На мраморных утесах

Красота Слепящая!
Киндер в бархатной курточке, угощающий змей молоком из серебряной тарелочки; идиллия среди гербариев и старых книг; веселые карнавалы и доброе вино, теплые дружеские беседы у камина...
Иногда создается впечатление, что текст Юнгера – это образец эстетства, литературщины, красивостей и прочего в этом роде. Но – нет.
Параллели между фюрером и Старшим лесничим и критика "лемуров"- нацистов, конечно, поражают своей смелостью...
Известное сравнение Гитлера со Старшим лесничим и отвращение к лесным бандитам, нацистским «лемурам» в романе налицо. Но отчего же сам Юнгер надел военную форму и стал воевать за Старшего лесничего. В романе есть рассуждения на эту тему. Герои не хотят браться за оружие и уповают больше на духовное сопротивление. Но в конце концов приходится снять со стены ружье, так как благородная шпага далеко и ее не применишь в бесславном деле.
Как всегда у писателя с военным опытом, наибольшее впечатление от батальной сцены. Отряд Беловара сражается против псов и лемуров Старшего лесничего. И – головы аристократических заговорщиков на железных кольях. (Предсказание крюков мясных крюбков, на которых повесили заговорщиков 1944 года). И – умирающий пёс лижет руку погибшего вождя клана. Смерть в борьбе со злом – это моральная победа. Сильно!
Сам писатель, однако был вместе с «лемурами» в оккупированном Париже, да и о какой славе можно говорить применительно к бойне первой мирвовой, несмотряч на всю юнгеровскую храбрость и многие раны и ордена. Испугался – смешно, ведь Э.Ю. не мягкотелый интеллигентный болтун, а воин. Не смог отказаться от «вассального долга»? Автор и герои «Мраморных утесов» как средневековые рыцари, заброшенные в эпоху модерна с его рационализированным убийством, и не знающие, как поступить. Остается придумать для себя невообразимо красивый фантастический мир и жить в нем.

Унікально – за всю книжку жодного діалогу! Навіть однісінького маленького на дві репліки тут не знайдете. Не знаю, як там справи з іншими книгами Юнґера, бо це моє перше знайомство з автором, але «На мармурових скелях» трохи здивувала. З перекладених і виданих у нас творів письменника цей, мабуть, найменш популярний, бо найменш знаний.
Але чи тільки в піарі справа?Ну по-перше, це одна з тих книжок, де форма оповіді значно переважає над змістом. Але тільки на перший погляд! Не кожен читач може вловити аналогію персонажів з гітлерівцями (включно з самим фюрером), якщо до твору немає притомної передмови чи вступного слова (в конкретно цьому українському виданні 2008 року - немає). Тим більше, якщо не знайомий з біографією Ернста Юнґера – вона дає багато відповідей. Бо про що іще, як не про війну, може писати учасник війни?..
По-друге, читати розлогі монотонні описи взагалі (!) без діалогів теж не кожен подужає.
Але і сам стиль написання «Мармурових скель» мені не надто близький. Він наче пізній відголосок романтизму, що резонує, бо поміщений в епоху модерну.Втім, це аж ніяк не привід відмовлятися від подальшого знайомства з творчістю визнаного німецького письменника! Адже українською переклали і красиво видали ж іще «В сталевих грозах» та «Скляні бджоли»))До речі, цікавий факт: Юнґер прожив аж 102 роки!

Но я помню вершину холма, ветку вишни в руке... (с)

В этой книге сосуществуют, сливаясь друг с другом, два пласта: собственно то, что вложил в неё автор, и то, чем она является для меня.
Для меня эта книга - осколок Европы, вот той настоящей христианской Европы, Европы духа, которую мы потеряли, которая светит нам изредка ветхими остовами, подобно тому как светят нам памятники античных времён, когда сама античность - дух её, а не эпигонство, - давно сгинула. Читать "На мраморных утёсах" - как стоять перед древней роскошной могилой, заросшей дикими травами, и чувствовать исходящее от неё биение жизни, жизни полнокровной и странной, родной и вместе незнакомой. Сравнить её я могу только с книгой Андре Фроссара "Соль земли". Книга эта рассказывает про основные католические ордена, но вместе с тем - в ней - от пламенных кармелитов, нищих францисканцев до неотмирного безмолвия Великой Шартрёз - самое сердце Европы в высоких своих проявлениях.В этом смысле Эрнст Юнгер написал щедрую книгу, в которой аллюзии на современность - наименее важный пласт. Куда важнее сам строй его рассказа - где-то являющий пример красоты и строгости через работу словом как резцом, где-то являющий образчик благородства, простоты, мысли. Размеренное повествование, почти абстрактное, увлекает в свой мир, - и ты следишь не за сюжетом - какое это имеет значение? - а за нюансами: за образами, явлениями, отношениями; и вот какое-то слово, подробность быта, оброненная мысль, краткое описание цветка оказываются важнее, чем противостояние со Старшим Лесничим (ибо через эти нюансы автор говорит с тобой, - наблюдение за этими штрихами - не праздное желание интеллектуальных восторгов при надменном молчании автора, - ты буквально чувствуешь, как через них нечто, какой-то посыл, возможно, неочевидное назидание, входит в твою душу), а энтропия заставляет лишь зорче вглядываться в эти мелочи, которые становятся ещё ярче, а главное - важнее (в духовном отношении). Возможно, Эрнст Юнгер чем-то похож на Пришвина - тот тоже один из самых зорких наших писателей, вытесненный куда-то на задворки литературы, а почитаешь его "Дневники", взрослую прозу - это же аристократ духа, хотя и жил не во дворцах и всматривался всю жизнь в "плоды земные". Так и Эрнст Юнгер, каким он показался мне через эту книгу (других я пока не читал) - есть в нём какой-то аристократизм без капли снобизма. И не могу не отметить, насколько же он отличается от Милана Кундеры, обзор на книгу которого я писал недавно, - вот там нарочитый снобизм, спесь, попытка показать через рессентимент, что он в потоке европейской культуры, европейской мысли (а что поделать? - "фельетонная эпоха"). И вот приходит такой Эрнст Юнгер и одной тоненькой - без капли лишнего - строгой книжечкой показывает, что значит быть, а не казаться.

Антиутопия "На мраморных утёсах" - интересный предмет на моей книжной полке. Это мой первый опыт прочтения Юнгера - человека крайне яркой судьбы, интерес и надежды относительно коего у меня высоки. Хоть я бы и отметил некоторую нестройность языка, которым написана книга, этот язык способен на лаконичные прозрения, несёт особую красоту и поэтичность. Язык этот нарочито патетичен, имеет привкус то оды, то баллады и в этом напомнил мне "Заратустру" Ницше, впрочем Юнгер на мой вкус читается не в пример легче.
Здесь сквозь явное превалирование формы над сюжетом причудливо просвечивают немецкие добродетели, традиции и нравы в преломлении обречённого на порабощение мира. Сам пейзаж здесь является действующей средой, указывающей на беду явно или через интуицию - предваряя вторжение зла и меняясь под его гнётом. Книга, написанная в 1939 году, определённым образом перекликается с духом 30-х годов в Германии и служит тревожным набатом, обещающим торжество всеобъемлющего диктата.