Читать онлайн Россия 1801–1917. Власть и общество бесплатно

Россия на рубеже XVIII – XIX веков

Эпоха Екатерины II (1762-96) была временем наибольшего внешнего блеска и военного могущества империи Всероссийской. Победы «екатерининских орлов» – Суворова, Румянцева и других – прославили русское оружие, а дипломатические успехи Екатерины создали России положение могущественной державы, имевшей огромное влияние в международных делах. Территориальные пределы государства раздвинулись на юг до Черноморско-Азовского побережья и северных предгорий Кавказа, а на западе включили в состав империи все западнорусские области, кроме Галиции и Подкарпатской Руси, Литву и Курляндию.

Екатерина II

Присоединение обширных черноморских степей и Крымского полуострова имело важное военно-стратегическое и национально-экономическое значение. Была, наконец, обеспечена полная безопасность южных границ государства и открыты новые просторы для колонизации. Со всех сторон на плодородные земли Новороссии хлынули потоки колонистов всех вероисповеданий, племен и национальностей: великороссы, украинцы, греки, южные славяне, немцы, евреи, армяне, а также сектантские общины духоборов и менонитов.

Под умелым руководством светлейшего князя Потемкина-Таврического и его преемников выросли за короткий срок не пресловутые потемкинские деревни, а совершенно реальные города: Херсон, Николаев, Екатеринослав, Симферополь, Севастополь (база новорожденного черноморского флота) и южная красавица Одесса.

Черноземные степи Новороссии покрылись множеством селений, заколосились пшеничными полями и скоро сделались житницей Европы.

Население Российской империи, составлявшее в 1762 г. 23 млн, возросло к 1796 г., благодаря территориальным приобретениям и естественному приросту, – до 37 млн человек.

Внутри государства Екатерина старалась создать стройную систему местной администрации (губернские учреждения 1775 г.), а в области образования и духовной культуры, стремясь воспитать «новую породу людей», заложила основы общеобразовательной школы, покровительствовала развитию науки, искусства и просвещения. При Екатерине II началось пробуждение научных, литературных и философских интересов в русском обществе, зарождение русской интеллигенции. Идейно преобладало влияние французской просветительной литературы с ее проповедью естественных прав человека, свободы и равенства. Вольтер правил умами, и молодые русские аристократы ездили в Ферней для поклонения «королю философов».

Однако на блестящий екатерининский век падает густая тень социальной несправедливости и культурного разрыва между господствующим дворянским сословием и многомиллионной массой бесправных крепостных рабов. Крестьяне, некогда закрепощенные государственной властью за военно-служилым сословием для обеспечения возможности нести государеву службу, после освобождения дворян от обязательной службы в 1762 г. были превращены в частную собственность частных людей и не могли не чувствовать всей несправедливости такого положения. Между тем, именно во второй половине XVIII в. крепостное бесправие достигло своего апогея: господа получили право наказывать своих крепостных за «продерзости» и неповиновение, вплоть до ссылки в каторжную работу. А крестьяне были лишены права жаловаться на своих господ, т.е. вынуждались безропотно сносить не только господскую власть, но и злоупотребления этой власти. Бурный и кровавый ураган пугачевщины, пронесшийся над страной в 1773-75 гг., смертельно напугал дворянство, но нисколько не улучшил положения крепостных. К резкому социальному антагонизму сословий присоединялся и культурный разлад: офранцузившийся высший слой дворянства чуждался серой массы «подлого народа», как называлось при Екатерине простонародье, и сам был чужд этому народу. С другой стороны, для большинства русских поклонников Вольтера либеральные идеи оставались теоретическим «украшением ума» и не воплощались в жизнь. Русский барин конца XVIII в., либерал и «философ» в салонах, нередко был деспотом и самодуром в крепостной деревне.

По смерти Екатерины в 1796 г. над Россией быстро пронеслось суетливое, бестолковое и жестокое царствование Павла I, павшего под ударами офицеров-заговорщиков в ночь на 12 марта 1801 г. На престол вступил его старший сын Александр.

1.1. Александр I, его личность и политика

Централизованный самодержавный характер российского государства на пороге XIX в. неизбежно придавал особое значение фигуре государя. Личность императора накладывала свой отпечаток на целую эпоху, и Александр I не был исключением. Его биография и личные качества были столь же своеобразно противоречивы, как и политика 25-летнего царствования.

Александр I

Александр, старший сын Павла, бывшего тогда наследником престола, родился в декабре 1777 г. Екатерина II вскоре отобрала внука у родителей и занялась его воспитанием, стремясь сделать из него в будущем идеального государя. Она подыскивала для него наилучших учителей и воспитателей, составляла для них подробные инструкции, а для внука сочиняла азбуку, сказки и учебно-воспитательные руководства. Всей душой Екатерина привязалась к своему воспитаннику и восторгалась его умом, добротой и красотой. Из приглашенных ею воспитателей наиболее влиятельным и близким к Александру стал швейцарский француз Лагарп – республиканец и демократ по убеждениям. Он был воспитателем Александра с 1784 по 1795 г. и стал задушевным другом своего воспитанника, который до конца жизни сохранил к нему чувства искренней любви и благодарности. Лагарп внушил Александру любовь к идеалам свободы, равенства и братства, но этот теоретический либерализм Александра мало соприкасался с окружавшей его русской действительностью.

Будучи баловнем Екатерины и всего двора, Александр не получил, однако, от своих воспитателей и учителей ни достаточного запаса положительных знаний, ни привычки к самостоятельному мышлению и систематическому труду. К тому же образование Александра закончилось рано. Когда ему не было и 16 лет, бабушка женила его на пятнадцатилетней баденской принцессе Луизе (принявшей имя Елизаветы Алексеевны), и весь двор умилялся зрелищем «двух ангелов».

Вскоре Екатерина задумала сделать Александра своим наследником, устранив от престола Павла. Последний, обиженный и озлобленный, жил со своим «малым двором» в Гатчине, занимаясь, главным образом, муштровкой своего небольшого гатчинского войска, среди которого находился и знаменитый впоследствии «гатчинский капрал» Аракчеев. Если при дворе Екатерины молодой Александр играл роль очаровательного принца-философа, то в Гатчине он должен был изображать бравого вояку-фронтовика.

В.О. Ключевский писал, что Александр «должен был жить на два ума и держать двойной прибор манер, чувств и мыслей». Это ложное и двусмысленное положение Александра между бабушкой и отцом развивало в нем двуличие, приучало к скрытности, лицемерию и притворству. Впрочем, Александр (как и его младший брат, Константин) скоро вошел во вкус солдатской муштры, увлекся гатчинской парадоманией, и это его увлечение особенно тяжело отозвалось на участи русского солдата.

В царствование Павла (1796-1801), который назначил сына главным военным губернатором Петербурга, Александр должен был поддерживать палочную дисциплину в войсках и приводить в исполнение взбалмошные и жестокие приказания Павла, живя, таким образом, под постоянным тяжелым моральным гнетом. В письме, тайком переправленном Лагарпу в 1797 г., Александр горько жаловался на правление Павла, при котором

«мое несчастное отечество находится в положении, не поддающемся описанию <…> Я сам, обязанный подчиняться всем мелочам военной службы, теряю всё свое время на выполнение обязанностей унтер-офицера <…> Я сделался теперь самым несчастным человеком»¹.

Именно тогда возникла и укрепилась дружба Александра с «гатчинским капралом» А.А. Аракчеевым, помогавшим ему усвоить все тонкости гатчинской военной науки.

В начале 1801 г. офицеры, составившие заговор с целью устранения Павла от престола, посвятили Александра в свои планы, поклявшись, однако, не посягать на жизнь его отца. Убийство Павла произвело на Александра гнетущее впечатление и навсегда осталось тяжким грузом на его совести. Возможно, что мысль о причастности к убийству отца стала одной из причин мрачного настроения и религиозно-мистических исканий Александра в последние годы его жизни.

Став императором, Александр возвестил в Манифесте о своем восшествии на престол, что он намерен править «по законам и по сердцу <…> бабки нашей, государыни императрицы Екатерины Великия, коея память нам и всему отечеству вечно пребудет любезна»².

В 1801 г. один за другим последовал ряд указов, отменивших стеснительные и карательные меры Павла. Было восстановлено действие «жалованных грамот» дворянству и городам, возвращены на службу все исключенные без суда чиновники и офицеры, число которых превышало 10 тысяч. Были освобождены из тюрем и возвращены из ссылки все арестованные и сосланные «тайной экспедицией», а сама «экспедиция» упразднена, ибо, как гласил царский указ, «в благоустроенном государстве все преступления должны быть объемлемы, судимы и наказуемы общею силою закона»³. Было запрещено «под страхом неминуемого и строгого наказания» применение пыток, «чтобы, наконец, самое название пытки, стыд и укоризну человечеству приносящее, изглажено было бы навсегда из памяти народной»⁴. Разрешено было открывать частные типографии; отменено запрещение ввоза из-за границы книг и разрешен свободный выезд русских подданных за рубеж.

Фридрих Цезарь Лагарп

Желая установить строгую законность в государственном управлении и «поставляя в едином законе начало и источник народного блаженства», Александр учредил «комиссию составления законов», которой надлежало внести порядок в хаотическое законодательство России. До сих пор – как гласит указ от 5 июня 1801 г. – законы издавались от случая к случаю, без определенной системы.

«Отсюда всеобщее смешение прав и обязанностей каждого, бессилие законов в их исполнении. И удобность переменять их по первому движению прихоти самовластия»⁵.

В первые годы царствования Александра его главными советниками и ближайшими сотрудниками становятся не престарелые екатерининские вельможи, формально возглавлявшие различные ведомства, но кружок молодых либеральных друзей Александра, составивших Негласный комитет, члены которого назвали его шутливо «Комитетом общественного спасения», а противники – «якобинской шайкой». Это были граф П.А. Строганов, который, попав в Париж в 1790 г., действительно вступил в члены якобинского клуба, граф Н.Н. Новосильцев и польский патриот, князь Адам Чарторыский (Чарторыжский).

На долгих неофициальных собраниях Александр и его друзья обсуждали вопросы необходимых реформ в государственном управлении России, улучшения положения крепостного крестьянства. Наиболее настоятельная нужда ощущалась в реформе центрального управления, и в 1802 г. был подготовлен и издан закон об учреждении министерств.

В области крестьянской реформы государь и члены комитета, несмотря на искреннее желание облегчить положение крепостных крестьян, не решались нарушить права и интересы помещиков серьезными и обязательными мероприятиями в пользу крестьян. Изданный в 1803 г. закон «О свободных хлебопашцах» имел весьма незначительные практические результаты. В конце 1803 г. Александр охладел к работе Негласного комитета, и его заседания прекратились.

С 1804 г. внимание Александра обращается к вопросам внешней политики. Огромные успехи и честолюбивые планы Наполеона, провозгласившего себя в 1804 г. императором, побудили Александра вступить в военную коалицию европейских держав против Франции, но войны 1805-07 гг. принесли России тяжкие поражения при Аустерлице и Фридланде.

Тильзитский мир 1807 г. положил начало союзу и кратковременной «дружбе» с Наполеоном. Александр снова обратился к мысли о необходимости внутренних преобразований. Он приближает к себе М.М. Сперанского, который занимает весьма влиятельное положение и подготавливает план коренного преобразования государственного строя России.

Одновременно Александр призывает своего гатчинского друга Аракчеева для реорганизации армии. Аракчеев последовательно занимает посты инспектора артиллерии (с 1803 г.), военного министра (с 1808 г.) и председателя военного департамента Государственного совета (с 1810 г.). Уже в 1807 г. Александр издает указ: «Объявляемые генералом от артиллерии графом Аракчеевым Высочайшие повеления считать именными нашими указами». В 1808 г. Александр писал Аракчееву: «Довольно не могу нахвалиться тобою и имею отличного в тебе помощника»⁶. В 1809 г. во время войны со Швецией Александр особым указом вверил Аракчееву «власть неограниченную во всей Финляндии».

Из намеченных и подготовленных Сперанским реформ осуществилось лишь учреждение в 1810 г. Государственного совета. С 1811 г. внимание Александра снова всецело привлекает внешняя политика, точнее – надвигающаяся великая борьба с Наполеоном. В марте 1812 г. Сперанский, обвиненный в симпатиях к Бонапарту, лишается всех должностей и удаляется в ссылку, а государь уезжает на западную границу, где сосредоточиваются русские войска для отражения ожидаемого нашествия Наполеона. Однако в 1812 г., уступая настояниям советников, Александр устраняется от руководства военными действиями. В начале августа 1812 г. он назначает главнокомандующим нелюбимого им, но популярного в войсках генерала Кутузова. Но когда – после разгрома «великой армии» Наполеона – война переносится в Европу, Александр снова отправляется к армии и в кампании 1813 г. непосредственно руководит военными операциями. Победоносно окончив войну против Наполеона, Александр погружается в дела европейской политики, играет весьма активную роль в Венском конгрессе и затем создает свое странное религиозно-политическое детище – Священный союз, который только он один искренно считает священным.

Великие и трагические события 1812-15 гг. произвели в душе Александра глубокий переворот: из деиста, безразлично относившегося к религии, он обращается в верующего человека. В 1818 г. он пишет прусскому епископу Эйлерту:

«Пожар Москвы осветил мою душу, а суд Божий на ледяных полях наполнил сердце теплотой веры, какой я не ощущал до тех пор. Тогда я познал Бога»⁷.

Однако Александр не мог, кажется, найти успокоения в какой-либо определенной религии: мы видим его в общении то с масонами, то с немецкими мистиками, то с английскими квакерами, то с русскими сектантами, то, наконец, со злобным и фанатичным архимандритом Фотием, которого он тайком принимает у себя во дворце.

В первое послевоенное время Александр еще не оставлял своих конституционных симпатий и планов. Он настоял, чтобы восстановленный на французском престоле Людовик XVIII дал Франции конституционную хартию. Сам он даровал либеральную, по тем временам, конституцию присоединенному в 1815 г. к России Царству Польскому. В 1818 г. царь заявил о своем намерении даровать «либеральные учреждения» всем странам, находящимся под его властью, и тогда же поручил Н.Н. Новосильцеву составить проект конституции для России. Проект был составлен, но не приведен в исполнение. В 1820 г. после волнений в Семеновском полку и революционных движений в Западной и Южной Европе Александр окончательно оставил конституционные планы и погрузился, с одной стороны, в европейские дела, а с другой – одновременно в мистику и в шагистику. Мрачная и тусклая фигура гатчинского капрала Аракчеева окончательно заслонила от России некогда светлый облик Александра Благословенного. Он окончил свои дни в далеком Таганроге в полном моральном отчуждении от русского общества и атмосфере всеобщего разочарования и недовольства, а то и прямой враждебности. Александр умер в Таганроге 19 ноября 1825 г. Возникла легенда, что он не умер тогда, но тайком перебрался в Сибирь, где доживал свою жизнь под именем старца Федора Кузьмича.

Оценка личности и характера Александра I вызывала резкие споры и противоречия как у его современников, так и в исторической литературе. Современники начали с обожания «нашего ангела» и кончили планами цареубийства, чтобы избавить Россию от «жестокого и бессмысленного деспота», как писал декабрист Якушкин. Историки не раз пытались объяснить противоречивый характер Александра. И многие не признали в нем ничего ни сложного, ни загадочного: просто он – актер, «игрок», который ни в чем не был искренним, а движущей силой его поступков было будто бы лишь тщеславие и погоня за популярностью.

Такое толкование характера и политики Александра представляется мне слишком простым, а главное, оно не соответствует фактам. Александр, действительно, был очень хорошим актером – особенно на сцене внешней политики. Но имеем ли мы право утверждать, что все хорошие актеры были в жизни шуты и обманщики? Многие его решения и поступки в важных вопросах вели не к росту его популярности, а к ее падению, чего он, как умный человек, не мог не видеть.

Его антипатия к крепостному праву, хотя бы только на словах, не могла способствовать популярности у окружавшего его крепостнического дворянства, а крестьяне о ней, разумеется, ничего не знали. Его союз с Наполеоном в 1807 г. вызвал резкое недовольство в обществе. Когда он приблизил к себе «поповича и выскочку» Сперанского в 1808-11 гг., то вызвал недовольство придворных и чиновничьих кругов. И какое мы имеем основание утверждать, что его стремление к преобразованию государственного строя в России было притворным? Перед кем он позировал, когда, сидя в своем кабинете наедине со Сперанским, обсуждал подробности будущей реформы? Дарование Александром конституции Польше и его планы территориального расширения Царства Польского за счет прилегающих к Польше русских земель опять-таки вызвали недовольство и протесты в русском обществе. Отказывая в помощи восставшим в 1821 г. грекам, Александр еще более резко разошелся с русским общественным мнением. Наконец, неужели он мог думать, что тесная дружба с Аракчеевым способствует его популярности?

Военный парад перед Зимним дворцом в 1815 г.

И еще одно. Почти все актеры политической сцены, начиная от римских цезарей и кончая диктаторами XX в. – Муссолини, Гитлер, Сталин чрезвычайно любили самопревозношение, помпу, хвалебные славословия и раболепное преклонение толпы перед их мнимым величием. Александр начисто отвергал все это и в своих бесконечных путешествиях запрещал устраивать ему какие-либо парадные встречи, выставлять его портреты, статуи, вензеля. Даже когда он, прославленный победитель Наполеона, возвращался в 1814 г. в Петербург, готовившийся к торжественной встрече царя, последний, узнав об этих приготовлениях, прислал главнокомандующему ген. С.К. Вязмитинову категорический приказ: «Объявите повсюду мою непременную волю, дабы никаких встреч и приемов для меня не делать». Пришлось разобрать триумфальные арки, гирлянды и сооружения для иллюминации. По возвращении Александра святейший Синод, Государственный совет и Правительствующий сенат приняли постановление о поднесении государю титула «Благословенный» и о сооружении ему памятника. В ответ последовала высочайшая резолюция: «Оставить оное без всякого исполнения»⁸.

1.2. Конституционные проекты Сперанского и Новосильцева

В письме, которое престолонаследник Александр тайком послал Лагарпу в сентябре 1797 г., он писал своему другу, что его целью, по вступлении на престол, будет «дарование России свободы и предохранение ее от поползновений деспотизма и тирании»⁹.

Когда Александр в 1801 г. вступил на престол и восстановил «жалованные грамоты» Екатерины дворянству и городам, возникло предложение даровать ко дню коронации всему народу России жалованную грамоту, обеспечивающую гражданскую свободу и личные права граждан. Д.П. Трощинский и граф А.Р. Воронцов составили проект «всемилостивейшей грамоты, Российскому народу жалуемой», но грамота осталась неопубликованной¹⁰. Как можно было провозглашать правовые гарантии для всех граждан, когда почти половина населения – крепостное крестьянство – вообще никаких прав не имела? В 1804 г. министр юстиции и управляющий комиссией составления законов кн. П.В. Лопухин «по высочайшему повелению» поручил барону Розенкампфу составить проект конституции для России. Этот проект исследователями не найден и практических результатов не было.

После установления мирных отношений с Наполеоном в 1807 г. Александр поручил М.М. Сперанскому составить план коренного преобразования государственного строя России.

Михаил Михайлович Сперанский родился в 1772 г. в семье сельского священника и получил духовное образование, но затем поступил на гражданскую службу и скоро выдвинулся из общей массы чиновников. Он отличался большим и ясным умом, сильной и гибкой волей, необыкновенной трудоспособностью, большими теоретическими и практическими познаниями, даром слова и умением четко и ясно излагать свои мысли письменно.

После Тильзитского мира Сперанский стал докладчиком и советником государя по всем делам управления и законодательства. Александр назначил его товарищем министра юстиции и поручил руководство «Комиссией составления законов», а также дал поручение выработать общий план государственного преобразования. Придворная и чиновная знать враждебно относилась к Сперанскому как к «поповичу и выскочке», но тот, сильный доверием государя, осуществлял порученное ему дело, невзирая на интриги.

М.М. Сперанский в 1806 г.

В 1809 г. Сперанский провел два указа, которые еще более усилили недовольство придворных и чиновных кругов. Указом 3 апреля 1809 г. было установлено, что придворные звания камергеров и камер-юнкеров сами по себе не дают никаких чинов и служебных прав и преимуществ, для получения коих придворные «должны избирать род действительной службы». Есть свидетельства, что Александр сам не жаловал придворных и называл их «полотерами». Второй указ от 6 августа 1809 г. предписывал чиновникам, не имеющим университетских дипломов, для производства в коллежские асессоры и статские советники выдержать специально установленные экзамены.

Общий план государственного преобразования Сперанский вырабатывал при непосредственном участии самого Александра, и осенью 1809 г. план этот в готовом виде лежал на столе императора. Главная задача реформы состояла в том, чтобы «правление, дотоле самодержавное, поставить и учредить на непременяемом (т.е. на постоянном), твердо установленном законе»¹¹. План Сперанского устанавливал разделение всего населения Российской империи на три класса:

1) Дворянство.

2) «Среднее состояние», в т.ч. купцы, мещане и государственные крестьяне, «имеющие недвижимую собственность в известном количестве».

3) «Класс рабочего народа», в который входят помещичьи крестьяне, мастеровые, работники и домашние слуги.

Первые два класса пользуются правами гражданскими и политическими, «народ рабочий имеет права гражданские, но не имеет прав политических». Сперанский, конечно, отрицательно относится к рабству помещичьих крестьян и проектирует постепенное освобождение их от власти помещиков. Для этого, прежде всего, надлежит законом определить повинности и платежи, которые землевладелец может требовать от своих крестьян; затем надлежит освободить крестьян от судебной и полицейской власти помещиков и, наконец, возвратить им «их древнее право свободно переходить от одного землевладельца к другому».

Права политические суть участие в «силах» (властях) законодательной, судебной и исполнительной: «право избрания» и «право представления». Причем «и у нас непременно должно следовать общему во всех государствах принятому правилу, именно, что в производстве выборов может участвовать только тот, кто имеет недвижимую собственность или капиталы». Точного определения размеров требуемого имущественного ценза в плане Сперанского нет, сказано лишь, что для «права представления» доход должен быть выше, чем для права участия в выборах¹².

«Державная власть» по плану Сперанского делится на три «порядка» или ветви: законодательную, исполнительную и судебную, представленные, соответственно, тремя верховными органами: Государственной думой (законодательным собранием), Правительствующим сенатом (кабинетом министров) и Сенатом судебным (т.е. верховным судом). Четвертый орган, Государственный совет, представлял собой учреждение, «в коем все действия частей законодательной, судной и исполнительной, в главных их отношениях соединяются и через него восходят к державной власти (императора) и от нее изливаются». «Совет составляется из особ, высочайшею доверенностью в сие сословие призываемых». Министры должны быть членами Совета по должности. В Государственном совете происходит предварительное рассмотрение всех законов и уставов, подлежащих затем внесению в Государственную думу. Законодательная инициатива принадлежит только верховной власти, как и утверждение законов, одобренных в Государственном совете и Государственной думе. «Предположение и утверждение закона» должно принадлежать исключительно державной власти, но, с другой стороны, «никакой закон не может иметь силы, если не будет составлен (т.е. одобрен) в законодательном сословии» (т.е. собрании).

Характерной чертой плана Сперанского были не прямые, а ступенчатые выборы в законодательное собрание (Думу), при которых все избиратели могли лично знать своих кандидатов на каждой ступени голосования. «Порядок законодательный имеет четыре степени (ступени): волостную, окружную (округ у Сперанского соответствует уезду), губернскую и государственную». Волостная дума формируется каждые три года в каждом волостном городе из всех владельцев недвижимой собственности; «казенные селения от каждого пятисотенного участка посылают в Думу одного старшину». В ведение волостной думы входят: выбор членов волостного правления; рассмотрение отчета предыдущего правления; выбор депутатов в окружную думу; составление списка 20-ти «отличнейших обывателей волости»; представление окружной думе об общественных волостных нуждах. Из депутатов, избранных волостными думами, каждые три года в окружном городе составляется собрание окружной думы. Оно проводит: выборы членов окружного совета и окружного суда, выборы депутатов в губернскую думу; составляет список 20-ти «отличнейших обывателей» округа (из лиц, представленных волостными думами); принимает «отчет прежнего начальства в общественных суммах» и представление губернской думе об общественных нуждах. Из депутатов, избираемых окружными думами, составляется губернская дума с соответственной компетенцией, избирающая, в свою очередь, депутатов в Государственную думу.

Государственная дума собирается ежегодно в сентябре, выбирает председателя, который затем утверждается императором, и различные комиссии. Ведению Государственной думы подлежит рассмотрение и одобрение законов и уставов, постановления о налогах и повинностях, о продаже или залоге государственных имуществ. Дела в Государственную думу вносятся министрами от имени «державной власти», за исключением: 1) представления о государственных нуждах; 2) представления об уклонении должностных лиц от ответственности; 3) представления о мерах, нарушающих коренные государственные законы. В этих трех случаях инициатива может исходить от членов Государственной думы. Они могут предъявлять обвинения против министров, нарушающих законы, и «когда обвинение большинством голосов признано будет основательным, и вместе с тем утвердится державною властью, тогда наряжается суд или следствие».

В порядке судебном учреждаются также четыре ступени суда, именно: суд волостной, окружной, губернский и верховный, или Сенат. В порядке судебном державной власти принадлежит только «надзор и охранение форм судебных», остальные судебные полномочия принадлежат выборным судьям с участием присяжных заседателей. Места сенаторов замещаются пожизненно из лиц, избранных в губернских думах, и внесенных в государственный избирательный список.

Во главе организации исполнительной власти стоят министры, назначаемые государем, обязанные подписывать акты верховной власти и ответственные за нарушение законов. Общее собрание министров образует правительствующий Сенат в отличие от Сената судебного. Во главе «губернского правительства» стоит назначенный царем губернатор. При нем находится «совет, составленный из депутатов всех сословий, имеющих в губернии собственность». Губернский совет собирается раз в год, и губернатор представляет ему финансовый отчет. Во главе окружного управления стоит вице-губернатор и при нем окружной совет. Члены волостного правления избираются волостной думой.

План Сперанского отличался стройностью и последовательностью и был, в принципе, одобрен императором Александром. Но осуществление его в условиях крепостной России встретило бы, конечно, значительные трудности. Ввиду сложности дела преобразование было начато сверху: учреждением Государственного совета в 1810 г. и преобразованием министерств в 1810-11 гг. Дальнейшая работа Сперанского была прервана и внутренними и внешними обстоятельствами.

Реформы Сперанского встретили решительную оппозицию консервативных кругов. Самым ярким их выразителем стал Н.М. Карамзин, который в 1811 г. представил Александру I свою записку «О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях». Не упоминая имени Сперанского, Карамзин резко критикует деятельность правительства, отвергает планы ограничения самодержавия, которое «есть палладиум» России, и критикует планы заимствования гражданских законов из Кодекса Наполеона:

«Для того ли существует Россия, как сильное государство, около тысячи лет; для того ли около ста лет трудимся мы над сочинением своего полного Уложения, чтобы торжественно, перед лицом Европы, признаться глупцами и подсунуть седую нашу голову под книжку, слепленную в Париже шестью или семью экс-адвокатами и экс-якобинцами? Законы народа должны быть извлечены из его собственных понятий, нравов, обыкновений, местных обстоятельств»¹³.

Французские симпатии М.М. Сперанского в то время, когда уже чувствовалась неизбежность предстоящей борьбы с Наполеоном, вызывали слухи и шепот об его измене. Всеобщее недовольство увеличивалось расстройством государственных финансов, которое Сперанский не мог остановить. Когда же отношения с Францией начали обостряться и в русском обществе возникла враждебность ко всему французскому, Александр I уже не видел возможности удерживать при себе Сперанского. В марте 1812 г. он был уволен и выслан в Нижний Новгород, а потом в Пермь. В своем оправдательном письме опальный государственный деятель писал, что вся его работа проходила с согласия или по прямому поручению Александра. В 1816 г. Сперанский был вновь принят на службу и назначен пензенским губернатором. В 1819 г. стал генерал-губернатором Сибири. В 1821 г. возвратился в Петербург. При Николае I Сперанский, будучи членом Государственного совета, произвел в 1826-33 гг. огромную кодификационную работу (см. гл. 1.7). Скончался он в 1839 г.

После Наполеоновских войн к России было присоединено Царство Польское, которому Александр даровал конституцию 1815 г. Открывая польский Сейм в 1818 г., Александр высказал намерение распространить действие «законно-свободных учреждений» на все страны, находящиеся под его властью. В том же году император поручил Н.Н. Новосильцеву составить новый проект конституции для России.

Проект Новосильцева под названием «Государственная уставная грамота Российской Империи»¹⁴ был во многом близок к польской конституции 1815 г., откуда заимствовались большинство статей и даже многие термины. Уставная грамота постановляла, что «государь есть единственный источник всех в империи властей», но «законодательной власти государя содействует государственный Сейм» (т.е. Дума), и «образ действия» державной власти «определяется сею государственною уставною грамотой, жалуемою нами любезным нашим верноподданным на вечные времена». Грамота торжественно объявляет о введении в России народного представительства «отныне навсегда».

Н.Н. Новосильцев

Характерной чертой Новосильцевской грамоты было федеративное устройство. Российское государство разделяется на большие области, так называемые наместничества, каждое из которых состоит из нескольких губерний. В этих областях образуются «сеймы», «рассуждающие» о местных делах и законах и избирающие кандидатов в члены общегосударственного сейма. Из «половинного числа» этих кандидатов формируется – по назначению государя – вторая палата общегосударственного сейма, или «палата земских послов».

Верхнюю палату составляет сенат, состоящий из пожизненных членов по назначению государя.

Общий государственный сейм рассматривает проекты законов, «рассуждает о прибавлении и уменьшении налогов, податей, сборов и всякого рода общественных повинностей» и о составлении общегосударственного бюджета, «равно как и обо всех других предметах, на рассуждение по воле государя ему отсылаемых». Сейм рассматривает наказы избирателей земским послам, делает из них извлечения и представляет их правительству для принятия желательных мер. Подобно плану Сперанского, сеймы наместнических областей собираются каждые 3 года, но, в отличие от него, общегосударственный сейм собирается лишь каждые 5 лет, и функции его скорее законосовещательные, чем законодательные. «Уставная грамота» объявляет:

«Да будет российский народ отныне навсегда иметь народное представительство, оно должно состоять в государственном сейме, составленном из Государя и двух палат. Первую, высшую палату, образует Сенат, а вторую, Посольскую палату, земские послы и депутаты окружных городских обществ».

Избирательными правами пользуются две группы населения. 1) «Дворяне каждого уезда, владеющие собственными недвижимыми имениями, составляют между собою дворянские собрания», или «сеймики», которые избирают «земских послов» в наместнические сеймы.

2) «Окружные городские общества» выбирают от себя депутатов в сеймы, в состав которых входят лица с известным имущественным или образовательным цензом. В их число входят: а) недворяне, владельцы недвижимой собственности в городе и уезде; б) именитые граждане, имеющие университетские аттестаты, художники, архитекторы, банкиры, судовладельцы; в) купцы первых двух гильдий; г) цеховые мастера.

Основные положения «Уставной грамоты» о судебной власти таковы: судьи назначаются государем, но затем пользуются независимостью, действуют по законам. Судья отрешается от должности только за противозаконный поступок. «Уставная грамота» содержит в себе «ручательства», т.е. гарантии прав населения. Свобода вероисповедания, «свобода тиснения» (т.е. печати), неприкосновенность личности и собственности. Статья 81 устанавливает «коренной российский закон: без суда никто да не накажется».

Однако новосильцевской «Уставной грамоте» тоже не суждено было стать основным российским законом. После восстания в Семеновском полку в 1820 г. Александр оставил свои конституционные устремления и грамоту Новосильцева положил под сукно. Во время польского восстания 1830-31 гг. революционное правительство нашло в Варшаве текст новосильцевской грамоты и напечатало его. Когда ген. И.Ф. Паскевич в 1831 г. взял Варшаву, он нашел там текст российской конституции и сообщил о своей находке императору Николаю. Последний был очень встревожен опубликованием революционных экспериментов своего брата, приказал собрать все печатные экземпляры «Уставной грамоты», прислать их в Россию и сжечь.

1.3. Реформа центральных учреждений

В конце XVIII в. система центрального управления в виде коллегий, основанных некогда Петром Великим, расстроилась. Вне зависимости от коренных конституционных реформ настоятельно требовалась реформа центрального управления. С этой целью Манифестом 8 сентября 1802 г. в России учреждались восемь министерств:

1) Министерство военных сухопутных сил (переименованное в 1808 г. в Военное министерство);

2) Министерство морских сил;

3) Министерство иностранных дел;

4) Министерство юстиции;

5) Министерство внутренних дел;

6) Министерство финансов;

7) Министерство коммерции;

8) Министерство народного просвещения.

Министрами были назначены преимущественно старые екатерининские вельможи. Из молодых друзей Александра гр. В.П. Кочубей занял пост министра внутренних дел, товарищем министра стал граф П.А. Строганов¹⁵. Кн. А. Чарторыский занял пост товарища министра иностранных дел, а министром был назначен престарелый государственный канцлер А.Р. Воронцов. В скором времени Александр взял ведение дел внешней политики в свои руки¹⁶. Министерство внутренних дел должно было «пещись о спокойствии, тишине и благоустройстве всей Империи и о повсеместном благосостоянии народа». Оно имело не только административно-полицейские функции, но и экономические: в его ведении находились медицинская коллегия и главное почтовое управление. Совершенно новым учреждением было Министерство народного просвещения, воспитания юношества и распространения наук. В его ведении находилось главное училищное управление, которое энергично занялось организацией школьного обучения.

Министерства строились по принципу единоличной власти и ответственности. Для объединения их деятельности и обсуждения вопросов, касающихся нескольких министерств или всего государства, собирался Комитет министров, в котором до осени 1805 г. председательствовал сам император. Общий надзор над деятельностью администрации принадлежал Правительствующему сенату, которому министры должны были представлять свои отчеты с последующим докладом государю.

В эпоху влияния Сперанского (1810-11 гг.) произошло новое разделение государственных дел по министерствам. Манифест 25 июня 1810 г. провозглашает «главным предметом» Министерства внутренних дел «попечение о распространении и поощрении земледелия и промышленности». Министерство коммерции было упразднено, а для «устройства внутренней безопасности» было учреждено особое Министерство полиции (упраздненное в 1819 г.). Кроме того, были созданы «особые главные управления» ревизии государственных счетов, путей сообщения и «духовных дел иностранных исповеданий».

25 июня 1811 г. было издано «общее учреждение министерств» и подробный наказ министерствам. Теперь центральная бюрократическая машина была приведена со стороны внешней организации в полный порядок. Ход этой машины от министров до столоначальников, экзекуторов и регистраторов был тщательно отрегулирован. Министерства делились на департаменты, департаменты – на отделения, отделения – на столы. Директора департаментов составляли «совет министра», впоследствии в состав министерских советов назначались особые чиновники.

В период религиозно-мистических увлечений Александра возникло своеобразное комбинированное Министерство духовных дел и народного просвещения. Манифест 24 октября 1817 г. гласил:

«Желая, дабы христианское благочестие было всегда основанием истинного просвещения, признали Мы полезным соединить дела по министерству просвещения с делами всех вероисповеданий в составе оного управления. К этому же министерству должны присовокупиться дела святейшего Синода»¹⁷.

Карамзин называл это учреждение «министерством затмения», а современную мистику – «мистической вздорологией»¹⁸. Министерство просуществовало до 1824 г., когда оно снова было разделено на составные части.

В начале своего правления, стремясь утвердить государственный порядок «на незыблемом основании закона», Александр издал указ от 5 июня 1801 г. о «сочинении Сенатом доклада о правах и обязанностях». Указ «о правах и обязанностях Сената» от 8 сентября 1802 г. гласил, что Сенат «есть верховное место Империи, которому подчинены все присутственные места»¹⁹.

Власть Сената «ограничивается единой властью императорского величества, иной же высшей власти он над собой не имеет. Сенат есть высшая судебная инстанция и как хранитель законов печется о повсеместном наблюдении правосудия». Первоначально Сенату предоставлялось важное государственно-политическое право критики тех или иных императорских законов. Впрочем, у Александра недолго сохранялась готовность выслушивать критику своих указов. В 1803 г. Сенат представил императору возражения о том, что изданный им указ нарушает права и вольности дворянства. Александр сделал Сенату выговор и разъяснил, что представления Сената не должны касаться вновь издаваемых императором указов.

В марте 1801 г. в самом начале Александрова царствования был издан указ об учреждении при государе «Непременного» (т.е. постоянного) совета из 12 членов для рассмотрения важных государственных дел. До прихода к власти Сперанского совет этот не играл важной роли. Сперанский же стремился поставить во главе управления авторитетное законосовещательное учреждение. В этом он видел начало осуществления плана общего государственного преобразования. Манифест от 1 января 1810 г. (написанный, конечно, Сперанским) гласил, что цель преобразований – «учреждать образ правления на твердых и непременяемых основаниях закона». Вводился новый порядок, по которому все проекты законов, уставов и учреждений «предлагаются и рассматриваются в Государственном совете», после чего утверждаются государем. Н.М. Карамзин в своей «Записке» зло критикует нововведение:

«Государь российский внемлет только мудрости, где находит ее, в собственном ли уме, в книгах ли, в голове ли лучших своих подданных. Но в самодержавии не надобно ничьего одобрения для законов, кроме подписи Государя, он имеет всю власть»²⁰.

Государственный совет состоял из высших сановников, назначаемых государем. «Министры суть члены Совета по их званию». Председательствует в Совете государь или особо им назначенный (на один год) председательствующий член Совета. Совет разделяется на департаменты: 1) законов, 2) военных дел, 3) дел гражданских и духовных, 4) государственной экономии. В нужных случаях созывается общее собрание Совета. Во главе делопроизводства стоит «государственный секретарь», которым был назначен М.М. Сперанский²¹.

1 января 1810 г. Александр торжественно открыл заседание Государственного совета речью, в которой заявил: «Я всегда желал, чтобы благосостояние империи утверждалось на законе».

1.4. Реакция в конце царствования Александра I. Аракчеев

В 1815 г. окончилась затяжная и трудная борьба с Наполеоном, в которой Александр принимал самое активное и горячее участие.

«Весь запас твердой воли Александра, – говорит его биограф, – оказался истраченным на борьбу его с Наполеоном, потребовавшую высшего напряжения всех его духовных и физических сил, и ничего нет удивительного, что у государя проявилась крайняя усталость и душевное утомление»²².

Усталый и разочарованный в людях Александр решил опереться на своего гатчинского друга и верного слугу Аракчеева. Выказывая свое бескорыстие и преданность Александру, Аракчеев отказывается от пожалованного ему высшего российского ордена Андрея Первозванного и фельдмаршальского жезла.

«Быстрыми шагами приближалось то время, когда усталый победитель Наполеона должен был скрыться за мрачной фигурой гатчинского капрала»²³.

Погрузившись в туман религиозно-мистических исканий, Александр возложил главную тяжесть трудов и забот об управлении государством на Аракчеева. А сам он в последние годы своего царствования больше всего интересовался в Европе – осуществлением принципов созданного им Священного союза, а в России – муштровкой армии и военными поселениями. Стремление довести армию до полного совершенства на смотрах и парадах принимало совершенно уродливые формы. На маршировку с надлежащим «вытягиванием носка» обращали гораздо больше внимания, чем на обучение стрельбе и вообще на боевую подготовку войск. Майор В.Ф. Раевский в 1820 г. писал своему другу об этой новой системе:

«…учебного солдата вертят, стягивают, крутят, ломают, толкают, затягивают и перетягивают, коверкают. Вот и Суворов, вот Румянцев, Кутузов, <…>все полетело к черту»²⁴.

Правда, майор Раевский был оппозиционер, но вот свидетельство царского брата, великого князя Константина Павловича, который сам был усердным служакой гатчинского типа. В 1817 г. в письме к ген. Н.М. Сипягину он писал:

«…ныне завелась такая во фронте танцевальная наука, что и толку не дашь. Я более двадцати лет служу и могу правду сказать, даже во времена покойного государя (т. е. Павла) был из первых офицеров во фронте, а ныне так перемудрили, что и не найдешься». В другом письме Константин писал: «Вели гвардии стать на руки ногами вверх, а головою вниз и маршировать, так промаршируют…»²⁵.

А в 1819-1820 гг. ген. И.В.Сабанеев писал ген. П.Д. Киселеву:

«У нас солдат для амуниции, а не амуниция для солдата. Учебный шаг, хорошая стойка, параллельность шеренг, неподвижность плеч и все тому подобные <…> предметы столько всех заняли и озаботили, что нет минуты заняться полезнейшим»²⁶.

Вместе с этой «танцевальной наукой» в армии царила суровая дисциплина и применялись жестокие наказания. За нарушение дисциплины, за неисправность во фронте или в одежде виновных «прогоняли сквозь строй» через 500 или через тысячу человек по одному, по два раза, а за серьезные провинности до шести раз. Эта отвратительная система наказания состояла в том, что выстроенные в шеренги солдаты должны были быть палачами – бить шпицрутенами (толстыми и гибкими прутьями) своих провинившихся товарищей. Конечно, телесные наказания применялись в то время не только в русской армии. Само немецкое название «шпицрутен» свидетельствует о том, что русские заимствовали этот метод наказания у «цивилизованной» Европы. Были случаи, когда эти истязания заканчивались смертью. Так, после подавления бунта в Чугуевских военных поселениях в 1819 г. Аракчеев писал царю:

«Происшествия, здесь бывшие, очень меня расстроили. Я не скрываю от Вас, что несколько преступников, самых злых, после наказания, законами определенного, умерли. И я от всего этого начинаю уставать»²⁷.

В октябре 1820 г., когда Александр был за границей, произошла печально известная «семеновская история», которая еще более усилила реакционное настроение Александра. Солдаты любимого царем лейб-гвардии Семеновского полка, выведенные из терпения мелочными придирками и жестокими наказаниями недавно назначенного командира полковника Г.Е. Шварца, оказали непослушание начальству и потребовали его удаления.

Обучение рекрутов

В результате зачинщики были подвергнуты жестокому телесному наказанию, а весь личный состав полка – офицеры и солдаты – были распределены по разным армейским полкам. Семеновский же полк был сформирован заново из офицеров и солдат нескольких гренадерских полков.

Последние годы жизни Александра получили название аракчеевщины. И современники, и историки разных направлений согласно рисуют картину всемогущества Аракчеева. В это время, после 1820 г., Александр окончательно отказался от планов реформ в государственном управлении. Ему нужны были теперь не смелые реформаторы, а преданные слуги, исполнители приказаний и охранители существующего порядка, на которых он мог бы вполне положиться. Именно таким и был Аракчеев, с его административным талантом, трудоспособностью, личной честностью. Он не был казнокрадом, как многие, и отличался «собачьей преданностью» государю. Ф.Ф. Вигель называл его «бульдогом», всегда готовым загрызть царских недругов²⁸.

Усталый, разочарованный, потерявший свои прежние идеалы и, по-видимому, не нашедший новых, Александр передал дела внутреннего управления Империи в «жесткие руки верного друга, доверие к которому было всегда неограниченно»²⁹. Все дела государственного управления, не исключая даже духовных, рассматривались и приготовлялись к докладу в кабинете Аракчеева: «В это время он сделался первым или, лучше сказать, единственным министром. Император Александр, наконец, стал принимать с докладом только одного графа Аракчеева, через которого входили к государю не только представления всех министров, но даже, лишавшиеся вследствие того всякого значения, мнения Государственного совета»³⁰.

Аракчеев руководил всей деятельностью комитета министров. Министры, в большинстве своем, назначались теперь по его рекомендации и были лишь исполнителями его указаний. Немудрено, что все преклонялось и трепетало перед суровым временщиком: «Передняя временщика сделалась центром, куда с четырех часов утра стекались правители и вельможи государства»³¹. Гибкий Сперанский написал брошюру, восхвалявшую военные поселения. Университеты и академии избирали Аракчеева своим почетным членом. Впрочем, низкопоклонство в эпоху аракчеевщины все же не доходило до безграничного раболепства сталинской эпохи: иногда смелые люди даже публично бросали суровому временщику дерзкие вызовы. Так, в 1820 г. в журнале «Невский зритель» появилось стихотворное послание К.Ф. Рылеева «К временщику», которое начиналось довольно выразительными словами:

А оканчивалось стихотворение угрозой мести современников или проклятиями потомства. Правда, оно имело подзаголовок «Подражание Персиевой сатире к Рубеллию»³². Но весь Петербург прекрасно понимал, что речь тут идет не о Рубеллии. По словам современника Н.А. Бестужева, жители Петербурга оцепенели «при сих неслыханных звуках правды и укоризны, при сей борьбе младенца с великаном» и ожидали гибели «дерзновенного поэта»³³. Однако «обиженный вельможа постыдился узнать себя в сатире», и смелый поэт остался безнаказанным. Даже у Аракчеева был стыд, а может быть, и некоторые остатки совести, тогда как в эпоху тоталитарных режимов XX в. стыд и совесть были, как известно, признаны «буржуазными предрассудками» и уже никакого влияния на правительственную практику не оказывали.

Прогоняют сквозь строй…

Весьма показательное событие случилось в Петербурге в сентябре 1822 г. на заседании совета Академии художеств. Президент Академии А.Н. Оленин предложил избрать почетными членами гр. А.А. Аракчеева, гр. В.П. Кочубея и гр. Д.А. Гурьева. На что вице-президент Академии, действительный статский советник, известный масон А.Ф. Лабзин возразил, что достоинства этих лиц и их заслуги перед искусством ему совершенно неизвестны. Смущенные члены совета объяснили недогадливому вице-президенту, что они «выбирают сих лиц как знатнейших, что сии лица близки к особе Государя Императора». На это Лабзин «отозвался», что в таком случае он, со своей стороны, предлагает в почетные любители государева кучера Илью Байкова, который «гораздо ближе к особе Государя Императора, нежели названные лица» (при езде в маленьких санках седок находился в непосредственной близости к кучеру и часто при крутых поворотах держался за него, чтобы не вылететь из саней). Смущенный президент Академии постарался обратить заявление Лабзина в шутку. Но, узнав о «наглом поступке действительного статского советника Лабзина», царь рассердился, велел уволить Лабзина от службы и выслать из Петербурга в Сингилей³⁴.

Одним из наиболее темных пятен на фоне «аракчеевщины» были пресловутые «военные поселения». Идея этого «чудовищного учреждения»35 зародилась, по-видимому, в голове самого Александра, а его «навеки верный друг» Аракчеев с усердием взялся за ее исполнение. Он командовал впоследствии «корпусом военных поселений»36. Впрочем, в своем первоначальном виде идея военных поселений не была ни «чудовищной», ни жестокой. Наоборот, учреждение поселений мотивировалось соображениями гуманности, желанием, чтобы солдат не отрывался на 25 лет от дома и семьи. Практической же целью военных поселений было уменьшение расходов казны на содержание армии, которая должна была быть переведена как бы на «самоокупаемость».

Воинам-поселенцам был обещан целый ряд льгот и всесторонняя помощь в хозяйстве. «Они освобождаются единожды навсегда от всех государственных поборов и от всех земских повинностей. Содержание их детей и приготовление оных на службу правительство принимает на свое попечение, производя им продовольствие и обмундирование без всякого обременения родителей». Инвалидам, вдовам и сиротам будет выдаваться «казенный провиант». «Взамен ветхих строений возведены будут новые дома, удобнейшие к помещению. Земледельческими орудиями, рабочим и домашним скотом наделены будут все из них, кому подобное пособие окажется необходимым».

Таковы были те радужные перспективы, которые правительство рисовало перед военными поселенцами. Что же получилось на практике? Для организации военных поселений правительство передавало некоторые территории, населенные казенными крестьянами, из гражданского ведомства в военное. И тогда все их трудоспособные жители мужского пола до 46 лет превращались в солдат, получали обмундирование и подчинялись военной дисциплине. Мальчики от 6 до 18 лет также получали солдатское обмундирование и обучались строю. У семейных солдат-хозяев жили и работали как батраки (за содержание) холостые солдаты. Сельские работы производились командами в мундирах под руководством офицеров, параллельно шла и военная муштровка, конечно, в ущерб сельским работам. В письме от 6 июня 1817 г. Аракчеев с удовлетворением писал царю о своих успехах в деле организации военных поселений:

«В военном поселении, слава Богу, все благополучно, и дети военных поселян, от 6 до 18 лет, все обмундированы. Обмундирование, по распоряжению моему, началось в один день, в 6 часов утра, при ротных командирах<…>, при чем ни малейших неприятностей не повстречалось, кроме некоторых старух, которые плакали, которые думали, что вместе с обмундированием возьмут от них детей».

Аракчеев сообщает о наказании плетьми и батогами нескольких «бунтовщиков» и продолжает:

«Как скоро оное наказание будет окончено, то во всех деревнях розданы будут мундиры, и всем крестьянам до 46 лет будет приказано в один день во всех деревнях одеться в мундиры и остаться в оных навсегда, употребляя оные уже ежедневно во всех своих работах. Волосы же стричь и бороды брить я не велю, а оставляю в нынешнем положении, ибо сие само по себе временем сделается».

Уже 17 июня 1817 г. Аракчеев доносит царю о своих дальнейших успехах:

«Все годные на службу люди в Высотской волости обмундированы и работают уже в мундирах. Сие окончено столь тихо и успешно, что я и сам не ожидал. Многое число жителей уже остригли бороды, а другие выбрили, говоря, что непристойно уже в мундире быть в бороде».

А насколько «пристойно» было работать на поле в тесных солдатских мундирах, начальство не думало. Вопреки поговорке «с одного вола двух шкур не дерут», в военных поселениях, как пишет Ф.Ф. Вигель,

«два состояния между собою различные впряжены были под одним ярмом: хлебопашца приневолили взяться за ружье, воина за соху… бедные поселенцы осуждены были на вечную каторгу. Все было на немецкий, на прусский манер, все было счетом, все на вес и на меру. Измученный полевою работой военный поселянин должен был вытягиваться во фронт и маршировать. Он должен был объявлять о каждом яйце, которое принесет его курица»³⁷.

Материальное положение населения в этих аракчеевских «колхозах» было не так уж плохо.

А.А. Аракчеев

Начальство поддерживало в них чистоту и порядок, не допускало никого до состояния нищеты и разорения, помогало в несчастных случаях. Но непрерывные труды, тяжелый гнет палочной военной дисциплины и мелочная регламентация всей жизни поселенцев порою становились невыносимыми, и не раз вспыхивали бунты то в северных, то в южных округах военных поселений. За бунтами следовали жестокие усмирения, а потом наступали снова «тишина, спокойствие и удовольствие населения». Корпус военных поселений разрастался и захватывал все новые и новые территории: «Военные поселения с 1816 г. получили быстрое и широкое развитие, и в последние годы царствования ими. Александра они включали в себя уже целую треть русской армии. Отдельный корпус военных поселений, составлявший как бы особое военное государство под управлением гр. Аракчеева, в конце 1825 г. состоял из 90 батальонов новгородского поселения, 36 батальонов и 249 эскадронов слободско-украинского (харьковского), екатеринославского и херсонского поселений»³⁸. Кроме того, были две «поселенные» артиллерийские бригады в Могилевской губернии.

Военные поселения были предметом ненависти либеральных кругов русского общества и усиливали недовольство Александром. Недовольство вызывали и другие меры внутренней и внешней политики: поход М.Л. Магницкого и Д.П. Рунича против молодой русской университетской науки, усиление цензурных стеснений (см. гл. 3), политика Александра в польском и греческом вопросах (см. гл. 4).

1.5. Вопрос о престолонаследии

Вдобавок ко всем затруднениям последних лет царствования Александра I осложнился еще и династический вопрос. У него не было детей, и наследником престола стал его брат цесаревич Константин Павлович, проживавший в Варшаве, где формально был только командующим польской армией, а фактически – наместником. Но уже в 1818 г. Константин сообщил царю, что не желает наследовать престол, который в таком случае должен перейти к следующему брату Николаю Павловичу.

Цесаревич Константин Павлович

Александр предупредил Николая о том, что ему придется царствовать, но никаких формальных шагов в этом направлении не предпринял. В 1820 г. Константин официально развелся со своей женой, бывшей немецкой принцессой, и вскоре женился на полюбившейся ему польской аристократке.

Александр манифестом от 20 марта 1820 г. установил правило, что если лицо императорской фамилии вступит в брак «с лицом, не имеющим соответственного достоинства», то дети от такого брака не имеют права наследовать престол, но сам Константин продолжал считаться наследником престола. В 1822 г. Константин написал брату решительное письмо о своем отказе от престола.

Александр решил, наконец, оформить вопрос о престолонаследии, но выбрал для этого очень странный способ. 16 августа 1823 г. он подписал манифест об отречении цесаревича Константина от престола и назначении наследником престола Николая Павловича. Но почему-то решил держать этот манифест в секрете от всех и даже от нового наследника престола. Знали о манифесте только трое: Аракчеев, кн. А.Н. Голицын и митрополит Филарет. Подлинник акта Александр велел хранить до востребования или до его смерти в Успенском соборе в Кремле, а три копии были положены на хранение в Петербурге – в Государственном совете, в Синоде и в Сенате с собственноручной надписью Александра на каждом пакете: «Хранить до моего востребования, а в случае моей кончины раскрыть, прежде всякого другого действия, в чрезвычайном собрании». Мы увидим далее (глава 3.8), при каких обстоятельствах пришлось раскрывать эти пакеты и к каким последствиям повела эта странная игра в прятки с престолонаследником, создавшая в ноябре и декабре 1825 г. междуцарствие.

1.6. Николай I, его характер и программа

Младший брат Александра Николай Павлович родился в 1796 г. накануне вступления его отца на престол. После смерти Павла в 1801 г. он воспитывался под руководством вдовствующей императрицы Марии, назначившей ему в воспитатели балтийского немца гр. М.И. Ламздорфа. Николай с юности хорошо знал языки, но гражданскими науками занимался неохотно; в первую очередь его интересовало военное дело. Его огорчало, что мать и брат лишь в 1814 г. разрешили ему поступить в армию, да и то держали вдалеке от театра военных действий. В 1817 г. он женился на дочери прусского короля Шарлотте, ставшей впоследствии императрицей Александрой Федоровной³⁹?.

К этому времени он уже вел армейскую жизнь, к которой с юности так стремился. Он был назначен генерал-инспектором по инженерной части, в 1818 г. стал бригадным командиром, а в марте 1825 г. получил дивизию. Перед 1825 г. Николай 7 лет был командиром второй бригады первой гвардейской пехотной дивизии и до конца дней оставался на престоле бригадным генералом.

Он хотел командовать Россией, как командовал своими гвардейскими полками: поддержание установленного порядка, строгой дисциплины и внешнего благообразия было предметом его неустанных забот. Неисчислимые «высочайше утвержденные уставы, учреждения, положения и правила», а также специальные «именные указы» должны были регулировать все проявления жизни общественной, правовой, экономической и культурной, начиная от уклада жизни калмыцкого и киргизского народов и кончая деятельностью университетов, академий, ученых обществ, страховых учреждений и коммерческих банков.

В армии по-прежнему исключительное внимание уделялось солдатской выправке, муштре и обмундированию. Множество правил регламентировали даже мельчайшие подробности воинского одеяния со всеми аксессуарами и украшениями: эполетами, погонами, аксельбантами, петлицами, обшлагами, выпушками, нашивками, галунами, лампасами, кантами, пряжками, крючками и пуговицами. Немалое внимание уделялось также форме одежды гражданских чиновников различных ведомств и воспитанников различных учебных заведений.

Николай стремился «урегулировать» не только обмундирование военных и гражданских служащих, но даже их внешность. Военнослужащим предписывалось носить усы, тогда как гражданские чиновники должны были ходить начисто обритыми. Именные указы, изданные в марте и апреле 1838 г., констатировали, что некоторые придворные и гражданские чиновники «позволяют себе носить усы, кои присвоены только военным», и бороды.

«Его Величество изволит находить сие совершенно неприличным» и «повелевает всем начальникам гражданского ведомства строго смотреть, чтобы их подчиненные ни бороды, ни усов не носили, ибо сии последние принадлежат одному военному мундиру»⁴⁰.

Николай высоко ценил усы, как специальное украшение военных физиономий, не только на своих генералах, штаб- и обер-офицерах, но и на себе самом. В 1846 г. особым именным указом

«Государю Императору угодно было высочайше повелеть, чтобы впредь на жалуемых медалях лик Его Императорского Величества изображен был в усах».

Этот бравый фельдфебельский «лик в усах» тридцать лет смотрел на Россию строгим взором, хотел все видеть, все знать, всем командовать. Правда, в отличие от другого «лика в усах», который управлял Россией сто лет спустя, Николай искренно любил Россию, желал ее славы и благоденствия, старался служить России в качестве ее «отца-командира» и неоднократно проявлял личное мужество в непосредственной опасности. Но его понимание блага России было крайне узким и односторонним.

Напуганный декабрьским восстанием и революционным движением в Европе, он свои главные заботы и внимание посвящал сохранению того социального порядка и административного устройства, которые уже давно обнаружили свою несостоятельность и требовали не мелких починок и подкрасок, но полного и коренного переустройства. Поэтому всеобъемлющая, энергичная и неустанная деятельность императора Николая Павловича не привела Россию ни к славе, ни к благоденствию, наоборот, – под его водительством Россия пришла к военно-политической катастрофе Крымской войны. На смертном одре Николай должен был признать, что он сдает своему сыну «команду» в самом расстроенном виде.

Восстание 14 декабря 1825 г. оказало на политику Николая разностороннее влияние. Прежде всего, оно напугало его самим фактом возможности революционного движения в столь близких к престолу гвардейских полках и тем, что во главе движения стояли представители высшей русской аристократии. Граф В.А. Соллогуб писал:

«Восстание 14-го декабря вселило в сердце императора Николая I навсегда чувство недоверчивости к русскому дворянству и потому наводнило Россию тою мелюзгою фонов и бергов, которая принесла родине столько неизгладимого на долгое время вреда»⁴¹.

Декабрьское восстание, с одной стороны, усилило консервативно-охранительные тенденции Николая, посеяло недоверие к русской знати и вызвало стремление опираться главным образом на бюрократию и на немцев (из Прибалтики и Германии), которые окружили престол и заняли немало руководящих мест в высшем государственном управлении: К.В. Нессельроде, Е.Ф. Канкрин, А.Х. Бенкендорф, И.И. Дибич, П.А. Клейнмихель и другие.

Николай I

С другой стороны, показания и письма декабристов раскрыли перед Николаем множество злоупотреблений и неустройств в русской жизни и государственном управлении. Николай должен был хотя бы попытаться принять все меры для их устранения. Делопроизводителю следственной комиссии по делу декабристов А.Д. Боровкову было поручено составить из писем и записок декабристов систематический свод о внутреннем положении России для представления государю и высшим государственным сановникам. Эта работа была выполнена и представлена Николаю, который оставил этот свод у себя в кабинете, переслав один список с него цесаревичу Константину, а другой – председателю Государственного совета и Комитета министров кн. В.П. Кочубею.

Свод был представлен также для «соображения» в секретный комитет, учрежденный 6 декабря 1826 г. для обсуждения проектов необходимых государственных преобразований. Таким образом, по словам А.А. Кизеветтера, в основу внутренней политики Николая I легли две несбыточные идеи. Во-первых, мысль о возможности произвести серьезные реформы в государственном и социальном устройстве общества «путем частичных и нечувствительных изменений в мелких подробностях старого порядка». Во-вторых, надежда произвести эти реформы чисто бюрократическим путем, без обращения к общественной самодеятельности и инициативе, которых Николай так боялся.

Отсюда бесконечные заседания «секретных комитетов», долго обсуждавших проекты необходимых преобразований и не давших почти никаких реальных результатов, кроме множества исписанной бумаги. От этого же последовало чрезвычайное развитие организации и деятельности «Собственной Его Императорского Величества канцелярии», посредством которой Николай пытался вовлечь в круг своего непосредственного наблюдения и руководства различные отрасли государственной и общественной жизни.

Прежняя канцелярия превратилась теперь в «I отделение Собственной Е.И.В. канцелярии», которое играло роль личной канцелярии императора, подготовляло бумаги для доклада государю и следило за исполнением «высочайших повелений». В 1826 г. было учреждено «II отделение» – кодификационное. В январе того же года «комиссию составления законов» упразднили и задачу составления нового «Уложения отечественных наших законов» возложили на это новообразованное отделение.

В июле 1826 г. учреждено пресловутое «III отделение» для заведования делами «высшей полиции». Оно должно было наблюдать за всеми «подозрительными и вредными людьми» и в случае надобности высылать их и держать «под надзором полиции», а также следить за сектами и «расколами», за иностранцами, проживающими в России, собирать «статистические сведения, до полиции относящиеся», и «ведомости обо всех без исключения происшествиях». В 1831 г. был издан указ о представлении в «III отделение» по одному экземпляру всех печатаемых в типографиях газет, журналов и альманахов «немедленно по выходе оных в свет».

После смерти императрицы-матери Марии Федоровны в 1828 г. было учреждено «IV отделение Собственной Е.И.В. канцелярии» для заведования теми образовательными и благотворительными учреждениями (институтами, училищами, приютами, богадельнями, больницами), которые прежде находились в ведении и под покровительством императрицы Марии. Совокупность этих заведений впоследствии получила название «ведомства учреждений императрицы Марии».

В 1836 г. было основано «V отделение Собственной Е.И В. канцелярии» для преобразования управления казенных крестьян. В 1843 г. было еще создано временное «VI отделение» для выработки правил по устройству и управлению Закавказского края.

Императрица-мать Мария Федоровна

Вскоре после вступления на престол Николай ко всеобщему удовольствию уволил от службы всесильного Аракчеева и двух гасителей просвещения, бывших попечителями учебных округов – Магницкого и Рунича. Из видных деятелей эпохи Александра при Николае играли важную роль председатель Государственного совета кн. В.П. Кочубей и М.М. Сперанский. Надолго сохранили свои посты выдвинувшиеся в конце этой эпохи министр финансов ген. Е.Ф. Канкрин и министр иностранных дел гр. КВ. Нессельроде.

Канкрин – способный, дельный и бережливый финансист, был вполне на своем месте.

Нессельроде же был полной бесцветной канцелярской посредственностью. Во главе политической полиции Николай поставил ген. А.Х. Бенкендорфа, человека невеликого ума и образования. Успешными военачальниками николаевской эпохи были генералы И.И. Дибич и И.Ф. Паскевич.

В 1830-е гг. выдвигаются на сцену правительственной деятельности две новые характерные фигуры николаевского царствования: гр. С.С. Уваров, с 1833 до 1849 г. министр народного просвещения, и гр. П.Д. Киселев, с 1837 по 1856 г. министр вновь учрежденного Министерства государственных имуществ. Граф Киселев, способный, энергичный, гуманный, внимательно и доброжелательно относившийся к крестьянам, осуществил реформу, которая внесла серьезные улучшения в положение государственных крестьян, составлявших около половины крестьянской России (см. гл. 2.6).

1.7. Кодификация Сперанского

Последний русский кодекс – Соборное Уложение царя Алексея Михайловича – был составлен в 1649 г. и в эпоху империи безнадежно устарел. Петр I, Елизавета, Екатерина II и Александр I настойчиво стремились кодифицировать законодательство. Однако все их попытки остались безуспешными, и в юридической жизни России продолжал царить тот законодательный хаос, на который все горько жаловались и от которого все, кроме сутяг и взяточников, жестоко страдали.

Учреждая в 1826 г. второе, кодификационное отделение Собственной Е.И.В. канцелярии, Николай назначил его начальником старого, надежного чиновника М.А. Балугьянского, но фактически организатором и руководителем всего дела кодификации был М.М. Сперанский. Помня либеральные «грехи» Сперанского, Николай боялся поставить его одного во главе этого дела. Балугьянский должен был следить, чтобы Сперанский не наделал таких «проказ», как в 1809-10 гг.

В 1830 г. Сперанский со своими помощниками закончил составление 45 громадных томов Полного собрания законов Российской империи. Из них последние пять томов содержат приложения: таблицы, чертежи, штаты учреждений, таможенные тарифы, а также алфавитный и хронологический указатели. В первых 40 томах приведено свыше 30 тысяч законов, начиная с Уложения 1649 г. и кончая актами декабря 1825 г. Позже были составлены второе Полное собрание законов, с декабря 1825 до марта 1881 г., и третье – с марта 1881 г. до конца империи.

По окончании своего колоссального труда Сперанский по поручению государя взялся за составление Свода законов. К концу 1832 г. он закончил и эту работу. В Свод вошли только действующие законы, систематически собранные и разделенные по предметам и отделам. В Своде находится только текст законов без мотивировок и пояснений. Текст разбит на краткие, нумерованные статьи. Свод Сперанского составили 15 больших томов.

I том – основные государственные законы и законодательные постановления об императорской фамилии и о высших государственных учреждениях. II том – законы о губернских, городских и уездных учреждениях. III том – «свод уставов о службе гражданской». IV том – уставы о повинностях личных и натуральных населения. V-VIII тома – «уставы казенного управления», именно уставы о прямых налогах, о пошлинах и об акцизных сборах, учреждения и уставы таможенные (и таможенные тарифы), уставы монетный, горный, лесной и т.д. IX том – «законы о состояниях», т.е. о правовом положении отдельных сословий. X том – законы гражданские и межевые. XI том – уставы ученых учреждений и учебных заведений, уставы кредитный, вексельный, торговый и устав о промышленности. XII том – уставы путей сообщения, почтовый, телеграфный, строительный, страховой, устав сельского хозяйства и другие. XIII том – уставы об обеспечении народного продовольствия, об общественном призрении (т.е. организация благотворительности) и устав врачебный. XIV том – устав о паспортах, устав о беглых, о ссыльных и о «содержащихся под стражею», устав о цензуре, устав о «предупреждении и пресечении преступлений». XV том – «Уложение о наказаниях уголовных и исправительных».

Николай I награждает Сперанского за составление Свода законов орденом Андрея Первозванного в 1833 г.

После судебных реформ 1864 г., коренным образом изменивших русскую судебную организацию, к Своду законов был добавлен XVI том, содержащий «учреждение» новых «судебных установлений» и Уставы уголовного и гражданского судопроизводства. Помимо гражданских законов, в 1839 г. был издан «Свод военных постановлений».

Свод законов был введен в действие 1 января 1835 г. С этих пор Российская империя формально стала государством, управляемым «на точном основании законов». Беда была лишь в том, что трудно было найти управу на чиновных нарушителей законов…

Конечно, Свод законов издания 1832 г. не мог долго оставаться в своем первоначальном виде, ибо времена и законы менялись.

Уже в 1842 г. последовало 2-е издание. В 1845 г. вышло новое «Уложение о наказаниях уголовных и исправительных», которое помещено в XX т. 2-го Полного Собрания Законов. В 1857 г. вышло 3-е издание Свода законов. Потом до 1917 г. переиздавались отдельные тома, в которых исключались отмененные законы и включались вновь изданные.

1.8. Бюрократический аппарат

Бюрократический аппарат Российской империи окончательно сложился и оформился при Николае I. Именно упорядочением форм бюрократической работы Николай надеялся достичь улучшения самого существа ее. Отсюда бесчисленные комитеты и комиссии, сочинявшие бесконечные «положения», «учреждения», наказы и инструкции, регулировавшие работу всех правительственных учреждений, начиная с Государственного совета и кончая низшими органами сельской полиции.

«Скрипели перья, исписывались горы бумаги, комиссии и комитеты беспрерывно сменяли друг друга, и деятельность правящих сфер носила все видимые черты интенсивной работы. Но эта бумажная работа не получала реальных отражений на жизненной практике <…> То был непрерывный бюрократический «бег на месте» <…>, при котором люди, деятельно двигаясь, никуда не подвигаются»⁴².

Высшие органы государственного управления – Государственный совет и Сенат – в основном сохраняли при Николае I свое прежнее положение и организацию. В 1842 г. было издано новое «Учреждение Государственного совета», был добавлен 5-й департамент по делам Царства Польского. В Сенате также были добавлены два новых варшавских департамента. После подавления польского восстания 1830-31 гг. прежняя конституция Царства Польского была отменена. Польша была подчинена власти высших органов общеимперского управления.

В составе министерств при Николае I произошли два изменения. В 1826 г. было образовано Министерство императорского двора и уделов. «Уделами» назывались имения, принадлежавшие императорской фамилии. В 1837 г. учреждено Министерство государственных имуществ для заведования казенными землями и государственными крестьянами, которые до того находились в ведении Министерства финансов.

Во главе провинциального управления стояли гражданские губернаторы. В столицах и в некоторых областях были особые генерал-губернаторы. Всеобъемлющие функции губернаторов наказ 1837 г. определял следующим образом:

гражданские губернаторы, как «непосредственные начальники» вверенных им губерний, «суть первые в оных блюстители неприкосновенности верховных прав самодержавия, польз государства и повсеместного точного исполнения законов <…> Имея постоянное и тщательное попечение о благе жителей всех состояний управляемого ими края, они обязаны действием данной им власти охранять повсюду общественное спокойствие, безопасность всех и каждого и соблюдение установленных правил порядка и благочиния. Им поручено и принятие мер для сохранения народного здравия, обеспечения продовольствия в губернии, доставление страждущим и беспомощным надлежащего призрения и высший надзор за скорым отправлением правосудия»⁴³.

Под председательством губернатора действует «губернское правление» в составе вице-губернатора, трех советников и асессора, с соответственной канцелярией; при губернском правлении – губернский казначей, губернский архитектор и губернский землемер.

А.Х. Бенкендорф

Губернатору, назначаемому императором, подчиняется «земская полиция»; во главе уездной полиции, так называемого «земского суда», стоит земский исправник и с ним старший, или непременный, заседатель, которые «избираются в сии должности дворянством». Уезд разделяется на участки или станы, в которые «определяются от короны губернским правлением» участковые заседатели или становые пристава; они назначаются «преимущественно из местных, имеющих в той губернии недвижимую собственность дворян». Так называемый «земский суд», т.е. земская полиция, является и судебной инстанцией в маловажных делах, для людей низших сословий. Земский суд «имеет окончательную расправу в делах о краже, мошенничестве и всяком обмане на сумму до 20 руб., учиненных людьми низших состояний, подлежащих телесному наказанию». Дворянство, духовенство, гильдейское купечество и почетные граждане телесному наказанию не подлежали.

В городах начальниками полиции были назначаемые правительством полицеймейстеры и городничие. Судебным делом в губерниях ведали палаты уголовного и гражданского суда, председатели которых, согласно екатерининскому положению о губернских учреждениях 1775 г., назначались правительством, а «заседатели», которые при Николае получили название «советников», избирались дворянством. В 1831 г. дворянству было предоставлено избирать по два кандидата на должности председателей палат, которые затем представлялись Сенату «для поднесения на высочайшее усмотрение». По-видимому, вскоре правительству пришлось усомниться в том, что эти выборные дворянством председатели палат обладают достаточными юридическими познаниями и опытностью. В 1837 г. постановили ввести в палатах должность товарища председателя, причем «назначение из советников товарища председателя предоставлено было усмотрению министра юстиции».

От времен Екатерины до эпохи Великих реформ 60-х годов XIX в. по выборам дворянства заполнялось множество должностей в судебных и административных учреждениях, и отнюдь не всегда для занятия этих должностей находились способные и достойные кандидаты. На это жаловались не только обыватели, но и сам император Николай в указе от 1 января 1832 г:

«Лучшие дворяне или уклонялись от служения, или не участвовали в выборах, или с равнодушием соглашались на избрание людей, не имеющих потребных качеств к исполнению возлагаемой на них обязанности. От сего чиновники по судебной части оказывались нередко не сведущими в законах, по части же полицейской открывались злоупотребления»…

Желая улучшить положение и ввести надлежащий порядок в дворянские выборы, правительство в декабре 1831 г. издало «Положение о порядке дворянских собраний, выборов и службы по оным». Выборы должны были проводиться на «обыкновенных» дворянских губернских собраниях, которые должны были собираться «через каждые три года»; принимать участие в дворянских собраниях с правом голоса могли лишь потомственные дворяне, которые «имеют, по крайней мере, чин 14-го класса и владеют недвижимым имуществом в губернии (остальные могут присутствовать без права голоса). Правом избирать в должности пользуется лишь дворянин, имеющий не менее 100 душ крестьян мужского пола, живущих на его земле, или не менее Зтыс. десятин незаселенной земли. Имеющие не менее 5 душ или 150 десятин незаселенной земли принимают участие в выборах через уполномоченных (по одному на каждый полный ценз). Избираемые в должности (кроме должности предводителей) могут быть и дворяне, не имеющие полного ценза.

Губернский предводитель дворянства и председатели судебных палат утверждаются в должности императором, «все прочие избираемые дворянством чиновники утверждаются начальником губернии». «Избираемые дворянством чиновники» включаются в общую чиновную иерархию, носят установленные форменные мундиры, награждаются за службу чинами и орденами. Таким образом, правительство хотело, с одной стороны, использовать помещиков как «полицмейстеров» в отношении их крепостных (по выражению, приписываемому Николаю I), а с другой – стремилось всех мало-мальски годных дворян привлечь на службу и нарядить в чиновничьи мундиры. Николаевские дворяне, со своей стороны, охотно облачались в эти мундиры. Некоторые, по-видимому, больше интересовались мундиром и жалованьем, чем службой, о чем свидетельствует сенатский указ от 16 февраля 1844 г.:

«слушали дело о дворянах, числившихся на службе без всяких занятий в присутственных местах некоторых губерний. Приказали: всем губернским правлениям и присутственным местам подтвердить, чтобы лица, не имеющие никаких обязанностей по службе, отнюдь в оной не числились».

Первую половину XIX в. можно считать, по выражению Ключевского, «самой бюрократической эпохой нашей истории»; «теперь дворянство потонуло в чиновничестве». В местном управлении дворянство тесно переплелось с чиновничеством и само стало орудием коронного управления. Центральное управление развилось в огромную «машину канцелярий», которая затопляла местные учреждения бумажными потоками приказов, циркуляров, инструкций, «отношений» и запросов, а в центр, в свою очередь, стекались обратные потоки донесений, рапортов, докладов и протоколов. Часто в этом бумажном море входящих и исходящих бумаг тонули живые нужды и интересы людей. И недаром говорилось при Николае, что государством правит не император, а столоначальник. Порой плавание в этом бумажном море становилось слишком трудным и для самого правительства. Тогда оно возбуждало вопрос «о сокращении переписки», однако, без видимого успеха.

Над дворянско-чиновничьим, мундирно-бумажным миром николаевского царствования реяли особые, наблюдательно-охранительные силы в светло-синих мундирах «отдельного корпуса жандармов». Корпус этот был учрежден в 1826 г. одновременно с учреждением пресловутого III отделения Собственной Е.И.В. канцелярии. Начальник III отделения ген. А.Х. Бенкендорф был одновременно и командиром отдельного корпуса жандармов. Согласно положению о корпусе жандармов, изданному в 1836 г., вся Россия была разделена на семь жандармских округов с жандармскими генералами во главе. Начальниками губернских жандармских управлений были жандармские штаб-офицеры: полковники, подполковники и майоры. В их распоряжении находились жандармские команды под начальством капитанов и поручиков.

Парад войск (около 30 тыс.) на Дворцовой площади по поводу открытия Александровской колонны в 1834 г.

(Гравюра из монографии А.А. Монферрана 1836 г.)

Назначение этого корпуса было двоякое. Во-первых, открывать «дурные умыслы против правительства» и препятствовать распространению «политических вольнолюбивых идей». Во-вторых, «наблюдать за справедливым решением дел в судах, указывать губернаторам на всякие беспорядки, на лихоимство гражданских чинов, на жестокое обращение помещиков с их крестьянами и доносить о том своему начальству»44.

Согласно официальным инструкциям, жандармские офицеры должны были охранять «благосостояние и спокойствие» жителей и «совершенное правосудие». Однако действительная роль жандармов оказалась далека от этой идиллии, и жандармская сеть, наброшенная Николаем на Россию, произвела гнетущее и деморализующее действие.

В итоге развитие России в первой половине XIX в. представляет собой смешанную картину медленной модернизации и жестких ограничений, сдерживавших поступательное движение. Главные учреждения центрального правительства, созданные в начале царствования Александра I, – министерства, Государственный совет и Сенат – представляли собой значительно более рациональную систему, чем та, что им предшествовала. Они продержались целое столетие без существенных изменений. Успех осуществленных за это время реформ был в значительной мере обеспечен жизнеспособностью этих учреждений. Свод законов, вступивший в силу в 1835 г., упорядочил предшествующий сумбур и, постоянно обновляясь, действовал до конца империи. Даже нижние уровни бюрократии, часто подвергавшиеся критике за неспособность и взяточничество, тем не менее, представляли собой рычаг, при помощи которого будущие реформаторы смогли осуществлять свои планы.

С другой стороны, упорное стремление правительства сохранить самодержавие и регламентировать множество дел без всякой нужды истощало жизненные силы страны. Всеобъемлющий бюрократический и полицейский контроль далеко вышел за рамки, необходимые для сохранения общественного порядка, и вызвал отчуждение интеллигенции – как раз той части общества, которая могла дать правительству образованных людей и реформаторский дух и сделать управление эффективным. Власть почти 40 лет стремилась командовать обществом так, как она командовала военными парадами, и не желала вступать с ним в диалог. Как поняли позже Николай I и его наследник, Александр II, катастрофа Крымской войны 1853-56 гг. показала невозможность следовать далее бюрократически-полицейским путем. «Охранительная» политика берегла обветшалый и непригодный для жизни строй. А общественная инициатива, загнанная в подполье, вылилась в 1860-е гг. в самые крайние формы.

Примечания

1 Шильдер Н.К. Император Александр I, его жизнь и царствование. СПб., 1904. Т. I. Приложение.

2 Корнилов А.А. Курс истории России ХIХ в. Лекция V. М., 1918.

3 Шильдер Н.К. Указ. соч.

4 Полное Собрание Законов (далее ПСЗ). Т. ХХVI. № 20022.

5 ПСЗ. Т. ХХVI. № 19904

6 Шильдер Н.К. Указ. соч. Т. I.

7 Шильдер Н.К. Указ. соч. Т. III. Ч. II. С. 328.

8 ПСЗ. Т. XXXII. № 25629.

9 Шильдер Н.К. Указ. соч. Т. I. С. 164

10 Корнилов А.А. Указ. соч. Лекция V.

11 План государственного преобразования гр. М.М. Сперанского. М., 1905.

12 План государственного преобразования, представленный Сперанским имп. Александру в 1809 г. // Шильдер Н.К. Указ. соч. Т. II. Приложение. С. 372–395.

13 Карамзин Н.М. О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях // Пыпин А.Н. Общественное движение при Александре I. СПб., 1908. Приложения. С. 479–534.

14 Государственная уставная грамота Российской Империи. Проект Н.Н. Новосильцева // Шильдер Н.К. Указ. соч. Т. IV. Приложения. С. 479–526.

15 Вел. кн. Николай Михайлович. Граф П.А. Строганов (1774–1817). Историческое исследование эпохи имп. Александра I. СПб., 1903. Т. II. 16 ПСЗ. Т. XXVII. № 20406.

17 Сборник постановлений по Министерству народного просвещения. СПб., 1864. Т. 1.

18 Карамзин Н.М. Неизданные сочинения и критика. СПб.,1862. Ч. 1.

19 История правительствующего Сената за двести лет (1711–1911). СПб., 1911. 5 тт.

20 Корнилов А.А. Курс истории России XIX в. М., 1918. Лекция V.

21 Государственный совет 1801–1901. СПб., 1901; Даневский П.Н. История образования Государственного совета в России. СПб., 1859; Щеглов В.Г. Государственный совет в России. М., 1904.

22 Шильдер Н.К. Указ. соч. Т. IV. С. 4

23 Шильдер Н.К. Указ. соч. Т. III. С. 250.

24 Декабристы. Сборник отрывков из источников. Л.,1926; Щеголев П.Е. Первый декабрист В.Ф. Раевский. СПб., 1908.

25 Шильдер Н.К. Указ. соч. Т. IV. С. 16-17.

26 Заблоцкий-Десятовский А.П. Гр. П.Д. Киселев и его время. СПб., 1882. Т. 1. С. 83.

27 Граф Аракчеев и военные поселения 1809–1831. СПб., 1871.

28 Вигель Ф.Ф. Воспоминания. М., 1864–65. Т. I–VII.

29 Шильдер Н.К. Указ. соч.

30 Шильдер Н.К. Указ. соч. Т. IV. С. 5.

31 Довнар-Запольский М.В. Идеалы декабристов. М., 1907.

32 Рылеев К.Ф. Собр. соч. М., 1906.

33 Бестужевы Н., М., П. Воспоминания. М., 1931.

34 Вел. кн. Николай Михайлович Романов. Русские портреты XVIII и XIX столетий. СПб., 1905-1909; его же: Император Александр I. Опыт исторического исследования. СПб., 19¹².

35 Вигель Ф.Ф. Указ. соч.

36 Кизеветтер А.А. Император Александр I и Аракчеев // Кизеветтер А.А. Исторические очерки. М., 19¹².

37 Вигель Ф.Ф. Воспоминания. Т. V. С. 120.

38 Шильдер Н.К. Указ. соч. Т. IV. С. 28.

39 Шильдер Н.К. Император Николай I, его жизнь и царствование. СПб., 1903.

40 II ПСЗ. Т. XII. Ст. 10076 и 10092.

41 Шильдер Н.К. Император Николай I. Т. I. Примечание 311.

42 Кизеветтер А.А. История России. Т. I. С. 170

43 II ПCЗ. Т. XII. Ст. 10303.

44 Вигель Ф.Ф. Указ. соч.

2.1. Дворянство

В первой половине XIX в. население Российской империи увеличилось за счет собственного роста и приобретения новых территорий с 38 млн в 1801 г. до 72 млн в 1857 г., по окончании царствования Николая I. Из этого числа почти 57 млн жили в 50 губерниях Европейской России без Польши, Финляндии и Кавказа¹. На них и сосредоточено наше внимание.

Самым привилегированным слоем населения было дворянство, которое не следует путать с аристократией. Лишь немногие дворяне носили знатные титулы (князь, граф), унаследованные с допетровских или петровских времен. Большинство было нетитулованным и вошло в дворянское сословие на основании военной или гражданской службы.

По «ревизии» 1857 г. в России числилось около 103 тыс. дворян-помещиков. Включая семьи, в дворянском сословии состояли 887 тыс. человек, т.е. на 64 человека населения приходился 1 из дворянского сословия (1,6%). Дворяне владели имениями, где жили около 22 млн крепостных крестьян. Владение крепостными душами было монополией потомственного дворянства. Число «посессионных» крестьян, приписанных к фабрикам и заводам, принадлежащим купцам и фабрикантам недворянского звания, было невелико.

Из общего числа дворян 41% был «мелкопоместным». Им принадлежало 3% крепостных крестьян, в среднем по 16-18 душ на имение. 34% помещиков имели в среднем по 100 крепостных душ на имение. Это уже давало возможность вполне зажиточной жизни, но все же далекой от той роскоши, которая видится порой западным наблюдателям. Дворянская «мелкота» в своей жизненной обстановке мало отличалась от крестьян. Но тем более ценила свое «столбовое дворянство» и усиленной эксплуатацией немногих подданных пыталась сохранить положение «господ», т.е. возможность жить, не занимаясь физическим трудом. Часть «мелкопоместных» поступала на государственную службу или занимала второстепенные должности по выборам дворянских обществ, некоторые неудачники попадали в положение приживальщиков у богатых соседей.

На другом конце спектра примерно 1% дворян-помещиков в 1857 г. владел 30% крепостных, в среднем по 4500 душ на имение, а еще 2% владели 15% крепостных, в среднем по 1300 душ на имение. Этот высший слой русского дворянства пережил свой «золотой век» во второй половине XVIII столетия. Время «дворянской царицы» Екатерины II было временем расцвета дворянской культуры и наибольшего развития социальных привилегий «благородного сословия». В культурном отношении время это характеризуется господством французского влияния. Русские аристократы вместе с матушкой царицей увлекались французской просветительской литературой, которую, впрочем, усваивали поверхностно. Из петровского служилого дворянина начала XVIII в. к концу века выработался «дворянин-философ, масон и вольтерьянец»². Аристократы конца века, уступая чужому культурному влиянию и поверхностно усваивая принципы французской просветительской философии, теряли связь с русской, особенно крестьянской, средой. Они смотрели на «варварскую» крестьянскую массу так, как американские плантаторы смотрели на негров, – исключительно как на объект хозяйственной эксплуатации и источник извлечения доходов для устройства «цивилизованной» жизни. Ключевский так характеризует русского «вольтерьянца»:

«Все усвоенные им манеры, привычки, вкусы, симпатии, самый язык – все было чужое, привозное, а дома у него не было никаких живых органических связей с окружающим. Чужой между своими, он старался стать своим между чужими, был в европейском обществе каким-то приемышем. В Европе на него смотрели как на переодетого татарина, а дома видели в нем родившегося в России француза. Чужие слова и идеи избавляли образованное русское общество от необходимости размышлять, как даровой крепостной труд избавлял его от необходимости работать»³.

Фасад дворянской культуры конца XVIII в. не был лишен красоты и импозантности. Богатство и пышность императорского двора находили свое отражение в быту аристократии: роскошные дворцы, парки и сады с оранжереями, свои театры, оркестры, хоры, свои живописцы украшали и услаждали жизнь высшего слоя русской аристократии. За этим фасадом находился неприглядный «задний двор» крепостного рабства, деморализовавшего и развращавшего все слои общества.

При Александре I после бурной эпохи наполеоновских войн во время правительственной реакции наиболее активная и идеалистическая часть аристократии составляет тайные общества, чтобы путем военного переворота осуществить те идеалы «свободы, равенства и братства», которые для екатерининской знати были не столько искренним убеждением, сколько игрой ума. Неудача восстания 14 декабря означала конец политической роли дворянства. «Теперь дворянство становится простым орудием правительства»⁴. При Николае I большинство дворян облачается в чиновничьи мундиры и украшается орденами соответственно своим чинам и званиям.

Дворянские усадьбы: парк с водопадом в имении Бобринских (А.Т. Болотов)

Дворянские приемы: салон Зинаиды Волконской

(о картины Г. Мясоедова)

Полного слияния бюрократии и дворянства все же не происходит. Император Николай Павлович называл себя «первым дворянином» и не желал, чтобы потомственное дворянство без остатка растворилось в море чиновничьей мелкоты и армейского офицерства. Поэтому он, с одной стороны, ограничивает доступ в ряды потомственного дворянства через службу, а с другой – создает для сохранения крупной аристократии институт «майоратов», больших неделимых наследственных имений. «Положение о заповедных наследственных имениях» было издано 16 июля 1845 г. Владельцы крупных имений – не менее 400 крестьянских дворов или 10 тыс. десятин удобной земли – могли с разрешения государя превращать свои имения в «заповедные», переходящие в полном составе к одному наследнику.

При Петре Великом велено было всем, получившим хотя бы первый офицерский чин, дать «патенты на дворянство». Но, согласно манифесту от 11 июня 1845 г., потомственное дворянство приобретают на военной службе только получением первого штаб-офицерского чина (майора). А на гражданской – получением «чина 5-го класса» (т.е. статского советника). Более низкие чины давали звание «личного дворянина» или «почетного гражданина». В 1856 г. возможность получения потомственного дворянства была еще более ограничена: на гражданской службе – производством в чин «действительного статского советника», а на военной – в чин полковника или капитана 1-го ранга во флоте.

Между крупной аристократией и мелкопоместной «мелюзгой» находилась масса среднего поместного дворянства, сидевшего по своим «медвежьим углам» и занимавшегося сельским хозяйством. Дворянская молодежь обыкновенно поступала на службу (преимущественно военную). Получив первый или второй офицерский чин, выходили в отставку, обзаводились семьей и поселялись в отцовских имениях, где предавалась хозяйственным заботам или бездумному и бездельному «пошехонскому раздолью».

Его описывает Салтыков-Щедрин: осенью гонялись за зайцами, зимой ездили в гости и принимали гостей, устраивали пиры и пирушки⁵. Причем особенным гостеприимством и тороватостью отличались предводители дворянства, если хотели быть переизбранными на следующее трехлетие. Яркие типы провинциального дворянства дал Н.В. Гоголь в «Мертвых душах», но, конечно, не все помещики были ноздревыми, Чичиковыми, Плюшкиными и собакевичами. Знаменитые гоголевские персонажи изображены писателем с тонкой иронией, а их характерные черты – со свойственным Гоголю гротеском, показавшим истинный образовательный и моральный уровень помещичьей среды.

«Народ этот ни в высь, ни вширь, ни по сторонам не заглядывался. Рылся около себя, как крот, причины причин не доискивался, ничем, что происходило за деревенской околицей, не интересовался. Даже к сельскому хозяйству <…> помещичья среда относилась совершенно рутинно, не выказывая ни малейших попыток в смысле улучшения системы или приемов. Однажды заведенные порядки служили законом, а представление о бесконечной растяжимости мужицкого труда лежало в основании всех расчетов»⁶.

В 30-х – 40-х годах XIX в. среди более активной части дворянства просыпается предпринимательский дух. Некоторые дворяне заводят фабрики и заводы, принимают участие в винных откупах, пытаются завести усовершенствованные приемы обработки полей по английским образцам. Однако зачастую эти предприятия кончались крахом, а привезенные из Англии дорогие машины валялись в сломанном виде на задних дворах, возбуждая насмешки мужиков над барином, который «чудит». Причинами неудач были «круглое невежество экспериментаторов»⁷, недостаток капиталов и малая производительность подневольного крестьянского труда.

Крестьянская телега и барская бричка

2.2. Чиновничество и «почетные граждане»

Разделенное по «табели о рангах» на 14 чинов (от коллежского регистратора до государственного канцлера) чиновничье сословие держит в своих руках все отрасли и нити государственного и местного управления. Верхние этажи бюрократической башни заполняются обыкновенно представителями «столбового дворянства», нижние – пестрой массой выходцев из всех сословий: дворян, духовенства, мещан, «посадских». Даже потомственный дворянин, чтобы иметь право участия в дворянских собраниях, должен был иметь, по крайней мере, чин 14-го класса. В это время все, кроме духовенства, купцов и лиц «податных» сословий, или служили, или состояли на службе при ком-нибудь.

Кроме обычных бюрократических пороков – формализма, волокиты и чисто бумажного решения вопросов в ущерб живому делу и живым людям – чиновничье сословие, получавшее весьма скромное жалованье, отличалось в большинстве любостяжанием и лихоимством. Об этом свидетельствуют и царские указы о борьбе с лихоимством, и показания декабристов, и свидетельства современников, знавших чиновный мир по своей службе в нем (Ф.Ф. Вигеля, А.И. Герцена, Н.В. Гоголя, М.Е. Салтыкова-Щедрина и др.). В 1816 г. Александр I писал министру юстиции Д.П. Трощинскому:

«Поручаю вам усугубить надзор, чтобы правосудие не было помрачаемо ни пристрастиями к лицам, ни мерзким лихоимством, Богу противным и мне ненавистным»⁸.

А.А. Бестужев писал Николаю I: «Прибыльные места продавались по таксе и были обложены оброком. Кто мог, тот грабил, кто не смел, тот крал»⁹. А.И. Герцен характеризует чиновническое сословие как «класс искусственный, необразованный, голодный, не имеющий ничего делать, кроме служения, ничего не знающий, кроме канцелярских форм»¹⁰.

Ограничив доступ чиновников-недворян в дворянское сословие, Николай I не желал, однако, чтобы низшие слои чиновничества и другие промежуточные группы населения смешались с серой массой низших «податных» сословий, подлежавших не только платежу подушной подати и отбыванию рекрутской повинности, но и телесным наказаниям. Поэтому манифестом 10 апреля 1832 г. было учреждено новое сословие «почетных граждан» (потомственных и личных). Членам этого сословия была предоставлена свобода от подушного оклада, от рекрутской повинности и от телесных наказаний. В состав нового сословия могли войти чиновники, не имеющие прав на получение дворянства, лица недворянского сословия с высшим образованием, верхушка торгово-промышленного класса, а также законные дети личных дворян.

Типы москвичей: чухонец продает масло, торговка и щеголек, рыбак и разносчик дичи, молочница и прачка, конфетчик и парикмахерский ученик, разносчица календарей и журналов

Свадебная процессия горожан, 1840-е гг.

2.3. Крепостное крестьянство

Далеко не все крестьяне в дореформенной России были крепостными, но 22 миллиона крепостных составляли в Европейской России самую многочисленную группу населения, примерно 39%. Кроме того, в 50 губерниях Европейской России жило около 19 миллионов казенных крестьян и 2 миллиона крестьян удельных, проживавших на землях императорской фамилии. Так что в состоянии крепостного бесправия в 1857 г. находились две пятые всего населения и около половины крестьянства.

И в советской, и в дореволюционной литературе было принято рисовать положение крепостного крестьянства самыми мрачными красками. Помещиков полагалось изображать в виде извергов, которые находили удовольствие в истязании крестьян всеми возможными орудиями пытки – розгами, палками, кнутами, плетьми, железными цепями, рогатками, «щекобитками». Бесспорно, случаи жестоких истязаний крестьян были. Мы находим сведения о них в судебных протоколах и воспоминаниях современников. Но они именно потому и попали в акты судов и на страницы мемуаров, что рассматривались как преступления, как исключительные случаи.

Отвергая слащавую теорию «патриархальной власти», согласно которой помещики относились к крестьянам как заботливые родители к любимым детям, мы не можем, однако, принять и противоположной, весьма распространенной теории сплошного зверства «класса помещиков». Если даже согласиться с утверждением, что помещики видели в своих крепостных не людей, а рабочий скот, позволительно усомниться в том, что большинство сельских хозяев находило удовольствие в его постоянном истязании. М.Е. Салтыков-Щедрин, которого никто не заподозрит в сочувствии крепостному праву, пишет в «Пошехонской старине»:

«Вообще мужика берегли, потому что видели в нем тягло, которое производит полезную и для всех наглядную работу. Изнурять эту рабочую силу не представляло расчета, потому что подобный образ действия сократил бы барщину и внес бы неурядицу в хозяйственные распоряжения. Поэтому главный секрет доброго помещичьего управления заключался в том, чтобы не изнурять мужика, но в то же время не давать ему «гулять»¹¹

Дать общую картину положения крепостного крестьянства невозможно, ибо в сотне тысяч помещичьих вотчин оно было чрезвычайно разнообразно и подвержено переменам. Декабрист П.И. Пестель пишет в 3-й главе «Русской Правды»:

«Весьма различно положение, в котором находятся различные дворянские крестьяне. У самых добрых господ они совершенным благоденствием пользуются. У самых злых – они в совершенном злополучии обретаются. Между сими двумя крайностями существует многочисленное количество разнообразных степеней злополучия и благосостояния»¹².

В наихудшем положении находился класс «дворовых людей», составлявший в середине XIX в. около 10% 22-миллионной массы крепостного крестьянства. Лишенная собственного дома и хозяйства, постоянно на глазах у барина, нередко изнуряемая длительной работой дворня, особенно дворовые девушки, полностью зависели от господского произвола и третировались как «дармоеды».

Три дворовые девушки ублажают молодую барыню

Крестьяне, собственно, делились на две основные группы: оброчных, плативших господину лишь определенную денежную сумму, и барщинных, обязанных работать на господском поле. Н.И. Тургенев писал в 1818 г.:

«Не нужно доказывать, что оброчные крестьяне пользуются лучшим состоянием, нежели пахотные. Состояние оброчного крестьянина улучшается еще тем, что он в быту своем обыкновенно не чувствует над собой едва неограниченной власти господина. Оброчные деревни управляются старшинами, от самих крестьян избираемыми. Крестьяне повинуются миру, а не прихотям помещика или управителя»¹³.

Положение же «пахотных», или барщинных, крестьян Н.И. Тургенев описывает так:

«Здесь рабство представляется во всем своем ужасе. Известно, что не все помещики довольствуются тремя днями работы крестьян своих. Известно, что многие помещики сверх трех дней работы берут с крестьян другие подати в натуре и деньгами»¹⁴.

Численное соотношение этих двух групп было различно в губерниях черноземных и нечерноземных и изменялось со временем. В конце XVIII в., по исчислениям В.И. Семевского, в черноземных губерниях Великороссии было 26% крестьян оброчных и 74% барщинных; в нечерноземной полосе – 55% оброчных и 45% барщинных; во всех великороссийских губерниях было 44% оброчных и 56% барщинных крестьян. К концу 50-х гг. процент оброчных крестьян в нечерноземных губерниях значительно повысился и дошел в Московской губернии до 68%, во Владимирской – до 70%, в Ярославской – до 90%. В черноземных губерниях, наоборот, несколько возрос процент барщинных крестьян¹⁵.

Положение оброчных крестьян было, как уже говорилось, значительно более благоприятным, чем барщинных. Они имели большие земельные наделы, ибо помещики в нечерноземных губерниях часто вовсе не вели сельского хозяйства и отдавали все удобные земли в пользование крестьян. Они, как правило, пользовались значительной долей самоуправления. Большая часть населения оброчных вотчин центральной промышленной полосы уходила на заработки в «отхожие промыслы». Правда, суммы оброчных платежей в течение первой половины XIX в. были значительно повышены и падали на крестьянский бюджет тяжелым грузом.

Положение барщинных крестьян было во всех отношениях хуже. Вмешательство господ в крестьянскую жизнь и хозяйство было более назойливым. Управляли барщинными вотчинами или сами господа непосредственно, если они проживали в деревне, или наемные управители, или назначенные из крепостных бурмистры. Крестьяне должны были работать на барской пашне, и, хотя нормальной считалась трехдневная барщина, во многих имениях существовал еще один «поголовный день» в неделю. Иногда это было воскресенье после обедни, когда все крестьяне должны были работать на господском поле.

В некоторых вотчинах от крестьян требовалась четырех- или пятидневная барщина, и тогда крестьянам приходилось на своих полях работать по праздникам и по ночам. Наконец, в некоторых имениях, правда, это было исключение, крепостные, получая от господина пропитание – «месячину», работали на господских полях все 6 дней в неделю. Кроме рабочей повинности, иногда и сверх оброка, крестьяне платили господину «столовый запас» – баранов, гусей, кур, яиц, ягод, грибов – и исполняли «подводную повинность» по перевозке продуктов барского хозяйства.

Положение барщинных крестьян было самым тяжелым у «мелкопоместных» владельцев, где эксплуатация крестьянского труда была особенно сильной и господское вмешательство в крестьянскую жизнь особенно стеснительным.

Тяжелое положение крепостного крестьянства нередко вызывало крестьянские волнения, отказы в повиновении помещикам и попытки жалоб «высшему начальству». В царствование Николая I насчитывается историками до 600 случаев крестьянских волнений, из которых около половины были подавлены с помощью воинских команд. Впрочем, надо иметь в виду, что выезжавшие для «усмирения» губернаторы, исправники и жандармские штаб-офицеры часто проявляли усердие не по разуму. Желая выслужиться перед высшим начальством и «схватить» лишнюю награду за свою «распорядительность», они превращали в «бунты» такие действия крестьян, которые на самом деле не имели ничего общего с восстаниями. Отказ от повиновения помещику или попытка коллективной жалобы высшему начальству – все это уже почиталось за «бунт». Были и случаи индивидуальных расправ крепостных со своими господами: с 1835 по 1855 г. известно около 150 случаев убийств помещиков крепостными и около 75 случаев покушений на убийство¹⁶.

2.4. Попытки реформ крепостного права

Отношение русского общества к крепостному праву было двояким. Большинство помещиков и бюрократии усматривало в крепостном праве один из «исконных устоев» русской жизни и считало недопустимым освобождение крестьян, особенно с землею. Во-первых, потому, что это было бы нарушением «священных прав собственности», а во-вторых, потому, что освобождение крестьян грозило бы тяжелыми политическими потрясениями, ибо крепостное право тесно связано с самодержавием и помещики служат главной опорой царского трона.

Цвет дворянской интеллигенции, декабристы, ненавидели «крепостное рабство» и требовали его упразднения. А позже и большинство «разночинной» интеллигенции и неширокие круги интеллигенции дворянской, причем «западники» и «славянофилы» одинаково, относились к крепостному праву отрицательно и желали освобождения крестьян. Однако обсуждение крестьянского вопроса в печати находилось под строгим цензурным запретом.

Изгнанный из области открытой политики и публицистики, крестьянский вопрос проник в русское общественное сознание через «окно» художественной литературы.

В 40-х гг. появляются в печати повести Григоровича («Деревня» «Антон Горемыка»), «Записки охотника» И.С. Тургенева, а также произведения А.И. Герцена, М.Е. Салтыкова-Щедрина, А.Ф. Писемского, Н.А. Некрасова, которые привлекают внимание русского общества к «горькой судьбине» страждущего под игом крепостного бесправия «младшего брата».

«В результате этого литературного движения к концу 50-х гг. не только был окончательно завоеван для русской литературы русский «мужик», не только найдены для его изображения правдивые художественные краски, но и для самого «мужика-человека» были завоеваны в общественном сознании его человеческие права»¹⁷.

Крепостное право, точнее, крестьянское бесправие в XVIII в. достигло своего апогея. Первый закон, содержавший некоторое ограничение помещичьей власти, был издан при Павле I. Манифестом 7 апреля 1797 г. было приказано «дабы никто и ни под каким видом не дерзал в воскресные дни принуждать крестьян к работе». В том же манифесте было сказано, что трехдневная недельная барщина крестьян будет достаточна «на удовлетворение всяким хозяйственным надобностям». Но прямого запрета требовать с крестьян больше трех дней работы в манифесте не было. С другой стороны, Павел расширил область крепостного права, во-первых, тем, что раздал в частное владение около 300 тыс. душ крестьян мужского пола, а во-вторых, тем, что запретил «самовольный переход поселян с места на место» в Новороссии и на Северном Кавказе¹⁸.

Александр I искренне желал освобождения крепостных крестьян, но, встретив сопротивление окружающих, не решился осуществить это намерение. Он исполнил, однако, свое решение – не раздавать больше казенных населенных имений в частные руки. Затем при нем произошло освобождение крестьян без земли в Прибалтийских губерниях. Таким образом, хотя общее число населения Европейской России с 1811 по 1857 г. увеличилось более чем на одну треть, численный рост крепостного крестьянства почти прекратился. Число крепостных крестьян мужского пола составило:

в 1811 г. (по 6-й ревизии) 10 417 000,

в 1833 г. (по 8-й ревизии) 10 872 000,

в 1850 г. (по 9-й ревизии) 10 709 000,

в 1857 г. (по 10-й ревизии) 10 969 000.

В эти 10-11 млн крепостных крестьян мужского пола входило около 1,5 млн «дворовых», которые жили и работали в господском дворе, не имея собственного хозяйства¹⁹.

Не решаясь провести коренную и обязательную реформу в положении крепостных, Александр I издал 20 февраля 1803 г. закон, который дозволял помещикам отпускать своих крестьян на волю с земельными наделами «по заключении условий, на обоюдном согласии основанных». Отпущенные таким образом крестьяне образовали в составе государственных крестьян состояние «свободных хлебопашцев». Практические результаты закона 1803 г. были невелики: при Александре I перешло в «свободные хлебопашцы» около 47 тыс. душ мужского пола, при Николае I – еще около 66 тыс.: всего немного более 1% общего числа крепостных.

Существенным мероприятием стало запрещение помещикам ссылать крестьян на каторжные работы, которые может назначать лишь суд «для важных преступников»²⁰.

В 1818 г. Александр поручил Аракчееву составить проект освобождения крепостных «без отягощения помещиков». Проект, составленный Аракчеевым, предполагал постепенное приобретение в казну помещичьих крестьян и дворовых людей покупкою, на добровольных условиях, но к осуществлению этого проекта правительство так и не приступило.

Николай I вступил на престол с намерением улучшить положение крестьян, но без ущемления интересов помещиков, в которых усматривалась незаменимая опора трона. Задача эта была неразрешима, неудовлетворительны были и способы, которыми он пытался решить ее. Для обсуждения крестьянского вопроса были учреждены «секретные комитеты» чисто бюрократического состава, которые должны были работать не только без какого-либо содействия печати или общественности, но с полным сохранением глубочайшей тайны. «Работа» этих комитетов не дала и не могла дать никаких практических результатов, ибо все николаевские вельможи, за исключением гр. Киселева, считали недопустимым сколько-нибудь серьезное ограничение помещичьей власти или малейшее нарушение помещичьих интересов.

Отношение самого императора Николая I к крепостному праву было изложено в его речи в Государственном совете при обсуждении закона об «обязанных крестьянах» 30 марта 1842 г.:

«Нет сомнения, что крепостное право, в нынешнем его у нас положении, есть зло для всех ощутительное и очевидное. Но прикасаться к оному теперь было бы злом, конечно, еще более гибельным. Однако всякому благоразумному наблюдателю ясно, что теперешнее положение не может продолжаться навсегда. Необходимо ныне приуготовить средства для постепенного перехода к иному порядку вещей»²¹