Читать онлайн Золотая Орда. Монголы на Руси. 1223–1502 бесплатно
Bertold Spuler
Die Goldene Horde
Die Mongolen in Ruβland
1223–1502
Предисловие
На протяжении многих столетий, еще со времен нашествия гуннов[1], азиатские степные кочевые народы постоянно совершали набеги на огромные территории Восточной Европы. Однако перейти к оседлому образу жизни им удалость лишь на бескрайних просторах южной части их империи. Пребывание здесь кочевников не оказало серьезного влияния на государственное устройство и культуру проживавших на данных землях народов. Одни отряды конных орд сменялись другими, в зародыше уничтожая предпосылки возникновения степного государства, которое в перспективе могло бы оказать серьезное влияние на ход исторических событий. Поэтому многочисленные поражения русских князей в военных столкновениях с тюркскими народами остались без существенных последствий.
Только могучий гений Чингисхана, как государственного мужа и военачальника, позволил объединить в единый кулак под его жестким правлением вечно враждующие между собой кочевые народы на территории, простиравшейся от китайской пустыни Гоби до Междуречья[2], и создать тем самым предпосылки для основания империи. Империи, на столетия превратившей ватаги диких кочевников в господ над народами Востока, имевшими древнюю культуру, такими, как персы и китайцы. Завоеватели не могли долго противостоять влиянию на них намного превосходившей их в культурном отношении цивилизации и быстро начали терять свою самобытность. Только просторы степей Внутренней Азии[3], а также поросшие травой ландшафты русского юга помогали им придерживаться своих обычаев.
Монголы[4] в большинстве своем не расселялись на русских территориях, да и русским еще не удалось достичь такого уровня развития культуры, чтобы своим жизненным укладом оказать влияние на другие народы. В результате культура Передней Азии[5] и исламская религия у татар Золотой Орды легко перемешались друг с другом, а между завоевателями и русскими не возникло необходимости проводить коррекцию в вопросах культуры, языка и религии.
На берегу Волги возникло своеобразное государство, которое не оказывало существенного влияния на покоренных им русских и не изменило сути их естества. Однако вынужденная изоляция, в которой Русь оказалась вследствие владычества татар, а также существенные различия в христианском вероучении по сравнению с Западом привели к возникновению предпосылок того, что между Восточной и Западной Европой пролегла непреодолимая пропасть, которая сохранилась до наших дней.
Таким образом, существование Золотой Орды явилось важнейшим фактором, оказавшим влияние на всю европейскую историю. Естественно, столь значимое государственное образование не могло не изучаться исторической наукой. Не трудно предположить, что ученые постоянно пытались уделять внимание данному вопросу. Однако языковые трудности в исследовании сильно разрозненных материалов приводили к тому, что его решение постоянно откладывалось.
Татарские империи просуществовали на русской земле несколько столетий. Поэтому политическое развитие как самой Золотой Орды, так и государств ее наследников имеет огромное историческое значение. И это значение становится еще больше, если учесть созданную Золотой Ордой разветвленную сеть союзных ею государств, через которые она оказывала влияние на земли, начиная от германского ордена и кончая Испанией. Описание этой системы возможно только при рассмотрении развития Золотой Орды в значительных промежутках времени. При этом важно обращать особое внимание на далеко идущее по своим последствиям сращивание двора в Сарае[6] с государствами Восточной Европы и Ближнего Востока.
Господство татар оказало воздействие на Россию не столько в политическом, сколько в культурном плане. Это влияние чувствуется и сегодня. И хотя оно затронуло только отдельные стороны жизни русских, тем не менее это воздействие изменило их нравы. В то же время и русские повлияли на культуру завоевателей в самом широком смысле слова, а поскольку бытие того или иного народа определяется по большей мере его культурной и экономической составляющей, то современное историческое описание должно рассматривать именно эти стороны. Только при таком подходе можно понять истинную суть того, что является подлинным ядром в жизнедеятельности народа, и добиться ясной картины его индивидуальности.
Исторический материал, на котором основывается описание Золотой Орды, уникален. Он потребовал постоянного проведения сравнений с монгольской государственностью, характерные черты которой хорошо известны. Исходя из вышеназванных соображений я решил сначала представить описание монголов в Иране, которое позволит читателю составить свое мнение о правильности проведенных сравнений и сделанных выводов.
Странного в этом ничего нет, так как отдельные проявления жизни татар на Руси нельзя изложить отдельно от того, что происходило с ними в монгольском государстве в Иране. Тем самым хорошо просматривается схожесть обоих государств в середине XIII века, а также то, насколько велико было влияние культуры и административного устройства покоренных народов, а также окружающей природы на их развитие.
Описание источников исследования
При исследовании истории Золотой Орды мне, как автору, пришлось столкнуться с рядом трудностей, причина которых заключается в том, что это государственное образование, добившееся заметного подъема в материальном плане, не стремилось к развитию в духовном отношении.
Среди кыпчаков[7] нет ни одного духовного лица, оставившего хоть какой-то серьезный след и результаты деятельности которого могли бы быть сопоставимы с трудами представителей ведущих религиозных слоев тогдашних стран Востока и Запада. Отсюда и проистекает неспособность монгольских завоевателей к самостоятельному развитию научной мысли. Монголы могли заниматься лишь меценатством, порой весьма существенным, но только там, где они соприкасались с народами, стоящими по уровню своего культурного развития гораздо выше их, как, например, в Китае и Персии.
Намерение возвеличить дела своих предков и их рода привело к тому, что в Персии монголы распорядились даже начать описание их истории. При этом они хотели, чтобы это было сделано на самом высоком уровне, для чего привлекли трех историков – Джувайни, Рашида ад-Дина и Вассафа. Из них первые два уже тогда возвышались над остальными летописцами истории Востока. Не исключено, что и кыпчаки, исполняя волю своих господ, планировали сделать нечто подобное. Духовная незрелость монголов и проживавших вместе с ними тюрков[8] при отсутствии собственного культурно-образованного слоя населения привела к тому, что за все время существования Золотой Орды на свет не появился ни один труд, в котором описывались бы дела и политическая воля монголов, их культурное развитие или организационные мероприятия ханов. И речь идет не о недоработке библиотек и пропаже в них тех или иных документов. Их просто не существовало. Об этом свидетельствуют высказывания арабского ученого, географа, историка и энциклопедиста аль-Умари, жаловавшегося на отсутствие письменных свидетельств того времени. А ведь это был период, относящийся к XIII – началу XIV века, когда в империи монголов в первый и в последний раз наблюдалось относительное спокойствие, и ему позволялось написать труд об истории Золотой Орды.
Вполне понятно, что такое отсутствие необходимых письменных свидетельств весьма затруднило изучение данной темы. В решении этого вопроса в значительной мере помогли бы непосредственные свидетели общественной жизни того времени, облаченные в форму документов и писем руководящих государственных деятелей. Но и здесь найти что-либо не представилось возможным. Удалось отыскать всего несколько документов XIV века в виде посланий русскому духовенству и образцов официальных обращений, найденных в египетской государственной библиотеке среди рукописных книг.
Только в XV веке материала становится несколько больше. Число письменных обращений Москвы в Орду значительно увеличилось. Сохранилась, в частности, в достаточно полном виде переписка между московским великим князем и крымскими ханами, которая по большей части была опубликована. По крайней мере, в вопросах начала отношений между Москвой и Крымом. Правда, на русском языке того времени, а не на языке оригинала. Это позволило более подробно осветить период распада Золотой Орды.
Следует отметить, что в найденных документах отображается только одна сторона жизни татар – внешняя политика и в известной степени связи с русским духовенством. О письменных свидетельствах, хотя бы косвенных, касающихся внутренней политики и государственного управления, ничего не известно, и вряд ли такие документы будут обнаружены в будущем. Поэтому можно считать, что данная сторона жизни татар так и останется нераскрытой.
В противоположность письменным документам на первое место выдвигаются другие свидетельства жизнедеятельности людей, которые ранее не считались важными источниками, дающими понимание в вопросах исторического развития на ранних периодах человеческой цивилизации. Это непосредственные материальные остатки культуры татар, добытые во время археологических раскопок. Они раскрывают на удивление бурную область человеческой жизни и позволяют взглянуть на мир вещей, составлявших быт татар. Поэтому данная сторона их жизни хорошо известна. Такое, скажем, в Персии было бы невозможно.
У этих свидетельств по сравнению с историческим описанием есть одно большое преимущество. Они объективны и не подвержены, если так можно выразиться, критике других исследователей истории. Материальные предметы позволяют отбросить любые подозрения в подделке документов в переписке между ханами и московскими великими князьями, поскольку не являются правовыми отношениями, действующими в более позднее время. На сегодняшний день известно только о переработке семи документов, обращенных к русскому духовенству. Однако содержащиеся в них сведения, являющиеся своеобразными списками служащих, искажены ненамеренно, так как они не затрагивают отношения ханов к ортодоксальной религии.
Объективными свидетельствами жизнедеятельности людей являются монеты. Ту информацию, которую можно с их помощью получить, несомненно, следует считать правдивой. И хотя нельзя исключить возможность того, что во времена смуты какой-либо хан, пользуясь бесконтрольностью и стремясь показать свои владения большими, чем они были на самом деле, отдал команду отчеканить на монетах то, что не соответствует действительности, таких фактов не зафиксировано. Если собрать весь этот материал воедино, то получается не такая уж и маленькая историческая картина.
Уже после распада примерно в XVI–XVII столетиях Орды на свет появился еще один письменный источник, принадлежащий перу придворного историка Утемиш-Хаджи, написавшего трактат «Тарих-и Дост-султан». Но его нельзя принимать всерьез, так как описываемый им временной период является лишь передачей в стихотворной форме народно-эпических преданий о Чингисхане, Едигее[9] и Тимуре[10], а также описанием исторических событий в угоду Шибану[11] и его наследников, сыгравших в XIII–XV веках малозаметную политическую роль. Сведения, содержащиеся в этих письменах, изложены весьма своеобразно, и, судя по авторским пометкам на полях, данное произведение не может считаться подлинно историческим документом. Творение Утемиш-Хаджи, изданное фрагментами в Турции Абд аль-Гаффаром, стало довольно популярным. Однако сравнение фрагментов с рукописным оригиналом, который мне любезно предоставил господин профессор Ахмед Зеки Велидф Тугаи в Константинополе, еще раз показало их историческую несостоятельность.
Сегодняшний исследователь жизни кочевников не должен основываться только на том, что осталось непосредственно от самой Золотой Орды, поскольку это составляет лишь незначительную часть всего материала, на основании которого можно составить точную картину этого странного государственного образования. Однако здесь возникает сложность, с которой сталкиваются историки, стремящиеся изучить обычаи и нравы, царившие в империи, на основании сведений о делах кочевников, с которыми соприкасались ханы. А таких сведений не мало. Но они весьма переменчивы, особенно в том, что касается стиля их написания. Дело в том, что иностранные донесения по существу вопроса несколько приукрашены, особенно в той части, которая касается непосредственно их страны и ее отношения к Орде.
В XIII веке для внешней политики Золотой Орды определяющим являлся союз с Египтом, и относящиеся сюда исторические описания и хроники представляют собой весьма разнообразный и очень разрозненный материал. И в том, что он стал легко доступным, просматривается заслуга немецко-балтийского обрусевшего исследователя барона Вольдемара фон Тизенгаузена. Эти сведения, раскрывающие единственные непосредственные точки соприкосновения обоих государств, касаются прежде всего дипломатических отношений и дают возможность посмотреть на заметки тогдашних египетских дипломатов.
Отсюда в основном проистекают наши знания о политической обстановке в XIII столетии. Но не только. В материалах содержатся также многочисленные описания культурной стороны жизни монголов, которые египетские посланники делали по возвращении домой.
Системный обзор этого вопроса удалось сделать только аль-Умари, о жалобе которого на недостаток в письменных свидетельствах по сравнению с другими странами уже упоминалось выше. Поэтому сказать он смог не так уж и много.
Попытку провести обзор деятельности монгольских руководителей сделал аль-Калкашанди[12]. Интересны его пометки, написанные на сирийском и армянском языках. Но и в них сведения, касающиеся Золотой Орды, являются весьма разбросанными и эпизодическими.
Особое место среди источников, как, впрочем, и всегда, принадлежит заметкам путешественников, то есть непосредственным свидетелям тех или иных событий. Они смотрят на страну с большим интересом, наметанным взглядом и поэтому могут, сравнив увиденное с другими государствами или хотя бы со своей собственной родиной, вычленить особенности культуры страны пребывания и написать об этом. И здесь следует прежде всего назвать описания марокканца ибн Баттута[13], который в 1333 году совершил путешествие по землям кочевников в Сарай[14] и обратно. Его заметки содержат богатые подробности и точные наблюдения, касающиеся культурной жизни монголов. Их следует поставить на первое место среди других письменных источников. Не менее важны путевые заметки путешественника из Нижней Германии[15]Вильгельма фон Рубрука[16], который совершил поездку к великому хану и изложил свои наблюдения в очень подробном, содержательном и достоверном докладе.
Без этих двух путешественников любые знания об общественной жизни монголов, их религиозных взглядах и правовых представлениях были бы закрыты. И даже если они случайно совершили ошибки вследствие недостатка сведений о предмете своих наблюдений, все равно их трудно подозревать в намеренной подтасовке фактов, раскрывающих повседневную жизнь кочевников. Придерживаясь балкано-славянских традиций, они практически не освещали подробности татарских военных походов в эти страны. Но эту сторону жизни кочевников дополняют византийские источники, которые являются весьма ценными. Византия, как связующее звено в отношениях между Сараем и Каиром, на протяжении столетий находилась в тесных отношениях с Золотой Ордой. Правда, греческие источники ограничивались в описании того, что касалось восточноримского государства. Поэтому искать в них обобщенные сведения относительно политической, культурно-исторической и этнографической жизни Золотой Орды бесполезно.
Эти сведения отсутствуют также и в другой главной группе южных источников – персидских исторических описаниях. Золотоордынско-египетский альянс на протяжении десятилетий был направлен против монголов в Иране. Военные столкновения, которые постоянно происходили между двумя монгольскими государствами, не могли не отразиться на направленности персидских документов того времени. То же самое следует учитывать и в отношении византийских источников. И те и другие приукрашивали действительный ход событий в угоду той или иной стороны. В частности, это хорошо просматривается при изучении донесений о битве между монголами в 1262 году[17]. Египетские доклады основывались на данных Золотой Орды, а персидские – на сведениях, полученных от иранских монголов. Из-за отсутствия соответствующих сведений в более поздних египетских источниках в дальнейшем такое сравнение проводить стало невозможно. Поэтому вполне вероятно, что исторические события, касающиеся битв на Кавказе, при появлении возможности провести сравнительный анализ первоисточников могут предстать в совсем ином свете.
И если, исходя из этого, не брать подробности, изложенные в персидских источниках, на полную веру, то можно прийти к подлинному пониманию конечных результатов: персидским историкам не требовалось утаивать безрезультативность борьбы монголов Золотой Орды за господство на Кавказе.
Отдельные стороны жизни монголов хорошо описываются в грузинских источниках. Но ни в них, ни в персидских документах не содержится целостной картины политики Золотой Орды. Попытку дать характеристику тогдашнего развития Орды делает только Кашани, и то в связи с описанием политического положения соседних с Персией государств во времена конца правления хана Олджайту, возглавлявшего монгольский режим в Персии с 1304 по 1316 год, когда дипломатические отношения Золотой Орды с ближневосточными странами разрываются. Поэтому в труде Кашани сведений о Кыпчаке[18] практически не содержится.
Можно было ожидать, что русские, находившиеся непосредственно под владычеством татар, создали закрытые труды с отчетами о государственном образовании, от воли которого зависело их собственное государственное развитие. Но при детальном рассмотрении чрезвычайно разнообразных исторических преданий подтвердить этого не удается.
Русские летописи во многом основываются друг на друге и в вопросах, касающихся их собственных взаимоотношений, являются предвзятыми. Это не более чем приукрашенные хроники. В них содержится только хронология отдельных событий и фактов, и нет даже намека на попытку сделать какие-либо обобщения, не говоря уже о прагматических выводах. Летописцы не отражали также культурную сторону жизни монголов. Их отношение к татарам носит ярко выраженный отрицательный характер, что находит еще более яркое отражение в других письменных свидетельствах. Поэтому в данном труде их свидетельства оставлены без внимания.
Что касается литовских, польских и венгерских хроник, то в них содержатся только сведения о грабительских набегах татар на соответствующие территории. По своему содержанию они напоминают русские летописи. Эти источники также не нашли отражения в данном исследовании.
В XV веке летописцы вышеназванных стран стали все больше и больше отходить от традиционного изложения документов. За исключением переписки московских и литовских великих князей с ханами Золотой Орды, в них содержатся письменные свидетельства посланий, которыми обменивались друг с другом соседи Золотой Орды, и поэтому мало касаются кочевников. Когда великий литовский князь, польский король или гроссмейстер германского рыцарского ордена сообщали друг другу об обстановке на границах своих владений, они, естественно, стремились изложить ее с выгодой для себя. Что касается собственных побед, то они слегка преувеличивались, а поражения охотно преуменьшались. Конечно, в силу наличия большого числа различных источников сообщения об описываемых в них событиях можно легко скорректировать. Однако и в этом случае они не могут служить для ответственного историка документами, которым следует доверять.
Таким образом, данное историческое исследование не является состыкованными друг с другом описаниями, а представляет собой попытку сложить в единое целое отдельные фрагменты наподобие того, как это делают художники, создавая целостную картину из отдельных кусочков мозаики. И чем большее число источников находится в распоряжении исследователя, тем четче будет изображение или образ.
В будущем историкам остается сложить отдельные подробности в единое органичное целое, в последовательность связанных между собой и взаимообусловленных, но пока еще разрозненных исторических событий. Истинную подоплеку татарской политики позволит вскрыть только точная интерпретация исторических сообщений и охват на большом промежутке времени общего положения в Восточной Европе, Ближнем Востоке и Восточном Средиземноморье. В этом отношении европейская историческая наука сделала уже значительный шаг.
Здесь прежде всего следует сказать о польской историографии, которая при освещении прошлого своего государства не оставила без внимания вопросы развития Золотой Орды, правда, только в XIV и XV столетиях, но не раньше. Разумеется, при этом она исходила из национального видения польского прошлого, что иногда приводило к рассмотрению фактов с сугубо польской точки зрения. А это не всегда соответствовало подлинному историческому развитию. Поэтому при всем уважении к польской исторической науке ее новаторский подход требует критической перепроверки.
Попытка создать из простых фактов с учетом причин и следствий целостную историческую картину, конечно, сопряжена с большими трудностями. В дальнейшем во время отображения исторических событий в ходе их развития отдельные сведения могут быть рассмотрены под другим углом. Но несмотря на такую возможность в будущем, данный материал с его фактурой и обобщениями не может не учитываться историками. Только при таком подходе история действительно станет учителем настоящего, и только исходя из этих предпосылок изучение прошлого вообще имеет смысл.
ПОЛИТИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ
Бату[19]
С древнейших времен огромный степной пояс, протянувшийся от Восточной Европы вплоть до Тихого океана и простирающийся на севере по двум частям света, являлся родиной кочевых народов. Только великому гению было по силам объединить эти заселенные кочевниками области в одно целое. Первым, кому удалось это сделать, не считая эпизода с Аттилой[20], стал Чингисхан. Его деяние, без сомнения, является величайшим в истории. Несмотря на мизерные связи, существовавшие между народами, заселявшими степи, он смог подчинить их своему скипетру. Бескрайние просторы степей позволили ему самому и его генералам постоянно расширять границы своей империи.
Но монгольская империя не ограничилась территориями степей. В двух местах, в Китае и Персии, она охватила области с древней культурой. Величайшим подвигом двух этих государств явилось то, что, несмотря на ужасающие опустошения, которые несло с собой вторжение монголов, они смогли найти в себе силы сохранить национальную самобытность и даже подвигнуть к этому своих завоевателей. В результате им удалось сберечь цельность своей культуры.
Наряду с Китаем и Персией, основанными до Чингисхана, но приобретшими в результате его завоевательной политики определенные черты, возникли два новых государственных образования. Эти новые государства представляли собой единую территорию, управляемую из одного центра, хотя это и кажется невозможным. Они не были сконцентрированы в высококультурных областях и развивались в степных районах, что дало им возможность сохранить старые монгольские нравы и обычаи. Это Трансоксания[21] (Чагатай[22]) и Кыпчак, или империя Золотой Орды.
Значение Трансоксании, особенно во времена Тимура[23], лежит в основном в военной области. Но что касается Золотой Орды, то ее значимость заключается в далеко идущем культурном воздействии. Конечно, здесь речь идет не о ее собственных достижениях в культурно-созидательном плане, а прежде всего о том, что она развернула культурную жизнь великого русского народа и его государства в новое, весьма своеобразное русло.
Для развития Восточной Европы нашествие монголов имеет такое же решающее воздействие, как и для областей Передней Азии, оказавшихся под их владычеством. В XI и XII столетиях казалось, что раскол в христианстве не обязательно должен привести к раздвоению европейской культуры. Однако владычество татар на Руси и расширение Османской империи в сторону Малой Азии[24] и Балкан[25] настолько сильно подорвали существовавшие связи между Востоком и Западом, что имевшийся с античных времен раскол в греческой и латинской культуре вылился в разделение всей Европы на долгие времена.
Для справки: под татарами следует понимать народ, состоявший из монголов и тюрков, продвинувшийся при Чингисхане на Запад, смешавшийся с проживавшими там тюркоязычными и финно-угорскими народами и образовавший новую тюркоговорящую общность. В этом плане, согласно русской модели, данное название применимо к проживающим сегодня на территории России тюркам[26]. Татарами называет себя и народ, столица которого расположена в Казани. Верхние слои его сначала составляли монголы. Это название применяют и к монгольским завоевателям как Персии, так и Трансоксании.
Основание государства Золотой Орды в Кыпчакских степях[27], как издавна назывались на Востоке территории, лежащие к северу и северо-востоку от Черного моря, целиком и полностью относится к общей концепции создания империи Чингисхана, который, разругавшись с правителем Ирана Хорезмшахом Мухаммадом II ибн Текешом, отдал приказ провести первое вторжение в эту область в качестве разведки. Перед лицом сражений со степными народами на севере своей империи и в связи с напряженными отношениями с монголами Мухаммад всячески укреплял связи с населением Кыпчака, которое его поддерживало.
Чингисхан не оставил это безнаказанным. Такое всегда было в практике ведения войны монголами. Он отдал приказ своим полководцам Субэдэ и Джэбэ вторгнуться в степные пространства на Волге и наказать население Кыпчака за поддержку его противника. Одновременно это служило еще одной цели – закрепить свои завоевания на Кавказе.
Во второй половине 1222 года Субэдэ двинулся по северному краю Кавказского хребта на Дербент. Он быстро покорил аланов[28] (Осетию) и выступил против куманов (половцев, Кыпчак), которых ему, учитывая их принадлежность к тюркам, удалось склонить на свою сторону. Половцы стали составлять большую часть его солдат. Субэдэ легко одержал победу, которая предоставила ему возможность 17 января 1223 года захватить богатый торговый город Сугдею[29] в Крыму.
С подавлением куманов военный поход Субэдэ мог бы на этом и закончиться, если бы вождь куманов Котян не обратился с просьбой о помощи к своему зятю, Галицкому князю Мстиславу Мстиславовичу Удалому, и другим русским князьям и не предупредил бы об угрожающей им опасности. Поэтому монгольские полководцы потребовали покорности и от русских. Русские вероломно убили иностранных послов, чем неизбежно вызвали на себя татарский поход возмездия.
Конечно, русские князья иногда и раньше терпели поражения от жителей Степи, а иногда и отражали натиск тамошних народов. Но до серьезной угрозы Русскому государству, в частности с Кавказа, дело еще никогда не доходило. Кто мог при этих обстоятельствах обвинить русских князей в том, что они занялись подготовкой к отражению военной угрозы без особой осторожности? В таких случаях, как и раньше, большинство князей объединялось для обороны. При этом великий князь Владимирский выставлял вспомогательный отряд.
Добившись первого небольшого успеха у Половского кургана при переходе через Днепр, отдельные русские князья впали в распри, которые существенно ослабили боевую мощь всего войска. В этом состоянии, скорее всего в пятницу, 16 июня 1223 года (дата битвы указана приблизительно из-за разночтения в источниках), русские вступили в решающее сражение на Калке (теперь Калеца), притоке впадающей у Таганрога в Азовское море реки Кальмиус. Русская армия была полностью разбита, многие князья попали в плен и были казнены.
Монголы довольствовались этим успехом, достигнув цели наказания союзников Хорезмшаха и их помощников. Субэдэ продвинулся до Новгорода Святопольского и после карательного похода повернул в страну волжских булгар, а затем назад, к основному войску Чингисхана.
Такое поведение захватчиков, казалось, подтвердило практику, которая сложилась у русских с народами степи. Русь не подверглась никакой значительной угрозе. В результате какая-либо подготовка к будущему крупномасштабному нападению не проводилась. Распри князей продолжались, словно ничего и не произошло, а упоминание о татарах на годы исчезает из русских летописей. Похоже, что только один князь сделал серьезные выводы из происшедшего. Всеволод Мстиславович Смоленский[30] (он же правитель Герцике[31] в Ливании) вступил в контакт с немцами из Риги, а вместе с тем и с Западом, чтобы обратить их внимание на монгольскую опасность.
Тем временем в Средней Азии было принято решение о дальнейшей судьбе государств на Волге. Поскольку они находились в наибольшем отдалении от центра его империи, Чингисхан, действуя согласно монгольскому закону о наследовании, отписал их своему старшему сыну Джучи. Но он так и не успел вступить в наследство, поскольку в начале 1227 года за несколько месяцев до смерти своего отца умер[32]. Государство досталось потомкам Чингисхана, среди которых особо выделялся его внук Бату (по-русски Батый).
На имперском собрании 1229 года новый великий хан Угэдей поручил Субэдэ организовать новый поход против куманов, волжских булгар и торгового города Саксин[33]. Судя по всему, среди куманов произошел раскол, который облегчал монгольское вторжение. Субэдэ одержал победу на реке Урал (Яик) и в нарушение традиций нанес побежденным чрезмерные потери. Поэтому они, так же как и жители Саксина, убежали к волжским булгарам. Но монголы опять не стали развивать свой успех.
Известие о поражении монголов в походе против византийского императора, о котором упоминает лишь Бар Хебреус, явно является вымыслом, так как восточноримские источники не могли замолчать столь важный успех своего владыки. Скорее всего, речь шла о незначительном наступлении против малоазиатских сельджуков[34], так как в это время проходил римско-сельджукский поход против Крыма, который спровоцировал монголов на нанесение контрудара. Однако хронологически точно это утверждать нельзя.
Но и после того монголы так и не установили окончательное владычество над Кыпчаком. Для этого потребовались новые, невиданные до того времени, усилия. Имперское собрание 1236 года предоставило принцу Бату огромное войско, командование над которым он уже сам установил. Ему были подчинены многочисленные родственники, в том числе и будущий великий хан Мунке[35]. Даже сам Угэдей подумывал вначале принять участие в этом походе. На этот раз вторжение планировалось осуществить не только в Кыпчак и на Русь. Монголы задумали подчинить своему владычеству всю Европу и в качестве подготовки этого захватить Польшу и Венгрию.
Первоначально монголы вторглись на территорию волжских булгар и осенью 1237 года взяли их столицу Булгэр, или, как его называли русские, Булгар, или просто Великий город. Вскоре после этого ими был взят в плен вождь куманов Бачман. Действия побежденных вновь указали монголам направление их дальнейших усилий: волжские булгары бежали на Русь и были там приняты согласно их прошению. Завоеватели непрерывно преследовали поверженного противника и вторглись уже с востока в земли русских княжеств. Рязанский князь отклонил требование монголов им покориться и, несмотря на содействие вспомогательной дружины, посланной великим князем, был разбит под Воронежем. Он отошел в свою резиденцию, но татары окружили город и после пятидневной осады 21 декабря 1237 года взяли штурмом. Князя с супругой казнили. Затем пали Коломна и Москва. Город Владимир, поскольку великий князь махнул на него рукой, после многодневной осады монголы взяли штурмом 7 февраля 1238 года, и он тоже подвергся разграблению. Еще во время осады Владимира они тайно посетили Суздаль.
Затем к северу от Владимира один за другим пали Ростов Великий, Ярославль на Волге, Переславль-Залесский, Тверь (Калинин) и другие крепости. В феврале монголы опустошили все земли вплоть до Торжка. Они обошли войско русских во главе с великим князем Владимирским Юрием Всеволодовичем и 4 марта 1238 года разбили его на реке Сить.
До побережья Балтийского моря татарам оставалось всего несколько недель, а то и дней пути. Тем самым Русь была бы отрезана от Запада и осталась один на один со своими завоевателями. Но тут Торжок решил оказать татаро-монголам сопротивление. На его осаду у Бату ушло две недели. Город пал только 23 марта, и тем самым враг был задержан на столько, что, как только он двинулся в западном направлении, началась оттепель. Болотистая местность стала для конного войска монголов непроходимой. В результате, и в этом нет сомнений, они были вынуждены отказаться от своего дальнейшего продвижения на запад. Великий Новгород не только избежал нашествия, но и навсегда избавился от него в будущем.
Бату, чтобы не оказаться отрезанным, срочно пришлось поворачивать на юг. Неожиданно он столкнулся с отчаянным сопротивлением города Козельск, который находился юго-западнее Калуги. Его удалось сломить только через семь недель, за что монголы прозвали город «Злым градом». Как бы то ни было, на тот год русский поход был закончен. В целом он завершился покорением русского востока и, за исключением Великого Новгорода, севера Руси. Для монголов его можно охарактеризовать как очень успешный.
В 1238 году Бату с целью укрепления связей завоеванных территорий с остальными частями империи занялся покорением куманов, избавив, таким образом, Русь на время от дальнейшего разорения. Побежденные куманы переселились в Венгрию и разместились в двух графствах, дав им свои названия, сохранившиеся до сих пор[36]. В этом военном походе завершилось покорение мордвы (буртасов[37]), а также произошло сожжение монголами Мурома и Гороховца. Тогда же, предположительно, были подчинены и башкиры.
Монголы все же не пошли дальше реки Клязьмы и во время новых многочисленных набегов на Русь отворачивали в южном направлении, взяв Переяславль и Чернигов, разрушив последний. 26 декабря 1238 года они снова разорили Сугдею в Крыму.
Путем этих завоеваний Вату создал предпосылки для нового военного похода. Теперь атаке должны были подвергнуться области, расположенные далеко на Западе. Но сначала он направился на Киев, который, несмотря на все военные успехи монголов, отказался от добровольной сдачи. Правда, киевский князь Михаил из Чернигова[38] бежал в Венгрию, а затем в Мазовию[39] и Силезию, откуда смог вернуться в Чернигов только в 1245 году. В результате Киев в известной степени оказался беззащитным перед атаками Мунке, которому Вату доверил взятие города. Поскольку русские князья и на этот раз продолжали свои распри из-за наследства Михаила, то Киев, который тогда являлся центром Руси и резиденцией митрополита, не смог долго продержаться. 6 декабря 1240 года азиатские завоеватели пробились в город и на этом старой Руси, или, как ее назвали, Киевской Руси, пришел конец. Русь, за исключением ее крайней северо-западной части, оказалась под господством монголов.
Для монголов эта победа явилась хотя и важным, но все же отдельным эпизодом. Они двинулись дальше на юго-запад, занимая город за городом то силой оружия, то хитростью. Так, благодаря уловкам, они овладели Каме-нец-Подольским, Владимиром в Галиции[40], а также Галичем. Кременец монголы обошли. Каменец-Подольский и так называемое Понижье сдались добровольно, чтобы освободиться от господства Даниила Романовича Галицкого[41]. Путь на Польшу для завоевателей был открыт.
Для похода на Запад войско монголов в Восточной Галиции разделилось, чтобы атаковать одновременно по нескольким направлениям и таким образом помешать королям Венгрии, Богемии и Польши прийти друг другу на помощь. Поскольку завоеватели не имели понятия о географии европейских земель и не выработали точный стратегический план похода, то одновременное вторжение являлось очень важным. Для монгольской тактики ведения войны не было в обычае заботиться о продовольствии и фураже, даже если этот вопрос и следовало бы учесть.
После разделения армии генералы Кайду[42] и Байдар[43] направились на северо-запад в Западную Галицию и Силезию, а Кайдан[44] двинулся вдоль восточного края Карпат через Валахай[45] на Венгрию, в то время как еще одно подразделение его войска пошло через средние Карпаты на Быстрицу в Трансильвании[46]. Сам же Бату из Галиции прошел через Карпаты и поспешил непосредственно к столице Венгрии Офен[47]. Король Адальберт (Бела[48]) IV (1235–1270) смог собрать только часть своей армии. Однако сведения о том, что у него было не многим более тысячи человек, вызывают большое сомнение. 11 апреля 1241 года в долине Мохи на реке Сайо, там, где она впадает в Тису, произошла битва, закончившаяся поражением и бегством короля. Монголы обошлись с Венгрией как с военной добычей, расселившись на ее территории и отчеканив собственные монеты. Папа римский Григорий IX (1227–1241), узнав об этом инциденте, призвал к крестовому походу против неверных.
Одновременно с действиями против венгров азиатские конные орды вторглись на территорию Польши. Повторное разделение действовавших там войск с исторической точки зрения кажется маловероятным. Как бы то ни было, сведения о многочисленных столкновениях различных отрядов в Силезии отсутствуют. Монголы двинулись в сторону Кракова, разбив польские войска под Хмельником. Затем завоеватели через Верхнюю Силезию вторглись в долину Рейна и взяли Бреслау[49], разрушив там немецкое поселение, созданное незадолго до этого. Генрих II Набожный, ставший князем силезским в 1238 году, видимо, не смог объединить все свои силы, заплатив за это кровью немецкого рыцарства и нескольких польских вспомогательных групп. 9 апреля 1241 года в ходе героической битвы при Легнице рыцари были разбиты, а сам Генрих погиб[50].
После такого сражения следовало ожидать, что монголы прольют на землях Средней Германии реки крови, пройдя по ним огнем и мечом. Но ничего подобного не случилось. Завоеватели не пошли дальше на Запад, а отошли назад через Крконоше[51], пройдя мимо подземных вертикальных горных выработок и сквозь Моравские Ворота[52] у Троппау[53]. Причины такого маневра монголов по отходу назад искать бесполезно. Возможно, в его основе, наряду с нехваткой продовольствия и войск, лежал мудрый стратегический план. Ведь предстояло объединить завоеванные земли в Польше, Силезии и Венгрии в единое целое, для чего требовалось оккупировать находившиеся между ними Богемию и Моравию. Видимо, это было необходимо сделать еще и потому, что тамошний король заключил с силезцами, которым угрожали монголы, договор о помощи.
В таком намерении монголов наверняка укрепило решительное сопротивление силезцев под Легницей. Таким образом, огромная заслуга Генриха II и его воинов заключается в том, что они спасли Германию и всю западную культуру от похожей участи, которую монголы уготовили Восточной Европе и Передней Азии.
Несмотря на то что город Ольмюц во главе с Ярославом Штернбергом мужественно защищался, прорыв через Моравию Кайду удался. Это обеспечило необходимые условия для объединения вновь завоеванных монголами территорий, которые они со всей очевидностью хотели полностью подчинить себе.
В те годы возникло много слухов, в том числе и народная молва о том, будто бы монголы были разбиты чехами, а сам Бату якобы погиб в Венгрии. Естественно, они ничего общего с настоящими событиями не имели. Точно неизвестно, но не исключено, что с этих территорий азиатские завоеватели, отдохнув, в следующем году планировали начать новый поход на Запад. Однако тут произошло событие, которое для Польши и Венгрии имело воистину судьбоносное значение: 11 декабря 1241 года в Каракоруме умер великий хан Угэдей.
Известие об этом побудило Бату к исполнению возможно давно задуманного им плана. Весной 1242 года он совершил новое вторжение, пройдя вдоль Дуная по землям дунайских булгаров. Часть его войска двинулась через Далмацию[54], Албанию и Сербию, опустошая их по пути, но не подчиняя. В то время Болгария стала данником монголов, о чем несколько позже, в 1253–1254 годах, свидетельствовал францисканец из Нижней Германии Вильгельм фон Рубрук. Такая зависимость, похоже, сохранилась и после восшествия на болгарский престол Константина Тиха, правившего с 1257 по 1277 год. Но точных сведений о болгаротатарских отношениях того времени нет. Однако попытки императора Никеи[55] Иоанна Ватаца завязать какие-либо отношения с Болгарией окончились неудачей.
События, происходившие в Средней Азии в последующие годы, требовали от Бату полного его внимания, и он был не в состоянии укрепить свое господство на Западе новым походом. Таким образом, империя Золотой Орды получила свои границы и охватывала по существу те области, которые это государство сохраняло до времен гражданской войны и своего крушения с появлением Тамерлана.
К 1224 году Чингисхан поделил свою империю между сыновьями[56]. Улус Джучи, в котором по непонятным причинам управление передавалось не к старшему сыну в семье, а другим родственникам, с самого начала разделялся на две части[57]. Одну из частей возглавляли потомки Орды, старшего сына хана Джучи. Они получили Западную Сибирь и область возле рек Или[58], Амударьи и озера Алакуль[59] до реки Иртыш, где создали империю Белой Орды. Об ее истории мало что известно, и о судьбе данной Орды в этом исследовании речь не пойдет. Упомянем только, что возле Иртыша и за Амударьей территория улуса Джучи соприкасалась с империей потомков Чагатая, второго сына Чингисхана. Граница здесь, если так вообще можно говорить, из-за слабой заселенности пограничной зоны была весьма условна.
Правителем земель к юго-востоку от реки Урал до рек Или и Амударьи был поставлен Шибан – младший брат Бату, находившийся в тесных связях с Голубой Ордой – землями дома Бату на Волге, то есть областями, составлявшими стержень улуса Джучи, который в скором времени получил название Золотая Орда. Сведения о взаимоотношениях трех братьев[60], передававшиеся татарской народной молвой, носят поистине легендарный характер.
Кочевому образу жизни народов тогдашней Золотой Орды соответствовали только степные области на Волге, а также земли севернее и восточнее Черного моря. Сильно поросшие лесами черноземные районы, где население селилось и занималось возделыванием полей на выкорчеванных местах, остались за оседлыми славянами. Но их политическая судьба зависела от жителей степей, которые единственный раз в истории длительное время господствовали в приграничных с этими районами окрестностях. А именно: на землях при Днепре и северо-западнее Черного моря, широких русских (ныне украинских) просторах, в Крыму с его греческими и вскоре западноевропейскими поселениями и, наконец, на Кавказе, который в скором времени превратился в краеугольный камень внешней политики и источник конфликтов молодого государства. Степь теперь не служила препятствием на пути культурного обмена между севером и югом. Опираясь на мир Ближнего Востока, Золотая Орда привнесла на Русь некоторые элементы восточной культуры.
Империя Бату начала укрепляться, и поэтому его внимание было направлено на два основных момента: экономическое и военное обеспечение ее безопасности. Первый означал использование сельскохозяйственных, а также финансовых ресурсов Руси путем урегулирования вопроса с выплатой дани. Второй требовал тесного присоединения к империи Золотой Орды Кавказа и обеспечения, таким образом, безопасности ее южных границ.
К счастью для кыпчакского государства, первую задачу удалось решить до того, как преемники Бату столкнулись с выросшей серьезной угрозой на юге. Начиная с 1242 года при ханском дворе один за другим стали появляться русские князья, в том числе и самые влиятельные, такие как Александр Невский, разбивший в 1240 году шведов на Неве, и великий князь Ярослав Всеволодович, прибывший к хану в 1243 году.
Вразрез с бытовавшими у монголов обычаями бывший великий князь Киевский Михаил Всеволодович, который с 1245 года вновь княжил в Чернигове, из-за своего отказа пройти языческие обряды Орды 20 сентября 1246 года был казнен[61].
Только в Галиции из-за позиции тамошних князей татарам потребовалось применить военную силу, что закончилось изгнанием их регента. Однако, несмотря на это, Даниил Галицкий в скором времени связался с папой римским Иннокентием IV (1243–1254) с целью проведения переговоров по созданию союза против монголов. Папа благословил его на борьбу с татарами. 28 января 1248 года Даниил Галицкий выступил против монголов. Это имело определенный успех, так как новые хозяева Руси, первоначально требовавшие сдачи крепости Галич, взамен этого удовлетворились согласием Даниила на поездку в Орду. Исходя из вышесказанного можно сказать, что за все время правления Бату русские князья не доставляли ему особых хлопот.
Бату сам принимал дань и знаки почитания от всех русских князей. В Каракорум поехали только великий князь Ярослав и Александр Невский, где в то время правила регентша Терегене[62]. Здесь, вдали от родины, судя по всему, Ярослав был отравлен. То обстоятельство, что Бату сам принимал визиты покорности, не соответствовало основам построения монгольской империи. Это относилось исключительно к компетенции великого хана. Вольность Бату в этом вопросе расценивалась как привилегия «старшего» в доме Чингисидов, но в то же время, раньше чем в других частях империи, она явилась проявлением тенденции постепенного отделения от центра.
У таких самоуправных действий Бату были и другие причины, которые на время отвлекли внимание хана от Руси, хотя он и организовал набег на русские земли в 1246 году. Такой причиной явилась открытая размолвка с новым великим ханом Гуюком (с 1246 г.), сыном Угэдея и Терегене, и его потомками. При таком раскладе во взаимоотношениях в империи монголов Александру Невскому, чьего появления в Каракоруме требовал Гуюк, не потребовалось ехать к великому хану. После аудиенции у Бату ему разрешили удалиться в свои земли. Тем самым Бату открыто проигнорировал приказ верховного правителя империи. Вооруженное противостояние с центром становилось все более неизбежным, особенно после неудачного покушения Гуюка на служащих Бату в Арране[63]и созыва им большого войска. В ответ хан Бату двинул свои войска в Среднюю Азию и дошел до города Алак-мака, где его в апреле 1248 года и настигло известие о смерти противника. Во время отсутствия Бату землями на Волге управлял его сын Сартак, который и раньше принимал участие в государственных делах.
Кончина Гуюка положила конец приближающейся гражданской войне. Но Бату, для того чтобы исключить возможность повторения подобной угрозы, решил задержаться в Адакмаке и оказать влияние на предстоящие выборы великого хана, что ему полностью удалось. Поскольку он отклонил выдвижение своей кандидатуры как «старшего» в доме Чингисидов, сославшись на возраст, Бату, обойдя наследников Угэдея, несмотря на различные возражения, настоял на том, чтобы на трон избрали его давнего друга и соратника по битвам с русскими старшего сына Толуя Монке. Толуй являлся младшим сыном Чингисхана. Таким образом, одобрение политики Золотой Орды со стороны империи было обеспечено.
С тех пор главное внимание Бату сосредоточилось на юге его государства. Монголы вторглись на Кавказ еще во времена Чингисхана и в период с 1236 по 1244 год подчинили себе страну римских сельджуков в Малой Азии. В этих битвах Бату лично принимал активное участие. Одновременно татары вмешались в столкновения жителей Алеппо с тюрками Малой Азии, обеспечив тем самым тюркам победу. Бату воспринимали как подлинного монгольского повелителя Анатолии[64]. С этим мнением считался и султан Рума[65] Гийас ал-Дин Кай Хусрав II, который отправил трех посланников не только к великому хану, но и к Бату, приняв от того ответную делегацию. Правитель Кыпчака вмешивался даже в непосредственные вопросы юрисдикции сельджуков Рума.
Таким образом, Малая Азия считалась кыпчакской зоной влияния. Естественно, что то же самое относилось и к Кавказу, который служил сухопутным мостом, связывающим Кыпчак и Анатолию, и являлся естественным южным оплотом волжских областей. До тех пор, пока Персия не была покорена окончательно, вся монгольская империя имела доступ к завоеванным территориям Малой Азии только через Кыпчак. Монгольские наместники на Кавказе чувствовали свою зависимость от Бату. Поэтому отправка туда в 1247 году великим ханом Гуюком нового сатрапа по имени Ильчигэдэй служила не чем иным, как попыткой доставить Бату дополнительные трудности в преддверии возникшей угрозы военного столкновения с ним.
С целью противодействия этим попыткам и для усиления своего влияния на Кавказе правитель Кыпчака решил наладить связи с царицей Грузии Русудан с явным намерением сочетаться с ней браком. Русудан, которая получала подобные предложения от монгольских наместников на Кавказе, оказалась в очень затруднительном положении и в конце концов отравилась, чтобы не служить причиной проникновения захватчиков в Грузию. Грузинский трон унаследовал ее сын Давид V, проживавший до того времени при дворе Бату в качестве заложника. Вместе с ним править стал его двоюродный брат Давид IV[66]. Двоевластие должно было ослабить силы сопротивления татарам храброго грузинского народа.
Для обеспечения своего влияния на Грузию хан, заручившись поддержкой монгольских наместников на Кавказе, стал налаживать связи с багдадским халифом. Подробности их переговоров неизвестны. Нет ничего удивительного в том, что, видя силу Бату, к Золотой Орде обратился царь христианского государства Малой Армении (Киликии) Хетум I[67], с тем чтобы правящий в Орде хан, пользуясь своей дружбой с Монке, выступил в качестве посредника и помог заключить мирное соглашение. Оно было подписано во время поездки царя в Каракорум и в последующие десятилетия сыграло важную роль в истории этой страны.
Только после обеспечения безопасности своей империи на юге Бату вновь обратил внимание на север и запад. На Руси в 1252 году великий князь Андрей Ярославич[68] был разбит под Переяславлем и после этого бежал в Псков. Великокняжеский престол занял Александр Невский, подтвердивший свою верность владыкам его родины во время очередной поездки к хану. После этого зимой 1254/55 года началась первая выплата обязательств по налогам, введенных Монке после его избрания великим ханом. В 1254 году татары вновь совершили набег на Венгрию.
Хан Бату, заложив основы империи Золотой Орды, в 1255 году умер в основанной им столице Сарае. Его портрет, описываемый татарами, диаметрально отличается от русского. Русским Бату казался наказанием, ниспосланным Богом, и ужасным тираном, а об оценке хана его соплеменниками можно судить по прозвищу, которое они ему дали – «хороший хан».
Современный наблюдатель увидел бы в основании нового кыпчакского государственного образования величайшее достижение, тем более что здесь при его строительстве монголы привлекли местные силы в гораздо меньшей степени, чем в Иране или Китае. Огромное влияние его творения находят свое отражение в татарской народной молве XVI столетия, где Бату изображается как героический чудотворец.
На мусульманский окружающий мир и его будущие поколения неизгладимое влияние оказал младший брат Бату Берке[69], который длительное время формировал межгосударственную политику нового государственного образования. Поэтому в мусульманских источниках Кыпчак больше называется как «улус Берке». Такая оценка основана в основном на том, что Берке первым из монгольских правителей принял ислам. Однако свершения обоих ханов в государственно-политической и военной области имеют одинаковое значение.
Берке
Правление Берке началось примерно через год после смерти Бату. В этот промежуток империей Золотой Орды управлял сын хана Бату Сартак[70], который, как свидетельствуют армянские источники, направляясь через год в Каракорум для получения одобрения от Монке, умер. Согласно этому преданию, Сартак, являясь другом христиан, был отравлен своими мусульманскими дядями Берке и Беркечаром. Однако эти сведения весьма сомнительны. В любом случае Берке не являлся непосредственным выгодоприобретателем от смерти Сартака. Великий хан Монке назначил правителем юного принца Улагчи[71]. О нем известно столь мало, что невозможно даже определить его точное происхождение. Если принять версию, что Улагчи является сыном Сартака, то тогда он должен был бы быть совсем ребенком.
Более подробные сведения об обстоятельствах восшествия на престол Золотой Орды Берке, которого Монке все же назначил правителем Кыпчака, отсутствуют. Согласно египетским источникам супруга Тогана, брата Сартака, Боракшин захотела, чтобы власть в империи после смерти Сартака досталась ее сыну Туданменгу. Однако Берке отклонил ее план, не поддержали его и другие ханы и темники. Тогда она сбежала к Хулагу, будущему монгольскому правителю Персии, чтобы сподвигнуть его к оккупации Кыпчака. Конечно, такая попытка склонить хана к походу на волжские степи не являлась умным шагом, поскольку Хулагу намеревался завоевать Багдад. Одно это ставит такую информацию, о которой обычно хорошо информированные персидские писатели ничего не знают, под большое сомнение. Известно только, что Боракшин попала в руки правителей Золотой Орды и была казнена.
В первую половину правления Берке обстоятельства вынуждали его обращать внимание на север. В 1254–1255 годах Даниил Галицкий вместе со своим сыном Львом организовали нападение на татарского сборщика налогов, что вызвало организацию похода-возмездия во главе с монгольским наместником в Западной Украине Курумиши (в русских летописях – Куремса) на Кременец. Ответный удар удался только в 1258–1259 годах. Эмиры[72] Бурундай и Ногай двинулись через Холм (по-польски Хелм) и Люблин на Вислу, где они повернули на юг и стали наступать через город Завихост на Сандомир. На этот раз монголы избрали иной путь, чем в 1241 году, но опять же не стали переправляться через широкую реку, а прошли вдоль нее.
От Сандомира вдоль Вислы они двинулись на Краков. Брату Даниила Галицкого Василько пришлось срочно созывать войско и идти вслед за монголами. Опасность нового вооруженного вторжения в Центральную Европу серьезно возросла. Папа Александр IV, который еще ранее (3 января 1256 года) сделал краковскому главе финансовые послабления, чтобы тот смог завершить вооружение города, в проповеди, обращенной к монахам, призвал к истовому крестовому походу и попытался склонить к нему рыцарей германского ордена[73], обещав отдать им будущие завоеванные области. Папа обещал свою поддержку в борьбе с захватчиками и королю Венгрии Адальберту IV. В Кракове татары осадили только замок (Вавель), а герцог Болеслав Стыдливый[74] сбежал из Польши в Венгрию. В результате монголы опустошили страну до города Бойтен[75] в Верхней Силезии и Оппельна[76]. Полчища завоевателей ушли только через три месяца, унеся с собой богатую добычу. В отдельных местах набегам подверглись и земли Литвы.
В это время русские князья продолжали выказывать свою покорность, совершая поездки в Орду. Однако из-за нежелания платить дань периодически происходили столкновения. Так, в 1257–1258 годах Александру Невскому пришлось принимать меры в отношении посадника в Великом Новгороде Василия, своего сына, и предотвращать волнения в этом городе, который никогда не был подчинен татарам военной силой[77]. В 1262 году недалеко от Москвы, в Ростове, Владимире, Суздале и Ярославле, прошли вечевые сходы жителей против баскака[78] Кутлуга Божа (по-русски Кочубей). Вскоре после этого 14 ноября 1263 года на обратном пути из Сарая умер верный друг татар Александр Невский. В год своей смерти ему удалось учредить там ортодоксальное епископство, которое противодействовало западным миссионерам. Поскольку при дворе Ильхана[79] латинских монахов встречали со все большей радостью, то Берке из-за уже упоминавшихся напряженных отношений с правителями Персии не мог не приветствовать противодействие влиянию их друзей в Кыпчаке.
Смерть Александра Невского вызвала среди русских князей многочисленные конфликты из-за вопроса о его правопреемнике. Ханы, пользуясь этими разногласиями, только укрепляли свое владычество на Руси, присваивая титул великого князя то одному, то другому князю.
В западных же странах росла боязнь перед новым вторжением кыпчакских орд. Поэтому папа римский Урбан IV (1261–1264) в Вармие[80] и Гнезно[81], Богемии и Венгрии предпринял меры по укреплению боевого духа для возможного отпора нашествию с востока.
Такие опасения, царившие на Западе, пока были беспочвенными, поскольку у хана во второй половине его правления имелись дела куда более важные, чем относительно незначимые для его государства стычки на севере. От решения этих вопросов зависело само существование Золотой Орды. При Берке накапливавшиеся противоречия с примерно равными по силе соперниками на севере и юге Кавказа привели к открытому столкновению, которое затем постоянно имело место в последующей истории.
Непосредственной причиной столкновения явилась передача великим ханом Монке своему брату Хулагу решение вопросов захвата и управления подчиненными странами Ближнего Востока. До этого времени Кавказ находился в зависимости от Кыпчака и служил его бастионом на юге. Теперь же, согласно воле Монке, Хулагу должен был стать повелителем данного горного хребта. В этом Берке увидел угрозу для южных границ своего государств, хотя и не стал сразу же опротестовывать такое нововведение, поскольку оно исходило от великого хана. Ему оставалось только ждать подходящего случая, чтобы обрушиться на Хулагу. И такой случай вскоре представился.
Монке распорядился, чтобы Хулагу для осуществления завоеваний, кроме имевшихся в его распоряжении специальных войск, каждый улус монгольской империи выделил пятую часть своих воинов. Следуя этому указанию, хан Золотой Орды должен был передать под командование Ктоли, второго сына Орды, свое подразделение.
Хулагу предстояло воевать практически исключительно против мусульманских стран, а Берке к тому времени уже принял учение «пророка». Поэтому ему со всей очевидностью было некомфортно поддерживать наступление Хулагу на халифов в Багдаде. Уже тогда, когда Хулагу сражался с ассасинами[82] в Персии, Берке стал предпринимать шаги, чтобы помешать ему в осуществлении его мероприятия. Это не удалось: 10 февраля 1258 года воины Золотой Орды вынуждены были принять участие в штурме Багдада.
Берке не скрывал негативного отношения к дальнейшим завоеваниям своего двоюродного брата. Кроме того, дело дошло до личных разногласий, возможно из-за того, что в угоду мусульманам Берке стал вмешиваться во внутренние дела империи Хулагу, который обвинил в этом родственника Берке. Но это привело только к дальнейшим заговорам со стороны кыпчаковцев, направленных против владычества Хулагу, о которых Берке со всей очевидностью было известно. Египетские информаторы утверждают, что Берке разозлило намерение ильхана, как называли до 1295 года монгольских правителей Персии, после завоевания Багдада принять предложение Боракшин.
По этой причине недоверие ханов друг другу возрастало, и через несколько месяцев после взятия Багдада Хулагу принял меры против воинов Берке[83]. В сложившейся ситуации войска не видели иного выхода, кроме как покинуть ильхана. В связи с тем, что путь домой им был отрезан, они направились в Египет.
Случившееся можно понять только тогда, когда станет ясен расклад политических сил того времени в Средиземноморье. 3 сентября 1260 года иранские монголы в очередной битве с египетскими мамлюками потерпели сокрушительное поражение близ «источника Голиафа» (источника Айн-Джалут) в Палестине, не достигнув своей цели продвинуться в долину Нила. Сразу после сражения в Египте воцарился Аз-Захир Бейбарс I, который был и оставался непримиримым противником персидских монголов. Стоит ли удивляться, что он начал приглядываться к соседям в поисках союзников. Халифат был разрушен, малые государства в Сирии пришли в упадок, княжествами крестоносцев в Триполи и других местах управляли наместники монголов, Киликийское армянское царство заключило с татарами союз, и поэтому все они являлись природными врагами Египта.
В результате у Бейбарса оставались всего две возможности для подписания соответствующих договоров. Одна из них – это попытка вступить в переговоры с Сицилией, но ее король Манфред не был склонен к установлению дружественных отношений с мамлюками, поскольку его противники папы римские состояли в связях с ильханами. Гораздо большие перспективы Бейбарс, скорее всего, видел во второй возможности. Ведь если связи с сицилийским королем давали всего лишь небольшое тыловое прикрытие и в отдельных случаях могли только нарушить морские коммуникации, которые кюре[84] и утвержденная ими кандидатура Карла Анжуйского вместе с размещенными на Сицилии французами и рыцарями-крестоносцами установили с ильханами и Киликийским армянским царством, то соглашение султана мамлюков с Берке открывало для него непосредственный шанс нанести по ильханам удар с тыла.
Для переговоров представился желаемый повод. Берке несколько лет тому назад принял ислам, что заметно усилило его антагонизм с Хулагу. Одновременно хан Кыпчака был явно недоволен попытками посланников папы римского склонить его соплеменников к переходу в христианство. И если кюре до сих пор не оставили свои попытки, то только потому, что у них имелись общие интересы с вышеназванными друзьями из числа иль-ханов.
В 1261–1262 годах (659–660 годы хиджры[85]) Бейбарс отправил в Золотую Орду купца, который высказал Берке радость султана в Каире по случаю принятия им ислама и передал предложение присоединиться к «священной войне» (джихаду) против Хулагу.
Внутренние разногласия среди монгольских правителей открывали перед египетским султаном возможность образовать против ильхана еще более широкую коалицию. Между тем в Монголии и Средней Азии произошли весьма серьезные потрясения. В сентябре 1259 года во время осады китайской крепости умер великий хан Монке. Ни у кого не вызывает сомнений, что он хотел передать бразды правления своему младшему брату Арыку-Буге (Арик Буга), но против этого поднялся другой брат Монке Хубилай, которому на имперском собрании отдали под управление Китай, в то время как Хулагу получил земли на западе монгольской империи. В то время как Арык-Буга занял трон в Каракоруме, Хубилай провел в Китае свои выборы великого хана. В результате началась длительная война, которая велась при изоляции отнюдь не независимой Монголии и оценивалась обоими монгольскими правителями на Западе весьма противоречиво.
Хулагу всегда дружил со своим братом Хубилаем и поддерживал его. А правитель волжских степей Берке был на стороне Арыка-Буги, который в Монголии высоко чтил обычаи и основные принципы кочевников. Таким образом, ханы, правившие в Китае и Иране, то есть в странах с высокой культурой, противостояли правителям кочевых областей. Поэтому нельзя исключать той мысли, что исход этого противостояния сыграл большое значение для культурного развития всей Азии.
Поскольку Берке удалось восстановить связи с Кайду, ханом той части империи, которой владели наследники Угэдея, против Алугу (внука Чагатая) в Междуречье, то Кайду серьезно укрепил там свое влияние. Одновременно на длительное время было исключено воздействие Хубилая на Среднюю Азию и Восточную Европу. В результате благодаря созданию коалиции Бейбарс из Египта, пользуясь связями с Кыпчаком, смог почти полностью окружить империю ильхана. Однако до одновременного выступления трех союзников, Бейбарса, Берке и Кайду, дело не дошло. Поэтому Хулагу, а позднее его сын и наследник Абака (с 1265 г.) смогли длительное время защищаться от одного из них и окончательно сокрушить их не удалось. В последующие годы решающие сражения проходили на Кавказе и в долине реки Оксус[86]. Тем не менее Бейбарсу удалось достичь своей цели: угроза от Египта на длительное время была отодвинута. Наличие такой коалиции и явилось причиной того, почему воины Берке, как уже говорилось выше, отправились из Багдада в Египет.
Непосредственным поводом для войны между монгольскими братьями послужило требование Берке к Хулагу прислать ему в казну, как представителю старейшей ветки наследников Чингисхана, часть военной добычи. Хулагу отклонил данное притязание и убил обоих послов из Золотой Орды. Тогда Берке вторгся в Ширван[87], а 20 августа 1262 года свою резиденцию покинул ильхан. В октябре-ноябре того же года золотоордынцы во главе Ногаем разбили авангард хулагуидской армии под командованием Ширемун-нойона[88]. Однако Хулагу смог продвинуться на Кавказе через Дербент и Шемаху и в промежуток между 10 и 15 декабря 1262 года нанес кыпчаковцам решительное поражение. Некоторые эмиры (темники) Берке перешли в это время к царю Грузии Давиду V, который переправил их Хулагу. Последний принял их весьма благосклонно.
Однако после перехода реки Терек военная удача отвернулась от Хулагу. Берке внезапно напал на войско иль-хана и во время тяжелейшей битвы, длившейся целый день при ледяном холоде, 13 января 1263 года разбил его, принудив отступать по льду замерзшего Терека. Лед на реке под воинами Хулагу подломился, и многие из них утонули. Потерпел неудачу и военный поход Хубилая, который одновременно с Хулагу двинул войско против Берке на запад. Его командиры оказались ненадежными и перешли на сторону кыпчаковцев.
Следует отметить, что, хотя Хулагу не удалось взять предгорье Кавказа в свои руки, в самих горах он управлял самолично, лишив тем самым Золотую Орду ее естественного защитного вала на юге. А поскольку Ногай укрепился под Дербентом, Хулагу был вынужден оставить там пограничную охрану.
Не могло укрыться от ильхана и то, что Берке постоянно налаживал контакты с не отличавшимся происламистскими настроениями царем Грузии Давидом V, стремясь получить от царя разрешение на проход войск через
Дарьяльское ущелье[89] для организации военного похода на Азербайджан. К тому же связи с Сараем продолжал укреплять Бейбарс в Каире. В таких условиях для сохранения своего господства на Кавказе Хулагу был вынужден организовать новый военный поход.
Продолжающееся развитие конфликта между обоими монгольскими государствами было выгодно для Бейбарса и служило побуждающим фактором для ловкого мамлюка в приумножении усилий, которые в случае успеха сыграли бы большую экономическую роль. Между тем к египетскому султану прибыл гонец из Кыпчака. В ответ Бейбарс отправил в Сарай своих посланцев, которые подтвердили сведения о военной мощи его нового союзника. Тогда Бейбарс издал документ, в котором изложил генеалогическое дерево проживавшего при его дворе халифа Абу-ль-Аббас Ахмеда[90], к которому намеревался присоединить и Берке, поскольку авторитет этого халифа признавали пока только отдельные правители на севере Индии.
Затем к Берке пришло предложение принять участие в войне против Хулагу, к которому прилагался обзор состояния египетских вооруженных сил. При этом указывалось, что знаком доброй воли мамлюкского султана и проявлением его готовности к сотрудничеству явилось принятие им двухсот беженцев из войска Хулагу 13 октября 1262 года (27-го числа месяца зулкада 660 года хиджры). 16 ноября 1262 года (2-го числа месяца мухаррам 661 года хиджры) дипломатическая миссия покинула Каир и взяла курс на север.
Ко времени прибытия египетских послов на Волгу Берке уже закончил свой зимний военный поход против Хулагу, добившись при этом некоторых успехов. Теперь он мог показать и свои усилия во имя интересов союза и заявить, что исходя из интересов веры уже выступил против своего кровного родственника ильхана.
В качестве ответа на предложение, касавшееся генеалогического дерева каирского халифа, Берке после двадцатишестидневного пребывания при своем дворе египетских послов вручил им список татар, перешедших вместе с ним в учение «пророка». Он также направил в Каир свое посольство, в число членов которого был включен не только эмир, но и шейх. По прибытии обоих в Каир Бейбарс принял их с большими почестями и 25 июля 1263 года, щедро одарив подарками, отпустил обратно.
После этого Берке изъявил готовность послать в Египет в качестве поддержки несколько небольших военных отрядов (от 200 до 1300 чел.). Тогда Бейбарс отважился вступить в переговоры с вассалами ильхана атабеками[91] Фарским (в Ширазе)[92], Большого и Малого Луристана[93], а также с вассалом иранского хана в северной части сирийской пустыни, имевшим арабские корни. Целью этих переговоров являлся подрыв власти Хулагу изнутри, однако они каких-либо ощутимых результатов не принесли.
Вполне возможно, что это стало следствием инцидента, который на долгое время охладил отношения Бейбарса с Берке и сделал невозможным согласование совместных военных действий. Связь между Александрией и Крымом из-за расклада политических сил могла осуществляться только морским путем и с согласия Константинопольской империи, в которой в 1261 году вновь воцарился Михаил VIII из династии Палеологов[94].
Падение Латинской империи[95] лишило западноевропейские страны одного из их важнейших оплотов на Востоке, а поскольку Бейбарс рассматривал государства крестоносцев в Сирии преимущественно как вражеские, то он приветствовал победу Михаила VIII. Вскоре после восхождения на трон Палеологов с мамлюкским султаном был заключен договор, который обезопасил свободный проезд послов Бейбарса, а также прохождение его товаров, в том числе и рабов, через морские проливы. Вероятно, что восточноримский император принимал проезжих посланцев султана и кыпчакского хана и сообщал через своих посыльных соответствующей стороне об их прибытии.
Впрочем, Михаил не был готов, да и не имел такой возможности, принять однозначно сторону Бейбарса (и Берке тоже). Это означало бы демонстрацию позиции против Хулагу, успехи которого в Малой Азии представляли собой тогда серьезную угрозу для Византии в Азии. Между Константинополем и Тебризом, резиденцией ильхана, постоянно сновали посланцы. Даже после уплаты дани Хулагу за Трапезунд[96], что должно было удовлетворить ильхана, император считал для себя правильным установить с ним более тесные отношения. Когда в начале лета 1263 года по пути в Александрию в Византии появились послы Золотой Орды, Михаил послал вместе с ними своего собственного представителя, которому вменялось оправдать поступки своего суверена в глазах Бейбарса.
В то время с Каиром более тесные отношения установила и Генуя. Оба государства являлись противниками венецианцев, главного опорного пункта Латинской империи и одновременно друзьями византийского правителя. Кроме того, Генуя нашла теплый прием у кыпчаковских властей в Крыму.
Осенью 1263 года через византийские владения проезжала ответная делегация Бейбарса к Берке, но Михаил был занят в войне с западными странами («франками») и в Константинополе отсутствовал. Однако он не смог отказаться от встречи с послами и принял их в крепости, в которой на тот момент находился. В ней посланцы султана наткнулись на посольство Хулагу. Чтобы избежать огласки своих переговоров с ильханом, император неправомерно отправил египетских посланцев назад в Константинополь и продержал их там почти два года. Однако это не помогло. Берке и без того прознал про контакты между Михаилом и Хулагу. В результате удержание египетских послов послужило для него только удобным предлогом для воинственных действий.
К этому следует добавить еще кое-что. Палеолог содержал у себя при дворе в Константинополе, правда под легким арестом, сбежавшего к нему римско-сельджукского султана Из-ед-Дина. Из-ед-Дин и, видимо, его брат Руки ад-Дин Кылыч-Арслан IV попросили Берке вмешаться и вызволить узника из его незавидного положения. Это было как раз то, что хан Кыпчака мог использовать наилучшим образом, чтобы наказать Михаила VIII за его тесные отношения с Хулагу и в противовес ильхану путем вмешательства в дела Малой Азии заявить о своих притязаниях на главенство в данном регионе. Летом и осенью 1264 года он послал Ногая во Фракию, куда под предлогом необходимости встретиться с императором, стоявшим там с войском, отравился и Из-ед-Дин. Ногай связался с дунайскими булгарами, которые, пользуясь этим случаем, вновь тесно примкнули к Орде, и создал благодаря им императору такую угрозу, что тот был вынужден спасаться бегством и, чтобы вернуться в свой родной город, плыть на кораблях. Ногай окружил византийские войска в крепости Айнос, в которой находился римско-сельджукский султан. После длительной обороны гарнизон сдался. Осада была снята, а Из-ед-Дин отправился в Сарай, где Берке принял его весьма дружественно и на длительное время оставил в своем окружении.
Тут прибыли и египетские послы, которых до этого времени удерживал Михаил, но потом освободил. Один из них, Фариз ал-Дин Агус Аль-мас уди, совместно с бывшим римско-сельджукским султаном попытался довести до Берке причины своей задержки. Несмотря на перенесенные невзгоды, посланник старался выполнить возложенную на него миссию и восстановить прежнюю интенсивную связь между Каиром и Сараем. Ведь для Египта, исходя из существовавшего политического и экономического положения, было очень важно сохранить баланс сил между Ордой и Византией. Одновременно император предложил кыпчаковцам выплатить дань, но это не нашло должного отклика у Берке.
Утверждения греческих источников о том, что благодаря этому кыпчаковцы воздержались от нападения на Византийскую империю, противоречат арабским. В последних говорится, что летом 1265 года Берке двинулся с востока на Константинополь и длительное время угрожал взять город штурмом. Отношения между Ордой и Византией на долгое время стали напряженными. Тем более что на этот вопрос оказывал влияние римско-сельджукский султан, присутствие которого у Берке не соответствовало дипломатическим нормам. В таких условиях Михаил был вынужден установить с ильханами еще более тесные отношения, выдав свою родную дочь Марию замуж за Абагу, сына Хулагу.
Между тем бои на Кавказе стали происходить с новой силой. Незадолго до своей смерти (8 февраля 1265 г.) Хулагу, как уже говорилось выше, распорядился оснастить войска, защищавшие этот горный хребет. Они должны были воспрепятствовать проникновению Берке в богатый промыслами и плодородный край Аррана и Азербайджана, составлявший экономическую и военную основу империи ильханов. После смерти своего отца Абага продолжил начатое тем дело. При приближении Берке он 19 июля 1265 года (3-го числа месяца шавваля 663 года хиджры) отправил туда своего брата Юшумута, который перешел Куру и продвинулся до Аксу (в переводе с тюркского обозначает «белая вода»), текущего с юга правого притока реки Пирсагат в Ширване. Здесь произошло сражение с ордынцами. Его отображение в египетских источниках (составленное на основании сообщений из Золотой Орды) сильно отличается от сведений, содержащихся в персидских повествованиях. Согласно последним, во многом подтверждающимся описаниями армянских летописцев, кыпчакское войско под командованием Ногая потерпело поражение. В этом бою его командующий потерял глаз, пораженный стрелой.
Несмотря на успех, по сведениям из иранских источников, войско ильханов отошло назад за Куру, берега которой они в преддверии возможных нападений со стороны Тифлиса укрепили, построив стену и создав мощную оборонительную линию. Согласно египетским источникам, конное войско Берке двинулось вперед, разделившись на две части. Одно крыло под командованием Сунтая наткнулось на войска Юшумута и отступило без боя, поскольку Сунтай посчитал, что воины персидского правителя окружили ратников второго генерала Ногая. Но Ногай, наоборот, последовал за армией ильхана и победил ее. За свое поведение Ногай был встречен Берке с большим почетом. Он поставил его верховным командующим над несколькими тьмами[97]. Поскольку отход войск ильхана за Куру подтверждают и персидские источники, победу Кыпчака в данном эпизоде можно считать доказанной.
Из-за принятых Абагой мер Берке не решился переходить Куру. Он сорок дней простоял лагерем на северном берегу реки, пока не принял решение вторгнуться в Персию другим путем. Поскольку заставы Абагу стояли вплоть до Мцхета[98], он пошел вверх по течению в западном направлении, чтобы форсировать Куру чуть выше Тифлиса и уже оттуда двинуться через Малый Кавказ[99]. Берке опустошил многие части Грузии, так как Давид V служил в армии ильханов. Однако в Тифлисе (по грузинским источникам в горах) предположительно в январе 1267 года хан умер. На этом военный поход закончился, и кыпчакская армия, взяв с собой тело своего господина, вернулась назад.
Таким образом, можно сказать, что Берке не добился успеха, поскольку главной задачей в своей жизни он считал возвращение под власть Орды Кавказа и пограничных с ним государств. Расстановка сил в этом регионе установилась окончательно и в последующее время практически не менялась. Споры между двумя монгольскими империями тоже закончились. Но то обстоятельство, что Золотая Орда продолжала считать проигравшего в конечном счете Арыка-Бугу великим ханом, тогда как Хулагу и Абага постоянно находились в полном взаимопонимании с Хубилаем, привело к отдалению ее от империи монголов в целом. Уже тогда с монет, чеканившихся в Орде, исчезло упоминание о великом хане как таковом. С той же поры вряд ли можно говорить о связях Золотой Орды с Китаем.
Менгу-Тимур
Несмотря на то что у Берке были сыновья, трон унаследовал его племянник (или внучатый племянник) Менгу-Тимур, что ознаменовало собой некоторое изменение политики Золотой Орды. Это изменение сказалось на расстановке политических сил на Ближнем Востоке и в Восточном Средиземноморье.
И хотя главные задачи, которые ставил перед собой Кыпчак, по-прежнему находились на юге, направление приложения основных усилий несколько сместилось. Причиной этого смещения послужили до сих пор не выясненные отношения с Восточной Римской империей (Византией).
Еще осенью 1264 года, пройдя через проливы, кыпчакская дипломатическая миссия прибыла в Александрию, чтобы 3 сентября 1264 года (10-го числа месяца зуль-каада 662 года хиджры) присутствовать на церемонии обрезания сына султана, которого в честь сарайского хана нарекли аль-Малик ас-Саид Мухаммед Берке.
