гнушался. Он дал взятку одной распутной женщине, которая имела влияние на ключевых людей в сенате. Так и получил провинцию. После этого уже не составило труда провести через народное собрание другое решение – о том, чтобы именно Лукуллу поручили вести Третью Митридатову войну.

Луций Лициний набрал один легион в Италии, еще два – за ее пределами и с этими силами прибыл в Малую Азию. Здесь присоединил два бывших легиона Фимбрии. Правда, к тому времени фимбрианцы окончательно разложились. Лукуллу предстояло заново учить их порядку и дисциплине. Его советником был Архелай – бывший полководец Митридата, проигравший Сулле решающие сражения и бежавший к римлянам. Несомненно, этот деятель принес большую пользу Лукуллу. Во-первых, он курировал «политическую разведку», вербовал шпионов среди понтийцев и вел подрывную работу. Во-вторых, знал местность и мог служить ценным проводником.

Лукулл высадился в Азийской провинции. Местные города бурлили. Все опять ждали Митридата как освободителя. Еще чуть-чуть – и вспыхнуло бы восстание в его пользу. Прибытие римской армии резко изменило ситуацию. Греки присмирели. Тем более что все помнили предыдущие экзекуции, которые устроили Сулла и его ученик Лукулл после Первой Митридатовой войны.

Луций Лициний замирил Азию одним своим прибытием. После этого форсированным маршем прошел через весь полуостров, достиг Киликии и присоединил к своей армии еще два легиона. В итоге у полководца набралось 30 000 пехоты и 1600 кавалеристов. Если отрешиться от басен о невероятной численности войск Митридата, окажется, что римляне привели на Восток крупную армию. Теперь Лукулл принялся искать встречи с Митридатом. Он намеревался выручить Котту, запертого в Халкедоне. Некоторые офицеры советовали бросить неудачливого коллегу и ударить по тылам Митридата. Но Лукулл собрал легионеров на сходку и произнес нравоучительную речь.

– Мы, – сказал полководец, – идем выручать Котту. Потому что это наш товарищ. Я предпочту вызволить из рук варваров хоть одного римлянина, чем завладеть всем вражеским достоянием!

Перебежчик Архелай больше других настаивал на походе в Понт. Он заверял, что стоит Лукуллу появиться в Понтийском царстве, как все оно окажется в руках римлян. Прогнившая эллинистическая страна, мол, не способна сопротивляться. Лукулл дал вполне остроумный ответ:

– Я не трусливей обыкновенных охотников и не стану обходить зверя, чтобы напасть на его опустевшее логово.

После этого римский военачальник повел солдат по направлению к Халкедону и Кизику. Плутарх сообщает, что у него были те же 30 000 пехотинцев, но уже 2500 тысячи конников. Возможно, Лукулл пополнил свою кавалерию в Азии за счет сторонников римлян.

Дальнейшее описание войны у Аппиана и Плутарха несколько разнится. Первый обобщает события, второй развлекает читателя всякими диковинками и за счет этого сообщает больше деталей, которые помогают понять эпоху и живших тогда людей.

Митридат повел навстречу Лукуллу четыре корпуса под общим началом Вария.

Став лагерем в виду вражеских войск, Лукулл был поражен их многочисленностью (Аппиан дает очередную фантастическую цифру в 300 000 солдат, собранных Митридатом). На самом деле под командой Вария имелось вроде бы 40 000 понтийской пехоты и 5000 конницы. Тем не менее армия Евпатора несколько превосходила римские легионы. Но поразило Лукулла отнюдь не это. Он был шокирован тем, что увидел вместо варварской орды стройные манипулы и когорты, вооруженные на римский манер. Полководец впал в уныние и стал уклоняться от боя.

Но военный инструктор Митридата – Марк Варий – имел другие намерения. Плутарх пишет, что к тому времени он обладал сильным влиянием на царя. Когда военный советник въезжал в захваченные города Пафлагонии и Вифинии, «Митридат уступал ему первенство и следовал за ним, добровольно принимая облик подчиненного». Похоже, этот Марк был очень решительным и харизматичным человеком. И милосердным. Или, во всяком случае, политически подкованным. По словам Плутарха, он всюду даровал захваченным городам вольности и свободу от налогов. Все это делалось именем Сертория.

Варий планировал разбить Лукулла в одном сражении. Эта победа сразу отдала бы в руки понтийцев Малую Азию. Враги сошлись 20 августа 74 г. до н. э. «Это случилось во Фригии, – комментирует Плутарх, – около места, которое называют Отрия».

Марк выстроил понтийские легионы. Лукулл принял вызов. В противном случае его бы просто осадили в лагере. Войска уже должны были сойтись, нагнетает страсти Плутарх, «как вдруг, совершенно внезапно, небо разверзлось и показалось большое огненное тело, которое неслось вниз, в промежуток между обеими ратями; по виду оно более всего походило на бочку, а по цвету – на расплавленное серебро». Всякие знамения и приметы – излюбленные вещи для этого автора. На сей раз он описывает падение метеорита. Обе враждебные армии сочли это плохим предзнаменованием и разошлись в разные стороны. Варий отступил к Халкедону. Котта собрал флот и войска и атаковал понтийцев. В битве участвовали крупные силы из Кизика. Но Митридат Великий опять доказал, что умеет сражаться. Он учинил страшный разгром римлян и их союзников. Котта потерял 16 000 человек из своей 20-тысячной армии. Его флот был уничтожен полностью. Доля кизикенцев в этих потерях составила 4000 пехоты и 10 боевых кораблей.

Тем временем к Халкедону подошли легионы Лукулла. Десятого сентября 74 г. до н. э. он разбил лагерь напротив понтийцев.

Луций Лициний действовал так, как учил Сулла, – попытался окопать армию Митридата со всех сторон и лишить ее подвоза продовольствия. Римлянин захватил нескольких пленных и тщательно допросил каждого. Выяснял, сколько воинов живут в палатках и какое количество продовольствия они имеют. Сопоставив данные допросов, Лукулл вычислил, что запасов еды врагу хватит дня на четыре. Это окончательно убедило Луция Лициния, что спешить с битвой не следует. Тактика сработала, и Митридат перевел войска под Кизик, чтобы избежать голода. Отступление свершилось темной ненастной ночью. Митридат форсированным маршем направился к Кизику. А на рассвете уже расположился под городом, у горы Адрастии.

Лукулл последовал за врагами. Довольный тем, что удалось переиграть Евпатора и его советников, он разместил солдат лагерем возле деревни под названием Фракия. По природным качествам это место обеспечивало господство над дорогами, по которым Митридат получал продовольствие.

– Попомните мое обещание, – сказал римский полководец своим приближенным, – скоро я захвачу неприятеля вообще без боя.

Кизик расположен на узком перешейке. Осадить его было легко. Но это создавало дополнительные трудности для самого Митридата: его достаточно просто было отрезать от подвоза продовольствия на этом же перешейке, если сзади подоспеет враг. Лукулл подоспел.

Римлянин велел зачистить местность и свезти продукты в лагерь, который располагался на высокой горе, куда вела узкая тропа. Тропу караулили разъезды Митридата. Но именно эта гора заслоняла понтийцам выход к окрестным деревням, богатым продовольствием. Сие обеспокоило Митридата.

Но он стал жертвой нового предательства. Один советников, серторианец Луций Магий, намеревался перебежать к Лукуллу. Однако прежде хотел заслужить прощение, снесся с Лукуллом и стал на него шпионить. Магий посоветовал Митридату не обращать внимания на римлян. Два легиона Фимбрии, заверял изменник, готовы перейти на сторону Евпатора. Следовательно, Лукулла можно одолеть вообще без боя.

Митридат промедлил, а Лукулл в это время укрепился на своих позициях и стал буквально неуязвим. Евпатор попал в ловушку. Выходом было бы скорейшее взятие Кизика.

Царь окружил Кизик десятью лагерями, занял флотом пролив, отделяющий город от материка, и повел осаду с суши и моря. Кизикенцы храбро защищались, сохранив верность римлянам. Однако они ничего не знали о местонахождении Лукулла, и это внушало тревогу. Лагерь Луция Лициния был виден где-то вдали, но… Но понтийцы пошли на хитрость.

– Видите, – говорили они защитникам города, – это Тигран Армянский прислал на помощь нашему базилевсу свои войска!

Осажденные пришли в ужас: множество врагов окружают их. Многие говорили, что даже если бы Лукулл пришел на выручку, то не смог бы одолеть столь великую армию.

Однако разведка Лукулла, которую возглавлял изменник Архелай, делала свое дело. В Кизик проник один из агентов, Демонакт. Он сообщил, что Луций Лициний стоит в двух шагах, и это его лагерь виден со стен Кизика. Горожане не поверили. Они сочли, что шпион просто пытается их утешить. Начались колебания – не сдаться ли?

Но тут явился еще один вестник. Это был мальчик – тоже агент Архелая. Его схватили понтийцы. Но хитрец умудрился бежать и проник в Кизик. Его спросили, где Лукулл. Мальчик счел, что над ним подшучивают. Когда выяснилось, что горожане действительно встревожены и ни о чем не догадываются, юный гонец засмеялся и показал рукой вдаль, на лагерь Луция Лициния. Добрая весть прибавила горожанам бодрости.

Евпатор окружил город рвами, а гавань отделил двойной стеной. Он возвел много насыпей, изготовил большое число осадных машин, башен и черепах для таранов – словом, действовал в лучших традициях школы Деметрия Полиоркета.

Воины Митридата страдали, правда, от голода, но сам царь ничего не знал. Он готовился к решающему штурму. Прежде чем начать, подвез к стенам 3000 пленников из Кизика. Простирая руки, те молили сограждан сдать город. Стратег Писистрат, командовавший обороной города, приказал ответить: пускай пленные переносят трудности, раз уж оказались в лапах врага.

Митридат начал штурм с моря. Царь направил против оборонявшихся плавучую башню, которая держалась на двух кораблях. Ее удалось придвинуть к стене и перебросить трап. По нему в город ворвались несколько понтийцев. Кизикенцы сперва пришли в замешательство, но Писистрат повел их в атаку. Понтийцев удалось сбросить со стены. В башню принялись метать огненные снаряды. Штурмующим пришлось отвести ее назад.

Правда, увлекшись отражением морской атаки, кизикенцы едва не прошляпили город. Евпатор двинул посуху к стенам все осадные машины. Кизикенцы попали в тяжелое положение, атакованные сразу во многих местах. Тем не менее Писистрат проявил себя блестяще: направлял людей в самые угрожаемые пункты и всюду успевал отбить нападение. Защитники разбивали черепахи огромными камнями. Иногда петлями отклоняли удары таранов или шерстяными плетенками ослабляли их силу. Огненные метательные снаряды встречали водой (ее было в избытке – море-то рядом!) и уксусом. Словом, проявили чудеса храбрости и находчивости.

К вечеру понтийцы все-таки сожгли и пробили часть стены. Защитники города ночью заделали пролом. К утру стена вновь мешала понтийцам войти. Митридат собирался повторить приступ.

Однако внезапно налетела сильнейшая буря. Она разрушила часть инженерных машин и повалила одну осадную башню, которая, видно, была плохо сколочена. Друзья стали наперебой советовать царю снять осаду с города, который «находится под защитой богов». Аппиан пишет, что кизикенцы на радостях вылепили из хлеба корову, чтобы принести ее в жертву Зевсу – покровителю города. Однако в голодном городе отыскалось вдруг живая корова. Ее закололи, часть мяса сожгли, после чего устроили пир.

Евпатор упорно не желал уходить. Он приметил лежащую неподалеку от Кизика гору Диндим и с нее начал подкоп. Соорудил новые осадные машины, расшатал стены и башни. Но царь сражался с двумя врагами. Первый враг – это люди. Их Митридат побеждал. Второй враг – голод. Против него оказался бессилен. Понтийская кавалерия пришла в негодность. Часть солдат погибли, другие были деморализованы.

Митридату доложили, что его войска страдают от голода. Плутарх пишет, что доходило до людоедства. Тем временем Лукулл методично продолжал блокаду. Он не стремился к внешнему блеску: работал на результат и бил врага по желудку.

Попутно римский военачальник осаждал мелкие укрепленные пункты и разорял окрестности. Однажды он увел свои войска для осады одного из таких пунктов. Митридат немедленно воспользовался случаем, чтобы вывести всю конницу из-под Кизика. Ей было приказано уходить в Вифинию вместе с обозом и небоеспособными частями пехоты. Шли кружным путем – в Троаду, надеясь таким образом обмануть римлян. Дело было зимой. Уже лежал первый снег.

Узнав о бегстве противника, Лукулл вернулся со своими отрядами в лагерь после ночного марша. Дал людям отдохнуть несколько часов, а ранним морозным утром пустился в погоню. С собой полководец взял 10 когорт пехоты (6000 солдат) и всю кавалерию. Остальные продолжали сторожить Митридата.

В небе клубились тучи. Пошел снежок. Сперва небольшой, затем все сильнее и сильнее. Римляне попали в бурю. Многие выбились из сил и отстали. Сам Лукулл упорно продолжал преследование врага. Оно того стоило. Римляне настигли ничего не подозревавших понтийцев у реки Риндак, которая впадает в Пропонтиду километрах в пятидесяти восточнее Кизика. Легионеры напали на врага, разметали, устроили резню, взяли добычу и множество пленных. В условном «римском исчислении» они захватили 15 000 пленных. Римлянам достались 6000 лошадей, множество вьючного скота и верблюдов. Другая часть Митридатовой армии, под началом Метрофана и Луция Фанния, тоже пыталась прорваться, но после долгих блужданий возвратилась под Кизик. Полководцев Евпатора словно преследовал злой рок.

Хотя поражение при Риндаке преувеличено и раздуто, Митридата оно ослабило. Понтийский царь стал искать пути отступления. Он все равно бы отступил. Просто хотел разделить армию, чтобы спасти побольше людей, ведь кавалеристов трудно переправить на кораблях, да и повозки пришлось бы бросить. Поэтому царь и отделил часть войска для прорыва, который… закончился разгромом на реке Риндак.

Чтобы отвлечь внимание Лукулла, понтийский правитель ударил по его тылам, направив для этой цели корпус морской пехоты. Операцией командовал наварх Аристоник. Но опять вкралась измена. Аристоника выдали предатели. На его корабле, приплывшем к римлянам, Лукулл захватил войсковую казну в 10 000 золотых. Этими деньгами наварх рассчитывал подкупить кого-то из римлян. Средства пришлись весьма кстати для выплаты жалования легионерам.

Аппиан пишет, что наступившая зима отняла возможность снабжать понтийские войска морем. Штормило. Отрезанные подразделения стали страдать по-настоящему. Многие воины ели сухую траву и болели, другие умирали, третьи поедали внутренности павших. Никто не убирал трупы. Армия умирала и разлагалась, как тяжелобольной человек. Причем без всяких боев – прав был Лукулл!

Однако Митридат упорно держался. Царь все еще надеялся, что возьмет Кизик с помощью тех подкопов, что вел с горы Диндим. Это позволило бы одержать победу там, где казалось неизбежным поражение. Но стратег Кизика Писистрат не давал врагу расслабиться. Он сделал контрподкопы, сжег вражеские машины, часто предпринимал вылазки и храбро сражался с изнуренной армией Митридата. После гибели машин и завала подкопов понтийский государь наконец понял, что дело проиграно, разделил войско и начал отступление от Кизика. Но это вовсе не означало, что Евпатор позволил римлянам захватить стратегическую инициативу. У него возник дерзкий план. Митридат хотел высадиться на Апеннинах, соединиться с гладиаторами Спартака и атаковать сердце Республики – Рим. Такой план был достоин самого Ганнибала! Это характеризует размах мышления понтийского царя.

Соратники, конечно, принялись отговаривать от такой авантюры, как высадка в Италии. Отговорили. И все-таки Митридат попытался совершить головокружительный бросок на запад. Царь разграбил город Приап в Троаде, а затем эвакуировался с частью войск по морю в Парос.

Другая часть армии, менее поворотливая, попыталась прорваться сушей в Лампсак. Лукулл преследовал ее и ударил на переправе у рек Эсеп и Граник, которые разлились от дождей. Полководец взял «множество» пленных и перебил 20 000 одних только воинов. Если же считать потери понтийцев целиком, вместе с нестроевыми, сообщает Плутарх, то они достигают трехсот тысяч человек… Страсть римлян к преувеличениям воистину не знает предела!

После этого Лукулл вступил в Кизик, где полководца ждал восторженный прием. Лучшие граждане (не чернь) учредили в его честь ежегодный праздник, так называемые Лукуллии. Затем Луций Лициний двинулся вдоль Геллеспонта в Троаду.

Аппиан немедленно проговаривается о численности войск Митридата и его дальнейших действиях. Да и насчет битвы на переправе высказывается гораздо более осторожно, чем Плутарх: мол, римляне нанесли понтийцам урон. Из чего можно сделать вывод, что картина выглядит не столь катастрофично для Понта. Вскоре мы узнаем, что изрубленные римлянами «300 000 понтийцев» благополучно прибывают в Лампсак. Конечно, были у них потери и поражения. Но вовсе не имел места тот радикальный разгром, о котором Лукулл сообщил в Рим. Впрочем, можно ли винить самого Лукулла? Он всего лишь хотел сохранить командование в этой выгодной войне. И действовал по правилам, которые были принять в римском мире. В частности, многократно преувеличивал потери врага и преуменьшал собственные.

Лукулл осадил Лампсак. Митридат послал эскадру («корабль», преуменьшает Аппиан) и эвакуировал гарнизон вместе с населением из-под носа у римлян. Лукулл словно получил щелчок по носу. Евпатор оставался силен, его рано было сбрасывать со счетов.

Одновременно с осадой Кизика разворачивались события в Каппадокии и на юге Малоазийского полуострова. Наступление на этом фронте начинал еще Диофант. Продолжил кампанию другой полководец, Эвмах. «Быстро пройдя по всей Фригии, – сообщает Аппиан, – он убил многих римлян с женами и детьми». Затем напал на галатов, но неудачно. Вторгся в Суровую (горную) Киликию и подчинил ее. Здесь нашел массу союзников. Киликийские пираты боготворили Евпатора. Для многих из них он совсем недавно был царем и начальником. На сторону понтийцев перешли также исавры и писидийцы. Зато один из тетрархов Галатии, Дейотар, собрал войско и внезапно напал, атаковав понтийцев на марше. Он одержал победу и отбросил Эвмаха, сведя на нет все результаты его лихого рейда. Впрочем, Каппадокия осталась за понтийцами.

Митридат эвакуировал солдат из Лампсака на Парос. С каждым поражением армия редела. Заменить павших было некем.

Евпатор вел морскую войну. Его флот блокировал Перинф и Византий. Митридат высадился на Херсонесе Фракийском. Однако действия в этом районе не принесли успеха. Эллинистические стратеги стали говорить, что надобно оборонять Понт, а не искать на свою голову приключений. Советников легко понять. В Понте у них были семьи, богатства, накопленное имущество. Они хотели защищать свое добро от посягательств римлян, не понимая при этом, что лишь стратегия асимметричных ударов может спасти жизнь и дать шанс сохранить богатства. Защищаясь, они заранее были обречены.

Один человек из советников Митридата настаивал все же на высадке в Италии: Марк Варий. Он брался возглавить десант и разжечь пламя гражданской войны.

Договорились разделиться. Сам базилевс должен был воевать против Лукулла, обороняя Понт и Вифинию. Варию надлежало плыть на Апеннины.

Евпатор дал ему 10 000 отборных воинов и 50 кораблей. Этим корпусом командовали сам Марк, евнух Дионисий и Александр из Пафлагонии. Вскоре они уже разбойничали в Эгейском море. Идея была такая: выйти римлянам в тыл, захватить острова Архипелага и перерезать коммуникации, а затем плыть в Италию.

Сам царь с большей частью армии отбыл морем в Никомедию. Там собирался привести войска в порядок. Однако море в это время года неспокойно. Корабли Вария и самого Митридата попали в шторм. Понтийцы без боя понесли потери. Но главные бури в жизни Митридата были еще впереди. Первая из них – уже рядом. Скоро царь попадет в блокаду, а чтобы спастись, выйдет в бурное море и едва не лишится жизни.

Вернемся к Лукуллу.

Отогнав Митридата от стен Кизика и потерпев неудачу под Лампсаком, Лукулл начал войну на море. Он хотел разбить морские силы царя или во всяком случае серьезно их ослабить. Часть флота Луций оставил себе, а другую отдал под команду навархов. Римский полководец отложил вторжение в Понт, сосредоточив главные силы против Вария. Митридат получил передышку. Правда, она оказалась короткой, потому что Лукуллу повезло. Но обо всем по порядку.

Луций повсюду разослал свои корабли, чтобы тревожить врага и лишить его морских баз. Один из людей Лукулла, Триарий, внезапным наскоком взял Апамею и произвел ужасное избиение ее жителей. Другой флотоводец, Барбас, занял Прусиаду в Вифинии, а затем напал на Никею и захватил ее, воспользовавшись тем, что гарнизон Митридата бежал. Сам Лукулл орудовал в Ахейском заливе неподалеку от Илиона. Вскоре узнал, что где-то неподалеку курсирует Варий, который грабит купеческие суда, захватывает острова и хочет отрезать римлян от метрополии.

Разведчики заметили в море 13 понтийских пентер, плывших к острову Лемнос. Эскадрой командовал Исидор, грек на понтийской службе. Лукулл перехватил их в Ахейском заливе и уничтожил. Исидор погиб. Захватили пленных. Те сообщили новость: Исидор шел на соединение с Варием, Александром и Дионисием, которые уже находятся на Лемносе или неподалеку от него. Сам Марк Варий где-то рядом! Ради того чтобы захватить и уничтожить эту важную птицу, Лукулл готов был на все.

Варий достиг гавани на маленьком островке близ Лемноса. Вскоре там показался Лукулл со всеми морскими и сухопутными силами, какие только смог собрать. Он напал на тех, что стояли в гавани. Понтийцы подтянули корабли вплотную к берегу и принялись обстреливать римлян. Те несли потери и не могли отвечать. Римляне-то сражались на качающихся палубах, а понтийцы – практически на твердой земле. Обойти врага по морю тоже не представлялось возможным – гавань оказалась слишком узкой.

Лукулл отправил отряд кораблей, чтобы найти место для высадки. Римляне спустились на сушу, обошли понтийцев и напали на них. Часть противников перерезали. Те, что уцелели, перерубили якорные канаты и попытались спастись в море. Корабли Лукулла таранили врагов и пускали ко дну. Римлянин отдал своим строгий приказ: не убивать одноглазых: Марк Варий окривел на один глаз. У римлян считалось привлекательным захватить противника живым, чтобы насладиться зрелищем казни.

Варий был захвачен, претерпев перед смертью поношение и позор. Он скрывался в какой-то пещере вместе с евнухом Дионисием и Александром. Дионисий выпил яду и умер на месте. Александра сохранили живым для триумфа. Варию же придумали небывалую казнь.

Для Митридата эта потеря значила больше, чем гибель целой армии. Марк оказал ему множество ценных услуг, создал армию и сплачивал вокруг себя римлян. После его гибели многие римские перебежчики стали переходить на сторону Лукулла, считая дело Митридата проигранным. Теперь о вторжении понтийцев в Италию можно было не беспокоиться.

Вскоре последовало еще одно поражение. Легат Триарий перехватил у острова Тенедос крупную эскадру Митридата, которая состояла из кораблей, вернувшихся из Испании, и критских пиратов. В морской битве весь этот флот был захвачен или пошел на дно. Митридат лишился всех морских сил на Эгейском море.

Единственным успехом понтийцев были сражения при Гераклее. Этот крупный город осадила вторая римская армия под началом Котты. Но этот человек зарекомендовал себя полным неудачником и понес потери в боях с гераклейцами. Вялая осада города продолжалась долгое время. Судьбу Гераклеи должны были решить победы или поражения главных сил Митридата, а отнюдь не действия невезучего Котты.

Покончив с Варием, Лукулл обратился против самого Евпатора. Он рассчитывал настигнуть царя еще в Вифинии. Для этого снарядил эскадру под началом Вокония. Тот получил приказ запереть Митридата в Никомедии. Не тут-то было. Царь почуял опасность, а Воконий вел себя беспечно: увлекся местной религией и проходил обряд посвящения в самофракийские таинства, связанные с богами плодородия Кабирами. Их символом был фаллос. Мистерии включали в себя экзотичные оргии. Они-то и привлекли римского вояку. Пользуясь его экстазом, Митридат посадил войско на корабли, покинул Никомедию и рванул на восток. Вскоре город был занят отрядами Триария.

Тогда царь попал в бурю. Подобного рода бедствия любят описывать античные авторы, и «хоронят» солдат в таких случаях десятками тысяч. Например, когда эпирский царь Пирр попал в шторм, Плутарх заявил, что тот потерял чуть ли не всю армию. Однако после этого «погибшая» армия благополучно сражается с римлянами и одерживает победы. Нечто похожее видим в случае с Митридатом.

Аппиан сообщает, что царь лишился 10 000 человек и шестидесяти кораблей. «Все взморье еще много дней было усеяно обломками кораблей, которые выбрасывал прибой», – пишет в свою очередь Плутарх, склонный сгущать краски. Радоваться нечему, но размеры катастрофы Митридата все же преувеличены.

Царский флагман (грузовое тяжелое судно, которое даже к берегу подойти не могло) был разбит бурей. Сам Евпатор перешел на легкий корабль морских разбойников. Приближенные советовали царю не доверяться пиратам. Он доверился. Разбойники благополучно доставили его в столичную Синопу.

Оттуда Митридат переехал в Амис и стал энергично рассылать послов, искать деньги, пополнять армию и приводить в порядок разбитые легионы. Кстати, в этот город еще после Первой Митридатовой войны сбежалось много афинян. Все жаждали отомстить римлянам и верно служили Евпатору. Впоследствии греческий полководец на понтийской службе Каллимах (может быть, тоже афинянин по происхождению) будет храбро защищать город от Лукулла.

Одно посольство Митридата отправилось в Армению к Тиграну Великому. Второе – в Боспор, где правил сын Евпатора – Махар. Митридат просил помощи у того и другого. Третий посол, Диокл, отбыл в страны скифов и сарматов с богатыми дарами и золотом. Однако до холодных берегов Днепра этот дипломат не добрался. Он перебежал с деньгами к Лукуллу.

Римский полководец победоносно прошел по Вифинии, Пафлагонии и через Галатию вступил в Понт. Митридат бежал в крепость Кабиру, которая лежала на востоке страны, в предгорьях Кавказа.

В начале похода Лукулл терпел недостаток в съестных припасах. Пришло остроумное решение. Полководец приказал «тридцати тысячам» (цифра на совести Плутарха) галатов следовать за легионерами и тащить по медимну зерна для прокорма войска.

Римляне с лихвой вознаградили себя за лишения, когда достигли наконец Понта. Это была богатая страна, совершенно нетронутая цивилизацией (в лице римских ростовщиков). Римлянам было где разгуляться. Лукулл так обобрал владения Митридата возле Амиса и понтийской Евпатории, что «рабы стали продаваться по четыре драхмы, а бык – по одной», пишут Аппиан и Плутарх. Подразумевается, что это очень дешево. Прочую добычу вообще бросали или уничтожали. Сбыть ее товарищу ни один легионер не мог: у каждого было вдоволь.

Разграбив благодатные понтийские долины и разрушив множество деревень, легионеры позарились на города. Они стали упрекать Лукулла, что тот избегает осад. Особенно теперь, когда армия Митридата фактически развалилась после неудачи под Кизиком. Варий погиб с целым корпусом, Митридат понес потери и сохранил малую часть армии. Кругом беззащитные города. Время действовать.

– Мы легко бы могли взять тот же Амис, – говорили солдаты. – Это цветущий и богатый город. Но Лукулл гоняется за Митридатом, который, говорят, бежал к халдам в пустынные горы.

Лукулл пропустил ворчание легионеров мимо ушей. А зря. Впоследствии это привело к бунту. Офицеры упрекали полководца в медлительности. Он, мол, занят разорением вражеских земель, вместо того чтобы догнать и уничтожить Митридата. Евпатор соберет свое рассеянное войско, пополнит его новобранцами и ударит на римлян.

– Этого я и хочу, – возразил Лукулл. – Пусть царь соберется с силами и нападет на нас. Это лучше, чем если бы он убегал от нас и заставил тратить усилия. Или вы не видите, что за спиной у Митридата Кавказ – огромный край с глубокими ущельями, где могут найти приют хоть тысячи беглых царей. Мы знаем, что Митридат укрылся в крепости Кабиры. Оттуда всего несколько дней пути до Армении. Там царствует его зять Тигран – опасный враг, который переселяет греков из Мидии в Армению, захватил Сирию, убивает Селевкидов, уводит в плен их жен и дочерей, удачно воюет с парфянами. Как бы нам, торопясь выгнать Митридата, не ввязаться в тяжелую войну с Тиграном.

Эти слова были ключевыми в речи Лукулла. Благоразумный полководец не хотел ввязываться в новую войну. Ввиду этого он все же осадил Амис. То есть пошел на поводу у легионеров, что было новой ошибкой. Солдаты могли обвинить его в слабости. Другой римский корпус блокировал город Темискиру, которую называли родиной амазонок в память о каком-то древнем предании.

При этом Синопа – столица Понта – осталась в стороне. Блокировать ее у римлян просто не было сил.

Осада Амиса велась очень вяло. Под Темискирой работы шли более энергично. Легионеры вновь применили все рецепты классика военной инженерии – Полиоркета. Передвижные башни, валы, подземные ходы. Жители отчаянно сопротивлялись. Под землей шли настоящие сражения. Наконец горожане придумали гораздо менее затратные способы обороны: запускали в подземелье то медведей, то диких пчел. Легионеры пасовали перед изобретательностью врага.

Митридат, прочно обосновавшийся в Кабирах, на краю царства, посылал осажденным большое количество продовольствия, оружия и людей. Сам он собрал в Кабирах 40 000 пехоты и 4000 конницы – надо полагать, ополченцев, ибо профессиональная армия погибла.

Царь приступал к кампании 73 г. до н. э. с новыми надеждами. В Италии все сильней разгоралась война гладиаторов под предводительством Спартака. Если бы Митридат уничтожил римские легионы в Азии, он мог считать себя в безопасности. У Республики не было сил, для того чтобы набрать новую армию. Во всяком случае, до тех пор пока в Испании сражался Серторий, а в Италии – Спартак. За это время многое могло измениться. Если бы только Митридату удалось отбросить Лукулла…

Под Амисом дела Лукулла обстояли не лучше, чем под Темискирой. Всю зиму он осаждал город. Весной 73 г. до н. э. Луций поручил дальнейшую осаду Мурене Младшему (это был сын того Мурены, который вел неудачную Вторую Митридатову войну), а сам двинулся на Евпатора.

У царя были выставлены передовые отряды, чтобы задержать Лукулла и просигналить огнями о его продвижении. Начальником разведчиков был Феникс, понтиец царского рода, «принц крови». Когда Лукулл приблизился, тот и вправду подал сигнал. А потом… сдался римлянам со всеми людьми. Может, его окружили. А может, взбунтовались солдаты. Или предатель Архелай вступил в переговоры с Фениксом и уговорил выбрать римскую «свободу» вместо понтийского «рабства».

Навстречу Лукуллу выступили полки под началом стратега Диофанта – покорителя Боспора. Сошлись. В бою Диофант потерпел поражение из-за измены. Предали двое – Луций Фанний, который давно снабжал врага информацией, и стратег Метрофан – ветеран Первой войны, соратник Архелая.

После победы над Диофантом римский полководец форсировал горы и спустился в долину, где стояла крепость Кабира. Митридат двинул армию навстречу, перешел речку Лик и в удобной долине выстроил войско для битвы. Разыгралось конное сражение, римляне бежали. Понтийским авангардом командовал храбрый Таксил, бывший завоеватель Македонии. Он сумел склонить на свою сторону часть фракийской конницы, воевавшей на стороне римлян. Приключения этих фракийцев весьма характерны для тех бурных событий. Фракийцы сперва сражались за Митридата, затем попали в плен и изъявили желание служить римлянам. Когда разыгралось сражение под Кабирой, варвары вновь перешли к Митридату и ударили по римлянам.

От полного разгрома римскую армию спас один понтийский перебежчик, родом скиф, по имени Олкаба. Он сумел вывести бойцов из роковой долины. Лукулл наградил его за доблесть. Этот Олкаба незадолго до этого поссорился с Митридатом на глазах у всех и едва спасся бегством от грозного царя понтийцев.

После разгрома своей конницы Лукулл боялся выводить на равнину пехоту. Он хотел обойти Митридата лесистыми перевалами, но понтийский царь всюду расставил заслоны и дозоры. Кипели схватки, стороны прощупывали друг друга. Лукулл не мог двинуться вперед.

Помогло очередное предательство. К Луцию привели нескольких греков, которые бежали под натиском римлян и укрылись в пещере. Старший из них, Артемидор, обещал Лукуллу вывести его в такое место, где можно разбить лагерь и где есть небольшое укрепление, нависающее над Кабирами. Лукулл поверил. С наступлением ночи велел развести костры, чтобы ввести неприятеля в заблуждение, а сам тронулся в путь.

На рассвете понтийцы увидели, что Луций разбивает лагерь прямо над ними.

Ни та, ни другая сторона не собирались сражаться. Но случилось так, что воины Митридата погнались за оленем. Наперерез бросились римляне. Завязалась стычка, которая переросла в сражение. Царские воины одолели римских стрелков-велитов. Тяжеловооруженные легионеры требовали вести их в бой. Но Лукулл не решился рискнуть всей армией. Он сам спустился на равнину, остановил бегство и отогнал понтийцев. Итак, Лукулл опять победил. Провинившихся же велитов заставил вырыть большой ров, перед которым тек ручей. Так Луций получил нечто вроде полевого укрепления.

В это время римлянам изменил скиф Олкаба – тот самый, что спас конницу Лукулла от поражения. Плутарх называет его дандарием (племя, жившее на берегах Азовского моря). Историк говорит, что хитрый варвар еще раньше поспорил с кем-то из своих: он хотел убить Лукулла и положить конец войне (Аппиан, к слову сказать, сомневается в этой версии). Митридат сделал вид, что гневается на Олкабу. Скиф перебежал к римлянам и оказал им массу услуг. Лукулл допускал его на военные советы, позволял обедать рядом с собой, даже делал участником тайных совещаний. И вот однажды во время полуденного отдыха Олкаба прошел к палатке полководца и потребовал, чтобы его впустили к Лукуллу. На поясе у скифа висел обычный кинжал-акинак. Охранники заподозрили неладное и в аудиенции отказали. Олкаба настаивал:

– У меня важные новости!

Охрана осталась непреклонна.

– Самое важное для Лукулла – быть здоровым и невредимым! – воскликнул Менедем, слуга полководца. Так Луций был спасен.

Настойчивого варвара заподозрили в попытке покушения. Олкаба почувствовал это. И тотчас бежал на окраину лагеря, где его ждал подготовленный слугами конь. Варвар вскочил на коня и ускакал к Митридату. Вслед за ним собрался бежать другой скиф из разряда перекати-поле: Собадак. Но его вовремя схватили. Лукулл казнил Собадака.

Олкаба выдал Митридату многие тайны римлян. Эта измена хоть немного компенсировала многочисленные потери, которые понес Митридат из-за предательских действий своих слуг и подданных.

Войска Евпатора вели с врагами ожесточенную перестрелку. Римляне отбивались. Их позиции защищали ров и ручей.

Перестрелка оказалась для квиритов столь удачной, что несколько понтийских отрядов ударились в бегство. Велиты кинулись их преследовать, наводя панику на врага. Митридат лично выехал из своего лагеря и стал укорять трусов. Те повернули и атаковали врага так бойко, что теперь уже легионеры бежали вверх, в горы.

Митридат повсюду разослал известия об этой победе.

Положение Лукулла постепенно становилось все более незавидным. Чувствуя недостаток в продовольствии, он послал за хлебом в Каппадокию 10 когорт под началом Сорнатия. Эту провинцию опять захватили римляне и союзные им галаты.

Митридат приказал перехватить римлян. Большую часть конницы Евпатор отправил кружным путем в Каппадокию, чтобы разгромить продовольственные отряды Сорнатия. Но предводитель понтийской конницы Менандр оказался плохим начальником. Он встретил римский отряд в теснине и тотчас атаковал, не соображая, что делает это в невыгодных для себя условиях. Легионеры успели перестроиться из походной колонны в боевой порядок. Началось правильное сражение, и преимущество сразу оказалось на стороне римлян. Кони только мешали понтийцам. Часть врагов квириты рассеяли, другую часть перебили. Лишь немногие вернулись в лагерь царя. Они распространяли преувеличенные слухи о масштабах поражения.

Между тем Лукулл снарядил новую экспедицию за хлебом. Ее возглавлял Адриан. Митридат опять выслал конницу под началом Менемаха и Мирона. Но кавалеристы были изрублены доблестными легионерами. Царь пытался скрыть размеры беды. Однако когда Адриан торжественно проследовал мимо его лагеря в сопровождении множества повозок, груженных продовольствием и добычей, царь впал в меланхолию. Его солдат охватил страх. Вдруг выяснилось, что крупная армия Митридата – это всего лишь разношерстное ополчение, плохо подготовленное к сражениям против римских головорезов. Лучшей частью армии являлась конница. Но ее-то первой и разгромили римляне.

Было решено немедленно отступить. Митридат посвятил в свои планы ближайших друзей. Те, как водится, все испортили. Стали посреди ночи вывозить багаж из лагеря. Имущества было много. У ворот произошла давка. Вьючные животные мешали друг другу. Шум разбудил ополченцев, и началась паника. Трусы бросились к лагерным укреплениям и стали их рушить, разбегаясь во все стороны. Подлецы действовали иначе. Толпились у ворот, избивали офицеров и пытались поживиться добычей. Не щадили никого. «Полководцу Дорилаю, у которого только и было, что пурпурное платье на плечах, пришлось из-за него погибнуть», – с грустью пишет Плутарх. Это был тот самый Дорилай, что храбро сражался в Беотии во время Первой Митридатовой войны. Тогда он избег смерти, чтобы нелепо погибнуть спустя полтора десятилетия от рук разнузданной черни. Попутно затоптали насмерть жреца Гермея.

Сам Митридат, брошенный на произвол судьбы конюхами и слугами, смешался с толпой и насилу выбрался из лагеря. Он даже не смог протолкаться к своим коням и бежал пешком. Позднее его заметил евнух Птолемей. Верный скопец соскочил со своей лошади и уступил ее Митридату. Не будь этого, война могла так и закончиться этим нелепым бегством.

Римляне заметили панику в понтийском лагере и пошли в атаку. Лукулл приказал ничего не трогать в неприятельском лагере – только убивать. Правда, вскоре выяснилось, что алчность легионеров оказалась сильнее приказа вождя. Но на первых порах приказ сработал, и началась резня. Римляне преследовали беглецов, избивали их и всюду искали царя, буквально наседая ему на пятки… Евпатор вскочил на коня, уступленного евнухом. Расстояние между базилевсом и его преследователями стало увеличиваться. Но те поднажали. Еще бы, такая добыча! Вперед вырвались самые храбрые и нетерпеливые римские всадники. Они уже почти настигли Митридата. Как вдруг… дорогу преградил мул, груженный вьюками с золотом. Может, он попал туда случайно, рассуждает Плутарх, а возможно, его подсунул сам Митридат, чтобы уйти от погони. Солдаты переключили внимание на «золотого» мула. Пока они подбирали ценности и дрались между собой, время было упущено. Митридат ускользнул.

Удалось захватить лишь Каллистрата – ближайшего поверенного тайн царя. Лукулл, проезжавший мимо, приказал отвести его в лагерь живым как очень полезного информатора. Но легионеры обнаружили у него на поясе кошелек с деньгами. Каллистрата немедленно убили и стали делить деньги. В кошельке оказалось 500 золотых.

Лукулл вновь проявил мягкотелость и позволил легионерам разграбить понтийский лагерь. Митридат, его ближайшие соратники и почти все воины благополучно разбежались кто куда. Ополчение низкого качества, которое Евпатор собрал под Кабирами и назвал армией, перестало существовать. На дворе стоял июнь 72 г. до н. э.

Одновременно легаты Лукулла, плывя с флотом, забирали припонтийские города. Сдались даже такие крупные поселения, как Гераклея и Амастрида. Всех охватила паника, никто не верил в победу, эллинистические подданные Митридата соревновались в предательстве. Римляне всюду брали огромную добычу.

В стране было что грабить. Митридат правил богатым народом, и люди под его правлением умели приумножить богатство. Но теперь все рухнуло.

В том же 72 г. до н. э. были разбиты балканские союзники Евпатора – фракийцы, греческие города Причерноморья и бастарны. Наместником Македонии в то время являлся Марк Лициний Лукулл – родной брат Луция. Он нанес несколько поражений фракийцам, вошел в нынешнюю Добруджу и разбил жившее там племя бессов (тоже фракийцы). Затем покорил греческие города на берегу Черного моря, а закончил кампанию на Дунае. После этого Марк Лукулл успел переправиться на Апеннины и поучаствовать в разгроме Спартака. Короче, союзники Митридата были разбиты, а подданные – захвачены и ограблены.

Однако не бывает так, чтобы плохо стало всем. Кто-то должен выиграть. Тюрьмы Понта при Митридате были переполнены «жертвами политических репрессий». Среди них числились родственники царя, неблагонадежные вельможи и «множество греков», как говорит Плутарх. Это были воры, диссиденты, поборники «демократии» (то есть римской оккупации), личные враги царя и претенденты на трон (то есть опять же римские креатуры). Среди них, например, находилась сестра Митридата Нисса. «Все они считали себя погибшими, – пишет Плутарх, – и Лукулл мало сказать принес им избавление – он воскресил их и вернул к жизни». Освободили всех. Вчерашние заключенные стали героями, изо всех сил принялись прославлять римлян и сделались опорой Республики.

Многие образованные понтийцы вообще перестали ориентироваться, где правда и ложь. Рушилось государство, а вместе с ним целый мир. Города продолжали сдаваться один за другим, но это не избавляло от бедствий. Римляне грабили, убивали, насиловали всех, кто попадался под руку. Кроме разве что вчерашних репрессированных – носителей демократии.

Легионеры приближались к городу Фарнакии. Когда-то он был основан дедом Митридата – Фарнаком I на месте греческой колонии Керасунт. Поблизости от Фарнакии, в одном из имений, содержались жены и сестры Митридата. Узнав о приближении римлян, Евпатор отправил в Фарнакию евнуха Бакхида с несколькими верными людьми. Они должны были избавить женщин от позора и насилия разнузданной солдатни. Бакхид получил от Евпатора жестокий приказ: чтобы женщины и девушки не достались врагу, их нужно убить. Евнух все выполнил в точности.

Среди погибших оказались две сестры царя, Роксана и Статира, засидевшиеся в девицах до сорока лет, а также две жены-гречанки: Береника с острова Хиос и Монима из Милета. О том, как царь влюбился в эту девушку и взял ее в жены, мы вскользь говорили выше. Плутарх излагает историю подробно. Когда Митридат ухаживал за Монимой, он послал ей в подарок 15 000 золотых. Красавица отказалась. Царь спросил, чего же она хочет. Монима ответствовала, что желает стать не просто наложницей, а законной женой и царицей. Евпатор был очарован ею и на все согласился. Подписали брачный контракт, и вскоре голову Монимы украсила диадема базилиссы.

Но брак не принес гречанке счастья. Она жила в тисках этикета словно в темнице, была лишена многих радостей. Митридат был то на войне, то на охоте, то в государственном совете. Словом, жизнь его протекала в делах и заботах. Монима жила взаперти, как какая-нибудь афинянка (да-да, женщины в колыбели демократии содержались в большой строгости; они считались глупыми существами и собственностью мужей; правда, мужчинам претила такая покорность; они искали удовольствий на стороне). Вместо партнера она получила господина. Этот факт сильно угнетал капризную женщину, но терзаться было поздно. Плутарх не преминул порассуждать по этому поводу о несчастливой судьбе свободной женщины, которая променяла «все блага» эллинской жизни на брак с варваром-понтийцем. Но перед нами типичная пропаганда. Митридат был не меньший эллин и не больший варвар, чем какие-нибудь беотийцы. А на отношение афинян к женам мы только что указали выше.

Но это детали. Когда явился Бакхид, он велел женщинам умертвить себя, выбрав способ, который каждая сочтет самым легким и безболезненным. Монима сорвала с головы царскую диадему, обернула ее вокруг шеи и повесилась. Но тут же сорвалась.

– Проклятый лоскут! – выругалась она на тряпичный знак царского достоинства (напомню, первые диадемы были не металлические, а пошитые из материи). – И этой услуги ты мне не оказал!

Плюнув на диадему, царица-гречанка отшвырнула ее и подставила горло Бакхиду, чтобы тот ее зарезал. Евнух не заставил просить себя дважды.

Береника выбрала чашу с ядом. Но пришлось поделиться с матерью, которая была рядом и попросила об этом. Выпили вместе, однако умерла только мать как более старая и слабая. Беренику отрава никак не могла прикончить. Женщина мучилась до тех пор, пока сердобольный Бакхид не придушил ее.

Из двух сестер Митридата одна – Роксана – вообще не хотела умирать. Она выпила яд с громкой бранью и отчаянными проклятиями. Ее напарница Статира, напротив, вела себя достойно. Даже поблагодарила Митридата за то, что тот, находясь в опасности, все же нашел способ позаботиться о родных женщинах и избавить их от бесчестья. Статира благодарила судьбу за то, что все они умирают свободными. В этих героических словах – настоящее величие женщины.

«Лукуллу, – пишет Плутарх, – от природы доброму и человеколюбивому, все это доставило немалое огорчение». Огорчение не мешало, однако, нашему человеколюбу грабить понтийские города, убивать и обращать в рабство тысячи людей и потакать солдатам, которые насиловали и бесчестили всех подряд. Говорю не в упрек. Война есть война. Однако неправильно одну из сторон выставлять «человеколюбивой», а другую – «варварской» и жестокой. Шла звериная борьба за передел собственности и территорий в Малой Азии. Выставлять кого-то ангелом, а кого-то демоном в этой ситуации неконструктивно.

Скажем, однако, несколько слов о поступке Митридата. Приказ убить женщин шокировал не только цивилизованных римлян. Он приводил в ужас европейцев в XIX веке. А нам вообще непонятен.

Мы совершенно не можем понять суровой этики героев, когда война – насмерть. Придет время, и Митридат сам так же легко расстанется с жизнью, как его храбрая сестра Статира. Это были люди другой закалки. Посему не будем оценивать трагические личности с точки зрения мелких людей XXI века.

Военная катастрофа в Понте практически совпала по времени с поражениями двух западных союзников Митридата – Спартака в Италии и Сертория в Испании. В 72 г. до н. э. Серторий был убит предателями, которых не устроила «варваризация» его армии. Впрочем, самих предателей тотчас разбил Помпей. Испания вновь стала римской. Спартака уничтожил Марк Красс. Вождь гладиаторов пал в бою. Римская республика была спасена. На Востоке оставалось добить Митридата.

Лукулл с главными силами двинулся вперед и дошел до Талавр. Евпатор бежал в Коману. Не обошлось без приключений. По дороге царь едва не попал в плен к отряду галатов на римской службе, рыскавшему в поисках добычи. Но все обошлось. В Комане Евпатор принялся формировать новое войско, но смог собрать только 2000 всадников. Против крупной армии Лукулла это было ничто. Римляне приближались. Часть войск Лукулл оставил для осады Кабир, а с остальными кинулся преследовать Митридата. Понтийский государь бежал в Армению к своему зятю Тиграну. Тот воевал в это время в Сирии – нужно было добить последних Селевкидов, что еще держались в приморских крепостях. Конфликт с Римом не входил в планы армянского царя. Короче, Митридат со своими проблемами оказался нежеланным гостем в Армении. Тигран даже не принимал тестя, держа в отдалении. Выгнать его, однако, тоже не мог. Это было бы не по-родственному. Между тем Лукулл вышел на границу Армянского царства. Рисковать войной он не мог. Позади находились беспокойные народы и непокоренные города. Римский полководец должен был сперва упрочить тылы, а уж потом разобраться с армянами. Он повернул на юг и захватил Малую Армению. Эта область уже давно принадлежала Понту. От Великой Армении ее отделяла река Евфрат. После этого Луций отправил к Тиграну своего легата Аппия Клавдия с требованием выдать Митридата…

Две твердыни – Амис и Синопа – еще не были взяты римлянами.

Синопа храбро сражалась. Ее жители неоднократно выходили в море и удачно бились с римскими эскадрами. Наконец Лукулл вознамерился покончить с вражеским городом и занялся осадой всерьез. Когда все средства защиты были исчерпаны, синопляне сожгли свои тяжелые корабли, сели на быстроходные суда и бежали. Видимо, их убежищем стал хорошо укрепленный Амис.

Амис оборонял стратег Каллимах – искуснейший воин. Он изготовил множество боевых машин, чтобы драться с римлянами. Лукулл долго не мог противодействовать ему, но в итоге перехитрил. Видимо, от шпионов он узнал время отдыха солдат гарнизона. В это время легионеры бросились на штурм и овладели небольшой частью стены в ключевом пункте обороны. Сопротивление не имело больше смысла, и Каллимах бежал. Эвакуировал своих солдат на корабли, но перед этим поджег город. Легионеры приготовились грабить, когда мощное пламя взметнулось вверх. Сожалея о гибнущем городе, Лукулл пытался подать помощь снаружи и приказал гасить пожар. Однако полководца никто не слушал. Солдаты поняли, что многие приказы вождя можно попросту игнорировать.

Войско с криком, гремя оружием, требовало добычи. Тогда Лукулл уступил насилию, надеясь хотя бы с помощью грабителей уберечь Амис от огня. Но полководец ошибся в расчетах. Легионеры всюду бегали с факелами, разносили огонь и погубили большую часть строений. Когда Лукулл на другой день вступил на пожарище, он молвил друзьям, что всегда завидовал удачливости Суллы.

– Вот Сулла захотел спасти Афины и спас их, – рассуждал Луций Лициний. – А я хотел состязаться с ним – и что? Судьба уготовила мне славу Муммия!

Консул Муммий в 146 г. до н. э. уничтожил Коринф, вывез оттуда сокровища, а людей продал в рабство. Эта расправа произвела тяжелое впечатление на Грецию, «освобожденную» Фламинином от македонской власти.

Пожар был, к счастью, затушен ливнем, который хлынул как из ведра. Луций приказал отстроить пострадавшие дома, ласково беседовал с горожанами и всячески демонстрировал лояльность.

Откуда такая душевная теплота? Очевидно, Лукулл намеревался расколоть сторонников Митридата.

У Евпатора оставались только города на побережье Колхиды. Видно, туда и эвакуировал своих воинов Каллимах.

Но было еще Боспорское царство, которым правил сын Митридата Махар. Лукулл вступил с ним в переговоры и потребовал покорности. Махар прислал римскому полководцу золотой венок в знак дружбы и доброй воли, после чего признал себя другом и союзником римского народа.

Оставалось договориться с Тиграном Армянским о выдаче Митридата, и война была бы победоносно окончена. Пока шли переговоры, Лукулл уехал в провинцию Азия (бывший Пергам), чтобы упорядочить ее ограбление. Плутарх рисует мрачную картину произвола, который царил в провинции. Откупщики и ростовщики грабили как хотели. Частных лиц вынуждали продавать красавцев-сыновей и красавиц-дочерей в рабство. Что касается городов, то продавали храмовые сокровища, картины и статуи. Всех должников ожидал один конец – рабство. Но перед этим их еще и пытали, вымогая сокровища. Не попасть в долги было очень трудно из-за особенности налоговой системы. Римское государство не имело штата для сбора налогов. Эту функцию предоставляли откупщикам.

Откупщик вносил в римскую казну какую-то сумму за тот или иной провинциальный неримский город (римские граждане были свободны от налогов). Потом выкачивал из населения вдвое-втрое больше, а прибыль присваивал. Если город не имел средств, чтобы расплатиться сразу, вслед за откупщиком являлся ростовщик-микрофинансист. Он ссужал горожанам деньги под высокий процент, и несчастные оказывались по уши в долгах. Разорялись тысячи людей. Истощались целые провинции, а горстка римлян сколачивала сказочные состояния.

Лукулл, как человек неглупый, понимал, что подобная система не только вызывает ненависть к римлянам, но и невыгодна с государственной точки зрения. Греки принесут Риму гораздо больше денег, если сами станут богаты.

Лукулл запретил ростовщикам давать ссуду больше чем под 12 процентов. Далее ограничил сумму процентов размером самой ссуды. Наконец, ростовщик имел право только на четвертую часть доходов должника. Заимодавец, включавший проценты в сумму первоначального долга, терял все. Не прошло и четырех лет, как благодаря этим мерам все долги были выплачены, а имения вернулись в собственность к прежним владельцам.

В Риме по этому поводу вспыхнул скандал. Народные вожаки, предводители плебса и демократы, стали обвинять Лукулла во всех смертных грехах, начиная от коррупции и заканчивая пренебрежением интересами Рима. Ну а за спиной демократов стояли – сюрприз! – те самые влиятельные ростовщики, о которых мы говорили; все как один серьезные уважаемые люди, не склонные к сантиментам. Внешне все выглядело как борьба за справедливость. Такова изнанка демократии.

Уладив азиатские дела, Лукулл отправился в Эфес и стал закатывать там пиры и празднества. Благодарные эфесцы учредили, в свою очередь, Лукулловы игры в честь «освободителя» от Митридата.

Игры играми, но Лукулл чувствовал, что ему пока нельзя возвращаться в Рим. Ростовщики немедля отдали бы его под суд. Требовалась еще одна победоносная война. Она могла бы примирить с ним этих самых ростовщиков, принеся новые барыши. А заодно поднять его авторитет в глазах римского народа, который любил победы и связанные с ними праздники.

Так было принято решение напасть на Армению. Повод подвернулся немедленно: Тигран Великий, армянский царь, отказывался выдать римлянам своего тестя Митридата и тянул время.

Об армянской кампании Лукулла мы подробно расскажем в биографии Тиграна Великого. Пока – конспект. Римляне внезапно перешли Евфрат и вторглись в Армению (весна 69 г. до н. э.).

В самом Понте Луций оставил 6000 солдат под началом легата Сорнатия. Сам же взял 12 000 пехоты и 3000 конницы. Как видим, его легионы сократились больше чем вдвое за время этой войны.

Этот факт использовали влиятельные враги Лукулла в Риме. Проплаченные ими народные вожаки кричали на Форуме, что Лукулл обезумел: бросается из одной войны в другую вопреки интересам государства. Он хочет остаться главнокомандующим как можно дольше, чтобы извлечь наибольшую выгоду из этой должности.

Выходит, Лукулл сильно просчитался, когда начал очередную войну.

Тиграна вторжение застало врасплох. Аппиан пишет, что человек, сообщивший о нападении римлян, был повешен как паникер. Армянский царь посчитал, что это враги хотят вызвать волнение в царстве, распространяя нелепые слухи. Плутарх говорит, что вестнику отрубили голову. В общем, наши авторы что-то слышали о жестокости армянского базилевса. А потом каждый нафантазировал о ней в меру своего понимания.

Но страшная правда о римском вторжении все-таки дошла до ушей армянского царя. Тигран тотчас послал одного из своих воевод, Митробарзана, чтобы задержать римлян. В его распоряжении имелось всего 2000 конницы. Другой полководец, Манкей, был направлен в Тигранакерт.

Лукулл напал на Митробарзана, разгромил его конницу, а самого убил. Легат Луция Секстилий напал на Тигранакерт и разорил царский дворец, находившийся за пределами стен. Вскоре туда же подошел сам Лукулл с главными силами.

Эта война дала шанс Митридату если не спастись, то продлить жизнь. Тигран немедленно объявил его своим союзником и спросил, что делать дальше. Митридат посоветовал не ввязываться в полевое сражение с римлянами. Похоже, армянская армия была малочисленнее римской. А если даже и превосходила ее, то незначительно. Да и то за счет ополчения. С головорезами Лукулла, закаленными в боях как хороший клинок, не мог тягаться никто на Востоке. В этом было преимущество римской армии. К тому времени она представляла собой сборище профессиональных солдат, которые действовали по принципу «война кормит войну». То есть существовали за счет грабежа завоеванных территорий.

Митридат предлагал лишить римлян такой возможности. Окружив врага конницей и препятствуя грабежам, можно было разбить Лукулла почти без потерь. Так, как он сам разбил Митридата под Кизиком. Однако советники Тиграна раскритиковали этот осторожный план, назвав его трусливым. Армяне только что создали великую державу, захватив Сирию и Месопотамию. Не пристало им бояться римлян и подвергать опасности новых подданных. Было решено дать сражение.

Про самого армянского царя Лукулл сочинил очередную байку, которая впоследствии пошла гулять по сочинениям древних авторов. Тигран, мол, собрал 250 000 человек. Лукулла можно понять. Ему нужно было докладывать сенату о великих победах. А заодно убедить соотечественников в громадной опасности, которая исходила от армянских «варваров». Цифра в четверть миллиона солдат вполне подходила для устрашения.

В битве при Тигранакерте Лукулл нанес Тиграну страшное поражение (6 октября 69 г. до н. э.). В самом городе, населенном эллинизированными переселенцами из разных стран, вспыхнуло восстание против армян. Манкей получил донесение, что греческие наемники в Тигранакерте готовятся изменить. Он приказал разоружить наемников. Те сдали оружие, но держались вместе. Вероятно, они уже вели с римлянами переговоры о том, чтобы открыть городские ворота. Манкей напал на греков. Те намотали плащи на левую руку вместо щитов, взяли палки и стали сражаться. Профессионалы дрались геройски. Им удалось захватить часть городских стен. После этого наемники просигналили римлянам. Подоспевших легионеров поднимали вверх по веревкам. Так был взят Тигранакерт. Лукулл разрушил его, а жителей отпустил на все четыре стороны.

Митридат собирал ополчение далеко на севере, в Иберии (современная часть Грузии вокруг Тбилиси). Царь снова и снова предостерегал Тиграна в письмах, чтобы тот не рисковал генеральным сражением. Об этом же говорил полководец Митридата Таксил, находившийся в лагере армянского базилевса. В результате Таксилу едва не отрубили голову по подозрению в измене. Да и самого Митридата Тигран заподозрил в завистничестве.

Евпатор набрал солдат и шел на соединение с зятем. По дороге ему встретились армяне, бежавшие в смятении и ужасе на север. Митридат заподозрил недоброе. Беглецов все прибывало. От них Евпатор узнал о страшном поражении при Тигранакерте. После этого принялся разыскивать армянского царя. Найдя его где-то в горах, жалким и всеми покинутым, Митридат не стал припоминать былые обиды. Напротив, соскочил с коня и принялся оплакивать общее горе.

Затем предоставил Тиграну слуг из собственной свиты. Те привели армянского владыку в порядок. Уже скоро цари обсуждали планы ведения дальнейшей войны и набирали новое войско.

Тигран признал былые ошибки и дал тестю карт-бланш на ведение боевых действий. Как пишет Аппиан, армянский базилевс посчитал, что несчастья Митридата послужили ему наукой. Евпатору было поручено набрать в Армении новую армию и обучить ее.

Митридат раскрыл свои организаторские таланты во всем блеске. В армянских городах заготовил оружие. После чего провел тотальную мобилизацию армян. Рискну предположить, что она проходила вовсе не под «эллинистическими» лозунгами. Крестьян брали в армию как защитников армянского отечества от римских завоевателей. Аппиан пишет, что мобилизовали 70 000 человек пехоты и 35 000 – конницы. Понятно, что реальная численность войска и «условные» цифры античных историков никак друг с другом не связаны. Может быть, сто пять тысяч – это общее число военнообязанных армян. А может, и вправду удалось собрать ополчение такой численности вместе с нестроевыми. Часть его осталась для защиты городов, а часть была мобилизована в армию. Евпатор устроил войско по римскому образцу – разделил на когорты и отдал в обучение понтийским инструкторам.

Римская тактическая организация пехоты оказалась самой эффективной на тот период. На обучение биться когортой уходило гораздо меньше времени, чем на выучку фалангита. Организованные в манипулы и когорты, солдаты могли проявлять в бою самостоятельность, сохранялась возможность маневра. Все это давало преимущество в бою.

Плутарх туманно пишет, что Лукулл нанес армянам «три поражения». Аппиан вносит некоторую ясность. По его словам, Тигран попробовал армию нового образца в деле. Когда Лукулл приблизился, произошло сражение.

Всю пехоту и большую часть конницы Митридат расположил на удобном для обороны холме. С остальной кавалерией Тигран напал на римлян, занятых сбором провианта. В этой схватке он потерпел поражение. Может быть, преднамеренно. Вследствие этого римляне прониклись презрением к противнику и стали лагерем возле самого холма, где расположился Митридат. Всюду рыскали отряды мародеров Лукулла.

Римляне хотели повторить опыт битвы под Кизиком: блокировать армию Митридата, лишить ее подвоза продуктов и одолеть без боя. Митридат вел себя нерешительно. Римляне вовсе осмелели. И вот в момент, когда они разбрелись по окрестным полям и селам в поисках поживы, показалась туча пыли, которую взметнули копыта коней: вернулся Тигран со своей кавалерией. В этом и состоял план сражения. Римляне утратили бдительность. Теперь Митридат и Тигран хотели взять их в клещи и уничтожить. Лукулл прекрасно это понял и сориентировался. Он бросил против Тиграна всю конницу, которая была под рукой. Римляне, жертвуя собой, атаковали с ходу. Единственный шанс выжить был в том, чтобы не дать Тиграну развернуть походную колонну в полноценный боевой порядок. На этом месте… описание битвы прерывается. Мы можем понять, что атака удалась и Тиграна задержали. Следовательно, наступление Митридата тоже сорвалось. Его лагерь окружили окопами, как предписывала тактика, разработанная Суллой. Тигран снова отошел. Митридат оставался на месте. Позиционная война продолжалась до глубокой осени.

Затем что-то произошло. Либо римляне обошли позиции Митридата и двинулись в глубь Армении, намереваясь взять ее старую столицу Артаксату, построенную полтораста лет назад Ганнибалом. Либо у Митридата иссякли припасы, и он отступил. Так или иначе, война снова стала маневренной.

Мы входим в область преданий. Плутарх сообщает, что Лукулл достиг Артаксаты и разбил под этим городом трех царей – Тиграна, Митридата и союзного им правителя Атропатены. Причем Митридат обратился в постыдное бегство, «не выдержав даже боевого клича римлян». После этого головокружительного успеха Лукулл почему-то начинает отступать из Армении; отступление похоже на бегство. У Аппиана нет ни слова об этой победе римского оружия. В утраченной части сочинения Тита Ливия был рассказ, но основывался он на очередном сообщении Лукулла, которому нельзя доверять. То, что сражение под стенами старой армянской столицы действительно было, несомненно. А вот победа в нем римлян – большой вопрос. Факт остается фактом: Лукулл не смог взять Артаксату и отступил.

Базилевс Армении гнался за Лукуллом. А Митридат бросился на запад – в родной Понт, чтобы попытаться очистить страну от римлян. В распоряжении Евпатора имелось 4000 собственных солдат. Столько же дал Тигран. Вот эти цифры вполне реальны.

Тем временем Лукулл спустился в Мигдонию (область в Месопотамии) и осадил Нисибис. Обороной руководили брат Тиграна Гурам и грек Каллимах – тот самый воитель, что оборонял Амис, а потом сжег этот город и увел своих солдат из-под носа у Лукулла. Теперь римский полководец получил возможность отомстить. Он ею не преминул воспользоваться. Город пал. Гурам и Каллимах оказались в плену. Армянский принц крови встретил милостивое обращение. Это было не случайно. Римляне всегда старались вести себя обходительно с членами царских фамилий, чтобы посеять рознь.

А вот судьба Каллимаха оказалась плачевной. Он пытался спасти жизнь, рассказав байку о великих сокровищах, спрятанных в городе. Грек брался показать их алчным римлянам. Но Лукулл не поверил. Греческого стратега заковали в цепи. Наверно, впоследствии его вывезли в Италию, провели в триумфе и зарезали на потеху толпе. Это обычная практика римлян.

Взятие Нисибиса стало последним успехом Лукулла. С тех пор его все время преследовали неудачи. Бунтовали легионеры. В Риме Лукулл стал притчей во языцех продажных народных вожаков. Словом, его одолели неприятности.

Но вернемся к действиям Митридата.

Мы писали, что для обороны Понта Лукулл оставил Сорнатия с одним легионом. Но прошло время, и к нему пришли подкрепления, а с ними новый главнокомандующий в Понте – Фабий Адриан. Чем вызвано наращивание римских сил? Источники молчат, но понять легко: понтийцы встретили оккупантов враждебно. Часть сельских районов страны до сих пор оставались свободными. Да и города подчинились римлянам далеко не все.

Узнав о приближении Митридата, Фабий собрал солдат под Кабирами. Евпатор напал на врага и нанес поражение. Погибли пятьсот римлян. Тогда Фабий освободил и вооружил всех рабов, какие только нашлись в лагере (среди них было немало греков, попавших в неволю за долги; эти люди умели сражаться). Так ему удалось восполнить потери. Новая битва продолжалась весь день. Митридат дрался как лев, вдохновляя солдат личным примером. Дошло до отчаянной рукопашной. Но римские рабы стойко сражались против понтийцев, желая вернуть свободу. Выбора у них не было. Наверняка Митридат в случае своей победы уничтожил бы их как предателей.

Наконец Евпатор повел солдат в решающую атаку, но она захлебнулась. Царя поразили камнем в колено и стрелою под глаз. Митридата вынесли из боя, который тотчас прекратился. Это было большой удачей для римлян. Они понесли огромные потери убитыми и ранеными. В итоге Фабий с остатками своей армии был заперт в Кабирах. Понтийцы ждали выздоровления государя и полководца.

Евпатор выздоравливал медленно. Ухаживали за ним воины из скифского племени агаров. Для лечения пользовались змеиными ядами. Евпатор уважал медицинское искусство скифских врачевателей и всегда брал их с собой.

Пока царь медлил, на выручку Фабию примчался еще один римский полководец – Гай Валерий Триарий с новым войском. Фабий сдал ему командование. Новому вождю не терпелось помериться силами с Митридатом. Евпатор уже оправился от ранений.

Армии выстроились для боя. Однако поднялся невиданный ураган. Он сорвал палатки, подхватил багаж и вьючный скот. Несколько человек, ходивших в дозор, сорвались в пропасть. Естественно, стало не до сражений.

Римляне оставили Восточный Понт и ушли в западную часть страны. Митридат пополнил армию добровольцами и преследовал врага до крепости Зела. Та располагалась на западе Понта, у границ с Пафлагонией. То есть царь освободил большую часть родины от врага. Это был весьма неожиданный поворот в войне, и он серьезно встревожил римлян.

Стало известно, что перепуганный появлением Митридата Лукулл идет с юга со всеми легионами. К тому времени он очистил от армян Сирию и Верхнюю Месопотамию, вступил в конфликт с парфянами (те выступили на стороне Армении), захватил Курдистан. Но все завоевания оказались призрачными. Лукулл вынужден был очистить захваченные земли и вновь идти в Понт, чтобы сражаться с Митридатом за этот кусок суши на морском берегу. Месопотамию вскоре захватили парфяне. В Сирии Лукулл восстановил династию Селевкидов, надеясь, что они хоть немного восстановят порядок в этих краях.

В римский лагерь под Зелой дошла весть о приближении Лукулла. Однако Триарием вдруг овладело невыносимое честолюбие. Он решил разбить Митридата до прихода Лукулла и всем доказать собственное величие как полководца. Это произошло в 67 г. до н. э.

Битва началась в ночное время. Триарий повел легионеров против сторожевых отрядов Митридата. Дозорные вовремя обнаружили врага, закипела схватка. Римляне забуксовали. Столкновения продолжались утром, но ни одна сторона не могла взять верх. Есть подозрение, что Митридат попросту изматывал римлян. Наконец он увидел слабое место в боевых порядках врага, вывел резерв, решительно атаковал и рассеял противника. Оборона римлян немедленно рухнула. Митридат загнал вражескую пехоту в болотистую канаву, где легионеры не могли даже стоять, не то что сражаться. Их перебили.

Сам Евпатор кинулся преследовать римскую конницу, которая рассыпалась по равнине. Он старался использовать счастливый поворот судьбы и уничтожить как можно больше врагов. Но среди понтийцев затесался какой-то римский центурион. Аппиан пишет, что некоторое время тот бежал рядом с Митридатом и примерялся, куда бы ударить. Спину царя надежно защищал панцирь. Тогда центурион поразил его мечом в бедро. Хлынула кровь. Царь стал заваливаться. Ближайшие к Митридату понтийские всадники тотчас убили центуриона. Царя унесли в тыл, а все войско отозвали назад, несмотря на блестящую победу. От потери крови понтийский базилевс впал в бессознательное состояние.

Среди понтийцев возникло смятение. Никто не понял, почему отступили. Возник страх. Может, подошел Лукулл? Узнав наконец, что случилось, солдаты окружили Митридата и шумели до тех пор, пока лейб-медик Тимофей не показал им царя с возвышенного места. Медику удалось остановить кровь. Жизнь Евпатора была вне опасности.

Как только Митридат пришел в себя, он стал упрекать друзей за то, что отозвали армию и не добили врага. В тот же день повел войско на римский лагерь. Но римляне в страхе успели бежать. Понтийское царство полностью было очищено от врагов.

В битве при Зеле римляне потеряли 7000 солдат убитыми. Когда собирали трупы, выяснилось, что из офицеров полегло 24 военных трибуна и 150 центурионов. «Такое число начальников редко погибало у римлян в одном сражении», – пишет Аппиан. В руки понтийцев попал римский лагерь.

Это была хорошая расплата за все неудачи. Митридат опять выказал военный талант. Ему сильно не повезло с местом и временем рождения. Во главе другой страны он мог бы совершить поистине великие дела.

После битвы Евпатор устремился в Малую Армению и принялся очищать ее от римских отрядов. То, что было легко забрать из продовольствия, он забирал. А неудобное уничтожал, заранее лишая Лукулла припасов.

Впрочем, Луций соединился с остатками воинов Триария. Самого Триария пришлось прятать от разъяренных легионеров, чтобы не разорвали.

С прибытием Лукулла соотношение сил на фронте изменилось в пользу римлян. Поэтому Митридат маневрировал, не принимая сражения. Он снесся с Тиграном и ждал подхода армянской армии. План был такой: зажать в клещи армию Лукулла и уничтожить.

Лукулл понял это (а может быть, донесли шпионы). Поэтому двинулся на Тиграна. Тот уже занял Каппадокию и нависал над римлянами. Но вконец распоясавшиеся легионеры не выдержали всех этих марш-бросков. Воины покинули строй и заявили Луцию, что имеют право на отдых. К тому времени Лукулл окончательно рассорился с римским сенатом. В Риме было принято постановление распустить войска и прекратить бесконечную и бессмысленную войну. На это сенатское постановление ссылались легионеры, говоря, что они уволены.

Римский полководец не на шутку перепугался. Нет такого унижения, пишет Плутарх, которому бы не подверг себя тогда Лукулл. Он уговаривал каждого из солдат, «с малодушными слезами» ходил из палатки в палатку, а некоторых «даже брал за руку», что, видимо, считалось большим унижением для полководца и аристократа.

Но солдаты отталкивали его руку, швыряли под ноги пустые кошельки (в походе добычу прогуливают быстро!) и предлагали одному биться с врагами. Сумел же он один поживиться за счет неприятеля! Это была правда. Лукулл обогатился на Митридатовых войнах.

Больше всех баламутили воду бывшие фимбрианцы. Спорить с ними было бессмысленно.

Так Митридат одержал великую и бескровную победу. Часть римских солдат были разбиты при Зеле, а другие настолько измотаны, что не могли сражаться. Римская армия развалилась. Митридат отплатил Лукуллу за свое поражение при Кизике.

С огромным трудом Луций смог оставить подле себя часть легионеров. Договорились, что воины прослужат лето и будут уволены, если неприятель не появится, чтобы дать сражение. Луций расквартировал их в Галатии. Галаты поддержали римлян. Они помнили расправу Митридата над собственными тетрархами и ненавидели понтийского царя. Так что римляне могли чувствовать себя в безопасности. Но напасть на Евпатора Луций уже не мог. Он был занят ограблением территорий и отправкой сокровищ в Италию. Солдат держал кучно, ни к чему не принуждал и не вел на врага – лишь бы воины окончательно не разбежались.

Митридат в течение лета выбил остатки римлян из приморских городов – тех, где еще оставались вражеские гарнизоны. Тигран со своей стороны безнаказанно уничтожал римских сторонников в Каппадокии, вторгшись в эту страну. Лукулл взирал на это со стоическим равнодушием.

Скоро возник еще один конфуз. В Малую Азию явились члены сенатской коллегии десяти – децемвиры. Такие коллегии всегда действовали на территориях, обращенных в провинции. Они описывали имущество и занимались его дележкой. Но по прибытии на границу Понта оказалось, что делить нечего. Лукулл еще недавно доносил сенату, что с Митридатом покончено, а его земли покорены. Но вдруг выясняется, что Евпатор спокойно управляет Понтом, а Лукулл не властен даже над своими солдатами. Это было концом карьеры римского полководца.

Тем временем срок, на который солдаты договаривались служить Лукуллу, истек. Завершилось лето 66 г. до н. э. Легионеры устроили спектакль. Вооружась, вышли в поле. Стали махать мечами и вызывать на бой неприятеля. Никто, естественно, не появился. Тогда воины пришли к Луцию с заявлением, что они свою часть контракта выполнили. Уговор было такой: если не произойдет нападения, легионы расходятся, кто куда хочет. Нападения не произошло. Пускай Лукулл воюет сам по себе.

Казалось, дела Митридата идут на лад. Война, длившаяся без малого восемь лет, привела понтийцев к победе. Удалось отстоять свободу и независимость в неравной борьбе. Под властью Митридата снова оказались Колхида, Малая Армения, Понт. Тигран занял Каппадокию. Римляне разбиты и разложились. Воевать некому… Но в последний пункт вкралась ошибка. Все западные союзники Евпатора – Серторий, Спартак, фракийцы – были разбиты. У римлян высвободились значительные силы для войны на Востоке. А кроме того имелся талантливый полководец, бывший сподвижник Суллы, аристократ, победитель Сертория, который был готов навести порядок повсюду, куда простиралась власть сената. Звали этого человека Гней Помпей Магнус (Великий). Руководство Республики поручило ему командование.

Помпей начал действия на Востоке с разгрома еще одного союзника Митридата – киликийских пиратов. Борьба с пиратами была поистине титанической. Ее детали излагает Аппиан как часть Митридатовой войны. Главным местом стоянки разбойников была Суровая Киликия. Потому и сами пираты независимо от происхождения звались киликийцами. Были среди них греки, сирийцы, киприоты, жители Памфилии, а также припонтийских городов. Все они «предпочли действовать, а не страдать», пишет Аппиан, намекая тем самым на бесчинства римлян. Приняв такое решение, киликийцы «избрали себе для жизни море вместо земли».

Их насчитывалось десятки тысяч человек. По сути это было социальное движение против Рима. В морских сражениях они били римских флотоводцев. Тот же Аппиан сообщает о крупном морском сражении с претором Сицилии, которое выиграли пираты.

С ними воевал Мурена, но безуспешно. Тогда против пиратов выступил Сервилий Исаврийский. Однако и он не преуспел. Небольшие сообщения о его действиях сохранились у Саллюстия в уцелевших отрывках «Истории». Сервилий начал военные действия в Исаврии в 75 г. до н. э. Война продолжалась три года, то есть совпала с боевыми действиями римлян против Митридата.

Сервилий взял город Ороанду, затем – Старую Исавру, отведя при этом воды реки. Жители, страдавшие от нехватки воды, сдались. Город сожгли, жителей продали в рабство. «Устрашенные этой жестокой карой», пишет Саллюстий, пришли послы из соседнего города Новая Исавра и заявили, что готовы дать заложников. Сервилий этим не удовлетворился и подступил к городу и потребовал сдать все оружие и метательные машины. Исаврийская молодежь, возмущенная требованием, рвалась в бой, старики – нет. В итоге Сервилий занял город, затем уничтожил приморские стоянки разбойников, вернулся в Рим и справил триумф. Полководцу присвоили почетное прозвище «Исаврийский». А пираты… вновь подняли голову.

Обнаглевшие бандиты стали высаживаться около Брундизия и в Этрурии. Наконец по предложению Авла Габиния в народное собрание был внесен закон о наделении Помпея чрезвычайными полномочиями по борьбе с пиратами. Ему дали войско в 120 000 человек пехоты и 4000 конницы, флот – в 270 кораблей. И огромные полномочия. По сути Помпей стал диктатором. Или, если угодно, императором примерно с теми же полномочиями, какие впоследствии были у Октавиана. Магнус разделил море на 25 секторов между своими легатами и вступил в борьбу с киликийцами.

Пока легаты бороздили море и устраивали облавы, сам Помпей двинулся в Киликию с войском и осадными машинами. Потрясенные киликийцы капитулировали. Вслед за тем начались морские сражения. В бою Магнус захватил 70 кораблей. Еще триста судов сдались добровольно. Было захвачено 120 городов, замков и гаваней. Потери разбойников составили 10 000 убитыми и пленными.

Помпей, как известно, расправился с пиратами всего за сто дней. Правда, опять не до конца. Но сделанного оказалось достаточно, чтобы наладить снабжение Рима хлебом, а после переправить войска в Малую Азию.

Благодарный сенат поручил Помпею Великому воевать против Митридата. Соответствующий закон провели через народное собрание. Лукулла отрешили.

Помпей Магнус, узнав о постановлении римского народа, лицемерно вздохнул и изрек:

– Увы, что за бесконечная борьба! Насколько лучше было бы остаться частным человеком и смешаться с толпой! Ведь теперь я никогда не смогу избавиться от бремени государственных дел, от бесконечных войн… А как хотелось бы спокойно пожить в деревне с женой!

Даже близких друзей Помпея покоробили эти лживые речи. Помпей Магнус был невероятно честолюбив, охотно присваивал славу чужих побед и жаждал новых назначений, чтобы прославиться еще больше.

Явившись в Азию, Помпей встретился с Лукуллом. Сперва полководцы соревновались в любезностях. Затем Помпей сбросил маску и стал отменять все решения Лукулла. Он оставил бывшему соратнику-сулланцу всего 1600 солдат для триумфа, да и те последовали за Луцием не очень охотно. Остальных воинов присоединил к собственной армии.

Вернувшись в Италию, Лукулл ничем больше не прославился. Разве что обедами сказочного размаха.

Последняя война с Митридатом и вся слава побед выпали на долю Помпея. Он немедленно унизил своего предшественника, говоря, что тому пришлось воевать с театральными царями и войсками. Сам же Магнус будет сражаться с опытными бойцами, научившимся драться на собственных поражениях.

Митридат имел в Понте армию в 30 000 человек пехоты и 3000 конницы. У Помпея наверняка было больше солдат. Да еще каких! Они победили Сертория и пиратов.

Евпатор расположил свое войско на границе Понта, чтобы не пустить Помпея в страну (66 г. до н. э.). Кроме того, попытался договориться с могущественным аршаком Парфии – Фраатом. Аршак – это титул вроде цезаря или августа, который иногда принимают за личное имя. Мы писали об этом в парфянской истории.

Письмо Митридата к аршаку сохранилось у Саллюстия. Правда, историки считают послание выдумкой. Но если даже так, в ее основе – реальные документы, донесения полководцев.

Митридат предостерегает парфянского правителя от бездействия. Война все равно придет в его владения. «У римлян есть лишь одно, и притом давнее, основание для войн со всеми племенами, народами, племенами, – глубоко укоренившееся в них желание владычества и богатств». Резкость критики римлян как раз и свидетельствует в пользу подлинности письма.

Автор напоминает, как римляне разобщили Филиппа V Македонского и Антиоха Великого, «царя Азии». Разбили обоих. Затем уничтожили Македонию и взяли в плен сына умершего к тому времени Филиппа – царя Персея. Последний сдался под гарантию сохранения жизни. Но римляне, «хитрые и изобретательные в своем вероломстве», умертвили последнего македонского царя, «не давая ему спать». Римляне, считает Саллюстий, подделали завещание пергамского царя Аттала III, по которому страна отходила Республике. А когда против этого выступил Аристоник, убили и его. Да еще и объявили самозванцем. Пергам стал провинцией Азия.

С присоединением Вифинии, судя по тексту письма, тоже не все было гладко. Да, распутный и легкомысленный Никомед IV вроде бы завещал страну Риму (впрочем, в письме об этом – ни слова). Но, видимо, завещал при одном условии: если не оставит наследника. Однако он успел жениться и провозгласил свою жену Нису царицей. Та родила сына. Римляне права ребенка не признали, Вифиния стала провинцией.

Митридат пишет далее, что первую войну начали против него именно римляне, «так как я, по слухам, богат и не намерен быть рабом». Далее вкратце излагаются события Митридатовых войн. Наконец Митридат обращается к аршаку: «Чего ждешь ты от римлян, если не коварства ныне и не войны в будущем?»

Предлагается план: одновременно ударить со стороны Месопотамии и со стороны Армении, чтобы отбросить врага. Фраат, однако, от войны воздержался…

Это письмо мы считаем крайне важным документом, и вот почему. Некоторые современные мыслители, критикуя мои книги, превозносят римлян и считают, что я необъективен по отношению к ним. Таков был взгляд некоторых историков еще в XIX в. – достаточно вспомнить Моммзена. Вот как далеко назад эти люди отбрасывают науку!

Но в вышеприведенном письме Саллюстий называет вещи своими именами. Допустим, он сам придумал текст. Это значит, что римлянин с убийственным цинизмом вскрыл политику своих соотечественников и обнародовал скандальные подробности. Если в основе – подлинное сообщение Митридата, это ничего не меняет. Мы лишь понимаем аргументацию врагов Рима и встречаем ее на страницах сочинения, написанного римским же автором.

Но вернемся к рассказу о войне.

Позиция Митридата располагалась на высокой неприступной горе. Однако эти места были сильно разорены войной. Вернее, римскими полководцами (особенно постарался Лукулл). Понтийский царь испытывал трудности с подвозом продовольствия (это говорит Аппиан; Плутарх трактует несколько иначе: по его мнению, Митридату не хватало только воды; он сменил позицию, и удобная гора была вскоре занята Помпеем). Вторая проблема (которая преследовала царя на протяжении всего правления) – предательство. Многие понтийцы пали духом и стали перебегать к Помпею.

Предателей, которых удавалось поймать, жестоко казнили. Эти жестокие меры оказались очень эффективными. Бегство прекратилось. Никто не рисковал. Но дела с доставкой продовольствия обстояли все хуже. Перед Евпатором маячила тень Кизика – сражения, проигранного из-за недостатка припасов. Царь отправил к Помпею послов, желая узнать, на каких условиях может быть прекращена эта бесконечная война. Помпей был краток:

– Если передашь всех римских перебежчиков и выдашь себя в наши руки.

На нашем языке это означает безоговорочную капитуляцию и добровольную сдачу в руки международного трибунала.

Узнав об этих требованиях, Митридат первым делом собрал бывших серторианцев (которых, собственно, Помпей называл перебежчиками) и сообщил, что Магнус требует их выдачи. Это не привело экс-римлян в восторг. Видя испуг, Митридат поклялся, что у него не будет мира с римлянами «вследствие их алчности», как пишет Аппиан. Евпатор никого не выдаст, сохранит верность союзникам и ненависть к врагам. Война продолжалась.

Помпей перешел к активным действиям. Поместив часть конницы в засаде, другую часть он послал против Митридата, чтобы выманить из лагеря притворным бегством. Понтийцы купились на эту хитрость, бросились вдогонку за бегущим врагом, были атакованы из засады, впали в панику и побежали к собственному лагерю. Римляне хотели ворваться туда на плечах противника и довершить разгром. Но Митридат был не так прост. Сражение вела только понтийская конница. Пехота оставалась в резерве. В острый момент пехотинцы вышли из лагеря и встретили римлян. Помпей тотчас приказал трубить сбор и отвел войска. Столкновение завершилось вничью. Казалось, времена, когда понтийское ополчение разваливалось при одном приближении римлян, уже миновали. Но дальнейшие события покажут, что это не так.

Тем не менее римляне опасались открытого боя. Помпей пошел по пути его с Лукуллом общего учителя – Суллы: огородил неприятельское войско со всех сторон окопами, чтобы лишить подвоза продовольствия. Это помогло.

Магнус обошел Митридата с востока, провел линию укреплений с гарнизонами и лагерями на протяжении 50 стадиев, а перед ними выкопал ров. Евпатор по каким-то причинам проявил нерешительность – не захотел или не смог напасть на Помпея, чтобы помешать ему. И то сказать, царь был уже немолод, он устал от бесконечных войн и потому вполне мог ошибиться. Эта ошибка стоила ему в конечном счете жизни, а Понту – свободы.

Чтобы раздобыть продовольствие, Митридат приказал перебить всех вьючных животных, кроме коней. Но этим только отсрочил несчастье. Блокада длилась полтора месяца. Тогда Митридат бежал «в глубоком молчании по непроходимым дорогам», сообщает Аппиан. Плутарх рисует отталкивающую деталь: перед бегством Евпатор, мол, приказывает перебить всех больных и немощных. Это не похоже на поведение митраиста. Они не предают товарищей. Возможно, мы опять имеем дело с римской пропагандой, которая пыталась очернить Евпатора в глазах греков. Это было очень важно: если Митридат убивает собственных раненых, разве можно служить такому чудовищу?

Помпей напал на арьергарды понтийцев. Его отряды вырвались вперед. Друзья советовали Митридату ударить по римлянам. Царь не внял этим советам. Может быть, он знал нечто такое, чего не знаем мы, и трезво оценивал боеспособность своих отрядов? Неясно.

О дальнейших событиях говорит Аппиан.

Когда римляне стали наседать слишком сильно, Евпатор отразил нападение при помощи всадников. После чего заночевал в густом лесу. На следующий день он занял удобную возвышенность, защищенную со всех сторон. К ней вела единственная дорога. Дело было неподалеку от реки Евфрат.

Помпей бросился на штурм этой позиции после короткого отдыха. Авангарды противоборствующих армий вступили в жаркую схватку на склоне холма. В какой-то момент войска Митридата вышли из-под контроля. Его всадники спешивались и вступали в бой с римлянами, чтобы помочь своим пехотинцам. Тогда Помпей ввел в дело конницу. Она стремительно атаковала врага. Спешенные всадники Митридата бросились нестройной толпой вверх к лагерю, чтобы сесть на коней и встретить римлян. Те понтийцы, что были наверху, увидели толпу соотечественников, которая бежала с громкими криками. Они пришли к выводу, что все потеряно, побросали оружие и стали разбегаться в разные стороны. Однако бежать было особо некуда. Оступаясь, они скатывались вниз и расшибались насмерть о скалы. Так войско Митридата погибло из-за потери управления. Остальное было для Помпея легким делом. Легионеры стали убивать или захватывать в плен окруженных врагов. Были убиты и захвачены до десяти тысяч понтийцев, в руки римлян попал весь обоз. Пожалуй, это было первое серьезное поражение Митридата от римлян в открытом бою.

Плутарх описывает битву совершенно иначе. По его словам, римляне пошли в ночную атаку при свете луны. Возможно, так и было. Это объясняет, почему Митридат утратил контроль за командованием войсками. Хорошо обученные римляне смогли сражаться в темноте, а понтийцы – нет. Рискованное тактическое решение как раз и позволило Помпею одержать победу.

Митридат был оттеснен к горной круче со своей личной охраной. Он сумел прорваться с отрядом в 800 всадников, ушел по тропе и оказался в безопасности. Однако оставшиеся воины немедленно предали, разбежавшись кто куда. С царем остались только три человека. Среди них выделялась наложница Гипсикратия. Это была боевая подруга отчаянной храбрости и беззаветной преданности. Базилевс в шутку называл ее Гипсикратом. Женщина носила персидскую одежду, не ведала усталости и трогательно ухаживала за государем.

Прибыли в крепость Синорегу, где у Митридата хранилось много денег и сокровищ. Здесь к нему пришли остатки армии. Аппиан пишет, что было их около трех тысяч. Царь выдал людям плату за год вперед и подарки. А самым близким, включая Гипсикратию, вручил флаконы с ядом. Чтобы никто живым не попал в руки римлян. Они вели войну насмерть и не видели для себя жизни после поражения.

Прихватив из Синореги внушительную сумму в 6000 талантов, Митридат пересек Евфрат и направился к Тиграну Великому. Ведь несколько лет назад зять приютил его и спас… после чего и начались все несчастья армян. Денег хватило бы для выплаты жалованья армянским солдатам и найма новой понтийской армии.

Но правду говорят, что в одну реку нельзя войти дважды. На сей раз Тигран отказал в убежище. У него хватало проблем. На армян напали парфяне, сделавшие свои выводы из предложений Митридата. Если бы с тыла навалился Помпей, Армения вообще могла погибнуть. Политика взяла верх над верностью и родственными узами. Тигран даже назначил награду в сто талантов за голову своего тестя Евпатора. Митридат был брошен всеми.

Но у него было еще одно царство – Колхида. Туда Евпатор и пробивался. Для начала царь вторгся в Хотенейскую Армению. Эта область лежала в верховьях Евфрата. Там встретили враждебные силы – местные армяне и пришедшие им на подмогу иберы, легковооруженные лучники и пращники. Еще недавно Евпатор собирал войска среди этих племен. Но это были союзники Армении, а не понтийского царя. Если Армения – против Митридата, иберы – тоже.

Маленькая армия Евпатора сразилась с ними и имела успех. Противника отогнали. Понтийский царь перешел реку Апсар восточнее Трапезунда. Оттуда поднялся в Колхиду, дошел до греческой колонии Диоскуры (современный Сухуми) и зазимовал в этой благодатной местности.

Помпея отвлекли от преследования более значительные дела. Он вторгся в Армению. Как видим, Тиграна Великого не спасла осторожная политика. Письмо Митридата оказалось пророческим.

В самой Армении обнаружился предатель. Им оказался собственный сын царя, принц Тигран Младший. Молодой человек обратился к Помпею за подмогой, тем самым дав Магнусу желанный предлог для вторжения.

О дальнейших коллизиях войны мы расскажем в истории Армении. Здесь – только самая суть. Тигран Великий капитулировал, отказался от завоеваний и обещал выплатить солидную контрибуцию римлянам «за обиду». То есть военные издержки плюс прибыль. Потому что римляне уже давно рассматривали войну как крупное коммерческое предприятие.

Взамен армянский царь сумел добиться того, что Тигран Младший попал к римлянам под арест. Обе стороны остались довольны заключенной сделкой. Правда, Помпей поссорился с парфянами, которые претендовали на армянские земли. Но большую войну с ними затевать пока не стал. Пришло время покончить с Митридатом. Оставив в Армении своего легата Афрания, Магнус выступил в поход на Евпатора (65 г. до н. э.).

Неукротимый Митридат вовсе не утратил присутствия духа. Как пишет Аппиан, царь задумал большое дело, «не такое, на которое мог бы решиться человек, находящийся в бегах». Речь шла о гигантском стратегическом обходе противника. Царь хотел пройти маршем от Колхиды до Боспора, вторгнуться в страну и свергнуть предателя Махара, который переметнулся к римлянам. Затем пополнить армию, выйти через сарматские земли к Дунаю, спуститься во Фракию и напасть на римлян в Македонии. План кажется на первый взгляд странным, неосуществимым. Но Митридат знал, что многие греки ненавидят римлян. Опять же балканские провинции давно не знали большой войны. Поэтому их можно с успехом использовать для новых сражений. К тому же в этом случае царь напал бы на римлян в Европе, когда их основные силы были в Азии. Помпей бы сам убрался из Понта. Аппиан называет план Митридата «фантастическим», а напрасно.

Помпей увяз на Кавказе. Сперва он вторгся в страну колхов. Но Митридат ускользнул буквально из-под носа, и Магнус не решился его преследовать по берегу Черного моря. К тому же против Рима выступили иберы и кавказские албаны. Первые некоторое время назад воевали против Евпатора, но теперь вновь переменили мнение и объявили его союзником. Римляне казались страшнее.

Помпей вторгся в Албанию из Армении и разбил ополчение врага на берегах Куры. Албанский царь Ороз (Вараз) попросил пощады и был прощен. Настал черед иберов. Новоиспеченные союзники Митридата «горели желанием показать свою преданность», утверждает Плутарх. А точнее – хотели отстоять свою землю от вражеского нашествия. Помпей разгромил их «в большом сражении». Видимо, после этого он двинулся в Колхиду и подчинил эту горную страну, покинутую Евпатором, который выступил с войсками на север – против Боспора. На Колхиду римляне напали одновременно с суши и моря. На реке Фасис Магнуса встретила римская эскадра под началом Сервилия. Но время было упущено, Митридат находился уже далеко. Помпею осталось укреплять границы и устраивать дела местных народов. Читаем у Плутарха о восстании кавказских племен и о новой битве на берегах Куры. О достоверности сведений об этих сражениях можно судить по численности варварских войск. Оказывается, их было 60 000 против втрое меньшей армии Помпея. На стороне варваров сражались (да неужто?) сами амазонки – женщины-воительницы из прикаспийских степей. Когда же Помпей разгромил их всех, то хотел идти бить парфян, но не смог этого сделать… Почему? Из-за множества ядовитых змей, которые встречались на пути. Амазонки и змеи – что-то новое для объяснения неудач. Обычно римлянам мешали морозы. Кажется, Помпей превзошел во вранье сенату даже Суллу и Лукулла, вместе взятых.

Наконец он повернул назад и принялся устраивать дела в захваченных областях.

В самом большом выигрыше оказался неудачник Ариобарзан – этот горе-правитель Каппадокии. Магнус вернул ему царство, прирезав Софену и Кордуэну (Курдистан), ранее принадлежавшие Тиграну Великому. Правда, последнюю страну тотчас отобрали парфяне. А на первую все-таки претендовали армяне. Так что эти дары принесли скорее проблемы, чем покой и достаток.

Устроив каппадокийские дела, Магнус прибыл в Сирию, упразднил там власть Селевкидов и обратил страну в римскую провинцию.

Между тем Евпатор последовательно воплощал свой «фантастический» план. Лишенный тылов и баз, он превратился в царя-кочевника. Его царством была армия, с которой базилевс шел по берегу Черного моря на Боспор, чтобы наказать предателя – Махара.

С причерноморскими племенами частью воевал, частью вступал в союзы. «Даже будучи беглецом и в несчастии, – пишет Аппиан, – он вызывал к себе почтение и страх». Его друзьями стали гениохи, а врагами – ахеи, которые ранее уже уничтожили одну понтийскую армию. Проложив дорогу силой, царь достиг Меотиды (Азовского моря). Тамошние правители греческих городов дружественно приняли Митридата. Обменялись подарками. После этого Митридата пропустили в Боспор. Вместе с базилевсом в походе участвовал его сын Фарнак.

Царь сообщил приближенным, что его замыслы простирались еще дальше. Оказывается, он собрался вторгнуться не только в Македонию. Оттуда Евпатор задумал пройти в Италию через Альпийские горы! Надо думать, придворных охватил шок. Но возражать никто не решился. Все знали, что Евпатор крут на расправу.

Когда Махар услыхал, что грозный отец прошел маршем по черноморскому побережью и объявился на Боспоре, он попытался заслужить прощение. К Митридату отправились послы, которые старались объяснить, что Махар служил римлянам только по необходимости. Но увещевания оказались напрасны. Евпатор не терпел предателей. Сообразив, что рассчитывать не на что, Махар бежал в Херсонес. Прочие города сдавались Митридату. В гавани Херсонеса стоял флот, который, как можно догадаться из смутного рассказа Аппиана, перешел на сторону Евпатора. Махар сжег корабли. Между ним и Митридатом лежала Крымская Скифия, которая, судя по всему, объявила о независимости. Это означало, что Евпатор не сможет пройти по суше без боя, что вселяло в Махара некоторую уверенность.

Однако Митридат нашел суда в греческих городах и смог сформировать эскадру, которая двинулась к Херсонесу с десантом на борту. Увидев приближение отцовских войск, Махар понял: все кончено. С разгневанным Митридатом лучше не шутить. Махар убил себя. Боспорское царство вновь покорилось.

Всех «друзей» Махара, которых раньше сам же дал ему в советники, Митридат убил. И вполне справедливо. Базилевс счел, что именно эти люди сбили Махара с дороги. Ну а тех, кто пришел к царевичу по личной инициативе и сохранил верность, Евпатор пощадил. Что опять же логично. Первая категория относилась к классическим предателям. Вторая была из тех, кто сделал выбор по доброй воле. Может, со стороны Митридата это и «султанизм», но есть и другое слово, которое характеризует поведение этого незаурядного человека: справедливость.

Бездомный царь обрел новый дом и стал базилевсом Боспора.

Вскоре Митридат захватил Пантикапей – столицу приморского царства. Это был важный торговый порт. Здесь Евпатор убил еще одного сына – Ксифара. Причиной стало прегрешение его матери. У Митридата был некий замок в Понте, в тайных хранилищах которого находилось много денег. Он назывался Новая крепость и еще до сих пор не был взят римлянами. Это укрепление охраняла одна из жен царя – гречанка Стратоника. Митридат ее обожал. Она была из простой семьи, дочь арфиста. С женитьбой на ней связана романтическая история, которыми так богат эллинистический мир.

Большинство жен Евпатора происходили из семей полководцев и правителей, и женился царь во многом из политических соображений. А Стратонику взял по любви. Когда-то за ужином она томно играла царю на арфе. Рядом терся отец. Видимо, решивший предложить дочь базилевсу в жены. Но все произошло слишком быстро. Митридат оттолкнул арфу, а девушку увел с собой в опочивальню. Отец-арфист был шокирован, что у него не спросили хотя бы формального согласия. Его отослали домой.

Каково же было удивлением родителя на следующее утро! Продрав глаза у себя в хижине, он увидел вокруг убогого ложа столы с серебряными и золотыми кубками и толпу слуг, евнухов, мальчиков. Они протягивали арфисту драгоценные одежды. Перед дверью стоял конь в роскошном убранстве. Так снаряжали только коней царских гетайров.

Арфист подумал, что над ним издеваются. Но слуги успокоили. Митридат, сказали они, подарил ему дом «недавно умершего» богача. Мы знаем, при каких обстоятельствах умирали богачи в Понте. Митридат легко убивал одних, чтобы возвысить других. Неправедно нажитое богатство не приносило пользы. Но арфиста это ничуть не смутило. Напялив пурпурный плащ и вскочив на дорогого коня, музыкант поскакал по улице с диким криком:

– Все это мое!

Многие смеялись над ним, но наш деятель искусства кричал в ответ, что обезумел от счастья и по этой причине за себя не отвечает. Пусть радуются, что он не швыряет в прохожих камнями.

Таково было происхождение Стратоники. Артистка обладала громадным влиянием на царя. Жили вместе долго, красавица успела родить Евпатору сына – Ксифара.

Эта женщина и сдала Новую крепость Помпею. Разумеется, вместе с деньгами. Она выдала тайну сокровищ с единственным условием – чтобы римлянин сохранил жизнь ее сыну, если тот попадет в руки Помпею. Довольно странное условие, правда? Можем ли мы верить Аппиану, который приводит его? Думаю, нет. Скорее, перед нами опять римская пропаганда, которой было выгодно очернить Митридата. Чего же попросила женщина у Помпея? Думаю, Понтийское царство для Ксифара в обмен на деньги из тайника.

В Новой крепости Помпей нашел, помимо денег, дневники Митридата и прочие тайные записи «и прочел их не без удовольствия», замечает Плутарх. Но не из праздного любопытства. В них, мол, содержалось много сведений, объясняющих характер и поведение понтийского царя. Помпей немедленно использовал их в собственных целях, чтобы дорисовать негативный образ царя и растиражировать его по всей Малой Азии. Из этих записок якобы следовало, что царевич Ариарат Каппадокийский, который вторгся на Балканы во время Первой Митридатовой войны, не просто заболел, но был отравлен по приказу Евпатора. Имелись там сведения об отравлении Евпатором какого-то греческого наездника Алкея, который победил царя в конных состязаниях. А еще – толкования снов, которые видели сам Митридат и его жены. И кроме того – непристойная переписка между царем и Монимой, одной из супруг. О жизни и смерти этой женщины мы уже упоминали. Словом, записи рисуют нам человека мелкого, мстительного и суеверного. Можно ли верить? Даже Плутарх сомневается в подлинности этих документов, тем более что никто их не видел. На них только ссылались. Так что в лучшем случае можем сказать, что перед нами смутный и непроверенный источник. А в худшем – римская фальшивка.

Слухи об измене Стратоники достигли ушей Митридата. Римляне выдали ее? Вряд ли. Мы могли убедиться, что разведка у базилевса была поставлена хорошо. Вот ему и доложили об очередном предательстве. Тогда Евпатор немедленно казнил сына за прегрешение матери. Ксифар был убит на берегу Керченского пролива. Причем Аппиан утверждает, что на другом берегу находилась сама Стратоника, созерцала гибель отпрыска и лила слезы. Как понять это нелепое утверждение? Зачем она поплыла к берегам Меотиды? Разве что выкрасть сына. Возможно и другое. История с убийством – еще одна грубая подделка, вышедшая из канцелярии Помпея. Уж больно много в ней элементов дешевой беллетристики: замок с сокровищами, мрачные картины разлада в семье и эффектная смерть на берегу моря.

Тотчас после этой истории мы узнаем, что Помпей находится вдалеке от замков, наполненных деньгами, – в Сирии (Плутарх, впрочем, пишет, что римлянин начал сирийский поход практически сразу после взятия Новой крепости). В Сирию прибыли послы Митридата. Заговаривали римлянам зубы, предлагали мир. Митридат, мол, готов прекратить боевые действия, если ему позволят вернуться в родное царство. Он будет выплачивать за него римлянам дань.

Возможно, старый царь был вполне искренен и подумывал дожить последние годы в покое. А может, просто хотел проверить аппетиты римлян – удастся договориться или нет? Третий вариант: его уговаривали советники пойти с римлянами на мировую. Митридат поддался уговорам, прекрасно понимая бессмысленность этого шага.

Помпей выслушал послов и приказал Митридату прибыть лично, чтобы просить о снисхождении. Подобно тому, как приходил Тигран Великий.

Дипломаты привезли ответ в Пантикапей. Евпатор разгневался.

– Никогда, – сказал он, – не соглашусь я на это. До тех пор, пока остаюсь Митридатом.

Однако его усталых соратников этот ответ поверг в шок. Заподозрили, что царь медленно сходит с ума. Митридат что-то почувствовал. Он велел передать римлянам, что сам не поедет к Помпею, но готов представить заложников – кого-нибудь из сыновей и друзей. Но это уж точно были пустые слова. Потому что одновременно царь приказал собирать большое войско из свободных и рабов, приготовил много оружия, копий, военных машин, не щадя ни быков, из жил которых готовились тетивы луков, ни леса. Войско предназначалось для похода на Балканы и Апеннины.

Советники Евпатора встретили эту идею без восторга. У них созрела мысль, что мирному договору с римлянами мешает единственный человек – сам царь Митридат.

Евпатор обложил тяжелейшими налогами весь Боспор, даже малоимущих. В войне насмерть все должны чем-то жертвовать. Но люди устали от бесконечных жертв в этой сорокалетней борьбе, которая приносила одни неудачи. А боспорцам вообще было все равно: римляне – не римляне. Они не ведали ужасов вражеского нашествия, находились на окраине эллинистического мира и совершенно не желали таскать из огня каштаны ради прихоти понтийского царя. Откуда им было знать, что это не прихоть, что Митридат видит всю опасность римского правления и хочет уберечь от захватчиков эллинистический мир? Обыватель не обязан все знать и предвидеть. Поэтому он часто губит героев. А потом бездарно гибнет сам.

Внезапно Митридат заболел. Его лицо покрылось нарывами. Может, это была оспа? Или тиф? За царем ухаживали три евнуха. Болезнь явно была заразной. Государя изолировали от всех.

Этим немедленно воспользовались сборщики налогов. Они, как пишет Аппиан, «чинили многим обиды без ведома Митридата». В этом – громадный недостаток тоталитарных обществ. В них все завязано на главного правителя. Если он заболевает или умирает – система дает сбой, расцветает коррупция, начинаются злоупотребления. Зато демократически устроенные общества обладают громадным преимуществом. Чтобы начать финансовые махинации, вовсе не нужно ждать смерти лидера. Что видим на примере Афин или Рима времен расцвета демократии.

Когда прекратилась болезнь, царь устроил смотр армии. У него имелось 60 прекрасно вооруженных когорт, организованных по римскому образцу, – 36 000 человек. А также много вспомогательных частей – матросов, скифских конных стрелков, легкой пехоты. Наличествовал флот.

За время болезни Митридата его полководцы заняли крепости и замки в Крыму, которые еще не подчинялись базилевсу. Одной из последних сдалась Фанагория. Наконец у понтийских полководцев дошли руки и до нее. В этот важный торговый город, запиравший «горло» Меотиды, явился евнух царя Митридата – Трифон с отрядом солдат. Правда, он несколько опоздал, потому что первыми Фанагорию заняли сыновья Митридата со своими отрядами. Сыновья имели иранские имена: Артаферн, Хшаярша (Ксеркс), Дарьявахуш (Дарий) и Яксарт. С ними также приехала одна из дочерей царя, имевшая греческое имя Клеопатра. Самым старшим являлся Артаферн – ему стукнуло сорок. Остальным исполнилось по двадцать или немногим больше.

Обратим внимание на интересный аспект эллинизма в Понте. Мужские потомки царей носят иранские имена: Митридат, Хварнак. Хшаярша… Женщин называют по-гречески: Клеопатра, Лаодика… Очевидна степень доминирования в этом тандеме. Мы, мужчины, понимаем эллинов, но… наши наследники будут иранцами.

Вернемся к сюжету после этой многозначительной реплики.

Надо же так случиться, что был у Трифона в городе личный враг. Звали его Кастор. Некоторое время назад Трифон (видимо, бывший одним из боспорских чиновников) приказал выпороть Кастора плетьми. Будучи гордым и свободным человеком, наказанный затаил обиду. И вот когда Трифон вошел в ворота, Кастор напал на того с мечом. Евнух погиб на месте. В городе вспыхнуло восстание за свободу. Видно, понтийцы сильно досадили боспорцам. Артаферн и другие сыновья Митридата укрылись в акрополе, который возвышался посреди города на горе.

Повстанцы обложили вершину сучьями и подожгли. Дети Митридата сдались все, кроме Клеопатры (они выжили и впоследствии были проведены в триумфе Помпея по улицам Рима). Женщина унаследовала упрямство и смелость отца. Она укрылась в одной из крепостных башен с горсткой сторонников. Узнав об этом, Митридат послал несколько бирем, чтобы вырвать дочь из рук врагов. Операция прошла успешно, Клеопатру увезли к отцу. Но в Боспорском царстве уже полыхал пожар восстания. Фанагорийский мятеж был как искра в сухом стогу. От Митридата стали отлагаться боспорские города. Восстали Херсонес, Феодосия, Нимфей «и все другие по берегу Понта, очень удобные в военном отношении», пишет Аппиан.

Митридат стал крайнем подозрителен. Военачальникам он не верил из-за того, что затянулась война, полная лишений. Царь ведь помнил, с каким энтузиазмом друзья уговаривали его помириться с Помпеем. Боспорцам не верил тоже.

А что было предпринять? Подчиниться обстоятельствам? Сдаться? Митридат не мог на это пойти. Поэтому он почти никого уже не устраивал. Придворные стали искать другую фигуру на роль лидера. Нужен был человек, который сумеет замирить Боспор и не вызывает такой ненависти у римлян. Митридат чувствовал эти настроения, но поделать ничего не мог. Хотя, если верить нарисованному позднейшими авторами образу тирана, должен был начать массовые репрессии, только бы выжить. Но это наводит еще на одну интересную мысль. Так называемые репрессии Митридата – продукт, так сказать, коллективного творчества. Решения принимал не он один. Когда требовалось расправиться с изменниками и прочими «врагами народа», он репрессировал без проблем, но теперь, когда необходимо укрепить личную власть, ничего поделать не мог. Поддержки со стороны политических соратников больше не было.

Чтобы спасти хоть дочерей, Митридат сговорил их замуж за соседних варварских правителей – скифов, сарматов и прочих. Будущих зятьев попросил поскорее прийти с войском на помощь, ведь эллинизированные вояки оказались способны лишь предавать. Потому и была вся надежда на скифов.

Брачное посольство возглавляли евнухи под охраной пятисот солдат. Но воины ненавидели евнухов. У этой ненависти были веские основания. Многие евнухи имели склонность к интригам, некоторые страдали комплексом неполноценности и вымещали злобу… Короче, солдаты перебили кастратов и дезертировали к римлянам. Дочерей Митридата передали Помпею.

Стареющий Митридат потерял почти все: многих детей, царство предков и даже новоприобретенный Боспор, в котором полыхало восстание. Скифы не прислали войско. Ведь Евпатор их обесчестил, пообещав дочерей, да так и не прислав их. Что с того, что дочери силой похищены и увезены к римлянам? Согласно этике варваров, это был позор Митридата.

Что же осталось? Сдаться обстоятельствам? Нет. Чем сильнее преследовали Митридата неудачи, тем дальше заходили его послы. Он снесся с племенами далекой Галлии. И разработал новый план вторжения в Италию. На себя брал финансирование и командование. Галлы должны были поставить людей. Вспоминался предприятие Ганнибала, который вместе с галлами вторгался в Италию и наводил страх на римлян…

Митридата можно понять. Этот неукротимый человек умел драться и побеждать римлян. Ему требовались только воины, готовые сражаться и умирать.

Солдаты и офицеры Митридата понимали другое: их царь обезумел. Они не хотели идти в далекий поход неизвестно куда. Не были готовы к смерти, как был готов к ней Евпатор. Недовольство нарастало. Царь упорно гнул свою линию.

Шептались:

– Митридат уже отчаялся во всем. Напоследок он хочет совершить что-то значительное, чтобы умереть со славой. Но мы-то отчего должны гибнуть?

Однако сила и власть Митридата были еще столь велики, что никто из солдат не решался на бунт или открытое выражение таких мыслей. Даже в несчастьях, пишет очарованный Евпатором Аппиан, «царь являл себя не как человек ничтожный и презренный».

Из всех сыновей, которые еще оставались при Митридате, царь больше всего ценил Фарнака. Он неоднократно заявлял, что сделает сына преемником. Этого принца заговорщики постепенно склонили на свою сторону.

Фарнак разуверился в счастливой судьбе отца. К тому же он был политиком, а не героем. Примчаться в Галлию, чтобы сложить там голову, – такая перспектива его не прельщала. Фарнак предпочел бы замирить Боспор и стать там царем. А при благоприятных обстоятельствах попытался бы возвратить утраченный Понт. Фарнак считал, что даже теперь возможно получить прощение от римлян. Для того чтобы собраться силами, это крайне необходимо. А сжечь себя и других в огне войны – это героично, однако бесполезно. Так талантливый молодой человек превратился в предателя. Можно представить, что потеря любимого сына, перешедшего в лагерь политических противников, стала для Митридата самым страшным ударом. Но царь покамест ничего не знал.

Фарнак действовал все решительнее. И вдруг… пресловутая контрразведка Евпатора опять проявила себя с лучшей стороны. Заговор был раскрыт. Фарнак и его товарищи схвачены. Некоторых пытали. Но крамола слишком глубоко въелась в окружение царя. Схватили не всех. К тому же многие придворные сочувствовали заговорщикам. Один из сановников, Менофан, сказал Митридату:

– Ты уже почти собрался в поход. Не ко времени казнить Фарнака, любимого сына, которого ты еще недавно так сильно ценил. То, что царевич сорвался, можно простить. Это – результат затянувшейся войны. Не каждому под силу выдержать такое. Многие ломаются. Но Фарнак – не предатель. Как только наступит мир или придет удача, все дела придут в порядок. А Фарнак останется вернейшим из твоих сыновей.

Митридат был всего лишь человеком. Он отчаянно жалел сына. Под влиянием просителей отец возобладал над политиком. Фарнака простили. Это оказалось роковой ошибкой.

Предпоследний акт трагедии разыгрался в Пантикапее, в царском дворце и военных лагерях, расположенных неподалеку.

Отпущенный из-под ареста, Фарнак ночью отправился в лагерь римских перебежчиков, которые сопровождали Митридата во всех походах. Там царевич произнес страстную речь. Он пугал экс-римлян перспективами похода в Италию. Да те и сами понимали, чем грозит им, изменникам, италийский поход. Затем Фарнак начал сулить всяческие награды и беспечную жизнь на крымских курортах и переманил солдат на свою сторону. Римские перебежчики отпали от Митридата. Той же ночью (пока не хватились сторонники Евпатора) Фарнак отправил своих людей по другим лагерным стоянкам. Немедленно выяснилось, что те, кого недавно арестовал Митридат, представляют только верхушку. Царь имел дело с широко разветвленным заговором военных, которому требовался волевой вождь. Он появился в лице Фарнака. Мятеж начался.

Поутру экс-римляне издали условный боевой клич. Его подхватили. Не все знали, в чем дело, пишет Аппиан. Но нервы у всех на пределе, многим хотелось перемен, а это – классическая революционная ситуация. Многие просто хотели получить выгоду от переворота и готовы были ради этого рискнуть чем угодно.

Те, кто не знал о заговоре, подчинились бурному революционному потоку, решив, что и без того все кончено. Они стали кричать вместе с другими «скорее из страха и необходимости, чем по доброй воле», пишет наблюдательный Аппиан – большой знаток восстаний и гражданских войн.

Митридат проснулся от криков. Послал спросить, чего хотят воины. Мятежники заявили:

– Хотим, чтобы базилевсом стал сын Митридата. Пусть царем будет молодой вместо старого, любимец солдат вместо человека, отдавшегося на волю евнухам, милосердный правитель вместо бессердечного злодея, убившего многих сыновей, друзей и полководцев.

Ответ толковый и мудрый с точки зрения революционеров. Им нужно изобразить царя мерзавцем, чтобы оправдать собственную измену. Царя было бы жаль, если бы родились не в современной России.

Узнав требования, Митридат выехал к войску. Большая часть элитных солдат царя перебежала к экс-римлянам. Но те отказались их принять. Разыгрался последний, пятый акт. Митридат явился к взбунтовавшимся отборным солдатам – боспорской гвардии. Те ничего не хотели слушать. Видя, что его собираются убить, а силы неравны, царь вскочил на коня и бросился наутек. Вслед полетели стрелы, пули и дротики. Царя уберегли доспехи, которые он благоразумно надел на себя перед выходом к солдатне. А вот конь был убит. Железная выучка и природная ловкость спасли Митридата. Царь соскочил с коня, скрылся во дворце. Часть гвардии все же сохранила верность. Евпатор стал думать, как бы выкрутиться из передряги.

Мятежники ликовали. Грозный Митридат бежал!

Считая себя победителями, изменники провозгласили Фарнака царем.

Митридат следил за развитием событий из окна дворца. Он послал к Фарнаку вестника и потребовал безопасного выхода. Гонец не вернулся. Послали другого. Та же неизвестность в итоге. Было ясно, что живым старого царя не выпустят. Такие политики не могут спокойно отойти от дел. Их убивают.

Теперь Евпатор боялся только одного: как бы его не выдали римлянам. Римские перебежчики вполне могли купить себе прощение Республики ценой его головы. Митридат понял, что проиграл. Но решил проиграть достойно. Он собрал личную охрану и друзей, которые до сих пор сохранили верность. Евпатор похвалил их и отпустил к новому царю. Его покинули все. Причем некоторых мятежники по недоразумению убили. Остались лишь несколько охранников да две дочери – Митридатис и Несса. Первая из них была сосватана за египетского царя Птолемея Авлета. Вторая – за его брата, управлявшего Кипром. Но обеим девушкам не суждено было увидеть своих дегенеративных женихов.

Евпатор стал готовиться к смерти. Времени не было. Вот-вот в покои могли ворваться мятежники.

Царь открыл флакончик с ядом, который всегда носил в рукоятке меча. Смешал с водой. Его дочери высказались, что выпьют отраву первыми. Евпатор прикрикнул, но это не помогло. Даже родные не подчинялись ему и подняли бунт: мешали отцу выпить до тех пор, пока не выпили сами. Дочери корчились на полу, когда Митридат приготовил еще одну порцию и все-таки выпил. После этого стал по примеру великого философа Сократа усиленно ходить взад-вперед, чтобы яд поскорей разнесся по телу и начал действовать. Но отрава… не действовала. Яд оказался безвреден. Митридат с юных лет опасался покушений и постоянно принимал противоядие. Ирония судьбы: базилевс даже умереть не мог по собственной воле.

Рядом стоял начальник галатской охраны Битоит, старый соратник по сражениям и походам. Митридат сказал ему:

– Твоя рука оказывала мне большую поддержку в делах войны. Но самая большая будет помощь, если ты прикончишь меня.

Битоит отпрянул. Царь продолжал.

– Мне грозит самое страшное. Меня схватят и проведут в триумфе перед римлянами, прежде чем убить. Я не хочу этого. Но не могу умереть другим способом. Яд на меня не действует из-за глупых предосторожностей. А главного и опаснейшего яда – неверности сына и войска – я и не разглядел. Убей меня.

Битоит увидел неподдельное горе на лице Митридата. Бессердечный человек, охранник и рубака проникся жалостью к великому государю. Кельт пронзил Евпатора мечом, и царя не стало. Это произошло в пантикапейском дворце в 63 г. до н. э. Митридату было 68 лет. Пятьдесят семь из них он носил царскую диадему.

Помпей находился в Сирии, когда ему доложили о гибели самого страшного врага Рима со времен Ганнибала. Вскоре после этого новый боспорский царь Фарнак отослал труп отца в подарок римлянам. А вместе с ним – изъявления покорности. Помпей принял то и другое. Тело царя сильно повредилось при бальзамировании из-за оставленного в нем мозга, так что личность Митридата смогли установить только по боевым шрамам. Помпей не захотел смотреть на него. Останки Евпатора велел похоронить в Синопе в усыпальнице понтийских царей. Но Понта больше не было. Вместе с Вифинией он образовал новую римскую провинцию. Династия Митридатидов утратила власть.

6. Послевоенное устройство и попытка реставрации

Но это еще не конец понтийской истории. Тень независимости страны будет восстановлена римлянами. Правда, рассказывать об этой новой истории Понта почти нечего. Покамест несколько слов о послевоенном устройстве Малой Азии и сопредельных стран.

Помпей разделил Понтийскую державу на ряд мелких обособленных государств. Во-первых, были созданы несколько новых провинций. В Малой Азии это провинция Вифиния-и-Понт. Из понтийских земель в ее состав вошла только приморская полоса. К ней присоединили приморскую Пафлагонию. Внутренние пафлагонские районы сохранили «независимость» под властью двух вассалов Рима – этнархов Пилемена II и Аттала. Титул этнарх был ниже царского. Он означал правителя этноса.

Один из галатских тетрархов, вождь племени малоазийских кельтов-толстобоков Дейотар, оказал римлянам множество услуг во время Митридатовых войн. Он поставлял продовольствие, вербовал людей, сражался верой и правдой. За это Помпей выхлопотал у сената царский титул для Дейотара. К владениям этого рекса (царя) прирезали внутренние районы Понта от Ксимены до Трапезунда.

Районы, расположенные еще южнее, вместе с крепостью Митридатий и Малой Арменией перешли к другому галатскому тетрарху, Бригидатуру. Колхиду получил Аристарх – грек или эллинизированный грузин. Коммагену и часть Месопотамии передали Антиоху Дикею (прав. 70–35 гг. до н. э.), одному из последних Селевкидов. Не забыт оказался и предатель Архелай, бывший полководец Митридата Евпатора. Ему досталась прибыльная должность жреца в Команах.

Боспорское царство сохранил сын Митридата – Фарнак. Его объявили «другом и союзником римского народа». Это было опасное звание. После него следовало превращение «дружественного» царства в какую-нибудь этнархию или тетрархию, а затем – в провинцию. Процесс начался: из царства выделили Фанагорию, также на правах римского союзника. Правителем города стал упоминавшийся Кастор, который первым восстал против Митридата. Но Фарнак не стал терпеть у себя под боком независимый город. Вскоре он напал на Фанагорию и соседние с ней полисы. Конечная цель была ясна – рассчитаться с мятежниками и восстановить Боспорское царство, территория которого значительно сократилась после смут и восстаний. Задача была выполнена. Постепенно Фарнак восстановил государство. Действовал не только силой, но и уговорами. Например, взяв Фанагорию, объявил граждан своими союзниками, оставил гарнизон и удалился, не причинив никому зла. Так восстанавливал власть и зарабатывал авторитет.

Между тем эллинистический Восток наводнили римские солдаты и ростовщики. Азиаты в новоиспеченных провинциях – Вифинии, Понте, Сирии – что называется, хлебнули горя.

Безраздельное господство Рима в этих местах продолжалось 15 лет. Затем в Республике разгорелась гражданская война. Против могущественного Помпея восстал Цезарь и повел легионы на Рим.

За событиями наблюдал Фарнак и копил силы. Правда, армия его оказалась невелика и имела невысокие боевые качества. Но боспорский царь рассчитывал, что римлянам вообще будет не до него. В 48 г. до н. э. он начал обратное завоевание владений своего отца, первым делом высадившись в Колхиде. Управлять Боспором оставил военачальника Асандра. Этот аристократ варварского происхождения был женат на дочери Фарнака – Дайнамии.

* * *

Возвратившегося на родину предков царя историки именуют Фарнак II (48–47 гг. до н. э.). Его возвращение на родину было стремительным, но недолгим.

Дипломатически Фарнак подготовился безупречно. В гражданской войне он взял сторону Цезаря (Помпей просил о помощи, но царь отказал). А затем напал на римские гарнизоны в Малой Азии и на союзников Помпея – галатов и каппадокийцев. Но обо всем по порядку.

Из Колхиды Фарнак морем переправился в Синопу и захватил приморскую столицу Понта. Хотел напасть на Амис, но с юга уже спешили войска галатского царя Дейотара. Пришлось перебросить понтийские полки на южный фронт. Дейотар был разбит в сражении. Фарнак занял Малую Армению. Казалось, Понтийская держава возрождается.

Победы Фарнака легко объяснимы. Римских марионеток не любили, что вполне логично. Как можно любить кредиторов и их прихвостней-вышибал?

К тому времени Малая Азия вообще осталась беззащитной – все силы Помпей стянул в Македонию, где сражался с Цезарем. Наконец он потерпел поражение при Фарсале, пустился в бега и погиб в Египте.

Цезарь послал своего человека – Домиция Кальвина – навести порядок в малоазийских провинциях. Этот легат недавно командовал центром армии Цезаря при Фарсале и неплохо себя зарекомендовал. Ему доверили начальство на отдельном театре военных действий. Помимо военных, перед Кальвином стояли финансовые задачи: собрать с богатых азиатских провинций как можно больше денег для содержания легионов. Правда, эти провинции уже не были столь богаты, как считали в Риме. Но какие-то деньги там собрать еще представлялось возможным.

Узнав о появлении Кальвина, Дейотар немедленно побежал жаловаться ему на действия Фарнака. Дейотар перечислил захваты и обиды. Главное, чем он напугал римлян, состояло в следующем: если Фарнак одержит победу и разграбит окрестные царства, римляне не получат денег, обещанных Цезарю на содержание его войск. С опустошенных земель будет просто нечего взять. Больше эллинистическим царькам угрожать было нечем. К тому времени понтийцы уже напали на Каппадокию. Этим царством правил тогда Ариобарзан II (62–52 гг. до н. э.) – наследник Ариобарзана I.

А мы наблюдаем важный нюанс в поведении Фарнака. Митридат был настоящий «народный» монарх, понимавший чаянья людей и умевший принимать популярные решения. Фарнак был скорее «солдатский император». Вождь наемной армии. Он оказался для малоазиатов чужим. Его наемники и ополченцы вели себя, как в завоеванной стране. Поэтому местные жители скоро отвернулись от него. Не видели разницы между ним и римлянами. Здесь и там были грабители.

Услышав новости о бесчинствах Фарнака, Домиций Кальвин встревожился. Цезарь постоянно требовал денег, а понтийцы уводят сокровища буквально из-под носа. К тому же легат считал позором оставить безнаказанными набеги какого-то Фарнака на друзей Римского государства. Это нанесло бы ущерб престижу Республики.

Поэтому Домиций Кальвин немедля послал к Фарнаку гонца с требованием очистить Малую Армению и Каппадокию и «не пользоваться гражданской войной для посягательства на права и величество римского народа», как говорит неизвестный автор «Александрийской войны» – продолжатель «Записок» Цезаря. Понт молчаливо признали владением Фарнака. Но если бы он очистил другие территории, признание можно легко взять назад, верно?

Легат не стал дожидаться ответа и подумал, что «заявление будет иметь большую силу, если он лично подойдет с войском к этим областям». Его планы нарушил Цезарь. Диктатор увяз в египетском конфликте и потребовал у Кальвина прислать целых два легиона. Домиций повиновался. При нем остался только один легион – 36-й. Пришлось вербовать вспомогательные отряды союзников.

Дейотар имел два легиона галатов, которых обучил и вооружил по римскому образцу. Эти силы были переданы Кальвину. А с ними – еще и сотня галатских всадников. Такой же смехотворно маленький отряд кавалеристов прислал Ариобарзан. Когда-то галаты и каппадокийцы славились своей аристократической конницей. Но с приходом римлян времена изменились. Теперь главную силу разоренных провинций составляла демократичная пехота, которую вооружить и обучить гораздо дешевле и легче.

В части Вифинии и Понта, еще остававшейся под их властью, римляне спешно набрали еще один легион из местных. Им командовал квестор Гай Плеторий. Другой военачальник – Квинт Патисий – привел вспомогательные войска из Киликии. Все эти силы сосредоточились в Команах.

К тому времени вернулись послы от Фарнака. Царь дал следующий ответ: Каппадокию он уже очистил, но Малую Армению оставил себе. Это его наследственные владения, доставшиеся от отца – Митридата Евпатора. Впрочем, он готов передать решение вопроса на усмотрение Цезаря и подчиниться ему.

Кальвин не позволил втянуть себя в переговоры. У него была собственная точка зрения на этот вопрос. Коль скоро области захвачены римлянами по праву силы, нечего церемониться с врагом. Легат понял, что Фарнак очистил Каппадокию не по доброй воле, а по принуждению. Царь просто сократил фронт и сделал его удобным для обороны Понта. Это было грамотное оперативное решение. Если невозможно удержать все, следует сосредоточиться на обороне хотя бы части и не распылять силы. К тому же Фарнак думал, что Кальвин двинет против него крупную армию из трех римских легионов. Но выяснилось, что у Домиция остался только один легион. Что ж, тем лучше. Фарнак стал укрепляться в Малой Армении.

Домиций настаивал на том, что и эту страну Фарнак должен очистить. Он говорил, что в правовом отношении нет никакой разницы между Каппадокией и малоармянскими землями. Требование Фарнака, чтобы положение осталось в неприкосновенности до прихода Цезаря, незаконно. Неприкосновенным можно считать лишь то, что остается в таком же положении, в каком было и раньше.

Какая прелесть! Юридическая казуистика римлян просто изумительна. Невозможно понять, отчего соседи так сильно не любили этот справедливый и миролюбивый народ?

Не дожидаясь ответа, Домиций начал поход против неприятеля, благо все силы были собраны в ударный кулак. Он отправился из Коман в Малую Армению по лесистому хребту, который отделяет эту страну от Каппадокии. Маршрут представлял известные выгоды, так как в возвышенных местах не могло быть засады и неприятельской атаки, пишет автор «Александрийской войны». Кроме того, здесь легко можно было добывать провиант.

Фарнак отправлял к Кальвину одно посольство за другим, причем с дарами. Кальвин все отвергал. Он говорил, что главной задачей является восстановление престижа Рима и защита союзников. Вполне адекватная имперская точка зрения. Быть сильным и не сдавать союзников – это политика любого здорового государства, чей правящий класс не отравлен «гуманистическими» идеями какой-либо антисистемы.

Кальвин и его войско прошли форсированным маршем до города Никополя в Малой Армении. Этот город был основан Помпеем в честь последней победы над Митридатом. Лежал на равнине. Вдали от него возвышался горный хребет, ставший местом столкновения войск Помпея и Митридата.

Кальвин расположился в семи римских милях от города. От лагеря противника Никополь отделял трудный и узкий перевал. Фарнак разместил в засаде отборных пехотинцев и почти всю кавалерию. Кроме того, приказал пустить в ущелье большое количество скота. Вокруг как бы невзначай сновали крестьяне и горожане. Расчет царя был таков. Если Домиций будет проходить с дружественными намерениями, он и не заподозрит засады. Его встретят стада и люди, как в мирной жизни. Поприветствуют друг друга и разойдутся. Но если намерения легата коварны, сценарий возможен иной: легионеры сразу набросятся на людей, станут угонять скот и разбредутся за добычей. Тут-то понтийцы выскочат из засады и расправятся с неприятелем.

При этом Фарнак по-прежнему отправлял послов с мирными предложениями. Он считал это лучшим способом усыпить бдительность римского полководца. Правда, немного ошибся в расчетах. Домиций считал врага слабым, свыкся с мыслью о скором мире и вообще не вылазил из лагеря.

Фарнак стал бояться, как бы вражеские разведчики не обнаружили засаду. И отозвал людей к себе. Зато Домиций Кальвин вдруг перебрался под самые стены Никополя и здесь на равнине выстроил новый лагерь, разом миновав опасную теснину. Фарнак остался в дураках. Видя, что римляне поспешно возводят укрепления, царь вывел свое войско и построил для битвы. Маски были сброшены.

Царь разместил полки по своей собственной системе. Фронт образовал простую прямую линию, а на флангах и в центре был подкреплен тремя линиями резервов. Домиций в свою очередь выстроил легионы перед лагерным валом, а сам докончил сооружение укреплений. После чего отвел армию под их защиту.

На следующую ночь Фарнак был разбужен охраной. В руки понтийцев попала ценная добыча. Схватили курьера, который направлялся с письмом от Цезаря к Домицию Кальвину. Цезарь писал, что осажден в Александрии восставшими египтянами и находится в очень трудном положении. Гай Юлий требовал прислать новые подкрепления. Еще лучше, если Кальвин сам прибудет в Египет через Сирию.

Теперь-то Фарнак хотел выиграть время. Это было равносильно победе. Ведь из письма явствовало, что Кальвин все равно скоро уйдет.

Соответственно, царь выбрал оборонительную тактику и вырыл перед Никополем два параллельных рва. Между ними поместил пехоту, а по краям – там, где ров кончался, – выставил конницу. Оставалось ждать, что предпримут римляне.

Домиций все же получил письмо Цезаря: постарался Фарнак. Как и следовало ожидать, известия о неудачах диктатора в Египте вывели Кальвина из равновесия. Гай Юлий был вождем не просто одной из политических партий. Он оставался единственной сильной фигурой в Риме. Его смерть в далеком походе могла привести Республику к катастрофе.

Что же делать? Кальвин рассматривал несколько вариантов. Первый – просить у понтийцев мира, который недавно сам же отказывался заключить. Это было позорно. Второй – сняться с лагеря и уйти. Но в этом случае его армия может развалиться по дороге, да и Фарнак наверняка ударит в тыл. Оставался третий вариант: самому напасть на понтийцев, разбить их, а уж потом идти выручать Цезаря. Этот план римляне признали самым разумным. Мнения варваров, служивших в римской армии, никто не спрашивал.

Римский полководец вывел солдат из лагеря и выстроил в боевом порядке. Тридцать шестой легион стоял у него на правом фланге. Следовательно, здесь планировалось нанести главный удар. Левое крыло занимал легион, набранный из понтийцев. В центре находились галаты Дейотара, также вышколенные на римский манер. Их построение было глубоким. Видно, Кальвин не очень доверял стойкости этих бойцов.

По сигналу, данному обеими сторонами почти одновременно, враги сошлись. Так началась битва при Никополе.

Она проходила с переменным успехом. Тридцать шестой легион атаковал стоящую у рва царскую конницу, заставил ее отступить, преследовал до самых городских стен и наконец напал с тыла на понтийскую пехоту, которая стояла под прикрытием рва.

Римский легион, набранный из понтийцев, сражался менее удачно. Он подался назад под натиском вражеской кавалерии, затем перешел в контратаку, достиг рва и попытался его перейти. Кавалерия Фарнака действовать здесь уже не могла. Но пехота… Она осыпала римских прихвостней метательными снарядами. Началась паника. В скоротечном бою легион был уничтожен. Солдаты Фарнака сами перешли ров и атаковали галатов Дейотара при поддержке своей кавалерии. Галатов как раз спасло глубокое построение. С великим трудом они выдержали атаку, но все-таки выдержали и не обратились в бегство. Стали медленно отступать. Пользуясь этим, Фарнак бросил свои главные силы против 36-го легиона. Разрыв между галатами и римлянами все увеличивался. Дейотар отводил войска дальше и дальше. Тридцать шестой легион сражался почти в окружении. О победе речь уже не шла – вырваться бы живыми. Легионеры выстроились в каре и отступили к подножию гор. Вследствие неудобства местности Фарнак не мог преследовать противника конницей. А она, судя по всему, составляла главную силу понтийской армии. Так легионеры спаслись благодаря присутствию духа.

Потери в армии Кальвина были значительны. Легион понтийцев полег во рву практически весь. Из солдат Дейотара погибли треть или половина. Тридцать шестой легион потерял 250 бойцов. О серьезности поражения говорит факт, что в битве погибли несколько известных римлян из всаднического сословия (правильнее было бы их назвать сословием ростовщиков, потому что банковские операции оказались главным родом занятий римских «всадников» в то время).

Домиций собрал остатки разбитых легионов в Каппадокии и ушел с ними в провинцию Азия.

После этого Фарнак завершил покорение Понта. Автор «Александрийской войны» утверждает, что царь вел себя в этой стране, «как жестокий тиран». Взял с бою множество городов, всюду истреблял римлян и разграбил достояние каких-то «понтийских граждан». Скорее всего – пособников оккупантов. Людей, которые «были привлекательны красотой и юностью», Фарнак подверг «таким наказаниям, которые бедственнее самой смерти». Недоговоренности античных писателей порой изумительны. Из дальнейших пояснений следует, что Фарнак кастрировал многих римлян и превратил их в евнухов. Этот вид рабов очень дорого ценился на азиатских рынках. Это было действительно страшное наказание для римских изуверов, которые еще недавно считали себя хозяевами жизни и сами легко оскопляли тех же понтийцев, обращая их в рабство за долги.

Фарнак хвастался, что вернул отцовское царство. Трудно решить, пользовался ли он симпатией народа. Я придерживаюсь прежнего мнения, что он был чужаком для понтийцев. Это и объясняет его скорое падение.

К тому времени Цезарь разгромил александрийцев, утвердил в Египте власть своей любовницы Клеопатры и направился в Сирию. Здесь он узнал, что Фарнак закрепился в Понте. Предстояла война.

Гай Юлий быстрыми переходами отправился в Каппадокию. Встретился с ее царем Ариобарзаном II. Тот свято хранил верность римлянам. Но, кажется, не доверял своему брату Ариарату. Чтобы избежать ненужной междоусобицы, Цезарь отдал Ариарату в удел часть Малой Армении, но под верховной властью Ариобарзана. После этого римский диктатор продолжил поход все в том же стремительном темпе. Достиг владений Дейотара. Тот, пользуясь полученным от Помпея титулом царя, объединил почти всю Галатию под своей властью. Мелкие галатские тетрархи, пользуясь случаем, нажаловались Цезарю. Диктатор призвал Дейотара к себе. Хитрый галат прекрасно видел, на чьей стороне сила. Он явился без знаков царского достоинства, в одежде просителя, и стал молить у Цезаря прощения за то, что связал свою судьбу с Помпеем. Если бы Цезарь оказал помощь галатам против Магнуса, те бы перешли на сторону Гая Юлия вне всяких сомнений. Как видим, покаяние варварского царя граничило с издевательством.

Цезарь выговорил Дейотару за то, что галат помогал Помпею во время гражданской войны. Но заявил, что прощает его, и вернул царские инсигнии. А споры с тетрархами обещал разобрать позже. Цезарю срочно требовалась эффективная поддержка варварского царя для разгрома Фарнака. Ссориться с галатом перед важной битвой не стоило. Диктатор приказал ему привести для участия в войне легион галлогреков, обученных воевать на римский манер, и всю конницу, какую можно собрать. Дейотар мог считать, что легко отделался.

Цезарь прибыл в Понт и стянул войска в одно место. Здесь его ждало разочарование. Войска были слабы по численности и малоопытны. Можно положиться только на 6-й легион ветеранов, прошедший горнило Александрийской войны. Но и он поредел настолько, что насчитывал пару когорт – тысячу человек с небольшим. Прибыли еще три легиона – один от Дейотара, один набранный в Азии и пресловутый 36-й, который удалось вывести из битвы при Никополе. Римскому императору было о чем поразмыслить, глядя на размеры своей армии.

В этот момент прибыли послы от Фарнака. Они заверяли, что понтийский базилевс готов выполнить любые требования римского диктатора. Напомнили, что Фарнак всегда отказывал Помпею в посылке вспомогательных войск. Значит, был лоялен по отношению к Цезарю. А вот Дейотар – тот помогал Помпею людьми. И все же оправдался и получил прощение! Чем Фарнак хуже?

Цезарь отвечал, что проявит к Фарнаку полное беспристрастие, если тот действительно исполнит все обещания. То есть капитулирует и даст денег. Вот до каких унижений перед римлянами дошли эллинистические цари. А римские политики важно принимали решения, брали дань, перекраивали границы.

Затем диктатор сказал «в обычных мягких выражениях», чтобы понтийский царь не ссылался на пример Дейотара и не напирал на то, что не отправлял подмогу Помпею.

– Прощение тех, кто о нем просит, доставляет мне самое большое удовольствие, – сообщил Цезарь. – И все-таки даже тем, кто приходит с повинной, я не могу простить обид, публично нанесенных римским провинциям.

Вот так. С точки зрения римского правоведа Цезаря, попытка Фарнака восстановить отцовское царство квалифицировалась как обида, публично нанесенная римским провинциям. Было ваше – стало наше. Цезарь просто искал благовидного предлога, чтобы напасть на Понт и разгромить Фарнака.

Диктатор продолжал разглагольствовать, выдавая один за другим перлы юридической казуистики.

Неоказание помощи Помпею принесло больше пользы самому Фарнаку, полагал Цезарь, так как уберегло понтийцев от поражения. А самому Цезарю победу даровали бессмертные Боги, поэтому совершенно не важно, воевал бы Фарнак на стороне Помпея или нет.

Затем Гай Юлий перешел к перечислению обид, нанесенных Фарнаком римлянам. Припомнил «великие и тяжкие насилия над римскими гражданами в Понте». Но неожиданно их простил, так как сделанного не вернуть. Мертвых не оживишь, пояснил Цезарь, а скопцов не вернешь в прежнее состояние. Но зато есть вещи, которые исправить можно и нужно. Фарнак должен немедленно очистить римскую провинцию Понт, освободить из плена родню и свиту откупщиков, а также возместить материальный ущерб, который откупщики понесли от действий базилевса. Если бы Фарнак выполнил эти требования, он без боя отдал бы себя и страну в долговую кабалу римским предпринимателям.

Цезарь поторапливал. Если Фарнак согласен на эти требования, пускай пришлет ценные дары. Базилевс немедленно прислал золотой венок. Но не спешил очистить Понт, всячески затягивая переговоры.

Фарнак знал, что гражданская война в Риме еще не закончена. Сторонники Помпея сражались в окраинных провинциях. В самой Италии было неспокойно. Цезарь торопился уладить дела в Азии, чтобы вернуться в западные области Республики. Поэтому Фарнак давал обещания, а сам тянул время. Но римский диктатор понимал, что понтиец хитрит. Поэтому поспешил прекратить переговоры, чтобы дать сражение. Он рассчитывал разбить армию Фарнака и продиктовать условия мира. В это время у понтийского базилевса тоже начались проблемы. В Боспоре против него восстал Асандр, оставленный наместничать. Мятежник ориентировался на союз с Римом. Фарнак оказался лишен тылов. Срочно требовалось подавить восстание.

Цезарь двинул войска к городу Зела. Там находился лагерь понтийского царя.

Когда-то под Зелой Митридат Евпатор разбил римлян. Теперь этот город, расположенный на крутом холме, должен был стать свидетелем новых сражений.

Местность возле Зелы была разнообразной. Возле самого города лежала равнина. Ее окружала цепь холмов. Самый высокий и удобный из них занял Фарнак. Он восстановил здесь старые лагерные укрепления Митридата.

Цезарь разбил лагерь в пяти римских милях от неприятеля. Он заметил, что перед холмом расположены несколько долин. Заняв их, можно блокировать врага и заставить сражаться его кавалерию в невыгодных условиях пересеченной местности, то есть у подножия холма без возможности развернуться.

Диктатор приказал тайно заготовить все необходимые материалы для строительства полевых укреплений. На рассвете, неожиданно для врагов, он совершил бросок и занял то самое место, где Митридат Евпатор когда-то разбил Триария. Рабы принесли материалы для фортификационных сооружений. Началось строительство.

Днем изумленный Фарнак заметил, что его перехитрили. Он выстроил все войска перед лагерем. Цезарь был убежден, что противник не начнет бой ввиду невыгодности позиций. А выстроенная армия – отвлекающий маневр, призванный задержать возведение римлянами полевых укреплений.

Диктатор выстроил первую боевую линию легионеров перед валом, а остальным солдатам приказал продолжать работу.

Фарнак дал сигнал к атаке. Его армия стала спускаться по крутому склону, дабы атаковать врага. Что повлияло на это решение? Автор «Александрийской войны», описавший битву, дает несколько гипотез. Среди них – благоприятные для Фарнака птицегадания, магия места, где Евпатор победил Триария, надежда на собственных наемников, которые побывали до этого в двадцати двух сражениях. Наконец, сыграла роль и недавняя победа над Кальвином.

Увидев движение врага, Цезарь долго смеялся. Сперва он не поверил в свою удачу. Потом убедился, что Фарнак делает ошибку. Царь выстроил пехоту густыми колоннами и повел вниз, где она должна была стоять беспорядочной кучей. Эти действия казались настолько невероятны, что Цезарь едва не упустил время для контрудара.

Диктатор спешно отзывал солдат, занятых на работах, вооружал и выстраивал в боевые порядки. Возникла сумятица. Легионеры еще не успели построиться, а передовые манипулы уже были атакованы серпоносными тяжелыми колесницами врага, каждая была запряжена четверкой коней. Первые ряды римлян подались назад, что еще усилило замешательство. Однако легионеры скоро пришли в себя и стали метать пилумы.

За колесницами шла пехота понтийского царя. С громким криком она атаковала римлян, и закипело беспорядочное сражение. Выходит, безумная атака Фарнака принесла некоторую пользу: римляне не успели расстрелять его солдат на расстоянии и приняли рукопашный бой.

На этом везение понтийцев закончилось. На правом фланге 6-й римский легион бросился в отчаянную атаку. Тысяча ветеранов, составлявших это подразделение, рубились одновременно с яростью и хладнокровием. Здесь зародилось начало победы. А затем началось контрнаступление по всему фронту. Понтийцы толком не могли развернуться и несли большие потери. Наконец они отступили. Цезарь приказал начать преследование. Его солдаты взобрались по крутому склону, начали резню, взяли вражеский лагерь. Фарнак с несколькими спутниками успел бежать. Цезарь был обрадован этой победой. Неприятельская армия перестала существовать за один день. А значит – конец войне. Одному из своих римских друзей диктатор написал об этой кампании: «Veni, vidi, vici». Пришел, увидел, победил. Это и вправду был блицкриг, молниеносная война. Сражение при Зеле состоялось 2 августа 47 г. до н. э.

Фарнак собрал по дороге своих людей и явился в Синопу, имея тысячу всадников. Цезарь послал Домиция Кальвина преследовать беглеца. Он совсем не имел времени для того, чтобы разбираться с Фарнаком. Но и Фарнак не имел времени восстановить силы. Боспор отпал от него. Базилевс хотел идти за море, чтобы восстановить свои права на крымские владения. Поэтому тотчас договорился с Кальвином и передал ему Синопу. Добираться до Боспора решено было морем. Но кораблей, пригодных для перевозки конницы, не имелось. Фарнак велел перебить коней, посадил войско на корабли и отбыл в Крым.

Цезарь вернул Понт и оккупировал его, распределил добычу и разрешил остаткам 6-го легиона возвратиться в Италию. В Понте оставил два легиона под началом Целия Винициана. А гражданской войной в Боспоре думал воспользоваться в своих интересах.

Но Фарнак еще об этом не знал. Он прибыл в Боспорское царство. Обнаружилось, что эта этническая химера трещит по швам. Греки и фракийцы воевали со скифами и сарматами. Фарнак немедля принял сторону последних. Асандр, соответственно, возглавил греков, хотя в его войске имелось немало прикубанских варваров, а, например, греческий Херсонес впоследствии восстал против Асандра. Фарнак захватил столицу Боспора – Пантикапей. Взял также и Феодосию. То есть закрепился на Керченском полуострове. Судя по смутному сообщению Аппиана, он вступил в переговоры со скифами, чтобы те ударили с тыла на боспорские города. Но Асандр собрался с силами раньше и повел своих воинов на Фарнака. Там он заставил врага сражаться в невыгодных условиях. К тому же отборная дружина понтийского царя оказалась без лошадей. Их, как мы помним, перебили еще в Азии. В пешем строю дружинники сражались храбро, но плохо. Фарнак повел их в последнюю атаку, но это не помогло. Царскую армию разбили и загнали в Пантикапей. Израненного Фарнака едва успели затащить в ворота. Ранения оказались смертельными. Вскоре государь умер, пятидесяти лет от роду. Владение Боспорским царством приносило Митридатидам несчастье.

Асандр захватил власть и объявил себя сторонником римлян. Но Цезарь ему не поверил. Боспор он отдал царевичу Митридату Пергамскому – сводному брату Фарнака, рожденному от Евпатора галатской княжной из племени трокмов. Женщину звали Адобогиона. Ее отцом являлся сам Дейотар.

Из-за этого Пергамцу досталась еще и тетрархия Галлогреция (она же – тетрархия племени трокмов) – часть Галатии, которой ранее владел Дейотар. Цезарь любил этого Митридата Младшего за отвагу и верность, а тот служил верой и правдой.

Так или иначе, Митридат Пергамский и Асандр стали воевать между собой из-за Боспора. Митридат отправился с войсками через Колхиду – сухим путем. Был у него и флот, который сражался с эскадрами мятежников. Но удача сопутствовала Асандру, и он сохранил страну за собой. Митридат, как считают исследователи, сложил голову в этом конфликте (46 г. до н. э.).

Семья Фарнака нашла спасение в римских владениях. А земли его державы от Колхиды до Боспора вновь обрели свободу.

При этом Цезарь воспользовался тем, чтобы расколоть противника. Херсонес Таврический восстал против Асандра, чтобы добиться независимости, и выступил на стороне Митридата. После гибели Пергамца херсониты обратились за помощью к Цезарю. Диктатор объявил город свободным.

7. Восстановление царства

Это еще не конец понтийской истории. Последнюю главу вписал в нее Марк Антоний.

Как известно, после смерти Цезаря гражданские войны вспыхнули с новой силой. Наконец Республику поделил триумвират, который образовали три императора – Октавиан, Эмилий Лепид и Марк Антоний. Последнему достались восточные провинции Рима. Но у Антония не было сил для их обороны. Встал выбор: либо защищать все самому и отказаться от активной внешней политики, либо искать пути компромисса с местными народами, чтобы они сами себя защищали и помогали римлянам. Антоний выбрал этот последний путь. Он активно создавал марионеточные царства на окраинах своих владений. Это оказалось очень выгодно. Такие царства не требовали затрат на управление, потому что все расходы брали на себя марионеточные династы. Они платили римлянам дань (иногда под видом подарков). Поставляли вспомогательные войска. И в то же время полностью зависели от императора, потому что без римской помощи были обречены на гибель в борьбе с алчными соседями, самыми опасными из которых были парфяне.

В 40 г. до н. э., когда умер галатский царь Дейотар, Антоний вдруг принял решение возродить Понтийское царство. Нашелся подходящий претендент на престол. Им сделался сын Фарнака – Дарьявхуш, или Дарий (39–37 гг. до н. э.). Его царство включало район Амиса и узкую полосу побережья от Фарнакии до Колхиды. Конечно, это была лишь тень прежней Понтийской державы. Но именно это и требовалось восточноримскому императору.

Правление Дария оказалось недолгим. Через пару лет Антоний бесцеремонно отстранил его от власти. То ли понтиец оказался полной бездарностью, то ли (что более вероятно) начал интриги, пытаясь расширить владения и освободиться от римской опеки. Очевидно, требовался более покорный правитель.

Таким человеком показался один греческий чиновник, которого Антоний внезапно возвысил. Звали его Полемон. Он был сыном ритора Зенона из Лаодикеи. Ритор – это учитель. Каким образом сын провинциального педагога сделал блистательную карьеру при дворе Антония – совершенно неясно. Видимо, император использовал Полемона как способного чиновника и пропагандиста эллинизма. Сам Марк позиционировал себя как эллинист и из-за этого утратил значительную долю популярности в глазах римлян.

В 38 г. до н. э. Полемон по указу Антония стал царем Внутренней Киликии и части Ликаонии. Его столицей сделался город Иконий (совр. Конья в Турции). Полемон показал себя человеком послушным и деловым. Видимо, это был незаурядный интриган, потому что после низложения Дария он получил в добавление к своим землям еще и освободившееся Понтийское царство. Полемон I (37—8 гг. до н. э.) стал основателем новой понтийской династии – Полемонидов.

Рассказать о его правлении практически нечего. Сразу после своего восшествия на престол сын ритора стал готовить войска и собирать деньги для Антония, который собирался воевать с парфянами. Полемон участвовал в походе императора на Парфию через армянские земли, попал в плен, но сумел выкрутиться и довольно быстро вернулся, заплатив выкуп. В награду за верность он получил от Антония Малую Армению. Затем, надо полагать, захватил и Колхиду. Понтийское царство вновь превратилось в значительных размеров региональную державу. Правда, это вовсе не означает, что его положение укрепилось. Теперь соседом и хозяином понтийцев был агрессивный Рим. Полемониды и их страна существовали только из милости. Вернее, до тех пор пока были нужны римским владыкам.

Уже в 31 г. до н. э. Антоний потерпел поражение от Октавиана, бежал в Египет и покончил самоубийством. Западному императору достались все владения его восточного коллеги. А с ними – клубок противоречий, в который сплелись ближневосточные дела.

Полемон сумел подлизаться к Октавиану. Царь был внесен в списки друзей и союзников Рима. Но скоро император посчитал, что владения его понтийского вассала слишком обширны. Он отнял у Полемона Малую Армению. Правда, взамен отдал Боспорское царство, после того как там умер Асандр. То есть задал направление экспансии. Пускай подвластные царьки дерутся между собой на потеху Рима, как гладиаторы на арене. Лишь бы в результате усиливалась Римская империя.

Полемон женился на вдове Асандра – уже немолодой Дайнамии. Эта внучка Митридата Евпатора, дочь Фарнака, превратилась в переходящий приз для тех, кто хотел завладеть Боспором.

Греческие города Боспорского царства немедленно признали власть Полемона. Но варварское население – скифы и прочие племена – взбунтовалось. Национальные противоречия в Боспоре практически разорвали царство.

Полемон высадился в Крыму, разгромил скифов, потом направился в устье Дона и взял город Танаис (в районе Ростова-на-Дону). Затем последовал поход на восточное побережье Азовского моря, в Тамань. Ее атаковали прикубанские племена – синды, аспурги, ахеи.

В земле аспургов Полемон попал в засаду и погиб (впрочем, по нашему мнению, это не племя, но политическая партия – см. очерк о Боспорском царстве в качестве доказательства).

Его эфемерное царство тотчас распалось. Власть в Боспоре захватил Аспург – сын Дайнамии и Асандра. В Понте воцарилась вторая жена Полемона Пифодорида (8 г. до н. э. – 23 г. н. э.), внучка Марка Антония. Их с Полемоном дочь Трифена стала женой фракийского царя Котиса.

Отца царицы звали Пифодор из Тралл, это был богатый и влиятельный аристократ провинции Азия. Марк Антоний выдал за него одну из дочерей в порядке компромиссной политики по отношению к носителям эллинизма.

Через пять лет после смерти Полемона Пифодорида вышла замуж за каппадокийского царя Архелая. Так Понт и Каппадокия вновь объединились – на этот раз в династической унии. Правда, это объединение оказалось столь же непрочным, как причудливые союзы феодальных владетелей средневековой Европы. В 17 г. н. э. Архелай умер по дороге в Рим. Каппадокию превратили в провинцию.

В 23 г. умерла и Пифодорида. Римский император Тиберий передал Понт и киликийские владения ее малолетнему внуку, сыну Трифены и Котиса. Так воцарился Полемон II (23–64 гг.). Это сын Трифены и фракийского царя Котиса.

Мы практически ничего не знаем о его правлении. Известно, что Полемон был послушным римским вассалом. Он благополучно пережил Тиберия, Калигулу и Клавдия. Однако во времена Нерона было принято решение превратить Понт в провинцию. Возможно, потому, что изменились внешнеполитические задачи. Нерон пытался перейти в контрнаступление на Востоке против парфян. Закончилось это плачевно – капитуляцией при Рандее. Армения была потеряна римлянами. Тогда созрело решение образовать сплошную римскую границу с армянами и сосредоточить там гарнизоны. Видимо, буферные царства постепенно становились рассадниками шпионажа и интриг. Решение приняли, как пишет Светоний, «с согласия» Полемона. Подобные юридические формальности представлялись крайне важными для тогдашней римской политики.

Понт присоединили на первых порах к римской провинции Галатия (к тому времени все галатские владения одно за другим были включены в состав империи). Полемону оставили земли в Киликии и Ликаонии. Там он правил вплоть до времени императора Гальбы. Затем эти районы также включили в состав имперских провинций.

Последнее сообщение, относящееся к Понту, мы можем найти у Корнелия Тацита в его «Истории». Этот автор пишет, что после свержения Нерона, когда начались гражданские войны, а в Риме правил Авл Вителлий, в Понте «неожиданно взялся за оружие варвар из рабов, некогда командовавший царским флотом». То есть наварх царя Полемона. Звали его Аникет. Прежде он пользовался большой властью, но когда Понт утратил независимость, остался не у дел. По словам Тацита, он с нетерпением стал ожидать какого-нибудь переворота, чтобы отделить страну. И вот час настал. После свержения Нерона Аникет именем Вителлия привлек на свою сторону пограничные с Понтом картвельские племена, собрал войско и ворвался в Трапезунд. Стоявшая здесь когорта была перебита. Ее солдаты незадолго до того получили римское гражданство, но все равно, пишет Тацит, остались прежними – «ленивыми распущенными греками». Как видим, римляне были невысокого мнения о поздних эллинах.

Аникет забросал горящими факелами римские суда, стоящие в порту. Он стал полным хозяином на море, так как лучшие либурнские галеры были уведены римлянами в Византий в самом начале гражданской войны. В кратчайшие сроки варвары понаделали легких судов и стали пиратствовать. Эти суда представляли легкие челны и по-гречески назывались камары. По сути Трапезунд превратился в пиратское гнездо.

Мятеж озаботил Флавия Веспасиана, который командовал римскими силами на Востоке и воевал в Иудее. Веспасиан собрал сводный корпус из своих легионов и поставил во главе этого подразделения опытного военачальника Вирдия Гемина. Тот вошел в Понт, напал на занятых грабежом варваров и рассеял их. Затем построил несколько быстроходных галер. Вскоре римляне настигли Аникета с его челнами в устье реки Хоб в Грузии (севернее устья реки Рион). Тот попросил помощи у местного картвельского вождя Седохеза – одного из многих независимых правителей, которые когда-то подчинялись понтийским царям, а теперь – только себе. Седохез оказал помощь Аникету. Но римляне вступили в переговоры с картвелом и втолковали ему, что если он будет упорствовать, то в его земли вторгнутся имперские легионы. Если же нет – получит деньги. Седохез выдал Аникета римлянам. Мятежная армия рассеялась. Это восстание было последним.

Так прекратилась история Понта.

* * *

Впоследствии понтийские земли были сильно эллинизированы. Здесь утвердилось христианство. Понт стал частью Византийской империи и оставался ею до 1204 года, когда Константинополь был взят крестоносцами. После этого понтийские земли сделались ядром новой греческой империи с центром в Трапезунде. Она была сильно зависима от Грузии. Вообще в Трапезунде и окрестных горах жило много картвелов. Но Грузия сама переживала не лучшие времена и после тяжелой смуты распалась на множество мелких царств. Тогда с юга пришли новые завоеватели – османы. В 1461 г. Трапезунд пал, греческое население было вырезано, и город превратился в турецкий Трабзон, каковым остается и по настоящее время.

1. Колонизация

Строго говоря, история Боспорского царства лежит вроде бы вне нашей темы, так как не относится формально к истории эллинистических царств. Сюда не доходили войска Александра Великого. Но не заходили они и в Понт! Между тем история Понтийского царства полностью отвечает феномену эллинизма.

История Боспора, ко всему прочему, связана с правлением династии понтийских царей. Поэтому дадим краткий очерк политической истории Боспора – для понимания и полноты картины. Ссылки на несколько подробных и интересных монографий на эту тему – в списке литературы. Я бы выделил обстоятельную работу Е.А. Молева «Боспор в период эллинизма».

Боспорское царство было наследником греческой колонизации. Как известно, в VIII–VI вв. до н. э. греки бурно осваивали побережье Средиземного и Черного морей. При этом были подобны лягушкам: ютились у воды, а на континент не углублялись.

Одно из первых своих поселений на черноморском берегу, Синопу, они основали вообще в IX в. до н. э. А потом началась та самая Великая колонизация. Многие полисы выводили колонии; это происходило из-за перенаселенности или по результатам политической борьбы, когда участники проигравшей партии уезжали в другие места. Эллины селились на Кипре и в Египте, на Сицилии, в Южной Галлии. А уж сколько их было в Италии! Юг этой страны римляне даже называли «Великая Греция». На берегах Черного моря тоже было множество городов эллинов.

Свои поселения греки называли апойкия (жить вдали, выселяться). Город же, откуда прибыли поселенцы, именовался метрополией, то есть городом-матерью. В современной науке для древнегреческих поселений, построенных за пределами метрополии, утвердился латинский термин «колония». Связанный с глаголом colere (возделывать землю), он означал поселения римлян, которые выводились в завоеванные области.

Метрополией большинства эллинских колоний на Понте Эвксинском – Черном море – был Милет. Этот город являлся рекордсменом по числу выведенных апойкий: по разным сведениям, их имелось от 75 до 90. С VII в. до н. э. милетяне планомерно продвигались на север Эгеиды, осваивая азиатские берега на подступах к проливу Боспор Фракийский, откуда можно было контролировать подвоз хлеба. Затем вошли уже в Черное море и стали обживать его берега. В VII–VI вв. возникло множество городов, часть которых сохранилась до наших дней (конечно, уже с другим этническим населением). Кизик на Пропонтиде, Одесс (Варна), Томы (Констанца), Истрия в устье Дуная, Тира, Ольвия, Феодосия и другие на Понте Эвксинском. На землях Скифии все колонии были милетскими, лишь Херсонес основали появившиеся позже, в конце V в. до н. э., выходцы из Гераклеи Понтийской.

Отдельно расскажем про Пантикапей – будущую столицу Боспора.

Легенды связывают основание Пантикапея с циклом мифов об аргонавтах. Мол, город создал сын колхидского царя Ээта, у которого Ясон похитил золотое руно. Сие свидетельствует о давних связях Боспора с Колхидой. Наверняка здесь издавна было варварское поселение. Но подлинные основатели Пантикапея все-таки милетяне. Об этом говорят многие древние писатели, называющие Пантикапей не только первым городом, основанным на Боспоре, но и «метрополией всех милетских поселений Боспора».

Пантикапей расположился в глубине самой удобной бухты Керченского пролива (Боспора Киммерийского), что давало большие преимущества: прежде всего удобную стоянку для кораблей. Кроме того, пролив был богат рыбой. С суши к нему примыкали редконаселенные плодородные степи.

Гавань Пантикапея находилось на месте центра современного города Керчи. Рядом с нею располагалась и агора. Большая часть жилых кварталов и ремесленных мастерских Пантикапея раскинулась по склонам высокой каменистой горы, которая возвышалась на 91 метр над уровнем моря и позднее называлась горой Митридат. На вершине стоял акрополь, остатки укреплений которого раскопаны и реконструированы. Внутри акрополя разместились храмы и общественные здания. Главным божеством-покровителем Пантикапея был Аполлон, и именно ему посвятили главный храм цитадели. Весь город со временем опоясала мощная каменная стена.

В окрестностях Пантикапея располагался его некрополь (кладбище), отличавшийся от некрополей других эллинских городов. Помимо обычных в то время для эллинов грунтовых погребений, некрополь Пантикапея состоял из длинных цепей курганов, протянувшихся вдоль дорог от города в степь. Эта важная деталь указывает на сильный варварский элемент. Курганы – это скифский или фракийский стиль погребения.

С южной стороны город окаймляет череда курганов, получившая от крымских татар имя Юз-Оба – сто холмов. Здесь погребены родовитые скифы, меоты и представители аристократии иных племен. В числе знаменитых курганов – Царский, Золотой и Куль-Оба, которые содержали богатые клады скифов с золотыми гребнями, горитами, фибулами… Курганы и сейчас составляют одну из достопримечательностей Керчи – наследницы Пантикапея.

В 580–560 годах до н. э. вдоль побережья Керченского полуострова и в дельте Кубани возникло несколько апойкий. Наиболее значительным городом на европейском берегу Боспора была Феодосия, основанная также переселенцами из Милета. В Азии, на таманском берегу, милетяне основали город Кепы. Но первоначально по количеству населения их обогнала основанная выходцами из Митилены колония Гермонасса. Остальные поселения, особенно те, что расположены вблизи Пантикапея, были основаны самими пантикапейцами или при их участии.

С середины VI в. до н. э. – новый приток колонистов. Выходцы из города Теос оставили свой город, чтобы не попасть под власть персов, явились на Боспор и основали Фанагорию между Кепами и Гермонассой. Новый город стремительно возвысился. Страбон называет Фанагорию столицей азиатского Боспора. Городу было суждено славное будущее. Уже в VII в. н. э. он сделается столицей Великой Болгарии хана Кубрата, но затем падет под ударами хазар.

К концу VI в. до н. э. в Крыму и на Тамани имелось уже 63 греческих поселения.

* * *

Греческая колония сразу становилась полностью независимым городом-государством: вела самостоятельную политику и могла устанавливать дружеские контакты с конкурентами и даже врагами своей метрополии. Но чаще колония поддерживала с метрополией культурные, экономические и религиозные связи, а также заключала политические союзы.

Скифия привлекала эллинов плодородием своих земель, дававших хорошие урожаи пшеницы, ячменя и овощей. В Греции, напротив, имелись урожаи оливок, но хлеб почти не рос. Колонии же обеспечивали не только потребности переселенцев, но импорт в Грецию и обмен на необходимые для колонистов товары. Реки и моря Северного Причерноморья изобиловали рыбой. Месторождения соли в устье Днепра и в Крыму позволяли организовать засолку рыбы, ее длительное хранение и торговлю на экспорт. Реки Скифии открывали эллинам водные дороги в глубь материка для сношений с местными племенами. По Черному морю лежал путь, связывавший колонистов со всеми важнейшими центрами греческой ойкумены.

Основание греческих колоний не всегда протекало мирно. Например, жители Сицилии не хотели пускать на свою территорию новых поселенцев. Но в Северном Причерноморье колонизация изначально происходила без военных конфликтов. Археологические раскопки показывают, что к моменту появления греков в южнорусских степях здесь отсутствовало земледельческое население. Небольшие по площади прибрежные колонии эллинов не затрагивали степняков, которые жили севернее. Наоборот, греки предоставляли кочевникам ремесленные и ювелирные изделия в обмен на скот, пушнину, мед, воск. Возник симбиоз, где этносы не соперничали, но удачно дополняли друг друга. Неспроста возникла легенда о мудром скифе по имени Анахарсис, который дружил с греческими философами. В этой легенде – явная симпатия к благородному варвару.

Скифы… Этот туранский этнос возник в X в. до н. э., то есть был силен и молод, хотя и старше греков. Скифы прогнали жившие на Боспоре племена киммерийцев. Последние вторглись в Малую Азию, а скифы создали обширное вождество на Кавказе. В то же время заселили они и Степной Крым. На Кубани обитали совсем архаичные арийские народы, среди которых были синды (очевидные родственники древних индийцев), ахеи (несомненно, часть этноса ахейцев, «доэллинских» греков) и дахи (впоследствии вошли в число предков более молодого этноса – парфян). Все они – данники скифов.

Последние довольно скоро оценили возможности торгового обмена с колонистами-греками, которые предоставляли то, что сами скифы не производили. В то же время скифы были заинтересованы в обеспечении безопасности своих походов через Боспор Киммерийский в земли подвластных синдов и в эксплуатации зимних пастбищ для скота в устье Кубани. Основание Пантикапея на трассе традиционного маршрута не могло состояться без их согласия и заключения какого-то договора, по условиям которого эллины должны были гарантировать скифам беспрепятственное передвижение и делать подарки скифским вождям. При этом скифы не только не вмешивались во внутреннюю жизнь Пантикапея, но и не препятствовали его контактам с представителями других местных племен. Такой компромисс на первых порах устроил всех.

На Черном море греческие колонисты развернули прибыльную торговлю зерном. Трудолюбивое земледельческое население занималось обработкой пашни, а излишки хлеба сплавлялись по морю в греческие города. Афины – колыбель демократии – питались днепровским хлебом.

Причерноморские города конкурировали между собой и сбивали цены. И началось. Пантикапей постепенно усилился и стал обходить конкурентов. Однако появление сильных соперников – Фанагории, Феодосии, Гермонассы – означало бы постепенное сужение рынков и ослабление будущей Керчи, ограничивало расширение земельного фонда и благосостояния. Это должно было привести к конфронтации.

2. Династия Археанактидов

Около 480 г. до н. э., когда персидский царь Ксеркс пошел войной на Грецию, в Крыму произошли важные события. Архонт Пантикапея захватил власть в городе и подчинил другие греческие города по берегам Боспора Киммерийского (Керченского пролива). Звали архонта редким именем – Археанакт (480—? гг. до н. э.). Он основал первую династию правителей Боспора. О ней практически ничего не известно.

Отношения со скифами после этого испортились, и грекам пришлось вести тяжелую войну. Возможно, в Крым пришли какие-то новые скифские племена, создали государство и стали теснить греков. Городов варвары брать не умели, но незащищенные поселения разграбить могли. Эллины заблаговременно попрятались за городскими стенами. Скифы, видимо, блокировали несколько городов и обложили данью их население. Возможно, что скифов призвали города-соперники пантикапейцев. А может, все произошло спонтанно, каждый город отбивался на свой страх и риск.

Местные греки поняли: чтобы победить скифов, необходимо объединиться. В Элладе происходили совсем другие процессы: царская власть повсеместно пала, в Афинах торжествовала демократия, в Спарте – олигархия. Боспорские греки на суровой окраине эллинистического мира шли к царской власти. Первоначально они задумались о создании военного союза – симмахии.

Большинство ученых полагают, что Археанактиды были знатным пантикапейским родом. У Диодора Сицилийского они названы «царствовавшими над Киммерийским Боспором», то есть над всем Керченским проливом, но также и «в Азии».

Объединялись местные эллины вокруг общего культа Аполлона Иетроса (Спасителя) и для начала создали в припонтийских колониях два храмовых священных союза (амфиктионии). Они-то и стали культурной первоосновой будущих объединений. То есть способствовали налаживанию контактов между местными греками. А это постепенно могло привести к объединению, хотя и через междоусобные войны. То же происходило в собственно Греции, поэтому смущать не должно.

В первый религиозный союз входили Аполлония Понтийская, Истрия, Ольвия, позже – Тира и Керкинитида. Ко второму относились города Боспора. Центром первого союза являлась Истрия, второго – Пантикапей.

Общий культ требовал устройства ежегодных священных праздников со спортивными соревнованиями и мусическими состязаниями. Пантикапей являлся самым богатым и влиятельным полисом. Он стал центром притяжения. Здесь решались торговые дела, принимались политические решения.

Жрецы пантикапейского святилища Аполлона постепенно наращивали влияние и однажды вмешались в политику. Это и были Археанактиды. Видимо, они предложили реорганизовать амфиктионию в симмахию для отпора скифам.

Во главе такого союза стоял стратег-автократор. Им сделался Археанакт. Он повел греческие ополчения против скифов, победил и отказался выплачивать дань. Воспользовавшись успехом, Археанакт захватил власть в Пантикапее. Политик подчинил северо-восточный угол Керченского полуострова с небольшими городами Порфмий, Мимекий, Зенонов Херсонес. Затем привел под свою власть некоторые поселения в Азии. Так и возник Боспор.

Самые значительные из местных полисов (Феодосия, Нимфей, Фанагория) сохранили независимость. Однако мелкие города нуждались в сильном защитнике и покровителе, а потому добровольно признали власть Археанакта.

С крупными полисами приходилось сражаться. Войны между эллинами Боспора часто носили ожесточенный характер. Следы разрушений в таких городах, как Патрей, Кепы, Нимфей, Фанагория свидетельствуют об этом. Об этом же говорит и активное функционирование при Археанактидах крупной оружейной мастерской в Пантикапее, открытой археологами. В ходе тяжелых боев (может быть, не без помощи скифов?) Нимфей и Феодосия отстояли свободу. Патрей был захвачен пантикапейцами.

Разрушения в азиатских Кепах вообще могут быть связаны с междоусобной борьбой между этим городом и соседней Фанагорией, которая тоже стремилась расширить владения. Возможно, после этого Кепы просили покровительства у царей Боспора и вошли в состав Боспорской симмахии. Решающим оказалось родство. Пантийкапейцы и жители Кеп происходили из Милета, а фанагорийцы были чужаками, пришедшими на берега Керченского пролива позднее.

Вошли в состав нового государства и некоторые варварские роды из числа синдов и меотов. Опыт изучения подобных греко-варварских политических систем показывает, что по отношению к иноземцам Археанакт выступал в роли царя, а по отношению своим – как стратег-автократор. Сходным образом действовали диадохи – наследники Александра Великого. Да и сам Александр был царем по отношению к македонцам, а для греков – это стратег-автократор Коринфской симмахии.

Боспорское царство становится многолюдным: земель много, климат благоприятен, отовсюду едут новые колонисты, население размножается. Это порождает проблему обезземеливания граждан и расслоения между богатыми и бедными. В Элладе решалась она по-разному. Пантикапейские же цари стали активно выводить колонии под своим покровительством. Они пошли в обход владений непокоренного Нимфея в южной части Керченского пролива и основали Акру. На черноморском побережье возник Китей, в стороне от побережья – Илурат.

Археанактиды много сделали для обороны и безопасности греков-колонистов. Возводятся мощные стены Пантикапея, Мирмекия, Порфмия.

Археологи находят остатки оборонительных и религиозных сооружений, относящиеся к этому периоду. Например, остатки Тиритакского (Кимммерийского) оборонительного вала, который защищал от варваров Керченский полуостров. В древности ширина вала (местами усиленного каменной сердцевиной) достигала 20 м у основания, глубина рва – около 5 м, высота (от дна рва) – 7–8 м. С учетом длины сооружения (40–42 км) объем работ по созданию этого инженерного сооружения очень велик. Организаторские способности Археанактидов оказались на высоте.

Значительное внимание уделяли Археанактиды идеологии, то есть религиозным действам, которые объединяли бы общество и сакрализовали власть. С этими стратегами связывают сооружение монументального храма Аполлона Иетроса в Пантикапее. Сохранившиеся архитектурные детали, позволившие осуществить его реконструкцию, дают право относить храм к самым грандиозным культовым сооружениям Причерноморья того времени.

Строительство потребовало затраты значительных средств и, очевидно, проводилось не только пантикапейцами, но и жителями других полисов. Однако при этом в Пантикапее прекратилось возведение жилых домов. Основные ресурсы бросили на строительство оборонительной линии и храма. Также в городе в это время наблюдается рост количества металлургических мастерских, связанных с изготовлением оружия.

Насколько все эти меры были популярны? О восстаниях в стране речи нет. Но Археанактиды правили относительно недолго. Да и вал с храмом – это все же не египетские пирамиды по объему затрат. Во всяком случае, современные исследователи не видят в царстве нарастания кризисных тенденций вплоть до III в. до н. э.

Военных сил греков недоставало, и стратеги-автократоры широко привлекали в армию варваров, прежде всего фракийцев.

Предполагается, что преемниками Археанакта были Перисад, Левкон и Сагаур (?—438 гг. до н. э.). Судя по имени последнего царя, он вообще вряд ли принадлежал к роду греческих царей, но являлся военачальником наемных варваров, который узурпировал власть. Кем были эти варвары? Греки называют их скифами, но имена говорят о другом. Кажется, перед нами фракийцы.

Боспор изначально развивался как полиэтничная страна. На его сцене соседствовали и боролись греки и варвары, причем оба элемента так причудливо переплелись, что смело можно говорить: этот феномен – эллинизм до эллинизма.

…Время Археанактидов – экономический взлет Боспора. Один за другим появляются города и села. Основа экономики – агрикультура. На монетах Пантикапея, Фанагории, Синдской Гавани часто изображали зерна пшеницы или ее колос.

Развиваются ремесла (особенно керамическое производство), металлообработка, ювелирное дело. В столице государства Пантикапее, как мы говорили, действует оружейная мастерская. Но! Наконечники стрел, отливавшиеся в ней, – скифские по своей форме. Многие другие предметы вооружения, найденные в городах и некрополях Боспора, тоже варварские, а не греческие. Простое заимствование или свидетельство опоры на варварскую армию? В последнем случае это вариант позднего Рима. Романизированное население империи крестьянствует, ремесленничает, торгует, философствует, но не служит в войсках. Армию же набирают из варваров.

Во внешнеэкономических связях ведущую роль при Археанактидах получает торговля с Афинами. Правда, и прежние надежные партнеры Боспора – Хиос, Милет, Родос, Самос, Коринф – продолжают поставки керамических изделий, вина, оливкового масла, дорогих тканей в Пантикапей и другие местные полисы.

Расширяется негоция с варварскими племенами. Боспорцы выступают и как посредники, и как поставщики собственных товаров.

Между тем политические отношения со скифами потеплели, если вообще принять во внимание гипотезу об имевшем место временном разрыве отношений. Дело в том, что скифы ввязались в ожесточенную войну против персов и сражались с ними на территории Фракии. В то же время и боспорские греки, видимо, выступили против Ахеменидского Ирана. При этом фракийцы, населявшие непосредственно Фракию, приняли сторону Ахеменидов. А фракийские наемники на Боспоре – нет. Хотя и до открытого конфликта со скифами дело не дошло. Археологами найдены на Боспоре цилиндрические печати персидского царя Артаксеркса I (465–424 до н. э.), что свидетельствует о мирных контактах с Ираном. Боспорцы предпочитали не сражаться, а извлекать выгоды из черноморской торговли.

Как вдруг…

3. Спартокиды

В 438 г. до н. э. власть в Пантикапее захватил некий Спарток. По всей видимости, еще один командир фракийских наемников. И очень могущественный человек. Предыдущему правителю – тоже фракийцу – он приходился зятем.

Спарток I (438–433 гг. до н. э.) стал основателем династии и подлинным творцом Боспорского царства. Это царское имя мы встретим позже у знаменитого римского гладиатора, но несколько в иной огласовке и с римским окончанием – Spartacus. Это не кто иной, как знаменитый Спартак – великий вождь антиримской войны рабов. По одной из версий, Спарток пришел к власти законным путем: женился на дочери последнего правителя предыдущей династии. Так что по женской линии она продолжалась. По другой – сместил последнего Археанактида путем переворота и отправил в изгнание активных приверженцев прежней династии. Мы слишком мало знаем о той эпохе, чтобы сделать окончательные выводы. Конечно, в пользу переворота говорит варварское имя нового царя. Слишком это напоминает переворот солдатского императора. Но имена его предшественников (особенно последнего) тоже не отличаются эллинской чистотой. О перевороте, однако, свидетельствует смена культа, то есть идеологии. И принципов управления.

Спарток вел осторожную политику, не стремился к экспансии. Он пытался ладить с греками и внедрял в Боспорском государстве культ Диониса. Важный нюанс! Этот бог был близок и варварам, и грекам, в его честь проводили мистерии с возлияниями вина. Все это несколько сближало эллинов и варваров. Насаждался и культ Посейдона – не только греческого бога морей, но и предка первых фракийских царей. В общем, делались попытки примирить два этноса, фракийцев и эллинов, что потребовало обращения к общим древнеарийским корням. Но пути народов расходились, менялись стереотипы поведения, и вернуться в прежнее состояние было невозможно. Пока многие этого не понимали, и Боспор становился толерантной страной, где свободно жили многие народы.

Даже двух своих сыновей Спарток назвал Сатиром и Посейдоном, что должно было символизировать союз двух культур…

Спартоку после его недолгого правления наследовал старший сын – Сатир I (433–389 гг. до н. э.). Он энергично расширял границы маленького царства, расположенного на берегах Керченского пролива.

Совместно с ним правил какой-то Селевк (433–393 гг. до н. э.). Некоторые исследователи называют его братом царя, что сомнительно. Это грек или македонянин. Из данного факта можно заключить, что эллины и разноплеменные наемники боролись в Боспоре за власть. Наличие царя-грека свидетельствовало о некоем компромиссе между двумя группировками. Затем Селевк исчезает, и Сатир правит один. Может быть, грек умер или был убит. Другого греческого соправителя больше не было. «Военная» династия фракийцев утвердилась на троне.

Но это – лишь одна из гипотез. По другой – Селевк правил всего четыре года и являлся опять же узурпатором, Сатира он сверг. После чего к власти в 329 г. до н. э. пришел Спарток II, правил очень долго и обеспечил своим преемникам власть в течение 300 лет. В этом случае все подвиги Сатира мы должны приписать Спартоку. В общем, сколько времени находились у власти Селевк и Сатир и что с ними случилось, точно не известно. Будем руководствоваться традиционной точкой зрения, изложенной, в частности, Г. Берве в его работе «Тираны Греции», которую, как знает наш читатель, мы активно использовали и в других книгах.

По свидетельству Страбона, до него боспорские правители владели небольшой областью возле устья Меотиды (Азовское море), от Пантикапея до Феодосии. Теперь началось энергичное расширение территорий.

Сатир активизировал действия по присоединению самостоятельных союзных полисов. Возможно, при смене династии они вышли из симмахии и вообще не хотели фракийцев. Другие города и вовсе были независимы. Но откуда у боспорца такая прыть?

Правитель сумел заручиться искренней дружбой и поддержкой граждан Пантикапея, которым даровал привилегии. Жители получили право ателии – освобождение от таможенных пошлин. Для торгового города – очень серьезный бонус. Позднее, когда доходы Спартокидов возросли за счет захватов новых земельных владений, пантикапейцы были освобождены и от традиционно греческого поземельного налога. А может быть, и от всех прямых налогов. Например, такую же привилегию получили в другое время и на другой части суши римские граждане, так что ничего уникального нет. Гражданство Пантикапея стало желанным и престижным. Полноправные граждане других боспорских полисов имели, несомненно, меньшие права.

Наконец, еще одной привилегией пантикапейцев стало право чеканки общегосударственной монеты от имени своей городской общины. Чеканка монет амфиктионии прекратилась, то есть изменился государственный строй. Выходит, что участники амфиктионии утратили значительную часть прав. И тут наблюдаем сходные вещи с историей раннего Рима и его местом в союзе латинских городов. Сперва – неполноправный участник союза, затем – полноправный и наконец – гегемон.

Укрепив тылы, царь начал экспансию.

Первым делом Сатир переправился через Керченский пролив и напал на Фанагорию. Та была захвачена. Сходная участь ждала иные греческие полисы азиатской части Боспора.

Подчинив слабые в военном отношении города, Сатир усилился настолько, что попытался присоединить крупный полис Нимфей – соседа Пантикапея. Но действовать следовало осторожно. Нимфей входил в Афинский морской союз, созданный греками после победы над Ксерксом. В городе стоял афинский отряд. Не желая разрывать дружественные отношения с Афинами, которые стали главным торговым партнером для городов Боспора, Сатир вынужден был временно отказаться от экспансии на этом направлении.

К Афинскому союзу присоединились Киммерик, Патус и Гермонасса, а также район Боспора Киммерийского. В то же время здесь выпускались монеты города Синд, Синдская Гавань (ныне Анапа) с легендой «СИНДОН», а чуть позднее – монеты Нимфея и Феодосии. Все это случилось после крупной экспедиции великого афинского стратега Перикла на Черноморское побережье. Перикл рвался к местным ресурсам, чтобы обогатить Афины. Сатир счел это неопасным, выгодным для своих купцов и упрочивал экономические связи с этим городом. Из речей афинского оратора Демосфена явствует, что за заслуги перед его городом боспорский государь даже получил афинское гражданство. За что? Царь предоставил афинским купцам право беспошлинной торговли через гавань Пантикапея.

Морской союз переживал период расцвета. Правда, вскоре началась многолетняя Пелопоннесская война между Афинами и Спартой, что развязало руки окраинным царькам вроде боспорского и македонского.

К концу войны Афины лихорадило, олигархи боролись с демократами, войска и флот терпели неудачи, а политические противники то и дело устраивали друг против друга процессы в суде, часто заканчивавшиеся смертной казнью проигравших.

Сатир выжидал, но не терял времени даром. Налаживал отношения с теми городами, которые входили в созданную им федерацию, и искал контакты с варварскими племенами.

О характере этих взаимоотношений свидетельствуют материалы археологии. Они показывают, что в то время приостанавливается внутренняя колонизация Боспора, но зато возрастает количество памятников античной культуры в поселениях и погребениях местного населения. Следовательно, значительно расширяется экономическое сотрудничество греков и варваров. Родовитые скифы, синды, меоты получают возможность жить в боспорских городах и воспринимают эллинскую культуру. Наиболее богатые курганы скифской знати начиная с V в. до н. э. сосредоточиваются в окрестностях Пантикапея.

Царь Синдики (земли синдов) выступает союзником боспорского правителя в войнах против меотских племен. Интересно, что один из синдских царей носил греческое имя Гекатей.

Сатир укреплял собственную власть всеми доступными способами. Его ближайшими помощниками становятся родственники и чиновники в ранге «друзей» – гетайров. У древних авторов упоминается один из них – Сопей, эллинизированный абориген, управлявший от имени Сатира значительной частью его земель и командовавший войсками. Сатир назначал правителей городов и сел по своему усмотрению из числа таких «друзей».

Наконец Афинский союз потерпел поражение в борьбе со спартанцами и развалился (404 г. до н. э.). Узнав об этом, боспорский владыка счел себя достаточно сильным для того, чтобы присоединить Нимфей. Воевать не пришлось. Гарнизоном командовал афинский стратег Гелон. Узнав о поражении Афин, он сдал город без боя. Позднее вернулся в Афины, был привлечен к суду, но уехал на Боспор и поступил на службу к Сатиру. Царь поручил ему в управление город Кепы в азиатской части государства, а затем женил на богатой скифянке. Позднее своих двух дочерей Гелон отправил в Афины, где те вышли замуж. Одна из них – Клеобула – сделалась матерью знаменитого афинского оратора Демосфена. Последний так страстно отстаивал интересы боспорцев в Афинах, что получал ежегодно корабль с причерноморским хлебом в качестве подарка.

Видимо, между Боспором и Афинами после взятия Нимфея установились натянутые отношения. Однако, когда Сатир развязал войну с Гераклеей Понтийской – врагом Афин, афиняне в своей политике начали постепенно сближаться с боспорскими правителями. Прежде всего в 394 г. до н. э. был заключен договор о взаимной выдаче преступников.

Но вернемся к текущим событиям. Примеру Гелона, открывшего ворота войскам Сатира, последовали командиры других афинских союзников на Боспоре – Гермонассы и Киммерика. Зато такие города, как Синдская Гавань и Фанагория, были взяты с боем, о чем свидетельствуют следы сильных пожаров и разрушений. После этого там прекратилась чеканка собственных денег. Похоже, подчинить их помог синдский царь Гекатей со своими войсками. Самого Гекатея, правда, после этого свергли, но Сатир, в свою очередь, помог политическому партнеру вернуть власть.

Одним из непокоренных городов оставалась сильная и многолюдная Феодосия в Крыму. Феодосийцы приняли к себе изгнанников из Боспорского царства, врагов Сатира. Пользуясь этим, Сатир атаковал город и взял его в осаду.

Но тут вновь начались неприятности у слишком эллинизированного царя синдов Гекатея. Племя не чувствовало единства своих интересов с интересами царя.

Любимой женой Гекатея была меотская царевна Тиргатао. А вот со своими подданными вождь не ладил. Синды восстают против него. Гекатей обращается за поддержкой к Сатиру. Тот согласился помочь, если Гекатей женится на дочери Сатира и убьет Тиргатао. Может быть, женщина оказалась замешана в интригах?

Однако Гекатей ослушался Сатира и заточил даму в крепость, откуда царица бежала к своим родственникам. Вступив на родине в брак с преемником отца – вождя меотов, Тиргатао начала войну против Боспора и сильно опустошила набегами его земли. Цари Гекатей и Сатир начали думать, как уничтожить меотийку, и сплели интригу. Сатир согласился на мир, по которому Синдика переходила под управление его политических противников, а в то же время сам должен был отдать меотам в заложники сына.

Царь отправил к меотам своего сына Метродора с мирными предложениями. С ним ехали двое друзей, которым было приказано убить Тиргатао. Встретились. Убийца занес меч, чтобы вспороть царице живот, но не рассчитал удар. Меч убийцы отскочил от золотого пояса Тиргатао, после чего та убила сына Сатира и возобновила войну.

Сатир, осаждавший Феодосию, перебросил значительную часть войск в Азию, чтобы поддержать Гекатея, но и эти войска терпят поражение. Согласно Демосфену, сломленный неудачами Сатир умер у стен Феодосии, которая все еще держалась.

Ему наследовал сын Левкон I (389–349 гг. до н. э.). Он принял власть над полностью расшатанной страной, но сумел выйти победителем из всех неурядиц. Сам Левкон вел дела в европейской части Боспора, а азиатскую часть поручил заботам своего брата Горгиппа, коего сделал соправителем. Царь закончил войну с Феодосией полнейшей победой и присоединил все ее земли к Боспору. Но война длилась довольно долго с перерывами в несколько лет и стоила огромных усилий. Поняв, что Феодосию не взять лобовым ударом, царь заключил союз со скифами. Те прислали подкрепления. Зато жителям Феодосии помогла могущественная Гераклея Понтийская – полис, располагавшийся в Малой Азии (ныне Эрегли). Гераклейский десант высадился в тылу у боспорской армии, осаждавшей Феодосию.

Тогда Левкон бросил на десантников греческую пехоту. При этом приказал скифским конным лучникам расстреливать боспорских гоплитов, если те начнут отступать. В итоге, после жестоких экзекуций, войско Левкона победило гераклейцев и сбросило в море. Феодосия оказалась предоставлена сама себе. Через некоторое время, после тяжелых боев, она сдалась на почетных условиях. С этого времени в официальной титулатуре Левкона появляется формула «архонт Боспора и Феодосии». Значит, Феодосия и после захвата официально пользовалась автономией. О том же свидетельствует и сохранение ей права чеканки собственной монеты, чего были лишены Синдская Гавань и Фанагория.

Борьбу с меотами завершил, в свою очередь, Горгипп, который лично явился к Тиргатао с просьбами и богатейшими дарами. Второй фронт был ликвидирован. Собственно, благодаря этому и удалось взять Феодосию.

Гераклея Понтийская, имевшая собственные интересы в регионе, продолжала военные действия еще несколько лет. Гераклейцы, используя мощный флот, организовали высадку десантов, но Левкон сумел отбить нападения.

Затем царь Боспора вместе с Горгиппом переправился на восточную сторону пролива и долго воевал с прикубанскими племенами, которых в конечном счете обложил данью. В число его вассалов вошли синды, тореты, дендарии, псессы. В Синдской Гавани была заложена сильная крепость Горгиппия, чтобы держать в повиновении окрестные земли. Понятное дело, что она получила имя в честь Горгиппа, чьи заслуги оценил таким образом его брат Левкон. Сейчас Горгиппия – это известный русский курорт Анапа.

Первоначально Левкон именовал себя архонтом по отношению к подчиненным племенам. Позднее этот титул сохраняется по отношению к той части синдов, которые еще при Сатире стали союзниками Боспора. В то же время Левкон официально принимает по отношению ко всем варварским племенам титул «царствующий».

Управление каждым подвластным племенем теперь должно было осуществляться наместником царя. В их качестве выступали родственники или «друзья». Племена сохранились в прежнем виде. Но часть земель меотов стала личной собственностью Левкона. Разумеется, покоренные варвары должны были выплачивать дань.

С Афинами дружили и поставляли беспошлинно хлеб. За это царь, как и его отец, получил афинское гражданство. Статуя Левкона и стела с постановлением о предоставляемых ему привилегиях была установлена на Афинском акрополе рядом со стелой его отца Сатира.

При Левконе чеканят первую боспорскую золотую монету. Это увеличило престиж государства. Золотые монеты, скажем, чеканили персидские цари, так что понятно, с каким могуществом ассоциировался их выпуск. В общем, приняв государство в состоянии разрухи, Левкон вознес его на небывалую высоту.

Царю наследовал его сын Спарток II (349–344 гг. до н. э.). Судьба Горгиппа неизвестна. Похоже, он умер своей смертью – до или сразу после Левкона. Соправителем Спартока были, в свою очередь, братья Перисад и Аполлоний. Кажется, Спарток был болен и не мог реально управлять страной. Совместное правление продолжалось несколько лет. В этот период от Боспора отложилось меотское племя псессов, и его временно оставили в покое.

Затем Спарток умер, а единоличным базилевсом стал Перисад I (344–310 гг. до н. э.). В пору его царствования Александр Великий совершил поход на Восток, а затем внезапно умер. В державе Александра начались междоусобные войны.

При Перисаде Боспорское царство переживало подъем. Он начал борьбу с племенем псессов и усмирил его после войны, продолжавшейся несколько лет. Видимо, за повстанцев вступились другие племена азиатского берега, но это не помогло.

В итоге Перисад захватил земли по берегам Меотиды (Азовского моря) и обложил данью фатеев, доохов (дахов?) и другие народы. В устье Дона был захвачен греческий город Танаис. Историк Полиен называет Перисада базилевсом Моря, что подчеркивает могущество Боспора.

Действительно, Перисад стал именоваться «царем синдов и всех маитов» (меотов). В понятие «все меоты» вошли тореты, дандарии и псессы. Синды не включены. Они не поддержали выступление псессов и сохранили поэтому особые отношения с боспорскими государями. После покорения новых племен Боспор вошел в соприкосновение с мощной этнической группировкой сираки – это ветвь некоего ираноязычного племени, древних сарматов или скифов. Этот орешек оказался не по зубам. Наступление на восток прекратилось, граница стабилизировалась.

В одной из речей афинского оратора Демосфена говорится о «случившейся у Перисада войне со скифами», в результате которой торговля в государстве почти замерла. Возможно, царь повел тяжелую борьбу со скифскими племенами, жившими на реке Дон и в Крыму, чем и объясняется временная парализация торговли. Причина понятна: скифов обеспокоило усиление Боспора.

Перисад I придерживался дружественных отношений с рядом полисов Греции и Причерноморья. Его важнейшим экономическим и политическим партнером оставались Афины. Он подтвердил право афинских купцов на беспошлинную торговлю, причем «на все товары и на всем Боспоре». Кроме того, аналогичные привилегии получили жители Амиса, Хиоса, Халкедона и некоторых других городов.

Популярность царя стала такой, что после смерти его почитали как бога.

Он был погребен в одном из самых замечательных в архитектурном плане курганов – Царском кургане. Стоящий отдельно от других подобных памятников в открытой степи и отлично видный из Пантикапея, как и подобает усыпальнице бога (да не смутит читателя это сочетание: боги, по мнению греков, начальны и конечны, то есть смертны), этот курган поражает воображение туристов своей монументальностью и высоким качеством работы.

* * *

В период правления Перисада Боспорская держава еще больше обогатилась за счет торговли хлебом. Доходы от этой торговли, по подсчетам профессора В.Д. Блаватского, составляли в денежном эквиваленте в среднем 260–270 талантов при общих доходах бюджета около 300–350 талантов. Местным племенам в обмен на продукцию сельского хозяйства боспорцы поставляли оружие, доспехи, ювелирные изделия, вино, ткани, посуду. Во всех поселениях и в большинстве погребений некрополя встречаются изделия греческих, а также боспорских мастеров. Со времени Перисада I боспорские купцы вытесняют Ольвию даже со скифских рынков Приднепровья.

Расширение торговых связей потребовало строительства собственного военного и торгового флота. В восточной части порта Пантикапей возводятся доки, рассчитанные на ремонт и строительство одновременно 20 кораблей (цифру приводит Страбон). Царь Боспора содержал также четырехтысячную наемную армию.

Взаимоотношения с Афинами у Спартокидов неизменно дружественные. Цари беспошлинно продавали афинянам 400 000 медимнов (16 380 т) зерна в год. Это половина хлеба, необходимого столице Аттики.

В обмен на хлеб, соленую рыбу, шерсть, кожи, деньги Спартокиды получали из Афин ювелирные изделия, одежду, оружие, расписные сосуды, столовую посуду, мрамор и скульптуры, вино, оливковое масло и т. д. Боспор торговал и с другими греческими центрами – Гераклеей, Хиосом, Тасосом, Паросом, Пепаретом, Аркадией, Фасисом в Колхиде, но ни один из этих центров не пользовался такими льготами, как Афины.

Боспорские ювелиры и чеканщики поднялись до вершин искусства. Нигде в античном мире нет такого количества превосходно выполненных изделий из золота, серебра и их сплава электрона, как в Северном Причерноморье. Большинство найдено в скифских и меотских курганах. Золотые серьги, обнаруженные в Феодосии, не смог повторить ни один современный ювелир!

Изготовление черепицы при Спартокидах стало особой отраслью керамического производства. Начинается клеймение производимых черепиц. По этим клеймам, на которых встречаются имена представителей царской семьи, мы делаем вывод, что правящая династия Боспора участвовала в товарном производстве и получала доходы не только от налогов и дани, но и от прибыли собственных предприятий по производству черепицы.

В период правления первых Спартокидов изменились не только государственные границы, но и внешний облик городов. Они стали красивыми и изысканными. Сказывалось культурное общение с Афинами, где, кстати, могли обучаться молодые боспорские аристократы.

В Пантикапее были возведены царский дворец и храм, располагались театр и другие общественные сооружения. Здесь же находился древний величественный ансамбль – монументальный храм Аполлона.

Жилые дома становятся более просторными и оформляются на афинский манер. Стены штукатурят и красят в различные цвета, нередко расписывают. Многие жители приобретали керамические жаровни афинского производства для обогрева и приготовления пищи. В каждом доме жилые помещения освещались керамическими светильниками, большинство из которых также импортировались из Афин, чьи жители ценили комфорт и умели им пользоваться.

Дома богатых горожан Боспора строились с колоннадой портиков в дорическом, ионическом или аттическом ордерном стиле. Во многих домах Пантикапея и других крупных городов в домах устраивали андроны – мужские покои, где хозяин отдыхал и проводил симпозумы – вечеринки с выпивкой для гостей. Полы помещений нередко покрывали мозаикой. Полюбоваться аналогичными образцами можно во многих эллинистических городах Кипра, Архипелага и в континентальной Греции. Видя эти прекрасные произведения искусства, можно понять, как выглядели греческие жилые здания на Боспоре.

Женщины эллинов обитали в гинекее, занимались хозяйством и воспитывали детей, причем мальчики, как только тем исполнялось семь лет, переходили в андрон.

Костюм боспорца был варварским: он состоял из плотно облегавших тело штанов, заправленных в мягкие сапоги; куртки и плаща, застегнутого фибулой (булавкой) на правом плече. Плащ перебрасывали через левое плечо, он спускался в виде треугольника на груди. А ведь в это же время классический грек, живший в Элладе, одевался в гиматий поверх туники или вовсе на голое тело; на ногах сандалии. И никаких штанов! Разница в смене бытовых стереотипов очевидна. Так и Александр Великий впоследствии променяет македонскую тунику на более практичные персидские рубаху, штаны и сапоги.

Женщины Боспора носили пеплос, покрывающий даже голову. У представительниц прекрасного пола появилось значительно больше украшений по сравнению с «чистым» греческим периодом: бусы, серьги, перстни, кольца, ленты, заколки для волос и шейные гривны из драгоценных металлов. Все это – признаки «варварства».

В Пантикапее сосредоточились художественные и ремесленные мастерские. В город свозилось огромное количество произведений искусства.

4. Кризис власти

После смерти Перисада началась смута, о которой пишет Диодор Сицилийский. Наследниками умершего царя стали три его сына: Сатир II (310–309 гг. до н. э.), Притан (310–309 гг. до н. э.), Эвмел (310–304 гг. до н. э.). Последний начал борьбу за власть со своими старшими братьями. За нею стоял этнический конфликт. На Боспор нескончаемыми толпами шли варвары. Их привлекали блага утонченной городской цивилизации, комфорт, возможность разбогатеть… Варваров стало много. Но греческие города по-прежнему претендовали на культурное и политическое лидерство. Местные греки перестали выдвигать вождей из своей среды, разучились воевать, предпочитая войне более безопасную торговлю. А защищать страну будут наемники. Сатир и Притан опирались именно на греческих наемников. И на эллинизированных скифов, что впоследствии сыграло с династами злую шутку.

Эвмела поддержали недавно завоеванные приазовские племена. А также внешние силы. Его главным союзником был вождь фатеев (часть сираков с реки Фат) по имени Арифарн.

Решающая битва произошла на той же реке Фат (это приток Кубани, по которой и названы были фатеи, то есть дело происходит где-то в нынешней Адыгее). Сатир, составив укрепленный лагерь из телег, на которых привез большое количество провианта, выстроил войско для боя и сам встал в центре строя по скифскому обычаю. Войско состояло из 2000 греческих и такого же числа фракийских наемников, 20 000 пеших и 10 000 конных скифов-союзников. Поддержавший Эвмела царь Арифарн привел 22 000 пехоты и 20 000 конницы. Такая численность варваров говорит о том, что их поддержали вообще все сираки. А кроме того, иные прикубанские племена.

Сатир, окруженный отборными воинами, обрушился на свиту Арифарна, стоящую в центре. Такую же тактику исповедовал Александр Великий – атаковал центр варваров, где всегда находился царь. Понеся большие потери, Арифарн обратился в бегство. Сатир бросился его преследовать. Но вскоре получил сообщение, что его брат-враг Эвмел на правом фланге обратил в бегство греческих наемников. Сатир повернул скифскую конницу, поспешил на помощь своей пехоте и нанес удар. Эвмел со своими воинами ретировался с поля боя.

Арифарн и Эвмел укрылись в крепости сираков. Она располагалась на берегу реки Фат (Лаба?). Крепость была окружена утесами и густым лесом, поэтому к ней было всего два искусственных доступа. Один из них, ведший к самими стенам, защищали башни и наружные укрепления. Другой располагался с противоположной стороны в болотах и охранялся палисадами.

Убедившись в мощи укреплений, Сатир отступил и начал разорять вражескую страну. Его войско предало огню селения сираков и захватило большое количество добычи и пленных. После этого была предпринята попытка прорваться в крепость через имеющиеся подходы. Атака наружных укреплений и башен провалилась: полк Сатира оказался отброшен с большими потерями. Зато другая часть его войска, действовавшая с луговой стороны через болота, захватила деревянные укрепления и, переправившись через реку, стала пробиваться к цитадели. Три дня воины Сатира рубили лес, прокладывая дорогу. Арифарн, опасаясь штурма, расставил своих стрелков по обеим сторонам прохода, ведущего к крепости, и приказал непрерывно обстреливать войско противника. Занятые вырубкой деревьев, боспорцы не могли обезопасить себя и несли большие потери. Но все же на четвертый день они вышли к крепостной стене.

Предводитель боспорских наемников Мениск, отличавшийся храбростью, бросился через проход к стене и вместе со своими товарищами атаковал укрепления. Однако преодолеть сопротивление сираков, имевших численное превосходство, он не смог. Тогда Сатир лично повел бойцов в атаку. В рукопашном сражении он был ранен копьем в руку и приказал отступать. Войско, оставив сторожевые посты, удалилось в лагерь. На следующий день штурм должен был повториться, но рана царя воспалилась. Он почувствовал себя плохо и с наступлением ночи скончался. Несомненно, наконечник копья был отравлен. У власти Сатир пробыл всего девять месяцев.

Командование принял Мениск, он приказал армии отступить к городу Гаргаза. Где находился этот город, точно неизвестно. Оттуда стратег по реке переправил тело погибшего царя в Пантикапей.

Торжественно похоронив государя, другой его брат Притан явился в Гаргазу и принял командование. Узнав об этом, Эвмел направил к нему своих послов с предложением передать часть государства. Притан отказал и, оставив гарнизон в Гаргазе, возвратился в Пантикапей. Там нового царя приняли плохо, начались смуты.

Эвмел перешел в наступление во главе варварской армии, захватил Гаргазу и еще несколько городов Прикубанья.

Притан выступил против мятежного брата с войском, но был разбит и начал отступление. Эвмел оттеснил его к перешейку у Меотийского озера (Азовское море) и, блокировав там, вынудил сдаться. Притан передал своих наемников Эвмелу и отказался от архонтского титула. Но с поражением не смирился.

Пользуясь тем, что Эвмел со своими варварами праздновал победу, Притан бежал в Пантикапей, где попытался склонить на свою сторону греков. Однако греческие купцы – воротилы хлебного дела – воевать не желали, а дать деньги на покупку наемников поскупились. Вложение оказалось невыгодным: наемники уже воевали на стороне Эвмела, с которым можно было договориться. Видимо, тот посылал в город своих эмиссаров с этой целью. Притан уехал в Кепы, но и там встретил отказ. Оставленный всеми, он был убит.

Эвмел стал единоличным правителем. Первым делом он приказал перебить жен и детей Сатира и Притана, а также их друзей. Бежать удалось только юному Перисаду, сыну Сатира. В последний момент молодой человек сумел вырваться из рук убийц и на коне ускакал в ставку скифского царя Агара. Агар не выдал его и держал как туза в рукаве, чтобы использовать в политических целях.

Эвмел, однако, подорвал авторитет расправой с родственниками и их друзьями. Было перебито много греков. Недовольство вызвало и то, что он опирался на азиатских варваров. Наконец, он имел глупость лишить привилегий граждан Пантикапея, то есть уравнять своих подданных в правах. Напряжение нарастало, следовало что-то делать… и царь пошел на попятную.

Опасаясь бунта, Эвмел созвал народное собрание, произнес речь в свою защиту и восстановил прежний образ правления. Пантикапейцы вернули себе право беспошлинной торговли. Граждан остальных городов Эвмел повелел освободить от всех податей. Укрепив таким образом свое положение, он правил в соответствии с законами и вызывал восхищение греков своими достоинствами.

Эвмел расширяет политические связи с Византией, Синопой и другими эллинскими городами-государствами Причерноморья, оказывая им всяческие благодеяния. Однажды к нему обратились за помощью жители города Каллатии (на территории Добруджи). Это город осадил Лисимах – один из наследников Александра Великого. А Каллатия и соседние греческие города поддержали его противника Антигона Одноглазого. Однако силы были неравны. Каллатиянам пришлось туго. Тогда Эвмел принял к себе тысячу жителей, предоставив целый город для поселения и область Псою, разделенную на наделы.

Для защиты судоходства на Черном море Эвмел начал войну с племенами Кавказского побережья – гениохами и ахеями, занимавшимися пиратством. Сражался он и с разбойниками-таврами в горном Крыму. Разгромив их и очистив море от пиратов, царь получил похвалы от греческих торговцев всего Причерноморья.

Эвмел продолжил завоевание соседних варварских земель и задался целью покорить вообще все народы, окружавшие Понт. То есть хотел превратить Черное море в свое «внутреннее озеро». Но этот план сорвался. Возвращаясь однажды из Синдики в Пантикапей и спеша к какому-то жертвоприношению, царь ехал к дворцу в колеснице на четверке лошадей. Лошади понесли. Возница не справился с управлением. Эвмел, опасаясь сорваться в обрыв, соскочил с колесницы, но неудачно. Его меч в ножнах попал в колесо и затянул туда своего обладателя. Тело царя буквально раскроила несущаяся повозка.

Эвмелу наследовал сын Спарток III (304–284 гг. до н. э.). Он стал именоваться царем не только по отношению к варварам, но и по отношению к эллинам. Это была общая тенденция в эллинистическом мире. Начало ей положил Антигон Одноглазый, один из полководцев Александра Великого. В ходе войн диадохов флот Антигона одержал при Кипре большую победу над силами египетского правителя Птолемея Лагида. В честь этого события Одноглазый увенчал себя диадемой. Но его примеру тотчас последовали Селевк Никатор, правивший Ираном, и египетский правитель Птолемей Лагид. Заодно царями объявили себя тираны Гераклеи Понтийской и Сиракуз. Это Дионисий Толстый и Агафокл соответственно. Не приняли царский титул только два диадоха – Кассандр Македонский и Лисимах Фракийский. Да и то – лишь по отношению к македонянам. Варвары именовали их царями.

Внешнее положение Боспора при Спартоке продолжает укрепляться. С ним попытались договориться Афины, которые отстояли свободу в борьбе с диадохами. Афиняне именуют Спартока базилевсом и заключают с ним не только торговый, но и политический союз. В ответ царь подарил городу 15 000 медимнов хлеба. Однако внешние завоевания прекратились. Боспор пожинал плоды прежних успехов и завоеваний. Но это означало приближение кризиса. Надвигался закат.

5. Закат боспорского эллинизма

Остальные Спартокиды – это по сути список имен без каких-либо деяний. Некие догадки можно сделать по изображениям на монетах. Падает содержание золота в статерах – значит, Боспор переживал при этом царе экономический кризис. Появляются изображения вооруженных людей – значит, победоносно сражался с варварами.

Спарток передал власть сыну Перисаду II (284–245 гг. до н. э.). При нем укрепляются связи Боспора с Египтом, Родосом и Делосом. Египет как раз пытался построить заморскую колониальную империю, и его фараоны весьма интересовались морскими дорогами.

В одном египетском папирусе сохранилось известие о прибытии послов Перисада в Египет в 254 г. до н. э. Но это практически все, что мы знаем.

Со второй половины III в. до н. э. начинается ослабление Боспора. Данные источников становятся скудными, писать не о чем. По монетам, клеймам на черепицах, изготовленных в царских мастерских, отрывочным упоминаниям в нарративных источниках и случайным надписям известны имена отдельных правителей, но рассказать об их деяниях невозможно. Внутри царской семьи бушевали междоусобицы. Претендентов поддерживали варварские племена. То есть наступил кризис эллинизма: варвары и греки стояли друг против друга в боевой стойке. Во всяком случае, мы склонны думать, что причины конфликта именно этнические, а не социальные. Внутренние смуты усугублялись натиском сарматов в Азии и скифов в Европе. Сарматы к тому времени обновились вследствие пассионарного толчка III в. до н. э. и начали наступление. Они теснили скифов. А скифы – боспорцев.

Упадок боспорской торговли в конце II в., связанный с изменениями политической обстановки в Греции и Малой Азии, привел к сокращению доходов царей и не позволял им держать греческую наемную армию, а это затрудняло борьбу со скифами. Варварские наемники стоили дешевле, но они имели собственные амбиции. Боспорская армия становилась все более варварской, и однажды ее командиры должны были сказать свое слово.

Перисад II оставил престол двум своим сыновьям Спартоку IV (245–240 гг. до н. э.) и Левкону II (240–220 гг. до н. э.). До восшествия на трон Левкон был жрецом в святилище Аполлона Иетроса. Возможно, он убил Спартока. При Спартоке в Боспорском государстве разразился денежный кризис: Пантикапей перестал чеканить монету. Левкон II поправил торговый баланс и возобновил чеканку, что способствовало восстановлению денежного хозяйства. Правда, царь выбросил на рынок большое количество деградировавшей меди, снабженной надчеканками и перечеканками. Золота не хватало.

Левкон ввел государственную монополию на производство черепицы, это принесло прибыль. Затем передал это право Пантикапею, а взамен получил от города золото, которое обратил в монету. Денежный кризис оказался преодолен.

Преемником Левкона стал Гигиен (220–200 гг. до н. э.) с титулом архонта. Возможно, он тоже узурпировал власть, убив предшественника. Ученые предполагают, что он приходился Левкону младшим братом. Затем правит Спарток V (200–180 гг. до н. э.), сын четвертого царя с этим именем. Его сменил сын Левкона Перисад III (180–150 гг. до н. э.). Какими переворотами это сопровождалось, не ясно. От царей уцелели только монеты, но выводы они позволяют делать самые скудные. Известно, впрочем, что Перисад женился на дочери Спартока Камасарии, которая стала полноправной царицей. Надо полагать, царская власть понемногу слабела. Решающим влиянием обладали крупные купцы да командиры наемников.

Спартоку и Камасарии наследует сын Перисад IV (150–125 гг. до н. э.). Сперва он чеканит золотые монеты, а в конце правления – только серебряные. Это еще одно свидетельство ослабления центральной власти.

Отпрыск Перисада – Перисад V (125–109/8 гг. до н. э.) – управлял страной плохо, детей не имел и завещал Боспор своему союзнику Митридату VI Евпатору – базилевсу Понта. В царстве нарастали противоречия между греческим и местным населением. Митридат выступил на стороне греков в качестве гаранта эллинистических прав и свобод. Это вызвало недовольство варваров, которые восстали и убили Перисада. Царем стал Савмак – скиф, один из военных вождей варваризованной армии Боспора. В то время рядом, в Крыму, существовало Скифское царство. Его столицей был Неаполь Скифский (ныне Симферополь). Ставленником этих скифов и оказался Савмак. Видимо, скифы решили воспользоваться ситуацией, сбросить греков в море и захватить боспорские города, чтобы самостоятельно контролировать торговлю зерном.

Савмака провозгласили царем. Он даже успел отчеканить свои монеты. Но победить не смог. В Крыму высадилась десантная армия под началом стратега Митридата по имени Диофант. Вместе с Диофантом воевал его брат Неоптолем – способный флотоводец и военачальник.

Братья устроили кровавую экзекуцию варварам, после чего Боспор вошел в состав Понта. Вслед за тем было разгромлено Скифское царство в Крыму. Митридат пытался лавировать между разными этническими группировками, как настоящий властитель эпохи эллинизма. Но действительность оставалась печальной. Этническая химеризация Боспора с покорением Скифского царства только усиливалась. Если раньше во главе государства стояли разноплеменные наемники, то теперь главенствующую роль играли греки. Но они не приняли Митридата за своего. Да и вообще хотели разбежаться по своим городам и не зависеть ни от кого. Результат – постоянные интриги и восстания. Митридату (109—81, 65–63 гг. до н. э.) так и не удалось закрепиться на Боспоре. Тем более что все ресурсы отнимала война с Римом. Кажется, Евпатор воспринимал Боспор исключительно как источник продовольствия и рекрутов для борьбы с Республикой. Наконец он отдал крымское царство своему сыну Махару (81–65 г. до н. э.), посчитав, что тот будет держать население в узде.

Митридат ошибся. Когда он потерпел поражение от римлян, Махар изменил отцу и выразил покорность сенату. О перипетиях борьбы с Римом мы подробно рассказали в истории Понта. В конечном счете Евпатор был изгнан Помпеем из Малой Азии. Тогда он явился на Боспор наказывать сына. Махар потерпел поражение и покончил самоубийством. Казалось, дела налаживаются. Однако Митридат выкачивал из Боспора столько средств, что его возненавидело все население. Начался бунт, который возглавил царский сын Фарнак. К бунтовщикам примкнули войска. Покинутый всеми, Митридат бросился на меч в своем пантикапейском дворце. Его сын Фарнак стал боспорским царем (63–47 гг. до н. э.).

Первое время его дела складывались вполне благополучно. Однако он вмешался в гражданскую войну в Римской республике и попытался вернуть Понт. Сперва сопутствовала удача. Фарнак захватил Колхиду и значительную часть Понта. Боспор оставил под управлением военачальника Асандра. Этническое происхождение Асандра неясно. Полагаю, он был фракийцем. Именно поэтому Фарнак и оставил его управлять страной. Царь рассчитывал, что чужеземец безопасен, не связан с коренным населением и не покусится на власть – его не примут боспорцы. К тому же Асандру было за шестьдесят: пенсионный возраст, когда пора думать о заслуженном отдыхе, а не о высокой должности. Время показало, что Фарнак жестоко просчитался. Асандр нашел общий язык с боспорцами.

Выяснилось, что представители боспорской правящей группировки не собирается рисковать карьерой, деньгами и жизнью ради сомнительных успехов Фарнака. Асандр восстал и добился победы. Это был предательский удар в спину. Такой же, какой сам Фарнак нанес когда-то отцу.

Вскоре Фарнак потерпел поражение от Цезаря в скоротечной битве при Зеле, а в ходе дальнейших смут от него отложились таврические скифы. Римский диктатор отпустил Фарнака восвояси с остатками войск. Царь явился на Боспор, сразился с Асандром, проиграл и погиб. Мятежник провозгласил себя архонтом Боспора. Чтобы обеспечить права на власть, он женился на дочери Фарнака – шестнадцатилетней Дайнамии. У них родился сын Аспург. Это эллинизированная форма имени. Но царевич получил известность и под фракийским именем Рескупорис. Почему Асандр назвал ребенка по-фракийски? Вариант один: царь сам был фракийцем. Что и требовалось доказать. Впоследствии очень многие боспорские цари будут носить фракийские и сарматские имена. Это указывает на их этническое происхождение. Дальнейший рассказ – это рассказ о варварских династиях, правивших на Боспоре.

6. Варварские династии

Асандр заявлял о своей лояльности по отношению к Риму. Но у Цезаря были свои планы. Он передал Боспор другу – Митридату Пергамскому, сыну Митридата Евпатора и галатской княжны. Претендент отправился с армией по берегу Черного моря. Очевидно, он не имел флота.

Когда-то Евпатору удался такой поход. Но теперь Асандр принял меры. Он встретил Митридата Пергамского во всеоружии и разгромил; претендент погиб. После этого у правителя-узурпатора уже никто не оспаривал власть. Он стал «другом и союзником римского народа».

Узнав о смерти Цезаря, Асандр немедленно провозгласил себя царем, хотя это был нелояльный и самовольный поступок для «друга и союзника». Зато старый политик верно рассчитал, что римляне сражаться не станут. Так и случилось. Марк Антоний, император Востока, не интересовался делами Боспора. Мало того: считался покровителем Асандра. После поражения и гибели Антония император Октавиан признал существующее положение вещей. Асандр остался царем Боспора (44–17 гг. до н. э.). Его правление проходило достаточно мирно, но закончилось страшно. Царствовал он почти тридцать лет. Наконец в возрасте девяноста трех – покончил самоубийством. По одной из версий, этот странный человек просто устал жить и уморил себя голодом. Но все не так просто.

Власть захватил некий Скрибоний (17–16 гг. до н. э.) – как видно, римлянин. Может быть, откупщик или крупный торговец, попытавшийся сделать царскую карьеру на краю античного мира? Нет, все гораздо интересней и таинственней. В некоторых источниках он назван вольноотпущенником, то есть это бывший раб. Говорили, что он происходил из колхидской знати. Одно не мешало другому: вчера ты князь, сегодня задолжал римлянам и продан за это в рабство, потом перепродан и по каким-то причинам отпущен на волю. Сам узурпатор выдавал себя за внука Митридата Евпатора и утверждал, что лично Август сделал его царем. Скрибоний знал, что эллинизированные слои населения поддерживали Дайнамию, но не Асандра. И хотел воспользоваться этим.

По одной из версий, Скрибоний поднял бунт еще при Асандре. Наемники-эллины перешли на его сторону. Их явно поддержала часть бойцов-варваров, которым Скрибоний что-то посулил. Асандр погиб, а вовсе не покончил самоубийством. Эта версия более реалистична. Сказку про самоубийство победители могли придумать задним числом.

Чтобы обрести легитимность, Скрибоний женился на сорокашестилетней Дайнамии. Однако Октавиан был человек не того склада, чтобы признать царем какого-то авантюриста, даже если сам инспирировал мятеж как начало многоходовой комбинации. Наместником императора на Востоке был верный соратник и официальный преемник Августа – Марк Випсаний Агриппа. Тот назначил боспорским царем Полемона I (14—8 гг. до н. э.), который управлял еще и Понтом. Однако события развивались по непредвиденному сценарию. «Внук Митридата» правил так плохо и столь быстро скомпрометировал себя, что вызвал всеобщее неудовольствие. До приезда Полемона боспорцы подняли восстание и убили Скрибония. Но и Полемона признать отказались. Боспор обрел краткую независимость.

Понтийца это не устроило. Собравшись с силами, Полемон высадился, чтобы наказать мятежников. В течение двух лет он покорил крымскую часть Боспора. Чтобы подкрепить свои претензии на власть силой закона, базилевс женился на Дайнамии, которой исполнилось уже сорок восемь. Правда, брак не сложился, и вскоре Полемон взял в жены Пифодориду – внучку Марка Антония.

Боспор по-прежнему бурлил. Под властью Полемона находилось всего несколько прибрежных городов. Дайнамия не любила мужа, удалилась на восточный берег Боспора, подняла азиатские племена и начала войну. Подоплека ясна: царицу не устраивала зависимость от Рима, а Полемона из династии риторов она – потомок одного из Семи персов! – попросту презирала.

Женщина решила возвести на престол Аспурга – своего сына от Асандра. Сторонники принца стали называться аспургианами. Иногда их считают отдельным прикубанским племенем. Это не исключено. Однако можно предположить, что мы имеем дело с названием политической партии, вокруг которой группировались прикубанские варвары, принявшие сторону Аспурга. Впоследствии они жили между Горгиппией и Фанагорией. Страбон называет их ответвлением меотов.

Полемон попробовал завоевать неподвластные территории и совершил поход на Кубань. Рейд закончился для царя неудачно. Полемон попал в засаду и погиб. В Понте стала править его жена Пифодорида, а затем их малолетний сын Полемон II. На Боспоре власть захватила Дайнамия (8 г. до н. э. – 10 г. н. э.) – внучка Митридата Евпатора. Видимо, это была властная женщина, вроде русской императрицы Екатерины II. Она не пожелала делить власть с сыном. Судьба Дайнамии настолько неординарна, что заслуживает отдельного рассказа.

7. Царица Дайнамия

В мае 47 г до н. э. Фарнак предложил 13-летнюю Дайнамию в жены диктатору Рима Гаю Юлию Цезарю. Это был дипломатический ход для демонстрации лояльности, но представим, в какой обстановке утонченных и сложных государственных интриг росла будущая царица Боспора!

Цезарь отклонил предложение. Он сразился с Фарнаком и победил его, о чем мы рассказали в истории Понта. Фарнак попытался вернуть земли предков, бежал, но был убит из-за предательства своего полководца Асандра.

Юная Дайнамия сориентировалась. Девушка вышла замуж за Асандра, хотя отнюдь не любила его. Политика оказалась выше чувств. Асандр опирался на варваров. Дайнамия усвоила эти уроки. Варвары жаждали независимости. Греки склонялись перед Римом. Если повелитель Боспора жаждет независимости, следует опираться на варваров. Так убийца Фарнака стал мужем ее дочери. Жестокий век…

Император Востока Марк Антоний не возражал. У него не было интересов в Крыму. Марк порывался захватить Парфию. Асандр не стремился к войне с императором Востока, а потому считался его союзником.

Супруги – Дайнамия и Асандр – оказались умными людьми и вполне подходили друг другу. Боспор оправился от поражений и смут, присоединял новые земли, отстраивал города, развивал торговлю.

Все это обеспокоило Октавиана Августа, который к тому времени победил Антония.

Примерно в 22–20 гг до н. э. Август вместе со своим полководцем Агриппой посетил Боспор и отказал Асандру в праве чеканить золотые монеты, зато Дайнамии разрешил выпускать золотые статеры из драгоценного металла с отсчетом годов правления ее деда и отца. «Разделяй и властвуй». Но ведь и сама Дайнамия оказалась довольно умна для интриг. Имя Асандра исчезает с монет. Зато в городах появляются многочисленные памятники в честь царицы. Несомненно, партия Митридатидов обретает влияние.

С мужем царица конфликтует. Общественная жизнь вновь забурлила.

Август пытается ослабить Боспор. Возможно, это он и подослал узурпатора Скрибония, чтобы свергнуть Асандра. Произошел переворот, старый царь погиб.

Дайнамия демонстрировала свою лояльность по отношению к Риму и вновь уцелела. Она делала посвятительные надписи Августу. На монетах стала чеканить слова «друг римлян». Зато боспорцев именно эта женщина подбила на восстание против Скрибония, и тот был убит. Властная Дайнамия укрепила позиции, сумев переиграть римлян.

Тут Агриппа прислал в Боспор Полемона. Дайнамия немедленно вышла за него замуж, но понтийца перехитрить не смогла. Тот сумел взять реальную власть, договорившись с местной элитой. Возможно, торговцам показалось выгодным, что Боспор сохранил известную свободу и вошел в державу Полемонидов.

С Дайнамией Полемон не жил. Они разошлись. Царь женился на молодой красотке Пифодориде, а стареющая внучка Митридата его не интересовала. По одним предположениям, Полемон отравил Дайнамию. По другим – все вышло совершенно иначе.

Царица пребывала фактически в почетном плену. А затем, улучив момент, бежала. Видимо, она инспирировала восстание аспургиан на азиатском берегу Боспора, которые начали наступление и убили Полемона. То есть подняла бунт от имени своего сына Аспурга; так и Екатерина первоначально действовала от имени своего сына Павла I. В данном случае аспургиане – название именно партии; она включала меотов, синдов, еще какие-то племена. И часть боспорских греков.

Дайнамия захватила власть и благополучно правила Боспором, лишив собственного сына прав на престол. Сын ждал…

8. Последняя династия

Наконец свершилось. После смерти матери Аспург (10–37 гг.) взошел на трон и стал основателем новой династии Аспургидов. Его полный титул звучал так: «Друг Кесаря и друг Римлян, базилевс всего Боспора, Феодосии, Синдов, Меотов, Тарпетов, Тореатов, Псессов и Танаидов». А тронное имя было – Тиберий Юлий Аспург. Со времен Аспурга последующие боспорские цари носят это династическое имя, что символизирует зависимость от Рима. Для фракийских наемников он звался Рескупорис.

Хитрый Аспург совершил поездку в Рим к старому императору Октавиану Августу. Август признал его власть на Боспоре. Аспург взял в жены представительницу фракийской царской династии Гипепирию. Тоже неспроста. Фракия к тому времени стала вассальным римским царством. Она поставляла наемников на Боспор. Дружить с нею выгодно. К тому же фракийцы являлись родичами Аспурга.

В это время Боспор процветал, наслаждался миром и богател, о чем свидетельствуют археологические находки.

После смерти царя трон получила вдова Аспурга Гипепирия (37–39 гг.). Когда и она умерла, римский император Калигула принял решение возвести на престол Боспора понтийского царя Полемона II. Однако наследство захватил старший сын Аспурга – Митридат Понтийский (39–44 гг.).

Римлян не устраивал независимый правитель в Крыму. Они рассматривали царство как свое вассальное владение. Это позволяло регулировать цены на днепровское зерно. Независимый царь, считали в Риме, станет проводить самостоятельную торговую политику и наживаться на перепродаже зерна. А это несправедливо. Митридат отправил в столицу мира своего брата Котиса (опять фракийское имя), чтобы тот усыпил бдительность императора. Вместо этого царевич предал брата и сообщил, что тот задумал отложиться. В 44 г. римский император Клавдий I посылает на Боспор военную экспедицию под началом Авла Дидия Галла. В кампании участвует и сам Котис I (44–63 гг.), которого хозяева Средиземноморья возвели на царство. В 45 г. Котис I занял главные города Боспора. Между братьями разворачивается междоусобная война. Ее подробности находим у Тацита. Римский историк бросается названиями племен и сведениями о коалициях так, будто нюансы событий и без того всем известны. Лишь в этих случаях начинаешь понимать, как много исторических сведений нами утрачено.

Митридат взбунтовал несколько прикубанских народов и сделался их военным вождем. Его поддержали сираки. Тогда римляне, находившиеся на Боспоре, склонили к союзу одно из крупных сарматских племен – аорсов. Те ударили в тыл Митридату. Он бежал в город Созы, но покинул его вследствие ненадежности населения. Вскоре был осажден еще один город его скифских союзников – Успа.

Кстати, поведение аорсов вполне объяснимо. Митридата поддержали скифы-сираки. Они были врагами сарматов. Поэтому сарматские племена и откликнулись на призыв римлян. Любопытно, что у скифских «варваров» мы видим плохо укрепленные, но все же города. Да и вообще они не производят впечатления дикарей, как хотелось бы «европоцентристским» историкам.

Успа сдалась. Союзники Митридата были разгромлены. Тогда он обратился за убежищем к царю аорсов Эвнону. Царь принял его. Но впоследствии выдал римлянам. Представ перед императором Клавдием, Митридат вел себя гордо, как настоящий арийский властитель – потомок Семи персов. Его продержали заложником двадцать лет, дав относительную свободу и хорошее содержание. Мы видели, что римляне вообще не спешили убивать иноземных принцев, приберегая на всякий случай для своих политических целей.

Когда в Риме началась гражданская война после смерти Нерона, одним из кратковременных императоров был сенатор Гальба, престарелый администратор, одержимый честолюбием. Митридат вступил в заговор против него. Но заговорщиков казнили. В числе погибших был и этот боспорский принц.

Зато угодливый по отношению к римлянам Котис возвел в Пантикапее и Фанагории храмы Кесаря Себаста и был их пожизненным жрецом. В 57 и 59 гг. Котис поставлял хлеб для армии Умидия Квадрата, который воевал с парфянами. В правление этого царя римская эскадра начала регулярное патрулирование черноморских берегов. Но в итоге все угодничество оказалось зря. Империя расширялась за счет того, что императоры стали обращать вассальные государства в провинции. Этой участи не миновал Боспор.

В 63 г. Котиса сверг император Нерон, а царство обратил в простую провинцию – придаток дунайской Мезии. Свергнутого базилевса отправили в Рим, где тот умер в 67 году. Однако держать большое войско на северном берегу Черного моря, да еще и вести тонкую политику, маневрируя среди эллинов и варваров, оказалось делом непосильным даже для Рима. Тем более что там начались смуты: взбунтовались и схватились друг с другом легионы окраин империи, а Нерон покончил самоубийством.

В 68 г. император Гальба вернул Боспору иллюзию свободы и передал под власть сына Котиса – Рескупориса I (68–92 гг.). Гальба вскоре погиб. Пришедший затем к власти император Веспасиан отдал Рескупорису власть над Ольвией. Царь всячески поддерживал Веспасиана и его потомков, помогал его сыну Домициану воевать с даками, роксоланами и языгами.

Дальнейшая история Боспора опять известна плохо. Династия Аспургидов правила им довольно долго. Ее первые цари носили фракийские имена, кроме одного – Савромата I (92—124 гг.). Наверно, его матерью была сарматская княжна. Впоследствии имя Савромат означает, что его носитель опирается на сарматов и представляет сарматскую партию при дворе.

Имена царей восстанавливаются по монетным данным. Были они потомками Аспурга? Похоже, да, ведь они включали в тронное имя формулу «Тиберий Юлий». С другой стороны, преемников Августа вплоть до Нерона мы тоже называем династией Юлиев-Клавдиев, но эти имена они получали путем усыновления.

Бесспорно мы можем проследить линию Аспургидов только до 132 г. Царство постепенно варваризовалось. Эллинизм отступал. Да он никогда и не был слишком силен на берегах Боспора.

Савромат I вел тяжелые многолетние войны с таврическими и таманскими варварами, то есть с крымскими скифами и кубанскими сираками; в последней из них победил он сам, а в первой одержал победу лишь его внук (112–133 гг.). Война подорвала хозяйство страны, и царь занялся порчей монеты, уменьшив количество золота в ней. Чтобы поправить положение, он направил партию продовольствия дакийскому царю Децебалу, который создал огромную державу в Карпатах и воевал с Римом. Римский император Траян сразу отреагировал и перебросил часть войск на Боспор. Савромат выразил полную покорность и сохранил власть. Даки потерпели поражение, держава их распалась, а ее центральная часть стала римской провинцией. Казалось, римляне подбираются к Боспору по суше…

Сын Савромата – Котис II (124–132 гг.) – вновь столкнулся с крымскими скифами, которые навалились на Феодосию и другие города. Царь отбросил скифов, но Боспор был разорен, а Феодосия лежала в руинах. О былой покорности скифов, как во времена Митридата Великого, не шло и речи.

Реметалк I (132–154 гг.), сын и преемник Котиса, завершил войну со скифами. Вскоре появился новый враг. В 136 г. в римскую провинцию Каппадокия вторглись через Кавказ аланы – тяжеловооруженные конники, лошади которых, как и воины, были облачены в кольчуги. С аланами сражался наместник Каппадокии Флавий Арриан – известный историк и географ, автор работы о войнах диадохов и книги «Анабасис Александра» про поход великого македонского царя против персов. Реметалк помог Арриану в войне с аланами. Варваров отбросили. В 147–149 гг. боспорский базилевс находился по делам в Риме. По этому случаю римляне перебросили на Боспор пару когорт, которые обеспечили стабильность и порядок.

Власть унаследовал сын Реметалка – Тиберий Юлий Евпатор (154–174? гг.). Он расплачивался за недальновидную политику отца, который поссорился с северными соседями. Сарматы (они же аланы) повели наступление на Боспор. Варвары захватили и разрушили Танаис, нападали на другие поселения. Видимо, Евпатор пал в одном из сражений.

К власти пришел его сын или брат Савромат II (174?—211 гг.). Он был умен и удачлив. Царю удалось присоединить часть полуострова, заселенную таврами. В 192–193 годах Савромат II разгромил и подчинил прикубанское племя сираков. Нападения сарматов прекратились. Из этого следует, что царь с ними договорился. Само имя свидетельствует, что на Боспоре восторжествовала «сарматская» партия, а вектор политики изменился.

В 186 году Савромат начал денежную реформу, введя новые номиналы – денарий, двойной денарий, двойной сестерций, драхму. В начале 190-х гг. уменьшил содержание золота в статерах до 15–30 %. Бронзовые денарии стали чеканить со звездой и изображением римского императора Септимия Севера, который как раз победил соперников в очередной гражданской войне, отбушевавшей в Риме. Кроме того, царь активно способствовал переселению на Боспор малоазийских греков.

В 193 или 194 году Савромат заключил с римлянами договор о разделе Таврики между империей и Боспором. Юго-западную часть Крымского полуострова заняли римляне от рек Альма и Салуста до Херсонеса. К востоку от этого района властвовал Савромат. В степном Крыму господствовали вольные скифы. С этого времени Херсонес обособился от Боспора. Город переживет варварские нашествия, сохранит относительную греческую чистоту и войдет в состав Византийской империи.

Савромат начал восстанавливать Феодосию, в порту которой рассчитывал разместить боспорский флот для борьбы с пиратами, которые воспользовались смутами и активно грабили купцов. Вообще пираты сильно расплодились. К их числу принадлежало, например, варварское племя эрулов, жившее на Дону.

Борьба с морскими разбойниками завершилась временным успехом: берега хотя бы Меотиды удалось очистить от них. Правда, совсем ненадолго. Власть слабела, народ беднел, варвары были готовы рисковать вновь и вновь.

9. Последняя династия (продолжение)

Сын Савромата Рескупорис II (211–229 гг.) развязал новую войну против варваров в степном Крыму. Кампания 219–220 гг. позволила присоединить территории степного Крыма. Царь выпустил монеты с изображением всадника, повергнувшего врага. И принял титул «царь Боспора и тавроскифов». Конечной целью являлось запереть Крымский перешеек на Перекопе от потенциальных вторжений сарматов, но удалось ли это сделать, неясно. Царь боролся вновь против пиратов, теперь уже из племен зихов и гениохов (жили в Колхиде и нападали на Вифинию и Понт, в торговых связях с коими был заинтересован Боспор). То есть перенес усилия по борьбе с морскими разбойниками в восточный и южный секторы Понта Эвксинского. В честь успехов этой борьбы на средства жителей известного торгового города Амастрида базилевсу возвели мраморную статую в Пантикапее. В 226 или 227 г. Рескупорис объявил соправителем сына – Реметалка II, после чего подозрительно быстро умер, как и Реметалк. Похоже, царь был убит в результате переворота.

Предполагают, что его совершил Котис III (229–235 гг.), сын или брат предыдущего царя. Котису не понравилось, что его обошли в ходе дележа власти. Переворот сразу повлек нестабильность и привел к утрате части Степного Крыма. Туда вторглись грозные аланы (так стали называть часть сарматов). Котис заключил союз с одним из степных племен – видимо, скифских, поскольку скифы были врагами аланов. Правда, в некоторых источниках встречается информация, что его союзниками стали сарматы, но это все равно что вступить в союз с Дьяволом против Вельзевула. Аланы, роксоланы («блестящие» аланы), языги, древние анты – все это один этнос: сарматы, отдельные части которого не враждовали друг с другом.

Экономическое положение Боспора ухудшалось, выпуск золотых денег прекратился вовсе. А с севера пожаловал новый ранее незнакомый враг.

В III в. в Крым пришли готы с «острова Скандза». То есть из Скандинавии (этот полуостров античные географы считали островом). Они заняли Ойум – позднейшее русское Олешье в устье Днепра. Готы стали нападать на боспорские города. С этого времени письменные указания на историю Боспорского царства становятся не просто отрывочными – случайными.

Общепринято мнение, что именно готы стали причиной упадка Боспора. Точно так монголов обвиняют в упадке Древней Руси. Оба мнения ошибочны. Ко времени прихода готов Боспор как этническая единица находился в фазе глубочайшей обскурации. Вымирание населения, апатия людей, неспособность поддерживать функционирование социальной системы – все это постепенно прогрессировало и вело к распаду.

Соправителем царя был его старший сын Савромат III, но он умер раньше отца. Не значит ли это, что Савромат пытался опираться на аланов, но был свергнут и убит враждебной «фракийской» партией?

Власть унаследовал другой сын, Рескупорис III (235 г.). Он сражался с аланами в азиатской части Боспора. То ли царь погиб в этой борьбе, то ли был свергнут. Скорее первое. Вскоре Боспором правил уже его младший брат Ининтимей (235–242 гг.). Он вел ожесточенные войны с аланами, которые вновь атаковали Крымской полуостров. Скифы уже выступают союзником Боспора, но союзником дряхлым и слабым. Между 238 и 240 годами войска Боспора потерпели сокрушительное поражение от варваров; те захватили степную часть Крыма и разорили Неаполь Скифский. На самих аланов, однако, с востока напали гунны, и это спасло Боспор. Видимо, именно тогда началась столетняя война между гуннами и сарматами, известия о которой мы находим у Аммана Марцеллина и Иордана. Готы приняли сторону аланов и переняли их тактику – создали тяжелую кавалерию. Ининтимей же, воспользовавшись неурядицами у противника, восстановил боспорскую власть в устье Дона, отстроил Танаис и обвел мощной стеной.

Аланы, однако, напали теперь с востока, со стороны Кубани, прорвались на черноморское побережье и разрушили порт Горгиппия (239 г.). Сам царь выступил против врага, но погиб в одной из битв или умер от ран.

Следующим государем стал Рескупорис IV (242–276 гг.). Возможно, это сын царя Котиса III. Некоторые отождествляют его с Рескупорисом III. В этом случае царь правил с перерывом, когда его сверг Ининтимей, а после смерти Ининтимея вернулся на трон. Есть и другие версии происхождения этого правителя. Мы знаем слишком мало, чтобы сойтись на какой-то одной.

Рескупорис продолжал воевать с аланами, вновь форсировавшими Перекоп, теперь в Крыму, и рвавшимися к Пантикапею и Феодосии. Царь отстоял горные проходы Тавра от их вторжений. Города коренного Боспора оказались нетронуты. А вот степные крымские скифы погибли. Около 244 г. римский император-христианин Филипп Аравитянин вывел войска с Боспора, потому что сама Римская империя страдала от жесточайшего кризиса, междоусобных войн, вторжений готов и других варваров. Боспорское царство оказалось предоставлено само себе.

Через несколько лет на Крым напали уже готы и их союзники – жившее на Нижнем Дону племя эрулов. Разумеется, присоединились аланы. В 251 г. эрулы и аланы захватили Танаис, который был буквально поглощен волнами варварского нашествия. Еще года через два Рескупорис сделал своим соправителем старшего сына Фарсанза (242–254 гг.). Думается, тот оборонял азиатские владения от аланов, а затем погиб или умер естественной смертью. В 256 г., после изнурительной войны, Рескупорис расписался в бессилии и заключил унизительный мир с готами, по которому последние могли использовать боспорский флот для нападения на Балканы и Малую Азию. Таким образом, царство вышло из орбиты римского влияния, тем более что империя находилась в глубочайшем упадке. К власти на Боспоре пришли сторонники сближения с германцами.

В 257, 258, 262–264, 266–270, 275 гг. готы предприняли грандиозные морские походы в восточную часть Римской империи. Подробнее мы рассказывали об этом в книге «Анты».

В 258 г. Рескупорис сделал соправителем своего второго сына Сингеса. Возможно, этот царевич выступал за союз с готами и участвовал в морских набегах. Но уже в 261 г. случился переворот. Рескупорис вернулся к управлению и выступил против германцев. Впрочем, через шесть лет он терпит страшное поражение от эрулов. Те разоряют древние города Илурат и Нимфей. Рескупорис вновь отходит от власти. В 272 г. мы узнаем: царь опять правит с Сингесом, что подтверждает догадку о германской ориентации последнего. То есть Сингес вернулся сразу после поражения отца в войне с готами. Но подтверждено это верными известиями лишь через несколько лет.

Тем временем готов и самих ждала неудача. Они потерпели страшное поражение от войск императора Аврелиана, погиб их вождь Книва (подробности – в наших книгах «Анты» и «Загадки древней Волыни»). Но после этой победы Аврелиан очистил Дакию. Оборонять провинцию не было сил. Кольцо варваров сжималось на горле Рима.

На Боспоре произошел очередной переворот. Сингес исчез. Перед смертью царь назначил соправителями Савромата IV (275—? гг.) и Тейрана I (275–278 гг.). Версий об их происхождении и степени родства – множество. Сохранились только монеты с именами. Возможно, оба – сыновья Рескупориса. По одной из гипотез, Тейран и Савромат схлестнулись после смерти отца. Последний то ли бежал и спасся, то ли погиб.

Тейран правил в одиночку. Он исключил из тронного имени слова «филокесарь» и «филоромей», что ранее считалось обязательным и символизировало преданность Риму. В этом видна растущая зависимость от готов. В то же время Тейран выступил против варваров-пиратов (несомненно, кого-то из готских врагов) и отбросил их. Об этом сообщается в надписи на постаменте памятника «богам небесным, Зевсу и Гере» в Пантикапее.

Тейран правил недолго и был свергнут шурином или братом Хедосбием (278–285 гг.). По одной из версий, это случилось потому, что царь пытался вернуться к дружбе с Римом. А Хедосбий, напротив, опирался на варваров. Впрочем, все гипотезы крайне зыбки. Дело в том, что сам Хедосбий как раз воевал против германцев еще во времена Рескупориса и вместе с ним потерпел поражение, после чего временно сошел со сцены. А Тейран, как мы видели, исключил проримские формулы из своего титула. Само имя Хедосбий напоминает сильно варваризированное «Феодосий»…

Согласно одной из гипотез, после свержения Хедосбия к власти вернулся Савромат, который правил до 311 г. Дело в том, что византийский император Константин Багрянородный в своем сочинении «Об управлении империей» указывает на некоего боспорского царя Савромата, который был жив в 291 г. Впрочем, текст Константина противоречив и страдает в этом месте серьезными хронологическими погрешностями. Например, после рассказа об этом Савромате идет повествование о Фарнаке II и Асандре (Об управлении империей. С. 254–259). Так что относиться к нему следует с осторожностью.

10. Последняя династия (окончание)

Казалось, с Савроматом все ясно. Но тут перед нами предстает некий Фофорс (285–311? гг.) – явный варвар аланского происхождения. Его тоже зовут тронным именем Савромат. Вот и разгадка! Предыдущий Савромат скорее всего погиб, а царь, правивший в это время, – именно Фофорс. Он находился в родстве с династией Аспурга, но в каком – не понятно. Фофорс опирался на аланов. Это и подчеркивает его имя – Савромат. В 291 г. он развязал войну против Рима. Та продолжалась два года. Царь вторгся в Малую Азию, дошел до реки Галис, но потерпел поражение от легионов одного из римских тетрархов-соправителей. Дело происходило во времена императора Диоклетиана. Римский доминус (господин) укрепил владычество на Боспоре и вернул римский гарнизон в Херсонес.

Диоклетиан отрекся от власти после двадцатилетнего царствования. После этого в империи вновь начались смуты. Фофорс попытался поднять мятеж, но опять был разбит римскими войсками, расквартированными на Боспоре (309 или 311 г.). Вскоре после этого царь умер – возможно, от ран.

Страной правит Рескупорис V (311–342 гг.). Может быть, сын Фофорса. Своим соправителем он делает Радамсада (311–322 гг.), своего брата или зятя – мужа сестры. Последний опирался на аланов. Первый – на фракийцев. То есть две партии как бы пытаются примириться. Но аланы сильнее. Как следствие – новый бунт Боспора против Рима. Радамсад выступил с аланами в поход на Дунай, но потерпел поражение и погиб.

Экономическое положение Боспора все более ухудшается. Царь чеканит уже латунные деньги. Видимо, экономика становится натуральной. Такие же процессы происходят и в Риме. Экономические связи между регионами слабеют, народ вырождается. Вскоре это приведет к распаду Римской державы. Да и к гибели Боспора.

После смерти Радамсада новым наследником Рескупорис сделал сына или внука Савромата IV – Рескупориса VI (?). Впрочем, существование этого царя – лишь одна из гипотез.

Известна попытка Рескупориса восстать против Рима и напасть на Херсонес. Этот город населяли греки, и он хранил верность сперва Риму, а затем Византии. Попытка захвата завершилась провалом. Однако Константин Багрянородный относит битву ко времени Савромата. Она, пишет император, состоялась под Кафой (Феодосией). Херсонитам помог Бог, боспорцев удалось отбросить.

Границу установили рядом с современным Судаком. Боспорское царство значительно сократилось в размерах и превратилось в одно из небольших периферийных владений. Римляне считали его собственной периферией, а готы – своей.

Предполагают, что в середине 330-х гг. Рескупорис принял христианство. Его принимали все, оно стало господствовать в Римской империи. Ему покровительствовал император Константин Великий. Новую веру принимали даже варвары – те же готы. На монетах Рескупориса появляется изображение Константина. Значит, война с Херсонесом оказалась столь неудачной, что царство вскоре вернулось под власть Рима. Разумеется, это сразу обострило отношения с варварами.

В 335 г. царь соорудил стену на Тамани, чтобы обороняться от аланов. Владения Боспора сократились и здесь…

А уже через год начались беспорядки в стране. Власть захватил сын правителя – Савромат V (337–342, 359–370 гг.). Имя Савромат опять говорит само за себя: претендента привели к власти аланы, и страна уплыла из рук Рима. Савромат сделался соправителем, а римляне окончательно ушли из Крыма в 338 г. Но он, видимо, попытался вести свою игру, потому что на Крым напали готы. Великий готский король Германарих разгромил боспорское войско и захватил Пантикапей. Старый царь погиб, молодой – Савромат – бежал или попал в плен.

У власти утвердился брат Савромата Рескупорис VII (342–359 гг.), верный вассал готов. Те создали мощную державу в Причерноморье. Готы проникли в Крым, часть их поселились там и жили очень долго. Некоторые считают, что голубоглазые светловолосые люди среди современных крымских татар – это потомки готов, что спорно. Это могут быть и осколки половцев, и отпрыски пленниц, набранных в Малороссии и Московии теми же крымчаками. Вернемся в Античность.

В то же время боспорские купцы активно торговали с Римом, в страну проникло христианство, в Пантикапее учредили епископскую кафедру во главе с Ульфилой. Последний активно крестил готов и создал готский алфавит. На короткий период отношения между римлянами и готами потеплели. В конце концов римляне стали вербовать среди готов наемников, так как сами воевать разучились.

Но Рескупорис не усидел на двух стульях. Вернулся Савромат (из Рима? из плена? от аланов, наконец?) и сверг брата. Аланы господствовали на Боспоре. Но…

В 362 году Савромат V направил послов к императору Юлиану Отступнику с предложением союза и соглашался платить империи дань. С чего бы это?

К тому времени азиатская Алания была полностью разгромлена гуннами. Их войска проникли на Тамань, вышли к Дону. Готы и аланы еще держали донской рубеж, но постепенно слабели. Савромат метался, не зная, что предпринять. Юлиан Отступник умер. Предполагаемый союз рухнул.

В 369 г. Савромат развязал войну против Херсонеса, чтобы расширить свои рубежи. Боспорцев опять разбили. Константин Багрянородный описывает эту войну. По его словам, «другой Савромат» обрушился на Херсонес через некоторое время после предыдущего нападения. Херсонесом правил Фарнак. Он предложил Савромату поединок и убил ловким ударом под приоткрывшуюся пластину шлема. Затем он казнил боспорского царя. «С тех пор… царство савроматов в Боспоре было уничтожено». Странное сообщение, странный поединок, который исследователи считают литературным вымыслом. Слишком он похож на столкновение варваров. Но может быть, сие – отголосок реальных событий? Только произошли они не с херсонитами, а с гуннами, которые воевали с Боспором, хотя бы потому, что в царстве заправляли аланы?

И тут в Крым пришли заклятые враги аланов – гунны. В то время Азовское море сильно обмельчало вследствие изменений климата. И вот восточные варвары, гоняясь за ланью, обнаружили, что можно легко перейти через пролив Боспор Киммерийский. Рассказ содержится у Иордана, подобные же вещи можно найти у более ранних авторов, у того же Геродота. Но Л.Н. Гумилев считает, что это – прямое указание на изменение климата и значительные колебания уровня морей в историческое время. Ученый приводит рассказ о лани в работе «Тысячелетие вокруг Каспия». Армия гуннов ворвалась на Крымский полуостров, уничтожила войска Савромата (царь пал в бою), вышла готам в тыл и разгромила их державу. Боспорцы потеряли много людей убитыми и пленными, страна лежала в руинах… Все это похоже на рассказ Константина Багрянородного. А что если херсониты выступили союзниками гуннов и ударили своим врагам-аланам в тыл? А потом настал черед готов.

Германарих покончил самоубийством, а в причерноморских степях возникла грозная, хотя и недолговечная держава гуннов. Ее центр перенесли в Паннонию, где властвовал грозный Аттила.

Современные археологические исследования говорят, что боспорские города практически не пострадали от «свирепых» гуннов. Городское население просто отсиделось за стенами и сменило одного верховного правителя на другого. А вот сельское стало жертвой захватчиков.

Дальнейшее – из области преданий, дискутируемых учеными. Возможно, правителем Боспора стал сын погибшего царя – Савромат VI (370?—391? гг.). Затем правит некий Тейран II (391–422 гг.). Даты опять спорны. Еще одно имя – Рескупорис VIII (?—458? гг.). Чей это был родственник и почему унаследовал трон, неясно. Рескупорис сближается с Восточной Римской империей. Это вызвало недовольство гуннов и их вассалов – крымских готов. Гуннская гвардия – акациры – входит в Крым и изгоняет Рескупориса.

Видимо, дело вот в чем. Гунны продержались в степи недолго. После битвы при Недао их держава распалась. В то же время Византией управляли временщики-аланы Аспар и Ардавур. Аланы – враги гуннов. Они попытались разгромить противника. В Паннонии гунны после междоусобной войны погибли, но в Причерноморье еще держались. Византийцы начали борьбу с ними. А боспорцы явно выступили на стороне Византии, что понятно: в жилах государей Боспора текла аланская кровь, и они поддержали Аспара. Гунны, однако, сумели разгромить Боспор и выгнать Рескупориса. Понятно, что тот нашел убежище в Константинополе.

Тут против гуннов восстали жившие тогда в Причерноморье древние болгары-кочевники. Они подразделялись на два народа. Кубанские звались утургурами, днепровские – кутургурами. Те и другие были потомками угров, некоторое время подчинялись гуннам и пришли вместе с ними на Днепр и Кубань, прогнав оттуда аланов. В жестокой войне болгары перебили своих бывших господ.

Пользуясь этим, Рескупорис вернулся на Боспор, но вскоре был опять свергнут, на сей раз – царьком крымских готов по имени Гадигез. Возможно, на этом династия закончилась. В Крым явились утургуры и превратили царство в свое вассальное владение. Может быть, они нашли кого-то из представителей царской семьи и поставили как свою марионетку.

Известно, что около 522 г. боспорским царем был какой-то Диптун, явно варвар. Он подчинялся болгарскому хану, правившему на Кубани. Но и здесь не все просто: по другим сведениям, Диптун правил столетием раньше.

В VI в. произошли очередные перемены. Боспорское царство присоединил к своим владениям Юстиниан Великий, выкупив земли у утургуров. Вся его политика была направлена на возрождение Римской империи и присоединение христианских владений. Подробности присоединения Боспора я рассказал в биографии этого императора.

При Юстиниане ожили старые города вроде Херсонеса и Феодосии, были созданы новые – такие как Алустон (Алушта). И это был уже другой, христианский мир. Но, увы, ненадолго. Скоро новые орды варваров захлестнули Боспор. Его азиатскую часть захватили тюркюты, покорившие утургуров. После развала Тюркютского каганата в Причерноморье возникла Великая Болгария. Ее столицей стала Фанагория. А крымские земли находились в составе Византии еще очень и очень долго. В XI в. старые боспорские земли на Тамани присоединил император Алексей Комнин. Как и почему это было, мы рассказали в биографии опять же этого политика.

Сказанного довольно. Перейдем к истории еще одной эллинистической страны – Каппадокии.

1. Первые арийцы в Азии

В древности эта страна звалась Каппатука или Катпатука. Сие означало «страна прекрасных коней». Греки переиначили ее на свой манер, превратив в Каппадокию. Под таким именем она и вошла в историю. Здесь жили потомки древних хеттов – коневодов, первых кавалеристов на Ближнем Востоке. Кони хеттов и вправду были прекрасны.

История Каппадокии уходит корнями в глубокую древность. Известно, что первоначально ее территорию населяли хурритские племена неарийского происхождения. А потом явились арийцы.

С большой долей вероятности можно предположить, что в IV тысячелетии до новой эры на Южном Урале сложился новый народ – арийцы. Их потомки в XX веке заселят почти весь мир и лишь в следующем, XXI столетии уступят пальму первенства по многолюдности китайскому этносу, семитам-арабам и представителям черной расы.

Похоже, в те времена произошел очередной пассионарный толчок. Вследствие этого протоарийцы стали стремительно расселяться в Европе и Азии. Да так, что ветви некогда единого народа оказались совсем не похожи друг на друга и на своих предков. Продолжавшиеся этнические мутации лишь усиливали это несходство.

Часть арийцев, ушедшая на Балканы, стала называться греками-ахейцами и фракийцами (впоследствии эти народы проникнут также в Малую Азию). Другая часть, ушедшая в Сибирь и Китай, получила название динлинов. Те, кто жил в степях Казахстана, остался в истории как киммерийцы.

Еще одна ветвь арийцев прикочевала в Малую Азию с Кавказа и основала на полуострове Хеттское царство. Осколки его просуществуют очень долго под названиями Лидия, Каппадокия, Киликия.

Древние арийцы были страшные индивидуалисты. Они любили жить порознь. Видимо, этим и объяснялись многочисленные переселения. Поссорившись с каким-нибудь вождем или могущественным родственником, собирали толпу приятелей, садились на телеги и переселялись подальше. Они не были шовинистами или расистами и охотно брали женщин в чужих краях. Этим объясняется потрясающее разнообразие арийских этносов на Земле. Первоначально их объединяло многобожие с особым свастическим культом. Знаменитая свастика, или коловрат, стала символом динамического развития арийцев. Она символизировала движение солнечного колеса. Точно так же в вечном движении находились беспокойные племена ранних ариев.

Уже из сказанного видно, что нет оснований приписывать арийцам мифические качества «чистой расы». Нет ничего предосудительного и в символе Солнца, которому наши далекие предки поклонялись пять-шесть тысяч лет назад. И, вероятно, будут поклоняться еще столько же – до тех пор пока существуют на земле потомки арийских богатырей. Нацистский деятель Гитлер, чьи взгляды в России признаны экстремистскими, правил в Германии всего каких-то 12 лет. Хотя и сумел за это время основательно дискредитировать знак свастики. Но когда мы видим свастику в буддистских храмах Таиланда и Тибета, Индии, Монголии, Бурятии, сомнения отпадают сами собой. И ты понимаешь: едва утратит актуальность отождествление свастики с нацизмом, как страсти по поводу этого притягательного символа древних народов улягутся.

2. Хетты: Свастика против Луны

Итак, часть арийцев проникла в Малую Азию и перемешалась с местными племенами, включая хурритов. Возникли мелкие вождества, которые схватились между собой. Наконец вождь Питхана, правивший в городе Куссара, победил хаттского правителя Несы, ночью захватил город и перенес туда резиденцию. Его сын захватил поселение Хатти и создал ядро Хеттской державы, располагавшееся вокруг соленого озера Туз. Археологические находки свидетельствуют, что после этого многие города Малой Азии были разрушены, а держава развалилась. И вот у власти уже новая династия, первым значительным представителем которого был Лапарна (1680?—1650? гг. до н. э.). Отметим созвучие этого имени с позднейшим названием одного из кочевых племен Евразии – апарны, парны, стало одним из субстратов парфян. Это ни в коем случае не сенсация. Просто занятная реплика для этнологов. Мы видим арийские корни разных народов. Хотя и понимаем, что, например, хетты и апарны – абсолютно разные системы. Так лингвисты изучают однокоренные слова у родственных этнических групп.

Лапарна был правителем Куссара, но затем взял множество городов и расширил владения от Средиземного до Черного морей, доходил в походах до самой Трои. В захваченных пунктах расставил правителями своих сыновей.

Преемником Лапарны сделался его сын Хаттусили I (1650?—1620? гг. до н. э.), который унаследовал верховную власть и назначил своей столицей город Хаттуса на реке Кызыл-Ирмак (Галис), который его потомки украсили храмами и скальным святилищем. Они присоединили значительную часть Сирии и стали воевать за эти земли с Египтом. Сама Сирия была раздроблена на множество городов-государств и самостоятельной силой в борьбе выступать не могла. Хаттусили подчинил Троаду и превратил в вассальное владение. При нем порядок наследования поменялся, он стал матрилинейным. Не это ли нашло странные отголоски в историях об амазонках? Наследником стал внук царя – Мурсили, сын его дочери. Хаттусили усыновил мальчика и готовил к власти.

После смерти царя новый государь Мурсили I (1620?—1594? гг. до н. э.) еще более усилил державу: взял Хальпу (Халеб) и покорил Южную Киликию (Киццуватну).

Азиатские просторы оказывали на ариев странное, магическое влияние. Этот народ постепенно забывал об анархии и объединялся в крупные державы. Казалось, так произошло и с арийцами Малой Азии, известными под названием хеттов. На протяжении нескольких веков их князьки вели кровавые войны между собой. Результатом стало объединение мелких княжеств и создание Хеттской державы. Но с оговорками. Держава была рыхлой, конфедеративной, окраины обладали огромной степенью свободы. Некоторые позднейшие ученые говорили о «воле к децентрализации», которую проявляют хетты.

Объединившись, местные арийцы стали оглядываться по сторонам: кого бы завоевать? Ближайшими соседями оказались семиты Двуречья, подчинявшиеся местным бюрократиям (или деспотиям, как тоже принято называть сложившиеся здесь системы).

Вавилонские семиты поклонялись Луне. Хетты считали ее Солнцем мертвых. Конфликт между двумя системами был неизбежен. В XVI веке до новой эры хетты вторглись в Вавилон, разграбили город и свергли правившего там потомка великого царя Хаммурапи. Однако не задержались в этой болотистой жаркой стране. Мурсили вернулся на родину, но был убит заговорщиками. Во главе заговора стояли Хандили (муж сестры Мурсили, 1594? – 1560 гг. до н. э.) и молодой аристократ Цитанда, женатый, в свою очередь, на дочери Хандили. То есть утверждался матрилинейный порядок наследования, причем женщины играли во власти огромную роль.

Древний Вавилон был предоставлен сам себе, но в прежнем формате так и не восстановился. Его захватили касситы. Это племя восприняло культ Луны и старые традиции Вавилона. Касситская Вавилония просуществовала без малого 400 лет. Хеттов она считала своими врагами.

Два царства начали бы войну между собой, но их разделило еще одно политическое новообразование – Митанни. История этой страны очень интересна и сходна с историей хеттов.

Думается, примерно в это время в Азии имел место очередной пассионарный толчок, когда на сцену вышли новые, ранее неизвестные народы. Гумилев относит время толчка к XVIII веку до новой эры. Может быть, так и есть. Во всяком случае, через два столетия инкубационный период толчка закончился, и проявили себя обновленные этносы – хетты, хурриты-урарты в Армении. А также Митанни.

До начала мутации самым многочисленным этносом в Северной Месопотамии, на востоке Малой Азии и на Армянском нагорье были хурриты. Последние прозябали в безвестности, до тех пор пока их не возглавили арийцы, отколовшиеся от тех же хеттов. Хурриты получили арийскую династию и смогли под ее руководством создать державу Митанни.

Прошлое этой страны известно очень плохо по очень простой причине. Бюрократические режимы Двуречья оставили после себя множество документов, эпос, летописи… Их записывали клинописным алфавитом на глиняных табличках, которые затем обжигались и в большом числе уцелели до наших дней. Митанни организовано было по другому принципу. Бюрократов там не любили, глиняные таблички не завели. Вместо этого митаннийцы непрерывно воевали – с хеттами, Египтом, Двуречьем.

Во времена Хаттусили и Хандили они вторгались в Хеттскую державу, чинили большие опустошения, взяли в плен даже царицу и увели в Месопотамию. Хеттское царство – это страна родовой аристократии, по сути конфедерация, а такая система оказалась недостаточно эффективной. Впоследствии аналогичной страной станет Каппадокия. Кроме того, на севере отпали неарийские племена касков и после ожесточенной войны навсегда отбросили хеттов от Черного моря. Следовательно, от Хеттской державы отпала территория будущего Понта.

После смерти Хандили в державе начались смуты. Сын государя попытался изменить порядок наследования в свою пользу, но был убит Цитандой (1560–1550 гг. до н. э.), который сам стал царем. Через некоторое время Цитанду уничтожил его собственный сын – Аммуна (1550–1530? гг. до н. э.). При нем в стране разразился страшный город, отпадали окраины, вторгались соседи. Наконец царь умер. Власть захватил сын его сестры – Хуцция (1530?—1525? гг. до н. э.). Он перебил всех сыновей дяди, кроме одного – Телепину, который являлся мужем его сестры. Но Телепину вместе с женой отплатили благодетелю сполна: они совершили переворот. Хуцция был свергнут и простился с жизнью, а также все его сыновья. Телепину (1525?—1500? гг. до н. э.) стал царем. Затем правил его зять, и наступили темные времена. Династия оборвалась. С севера наступали каски, на западе отложилась и также перешла в наступление Арцава. Последние владения в Сирии были потеряны. На востоке наступали войска Митанни. Границы хеттов опять сократились до района озера Туз.

Но тут возвысилась новая аристократическая семья, которая возглавила хеттов (ок. 1460 г. до н. э.). Родоначальник новой династии Тутхалия II был виночерпием у своего предшественника-царя, убил его и взошел на трон. Сражался с касками, отбросил их, расширил границы на западе, имел успехи в Северной Сирии. Но при его зяте Арнуванде I (1422?—1398? гг. до н. э.) были утеряны завоевания в Сирии и Киццуватне. Их отобрали хетты. Его сыновья Хаттусили II и Тутхалия III, правившие один за другим, оказались в затруднительном положении. Хаттусили сумел отбить Киццуватну – видимо, его поддержало местное население. Кроме того, он подчинил Ямхад в Северной Сирии. Однако Тутхалия растерял все эти владения и сумел удержать только несколько городов в центре царства, где его теснили враги. После смерти бездарного правителя власть взял его зять или внук Тутхалия Младший, при котором недруги грозили уничтожить страну. Сын Тутхалии III – Суппилулиума – произвел переворот, убил правителя и провозгласил царем себя, что пошло государству на пользу.

Суппилулиума I (1369–1335 гг. до н. э.) воевал 20 лет и за это время подчинил отпавшие города-государства, принудил признать свою власть небольшие царства Хаяса и Ишува в верховьях Евфрата (в старинной компьютерной стратегии «История империй» последнее царство назвали «Исува»; это одно и то же). Наконец, хеттский царь потребовал подчинения от правителя Киццуватны, который зависел от Митанни. Это сразу же вызвало большую войну с митаннийцами. Союзником последних выступил Египет, который к тому времени покорил Сирию и Палестину. Но царь Киццуватны принял сторону родственных хеттов. Вместе они вторглись в Сирию, и сирийские правители дружно восстали против Египта. Власть хеттов казалась предпочтительнее. В самом Египте случилась катастрофа. В разгар войны умер прежний фараон Аменхотеп, а его преемником сделался знаменитый Эхнатон, который прекратил завоевания и произвел у себя в стране непонятную историкам до конца революцию, включавшую смену религиозного культа. Египет был ослаблен из-за этого внутреннего конфликта. Хетты попытались присоединить часть Сирии, но не тут-то было.

В Сирию вторглись митаннийцы – союзники Египта в то время. Дошли до Халеба и взяли город. После этого Сирия вновь оказалась под властью Египта – царь Митанни передал фараону захваченные территории. Баланс интересов на Ближнем Востоке был соблюден.

Хетты нанесли ответный удар: вторглись в Ишуву, нанесли поражение войску Митанни и развязали себе руки на юге. Вскоре вновь атаковали Сирию. Север страны был захвачен, южные царьки просили Эхнатона о помощи. Впрочем, Суппилулиума проявил дипломатичность: дошел до Кадеша с Угаритом и ограничил завоевания этими городами, а южнее не пошел, дабы не спровоцировать египтян и не подставить тылы митаннийцам.

Однако вскоре царь Митанни спровоцировал восстание сирийцев с помощью своей агентуры. Хетты его подавили. Тогда в Сирию вошли две союзные армии – митаннийская и египетская. К тому времени Эхнатон, страдавший дегенеративными расстройствами, внезапно умер. К власти пришел его юный зять Тутанхамон. Египетские войска пошли походом в Сирию и взяли Кадеш. Суппилулиума лично выступил против врага во главе крупной армии. Египтян удалось отбросить. После этого хетты осадили стратегически важную крепость Каркемиш на Евфрате и взяли ее.

После этого в Митанни начались смуты, царь погиб, вспыхнула борьба за власть. После ряда сражений южную и центральную часть царства захватила Ассирия – милитаризованная семитская страна, которая возвысилась в то время в Месопотамии. В северной части, на реке Хабур, хетты создали вассальное царство Митанни, оказавшееся тенью былой державы.

В это время умер юный фараон Тутанхамон. Его 17-летняя вдова, дочь Эхнатона, попросила в мужья хеттского принца. Она боялась собственных слуг и нуждалась в защите. Суппилулиума после некоторых колебаний отправил в Египет царевича Цаннанца… того убили при загадочных обстоятельствах, а дочь Эхнатона выдали за шестидесятилетнего полководца Эйе. Некоторые считают его сторонником жрецов, другие – самого Эхнатона. Так или нет, несомненно одно: именно приверженцы Эйе убили хеттского царевича.

В это время в Египте бушевала эпидемия неизвестной болезни. От нее умерли знаменитая Нефертити – жена Эхнатона, Тутанхамон и многие египтяне. А дальше…

Суппилулиума двинул войска в Южную Сирию. Египтяне выступили навстречу, но решающая битва так и не состоялась. Хетты заразились от египтян, начался мор, северные войска отступили… А через четыре года от заразы умер Суппилулиума.

Кстати, дочь Эхнатона и полководец-фараон Эйе тоже умерли в это время; мор бушевал ужасный. Эпидемия унесла и наследника Суппилулиумы – его зовут Арнуванда II (1335–1334 гг. до н. э.). Последний завещал трон любимому брату Мурсили II (1334–1309 гг. до н. э.), одному из самых способных хеттских царей. Этот уцелел.

В начале правления Мурсили пришлось подавлять восстания в Сирии, Киццуватне и сражаться с врагами на границах. На западе, в Малой Азии, он разгромил царство Арцаву и его союзников, нанеся им страшное поражение. На севере наиболее опасным врагом хеттов был вождь одного из племен каска – Пиххунияс. На востоке против хеттов выступил царь Хайсы Аннияс. Война была долгой. На десятый год Мурсили удалось взять хайские твердыни Арипсу (на берегу Черного моря) и Туккаму. Война с касками продолжалась на всем протяжении царствования Мурсили, но завершилась ничем: против северных племен хетты строили оборонительные укрепления.

Царю наследовал сын – Муваталли (1309–1283 гг. до н. э.). Он наладил отношения с царством Вилуса (то есть Илион, Троя). Правителя Вилусы звали, по хеттским источникам, Алаксанду. Это заставляет вспомнить имя Парис-Александр из Троянского цикла… Разумеется, это не гомеровский Парис, но имя было распространено и впоследствии так понравилось грекам, что было взято ими на вооружение.

Тяжелой оказалась борьба хеттов с Египтом, которая все продолжалась. Фараон Сети I вторгся в Северную Сирию и подчинил подвластную хеттам страну Амурру. В ходе кампании египтяне захватили Кадеш и нанесли поражение хеттам. Но затем грозный Муваталли перешел в контрнаступление, отбил утраченные земли и заключил мир.

Преемник Сети – фараон Рамсес II Великий – выступил против хеттов и сразился с ними под Кадешем (ок. 1285 г. до Р. Х.). Грандиозная битва фактически завершилась вничью, после чего Рамсес отступил, а хетты пошли на юг и заняли Дамаск. Однако Рамсес собрал новую армию, двинулся на север и взял Кадеш. Война продолжалась при сыне хеттского царя – Мурсили III (1283–1276 гг. до н. э.). В итоге против него поднял восстание его дядя Хаттусили III (1276–1255 гг. до н. э.). Мятежнику помогли касками. Осажденный в городе Самухе, Мурсили принужден был сдаться и отправился в ссылку.

Хаттусили вел успешные войны с касками и отвоевал у них город Нерик.

Наибольшую опасность представляла теперь растущая Ассирия, которая покоряла мелкие города-государства и уже подступала к границам хеттов. Хаттусили пытался поддержать митаннийского царя в его борьбе против ассирийцев. Но Митанни было окончательно разбито и уничтожено семитским соседом. Тогда хетты поспешили заключить мир с египтянами, разделив Сирию (ок. 1270 год до н. э.), а также заключили союз с Вавилоном.

После смерти Хаттусили ему наследовал сын Тутхалия IV (1255–1230 гг. до н. э.). Он вел затяжные войны на Евфрате с Ассирией и держал фронт. Но тут от хеттов отпал весь запад Малой Азии. За морем складывается враждебное им государство Аххиява (это Ахейская Греция). В это время некий Мадуваттас бежал в Малую Азию от преследования ахейского царя Аттарисияса (знаменитый Атрей греческих мифов). Тутхалия дал эмигранту город в кормление. Но на Малоазийском полуострове высадился сам Атрей. Хеттский царь разгневался, послал войско, и ахейцев разбили.

Кроме того, Тутхалия захватил Кипр. Но в Хеттской державе опять царил голод… Затем короткое время правит Курунта – дядя или двоюродный брат Тутхалии. Ему наследует сын того же Тутхалии Арнуванда III (1209–1205 гг. до н. э.). Оговоримся: датировки условны, специалисты знают, в чем дело. Против хеттов выступили «народы моря» во главе с тем же Атреем. Запад Малой Азии отложился, на сторону Атрея перебежал даже пресловутый Мадуваттас. Преемником Арнуванды стал Суппилуилума II (1205–1178? гг. до н. э.).

Здесь переходим в область гипотез, потому что Хеттское царство внезапно гибнет, но отчего – не известно. Одни ученые винят загадочные «народы моря» с ахейцами во главе. Действительно, эскадры каких-то морских народов нападают на Египет, захватывают Кипр, терроризируют Малоазийское побережье. Но царь хеттов собрал сирийский и финикийский флот, повел тяжелую войну. Отбил Кипр…

Другие исследователи обращают внимание на то, что примерно тогда состоялось переселение в Малую Азию народа мушков. Это фракийцы/фригийцы. Из Европы пришли «фракийцы с длинными чубами» (выражение Гомера) и проникли до самого сердца Малой Азии. Здесь получили имя фригийцев и прославились длинными красными колпаками. Под таким колпаком фригийский царь Мидас, по преданию, прятал свои длинные уши. А еще через две тысячи лет, во Франции, фригийские колпаки станут атрибутом заключенных и каторжников. Когда в стране произойдет революция, знаменитый колпак сделается символом новой власти, свергнувшей ненавистного короля…

Вернемся к фригийцам. Они оттеснили хеттов. Впоследствии эти воины в красных колпаках проникнут еще дальше на восток. Часть мушков дошла до Армянского нагорья и, собственно, поучаствовала в этногенезе армян…

Но почему сгинула держава хеттов? Третьи авторы гипотез полагают, что ее силы подорвала затяжная борьба с Ассирией. Что же произошло?

Когда-то Ашшур был маленьким городом. Его насеяли аккадские семиты. Но к XV веку до новой эры вдруг выяснилось, что здесь живет очень агрессивный и воинственный народец, который успешно истребляет врагов и ведет завоевания.

Ассирийские мужчины носили длинные бороды и все свободное время посвящали военным тренировкам. Для большинства местных семитов – пастухов, рыбаков, торговцев и земледельцев – это казалось необычным и неожиданным.

Первым выдающимся царем Ашшура был Адад-нерари I (1307–1275 г. до н. э.). Он оказался не только воином, но и дипломатом. Этому счастливому обстоятельству Ассирия в общем-то и обязана возвышением.

Адад-нерари создал профессиональное войско тяжелых пехотинцев, которым давал земельные наделы или паек за верную службу. В случае необходимости к армии присоединялось ополчение общин. Самое главное, эти головорезы хотели и умели воевать. Адад-нерари совершил несколько удачных походов против Вавилонии, но закрепиться на юге не смог. Зато блестящие перспективы открылись на севере, где великую смуту переживало царство Митанни. Тут и проявились способности царя-дипломата. Адад-нерари заключил против Митанни союз с их давними врагами – хеттами. Совместными усилиями Митаннийское царство было разгромлено. Адад-нерари отдал хеттам богатую добычу, а себе взял земли. Территория Митанни вошла в состав Ассирийского царства. Адад-нерари получил огромные материальные ресурсы – пашни и рабов, – которые использовал для укрепления экономики. А значит, для увеличения армии. Ассирия стала одной из великих держав. Адад-нерари присвоил себе многозначительный титул «царь множеств».

Впрочем, после его смерти митаннийцы восстали против Ассирии и выбрали из своей среды нового царя.

Преемник Адада-нерари, государь Ассирии Салманасар I (1274–1245 до н. э.), развязал против митаннийцев войну. Она затянулась. Теперь на стороне Митанни сражались хетты-арийцы, хурриты-кавказцы, амореи-семиты. Суровая власть ассирийцев не нравилась никому.

Союзники окружили ассирийскую армию в степи неподалеку от большой излучины Евфрата. Но Салманасар доказал, что является талантливым сыном своего отца. Он не только вырвался из окружения, но сумел разбить неприятеля. После чего подверг села Митанни страшной резне и окончательно покорил страну. Впрочем, со взятыми в плен четырнадцатью тысячами врагов поступил по ассирийским меркам гуманно: всего только ослепил. Эти свирепые экзекуции были вынужденной мерой. Ввиду большого перевеса врагов ассирийцы активно резали всех, пытаясь как-то уравнять силы.

Покончив с Митанни, Салманасар напал на северных хурритов, которые создали царство Урарту вокруг озера Ван. Забрав большую добычу, царь триумфатором вернулся на родину. О покорении горных селений не было и речи, но он ставил другую задачу – награбить побольше добра, чтобы кормить и одевать своих бойцов. Так постепенно ассирийцы становились народом-воином. Сперва это привело страну к триумфу, затем – к гибели.

Следующий ассирийский царь Тукульти-Нинурта I (1244–1207 гг. до н. э.) рискнул напасть даже на хеттов. Те воевали в основном с помощью массированного применения боевых колесниц, оснащенных косами на осях. Эти приспособления косили солдат врага, как траву. Ассирийцы выставили против хеттов тяжелые колесницы с лучниками внутри, тяжелую фалангу со щитами и копьями, пеших лучников, но самое главное – примитивную кавалерию. Тогдашние всадники сидели на лошадях, как на ослах, подогнув колени и неумело взгромоздившись на круп. Во время боя лошадь держал под уздцы пехотинец. И все-таки этот новый род войск принес пользу. Всадники удачно сражались с хеттами.

Тукульти-Нинурта разбил хеттское войско и угнал в плен почти 30 000 человек. Это был сильный удар. У хеттов начались смуты. Тут-то и появились мушки-фракийцы, чтобы добить хеттов…

Но существует еще одна гипотеза. Ее придерживается и автор этих строк.

В тогдашнем мире происходит странное явление, которое ученые называют «катастрофа бронзового века». Острый кризис переживают все известные нам государства. Хеттская держава гибнет. Та же участь ждет Ахейскую конфедерацию в Греции. Странным образом иссякло могущество Ассирии (эта страна, впрочем, возродится через несколько веков во всем блеске). Уничтожен Древний Египет, на его развалинах возникают новые цивилизации. А перед этим наступает знаменитая «тьма египетская». И еще – легенда про Девкалионов потоп. И все это совершилось почти одновременно, разве что потоп и гибель Крита – раньше.

В 1932 г. греческий археолог Спиридон Маринатос вел раскопки на Крите и нашел россыпь пемзы – застывшей лавы. Но ближайший такой остров – знаменитая туристическая Тера, или Санторин. Я бывал на этом острове и видел чудовищных размеров вулканический кратер, который оживает примерно раз в полстолетия. Но этот кратер – остатки огромного острова. Видимо, на исходе бронзового века произошел гигантский вулканический взрыв, и большую часть здешней суши разнесло в клочья. Поднялось гигантское цунами, обрушившееся на побережье и смывавшее целые поселения, лаву разбросало на сотни километров, а восточную половину Средиземноморья накрыла тьма. Тогда и погибла Критская цивилизация. А потом начались климатические изменения, наступил голод, и несколько древних империй стали жертвами катаклизма. Процесс растянулся на пару-тройку столетий. Да не нападут на нас хейтеры. Это – всего лишь гипотеза, которая может оказаться ошибочной и требует проверки. Продукт размышлений…

Хеттской империи не стало. Но многие хетты выжили. Их потомки – киликийцы, каппадокийцы, а лидийцы – ближайшие родственники.

После падения единой державы бывшие княжества, входившие в нее, продолжали существовать. Табал, Камману (с Мелидом, позднейшая Митилена), Хилакку, Куэ, Куммуха (Коммагена), Каркемиш… Их правители считали себя правопреемниками павшей державы, но не смогли создать новый центр силы. А потом начался железный век. Его сопровождало наступление новых народов на территорию прежних цивилизаций. Восточную часть Хеттского царства покорили урарты. Сирию и Киликию захватили возродившиеся для новых подвигов свирепые ассирийцы. Нас же ведут судьбы Каппадокии.

После падения Хеттской империи в XII в. до н. э. территория Каппадокии получила название Табал. Она подвергалась набегам со стороны ассирийцев. Правда, X–VII в. до н. э. – это темные века истории Малой Азии. За обладание землями сражались каппадокийцы, мушки, киммерийцы, скифы…

В синодальном переводе Библии, где смягчаются еврейские звонкие согласные, под страной «Фувал» скрывается именно Табал: «Иаван (Иония), Фувал и Мешех (мушки) торговали с тобою (с г. Тиром), выменивая товары твои на души человеческие и медную посуду. Из дома Фогарма (Тогарма, Армения) за товары твои доставляли тебе лошадей и строевых коней и лошаков» (Книга пророка Иезекииля, 27: 13–14).

Ассирия достигла огромного могущества путем величайшего напряжения сил. Но у нее имелись серьезные враги. Во-первых, это арийский народ мидян, имевший сильное конное войско. Ассирийцы подчинили было Мидию, но та восстала под началом некоего Каштарити в 673 г. до н. э. Во-вторых, врагом был Египет, которым правили фараон-ливийцы, захватившие эту страну. Кроме того, против Ассирии постоянно бунтовала Вавилония. А в Каппадокию вторглись с севера киммерийцы – арийское племя, которое жило в Причерноморье.

В 672 г. до н. э. объединенное киммерийско-мидийское войско напало на Ассирию. Мудрый ассирийский царь Асархаддон (680–669 гг. до н. э.) тотчас обратился за помощью к скифам – врагам киммерийцев. Скифы кочевали на огромной территории от Алтая и Сибири до Причерноморья. Они напали на киммерийцев и обратили в бегство (650 г. до н. э.). Одна волна беглецов вторглась в Каппадокию и покорила ее, разгромила мушков во Фригии, а в 644 г. до н. э. захватила столицу Лидии – Сарды. После тяжелых войн 615–565 гг. до н. э. лидийцы прогнали захватчиков. Царь их страны Алиатт (610–560 гг. до н. э.) окончательно разгромил киммерийские войска. Остатки этого народа разбежались кто куда и были истреблены или ассимилированы соседями. Киммерийцев не стало. Но прежде они, конечно, поучаствовали в этногенезе каппадокийцев.

Победоносные лидийские войска отправились на восток и включили Каппадокию в сферу влияния. Но к этому времени на Ближнем Востоке произошли грандиозные перемены. Ассирия пала под ударами Мидии, Египта и Нововавилонского царства. Победители разделили ее территорию. Мидийские войска при этом двинулись на запад и захватили Каппадокию. Лидийцы выступили навстречу. Противники встретились у реки Галис, но перед битвой случилось затмение. Сочтя это плохим знаком, стороны не стали искушать судьбу и заключили мир. Река Галис стала границей.

Мидийская держава просуществовала недолго. Против нее восстала одна из окраинных областей – Персида. Персы (или иранцы, то есть те же арии) под предводительством своего царя Кира Великого из династии Ахеменидов сокрушили мидян, подчинили подвластные им земли, опрокинули Нововавилонское царство и захватили его столицу. Это обеспокоило лидийцев.

Ими правил царь Крез (595–546 гг. до н. э.), богатейший человек своего времени. Перед началом войны он получил знаменитое предсказание от Дельфийского оракула: «Галис перейдя, Крез разрушит обширное царство». Он счел это предзнаменованием гибели персов и вторгся осенью 546 до н. э. в Каппадокию. Но Кир явился с большим войском, разгромил Креза, а через некоторое время покорил всю Лидию. Богатейший царь оказался в плену.

Каппадокия стала сатрапией Ахеменидов. Здесь создали две области: собственно Великую Каппадокию, занимавшую континентальную область (главный город – Мазака), и Малую Каппадокию (Понтийскую) на побережье Черного моря, (главный город – Синопа). Позднее вторая Каппадокия потеряет название и вольется в состав «великой» сатрапии.

«Страна прекрасных коней» выплачивала персам 360 талантов в год. Налоги включали золото, овец, мулов, а также знаменитых каппадокийских коней.

Имя первого известного персидского сатрапа – Ариарамн. Он правил в начале царствования Дария I. Кроме того, известно, что одно время здесь администрировал Гобрий, сводный брат царя Ксеркса (ок. 480 г. до н. э.). За ним следуют неизвестные по имени сатрапы. Одно время страною правил царевич Кир Младший. Он поднял мятеж против центрального правительства и погиб в битве при Кунаксе (401 г. до н. э.).

3. Путь к независимости

Итак, при Ахеменидах страна включала собственно хеттскую Каппадокию (со столицей в Мазаке) и Понт – южное побережье Черного моря от Трапезунда до Амасии, населенные приморскими племенами. Эти области были впервые со времен хеттов объединены административно.

Сатрапией Каппадокия управлял Отан – один из Семи персов, которые помогли Дарию I занять трон Ирана и выиграть последовавшую за этим событием гражданскую войну. Впоследствии в Каппадокии утвердились в качестве наместников потомки Отана – Митридатиды. Одним из потомков Отана был Митридат, сатрап Каппадокии и Ликаонии. Старший сын Митридата – Ариобарзан – получил Великую Фригию. Казалось, Митридатиды постепенно превратятся в царей этой земли, но нет. Видимо, их могущество напугало персидских государей, и те передали сатрапию в другие руки.

Был период, когда Каппадокия досталась некоему Датаму, он-то и станет основателем династии каппадокийских царей. Биографию Датама – основателя династии каппадокийских царей – написал Корнелий Непот.

Для российских читателей дальнейший текст – не сказать, чтобы открытие, но важный элемент для изучения истории эллинистических царств. Потому что история Каппадокии запуталась благодаря слишком узкой специализации историков. Одни изучали вопросы прошлого Понта, другие – Ликаонии, третьи – собственно Каппадокии. Автор этих строк посмотрел чуть шире (или, говоря более точно, использовал системный подход; это позволило сделать ряд уточнений).

Присмотримся к основателю династию эллинистической Каппадокии.

Сатрап Датам происходил из племени карийцев, отцом героя был Камисар, а матерью – Скифисса, то есть женщина, имевшая скифские корни. Отец – далеко не последний человек – управлял частью Киликии, расположенной вблизи Каппадокии; кузен с материнской стороны Туис являлся царьком Пафлагонии. Сыну Камисара тоже было обеспечено блистательное будущее. При царе Персии Артаксерксе II Памятливом Датам вошел в число гвардейцев, охранявших царский дворец. Он неплохо зарекомендовал себя в Мидии во время кампании против племени кадусиев, хотя сама война завершилась неудачей. А его отец погиб в Киликии в борьбе с горцами. Датам получил в управление отцовскую область.

Против мятежных горцев начал войну сатрап Лидии Автофрадат. Датам сражался под его руководством и опять заслужил наилучшие рекомендации.

После этого ему стали доверять более серьезные поручения. Пафлагонский царек Туис попытался отложиться от Ахеменидов, вассалом которых являлся. Храброму гвардейцу поручили усмирить смутьяна. Датам хотел уговорить мятежного двоюродного брата, не прибегая к оружию: явился вместе со своей матерью, без охраны, и едва не погиб. Туис задумал тайно умертвить его, но об этом узнала Скифисса и предупредила сына о готовящемся против него преступлении. Датам объявил Туису войну, в которой участвовали войска нескольких малоазийских сатрапов (середина 70-х гг. IV в. до н. э.). Но воевали ни шатко ни валко. В разгар кампании наместник Фригии Ариобарзан поругался с Датамом и дезертировал. С чего бы это? Видимо, царь Артаксеркс принял решение передать Пафлагонию Датаму как двоюродному брату Туиса. Ариобарзан же сам претендовал на эту провинцию.

Лихой гвардеец действовал столь успешно, что занял Пафлагонию и захватил Туиса вместе с семьей. Пленный отличался огромным ростом и большой физической силой. Датам облачил его в царские одежды, а сам обрядился в крестьянский плащ и гнал побежденного мятежника перед собой, когда прибыл ко двору Артаксеркса. «Царь Азии» был восхищен этим зрелищем. Присоединив к своему наместничеству владения мятежника, Датам стал чеканить собственную монету словно независимый государь. Впрочем, на окраинах империи Ахеменидов такое практиковалось.

Полыхала война с Египтом, который успешно отстаивал независимость от персов. Персы много десятилетий не оставляли попыток захватить эту страну. Главнокомандующим был сатрап Геллеспонтской Фригии Фарнабаз – знаменитый человек своего времени. Он прославился во время Пелопоннесской войны, которую вели Афины и Спарта. Сражался, интриговал, а в конечном счете способствовал поражению и гибели знаменитого афинского стратега Алкивиада.

Египетская кампания началась в 373 г. до н. э.; Фарнабаз в это время был уже стар. Ему помогал афинянин Ификрат, блистательный полководец, изобретатель пехоты нового вида – пельтастов, которые были легче вооружены и сражались на поле боя гораздо подвижнее, чем неповоротливые гоплиты.

Против персов удачно сражались египетский фараон Нектанеб и спартанский царь Агесилай, который пришел на подмогу Египту. Фарнабаз командовал плохо и вдрызг разругался с Ификратом. Главнокомандующего отозвали, а вести войну поручили Датаму.

Тот тщательно подготовил армию, но… против персов восстал правитель Катаонии – Аспис. Эта страна располагалась севернее Киликии по соседству с Каппадокией. Аспис, обитавший в лесистой и укрепленной замками стране, не только не повиновался «царю Азии» – Ахемениду, но атаковал соседние области и расхищал обозы с данью, предназначенной для Артаксеркса. Терпеть это казалось невозможно. Хотя Датам был занят более важным делом, однако счел необходимым исполнить царскую волю. С отборными воинами он сел на корабль и отплыл в Киликию, напал на Датама и заставил капитулировать. Разбойника передали Митридату – тогдашнему наместнику Каппадокии – для отправки ко двору «царя Азии». Восхищенный Артаксеркс велел военачальнику немедля отправиться в Палестину для покорения Египта.

Согласно официальной биографии Датама, его успехи вызвали зависть прочих сатрапов. Те сговорились его погубить. Обо всем этом написал Датаму царский казначей Пандант. Датам прочел письмо, будучи уже при войске в Акке, и принял решение отложиться от царя. Передав армию военачальнику Мандроклу, он удалился со своими людьми в Каппадокию. Верность мятежнику сохранила и Пафлагония, так что Датам оказался обладателем обширных владений в континентальной части Малой Азии. Скрывая свои намерения в отношении царя, он тайно вступил в дружбу с Ариобарзаном – сатрапом Великой Фригии, который, как мы помним, когда-то выступил против Туиса, но дезертировал. Эти события известны как Великое восстание сатрапов.

Писидийцы не признали власть Датама. Тот послал против них своего сына Арсидея, но юноша пал в сражении. Отец выступил в поход со сравнительно небольшим войском. Прибыв, он разбил лагерь в таком месте, где полчища противника не могли его окружить. Однако начальник конницы Датама, его тесть Митробарзан, счел положение безнадежным, струсил и бежал к противнику. Датам распустил слух, что тесть уехал на самом деле в качестве шпиона. И повел войско в атаку. Писидийцы подумали, что становятся жертвами военной хитрости, и перебили в отчаянной схватке Митробарзана вместе со всеми перебежчиками. Это утомило горцев. Датам атаковал их, опрокинул и захватил лагерь.

После этого случая ему изменил другой сын – Сизина: переметнулся на сторону персидского царя и рассказал о мятеже отца. Весть эта поразила Артаксеркса. Царь направил в Каппадокию Автофрадата – наместника Лидии. Датам, стремясь воспрепятствовать вторжению, постарался заранее занять проход, в котором расположены Киликийские ворота. Ему не удалось, однако, набрать армию в короткий срок и, потерпев неудачу, он выбрал удобную неприступную позицию.

Автофрадат понимал эти расчеты, однако заключил, что лучше вступить в бой, чем обратиться вспять с таким большим войском или слишком долго стоять на месте. А было у него якобы 20 000 всадников, 100 000 пехотинцев кардака (копейщики, аналог гоплитов), 3000 пращников, 8000 конных каппадокийцев, 10 000 армян, 5000 пафлагонцев, 10 000 фригийцев, 5000 лидийцев, 3000 писидийцев, 2000 киликийцев и столько же каптианов, 3000 греческих наемников и большое число легковооруженных. Думается, все цифры смело можно делить на десять, но и в этом случае армия получается крупная.

Надежда Датама заключалась в характере местности. Он упорно сражался и отбил врага, нанеся большие потери, а сам лишился всего тысячи бойцов. Затем отступил и стал маневрировать на территории страны. Сражаясь и побеждая. Он вступал в бой лишь в том случае, когда запирал врага в узком месте, что при его знании местности случалось нередко. Автофрадат, видя, что война наносит урон скорее царю, чем противнику, предложил Датаму мир и дружбу при условии, что тот помирится с царем. Датам принял предложение и, хотя не верил в надежность мира, обещал отправить к Артаксерксу послов.

Царь, однако, затаил ненависть к Датаму. Убедившись, что одолеть его силой нельзя, Артаксеркс пустил в ход интриги и козни. Например, однажды Датаму донесли, что некоторые из друзей готовят ему засаду. Он отправился туда, но выбрал человека, похожего на себя сложением и ростом, обрядил в свое платье и приказал занять его место в строю. А сам шел в толпе телохранителей, вооруженный и одетый как солдат. Когда отряд достиг условленного места, заговорщики, обманутые платьем и порядком строя, бросились на того, кто был им подставлен. Однако Датам спас его, а злодеев перебил.

Но в конце концов этот хитрейший муж был обманут Митридатом, сыном Ариобарзана и потомком Семи персов. Митридат обещал «великому царю» погубить Датама, если только Ахеменид позволит ему безнаказанно делать то, что он сочтет нужным, («скрепив обещание, по персидскому обычаю, правой рукой», присовокупил Непот в биографии Датама). Получив от царя письменное «рукопожатие», Митридат собирает войско и заключает с Датамом дружбу, а против верховной власти поднимает мятеж: опустошает царские области, захватывает замки, берет большую добычу и часть ее раздает своим людям, а часть отсылает Датаму, которому уступает также многие замки. Действуя так продолжительное время, он убедил этого человека, что ведет непримиримую войну с царем; дабы не заронить ни малейшего подозрения в дурном умысле, он даже не заводил с Датамом переговоров и не искал встречи. Датам проникся доверием и подумал, что Митридат вправду возненавидел царя.

Наконец Митридат известил Датама, что пора собирать великую рать и идти войной на самого Артаксеркса, дабы закончить великое восстание победой. Назначили время и место встречи, договорились прийти без оружия. За несколько дней до этого Митридат явился туда с одним доверенным лицом, тайно закопал во многих местах оружие и тщательно эти места отметил. В самый же день переговоров оба вождя выслали людей, которые осмотрели место встречи и обыскали их самих. После того встретились лично. Побеседовав некоторое время, они расстались, но, когда Датам отъехал, Митридат возвратился на прежнее место, сел там, где был закопан кинжал – словно, притомившись, желал отдохнуть, – и позвал назад Датама, притворившись, что забыл кое-что сказать. А между тем извлек кинжал, вынул из ножен и скрыл под платьем. Датаму сказал, что на обратном пути приметил одно видное отсюда место, пригодное для лагеря. И, показывая пальцем это место, в то время как Датам смотрел, поразил его в спину кинжалом. Так попался в ловушку ложной дружбы этот человек, многих перехитривший, но ни разу никого не предавший.

Его сын Ариамн, понятное дело, не получил должности сатрапа. Но уже через десять лет ее удостоился сын Ариамна – Ариарат I (с 350 г. до н. э. – сатрап, в 322 гг. до н. э. – царь Каппадокии). О причинах такого возвышения мы можем только догадываться. Все решалось путем придворных интриг, родственных связей и взяток. Но не только. Назначение свидетельствовало о популярности потомков Датама среди каппадокийских аристократов.

Имя Ариарата указывает на его арийское происхождение. Оно произносилось иранцами как Арьярат. До конца неясно, когда именно он стал царем. Надо полагать, почти два десятка лет оставался лоялен по отношению к власти и заслужил репутацию человека надежного. Затем Александр Македонский объявил войну Дарию III. Царь был разгромлен при Иссе и Гавгамелах, убит приближенными. Один из них, Бесс, стал царем. В этот миг Ариарат и мог, в свою очередь, короноваться царской тиарой. Возможен иной вариант, и он кажется предпочтительнее автору этих строк. Осторожный Ариарат выжидал все эти годы, но стал царем после смерти Александра Великого, в 322 г. до н. э.

Во время великого похода Александра македонские войска обошли Каппадокию стороной. Тем не менее Александр Великий объявил ее своей сатрапией. То есть оставил все, как было при персах. Осторожный Ариарат был фактически независим, но сидел тихо. Копил силы и ждал удобной возможности отделаться от завоевателей.

Час пробил после смерти Александра Великого. Окраины державы стали отпадать от центра. Очень удачной оказалась попытка Атурпата, который создал Мидию Атропатену (Азербайджан) в стороне от торговых путей и смог восстановить там арийские обычаи и веру. Ариарат оказался менее везуч.

Страбон указывает, что Каппадокия разделялась на несколько областей. Центральное плоскогорье было собственно Великой Каппадокией. К югу от него лежали две области, Ликаония и Катаония, сходные с Каппадокией по языку и обычаям, но управлявшиеся собственными родовыми вождями. В Катаонии стояли македонские гарнизоны. Эта область находилась на дороге из Македонии во Внутреннюю Азию. И вот ее-то, по словам Страбона, Ариарат захватил и включил в состав своего царства. С точки зрения объединения народа поступок вполне объяснимый. Но с точки зрения геополитики – самоубийственный. Македонцы ни за что бы не позволили перерезать артерию, соединявшую их с родиной. По ней, как свежую кровь, подавали подкрепления, по ней шли гонцы, возвращались раненые. Словом, Ариарат жестоко просчитался. Тем более что первым наследником Александра Великого стал весьма энергичный правитель.

Регентом империи после смерти Александра оказался Пердикка. Он жестоко пресекал сепаратизм. За что в итоге и поплатился. Но на первых порах его методы приносили успех.

У Пердикки было три врага – Атурпат в Азербайджане, Ариарат в Каппадокии, Птолемей Лагид в Египте. Последний оказался скрытым врагом. А потому самым опасным.

Первым Пердикка решил уничтожить самозваного каппадокийского царя Ариарата. Тот был ближе всех, и его независимость являла опасный прецедент. К тому же каппадокийский царь мог легко перерезать коммуникации с Македонией, что и пытался сделать. Пердикка снарядил войско и лично двинулся наказывать Ариарата.

Каппадокийская армия, по словам античных авторов, насчитывала 30 000 пехоты и 15 000 конницы. Думаю, и эта цифра завышена. Хотя соотношение конницы и пехоты дано, возможно, в верной пропорции. Каппадокийцы – потомки хеттов – были конным народом.

Ариарат собрал войска, но управлять ими не мог. Царь был уже стар – за семьдесят. Толковых советников не нашлось. Да если бы и нашлись, шансов победить имперскую армию практически не имелось.

Каппадокийцев буквально разнесли в клочья. Ариарат попал в плен и был казнен после пытки. Об этом пишут Аппиан и Диодор. Правда, в другом месте Диодор сообщает, что Ариарат пал в бою. Но это сообщение возникло скорее из-за небрежности. Каппадокийского царя распяли на кресте.

Каппадокию вновь превратили в сатрапию. Пердикка отдал ее вместе с Пафлагонией своему стороннику – благородному греку Эвмену из Кардии. Последний сумел завоевать симпатии значительной части каппадокийцев, сформировал из них хорошую конницу и нанес несколько поражений врагам Пердикки во время начавшихся войн диадохов, начало которых мы подробно описали в биографии Антигона Одноглазого. В издательстве озаглавили эту книгу «Александр Великий и наследники его империи. Начало эпохи диадохов».

В ходе войны Эвмен был разгромлен Антигоном Одноглазым – тогда фригийским наместником. И ушел далеко на восток, где через несколько лет погиб. С тех пор в течение двадцати лет Каппадокией управляли ставленники Антигона.

В 302 г. до н. э. против Антигона сложилась мощная коалиция. Она невольно дала жизнь двум государствам – Понту и Каппадокии.

В коалицию вошли царь «верхних сатрапий» (Ирана) Селевк Никатор, египетский фараон Птолемей Лагид, македонский правитель Кассандр и фракийский Лисимах. Все, кроме Лагида, послали войска в Малую Азию – сердце владений Антигона.

Между тем племянник погибшего каппадокийского царя, сын его брата Олоферна Ариарат, спасся в Армении и выжидал, не изменится ли ситуация в его пользу. Она изменилась. Изгнанник обрел влиятельного покровителя – царя Великой Армении Ерванда, который управлял этой страной с 317 г. до н. э., не обращая внимания на распри диадохов. Ерванд сперва приютил Ариарата, а когда пришел срок, оказал помощь в захвате Каппадокии. Сатрапией правил тогда человек Антигона – Аминта. Большую часть войск Аминта отослал на подмогу Одноглазому, который маневрировал на западе Малой Азии, безуспешно пытаясь разгромить своих врагов и не дать им соединиться. Отсутствием больших войск в Каппадокии воспользовались Ариарат и его армянский покровитель. Аминта был разбит армянами, Каппадокия – захвачена.

Однако ненадолго. Туда явился с востока Селевк Никатор с крупной армией. Несомненно, отряды Ариарата были разбиты передовыми частями Селевка. Никатор зазимовал в Каппадокии. А затем пошел дальше на запад, чтобы уничтожить Антигона.

Той же зимой в Каппадокию нагрянул еще один гость – Митридат Ктист, потомок Отана. Об этом человеке мы уже писали в истории Понта. Ктист принадлежал к старшей ветви каппадокийских правителей. Он пережил немало приключений. Долгие годы обретался при дворе того же Антигона Одноглазого. Затем навлек на себя подозрение в измене, бежал при помощи сына Антигона – Деметрия Полиоркета. Объявился в Пафлагонии. Времена надвигались смутные, и много было удальцов, отбившихся от своих отрядов, которые искали себе атамана. Митридат, человек храбрый и физически подготовленный, легко сколотил дружину. Немедленно обратил взор на Каппадокию – землю предков.

Но и его разгромили стратеги Селевка Никатора. Ктист ушел в Понтийскую Каппадокию на берега Черного моря, захватил там один замок и клочок земли возле него. С этого началось Понтийское царство. Судьбы Понта и Каппадокии временно разошлись.

В самой Каппадокии вновь объявился Ариарат с армянскими полками. Каппадокийцы охотно подчинились ему, а войска Селевкидов были выбиты. Ариарат исключительно удачно выбрал момент для вторжения. Селевк был занят последней борьбой с Антигоном Одноглазым. Ему было не до Каппадокии. Ариарат отделался тем, что признал себя вассалом Селевка. Его примеру последовал и царь Великой Армении Ерванд. Селевк принял изъявления покорности этих политиков и не вмешивался в дела стран, которыми они управляли.

В 301 г. до н. э. Селевк и Лисимах в битве при Ипсе разбили Антигона. Тот погиб. Его царство разделили победители. Каппадокия осталась за Никатором, но правил там все тот же Ариарат II (301–280 гг. до н. э.). Хотя историки условно зовут его царем и присвоили ему второй порядковый номер, на самом деле «полноценным» базилевсом этот Ариарат не был. По договоренности с Никатором он получил должность сатрапа.

Оставался еще один претендент на Каппадокию – Митридат Ктист. Тот выжил, округлил владения и стал царем Понта – приморской части Каппадокии. В то же время Ктист претендовал на внутренние районы, которыми правил Ариарат.

Пока был жив Селевк, Митридат не смел соваться в Каппадокию. Но скоро все изменилось. Селевк повздорил с Лисимахом, объявил ему войну и разбил при Курупедии. Лисимах пал в битве. Однако Селевк пережил его ненадолго. Он был предательски убит одним из диадохов – Птолемеем Керавном. Вскоре после этого на Балканы и в Малую Азию с Запада вторглись орды кельтов. В Малой Азии их звали галатами. Наступило время смуты и хаоса. Сын и преемник Никатора – Антиох I Сотер – оказался не в силах защитить малоазиатских владетелей от террора галатов. Видимо, Ктсит был удачливее и разбил галатские банды в Понте и Каппадокии. После чего предъявил претензии на свое каппадокийское наследство. К этому времени Ариарат II уже умер. Каппадокийским правителем стал его сын Ариарамн (280–250 гг. до н. э.). Видимо, он чувствовал себя неуверенно как лидер страны. Но и у Ктиста недоставало сил, чтобы покорить ее. Нашли компромисс. Верховными царями Каппадокии считались теперь Ктист и его потомки. Но фактически страной с их согласия правила династия Ариаратидов – потомки Датама.

Так продолжалось несколько десятилетий. Понтийский царь Митридат Ктист умер в 266 г. до н. э. Ему наследовал Ариобарзан. Он еще сохранял контроль над Каппадокией. Все изменилось в 250 г. до н. э. Умерли Ариобарзан в Понте и Ариарамн в Каппадокии. Новым каппадокийским правителем сделался Ариарат III (250–220 гг. до н. э.). Он сразу же принял титул царя. Его понтийский «начальник» Митридат II не смог воспрепятствовать возвышению. Почему? Можно строить предположения. Ариарата признали царем Селевкиды. Без этой поддержки он бы не смог надеть диадему. Но почему вдруг такая уступчивость со стороны крупнейшей эллинистической державы, правителей которой называли «царями Азии»?

В то время «царем Азии» был Селевкид Антиох II Теос. Он вел ожесточенную войну с египетскими Лагидами. Последние сколотили в Малой Азии коалицию, острие которой было направлено против Антиоха. В нее вошли, в частности, Родос, Пергам, крупные торговые города Византий и Гераклея. К ней примкнул и понтийский царь Митридат. Это, в свою очередь, побудило Теоса создать Понту противовес в лице каппадокийских царей. Ариарат был признан царем и женился на дочери Антиоха – Стратонике.

4. Между Римом и Понтом

Ариарат был верным союзником Селевкидов. Эта верность обеспечила спокойное царствование. После смерти этого базилевса престол наследовал его сын Ариарат IV Эвсеб, то есть Благочестивый (220–163 гг. до н. э.). Юстин пишет, что новый царь являлся «еще мальчиком». На самом деле тому было по крайней мере за двадцать. Но у эллинов бытовали своеобразные понятия о возрасте человека. Ты считался чуть не мальчишкой до тридцати лет. Да и жили эллины долго. В 70–80 лет многие вели себя вполне энергично, а жизнь до ста лет не считалась чем-то из ряда вон выходящим.

…Ариарат IV правил немало. Он застал триумф Селевкидов во времена Антиоха Великого. А затем – падение того же Антиоха. Союз с Селевкидами опять был скреплен браком. Когда они были сильны, Ариарат женился на дочери Антиоха.

Каппадокиец Эвсеб оставался верным союзником. Он участвовал во всех предприятиях тестя в Малой Азии. Сначала это была война с Ахеем Младшим, который захватил Малую Азию и объявил себя ее царем. Ахей потерпел поражение и лишился жизни. В ходе конфликта Антиох Великий смог перетянуть на свою сторону Малую Армению и Понт. Что и стало одной из причин победы.

Затем царь Антиох ушел на Восток и провел там десяток лет в походах и войнах. В Малой Азии одно время было тихо. Равновесие нарушили римляне: спровоцировали конфликт с вернувшимся Антиохом. Царь высадился в Греции, где развернул военные действия против Рима и его союзников. Однако потерпел неудачу и эвакуировался в Малую Азию. Римляне преследовали его. Антиох оборонялся.

Верный Эвсеб прислал тестю свои войска. Каппадокийцы участвовали в неудачной для Антиоха битве при Магнезии, в которой против Селевкида сражались римляне и пергамцы (189 г. до н. э.). Ариарат лично командовал подразделением в 2000 кавалеристов, но «царь Азии» проиграл, о чем я рассказал в его биографии. На стороне Антиоха сражались и малоазийские галаты. После поражения Антиоха каппадокиец бежал в свою страну.

Римляне вторглись в Галатию, чтобы наказать за помощь Антиоху. Ариарат тотчас понял намек и не стал дожидаться, пока сенат пошлет легионы против него. Каппадокийский царь отправил посольство с извинениями, что по недомыслию воевал на стороне Антиоха Великого. Римляне приговорили его к штрафу в 600 талантов. 300 из них получал Рим, а 300 – Пергам. Можно сказать, каппадокиец легко отделался. Половину этой суммы ему вскоре скостили: Ариарат смог договориться с пергамским царем Эвменом и заключил союз. По обычаю, доброе дело скрепили браком. Эвсеб отдал дочь за Эвмена. Так и сэкономил 300 талантов.

Однако Ариарат все еще сохранял дружественные отношения с Селевкидами. У них появился общий враг – Великая Армения. Армяне – вассалы Селевкидов – восстали, объединились с понтийцами и воевали в том числе против Каппадокии. Понтийские цари никогда не забывали, что предки когда-то управляли Каппадокией. Потомков Датама считали самозванцами.

Первая крупная война каппадокийцев с понтийцами началась в 183 г. до н. э. Государь Понта Фарнак I захватил Синопу и попытался и далее расширять свою державу. Против него сложилась коалиция малоазиатских государств, включая Пергам и Каппадокию.

Первоначально война складывалась удачно для Понта, тем более что именно теперь на стороне Фарнака выступил царь Великой Армении Арташес. Однако затем понтийцев задавили числом. Решающим фактором стало то, что в спину Фарнаку ударил царь Малой Армении. Понтийский правитель запросил мира и получил его в 179 г. до н. э. Видимо, его спасли две вещи: привычка эллинов не добивать поверженного врага и противоречия между союзниками. Каппадокийцы ничего не приобрели. Фарнак всего лишь вернул Ариарату города, захваченные в ходе военных действий.

Эстафету у понтийцев приняли армяне. Их государство росло и усиливалось, а царь Арташес был агрессивным правителем. В 168 г. до н. э. он, в свою очередь, напал на Каппадокию и захватил у Эвсеба одну из областей – Катаонию. После этого бросился на Селевкидов, которые вели победоносную войну с египтянами, и стал их теснить.

В это же время умер Зарех – царь небольшого армянского царства Софена. Арташес хотел присоединить Софену к своим владениям, но Ариарат Эвсеб ответил решительным протестом. В условиях войны с Селевкидами Арташес не рискнул идти еще на один конфликт. Софена получила отдельного царя – возможно, дружественного Каппадокии.

Вскоре селевкидский царь Антиох Эпифан вернулся из своего египетского похода. Он тотчас напал на Армению. Крупное сражение между армянами и армией Селевкидов фактически завершилось вничью. Обе стороны понесли крупные потери. Но армянская экспансия на время приостановилась. Арташес признал зависимость от Селевкидов. Каппадокийцы получили передышку. Они также объявили себя вассалами Селевкидов. Самостоятельно существовать маленькая страна Каппатука в конкурентном эллинистическом мире не могла.

Это было последнее значимое событие в жизни Ариарата Эвсеба. Вскоре он умер. Престол унаследовал его сын Ариарат V Филопатор (163–130 гг. до н. э.). Впрочем, некоторые античные историки утверждали, что на Ариарате IV династия вообще прекратилась. Согласно их версии, этот царь-вырожденец не имел детей. Его жена провела ночь с кем-то из вельмож и родила близнецов – Ариарата и Ороферна. Когда царь умер, кинули жребий, кому из близнецов царствовать. Выпало Ариарату V. Но Ороферн не простил брату случайной удачи и впоследствии пытался занять царский трон.

Ариарат V также ориентировался на союз с Селевкидами. Но это не понравилось римскому сенату. Дело в том, что римляне планировали окончательно рассечь и ослабить восточную империю Селевкидов. Поэтому, когда Ариарат посватался к Лаодике – сестре «царя Азии» Деметрия I (в 161 г. до н. э.), римляне вмешались и воспротивились браку. Тем более что молодая женщина была вдовой бесстрашного македонского царя Персея, убитого римлянами в свое время. Вдова не питала симпатии к завоевателям мира. Последние платили той же монетой.

На Ближнем Востоке как раз работала римская комиссия во главе с Тиберием Семпронием Гракхом. Последний рекомендовал Ариарату воздержаться от брака с селевкидской царевной. А заодно и от союза с Селевкидами вообще. Об этом есть упоминание у Диодора.

Ариарат послушался римлян. Дружба с Селевкидами прекратилась. Но каппадокийцы все равно проиграли. «Варварские» народы проигрывали при любом решении, какое бы им ни навязывали. Рим усиливался.

Деметрий I был взбешен изменой Ариарата. И задумал возвести на каппадокийский престол его брата-близнеца Ороферна.

Первоначально удача сопутствовала сирийцам. Те вошли в Каппадокию, свергли Ариарата, передали власть Ороферну. Последний заплатил Деметрию тысячу талантов за помощь.

Ариарат бежал в Рим, где начал жаловаться на Деметрия и своего брата. Но и Ороферн отправил в Италию своих послов, которые щедро отсыпали золота нужным людям и доказывали, что Ариарат – никчемный правитель. Деньги на взятки брали в долг у римских ростовщиков.

В 158 г. до н. э. в сенате состоялись слушания по делу братьев. Римляне постановили, чтобы те царствовали вместе. Это мудрое половинчатое решение сохраняло раскол в Каппадокии и усиливало Рим.

На обратном пути послы Ороферна попытались убить Ариарата, но тот оказался проворнее и сам уничтожил послов на Керкире. Вторую попытку убийства люди Ороферна предприняли в Коринфе. Ариарат вновь ускользнул от убийц и укрылся в Пергаме под защитой тамошнего царя Аттала II. Пергамские войска вошли в Каппадокию и восстановил Ариарата на престоле в Мазаке. Но часть страны оставили Ороферну. Некоторое время Каппадокия оставалась разделенной.

Постепенно Ороферн утратил всякую популярность на своей территории. Он правил плохо, да еще и обирал народ, чтобы расплатиться с «царем Азии» Деметрием за оказанную помощь. Силой отнимал деньги у городов и частных лиц. Проблемы возникали в особенности у богатых и знатных. Они, в отличие от безмолвного народа, не были склонны расставаться с имуществом. Начались заговоры. Ороферн отвечал казнями. Это дало ему отсрочку, но не спасло от гибели. С благословения римлян в Каппадокию вторгся Аттал. Он легко захватил удел Ороферна. Царек бежал в Сирию. В Каппадокии единолично воцарился Ариарат, который окончательно связал судьбу с Римом.

В Сирийском (или «Азиатском») царстве стало неспокойно. Против Деметрия началось восстание. Повстанцев поддержали окрестные цари – египетский фараон, пергамский базилевс и Ариарат – правитель Каппадокии.

Первое время Деметрий удачно защищался. Но его враги нашли и выдвинули успешного претендента на сирийский престол – Александра Баласа (150–145 гг. до н. э.). В борьбе с ним Деметрий погиб (150 г. до н. э.). Правда, каппадокийцы от этого ничего не выиграли.

К тому времени Ариарата V втянули в новый конфликт. Пергамский царь Аттал II поссорился с вифинами. Дошло до войны (156–154 гг. до н. э.). Ариарат прислал Атталу вспомогательные войска. Так он отблагодарил пергамского базилевса за помощь в гражданской войне против Ороферна.

После этого в Каппадокии несколько лет продолжался мир. Ариарат занимался украшением городов и покровительством греческой культуре. Даже города Мазаку и Тиану он переименовал на греческий лад. Теперь они стали называться Эвсебиями – в честь отца базилевса. Моммзен пишет: «Благодаря Ариарату в Каппадокию, бывшую до того почти варварской страной, проникла эллинская культура, а вместе с ней ее болезненные наслоения – культ Вакха и распущенность странствующих актеров». Эта цивилизованность, сопровождаемая «распущенными нравами странствующих актеров», всеобщей безнравственностью и равнодушием, вела к гибели. Отравленные дары эллинистической культуры оказались опасны для восточных народов.

В 133 г. до н. э. разразилась новая большая война. На сей раз в Пергаме. Его последний царь, жестокий и ничтожный Аттал III, завещал родину предков Римской республике. Чем это грозило народу, понятно. Ростовщики, насилие, рабство за долги, злоупотребления и коррупция. По сути – режим террора богатых против бедных. Но нашелся человек, который поднялся на героическую борьбу против римских захватчиков и собственных национальных предателей. Этого борца за свободу звали Аристоник, он был сводным братом Аттала III, но родился от наложницы, а потому не имел формальных прав на престол. Однако безродный Аристоник оказался гораздо честнее и патриотичнее родовитых богачей, которые сдали страну заморским хозяевам. Народ пошел за ним. Неожиданно пергамцы стали одерживать победы. Это встревожило не только римлян, но и всех вассальных правителей – «друзей и союзников римского народа». Ведь восстание могло перекинуться и на их территории.

Войну против Пергама начали пафлагонский, вифинский, понтийский цари – иначе говоря, все соседи. К этой коалиции примкнул Ариарат со своими каппадокийцами. И что же? В течение нескольких лет пергамцы сражались и побеждали. В войне погиб пафлагонский царь Пилемон. А вскоре пал на поле брани Ариарат V. Это говорит о крайней ожесточенности, с которой велась война. Что необычно для эллинистических войн, но вполне объяснимо. Борьба была социальной и национально-освободительной. Прогнившие эллинистические монархии – редкий случай – столкнулись с вооруженным народом.

Тем не менее пергамцев задавили числом, Аристоник погиб. Западная часть его царства стала римской провинцией Азия. Остальное победители разделили между собой. Понтийский царь за взятку получил Великую Фригию, Пафлагонию, часть Галатии. Сыновьям Ариарата достались Суровая Киликия и Ликаония – хеттские области, о присоединении которых базилевсы Каппадокии мечтали давно.

У Ариарата V имелось шестеро сыновей. Их мать звали (судя по монетным данным) Ниса. Юстин называет ее Лаодикой. Возможно, это было одно из тронных имен каппадокийских цариц. То есть при восхождении на трон все они становились Лаодиками. По словам того же Юстина, царица Ниса оказалась столь властолюбивой, что отравила пятерых старших сыновей, которые были подростками и могли претендовать на реальную власть. Уцелел только младший сын, которого спасли родичи. Изуверка поплатилась. «Народ убил ее за жестокость», и родичи возвели маленького принца на трон под именем Ариарата VI Эпифана (130–116 гг. до н. э.). Не эти ли вельможи и сочинили историю про злодейку Нису, чтобы расправиться с ней? Не факт. Возможно, что женщина действительно убила детей. Нравы эллинистических царей той эпохи ужасны.

Ситуацией в Каппадокии тотчас воспользовался царь Понта Митридат V. Он попробовал восстановить влияние потомков Отана в Каппадокии. В 129 г. до н. э. в эту страну вошли понтийские войска под предлогом защиты Ариарата от какой-то опасности. Видимо, от тех самых вельмож, которые опекали малолетнего базилевса. Это заставляет выдвинуть третью версию событий. Убийства сыновей Ариарата V вообще могли быть организованы Митридатом, чтобы дестабилизировать ситуацию и подчинить Каппадокию своему влиянию.

Это вполне удалось. Понтийский царь оккупировал страну и женил мальчика-царя на своей дочери Лаодике.

Понтийское господство продолжалось девять лет. Затем Митридата V убили собственные придворные (120 г. до н. э.). Ариарат VI освободился от понтийской опеки.

Увы, ненадолго. После трехлетней смуты власть в Понте захватил наследник Митридата V – знаменитый Митридат VI Евпатор, о царствовании которого мы подробно говорили в первой части. Евпатор немедленно вмешался в каппадокийские дела, используя вражду группировок. Сторонником сближения с Понтом был вельможа по имени Гордий. Тот убил Ариарата VI (в 116 г. до н. э.). Это привело к войне с понтийцами. Жена Ариарата – царица Лаодика (родная сестра Митридата Евпатора) выступила против понтийцев, сплотила вокруг себя каппадокийских патриотов и возвела на трон своего сына. Это был Ариарат VII Филометор (116–101 гг. до н. э.). Его прозвище означает «любящий мать». Причины, думаю, объяснять не надо.

У каппадокийцев появились новые опасные враги – вифины. Их царь Никомед III (128—94 гг. до н. э.) попробовал захватить кусок территории, а то и все Каппадокийское царство. Вифинские войска вторглись в страну. Понтийцы тоже пришли туда. Митридат направил свои полки в Каппадокию под предлогом помощи сестре и племяннику.

Лаодика оказалась меж двух огней. Но быстро нашла выход, который помог спастись. Она стала женой Никомеда. После этого Никомед расставил свои гарнизоны по каппадокийским крепостям и объявил о слиянии Вифинии и Каппадокии в единое государство.

Митридат Евпатор тотчас примерил маску защитника юного Ариарата VII, на права которого покусились его собственная мать и вифинский отчим Никомед. Вряд ли Ариарат действовал самостоятельно. Но нашлись немало каппадокийских вельмож, связанных родственными и деловыми связями с понтийцами. Они поддержали Митридата Евпатора. Началась война. На территории Каппадокии сражались понтийская и вифинская армии, а сами каппадокийцы поддерживали, в зависимости от вкусов и симпатий, тех или других. Налицо глубокий кризис страны, идеологии, этноса.

Огромным авторитетом среди каппадокийцев пользовался вельможа Гордий – друг Митридата. Вернее, его верный агент влияния. При помощи Гордия понтийцы очистили Каппадокию от вифинских войск. Ариарат стал царем. Лаодика удалилась в Вифинию.

После этого молодой каппадокийский государь попросил понтийского дядюшку удалиться. Это не входило в планы Митридата, который рассчитывал восстановить прежнее господство Понта над Каппадокией… Новая война. На помощь Ариарату пришли союзники. Его армия оказалась больше, чем у Митридата. Но Евпатор вызвал племянника на свидание и лично заколол спрятанным под платье кинжалом.

После этого сделал царем Каппадокии своего восьмилетнего сына под именем Ариарата VIII (101—96, 95–86 гг. до н. э.). Регентом при нем сделался Гордий.

Царь Вифинии Никомед не смирился с таким положением вещей и поехал жаловаться в Рим. А еще послал в Вечный город подростка, которого выдавал за сына Лаодики – Ариарата IX. В Италию отправилась и сама Лаодика, которая подтвердила личность ребенка.

Митридат, напротив, объявил юного претендента самозванцем. Но скорее всего это действительно был сын Лаодики. Римляне признали его и велели Митридату передать престол юноше. Евпатор отозвал своего сына Ариарата VIII, и римский ставленник занял трон под именем Ариарата IX (96–95 гг. до н. э.). Правил он из рук вон плохо. А главное – не сумел найти компромисс между вельможами, которые боролись за власть. Видя это, Евпатор вторгся в страну, легко рассеял правительственные войска и восстановил на престоле своего сына. Ариарат IX бежал на чужбину и вскоре умер от горя.

Но римляне подыскали нового претендента. Им стал каппадокийский вельможа Ариобарзан. Возможно, он имел отношение к прошлой династии. Его спешно женили на дочери Лаодики – Атенаиде. Так он получил основания для того, чтобы занять трон. Затем в Каппадокии устроили «свободные выборы» царя из нескольких знатных кандидатов. Фаворитом считался Ариобарзан. Выборы проходили под жестким римским давлением и неусыпным контролем. Прошел, разумеется, кандидат сената. Он и стал царем Каппадокии, получив известность как Ариобарзан I Филороман (95–62 гг. до н. э.). Этот политик стал основателем новой династии – Ариобарзанидов. Казалось, Рим победил.

5. Под откос

На самом деле положение «избранного» царя оказалось непрочным. Среди каппадокийцев он был крайне непопулярен. Поэтому постоянно лишался престола и бегал от Митридата под защиту римлян.

Первая эмиграция произошла сразу же после инаугурации. В Каппадокию вторгся союзник Евпатора – армянский царь Тигран Великий. Он разгромил отряды Ариобарзана, выгнал его из страны и помог восстановить на престоле Ариарата VIII.

Естественно, Ариобарзан Филороман (или Филоромей – это прозвище означает «любящий римлян») пожаловался на произвол своих врагов в сенат. Как можно! Его – «законно избранного» царя – выгнали какие-то проходимцы!

Сенат постановил вернуть Ариобарзану власть и престол. Эту миссию возложили на римского наместника Киликии – Луция Корнелия Суллу. Тот собрал войско, совершил вторжение, разбил понтийского полководца в Каппадокии Архелая. Ариобарзана восстановили на троне. Этот вялый человек был совершенно безвреден для римлян. А значит, очень им выгоден.

В то время умер царь Вифинии Никомед IV. Разразилась гражданская война, в ходе которой погибла его жена Лаодика, отстаивавшая независимый курс, а власть захватили сторонники Рима. Но Митридат Евпатор противопоставил им своего кандидата – младшего сына Никомеда по имени Сократ Хрест. Тот захватил Вифинию, а затем вторгся в Каппадокию и изгнал оттуда Ариобарзана. Сенат опять постановил навести порядок. В Малую Азию направили посольство во главе с Манием Аквилием и Манлием Мальтином. Они вернули Ариобарзана на трон. Военную поддержку обеспечил Луций Кассий, наместник провинции Азия.

Был разбит также Сократ. Римляне изгнали его в Понт. Вскоре Митридат Евпатор казнит Сократа по приказу сената.

Неустойчивое равновесие продлилось несколько лет. Но после напряженных интриг и дипломатических маневров Маний Аквилий спровоцировал Митридата начать войну с Римом. Аквилий надеялся получить славу в этой войне. И, конечно, деньги. Но Митридат разбил все силы римлян в Малой Азии. Аквилий бежал, был выдан Митридату греками и казнен.

Евпатор занял Малую Азию. Его сын Ариарат VIII к тому времени подрос и командовал сначала корпусом, а затем отдельной армией на фронте. Ход военных действий во время Первой Митридатовой войны мы подробно излагали в истории Понта.

В войне участвовал Ариарат VIII со своими каппадокийцами. Однако в разгар похода из Македонии в Грецию молодой царь умер. Впоследствии Митридат Евпатор якобы признался в том, что убил сына. Но мы можем усомниться в этом странном признании. Понтийскому царю было совершенно не за что убивать Ариарата. Безумной и беспричинной кровожадностью Евпатор не отличался. Остаются два предположения: либо римляне возвели очередное обвинение на понтийского царя просто «до кучи», либо произошло недоразумение, и античные авторы неправильно поняли высказывание Митридата. Скажем, он каялся в том, что послал Ариарата в злополучный поход, где тот был отравлен неблагоприятным и непривычным климатом Греции. А в воспаленном сознании историков-греков картина сильно трансформировалась. Вышло, что Митридат подослал к сыну убийц-отравителей.

Короткое время Каппадокией управлял Гордий. Но уже вскоре войска Митридата были разбиты римлянами, Евпатор потерял значительную часть азиатских владений, а для защиты того, что осталось, не было сил. В Азию вторглись две армии – Суллы и Фимбрии. Митридат запросил у Суллы мира и получил его. Понт вернули в его прежние границы и заставили выплатить дань в возмещение военных издержек римлян. Каппадокию вернули вялому Ариобарзану. Правда, часть страны Митридат оставил за собой.

Ариобарзан Филороман провел несколько лет в покое и достатке. Теперь его страну грабили римские откупщики и «банкиры», а флегматичный каппадокийский государь наблюдал это с философским спокойствием.

Вскоре предприимчивые римляне стали использовать Каппадокию как базу для подготовки агентов влияния и диверсий в отношении соседнего Понта. Особенно ярко это проявилось во Вторую Митридатову войну (83–82 гг. до н. э.). Из Каппадокии римляне попытались вторгнуться на понтийскую территорию. Митридат пресек попытку, занял Каппадокию, выгнал Ариобарзана и поставил правителем Гордия. Когда был заключен мир, понтийские войска должны были покинуть страну. И покинули. Но ненадолго. Митридат договорился о браке Ариобарзана со своей малолетней дочерью. На свадьбу ее сопровождали понтийские полки. Руководил ими, вероятно, все тот же Гордий. Фактически страна превратилась в понтийского вассала. Это стало главным итогом удачной для Митридата второй войны с Римом.

Правда, Ариобарзан уже через несколько лет попытался освободиться от понтийской зависимости. «Любитель римлян» постоянно засылал в Италию своих гонцов, давал взятки и настаивал, чтобы сенат обуздал Митридата. Понтийские войска были из Каппадокии опять выведены. Но Евпатор тотчас натравил на соседа армян. Тигран Великий напал на Ариобарзана, разгромил его и угнал в плен большое число жителей Каппадокии – греков и хеттов (77 г. до н. э.).

В 74 г. до н. э. Митридат начал третью войну с Римом. Каппадокию вновь оккупировали понтийские войска. Однако вскоре в Малой Азии высадился Лукулл и стал удачно сражаться с Митридатом. Каппадокия была второстепенным театром боевых действий. Наконец ее взяли римляне. Митридат оказался изгнан в Армению. Лукулл преследовал его, разгромил армян, взял их столицу Тигранакерт. Кстати, не в последнюю очередь из-за восстания жителей, среди которых было много насильственных переселенцев из Каппадокии. Но затем римлян стали преследовать неудачи. Они очистили Армению и отступили в Малую Азию. Митридат вернул себе Понт, а Тигран захватил Каппадокию (66 г. до н. э.). Ариобарзан и на этот раз успел бежать.

Наконец командование на Востоке поручили Гнею Помпею Магнусу. Тот сумел разбить Митридата, занял Каппадокию и водворил туда Ариобарзана. Более того, присоединил к Каппадокийскому царству Софену и Кордуэну (Курдистан). Правда, вскоре последнее из этих владений было потеряно: его отобрали парфяне.

Каппадокия оказалась полностью разрушена в ходе сорокалетних Митридатовых войн. Хеттское население почти все погибло или было рассеяно. Греки ютились в нескольких городах и всецело надеялись на защиту и милость римлян.

Митридат Евпатор бежал в Боспор, там столкнулся с восстанием воинов и покончил самоубийством. Ариобарзан пережил его ненадолго. Этот никчемный царь закончил жизнь в 62 г. до н. э.

Новым базилевсом Каппадокии стал его сын Ариобарзан II (62–52 гг. до н. э.). Он в меру сил пытался восстановить разрушенную страну. Правда, любви жителей не заслужил. Остатки коренного населения симпатизировали парфянам. Греки, напротив, предпочитали римлян. Страна оказалась расколота. При этом Ариобарзанидов ненавидели все. Видимо, они были на редкость бездарны. Ситуация оказалась столь острой, что после гибели римского полководца Красса в битве при Каррах в ходе Парфянской войны, сенату пришлось отправить особую миссию к каппадокийскому царю, чтобы «примирить его со своим народом». Это означало, что местные хетты жаждут примкнуть к парфянам.

Миссию возглавил Марк Туллий Цицерон – в то время наместник Киликии. Возможно, в Каппадокии уже началось восстание. Однако всеми правдами и неправдами римскому политику удалось удержать страну в орбите римского влияния. По словам Плутарха, Цицерон «пресек мятеж, не прибегая к войне». Проблема состояла не только в парфянских симпатиях населения. Каппадокия задолжала «освободившему» ее Помпею огромную сумму денег. Для ее выплаты пришлось обратиться к римским ростовщикам, которые взимали невероятный процент (48 процентов годовых). Для выплаты такого процента не хватало налогов со свей страны. Волей-неволей приходилось продавать людей в рабство. Такова была плата каппадокийцев за «свободу» и «цивилизацию». Немудрено, что они возненавидели своего бездарного царя. Что же сделал Цицерон? Следует думать, просто договорился о реструктуризации долга, скостил часть суммы, что позволило привести финансы страны в порядок. Этого хватило, чтобы забитое население успокоилось.

Но против Ариобарзана стал плести интриги его сын. Он обратился за финансовой поддержкой к новому наместнику Киликии Марку Юнию Бруту – будущему убийце Цезаря. Очарованный обаянием царевича, Марк нашел для него спонсоров, которые отстегнули нужную сумму (разумеется, под высокий процент) и профинансировали заговор. Деньги требовались на приобретение оружия, выплату жалования воинам и подкуп нужных людей.

Кажется, Брут и сам поучаствовал в финансировании переворота в «стране прекрасных коней». Принц вторгся в Каппадокию и совершил путч. Отца свергли, на престол взошел сын. В истории он известен как Ариобарзан III (52–42 гг. до н. э.).

В гражданской войне между Цезарем и Помпеем он поддержал Помпея. За это Цезарь объявил Ариобарзана III вне закона. В Малую Азию немедленно вторгся боспорский царь Фарнак II – сын Митридата Евпатора. Сперва Фарнак захватил Понт, затем пожаловал в Каппадокию. По официальной версии, чтобы наказать «помпеянца» Ариобарзана. Каппадокия снова стала ареной борьбы. Фарнак провозгласил ее царем брата Ариобарзана. Сам Ариобарзан бежал к римлянам в лучших традициях этой семьи. Но в итоге Фарнак был разбит подоспевшим Цезарем. Ариобарзан просил прощения у диктатора. За него заступился и Марк Брут. Брут боялся потерять деньги, которые одолжил Ариобарзану. Ходатайство Марка стало решающим фактором. Цезарь любил Брута, поэтому простил каппадокийского царя. Каппадокия осталась зависимой от Рима страной. Правда, ее базилевс все равно сделался жертвой гражданских войн, всколыхнувших Рим. После смерти Цезаря его убил республиканец Гай Кассий, чтобы конфисковать казну и привести в порядок собственные финансы.

Каппадокийский престол унаследовал Ариарат X Сизинна (42–36 гг. до н. э.) – брат Ариобарзана III. Он оказался последним царем этой династии.

После ряда перетасовок восточные провинции Римской империи достались Марку Антонию. Тот вел ожесточенные войны с парфянами. Они протекали неудачно для римлян. Антоний снова и снова требовал от зависимых царей людей и денег. Симпатии некоторых царьков склонялись на сторону восточных соседей – парфян. После особенно неудачного похода, когда стотысячная армия Антония почти вся погибла во время скитаний по Армении, Марк заподозрил в измене двух царей. Это были армянский Артавазд и каппадокийский Ариарат. Первого хитростью выманили из страны, арестовали и убили. Ариарат также был низложен, арестован и казнен. Нельзя исключить, что он и вправду подумывал переметнуться от римлян к парфянам. То есть пошел на поводу у части своей знати, которая ненавидела Рим. Это погубило Ариарата и всю династию, которая держалась до тех пор, пока исполняла приказы римлян.

Антоний не был склонен обращать зависимые земли в провинции. Поэтому после казни Ариарата римляне стали подыскивать подходящую кандидатуру на должность царя Каппадокии.

Таким человеком стал Архелай (36 г. до н. э. – 17 г. н. э.) – внук одноименного полководца Митридата, вовремя переметнувшегося на сторону римлян. Этот Архелай был родственником Ариобарзанидов по боковой линии. Он вел себя послушно и покорно. Правда, не забывал о своих интересах. В 3 г. до н. э. женился на царице Понта Пифодориде и таким образом изрядно округлил владения. Теперь ему подчинялись Понт, Внутренняя Киликия и Ликаония. Однако усиление Каппадокии не понравилось Риму. Император Октавиан, человек осторожный, приставил к Архелаю римского прокуратора – соглядатая и администратора, который постепенно подготавливал присоединение окраин к империи.

После смерти Октавиана римским принцепсом стал его пасынок Тиберий. Он-то и решил окончательно обратить Каппадокию в провинцию. По мнению Тацита, из чувства мести. Одно время, еще при Октавиане, Тиберий был отстранен от дел и оказался в опале. Ходили даже слухи, что Октавиан прикажет его казнить. В ту пору опальный наследник правил Востоком. Затем был смещен и отправился в ссылку на Родос, по дороге заглянув в Каппадокию. Архелай обращался с ним непочтительно. Не из-за самодовольства. Скорее, из осторожности. Восточные провинции передали внуку и наследнику Октавиана – Гаю Цезарю. Сохранить связи с Тиберием означало вызвать подозрения Гая. Работать марионеточным царьком было крайне опасно.

Но Гай Цезарь умер молодым. Наследником объявили Тиберия. После этого над головой Архелая неотвратимо стали сгущаться тучи.

Став принцепсом, злопамятный Тиберий расправился с каппадокийским царем. Дело обставили, как водилось в тогдашнем Риме, с помощью интриг и ухищрений. Архелая заманили в столицу письмом, которое написала Ливия – вдова Октавиана и мать Тиберия. В послании напомнила Архелаю, что тот когда-то обидел Тиберия. Но заявила, что царю простят невольный проступок, если он явится в Рим, чтобы просить о снисхождении.

Архелаю было о чем подумать. Не явиться в Рим – значит дать повод объявить себя мятежником. Явиться – рисковать головой. Бежать? Тоже рискованно. Это значит потерять все – почести, власть. А вдруг удастся выпутаться из передряги? Старый Архелай поехал в Рим.

Приняли царя весьма неприязненно. Да еще заставили явиться с докладом в сенат, где выдвинули против него различные обвинения. Раздавленный и униженный, Архелай умер, как пишет Тацит, от «охватившей его тревоги, старческого изнурения и оттого, что царям непривычно пребывать даже на положении равного, не говоря уже об униженном положении».

После смерти Архелая Каппадокию обратили в провинцию, а Понт оставили Пифодориде. Чтобы обеспечить симпатии населения, Тиберий приказал вдвое снизить налоги с торгового оборота в Каппадокии.

Впоследствии, при Нероне, правнук этого Архелая на короткое время стал царем Армении. Но больше этот род ничем не прославится.

Есть еще темное место у Тацита о восстании одного из каппадокийских племен в 29 г. Историк пишет, что это произошло в «стране царя Архелая». Из этого некоторые исследователи делают вывод, что Каппадокийское царство было восстановлено, а его правителем стал Архелай II – сын первого царя этого имени. Но скорее всего мы имеем дело просто с литературным украшательством. Тацит называет недавно присоединенную провинцию «страной Архелая».

Итак, «страна прекрасных коней» превратилась в римскую окраину. С тех пор она все более эллинизировалась. Формула для восточных провинций Рима была одна: римское право и греческий язык. Следовательно, хетты-каппадокийцы прошли весь жизненный цикл этноса от пассионарного толчка до исчезновения. Они впали в состояние гомеостаза и растворились в эллинизированном населении восточной части Римской империи.

После распада единой империи Каппадокия стала частью Византии. В XI в. «страну прекрасных коней» захватили сельджуки. Греческий язык меняется на тюркское наречие, а вера – с христианства на ислам. Сегодня Каппадокия – восточная часть Турции.

* * *

Это все, что мы можем узнать о политической истории трех перечисленных стран. Сказанного необходимо и достаточно. А нас ждут новые путешествия.

Династия Митридатидов

Митридат I Ктист (ок. 302–266 гг. до н. э.)

Ариобарзан (266–250 гг. до н. э.)

Митридат II (250–220 гг. до н. э.)

Митридат III (220–190 гг. до н. э.)

Фарнак I (190–159 гг. до н. э.)

Митридат IV (159–150 гг. до н. э.)

Митридат V Эвергет (150–121 гг. до н. э.)

Митридат VI Евпатор (121—63 гг. до н. э.)

63–48 гг. до н. э. – римская провинция

Фарнак II (48–47 гг. до н. э.)

47–39 гг. до н. э. – римская провинция

Дарий (39–37 гг. до н. э.)

Римская провинция

Династия Полемонидов

Полемон I (37—8 гг. до н. э.)

Пифодорида (8 г. до н. э. – 23 г. н. э.)

Полемон II (23–64 гг.)

Понт – римская провинция

Династия Археанактидов

(гипотетическая)

Археанакт (480—? гг. до н. э.)

Перисад

Левкон

Сагаур (? – 438 гг. до н. э.)

Династия Спартокидов

Спарток I (438–433 гг. до н. э.)

Сатир I (433–389 гг. до н. э.)

Селевк (433–393 гг. до н. э.)

Левкон I (389–349 гг. до н. э.)

Спарток II (349–344 гг. до н. э.)

Перисад I (344–310 гг. до н. э.)

Сатир II (310–309 гг. до н. э.)

Притан (310–309 гг. до н. э.)

Эвмел (310–304 гг. до н. э.)

Спарток III (304–284 гг. до н. э.)

Перисад II (284–245 гг. до н. э.)

Спарток IV (245–240 гг. до н. э.)

Левкон II (240–220 гг. до н. э.)

Гигиен (220–200 гг. до н. э.)

Спарток V (200–180 гг. до н. э.)

Перисад III (180–150 гг. до н. э.)

Перисад IV (150–125 гг. до н. э.)

Перисад V (125–109/8 гг. до н. э.)

Династия Митридатидов

Митридат Евпатор (109—81, 65–63 гг. до н. э.)

Махар (81–65 г. до н. э.)

Фарнак (63–47 гг. до н. э.)

Асандр, архонт (47–44 гг. до н. э.) и царь Боспора (44–17 гг. до н. э.), узурпатор, женат на дочери Фарнака Дайнамии

Скрибоний (17–16 гг. до н. э.), узурпатор, женат на дочери Фарнака Дайнамии

16–14 гг. до н. э. – междуцарствие

Полемон I (14—8 гг. до н. э.), из династии понтийских Полемонидов, женат на дочери Фарнака Дайнамии

Дайнамия (8 г. до н. э. – 10 г. н. э.), дочь Фарнака

Династия Аспургидов

Аспург (10–37), сын Асандра и Дайнамии

Гипепирия (37–39), жена Аспурга

Митридат Понтийский (39–44), сын Аспурга

Котис I (44–63)

Боспор – провинция Рима

Рескупорис I (68–92)

Савромат I (92—124)

Котис II (124–133)

Реметалк I (133–153)

Тит Юлий Евпатор (153–174?)

Савромат II (174–211)

Рескупорис II (211–229)

Реметалк II – соправитель Рескупориса (ум. 229)

Котис III (229–235)

Савромат III, соправитель (229–231)

Рескупорис III (235)

Ининтимей (235–242)

Рескупорис IV (242–276)

Фарсанз, соправитель (242–254)

Савромат IV (275—?)

Тейран I (275–278); он же – Тит Юлий Тиран

Хедосбий(278–285)

Фофорс (285–309 или 311?)

Радамсад, соправитель (311–322)

Рескупорис V (311–342)

Рескупорис VI, соправитель

Савромат V (337–342, 359–370)

Рескупорис VII (342–359)

Савромат VI (370?—391?)

Тейран II (391–422)

Рескупорис VIII (?—458?)

«Варварская династия»

(болгары?)

Диптун (ок. 422 или 522)

Династия Ариаратидов

Ариарат I (с 350 г. до н. э. – сатрап, в 322 гг. до н. э. – царь Каппадокии)

322 г. до н. э. Каппадокия – сатрапия под управлением диадоха Эвмена

322–302 гг. до н. э. – сатрапия в составе державы Антигона Одноглазого

302 г. до н. э. – захвачена Селевком Никатором

Ариарат II (301–280 гг. до н. э.)

Ариарамн (280–250 гг. до н. э.)

Ариарат III (250–220 гг. до н. э.)

Ариарат IV Эвсеб (220–163 гг. до н. э.)

Ариарат V Филопатор (163–130 гг. до н. э.)

Ариарат VI Эпифан (130–116 гг. до н. э.)

Ариарат VII Филометор (116–101 гг. до н. э.)

Ариарат VIII (101—96, 95–86 гг. до н. э.), из династии Митридатидов

Ариарат IX (96–95 гг. до н. э.)

Династия Ариобарзанидов

Ариобарзан I Филороман (95–62 гг. до н. э.)

Ариобарзан II (62–52 гг. до н. э.)

Ариобарзан III Эвсеб Филороман (52–42 гг. до н. э.)

Ариарат X Сизинна (42–36 гг. до н. э.)

Архелай (36 г. до н. э. – 17 г. н. э.), понтийский аристократ, царь Каппадокии

Каппадокия превращена в римскую провинцию

Методологически важные работы

Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. М., 1992.

Он же. Тысячелетие вокруг Каспия. М., 1993.

Он же. Этногенез и биосфера Земли. Л., 1990.

Дройзен И.Г. История эллинизма. Тт. 1–2. М., 2003.

Тойнби А. Дж. Постижение истории. М., 1991.

Общая литература

Ардзинба В.Г. Ритуалы и мифы древней Анатолии. М., 1982.

Бивен Э. Династия Птолемеев. История Египта в эпоху эллинизма. М., 2011.

Бикерман Э. (И.) Государство Селевкидов. URL: http: //annales.info/greece/bikerman/bikerman.htm

Он же. Хронология Древнего мира. URL: http: //ancientrome.ru/obbyt/bickerman/

Буданова В.П. Готы в эпоху Великого переселения народов. М., 1990.

Гайдукевич В.Ф. Боспорское царство. М.—Л., 1949.

Герни О.Р. Хетты. URL: http: //historic.ru/books/item/f00/s00/z0000014/

Гиббон Э. История упадка и разрушения Римской империи. Т. 1. М., 2008.

Данадамаев М. Политическая история Ахеменидской державы. М., 2015.

Дельбрюк Г. История военного искусства в рамках политической истории. URL: https: //www.litmir.co/br/? b=154456

Демкин С.И. Сокровища скифских курганов. URL: https: //history.wikireading.ru/313705

Дибвойз Н.К. Политическая история Парфии. М., 2008.

Дьяконов И.М. История Мидии. М., 2008.

История Востока. Восток в древности. Т. 1. М., 2002.

История Древней Греции. Под ред. В.И. Кузищина. URL: http: //yanko.lib.ru/books/hist/hist_old_greec-kuz-a.htm

История Древнего мира. Тт. 1–3. М., 1983–1989.

История Древнего Рима. Под редакцией В.И. Кузищина. М., 1982.

Источниковедение Древней Греции (эпоха эллинизма). Под ред. В.И. Кузищина. М., 1982.

Колледж М. Парфяне. М., 2004.

Кравчук А. Клеопатра. М., 1973.

Культура Древнего Рима. Под ред. Е.С. Голубцова. Тт. 1–2. М., 1985.

Курциус Э. История Древней Греции. Тт. 1–5.

Латышев В.В. Очерк греческих древностей. URL: http: //www.centant.pu.ru/sno/lib/lat/index.htm

Лиддел Гарт Б. Стратегия непрямых действий. М., 2014.

Лосев А.Ф. История античной эстетики. Ранний эллинизм. М., 2002.

Лосев А.Ф. История античной эстетики. Поздний эллинизм. М., 2002.

Луконин В.Г. Древний и раннесредневековый Иран. М., 1987.

Михневич Н.П. История военного искусства. М., 2008.

Мищенко Ф. Федеративная Эллада и Полибий // Полибий. Всеобщая история. Т. 2. М., 2004.

Молев Е.А. Боспор в период эллинизма. URL: http: //bookre.org/reader? file=1345698&pg=10

Он же. Спарток и первые Спартокиды на Боспоре. URL: http: //ancientrome.ru/publik/article.htm? a=1

Моммзен Т. История Рима. Тт. 1–5. М., 2002.

Сергеев В.С. История Древней Греции. М., 2008.

Советская историческая энциклопедия. Тт. 1—16. М., 1961–1976.

Сычев Н. Книга династий. М., 2005.

Трухина Н.Н. Политика и политики «золотого века» Римской республики. М., 1986.

Тураев Б.А. История Древнего Востока. Минск, 2002.

Успенский Ф.И. История Византийской империи. М., 2001.

Утченко С.Л. Цицерон и его время. М., 1972.

Он же. Юлий Цезарь. М., 1984.

Федорова В.Е. Люди императорского Рима. М., 1990.

Фор П. Александр Македонский. М., 2011.

Храпунов И.Н. Древняя история Крыма. Симферополь, 2005.

Хьюз-Хэллетт Л. Клеопатра. М., 2009.

Циркин Ю. История библейских стран. М., 2003.

Шахермайр Ф. Александр Македонский. М., 1984.

Шелов-Коведяев Ф.В. История Боспора в VI–V вв. н. э. // Древнейшие государства на территории СССР. М., 1985.

Шифман (Кораблев) И.Ш. Александр Македонский. М., 1988.

Он же. Ганнибал. М., 1984.

Шофман А.С. История античной Македонии. URL: http: //annals.xlegio.ru/greece/makedon/mk_index.htm

Шустов В.Е. Войны и сражения античного мира. Ростов-н-Д., 2006.

Энглим С., Джестис Ф., Райс Р., Раш С., Серрати Дж. Войны и сражения Древнего мира. М., 2006.

Источники

Арриан. Поход Александра. М., 1993.

Аппиан Александрийский. Римская история. URL: http: //ancientrome.ru/antlitr/appian/index.htm

Он же. Гражданские войны. URL: http: //ancientrome.ru/antlitr/appian/index.htm

Веллей Патеркул. Римская история. URL: http: //ancientrome.ru/antlitr/paterculus/index.htm

Геродиан. История императорской власти после Марка Аврелия. URL: http: //www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/Gerodian/09.php

Геродот. История. М., 2002.

Диодор Сицилийский. Всемирная библиотека. URL: http: //ancientrome.ru/antlitr/diodoros/index.htm

Он же. Историческая библиотека.

Дион Кассий. Римская история. URL: http: //ancientrome.ru/antlitr/cass-dio/index.htm

Тит Ливий. История Рима от основания Города. Тт. 1–3. М., 2002.

Гай Светоний Транквилл. Жизнь двенадцати Цезарей. М., 1993.

Гай Светоний Транквилл и его продолжатели. Властелины Рима. М., 2000.

Гай Саллюстий Крисп. История. URL: http: //ancientrome.ru/antlitr/t.htm? a=1365933101

Гай Юлий Цезарь. Записки. Тт. 1–2. М., 1991.

Иордан. Гетика. СПб., 2013.

Иосиф Флавий. Иудейские древности. URL: http: //ancientrome.ru/antlitr/t.htm? a=1390010000

Он же. Иудейская война. Минск, 1991.

Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1991.

Квинт Курций Руф. История Александра Македонского. М., 1993.

Корнелий Непот. О знаменитых иноземных полководцах. URL: http: //ancientrome.ru/antlitr/t.htm? a=1479000000

Мовсес Хоренаци. URL: http: //www.vehi.net/istoriya/armenia/khorenaci/01.html

Орозий. История против язычников. СПб., 2009.

Павсаний. Описание Эллады. Тт. 1–2. М., 2002.

Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Тт. 1–3. СПб., 2001.

Полибий. Всеобщая история. Тт. 1–2. М., 2004.

Публий Корнелий Тацит. Анналы. Малые произведения. История. М., 2003.

Секст Аврелий Виктор. О Цезарях. URL: http: //ancientrome.ru/antlitr/t.htm? a=1466000100

Он же. Извлечения о жизни и нравах римских императоров. URL: http: //ancientrome.ru/antlitr/aur-vict/epitoma-f.htm

Он же. О знаменитых людях. URL: http: //ancientrome.ru/antlitr/aur-vict/vir-ill-f.htm

Страбон. География. URL: http: //ancientrome.ru/antlitr/strabo/

Фукидид. История. М., 2000.

Юстин. Эпитома сочинения Помпея Трога «Historiarum Philippicarum». М., 2005.