Читать онлайн Куны не нужны бесплатно

Художественное оформление: Редакция Eksmo Digital (RED)

В оформлении использована фотография:

Эта книга посвящается всем, входящим в группу риска попасть в ситуацию домашнего насилия. Я хочу, чтобы вы помнили, что инопланетян не существует, как и чудес. А вы существуете. И причины быть счастливой существуют тоже.

За помощь в создании книги я выражаю благодарность Бушковскому Д., который отлично умеет вправлять мозги.

Отдельные слова бесконечной благодарности я адресую Прыгину С., который поддержал и вдохновил меня не бросать рассказ на половине пути. А ещё моим потрясающим причинам быть сильной – Соне и Максиму. И, конечно, маме, которая печатала эти страницы бесчисленное количество раз, чтобы я сделала пару правок в бумажном варианте и села переделывать всё заново.

Аккуратно! Эта версия без цензуры и может ранить ваше сердечко!

Пролог

Она то и дело просыпалась. Эта летняя ночь была до невозможности душной. Аня села на постель, свесив ноги на пол, оправила волосы и смятую шёлковую ночнушку и подошла к открытому настежь окну. Она опёрлась на локти, потянула носом воздух, вперила взгляд в мерцающие грязно-жёлтые огни большого города и задумалась.

Последние полгода она чувствовала себя паршиво. Её гинеколог сказал, что это типичная затянувшаяся послеродовая депрессия, главным оружием против которой в период лактации, пока приём антидепресантов и ноотропов запрещён, является сон и отдых. Аня была безоружна.

Спокойный сон, аппетит, время для себя – она была этого лишена. Зато появилось у неё, и кое-что новое с момента рождения дочери – ежедневная критика, унижения и драки с мужем, если можно назвать дракой жалкие попытки самозащиты. Иногда Аня ненавидела его, но чаще – себя. Конечно, ведь нормальных женщин мужья не бьют: бьют только тех, кто истерит, провоцирует, доводит, дерзит и ведёт себя, как стерва. Кто же это выдержит? Ещё и эта нервная улыбка, которая так его доводит. Перекроить бы себя – да только не получается.

Просто Аня неправильная. Да и как можно стать правильной, когда тебе всего восемнадцать?.. Наделала глупостей – значит терпи, сама виновата. А Стас – хороший. Не пьёт, не курит, не бросил её с ребёнком.

Девушка закусила губу. Надо просто потерпеть: скоро гормоны перестанут бушевать, и она сможет оценить ситуацию объективно. Она повернулась к спящему мужу. До чего красив, всё-таки!.. Удивительно правильные черты лица, небольшая бородка, сомкнутые веки прятали харизматичный, до дрожи выразительный, взгляд… Если бы не лишние килограммы, набранные за короткое время брака, мог бы сниматься в Голливуде.

Его спящее, кроткое лицо казалось таким спокойным и мудрым. Кто бы мог подумать, что всего лишь час назад оно изрыгало оскорбления и угрозы, и руки этого лица были с ним заодно: они грубо толкали и хватали девушку. Юная жена с равнодушием посмотрела на гематомы, вздувшиеся на руке, и снова тупо уткнулась в ночной город.

Конечно, она написала обо всём в смс своей подруге. Обидно! Ведь, в конце концов, Аня старалась. Изо всех, видит бог, сил, старалась быть хорошей женой: вставала на горло своих обид, затыкала глотку своим недовольствам, соглашалась с абсурдными мыслями мужа. Даже аккуратно худела, не теряя при этом молока. Но нужно было быть другой. Какой конкретно – непонятно, но другой.

Не так давно она сделала мужу аччивки. Бумажные такие стикеры, приклеенные на коробку из под курительной трубки. У него таких аччивок три: «король оргазмов», «лучший яичницемейкер» и «крутой домохозяин». И Аня ему должна их ещё с десяток – он у неё, во-первых, «человек с лицом сексуального ангела», во вторых «талантливейший и чуть сумасшедший сценарист», в третьих – «невероятный гурман», а помимо прочего – «галантный джентельмен», и «умник-киноман», и «вечнотрезвый», и «лучший подмигиватель одним глазом», и «лучший в мире шутник». Он чудесный. И конечно, между ними было хорошее, но его срывы, когда он с безумными глазами наносил удары по маленькой женской грудной клетке – они перекрывали многое, почти всё. Тем не менее, Аня знала, как важно быть благодарной. «Высекай добро на камне, а обиды на песке», всё такое. Она пыталась быть благодарной…

У Ани тоже был стикер, но только один: «херовая жена». Раньше казалось, что херовая жена – это та, что приходит из клуба под утро, объясняя, что они с девочками заболтались и не заметили времени, а потом спешит в душ, чтобы смыть чужой запах с тела. Или та, что уезжает на пол дня делать маникюр и педикюр, проводит время в фитнес клубе и солярии, а дома вечно сидит в интернете, читая комментарии к своим ню-фоткам. Оказалось, таких вообще в жёны не берут.

Наверное, правильно. А Аня… она «не чуткая» – он сказал, в этом вся проблема. И ещё в том, что она мыслит, как типичный ботаник. Наверное, это забавно, но и впрямь, первое, что девушка сделала, чтобы измениться – это прочитала все энциклопедические статьи о чуткости.

Надо сказать, не очень-то это помогло. То есть, конечно, она изменила свой подход ко многому, но муж всё равно остался ей недоволен.

Аня любила Ремарка. Не потому, что это модно, а потому, что Ремарк лечит. На душе скребут кошки – читай Ремарка, не знаешь, что делать – читай Ремарка, нужен совет – читай его! Не зря его книги растащили по цитатам. Вот, например, из «триумфальной арки»: «Только мелочи объясняют всё, значительные поступки ничего не объясняют. В них слишком много от мелодрамы, от искушения солгать». Разве это не пронзительное откровение человека?

Девушка жила по заветам Ремарка. Она, к счастью, была не слишком религиозна, считала чушью «веды», но попалась в другую ловушку – гуманистической литературы. И стала прекрасным примером влюблённой тряпки. Она засовывала свои проблемы в задницу, когда видела, что у него слишком хорошее или и без того плохое настроение. Если оставалась последняя котлетка – Аня жарила её ему. Когда он просил сделать что-то, что казалось ей максимально глупым и неудобным, она просто это делала. Когда он приходил домой, девушка всегда пыталась улыбаться, чтобы не злить его своей «кислой миной», несмотря на то, что пока его не было дома, было так паршиво, что хотелось умереть. Она бегала от плиты к детской кроватке, чтобы одновременно подавать ревущей дочке пустышку и сделать обед, пока муж отдыхает после работы на диване. Аня много врала: своим родителям о нём, а ему о своих родителях, чтобы сохранить подобие дружбы между ними. Все эти мелочи – для неё они говорили больше, чем тот факт, что, например, она писала о нём стихи. В этом слишком много от мелодрамы.

И всё-таки, этого было недостаточно. Её открытого сердца было мало, казалось, надо вывернуть его наизнанку, чтобы он, наконец, стал счастлив. И эти гематомы… Обидно. Слишком больно. Они ранили не столько тело, сколько душу. Становилось очевидным, что влюблённость, которая была когда-то, превратилась не в любовь, а в больную привязанность.

Из кухни послышался шорох. Девушка вздрогнула.

Она вгляделась в темноту, успокаивая себя мыслями о том, что в многоэтажном доме с чуть ли не картонными стенами слышно даже сонные вздохи соседей, даже скрип кроватей под их телами. Шорох повторился, и Аня озадаченно поглядела на мужа: будить ли?.. Она подошла к нему и легонько толкнула в плечо:

– Мне кажется, на кухне кто-то есть.

– Ключевое слово: кажется. Спи, – пробурчал муж и перевернулся на другой бок.

Аня, стараясь наступать как можно тише, пошла к кухне, как вдруг внезапно захныкала дочь. Девушка развернулась к комнате дочки, прислушиваясь, как на это отреагирует воришка на кухне, и услышала, как в комнате дочки, кто-то говорит убаюкивающе: «шш, шш».

Долю секунды Аня стояла в коридоре, прекрасно видя своего спящего мужа в комнате, и осознавая, что кто-то незнакомый прямо сейчас посреди ночи рядом с её малышкой, и быстро зашагала в комнату к дочке. Путь занял секунды две, но испуганной девушке они показались вечностью – она слышала громкий стук своего сердца, слышала, как то ноет, то затихает от убаюкивающего шипения дочь, осознала, к своему стыду, что она не хочет заглядывать в комнату и знать, кто это, что ей гораздо удобнее было бы притвориться, что она ничего не слышала и лечь спать, но чувство долга толкнуло её вперёд.

Сглотнув слюну и выдохнув, она сделала шаг в детскую. Тревога была ложной – просто дочь проснулась посреди ночи и стала раскачивать кровать. А то, что было принято за успокаивающее шипение было просто скрипом матрасика о стену. Аня взяла её на руки, поцеловала в тёплый лоб и прижала к себе. Но испуганное сердце не успело успокоиться – в замочной скважине тихо заскрипел ключ. Девушка быстро перебирала в уме, кто может пытаться пройти в их квартиру в такую ночь.

Глава 1. Это лучший расклад

Это было необычное место. Всё, как всегда, но что-то здесь было не так. Запахи чувствовались острее, краски казались ярче и ей было здесь роднее и уютнее, чем где-либо в её жизни. Деревья сплетались ветвями, трава, выросшая до пояса, тихо колыхалась на лёгком ветру, вечер красил небо розовой акварелью. Ноги уютно утопали во мху.

Вдруг меж стволов мелькнула тень. Снова и снова. Приближался человек. Что-то внутри затрепетало и велело бежать, но ноги стали словно ватными и не слушались свою хозяйку.

Из тени леса вышел мужчина. Статный, с небольшой тёмной бородкой, он посмотрел на неё так горячо и нежно, что мир вокруг стал плавиться и исчезать.

Мужчина подал ей руку, она протянула свою хрупкую ладонь – почувствовала его горячую кожу. Электрический импульс пробежал от рук до низа живота тут девушка проснулась.

Этот сон повторялся вот уже в пятый или в шестой раз и всегда обрывался именно здесь. Девушка заметила, что снова проснулась за три минуты до будильника, устало выдохнула и побрела на кухню пить кофе.

– Ева! Ты уже встала, моя радость! – её мама, такая же прекрасная и молодая, как и 15 лет назад, сидела в домашнем халате на диванчике, широко распахнув окно и наслаждаясь ласкающим сантиметры кожи теплом звезды, которую землянки научили всех местных звать «солнцем».

Конечно, это было вовсе не оно. Настоящее название звезды могли выговорить лишь коренные персеяне. Однако в этом ласковом слове – «солнце» – было так много тепла и света, что жители сочли его очень подходящим и оно быстро вошло в местные диалекты.

– Ага, – девушка потянулась, и поставила чашку в кофе машину, – латте с сахаром, dear.

Машина заурчала и налила ей напиток до краёв. Девушка поставила его на стол и села ближе к маме, положив свою голову ей на плечо. Мать довольно прищурилась, чмокнула дочь в висок и стала гладить по голове. Так они сидели, некоторое время, поглядывая в окно на полупустые мосты, редкие автолёты и спешащих по своим делам персеян.

– Зачем ты встаёшь так рано? – спросила, зевая, мама.

– Я хочу прогуляться до универа.

– Лучше бы поспала подольше, телепортировалась, как все нормальные лю… – мать осеклась, – персеяне.

– Мне не нравится телепортироваться. Лучше я прогуляюсь, пофотографирую по дороге, – Ева допивая латте. Затем она убрала чашку в посудомойку и, забежав на пару минут в ванну, чтобы причесаться и почистить зубы, вышла из квартиры.

Лифт бесшумно открыл перед ней свои двери и также бесшумно и плавно спустил девушку на первый этаж. В холле всегда было пусто. Персеяне предпочитали телепортироваться на работу, в свои учебные учреждения, магазины и прочие места. Телепорты по городу установили сравнительно недавно – как раз, когда землянки прибыли на планету, но теперь они стали неотъемлемой частью современной жизни. Все любили их за быстроту, а кому-то нравилось это дикое ощущение – пересборки атомов. Говорят, некоторые рептилоиды даже оргазмировали от телепортов. Но всё это было не про Еву, ей слишком нравилось ходить в тишине и одиночестве. Приходилось выходить пораньше – но это было даже неплохо. Изредка она встречала на своём пути прогуливающиеся парочки, что без умолку ворковали об уникальности своих чувств, понурых романтиков-поэтов, с задумчивым видом смотрящих куда-то сквозь всех, одиноких стариков, каждый из которых всем своим видом говорил о своей мудрости и опыте, странноватых биологов в квадратных окулярах и прочих, живущих в своё удовольствие.

Воздух был свеж и чист, и всегда пах озоном, несмотря на то, что дожди здесь были редкостью. Недаром жители Персеи так заботились об экологии своей планеты. Прямо рядом со стоэтажным домом Евы был раскинут огромный парк – это было сэкономленное от застроек место, которое жители очень берегли. Президент их небольшой планеты позаботился обо всём, и теперь застройщики поступали только так: строишь новый микрорайон – сэкономь место, посади парк.

В общем, Ева была очень довольна своим районом, городом, да и жизнью целиком. Прогуливаясь этим утром, она так и не сделала ни одного кадра, но часто останавливалась, то устремляя взгляд к сине-зелёным вершинам смешанного лесопарка, то переводя его к зарослям дикого шиповника, бурно растущего вокруг. Все растения на Персее казались Еве невероятно высокими. Особенно её потрясали секвойи, привезённые с Земли. Эти деревья зачастую терялись в облаках.

Около университета, облокотившись на поручень лестницы, уже ждал её синекожий друг. Ева тотчас засияла улыбкой и, подбежав к нему, обняла. Пи обнял её в ответ тремя руками (в четвёртой был портфель).

– Доброе утро, Пи! Как там твой экзамен? – хихикнула девушка.

Парень горестно вздохнул:

– Наступает… Видел экзаменатора – хмурый такой ра, как уж его? Какой-то Френсис. Я готовился всю ночь, но теперь мне кажется, что в голове совершенно пусто. И самое жуткое – все эти слухи, что ра умеют мысли читать. Он же поймёт, что я даже его имени не помню, да?

– Ох, ну… я в тебя верю. Ты же умница, – Ева обошла его сзади и, положив свои тоненькие руки на его упругие плечи стала тихонько их массировать (Пи довольно заурчал), – Читать мысли было бы очень невежливо, не думаю, что профессора таким занимаются. Расслабься, всё будет здорово. Представь, что я экзаменатор и расскажи мне… ну, например, десятую флешку.

– Может лучше кофе выпьем… или поцелуй, там, на удачу?

– Балда, – засмеялась Ева, – мне на пары скоро. Не хочешь рассказывать – как хочешь. Но экзамен ты сдать обязан. С корочкой из Главного Университета Космологии тебя куда угодно возьмут. Ты ведь понимаешь, какие горизонты откроются перед тобой?

– Да знаю я, знаю, – недовольно пробурчал Пи, и ребята, подняв вверх правые кулаки, что означало пожелание удачи, разошлись по кабинетам.

Ева действительно любила свой университет. Даже не так – она восхищалась им каждый день. Лучшие профессора с разных планет и вселенных вели потрясающие лекции, студенты с причудливыми формами тела, болтали на сотнях разных языков, комфортабельные комнаты отдыха и просторная столовая… Молодые специалисты уже на этапе обучения чувствовали себя нужными.

Единственное, от чего Ева была не в восторге – лекции по истории человечества. Каждый раз ей было мучительно стыдно за свой вид, за его неразумное поведение на планете, за странные веяния моды, религии, войны, насилие, за ужасную скорую гибель… Конечно, цивилизация шпаков губила свою цивилизацию наравне с землянами, но кому до них какое дело? Ева часто вызывалась сделать доклад о своей родной планете, чтобы хоть как-то оправдать её в глазах других студентов, но обычно всё заканчивалось крахом и неудовлетворительной оценкой. И, конечно, болезненными уколами гордости.

И преподаватель – важный профессор истории Персеи, тоже её раздражал. Похожий по форме тела на осьминога, он имел зеленоватую прозрачную кожу, под которой виднелись синие жилы, лысую голову с болотного цвета родинками, и отвратительными розовыми присосками на щупальцах. А ещё профессор постоянно появлялся в университете в одних и тех же квадратных очках и традиционным, для осьминогоподобных, халате. – Итак, – преподаватель поправил щупальцем очки и посмотрел в свой планшет, – Ева, вы должны были подготовить доклад о спасении хх-хромосомных людей.

– Я готова, – Ева подошла к кафедре и щёлкнула по своему планшету: перед девушкой возник голографический экран с презентацией, – Здравствуйте. Свой доклад я хочу начать с определений. На Земле не пользовались выражением «xx – хромосомный человек» и «дефективный человек», – Ева листнула слайд и показала студентам 3-д модели обоих полов, – Людей с набором хромосом xx называли женщинами, а людей с набором xy – мужчинами, они являлись такими же самками и самцами, как и большинство млекопитающих, нужными для продолжения своего рода… до заезда на Персею. Термины «мужчина», «парень», «мальчик», «женщина», «девушка» и «девочка» постепенно входят в персеянские диалекты наряду с уже существующей классификацией полов и гендеров. Ставшие популярными в конце существования Земли названия «кун» и «тян» здесь не используются совсем, считаются оскорбительными. Дефективным полом мужчин сочли персеяне, наблюдавшие за развитием человечества с второго тысячелетия по их летоисчислению… Но лично я не согласна с таким убеждением. Человеческий мужчина не дефективен сам по себе…, – преподаватель смотрел на Еву со снисходительной улыбкой, подперев свою огромную голову парой щупалец, – агрессивным, глупым, ленивым, наглым, самоуверенным, инфантильным человеческого мужчину сделал процесс социализации, запущенный много лет назад, который невозможно было остановить… Да, мужчины угнетали женщин долгое время, выработав у женщин привычку подчиняться и не давая проявлять себя в сферах науки, несмотря на то, что женский склад ума и способность выполнять несколько задач одновременно являлись бы более эффективными для технического прогресса… Но тем не менее, как представитель человечества, я возьму на себя смелость заявить, что не все мужчины такими были… и со стороны персеян было жестоко оставлять их там… умирать.

– Это не вам решать, – строго прокомментировал лектор, наморщив зелёный лоб – правительство Персеи поступило очень мудро, забрав с планеты молодую часть лучшего пола. Мы не могли взять всех, Персее грозило бы перенаселение, а один-два неправильно выбранных, как вы выражаетесь, человеческих мужчины, могли погубить и операцию, и всю планету. Нам не нужны эксперименты с подобной ценой ошибок. Давайте ближе к делу.

Ева качнула головой, с трудом подавила в себе желание выразить своё аргументированное несогласие, и сменила слайд:

– В 21 веке по человеческому летоисчислению стали очевидными следующие глобальные проблемы: катастрофическое загрязнение окружающей среды, то есть и планеты и космоса, повлёкшие за собой снижение биологического разнообразия и появление новых вирусов, заканчивающиеся ресурсы. Из-за возникающей необходимости бороться за жизнь нависла угроза термоядерной войны. Не следует забывать и про озоновые дыры, повлекшие увеличение количества онкобольных в мире. Вишенкой на этом торте было глобальное потепление… Стало очевидно, что Земля заканчивает своё существование. Конечно, в этом виноваты были все люди, не только мужчины. С 2000 года персеяне забирали земных женщин и мужчин для исследований, и, как правило, мужчин возвращали на Землю, стерев память, а женщин вербовали для перевода и дальнейшего обучения других землянок. Ситуация на Земле накалилась особенно в 2030 году, потому что люди умудрились загрязнить один из самых важных ресурсов – мировой океан. Тогда же, летом 2030 года, к Земле подлетели 5 космических кораблей типа А-112, снабжённые приборами, обеспечивающими невидимость, что позволило незамеченными подлететь совсем близко к материкам. За несколько ночей было выкрадено около 1,5–2 млрд человек женского пола, – Ева сменила слайд на следующий, с разными женскими портретами – Среди них были девочки-младенцы, девочки дошкольного и школьного возраста, пубертатные девочки и девушки, находящиеся на пике сексуальной активности. Выбирали только здоровых и способных родить. Остальных оставили там… Согласно наблюдениям учёных-космологов, уже зимой началась мировая война… в ходе которой использовалось и химическое и термоядерное оружие. Большие города были взорваны первыми… Также были взорваны ледники Антарктиды, затопило Северную и часть Южной Америки, часть Африки, всю Европу, часть Азии, часть Австралии. Уцелевшие люди впоследствии погибли от лучевой болезни и отравления химическим оружием. Анализ планеты даёт лишь предположительную информацию, но космологи заверяют нас на 99,8 % процентов в том, что выживших не осталось. Планета считается заражённой и находится на карантине, поэтому мы не можем послать туда экспедицию. Женщины, выкраденные с планеты, были усыплены на время полёта на Персею и проходили ресоциализацию, в ходе которой сформировавшимся личностям были объяснены принципы проживания на Персее. Дети, оставшиеся без матерей сначала были помещены в спецучреждение, но землянки быстро разобрали малышек в свои семьи. Мне повезло, меня забрали с планеты вместе с мамой… Правительство Персеи предоставляет человеческим женщинам возможность оплодотворяться от любых инопланетян или искусственно на условиях селективного аборта… с одобрения спецкомиссии, естественно, – Ева выключила презентацию, – Итогом спасательной операции стало выживание человеческого рода, но полное отсутствие мужчин. И это не очень правильно, на самом деле…

Профессор усмехнулся:

– Пока вы не стали рассказывать нам про моральные устои и духовные скрепы землян, пройдите на своё место. В целом неплохо… но ох уж этот ваш безосновательный патриотизм.

– Но благодаря персеянам, я никогда не увижу своего отца. Благодаря персеянам, моей маме пришлось абортировать младшего брата, который ни-че-го плохого не сделал – чётко процедила Ева сквозь зубы, сжав кулаки и с ненавистью смотря на профессора, будто бы он был во всём виноват.

– Благодаря персеянам, вы живы, мисс. За всё нужно платить. Отсутствие человеческих мужчин на планете – цена благосостояния Персеи и человеческого рода в целом. В общем-то, я не собираюсь разводить демагогию и срывать лекцию. Ева, пройдите на место. Запишите следующую тему: человечество на Персее.

Ева плюхнулась в кресло-мешок и достала стилус, записав в планшете новую тему.

– Хватит восхвалять мужчин, – прошипела ей Нана, сидевшая на соседнем кресле, – они этого не заслужили. Не позорь нас!

– Я не восхваляю, а оправдываю. Ты тоже могла бы попробовать.

Нана была удивительной темнокожей красоткой с Земли, ровесницей Евы. Девушки не очень ладили, но в силу того, что на курсе космической геологии и геолокации они были единственными землянами, старались держаться вместе, садились рядом и, хоть и частенько вступали в конфликт, всегда делились лекциями и давали друг другу списывать. Они обе боялись оказаться тупее других студентов, они обе многого не понимали и потом вместе просили Пи пояснить. Но «историю человечества» обе знали достаточно хорошо и это было больной точкой для обеих.

Профессор монотонно рассказывал новую тему в течении ещё 40 минут, и, сообщив, что экзамен будет через три дня, попрощался со студентами и вышел из аудитории. Ева залюбовалась на свой набросок человеческого мужчины, который она выполнила, скучая от речей педагога.

– Мечты, – услышала она смешок и обратилась.

Нана стояла за спиной и смотрела на рисунок из-за плеча.

– Слушай, я понимаю тебя, – вдруг мулатка заговорила серьёзно, не сводя глаз с художницы, – я понимаю. Мне тоже иногда мечтается, чтобы был кто-то, кто мог позаботиться, чтобы кто-то обнимал, целовал, трахал. Но ты же понимаешь, что это невозможно? Это не вопрос науки, а вопрос политики.

– Дело не в моих личных желаниях, Нана, – хмыкнула Ева, – дело в совести. Я уверена, что на Земле люди. И я не понимаю, почему мы игнорируем этот факт. Почему ты игнорируешь?

– Мы здесь, у нас есть кров, еда, образование. Ты хотела бы всего этого лишиться и остаться на непаханной, заражённой Земле? Это лучший расклад, ты понимаешь, да? С такими речами ты можешь оказаться просто в открытом космосе – и радуйся, если в скафандре. А может тебя вообще усыпят.

– Тогда пусть не зовут себя разумной и гуманной расой, – девушка сжала губы и хмуро уставилась в пол.

– Ладно, не дуйся. Я просто хотела сказать, что понимаю тебя. У тебя есть предыдущая лекция?

– Да, я вышлю тебе…

– Спасибо, – Нана улыбнулась и парой пальцев аккуратно коснулась подбородка Евы, поднимая голову вверх, – эй, – они снова встретились глазами, – может ты хочешь поужинать?

– Поужинать? – она опешила, – Нет, меня дома неплохо кормят, – Ева фыркнула и кинув пару прощальных слов, вышла из зала, крепко сжимая свой планшет.

Спустя ещё пару лекций – а это значит, что её учебный день на сегодня был закончен, она стояла в столовой, ожидая Пи. Многорасовая толпа студентов сметала еду с прилавков… Каких только инопланетян тут не было: рептилоиды с Нибиру, синекожие коренные персеяне с четырьмя руками, человекоподобные карлики – шпаки с далёкой Глизе, симпатичные ра, напоминавшие земных египетских богов – эдакие люди с соколиной головой, осьминогоподобные, хоботоносы и другие. Через толпу пробивался счастливый Пи. Его большие чёрные глаза светились восторгом.

– Я сдал, я сдал! – закричал он и, подбежав к Еве, кинул портфель, обнял девушку и подбросил в воздух.

Аккуратно поймав, поставил на ноги и ещё раз обнял всеми четырьмя руками.

– Я и не сомневалась, – улыбнулась Ева.

– Праздновать? – белоснежно заулыбался синекожий персеянин.

– Рано праздновать. На моей исторической родине говорили: «Не говори гоп, пока не перепрыгнешь».

– Гоп? Зачем говорить гоп? – Пи казался удивлённым.

– Не знаю, – пожала плечами Ева, – наверное, в этом было бы больше смысла, будь мы на Земле. В общем, впереди ещё и у тебя пара экзаменов и у меня… совсем не пара. И ещё эта пугающая защита работы на профпригодность…

– Пустяки, – отмахнулся инопланетянин, – я даже не начинал ещё её писать. Везде нас возьмут, куда денутся…

Девушка поёжилась и тяжело вздохнула. Она так не считала и своей работе уделяла максимальное время, переживая за каждую строчку. Ева начала разрабатывать свой материал ещё три года назад, ещё при поступлении в университет. Её работа должна была толкнуть вперёд изучение столь важного для неё…

– Ты как всегда, пешком домой? – прервал размышления девушки Пи.

– Да. А ты, как всегда, желаешь проводить? – улыбнулась Ева.

– Угу. Подожди тут.

Пи исчез в толпе студентов и через минуту вернулся с двумя пломбирами:

– Держи, на улице жара.

Ева поблагодарила его, и они вместе зашагали к дому. Персеянин выглядел напряжённым.

– Это так странно всё. Совсем недавно мы жили без землян, потом считали вас глупенькими… Помню все эти предрассудки из детства, обидные кричалки, – он ухмыльнулся, и вновь стал серьёзным, – а теперь заканчиваем один универ, а вы ни в чём нам не уступаете… через две недели я сдам последние экзамены и впереди – взрослая жизнь. И у тебя. И это совершенно разные дороги и разные судьбы.

– Не загоняйся, пожалуйста, – отмахнулась девушка.

Какое-то время они шли молча, щурясь от солнца и доедая мороженое. Молчание прервал Пи:

– Ты уже думала, где хочешь работать?

– Где возьмут – там и буду, – усмехнулась Ева, – на самом деле, знаешь… я мечтаю увидеть Землю.

– Ближайшее время она будет на карантине, ты же знаешь, – персеянин положил ей руку на плечо, – И жизни там нет. Да и зачем она тебе? Разве на Персее плохо?

– Тебе не понять, – отвернулась девушка, смахнув его руку со своего плеча.

– Так объясни, Ева! – Пи всеми четырьмя руками резко развернул её за плечи к себе лицом и наклонился так быстро, что девушка могла разглядеть жёлтые искры в его бездонно чёрных глазах, – ты была там совсем малышкой и ничего не помнишь про свою планету! Там нет ничего живого, а если вдруг кто-то из людей и выжил, то это дефективные особи, опасные и агрессивные! Что ты хочешь там увидеть?

Девушка смотрела на него и у неё наворачивались слёзы:

– Там же… там мой дом…

– Ева, вы засрали свой дом! – Пи повысил тон, его и без того анатомически большие ноздри вздулись от гнева, а на шее запульсировала жилка, – Вы разбомбили свой дом! Вы убили целую планету! Твой дом теперь здесь, а ты ведёшь себя, как неблагодарная тварь. Персея многих приютила, а вы…

– Мы благодарны! – всхлипнула Ева – Но я должна увидеть, что сейчас на Земле. Я не бомбила земных городов, не убивала планету… а вдруг её можно восстановить? Почему никто не ведёт работ в этом направлении? Я хочу знать, что с планетой, я хочу помочь ей, хочу увидеть земные деревья, встретить рассвет на Земле, хочу увидеть биологические виды земных животных…

– Глупая моя малышка, – казалось, Пи смягчился. Он обнял её тремя руками, погладил четвёртой по рыжим непослушным волосам и поцеловал в лоб.

– Ладно, давай до завтра, – Ева отстранилась от него и, не оборачиваясь, быстрым шагом исчезла за поворотом.

Девушка стремительно приближалась к дому и вытирала рукавом рубашки навернувшиеся слёзы. Пи, всегда максимально дружелюбный, впервые повысил на неё голос. Это было странно и страшно.

Она забежала в холл, лифт, и, нажав на кнопку нужного, 86 этажа, закрыла лицо руками.

– Просто я хочу увидеть Землю. Просто я хочу, – прошептала девушка.

Лифт бесшумно довёз её и выпустил на нужном этаже.

Замок просканировал сетчатку глаза и заботливо открыл дверь.

– Добрый день, Ева! – произнёс металлический голос.

Скинув сапожки, она прошагала к маминой спальне, резко открыла дверь… но мамы там не было.

«Наверное, у Юли», – вздохнула Ева и понуро побрела на кухню в поисках чего-нибудь, что могло бы скрасить ожидание матери.

Она вернулась уже под вечер, задумчивой, серьёзной и слегка пьяной.

– Мама, вы снова? – устало выдохнула Ева, поддерживая мать, пока та скидывала сапог.

– Милая, у них там такие виноградники, не может же это зря пропадать.

– Ты же понимаешь, что скоро правительство Персеи включит вино в список веществ, угрожающих здоровью и запрещённых для употребления?

– Вот поэтому, – улыбнулась женщина, – тебе и стоит попробовать его, пока не запретили! – с этими словами мама достала из сумки бутылку красного полусладкого «Земля» и прошагала на кухню, поправляя волосы на ходу.

Ева молча наблюдала, как мать откупорила бутылку, достала бокалы, разлила по ним вино и села на диванчик, блаженно откинувшись на спинку.

– Попробуй, давай, – мама жестом показала Еве на стакан.

Девушка села рядом и взяла в руки стакан, тщательно рассматривая содержимое.

– Это… очень похоже на земное вино, – выдохнула мать, – здесь так мало еды, похожей на земную… я никогда не привыкну. Если бы не Юлины плантации – сошла бы с ума.

– Расскажи про Землю, – дочь вперила взгляд в глаза мамы и смотрела, не моргая.

– Земля… Хм, – женщина откинулась на спинку, слегка пошатнувшись, – место для жизни во лжи.

Повисла тишина. Мать поболтала вином в бокале и продолжила:

– Женщина на Земле может быть счастлива, только если умеет качественно врать. Достаточно смело, достаточно нагло, достаточно талантливо. В противном случае она будет либо забитой, либо затраханной. Мы улетели с планеты, но даже здесь ложь продолжает пускать свои корни.

– Это тоже неправда?

– Нет. Это присказка.

Женщина вздохнула. Ева почувствовала себя неловко.

– Расскажи мне, как выглядела Земля, как ты её чувствовала? Каким был лес? Какими были звери? Какими были мужчины?

– Разве ты не видела фотографий в сети?

– Расскажи ты. Лично. Мне.

– Я не умею рассказывать… Конечно, все эти 3Д модели, очки дополнительной реальности, сохранившиеся фотографии земли – это всё хрень собачья и ни на грамм не передаёт всей прелести Земли. Здесь, на Персее, довольно похоже, но… всё равно что-то не то. Я не ценила того, что имела: редко смотрела в небо, редко гуляла в лесу. Я постоянно на что-то злилась – осенью на дожди, зимой – на снежную вьюгу, весной – на грязь, а летом – на невероятную жару. Я упускала из виду запах прелых листьев, что стоял осенью в лесу, упускала одетый в золото и багрянец лес, меня не трогали танцы снежинок, опускающихся в ночной тишине на землю, не трогал блеск снега, не волновали крохотные листики из только что лопнувших почек, злила капель, стучащая по подоконнику… но эта летняя жара – на самом деле, мерзость, – усмехнулась мама и сделала большой глоток вина, – мы с твоим отцом жили в средней полосе Земли, поэтому имели счастье наблюдать смену времён года примерно каждые три месяца. Из 12 месяцев обычно 2 или 3 были адским пеклом, от которого нас спасали редкий ветер, прохладная вода и мохито. Там… было как-то удушливо. Здесь лето не такое навязчивое, наверное, из-за разреженного воздуха. Хотя, на Персее и зимы то толковой нет. После затяжной осени вдруг наступает весна… Ты помнишь снег? Нет, не с картинок, а настоящий? Тебе было лет пять, он выпал утром, припорошил улицу. Это было на рассвете, и ты была крайне недовольна тем, что я тебя разбудила, а как увидела – перепугалась совсем…

– Помню, – улыбнулась Аня, – Ты звала на улицу, а я отказалась. А потом он растаял… А я всё жалею.

– Да, он растаял буквально через пару часов. Не думала, что буду скучать по зиме… Зачем на Персее регулируют погоду?.. В общем, я в этом не разбираюсь, это ты у нас будущий учёный, а я простой садовод. У нас всё было куда проще, жизнь была проще… Животных было много, но я не так много видела в жизни. Как правило, в семье заводили кошку или собаку. У меня тоже был котик… Пушистый, чёрный, очень ласковый и умный… И я ужасно по нему скучаю, – с этими словами мама глотнула ещё вина и отвернулась к окну, опустив взгляд, – вот оставлять котов на Земле – и впрямь ужасно.

– Расскажи про папу, мам.

– Он… был чудесным мужем. И замечательным отцом. Мы познакомились на первом курсе, в университете, учились в параллельных группах. Я тебе рассказывала, тогда устраивались студенческие вечеринки, он предложил мне выпить на одной из них, я согласилась, мы заболтались.

– Как он ко мне относился?

– Оо, он очень тебя любил. Когда ты родилась – мы оба были юны, и оба ничего не умели, но именно он научил меня пеленать тебя. Он помогал во всём – мыл тебя, гулял с тобой, – мать вытерла выступившие слёзы, – ты всегда была «папиной дочки», с рождения такой же рыжик, как и… как и он.

– Как он сделал тебе предложение?

– Ну, я узнала, что беременна тобой и подошла к нему с этой новостью. Было очень страшно говорить ему об этом, я долго мялась, а потом просто показала свой тест… Он не только остался спокоен, но будто бы засветился счастьем, обнял меня, поцеловал в лоб… Сказал, что сделает ради нас всё, что семья со мной – это всё, о чём он мог мечтать, встал на одно колено, взял меня за руку… и предложил.

– И ты согласилась? – восхищенно спросила Ева.

– Конечно, – улыбнулась мать и вновь вытерла наступающие слёзы.

Дочь прижалась к маме, та приобняла её одной рукой и закусила губу.

– Ты скучаешь по нему?

– Ага…

– Ты думаешь, они оценят мою научную работу? Все всегда против, когда я говорю об экспедиции на Землю…

– Ох, дорогая… Я ни черта не понимаю в вашей системе образования, но, как простая женщина, могу тебе сказать только то, что идти тем путём, который кажется верным пусть даже только тебе, – самое приятное на свете занятие… Поэтому просто сделай то, что считаешь нужным. В любом случае, ты не успеешь переписать свою работу, – ухмыльнулась мать, – Пей. Почему бы нам не навестить Юлю вместе? Она говорила, что у неё получилось вывести ягоды, похожие на малину.

– Ты же знаешь, мам, я от Юли не в восторге. Не пойду… Принесёшь мне пару ягодок попробовать?

– Как хочешь… Я, пожалуй, спать, – зевнула женщина и потрепала Еву по голове.

Допив последние два глотка вина и поставив стакан на стол, она встала и удалилась в свою спальню.

Ева посмотрела в свой бокал: жидкость, наполнявшая его напоминала по цвету кровь, но была гораздо прозрачнее. Девушка втянула ноздрями воздух и почувствовала сладкие запахи, которые не смогла классифицировать: очевидно, это и была та самая земляника, про которую пару недель назад восторженно рассказывала мать. Она сделала небольшой глоток и, задержав вино во рту, закрыла глаза от удовольствия – язык заполонило большое количество разных ощущений, к которым по очереди прислушивалась девушка: вино холодило щёки, на кончике языка чувствовалась мягкая сладость ягод, в глубине рта чувствовалась небольшая кислинка, а в носу стоял запах земляники. Ева смаковала вкус, а тот в ответ, благодарно переливался тысячью оттенков. Наконец девушка проглотила вино и почувствовала приятное вяжущее послевкусие.

Взяв бокал, она подошла к окну. Догорал закат.

Глава 2. Голос в голове

Зомби брели отовсюду, они приближались медленно, но такой плотной стеной, что некуда было деться. Они пугающе щёлкали челюстями и протягивали свои полуистлевшие руки к нему, а сердце, будто назло, продолжало колотить так часто и так громко, что казалось, что именно оно выдавало в нём живого человека. Вокруг стояли полуразрушенные здания (казалось бы, как полудохлые люди могли столько всего разгромить?..), стоял жуткий смрад и над всеми прочими чувствами главенствовала паника. Он, в который раз хлопал по бокам в поисках автомата и не находил своего верного друга, в который раз озирался в поисках помощи – хотя бы в виде куска арматуры, но вокруг был только голый асфальт. Он не мог вспомнить, как оказался здесь, и с чего началась вся происходящая вокруг жесть, как вдруг лицо просветлело: догадка озарила его.

Парень оттолкнулся ногами от земли и, почувствовав под руками загустевший воздух, сделал мах. Получилось взлететь, совсем невысоко, но это было и неважно – метод работал. Он сделал ещё мах руками, ещё и ещё, стараясь сосредоточиться на дыхании, аккуратно перевёл тело в горизонтальное положение и полетел к ближайшей крыше, посматривая вниз. Мертвецы заполонили улицы и, к его ужасу, все их головы были подняты вверх, а все их лица смотрели прямо на него. Казалось, он был последним живым на Земле. Он продолжал взлетать выше и выше, выбирая себе высотку, а лица поворачивались за ним и все, как один, жадно принюхивались. Стоило ему приблизиться к зданию, как мертвецы начинали ломиться в него: в окна первых этажей, в двери подъездов, некоторые карабкались по балконам. «Провода» – подсказал ему Голос из головы, и это, казалось, было единственным решением. Город давно уже был обесточен, поэтому удар током героя не волновал. Он выбрал пересечение толстых сплетений проводов и аккуратно сел на него.

Мертвецы продолжали смотреть и принюхиваться, но куда им идти, чтобы добыть столь желаемое лакомство, не понимали: очевидного пути к висящему на проводах человеку полуистлевший мозг не находил. Здесь парень и решил переждать свой бредовый сон, размышляя о том, как всё-таки нечестно, что он может летать, но не может менять сюжеты.

Его разбудил звонок телефона.

– Алло? – прохрипел он в трубку, не открывая глаз, но мысленно радуясь пробуждению.

– Стасик! Привет! Спите ещё? Вас в гости то ждать? – спросил приятный женский голос.

– Не, мам, уже встали. Мы не сможем приехать, у меня работы много.

– Как жаль… Ну, что же, в следующий раз, – голос казался расстроенным, – ну, как твои дела?

– Мне сейчас некогда говорить, я перезвоню попозже, хорошо?

– Я буду ждать, милый…

Парень выключил телефон и засунул его под подушку, несколько минут полежал, собираясь с мыслями, и, наконец, сел. В комнате было прохладно, ветерок доносил лёгкий запах сирени из открытого настежь окна.

Стас потянулся и взял планшет с тумбочки и посмотрел время: уже перевалило за полдень. Слегка пошатываясь, он прошёл в ванную, открыл кран с прохладной водой и плеснул себе в лицо. Чуть, приободрившись, он заглянул в детскую в поисках своих девочек – но их там не было. Не оказалось их и на кухне. «Наверное, гуляют…» – вздохнул он и прошёл к плите. «Ничего не приготовили» – Стас нахмурил брови и открыл холодильник. Его взгляд натолкнулся только на сосиски, и гневная складка меж бровей стала ещё глубже. Парень закрыл дверцу и, покопавшись в своём планшете, заказал пиццу, после чего плюхнулся в компьютерное кресло.

«Может стоит узнать, где они?» – спросил Голос из головы.

– Придут, – прошептал Стас и наклонился над клавиатурой.

Пара шевелений мышью – и на мониторе зажглась заставка очередной «ММОРПГ», в которую он погрузился с головой. Из транса его вывел звонок в домофон.

«Доставка» – проблеял голос из трубки. Стас открыл, пересчитал деньги, расплатился и, взяв пиццу, прошёл в комнату. Он взял себе аппетитный кусок, и, загрузив на своём планшете очередное видео, обещавшее быть смешным, наконец, насладился столь долгожданным острым вкусом любимого блюда.

Когда чувство сытости превратилось в чувство «я обожрался», он, наконец, решил позвонить жене. Напечатав знакомый номер на экране мобильного, он, было, уселся в своё компьютерное кресло – и тут же подскочил. Телефон жены звенел в спальне. Стас быстрым шагом прошёл в комнату и, открыв её сумочку, с удивлением уставился на треснутый экран её трубки. «Вот сука,» – промелькнула мысль в его голове и сменилась более здравой: «Позвоню её родителям».

Но звонок не принёс никакой информации – никто не знал, где жена, оказалось, она никому не звонила. На её смартфоне стоял пароль, поэтому телефон не открыл тайн даже после того, как его швырнули в стену.

Неужели она ушла? Наверняка. Наверняка к любовнику. И скорее всего она приползёт через месяц, если не раньше, скуля о том, что ошиблась. Или же любовник привезёт её лично, поняв кто она есть. Ведь никто не сможет так нежно её любить…

– Эй, – вслух он обратился к Голосу из головы, – ну и что ты на это скажешь?

«Нет у неё никакого любовника, ты и сам это знаешь», – устало пробормотал голос, но Стас ему не поверил.

Он давно уже чувствовал в Ане эту блядинку: не зря же она вечно смотрела в телефон и что-то в нём набирала. Её предательство – это было довольно подло. Ведь всё, что делал несчастный мужчина – всё это было ради неё и этот факт всё портил. Вот, например, эту работу, на которую он теперь не мог найти в себе сил пойти, он нашёл ради неё и, каждый день он туда ехал с мыслью о том, что нужно кормить семью. В этом было его проклятье: работа нависала над ним тяжким долгом и делалась нехотя и криво. Или абонемент в фитнесс зал, который уже почти заканчивался, но был использован по назначению всего пару раз – в этом тоже была абсолютная Анина вина. Ведь только ради любимой он был куплен и она же не мотивировала, крайне подло, надо заметить, не мотивировала его туда ходить… В очередной раз не оценила заботы.

Стас горько вздохнул и ушёл в мир «ММОРПГ». Мир принял его, как родного, и только окошко чата сегодня странно часто моргало. Парень открыл его на секунду, нахмурил брови и, сняв наушники, повернулся к ТВ.

– Из разных регионов не только нашей страны, но и мира продолжают поступать известия о многочисленных пропажах женщин и девочек разных возрастов, – завещала своим строгим голосом ведущая новостей, – Правительства стран комментировать ситуацию отказываются, зато в нашей студии присутствует уфолог Пётр Иванович Карасёв, который готов объяснить произошедшее.

– Что ж, – камера перевелась на пухленького человечка в толстых линзах, которые тот беспрестанно поправлял, – удивительная статистика говорит о том, что все исчезнувшие девочки, девушки, женщины – здоровые и способные родить. Так, большинство оставшихся девочек и девушек имеют проблемы с маткой, а женщины вышли из того возраста, когда рожать безопасно. По-моему, вывод о том, что женщины были выкрадены внеземной цивилизацией очевиден и напрашивается сам собой.

– Но зачем? – покачала головой ведущая.

– Планета погибает, мир на пороге новой войны, а экологические проблемы… – Стас выключил телевизор.

Это был откровенный бред. Парень, задумавшись, проследовал на кухню, достал из ящика виски и сделал пару глотков прямо из горла. Он не так уж и часто чувствовал растерянность и каждый раз не знал, что делать с этим чувством. Стас сделал ещё пару глотков, чтобы растворить его в алкоголе, а затем ещё и ещё пару – и квартира сделалась невероятно маленькой и угнетающей, настолько, что пришлось, пришлось взять бутылку и выйти в подъезд.

«Ну и чего, и чего ты думаешь?» – обратился он к своему Голосу. «Наконец-то ты спросил,» – прозвучало в его голове, – «я думаю, вы никогда не увидитесь больше. И это к лучшему для вас обоих. Очевидно, что у вас не клеилось – ни ты, ни она не готовы были…». Стас перебил его «всё, всё, заткнись. Сейчас то мне что делать?». «Что хочешь, мне без разницы теперь, ты свободен», – казалось, парень почувствовал, как Голос из его головы пожал плечами. Он сделал ещё пару глотков и, поморщившись, стал спускаться по подъездной лестнице вниз.

Медленно приходило осознание, что ничего изменить нельзя – остаётся только плыть по течению, опустив руки. Чувство обречённости порой настолько проглатывает, что замыкаешься где-то внутри себя самого и становится неважно, что ты споткнулся и чуть не вывихнул лодыжку на очередной ступеньке.

Именно это и овладело Евой, одиноко поднимающейся по лестнице на нужный этаж университета. «Я сдам!» – говорила она себе шёпотом, но ни на что не надеялась. Замкнувшись в себе, она лишь выполняла необходимые функции – дойти до нужного кабинета, достать планшет, прислониться к стене, но не замечала, как рядом волнуются такие же студенты, как рядом ей что-то говорит её синекожий друг. Она была строго одета, рыжие волосы были заделаны в тугой пучок и вся из себя она олицетворяла серьёзность и уверенность, в то время, как внутри была не больше, чем испуганной девочкой.

Итоговое испытание представляло собой представление своей научной работы. Если она нравилась комиссии и получала необходимый вкупе с экзаменами бал, студент получал хорошую работу. Если же нет – мог остаться учиться на необходимое время или найти себе работу менее престижную. Хотя, отметка о том, что ты не сдал с первого раза, ставилась в аттестат и порой служила причиной для отказа в работе.

– Не переживай, это туфта всё, – пытался придать уверенности Пи, нервно теребя её за плечи и тем самым только волнуя её, – они меня вообще не слушали, думаю, оценки аттестата им важнее работы. Я говорил всего минут пять, Ева, всего пять…

Персеянин уже представил комиссии свою работу, которую он скромно описывал, как «гениально», на тему методологии поиска пригодных для жизни планет и, получив за неё высокие баллы, надеялся на предложение вакансии в Главном Космическом Центре. Но у Евы всё ещё было впереди. Персеяне выходили из заветного зала один за другим – кто-то расстроенный, кто-то удивлённый, их быстро окружали другие студенты, заваливая вопросами, но Ева, взявшая ненавистную, казалось, для всего универа тему, просто стояла в стороне и смотрела на табло, ожидая своего номера. Поддержка Пи, не очень удачная, но вполне искренняя не вдохновляла её, суета раздражала, гомон разных голосов, звук шагов и постукивания пальцев о планшет – всё это мешалось в ужасном коктейле бесконечной нарастающей паники перед неотвратимой оценкой нескольких лет ежедневного труда. И вот, зажглись эти безразличные цифры Евиного номера – 3001, и она, не сказав ничего Пи и даже не обернувшись за ободрительной улыбкой, открыла дверь и шагнула в зал, слепящий своей белизной и, очевидно, звуконепроницаемый – как только дверь закрылась, гомон, стоявший за ней исчез, и Ева осталась в режущей слух тишине.

Строгая комиссия, сидевшая полукругом вокруг несчастной, сжавшейся в комок, девушки – представители 13 разумных видов, населявших Персею, казалось, пронзали её своими холодными безжалостными взглядами. Им не было дела до её работы: по своей сути им вообще не было дела до итоговых испытаний этого университета – все они были несчастными правительственными служащими, уполномоченными находить лучшие кадры для разных работ и отсеивать худшие, бросая их на произвол судьбы.

Каждый удар её сердца отдавался пульсацией в ушах, пальцы не слушались и дрожали, в горле стоял ком.

– Представьтесь и начинайте, – прервал тишину краснокожий представитель шпаков.

– Солнцева Ева Анновна, землянка. Направление: космология и космические исследования. Тема моей научной работы: необходимость дополнительных исследований планеты Земля и изучение видов, населяющих её, – Ева заметила краем глаза, как представительница людей, вздохнув, закатила глаза и разволновалась от этого ещё сильнее, – Возможность биологический жизни на Земле была уничтожена в далёком 2030 году, равно как и все, биологические существа, согласно официальным данным. Но что есть официальные данные, как неудобная для государства информация?.. Исследования, проводимые над Землёй после аварии, выполнялись исключительно поверхностно. Да, на Землю посылались воздушные и подводные дроны, и да, они не нашли признаков жизни, зато обнаружили недопустимые нормы радиации и химические элементы, несовместимых с существованием на планете жизни, но я настаиваю на том, что подобных исследований недостаточно. На планете оставались представители человечества, социальная агрессивность которых, находится под вопросом, но…

– Можно ближе к теме? – блеснула на неё серыми безразличными глазами с бездонными чёрными ромбиками представительница рептилоидов.

– Судя по историческим данным, человечество имело катакомбы и так называемые бомбоубежища, в которые, теоретически, могло спуститься, чтобы спасти свой вид… Как представитель человечества, я смею заявлять, что люди были гораздо более образованы, чем вы можете себе представить. Некоторые представители человеческого вида имели показатели IQ 220 и даже 230. Входы в катакомбы могли оказаться под водой или же тщательно замаскированы людьми. Да, развитие человечество было отброшено назад третьей мировой войной, но мы не сломались духом. Технический прогресс землян, по моим расчётам, вполне мог достичь таких высот, с помощью которых они вполне могли бы обезопасить себя от радиационного и химического воздействия. Если же они не в силах обезопасить себя – не является ли нашим долгом, и более того: следованием Первому Закону Гуманности – помочь им?..

Профессоры переглядывались, качая головами отрицательно и устало.

– Милая, нам всё с вами ясно, – заговорила единственная женщина-профессор из членов комиссии, – вы можете…

– Подождите, – перебила профессоршу испуганная Ева, – в своей работе я предоставила данные, полученные с Земли и сравнила их с необходимыми показателями для жизни… И есть! Есть способы вернуть всё в норму!

– Да, да, мы почитаем вашу работу и выставим баллы, не переживайте, – улыбнулась женщина-профессор.

– Но я же ничего не рассказала о методологии, – начала было землянка, но, увидев, как ей строго указывают на дверь с натянуто вежливой улыбкой, втянула голову в плечи и прошла в направлении жеста.

Там её ждали тысячи вопросов и тысячи глаз, но она отыскала только одни, самые важные и, обхватив руками его синюю шею, разрыдалась. Пи растерянно гладил её по голове. Ева иногда прекращала рыдать и поднимала на него свои покрасневшие глаза, шепча одними губами: «я такая самоуверенная девчонка, Пи», а потом захлебывалась новыми рыданиями. Эти десять минут показались для обоих вечностью.

Наконец вышла одна из профессорок.

– Ваша работа противоречит основным принципам мироздания Персеи, коллегия сочла аргументацию недостаточно убедительной, поэтому вы не набрали нужного количества баллов. Мы выдадим вам свидетельство…, – на этих словах Ева развернулась и резко зашагала к выходу.

– Люди так эмоциональны, – хмыкнула профессорка, смерив взглядом Пи.

Тот согласно, хоть и растерянно, кивнул головой и зашагал за исчезнувшей за дверями университета Евой. Он нашёл её неподалеку, на белой лавочке, обращённой к парковой зоне. Девушка сидела, поджав ноги и вперив взгляд в дикий кустарник.

– Не переживай так, – Пи подсел рядом и приобнял её.

– Ничего страшного. Я же всего лишь человек, – пробубнила Ева, не отрывая взгляда, – я всегда могу торговать своими яйцеклетками и копаться в этой коричневой смеси оксидов с хлорой, серой и фтором.

– Прекрати, ты же можешь пересдать, подготовить другую работу.

Горькая ухмылка искривила её лицо:

– Я потратила на эту – несколько лет. Они даже не дали мне договорить! Уверена, они не читали её! Она должна была заставить пересмотреть взгляды и стать прорывом, но…, – Ева осеклась.

– Я помогу тебе написать новую, ты можешь поучиться ещё пару лет….

– Ваша система образования… слепа. Мне не нужна чья-либо помощь. Уходи вообще. Наши пути разошлись сегодня, – девушка злобно посмотрела на него.

– Я надеялся, что мы будем и дальше общаться… Эти итоговые испытания – что они значат вообще? Ева, ты же мне больше, чем друг, ты же, – глаза Пи вмиг потемнели, – Ева, пожалуйста, я хочу быть тебе полезен настолько, насколько смогу. Да и зачем тебе это всё вообще, хочешь – просто переезжай и живи со мной, будешь всем говорить, что самостоятельная. Ева, ну не дано, видимо, землянкам менять историю.

– Свали, а? – отчеканила Ева и почувствовала, как плечу стало легче: персеянин убрал с него свою руку.

Девушка сжимала зубы и пыталась усилием воли сдержать слёзы обиды, а когда обернулась – от Пи остался лишь понурый силуэт. Этой ночью они оба отмечали, один свою победу в весёлой компании, другая – свой провал, в одиночестве тёмной кухни, а утром каждый получил список предложенных вакансий.

Глава 3. Hope, solution

Юля озадаченно смотрела на изрядно спьянившуюся девушку. Не то, чтобы это зрелище ей было впервой, но всё-таки удивляло, как за несколько лет из скромного ботаника Ева превратилась в тех, кого на Персее считали несчастными алкоголичками, из тех, что отрицают оба этих факта – и своё несчастье, и алкоголизм. Впрочем, вечерние посиделки с домашним вином Юле нравились, было в них что-то задушевное и отчаянное, и было приятно стать старшей подругой для молодого поколения.

«Наверное, если человек слишком долго грустит, он так срастается со своей печалью, что уже и незаметно», – думала Юля.

– Они не могут включить вино в список запрещённых веществ. Это нечестно! – распалялась Ева, которая сегодня совсем не выглядела несчастной, однако как всегда, продолжала бухтеть и сетовать, – в конце концов оно и на сердце хорошо влияет…

– Ну, дело в том, что персеяне – бессердечные существа, – ответила женщина, хмуро улыбнувшись.

– Вот да, ты не находишь, что мужчины… мужчины бы нас поняли? Представь, рядом с нами сидела бы парочка мужчин – естественно хорошо и аккуратно одетых, с лёгкой щетиной и чтобы непременно были ямочки – на щеках и на подбородке… Один был бы горячий брюнет с жарким манящим взглядом, а другой блондин, интеллигентный и миленький и с робкими чуть наивными голубыми глазами, в которых при поцелуе разгоралась бы, что неожиданно, самая дерзкая дьявольская страсть! И ещё один – с рыжими буйными вихрами и нагловатой улыбкой, такой, чтобы было понятно, что вокруг него – приключения и сумасшествие. Так вот, они курили бы с нами самокрутки, мило ворковали о чём-нибудь, а потом, когда я пойму, что они действительно навеселе, я могла бы выбрать одного, увезти его домой и заняться там с ним дикой страстной любовью, знаешь, такой, чтобы я переживала, не сойду ли я с ума во время соития. И мы бы занимались этим всю ночь, а утром он бы сделал мне кофе. Не думаю, что мужчины умеют делать кофе самостоятельно, но даже если бы он воспользовался кофе-машиной, мне всё равно было бы приятно… Я бы пила кофе и гладила его волосатые мускулистые ножки…

Юля перестала хмуриться и уже откровенно хохотала над юной девушкой.

– Что же потом?

– Ну, потом… не знаю вообще то, что делать с мужчинами потом. Наверное, я бы помогла ему воспользоваться телепортом? – Ева отхлебнула ещё вина.

– А… а, – женщина не могла перестать смеяться и выговорить фразу, – откуда ты всё это взяла?

Повисло молчание, в течение которого обе наблюдали за плещущимся в Евином бокале вином. Девушка помотала немного рукой и, задумчиво глядя уже куда-то сквозь винный фужер, вымолвила:

– Я думаю, эти создания были очень милыми. Эти «мужчины». Смотри, ведь и слово какое приятное, такое сладкое и простое «муж-чи-ны», язык ласкает нёбо… Кому здесь могли бы навредить пятьсот или, скажем, тысяча мужчин? Было бы славно беременеть от них, а не с помощью этих мерзких процедур, было бы славно засыпать, скажем, обнимая их, может они могли бы работать с нами на равных: уверена, если они хорошенько постараются, то могут проникнуть во все сферы нашей жизни. И я думаю, я бы непременно нашла своего. Я бы взяла его в мужья и родила ему маленьких мальчиков.

– Это всё, конечно, чудесно, – выдохнула Юля, – но эти милые, как ты говоришь, создания, работают немного по-другому. «Воркующего» мужчину, скорее всего, не интересуют девушки, пьяный мальчик – плохой любовник, и, если ты думаешь, что они смогли бы робко осваивать новый мир – ты ошибаешься. Это не про них. А с чего ты взяла вообще, что все они – писаные красавцы?

– Если кто-то из них таковым не является, то на Персее есть отличные спортивные залы и замечательные хирурги, – Ева распустила свой рыжий пучок по плечам и начала накручивать локон на пальчик, – Ох, эти мужчины могут быть такими красавцами… Я часто рисую мужские портреты… иногда срисовываю с тех, что есть в сети. Иногда фантазирую сама…

– Но ведь они могут не захотеть идти в спортзал. Вот, например, неужели ты не видела неухоженных или полных женщин?

Ева напрягла память, перебирая в уме всех знакомых и наконец вспомнила женщину – работницу университета Космологии, которая действительно была пышечкой и часто выглядела растрёпанной и сонной, не носила украшений, не делала маникюр… Но при всей её якобы неухоженности она была такой домашней, что казалось, стоит с ней заговорить – она затащит в свои объятия и накормит пирожками.

– Но ведь женщина – идеальна сама по себе, зачем нам что-то делать с собой или своим телом? Мы совершенны, – девушка продолжала накручивать волосы на палец.

– Вот. И они думают точно так же, только про себя, – усмехнулась Юля, – знаешь, это удивительно: ты говоришь, как типичный представитель нового поколения. Это странно, но славно, лучше уж думайте так, чем живите со всеми теми знаниями, которые есть у нас, живших на Земле. Персея – чудная планета, раз на ней можно иметь подобные мысли.

Ева фыркнула:

– Мне всё равно не нравится. Это не мой дом.

– Наш дом там, где наши любимые, – ласково проговорила Юля, – ах да, кстати о любимых. У тебя красные щёки и смешные речи, детка, ты надралась и мне ужасно стыдно перед твоей мамой…

– Нет, серьёзно, вся эта Персея, экологичность, мэр наш – это же всё дерьмо, – Ева сидела, откинувшись на спинку дивана и вальяжно размахивая бокалом с вином, – И да, я надралась, и я не чувствую ладошек, но что с того? По самокрутке?.. – девушка заговорщически подмигнула и, ловко вытащив папиросную бумагу, сыпанула туда коричневых листьев табака.

Часть листьев упала на стол рядом, а Ева, будто не замечая своей неаккуратности, закрутила самокрутку и, пролизнув место крепления, протянула её своей совсем взрослой подруге.

– Милая, по-моему, тебе хватит, что твоя мама скажет? – женщина попыталась отобрать бокал у девушки.

– Мама скажет… Мама скажет, что я дрянная девчонка, что мне уже третий десяток, а я веду себя, как ребёнок. Скажет, что мой экзистенциальный кризис – выдумки психиатров древности. Скажет, что мне нужно смириться с тем, что человеческие женщины не сильны в космологии и стать уже нормальным садоводом, как она. Космология… даже не в ней дело! Я хотела вернуться за живыми разумными существами, у меня была благородная цель. Но почему, почему никто не прислушался ко мне? И к чему все эти выдумки про путь и индивидуальность? Я могла бы написать что-нибудь простое, что-нибудь типа «исследование ресурсоёмкости планеты Глизе», но нет, мне нужно было сказать своё слово миру. И чего я добилась?.. – Человеческие женщины всегда были очень сильны, во всём. Может быть, космология – действительно не твой путь, но это не значит, что человеческим женщинам там не место. Вспомнить хотя бы исследовательницу Елену Франк… А может ты просто тряпка, опустившая руки после неудачной работы? Вот твоя мама, например…

– А что моя мама? – хмыкнула Ева, – Она вечная жертва обстоятельств. Никто. Почему у всех остальных всё так прекрасно, а у нас с ней – ссоры, непонимание, нехватка денег, и так ужасно редки моменты, когда мы действительно заботливая мать и любящая дочь?..

– Ты думаешь, что у тебя всё хуже всех? Никто не расскажет о своих проблемах. Знаешь, там, на Земле, были распространены социальные сети, чем-то похожие на местные связующие программы. Люди выкладывали многочисленные селфи, чтобы все подписчики знали, что они также прекрасны и счастливы, фотографии с курортов, из модных клубов, кто что имел – тем и сверкал. Убеждали сами себя в том, что их жизнь кому-то интересна и действительно успешна. Все делились несущественными мелочами, которые якобы являлись частью успеха – красивым макияжем, новым образом, платьем, стрижкой, парнем… Но никто не делился цифрой количества своих абортов, синяками от избиений своего мужа, своим рвотным похмельем, приставаниями своего начальника, диагнозом психиатра… Что ты знаешь о своём отце? – Юля резко поставила бокал на стол

– Он был хорошим человеком и…

– Ни хрена, – перебила Еву раскрасневшаяся женщина, – ни хрена ты не знаешь. Твой отец был дерьмом собачьим, а не наша Персея. Все мужчины были дерьмом собачьим, а твой папаша – особенно вонючим, и твой паршивый характер, очевидно, в него. Ты не знаешь… Твоя мама – ей пора бы с тобой поговорить честно. Тебе никогда не казалось, что ты не похожа на Аню ни одной чёрточкой своего лица?

Девушка смотрела на Юлю круглыми глазами и хотела возразить, но не могла подобрать слов и только пьяно икнула.

– Телепортируйся-ка домой и проспись, – женщина встала из-за стола и исчезла в темноте коридора.

В этот момент Ева очень чётко ощутила, что Юля была всё-таки совсем не её, а маминой подругой и все эти женщины – старшее поколение землян на Персее, постоянно вели себя так, будто знали какую-то невероятную тайну. Это злило. Ева, обуреваемая одновременными желаниями послать мамину подругу к чертям и выйти на улицу – подышать свежим воздухом, чтобы не блевануть, попыталась встать, задела локтем свой бокал, который тут же мягко упал на стол, позволив остаткам вина растечься в причудливой лужице. Со второй попытки встать удалось и, вперив остекленевший взгляд в парадную дверь, пошатываясь, но не сбиваясь с курса, девушка прошагала к выходу. Лифт спустил её вниз и распахнул двери в ночную прохладу.

Мерцали розовые, подсвечивающие дороги, фонари, где-то вдали шумели автолёты, из открытого окна первого этажа играла старая иноземная музыка… В глубине крон высоких деревьев перекликивались ночные животные и птицы. Девушка побрела в направлении дома, подволакивая ноги. В какой-то момент твёрдая поверхность предательски ушла из-под ступней, и Ева обнаружила себя в кустах, на обочине. Саднило лодыжку, перед глазами всё плыло и тело просило просто расслабиться. Она откинула голову назад, и, наконец, сфокусировалась на бесконечно звёздном небе.

Девушка думала о том, что как это всё-таки жутко логично, что во всех историях всегда перед физической смертью герой переживает смерть моральную. Это сейчас, казалось, происходило и с ней – уже три года минуло со времён окончания Университета Космологии, флороведение и зоология оказались совсем не её стезями, и, в общем-то, ничего не получалось, и всё валилось из рук. Из рук, на которых всё ещё не зажили шрамы от укусов животных местной фермы, из рук, которые так заботливо высаживали растения в теплицы и мешали удобрения, и делали специальные сыворотки роста, и которые наблюдали гибель их детищ – маленьких чахлых растеньиц. Деятельность матери – размеренная, спокойная, «по старинке» и «так делали на Земле» раздражала Еву. Все инопланетные расы считали землян лучшими садоводами и зооведами, а традиции ведения сельского хозяйства – нерушимыми. Но Еве нужна была скорость, скорость во всём: в выращивании культур всех сортов, в уходе за животными всех видов. Всё казалось, что чем быстрее выполнишь ещё одно задание, чем лучше оптимизируешь процессы – тем быстрее весь этот бред закончится и откроется дорога к какой-то гармонии… к космосу… Но, конечно, это было не так. Осознание неприкаянности душило, клетка собственных комплексов сжималась до тех пор, пока не сделала Еву вечно сидящим дома одиноким несчастным человеком. Выползки на улицу совершались лишь для приобретения алкоголя и для продажи самокруток из лично выращенного канабиса – единственного растения, которое не погибало от рук девушки. Все мечты о покорении далёких космических просторов, об исследовании Земли, о науке и путешествиях теперь, вырезанные однажды высокими идеалами матери на её сердце, остались шрамами и тяжко болели день ото дня, выливаясь на бумагу акварельными разводами. Разочарование и ненависть к себе, безнадёга и скука стали её постоянными спутниками. Каждый раз, напиваясь, она чувствовала, что теряет себя. Если она ещё не умерла морально, предав все свои мечты – то теперь, в этом колючем кустарнике, ей казалось, что падать ниже уже некуда. И было бы славно здесь умереть и физически, не выдержав наконец алкогольной интоксикации… Было бы славно. Но нельзя: мама. Она останется совсем одна. Конечно, мама ругается на неё и иногда кричит, что ненавидит, но ясно как день: смерть дочери станет для неё непереносимой болью.

Ева напряглась и извлекла из кармана так называемую «пэпэшку» – портативный планшет. Взгляд всё ещё было сложно сфокусировалась, поэтому девушка тыкнула наугад в иконки «контакты» и «мама» и положила планшет на траву рядом, и, закрыв глаза, стала ждать ответа. Темнота поглотила её мир и её сознание.

На следующее утро девушка обнаружила себя в незнакомой комнате. Взгляд зафиксировал огромных размеров бонсай, выдвижной книжный шкаф (что за дикость – читать книги?) и хмурое темнокожее лицо в небольших очках. Это недовольная Нана подавала ей латте. Прошедшее время совсем немного изменило её – во взгляде появилась серьёзность, кучерявые волосы были аккуратно скручены в пучок, место толстовки было занято белой блузкой, украшенной галстуком.

– Ева, какого хрена? – пробурчала её старая знакомая вместо приветствия.

– Нана? – девушка открыла один глаз, – есть что похмелиться?

Нана качнула головой в сторону и бросила:

– Уже.

Девушка повернула голову и увидела капельницу с трубкой, ведущей прямо в её вену.

– Отлежишься – телепортируешься домой, мне нужно бежать, – Нана сунула стаканчик в руки и двинулась к выходу.

– Благодарю, – пробурчала Ева, – Постой! Пять минут… Как я здесь оказалась? Я вчера выпивала с маминой подругой… и шла домой…

– Ты разбудила меня ночью предложением связи на ПП. Я бы отказала, будь кто другой, но мы вроде как пару лет уже не виделись, я подумала, что это что-то срочное, но услышала только шуршание и на экране видеосвязи – темнота. Пробила твои координаты, примчалась на своём автолёте, нашла твоё пьяное тельце. Пыталась поговорить, но ты в ответ только блевала, пришлось тебя забрать. Ева, ты помнишь, какой ты была в университете? Как блестели твои глаза, как твой мозг горел идеей? Я восхищалась тобой, искренне восхищалась. Ты всегда отстаивала свою позицию, для тебя все ответы на вопросы совести были очевидны – ты никогда не марала души, всегда была искренна, чиста. Я мечтала с тобой подружиться, но… Видимо, была недостаточно хороша для тебя. Зато сейчас я – востребованный специалист, а ты… В кого ты превратилась, Ева?

– В человеческую самку, – ухмыльнулась девушка, отхлёбывая латте – долго я под капельницей? Надо домой, мама, наверное, волнуется.

– Поверь, она вне себя от ярости, – подтвердила темнокожая подруга, – я с ней уже связалась, – Нана села на край кровати, – я была уверена, что ты пересдала свой экзамен и… разве это не ты засыпаешь письмами нашего мэра?

– Чего? На хрен мне мэр? – сморщилась Ева.

– Странно. Я работаю в Главном Космическом Центре. Мой отдел, ты наверняка о нём слышала, – тот самый Отдел Исследований Вселенных, лично я готовлю будущих экспедиторов к вылетам: занимаюсь физподготовкой и информационной подготовкой. Так вот, наш отдел постоянно трясут – кто-то пишет анонимные обращения и петиции мэру о перепроверке Земли, мэр задолбался, думает кто-то из наших… и вроде бы идея неплохая, но навряд ли мэр её одобрит после такой письменной долбёжки.

Воцарилось неловкое молчание. Ева отхлебнула и, смотря в сторону, тихо спросила:

– Ты действительно хотела подружиться?

– Конечно, – Нана тяжело вздохнула, – конечно хотела. Разве ты не помнишь, как я несколько раз приглашала тебя встретиться за стенами универа и ты отшивала меня?

– Ну, – Ева чувствовала, как щёки начинают гореть румянцем, а стыд заставляет сердце смущённо и бешено колотиться, – дело было в том, что я была достаточно занятой студенткой, я занималась спортом, изучала живопись, я…

– Не оправдывайся, – перебила её мулатка и, улыбнувшись, положила свою руку в открытую ладонь бывшей сокурсницы, – Это не так важно, потому что в прошлом. Я тоже была неправа. Я зациклилась на дружбе с тобой, потому что ты была землянкой. Я знаю, что тебе повезло – у тебя прекрасная мама, друзья и всё такое. Мне не так повезло.

Лицо Наны на секунду исказилось болью, но затем она снова напустила спокойный и собранный вид.

– Нет, у меня тоже была мама. Но у нас как-то не сложилось. У нас была неблагополучная семья. Она страдала по своей настоящей дочери – я помню её, она была чуть старше меня и погибла, выпав из окна. Достаточно нелепая смерть для Персеи.

– Я не знала, извини, – внутри Евы, казалось, всё замерло от стыда.

– Дело даже не в этом. Я осознаю масштаб её трагедии, но с минуты её смерти она… изменилась. Знаешь, я была для неё болезненным воспоминанием о ребёнке. Она критиковала меня, ругала за всё подряд, я постоянно слышала, что глупая и никому не интересно моё мнение. Мне было очень, очень одиноко и я просто хотела найти себе подругу.

– Блин, Нана, – Ева убрала за ухо выбившуюся рыжую прядь, – Извини. Пожалуйста, извини. Это ужасно, что я столько лет могла не замечать человека, наполненного болью. Просто, меня возмущали твои высказывания и я понятия не имела…

– Забудь, правда. Это в прошлом, теперь всё хорошо. Я съехала от мамы, я пересекаюсь с Пи, у меня и другие друзья есть. Пей латте и ни о чём не волнуйся, – Нана похлопала Еву по ладошке.

Девушка отхлебнула и недоверчиво посмотрела в глаза мулатки – действительно всё хорошо? Но Нана смотрела дружелюбно и беззастенчиво – казалось, её жизнь действительно в своём русле. Ева задумалась о своей и вопрос вырвался сам собой:

– Так, вы правда думаете, что на Земле могли остаться люди и хотите их спасти?

– Не мы, а я. Я думаю, там должны быть природные ресурсы. Возможно. Надеюсь, что там есть что-нибудь, не сильно загрязнённое. Ты скажешь – затраты на транспортирование кубометров воды или нефти сделают их цены недоступными для простого населения, но с проектом Эндрю Фишера, о котором, ты, конечно, наслышана, с его великолепным глобальным телепортатором – эта проблема должна решиться. Персее нужны ресурсы… – Нана не успела договорить, как Ева вытащила из вены катетер, поставила латте на прикроватную тумбочку и, вскочив с постели, стало поспешно одеваться, – Куда ты?

– Я решила. Я перепишу свою работу и пересдам её. Ресурсы можно очистить. Они там есть. Если центр исследований волнуют больше ресурсы, чем человеческие жизни, значит… – выдохнула Ева, – значит, придётся соврать о своей мотивации. У меня достаточно исследований, чтобы обосновать наличие ресурсов на Земле и возможность их использования.

– Но ведь столько времени прошло, тебе не позволят, – возразила Нана, – Однако, если ты сделаешь это, то мы полетим на Землю так быстро, что ты даже слово «гравитация» не успеешь произнести.

– Ещё как позволят, – Ева сделала последние глотки кофейного напитка, и, поставив его на журнальный столик, улыбнулась однокурснице, – спасибо тебе. Прости за неудобства. И за всё прости.

– Ева, – Нана замялась, – слушай, мы всё-таки столько времени не виделись. В нашем центре так мало homo sapiens, я соскучилась по человеческому лицу. Может ты в гости заглянешь как-нибудь?

Глаза мулатки выражали щенячью жалобность. Этот взгляд был невыносим. Ева мысленно отогнала от себя чувство вины и сказав ей что-то вроде «ага», на набрала свой адрес на панели перемещения и исчезла в дверях телепорта. Дома её ждала её тёплая мама с заплаканными глазами.

Ева остановилась у входа в кухню, не решаясь войти. Она видела, как та стоит у окна, сложив руки, смотрит вдаль и наверняка грызёт ноготь большого пальца – дурацкая нервная привычка. Наконец, дочь тихо подошла и обняла маму сзади, сцепив руки на её животике и положив голову на плечо.

– Мам, прости меня. Я пыталась тебе позвонить вчера, но случайно вызвала Нану… и вырубилась.

– Ты хоть представляешь, что я тут передумала себе? Я думала, тебя поймали и уже распродали на органы, – она повернулась и чмокнула Еву в щёку.

– Я просто выпила лишнего вчера с Юлей, – Ева уткнулась носом в её плечо и стала поглаживать мамины волосы.

– Она тебе немного не по возрасту подружка, не находишь?

– Две землянки найдут, о чём поболтать на чужой планете.

– Это не чужая планета, Ева, – мать отстранилась, – это прекрасное место, поверь мне. Оно – мой дом. И твой. И твоих будущих дочерей тоже.

– Знаешь, неважно, мам. Я была у Наны…

– Я знаю, чудесная девочка.

– Это неважно же, ну! И она мне рассказала, что в исследовательском центре миссию по исследованию Земли считают целесообразной… я хочу переписать свою работу, сделав упор не на гуманность спасения разумных существ, а на коммерческую сторону экспедиции – в Земле должны остаться природные ресурсы и с нашей техникой мы могли бы их получить.

– Славно, что ты наконец решилась. Я рада за тебя, хоть и не согласна с твоей работой. Ты голодна? Я приготовила твой любимый пудинг… Конечно, он совсем не похож на тот, что готовила мне моя мама на Земле, но тоже неплох.

Ева улыбнулась. Конфликт можно было считать исчерпанным, и посетившее её вдохновение означало оттепель души. Они прошли за стол, и мама наложила в тарелки ароматное блюдо.

– Странно, что для тебя так важно раскопать остатки нашей прежней жизни, – сказала мама, – Чаю?

– Да, пожалуй. Мам, я думаю, что смогу попасть в экспедиционную команду и лично слетать на Землю, если соображу, как мне переписать работу, чтобы поразить этих засранцев из комиссии, – девушка с аппетитом запихнула в рот большой кусок пудинга.

– Зачем тебе это? – удивлённо подняла брови мать.

– Экспедиция будет искать ресурсы. Я буду искать выживших. Если моя научная работа будет достойна лечь в основу экспедиции – мои возможности на корабле и на Земле будут почти безграничны. Я найду мужчин и докажу Персее, что их нужно перевести на нашу планету.

– Это глупость, милая. Тебя ждёт разочарование.

– Ты сказала, Персея – мой дом и моих дочерей. А если я хочу сыновей?

– Слушай… среди мальчиков встречаются неплохие особи. Бывает, что мальчик умён, логичен, бывает что толерантен, верен своему слову, встречаются даже красивые… Но их очень, очень мало. Биологически так заложено, что самец должен быть агрессивен – это залог выживания, но… увы, не в настоящем времени. Агрессивность была актуальна во времена, когда люди были пещерными, но потом… Я не уважаю мужчин, извини.

– Но как же мой отец? Ты говорила, он был чудесным.

– Нет, он… Это не так. Чёрт. Ладно, слушай, я не могу больше. Всё было не так… – мать тяжело вздохнула, – я обманывала тебя, конечно, но думала, что это во благо.

Глава 4. Выбор, которого нет

– Господи, ты с ума сошла! – вопила Аня, метаясь по комнате, и держась обеими руками за голову – Он найдёт нас и… и… я боюсь представить, что он сделает. Он убьёт меня, убьёт! Как только я согласилась?..

– Ну, твоё постобморочное состояние сыграло мне на руку. Будь тише, ты разбудишь малышку, – ласково улыбалась ей подруга, – как он тебя найдёт здесь?

– Ты думаешь, я не пыталась уйти? Вот, смотри, – Аня подняла платье и показала продолговатый розовый шрам на бедре, – это попытка номер раз, – потом она показала на горбинку на своём аккуратном носике – это попытка номер два. Результат третьей попытки не могу продемонстрировать, это было сотрясение мозга. Он всегда находил… Я должна вернуться и умолять меня простить. Просить прощения – единственное спасение! Каждый раз, когда я пыталась уйти – всё становилось только хуже. И все, все вокруг… – девушка зашлась в рыданиях, и через некоторое время выдавила, – все вокруг говорят, что я ужасная эгоистка, которую надо было пороть ремнём ещё в детстве. Мне нужно научиться быть хорошей женой, и тогда я обрету гармонию в себе.

Соня аккуратно положила свёрток в кровать:

– Милая, – она обняла Аню, – милая, хватит, остановись. Ты же понимаешь, что говоришь глупости? Никто не знает, что ты здесь. Он запретил нам общаться, ты удалилась из всех соцсетей, ты меня ни о чём не просила – я сама пришла и фактически выкрала вас. Он в жизни не догадается, что ты здесь, на другом конце Москвы, сидишь со мной в этой хрущёвке и паникуешь. А ведь какая погода за окном! Весна! Это самое подходящее время, чтобы ожить, не находишь?

– Мне же всё равно придётся с ним встретиться ещё не раз – для развода, для того, чтобы забрать свои вещи, он потребует свидания с Евой…

– Ты сможешь всё это сделать, когда придёшь в норму, – Соня ласково гладила подругу по рыжим волнам волос, рассыпавшимся по плечам, – а сейчас ты вовсе не в ней, не спорь. Человек, сломавшийся под тяжестью своих комплексов – жалкое зрелище. Ты же не уважаешь себя, становишься удобной вещью, ты постоянно нервничаешь, прислуживаешь, слушаешь всяческую грязь о себе и терпишь побои… и ради чего?

– Брак – это ведь работа, а не отдых, да и я на самом деле хреновая хозяйка, я не успеваю ничего, – Аня всхлипнула, – я сама во всём виновата… Я не заслуживаю большего. И знаешь, я совсем не чувствую любви к нему, и, кажется, никогда не чувствовала, он просто был неплохим парнем, а я пыталась быть неплохой девушкой. Но у меня не получается, не получается, – девушка разразилась рыданиями.

Когда рыдания смолкли, подруги сели на диван, и Соня, аккуратно поглаживая руку, заговорила:

– Сколько у тебя травм за год жизни с ним? Сотрясение мозга, вывихнутые руки, сломанный нос, синяки…

– Ещё раз я руку сломала… – вздохнула Аня, – когда падала от толчка.

– Он. Это он сломал тебе руку. За такие травмы на работе, раз уж, брак это оно самое, должны в задницу целовать беспрестанно и молиться. Тебе просто небезопасно там, и ты это знаешь. Всю жизнь в страхе жить – можно с ума сойти. Мы поступим так. Сейчас ты расслабишься и отдохнёшь, пока я хожу по делам. Без меня из дому ни ногой, дверь никому не открывай. Родителям не звони, пожалуйста, мы знаем ведь, чем это кончится. Мы сходим к моему знакомому психиатру и он выпишет тебе хорошие антидепрессанты. И тебе придётся заканчивать кормить грудью, конечно, малышке уже больше полугода, куда дальше… А через пару дней у меня начнётся отпуск и мы поедем на дачу к моим старикам. Они будут тебе рады.

– Хорошо, – Аня грустно покачала головой.

– Если что – бей в нижнюю челюсть, – серьёзно посмотрела на неё Соня.

– Это ты на какой случай говоришь?

– На всякий. Ну всё, я скоро буду, – подруга нежно по-сестрински поцеловала её в горячий лоб и прошла в коридор, – если кот будет орать – его еда в холодильнике. И ты поешь, а то не дело – от любых переживаний в обморок падать.

Скрипнула входная дверь, и Аня осталась в квартире наедине с дочкой и пушистым чёрным котом, которого, впрочем, не интересовало происходящее. Первые минуты девушка сидела, вперив взгляд в солнечного зайчика на стене. Дышала через рот и слушала своё мерное дыхание. В мыслях была постистеричная тишина. Казалось, она так устала от эмоций и слёз, что больше никогда не сможет ничего чувствовать и никогда не сможет плакать. Но это прошло довольно скоро: страшные и грустные мысли одна за другой закружились в хаосе, и к горлу подступил ком. Аня пыталась разгадать, правда ли она неуравновешенная истеричка, не сошла ли она с ума, согласившись на афёру подруги, имеет ли она право поступать так. Терзалась, не оставила ли Соня каких-нибудь улик в квартире её мужа, по которым он мог бы её найти. Всплывали мучительные слова унижений, казалось, разом заболели все полученные синяки, ссадины, загорелись щёки. Напомнило о себе это сковывающее чувство страха и унижения, когда ты, нарушив запрет «никому не рассказывай», всё-таки рассказываешь о происходящем в вашей недосемье, чтобы получить какие-то стоящие советы, но слышишь в ответ лишь «сама виновата», «терпи», «у тебя гормоны, ты не в адеквате». Вспомнилось отчаяние, с которым ты стоишь у окна и с высоты последнего этажа смотришь на асфальт, готовый решить твои проблемы. Вспомнилось и вылилось слезами, жара которых не чувствовалось на и без того горячей коже. Надо признать, что было когда-то и хорошее, когда всё только начиналось. Но вспомнить это мешали сотрясения мозга – мешали и в прямом, и в переносном смыслах.

Было так невероятно больно от того, что Аня подвела всех, кто был ей дорог: и дочь и родителей. Никто не сможет ей гордиться теперь и никому она теперь не сможет помочь, никого не сможет порадовать… Девушка не могла сказать, сколько она просидела так: скривя губы в беззвучном рыдании, не утирая слёз, вспоминая и пытаясь отпустить всё пережитое, но солнечный зайчик за это время успел переползти на другую стену. Заплакала маленькая Ева: пришло время кормления. Аня вытерла щёки рукавом и, взяв дочь на руки, оголила грудь и прижала ребёнка к себе. Малышка захватила сосок губами и жадно зачмокала, шевеля пухлыми щёчками. Мать сморщилась от пронзающей грудь боли и, стремясь отвлечься от этого, нащупала руками пульт. Включила телевизор, убавив звук на минимум.

Шли новости, ведущий взбудоражено рассказывал про многочисленные исчезновения девушек не только в России, но и по всей планете. Сегодня на работу не явилась его соведущая – похоже, тоже исчезла. Дальше выступали разные чиновники, социологи, сумасшедший, судя по внешнему виду, уфолог… Аня выключила телевизор. Ум подсказывал, что услышанное было бредом больной фантазии. Но где-то глубоко внутри защекотал страх за подругу, который она старательно отгоняла прочь. В любом случае, нужный эффект был достигнут: слёзы перестали течь, а боль в соске притупилась. Когда малышка насытилась, Аня вытерла с её щёчек тёплое молоко и, укутав в тёплое одеялко, вышла на балкон. Было тепло и солнечно, миру было всё равно, что где-то кто-то умирает, исчезает, пропадает… Девушка села в кресло-мешок и положила на колени дочь.

Она смотрела на её маленькое светлое лицо, ещё пока не сменившие цвета синие глаза, пухлые блестящие губки и мысли её просветлялись. Пусть весь мир будет против неё – её дочь будет с ней, пусть для всего мира Аня будет хреновой женщиной – для Евы она всегда останется единственной матерью, что бы не происходило – они будут вместе. И пока есть этот крошечный человек – нельзя умирать и опускать рук. Если у её жизни и есть смысл – то вот он.

Дочь появилась в её жизни очень кстати – когда одиночество стало разъедать изнутри, когда казалось, что она никому не нужна и ни на что не способна. В один миг она стала нужна маленькой девочке внутри её утробы. Ничто не играло роли вокруг и никто кроме неё не был нужен, вдруг появился смысл высыпаться и правильно питаться, уходить от курящих на остановке людей. Поэтому, когда её тогда ещё парень предложил «абортировать это», она легко предложила расстаться. Но потом всё изменилось – он захотел помочь юной будущей маме с ребёнком, взял в жёны и… разрушил её жизнь до основания, до той степени, что Аня была порой готова отказаться от смысла своей жизни. Но всегда возвращалась в нужное русло. Ева была для неё тем самым электрическим импульсом, который заставляет сердце сокращаться.

Электрическим импульсом, ради которого можно было всё стерпеть, начиная с 8 часов невероятной боли – сначала раз в 5 минут, а потом всё чаще, и чаще и превращающейся в сплошной поток, можно было стерпеть кровотечение, неудачную операцию на яичниках, можно было стерпеть презрительные взгляды проходящих мимо, так и кричавших «малолетняя потаскуха». Всем можно было ответить: я растоптана, разбита и без неё и нет никакого смысла в моей жизни.

Девушка нежно гладила малышку по щёчкам, перебирала в руках крохотные пальчики и чувствовала себя нужной и важной. Она знала, что это чувство – мимолётно, но было славно, что оно иногда появлялось, ведь если бы не оно – несчастная давно бы наложила на себя руки. Было решено просто подождать, что будет дальше, просто ещё несколько дней поперегонять по лёгким пузырьки кислорода, поциркулировать кровь по венам, а что будет дальше – не так важно сейчас, когда всё более-менее спокойно.

Всё-таки, хорошо, что Соня её выкрала. Нервы, как натянутые неумелым мастером струны гитары, что вот-вот лопнут от напряжения, медленно расслабляли хватку. Мир становился нормальным. А ведь ещё неделю назад, казалось, что Аня сошла с ума. Она помнит, как домыла посуду поздним вечером, и вошла в комнату, чтобы сказать что-то мужу. Он уже спал, совсем беззащитный и наивный. Беспомощный. Такой же беспомощный, какой является хрупкая девушка перед амбалом, в два раза тяжелее её. Аня вернулась на кухню, взяла самый большой из имевшихся нож, и вернулась к спящему мужу. Стас лежал на спине, а это значит, что перерезать ему горло не составляло труда. Нужно было только решиться. Аня наклонилась над ним, занесла руку. Неужели так просто можно взять и отомстить?..

Её трясло от ярости и обиды. Она прицелилась, чтобы одним ударом рассечь артерию, занесла руку. Тишина пронзала слух: только гулкий стук сердца бил по ушам.

«Что я делаю?» – подумала она, – «ему же будет больно! А вдруг он на самом деле умрёт? Это, наверное, так страшно…» – Аня опустила руку, но вновь занесла – «Плевать на всё, пусть хоть один раз почувствует мою боль, мою ненависть, разочарование».

Она была на пределе, когда заплакала дочь. Девушка выдохнула, и, испепеляя взглядом его лицо, снова убрала руку и понесла нож на кухню, чтобы затем пройти к дочери.

Аня всё гадала, убила бы она мужа, если бы не дочь. Хорошо это или плохо, что Ева ей помешала? Впрочем, больше незачем об этом думать. Безумие остановлено, в нём больше нет нужды.

Вскоре вернулась Соня, выглядевшая расстроенной. Аня рассказала ей об услышанных новостях, но многочисленные пропажи девушек, похоже, совсем не волновали подругу. Она сидела за кухонным столом, накручивая свои блондинистые локоны на палец.

– Это даже неплохо, ведь Стас не будет тебя искать, – покачала она головой и достала из сумочки бутылку виски, – ты не против, если я выпью?

– Я только расстроена, что не могу присоединиться, – вздохнула Аня, – что у тебя случилось?

– Все мужики – одинаковые, – с этими словами блондинка открыла бутылку и сделала несколько глотков прямо из горла, – И мой – такой же.

– Не может быть… С чего ты взяла?

– Я заходила к нему домой, чтобы распечатать документы. Он включил мне принтер и ушёл в душ. А я осталась сидеть за его столом. Мой взгляд упал на листок за монитором… – Соня закусила дрожащую губу, – Там было стихотворение. Представляешь?

– Не знала, что он пишет стихи, – пролепетала подруга, готовясь к печальной новости.

– Ну, я сначала обрадовалась, – Соня улыбнулась, но на глазах уже выступили капельки слёз, а нос предательски покраснел, – я подумала, что он мне его посвятил. Глаз выхватил слово «люблю», дальше «до последнего вздоха». Ну, я не выдержала, взяла листок и вчиталась, – тут девушка не выдержала и в голос заревела.

Аня торопливо пересела ближе и обхватила Сонину голову руками, поцеловала в макушку. Соня всхлипнула и срывающимся в рёв голосом простонала:

– Они были не обо мне!

– Но с чего, с чего ты взяла? – шептала Аня, вытирая слёзы с щёк подруги. Рассказ о чужом горе надвигался на неё, как гроза. Зато её проблемы отходили всё дальше.

– Там рассказывалось про первую встречу на перроне, как он увидел её среди толпы и влюбился, как электрички увезли их в разные стороны, и как потом он много думал о ней, и вот, спустя время они совершенно случайно встретились и он ни за что её больше не отпустит. А мы, – Соня всхлипнула и некрасиво скривила рот, пытаясь удержать новый поток стонов, – мы познакомились в кофейне.

Блондинка снова зашлась в истерике, а подруга беспомощно обнимала её, смотря испуганно и забито. Вот, её подруга, которая днём была так героична и смела, сейчас стонет, как раненая птица, и ничем, ничем нельзя ей помочь. Когда идолы горят в подобном аду – что остаётся смертным?

– Я смяла бумагу и ушла, пока он был в душе. На телефоне куча пропущенных… Но я не хочу ничего слышать. Какие же они козлы-ы… – и девушка залила в себя порцию виски, – а мне он никогда не писал стихо-о-ов.

Воцарилось молчание. Аня перебирала в уме слова утешений, но не могла найти ничего подходящего. Вдруг Соня выпрямилась, решительно вытерла мокрые щёки и, почти вернув себе самообладание, сказала серьёзным голосом, который всё равно прозвучал, как мольба:

– Давай просто посмотрим фильм? Плевать на всех. У нас есть мы.

И вечер потёк, словно патока, так медленно и возвращая всё на свои места: фильм шёл за фильмом, запасы мороженого, периодическое баюкание маленькой Евы, урчание пушистого тёплого кота… В этот вечер кто-то был рядом, готовый поговорить и выслушать, готовый помолчать и обнять, принять слёзы и пообещать, что всё будет хорошо. И уже от одного этого чувства всё было славно. На самом деле не нужны были разговоры и объятия, обещания и поцелуи, нужно было только знание. Знание о том, что поддержка рядом. Горести, так жестоко скрёбшие душу, вдруг отступили. Не ушли совсем, нет: их присутствие чувствовалось, как только замолкал фильм, поставленный на паузу. В открытые настежь окна заглядывали запахи цветов и весны, и никто не пилил, не критиковал, не издевался и не оскорблял. Соня сидела на полу, оперевшись на диван, Аня расположилась рядом, положив свою голову ей на колени. Хотелось только чтобы вечер не кончался, а о будущем совсем и не думалось. Около двух ночи Ева снова запросила грудь и девушка, покормив дочь, предложила и Соне отправляться спать.

Аня легла на диванчике рядом с кроваткой, а Соня расположилась на раскладном кресле. Чёрный кот, поочерёдно выпуская когти из мягких лапочек, примостился в её волосах. Какое всё-таки счастье, что существует такая вот дружба, всепрощающая, принимающая и почти сестринская. И какое счастье, что существуют коты. Усталость стала сковывать глаза, мысли испарились из головы совершенно и, когда яркий синий свет залил комнату, Аня даже подумала, что это пришёл долгожданный сон. Запах цветов вдруг куда-то исчез, и девушка почувствовала другой – резкий, химический.

В открытое окно прямо из света шагнули в комнату два высоких существа в тёмных накидках. Кот резко встал и, прыгнув на спинку дивана, выгнул спину и зашипел, оскалив зубы. Одно из существ вытянуло руку перед мордой кота и тот, жалобно мяукнув, убежал в коридор. Затем существа наклонились над Соней и, достав прибор, который Аня могла идентифицировать лишь словами «непонятная штука» – просветили тело подруги – с ног и до головы. Потом они качнули друг другу головами и перешли к детской колыбели. Девушка попробовала пошевелиться, но ноги и руки будто налились свинцом – ничего не получалось. Тем временем существа просветили малышку и также утвердительно качнули головами. Аня испытывала ужас, терзаясь мыслями – а что, если не сон? Попытки пошевелиться были неудачны, девушка не могла даже открыть рта… она замычала, надеясь разбудить подругу. Существа подошли к ней. Из-за капюшонов не было видно лиц, но Аня разобрала чёткую человеческую речь.

– Она не уснула от ДИ-18, – сказало одно существо другому.

– Неважно, – второе существо махнуло рукой и направило прибор на тело Ани.

Девушка почувствовала лёгкое покалывание и осознание того, что это вовсе не сон, вдруг встало в горле комом. У неё навернулись слёзы. Существо просветило тело и тяжко вздохнуло:

– Эту не берём.

– Но у неё днк совпадает с девочкиным. Она – сестра… или даже мать, – возразило первое существо.

– Она не сможет больше иметь детей, ты что, не видишь? А мы не можем нарушить приказ. Забирай ребёнка и уходим, работы невпроворот, – второе существо заворчало и, подойдя к Соне, лёгким движением верхних конечностей, подняло бессознательное тело девушки и шагнуло в окно.

Первое наклонилось к Ане, всё ещё тщетно пытающейся шевельнуться, и нежно погладило её по волосам.

– Не переживай за них. Мы просто погрузим их в анабиоз и увезём на другую планету, где жизнь гораздо лучше этой. А Земле остаются считанные года, лучше насладись ими сполна, – сказало существо, и из Аниных широко открытых глаз вытекло ещё несколько слезинок, – Я позабочусь о них. А теперь спи, – с этими словами существо положило на шею девушки холодную сухую ладонь, провело ею по голове до макушки и девушка почувствовала лёгкое нажатие. Сознание погасло.

Существо взяло малышку на руки и исчезло в луче света, бившем из окна.

Просыпаться с жаром, с невероятной болью в набухшей груди и мокрой от молока сорочке – ужасно. Аня с трудом оторвала от подушки голову и окинула взглядом комнату – ни дочери, ни подруги не было. Ночной кошмар тут же ожил в её памяти. Девушка кинулась к кроватке и, прижав к себе одеяло, сладко пахнущее её малышкой, зарыдала.

Она прекрасно помнила всё, но поверить в это не могла. Быстро собравшись, девушка направилась в ближайшее отделение полиции. Около здания полиции было столпотворение людей, которые горячо обсуждали происходящее: оказалось, что дочери, подруги, сёстры, жёны, матери пропали в эту ночь у многих. Аня пробралась через толпу к входу и наткнулась на рукописную табличку на двери: «Заявления о пропаже людей не принимаются в связи с ЧС международного масштаба». Возмущённая, она постучала в дверь, на что ей ответил куривший рядом мужчина:

– Бесполезно. Они заперлись там и не открывают. Все везде пропадают, у них бланки закончились. И так везде.

Аня развернулась и медленно побрела к дому. Что теперь делать – было непонятно… Было решено сначала унять боль в разрывающейся от молока груди и разрывающемся от боля сердце. Загуглив необходимую информацию, она зашла в аптеку и купила пару необходимых таблеток. Остановилась рядом с киоском. Зашла, окинула взглядом витрину и остановилась в нерешительности. Её взгляд упал на красный «винстон» – кажется, что-то такое курили её одноклассники.

– Эту, – она тыкнула пальцем в пачку, – и зажигалку.

Грузная продавщица неодобрительно посмотрела на неё:

– Вам восемнадцать-то есть?

– Есть, – вздохнула Аня, – но что куда ужаснее: у меня разбито сердце.

Та хмыкнула и протянула ей заветные никотиновые палочки. Смысл ограждать себя от смерти был потерян. Дома девушка выпила таблетки, перебинтовала грудь и, наконец, смочила губы распитым Соней вчера виски. Она сидела на кухне, бутылка стояла напротив, будто предлагая себя. Кот сидел за столом напротив, смотря на неё печальными глазами. Аня достала из кармана упаковку сигарет, вынула одну и неловко закурила. Едкий дым наполнил её легкие, но она сдержала кашель. Белое облако слетело с её губ и голова слегка закружилась.

– Что же нам с тобой делать, друг? – девушка сощурилась, вглядываясь в кота и затянулась снова.

Глава 5. Бестактный герой

– Так значит, ты не моя родная мать? – нахмурилась Ева и вспомнила намёки Юли.

– Да, но к чему тебе было всё это знать… Ты злишься?

– Нет, конечно нет. Я думала об этом пару раз… ну, что ты не моя биологическая мать. Я не считаю, что это важно, – девушка задумчиво потёрла нос, – А имя?

– Да, на Земле меня звали Соней. А здесь – я решила, что новая жизнь, почему бы не поменять. Я подумала, что буду носить её имя и она будет ко мне немножечко ближе. Аня всегда была мне как младшая сестра, – мать с грустью посмотрела в окно, – Я скучаю по ней.

– Разве можно взять и поменять имя?

– Теперь нет. Но раньше… давай по порядку. То, как мы легли спать – последнее воспоминание с Земли. Нас сразу погружали в анабиоз, и в себя мы приходили уже на подлёте к Персее. Я помню, как очнулась в тесной капсуле в вязкой дурнопахнущей жидкости: проснулась от невероятно быстрого сердцебиения. Я резко села и попыталась дышать… Я вдыхала воздух так глубоко, как могла, но было ощущение, что он циркулирует только в горле, а до лёгких не доходит. Помню, ужасно кружилась голова, накатывала паника. Подташнивало. Вокруг стояли такие же капсулы, где просыпались другие женщины. Мимо капсул спокойно прохаживалась синекожая персеянка с планшетом, отмечая кто проснулся, а кто не пережил полёта…

– Вы ведь раньше их не видели? – вяло улыбнулась Ева, – Не испугались?

– Конечно испугались. Мы впервые видели четырёхрукое существо… Но никто не кричал и не пытался убежать: просто не было никаких сил. Мы сидели и слушали. Она рассказала нам, что пока мы летели – на Земле случилась третья мировая война и большая часть населения погибла, рассказала о политике Персеи в отношении землянок и xy-хромосомных землян, рассказала о том, что будет с нами дальше – каждой выделят небольшую квартиру и будет дана возможность выбрать профессию или обучиться чему-то с нуля. Когда вводная лекция была закончена я побежала искать Аню… Её нигде не было. Я подумала, вдруг она с тобой в материнской секции? Но там тоже её не было. Я заметила тебя случайно, в секции сирот. На твоей кроватке была приписка на персеянском, мне пояснила её медсестра, ухаживающая за младевочками, – мать вздохнула и замолчала.

– И что там было сказано?

– Твою маму не взяли. Она не могла больше иметь детей – твоё рождение, очевидно, прошло не совсем удачно. Персея – слишком мала, чтобы предоставлять место непродуктивным особям…

Ева грустно покачала головой:

– Да, на непродуктивных особей кодекс Гуманности не распространяется…

– Тебя хотели отправить в человеческий дом детства, как сироту, а уже потом я могла бы оформить удочерение. Но я так боялась, что тебя заберёт кто-то другой, что упросила прямо там отдать тебя мне. Командир корабля был ра – такой статный, с умным, соколиным взглядом. Ух, никогда не забуду! Мне предложили побеседовать с ним лично, чтобы я могла забрать тебя к себе тут же – и он так пронзительно на меня смотрел, я вся покрывалась мурашками. Но славный капитан – распорядился, чтобы тебя тут же отдали мне и мы въехали в эту квартиру вместе, – вздохнула женщина и нервно помешала ложкой свой чай, потупив взгляд, – теперь ты знаешь правду. По прилёту нам предложили сменить имена, чтобы легче забыть старую жизнь и влиться в новую. Я взяла её имя и её… дочь. Ты расстроена?

– Как тебе сказать, – Ева, сидевшая во время рассказа, прижав колени к груди, пересела поближе к маме и обняла её, – Жаль, несомненно жаль маму. Конечно, я бы хотела увидеть её, спросить про папу, про бабушек и дедушек, узнать, любила ли она меня…

– Она тебя очень любила!

– Но всё-таки ты меня воспитала на этой чужой планете, ты читала мне сказки вечерами и сидела рядом, когда у меня был горячечный бред, ты готовила мой любимый пудинг и учила печь блинчики, поэтому… ничего не изменилось. Я очень люблю тебя. Мне кажется, все эти мелочи – монотонная забота день за днём, говорит гораздо больше, чем… совпадение днк. Прости, что обижалась на всякую ерунду…

Повисло молчание. Каждая мешала свой чай, уткнувшись в него взглядом.

– Я похожа на неё?

– Ох, очень, – улыбнулась женщина, – безумно, безумно похожа, я смотрю на тебя и вспоминаю её. Она была славной… и я думаю, что она была бы рада узнать, что я приглядывала за тобой здесь. Единственное, за чем я бы согласилась отпустить тебя на Землю – это она. Вдруг она выжила?

– Даже если и так – время на Персее идёт гораздо медленнее времени на Земле. Там уже… лет двести должно было пройти, или сколько? – она закрыла глаза, беззвучно шевеля губами и пытаясь подсчитать.

– Да, да, – смутилась мать, – но… мужчины? Я не хочу, чтобы ты рисковала жизнью ради мужчин. Они этого не заслуживают. И как я здесь буду без тебя?

– Ты будешь попивать винишко с Юлей и смотреть на небо в ожидании. А потом я вернусь и приведу с собой миленького парнишку. И мы родим много внуков. И внучек, – Ева засмеялась, – будешь ими обкладываться в холодные вечера, чтобы они тебя грели, как маленькие грелочки.

Девушка наткнулась на суровый взгляд женщины и сама вмиг стала серьёзной:

– Разве же мы не затем свободны от всего, чтобы совершить все ошибки и найти свой путь самостоятельно?.. Не останавливай меня. Мне нужна твоя поддержка. Ты будешь мной гордиться, вот увидишь.

Но взгляд не изменил выражения.

– Я не знаю.

Ева вздохнула и убрала свою тарелку в робота-мойщика. Выглянула в окно – день был на удивление хмур. «Наверное, сегодня за погодой в метеоцентре следит какой-нибудь новичок-простофиля», – подумала она, но сказала другое:

– Спасибо за завтрак. И за честность. Я пойду… работать. Надеюсь успеть к следующему экзамену на профпригодность.

И девушка удалилась в кабинет. Она села в свою рабочую капсулу, включился экран домашнего планшета и парой движений рук извлекла папку с экзаменационной работой.

Вдохновение – это, казалось, уже давно забытое чувство, вновь зашевелилось в черепной коробке и, прокатившись коротким импульсом через грудную клетку, зашевелило пальцы в бешеном ритме. Легко скользящие по клавиатуре – они напомнили бы Еве пальцы пианистки, если бы она, конечно, знала, что такое пианино. Поиск информации, подсчёты, перепечатка выводов – девушка буквально растворялась в этом, забывая обедать и даже ужинать.

Девушка не хотела никого видеть, уверенная в том, что это отвлечёт её от работы, переживала, что высказанная кем-либо из прошлого критика, опустит её руки и вернёт в состояние апатии и уныния. В общем-то, никто её и не тревожил, воспитанные её нелюдимостью, ни Пи, ни Нана, ни кто-либо ещё не надеялись на встречу. Несколько недель работы, сначала деловые, а потом и горячие письма в деканат университета Космологии – и Еву допустили до экзамена. Впрочем, студенты вокруг перешёптывались, что за девушку попросил кто-то сверху, но она точно знала, что просить было некому. Это только удача и только труд.

На этот раз представители комиссии показались ей просто уставшими гражданами Персеи. Впрочем, в этот раз, как и в прошлый, они не особенно вслушивались.

Однако, балл был получен. А следующее после экзамена утро принесло хорошие вести – в списке вакансий значился «Главный Космический Центр», который предлагал не одно, а целых три места на выбор.

Выбор был очевиден и Ева лично телепортировалась в ГКЦ, чтобы сообщить об этом. Улыбчивый секретарь-хоботонос горячо пожал её руку и поздравил с вступлением в Отдел Исследования Вселенных.

Ева вышла из его кабинета, сияя своей самой счастливой улыбкой – и тут же столкнулась с Пи и Наной, которые обсуждали что-то и смеялись. Пи был в светлом кремовом костюме, который идеально контрастировал с его ровным синим цветом кожи. А Нана для сегодняшнего дня подобрала широкую юбку и строгую блузку с воротничком. Её непослушные волосы были убраны в пучок, а образ дополняли круглые очки. Вообще-то оба они смотрелись успешными и счастливыми – этакие образы с рекламы. Ева смутилась и хотела незаметно проскользнуть мимо, но её окликнул Пи:

– Ева! Какая встреча!

Она выдохнула и заправила рыжие вихры за уши:

– Привет.

– Неужели у тебя получилось? – Нана радостно обняла её и Ева, не привыкшая к таким жестам от неё, попыталась отстраниться, – Мы как раз недавно обсуждали с Пи получится у тебя пересдать работу или нет.

– Да, мне всё про тебя рассказали, Ева, – персеянин нахмурился, – у тебя были проблемы? Почему ты просто не позвонила мне?

– Всё хорошо, у меня не было никаких проблем, – девушка пожала плечами, – То что было, Нана… Это просто стечение обстоятельств. У меня всё прекрасно.

– Судя по тому, что ты здесь, теперь будет ещё прекраснее? – улыбнулась мулатка.

– О, да, – Ева расслабилась, вспомнив, что теперь она стала птицей их полёта и уже через несколько дней будет ходить мимо в таком же стильном пиджаке с очень важной информацией в планшете.

– Так ты теперь будешь работать здесь? – Пи сложил вместе свои четыре руки, довольно щурясь.

Ева кивнула.

– Хэй, вот это моя девочка, – персеянин расправил руки и обнял её, чуть приподняв над землёй, как в университетские годы и аккуратно поставил, – давайте отметим? Завтра выходные всё равно.

– В «Кэнкри»! – вскрикнула Нана.

– В «Кэнкри», – кивнул Пи.

– Нет, что вы! С ума сошли, там же дорого, – Ева удивлённо переводила взгляд с одного на другого.

– Я угощаю, Ева. Я так давно тебя не видел, – Пи проговорил это почти с нежностью.

Девушка заметила, как его зрачки в мгновение расширились.

– Хо-хо, он угощает, тем более в «Кэнкри», – хихикнула Нана, – не отказывайся, у Пи вполне хватит денег, чтобы хорошенько повыпендриваться.

– Ну, – растерялась Ева, разглядывая удивительные глаза друга, – ну хорошо.

Конечно, в тот момент она и представить не могла, что они действительно будут сидеть втроём в самом дорогом ресторане во всей, наверное, Персее уже этим вечером.

На этот раз Нана выглядела совсем не той серьёзной сотрудницей Космического Исследовательского Центра, какой Ева её видела днём. Теперь ей улыбалась белоснежной ровной улыбкой настоящая знойная красотка – свои кучерявые волосы она разложила по плечам, зачесав большую часть на одну сторону, а вторую украсив изящной заколкой, её красное платье идеально подчёркивало фигуру, очки были заменены на зелёные линзы, губы немного подкрашены. Пи выглядел не менее солидно – белая рубашка с жилеткой, запонки с драгоценными камнями подходили к бантику на шее.

Несомненно, для такого места они были одеты вполне подобающе, но вот Ева, несчастная Ева, никогда раньше не бывавшая в подобных ресторанах, оделась куда более скромно и от того чувствовала себя неловко. Однако, все плохие мысли ушли, когда Пи встал при встрече и как в былые времена, обхватил её своими сильными руками, сжал в объятиях и чуть приподнял над собой:

– Неужели!

– Да, да, – отпихивалась Ева, улыбаясь.

– Жаль, не удалось поговорить днём как следует. Где ты была всё это время? Чем занималась? Ты знаешь, что я тебе писал? – персеянин, наконец отпустил Еву и та села за стол.

– Прости… – девушка наморщила нос, – может не будем об этом?

– Просто я думал, что ты в анабиоз впала или разлагаться начала. Так удивился, когда Нана рассказала, как в кустах тебя нашла.

– Это была временная слабость, я же говорила.

– Сегодня у нас действительно есть повод повеселиться, – Нана щёлкнула пальцами официанту-рептилоиду, – Нам три «лаки».

– «Лаки»? Это что, безалкогольный коктейль? Ребят, мне предложили вакансию в Центре Исследования Вселенных, это не выпуск из детского образовательного училища, – возмутилась Ева.

– Но… мы не пьём алкоголь, – развёл руками персеянин.

– Ну и зря. Официант, мне «шторм», – окликнула развеселившаяся девушка официанта, – а «лаки» не нужен.

– Слушай, работа в ЦИВ-е – возможно одна из самых ответственных существующих на свете, алкоголь многое может испортить, – нахмурился Пи, сложив перед собой все четыре руки.

– Помнишь, как ты писал работу для экзамена профпригодности? – блеснула глазами Ева, – не рассказывай мне об ответственности. Расскажите лучше, как вам там работается и что здесь есть вкусного поесть.

Официант – рептилоид, хитро поглядывая на Нану и инстинктивно время от времени облизывая губы, принёс два бурлящих зелёных «лаки» и кристально чистый «шторм». Он аккуратно поставил их на стол своими чешуйчатыми руками и удалился.

– Что ж, за Еву? – подняла тост Нана, и друзья чокнулись бокалами по древней землянской традиции и отпили свои напитки.

– Ну, – начал Пи, – работать у нас интересно…

– Давай что-нибудь закажем? – перебила его Нана.

– Ох, да, сейчас будете выбирать тысячу лет, – вздохнул персенянин.

– Если всех устроит «ужин дикого шпата» – можем заказать на всех, – робко предложила мулатка.

– Понятия не имею что это, но звучит немного дискриминационно, – смущенно улыбнулась Ева в попытке поддержать разговор.

– Это вкусно, – согласился Пи и подозвал официанта, – Нам три «ужина дикого шпата». В мой двойной соус. Так вот, – он снова обратился к Еве, – на самом деле, работа очень интересная. И невероятно важная. От нашего центра, возможно, зависит всё, вообще всё. Надо ли говорить, что ГКЦ – святая святых, и наш отдел в ней – один из самых больших и важных. Сравнится с ним может разве что Будианский, но они как-то не сильно шевелятся: нашли себе пару запасных планеток, застолбили и коммерциализовались вконец. А мы нет – мы продолжаем искать. Фактически, наш отдел нашёл вселенную землян и вселенную триодов, а вот запасных вселенных нет… Ну, на тот случай, если с Персеей что-то случится…

– По тому, – подхватила Нана, – наш мэр так и аккуратничает с планетой и с вселенной, я уверена, что нам запаски и не нужны.

Ева увлечённо слушала товарищей, попивая свой прохладный «шторм» – смесь химических растворов, дающих лёгкий дурман голове и приподнимающих настроение. Персеяне считали это алкоголем, Ева же знала, что это не идёт ни в какое сравнение с вином.

– Всё-таки, Нана, – вздохнул Пи, – нам надо признать, что Персея – довольно маленькая и, увы, очень гостеприимная планета. И как бы мэр не старался уберечь наши ресурсы – нам необходим козырь.

– А почему будианцы не поделятся своей запасной планетой в другой галактике, если у них их две? – Ева подпёрла щёку рукой.

– Смеёшься? – Нана казалась очень удивлённой, – Ты разве не знаешь, какие они воинственные жмоты? И если законы о приватизации открытых земель едины для всех, то такая вещь, как Кодекс Гуманности – им чужда. К тому же, их пушки совсем не нравятся нашему мэру…

– Что вообще нравится нашему мэру? То не нравится, это не по душе, письмами его засыпают… – возмутилась Ева и благодарно кивнула головой официанту, поставившему на стол перед ней блюдо, состоявшее из синего куска искусственного выращенного мяса, розового нагромождения овощей под соусом и ароматной опять же розовой булочки.

Такие же тарелки приземлились перед Наной и Пи.

– Кстати о письмах, – глаза персеянина потемнели из-за нахлынувшего возбуждения, – вы ни за что не догадаетесь, кто автор.

Девушки приоткрыли рты от озарившей их догадки.

– Да, да, это ваш покорный синекожий слуга, – скромно улыбнулся Пи, – и знаете что? Мэр готов сдаться. Особенно теперь, когда ты, Ева, с таким блеском защитила работу.

Щёки Евы обожгло румянцем гордости. Она уже не могла поверить, что несколько месяцев назад собиралась умирать в кустах.

– Пи, ты?.. Серьёзно?.. Это же невероятно, почему ты раньше не сказал?.. Мы все гадали, кто это может быть таким бестактным уродом, чтобы бесить мэра и не признаваться, – засмеялась Нана.

– Вы же понимаете, что моё авторство должно остаться в секрете? Мэр должен думать, что это воля народа. Я отправлял петиции и письма от разных персеян, с их, разумеется, согласия, от разных организаций и с разных адресов.

– Но зачем тебе это? – нахмурила брови Ева и поймала взгляд Пи, казавшийся теперь ещё темнее, чем раньше.

– Если честно, – вздохнул он, – я всё это время думал о твоей мечте. Я хотел помочь ей исполниться. И я скучал по тебе… Да и теперь исследование Земли, скорее всего, будет стратегической целью Персеи, поэтому я уверен, что ваша вселенная будет исследована заново.

– Может быть ты не в курсе, но отделу планеморфологов дали поручение перепроверить все данные, – Нана дружески хлопнула подругу и, отрезав кусок мяса, запихнула его в рот, и, жуя, продолжила, – Наши зонды передают обнадёживающую информацию, кажется жизнь на Земле возвращается на круги своя… Но пока рано о чём-либо говорить. Мы послали дронов непосредственно на планету, они должны взять образцы и вернуться к нам. Если полученные данные совпадут с теми, что ты описала в своей работе, – Нана проглотила мясо, – Это будет сенсация и Персея сможет немного расслабиться. После твоей защиты весь отдел стоял на ушах, теоретики рассчитали, что твои методы могут сработать. Кстати, что за вакансию тебе предложили? Ты ведь, наверное, в этом же супе и будешь вариться?

– Собственно, в подотдел планеморфологов меня и пригласили работать, – потупила взгляд Ева, – но я пока не в курсе, что там и как, ещё несколько дней постэкзаменационного отдыха и приступлю…

– Славно! – улыбнулся персеянин, – Будем видеться чаще, мой подотдел этажом выше. Так всё таки, чем же ты занималась после университета?

Девушка закусила губу и перед её глазами промелькнули картины одиноких ночных пьянок с такими же одинокими рассветами, домашняя теплица с канабисом и картины, каждую из которых она, недовольная результатом, разрывала в клочья после окончания, и замялась. Повисло молчание.

– Я… была очень расстроена, – наконец выдохнула она.

– Зачем люди падают? – подмигнула ей Нана, напомнив цитату, которую так часто цитировали их матери.

– Чтобы научиться потом подниматься, – улыбнулась Ева, – Это… это потрясающе, что вы не разуверились во мне. Но вы ведь понимаете, что мне пришлось солгать о мотивах моей работы. Мне плевать на ресурсы, я недовольна тем, что на Земле бросили людей.

– Зато для всех ты превратилась из идейного фанатика в спасителя Персеи, теоретически, – подметил Пи, – Согласись, что подстраховка для существования нашей планеты также немаловажна.

– Да, да, конечно, – вздохнула девушка и, с грустью, оглянулась на бар.

Высокий синекожий персеянин-бармен, энергично, всеми четырьмя руками, протирал бокалы.

– Ева, ты не представляешь, как я рада, что ты теперь будешь рядом и мы наконец подружимся, – голос Наны заставил девушку вернуть внимание за стол, – а то я с ума схожу от одиночества. Кругом эти синие морды, – мулатка кивнула в сторону Пи, – и другие. Я уже даже о ребёнке начала думать. Но, конечно, хочется сначала карьеру построить.

– У тебя просто острая нехватка любви, – хмыкнула Ева, – Я понимаю. Конечно, я за женскую самобытность, но твой случай очевиден. Тебе хочется заботиться о ком-то и чтобы он заботился о тебе в ответ. Теперь понимаешь, зачем на Персее нужны мужчины?

– Не обязательно мужчину, – возмутился Пи.

– Да, вовсе не обязательно, – кивнула мулатка, жуя свой «ужин дикого шпата».

– О нет, вы не понимаете. Вы читали когда-нибудь земную литературу, романы о любви? Нет? Нана, наличие мужчины могло бы решить все твои проблемы.

Мулатка вскинула брови в удивлении.

– Ну, они такие… ох, такие. Они, понимаешь, такие существа для души. Глупенькие, но милые, они нуждаются в твоей заботе и если их правильно воспитать – дарят заботу в ответ.

– Не знаю, – Нана хихикнула в ладонь, – это какие-то глупости.

Ева повернулась к Пи, но тот старательно ковырял еду в своей тарелке.

– Вы точно не будете «шторм»?

– Ага, – синхронно кивнули персеянин и Нана.

Ева встала и подошла к стойке. Бармен сложил руки перед собой и услужливо улыбнулся.

– Ещё один «шторм». И что-нибудь запить.

– Ещё один? – удивлённо повёл бровью бармен.

– Да, а что такого? – непринуждённо улыбнулась девушка.

– Ничего, – ухмыльнулся бармен и подал стопку алкоголя и стакан зелёной жидкости.

Девушка выпила «шторм», поморщилась, приняла сладкую жидкость, и почувствовала, как жар расползается из горла по всему телу – будто течёт по венам в пальцы, в грудину, приятно бьёт в виски.

– Как вас зовут? – улыбнулась она бармену.

– Кириус.

– Ки-ри-ус, – растягивая, произнесла она, чувствуя, как алкоголь будто ласково гладит её по макушке, – запомните меня. Моё имя – Ева Солнцева. Скоро я изменю мир. Налейте ещё.

– Ого, – ухмыльнулся бармен, подавая новые напитки – и как же вы собираетесь изменять мир?

– Ммм, – зажмурилась девушка, – вот запомните имя и читайте новости. Узнаете о моём талантливом уме. А потом дадите интервью о моей невероятной красоте, – она нервно засмеялась, – На самом деле, у меня есть маленький шанс сделать что-то хорошее. Но ведь лучше попробовать и жалеть, чем не попробовать и всё равно жалеть? Если не пробовать… то и шанса никакого не будет.

Она выпила и уже было развернулась, чтобы уйти от бара к столику своих друзей, но, сделав шаг, обернулась:

– Постойте, нужна какая-нибудь цитата на века. Сейчас, сейчас, – Ева щёлкнула пальцами, пытаясь выудить из ума что-нибудь незаезженное и новое, но потом спьянившийся мозг сдался, и она услышала свой голос будто со стороны, удивляясь такой глупости – Землянки – красотки!

Кириус улыбнулся и покачал головой, посмеиваясь про себя, а девушка вернулась за столик друзей, сгорая, впрочем недолго, от стыда.

Там они проболтали, кажется, всю ночь. Ева рассказала про суровый комитет экзамена, который за эти годы так и не сменился, Пи больше говорил о своей работе, а Нана же вдруг будто «оттаяла». Как она сама поясняла – слишком мало человеческих лиц её окружало, потому темнокожая девушка и была так рада общению с однокурсницей. Ева находила это высказывание расистским, но не могла скрыть своей радости по этому поводу: впервые за долгое время она беседовала с Пи и Наной так взахлёб, впервые за долгое время так много смеялась и наконец – наконец наслаждалась чувством собственной нужности.

Ужин закончился поздно ночью и Ева уговорила всех прогуляться по Персее вместо поднадоевшей телепортации. Ближе всех к ресторану жила Нана, затем Пи привычным некогда маршрутом проводил домой Еву и, лишённый всякого чувства романтики и совсем не вдохновлённый прохладой ночи, телепортировался домой.

У Пи и Наны завтра был очередной рабочий день, который не нёс в себе ничего особенного.

Глава 6. Розоватый экземпляр

Несмотря на протесты Эда, Нана, уже стоявшая на коленях, торопливо расстёгивала его ширинку. Дрожащей рукой она дёрнула молнию, и резко сняла штаны вместе с трусами. На неё смотрел прекрасный розоватый экземпляр «organa genitalia masculina», совсем такой, как в учебниках истории Земли, с напряжённой «levator penis», синеватыми вздувшимися венками и нежным бутоном головки. Она хотела было спросить, уверен ли этот экспонат в том, что всё это – не разновидность женского влагалища, но ответ был слишком очевиден.

– Прости… я могу это потрогать? – Нана подняла взгляд на Эда и увидела его красное смущённое лицо и дрожавшие губы.

Казалось, он был готов расплакаться. Парень оттолкнул её и, отвернувшись, надел штаны:

– Не делай так больше.

Нана встала и внимательно осмотрела нового знакомого. Худощавый, с прекрасными светлыми волосами, огромными синими глазами и длиннющими ресницами – он совсем не был похож на агрессивную мужскую особь, про которых ей рассказывали с детства. От девушки его отличало разве что отсутствие груди и небольшой кадык. Несчастный был смущён и стоял, отвернувшись и сложа руки на груди.

– Мы идём ко мне сейчас и ты всё ещё раз рассказываешь, – резюмировала Нана и, ухватив парня за руку, потащила в направлении дома.

Это было невероятно: встретить на Персее мужчину. Невероятно и, скорее всего, незаконно. Но совершённое открытие сейчас настолько волновало Нану, что мысли о законности происходящего совсем испарились.

Последние недели она думала о Еве – какая она всё-таки странная, пьёт настоящее вино, предпочитает телепортации прогулку, мечтает о Земле. И всё-таки, прошедшее время пошло ей на пользу – она стала более спокойной, менее принципиальной. Единственное, что – всё такой же наивной и беззащитной, и, думая о приятельнице, Нана испытывала непонятное, неожиданное, совсем новое для неё желание – защитить. Однако, Персея была во всех смыслах безопасна, и лезть к человеку с непрошенной заботой было бы невежливо. В попытке понять её, смуглянка тоже попробовала вино, но то, что ей удалось достать от подозрительного осьминогоподобного оказалось отвратительным. В той же попытке понять Еву, она стала прогуливаться по пути с работы. Пешком.

Сначала путь казался утомительно долгим, чувствовалась тяжесть в ногах, было просто скучно идти в тишине такое время. Ева советовала ей обратить внимание на звуки парка, но они не показались девушке особенно занятными. Зато она прочитала про технологию древности – так называемый «плейэр» – небольшое устройство с наушничками-капельками, позволяющее слышать музыку, и смогла раздобыть себе похожую штуковину. С тех пор она ходила с работы, слегка пританцовывая в пустых аллеях парка, и восторженно рассказывала об этом своим друзьям и коллегам: «Ты слушаешь музыку и с каждым гитарным аккордом сердце ухает куда-то вниз, и кажется, будто кости внутри тела начинают двигаться в такт музыке независимо от твоего желания. И ты не можешь сопротивляться, отдаешься этой эйфории».

Вот и сегодня она не смогла сопротивляться, слушая древние композиции землян вперемешку с музыкой нации Ра и музыкой нации хоботоносов, считавшихся королями этой сферы. Она воровато оглянулась назад и, поняв, что на аллее она совсем одна, задвигалась в танце. Нана слегка прикрыла глаза и, поворачиваясь в очередной раз, вокруг своей оси, заметила движение в кустах. Проскользнувшая тень была подозрительно большой и девушка, резко остановившись, и вытащив наушники, крикнула:

– Кто там?

– Извините, меня зовут Эд, не будет ли у вас немного еды?

И начались проблемы.

Смешные такие, даже довольно милые проблемы, которые сейчас, переминаясь с ноги на ногу в квартире Наны, не решались рассказать всей правды. Он оказался в доме мулатки так быстро, что даже не успел решить, хочет он этого или нет. Впрочем, даже если бы он подумал – исход был бы тем же, слишком уж голоден он был и слишком настойчива Нана.

– Ну давай уже. Сядь, – девушка толкнула парня на диванчик, – Может тебе кофе налить?

– Да, пожалуй.

Нана нажала несколько кнопок на кофе-машине и подала напиток.

– Ты ведь человек? Откуда ты здесь? Ты нелегально прилетел с Земли?

Эд нервно повертел в руках стаканчик:

– Я человек, да… нелегально здесь живу, сколько себя помню.

– Ты прямо здесь и родился? – всплеснула руками удивлённая девушка, – Сколько тебе лет?

– Я… я не знаю, сколько мне лет. Мы не отмечали. Думаю, уже прилично. Предваряя твой вопрос, я всегда был мужского пола.

– Но… – начала было мулатка, но Эд взмахнул руками и перебил её.

– Мама скрывала меня от властей.

– Как же у неё это получилось? – Нана в нетерпении пересела поближе, рассматривая лицо парня.

– Я не задавался этим вопросом, если честно. Наверное, дело в том, что я целыми днями сидел дома, не подходил к окнам и у нас совсем не было друзей. Я нигде не обучался, но моя мама меня многому научила. Физике, например, основам биологии и физиологии. Но невозможно же сидеть целыми днями дома…

– Почему ты не выходил гулять ночью? Почему ты не мог представиться девочкой? Почему… – Нана осеклась, – ты что, сбежал? – только сейчас она поняла, что одежда на Эде выглядит довольно грязной.

Парень опустил голову и сделал несколько глотков кофе, не поднимая глаз. Казалось, у него навернулись слёзы.

– И как давно? – вздохнула Нана.

– Кажется, около недели назад. Мы с ней очень поругались…

– И чем ты занимался всё это время?

– Выживал… ел плодовые культуры, спал на траве, купался в озере. Мир такой удивительный и красивый… Рассветы, закаты, туманы, дожди…

Нане пришлось напрячь память, чтобы вспомнить, когда это шёл дождь в последний раз. Кажется, в прошлый четверг? Какой – то новичок-недотёпа в метеоцентре, видимо…

– А потом что ты будешь делать? Ты планировал вернуться?

– Я не хочу так жить, – голос Эда вмиг стал металлическим, а щёки запылали румянцем, – Та жизнь, которую мне предлагает мама – это просто существование. Уж лучше умереть… Но… – парень замолчал.

– Что «но»? – внимательно посмотрела на него Нана.

– Можно покушать сначала?

Нана всплеснула руками, осознав свою негостеприимность, и, кивнув головой, побежала на кухню, греть обед. Изголодавшийся Эд быстро проглотив первую порцию, попросил добавки, и девушка с удовольствием исполнила его просьбу. Она наблюдала за ним каждую минуту и всматривалась в его движения, задавала вопросы о строении тела, его мыслях, знаниях и жизни. Нана не могла понять, как она могла столько времени считать мужчин совершенно неразумными существами, как столь хрупкое создание может быть агрессивным и как оно может принести вред Персее. Она смотрела, как он ест – с огромным аппетитом, и по её телу разливалось тепло, а на губах играла улыбка. Зрелище и впрямь было умилительным. Эд быстро заталкивал в себя кусочки пищи, затравленно посматривая на Нану. Когда ужин был кончен – в его глазах светилась благодарность и казалось, ещё минута – и он расплачется. После ужина девушка отправила парня в душ, а сама стала задумчиво перебирать свою одежду. Для Эда была выбрана новая белая майка и широкие штаны.

Эд совсем не был похож на типичных ху-хромосомных людей из методичек и пособий. Наверное, земляне сочли бы его совсем некрасивым, женоподобным «задохликом», но всё-таки, его половая принадлежность была настоящим чудом. Трудно было представить, что разумному существу пришлось столько времени скрывать своё существование, стыдиться своего пола, учиться подпольно… И совершенно, невероятно ужасно представлять, какое же будущее его ждёт. Существование в маминой квартире до конца жизни? Бродяжничество? А если его поймает правительство – что тогда? Опыты, заключение или быстрая смерть? Нана нахмурилась и внезапная мысль проскочила в её голове: «Надо показать его Еве!»

Размышления мулатки прервал Эд, стыдливо прикрывающийся полотенцем. Он забрал вещи с кровати и, исчезнув за дверью ванной на несколько минут, вышел переодетым.

– Другое дело, – улыбнулась Нана, – иди сюда, лохматый, расчешу тебя.

Эд повиновался.

– Ты живёшь одна?

– Ну… да, – кивнула Нана, – могу себе позволить. Иногда друзья приходят.

– Можно я останусь у тебя… на какое-то время? – Эд повернулся, и девушка увидела его приподнятые брови и округлённые глаза, заволакивающиеся слезами, дрожавшие губы и красные, покрытые пушком, щёки.

– Это исключено, – вздохнула Нана и почувствовала, как к горлу подкатил комок.

Наконец-то она была нужна кому-то, но её холодный ум взял верх. Девушка продолжила расчёсывать волосы:

– Не хватало ещё, чтобы тебя здесь обнаружили. Ты не думал попросить аудиенции у мэра? Наверняка как-то можно решить с тобой вопрос, раз уж ты вырос.

– Не думаю, что это хорошая идея, – вздохнул парень, – я могу сильно подставить свою маму. А ты, понимаешь, я вышел к тебе из тех кустов из-за отчаяния, и не прогадал – навряд ли на Персее много столь добрых землянок. Можно я останусь у тебя на несколько дней? Потом я придумаю, что делать…

– А если ты не придумаешь?

– Обещаю, что уйду.

– Но почему бы тебе не вернуться к маме?

– Нееет, – Эд застонал, – если я вернусь к маме, то получится, что всё было напрасно…

Воцарилось молчание. Эд ждал ответа, а Нана, поджав губы, расчёсывала его длинные светлые волосы. Наконец, девушка ответила:

– Хорошо, ты можешь остаться, но у меня будет несколько условий.

– Спасибо, спасибо! – Эд резко развернулся и, притянув Нану к себе, обнял за талию.

Она хотела отпрянуть, но, почувствовав тепло его тела, расслабилась, однако сохранила серьёзный тон.

– Ты не дослушал. Первое. Готовишь на себя сам… Если вкусно – на меня тоже готовишь. Второе: спишь на раздвижном диванчике. Третье: ты ответственен за уборку. По-моему, я довольно чистоплотна и аккуратна, поэтому этот пункт нужен на тот случай, если ты свинья. Четвёртое: если решишь выйти из квартиры – не пользуешься телепортом и следишь, чтобы никто этого не заметил. И пятое: я хочу показать тебя своим друзьям. Есть вопросы?

Эд выпустил девушку из объятий:

– Всё вроде логично… Но действительно ли так необходимо показывать меня друзьям?

– Возможно они придумают что-нибудь, чтобы тебе помочь.

Парень согласно кивнул головой.

– Можешь остаться на три дня, – хмыкнула Нана.

– Хотя бы пара недель, – парень умоляюще поднял брови.

– Четыре дня.

– Неделя? Я действительно вкусно готовлю. Пожалуйста, дай мне неделю, ты не пожалеешь.

– Ладно, – вздохнула Нана, – И никаких своих мужских штучек, – погрозила пальцем девушка, – малейший признак агрессии и ты вылетишь отсюда, ясно?

Вообще-то она понятия не имела, что это могут быть за «мужские штучки», но им явно было не место в её уютной квартирке. В любом случае, Эд пообещал, что их не будет.

Нана постелила ему в гостиной. Расправляя наволочку, она вдруг почувствовала себя такой счастливой, важной и нужной, казалось, что это так здорово – просто взять и помочь другому человеку.

– Готово, спи, – выдохнула хозяйка.

– Спасибо. Слушай, а что такое свинья?

– Нежвачное парнокопытное млекопитающее. Ну, на Земле такие жили зверюшки, довольно милые ребята, но в грязи предпочитали валяться, – улыбнулась Нана, – Спокойной ночи.

Девушка прошла в спальню и легла на кровать. Мысли бешено вертелись в голове. Нана дотянулась до планшета и нажала на кнопку мессенджера.

«Ева, привет. У меня тут ТАКОЕ! Нам срочно нужно встретиться» – отправила она.

«Ага, я загляну на днях» – пришёл сухой ответ.

Девушка заблокировала планшет и, отложив его на тумбочку, погасила свет.

В это время Ева как раз пыталась выпроводить Пи из дома. Тот сидел на её кухне и вот уже час хохотал вместе с Аней. Девушка хотела спать, но чувство этичного гостеприимства не позволяло просто взять и уйти.

– Воркующий мужчина, хахаха, – смеялся Пи, вытирая слёзы, – скажешь тоже, Ева.

– Не обязательно было это обсуждать, мам, – девушка с укоризной посмотрела на мать.

– Курлы-курлы – смеялась ей в ответ Аня, – как человеческий голубь! Прости, милая, это так смешно.

– Мужчины – это, конечно, нелепые и бестолковые создания, – Пи положил одну руку на плечо девушки, а вторую на её талию, третьей он держал бокал с водой, – Ева, ну на кой чёрт они тебе сдались?

– Это просто принцип, – Ева почти отчеканила в ответ.

– Почему тебе есть дело до них? – Аня встала, чтобы достать свежий лимонад из холодильника.

– Они в беде. Если живы – им очень плохо, не только тем злым мужчинам, которые кого-то обидели, но и славным парням, беззубым дедулям, десятилеткам с содранными коленями, малышам с синими глазами. Там, на Земле не может быть комфортно сейчас. И то, что мы просто оставили там мужчин и якобы непродуктивных женщин – это ужасно. Хотя, с каких пор вообще продуктивность определяется способностью родить?

– Вопрос был просто в выживании рода. Женщин жалко, да. Но теперь это не определяющий фактор, теперь каждая женщина имеет право на жизнь на Персее, – Пи отпил из бокала.

– Пи, но я не могу сидеть в стороне, пока ни в чём не виноватый мальчик задыхается от яда на моей планете. Им реально помочь. И я знаю, что это можешь сделать ты. Я – никто пока, но в ГКЦ тебя все слушают, ты авторитет, пожалуйста, сделай же это, – она повернула голову к нему и заглянула в глаза.

На мгновение ей показалось, что одна из рук Пи дрогнула.

– Слушай, на Земле полно ресурсов и только. Мужчины не могли там выжить, это абсурд. Наши дроны не раз исследовали это место и ты сама видела итоги.

– У меня будет возможность убедиться в этом? – Ева не сводила взгляда.

– Ты действительно так этого хочешь? Ты будешь разочарована.

– Если там никого нет – мне не о ком будет скорбеть, только и всего, – девушка аккуратно убрала руки персеянина, – Но если есть, как они будут тебе благодарны. Как я тебе буду благодарна!

Пи смотрел на неё, не сводя глаз, и его зрачки расширялись, пока не заполнили собой всю радужку.

– Но теперь тебе пора домой, друг мой, – Ева отвела взгляд и заделала волосы в пучок.

Глава 7. Поставленная точка

Врач устало смотрел на Аню поверх круглых очков. Она рыдала, не в силах остановиться.

– В общем, мне всё с вами ясно, можете не продолжать, – доктор достал листочек и стал писать, – Вот, я выпишу вам прекрасные таблеточки, принимайте по рецепту и полегчает. И избавьтесь от источника стресса. Как вы понимаете, это основное предписание. Жду вас через три недели.

Девушка вытерла мокрые щёки рукавом и, попытавшись улыбнуться, кивнула, взяла листок и открыла дверь из кабинета.

Наверное, когда Голос в твоей голове советует тебе обратиться ко врачу – это край. Это грань между гениальностью и безумием, грань между осознанием всего на свете и неосознанностью самого себя. Стас бы, наверное, ни за что не пошёл к психиатру, если бы не Голос. Но вот, теперь и он мялся перед дверью, волнуясь, как бы не услышать страшное «шизофрения». К счастью, очереди не было, не приходилось стыдливо прятать глаза от окружающих, но в кабинете был пациент.

Наконец, дверь открылась, он поднял глаза и столкнулся взглядом с Аней. Несколько секунд они стояли, молча глядя друг на друга.

«Ты выглядишь жалко,» – шепнул ему Голос: «Скажи что-нибудь!». Но только Стас открыл рот, Аня расхохоталась.

Её глаза блестели от слёз, а смех звучал истерично. Парню стало не по себе, но Голос продолжал подстёгивать.

– Я всегда знал, что ты ненормальная, – буркнул он и попытался схватить её за руку, – Иди сюда.

– Не трогай меня, – девушка сделала шаг назад.

– Разбирайтесь, пожалуйста, за дверьми, – послышался голос психиатра.

– Извините, – обернулась Аня, – Источник стресса преследует, – и, расхохотавшись, вышла из кабинета.

Девушка обошла Стаса и направилась к выходу, продолжая хохотать.

– Ты ничего не хочешь объяснить? – парень прикрикнул, в попытке заглушить бичующий его Голос из головы и выглядеть более суровым, но «дал петуха» и, смущённый такой оплошностью, снова попытался схватить девушку за руку.

На этот раз получилось. Аня обернулась, и, выкручивая запястье, процедила сквозь зубы:

– К чёрту иди.

– Мы едем домой.

Девушка не смогла сдержать улыбки:

– Как ты можешь рассчитывать на это?

Стас отпустил её, вздохнул и опустил глаза в пол.

– Я знаю, что я дурак, вёл себя неправильно… Но послушай, мы такая красивая пара. На нас же все смотрят, ты видишь? Наверное, завидуют… Думают, какой же у этой тёлки красивый муж.

– Не такой уж и красивый.

– Послушай, я скучаю. Дома без тебя плохо, мне без тебя паршиво.

Аня молчала.

– Без тебя всё приходит в упадок. Ты мне нужна. Носков не найти, посуда не помыта, какой-то ужас. По дочке я скучаю ещё.

– Еву забрали эти…твари, – вздохнула девушка, – А носки в комоде, второй ящик сверху.

Мужчина вздрогнул и накрыл своей горячей ладонью руку девушки. Аня высвободила её:

– Знаешь… Мне жаль, что они не забрали меня, когда мы жили с тобой. У меня не было сил, мне бы нужна была такая помощь – чтобы кто-то просто взял и забрал. Но у меня хотя бы была Соня, которая просто взяла меня за шиворот и вытащила из этого ада без спроса, без разрешения. Она, как большой самолёт, подняла меня над ночью города, сквозь туман, и показала рассвет. Многие женщины не имеют сил взлететь самостоятельно из такой глубокой ямы, потому что не верят в рассвет. А я теперь знаю, что жизнь без тебя – это когда легче дышится, красочней мечтается. Я уже видела солнце, ты не вернёшь меня в тьму.

– Нет, – парень качал головой, – Нет и нет. Какая же я тьма? Ты не права, видишь всё не в том свете. Это всё гормоны и эта ситуация… с Евой. Она ужасна, но мы справимся вместе! Я люблю тебя.

– Любовь?.. Любовь – это поступки. Маленькие и большие, каждый день. Ты ничего о ней не знаешь. Я могла бы рассказать тебе, как заложила свою любимую цепочку, чтобы купить тебе долбанный квадракоптер и порадовать, как я раз от раза клала тебе в тарелку лучшие куски мяса, самые толстые котлетки, как я заваривала последний чай для тебя, как я врала людям ради тебя, и как… ох. Да пошёл ты.

– Но я тоже много ради тебя… – начал было Стас.

– Заткнись. Знаешь, что ещё? Ещё любви не место там, где страх, а страху не место там, где любовь. Раньше я боялась тебя, но не потому, что страшилась физической боли, а потому, что очень не хотела в очередной раз терять веру в твой рассудок и чувства – вот что было действительно больнее всего – разочаровываться. А теперь… теперь я свыклась с мыслью, что ты – животное. Я понимаю, что ты можешь в любой момент разорвать меня на куски и, зная это, я предпочту держаться от тебя подальше. Ну, как я не лезу на рожон к медведю – так же дистанцируюсь и от тебя.

Во время этого монолога парень всё сильнее и сильнее сжимал кулаки, а его ноздри раздувались всё больше и больше. Едва сдерживая свой гнев, он взял Аню за запястье, приблизился к её лицу и выговорил свою фразу членораздельно и чётко:

– Я не дам тебе развестись со мной.

– Не дашь? Как будто кто-то тебя спросит, – натянуто улыбнулась ему жена.

– Что? – Стаса переполняло негодование, обида, но главное – Голос снова множился, советуя наперебой врезать этой дряни как следует, сохранить достоинство и разобраться потом, а также задавая множество вопросов, – Ты охренела?

Аня посмотрела на него, в отчаянной попытке сжечь взглядом, вложив в это всю накопившуюся ненависть. Она упёрлась свободной рукой в его грудь, не позволяя приблизиться и одновременно пыталась высвободить своё запястье. Однако, это было тщетно, он нависал над ней скалой, сжимая мёртвой хваткой её хрупкую ручку.

– Отпусти мою руку немедленно. Больше я не собираюсь тебе ничего объяснять. Я разочарована, и я ухожу, – она надавила на его грудь, пытаясь оттолкнуть от себя, – Отпусти, я сказала!

Несколько Голосов в голове завопили одну команду и Стас, повинуясь мнению большинства, отвесил свободной рукой звонкую пощёчину. Девушка медленно повернула голову и ухмыльнулась: казалось, ей и вовсе не было больно. Взгляд, хоть и наполнившийся новой порцией слёз, выражал всё то же дерзкое неповиновение, презрение и ненависть.

– Ну ты и скотина, – процедила Аня.

– Ты скотина, – голос Стаса снова дал петуха, – ты исчезла из дома с дочкой, ничего не объяснив. У нас же всё было хорошо!.. К чему эта ложь, эта наглая ложь про то, что ты меня боишься?.. У тебя любовник, да?.. Скажи мне правду!..

– Придумай себе любую причину, которая не заденет твоего мужского эго и отвали, – пробубнила Аня.

В этот момент щёку вновь прижгла пощёчина. Кожа горела от боли, а в глазах на секунду потемнело.

На этот раз девушка не оставила её без ответа: резко подняв колено, она ударила в пах парню. Это было крайне жестоко, и раньше Аня себе подобного не позволяла. Но сейчас ей показалось, будто это именно та жирная точка, в которой нуждаются их отношения. Стас схватился за больное место, взвыв от боли, и девушка, освободив, наконец, запястье, рванула к выходу.

Бабушки, стоящие в очередь к соседнему кабинету, переговаривались и осуждающе рассматривали их. Аня хотела просто исчезнуть из этого места, но дотянуться до ручки двери ей было не суждено – парень настиг её и резко дёрнул за волосы.

Страха не было. Было отчаяние, была ненависть, была пульсирующая боль. Стиснув зубы, Аня вывернулась и посмотрела на перекошенное злобой лицо мужа и, вложив все свои силы, ударила его правой рукой в челюсть.

У Стаса потемнело в глазах на секунду и он, выпустив волосы девушки, опёрся спиной о стену.

– Сука, – прохрипел он, увидев, как Аня скрылась за дверью.

Парень открыл её и парой быстрых шагов настиг девушку. Он хотел только толкнуть её, чтобы в очередной раз обратить внимание этой неблагодарной на своё присутствие и праведное негодование, но, непреднамеренно или специально – он этого не знал, потому что Голоса твердили разное – не рассчитал сил и Аня упала на асфальт.

Это была только часть его победы: он ещё не в полной мере наказал девушку. Стас сел на неё сверху и, сдавив её шею ладонью левой руки размашисто дал ещё несколько пощёчин правой. Надеюсь, теперь она видит, какая она жалкая слабая баба, и понимает, как неправа.

– Сука, сука, – хрипел он, вырываясь, когда пара прохожих стали оттаскивать его.

– Девушку не трогай, слышь, – перед ним возникла белоголовая лупоглазая голова.

– Это моя жена, – Стас пригладил волосы, – пустите.

– Иди отсюда, – ответил блондин, – пока я тебя своей женой не сделал.

Стас ещё раз дёрнулся к Ане, но был откинут назад мощными ладонями незнакомца. Оценка телосложения оппонента не дала положительного результата и парню ничего не оставалось, как ретироваться.

– Дома поговорим, – крикнул он побеждённой.

И, позабыв о своём намерении обратиться к психиатру, направился домой.

«Ты снова меня подвёл,» – говорил он про себя Голосу, – «Ты мне говорил, что мы не увидимся больше и ещё…». Но Голос его перебивал: «Дружище. Сколько раз тебе говорить, что я не больше, чем часть твоего подсознания, я не всезнающ, не являюсь посланником бога и просто… всего навсего озвучиваю твои собственные мысли. У тебя их много, ты ведь умный мальчик, всегда всё просчитываешь наперёд, а потому предполагаешь множество вариантов – и я озвучиваю их все. Мы. Мы озвучиваем все твои варианты.»

«Вас так много иногда», – вздыхал Стас, – «Вот сегодня… мне кажется, я зря с ней так. Она же всё-таки слабее, хватило бы серьёзного разговора. Но вы все говорили ударить, а я ведь не хотел».

«Да, ты добрый малый, но она отказалась разговаривать, – напоминал Голос, – Разве у неё есть право не разговаривать со своим мужем? И, возможно, ты и был чересчур жесток, но и она – невероятно дерзка. Аня это заслужила. Зато она наверняка сейчас увидит свою неправоту и никчёмность и в скором времени приползёт к тебе на коленях».

«Мне всё равно кажется, что я зря так с ней, – парень задумчиво остановился у цветочного, – Куплю ей роз. Она же наверняка придёт домой за документами или одеждой, тогда мы и поговорим».

«Купи», – согласился Голос, – «Ты очень великодушен. Но подумай, она ведь сама виновата в произошедшем. Во-первых, она тебя спровоцировала. Она первая начала грубить и отказалась разговаривать. Во-вторых, она тебя унизила перед всеми, как мужчину, ведя себя столь непослушно при чужих людях. Ну и в третьих, помнишь, как она упёрлась одной рукой тебе в грудь, пытаясь высвободить свою, когда ты просто удерживал её рядом? Тебе же больно было, да? Видишь, она первая использовала физическую силу. А девушка, которая себе позволяет такое – должна быть готова получить ответ.»

«Но мне не было больно» – парень закусил губу, – «Если честно, не было…»

«Конечно, ты не обратил на это внимания. Ведь ты сильный и терпеливый мужчина, не то, что эти размазни – женщины. Чуть тронешь – скулят… И тебе придётся всё-таки купить цветов и извиниться, потому что, к твоему же несчастью, ты и великодушен и беззлобен. И ты действительно хочешь сохранить ваш брак. Кстати, почему бы тебе не обсудить её поведение с вашими родителями? Они то промоют ей мозги как следует», – Голос вещал так разумно, что сомнений не оставалось: Аня вела себя ужасно и нужно было срочно ставить её на путь истинный.

Девушка же в это время сидела на асфальте, пытаясь прийти в себя. Её била крупная дрожь: казалось, что это от гнева и горечи поражения. На запястье были продолговатые синяки, на языке чувствовался вкус крови, саднило щёку. Ничего серьёзного, но в общем обидно. Ей так хотелось стереть своё прошлое, забыть его, поверить, что всё было совсем-совсем по-другому. И может быть, она бы и смогла, если бы не боль от потери маленькой Евы. В любом случае, со Стасом было покончено, как тогда показалось Ане.

Вокруг толпились переживающие женщины бальзаковского возраста, белокурый парень наклонился, подавая ей руку.

– Ты как, нормально?

Она кивнула и, взяв его ладонь, встала, осматривая одежду и отряхиваясь.

– Что это за козёл был?

– Муж, – буркнула девушка, – почти бывший.

– И нравятся ведь вам такие… Где ты его откопала?

Аня тяжело вздохнула и промолчала.

– Ну ладно, ладно, – парень легонько похлопал её по плечу, – Врача надо?

– Нет.

– Проводить?

– Нет, спасибо.

– Ну хорошо, – он пожал плечами, – тогда бывай. Смотри больше не связывайся с такими.

Аня кивнула ему и парень исчез в толпе. Девушка посмотрела в небо и с неудовольствием отметила, что небо хмурится. А ведь у неё с собой нет зонта. Странно, что не было мыслей серьёзнее, чем о погоде, внутри было просто… пусто.

– Может, виски? – отвлекла её незнакомка с выбритым виском.

– Нет, нет, – она чувствовала себя слишком уставшей.

– Я видела часть произошедшего. Хотела помочь, но этот, – незнакомка кивнула в сторону, где исчез Анин спаситель, – опередил.

– Не переживай, я дала ему сдачи там, в больнице, – девушка усмехнулась, потирая ссадину.

– Здорово. Пожалуйста, выпей со мной. Я угощаю. В мире грядёт новая эра и такие, как мы, должны держаться вместе.

В общем-то, дома никто не ждал, кроме чёрного кота, а что делать с жизнью было непонятно. А потому этот странный аргумент, напомнивший слова инопланетян, сработал, и Аня, потирая больную руку, направилась в ближайший бар с незнакомкой. Грянул гром и тяжёлые капли дождя упали на пыльный асфальт.

Глава 8. Кексовый клад

Всё время разговора Ева пожирала Эда глазами. Девушка понимала, что, возможно, так пялиться бесцеремонно, но была совсем не в силах отвести глаз. Конечно, он выглядел несколько иначе, чем картинки из методичек или фотографии земных знаменитых мужей, но здесь, на небольшой уютной кухне, в Наниных вещах и её смешном переднике, с аккуратно заделанным хвостиком и так заботливо подливающий чай друзьям в кружки, и приносящий кексики, которые якобы сам испёк – он выглядел таким домашним и уютным, что хотелось забрать его домой. Было немного обидно из-за того, что его обнаружила и привела домой темнокожая сокурсница: ведь Нана всегда была равнодушна к другому полу их вида, всегда именно Ева грезила о встрече с мужчиной.

И уж совсем раздражало, как мулатка носилась со своим, несомненно, хорошим экземпляром: взять хотя бы этот случай, когда Ева хотела взглянуть на половые органы Эда, но девушка встала меж ними и предложила довольствоваться пальпированием кадыка. А подруге так хотелось потрогать его всего – конечно, в исключительно исследовательских целях.

Но, к сожалению, эта чудесная находка уже принадлежала Нане, которая также любовалась единственным мужчиной на планете Персея. И, замечая, как на него смотрит подруга, и как они с Пи уплетают его кексики, испытывала гордость. Эд прожил с ней уже пять дней и всё время вёл себя замечательно: оказалось, что он и впрямь хорошо готовит. С наведением порядка, правда, были небольшие проблемы, но это, впрочем, пустяки. А ещё, что казалось Нане самым важным, он оценил её музыкальные вкусы, и пару раз они даже танцевали вместе под её любимые композиции.

Казалось, мужчина не впечатлял только Пи. Во время рассказа Эда о своих злоключениях персеянин сидел молча, то скрещивая четыре руки перед собой, то опираясь на одну пару локтей, а второй массируя виски.

– По-моему, всё очевидно, – выдохнул он, когда парень закончил историю.

– Аудиенция у мэра? – Эд выглядел расстроенным.

– Прости, дружок, так уж получилось, что ты пока первый мужчина на Персее и тебе придётся доказать, что ты достоин здесь жить, – Пи покачал головой, – если ты, конечно, не хочешь всю жизнь прятаться за спинами мамы, Наны или кого ты там ещё сможешь разжалобить.

– А у него есть шанс? – вопросительно подняла брови Ева.

– Ну, конечно! – улыбнулся Пи, – На твоём месте, Эд, я бы уже давно просил аудиенции. Либо всё, либо ничего. Твой вариант существования самый скучный из возможных.

– Ничего? – Нана тяжело вздохнула, – Ты ведь понимаешь, что прячется за этим словом, Пи? Я понятия не имею, как с ним поступят.

– Да, всё это мероприятие скорее всего будет для тебя малоприятным, – ледяным тоном продолжал Пи, наблюдая, как Эд будто съёжился от его слов, – Ты – преступник уже просто потому, что существуешь. Но в этом нет твоей вины, ведь у всех живых существ есть инстинкт самосохранения, который не позволяет себе навредить. Кроме тебя, конечно, Нана. У тебя он, похоже, отсутствует, иначе бы ты сразу сдала его властям, а не пыталась приютить у себя.

– Она же ничего такого не сделала, – Ева схватила Нану за руку и крепко сжала её.

– Нет, – покачал головой персеянин, – Если его признают опасным для общества существом – тогда ты, Нана, будешь соучастницей тяжкого преступления. Если признают неопасным, но неразумным, то тебя обвинят в растрате ресурсов планеты. И только в том случае, если мэр сочтёт Эда разумным и неопасным существом, только в этом случае, ты не будешь считаться преступницей.

– Но я ведь не хуже вас, – воскликнул парень, вставая из-за стола и оправляя передник.

– Мы знаем, – Ева закусила нижнюю губу, – но тебя будут провоцировать. Скорее всего тебя заключат под стражу в момент просьбы об аудиенции. Возможно, тебя заставят ожидать приёма у мэра в камере с преступниками. Если мэр примет – тебя будет ждать огромное количество различных тестов, возможно некоторые из них будут унизительными. И ты должен всё это время быть паинькой. Но ты ведь мужчина…

– Я смогу! – Эд решительно сжал кулаки, – Я всё понимаю и всё смогу.

– Возможно, ты сам ещё не знаешь своей природы, – усмехнулся Пи, – не зря же Совет Персеи однажды оставил дефективных особей умирать на Земле. Я бы рекомендовал Нане стереть воспоминания об Эде, чтобы в случае суда сказать, что ничего не знала.

Повисло тяжёлое молчание.

– Нет, – первым прервала его Нана, – я этого не буду делать. Во-первых, это опасная процедура, а во-вторых, подобное свидетельствует о том, что я не готова отвечать за свои поступки.

– Что ж, – Пи сложил четыре руки вместе, – дело твоё. Какая-нибудь ещё помощь, кроме доброго совета, от нас с Евой требуется?

– Было бы, – замялась мулатка, – было бы славно, если бы ты смог попросить аудиенции для нас… анонимно.

Пи кивнул и встал из-за стола.

– Славный чай и чудесные кексики, Эд. Надеюсь, всё получится, и мы сможем видеться, как равные. А мне пора. Ева, милая, ты со мной?

– Я бы ещё посидела, – замотала головой девушка.

– Не думаю, что здесь безопасно находиться. Тебе бы тоже стереть воспоминания об этом… – вздохнул персеянин.

– Как ты можешь поддерживать эту… – Ева резко встала из-за стола, – эту помесь расизма с сексизмом?.. Разве это разумно, разве правильно?..

– Это – идеология Персеи, единственной планеты, принявшей землян в своё лоно по доброте душевной, – хмыкнул Пи, – вас же, девушки, никто не принижает.

– Земляне – это и мужчины, и женщины, – Ева почти перешла на крик, – Невозможно гармоничное существование одних без других, как ты не понимаешь? Существование женщин без мужчин, как и мужчин без женщин – продление предсмертной агонии землян. Вы должны это понять!..

– Может быть, это не совсем так, – мягко начала Нана, – но раз уж Эд жив – нельзя его этой жизни лишать из-за пола.

Пи тяжело вздохнул, потёр переносицу и молча вошёл в телепорт, плотно закрыв за собой дверь. Ева обернулась к Нане и Эду:

– Я не знаю, насколько ты похож на земных мужчин, но жизни ты точно достоин. Простите за эту сцену, я просто… просто разнервничалась.

– Ничего, – улыбнулся парень.

– Но в одном Пи был прав, – вздохнула Ева, – тебе не место в квартире Наны. Ты подвергаешь её опасности.

– Я веду себя тихо, меня не обнаружат, – возмутился Эд.

– А если вдруг всё-таки обнаружат?

– Ева! – Нана нахмурила брови, – Это моё дело.

– Милая, я понимаю тебя, но стоит ли это того? Когда я говорила, что тебе нужен мужчина – я не имела в виду, что прямо сейчас. Это же опасно. У тебя карьера, ты молода и перспективна, – она подошла и обняла мулатку, но та легко оттолкнула её.

– Ева, я взрослая женщина, я могу решить, стоит мне рисковать или нет.

Гостья вздохнула и серьёзно посмотрела на Эда.

– Я хорошо к тебе отношусь, но если ты её обидишь – выцарапаю глаза. Уловил?

– Ева!

Рыжая гостья вошла в телепорт и тот покорно пикнул и испарил тело из квартиры. Нана закусила нижнюю губу и взглянула на Эда. Тот вопросительно смотрел на девушку в ответ.

– Ну, в общем, они правы. Подумай об этом серьёзно и… давай убираться.

Парень качнул головой и стал уносить чашки и блюдца в посудомоечную машину. Вместе они быстро убрали со стола, расставили по местам кресла и протёрли стол. Нана заметила, что за окном уже довольно темно и можно прогуляться, оставшись незамеченными и это было бы чудесно перед сном, на что Эд ответил согласием и они, наскоро одевшись, вышли из здания.

Это была их третья совместная вылазка. Первая состоялась три дня назад – парень буквально взмолился о прогулке и Нана согласилась выйти с ним только поздней ночью. Они посидели немного на лавочке в парке, обошли пару раз свой квартал и девушка, изведённая мыслью, что их могут увидеть, упросила Эда вернуться. Несмотря на недовольство, тот всё-таки подчинился, и уже будучи дома горячо благодарил смуглянку. Вторая прогулка – вчерашняя, была более долгой. Нана согласилась выйти с Эдом из дома, как и в прошлый раз, поздней ночью. Но в тот раз они – увы, встретили прохожего осьминогоподобного, который, к счастью, кинув на них взгляд, просто доброжелательно качнул головой и хрюкнул в знак приветствия. Он совершенно ничего не заподозрил и Нана почувствовала облегчение – женоподобность её друга играла им на руку. Она уже не была такой нервной, как в прошлый раз, и, расслабившись, стала откровеннее с Эдом.

Казалось, за эту ночь они обсудили всё на свете. Он рассказал девушке про свою мать – строгую и требовательную, и про то, как он, будучи пятилетним малышом, выбежал из квартиры и потерялся в городе – и только благодаря нелепой случайности никому не обмолвился о своём поле и благодаря столь же нелепой удаче (и не особенно умной престарелой хоботоносой) вернулся домой. Тогда он влюбился в эту планету и заставил свою мать объяснить ему, почему Персея не примет его. Рассказал он Нане и про свои ночные кошмары, и даже прочитал несколько своих стихотворений.

Повести девушки оказались интереснее – Эд слушал их, приоткрыв рот, заваливая мулатку разными вопросами. Они вернулись домой, когда начало светать. И уже будучи дома, перед сном, парень заглянул в спальню Наны и сказал, что готов встретиться с её друзьями, что она и устроила в этот же день.

Эта ночь будто сломала между ними невидимую стену и они оба стали относиться друг ко другу гораздо теплее. Показывая Эда друзьям под благовидным предлогом поиска выхода из его ситуации, Нана испытала гордость за него. Ева не сводила с мужчины глаз, а Пи, хоть и вёл себя холодно, казалось, был задет тем, что именно человеческий самец приковал к себе столько внимания.

И вот теперь они снова шли по тёмным улицам и беззаботно смеялись, болтая обо всём.

– Твои друзья – милые, – улыбнулся парень, – Хорошо, что в Персее стало больше существ, которым я могу доверять.

– Неправда, они не милые, – хихикнула Нана, – они те ещё черти, но вещи говорят верные… Я, в общем, тоже не вижу для тебя другого выхода, кроме как аудиенция.

Эд помрачнел:

– Что со мной сделают, если… – он запнулся.

– Эд, – мулатка остановилась и, развернувшись, взяла его за руки, – я не знаю. Скорее всего, это будет не больно – в самом худшем случае, тебя усыпят. Это не больно.

– А в других?

– Могут провести кастрацию, отправить на принудительное донорство, на разные работы… Ты здесь – первый, у персеян нет похожих прецедентов, чтобы ответить тебе однозначно.

– Я правильно понимаю, что если они сами меня обнаружат, у меня будет меньше шансов на благоприятный исход, – Эд отвёл взгляд.

– Да… – тихо ответила Нана.

Парень аккуратно взял её за подбородок и поднял к себе её лицо. В её глазах стояли слёзы, готовые в любой момент скатиться вниз по щекам.

– Ты чего? – он попытался ободрительно улыбнуться.

Девушка отвернулась, поспешно вытирая глаза.

– Я волнуюсь за тебя, Эд. В тяжелом молчании они прошли до дома. Нана быстро разделась, села на диван, обняв колени, и прошептала:

– Блин, я волнуюсь. Разве тебе не понятно? Ты хороший. И это ужасно, что весь мир против тебя только из-за твоей половой принадлежности. Я подумала… ты можешь оставаться у меня столько, сколько тебе понадобится.

Эд сел рядом и, закинув руку девушке за спину, стал гладить её плечо. Мулатка положила голову ему на плечо и снова утёрла слёзы:

– Раньше думала, что поработаю, поживу для себя подольше. Может, смогу построить отношения с ра или с хоботоносом… или с коренным персеянином, а может найду себе подругу среди человеческих женщин. Накоплю на свой межпланетный капсомобиль… Потом рожу себе девочку. Если понравится – ещё одну. Буду им мир открывать – путешествовать по разным планетам. Так славно было бы. А теперь мне ничего из этого не хочется.

– Почему?

– Не хочется ничего решать. Хочется, чтобы время остановилось, чтобы всегда так было – я прихожу с работы, а там ты… напёк своих кексиков, – Нана улыбнулась, – что со мной происходит?

– Я тоже хочу, чтобы это продолжалось, – Эд замялся, – Мне нравится с тобой жить… И нравится смотреть, как ты ешь мои кексики. Мне нравится, как ты готовишь, хоть и делаешь это редко. И я не могу сердиться, когда ты на меня ругаешься из-за разбросанной одежды, хоть я раньше терпеть не мог какие-либо упрёки от матери. И нравится смотреть, как ты вечерами работаешь за своим планшетом. Я обожаю с тобой танцевать. Ещё ты потрясающе приятная собеседница. Твои глаза так восхитительно блестят, когда я тебе пересказываю прочитанные мною романы, твоя улыбка… – он выдохнул, и прижал Нану к себе, – ты делаешь меня счастливым. Я знаю, что мы знакомы и сожительствуем всего одну неделю. Но это лучшая неделя в моей жизни.

Нана оторвала голову от плеча Эда и посмотрела на него. Уголки её губ дрогнули. Он был так близко, он прижимал её к себе, она ощущала тепло его тела… Он обнял её в первый же день, но тогда она ничего волнующего не почувствовала – но теперь! Теперь от его прикосновений кружилась голова и внизу живота начинало сладко ныть. Его лицо было так близко, что Нана чувствовала его горячее дыхание на своей коже и не в силах противиться своим желаниям, она потянулась к нему и поцеловала. Горячие влажные губы разожгли огонь где-то внутри грудной клетки и низ живота приятно свело. Хотелось чего-то большего, хотелось расплавиться на его губах. Сбилось дыхание, и Нана прижалась к его ключицам. От него приятно пахло выпечкой и… мужчиной. Он обнял её сильнее.

– Ты чудесная.

Она молчала, прислушиваясь к своим ощущениям. Сердце гулко стучало, сбитое дыхание невозможно было восстановить. Нана перекинула через него ногу и села сверху, на колени, к нему лицом. Наклонилась и поцеловала ещё и ещё – и он отвечал на её поцелуи. Она и сама не заметила, как начала гладить руками его лицо, зарываться пальцами в его волосы. Он обнимал её.

Нана почувствовала его руки на своих ягодицах – этот откровенный жест совсем свёл её с ума, она со стоном выдохнула и прижалась к нему сильнее. Эд тоже тяжело дышал, то сжимая ягодицы девушки, то скользя по нежной горячей коже под майку и поглаживая спину, борясь с желанием сорвать с темнокожей подруги всю одежду. Ему не пришлось долго мучиться – Нана сама стянула с себя майку, и он впился своими губами в шею, спуская поцелуи ниже и ниже, к нежной девичьей груди. Она негромко застонала.

Глава 9. Постразводное

В дверь позвонили. Аня заглянула в дверной глазок и увидела там понурого Стаса.

– Что тебе?

– Откроешь, может быть?

– Нет.

– Почему? – удивился парень.

– Не считаю это безопасным, – она вздохнула, – уходи.

– Ты очень меня обидела сейчас, – нахмурился Стас, – я пришёл извиниться вообще-то. А ты мне даже дверь открыть не можешь. Вообще-то мы муж и жена. Я хочу извиниться и поговорить обо всем. Давай поможем друг другу пережить потерю Евы.

– Извини, – смутилась Аня, почувствовав укол вины, – я не буду тебе открывать.

– Я идиот, я знаю. Смотри, я цветы принёс. Хочешь, я на колени встану? Прости меня пожалуйста. Я не могу без тебя жить. Открой, я тебя не трону, обещаю.

Аня молча смотрела в глазок. Сердце внутри билось в сумасшедшем ритме, голова кружилась. Они не виделись уже полторы недели, но страх остался. Аня думала.

Стас встал на колени прямо перед дверью.

«Может, в этот раз он действительно всё понял…» – засомневалась девушка и неуверенно открыла дверь. Стас резко протянул к ней руки и привлек к себе, прижался головой к её ногам.

– Как же я скучал!

Аня пыталась убрать его руки.

– Отпусти меня, отпусти.

Стас отпустил её и поднял лежащий рядом букет алых роз – цветов, которые он постоянно ей дарил после больших скандалов, игнорируя год за годом тот факт, что её любимыми цветами были белые лилии. Аня взяла подарок и с сомнением посмотрела не него.

– Я войду? – улыбнулся муж.

И девушка посторонилась, давая ему пройти в квартиру.

– Так значит, здесь ты живёшь. И как, нравится? – он скинул обувь и развалился в мягком кресле, придирчиво осматривая гостиную, – и кроватка есть. Долго готовилась к побегу?

– Это была инициатива Сони, – промямлила Аня, глядя в пол, но потом вспыхнула, подняла разгневанный взгляд и строго сказала, – но я рада, что она помогла мне.

– Ясно. Слушай, я, конечно, виноват, но не настолько же, чтобы уезжать на несколько недель?

От такой наглости Аня резко втянула воздух, готовая разразиться гневной тирадой, но потом, по привычке взяв себя в руки, сказала по-прежнему спокойным тоном:

– Что, прости? Ты бил меня дома, а теперь вообще перешёл черту и сделал это на улице.

– Ты должна понять, я был в отчаянии. Это так больно – терять тебя. Я идиот, я всё уже понял, пожалуйста, возвращайся и забудем это всё, – Стас выглядел очень несчастным.

– Ты был очень жесток, я упала на асфальт, все эти шрамы…

Стас перебил её:

– Послушай. Ты всегда преувеличиваешь. Да, я шлёпнул тебя пару раз, но на ногах не устояла ты сама. Ты же хилая, слабая, как тростинка, говорил тебе, кушай творог.

– Ясно, – для Ани всё стало очевидным, – это всё, что ты хотел сказать?

– Нет, – взгляд мужа стал кристально искренним, он смотрел прямо и открыто, – Нет, не всё. Ещё я хотел сказать, что я очень тебя люблю и не могу без тебя жить. Если ты не вернёшься… я не знаю, что я с собой сделаю,

– Уходи, – девушка покачала головой, – мне не интересны твои суицидальные мысли.

– Вернись немедленно домой, – зазвучали ноты стандартного повышенного тона, который ещё нельзя было назвать «ором», а трактовать всегда можно было по-разному.

– Нет. Если это всё – ты свободен.

– Что с тобой происходит? Ты вообще видишь, как опустилась? – он двинулся к ней и Аня сделала пару шагов назад, сложив перед собой руки и поджав губы.

Она знала, что бояться уже нечего, у этого человека нет над ней власти. И всё-таки, страх, как извивающаяся змея, пробрался в её мозг откуда-то изнутри. Аня дрожала.

– Что у тебя за подруги такие? Разве ты не видишь, что они потаскухи? У одной волосы зелёные, другая – дважды разведёнка с прицепом. И чем вы занимаетесь вместе? Тоже мне, партийные, – парень фыркнул и снова сделал пару шагов вперёд, а потом резко смягчил тон, – Вернись, ну.

– Нет, уходи, – девушка услышала, как дрогнул её голос и невольно испуганно взглянула в его глаза.

Они выражали смесь удивления и негодования, а потом брови приподнялись и нахмурились, а в глазах блеснула ярость.

– Ты и сама будешь дырявой разведёнкой с, исчезнувшим правда, прицепом. С твоим мерзким характером с тобой никто, кроме меня и не сладит. Вернись.

– Не в мужиках счастье. Уйди, пожалуйста, нам не о чем говорить, – Аня отвела взгляд и в ту же секунду почувствовала на своей шее сжимающиеся руки.

Он повалил её на диван, не выпуская из своих ладоней её тонкой, будто лебединой шеи и кричал что-то в ярости. Аня не слышала, в её голове пульсировал страх, и она отчаянно пыталась своими хрупкими тонкими руками расцепить его мёртвую хватку, но тщетно. Попытки сделать вдох не проходили – горло было сдавлено и не пропускало кислород. Она чувствовала, как к лицу приливает кровь и с ужасом наблюдала, как изображение этой комнаты и её взбешённого бывшего супруга начинает меркнуть по краям – верный признак скорой потери сознания.

И вдруг позвонили.

Аня проснулась и обнаружила лампочку входной двери мерцающей – значит, действительно, кто-то пришёл, а всё произошедшее было неприятным и липким сновидением. Она села и дала себе пару секунд, чтобы сообразить, где она и что происходит.

Наконец, с трудом поднявшись, она открыла дверь. За ней стоял юнец-почтальон.

– Добрый день, мисс, – он учтиво поклонился, – Ваше письмо в будущее готово?

– Нет, милый мальчик, – улыбнулась Аня, – ты не мог бы зайти через часик?

Почтальон кивнул и шустро сбежал по лестнице вниз. Аня окинула глазами свою свинцовую колонию – поселение, подсвеченную искусственным белым светом, и со вздохом закрыла дверь.

Она подошла к зеркалу и посмотрела на себя. Седые растрепавшиеся волосы так по-бунтарски лежали по плечам, губы, некогда полные и сочные, теперь сжались, съежились, будто высохли и теперь вместо улыбки могли показать лишь ухмылку, ещё пока неглубокие морщины покрыли щёки… И только глаза – глаза остались молодыми. Они по-прежнему блестели, горели внутри надеждой, идеями, верой в справедливость. И всё-таки, она выглядела статной и шикарной женщиной, постаревшей, конечно, но сохранившей в себе молодость души и немало себялюбия. Аня сохранила свою осанку, стройную талию и трезвость ума. Она собрала волосы в пучок и улыбнулась своему отражению.

Теперь то всё хорошо. Теперь всё позади. Прочь, прошлые страхи! В вас давно уже нет смысла!

Аня отчётливо помнила, как приехала к мужу за своими вещами, прихватив новых подруг. Как встретилась в последний раз с ним в кафе, чтобы объяснить ему, что всё закончилось, как в очередной раз поняла, что он жалок и смешон со своими маниями и комплексами. Аня отчётливо помнила, как стала счастливой – в ту самую минуту, когда вышла из того кафе. С того самого момента.

Появился спокойный сон, время, подруги. Аня пропиталась летним солнцем, зноем, улыбками подруг. И с тех пор всё было хорошо, хорошо и славно, даже в тяжёлые минуты. А ночные кошмары – малая расплата.

В конце концов, без тьмы не существует света, потому что если вокруг только свет – то как же понять, что это именно он, с чем сравнить? Испытавший горе выше ценит счастье, ярче чувствует его вкус на своих разбитых губах.

Наверное, у каждого бывает несколько отвратительных лет. Но всё окупается – в этом и гармония жизни. Трудное детство компенсируется смелой юностью, а наоборот – счастливое и тепличное детство сулит проблемы в студенческую пору. И очень даже неплохо, если плохие годы наступают в первой половине жизни, потому что тогда можно сказать (и это будет правдой), что всё можно исправить, можно наладить – счастье впереди.

Но теперь нужно было написать письмо. Письмо для будущих поколений.

Задумавшись на секунду, кому бы написать, она выдвинула из углубления в стене свой стол, села за него и, взяв обычную бумагу и ручку – вещи, столь непривычные для нынешней жизни – вывела первые слова.

«Дорогая моя девочка!» – написала она и закусила ручку губами. Сейчас, оказавшись перед неизвестностью, хотелось написать именно ей, своей навеки маленькой и подло похищенной дочке.

«Сегодня ежегодная рандомная лотерея в числе прочих выдала моё имя в списке подлежащих анабиозу. А это значит, у меня есть день, чтобы со всеми проститься, а завтра смиренно уснуть. Для меня это равноценно смерти, я не верю, что нас когда-нибудь найдут. А если и найдут – я уже слишком стара для подобных штук, особенно если учесть, насколько несовершенна наша технология. Я могла бы написать прощальное письмо своим сёстрам, своим любовникам, своим родителям… Но я пишу только тебе. И дело даже не в какой-то якобы неразрывной связи, а в том, сколько ты сделала для меня, сама того не осознавая, каким ярким лучом света стала. Здравствуй, дорогая моя Ева. Скорее всего, это письмо не попадёт тебе в руки никогда, но я так тоскую по тебе, что не в состоянии обратиться к кому-то другому, поэтому напишу его так, будто ты его когда-нибудь откроешь. Начну с начала…»

Но Аня не знала, где оно – начало. Только тиканье часов нарушало тишину. «Как всё-таки невероятно поменялась жизнь,» – вздохнула Аня. Кошмары из прошлого всё ещё преследовали её во снах, скорбь по пропавшей дочери и подруге всё ещё становилась комом в горле, но теперь всё это казалось далёким сном.

Так много всего свершилось, так много воды утекло с той роковой ночи, когда шестимесячную Еву и Соню забрали инопланетяне и увезли в неизвестном направлении…

«Мы были вместе всего полгода, малышка, но твоё присутствие в моей жизни поменяло всё. Да, уж если честно, ты – незапланированная ошибка молодости, но, надо сказать, прекрасная ошибка. Но не твой отец – он не прекрасная… Столько времени прошло, а простить я его не смогла. Ты спросишь – за что простить? Тебе ни к чему знать ответ. Была в моей молодости такая уголовная статья, сто десятый что ли номер… Из-за твоего отца я чуть не наделала больших глупостей. Он лишил меня всего мира, но у меня осталась ты. И ты стала моим спасением, твоё присутствие на моих руках нередко сберегало меня от травм, твой серьёзный взгляд спасал меня от смерти, а твои маленькие ручки на моих щеках оказывались лучшим лекарством от слёз. Я не могла – не имела физических и психических сил, чтобы уйти. Я чувствовала себя безвольной амёбой. Соня вытащила меня из этого. Понятия не имею, как она это сделала – просто пришла поздней ночью и увела нас. Прошёл всего день – а следующей ночью вас забрали. Хотелось бы верить, что вы живы, хотелось бы верить, что счастливы, и что Соня за тобой присмотрит. Она чудесная женщина и замечательная подруга, моя опора и надежда. У меня и после неё были приятельницы, но ни с кем я не чувствовала такого душевного единения, как с ней. Наш последний вечер был жесток и прекрасен одновременно. Я волновалась из-за своих ничтожных проблем, она – из-за своих, надуманных. Помню, печалилась, что её жених посвятил стихотворение не ей. Жалко, что вас забрали, и она не узнала правды. Он пришёл в первый день вашего исчезновения. Принёс толстую тетрадь, в ней – свой роман. Это стихотворение было финальным. И всё, и никакой трагедии.

А у Сони сердце разбито, наверное. Её парень в итоге роман издал. А жену себе так и не нашёл, говорил, что скучал по ней всё это время. Жаль, что она этого не узнала… Как же вы там? Живы ли?

Я не знаю, я ничего не знаю о Вашем настоящем. Когда вас забрали – меня перестал удерживать рядом с мужем долг перед тобой и я, наконец, оформила развод. Тогда же познакомилась с новыми подругами, которые вытащили меня из пучин депрессии и помогли найти работу. Тогда же примкнула к женской партии Воительниц. Мир менялся стремительно – подкошенный похищением женщин, он будто сошёл с ума. Резко поднялся уровень насилия во всех странах, упал уровень рождаемости, учёные и политики били тревогу, а на улицы стало просто опасно выходить. Президент просто исчез, ходили слухи, что он ушёл в депрессию с головой и уехал жить в глухую деревушку.

Отношения между странами стали резко накаляться и людям перестали казаться глупыми действия сообщества Воительниц по переоборудованию катакомб в пригодные для поствоенной ситуации города. Тогда-то партия и поменяла своё название – в условиях угрозы войны женщины выступили за сохранение жизни и стали вкладывать личные деньги и время в обустройство бомбоубежищ и подземного жилья. Это было тяжёлое время для партийных, но, сплочённые общим делом, они поработали на славу и построили несколько подземных городов. Свою комнатушку проектировала и строила лично я. Как и десятки других. У нас было мало времени и мы привлекали все ресурсы, что имели. У нас получился огромный комплекс жилых модулей – фактически, несколько больших подземных городов.

Главная Хранительница – седовласая властная женщина, прожившая всю жизнь в одиночестве, но сделавшая некогда умопомрачительную карьеру, лично просматривала дело каждого заселявшегося. Я помогала ей – так уж сложилось, что я была здесь кем-то вроде важного чиновника. Тот факт, что я была у истоков нашего города-колонии, что я строила его своими руками – сделал мою жизнь уважаемой многими согражданами и особенно ценной. Я входила во все парламенты, когда-либо существовавшие здесь, я решала многие вопросы… И – не знаю, простишь ли ты меня за это, я лично поставила печать «отказано» на анкете твоего отца. Началась мировая война. Мы заселились практически сразу, таким образом спасшись от, казалось, неминуемой гибели. У нас были информаторы – вестники, что ежедневно рассказывали новости по местному тв. Уже через неделю после начала Третья Мировая завершила агонию человечества ядерным и химическим оружием. На земле теперь вокруг была смерть – всё живое оставалось под нею и ждало, когда же наконец будет возможность подняться. Но возможности всё нет. Я живу под землёй уже четвёртый десяток, а кислород наверху всё ещё непригоден для жизни. Я не уверена даже, что этот – пригоден… Здесь стоят специальные машины, фильтрующие воздух, специально высажены растения, но думаю, что всё равно здесь затхло и должно пахнуть гнилью. Мы привыкли и не чувствуем этого, но ведь вариантов и нет…

Признаться честно, время здесь текло невыносимо скучно. Люди занимались выживанием и день за днём теряли надежду. Мы взяли с собой запасы, мы выращиваем здесь плодовые культуры, разводим свиней, кур и даже коров, но последние годы дела идут не очень. Когда мы только начинали здесь жить, я выращивала лилии на главной площади города и в небольшой кадушке в своей комнате. Прекрасные белые лилии. Знаешь ли ты, что это, малышка? Если существует где-нибудь рай, там пахнет именно лилиями. Эти цветники были моей отрадой. Но теперь!..

Пять лет назад Хранительница умерла и её место занял сын – мне кажется, жуткий самодур. Он ввёл новые законы. Например, каждая женщина обязана совокупляться с любым земным мужчиной не меньше раза в месяц, и при этом она должна регистрировать сей факт с письменной справкой от мужчины. Это сделано в надежде, что кто-то из нас всё-таки забеременеет и рождаемость превысит смертность, но приводит только к тому, что мужчины пользуются женщинами, не выписывая справок. Слава климаксу – меня эта реформа не коснулась. Впрочем, я не настолько эгоистична, чтобы смотреть на происходящее сквозь пальцы. Я, и ещё пара таких же, как и я, старых женщин Совета, были против. Кого-то он смог переубедить, кого-то подкупить, но не меня. Я всё ещё против и готовлю петицию для отмены постановления…

Есть ещё одна глупая новая реформа: каждый год господин Хранитель погружает необходимое количество человек в анабиоз. В этом году всего лишь около двухста… Немного меньше, чем в прошлом. Судьбу людей решает случайная лотерея. Вот и мою решила. Не очень-то честно. Хотя, кажется мне, что в этом году лотерея не была такой уж случайной…

Впрочем, я не сильно расстроена. Я не могу изменить моё будущее, а что касается прошлого… Моя жизнь протекла весьма неплохо: здесь, под землёй, я была уважаемой женщиной, занималась живописью и музыкой. Как же это дорого стоит – быть собой! Особенно, если ты женщина. Ходить без макияжа, говорить вслух свои глупые шутки, не сглупить, даже если влюблена, пользоваться защитой и не заезжать в его квартиру, ходить в штанах и путешествовать, если сердце рвётся. Но я прожила счастливо, мне грех жаловаться. Если что меня и печалит – так это то, что моя надежда встретиться с тобой однажды, ничем не обоснованная, глупая и невозможная, но тайно прожившая все эти годы в моём сердце – не оправдалась.

Я пыталась зачать ещё, с разными мужчинами – три выкидыша, после чего мне удалили яичники. У нас тут почти никто не может родить, человечество стремительно вырождается. Да и не знаю, смог бы ли другой малыш заменить мне тебя, многократно вытаскивавшую из тьмы.

Надеюсь, Соня была тебе хорошей мамой.

Если бы я и впрямь писала письмо, зная, что оно попадёт тебе, я бы оставила какой-нибудь вывод. Что-нибудь о том, что надо жить для себя, надо быть сильной, надо быть эгоисткой и никогда не верить людям – особенно мужчинам. И ещё о том, что уж если так случилось, что ты оказалась в заднице – очень маловероятно, что прилетят инопланетяне и вытащат тебя из неё, хоть она и есть. Надо иметь свою смелость и свою силу.

Но если ты жива – ты уже большая, очень большая девочка и наверняка и сама уже набила своих синяков и сделала похожие выводы. Вот и всё.

Прости, что не была рядом.

Я всегда тебя любила.

Твоя мама.»

Аня запечатала конверт и, шумно выдохнув, убрала его в стол. Позже за ним зайдёт почтальон. Она встала и, хотела было, выйти из своей комнатушки, но в последний момент передумала, развернулась спиной к двери и сползла по ней вниз, закрыв лицо руками.

Хотелось подвести итог, хотелось понять, что она прожила правильно и достойно, что все её решения были искренними и совестливыми. Но мысли путано метались от одного события к другому, как птица, только что пойманная и впервые помещённая в клетку. Как же так? Завтра – вечный сон в капсуле, сегодня – зрелость в подземной колонии, а, кажется, ещё вчера вокруг плескалось солнце, цвёл май, чудила юность… Надо было беречь каждый её вдох.

Подошедший на мягких лапах кот стал усердно тереться о колено, урча и пытаясь залезть под руки. Аня потрепала его за ухом.

Глава 10. Выбор, который есть

Господин Торрес – впечатляющих размеров осьминогоподобный, неторопливо и чуть покачиваясь, вошёл в комнату. Весь его вид выражал чувство собственного превосходства, глаза светились доброй мудростью, но губы были презрительно сжаты. Присоски на щупальцах, несколько большие, чем обычно, свидетельствовали о его большой силе, а красные пятна на голове – о пытливом уме.

Стояла напряжённая тишина. Ева, Нана и Пи, двое хоботоносых – долговязый капитан космического корабля Линч и, пухловатый для космонавта, механик Джерард, один ра с блестящим внушительным жёлтым клювом по имени Ипкис, служивший вторым пилотом – все они, опытные и не очень, соотрудники ЦИВа недоумённо переглядывались. Конечно, они подозревали, о чём пойдёт речь, но тот факт, что сам помощник мэра телепортировался в их скромный центр, чтобы дать задание не мог не волновать.

– Что ж, господа, – вздохнул Торрес, – думаю, все прекрасно наслышаны про эту историю с Землёй. Сначала эти анонимные письма мэру, потом работа Евы, – он одобрительно кивнул в сторону девушки, – Обработка данных с дронов, исследования по распаду радиоактивных элементов, и, наконец… мы решились. Да экспедиции на Землю!

С этими словами Торрес приподнял несколько щупалец и звучно ими хлопнул. Все также захлопали в ответ, не решаясь задать вопросов.

– Все мы знаем, что Земля сейчас из себя представляет огромную мусорку, что она на карантине и всё такое, поэтому ваша миссия классифицируется, как крайне опасная, – господин помощник мэра довольно засмеялся, – Но не переживайте, это всего лишь классификация. Да, там всё отравлено, но в конце концов, мы, персеяне, одна из умнейших рас в известном количестве вселенных и мы всё предусмотрели. Вчера на планету были отправлены роботы с оборудованием для очистки воды, земли и всей экосистемы планеты. Были применены технологии, описанные в твоей, Ева, работе. Это удивительное достижение для человеческой женщины, надо сказать. Роботы значительно ускорят распад всех радиоактивных веществ, изменят состав воздуха и воды, приведут показатели к норме. Как раз к вашему вылету на планете всё должно нормализоваться. На всякий случай, ваши скафандры не пропустят ни одной негативно влияющей на здоровье волны. Командиром экспедиции я назначаю Пи.

В этот момент синяя кожа персеянина начала сиреневеть на скулах. Кажется, Ева никогда раньше не видела его смущённым. Торрес подошёл к Пи и дружески похлопал его щупальцем по плечу.

– Я знаю, что ты впервые летишь, как командир. Не переживай. Это твой звёздный час. Твоя задача: оценить, возможно ли сделать Землю пригодной для жизни и, по возможности, начать мероприятия для этого. По прилёту – отчёт, – осьминогоподобный подошёл к хоботоносому и продолжил, – господин Линч и господин Ипкис, ваши задачи от полёта к полёту не меняются. Доставить, перевезти, увезти домой. Ипкис, вы также должны будете оказать помощь Джерарду.

Пухлый механик кивнул помощнику мэра:

– Я знаю, роботы, проверка механизмов, починка и установка телепортов Фишера.

– Абсолютно верно, мой друг, – Торрес повернулся к землянкам, – ну, теперь вы, девушки. Нана, мне доложили, что ты раньше не летала, а только занималась подготовкой экспедиторов к полётам, но, учитывая твой большой опыт и важность экспедиции – ты должна будешь проследить за физическим состоянием команды. Ева… собственно, ты будешь помощницей Пи. Вообще то, ты теоретик, и, лично я считаю, что тебе там делать нечего… Но управление ЦИВ-а считает иначе. Без тебя бы всё это движение не началось. Кто придумал – тот и делай, как говорится.

Девушки взглянули друг на друга – в глазах обеих читалось удовольствие от услышанного. Торрес продолжал:

– Подробные инструкции уже высланы на ваши корпоративные почты, прошу ознакомиться и с завтрашнего дня приступать к подготовке. Да, и, конечно, вы же понимаете, что всё это – страшно секретно и разглашению не подлежит. О последствиях разглашения вы и сами всё знаете.

Никто не успел задать вопросов. Осьминогоподобный легко, одной своей огромной головой, поклонился, и, резко развернувшись, на удивление быстро скрылся в дверях. Повисла неловкая тишина. Команда рассматривала друг друга. Еве понравились эти хоботоносые. Капитан, высокий, подтянутый, жилистый, с сероватой кожей и морщинистым хоботом, выглядел настоящим космическим пиратом. Его уши, несоразмерно большие, были много раз проколоты и увешаны различными серёжками. Взгляд был уставший, серьёзный, мудрый. Не сказать, чтобы хотелось с ним пить на брудершафт, но Ева знала, какие про Линча ходили легенды в центре – это был один из самых умелых капитанов.

Джерард – его друг, попавший на корабль исключительно по дружбе, был средней руки механиком. Зато внушал больше доверия, казался забавным парнем. Немного пухловатый, улыбчивый, с коротким хоботом, но также большими ушами, он оказался незаменимым кадром во время полётов. Официально на две должности его назначить не могли, но по факту он всегда не только чинил корабли, но и членов команды. Джерард в шутку звал себя «починщиком всея». Он был настоящим умницей, но взгляд был до того прост и наивен, что даже казался глуповатым.

Однако, в этой экспедиции, за медицину отвечала Нана. Она тоже ловила на себе взгляды членов команды и не знала, куда деваться. Нана никогда не планировала отправиться на самом деле куда-то так далеко, на планету, которая так опасна. Девушка была совершенно в растерянных чувствах. С одной стороны – это было удивительное дело, от которого никак нельзя отказываться, а с другой – дома оставалась неразрешённая ситуация с Эдом…

Все её волнения были написаны на её лице, и Пи недовольно хмурился, видя это. Зато Ева прямо-таки светилась от восторга, с удовольствием рассматривая свою команду. Больше всего её волновал ра, Ипкис, второй пилот. Раса ра всегда держалась особняком и с неудовольствием брала других в свой круг общения. Это были – все, как один, серьёзные создания, гермафродиты, имевшие человечье тело, поросшее пуховыми перьями и ястребиную голову. Ипкис был шикарным экземпляром – его клюв был идеально жёлтого цвета, белая футболка обтягивала мускулистое тело, и тяжёлый взгляд будто смотрел прямо в душу. Пилот стоял, облокотившись лопатками о стену, закинув одну ногу на другую и сложив руки перед собой. Пи он не нравился, зато глаза Евы прямо – таки светились восторгом.

Линч засмеялся – глухо, фырча, но заразительно, и все невольно улыбнулись.

– Да, – сказал капитан, приподняв хобот, и подмигнув хоботоносому механику, – ну и дела, дружище Джерард! Девки на корабле!

Лицо Евы вытянулось и побелело. Нана закусила нижнюю губу. Голос подал Пи:

– Друзья, – начал он, приближаясь к хоботоносым, – друзья! Ведите себя уважительнее! И с Наной и с Евой я имел честь учиться на одном факультете и, будьте уверены, они любого из вас за пояс заткнут, – с этими словами он «номинально» дружески хлопнул обоих по плечам.

– Персеянин, очнись, – хмыкнул Линч, – это же homo sapiens! Недалече от шпаков ушли! Да они же сорвут всю операцию, а не сорвут, так лишь зря провизию потратят.

– Капитан! – Ева презрительно подняла одну бровь, – То, что вы тут трубите из-под своего носа, называется расизмом, и, насколько мне известно, все разумные существа подобные проявления считают глупостью и низостью.

Ипкис усмехнулся, почёсывая под перьями на шее.

– Ладно тебе, кэп, – сказал он.

Но капитан не обратил внимания.

– Как тебя там, – махнул рукой Линч, и Джерард испуганно схватил его за плечо, тихо повторяя под нос «не надо, не надо», – Ева, что ли? Так вот, человечина, космический корабль – это тебе не грядка. Здесь суровые условия, суровые существа. А вы – нежные землянки, доставите нам немало хлопот. Поэтому я бы на твоём месте закрыл свой крохотный ротик и отвёл блестящие глазки в пол.

Пи стоял за хоботоносыми и видел, как бледное лицо Евы розовело, как глубокая складка ложилась между её бровей, нижняя губа начинала дрожать, а кулаки – сжиматься. Очевидно, слова капитана очень задели её. Тогда персеянин повернулся и сказал несколько слов шёпотом прямо в огромное ухо Линча.

Хоботоносый повернулся и уставился разгневанными глазами в спокойное лицо Пи. Его нос тяжело дышал. Посверлив его несколько секунд взглядом, он развернулся и вышел.

– Ребята, извините его, он просто не в духе, – вздохнул Джерард и неуклюже засеменил ему вслед.

Ипкис хмыкнул, подмигнул девушкам и, буркнув баритоном: «до встречи», тоже вышел. Друзья остались в комнате одни. Ева, красная, растерянная, злая, почти закричала, указывая рукою на выход:

– Какого чёрта? Какого чёрта? Пи, уволь его! Ты же командир экспедиции!

– Успокойся, милая, – персеянин нежно заключил девушку в свои четырёхрукие объятия, – просто глупые заблуждения. Линч один из лучших в своём деле.

– Он идиот! – Ева начинала успокаиваться, и обняла друга в ответ, – Он же идиот, Пи.

– Нет, он славный малый. И он увидит, какая ты умница. И извинится, – улыбнулся синекожий, – вот смотри, а Нана совсем и не расстроена. Нана, ты знаешь, что не надо обращать внимания на стереотипы?

– Друзья, – девушка тяжело вздохнула, вытащила шпильку из пучка волос и те рассыпались чёрным кудрявым морем по плечам, – я не еду с вами. Я не могу.

– Ох, – Ева закатила глаза, и высвободившись из объятий друга, стала активно жестикулировать руками, – это что, из-за Эда?

– Я прекрасно знаю, что ты едешь на Землю искать мужчин, – мулатка вздохнула, – но я своего нашла. И теперь он в опасности, я должна быть рядом, что бы ему ни грозило. Я не могу его оставить одного.

– Дура, – буркнула Ева, и хлопнула себя по лбу, – ну и дура. Я домой. Надо маму обрадовать.

И Ева, уверенным шагом вышла из комнаты. Пи смотрел на Нану и задумчиво качал головой:

– Ты зря, не надо своё будущее ставить в зависимость от мужчины. К тому же… ах, впрочем, он сам расскажет.

– Что? – темнокожая красавица подняла на друга удивлённые глаза, на которых уже блестели шарики слёз, готовые оставить на щеках мокрые дороги.

– Не подписывай пока отказа. Это мой приказ, как командира экспедиции. Обсуди с Эдом. Всё, что я могу сказать.

Нана молча развернулась и прошла в телепорт. Их рабочий день уже почти подошёл к концу, поэтому девушка набрала координаты дома. Ей не терпелось поговорить с единственным на планете мужчиной. Однако, тот спал.

Девушка нервно прошлась из одного конца квартиры в другой, постучала пальцами по кухонному столу и снова пришла к спящему Эду. Ей хотелось поговорить с ним сейчас же, рассказать про предложенное и про то, что она хочет отказаться, спросить, что такое мог иметь в виду Пи, но её мальчик сладко посапывал, раскинув руки, разметав по подушке свои светлые волосы, казался таким тёплым, уютным, невинным, практически центром идиллии, поэтому ничего другого не оставалось, как выдохнуть свои проблемы и, скинув с себя одежду, залезть к нему под одеяло и примоститься на плече. Нана лежала и думала о том, как был прав всё-таки тот, земной писатель, чью гениальность чтили даже на Персее, когда говорил о том, что только мелочи объясняют всё. Забота – это то, что не объяснить и не выразить за раз или за два. Это когда ты каждый день предлагаешь чай и чешешь спинку перед сном, даже если тебя стесняются попросить. Вот и сейчас, она утихомирила шкалящие эмоции и усилием воли погрузила себя в сон.

Спала она плохо, и, по-видимому, мало. Часто просыпалась, но, увидев по-прежнему дремлющего друга, заставляла себя засыпать.

Её разбудил вновь аппетитный аромат еды. Очевидно, Эд готовит ужин. Нана улыбнулась этому, но тут же вспомнила о своих проблемах и поспешила на разговор.

– Милый, я должна тебе рассказать, – она остановилась у входа на кухню, любуясь тем, как ловко Эд подбрасывал блинчики на сковородках.

– Я тоже, Нана. Можно, буду первым? – он облизнул палец, – Я решился на аудиенцию, Пи устроил это… мы договорились через две недели. Хочу напоследок нацеловать тебя вволю. А перед аудиенцией, за день, я сотру себе память. Пи подсказал мастера.

– Слушай, аудиенция – это здорово, это смелый шаг, но стирать память? Зачем?

– Очевидно, что я вне закона. Тот, кто со мной – тоже.

– Ты… – Нана подошла к нему и прижалась к груди, – ты хочешь меня уберечь? Но я этого не прошу.

– Я не могу иначе, – Эд обнял её и почувствовал, что девушка дрожит, – а ты что хотела рассказать?

– ЦИВ предлагает лететь на Землю в составе первой посткарантинной экспедиции. Я хотела отказаться. И я откажусь. То, что ты сотрёшь себе память – ничего не меняет. Всё разрешится и я тебе напомню о себе.

– Глупая, – он потрепал её по плечу, – не нужно никаких жертв.

– Это от тебя не нужно никаких жертв. Зачем тебе вообще признание? Разве тебе не нравится жить здесь, со мной? – Нана высвободилась и взяла его за плечи.

– Но я хочу быть полноправным членом общества, хочу работать наравне со всеми, жить полной жизнью… – Эд растерянно заморгал, – Я смотрю на твою жизнь и вдохновляюсь – какая же ты смелая, свободная. Если бы у меня была возможность полететь в космическую экспедицию – я бы не раздумывал ни секунды. За эту возможность я и хочу бороться, поэтому я и пойду на аудиенцию.

– Я понимаю, раньше ты был многого лишён, ты сидел в четырёх стенах с мамой, но теперь у тебя есть я, мы с тобой замечательно проводим время и гуляем по ночам, чего тебе не хватает?

– Ты не поймёшь, Нана. Ты всегда была в теме, в центре жизни, а я…

– Хорошо. Раз тебе это так важно, мне остаётся только принять, – Нана отошла к тарелке и завернула один блинчик, откусила и, жуя, продолжила: – я всё равно никуда не поеду.

– Ты должна полететь. А я буду тобой гордиться. Лети, а когда вернёшься – и моя ситуация будет разрешена.

– А что мама? Ты не хочешь навестить её перед…?

Эд отвёл глаза, сжал челюсть и процедил сквозь зубы:

– Нет. Ненавижу её.

Нана пожала плечами и, взяв тарелку целиком, села за стол. Она увлечённо пережёвывала блинчики и думала о том, как же должна навредить мама мальчику, чтобы он так её возненавидел.

Они поужинали в молчании. Эти две недели были адом для обоих. Нана плакала, сначала при нём, после его просьбы прекратить это – тихо, обнимая колени, под душем. Он целовал каждый миллиметр её тела, вдыхал тёплый запах её тёмной кожи – как будто надеялся вспомнить потом.

Однако, его мечтам не суждено было сбыться.

– Абсолютно, абсолютно всё забудешь об этой девушке, – качал головой рептилоид-мастер удаления памяти, – Не узнаешь её потом, не вспомнишь. Исключено.

– Так надо, если ты хочешь её сберечь, – Пи похлопал его рукой по плечу.

Эд лежал совершенно несчастный на высоком кресле, весь утыканный проводами. Глаза слепила лампа, руки и ноги были надёжно привязаны. Электроды, закреплённые на висках, затылке и передней части головы, надёжно фиксировали каждую мысль.

– Я вижу, что тебе страшно, – ухмыльнулся Пи, – я покажу тебе Нану и всё расскажу, когда дело будет кончено.

Мужчина собрал свою волю в кулак и кивнул рептилоиду:

– Начинайте.

– Последнее воспоминание – выход из квартиры в лес? – рептилоид поправил рукава своего белого халата и защёлкал включателями прибора.

– Да, – тяжело вздохнул Эд.

– Не переживай, так надо, – Пи подмигнул ему.

Что-то противно загудело рядом, въедаясь в мозг Эда. Ещё секунда – и невероятная боль пронзила его сознание, удаляя сонную улыбку, нежные губы и шёлковую кожу Наны из памяти.

Глава 11. Начало

Все старались не задавать вопросов и отводили от Наны взгляд. Она сидела, отвернув лицо к окну, но все прекрасно знали, что по её темнокожим щекам текут прозрачные слёзы.

Ева сидела поодаль, закусив губу, не решаясь заговорить обо всём с ней при Линче, Джерарде и Ипкисе. Пи писал очередной отчёт, склонившись над планшетом. Не поднимая головы и не отвлекаясь от дела, он, наконец, обратился к девушке:

– Я рад, что ты решила остаться в команде.

– Ага, – пробормотала она, снова подняв руки к щекам, все поняли, что она вытирала слёзы, – ничуть не сомневаюсь. Ты доволен? Ты доволен тем, что был прав?

Ева боялась, что Нана сейчас себя выдаст. Никто не должен знать, что она знакома с Эдом. Джерард глупо вертел головой, пытаясь понять, почему землянка злится. Линчу и Ипкису не было дела, они сидели в углу комнаты и играли в бридж.

– Нана, – Пи поднял на неё брови, – я просто хотел сказать, что мне приятно будет с тобой работать. Я был уверен, что ты полетишь с нами.

– Странно, что ты, Нана, то отказываешься, то сама приходишь и просишь взять… Это у вас с менструальным циклом связано? – хихикнул Линч.

– Пошёл к чёрту, слон, – процедила Нана сквозь зубы, встала и вышла из главной каюты. – Мда, – ухмыльнулся капитан, – так вы слышали эту историю про человеческого куна? – с этими словами он кинул последнюю карту на столик, подмигнув проигравшему Ипкису.

– Мужчину, Линч. – поправила его Ева.

– Ты, конечно, большая молодец, что защищаешь и плохих представителей своего рода, но этот – безумен, – обратился к подруге Пи, – Это ж надо – зарубить маму топором! Эту святую женщину, что подарила ему жизнь, пойдя против наших законов, скрывала его четверть века, зарубить и расчленить!

– Суда ещё не было, – начала отвечать девушка, но Пи её перебил, махнув рукой.

– Это дело решённое, суд здесь – простая формальность. Все доказательства против него.

– Уверена, там всё не так просто, он ведь…

– Ты правда хочешь это обсуждать сейчас? – персеянин многозначительно взглянул на Еву, а потом едва заметно мотнул головой в сторону Ипкиса, Линча и Джерарда.

И про эту беседу на время забыли. Хотя, конечно, забыть такую новость было сложно, но молчать ради своей же безопасности приходилось. Произошедшее потрясло всю Персею. Мэра попросил об аудиенции человеческий мужчина. По итогам произошедшей беседы мужчина, представившийся Эдом, не имеющий никаких документов, не зарегистрировавший свой ID в единой базе, был доставлен в следственный изолятор. По указанному им адресу проживания был обнаружен труп женщины. Вернее сказать, части трупа, разрубленные топориком, который валялся рядом, на кухне. Отпечатки совпадают с пальцами Эда. Мотив ясен всем – мужчина же. Журналисты смакуют подробности, демонстрируют фото несчастной, всплывают новые подробности, например, о том, что жертва была изнасилована (некоторые даже пишут, что после смерти), или о том, что у мужчины психическое расстройство, и он может быть заразным. Население паникует: что, если землянки ещё таких монстров вырастили? Ведущие всех новостей спрашивают: «Нужны ли нам куны и если да – то зачем?».

Нана, конечно, была в печали. Ходила сама не своя с неделю, потом пригласила домой Еву, и они вместе запили своё разочарование. На смену грусти пришла ярость. Нане было противно, что он притворялся таким славным, что она рисковала своей репутацией ради него, что, в конце концов, подарила ему свою любовь. Всегда очень обидно за подарки лжецам. Ты думаешь, что даришь их своему другу и хорошему человеку, а оказывается, что подарок попал совсем не в те руки. К тому же, любовь – совсем не тот подарок, который можно востребовать назад. А жаль. Возможно, это единственный подарок, который следовало бы возвращать.

Ева, в попытке утешить, подкинула Нане мысль, что, может быть, Эда кто-то мог подставить, и следователи Персеи, хоть и не очень опытные, но имеющие хорошее оборудование для раскручивания языков на беседы, наверняка разберутся, где правда. Судить его рано.

А может быть, это была самозащита.

Впрочем, могло быть и так, что его подставили серьёзные лица по политическим причинам.

Чему верить – решать только Нане.

И мулатка верила всему. Она то защищала Эда перед всеми, то открыто высказывала своё презрение, то плакала и оправдывала, то смеялась и сетовала на то, что вообще с ним связалась. Заявиться к нему в изолятор она не посмела, да и не было смысла – он стёр воспоминания о ней. В итоге, она пришла к Пи и попросилась назад, в экспедицию. Лучшее лекарство от огорчений любви – это дело.

Друг тут же оформил документы и девушка вновь оказалась в составе экспедиции. Вылет был назначен уже совсем скоро и подготовка к нему, особенно тщательная в последние дни, действительно спасала Нану от хандры.

В день вылета она даже позволила себе немного покрасоваться в скафандре перед одним из больших зеркал. Ева же – наоборот, прибыла расстроенной.

– Мам, – говорила она утром, – время, которое мы проведём на Земле очень сильно сожмётся для вас, ты и не заметишь, как я вернусь.

– Если вдруг всё-таки… встретишь мужчину, – продолжала Аня, понуро качая головой – оставь его там. Вот, смотри что этот из новостей натворил.

Ева вздыхала в ответ, а мама продолжала:

– Да и вообще, это ведь опасно.

– Ни капли, мам. Линч, и Джерард, и Ипкис, и даже наш замечательный Пи летали уже не раз в подобные экспедиции.

Но женщину это совсем не успокаивало. Добила её и выходка Евы во время сборов – девушка удалилась в ванну и там аккуратно срезала все свои рыжие локоны, и теперь волосы топорщились ёжиком. «В экспедиции у меня не будет времени плести косички».

В общем, добрых проводов не получилось. Ева остановилась, увидев, как Нана любуется своим отражением.

Воспрянувшая духом, смелая, свободная, сильная – такой она гораздо больше нравилась девушке. Мулатка заметила Еву и, обернувшись, помахала рукой. Подруга подошла к ней, и Нана, улыбаясь, приобняла её за плечо.

– Смотри, – показала она ей на их отражение в зеркале, – сегодня мы летим в экспедицию!

– Мы летим домой. Я так давно об этом мечтала.

– Классная стрижка, – Нана легонько боднула подругу бедром.

Ева улыбнулась. Они стояли перед зеркалом – две землянки, украденные с Земли, две подруги, готовые возвратиться домой. В общем, можно жить.

– Но знаешь, что гораздо круче твоей стрижки? – улыбнулась мулатка, и, не дожидаясь ответа, взяла подругу за руку и потянула в один из тёмных коридоров.

Они повернули снова и снова, пока не оказались напротив большого окна, выходящего на космодром. Ева громко выдохнула от восторга. Для Наны это зрелище было не впервой, но её подруга впервые видела космический корабль так близко, столь громадный, пугающе реальный. Серебристый, с синими вставками на четырёх турбинах, он стоял гордо и непоколебимо, будто на выставке. На солнце блестело его название: «Шелви17». Из-под турбин кокетливо выглядывали пушки.

Снаружи было невозможно предположить, но Ева знала, что теоретически, там, внутри три этажа. На первом, в носовой части, должно быть, самая уютная и красивая, капитанская рубка – оттуда будут управлять кораблём и там же будут проходить все важные совещания. Там же небольшая комната отдыха и спортзал в тылу корабля. Второй этаж куда более разнообразен: он включал спальни членов экипажа, пищеблок, столовую и медпункт. Третий этаж – будет ли его Ева посещать вообще? – там было «железо» корабля, в котором будут копаться механики, если что-то случится, двигатели, и гараж с дронами.

Подмигнув подруге в отражении, Нана проследовала вперёд, в кабинет начальства. Ева прошла за ней. Когда команда была в сборе, мистер Торрес дал свои ценные указания, дружелюбно похлопал по плечу, и все прошли в корабль.

Это было волнительно. Пи наспех показал девушкам корабль, не дав налюбоваться белоснежной идеальностью помещений, и привёл их, наконец, в тёмную капитанскую рубку. Ева остановилась, завороженная осознанием важности этого места. Панорамное окно ещё смотрело на окрестности планеты, однако скоро должно было заполниться бесконечностью звёзд. Пульты управления располагались впереди, на них загадочно подсвечивались то жёлтым, то зелёным разные символы. Два аккуратных минималистичных штурвала были предназначены для пилотов: они уже пристёгивались в своих креслах. Кресло Пи располагалось чуть поодаль – посередине. Перед ним стоял огромный сенсорно-голографический стол. Ещё три кресла для Наны, Джерарда и Евы, располагались в самом конце комнаты, у стены. Оттуда было лучше всего наблюдать за слаженной работой команды и корабля.

Ева села в своё кресло в главной кабине корабля и едва смогла пристегнуть ремни дрожащими руками. Девушка посмотрела на подругу: Нана тоже выглядела испуганной и счастливой. Линч и Ипкис степенно перекидывались шуточками про технические неисправности корабля, и казалось будто совсем не волновались. Джерард, смотрящий на друзей, теперь смешно засеменил к девушкам и плюхнулся рядом. Пи пришлось немного подождать, он вошёл последним, окинул всех властным взглядом и, довольно хмыкнув, уселся в своё кресло.

– Ну, запускайте двигатели, поехали, – скомандовал он.

Линч фыркнул своим хоботом и с удивительной ловкостью застучал по кнопкам своими серыми длинными пальцами. Ипкис взялся за штурвал и потянул его вверх.

Корабль затрясся. Замигали стартовые огни, приятный голос произнёс просьбу не отстёгивать ремни до конца взлёта. Вдруг что-то ухнула где-то внутри грудной клетки Евы и резко заложило уши. Ухнуло где-то внутри грудной клетки… «Наверное, также выглядит поцелуй любви, – промелькнула у неё мысль и она усмехнулась, – может, моя любовь – космос?»

Девушка была на самом деле влюблена в происходящее. Она завороженно смотрела вокруг: эти приборы, эта экипировка, опасность, исполняющиеся мечты – всё казалось сном. Корабль резко рванул вверх, а потом вперёд, и, по касательной планеты, вышел из атмосферы. Линч крутанулся на кресле и остановился, смотря на Пи:

– Летим, командир. Поставил курс на автопилот. Можно отстёгиваться.

– Зачем ты вообще был нужен тогда? – поднял брови синекожий.

Линч подмигнул командиру и вышел из каюты. Ипкис остался у пульта управления и передал данные корабля в штаб Торреса.

– Отметим? – улыбнулся Джерард из своего угла.

Ипкис, не произнося ни слова, и напряжённо вглядываясь в даль, включил музыку, а Пи принёс лучшую провизию, девушки пересели к голографическому столу, над которым синей картиной загорелась карта с проложенным маршрутом. Путешествие началось.

После плотного обеда и танцев все разбрелись по кораблю. Капитан и второй пилот неспешно болтали у панели управления, Джерард отправился подремать в свою каюту, а Пи горделиво проводил экскурсию по кораблю для девушек. В общем то, они были здесь раньше и знали расположение комнат, но, улыбаясь, прохаживались с другом, чтобы доставить ему удовольствие насладиться фактом своей опытности и значимости.

Нана закончила свою экскурсию, оказавшись перед дверью своей каюты.

– Время позднее, ребята. Я, пожалуй, пойду.

Они кивнули ей головой.

– Я тоже уже хочу спать… – начала Ева и Пи, улыбнувшись, подал ей руку:

– Я провожу вас до каюты, госпожа учёная.

Девушка подала ему руку, и они проследовали за угол коридора, к белоснежной двери её каюты.

– Ты счастлива? – глаза персеянина буквально сияли.

– Конечно, Пи, – Ева обняла его, прижавшись щекой к груди, – спасибо тебе за всё. И прости, если чем-то обидела раньше.

На секунду воцарилось молчание. Пи улыбнулся.

– Можно я тебя поцелую?

Девушка медленно опустила руки.

– Зачем?

– Просто хочу, – персеянин наклонил к ней лицо, и, не дожидаясь ответа, обхватил её двумя руками, приблизил к себе и впился в её губы.

Она растерялась. Это был первый поцелуй в её жизни, первый раз, когда кто-то вторгся за границы дружеского общения. Было приятно и обидно одновременно. Она не давала согласия, так какого чёрта?..

Ева отпрянула.

– Пи, не надо.

Он тупо уставился в её лицо, помолчал, а потом отпустил и, резко развернувшись, зашагал по коридору. Девушка вздохнула и вошла в каюту. Она хотела подумать о том, что всё это значит и что с этим делать, но длинный удивительный день дал о себе знать: голова упала на подушку, а веки сомкнул сон.

Путешествие пошло своим ходом. Пи больше ни словом, ни делом не напоминал Еве о произошедшей неловкости, и девушка была ему за это очень признательна. Первые приятные дни сменились рутиной: за завтраком Линч каждый день рассказывал байки из прежних путешествий, Джерард глупо хихикал, поедая булочки, Ипкис же ел молча и сосредоточенно, то и дело кидая взгляд на приборы, Пи уже за завтраком раздавал указания на день, а Ева с Наной слушали всё это и ели свой паёк. Потом Линч с Ипкисом оставались в главном корпусе, иногда к ним присоединялся Джерард, чтобы поболтать. Пи ходил по кораблю, поглядывая в иллюминаторы, или копался в своём планшете. А Ева с Наной были предоставлены сами себе. За час до обеда мулатка выгоняла всех в небольшой уютный спортзал и следила за тем, чтобы все выполняли норматив. Чтобы было веселее Нана включала любимую музыку и пританцовывала. Беспрекословно её инструкции выполняли, кажется, только Пи и Ипкис. Механик постоянно ныл, что ему тяжело, а Линч пытался схитрить.

После обеда все разбредались отдыхать по каютам. Им полагалось спать, но на деле все эти взрослые люди решали для себя по-другому. Вот, Ева, например, рисовала на графическом планшете. Много, почти каждый день. Здесь и сейчас ей владело совершенно особое вдохновение, которое рождало замечательные портреты.

А вечером был сеанс связи с Персеей, планёрка и сдача анализов для тех, кого Нана подозревала в нездоровье.

Ну и дальше время текло медленно и тягуче.

И так день за днём, прошло три недели. Монотонность дней разбавила лишь поломка корабля несколько дней назад, когда наконец нашлась работа для Джерарда. Остановив корабль, почти вся команда, кроме пилотов, высыпала в открытый космос. Ева сосредоточенно рассматривала работу хоботоноса, а Пи закружил в танце Нану. Ева слышала по рации, что они смеялись. Это было славно, так как последние дни мулатка ходила понурой и, кажется, глубоко несчастной. Джерард работал ловко и сосредоточено, однако у него ушло три дня, чтобы заменить деталь. В это время на корабле царил полумрак и девушкам было немного жутко застрять в космосе.

Плохое настроение Наны Ева и Пи объясняли себе легко – новости с Персеи были ужасными. На второй день вынужденной стоянки сводки новостей передали, что суд над дерзким мужчиной состоялся. Главным обвинительным доказательством была память Эда – сделанные с неё скриншоты явно доказывали, что убийцей собственной матери был он. Конечно, сам момент убийства запечатлён не был – оно и понятно, ох уж эти хитрые мужчины! Но многочисленные скандальные ссоры с битьём посуды явно создавали мотив! Для него был вынесен редкий приговор – два месяца тюрьмы, а затем смертная казнь. Учёный мир активно накинулся на необыкновенное существо и почти каждый день заключения Эду приходилось сдавать анализы и пробы, проходить психологические экспертизы. Подбодрить подругу было нечем, а постоянные обсуждения произошедшего командой лишь усугубляли ситуацию. Хоботоносы и Пи считали, что Эд получил по заслугам, Ипкис всегда воздерживался от комментариев, а девушки краснели за свой род.

Но оказалось, что грусть Наны имела более веские причины. Шёл пятый день после починки. Мулатка пригласила Еву в свою каюту и долго по ней ходила от одной стены к другой, заламывая запястья, когда подруга не выдержала:

– Ну что?

– Ева, – голос дрожал, – послушай. Мы никогда не были близкими подругами, но мне сейчас очень нужна твоя помощь. Я в трудной ситуации.

– Хм. Возможно, я не была тебе близкой подругой, но у меня не было подруги, ближе тебя. Может, я подругофоб? – Ева хихикнула, но, увидев, серьёзный, взволнованный взгляд Наны, замолчала.

– В общем… мне нужно, чтобы ты сделала мне аборт. Я не могу это сделать сама, а ты тут единственная землянка.

Ева молча хлопала глазами. Не дождавшись её ответа, Нана продолжила:

– Я бы приняла таблетку, но срок уже вышел. Остается только так. Пожалуйста! – мулатка горячо схватила её за руки.

– Я даже не знаю, что тебе сказать.

– Ничего не говори. Я боюсь передумать. Боюсь, что ты одобришь мой поступок, и точно так же боюсь, что не одобришь. Ох, нет, поговори со мной.

Ева закусила нижнюю губу, слегка наморщив лоб:

– И ты уже точно решила?

– Нет, я просто не знаю, как быть. Это естественное зачатие. Отец – Эд. Мне так страшно хранить эту тайну одной, – на глазах мулатки заблестели слёзы.

Ева обняла подругу. Для них обеих это было больше, чем слова утешения. Нана благодарно положила свою кучерявую головку ей на плечо и уже через несколько минут подруга почувствовала жар её слёз сквозь блузку.

– Ну, ну, – она легонько похлопала мулатку по спине, – ничего. Ничего страшного. Может, ты ошиблась?

– Нет, это точно. Я так была увлечена подготовкой команды, что забывала делать свои анализы… да и вообще, не думала проверять хгч. Ну, это ведь нетипичная для Персеи ситуация. И вот, недавно… ох. Я не знаю, как мне быть. – Нана всхлипнула, – пока мы будем в экспедиции, плод разовьётся и попадёт под условия кодекса гуманности. А выживет ли он вообще после всех этих перегрузок? А чего я хочу на самом деле?.. Это же ребёнок… ребёнок убийцы. А вдруг это вообще мальчик? И как я объясню врачу эту ситуацию… чистокровный человек внутри моей утробы! А через процедуру оплодотворения то не проходила! Ох, Ева! – Нана разрыдалась сильнее прежнего, она уже не сдерживала рыданий.

Подруга прижимала её крепче к своей груди и растерянно гладила по голове и по спине, пытаясь утешить. Ей было так жалко мулатку, так беспомощно жалко, что в порыве чувств, она даже горячо поцеловала её макушку.

– Хочешь… чаю? – выдавила Ева из себя.

Она могла бы сейчас начать говорить о том, как она переживает за неё, давать советы, жалеть… но она предпочла всему этому предложение чая.

– Да, да, – Нана рухнула на кровать.

Ева ненадолго вышла из своей каюты и вернулась с двумя кружками горячего ароматного чая. Перед тем, как отдать его подруге, она открыла свой шкафчик, достала оттуда пакетик с сушеной травой, название которой Нане было неизвестно, и кинула пару листьев в чашки.

– Это мелисса. Мама говорит, она успокаивает, – Ева протянула чай, и Нана благодарно приняла кружку.

– Что мне делать?

– Я думаю, что ты и сама прекрасно знаешь, что делать.

– В каком это смысле? – пальцы мулатки беспокойно стучали по стенкам чашки.

– Ну, знаешь, мне кажется, что все решения всегда уже приняты. Всегда есть вариант, который нравится больше всего, который хочется больше остальных. И всегда есть всяческие но. Их нужно отбросить, обойти, преодолеть, если хочешь быть счастлива. Нужно принять своё желание и последовать за зовом сердца.

– Бред какой-то. Лучше взвесить все за и против, а ещё лучше – признаться Пи, – Нана вздрогнула, – интересно, может Джерард умеет делать аборты? Какой стыд…

– Ты действительно хочешь избавиться от плода? – Ева отхлебнула чаю.

– Не знаю… Мне страшно. Я… я бы хотела обсудить это с Эдом.

– Это невозможно, милая…

– Что бы он сказал? – Нана тоже отхлебнула чаю и закрыла глаза, вспоминая его лицо.

– Он сказал бы: ты кто? – усмехнулась Ева, – ты разве не помнишь, он стёр тебя из памяти.

Мулатка закусила нижнюю губу и слёзы снова скользнули вниз по щекам.

– Знаешь, если честно… Я не верю, что он мог убить. Он такой славный, такой добрый, нежный, ласковый. Да, он ненавидел мать, глупо, нелепо, непонимающе… Но убить – не мог. Я так скучаю! Он мне очень нужен сейчас.

– Сейчас тебе нужно принять своё желание по поводу ребёнка и не жить в подвешенном состоянии. Чего ты хочешь?

– Я хочу родить, но это невозможно, я не…

– Стоп, – её перебила Ева, – хочешь – делай.

– Но я не хочу стать такой же матерью, как мать Эда, не хочу себе такой судьбы.

– Это не связанные вещи, уж поверь, – улыбнулась подруга, – что тебя там волновало? Выживет ли? Постарайся беречь себя. Рано или поздно придётся признаться, только надо с умом подойти к этому делу. И Эду признаться во всём успеешь… мы должны успеть вернуться до того, как… – Ева выдохнула, и умолчала конец фразы, – Знаешь, я тоже не верю, что он убил. Но что мы можем доказать? Эд – это и политический объект теперь… Мысли самостоятельно, не привязывай себя к людям и обстоятельствам, они сменятся и исчезнут. А ты останешься с собой и своими решениями.

– Мне кажется, я хочу родить.

– Ну, значит, решено. А с остальными проблемами разберёмся по мере их появления. Обещаю быть твоей верной помощницей.

Нана улыбнулась.

Глава 12. Всё было не с ней

– Это невозможно, немыслимо! – сухонький старичок в смокинге, доживающий последние годы правления, главнокомандующий, тряс руками в воздухе, – Я скорее поверю, что у вас сломались приборы!

– Нет же! Нет, сэр! Распад урана происходит гораздо быстрее, химические вещества будто улетучиваются, воздух и вода почти пригодны стали для человека, вновь образуются ледники, появляются новые острова… – Джим взволнованно ходил по комнате, поправляя свои очки, – но что самое дикое… наши приборы зафиксировали движение на поверхности.

– Инопланетяне? – старик поднял бровь.

– Роботы, сэр.

– И что, нам можно подняться наверх?

– Нет, пока ещё нет, – Джим покачал головой, – но, если эта тенденция сохранится, то лет через пять можно будет попробовать.

– Долгий срок, – главнокомандующий вздохнул.

– Для того, что там происходит, это лишь миг. Это невозможно в природе. Вы понимаете, сэр, что нам кто-то помогает?

– Роботы?

– Инопланетяне, сэр.

– С чего вы взяли, что они пришли на помощь? Может им нужно от нас что-то другое… Две сотни лет назад они поставили человеческий род под угрозу вымирания. Это из-за них мы гниём здесь, под землёй! – старик сжал руки и его лицо покраснело.

– Сэр, но это ведь люди развязали войну…

– Что бы ты понимал, щенок, – с этими словами главнокомандующий закашлялся и, вытащив белый платочек из кармана, протёр лоб, – они во всём виноваты. Играются с нами, как с куклами. Захотят – спасут, не захотят – оставят умирать. Мы обязаны им отомстить. Впрочем, дело не только в мести.

Старик вытолкал молодого учёного за дверь и пригласил генералов. Джим, повесив голову, побрёл по подземной колонии, с унынием рассматривая жёлтые фонари, одинаковые двери личных комнат. В центре поселения стоял неказистый дом анабиоза, пара клубов, вдалеке виднелись плантации с высокими потолками, на которых теперь трудилось совсем немного человек. Вот и всё. И это – столица! Из подземных колоний осталось всего-то три города. И все эти три города жили впроголодь, пили не больше суточной нормы и ненавидели свою жизнь. Пять лет… протянут ли они пять лет? Если огласить новость – у людей появится надежда.

Говорят, когда то, в подземных колониях было уютнее. Больше света, больше людей. На каждом углу росли цветы. Дом анабиоза раньше был Храмом Науки, это было так давно, тогда ещё жили Хранительницы. Потом власть унаследовал (унаследовал ли?) сын Хранительницы, а затем – внук. Чахлый ребёнок, злой и истеричный мальчик, теперь стал противным стариком. Что самое странное – никто не был против. Какая разница, кто у власти, если всё равно умирать?..

Всё меньше рождалось детей, всё больше гибло. Но теперь была надежда. Скоро мы поднимемся наверх. И разум, что помог нам поправить положение дел на планете, наверняка поможет, подскажет.

Время, так быстро текущее на Земле, пока ещё не коснулось потихоньку приближающихся к планете персеян.

Дела на корабле были закончены, и теперь могла официально наступить ночь. В этот вечерний час все были предоставлены сами себе. Хоботоносые, известные своей ленивостью, как обычно, отправились по каютам спать. Ипкис остался подрёмывать в кресле у штурвала. Нана, робко подошла, и села в соседнее кресло – кресло капитана. Ра приоткрыл глаз и вопросительно поднял на неё бровь – чего надо? Мулатка махнула рукой – не обращай внимания. Ипкис закрыл глаз, а Нана достала свой плеер и, воткнув наушники, включила музыку.

В полутьме звуки разлились по её телу и приятно задергали ниточки её нервов, так, что Нана стала отбивать пальцами ритм по коленке. В лобовом окне мелькали звёзды. Яркие, они неслись навстречу и проносились мимо, вдохновляя и удивляя. А музыка лилась. Композиция за композицией.

Нана перевела взгляд на Ипкиса – он улыбался. Вытащила наушники:

– Ты чего?

– Моя любимая композиция…

– Слишком громко играет? Я мешаю?

– Нет, нет, всё хорошо, – отвечал ра, не открывая глаз, – И ты хорошая. Я вижу, что в твоей душе много смятения. Ты правильно поступила.

– О чём это ты? – в один момент сердце забилось бешено, а щёки загорелись.

– Моя нация, Нана, живёт в подземном городе, чтобы не читать ваших мыслей, чтобы не быть угрозой приватности…Наша способность – это, конечно, тайна. В смысле, мы не все и не со всеми можем такое проделывать. Кроме того, я знаю, что это нечестно – подслушивать такое, но я не удержался пару раз, ты была так печальна. Думал, вдруг я могу помочь. Твоя тревога так пульсировала, что я не мог не обратить внимания.

– Ты ведь не скажешь никому?

– Нет, что ты.

Воцарилось молчание. Немного подумав, Нана протянула один наушник Ипкису и тот благодарно его принял. Они продолжили слушать музыку и смотреть на холодный свет звёзд.

Тем временем, Ева посвящала свой вечер любимому хобби. Втайне и в одиночестве выпитая бутылка малинового вина её подбадривала и вдохновляла, а стилус – перо, летал по планшету, как заколдованный, оставляя точные линии.

Зажглась лампочка над дверью, оповещающая о госте. Ева вздохнула и, положив стилус рядом с планшетом, нажала кнопку открытия люка. Она развернулась на кресле к выходу и улыбнулась – пришёл Пи.

– Не спится? – Ева встала ему навстречу, – Ты тоже волнуешься?

– Ага, – вздохнул персеянин, – я, конечно, бывал уже на других планетах, и на таких диких, как Земля – тоже бывал, но впервые на мне лежит столь большая ответственность.

– Почётная ответственность, Пи. Я всегда знала, что ты будешь талантливым учёным, – девушка похлопала его по плечу, – хочешь вина?

– Ты что, протащила на борт это земное пойло?

– Не называй его так, оно замечательное, – заговорщически подмигнув, Ева извлекла из своей сумки бутылку, – подруга моей мамы делает восхитительное малиновое вино. Это поможет тебе расслабиться.

– Ну, наливай, – Пи вздохнул и, присев за столик, выставил с полки два стаканчика.

Ева, ухмыльнувшись, наполнила ёмкости и села рядом.

– За скорое прибытие, – девушка легонько чокнулась своим стаканчиком со стаканчиком друга.

Персеянин пригубил вино и зажмурился:

– Сладкое, – он сделал ещё глоток и задумчиво добавил, – действительно, недурно.

– Жаль, у меня нет никаких закусок. Но ничего, пей. Ты впервые такое пробуешь?

Пи отвёл глаза в сторону:

– Нет, я пробовал вино и раньше… Но оно было совсем не такое.

– Да, Юля искусный винодел, – Ева откинулась на стульчике и сделала несколько глотков, – Я думаю, ей стоит уже получить патент на свои рецепты и открыть большое производство. И продавать его в рестораны. И на разлив.

– Она боится, что его запретят…

Воцарилось молчание. Пи с удивлением для себя обнаружил, что не чувствует неловкости. Это была совсем не такая тишина, какую хотелось бы прервать хоть какой-нибудь репликой, только бы прервать, а уютное, прекрасное молчание, когда обоим хорошо и ничего не нужно. Он вспомнил старые времена, когда они, бывало, после университета, садились прямо на траву в парке, в тени деревьев, и уплетали что-нибудь вкусное, перечитывали свои лекции, а иногда он откидывался к дереву, а Ева ложилась ему на колени и смотрела в небо, проглядывающее из кружевной листвы высоких крон. А он смотрел на неё, на её рыжие прекрасные кудри, в которых путалось солнце, на глубокие кратеры зелёных глаз, на нежную кожу, усыпанную веснушками. Иногда она ловила его взгляд и он беззащитно ей улыбался и говорил что-нибудь неважное. А иногда он, набравшись смелости, аккуратно гладил её, проводя фалангами пальцев по щекам и потом, перевернув руку, подушечками своих синих пальцев по волосам. В некоторые дни он позволял себе запустить пальцы в волосы и Ева сладко жмурилась. И для персеян, и для землян этот жест ничего особенного не значил, но для Пи в нём было столько близости и тепла. Он никогда не просил ничего большего и никогда ничего большего не делал, боясь осквернить этого рыжего ангела. Столько воды утекло с тех пор, и вот теперь они снова так близки, что им и молчать уютно.

– Ещё? – спросила девушка, указав глазами на пустой стакан персеянина.

– Угу, – кивнул Пи и Ева наполнила оба их стакана вновь.

Тут его взгляд упал на планшет, стоявший на рабочем столе. Был открыт белый лист, на котором красовался, нарисованный чёрным цветом, портрет человеческого мужчины.

– Это ты нарисовала? – Пи, захватив стакан со стола, подошёл к планшету.

– Да.

– Талантливо, – вздохнул персеянин, – это дефективная земная особь?

– Нет, – голос Евы вдруг стал холодным, – это мужчина.

– Разве пример Эда не доказывает, что…

– Нет, не доказывает, – оборвала она.

Девушка подошла к рисунку и залюбовалась – это был отличный эскиз человека, с густыми тёмными бровями, суровым взглядом, подбородком с ямочкой и лёгкой щетиной на прекрасных, будто высеченных из камня, скулах – именно такой экземпляр хотела встретить Ева на Земле. Впрочем, если такой не попадётся, там были ещё варианты. Девушка листнула работу и показала Пи портрет улыбчивого кучерявого парня с небольшой бородкой и ещё одного – с азиатским разрезом глаз и хитрой улыбкой.

– Ты рисуешь… только мужчин? – вздохнул персеянин, допил остатки вина и, вернувшись к столу, наполнил стакан вновь.

– Нет, иногда пейзажи, – голос Евы снова смягчился.

– А персеян почему не рисуешь?

Девушка пожала плечами и задумалась.

– Не вдохновляют.

– Хоть ты всю жизнь и прожила среди нас, ты совсем нас не знаешь, – Пи подошёл к ней сзади и нежно обнял её тремя руками.

– Жизнь среди персеян не делает из человека персеянина. Я – женщина, мне нужен мужчина. Я знаю, что вся эта экспедиция затеяна ради ресурсов, но не оставляю надежд встретить человеческого мужчину, привезти его на Персею и доказать, что весь наш вид достоин выживания.

– Глупая моя девочка, – вздохнул Пи, – разве не очевидно, что все они там переумирали?

Он отхлебнул ещё вина и, поставив стакан на столик, своей четвёртой рукой провёл по волосам Евы.

– Не очевидно. И я надеюсь, что ты пролоббируешь мои интересы, если что, – девушка в ответ гладила его руки своими, – по старой дружбе.

Они выпили ещё по паре стаканов, болтая о прошлом и о предстоящей высадке. В какой-то момент оба почувствовали, что пьяны. У Пи сильно кружилась голова и нежный запах волос подруги сводил с ума. Персеянин совсем не планировал, но – в какой-то момент совсем потерял над собой контроль, и, вложив в это как можно больше нежности, обнял Еву всеми четырьмя руками и дотронулся своими холодными губами до её горячей шеи.

Она вздрогнула и, резко отодвинулась.

– Пи, ты чего?

– Чего? – виновато моргал персеянин.

– Ты пьян?

– Разве что самую малость…

– Нет, похоже, совсем не малость. Тебе лучше идти к себе и лечь спать, – Ева нажала комбинацию клавиш и выход из комнаты открылся.

– Но я хочу остаться… – Пи выглядел возмущённым.

– Дорогой, – Ева постаралась сделать свой голос как можно мягче, – ты пьян. И я пьяна. И я хочу спать. Сладких снов.

Персеянин, было, подошёл к выходу, но, остановившись на секунду, развернулся.

– Ты тупая сука! – завопил Пи, – Я полетел на эту грёбаную Землю только ради тебя, ради твоих вшивых грёз. Ты бы шагу с Персеи не смогла сделать без меня.

– Я… я благодарна тебе, Пи, – испуганно пробормотала Ева, – Ты замечательный друг…

– О нет! Ты не умеешь быть благодарной. За всё, за всё, что я сделал ради тебя ты меня награждаешь дружеским объятием? Я помогаю тебе с экскурсией на Землю, а ты хочешь притащить оттуда мужчин, этих грязных животных, да? Так ты меня благодаришь? – Пи быстро шагал по кабине из угла в угол, потирая виски двумя руками, – Ты считаешь, я ради науки стараюсь, ради выживания вашего вида? Разве ты не видишь, что я люблю тебя?

Ева вскинула руки и прижала ко рту. Пи быстро приблизился к ней и, грубо схватив за запястья, опустил.

– Ева, я же люблю тебя, – прошептал он, заглядывая в изумруд её глаз, но, не найдя там ни следа ответного чувства, впился своими, синими и холодными губами в нежные розовые губы земной девушки.

Она попыталась его оттолкнуть, но одна из рук обхватила её за талию и прижала к себе, дав почувствовать наливающийся кровью бугорок в экипировочных штанах инопланетянина. Насладившись розовым бутоном её губ, Пи свободной рукой поднял её майку и, стал ласкать грудь, с вставшими от холода сосками, что он ошибочно принял за возбуждение. Персеянин стал жадно покрывать поцелуями горячую кожу Евы, вдыхая сладкий запах её тела и распаляясь всё больше. Девушка стояла в оцепенении и, не в силах вырвать рук, только шептала: «Пожалуйста, не надо. Пи, хватит. Прошу тебя». Пи поднял на неё потемневшие от возбуждения глаза:

– Расслабься, тебе понравится.

– Нет, – всхлипнула Ева.

– Я лучше земных мужчин, – отчеканил персеянин и резко развернул девушку лицом к стене.

Чтобы не упасть, Еве пришлось упереться руками в стену. Ещё секунда и она почувствовала горячее дыхание инопланетянина на своей шее, пару рук, ласкающую груди и ещё одну, скользящую по животу и ниже. Она дрожала. Его холодная ладонь скользнула за пояс, в её штаны, и пальцы стали аккуратно отодвигать резинку трусиков, чтобы пробраться дальше. Девушка оторвала руки от стены и попыталась убрать его руки от своего тела, всё также умоляя его прекратить, но Пи только крепче прижал вырывающуюся девушку к стенке, удерживая её свободными руками и, наконец, дотронулся до её клитора.

Ева завопила, и стала активно бороться с синекожим, тогда тот зажал ей рот рукой и, стиснув другую руку до боли, прошептал ей на ухо:

– Если ты будешь так себя вести, тебе не понравится.

Девушка укусила его ладонь, и тогда, рассвирепевший Пи метнулся к кровати и, содрав наволочку с подушки, вернулся, чтобы ударить пытающуюся открыть дверь девушку по рукам и затолкать ей наволочку в рот. Пытаясь выплюнуть её, Ева прикусила щёку. Рот наполнился вкусом крови. Было больно, девушка глухо стонала сквозь ткань, мир вокруг плыл и казалось, что всё это происходит не с ней, что она – лишь наблюдатель этой глупой и жестокой сцены.

Эти руки, грубые жёсткие, срывающие одежду, холодные поцелуи – это всё было не с ней. Эта слабая, пьяная девушка, содрогающаяся от его бёдер – не она, а этот самоуверенный жестокий эгоист не может быть её другом.

Глава 13. Постжесткое

Ева лежала на кровати, тупо пялясь в стену. Она не вышла на завтрак, не вышла на обед. К ней уже ломились и Нана, и Пи, и, кажется, Джерард, в попытке узнать, не больна ли она, но девушка немногословно всех отослала.

Мулатка негодовала:

– Разве вы не понимаете, что у неё что-то случилось? Линч, ты обязан мне выдать ключ от её комнаты, я должна её проведать, как… хотя бы, как врач.

– Нана, успокойся, – Пи её ободряюще приобнял, – естественно, что твоя подруга переживает из-за скорой высадки. А может, она действительно неважно себя чувствует. Не трогай ты её, она взрослая особь.

– Линч, отдай ключ! – Нана повысила тон, вперив взгляд в хоботоносого,

– Линч, оставь ключ, это приказ, – Пи тоже строго посмотрел на капитана, – Персеяне славятся своей разумностью и тактичностью. Если землянка хочет побыть одна – у неё есть на то право.

Мулатка старалась сохранять спокойствие, но вздувшиеся ноздри, выдыхающие горячий гневный воздух, её выдавали. Нана развернулась и вышла. Она прошла в дальнюю часть корабля и остановилась в тёмной подсобке, обняв себя за плечи и наблюдая за космосом в окошко небольшого иллюминатора. Так прошло несколько минут.

Вдруг она поняла, что не одна в помещении. Нана обернулась и увидела Ипкиса. Он сощурился в улыбке и протянул ей карту-ключ. Девушка нерешительно взяла её.

– Если хочешь что-то делать – слушай только сердце. При условии, что оно у тебя доброе. А у тебя оно такое…

Нана кивнула ему и поспешила в комнату к Еве. Покорно пикнув ключу, дверь открылась, и мулатка увидела свою подругу сидящей у стены. Девушка покачивалась из стороны в сторону, обхватив колени и что-то напевала под нос, не обращая внимания на Нану.

Поначалу растерявшись, мулатка взяла себя в руки, закрыла дверь и села рядом.

– Что случилось? Ты больна?

– Нет, – пробормотала Ева в сторону.

– Хорошо, а то скоро прибытие, вроде я отслеживала твои жизненные показатели весь путь, и они были в норме, – Нана заломила руки, – Ох, а я вот совсем не в порядке! Всё думаю и думаю, накручиваю себя. Ребёнок этот… он, знаешь, вроде смысла в мою жизнь приносит, но я совсем не готова к тому, чтобы отложить карьеру. Об Эде нет вестей! Скучаю по нему ужасно!

Мулатка замолчала, помотала головой, и, запустив свои пальцы в волосы, продолжила:

– Я не верю, что он мог кого-то убить. Не верю. Я думаю, что его подставили… по политическим соображениям. Кто-то, кто не хочет разрешить земным мужчинам жить на Персее. Потому что Эд… Ну, он же лапочка. Ты помнишь, как он смешно выглядел в фартучке?

Ева повернула голову к подруге, улыбнулась и уткнулась в её плечо носом.

– Мы все больны. Мы все – звери, обладающие разумом, и персеяне, и хоботоносы, и люди.

– Ну нет, ну нет! Не говори так! Мы – разумная, высшая раса, глобализированная, объединённая, все мы – персеяне, – Нана умолкла, почувствовав, что рукав её рубашки стал горячим и мокрым, – Ну что ты, что ты! Что такое могло произойти?

Подруга подняла своё заплаканное лицо и хотела было начать повесть о причине своих слёз, но потом отвела взгляд и промолчала.

– Я просто… Я не знаю, что на меня нашло.

Нана нахмурилась:

– Нет уж, так не пойдёт. Ты безвылазно сидишь в своей комнатушке, не выходишь, плачешь тут – и не знаешь, что нашло?

– Да, – Ева вымученно улыбнулась.

– Ну, пошли тогда к команде? Скоро прибытие на планету… на Землю. Надо бы обговорить всё ещё раз, распланировать, проверить жизненные показатели, подготовиться, отметить, наконец.

– Нет, я не хочу. Когда быть готовой вылезти из этой железной скорлупы?

– Высадка планируется через 32 часа, но мне ещё нужно проверить тебя, Пи хотел инструктаж провести. На планёрке обязаны быть все… приказ капитана, – мулатка пожала плечами.

– Раз приказ… Выйду к планёрке. А теперь иди. Всё хорошо, правда. Я приду.

– Что-нибудь принести тебе?

– Нет, спасибо. Иди.

Нана кивнула и вышла.

На планёрку Ева действительно явилась. Её плотно сжатые губы, холодно скользящий по команде взгляд – всё каменное лицо ярко демонстрировало жалкую попытку показать, что она серьёзна и спокойна, как и раньше. Пи вёл себя, как обычно – улыбался и шутил, иногда слишком резко, но, в общем-то, довольно дружелюбно. Как этого требовали правила он провёл собрание, ещё раз рассказав о технике безопасности на Земле, напомнив, кто и за какие образцы отвечает, в какие сроки необходимо вернуться на корабль. Под конец он обратился к Еве:

– Дорогая, твоё поведение вызывает вопросы.

– Пи, я уверена, что все ответы тебе известны, – парировала девушка, не кинув на него ни одного взгляда

– Если у тебя есть какие-то упаднические настроения, я буду вынужден подозревать депрессию и отстранить тебя от миссии. Другими словами, будешь сидеть в своей каюте дальше.

Между бровями девушки тот же час пролегла глубокая складка. Воцарилось молчание, в течении которого команда успела переброситься недоумёнными взглядами, самым хмурым из которых был взгляд Ипкиса.

– У меня всё хорошо.

– Ты уверена? Вон, и Линч переживает, – подмигнул он капитану.

– Иди к чёрту! – крикнул хоботонос.

– Абсолютно. Планёрка закончена? Можно идти?

Пи кивнул и Ева встала из-за стола и удалилась. Остальная команда лениво разбрелась по своим каютам, чтобы завтра ступить на закрытую столь долгое время планету.

Время сна растянулось в мучительную вечность. Выспались лишь мудрый бывалый Ипкис и беззаботный Джерард. Большую тревогу испытывала Нана, но даже не за себя и не за итог экспедиции, а за свой плод. Вдруг жизнь и комфорт показались девушке чрезвычайно важными. А информации об Эде всё не было. Уснуть она не смогла, лишь короткие волны дрёмы накатывали на неё, а затем она просыпалась, преисполненная тревоги. Ева пыталась понять, что она чувствует и как ей теперь общаться с Пи. Итогом ночных размышлений стало решение, что всё произошедшее просто пьяная выходка, которой не стоит предавать значения, об этом стоит забыть, как о гадком сне, ведь, в конце концов, синекожий так много для неё сделал, а одно недопонимание… в общем-то, пустяк? Решение было принято: «надо поговорить с Пи, дать ему понять, что всё хорошо». Когда она нажала на звонок в его каюту – синекожий уже дремал.

Однако, услышав тихую мелодию звонка, открыл глаза, накинул халат, и, оценив свой вид в зеркале, открыл входной люк. Ева посмотрела на него и невольно вздрогнула – по бёдрам пробежала неприятная дрожь. Чтобы приободрить себя, девушка сложила руки перед собой.

– Чего? – устало кивнул Пи.

– Я хотела сказать, что всё хорошо, – девушка опустила взгляд.

– Ну… ладно, – персеянин сел на кресло, довольно рассматривая девушку с ног и до головы, – тебе ведь понравилось? Я уверен, что да, твоё тело… великолепно. Давай как-нибудь повторим?

– Пи! – выдохнула Ева, – Пи, нет! Я хотела сказать, что… давай это, случившееся, просто забудем? Мы напились, вот и…

Персеянин подошёл к ней и положил все четыре руки на её хрупкие плечи.

– Если быть честным, не так уж я был пьян. И я давно, очень давно об этом мечтал…

– Не говори так!

– Нет, правда. Это был один из лучших дней в моей жизни, я рад, что это случилось между нами. Мне понравилось.

– Но я была против! – Ева высвободилась и сделала шаг назад.

– Твоё тело было очень даже «за», – Пи лучезарно улыбнулся, – ну не делай трагедии. Напились, переспали. Ерунда. Главное, что мы достаточно адекватные, взрослые существа, чтобы правильно это оценить. И сделать правильные выводы.

– Я бы предпочла забыть это, и ни словом, ни делом не упоминать.

Персеянин удивлённо вскинул брови. Потом прошёл на свою кровать и буркнул, не смотря на девушку:

– Забыть? Ты издеваешься надо мной? Вся наша долголетняя дружба, твои объятия, эти, полные страсти, взгляды, улыбки – это ведь всё вело нас к этому моменту. У тебя была такая обстановка, вино, ты распила его со мной… Зачем ты тешила меня ложными надеждами?

– Но я не давала надежд, – растерянно пробормотала Ева.

– Нет! – Пи вскинул руки, – Нет, давала! Давала, и поэтому я думал, что у нас может что-то получиться.

– Прости пожалуйста…

– Хорошо. Иди спать, скоро высадка.

Ева удалилась. Повторяя, как мантру, слова «ничего и не было», ей всё-таки удалось заснуть на некоторое время. Смазанные сновидения, мерцающие звёзды за стеклом иллюминатора – было совсем неуютно. Её разбудил будильник, и, собравшись за несколько минут, она поспешила в новый день.

Спешно позавтракав, команда села по своим местам в водительском корпусе, пристегнулась. Линч воровато подмигнул Пи и, набрав скорость, прошёл сквозь атмосферу Земли. Трясло. Землянки знали, что так будет, но, не выдержав страха, зажмурились. Джерард, видя это, кричал что-то подбадривающее, однако они не расслышали. Корабль бесшумно сел, и тряска утихла. Землянки, не сговариваясь, отстегнулись и подбежали к иллюминатору. К ним лениво подошёл Пи.

Первое, что они увидели, были тучи. Тяжёлые, чёрные тучи ночного хмурого дождя, лениво уплывающие с блеклой, умирающе-голубой линии горизонта. Новый мир их не ждал.

Ева с усилием оторвала свой взгляд от таких обыкновенных, и, в то же время, необыкновенных туч и перевела его ниже. Они приземлились на отмели, всколыхнув волны – вода билась о шасси их корабля, но не доставала до днища. Через несколько сот метров зеленел остров.

Команда выслушала видеопоздравления от господина Торреса и подробные инструкции от хмурого Пи, и все, кроме хоботоносых, что должны были оставаться на корабле, прошли одевать свои скафандры. Джерард принимал в рабочем отсеке дронов, проверяя их на предмет повреждений и сверяя данные, а Линч остался, чтобы корректировать работу команды удалённо. Вообще-то, Нана тоже должна была ждать их на корабле, но Пи, вняв её горячим просьбам, разрешил ей идти.

Скафандры показались Еве достаточно удобными. Облегая тело, они почти не стесняли движений, разве что кислородные баллоны казались тяжеловатыми, а шлемы – немного громоздкими.

Первым из корабля вышел Ипкис. Вода едва достигала его поясного ремня. Затем в воду спрыгнул Пи, глупо хихикнув и улыбаясь. Он подал свои руки Нане, а затем помог спуститься и Еве.

– Ну что, большинство исследований было проведено дронами, но ведь мы все понимаем, что настоящий интеллект гораздо эффективнее искусственного. А потому, раз уж ты с нами увязалась, Нана, помоги-ка здесь, возьми пробы воды, песка, камней, органики. Если найдёшь живых существ – в пробирку их и в корабль. Ипкис, от тебя я жду проб каждой чёртовой пылинки, что ты найдёшь на этом острове. Да, это много, поэтому забирай в помощники Еву. Подробной карты местности ещё нет, но ваши навигаторы очень вам помогут.

Ипкис и Ева переглянулись, и ра, подав руку девушке, повёл её на остров, тяжело передвигая ноги по воде. Местная гравитация тяжким грузом давила на плечи, двигаться было тяжело, но желание воочию увидеть остров Земли тянуло девушку вперёд.

– Ну что, ты довольна? – первым заговорил Ипкис.

– Конечно, – улыбнулась запыхавшаяся Ева, – правда, я не ожидала, что здесь будет так… тяжело. Цифры… их, знаешь ли, не чувствуешь телом.

– Пустяки, ты привыкнешь.

Девушка посмотрела на ра и, оступившись, начала оседать в воду. Ипкис, крепко державший её за руку, мгновенно вытянул Еву назад.

– Ну да, сначала придётся туго, – продолжил он, задумчиво.

Они молча добрели до берега и девушка, наконец, получила возможность разглядеть остров. Ева кинула взгляд на навигационные приборы:

– Ипкис, почему мы в защитных костюмах? Здесь же всё… всё в норме, как на Персее. Воздух, вода…

– Приказ, – вздохнул ра, – Тебя что-то тревожит?

– Нет…

Ева провела латексом перчатки по выросшей до колен траве. Затем она обернулась к напарнику, приложила указательный палец к губам, улыбчиво упрашивая промолчать, и сняла перчатку. Провела по траве снова – было щекотно. В общем-то, точно такая же осока росла и на Персее, но эта казалась ей чем-то гораздо более настоящим. Девушка выключила микрофон и кивнула Ипкису:

– К чёрту, – с этими словами она щёлкнула кнопками, отцепила шлем и глубоко вдохнула.

Закашлялась. На секунду показалось, будто воздух обжёг лёгкие, навернулись слёзы, и в один миг всё прошло.

В нос ударил запах травы, краски вокруг будто стали ярче. Остров, напоминающий по внешним характеристикам природу Персеи, тем не менее, казался роднее.

– Снимай тоже.

– Нет, я, пожалуй, воздержусь, – нахмурился Ипкис, – командиру, конечно, не расскажу, но всё-таки. Давай работать.

И он поставил на землю свой чемоданчик с пробирками, и склонился над ним.

Глава 14. Сбывшаяся мечта

– Стой, что ты делаешь? – Нана схватила Еву за руку, но та вырвала её и отсоединила шлем от скафандра.

– Кислород в пределах нормы. Это наша земля, – и она, глубоко вздохнув, подставила лицо дождю.

Нана выглядела удивлённой. Подруга улыбнулась ей.

– Ты же видела результаты проб, отчёты дронов. Здесь можно дышать, снимай, – девушка швырнула шлем в траву, – Даже больше того. Мы сейчас в средней полосе Земли. Где то в этих краях росла моя мама. Здесь шёл снег! Здесь бегали кони! Здесь!

Нана колебалась:

– И для ребёнка… тоже это безопасно?

– Да. Не переживай, я так уже делала на предыдущих островах, когда работала с Ипкисом. Он, конечно, не рискнул снимать шлем, но он и не человек. А ты – настоящая земная женщина, снимай, – Ева приблизилась к ней вплотную, и нажала на кнопку, отстёгивающую шлем, затем аккуратно сняла его с мулатки и швырнула в траву, к своему.

Нана испуганно схватилась руками за шею и зашлась в кашле. После приступа, она подняла глаза, полные слёз, и Ева ей улыбнулась:

– Всё. Просто лёгким надо было привыкнуть. Всё-таки воздух немного отличается от персеянского.

После этого она убрала шпильки из аккуратного пучка подруги, и, раскрутив его, бросила волосы на плечи.

– Дай ветру поиграть с ними, дай своей коже почувствовать капли дождя. Разве это не чудесно? Почувствуй дождь на своих щеках! Пусть запахи проникнут в твои лёгкие. Так может быть только дома!

Нана блаженно улыбнулась:

– Это всё, конечно, очень романтично, и хотелось бы думать, что это и есть наш дом, но это не так. Мы выросли и стали теми, кто мы есть, благодаря Персее. Там наши матери, друзья, вся наша жизнь. Моя родина – там.

– Там… где тебя не воспринимают всерьёз, из-за того, что ты человек? Там, где тебе нужно каждую минуту доказывать свою состоятельность? Там, где нельзя выносить новую жизнь без разрешения? Нет, тебе хотелось бы думать, что твой дом – это Персея. Но на самом деле, он тут. И он в нас нуждается. Земля нас ждала!

– Ох, Ева… Мне очень хочется вернуться домой, мне так плохо.

Нана отвернулась, устремив взгляд в лес и почувствовала, как подруга обняла её сзади.

– Я понимаю, ты вся в расстроенных чувствах. Впрочем, мне тоже не нравится путешествовать. Хочется просто осесть, обрести дом, семью, – вздохнула Ева в спину мулатки.

– Слушай, – Нана повернулась и положила подруге на плечи руки, – давай… давай, когда вернёмся на Персею, будем жить вместе?

Ева молчала, удивлённо смотря в тёмные, маняще карие глаза подруги.

– Нет, ну а что? Ты обещала мне помогать с малышом, – продолжила Нана, – я не смогу быть с Эдом. Мне кажется, он вполне мог убить. Я не хочу делить кров с кем-то настолько жестоким. Теперь я отчетливо понимаю, что он – моя ошибка. Мне многое вскружило голову. Первый мужчина на планете, опасность, чья-то забота, – по щекам беззастенчиво проползли две слезы.

– Милая, – выдохнула Ева и прижала к себе мулатку, – я понимаю, что тебе страшно и понимаю, что сейчас особенно одиноко, но… – Ева, – вдруг перебила её Нана, торопливо вытирая щёки руками, – что это там?

Девушка обернулась:

– Где?

– Там тень, среди стволов мелькает, – Нана указала пальцем на лес.

– Думаешь, животное? – Ева сделала несколько шагов в указанном подругой направлении и подняла руку, чтобы прикрыть глаза от солнца.

– Нет, животное засекли бы дроны. Надо уходить, – голос мулатки задрожал и она стала торопливо укладывать пробирки в чемоданчик.

– Что? Нет! Мы прилетели сюда, чтобы исследовать планету. Третью неделю мотаемся по островам, и вот теперь, когда встречается что-то интересное, ты предлагаешь бежать?

Нана продолжала складывать чемодан.

– Где шлем, чёрт возьми? Надо доложить Пи и Линчу, – она кинулась в траву, раздвигая метровые заросли руками.

Ева же напряжённо вглядывалась вдаль. Тень приближалась. Ближе, и ближе, и вот, девушка смогла рассмотреть мужчину с направленным на неё оружием. Она не могла его идентифицировать, но в том, что эта штука опасна – не сомневалась. В землянских фильмах после такого было принято поднять вверх руки, что Ева и сделала. Нана, нашедшая наконец шлем в траве, зажимая кнопку связи с кораблём, говорила, казалось, спокойным голосом: «Линч, приём. Ответьте. Внештатная ситуация. Линч, приём…» Чуть повернув голову, Ева сказала мулатке как можно более спокойным голосом:

– Милая… сейчас спокойно встань, повернись и подними руки вверх.

Нана приподнялась над травой уже со шлемом в руке. Её щёки горели румянцем. Увидев мужчину, она разжала руки и шлем с шелестом упал в траву.

Мужчина приблизился, и, рассмотрев их, засмеялся.

– Это же тёлки, – хохотал он на одном из древних землянских наречий, – Кто пустил наверх тёлок?

Он был в камуфляжной одежде, небрежно выбрит, коротко стрижен и совсем не вызывал симпатий.

– Он что, называет нас молодыми коровами? – нахмурила брови Нана.

– Думаю, это сленг, – прошептала ей в сторону Ева и обратилась к мужчине, жестикулируя руками, – я женщина Ева, – показала она на себя ладонью, а потом перевела руку на подругу – это женщина Нана. Мы такие же люди…

– Ева, Нана, там разберёмся. Пошли, – мотнул он автоматом в сторону леса.

– Кто вы?

– Девушки, – протянул мужчина, – кто я – сейчас совсем неважно. А вот как вы оказались здесь без ведомственного разрешения – вот это вопрос. Феминистки что ли? Ну, разберёмся. Мы всю дурь из вас выбьем, вы уж за это не волнуйтесь.

– Извините, – начала Нана, – вы не поняли. Нам нужно идти.

– Это вы не поняли, – мужчина направил на неё дуло, – на север шагом марш.

Мулатка испуганно посмотрела на подругу, и та ей прошептала в ответ:

– Лучше сделать, как он говорит. Это, наверное, какой-то солдат.

– Приключения, мать вашу, – вздохнула Нана и пошла в указанном ей направлении.

Ева побрела следом, и мужчина, окинув взглядом место, направился за ними.

Они недолго шли по извилистым лесным тропинкам, и прогулка могла бы даже сойти за удивительную, если бы не дуло, периодически тыкавшееся в поясницу Евы. Каждый раз она недовольно оглядывалась, но заговорить не решалась. Так они дошли до каменной пещеры. Девушки остановились, поёжившись от холода, которым веяло от входа, но грубый автомат, толкнувший их в спины, заставил пройти вперёд. Внутри было скользко и гулко – звук их шагов казался непомерно громким. Через несколько метров светились двери люка. Солдат обошёл их и стал вводить комбинацию пароля. В этот момент Нана коснулась руки Евы и когда та посмотрела на неё – кивнула головой в направлении выхода из пещеры. Люк шумно распахнулся и Ева изо всех сил толкнула в спину их молчаливого проводника. Он нелепо плюхнулся на живот, а девушки побежали к выходу.

Несколько десятков шагов – и пещера была за спиной, а в глаза ударил свет. Ева прикрыла глаза рукой:

– Нужно разделиться. Встретимся на корабле.

Нана кивнула и скрылась в кустах малины – она бежала, чуть пригнувшись, и уже через пару метров стала незаметной. Ева обернулась – мужчина, прикрывая рукой глаза от света, приближался к выходу из пещеры. Сердце бешено колотилось, решение пришло само: девушка взяла в руки приличных размеров камень и встала с ним у входа так, чтобы её было незаметно. Когда солдат вышел – Ева резко опустила камень ему на голову, и, развернувшись, бросилась бежать.

Не оборачиваясь, ломилась она сквозь кусты, и ей всё казалось, что она слышит его тяжёлые шаги за спиной. Наконец, лес кончился, и она выбежала в поле. В грудной клетке кололо, горячие щиколотки предательски заплетались. Ева обернулась – погони не было. Тяжело дыша, она села в траву, подперев руками голову. Нужно было успокоиться. Она представила себе бесконечные звёздные россыпи, представила мамино лицо.

Определённо, нужно себя беречь. Ей нужно вернуться к маме. Ева откинулась в траву и закрыла глаза. Так она лежала несколько секунд. Вдруг совсем рядом хрустнула ветка. Ева резко открыла глаза и села. На неё смотрело дуло автомата.

– Где вторая? – прохрипел солдат.

По его виску стекала алая струйка крови, а глаза были наполнены ненавистью.

– Я… я не знаю, – пролепетала Ева, вставая с травы и поднимая руки.

– Пристрелить бы тебя, суку. Но это не по уставу, видишь ли, – мужчина нахмурился, – Не вынуждай меня резать твои сухожилия.

И Еве пришлось повторить этот путь: только теперь всё её тело болело, нежная кожа была исцарапана, и девушка была одна.

За люком был длинный, тёмный коридор, подсвеченный редкими жёлтыми лампами. Заканчивался он металлическим лифтом, который так же активировался с помощью кода. Лифт мотнул их влево – и несколько минут вёз по горизонтальной оси, а потом резко ушёл вниз. Кажется, они ехали минут двадцать.

– Извините, я не хотела вас обидеть. Мне просто нужно идти, – начала робко Ева, рассматривая рану мужчины.

Кровь уже капала с подбородка, но тот лишь смотрел перед собой и не думал вытирать её.

– Не положено, – пробурчал он, – с тобой разберутся, вот увидишь.

– Куда мы едем?

– А то ты не знаешь.

Ева отвернулась. Через какое то время лифт открылся и перед взглядом предстала подземная колония. Обитая металлом, подсвеченная мутновато-рыжими фонарями, с редкими проблесками зелени. Этажи колонии уходили вверх и вниз. Дуло ткнулось в спину, и девушка, не успев рассмотреть город, сделала шаг вперёд.

– Направо, – скомандовал мужчина.

Ева оказалась на узкой улочке. Она шла вперёд и вглядывалась в лица – серые и худые. Женщины со страхом косились на неё и перешёптывались друг с другом. Мужчины, коих было значительно больше, неодобрительно кивали.

Они повернули снова и Ева чуть не столкнулась с мужчиной – высоким, худым, черноволосым и таким же бледным, как и все здесь.

– Смотри, куда прёшь, – громогласно сказал ему сопровождающий девушку солдат.

Однако этот, черноволосый, лишь смерил его взглядом, полным презрения. Потом он перевёл взгляд на Еву – и сощурился, будто что-то вспоминая. Солдат сделал шаг вперёд, толкнув девушку в спину, но встреченный ими мужчина, вдруг, изменившись в лице, встал напротив неё. Он не отрывал от неё удивлённого взгляда.

Встреченный был тем – именно тем мужчиной с картинок из фантазий, крепко слажен, с лёгкой небритостью, взъерошенными волосами, тёмными глазами, ограненными стеклом очков. Он был именно тем, и всё-таки чужим и незнакомым.

– Вы… Вы не отсюда, верно? – наконец спросил он.

Ева промолчала.

– Вы не могли бы повернуть голову вот так, – он едва коснулся пальцами подбородка и девушка послушно повернула лицо сначала в один бок, потом в другой, показывая свой профиль.

– Удивительно! Удивительно похожа! У вас здесь родственница?

– Я буду говорить лишь с вашим… главным.

– Ага, как же, – усмехнулся солдат, – я веду её в карцер, поймана наверху, – обратился он к мужчине, – не мешайся.

– Но она не из наших! Посмотри на неё, кожа – кровь с молоком, – протестовал черноволосый.

– Ничего, пара дней в нашей тюрьме это подправит, – усмехнулся солдат.

– Но она похожа на одну из первых Хранительниц.

– И чего теперь, зад ей целовать?

– Я требую передать её мне для сопровождения к главнокомандующему, – тон мужчины из лепета стал строгим и требовательным.

– А ты вообще-то кто такой?

– Джим Чу, старший научный советник главнокомандующего, – мужчина протянул удостоверение солдату, – стыдно не знать, солдат.

Тот опустил руки и растерянно посмотрел на них.

Джим улыбнулся девушке, и, приобняв её за талию, показал рукой другое направление:

– Прошу вас, миледи.

Ева сделала пару шагов вперёд, но потом, обернувшись, поймала на себе растерянный взгляд солдата и показала ему язык.

– Не очень-то воспитанно, – заметил Джим, – но, я полагаю, он заслужил.

– Зря пытаетесь меня разговорить, – ответила девушка, убирая руку мужчины со своей талии, – Я действительно намерена говорить только с вашим главным. И я буду требовать, чтобы меня доставили на мой корабль.

– Как хочешь, конечно. Так значит, ты не с Земли?

Ева молчала, хмуря брови. Однако, на самом деле, она едва сдерживала свою улыбку.

– Да по тебе это видно, можешь не отвечать. Какова цель вашего прилёта? Вы ведь хотите помочь нам?

– Вам нужна помощь? – встрепенулась девушка.

– Разве не заметно? – Джим окинул рукой колонию.

Ева снова ответила молчанием.

– Значит, не помощь, – вздохнул мужчина, – а что тогда?

– Ты ведь ничего не решаешь. Какой смысл нам разговаривать?

– Такой дерзкий тон, – ухмыльнулся Джим, – мне нравится. Точно не с нашей планеты. Однако, зуб даю, что у тебя здесь родственники были. А может и есть.

– О чём это ты?

– Вот, заинтересовалась. Я говорю об одной из первых Хранительниц, что участвовали в создании первых колоний. Когда я был маленьким, их портреты висели повсюду. Как же её звали? Чёрт, не могу припомнить…

Глава 15. Встреча

Ипкис окликнул персеянина, указывая рукой в густую траву:

– Смотри!

Пи подошёл и поднял два блестящих шлема.

– Они что, сняли это? Вот глупые… глупые землянки! Вечно от них одни проблемы!

– Может их заставили, – тихо предложил ра.

– Ну да, конечно. Ты что, не знаешь эту своевольную Еву? Выкинули шлемы и упрыгали по своей планете.

– Вдруг мы не одни здесь? Вдруг здесь есть ещё разумные существа?

Пи напрягся.

– Надо просканировать землю ещё раз, поискать бункеры или что-то типа того, – продолжал Ипкис, – в конце концов, обследовать остров, поискать жилища.

– Не говори ерунды, – отмахнулся персеянин, – здесь исследован каждый кубометр грязи.

– Но они могли обить своё жилище одним из металлов, которого нет на Персее. Тогда наши радары могли его не засечь. Надо пройтись по острову лично.

– Металлы, которых нет на Персее? Что за идиотизм, ты думаешь, мы не продумали такое? – голос Пи стал ещё громче.

Он хотел сказать что-то ещё, но как только он открыл рот – зашелестели динамики:

– Пи, это Линч. Как слышите? Приём.

– К делу давай. Приём, – вздохнул Пи и сел на землю.

– Только что на корабль подошла Нана. Она без шлема. Что с нею делать?

Персеянин устало и разочаровано обхватил свою голову всеми руками:

– Ничего не делай. Ждите нас, приём.

Он встал и, махнув рукой ра, направился к кораблю. Быстрый шаг разгневанного капитана сократил время обратной дороги почти вдвое. Все сидели в капитанской рубке. Линч задумчиво смотрел на приборы, Джерард укутывал Нану пледом и подавал чай, девушка грустно вздыхала, отхлёбывала из чашки и с волнением смотрела на вход.

Пи влетел в рубку нахмуренным и серьёзным, однако, увидев команду остановился, сделал глубокий вдох, расправил лоб и, приблизившись к Нане, заговорил прежним спокойным голосом.

– Ну и как вы это объясните?

– Мы просто выполняли задание и к нам вышел мужчина с оружием, Пи.

– То есть, вы утверждаете, что по этой полумёртвой планете ходит человеческий мужчина, которого не засекли наши дроны?

– Я думаю, что он не один, – Нана вскинула брови, – Так вот, к нам вышел мужчина с оружием, видимо военный, и велел идти за ним.

– И как же вы его поняли?

– Он говорил на общеземлянском древнем наречии – смеси языков, возникшей в ходе глобализации. Мужчина повёл нас в пещеру, там была дверь… наверное, это лифт. Когда он зашёл внутрь, мы его толкнули и убежали.

Пи начал расхаживать по рубке, заложив две руки за спину, а две другие крепко сцепив перед собой. Команда напряжённо молчала.

– И Ева, стало быть, с минуты на минуту вернётся?

– Я надеюсь…

– Надежда! Это ваш компас… – Пи фыркнул, – Земной! Если она не вернётся в течение часа, я отдам приказ брать оружие и обыскивать весь этот чёртов остров.

– Я уверена, – реплика Наны оказалась неожиданно громкой, – я уверена, что она будет с минуты на минуту. В крайнем случае, я помню дорогу к лифту.

Однако, в этот самый час, глубоко под землёй Ева в смущении мялась в дверях просторного кабинета.

Старик постукивал своими узловатыми пальцами по столу из красного дерева, и подняв одну, едва заметную по причине редкости волос, бровь, с интересом разглядывал Еву. Поборов свою робость, она смело прошла в глубину кабинета и села напротив старика, в кожаное кресло. Джим остался стоять возле двери. Старик молчал, казалось, на его губах можно было заметить улыбку. Ева не знала, с чего начать, и лихорадочно перебирала в мыслях выражения древнеземлянского.

– На каком основании меня задержали? – наконец выдала она с сильным акцентом.

Её собеседник ухмыльнулся, не стесняясь.

– На каком основании Вы, – старик подчеркнул местоимение, – разгуливали по нашей планете?

– Извините, сэр… как вас? – при этих словах главнокомандующий побледнел и сжал губы, – Мы действительно не знали, что планета заселена. Наши дроны докладывали, что местные условия не пригодны для жизни.

– Не пригодны, да! – перебил её старик, вскочив с кресла – Не пригодны. Вам это известно лучше нашего, не так ли? Полагаю, ваши инопланетянские друзья поселили вас в более подходящем для женщины месте? А мы вот остались здесь и выживаем, как крысы, как тараканы. И ничего, живём. А вы, значит, не знали! – он встал и тут же сел, схватившись за сердце, но продолжая смирять девушку презрительным взглядом.

– Разве это повод приводить меня на переговоры под дулом оружия?

– А разве нет? – прошипел старик, – Рассказывайте лучше всё и сразу: кто вы, откуда, зачем прибыли и в каком составе.

– Извините, я просто научный сотрудник и не имею права рассказывать вам подробности нашего визита, – Ева нахмурила брови, чтобы казаться старику более уверенной, однако внутри неё всё дрожало.

– Женщина – научный сотрудник? Ха! Допустим… Вы меня неверно поняли, я ведь не прошу вас. Это требование, приказ, если угодно. Если вы не расскажете всё сами, нам придётся вас пытать. Мне бы очень не хотелось истязать ваше прекрасное тело, ведь по вам видно, что вы прекрасный экземпляр женщины.

Девушку передёрнуло.

– С вашей стороны некрасиво так подставлять меня перед руководством. Я некомпетентна в таких вопросах, вам действительно лучше отпустить меня немедленно и тогда я попрошу своё руководство связаться с вами для обсуждения дальнейшего сотрудничества.

Старик вздохнул, посмотрел на свои беспокойные пальцы, и ещё раз постучал ими по столешнице.

– Девочка, милая. Где ваше руководство я не имею понятия, а вы – тут, передо мной. Давайте не юлить. Если ваше руководство поведёт себя неаккуратно, придётся всех вас перебить. Однако, если ты будешь сотрудничать с нами, тебя мы, конечно, пощадим. Ты сможешь выбрать себе здесь мужа и счастливо с ним зажить.

– Извините, но это варварство какое-то. Я просто учёная, не политик и не солдат. Отпустите меня на мой корабль и моё руководство обязательно свяжется с вами, – повторила свою позицию Ева.

– Хотя бы имя своё вы можете назвать, госпожа учёная? – старик противно протянул последнее слово.

– Ева Анновна. Солнцева. Старший планеморфолог.

Старик довольно гоготнул:

– Анновна? Это что? Матчество? Что за дурь? Как зовут твоего отца?

– У меня нет отца.

– Так не бывает.

– Я не знакома с ним, мне неизвестно его имя.

Главнокомандующий сложил перед собой руки «домиком».

– Допустим. И что значит «планеморфолог»? Ты изучала нашу планету? И давно ли вы наблюдаете за нами?

– Ну, да, я изучаю планеты и возможности жизни на них.

– Плохо изучаешь, деточка, раз не заметила нашу колонию. Потому что тебе детей рожать нужно, а не наукой заниматься! – Ева хотела что-то ему ответить, но старик, махнув на неё рукой, продолжал: – Не сопротивляйтесь природе. И нечего со мной спорить, может я и воспитан по-другому, но мы одной расы, и я куда старше, а значит, мне виднее. Рад, что у нас наконец завязался разговор. Так с какой ты, говоришь, планеты? С Марса?

– Я не говорила, с какой я планеты, – нахмурилась Ева, – и навряд ли могу рассказывать без указаний моего начальства.

Старик сжал губы уточкой.

– У тебя не так много вариантов. Отпустить – это исключено, ты можешь рассказать всё сама или после пыточных мероприятий. Думаю, ты сама понимаешь, какой вариант приятнее?

Ева натянуто улыбнулась.

– Учитывая ваш глупый пол и глупый возраст, могу вам великодушно дать сутки на размышления. У вас будет камера со всеми удобствами.

Джим быстро прошагал к главнокомандующему.

– Позвольте, сэр, – и наклонился, шепча что-то в волосатое ухо старика.

Тот смерил его взглядом, и вновь посмотрел на девушку.

– Что ж, Джим благородно поручился за вас, можете провести эти сутки в городе. Надеюсь, вы хорошенько отблагодарите его за его добродетель. Отелей у нас не имеется, уж извините, можете прийти и переночевать в камере. Вас будет сопровождать охрана. Если завтра в это же время вы не явитесь сюда, вас притащат силой. А теперь идите, пока я не передумал.

Девушка поджала губы, развернулась и вышла. За ней следом вышел Джим. Тут же присоединились два грязно одетых мужчины – высоких бугаёв с автоматами. Ева окинула взглядом колонию и, тяжело вздохнув, вымолвила:

– Хорошо, я согласна на экскурсию.

Молодой учёный галантно поклонился ей и протянул свой локоть. Ева с удивлением его оттолкнула:

– Ну, пойдём уже?

Джим вздохнул и пошёл рядом. Охрана проследовала за ними. Они шли по узким улочкам, обитым металлом, и мужчины, идущие навстречу, с удивлением разглядывали персеянку.

– Почему все так пялятся? – скривила губы Ева.

– Ты что, ещё не поняла? Ты очень выделяешься. Мало того, что ты женщина, коих тут, как сама видишь, мало, так ты ещё пышешь здоровьем, и не в платье, и без знаков отличия Матери, – улыбнулся Джим.

– Ну и что?

– По возрасту тебе уже положено участвовать в программе размножения, но все видят, что ты этого не делаешь. Это дико. А на стрижку свою посмотри!

– А с ней что не так? – возмутилась Ева.

– Где твои косы?

– Я экспедиторша! – девушка почти выкрикнула эту фразу.

– Прежде всего, ты женщина. Ты должна быть ухоженной и опрятной… ну, понимаешь?

– Кажется, я не хочу знать. Джим, вот ты, вроде, адекватнее вашего главнокомандующего. Давай ты просто покажешь мне дверь лифта и я уйду?

Джим воровато обернулся на охранников:

– Невозможно, извини, это будет измена родине. Не знаю, чем могу тебе помочь, честно говоря.

Воцарилось молчание. Они повернули за угол, потом ещё и ещё, пока не оказались на некоем подобии площади – будто в центре большого улья. Казалось, здесь даже дышалось немного легче. Вокруг были этажи улиц с одинаковыми дверями, поверхность площади была металлической, как и всё вокруг, однако здесь были выделены места для клумб – в которых под искусственным освещением росли невысокие деревца. На площади располагалось тёмное, обшарпанное здание, от которого веяло землёй и затхлостью.

– Раньше это был Храм Науки. Теперь – общая могила.

– Могила? – сморщилась девушка

– Это называется «дом анабиоза», по документам там спят люди, которых выбирала ежегодная лотерея – чтобы государству не кормить лишние рты. Но по факту – навряд ли они проснутся. Условия их сна не единожды нарушались, в городе были перебои с электричеством и я не удивлюсь, если в капсулах давно лежат трупы. Думаю, правительство понимало это – не зря же все писали свои предсмертные записки.

– Ужасно, – вздохнула Ева.

– Кстати, там есть та Хранительница, на которую ты похожа. Анна? Да, точно Анна. Долинская что ли? Жаль, фамилию не помню, да не суть. Она была одной из тех, кто основал это поселение незадолго до войны, – Джим задумчиво посмотрел на здание.

– Расскажи мне.

– Да что тут рассказывать. Была раньше партия «хранительниц» – гуманисток и добрейшей души женщин. На деньжонки одной из их мужей, или уж отцов, не знаю наверняка, они построили несколько подземных городов и эвакуировали сюда людей в первые месяцы войны. Оказалось, что не зря: там, наверху, все подохли. А мы тут вот. Уже которое поколение. Здоровьем, конечно, не блещем, оно и понятно, но зато хотя бы живы.

– А до этого всего как жила эта Анна?

– Как и все. Муж у неё был, дочь. Но малышку украли вот, – Джим махнул рукой вверх, – ваше отродье, а с мужем она развелась. Уж не знаю, почему.

Ева закусила нижнюю губу и почувствовала, как она пульсировала под зубами. Сердце бешено застучало.

– Как звали дочь этой Анны? – произнесла она на выдохе, пытаясь не выдать волнения.

– Я не знаю таких исторических тонкостей, уж извини.

– Но тем не менее, ты знаешь, что я очень на неё похожа?

– Да, – Джим кивнул, – несомненно. Я видел фотографии, на которых она ещё молода – как раз с открытия Храма Науки. И потом часто гулял среди спящих в доме анабиоза – надо сказать, старость не сильно изменила её. Хочешь, покажу?

Девушка опустила взгляд:

– Нет.

– Я думал, тебе будет интересно.

– Нет. Нет, покажи.

Джим хмыкнул и повёл её к царапанным дверям здания. Было открыто. Мужчина толкнул дверь плечом, и та открылась, овеяв своих гостей холодом. Только они вступили внутрь, как стали загораться лампы, уводя вдаль взгляд. Под ними лежали большие капсулы, пожелтевшие от времени, с небольшими окошечками напротив лиц. Джим взял за руку свою спутницу и та, к его удивлению, не отдёрнулась от него, а напротив, сжала своими холодными пальцами.

Он повёл её вдоль длинных рядов, всматриваясь в таблички, и, через несколько сотен метров, остановился. Ева увидела знакомое имя и приблизилась к капсуле, заглянула в окошко.

Внутри лежала женщина с незнакомым, но в то же время до боли родным лицом. На долю секунды девушка почувствовала, что это она сама лежит в этой капсуле с этой безмятежной улыбкой. Седые волосы аккуратно лежали вдоль шеи, острый нос придавал лицу небольшую хитринку, глаза были прикрыты длинными, пушистыми ресницами. В этой женщине было столько достоинства, как в королевах далёких земных веков. Ева стояла, наклонив лицо над окошком, ничего не выдавало её переживаний, кроме лёгкого тремора рук.

Сомнения развеялись. Она сама не заметила, как капли слёз набухли на нижнем веке, и, не удержавшись, скатились на ресницы и, оторвавшись от них, разбились о стекло.

– Ты чего? – услышала она голос Джима.

– Её можно разбудить?

– Разве что – теоретически. Я уже объяснял – и по закону это запрещено, и очень маловероятно, что она проснётся. Ты считаешь, вы родственницы? Очень может быть, что это твоя бабушка или прабабушка, да?

Ева не ответила. Спустя несколько секунд она развернулась к Джиму, её лицо выглядело совершенно несчастным.

– Я бы хотела увидеть её записку.

– Это невозможно. Это письмо в будущее, его могут прочесть либо близкие родственники, либо оно будет вскрыто после переселения на поверхность, – покачал головой Джим.

– Глупость какая, – девушка почувствовала жар на своих щеках.

– Может быть, в качестве исключения главнокомандующий разрешит вам ознакомиться с содержанием письма взамен на вашу искренность, – учёный подошёл сзади и положил ей руку на плечо.

Ева дёрнула плечом и сбросила руку. Джим ухмыльнулся и махнул рукой:

– Ладно, пошли.

Она кинула последний взгляд на капсулу Хранительницы, и пошла вслед за удаляющимся Джимом. Они вышли из здания и побрели к плантациям. Пространство плантаций было похоже на огромную теплицу. Стройные овощные ряды тянулись на километры вдаль, меж ними, быстро семеня, передвигались женщины в длинных платьях с широкими рукавами, в передничках и в головных платках и массивных металлических украшениях вокруг голов.

Они прошли дальше, и Ева увидела яблони. Под белым искусственным светом на них красовались розовые яблоки. Одно висело достаточно низко. Девушка протянула руку, чтобы сорвать его, но ту же секунду получила удар по кисти. Ева с удивлением посмотрела на напавшего: ею оказалась невысокая девчушка с длинными косами. Она грозно смотрела на персеянку.

– Она не знала, не местная, – пояснил длиннокосой Джим, и, повернувшись к Еве добавил, – у нас на счету каждый фрукт, каждый овощ, нельзя просто прийти и съесть, что захочешь.

– Извините, – Ева слегка наклонила голову перед девчушкой, – где я могу перекусить?

– Разве что у меня в гостях, – широко улыбнулся её спутник, – Ну, или в камере – добавил он, заметив её взгляд.

– А рестораны… или, – она огляделась, – общепит, столовая? Неужели ничего подобного нет?

– Это роскошь, – пожал плечами Джим.

– Хорошо, веди домой.

Учёный кивнул головой и быстро зашагал по другим металлическим улицам. Охрана переглянулась и кажется, один из них отпустил какую-то сальную шуточку, но девушка не расслышала и последовала за Джимом.

– Здесь было довольно много женщин, больше, чем в городе, – заметила Ева.

– Ага. Почти все женщины заняты в легком земледельческом труде. Мы понимаем, какие вы, женщины, хрупкие и эмоциональные существа, и стараемся помогать следовать своему предназначению.

– Предназначению? Что ты имеешь в виду?

– Как что? Дети и семейный очаг, земледелие и рукоделие – это вот всё для женщин. Сначала, конечно, женщины были и в политике, и в шахтах, но как видишь, ни к чему хорошему это не привело, – рассуждал Джим, и, заметив, что Ева совсем ничего не понимает, пояснил, – Вот даже посмотри на нашу колонию. Совершенно не продумано. Потому что её строили женщины. Вот если бы мужчины взялись за дело – я уверен, они сделали бы на славу.

– Ясно, – буркнула девушка, хотя ей было совершенно не ясно, что же мужчины не взялись за это дело.

– Ты не обижайся. Судя по всему, ты-то другая. Смелее и умнее. И при этом очень красива.

Было и приятно от этих слов, и, почему-то, на душе скребли кошки.

– Мне почему-то кажется, что это из-за того, что я была свободна в выборе «предназначения».

– Так с какой же ты планеты? – Джим вёл её длинными путаными улицами и продолжал беззаботно улыбаться.

– Нет, извини, – Ева потупила взгляд, – я расскажу, если мне разрешит руководство.

– Ты улетишь потом?

– Да.

– Разве ты не хочешь остаться здесь, на Земле?

– Я теперь не уверена…

Ева отвернулась и нервно улыбнулась.

Глава 16. Дипломатия

Пи не чувствовал волнения, не чувствовал ненависти. Всё его естество было охвачено чувством глубокого отвращения – к этим грязным мужчинам, к облупленному кабинету, вычурному столу, к каждой морщинке главнокомандующего. Пи стоял перед ним, скрестив вместе все четыре руки, и впивался своими глазами в серые, словно потухшие, глаза старика.

Наконец дверь отворилась и вошла Ева, следом за ней Джим. Он ошарашено смотрел на персеянина.

– Вот она, ничего с ней не случилось, я же говорил, – проскрипел старик, – смотрите, мадемуазель, какой сюрприз постучался прямо в двери нашего наземного лифта.

Ева молча подошла к Пи. Тот взял её одной рукой за подбородок, и повернул её голову в сторону, чтобы рассмотреть царапины на щеке. Девушка дёрнулась:

– Всё нормально, это я сама.

Персеянин нахмурил брови и повернулся к старику:

– Спасибо.

– Теперь вы ответите на мои вопросы? – желтозубо улыбнулся старик.

Пи тяжело вздохнул и сел в кресло. Ева встала рядом.

– Значит так, – промолвил Пи, откинувшись, – мы – научно-спасительная экспедиция с планеты Персея. Данные наших дронов говорили о том, что жизнь на планете Земля никак не возможна, тем более разумная. Поэтому мы запустили на планету очистительных роботов и теперь, благодаря им, планета во многом стала похожа на прежнюю.

– Подозрительное благородство. И что же вы хотите взамен? – старик сощурился.

– От вас нам ничего не нужно. Мы установим свои телепорты, через которые сможем получать некоторые ресурсы планеты, – выражение лица Пи было невозмутимым.

– Вот как, – главнокомандующий постучал костяшками пальцев по столу, – ну а если мы против?

– Извините, но, – Пи поднял брови и едва заметно улыбнулся, – навряд ли мы будем учитывать вашу позицию в этом вопросе. Вы не могли бы так не пялиться на меня? – обратился он к Джиму.

Ученый нахмурил брови и кинул взгляд на главнокомандующего. Старик открыл рот, чтобы сказать что-то, но Пи не обратил внимания, и продолжил:

– И я надеюсь, что у вашей расы хватит навыков эволюционного развития, чтобы не портить наши телепорты. Я вижу, как вы живёте, вижу, что ваши технологии не сдвинулись с мёртвой точки. Если вы развяжете войну – она будет совсем короткой для вас. И ещё короче для нас, – Пи забавляло, как старик то краснел, то бледнел.

– Вы, инопланетяне, – кряхтя произнёс старик, вставая с кресла и потряхивая руками, – развитая, типа, раса. А хотите красть, как воры?

– Водные и земные ресурсы не принадлежат вам, – спокойным тоном продолжал Пи, – может, когда-то и можно было говорить о том, что они являются собственностью землян, но вы ведь сами их… – персеянин несколько раз щёлкнул пальцами одной руки, размышляя над словом, но в итоге выбрал совсем не политкорректное, – засрали. Мы их почистили, восстановили с нуля, изменили химический состав. Ресурсы Земли наши.

– Отнюдь. Мы – земляне, исконные жители планеты и все её ресурсы принадлежат нам. Грязные они или чистые – это сугубо наше дело. И на каком основании вы вообще их трогали, – старик говорил так громко, как ему позволял его скрипучий голос.

– Знаете, лично мне будет совсем не лень помочь вам снова сделать Землю ядовитой.

Воцарилось молчание.

– Я хочу поговорить с вашим главным, – наконец выдохнул главнокомаднующий, – это не справедливо. Мой народ погибает на моих глазах.

– Вы ведь сами в этом виноваты, – Пи наклонил голову.

– Но в ваших силах нам помочь!

Пи тяжело вздохнул.

– Я требую встречи, – старик стукнул кулаком по столу, – с вашим… кто у вас?

– Мэр.

– Мэр? Мэр планеты?

– Ну да.

– Вот с ним!

– Это невозможно, он проживает на Персее, – покачал головой Пи.

– Тогда пусть прилетит!

– Серьёзно? – Пи, уже не скрывая, улыбнулся.

Повисло молчание.

– Я хочу направить своих представителей для переговоров, в таком случае, – старик раздул ноздри, шумно выдыхая, чтобы успокоиться, – у меня есть вот какое к вам предложение. Верните наших девушек, нам нужно возвращать цивилизацию на пути своя. Нам нужны здоровые женщины, способные рожать, возделывать землю. Нам нужны люди. Верните нам женщин и тогда мы, возможно, найдём компромисс по ресурсам. Ресурс на ресурс, так сказать.

– Я передам ему ваше желание. Мы можем идти? – Пи устало потёр переносицу.

– Джим пойдёт с вами, – не унимался старик.

– Я? – мужчина выглядел смущённым.

Синекожий смерил его взглядом, потом вопросительно посмотрел на Еву.

– Он адекватный, – тихо сказала она.

– Это и есть ваш представитель? Зачем он нам нужен на корабле? Там нет мэра, – возмутился персеянин.

– Как будет известна информация, вы отправите его сюда, чтобы он передал всё мне. Покажете ему своё житье-бытьё. Вы же гостеприимные, образованные существа?

Синекожий кинул ещё один взгляд на мужчину.

– В противном случае, вы останетесь нашими гостями ещё очень надолго.

Пи поднял бровь.

– Пленниками, в смысле?

– Гостями. Нежеланными, нежданными гостями.

– Хорошо, пусть идёт, – Пи встал, – но пусть помнит, что на корабле командую я и подчиняться он должен мне, – с этими словами он развернулся и вышел.

Джим кинул на старика хмурый, несчастный взгляд и поплёлся за персеянином. Ева подмигнула главнокомандующему и тоже вышла. Перед дверями Джерард спорил с двумя мужчинами в грязных джинсах и серых рубахах. Ипкис ходил вдоль стен, иногда постукивая по металлу, и прислушиваясь.

– Нет же, не слон! Хо-бо-то-носый! – почти кричал Джерард.

– Ну, ну, пошли, – хлопнул его по плечу Пи и пошёл по направлению к выходному лифту.

– Наши женщины бы засмеяли вас с вашими носиками! Не нос, а сосок какой-то, – крикнул хоботоносый мужчинам, и, засеменив рядом с Пи, возмутился, – какой тупой народец всё-таки!

Ипкис подбадривающее улыбнулся Еве, та ответила усталым взглядом. Девушка догнала синекожего командира.

– Спасибо, что пришёл за мной.

– Как я вижу, тебе здесь неплохо было, – буркнул Пи, – вот и мужика себе выбрала. Счастлива, наверное. Наверное, довольна. Уже попробовала, каков он в постели?

– Пи! – охнула Ева.

– Что «Пи»? Вся миссия насмарку. Сейчас эти животные будут вещать о своих правах, а мэр нюни распустит, – персеянин отчётливо, как это бывает в приступах тихого гнева, выговаривал каждое слово, – как такое могло получиться? Откуда они здесь взялись? Как ты знала, что они живы? Глупое бабье сердце!

Персеянин смерил её взглядом и ускорил шаг. Девушка осталась стоять, растерянно смотря ему в спину.

– Умный женский мозг, – еле слышно проговорила она.

Мимо прошли Джерард и Ипкис, Джим испуганно прошептал девушке:

– Не оставляй меня одного среди этих… Пошли!

Ева нахмурилась и двинулась следом. Они следовали по сумеречной колонии в сопровождении пяти охранников. Девушка ловила на себе и своих друзьях испуганные взгляды местных жителей. В какой-то момент к ра подбежал маленький, тощий, как щепка, мальчик и, обняв колено Ипкиса, взахлёб зарыдал: «Забери меня, боженька». Ра удивлённо остановился и моргнул своими соколиными глазами, положил на плечи мальчика руки и уже хотел было что-то сказать, как Пи грубо и без объяснений оттащил пацана за плечо. Охранники нахмурились но не сказали ни слова.

– Научите свой выводок этикету, – буркнул им командир и пошёл вперёд, не оглядываясь.

Ипкис удивлённо смотрел то на мальчика, то на синекожего. Потом вздохнул и двинулся следом. Наконец, они пришли к лифту, где охрана их покинула и поднялись внутрь пещеры.

Джим был бледен и выглядел жалко. В какой-то момент Ева даже взяла его за горячую шершавую ладонь, чтобы подбодрить. Лес вокруг шумел, а учёный, сквозь блестящие очки, испуганно озирался.

– Ты что, в первый раз на поверхности? – прошептала ему Ева и сжала его руку.

– Да. Всего несколько месяцев назад сюда стали выходить солдаты и охотники. Гражданским было нельзя до контакта.

– Что? Контакта?

– Ну мы же не идиоты, Ева, мы знали, что кто-то прилетит. Мы видели, как стремительно меняется состав воды, почвы…

– И вы ждали нас?

– Не конкретно вас, а кого-то, кто это делает. И ждали куда позже.

– Ничего себе, – Ева ухмыльнулась.

– И я очень рад, что вы прилетели. Очень благодарен. Мой народ – чахнет, нам нужна помощь. Хранительницы были не так дальнозорки, как этого хотелось бы, и поэтому теперь мы… теперь всё плохо. Вы ведь поможете нам?

– Ох, Джим. Это ведь не от меня теперь зависит…

Лес кончился и вскоре показался блестящий, как зеркало, корабль. Глаза мужчины говорили о том, что такой транспорт для землян был немыслим. Гордым красавцем, парил он в нескольких сантиметрах от земли, высокий, стройный, будто весь вылитый из серебра, медленно открывая свою дверь, подавая лестницу, ведущую вглубь.

На корабле их встречала Нана. Она кинулась обнимать подругу, но резко отошла, увидев Джима.

– Зачем вы притащили его сюда?

Пи ответил почти криком:

– У подруги своей спроси, – и проследовал в другой отсек корабля.

– Переговоры, – пожал плечами Джерард.

– Дипломатия, – подмигнул Ипкис.

Ева заключила Нану в объятия и уткнулась носом в её ключицу, и сказала так тихо, что это слышала только мулатка:

– Как я устала… Какое счастье, что с тобой всё в порядке… Я так волновалась…

– Ну, ну, – засмеялась Нана, хлопая подругу по спине, – ничего. Ты голодна?

– Я голоден, – к ним подошёл Джим.

Девушки отпрянули друг от друга. Нана смерила его взглядом:

– Ну, пойдём в пищеблок, тогда?

Ужинали молча. Почти всем было неуютно в присутствии человеческого мужчины. Все взгляды были устремлены на него. Тот, не скрывая презрения, тыкал вилкой в синее желе и искал понимания в глазах Евы и Наны. Однако, те молча, быстро всё съели и удалились. Кажется, их что-то тревожило сильнее мужчины на борту корабля. Пи не стал вызывать их на собрание, затеянное после ужина. Предварительно Джима выставили на наблюдательную площадку провожать закат. Синекожий главнокомандующий, гневливо сверкая глазами в сторону Евы, обрисовал команде ситуацию относительно завтрашних переговоров. Составили и отправили обращение к мэру Персеи. Тот перезвонил почти сразу же, лично Пи.

Персеянин удалился в свою каюту, чтобы стать там мрачнее тучи. Линч ушёл спать. Джерард взахлёб, не скрывая восхищения, рассказывал Джиму о Персее, на них с ухмылкой поглядывал Ипкис.

– Да я тебе сейчас всё покажу! – гоготнул Джерард и включил «новости» на одном из больших экранов.

Все уткнулись в монитор. На Персее ещё никто не знал об их находке. Там было тихо и спокойно. Почти тихо и почти спокойно. На фоне прекрасных ландшафтов планеты приятный диктор-хоботоносая рассказывала, что планируется провести новую выставку последних достижений науки, что погода на планете поддерживается благостной, и что злобный убийца своей матери по имени Эд чувствует себя хорошо и вину не признаёт. В очередной раз показывали кадры, где мужчина, понуро опустив голову, слушал решение судьи, а потом поднимал свои удивлённые, широко открытые, пронзительно синие глаза в камеру. Отросшие ещё длиннее белокурые волосы рассыпались по плечам.

Джерард присвистнул:

– Не очень хорошо переговоры пройдут, думаю.

Джим непонимающе смотрел:

– Это мужчина? Он маму зарубил?

Глава 17. Механическая обязанность

Джим грустно смотрел то на удаляющуюся в иллюминаторе Землю, то на Еву.

– Я ведь и сам не рад, я не хочу. Но главнокомандующему как перечить? – оправдывался он, – Я не знаю, что он выпендривается. Без вас бы совсем пропали, конечно.

– Ох, Джим. Не знаю, что тебе сказать. Сейчас мы, конечно, просто пешки, – вздохнула девушка.

– Мои друзья уверены, что наша позиция правильная. Хотят жить на вашей планете. Хотят ваши технологии. Восстанавливать планету, сотрудничество… А я не уверен… Теперь воздух чистый, а вода почти питьевая. Что им ещё надо? Технологии у нас есть, ну да, не такие продвинутые, как у вас, но тоже очень неплохие. Людей не хватает, это да. Девушек. Ты бы хотела жить с нами?

Ева подняла брови.

– Ты говорила, что мечтала побывать здесь, в твоём доме, – продолжил Джим.

– Да, конечно. Но вот мечта сбылась, многое изменилось. Признаться честно, мне было некомфортно в вашей колонии.

– Ну да, отношения не заладились. Но это потому, что ты для нас была как инопланетянка. Женщина, что путешествует в космосе – такой абсурд! Вот, рожала бы детей, занималась огородом, – мечтательно выдохнул мужчина, почесав плохо выбритую щёку, – Тебя бы тогда все уважали здесь, поверь.

– Нет, я бы занималась наукой, – засмеялась девушка, – а дети – да. Дети это хорошо, я бы хотела парочку.

– Ева, ну какая наука, какая парочка. У тебя здоровое тело, не то, что у земных дохлячек. Тебе надо родить как можно больше. И не горбиться над своими этими… расчетами. Ты ведь слышала наверняка про эту теорию, что когда женщина много думает – кровь в её теле из матки перетекает в мозг и она может остаться бесплодной? – мужчина самодовольно поправил очки.

– Джим… – Ева сощурилась, пытаясь понять шутит он или нет, – Джим, ты сейчас серьёзно?

– Абсолютно. Я вижу, что ты прекрасна и достаточно умна для женщины. И я бы очень хотел, чтобы ты вернулась со мной на Землю, как… как инкубатор моих будущих детей.

– Чего? – девушка почти фыркнула.

– Это комплимент вообще то, – раздался голос одного из мужчин, сидевших поотдаль.

– Отстойный какой-то комплимент, – крикнула ему Ева в ответ и зло посмотрела Джиму в глаза, – Во-первых, я осознала, что хочу побывать на других планетах. На необитаемых, на обитаемых, протянуть руку помощи разным существам. А во-вторых, я влюблена, Джим.

– В кого это? – тот почти хихикнул, – Ты говорила, на Персее нет мужчин.

Ева тяжело вздохнула и отвернулась.

– В Пи что ли? – пробормотал ей в спину Джим.

Кажется, именно в этот момент, или, может быть чуточку раньше, Ева поняла, что не так уж ей и хотелось бы остаться на Земле со всеми этими мужчинами. И вот даже молодой учёный, не такой, конечно, неотёсанный болван, как остальные «представители Земли», коих они сейчас везли на Персею для гостевого визита, не воспринимал всерьёз её планы. Обидно. Она отошла от него и с грустью посмотрела на мужчин, сидящих за обеденным столом. Их было пятеро.

Простые имена, похожие на лай собаки, Ева не стала запоминать. Они все им подходили и все казались серыми. Несколько дней подряд Джим бегал от корабля в колонию и назад, передавая послания от мэра своему главнокомандующему и наоборот. И в итоге мэр Персеи отдал приказ привезти мужчин для переговоров о сотрудничестве. Нет, конечно, мужчины были неплохими. Один, тот самый, что вставил реплику про комплимент – рыжий, прямо как Ева, высокий, огромный верзила – он жевал что-то и, смеясь, тыкал кулаком в грудину своему другу. Рыжий разонравился девушке сразу после критики её короткой причёски. Впрочем, её не оценили почти все дипломаты Земли, но только рыжий высказался о ней в обсценной лексике при встрече. Его друг – хмурый, словно точный антипод рыжего, шатен с неровной бородкой, просто ни с кем особенно не разговаривал, но неизменно ходил рядом. Лысый был самым старшим из них, он грозно сверкал очками, как правило, но чаще уходил в чтение мятой книжечки, которую всюду таскал за собой. Ещё двое были очень похожи между собой – среднего плотного телосложения эдакие мужички, ничем не примечательные, но и не выдающиеся, они внимательно слушали рыжего и по-конски ржали, иногда похрюкивая. Все, кроме лысого, создавали шумовую завесу в пищеблоке, состоящую из непонятных разговоров, странных ругательных слов и смеха. Крошки еды разлетались по столу и полу. Кто-то разлил воду, уронив стаканчик. Это была не та компания, которая мечталась Еве во снах.

Она уже предпринимала попытку их подготовить к новой жизни. Перед вылетом она показывала им корабль и пыталась объяснить:

– Понимаете, у нас всё не так, как здесь. Вы увидите много удивительного, необычного, постарайтесь не подгонять всё под ваши рамки, – она заламывала руки и вглядывалась в их лица, ища понимания, – Это я, я вас искала, я хотела найти вас, писала исследовательские работы. И вот вы здесь. Я очень хочу, чтобы человеческий род достойно продолжал своё существование, но сейчас будет очень тяжело, – порой Еве казалось, что её не слушают: мужчины были слишком увлечены, разглядывая корабль, – У нас там ЧП на планете, понадобится вся ваша тактичность и дипломатия. Вы меня слышите?

Она вглядывалась в их лица, но не находила там отклика.

«Но это сейчас они дикари, – успокаивала она себя, – а вот на Персее они наверняка станут лучшими версиями себя». Мужчины закончили трапезу и, оставив приборы на столе и кликнув Джима, пошли в каюту, выделенную им для сна. Рыжий обратился к Еве, махнув рукой в сторону стола:

– Прибери.

– Сам прибери, – дёрнула бровью девушка.

– Ева, прибери за гостями, – из тёмного угла послышался голос Пи, – ты ведь так рада им.

Рыжий ухмыльнулся, глядя в глаза девушки и ушёл. Она подлетела к синекожему:

– Какого чёрта, Пи? С какой стати мне убирать за ними?

– Ну, потому что они… эти самые человеки, которых ты мечтала увидеть. Вот, бери любого, рисуй, наслаждайся. Гости наши дорогие. Уж прибери за ними, не обессудь, – тот скривился в ухмылке.

– Так, – Ева покачала головой, – давай расставим все точки над «и». Они много лет жили под землёй. Да, они немного грубы и не понимают правил этикета, у них какое-то своё видение происходящего. Да, я действительно рада, что мы их нашли. Но это не значит, что я буду кого-то обслуживать. Они могли убрать за собой сами.

– Рада? Ну, то есть, ты рада, что миссия насмарку, что мы впустую таскаем телепорты Фишера по космосу? Рада, что мы новых убийц на Персею везём?

– Они не убийцы, хватит! – Ева перешла на крик.

– Да, и Эд ваш тоже святой, – улыбнувшись сквозь зубы парировал Пи.

– Я уверена, что его подставили. А вообще, ты вот. Ты чем лучше?

Пи поднял брови в удивлении.

– Как ты можешь сравнивать меня, чистокровного персеянина, с этими животными?

– Ты изнасиловал меня! – голос девушки сорвался, из глаз брызнули слёзы.

Не отводя взгляда, Пи резко положил приборы на стол и сквозь зубы процедил:

– Не смей меня обвинять. Мы пили человеческое вино и ты меня провоцировала. Ты сама виновата в этом недопонимании.

Пока Ева пыталась не дать шарику слёз капнуть с ресниц, пока пыталась проглотить вставший в горле ком – Пи встал из-за стола и удалился, тоже не убрав за собой.

Первой мыслью было швырнуть его чёртову миску об стену. Перевернуть стол, разбить всё вдребезги. Но – вдох, выдох, вдох, выдох – надо взять себя в руки. Ты же женщина, Ева, ты выше этого. Едва сдерживая кипящую ярость, она убрала приборы Пи и приборы мужчин в мойку, запустила робота-уборщика.

Иногда кажется, будто жизнь – какая-то бесконечная история бед. Этих бед так много, они так разбросаны и переплетены хронологией дней, что, начиная думать об одной автоматически попадаешь в болото саможалости. Хорошо, если рядом есть кто-то. Но что делать, если этот кто-то, забыв о своих проблемах, пол ночи жалел тебя, а потом лёг рядом, гладил по волосам и уснул на твоей постели?

Нана подняла голову с плеча Евы. Та мирно сопела, спокойная и такая теперь далекая от проблем подруги. Рыжие волосы смешно топорщились, грудь спокойно вздымалась в такт дыханию. Стараясь не разбудить, Нана села на кровати и, вставив обессиленные ноги в ботинки, встала. Покачиваясь от несошедшей дрёмы, она шла в столовую, не включая света, выпить кофе и посидеть в одиночестве. Однако там сидел Пи, спиной ко входу, и вглядывался в звёздное заоконное небо.

Девушка почувствовала укол разочарования, но, хлопнув по спине друга, села рядом.

– Ну что там? – спросила она.

– Тебе как будто дело есть, – буркнул Пи, – небось о своём убийце переживаешь? Не плачь, мы вот новых убийц скоро завезём на Персею. Они там всех повырезают, вот вы счастливы будете, да?

– Пи, – выдохнула Нана, – успокойся. Ты неправ. Ты же видел Эда – это хрупкое белокурое создание, разве способен он… – у неё дрогнул голос.

– Я знаю, что он неспособен. Потому что он – аморфная амёба, вот кто он. Эти зато способны, – буркнул Пи, – что они здесь делают, как выжили?… Я не понимаю. Наша миссия насмарку. Я ведь знаю, к чему мэр придёт, я знаю. Таким он соплежуем стал в последнее время, сил нет. Придётся нам все наши научные амбиции похоронить здесь, в вашей земельке, и везти этих мужиков на планету.

– Пи, ну не говори так про Эда!

– Прости, Нана, прости. Я просто… просто на нервах.

– Ева была права, эти люди – часть человеческой культуры, нашего бытия. Нас нельзя просто брать и лишать половины всего, – в этот момент Пи обнял девушку.

Он положил свой лоб на её плечо и в голосе синекожего появилась усталая хрипотца:

– Я же просто защитить вас хочу, глупые. Просто хочу, чтобы вы не наделали глупостей.

Возникло неловкое молчание. Нана разорвала объятия, закусила губу, отвернулась, а потом, выдохнув, произнесла:

– Пи, я беременна.

– Что? – глаза синекожего округлились, – а зачем тогда полетела?

– Ты не понял, Пи. Я не планировала это. Я беременна от Эда.

Персеянин поменялся в лице и, схватив девушку за плечи, резко развернул к себе:

– Какая же ты тупая мразь!

Нана удивлённо нахмурилась: она впервые слышала такие речи от друга (друга ли?) и впервые видела его таким злым.

– Ты с ума сошла? Зачем нужно было с ним трахаться? Чем ты думала вообще?

– Пи!

– Что «Пи»? Что за глупость! – глаза персеянина мутнели от ярости, – а как же твоя карьера? Как же всё?

– Остановись, Пи! – Нана повышала тон в надежде, что он услышит её, – это же моя жизнь, моё дело!

– Но Эд мужчина! – персеянин сжимал её плечи сильнее и сильнее всеми четырьмя руками, – что ты наделала, что ты наделала, дура!

– Да, и вот это уже не твоя забота! Я хотела радостью с тобой поделиться!

– Пошли сейчас же в мед кабинет, я помогу тебе абортировать этого урода, – Пи подтолкнул девушку к двери, но та, отступив, вытянула руки вперёд, защищаясь.

– Ты не тронешь моего ребёнка.

Гневная складка между бровей персеянина стала ещё глубже, и он – достаточно мягко, но достаточно сильно толкнул Нану в сторону. Его действия хватило, чтобы девушка, потеряв равновесие, ударилась затылком о стену корабля. Он быстро приблизился к ней и положил одну из своих рук на шею, сдавив её так, что воздух стал поступать в лёгкие девушки маленькой свистящей струйкой.

– Все вы, женщины человеческие, грязные шлюхи. Не надо было забирать вас из этой помойки вообще. Сгнили бы там, Персея ничего и не потеряла бы.

– Пи! – окликнул его из за спины голос Евы.

Она стояла в проходе, растерянная и неспокойная, в мятой ночнушке и следом подушки на щеке. Персеянин, удерживая Нану за шею, швырнул её в сторону и та, не успев уцепиться за стол, упала на пол. Ева подбежала к ней и стала помогать подняться.

– Ещё одна явилась! Тоже позащищать мужчин хочешь? Ты в курсе вообще была, что твоя подруга обрюхатилась?

– Да, ты с ума сошёл? – Ева физически ощущала тяжёлый нависающий гнев персеянина, но не в силах была сдержать своего негодования, – что ты творишь?

– Неееет! – Пи тряс руками и тяжело дышал, – это вы обе свихнулись, дуры! – он схватил алюминиевую флягу со стола и швырнул в девушек.

Персеянин промахнулся, и фляга звонко стукнула об иллюминатор. На глазах Наны уже блестели слёзы, но Ева была возмущена.

– Пи, хватит. Ты ведёшь себя неразумно.

Синекожий стремительно приблизился к ней. Нана подошла к ним тоже, прижимая руки к груди.

– Я? Чистокровный персеянин? Веду себя неразумно? – с этими словами он тремя руками с силой толкнул Еву в грудь. Она отступила, но не упала, и Пи продолжил речь, – Или вы, глупые человеческие самки? Только и умеете, что ноги раздвигать! – вдруг он резко схватил за волосы у корней стоящую рядом мулатку и дёрнул её к себе.

Нана взвыла от боли. Ева перестала отдавать себе отчёт в происходящем, она рванулась вперёд, и, выставив руки, ударила его куда-то в область лица. От неожиданности Пи отпустил мулатку и она, уже захлёбываясь слезами, отбежала от них. Зрачки персеянина расширились, ноздри вздулись, и он стал подходить к Еве ближе и ближе, толкая её плечи. Через пару секунд девушка ударилась головой о стену от очередного удара. Отступать было некуда. Она попыталась отойти в сторону, но Пи удержал её за предплечья. Ещё пару раз он тряхнул девушку – ещё пара ударов затылком привели девушку в состояние решимости, и она, сжав кулак так, что ногти впились в кожу ладоней, со всей силы ударила персеянина в область солнечного сплетения. Это не дало желаемого эффекта. Нана повисла на руке синекожего, что-то лепеча о том, чтобы он не трогал Еву. Пи отшвырнул её двумя руками.

В этот момент Ева выскользнула из своей ловушки и, оглянувшись, в поисках защиты, схватила нож с магнитной ленты. Она встала, чуть отставив ногу, и выставив нож перед собой. Девушка надеялась, что такой грозный вид остановит разбушевавшегося персеянина.

Однако, когда Пи повернул к ней голову, его глаза – расширенные от ярости зрачки, вздувшиеся ноздри, пульсировавшая жилка на шее – приобрели ещё более грозный вид.

– Вот, значит, как, – процедил он сквозь зубы, – убить уже готова за своих животных!

Ева вся превратилась в комок нервов. Кровь гулко шумела в ушах, она будто со стороны наблюдала, как персеянин, извергая проклятия, приближался к ней, размахивая четырьмя руками. Рукава мятой рубашки обтягивали две пары напряжённых бицепсов. Его тело дрожало от гнева, её – от страха. Около дальней стены плакала Нана, вытирая слёзы рукавом. Время будто застыло, чтобы потом сжаться и взорваться: Пи протянул две руки к шее девушки, сцепил их, и начал сдавливать горло, ещё одной рукой он держал её плечо, а четвёртой удерживал за хрупкое запястье средоточие отчаяния, готовое вонзить нож. Девушка пыталась кричать, но из её горла вышел только хрип. Щёки мгновенно стало покалывать, а сознание пронзилось мыслью, что она совсем не готова умирать вот так. Свободной рукой она уперлась Пи в подбородок, пытаясь оттолкнуть его. Девушка напряглась изо всех сил, и персеянину, чья голова от её усилий, неудобно запрокинулась назад, пришлось отвлечься, убирая её руку. Этой замешки было достаточно, землянка оказалась чуть проворнее, чем персеянин, и чуть решительнее, чем она сама этого ожидала – и нож резко и легко прорезав белую рубашку, вошёл под синие рёбра.

Лицо Пи вытянулось в удивлении, но хватку он не ослабил. Ева вынула нож, и пара синекожих рук, дрожа, зажали рану. Однако персеянин продолжал сжимать шею ещё крепче. Струйка воздуха, попадавшая в лёгкие за счёт отчаянного напряжения мышц шеи, уменьшалась, в глазах начинало темнеть. Ева уже не думала о том, что делает – и снова воткнула нож в тело Пи, чуть выше. И снова, и снова, и снова, пока тот, наконец, не пошатнулся, и, сделав несколько неуверенных шагов назад, упал навзничь. Ева закашлялась, прижав руку к шее и облокотившись об стену, устало сползла на пол. Нана, подбежав к ней, обняла её голову и притянула к своей груди.

– Ева, – шептала она, безумными глазами смотря на персеянина и трясясь от страха, – Ева, что мы наделали.

Рыжая пялилась на струйку алой крови, расползающуюся от бездыханного тела инопланетянина. И, как ни странно, думала о том, как удивительно, что она никогда не задумывалась, что их кровь тоже красная. Осознание содеянного снизошло на неё, когда она подняла взгляд на растерянного Линча, стоявшего в проходе. За его спиной с ноги на ногу удивлённо переминались двое мужчин.

– Я защищалась, – онемевшими губами прошептала Ева.

Плечо девушки пропитывалось слезами Наны.

Линч подошёл к Пи и задумчиво почесал за ухом свою серую голову. Он сел на корточки рядом и уставился в его удивлённо-помутневшие глаза.

– Нана, – окликнул он мулатку, – ты же медик, ты сможешь его спасти?

Девушка выпустила из объятий Еву и подошла к Линчу.

– Он мёртв, – всхлипнула она.

Хоботоносый закрыл лицо руками и выругался на своём диалекте.

– Ты ведь понимаешь, Ева…

– Линч, я защищалась! – срывающимся голосом крикнула девушка.

– Защищалась от персеянина?

– Он душил меня, – Ева чувствовала, как её снова начинает трясти под укоризненными взглядами мужчин и хоботоносого.

Линч вопросительно взглянул на Нану.

– Да, и меня он ударил, – едва слышно сказала мулатка, однако в тишине её слова были отчётливо резки.

– Была причина? – капитан в удивлении поднял хобот.

Мулатка закусила губу и отыскала глаза Евы. Подруга смотрела на неё и молчала, держась за ноющее плечо. Молчание, длившееся несколько секунд, показалось вечностью.

– Так, вы арестованы обе до выяснения обстоятельств, – вздохнул Линч и выпрямился, – я, как старший по званию, принимаю на себя полномочия командира. У нас нет изолятора, поэтому вы будете отправлены в свои каюты и не сможете покинуть их до прибытия на Персею. Мужчины, вы не проводите наших дам?

Рыжая встала и, обойдя подходящего к ней мужчину, своенравно дёрнула плечом. Уходя, она кинула взгляд на безвольное, распластавшееся по белому холодному полу, синее тело Пи и вздрогнула. Следом за ней, опустив взгляд в пол, шла Нана.

– Говорил же, что девушки на корабле – не к добру, – пробурчал Линч.

Разбор произошедшего был недолгим – на случай убийства на корабле действовали чёткие предписания: труп кремировать, виновника доставить на Персею для дальнейших разбирательств. Видеонаблюдения в блоке питания предусмотрено не было, оставалось полагаться на показания девушек. Через пару часов совет из Линча, Ипкиса и Джерарда пришёл к выводу, что мулатка не виновна и её можно выпустить. Груз вины ложился только на Еву, которая, боясь подставить подругу, предпочла хранить молчание относительно произошедшего. Однако, для всех всё было очевидно – на одежде девушки была кровь Пи, а нож был в её руке, когда Линч обнаружил их. Мужчины, узнавшие о ситуации, бесконечно осуждали Еву между собой, но предпочитали не озвучивать своё мнение.

Настроение на корабле было в упадке. Практически, никто ни с кем не общался – все механически исполняли свои обязанности. Даже мужчины, такие шумные в первые дни, ходили теперь, будто в воду опущенные, молчаливой стаей.

Произошедшее так выбило всех из колеи, что сначала Линч забыл заблокировать дверь каюты Евы и распорядиться о том, чтобы ей подали завтрак. Однако, уже к полудню недочёты были исправлены. Приносить пищу в её каюту вызвалась Нана. Когда соответствующее разрешение было получено, мулатка, с нехитрым обедом на подносе, поспешила к подруге.

Дверь поднялась, пропуская её в светлую спальню. Ева лежала на своей койке, отвернувшись к стене и сжавшись.

– Ева… поешь. Я принесла обед, – Нана нерешительно остановилась посередине комнаты, – Здесь смузи… с земной черникой…

– Это очень мило, но какой смысл? – отмахнулась девушка, – Меня всё равно казнят по прилёту… Или через пару дней… Наврядли я успею умереть от голода.

Нана поставила поднос и села на краешек кровати, шумно выдохнула и, ссутулившись и опустив голову, закрыла лицо руками.

– Всё из-за меня. Я так виновата! Ева, прости! Прости, что терпишь всё это! – её голос дрожал, – Это я должна быть на твоём месте.

Ева села на кровати, свесив одну ногу, и аккуратно убрала руки от лица Наны,

коснулась своими холодными ладонями щёк темнокожей девушки, большими пальцами также аккуратно вытерла слёзы, запутавшиеся в ресницах, поправила прядь волос, и подняла голову подруги за подбородок.

– Нана, – девушка заглянула в чёрные глаза, – если я о чём-то и жалею, то только о том, что не убила эту синекожую суку раньше. Не давай себя никому в обиду, слышишь? Ты же чудесная… ты… – Ева запнулась, и покачала головой.

Темнокожая Нана, завороженная зелёными глазами подруги, перевела взгляд на губы и, медленно приблизившись, как бы спрашивая разрешения, робко поцеловала их. Ева отшатнулась и удивлённо вскинула брови.

– Извини, не знаю, что на меня нашло, – Нана опустила пушистые ресницы и через секунду почувствовала ответный поцелуй на своих губах.

Тогда она, привстав на кровати, перекинула ногу через Еву и села сверху. Их лица оказались напротив и Нана, на секунду смутившись, виновато улыбнулась. Ева соскользнула потеплевшими ладонями к шее своей подруги, провела по рубашке, под которой почувствовала упругую грудь, прошлась по талии и остановила руки на бёдрах, не решаясь двинуться дальше. Мулатка положила свои руки на её, поглаживая и мысленно умоляя её продолжать, а затем нежно поцеловала её ключицы, и выше – поднимаясь по шее до мочки уха. Ева закусила нижнюю губу и тихонько застонала от удовольствия, растекшегося по телу. Её трусики моментально намокли, она почувствовала, как Нана давит на неё плечами, пытаясь перевести подругу в горизонтальное положение, и уже хотела откинуться на подушку, как дверь, пикнув, начала открываться.

Нана поспешно перекинула ногу и села рядом. В каюту вошёл Ипкис, кинул взгляд на мулатку и едва заметно улыбнулся.

– Читать мысли невежливо, – мулатка закрыла глаза рукой, поняв смысл его улыбки и смутившись.

Ипкис хмыкнул:

– Я случайно, прости.

– Чего тебе? – щёки Евы запылали румянцем.

– Если честно, я сам не знаю, – Ипкис сложил руки на груди, прошёл в другой угол комнаты и опёрся о стол ягодицами, – мне кажется, вы хорошие девушки, я уверен, что вся эта ситуация не так проста, как её трактует Линч. Может быть, я мог бы помочь вам?

– Конечно, – вздохнула Нана, – конечно, всё не так просто. Он ударил меня из-за… ну, ты знаешь. И Ева вступилась.

Внимательные орлиные глаза будто смотрели в душу заключенной.

– У тебя ведь были личные счёты?

– Да, – Ева сложила руки на груди и тяжело выдохнула, – но это неважно всё, мотивы… кого они волнуют. Законы Персеи известны вам всем: убивший опасен и должен быть усыплён.

– Но ведь есть исключения, – Ипкис прошёлся до стены и назад, – я знаю людей, которые могли бы помочь тебе.

– Моих личных счётов недостаточно, чтобы использовать их в защите.

– Так что между вами было? – почти шёпотом спросила мулатка.

Повисло неловкое молчание. Ева скривила губы и процедила:

– Недопонимание. Если бы Пи был убийцей, предателем Персеи или что-нибудь в этом духе, меня могли бы оправдать, но… – она шумно втянула воздух ноздрями, – всем вам известно, что он был отличным капитаном, хорошим учёным, неплохим другом. А у нас с ним произошло недопонимание. Но это ерунда. Он толкал Нану, он бил её. Разве это допустимо для персеянина? Разве это не марает его честь?

– Никто не поверит, что чистокровный персеянин мог так неразумно повести себя, – вздохнул Ипкис, – и никто не поверит, что… Что он сделал? – ра округлил глаза.

Ева поняла, что он пытается прочесть мысли и интуитивно сложила руки перед собой и отвела взгляд.

– Ипкис, читать мысли неэтично.

– Да, извини.

– Нана – свидетель того, что Пи угрожал её и моему здоровью.

– Вам стоит предоставить кадры своей памяти в доказательство, но тогда все узнают, – Ипкис многозначительно взглянул на мулатку, – про эту грязную историю.

Её лицо было совершенно мокрым от слёз. – Ну не плачь, – простонала Ева, – пожалуйста, – и обратилась к Ипкису, – можно я буду выходить из камеры? Я никого не трону, обещаю.

Тот отрицательно покачал головой.

– Сейчас тут главный Линч. Он просто следует инструкциям. Инструкции такого не предписывают. Но если хочешь, я могу попросить, чтобы к тебе в каюту пускали мужчин, я знаю, что ты любишь рисовать мужские портреты.

– Нет, спасибо. Не нужно, – девушка уткнулась своим носом в плечо – Ну да, они тоже желанием не горят. Кажется, они тебя боятся. Только Джим хотел тебя навестить. Что ему передать? – Ипкис подошёл к дверям, собираясь выйти.

Ева с едва сдерживаемой снисходительной улыбкой смотрела на пилота.

– Понял, – хмыкнул тот и вышел.

Девушки посмотрели друг на друга и улыбнулись.

– Знаешь, кажется, нет у меня никакого дома. Пи обидел меня и ударил тебя, он преступник. Но и на Земле мне места нет… – вздохнула Ева.

– Дом там, где уютнее всего, – улыбнулась Нана.

– На твоём плече. Твоё плечо – лучшее место в космосе.

Повисло пронзительное молчание. Они смотрели друг другу в глаза. Вдруг тёмные брови Наны поползли вверх и её лицо приняло жалобное выражение лица – снова подступали слёзы.

– Не надо страдать из-за этого всего, ладно? – Ева подошла к подруге и вытерла слёзы с её лица, – Просто живи дальше, у тебя всё будет хорошо. Я виновата – я понесу наказание. Не лезь в это. Сотри память обо мне, чтобы не грустить. И об Эде лучше сотри, – девушка захохотала, – потом будешь удивляться, откуда у тебя ребёнок.

Нана обняла подругу и уткнулась носом в горячую шею:

– Хочу помнить тебя.

Глава 18. Пожелтевший лист

Последние дни полёта для Евы слились в один – бесконечно долгий, нависающий печальным исходом. Мужчин она видеть не хотела, с Линчем поговорить не удавалось – строгий командир отказался от посещения заключённой. Несколько раз заходил Джерард и пытался завести беседу – но она не клеилась, по вздрагиваниям его хобота при резких движениях девушки, Ева поняла, что механик её побаивается. Она пыталась ему объяснить, что не так плоха, как он может об этом думать, но видела, что он не понимает. Пару раз заходил сочувствующий Ипкис, садился в дальний угол комнаты и долго-долго говорил речи, которые должны были утешить, но не утешали. Даже встречи с Наной не могли стать отдушиной – потому что та постоянно была в слезах, заламывала запястья и нервно ходила из одного угла каюты в другой. И вести, которые подруга приносила с собой радостными не были – Линч направил матери Евы сообщение о произошедшем, взволнованная Аня позвонила на ПП Нане – и мулатке нечем было её утешить, рыжий ударил Джима, а лысый оказался болен гриппом. Хотя, конечно, всё это было мелочью по сравнению с предстоящей судьбой Евы. Отчаяние накрывало её с головой, но она изо всех сил держала себя в руках. «Не плачь, ты же девочка, – говорила ей мама, – ты должна быть сильной». И она была.

Наконец прибыли на Персею. Был солнечный день.

За Евой прибыли два осьминогоподобных сотрудника госинспекции и, надев на неё тяжёлые наручники, выпроводили из корабля до ближайшего телепорта. Девушка кинула последний взгляд на прибывших с ней – мужчины и хоботоносые отводили взгляд, глаза Наны горели тревогой, Ипкис тоже смотрел с большим сожалением. Когда Еву провели мимо – ра обнял девушку за плечи и та уткнулась лицом в его грудь. Сильные щупальцы ухватили Еву за плечи и толкнули вперёд.

Осьминогоподобные переместили заключенную в тёмное здание. Первым делом был проведён допрос. Раскрасневшийся синекожий персеянин ходил по зеркальной комнате и, сверкая глазами из под мохнатых бровей и брызжа на подбородок слюной, требовал доказательств.

– Не мог персеянин беспричинно поднять руки на женщину! – кричал он, – Я не верю! Мы – высокоинтеллектуальная нация, мы гуманны и чисты, мы – оплот космоса!

– Видимо, агрессия вам не так чужда, как кажется, – бормотала Ева в ответ.

Персеянин стучал по столу всеми четырьмя кулаками и требовал подписать бумаги о разрешении снятия воспоминаний для доказательств, но девушка упорно отказывала.

– Ага! Тебе есть, что скрывать! – кричал тогда он.

– Никто из граждан Персеи не обязан показывать свои воспоминания и никто не может заставить его это сделать, вы и сами это прекрасно знаете, – парировала Ева.

Разговор метался из пустого в порожнее и наконец следователю это надоело.

– Хорошо! – вскрикнул он, – у тебя будет достаточно времени подумать!

И осьминогоподобные охранники грубо подняли девушку за плечи и втолкнули в телепорт. Вышли они, очевидно, уже в месте лишения свободы. Глаза Евы не успевшие привыкнуть к темноте, едва различали длинный коридор с рядом тусклых ламп. Соотрудники что-то буркнули охраннику у входа, тот кивнул им и они грубо толкнули девушку вперёд. Она споткнулась, но сохранила равновесие. Она прошла ещё метров десять, разглядывая камеры по правому боку коридора. Первые несколько были пустыми – глухие стены и двери-решётки, в комнате была койка, стол и стул. Чуть дальше камера была занята – там сидел грязный и хмурый, но внушающе рослый шпак, ещё через несколько камер было видно развалившегося на нарах рептилоида. Еву провели чуть дальше и провели в одну из самых дальних камер.

Сняли наручники. Она шагнула и за спиной пиликнула дверь – девушка оказалась заперта. Ева потёрла запястья и дошла до стены, огляделась. Вдруг осознание происходящего рухнуло на неё со всей силой, так пугающе неодолимо, что она прижалась спиной к холоду бетона и сползла на пол, закрыла лицо руками и всхлипнула. Слёзы обожгли ладони. Вдруг стало так жаль себя, что Ева всхлипнула ещё и ещё.

– Эй, новенькая, – раздался гулкий голос в соседней камере.

Девушка промолчала.

– Ты там плачешь, что ли?

– Нет, – ответила Ева, но заложенный нос её выдавал.

– Будет тебе, делов то. За что ты здесь?

– Ты кто?

– Извини, забыл представиться. Моё имя – Нейбор, сижу за распространение канабиса. Ещё пара недель и выйду. А ты?

– Я убила персеянина, – шмыгнула девушка.

– Что? Давай заливай. Ты же землянка! – хмыкнул голос.

– Я защищалась…

– Защищалась от персеянина? Хо-хо, – голос повеселел, – это будет твоя позиция на суде? Слабовато. Кто ж поверит – персеяне, они такие… спокойные, уравновешенные. Не то что шпаки – те ещё психи.

– Пошёл ты, – раздался другой голос чуть дальше.

– Без обид, – снова хмыкнул первый, – Хотя знаешь, мне тут кореш – тоже рептилоид, такое недавно рассказывал, просто охренеть.

– Извини, – перебила его Ева, – я вообще предпочла бы погрустить в тишине.

– Понял, – Нейбор замолчал на несколько секунд, но потом снова возобновился, – Да мы все тут несправедливо оказались, надо признать. Кроме шпака, конечно, по нему вот видно – дикий!

– Пошёл ты! – с ленцой ругнулся шпак.

– Ну, продавал я травку, ну и что? Сознание открывал существам ведь.

– Открывать сознание – это серьёзная работа над собой, а не потребление вот этого, – буркнула Ева, утирая слёзы.

Ощущение драмы было бесповоротно и пошло разрушено.

– Они говорят, от травки народ дуреет, – продолжал рептилоид, – Не скажи! Вот мой кореш рассказывал…

– Мне не интересно, – Ева уткнулась в колени.

– И что, тебя типа казнят теперь?

– Наверное, – почти шёпотом ответила девушка.

– Паршиво, – Нейбор вздохнул, – а ты это… под канабисом сделала?

– Нет же, я защищалась. Я знаю, что персеяне не агрессивны, но это был исключительный случай, – простонала Ева.

– Я тебе верю. Потому что мне тут кореш давеча рассказывал…

– Ну? – девушка начинала злиться.

– Ну вот я и говорю, братан мой работает мастером по воспоминаниям. В свет выбился, присоски на бошки лепит, удаляет идеи, мысли, воспоминания, вроде даже и добавлять теперь можно. Так вот, к нему тут персеянин один заходил – важная шишка, говорит, просил удалить воспоминания о том, как он женщину убил. Прикинь, персеянин – женщину!

– Что? – Ева почувствовала, как по коже пробежали мурашки.

– Брешет, небось, – раздался голос шпака.

– Кореш говорит, что много всякой жести видел, но там прям настоящая расчленёнка была, топор, кровь, все дела. И женщина такая приличная вроде.

Сердце в Евиной груди забилось быстро-быстро. Она вскочила и подбежала к двери, жадно вслушиваясь в каждое слово, однако Нейбор замолчал.

– Мне нужны подробности, – с мольбой почти простонала девушка.

– Да какие подробности. Это же почти тайна. Знаю только, что персеянин заплатил прилично, вроде как его правительство покрывает. Уж не знаю, что там правда, что нет. Но кореш у меня крутой, да?

– Как зовут твоего… этого?

– Тебе то зачем? С тобой уже не прокатит – поймали ведь, – хмыкнул рептилоид.

– А твой кореш случайно не работал с мужчиной Эдом, ничего ему не стирал? – Ева закусила губу.

– А ты откуда знаешь? – голос Нейбора звучал удивлённо, – Да, его тот же персеянин приводил.

Ева нецензурно выругалась. Она прошла до стены и обратно, снова и снова, продолжая материться, пнула стул, и снова вернулась к двери.

– Ты не ошибаешься? Твой друг стёр воспоминания персеянина о том, как он убивал женщину?

– Да, всё так и есть. Он мне рассказывал… – подтвердил рептилоид.

– Брешет он всё, – возмутился шпат.

– И тот же персеянин приводил Эда? – голос Евы задрожал.

– Да, тот синекожий на правительство работает вроде.

– Ох… – девушка ударила ладонью по дверям, – Назови его имя. Как здесь позвонить?

– Ты чего как распереживалась? Ты не подставить ли моего братишку хочешь?

Ева снова выругалась.

– Ты понимаешь… ты… ты видишь связь? – казалось, слова давались девушке с трудом из-за стоявшего в горле комка.

– Сеструнь, связь не этим органом чувствуют, – рептилоид снова расслабился.

– Ты долбанный наркоман. Твой братишка помог персеянину подставить Эда, человека. Я так и знала, так и знала, что он не мог убить. Я знала, – по лицу девушки проскользнула едва заметная улыбка, – пожалуйста, как зовут твоего… друга?

– Да его все знают, это ж Мнемос, – раздался голос шпата.

– Слышь, заткнись, – прошипел Нейбор.

– Сам заткнись, – лениво ответили ему.

– Нет, ты заткнись, – заорал рептилоид.

Ева ударила ладонями по дверям:

– Эй! Эй, охрана! Мне нужно позвонить! Эй!

– Это бесполезно, – спокойно ответил ей Нейбор, – эти осьминоги там спят целыми днями, нас не слышат. Если они не забудут прийти дать нам жратву – скажешь им.

Ева застонала, закатила глаза и дошла до кушетки. Легла – и тут же острая спица матраса вонзилась ей в бок. Она перекатилась на бок и вперила взгляд в стену, прокручивая в голове встречи с Эдом, слова Наны, сцены с Пи.

Она точно не знала, сколько прошло времени. Сокамерники тихо переговаривались о чём-то и девушку уже начало клонить в сон, когда вдруг она услышала звук тяжёлой поступи осьминогоподобных охранников. Ева вскочила и подбежала к своей «решётке». Разносили обед.

– Извините, – крикнула девушка, – мне нужно позвонить.

– Ага, – хрюкнул один из стражей, – а бассейн тебе здесь не организовать?

– Но у меня есть право на звонок! – Ева повысила голос и один из охранников подошёл ближе и пристально посмотрел ей в глаза.

– У преступников нет никаких прав, – процедил он и протянул ей миску с зеленоватой похлёбкой.

Однако, когда Ева протянула руки к ней, он резко разжал щупальце и тарелка с грохотом упала на пол, разлив содержимое по плесневелой плитке.

– Упс, – вздохнул осьминогоподобный, – какие же вы, землянки, неловкие, – и, усмехнувшись, он пошёл к выходу.

Девушка со злостью ударила кулаками по решётке:

– Постойте! Пожалуйста! Мне надо поговорить с Линчем! И с Торресом! – её крик сорвался на стон, она вцепилась руками в решётку так, что побелели костяшки пальцев, и трясла её, продолжая повторять, – С мэром! С кем-нибудь! Она увидела, что второй охранник стоял около выхода, обернувшись и разглядывая её. Он воровато обернулся на закрывшуюся за напарником дверь и подошёл к камере девушки:

– Мне очень жаль, но вас ведь всё равно навряд ли пощадят, такая статья, знаете…

– Дело не в этом, – Ева всхлипнула, – да, я убила персеянина. Я виновата. Но этот мужчина, этот Эд, вы же знаете о ком я, правда? Он не убивал свою мать. Вот, вот, спросите у моего сокамерника, он знает свидетеля. Его нужно допросить. Нужно спасти Эда.

Лицо осьминогоподобного вытянулось в удивлении, он сплюнул в сторону и, пробурчав что-то о том, что без землянок жилось куда спокойнее, быстро удалился вслед за напарником.

– Я смогу позвонить? Я смогу? – но эти вопросы остались без ответа.

Могло ли закончиться всё так просто? Осьминогоподобный, топая своими мускулистыми щупальцами по прохладной лестнице в какой-то момент стал вершителем судеб. Дело было серьёзным, заключённая кричала громкие имена – капитан Линч, господин Торрес – можно ли их тревожить вообще? Он взглянул на своего коллегу, который отказал Еве, и тот, будто бы прочёл его мысли и хмуро покачал головой.

– Они все такие, – вздохнул он и похлопал по плечу задумавшегося охранника, – Эти землянки. Миловидные, несчастные, такие вроде как даже и невинные, ищут способ спастись. Хочется им поверить, но, друг, она персеянина убила. Это факт, она его не отрицает. Значит – что? Значит, она опасна.

Стражники кивнули друг другу и на этом дело, казалось, было решено. Действительно, преступники любили потребовать какие-нибудь свои права. Но требование звонка господину Торресу или капитану судна космической экспедиции – это было что-то новенькое. Однако, спустя три дня, в гос тюрьму заявился сам капитан Линч. Казалось, он стал ещё худее за это время, скулы остро выделялись и всё лицо выглядело очень хмурым. Он подошёл к Евиной камере и встал, в упор на неё смотря.

Девушка подошла к нему, вглядываясь в глаза хоботоносого и пытаясь понять, с добрыми он вестями или нет.

– Тебе… тебе позвонили? – наконец прервала она молчание.

– Нет, – вздохнул Линч и, заложив руки за спину, стал ходить вдоль прутьев, – Нет, не звонили. А должны были?

– Почему ко мне не приходит Нана? Почему не приходит Ипкис?

– Никого не пускают, ты же знаешь. Меня вот только благодаря чину и пустили. Хотя, в общем-то, я не горел желанием идти, меня эти двое и уговорили, чёрт бы их побрал. Просили рассказать тебе новости и узнать, как ты.

– Линч, никогда бы не подумала, что скажу такое, но я так рада тебя видеть! Здесь такое, Линч! Послушай, мне нужна твоя помощь!

– Нет, прости, дорогуша, с меня достаточно проблем, которые появились благодаря тебе, – развёл руками хоботоносый, – я вижу, у тебя всё прекрасно, не хочешь слушать новости – тогда мне пора.

– Ты можешь спасти двух невиновных, – Ева схватила руками металлические прутья и приблизила своё лицо так близко, как могла.

Линч остановился и уставился на неё.

– Капитан… В ваших руках две человеческие жизни, – девушка умоляюще прошептала, – выслушайте меня.

– Что ты имеешь в виду?

– Пи преступник. И ты сам знаешь, как это многое меняет.

– Ева, что ты говоришь! – он всплеснул руками.

– Смотри, рядом со мной сидит рептилоид, Нейбор. Его друг – Мнемос, он стирает воспоминания. Он стирал воспоминания Пи. Нейбор говорит, что Пи удалял воспоминания о том, как он убил мать Эда.

– Это невозможно, – Линч покачал головой, – слушай, никто не поверит в эти байки, это никак не поможет тебе.

– Нужно допросить Мнемоса. Если всё действительно так – понятно, почему нет улик, почему Эд ничего не помнит. Если всё действительно так – Пи убийца и не просто преступник, а с мотивом расовой ненависти…

– Значит, это могло бы помочь и тебе и Эду?

– И вселенской справедливости.

Линч подошёл к камере рептилоида и спросил:

– Она говорит правду?

– Я не при делах, я ничего не знаю, – тот вжался в угол койки.

Капитан нахмурился и повторил свой вопрос. Нейбор, наконец, залепетал:

– Это сказки Мнемоса. Вы сами у него спросите, только не говорите, что я, товарищ капитан! Не говорите, что я рассказал.

Линч вернулся к Еве и заглянул в её тёмные, зелёные глаза, блестящие от наплывающих из-за волнения слёз.

– Ну, если такое дело, конечно, надо сообщить, – тяжело вздохнул он, – Ты уж прости…

– Это неважно, – перебила его Ева, – что… там? Как мама?

– Держится, вроде.

– Как Нана? Что с Эдом? – Нана расклеилась совсем. Много плачет. Почти ни с кем не общается, насколько я знаю, – хоботоносый помолчал, смотря куда-то в стену, – Эд сидит, куда он денется. Приговор его тебе известен, и…

– Когда?

– Через десять дней.

– Ты успеешь что-нибудь сделать? – закусила губу девушка.

– Я постараюсь, конечно, – вздохнул Линч, – Нами всеми очень недоволен Торрес. Особенно тобой, конечно. Он раскопал где-то твои ранние диссертации на тему Земли и теперь уверен, что ты знала, что там есть живые существа.

– Я не знала наверняка, – Ева потупила взгляд, – но я надеялась.

– Ах да, надежда, – фыркнул хоботом Линч, – в общем, злится на тебя Торрес, но доказать ничего не может. Да и хрен с ним, честно то говоря. Важнее ведь, что мэр скажет…

– А что мэр? Переговоры были?

– Да, были, конечно. Мужчины хотят стать эдакими вольнорабочими, и у нас жить, и Землю облагораживать, клянутся за телепортом Фишера ухаживать, да только хватит ли у них мозгов? Ты и сама видела эту шайку. Джим только ничего такой, умный парень. О тебе спрашивает постоянно, кстати говоря. Волнуется, – усмехнулся Линч.

– К чему пришли в результате переговоров?

– К чему, к чему! Ни к чему! Взяли время подумать, разместили мужчин в гостевом блоке – а чего тут думать, вернуть их на Землю и дело с концом, верно?

– Линч! Они неплохие. Я думаю, что каждый человек хороший, если его понять, если ему помочь… – Ева закрыла глаза, вспомнив Пи, – Но персеяне… персеяне тоже замарали свою честь.

– В общем, кормим их, поим пока, ждём проведения голосования среди населения.

– Разумно, – кивнула девушка.

– Ну что ж, побегу, – вымученно улыбнулся хоботоносый, – надеюсь, свидимся ещё. Ах да, Джим просил тебе передать. Говорил, хотел лично, уж не знаю, почему сейчас решил, – и Линч сунул в руки Еве небольшую золотистую капсулу, примерно фут в длину, а затем быстрым шагом удалился.

Ева прошла к нарам, устало плюхнулась в них и повертела капсулу в руках. Её охватила дрожь: на капсуле было выгравировано – «послание Анны Долинской». Трясущимися руками она разъединила части капсулы и вытащила оттуда пожелтевший лист.

«Дорогая моя девочка!» – прочитала она…

Глава 19. Desire, action

Она оглянулась и встретилась взглядом с бледным лицом Джеймса. Он тяжело сглотнул, перекатив шарик кадыка по горлу и кивнул ей: «Давай уже». К ним спиной стоял Ипкис, вглядываясь в темноту уже пройденного коридора.

Нана повернулась и, затаив дыхание, протянула руки к свистящему во сне носовым отверстием осьминогоподобному стражнику. Была ночь, он сидел на своём кресле перед камерой и грязной кружкой, скрестив верхние щупальца, и беспардонно дрых. На его традиционный халат был напялен нелепо смотрящийся плотный жилет с кармашками, а на груди, на толстой ленте висела карта-ключ. Лента была на славу вшита в карту и снять их по отдельности не представлялось возможным. Девушка аккуратно взялась за неё и потянула вверх, надеясь вытащить ключ через голову осьминогоподобного.

Тут стражник всхрапнул, и резко, одним из нижних щупалец обвил руку Наны. Та почти вскрикнула от неожиданности и боли – по крайней мере, её рот приоткрылся и она резко выдохнула, спина под её небольшим, но туго набитым рюкзаком, вспотела, но девушка быстро совладала с собой, втянула ноздрями воздух, успокаиваясь и отмечая, что осьминогоподобный всё ещё спал, повернулась к Ипкису и вопросительно вскинула брови.

– Вытаскивай, чего стоишь, – громким шёпотом сказал ей ра.

Однако, осьминогоподобный держал крепко. Нана помедлила несколько секунд в нерешительности, а потом, ухватившись за щупальце второй рукой, стала медленно тащить схваченную руку. Наконец, она была на свободе.

Мулатка посмотрела на ключ карту. Очевидно, снимать ленту с головы охранника было не слишком хорошей идеей. Нана оглянулась в поисках идей и тут на глаза попался нож – обычный нож, каким часто вскрывали консеры. Грязный, он валялся рядом с монитором – видимо, охранник забыл его убрать после ужина.

Нана взяла нож и, перегнув ленту над картой через палец, стала отчаянно пилить её. Хруст рвущейся ткани казался оглушительным в тишине. Но в какой-то момент нож стал действовать легче, порвалась последняя ниточка и карта оказалась в руках.

Девушка с радостью продемонстрировала её сообщникам и они тихо двинулись дальше. С помощью карты ключа они открыли дверь в тёмный кордор, подсвеченный мигающими от перебоев напряжения, мутновато жёлтыми лампочками. Ипкис остался стоять у входа, Джеймс и Нана неслышными тенями проскользнули к камере Евы. Мужчина хотел было взять карту и открыть дверь, но мулатка аккуратно его толкнула в грудь, и показала пальцем на место под ногами – «стой здесь», сама же «пикнула» карточкой и открыла камеру. Ева спала на нарах, свернувшись калачиком, отвернувшись к стене.

Подруга подошла к ней и, не веря в своё счастье, положила ладонь на её плечо. Ева вздрогнула, но не проснулась. Нана наклонилась к ней, коснулась мягкими губами её волос и прошептала:

– Ева, проснись. Пора идти.

Заключенная перевернулась и открыла глаза.

– Нана? Это на самом деле ты?

– Да, да, и нам нужно идти.

– Меня отпускают? – Ева села, потирая затёкшие плечи.

– Нет, – начала было Нана, но подруга перебила её.

– Как же так? Ведь я рассказала Линчу, ведь…

– Ева, милая. У нас мало времени. Пошли. Никто тебе не поверит, никто никого допрашивать не будет. Надо уходить.

– Это безумие… – вздохнула девушка и наткнулась взглядом на заглядывающего к ним Джима.

– Ты останешься здесь? – спросил он.

Ева закусила губу, воцарилось молчание.

– Останешься здесь и умрёшь из принципа какого-то? – спросил мужчина снова.

– Нет, – выдохнула заключённая, и обняла Нану, – нет, конечно нет.

Она встала, окинула взглядом тёмную камеру, извлекла из под подушки капсулу и вышла из камеры. Ева взглянула на рептилоида, мирно сопящего в соседней камере. Смерть ему не грозила, а потому чего волноваться? Они прошли дальше, мимо спящего охранника. Нана положила ключ-карту на стол, Ева улыбнулась Ипкису и они проследовали дальше – к телепорту. В абсолютной тишине ра ввёл координаты и они вместе вошли в кабину. Вспышка света – и можно было выходить.

– Где мы? – Ева открыла дверь и не узнала местность.

– В одном из парков, – ответил Ипкис и вышел.

Остальные вышли следом.

– Мы не можем переместиться сразу… куда надо, – продолжал ра, – В общем-то, я и не знаю, куда мы можем пойти. В любом случае, нам нужно сейчас найти другой телепорт, и сделать ещё пару пересадок, чтобы нас не взяли «по горячим следам».

– Я хочу к маме, – пробормотала Ева.

– Там тебя будут искать в первую очередь, – Джим неловко обнял девушку.

– Я очень хочу увидеть её, – она высвободилась, – Я так скучала. Я хочу показать ей письмо. Ты был прав, Джим, ты был прав. Ваша хранительница, Анна… она много значит для меня.

– Ты получила мой подарок? Я выкрал, ради тебя. Это же здорово? – Джим выглядел очень довольным.

– Я очень благодарна тебе, но почему ты не отдал его раньше?

Джим растерянно пожал плечами:

– Я хотел устроить сюрприз, а потом возможность сделать это исчезла, вот я и…

– Да неважно, – отмахнулась Ева, – это уже неважно.

– Куда же нам идти? – вздохнула мулатка, прижав руки к груди и с мольбой вглядываясь в лицо ра.

– Я думаю, нам стоит уйти на окраину города, – Ипкис задумчиво посмотрел вдаль, – нет, ну уж если честно, потом всем нам стоило бы постирать память и отправиться по домам. – А Эд? – громко прошептала Нана.

– Эд, Эд… давайте не терять времени, ближайший телепорт в двух километрах. Шагу, девочки, – ухмыльнулся ра и двинулся вперёд, – во что вы втянули меня, с ума сойти.

– Но ведь его казнят уже… – мулатка дёрнула его за плечо.

– У нас ещё есть два дня! – ответил он хмуро, – а сейчас нам нужно идти, если ты не хочешь тоже оказаться заключённой.

Они двигались молча, быстро пересекли парк, держась вдали от фонарей. Наконец, нашли телепорт, и перенеслись в центр соседнего городочка, небольшой провинции. Оттуда – не выходя – в другой парк, там их ждал личный автолёт Ипкиса, на котором они вернулись к столице планеты. Водитель аккуратно спланировал на дорогу и открыл дверь на автостраде, ведущей в город:

– Ева, тебе стоит выйти здесь, а я должен вернуться.

– Я не могу увидеть маму? – прошептала Ева и тут же осознала глупость своего вопроса.

Ра отрицательно покачал головой. Девушка кивнула и вышла.

– Я останусь с ней, – решительно поправила волосы Нана и вышла тоже.

– И я, – Джим подвинулся к выходу, но Ипкис дверь автолёта резко захлопнулась перед ним и пиликнула автоблокировкой.

– Ты – нет. Тебя будут искать. Ещё проблем с мужчинами нам не хватало здесь.

Джим нахмурился, но промолчал и сел на своё место.

– В это же время в этом же месте, – Ипкис кивнул головой девушкам и нажал педаль газа. Автолёт медленно поднялся и затем, быстро набирая скорость и высоту, умчался в город, чьи огни начинали гаснуть в преддверии рассвета.

Девушки переглянулись.

– Нам стоит укрыться в лесу, – Нана взяла подругу за руку и почти потащила её по мокрой траве через поле в заросли деревьев.

Штаны у обеих быстро промокли и стали липнуть к лодыжкам. Пальцы неприятно покалывал холод. Мулатка увлекала подругу вперёд, изредка оборачиваясь. Ева устало улыбалась ей в ответ. Небо над лесом светлело в считанные минуты, и лес светлел вместе с ним. Чёрные тени синели, ещё не тронутая солнцем, но уже усыпавшая деревья маленькими стеклянными бусинками, дрожала роса. Наконец, Нана решила, что они достаточно далеко от дороги и выбрала небольшую поляну. Трава здесь была не так высока, а ещё – что служило особенным плюсом, – корни выступали достаточно высоко, чтобы можно было сесть на них, не выпачкавшись землёй. Мулатка отпустила руку, скинула рюкзак и тяжело села, прислонив спину к стволу секвойи, откинув голову и закрыв глаза.

Лес лениво шумел, где-то в глубине чащи чирикали сонные птицы. Первые, косые лучи солнца пробивались сквозь кроны деревьев, освещая плотный туман. Капли росы, висевшие на хвое деревьев маленькими бриллиантами, вспыхнули маленькими огоньками. Свежий запах леса бодрил.

Ева глубоко вдохнула, села рядом, положила капсулу рядом и, уперевшись локтями в колени, зарылась лицом в ладони. Усталость и осознание происходящего вдруг накрыли её с головой. Икры болезненно загудели, а сердце бешено забилось. Она сбежала из тюрьмы. Она – осужденная за убийство, сбежала из тюрьмы. И Нана помогла ей – теперь, если кто узнает…

– Тебе страшно? – выдавила Ева.

– Конечно, – хмыкнула Нана, – зато я знаю, что ты не умрёшь из-за какой-то глупости. Я бы не простила себе.

– Как ты решилась на это?

– Ну, я была вынуждена выбирать. Ничего не делать – позволить тебе умереть, либо… либо то, что оказалось для меня предпочтительнее.

– Я очень! Очень тебе благодарна, Нана – Ева положила голову ей на плечо, – Ты думаешь, нас никто не видел?

– О, поверь, если бы тебя заметил кто-то из прохожих, мы бы точно об этом узнали. Твои фото на каждом канале, ты настоящая звезда. Настоящая, приводящая всю планету в ужас, звезда, – хмыкнула девушка и потрепала Еву по рыжей шевелюре.

– А какие-нибудь камеры могли… засечь нас?

– Ты смеёшься? Какие камеры? – Нана взяла рюкзак и, расстегнув его, стала искать что-то, – Ты же знаешь, частная жизнь, бла-бла. Даже в твоей тюрьме не было камер. Вот лучше, – она извлекла коробку для обеда, – Поешь.

Только сейчас Ева поняла, как проголодалась. Сглотнув слюну, она открыла пластиковый контейнер и с удовольствием обнаружила там четыре прекрасных, аппетитно пахнущих тоста. Она прижала к ним свои холодные пальцы и жадно впилась в хлеб.

– Ого, – удивилась Нана, доставая из рюкзака небольшой плед и кутая плечи Евы, – Как уминаешь!

– Спасибо, – пробубнила подруга с набитым ртом.

– Да, вот теперь хорошо, – вздохнула мулатка, – вот теперь прекрасно. Эта твоя новость… Знаешь, я верила, что это не он убил мать.

Ева молча жевала.

– Линч уже передал информацию куда-то по верхам, но мне кажется, что они не прислушались. Наверное, стоило забрать его сегодня так же, как и тебя, но у него всё куда серьёзнее, и я даже точно не знаю, где его держат. Ходит слух, что прямо под зданием мэрии. А после того, как обнаружат твою пропажу, его охрану наверняка усилят. Это ужасно, правда?

Ева кивнула.

– Я не знаю, что делать. Ипкис вроде как обещал разузнать и будущей ночью предоставить информацию, но я очень сомневаюсь, что он действительно сможет, что мы сможем. Он там сидит, такой грустный, одинокий… Его руки уже не пахнут домашними кексами. Чем они сейчас пахнут, как думаешь? – продолжала мулатка, подняв взгляд в небо.

Рыжая подняла бровь. Она раньше не замечала такой сентиментальности за подругой. Нана продолжала:

– Ну да. Ты не понимаешь, Ева, мы так круто поменяем мир. Уже поменяли. Теперь мужчины получат равные с нами права, будут жить в комфорте рядом. И Эд… он ведь большой молодец. Конечно, каюсь, иногда я думала, что он мог убить маму, иногда казалось, что он просто глупый агрессор. Ведь он мужчина и мне не слишком понятно, что у них в голове. Если бы он сделал это – между нами всё было бы кончено. Что ты смотришь так на меня? Мне ужасно стыдно сейчас за эти мысли. Но я бы не смогла быть с человеком, который подло поступает с другими. Ведь однажды он может так же поступить с тобой. Мало того: если каждый будет пренебрегать общением с мразями – мир станет лучше. Я бы не простила себе, если бы вынашивала ребёнка убийцы. Мне так спокойно теперь…

– Так ты его любишь? – этот вопрос невольно вырвался у Евы и она зажмурилась, не желая слышать положительного ответа.

– Я знаю, о чём ты думаешь. Ты очень дорога мне, милая, но ведь Эд – отец моего ребёнка.

Ева широко распахнула глаза и вопросительно посмотрела на Нану. Та отвернулась, поджимая губы. – У ребёнка должен быть отец, типа? – съязвила она.

– Ну да, – кивнула Нана, – на Персее не многие могут этим похвастать.

– Зачем?

– Ну как же, – мулатка растёрлась, – для гармоничного развития личности.

– Слушай, я ничего не имею против мужчин, – вздохнула Ева, – я очень даже за. Ты ведь знаешь истинные мотивы моего полёта на Землю, ты знаешь, как часто я их рисую. Они красивые создания, манящие, но не стоит забывать о большом спектре их минусов.

– Прекрати.

– И кроме того, – всё-таки продолжала Ева, – Кроме того, я поняла, что ты нужна мне.

– Но мы ведь можем дружить, как раньше, – Нана испуганно смотрела на подругу.

Ева резко приблизила к ней лицо. Показалось, что секунды застыли между ними. Большие тёмные глаза Наны молили не винить их. Ева наклонилась ещё чуть-чуть и их губы соприкоснулись. Где-то внутри грудной клетки ухнуло. Влажный поцелуй отозвался мурашками по усталому телу мулатки, но она отодвинулась и тяжело вздохнула.

– Нет. Я не знаю, как мне быть. Дай время.

Ева потрогала языком верхние клыки и шумно выдохнула:

– Оставь меня.

– Что? – Нана удивлённо поморгала, – Слушай, мы ведь по-прежнему подруги! Тебе нельзя оставаться одной.

– С чего бы? Как ты мне поможешь, если что-то случится? Иди домой и выспись. Это будет полезнее для ребёнка, чем сидеть здесь, со мной.

Мулатка встала и вынула из рюкзака небольшой блестящий «плэй-эр» с двумя наушниками-капельками.

– Чтобы не скучала, – она сунула его в руки подруге, – Пользоваться умеешь?

– Да, – Ева немного подумала и протянула мулатке капсулу, – передай маме, если тебе не трудно.

– Как мне может быть трудно? – улыбнулась ей Нана, сунула предмет в рюкзак и быстрыми шагами стала удаляться.

По её лицу было трудно угадать, что она чувствовала, но на самом деле внутри неё бурлило огромное количество разных чувств. Например, она бесконечно скучала по Эду, казалось, что сейчас он ей особенно необходим. Вдруг нежной волной накрыли воспоминания: вот Эд смущаясь заходит в квартиру впервые, вот он подаёт первый завтрак и сидит рядом, волнуясь – понравится или не понравится? – вот он обнимает её. Первая ночь, когда он уснул рядом и вдруг Нана чётко осознала гармонию мира, царящую вокруг. Вот приходят друзья, Ева… Комок подступил к горлу – Ева тоже была необходимой частью жизни Наны. Кроме того, мулатка была в неоплатном долгу перед подругой. Если бы не её забота и защита – возможно, путешествие стало бы для неё невыносимым адом. Может быть, дело было даже не в чувстве вины, а в том, что засыпать рядом с рыжей подругой было так же спокойно и умиротворённо. Но ведь, девушка, которая любит девушку – это против природы, это ненормально? Можно было понять землянок, которые на Персее жили вместе. Человек рядом всегда предпочтительнее инопланетянина, пусть даже и такого же пола. Конечно, женщины дарили друг другу любовь, но у них не было выбора. А у Наны он был.

Глава 20. Никто не верит

Руки, державшие лист письма, дрожали. Она что-то невнятно мычала Нане и мулатка, пытаясь разобрать речь, обнимала и сочувственно хлопала её по плечу. Наконец, женщина смогла объяснить:

– Понимаешь, Ева не моя дочь. Она – дочь моей подруги, вот… вот этой, что написала письмо. Как мне жаль, как жаль, что всё так! Это несправедливо, чёрт! – она вытерла слёзы и подушечками пальцев погладила пожелтевшую бумагу- Анечка моя, моя дорогая, я не справилась. Я не справилась, Аня, – женщина зарыдала в голос.

Нана подошла к графину, налила воды в стакан и подала женщине.

– Послушайте… успокойтесь. Всё будет хорошо. Сейчас Ева в безопасности. Конечно, чёрт его знает, что там дальше нас ждёт, но могу сказать точно, что она не в тюрьме.

– Вы что? Вы… – Аня вытерла последние слезинки и перешла на шёпот, – Сбежали?

– Я не знаю, могу ли я вам рассказывать такое. Вдруг потом вас вынудят демонстрировать воспоминания…

– Что ты говоришь? Я сейчас же иду к ней! – женщина решительно встала и схватила рубашку, висевшую на соседнем стуле.

– Нет, не стоит, – замотала кудряшками Нана, – вам нельзя!

– Как нельзя?! Где она? – Аня раскраснелась, её щеки горели румянцем, а от слёз не осталось и следа.

– Послушайте, вы можете всё испортить. Нельзя вам выходить из дома и нельзя знать, где она. Да вас могут банально выследить.

Аня понуро плюхнулась на диванчик.

– Чёрт, – выругалась она и закрыла лицо руками, – чёрт! Чёрт! Эти… сотрудники безопасности уже приходили меня допрашивать, когда вы только вернулись из экспедиции. Всё интересовались, не было ли у Евы психических отклонений, не замечала ли я агрессии, ненависти к персеянам. Вещи её досматривали, весь дом перевернули. Зачем, спрашивается? Она ведь сказала, что защищалась!

– Никто не верит, вот и…

– Но вы ведь докажете? Почему она не предоставит память? Почему?

Нана закусила нижнюю губу и промолчала.

– Может она голодная? Передай ей… Ох, да у меня и нет ничего! Подожди, я сейчас котлет нажарю! – Аня снова резко встала и подошла к холодильнику.

– Не нужно, я занесу ей еды сама.

– Она у тебя?

– Нет.

– А где?

Мулатка умоляюще взглянула на Аню и та, поняв, что так и не узнает, тяжело вздохнула.

– Ева у меня хорошая девочка. Береги её.

– Ага, – согласилась Нана и перед её глазами живо встал утренний лес и бесконечно грустные глаза цвета виски. Мулатка представила, как сейчас бесцельно бродит Ева по лесу, слушая музыку хоботоносых. Но это было не совсем так, вернее совсем не так.

Нет, конечно сначала Ева была в лесу, на том же самом месте, где её оставила Нана. Она смотрела на блестящий плеер, улыбалась и вспоминала лицо Наны, вспоминала сколько раз мулатка звала её прогуляться, поболтать, поужинать, пока они учились, каким особенным, волшебным светом горели её глаза и как они тускнели после очередного отказа. Нет, не то, чтобы Ева не хотела с ней дружить, но тогда все мысли были о великом долге перед человечеством, о карьере, работе, о мужчинах… Её влекла эта таинственная недосягаемость человеческих самцов, ей мечталось стать настоящей главой своего прекрасного семейства, приходить с работы в тёплый дом, где ждут дети и муж. А потом как-то всё закрутилось, и оказалось, что нужна одна лишь Нана. Эти неловкие пара поцелуев с ней казались незавершённым гештальтом, бездумно хотелось узнать, что будет дальше.

Но у неё есть Эд. И он не убийца. Его необходимо вытащить, оправдать и тогда Нана будет счастлива с ним. У неё будет то, о чём так мечтала Ева, будет прекрасная семья, ребёнок. Разве не за возможность существования такой идиллии она начинала бороться когда-то?

Определённо, надо действовать, надо защитить этого наивного блондина. Тогда девушка двинулась к трассе и когда лес стал совсем редок – пошла вдоль дороги к городу. Она оказалась, как и предполагала, рядом со столицей. Первым делом нужно было найти Мнемоса. Конечно, по слухам он жил где-то в этом городе Персеи, но где конкретно – Ева представляла смутно.

Ева двигалась в сторону города и увидела брошенный кем-то на дороге автолёт – старый и ржавый. Она подошла и заглянула в зеркальце машины. Девушка внимательно рассмотрела своё осунувшееся лицо, и, в задумчивости обошла автолёт. На секунду её губы скривились в омерзении, но она тут же взяла себя в руки и, со звуком выдохнув, двумя пальцами провела по капоту машины. На подушечках осталась чёрная копоть. Ева снова наклонилась к зеркалу и с отвращением втёрла грязь в щёки. Этого ей показалось мало, и она повторила процедуру снова и снова, прошлась руками по ёжику волос и совсем скоро стала напоминать «невесть кого», как сказала бы её мама. Девушка заглянула в автолёт в надежде найти какую-нибудь одежду или ещё что-то, что могло бы ей помочь изменить внешность – но, увы, в этот раз судьба ей не благоволила.

Зато сильно повезло немного позже. Она приблизилась к городу, когда солнце уже поднялось в зенит, и около невысокого царапанного телепорта старой модели увидела компанию из трёх рептилоидов. Рефлекторно облизывая губы двойным языком, они что-то горячо обсуждали. Раньше она обходила такие компании стороной, слишком уж выделялись их тёмные толстовки и надвинутые на головы капюшоны на фоне общего позитива. Одетые не по погоде, говорящие вполголоса и замолкающие при виде незнакомцев – они казались настоящими маргиналами. Однако, в данной ситуации, наверное, именно они и могли помочь.

– Привет, – поздоровалась с ними Ева и почувствовала неловкость.

Рептилоиды рассматривали её молча.

– Я ищу Мнемоса.

– Не знаем такого, – ответил один из них, самый высокий, и выудил из кармана самокрутку.

– Мнемос, один из лучших стирателей памяти в Персее, рептилоид… – рассеяно жестикулировала Ева.

– Нет, не знаем, – хмыкнул второй, пока первый зажигал самокрутку.

Ева тупо посмотрела ему в глаза. Потом оглянулась – вокруг не было никого из тех, кто мог бы ещё помочь. Раздосадованная, она уже собиралась развернуться и уйти, но вдруг выпалила:

– Я знаю Нейбора.

Рептилоиды по-прежнему молчали.

– Нейбора… продавца травки, что… что чалится сейчас в государственной тюрьме. Я его братуха, типа, – внезапно соврала она.

– Не знаем такого, – вновь заговорил высокий, выдыхая дым в сторону и улыбаясь.

Ева почувствовала негодование.

– Где тогда берёшь свою? – нахмурилась она, решив идти ва-банк.

– Чё? – опешил высокий.

– Ты правда думаешь, что похоже, что ты лечишь астму? – Ева подошла к рептилоиду, и, сама удивляясь своей смелости, двумя пальцами вытащила самокрутку из рта ящера.

Затем она, сощурившись, затянулась, и выдохнув дым, заговорила:

– Обычный, просушенный канабис. С щепоткой ванили? Ну и извращенец. От него же несёт за километр, – она затянулась ещё раз, – не слишком забористый, наверное, не дали дозреть. Впрочем, сойдёт.

Ева вернула самокрутку.

– Если купить медицинские фильтры – они совсем недорогие, и, закручивая, вставить их в конец получившейся сигареты, то трава не будет оставаться на губах после втягивания.

Высокий посмотрел на самокрутку и, затянувшись, взглянул на своих друзей. Те пожали плечами.

– Нейбора братан, говоришь? По тебе же видно, что ты из этих, – рептилоид кинул взгляд вверх, – из элиты. Эта хрень на башке ничего не меняет. И что же Нейбор сам не сказал тебе, где обитает Мнемос?

Ева замялась, посмотрела на свои ноги. Поток мыслей ворохом пронесся в голове, но ничего путного из него выцепить не получилось.

– Вы знаете про Эда, человеческого мужчину? – начала она и рептилоиды кивнули ей, – Мнемос стирал ему память. А ещё Мнемос стирал память коренному персеянину, который убил мать Эда. Потом в этом обвинили мужчину. Получается, правда известна одному ему.

– И че? А ты типа за справедливость? – высокий сощурился.

– Ну, мне нужно поговорить с Мнемосом. Если он не даст показаний – пострадает невиновный, – пожала плечами девушка.

– Да, да, – засмеялся один из рептилоидов, – просто тяночке захотелось кунца, вот ты и…

Но тут высокий обернулся и грозно посмотрел на друга. Тот замолчал, не договорив.

– Мнемос тебе не поможет, – покачал головой собеседник Евы, – он столько дел провернул, не совсем законных, что ему светиться будет неохота.

– Я бы хотела поговорить с ним всё равно.

– А ты чего какая грязная? Типа в бегах? – высокий сощурился.

– Нет, – замотала головой Ева.

Рептилоид глухо рассмеялся, стянул с себя толстовку, под которой оказалась плотно облегающая мускулистое тело майка, и протянул Еве.

– На, одень, авось поможет. Видишь – он развернулся спиной и тыкнул чешуйчатым пальцем в одно из высоких зданий вдалеке, – вон, высотка. Поищи в подвале.

– Спасибо, – девушка кивнула и устремилась в указанном направлении, на ходу надевая толстовку.

– Стой. А Нейбор то чё? – окликнули её.

– Выйдет через пару недель, – ответила она им и накинула капюшон.

От толстовки приятно пахло парфюмом. Ева засунула руки в карманы и быстро зашагала, смотря прямо перед собой. Мыслями она возвращалась то к выручившему её рептилоиду, то к Джеймсу, который каким-то способом получил-таки письмо Анны и отдал ей – покорить что ли хотел? – то к Нане. Наверное, она со всеми будет ждать её на исходе ночи около трассы. Но, подруга ведь будет не одна? Разберутся, не маленькие.

Краем глаза девушка заметила, как от неё отворачиваются прохожие, как её обходят стороной – также, как она раньше обходила прочих маргиналов. Ева передёрнула плечами и ускорила шаг. Наконец перед ней возникла указанная высотка.

Девушка обошла её пару раз, прежде чем заметила серый подвальный вход. Она подошла и дёрнула за ручку. Дверь была заперта. Ева постучалась, но ответом ей была тишина. Девушка постучалась сильнее. Затем поднесла ухо к двери, прислушиваясь.

За дверью тоже было тихо. Девушка осмотрелась и увидела над дверью крошечную камеру, направленную прямо на неё.

– Эй, там есть кто-нибудь? – сказала она, вглядываясь в блестящую линзу и отмечая про себя, что линза – явный fish-eye.

– Мне нужен Мнемос, у меня к нему дело, – она замолчала на пару секунд и решила добавить знакомое имя, – я от Нейбора.

Дверь пикнула и Ева потянула ручку – та поддалась. Девушка шагнула вперёд и увидела старую бетонную лестницу, ведущую ниже. Зажглась неоновая подсветка.

Ева спустилась вниз и перед ней распахнулись ещё одни двери. Она увидела небольшой кабинет, дорого, но безвкусно обставленный. Особенно ужасно здесь смотрелось огромное зеркало в раме и огромный стол. В конце комнаты был ещё один выход с погасшей табличкой «не входить». В кресле сидел рептилоид. Конечно, назвать маргиналом его было нельзя – белый халат с закатанными рукавами, серьёзная книга о нейрофизике в руках. Однако, шрамы на косточках пальцев и отсутствие чешуек на шее выдавали в нём болезненное бойцовское прошлое. Он молчал, рассматривая девушку.

– Нейбор не настолько мне знакомец, чтобы светить его именем. Однако, возможно у тебя какое-то дело ко мне?

– Вы Мнемос? Это вы стираете память?

– Нет, что ты, я не занимаюсь таким, это же противозаконно.

Ева нахмурилась.

– Если вы действительно Мнемос, то вы должны знать моих друзей. Вы стирали память Эду – мужчине, которого обвиняют в убийстве матери. И вы стирали память Пи.

– Всех не упомнить, – рептилоид облизнул губы.

– Дело в том, что… вы стирали воспоминания об убийстве у Пи. А у Эда ничего такого не было, верно?

– Я понимаю, к чему ты клонишь, – вздохнул рептилоид, – но помочь ничем не могу. Тебе пора.

– Что? Но я столько искала вас!

– Очень жаль, – рептилоид указал на дверь.

– Нет, стойте. Мне важно знать правду. Вы стирали воспоминания Пи об убийстве матери Эда? Это он сделал?

Мнемос уткнулся в книгу.

– Я понимаю, что ваша деятельность незаконна, но ведь из-за вас проблемы у невиновного, – почти закричала Ева.

– Такова жизнь, – её собеседник поднял бровь и перелистнул страничку, – Вали.

– Послушайте, у Эда будет ребёнок. А Пи мёртв. Я его убила… Но у меня были на то причины. И я не могу предоставить в доказательство свои воспоминания, пока все считают Эда убийцей.

– Я понял, у тебя всё запутано, но я тут явно не при чём, поэтому двигай отсюда, – рептилоид потёр переносицу, отложил книгу, встал и прошёлся по кабинету до стола.

– Нет, вы при всём! Пи убил женщину, его смерть была фактически разрешена. Я защищала женщину, которая носит ребёнка Эда – но я не могу сказать об этом, не подставив её. А Эда все считают преступником. И лишь вы можете сказать правду. У вас осталось что-то, какие-нибудь записи? Или хотя бы что-нибудь?

Мнемос смерил её взглядом, вздохнул ещё глубже и тяжелее, чем прежде, лениво и спокойно вытащил из-под стола пистолет и направил его на Еву.

– Мне очень жаль, что сложилась такая ситуация – прознёс он, выговаривая каждую букву, – Но помочь я не могу. Вали уже нахер.

Девушка подняла руки. Её глаза испуганно округлились, нижняя челюсть затряслась, а лоб мгновенно покрылся испариной. Ева сделала шаг назад, к двери, но потом что-то двинуло её вперёд. Она подходила к Мнемосу, подняв руки и глядя то ему в глаза, то на пистолет:

– Я знаю, что так легче – просто отослать меня и ничего не сделать. Но неужели нельзя хоть раз в жизни поступить правильно? Если вы дадите показания, это спасёт несколько жизней…

– Не подходи ко мне, – рептилоид потряс пистолетом.

Между ними было уже чуть больше метра.

– Серьёзно, – прошипел Мнемос, – отойди. Мне ничего не стоит грохнуть тебя. Скоро придут мои ребята и мы хорошенько спрячем труп, а потом начисто об этом забудем, ты ведь понимаешь, что это вполне реально? Тебя никто не найдёт и никто не узнает, что это был я.

– Вы не убийца, – покачала головой Ева, опуская руки, – Вы же учёный.

– Много ты знаешь…

Девушка посмотрела ещё раз в дуло пистолета, отошла к стенке и сползла по ней, уткнувшись лицом в колени.

– Ну и что мне тогда делать? – она всхлипнула, – Как спасти подругу, себя, Эда? Как?

– Ну хватит, ещё мне тут соплей твоих не хватало, – рептилоид опустил пистолет и подошёл, – Мне правда жаль. Но я не хочу подставлять свою шкуру из-за твоих проблем.

Ева снова всхлипнула.

– Эй, – Мнемос снисходительно похлопал её по плечу.

Он расслабился, увидев слабую, плачущую девчонку. И это было его ошибкой. Ведь уже в следующую секунду Ева выхватила пистолет, случайно выстрелив куда-то в сторону и направила его на голову Мнемоса.

– Ах ты, … – начал было рептилоид, но девушка прервала его, – Ты им пользоваться хотя бы умеешь?

– Напоминаю, недавно я убила Пи. Как-нибудь и с вами разберусь, если понадобится.

Мнемос сложил руки перед собой.

– Что ты хочешь? Ты же не поведёшь меня так, с пистолетом, до здания суда?

– Может вы всё-таки передумаете и дадите показания самостоятельно?

Учёный фыркнул, отвернулся от девушки и подошёл к зеркалу, рассматривая себя.

– Нет, мне это ничего хорошего не принесёт. Если ты способна убить, делай это здесь, в моей обители науки.

Ева подошла сзади, не убирая наведённого пистолета и сохраняя дистанцию.

– У вас остались какие-то материалы? Воспоминания Пи и Эда?

– Нет, это не так работает. Я не храню чужое дерьмо, это не моё дело, – скривил губы медик.

– Но вы их видели? – девушка сделала пару шагов вперёд, целясь в голову рептилоида.

– Да, такое приходится смотреть, чтобы понимать, что стирать, а что не нужно.

– Вы можете предоставить свои воспоминания об этом как доказательство на суде?

– Могу. Но не буду, – Мнемос стал медленно разворачиваться, но Ева сделала ещё шаг и ткнула дулом в его голову. Теперь она прекрасно видела в зеркале и себя и его.

– Стойте смирно. Что же там было?

– Да ничего интересного. Жизнь Эда была скукой смертной и я вырезал лучшую её часть – кулинарию и секс с мулаточкой. А у Пи… у него, конечно, история покруче.

– Ну? – Ева толкнула рептилоида пистолетом в затылок.

– Пи вообще то славный малый был. Я уж не знаю, что на него нашло, но заплатил он прилично и сказал, что выполнял приказ сверху. Я удалял воспоминания о том, как он убивал женщину…да, мать Эда. Но по-моему он делал это исключительно из любви к искусству.

– Как… – девушка моргнула, чтобы вставшие в глазах слёзы не мешали смотреть, – Как он это сделал?

– Довольно негуманно. Топором… Было много крови.

– Вы уверены, что это были его воспоминания? Уверены, что именно Пи убивал?

– Я профессионал вообще-то, – фыркнул Мнемос, – удалённые воспоминания велись от первого лица, рук было четыре, все синие. Это Пи убил мать Эда.

– Скажите это в суде! – почти закричала Ева.

Рептилоид опустил голову и покачал ей. Девушка выругалась.

– Тогда я скажу это в суде. Покажу… – пробормотала она, отходя от рептилоида, но не сводя нацеленности ствола на его затылок.

– Ну да, конечно. Если мои ребята не найдут тебя первыми. И вот ещё что: ты уж определись, деточка, пистолетом в меня тыкать или на «вы» обращаться.

– Ты говнюк! – прошипела девушка и, держа рептилоида на прицеле, вышла за дверь, прижалась спиной к стене и так поднялась к выходу. Нащупала рукой кнопку для открывания железной двери и выскользнула на улицу. Жар уходящего дня ударил в ноздри.

Страх вдруг нахлынул и захлестнул с головой, руки вновь задрожали, а на глаза навернулись слёзы. Ева побрела вдоль здания и обогнула его. Натолкнулась на мусорку и, обнаружив в своей руке пистолет, уже занесла его над бачком, чтобы выбросить, но потом передумала и спрятала его за резинку штанов.

Глава 21. Документ есть документ

Он сверкнул на друзей очками и поправил беретту, спрятанную за ремнем брюк.

– А Джим где?

– Забей, – махнул рукой Рыжий, – Как приехали, с тех пор он и шатается. Предатель…

– И без него управимся, – хмыкнул кто-то.

Лысый толкнул дверь. В кабинете мэра, помимо его владельца, сидели Торрес, ещё один осьминогоподобный и шпак с большими хмурыми бровями.

– Проходите, садитесь, – приветливо махнул мужчинам мэр, – Что на этот раз? Вы подумали о наших условиях?

Двое остались стоять у дверей, Рыжий и молчаливый шатен прошли вглубь кабинета и плюхнулись на диванчики. Их главный – лысый, подошёл к столу руководящего.

– Да, мы подумали о ваших условиях. Мы ознакомились с вашими представлениями об истории и культуре. Нас не устраивает такой тип сотрудничества. Мы не хотим либеральничать и толераствовать, мы желаем получить своё по праву. Мы требуем предоставить место на планете Персея для проживания всех желающих мужчин. И требуем поделиться технологиями восстановления экологии и космического кораблестроения. И женщины – мы требуем вернуть на Землю всех женщин. На планете много работы…

– Позвольте! – вздохнул мэр.

– Нет, не позволю. То, что сейчас происходит у меня дома, и то, что творилось там десятилетиями – ваша вина. Вы вторглись на планету, выкрали женщин, не оказали помощь во время войн. Мы требуем так же оплату пользования ресурсами, которые вы желаете выкачать.

Мэр переглянулся с осьминогоподобным.

– Мне кажется, ваши требования были мягче? – заблеял тот.

– Были, – повернулся к нему лысый, – но теперь мы настроены решительно.

– Мы не можем удовлетворить ваших требований, – вздохнул мэр, – Если хотите – мы можем отправить вас на Землю и не летать за ваши границы. Вы восстановите планету сами, как сумеете. А женщины… Нужно провести референдум, опрос. Пусть они сами скажут, чего хотят.

– Они наши! – вмешался рыжий.

– Эти женщины, – поддержал его шатен, – они же сами никогда не знают, чего хотят. Именно для этого им и нужен мужик!

– Тихо, – прошипел им лысый и извлёк трубку бумаги из кармана пиджака, – Мы подготовили мирный договор, по которому вы соглашаетесь на наши требования.

Он развернул его и шлёпнул на стол перед мэром.

– Бумага? Мы уже сто лет ничего на бумаге не подписывали, – злорадно хохотнул шпак.

– Документ есть документ на любом носителе, – осадил его Торрес.

– Если вы думаете, что я это подпишу – вы сумасшедшие. А теперь идите, дипломатии у нас не получается. Я попрошу собрать вам корабль домой.

– О нет, ты подпишешь, – лысый извлёк оружие и нацелился на голову мэра.

Остальные мужчины тоже вынули пистолеты из карманов.

– Оружие, оружие! Как вы посмели! – завопил шпак и внезапно смолк, увидев что шатен целится в него.

– Будешь кричать – убью! – ровным голосом предупредил его мужчина.

Шпак задрожал и умоляюще посмотрел на мэра. Того трясло не меньше.

– Я не могу это подписать, – вздохнул он и закрыл лицо руками.

– Господин мэр, самое время… – пробормотал шпак и осекся

– Самое время что? – нахмурился лысый.

– Что? – поднял брови шпак.

– Говори, а то я ногу прострелю тебе, гном!

Шпак заблеял что-то нечленораздельное и тут раздался выстрел. Земная железная пуля пронзила мягкую ногу шпака, и тот закричал от боли.

– Говори! – лысый приставил пушку к голове несчастного.

– Господин мэр, самое время использовать ЭКО-пушку.

Мэр тяжело вздохнул.

– Мм, так вы не такие тупые, какими кажетесь, – ехидно улыбнулся рыжий, – ну и как она работает?

Шпак заплакал, умоляюще глядя в глаза мэра. Лысый ткнул дулом в голову шпака и тот дернулся.

– Оставьте его, – вздохнул мэр, – не мучайте добропорядочного шпака. ЭКО-пушка предназначена для разрушительного действия массового поражения – она изменяет структуру воздуха до неприемлемых для выживания млекопитающих. Направлять её на Землю мы не планировали. Давайте искать компромиссы?

– Не будет никаких компромиссов, – хохотнул лысый, – где ваша пушка?

Мэр молчал. Тогда лысый выстрелил в голову шпака и тот откинулся назад, звонко брякнув головой об пол. Мужчина навёл пистолет на осьминогоподобного, который за всё это время не проронил ни звука.

– Может, ты расскажешь?

Осьминогоподобный пугливо взглянул на мэра, потом на пистолет, снова на мэра и снова на пистолет. А затем, не проронив ни звука, подошёл к одному из шкафов, открыл его, ввёл пароль на сейфе и извлёк оттуда небольшой чемоданчик. Рыжий грубо выхватил чемоданчик из рук персеянина и открыл. Внутри было небольшое подобие ноутбука – сенсорный монитор с данными и пусковая кнопка.

– Ну ничего себе, тут даже шифра нет. Всё-таки тупые, – ухмыльнулся он, – какие у вас координаты? – он тапнул по экрану и стал вбивать туда данные, – а, молчите, тут всё есть. Босс, я настроил их ЭКО-пушку на их же планету. Теперь они будут сговорчивее, наверное?

К моменту этой беседы Ева уже подобралась к зданию мэра. У входа дежурила охрана – такая бесполезная и ничего не подозреваюшая, но пройти через неё было практически невозможно. Ева обошла здание и увидела чёрный вход. Разумеется, там тоже был охранник – но только один. Девушка прищурилась и с удивлением осознала, что его хоботоносое лицо кажется ей очень знакомым.

– Чёрт, это же Безур, мы учились с ним! – прошептала она и уверенным шагом направилась к нему.

– Безур, какая встреча! – начала Ева, – Слушай, у меня важное дело внутри, можешь…

– Ева? Ты же в розыске, – удивился Безур.

– Это недоразумение. Мне нужно внутрь, пусти, пожалуйста, – Ева даже сложила руки, чтобы казаться убедительнее и жалостливее.

– А мне нужно тебя арестовать, – Безур потянулся за наручниками на поясе, и тут же получил удар в хоботонос.

А затем ещё и ещё. Ева не стала ждать, когда он предпримет решительное действие и взяла ситуацию в свои руки. Кулачки, не привыкшие к дракам, тут же заболели. Безур обмяк и сполз по стене вниз, держа наручники в одной руке. Ева оценила его и стала стягивать его спецформу, чтобы облачиться в неё. Затем она защёлкнула наручники на его серых жилистых руках, и, приложив карту доступа к считывателю, проскользнула внутрь здания.

К счастью, в коридорах было достаточно мало сотрудников и это давало Еве возможность сориентироваться в здании и найти нужный кабинет.

Глава 22. Ворох спутанных мыслей

Ра нахмурился, рассматривая дверь. Стук в неё был таким громким, хаотичным, удивительно редким для Персеи, что на секунду Ипкису стало интересно – сломается она или нет. Но потом он случайно увидел ворох спутанных мыслей от существа за ней и поспешил открыть.

– Слушай, я понимаю, что у тебя срочная весть, но зачем же так ломиться?

Джим тяжело дышал. Его нижняя губа была в крови – очевидно, он сам её искусал.

– Ипкис! Они! Они! Ипкис, я не знал!

– Джеймс, успокойся. Я ничего не понимаю. Даже если бы решил читать твои мысли – у тебя там сплошная путаница.

– Я не виноват, ты слышишь? Честное слово! Нашего главкома не устроили результаты переговоров. Ну, его можно понять – он ведь не привык, что ему отказывают…

– Ну? – ра нахмурившись сложил руки на груди.

– И он отдал приказ взять в плен мэра и обеспечить доставку наших солдатов на планету, – Джим заломил кисти рук, – Решить проблему любой ценой.

– Да у вас не получится, вы что! – усмехнулся пилот.

– Всё у них получится, – прошептал мужчина, оглядываясь, – можно я войду?

Ипкис посторонился, пропуская его и когда собеседник оказался в пределах квартиры, закрыл дверь.

– Мы пронесли оружие… – виновато покачал головой Джим, – даже я нёс.

– Но… – ра удивился, а потом удивился ещё больше, осознав как редко это бывает в его жизни. Он хотел спросить, как же оружие смогли пронести, но человек понял и опередил его с ответом.

– Мы маскировали. А здесь никто особенно и не проверял. Это был приказ, Ипкис. Я не виноват, приказы не обсуждаются. Вы слишком наивные. Но дело даже не в этом. Все они – моя команда, они просто отбитые. Половина – выходцы потомков поздней Евразии, готовы сражаться за вдолбленную им идею до последней капли крови. И хитрые. Они уже договорились об встрече с мэром.

– Вы правда думали всемером захватить планету? Это шутка какая-то? – ухмыльнулся Ипкис, и побледнел, читая в мыслях Джеймса, что это была не шутка, – Но…вас же всего то шестеро.

– Понимаешь, вы, возможно, наш единственный шанс начать жить нормально снова. Главнокомандующий сказал – умереть, но сделать. У нас пословица такая раньше была – умри, но сделай. Я знаю, что это безрассудно, но остальные сказали, что главное – надавить на мэра и всё тогда будет под нашим контролем.

– Это безрассудно! – продолжал удивляться Ипкис.

– Безрассудная смелость для мужчины, для воина – лучшее качество. Нам говорили это с младых ногтей. Нам всем. Не знаю, нлп это просто инфозомбирование, но я тоже так считаю. Прийти к тебе с просьбой тоже безрассудно. Дома меня за это казнят, наверное. Но мы должны что-то сделать, я думаю, что они неправы.

– А ты почему на это пошёл?

– А что я? Я и договаривался о встрече… Но моя роль была только ролью пешки. Конечно, тогда приказ уже был отдан, но я до последнего не мог поверить, что это всерьёз. И не мог ослушаться – ведь сам главком… Я же вижу, что это неправильно! Как я могу молчать?

– Твои соратники тебя не послушали, да?

– Да. И к мэру идти не могу, потому что ну как так.

– А кто, по-твоему, должен идти к мэру и предупредить его об опасности? – взревел Ипкис, оборачиваясь и хватая с вешалки куртку, – быстро в телепорт!

Джим замешкался и Ипкис схватил его за шкирку и как котёнка толкнул в телепорт. Зашёл следом, ввёл комбинацию клавиш и их атомы мигом растворились, чтобы пересобраться в телепорте мэрии.

Участливый охранник-шпак на выходе из телепорта улыбнулся им:

– Куда направляетесь?

– Аудиенция мэра с землянами уже началась? – уточнил Ипкис.

– Да, насколько я знаю, – шпак продолжал улыбаться.

– Там! Там! – забормотал Джим.

– У мэра проблемы. Мужчины скорее всего взяли его в заложники. Вызывайте подмогу.

Охранник побледнел.

– А этот? – кивнул он на Джима.

– Этот свой. Мы пройдём к мэру? – и, не дожидаясь ответа, Ипкис похлопал охранника по плечу и прошёл мимо.

Он знал, что охранник не против – прочёл в его мыслях абсолютную растерянность, ведь за время его службы такого не случалось.

Джим пошёл следом. Они быстро поднялись по лестнице на нужный этаж – около кабинета стоял охранник, разглядывая дверь. Ипкис охнул и резко развернул его за плечо:

– Ева? Что ты здесь делаешь?

– Ева! – выдохнул Джим.

– Блин, а вы тут что делаете? Мне нужно к мэру, у меня есть доказательства, что мать Эда убил Пи.

– Боюсь, ему сейчас не до тебя, – прошептал Ипкис.

– Там… там внутри мужчины, – виновато вздохнул Джим и отвёл глаза.

Внезапно дверь кабинета открылась:

– Знакомый голос! – выглянул рыжий и приставив пушку к голове Джима, продолжил – заходите, раз пришли.

Ипкис, Ева и Джим прошли в кабинет и дверь за ними захлопнулась.

– Джим, мы тебя раньше ждали – подмигнул ему лысый, – ввожу в курс дела. Эти персеянские гандоны хотели отравить нашу планету, прикинь? А ты тут с ними дружбу водишь. Смотри, какой агрегат! – с этими словами он потряс планшетом, который был уже у него в руках.

– Аккуратнее тряси, уронишь – процедила Ева сквозь зубы.

– Телкам слова не давали, – толкнул её в плечо хмурый шатен.

Ева посмотрела на Ипкиса.

“Пожалуйста, прочитай мои мысли! Пожалуйста!”

Ипкис сощурился и кивнул ей.

“У меня есть пистолет. Он за резинкой штанов. Можно вырвать планшет из их рук и если ты поможешь мне – мы сможем обезвредить их. Джим поможет, остальные тоже наверняка!”

Ипкис отрицательно помотал головой. Это было слишком опасно, он ждал подмоги от охраны.

– Ну что, бумаги подпишем? – лысый навис над мэром.

– Да, да, подпишем, – пробормотал растерянно тот.

“Ипкис, надо что-то делать сейчас, нельзя ждать. Если ты не хочешь – я сама” – говорила мысленно Ева представителю Ра.

Ипкис мотал головой.

– У тебя припадок? Ты че головой трясешь? – повернулся к нему лысый.

Тут Ева ударила его по рукам изо всех сил.

От неожиданности мужчина выронил планшет и Ева тут же подхватила его и резко дёрнулась к окну. В глазах лысого промелькнуло удивление. На его планете женщину казнили бы за такие выходки. Он дёрнулся за ней, прошептав нецензурное ругательство.

Раздался выстрел – это один из мужчин пальнул по девушке – однако мимо.

Джим напрыгнул на него, нелепо и сбоку, надеясь перехватить руки – но как ученый, он совсем не смыслил в драках – ещё пара шальных пуль угодила в потолок.

Ипкис, резко выдохнув, метнулся к лысому и ударил его сильным кулаком в живот. Несчастный скрючился и Ра долбанул его в голову клювом. Тот застонал и схватился за голову.

Ева распахнула окно, швырнула планшет туда и потянулась за пистолетом. Мэр зажмурился.

Торрес подскочил со спины к другому мужчине, который целился в Еву, и обхватил его руками. Выстрелил Рыжий.

Ева застонала – его пуля оказалась меткой и угодила ей в правое предплечье. Девушка зажала рану левой ладошкой и трясущейся рукой направила пистолет на него:

– Пожалуйста, не заставляй меня, – пролепетала она. Но Рыжий целился.

Девушка выстрелила наобум – а рыжий даже не мигнул.

Ещё один выстрел – рыжий попал Еве в ногу. Она взывала и осела на пол.

В этот момент Ипкис приложил головой лысого об стену и тот отключился, смешно осев на пол и мешая остальным участникам конфликта.

Тогда Ра попытался напрыгнуть на рыжего, прямо в фас. Выстрел. Ра скорчился от пронзающей боли в колене, но всё равно подался вперёд, обхватив рыжего.

К ним подбежал шатен, схватил стоящий рядом стул и со всей силы вдарил по ра. Резкая боль в затылке заставила Ипкиса ослабить хватку, на секунду потемнело в глазах и рыжий легко скинул замок его рук. Шатен кивнул рыжему и, кинув взгляд на покарёженный стул, замахнулся снова.

Рыжий наклонился над Евой и сжал своими сильными ручищами её лебединую шею. Ева выпустила пистолет из рук и стала яростно царапать его руки. Упиралась ногами в грудную клетку, но всё было напрасно.

Раздался выстрел, лицо рыжего сменило гнев на удивление и он за секунду обмяк на Еве, ослабив хватку. Девушка посмотрела за него – это Джим подобрал пистолет и выстрелил в противника.

Лысый лежал на полу, нелепо раскинув ноги и руки, а по его потной лысине расползалось небольшое пятно крови. Эти двое, стоявшие рядом у двери, как охранники и так отчаянно кинувшиеся в боль, теперь выглядели иначе. Один лежал на животе, приподнявшись на локтях, тяжело дышал и сплёвывал кровь. Другой отполз в угол и держался за своё – очевидно – сломанное, ребро, ведь каждый вздох сопровождался басовитым стоном. А тот вечно хмурый шатен, что теперь дёргался в мёртвой хватке Ипкиса, был непохож сам на себя – его лицо теперь напоминало огромную гематому – не стоило ему злить создание расы ра.

Торрес стоял, прислонив щупальца к коленям и тяжело дышал, мэр в оцепенении сидел за своим столом, а другой осьминогоподобный сидел в углу, обхватив голову щупльцами.

После недолгого молчания мэр, наконец, встал:

– А где, собственно, охрана?

В эту же минуту распахнулась дверь и в кабинет вбежали военные. Вбежали и встали. Кто знает – возможно, от неожиданности ситуации они просто стояли за дверью и ждали окончания драки.

– Господа, – выдохнул мэр, – вы опоздали. Уведите, пожалуйста, из кабинета мужчин и… тех, кто без сознания тоже. И вот Еву тоже. И ещё вы все после этого уволены.

– Меня? – вскрикнула девушка, зажимая раны, – почему меня? Я же помогла вам. Нам надо поговорить!

– Ева, нам не о чем разговаривать – вздохнул мэр, – я крайне разочарован. Тобой, этой экспедицией, вашими мужчинами. Планшет ты зачем в окно выкинула? Можно было как-то иначе? Это какой-то кошмар. Интеллигентные особи не должны себя так вести. Мужчинам не место на этой планете. И тебе тоже. Уводите.

Охранники забрали вырывающегося из рук Ипкиса шатена и уже подошли к Еве.

– В моей памяти есть доказательства того, что Пи убил мать Эда.

– Ну да, ну да, конечно, – ухмыльнулся мэр, – ты после этого чудовищного побоища правда думаешь доказать кому-то, что мужчины – адекватные создания?

Тепло. Тепло, охватывающее предплечье, тепло, растекающееся по ноге. Пронзающая боль уже стала чем-то естественным и осталось только тепло и усталость. Ева поймала себя на мысли, что больше всего ей сейчас хочется спать. Но было нельзя.

– А вы? Адекватные? У меня есть доказательства, что меня изнасиловал персеянин, – отчеканила она, всматриваясь в мэра и стараясь не терять нить разговора.

– И кто же это мог быть? – подал голос осьминогоподобный, встающий из своего угла и расправляющий халат.

– Пи. Это сделал Пи. Всё в моих воспоминаниях. Я, – Ева на секунду забыла о чём говорила и закрыла глаза в попытке сосредоточиться, – Я говорила с рептилоидом, который стирал память Пи. Так нельзя. Раз с вашей стороны был прецедент необоснованной жестокости – вы не можете оклеймить человечество убийцами.

Торрес вставил своё слово:

– Господин мэр, позвольте обратиться. Достаточно громкие заявления при достаточно весомых свидетелях, чтобы не быть проверенными.

Джеймс убрал с себя руку охранника и подбежал к Еве:

– У неё большая кровопотеря, вы что, не видите? Вызовите медиков.

– Охраны достаточно. Её место в тюрьме, ничего не случится, люди живучие, – едко ухмыльнулся осьминогоподобный, – и ты тому живое доказательство.

– Я не защищаю мужчин, нет, – продолжила Ева, уже смотря не на мэра, а за его спину, – наши сёстры, дочери и матери – они закабалили их донельзя… Конечно, можно всё оставить как есть. Женщина не настолько нуждается в мужском плече рядом, чтобы ратовать за то, чтобы мы пришли к соглашению с ними. Но человеку нужен человек. Каждому нужен кто-то, кто примет и поймёт, будет делать две чашки кофе по утрам, обнимать в холодной постели. И, к сожалению, большинство женщин пока ещё гетеросексуальны. Именно поэтому… – она сбилась с мысли, – а вы. Ничуть не лучше. Мы все – у нас в телах сердечки, а в теле косточки. Все одинаковые. Остальное – вопрос социализации, – Ева закрыла глаза и опустила голову на грудь.

Охранники подняли её под подмышки, Ева встала на ноги, подняла взгляд и тут же рухнула на пол. Она ещё раз открыла глаза – но вокруг было темно, шумно, суматошно, и закрыла их снова, разрешая себе раствориться в усталости и тепле. Она чувствовала, как её трясли за плечи и били по щекам. Но лень и усталость были сильнее. “Немножко посплю и договорю” – думала она, проваливаясь всё глубже и глубже в сон. “Скопируйте воспоминания! Скопируйте воспоминания!” – кричал кто-то, может быть Ипкис, а может и Торрес. Неважно уже. “Она теряет слишком много крови, медиков!” – неважно. Тепло. Сон. Она договорит потом.

Вдруг меж стволов мелькнула тень.

Глава 23. Возвращение

Джим склонил голову, спрятав покрасневшие глаза. Он помнил, что плакать нельзя, если ты мужчина. Но сердце так предательски кололо, а в горле стоял ком… Однако, землянин держался. Ипкис держал за руку Нану, Линч и Джерард стояли поодаль. Торрес, скрестив руки перед собой, ходил взад-вперёд по керамическому полу аудитории и его шаги гулко отдавались по залу. Аудитория предваряла выход к космическому кораблю. Сегодня состав из 4 персеян и одного Джима улетал на Персею для проведения повторных переговоров. На небольшом пьедестале стояла высокая серебристая металлическая урна. Рядом с ней стояла Аня, говоря, прерываясь на всхлипы, нервно теребя рукав.

– В общем, Ева была хорошей девочкой. Страстной, ранимой, честной. Она навсегда останется в моём сердце. Боже, Аня, прости меня, за то, что я её не уберегла, – всхлипнула Аня, погладила вытерла скатившиеся слёзы из под опухших век, и уступила место Линчу.

– Да, что тут сказать, – капитан замялся, – Это было неожиданно всё. Я соболезную и скорблю вместе с вами. Она поменяла моё мнение обо всём – о женщинах, о персеянах, о мужчинах, о мире. О любви, правде, отваге. Мир её праху, как говорится. Джерард, тебе есть что сказать?

Механик попытался улыбнуться, но в этот день похорон вся его смешливость окончательно исчезла:

– Знаете, я когда узнал – чай пил. Мне говорят “Ева” – и я тут же спрашиваю “Сбежала?”, а мне говорят…. мне говорят… ох… – он застонал так жалобно и так необычно для хоботоноса.

– Я скажу, – Торрес подошёл к урне, прикоснувшись к ней щупальцем, – Прежде всего хочу сказать, что это очень печально и бесконечно нелепо, что медицинская помощь не успела. Столько борьбы – и умереть от потери крови… Ева всегда была необычной. И дурной. Такой, знаете, по человечески дурной. И очень смелой. Благодаря времени, что она провела тут, с нами, на Персее, она открыла нам глаза на то, что мы, видя в чужом глазу соринку, не замечали бревна в своём. Обнажила проблемы в политике, медицине, военной нише. Показала, насколько несовершенно всё живое и насколько нелепо делить мир на чёрное и белое. Открыла, что и среди персеян есть моральные уроды. А значит, вопрос адекватности индивидума всегда больше вопрос социализации, нежели расы и пола. Жаль, что мы это смогли понять только понеся потери. Жаль, что всеми нами всегда движет эгоизм. Смерть Евы не будет напрасной, как вы знаете. Мы разработали гибкие условия для пребывания мужчин на Персее и план взаимовыгодного сотрудничества с Землёй. Смерть Евы была не напрасной… Джим. Доставь эту урну на Землю и развей там над вашими водами. На тебя возлагается эта почётная обязанность, как и обязанность переговорщика между нашими мирами. Ипкис?

Ра отрицательно покачал головой. Он уже всё сказал Еве мысленно и не желал предавать речи огласке. Нана прижалась к его плечу мокрыми от слёз щеками и невольно тот снова прочитал её мысли.

Там была любовь. И бесконечное поглощающее чувство вины. И две сцены, которые крутились у Наны в памяти на повторе:

Лес. Большие глаза Евы. Влажный поцелуй. “… я поняла, что ты нужна мне” и “я не знаю, как мне быть. Дай время.”. И вторая – “Эд, Эд, ты узнаёшь меня?” и удивлённое лицо мужчины, который отталкивает её и говорит “Девушка, отойдите, я вас не знаю. Вам самой не мерзко пытаться поживиться на моей славе?”

Но Нана молчала.

Джим резко застегнул скафандр, аккуратно приподнял урну и зашагал в корабль, готовый везти его на родину, на Землю.

Продолжить чтение