Читать онлайн Девочка, я о тебе мечтаю бесплатно

Пролог

Роман

— Сломала кофеварку? — поймал я ее за руку в кухне.

Коснулся ее и снова словно пришло током… Не могу ее трогать. Я теряю над собой контроль. Но не смог побороть желание прикоснуться.

— Кажется, да, — закусила она нижнюю губу от волнения и отняла у меня свои пальцы.

— Слушай, ну мне придётся рассказать отцу, что ты косорукая и портишь вещи. Пусть выгонит тебя.

В ее глазах заблестели слёзы.

— Не говори. Пожалуйста, — заломила она свои маленькие ручки. — Мне некуда идти, ты же знаешь.

— А кого это волнует? — усмехнулся я. — Мы тебя, сироту, и так по доброте душевной пригрели, а ты вещи портишь. Нет, я всё-таки скажу ему. Пусть тебя вернут туда, откуда забрали.

Я сделал пару шагов от неё и обернулся. Девочка опустила голову. Рыжие волосы, на которых красиво играли лучи солнца, упали на лицо. Из глаз капали слёзы на ее сцепленные между собой до белых костяшек пальцы.

— Значит, так, — поставил я руки в боки и, наклонив голову набок, наблюдал за ней. — Ты хочешь остаться в этом доме?

— Да… — тихо ответила она.

— Тогда тебе придётся играть по моим правилам. Одно мое слово — и ты вылетишь отсюда пробкой. Ты это понимаешь?

— Понимаю.

Я подошёл к ней ближе и поднял пальцами ее подбородок на себя. В который раз словно провалился куда-то, глядя в глубину ее глаз.

— Тогда будешь делать то, что я скажу тебе. Ясно?

— Что ты хочешь, чтобы я делала? — тихо спросила она, понимая, что в моей полной власти.

Так и было — она в моей власти. Наконец-то.

Нежная, красивая до дрожи и такая слабая. Теперь моя.

Прекрасное чувство…

— Даже и не знаю, что с тебя взять-то кроме анализов… — наклонил я голову и наблюдал на неё, словно рассуждая. — На что ты мне, такая бестолковая, сгодилась бы.

Она смотрела на меня с волнением и настороженностью, будто ожидая приговора.

— Поцелуй меня.

— Ч-что? — расширила глаза девчонка и отпрянула от меня, врезавшись в стол бедром.

Я последовал за Котёнком и поймал её в капкан, поставив по обе стороны от девчонки руки на столешницу буфета.

— Целуй меня, сказал. Ты глухая, а, рыжая?

— Но я думала, что ты…

— Мне плевать, что ты думала, — оборвал я ее, ощущая, как меня начинает потряхивать от близости к ней. Я жадно втягивал в себя запах её волос словно зависимый. — Целуй. В губы.

Она нервно сглотнула и осталась неподвижной. А я уже просто умирал от предвкушения, желая ощутить сладость и мягкость её губ, которые никто никогда не целовал. Я буду первым…

— Умеешь?

— Нет… — почти шёпотом ответила она, словно мышка, которую загнали в угол.

— Щас научишься.

Глава 1

Роман

Громкая музыка разносилась по всему дому. Девчонки, напитки, бассейн — мы провожали последнее лето перед вступительными экзаменами и грядущим, самым важным учебным годом. Скоро мы разлетимся кто куда, а пока мы отрываемся и прожигаем нашу жизнь.

— Скучно как-то, — заявил Архип, перекатывая по барной стойке свой стакан.

— Нормальная туса, — пожал я плечами. — Чё тебе ещё надо?

— Драйва не хватает.

— Иди окуни в бассейн одну из подружек Инги — будет тебе драйв.

— О нет, они же верещать будут потом до ночи.

— Ну тогда предложения закончились.

— Зато есть предложение у меня, — вклинился между нами Самсонов.

— Какое? — поднял я брови вверх.

— Но Роману оно не понравится, — ответил главный балагур нашего, теперь уже одиннадцатого «А», класса.

— Ты мне хочешь предложить поцеловать нашу рыжую заучку? — моё лицо приобрело выражение крайнего отвращения. — Даже не проси. Я лучше съем перед ЗАГСом свой паспорт.

— Да нет, — заржал Семён. — Но тоже неплохо. В смысле поцеловать прилюдно заучку — надо запомнить.

— Вот чёрт, подал идею…

— Должно же это случиться хотя бы в наш последний учебный год. А то только ругаетесь всё.

— И не мечтай, — фыркнул я.

— Так ему есть кого целовать, — промурлыкала над моим ухом Инга, обвивая мою шею руками.

— Уверена, что я этого хочу? — сжал я её руку на своей шее.

— А разве нет? — уселась она ко мне на колени и заглянула в глаза.

— Не уверен.

— А так?

Инга потянулась к моим губам. Инга — негласная королева школы и уверена, что любой парень готов на всё, лишь бы только она улыбнулась ему. Но она ошибается, думая, что особенная и для меня.

Для меня особенная та, кого я никогда не поцелую. И это не Инга. Но мне нравится, как она бегает за мной. Это забавно.

— Подожди, — увернулся я от её губ и заставил девушку встать с моих колен. — Тут Сеня предлагает какой-то прикол.

— Короче, сегодня снова проходят уличные гонки, — он поиграл бровями, намекая мне на вкусный куш, который я не раз уже имел возможность урвать для нашей банды.

Прав у меня нет, мне только семнадцать. А вот водить я умею с двенадцати лет, обожаю и понимаю механизм автомобиля. Поэтому участие в гонках было бы само собой разумеющееся, если бы они не проводились нелегально и не являлись бы столь опасными… Тем более накануне первого сентября.

— Я пас, — заявил я. — Отец меня убьёт, если узнает.

— Да ладно тебе, — продолжал подбивать меня Самсонов. — В первый раз, что ли… Там сегодня такой куш.

— Сколько?

— Больше двухсот тысяч!

— Ни хрена себе, — подавился я содержимым своего бокала. — Двести, блинская муха, кусков?!

— Ага. Погнали, Ромыч.

— Ты их всех как детей сделаешь.

— Гульнём потом.

— А папе не скажем!

— Ты же лучший, Питер!

— М-м… Ну чёрт с вами! — вскочил я на ноги.

Гонки я обожаю, но, слава богу, пока ещё ни разу не попадался на них. Участвую не столь часто, но иногда весьма успешно.

— Погнали!

* * *

Нас встретили на поле для гонок, а точнее, это был заброшенный аэродром, фырканье мощных моторов и смех парней и девушек. Здесь мы были едва ли не самыми молодыми гостями и гонщиками — в основном собирались уже студенты.

— О, Питер подвалил, — тут же протянул мне руку Миха, отвечающий за ставки. — Ты сегодня на трибуне тухнешь или гоняешь?

— Гоняю, — ответил я и крепко пожал его руку в ответ.

— Вау, круто! — оценил Миха. — Чья тачка?

— Архипа, как и всегда.

— Да-да, моя, — навалился на меня мой друг и соратник с первого класса.

Архипу есть восемнадцать, он старше нас на год. Его родители жили за границей и забирали его с собой, и первый учебный год он пропустил, а затем оказался с нами в классе, когда предки Арха приняли решение вернуть свои кости обратно на родные просторы. Ему принадлежала отличная мощная спортивная иномарка, на которой мы уже и успели сорвать несколько кушей на ставках.

— Поедешь с Питером? — спросил Миха уже друга.

— Естественно, шеф.

— Тогда ставка от тебя не принимается.

— Эй, почему? — возмутился Архип. — Раньше ж можно было.

— Правила изменились, — развёл руками Миха. — Ты заинтересованная сторона, и тачка твоя.

— Козлы, — обиделся Арх.

— Сам бородатый, понял? — отбрил его парень. — А вас, дамы и господа, попрошу вложиться в общий банк. Кто готов поставить на победу Питера?

Ребята сделали свои ставки, и мы принялись готовиться к заезду. Поставили машину на исходную точку.

— А поцелуй на удачу? — залезла ко мне в окно Инга.

— Сегодня нет.

— Почему? — надула губы девчонка. — Ты же всегда меня целовал перед заездом.

— Время идёт, всё меняется.

— Чего?

— Ничего, — ответил я и нажал на кнопку стеклоподъемника, отрезая бубнёж блондинки от нас под ржач друга.

— Чего ты с ней сегодня так? — спросил он.

— Да бесит, — нахмурился я, сжимая руль. — Надоела уже.

— Красотка — и надоела?

— Дело не в красоте же, — ответил я. — Да и красота бывает разная.

— Хрена се, — уставился на меня Арх. — Это ты чего сегодня такой нудный-то?

— Подумать захотелось для разнообразия.

— Понял, — кивнул Архип. — А я думал, томик Ницше начал читать по ночам.

— Пока не так всё плохо.

— А, ну ясно-ясно… Вон, сигналы дают! — кивнул в сторону линии Архип.

Мы тут же сосредоточились и отбросили в сторону шутки. Сейчас надо выложиться на трассе по полной, объехать круг вокруг аэродрома и вернуться на исходную точку первым. Деньги из кубышки меня мало интересуют, а вот драйв от быстрой езды и победы — это очень вкусно для меня…

Поцелуй на удачу бы пригодился… Только не от Инги. Перед глазами на миг появилась — опять улыбается, лучится вся, словно маленький рыжий котёнок… Улыбается, только не мне.

Сморгнул, прогоняя непрошеный морок. Но всё равно — пожелай мне удачи, Рыжая!

Девушка с флагом на старте дала отмашку, и машины сорвались с места.

Под визг шин мы помчались по прямой, с первых секунд умудрившись вырваться вперёд.

— Машина — зверь, — восхищенно высказался я, вдавливая педаль газа в пол. — Держись, прокачу с ветерком.

Автомобиль летел по трассе с такой скоростью, что захватывало дух. Именно этот животный страх, смешанный с кайфом от быстрой езды, я обожаю, за ним я гонюсь, иногда приезжая сюда, чтобы показать всем, что я молод, но я не проигрываю. Никогда.

— Давай, Ромыч! — подбадривал Архип, понимая, что у нас сегодня есть шанс забрать всю кубышку. — Жми ещё.

Вдруг, уже почти перед финишем, машины стали поворачивать кто куда. Я стал стремительно сбрасывать скорость, пытаясь понять, что случилось. Слишком поздно до нас дошло, что впереди мигалки полицейских машин…

— Чёрт, — ударил я по рулю, пока ставший бледным Архип смотрел на приближающихся мужчин в форме. — Твою бабушку, а… Так шли хорошо.

— Ну вот и пришли, — ответил он. — Нас кто-то сдал. Полная зад…

— Выходим из машины, — постучал по стеклу дубинкой полицейский.

Кто ехал после нас, успели уехать с нелегальных гонок, с трибун просто разбежались кто куда. Нам с Архипом и ещё паре ребят повезло куда меньше.

— Руки на капот, — приказали нам, и мы выполнили приказ, понимая, что нарываться бессмысленно, — только по почкам дубинкой ещё получим. Лучше дождаться возможности позвонить отцу. Он всё разрулит, хоть и будет орать, как бешеный крокодил.

Они осмотрели наши карманы, заставили дыхнуть в трубочку.

— Ну хоть не пьяные. Поехали в отделение. Будем выяснять.

* * *

— Значит, прав у тебя нет? — спросил меня полицейский, когда нас с Архипом уже запихали в отделение.

— Нет.

— А чья машина? Твоя? — перевёл капитан взгляд на Архипа.

— Да, — ответил он.

— А ты знаешь, что за предоставление транспортного средства лицу без прав попадаешь на штраф? Помимо штрафа за участие в нелегальных уличных заездах. И товарищу твоему тоже штрафы. В школу сообщим — вы ведь выпускники. Что же вы так, сынки? Скоро первое сентября, а вы гоняете…

— Можно позвонить отцу? — спросил я.

Телефоны у нас отняли, и, чтобы связаться с отцом, мне предстояло воспользоваться стационарным телефоном.

— Ну на, — протянул полицейский мне телефон. — Позвони.

Я забрал трубку радиотелефона из его рук и набрал номер мобильного. Приложил к уху телефон и стал слушать длинные гудки. Никто не брал трубку.

— Чёрт… — проворчал я, набирая номер отца ещё раз. — Наверное, занят.

Но и на второй звонок тоже никто не ответил. Мне пришлось отдать трубку Архипу, который дозвонился своему отцу и обрисовал ситуацию, попросил сообщить и моему отцу, что мы находимся в КПЗ.

— Ну, а пока проходим, — открыл дверь камеры с решётками капитан. — Отдыхаем.

Мы вошли внутрь, переглянулись. Несмотря на буйную молодость, в камеру предварительного заключения мы оба угодили впервые. Грязь и бедность так и кричали из каждого серого угла железной коробки. Внутри находились только жёсткая лавка и приспособление для справления нужды. От нечего делать и оглядывая лавку с омерзением, мы всё же сели на неё — не стоять же, в самом деле.

— Добро пожаловать, заключенный Питерский, — пихнул меня в бок Архип и нервно засмеялся.

— Да тьфу на тебя, — отмахнулся я. — Не дай бог тут просидеть всю ночь. Бр-р!

— Отец скоро приедет, — ответил Арх. — И твоему сообщил, наверное.

— Хорошо бы, — хмыкнул я. — А то ещё привезут каких-нибудь бомжей… Это мы пока тут вдвоём.

И я почти угадал — скучать вдвоём нам долго не пришлось. Вскоре клетка пополнилась тремя девчонками в коротких юбках и ярких нарядах.

— Ну, капитан, — канючила одна из них, просунув лицо сквозь прутья решётки. Возраст её определить было сложно — где-то между пятнадцатью и тридцатью. — Ты почему девочек обижаешь, а?

Её подружки мерзко загоготали, поддерживая свою соратницу.

— Уймись, Лоткова, — ответил капитан. — Девочкой ты была в двенадцать, а сейчас на тебе клейма негде ставить.

— Фу, как грубо… — сморщилась девушка, а её товарки опять захихикали.

— Как есть, Лоткова. Ты когда бросишь своё ремесло? Тогда и мы тебя закрывать перестанем.

— Как бросить-то? — спросила она совсем по-взрослому. — А жрать на что?

— Лоткова, — покачал головой полицейский. — Ну устроилась бы в магазин, на кассу. Трудилась бы честно, как другие девушки. Ничего же, живут как-то.

— Да дуры они, — надменно заявила девица. — Бесплатно делают то, что за деньги делаю я, а потом бутерброд с икоркой кушаю.

— Ну вот и сиди тогда, — отвернулся от неё капитан. — До выяснения обстоятельств.

Лоткова вздохнула и одарила своим вниманием нас. Окинула нас с Архипом оценивающим взглядом. Отметила стоимость шмоток на нас и возраст.

— Привет, мальчики, — улыбнулась она нам, и мы не сговариваясь переглянулись с Архипом. — Девочки, сегодня есть с кем поболтать. Какие красивые мальчики… Конфетки.

Они уселись по обе стороны от нас, едва ли не прижимаясь к нам и источая тошнотворный запах слишком сладких дешевых духов.

— Давайте знакомиться.

— А ну отвалили, — отпихнул я Лоткову, которая села рядом со мной.

— А что так невежливо? — изогнула бровь она. — Я просто познакомиться хочу.

Она прильнула к моему плечу. Я одним движением схватил её за белобрысый хвост и стряхнул с себя и с лавки.

— Ай! Ай! — заверещала девка, цепляясь за свои волосы. — Придурок, больно! Отпусти!!

Я, сведя брови вместе, глянул в её лицо.

— Отвали от меня, дрянь. Ещё раз сядешь рядом — я за себя не отвечаю и, что ты «девочка», не посмотрю.

— Капитан! Капитан! Убивают! — орала она.

Я выпустил её хвост и сел в свободный угол клетки, не желая возвращаться на лавку к бешеным тёткам.

— Что там у вас происходит, чёрт возьми? — спешил уже к нам полицейский.

— Он… Он меня за хвост таскал по камере и угрожал избить! — указала Лоткова пальцем в мою сторону.

— Не бреши! — отозвался я. — Я не так сказал.

— Угомонись, Питерский! — одёрнул меня капитан. — А то оставлю тут на неделю и уже с бомжами.

Девушки отсели от нас подальше, опасаясь, что и Архип может быть таким же агрессивным, как я. Ненавижу, когда меня касаются посторонние люди, да ещё и без моего на то желания! Руки бы оторвал…

В камере наступила тишина. Девушки переговаривались между собой, но нас уже не трогали. Когда в отделение вошёл отец Архипа, мы оба подскочили на ноги.

— Пап! — позвал его Арх через решётку.

Тот лишь кинул на нас короткий взгляд и направился к капитану, чтобы побеседовать по поводу нас.

Мужчины о чём-то говорили, отец Архипа кивал головой, потом протянул ему свою визитку, после чего полицейский вместе с ним направился в нашу сторону. Капитан достал ключи и открыл замок клетки.

— Ветров, на выход.

Архип вышел и, опустив голову, подошёл к раздувающему от гнева ноздри отцу. Кажется, Олегу Петровичу придётся отдать довольно круглую сумму, чтобы дела, которые мы натворили, замяли — он политик, ему не нужны пятна на репутации.

Я пошёл было следом за Архипом, но капитан остановил меня и прямо перед моим носом закрыл дверь обратно.

— Про тебя, Питерский, речи не шло. Ты остаёшься.

— Олег Петрович, — позвал я отца Архипа. — Извините, вы сказали папе про меня?

— Сказал, — кивнул тот.

— И где он? — спросил я в недоумении.

Отец что — не полетел меня вызволять из КПЗ?

— А он сказал, Рома, чтобы ты посидел здесь и подумал над своим поведением. Так что… Извини, помочь ничем не могу. А ты, — подтолкнул к выходу сына Олег. — На выход. Дома будет серьёзный разговор, кусок лоботряса… Вырастил на свою голову.

Они ушли, а я сел обратно в угол камеры. Шумно выдохнул. Значит, папочка решил меня поучить уму-разуму… Прекрасно, просто прекрасно.

Отличный последний день лета, чёрт побери!

Катя

Последние дни лета навевали на меня тоску. Хоть за окном и стояла обманчиво летняя погода, календарь упрямо гласил, что послезавтра наступит первое сентября. А это означает, что у многих школьников, таких как я, скоро начнётся новый учебный год. Учебный год, выпускной, в элитной гимназии в классе, в котором мне не рады и в котором меня так и не приняли за прошедший год.

Вздохнула, глядя, как детвора за окном гоняет мяч на площадке. Счастливые… Сколько у них впереди ещё таких же беззаботных каникул. А у меня детство закончилось: интенсивная учёба, подготовка к экзаменам, сами экзамены, получение аттестата и поступление в вуз мечты. Учиться в такой гимназии совсем нелегко, но я сама хотела попасть туда, чтобы моих знаний и протекций учителей хватило для поступления в высшее учебное заведение.

— Катюш, мы пельмени-то лепить будем? — тронула меня за плечо бабушка, возвращая из раздумий в нашу тесную кухоньку.

— Да, бабуль… — ответила я. — Уже иду в магазин. Мясо только нужно?

— Я написала тебе список, в коридоре положила вместе с деньгами. Много не бери — больно дорогая свинина стала, а мы и так все наши пенсии потратили на тетрадки и учебники.

— Прости, бабуль, — прижалась котёнком я к ней. Мягкая, добрая, родная — вся моя семья. — Зря я, наверное, в эту гимназию так рвалась. У них и учебники дорогущие, и форма ещё…

Бабушка получает пенсию по возрасту, а я — по потере кормильца. Родители погибли, когда мне было десять. И сборы в гимназию для всех её учеников — пыль под ногами и мизер, в то время как мы с бабушкой копили всё лето. Я подрабатывала, а она вязала на заказ, когда глаза не так сильно болели — так и зарабатывали мне на форму для гимназистки.

— И ничего не зря, — погладила меня по голове бабушка. — Ты заслужила это место. Как и шанс на лучшее будущее, чем могла бы дать тебе твоя старушка. Я горжусь тобой, Катенька.

— Спасибо, бабуль. И никакая ты не старушка у меня! Ты ещё знаешь какая!

— Ну, какая? — добродушно рассмеялась она.

— Ого-го!

— Ой, да ну тебя, Кать! — отмахнулась бабушка, при этом даже не скрывая искренней и тёплой улыбки. — Иди уже в магазин. И не забудь ничего из списка. Надеюсь, там хватит…

В небольшом супермаркете у дома я собрала в корзину всё, что написала бабушка. Только насчёт молока сомневалась — влезает ли оно в бюджет? Прикинув в голове, что вроде бы на него хватает, я положила самый недорогой вариант молока в упаковке-пакете в корзину и пошла на кассу.

— О, Романова, — услышала я за спиной и обернулась. — Приветик!

На кассу за мной встал одноклассник Дима. Корзины в его руках не было, он держал лишь бутылку с газировкой.

— Привет, Дим, — улыбнулась я ему, выкладывая продукты на ленту. — Ты здесь какими судьбами? Ты же живешь не в нашем квартале.

— Я к другу в гости иду. Он как раз тут и живет.

— А, понятно.

— С вас восемьсот тридцать четыре рубля, — обратилась ко мне кассир, закончив укладывать продукты в мой пакет.

— Чёрт, — буркнула я себе под нос, понимая, что мне не хватает денег — бабушка дала мне только восемьсот рублей…

— Э-м-м… А можно молоко убрать? — смущённо улыбнулась я. — Мне не хватает.

— Убираем молоко? — уточнила кассир и тяжело вздохнула, когда я уверенно кивнула. — Галя! Мне нужна отмена.

— Подождите, — вклинился в диалог Дима. — Сколько не хватает там?

— Тридцать четыре рубля, — ответила кассир.

— Да не нужно, — посмотрела я на Диму. — Я отменю молоко, и все, это не самое важное из списка.

— Оставьте молоко, — сказал парень и положил сверху моих денег купюру в сто рублей.

— Галя, отмену уже не надо!

Кассир забрала все деньги и выдала сдачу, на которую Дима уже оплатил свой напиток.

— Спасибо большое, — поблагодарила я его, ощущая, как на щеки опустился жар стыда. Как-то неудобно это вышло. — Я тебе в школу деньги принесу…

— Да не надо мне ничего, что ты? Такие мелочи, — отмахнулся Дима от меня и взял мой пакет. — Давай я лучше помогу тебе донести продукты.

— Да я сама донесу, спасибо. Тебя же друг ждёт!

— Ничего. Подождёт, — уверенно ответил Дима и двинулся к выходу из магазина вместе с моим пакетом.

— Как лето провела? — спросил меня парень, когда мы пошли по тротуару в сторону моего дома.

— Вожатой в лагерь ездила, — ответила я. — На море.

— Ого, крутяк! — восхитился он. — И чё, на море была, кормили, дискачи всякие, ещё и денег дали?

— Конечно дали, — ответила я. — Это же работа.

— Классно!

— А кроме моря и дискачей ещё: ранние подъемы каждый день, ответственность за детей, хоть я и была при воспитателях обязательно, занятия с ними до ночи практически.

— А вот это уже менее классно… — протянул Дима.

— А ты как хотел? Думал, там курорт?

— Как тебя вообще взяли-то? Тебе же семнадцать.

— Ну и что, вожатой можно, — сказала я. — Тем более там ещё бабушка подсуетилась — она же в прошлом воспитатель у меня.

— Понятно. Всё лето работала так?

— Да. Три смены по три недели.

— Ну и сколько заработала?

— Неплохо, — улыбнулась я.

На самом деле платили там не так уж и много, а у меня так и вообще была ставка неполная. Едва хватило этих денег на два комплекта летней и зимней формы, спортивную форму и обувь для физкультуры. Но говорить об этом Диме, который недостатка в финансах не испытывал благодаря своим родителям, я не стала. Все равно он меня не поймёт. Как и все остальные одноклассники этой золотой школы. Впрочем, Дима как раз едва ли не единственный относится ко мне по-человечески в нашем классе. Пережить бы ещё один год и забыть о них и этой гимназии для бесценных детей состоятельных родителей как страшный сон…

— Ну вот и пришли, — повернулась я к нему, когда мы остановились возле моего подъезда. — Спасибо тебе большое за помощь, Дим. А деньги я принесу обязательно.

— Я же сказал — мне ничего не надо, Кать, — ответил парень. — Это же мелочи.

Для него мелочи. А для меня — буханка свежего хлеба.

— Уверен? Не люблю быть кому-то должной.

— Можешь поблагодарить иначе, — лукаво улыбнулся Дима. — И будем в расчёте.

— Как? — захлопала я ресницами.

— А сходи со мной в кино.

— В кино? — переспросила я.

— Ну да, — сказал он и заправил мне за ухо прядь медных волос. — Ты за лето изменилась. Стала такая красивая…

Я смутилась и опустила глаза. Парни раньше мало обращали на меня внимание — рыжая, с веснушками, с копной ярко-медных волос. Одежды модной у меня нет, да и красивой фигурой я не отличалась. Раньше… Но за это лето моё тело действительно изменилось — бёдра стали более округлыми, талия — тоньше. Даже бабушка отметила, что я теперь выглядела более женственной и взрослой… Однако представить, что меня пригласил в кино именно одноклассник, было невозможно.

— Я пока не знаю, — ответила я. — Нужно к школе готовиться. Ведь скоро учебный год.

— Чего к ней готовиться? — изогнул бровь Дима. — Ты портфель купила?

— Да, — кивнула я, не понимая пока, куда он клонит.

— Форму купила?

— …Да.

— Тетрадь с ручкой купила?

— Ну, купила. И чего?

— Всё, Романова, — развёл руками парень. — Ты в полной боевой готовности! Поэтому — погнали завтра в кино.

— Ну-у…

— Зайду завтра за тобой. В пять вечера.

— Ладно, — пожала я плечами. Почему бы в самом деле не развеяться перед тяжёлым учебным годом и не провести приятно последние летние дни?

— Тогда до завтра, — подмигнул он мне и протянул пакет. — Это твоё.

Глава 2

Катя

Дома разложила по полкам продукты, все ещё пребывая мыслями в прогулке от магазина с Димой. Размышляла над его словами…

Меня никогда ещё не звал на свидание никто из этих золотых детей. Они предпочитают не обращать на меня внимания. Впрочем, это лучше, чем подвергаться издёвкам и насмешкам из-за яркого рыжего цвета волос, бровей и ресниц, веснушек на носу и отличных отметок по всем предметам за четверти и весь учебный год.

Прошедшие двенадцать месяцев, проведённые в компании мажоров и дочек богатых родителей, были для меня поистине тяжёлыми — мне пришлось многое стерпеть, потому что цель оправдывала средства — я хотела учиться последние два учебных года в этой элитной гимназии, грант в которую я и выиграла на олимпиаде по нашему региону и получила льготное место среди отпрысков состоятельных бизнесменов, госслужащих и чиновников. Я приложила очень много усилий, чтобы выиграть эту квоту, и на радость бабуле смогла ее получить среди сотен других претендентов. Только радость длилась недолго — едва я переступила порог новой школы в форме, на которую мы снова с бабушкой работали всё лето, как меня встретило напряжённое молчание, оценивающие и какие-то недовольные взгляды новых одноклассников… Все они, конечно, были в курсе, что я из небогатой семьи, сирота и ученица бюджетного места, за которое их родители выкладывают каждый год суммы с пятью нулями. Стоит ли говорить, что я так и не стала там своей? Прошёл год, а я все ещё серая тень, «отсядь от меня» и «рыжая, дай списать!»…

Снова вздохнула и на миг прикрыла глаза, чтобы успокоиться и выровнять дыхание.

Спокойно, Катерина!

Ты сильная. У тебя есть ты, ты справишься! И бабушка, конечно, тоже…

Мы с бабушкой и не такое переживали.

Подумаешь, какие-то нападки избалованных детей…

Вытерплю. Зато я получаю крутое образование и поддержку учителей, что директор даже обещала договориться с университетом, в котором я хотела бы получить высшее образование на факультете иностранных языков.

Это того стоит.

— Катёнок, ну ты чего стоишь всё на месте? — мягко тронула меня за плечо бабушка, и я словно вынырнула из своих мыслей. — Пельмени-то кто просил?

Катёнок — это прозвище мне дали ещё родители: ласковое производное от имени Екатерина.

— А… Да, сейчас… Я что-то задумалась, — поторопилась я начать подготовку к приготовлению теста.

И тесто, и фарш для пельменей мы с бабулей делаем только сами — долго, убирать потом много в кухне, но вкус такого домашнего блюда несравним со вкусом магазинных полуфабрикатов.

Пока ждала тесто и крутила фарш из мяса на электрической мясорубке — мой подарок, на который я копила почти полгода, бабушке на её юбилей, — всё думала о предложении Димы сходить в кино. Это, получается, свидание? Но я словно совсем этому не рада. Дима — приятный парень, симпатичный и один из немногих одноклассников, кто видел во мне человека, но на свидания с ним мне ходить не хочется. Пожалуй, напишу ему завтра, извинюсь и скажу, что не смогу составить ему компанию. Почему-то всё внутри меня противилось этому походу в кино. Причины я сама не понимала, но мои тараканы в голове явно проголосовали против Димки.

Возможно, дело в том, что он мне приятен, но не более того, а давать ложные надежды я не хотела. Это было бы по меньшей мере нечестно по отношению к человеку, который со мной неплохо общается. А может, причина в том, что место в моем сердце уже занято…

Занято тем, кого любить нельзя ни в коем случае, ни при каком раскладе, потому что объект моей глупой детской симпатии относится ко мне едва ли не хуже всех, вместе взятых, в этом классе. Любить такого — это остаться с сердцем в бинтах, любить его — это получить в душу ножевую рану…

Я, конечно, всё понимала. И как только я об этом подумала — сразу же взяла и влюбилась. Да, вот так — глупому сердцу никто приказывать так и не научился, оно, шальное, всё стучало и стучало о нём, грохотало в ушах и больно било по рёбрам каждый раз, едва он оказывался рядом или я случайно пересекалась со льдом его голубых глаз… Умных, как ни странно, глаз в сравнении с большей частью нашего класса, которая ходила на занятия просиживать форменные штаны и юбки. Точнее, ездила — все они приезжали в гимназию на шикарных иномарках с личными водителями или же с родителями. И только я одна ездила на учёбу на автобусе, что являлось ещё одним поводом для насмешек, особенно если в утренней давке в час пик мне умудрялись порвать колготки или сбить хвост на голове…

— Ну что, помощь требуется? — услышала я позади себя голос бабушки. Она села на табуретку возле стола. — Старушечий патруль прибыл к месту назначения!

— Да нет, бабуль, — улыбнулась я ей, сворачивая очередной аккуратный пельмешек. — Старушечий патруль пусть выезжает обратно и смотрит сериалы про сводных сестёр. А я тебя, как готово будет, позову ужинать.

— Ну, смотри сама, — прокряхтела она. — Умница ты у меня. И руки у тебя золотые. Достанется кому-то такая жена — повезёт ему!

Я мягко рассмеялась в ответ. Вот уж о чём я не думаю вообще — об отношениях и замужестве. Мне сейчас просто некогда, да и не нужно это всё — глупости эти все любовные. Я только и мечтаю, что закончить школу, получить аттестат с золотой медалью, стать студенткой и забыть уже эти холодные голубые глаза, которые так и преследуют меня во сне.

— Так а кто меня учил? У меня есть шикарный учитель в области кулинарии.

— Девочка моя, — приобняла меня бабушка и поцеловала в щёку.

— Ну, бабуль… Я ж в муке вся.

— И ничего, чай, она не заразная же. Ладно, кухарь… Я пошла. Щас как раз, пока дойду до зала, ты уже все и сваришь. Раз, два — взяли!

Бабушка с усилием поднялась с табуретки и отправилась в зал. Вскоре в комнате послышались голоса привычного телевизионного сериала.

— Алло, — прижала я трубку телефона к уху плечом.

— Привет, — услышала я на том конце провода голос подруги Дашки Суворовой, моей бывшей одноклассницы. — Как дела?

— Нормально, — отозвалась я. — У тебя что-то срочное? Я в муке вся просто.

— А, печёте что-то?

— Лепим. Пельмени.

— Пельмени — это я люблю! Щас буду.

— Кто бы сомневался, — усмехнулась я.

Даша просто обожает нашу с бабулей стряпню. Как ее не разнесло вообще от мучного… Скажи ей про пельмени или пирожки — она тут как тут. Впрочем, за годы учебы в одной школе мы не только сдружились с ней, но и даже моя бабуля принимает ее всегда как родную. Так что ворчала я больше для вида. На самом деле мы всегда ей рады — вдвоём нам с бабушкой бывает скучно.

— К чаю что-нибудь купить?

— Может, рулет? Со сгущенкой.

— Можно и рулет. Забегу в магазин.

— Давай. До встречи тогда.

— Пока.

Суворова прискакала еще до того, как я закончила бы лепить последнюю партию, чтобы затем отправить их в морозилку про запас. А еще партия уже кипела в кастрюльке на плите.

— Здрасьте, Полина Ефимовна! — поздоровалась она с бабушкой.

— Привет, Дашенька! Молодец, что забежала.

— Как ваше ничего?

— Скриплю помаленьку!

— Вот и прекрасно. А я вам рулет принесла, со сгущенкой.

— Очень хорошо. Попьём все чайку опосля.

— Ну, я к Кате пошла.

— Только не забудь сначала вымыть руки!

— Обязательно, Полин Ефимовна! Уже бегу.

Спустя пару минут она наконец дошла и до меня.

— Привет! — светло-русая голова выглянула из-за двери кухни, а затем показалась и вся Дашка.

— Как ты быстро пришла, — усмехнулась я. — Бежала, что ли? Так сильно хотелось пельменей?

Дашка рассмеялась колокольчиком.

— Да я просто тут рядом кружилась, — ответила она. — Зашла в супермаркет возле вашего дома.

— Не ври мне. Я знаю, что ты сильно любишь наши пельмени!

— Да люблю-люблю, — усмехнулась она, занимая табуретку возле стола. — Я и не спорю!

— А чего это ты тут ходила? — спросила я подругу.

— Да в магазин заезжала один. Духи там классные продают, масляные. И стоят недорого.

— Покажи.

Даша вынула из сумки несколько маленьких флакончиков миллилитров по десять.

— Боже, какие малыши! И это духи? — удивилась я.

— Ага, — кивнула она. — Это же аромамасло. Оно сильно концентрированное. Понюхай.

Она отвинтила крышку одного из флакончиков и поднесла его к моему носу. Я ощутила приятный и тонкий аромат ванили, не приторный, какой часто бывает у обычной туалетной воды. Хотя я покупала только самые дешевые марки. Возможно, с запахом ванили у более элитных брендов дела обстоят не в пример лучше. Но этот аромат мне очень понравился.

— М-м… — протянула я, вдохнув в себя нотки нежной изысканной ванили. — Действительно, хорошее масло. И сколько стоит?

— Да триста рублей, — ответила Суворова. — Мазать надо на запястье. Вот так.

Она ухватила мою руку и намазала немного масла мне на кожу.

— Теперь потряси рукой, — сказала она.

— Зачем? — уставилась я на нее.

— Да потряси, — схватила она сама мое запястье и заставила меня помотать рукой.

— А теперь еще раз нюхай.

Я поднесла руку к носу и снова втянула аромат. На коже он ощущался гораздо приятнее и будто расцветал с новой силой.

— Да-а-а… Классно пахнет, — оценила я.

— Нравится?

— Очень!

— Тогда — дарю, — Даша закрыла масло крышкой и поставила его рядом со мной.

Я покосилась на флакончик. Хотелось бы, конечно, себе такие заиметь, но триста рублей для нас с бабушкой все же ощутимая сумма.

— Спасибо, но не нужно.

— Почему? — надулась тут же Суворова. — Сама сказала, что понравились.

— Понравились, — подтвердила я, продолжив заниматься пельменями.

— Что тогда? — вгляделась в меня подруга.

— Я тебе не смогу отдать деньги за них, — честно ответила я ей.

— Да господи, — отмахнулась Суворова от меня. — Я тебе разве что-то говорила про деньги? Так бери. Я все равно себе много набрала. За год не истратить, они стойкие, экономно расходуются. Бери, Ромашкова!

— Так неудобно.

— Да брось! — сказала Даша. — Раз дарю — значит, так хочу. Будешь завтра на линейке пахнуть лучше, чем эти богатые курицы!

Я только и усмехнулась. Это вряд ли. «Богатые курицы» сплошь пахнут исключительно дорогущими брендами. Но все же Суворова меня соблазнила…

— Ладно, — ответила я. — Считай, что за это я дам тебе большую тарелку пельменей.

— А вот это дело, — подняла палец вверх Дашка. — Я совсем не против!

— Катя! М-м-м… Это просто… божественно! — мычала сквозь пельмени Суворова.

— Когда я ем — я глух и нем, — пожурила её я, впрочем, довольно улыбаясь. Приятно, когда тебя хвалят.

— Ну, серьёзно, — утёрла она губы салфеткой. — Невозможно остановиться. Нежные такие.

— Ну, спасибо, — отмахнулась я. — Уважила. Остановись теперь.

— Слушай, — уставилась на меня подруга немигающим взглядом.

— Что? — заволновалась я и на всякий случай осмотрелась вокруг.

— Романова!

— Я!

— Женись на мне, а?

Через секунду мы обе прыснули со смеху.

— Ой, Дашка… — смеялась я. — Ну, ты как скажешь — хоть стой, хоть падай.

— А что? — вытянула она ноги под столом. — Готовишь классно. Не пререкаешься, чисто всегда у вас. Я б за такую жену такой калым бы отвалила! Ой-ёй.

— Да хватит уже, — не могла перестать я смеяться. — Скажешь тоже…

— А я же растяпа, — опёрлась Даша спиной о стену. — Ничего не умею! Вон, только магазинные пельмени и могу сварить — и то не факт, что не развалятся…

— Хочешь, я научу тебя? — спросила я. — Это несложно.

— А давай, — кивнула Суворова. — В следующий раз, как будете что печь, зовите заранее.

— Договорились, — улыбнулась я. — А то бабуле тяжело уже. Мне одной скучно.

— Понятно, — перестала шутить Даша. — Сдаёт здоровье?

— Ну а как иначе? — я и сама мигом загрустила. Легко ли видеть, как увядает твой единственный близкий человек, не считая Даши. — Возраст берёт своё и не щадит никого.

— Главное, чтобы снова не понадобилось серьёзное лечение…

— Не напоминай, — вздрогнула я. — Я не переживу такого ещё раз и не вытяну просто. Надо к экзаменам готовиться, я не могу мыть полы до ночи!

— Дай бог, чтобы всё обошлось, — вздохнула Даша. — Искренне желаю твоей ба здоровья. Она у тебя классная! Я, когда к вам прихожу, всё время свою баб Соню вспоминаю — та такая же была: гостеприимная, готовила вкусно, чай всегда наливала. Как будто в детство возвращаюсь.

— Дай-то бог, — повторила я за ней, словно мантру, в которую сама горячо верила.

— Форму-то купили? — сменила тему Даша, и я осталась ей за это благодарна.

— А… Да, — ответила я. — Так жаль, что прошлогодняя мне уже не подошла — так неудачно я и подросла, и в бёдрах раздалась… И блузки на груди не застегнулись. Они в прошлом году уже еле сходились. Пришлось полностью всё менять: летняя форма — два комплекта, зимняя форма — два комплекта, и спортивная тоже…

— Ну да, — протянула Даша, окидывая меня придирчивым взглядом. — Ты изменилась. Сильно. Неудивительно, что старая форма не налезла.

— Угу, — горько кивнула я. — Пришлось раскошелиться на другую. Завтра пойду в новой с иголочки форме.

— Круто же, — сказала подруга. — И две косы?

— Да.

— И банты?

— Да! Белые.

— Ой, Катюха! — покачала она головой, снова окидывая меня цепким взглядом.

— Чего?

— Сведёшь с ума ваших вредных золотых парней.

— Ой, Даш! — рассмеялась я. — Ты о чём говоришь-то вообще? Они на меня никогда внимания не обращали даже.

— Но ты изменилась, Катя.

— И что?

— И то, — изогнула она одну бровь. — Поверь мне на слово — скоро из этих избалованных мажоров за тобой очередь выстроится, а ты ещё будешь выбирать среди них, с кем в кино пойти!

Вспомнила сразу о Диме. Ведь сегодня он как раз пригласил меня в кино и сделал мне кучу комплиментов… Но это видение сменилось другим — голубые глаза смотрят надменно, а я слышу очередные гадости в свой адрес.

— Да не будет такого, — отмахнулась я. — Это что-то из области фантастики. Да и не нужно мне. Ты ведь знаешь, Даш, как ко мне относятся одноклассники. Большая их часть.

Даша задумчиво побарабанила пальцами по столу.

— Ну да, ну да…

Потом перевела внимательный взгляд на меня.

— Не хочешь туда идти? — спросила она, несложно было догадаться об этом.

— Не хочу, — поджала я губы. — Но придётся.

— Ну, потерпишь ещё годик, — пыталась приободрить меня подруга. — Ты же так хотела в эту гимназию попасть и выдержала там год, не потеряв льготы.

Для моего места были важные условия, лишь соблюдая которые я не платила за него: примерное поведение, отличная учёба — не более двух четвёрок в четверти и за год, активное участие в жизни школы. И целый год я всё это, конечно, соблюдала, как бы мне ни было трудно — я просто не могла потерять это место. При нарушении условий меня бы просто перевели на платный контракт, а платить нам с бабулей нечем. Особенно тяжко стало, когда бабушка заболела и мучилась с давлением. Нужны были дорогие лекарства, питание, и я выбивалась из сил — днём грызла гранит науки, после обеда мыла полы в супермаркете, а ближе к ночи садилась за учебники…

— Потерплю, — ответила я уверенно. — Обязательно. Зря, что ли, это всё…

— Вот именно, — поддержала меня Суворова. — Главное, чтобы этот к тебе не вязался… Как его… Питерский. Придурок тот.

При звуке его имени я опустила ресницы. Смотреть в глаза подруге я не смогла бы. Она считает, что я не люблю говорить о нём, потому что он — тот, кто треплет мне нервы и не даёт спокойно вдохнуть больше других. И это, конечно же, стало причиной того, что беседы вести о нём я не желала — много чести! Но была и ещё одна — даже своей близкой подруге я не рассказала, какие чувства одолевают меня, когда я думаю о нём. Никто не знает, что я не могу не думать о нём. Ни одна живая душа… И никогда не узнает. Я унесу это с собой в могилу.

— Надеюсь, что за лето он поумнел, — ответила я, собравшись, подняла глаза на подругу и даже смогла улыбнуться.

— Этот дебил? — сморщилась Даша. — Сильно сомневаюсь. Горбатого ничего уже не исправит.

— А вдруг? — усмехнулась я. — Случилось чудо.

— И в сказки, диво дивное да чудо чудное я тоже больше не верю, — припечатала меня Суворова.

— Посмотрим, — вздохнула я, в глубине души на самом деле согласившись с ней. — Буду стараться поменьше попадаться ему на глаза.

— Это сложно будет, — хмыкнула она. — Учитывая, как он любит тебя.

Я взмахнула ресницами и ошалело уставилась на подругу. Даже не сразу дошло, что Дашка сказала последнюю фразу в переносном смысле, настолько она меня царапнула по больному…

— Что ты сказала?

— Ну, в смысле любит тебя. Мутузить, — добавила Даша. — Словесно то есть.

— А… В этом плане.

— Ну а в каком ещё? — с подозрением вгляделась в меня она.

— Никаком, конечно, — решила я закруглить неприятную и острую для меня тему. — Я просто нервничаю перед завтрашним днём и туплю немного.

— Да я сама нервничаю, — ответила Дарья. — Веришь, нет? Каждый раз как в первый раз.

— Верю, — улыбнулась я.

— Тогда давай по чайку — да пойду я.

— Давай.

Я поднялась из-за стола, чтобы поставить на газ старый чайник со свистком.

Роман

Отец приехал в отделение уже ночью. Я начал засыпать сидя, на полу камеры. Бешеные тётки ко мне больше не лезли, но продолжали бесить своим присутствием и тем, что без конца трепались даже ночью про всякую чушь.

В тишине отчетливо послышалось, как заскрипели петли старой тяжёлой двери, и возле поста оказался мой отец. Я сразу подобрался. И рад ему, и не рад одновременно — сейчас устроит мне жуткую головомойку… Впрочем, как обычно.

Папа переговорил о чём-то с полицейским, тоже дал ему свою визитку, а затем они оба пошли к камере. Капитан открыл дверь клетки.

— Питерский, на выход.

Я не стал заставлять его повторять и с облегчением вышел из камеры в тускло освещенное отделение.

— Заберите вещи, — указал он на коробку, в которой лежали мой телефон, ключи, жвачка, несколько купюр и мелочь. — Можете быть свободны. И больше не нарушайте!

Хмурый отец попрощался с капитаном и пошёл к выходу.

— Я думал, ты меня тут оставишь на ночь, — сказал я ему.

— Я был в Бангкоке. Забыл? Извини, заставить самолёт прилететь раньше только ради тебя я не мог.

— А… Точно. Забыл.

— А ты, кроме как о своих делах, ни о ком не помнишь, Ром.

Я лишь хмыкнул, но не стал развивать эту тему. Папа сейчас и так злой, того и гляди укусит за бочок.

— Знаешь, я оставил бы, — зыркнул на меня отец, доставая ключи от машины. — Только завтра начало учебного года. А так — тебе бы не помешало посидеть там и подумать о своём поведении, засранец.

— Па-а…

— Что «па»?!

— Ну ты не был молодым, что ли?

— Был, конечно. Но я в твоём возрасте не знал, что такое гулянки и деньги. Я пахал ночью, чтобы прокормить больную мать. В отличие от тебя, балбес. Вам всё лучшее хочешь дать, в итоге получается вот это… В машину садись.

Слушать его было неприятно, хотя он прав. Наверное. Он круче меня, конечно. Всегда и во всём. И лишь я один в этом мире ошибка природы. Я не тот, кем он бы гордился. А Архипа отец любит несмотря ни на что, а мой словно только и думает, что о своей безупречной репутации. Я понимаю, что служебное положение обязывает, но есть же вещи и важнее…

— Ты хочешь, чтобы я тоже пахал? — спросил я, когда мы уже выехали на ночную дорогу.

— Не передёргивай, — кинул он новый хмурый взгляд на меня. — Я тебе этого никогда не предлагал. Тебе надо учиться, у тебя есть такая возможность, да еще и учиться будешь в одном из лучших университетов. А ты, вместо того чтобы это ценить и стремиться к учёбе, творишь чёрт знает что!

Я поджал губы и промолчал. Безусловно, отец старается. Но старается для кого? Для себя. Потому что его сын не может учиться где попало — только в лучшем учебном заведении. И только на юриста, естественно. Профессия должна быть уважаемая и презентабельная, а мои пожелания никогда не учитывались. Игра на гитаре, подаренной ещё мамой, так и осталась лишь хобби. У нас в гараже есть небольшая база для любительской группы, отец сам позволил мне организовать там место для репетиций, даже не орет, когда мы участвуем в конкурсах и снимаем видосы, чтобы затем выгрузить их в Сеть. Ему приятно, что некоторые успехи у меня имелись, но папа сразу предупреждал о том, что это так и останется лишь хобби. Как и плавание, в бассейн я уже давно хожу только для поддержания формы.

— Иди, ужинай, и спать, — сказал отец, когда мы вошли в дом.

К нам вышла Наташа — невеста отца, которая уже несколько месяцев живёт с нами и бесит меня тем, что пытается со мной подружиться. А лучше бы просто не трогала — я бы к ней тогда гораздо теплее относился! И чего ей сейчас не спится в двенадцать ночи? Волнуется типа? Да мне её волнение как-то… Фиолетово. Закатил глаза, не удержался.

— Всё нормально? — спросила она.

— Да, — устало ответил отец. — Всё в порядке.

— Ром, тебя не обижали? — окинула она меня внимательным взглядом, словно ей действительно было до этого дело.

Спросила, будто я не в КПЗ полночи просидел, а с мальчиками в песочнице играл… Дура.

— Нет, — хмыкнул я.

— Слава богу, — сложила она свои маленькие ручки вместе. — А то я так переживала, когда папа сказал…

Ути-пути… Она переживала. Чуть не стошнило на дорогой персидский ковёр гостиной.

— Не стоит, — изогнул я одну бровь. — Я в порядке.

— Ладно.

— Поесть есть что-нибудь? — спросил отец, развязывая галстук. — Все разговоры давайте на завтра перенесём.

Его пиджак уже лежал на спинке дивана.

— Да, конечно, — кивнула Наташа. — Вы идите руки мыть, а я пока всё подогрею.

У нас есть прислуга, но Наташа так хочет угодить отцу, что готовит сама. А мне её стряпня как-то… Не заходит.

— На меня не грей, — сказал я ей, встретив её мигом ставший грустным взгляд. — Я спать хочу.

Жрать хочу как конь, но её еду есть не стану. Пока приму душ и спущусь позже, сделаю сам себе бутербродов. А они могут греть друг другу ужин сколько им нравится… Только без меня. Вечно себя третьим лишним ощущаю рядом с этими голубками! Но отец довольно доходчиво объяснил, что при Наташе надо держать рот на замке, да и не планировал я их разводить. С мамой они уже давно развелись, и я прекрасно понимал, что одному ему одиноко, и даже рад, что он встретил кого-то, кто скрасит его серую жизнь. Мне, в принципе, пофигу было, когда она приехала сюда с чемоданами. Раздражает только, когда она пытается со мной играть то в мамочку, то в подружку…

После душа до кухни так и не дополз — отрубился прямо на застеленной кровати в одних боксёрах.

Глава 3

Роман

— Подъём! — Кто-то шлёпнул меня по заднице.

Надеюсь, это не Наташа… Хотя голос явно мужской. Спросонья ничего не пойму…

Оторвал голову от подушки, кое-как разлепил глаза и сфокусировал взгляд на тёмном пятне напротив меня. Пятно медленно, но верно превратилось в моего отца.

— Ну па-а… — прокаркал я хриплым со сна голосом.

— Вставай, — сказал он. — Завтракать вместе будем.

Значит, станет сейчас песочить. Фетиш у него такой — под чашку кофе распекать меня, жующего омлет.

— А сколько времени?

— Половина седьмого.

— О боги… — простонал я.

Как я отвык после длительных каникул вставать в такую рань! Пытка…

— Давай умывайся и спускайся. Через час выезжаем уже.

— Ты отвезёшь меня на линейку сам?

— Конечно, — кивнул отец. — Ты же выпускник. Хочу посмотреть линейку.

— Воу. Ты же вечно занят.

— А сегодня свободен. Половину дня. После линейки домой, Наташа обещала праздничный обед.

На этих словах меня перекосило, и папа, конечно, заметил это.

— Лицо попроще, сын, и не показывай такое выражение Наташе.

— Наташа, Наташа… — передразнил я его. — Господи, какие все идиоты, когда влюбляются. Ты хоть о чём-то кроме неё думать и говорить можешь?

— Хм, — усмехнулся отец. — А ты уже достаточно взрослый, чтобы к этим идиотам присоединиться.

— В смысле? — не понял я, взлохмачивая волосы пальцами и зевая.

— Тоже влюбишься, — пояснил отец. — Вот тогда и посмотрим, как запоёшь ты.

— О нет, — встал я на ноги. — Этот придурочный мир не для меня. Я в душ.

* * *

Как я и предполагал отец, едва мы успели нормально поесть, уже за чашкой с кофе принялся сверлить меня взглядом. Наташи с нами не было — в такие моменты она оставляет нас наедине.

— Ну что? Щас меня в камень обратишь взглядом, Медуз Горгон.

— Не коверкай персонажей мифов Древней Греции. Она — женщина.

— А что поделать, если ты, как она, смотришь, только он?

— Не паясничай, — обрубил отец. — Ты когда за голову возьмёшься, Рома?

— Зачем за неё браться? — поднял я брови вверх. — Она и сама прекрасно болтается.

— Роман, — нахмурился отец, и я понял, что с шутками пока стоит завязать.

— Я слушаю тебя, папа.

— Я задал вопрос: когда ты возьмёшься за ум? Последний учебный год, а ты вытворяешь что? Гонки, КПЗ… Что ещё?

— Пока всё, — не удержался я.

— Но ты наверстаешь?

— Не планировал.

— Слава богу. А я думал, у тебя есть план «как довести отца до могилы».

— Да брось, пап, — пожал я плечами. — Я не специально же.

— Роман, — оставил он даже кофе и устремил взгляд на меня. — Я тебя прошу как взрослого человека — прекращай так себя вести. Думай об учёбе, не встревай никуда, не устраивай драк. И никого не доставай.

— Да кого я достаю?

— Мы прекрасно оба знаем кого. Сделай так, чтобы меня не вызвали в школу к директору уже второго сентября, не позорь отца.

— Никого я трогать не собирался, — пробурчал я.

— Что тебе сделала эта рыженькая девочка?

Я промолчал. Хороший вопрос — что? Только ответа у меня и самого нет. Просто раздражает своим видом, с первого дня, как пришла учиться к нам. Умница чёртова… Всем её в пример ставят, и учителя, и даже отец как-то меня ею попрекнул — вот, мол, учится девочка, старается, на льготном месте, не то что я, лоботряс! И как после этого к ней нормально можно относиться?

— Так что она тебе сделала? Не слышу ответа.

— Ничего, — процедил я сквозь зубы. — Просто бесит. Сирота казанская, всем её жаль.

— Прекрати так говорить о девочке, — обрубил отец. — Чтоб я больше не слышал такого в адрес кого бы то ни было. Понял?

— Понял, — рявкнул я и нахмурился.

— Не трогай девчонку, Ром, — настаивал отец. — Далась она тебе. Вот играешь в группе своей — играй, спускай пар там. Столько энергии в тебе, не туда ты её направляешь.

— Да не нужна она мне, па! — вскочил я на ноги. Я как раз кофе благодаря отцу выпить не смог. — Чего ты ко мне привязался с ней?

— Вот и не трогай.

— И не собирался! Заняться нечем больше?

— Ну-ка стой, — не дал мне уйти отец. — Я ещё не договорил.

Я обернулся к нему. Он так и продолжал сидеть за столом и смотреть на меня поверх сцепленных между собой пальцев.

— Я уменьшаю твой лимит на карте.

— Что?!

— Сильно уменьшаю.

— Ну пап!

— Это твоё наказание за КПЗ. Хватит только на очень мелкие расходы.

Хотелось бы заорать, что он не прав и это несправедливо, но как раз всё ровно наоборот. И поэтому я просто понуро опустил голову.

— А если ты будешь вести себя так, что меня станут снова вызывать в школу, — продолжил говорить он. — Я лишу тебя денег вовсе. Ты понял?

— Понял, — процедил я сквозь зубы.

— Я очень на это надеюсь, — не поверил мне отец, но, видимо, решил всё же закончить неприятный для нас обоих разговор. — Иди собирайся. Скоро будем выезжать.

Я пошёл в свою комнату, чтобы там надеть школьную форму. Обернулся у лестницы, ведущей на второй этаж.

— Я тоже надеюсь.

— На что? — поднял голову отец.

— Что ты не потащишь на линейку эту свою.

— Эту свою зовут Наташа.

— Потому что придёт мама.

— Я в курсе, — ответил папа. — И Наташа не поедет с нами, можешь расслабиться.

— Хоть одна хорошая новость за сегодня, — буркнул я и ушёл наверх.

* * *

— Готов? — окинул взглядом меня отец, когда я спустился в форме со второго этажа.

— А сам как думаешь? — задал вопрос я.

— Опять ёрничаешь, — покачал головой папа. — Если у Ромы плохое настроение — всем лучше спрятаться.

Наташа уже крутилась возле отца, помогая ему завязать галстук. Он будто сам разучился это делать… Прекрасно раньше завязывал и без неё.

— Петь, повернись на меня. Ну откуда у мальчика настроение, если он просидел полночи в камере? Оставь в покое его. Ну красавец!

Это она сказала моему отцу, когда закончила с галстуком. Снова неосознанно скривился — терпеть не могу эти телячьи нежности! Как отцу это нравится? Гадость же… Ещё и Наташа защищает меня — приплыли.

— А он сам виноват, — крякнул отец. — Уже и не мальчик, а юный мужчина. Вымахал вон лось, выше меня… Вот пусть взрослеет и учится отвечать за свои поступки. А то привык, что папа все за него решает.

— Так дай ему решать самому, — развела руками она.

— Он нарешает… Угу. Поехали!

Вот так всегда. Впервые я почти проникся к Наташе, но отец снова дал понять, что сам я решать ничего не буду. Хотя насчёт университета я просто согласен с отцом — нужна серьёзная профессия, чтобы потом пойти по его стопам. Папа уверен, что рулит мной, однако это далеко не так. Разубеждать его я, конечно же, не стану.

Я вышел следом за ним и сел в машину, которой управлял личный водитель. Мой личный водитель. Пока прав нет, хоть я и сдал уже теорию, и меня возит в гимназию нанятый для этого человек.

— На, — протянул мне отец букет цветов, который лежал на спинке сиденья в салоне.

— Что это за чухня? — сморщился я.

— Не чухня — что ещё за выражения такие, чёрт возьми! — а цветы для классного руководителя.

— Обойдётся, — заявил я, нажал кнопку стеклоподъемника и выкинул цветы в окно на полном ходу автомобиля.

— Ну и что ты сделал?

— Выкинул твой веник.

— Минус две тысячи с лимита твоей карты, — заявил отец, а я уже готов быть кипеть, как чайник на плите, от этого «прекрасного» утра.

— Да ради бога! Только дарить цветы я никому не буду!

Отец ответил лишь хмурым взглядом и отвернулся к окну.

Катя

— Ну всё, бабуль, я поехала!

Я крутилась возле трюмо с зеркалом во весь рост. В длинных рыжих косах белые банты на резинке, белый фартук на школьной форме… Ресницы подкрасила тушью, что сделало глаза ещё более выразительными и огромными. Ну вот так поехать на линейку не стыдно.

Бабушка вышла в коридор и улыбнулась.

— Эх, Катёнок! Красивая ты у меня!

— Вся в тебя, бабуль!

— А то как же, — засмеялась она. — Я тоже молодая ух какая была! Правда, не рыженькая — это у тебя от мамы цвет солнышка!

— Ага, и противные веснушки… — сморщилась я.

— Очень даже красивые, — ответила ба. — Ничего ты не понимаешь. Тебя солнышко поцеловало!

— Угу, — кивнула я. — И теперь все дразнятся рыжей-конопатой. До сих пор!

— Да не обращай внимания на дураков! — сказала бабушка. — Эта красота отличает тебя от других, и однажды это заметит тот, кто тебе нужен.

Я опустила ресницы, чтобы бабушка не смогла прочесть в моих глазах смятение. Это вряд ли… Тот, кто мне нужен несмотря ни на что, меня замечает только тогда, когда ему хочется поразвлекаться и не на ком больше оторваться!

— Может быть, — ответила я, надевая новые белые балетки.

— Не может быть, а точно! — подняла вверх палец она. — Бабушка фигни не посоветует!

— Ладно, бабуль, — улыбнулась я ей. Так забавно, когда она повторяет за нами с Дашкой молодёжные словечки. Научили бабулю плохому… — Неси цветы.

— Ага, щас.

Она доковыляла до балкона и вынула из вазы скромный, но красивый букет пионов с дачи соседки, которая растила их для первого сентября своей внучке и мне. Бабушка протянула цветы, и я забрала их.

— Опусти бутонами вниз, — сказала она мне. — Поломаешь ещё.

— Ага. Такси уже приехало.

Сегодня я поеду по-царски — на такси и с шашечками. Негоже девушке с цветами и в белом фартуке ехать на автобусе… Хотя обратно я поеду именно так. А пока — как королева, и даже на иномарке!

— Жаль, что не смогу тебя проводить, — всё огорчалась бабуля. — Так хочется посмотреть вашу выпускную линейку.

— Ну мы же говорили об этом, ба, — погладила я её по плечу, чтобы она не расстраивалась. — Там будет жарко, много людей, шум, присесть негде… Оставайся дома. Всё хорошо со мной будет.

— Ну да, ну да… — кивнула она, а грусть в её глазах осталась. — Ты там хоть попроси сфотографировать тебя, что ли… Хоть так поглядеть на тебя.

— Ладно, найду я тебе фотографа, — ободряюще улыбнулась я ей. — Всё, пора, а то опоздаю. Пока, ба!

Такси доставило меня до школы быстро. Вскоре я уже шла по тротуару к месту проведения линейки. Ещё издалека я увидела свой класс, который толпился на отведённом нам квадрате бетона, и пошла к ним. Радости у меня никакой не было от встречи с «милыми» одноклассниками после летней разлуки. Не видела и ещё бы сто лет не увидела. Среди всех я не увидела пока главного мародёра нашего класса — значит, пока можно выдохнуть спокойно.

Ребята скупо поздоровались со мной. Да и я ответила им тем же.

— Привет, — оказался возле меня Дима.

— Привет.

Я скорее ощутила, чем увидела, что приехал он. Рома… Всё внутри похолодело, едва я почувствовала, что он тут. Высокий статный парень приблизился к нам скорым шагом и поравнялся со мной. Подняла голову и встретилась с взглядом его холодных голубых глаз, направленных на меня исподлобья. Я словно оказалась под дулом пистолета…

Через секунду, которая показалась мне вечностью, Рома отвернулся и прошёл мимо. Дышать стало легче. Я сделала несколько глубоких выдохов, чтобы успокоиться. Только первое сентября, а я уже вся на нервах!

Роман встал недалеко от нас со своим другом Архипом. Их тут же окружила стайка девочек, которые всегда делали вид, что в их компании.

— Как дела, Питер? — прилипла к нему Инга, всемирная королева всех красот…

Ещё бы… У такого, как Питерский, всё должно быть только самое лучшее. Даже девушка.

— Могло быть и покруче, — угрюмо отозвался Рома.

— Кать, — позвал меня Дима, и я чуть не выронила с перепугу телефон. Оказалось, что Питерский ушёл, а я так и смотрела ему вслед, да ещё и прислушивалась к тому, о чём он говорил с Ингой…

— Что? — перевела я взгляд на одноклассника.

— Не смотрела б ты на него, — сказал он, слегка нахмурившись.

— На кого? — пожала я плечами, стремительно краснея. Дима заметил мои взгляды…

— На Питерского, — говорил он так, чтобы слышала только я.

— Да я не… Не смотрела.

— Не пара он тебе, Кать.

— Я и не…

— Или ты успела забыть, сколько гадостей он тебе сделал? — изогнул бровь Дима.

О нет. Прекрасно помнила. Потому так и трясёт от нашей встречи…

— Так, Попов! Не выдумывай, — вздернула я нос. — Делать мне нечего, как только на него пялиться. Я просто задумалась.

— Ну-ну…

— Лучше сфотографируй меня, — протянула я ему свой старенький телефон, предварительно включив на нем камеру. — Бабуля очень просила фото с линейки.

Роман

Инга болтала без умолку какую-то чушь и задавала мне нудные вопросы, но я словно не слышал её. Отец остался позади всех, с другими отцами и мамами. Мой же взгляд намертво прилип к рыжей.

То ли я забыл, какая она, то ли она за лето изменилась — лицо стало более взрослым, черты лица все ещё мягкие, но уже не девчонки, а девушки. Даже бантики в честь праздника её не портили — наоборот. С телом тоже что-то случилось. У неё словно округлилось то, что нужно. Налилось соком и расцвело. Так бы и сжал её талию, чтобы ощутить, насколько она хрупкая и тонкая.

Стройная, яркая, вкусная…

Теперь ненавижу её ещё сильнее. Стоит мне увидеть эти рыжие косички и огромные голубые глаза, полные чистоты и наивности, как я становлюсь неуправляемым идиотом…

Красивая до дрожи в руках. И это плохо. Потому что сегодня ночью я опять не смогу уснуть.

Нежный юный бутон. Возле которого уже пытается осесть садовник.

Попов… Терпеть его не могу. Так и крутится возле неё с конца прошлого года. Бесит!

Она болтала с ним, а затем передала свой телефон. Дима взял его в руки и встал напротив.

— Как я выгляжу? — спросила взволнованно она.

Охренительно, чёрт возьми…

— Ты очень красивая, Катюш!

Свело аж челюсти от злости. Подмазывается к ней, индюк тупой! Сам не заметил, как я вытянулся струной, чтобы услышать её ответ на это…

— Да я не о том, — смутилась рыжая. — Не съехали ли банты, не перекосилась ли юбка…

— Нет-нет, все чудесно, — показал «класс» рукой Попов, а мне почему-то дико захотелось ему эти пальцы переломать к чертям собачьим… — Слушай, ну камера у тебя — сущий ужас! Вообще ничего не видно толком.

— Ну как-нибудь уж сфоткай, — вздохнула она. — Я бабуле обещала.

— Давай я тебя на свой телефон сфотографирую и передам тебе фотографии, — предложил Попов. — У меня хорошая камера, твоя бабуля будет довольна.

— Давай, — просияла Катя. Она так красиво и заразительно улыбается, что мне тоже всё время хочется в ответ растянуть и свои губы в улыбке. Только бесит, что улыбается она кому угодно, но не мне.

Попов вытащил свой смартфон и стал её снимать. Катя позировала, выставляла кокетливо ножки, улыбалась. Солнце играло в медных прядях, красиво переливаясь зайчиками на её волосах.

— Ром, — дергала меня за рукав школьного пиджака Инга.

— Что? — ответил я, не в силах отвести взгляда от позирующей Кати.

— Ты совсем не слушаешь меня!

— Отстань, Максимова! — отмахнулся я от неё, и девушка наконец замолчала, обиженно надув губы.

— Ну вот, — сказал Попов. — Готово.

— Получились хоть несколько фото хорошими?

— Да все, Катюнь! Какую ни открой — везде красавица. Камера любит тебя. Ты в актрисы не думала пойти?

Я опять заскрипел зубами от злости. Какие тупые дешевые подкаты… Неужели она на это поведётся?

— Да брось ты, Димка, — рассмеялась она колокольчиком. — Это не для меня. Ну, передай мне тогда фотки.

Я задумчиво переводил взгляд с неё на Попова. У него есть номер рыжей? Или они общаются в Сети? Теперь я хочу убить Попова ещё больше. И главное — он что, оставит её фотки у себя на телефоне?

— Продиктуй свой номер.

Она негромко назвала ему цифры, и он стал их вбивать в телефонную книгу. Еле подавил желание отнять его аппарат и раскурочить как следует об бетон!

Какого хрена?!

Надо найти способ фото забрать у него, а с его телефона удалить без возможности восстановления. Как и номер телефона.

Сузил глаза, не отрывая взгляда от него. Козел хитросделанный.

Камера у него лучше… Специально это всё и придумал, чтобы фотографии ее себе получить. Или её номер…

Попал ты, Попов.

Катя

— Всем доброе утро! — обратилась к нам Алла Дмитриевна, привлекая к себе внимание класса и прекращая наши разговоры. — Поздравляю вас с первым сентября, выпускники!

— Ой, да спасибо, — высказался Архип. — Только тут соболезновать надо.

— Да-да, точно! Так себе праздник!

— Нет, Ветров, именно праздник! — ответила ему наш классный руководитель. — И поэтому я буду вас именно поздравлять! А теперь выстроились в два ряда. Девочек вперёд, мальчики позади.

Мы начали меняться местами, пока не встали так, как просила Алла. Девочки оказались впереди, парни, которые почти все возвышались над нами на целую голову, топтались позади.

— Все ведём себя тихо. Скоро начинается торжественная часть. Рома, пошли со мной.

— Куда это? — тут же насторожился Питерский.

— Да не бойся — пока ты накосячить ещё не успел или мы об этом не знаем! — ответила Алла Дмитриевна. — Тебя выбрали нести первоклашку с колокольчиком.

— О-о… Почётная миссия! — хлопнул его по спине Архип.

— Э-э… Ладно, — пожал плечами Роман и пошёл следом за Аллой.

Всю торжественную часть мы топтались и перешёптывались. Нас чествовали сегодня как никогда — одиннадцатый класс у нас был только один.

— А теперь, дорогие наши выпускники, для вас звенит этот последний в вашей жизни школьный звонок, ознаменовавший начало учебного года.

По периметру школьной площади пошёл Роман. На его плече сидела маленькая рыжеволосая девчушка с огромными белыми бантами и звенела колокольчиком, перевязанным красным бантом. Меня так растрогала эта сцена, что на глазах выступили слёзы. Рома, такой большой и сильный, с широким размахом плеч, твёрдо шагал мимо нас и нёс на плече девочку, словно она пушинка и он её веса совсем не ощущает… Красивый. Не получается глаз отвести… Да и вся женская часть линейки с удовольствием наблюдала за статным парнем и симпатичной девчушкой на его плече. Хотя бы тут я могла смотреть на него и не переживать, что кто-то это заметит и будет опять надо мной насмехаться…

Роман пронёс по кругу рыжую малышку и поставил её возле учителей.

— Спасибо большое, Роман и Алина! Первый и одиннадцатый класс! Встреча времён! Это было очень красиво! Можете вернуться к своим классам, а мы продолжаем.

Директор говорил что-то в микрофон, но мои мысли куда-то расползлись. Всё перед глазами стоял образ Романа, несущего девочку на своём плече… И почему меня так это впечатлило?

— Девчушка рыженькая была, — заметил Дима, который топтался где-то рядом позади меня. — Красиво.

— А меня так тоже несли в старой школе в моё первое сентября.

— Да? Здорово.

— Они тебя сами выбрали? — сказал Питерский, и я, вздрогнув, обернулась. Белый бант вместе с косой случайно задели его.

Как он тут очутился? Почему, когда вернулся, не встал к Инге и Архипу?

— Убери свои банты дурацкие, — проворчал парень. — Напялила тоже ещё…

— Сам встал тут, — нахмурилась я. — Тебя сюда не звали!

— Питерский, а ты чё сюда припёрся-то? — вмешался в диалог Дима, толкнув Питерского, чтобы занять своё место позади меня.

— Отвали, — пихнул его в ответ Роман. — Тебя забыл спросить, мля!

Дима снова толкнул его, и уже сильнее, и Роман случайно налетел на меня. Я не удержала равновесия и начала заваливаться набок.

— Стоп, не падаем, — поймал он меня за талию, не давая упасть.

— Чё вы творите, идиоты? — стала ругаться я. — Отойдите оба от меня!

Я замолчала, понимая, что воздух перестал поступать в лёгкие, — руки Ромы так и остались лежать на моей талии. И не просто лежать — он почему-то сжал пальцы теснее, сминая мою форму и кожу под ней. На пару секунд меня словно парализовало. Горячие пальцы, жар которых я ощущала даже через ткань, сжимали меня, его тело позади себя я тоже чувствовала совсем близко. Я запаниковала, не нашла ничего лучше, как ударить по его рукам, и Питерский выпустил меня. Я тут же сорвалась с места и вклинилась дальше от них между девчонками.

— О, ты чё такая бешеная, Романова?

— Я… тут постою, — ответила я, ощущая, как больно бьёт по рёбрам взбесившееся сердце и покрываются пунцом щёки.

— Капец ты придумала! Кто тебя сюда звал?

— Ну-ка тихо! — нарисовалась возле нас Алла. — Девочки, что мы тут выясняем прямо на линейке! А… Питерский! Я те щас ударю его! Ну-ка, отпусти Попова.

Я обернулась и поняла, что за нашими спинами действительно что-то происходит между Поповым и Питерским, — он просто оторвал его от бетона и тряс за ворот рубашки… Алла поспешила к ним и заставила Рому отпустить Диму, который явно по силе ему проигрывал и выглядел довольно жалко… Даже неудобно стало за него. Питерский — медведь тот еще… Мало кто из парней в классе сравняется с ним по силе, особенно если он зол. А этим утром у него явно что-то не заладилось. Неужели они с Поповым не поделили теперь квадратный метр бетона?

Глава 4

Катя

Я не слышала, что парни говорили друг другу, но Алла Дмитриевна их еле разняла.

— Безобразие! — пыталась отдышаться она. Прическа сбилась, одежда немного перекосилась, как и у взъерошенных парней. — Затеяли драку прямо на линейке! Вашим родителям я об этом непременно доложу!

Отец Романа уже смотрел в сторону нахмуренного сына, но подойти ближе было нельзя. Но, судя по взгляду папы Питерского, его ждёт та ещё головомойка…

— А теперь — идёмте в свой класс! — скомандовала Алла. — У нас классный час с вами и получение расписания на завтра…

Мы все нестройным отрядом пошли следом за классным руководителем.

— Ай! — взвизгнула я от неожиданности на лестнице, ведущей на второй этаж, где располагался закреплённый за нами класс.

Кто-то смачно, абсолютно наглым образом, бессовестно шлёпнул меня по заду! В полном шоке я обернулась, но позади оказались девчонки. Я нахмурилась и с подозрением пропустила их вперёд. Дурочки они, что ли, совсем? Или это всё же не они и тот, кто это сделал, позорно сбежал? Тогда я снова повернула голову и пропустила сзади идущих.

Мимо прошёл хмурый Роман, который даже не взглянул на меня, словно я была одним из элементов перил лестницы.

Я нахмурилась ещё больше. У меня два варианта: хлопнули меня по попе либо девчонки, которые шли позади, ради шутки, либо… Питерский.

И только я об этом подумала, как в желудке что-то ёкнуло.

Питерский ударил меня по… попе?

Даже мои брови невольно полезли наверх, а губы растянулись в улыбке — мне самой стало смешно от такой глупой догадки. Роман не стал бы меня трогать! Он — последний, кого интересует мой зад!

И не девчонки — им-то это зачем?

Хотя если выбирать между ними — пусть это окажутся девчонки…

Пропустив почти всех, я шла за ребятами последняя.

— Кать, чего отстаёшь? — дождался меня Дима и пошёл рядом.

— Да задумалась просто, — ответила я.

— О том, какое кино ты хочешь посмотреть сегодня? — спросил он.

— Э-э… — замялась я. Идти с ним на свидание у меня желание так и не появилось. — Дим… Ты извини, но я не смогу пойти.

— Почему? — Парень явно расстроился.

— Бабушка себя не очень хорошо чувствует, — ответила я. Извини, бабуля! Дай бог тебе здоровья! — Я останусь с ней.

— А, тогда — конечно, давай перенесём, — кивнул он. — Может, тогда завтра? А бабуле сил побольше!

Я поджала губы. Вот настырный. Но так не хотелось бы потерять нормальное отношение хоть кого-то в этом классе.

— Я пока не знаю, Дим, — сказала я. — Ничего обещать не могу. Зависит от того, когда поправится бабушка. Я не могу ходить и развлекаться в такой ситуации, сам понимаешь…

— Понимаю, — ответил Попов. — Ладно, пока выберу фильм.

Чёрт. Ну как ему сказать, что с ним вообще не пойду? Духу не хватило.

— Посмотрим, Дим.

— Понял.

— А что у тебя за война с Питерским? Что вы не поделили на линейке? — спросила я. Всё же очень любопытно… — Что он тебе говорил?

— Ой, да придурок он, — ушёл от ответа Попов. — Не обращай внимания даже.

Дальше расспрашивать у меня бы и не вышло — мы пришли к классу.

Алла Дмитриевна долго говорила об организационных моментах. Продиктовала расписание нашего первого учебного дня завтра, а затем перешла к беседе. Вызывала по одному одноклассников к доске и просила выступить: рассказать о том, как они провели лето.

— Катя Романова, — назвала учитель мое имя.

Настала моя очередь выходить к доске. Мои успехи за лето весьма скромные на фоне других. Я даже стеснялась рассказывать о своих каникулах перед всеми. Им это точно неинтересно… Но делать нечего, и я поднялась со своего стула и отправилась на середину класса, к доске, которая всегда заставляет меня волноваться по полной.

По дороге между рядов я ощутила, как кто-то больно потянул за косу!

— Ай! — пискнула я и ухватилась за собственные волосы.

Повернула голову и обнаружила, что моя резинка с белым бантом, которая закрепляла одну из кос, теперь в руках Питерского. Именно он нагло и довольно больно стянул ее с меня и теперь под гогот друзей победно вешал бант себе на пиджак как трофей.

— Очень весело, — высказалась я, чувствуя, как распускается коса.

Убрала ее за спину, заплету уже после выступления у доски. Только нахмурилась. Придурок! Как же я его не выношу…

Попыталась абстрагироваться от всего и встала к доске лицом. На миг прикрыла глаза, чтобы выровнять дыхание. Затем повернулась к классу. Неловко сцепила пальцы рук между собой под взглядами одноклассников, как и всегда пренебрежительными.

— Итак, как вы, Катенька, провели лето? — спросила Алла Дмитриевна. — Список литературы, который задавали вам, прочли?

— Да… Я прочла, — кивнула я, ощущая, как взгляды становятся еще более пренебрежительными… Кажется, из всех я одна и прочла весь список.

— Кто бы сомневался… Заучка, — не преминул воспользоваться возможностью в очередной раз поддеть меня Питерский.

Холодные голубые глаза так и припечатывали к доске. Руки дрожали, колени тоже. Ну почему я так его боюсь? Мне кажется, что я просто даже не вижу никого, только эти глаза жесткого избалованного мальчишки…

— Так, тишина, — постучала указкой по столу Алла и повернулась снова ко мне. — Это похвально, Катя! Недаром вы у нас лучшая ученица гимназии!

Градус в классе упал ещё ниже. Зря Алла об этом говорит — потом я неизбежно подвергаюсь нападкам одноклассников. Но сказанного уже не воротишь…

— Спасибо, — скупо ответила я.

— Так как вы лето провели? — задала вопрос учитель.

— Да ничего интересного не происходило… Индии, слонов и путешествий у меня не было. Я работала.

— Вот как… Где же?

— В детском лагере. В Анапе. Частично и отдыхала, выходит.

— Кем же вы там работали, Катенька?

— Прислугой, кем ещё… — влез в наш диалог Питерский. — Посудомойкой, наверное… На что она ещё годится, да и подальше от нормальных людей возле мойки и посадили.

Тут же по классу послышались язвительные смешки. Он унизил меня на весь класс. Опять…

Я так надеялась, что смогу выдержать целый год, но уже в первый учебный день в горле встал ком, а глаза заволокло слезами. Ещё более унизительным было бы только расплакаться здесь на виду у всех…

— Питерский! — загремела Алла. — Прекратите так себя вести и извинитесь перед одноклассницей!

— И не подумаю, — нагло отозвался парень и сложил руки под грудью.

— Я напишу записку вашему отцу!

— Пишите, Алла Дмитриевна.

— Да что вы за человек такой, Роман? Вам же обидеть другого ничего не стоит!

— Можно я выйду? — попросила я ее негромко, ощущая, что больше не могу сдержать слёз, а плакать при всех мне не хотелось.

— Иди, конечно, — кивнула она. — Иди…

Я, ни на кого не оглядываясь, вышла из класса и почти бегом добралась до туалетной комнаты. Внутри никого не оказалось, и я подошла к окну. Опёрлась о него руками и закрыла глаза, пытаясь успокоиться и подавить рыдания.

Не хочу из-за него плакать, не хочу!

— Кать, — тронули меня за плечо, и я вздрогнула.

Обернулась и наткнулась глазами на Диму. Видимо, он пошёл следом за мной, а я за своими мыслями не слышала даже, как он дверь открыл.

— Возьми, — протянул он мне бумажный носовой платок, который я приняла.

— С… спасибо, — поблагодарила я его и утёрла глаза и нос. — Очень кстати.

— Не плачь ты из-за него, — говорил Дима. — Козёл он тупой.

— Я знаю, — комкала я в пальцах салфетку. — Но всё равно обидно.

— Понятное дело. Хочешь, я ему морду набью?

— Нет, — подняла я на одноклассника глаза. — Не вздумай! Бабушка узнает, что из-за меня драка, будет волноваться. А ей нельзя.

— Ладно… — нехотя согласился Дима. — А так руки чешутся.

— Я прошу тебя — не надо, — покачала я головой, глядя ему в лицо.

Роман — серьёзный противник, крепкий парень, который выглядит едва ли не старше и крупнее своих одноклассников, спортсмен и мастер спорта по плаванию. Если Дима нападет на него — произойдёт серьёзная драка. Это может стоить мне места здесь.

— Хорошо, обещаю, что не буду его трогать, — ответил Дима.

— Хоть он и заслуживает, если честно. Он меня вообще ведь за человека не держит.

— Да придурок он, — заправил мне за ухо он прядь волос. — Как можно тебя обижать? Ты же как котёнок беззащитный…

Рука Димы так и застыла на моих волосах — одна из кос окончательно распустилась. Он смотрел прямо мне в лицо и смущал меня. Этот момент почему-то казался мне каким-то интимным…

Внезапно дверь открылась, и моё сердце в очередной раз словно провалилось куда-то в пятки. Дима невольно отдёрнул руку и отступил на шаг от меня. К нам вошёл третий — Питерский. Он встал напротив нас и переводил взгляд с меня на Диму. На Диме он остановил взгляд и смотрел на своего одноклассника предельно странно: недобро, исподлобья, сузив глаза.

Меня и успокоить никому уже нельзя? Питерский желает, чтобы я заливалась слезами вечно?

— Я не понял, Попов, — сказал Роман однокласснику. — Что мальчики делают в туалете для девочек?

Слово «мальчики» он выделил голосом особенно.

— Встречный вопрос, Питерский, — не остался в долгу Дима. — Я исправляю тут то, что натворил ты.

— Я шёл в туалет и услышал мужской голос из женского туалета, — ответил ему Роман. — И решил, что кто-то нарушает правила…

— Как и ты сейчас.

— Да, как и я, — согласился Питерский. Меня тут словно бы не было вообще.

— Поэтому мы оба отсюда выходим, — Рома указал длинной рукой ему на дверь.

Дима перевёл взгляд на меня.

— Всё нормально, — ответила я ему. — Вам действительно здесь не стоит находиться… Идите, я приду скоро. Косу только переплету…

— Ну, ладно, — неуклюже потоптался Попов на месте и вышел первым.

Роман пошёл следом, но вместо того, чтобы тоже выйти вдруг закрыл дверь на щеколду изнутри…

Я обернулась на него и раскрыла глаза шире. Что происходит?

— Ты зачем закрыл дверь? — спросила я, кожей ощущая опасность, которая исходила от него. Будь я на самом деле котёнком, то обязательно уже бы выгнула спинку, вздыбила шерсть и вовсю бы шипела на подходящего ко мне слишком близко Романа.

— Эй! Придурок! Ты чего там закрылся? — затарабанил в дверь Дима. — Я щас позову на помощь.

Роман же устремился прямо на меня, заставляя с каждым своим шагом невольно отступать, а моё сердце — биться где-то в горле.

— Слышь, рыжая! — ухватил он меня за руку и больно сжал пальцы на моем запястье, когда нагнал меня у стены женского туалета. — У меня из-за тебя проблемы будут теперь.

— Из-за меня? — возмутилась я негромко, пытаясь освободить свою руку и отступая под натиском все дальше и дальше, пока не врезалась спиной в холодный кафель. Дальше отступать было некуда. — Ты сам ведь меня задеваешь.

— А ты… — навис он надо мной, каким-то диким взглядом впиваясь в моё лицо. — …могла бы и не рыдать на весь класс, чтобы тебя потом все жалели. Алла передаст отцу, что я довёл до слез одну заучку!

— Но ты и правда меня обидел, — вжималась я в стену, пытаясь уберечь себя от его тепла и запаха, которые я ощущала так близко, что мое тело предательски начинало дрожать.

Питерский ровно секунду ещё вглядывался в мои глаза, затем скользнул взглядом по моим губам, отчего их внезапно закололо. Он неожиданно наклонился ниже. В голове невольно стали появляться дурацкие мысли, что он сейчас меня поцелует…

Я вздрогнула, когда кончик его носа коснулся моей макушки. Роман сжимал своими горячими пальцами мое запястье, а носом втягивал в себя запах моих волос.

Вдох-выдох. Вдох-выдох. Как дикий зверь какой-то, он словно наслаждался этим процессом.

Я же стояла и не дышала, словно замершая статуя. Меня просто парализовало, я не могла и двинуться с места.

Зачем он это делает? Играет, как кот с мышью… Я же собрала все свои силы, заставила себя напрячься в попытке сбежать от этого гнёта. Но он и сам уже отступил на шаг, выпустив мою руку с нескрываемым пренебрежением.

— От тебя булками несёт, что ли, заучка?

— Это духи… — еле пролепетала я.

— С запахом булки? Оригинально. Ты пахнешь столовкой. На, — достал он из кармана белоснежный носовой платок. А бумажный — платок Димы — забрал и выбросил в мусорное ведро. — Выкинь эту гадость одноразовую… Он чистый. Вытри свои сопли. Ненавижу бабское нытьё…

Роман вложил мне в руку платок. Повернулся ко мне спиной, за несколько огромных шагов пересёк небольшую комнату, открыл дверь и вышел в коридор.

Я опустила глаза на платок Ромы. Такой белоснежный, что жаль портить. Убрала его в карман пиджака, нос утёрла салфетками в уборной. Тоже отправилась в класс.

В коридоре Алла отчитывала Романа, который, насупив брови, слушал её.

— Ты зачем закрылся, Питерский? Что вы там делали?

— Разговаривали.

— И для этого надо было закрыть дверь?!

— Попов мешал.

— Попов беспокоился о девушке!

— Ей не нужна его забота. Пусть засунет её себе в зад…

— Питерский, следите за языком! Вы с классным руководителем говорите! Катя, подождите.

Алла увидела идущую мимо меня. Мне пришлось остановиться на расстоянии пары шагов от них. Ледяные глаза Романа уставились на меня, и по спине побежал холодок. Ненавижу, когда он так смотрит. И ненавижу свою реакцию на это… Я не выдержала и первая опустила ресницы, переведя взгляд в пол под моими ногами.

— Да, Алла Дмитриевна, — отозвалась я. — Слушаю вас.

— Питерский вас обидел? — заглянула она мне в лицо, словно ища признаки какого-то насилия. — Скажите, не бойтесь! Мы найдём на него управу.

Обидел?

Да.

Но я не хотела выносить это на всеобщее обозрение.

— Н… нет, — отлепила я язык от нёба и ответила ей. — Ничего страшного мне… Рома не сделал.

— Что вы там происходило? — строго спросила она меня.

Я подняла глаза и снова встретилась со льдом голубых глаз Романа. Он сузил их и ждал, что же я скажу о том, что было за дверью женской уборной.

— Мы просто поговорили, — ответила я. — Рома хотел извиниться. Даже дал мне носовой платок. Вот.

Я достала из кармана пиджака вещь Ромы и продемонстрировала её учителю.

— Да? — взметнула брови вверх Алла и переводила взгляд с него на меня. — Извиниться?

— Да, — кивнула я. — И сейчас тоже хочет. Так и сказал мне: «Катя, я готов извиниться перед Аллой Дмитриевной и перед всем классом».

Повисло молчание. Питерский свёл брови вместе, понимая, что я спасла его зад, но одновременно и подставила.

— Ну что же… — остыла тут же Алла. — Тогда это меняет дело. Похвально, Питерский, похвально. Это так по-мужски — признать ошибку и попытаться её исправить.

— Согласна с вами, Алла Дмитриевна, — поддакнула я, уже предвкушая, как стану слушать извинения Ромы при ребятах. С другой стороны, в душу закрался страх — Питерский не простит мне своего позора и обязательно отомстит. Но это будет потом… — Очень по-мужски. Он готов.

— Тогда идёмте, — указала она рукой на двери нашего класса, и мы двинулись за ней следом.

Роман дождался, когда я поравняюсь с ним, и пошёл рядом.

— Слышь, рыжая, — дернул он меня за рукав. — Ты что это придумала?

— Извиняться будешь на весь класс, — сказала я с улыбкой, вздёрнув нос. Достал уже за прошлый год. Пора бы уже и отвечать за своё хамство.

— А ты не офигела, заучка? — сверкнул он глазами, словно разъяренный волк, и я невольно вжала голову в плечи. Очень надеюсь, что он этого не заметил…

— Офигел у нас ты, Питерский. И только ты один.

— Что вы там шепчетесь? — обернулась с подозрением на нас Алла.

— Слова подбираем. Для извинений прилюдных, — ответил ей Роман.

— Правильно, — кивнула она и остановилась у двери, пропуская нас первыми. — Сейчас и начнём.

Мы встали с ним посередине класса на обозрение множества пар глаз. Одноклассники притихли и ждали, что будет. Алла прошла мимо нас к учительскому столу и подтолкнула Романа.

— Итак? Роман, вы что-то хотели сказать Катерине?

Он молчал какое-то время, поджав губы. Я чувствовала словно кожей его недовольство и гнев. Бесится — и поделом. Кажется, мы два вампира — питаемся отрицательными эмоциями другого…

— Извини, — пробурчал он себе под нос.

— Громче, Питерский, — попросила его Алла Дмитриевна, и Роман уставился на меня так, словно сейчас схватит, закинет на плечо и выкинет в окно. Невольно захотелось отойти от него — настолько меня прошибала его ледяная энергия.

— Извини, — повторил он громче.

— Катя, вы принимаете извинения от Питерского? — спросила Алла меня.

В моём воображении Роман извинялся с куда большим чувством и не столь сухо, но и так тоже сойдёт! Услышать извинения из уст Питерского — уже восьмое чудо света. Стоит позвонить на радио и поздравить с этим значимым событием всю Россию.

— Да, принимаю, — кивнула я и снова наткнулась на взгляд, красноречиво сказавший мне, что так просто этот номер не пройдёт…

Глава 5

Роман

Я смотрел на неё и мечтал прожечь взглядом насквозь.

Чёртова заучка! Так умыла меня перед всем классом! Что теперь пацаны обо мне думать будут?

Камикадзе.

Я ей это так просто с рук не спущу!

— Можете садиться на свои места, — сказала Алла, и мы под гомон одноклассников заняли их. — Тишина в классе! Продолжаем.

Алла Дмитриевна довела классный час до конца, раздала всю необходимую информацию для завтрашнего учебного дня и отпустила нас. Однако меня все же попросила задержаться.

— Роман, — обратилась она ко мне, когда мы остались наедине.

Я поднял на неё глаза, ожидая, что она скажет дальше. И быстрее бы уже сказала — мне надо ещё разобраться с зарвавшейся заучкой!

— Вы действительно осознали свою вину и хотели извиниться? — спросила она.

Конечно, мля! Горел желанием.

— Да, — кивнул я. Зачем уж развивать эту тему, раз Алла сама всё придумала с помощью рыжей.

— Что ж… Это уже большой прогресс для вас. Тогда я, в честь праздника сегодня, вашему отцу об инциденте в женской уборной сообщать не стану. Но буду надеяться на вашу сознательность!

Я с удивлением посмотрел на неё. Сильно меня это, впрочем, не спасёт — отец видел потасовку с Поповым на линейке. Но всё же одной головомойкой меньше. — Спасибо, Алла Дмитриевна.

— У всех должен быть шанс исправиться. Только щеколды будут везде теперь убраны — из-за вас, Питерский.

Я пожал плечами в ответ.

— Могу я задать личный вопрос, Рома? — спросила осторожно Алла. — Чем вам так не угодила эта девочка? Зачем вы её обижаете?

— Не можете задать вопрос, — нахмурился я. Вот это уж не касается училки!

— Так я и думала, что вы ответите мне именно это, — вздохнула она. — Только позвольте всё же дать совет: если девочка вам… нравится, то это не способ её добиться.

— Я не понимаю, о чём вы говорите, Алла Дмитриевна, — равнодушно отозвался я. — Вы извините, но меня ждёт отец.

— Пора взрослеть, Роман, — произнесла она. — Иначе можно потерять нечто важное.

— Отлично сказано, — кивнул я. — Так я пойду? Отец ждёт.

— Идите, Роман, — ответила классный руководитель, явно сокрушаясь о том, что её слова остались мной не услышаны. — До свидания.

— До свидания, — отозвался я и, поправив на плече рюкзак, вышел в коридор.

Осмотрелся вокруг себя.

Блин, и где её искать теперь? Наверное, ушла уже. А Попов, как собачонок, следом побежал. Алла потратила драгоценные минуты на бессмысленную болтовню.

Тут мой взгляд зацепился за рыжую. Она с кем-то заболталась по телефону и стояла у окна на первом этаже.

Катя

— Да, — говорила я в трубку. — Классный час закончился. Сейчас уже буду выходить и…

Телефон вырвали из рук. Я обернулась и наткнулась на Романа.

Опять он?! Да отстанет он от меня сегодня уже?

— Дай сюда, — протянула я руку за телефоном, на котором он нажал кнопку отбоя и поднял его вверх, чтобы я забрать не могла.

— Прыгай, — изогнул он одну бровь.

— Отдай телефон, я сказала, — повторила я, смело глядя в холодные глаза избалованного гадкого мажора.

— Прыгай, я сказал, — повторил и он. — Хочу поиграть с тобой в «собачку». Ты высоко прыгаешь, а, заучка?

— Питерский, ты просто идиот, — вздохнула я, начиная злиться и не понимая, как отнять свою дешёвенькую модель смартфона, которая ему точно ничем более не интересна кроме того, что моя.

Его глаза тут же стали ещё злее и ещё холоднее.

— Я щас его вообще разобью о стенку, — ответил он, сжав телефон в кулаке.

— Не надо, — вырвалось из меня помимо воли. — Я не смогу купить такой же…

— А мне плевать, — усмехнулся он и взглянул на смартфон. — Дерьмо какое… Как ты им пользуешься вообще?

— Нормально, — отозвалась я. — Не все родились принцами, как ты, Питерский.

— Ну да, — окинул он меня презрительным взглядом. — Некоторые рождаются, чтобы нас обслуживать. И телефоны у них соответствующие.

Нервно сглотнула ком в горле. Когда же этот год закончится? Мои нервы не выдержат просто.

— Отдай мне телефон, Ром, — устав пытаться вырвать его силой под смех мажора, попросила я.

— Никак, что ли, не достанешь? — ржал этот конь на весь коридор. — Че ты такая короткая и недоразвитая, а? Ущербная со всех сторон.

— Это ты шпала недоразвитая! — вспылила я и ударила его по груди. Рома машинально перехватил мою руку и сжал запястье пальцами. — В рост вытянулся, мышцы нарастил, а про мозги… забыл!

Последние слова я договорила, растеряв былой пыл и испугавшись. От Романа снова стала исходить ощущаемая кожей опасность. Он наклонился ниже, чтобы то, что говорил он, слышала лишь я одна.

— А ты себя всё глубже закапываешь, да, заучка?

— Ром, просто отдай мой телефон, — почти шептала я, пытаясь вырвать свою руку из захвата. — Меня бабушка ждёт, она будет волноваться. Да и тебя отец ждёт, я видела, что он здесь.

— Я ведь могу твою жизнь совсем в ад превратить, — проигнорировал он мои слова. — Превратить тебя в обслугу, в рабыню.

Я смотрела на него широко распахнутыми глазами.

Что?

— Ты сама сбежишь отсюда и лишишься своего прекрасного бесплатного места. То, что было — просто цветочки. А сейчас начнутся лютики. Или я сделаю так, что ты здесь учиться перестанешь, или ты будешь делать то, что я тебе скажу. Ты меня поняла, Катя?

Меня всю перетрясло. Я не могу лишиться этого места! Я не могу потерять это место, но и быть его служанкой я не готова тоже. Я смотрела на него, закусив нижнюю губу, и не знала, что говорить. Рома легко может устроить мне всё то, о чём сказал минуту назад.

— Я не слышу ответа, — изогнул он одну бровь. — Опять прикидываешься глухой, рыжая? Хочешь жить в аду?

— Я тебя поняла, — сказала я.

— И?

— Не хочу жить в аду.

— Тогда первое, что ты сделаешь сейчас — извинишься передо мной за цирк, который ты устроила в классе, «идиота» и «шпалу».

— Ты сам напросился! — вспылила я.

— Да? Ну хорошо, — ответил Питерский и вручил мне мой телефон обратно. — Забери свою рухлядь и не плачь потом, что я тебя не предупредил о последствиях.

Он уже сделал шаг к выходу, как я остановила его.

— Подожди.

Питерский повернулся ко мне, и я, действуя словно по наитию, осмелилась подойти ближе. Это мой единственный шанс спасти себя. Я смотрела в его глаза, он смотрел в мои и ждал.

— Извини, — сказала я. — Я не должна была никого оскорблять. Я не права.

— Ты меня на весь класс клоуном выставила, рыжая. Ты думаешь, тебе это просто сойдёт с рук?

— Я не буду так больше делать, — продолжала я смело смотреть в его лицо. — Обещаю.

— Можешь попробовать сделать ещё раз, — хмыкнул Роман. И навис надо мной сам, опершись о стену рукой над моей головой. Ну, самый настоящий медведь. Я рядом с ним как мушка мизерная. — И узнаешь тогда мой гнев в полной мере, мелкая! Извинилась — молодец, послушная девочка. Только ничего ещё не окончено, ясно?

— Ром, — пролепетала я и положила руку на его грудь, пытаясь снова остановить и как-то успокоить, что ли… Взгляд так и не сводила с его лица, которое теперь оказалось совсем близко, и я понимала, что куда-то начинаю будто проваливаться — его глаза, и больше ничего вокруг. — Я прошу тебя — не поступай так со мной. Ты же знаешь, что… Что я не могу потерять это место — моя жизнь будет разрушена. Это у тебя есть папа, он тебя куда хочешь отправит учиться, а у меня только бабушка. Старенькая бабушка, которая часто болеет, ей нужны дорогие лекарства. Я должна получить образование, чтобы иметь возможность содержать себя и её. Нам больше некому помочь. Понимаешь? Ром…

Его имя я почти мурлыкала, пытаясь найти к нему подход и человека. Должен же быть в нем человек, в конце концов!

— На жалость давишь, рыжая? — спросил он тише обычного. В его голосе появилась явная хрипотца, а глаза будто затянуло поволокой. — Не по адресу!

Что у него за реакция странная на мои слова? От его взгляда и ощущения своей ладони на его крепкой груди, в которой бешено билось его сердце — я чувствовала очень четко, — меня била дрожь, но я не убирала своей руки.

— Нет, — покачала я головой. — Просто надеюсь, что ты лучше, чем хочешь казаться. Ром… Ты такой большой и сильный, разве ты обидишь слабую девочку? Рома…

Роман неожиданно накрыл мою дрожащую ладонь своей — огромной и горячей. Я не ожидала этого и невольно дёрнулась, хотела отнять её, но он в ответ сжал мои пальцы своими, не дав двинуться с места. Его глаза стали как будто совсем пьяными, он вдруг наклонился ещё ниже, одновременно подтягивая меня к себе. Я прерывисто дышала, не понимая, как себя сейчас вести, и слышала в ответ безумную дробь его сердца. Я не ожидала, что он захочет меня…

— Нет! — вырвалось из меня, когда он почти коснулся моих губ.

Мне удалось увернуться, я изо всех сил надавила руками ему на грудь, и Роман выпустил меня.

Медленно отступала от него, а потом, больше не сказав ни слова, развернулась и почти бегом бросилась из школьного коридора на улицу.

Сердце колотилось где-то в горле, пока я, сжимая телефон в руке, неслась по лестнице вниз. Только оказавшись на улице и пройдя шагов пять, я стала успокаиваться и замедлять шаг. Даже если сейчас Питерский пойдёт за мной — здесь ещё много школьников и ожидающих их родителей, в том числе нахмуренный отец Романа.

Руки так тряслись, что я одной сжимала телефон, а другой — лямку рюкзака, чтобы хотя бы попробовать замаскировать волнение.

Питерский пытался меня поцеловать.

Меня.

Поцеловать.

Меня…

Это просто не укладывалось в голове.

От мысли о возможном поцелуе в животе тут же вспорхнули бабочки и так сильно стали щекотать стенки желудка крылышками, что я невольно опустила руку на блузку в области солнечного сплетения. Шумно выдохнула.

Боже, ещё секунда — и он мог действительно меня поцеловать!

И это был бы мой первый поцелуй…

Никому из парней я не позволяла так близко приблизиться к себе… Никогда.

Бабушка часто говорила мне:

«Будь осторожна сюношами, девочка моя! Ты уже взрослая и должна понимать, что мальчиков тянет к девочкам. Им необходимо очищать своё естество, но ты должна понимать, что это не проявление любви. Ты не должна позволять прикасаться к себе или что-то большее до свадьбы. Нужно беречь себя для любимого. Настанет тот момент, когда какой-то мальчик захочет перейти грань дружбы — не позволяй, жди, когда свататься придёт!»

Только когда была молодой моя бабушка — времена шли совсем другие. Сейчас брак зачастую никто и не предлагает. Девушки сами позволяют вступать с ними в отношения — так зачем им жениться?

Но… Получается, я стала для Романа той, с кем он хочет… очистить это самое естество? Если я, конечно, верно поняла смысл сказанного бабушкой…

От этой мысли совсем голова закружилась, а бабочки в животе взбесились окончательно и готовы были просто вылететь ворохом и улететь в небо.

Или это часть очередной глупой игры Питерского?

Вдруг он заметил, что нравится мне, и решил превратить меня в свою верную собачку? Влюбит меня в себя, и я начну делать всё, что Царь захочет, — может, на это расчёт?

Только не дождётся! Не буду я ползать возле его брендовых кроссовок.

— Кать, — услышала я и вздрогнула.

— А… Дима, ты…

— Ну да, кто же ещё? Ты чего такая взволнованная? Выглядишь так, словно за тобой волки гнались.

Почти. Один волк. Очень злой и безжалостный, и тоже чуть не сожрал меня, стискивая в огромных лапах моё хрупкое тело.

— Ничего, всё в порядке, — ушла я от ответа и попыталась его обойти. — Я пойду, Дим. Извини.

— Куда? — увязался он всё же за мной.

— Домой.

— Так я тебя, вообще-то, ждал тут. Давай провожу.

— Разве тебя родители не ждут?

— Не-а, — мотнул он головой. — Не смогли они прийти.

— Дим, — остановилась я и посмотрела на него. — Если честно, я хочу побыть одна. Спасибо тебе сегодня за поддержку и…

Краем глаза я заметила движение на лестнице школьного крыльца и машинально повернула голову. Со ступенек сбегал хмурый и злой как чёрт Питерский. Я понимала, что возле чёрного танка-иномарки его ждал отец, но всё равно испугалась, что Роман опять что-то выкинет или привяжется к Попову из-за меня. Мне захотелось тут же сбежать, и, ухватив за рукав Попова, я потянула его за угол гимназии под ледяным взглядом ненавистных голубых глаз мне в спину, пока Питерский не дошёл до нас.

— Пошли.

Мы завернули за угол школы, и я выдохнула, когда пропал этот острый взгляд мне в спину. Мы шли молча какое-то время, Дима не отставал, а я не знала, что ему говорить. Поглядывала на него и никак не могла подобрать слова. Ну зачем он за мной пошёл? Тем более на виду у Ромы… Мне почему-то показалось, что ничем хорошим не кончится то, что Питерский нас видел — как мы уходим с Поповым вместе. Возможно, если бы не ожидавший Романа у ворот гимназии отец, он бы пошёл следом. Хотя… Может, у меня уже просто паранойя разыгралась? Какая разница Питерскому, с кем я хожу? И зачем бы ему идти за нами?

— Дим, — остановилась я и повернулась к нему. Долго так тоже не может продолжаться. Если мне нечего ему предложить — нужно сказать об этом честно. — Я…

Замолчала и закусила нижнюю губу. Всё же подобрать слова очень непросто в такой ситуации. Я совсем не знаю, что именно будет уместно сказать сейчас.

— Я должна признаться, что не хочу, чтобы ты меня провожал, — все же оформила я свои мысли в слова и опустила ресницы. — Извини, я не хотела тебя обижать ни в коем случае. Но… Я пойду домой одна, Дим.

Парень разочарованно смотрел на меня. Он явно ожидал другого от меня. Но что я могу поделать, если моя душа не откликается на его призыв?

— И в кино не хочешь идти поэтому же? — спросил он глухим голосом. Очевидно, что я задела парня и обидела, хоть и невольно.

— Не только… — ответила я, заставляя себя смотреть в лицо Диме, а не на носки своих туфель. Я не должна быть такой трусишкой! Ему явно сейчас хуже, чем мне. — Бабушке действительно не очень хорошо. Я хочу быть рядом с ней. Но… В другой раз больше не приглашай меня, ладно? Я буду вынуждена отказаться.

Дима опустил голову на мгновение, а потом поднял глаза на меня.

— Это из-за него, да? — спросил он.

— Из-за кого? — переспросила я, понимая, что мы оба знаем, о ком шла речь, и чувствуя, как по спине пробегает холодок от одного упоминания о нём — Питерском… Да, из-за него, в том числе.

— Из-за Питерского, — сказал он с уверенностью и вгляделся в моё лицо, ожидая реакции.

Боже мой, я ничего не должна Попову! Но всё равно отчего-то жутко стыдно, и руки дрожат. Словно я его в чём-то обманула. Но ничего такого нет.

— А что он? — собралась я с силами и не подала виду, что произнесённая вслух фамилия Ромы заставила меня волноваться.

— Он тебе нравится, — ответил Попов.

Сердце словно бахнулось о рёбра. Меня скрутило внутри и едва не согнуло пополам от его бешеных и болезненных ударов прямо здесь, на школьной площади.

Дима попал в яблочко. И оттого мне ещё более погано…

Я понимала, как выгляжу в его глазах — круглой дурой! Питерский меня много раз доставал, обижал, а Дима защищал и успокаивал после стычки с Романом. Но каждый раз стоило Питерскому оказаться рядом со мной, как между нами начиналось какое-то необъяснимое сумасшествие, которое я испытывала только с ним. И которое… хотела повторить.

— Конечно нет, — вернулась я мыслями в реальный мир и сосредоточила взгляд на Попове. — Что за глупости?

— Ты меня обмануть пытаешься, Кать? — сузил он глаза. — Мне кажется, я этого не заслуживаю.

— Не пытаюсь, — покачала я головой, пытаясь убедить в этом скорее себя, нежели его. — Он придурок. Я никогда и близко его к себе не подпущу. Он здесь ни при чём. Просто я не хочу давать ложных надежд тебе, Дим…

Я снова встретились глазами с его грустным взглядом.

— Ты хороший парень, но я не могу дать тебе ничего. Извини… Меня ждёт бабушка.

Я ускорила шаг и практически сбежала с территории гимназии. Я больше никого из них не хотела ни видеть, ни слышать. Мечтала побыстрее попасть домой, обнять бабушку, вдохнуть её родной цветочный запах и успокоиться. Слишком много потрясений для одного дня…

В автобусе по дороге домой мысли о произошедшем так и не покидали меня.

Я хотела, чтобы он меня поцеловал?

Наверное, нет. Я бы не хотела, чтобы мой первый поцелуй стал вот таким — странным, неуместным, второпях и после очередной стычки.

Но эмоции с ним рядом я испытывала. Глупо отрицать.

Этот драйв я не получала больше ни от кого и никогда.

Безумие. Потеря контроля. Действия на уровне инстинктов.

Это страшно, непонятно, неизведанно мною, но в то же время это доставляло мне странное удовольствие — бабочки, хаотично порхающие по моему животу, его красивые глаза близко, тепло, запах…

Я не знаю, что это, но, кажется, я слышала такое определение похожему — химия.

Я понимаю, что это не любовь — все слишком странно у нас с Романом. Помутнение рассудка какое-то. Так у всех бывает? И когда это пройдёт?

Я жила этими воспоминаниями и ничего не могла с собой поделать. Я перебирала в памяти каждое его касание, покрывалась мурашками с головы до пят только от одних картинок прошлого. Но я понимала, что поддаваться наваждению ни в коем случае нельзя — это разрушит меня же. Потому что для Ромы я — лишь интересная экзотическая игрушка, которая наскучит ему сразу же, как только он получит от неё всё, что ему хочется. Хотя поцеловать меня он пытался один раз — сегодня, но что-то мне подсказывало, что это не последняя его попытка, а значит, мне необходимо держаться от него как можно дальше…

— Привет, бабуль, — навесила я на лицо улыбку, чтобы бабушка не догадалась, что я расстроена.

— Ой, Катенька, — вышла из кухни она в фартуке и с руками в муке, которые вытерла полотенцем, чтобы обнять меня. — Вернулась уже! Так быстро доехала. Чуть не успела пирог к твоему приходу приготовить.

— Да зачем ты, ба?

Я разулась и пошла в комнату — чтобы снять форму, очень боялась ее испортить. Ещё одну такую же нам не потянуть.

Когда снимала пиджак, из его кармана выпал белый платок. Платок Ромы…

Я закусила нижнюю губу и уставилась на него, словно это не платок вовсе, а что-то опасное, готовое взорваться в любой момент. Повесила пиджак на плечики и подняла с ковра белую ткань. Поднесла ее к глазам. Обычный белый платок, хорошего качества, ничем не выделяющийся среди других. Кроме одного — он принадлежал Питерскому.

Перебирала ткань в пальцах и думала.

Так странно — в наш век уже почти никто не носит с собой платки из ткани. А Питерский носил, и теперь он находится у меня.

Что мне с ним делать?

Нахмурилась. Скомкала платок в кулаке. Зачем мне хранить вещи Романа?

Порывалась пойти и выкинуть его. Назло ему.

Но вовремя сама себя остановила.

Во-первых, бабушка увидит и станет спрашивать, чей он.

Во-вторых, это чужая вещь, и надо его вернуть. В потасовке с Аллой у класса он так и забыл его забрать, а я машинально сунула платок обратно в карман. Так он и остался лежать там.

Разжала кулак и снова посмотрела на белую ткань.

Интересно, он пахнет… им?

Поднесла к носу, не сумев побороть соблазн, и втянула воздуха в лёгкие.

Да, пахнет. Даже мурашки побежали по спине. Запах казался ещё таким уловимым, будто бы Роман прошёл рядом…

Резким движением убрала от себя платок и бросила его в один из отделов своего письменного стола, за которым я делала уроки. Нечего тут упиваться его запахом. Этот парень вовсе не для меня, и сегодня, обидев в очередной раз, — доказал это опять.

— Ну зачем ты за пирог взялась, бабуль? — спросила я её, когда переоделась и помыла руки.

— Хотела тебя порадовать, — улыбнулась она. — У тебя сегодня праздник!

— Не стоило себя утруждать.

— А мне приятно для тебя его готовить. Даст бог, буду и вам с твоим женихом его готовить!

Впрочем, бабушка сегодня явно чувствует себя вполне сносно. Может, я и зря ее отговариваю от пирога. Чем ещё ей заняться, пока я на учёбе? Сериалы уже надоели наверняка.

— С клубникой, как ты любишь.

— Ой, ну всё, — рассмеялась я. — Подкупила!

Глава 6

Роман

Моргнул и словно очнулся, получив довольно мощный удар в грудь от рыжей.

Она убежала по коридору на улицу. Я тупил ещё несколько минут и смотрел ей вслед, прежде чем тоже пошёл. У ворот гимназии ждал отец.

Душу заполнила горечь, прямо першило в горле. Руки отчего-то дрожали.

Что это на меня нашло вдруг? Зачем я пытался её поцеловать?

Её? Рыжую заучку и нищенку?

Где-то вдалеке пищала настойчивая мысль, что я хотел этого уже давно. Я ловил себя на мысли не раз, что смотрю на её губы, изучаю их и думаю о том, как бы ласкал их… О том, какие они на вкус. Наверное, сладкие, как вишня, или как этот запах ванили, которым она пахла сегодня. Он до сих пор словно витал возле меня, или мне так казалось, но аромат ванили от ее рыжих волос до сих пор стоял в мозгу.

Думал о том, насколько они мягкие и нежные. Как она сама. Я представлял, как она отвечает мне и я слышу… её тихие стоны взаимного удовольствия.

Так было в моей голове. В жизни же всё вышло иначе.

Она отпихнула меня от себя, как пса паршивого.

Смотрела как на мерзкого таракана, которого она презирает и мечтает раздавить.

Впрочем, здесь нет ничего удивительного после нашего с ней «общения» весь прошлый год. Кроме одного — почему теперь так погано на душе?

Подумаешь, заучка какая-то целоваться не захотела со мной… Вот ещё повод страдать!

Однако на душе словно выла вьюга.

Много ли девчонок отказывали мне в поцелуе?

Нет. Только одна — заучка.

Даже смешно… Я усмехнулся сам себе, сбегая по ступенькам крыльца гимназии. Меня продинамила заучка! А я поплыл от её губ… Просто плыл от неё в этом грёбаном школьном коридоре…

Надо что-то с этим делать. Как-то выбить эту дурь из своей головы. Сегодня я захотел ее целовать, а завтра что захочу? Обнять? Я не хочу хотеть заучку!

Чёрт… Пытаюсь о ней не думать, и опять беру и думаю.

Как ты меня задолбала уже, рыжая!

Бесишь. Зачем ты только пришла сюда учиться?

Мой покой отняла. Моё спокойствие и дзен пошатнула.

Поднял глаза и встретился взглядом с ней. Она стояла и точила лясы с Поповым.

Руки сами собой сжались в кулаки.

Козел тупой, опять возле неё трётся.

Я тебя отважу от неё, зуб даю.

Но не сегодня. Меня ждёт отец.

Огромным усилием воли я заставил идти себя прямо, к машине отца и не идти за угол за ними. То, что Попов явно попёрся её провожать, едва не заставляло крошить зубы. И почему меня так это беспокоит, чёрт возьми? Мне должно быть плевать на то, кто провожает рыжую… Должно быть. Но мне не плевать.

— Ну наконец. Ты где застрял? — отчитал меня отец, едва я оказался напротив него и матери. — Все уже разъехались давно.

— Извини, — ответил я ему. — Алла Дмитриевна задержала. Привет, мам.

Мои губы тронула улыбка. Я видел, как к самому началу мероприятия подошла и мама. Она прилетела специально ради моей линейки. Мама живет в Европе, очень много работает и прилетает в Россию не часто.

— Здравствуй, сынок, — она обняла меня и посмотрела мне в лицо, задрав голову. — Какой ты вымахал за лето, с ума сойти! Огромный, красивый. Ух!

Она потрепала меня за волосы как маленького, вызвав мой смех.

— Алла хотела поговорить по поводу твоего поведения на линейке? — спросил отец, как всегда насупив брови. — Ты что опять за цирк с конями устроил, Ром?

— Петь, ну давай не сейчас ругать его, — обратилась к нему мама. — У него праздник. Дома поговорите, не в дверях же гимназии это делать?

— Да-да, ты права, — крякнул папа. — Побеседуем дома. Поехали тогда. Нас ждёт Наташа.

— Я с мамой поеду, — сказал я, оставшись на месте.

— Что? — поднял брови вверх отец. — Как это? А обед Наташи? Она старалась ведь.

— Да не нужен мне обед твоей Наташи! Я ее каждый божий день вижу, — проворчал я.

— Сын, — строго посмотрела на меня мама. — Так нельзя говорить. Уважай выбор отца. И раз вы договорились — езжайте и празднуйте. А мы с тобой увидимся завтра. Договорились?

Не хотелось соглашаться, но я понимал, что мама права.

— Договорились, — ответил я и пошёл к своему месту в машине. Открыл дверь и сел в салон. Отец сел с другой стороны.

— Ну, когда это закончится уже? — спросил он.

— Что именно?

— Да всё и сразу. Оскорбления Наташи, отвратительное поведение в школе? Как ты умудрился устроить дебош прямо на линейке?

— Ты обещал, что мы поговорим позже, — ушёл я от ответа.

Не поговорим. Не собираюсь ничего ему рассказывать.

Повернул голову и увидел идущую по тротуару Катю. Она шла одна.

Не понял.

Нахмурился.

А где же Попов? Неужели отправила его туда, где ему самое место — на хрен?

— Ну это что ещё за дрянь? — услышал я и обернулся на отца.

О чём это он говорил? О том, что я пялюсь на рыжую? Да, это действие — та ещё дрянь, но сделать с собой ничего не могу. Отец же протянул руку и сорвал с нагрудного кармана моего пиджака бант, который я снял с косы заучки.

— Ты теперь трофеи от своих девиц и домой таскать будешь?

— Отдай, — попросил я, остановив на нём тяжёлый взгляд.

— Да выкинь ты его. Зачем он тебе нужен?

— Отдай, говорю, — попросил я снова твёрдо и спокойно.

— Да на, — кинул мне на колени бант Кати отец. — Только умоляю — трусы не начни таскать домой!

— Да не стану я ничего таскать больше, пап!

— Смотри мне… Взрослый парень. Наверняка у тебя уже целая коллекция…

Папа не прав. Коллекцию никакую я не собирал, и кто попало в ней точно не окажется. Если только у неё не рыжие волосы…

Сжал в руке бант и спрятал его в карман школьного пиджака.

Зачем он мне?

Да чёрт его знает.

Отец смотрел на меня как на имбецила, пока я нежно укладывал его себе в кармашек.

Рука не поднимется его выкинуть.

Это не просто бант. Это её бант. И я чувствую дебильную потребность его сохранить.

Отец проявил мудрость, которая у него всё же имелась и периодами просыпалась, и не стал больше заострять на этом внимание.

— Сделай вид, что ты благодарен Наташе за ужин.

Я только и поджал губы в ответ.

— Сын, — обратился ко мне отец, внимательно глядя в моё лицо. — Ну почему ты никак не примешь мою жену?

— Невесту пока еще, — поправил я его.

— Пусть так. Почти жену, — кивнул папа. — Через две недели у нас свадьба. Это не меняет сути моего вопроса. Что она тебе такого сделала? Старается так для тебя.

— Вот именно, папа! — поднял я брови вверх. — Она слишком много старается. Можно не трогать меня, и тогда я её всем сердцем полюблю!

— Ром, ну я серьезно же с тобой говорю…

— Я тоже. Она слишком лезет и в мою жизнь. Как сейчас со своим обедом. Я хотел бы поехать с мамой. Я и так выбрал жить с тобой и вижу ее в лучшем случае только на каникулах.

Папа пару минут помолчал. Он понимал, что я прав. В своё время так и было — при разводе родителей, когда мне было двенадцать, я решил остаться в России с отцом. Мама же уехала с США, куда до этого уже ездила на стажировке, устроилась там на хорошую работу и вышла замуж за американца. Но я не жалел об этом. В другой стране мне пока жить не хочется — я привык к России, гимназии, одноклассникам. И отцу без меня стало бы очень одиноко, я знаю. У мамы быстро появился новый муж, ей было куда веселее, чем моему угрюмому несколько лет отцу, который принял факт развода, — инициатор моя мать. Да и видеть Джона, вечно облизывающего мою мать, мне было ещё более мерзко, чем отцовскую Наташу. Я уже к ней как-то и привык даже.

— Ром, я ценю, что ты остался со мной, — сказал он. — Правда. Но мне неприятно видеть, как ты иногда относишься к женщине, которая вернула краски в мою жизнь. Она искренне старается, а ты её обидишь, если не поедешь на этот обед.

— Так я уже еду, если ты не заметил, — проворчал я.

Отец поджал губы и коротко глянул на меня.

— И вечно эти твои шутки…

— Юмор спасает мир.

— Это красота мир спасает, а не юмор.

— У тебя, может, и красота, — парировал я. — А у меня — юмор.

— Ладно, пусть так, — не стал спорить папа. — Но всё же — садись за стол не с таким выражением лица, какое у тебя сейчас.

— А какое у меня выражение?

— Такое, словно ты лимонов объелся.

— Нет, папа, — ответил я. — Такое лицо — твоя прерогатива после любых твоих переговоров в Бангкоке.

— Ишь ты жук! — шутливо пихнул он меня в бок. — Слов каких понабрался! Ты разве умеешь ими апеллировать?

— И даже знаю их значение, — поднял я палец вверх, вызвав тихий смех отца, что бывает не часто.

Давно мы так с ним запросто не говорили, откровенно. Всё лето я где-то мотался, а папа летал по командировкам или проводил все вечера со своей Наташей. Когда она появилась, он стал уделять времени ей значительно больше, чем мне, полагая, что я уже взрослый и мне не столь нужна его забота теперь. Наверное, частично моя неприязнь к Наташе обусловлена именно этим, но я предпочитал не признаваться отцу.

— Я могу аккуратно намекнуть Наташе, что её внимание тебе не нравится, — посмотрел на меня отец, когда мы уже подъезжали к дому.

— А вот щас я удивился, — уставился я в ответ на него. — Что — прямо так и скажешь: «Оставь в покое Злого Рому наконец»?

— Нет, конечно, — поднял брови вверх отец. — Выдвину это под видом своей идеи. Мол, наблюдал за сыном, и вот что понял…

— Что ж… — пожал плечами я. — Неплохо придумано. Буду благодарен, если твоя Наташа перестанет пытаться меня накормить. Я сам в состоянии разобраться с этим вопросом.

— Так она же как лучше хочет, — вздохнул отец. — Заботу проявляет о мужчинах в нашем доме. К тому же меня тоже волнует вопрос — поел ли ты.

— Не переживай, пап, — ответил я. — Тренировки так и так силы отнимут и заставят меня есть!

— Хоть кто-то… А то вечно бежишь куда-то, жуя бутерброд на ходу!

* * *

— А вот и мои мужчины, — воскликнула Наташа, встречая меня и отца у дверей.

Меня чуть не перекосило от сладости, но, помня слова отца, я попытался изобразить подобие улыбки. Кажется, вышел нервный оскал, и Наташа с подозрением уставилась на меня. Ладно, мне, пожалуй, не стоит улыбаться. Постараюсь быть просто нейтральным. В конце концов, девушка старалась — отец прав. Вот только еду её я действительно не люблю — готовка не для неё.

— Мойте руки и за стол, — говорила она, с важным видом снимая фартук. Значит, накашеварила всё же… По мне — лучше бы готовила нанятая прислуга, как было раньше, до того, как она переехала к нам. Но отца стряпня Натальи устраивала, а отбивать у неё желание хозяйничать он не собирался, поэтому кастрюли перешли в её владение. Не самому же мне варить себе обед?

— Наложить тебе, Ром? — спросила она первым меня, держа в руках половник для борща.

— Немного, — ответил я, встретившись со взглядом отца.

Она налила пару половников горячего и поставила тарелку передо мной. Затем наложила обед отцу и себе. В животе заурчало, я успел проголодаться. Взял ломтик хлеба и ложку: решил отведать, что там сегодня наваяла будущая жена отца. Надеюсь, не отравлюсь и борщ не окажется пересоленным. А то, как назло, жрать охота…

— Возьми сметанки, — придвинула мне пиалку с ней Наташа, и я зачерпнул добрую ложку.

Весьма кстати — если борщ окажется мерзким, сметана заглушит его вкус.

Но на мое удивление, горячее оказалось сносным, я съел всю свою порцию. Кулинарные навыки Натальи вроде бы стали улучшаться. Что ж…она не безнадёжна — это радует. Впрочем, её харчи мне осталось есть не столь долго — до конца школы, дальше я не планировал жить с отцом.

— А у меня ещё и второе есть, и пирог! — заявила Наташа, когда мы с отцом опустошили тарелки, и унеслась к плите.

Второе тоже было неплохим, хотя я всё же предпочёл бы еду более опытного повара.

— Спасибо, Наташенька, за вкусный обед, — улыбнулся ей отец, отдавая свою тарелку от второго. А потом незаметно для неё толкнул меня локтем.

— Да… Спасибо.

Она обернулась, держа в руках тарелки.

— Тебе правда понравилось? Я учусь, но…

— Нормально, только…

— Да. Ему очень понравилось, — вклинился отец, видя, что я хотел бы ляпнуть что-то типа «только учиться тебе ещё долго».

— Ладно, — порозовела она от смущения. — Пойду за пирогом. Он, правда, из пекарни…

И слава богу. Хоть что-то не её изготовления.

— Как прошла линейка? — спросила Наташа меня, нарезая пирог и раскладывая его по тарелкам.

В голове пронеслась стычка с Поповым на школьном дворе.

Огромные глаза заучки, которая ни фига мне не рада.

Её белые банты на рыжих волосах — дико сексуально. И ещё раз бы дёрнул её за волосы…

Этот шлепок по её упругой попе, от которого я не смог удержаться.

Близость к ней в женском туалете, от которой до сих пор жар опаляет щёки.

Обида и горечь от поцелуя, который Рыжая просто отвергла…

— Обычно прошло, — ответил я, тряхнув головой и отгоняя от себя картинки, полные образов Рыжей. — Ничего интересного… Пустая болтовня на несколько часов и расписание на завтра. Мне к первому уроку завтра, пап.

— Скажу Сергею, — отозвался он. — Мне завтра раньше на работу. Скоро начинается предвыборная кампания. Снова буду ночевать в офисе…

Сергей — водитель, который возит меня в гимназию.

— Да ладно тебе, па, — пожал плечами я. — Выберут они тебя, станешь ты мэром.

— Приятно, что ты так веришь в меня, но в прошлый раз у нас не вышло. Николаев обошёл меня буквально на два процента.

Четыре года назад отец действительно проиграл на выборах и пост мэра занять не смог. Так и остался лидером одной из самых сильных политических партий.

— А в тот раз его ты порвёшь как Тузик грелку.

Отец уставился на меня.

— Формулировка мне не нравится, но верить в смысл твоих слов мне бы хотелось.

— Да всё пучком будет, па!

— Роман, говори по-человечески! — одёрнул отец, впрочем, очень даже довольный моей поддержкой. — Что ещё за пучки? Как вы, молодёжь, поступать в вузы с такими словечками собираетесь?

— Меня ты «поступишь», — пожал плечами я. — Даже если я буду вообще немой — возьмут.

— Не стоит рассчитывать только на это, — покачал головой папа. — Всю жизнь за тебя всё решать я не готов, сын.

— Да нормально всё будет, па, — ответил я, вставая из-за стола. — При комиссии я так говорить не стану, не переживай.

— А перед отцом можно?

— Ну, па… Я же дома. Может, мне ещё во фраке к тебе выходить и обращаться исключительно на «Вы»? Папенька, я хотел бы уйти в свою опочивальню…

— Иди уже, шалопай, — махнул рукой он. — У тебя ещё, кажется, тренировка сегодня?

— Да, папенька.

— Тогда иди отдыхай. А вечером я зайду к тебе — у нас остался с тобой один важный разговор.

Я только и вздохнул. Отец собирается высыпать мне кирпичей на голову за первое сентября, что, впрочем, закономерно…

Поднялся к себе и упал в пиджаке на кровать. Лежал, смотрел в потолок, особенно ни о чем не думая. Хотя вру — думая, конечно… Обо всякой фигне.

Завтра так неохота тащиться в школу. Опять эти все напряги, дурацкие наказания за проступки — хотя учителя полагают, что их идеи очень даже весёлые.

Первый урок — сразу алгеброй в лоб, причём сдвоенной. Шевелить извилинами абсолютно лень, а Алла, которая является не только нашим классным руководителем, но ещё и математичкой, очень любит пытать нас уравнениями, пока мы всем классом не посинеем.

Где валялся мой рюкзак — я даже и не помнил. Тетрадки и ручки на столе лежали — Наташа позаботилась об этом, пока я пропадал в спортивном лагере весь август. Что ж, за это я её мысленно благодарю! Хоть что-то не искать завтра с утра, потому что — не собираться же с вечера в школу?

Опять эти уроки, одноклассники, Рыжая улыбается своими мягкими пухлыми губами, которые так и тянет подхватить зубами и прикусить.

Да бли-и-н…

Закатил глаза и сам себе цыкнул языком.

— Рыжая! — сказал я вслух, адресуя слова навесному потолку над моей лохматой головой. — Ну я вот лежу, думаю об учёбе. Это и так очень противные мысли. Меня и без того ждут изощрённые пытки и лишения. Ты какого хрена лезешь в них? Ещё больше всё испортила…

Ответа, конечно, не последовало.

Сам себе усмехнулся.

Я схожу с ума? Разговариваю уже сам с собой. А точнее — с Рыжей.

Если бы она только знала, что давно не выходит из моей головы…

Резко сел на кровати. От этой мысли обдало холодом.

Заучка не должна знать, что я думаю о ней. Ни под каким предлогом. Она не должна узнать, что я…

Что я не могу о ней не думать.

Я сам не знаю, когда я вдруг стал видеть её в своих снах.

Когда она пришла в наш класс год назад, кроме презрения у меня ничего не вызвала. Не было такого, как в дешёвом кино — она такая вошла, аки царица, грудь вперёд, волосы назад. А парни все как рот открыли, а я — так вообще в обморок упал от красоты!

Не обратил даже на неё внимания. Смешная, тоненькая, рыжая, конопатая, да ещё и заучка — кроме моего взгляда, полного презрения, ничего она не удостоилась.

А когда стала постоянно вылезать везде — лучшие отметки, активистка, любимица учителей — так совсем бесить начала. Тогда и началась наша война. Я считал своим долгом дёрнуть её, поднять на смех перед одноклассниками… Но чем больше обращал на неё внимание, тем больше понимал, что сам влип…

Её тело стало казаться мне не таким уж нескладным, глаза — глубокими, умными и красивыми, я даже заметил, что голубой зрачок окантовывает зелёная радужка, отчего иногда они казались голубыми, а иногда — зелёными. Когда Катя злится — они зеленеют. Обожаю, когда она злится и орёт на меня, — глаза так и полыхают огнём, а в эти моменты она обращает внимание только на меня.

А этим первым сентября я заметил, что она изменилась. Повзрослела. Она выглядела теперь ещё более нежной, женственной. Пока я был вдали от Кати, у меня почти получилось о ней не думать, я даже подружку себе завёл на время смены в лагере, но стоило смене закончиться, как я без сожаления оставил подружку. Я думал, что эта блажь прошла — ну не могла же Романова мне в самом деле нравиться?

Но, когда я вошёл на территорию гимназии и увидел её, понял, что мне только показалось…

Скинул с себя пиджак и развязал галстук. Терпеть не могу эти удавки, но школьная форма обязывает. Вынул из кармана брюк телефон и разблокировал. Открыл галерею и последнее сделанное фото.

Катя. Улыбается Попову — снова заскрипел зубами от злости. А ко мне вполоборота. На фото отлично видно, как девушка округлилась там, где надо. Школьная юбка не закрывает красивые колени, пиджак подчеркнул тонкую талию. Губы бантиком и немного курносый носик. И эти белые банты на рыжих длинных густых косах…

Пришла в голову дурацкая мысль, как я намотал бы одну из густых кос на кулак, притягивая девчонку к себе ближе…

Я сделал это фото, пока никто не видел и пока она позировала этому идиоту Попову, — чтоб ему пусто было! Не удержался.

Интересно, а если я начну с Рыжей нормально общаться, а не как обычно, она тоже мне будет улыбаться, как ему?

— Да ну, что за чушь ещё! — одёрнул сам себя, убирая телефон, чтобы не смотреть на фото, будто так я мог ей отомстить. — За каким чертом мне её улыбки?

Врать самому себе бессмысленно. Я хотел бы, чтобы она так же беззаботно смеялась и болтала со мной, как с ним. Только о чём с ней говорить — не знаю. Да и после всего, что было, она меня терпеть не может, да и пацаны засмеют…

Вынул из другого кармана брюк белый бант. Зачем он мне всё же? Неужели я как дебил буду хранить его?

Буду. Вот как дебил.

Почему буду?

Потому что он принадлежит ей.

Поднёс на каком-то необъяснимом для себя порыве бант к лицу и втянул запах. Бант пах шампунем, ей самой и этой грёбаной ванилью, которую я учуял в девчачьем «ватерклозете»[1] от неё.

Мои мысли перебил звонок телефона. Поднял смартфон к глазам — Архип.

— Да, — ответил я.

— Питер, ты жив? — спросил друг. — Отец тебя уже лишил жизни или пока только карманных денег?

— Не издевайся, а? — попросил я. — Головомойка впереди. Отец дал отсрочку до вечера в честь праздника.

— Понятно, — сказал Арх. — Я буду за тебя держать кулачки весь вечер.

— Да иди ты знаешь куда, мальчик с кулачками…

В ответ этот козел заржал.

— Ты на тренировку идёшь?

— Ага.

— Тогда давай встретимся в комплексе. Я уже выдвигаюсь.

— Давай. Пока.

* * *

— Ну что? Отец не весь мозг выклевал тебе? — спросил Архип, пока мы переодевались к тренировке.

— Немного оставил, — хмыкнул я, надевая на голову резиновую шапочку и очки для плавания. — Пошли уже, а то щас Иосифович выклюет остатки.

— Он может…

Наш тренер Иван Иосифович в самом деле спокойно вздохнуть без разрешения никому не даст. Но тренирует хорошо, стоит отдать ему должное.

— Встали напротив своих дорожек, — говорил Иван Иосифович на весь бассейн. — Начинаем разминку. Мне плевать, что было лето и вы всё забыли. Сейчас вспомните!

Тренировка прошла как обычно — только с непривычки немного болели плечи. Однако тренер расслабиться нам не даст — заявил о соревнованиях по району уже в октябре, а значит, гонять будет нас неслабо.

Вечером, когда я вышел из душа, пришёл отец. Сел на диван напротив моей кровати и смотрел на меня какое-то время. Тут главное — не нарушать молчание, пока он собирается с мыслями и подбирает слова, — можно получить по шее.

— Рома, — заговорил наконец он. Я уж думал, до утра не родит… — Я устал с тобой разговаривать.

Эка новость… Да я тоже устал слушать! Только куда деваться?

— И теперь я больше говорить не буду, — заявил отец, и я изогнул одну бровь. — Отныне я буду делать. Твой лимит по карте я отключаю совсем.

— Пап! — округлил я глаза и возмутился. — Ты что — хочешь, чтобы я выглядел бомжем?!

— Это почему ещё бомжем?

— А как я буду без денег?

— Зачем они тебе нужны? — спросил отец. — В школу тебя водитель возит, питание и обучение в гимназии я оплачиваю сам. На расходы в бассейн или на твою гитару, на тетрадки можешь попросить у меня — я всё куплю.

— И каждый раз просить?

— И ничего, не переломишься. Попросишь.

— Но ты всё время занят!

— Готовь список просьб заранее! — тоже повысил он голос.

— А на свидания мне как ходить? — нахмурился я. — Если оно не запланировано было. Буду тебе дозваниваться — папа, купи Насте мороженое? И мне, если можно! Но если что — мы и одну порцию на двоих поделим!

— Не юродствуй, — одёрнул он меня. — На мороженое буду выдавать разово. Накормишь ты своих девочек, не переживай.

— Прекрасно, просто прекрасно, — улёгся я на постель и отвернулся от него. — Вот спасибо — в деньгах уже упрекнул родной отец!

— А кто виноват, Рома? — вскипел и он. — Ты сам! Ты устроил драку на линейке!

— Он клеил Рыжую!

Повисла пауза. Отец смотрел на меня, я чувствовал спиной. Я же прикусил нижнюю губу — чёрт, я сказал лишнего…

— Так это все из-за той девочки? Кати. Я даже её имя выучил.

— Что из-за неё? — повернулся я к нему, попытался изобразить равнодушие, а заодно и прикинуться валенком.

— Весь сыр-бор, — договорил отец.

— Ой, да при чём тут эта заучка? — отмахнулся я, вставая с кровати. — Меня просто бесит Попов. И его подружки тоже!

— Ой ли? — изогнул одну бровь он.

— Пап, — закатил я глаза. — Давай только без твоих «ой ли лю-лю», прошу!

— Не из-за неё, значит, ты в драку полез?

— Нет! Он меня толкнул! — заявил я, и сам прекрасно осознавая, какой бред несу и что спалился перед отцом, но буду продолжать выкручиваться. Ни за что на свете не признаюсь ему, что он прав — да, всё это из-за неё — Кати. Я ревновал на этой чёртовой линейке чёртову Романову к этому чёртову Попову, как чёртов бешеный индюк!

— Эта твоя болезненная тяга к этой девочке и даже какая-то одержимость ею начинают меня пугать, сын.

— Не одержим я ей! Чего ты выдумываешь какую-то фигню, па?

— Ну-ну, — хмыкнул отец. — Может быть, когда ты, Рома, перестанешь врать хотя бы сам себе, что-то изменится в лучшую сторону, но пока — как бы то ни было, всё будет так, как я сказал ранее: я лишаю тебя лимита по карте! Все расходы через меня под полным контролем. Ты меня позоришь на весь город, сын! А если и это тебя не обуздает — я предприму ещё более суровые меры, но воспитаю из тебя человека!

Он вышел из комнаты, а я плюхнулся снова на кровать и долбанул кулаком по подушке.

Всё из-за тебя, Рыжая!

И ты мне за это поплатишься.

Глава 7

Роман

Листая ленту социальной сети уже перед сном в кровати в своём смартфоне, получил сообщение. Точнее, сообщения-то я получаю довольно часто, только отвечаю далеко не всем — так и висят диалоги непрочитанными.

Архип. Этому придурку отвечу.

Ну что там ему надо?

Развернул и вчитался.

«Эй, ботан, учебники собрал уже?»

Хмыкнул. Вот зараза.

Да, я стараюсь учиться нормально — отец за тройки пилит. Но не всегда получается, а иногда тупо лень. Только до «ботана» мне явно далеко. Арху проще живётся — его дома так не терроризируют по поводу отметок. Меня же за «тройбан» в четверти легко могут опять лишить… чего-нибудь. С моими попадосами наступит день, когда отбирать у меня будет нечего кроме обеда в школьной столовке, а сам я скоро в одних трусах останусь, хоть и брендовых.

«Я думал, учебники ты принесёшь», — ответил я ему.

«Чего это я?» — пришёл тут же ответ мне.

«Тебе бицухи ещё качнуть не помешает», — отправил новое сообщение в диалог я.

«Ой, мля, Ахиллес тут выискался…»

Я усмехнулся и закрыл диалог. Ахиллес — не Ахиллес, а кое-что я накачать успел. Прекрасно в курсе, что в классе являюсь самым высоким и огромным среди парней, так что с этим спорить и насмехаться над этим глупо и бесполезно.

Опять телефон оповестил о входящем сообщении. И опять Архип.

Не договорил, что ли, про персонажей мифов?

«Кстати, есть инфа о прослушивании для нашей группы», — прочёл я.

«Ну-ка?» — проявил любопытство я.

Да, пусть я и не собираюсь связать свою жизнь с искусством, но получить драйв от выступления на публике на каком-то крутом фестивале и, возможно, заработать денег или какой-то приятный приз типа записи песни в студии я бы не отказался. Я, Архип и ещё два парня — близнецы из десятого класса Даниил и Назар — проводим несколько дней в неделю в нашем гараже, оборудованном под наше помещение.

«Завтра скажу. Спи», — пришёл новый ответ от Архипа.

Я недовольно поджал губы. Ведь не скажет теперь. А мне гадай и не спи полночи, что там за такая «инфа».

«Ты просто мастер повесить интригу, мля!» — написал ему и застыл над диалогом.

Пальцы стали сами собой выполнять привычные уже манипуляции.

Зайти в профиль Архипа. С него — в профиль Попова. С профиля Попова — на страничку Рыжей…

Добавить её в друзья, чтобы не лазить каждый раз по этой цепочке? Да ни за что на свете! Чтобы она ещё узнала, что я в её профиле уже прописку себе оформил? Ну сейчас прямо. Лазил через друзей и буду лазить.

В очередной раз просмотрел её страничку. Ничего нового. Она скромно живёт, не любит выставлять напоказ свою жизнь и фоточки своего завтрака, обеда и ужина, как многие девчонки. Новые посты там появляются очень редко. Последние свежие — пейзажи моря и она в форме вожатой детского лагеря. Улыбается, сидя на камне и обнимая свои колени. Блики солнца играют на её волосах, веснушки кажутся ещё более яркими на бледной коже.

Красиво. Очень. Зря она стесняется их и своих рыжих волос. Сама даже не осознает, как необычна её красота и как она натуральна.

Я понял, что она там вожатой работала, конечно. Просто не удержался её потроллить сегодня.

Вздохнул и закрыл её профиль, в очередной раз чувствуя себя воришкой. Ничего никогда ей не пишу, не лайкаю и не комментирую фото — молчаливый зритель.

Пытался уснуть, ворочаясь с боку на бок. Покоя не давала одна мысль: Катя была онлайн. С кем она переписывается? Кто-то ведь пишет ей, и она отвечает… И Попов был в сети. Она общается с ним?

Ответов на мои вопросы мне получить негде, конечно, и поэтому я изо всех сил пытался гнать эти мысли, в которых она флиртует в переписке с тупым валенком Поповым… Вроде бы я всё это придумал, и, может, на самом деле она переписывается там не с ним, а с какой-то подружкой, или просто ленту новостей листает, а вот табло Попову раскроить почему-то хотелось по-настоящему…

* * *

Несмотря на бессонную ночь, к классу алгебры я пришёл одним из первых. Уныло подпёр плечом стену и пялился в окно. В поле моего зрения показалась она — по школьному двору шла Романова. Сегодня без бантов уже, коса теперь одна. Я снова заскрипел зубами — Попов крутился возле неё, активно что-то рассказывая ей, а она заливисто смеялась.

Его табло точно очень пострадает!

— Питер, — позвал меня кто-то.

— Чё надо? — рыкнул я и обернулся.

— Оу, — изогнул одну бровь Архип. — Кто это так мальчика уже с утра разозлил?

— И тебе привет, — хмуро отозвался я.

— Привет, — кивнул он. — А если серьёзно? Ты чего рычишь с утра пораньше? Я почти испугался и чуть не убежал.

— Да… Неважно.

— Отец мозги опять выносил? — назвал Архип наиболее частую причину моего плохого настроения. — Наказал?

— Ага, — соврал я, не планируя называть ему реальных причин. — На финансовую диету посадил, строгую.

— Бедняга, — хмыкнул Арх. — Я куплю тебе в столовке булочку, так и быть.

Только, когда вернул взгляд на школьный двор, там уже не было ни её, ни Попова. Значит, скоро она поднимется к классу. Отчего-то я ощутил волнение и покалывание в пальцах. Я что — жду её появления и волнуюсь как первоклассник?

— Так что там за инфа про прослушивание? — спросил я Арха, чтобы и самому на что-то другое переключиться.

— Четырнадцатого нас могут прослушать для отбора на фестиваль осени. Помнишь, «Нурбания»?

— Ого, — округлил я глаза. — Туда только серьёзные группы попадают.

— Но у нас тоже есть шанс. Особенно с последними песнями близнецов.

— Да, конечно, — кивнул я. — Попытка — не пытка. Но там в какое время надо быть?

— Я думаю, что весь день займёт, — ответил Арх. — Очередь живая, коллективов заявлено много. Нужно сегодня подавать заявку и прямо к раннему утру туда ехать.

— Чёрт, — процедил я сквозь зубы, ощущая, как закипаю внутри.

— Что?

— У отца свадьба четырнадцатого.

— Блин, — огорчился Арх. — Тогда мы в пролёте… Твой отец точно против будет, чтобы ты вместо его свадьбы пытался пройти прослушивание.

Мимо нас прошла заучка, почему-то оглядываясь на меня.

— Че вылупилась, рыжая? — спросил я её. — Дыру протрёшь.

— Проверяю, не появились ли проблески ума в твоих глазах! — отбила она тут же.

— Они всегда там были, ясно? — лениво отозвался я, словно говорить с ней — самое скучное занятие на свете.

— Незаметно, — усмехнулась она, а я залип на её пухлые губы. Как же чертовски красиво она улыбается… Жаль, что такая зануда. — Вчера, наверное, от отца за свой дебош на линейке по полной отхватил, Питерский? Чего тебя лишили в этот раз?

— Так, всё, — одёрнул я её. Это чучело не будет насмехаться надо мной! — Шла куда-то? Вот и проваливай.

— Не очень-то и хотелось с тобой говорить, — пожала она плечами, откинула свои медные волосы назад и пошла в дальний угол коридора. — Сам пристал…

— Так, — вернулся я к нашим баранам. — Я поговорю с отцом. Может быть, мы найдём какой-то выход.

* * *

«Мам, мы увидимся сегодня после уроков или вечером?» — отправил я СМС.

Алла Дмитриевна вела урок, но я никак не мог заставить себя сосредоточиться на том, что она говорила. Я думал о чём угодно, но не о теме занятия.

«Конечно, дорогой, — пришёл мне ответ. — Только почему ты вместо занятий пишешь мне эсэмэски?»

— С кем там переписываешься? — заглянул в экран моего телефона Архип.

— Любопытной Варваре нос на базаре оторвали, — сказал я ему и спрятал телефон. Вдруг я кому-то решу написать… запрещённому? А он пялится.

— Жалко, что ли, рассказать? — обиделся тут же он. — Я же тебе говорю, если у меня кто интересный появился… Это девчонка?

— Сам ты девчонка! — цыкнул я. — А я маме пишу. Она вчера прилетела на несколько дней ко мне на линейку.

— А-а… — протянул он понимающе. — Тогда ладно.

— Вот спасибо, что дашь мне договорить с собственной мамой!

— Да пожалуйста!

«Тут дико скучно, ма. Но я пытаюсь слушать. Давай тогда в кофейню ту сходим? На набережной. Помнишь, тебе там понравилось? Мы отмечали там мой день рождения три года назад», — отправил я ей новое сообщение.

«Помню, Ром, конечно помню. Давай. Забронирую там столик тогда. А ты — слушай учителя!» — ответила мама.

«Договорились! И до встречи, мам», — написал я ей.

— Слушай, — толкнул меня Архип локтем. Мы сидели с ним за одной партой, наверное, с первого класса. И с первого класса он меня вот так пихает… — А как же Инга? Не нравится, что ли, больше?

— Не знаю… — пожал я плечами. — Я и думать про неё забыл за это лето.

— А она вон так и лыбится тебе. Глянь.

Я поднял голову и посмотрел туда, где сидела Инга. Та в самом деле внаглую отвернулась от доски и смотрела на меня, загадочно накручивая на палец прядь своих светлых волос.

Как скучно…

Невольно перевёл глаза в другую сторону — к Рыжей. Так и тянуло обернуться на неё.

Катя сидела ровно, сложа ручки на парте, как подобает лучшей ученице и истинной зубрилке, и внимательно слушала учителя. Даже без косметики и с простой косой она казалась мне красивее ухоженной и напомаженной Инги…

— Да что-то надоела она мне… — ответил я Арху, возвращаясь к нему.

А то ещё заучка заметит, что я смотрю на неё.

Не дай боже.

Позор на мою седую голову на весь класс!

— Давай другую найдём тебе. О, хочешь, Кузнецову из десятого? Такая, с большими си…

— Так, галёрка, почему я делаю вам уже второе замечание? — прервала наш бубнёж учитель алгебры.

Катя

— Да всё-всё, мы тихо, Алла Дмитриевна, — ответил один из парней.

— Этот катет не прокатит, Питерский, — заявила Алла. — Ну-ка, вставайте и пересаживайтесь за парту к… Романовой.

По классу тут же зазвучал гул. Все знают, как сильно мы не перевариваем друг друга с самого начала моего появления в этой школе для золотых детей.

Я замерла на месте. Холодно стало вдруг, а пальцы задрожали так, что я их сжала в кулаки.

Только не он!

Ну зачем Алла словно испытывает меня?

— Только не она, — заявил возмущённо Роман.

— Она, она, — кивнула непреклонная Алла. — Пересаживаемся. Мне ваша конференция с Ветровым уже надоела. С самого начала урока слова вставить не даёте.

— Почему она?

— По кочану, Питерский, — поправила она очки и уставилась на парня. — Если вы не пересядете сейчас же, я напишу записку вашему отцу и вызову его в школу, оторвав от важных совещаний. И вы получите наказание. Будете мыть пол в классе целую неделю.

Роман негромко чертыхнулся, схватил свой рюкзак, дошёл до моей парты и плюхнулся рядом, сверля меня недовольным взглядом. Выражение его лица надо было видеть — его словно с бомжом каким заставили сидеть рядом!

— Это единственный человек во всём классе, с кем вы молчите, Питерский, — сказала учитель. — И впредь на моих занятиях вы будете сидеть только так!

— Да они ж поубивают друг друга, — захихикал кто-то из девчонок. — Выживет сильнейший.

— Тишина в классе! — постучала по столу указкой Алла.

— Заучка, — шепнул мне наглый мажор и толкнул локтем, чтобы я убрала свой. — Двинься!

— Недоумок, — ответила я и отвернулась от него.

Его присутствие рядом сбивало меня с толку. Думать о том, что говорит Алла, больше не получалось. Я ощущала его тепло и запах даже на небольшом расстоянии, а сама мысль, что Рома сидит так близко, заставляла мои нервы натянуться. Словно струну гитары перетянули, и она вот-вот лопнет… Напряжение просто колоссальное, напряжена была каждая моя мышца, кулаки нервно сжались снова, а по спине, и даже по затылку, против воли то и дело пробегали мурашки. Дышала коротко и часто, потому что вдохнуть полной грудью у меня не получалось.

Ну и как я буду проживать эти уроки? Я сойду с ума…

Или задохнусь.

— Чё кулачки свои детские сжала? — услышала я его тихий насмешливый голос. Ну начинается… — Бить меня собралась?

— Тебе это не поможет! — зашипела я.

— Не поможет для чего?

— Стать умнее! Как был придурком, так им и останешься.

— Романова, я и так умный. Уж поумнее тебя, — высказался он, улыбаясь опасной улыбкой, после которой обычно выкидывал какую-то гадость. — А за новые оскорбления я с тебя три шкуры спущу.

Я закусила нижнюю губу и замолчала. Действительно — спустит. Он может. Так зачем провоцировать это животное? Лучше буду молчать.

Снова уткнулась в свою тетрадь, пытаясь понять, что написала. Только видела почему-то какую-то белиберду вместо условий уравнения.

— А насчёт умнее… — снова услышала я его голос, который меня раздражал сейчас как никогда раньше. — У тебя ошибка в расчётах.

— Где? — расширила я глаза. — Не может быть!

Допускать ошибки для меня чревато. Любая плохая текущая отметка может повлиять на итоговую. С подозрением уставилась на Романа. Да он не мог лучше меня знать, как решить это уравнение! Хотя, стоит признать, в алгебре, и вообще в точных науках, он соображает очень быстро. В отличие от меня. Мне они даются тяжелее всего. Мне больше языки и музыка нравятся… Рисование и прочее. Только отметки по всем дисциплинам я должна иметь отличные, иначе потеряю бесплатное образование в гимназии.

— Да-да, — заметил Питерский, что я смотрю на него, и поднял голову. Мы встретились глазами. — Косяк, Романова! Просто косячище! Я-то знаю, что алгебра — твоё слабое место. Или ты считала, что идеальна во всём?

— Я никогда не считала себя идеальной. В чём-либо, — ответила я, вызвав его недоуменный взгляд, словно, по его мнению, я всегда считала себя богиней. — Но где ошибка-то?

Я в панике искала её по огромному уравнению, но не находила.

— Не скажу, — усмехнулся этот гад. — Ищи.

— Ром…

— Не скажу, — покачал он головой. — Вот как «лебедя» поймаешь по этой работе, так и узнаешь, где ошибка.

Тетради после выполнения задания велено сдать — Алла Дмитриевна хочет проверить, насколько мы «отупели» за лето. А значит, за эту работу будет выставляться оценка. И если я допустила ошибку, то получу низкий балл.

Я искала её ещё какое-то время, а потом подняла глаза на Питерского.

Гад, знает ведь, где ошибка, и не говорит!

Он снова увидел, что я сверлю его взглядом, мягко рассмеялся и отвернулся от меня. Тогда я попыталась сделать то, чего раньше никогда не делала — заглянуть в его тетрадь. Уравнения одинаковые для всех, я сравню наши работы и пойму, где ошибка. Но только Питерский заметил, что я смотрю в его тетрадь, тут же закрыл её и положил сверху свою мощную лапу орангутана.

— Списываем? — изогнул он одну бровь.

— Кто? Я?! — возмутилась я, при этом красноречиво краснея.

Блин, да, чёрт возьми! Я хотела списать. У Питерского! Ужас какой… Он только сел за мою парту, а я уже таких дел наворотила…

— У придурка Питерского списываем? И не стыдно, Романова?

— Это я списываю?!

— Нет, я, — ядовито оскалился Рома. — А говорила, что не дура…

Поджала недовольно губы. Мне нельзя его обзывать, а вот он меня — пожалуйста! И попробуй скажи ему что в ответ… Сразу — «три шкуры спущу».

— Ещё раз глянешь в мою тетрадь — Алле настучу, — улыбнулся довольный собой Роман, а мне захотелось тронуть его ровный белый зубной состав углом учебника… — Сама ищи, зубрилка. Ты ж самая умная, а ошибки детские делаешь…

Из-за чувства унижения жгло глаза от слёз. Но я не буду плакать из-за него и при нем. Собрала свою волю в кулак и ещё раз сосредоточилась на уравнении, только ни к чему это не привело — ошибку я так и не нашла и сдала тетрадь как есть. Оставшееся время от обоих уроков провела в подавленном состоянии. Даже присутствие Романа так уже не волновало, как маячившая «пара» по алгебре…

А нет, все ещё волновало его присутствие. А точнее — бесило, особенно когда он вот так нагло забрал мой учебник и положил его ближе к себе с другой стороны парты.

— Эй! Куда? — возмутилась я. — Это мой учебник.

— Нельзя быть такой жадной, Романова.

Он оставил его лежать так, что мне и не видно было ничего за его лапами, и забрать бы учебник обратно не вышло.

— А мне как работать? — спросила я.

— А меня волнует? — ответил вопросом на вопрос он. — И кстати, таскать учебники — будет твоя обязанность.

— Чего?! Почему это я должна их носить для тебя? — округлила я глаза.

— Тебе ручки надо качать, Рыжая. Очень слабые они у тебя…

— Ты офигел, Питерский? — возмущалась я всё громче, уже привлекая внимание Аллы. — Это МОЙ учебник! Немедленно отдай!

Я потянулась за ним, но этот орангутан не дал мне даже дотянуться до него, перехватив мои руки и сжав мои запястья своими лапами.

— Так, что происходит? — повернулась к нам Алла, которая до этого писала что-то на доске. — Отпустите Романову сейчас же!

— Она у меня отбирает учебник, — заявил Роман.

— Он мой!

— Она врёт.

— Не вру, я его принесла!

— Докажи, тут ничего не написано, чей он!

— Прекратите немедленно! — одёрнула нас Алла Дмитриевна. — Питерский, вы везде и со всеми устраиваете балаган! Скоро будете сидеть в коридоре, один!

— Ну она у меня отнимает мой учебник, а я виноват?

— Я видела прекрасно, что учебник принесла Романова, — сказала Алла. — Верните немедленно его Катерине. И завтра я вас в класс без учебника, подписанного вашим именем, не впущу! Ясно?

— Ясно! — рыкнул он в ответ.

— Вам, Роман, должно быть стыдно за ваше поведение. Вы, Питерский, остаетесь сегодня мыть полы после уроков в этом классе! Он будет открытым для вас.

— Да бли-и-н… — протянул Рома.

— И без ругательств, пожалуйста! А теперь тишина и продолжаем урок!

Урок шёл своим чередом, пока нас не прервал дежурный.

— Извините, Алла Дмитриевна, но мне нужно уточнить, на сколько человек накрывать обед.

— Да-да, конечно, — кивнула Алла, откладывая в сторону маркер, которым до этого писала на магнитной доске. — Сейчас скажу…

Она раскрыла ежедневник на нужной странице.

— Семнадцать персон, — ответила она.

— А бесплатно питающихся?

— Одна. Романова Катерина.

— Понял. Записал. Спасибо.

Дежурный ушёл, и урок возобновился. Питерский так и косился на меня.

— Что? — спросила я шёпотом. А то не дай бог ещё оставит Алла мыть полы с ним!

— Ешь казённые харчи, — хмыкнул он. — Которые оплатили наши родители.

— И что? — ощетинилась я.

— Не стыдно?

— Не ваши родители оплатили, а государство. И я это место заработала, в отличие от тебя, которого твой папочка силком сюда пинает и платит за твоё образование.

— Смелая стала? — сузил он глаза.

На самом деле то, что я отличаюсь от других и питаюсь в школе на бесплатной основе — больное место для меня и очередной повод насмешек. Будто бы я виновата, что у меня родителей нет, в отличие от этих богатеньких детей. Я не выбирала себе жизнь и судьбу. Рома это понимает, потому и колет в больное место, лишь бы потешить себя.

— Бесплатница, — шепнул он мне.

Я снова ничего не ответила ему. Зачем он меня цепляет и провоцирует? Наверное, ждёт, что меня накажут и я помою полы за нас обоих. Я не доставлю ему такого удовольствия! Буду молчать до конца урока как рыба.

— Почти как бесприданница.

Я отвернулась к окну, словно бы Романа тут не было вовсе и я ничего не слышала.

Слава богу, сдвоенный урок алгебры не бесконечный, а на других занятиях нас с Питерским вместе не сажали. Только расслабиться у меня всё равно не выходило — он явно за мной наблюдал.

Чего он хочет от меня, не понимаю? Было намного спокойнее, когда он обращал внимания меньше, но в этом году он словно решил превратить мою жизнь в ад. И у него получается…

Даже обед, который в гимназии всегда подавали как в ресторане, да и столовая выглядела соответствующе, казался мне безвкусным, и я уныло ковыряла вилкой салат из капусты.

— Можно к тебе присесть? — спросил Дима, держа в руках поднос.

Я подняла глаза на него, вынырнув на время из своих мыслей. Ещё вчера мы поссорились, но сегодня, встретив меня у школьного крыльца, Попов сделал вид, что ничего вчера не случилось.

— Присаживайся, — пожала я плечами.

Чаще всего я сидела одна, по понятным причинам — в этой гимназии у меня нет друзей.

Дима сел напротив и уставился на меня. Меня это заставляло испытывать дискомфорт, и я снова подняла глаза на него.

— Кать, — смущённо улыбнулся он мне.

— Что?

— Прости меня за вчерашнее. Я не должен был так говорить с тобой… Ты ведь мне ничем не обязана и ничего не обещала.

— Ладно, — кивнула я. Главное, что он сам понял свою ошибку. — Проехали.

— Я хотел бы искупить свою вину.

— В смысле?

— Давай свожу тебя в кафе и угощу вкусным мороженым? Я такое место крутое знаю! Тебе понравится.

— Дим…

— Как друзья, Кать, — поднял он ладони вверх, будто сдаётся. — Я всё понял. Ни слова о большем, чем дружба. Представь, что я такая вот подружка. Мы же можем дружить?

Я окинула его снисходительным взглядом. Ничего себе подружка… С щетиной на лице.

— Дружить… — задумалась я. Что тут, собственно, плохого? Меньше шансов у Питерского останется издеваться надо мной, если рядом будет Попов. — Ну, дружить, наверное, можем. Но только дружить.

— Давай попробуем, — просиял Дима. — Бабушке лучше?

— Да, вроде бы…

— Тогда идём есть мороженое? Сегодня, вечером. Мне правда очень стыдно за то, что я тебе вчера наговорил… Дай скинуть с плеч мой груз.

— И тебе поможет в этом мороженое?

— Однозначно. Двойное. Не отказывайся. Ну чего тебе дома делать?

И действительно — нечего. Даже уроков пока ещё задают мало.

— Ну хорошо, — кивнула я, а Дима засиял, как начищенный самовар. — Пойдём… Попробуем твоё мороженое и снимем груз с твоих плеч, Друг.

— Отлично, друг! — протянул он мне свою огромную лапу, хотя, кажется, с лапой орангутана Питерского она всё равно не сравнится. — Дай пять!

— Только провожать меня не нужно, — ответила я ему, ударив по руке.

— Почему?

— У нас ещё собрание в театральном кружке. Не нужно меня ждать. И вообще — если я говорю, что не надо что-то делать, ты это просто берёшь и не делаешь. Иначе дружбы у нас не выйдет.

— Ну ладно, — пожал он плечами. — Тогда встретимся вечером. Я забронирую столик и напишу тебе адрес в СМС.

Мимо нас прошли к выходу Ветров и Питерский.

«Мы с Тамарой ходим парой» — называется.

Питерский кинул на нас недовольный взгляд, а потом отвернулся.

Поравнявшись с нами, он умышленно — я уверена в этом! — задел поднос Димы, и он упал на пол.

— Эй! Придурок! Смотри куда прёшь! — возмутился Попов.

— Заткнись, — тут же ощетинился Роман. — Или этот суп с пола перекочует и тебе на голову!

— Так, — встал между парнями Архип. — Скандалы не нужны вам. Вы и так оба наказаны уже.

После стычки на линейке и Попов тоже получил наказание вроде того, какое дали Питерскому — вымыть пол в классе. — Брейк, пацаны. Пошли, Роман.

Он пихнул в бок свою «Тамару», и парни ушли.

Я лишь усмехнулась про себя.

Что? Не нравится ему, что со мной кто-то хочет дружить?

Вот и пусть посмотрит.

Может быть, дружба с Димой не такая уж плохая идея?

Роман

— Чё встал? Пошли, — пихнул меня в спину Архип, пока я залип на Катю.

Она сидела с Поповым и улыбалась ему. Опять. И меня диким образом это бесило. Еле сдержался, чтобы не разбить не тарелки на подносе Попова, а его башку.

Я двинулся вперёд, а сам кипел внутри.

— Питер, — негромко позвал Архип, когда мы оказались вдвоем в полупустом коридоре.

— Что?

— Ты в Романову втрескался, что ли?

Я перевёл на него свирепый взгляд.

— Глупее ничего не придумал? — сказал я и зашагал вперёд быстрее.

— Слушай, ну ты странно себя ведёшь, когда её видишь, — догнал он меня и продолжил доканывать: — Что происходит? Поделился бы со мной, я же твой друг. Может, помог бы тебе чем?

— Ты мне очень поможешь, если заткнешься! — рявкнул я и ещё ускорил шаг.

— Ясно… — недовольно протянул Архип и тоже ускорил шаг. — Мистер Загадка…

* * *

Время шло, а я всё думал, что сделать с этими полами, мыть которые я не планировал, конечно же. Но и оставить как есть не могу тоже — Алла настучит отцу, и тот выгрызет мою печень.

Когда я зашёл в пустой класс и увидел принадлежности для уборки, одна идея у меня всё же была.

Я оставил рюкзак на парте, снял пиджак и закатал рукава на рубашке. Почесал затылок и вышел в коридор. В это время, после уроков, в гимназии уже почти нет учеников, и тогда полы мыть приходит уборщица. Я прошёлся по этажам в поисках одной из них, и мои поиски увенчались успехом — у окна мыла пол тётя Валя. Пару раз мы уже с ней сталкивались — добрая приятная женщина. Она мне даже нравилась, хоть и обслуга.

— Тёть Валя, привет! — сказал я ей, и она обернулась.

— Привет, коли не шутишь, Роман, — улыбнулась она мне, опираясь на швабру. — Ты чего тут?

— Вас искал, — ответил я ей.

— Меня? — удивилась женщина. — Зачем это?

Одна из дверей прямо возле нас открылась, и оттуда вышла Романова. А, точно, у нее же сегодня кружок дебильный — театральный.

Хм, по-моему, мне больше не нужна тётя Валя. Потому что лучшая уборщица — это Романова. Мыть полы — её стезя. Тем более она и виновата в моём наказании.

Катя же лишь кинула на меня равнодушный взгляд и пошла к лестнице.

— Э-э-э… Я потом скажу, ладно? Извините… — бросил я Валентине и двинулся следом за Романовой.

— Постой, — нагнал я её и перегородил путь. — Есть дело для тебя, зубрилка.

Катя

Я даже вздрогнула, когда этот орангутан взялся непонятно откуда и загородил своей необъятной спиной пловца выход.

Уставилась на него с опаской. Чего он хочет опять и что задумал?

Ещё слишком свежи были воспоминания о вчерашнем дне в похожем коридоре…

— Что? — спросила я, вжимаясь в стену, неосознанно пытаясь увеличить расстояние между нами. — Какое ещё дело?

Роман молча и без церемоний ухватил за руку.

— Пойдём, — потянул он меня в сторону класса алгебры.

Однако я не собиралась ему подчиняться и упиралась. Правда, бороться с этим медведем нелегко, но я попытаюсь.

— Куда ты меня тащишь? — возмутилась я. — Отстань!

— Пошли-пошли.

— Скажи сначала, что ты хочешь от меня!

Он тянул меня, и невольно шла за ним — сил перебороть Рому у меня просто не имелось.

— Там и скажу.

— Сейчас! — топнула я ногой и снова стала упираться, когда мы оказались почти возле класса.

— Нет, сказал, — повернулся он ко мне. — В класс заходи.

Мне даже страшно стало отчего-то и холодно. Пальцы так и сжимались в попытках остановить дрожь и холод. В голове крутились дурацкие мысли, что мы останемся наедине с ним, и он может, пользуясь своей силой, сделать мне что-то неприятное. Например, снова захочет поцеловать… Не знаю точно, что им двигало вчера — игра со мной или реальное желание, но я четко ощущала, что он этого хотел, и если бы я не остановила его — обязательно бы сделал.

Но после всего, что между нами происходило, последний, кому я дам к себе прикоснуться — это Питерский. Ненавижу я его гораздо больше, чем…

— Заходи в класс, — повторил он, смотря мне в лицо.

— Да не буду я никуда…

Я попробовала его просто обойти и уйти, но Рома поймал меня за талию, вызвав этим мой рваный вздох.

— Отстань от меня! — нервно высказалась я, вцепившись в его руку, которую он так и оставил лежать вокруг моей талии плотным кольцом, пальцами. — Не прикасайся!

— Последняя попытка тебе зайти в класс самой, Романова…

— Отпусти, сказала! — начала я уже злиться и ударила его кулаком по груди.

— …Или я занесу тебя туда сам. И не бей меня — иначе пожалеешь об этом.

Я уставилась в его лицо. Он что — совсем больной? Чего он хочет?

Додумать я не успела — взлетела в воздух, лишь сдавленно пискнув. Я стала видеть пол ближе — Роман закинул меня к себе на плечо, как варвар пойманную женщину из вражеского племени. Орать не получалось — горло словно стянула невидимая рука, а живот передавило.

— Ром… — только и пискнула я из себя, судорожно вцепившись в него пальцами, чтобы не упасть.

Питерский же спокойно нёс меня к кабинету, уложив свою огромную лапу мне прямо на попу, чтобы я не съезжала.

Когда мы очутиились в классе, он закрыл дверь и только тогда опустил меня на пол.

Оказавшись на твёрдой поверхности, я словно очнулась. Способность говорить ко мне вернулась вместе со злостью и возмущением.

— Ты что делаешь, придурок?! — метала я молнии. — Ты что себе позволяешь, ты!

Я толкнула его в грудь, чтобы он ушёл с дороги, но этот увалень даже бровью не повёл.

— Выпусти меня немедленно отсюда!

— Выпущу, конечно, — усмехнулся он, явно наслаждаясь моей перед ним беззащитностью. — Только сначала ты помоешь пол.

— Чего? — нахмурилась я.

— Ну вот, — указал он на ведро и швабру в углу кабинета, пока я пыталась отдышаться. — Пол помоешь и пойдёшь домой.

— Я?

— Ты.

— Но полы поручили мыть ТЕБЕ!

— А мыть их будешь ТЫ!

— С какого такого праздника?

— Из-за тебя меня наказали, зубрилка, — ответил наглый парень. — Ты и мой. Давай, воды я уже набрал! Вперёд!

Я пребывала в полном шоке, крайнем возмущении и бессильной ярости. Ещё немного — и меня просто разорвёт от этих негативных, очень мощных эмоций.

— Как же я тебя ненавижу! — кинула я ему в лицо, сжав кулаки. Так хотелось начать его бить, просто безумно! — Придурок! Мажор без берегов!

— Взаимно, заучка, — лениво отозвался Роман, который оперся плечом о дверной косяк и наблюдал за мной, загораживая выход своей огромной мускулистой тушей. — Только можешь хоть обкакаться — ты отсюда не выйдешь, пока не помоешь пол.

— Я все расскажу Алле, — заявила я. — Завтра же.

Лицо Романа тут же потемнело. Взгляд стал таким тяжёлым, что выносить его сил не было, но я не буду перед ним покорно опускать голову. Он сделал шаг на меня, и я отпрянула назад, врезавшись в учительский стол ногами и едва удержав равновесие.

— Только попробуй, — говорил он, неумолимо приближаясь ко мне и заставляя моё сердце биться чаще.

— Обязательно скажу! — горячились я. В этот момент мне было плевать, что будет потом. Я хотела задеть его так же, как это он меня! — Тебя накажут ещё сильнее! Папочка уже лишил тебя денег, как обычно он это делает? Ты теперь у нас мажор-бомж или как?

Роман оказался совсем близко и почти вжал меня в этот чёртов стол. Дальше отступать некуда — если только лечь на учительский стол! Я выставила руки вперёд и упёрлась в его грудь, пытаясь не дать ему приблизиться ещё, но силы снова оказались неравны.

— Забыла, что не хочешь потерять это место? — изогнул он одну бровь.

Кровь отхлынула от лица. Он всегда знает, куда бить.

— Ром… — сказала я негромко. — Ну что ты творишь? Отпусти меня, пожалуйста. Я обещаю, что никому ничего не скажу.

— Сначала ты наболтала тут с три короба, оскорбила меня, а теперь хочешь, чтобы я тебя просто отпустил? — спросил он.

Голубые глаза стали тёмно-серыми, их словно затягивало туманом. Он то и дело опускал глаза на мои губы и вздымающуюся от нервов грудную клетку.

Питерский такой огромный, что мне приходилось задирать голову, чтобы посмотреть ему в лицо. Я ощущала себя рядом с ним невероятно маленькой и… невероятно ничтожной.

— Кроме полов ты мне теперь должна кое-что ещё за свои оскорбления, Рыжая.

— Я не буду ничего делать, — ответила я, снова надавив ему на грудь. — Отстань!

— Будешь, — заявил он. — Иначе вылетишь отсюда пробкой. Даже если ради этой миссии мне придётся пожертвовать и своим местом тоже.

В этот момент я действительно испугалась. Наглый мажор может всё. А я — ничего. И ему не составит труда и хватит совести разрушить мою жизнь.

— Но ты можешь всё сказанное тобой нивелировать прямо сейчас.

— Какие умные слова, — невольно вырвалось у меня.

— А ты думала, что я тупой? — усмехнулся Роман.

— Ничего я не думала!

— Врёшь, — рассмеялся он. — У тебя на лбу написано всё, что ты думаешь.

— Я о тебе не думаю вообще, ясно? — я снова пихнула его. — Отпусти меня, ты не имеешь права меня тут держать!

— Ясно-ясно, — кивнул он. — Так ты хочешь дальше тут учиться или нет?

Я молчала. Глупый вопрос, ответ на который очевиден…

— Тогда поцелуй меня, — сказал он, приближаясь к моему лицу и впиваясь глазами в мои пересохшие от нервов губы тем же полупьяным взглядом, какой я видела вчера… — Ты ласковая, а, Катёнок?

Я молчала в ответ. Целовать его я не собиралась. Это мой первый поцелуй, и он будет с Питерским? Хуже этого страшно было себе что-то представить. Я не понимаю, зачем ему вообще это надо? Видимо, уловил как-то, что именно такое меня задевает сильнее всего остального… Такое же изощрённое издевательство, как и всё, что он делает в мою сторону.

Ведь так смешно — заставить заучку целоваться!

Жаль, что мне совсем не весело…

А между тем Рома решил не дожидаться ответа и стал приближаться к моим губам.

Я среагировала единственным способом, какой мне был доступен в ситуации, когда я оказалась едва ли не сидящей под его напором на учительском столе, — размахнулась и залепила ему по морде!

Звук смачной пощёчины пролетел по пустому классу. Питерский на миг закрыл глаза, получив по щеке, а потом открыл их, и я сжалась в ком…

Блин, я ударила его!

Этот день — последний в моей жизни, судя по звериному взгляду Питерского.

Он меня теперь убьёт просто! Помоет этот пол прямо мной! Но как ещё остановить его, я не знала.

Только не такой поцелуй.

Только не такой ценой.

Только не с ним…

Злость и ярость плескались штормом в его глазах. Внезапно мой хвост оказался в захвате его кулака, он подтянул меня за него ближе к себе, пока моё сердце отбивало барабанную дробь от страха.

— Ты чё сделала, Рыжая? Сама хоть поняла? — спросил он необычно низким голосом.

Я довела его сегодня конкретно. Но даже пошевелиться не получалось в его руках, только и могла, что с испугом смотреть в его лицо широко распахнутыми глазами.

— Я боюсь тебя… — почти прошептала я, высказывая свои настоящие эмоции на этот момент.

Он не ответил, но хватка, кажется, начала ослабевать.

— Так, что здесь происходит? — услышала я за спиной голос Аллы.

Роман стоял, держа в кулаке мои волосы, ещё секунду, а потом вынужден был отпустить меня и отступить.

— Катя? — удивилась она, увидев меня, когда Питерский перестал загораживать своей мощной спиной. — Что вы здесь делаете?

Я выпрямилась и поправила одежду, которая перекосилась в пылу борьбы с Питерским. Ноги дрожали, а что говорить, я не знала. Я не могла сама понять, что только что произошло, не то что говорить об этом.

Алла же смотрела на нас хитрым взглядом. Кажется, она решила, что мы здесь… целовались.

Впрочем, почти всё так и было… То, что происходило до этого и что Роман меня немного потрепал за хвост, она видеть не могла.

— Я… забыла блокнот, — ответила я неестественно высоким голосом, спрятав глаза за ресницами.

— Забрали его?

— Да.

— Питерский, вы что — хотели заставить Романову мыть пол? — изогнула она одну бровь.

— С чего вы взяли? — раздражённо сказал парень, который тоже смотрел себе на кроссовки. — Вы же слышали — она блокнот забыла, растяпа склерозная.

Я снова нахмурилась. Ну что за непроходимый хам! От его перемен в настроении у меня развивается аллергия и паника. То оскорбляет, то обнимает, то целовать себя просит, то лезет сам…

— Тогда Катя может идти домой, а вы, Роман, берёте при мне швабру и моете пол.

Питерский поднял на неё голову с не самым добрым выражением лица. Я же взяла свой рюкзак, который свалился с плеча, пока Рома нёс меня сюда, и поспешила уйти. Это, конечно, забавное зрелище — как он драит полы класса, но сейчас мне не до этого. Хотелось поскорее обнять бабушку и успокоиться. Я совсем ничего уже не понимаю, за что он так со мной обращается? Я ведь не игрушка, и требовать моей ласки никто не вправе!

Кажется, я считала, что он мне нравится?

Беру свои слова обратно!

Глава 8

Роман

Полы помыть всё же пришлось — проблемы с Аллой и отцом мне не нужны.

Пока ехал из гимназии и уже у себя в комнате всё думал о том, что случилось в классе.

На фига я полез её целовать? Я же хотел заставить заучку мыть полы!

Кажется, рядом с ней меня совсем коротить стало…

Я теряю над собой контроль. Просто не могу держать свое тело и чувства в узде, когда вижу её близко, ощущаю её тепло и имею возможность прикоснуться.

Чувства?

Я сказал «чувства»?

Упал лицом в подушку.

Бли-и-и-н…

Кажется, Архип прав, и я испытываю к ней что-то.

Раньше просто нравилось троллить её и когда она бесится, но теперь я как больной слюни пускаю при виде неё и хочу узнать вкус её губ.

Перевернулся на спину и выдохнул.

Пора с этим завязывать. Мне нельзя к ней подходить и трогать её. Иначе я вовсе с ума сойду, а ещё спалюсь как младшеклассник. Не хочу, чтобы надо мной ржали все.

Это просто наваждение нелепое какое-то. Не может она мне нравиться. Не может!

Но осознание, что подходить к ней больше нельзя, дало и новую мысль — что мне будет трудно это сделать.

Я подсел…

Только Катя меня не переваривает, от поцелуев бежит как от огня и боится.

До сих пор стоит в ушах её фраза — я боюсь тебя.

Которая по необъяснимым причинам причиняла мне боль…

* * *

— Да, а потом мы ещё уток кормили, помнишь?

— Ага, скормили им полбатона! — смеялся я, вспоминая тот день рождения в этом самом кафе.

Я и мама сидели за столиком у окна и болтали. Как хорошо, что она прилетела!

Мы говорили о гимназии, об отце и нашей группе. Только с мамой так легко. Отец всё чаще рычит и приказывает, хоть и любит меня — я это понимаю.

— Ром, я… Хотела тебе кое-что рассказать, — смущённо улыбнулась мама и гялнула на меня.

Я смотрел на неё в ожидании продолжения.

— У тебя появится брат или сестра, — сказала она. — Мы с Джоном ждём малыша.

Фу мля. Невольно сморщился.

Начинается…

— Ты не рад? — огорчилась мама, уловив, конечно, мою смену настроения.

— Да нет, мам, — покачал я головой. Ну не люблю я детей — так и не мне их нянькать. Пусть рожают хоть футбольную команду — это их дело. Но всё же что-то такое царапнуло сердце. Я больше не буду единственным сыном у мамы… Но я понимаю, что у неё теперь другой муж, и ей хочется построить с ним свою семью, раз уж наша не сложилась. Я постараюсь это принять, а сейчас не огорчать маму своей кислой миной. — Я пока не понимаю, как к этому относиться, если честно. Но ты сама рада?

— Конечно, — ответила она. — Ты у меня вырос. А так хочется снова подержать на руках лялечку от любимого мужчины.

— Ну фу, ма… — отмахнулся я. — Гадость же! Я рад, что ты рада, но давай без этих вот соплей.

— А между прочим, — хмыкнула она. — Эти самые «сопли» скоро появятся и в твоей жизни. Ты ведь у меня уже вон какой жених!

— Да прекрати, ма! — нахмурился я. — На фига мне оно надо? Живу себе спокойно.

— И нет девочки?

— Какой еще девочки?

— Ну как — какой? — округлила она глаза. — Любимой, конечно.

Задумался. Почему-то всплыл образ Рыжей.

Да ну на фиг!

Изыди!

Уйди из моей головы, зараза!

— Нет у меня никакой… девочки…

Мой взгляд зацепился за уже реальный облик заучки. Романова шла практически под руку с Поповым ко входу в кафе.

Она пришла сюда с ним?

Она С НИМ?

За несколько секунд они дошли до двери, а я совершил разбег от спокойного зайчика до бешеного кровожадного медведя…

Они вошли в кафе и сразу увидели меня. Её голубые глаза встретились с моими. На лице Заучки отразилась то ли злоба, то ли брезгливость, то ли страх.

Ага, я — противный, значит, а с ним по кафе ходит?

Очень мило.

Грудь болела так, словно в неё наживую гвозди забивали.

Сердце стучало как бешеное.

Это же неправильно. Почему Катя с ним?

Ну почему?

Сейчас они сядут напротив нас и будут ворковать?

Пусть только протянет свою лапу к ней или поцелует…

Тогда я за себя не отвечаю. Скину эту падаль в речку, да и всё.

С другой стороны, почему она не может ни с кем ходить? Рыжая не моя жена.

Откуда вообще эти дурацкие мысли о том, что она не имеет права с ним ходить?

Мне должно быть фиолетово.

Но мне красно.

Виду красный цвет тряпки перед быком, роль которой исполнял Попов.

Я ведь не предъявлял свои права на неё.

А хотел бы?

Даже и не знаю.

Ну вот, в голову полезли ещё более дурацкие мысли.

Может, я скоро и жениться захочу?

Сарказм, конечно.

Попов тоже обернулся, увидел меня и нахмурился.

«Парочка» стала шушукаться. Романова что-то шепнула Попову и потянула его за руку, которую мне так нереально сильно хотелось ему оторвать. Считаю, что без одной руки ему будет лучше.

Они ушли, а я сидел и смотрел в пустую вазочку от мороженого. Этот прекрасный вечер с мамой, какой выдаётся так редко и ещё не скоро повторится снова, был безнадёжно испорчен.

— Ром, — услышал я голос мамы как в тумане. — Ты меня совсем не слушаешь. Что у тебя с лицом?

— А… — свёл я брови вместе, пытаясь угомонить эту дикую боль в груди. — Извини, я… задумался.

— А с лицом что? — изогнула одну бровь мама.

— А что с ним?

— У тебя такое выражение было, будто ты прямо сейчас на кусочки кого-то изорвёшь, — сказала негромко мама. Да, иногда моя сила, и даже дурь, с мозгом расходятся. Мне нельзя терять над собой контроль. Иначе я могу наломать не только дров, но и чужих костей… — Сын, держи себя в руках, прошу.

Я лишь сжал губы плотнее.

Не объяснять же ей всю ту вьюгу, что бушует сейчас внутри меня? Да и не поймёт она. У неё с Джоном всё прекрасно.

— Этот парень тебя как-то задевает? Кажется, это с ним ты на линейке затеял потасовку.

Надо же, помнит.

— Да он просто придурок и бесит меня, — сказал я. — Давай не будем портить вечер разговорами о нём.

— Нет, я знаю этот твой взгляд, — ответила мама, внимательно оглядывая меня. — В последний раз, когда я видела такой, мы еле замяли это дело…

— Мам, — постарался я улыбнуться. Ей сейчас вредно волноваться. А Попову стоит начинать… — Я держу себя в руках. Честно. Да, он бесит меня, но я же не скинул его в реку!

А хотел.

— И девочка эта рыженькая… Хорошенькая какая. Не из-за неё ли ты такой хмурый сейчас? И не из-за неё ли ты чуть не подрался с одноклассником?

Я только и открыл рот. Да мама просто Шерлок Холмс! Ей надо работать в ФБР.

Так легко меня раскусила! Неужели у меня всё на лбу написано?

Тогда и Заучка могла всё понять.

Вот это будет потеря потерь…

Мне необходимо держаться от неё подальше!

— Нет, у нас с ним контры давно уже, — впервые соврал матери я. — Мамуль, ну хватит об этом. У меня тут другая проблема вообще…

Я коротко рассказал ей о ситуации с группой и свадьбой отца в один день. Без меня в роли гитариста у них не выйдет выступить. Но и не явиться на свадьбу собственного отца я тоже не мог. Получалось, что подвожу всё равно кого-то: или папу, или ребят из группы.

— Да уж, ситуация, однако, — хмыкнула мама. — Ты поговори с отцом. Пусть покричит даже, но Петя обязательно поразмыслит над этим позже и может изменить своё мнение по этому поводу.

— Думаешь, есть смысл с ним разговаривать на эту тему?

— А смысл, Рома, есть всегда, — подняла она палец вверх. — Но я тоже с ним поговорю обязательно. Вместе, может, что и придумаем.

* * *

Глянул на наручные часы — почти восемь утра.

Я еле пережил эту ночь, мечтая ему втащить по первое число.

Опаздывает, урод. Я уже себе всё отсидел на этой лавке по пути к гимназии.

А, вот и он.

Попов шёл по привычной ему дороге в школу и не ожидал увидеть вышедшего ему навстречу меня.

— Поговорим? — перегородил я ему дорогу.

— Так, чё тебе надо? — нахмурился Дима и попытался меня обойти.

— Не так быстро, — снова настырно перегородил я ему дорогу. — Сначала скажу тебе пару слов, и вали. Оставь в покое Романову.

— Ого, ты всё ещё помнишь её фамилию? — изогнул одну бровь Попов. — А то только и слышно от тебя одни гадости. И с чего ты решил, что я тебя послушаюсь?

Я окинул его взглядом, едва ли не убив одной силой мысли.

А жаль, что не умею так.

— Потому что, если ты не послушаешься, я сосчитаю твои рёбра, — ответил ему я вроде бы спокойно, но по моему взгляду Дима понял, что я не шучу. К тому же он знает меня и на что я способен.

— Слушай, а тебе что от неё надо? — сузил глаза Попов. Не трус, однако. — Мне вот Катя нравится. Встречаться с ней хочу. Мы так круто вчера посидели в кафе. В другом, как ты понимаешь. Классная девчонка. Красивая. А тебе слабо её в кафе пригласить, да?

В глазах потемнело. В ушах стоял звон, а сердце словно сжала невидимая рука в перчатках с шипами.

«Мне вот Катя нравится».

Урод.

Я схватил его за ворот пиджака и со всей дури шмякнул о стенку угла дома, возле которого мы выясняли отношения, спиной.

— Ты чё делаешь, придурок! — вцепился он в мои руки, но я сильнее. — Отвали от меня!

— Не смей к ней прикасаться, ты понял меня? — смотрел я в его глаза.

— Она всё равно это не оценит! — кинул он мне в лицо. — Она тебя терпеть не может! А ты как осёл влюбился, да? В ту, над которой смеялся? Ты просто ничтожество, Питер! И Катя тебя никогда не примет, так и знай! Ай, мля!

Я потянул его за ворот пиджака, а потом ещё раз впечатал в стену.

— Не смей. К ней. Прикасаться. Иначе я за себя не отвечаю, — чеканил я слова. — Я тебя уничтожу и переломаю все кости. Ты меня понял?

— Я должен испугаться? — боролся он со мной, но только я держал его мертвой хваткой.

— Лучше бы испугаться, — хмыкнул я. — Ты меня услышал, Попов, и повторять я не стану два раза. Будешь крутиться возле неё или посмеешь прикоснуться к Романовой — я тебе бронхи вырву.

Я бросил его как какую-то мерзость и повернулся спиной. Зашагал в направлении гимназии.

— Она тебя всё равно не любит, ты понял? — услышал я в спину, но шага не замедлил. — Она много раз мне говорила, какое ты дерьмо, как ты её достал и как она мечтает уже окончить одиннадцатый класс, чтобы только тебя больше не видеть!

— Не твоё собачье дело, — отбил я и ускорил шаг.

Интересно, Рыжая в самом деле так говорила или Попов сейчас всё выдумал, чтобы побольнее меня укусить? Он такой офигенский друг и всегда рядом, а меня она не переваривает и кроме как придурком не кличет…

Могла.

И не без оснований.

Но почему же в последнее время мне стало это так больно?

* * *

В коридоре, как ни странно, собрались уже все одноклассники кроме Романовой. Её нигде видно не было. Опаздывает, что ли?

Только и к началу урока, и когда от него прошло минут десять, Рыжая так и не появилась.

— Так, а кто-то в курсе, где у нас Романова? — спросила учитель географии, в очередной раз глянув на часы.

Посещаемость в гимназии — святое. Не явиться без причины и не предупредить учителя по телефону было просто невозможно и непозволительно. Тем более если речь шла о Зубрилке — у той вообще обострённое чувство ответственности, она бы точно позвонила и предупредила. Романова ко всему прочему ещё и староста класса, и просто так не явиться не могла. Это могло означать, что с ней что-то случилось. Именно поэтому учитель забеспокоилась, да и я, чёрт возьми, тоже. Где же её черти таскают? Может, проспала впервые в жизни?

— Никто не знает? — обвела глазами класс географичка. — Никому она не звонила? Попов?

— Нет, мне не звонила Катя, — отозвался тот.

А потом она перевела взгляд на меня, уставившись с подозрением.

Что она так смотрит? Не топил я Заучку, жива она.

— Тогда пока читайте параграф номер два, а я схожу в учительскую.

Она вышла, а я решил пойти за ней через минуту. Оставил вещи и вышел в коридор. Быстро дошёл до учительской и увидел, что дверь приоткрыта. Приблизился к ней и вслушивался в голоса, звучавшие за ней.

— Очень печально, очень, — восклицала географиня. — Надо же так! Когда это случилось?

— Вчера ночью, — ответила ей Алла Дмитриевна.

В учительской стояла непривычная тишина, а голоса педагогов звучали глухо.

— Очень, очень жаль, — сокрушалась учитель географии. — Такая хорошая была женщина! Бедная Катенька… Совсем одна девчонка осталась!

Как одна?

Я нахмурился.

Подождите…

Её бабушка…

— А как же она теперь? — спросила Алла Дмитриевна. — Катя ведь несовершеннолетняя, и она не может жить одна в квартире. У неё есть ещё родственники, которые могли бы позаботиться о ней?

— К сожалению, нет, — пробасил директор. Кажется, они все уже в курсе того, что произошло. — И это крайне трагично. Девочке грозит детский дом.

Учителя заохали, да и мне самому захотелось сделать то же самое.

Какой детский дом?

Катю? В детский дом?

— Там жизнь не сахар, — сказала Алла. — И мальчики могут… Обидеть. Мало кто оттуда выходит, не научившись тесному общению с противоположным полом… А Катя такая светлая, беззащитная! Бедная девочка… Что же ей придётся пережить!

— Сейчас она пока что дома. А там её ждёт приют и дальнейшее распределение в детский дом, где она проведёт время до исполнения ей восемнадцати лет.

— А как же гимназия?

— Возможно, она не будет иметь возможности учиться здесь, если её отправят слишком далеко отсюда. По-моему, вблизи нашей гимназии нет таких интернатов.

— Как всё печально для неё сложилось…

Я развернулся и пошёл обратно в класс. Забрал свой рюкзак и, не обращая внимания на окликающих меня одноклассников, пошёл к выходу.

Водитель удивился, что я вернулся так рано. Когда я сел в салон рядом, он вопросительно уставился на меня.

— Почему ты ушёл с занятий? — спросил он. — Что-то случилось?

— Езжай к отцу, Сергей.

— Прямо сейчас?

— Да.

— А как же занятия?

— Да в задницу занятия, — я повернулся на него. — Ты меня не слышишь?

Видя, что я очень нервничаю, он не стал спорить. Завёл мотор и поехал.

А нервничал я так, что сидеть на одном месте было трудно. Я сам не ожидал от себя подобной реакции, но, когда я узнал о том, что Катя потеряла близкого ей человека, самому плакать захотелось.

Как же так? Она совсем одна осталась. Не могу себе представить, что и мамы, и папы вдруг не станет. Никого, даже Наташи, которая меня раньше так бесила. А Катя это переживает сейчас и, возможно, ещё не понимает, что может угодить в детский дом.

Кулаки сжались сами собой.

Я и до слов Аллы о том, что творится за закрытыми дверьми государственных интернатов, уже слышал. Она там не выживет.

Катя такая маленькая и беззащитная, что мне самому потом стыдно, когда с троллингом я перегибаю. Она как котёнок, может в ответ только кусаться, смотреть огромными испуганными глазами и заплакать.

Я даже не хочу думать о том, как именно её могут обидеть мальчики…

Сразу хочется кругом всё крошить и крушить.

Никто не притронется к ней. Если надо — увезу её сам. Продам свои цацки и телефоны. Куда увезу и как? Не знаю. Но я не позволю сдать её в детский дом.

Она не должна туда попасть. Только, как поступают в данной ситуации, точно я не знаю. Но Алла говорила о том, что Катю может спасти внезапно откуда-то взявшийся попечитель, который возьмёт на себя ответственность за неё до совершеннолетия. И я подумал об отце… И даже примерно придумал, что говорить ему.

— Здравствуйте, Раиса, — кивнул я секретарю отца, которая встала мне навстречу.

— Подожди, Ром, — окликнула она меня. — У Петра Сергеевича сейчас на связи министр. Надо подождать.

— Да блин, — процедил я сквозь зубы и сел на диван возле его кабинета.

Отец не простит мне, если я так ворвусь. Тем более что у меня к нему просьба… И довольно непростая.

— Ты, может, чаю пока выпьешь? — спросила Раиса. — Я тебе скажу, когда можно.

— Да не надо ничего, — отмахнулся я. — Так подожду.

— Ты такой встревоженный, — вгляделась она в меня. — Что-то с мамой случилось?

— Нет, типун тебе на язык, — ответил я. — Она улетела вчера домой. Уже долетела к своему Джону.

— Понятно, — вздохнула она, а потом глянула на телефон и сказала: — Ром, папа договорил. Можешь зайти.

Я тут же встал с дивана и заглянул к нему в кабинет.

— Пап.

— Рома? — поднял глаза на меня отец. — Ты почему не в гимназии?

— Надо поговорить.

— А до конца занятий твои разговоры подождать никак не могли? — нахмурился он.

— Никак не могли.

— Ладно, заходи, раз пришёл, — махнул он мне рукой. — Только быстро давай. У меня скоро совещание, а тебе надо вернуться на занятия.

Я прошел по кабинету и сел напротив него.

— Ну что там за пожар?

— Пап, ты помнишь Катю Романову?

Он окинул меня более любопытным взглядом.

— Ну да, — ответил он. — Ты же мне сам о ней забыть не даёшь. И что с ней?

— Вчера ночью у неё умерла бабушка.

— Гхм, — откинулся на спинку кресла отец. — Печально. Хочешь, чтобы я с похоронами помог? Вряд ли девочка потянет такое мероприятие. Закопают бабку как собаку.

— Это тоже, — кивнул я. — Но не только об этом хочу сказать. Бабушка была её единственным опекуном. Понимаешь?

— Ещё печальнее, — сказал отец, немного подумав. — Её в детский дом отправят, ведь ей нет восемнадцати.

— Да.

— Ну жаль, — пожал он плечами. — Умница такая, всегда училась прилежно. Но с похоронами поможем, конечно. Возьми всю информацию у Аллы Дмитриевны.

— Спасибо, па. Но я тебя кое о чём другом попросить хочу.

— Чего еще? — проворчал он. — Телефон покупать не буду. Старый у тебя хорошо работает, и не неси мне чушь про эти новые линейки, потому что я не…

— Возьми Катю под опеку. Или как там правильно…

Отец уставился на меня во все глаза.

— Что сделать? — переспросил он.

— Возьми Катю под своё попечительство, пап. Я тебя очень прошу.

— Рома, — отец даже придвинулся ближе, чтобы заглянуть мне в глаза. — Я тебя не узнаю. Ты так обеспокоен судьбой этой девочки! Зачем тебе нужно, чтобы я её забирал? Она будет жить в нашем доме, ты это понимаешь? Ты ведь так ненавидел её. Может, вы ещё свои драки прямо у нас в доме будете устраивать?

Отец вдруг замолчал, и в его взгляде появилось понимание. А потом спросил:

— Да ты влюблён в неё, Ром?

Отец застал меня врасплох вопросом в лоб.

Ответ очевиден для него, раз он сделал такие выводы.

И что самое странное, ответ стал очевидным и для меня…

Я мог сколько угодно лгать самому себе, что она меня только раздражает, но уже давно в моих мыслях я с ней совсем не ссорюсь, а даже наоборот…

Но должен ли я признаться в этом вслух?

Может быть.

Но…

Не могу.

— Пап, ну она же моя одноклассница, — ответил я, немного подумав. — Как я могу в такой ситуации остаться в стороне? Троллить её — это одно. Но я не могу вести себя как подонок, когда у неё случилась беда.

— Это ясно, — кивнул отец. — Я рад, что ты растёшь в первую очередь человеком, мужчиной, умеешь сострадать и готов помогать слабым, но просить меня забрать Катю в наш дом — это уже очень серьёзная вещь.

— Я просто хочу помочь, — упрямо твердил я и видел, как отец снисходительно слушает мою ложь. — И только.

— Угу, — кивнул папа.

— Угу, — отозвался я. — Ты заберёшь её? Ты ведь можешь.

Не заставляй меня сбегать из дома, па. Соглашайся же, ну?

Отец задумчиво постучал пальцами по столу.

— Помочь я, конечно, могу, — ответил он, наконец, и снова впился глазами в моё лицо. — Дом у нас большой, места хватит. Наташа позаботится о девочке. Но отсюда вытекает другой вопрос…

— Какой? — спросил я.

— Не настругаете ли вы детей? — поднял вверх брови папа.

— Пап! — возмутился я. — Какие дети, ты что?

— Что-что… — проворчал отец. — Ты молодой, горячий парень, а Катя тебе нравится, хоть ты и врёшь мне сейчас. И себе — тоже. Вот почему ты ей нервы треплешь, я только сейчас это понял. Она тебе не отвечает взаимностью, Ром? Откуда такая агрессия?

— Да ничего она мне не нравится, просто…

Я и сам слышал, как жалко звучат эти оправдания, но растерялся — не ожидал, что отец поймает меня и раскусит так легко.

— …просто хочу ей помочь, — всё же настоял я на своём.

— Рома, — позвал отец. — Ты дурака-то не делай из отца. Я вижу, что она тебе небезразлична. И очень плохо, что ты не говоришь и не показываешь это ей. Всё могло бы измениться между вами. И тебе самому стало бы легче. Только это лишь утяжеляет ситуацию. Я не позволю тебе обижать девчонку в нашем доме, тем более после смерти её бабушки и когда именно я буду нести ответственность за неё. Ты понял?

— Я не собирался её обижать, — пожал я плечами.

Пусть соглашается уже как-нибудь, а с Рыжей мы сами разберёмся.

— Я не позволю никак я её обижать, ты меня слышишь, Рома? — повторил с нажимом отец. — Никак. Не вздумай и пальцем к ней притронуться. Я боюсь, что под одной крышей вы натворите дел…

— Я не буду её трогать, па, — пообещал я ему, хотя сам в этом уверен я не был. Но другого варианта спасти Романову я просто не видел. Я бы и сам по доброй воле не подписался на это. Рыжая меня не любит после всего, что я ей сделал, и немудрено. Может, вообще начнёт встречаться с Поповым, а мне придётся смотреть на это. В то время как я безуспешно пытаюсь о ней не бредить…

— Роман, — обратился ко мне отец. — Ты хочешь совершить серьёзный мужской поступок. Это похвально. Но ещё я вижу здесь и твои личные мотивы. И сразу предупреждаю, если я увижу притязания на Катю — я приму меры.

— Какие меры? — нахмурился я.

Чем ещё мне предстоит заплатить за твою жизнь, Рыжая?

— Если я узнаю, что ты сделал что-то… против её воли, я не смогу избавиться от девочки, которая будет находиться под моим попечительством. Тогда я вынужден буду отправить из дома тебя.

Я только и открыл рот.

— Меня? Куда?!

— Доучиваться в закрытый интернат, — ответил отец. — Ты не оставишь мне выбора. Не трогай её. Не порти ей жизнь, она не для такого лоботряса, как ты. Наиграешься и бросишь и так не избалованную судьбой девчонку. Она не игрушка.

Я опустил глаза. Папа явно не шутит. И видит больше, чем я хотел бы показать. Если в нашем доме случится что-то из ряда вон выходящее, он действительно будет вынужден нас развести по углам.

Только не знаю, как я выдержу её присутствие.

У меня башню рвёт, когда она просто на виду в школе, а тут ещё и жить в одном доме, знать, что она за стеной. Рядом. Спит или раздевается… чтобы лечь в постель.

Я не знаю, к чему это может привести всех нас.

Моргнул, прогоняя непрошеный морок, и посмотрел на отца.

— На такие условия ты согласен? — спросил он.

Глава 9

Роман

— Я согласен, — ответил я. — Всё будет нормально, пап. Ты поможешь?

— Помогу, ради тебя, — кивнул отец.

— Спасибо, пап, — поднялся я со своего места. — Спасибо.

— На занятия возвращайся, Ром.

— Угу.

— Ром, — позвал он меня, когда я уже взялся за ручку двери.

Я обернулся и встретился с отцом глазами.

— Зря ты прячешь лучшее, что в тебе есть.

— Что? — спросил я.

— Любовь, Рома, любовь.

— Я не знаю, что это такое, — пожал я плечами.

— Ну-ну, — хмыкнул отец. — Но я за вами наблюдаю — помните.

— Пока, пап.

Я вернулся в гимназию и еле досидел уроки. Я бы не вернулся и сразу от отца поехал бы к Кате, но я не знаю её адреса. Придётся ждать окончания занятий и идти за адресом к Алле, объяснить ей всю ситуацию.

— Так она что… будет с вами жить? — спросил Архип, когда мы негромко переговаривались на одной из перемен. Новость о беде, случившейся с Романовой, уже успела облететь гимназию.

— Ну а где ещё? — пожал я плечами. — Не в гараже же её держать. Конечно с нами.

— Да уж, повезло тебе, — хмыкнул он.

— А я-то что… — фыркнул я. — Идея отца, не моя же… Придётся эту сиротку терпеть почти целый год. День рождения у неё аж в мае. Придётся смириться. Какой он сердобольный у меня, не знал даже — решил приютить бедную девочку!

— Нет, ну вообще-то, это круто, — сказал Архип. — Нечего ей торчать в детском доме. Всё же наша одноклассница, если есть возможность ей помочь — надо это делать. Хорошая идея. Если она точно отцу принадлежала…

Архип уставился на меня. Я поджал губы. Неужели всё так видно и я похож на ребёнка, который разрисовал стены маркером, но признаваться в этом отказывается, хотя взрослым очевидно, что кроме него это сделать было больше некому? Всё равно не признаюсь.

— Его, конечно, — ответил я лениво. — Мне заучки и тут хватает. Я бы не позвал её жить с нами.

— Ну понятно, — хмыкнул он.

— Это ещё и не всё, — вздохнул я. — Папа просил от лица всего класса организовать помощь Кате. Сегодня поеду к ней после уроков.

— Даже так, — поднял брови вверх Архип. — Твой отец — отличный мужик! Мы с моим тоже поучаствуем, я думаю. Часть расходов возьмём на себя.

— Думаешь, твой тоже захочет поучаствовать?

— Да. Мне она, в общем-то, нравится, — пожал плечами Архип и поймал мой ставший острым взгляд. — Не ревнуй, придурок.

— Я и не ревную!

— А я вижу, — сказал Архип. — Слушай, ну мне можешь не врать, ну. Я прекрасно понял, что вы там с Поповым на линейке не метр бетона не поделили, а Катю.

Я нахмурился. Не знал, что говорить. Архип знает меня давно, и врать ему действительно глупо. Но и признать открыто, что Катя мне нравится, я почему-то никак не мог.

— Катя мне нравится не как девчонка, а как друг, — договорил Архип. — Она симпатичная, но не в моём вкусе. Веселая, светлая. Как солнечный зайчик. Только когда мы снова увидим её такой — неизвестно. Бабушку она очень любила, оно и понятно. Так что не бычь на меня, понял? Я на твою Романову совершенно не претендую. Ей даже с фамилией вон как повезло — сразу ясно, чья девчонка!

И тут он заржал.

Ну да — Романова. А — Роман. Интересный вышел каламбур.

— Не скалься, — рыкнул я.

— Да боже мой, — закатил глаза друг. — Только ты бы тактику сменил, дружище. Троллингом девчонки не добиться, ты и так её от себя уже оттолкнул. Завязывай.

— Не собирался я её добиваться! — рыкнул я ещё громче.

Архип посмотрел на меня как на глупого пятилетнего ребёнка.

— Ладно, как скажешь. Но потом не удивляйся, что она выберет Попова.

Я же плотнее сжал зубы.

Я ей выберу.

* * *

— Алла Дмитриевна, — заглянул я в класс, когда все уже разъехались по домам. — Можно?

— Да, конечно, проходите, Роман, — махнула она рукой мне, чтобы я заходил, и отложила в сторону тетради, которые проверяла. — Что случилось?

— Я по поводу Романовой, — сказал я, когда остановился у её стола. — Мне нужен адрес. Я от лица всего класса и по поручению отца хочу её навестить и предложить помощь.

— О, — отозвалась учительница. — Очень здорово, что вы с ребятами не остались равнодушными. Только вы уверены, что вам стоит ехать к Кате? Может, лучше Архип поедет?

Она намекает на то, что Романова не захочет меня видеть? Может быть.

— Поеду я, — твёрдо ответил я. — Мой ведь отец это поручил мне, а не отец Архипа.

— Ну да, да, — согласилась она. — Верно…

— К тому же папа намерен взять опеку над Катей.

— Что? — удивилась Алла.

— Взять опеку над Катей. Или как там… попечительство.

— Твой отец на это согласился?

— Это была его идея, — словно равнодушно пожал я плечами. — Я рассказал ему, что случилось, попросил помочь однокласснице, и мы приняли решение её забрать к нам. Ну, это вам отец по телефону сам расскажет.

Алла Дмитриевна сидела с ошарашенным лицом. То ли она не ожидала такого быстрого решения ситуации с Катей, то ли не ожидала этого именно от нашей семьи.

— Так адрес дадите мне?

— А… Да, — очнулась она. — Записывай.

Спустя минуту адрес рыжей был у меня в руках. Ещё спустя пару минут я назвал его водителю. Пока мы ехали в отдаленный район с небольшими квартирами, я всё думал о том, что мне очень хочется, чтобы Катя ко мне всё же вышла сейчас. Как бы я ни прятал чувства перед другими и ни держал лицо, на самом деле переживал о её состоянии. Мне хотелось её прижать к себе и хоть немного успокоить, сказать, что она не одна. Только как это восприняла бы Катя после всего, что было…

Очень волновался, когда кнопка звонка была уже нажата, а за её дверью послышались шаги…

Дверь распахнулась, и передо мной предстала женщина лет пятидесяти. Грустная, с чёрной повязкой на голове. Наверное, соседка какая-то.

— Здравствуйте! — сказал я. — Можно с Катей поговорить?

— И чего вы сюда таскаетесь? — вздохнула она. — Горе у Катюши, бабушка у неё померла. В детский дом теперь отдадут её. Не до вас ей сейчас! Потом приходите.

Она попыталась закрыть дверь перед моим носом, но я успел всунуть между косяком и дверью свой кроссовок.

— Подождите, — удержал я дверь и рукой. — Я всё это уже знаю. Мы хотели от класса помощь предложить. Мы знаем, что Кате не по силам похоронить бабушку достойно, и мы можем помочь.

Женщина перестала пытаться закрыть дверь и уставилась на меня.

— Ну, ежели так, так попробуй поговори, — сказала она, пропуская меня в тесный коридор. — Только не уверена, что она сможет — Катенька под сильными успокоительными. Пришлось врача вызывать, ну так уж рыдала девка, такие ужасы кричала, что жизнь не нужна и прочее, что мы уж не знали, что и делать.

Я нервно сглотнул. Эти слова будто по сердцу лезвием прошлись. Оно болезненно сжалось.

Бедная. Как тяжело ей сейчас!

Рыжее Солнце.

Моя Катёнок.

Как бы я хотел облегчить твою ношу. Я бы разделил эту боль с тобой. Только ты меня к себе не подпустишь…

— Я попробую всё равно, — настоял я. — Есть важная информация для неё. Если Катя откажется слушать, я передам через вас. Вы соседка?

— Да, дружили мы с Полиной Ефимовной. И Катюня мне как внучка… Жаль, забрать ее я не смогу — места у нас нет, да и я старая уже для этого.

— Бабушка в морге сейчас?

— Естественно. Волчьи времена… Денег нет на нормальную могилу. Сказали, закопают под номером в чью-то брошенную…

— Мне нужна будет информация о ней. Я передам отцу, он у меня депутат и в мэры баллотируется. Он поможет.

— Тогда дай бог вам с папой здоровьечка! — окинула она меня более любопытным взглядом. — Не каждый готов откликнуться в такой ситуации.

— А ещё кто приходил? Сегодня? — не удержался и спросил я.

— Дмитрием представился он, — ответила соседка. — Да, сегодня.

Я стиснул зубы плотнее.

Попов.

Долбаный грифон.

Я тебе ноги между собой сошью, чтобы ходить больше никуда не мог!

— Только Катя общаться с ним не захотела. Так что… Не знаю, станет ли она говорить с тобой, соколик…

— Так ему и надо! Питон вонючий. Приполз он…

— Что ты там бормочешь? — обернулась в недоумении женщина.

Я вслух это ляпнул?

Видимо, да.

— Куда идти, спрашиваю.

Я уже снял кроссовки, рюкзак и куртку, оставшись в джинсах и белой футболке.

— А… Идемте, — кивнула женщина и пошла вперёд по квартире.

Здесь стояла такая тишина, что мне стало не по себе. Телевизор не работал, все отражающие поверхности занавешены простынями, в углу иконы и свечи.

Резко пахло лекарствами, корвалолом больше всего.

Свалилось же на тебя, заучка моя…

Женщина остановилась у дальней двери и постучала. Никто не отозвался. Она пожала плечами — мол, что я говорила? А потом толкнула дверь и заглянула внутрь комнаты.

— Катенька, девочка… Тут к тебе из школы пришли. Надо поговорить насчёт похорон. Помощь предлагают. Можно твой одноклассник зайдёт?

Видимо, Катя кивнула. Соседка отошла в сторону, пропуская меня.

— Поговорите, — сказала она, прикрывая за собой дверь. — Я, если что, здесь.

Картина, представшая передо мной, когда я оказался в комнате, меня поразила. Я не зря называл её котёнок — Катя полулежала в кресле, подобрав под себя ноги. Словно маленькая печальная кошечка. Почти ещё котёнок, оставшийся на морозе.

Она повернула голову на шум моих шагов, и её глаза, которые до этого ничего не выражали и были словно пустыми и равнодушными ко всему вокруг, расширились.

— Рома? — Голос её звучал слабо, но удивление я отчетливо уловил.

— Привет, я…

— Пришёл добить меня?

Она вдруг села ровно и уставилась на меня прямо и с вызовом. От такой фразы я даже растерялся.

— Нет, я…

— Не надо, Ром, — покачала она головой, и её огромные голубые глаза наполнились слезами. Ресницы уже мокрые — она плакала и до этого. — Не надо больнее. Ещё… Ты пришёл в очередной раз посмеяться надо мной? Не стоит. Жизнь уже сделала это за тебя. Ты хотел, чтобы я не могла учиться в гимназии и не раздражала тебя? Больше я не буду там учиться. Просто не смогу. Мой детский дом будет находиться слишком далеко от гимназии. Можешь теперь пойти и от души посмеяться над судьбой неудачливой сиротки! Теперь это слово подходит мне по праву и в полной мере.

Я поджал губы и опустил голову. Мне было дико стыдно перед ней. Какой же я был подонок, если она такого мнения обо мне — что я могу смеяться над ней в такой момент и танцевать на руинах её жизни?

— Кать, я не за этим пришёл.

Я всё же взял себя в руки и не стал акцентировать внимание на тех неприятных словах, что она бросила в мой адрес. Не такие уж и несправедливые они были… Я прошёл по комнате и сел напротив неё на застеленную кровать, которая жалобно скрипнула подо мной. Да уж, обстановка у них тут более чем скромная… Эта кровать точно ещё времён СССР, её давно следовало бы выкинуть.

— А зачем?

— Я пришёл от лица класса и по поручению моего отца, — посмотрел я прямо в ее лицо. Мне бы хотелось, чтобы Катя понимала, что я пришёл не как враг. — Мы хотим помочь с… Во всём. Мой отец передавал тебе соболезнования. Архип тоже. Кстати, его отец тоже хочет поучаствовать в организации проводов твоей бабушки. Мы проводим её достойно.

Катя закрыла лицо ладонями и заплакала. Даже не так — завыла. Сложилась пополам и выла, словно раненый волчонок. Моё сердце просто разрывалось в клочья от вида этой картины. Я перестал отдавать себе отчёт в том, что делаю. Мне хотелось пожалеть её, хоть немного облегчить боль…

Я сел на ковре возле неё. Прижал Котёнка к себе и стал баюкать, шепча всё, что шло мне в голову.

— Ты сильная. Ты справишься… Всё проходит, и это пройдёт. Мы не дадим проводить твоего близкого человека недостойно. Мы сделаем всё честь по чести. В детский дом ты не попадёшь, не бойся, Котёнок. Мой отец тебя заберёт под опеку. Ты не одна, Кать… Ты не одна.

Я прижимал к себе её хрупкое, дрожащее от рыданий тело — боже, какая же она тоненькая! Гладил её по спине и рыжим волосам. Она, кажется, совсем плохо соображала, раз не отпихнула меня сразу. Но последние мои слова заставили её встрепенуться. Катя подняла голову и вгляделась в мои глаза.

— Ром… Что ты сказал?

Я стёр большим пальцем новую слезу, сбежавшую по её бледной щеке. А потом повторил:

— Ты не одна.

До Кати будто только начал доходить смысл моих слов и вообще происходящее. Её взгляд и выражение лица изменились. Она смотрела так, словно её обнимал крокодил. Руки её напряглись, и она оттолкнула меня. Настаивать я, конечно, не стал и отстранился.

Катя встала с кресла и отошла от меня ещё дальше.

— Не прикасайся ко мне, — почти шептала она, обняв себя руками и будто бы закрываясь от меня. — Не трогай меня, ты слышишь? Не смей.

Я на миг прикрыл глаза и плотно сжал губы. Это слишком больно.

Мои касания ей неприятны. Моя поддержка ей не нужна. Наверное, я последний, от кого она её приняла бы.

Но чего я ждал от неё после всего? Надеялся, что она хотя бы обнимет меня в ответ? Очень наивно.

Распустил свои лапы, нашёл время, идиот. Понимал её — я сам во всём виноват. Только легче мне не стало от этого. Мой душевный порыв просто не приняли. Отвергли. Но сейчас не время думать о себе.

— Кать, я… Я не трогаю, — поднял я вверх руки, будто решил сдаться. — Видишь?

— И не приближайся ко мне. Ты понял?

— …да, — ответил я.

Кажется, жизнь с ней, такой далёкой и недоступной, под одной крышей будет для меня ещё тяжелее, чем я мог себе представить… Раз уж я заварил эту кашу, то отступать не намерен. Мы оба выдержим эту пытку близостью ради будущего Кати. У неё оно и так очень зыбкое…

— Что ты сказал про детский дом? — посмотрела она на меня, немного успокоившись. Она поняла, что приближаться и нарушать её зону комфорта я больше не собираюсь.

— Ты туда не поедешь, — терпеливо повторил я. — Я рассказал отцу твою ситуацию. Он готов взять все расходы на себя, а также готов взять над тобой попечительство до твоего совершеннолетия.

— Так и сказал?

— Кать, ну хватит смотреть на меня как на врага, — сделал я шаг ближе. Катя отступила к стене. Чёрт возьми, да меня это живьём раздирает. Как же я ей противен… Я не знаю, как с этим жить. — Я реально помочь хотел, и только. Почему ты мне не веришь, шарахаешься как от прокаженного?

— Ты правда не понимаешь, Ром? — задала она вопрос, который показался мне вполне логичным.

— Я бывал идиотом — это правда, — признал я, когда вновь нашёл в себе силы поднять голову и взглянуть на Катю, которая, казалось бы, резко повзрослела всего за одну ночь. — Но сейчас, в такой ситуации — давай закопаем топор войны. Я с миром пришёл. Ну, честно… Хочешь, позвоним отцу?

— Хочу, — кивнула она.

Я разблокировал меню телефона и нажал вызов на контакте отца. Через несколько гудков трубку сняли.

— Да, — услышал я его голос.

— Пап, тут Катя рядом со мной, — заговорил я. — Она хочет от тебя услышать, что ты её решил взять под попечительство. Ты на громкой связи, па.

Я вытянулся в струну, ожидая ответа. Я боялся, что отец проболтается сейчас о том, что идея была моя. Не хочу, чтобы она это знала. Теперь особенно не хочу.

— Да, — проявил он мудрость и не стал комментировать по поводу того, чьё же было решение на самом деле. — Катя, я выслушал Романа, и мы пришли к решению взять тебя под нашу опеку. Нашей семьи.

— А так можно? — спросила она.

— Можно, только тебе нужно будет дать согласие… Оформить кое-какие бумаги. И ты будешь жить в нашем доме, естественно. До исполнения тебе восемнадцати лет за тебя ответственность нести придётся мне. Гимназию ты закончишь. Станете вместе с Романом ездить на занятия. Не волнуйся, всё будет хорошо. Ты согласна, Катя?

Девушка молчала, растерянно глядя на телефон. Потом перевела испуганный взгляд на меня, ещё больше раня им.

Идея жить вместе её совсем не воодушевила. Впрочем, как и меня…

— Если нет — тебе придётся жить в детском доме, — продолжил отец, потому что она так и не ответила ничего. — Выбор за тобой, конечно…

— Я не хочу в детский дом, — пискнула она и снова стала плакать, сцепляя между собой тонкие белые пальцы до дрожи. — Я согласна!

— Хорошо, — ответил папа. — Значит, я начинаю процедуру оформления. У меня есть необходимые знакомства — всё сделают максимально быстро. Сейчас собирайте вещи, Рома с водителем на машине. Он отвезёт тебя к нам. Там моя жена встретит вас.

— К вам? — растерянно спросила она.

— Ну а как, Кать? Ты не можешь оставаться в этой квартире одна.

— Я хотела ещё немного побыть среди вещей бабушки, пока меня не…

— Мы же договорились, что в детский дом ты не попадёшь. Ты будешь жить у нас, а оставаться одна без взрослых не можешь. Врачи сообщили в органы опеки Как бы они уже не ехали к вам.

И тут, словно в страшном фильме в самый острый момент, раздался звонок двери.

— Ой… — осела в кресло Катя, округлив глаза от страха. — Это они.

— Так, ладно, — сказал отец. — Разбирайтесь, кто там, собирайте вещи. Если что-то важное — звоните тогда. У меня нет времени с вами нянькаться, молодёжь. Всё, пока.

Отец повесил трубку, а в комнату заглянула соседка.

— Катя, там из опеки…

В комнату вошла высокая худая женщина в строгом костюме. Она оглядела нас внимательным взглядом. Катя вжалась в кресло, я инстинктивно перегородил собой дорогу к ней и нахмурился, сузив глаза. Фиг я её отдам. Пусть хоть дерётся со мной!

— Ром… — услышал я мольбу.

— Не бойся, — прошелестел я в ответ.

— Здравствуйте, — произнесла она, с опаской оглядывая меня. — Мне нужна Екатерина Александровна Романова.

— Это я… — пискнула она из-за моей спины.

— Нам в органы опеки поступила информация о смерти вашей бабушки, — сказала женщина. — Соболезную. Вот мои документы.

Я вгляделся в корочку и понял, что документы настоящие. Она не обманывает и действительно явилась от лица органов опеки. Да и кому ещё бы пришлось идти сюда и искать Катю?

— Вам придётся поехать со мной. Собирайте вещи, Екатерина. Не забудьте документы, мобильный, зарядку, сменные вещи… Перекройте воду и газ — вы очень нескоро сюда сможете вернуться жить.

— Куда вы её хотите везти? — спросил я, так и продолжая стоять как стражник у кресла, закрывая собой Катю.

— В приют. Оттуда уже она будет определена в детский дом.

— Она туда не поедет, — заявил я.

— Молодой человек, — вздохнула она. — Я понимаю, что вы переживаете за вашу девушку, но она несовершеннолетняя, как и вы, очевидно. Вы не имеете права принимать подобные решения и вмешиваться в действия органов опеки, потому что теперь — к большому сожалению! — за Романову Екатерину отвечаем мы, а не вы. Поэтому прошу вас обоих без истерик — собирайте вещи и не заставляйте меня вызывать подмогу. Здесь одна Катерина не останется точно. Как и вы, юноша.

— Я не об этом, — ответил я. — У Кати есть попечитель.

— Как это? — не поняла женщина. — У нас нет такой информации. Никто не подавал заявление на оформление попечительства над Романовой!

— Дело в том, что это сегодня решилось, — пояснил я. — Мой отец хочет взять попечительство на себя. Ведь только вчера случилось это печальное событие. Когда бы мы успели подать заявку?

— Логично, — кивнула она. — Но без соответствующих документов девочка всё равно с вами не поедет. Оформляйте документы, Катя будет ждать вас в приюте.

— Она туда не поедет, — снова повторил я.

— Молодой человек, я же просила без истерик!

— Мой отец её заберёт!

— Без документов это невозможно.

— Он депутат, — сказал я. — В мэры баллотируется. Питерский Пётр. Вы должны его знать.

Женщина стушевалась. Но мигом взяла себя в руки.

— Конечно, Петра Сергеевича кто же в нашем регионе не знает? Но сказать можно что угодно, не находите? Я не отпущу с вами Катю. Если только за ней не приедет сам Пётр Сергеевич.

Я разблокировал телефон и снова набрал номер отца. После длинных гудков он снял трубку. Включил громкую связь.

— Ну что опять, Рома? У меня звонок от министра!

— Па, ты на громкой связи, — ответил я. — Пришли из органов опеки. Сказали, что они заберут сейчас Катю в приют. Ты можешь подъехать?

— Гхм, — недовольно проворчал он. Как бы не передумал, столько сложностей с этим… — Сейчас буду. Ждите.

Он завершил диалог, и я посмотрел на женщину. По её глазам было очевидно, что она не вполне верит этому звонку. Ну что же, когда увидит отца сама — поверит.

— Отец скоро будет, — сказал я ей. — Подождите пока на кухне.

Сотрудница органов опеки хмыкнула и вышла из комнаты.

На какое-то время в комнате повисла полная тишина. Потом я услышал тихий всхлип и обернулся. Катя снова сжалась в ком и принялась плакать. Она бы точно не справилась с этим всем одна. Девчонки…

— Кать, ну успокойся, слышишь? — негромко позвал я.

— Они заберут меня в приют, ты же слышал…

— Не заберут. Мой отец все порешает. Давай лучше вещи собирать. Он нас не будет ждать, и поедешь с одними носками в кармане.

Моя шутка её совсем не развеселила. Она растерянно шмыгала носом и смотрела в свои колени.

— Кать, где у тебя чемодан?

Она подняла на меня голову. Видимо, представила, как я прикасаюсь к её вещам, и ей стало это неприятно.

— Я сама всё соберу, — сказала она, вставая на ноги и утирая слёзы с щек. — А ты тоже подожди пока в зале.

— Хорошо, — кивнул я и вышел.

Катя

Соображать было очень трудно. Не все слова окружающих до меня доходили, особенно пока успокоительное действовало сильно. Но сейчас мне необходимо взять себя в руки и сделать то, о чем просят — собрать вещи. Я не останусь тут в любом случае, как сказала инспектор, и уж лучше поехать в дом Питерских, чем в приют.

Действовать машинально оказалось немного проще, чем просто сидеть и страдать.

Я вынула из шкафа небольшую сумку и собрала туда необходимые вещи — их было не так уж много. Наверное, у Ромы их больше, чем у меня…

Сменное бельё, пара свитеров, школьная форма и учебники. Вот, в общем-то, и всё моё богатство. Ещё я решила забрать свой плед и красивую вязаную накидку на кровать — её мне вязала бабушка. Её пряжу и спицы я тоже забрала — бабушка научила вязать и меня, и это может меня отвлечь и успокоить.

Когда вещи были собраны, я услышала голоса в гостиной.

Пётр Сергеевич действительно приехал, и инспектор его узнала — стала предельно вежливой и учтивой. Они договорились, что документы будут поданы в скором времени, а пока Питерский-старший берёт на себя ответственность за меня. Женщина не сразу сдалась, но спорить с кандидатом в мэры не решилась и уступила.

— Только я буду ездить и проверять вас, — заявила она. — И пока документы не оформлены — чаще.

— Не переживайте, Анна Игоревна, — говорил ей отец Ромы. — Всё сделают быстро. Я уже отдал распоряжение заняться этим вопросом вплотную. И с вашим начальством я тоже поговорю обязательно. Вам за это никто ничего не сделает, обещаю.

— Что ж… Тогда я поеду домой. И… жду вашего разговора с начальницей.

— Конечно-конечно, — ответил Пётр Сергеевич. — Завтра с утра сразу и поеду.

— Хорошо. Не забывайте, что пока официально ответственность за девочку всё же несут органы опеки. Не подставляйте нас, ведь мы пошли вам на уступки.

— Помним, не беспокойтесь. А теперь позвольте мне забрать детей. Они и так уже напереживались. Им надо поесть и отдыхать.

— Тогда я вас оставляю. Всего доброго. Будьте на связи, если что…

— До свидания.

Спустя еще минуту дверь моей комнаты открылась и на её пороге появился Роман.

— Где твой чемодан? Поехали.

Глава 10

Роман

Катя ещё раз оглядела свою комнату и медленно отдала мне чемодан.

— Ты его понесёшь? — удивилась она.

— А кто? Ты? Хочешь — тащи.

— Ну… Ладно. Неси.

Ну да, в былые времена я бы не стал помогать ей нести чемодан, а посмотрел бы, как его тащит и пыхтит сама Катя, но сейчас не самое лучшее для этого время…

Мы прошли по залу в коридор, и Катя остановилась. Она встала напротив фотографии с чёрной лентой. Все застыли на месте, стараясь не мешать ей в этот момент. Катя провела пальцем по лицу на фото и почти прошептала:

— Я ещё сюда вернусь. Обязательно. Полью твою герань, бабуль… Она так воняет, но ты её любила… А впрочем…

Девушка сняла фотографию в рамке со стола и уложила её в свой рюкзак. Потом растерянно подняла полные слёз глаза на нас, не зная, что дальше делать. Что ж, фото бабушки она взяла с собой — я и сам так же бы сделал, наверное.

— Едем, Кать? — спросил папа её, видя, что она совсем потерялась.

— Таблетки, — сказала соседка, всовывая в руки отцу пакетик с лекарствами. — Она про них не вспомнила… Оно и понятно. Еду я выбросила, чтоб не завонялось. Воду и газ перекрыла.

— Спасибо большое, — ответил отец. — Ну что же, поехали уже домой, ребята.

Он вышел первым, а мы следом.

Всю дорогу Катя смотрела в свои колени и боязливо озиралась то на меня, то на отца, будто мы ей что плохое бы сделали. Лично мне единственное, чего реально бы хотелось, — прижать её, убаюкать рыжего Котёнка у себя на плече, но я рискую получить от неё по роже снова, а от отца — нагоняй невиданных размеров…

Поэтому просто молчал и хмуро пялился на неё, а она тут же прятала глаза.

Непривычно так. Катя ехала с нами, в одной машине. В машине отца. А та, на которой я приехал, ехала с водителем позади.

Когда мы оказались на территории дома, Катя подняла глаза и стала оглядываться. Она ничего не говорила, но по её лицу было заметно, что наш двухэтажный коттедж она явно оценила, если можно это сделать вообще в её состоянии. Но в целом она так и оставалась вялой и разбитой горем.

Мы вошли в дом, и к нам навстречу вышла Наташа.

— Мальчики вернулись! Так поздно, что ужин…

Она осеклась, увидев, как мы вносим чемодан, а следом заходит испуганная Катя.

— Успел остыть… Здравствуйте, — машинально поздоровалась с ней Наташа, с интересом разглядывая девушку, которая, судя по выражению лица, словно мечтала стать невидимкой.

— Здравствуйте, — вяло отозвалась Романова.

— Э-э… Это моя жена Наташа, — сказал отец Кате. — Наташа, это Катя, одноклассница Ромы. Ром, пойди выбери спальню для Кати. Отнеси чемодан и расскажи, что тут к чему… Мы пока с Наташей поговорим.

Видимо, отец решил объяснить своей будущей жене появление здесь Кати, но не хотел при ней повторять про смерть бабушки, потому отправил нас наверх. К тому же Рыжей в самом деле надо отдыхать.

Я пошёл к лестнице, и Катя покорно шла следом. Она оглядывалась по сторонам так, словно на неё могли напасть из-за угла… Ей здесь некомфортно, дом кажется слишком большим и чужим. Но это временно. Скоро она привыкнет к дому, смирится с утратой и снова начнёт улыбаться. Всему своё время.

— Тебе всё равно, куда будут выходить окна? — спросил я, остановившись возле одной из гостевых спален.

— Всё равно, — сухо ответила она.

Я вздохнул. Можно было бы и не спрашивать. Толкнул дверь спальни и вошёл первым. Включил свет и поставил возле гардероба чемодан.

— Ну вот, — развёл я руками. — Такая устроит комната?

— Чудесная, — попыталась она быть вежливой и вяло улыбнулась. Или, возможно, сейчас все её эмоции просто искажены призмой горя.

— Хорошо. Санузел почти напротив. Там нарисованы картинки — душ и унитаз. Не запутаешься. Постельное Наташа принесёт свежее. Вроде бы всё сказал…

Я почесал затылок. Мне и самому её присутствие пока сложно выносить. Я не знаю, о чём с ней говорить вообще и в этой конкретной ситуации. А ещё я ощущаю её горе. Так, словно оно реально моё…

— Спасибо тебе и, главное, твоему папе, — обняла она себя руками, будто ей было холодно. Это страх. В комнате тепло. — Если бы не он, я бы…

Я не справился с собой и подошёл к ней. Взял её лицо в свои ладони и посмотрел в глаза сверху вниз. Всё-таки мелкая она до ужаса! Это так мило, чёрт возьми…

— Не думай об этом, — сказал я ей. — Всё позади. Никуда тебя не отправят. Всё будет хорошо. Веришь?

Она не отвечала. Не верит, конечно. Не доверяет и не будет ещё долго. Особенно мне. Что неудивительно совершенно… Но оттого не менее неприятно.

— Ром… — она мягко убрала мои руки от себя и отошла на шаг назад, сжавшись в стену спиной в попытках убежать от меня. — Не надо.

Она говорила о касаниях.

— Извини, я только поддержать хотел.

Снова в комнате повисло неловкое молчание.

— Можно я останусь одна? Пожалуйста, — попросила она.

— Конечно, — кивнул я, с большим трудом застав свои ноги уйти из теперь уже её комнаты. На пороге обернулся и взглянул на неё ещё раз. — Если что понадобится — стучи. Моя комната через стенку.

Я вышел и закрыл за собой дверь.

Моя комната через стенку…

Только сейчас заметил, что, не задумываясь над этим, поселил её рядом с собой…

Катя

Оказалась в комнате одна, и мне стало ещё более неуютно. Присутствие Ромы почему-то дарило ощущение защиты. Так странно… Он ведь враг. Или нет? Но он помогает мне сейчас. Пусть решение взять меня под опеку принадлежит не ему лично, а его отцу, и всё же… Он мог сказать, что против, и Пётр Сергеевич не стал бы настаивать. Но почему Роман решил мне помочь? Не понимаю…

Может быть, так потому, что Рома — единственный, кого я тут хотя бы знала… Пусть и не с самой лучшей стороны.

Всё смешалось в моём сознании. Вряд ли я сейчас способна что-либо анализировать трезво.

Я огляделась с опаской. Нет, комната очень хорошая: уютная, светлая, чистая. Мебель и декор дорогие, словно я в отеле категории «пять звёзд». Я никогда раньше не была в таких шикарных домах… А теперь он — моё пристанище на полгода. Когда мне исполнится восемнадцать, я покину этот дом — неловко смущать его истинных хозяев и злоупотреблять их гостеприимством и добротой. Тем более что мне есть где жить — наша с бабушкой квартира.

Наша с бабушкой… Да нет, теперь нет бабушки, я одна.

Достала из сумки портрет и снова не сдержала слёз.

Как это тяжело, просто невыносимо — остаться одной, никому не нужной, без защиты. В школе меня никто не любит, только бабушка и была моим спасением, а теперь мне даже не к кому пойти, чтобы обнять и забыться.

Я легла на кровать и свернулась калачиком. Прижала к себе рамку с фотографией и смотрела в стену.

Я не знаю, как дальше жить. Я не знаю, как быть одной. Я не знаю, что будет дальше. Я не смогу больше поделиться с ней радостью от успешно сданных экзаменов. Бабушка никогда не узнает, поступила ли я в тот вуз, о котором мы с ней мечтали.

Или узнает?

Говорят, там, где нас нет, они видят нас сверху и знают, как протекает наша грешная жизнь. Не знаю, насколько это правда, но мне хочется верить, что она не ушла куда-то совсем, а рядом, видит и слышит меня, только я её не вижу.

Я привыкну. Как привыкла к потере мамы и папы…

Время лечит?

Да как бы не так.

Такое — не лечит. Но боль притупляется, она лишь возникает вспышками в сознании, когда я вспоминаю о дорогих мне людях, которые безвозвратно ушли.

* * *

Услышала лёгкий стук в дверь и распахнула глаза. Оказывается, я уснула с фото, прижатым к груди. Потрясла головой, чтобы сбросить тяжелый сон и понять, кто же пришёл.

— Извини, можно? — заглянула в дверной проём женщина, которую Пётр назвал Наташей. Кажется, он сказал, что Наташа — его жена, но я помню не очень чётко…

Женщина же зашла в комнату, неся небольшой поднос в руках. Она поставила его на тумбочку возле кровати, на которой я сидела словно неподвижная статуя.

— Я принесла тебе молока, — сказала она мне. — Ничего, если на «ты»?

— Ничего, — отозвалась я. Голос звучал сухо и слабо. — Спасибо.

Пить не буду, но, чтобы не обижать жену Петра, не сказала об этом.

— Ко мне тоже можно на «ты» обращаться.

Я с трудом сфокусировала на ней взгляд.

— Хорошо.

— Ты как, Катюш? — участливо спросила она.

Меня перекосило помимо воли.

Ненавижу такие вопросы.

Ненавижу показывать слабость и слёзы.

Ненавижу жалость.

Именно поэтому я не поеду завтра в школу.

Мне для начала стоит прийти в себя, иначе я не смогу держать себя в руках под сочувствующими взглядами одноклассников…

— Можно мне побыть одной? — спросила я, опустив глаза. — Извините…

— Да, конечно, — отозвалась Наташа. — Мы просто переживаем все за тебя.

— Не стоит, — сухо ответила я. — В окно не выпрыгну, не бойтесь.

— Да мы не… — смутилась мачеха Романа. — Не говори такие ужасы, девочка.

— Так я же сказала, что не буду ничего делать сверхординарного.

— Ты держись, Кать, — ответила она спустя минуту. — Мы все кого-то теряли в этой жизни. Это неизбежная её сторона. Думай о том, что здесь ты в безопасности. Ты сможешь доучиться. Я горжусь, что Петя принял решение тебе помочь — это очень по-мужски. Всё будет хорошо, только надо… переболеть. Ты таблетки выпей, ладно? А то совсем станет плохо…

— Выпью.

— Сейчас выпей, Кать, — настояла она и поднесла мне стакан воды, которую налила из бутылки, что принесла с собой… — Потом забудешь.

Я повернула голову к подносу и увидела рядом со стаканом молока таблетку на блюдечке.

— Ну-ка, давай.

Я положила пилюлю на язык и покорно запила её водой из стакана, который мне дала Наташа. Она права — без успокоительных меня совсем порвёт от горя.

— А теперь ложись и отдыхай. Хочешь, в душ сходи. В шкафу есть халат, полотенца. Вот тапочки стоят. Иди освежись. И спать.

Душ? Как-то и не вспомнила о нём даже. Так плевать на все обыденности жизни…

Но спорить сил не было.

— Ладно, схожу.

Роман

Пол вечера просидел в своей комнате.

На тренировку не пошёл, к чёрту сегодня всё. Не могу ни о чем думать кроме того, как там она…

Прислушивался, что делает она. Я сам поймал себя в ловушку, поселив Катю рядом с собой. Мог выбрать любую другую комнату, но определил её в соседнюю со своей.

Пытался угадать, что конкретно она делает именно сейчас.

Но толком слышно ничего не было кроме её тихого плача. Негромкие всхлипы рвали душу в клочья, хотелось пойти, успокоить, сказать какой-то ласковый бред, но она точно не оценила бы, я знаю. Выгнала бы меня из комнаты мокрыми тряпками… Возможно, надела бы на голову мусорное ведро.

Заслуженно.

Вздохнул и перевернулся на спину. Смотрел в потолок, раскинув руки в стороны звездой.

Отравила меня эта зараза рыжая… Хуже любой страшной болячки — Рыжая не лечится и не удаляется из мозга.

Откуда вообще это во мне взялось?

Вспомнились слова отца: когда влюбишься сам, тогда поймёшь и меня. Тогда и поймёшь, какое место в жизни мужчины занимает его женщина.

Я влюбился? А Катя типа моя женщина?

Ну, наверное. Я же мечтаю начистить хрюн Попову за то, что он явно претендует на Катю в роли ЕГО женщины, но я ему не позволю её заполучить. Стручок узлом завяжу и скажу, что так и было. Больше ему девушки не понадобятся вообще, только если для высокоинтеллектуальных бесед, на которые я, как думает Катя, считая меня тупомордым бараном, неспособен. Впрочем, опять же — кто виноват? Я сам.

Молодец, Рома. Ты закапываешь себя всё глубже.

Я думал, что ненавижу её, а на самом деле не знал, куда деться от мыслей о ней и где найти себе место, где не хотелось бы до дрожи прикоснуться к ней…

Это и есть любовь?

Тогда мне она не нравится.

Что ж так душу мне эта любовь мотает?

Всем так больно? Или только тем, кого послали в далекое путешествие на три буквы? На йух. В тёплые, так сказать, страны…

Какой идиот её придумал? Сиди и мучайся теперь, мечтая просто увидеть, дотронуться…

Боже, моя крыша уже так едет только потому, что она за стеной…

Что же будет дальше?

Через эти полгода до её совершеннолетия в доме будет на одного седого дёрганого парня больше…

* * *

Утром привёл себя в порядок и спустился вниз. И первым делом я обычно ищу глазами завтрак, а сегодня — Рыжую…

И не нашёл. Забеспокоился вдруг. Сердечко прямо трепыхалось, чего это с ней, что она даже есть не идёт.

— Катя завтракать не хочет? — спросил я как можно более равнодушно у Наташи, которая раскладывала по тарелкам омлет с беконом.

— Нет, она не хочет ничего, — вдохнула невеста отца. — Пусть спит пока, в школу она не поедет сегодня.

— А, понятно.

— А что?

— Ничего, — пожал я плечами. — Порцию её сожрать хочу.

— Ром, — одёрнула меня Наташа. — Не «сожрать», а «съесть».

— Соблаговолите, многоуважаемая Наталья — как вас по батюшке, забыл, простите, — навалить порцию Екатерины Многострадальной в мою тарелку.

— Ц-ц… В своём репертуаре, — ответила она, накладывая мне омлета больше. — У девчонки горе, а он смеётся.

— Кто смеётся? — вздёрнул я брови вверх. — Ты слышала смех?

— Можно смеяться и без смеха.

— Я не смеялся. Отец уехал?

— Как обычно… С раннего утра уже в офисе.

Взял вилку и решил закончить бесполезный разговор. Наташа замолчала и принялась включать кофеварку.

Заехать, что ли, после уроков в фастфудную? Может, хоть вкусной гадости Катя захочет отведать?

Ну вот — я уже готов таскать ей бургеры.

Что ты сотворила со мной, Рыжая-бесстыжая?

Вспомнил, что забыл телефон на столе в комнате, и чертыхнулся. Придётся подниматься обратно.

Оставил рюкзак в гостиной и взбежал по лестнице вверх. Телефон забрал и снова собирался спуститься вниз, как возле комнаты Кати вдруг остановился. Наташа сказала, что Катя спит, и мне жутко захотелось взглянуть на неё…

Огляделся как воришка по сторонам и осторожно нажал ручку двери.

Не заперто.

Поблагодарил небеса, что двери в нашем доме новые и не скрипят.

Я очутился в полумраке спальни. Прикрыл дверь за собой.

Шторы задёрнуты, опять пахнет корвалолом… Она уснула лишь на рассвете, только тогда возня и всхлипы в её комнате стихли. Я и сам, признаться, не выспался дико, хоть ложись тут рядом на ковре и спи, но надо ехать на учёбу.

Перевёл взгляд на кровать. Котёнок спала, свернувшись в комочек и укрывшись почти до ушей. Один нос торчал и голова с рыжими волосами, что разметались по подушке.

Лицо Кати выглядело спокойным и умиротворённым.

Мне бы на этом остановиться и уйти, поэтому я сделал всё наоборот.

Мягко ступая по паласу, я двинулся к ней. Осторожно присел у кровати и какое-то время разглядывал её веснушки на носу и расслабленные пухлые губы. Отчаянно хотелось провести по ним пальцами, я даже вытянул руку, но вовремя себя одёрнул. Неосознанно и машинально облизнул свои губы, смакуя каждую чёрточку на тонкой коже её губ. Прямо кололо их, как страшно хотелось её поцеловать.

Я прикрыл глаза, чтобы выровнять дыхание и вернуть к нормальному ритму своё сердце, что сейчас бешено колотилось в груди от почти реальных ощущений и картинок, в которых я целую Рыжую, а она мне отвечает…

Заставил меня открыть глаза негромкий звук вибро. Я повернул голову в сторону источника звука и обнаружил телефон Кати на прикроватной тумбочке. Посмотрел на спящую девушку, слегка напрягшись. Если её разбудил звук, то сейчас она спалит меня — ползающего у её кровати дебилоида. Прошла секунда, другая, пока я изучал её лицо, но Катя не отреагировала на короткий звук вибро и спала дальше.

Я же снова уставился на телефон. Экран старенького дешевого китайского смартфона загорелся. Пришло какое-то сообщение, очевидно.

Меня, конечно, с детства учили, что читать чужие письма — плохо. И я прекрасно это помнил, поэтому взял телефон и попытался снять блокировку — должен же я знать, какой козёл ей пишет!

Почему обязательно козёл? Потому что, раз пишет ей и имеет признаки мужика, — значит, козёл. И я ему потом вырву его козлиные копыта. Не дай бог это опять Попов…

Телефон сразу же сдался — никакого пароля на нём установлено не было.

А зря. Могут залезть же.

Я, например.

Но в данном случае это мне только на руку.

Перед глазами появилась какая-то социальная сеть, которую я видел впервые, или даже чат. Нахмурился.

Что это за фигня такая?

«Галактика. Знакомься и общайся!» — прочел я название приложения.

А, так это какие-то знакомства… Просто флудилка-болталка.

Потом перевёл недовольный взгляд на Катю. И с кем же она там знакомится, интересно знать?

Пока ты спишь, Рыжая, я тут целую жизнь успел прожить и пятьдесят раз тебя приревновать.

Ладно, что там у неё…

Диалогов немного, но есть.

Пишет Валера:

«Привет, давай знакомиться! Я…» — Да пошёл ты!

Жаль, что ответить нельзя, как и развернуть полностью сообщение, иначе Катя поймёт, что я тут ковырялся. Но руки так и чесались послать этих ловеласов куда подальше.

А какой у неё тут ник?

А, вот — Рыжая Лисица.

Хм-м… Ну ладно.

Отключил звук вовсе, чтобы её больше не разбудил очередной Валера, мля. Заблокировал телефон и положил его так, как он лежал до этого.

Снова посозерцал спящую Катю. Локон рыжих волос свисал с кровати и так и манил коснуться его. Я не удержался. Протянул руку и сжал пальцами локон. Медленно провёл ими по пряди.

Чистый шёлк.

Чистый кайф.

…Чистый дебилизм с моей стороны сидеть и щупать волосы заучки.

Но сижу и щупаю. И мне нравится!

Разжал пальцы и позволил её волосам ускользнуть и продолжить соблазнительно свисать с подушки.

Почесал затылок. Ладно, пора подниматься с ковра и уходить, а то опоздаю в гимназию.

Осторожно встал и пошёл к выходу. Когда мне осталось лишь нажать ручку двери и открыть её, за спиной раздался звук чихания…

Катя чихнула и, возможно, проснулась.

Мои глаза так сильно и резко расширились, что стало даже больно, а сердце ухнуло в пятки. Оборачиваться я не решался. Может, уснёт обратно?

— Рома? — раздался за спиной её сонный голос.

Ну мля-я-я…

Мистер Дебил пойман на месте преступления.

Я медленно обернулся.

Всё-таки проснулась…

— Ты что тут делаешь?

— Стою.

— Я вижу. А почему ты здесь стоишь?

— Я твой сон, — заявил я, вздёрнув брови.

— Что? — растерялась Рыжая, натянув одеяло ещё сильнее.

— Приснился я тебе. Ладно, пока, я опаздываю на занятия!

Открыл дверь и вышел в коридор.

Что ж, отмазка так себе, но на полдня я от расспросов свободен.

Спустился вниз, захватил рюкзак, надел кое-как джинсовую куртку, обул кроссовки и вышел из дома.

Возле класса алгебры все уже толпились, но я никого словно не замечал и встал в отдалении. Принялся безразлично ковыряться в телефоне, а перед глазами всё стояли картинки — волосы рыжей, дрожащие во сне ресницы, пухлые розовые губы…

— Приветик, — услышал я и ощутил, как на моё плечо кто-то по-хозяйски облокотился и принёс с собой сладкий запах духов.

Я повернул голову вправо. Инга. Улыбалась мне идеально подведённым карандашом ртом. Красиво, но лучше пухлые, розовые и натуральные — как у Рыжей.

— Привет, — сухо отозвался я и осторожно скинул её руку.

— Ром, а в чём дело? — Её улыбка погасла. — Я тебя чем-то обидела?

— Ты? — удивился я. — С чего ты взяла это?

— Сторонишься меня, — пояснила она. — На сообщения не отвечаешь.

— Нет времени, — ответил я первое, что пришло мне в голову. — Слушай, Инга, не напрягай меня, ладно?

— Но я думала, мы…

— Что?

— Мы с тобой…

— Что мы с тобой?

— Больше, чем друзья.

Ну да — больше. Целовались несколько раз и ходили в кафе компанией. Но неужели она решила, что это даёт ей какие-то права на меня?

— Инга, что ты хочешь? — честно спросил я, сложив руки на груди. — Я тебе что-то обещал?

— Н-нет, — захлопала она длинными наращенными ресницами.

— В чём тогда проблемы?

— Ни в чём…

— Ну и всё тогда. Вон там тебя ждут подружки.

— Хам! — фыркнула она, откинула волосы назад и отошла от меня.

Потом обернулась и стала смотреть. Я лишь недовольно покосился на неё и отвернулся. Она что — ждала, что я побегу её успокаивать?

Её место занял поднявшийся на второй этаж Архип.

— Привет, — протянул он мне свою лапу.

— Здарова, — крепко пожал я её в ответ.

— Судя по лицу, спал ты не очень хорошо, — заметил он, встав рядом.

Плечом к плечу, чтобы другие возле меньше хлопали ушами.

— Вообще почти не спал.

— Катю забрали?

— Да. Представляешь, уже вчера за ней пришли органы опеки.

— Да ты что? — округлил свои синие глаза Архип. — И что?

— Хотели забрать мою Рыжую. Я не дал.

— Твою Рыжую? — посмотрел на меня Арх. — Я не ослышался?

— Я сказал «мою»?

— Да, именно так, Рома.

Я опустил глаза в пол и поджал губы.

Вот блин!

Ну что я за дурак! Так глупо спалиться…

— Я просто оговорился.

— Серьёзно? И что же ты пытался сказать вместо слов «моя Рыжая»?

Блин, и что я мог сказать другое? Ладно, хрен с ним. Устал я врать всем подряд…

— Хорошо, я так и хотел сказать, — вздохнул я. — Ну, то есть не так, но… Короче, ты понял. Наверное…

— Да понял, понял, — кивнул он. — Не дурак — давно догадался. Ты, Рома, хреновый конспиратор, у тебя на лбу красной бегущей строкой написано: «Люблю Рыжую. Не подходи чужой — убью!».

— Чё? Правда? — расстроился я.

— Правда. Только она этого, кажется, не замечает.

— Думаешь?

— Ага. Ты её закошмарил, Питер. Она от тебя шарахается и уж точно последнее, что подумает, — что ты испытываешь к ней чувства.

— Ладно, заткнись уже, — отмахнулся я.

Завёл шарманку…

— Ну ок. Давай тогда дальше рассказывай. Твою Рыжую ты органам опеки не отдал?

— Нет.

— Дрался с инспектором из опеки? Или просто выкинул их в окно?

— Очень смешно, — уставился я на него недобро.

— Ну а серьёзно? Как они согласились отдать Катю?

— Отца позвал. Он приехал, договорился, — ответил я, снова остановив взгляд на стене напротив. — Теперь она у нас.

— И как она?

— Плачет всё время.

— Ну да, понятное дело, — из голоса Архипа пропало веселье. — Жалко её… Но что поделаешь? Ты данные взял для моего отца?

— Он сам позвонит твоему.

— Хорошо.

— Ладно, пошли. Вон Алла цокает шпильками.

На первом же уроке, едва все расселись по местам после звонка, я поднял руку.

— Да, Роман? — отреагировала Алла Дмитриевна.

Я стал на ноги.

— Я хочу сделать объявление. Можно? Это важно.

— Конечно, прошу вас, — кивнула она.

— Итак, — прокашлялся я и оглядел класс. Все уставились на меня с удивлением. Я никогда никаких объявлений не делал, а теперь вдруг взял слово. — Я хочу всем сообщить о Кате Романовой. У неё умерла бабушка. Кто хочет поучаствовать в помощи по поводу проводов её бабушки в последний путь — можете обращаться ко мне. Мы с моим отцом и отцом Архипа уже готовы помочь нашей однокласснице, так как у неё средств нет, чтобы достойно проводить близкого человека. Также сразу сообщаю, чтобы вы потом не доставали тупыми вопросами её — мой отец берёт над Романовой попечительство. Как многим известно, у Кати больше не осталось родственников, которые взяли бы её под своё попечительство. Теперь она будет жить с нами. Это решение моего отца, и прошу его не обсуждать. Пока Катя в школу не ходит, но скоро вернётся в гимназию. Прошу оградить её от сплетен и расспросов. Ну и лично от меня: кто будет задавать тупые вопросы или смеяться над ней в такие дни — получит в лоб. Всё.

Глава 11

Роман

— Как трогательно, — протянула Инга.

Я предупреждающе глянул на неё, и она отвернулась.

— Кто-то ещё хочет высказаться прямо сейчас?

Класс потихоньку перешёптывался, но в лицо мне никто ничего сказать больше не осмелился.

— Значит, если кто готов поучаствовать в сборах — обращайтесь к Роману, — резюмировала Алла Дмитриевна. — Учителя, думаю, тоже захотят помочь. Спасибо вам, Роман, что вы подняли эту тему и взяли на себя такую ответственность. Это очень похвально.

Я не ответил. Молча уселся на место, другое место со мной временно занял Архип. Но когда Катя начнёт ходить в школу — она будет сидеть только со мной!

— На тебя Попов как-то недобро смотрит, — тихо сказал мне Арх спустя минут двадцать.

Я поднял голову и встретился с ним взглядом. Действительно, пялится так, словно я ему сто рублей должен.

— Че? — быканул я почти без звука.

Попов ответил мне без звука то, что цензура бы не пропустила.

Я фыркнул и отвернулся от него.

— А что ему надо? — спросил друг.

— А он в Катьку у нас втюрился. И бегает как собакен за ней.

— А, — протянул задумчиво Архип. — Вот он чего крутится возле неё. И поэтому сейчас бесится, что она живёт в твоём доме.

— Да пусть хоть порвёт его от злости, — ответил я, глядя с триумфом в душе на Попова. — Она будет жить в моём доме. И пусть только попробует протянуть к ней руки — переломаю.

Архип хмыкнул и промолчал, продолжая задумчиво смотреть то на Попова, то на меня.

— Эй, Питер, — услышал я позади себя голос Димы, когда мы уже покинули класс.

Я обернулся и со скучающим видом посмотрел на него.

— Чё?

— Поговорить хочу.

— А я — нет, — ответил я и снова отвернулся от него.

Зашагал вперёд по коридору.

— Нет, подожди, — обогнал Попов меня и перегородил дорогу.

Я остановился, враждебно вглядываясь в одноклассника. Он не пропустит меня, либо придётся с ним пихаться.

— Арх, свали, — кивнул он Архипу. — Пожалуйста.

Архип нахмурился, но не стал спорить и отошёл в сторону. Он встал у стены напротив нас так, что слышно ему не было, о чём говорили мы с Поповым, но из поля зрения Архип нас не терял.

— Так что?

— Так, значит, это правда, что Катя у вас в доме находится, — то ли спросил, то ли утверждал он.

— Да, ты же слышал. Я сказал это на весь класс.

— Значит, твой отец решил Катю взять под опеку…

— Ну да. Было бы лучше, если бы её отдали в детский дом?

— А ты и вправду в неё влюбился, — вдруг заявил самодовольно Дима.

— С чего ты взял? — спросил я, пытаясь придать голосу безразличия и не показать, что растерялся от его фразы. — Какая связь между этим всем?

— Это твоя идея, не правда ли? Спасти сироту, все дела… Красиво! Эффектно.

Блин, как он догадался? Чёрт светловолосый.

— Идея моего отца, — вздохнул я. Так я взял и всё выложил тебе как на духу. — А меня не спрашивали.

— Как благородно, — улыбнулся Попов. — Так ты надеешься заслужить её любовь, да?

— Слушай, ты, — вспылил я и принял агрессивную позу, сжав кулаки. — Тебе что надо от меня? Со своими тупыми вопросами иди на хрен, ты понял?

— Питер, — посмотрел на меня Попов. — Она тебя не любит. И не полюбит. Ты всё для этого сделал. Оставь её в покое. И не вздумай обидеть девчонку. Она и так от тебя натерпелась.

— Иначе что? — вздёрнул подбородок я.

— Узнаешь. Она ответит мне, а у тебя ноль шансов.

— Очень страшно, — фыркнул я и толкнул его плечом. — Пшёл прочь с дороги, пёс. Сам не приближайся к ней!

Попов не стал меня удерживать. Я прошёл мимо и шёл вперёд не разбирая дороги, пока не остановился в конце коридора — дальше идти было просто некуда. Опустил голову.

В мозгу так и звучала набатом его фраза:

«Она тебя не любит. И не полюбит. Ты всё для этого сделал…»

Я бывал козлом и скотом. Она вряд ли примет меня и сможет мне верить.

У Попова гораздо больше шансов получить от неё взаимность, чем у меня.

Он прав, как бы ни было тяжело мне это признать…

По дороге домой все же захватил бургер и банку колы для Рыжей и по пути в свою комнату решил их ей отдать.

Постучал и стал ждать. Спустя время дверь открылась, на пороге появилась заспанная бледная Катя. Судя по её лицу, опять рыдала и вырубилась без сил. И лекарства не очень-то ей помогают.

— Привет, — замялся я на пороге.

Что говорить-то вообще? Нет, я, конечно, общался с девушками, но вот что касается Кати… Я теряюсь. Не знаю, что может быть ей интересно. И шутки тупые не пошутить, ибо ситуация неподходящая. Завтра сложный день для неё — похороны.

— Привет, — вяло отозвалась она и остановила равнодушный взгляд на мне.

— Ты спала? Я разбудил тебя?

— Да.

— Извини.

— Извиняю.

Повисло молчание. Я почесал затылок, потом вспомнил, что я же не с пустыми руками пришёл.

— Я тут тебе… еды принёс, — сказал я, протягивая ей бургер в обёртке и банку колы.

— Зачем?

— Я понимаю прекрасно, какая фигня у тебя творится на душе, — произнёс я так, как чувствовал. — И аппетита нет тоже по понятным причинам. Но питаться надо, а то завтра на ногах стоять не сможешь. Может, хотя бы фастфудной гадости захочешь? Я люблю иногда. Прям так, знаешь, хочется бургер, пусть и папа потом ругается… Ну, вот.

Катя молчала, но в её глазах замелькали какие-то эмоции. Прочесть мне их не удалось, но я рад тому, что хоть немного её отвлёк от переживаний, даже если в этот момент бесил её жутко.

Она машинально забрала бургер и газировку и снова подняла огромные грустные глаза, в которых сейчас я увидел удивление.

— Ты купил его для меня?

— Нет, — цокнул языком я. — Просто не доел и решил принести тебе.

Она растерянно захлопала глазами.

— Разверни — он даже надкусан.

Я оставил её с этими мыслями наедине и ушёл к себе. Может, мне удалось повесить интригу, и она действительно его развернёт, а потом, купившись на вкусный запах булки с котлетой, съест его?

Закрыл дверь за собой и опёрся о неё спиной.

Фух. Какой-то бред я нёс. Но как вышло…

Дверь Кати тоже хлопнула, но дальше, как ни вслушивался, ничего конкретного не слышал — звука чавканья не было точно!

Зато, когда вышел из душа, перед тем как отправиться на тренировку, услышал, как играет музыка её телефона.

Застыл на месте с полотенцем в руке и стал вслушиваться. Если в доме тихо, как сейчас, то частично слышно, что она будет говорить.

Я подошёл к стене, что разделяла меня и её, припал к ней ухом и откровенно подслушивал.

— Привет, Дим, — слышался глухой голос Кати через стенку. — Я спала. Никак я. Как сам думаешь? Да, завтра уже. Пью лекарства, иначе бы давно с ума сошла окончательно. Слушай, Дим, извини, но мне не до болтовни. Нет, приходить не нужно, я никого видеть не хочу. Не обижайся, но сейчас ни до кого. Пока.

Наступила тишина. Видимо, Рыжая трубку повесила.

Я отлип от стены и сжал кулаки.

Опять этот Попов!

Нет, его рожа так и просит кирпича!

Лезет со своим вниманием ещё… Больно он тут нужен!

Впрочем, Катя его вроде как отшила.

Возможно, потому, что ей действительно сейчас плохо и ни до кого. Но Попов явно много на себя взял, сказав, что Катя достанется ему и вообще практически в его руках.

Брехло!

Надо ему брехалку-то подправить!

Ну, погоди, Попов. Посмотрим, кто из нас будет смеяться последним.

* * *

Вечером ей звонила какая-то подружка, и она с ней говорила дружелюбнее и дольше, из чего я сделал вывод, что Дима всё же не входит в круг её близких людей.

После ужина, на который Катя снова не спускалась, увидел в ведре обёртку от бургера и пустую банку из-под колы.

Самодовольно улыбнулся.

Катя приняла мой подгон и всё съела.

Может быть, шанс подружиться с ней у меня всё же имеется?

Катя

Сегодня я чувствовала себя особенно странно.

Как будто я — не я, как будто от меня ничего не осталось.

В общем, всё так и было. Вокруг всё чужое — обстановка, люди, предметы.

Чужой дом, чужая жизнь.

Таблеток успокоительного выпила сегодня больше — чтобы не падать в обмороки во время соблюдения традиций.

Как я выглядела, мне было все равно. Голову помыла, и ладно. Проводила гигиенические процедуры как на автопилоте — почистить зубы, принять душ, заплести косу. Иногда ещё что-то ела, кажется. Из еды почему-то запомнился только бургер от Романа.

Зачем он мне принёс его, я не знаю. То ли снова насмехался в своём стиле, то ли родители надоумили, то ли кто е, щё.

Чёрное платье в моём гардеробе нашлось лишь одно, но больше мне и не надо. Волосы оставила лежать по плечам и спине. Больше ничего иного надевать не стала, взяла только сумочку, куда положила платок.

Всё подготовили без меня. Отец Романа оказался добрым мужчиной, и всё организовал сам, не спросив с меня ни копейки. Я не знаю, какими словами его благодарить. Он спас и меня, и…бабушку. У неё будет своё место, подписанное, хорошее… Это слабое утешение, но всё же…

В дверь постучали. Я дёрнулась, понимая, что это значит — пора. Пора отдать её земле.

Я словно робот дошла до двери и открыла её. На пороге оказался Рома — в костюме, без привычной ухмылки. Словно повзрослел вдруг. Но я не куплюсь на эту обманку.

— Кать, папа прислал за тобой, — сказал он, оглядывая меня, словно боялся, что я прямо сейчас упаду на пол и начну закатывать истерику. Не начну. Это всё уже не имеет смысла. — Пора ехать.

И всё же эмоций сдержать не удалось. Как будто, пока мы не сделали всё до конца, я ещё могла думать, что бабушка просто уехала, но она где-то есть, а сейчас мне придётся самой проводить её и смириться, что теперь она принадлежит небесам, а не своему телу. Слеза сорвалась с ресниц и прокатилась по щеке.

— Кать? — тихо и даже как будто сочувственно позвал меня Питерский. Можно подумать, он умеет сочувствовать… Этот мажор никогда не знал, что такое сострадание и милосердие, и сомневаюсь, что узнал это и сейчас. — Ты как?

— Идём, — утёрла я нос платком. Не собираюсь в очередной раз демонстрировать слабость и обсуждать это.

Прошла мимо него и села в автомобиль.

Только всё дальнейшее лишило меня сил, и, что там было, я плохо помню, за исключением пары моментов, связанных с бабушкой, которую я видела сегодня в последний раз.

Роман

Ещё в машине она попросила меня не стоять рядом. Никому не подходить близко и не мешать ей проводить бабушку. Но всё равно беспокойство не покидало меня, и, несмотря на обещание, я и отец держались рядом.

Людей было совсем немного, из одноклассников пара человек, Алла Дмитриевна пришла поддержать Катю, да пара соседок и знакомых бабушки Кати.

Катя стояла бледной тенью самой себя. Похудела, осунулась. И я чувствовал её боль, прямо ничего не мог с собой поделать — просто трясло от боли, от чувства жалости к ней, разрывающего сердце.

Все уже уехали, Катя же несколько часов ещё сидела на лавочке напротив фотографии на кресте. Вообще без движения, словно статуя. Отец оставил меня с водителем и уехал, не стал ей мешать попрощаться. Когда же я всё же подошёл и позвал её домой, она будто очнулась.

— Кать, поехали домой, — сжал я её плечи, и она подняла их вверх, не ожидая прикосновения. — Пора ехать.

Какое-то время она молчала.

— Слышишь? Поехали. Ты всегда сможешь вернуться.

Катя вздохнула и встала на ноги. Она двигалась как робот и так же машинально дошла до автомобиля. Села на сиденье и уставилась опять в одну точку. Слёзы бежали по щекам, капали на платье и на её руки, но ей словно было всё равно. Знаю, что потом получу от неё в лоб, но не удержался — придвинулся ближе и притянул её к себе.

Катя поддалась и оказалась на моём плече. Руки положила на мою грудь, голову тоже и вдруг начала рыдать. Беззвучно, горько, шепча такие слова, что у самого ресницы мокрыми стали.

Я сжимал её руками, гладил по спине и волосам. Говорил в ответ какие-то глупости, стараясь вложить в это все свои моральные силы, чтобы она почувствовала, что не осталась совсем одна. Как же одна, если есть я?

Катя отрубилась от нервов и слёз на моём плече. Она не проснулась и возле дома.

Я решил попытаться отнести её в комнату так, чтобы не разбудить, — не оставлять же спать её в машине?

Осторожно высвободился из её рук. Оказывается, она сжимала пальцами ворот моего пиджака, словно ища защиты. Обошёл машину с другой стороны и аккуратно положил голову Кати на другое плечо, вытащив ее из салона. Наташа увидела нас в окно кухни и открыла дверь мне, несущему котёнка на руках.

Я донёс ее до спальни и уложил на кровать. Прикрыл пледом и всмотрелся в лицо. Даже во сне в нём было напряжение и скорбь.

Осторожно провёл по её волосам пальцами.

Ничего, маленькая. Всё проходит. И это пройдет.

Ты еще обязательно будешь улыбаться и поймёшь, что не одна в этом большом мире.

Катя

Прошло несколько дней, а я всё ещё жила как в тумане.

Меня старались поддержать и Наталья, и Пётр Сергеевич, и Рома…

Но не так просто смириться и идти дальше. Я понимаю, что моя жизнь продолжается, и бабушке бы не понравилось, что я так переживаю, но ничего с собой поделать не получалось. Меня словно всё глубже затягивала эта трясина, и, как выбраться из неё, я не знала.

Уже скоро кончалось отведенное время освобождения от гимназии, которое мне дали, когда узнали о моей ситуации, и мне нужно возвращаться к учёбе, иначе я пропущу слишком много и потом не смогу нагнать. Но, как я смогу ездить туда, где будут эти взгляды и шепотки, да еще и смогу сосредоточиться на учёбе, я просто не знала.

А эти странные отношения с Ромой вообще выбили последнюю почву из-под ног.

Периодами я всё же стала выплывать из ореола горя и анализировать то, что происходило все эти дни.

Рома был постоянно рядом. Даже Дашка на кладбище столько со мной не сидела, сколько просидел он. Он принёс мне бургер и колу. И я плакала на его плече в машине… Он обнимал меня.

От картинок, которые смутно мелькали в моём сознании больше даже запахами и ощущениями тепла и жара крепкого тела парня, жар опалил щёки.

Мы с Питерским обнимались? Он меня поддерживал и не смеялся? Боже мой!

Даже не верится, и почему-то жутко стыдно от своих слёз перед ним, от того, как я вцепилась пальцами в ткань его пиджака, как выливала на него свою боль, как жаловалась, что осталась совсем одна, а он почему-то утверждал обратное.

Ему словно не всё равно, что моя жизнь едва не рухнула, будто бы не всё равно на мою боль… Но я просто не могу в это поверить. Наверное, я в припадке боли просто что-то поняла не так или мне половина померещилась…

Стук в дверь отвлёк меня от грустных мыслей.

— Кать, это я, — услышала я голос Романа из-за двери. — Можно?

Я поднялась с ковра, где сидела и слушала мелодии, которые любила бабушка. Дошла до двери и открыла её.

— Что тебе? — спросила я.

— Можно зайти? — задал вопрос он. — Или на пороге будем говорить?

— Заходи.

Я пожала плечами и отступила вглубь комнаты, сворачивая наушники, чтобы затем убрать их в карман.

— Музыку слушала? — сказал он.

— Ну да, — ответила очевидное я.

— Ты до сих пор проводными пользуешься? Прошлый век…

Вот теперь я снова узнаю Романа — мажора и сноба.

— Не у всех есть деньги на игрушки без проводов, — сказала я.

— Кхм, — хмыкнул Питерский, сообразив, что несёт фигню. — Ну ладно, я вот что пришёл… Тут мне Архип предлагает щенка взять. У них мопсиха ощенилась несколько месяцев назад. Только я что-то не уверен, что смогу за ним ухаживать сам, но отказываться как-то неудобно. Смотри.

Я опустила глаза на смартфон Ромы, который он сунул мне под нос.

— Ой, божечки, какой классный, — улыбнулась я невольно. Щенок был настолько милым, что смотреть на него и не улыбаться было просто нереально. — Какой чудесный малыш! Конечно, бери, ты что! Научишься ухаживать за ним.

— Думаешь?

— Да. Они такие мягкие, как плюшевые мишки.

— Ага, и шерсти не так много от мопсов. А ты что-то знаешь вообще… Как там за ними ухаживать?

— Да не особо, — повела я плечом. — Знаю, что гулять с ними надо, ставить прививки и, пока они маленькие… убирать за ними.

— А ты знала, что есть памперсы для собак?

Я невольно прыснула со смеху.

— Серьёзно?

— Да. А то они же мину могут прямо у тебя под носом оставить.

— Не хотелось бы…

— Представляешь, встала с утра, а нога в мягкое и тёплое как вляпалась!

— Оу, — сморщилась я. — Этот мопс, Рома, если ты его возьмёшь, будет только в твоей комнате сидеть.

— Нет, я пришлю его к тебе под утро.

— Очень смешно, Питерский. В общем-то, в гугле всё должно быть по уходу за ними.

— Ну да, почитаю.

— Иди-иди. Тебе полезно.

Рома цыкнул, но не стал спорить.

— Ты в школу-то собираешься? Алла уже спрашивала про тебя. Там твой театральный кружок стынет без тебя. Все ждут, плачут там…

— Ну прямо плачут? — посмотрела я на него, ощущая, как снова моих губ коснулась улыбка. Не думала, что после всего я смогу ещё когда-то улыбаться и испытывать что-то кроме этой боли.

— Ага, весь пол актового зала залили слезами. В понедельник хотела бы Алла тебя уже увидеть, а то, как она сказала, ты очень сильно отстанешь от программы и рискуешь не сдать экзамены.

— Я… — опустила я ресницы. Сказала так, как чувствовала на самом деле. — Постараюсь собраться. На самом деле, мне всё ещё очень трудно.

— Мы все это понимаем, — так же искренне отозвался он. — Но жизнь продолжается, и тебе необходимо возвращаться в гимназию, чтобы не потерять своё место.

— А почему тебя это волнует? — снова подняла я взгляд на него. Он ведёт себя совсем не так, как раньше. Как будто два разных человека я знала. И меня всё это смущало.

— Волнует, — ответил он, дав себе несколько секунд на раздумья.

— Почему?

— Потому что, — сказал Питерский и вышел из комнаты.

Отличный ответ, достойный Питерского.

Вздохнула и отметила про себя, что мысли о щенке меня отвлекают. Пойду, что ли, почитаю про мопсов… Главное, чтобы вернуться к привычному образу жизни, нужно уметь отвлекаться. Иначе я действительно могу пустить свою жизнь под откос, если позволю этой боли меня поглотить.

Роман

В комнате уселся на диван с ногами и думал о том, что произошло сейчас.

Мой фокус с мопсом удался — она улыбнулась. Никакого щенка у Архипа не было, я всё это придумал. И теперь мне надо уговорить отца на то, чтобы в доме появился маленький мопс, и найти такого для покупки. Наташа давно хотела собаку, и теперь я могу взять её в союзники. Стоит отдать ей должное — будущая жена отца всё же намного лучше, чем я себе придумал. Она заботилась о Кате все эти дни, следила, чтобы она ела хоть что-то и принимала успокоительное. Теперь же мы вместе надавим на отца и купим собаку. Катя точно отвлечется на заботу о более слабых и перестанет жить только горем. Её лицо прямо просветлело, когда она разглядывала щенка, которого я нашёл в интернете. Она на миг снова стала той лучистой Катей, какую я видел до трагедии в её жизни, разве что только очень бледной.

Щенок и кружок, который так любит Романова, должны её встряхнуть. Хватит ей уже страдать. Пора возвращаться к жизни.

Подтянул ноги к себе и положил голову на колени, уставившись в стену невидящим взором.

А что отвечать на её вопросы, почему меня волнует её судьба, я не знал.

Понимал, что рано или поздно она станет их задавать, но я терялся, когда она задавала такие вопросы прямо.

Духу не хватило сказать, что я просто желаю, чтобы ей больше не было так больно.

Потому что она мне небезразлична и я её боль тоже чувствую.

Не знал, что так бывает. Боль не моя, а болею ею я.

Как странно…

Этим же вечером переговорил с Наташей. Она занималась посудой, а я спустился налить себе чаю и решил, что этот момент подходит для вербовки невесты отца в свои союзники.

— Наташ, — обратился я к ней, и она оставила посуду и повернулась ко мне. — Поговорить с тобой хочу.

— Слушаю, — вытерла она руки о полотенце и уставилась на меня.

— Скажи, последняя репетиция в гараже была не очень громкой?

Почему-то начал я издалека. Репетиция у нас была ещё до первого сентября, потом было не до них.

— Да нет, — пожала плечами женщина. — Мне они совершенно не мешают. Гараж — твоя территория, делайте там что хотите. В пределах разумного, конечно, и днём.

— Думаю, пора собрать ребят снова. Нам пора… готовиться к прослушиванию.

— К прослушиванию? — переспросила Наташа.

— Да, — ответил я. — На рок-фестиваль. Мы будем заявляться. Точнее, уже оставили свою анкету.

Я сделал это сам ещё вчера от имени всей группы, решив, что участвовать мы будем. Даже ценой свадьбы моего отца. Надеюсь, он меня поймёт.

— Здорово, — улыбнулась она. — Будем очень за вас болеть. Репетируйте, конечно.

— Есть одна проблема, — глянул я на Наташу.

— Какая?

— Прослушивание состоится в день вашей с папой свадьбы.

— О, — подняла брови она. — И как же ты успеешь всё?

— Я и не успею, — покачал головой я. — Либо туда, либо туда.

— И ты хочешь попасть на прослушивание?

— Да, — ответил я честно. — Потому что это важно для парней. Я не пойду дальше в музыку, но близнецы хотят идти. И я не имею права отбирать у них этот шанс. К сожалению, эту партию знаю только я, и заменить меня так скоро некем. Да и мне самому хочется этот приз. Представляешь, обещали снять победителю профессиональный клип и пустить в ротацию.

— Очень хороший приз, — согласилась Наташа. — И я думаю, что мы… Переживём.

— Правда?

— Правда.

— И ты не обидишься на меня?

— Я — нет, — рассмеялась Наташа. — Это наш с Петей праздник. Нам, конечно, было бы приятно, если бы ты заглянул хотя бы после прослушивания. Хочешь, бери с собой и ребят. В ресторане будет хороший банкет. Но в целом… Это твоя жизнь, Ром, и пора самому принимать решения. Я рада, что ты сделал свой выбор. И считаю, что ты прав. Ребят надо поддержать, раз они зависимы от тебя. Мы-то свадьбу всё равно сыграем. Какие тут обиды могут быть? Ты же всё объяснил. Вот если Петя не придёт на нашу свадьбу — тогда я действительно обижусь!

Я невольно рассмеялся.

— Ну да, свадьба без жениха — максимально странная!

— Ещё какая, — кивнула Наташа. — Надеюсь, что твоему отцу не надо на прослушивание в этот день! А то вдруг тоже записался…

Я рассмеялся громче, представив, как отец со своей бородой, серьёзным выражением лица и в костюме, лабает на гитаре песни о любви…

— А ты умеешь шутить, Наташа, — окинул я ее внимательным взглядом, словно впервые увидел.

— Умею, — игриво отозвалась она. — Юмор — наше всё. А ты, Ромочка, намного благороднее, чем кажешься. Ты взрослеешь, мальчик, и мне это очень приятно видеть.

— Спасибо, — немного обескураженно ответил я.

Наташа впервые так ласково говорила со мной, почти как мать. И мне это оказалось приятно…

— Наташ, только я прошу тебя пока отцу не говорить о том, что я на свадьбу вашу не поеду. Ладно? — попросил я её.

— Я и не собиралась, — пожала плечами она. — Скажешь сам, так будет даже лучше. Чего я в ваши мужские дела полезу?

— Ну да, я сам скажу. Позже.

— Будет ругаться ведь, — многозначительно посмотрела на меня она. — Вот и пусть ругается на тебя, а не на меня.

Я снова рассмеялся. Как с ней оказалось легко общаться, если и я говорю с Наташей по-человечески. Кажется, я стал понимать, почему она так нравится отцу — весёлая, ласковая, ещё молодая. Как-то даже радость за отца появилась. Он не один, с ним рядом есть веселушка Наташа. А мама и так счастлива, за неё я спокоен уже давно.

— Да, точно, — сморщился я. — Будет орать как крокодил…

— Ром, — цыкнула она. — Ну не говори так о Пете. Если бы ты знал, как он тебя любит! Постоянно: Рома то, Рома сё. А ты его — крокодилом кличешь.

— Ладно, не буду, — буркнул я, впрочем, не рассердившись на неё. Она права, конечно. Да и я отца люблю нисколько не меньше.

— А кстати — как орут крокодилы? — заинтересовалась Наташа.

— Понятия не имею, — пожал плечами я. — Как отец в гневе.

И мы оба не удержались от смеха.

— Только папе не говорим об этом!

— Нет, ты что! — согласился я. — А то услышим то, чего все боятся!

— Что?

— Ор крокодила!

— Ой, Ром, — схватилась за живот Наташа. — Я тебя умоляю, перестань уже смешить. Я из-за тебя вон посуду никак не загружу в посудомойку.

Она, продолжая посмеиваться, вернулась к тарелкам и чашкам.

— Наташ, а я еще вот что хотел сказать, — снова привлёк её внимание я.

— М-м? — отозвалась она и подняла на меня глаза.

— Я хочу собаку купить.

— Собаку? — выпрямилась она и уставилась на меня.

— Да, щенка мопса. Я знаю, что ты тоже давно хотела пса завести.

— Хотела, — вздохнула она. — Но Петя против, ты в курсе.

— Да, — улыбнулся я ей. — Но теперь у меня есть идея.

— Какая?

— Я выбрал щенка наименее волосатого и спокойного — мопса. Отец не сможет апеллировать тем, что в доме станет много волос и шума. К тому же я найду почти взрослого — месяцев пять, за ним не так трудно будет ухаживать. Ты и Катя поможете с ним.

— Хм, — задумалась Наташа. — А идея неплохая. Но как же уговорить его оставить щенка?

— Мы сделаем так, — опёрся я о стол бедром. — Я найду щенка и привезу. Деньги у меня есть в копилке. Но если хочешь поучаствовать в покупке — я буду рад. Хочешь?

— Хочу, — кивнула Наташа. Глаза её загорелись. Детей у них с отцом пока нет, а вот щенка девушка явно очень хочет. — Я скинусь с тобой пополам.

— Прекрасно, — остался доволен я — всё же это не самая простая порода, не из дешевых. — Я привезу его, а ты потом отца уговоришь щенка оставить. Скажи ему, что это будет твой подарок к свадьбе и он сделает тебя этим подарком самой счастливой на свете невестой, и папа растает.

— Толковая идея, — оценила Наташа. — Рома, ты мозг.

— Спасибо, я старался. Сильно думал, и придумал.

— Ой, всё, — махнула на меня рукой она. — Иди уже, шалопай! Я всё поняла. Вези щенка. Я поговорю с Петей.

— Вот и договорились, — победно улыбнулся и ушёл к себе.

К вечеру воскресенья маленький плюшевый комок уже дрожал в моей куртке по пути домой. Я же поглаживал скулящего малыша и предвкушал нежную улыбку на лице моей Рыжей…

Глава 12

Роман

Наташа разобралась в мопсах лучше меня и уже заранее накупила для щенка всяких штук, вплоть до супершампуня — чтобы меньше линял. Как ни крути, а шерсть от животины неизбежна, и придётся за ней следить.

Дома мелкого ждали и корм, и корзиночка, где ему будет уютно спать, и ещё куча всякой такой нужной фигни.

Наташа встретила меня с горящими глазами.

— Ну? — спросила она. В ответ пёсик снова заскулил у меня в куртке и высунул мордочку в тепло дома. — Ой, какой хорошенький! Покажи.

Я достал щенка и посадил его ей на руки.

— Пока не таскай его долго, он пусть привыкнет к нам, — попросил я. — Так хозяева сказали сделать.

— Ладно, — кивнула она. — Ну что, пойдём смотреть, где твои миски?

— Ты уже всё расставила?

— Ага.

— Понятно. Слушай, я его Кате покажу, лады?

Наташа задумчиво повернулась на меня.

— Давай её вовлечем тоже в процесс ухода за щенком. Её это может отвлечь.

— Ром, — улыбнулась Наташа, поглаживая щенка по спинке. — А тебе Катя всё-таки очень нравится. Я это сразу поняла.

Я смутился. Да что ж такое — все видят мои чувства, как бы я ни пытался хмурить брови и скрывать их! Только одна Катя не видит. Или видит, просто не хочет отвечать на них… И правильно, я бы тоже такому придурку, как я, не ответил, после всех насмешек.

— Да никто мне не нравится, — отмахнулся я. — Просто не хочу, чтобы она в депрессии год валялась. Про неё уже в школе спрашивают учителя.

— Что ж, это чудесная идея, Ром, — одобрила Наташа. — И, возможно, девочка тоже увидит твоё доброе сердце.

— Горящее, как сердце Данко? — не удержался и съязвил я.

— Рома, Рома… — покачала головой Наташа. — А ты всё тот же.

— А кого ты ждала в моём теле? — пожал я плечами. Снял куртку и кроссы, забрал у неё щенка и пошёл наверх — показывать малька той, кому я его в большей степени, и купил.

У её двери остановился. Понял, что волнуюсь. Вчера вроде виделись, даже недавно обнимались, но это было словно сбой программы и будто бы давно. Сердце билось быстрее обычного. Надеюсь, она не заметит, что я, как это… неровно дышу рядом с ней.

Постучал, и спустя миг дверь открылась. Голубые глаза были сухими, хоть и такими же безжизненными, как и прошлые дни.

— Привет, — сказал я.

Она сразу же увидела щенка на моих руках, и её лицо просветлело. Губы тронула мягкая нежная улыбка. Блин, вот бы мне так хоть разочек улыбнулась, прям вот разик. Эх, мопс ей нравится больше меня точно…

— Ути, кто это у нас? — протянула она руки к щенку.

— Через порог не передают, — заявил я и втолкнул Катю в комнату, закрыл за собой дверь и уселся на её диван. Теперь не выгонит. — Ну, иди посмотри.

Катя села рядом, её колени, выглядывающие из-под домашнего платья, касались моих джинсов. Непреодолимо захотелось коснуться их пальцами и сжать… Очень неуместное сейчас желание, и я заставил себя несколько раз вдохнуть глубже и перестать думать о ногах Кати.

Она забрала малыша и посадила на свои колени. Нежно гладила тонкими пальцами его голову. А пёсик смотрел на неё, изучая новое лицо.

— Какой ты хороший, маленький… Ты всё-таки купил его? — убрала она волосы за уши и глянула на меня.

— Как видишь, — пожал я плечами словно равнодушно, а сам ловил каждое её движение. А ещё я видел так близко её веснушки на носу… Очень красиво.

— Сколько же ему?

— Четыре с половиной месяца.

— Дорогой?

— Не дешёвый.

— А сколько он стоил?

— Какая разница, Кать? Не думай об этом.

— Просто интересно…

— Обошлось без кредита.

— Слава богу.

— Хотя на доске объявлений была такая услуга.

— Серьёзно? — снова подняла на меня свои голубые глаза Катя, и я в них словно провалился.

Оу, где диван? Кажется, я куда-то плыву…

— Серьёзно, — ответил я. — Щенок в кредит — пожалуйста, и такое уже придумали.

— С ума сойти, — Катя вернулась к щенку. — Такой красивый. Малыш… А ему, наверное, много чего ещё нужно?

— О, дофига всего, — хмыкнул я. — Ему шмоток и ухода надо больше, чем мне.

Катя мягко рассмеялась. Как же я рад был слышать наконец её смех, пусть пока слабый и тихий. И на щенка она отвлеклась — мой фокус сыграл.

— Слушай, ну я не очень в этом всём секу, — обратился я к девушке. — Малышу нужен уход, а Наташа не всегда свободна. Подготовка к свадьбе там, ну, сама понимаешь… Ты можешь помогать мне по уходу за ним, пока маленький?

— Конечно, — кивнула она. — Говори, что надо делать, я помогу. Мне даже приятно. Да и… Пора брать себя в руки.

— Пора, Кать, — кивнул я. — Ты очень верно мыслишь. Давай, что ли, почитаем, чем их кормить?

Я достал телефон из кармана джинсов и открыл браузер.

— А я уже почитала, — ответила она и смущённо улыбнулась. — Я тебе так расскажу.

— Правда?

— Правда, — сказала Катя. — В тот вечер, когда ты сказал, что хочешь купить щенка, но не разбираешься в них, я сама открыла браузер и погуглила о мопсах. Значит, самое главное, что надо помнить об их рационе…

Катя увлечённо рассказывала об особенностях питания этой породы, а я только и поражался её способности так качественно и быстро запоминать информацию. И опять же — приятно было отметить, что она так увлеклась этим вопросом. Глаза горят на собаку не меньше, чем у Наташи, — вон, из рук не выпускает. Как бы не пришлось покупать второго пса, чтобы дамы не подрались, — папа будет рад! Ему сегодня только предстоит узнать, что в доме нас отныне пятеро с новым членом нашей семьи — мопсёнком.

— Понятно, — произнёс я, когда Катя закончила говорить, а я всё внимательно выслушал. — Спасибо, что посмотрела. Так и будем делать.

— А как зовут-то его?

— Собаку?

— Ну а кого ещё? Это вообще он или она?

— Он.

— Так есть имя или нет?

— Нет.

— А какое же придумать?

— Ну, не знаю, — пожал я плечами. — Хочешь, назовём его Шарик?

— Ром, — тихо рассмеялась Катя. — Какой Шарик ещё?

— Ну, не хочешь Шариком, давай — Бобиком.

Катя рассмеялась звонче. И чего её так смешат эти клички? Обычные вроде…

— Раз тебя смешат мои варианты — дай ему кличку сама.

— Может, Бруно?

— Почему Бруно?

— Не знаю, — пожала плечами Катя. — Слышала где-то. Понравилось.

— Пусть будет Бруно. Я не против.

— Бруно. Бруно, ты теперь Бруно, понял? — повторяла Романова на разные лады кличку пса. — Запоминай. Ты Бруно. Ром…

Я поднял на неё глаза. Наши взгляды пересеклись и словно бы переплелись между собой.

— Ты его для меня купил? — спросила Катя.

— И для тебя тоже.

— Чтобы отвлечь от бабушки, да?

— …Да.

— Почему ты это делаешь?

— Ты не поняла сама?

— Нет.

Настал тот самый момент, когда мне что-то придётся сказать ей. Но как же это трудно! Язык просто не слушался.

— Я… хочу с тобой дружить, Кать, — всё же выдал я.

Катя распахнула глаза шире и уставилась на меня.

— Дружить? — переспросила она. — Как?

— Так, — ответил я и потянулся к её губам.

Достиг лица, но Катя увернулась, я лишь скользнул губами по её бархатной щеке…

Катя встала на ноги и опустила на ковёр щенка. Повернулась ко мне.

— Я же просила, — сказала она так, словно я пытался сделать какую-то гадость. Да, может быть, это сейчас было и неуместно, но неужели у неё совсем ничего ко мне нет? — Просила меня не трогать, Ром. И ты мне обещал.

Я тоже встал на ноги. В горле першило, а в грудь словно кол вбили.

— Да, помню. Прости, это было… неуместно, наверное… Я просто…

— Мы не сможем дружить, — покачала она головой, отступая ещё дальше от меня.

Кол в груди вошёл ещё глубже, лишив возможности дышать.

Вот как, значит.

— Почему? — выдавил я из себя.

— Потому что я тебе не доверяю, — ответила честно она. — И… мне сейчас не до того. Спасибо тебе за всё, что ты сделал для меня. Спасибо всей твоей семье — Петру Сергеевичу, Наташе, но… Мы не сможем с тобой быть друзьями.

— Понятно, — заставил я себя улыбнуться, хоть скулы сводило от боли. — Что ж… Это твоё право. Только щенка не бросай… Потому что тебе его подарил я.

Я нервно провёл по волосам пятёрней. Подбирал слова, что ещё сказать. А потом решил — зачем? Ей всё равно этого ничего не нужно.

Молча развернулся и вышел, закрыв дверь за собой.

Попов был прав сотню раз.

Это игра в одни ворота.

Она никогда меня не примет, как бы я ни извернулся.

Она в который раз меня отвергла, даже после таких честных слов, которые мне было сказать трудно и которые я произнёс вообще впервые.

Только смогу ли я прогнать её из своего сердца?

Катя

Щенок тихо заскулил. Я села прямо на ковёр рядом с ним и снова посадила малыша к себе на колени.

Сердце билось так гулко, что заглушало и другие звуки.

Мозги просто плавились, неспособные принять столько информации разом. За прошедшие дни столько всего произошло, что я уже ничего, мне кажется, не понимаю…

Несмотря на всю боль внутри, связанную с потерей, я не могу не реагировать на то, что происходит вокруг. Меня волнует поведение Романа. Он вообще меня… волнует.

Я не понимаю перемен в нём. Он поддерживал меня как друг, они с отцом всё организовали, чтобы достойно проводить бабушку, одна я бы не справилась точно. Щенка принёс — этот поступок тоже говорящий. Только, что именно он хотел сказать, я не понимаю. В его искреннее желание быть со мной я не верю — слишком много всего было, просто не получается поверить. Особенно когда он говорит о дружбе, а сам пялится на мои ноги и снова пытается меня поцеловать.

Да не хочу я ему дарить свой первый поцелуй, потому что ему в очередной раз хочется поиграть мной. Это точно опять какая-то игра…

С другой стороны, зачем бы ему со мной нянькаться, если только не…

Если что? Нравлюсь ему? В это поверить ещё сложнее будет.

Он столько раз выражал презрение ко мне, смотрел как на отбросы общества, что последнее, во что я поверю — что нравлюсь ему. Скорее, решил приручить, только, для чего, не понимаю. Чтобы потом со всем классом посмеяться?

Нет уж, я не доставлю никому такого удовольствия!

Я очень благодарна ему, но не позволю нарушать границ в общении. Да и просто разговаривать я бы не хотела… Потому что тогда я теряю контроль над собой и влюбляюсь в Рому ещё больше. А потом поползу из этого дома с разбитым сердцем. С такими, как Питерский, всегда так… Лучше не начинать, так всем будет проще.

Роман

Долго слонялся из угла в угол, безрезультатно пытался себя отвлечь.

Включал видео на телефоне, выключал, понимая, что до меня не доходит ни слова о том, что говорят в видео. Мысли насквозь пропитаны ей, этим её «мы не сможем дружить».

Отложил телефон в сторону и улёгся лицом в подушку.

Меня грызли и стыд, и боль, и горечь.

Может, я как-то не так сказал? Почему она не хочет хотя бы попытаться?

Я же не предложил ей ничего такого, просто дружить, общаться. Я вообще с девчонкой первый раз в жизни дружить захотел, но… не захотела она.

Может, это слишком не вовремя всё?

Наверное. Но меня как будто накрывает с головой этот тайфун чувств, когда я рядом с ней. Начинаю плыть, туго соображать, и в мозгу остаётся лишь одно желание — отчаянно хочется ощутить её. Коснуться, провести рукой по волосам, прижать к себе… О поцелуе уже вообще молчу — в который раз она отказалась, а я как больной ищу её губы, едва мы остаёмся наедине.

Конечно, я прекрасно помню, каким был с ней, и поведение Кати мне понятно. Мозгами. Но душа требует её отклика. Для меня давно всё изменилось, и раньше ситуации с бабушкой. Наверное, этим летом, когда в каждом моём сне была она, когда моё тело так остро стало реагировать только на неё, когда я стал мечтать о поцелуе с ней как о чём-то недостижимом и важном.

Я давно о тебе мечтаю, девочка.

Но признаться сам себе не мог и не смог донести это до тебя.

Как мы теперь будем жить рядом с ней, через стенку?

Я просто не представляю себе этого.

И как себя вести? Лучше оставить её в покое, наступив себе на горло, или снова попытаться заслужить её доверие?

Попытаться и опять наткнуться на её отказ?

Боюсь, что не переживу этого снова. У меня сердце чуть из груди не выскочило, когда она сказала своё нет. Кровь так и била в виски, уровень адреналина зашкалил, а по спине словно электрошокером прошлись.

Это даже физически больно. Как удар в солнечное сплетение.

Наверное, самый верный путь — не трогать её.

Она совсем не тянется ко мне сама, всё, что я делаю сейчас, уже не может исправить того, что я делал раньше.

Катя только рада будет, если я оставлю её в покое.

Я сам себя словно загнал в ловушку…

Уже завтра нам предстоит ехать в гимназию в одной машине, снова сидеть за одной партой, и мне нужно принять решение до утра.

* * *

Утром решение было принято.

Я оставлю её в покое, раз так ей противен. От возможности поцелуя бежит как ошпаренная — вот и пусть делает что хочет.

Забуду. Куда я денусь. Жил как-то весь прошлый год, и этот доживу.

Знаю, что будет тяжело, но дальше так продолжаться тоже не может.

Не верит? Мне кажется, это лишь часть правды.

Я просто ей не нравлюсь, вот и всё.

С Поповым всё ещё сложнее.

Пусть Катя и не давала мне повода считать себя своей, но и Попову я не дам быть с ней. Не знаю как — любой ценой их разведу. И при мне она ни с кем не будет встречаться — урою каждого, кто хотя бы посмеет взять её за руку.

А вот когда мы расстанемся после школы и я уже не буду её видеть, пусть строит свою жизнь как хочет.

Она меня тоже задела за живое — сколько за ней бегать-то?

* * *

Привёл себя в порядок. Настало время брать свой рюкзак и спускаться на завтрак, чтобы затем поехать в гимназию, но мысль, что она, скорее всего, уже там и поедет со мной в одной машине, не давала мне покоя.

Да, я решил не трогать её больше. Но это не означает, что я перестал к ней испытывать чувства, которые ругал и ненавидел, которые рвали мне душу в тряпки и не давали спать. Но их так просто никуда не деть, я всё ещё буду их испытывать, при виде неё моё сердце будет ёкать, а мурашки — бегать по затылку, когда её запах будет достигать моего обоняния, но я это понимаю и пытаюсь морально оказаться готовым.

Если бы только это было возможно…

Уже спускаясь по лестнице, я понял, что весь мой настрой полночи и всё утро улетел в трубу, — я встретился с её голубыми глазами, и мои ноги тут же стали предательски ватными… А вместе с тем всё перечисленное выше — и сердце ёкнуло, и мурашки по затылку пробежали…

Катя сидела за столом в кухне. Такая же бледная, как и все последние дни, только как будто нанесла немного косметики, чтобы попытаться скрыть следы бессонных ночей. Она ненавидит, когда её жалеют, — это я уже о ней понял, и сейчас не удивлён, что Катя пытается своё состояние не показывать и даже спрятать. Впрочем, выходит у неё это плохо, но данного на весь класс слова её защищать я не стану забирать. Если кто-то что-то только посмеет вякнуть насчёт её бабушки или вообще плохое о ней — будет иметь дело лично со мной, будь то парень или девушка, неважно. Получат все одинаково, только по-разному.

Я заставил себя дойти до стола. Хотя бы кофе выпью, всё равно кусок в горло мне сейчас не полезет. Катя лишь глянула на меня и опустила глаза в чашку. Тонкие пальцы оказались сжаты в кулаки, сидела она в напряженной позе, что выдавало то, что она так и не привыкла к нашему дому и чувствует себя здесь чужой.

— Доброе утро, — сказал я.

Не можем же мы даже не здороваться?

— Доброе утро, — сухо отозвалась она.

— Как щенок ночь провёл?

— Нормально, спал рядом с моей кроватью. Наташа присмотрит за ним, пока мы в школе.

— Понятно.

Катя встала из-за стола. Она молча ушла. На столе осталась её недопитая чашка кофе.

Меня снова скрутила боль. Ей так противно со мной рядом находиться, что она даже кофе бросила? Или дело не во мне всё же? Не хочет она больше кофе, а я себя уже накрутил.

Нервно провёл рукой по волосам. Я ничего уже вообще, кажется, не понимаю.

Что-то и мне кофе расхотелось вовсе. Я выпил простой воды и вышел в гостиную. Сел на диван, держа в руках свой рюкзак.

— Ребят, а вы что оба не поели совсем? — спросила Наташа, которая уже успела посетить кухню и увидеть лишь недопитую чашку с кофе и стакан воды на столе из всего завтрака. — Блинчики вообще нетронутые даже.

— Не хочется, — отозвался я.

— Ты не заболел? — вгляделась в меня Наташа.

— Нет, — ответил я и встал с дивана. — Я подожду Катю в машине. О щенке не забудь, Наташ. Мы его назвали Бруно.

Мы назвали.

Эти слова какой-то горечью всколыхнули воспоминания о вчерашнем вечере.

Как мы говорили, шутили даже, как улыбалась Катя и забавно морщила при смехе носик. А потом снова оттолкнула меня, уже в который раз, когда я опять потерял контроль над собой и полез к ней, желая получить лишь каплю ласки.

Сморгнул несколько раз, чтобы прогнать непрошеные воспоминания, и пошёл к машине. Сколько же ещё меня от это всего будет штормить?

Катя

Странное утро. Я, словно оголённый нерв, от всего дергаюсь.

Я будто забыла, как жила до этого. Забыла, как ездить в гимназию и учиться. Сложно было представить, чтобы я сейчас углубилась в какие-нибудь уравнения вместо своих переживаний. А их было очень много…

Как я смогу влиться в учебный процесс?

Все говорят верно, даже Питерский, — я не имею права перечеркнуть свои прошлые успехи и поломать собственными руками будущее. Если я не буду успевать, плохо закончу хотя бы одну четверть — контракт на льготное обучение будет расторгнут. Я не могу этого допустить! Бабушка бы точно расстроилась…

Я снова взяла её фото в руки.

— Бабуль, ну как дальше-то?

Ответа, конечно, не последовало. Я вздохнула и поставила фото на место.

С того чёрного для меня дня прошла уже неделя. Боль, конечно, никуда не делась, но я понимала, что мне надо жить дальше, и пыталась концентрировать внимание на другом.

Меня поддерживала Даша, которая приходила к нам несколько раз, — Пётр Сергеевич разрешил. Наташа тоже была ко мне очень внимательна, в этом доме приятная атмосфера, чего я никак не ожидала. Это, конечно, не мой дом, и мне всё ещё непривычно здесь, но дом Питерских стал моим убежищем и пристанищем, за что я очень благодарна этой семье. Никогда бы не подумала, что семья политика, его молодой жены и сына-мажора может быть столь сострадающей, доброй и даже заботливой… Петра часто дома не бывало, но он всегда интересовался моим состоянием и здоровьем, когда приезжал.

А Рома…

У меня до сих пор очень двойственные чувства по поводу него. Меня и раньше штормило, а сейчас меня просто разрывает от эмоций, даже несмотря на горе внутри меня. Он заставляет меня чувствовать что-то еще помимо боли, заставляет ощущать себя… живой, как бы странно это ни звучало. Со смертью бабушки во мне самой словно что-то оборвалось, мне стало всё равно на весь мир, я уже думала, что навсегда превращусь в бесчувственное бревно, но Рома странным образом вызывает во мне эмоции — и хорошие, и не очень.

Его поддержка в самые трудные дни — я чувствовала её. Но можно ли ей доверять? Я не знаю, на чём основана его помощь. Мне всё время кажется, что тут какой-то подвох…

А эти объятия в машине после процессии…

Меня до сих пор трясти начинает, едва я вспоминаю, как он прижимал меня к себе, моё сердце заходилось не только от слёз, но и от странных чувств, которые не имели отношения к ситуации.

Именно поэтому я сегодня так резко ушла из кухни, когда пришёл он. Мне просто тяжело выносить его присутствие. Его пристальный взгляд серо-голубых глаз нервирует. Я совсем теряюсь наедине с ним, руки начали дрожать, и я не хотела, чтобы он это заметил. Не хочу, чтобы он когда-то догадался, как меня помимо воли колошматит каждый раз от его присутствия рядом, запаха и взгляда…

Я поднялась к себе, чтобы сделать передышку. Здесь, в моей маленькой берлоге, мне немного легче. Я выдохнула немного, успокоилась. Но теперь мне снова придётся идти вниз и ехать с ним в машине. Да ещё и первыми уроками сразу в двойном объеме, как назло, была алгебра, на которой Алла посадила нас вместе.

Придётся мне это всё пережить. Бегать от него не выход, тем более что он упорно нарушает мои границы. А я… могу сломаться однажды. Глупо, но я и сама думала о поцелуе вчера. Только я понимаю прекрасно, что для избалованного и девочками, и благополучием Романа я просто очередная забава, и, получив от меня всё, что ему хочется, он без сожаления переключит внимание на кого-то типа Инги в нашем классе. А я… просто не вынесу ещё одного удара от судьбы.

Пусть всё остаётся так, как сейчас. Мне это хотя бы знакомо…

Возле моих ног заскулил малыш.

— Бруно! — улыбнулась я ему и взяла на руки щенка. — Ты уже не спишь на моей подушке, невоспитанный мальчик?

В ответ он тихо тявкнул, а я рассмеялась.

Щенок плакал, и я взяла его в постель на ночь. Знаю, так делать нельзя, но нам обоим было так холодно и грустно, а вдвоём — тепло и хорошо. Мы уснули, а проснулись на одной подушке. Щенок, вымотанный стрессом от смены дома, так крепко спал, что не слышал, как я собиралась, и проснулся уже после того, как я ушла в кухню.

— Ладно, пойдём, я отнесу тебя поесть.

* * *

— Ну что? Едем? — спросила я Питерского, когда спустилась вниз.

Бруно уже отнесла в кухню и показала его еду. Малыш изучал свои миски под присмотром Наташи.

Рома же со скучающим видом ковырялся в телефоне, а моё лицо — я очень на это надеюсь — не выражало никакого нервного напряжения. По крайней мере, сама я чувствовала в себе некую стабильность, если не спокойствие.

— Наконец-то, — цыкнул он языком и встал на ноги, намного возвышаясь надо мной. Красивый, высокий, широкоплечий парень в школьной форме. Он — выпускник, а я рядом с ним как семиклассница… — Я думал, не дождусь тебя уже. Чего копалась так долго?

— Я не копалась, — отозвалась я. Вот такой Рома мне больше знаком, пожалуй…

— Хочешь, чтобы Алла нам головомойку устроила за опоздание? — нахмурился Питерский.

— Нет!

— Тогда шевели колготками, Романова! — он двинулся мимо меня к выходу из дома. — В следующий раз я уеду и ждать тебя не стану, ясно?

Я промолчала. Не хочу раздувать ссоры на пустом месте. Молча села рядом с ним на заднее сиденье автомобиля. Смотрела в окно, пыталась настроиться на учёбу и то, как встретят меня одноклассники. Все уже знают, конечно, и взглядов с разными эмоциями мне не избежать: одни будут сочувствовать, жалеть, другие — смотреть с презрением, потому что слово «сирота» теперь мною заслужено, третьи — насмехаться… Мне придётся быть сильной. Снова.

Иногда я, опустив ресницы, ловила взгляд Романа. Ну и что он пялится? Я ему вроде бы опять безразлична стала, раз больше не плачу.

— Катя, — обратился он ко мне. Я в который раз удивилась, что он зовёт меня по имени. До ситуации с бабушкой я вообще думала, что он его не знает, — я же вечно была Рыжей и Заучкой!

Я подняла голову и посмотрела в лицо Романа. Наши взгляды пересеклись.

— Я думаю, что нам стоит сидеть за одной партой на всех уроках. Не только на алгебре.

Мои брови невольно поползли вверх. Как будто в параллельную вселенную угодила — Питерский предлагает нам сидеть за одной партой на виду у всех!

— Зачем? — спросила я.

— Ты хочешь, чтобы тебе задавали тупые вопросы?

— Ром, — вздохнула я. — Из всех, кто учится с нами в классе, самые тупые вопросы мне задаешь ты. Извини.

Рома нахмурился. Он прекрасно помнит все свои троллинги и знает, что Катенька права.

— Но я не буду спрашивать тебя о том, о чём тебе больно говорить. И если я буду рядом — пресеку и любые другие попытки это сделать. Иначе по тыкве получат.

Я закусила нижнюю губу и задумчиво уставилась на парня.

А теперь прав Рома. Обязательно найдутся те, кто захочет посмеяться надо мной. И при Питерском они в самом деле просто побоятся это делать. Есть только одно но…

— А тебе это зачем, Ром? — спросила я.

— Затем, Романова, — ответил он. — Что мой отец взялся тебя оберегать. Значит, и я буду. И вообще — твои слёзы уже полдома промочили. Я больше не вывезу!

Не знаю, шутка ли это была, но его аргументы показались мне вполне логичными.

— Ладно, — кивнула я. — Только, чур, учебники не отбирать!

— Пф-ф, я свои взял, — фыркнул он. А потом добавил: — А у тебя есть и что-нибудь поинтереснее, что можно отнять…

— Ром.

— Да шучу, — склонил Рома голову набок, и его чуб красиво опал на лоб. — Неужели ты думаешь, я тебе предлагаю сидеть за одной партой, чтобы троллить тебя двадцать четыре на семь?

Меня посетило странное желание запустить пальцы в его волосы и ощутить, насколько они мягкие или, наоборот, жесткие… Какой же красивый гад этот Питерский!

Прикрыла глаза на миг, чтобы прогнать дурацкие мысли.

— Именно так я и думаю, — кивнула я.

— Да расслабься, Рыжая, — миролюбиво ответил он. — Ничего я тебе не сделаю.

Глава 13

Роман

Дальше до самой гимназии она молчала и хмурилась. Наверное, настраивалась на учебный день. Ей всё ещё тяжело на душе, а я, чёрт возьми, упорно это чувствую. Жаль, что я Ванга только с одного бока, — чувствую её боль, но не ощущаю, нравлюсь ли я ей. Спросить бы, конечно, было проще, но…

Нет, не проще. Я, как пацан на дискотеке в детском лагере, робею перед ней, прежде чем пригласить на танец.

От машины шли по раздельности. Катя отстала от меня и шла позади, думая о чём-то своём. Я не настаивал на своей компании. Мы пока ещё не в тех отношениях, я вижу, что рядом со мной ей некомфортно.

У класса уже тёрлись почти все наши одноклассники, мы приехали едва ли не последние. Все уставились на нас, только мы оказались на этаже. Но молчали, глядя на моё хмурое лицо и напряжение в теле, только шушукались. Правильно делают — а то втащу.

Катя отошла к стене, к ней тут же прилепился Попов. Я не слышал, о чем они говорили, просто дышал злобно в их сторону. Не могу же я внаглую встать между ними — слишком палевно.

— Чё дышишь как дракон? — хлопнул меня по плечу Архип, и я обернулся. — Здарова!

— Привет, — пожал я ему руку так, что кости едва не треснули.

— Ого, Питер, — отметил это друг. — Ты чего?

А потом посмотрел туда, куда смотрел я. На Попова. Я мечтал его выкинуть в окно, и, видимо, это было написано на моём лице.

— Ясно, — вздохнул он. — Я тебе щас помогу.

— Как?

— Смотри.

Архип направился к ним и прервал их диалог. Что-то сказал Попову, и он спешно ушёл. Я еле сдержал улыбку. Глупость такая, но мне нравится. Пусть не крутится возле неё! Она моя. Точка. Даже если отношений у нас нет.

Катя осталась скучать у стены одна и смотрела в окно.

— Что ты ему сказал? — спросил я, когда Архип оказался возле меня снова.

— Что его вызывает директор, — пожал он плечами. — Ты уже делай что-то со своей Рыжей. В следующий раз Попов не поверит и не уйдёт.

— Есть ещё один вариант, — отозвался я.

— Какой?

— Рюкзаком ему по башке.

— А-а… Ну да, это ж Рома.

— А пусть не крутится.

К кабинету подошла Алла Дмитриевна и открыла ключом дверь. Ученики с шумом и гомоном заняли свои места. Многие пялились, что мы с Катей сели вместе. Но Алла сама нас так посадила, а вот на других уроках они действительно удивятся. Да и плевать на них. Мне важно, как ОНА себя ощущает здесь. Сидит вон, перебирает нервно страницы учебника и, кажется, вообще не слушает, что говорит Алла.

— Кать, страница двадцать семь, — тихо сказал я ей, когда она уже, смотря мимо книги, листала четвёртый десяток страниц.

Я накрыл её руку своей, и она вздрогнула. Распахнула глаза и подняла их на меня. Хотел просто перелистнуть учебник, куда сказала учитель, но совсем позабыл о нём, едва ощутив её пальцы под своими.

Прохладные. Тонкие. Мои.

Катя тихо вздохнула и убрала руку, позволив мне открыть нужный параграф. Только я сам уже забыл, что нужно открыть-то? Почесал затылок.

Блин. Вообще мозг отшибает рядом с ней.

А, двадцать семь же… Слава богу, вспомнил.

Открыл и оставил учебник лежать. Ни я, ни она в него даже не смотрели.

Внезапно нас прервали — в аудиторию вошёл директор гимназии и какая-то белокурая девушка в школьной форме.

Я нахмурился и окинул её взглядом.

Кто такая? Не помню такой у нас. Впрочем, многие тоже уставились на неё.

Симпатичная. Обернулся на Архипа, чтобы проверить его реакцию, — такую он бы точно не пропустил мимо. Но Архип смотрел на нее странно — зло, что ли.

— Добрый день, ребята, — заговорил директор, когда Алла Дмитриевна дала ему слово. — Знакомьтесь — Кристина Лопырева, она приехала к нам из другого района и теперь будет учиться с вами этот год. Прошу любить и жаловать! Проходите, Кристина, свободное место имеется.

Девушка проплыла мимо нас и села рядом за Архипом — заняла единственное свободное место. Архип наблюдал за ней, сузив глаза.

— Ну, привет, хамка! — сказал он ей негромко. — Вот ты и попалась!

— Отвали!

— Я тебя искал, а ты сама нашлась. Какое чудо!

— Отвали, сказала! — так и сверкала она синими глазами с длинными ресницами.

— Поговори мне тут ещё, — сверкнул глазами в ответ Архип и отвернулся от неё.

— Ты че, её знаешь уже? — повернулся я к нему.

— Да! — ответил он. — Она мне тачку поцарапала, овца!

— Да ладно? Чем?

— Велосипедом!

— Так, Питерский и Ветров, — одёрнула меня Алла Дмитриевна, и я вернулся за свою парту. — За болтовню наряд вне очереди. Моете полы здесь сегодня.

— Блин! — пробубнил я. — Опять полы…

Архип тоже притих, улёгшись на парту, — всё равно наказали уже, можно уже не изображать из себя примерных учеников.

Я же поймал взгляд Кати. Она явно вспомнила то, что было между нами тогда.

Как я её зажал, а потом получил по морде, когда пытался её поцеловать.

Чёрт возьми, а мне не стыдно. Я бы и сейчас хотел ощутить её в своих руках. И поцеловать тоже.

Кстати, ей придётся меня дождаться, если даже в процессе мытья полов Катя участвовать не будет, — нам ехать домой на одной машине. Так что в мытьё полов Рыжая вляпалась вместе с нами.

Весь день Архип скалился на Кристину и препирался с ней. Та оказалась не из робкого десятка и отвечала тем же. Впервые видел его таким… злым? Или эмоциональным? Но меня лично больше волновала Катя, и я тихонько наблюдал за тем, как она живёт.

Не знаю, кому в голову пришла сия чудесная идея, но в гимназии объявили День Любви. Я ещё с утра заметил и удивился сердечкам по стенам — иногда наша гимназия страдала подобным, чтобы развлечь учеников и показать свою активную внеклассную жизнь.

И понеслось… Какие-то записки и шушуканья за углом. На первом этаже установили ящик для записок. Каждую перемену кто-то получал письмо Любви. Иногда это были просто теплые слова для учителей, иногда самые настоящие признания в любви от парней к девушкам и наоборот. Кильдим стоял знатный, учителя вздыхали и пытались работать как есть, но Катя пару раз улыбалась, я видел. Конечно, ведь девчонкам нравится же всякая чушь!

Катя

Безумный День Любви в обычно строгой гимназии меня даже отвлёк. Парни и девушки перешёптывались по углам и писали друг другу записки.

На одной из больших перемен после обеда меня окликнули:

— Романова! Эй, Романова, стой!

Я обернулась и встретилась глазами с парнем, которого уже видела в школе, но лично не знала. К тому же он был максимум шестиклассником. Паренёк протягивал мне невероятно красивую белую розу на тонкой длинной ножке, перевязанную нежной атласной лентой. У меня только и округлились глаза.

— Держи. Тебя поздравляют с Днём Любви.

— Меня?

— Тебя. Ну, бери.

— Ты ничего не путаешь?

— Рыжая Катя Романова, одиннадцатый класс. Всё верно? — спросил паренёк.

— Да…

— Тогда — не путаю! Слушай, ну, забери, я ещё в сортир хотел заскочить перед звонком.

Я молча забрала розу с заботливо срезанными шипами и застыла с ней в руках, глядя в спину убегающего мальчишки. Передавать признания в любви — явно не его стезя… Я осмотрела цветок. Кто-то же мне его прислал? Кто?

Попов?

Вероятно, он.

Больше и некому.

Я наклонилась к самой сердцевине цветка и втянула тонкий аромат изысканной розы. Она и пахла шикарно — я в этом даже не сомневалась.

Пошла вперед по коридору к аудитории русского языка и краем уха услышала фамилию Питерского. Сама не знаю, почему мне захотелось знать, что именно говорят эти десятиклассницы о Романе, но маячок внутри меня словно сработал на интуитивном уровне. Но девочки замолчали и смотрели, как я иду по коридору, пока я не завернула за угол. За углом я остановилась, прижалась спиной к стене и прислушалась.

— Капец…

— Ты это видела?

— Ага.

— Так Питерский ЕЙ купил цветы?

— Ну, ты же видишь, что она с ней шла… Сама видела, как Питерский её тому пацану давал и рассказывал, кому отнести. Было не слышно, но теперь мы и сами узнали, кому она предназначалась.

— Такую розу классную купил, и такой замухрышке…

— Да уж. Жаль… Мог бы себе выбрать и кого-нибудь покрасивее, чем это рыжее недоразумение!

Дальше их оскорбления я слушать не стала. Пошла своей дорогой. Но сердце гулко билось в ушах. Эта роза от Питерского?

Не может быть такого!

Но ведь девчонки чётко сказали, что сами видели, как он просил того мальчика отдать её именно мне…

Это открытие поразило меня так, что даже кончики пальцев похолодели.

Что это значит? Шутка или что?

Возле аудитории русского языка я остановилась у окна и думала, не отдавая себе отчёта, поглаживала пальцами тонкий стебель и ленту на цветке…

В коридоре пока ещё было мало наших одноклассников, а Роман с Архипом уже подпирали стенки кабинета. Они не обращали на меня никакого внимания и о чём-то гоготали между собой. Впрочем, как и всегда. И я решила, что лучше выяснить всё здесь и сейчас, — всё равно Питерского рассекретили так глупо.

— Рома, — негромко позвала я, и парень обернулся. — Мы можем… поговорить?

Питерский неохотно отлип от стены и двинулся ко мне. Когда он дошёл до меня и возвысился прямо над моей головой, я уже растеряла весь боевой дух, но смогла собраться, вынырнуть из омутов его серых глаз и справиться с губами, заставив их произносить слова.

— Твоя роза? — спросила я.

— Ты больная, что ли? — заржал он на весь школьный коридор. — На фига мне тебе розы дарить?

— Тебя видели. Как ты её передавал тому, кто принёс её мне.

Лицо Романа отразило лёгкое недоумение. Хорошо играет, однако.

— Перепутали, наверное. Я пюрешку ел с котлеткой в столовке. Какие, блин, розы? Зачем? Да ещё — тебе.

На последних словах он окинул меня взглядом, полным презрения.

— Значит, не твоя? — изогнула я одну бровь.

Роман вздохнул, словно я его уже достала.

— Нет.

Я открыла окно и выкинула розу на асфальт. Закрыла окно. Поймала на себе взгляд голубых глаз.

— Молодец, Романова. Могу похлопать тебе в ладошки за это шоу, — хмыкнул он. — Тебе в кои-то веки розу припёрли — даже и не знаю, кто там на тебя купился-то вообще? А ты её — в окно.

Он покачал головой и ушёл. Я растерянно смотрела ему вслед.

Не он подарил её, что ли? Может, девчонки перепутали? Мало ли роз сегодня подарили в этой гимназии…

Едва занятие началось, как Питерский вдруг попросился выйти. А когда вернулся, в его руках была белая роза — та самая, которую я выкинула в окно. Сегодня, как назло, сыро — роза была местами грязная и серая, хотя, очевидно, он пытался её вытереть. Я спрятала улыбку. Ну и дурак. Мог бы сразу сказать, что роза от него, а не возвращать мне её из лужи.

Весь класс пялился на нас, пока он нёс её к нашей парте и укладывал рядом со мной. Но ему словно плевать на всех. Я не знала, как к этому относиться. То обижает меня, то приносит розу обратно…

— Грязная роза? Оригинально, — не удержалась я.

— Хочешь, я потом другую куплю. Это я.

— Что ты? — перешёптывались мы.

— Розу передал.

— Я знаю. Тебя же видели.

— Кать, прости, а? — взглянул он на меня и под партой взял мои пальцы в свои.

Меня дёрнуло, как и каждый раз, когда он касается меня, но… Я не захотела их забирать. Я как будто начала его чувствовать — он настоящий сейчас, а на перемене на нём была маска равнодушного и злого. Только что это всё значит, я понять не могла, мозги просто кипели от поведения Романа. И то, что я на него больше не в обиде, тоже ничего не значило. Хотя тот факт, что он принёс эту розу обратно при всём классе и сейчас просит прощения, говорит о том, что он жалеет о своих словах. Тогда зачем было их произносить?

Всё же высвободила свои пальцы.

— Так, Питерский и Романова! — обернулась на нас Алла. — Вы мне мешаете вести урок! Я их вместе посадила ради тишины, а они взяли и спелись! У нас, конечно, День Любви, но это не значит, что я вас не накажу!

— Да, Алла Дмитриевна, мы знаем, как вы нас любите! — выдал Питерский, и по классу зазвучал смех.

— Ну-ка, прекратите балаган! — стукнула Алла по своему столу. — Иначе пол будете мыть тут целую неделю!

Класс притих и продолжил грызть гранит науки.

Я оглядела розу. Ну да, местами видно, что грязь убрали, но лепестки и лента стали серыми. И всё же меня переполняли светлые эмоции. Эта грязная роза казалась мне совершенно особенной и замечательной. Потому что от него. И пусть я ему об этом не скажу, но себе пора признаться — Рома всё равно мне нравится. Такой странный, неправильный, порой нелогичный и непоследовательный, но… Только с ним я себя чувствую такой живой. Даже его манера общения уже так не бесит, хотя я надеюсь, что мы поговорим с ним после уроков о том, что случилось, и он перестанет надо мной так жестко подтрунивать, — сам же дружбу предлагал.

Дружба…

Я задумалась над этим словом.

Возможно, стоит согласиться на его предложение. Он ведь только о дружбе говорил. Значит, я особенно ничего не теряю, даже, наоборот, приобрету — с тем, с кем дружит Рома, он не будет обращаться плохо. Сама бы по себе я бы с ним, пожалуй, не дружила — слишком непредсказуем, но сейчас… Худой мир лучше доброй ссоры.

Но сначала придётся ждать, когда Питерский и Ветров вымоют пол, — машина-то у нас с ним одна.

* * *

На следующей перемене, когда я мыла руки в раковине, меня неожиданно окружили Инга и её подружки. По одной словно стекались все к моей раковине, пока я не оказалась в кольце.

Что это значит? Они и раньше меня не любили, а теперь и вовсе что-то задумали…

Я очень волновалась, но старалась не показывать своих эмоций. Закрутила кран и повернулась к ним. Пять пар глаз смотрели на меня — недобро смотрели.

— В чём дело? — спросила я. — Мне нужно высушить руки.

— С нами поговоришь — и высушишь, — сказала Инга.

Она стояла в самом центре напротив меня.

— О чём?

— Угадай. Ты же умная.

— О Питерском?

— Пятёрочка тебе, Романова, — подняла брови Инга. — Именно о нём. Живёте вместе, да?

— Не вместе, — поправила я её. — В одном доме. Его отец взял надо мной попечительство.

— Так вы встречаетесь или нет?

— Странная связь, — пожала я плечами. — У меня уж скорее отношения с его отцом — юридические — чем с самим Ромой. Он-то тут при чем?

— С чего тогда он тебе розы таскает?

— Ну он таскает — у него и спроси, — ответила я.

— Ах ты стерва! — усмехнулась Инга. — Ты как со мной разговариваешь?

— А что — для такой королевы, как ты, нужны особенные слова? Извини, но для меня ты такая же, как и все. И говорить с тобой я буду так, как ты этого заслуживаешь.

— Ты чё, сиротка бешеная? Вообще офигела?

Инга уже сделала ко мне шаг, как ей дорогу перегородила не пойми откуда взявшаяся Кристина.

— Ну-ка, брейк! — отпихнула она от меня Ингу. — Держите свою подружку, иначе у всех будут проблемы! Если тут кто есть бешеный, то только она!

Девчонки действительно принялись её тащить вон из туалета.

— Пойдём, пойдём! Не хватало ещё проблем из-за этой дуры!

— Если я узнаю, что ты с ним встречаешься, я тебя убью, овца! — крикнула она мне и ринулась прочь, уводя за собой прислужниц.

— Ни хрена себе у вас атмосферка, — обернулась ко мне девушка, пока я стояла с открытым ртом.

— Это они ещё мне ногу не пытались отгрызть, — нервно улыбнулась я. — Не успели.

— Могли? — хмыкнула она.

— Вполне. И сказать, что мало…

— Да уж… Дела.

— Спасибо тебе, Кристина, — ответила я ей. — Они бы меня точно обглодали здесь!

— Да не за что, — усмехнулась та в ответ. — Приятно, что запомнили моё имя. Можно коротко — Крис. Лейтенант против оголодалых пираний всегда спешит на помощь!

Она смешно приложила руку к голове, изображая того самого лейтенанта, и меня разобрал смех — правда, скорее, именно нервный.

— Слушай, а что она взбесилась? — спросила Кристина. — Из-за Питерского?

— Да, видимо… Он ведь розу принёс мне…

— И поднял из лужи, — засмеялась она, впрочем, очевидно, по-доброму. — Вот уж принц! Я видела, как ты её в окно выбросила.

— Он сказал, что не от него.

— Ну ясно, — кивнула она. — Правильно сделала. Смешная вы парочка!

— Парочка? — свела я брови. — Нет-нет, мы не встречаемся!

— Да ладно? — пожала плечами девушка. — А я, как пришла, сразу отметила, что вы точно вместе.

— Почему ты так решила? — задумалась я, ощущая, как снова начинаю волноваться. Неужели так и выглядит со стороны?

— Да видно же, что вы друг на друга очень неровно дышите и никого вокруг не замечаете.

— Ну не знаю… — растерялась я.

— То есть, тебе он не нравится?

— Нет, — ляпнула я.

А сама задумалась. Кажется, теперь у меня нет однозначного ответа на этот вопрос.

— Правда? Ну раз вы не пара и не вместе, может быть, я с ним замучу? Такой видный парень — и свободен. Мне повезло!

— Что? — вырвалось у меня, прежде чем я успела совладать с языком. В моём голосе даже я сама уловила нотки возмущения, и Крис их уловила тоже, хитро глянув на меня.

— А что? Ингу я не боюсь — я ей сама так оторву ножки, что больше не сможет бегать она по дорожке! Ты не против? Питерский прям кадр. Надо брать, пока не увели другие.

Об этом я не думала. Но сейчас от этих слов жгло душу. Кристина невероятно красивая, живая, так интересно общается… А если Рома и вправду ответит ей? А как же я и… роза?

— Да не смотри так на меня, — улыбнулась блондинка, поправляя волосы у зеркала. — Я пошутила! Не в моём он вкусе. Точнее, я не в его — он только на тебя и смотрит. Как ты сама не заметила…

— Разве смотрит? — снова разволновалась я.

Да ну не может быть, чтобы Рома… влюбился в меня.

Просто не может быть. Никак. Никогда.

Но… роза. Она не давала мне покоя.

Зачем тогда было дарить её, а потом поднимать из лужи и нести её мне обратно на глазах у всех?

— Да у него шею скоро заклинит держать голову в сторону тебя! — заявила Кристина и достала блеск для губ.

Я стушевалась, но невольно улыбнулась себе под ноги.

Неужели смотрит?

Божечки мои…

Я ведь в самом деле не замечала.

В животе словно стая маленьких юрких птичек вспорхнула с веточки цветущей сакуры и стала летать, щекотать стенки желудка нежными крылышками…

Аж приложила ладонь к животу, настолько ощущение было реальным.

— Ты чего? — нахмурилась Крис. — Ударить, что ли, успели? Ты говори, не стесняйся, мы их на место поставим. Кстати, твоему Питерскому я планирую рассказать о нападении на тебя в школьном туалете бешеных индюшек.

— Нет, — покачала я головой, убирая руку с живота. — Всё нормально. Зачем ты ему хочешь рассказать?

— Я думаю, он их накажет куда веселее, чем мы или директор гимназии.

— Думаешь, стоит?

— Почему нет? Пусть не творят беспредел.

Она повернулась ко мне, закончив красить губы.

— Будешь? — протянула она мне тюбик с помадой.

— Нет, — покачала я головой. — А ты-то откуда взялась у нас в гимназии? И почему Архип на тебя такой злой?

— Потому что мажор и придурок!

— Э-э…

— Я в его тачку пару дней назад на велосипеде влетела. Он сам нарушал. Я задела рулём и педалью дверь его машины и нехило навернулась. Но вместо того, чтобы спросить, как я себя чувствую, стал предъявлять по поводу ремонта двери. Урод… Как и все в этой супергимназии. Кроме тебя, конечно. Ну и Питерский мне ещё нравится, несмотря на то, что хам.

Она словно озвучивала мои собственные мысли по поводу учеников этой элитной гимназии и мажорах. Только насчет Питерского у меня иное мнение, такое же, как у неё об Архипе. Надо же, а мне, несмотря на часто наглое поведение улыбчивого кота Архипа, он мне больше нравился, чем нет.

— А ты не ушиблась? — спросила я. Она не выглядела жертвой ДТП.

— Ну, ушиблась, конечно, — ответила Крис и немного подняла юбку. — Вон до сих пор болячка под коленкой. Но ничего смертельного. Только этот придурок денег требует за покраску крыла, а у меня их нет.

— Вот засранец, — хмыкнула я. — Они, оказывается, с Питерским не зря дружки — тот почти такой же.

— Да? Ну так мажоры оба. Но мне показалось, Питерский не такой говнюк.

— О-о… Ты плохо его знаешь!

— Возможно… Откуда бы. Но Архип… Вот прям отборный придурок. Так бы и придушила бы.

— Он того не стоит, — развеселилась я от того, как Крис крыли эмоции по поводу Архипа. — Так ты откуда приехала?

— Да мы в этом же городе и жили, только в другом районе, — ответила Кристина. — Мама работала в элитном супермаркете, там познакомилась с состоятельным мужчиной, замуж второй раз выскочила. А у её мужа есть дочь взрослая, шестнадцать лет. Отчим решил меня засунуть в школу к Динке, чтобы удобнее возить было нас, да и образование здесь намного лучше. Я в одиннадцатый класс, а она — в десятый пошла. Так и я оказалась в вашем классе. И просто задница как этому рада…

Она вздохнула, а я снова рассмеялась. Я, как никто, её понимала. Я здесь такая же чужая, как и Кристина. Даже спустя год.

— О, звонок! — отметила блондинка, снимая сумку с подоконника. — Пойдём, нас ждут великие дела!

Мы обе вышли в коридор и ринулись к классу — урок начался.

Глава 14

Катя

Во время урока в класс принесли записки, чем очень порадовали учителя географии. Рома получил их много, но и я не осталась в стороне. Я получила лишь одну «валентинку», но всё же получила.

Развернула открытку с сердечками.

«С Днём Любви, Катя! Ты и так знаешь, что очень нравишься мне, но, пользуясь случаем говорю это прямо. Пойдём в кино? Твой Д.»

Попов. Кто же ещё…

Я улыбнулась сама себе. Приятно получить такие слова любой девушке. Но насчет кино я сильно сомневалась…

Питерский наблюдал за мной. Пытался подглядеть, что внутри открытки. К своим открыткам так и не притронулся.

— Что? — спросила я, закрывая открытку и убирая на другой конец парты.

— От кого записка?

— Рома, это МНЕ записка, — вздохнула я. — И тебе необязательно знать, от кого она.

— Это Попов?

— У тебя полно своих записок — вот их и читай. Я же не спрашиваю, кто тебе пишет…

— Девчонки, — ухмыльнулся он. — Так всегда было.

— Ну вот и радуйся своей популярности, а от меня отстань.

— Кто её написал? — настаивал он.

— Парень, — подняла я брови вверх.

Взгляд серых глаз мигом стал темнее, черты лица ужесточились, а губы превратились в одну линию. Что это с ним? Питерский… ревнует?

Он протянул свою длинную лапу и просто взял мою открытку.

— Эй, куда! Это моё!

— Щас прочту, и будет твоё, мне не надо.

— Отдай! — хватала я его за руки, но без толку — у него они длиннее.

— Нет!

— Питерский и Романова — я вас удалю с урока и выдумаю изощрённое наказание, если вы немедленно не займётесь географией вместо открыток!

— Тихо, Романова, — сказал он мне. — Ты же не хочешь тоже мыть полы.

Он опустил открытку под парту и прочёл текст. Желваки заходили ходуном. Он небрежно бросил её мне на колени.

— Принц, мля…

— Он хотя бы открыто говорит, что я ему нравлюсь.

— И что?

— А не стесняется этого как дурак.

— …Рад за него.

Свои записки Рома небрежно сгреб в мусорное ведро после урока…

* * *

— Итак, ведро готово для вас, Роман!

Мы втроём после занятий вернулись в класс алгебры, который теперь предстояло нам помыть. Он снова был таким же пустым, как и в тот день, когда Питерского наказали одного. Всё было точно так же, и это навеяло воспоминания…

Как Рома притащил меня сюда на плече, как мы оказались наедине, как он нарушил моё личное пространство, заставил почти сесть на учительский стол и пытался поцеловать… А я ему тогда по морде залепила…

Так выходит, что я ему нравлюсь, но после всех придирок ко мне так просто не скажешь об этом, и поэтому он творит всю эту дичь?

Или я всё же ошибаюсь в своих выводах и всё совсем не так?

Только, даже если я права, — это ничего не изменит. Я в курсе о том, что Рома уедет учиться за границу, и отношения, если таковые у нас начнут набирать силу, потом причинят нам обоим слишком много боли. В наличие отношений между нами поверить сложно, но гипотетически, если он ревнует меня к Попову и хочет поцелуев со мной, то, значит, испытывает симпатию ко мне сам, и захочет либо поиграть и понаслаждаться мной, что тоже плохо, либо отношений. И в обоих вариантах я останусь дурой, подарившей ему свою любовь и первые поцелуи, и с разбитым сердцем. А Рома меня очень скоро забудет, уверена. Место возле него для многих девушек очень желанное, о чем ещё раз красноречиво говорило такое большое количество записок, хоть и оказались они все в мусорном ведре. Кто-нибудь всё равно окажется из девушек наиболее упорной и добьется своего. Свято место пусто не бывает…

Проигравшей тут буду только я…

Может, в самом деле стоит взглянуть на Диму под другим углом? Он открыто говорит о чувствах и не стесняется их… Ведь поход в кино ни к чему меня не обязывает, и, если ничего к нему так и не стану испытывать, честно скажу об этом.

А вот о Питерском и отношениях с ним мне следует забыть.

Архип уже подмёл полы, а я помыла доску. Полы выпали по жребию, который бросили парни, Роману. Полы любят его!

Теперь он искал что-то в шкафах.

— Ты идёшь полы мыть или мы тут до ночи будем сидеть? — спросил его Ветров. — Что ты ищешь там? Клад?

— Новую тряпку.

— А, такие, как ты, не пачкают пальчики о тряпки б/у?

— Конечно. Мне всё надо только девственное.

Архип засмеялся, а я от довольно двоякой шутки Ромы невольно покраснела.

Придурок…

— Нашёл! — победно сказал он, вытаскивая вискозу в полиэтилене.

— Тогда мой давай.

— Да мою уже!

Роман снял пиджак, а теперь ещё и закатал рукава. Не удержалась и украдкой любовалась на его сильные большие и при этом очень красивые по-мужски руки. Он уже владеет прекрасным телом не мальчика, а молодого мужчины… Достанется же кому-то такое вот «счастье»…

Пока Роман мыл пол, шутливо огрызаясь с Архипом, я просто ждала их за одной из парт. В класс заглянул Попов.

Парни замолчали и недобро на него уставились. Особенно Рома.

— Кать, я… Выйдешь на пару минут? — не обратил он на парней никакого внимания и говорил только со мной.

— Ты что тут делаешь так поздно? — спросила я.

— Пойдём выйдем, и всё расскажу, — подмигнул он мне.

Я встала из-за парты и пошла в коридор.

— Я, вообще-то, почти закончил, — услышала я голос Романа.

— Мы ненадолго, — ответила я ему.

— А то уеду домой без тебя.

— Я скоро вернусь.

Я вышла из класса и прикрыла за собой дверь.

Мы отошли недалеко от класса, завернули в небольшой коридор.

— Как ты? — спросил Дима. — Питерский как ворон над тобой кружит. Никому подойти даже не даёт.

— Так лучше, Дим, — ответила я. — Мы с ним больше… не враги.

— Что это значит? — посмотрел внимательно в мои глаза он.

— Что мы по одну сторону баррикад, — пожала я плечами. — Ты же понимаешь, что мы живем в одном доме, так как меня юридически взял под опеку Пётр Сергеевич, и слухи про нас с Питерским ходят разные. Что мы пара и чуть ли не вместе спим.

— И это неправда?

— Что за глупые вопросы, Попов? — возмутилась я и ощутила, как румянец смущения опускается на мои щёки. — Ты нашёл что спросить! Разумеется, это враньё!

— Хорошо, — Дима явно расслабился.

— И так как, окуная в дерьмецо меня, окунают и Рому, он нас обоих и свою семью просто ограждает от шматков на вентилятор.

— Ну да, понятно…

— Мы должны примириться как с вынужденным соседством, так и со сплетнями.

— Да, понимаю. И он тебя по-прежнему бесит?

— Ещё больше бесит, — ответила я и закатила глаза под смех Попова. — Моя бы воля — убежала бы, только волосы назад!

— И дома цепляется к тебе?

— Меньше, но цепляется, — вздохнула я.

— Ты мне, если что, говори — я ему пилюлей выпишу!

— Ой, да не трогай ты его! — махнула я рукой. — Сам же знаешь, потом себе дороже выйдет… Просто надо перетерпеть этот год, и его тоже…

— Ну да.

— Хотя его отцу я, безусловно, очень благодарна. И его жене. Такие люди хорошие оказались, и не скажешь даже, что будущий мэр города.

— Думаешь, он победит на выборах?

— Конечно, — кивнула я. — Такие всегда своего добиваются.

— Но с сынком им не повезло! — рассмеялся Дима, а я тактично промолчала.

Не хочу вообще говорить о Роме, чего он завёл тему про него?

— Дим, прошу, давай только не о Питерском. Его и так до тошноты много в моей жизни.

— Ладно-ладно! — поднял он руки вверх. — Бедная. Как ты его выносишь?

— Выбора мало.

— Ну, сейчас я тебя утешу. Вот, тебе кое-что принёс.

Он что-то потыкал в меню своего смартфона и протянул мне фотографии моей любимой бабули в цифровом формате. Несколько дней назад я выходила на прогулку и встретилась с Димой, чтобы передать ему фотографии, которые он затем перенес на цифровой носитель и добавил в телефон.

— Димка, — улыбнулась я, вглядываясь в любимое лицо. Я снова ощутила себя одинокой, истосковавшейся девчонкой. Но теперь фотографии бабули всегда будут со мной, и я смогу их сохранить лучше, чем карточки. — Спасибо… Ты… передашь их мне?

Я старалась держаться до последнего, но слёзы сами собой полились из глаз.

Бабулечка… Ну как без тебя одиноко и трудно.

— Я уже отправил их тебе архивом… В качестве. Эй, ну Катюня…

Он обнял меня, притянув к себе ближе на плечо. Я плакала, снова разбилась, и даже сопротивляться сил не было. А может, мне не хватало человеческой поддержки именно сейчас.

— Не плачь, маленькая… — шептал мне на ухо Дима и гладил по спине. — Так мне душу рвут твои слёзы…

— Мне тяжело.

— Я знаю. Если тебе нужна помощь — ты только позвони.

— Спасибо. Но я не хочу, чтобы ты думал, что…

— Ничего я не думаю. Я и сам вижу, ты не готова. Просто не отвергай меня, давай просто общаться. Просто дружить.

— Давай…

— Кхм-кхм… — услышали мы за спинами чьё-то покашливание.

Я встрепенулась, убрала от себя руки Димы и отошла на пару шагов в сторону. Обернулась. На нас смотрел Архип.

— Простите, что помешал, но… Мы закончили с полами, Кать. Рома тебя уже ждёт в машине, и, если не спустишься в ближайшие пару минут, он уедет без тебя.

— Вот козёл, — процедил сквозь зубы Дима. — И тут нас достал, кретин.

— Слышь, я тебе сам за него зубы выбью, ты понял? — быканул Архип и уже двинулся к нему.

— Естественно! — вскинул подбородок Дима. — Вы же парочка. Двое из ларца, одинаковых с яйца!

— Прекратите! — толкнула я Архипа, и тот остановился, шумно раздувая ноздри. — Я иду уже! Заткнитесь оба.

Я утёрла слёзы и посмотрела на Попова.

— Дим, спасибо ещё раз. Ты мне очень помог. На почте смотреть файлы?

— Да. Не за что, я тебе напишу.

— Хорошо. Пока.

— Пока, козёл! — отсалютовал ему Архип.

— Пошёл ты на… — прилетело нам в спину, но я уже тащила за руку Архипа к лестнице.

Если они сейчас сцепятся — нам всем несдобровать.

— Пошли, упрямый! — рыкнула я на Архипа, который ещё и упирался, но в итоге злой пошёл рядом со мной к выходу из школы.

— Чё, с Поповым решила встречаться? — спросил меня по дороге Архип.

— Нет, — посмотрела я на него, прикидывая, что он мог услышать.

Наговорила я много сгоряча. Растерялась от его вопросов. Не скажу же я, что уже не так уверена, что Рома — говнюк. Просто хотела, чтобы Дима думал, что мы так и воюем. Не хочу сплетен, его сцен ревности. Про дружбу ещё ляпнула сдуру — язык бы мне завязать узлом за это. Но уже поздно.

Теперь переживаю, что Архип мог нас слышать, и передаст это Роме.

— Вы просто так нежно обнимались. Ещё немного — и в дёсна бы начали дол… Целоваться, короче.

— А тебе какая разница?

— Да никакой. Попов тот ещё олень, не связывайся с ним лучше.

— Почему?

— Кидок тот ещё, подлый хмырь.

— Да? Мне так не показалось…

— Мы его получше тебя знаем.

— А ты… можешь не говорить Роме о том, что видел? — посмотрела я на него, когда мы уже выходили из школы. — Ни к чему ему это знать.

— Хм, — хмыкнул Архип. — Ладно, не скажу. Разбирайтесь сами. Пока.

В машине меня ожидал хмурый Роман. Он лишь коротко глянул на меня, когда я села рядом с ним на заднем сиденье, и мы в полном молчании покатили по улицам города.

Я украдкой поглядывала на него. Мог ли он услышать нас с Поповым? По лицу нельзя сказать, обычное хмурое выражение — как и всегда.

Когда мы оказались дома, парень сразу же закрылся в своей берлоге.

— Рома что — и обедать не будет? — спросила меня Наташа, накрывая на стол, очевидно, для нас двоих.

— Не знаю… — пожала я плечами. — Он ничего не говорил мне.

— А ты можешь его позвать?

— Я? Могу, — сказала я и встала из-за стола. — Сейчас.

Поднялась на второй этаж и остановилась у его двери. Сердце колотилось как бешеное, я никак не решалась постучать в неё. Но не могла же я стоять тут до утра! Собралась с силами, протянула руку и негромко постучала.

— Что? — рыкнул Рома через закрытую дверь так, что я подпрыгнула.

— Ром, ты обедать идёшь? — задала вопрос я. — Наташа спрашивает.

— Уйди, старуха! Я в печали.

— Понятно… — пробурчала я себе под нос и пошла обратно.

Аппетит и у меня пропал тоже, но обижать Наташу не хотелось — она так много заботилась обо мне. Пришлось сесть за стол и даже взять ложку в руки.

— Чего он? — спросила она меня. — Не идёт?

— Нет, — ответила я.

— Понятно, — вздохнула Наташа, и мы принялись есть вдвоём.

Осилила лишь полпорции, хоть и было вкусно.

— Спасибо большое, — улыбнулась я ей. — Мне очень понравилось. Куда убрать можно?

— Да не за что, — ответила жена отца Ромы. — Оставь, я уберу.

— Да зачем? Что я — тарелку не помою за собой? Помогу вам.

— Ну, иди в кухню. Там раковина, как у всех.

Я встала из-за стола снова, теперь уже с целью унести свою посуду, но остановилась.

— Кстати, о кухне… А можно на ужин что-нибудь приготовить?

— А ты умеешь готовить?

— Да. И мне хочется помочь, поблагодарить за заботу и за то, что приняли… Да и отвлекает от грустных мыслей.

— А что готовить?

— Можно домашние пельмени и пирожки сладкие.

— Хорошая идея. Я тебе помогу, а ты меня научишь, как их лепить, идет?

— Договорились!

— Катя… А что у Ромы случилось сегодня? — посмотрела она на меня внимательно.

— Ничего вроде бы, — повела я плечом. Если он, конечно, не услышал всё, что я говорила о нём Попову… Половину из этого я не думала на самом деле, а за вторую половину — он виноват сам. Какое-то у меня предчувствие появилось по поводу сказанного мной. А ещё я ощущала чувство стыда и вины. Наверное, стоило просто свернуть этот разговор с Поповым, он только рад был Рому уесть, но я почему-то растерялась. — Ну, полы заставили помыть, и всё.

— Может, двойку ему поставили?

— Нет.

— А что тогда с ним?

— Понятия не имею.

Снова стал злым собой, вероятно…

— Ладно, я пошла помою тарелку, и займёмся пельменями.

Роман

Разумеется, это враньё!

Мы должны примириться как с вынужденным соседством.

Ещё больше бесит. Моя бы воля — убежала бы, только волосы назад!

Просто надо перетерпеть этот год, и его тоже…

Дим, прошу, давай не о Питерском. Его и так до тошноты много в моей жизни.

Эти её фразы так и били по вискам, так и звучали назойливым набатом в голове, так и впивались остриём ножа в сердце.

Котёнок, мля…

Ты не котёнок, а кошка драная.

Вот, значит, как на самом деле ты думаешь обо мне.

Наедине с Поповым не стеснялась уже. Наверное, так было всегда.

Впрочем, я, конечно, понимаю, что заслужил подобное. В её глазах я всё тот же. Точно так же сегодня её троллил.

Она ведь не знает, что это я инициатор того, что отец взял Катю на попечение. Знала бы, наверное, так не говорила бы. Даже если бы знала, её мнение обо мне за неделю бы всё равно не изменилось резко. Она мне не доверяет, и я с этим ничего поделать не смог.

Больно так, что аж дышать трудно и слёзы гадские сами собой наворачиваются. Подушка мокрая стала.

Как это вынести, я не понимаю? Как вытрясти её из души, из мозгов?

КАК?!

Я не хочу плакать как пацан из-за неё.

Как же она меня презирает… Только терпит от безысходности, словно я таракан какой мерзкий, которого она извести не может. А Попова стояла и нежно обнимала, на дружбу согласилась.

Трясло крупной дрожью. Зубы стиснул так, что челюсть свело.

Тихая, беззвучная агония моей души.

Так вот ты какая, любовь.

Сожжёшь всё внутри без сожаления…

Не дашь права отказаться от тебя.

Не позволишь так скоро и легко излечиться.

Хотелось крошить всё вокруг. Даже сейчас, когда я лежал на кровати, кулаки яростно сминали покрывало от бессилия и отчаяния.

Я всё слышал. Ушёл и попросил Архипа позвать её домой, чтобы не убить Попова прямо там и не высказать ей в лицо, какая она дрянь.

Маленькая, красивая, нежная, вкусно пахнущая… дрянь.

Несмотря на это, я продолжаю её… Любить? Не знаю, но точно продолжаю ею бредить.

Она же меня терпит и тихо ненавидит.

Я это заслужил, но от этого не легче.

Сел на кровати и выдохнул, стёр пальцами позорные слёзы.

Никто и никогда об этом не узнает.

И ты, Рыжая, никогда не узнаешь, какое место занимала в моём сердце.

Но с Поповым я не дам ей быть.

Хотел первым её поцеловать?

Не выйдет. Её первый поцелуй будет моим.

И пусть моя душа окончательно сгорит после этого!

Я буду первым.

Моя желанная дрянь…

Катя

Пельменей налепили быстро вдвоём с Наташей. С ней легко разговаривать, приятно находиться вместе, а в четыре руки дело пошло гораздо продуктивнее. Мы лепили пельмени и болтали, словно давно друг друга знаем.

— Так через сколько дней у вас свадьба?

— Через четыре, — ответила Наташа. — Петя хотел бы, чтобы его новая опекаемая туда тоже пошла — для прессы.

Да, я всё понимаю, конечно. Пётр Сергеевич меня приютил, и ничем, кроме послушания я ему отплатить не смогу. Это не мой праздник, и я там буду лишней, но, раз Пётр Сергеевич и Наташа хотят, я туда пойду.

— Я еще успею купить какое-нибудь платье, — улыбнулась я ей.

— Но ты туда не хочешь идти? — посмотрела она на меня.

— Ну что вы, — ответила я. — Просто мне немного неловко, вот и всё.

— Я не считаю, что ты там чужая, — сказала она мне, словно мысли мои прочла.

— Вы так думаете? — задала я глупый вопрос, хотя в груди будто сакуры расцветали.

Я так устала быть лишней, ненужной и посторонней. Начиная с отношения Ромы ко мне в школе весь прошлый год и заканчивая чужим для меня домом, к которому я только-только привыкала.

— Конечно, — кивнула она. — Мы ведь одна семья, хоть и временно. Тем более, мне кажется, что всё-таки не временно.

— В смысле? — не поняла я. — Вы хотите, чтобы я и после исполнения восемнадцати лет тут осталась? По-моему, это не очень удобно… У меня ведь есть своя квартира. Но я могу вас навещать, если позволите.

— Мне кажется, что ты отсюда сама не уйдёшь, — загадочно улыбнулась она, совсем сбив меня с толку.

— Почему?

— Рома, — просто ответила она.

А я похолодела и застыла с пельменем в руке.

Чёрт… Неужели так заметно, что он мне нравится?

Стыдно-то как…

Аж покраснела вся.

— Что Рома? — пожала я плечами, попытавшись всё же взять себя в руки.

— Ты зарделась, — отметила Наташа.

Я посмотрела на неё с непониманием. Ну да, я смутилась, и раз она это видит, что мне сложно говорить о Романе, то зачем продолжает этот разговор?

— Значит, я права, и вы два глупыша, — вздохнула она.

Я моргнула пару раз.

Так, я уже вообще не понимаю, о чём она говорит. Загадки какие-то сплошные…

— Что вы имеете в виду? — уточнила я, чтобы всё-таки уже начать понимать хоть что-то из сказанного мачехой Питерского-младшего.

— Что вы взаимно влюблены друг в друга, но не решаетесь сказать об этом. Ни ты, ни Рома.

Пельмень выпал из моих пальцев на пол, но я даже не обратила на это внимания. Я смотрела в лицо Наташи. Ждала, что она сейчас рассмеётся, скажет, что пошутила. Но женщина продолжала с серьёзным видом смотреть в ответ.

— Не замечала? — спросила она.

— Н… нет, — покачала я головой. — Рома, он… Некрасиво себя вел со мной в школе.

— Мы знаем, — вздохнула Наташа. — Мы с его отцом выучили твоё имя и фамилию раньше, чем ты стала жить с нами. Но… знаешь, это же мальчишки. И Ромка пока ещё между мальчишкой и уже парнем.

— И что — мальчишки?

— Они дергают за косички девочек, которые им нравятся, чтобы обратить на себя их внимание. Так ведь просто сложно сказать «давай будем вместе». А посмотреть в глаза любимой девочке так хочется…

— Но он делал вещи похлеще косичек!

— Правильно, он ведь уже взрослый, хоть и мальчишка. Всё это тоже относилось к проявлению симпатии к тебе.

Я нахмурилась. Нет, я, конечно, слышала об этом. Но никогда не думала, что в моей жизни тоже будет мальчик, который дёргает меня за косички от любви… Да ещё и чувства ко мне от Ромы… Бред какой-то.

— Не веришь? — спросила с улыбкой Наташа.

— Не очень, — хмыкнула я.

— А ты вспомни, как он все эти тяжелые дни сидел возле тебя. А кто на кладбище с тобой был, а кто пса купил тебе? Я Бруно и не вижу почти, он там поселился на две комнаты у вас же.

— Нет, это… Я оценила, конечно, — кивнула я. — И я говорила ему спасибо. Но разве это можно считать проявлением… любви?

— Детка, — улыбнулась мне Наташа. — Ты ещё слишком молода, чтобы знать, что такое проявление любви. Но скажу тебе так — суди по поступкам. В них вся суть заложенного отношения к тебе человека. Рома никогда бы не делал этого, просто чтобы поддержать, если бы на самом деле ты не представляла для него никакой ценности.

— Не может быть, — отказывалась верить я в её доводы.

— А если я скажу тебе, что именно Рома настоял на том, чтобы Петя взял попечительство над тобой?

— Ч-что? — округлила я глаза.

— Да-да, — кивала она. — Можешь у Пети спросить сама. Когда Рома узнал о твоей беде и что тебе грозит детский дом, он поехал к отцу. И уговорил его забрать тебя в нашу семью. Если бы не Рома — ты была бы в детском доме. Я тебе такой судьбы не желаю, конечно, и я рада, что ты туда не попала. Но спас тебя именно Рома. Какие ещё нужны доказательства, что его душа вовсе не пустая, как может показаться или каковой он хочет ее показать нам, и что чувства к тебе у мальчика чистые, искренние и очень сильные?

— Ладно, давай пельмени уже доделаем, а там сами разбирайтесь, — сказала Наташа, поднимая пельмень, который выпал у меня из рук.

— Э-э… Да.

Мы доделали начатое, больше не касаясь темы Романа, но до самого ужина я так и осталась не в своей тарелке. Даже пирожки по рецепту бабули не смогли меня отвлечь.

* * *

— Ого, чего это у вас так вкусно пахнет? — потянул носом Пётр Сергеевич за столом во время ужина.

— Пельмени, домашние, — ответила Наташа, накладывая их в тарелку своего будущего мужа.

— Домашние? — спросил Пётр, принимая свою порцию. — В ресторане, что ли, заказали?

— Нет, это Катя лепила, — сказала она, улыбнувшись мне. — А я помогала ей.

— Катя? — удивился Питерский-старший.

А Питерский-младший, кажется, подавился этим самым пельменем…

Так и застыл с ложкой в руках. Такой хмурый спустился к ужину — впрочем, ничего необычного. А как попробовал пельмени, так и стал наворачивать всю тарелку с ними один за одним…

Он покосился на меня, но ничего не сказал.

— А вкусные какие! — зато мои пельмени оценил Пётр Сергеевич. — Ой, мама дорогая! Давно я таких вкусных и домашних пельменей не ел! Да, Ром?

— …Угу.

— А Катя научила и тебя их лепить?

— Конечно, научила, — ответила я. — Ничего там сложного нет. Теперь Наташа и сама сможет вас порадовать такими же.

— Чудесно! Ну-ка, добавочки, девчонки!

Рома от добавки отказался, хоть и доел свою порцию. А потом Наташа принесла ещё теплые пирожки и поставила поднос с большим блюдом в центр стола.

— Катя тоже мастерила? — спросил его отец.

— Да, — ответила женщина. — С клубникой, представляешь? Достали замороженную! На, Ром.

— Не надо, — сказал он и резко встал из-за стола.

— Ты чего, сын? — поднял глаза Пётр.

— Ничего, голова болит, — отозвался Роман и почему-то зыркнул на меня. — Спать пойду.

— В семь вечера?

— Да пофиг.

Он развернулся и ушел в сторону лестницы.

— Пофиг, пофиг… — заворчал отец Ромы. — Ну и словечки у молодёжи…

А я опустила глаза в свою тарелку. Обидно. Он не стал их даже пробовать. Потому что я готовила. И пельмени бы не стал — просто не знал, что они тоже из-под моих рук.

* * *

Следующий день выдался выходным, и в гимназию нам ехать было не нужно. Однако Пётр Сергеевич всё так же был ни свет ни заря уже в офисе, а Наташа куда-то уехала по своим делам.

Когда я около десяти, зевая, спустилась в кухню, чтобы выпить кофе, в доме никого не было кроме Романа, который с безразличным лицом щёлкал пультом телевизора. Он лишь немного повернул голову на звук моих шагов, а потом отвернулся обратно к экрану. Даже не поздоровался.

Я же остановилась у него за спиной, решаясь, стоит ли с ним поговорить или не надо?

Наверное, сделаю это позже — выпью кофе, наберусь смелости. Как-то не кажется, что Рома готов именно сейчас к разговору. Я просто струсила, но я ушла в кухню и остановилась напротив кофеварки.

Так. Надо выдохнуть и успокоиться.

Ну надулся он на меня, потому что, как я полагаю, слышал, что я говорила Попову. Но никогда не поздно заговорить самой и попросить прощения, ведь…

— Ай! — И рычажок кофеварки вдруг заклинило. Подёргала его — намертво встал. — Чёрт, ну почему на мне его заклинило…

Роман

Не удержался. Пошёл за ней в кухню.

Чёрт его знает — зачем.

Я слышал, как она остановилась за моей спиной и словно размышляла, заговорить ли со мной или нет.

Что она хотела мне сказать, я, конечно, не знал, но меня магнитом потянуло следом за ней.

Вообще, я хотел сделать вид, что тоже хочу кофе выпить, и просто хотел посмотреть на неё ближе, но сломанный рычажок кофеварки вдруг подкинул мне безумную идею…

— Сломала кофеварку? — поймал я ее за руку в кухне.

Коснулся ее, и снова будто прошило током… Не могу ее трогать. Я теряю над собой контроль. Но не смог побороть желание прикоснуться.

— Кажется, да, — закусила она нижнюю губу от волнения и отняла у меня свои пальцы.

— Слушай, ну мне придётся рассказать отцу, что ты косорукая и портишь вещи. Пусть выгонит тебя.

В ее глазах заблестели слёзы.

— Не говори. Пожалуйста, — заломила она свои маленькие ручки. — Мне некуда идти, ты же знаешь.

— А кого это волнует? — усмехнулся я. — Мы тебя, сироту, и так по доброте душевной пригрели, а ты вещи портишь. Нет, я всё-таки скажу ему. Пусть тебя вернут туда, откуда забрали.

Я сделал пару шагов от неё и обернулся. Девочка опустила голову. Рыжие волосы, на которых красиво играли лучи солнца, упали на лицо. Из глаз капали слёзы на ее сцепленные между собой до белых костяшек пальцы.

— Значит, так, — поставил я руки в боки и, наклонив голову набок, наблюдал за ней. — Ты хочешь остаться в этом доме?

— Да… — тихо ответила она.

— Тогда тебе придётся играть по моим правилам. Одно мое слово — и ты вылетишь отсюда пробкой. Ты это понимаешь?

— Понимаю.

Я подошёл к ней ближе и поднял пальцами ее подбородок на себя. В который раз словно провалился куда-то, глядя в глубину ее глаз.

— Тогда будешь делать то, что я скажу тебе. Ясно?

— Что ты хочешь, чтобы я делала? — тихо спросила она, понимая, что в моей полной власти.

Так и было — она в моей власти. Наконец-то.

Нежная, красивая до дрожи и такая слабая. Теперь моя.

Прекрасное чувство…

— Даже и не знаю, что с тебя взять-то кроме анализов… — наклонил я голову и наблюдал за ней, словно рассуждая. — На что ты мне, такая бестолковая, сгодилась бы.

Она смотрела на меня с волнением и настороженностью, будто ожидая приговора.

— Поцелуй меня.

— Ч-что? — расширила глаза девчонка и отпрянула от меня, врезавшись в стол бедром.

Я последовал за Котёнком и поймал её в капкан, поставив по обе стороны от девчонки руки на столешницу буфета.

— Целуй меня, сказал. Ты глухая, а, рыжая?

— Но я думала, что ты…

— Мне плевать, что ты думала, — оборвал я ее, ощущая, как меня начинает потряхивать от близости к ней. Я жадно втягивал в себя запах её волос словно зависимый. — Целуй. В губы.

Она нервно сглотнула и осталась неподвижной. А я уже просто умирал от предвкушения, желая ощутить сладость и мягкость её губ, которые никто никогда не целовал. Я буду первым…

— Умеешь?

— Нет… — почти шёпотом ответила она, словно мышка, которую загнали в угол.

— Щас научишься.

Глава 15

Катя

Это было так внезапно, что все мысли спутались. Рома снова стал тем, кого я так боялась, кого ненавидела, но… Я понимаю, почему он так себя ведёт — он обижен на мои слова. Я растерялась, не знала, как справиться с теми эмоциями, которые я ощущала от его близости.

Он так смотрел на мои губы, он хотел этого поцелуя. Я словно чувствовала то, что чувствует сам Рома. Слышала его желания…

Только объясниться он мне не дал, навис сверху и потянулся к моим губам сам.

— Подожди! — упёрлась я ему руками в грудь. — Стой… Я знаю, почему ты так говоришь.

— И почему? — сказал он уже где-то между моим ухом и щекой, опаляя кожу своим горячим дыханием, его губы легко касались меня, заставляя сотни маленьких птичек вспорхнуть с ветки и начать хаотично носиться внутри меня и беспощадно щекотать стенки желудка.

— Ты слышал меня и Попова, — ответила я, и Рома отпрянул.

Посмотрел на меня волком. Скулы заострились.

— Так ведь?

— Слышал, — отозвался он. — Ты очень красиво размазала меня по стене под его гогот, Рыжая.

— Прости, Ром, — подняла я глаза на него. Если уж просить прощения, то именно сейчас.

— Чего? — не поверил он.

— Я прошу простить меня за эти слова, я… Так давно уже не думаю.

— А как ты думаешь? — уставился он на меня так, будто впервые увидел.

— Ты не такой плохой, каким хочешь казаться. Я знаю. Я некрасиво поступила, наговорив о тебе такого за спиной, — слова давались мне с огромным трудом, но сказать это было просто необходимо. Я и сама чувствовала, как мне становится легче просто потому, что я попросила прощения за сказанное. — Мне стыдно, но Попов, он… Меня застал врасплох, и я не хотела, чтобы хоть кто-то знал, что я уже думаю иначе о… тебе. И сейчас… Ты обижен. Но ты не будешь делать глупостей и обижать меня, правда же?

— Не буду, — помотал он головой. Из его тела словно ушла напряженность, его мускулы уже не выделялись так сильно, лицо стало спокойнее, а глаза — теплее. — Я же обещал тебя защищать. Просто чё-то… Переклинило.

Я закусила нижнюю губу, ощущая неловкость. Он отошёл ровно на полшага, не давая мне уйти с места, но и не прикасаясь.

— Ром, я… Больше никогда не буду ни о ком говорить плохо. Правда. Мне очень стыдно. Я уже так давно не думаю! Я знаю, что у тебя большое сердце и добрая душа.

— Кать, — позвал он, и я подняла голову, едва не столкнувшись с ним лбами. Он опять подошёл ближе, как будто магнитом его тянуло ко мне. А я… Не торопилась разрушать это мгновение. Как будто сейчас я держала в руках что-то очень важное.

— Что? — ответила я тихо.

— Ты изменила обо мне мнение?

— Да.

— Почему?

— Наташа мне всё рассказала, — вздохнула я, не зная, куда себя деть от смущения. Рома так и нависал надо мной, впиваясь в лицо своими серыми глазами, в которых я наконец не видела льда. Он словно был собой, без масок, без фальши и напускной крутости… Ему словно было важно знать, что я думаю о нём. — Забрать меня в вашу семью — твоя идея.

Рома неловко закивал. Ему сложно было подбирать слова, как и мне, и он не мог оторвать взгляда от моего лица. Словно, если отвернётся вдруг, — я просто исчезну.

— Сказала… Ну что ж… Рано или поздно ты бы узнала.

— Ром, — подняла я голову и посмотрела в его глаза. — Ты ведь спас меня. Спасибо.

— А как ещё, глупая? — горько усмехнулся он. — Я сам чуть умом не тронулся, когда узнал, что твоя… Что ты одна осталась. И что тебя хотят отдать в детский дом.

— И ты придумал уговорить отца забрать меня?

— Да, — пожал плечами он. — Если бы отец не согласился, я бы тебя выкрал и увёз.

— Увёз?

— Да, — твёрдо ответил Рома. Он явно не шутил. — Я не позволил бы тебя таскать по приютам.

— А почему тебе так важна моя судьба? — задала я вопрос и стала искать ответ в его глазах.

Но его слова выбили из лёгких весь воздух.

— А потому что нравишься ты мне, Рыжая. Давно. Девочка, я о тебе мечтаю…

От его такого неожиданного и красивого до боли в сердце признания я снова потеряла возможность управлять своим языком и молча смотрела в ответ.

— Надо было давно сказать, да я всё… Стеснялся кого-то. Но сейчас глупо выдумывать причины, ты ведь… И без того всё поняла.

Я лишь неловко кивнула, не зная, что на это всё отвечать.

Питерский признался в симпатии. Ко мне. Сам. Первый…

Я не могла себе это представить даже во сне.

— Прости меня тоже, — посмотрел он в мои глаза. — Совсем мне голову уже оторвало. Тебе ведь не нравится Попов? Ну, скажи, что не нравится…

— Не нравится, — ответила я.

— Честно?

— Честно.

— Ты простишь меня?

— А ты меня?

— Кать, — спросил он, придвигаясь ближе. Он оказался снова вплотную ко мне, и меня это словно пьянило. Я боялась этой близости и так хотела её… Руки Ромы легли на мои бёдра и мягко сжали их. Горячие длинные пальцы обжигали кожу через ткань джинсов. — Я тебе нравлюсь?

Это вопрос совсем меня врасплох застал. Я никогда не признавалась в симпатии к парню. Тем более что эта симпатия к Роме. Как будто оказалась в зазеркалье, где всё наоборот и Питерский внезапно меня любит. Но, раз уж у нас случился вечер откровений и Рома сделал первый шаг, я не должна молчать.

— …Да, — еле выдохнула я.

— Правда? — спросил он так, словно я могла бы лгать о таких вещах. К тому же дрожали от происходящего мы оба, и он прекрасно тоже ощущает, как я волнуюсь и что я испытываю что-то схожее с его чувствами сейчас.

— Правда, — ответила я. — Ты… Я всегда чувствовала в тебе что-то большее, чем…

Договорить я не успела. В мозгах взорвался фейерверк.

Рома дотянулся до моих губ и коснулся их своими. Не грубо, без давления, а наоборот — мягко, ласково, будто просил разрешения.

Все слова вылетели из головы, оставив место лишь этим новым для меня ощущениям и эмоциям, которые долбали по вискам так, что мне казалось, что ещё секунда — и бешеные птички внутри порвут меня вовсе… Его губы лишь бережно касались моих, словно боясь их осквернить, и это было так приятно, что я не заметила сама, как просто застыла в его руках, положив руки на его грудь, и позволяла ему целовать себя. Я даже осмелилась шевельнуть своими губами в ответ…

Звук хлопнувшей входной двери заставил нас отскочить друг от друга в разные стороны.

На кухне появилась Наташа с пакетами продуктов.

— О, доброе утро! — сказала она, складывая их на стол, а Рома принялся ей помогать.

Всё-таки он хоть и пацан ещё, но что-то мужское в нём точно доминирует. Например, эти продукты — без просьб помогает Наташе.

— Доброе, — ответила я. — Только кофе нам не досталось.

— Почему?

— Я сломал кофеварку, — опередил меня Рома, взяв мою вину на себя.

Я посмотрела на него, а он мне подмигнул. Да уж, ему точно простят сломанный кухонный прибор. Впрочем, и меня бы не выпороли — Рома сильно нагнетал в этом вопросе, но всё равно приятно. Он пытается меня защитить везде. И как я раньше не замечала?

— Да? — огорчилась Наташа и подошла к кофеварке. — И правда. Этот рычажок давно барахлил, а теперь отвалился совсем. Ай, не берите в голову. Купим новую, да и делов!

Я невольно рассмеялась. Как всё просто решилось. А Роман хотел напугать меня сломанной кофеваркой. Тот поймал мой взгляд и тоже не выдержал.

— Чё смешного-то? — переводила с меня на него взгляд мачеха Ромы.

— Да так, ничего… — ответила я.

— Ох, молодёжь… Вы не завтракали в итоге? На этапе вышедшей из строя кофеварки всё и кончилось?

— Не-а, не завтракали, — откликнулись мы.

— Тогда садитесь, я вас накормлю.

Наташа сварила кофе в турке на всех нас и выложила на стол свежие круассаны, в которые мы тут же вцепились зубами.

— А что это вы такие весёлые и даже не подрались на одной территории? — спросила она нас, хитренько поглядывая то на Романа, то на меня.

— Просто хорошее настроение, — пожал плечами Рома. — Не надо тащиться в гимназию — уже праздник.

— Ну да, ну да, — хмыкнула она. — Помирились, что ли?

— В смысле? — задала я вопрос, изображая непонимание, и сама услышала, как фальшиво прозвучал он.

— В смысле поговорили, — пояснила Наташа. — Да не бойтесь, глупые! Вы думаете, незаметно, как вы смотрите друг на друга? Только Петя занятой не замечает — потому что редко дома бывает. Но вы… поаккуратнее. Помните, что вам ещё самим восемнадцати нет, детей пока рано.

— Каких детей, Наташ? — вскинулся Рома, а я покраснела и опустила глаза в стол.

Я даже не думала об этом. И не собираюсь.

— Да знаю я вас, молодые да прыткие, — хмыкнула она. — Не заметим, как станем бабушкой и дедушкой.

— Нам обоим нужно учиться, — привёл разумный довод Рома.

— Вот и учитесь, — кивнула Наташа. — А отцу я ничего не скажу — но всё равно, открыто не зажимайтесь по всему дому.

— Э-э… Я пойду к себе, — встала я из-за стола. Эти разговоры совсем меня смутили.

Рома и Наташа остались о чём-то спорить, а я предпочла вернуться в комнату и поиграть с Бруно, который со своей порцией корма уже разобрался. Щенок оказался умным и ласковым, мы с ним очень сдружились. А ещё меня очень грела мысль, что его мне подарил Рома. Просто потому, что хотел, чтобы я отвлеклась от переживаний. И у него получилось.

* * *

Когда внезапно кто-то вдарил по струнам электрогитары, я чуть не свалилась с кровати вместе с собакой, с которой умудрилась уснуть.

Гитара звучало явно с усилением и где-то внизу дома, затем к ней подключились и другие инструменты.

Я вспомнила, что Рома играл в какой-то группе у них в гараже, и меня разобрало любопытство. Слышно было хорошо, но мне захотелось именно посмотреть, как они это делают. Музыка — чудо, и не каждый умеет его создавать.

Я согнала сон, привела себя в порядок и спустилась вниз, шла на звук и скоро оказалась в гараже.

Четыре парня владели каждый своим инструментом, создавая одно чудо. Двое близнецов занимали клавиши и барабаны, Архип с бас-гитарой, как я поняла, а у Ромы была сольная основная партия, и пел тоже он…

Он увидел меня и сбился с текста, а потом улыбнулся и продолжил.

Я тихонько присела на диванчик, установленный в гараже, и слушала. Я слышала, как он поёт, конечно — Рома выступал на школьных праздниках по просьбе директора. Но так близко, так, чтобы он пел в микрофон и смотрел в этот момент на меня, прямо в мои глаза, и словно бы исполнял эту песню лично для меня… Никогда её раньше не слышала. Он сочинил ее сам?

Ребята закончили песню и прервались, заметив у себя гостя.

— Привет, — сказал один из близнецов. — Я Даня. Ты откуда взялась?

— Привет, — откликнулась я, смутившись такого внимания сразу от четырех парней. — Я Катя, и я тут живу.

— Мой отец оформил опеку над Катей, — пояснил Рома. — Раньше не было времени рассказать…

— Понятно, — улыбнулся Даня.

— А песня как? Я Назар, — привлёк моё внимание второй близнец.

Такой же большой и крепкий, как его брат. Да все парни словно с конкурса моделей подобраны… Надо же так подружиться. Но для меня кое-то вне конкуренции… Тот, от кого я не могла отвести взгляда, и это было взаимно.

— Классная, — улыбнулась я. — Мне очень понравилось. Кто сочинял?

— Я, — ответил Даня. — Но по просьбе Романа. И теперь я, кажется, понял, кто стал музой.

— Заткнись, — фыркнул Рома, и парни заржали, а я же снова смутилась.

— Мы всё думали, о ком же там думает Питер… Так вот ты какая, муза рыженькая! — подначивал Рому Назар.

— Ой, да заткнитесь уже, и давайте следующую репетировать, — Рома бахнул снова по струнам, не давая им говорить дальше под ржач парней.

Я не стала их смущать больше и ушла в дом. А вечером мы столкнулись с Ромой в кухне. Оба пришли попить воды и оказались у кулера вместе.

— Закончили с репетицией? — спросила я.

— Ага, — кивнул он. — А ты чем маешься?

— Читала.

— О-о… Ну как обычно, — усмехнулся Рома. — Тебе подходит.

В иной раз я бы обиделась, но сейчас я вижу искорки смеха в его глазах и понимаю, что он так шутит.

— Зато я умная поэтому, — ответила я.

— Кто ж спорит… Но по алгебре ты косячишь.

— А ты мне не показываешь где.

— Ну так сама и ищи ошибки — ты ж умная. Зачем тебе я?

Я уставилась на его, сузив глаза.

— Нет, ну если ты меня уговоришь, то буду помогать тебе решать эти примеры, — изогнул бровь Рома.

— Как?

Рома воровато огляделся по сторонам и ухватил меня за руку, увлекая куда-то за собой. Мы оказались в одном из подсобных помещений.

— Ты чего меня сюда притащил, а? — спросила я.

— А ты щас просить меня помогать тебе по алгебре будешь.

— Что? В смысле? — возмутилась я. — Офигел, Питерский?

Но парень уже не слушал меня. Я очутилась на небольшом стульчике, наш рост выровнялся, а руки парня обнимали меня почти за попу. Хам!

— Поцелуй меня, Рыжая, — сказал он мне, обжигая мои губы своим дыханием.

Я застыла на месте. Мне хотелось поцеловать его, но решиться было так страшно…

— Кать… Поцелуй меня.

И я подалась вперёд. Обняла его за шею и сама прижалась к нему губами.

Меня пробила дрожь, а мышцы Ромы напряглись, все, до единой. Его прошил тот же ток, как и меня. А когда я повела губами по его губам, заметила пальцами, как его кожа на шее стала гусиной…

Он подхватил мой поцелуй и перехватил инициативу. Голова кружилась от этих ярких ощущений, от понимания, что меня целует Питерский, он сам меня просил о поцелуе…

Поцелуй казался мне бесконечным, но спустя время мы мягко закончили его и остались стоять в обнимку, прижавшись друг к другу лбами, и тяжело дышать.

— Песня… — хрипло сказал мне Рома. Его глаза были словно пьяными, зрачки расширены. — Она о тебе.

— …Спасибо, — только и пролепетала я, не зная, как справиться с этим шквалом чувств внутри меня. А потом мягко коснулась его щеки сама, чтобы он ощутил мою благодарность. За всё.

Глава 16

Катя

Мы пряталась как дети по дому и целовались. Губы болели и, кажется, даже и не проходили, но нам было мало.

В день свадьбы отца и Наташи Рома и я уехали на фестиваль. Его отец безумно расстроился, но всё же принял позицию сына, а мы обещали заглянуть хотя бы на банкет. Отец Романа считал, что я просто иду посмотреть выступление, и пока не был в курсе того, как сильно изменились отношения между нами.

На более весёлом и крутом событии мне не довелось бывать, а я вкусила ещё больше сладости — ребята взяли меня к себе в гримёрку за кулисы.

— Ну что, готовы? — спросил Даня, одетый для выхода, как и все остальные ребята.

— Я пойду в зал, — сказала я им. — Хочу посмотреть на вас из зала.

— Поцелуй на удачу, — поймал меня Роман за талию, притягивая к себе.

При ребятах мы уже не стеснялись своих чувств, да и они привыкли, что мы теперь сладкая парочка, хоть и сами до конца так и не разобрались, что между нами творится. Мы знали только одно — дышать друг без друга у нас уже просто не получается.

Я подарила ему нежный поцелуй и толкнула в бок — не на людях же.

— Ответишь вечером за свои толчки, Рыжая! — шепнул он мне, и я не удержалась — захихикала.

Питерский, в кого ты меня превратил? Те слова, что раньше меня бы напугали, теперь я воспринимала как флирт, и так оно и было. А ещё от его «угроз» в животе опять прыгали бабочки — я знала, что мои губы опять будут дико болеть от его поцелуев.

Выступали ребята так круто, что от криков девчонок можно было оглохнуть. Первое место они, правда, не получили, но так понравились зрителям, что основатели фестиваля решили наградить съемкой клипа и их.

— Вау, не могу поверить, что клип у нас всё-таки будет! — потирали руки ребята в гримерке.

И только Роман смотрел снова лишь на меня.

— В нашем клипе не хватает девочки, — сказал он так, чтобы все слышали. — Красивой и рыжей. Как считаете?

— Очень не хватает! — тут же поддержали ребята. — Это было бы крутецкое видео. Особенно если учесть, что наш вокалист в самом деле в неё влюблён!

— Да идите вы! — фыркнул Рома, впрочем, без злости. — Кать, будешь в нашем клипе сниматься?

— Ой, — совсем раскраснелась я. — Но я… никогда не пробовала!

— Мы тоже. Но я уверен, что камера тебя любит.

— Откуда ты знаешь?

Роман наклонился к моему уху.

— Я снимал тебя много раз, пока ты не видишь.

От его слов побежали мурашки по коже.

— Пересматривал, мечтал о тебе. Ты очень красивая, необычная, и камера тебя любит, Кать.

— Вот засранец! — пихнула я его в плечо, а парень рассмеялся.

— Так будешь сниматься?

— А буду!

— Супер. Кать…

Он прижал меня к себе теснее.

— Что тебе, засранец?

— Я рад, что в нашем клипе будешь ты. О большем я и мечтать не мог.

— Спасибо, что позвал, — ответила я, не заметив, как стала ласково перебирать его волосы, вплетать пальцы в жесткие пряди, а он тихо зарычал от удовольствия, прикрыв глаза.

— Ещё, Рыжая…

* * *

На банкет к отцу и мачехе Романа доползли к вечеру. Уже темнело, когда мы вошли в зал.

Пётр Сергеевич сразу нас увидел, стал махать нам.

Нас всех четверых посадили поближе к столу невесты и жениха. Наелись мы от пуза, и каждый сказал несколько тёплых слов Петру Сергеевичу и Наташе. Пришла очередь выступить и Роману.

— Ну что, па? — встал он и заговорил в микрофон, а ребята, заранее установив инструменты на сцене, уже стали занимать свои места. — Вот и настал день твоей свадьбы. Несмотря на то, что я говорил раньше, искренне желаю вам с Наташей счастья и понимания. Сохранить свою любовь и приумножить её. За последнее время я много чего понял. Понял тебя, пап. Теперь я точно знаю, что такое — дорожить кем-то и какое место в жизни может занять женщина. Надеюсь, вас обойдут беды, в окно будет стучаться только радость. А теперь — наш подарок от нас! Песня.

Роман и ребята исполнили свой хит ещё раз, под слёзы Наташи и мягкую улыбку отца. Было видно, что они остались очень довольны, и Рома успел везде.

После банкета вдвоем гуляли до рассвета по городу… Наташа и папа Ромы жутко ругались на нас по телефону, а мы были счастливы и свободны.

Уже дома, когда в доме наступила тишина, Питерский коварным образом пробрался в мою комнату…

Снова безумные поцелуи, а потом беседы по душам. Не думала, что с ним так легко болтать, особенно так — лёжа на одной кровати, глаза в глаза.

— Тебя что-то тяготит, — сказал он мне, ласково проводя пальцами по распущенным волосам. — Я вижу грусть в твоих глазах.

— Да…

— Что?

— Ром… А что дальше? — спросила я.

— Дальше… Честно, я сам не знаю.

— Ты ведь уедешь учиться, — опустила я глаза. — Как мы теперь расстанемся? Я не хотела поэтому ничего… начинать. Я знала, что так будет. Будет больно. Ты уедешь, а я… останусь тут.

— Да, я планировал уехать учиться, — ответил Рома. — Но тогда ещё не было нас.

— А сейчас? — спросила я и замерла.

Неужели Рома готов изменить ради меня планы?

— А сейчас… Я подумал, что есть и в нашей стране приличные вузы.

Я мягко улыбнулась. Всё же Наташа оказалась тысячу раз права. Рома любит меня. Он готов жертвовать чем-то, чтобы мы могли быть вместе. Он серьёзно… И это взаимно.

— Я бы поехала в другой город, — ответила я. — Меня тут больше ничто не держит. Кроме тебя…

— Маленькая моя, — он прижался носом к моей шее, вдыхая мой запах. — Неужели ты думала, я оставлю тебя и уеду? Ни за что. Даже и не надейся от меня отвязаться, Рыжая! Я слишком долго о тебе мечтал!

— Я не хочу от тебя отвязываться.

— То-то же!

— Но… Только у меня нет денег платить за учебу. Но, может быть, я пойду работать, а потом поступлю учиться.

— Мы со всем разберёмся. Всему своё время.

— Думаешь?

— Разве Питерский когда-то не добился своего?

— Не помню такого…

— Но у нас впереди ещё почти целый год школы. Найдем решение. Главное что?

— Что?

— Что я тебя люблю, Рыжая.

Открыла рот и закрыла обратно.

Сердце бешено забилось.

Рома признался мне в любви так просто и откровенно!

Боже мой…

Неужели это происходит со мной?

— А ты что молчишь, а? Заучка! — сжал он меня сильнее руками. — Только попробуй сказать, что не любишь меня!

— Люблю… — выпалила я машинально, а потом прикусила нижнюю губу.

Ну вот и я случайно тоже призналась впервые в любви…

— Ну вот, — улыбнулся, как хитрый кот, Рома. — Тогда живи дальше. И папе надо сказать, что у нас отношения. Хватит прятаться.

Я вцепилась в него руками.

— Не надо. Страшно.

— Страшно будет, если он нас застукает, — ответил Рома. — Надо сказать.

— Страшно…

— Не бойся, Котёнок, — улыбнулся снова Роман, и я ощутила, как верю ему, словно он сам и есть истина в последней инстанции. — Со мной не надо бояться. Я всё решу.

Я не знала, что ответить, и просто доверчиво прижалась к его плечу. Я пока ещё сама никак не могла привыкнуть, что мне можно любить его и я люблю, а он — отвечает мне тем же…

— Я больше о тебе не мечтаю, — сказал он мне полушепотом. — Ты сбылась, моя девочка…

Роман

Поговорить с отцом планировал на следующий день. Если я всё решил уже, к чему тянуть? Я не изменю решения. Любить кого-то так, как я люблю Рыжую, я не смогу ни в двадцать, ни в тридцать, ни даже в пятьдесят. А значит, у неё нет выбора: она — моя женщина навсегда. Нравится это отцу или нет.

У отца сегодня был выходной после празднования свадьбы. И я после обеда воспользовался уединением отца в кабинете — его дела всё равно никуда не деваются даже в такие праздники.

— Пап, — заглянул я в кабинет. — Поговорить хочу. Можно? Это важно.

— Да, конечно, — ответил он в трубку. — Слушай, я перезвоню чуть позже.

Он положил трубку и уставился на меня.

— Ну проходи, — указал он на кресло возле своего стола. — У тебя минут десять.

— Мне хватит.

Я сел напротив него.

— Пап, разговор будет серьёзный. Только не ори, ладно?

— Ром, — нахмурился отец. — Ты как со мной разговариваешь?

— Пап, ну извини, — ответил я. — Но ты точно разозлишься, а я прошу тебя меня услышать. Повторю еще раз — я серьёзно настроен.

— Ты меня пугаешь, Рома… — поджал губы отец. — Что ты натворил уже?

— Ничего я пока не творил, — вздохнул я. — Просто я должен тебе сказать за нас двоих. И, пожалуйста, выслушай. Я люблю Катю. А она любит меня.

— Так, — заволновался отец. — Прекрасное начало. Вы же не так давно ругались до драк!

— Это в прошлом.

— А теперь вы что делаете?

— Дружим.

— Дружите, — хмыкнул отец. — В семнадцать, когда гормоны хлещут в мозг, вы дружите.

— Да, — кивнул я. — Я обещал не прикасаться к ней и тебе, и себе, и ей — по крайней мере пока нам обоим не исполнится восемнадцать и пока она сама не станет к этому готовой. У нас ничего не было, пап, и пока не будет. Слово даю.

Отец хмыкнул снова и почесал подбородок. Он знает, что я никогда не лгу ему, и если дал слово — сдержу его.

— Я обещал тебе ее не трогать, да, — продолжил я. — Но мы влюбились друг в друга, и всем придётся это принять. В семье. В школе мы, конечно, это афишировать не станем.

— И что дальше, Ром? — нахмурился отец. — Это прекрасное чувство. Первая любовь… И я очень рад, что эта девочка превращает тебя в мужчину, — ты больше не прячешься от своих чувств. Но ты ведь понимал, что это никуда не приведёт? Тебе надо ехать учиться, и платить ещё и за Катю я вряд ли стану в вузе Британии.

— Я не поеду, пап, — твёрдо ответил я. — Я буду учиться в России, и Катя поедет со мной.

— Вообще прекрасно, — всплеснул руками отец.

— Пап, я не хочу всю жизнь жить в Британии. Ты же понимаешь, что изучать там право бессмысленно, если потом возвращаться в Россию. Я хочу жить здесь.

— И всё это из-за Кати? — поднял брови вверх отец. — Ты ведь так хотел учиться в лучшем вузе мира.

— Наши не хуже. Хочешь, в МГУ пойду?

— А Катя?

— Ну, Катя пойдет в вуз попроще. Сам я, конечно, не потяну оплачивать её образование… Но она поедет со мной. Надеюсь, помочь с квартирой ты сможешь? Первое время. А потом мы сами заработаем. Близнецы тоже собрались ближе к центру переезжать.

— Сын, ты понимаешь, какую ответственность на себя берешь? Будущее Кати теперь решаешь ты.

— Вот и прекрасно, — ответил я. — Больше ей не на кого положиться. Значит, я и есть тот, кто должен о ней позаботиться. Помогая ей, ты помогаешь и мне. Мы с ней теперь одно целое. Запомни это.

Я встал с кресла.

— Прости меня, пап, если я не оправдал каких-то твоих надежд, — обернулся я у выхода. — Но это моё решение. Я не вижу проблемы, чтобы мы с Катей могли учиться где-то недалеко друг от друга, в России, пусть и в разных вузах. И даже если ты мне не согласишься помогать — я найду выход.

— Неужели ты, сын, думаешь, что я брошу тебя на произвол судьбы? — спросил отец. — Ты, Рома, самое дорогое, что есть у меня в жизни. Да, я недоволен таким положением вещей. Но всё же это твоя жизнь, и я рад, что ты научился наконец сам расставлять приоритеты. Я горжусь тобой, сынок. А помочь любимой женщине, пусть она еще такой же ребёнок, как и ты, на мой взгляд — очень благородно. Я вижу в тебе юного мужчину, Рома, и я не могу запретить тебе быть тем, кем ты и должен быть. Бери свою девочку, береги её и больше не обижай. А квартира и обучение… Разберёмся.

— Спасибо, пап, — прохрипел я в ответ. Меня так сильно тронули слова отца, что ком в горле встал. Я так мечтал услышать, что он меня понимает как мужик мужика и что он мной… гордится. Это такие ценные слова, что не передать. Я его теперь уважаю ещё больше. — Я тебя люблю.

— И я тебя люблю, сорванец, — улыбнулся папа, и в уголках глаз я заметил глубокие морщины. — Сколько бы тебе ни было лет… Всегда люблю.

— Ты не пожалеешь, что доверился мне.

— Очень надеюсь, сынок. Очень надеюсь.

Глава 17

Катя

Наступил первый учебный день, на который мы ехали в машине уже больше не врагами. Мы договорились с Ромой пока скрывать наши отношения, но атмосфера между нами заметно изменилась. Над нами отныне не висело напряжение.

Перед уроками я зашла в уборную, где столкнулась нос к носу с Кристиной. Девушка явно была чем-то недовольна, она тихо ругалась себе под нос и мыла руки в раковине. Кристина заметила меня и мягко улыбнулась.

— О, привет! — сказала она мне.

— Привет, — ответила я ей. — Место встречи изменить нельзя!

— Ещё бы. Мое утро начинается всегда здесь — надо же привести гриву в порядок.

— Ты чего такая недовольная уже с утра?

— Потому что уже успела пообщаться с придурком Архипом! — фыркнула Кристина.

— Где это? — удивилась я.

— В машине одной ехали.

— Зачем? Где ты его нашла с утра пораньше?

— Не я нашла, а он меня, — вскинула брови блондинка. — Ты ещё самое вкусное не знаешь во всей этой истории!

— И что же это? — спросила я.

— Архип оказался ещё и парнем моей замечательной сводной сестры, — всплеснула она руками.

— Ого, вот это заварушка! — так и открыла я рот. — Обалдеть. И что теперь?

— А ничего. Приходится мне с ним общаться — ведь он к ней приезжает. И меня достает заодно…

— И чего он хочет?

— А я откуда знаю? — вздохнула Кристина. — Вообще не понимаю, как она с таким придурком связалась… Я бы такого придурка к себе и на километр не подпустила!

Я же смотрела на неё и невольно улыбалась — она так напоминала меня в тот период времени, когда мы с Ромой были врагами. Я считала, что он меня ненавидит, и поэтому достает, а оказалось, что он просто был в меня влюблён. Мальчишки… Они такие. Ну тогда у меня для Кристины, Архипа и его девушки плохие новости — кажется, Архип запал на Крис. А если запал, то никуда её уже не отпустит. Но говорить этого я не стала — взрослые люди, и сами разберутся в своих отношениях. Придёт время и сами все поймут, как мы с Ромой. Время все расставит по своим местам и в их истории тоже.

— Да уж, дела, — покачала я головой. — А мы тут с Ромой в кино собрались и хотели тебя позвать. Но ведь с нами же будет Архип.

— О нет! — тут же округлила глаза Кристина. — С этим дебилом я точно никуда не пойду. И не просите! Прибила бы.

— Я так и подумала…

* * *

Одноклассники тоже заметили, что между нами что-то точно изменилось, и поглядывали на нас с любопытством. Один только Попов хмурился и был недоволен таким раскладом, и его, конечно, можно понять.

На одной из перемен он подошел ко мне, чтобы поговорить.

— Кать, можно тебя на пару слов? — позвал он меня.

Но Роман, который теперь всегда был возле меня, удержал меня за руку.

— А что ты хочешь? — спросил Роман у Димы.

— А я ей и скажу, а не тебе, — ответил Попов.

— Слышь, ты щас договоришься! — Рома уже сделал шаг вперёд.

Я встала между парнями и надавила на грудь Ромы, взглянул ему в глаза.

— Подожди, — попросила я негромко. — Я сейчас сама с ним поговорю и всё ему объясню.

Рома нахмурился и смотрел на меня.

— Да не ревнуй! Я просто с ним поговорю. Ты можешь стоять и смотреть, что мы делаем, только не подслушивай, пожалуйста. Я не хочу, чтобы вы ругались и устраивали скандалы на всю гимназию. Я скажу ему, что твоя. Скажу.

— Ладно, — согласился Рома. — Иди. У вас две минуты.

Я отвела Попова в сторону и взглянула на него.

— Дим… Я, наверное, должна объясниться с тобой.

— Он что — так и будет за нами наблюдать? — раздраженно спросил Попов.

— Да, так и будет.

— Он теперь твой телохранитель? — усмехнулся Дима.

— Типа того. А теперь давай о теме разговора. Я не хочу, чтобы вы ругались на глазах у всей гимназии. Ты, возможно, уже понимаешь, что я хочу сказать?

— Догадываюсь.

— Что я и Рома…

— Что ты с ним вместе, да? — договорил он за меня.

— Да. Мы вместе.

— С тем, кто над тобой целый год издевался? — поднял брови вверх Дима. — Из-за кого ты столько много раз плакала?

— Послушай, Дима, — попыталась я успокоиться и глубоко вдохнула воздуха. — Спасибо, что ты за меня так переживаешь, но это моё личное дело — с кем встречаться. Да, у нас были не очень хорошие отношения, но теперь мы все выяснили и больше не враги. А ты на меня не вправе обижаться — разве я тебе что-то обещала?

— Нет.

— Я тебе никогда не лгала, что у нас что-то может быть. Правда же?

— Да, Кать. Правда.

— Я не виновата в том, что я не смогла тебе ответить на твои чувства. Извини.

— Зато ты ответила на чувства Питерского!

— И не надо на меня злиться. Да, ответила. И на твои чувства когда-нибудь тоже ответят. Только это буду не я. На мне свет клином не сошелся. Извини ещё раз и прими как факт, что мы теперь вместе с Ромой. Удачи тебе, Дима, и спасибо за всё. Как друг ты действительно классный, ты как парень очень хороший, просто я не для тебя, а ты — не для меня.

— Ты только для таких придурков, как он.

— А вот это, Дима, я с тобой обсуждать не буду. И если ты будешь Рому обзывать — он об этом узнает, и уже надает тебе за дело. Пока, Попов.

Я отошла от него и вернулась к Роме, который тут же притянул меня к себе ближе, как будто я была какой-то драгоценностью и кто-то мог бы посметь меня у него украсть. Меня это лишь рассмешило. Какой он забавный в своей искренней ревности и желании быть моим единственным. Попов вряд ли подошел бы к нему при таком раскладе. Что тут есть, если так уже всё очевидно? Толку от этого никакого, а вот получить в бубен от Ромы — очень даже возможно.

Одноклассники быстро привыкли к тому, что теперь мы с Ромой не разлей вода. Папа Питерского тоже уже почти не обращал внимания на нас. Впрочем, мы особенно свою любовь и не выставляли в доме. Все наши чувства раскрывались только наедине друг с другом. Рома держал данное слово и не позволял себе лишнего. Мы лишь приятно проводили время вместе, могли вместе спать, смотреть кино или до утра целоваться.

Так прошло время до самой зимы. Рома отметил своё восемнадцатилетие в начале декабря, и на зимних каникулах, когда мы встретили Новый год всей семьей, решил отправиться погостить у своей мамы в США.

Если бы мы только знали, когда расставались с ним всего лишь на каникулы, считая, что это и есть самое страшное, что придётся нам пережить, чем для всех нас обернётся эта его поездка за границу…

Глава 18

Роман

— Малышка, привет, — говорил я в трубку, когда, наконец, дозвонился.

Даже то, что она могла долго брать трубку и не слышать телефон, меня заставляло волноваться. Я просто не мыслю жизни без неё.

— Привет, Ром, — услышал я её тёплый и нежный голос, в котором я слышал такую же тоску, какая сквозила во мне самом и резонировала с её тоской.

Быстрее бы уже домой вернуться. Всё без неё не в радость.

— Как ты, Катёнок?

— Хорошо. Тебя жду.

Я улыбнулся. Это самые лучшие слова, которые я когда-либо слышал вообще в своей жизни. Моя девочка меня ждёт… Потому что, когда не ждёт она — кажется, что ты не нужен всему миру. Потому что ей не нужен, значит, ты вообще никому не нужен. И слава богу, что этот период теперь позади, и я точно уверен, что моя Рыжая ждёт меня. И любит… Прощая за всё, что я вытворял, пока не открыл ей истинные чувства и не вывернул наизнанку свою израненную душу.

— Я думаю вернуться немного пораньше, — сказал я. — Мама, конечно, расстроилась, но она понимает, что меня тянет домой. К тебе.

— Я знаю, — ответила Катя. — Ты мне сегодня снился.

— Да? И что я делал?

— Тебе ещё рано знать такое! — рассмеялась она.

— Даже так? — засмеялся я в ответ. — Я требую рассказать и показать, когда приеду!

— Я подумаю.

— Так не годится! Раздразнила меня, а показывать не хочешь.

— Интрига!

Мы ещё долго смеялись и в шутку препирались, тратя целые часы на болтовню друг с другом. Мне кажется, я с телефоном не расстаюсь сутками — чтобы слышать её, читать сообщения в том чате, в котором я ей всё-таки написал, но почти сразу признался, кто такой Одинокий Волк и почему он пишет Лисице! Но общаться мы так и продолжили там — весело, ей там нравится, а мне по фигу где, лишь бы Катёнок на связь выходила!

Потом всё-таки завершил диалог и решил посмотреть какой-нибудь фильм от скуки. Залез в шкаф в гостиной в поисках старых дисков с кинофильмами. Пока вытаскивал один из боксов с дисками, случайно зацепил большой фотоальбом, который упал с грохотом на пол и раскрылся.

— Тьфу, блин… — проворчал я, сел на корточки и стал собирать фотографии обратно.

В моих руках оказалась одна из карточек, на которой в обнимку сидели мама и Джон. Даже с этой стороны я видел, что на обороте какая-то надпись, и перевернул фото.

«Джон, оставляю тебе фото на память о нашем незабываемом романе! На развод я уже подала. Люблю тебя!»

Я в шоке оторвал глаза от фотографии, когда увидел дату.

Мама не встретила Джона после развода с отцом.

Она изменяла ему во время брака, и поэтому отец принял решение о разводе.

Они мне говорили, что просто устали друг от друга, а на самом деле мать нагло отцу изменяла, а потом бросила.

Джон разрушил нашу семью. Чтобы потом построить свою.

За спиной хлопнула входная дверь. Я обернулся и увидел мужа матери. Того, кто разбил мою семью.

— Привет, — сказал он мне на английском. — Что с тобой?

Каждая моя мышца превратилась в камень.

Всё внутри меня кипело и звенело.

Кулаки сжались и готовы были работать.

Перед глазами встала пелена безумной, неконтролируемой ярости…

Катя

Залипала в телевизор под чипсы, когда в гостиную вышел взволнованный Пётр Сергеевич. Я даже жевать перестала — что могло случиться? Никогда не видела его таким. Ведь выборы он выиграл и теперь мэр города, какие у него могут быть причины для переживаний? Если только это не Рома… Сердце сразу же кольнуло от страха, но ведь мы не так давно говорили с ним по телефону.

— Наташа… — протянул он руку к жене, и та подошла к нему, взявшись за неё.

Пётр Сергеевич совсем белый стал. Неужели случилось в самом деле что-то страшное?

— Что случилось, Петь? — спросила его жена.

— Рома… Он в тюрьме.

— Что? — вскочила на ноги я. — Что?!

— Он избил до бессознания отчима…

Глава 19

Катя

Я так и села на диван обратно. Смотрела во все глаза на отца Романа, но до меня никак не доходил смысл сказанного.

— Как избил? — повторила я почти шепотом.

— Довольно сильно, по словам его матери… — отозвался он. — В клинике сейчас Джон. Сотрясение мозга, есть переломы…

Ужас так и стянул грудь незримыми путами. В горле встал ком. Такие травмы — это серьёзно…

— Боже! — воскликнула я. — Но ведь он в США!

— В том и дело, — вздохнул Пётр Сергеевич, когда выпил успокоительные капли, которые ему принесла Наташа, которая, впрочем, хоть и держалась молодцом, но была такой же белой, как и мы с отцом Ромки.

— Что же ты натворил, Ромочка? — шептала я своим рукам, прижимая их к груди. — И что теперь дальше будет?

— Суд, наверное, — горько ответил отец Романа. — На территории США. По их законам…

— Но вы же мэр! — посмотрела я на него. — Вы ведь сможете его вызволить?

— Я там бессилен, девочка, — снова вздохнул Питерский-старший. — Я найду адвоката обязательно, но решать его судьбу будут по их законам. Я даже не знаю, можно ли забрать заявление в конкретно этом штате…

— И он может получить реальный срок? — еле выговаривала я слова от ужаса происходящего.

Как страшный сон! Я так ждала его домой, он сказал, что скучает и решил вернуться быстрее. Что же случилось?

— Может… Смотря какое решение примет суд.

— А что случилось? — спросила я, пытаясь сложить всю эту историю в понятную мне картинку. — Почему он избил Джона? Мне казалось, что у них были нормальные отношения…

— Мне тоже так казалось. Но… Рома кое-что узнал о нас с мамой… Наверное, стоило ему рассказать ещё тогда.

Пётр Сергеевич явно не хотел делиться этим — слишком личное. Я поняла и не стала лезть ему в душу. Очевидно, что это касается лишь их семьи и что-то действительно серьезное, раз Рому так спровоцировало на драку, но если он захочет, то расскажет мне сам. Сейчас это не главное. Главное — дать ему понять, что мы его не бросим.

— Надо лететь и узнавать все обстоятельства. Ну, и увидеть Ромку мне тоже надо. Наташ, ты полетишь со мной?

— Да, — кивнула она. — Конечно, дорогой. Куда ты, туда и я. Но как же твои дела?

— Ничего, подождут! Сын важнее.

— Конечно, ты прав.

— Оставлю на заместителя.

— Я тоже поеду, — тихо влезла в их диалог я.

Глаза, серые как у Романа, уставились на меня.

— Тоже полетишь в США? — спросил отец моего горе-парня. — А как же учёба? Скоро каникулы заканчиваются.

— Так же как и ваши дела, Пётр Сергеевич, — ответила я, ощущая, как сильно дрожат мои руки от таких новостей. Мне и страшно, и больно за него, я не понимаю, почему такая агрессия вдруг вылилась на отчима, с которым у Ромы, кажется, были вполне нейтральные отношения. Переживания за маму Романа — он говорил мне, что она носит малыша. И безумная тревога о его будущем. Он будет судим? Он сядет в тюрьму, там? Один? — Учёба подождёт, и я ещё успею вернуться к началу занятий. Мне тоже… необходимо его увидеть.

— И ты не считаешь, что такой парень теперь не для тебя? Возможно, у Ромы будет судимость. Это пятно на всю жизнь. И мне тоже пятно… Скоро уже начнут полоскать моё имя газеты… Но он мой сын, я его люблю любым.

Мужчина внимательно вгляделся в меня.

Да, он прав, жизнь Ромы уже не будет такой безоблачной, какой могла быть до его поступка. Ему придётся не только отвечать за содеянное, но ещё потом и проходить курс лечения у психолога. В некоторых отраслях ему могут позже отказывать в работе, например — в госструктуре. Но всё это для меня не столь важно, если, конечно, Рома будет знать предел в своей агрессии.

— Все оступаются, — ответила я. — И совершают ошибки. Рома не прав, и я ему обязательно об этом скажу. Репутацию себе он подмочил навсегда — это так. Но, если человек оступился, это не значит, что в моих глазах он стал монстром. Наверняка у него была причина так поступить, хоть и нет оправданий тому вреду, который причинил Рома Джону. Но я верю, что он извлечет урок из этой ситуации. Ему сейчас нужна наша поддержка. А морали почитаем позже.

Взгляд Петра Сергеевича потеплел.

— Очень рад, что ты так мудро рассуждаешь в свои семнадцать, девочка, — сказал он мне. — Понимаю, за что мой сын выбрал тебя. Поддержка ему нужна будет очень, ты права. Особенно твоя, Кать. У него теперь будет сложный период… У нас всех.

— Я понимаю, — кивнула я. — Но бросать в беде того, с кем держался за руки, за один проступок — последнее дело.

— Спасибо тебе, Кать, — с благодарностью посмотрел на меня Пётр Сергеевич. — Я, вообще-то, боялся, что ты заднюю дашь. И я бы тебя понял.

Я отрицательно покачала головой.

— Я лечу с вами.

— Хорошо, — ответил он. — Немного успокоюсь и закажу билеты на нас всех. У тебя не все есть документы, сейчас пробью, чтобы срочно сделали, а то тебя не пустят в самолет.

— Спасибо.

— Я буду держать в курсе… Мне нужно побыть одному.

Пётр Сергеевич ушёл в свой кабинет, чтобы привести нервы в порядок. А мой ком в горле так и распирал его изнутри. Я поднялась к себе и легла на кровать, обняла подушку и прижалась к ней щекой. Все эмоции словно начали выплескиваться — слёзы лились безостановочно.

Ромка, ну что же ты наделал?

Как ты дальше будешь с этим жить?

Как ты теперь закончишь учёбу и поступишь в вуз?

Как я буду жить без тебя?

Взяла в руки телефон и, размазывая слёзы по щекам, стала звонить ему в глупой надежде, что он возьмет трубку и скажет, что всё это неправда, злая шутка или его отец что-то не так понял.

Шли длинные гудки, но трубку никто, конечно, не брал… Я отбросила в сторону ненужный теперь мне телефон. Если мне не позвонит Рома, то мне смартфон больше ни для чего не нужен…

Осталось лишь молиться небесам, что всё обошлось для всех нас с минимальными потерями. Что случилось — то случилось, назад не повернуть…

Глава 20

Катя

Уже через несколько дней мы ехали в машине от аэропорта Нью-Йорка. Город красивый, но меньше всего меня сейчас интересовало то, что было за окном автомобиля. Я вытянулась в струну, ожидая увидеть Рому.

Мама Романа нас встретить не могла, потому что чувствовала себя не очень хорошо, но она прислала за нами водителя, который довёз нас до коттеджа новой семьи матери Ромы.

Дверь открыла мама Романа.

— Долетели, — улыбнулась она, отступая в сторону и давая нам дорогу. — Ром, спускайся!

— Долетели, — ответил Пётр. — Здравствуй, Лена.

— Здравствуй, Петь, — вяло улыбнулась она.

Видно, что они не враги уже и давно этим всем переболели. Теперь переболеть нужно их сыну.

— Здравствуйте, — поздоровалась и я.

— Это Катя, — приобнял меня отец Романа. — Девочка нашего Ромки. Тоже приехала проведать.

— Да, он о тебе рассказывал, — её красивые голубые глаза сосредоточились на мне. — Здравствуй. А почему вас только двое? Где Наташа?

— Она себя плохо чувствует, не полетела, — ответил Пётр Сергеевич.

— А что такое? Заболела?

Мы сняли верхние вещи, и Елена помогла нам убрать их в шкаф.

— Ага, такой же болезнью, как и ты, — усмехнулся он. — Ты как себя чувствуешь? Напереживалась, бедная…

Елена машинально положила ладони на круглое пузико.

— Да, я… нормально почти. Так вы… Вас поздравить можно?

— Да, — кивнул мужчина. — У нас с Наташей будет ребёнок.

— Какие хорошие новости, Петь, — улыбнулась снова Лена. — Я очень рада за вас. Где же Рома?

Словно в ответ раздались шаги на лестнице. К нам спустился высокий парень, который повзрослел за неделю. Я неотрывно смотрела на него, пока он шёл к нам. Рома тоже смотрел только на меня и шёл прямо ко мне. Едва оказался рядом, тут же сгрёб меня в объятия. Его большие руки легли на мою спину, Рома бережно прижимал меня к себе. Я вдыхала его запах, закрыв глаза, забыв о том, что мы не одни. Кулаки сами собой сжали ткань его футболки, словно я боялась, что сейчас он исчезнет опять.

— Катёнок… Ты приехала.

Я в ответ теснее прижалась к его груди и просто наслаждалась тем, что чувствую его и слышу, как бьётся любимое сердце в крепкой груди.

— Ромка…

— Привет, па, — обратил внимание Рома и на отца. Впрочем, тот всё понимал и ждал, когда нас отпустит эйфория встречи после разлуки.

На время Рома отпустил меня и крепко обнял отца. Я никогда не видела, как они обнимаются, и это было очень трогательно: два взрослых крепких мужчин — один молодой и сильный, другой — солидный и старше — выражают друг другу любовь отца и сына.

— Спасибо, что приехал, па.

— Как я мог бы просить тебя, ты что… И твою мать. Несмотря ни на что.

— Я понимаю.

Рома отошёл от него. Глянул на меня и снова притянул к себе.

— Я так рад, что вы прилетели, — сказал он мне, имея в виду всех нас, и конкретно меня тоже.

— Рома под залог вышел? — спросил его отец.

— Да, — кивнула Елена. — Все деньги отдали позавчера… Еле хватило.

— Я тебе верну, Лен, — ответил Пётр. — Мне очень жаль, что всё так вышло.

— Спасибо, — отозвалась она. — Но давай пополам. Мы оба виноваты в этом.

— Ладно, позже поговорим о том. Как Джон?

— Лучше… Только переломы остались, но ничего критичного.

— Это хорошо. Рад, что всё обошлось.

— Он готов выступать на стороне Романа.

— Он не писал заявление?

— Нет, но клиника передала данные сама, так что… Всё равно не избежать разбирательств.

— Но Джон не в обиде?

— Нет… Он понимает… Мы не виним Рому.

— Но Рома виноват. Нельзя так вести себя агрессивно…

Рома стоял опустив голову. На пальцах сбитые до крови костяшки… Он знает, что был не прав. Что ж… Значит, этот урок он точно усвоит.

— Ой, вы же голодные, наверное, с дороги, — переключила наше внимание Елена. — Что жы мы всё на пороге обсуждаем? Давайте пообедаем, а уж после будем разбираться… со всем этим.

После обеда Рома утянул меня наверх — показать свою комнату, которую я даже и разглядеть не успела, — мы были заняты вовсе не тем…

После бесконечных объятий и поцелуев он не готов был меня отпустить всё равно. Я сидела на его коленях и чесала котика за ушком — он просто обожает, когда я вплетаю пальцы в его волосы и ласкаю его. Даже почти мурчит или тихо рычит мне в шею от удовольствия.

— Котёночек мой, — шептал он мне, закрыв глаза и подставляя мне голову для новых ласк. — Я думал, ты не приедешь.

— Почему?

— После всего, что я творил, боялся, что ты окончательно во мне разочаруешься.

— Этого мало, чтобы разочароваться.

— Думаешь?

Я взяла его лицо в свои ладони и подняла его вверх. Мои глаза встретились с его серыми.

— Я никогда и не считала, что любовь — это только сладкое и приятное. Любой человек имеет недостатки. И у тебя они есть, и у меня. Ты сам прекрасно понимаешь, что бы не прав и с твоей агрессией обязательно нужно что-то делать. Так ведь?

— Что с ней делать? — спросил он.

— Например, походить к психологу, — сказала я.

— Ладно, если ты хочешь… — проворчал Рома, нахмурив брови.

— Я думаю, тебя всё равно отправят, — ответила я. — Но ты понимаешь, что был не прав? Так нельзя. Выскажи, если болит, ну даже стукни разок. Но надо было остановиться, Рома.

— Я знаю, — опустил он снова глаза. — Мне очень стыдно, но я не могу повернуть всё назад!

— Но ты можешь не повторять ошибок в будущем, а мы, в свою очередь, можем об этом тебе не напоминать. Джон готов тебя простить, и мы простим. И ты сам себя прости, но помни урок. Он очень дорого нам всем обойдётся…

— А я… Не стал для тебя хуже? — его глаза с надеждой искали ответ в моих.

— Ты действительно думал, что я могу предать тебя в такой момент и не протяну тебе руку? Рома, я прекрасно помню, кто меня вытащил из депрессии после смерти моей ба. Ты. И я не оставлю тебя в беде несмотря на то, что ты действительно оступился. Но теперь не мне тебя судить. Тебе придётся отвечать всё равно, и я не собираюсь казнить тебя ещё больше.

Я обняла его, прижав голову Ромы к себе.

— Я с тобой, Ромка. С тобой. Дурень. Я бы не бросила тебя.

— Кать, ты… Ты чудо в моей жизни.

— Чудо у нас ты. В перьях! А я — просто Катя.

— Ты как будто моя душа, — он поднял голову и заглянул в мои глаза. — Тело моё, а души в нём словно мало. В нём нет силы. А когда я с тобой — словно цельный становлюсь. Я становлюсь лучше.

Я мягко улыбнулась. У меня схожие чувства. Тогда, без Ромки, я бы не справилась и неизвестно где сейчас бы была.

— Наверное, в этом и есть смысл любви?

— Скажи мне тогда.

— Что?

— Что любишь меня, — попросил он, словно всё ещё сомневаясь в моих словах.

— Я люблю тебя, Ром, — я ласково провела пальцами по его щеке, с удовольствием отметив дрожь в его теле. — Я прощаю тебе твои слабости.

— Она… — снова опустил Рома глаза. — Она изменяла отцу с Джоном, и поэтому развелась. А не просто решила уйти от папы. Они лгали мне… Так долго. Я улыбался Джону, а он, оказывается, разрушил мою семью.

— Я догадалась, — вздохнула я. — Но ты подумай и вот о чем — а если это всего лишь была попытка уберечь тебя от страданий? Я не оправдываю ни твоего отца, ни твою маму — не нужно было лгать в таком вопросе. Но я понимаю их мотивы. Они тебя любят, они просто не хотели, чтобы ты страдал. Они ошиблись, ты всё узнал, и это вылилось в такую вот реакцию. Но они точно не хотели этого и старались для тебя же.

Роман задумался. Да, это сложно — попытаться понять другого, посмотреть на ситуацию под иным углом, но это важно уметь делать. Я поняла по лицу Ромы, что он даже не задумывался о мотивах родителей в данной ситуации.

— Не знаю… — пожал он плечами. — Разве можно лгать в таких вещах?

— Не стоит, — согласилась я. — И ты можешь в своей жизни такой ошибки не допускать, зная, что последствия могут быть такими серьёзными. Но они уже так сделали. Тебе тоже стоит их понять и простить за их слабости, так же как сейчас они прощают тебя. Даже Джон.

— А знаешь, мне действительно стало легче немного, — сказал Рома, запуская теперь свои пальцы в мои волосы. — Как хорошо, что у меня есть ты.

— А у меня — ты, — ответила я, уплывая на волнах удовольствия.

Глава 21

Катя

Неожиданно Рома, убаюканный моими руками, уснул. А мне не спалось, я решила осторожно выбраться из его рук и спуститься выпить чая.

На кухне я обнаружила сидящую спиной к выходу маму Ромы, её плечи дрожали, а лицо было закрыто руками. Она плакала.

Как бы она ни храбрилась перед нами, но вся эта ситуация её заставляла переживать очень сильно.

Я налила в стакан воды и села рядом.

— Выпейте воды, — сказала я ей негромко, осторожно взяв женщину за руку. — Надо успокоиться. Вам нельзя так переживать.

Елена подняла на меня заплаканные глаза.

— А как не переживать, если сына могут посадить?

— Ещё ничего не решено, — ответила я. — Выпейте воды.

Она послушно выпила то, что было в стакане, и шумно выдохнула.

— Я читала о подобных делах в интернете, — сказала я. — Очень часто, если потерпевший не имеет претензий, наказание довольно лояльное. А Рома, он… Всё понимает и осознал. Я с ним говорила.

— У него таки вспышки уже были, — утёрла новые слёзы Лена. — В восьмом классе Рома избил одноклассника. Тот потом ушёл из гимназии, а Рому долго таскали по комнатам полиции, он ходил к психологу.

— Рома очень вспыльчивый, — кивнула я. — И сильный, как медведь. Он не всегда может свою силу контролировать. Ему нужно учиться держать себя в руках и отвечать за свою силу — она способна калечить.

— Да, но я не уверена, что он сможет, — подняла она на меня глаза. — История повторилась… А я так этого боялась. Мы его поэтому и отдали во всевозможные секции — чтобы дурь его выходила, времени и сил не оставалось на скандалы с другими. Но что-то снова пошло не так…

Она комкала в дрожащих пальцах платок. Она очень переживает за Рому, и я испытываю схожие с ее чувствами ощущения. Я тоже боюсь, что дело может обернуться плохо… Но верю в лучшее.

— Тогда ему тринадцать-четырнадцать, — сказала я. — Психика ещё была нестабильна. Да и сейчас только крепнет. Значит, Роме понадобиться больше времени, чтобы научиться держать себя в узде.

— Я, наверное, мать плохая, и не смогла его воспитать достойно…

— Вы не правы, — покачала я головой. — Характер Ромы не зависит лишь от вас и от воспитания. Вы слышали, наверное, что до восьмидесяти процентов характера человека закладывается в него ещё в утробе матери. Роме на роду написано было быть таким… мощным. Ему надо научиться пускать эту энергию в мирное русло. Просто ему нельзя лгать. Надо быть с ним честными и переждать бурю, которая была бы, если бы он изначально знал правду, но она бы не вылилась в нечто большее. Простите, что выглядит так, будто я вас учу, но это просто логичные выводы неравнодушного к нему человека.

— Нет, ты права, — кивнула Елена. — Надо было тогда ещё сказать ему, как всё было на самом деле. Ты очень мудра, не по годам. Катя, я очень рада, что именно ты оказалась с ним сейчас рядом.

Я мягко улыбнулась ей и сжала её руку, чтобы она чувствовала мою поддержку.

— А Рома вас очень любит. Очень часто мне рассказывал о вас. И только хорошая женщина и хорошая мать могли бы воспитать такого сына. Он…

Я рассказала ей историю со смертью моей единственной бабули, возможным детским домом и помощью Ромы.

— Я…просто в шоке, если честно, — утёрла она новые слёзы, но теперь уже от гордости за сына. — Я не ожидала от него таких взрослых и серьёзных поступков.

— И я не ожидала, — отозвалась я. — Однако — факт. Он меня обижал, много, сильно… Но эти его поступки после смерти моей бабушки разделили его отношение ко мне на до и после. Только глубокий человек, способный сострадать, способен на такое. Значит, вы с Петром Сергеевичем — отличные родители, смогли заложить в него самое лучшее. Не вините себя. Вы хотели как лучше, просто ошиблись. И… конечно, нам всем стоит запомнить этот урок, на будущее.

— А Рома в самом деле тебя любит, — сказала Елена спустя минуту раздумий. — Такие вещи он ради кого попало не сделал бы.

— Я знаю, — улыбнулась я. — И я его люблю тоже.

— Да уж, — вздохнула мама Ромы. — Совсем вы взрослые стали, детки… Кать?

— А?

— И ты не боишься Рому, после всего этого? — спросила Лена.

— Нет, — покачала я головой. — Несмотря на наши отношения в прошлом, Рома никогда не выказывал агрессии явной в сторону женщин. И я уверена, что он со временем обязательно справится со своей неуёмной энергией.

— Спасибо тебе, девочка, — наконец улыбнулась и Лена.

— За что?

— За этот разговор. За поддержку. За то, что принимаешь Ромку… Он так тебя любит. Он за тебя всё готов отдать будет.

— И это взаимно.

— Мне стало легче после этого разговора.

— Я очень рада. Елена, вы берегите себя — у вас ещё малыш есть, — обратилась я к ней, отметив про себя, что и плакать она перестала. — А о Роме мы с Петром Сергеевичем позаботимся.

— Да, — кивнула она. — Теперь я вижу, что с такой группой поддержки нам действительно бояться нечего.

— А то, — подмигнула я ей. — Всё переживём. Всё будет хорошо, и когда-то мы будем вспоминать об этом лишь как об уроке жизни, без страха и без боли.

— Твои бы слова да Богу в уши, Катюша… Какая же ты умница!

Эпилог

Катя

Роме всё же пришлось отвечать за содеянное. Суд США признал его виновным, и никакие связи Петра Сергеевича не помогли ему избежать наказания. Однако суд учёл все обстоятельства, и Рома получил два месяца исправительных работ.

Я ждала его дома, продолжая учёбу. Каждый вечер он выходил на связь и начинал своё привествие в сети или по телефону с одних и тех же слов, без которых я уже не знаю как буду просыпаться и жить.

«Привет, котёнок… Я так скучаю.»

Но два месяца всё же истекли, и Роме позволили покинуть страну и вернуться домой.

Мама и Джон с ним не говорили о прошлом, но я уверена, что Рома усвоил урок.

Дома ему предстоит курс психотерапии по поводу усмирения агрессии, но он не возмущается — понимает, что так ему самому будет легче жить.

Эти два месяца Рома не терял времени и занимался вечерами, чтобы всё же закончить школу вместе с нами. Я передавала ему задания, конспекты, и мы вместе, с гарнитурой в ушах, решали домашние задания. Его решения я распечатывала и относила учителям. Они пошли на уступки и засчитывали ему баллы так, словно он не покидал школу. Он даже смог подтянуть свои баллы — ведь теперь мотивация закончить школу вместе со мной у него была.

Мы готовились к поступлению. В какой вуз пока не определились, но везде нужны одни и те же предметы примерно. Тренировались сдавать тесты по математике и русскому языку. Мы очень надеялись, что теперь нам открыты все двери и все победы ещё впереди.

Наташа впала в материнство и скупала магазины с детскими вещами — впрочем, это было очень мило. Она явно давно мечтала о малыше, и теперь он у них с Петром Сергеевичем скоро появится.

Отец Романа словно сам помолодел от осознания, что второй раз станет папой. Пётр Сергеевич простил сына. На его карьере мэра это почти не сказалось. Пресса пошумела и утихла, когда мыть кости мэру города им надоело.

Пока Рома был в США мне тоже исполнилось восемнадцать.

Мы стали совсем взрослыми…

* * *

— Ромка! — выдохнула я, когда увидел его, идущим по воздушному коридору прямо из самолёта.

Он тоже выискивал глазами меня, а когда нашел, заулыбался и начал мне махать рукой.

Какой же он у меня красивый! Высокий, широкоплечий. Мой. Моя вредина и грубиян.

До сих пор с трудом верится, что из всех он выбрал меня, и что меня он любит по-настоящему. За эту улыбку на его губах я готова лечь и умереть, и не жаль будет.

Он прошёл необходимые процедуры и наконец оказался возле меня.

Мы откровенно бежали друг другу навстречу, и я просто запрыгнула на него, обхватив мощную шею парня.

Тот бросил чемодан на полу и подхватил меня под попу.

— Ромка! — целовала я его в щеки, глаза, куда попадала.

— Котёночек, — отвечал он, нагло сжимая мою попу на глазах у всех.

Рома остался собой…

— Я так рада! Наконец ты рядом.

— И я рад, — улыбнулся он мне. — И значешь что, Рыжая?

— Что, Питерский?

— Теперь так будет всегда.

Роман

Котёнок спала у меня на плече. Уснула в машине от длинной дороги.

Я ласково гладил свою драгоценность по её рыжим волосам, и думал обо всём, что мы пережили.

Нет тех слов, которыми я мог бы высказать свою благодарность ей и свою любовь.

Я просто рад, что она есть, со мной и отвечает мне взаимность.

Я просто люблю свою маленькую рыжую девочку несмотря ни на что.

* * *

Я — ошибка природы.

Сочетание порочных генов.

Бракованный.

Неправильный.

Я родился под несчастливой звездой.

Наверное, в эту ночь Луна была в заднице Козерога…

Но я родился. И теперь этот мир страдает от таких, как я.

Дефектный.

У меня есть всё, но я не умею ничего ценить.

Я не умею благодарить судьбу за то, что имею.

Я постоянно нарушаю правила и запреты.

Нарушаю законы, после чего следует наказание…

Она — свет.

Она всех обогреет и поймёт.

Ангел.

Святая.

Идеальная во всём.

Когда родилась она — Луна встала на своё место.

Она знает цену жизни.

Она знает то, чего не знаю я.

Но узнаю.

С ней я узнаю, как любить.

Без неё я никто.

Ноль.

Меньше чем пустое место.

И лишь с ней я обретаю силу.

Лишь с ней я — всё.