Иные песни

Давно не читал ничего из «Снов разума», хотя на полке и в киндле отложено несколько книг (да еще второй и третий тома рифтерской трилогии Уоттса вышли). А тут такое крутое возвращение в серию. В антологии польской фэнтези в начале 2000-х была одна повесть Дукая, но я совершенно не помню, что она собой представляет. Перечитаю теперь. Потому что «Иные песни» меня впечатлили. Я не скажу, что текст дался легко, потому что он густой, как тот самый керос. Но густой в хорошем смысле, очень насыщенный, налитой, чрезвычайно сочный. И даже если сначала кажется, будто он читателя выталкивает, в процессе внезапно выясняется, что затягивает - и через некоторое время читатель уже по горлышко. Хотя в книге много знакомого или узнаваемого по контексту, это не альтернативная история, где в какой-то момент что-то пошло не так. Дукай на материале человеческой истории (и истории идей в том числе; может быть, даже скорее главным образом) выморфировал целый альтернативный мир, живущий по своим законам, в каком-то смысле довольно человеческим - и при этом крайне своеобразным. Нужно некоторое усилие, чтобы понять их: автор поработал с языком в не меньшей степени, чем с миром. И, может быть, поначалу это вызывает легкое раздражение, но также будит и интерес, и любопытство. Я бы вообще сказал, что «Иные песни» - книга для неленивого читателя (это я не себя хвалю, я-то как раз читатель достаточно ленивый). Она требует, скажем, определенного усердия, что, по-моему, хорошо.В книге есть ценное послесловие переводчика и 20+ страниц примечаний, которые помогут вам, если вы начнете буксовать. В польском издании примечаний по желанию автора нет, поэтому я решил их тоже честно не читать ни до, ни во время знакомства с романом. Пробивался через керос своими силами, так сказать. Бодрит. А, вот еще что хорошо: это большой и завершенный роман. Во времена бесчисленных циклов и эпопей (прости, старина Джордж, но тебя это тоже касается) дас ист ценная фогель в руках, за которую хочется крепко хальтен. Если вы задолбались по части серий про зомби, вампиров, магов-недоучек и прочих попаданцев (всем чмоки, на самом деле), а хотите сильной современной фантастики четко в одном томе - предлагаю хальтен вместе.

Все необычные миры - и киберпанковские, и научно-фантастические (особенно в твёрдой фантастике), и фэнтезийные - даже с учётом магии или сверхвысокой технологии, в большой степени основаны на фундаментальных принципах реального мира. Фундамент "Иных песен" принципиально иной. Здесь скорее черты реального мира покажутся искажением. Искривлением, Сколиозой. Дукай построил вселенную по принципам метафизического учения Аристотеля. Если очень кратко: есть инертная и пассивная материя, есть формы, творящие, морфирующие из материи сущности по своему подобию. Чем сильнее форма, тем глубже и шире подчиняет она материю, даже изменённую другими формами. Форма людей сильнее, чем у предметов и животных, форма кратистов (от греч. "кратос" - сила, власть), живых богов, сильнее всех остальных. Мир получился очень подвижный, живой, непостоянный, "туманный" и таинственный. Ближе всего к нему виртуальные миры посткиберпанка или хаоситские миры Вархаммера.Впрочем, ниточек, а то и полноценных канатов, к реальному миру всё же немало. Первым замечается, конечно, метафизика Аристотеля и сам Аристотель. Один персонаж обдумывает взгляды, близкие к философии Платона (который тоже есть): о нематериальных идеях, к форме которых стремится материя. Отдельные персонажи, а потом и сам автор, высказывают идеи, близкие к социальному дарвинизму. Сильные властвуют над слабыми,  самые сильные - наверху общественной пирамиды, каждая беседа - схватка. В этом контексте интересно, что ни в одном разговоре в книге слово эстлос ("благородный") не использовано во множественном числе. There can be only one! Есть и классическая демократия, которую, однако, персонажи ругают на разные лады. Где это видано, что правит не сильнейшая морфа, а сразу все наравне?География мира, даже после всех перемен, всё ещё близка к земной. Часть объектов поменяла имя, но сохранила суть и даже принцип наименования (по имени первооткрывателя). Да и многие объекты, обусловленные географией мира, тоже присутствуют. К примеру, Суэцкий и Панамский каналы, гипотетический мост через Берингов пролив, крупные маяки, портовые города. Даже национальные стереотипы перенесены. Польское упрямство, любовь гердонцев (американцев) к сладким булочкам (пончикам, очевидно), русская орда, Дедушка Мороз, примитивные негры-дикари, ещё немало всего. Морфа кратистов отражает территорию из нашего мира, на которой они правят - Урал, Сибирь, Британские острова, Франция, Эгипет, Аравия, Византия etc.Автор поляяяк. Как ещё может описать стереотипный поляк своего восточного соседа, как ни самыми чёрными красками? Страна безликих покорных людей, армия - орда, кратист - могучий Темнейший. Которому главный герой (по мнению переводчика, отчасти олицетворяющий поляков) плюёт в лицо.Наука - можно сказать, инверсия нашей науки. Многие ошибочные реальные теории в книге присутствуют как работающие. Собственно, устаревшие философские учения Платона, Аристотеля и прочих. Также космогонические теории - геоцентризм, сфера неподвижных звёзд. Нумерологическая алкимия: сначала она подаётся как недоказанная теория, а потом вдруг начинает широко применяться. Ну и всякие приметы, суеверия и гадания, силу которым даёт Форма. При этом технологии весьма высокие. Существует авиация и космонавтика, межпланетные перелёты, развитое огнестрельное оружие, своеобразные аналоги ядерного оружия и силовых доспехов.Форма мира морфирует под себя и язык. Вместо латыни - древнегреческий язык. После всяких Вархаммеров и прочей реальной жизни с массой латинских слов выглядит крайне необычно и свежо, особенно слова с окончанием "ос" вместо привычного "ус": антос, океанос, текнитос. Стиль речи подчёркнуто старомодный. Не только за счёт использования греческих терминов, но и за счёт слов в своём изначальном звучании, до изменения их историей и народами. Текника, меканика, псюхе, та же морфа, древние арабские и египетские слова и тому подобное. Латынь, как и Рим, тут тоже есть, но роль у них намного меньше.В структуре интересная деталь - нумерация глав. Она опирается на греческий алфавит, от "альфы" до "омеги". Причём, в стиле частично сохранившихся древнегреческих произведений, две главы, "каппа" и "омикрон", пропущены. И ещё это немного похоже на нумерацию глав в сочинениях Платона. Кстати, "каппа"... Есть ли здесь отсылка на Роберта Капу? Чтение книги требует недюжинной эрудиции. Нужны познания в географии, астрономии, химии, антропологии, хотя бы поверхностные знания философии, лингвистики и экономики, знания по истории нашего мира, а так же истории всех перечисленных наук. Я считал себя хорошо эрудированным человеком, но мне знаний зачастую не хватало. Благо, что есть подробное послесловие от переводчика и словарик, где кратко объясняются термины из книги. Да и поиск в интернете никто не отменял.Кратко по сюжету. Главный герой, Иероним Бербелек - бывший стратегос (се морфа профессионального полководца). Его приказы понимались с полуслова, картину боя видел с полувзгляда, сражения выигрывал взмахом руки. Но проиграл более сильной Форме, был сломлен, опустился и едва не какоморфировал. К счастью или к сожалению, у сильных мира того были на него свои планы. В них Иеронима, а так же его детей, друзей и подчинённых, вовлекли цепочкой событий. События проведут его по доброй половине известного мира, столкнут с бесформенным и непознаваемым, выведут едва ли не к самой сфере неподвижных звёзд. Во всех приключениях герои отдадут должное простым радостям жизни - еде, алкоголю, зрелищам и отношениям. Тут вспоминаются книги Алексея Бессонова . А финал в истории таков, что я до сих пор во фрустрации, которая после второго прочтения только усилилась. Интерпретацию сюжета каждый может сделать свою. По задумке автора, правильных вариантов на самом деле несколько.Необычная, сложная, захватывающая книга. Горячо рекомендую всем, кто уверен в своих силах и эрудиции.

Естественная телеология мира исключает стремление к хаосу. "Иные песни" первое знакомство с Дукаем и точно знаю, что буду читать его ещё. Все, до чего сумею дотянуться. Потому что это круто, ярко, оригинально и (тут просится формула "ни на что, читаное прежде, не похоже", но нет, напротив, весьма похоже на то, что давно люблю, хотя в последние годы не имела возможности читать). Я о том, что стиль, лексика эстетика и пафос романа живо напомнили о "Транквилиуме" и "Кесаревне Отраде между славой и смертью" Лазарчука. К сожалению теперь Андрей Геннадьевич такого не пишет, не нам, читателям, указывать творцам, как им работать. Но какая-то глубинная струна в душе, тронутая радостью того давнего знакомства, все не смолкнет, ждёт продолжения. Неожиданно пришедшего от поляка Дукая. Итак, универсум романа - это реальность, в которой античный мир не пришёл к естественному упадку и не был разрушен ордами варваров, продолжая оказывать ключевое влияние на все сферы общественного, политического, финансового, культурного устройства тамошней жизни. В целом, радикальных отличий от нашего, у мира придуманного Дукаем, меньше, чем можно было бы ожидать. Ведущими языками, они же языки международного общения, остались греческий и латынь. Колониальная политика охватывает географически близкую к Средиземноморью Африку, но об Америках и Австралии в романе не упоминается, хотя воздухоплавание посредством аэростатов - распространенный способ путешествий.Больше того, Луна в романе обитаема и служит местом паломничества, поскольку именно там находится резиденция Лунной Ведьмы, пребывающей в почётном изгнании. Не Селена. Артемида, Иштар или Кибела, но понемногу от всех богинь материнского культа со многими сверхчеловеческими возможностями, предположительно связанными с сохранением и развитием традиций тайного знания, утраченных нашим, лишенным преемственности миром. Терраформирование, к примеру, превосходит воображение, судя по тому, что адепты сумели устроить на Луне вполне достойную жизнь и даже создать атмосферу.На земле же некий аналог генной инженерии или сильно продвинутой селекции позволил одомашнить неприспособленных в нашей реальности к приучению бегемотов, зебр, жирафов, носорогов, создав на их основе тягловый и вьючный скот: гипатиев, ховолов, зивр, единорогов. Южная столица Империи Александрия с культом Александра Македонского, величайшей в мире библиотекой, маяком и ещё парой-тройкой чудес света или равных им в нашем понимании артефактов, вроде храма Великого с его статуей, в дни равноденствия удерживающей между разведенными руками миниатюрное солнце.Веротерпимость превосходит ожидание, известные культы мирно соседствуют, не помышляя о джихаде или крестовых походах. Роль аристократии в управлении миром невозможно переоценить, она колоссальна и основана на многовековой традиции сопротивления попыткам навязать чуждую волю. Вообще, способность противостоять психическому и ментальному принуждению чрезвычайно важна и во многом определяет иерархический уровень персонажей. Она и дополнительные уникальные таланты, которые герой может предложить миру.Пан Иероним Бербелек, к примеру, стратегос - военачальник, мастер нетривиальных решений в науке побеждать, воевать не числом, а умением и навязывать другим свою волю, оставаясь невосприимчивым к попыткам проделать то же над собой. Кроме одного случая, когда в ходе военной кампании ему пришлось противостоять московиту чернокнижнику Максиму Рогу (о, это извечное польское желание реванша гонор и еixё польске не сгинело). Так вот, пребывание в контакте с уникумом психического подавления, сумевшим подчинить своей воле огромную державу, не сломало героя, но что то ощутимо в нем прогнуло и Пан Бербелек нынче не тот, мучительно переживающий фиаско.С некоторых пор в мире в больших количествах появляются странные Твари, их можно было бы принять за творения свихнувшегося таксидермиста, если бы не были живыми. Спонтанные метаморфозы затрагивают привычных животных, превращая в персонажей бестиария и не имеют ничего общего с осознанной селекцией. А неизменность и подчёркнутое следование канону один из краеугольный камней этого мира. Волею обстоятельств, тем, кому придётся найти источник деструктивного воздействия и противостоять ему окажется опальный стратегос.Это такая завязка. Добавлю ещё расшифровку некоторых значимых реалий, которые встречаются в романе и не сразу берутся восприятием (такое: в помощь путешественнику).
Форма - многозначное понятие, в зависимости от контекста может означать ментальную и психическую независимость, волевой импульс, строй мыслей, пассионарный всплеск, настроение. даже моду - некий посыл, предполагающий следование и подчинение.
Морфа - расовая. кастовая, клановая социальная принадлежность, а также определенная физическая форма - менталитет и метаболизм.Античные и квазиантичные неологизмы романа.
Кратестос, гегемон - правитель.
Даулос - раб.
Эстлос - господин.
Эстле, деспоина - госпожа.
Хоррорные. мамелюки - стражники, воины.
Софистос- ученый.
Рытер - рыцарь.
Какоморфия - спонтанное изменение физической формы.
Никотиана - сигарета.
Нимрод - охотник.
Сколиота - искривление, источник и причина какоморфий.
Ураноза - молния.Вот, пожалуй, и все. Осталось поблагодарить за восхитительный перевод Сергея Легезу. Потрясающе хорошо, а его безупречное чувство языка дарит русскоязычному читателю с этой непростой книгой многие лингвистические радости.

Яцек Дукай, Иные песни. Несколько раз я подступал к чтению этого длинного романа и несколько раз начинал писать в читательском дневнике о нем. По причинам, отчасти раскрываемом в длинном послесловии переводчика, в Польше пышным цветом расцвела фантастическая проза и Яцек Дукай - тот еще бутончик. Иные песни - это произведение, грандиозность которого слагается из альтернативного мира (с обширной географией, "задействованной" в повествовании) , сюжетной линии (восходящей от мелкой судьбы человека до выбора человечества), и совсем непохожих на наши (но по своему последовательных и всеобъемлющих) законов метафизики. И конечно же, из "обслуживающего" все это литературного языка. Чтение этого романа - постоянный вызов, напряжение читательских мускулов. Топонимика, в которой угадываются имена нашей Земли, "гречески-ориентированный" лексикон героев, постепенное постижение принципов морфы, заполнение лакун, образующихся во второй половине текста и придающих ему вид действительной исторической хроники, которая редко бывает цельной и полной... Но оторваться, по крайней мере мне, было прямо физически сложно, и не только потому, что хотелось уже узнать, чем же это все кончится... Текст почти все время меняется - только ты адаптировался к семейной хронике, как начинаются приключения в джунглях, внезапно возвышающиеся до переговоров с богами и переходящие в войну миров через квазисредневековые игры престолов. Примерно 10% печатной книги занимают примечания переводчика и комментарии к непонятным словам. Во всех изданиях, кроме русского, они отсутствуют, кстати. И я бы рекомендовал ими пользоваться только в крайнем случае.

Я долго не мог заставить себя погрузиться в «Иные песни» Яцека Дукая. Непонятно было, с каким настроением подступиться к книге и стоит ли вообще к ней подходить. Если прочитать официальную аннотацию, то книга как будто не представляет собой ничего особенного. Если открыть книгу, то надо приложить изрядное количество усилий, чтобы прорваться через обилие непривычных слов и незнакомых феноменов. Если почитать отзывы, то только и видишь кругом, что необычный мир, аристотелевская философия, странный мир, мир, мир и еще раз мир. Поэтому мой путь к «Иным песням» был долгим и трудным. Дольше и сложнее, чем к какой-либо другой книге в принципе.
На первый взгляд, перед нами история Иеронима Бербелека, некогда великого полководца, ныне одного из совладельцев торговой фирмы. И кажется, что все просто – обычный путь к успеху персонажа, который перековывает всего себя ради великой цели. Но знаете, эта история настолько проста, что ее можно пересказать буквально одним абзацем. Потому что, на самом деле, «Иные песни» - это вовсе не история господина Бербелека.
На самом деле, «Иные песни» – история мира, придуманного автором. И правы были те отзывисты, кто посвящал описанию этого мира целые абзацы, ведь даже сам Яцек Дукай с упоением рассказывает о нем на протяжении почти семисот страниц. Местная вселенная выросла на основе античной философии. Здесь Идея определяет Материю, люди способны навязывать свою Волю окружающим, Форма человека не отличается постоянством, полеты на Луну соседствуют с масштабными военными кампаниями на Земле, а почти хтонические монстры – с почти генетическими мутантами. Фантазия Дукая настолько богатая, что он может посвящать несколько страниц лекциям по механике и устройству местных аэростатов, рассказам о географии, истории, политике и философии.
Неудивительно, что основной сюжет остался как-то за бортом авторского внимания и оттого кажется уж слишком простым. Да и персонажи здесь не могут порадовать глубиной проработки характеров или хотя бы яркостью образов. Зато запоминающихся сцен довольно много. Увы, но все это сильно снижает развлекательность романа, делая его текст тяжелым для восприятия.
В итоге получился очень мироцентричный роман, обильно сдобренный различными интересными идеями, но слабоватый по части сюжета и персонажей. Добавьте к этому сложную подачу текста и задумайтесь, стоит ли эта книга прочтения. Вещь штучная, но требующая к себе много внимания, времени и усилий.
P.S. На этой мажорной ноте я закончил чтение серии «Сны разума». Именно благодаря этим книгам я полюбил по-настоящему твердую научную фантастику, впервые открыв для себя творчество Питера Уоттса в 2012-м году. Были в ней и провальные книги, которые мне абсолютно не понравились, но сейчас, спустя семь лет, впечатления от всего прочитанного были скорее приятными и разнообразными, за что я очень благодарен создателям серии.

Мое знакомство с творчеством автора началось с произведения "Идеальное несовершенство", которое оставило после себя достаточно неоднозначные чувства. В отличие от него, роман "Иные песни" показался мне своего рода шедевром. Здесь я увидела совсем другого Дукая, который продолжал удивлять и завораживать необычностью своей прозы.
Особенности
Данная книга очень сложная по форме и глубокая по содержанию. Ждать от нее какой-либо легкости не имеет смысла, и это ясно с первых строк. Автор экспериментирует с языком повествования, выстраивает сюжет в условиях уникального мира, а так же задевает вопросы, охватывающие многие сферы интересов человека думающего. Мне хотелось тишины библиотеки, где ни один посторонний звук не отвлекал бы от созерцания событийности книги. Я снова на несколько дней покинула повседневность и очутилась в мире демиурга Аристотеля. Представьте, что Вы на планете Земля, которая является центром мироздания, началом отсчета всех координат. В основе ее существования лежит система четырех первоэлементов, а все остальные небесные тела обращаются вокруг нее в субстанции пятого элемента, именуемом эфиром. Порадовало упоминание Луны, которая в романе является колонией Земли и населена человеческими существами. Здесь нет явной магии, но активно используется "перпетуа мобилиа", а у власти находятся "кратистосты" - аристократы, способные "морфировать" людей вокруг себя и выстраивать Форму окружающего пространства по своему усмотрению. Назвать все это альтернативной реальностью сложно/невозможно. Несмотря на кажущиеся сходства, мир Дукая и привычный нам с Вами абсолютно разные.
"В столкновении Форм разум и логика ничто, здесь, от начал мира, лишь одна мера: сила."Иногда я ловила себя на мысли, что воспринимаю эту книгу не как художественное произведение, а как увлекательно написанную научную работу. Здесь очень умело метафизическая философия была спрятана за ширму фэнтези и научной фантастики. Очень понравилась описанная автором нумерологическая рекомбинация вселенной и рассуждения о принадлежности Форме человека составляющих времени ("начало-теперь-тогда"). Поэтому взять мгновенным штурмом это произведение невозможно, да и не особо хочется. Наоборот, было огромное желание читать и перечитывать отдельные эпизоды романа, а так же анализировать приложение, которое любезно составил для читателей переводчик Сергей Легеза. Дукай снова импровизирует с лингвистикой и создает производные от древнегреческого языка неологизмы. Подобной игры со словом я никогда не встречала в литературе. На первых страницах я задавалась вопросом, зачем создавать такую речевую неразбериху. И лишь к финалу становилось понятным, что особенности слога автора являются неотъемлемым элементом всей этой истории, которая только в реалиях придуманных писателем слов приобретала "морфу" высокой искренности. В очередной раз восхищаюсь трудами переводчика. На мой взгляд, работа, которую он провел с этим произведением, выходит на уровень подвига.
"Можно наложить на тело морфу игнорирования боли, нельзя наложить на мир морфу игнорирования тела. Разве что ты - настолько уж безумный кратистос."О чем
Завязка этой истории начинается с обнаружения аномальных мест, на территории которых стирались границы увековеченных законов природы, все живое претерпевало неожиданные метаморфозы, и окружающая действительность превращалась в одну огромную "какоморфу". Люди, жаждущие верить, что в мире есть чудеса и не все можно охватить разумом, совершали набеги на окраины Искажения, чтобы поохотиться на необычных видоизмененных зверюшек. Именно главному герою этого романа и его команде предстояло разобраться в причинах появления странных областей безымянной аморфности. С целью определения водораздела между познанным и непознанным, он снаряжает "джурджу" в эпицентр африканских "не-джунглей". Вместе со всеми действующими лицами нам предстояло лицезреть ужасающее зрелище искореженного пространства. Оно душило влажностью, рычало, трещало, стонало и хихикало, а люди в нем умирали в неописуемых состояниях. События в оторванной от форм цивилизации дикой Африки дополнялись интригами разделения власти, путешествием в лунной ладье на обитаемую планету-спутник, военными действиями с осадами городов, а также полетом в космос. Читала ли я когда-нибудь такое в контексте одного романа? Никогда. Антураж произведения восхищает!
"Белизна рубахи и тяжесть колец на пальцах определяют значимость мгновения."Герои
Повествование ведется с позиции нескольких персонажей, но основная доля принадлежит главному герою - "кратистосу" Иерониму Бербелеку. Роман-головоломка с массой разбросанных на страницах загадок требовал повышенного внимания к деталям. Поэтому интересно было наблюдать за сюжетными линиями абсолютно всех рассказчиков, в достоверность суждений которых с трудом верилось. Каждый из них вел свою борьбу, стремился к своим целям и пел о происходящем свои песни. Не вызывал стопроцентного доверия, даже сам Бербелек, образ которого претерпевал различные изменения подобно фабуле самого произведения и пространству окружающей его действительности. Начало романа застало героя в состоянии полной эмоциональной отстраненности, холодного равнодушия ко всему. На глазах читателей из диванного, раздавленного неудачей полководца он ожидаемо превращается в могущественного творца, воля которого задает вектор исторического развития. Вместе с ним мы движемся от невежества к совершенству через принятие гипотез, которые во всеобщем незнании кажутся среди прочих самыми разумными. Герой, действительно, растет на наших глазах во всех смыслах этого слова. Но при этом, не воспринимается слащавым суперменом, потому что для мира Дукая сверхчеловек - явление очень актуальное. В унисон с образами героев меняется и стиль повествования: от иронично-веселого в начале, до трагически-напряженного в финале.
"Мне недостаточно одержать победу. Мои враги должны еще и проиграть."Обязательно перечитаю
Думаю, что однажды вновь захочу перечитать эту потрясающую историю, чтобы еще раз попытаться постичь таинство полностью открытого финала, незаметно замыкающего в себе несколько линий сюжета. Надо сказать, что автор не загружал читателей философствованиями и многие проблемы затрагивал очень аккуратно. Однако во время чтения этой книги в моей голове взрывалась шрапнель тысячи новых мыслей и вопросов, которые набирали скорость по мере повествования и еще долго продолжали свой полет по инерции. Что есть месть? Разновидность жажды воздаяния за израненную гордыню, когда страдание унижает слабость в глазах собственных и чужих? Хороша ли жизнь, сведенная к поиску мелкого спокойствия, счастья, мечтаний и легких чувств? Что есть Сознание, которое определяет Бытие. И как добраться до неизменной Истины, когда мы все невольно живем во Лжи, живем Ложью и живем, потому что Лжем? Иллюзорность реальности снова напоминала о себе. Хотелось верить, что где-то в бесконечности миров за пространством Земли существует иная Жизнь, иные Цели и иные "Адинатосы" с иными Песнями на музыку небесных сфер. Они существуют.
"Неважно, каково оно есть; важно, как на это смотришь. Все возвышеннейшее вызывает отвращение у тех, кто ползает в пыли и глядит из грязи: рождение, смерть, любовь, победа."

До предела натянутый лукВсе есть сила.
НицшеСтань тем, что ты есть.
ПиндарАристократия означает власть лучших. С этим все просто. Но вот кто такие лучшие? Родовая знать? Интеллектуалы? Политическая элита? Гении? Святые? В нашем мире однозначного ответа нет. Но он есть в мире «Иных песен». Лучших там определяют не согласно традициям, не в философско-этических дебатах, а явственно, зримо, бесспорно. Это те, кто сильны формой. Любая встреча — есть встреча двух форм, и слабый не может не принять форму сильного. Отдаленную аналогию в нашем мире может дать пример встречи с харизматиком, человеком могучей воли и гипнотического взгляда. Но только отдаленную. Для того же, чтобы наделить этот в общем-то формальный фактор реальной, буквально физической силой, Дукай обращается к учению Аристотеля, для которого форма любого предмета, явления, процесса — это их суть. Форма деятельна, актуальна, индивидуальна и наделяет материю подлинным бытием. Таким перед нами и предстает мир «Иных песен» — пятиэлементная материя, готовая к принятию форм, и люди, силой воли формирующие ее и друг друга. Эта сила у всех разная, а значит перед нами мир строгой и очевидной социальной иерархии.Ее нижние ряды занимают рабы и простолюдины. Это живой материал, те, кто только склоняются перед чужой волей, безоговорочно принимая чужую форму. Такие Дукая не интересуют. Лишь раз он (в форме своего главного героя) нисходит к ним, задавая экзистенциальный вопрос: Зачем вы живете? И получает предсказуемый ответ: Не знаю, не задумывался, наверное, чтобы родить детей…Средние ряды иерархии отданы «узким специалистам» — мастерам одной формы. Им отведено в романе уже немало места. Астрологи и софисты, лекари и корабелы, воины и охотники, они властвуют лишь над некоторыми из аспектов неразумной материи, накладывая свою «специализированную» форму. Но зато делают это порой непревзойденно. Так, под формой идущего в атаку воина-ареса у всех, кто на его пути, становятся хрупче кости и ватнее мышцы, царапины превращаются в хлещущие кровью раны, а споткнуться и разбить голову можно на ровном месте. Между прочим, не правда ли, любопытное решение вопроса о набивших оскомину суперменских способностях?На вершине же мира те, кто способен гнуть не только материю, но и человеческие души. То есть властвовать в самом полном и точном смысле этого слова. Воля к власти у аристократов Дукая, что называется, в крови. Властью живут, властью меряются друг с другом, власть — единственное, что почитают за ценность. Иерархия здесь твердеет и принимает кристальные формы. Чуть ниже — бароны, князья и прочие суверены, чуть выше — монархи, на самом острие — кратистосы, воплощение чистой власти и воли к ней. Их форма настолько незыблема, что не терпит ни малейшего смешения и нечистоты. Поэтому они не могут лгать или давать клятву верности, не могут встретиться друг с другом с добрыми намерениями, ибо сила против силы означает всегда бой, всегда волю к господству — и никогда к подчинению.Остережемся, однако, думать, что эта иерархия раз и навсегда задана, неизменна. Отчасти это так: рабы рождаются от рабов, аристократы — от аристократов, социальных лифтов действительно нет, но нет и преград для возвышения тех, кто в стремлении познать себя, отстоять свою свободу и форму не признает никого свыше, будь он хоть сам бог. Впрочем, как раз богов как реальных сущностей и нет во вселенной «Иных песен» — зачем они там, где человек может стать подлинным властителем себя и мира? Будь он сам кратистос — так правильнее.Мы застаем пана Бербелека на минимуме его жизненной формы: былая слава как стратегоса Европы почти не греет, врагов нет, желаний нет, все время хочется спать и говорить о себе в третьем лице. Жалкое, признаться, зрелище. Но кое-кто продолжает в него верить и надеяться на возвращение, кое-кто исподволь формирует его в нужном направлении, кое-кому кажется, что это идеальная возможность получить человека, равного волей кратистосам и в то же время верного, что само по себе подобно возжиганию холодного огня. Однако пан Бербелек таков, что вскоре возжаждет затмить Солнце — со всеми его миллионами градусов. Ибо такова воля истинного героя.«Иные песни» — это формально, конечно же, иная «Илиада» (и «Одиссея»). Двадцать четыре (пардон, двадцать шесть — две раздвоились при переводе в наш мир) главы, маркированные буквами греческого алфавита. Сказание о герое — и героях, с которыми он бьется. Очень греческий — и одновременно сверхгреческий текст. Потому что пан Бербелек — квинтэссенция эпического героизма, такой тип, которого еще не всякий эпос выдержит, разве что основательно подкрепленный Дюмезилем, Элиаде, Боурой. В нем сложились лучшие формы множества древних героев — бесстрашного Ахиллеса, идущего навстречу своей судьбе, хитроумного Одиссея, тоже ведь своего рода «стратегоса», Гуннара из «Старшей Эдды», дерзнувшего встать вровень с тем, кто неизмеримо превосходит его властью, богатством, подданными — но не силой духа, не жаждой самоутверждения. Ибо самоутверждение для героя — все. «Кратистобоец» — с этой мыслью пан Бербелек засыпает и просыпается. Такова его не признающая иной воли форма.И даже больше. Используя имена древних богов и героев в качестве названий специализаций-форм (воин-арес, охотник-нимрод, воевода-леонидас) эрудит-Дукай дает нам изящный намек. Неприметное словечко «пан» (в русском переводе спрятанное за «господином») становится важным указанием на бога, объемлющего многообразие природных форм, — «все-бога». Только Бербелека Дукай именует паном постоянно (для прочих благородных используется греческое эстлос), и именно Бербелек возвышается до того, чтобы претендовать на форму мира, форму форм, все-форму. А для этого ему придется сразиться с тем, что исключает, уничтожает всякую форму вообще, с хаосом как таковым, из-за космических пределов пришедшим в этот мир. Тут, конечно, вспоминается недавний стивенсоновский «Анафем», где так же пожаловали непрошенные «иные» гости. Только если в софистическом «Анафеме» местные ученые пытаются установить диалог, познать «невозможнцев», то в героических «Песнях» это ненужно, нелепо, незачем. Только бой, только наложение своей, человеческой формы, только самоутверждение за счет иного. И чем иначе иное, тем утвердительней утверждение.И все же: почему герой — лучший из людей? Потому что он требует и воплощает сверхчеловеческое. В нем человек возвышается до божества, избавляется от власти смерти и судьбы, претворяет свой случайный жизненный путь в абсолютное бытие. В герое все на пределе: воля, свобода, страсть. Таких Ницше называл «до предела натянутым луком». Кстати, то, что Дукай (в форме своего героя) ницшеанец, нет сомнений. Достаточно охарактеризовать Бербелека цитатой из «Воли к власти»: «Сильные натуры сами хотят формировать и не хотят иметь около себя ничего чуждого». «Иные песни» это еще и песни Заратустры, учившего о трех превращениях духа: от верблюда, навьюченного «Ты должен», через льва, добывающего себе «Я хочу», к ребенку, играющему мирами. Первые две формы пан Бербелек прошел, что же касается третьей, каждый волен домыслить самостоятельно, благо открытый финал приятствует. Ведь стрела, выпускаемая туго натянутым луком романа, — это, в конечном итоге, наше, читательское, воображение.

То, что Яцек Дукай - автор необычный и чтение выйдет очень даже непростым, было понятно еще после мимолетного знакомства с "Собором". И это действительно было просто нечто - иначе не скажешь. На самом деле фантастика часто грешит (как это ни парадоксально!) тотальным отсутствием фантазии, когда банальные темы и избитые приемы маскируются в лучшем случае присутствием идеи или мастерством писателя. В худшем она просто не оригинальна. Но это не наш случай. Уж в чем, а в оригинальности пану Яцеку не откажешь.
Мир книги удивительно прост и восхитительно сложен одновременно. Все базируется вокруг простой мысли "а что было бы, если бы мир строился по законам античной метафизики, где сознание, образ и воля первичны и придают форму материи, а бытие только подстраивается". И я честно пыталась прочитать так, как задумано автором - без сносок и комментариев - и частенько задумывалась о существенных пробелах в образовании.
В общем и целом, это было увлекательно. Местами нелегко, но буквально не оторваться - как это часто с хорошей фантастикой и бывает.
Хотя конец, если честно, оставил море вопросов...

Не удержался автор-поляк, все-таки устроил «армагеддон» в московском кремле. Обилие в книге древнегреческих терминов и слов придуманных автором просто зашкаливает, «язык можно сломать». Но! Книга понравилась и обилие «мертвого» языка не испортило впечатления от прочитанного. Альтернативный мир придуманный поляком это нечто. Битвы с невероятными чудовищами (какоморфами), полеты на Луну (действие романа начинается с 1194 года) , батальные сцены с участием бегемотов и многое другое. Все это есть в книге Яцека Дукая «Иные песни». Главный персонаж, бывший полководец, морально сломленный поражением в последнем сражении, занимается комерцией. Господин Бербелек ведет однообразный и скучный образ жизни, но кто-то хочет вновь сделать из него военачальника, использовать его ум и талант полководца против неизвестной угрозы. Это надо читать!