Читать онлайн Хранители. Проект «О.З.О.Н.» бесплатно

Глава 1

Новая реальность

Ефим Моргенштейн бросил взгляд на висящие над дверью часы. Рабочий день давно закончился, но это ничего не значило. Управляющий парком развлечений приходил на работу к восьми утра и покидал кабинет поздно вечером, после составления ежедневного отчета для своего тестя. Игорь Михайлович Богомолов являлся фактическим хозяином «Чернобыль Лэнда», тогда как по документам территория отчуждения вокруг ЧАЭС принадлежала другому человеку.

Подставной владелец невероятно прибыльного актива играл роль свадебного генерала. Он регулярно появлялся на светских раутах, встречался с известными людьми, давал интервью и занимался благотворительностью, создавая вокруг «Чернобыль Лэнда» ореол социально ответственного бизнес-проекта. Ему тоже подавали отчеты, но не каждый день, а раз в месяц, и содержалась в них строго дозированная информация, да еще и с сильно заниженными показателями доходности.

Но не только работа заставляла Ефима проводить столько времени в кабинете. «Чернобыль Лэнд» вобрал в себя все лучшее, что могла дать жаждущим удовольствий состоятельным людям современная индустрия развлечений. Это был не просто сафари-парк, где можно было вволю поохотиться на псевдомутантов или поучаствовать в поисках «артефактов». В здешних барах, казино, клубах и высококлассных борделях круглосуточно кипела жизнь.

Богомолов не скрывал своей неприязни к зятю и не раз намекал тому, что следит за каждым его шагом. Моргенштейн не знал достоверно, так это на самом деле или нет, но не исключал возможности, что в парке у Богомолова есть осведомители. По этой причине Ефим предпочитал обходить стороной злачные места «Чернобыль Лэнда», а чтобы не тронуться умом от безделья, подолгу пропадал на работе.

В свободное от служебных обязанностей время Моргенштейн баловался сочинительством. В своих историях он воплощал нереализованные в жизни фантазии, часто с асоциальным уклоном. Особенно в них доставалось нелюбимой жене и ее отвратительному папаше.

Подобная психотерапия была для него чем-то вроде предохранительного клапана. Раз за разом выплескивая накопленное недовольство на бумагу, Ефим сохранял душевное равновесие, бодрость духа и находил в себе силы для любезного общения с женой и тестем во время регулярных сеансов видеосвязи.

До полуночи оставалось чуть больше часа, когда Моргенштейн трагическим финалом закончил рассказ о морской прогулке ненавистных родственников. Поначалу он хотел, чтобы на яхту Богомолова напал гигантский спрут и утащил корабль на дно вместе с пассажирами. Потом решил, что будет лучше, если в тумане яхта столкнется с огромным контейнеровозом, а оказавшихся в воде жену и тестя сожрут акулы, но передумал. Ему показалось, что кораблекрушение – слишком мягкий вариант, и он вплел в историю жестоких сомалийских пиратов. В итоге Богомолова и его дочь все-таки сожрали акулы, но перед этим пираты вдоволь потешились над одной, а другого избили до полусмерти, порезали ножом и скинули за борт в качестве приманки. Когда же окрашенная алым вода забурлила из-за дерущихся за добычу морских хищниц, благоверная Моргенштейна отправилась следом за папашей и в полной мере прочувствовала на себе, каково это – быть главным блюдом на званом обеде.

Испытывая удовлетворение от хорошо проделанной работы, Ефим прочитал готовый рассказ, внес кое-какие поправки и отправил текст на печать. Принтер заурчал, быстро выплевывая отпечатанные листы один за другим.

Прежде чем выключить компьютер, управляющий удалил файл из памяти машины. Это была необходимая предосторожность: Богомолов вполне мог иметь доступ к его компьютеру. По этой причине Ефим предпочитал хранить в электронных мозгах только связанную с деятельностью парка информацию, а «нетленки» прятал в потайном отсеке стоящего в углу сейфа. Вот и сейчас Моргенштейн встал из-за стола, проследовал к тайнику и зазвенел ключами.

После того как очередная история была надежно спрятана от чужих глаз, хозяин кабинета посмотрел в окно. С высоты второго этажа расставленные вдоль дорожек декоративные фонари казались парящими над землей светлячками. На горизонте алым вспыхнула и погасла зарница, где-то далеко пророкотал гром. Фонари мигнули и погасли. Чуть позже луна спряталась за приползшей с востока тучей, и наступила такая тьма, что хоть глаз выколи.

Время шло, но фонари и не думали загораться вновь. Управляющий полез в карман пиджака за телефоном, вывел на экран планировщик задач и набросал напоминание вызвать утром главного инженера, после чего покинул кабинет.

Пока он шел к лифту по мягкой ковровой дорожке, потолочные светильники несколько раз мигнули. Моргенштейн не стал искушать судьбу и спустился в подземный гараж по лестнице.

Обычно он возвращался с работы пешком, но сегодня решил проехаться на автомобиле. И не потому, что устал. Просто Ефим Соломонович привык во всем полагаться на свое чутье, а чувство нарастающей тревоги появилось у него еще там, в кабинете, когда вдруг ни с того ни с сего погасли уличные фонари.

Неприятности посыпались как из рога изобилия, стоило управляющему оказаться на нижнем ярусе здания. Не успел он сделать и пары шагов, как раздался глухой рокот, пол под ногами закачался, как будто Моргенштейн внезапно оказался на палубе идущего по волнам корабля. С потолка посыпались песок и крупицы бетона. С трудом сохраняя самообладание, Ефим оперся рукой на одну из поддерживающих плиты перекрытия толстых колонн и чуть согнул ноги в коленях.

Похожий на шум морского прибоя низкий гул исчез так же внезапно, как и появился за несколько мгновений до этого. Вместе с ним пропала и загадочная вибрация.

Моргенштейн не торопился отходить от колонны. Он как будто прилип к ней, медленно считая до десяти. Предчувствие опасности не отпускало. Напротив, оно стало сильнее. В затылке появилась знакомая пульсирующая боль, словно невидимый дятел долбил клювом черепную кость изнутри.

Секунды текли одна за другой, но ничего странного больше не происходило. Управляющий подумал было, что интуиция на этот раз обманула его, как вдруг помещение подземной парковки снова заполнил тот самый рокочущий гул и последовал такой мощный толчок, что Моргенштейн не устоял на ногах и упал на колени. Боль из затылка разлилась по всему черепу и стала такой сильной, что он закричал, не слыша своего голоса: в ушах стоял звон, словно неподалеку озорные подростки взорвали петарду. Ефиму показалось, что он ко всему прочему ослеп, но это всего лишь на краткий миг помутилось сознание. Правда, когда зрение вернулось, управляющий какое-то время ничего не видел из-за плавающих перед глазами разноцветных кругов.

Испуганный, полуслепой и наполовину глухой, он не сразу понял, что рядом с ним кто-то есть. Этот кто-то потряс вопящего Моргенштейна за плечо. Ефим Соломонович поднял голову и скосил слезящиеся глаза в сторону стоящего рядом с ним человека в сталкерском комбинезоне.

– Хорош орать, оглушил совсем, – сердито проворчал незнакомец.

– Вы кто такой? – всхлипнул Моргенштейн, вытирая кулаком глаза. Увидел нашивку «служба сопровождения» на рукаве мужчины и понял, что перед ним один из подчиненных. Страх мгновенно улетучился. Его место заняла злость на нелепую ситуацию. Моргенштейн поднялся, стряхнул пыль со штанин и рявкнул, брызжа слюной:

– Какого черта тут ошиваешься?! Отвечай, когда тебя управляющий парком спрашивает!

– Живу я здесь, – невозмутимо сказал незнакомец. – И, это, не ори, хватит из себя начальника корчить. Нет больше никакого парка.

– Как нет? – опешил Моргенштейн.

– А вот так. Еще не понял, с чего тебя колбасило? Это Выброс был, да такой мощный, что аж под землей достало. До сих пор, вон, суставы ломит. А ведь, когда косточки заныли, я не поверил, хотя раньше всегда так грядущий катаклизьм определял. Разве ж, думаю, может такое быть, коль от Зоны за столько лет ничего не осталось. Оказывается, может, да еще как.

Ефим снова почувствовал прилив паники, но потом вдруг подумал, что с ним случился всего лишь внезапный приступ клаустрофобии, а подчиненный воспользовался удобной ситуацией и теперь пугает его в корыстных целях. Губы управляющего скривились в презрительной усмешке.

– Обмануть меня хочешь? Не выйдет.

– П-фе, не веришь на слово – иди на улицу, сам посмотри. Там щас аномалий, должно быть, как грязи.

Моргенштейн задумался. В словах проводника был резон. Увиденное всегда лучше услышанного – тут, как говорится, к гадалке не ходи. С другой стороны, самолично лезть на рожон не хотелось. Вот если бы увидеть, что там, снаружи, не покидая подземной парковки.

Ефим ухватился за эту мысль, как утопающий за соломинку. Территория вблизи административных и развлекательных зданий парка была увешана видеокамерами, как платье невесты миллиардера драгоценными камнями. Изображение с камер выводилось на мониторы службы безопасности в круглосуточном режиме. Офис безопасников находился в полукилометре отсюда, но идти туда было необязательно. Под своим логином и паролем управляющий парком мог подключиться к системе видеонаблюдения с любого завязанного в общую сеть компьютера.

– Так ты, говоришь, живешь тут? Ну-ка, ответь, где здесь каморка дежурного?

Проводник махнул рукой в сторону:

– Вон она, возле той колонны.

Моргенштейн посмотрел в указанном направлении. За стоящими в ряд внедорожниками в камуфляжной раскраске виднелась толстая колонна, к которой, как ребенок к матери, прижималось неказистое строение из профлиста с пластиковыми окнами. Управляющий жестом велел идти за ним и зашагал в обход машин к будке смотрителя автостоянки.

Проводник пожал плечами и потопал следом за начальником. Мужчине стало интересно, что задумал хлыщ и как тот отреагирует на новую реальность.

В столь поздний час каморка пустовала. Смотритель приходил за два часа до начала рабочего дня и уходил на два часа позже его окончания. Все остальное время подземная автостоянка находилась под неусыпным оком автоматики. Камеры фиксировали любого, кто выезжал из гаража, сверяя с базой данных парка. При стопроцентной идентификации шлагбаум автоматически поднимался. В противном случае из отверстий в полу выдвигались толстые металлические штыри заграждения и срабатывала сигнализация. Группа быстрого реагирования выдвигалась к месту обнаружения незваного гостя и через считаные минуты доставляла того на допрос. Так система внутреннего контроля работала в теории. Как это было на самом деле, никто не знал, потому что за время работы парка не было ни одного подобного случая.

Ефим вынул из кармана универсальную ключ-карту, приложил к считывающей пластине магнитного замка. Внутри двери щелкнул запорный механизм. Моргенштейн потянул ручку на себя, переступил через порог и направился к столу.

По темному экрану монитора плавали тропические рыбки. Управляющий занял место смотрителя (слева от него, положив руку на спинку кресла, встал проводник), щелкнул кнопкой «мыши». Компьютер вышел из дежурного режима, на экране в четыре ряда появились картинки с установленных на автостоянке видеокамер. Моргенштейн застучал по клавишам. Экран на мгновение погас, а когда снова заработал, то вместо сигнала с камер на нем появилось светлое окошко с двумя пустыми полями.

– Отвернись! – потребовал Моргенштейн.

Проводник закатил глаза к потолку, цокнул языком и покачал головой, но все-таки отвернулся. Ефим ввел в верхнем поле персональный код доступа, продублировал его в нижней строке и нажал клавишу «Ввод».

Монитор снова погас. Спустя мгновение в правой части экрана появились три ряда квадратов с цифрами внутри, а по центру – большой темный прямоугольник.

– Готово, можешь повернуться. Сейчас узнаем, что там снаружи происходит.

Ефим подвел стрелку «мыши» к помеченному цифрой десять квадрату, щелкнул левой кнопкой манипулятора. В прямоугольнике появилось цветное изображение. Пока управляющий спускался в подземный гараж, луна вырвалась из плена. Призрачный свет падал на ухоженные лужайки, мощенные камнем дорожки с застывшими вдоль них фонарными столбиками, аккуратно подстриженные в виде животных и геометрических фигур кустарники.

Прежнюю идиллию нарушала новая деталь. Посреди одной из дорожек появилось темное, будто вдавленное в землю, пятно, от которого во все стороны по земле змеились черные трещины. Ближайшие к странному пятну фонари неведомой силой изогнуло в разные стороны.

Ефим переключился на трансляцию с другой камеры. В объектив попала лужайка с догорающим на ней вертолетом. Это было неожиданно, поскольку взлетно-посадочная площадка не входила в поле зрения конкретно этого недремлющего ока.

Моргенштейн подвел стрелку манипулятора к полосе прокрутки внизу экрана, отмотал запись с камеры назад, включил воспроизведение. Монитор наполнился ослепительными вспышками. Когда молнии перестали сверкать так часто, а ночное небо окрасилось багрянцем и по нему заплясали всполохи всех оттенков красного и желтого, в левой стороне экрана появился вертолет с эмблемой парка на борту. Воздушная машина рыскала из стороны в сторону и то резко снижалась, то неожиданно набирала высоту. После очередного подъема вертолет вдруг завертелся вокруг своей оси, как будто у него перестал работать хвостовой винт, и, после трех пируэтов, рухнул на землю. Огненный гриб на доли секунды растворился на фоне такого же красного, как и он, неба и стал заметен, когда от горящей техники клубами повалил черный дым.

Моргенштейн досадливо скрипнул зубами. Как только он понял, что проводник сказал правду, то сразу подумал про план эвакуации из Зоны, и вертолету в нем отводилась главная роль. Теперь же, судя по записи, надо было срочно искать другой способ побега из ставшего опасным парка.

– Ну что, убедился? – В голосе проводника не было ни злорадства, ни превосходства, ни усмешки.

– Угу. Был не прав, извини.

– Да брось, на твоем месте я тоже бы не поверил. Когда к чему-то привыкаешь, то кажется, так будет всегда. Ты же не мог предположить, что Зона вернется в свои владения. Верно?

Ефим покивал, но, поглощенный своими мыслями, он не слышал и половины из того, что сказал проводник.

А подумать было о чем. Например, как быть дальше? Вертолет уничтожен. На своих двоих быстро из Зоны не выбраться, да и не получится. Он сам утверждал план действий как раз на такой случай. Из мест постоянной дислокации ВСУ к Периметру наверняка уже выдвинулись дополнительные отряды сдерживания, а с аэродромов Западной Европы вылетели самолеты военно-транспортной авиации с вояками из международных инспекторских сил. И у тех и у других был один и тот же приказ: организовать вокруг новоявленной Зоны поистине железный занавес. Так что пробраться через Периметр по земле уже не получилось бы, только по воздуху, причем желательно в темное время суток и с выключенным незадолго до подлета к границе Зоны двигателем, чтобы иметь шанс вырваться на Большую землю незамеченным. Дело оставалось за малым: раздобыть летательный аппарат. Ефим знал место, где это можно было провернуть, но он понимал, что без опыта выживания в экстремальных условиях в одиночку ему долго не продержаться.

Моргенштейн внимательно посмотрел на проводника. Тот расценил его взгляд по-своему и закончил начатую недавно мысль:

– Ну вот, об этом я и говорю. Ладно, ты как хочешь, а я спать. С рассветом уйду куда глаза глядят. После Выброса, должно быть, много артефактов в новоявленных аномалиях образовалось. Новости нонче шибко быстро по миру распространяются. Дня через два тут сталкеров будет – мама не горюй, надо ловить момент, пока конкурентов кот наплакал.

Проводник похлопал Ефима по плечу и тяжело зашагал к выходу из каморки.

«Действительно, надо ловить момент», – подумал Моргенштейн и крикнул в спину потенциального спасителя:

– Предлагаю сделку!

Тот помотал головой, дескать, не интересует, открыл дверь. Свет ламп дежурного освещения упал в каморку под прямым углом. На полу, между двумя светлыми квадратами, появился белый прямоугольник с вытянутой в длину тенью посередине.

– Помоги выбраться из Зоны, и я тебя озолочу!

Проводник остановился, так и не переступив порог. Тень в прямоугольнике на полу зашевелилась, когда он повернулся лицом к Моргенштейну. Тот не дал ему и рта раскрыть:

– Миллион долларов на твой персональный счет, как только я окажусь на аэродроме. Двести тысяч авансом переведу прямо сейчас. Решайся, ты ничего не теряешь.

Проводник задумался. С одной стороны, очень не хотелось обременять себя заботами о безопасности «пассажира», с другой, денег много не бывает. Да и с чего он решил, что артефактов сейчас пруд пруди и все они как на подбор высокой ценовой категории? С количеством приблуд, может, дело так и обстоит, а вот с качеством – вряд ли. Даже в лучшие времена после Выбросов появлялось не так много действительно ценных артов. Ну а такого, чтоб две-три штуки продал – и ты миллионер, вообще никогда не было. Это он для красного словца ляпнул, сам не понимая почему. Наверное, хотел посмотреть, будет ли торговаться потенциальный клиент.

Ефим заметил тень сомнения на лице проводника и не упустил шанса продавить свои интересы:

– Предложение насчет аванса в силе. Даже более того, я переведу на сто тысяч больше, если дашь номер счета прямо сейчас. Ну как?

– А хрен бы с тобой, – махнул рукой проводник. – Но, чур, не выпендриваться и делать все, как скажу.

– Договорились. Теперь закрепим сделку деньгами. Так ты увидишь, что я не обманываю, и мне спокойнее будет.

– Тут, эта, дело такое. – Проводник поскреб пальцами затылок. – Я номер счета не знаю.

Моргенштейн постарался вложить в улыбку всю силу своего обаяния.

– Открою тебе страшную тайну: его никто не знает. Спроси меня, я тоже не скажу.

– И как быть? Без аванса работать не буду, так и знай.

– Спокойно, я управляющий или кто? Тебя как зовут?

– Бурков Вадим Петрович.

Ефим защелкал клавишами. Изображение на мониторе снова поменялось. Теперь там появилось поле входа в общую базу данных «Чернобыль Лэнда». Моргенштейн ввел логин и пароль, подождал, когда система загрузится. Вбил в поисковую строку данные проводника и опять защелкал клавишами.

– Вот твой аванс. – Он подтвердил выполнение операции. Спустя секунду раздалась мелодичная трель. Проводник поддернул обшлаг рукава, глянул на экран ПДА. На его подсвеченном голубоватым светом грубом лице появилась довольная улыбка. – Остальные деньги получишь по итогам работы. Сейчас оформлю отложенный перевод. Выполнение операции потребует ввода дополнительного кода подтверждения. Я скажу его перед тем, как улететь с аэродрома. Идет?

Проводник кивнул. Он не отрываясь смотрел на экран мини-компа. В глазах мужчины светились огоньки алчности, губы беззвучно шевелились, как будто он мысленно проговаривал, на что потратит баснословные барыши.

Пальцы Моргенштейна опять заскользили по клавиатуре. Вся эта история с миллионным вознаграждением была выдумкой чистой воды. Он не собирался платить такие деньжищи за пустяковую, на его взгляд, работу. В бумажнике лежало с десяток стодолларовых купюр. Он сунет одну в руки наивного дурачка перед тем, как продиктует код подтверждения, и улетит из гребаной Зоны навсегда. Все остальное сделает жадность. Проводник сам вернет ему деньги, желая заполучить обещанный миллион.

– Готово! – Ефим вышел из программы, выключил монитор и встал из-за стола. – Ну вот, теперь ты командир. Говори, что делать?

– Спать. Ночью по Зоне шастают только зомби да самоубийцы.

Глава 2

Пробуждение

Тяжелый грузовик натужно рычал мощным двигателем. Снаружи в борт кузова время от времени с глухими щелчками попадали пули. В ответ не стреляли, из чего Балабол сделал вывод, что водитель в кабине один и старается изо всех сил как можно скорее покинуть опасную зону.

Превозмогая головную боль, сталкер открыл глаза. Внутри пропахшего солдатским потом кунга царила красная полутьма аварийного освещения: тусклая лампочка светилась вполнакала на примыкающей к кабине стене кузова. Сквозь щели неплотно прикрытых броневых щитков пробивались тонкие лучи дневного света.

Морщась от противного воя движка, Балабол втянул воздух сквозь отверстия полумаски из тонкой кожи. Сглотнул вязкую слюну. Стянутые пластиковым ремешком руки онемели и распухли. Он пошевелил пальцами, разгоняя кровь, несколько раз сжал кулаки, превозмогая боль в затекших суставах. Попытался порвать прочные путы, но лишь сильнее разодрал кожу на запястьях.

Пить хотелось неимоверно. Сухое горло саднило так, будто в него засунули наждачную бумагу. Дмитрий вспомнил, что к поясу пристегнута фляжка, потянулся за ней, но скрюченные пальцы рук нащупали только грубую ткань комбинезона. Ни ремня, ни фляжки на месте не было.

Тогда он попробовал повернуться набок, в надежде отыскать пропажу на полу – мало ли, ремень расстегнулся, когда его, бесчувственного, закинули в кузов. С третьей попытки это удалось. Сталкер пошарил связанными руками по железному полу. Пальцы наткнулись на чьи-то волосы.

Стиснув зубы, Балабол приподнялся на локте. Рядом с ним лежала на спине молодая женщина. Прямые темные волосы рассыпались по стальному днищу кунга, образуя подобие гнезда, в котором женская голова безвольно болталась из стороны в сторону в такт потряхиванию кузова. Сумрачные тени плясали на красивом лице, делая его более загадочным и таинственным.

Чуть поодаль от незнакомки полулежал на правом боку бородатый мужчина. Его левая нога почти касалась стенки кузова. Когда машину особенно сильно трясло на ухабах, ботинок ударялся о железо, производя тот самый глухой стук, что сталкер поначалу принял за щелчки пуль о борт герметичного фургона.

Оба были в джинсах и рубашках и, по всей видимости, являлись туристами. После загадочного исчезновения Зоны территория отчуждения вокруг ЧАЭС превратилась в настоящую Мекку для любителей экстремального отдыха. Только вот из-за высокой стоимости пропусков официально попасть в «Чернобыль Лэнд» мог позволить себе далеко не каждый желающий вкусить прелести постапокалиптической романтики. Потому и лезли через Периметр все кому не лень, пользуясь услугами теневиков.

Так называли бывших сталкеров и людей из числа уволенных сотрудников парка. Первые, не сумев найти себя на Большой земле, пытались таким способом залечить душевные раны и снова, хотя бы на день-другой, оказаться в родной стихии. Вторые, имея зуб на бывшее начальство, всеми правдами и неправдами пытались насолить ему.

Балабол работал проводником в «Чернобыль Лэнде» и был на хорошем счету как у руководства, так и у посетителей парка развлечений. В очередь на его услуги записывались на многие месяцы вперед. Несмотря на высокий статус в иерархии службы сопровождения, Балабол не делил посетителей парка на своих и чужих. Он работал как с легальными туристами, так и с теми, кто не мог найти денег на входной билет, но хотел в полной мере испытать на себе реалии правдоподобной имитации Зоны. Разумеется, он не предлагал последним помощь в незаконном проникновении на охраняемую патрулями ВСУ и отрядами ЧВК территорию, этим и без него было кому заниматься, но и не отказывал, если судьба сводила его с безбилетными искателями приключений.

Одежда пассажиров натолкнула Дмитрия на мысль, что его соседи по машине из нелегалов. Скорее всего, их пути случайно пересеклись, и он согласился на время взять над ними шефство. Так он разом убивал двух зайцев: творил добро и коротал время до следующего заказа.

«А все-таки интересно, как армейцам удалось нас схватить? Судя по сильной жажде, головной боли и частичной потере памяти, полагаю, нас обездвижили дротиками с какой-нибудь химической дрянью в ампулах», – подумал Балабол, имея на подобные мысли все основания.

Как-то так само получилось, что его примеру помощи нелегалам последовали трое бывших сталкеров, с которыми у администрации парка были заключены долгосрочные контракты. К ним, как скрепки к магниту, подтянулось еще с десяток проводников.

Потребовалось чуть больше месяца, чтобы служба сопровождения парка раскололась на два неравных по количеству участников непримиримых лагеря. Правда, благодаря осторожности Балабола и его соратников до откровенной вражды между сторонами не дошло. Участники негласного заговора против администрации парка тщательно сохраняли конспирацию, не афишировали занятия благотворительностью, как они называли посильную помощь нелегальным туристам, и не стремились расширять свои ряды. Все потому, что сторонники легального туризма, не стесняясь в выражениях, озвучивали свое отношение к безбилетникам и тем, кто их поощряет своей помощью.

Сотрудники службы безопасности парка догадывались, что нелегалам помогает кто-то из их коллег, но вычислить таковых не могли. Доброходы, а именно так, чуть видоизменив старорусское слово, называли себя Балабол и компания, свято верили в народную мудрость: с волками жить – по-волчьи выть. Они поддакивали идейным противникам и при каждом удобном случае чихвостили «поганых ублюдков», себя то есть, на чем свет стоит.

Тем временем убытки росли. Не желая и дальше мириться с потерями от нелегального туризма, руководство «Чернобыль Лэнда» пошло на решительные меры. Периметр бывшей зоны отчуждения, а ныне границы парка, по договору с администрацией патрулировали отряды ВСУ.

Делали они это спустя рукава. Понимая, что одними словами вояк не убедить, управляющий через своих замов донес до командиров патрульных групп информацию о щедром вознаграждении за каждого пойманного с поличным проводника, и не важно, живой он будет или мертвый к моменту сдачи властям. Главное, чтобы доказательства были в наличии.

С этой минуты отношения между сотрудниками службы сопровождения и военными обострились до предела. Армейцы чуть ли не выпрыгивали из штанов от усердия, с каким проверяли проводников и имевших несчастье оказаться рядом с ними клиентов.

К счастью для администрации парка, досмотры проходили в прилегающей к Периметру километровой зоне, на которую распространялась сфера влияния военных патрулей. Здесь не так часто встречались легальные туристы, поэтому связанные с придирчивыми проверками скандалы можно было пересчитать по пальцам одной руки, а жалобы сотрудников службы сопровождения на противоправные действия солдат принципиально не принимались во внимание. А зря!

Чувствуя вседозволенность и безнаказанность, вояки пустились во все тяжкие. И хотя прямых доказательств не было, среди доброходов сновали устойчивые слухи, что патрульные расстреляли нескольких проводников как особо опасных преступников с формулировкой: «убит при попытке бегства».

А еще поговаривали, что в секретные лаборатории «Чернобыль Лэнда» для опытов отдавали не только пойманных на просторах парка нелегалов, но и оказывавших тем незаконные услуги гидов. Разумеется, отдавали живыми, точнее, одурманенными наркотическими средствами.

Пока Балабол пытался понять, что произошло и как он оказался в кунге, мужчина и женщина пришли в себя. Хрипя и постанывая, попробовали сесть, что у них не очень-то получалось при такой тряске кузова, да еще и со связанными руками.

Почти одновременное пробуждение подтвердило предположение Балабола насчет применения дротиков с наркотическими веществами. Видимо, его вывели из строя раньше других, потому он и очухался первым.

«Ну, хоть что-то стало понятно, и то хорошо», – мысленно порадовался Балабол и скосил глаза в сторону мужчины, лицо которого показалось ему знакомым. Как и очаровательная мордашка прекрасной спутницы. Определенно он их раньше где-то видел, но вот где – хоть убей! – вспомнить не удавалось.

Попавшая в организм отрава продолжала действовать, оказывая негативное влияние на память, но при этом, как ни странно, не мешая мыслительному процессу.

«Судя по комплекции, бородач обладает недюжинной силой, – продолжил рассуждать проводник. – Думаю, он поможет справиться с солдатами, когда те полезут за нами в кузов. Шансов на успех немного, но лучше так, чем покорно ждать своей участи».

Дмитрий только хотел обсудить стратегию будущих действий с бородатым и его спутницей (женщина могла, например, сбить солдата с ног или наброситься на кого-нибудь из конвоиров сзади), как вдруг противно заскрипели тормоза. Машина резко сбавила ход, а потом и вовсе остановилась.

Чуть позже раздалось фырчанье другого мотора. Зашуршала под колесами сухая трава. Захлопали дверцы. Раздался топот солдатских ботинок, и чей-то звонкий голос произнес:

– Тащ каптан, сержант Григорчук доставил арестованных по вашему приказанию.

– Вольно, сержант. А теперь дай-ка мне свой автомат и открывай двери кунга.

Балабол узнал хриплый окающий голос. Из всех военных, с кем он был знаком не понаслышке, с таким характерным оканьем говорил только капитан Тарасов.

Судьба свела с ним Балабола еще в те времена, когда здесь безраздельно царила Зона, и всякий раз сталкер оказывал капитану какую-либо услугу. То ценные артефакты по его просьбе принесет, то предупредит о новых аномалиях возле Периметра и местах дислокации капитанского подразделения, то передаст координаты бандитских лежек. Взамен Тарасов обещал всенепременно помочь, когда судьба поставит сталкеру шах и мат.

«Значит, этот час наступил», – подумал Балабол и неожиданно поймал себя на мысли, что за прошедшие с последней встречи годы Тарасов и думать забыл о старом приятеле. А даже если и помнил, то мог и не узнать, что немудрено. Жизнь оставила такой неизгладимый отпечаток на лице проводника, что сам Болотный Лекарь, при всем его таланте, не сумел вернуть бедняге прежний облик[1].

Балабол попытался прогнать неприятную мысль, однако та упорно не желала уходить из головы. Крутилась в мозгу, как заезженная пластинка, но так и не смогла задавить ростки надежды на счастливый исход.

– Тащ каптан, уставом запрещено отдавать личное оружие. Даже вам, – растерянно произнес сержант.

– Хочешь сказать, в уставе так и написано: нельзя отдавать автомат капитану Тарасову?

– Нет, но…

– Что «но», сержант? – устало прохрипел капитан. – Вот представь, открываешь ты дверь, а на тебя нападает один из арестованных, или наваливаются все скопом, отнимают автомат. Тогда не мы будем хозяевами положения, а они. Знаешь почему? Потому что у них будет тридцать патронов вместо восьми в моем «макаре».

Балабол и туристы переглянулись. В глазах мужчины проводник увидел желание силой вырвать свободу. В другое время он поддержал бы стремление бородатого выбраться на волю таким способом, но не сейчас. Та самая искра веры в капитана упорно не желала гаснуть.

– Не надо, – прошептал Балабол, мотая головой.

– Я не собираюсь сдаваться без боя, – сердито прошипел турист.

– Знаю, поэтому и говорю: не надо. Ты все испортишь.

Мужчина упрямо засопел. Видя такое дело, Балабол попытался переманить на свою сторону его подругу.

– Капитан – мой старый знакомый. Скоро будем на свободе, если ваш приятель не наделает глупостей.

Женщина пристально всмотрелась в проводника, кивнула, наклонилась к бородатому и что-то прошептала.

– Ладно, – буркнул тот и зловеще пообещал Балаболу: – Если что-то пойдет не так, я оторву тебе голову раньше, чем нас расстреляют.

За пределами кунга сержант вел напряженную борьбу с самим собой. С одной стороны, в словах капитана был резон. С другой – за нарушение устава наказывали. Диапазон воспитательных воздействий варьировался от нарядов вне очереди до длительного заключения в темном и холодном карцере. Причем наказание выбирал не кто иной, как сам капитан Тарасов.

Секунды таяли одна за другой, а сержант никак не мог решить, что хуже: нарушить устав или не выполнить завуалированный под просьбу приказ старшего по званию.

Тарасов оборвал мучения бойца. Щурясь, как довольный жизнью котяра, капитан вкрадчиво проговорил:

– Устал ты, Григорчук, плохо соображаешь. Ну ничего, вернемся на базу, я дам тебе неделю… нет, две недели отдыха.

Сержант не поверил ушам. Он давно мечтал съездить в Ужгород на побывку, где его ждала красавица невеста, но никак не решался подать рапорт командиру. Полные губы Григорчука расплылись в счастливой улыбке. Мочки ушей покраснели, веснушки на щеках залило румянцем.

– Правда, тащ каптан? Вы не обманываете?

– Конечно правда, сержант. Отдохнешь две недельки в карцере, глядишь, быстрее соображать начнешь. – Глаза капитана из узких щелочек превратились в бездонные колодцы, лицо исказилось в сердитой гримасе, а голос из вкрадчиво-проникновенного стал громовым: – Хватит сопли жевать, Григорчук! А ну, живо отдал автомат и открыл двери!

Сержант не ожидал такого поворота событий. В глазах у него померкло, голова закружилась, а сердце заколотилось так, словно хотело вырваться из груди. Слегка оглохший от капитанских воплей Григорчук сорвал с плеча автомат, сунул в руки капитану и на негнущихся ногах зашагал к грузовику.

Балабол внутренне напрягся, как сжатая до предела пружина, сохраняя при этом внешнее спокойствие. Он понимал, что туристы за ним следят, и приложил максимум усилий для сохранения внешнего спокойствия. Трюк удался. Краем глаза Балабол видел, как бородач принял расслабленную позу.

– Смотри у меня, – прошептал мужчина перед тем, как щелкнул замок и дверь со скрипом открылась.

Косой столб дневного света хлынул в фургон, еще больше сгущая полумрак по углам. В похожей на луч прожектора светлой широкой полосе засверкали алмазами плавающие в воздухе пылинки.

Брюнетка приглушенно вскрикнула и прикрыла связанными руками лицо. Ее спутник опустил голову на несколько секунд, а Балабол зажмурился и поморгал, давая глазам привыкнуть к переменам в освещении.

– Эй, вы там живы? Выходите по одному, – робко сказал Григорчук и оглянулся через плечо, как будто ища поддержки у капитана.

Тарасов стоял возле армейского уазика метрах в пяти от грузовика и был виден пленникам как на ладони, в отличие от того же сержанта. На фоне светлого прямоугольника открытой двери боец выглядел темной фигурой с бледным овалом вместо лица. Капитан кивнул и посмотрел на часы. То ли просто хотел узнать время, то ли давал знак подчиненному, чтобы тот поторапливался.

Григорчук принял жест капитана за инструкцию к действию и прикрикнул звенящим, почти мальчишечьим голосом:

– На выход, я сказал!

Видимо, для правдоподобия, а может, чтобы поторопить несознательных туристов, Тарасов передернул затвор автомата и зычно скомандовал:

– А ну, тащите сюда свои задницы, песьи дети, пока я вас в кунге не расстрелял!

Бородатый и женщина глянули на Балабола. Она с испугом и немым укором в глазах. Он с обещанием скорой расправы. Наверное, мечтал сначала открутить головы военным, а потом проделать то же самое с проводником.

Тарасов дождался, когда пленники выберутся из фургона и, не сводя глаз с троицы неудачников, отрывисто рявкнул:

– Григорчук, живо за руль! И только попробуй оторвать задницу от сиденья – в карцере сгною!

– Есть живо за руль! – козырнул сержант и опрометью метнулся в кабину. По нему было видно, что он рад такому повороту событий, парню ужасно не хотелось стать свидетелем жестокой расправы над гражданскими и недотепой сталкером.

– Так, теперь вы, трое. Я тот, кто заставит вас ответить за свои преступления. На пра-а-о! К заросшему барбарисом холму ша-о-о-м арш!

Бородатый злобно зыркнул на капитана и чуть подался вперед. Тарасов навел на него автоматный ствол и покачал головой:

– Даже не думай.

Брюнетка вытянула перед собой стянутые пластиковым ремешком руки, дотронулась до приятеля кончиками синеющих пальцев и прошептала:

– Не надо.

– Во-во, послушай подружку, она дело говорит. Ну, долго стоять будем? Так, ты, бородатый, идешь первым. Балабол замыкающий.

Взгляды капитана и проводника пересеклись. Балаболу показалось, что Тарасов едва заметно подмигнул, а уголки губ дрогнули и чуть расползлись в стороны.

Дмитрий расценил это как добрый знак. Тарасов неспроста назвал его по имени. Так он давал понять, что узнал сталкера, несмотря на скрывающую уродство полумаску, и держит ситуацию под контролем, а концерт, в лучших традициях реализма, устроил специально для сержанта. Это было необходимо для того, чтобы тот не мучился при составлении обязательного после каждого патрулирования рапорта и написал все как есть, а не выдумывал, прикрывая командира.

Обязанность подавать рапорты появилась задолго до появления парка развлечений. Тогда еще существовала Зона, и военные неплохо кормились с продажи артефактов, полученных в качестве откупных с задержанных патрулями сталкеров. Может, так бы все и продолжалось своим чередом: сталкеры таскали бы хабар, жаждущие романтики любители приключений искали бы тайные тропы в Зону, военные охраняли бы Периметр от попыток незаконного проникновения как с одной, так и с другой стороны, если бы не всколыхнувшая общественность история с Опоссумом. Так звали сталкера, в одночасье ставшего знаменитым на весь мир.

А ведь, если разобраться, ничего особенного в тот день не произошло. Подумаешь, задержали сталкера в компании с такими же нелегалами, как бородатый с брюнеткой. Что тогда, что сейчас, любители халявы всеми правдами и неправдами пытались проникнуть за Периметр, а сталкеры помогали им за определенное вознаграждение. Верно сказано в книге Екклесиаста: «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем».

Военный патруль, в чьих руках оказался Опоссум с подопечными, действовал по обкатанной схеме. Нелегалов допросили, вбили данные в общую базу нарушителей, выписали значительные штрафы с предупреждением, что, если не заплатят в срок, им за казенный счет дадут путевку в не столь отдаленные места лет этак на пяток, и выставили за Периметр. После этого вояки сделали предъяву Опоссуму и потребовали с него выкуп в виде ценного хабара.

Дальше показания разнятся. Одни говорили, что он послал вымогателей по известному всем адресу и его грохнули за хамство. Другие, что он отдал требуемое и ушел от военных целым и невредимым, а потом, по собственной глупости, подорвался на минном поле возле того блокпоста. Третьи утверждали, что бойцы забрали у Опоссума контейнер с артефактами и застрелили парня в назидание другим сталкерам. Были и те, кто заявлял, что военные ничего с Опоссума не требовали и он благополучно отправился к центру Зоны. Но их, разумеется, не слушали. Кому интересна история без драйва и намека на трагичный финал?

На беду зеленопузых, как сталкачи за глаза называли вояк, в то время по Зоне каталась съемочная бригада из CNN. Иностранные журналисты каждый день выдавали на-гора заметки о жизни обитателей территории отчуждения и остро нуждались в жареных фактах. Сталкерские пересуды не прошли мимо их ушей. Ушлые журналюги быстренько состряпали репортаж, где и озвучили каждую из версий гибели Опоссума.

Может быть, тот сюжет в новостях и не имел бы далеко идущих последствий, но в ту пору на Украине перед очередными выборами развернулась нешуточная политическая борьба между нынешним главой государства и одним из местных олигархов. Катализатором дальнейших событий послужило то обстоятельство, что тогдашний начальник спецподразделения по охране Периметра Зоны приходился двоюродным братом украинскому президенту.

В политике мало отягощенных моральными принципами людей. Вот и кандидат в президенты не относился к их числу. Он понял, что репортаж CNN стал для него отличным шансом перетянуть одеяло на себя, и раздул вокруг исчезновения Опоссума такой скандал, что его отголоски до сих пор сказывались на военных.

Отрабатывая полученный заказ, общественные и правозащитные организации по всему миру принялись клеймить сторожащие Периметр отряды ВСУ, обвиняя в нарушении прав человека. Причем о международных инспекторских силах, чьи бойцы тоже занимались охраной Периметра, поборники справедливости ни разу не заикнулись. А ведь бравые иностранные вояки мало чем отличались от украинских коллег и тоже вымогали хабар у сталкеров любыми способами, вплоть до пыток и угроз поквитаться с близкими оказавшихся в их руках бедолаг.

Желая хоть как-то снизить градус напряженности вокруг спецподразделения, президент отстранил родственника от должности, а позже издал указ, согласно которому каждый участник военного патруля после смены обязан составить подробный рапорт не только о своих действиях, но и о поступках начальника и сослуживцев. Особисты из СБУ изучали рапорты на предмет нестыковок и, если таковые находились, проводили допросы с пристрастием и очные ставки между патрульными.

Современный мир так устроен, что интерес к любой, даже самой шокирующей, новости пропадает за считаные сутки, если его не подпитывать информационными вбросами. Как только кандидат в президенты добился цели и получил желаемую должность, шумиха вокруг «дела Опоссума» исчезла, как по мановению волшебной палочки, но сам указ остался в силе.

Потом, к слову, прогремевший на весь мир сталкер нашелся живым и невредимым, хотя вряд ли можно называть невредимым того, кто поехал кукухой и влился в ряды фанатиков, охраняющих подступы к ЧАЭС, только вот до него никому уже не было дела. Ни один из новостных источников не написал о его обнаружении ни строчки. Оно и понятно. Как когда-то сказал классик: «Мавр сделал свое дело, мавр может уходить».

Глава 3

Свобода

Бородатый все-таки решил поиграть в героя. Когда «пленники» в сопровождении капитана дошли до растущих возле холма кустов и скрылись за ними, он резко развернулся и с криком «Убью!» бросился на Тарасова.

Балабол поставил туристу подножку. Тот запнулся, потерял равновесие и с треском бухнулся в колючие заросли. Проводник упал на бунтовщика, при этом больно засадив локтем по его почкам, и зашипел в ухо:

– Угомонись! Я же сказал: свой это.

– Ага, свой, – прохрипел бородатый. – Он еще там, у машины, хотел нас расстрелять.

– Так надо, дурень, это концерт для сержанта. Или ты хочешь грех на душу взять и завалить ни в чем не повинного парня?

Бородатый перестал дергаться под проводником, видимо, переваривая информацию, а потом просипел:

– Пусти!

– Больше геройствовать не будешь?

– Да понял я все. Пусти, кому говорю. Колется.

Балабол ослабил давление, повернулся набок, шипя сквозь зубы от вонзившихся в кожу шипов. Встал сначала на одно колено, потом рывком поднялся и, едва не рухнув обратно на бородатого, чудом удержал равновесие.

Брюнетка бросилась на выручку спутнику. Тот ухватился за ее прижатые друг к другу кулачки, с кряхтением встал, глядя на проводника исподлобья.

Капитан Тарасов с кривой ухмылкой наблюдал за мужчинами.

– Ну что, хлопцы, угомонились? А теперь шагайте к холму и давайте без выкрутасов. Мне вас еще освободить надо и провести первичный инструктаж.

Туристы недоверчиво покосились на капитана. Тот повел автоматным стволом, веля топать в заданном направлении.

– Думали, я вас на самом деле убивать буду? – хмыкнул Тарасов, когда «пленники» оказались с обратной стороны высокого холма. Здесь сержант Григорчук при всем желании не мог их увидеть из кабины грузовика. – Нужны вы мне больно! Зона сама с вами разберется, если захочет.

– Какая Зона? – удивился Балабол. – Ты в своем уме? Она исчезла три года назад.

– Как исчезла, так и появилась, – огрызнулся Тарасов, с шорохом вытаскивая нож из пластиковых ножен на поясе. – Так и будешь со связанными руками стоять или тебя освободить?

Балабол вытянул перед собой руки и сделал шаг вперед. Капитан просунул кончик сверкнувшего на солнце клинка под узкую полоску пластиковых наручников, слегка двинул ножом. Хомут лопнул и упал в траву подле ног проводника белой закорючкой. Дмитрий зашипел сквозь зубы, благодарно кивнул и принялся энергично растирать затекшие руки.

– Теперь моя очередь, – улыбнулась брюнетка, протягивая Тарасову маленькие кулачки.

Тот пожал плечами: дескать, мне без разницы, – разрезал пластиковую полоску, шагнул к бородатому и тоже его освободил.

– Значит, слухайте сюды, – сказал капитан, убирая нож на место. – Ща я несколько раз выстрелю в воздух, будто бы пришил вас, но для начала кое-что отдам.

Он сунул руку в карман камуфляжных штанов, вытащил старенький пистолет с треснувшей бакелитовой накладкой на рукоятке, всучил Балаболу. Потом полез в кармашки разгрузки. Из одного достал ПДА и две запасные обоймы, из другого нож в кожаных самодельных ножнах и тоже передал проводнику. В последнюю очередь капитан снял с пояса фляжку, но досталась она не Балаболу, а брюнетке. Та мигом скрутила колпачок и жадно припала к горлышку.

Проводник облизнул губы, а бородач шумно сглотнул и засопел носом, наблюдая за тем, как пьет его спутница.

– Звиняйте, хлопцы, другой фляжки нет. Придется обождать. Знаю, вам хочется пить, у вас болит голова, появились провалы в памяти. Это побочные эффекты сильнодействующего психотропного препарата. Уж больно кое-кому хотелось узнать, откуда вы таким странным образом появились в парке.

– А что странного в нашем появлении? – спросил Балабол.

– Да все. Начать хотя бы с того, что на вас была зимняя одежда. Это сейчас-то, когда дневная температура ниже двадцати градусов тепла не опускается. Вас троих патруль обнаружил неподалеку от Периметра. Вы появились, можно сказать, из ниоткуда. Со слов нашедшего вас сержанта, вы трое как будто выпали из лопнувшей в воздухе сверкающей молниями сферы. Ему, конечно, не поверили, заставили кровь сдать на анализ, но, поскольку следов наркотических веществ не обнаружили, пришлось принять его слова за правду. Ну а так как он больше ничего не знал, взялись за вас всерьез и напичкали всякой дрянью, чтобы языки развязать.

Женщина перестала пить, обменялась взглядами с бородатым, потом посмотрела на проводника. По этой игре в гляделки капитан понял, что его слова стали для них откровением. Он подумал, стоит ли вываливать на них весь объем информации, и решил, что это ни к чему. Незачем им было знать о ночном сообщении и мотивах капитана Тарасова, точнее, того, кто столько лет скрывался под его именем.

Когда Пескишев Петр Семенович, беглый уголовник по прозвищу Пескарь, подумал о том, что заставило его в очередной раз заняться спасением обреченных на муки людей, перед глазами, словно кинофильм, пронеслись те давние и, казалось, давно поросшие быльем события. Он как будто снова очутился в дребезжащем автозаке.

Обычно заключенных перевозили из колонии в колонию в сопровождении двух вооруженных до зубов охранников, но в его случае обошлись без конвоиров. Тогда шла очередная реформа МВД Украины. Людей катастрофически не хватало, и начальство решило, что для транспортировки одного положительного во всех отношениях зэка достаточно будет вооруженного дробовиком водителя. С него даже сняли наручники перед тем, как посадить в автозак.

Личное дело Пескаря способствовало принятию подобных решений. Он сидел не за убийство, грабеж или изнасилование, а по экономической статье, и на тот момент отмотал больше половины срока. Начальство прекрасно понимало, что бежать в такой ситуации – значит подписать себе новый приговор, потому и пошло на беспрецедентные нарушения правил.

Пескарь и не собирался делать ничего предосудительного. Только дурак стал бы нарываться на неприятности, когда до УДО осталось меньше года и провести их предстояло в колонии, больше похожей на закрытый от внешнего мира санаторий, нежели на исправительное заведение. Это стало для него чем-то вроде поощрения за хорошее поведение, строгое соблюдение тюремного распорядка и плодотворный общественно-полезный труд.

Быть может, он и отсидел бы остаток срока с максимальным для колонии комфортом, если бы не цепь случайностей. Начало той цепи положила авария на газопроводе. Взрывом разрушило автомобильный мост через реку, и водитель автозака оказался перед выбором: пилить в объезд почти пятьсот километров до следующей переправы и выбиться из графика с потерей премиальных или рискнуть и пересечь водную преграду по мосту на запретной территории.

Полукруглые фермы путепровода виднелись на горизонте, как будто подталкивая к принятию решения. Водила свернул с дороги и погнал спецмашину к границе Зоны. Это сейчас она по всей длине огорожена бетонным забором, а тогда Периметр практически полностью представлял собой хилую конструкцию из деревянных столбов и колючей проволоки. Шофер даже не стал искать подходящий для проезда участок. Вылез из кабины, перерезал кусачками проволоку и через минуту оказался за пределами привычного мира.

Вторым звеном в цепи случайных событий стала аномалия. Водитель имел смутное представление о Зоне. Он знал, что здесь полно опасных мест, но не предполагал, что столкнется с одним из них так скоро. Будь у него хоть мизерный опыт выживания в Зоне, он бы наверняка заметил характерные для «гравиконцентрата» изменения местности. А так он принял продавленную аномалией землю за обычное понижение и даже не задумался, почему в самом углублении и по его пределам нет никакой растительности.

Автозак с ходу влетел в деструктив. Кабина застонала, сминаясь в комок, как бумага в руке великана. Стекла с хрустом разлетелись на мелкие осколки. Водитель понять ничего не успел: его расплющило, как козявку. Из центра деформированной кабины раздался смачный чавкающий звук, и во все стороны брызнули красные ошметки.

Кузов с зарешеченными окнами перекосило. Пескишева по инерции швырнуло на разделяющую фургон пополам стальную решетку. Кровь из рассеченного лба хлынула на глаза. Размазывая красные полосы по лицу, арестант встал на ноги. Потолок трещал, угрожающе быстро приближаясь к полу. Двери выгнуло, и они с громким хлопком распахнулись, словно по ним со всей дури саданул ногой кто-то большой и сильный.

Пескишев не стал дожидаться, когда его раздавит, как водителя. Заключенный рванул с места в карьер и выскочил из автозака за мгновение до того, как тот с оглушительным грохотом и терзающим уши скрипом превратился в бесформенную груду железа.

Пескарь в отчаянии стоял возле искореженной машины. Без документов, в арестантской робе, он не знал, куда ему податься. Оставаться на месте было рискованно, ведь он столько всего слышал о Зоне и населяющих ее мутантах. Возвращаться по следам машины – еще опаснее. Связь с автозаком потеряна. В скором времени на пропавшего зэка вышлют ориентировку и объявят в розыск. Если его найдут, об УДО можно забыть. Впаяют попытку побега, добавят десятку сверху и отправят мотать новый срок куда-нибудь в колонию строгого режима.

«Лучше сдохнуть на свободе, чем оказаться в застенках», – решил Пескарь и потопал прочь от «гравиконцентрата».

Судьба благоволила беглому арестанту. До вечера он блуждал по Зоне и не нарвался ни на мутантов, ни на аномалии. Последние он ощущал на интуитивном уровне, а иной раз и видел невооруженным взглядом. Точнее, не сами деструктивы, а искажения воздуха над ними или кружащий над землей растительный мусор.

Беглец подыскивал место для ночлега, когда в относительной близи от него прогрохотали первые выстрелы. Пескарь упал в траву, подполз к растущему на вершине приземистого холма кусту бересклета и осторожно раздвинул ветки. Лежа в укрытии, Петр наблюдал за тем, как военные и бандиты уничтожают друг друга.

Численное превосходство помогло отморозкам одержать победу. Опасаясь подкрепления со стороны вояк, бандюги покинули поле боя, даже не собрав трофеи. Пескарь расценил это как добрый знак и покинул убежище, едва шаги преступников затихли вдали.

Он обыскал тела, одно за другим. В карманах бандитских плащей, помимо запасных обойм к пистолетам и патронов к дробовикам, нашлись еда и бинты. Пескишев не ел с самого утра и первым делом утолил голод, а потом занялся сбором остальной добычи. Поначалу беглец планировал разжиться оружием, боеприпасами и провиантом, но потом подумал, что неплохо бы переодеться. Хотел позаимствовать одежду у одного из бандитов, но в голову пришла более интересная идея. Когда он осматривал тела военных, ему показалось, один из них немного похож на него.

Пескарь вернулся к кусту акации, где лежал лейтенант с окровавленной головой, и присмотрелся. Сходство, конечно, было не стопроцентное, но это не играло особой роли. Фотография в документах лейтенанта Тарасова была не лучшего качества, при желании беглец легко мог выдать себя за него. Благо рост и размеры обмундирования идеально совпадали. Еще одним плюсом было отсутствие дырок от пуль на одежде. А ну как нарвется на военный патруль? Рассказать, что произошло, не составит труда, как и привести к месту стычки, а вот объяснить пулевые отверстия на форме и отсутствие ранений на теле будет в разы сложнее.

Петр посмотрел по сторонам – поблизости никого не было – и принялся раздевать Тарасова. Первым делом снял берцы. Потом расстегнул замки тактического жилета и броника, потянулся к камуфляжной куртке. Он только дотронулся до верхней пуговицы, как вдруг лейтенант застонал и открыл глаза.

Пескишев сам не понял, как его пальцы обхватили горло несчастного. Он давил до тех пор, пока тело под ним не обмякло, а когда все кончилось, с усилием оторвал трясущиеся руки от шеи теперь уже мертвого лейтенанта и со звериным рыком блеванул рядом с его ухом.

Прошло много времени, прежде чем Пескарь нашел в себе силы продолжить начатое. Он переоделся, взял лежащий неподалеку от трупа автомат и потопал прочь от про́клятого места.

Военный патруль нашел самозванца на следующий день. Как Пескарь и предполагал, внедрение в чужую личину прошло успешно. Из тех, кто лично знал Тарасова, в живых никого не осталось: все погибли в той перестрелке с бандитами.

Новоявленный лейтенант стал тянуть армейскую лямку. Некоторую путаницу в поведении списали на травму головы, благо доказательства были на видном месте. Незаурядный ум, хорошая память и желание скрыть подлог в тайне сделали из Пескишева идеального вояку. Эти же факторы помогли дослужиться до капитанского чина.

Но не все было так гладко и замечательно: совесть терзала его за совершенное преступление. Пытаясь хоть как-то облегчить душевные муки, он дал себе клятву спасать человеческие жизни и реализовывал ее на задержанных военными патрулями нелегалах.

«Сколько жизней надо спасти, чтобы загладить вину перед богом и тем несчастным лейтенантом?» – подумал он, глядя, как брюнетка передает фляжку бородатому. Тот встряхнул ее над ухом, определяя степень наполненности, и припал к горлышку. После трех больших глотков, вытер губы тыльной стороной ладони и отдал посудину проводнику. Балабол благодарно кивнул, поднес горлышко к губам и запрокинул голову.

Полагая, что вопросов не избежать, капитан сыграл на опережение:

– Вам, можно сказать, повезло, что Зона вернулась так же внезапно, как и исчезла три с лишним года назад. Основной контингент понабрали из тех, кто о ней знал только со слов мастодонтов вроде меня. Когда Выброс жахнул, началась неразбериха. Я не стал тратить зря время, заполнил нужные бумаги, подписал, кем надо, и запер вас в камере смертников. А утром повез типа на ликвидацию. – Тарасов посмотрел на бородатого и его спутницу: – Благодарите Балабола. Если б не его знакомство с вами, вы бы сейчас пускали слюни в допросной после лошадиной дозы препарата, а потом ваши коченеющие тушки зарыли бы где-нибудь в лесочке рядом со спецблоком.

– М-да, нелегкая у тебя работенка. – Проводник бросил капитану фляжку. Тот ловко поймал пустую посудину, сунул в матерчатый чехол на поясе и застегнул пуговицу клапана. – А если честно, много ты подобных нам расстрелял?

– Издеваешься?! – вскипел Тарасов. – Я что, по-твоему, на палача похож? Раньше нелегалов за Периметр вывозил, а сейчас, если придется делать что-то подобное, отпущу в Зону, вот и вся недолга.

Балабол подумал, что остаться в Зоне без оружия и ПДА – ничуть не лучше расстрела, а, пожалуй, даже хуже, но решил придержать язык за зубами. Все-таки капитан сильно рисковал, нарушая приказ. К тому же им он дал и то, и другое. И пусть из оружия всего лишь нож и пистолет на троих, этого хватит на первое время, а там видно будет.

– Да, и вот еще что, – капитан посмотрел на женщину. В ночном сообщении было две просьбы. Первую он выполнил, теперь надо было как-то намекнуть, чтобы эти трое заглянули в дом на болоте. – Вы, дамочка, пока я вас в машину тащил, все о Лекаре твердили. Уж не знаю, за каким он вам дался, но я напоминаю, потому что сами вы об этом не скоро вспомните.

Брюнетка удивленно уставилась на офицера. Тот верно истолковал ее взгляд.

– Последствия препарата, – пояснил он, снимая с плеча автомат. – Ладно, я и так тут задержался. Григорчук, поди, уж на сироп изошел. Ну-ка, пригнитесь от греха подальше.

«Пленники» сделали, как он велел. Сухой треск автоматной очереди разорвал тишину. С веток ближайшей сосны, шумно хлопая крыльями, сорвалась ворона. Сердито каркая, полетела на восток, к узкой полоске леса на горизонте.

– Ну вот и все, Балабол, мы с тобой в расчете. Теперь, если и будем общаться, то неофициально. По документам ты числишься двухсотым.

Капитан махнул рукой на прощанье и, тяжело ступая по траве, зашагал в обратном направлении. Поравнялся с кустами барбариса, обогнул густые заросли с красными пятнышками ягод на колючих ветвях и пропал из виду. Спустя какое-то время затарахтел двигатель. Приглушенно хлопнула дверца.

– Выдвигаемся, – скомандовал проводник, когда автомобильный шум затих вдали.

– Мы так и пойдем с одним пистолетом и ножом на троих? – спросил бородатый.

Балабол посмотрел на туристов. Неожиданно их силуэты задрожали и начали расплываться, словно мираж в пустыне, а потом вдруг перед глазами все померкло, и он оказался в арктической пустыне. Его спутники были рядом с ним, но не в джинсах, рубашках и башмаках, а в зимней маскировочной одежде и теплых ботинках на толстой подошве. Впереди, под разноцветными огнями северного сияния, в ярких огнях прожекторов купались компактно расположенные вокруг центрального здания постройки. Судя по пулеметам на вышках и плоских крышах кубических зданий, это была либо военная база, либо это место хорошо охранялось от посторонних глаз.

Наваждение быстро исчезло, но оставило весомые результаты. Балабол не только вспомнил, где они были до того, как снова оказаться в Зоне. В памяти всплыли имена «туристов». Женщину звали Лань, а ее спутника Потапыч.

– С тобой все в порядке?

Брюнетка не на шутку встревожилась, когда проводник внезапно побледнел и переменился в лице.

– Голова что-то закружилась, – солгал Балабол и после некоторой заминки сказал: – Я видел нас троих недалеко от затерянной в снегах базы и вспомнил ваши имена. Тебя зовут Лань, а его Потапыч.

– Точно! Я тоже что-то такое припоминаю: снег, база, какие-то люди. – Лань замолчала, глаза ее остекленели, лицо исказилось, словно она увидела мифическое чудовище во плоти. – Там было что-то жуткое, что-то невероятно ужасное… или кто-то… я пытаюсь, но никак не могу вспомнить.

– Ну и хорошо, что не можешь. Я ваще ничего не помню и не парюсь по этому поводу. Всему свое время. Меня другое интересует: если капитан сказал правду насчет Зоны, нам с одной пукалкой на троих не выжить. – Потапыч вперил угрюмый взор в проводника. – Вряд ли все клиенты и сотрудники парка укрылись от Выброса. Может, здесь мутантов пока шиш да маленько, но с зомбаками-то проблем быть не должно.

Балабол задумался: «Потапыч прав, нужно еще оружие. Вопрос в том, где его взять?» Он не делал заначек, работая проводником, считая это бессмысленной тратой времени, но у него был обустроен схрон в те славные времена, когда он промышлял сталкерством. С тех пор прошло много лет. За это время он ни разу не удосужился проверить тайник. Может, от него ничего уже и не осталось, но попробовать точно стоило.

– Ладно, есть у меня тайничок.

Потапыч хмыкнул. Губы его искривились в довольной усмешке. В глазах Лани вспыхнули счастливые огоньки, она заметно повеселела и приободрилась.

– Я бы не торопился с выводами, – омрачил их радость Балабол. – Нычка сделана давно, и не факт, что сохранилась нетронутой.

– Ну, пока не проверим, не узнаем, – философски заметил Потапыч.

Лань кивнула и задала волнующий ее вопрос:

– А в тайнике кроме оружия и боеприпасов еще что-нибудь есть?

– Дойдем до места, узнаешь, – пообещал Балабол и велел спутникам идти за ним.

Глава 4

Голь на выдумки хитра

Шагая впереди маленького отряда, Балабол подспудно надеялся, что дорога пройдет без приключений. От места расставания с Тарасовым до деревни, где находился тайник, было не больше четырех километров. «Туристы» рисковали, конечно, нарваться по пути на новоявленных зомби, но обойти их стороной не составило бы труда. С мутантами особых проблем возникнуть не должно было. Да, Зона вернулась, но их число от этого вряд ли так быстро выросло в геометрической прогрессии.

В парке средняя численность тварей не превышала тридцати единиц на квадратный километр территории. Причем основную массу составляли слепые псы и пучеглазки. Эти редко сбивались в большие стаи. Чаще всего создавали группы из трех-пяти особей, а то и вовсе передвигались в поисках пищи поодиночке.

И тот и другой вариант не представляли для путников особой угрозы. Балабол справедливо полагал, что двое мужчин относительно легко справятся с вероятной опасностью, пусть даже имея на руках всего лишь нож и пистолет.

Но беда пришла с той стороны, откуда не ждали. Наиболее короткий путь к деревне пролегал через узкий перешеек между почти отвесным склоном высокого холма и заболоченной низменностью. Между собой проводники называли это место «игольным ушком».

На подходах к тропе ПДА на руке Балабола завибрировал, предупреждая о близкой опасности, и вырубился. Заряд аккумулятора и так оставлял желать лучшего, когда капитан отдал устройство проводнику, а теперь батарея высадилась в ноль.

Сталкер по старой привычке похлопал по рукаву. Болтов на месте не оказалось. Да и откуда им было взяться, если в парке для обнаружения аномалий «маркерами» не пользовались. Большая часть деструктивов исчезла вместе с Зоной, а те, что остались или находились вне туристических троп, прекрасно определялись встроенным в ПДА датчиком аномалий.

Руководство парка регулярно проводило среди сотрудников инструктаж, особо заостряя внимание на соблюдении техники безопасности. Проводник не имел права игнорировать данные электронного помощника. В попытках воссоздать атмосферу настоящей Зоны инженеры технической службы «Чернобыль Лэнда» установили сотни смертельно опасных искусственных аномалий, обнаружить которые можно было только с помощью мини-компа.

Проводники из числа бывших сталкеров еще долго пользовались железками или мелким гравием. Со временем даже самые упертые осознали бесполезность этого занятия. Балабол был последним из тех, кто отказался от проверенного способа определения опасности, но продолжал носить с собой гайки и болты – на удачу. Он перестал таскать лишний вес чуть больше месяца назад, и, как оказалось, зря.

Размышления сталкера прервал недовольный голос Лани:

– Обязательно надо было рядом с болотом остановиться, да? Как будто другого места для твоей медитации не нашлось. Тут вонь такая стоит, дышать нечем.

Балабол повернулся. Лань встретила его во всеоружии: губы – бледная полоска, глаза – узкие щелочки, локти в стороны, кулачки на талии и ножкой так нетерпеливо по земле «тук-тук-тук».

В двух шагах позади спутницы лениво поигрывал ножом Потапыч. В отличие от компаньонки он не выказывал ни малейшего беспокойства. Похоже, его все устраивало в текущей ситуации.

«Ишь, фифа какая, ща я тебе покажу, как мне концерты закатывать», – раздраженно подумал Дмитрий, резко выставил перед собой руку и постучал кончиком пальца по экрану ПДА.

– Видишь здесь что-нибудь?

– Нет.

Потапыч подошел ближе и вытянул шею, выглядывая из-за плеча Лани.

– Я тоже ничего не вижу, – сказал он.

– И не увидите: аккумулятор разрядился. Будь с ПДА все в порядке, вы бы услышали характерное потрескивание и заметили бы на экране зеленоватое пятно, потому что вон там, – Балабол согнул правую руку в локте и показал большим пальцем за спину, – аномалия.

Женщина поняла, что сболтнула лишнего, опустила руки и перестала стучать ножкой, но проводника было уже не остановить.

– Не, ты, конечно, можешь идти напролом, но тогда не обижайся, если твои кишки намотает на ветки во-о-н тех кустов. Ты этого хочешь?

Лань помотала головой. Глаза из узких щелочек превратились в серые глубокие омуты. Балабол почувствовал, как тонет в этих бездонных колодцах, отвел взгляд в сторону и продолжил, понизив голос:

– Вот разрядим аномалию, тогда и пойдем, точнее, побежим, пока она сил набирается.

Он посмотрел по сторонам в поисках подходящих по размеру камней, но так ничего и не нашел.

«Раз нет возможности разрядить ловушку, значит, надо как-то ее обозначить».

Балабол ухватился за пришедшую на ум идею. Решил было наломать веток и бросить в аномалию, но передумал. Уж больно не хотелось приближаться к болоту. Пахло и в самом деле нехорошо, как будто в трясине гнили туши мутантов. Будь у него с собой противогаз, он так бы и поступил, но пришлось искать другой способ.

– Повторяйте за мной. – Балабол наклонился, обеими руками вырвал с корнем траву и выпрямился.

Лань с Потапычем переглянулись. В ее взгляде читалось недоумение, она как будто спрашивала напарника: «Что он творит?» Потапыч пожал плечами, но сделал, как велел проводник. Брюнетка замешкалась на секунду, но последовала примеру мужчин.

– А теперь кидайте это добро в аномалию, рвите еще и снова бросайте.

Балабол швырнул траву перед собой, наклонился, вырвал новую порцию «маркеров» и отправил вслед за первой. В танцующем над «юлой» воздушном вихре закружились отдельные травинки и торчащие из комков черной земли зеленые стебли.

«Туристы» поняли задумку. Вскоре зона действия аномалии была видна невооруженным глазом.

Размеры гравитационной ловушки поражали воображение. Одним краем деструктив чуть ли не соприкасался с холмом. Расстояние от помеченного травой воздушного вихря до практически отвесного склона не превышало десяти сантиметров. Растущие на вершине холма сосны шумели пышными кронами на ветру, скрипели янтарного цвета стволами, словно предупреждая путников о притаившейся внизу опасности.

Колючие кусты на берегу болота от другого крыла ловушки отделяла настолько узкая полоска земли, что пройти по ней, не потревожив аномалию, можно было только боком.

Балабол повернулся к попутчикам.

– Я первый, а вы потом по одному и только после моего сигнала. Вопросы есть?

«Пассажиры» как будто воды в рот набрали. Они во все глаза смотрели на кружащую в воздухе траву. Наверное, думали, как преодолеть препятствие и не сыграть при этом в ящик.

– Ну, раз вопросов нет, тогда решайте, кто за кем. Я пошел.

Дмитрий шагнул к воздушному вихрю, чувствуя одновременно прилив адреналина и необычайный заряд бодрости, как будто аномалия делилась с ним сконцентрированной внутри нее энергией. Повернулся спиной к ощетинившимся шипами кустам и боком, словно краб, медленно зашагал по безопасной тропе.

Длинные травинки, обрывки стеблей, комки почвы с торчащими из них белыми и тонкими, как волоски, корешками плавно кружили перед ним. Он чувствовал, как прохладный воздух скользит по влажным от пота щекам, и ему казалось, что это не легкий ветерок обдувает кожу, а смерть дышит ему в лицо.

На середине тропы Балабол оказался в считаных миллиметрах от той незримой черты, за которой наступала фатальная необратимость. Аномалия как будто почувствовала присутствие потенциальной жертвы. «Маркеры» заметно ускорились. Увесистый комок земли скользнул по щеке смельчака, саданул по носу и рассыпался на десятки мелких комочков. Удар был такой силы, что на глазах Дмитрия выступили слезы. Он инстинктивно дернулся. Аномалия отреагировала на его движение в свойственной ей манере.

Лань испуганно вскрикнула, когда воздух над деструктивом сгустился настолько, что стали видны спиральные крылья вихря. Она прижала пальцы левой руки к губам и с замиранием сердца следила за проводником. Тот застыл в напряженном ожидании и, казалось, намертво прирос спиной к колючим веткам кустарника.

Все это время Потапыч внешне оставался спокоен. Он сохранил невозмутимое выражение лица, но интенсивно бьющаяся на лбу жилка и расширенные зрачки с головой выдавали его волнение. Час назад он солгал, сказав, что ничего не помнит. Когда Балабол побледнел, его тоже накрыло волной воспоминаний. Отрывочные фрагменты боя на затерянной в снегах базе пронеслись перед его внутренним взором, но это было чем-то вроде дополнительного бонуса. В тот миг он вспомнил главное: они отправились туда следом за Балаболом, потому что не могли позволить ему потеряться из виду. Им дали задание сопровождать его везде, куда бы он ни направился, и доставить живым нанимателю. Лань, вероятно, вспомнила об этом раньше него. Ее слова о Болотном Лекаре – лучшее тому подтверждение. Они почти выполнили заказ, но теперь рисковали остаться без вознаграждения из-за паршивой аномалии.

Сквозь заволакивающую глаза мутную пелену Балабол смотрел на кружащий в воздухе растительный мусор. То ли от этого беспрестанного мельтешения, то ли от присутствия близкой опасности, то ли по иной непостижимой разумом причине в голове сталкера как будто включился кинопроектор. В памяти пестрой лентой замелькали события недавнего прошлого. С пугающей отчетливостью разрозненные фрагменты стремительно складывались в общую картину. Он вспомнил, что заставило его отправиться в арктическую пустыню, и поймал себя на мысли, что легко может оборвать грядущие мучения. Достаточно было сделать маленький шаг вперед – и с пожирающей его изнутри болезнью будет покончено.

Под натиском здравых рассуждений желание свести счеты с жизнью растаяло, как утренний туман под первыми лучами солнца. Разве он трус, чтобы искать спасение в смерти? Благодаря их вмешательству Зона вернулась, а значит, у него появился шанс выздороветь. Главное, найти нужный артефакт, а лучше два, и верить, что это поможет. Вот если из его затеи ничего не выйдет, тогда он подумает о прыжке в аномалию, а пока стоит заняться насущными делами.

– Слава Зоне, – прошептал Потапыч, как только проводник сделал шаг в сторону и медленно двинулся по тропе вдоль опасного участка.

Когда Балабол оказался по ту сторону аномалии, Лань повернулась к напарнику. В глазах светилась неподдельная радость.

– Получилось! У него получилось! – воскликнула она. – Уф-ф, от сердца отлегло. Знал бы ты, как я перепугалась. Ну, думаю, сейчас аномалия рванет, и не видать нам вознаграждения как своих ушей.

Потапыч удовлетворенно покивал.

– Так, значит, я не ошибся и о Лекаре ты упоминала не просто так. Как думаешь, а Балабол вспомнил, что заставило его отправиться на Новую Землю?

– Не знаю, – пожала плечами Лань. – Не хотелось бы. Он тогда наверняка отправится искать нужный ему артефакт, и нам придется из кожи вон лезть, чтобы выполнить заказ.

– Эй! Вы долго там совещаться будете? – крикнул Балабол. – Никак не можете решить, кто из вас первым мимо деструктива пойдет?

– Ладно, потом поговорим. Проблемы надо решать по мере их поступления, – торопливо прошептал Потапыч и гаркнул во все горло: – Ага! Лань трусишкой оказалась. Вот, пытаюсь уговорить.

– Ах ты ж! – Лань сердито поджала губы и двинула напарника локтем в бок. – Нашел на кого свалить, да?

– А что я должен был сказать? – удивленно выкатил глаза Потапыч. – Давай, ты первая, я замыкающий. И пошевеливайся, а то он обо всем догадается. Плакали тогда наши денежки.

Наемник склонил голову в шутливом полупоклоне и показал руками на аномалию: дескать, после вас, мадам.

Лань наморщила носик, фыркнула и с гордо поднятой головой пошла к кружащимся в воздухе травинкам.

– На середине тропы держись ближе к кустам и не делай лишних движений, – посоветовал Балабол.

– Да я уж поняла. Видела, как ты чуть было ласты не склеил, – буркнула под нос брюнетка, повернулась боком и медленно зашагала по тропе.

Мужчины затаив дыхание наблюдали за ней. Балабол с хрустом сжал кулаки, а Потапыч так стиснул зубы, что заныли челюстные мышцы, когда вихрь аномалии ускорил вращение. Поток воздуха подхватил женские волосы. Длинные черные пряди стелились параллельно плечам, словно у парящей в толще воды русалки. На мгновение показалось, что Лань испугается и аномалия все-таки получит долгожданную жертву.

В отличие от переживающих за нее мужчин, Лань чувствовала себя превосходно. Она не испытывала страха. Наоборот, ситуация с волосами ее позабавила и придала сил. Сохраняя спокойствие, женщина протиснулась сквозь безопасный коридор и встала рядом с Балаболом. Через две минуты к ним присоединился Потапыч, и маленький отряд снова стал одним целым.

Желтый ослепительный шар сиял в синем, без единого облачка, небе. Судя по положению светила над горизонтом, время приближалось к полудню. Похожая на нефть болотная жижа с раннего утра жадно поглощала солнечные лучи. Трясина так сильно прогрелась, что на ее отливающей черным глянцем поверхности появились радужные пузыри. Они набухали и лопались с громкими хлопками, как будто пробки вылетали из бутылок. Пока путники проходили сквозь «игольное ушко», из-за постоянного движения воздуха над аномалией тяжелый густой запах болотных испарений не чувствовался. Сейчас же удушающее зловоние окружало отряд со всех сторон.

Балабол первым надышался гнилостных миазмов. Не прикрытая маской кожа его лица напоминала корку плесневелого мандарина: такая серая и пористая она была на вид. Каждый вдох провоцировал рвотные позывы, и он держался из последних сил.

Красивое личико Лани приобрело зеленоватый оттенок и осунулось. Будто подведенные густыми тенями глаза слезились.

Лучше всех выглядел Потапыч. Болотные запахи не успели в полной мере оказать на него негативное воздействие, но кое-какой след все же оставили. Нос покраснел, а на щеках появились кровавые прожилки.

Проводник кивком велел идти за ним и потопал к раскидистой сосне. Хвойное дерево тихо поскрипывало узловатыми ветками в сотне шагов от них и, словно исполинский часовой, охраняло выход из «игольного ушка».

– Привал, – прохрипел Балабол и первым опустился на присыпанную рыжей прошлогодней хвоей короткую траву. Лань примостилась рядом с ним в тени под деревом, подняла глаза к шумящим над головой веткам. Слева от нее тяжело плюхнулся Потапыч, вытянул ноги и шумно засопел носом.

Проводник упал на локоть, повернулся боком к попутчикам, просунул пальцы под верхний край давным-давно подаренной Болотным Лекарем защитной повязки, дернул. Шнурки из прочной кожи большенога затрещали, но выдержали. Маска повисла на подбородке. Балабол жадно глотнул ртом пахнущий хвойной свежестью воздух и медленно выпустил через нос. Он дышал так несколько минут, пока не почувствовал себя лучше, затем закрыл изуродованную часть лица маской и посмотрел на попутчиков.

Короткий отдых всем пошел на пользу. Зеленоватая бледность исчезла с лица Лани, глаза перестали слезиться, а тени вокруг них стали не так заметны. Нос Потапыча по цвету больше не напоминал помидор, хотя на кончике и возле крыльев широких ноздрей виднелись тонкие ниточки лопнувших сосудов.

– Отдохнули? – спросил, надышавшись, Балабол. Лань ответила кивком, а Потапыч пробурчал что-то невнятное. Проводник неторопливо поднялся на ноги. Наемник последовал его примеру. – Тогда привал окончен. Встали и пошли.

– Долго еще? – Лань грациозно протянула руку. Потапыч правильно понял намек, сжал узенькую женскую ладошку в своей лапище и помог напарнице подняться.

Балабол показал на северо-восток. Там, в небольшом отдалении от них, шелестела листвой зеленая стена.

– Видишь вон те кусты? – обращаясь к бородачу, показал Дмитрий. – Это передний край небольшого леса. За ним будет поле, а за полем овраг. Говорят, это русло древней реки. Стороной обходить долго, так что мы через него переберемся, а там и до деревни рукой подать.

– Не близко, – заметил Потапыч.

– Да не, думаю, за час уложимся. Если тайник сохранился, вы получите обещанное, и наши пути-дорожки разойдутся. Я отправлюсь по своим делам, а вы идите куда хотите.

Наемники переглянулись. Балабол в это время задумчиво смотрел вдаль и не видел, как забеспокоились попутчики.

– Ну, об этом пока рано говорить, – пробасил Потапыч. – Сначала надо решить проблему, потом будем обсуждать, кто, куда и с кем отправится.

Проводник покосился на спутников. Лань и Потапыч, как по команде, растянули губы в дежурных улыбках.

«Кто вы такие, Зона вас побери, и зачем Лани понадобился Болотный Лекарь?» – подумал Балабол, улыбнулся в ответ и потопал к указанному им ориентиру. Лань с Потапычем двинулись за ним. Вскоре троица с треском вломилась в высокие кусты лещины, из которых шумно выпорхнули потревоженные птицы. Нервно щебеча, пичуги черной стайкой полетели прочь от негостеприимного места, уселись на ветки растущей неподалеку рябины и на все лады принялись распекать двуногих существ.

За кустами, как и обещал проводник, начинался лес. Точнее, даже не лес, а полупрозрачная рощица из молодых деревьев. Лавируя между тонкими стволами, путники быстро приближались к заросшему кустарником и быльем полю и через несколько минут зашуршали бурой травой.

Шорох сухих стеблей и стрекот насекомых расслаблял. Хотелось лечь в траву, понежиться на солнышке, подставляя лицо теплым лучам. Балабол старательно гнал прочь подобные мысли. В ситуации с неработающим ПДА потеря концентрации сулила печальные последствия: от попадания в не замеченную вовремя ловушку до столкновения нос к носу с мутантами.

К счастью, ни того, ни другого не произошло. Аномалии заранее выдавали себя примятой травой, трескучими разрядами молний или зеленоватым туманом испарений. С мутантами тоже все обстояло хорошо. Встреченные путниками кабаны бродили вдалеке, что-то выискивая в траве возле кустов. Ветер дул со стороны мутохряков, донося до путников слабый запах навоза. Остротой зрения эти твари не славились, так что бояться было нечего. Отряд прошел мимо них не таясь и пятнадцать минут спустя приблизился к кустам малины. С треском ломая сухие ветки, обрывая листву и колобашки незрелых ягод, путники продрались сквозь густые заросли и остановились на краю оврага.

Потапыч заглянул вниз и присвистнул от удивления. Навскидку глубина оврага превышала пятьдесят метров, а ширина – все сто или того больше. На крутых склонах росла трава, под разными углами к спуску торчали кривые деревья. Сквозь зеленый ковер тут и там проглядывали похожие на руки мертвецов узловатые корни и пласты покрытой трещинами красноватой глины. Внизу журчала вода. Дно оврага пряталось за опутанными повиликой кустами шиповника, и с высоты было не понять: речка там бежит или ручей.

Пока Потапыч разглядывал препятствие, Балабол сел, свесив ноги, на краю склона. Лань встала слева от него.

– Спускайся по моим следам, – посоветовал Балабол.

– Это еще почему? Думаешь, не смогу выбрать оптимальный маршрут и обязательно врежусь в дерево?

– Вовсе нет. Просто так меньше шансов разодрать в кровь руки и лицо в кустах на дне оврага. Ну все, я пошел.

Он оттолкнулся руками от земли и заскользил вниз по склону. Хватаясь за ветки деревьев и с корнями выдирая каблуками траву, Балабол старался корректировать направление и скорость спуска. Через минуту он с треском вломился в кусты и заворочался в них, как медведь.

Потапыч слышал разговор проводника и напарницы и сделал правильные выводы. Две неровные черные бороздки и плавающие над глиняными проплешинами красноватые облачка пыли служили прекрасным ориентиром. Бородач сел на то место, где недавно был Балабол.

– Эй, моя очередь! – В голосе Лани отчетливо прозвучали нотки обиды и возмущения.

– Еще чего. Не хочу, чтобы ты выглядела как драная кошка. – Потапыч оттолкнулся от края оврага и устремился вниз с криком: – Не отставай!

Он тоже вломился в заросли с треском, правда, на этот раз шум от вторжения в кусты был не таким громким. Лань подумала, что, может, это и к лучшему – спускаться последней, и отправилась за компаньоном.

Наемница скользила по склону, практически лежа на спине. Рубашка выбилась из джинсов, трава и комья земли попадали под плотную клетчатую ткань, прилипали к коже. Вблизи от колючих зарослей Лань вдавила левую ногу в землю сильнее, чем требовалось. Увидела, что ее несет в сторону от оставленного мужчинами пролома в кустах, инстинктивно прикрыла лицо и зашипела, когда шипастые ветки захлестали по рукам. Ноги уперлись во что-то твердое, согнулись в коленях. Женщину по инерции швырнуло вперед. Она вскрикнула. Отрешенно подумала, что наткнется на толстую ветку, та, словно пика, проткнет ее насквозь, и на этом все кончится. В этот миг крепкие руки схватили ее.

– Так и знал, что вляпаешься в неприятности, – прогудел Потапыч, гладя чуть подрагивающие от пережитого стресса женские плечи. Слева раздался треск, с каким Балабол прокладывал тропу в зарослях.

– Спасибо. – Лань благодарно посмотрела напарнику в глаза.

– Не за что. Мы все-таки одна команда и должны заботиться друг о друге.

Балабол ждал их на берегу широкого ручья возле импровизированной переправы. Большие серые валуны торчали из журчащего потока. Пятна мха и лишайников покрывали ноздреватую поверхность камней. Сверкающая на солнце вода облизывала огромные булыжники со всех сторон, оставляя на выпуклых боках влажные следы.

Когда «пассажиры» вышли из зарослей, проводник махнул рукой: мол, давайте за мной, – и запрыгал с камня на камень.

Потапыч помог спутнице взобраться на валун и легонько шлепнул по ягодице.

– Давай, скачи, как лань.

Лань улыбнулась в ответ и прыгнула на соседний камень. С него перескочила на другой, с того на третий – и так добралась до противоположного берега. Подождала напарника – тот чуть не свалился в воду на середине пути и лишь благодаря чудесам эквилибристики удержался на валуне – и вместе с ним отправилась к проложенной проводником тропе в зарослях.

Балабол в это время карабкался по склону. Когда попутчики вышли из кустов, он ухватился за корень растущего на краю яруги старого дуба. Пользуясь им как веревкой, выбрался из глубокой промоины и зашагал к расположенной в километре отсюда деревне.

Через пару минут наемники выбрались из оврага и догнали проводника. Балабол привел их к кустам сирени. Когда-то это была живая изгородь возле одного из крайних домов поселения. За годы без должного ухода кусты выплеснулись далеко за пределы околицы и образовали нечто вроде зеленого коридора для скрытного приближения к деревне.

Дмитрий нырнул в кипящие листвой заросли. Старясь не поднимать лишнего шума, добрался до свободного участка земли возле развалин бревенчатого дома и залег рядом с густо облепленным мхом углом черного от времени сруба. Отсюда открывался прекрасный вид на центральную улицу населенного пункта.

Наемники последовали за ним. Потапыч первым увидел лежащего на земле Балабола. Встал сначала на одно колено, потом на другое и растянулся на животе рядом с проводником. Чуть позже слева от мужчин Лань с грацией кошки легла на землю и поинтересовалась громким шепотом:

– А что мы тут делаем?

– Наблюдаем, – сухо ответил Балабол и попросил не мешать ближайшие несколько минут. Он пытался на слух определить, нет ли в заброшенной деревне зомби или мутантов.

Глава 5

Вот так встреча

Хранители раньше других узнали о возвращении Зоны. Им стало об этом известно до того, как Выброс обрушился на «Чернобыль Лэнд» и поменял привычный уклад жизни сотрудников и посетителей парка.

Индикатором перемен послужил Скиталец. В тот судьбоносный миг он сидел за столом с Крапленым. Бельмастые глаза слепо пялились на пляшущий под колпаком керосинки огонек.

Лекарь, шаркая тапочками, нес в одной руке пыхтящий чайник, а в другой – три чайные чашки с позвякивающими в них ложками. Когда хозяин дома приблизился к столу, Скиталец поднял обтянутые пергаментной кожей с коричневыми пятнышками ладони и покрутил ими перед собой.

– Вижу. – По морщинистым щекам старика покатились крупные слезы. – Каждое пятнышко, каждую складочку, все вижу.

Карие в желтую крапинку глаза Болотного Лекаря засветились счастьем. Он шмыгнул носом, поставил чайник на стол, нисколько не беспокоясь, что закопченное дно оставит на скатерти черные пятна, сгрузил рядом чашки. Вынул платок из кармана, снял очки и сказал, протирая круглые стекла в тонкой металлической оправе:

– Значит, у них получилось. Эх, и заживем сейчас. У меня снова работы будет хоть отбавляй. Зомби, мутанты, сталкеры – все ко мне потянутся, а я только рад буду, никому в помощи не откажу.

– Опять не дом, а проходной двор будет, – добродушно проворчал Крапленый, наблюдая, как Лекарь надевает очки. Это было похоже на ритуал. Сначала тот водрузил их на нос, потом завел пружинные дужки за уши и несколько раз сместил оправу от кончика носа до переносицы, как будто настраивал четкость изображения. – Забыл, чем твоя хлебосольность в прошлый раз закончилась? Смотри, как бы не вошло в привычку новую хату раз в несколько лет строить.

– Не ворчи, молод еще. Это Скитальцу по возрасту положено гундеть, а он, вишь, молчит как рыба в пироге.

Оба Хранителя посмотрели на седобородого. Тот держал в одной руке серебряную ложечку с дивным узором на ручке, а в другой чашку с розами на пузатых боках и по очереди разглядывал то один, то другой предмет, словно видел впервые.

Лекарь чуть слышно шикнул, поманил Крапленого пальцем, приставил ладонь к небритой щеке собеседника и прошептал:

– Глянь, как старый от счастья обомлел.

– Я все слышу, – ворчливо проскрипел Скиталец. Ложка дважды звякнула. Первый раз, когда он бросил ее в чашку. Второй, когда донце чайной посуды стукнулось о застиранную скатерть. – Тебе, Лекарь, стыдно должно быть. Ты бы лучше не шуточки в мой адрес отпускал, а долг хозяина дома как следует исполнил.

Лекарь смущенно кашлянул. Взял чайник. Хотел налить кипяток в чашку Скитальца, но тот накрыл ее ладонью.

– Не жлобься. Воды нахлебаться всегда успеем. Неси-ка нам чего-нибудь покрепче из закромов. Али припили все без меня, пока я глазами маялся?

Лекарь фыркнул, поставил чайник на скатерку и сказал Крапленому с наигранной обидой в голосе:

– Нет, ты посмотри. Мы за ним ухаживали, места себе не находили, волновались за него, а он вишь, как плохо о нас думает.

Крапленый с серьезной миной зацокал языком, качая головой.

Скиталец медленно похлопал в ладоши.

– Молодцы, хороший концерт устроили. Но я так и не понял: вино будет или кипятком кишки пополощем и все на этом?

– Да будет тебе вино, успокойся. Праздник чаем не отмечают.

Лекарь встал, прогрохотав табуреткой по крашенным коричневой краской половицам, хотел сходить на кухню за бутылочкой хорошего вина, но не успел: ПДА на руке Крапленого ожил. Комната наполнилась хрипом помех и чужими голосами.

Сеанс неожиданной связи прервался так же внезапно, как и начался, но и этого хватило, чтобы градус настроения в доме резко переменился. Недавняя веселость слетела с лица хозяина, как сорванный ветром с ветки осенний лист. Морщины на лбу превратились в глубокие складки. Глаза сузились в щелочки. Губы сжались в бледную полоску под густой щеткой жестких, как солома, усов.

Гости замерли в ожидании. Крапленый знал, в чем причина столь быстрой перемены настроения Лекаря, и не мешал тому думать, а Скиталец молчал за компанию.

– Отряд Балабола надо вытащить из лап армейцев, пока те не узнали, кто они и откуда появились на дороге, – прервал долгую паузу Лекарь.

Брови Крапленого изогнулись.

– Предлагаешь мне в одиночку штурмовать военный городок?

– Надеюсь, до этого не дойдет. Попробую подергать за ниточки, может, чего и выгорит, но ты будь готов к любому развитию событий.

Крапленый и не рассчитывал на помощь Лекаря. Тот хоть и проявил себя искусным интриганом в истории с отправкой Балабола на Новую Землю, был не всесилен. С военными его мастерство подковерной возни могло не сработать. Для себя Крапленый решил, что если у Лекаря что-то выгорит – это станет приятным бонусом и не более того. Он привык во всем и всегда полагаться на свои силы.

Из дома на болоте Крапленый вышел, когда Выброс отбушевал над Зоной и оставил после себя запах озона и постепенно теряющее насыщенность красное зарево на горизонте. Так-то пси-штормы не представляли опасности для Хранителей. Зона позаботилась о своих избранниках и, вместе с дарованной каждому уникальной способностью, сделала их невосприимчивыми к разрушительному действию высокочастотного излучения ноосферы. Любой из Хранителей мог гулять во время опасного для простого смертного катаклизма, не опасаясь за физическое и психическое здоровье. Им не грозила участь превратиться в зомби. Напротив, Выбросы заряжали их невероятным количеством энергии, омолаживая тела и продлевая их жизни.

Крапленый специально повременил. Как и другие Хранители, он видел ловушки невооруженным глазом. Они напоминали ему огромные фантастические цветы диковинных форм и расцветок. Ему нравились ночные прогулки. Он получал от них удовольствие и на долгие месяцы впал в уныние, когда выяснилось, что Зона внезапно исчезла. Сегодня все вернулось на круги своя. Это было его первое после стольких лет свидание с Зоной, и он хотел, чтобы та встретила его во всей красе.

Но, помимо эстетической составляющей, у него был и чисто практический интерес. Первый за долгие годы Выброс напитал жизнью давно угасшие ловушки и породил новые. Артефакты в них зарождались не сразу после энергетической бури, а через определенное время. Раз Лекарь посоветовал быть готовым к любому развитию событий, значит, нужны артефакты, из которых путем нехитрых манипуляций можно в два счета сгенерировать в любом месте породившую их аномалию. Крапленый собирался применить своеобразные гранаты по назначению, когда дело дойдет до заварушки. А в том, что так будет, причем очень скоро, он не сомневался.

После ухода Крапленого Лекарь завел Скитальца в дом и проводил в отведенную ему комнату. Тот вышел на улицу, когда первые предвестники Выброса в виде трескучих молний и похожих на северное сияние разноцветных всполохов появились в ночном небе. Старик нуждался в энергетической подзарядке, и он ее получил.

Теперь настало время Лекарю позаботиться о себе, вернее, о своих инвестициях в будущее. Он достоверно не знал, кто такой Балабол, но у него была догадка насчет изуродованного мутантами парня. Предстояло выяснить, кем он был до того, как из его памяти стерлись последние три с лишним года. А пока личность парня оставалась для Хранителя загадкой, он приставил для охраны сталкера наемников, играющих роль посетивших парк молодоженов. Сейчас судьба этой троицы висела на волоске, и Лекарь искренне хотел вытащить их из передряги.

Кабинет в рабочей половине дома встретил хозяина пахнущей медикаментами тишиной. Падающего сквозь открытую дверь рассеянного света хватало, чтобы более-менее ориентироваться без опаски налететь впотьмах на угол стола или стоящий вдоль стены шкаф с картотекой лечившихся у него пациентов.

Поскрипывая половицами, Лекарь прошел к темной громаде письменного стола, взял из ящика мини-комп и вернулся в совмещенную с гостиной столовую. Сел за стол, вывел на экран наладонника сервис текстовых сообщений и затыкал кончиком пальца в светящиеся внизу экрана буквы. Когда сообщение улетело адресату, Лекарь плеснул в чашку заварки, добавил воды из чайника и стал ждать, потягивая горячий напиток маленькими глотками.

Из комнаты Скитальца доносились тихое похрапывание и едва различимое сопение. За окном по-прежнему грохотало, но уже не так сильно и часто. Сменившая Выброс гроза постепенно шла на убыль. Громовые раскаты звучали все тише и почти не заглушали размеренный шум дождя.

Звуки снаружи и внутри дома убаюкивали. Лекарь честно боролся со сном, но глаза слипались против воли. Он то и дело клевал носом. Всякий раз, когда голова падала на грудь, Хранитель на минуту взбадривался, но потом все начиналось сначала, и он опять проваливался в дрему.

Лекарь встрепенулся, когда мелодично пропищал ПДА, протер глаза и прочитал сообщение. Адресат обещался помочь в освобождении Балабола и его спутников. Хозяин дома на болоте переслал Крапленому весточку от таинственного помощника, встал из-за стола и со спокойной совестью пошаркал в спальню.

* * *

Крапленый поддернул обшлаг рукава и тремя касаниями пальцев вывел на экран ПДА карту местности. Крохотная зеленая точка светилась ближе к левому краю наладонника. Крапленый сдвинул карту вправо, отмасштабировал изображение. Теперь вместо маленькой точки на экране появилась зеленая мишень. Она располагалась на краю похожего на кляксу темного пятна.

Сообщение от Болотного Лекаря подтвердилось. Вживленный в рубец старого шрама микропередатчик не только передавал сигнал о местонахождении Балабола. С помощью приборчика Крапленый слышал все, о чем говорил проводник и находящиеся поблизости от него люди. Так он узнал об освобождении пленников и цели их путешествия.

«Балабол подробно описал маршрут, так что проблем с идентификацией быть не должно», – подумал Крапленый, глядя на экран ПДА, но проблемы все-таки возникли.

Хранитель уменьшил изображение. Обозначающая его местоположение желтая звездочка появилась у верхней кромки экрана. Путники находились к юго-западу отсюда и, судя по карте, были намного ближе к точке незапланированного рандеву.

По всем признакам патовая ситуация. С таким набором исходных данных любой нормальный человек не стал бы даже пытаться перехватить Балабола в деревне. Ключевое слово здесь «нормальный», но в том-то и дело, что Крапленый был особенным – одним из немногих, кого Зона отметила своей милостью. Он мог в любое время открыть портал и по густой сети насквозь пронизывающих Зону ходов мгновенно переместиться из одного места в другое.

– Ну что, тряхнем стариной? – пробормотал Крапленый. Помолодевшее после ночного Выброса лицо озарила довольная улыбка.

Шагах в тридцати от Хранителя всеми цветами радуги переливался пузырь гравитационной аномалии. Ловушка лучше любого стража охраняла одну из многочисленных «кротовых нор». Крапленый приблизился к деструктиву, как делал это не раз за прошедшие несколько часов. Только тогда он протягивал руку внутрь аномалий и собирал созревшие в них артефакты, как садовник собирает по осени урожай, а сейчас вошел в пузырь и словно бы растворился в нем.

В глазах потемнело. Он почувствовал себя так, будто оказался в невесомости. Когда зрение и ощущение собственного веса вернулись в норму, Крапленый увидел впереди полуразрушенные дома.

– Спасибо, не подвела, – прошептал мужчина. Впервые за три с лишним года он снова говорил с Зоной. И хотя она не отвечала ему тогда и не ответила сейчас, он ощущал ее присутствие приятной тяжестью артефактов в закрепленном на поясе переносном контейнере и чувствовал себя счастливым.

Хранитель сверился с ПДА. Исходя из масштаба карты, Балабол находился приблизительно в двух километрах от заброшенной деревни. Его маленький отряд выбрался из небольшого лесочка и теперь пересекал поле.

«Если ничего сверхординарного не произойдет, минут через сорок они будут здесь», – определил Крапленый, перевел наладонник в беззвучный режим, одернул рукав и легким шагом направился к деревне. Возле околицы его внимание привлек посторонний шум. Пронзительный не то визг, не то скрип доносился откуда-то из глубины заброшенного поселения. Вместе с ним до слуха Хранителя долетал грохот и глухой стук. Как будто в одном из домов что-то бросали на пол.

Крапленый спрятался за угол ближайшей к нему развалюхи, посмотрел на экран пристегнутого к запястью прибора. Чисто, если не считать значка-мишени. Тот светился в сантиметре от обозначающей овраг темной извилистой полосы. Отсутствие других меток на экране означало, что неизвестный не попал в радиус действия датчика жизненных форм. Или же так проявлял себя полтерг, один из самых загадочных обитателей Зоны.

Крапленый прислушался к ощущениям. Как и другие Хранители, он загодя чувствовал мутантов, понимал их настроение и не лез на рожон, если твари были не в духе. Он не ставил себе самоцелью уничтожение порождений Зоны. Беря пример с Лекаря, он нередко помогал им и даже, когда существовала реальная угроза его жизни, стрелял в воздух для острастки, а не на поражение. Зона была для тварей чем-то вроде заповедника. Исходя из этой концепции, Хранители выступали здесь в роли егерей. В их задачу входило сохранение и приумножение численности коренных обитателей, а не бездумный отстрел ради мнимого удовольствия.

Никаких признаков близкого присутствия мутантов не ощущалось. Психоэмоциональный фон оставался в норме. Пахло травой и пылью, а не тухлой рыбой и озоном, как в случае с тем же полтергом, например.

«Это хорошо. Если там человек и я его не вижу, значит, для него я тоже пока невидимка», – подумал Крапленый и выключил мини-комп. Так оставалось больше шансов сохранить свое присутствие в тайне.

Автомат из-за спины бесшумно перекочевал в руки. Плавно перенося вес тела с пятки на носок, стараясь не наступать на битый кирпич и осколки стекла, Крапленый медленно двинулся в обход развалин.

За полуразрушенным домом открывался вид на заросшие бурьяном палисадники. Шум доносился откуда-то спереди. Крапленый видел с десяток стоящих друг напротив друга домов разной степени сохранности, но не мог понять, из какого именно идет звук.

Налетел ветер. Застучал ветками кустов, зашелестел листвой. Впереди сверху раздался тот самый визгливый скрип. Крапленый поднял голову. На крыше единственного в деревне двухэтажного дома поворачивался вокруг ржавого штыря черный от коррозии и окисла жестяной петух.

– А ларчик просто открывался, – усмехнулся Крапленый и подумал, что странный стук – результат работы того же ветра. Так могла хлопать незапертая дверь, или наполовину оторванная доска громыхала по стене. Он включил ПДА, подождал, когда загрузятся приложения и начнут работать в штатном режиме. Датчик жизненных форм подтвердил предположение: кроме Крапленого в деревне никого не было.

Дом с флюгером идеально подходил на роль наблюдательного пункта. Окна выходили на все стороны света. С высоты второго этажа окрестности просматривались на сотни метров вокруг. Даже скрип жестяного петуха был на руку. Скрежет не раздражал Хранителя, зато мог стать неплохой шумовой маскировкой шагов, вздумай мужчина перейти из комнаты в комнату или спуститься по скрипучей лестнице на первый этаж. Крапленый кивнул, словно соглашаясь с самим собой, и зашагал ко входу в двухэтажный дом.

Косой столб дневного света проникал в узкий коридор сквозь открытую дверь и упирался в темный колодец деревянной лестницы. Крапленый поднялся до площадки второго этажа. Три одинаковые дощатые двери равнодушно глядели на незваного гостя мутными стеклами смотровых глазков.

Хранитель помедлил, сопоставляя данные мини-компа с примерной планировкой дома. Центральную квартиру он не брал во внимание по той причине, что все ее окна смотрели на южную сторону, сильно ограничивая сектор обзора. Судя по карте в ПДА, Балабол приближался к деревне с северо-востока. Окна квартиры по левую руку выходили на север, юг и восток – значит, там и быть наблюдательному пункту.

Крапленый толкнул дверь, перешагнул через порог, осмотрелся. Из вытянутой в длину прихожей прошел мимо кухни и спальни в большую комнату с удачным расположением окон. Находясь посреди комнаты, можно было наблюдать за подступами к деревне, улицей и проулками, оставаясь незамеченным для Балабола и наемников.

Возле длинной стены, рядом с трехстворчатым шкафом, стоял комод. Хранитель вытащил ящики, опрокинул комод на пол, перетащил в центр комнаты и поставил сверху кресло с деревянными подлокотниками. Потом взобрался на самодельный трон и посмотрел по сторонам.

– Самое то, – пробормотал Крапленый и довольно причмокнул губами. С высоты наблюдательного пункта открывался вид на подступы к деревне, центральную улицу, выходящие на нее проулки и на задние дворы развалюх. Сам он при этом оставался невидим для тех, кто находился снаружи дома.

Хранитель положил оружие на колени и попытался понять, в каком из заброшенных жилищ находится тайник проводника. Одна из расположенных на отшибе хибар привлекала внимание: вроде бы такая же полуразрушенная крыша с редкими листами шифера на обрешетке, такие же стены с проглядывающей сквозь бреши в штукатурке кирпичной кладкой, такие же окна с почерневшими от времени и грибка рамами без стекол, – и все же было в ней что-то особенное.

Крапленый вытащил из кармана разгрузки цифровой бинокль, нажал на кнопку включения, поднес окуляры к глазам. Несколько мгновений, пока процессор настраивал оптику, изображение то расплывалось, то становилось слишком резким. Наконец отчетливо видимая хибара оказалась будто на расстоянии вытянутой руки, и Крапленый понял, почему его взгляд задержался на этом доме. От пола к стропилам тянулись пересекающиеся под разными углами белые нити. Как будто внутри постройки обосновалась колония пауков.

– Аномалия, – догадался Хранитель, убрал бинокль и снова сконцентрировался на подступах к деревне.

Бессонная ночь давала о себе знать. Через некоторое время он начал клевать носом. Всякий раз, когда веки наливались тяжестью, а глаза слипались, Крапленый бил себя по щекам или щипал за руку. Это помогало, но ненадолго: он снова ронял голову на грудь, и цикл борьбы со сном начинался сначала.

* * *

Лань окончательно потеряла терпение, ткнула сталкера локтем в бок и сердито прошипела:

– Сколько можно наблюдать? Здесь никого нет. – Она откатилась в сторону, чтобы проводник не смог ей помешать, встала на ноги. Вышла из-под прикрытия развалин, сделала несколько шагов и остановилась посреди пыльной улицы. – Я ж говорю: здесь никого нет, – улыбнулась она, повернувшись лицом к мужчинам, и подбоченилась, согнув левую ногу в колене.

– Не баба, а сто рублей убытку, – прошептал Балабол, покидая наблюдательный пункт вместе с Потапычем, приблизился к наемнице и сердито сказал: – А если б в соседнем доме было лежбище мутантов, а ты тут такая вся: здрасьте, я на обед пришла? У нас один пистолет и нож на троих, как бы мы стали отбиваться? От поступков каждого из нас зависят жизни других. В следующий раз думай, прежде чем что-то сделать.

Дмитрий выпустил пар и отошел в сторонку, собраться с мыслями. Лань вывела его из равновесия глупым безрассудством. Он интуитивно чувствовал опасность, но не мог понять, откуда она исходит. Ощущение близкой беды появилось с тех пор, как он вспомнил имена спутников. «Может, это связано с болезнью? – размышлял Балабол. – Но ведь Зона вернулась, а вместе с ней и возможность исцелить недуг. Главное, найти нужные артефакты – и проблема решится сама собой. Но что, если интуиция предупреждает об опасности иного рода и подобные выходки только приближают трагическую развязку?»

После недавней выволочки щеки женщины покраснели, но не от стыда, а от бурлящего внутри гнева. Ноздри ее сердито раздувались, серые глаза метали молнии. Она искренне считала, что поступила правильно и проводник отчитал ее незаслуженно.

Потапыч подошел к Лани.

– Ты в порядке?

– Сам-то как думаешь? Этот отчитал меня, как девчонку, а ты ему слова не сказал поперек.

– Если честно, я считаю, что он прав. – В ответ на колючий взгляд напарницы Потапыч миролюбиво улыбнулся и добавил: – Ты тоже кое в чем права, поэтому предлагаю вам помириться.

– А я с ним не ссорилась. И вообще, я себя виноватой не считаю. – Лань гордо вскинула голову и громко спросила: – Ну и где твой тайник, ковбой?

– Меня так-то Балаболом кличут, – буркнул Дмитрий. – Идите за мной. И давайте на этот раз без выкрутасов.

Лань скорчила недовольную мордашку и высунула кончик языка, когда проводник повернулся к ней спиной и взял курс на нужный ему дом.

Дмитрий всегда тщательно подходил к выбору места для тайника. Он не закладывал нычки в печках и на чердаках заброшек, не делал подкопы под валунами и не прятал ничего в дуплах старых деревьев, как это практиковало большинство сталкеров. Каждый раз, отправляясь в ходку, он проверял подобные места на предмет чужого добра и нередко натыкался на припрятанные вещички. Делал это не ради наживы, а из спортивного интереса.

В том доме, куда он вел сейчас попутчиков, Балабол впервые оказался за год до эпической битвы на болоте. В тот раз он вместе с Сазаном отправился выполнять задание ученых. Яйцеголовые активно исследовали так называемых слизевиков, наиболее схожих по вредоносному воздействию на человека с «ведьминым студнем». Весь запас зеленой студнеподобной массы широколобые использовали для опытов, но так и не смогли прийти к однозначному выводу по поводу того, что из себя представляют похожие на гигантский плевок сущности. Одни утверждали, что слизевики – это мутировавшие одноклеточные грибы-гетеротрофы. Другие с пеной у рта доказывали, что это подвижные аномалии химической природы.

В спорах рождается истина, но только в том случае, когда есть с чем экспериментировать для подтверждения новых гипотез. Такой вердикт вынесли обе группы спорщиков и скинули в общую сеть запрос на доставку материала для научных исследований. Ближе всех к лагерю ученых оказались Балабол с Сазаном. Они и подрядились на доставку слизевиков за тысячу баксов и по три сотни патронов к «калашу» для каждого. Взяли у яйцеголовых четыре фарфоровые банки с герметично закрывающимися крышками и отправились по указанным координатам.

Известие о скором Выбросе настигло приятелей возле оврага. Только шли они не с северо-восточного направления, как сейчас, а с юго-западного. Прятаться от пси-шторма на дне глубокой балки – все равно что укрываться под деревом от проливного дождя. Балабол и Сазан знали это как «Отче наш», а потому, как только ПДА тревожно заверещали, опрометью рванули к деревне.

Здесь их ждало разочарование. Дома сплошь попадались полуразрушенные: то крыши нет, то в стенах такие дыры, словно их таранили бульдозером. Двухэтажное кирпичное здание в центре поселения притягивало взгляд. Оно единственное сохранило первозданный вид, да только времени добраться до него не хватало. Выброс обещал обрушиться на Зону с минуты на минуту. Небо окрасилось багрянцем, сверкали молнии, воздух наполнился низким нарастающим гулом, как будто неподалеку набирал обороты огромный двигатель.

Наконец сталкерам подвернулось подходящее убежище. Пускай большая часть кровли отсутствовала, выставляя напоказ редкие доски обрешетки и бревенчатые стропила, зато в доме был глубокий подвал с железобетонными плитами перекрытия. Правда, и здесь не обошлось без сюрпризов. В дальнем углу подвала обосновался «разрядник», но это не слишком расстроило сталкеров. Наоборот, они обрадовались такому соседству. Электрическая аномалия сыпала трескучими искрами, насыщая воздух озоном и служа источником дармового освещения.

После адреналинового шока Сазана потянуло в сон. Он уселся на пол, прислонился спиной к стене и задремал в обнимку с автоматом. Тем временем Балабол исследовал подвал. Сталкер опасался, что здесь, помимо «разрядника», могли обосноваться другие аномалии – вроде той же «шипучки», «студня» или «ядовитой плесени». И если первые две не представляли опасности, пока в них не вляпаешься, как муха в сироп, то вот третья угрожала жизни человека на расстоянии. Тонкий белесоватый налет непонятной природы выбрасывал в воздух ядовитые испарения. Чем дольше жертва дышала отравленным воздухом, тем быстрее шел процесс разрушения эритроцитов в крови. Пятиминутного пребывания в отравленной атмосфере хватало для развития асфиксии и мучительной смерти от удушья.

Балабол зря волновался. Кроме электрической аномалии, в подвале не было других деструктивов. Это обстоятельство прибавило оптимизма, но гораздо больше парня порадовало случайное открытие.

Дмитрий стоял спиной к «разряднику». Пульсирующий свет аномалии отбрасывал изломанные тени на стену, мешая рассмотреть детали. Сталкер включил фонарь. Желтое пятно упало на кирпичную кладку, и вот тогда Дмитрий заметил, что ряды кирпичей в центральной части на полсантиметра не совпадают по горизонтали с боковыми сторонами.

Балабол вытащил нож и провел острым кончиком по шву. Песок и цементная крошка тонкой струйкой посыпались к ногам. Сталкер водил ножом по одному и тому же месту до тех пор, пока лезвие не ушло в шов на всю длину. Потом выскреб раствор с остальных трех сторон, выковырял кирпич из стены, просунул в отверстие руку, ожидая, что пальцы уткнутся в землю, но вместо этого нащупал воздух.

«Там еще одно помещение», – догадался Балабол, вложил кирпич на место и вернулся к дрыхнущему как сурок Сазану.

Дмитрий не стал делиться открытием с напарником, когда тот проснулся. Среди сталкеров считалось большим везением найти подобный тайник. Любой, кому улыбалась удача, без зазрения совести в одиночку пользовался подарком судьбы и держал язык за зубами.

Экспедиция завершилась удачно. Приятели под завязку наполнили герметичные переноски похожей на слизь зеленоватой пузырящейся субстанцией. Ученые настолько обрадовались долгожданному материалу для экспериментов, что каждому из добытчиков дали сверх заранее обговоренного вознаграждения по три новехоньких комбинезона «Восход».

Особой заслуги сталкеров в этом не было. По правилам Киевского института исследования Зоны поставка полевым филиалам спецодежды и прочего инвентаря проходила только после использования более ранних партий. На складе научной базы скопилось с полдюжины комбинезонов старой модификации, из-за чего возникли сложности с доставкой новых спецкостюмов с улучшенной защитой от радиации и аномальных воздействий. Завхоз голову сломал, пытаясь придумать выход из непростой ситуации. Просто так комбинезоны не списать: по документам ученые и персонал базы были укомплектованы спецодеждой под завязку. Составить акт о порче имущества – тоже не вариант. Вот тут-то и подвернулись сталкеры с добытым ими аномальным добром. Они столько его притащили, что по всем нормативам надо было совершить не одну ходку. Ушлый завхоз быстренько оформил необходимые документы, подсунул друзьям заполненные бумажки, чтобы те в них расписались, и спихнул с себя ненужное барахло.

Сазан в тот же день толкнул бармену комбезы по сходной цене, а вырученные с продажи деньги отдал Нинке, своей невесте. С ней он потом укатил из Зоны на Большую землю, женился и осел в одном из крупных городов Украины. А вот Балабол не стал продавать комбинезоны. Он их оставил на черный день и спрятал в том самом тайнике за кирпичной стеной, вместе с арсеналом из двух «калашей», одного «Абакана», четырех ПМ и полученным у тех же ученых за выполнение другого задания цинком патронов.

Сталкер надеялся, что за три с лишним года с момента закладки тайника с имуществом ничего фатального не произошло. Он как чувствовал, что делает закладку на долгий срок. Почистил оружие, смазал и завернул в промасленную ветошь. Комбинезоны с завода упаковывались в герметичные прорезиненные мешки с гарантийным сроком хранения двадцать лет. На момент их списания завхозом срок хранения не превышал половины регламентированного производителем, так что все должно было быть в порядке.

Предчувствие близкой опасности сонным медведем заворочалось в душе Балабола еще на подступах к деревне, и вряд ли оно было связано с тайником. Потому сталкер и выжидал так долго возле околицы. Надеялся обнаружить угрозу до того, как станет поздно, ну или хотя бы понять, с какой стороны ожидать неприятности.

Лань спутала карты, и Дмитрий злился про себя. Дернул черт бабу вылезти из укрытия раньше времени! Повремени она пять минут, возможно, интуиция подсказала бы, что не так и почему он чувствует себя не в своей тарелке. А сейчас придется полагаться на удачу, которая, вертихвостка, в любой момент может упорхнуть к другому. Так уже было с ним однажды. Опыт – лучший учитель, да вот берет за уроки непомерную цену. В прошлый раз он, в прямом смысле слова, заплатил лицом. А что потребуется отдать за новые знания сегодня? И кто за них будет платить? Он один или все вместе?

Наиболее короткий маршрут к тайнику проходил рядом с двухэтажным зданием в центре поселения, но Балабол держался в стороне от него. Всякий раз, когда он делал шаг в направлении дома с поскрипывающим на крыше флюгером, сердце гулко бухало в груди, голова наливалась тяжестью, а в глазах появлялась резь, как будто в них насыпали песок. Стоило свернуть в сторону, странные симптомы пропадали, зато появлялась эйфория и ощущение легкости во всем теле. Балабол воспринял подобные сигналы как должное. Ориентируясь по ним, как по компасу, он повел спутников к тайнику окольными путями, пока не оказался неподалеку от дома с паутиной внутри.

Глава 6

Столкновение

Арахна сидела в уютном гнезде из паутины. Это было ее второе гнездо в этом странном, жестоком, больно кусающемся месте. Первое она покинула из-за еще одного гадкого человечка. Тот видел, как она захватила его спутника, оплела паутиной и готовилась сожрать.

В другое время Арахна не стала бы так делать. Она предпочла бы ввести добычу в транс. Заставила бы ее проживать десятки разных жизней, наполненных мучительной болью, страхом и страданиями. Эмоции жертвы были для нее сродни деликатесу. Она пила густо замешанный коктейль из эмоций, получая от этого ни с чем не сравнимое удовольствие. Но то была легкая пища для ума, а сейчас ей требовалась грубая еда для тела.

Прочный хитиновый покров изрядно пострадал, когда она пробиралась сквозь морозную стужу в огромный зал со способным вернуть ее на родную планету спасительным трансмиттером, а злобные, мерзопакостные человечишки со всех сторон поливали ее кусочками раскаленного металла. В этом не было большой беды. Она умела восстанавливать природную броню, направляя ресурсы к поврежденным местам большого тела и длинных суставчатых конечностей, но для этого требовалась энергия. Много энергии и жизненных сил.

А еще энергия и внутренняя сила ей были необходимы для борьбы с этим незнакомым и злым местом. Оно как будто испытывало на прочность: било током, обжигало огнем, пыталось разорвать на куски. Пока ее спасает наружный хитиновый скелет, но насколько хватит запаса прочности? Что с ней произойдет, когда внешняя защита даст трещину? Как долго она проживет, не восстанавливая поврежденные покровы?

Но была и третья причина для быстрого восстановления сил. Прошлый цикл автогамии не так давно закончился. Она оставила потомство в глубокой пещере на родной планете. До нового этапа самооплодотворения и откладывания яиц оставалось семь земных лет, но этот непонятный мир нарушил ее биологические ритмы. Арахна сама не ожидала, что гонады активизируются в самый неподходящий момент. Постоянный стресс, как ответ на агрессивные факторы враждебной среды, способствовал нарушению гормонального фона – и вот результат: внизу живота опять появилась характерная полупрозрачная выпуклость, в которой зарождались гроздья яиц с будущим потомством внутри.

Вот почему ей нужна еда. Много еды. Людишки для этих целей подходят лучше всего. Они хоть и не такие большие, как брахиоподы с ее родной планеты, зато очень питательные. Потому она и сожрала того человечишку, а потом отправилась за тем, кто был с ним и видел ее.

Его она тоже хотела сожрать, но то была второстепенная цель. Главная задача – устранить свидетеля. Он мог рассказать о ней, а это не входило в ее планы. Пока не входило. Сейчас, когда в ее теле зреет новая жизнь, а все помыслы и устремления направлены на месть троим мерзавцам, лишние потрясения не нужны.

В углу облюбованного паучихой дома раздалось сдавленное мычание. Арахна выползла из гнезда. Цокая костяными наконечниками суставчатых ног, подошла к кокону из паутины. Толстые жгуты из туго переплетенных паучьих нитей тянулись к нему от стен, пола и потолочных балок, удерживая в подвешенном состоянии. За белыми стенками кокона смутно угадывалась человеческая фигура.

Зазубренной гранью верхней конечности Арахна сделала косой надрез там, где темнела голова пленника. Просунула в кокон обе лапы и так резко раздвинула стенки узилища, что часть нитей паутинного пузыря полопались с сухим треском.

Бледное лицо пленника отразилось в паучьих глазах. Десятки черных бусин на выпуклых буграх уродливой головы не мигая смотрели на перепуганного до полусмерти человека. Губы жертвы зашевелились. Из горла вырвался сиплый крик.

Арахна зашипела как змея. Из круглого губчатого рта показались гибкие отростки. Тонкие кольца и бледно-розовый цвет делали их похожими на огромных дождевых червей. Подвижные выросты проворно оплелись вокруг человеческой шеи. Мышцы под влажной кожей отростков напряглись, и крик жертвы превратился в сдавленный хрип.

Одновременно с удушением паучиха телепатически воздействовала на мозг будущего обеда. Арахна вводила человечишку в подобное гипнозу состояние. Мерзкие людишки приближаются к деревне. Она чувствовала их биотоки и не хотела, чтобы пойманный ею беглец все испортил.

Узник дернулся раз, другой и обмяк внутри кокона тряпичной куклой. На мгновение Арахна испугалась, что переусердствовала. Она не питалась мертвечиной, даже если с момента смерти прошло несколько секунд. Предпочитала пожирать добычу живьем. Причем всегда начинала с конечностей, максимально продлевая агонию жертвы. Так она разом питала и тело, и мозг.

Страхи оказались излишни: затянутые тонкой кожистой пленкой выросты ее гипертрофированного мозга уловили слабую активность человеческих биоритмов. Пленник пребывал в гипнотическом трансе. Этого Арахна и добивалась.

Паучиха заделала прореху сгустком паутины и вернулась в гнездо. Пока она решала одну проблему, на горизонте замаячила другая. Она потратила достаточно времени, воздействуя узконаправленными волнами пси-излучения на мозг странного типа, от которого веяло мощной ментальной силой и огромной энергией. Точно такими же биоритмами обладали старик и человек в очках возле затерянного посреди болот дома. Это наводило на определенные мысли, но Арахна пока предпочитала об этом не думать. Потом, когда она сполна рассчитается с тремя мерзопакостными людишками, у нее будет время поразмышлять на отвлеченные темы.

Странный тип, сам того не подозревая, помог Арахне решить важный вопрос. Паучиха улавливала биоритмы мерзавцев, но не знала, где именно те находятся. Обладая даром телепатии, она могла не только внушать мысли, но и считывать их. Чем ближе находился источник мыслительной активности, тем легче она принимала сигнал.

Загадочный человек засел в двухэтажном доме посреди заброшенного селения. Арахна улавливала куцые обрывки его мыслей, но и этого хватило, чтобы понять: ей улыбнулась удача. Объекты ее мести приближались.

Из перехваченных мыслей Арахна узнала, что не только ей одной нужны те людишки. Тип тоже охотился за ними. Паучиха так и не поняла, с какой целью, но это и не требовалось.

Она приложила немало усилий, вводя того человека в подобие летаргического сна. На таком расстоянии эффективность телепатического воздействия была невелика, но она старалась. Очень старалась, потому что жаждала мести и мечтала насладиться ею сполна. Арахне почти удалось добиться желаемого, но когда пленник в коконе отвлек ее внимание на себя, человек в доме очнулся. Это было плохо: мерзавцы приближались к деревне.

Паучиха снова сконцентрировалась на странном типе и серией коротких, но мощных импульсов постаралась пригасить его сознание. Спустя несколько минут Арахна уловила мешанину запутанных образов. Из круглого губчатого рта вырвались шипящие и щелкающие звуки. Так она выражала переполняющую ее радость: человек погружался в глубокий сон.

Тем временем объекты ее мести пересекли заросшую бурьяном и кустарником границу поселения. Отголоски их мыслей достигли разума паучихи. Она снова зашипела и в предвкушении скорой расправы над людишками потерла передними конечностями, словно огромная уродливая муха. Зазубрины на внутренних поверхностях костлявых лап цеплялись друг за друга, издавая характерный звук, как будто палкой водили по частоколу штакетин.

Паучиха обладала уникальным свойством одновременно воздействовать пси-излучением на несколько целей. Поддерживая сомнамбулическое состояние странного типа, она использовала большую часть ментальной энергии для приманки людишек. Арахна внушала им положительные эмоции, когда те двигались в правильном направлении, и пробуждала чувство близкой опасности, стоило им свернуть с единственно верного пути.

Жажда мести затмила разум инопланетной твари, когда та увидела двух мужчин и женщину, медленно бредущих к ее логову. Ей так не терпелось поквитаться с ними, что она целиком сосредоточилась на них.

Поток пси-излучения стал настолько сильным, что людишки полностью попали под ее контроль. Теперь они двигались, как сломанные механические куклы. Лица побелели, глазные яблоки закатились под верхнее веко, из приоткрытых ртов текли тонкие ниточки слюны.

Арахна радостно заклекотала, покинула уютное гнездо и, стуча конечностями по доскам пола, направилась к выходу из дома. Внутри ее горла раздавались странные звуки, как будто в сливном отверстии раковины булькала вода. В черных бусинах блестящих глаз отражались маленькие человеческие фигурки.

* * *

Крапленый карабкался по горам. Камень под ногой рассыпался. Он почувствовал, как тело отделяется от скалы, закричал, инстинктивно сжался в комок и… с грохотом рухнул на пол.

– Приснится ж такое.

Хранитель встал на ноги, подобрал с пола автомат, закинул за спину. Энергично потер руками лицо и ткнул пальцем в экран мини-компа. Зеленая мишень приближалась к одному из обозначающих заброшенные жилища серых квадратиков. Пока он спал, отряд Балабола добрался до деревни. Крапленому повезло, что он проснулся сейчас, а не на полчаса позже, например, а то опять бы играл в догонялки.

Хранитель вытащил бинокль из кармана разгрузки, взобрался на комод и посмотрел в выходящее на южную сторону окно. Компаньоны странными дергаными походками приближалась к дому с паутиной внутри.

На крыльце их ждала жуткая грязно-белая тварь. Шесть членистых конечностей поддерживали небольшое тело, плавно переходящее в огромную голову с круглой мышечной глоткой посередине. Под животом виднелась бугристая выпуклость. Над уродливой головой возвышалось нечто, напоминающее изможденный человеческий торс с тремя парами костлявых рук. Тощее тулово обильно сочилось слизью. Жидкость смачивала черные бусины глаз, капала на пол, расплываясь лужицами возле костяных наконечников суставчатых ног и гибкого хвоста.

– Куда вас черти несут?! Назад! Назад, кому говорю!

Крапленый спрыгнул с комода, вытащил из кармашка разгрузки свето-шумовую гранату, зарядил подствольный гранатомет и не целясь нажал на спусковой крючок. ГП-30 коротко ухнул. Серебристая тушка гранаты вылетела сквозь разбитое окно, по красивой дуге преодолела расстояние до гнезда паучихи и взорвалась левее одурманенных тварью людей.

Грохот и яркая вспышка дезориентировали Арахну. Клацая лапами, злобно шипя и пялясь невидящими глазами в ослепительно белое марево, паучиха попятилась в дом. Поток направленного пси-излучения иссяк, словно перекрытый плотиной ручей.

Балабол вздрогнул. В ушах стоял звон, перед глазами плавала разноцветная рябь. Рядом трясли головами наемники, не понимая, что с ними происходит.

Зрение постепенно возвращалось в норму. Когда муть перед глазами рассеялась, путники увидели шипящую паучиху. Та дергала верхними конечностями, словно отмахивалась от невидимых пчел и била роговым наконечником гибкого хвоста по полу. Залитые слизью черные глаза сверкали, как отполированные до блеска антрацитовые бусины.

– Едрить твою кочерыжку! Это что за уродина?! – Балабол вытащил пистолет из кармана камуфляжной куртки.

– Это та жуткая тварь из затерянной в снегах базы! – воскликнула Лань, непроизвольно делая шаг назад.

– Точно, это та чувырла, – кивнул Потапыч. – А я думал, она сдохла.

– О чем вы, нюхач подери, говорите?!

Балабол вскинул пистолет на уровень глаз и нажал на спусковой крючок. «Макар» захлопал, дергаясь в руке. Пули попали в голову паучихи. Четыре глаза из черных блестящих бусин превратились в истекающие красной сукровицей дыры. Арахна издала визгливый крик и скрестила две пары верхних конечностей перед собой. Наконечник хвоста метнулся вперед, словно гарпун из китобойной пушки, рассек воздух в сантиметре от курящегося дымком дульного среза ПМ и скрылся за телом паучихи.

– О том, что не мы одни свалили оттуда! – рявкнул наемник. – Бежим, пока тварь нас не проткнула, как гребаных жуков!

Он развернулся и первым помчался прочь от жуткого дома. Лань рванула за ним. Балабол сжег последние патроны в обойме, мельком отметив, как кусочки свинца высекли искры из природной брони защищающих голову конечностей паучихи, и бросился догонять попутчиков.

– Ну наконец-то! – Крапленый высунулся из окна по пояс и закричал, размахивая руками: – Сюда! Ко мне!

Потапыч услышал крики, поднял голову и увидел человека в окне второго этажа. Незнакомец махал руками, сжимая в одной из них «Абакан» с подствольным гранатометом. Бородач сделал правильные выводы и со всех ног рванул к дому с ржавым флюгером на крыше. Лань и Балабол последовали примеру товарища.

Арахна оправилась от первого шока и яростно заверещала, когда увидела убегающих от нее людишек. Злость вперемешку с отчаянием захлестнули ее с головой. Столько сил и времени ушло на то, чтобы заманить мерзавцев в свои сети. Неужели она останется ни с чем? Этому не бывать! Клацая конечностями, Арахна выскочила из дома и припустила за беглецами.

Крапленый заметил несущуюся за сталкерами паучиху, хотел выпустить по ней длинную очередь из автомата, но передумал. Балабол стрелял в Арахну из пистолета с минимального расстояния. Пули не причинили той серьезного вреда. Где гарантия, что сейчас будет иначе? Свето-шумовая граната доказала свою эффективность. Тварь на время выпала из реальности, значит, надо снова использовать «слеповуху», только на этот раз прицельно бить в голову.

Крапленый вытащил боеприпас из другого кармашка разгрузки.

– Ну, милая, не подведи. – Он смачно поцеловал холодный бок металлической рубашки и вставил гранату в жерло гранатомета. Обрезиненный затыльник приклада удобно лег в ложбинку рядом с плечевым суставом. Хранитель задержал дыхание, прицелился и выжал кончиком указательного пальца спусковой крючок.

«Абакан» мягко толкнул в плечо. Граната сверкнула на солнце серебристой искрой и через считаные мгновения превратилась в ослепительный грохочущий шар аккурат посреди уродливой головы паучихи. Крапленый перезарядил подствольник, снова встряхнул мозги жуткому созданию, а потом сделал это еще дважды.

Арахна не только ослепла и оглохла на время, но и потеряла ориентацию в пространстве. Конечности заплетались. Она сделала несколько неуверенных шагов и тяжело осела на землю. Голова кружилась. Паучиха попробовала уловить биоритмы людишек и того странного типа, но ничего не почувствовала, кроме черной звенящей пустоты.

Тем временем беглецы добрались до двухэтажного дома. Услышав топот ног по лестнице, Крапленый выбежал из комнаты, стрелой пронесся по короткому коридору, выскочил на лестничную площадку и перегнулся через перила:

– Стойте! Тварь скоро придет в себя. Надо уходить.

– Крапленый?! Ты что здесь делаешь? – удивился Балабол. Он стоял на лестнице, держась одной рукой за перила, а в другой сжимал пистолет со сдвинутой назад затворной рамой. Оголенный ствол указующим перстом смотрел в потолочное перекрытие. Грудь сталкера вздымалась и опадала: проводник жадно глотал ртом воздух, шумно выдыхая через ноздри. На две ступеньки выше него пыхтели, как паровозы, Потапыч с Ланью.

– По вашу душу явился, – сказал правду Крапленый. – Меня за вами Болотный Лекарь послал. Ну, чего встали?! Живо уносим ноги отсюда.

Хранитель метнулся к лестнице, застучал подошвами армейских ботинок по ступенькам. Сталкеры развернулись, побежали вниз. Вскоре небольшой отряд оказался на улице.

– Куда рванем? – поинтересовался Потапыч, глядя на попытки паучихи подняться с земли. Пыль вокруг нее клубилась столбом, оседала на конечностях и на теле толстым слоем серого налета, смешивалась с потоками слизи, темнея бесформенными комочками по бокам бугристой головы.

Лань и Балабол посмотрели на Крапленого. Не сговариваясь, отважная троица решила отдать бразды правления новому участнику их малочисленной группы.

– Да хоть туда, – Крапленый махнул рукой в сторону стоящего по диагонали от них здания с обломками шифера на двускатной крыше. – Там обсудим, что дальше делать.

Сталкер, наемники и Хранитель перебежали через дорогу. Осторожно пробрались сквозь разросшиеся вокруг дома кусты ирги и черноплодной рябины. Доски лишенного навеса крыльца давно прогнили и превратились в труху. Потапыч и Балабол помогли Лани забраться в дом, залезли в него сами и подождали, когда к ним присоединится Крапленый.

В доме пахло влажностью и тленом. Обои почернели от плесени и пошли пузырями. Разбухший от сырости потолок выпирал горбом. Местами потолочные доски отвалились, выставляя напоказ грязные клочья стекловаты.

Отчаянная четверка пробралась в дальнюю комнату. Отсюда окна выходили на улицу, где бесновалась в пыли паучиха.

– Я так понял, убить ее не получится, – свистящим шепотом сказал Балабол.

– И что дальше? Так и будем прятаться? Рано или поздно тварь доберется до нас, и тогда… – Потапыч провел большим пальцем по горлу. Жесткая щетина затрещала под ногтем.

– Так себе перспектива. – Лань печально вздохнула и закрыла глаза руками.

Мужчины переглянулись.

«Женских слез нам тут не хватало», – подумал недовольно Крапленый и сказал вслух:

– Есть у меня один вариант. Рискованный, правда, но другого выхода не вижу. – Он посмотрел на Потапыча: – Ты хорошо стреляешь?

– Ну так, неплохо.

– Надо попасть в «пушинку», когда я брошу в паучиху связку артефактов. Сможешь?

Потапыч ответил вопросом на вопрос:

– А почему именно в «пушинку»?

– Потому что любой артефакт – это сгусток аномальной энергии. Точным выстрелом в «пушинку» ты высвободишь сконцентрированную внутри нее мощь, а «созвездие» превратит новоявленную гравитационную аномалию в портал. Другими словами, любой арт можно превратить в породившую его ловушку, но не каждый артефакт способен стать катализатором перехода аномалии из одного качественного состояния в другое. Понял, почему надо стрелять в «пушинку»? – Потапыч кивнул. – Сможешь это сделать? – Снова кивок. – Отлично. Тогда ты, Балабол, поработаешь приманкой. Заставь ее подобраться поближе к нам. Главное, отпрыгни в сторону, когда я крикну: «Давай!»

– Вот всегда так, – недовольно пробурчал Балабол. – У всех дело как дело, а мне в самое пекло лезть.

– Не ворчи, – улыбнулся Крапленый. – Ты прыткий, как заяц. Кому бежать, как не тебе?

Балабол фыркнул, достал из нагрудного кармана запасную обойму и перезарядил пистолет. Он держал его в руке с тех пор, как расстрелял патроны в надежде серьезно ранить паучиху.

– А мне что делать?

– От тебя, красавица, зависит успех всей операции, вернее, от твоих волос. Готова ими пожертвовать? – Лань кивнула. – Ну вот и славно. Вдарим этой мрази по соплям, чтобы знала, как к людям приставать.

Крапленый полез в переноску за найденными ночью артефактами. Вытащил «пушинку» (та напоминала пирамидку из сухих веточек) и похожее на морскую мину «созвездие». Только шипы у артефакта были не черного цвета, а белые и по форме и структуре мало чем отличались от кристаллов кварца.

Пока Крапленый соединял артефакты, Потапыч вытащил из-за пояса нож и протянул напарнице. Лань взяла холодное оружие в руку, отрезала длинную прядь волос.

– Хватит?

Хранитель скрутил волосы в подобие тонкой веревки, дважды перемотал спарку артефактов и завязал кончики самодельной бечевы узлом.

– Давай еще одну для надежности.

Лань отрезала прядь с другой стороны лица. Крапленый проделал с волосами ту же процедуру, перевязал сцепленные воедино арты и подкинул на руке готовый метательный снаряд.

– Порядок. Теперь вся надежда на вас, парни.

Крапленый снял с плеча оружие, отдал Потапычу и посмотрел на Балабола.

– Давай, брат-сталкер, покажи твари, кто в Зоне хозяин.

Проводник погрозил кулаком бородатому:

– Смотри у меня, промахнешься, я к тебе с того света приду, если жив останешься, а нет, так там до тебя доберусь и устрою вечные муки.

«Тебя тоже это касается», – подумал он, скользнув взглядом по Крапленому, сунул пистолет за пояс и вышел из комнаты.

В коридоре застучали, удаляясь, шаги проводника. Чуть позже на улице затрещали ветки. Вскоре Балабол показался в поле зрения засевших в доме людей. Он бежал к Арахне, прячась за кустами и за стенами соседних построек.

Прошло около пяти минут, прежде чем Арахна более-менее пришла в себя. Ей удалось встать на ноги и сделать несколько неуверенных шагов. Конечности подрагивали. Способность улавливать чужие биоритмы к ней пока так и не вернулась. В голове по-прежнему была звенящая пустота, но теперь хотя бы не такая черная, как раньше, а серая с белыми сияющими проблесками. Это внушало надежду на скорое восстановление утраченных возможностей. Арахна злобно зашипела. После всего, что эти гадкие людишки сотворили с ней, она еще больше жаждала мести.

Балабол прижался к стене развалюхи, осторожно выглянул за угол. Сейчас он оказался на воображаемой прямой между гнездом Арахны и центром деревни. Дом с засадой находился по правую руку от сталкера. Прямо перед ним, на расстоянии чуть более ста метров от той точки, где он прятался, клацала членистыми ногами паучиха. Тварь медленно поворачивалась то в одну, то в другую сторону, замирая в крайних точках на пару-тройку секунд, словно что-то вынюхивала неподалеку от входа в логово.

Дмитрий подобрал обломок кирпича. Подождал, когда Арахна повернется к нему спиной, выскочил из-за угла и побежал к монстрессе.

– Получи, сука костлявая!

Он на бегу швырнул в тварь кирпичный обломок. Камень отскочил от костлявой лапы с таким звуком, будто стукнулся о дерево.

Арахна повернулась на крик, увидела машущего руками человека.

Подчиняясь внезапному порыву, Балабол сорвал маску. Словно зная, что Арахна временно лишилась телепатических способностей, он неотрывно смотрел в ее немигающие глаза и на оставленные пистолетными пулями окровавленные каверны. Безгубый рот оскалился в неприятной ухмылке. Балабол стукнул по сгибу локтя левой рукой (кулак взметнулся к небу в уничижительном жесте), втянул в себя воздух с влажным булькающим всхлипом и смачно харкнул на землю перед собой.

– Попробуй догнать меня, гнида! – Он повернулся и похлопал себя по заду, глядя на инопланетную тварь в просвет между широко расставленных ног.

Ярость бурлящим потоком захлестнула сознание Арахны. Она зашипела и заклекотала, нервно ударяя наконечником хвоста по земле, а потом рванула с места в карьер, точно беговой конь на скачках.

Балабол подождал, когда расстояние между ним и Арахной сократится до минимума, резво отпрыгнул в сторону и со всех ног бросился к заветному дому.

Паучиха попыталась повторить маневр, но безуспешно. Ее по инерции протащило вперед. В земле остались глубокие борозды. Когда Арахна все-таки повернула, Балабол был от нее на приличном расстоянии. Паучиха рассерженно заверещала и, перебирая похожими на ходули ногами, бросилась вдогонку.

За спиной Балабола раздавались дробные щелкающие звуки и отвратительное шипение. Он оглянулся на бегу. Расстояние между ним и преследующей его тварью быстро сокращалось, а до устроенной компаньонами засады было еще далеко.

Крапленый и Потапыч стояли в глубине дома, чтобы паучиха не заметила их раньше времени, и в окно наблюдали за развитием событий. Лань сидела на полу напротив окна. Она оперлась спиной о стену и уткнулась головой в прижатые к груди колени. Болотный Лекарь нанял ее для охраны Балабола, а она ничем в этот момент не могла ему помочь, и это угнетало.

Крапленый подкинул на ладони связанные вместе артефакты и почти вплотную подошел к окну.

– Приготовься, – велел он Потапычу. Наемник перевел планку предохранителя вниз до упора, сделал шаг вперед и прижал затыльник приклада к плечу.

– Давай! – во все горло заорал Хранитель, швырнул связку артефактов в окно и присел, уходя с линии огня.

Потапыч вскинул автомат, как стрелок на соревнованиях по стендовой стрельбе, и впился взглядом в мишень. Спарка кувыркалась в воздухе, по пологой дуге летя в сторону Арахны. Артефакты мелькали, меняя положение относительно друг друга. Потапыч дождался, когда белые кристаллы «созвездия» снова сверкнут перед глазами, и нажал на спусковой крючок. Коротко рявкнул одиночный выстрел. Приклад толкнулся в плечо.

Неожиданно для Потапыча время растянулось, словно резина. Он видел, как из дульного среза вырвался сноп искр и как из подсвеченного рыжим пламенем облака пороховых газов вылетела пуля. Видел, как заостренный кусочек свинца буравит воздух, оставляя за собой голубоватый спиралевидный след. Видел, как медленно, словно спецэффекты в кино, вращается спарка артефактов. Как исчезает, будто солнце за горизонтом, грузная сфера «созвездия», а на ее месте появляется «пушинка». Видел, как пуля ударяет в самый центр похожего на пирамидку артефакта и как из этого места вырываются лучи ослепительно-яркого света и разлетаются в стороны, оставляя за собой растущую в размерах дыру с идеально ровными краями. Видел, как внутри этого расширяющегося окна появляется часть взлетно-посадочной полосы и округлый край крыла стоящего на ней легкомоторного самолета.

Балабол среагировал на крик, как договаривались: рывком метнулся в сторону от дома и с треском вломился в кусты, когда за его спиной сверкнула вспышка и раздался оглушительный грохот, будто в землю ударила молния.

А вот Арахна попала впросак. Будь она чуть проворнее, возможно, непредвиденное сражение закончилось бы в ее пользу, а так победа оказалась на стороне заклятых врагов. Паучиха с ходу влетела в невесть как возникшую перед ней дыру в пространстве и оказалась посреди исчерченной жирными черными полосами бетонной дороги. Она едва не врезалась в крылатую машину с винтом на остром носу. Повезло, успела вовремя подогнуть под себя ноги и прокатилась под крылом, стуча костяными конечностями по бетону и царапая хитиновую броню. Паучиху по инерции выбросило за пределы взлетной полосы. Она заскользила по примыкающему к аэродрому полю, с корнем вырывая траву и выворачивая комья жирной земли.

Арахна поднялась на ноги и заторопилась к порталу. Просунула в пространственное окно передние конечности, когда проход между двумя участками Зоны начал стремительно сжиматься в размерах.

Страх увечий заставил отступить. Она резко подалась назад, но не успела: портал захлопнулся. Костяной наконечник левой передней лапы отрезало, как гильотиной. Арахна заверещала, но не от боли (нижняя часть ее конечностей не имела нервных окончаний и была чем-то вроде лошадиных копыт), а от досады и злости. Она снова оказалась в дураках, и это было невыносимо.

Глава 7

Важный свидетель

Наваждение прошло, когда портал захлопнулся и на землю тяжело хлопнулся фрагмент отхваченной у паучихи конечности. Потапыч тряхнул головой, недоуменно посмотрел по сторонам.

– Молодец! – хлопнул его по плечу Крапленый. – В яблочко!

Лань встала с пола, подбежала к мужчинам.

– Получилось?

– Как видишь, – довольно прогудел бородач. – Паучихи нет, а Балабол, вон, до сих пор в кустах шкерится.

Проводник заворочался в кустах, выбираясь из зеленого плена.

– И ничего я не шкерюсь, – заявил он, оказавшись на открытой местности. – Не фиг на меня наговаривать.

– Твоя маска! – Лань прижала тонкие пальчики к губам.

– Завязки порвались, – буркнул Балабол и сердито добавил: – Мне стесняться нечего, а ты не смотри, если не нравится.

Он развернулся и размашисто зашагал прочь от дома.

– Куда ты? – бросил ему вслед Крапленый. Проводник что-то неразборчиво буркнул. Хранитель повернулся к Потапычу: – Давай за ним. Автомат оставь при себе на всякий случай.

Потапыч кивнул, выбрался через окно, подобрал оставленный Арахной трофей и потопал за проводником. Тот приближался к проулку между соседними домами с явным намерением туда повернуть.

Крапленый улыбнулся женщине и подмигнул.

– А ты, красавица, пойдешь со мной. У паучихи под животом набитый яйцами кокон висел, надо бы гнездо на предмет ее потомства проверить.

Хранитель направился к выходу из дома, первым спрыгнул на обломки крыльца. Помог Лани спуститься и привел ее к логову Арахны.

– Стой здесь, никуда не уходи. Нужна будет помощь, я тебя позову, – сказал он, с шорохом вытащил «глок» из нагрудной кобуры и вошел внутрь.

Тугие жгуты паутины, толщиной с канат, тянулись от пола к стенам и потолку, образуя хаотичные переплетения. Посреди дома белело похожее на птичье гнездо образование, продавленное в тех местах, где на нем сидела Арахна. Крапленый обследовал лежбище паучихи со всех сторон и не заметил ничего подозрительного. Тогда он двинулся в глубь дома, обходя стороной свисающие с потолка волнистые шлейфы.

В углу Крапленый наткнулся на удерживаемый густой сетью паутины вертикальный кокон высотой с человеческий рост. Хранитель убрал пистолет в кобуру и вытащил нож из притороченных к поясу ножен. И только он хотел вонзить клинок в кладовую паучьих яиц и распороть по всей длине, как вдруг из-за плотного переплетения нитей донесся слабый стон.

Кончиком ножа Крапленый осторожно вскрыл самый верх кокона. Сделал две вертикальные прорези сантиметрах в тридцати друг от друга, соединил их с надрезом вверху и резким рывком отогнул часть плотной оболочки. В темной глубине биологического хранилища белел овал лица. Припухлые глаза сверкали, как светлячки в летней ночи. Бледные губы шевелились, повторяя одно и то же слово: «Помогите».

Лицо бедолаги показалось Крапленому знакомым. Он увеличил прорезь, чтобы больше света проникало вглубь кокона, и едва удержался от удивленного возгласа. В плену у паучихи оказался управляющий парком «Чернобыль Лэнд».

– Потерпи, сейчас освобожу.

Крапленый точными движениями вскрыл кокон и едва успел поймать выпавшего из него человека.

Ноги управляющего волочились по полу, сгребая за собой обрывки паутины, пока Хранитель тащил его к выходу из гнезда Арахны.

– Кто это? – Лань опустилась на колени подле незнакомца, когда Крапленый выволок его из дома и положил на землю. Человек находился в полубредовом состоянии и не понимал, что с ним происходит.

Крапленый сказал, кем был вчера Моргенштейн, сорвал с пояса фляжку. Открутил крышку, приподнял голову Ефима и влил в его приоткрытый рот тонкую струйку воды.

– Жить будет, – констатировал Хранитель, когда тот сделал несколько судорожных глотков и глубоко втянул в себя воздух.

Сбоку послышались неторопливые шаги. К логову приближались Балабол и Потапыч.

– Вскрыли мой тайник, – сказал сталкер в ответ на вопросительный женский взгляд. – Ни оружия, ни комбезов, ни тушенки – ничего не осталось. Все подчистую унесли. Один из грабителей нашел там свою смерть, его мумифицированный труп лежит в разграбленном тайнике рядом с покрытыми старой патиной гильзами. Похоже, ворюги мое добро между собой не поделили, вот и пришил один другого. Слабое, конечно, утешение, но хоть кто-то из них получил по заслугам. А это кто у вас?

– Паучий обед. Я его из кокона достал.

– Ну и дела, – покачал головой Балабол и подошел ближе к лежащему возле крыльца человеку.

Моргенштейн какое-то время смотрел на склонившегося над ним проводника. Его зрачки расширились, он приподнялся на локтях и сказал дрожащим от страха голосом:

– Дмитрий Матвеевич?! Не может быть. Вас же убили!

Управляющий побледнел еще сильнее и стал похож на восковую фигуру. Кадык заходил вверх-вниз, как поршень в цилиндре двигателя. Из горла вырвался булькающий хрип, и Моргенштейн, потеряв сознание, стукнулся затылком о землю.

Балабол обвел наемников и Крапленого удивленным взглядом. Зубы в окаймлении изуродованных губ отливали влажным блеском. Нижнее веко правого глаза едва заметно подрагивало.

– Это что сейчас было? – спросил он, и глухо, словно эхо далекого выстрела, кашлянул в кулак.

– Может, он бредил после всего пережитого? – предположил Потапыч.

– Может, – согласился Крапленый. – А может, и нет. – Он посмотрел на проводника: – Тебя ведь Димой зовут?

– Ага.

Балабол машинально облизнул губы. От излишней влаги они трескались и кровоточили даже на легком ветру. Пыль оседала на капельках крови, образуя наросты с царапающими десны краями. Стоило допустить оплошность, проблема нарастала как снежный ком, провоцируя обильное кровотечение изо рта. Балабол не хотел выглядеть, как вампир после сытого обеда, вытер рот рукавом и впервые за последнее время пожалел, что сорвал маску. Та хоть как-то защищала рот от пыли и ветра.

Крапленый продолжил развивать пришедшую на ум идею:

– Вот, а Моргенштейн говорил о Дмитрии Матвеевиче. Странное совпадение, не так ли?

– Действительно, странное. И что теперь делать? – Лань кивком показала на управляющего. Один его глаз полностью закатился под верхнее веко, а другой наполовину выглядывал из-под морщинистой полоски кожи, как будто Ефим подглядывал за своими спасителями. – Вдруг он сказал правду и Балабол не тот, кем себя считает?

«С чего-то же Лекарь нанял нас следить за ним», – чуть не ляпнула она, но вовремя прикусила язык.

– П-фе, – фыркнул Потапыч. – Ваще не понимаю, в чем проблема. Надо привести его в чувство и обо всем расспросить.

Крапленый помотал головой.

– Не, так дело не пойдет. Я не знаю, куда именно перекинуло тварь. Она сейчас может находиться как на другом конце Зоны, так и неподалеку отсюда. Чем быстрее уйдем из деревни, тем больше шансов разминуться с паучихой. Не знаю, как вы, а я не горю желанием встречаться с ней снова.

– Ты предлагаешь бросить его здесь и навсегда остаться в неведении? – в голосе Лани звучал вызов.

Крапленый покосился в ее сторону. Серые глаза наемницы гневно сверкали. Грудь вздымалась под клетчатой рубашкой. Обрезанные с обеих сторон волосы придавали определенный шарм. Он улыбнулся и сказал как можно мягче:

– Зачем бросать? Я открою портал. Подхватите бедолагу под руки и вместе с ним в два счета доберетесь до профессора Шарова. Я так понимаю, это с его подачи вы отправились на Новую Землю, откуда и притащили за собой паучиху.

Лицо Лани вытянулось от изумления. Глаза округлились и стали похожи на отливающие серебром монеты.

– Откуда ты это знаешь? – спросила она чуть сиплым голосом.

Потапыч стоял рядом с отвисшей челюстью.

Из их компании один Балабол сохранил невозмутимое выражение лица. Он знал, кто их внезапный союзник, и полагал подобную осведомленность естественной для Хранителя Зоны.

– Сорока на хвосте принесла, – ухмыльнулся Крапленый. – Ну, что скажете? Такой план вас устроит? Тебя, Балабол, спрашиваю особо, ведь ты заинтересован в ответах больше остальных.

– А давай, – махнул рукой Дмитрий и взглядом показал на Моргенштейна: – Даже если от него толком ничего не узнаем, так хотя бы ноги топтать не придется.

– Значит, договорились. Я на площадь возле храма, там места больше. Тащите найденыша туда.

Окруженную кованым забором территорию вокруг храма покрывали каменные плиты. Пожалуй, это было единственное место в заброшенном селении, не занятое буйной растительностью. Конечно, совсем без зелени не обошлось. Трава и тонюсенькие, похожие на веточки деревца торчали из швов, росли на редких островках нанесенной ветром земли, пыли и перепрелой листвы, разбавляя собой унылую серость камня.

Но не только отсутствие зарослей сыграло роль в выборе Крапленым места для предстоящей телепортации. Густая сеть невидимых глазу ходов пронзала Зону вдоль и поперек, позволяя Хранителям и посвященным в тайны территории отчуждения сталкерам молниеносно перемещаться из одной точки в другую. Одна из ведущих в эту сеть «кротовин» как раз и находилась на площади перед старым деревянным храмом.

Крапленый мог открыть портал тем же способом, каким недавно избавил отряд от паучихи, но не хотел этого делать. Хранители пользовались такой возможностью только в экстренных случаях, как с Арахной, например, предпочитая в другое время использовать стационарные входы и выходы. Грубое проникновение в сеть созданных Зоной телепортов нарушало работу системы, приводя в дальнейшем к нежелательным последствиям.

До появления «Чернобыль Лэнда» среди бродяг Зоны ходили легенды о Черном Сталкере. По слухам, он был одним из первых людей, кто узнал о секретах Зоны и получил доступ к сети пронизывающих ее ходов. Он так часто пользовался спарками артефактов для открытия порталов, что однажды вместо Затона попал внутрь Саркофага и накрепко застрял в застывших наплывах радиоактивного топлива. Там он и нашел свою смерть, став после этого духом Зоны и важным персонажем местного фольклора.