Читать онлайн Дарован день бесплатно
В огромном и богатом мире
Взявшийся за написание стихов стремится сконцентрировано выразить в строках то, что он видит, чувствует, переживает, как относится к происходящему в поле его зрения. И если он Поэт, то при этом он создаёт свой мир. Поэтический мир автора может ограничиться узкими рамками, а может быть безграничным.
Поэтический мир Ольги Коваленко-Левонович поражает своими размерами. Темы её стихов разнообразны: любовь, семья, природа, Россия, Бог. Всё это есть в её стихах. Все стихи написаны от души. Они высокопрофессиональны. Они простые, но не простенькие. Это та простота, которая требует большой работы души и ума. Здесь нет излишней вычурности, но в каждом стихотворении за строками угадывается богатейшее содержание. Стихи выверены, взвешены, избавлены от многословия. Они не навязчивы, но так и затягивают погрузиться в мир её поэзии.
Этот мир полон добра, любви, сочувствия и сопереживания к чужим бедам и горестям, будь то родные, близкие люди, или незнакомый старичок, или спящая девочка на вокзале. Куда зовёт нас автор стихов в своём мире? Вот, например, на поиск счастья. В чем оно? Может быть, в деньгах?
Денег нет, успеха тоже нету…
Если нужно Сам Господь подаст…
Счастье, я скажу вам по секрету,
Не зависит вовсе от богатств.
Не зависит даже от здоровья,
Пусть его с тележкой целый воз.
Кто стакан воды у изголовья
Нам поставит? Вот главней вопрос.
И сразу можно понять, какие ценности в этом мире дороги автору. Стихи легко читаются, но как чудесно выражен в них смысл жизни человека. Не о богатстве печётся она, не о личной выгоде, а о том, чего заслужила у тех, с кем была рядом в этой жизни.
Ольге подвластны разные формы стиха. Она способна написать стихотворение на целую страницу, и не устаёшь от его прочтения. Наиболее частой формой является стихотворение в четыре-пять строф. И в них она умеет вместить основную мысль с тонким поэтическим не навязчивым, но умным выводом. Может она и в восемь, а то и в четыре строки вместить содержание, достойное целого рассказа или даже романа.
Нас пустят первыми под нож.
Придёт пора проверить стадо…
Не блеешь, скажут, а поёшь.
А нам неблеющих не надо.
Придёт наш час, и ясным днём
Над нами небо распахнётся,
И мы, слабея, упадём
На дно небесного колодца.
Горние выси, отношение к Богу пронизывает всю книгу стихов. Автор не старается пересказать библейские сюжеты. Её более всего волнует путь к Богу. Ей хочется не просто пойти в храм и помолиться, хотя и это важно, и без этого нельзя. Но ещё важнее прийти к Богу с чистой совестью и открытой душой, преодолеть в себе соблазны страсти или богатства. Вся её очень нелёгкая жизнь полна забот о детях, коих вырастила троих, в условиях непростых семейных отношений. Работа в школе, работа с детьми – это её профессия. Надо уметь не только учить и воспитывать, но и воспитать в себе терпимость к чужим недостаткам, но не к подлости. Она саму себя готова даже змеёй изобразить. Хотя змеиного в ней отродясь не бывало.
Я себя считала доброю.
Но унизили меня.
Поднялась обида коброю,
Изготовилась змея,
Чтоб расправиться с обидчиком,
Покусать и наказать…
Ах, как хочется отомстить, ответить так, чтоб неповадно было. А она сдерживает себя: «Свой родной, свой доморощенный обезвреживаю яд». Как это непросто сделать.
Тема любви также проходит через всю книгу. Это и любовь к родителям, и к детям, и к близкому человеку. Её любовь – не выдумка и не желание как-то устроить своё счастье. В любви Ольга открыта, не прячется за изгородью слов. Она обнажает душу. Её волнения – это не боязнь поступить решительно на жизненном повороте, это нежелание принести неприятности другим людям. Она тщательно взвешивает свои поступки и находит своё счастье. Слёзы уронив, она лишь хочет, чтобы любимому «приснился дождь и капли с неба».
Большая часть жизни Ольги Коваленко-Левонович прошла в Забайкалье. Стихи о природе преимущественно связаны именно с теми местами. Забайкалье в её ярких выражениях предстаёт зримо и образно. Взгляд её, и не только на природу, оттачивался при помощи фотообъектива. Именно фотообъектив помогает ей часто увидеть то, что может быть скрыто от простого обывателя и может быть замечено только поэтом: «Избушки – новогодние игрушки на дымках своих висят». Это надо же так заметить, что избушки, построенные на земле, висят на горних ниточках.
Вообще у Ольги в стихах столько поэтических образных находок и неожиданных выводов, скрытых за строками, что цитировать её можно бесконечно. Практически в каждом стихотворении находится что-то такое, что приводит к удивлению, а то и к восторгу. Прочитав всю книгу, прихожу к удивительному выводу, что за прекрасными стихами осталось ещё столько нераскрытой души, что хватит и ещё не на одну. Остаётся пожелать ей успехов, а читателям – порадоваться вместе с ней.
Виктор Красавин,
руководитель литературного объединения
«Дмитровские Зори».
Дороги есть такие
Трещат сороки в перелеске
Трещат сороки в перелеске.
Села печален древний лик.
В пруду не слышно рыбьих всплесков.
Раскинул зонтик борщевик…
Вода в колодце стала горькой.
Бурьян штурмует сельский ток.
Заборы ветхие – в подпорках.
Косилки отслужили срок,
Комбайн ржавеет у дороги.
Поля кустами заросли.
А люди, жалуясь на Бога,
Лекарство ищут от тоски.
Начальство костерят привычно.
Детишки в город подались.
Травой поросший, горемычный,
Храм, осыпаясь, смотрит ввысь.
Тропу изрезали овраги,
Дубрава старая – густа.
Рисуют ласточки зигзаги
Над колокольней без креста.
Русь
Кто мы, кто мы для Тебя, Россия?
Дочери твои и сыновья?
…В лихолетья Ты не голосила,
Очи слёзные ладонью заслоня.
Ты нужду с достоинством терпела,
Крохи собирала для сирот.
Скольких схоронила и отпела…
Горевала за славянский род…
Было время – рожь не колосилась,
Взрывы искорёжили поля.
Огненные бури проносились,
Всё смешалось: небо и земля.
В эти годы собирала жатву,
Щедрую, по градам-весям смерть.
Ты о жизни так молилась жарко,
Как другой, конечно, не суметь.
Как могла, хранила и спасала
Свой народ от супостатов Ты.
Но История пока не пролистала
Всех скорбей печальные листы.
Пусть хотят тебя служанкой сделать,
Радости, надежд лишают пусть,
Белоглазая косится чудь и нелюдь,
Будешь, как была – Святая Русь.
Воскресные зарисовки
Сегодня в храме многолюдно.
Толпа, и повернуться трудно.
К иконам вовсе не пробраться.
Старушки к лавочкам теснятся.
Горит свечей медовых лес.
Звенят молитвы до Небес.
Пищат детишки слабым хором.
Все на мамаш глядят с укором.
Алтарник нынешний, Серёжа,
Свечу выносит осторожно.
Священник возглас подаёт,
И дружно крестится народ.
Вот исповедь, и к аналою
Приход придвинулся волною.
Старик взглянул на образа,
Потупил влажные глаза.
Вот у священника старушка.
И шепчет батюшке на ушко.
Подходят бледные девицы.
Отходят – розовые лица.
Переминается парнишка.
Второй стоит – уткнулся в книжку.
А третий крутит головой.
Похоже, в храме он впервой…
Ну вот, и детки, и мамаши
Идут, скрестивши руки, к чаше.
Причастников неровный ряд…
Алтарник держит красный плат…
У батюшки усталый вид.
Но он с амвона говорит.
Народ подходит ко Кресту
На нём распятому Христу…
Собрались люди на Крещенье,
И ждут, когда придёт священник.
Кадильный дым… Мерцают свечи…
Всем православным в храме – легче.
Уходят лишние проблемы,
Воочью видим – кто мы, с кем мы….
… У храма бабушки стоят,
И расходиться не хотят….
В городе чужом
В городе чужом – одна…
Среди шума, взгляды – скользом.
Словно бы коснулась дна…
На витрине сохнут розы.
Пёстрых вывесок сумбур,
И машин столпотворенье.
Нищий ждёт… Цветёт гламур…
Муравейника кипенье…
Деловые в пиджаках
Так спешат – гляди, затопчут.
Дамы проплывают – ах.
Бабки шлёпают в платочках.
Инвалиды, лимита,
Зазывалы возле лавок.
Спешка, давка, суета,
Словно жить осталось мало…
Стройки шум… А тут – ремонт,
Стены в сетке-паутине.
Рёв машин. Какой-то понт
Встал на «зебре». «Вот скотина!» -
Дед вопит. Народ глядит,
И спешит, собою занят.
Сам себе уж дед ворчит…
А витрины блеском манят…
Вот монашенка спешит,
Рукавом взмахнув, как птица.
…Так молитва для души –
Растревожит и промчится…
Перед входом в банк – швейцар.
Толстый кот с надменным взглядом.
Душит жир, в мундире – жар.
Он мечтает о прохладе.
Грустно, жарко и легко:
Здесь меня никто не знает.
Тот, кто любит – далеко.
Он делами плотно занят.
Ухожу, бреду назад,
Вдоль и поперёк движенья…
И ловлю в витринах взгляд
Своего же отраженья…
Папка из архива
Проснувшись, улица сияла,
Слепила стёклами машин,
Зевак витрина зазывала…
А на обочине один
Стоял немолодой мужчина,
В себя, как в омут, погружен.
Уйти в себя была причина.
Архивный зал покинул он.
Он вспоминал – вручили папку.
Допросы, справки, протокол…
Там дед его походкой шаткой,
Никем не видимый, пришёл.
И рассказал, для всех неслышно,
Как жизнь тюремная текла.
И как по обвиненью вышло –
Он контра, враг, и все дела…
Он объяснял, что невиновен.
Но глух и жуток был допрос.
Ломали душу аж до стона.
Вопрос – что гвоздь… Ещё вопрос…
Нелепо, дико обвиняли,
Не слыша, что он говорил.
Как будто роботы из стали
Его терзали что есть сил…
Вот новый протокол подписан.
Он снова им: не признаю!
И кружат, тупо кружат мысли:
Нагромождая, дело шьют.
Увидит ли жену и деток?
Отпустит страшная тюрьма?
Он замурован, заперт в клетке,
И впереди глухая тьма…
…В глаза он посмотрел и молвил:
«Попал, как рыба на крючок.
Ты молодец, что деда вспомнил.
Ты разберись во всём, внучок…».
Страницы дела кровью пахнут
Страницы дела кровью пахнут…
Тоской и болью, без конца…
Казалось – имя будет прахом,
Ни памяти, и ни лица…
Но со страниц, сквозь дебри строчек,
Кричит он мне: не виноват!
Бумажный серенький клочочек
Пронзает сердце, мутит взгляд.
Расстрелян… Осень золотая
Бросает красную листву…
Я дело прадеда листаю.
Читаю медленно… Реву…
Предки
Офицер с молодыми глазами,
Сутулый священник с котомкой…
С фотографий, умытых слезами,
Смотрят на нас, потомков.
Прямая дорога на муки
Их ждет. Они знают об этом.
Но слишком беспечны их внуки, -
Такого предчувствия нету.
А путь, как всегда, неизменен –
За дух мы заплатим кровью,
И выступят предки из тени,
Сияя нездешней любовью.
Поэт тридцатых
Покуда страх не одолеет,
Клещей зловещих не сомкнет,
Сквозь крики, что от часа злее,
Он о своем поет, поет…
Его облепят сотни гурий,
Снесет клокочущей волной.
Он – точка зарожденья бури.
Стеклянен временный покой.
Беги в распахнутую небыль,
Пей книг тягучее вино…
Ждет север и седое небо –
Страны тюремное окно.
Судьбы смертельные уколы
Не значат, впрочем, ничего.
Падут стальные частоколы
Пред беззащитностью его.
Дороги есть такие
Дороги есть такие – в никуда.
Идёшь, идёшь,
вдруг – каменная россыпь.
Зелёных сопок низкая гряда.
Глушь, тишь… Спускаешься с откоса:
Оградка кладбища, жестяная звезда…
На месте дома – рощица сквозная…
Дороги есть такие – в никуда,
Но лишь для тех,
кто ничего не знает.
Серый день
Серый день, и пахнет снегом.
Но дышать легко, свежо…
Запыхавшись, как от бега,
Дед идёт: шажок… шажок…
Постоит, шагает дальше,
Палкой трогая асфальт.
На пальто из старой замши
Хлопья редкие летят…
Дед уселся на скамейку –
Закружилась голова.
В парке клёны – по линейке,
И подстрижена трава…
…Старый парк – знакомый с детства,
Помнит то, что сам забыл…
Жили рядом, по соседству…
Ту сирень – отец садил…
Зябнут старые берёзы.
А в душе царит покой.
Снег летит уже серьёзно,
Надо бы идти домой…
Дед вздохнул, с трудом поднялся.
Дома – кресло, старый плед…
«Бабка! – скажет, – Нагулялся!»
И посмотрит на портрет…
Встреча с ветераном
Четырнадцатилетние балбесы,
Мы ждали встречи с ветераном.
Услышать было очень интересно
О подвигах, разведчиках и ранах…
А ветеран вздохнул, и вдруг заплакал.
Он тихо всхлипывал в звенящей тишине.
Он слышал взрывы и призыв к атаке…
Так нам открылась правда о войне.
Вокзал
Идет состав по первому пути,
Мешая гарь вокзальную с туманом.
Спят в зале, на потрепанном диване
Бомж старый и девчушка лет пяти.
Под взглядами текучими прохожих
Спят, съежившись – здесь холодно с утра.
А девочка – с моею дочкой схожа…
И сердце дернулось… Но в путь уже пора.
Дела, что ждали – канули. Осталось:
Вокзал раскинул чадные крыла,
Дверь хлопала, и стекла в такт качались,
И сиротливо… доченька… спала…
В пути
Яркий луч из-за деревьев брызнет…
Грохот стихнет… Мимо деревень
Пролетает поезд, словно призрак.
Яркий – в ночь, зеленогибкий – в день.
Он в полях теряется, в сугробах…
На вокзалах – грозен и высок.
Мельтешат оранжевые робы…
Встречного пронзительный гудок…
Мы – в вагоне, в пятнах тьмы и света,
Под ритмичный грохот-перестук,
Слушая вопросы и ответы,
Свои души понимаем вдруг.
И, тоскуя об укладе прежнем,
(К новому привыкнуть нелегко),
Мы – в пути, и мы живём надеждой…
Станции мелькают за окном…
Байкал
Из повседневности – да в бесприютность,
В стук-перестук, разговоры вагонные,
В однообразность, в оконную мутность,
Вневременную тоску, внепогодную…
Влагой овеет наш поезд усталый.
Солнце расколется в льдинах прибрежных,
И – распахнутся байкальские дали,
И оживет, встрепенется надежда.
Солнечный ветер! Он скуку разгонит,
Вырвет из плена томительной лени…
В сумрак тоннелей уносит вагоны –
В черные дыры, к новой вселенной…
Интернетные страдания
1.
Вот проблема – этим летом
Заболела Интернетом.
И с утра до поздней ночи
В монитор таращу очи.
Позабыты даже книжки –
Я сижу, играю с мышкой.
От такого рвения
Посадила зрение.
И, что вовсе не похвально,
Уж влюбилась – виртуально.
Коль нет связи с Интернетом,
То меня несчастней нету.
Вслух скажу, набравшись духа, -
В паутине я, как муха!
Как бы выбраться мне ныне
Из глобальной паутины?!
2.
Волнующе и странно погружение
В другую душу, в тени, в зеркала.
Оно не любит резкие движения:
Раз ошибёшься – вырастет скала.
Здесь мэтры, корифеи – просто тени,
Что боязливо расправляют сеть,
Чтобы других поймать в свои сплетения,
Но сами умудряются влететь…
Здесь добрячок окажется вампиром,
А юморист легко впадёт в тоску.
А этот думает, что правит целым миром.
Мечты – песок – сквозь пальцы утекут.
Здесь есть любовь – на выдумку похожа,
Тепла, как зайчик солнечный она.
Скажи, ты кто? – задаст вопрос прохожий.
Мы – призраки. Мы – видимость одна.
Ранимые, беспечные, живые…
Непостижимые… До грубости просты…
Обычные… Не добрые, не злые…
Но дрогнет клавиша: мой ближний – это ты?..
3.
Компьютер выключай скорей,
Беги, беги из интернета!
Он приставучий, как репей,
С ним никакого слада нету.
Заглянешь почту посмотреть,
И час – как языком слизали…
Уж суток промелькнула треть…
Проблемы с шеей и глазами…
Какой уж тут уютный быт,
Коль состоянье – как с похмелья….
Стоит посуда… Пол не мыт…
Пылится где-то рукоделье….
Скорей, скорей его гаси!
От новостей не окосеешь,
И на приборку хватит сил,
И мужу суп сварить успеешь…
4.
Подзавис компьютер.
Вот и хорошо.
Время есть придумать
Новенький стишок.
Книгу позабытую
Взять и перечесть.
Дождиком умытые
Яблочки поесть.
Перестать сутулиться,
Клавиши терзать,
Погулять по улице,
Радуя глаза.
Снова сыплют дождики
Из небесных сит.
Дни без компа прожиты.
Пусть себе висит.
Телевизор
Вся семья приросла к телевизору.
Поглощает поток новостей.
Там на выбор любая провизия,
Винегреты вестей и страстей.
Иссушается мозг, выпивается,
Незаметно, под визги реклам.
Даже стих мой сейчас спотыкается:
Тянет силы бормочущий вамп.
Голоса, голоса накалённые,
Барабанный ритмический звук.
Очи в очи, глаза остеклённые…
Пьёт энергию … телепаук…
Не имею телевизора
Не имею телевизора,
Не читаю я газет.
Но идут из мира вызовы…
От него покоя нет.
Рассказал сосед о пенсиях,
Продавщица – про теракт…
Новостей течёт эссенция.
На душе царит бардак.
А душа сопротивляется:
Знать о взрывах – нелегко.
И скорбит она, и мается,
Растеряла весь покой…
В лес пойду – пичуга светлая
Трелью радует меня.
Утешают липы ветками,
И приходит радость дня.
Мир, в огне, скорбях и ужасах,
Разъярённый и больной,
Не исчез, а просто сузился,
Стал горошинкой одной.
Родники
Люблю уют осенних перелесков
Люблю уют осенних перелесков.
Покой и свет. Отрада тишины.
Чириканье пичуг, речушки всплески…
Тепло огромной кряжистой сосны…
Кузнечик протрещит. Комар заноет.
Лениво пчёлы вьются над цветком…
Не жжет светило томное дневное.
Вечернее – с прохладным ветерком.
Мой возраст совпадает с этим сроком.
Размеренна, тепла моя пора.
Глядится небо в синь промытых окон.
Свет золотой не сходит со двора.
Не знаю, доживу ль до срока стыни,
Сменяю ль медь на чары серебра…
До силы творческой, телесного бессилья…
До несказанной лёгкости пера…
Осеннее
Очи прозрачной осенней реки,
Синие от потемневшего неба.
Шорох травы, камыша поплавки…
Стог на поляне – буханкою хлеба…
Дремлет берёзовый жидкий лесок…
День тишины только раз и нарушен:
Утки со свистом, наискосок,
В сторону рясных болот и лягушек…
Ах, сентябрь
Бензопилы осами жужжат.
Рядом – стройка… Вдруг топор затукал…
Падает щепа – светла, свежа…
Голоса… Ударов мерных звуки…
А сентябрь роняет яркий лист,
Шепчет нам о скорой непогоде…
Уток пролетевших тонкий свист…
День к закату – и тепло уходит…
Истощаются запасы тёплых дней.
Утром лужи – ледяные стёкла.
Но речушка суетится. В ней
Разноцветье лиственное мокнет…
Ах, сентябрь… Ты – праздник золотой,
Щедро сыплешь ягоды и листья…
А октябрь холодной чистотой
Отрезвит… Другими будут мысли…
Погоде по-осеннему взгрустнулось
Погоде по-осеннему взгрустнулось…
Метались галки с криком поутру.
Крапива, словно нищенка, согнулась,
В дырявых листьях зябла на ветру.
К обеду туч налезло – беспросветно,
Погасли листья – не горят огнём.
Они упрямо держатся за ветки,
Сухим не осыпаются дождем.
Черемуха нахмурилась, темнеет.
Синицы с писком возятся в листве.
Но садик наш, и сердце мое греет
Березовый, лимонно-желтый свет…
Дождем не пахнет. Сушь, похолоданье.
Лишь запах гари – всюду жгут ботву.
Картошку выкопали все, и топят бани.
Дымы полотнищами сизыми плывут…
…Сгустился вечер, и стемнело рано.
Хозяин печку в доме затопил,
И всё поглядывал, как в уголке дивана
Свернулся кот, и лапкой нос закрыл.
Осень в городе
Попутный разговор…
О чем – неважно.
Летел осенний сор
Листвы бумажной.
На рыжих площадях
Гуляло солнце.
Скользило в проводах,
Очках, оконцах…
Как ловкий старичок –
Бегун в кроссовках –
Топтался сквознячок
На остановках.
Троллейбусный уют…
Плащи, береты…
Осенний пестрый люд,
Пропахший ветром…
Первый снег
Первый снег – на зелень,
Крупкой – на ботву.
Ветер листья сеет
В жухлую траву.
Небо виснет чашей,
Сизоватой мглой…
В бочке лёд тончайшей
Корочкой тугой.
Листья, что остались,
Шепчутся в тоске
На ином, усталом,
Жёстком языке…
Тучи снеговые
Тучи снеговые холод принесли,
Белые одежды для скупой земли.
Не увидишь рытвин, не найдёшь бугров…
Стелет Богородица девственный Покров.
Осень и зима
День за днем проходит, как в чаду.
Липнет суета, грызет забота.
Маету, как штору, отведу…
Поползень хлопочет у заплота.
Желтые синицы мельтешат.
Воробьи чирикают на крыше…
Осень, влагой стылою дыша,
Грустно уговаривает: тише!
Молчаливо-сумрачны леса,
Листовьё увядшее опало.
Солнце тускло светит в небесах
Камнем желтоватого опала.
У черемух черные висят
Ягодой усыпанные косы.
Царствует безмолвие в лесах.
Хмурый ветер бродит по откосам.
Осень тихо просит: не шуми!
Наша тишина – совсем другая,
Зимняя – звенящая, тугая,
Наши сны – не те, что у зимы.
Дремлют дерева и снятся им
Тяжелы, в листве зеленой кроны…
А зима… Взмахнет плащом седым,
И леса в беспамятство уронит…
Осенние письма
Осенние долгие письма,
Что забереги из листьев.
Пылают, а рядом река,
Медленноводна и глубока.
Сгорбив ребристые спинки,
Вплавятся листья в льдинки.
Небо нависнет, стужей дыша,
И зазвенит душа.
Тоскою пронзительно-чистой
Полны осенние письма…
Зимний день
Зимний день – синицы посвист.
Красный луч коснется крыш.
Вечер полог синий бросит,
Скрип шагов прорежет тишь.
За деревней, у опушки,
Эхо ловит голоса.
Окна светятся…
Избушки – новогодние игрушки,
На дымках своих висят.
Какие сильные морозы
Какие сильные морозы!
Туман утрами, воздух жжет.
Чуть ветер – вышибает слезы…
Но как хрустяще, как свежо!
Стоит село в звенящей дымке.
Дым из трубы клубится, бел.
Вдохнешь всей грудью -
Словно льдинку
Иль кус мороженого съел.
Плывёт по дому запах хвои
