Читать онлайн Убийство в стиле винтаж бесплатно

Глава 1

Тупик

В хмурый воскресный вечер на исходе декабря, когда на улице хлестал ливень, в Храме Священного пламени на Ноклэтчерс-роу состоялось необычное собрание.

В Лондоне всегда хватает доморощенных культов и сомнительных церквей. Привычная скука воскресных улочек – только маска, под которой бьется лихорадочный пульс религиозной жизни. За фасадами серых зданий, попискивая, словно мыши за стеной, копошатся самые невероятные секты и общины.

Возможно, главный смысл этих благочестивых развлечений в том, чтобы добавить тусклым будням побольше яркости и острых впечатлений. В более простодушные времена для тех же целей устраивались оргии. Иначе как объяснить тот факт, что в подобных сборищах участвует столь разнообразное и изысканное общество?

Что, например, заставило мисс Уэйд упрямо шагать по Кингс-роуд, несмотря на дождь и свирепый ветер, который срывал с магазинов вывески и грозил заехать ей в лицо ее собственным зонтом? А ведь она могла прекрасно провести время в гостиной, сидя с книгой у теплого камина.

А что принудило мистера Сэмюэля Дж. Огдена облачиться в неудобную одежду, покинуть свой дом на Йорк-сквер, усесться в холодное такси и два часа оставаться без сигары?

Ради чего Кара Куэйн променяла свой уютный домик на Шеперд-маркет на мокрую брусчатку и пустынную площадь Пиккадилли?

Какие соблазны могли отвлечь месье де Равиньи от его Ван Гога и строгой холостяцкой квартиры на Лаундес-сквер?

Если бы всем этим людям задали подобные вопросы, каждый из них на свой лад и по своим причинам солгал бы. Скорее всего, они принялись бы уверять, что посещать Храм Священного пламени – это их долг. Месье де Равиньи никогда бы не рассказал, что приходит туда только от безумной любви к Каре Куэйн; а Кара Куэйн – что находит там выход своей непреодолимой тяги к эксгибиционизму. Мисс Уэйд скорей бы умерла, чем призналась, что поклоняется вовсе не Господу Богу, а преподобному Джасперу Гарнетту. Что касается мистера Огдена, он бы тут же пустился в длинные рассуждения на душещипательные темы, пестрившие такими словечками, как «возрождение», «обновление» и «духовный подъем».

Машина Кары Куэйн, такси мистера Огдена и галоши мисс Уэйд одновременно свернули на Ноклэтчерс-роу.

Ноклэтчерс-роу – это тупиковая улочка, отходящая от Честер-террас недалеко от Грэм-стрит. Так же как и Грэм-стрит, она примечательна своей церквушкой. Впрочем, в этот декабрьский вечер ее силуэт почти полностью сливался с темнотой. Только преданные прихожане и несколько их друзей знали о ее существовании. Старший инспектор Аллейн никогда о ней не слышал. Найджел Басгейт, уныло смотревший в окно квартиры на Честер-террас, только сегодня заметил ее вывеску. Это был небольшой знак из красного стекла, сделанный в форме вившегося над чашей язычка пламени. Ветер качнул вывеску, и блики света скользнули по ее краям. Найджел заметил красную вспышку и в то же время увидел мисс Уэйд, торопившуюся к дверям храма. Потом появились автомобиль и такси, откуда по очереди выбрались мисс Куэйн и мистер Огден. Еще три фигуры, склонив головы и блестя мокрыми плащами, появились в переулке. Найджелу было скучно. Он страдал ненастным любопытством газетного писаки. Поддавшись внезапному порыву, он нахлобучил шляпу, схватил зонтик и бросился на улицу под дождь. В этот момент инспектор Аллейн, сидевший у себя в комнате на Сент-Джеймс-стрит, оторвался от книги и заметил слуге: «На улице ужасный ливень. Сегодня я останусь дома».

Глава 2

Храм Священного пламени

Мощный порыв ветра на Честер-террас ударил Найджела в плечо. Тот покачнулся и отпрыгнул в сторону, словно норовистый жеребец. Вода струями лилась с его зонта, под ногами лоснилась мокрая брусчатка. Он почувствовал привкус приключения и похвалил себя за то, что поддался импульсу и выбрался на улицу в такую скверную погоду. Вид Ноклэтчерс-роу ему нравился. Казалось, само ее название обещало какую-то романтичную авантюру. Кто знает, думал Найджел с надеждой, не ввяжется ли он в какую-нибудь рискованную историю в этом странном молитвенном доме? Может быть, он попадет в некое экзотическое место, где в теплом воздухе разлит аромат ладана, а таинственные обряды поражают своей причудливостью и красотой? Теша себя сладкими мечтами, он пересек Честер-стрит и, подставив зонтик ветру, зашагал к Храму Священного пламени.

Перед ним маячили две или три фигуры, но к тому времени, когда он добрался до раскачивавшейся вывески, они уже исчезли за дверью. Подойдя ближе, Найджел услышал колокольный звон – не такой звонкий и напористый, как в церкви Святой Марии на Грэм-стрит, – скорее мягкий и приглушенный, словно звучавший в глубине здания. Он свернул в нишу, расположенную под церковной вывеской, и колокол тут же затих. Найджел оказался в длинной крытой галерее, освещенной в самом конце одинокой лампой, или, точнее сказать, одиноким огоньком – направившись в его сторону, он обнаружил, что это живое пламя бронзового факела в железной подставке. Очевидно, в силу каких-то религиозных традиций этот необычный осветительный прибор был помещен в своеобразную клетку.

Прямо под факелом находилась двустворчатая дверь. На глазах Найджела из нее вышел какой-то человек, запер ее на ключ и уселся на стул под полыхавшим пламенем. Найджел стряхнул зонт и подошел к привратнику. Это был бледный, худощавый юноша в очках, с замашками аристократа.

– Боюсь, вы опоздали, – произнес он строго.

– Опоздал?

Найджел сам удивился, до какой степени он был разочарован.

– Да. Колокол отзвонил. Я уже запер двери.

– Но прошла всего пара секунд! Я же видел, как вы выходили из дверей. Почему бы вам не открыть их снова?

– Колокол отзвонил.

– Да-да, я уже слышал. Повторяю, это случилось буквально только что. Вы можете меня впустить?

– Похоже, вы не знакомы с правилами, – заметил молодой человек, указав на табличку, висевшую в рамочке рядом с дверью.

Найджел раздраженно развернулся и прочел: «Колокол умолкает, как только священник входит в храм. Двери закрываются и остаются закрытыми до конца церемонии».

– Видите? – назидательно промолвил юноша.

– Вижу. Но, по-моему, вы совершаете ошибку, слишком строго этому правилу следуя. Наверное, вы заметили, что я здесь новенький. Что-то заставило меня сюда прийти – какой-то внутренний толчок. Кто знает, не стану ли я новым приверженцем той доктрины, которая проповедуется за этими дверями?

– Для неофитов проводятся занятия по средам, в четверть седьмого.

– Да не собираюсь я туда ходить! – в сердцах выпалил Найджел.

– Как вам угодно.

Найджел вдруг почувствовал, что ведет себя очень глупо. Он и сам не очень понимал, почему так разозлился, не попав на церемонию, о которой ничего не знал и на которую ему было, по большому счету, наплевать. Устыдившись своей грубости, он снова повернулся к надписи, надеясь как-нибудь умилостивить привратника.

В верхней части таблички пламенел красный факел, окруженный рядом малопонятных символов. Все это было заключено в большой круг, состоявший из знаков Зодиака. Найджела охватил новый приступ недовольства – он как раз рассчитывал на что-то в этом роде. Ясно, что здесь происходили какие-то странные и экзотические службы. Доносившееся из-за дверей приглушенное пение усилило его досаду. Тем не менее он прочел:

В свете Священного пламени все тайны мира – только грани одной великой Тайны, все боги – лишь воплощения одного великого Божества. Время – не более чем образ Вечности, а путь к вечному лежит через Духовный экстаз.

Джаспер Гарнетт.

– Скажите, – обратился Найджел к привратнику, – кто такой Джаспер Гарнетт?

– Наш Основатель, – сухо ответил молодой человек, – и наш Пастырь.

– Значит, он не только рассуждает о вечности, но и открывает тот самый «путь», о котором говорит?

– Я бы сказал иначе, – возразил привратник, причем в его глазах блеснул фанатичный огонек. – Он сам и есть Путь.

– А вам, стало быть, приходится вечно пребывать в изгнании, коротая время с опоздавшими посетителями? – спросил Найджел, которому начал нравиться этот диалог.

– Мы дежурим по очереди.

– Ясно. Кажется, я слышу за дверью какие-то стенания. Это голос мистера Джаспера Гарнетта?

– Да. Только это не стенания, а молитва.

– Что за молитва?

– Наверное, вам все-таки стоит посетить занятия для неофитов. Я не имею права болтать с посторонними, тем более находясь на страже, – с пафосом заявил привратник.

– Ну какая же это болтовня, – возразил Найджел.

Вдруг он подскочил на месте. Дверь содрогнулась от мощного удара изнутри. За ним последовал второй, потом третий.

– В сторону, в сторону! – воскликнул молодой человек.

Он снял железную сетку, защищавшую бронзовый факел, потом достал из кармана ключ и быстро отпер дверь.

Найджел поспешно отошел в сторону. Рядом с дверью в стене имелась небольшая ниша. Он бесшумно отступил вглубь.

На пороге появились два отрока в длинных ярко-алых одеяниях и пурпурных накидках, украшенных богатой вышивкой. Их длинные волосы пышно струились по плечам. Один был рыжекудрый и курносый, с крупными зубами, другой – черноокий брюнет с пухлым ртом. Меланхолично потряхивая кадильницами, они с поклонами приблизились к факелу. Вслед за ними шествовал высокий мужчина в белоснежном расшитом одеянии, напоминавшем о друидах. У него была роскошная седая шевелюра, глубоко запавшие глаза и густые черные брови. Все вместе производило сильное впечатление. На худом скуластом лице, изборожденном морщинами, выделялся тяжелый подбородок. Человек с такой внешностью мог с одинаковой вероятностью быть трагическим актером, святым или американским коммивояжером. Найджел прекрасно его рассмотрел, потому что тот долго стоял перед факелом, склонив голову и держа в руках незажженную свечу. Затем, бормоча что-то под нос, мужчина трижды преклонил колени и протянул свечу к язычкам пламени. Когда она вспыхнула, он поднял ее высоко над головой. Привратник и оба служки опустились на колени, священник закрыл глаза, а Найджел проскользнул в зал.

Сначала ему показалось, что вокруг полная темнота. Потом он начал что-то различать. Вдалеке – судя по всему, на алтаре – горел красный огонек. В воздухе стоял запах ладана. Ноги утопали в толстом, мягком ковре, скрадывавшем звук шагов. Найджел почувствовал, что вокруг него в абсолютной тишине стоит множество людей. Неожиданно в открытых дверях появился свет. Стараясь отойти подальше, Найджел начал осторожно смещаться вправо и, не обнаружив никаких препятствий, решил, что попал в поперечный неф. Постепенно его глаза привыкли к темноте, и перед ним стал вырисовывался плывший под сводами дымок, какие-то бледные фигуры возле стен (вероятно, статуи) и ряды смутных силуэтов с опущенными головами. Он догадался, что движется вдоль стены за последним рядом скамей. В дальнем углу показалось свободное место. Найджел скользнул туда и едва успел усесться, как слабое пятно света, двигавшееся со стороны дверей, возвестило о возвращении преподобного Джаспера Гарнетта и его пылающей свечи. Преподобный появился в центральном нефе, озаренный слабым сиянием огня: казалось, в темноте плывет только его голова, окруженная желтым нимбом. Свеча парила над ним в глубоком мраке. Потом во тьме звучно вспыхнуло яркое пламя. Паства издала какой-то мрачный рев. Орган выдал два-три резких взвинченных аккорда, ударив Найджела по нервам, и на стенах – с равными интервалами – вспыхнули красные светильники.

Несколько минут в храме стоял оглушительный шум, постепенно превращающийся в невнятное пение. Рядом с Найджелом находилась полная дама с хриплым голосом. Он внимательно вслушивался в ее голос, но не мог разобрать ни слова, словно она пела на неизвестном языке.

– Э-э-а-а-и-и-е-е-я-я-е-е, – надрывалась дама.

В заключение орган и паства выдали дружное «Аминь». Все присутствующие поднялись с колен, уселись на свои места, и в храме воцарилось глубокое молчание.

Найджел огляделся по сторонам.

Внешне Храм Священного пламени выглядел абсолютно так же, как любая англиканская или римская церковь. Центральный неф, трансепт, алтарь, престол – все было на месте. Слева – кафедра, справа – аналой. Но на этом сходство с обычными храмами заканчивалось. Внутри помещение напоминало скорее какую-то ультрасовременную художественную выставку, причем в самом безумном из вариантов. Над алтарем высился огромный подсвечник с бронзовым факелом, в котором буйно плясало пламя. Сам алтарь украшали: пернатая змея, деревянная фигурка с длинным языком и глазами из перламутра, вагнеровский божок, миниатюрный тотемный столб и множество других языческих идолов, нагроможденных беспорядочно и кое-как, словно в лавке старьевщика. На стенах красовались знаки Зодиака, а в проходах высились огромные изваяния в стиле модерн. По большей части они представляли собой бесформенные глыбы, из которых там и сям вылезали всевозможные животные и птицы: лев, бык, змея, кошка, феникс. Рядом с ними, казалось, глубоко изумленные таким соседством, громоздились человеческие статуи, изображавшие, по мнению Найджела, скандинавских богов. Мужские фигуры носили шлемы и бороды, женские – шлемы и сапожки. Выглядели они так, словно их начал ваять Джейкоб Эпстайн, а закончил какой-то очумевший каменщик. В одной из статуй Найджел узнал Одина. Могучий бог был облачен в широкий плащ, в складках которого терялась пара четвероногих (вероятно, Гери и Фреки), а у гигантских ног, как будто распухших от водянки, торчали два мрачных ворона (очевидно, Хугин и Мунин). В зале обильно курились благовония. Все сияло роскошью и великолепием.

Пока Найджел предавался этим наблюдениям, зал наполнил голос необыкновенной красоты. На кафедру взошел преподобный Джаспер Гарнетт.

Позже, рассказывая обо всем случившемся старшему инспектору Аллейну, Найджел понял, что не может описать эту часть церемонии даже в самых общих чертах. Запомнилось только одно – она произвела на него глубокое впечатление. Это было подлинное торжество разума и духа. Что-то вроде серии ослепительных пьянящих вспышек, в свете которых все моральные и духовные проблемы человечества решались с необыкновенной легкостью и простотой. Все детали мира сложились в идеальную картину. Найджел чувствовал, как внутри его устанавливается чудесная гармония. Казалось, глаза проповедника смотрели только на него. Они заглядывали ему прямо в душу, и Найджел сознавал, что сопротивляться совершенно бесполезно. Когда священник приказал ему смотреть на факел, он так и сделал. Пламя вспыхивало и колебалось в такт упоительному голосу. Найджел перестал ощущать собственное тело. Короче, он был полностью одурманен и прямым ходом шел к своему «обращению», как вдруг дама рядом с ним оглушительно чихнула и испуганно шепнула: «Простите…»

Но чары уже рассеялись. Он вернулся с небес на землю и успел расслышать последние слова отца Гарнетта:

– Итак, дверь открыта, пламя экстаза ждет нас. Так давайте вместе войдем в священное единство Духа. Оставьте свои тела. Вас ждет новая жизнь. Зла больше нет. Хватит держаться за землю. Да снизойдет на вас экстаз. Придите к пылающей чаше!

По залу прошел глухой ропот. Он быстро нарастал, взрываясь разрозненными возгласами. Полная дама тихонько завыла, мужчина рядом с ней выкрикнул что-то нечленораздельное. Священник приблизился к алтарю и достал из дароносицы серебряный сосуд и усыпанную драгоценностями чашу. Сосуд он передал смуглому причетнику, а сам взял в руки чашу. Из ее глубины вырвался язычок пламени и сразу угас. Одна из женщин в первом ряду вскочила на ноги. Остальные прихожане опустились на колени. Женщина взбежала по ступенькам алтаря и с хриплым возгласом «хайль!» простерлась на полу под факелом. Священник подошел к ней, подняв над головой чашу. Еще несколько человек из паствы присоединились к женщине – преклонили колени и воздели руки к чаше. Они тоже выкрикивали что-то неразборчивое. Выглядело все это непристойно, и Найджел, неожиданно протрезвев, почувствовал неловкость и даже стыд. Священник подал чашу одной из женщин, стоявших на коленях, полной даме с красным лицом. Страстно прохрипев: «Имир», – она взяла у причетника серебряный сосуд, налила в чашу немного жидкости и передала ее соседу. Это был темноволосый мужчина в дорогой одежде; он сделал то же самое, произнеся другое слово. Чаша пошла по кругу. Каждый принимал чашу от соседа, брал у служки серебряный сосуд, наливал в чашу вина, передавал ее следующему участнику и возвращал сосуд причетнику. Все произносили при этом разные слова. Найджелу показалось, что он расслышал имена: Тор, Ариман и Видур, хотя большинство других звучали так диковинно и незнакомо, что он не мог их разобрать. Когда круг закончился, чаша снова перешла в руки отца Гарнетта. Простершаяся на полу женщина вскочила на ноги. Ее руки судорожно дергались, губы все время шевелись – она бормотала какую-то околесицу, – голова болталась из стороны в сторону. Зрелище было неприятным и тяжелым, несмотря на то что сама женщина выглядела довольно привлекательно: высокая, еще молодая, хотя и с белыми волосами. Одета она была красиво и по последней моде, но от бесноватых движений ее одежда пришла в беспорядок, шляпа гротескно сползла на ухо, а рукав платья задрался до локтя. Женщина разразилась длинной речью, невнятной, если не считать нескольких ясно прозвучавших имен древних богов и отдельных фраз в более современном вкусе вроде «я есть все во всем». Круг коленопреклоненных начал хором повторять: «Хайль!» – и вскоре она присоединилась к общему пению, громко хлопая в ладоши и раскачиваясь взад-вперед.

Внезапно, видимо по какому-то сигналу, поданному священником, в зале наступила тишина. Женщина простерла перед собой руки, и священник вручил ей чашу.

– Вино экстаза да наполнит твои тело и душу!

– Тур-айе!

– Да войдет в тебя безумие Священного пламени!

– Хайль! Тур-айе! Тур-айе!

Женщина поднесла к губам чашу. Она все больше откидывала голову назад, пока не осушила все до последней капли. Внезапно женщина резко вдохнула. Она недоуменно полуобернулась к священнику, словно хотела его о чем-то спросить. Ее руки вытянулись вперед, как бы предлагая ему чашу, потом безвольно опустились. Чаша покатилась по полу. Лицо женщины исказилось в отвратительной гримасе. Тело мучительно изогнулось. Наконец, словно огромная кукла, она в полный рост растянулась на полу, два раза дернулась и затихла.

Глава 3

Смерть старой девы

Найджел, хоть и пораженный увиденным, подумал сначала, что так и было предусмотрено обрядом. Он находил эту службу довольно неприятной, но все же интересной. Прошла целая минута, прежде чем до него стало доходить, что финал вышел совсем не таким, как ожидали прихожане и сам отец Гарнетт. Первым его навел на эту мысль один из молодых адептов. Тот поднялся с колен, переводя взгляд с женщины на священника. Потом о чем-то заговорил, но так тихо, что Найджел не услышал ни слова. Остальная часть посвященных продолжала стоять на коленях, но вид у них был растерянный – словно они не понимали, что делать дальше. Исступленный восторг паствы куда-то улетучился, и вместо него в воздухе повисло напряженное молчание. Священник так же тихо ответил молодому человеку. На этот раз Найджел ясно различил слова – возможно, потому, что уже не раз слышал их раньше:

– Духовный экстаз…

Последнее словно он произнес нараспев: «экста-а-аз».

– Явные симптомы…

Молодой адепт обернулся и неуверенно посмотрел на женщину.

– Друзья мои, – заговорил священник громко и решительно. – Друзья мои, наша сестра удостоилась величайшей благодати. Она обрела экстаз! Оставим ее наедине с этим чудесным опытом. Давайте споем наш гимн Пану, всемогущему Богу.

Он выдержал паузу. Орган осторожно взял пару аккордов. Прихожане с глухим ропотом стали подниматься с колен.

– Давайте споем, – решительно повторил отец Гарнетт, – наш гимн…

В толпе раздался крик. Из разорванного круга выскочила невысокая, плохо одетая женщина и резко остановилась, вытянув вперед шею и широко открыв рот.

– Нет, нет! Все не так. Она мертва. Я прикоснулась к ней. Она мертва!

– Мисс Уэйд, успокойтесь!

– Я не успокоюсь! Она мертва…

– Минутку, – послышался невозмутимый голос рядом с Найджелом.

Из задних рядов сквозь толпу пробирался солидный пожилой мужчина. По пути он аккуратно обогнул полную даму. Найджел отступил в сторону, чтобы дать ему дорогу, а затем, повинуясь журналистскому инстинкту, последовал за ним.

– Думаю, мне следует осмотреть эту даму, – спокойно заметил мужчина, подойдя к алтарю.

– Но, доктор Касбек…

– Думаю, мне следует ее осмотреть, отец Гарнетт.

Найджел незаметно приблизился к группе под факелом. У него было странное чувство, что он поднимается на сцену для участия в каком-то фантастическом спектакле. Стоявших здесь людей – бледных, с мертвенными лицами – освещал только неровный свет пламени. Огонь тихо шипел, будто неразборчиво бормоча. Больше в храме не было ни звука. Доктор опустился на колени рядом с неподвижной фигурой.

Женщина упала лицом вниз, уронив голову на ступени алтаря. Доктор пощупал ее запястье и быстрым движением приподнял шляпу, закрывавшую ее лицо. На него уставились неподвижные, широко открытые глаза без блеска. В уголках ее рта застыла вязкая пена. Сам рот был напряжен, зубы крепко стиснуты, а губы оттянуты назад, словно в невеселой улыбке. Щеки пылали вишневым румянцем, хотя все остальное лицо поражало бледностью. Неизвестно, удалось ей достигнуть экстаза или нет, но эта женщина, без сомнения, была мертва.

Увидев страшное лицо, стоявшие рядом адепты отпрянули назад. Кто-то вскрикнул. Мисс Уэйд – пожилая женщина в плохой одежде – испустила сдавленный вопль, в котором слышались ужас и в то же время торжество:

– Мертва! Я же говорила – она мертва! О! Отец Гарнетт!

– Закройте ее, ради бога, – пробормотал высокий молодой человек.

Доктор наклонился ближе. Он понюхал воздух возле губ покойной и расстегнул воротник платья. Найджел увидел, как его ладонь крепко прижалась к бледной коже. Доктор подержал ее так несколько мучительно долгих секунд. Не поднимая головы, он пристально всмотрелся в ее лицо. Потом снова опустил поля дамской шляпы.

– Жуть, просто жуть, – бормотал похожий на торговца джентльмен, судя по акценту, американец.

– Попросите прихожан покинуть церковь, – резко сказал доктор. Он обращался к священнику.

Отец Гарнетт ничего не ответил. И даже не шевельнулся. Его фигура по-прежнему выглядела внушительно, но вся энергия куда-то улетучилась. Он словно оцепенел.

– Вы можете попросить их уйти? – повторил доктор Касбек.

– Подождите!

Найджел сам испугался, услышав свой голос. Все сразу повернулись к нему, не столько удивленные, сколько сбитые с толку. За его спиной прошел шепоток. Ему казалось, что его голосовые связки взбунтовались и действуют помимо его воли.

– Эта дама умерла естественной смертью? – спросил он доктора.

– Как видите, я сделал только беглый осмотр.

– Но у вас есть сомнения?

– Что это значит? – вдруг очнулся священник. – Кто вы такой?

– Я присутствовал на службе. Простите, что вмешиваюсь, но, если есть подозрения в насильственной смерти, никто не должен…

– В насильственной? С чего вы взяли? – спросил американец.

– Я сужу по рту и глазам. И еще… по запаху. Возможно, я ошибаюсь. – Найджел продолжал смотреть на доктора. – Но, если есть сомнения, лучше, если все останутся на месте.

Доктор холодно разглядывал его несколько секунд.

– Пожалуй, вы правы, – произнес он наконец.

Они говорили вполголоса, но, очевидно, в зале расслышали их слова. Несколько человек вышли в центральный неф. Гул в рядах усилился. Послышались громкие голоса, какая-то женщина вскрикнула. Шепча и шатаясь, толпа медленно двинулась к алтарю.

– Скажите им, чтобы сели на свои места, – попросил доктор.

Священник, похоже, уже собрался с мыслями. Он повернулся и быстро взбежал по ступенькам кафедры. Найджел почувствовал, что он готов употребить весь свой авторитет, чтобы вернуть контроль над паствой.

– Друзья мои! – загремел его сильный и уверенный голос. – Прошу вас, вернитесь на свои места и сохраняйте спокойствие. Я чувствую, как в эту минуту на нас нисходят мощные космические волны. Их энергия осенила нашу возлюбленную сестру, наш Избранный сосуд экстаза, Кару Куэйн. – Его голос слегка дрогнул и сбавил тон. – Мы должны укрепить наши души силой мировой гармонии. Призываю вас предаться медитации на тему «Единение». Пусть в храме пребудет тишина.

Все сразу повиновались. В зале воцарилось глубокое молчание. Стало так тихо, что было слышно, как прошелестела мантия священника, спустившегося с кафедры. Найджелу он казался каким-то сверхъестественным, невероятным существом.

Отец Гарнетт обратился к двум причетникам, один из которых все еще механически качал кадильницей, а второй держал сосуд с вином.

– Задерните занавес, – распорядился он тихо.

– Да, отче, – ответил рыжий.

– Да, отче, – пролепетал темноволосый.

Раздался звон металлических колечек, потом шорох тяжелой ткани, и они оказались за парчовой стеной, наглухо отделившей их от прихожан. Алтарь превратился в комнату, мрачноватую, но довольно уютную.

– Теперь можно говорить свободно, – заметил священник. – Занавес с подкладкой, очень плотный.

– Господи, помилуй! – воскликнул американец. – Что за кошмарная история! Доктор, вы уверены, что она умерла?

– Уверен, – отозвался доктор, снова наклонившись над телом.

– Да, но дело не только в этом, – вмешался молодой человек. – Почему никто не должен уходить? Что это значит? – Он повернулся к Найджелу: – Зачем вы сказали про насильственную смерть и кто вы, черт возьми, такой?

– Морис, – попытался остановить его священник. – Морис, дитя мое…

– Эта женщина, – упрямо продолжал юноша, – вообще не должна быть здесь. У нее нет права подходить к чаше. Она – воплощенное зло. Я знаю, отец Гарнетт, я знаю…

– Морис, успокойся.

– Заткнись, парень! – буркнул американец.

– Говоря вам, я знаю…

Юноша замолчал, с какой-то исступленной преданностью глядя на священника. Отец Гарнетт пристально смотрел ему в глаза. Если это было дуэлью, то победил священник: юноша резко отвернулся и отошел в сторону.

– Что произошло? – спросил Найджел доктора. – Это яд?

– Похоже на то. Смерть была мгновенной. Надо известить полицию.

– Поблизости есть телефон?

– Да, в комнатах отца Гарнетта.

– В его комнатах?

– Да, за алтарем, – объяснил доктор.

– Я могу им воспользоваться?

– Вы уверены, что это необходимо? – спросил священник.

– Абсолютно уверен, – отрезал доктор Касбек. Он взглянул на Найджела. – Так вы позвоните?

– Если хотите. У меня есть знакомый в Скотленд-Ярде.

– Тогда действуйте. Как насчет ближайших родственников? Кто-нибудь о них знает?

– Кара жила одна, – откликнулась девушка, до сих пор хранившая молчание. – Она говорила мне, что у нее нет родственников в Англии.

– Ясно, – кивнул доктор Касбек. – В таком случае… – Он посмотрел на Найджела. – Нужно просто позвонить в полицию. Отец Гарнетт, вы покажете дорогу этому молодому человеку?

– Полагаю, мне лучше вернуться к своей пастве, – возразил отец Гарнетт. – Они нуждаются в моем руководстве. Клод, проводи его к телефону.

– Да, отче.

Найджел, словно пребывая в трансе, направился вслед за служкой. Хрупкий Клод отдернул парчовый занавес в правой части алтаря, открыл оказавшуюся за ним дверь и шагнул в ее проем, с томным видом поглядывая на Найджела.

«В хорошенькое дельце я вляпался», – подумал Найджел и последовал за ним.

Отец Гарнетт жил прямо за алтарем. Это была маленькая квартирка. Ближняя комната смахивала на музейный зал с античными слепками. Так, по крайней мере, показалось журналисту, когда Клод провел его в дальний угол и показал на что-то вроде ритуального чайника – Найджел с трудом распознал телефонный аппарат.

– Спасибо, – поблагодарил Найджел, надеясь, что Клод немедленно уйдет. Тот остался, доверчиво глядя на Найджела.

Воскресный вечер. Аллейн наверняка должен быть дома, если только его не вызвали по срочному делу. Найджел набрал номер и стал ждать, чувствуя сухость во рту и колотящийся в ушах пульс.

– Алло!

– Алло… Могу я поговорить со старшим инспектором Аллейном? А, это вы. Значит, вы дома. Это Найджел Басгейт.

– Добрый вечер, Басгейт. Что случилось?

– Я звоню из церкви… Из Храма Священного пламени. Это на Ноклэтчерс-роу, рядом с Честер-террас, как раз напротив моей квартиры.

– Я знаю эту улицу. Она в моем округе.

– Десять минут назад здесь скончалась женщина. Думаю, вам нужно приехать.

– Вы там один?

– Нет.

– Господи, как вас туда занесло, несчастного? Женщину убили?

– Откуда мне знать?

– Какого черта вы не позвонили в Скотленд-Ярд? Я бы на вашем месте так и сделал.

– Приезжайте, прошу вас. Я держу здесь прихожан. То есть, – поправился он смущенно, – они все еще здесь.

– Ничего не понимаю. Я буду через десять минут.

– Спасибо.

Найджел повесил трубку.

– С ума сойти, вы знаете Аллейна из Скотленд-Ярда! – просиял Клод. – Это потрясающе! Вам очень повезло.

– Думаю, нам лучше вернуться, – напомнил Найджел.

– Честно говоря, я бы остался здесь. Мне страшно. Вы когда-нибудь видели столь ужасное лицо, как у мисс Куэйн? Как вы думаете, она покончила с собой?

– Не знаю. И все же вы идете?

– Пожалуй. Вы потрясающе смелый человек. Я выключу свет. Отец Гарнетт – потрясающий, правда? Ведь вы новенький?

Найджел выскочил из комнаты.

Вся компания посвященных собралась вокруг американца, который что-то им шептал.

Он выглядел как типичный персонаж трансатлантических реклам: высокий, склонный к полноте крепыш, такой вылощенный и стерильный, словно и впрямь регулярно употреблял все те дезодоранты, лосьоны, кремы и жидкости для полоскания рта, которыми пестрят издания американских журналов. Единственным недостатком в его внешности были глаза, имевшие разный цвет: один – светло-голубой, а другой – карий. Это придавало ему комичный вид, словно он все время валял дурака, даже если говорил серьезно.

К удивлению Найджела, орган снова заиграл мелодию, а за занавесом послышалось приглушенное пение. В зале четко разносился голос отца Гарнетта. Кто-то – вероятно, доктор – накрыл тело куском великолепно расшитой ткани.

Увидев Найджела, американец направился к нему.

– Пожалуй, нам стоит познакомиться, – произнес он любезным тоном. – Вы свалились на нас невесть откуда и сразу взяли быка за рога. Не скрою, мне это понравилось. Люблю, когда люди действуют решительно. Меня зовут Сэмюэль Дж. Огден. Кажется, у меня завалялась визитка…

Американец полез в карман.

– О, не стоит, – остановил его Найжел. – Меня зовут Басгейт.

– Рад познакомиться, мистер Басгейт. – Мистер Огден крепко пожал ему руку. – Позвольте представить вам этих дам и джентльменов. Мисс Кэндур, знакомьтесь, мистер Басгейт. Мисс Уэйд, знакомьтесь, мистер Басгейт. Мистер Басгейт – мисс Джейни Дженкинс. Месье де Равиньи – мистер Басгейт. Доктор Касбек – мистер Басгейт. Мистер Морис Прингл – мистер Басгейт. А эти двое джентльменов – наши причетники. Мистер Клод Уитли и мистер Лайонел Смит, знакомьтесь – мистер Басгейт.

Растерянные британцы беспомощно переглядывались с Найджелом. Месье де Равиньи, худощавый француз, бросил на него хмурый взгляд.

– Итак… – с приятной улыбкой хотел было продолжить мистер Огден. Но его поспешно перебил Найджел:

– Постойте, если не возражаете, надо послать кого-нибудь к выходу. Сейчас приедет инспектор Аллейн, и, насколько я понимаю, наружная дверь закрыта.

– Верно, – согласился мистер Огден. – Может быть, кто-нибудь из этих юношей…

– Можно мне? – взмолился Клод.

– Хорошо, – кивнул мистер Огден.

– Я пойду с тобой, Клод, – вмешался рыжий служка.

– Нет смысла посылать двоих, как вы думаете, мистер Огден?

– Так, Фаунтлерой, бери маленького Эрика и шагом марш! – грубо бросил мистер Огден. Найджел понял, что ему нравится этот американец.

Служки опрометью бросились к выходу и исчезли за занавесом. Голоса и орган на секунду стали громче.

– Служки всегда такие? – задумчиво произнес мистер Огден.

У кого-то вырвался легкий смешок. Это была Джейни Дженкинс – невысокая девушка с умным лицом.

– Простите, – извинилась она тут же. – Я не хотела смеяться, но эти Клод и Лайонел… Просто ужас что такое!

– Согласен, – охотно подтвердил Найджел.

Девушка повернулась, но не к нему, а к Морису Принглу – тому молодому человеку, который так странно говорил со священником. Он отделился от других и с несчастным видом стоял в стороне. Мисс Дженкинс подошла к нему и заговорила, но так тихо, что Найджел не расслышал ее слов.

– Доктор Касбек, – заговорила немолодая дама, которую мистер Огден представил как мисс Уэйд, – простите, если покажусь вам глупой, но я не понимаю… Кару Куэйн убили?

Когда эта мысль была наконец выражена вслух, все восприняли ее как что-то неприличное. Миссис Кэндур, цветущая женщина с безобразными руками, возмущенно ахнула; месье де Равиньи зашипел, как паровой котел; мистер Огден воскликнул: «Эй, эй, минуточку!»; Прингл совсем ушел в себя, а мисс Дженкинс взяла его за руку.

– Конечно, нет, мисс Уэйд, – ответил доктор Касбек. – Странно слышать от вас такое предположение.

– Я просто спросила, – возразила мисс Уэйд. – Бедняжка была не слишком счастлива и, прямо скажем, не очень популярна.

– Мисс Уэйд, ради бога! – Месье де Равиньи гневно смотрел на нее. – Я решительно протестую! Это… Это очень пристрастное суждение. И абсолютно нелепое! – Он оскорбленно пожал плечами. – Неужели вам недостаточно случившейся трагедии? Бедная моя Кара, неужели этого мало?

Голос отца Гарнетта, приглушенный, но отчетливый, все еще доносился из-за портьеры.

– Слушайте его! – воскликнул Прингл. – Слушайте! Он всех заставил замолчать. И нас тоже. Почему мы ему верим?

– Что вы несете? – в ярости прошептала миссис Кэндур.

– Вы сами знаете. Вы тоже хотели оказаться на ее месте. И это не его вина, а наша! Все это так… так омерзительно…

– Морис… – мягко вмешалась мисс Дженкинс.

– Молчите, Джейни. Я все скажу. Потому что это возмездие. Мы устраивали фарс. Нет, это невыносимо. Я все расскажу…

Юноша вырвался из ее рук и бросился к занавеске. Но не успел он до нее добраться, как она откинулась в сторону, и в зал вошел высокий мужчина.

– А, вы здесь, Басгейт, – произнес старший инспектор Аллейн. – Что случилось?

Глава 4

Скотленд-Ярд

Появление инспектора произвело неожиданный эффект как на место действия, так и на всех его участников. Больше всего это походило на трюк с кинокамерой, когда она движется по комнате и показывает сцену с разных сторон. Найджелу по-прежнему казалось, что он видит кошмар, но теперь это был кошмар, который снился кому-то другому, а он просто наблюдал его со стороны. Пребывая в замешательстве, он задумался: не устроить ли ему сложную серию знакомств по примеру мистера Огдена, – но потом отказался от этой мысли и в нескольких словах рассказал Аллейну о произошедшем. Остальные молча разглядывали новоприбывшего. Джейни Дженкинс держала в ладонях руку Прингла; мисс Уэйд прижимала к губам платок; месье де Равиньи мрачно стоял в стороне; миссис Кэндур взгромоздилась на гигантский трон у алтаря; мистер Огден выглядел озадаченным, но готовым ко всему, а оба причетника с восторгом глазели на инспектора. Аллейн слушал с бесстрастным видом, точно благовоспитанный фавн. Но когда Найджел слишком разошелся, Аллейн сделал кислую гримасу. Найджел понизил голос и, наклонившись ближе, шепотом повторил все, что запомнил из разговоров мисс Уэйд, Прингла и де Равиньи. Аллейн спросил, кого нужно уведомить о смерти мисс Куэйн. Оказалось, что никого, кроме ее прислуги. Мисс Дженкинс возразила, что, как она слышала со слов самой мисс Куэйн, на воскресенье прислуга была отпущена домой. Она вызвалась выяснить, так ли это, и отправилась в комнату отца Гарнетта, чтобы позвонить по телефону. Вернувшись, мисс Дженкинс доложила, что на звонки никто не отвечает. Аллейн записал номер и пообещал проследить, чтобы все заинтересованные лица были уведомлены о случившемся. Выяснив все детали дела, он плотней задернул занавеску и вполголоса обратился ко всем собравшимся. В этот момент отец Гарнетт, оставив паству петь очередной гимн, присоединился к группе посвященных. Никто его не заметил, кроме Найджела. Тихо встав у портьеры, Гарнетт внимательно слушал, не спуская глаз с инспектора.

Аллейн сказал:

– Думаю, не стоит скрывать от вас, что здесь произошло. Судя по всему, эта женщина была отравлена. Пока мы не выясним причины и обстоятельства ее смерти, я буду заниматься этим делом от имени полиции. Полагаю, держать здесь всю остальную паству смысла не имеет.

Он обернулся и увидел священника.

– Вы мистер Гарнетт? Будьте добры, попросите ваших прихожан разойтись по домам – после того как они закончат петь, разумеется. У двери стоит констебль. Он запишет их фамилии. Отпустите их, пожалуйста.

– Хорошо, – ответил отец Гарнетт и исчез за портьерой.

Вскоре в зале зазвучал его голос, благословляющий паству. Затем послышались шум и движение множества людей. Пару раз кто-то кашлянул. Наконец все стихло. Напоследок гулко хлопнула дверь, и в храме воцарилась полная тишина, если не считать тихо потрескивавшего факела. Отец Гарнетт вернулся назад.

– Думаю, занавес можно отдернуть, – предложил Аллейн.

Отец Гарнетт кивнул. Клод и Лайонел бросились к разным концам портьеры и мигом отдернули ее в обе стороны, открыв одинокую фигуру привратника, который почтительно ждал на нижней ступеньке.

– Я вам еще нужен, отче? – спросил привратник.

– Заприте входную дверь и можете идти домой.

– Хорошо, отче, – прошептал привратник.

Он торопливо направился к выходу и бесшумно закрыл за собой двустворчатую дверь. На миг воцарилось молчание. Потом Аллейн повернулся к Найджелу:

– Здесь есть телефон?

– Да.

– Басгейт, будьте любезны, позвоните в Скотленд-Ярд и сообщите им, что произошло. Сегодня дежурит Фокс. Попросите его приехать и прихватить с собой всю команду. Нам понадобятся окружной врач и криминалист.

Найджел отправился в комнату за алтарем. Когда он вернулся, Аллейн достал блокнот и стал записывать данные собравшихся.

– Это необходимая процедура, – пояснил он. – Будет судебное расследование, на котором вам всем придется выступать в качестве свидетелей.

– Проклятье, – пробормотал Прингл.

– Думаю, лучше начать с покойной, – продолжал Аллейн. – Как ее звали?

– Мисс Кара Куэйн, инспектор, – ответил мистер Огден. – У нее великолепная квартира на Шеперд-маркет, дом сто один. Я имел честь обедать у нее и, должен сказать, получил огромное эстетическое наслаждение. Это была очаровательная женщина с утонченным вкусом и…

– Дом сто один, Шеперд-маркет, – перебил Аллейн. – Спасибо.

Он записал информацию и поглядел на остальных.

– Если не возражаете, давайте начнем с вас, доктор Касбек.

– Разумеется. Николас Касбек, дом сто восемьдесят девять «а» по Уигмор-стрит.

– Прекрасно. – Он повернулся к мисс Уэйд.

– Меня зовут Эрнестина Уэйд, – произнесла она громко и отчетливо, словно разговаривая с глухим. – Я живу в Примроуз-корт, Кингз-роуд, Челси. Не замужем.

– Спасибо.

Мисс Дженкинс шагнула вперед:

– Я Джейни Дженкинс. Живу в квартирке на Йоменс-роу, номер девяносто девять «д». И тоже не замужем, если хотите знать.

– Это просто чтобы знать, как правильно писать, – объяснил Аллейн, – «мисс» или «миссис».

– Теперь ты, Морис, – обратилась мисс Дженкинс к молодому человеку.

– Прингл, – буркнул тот с таким видом, словно его имя было оскорблением. – Морис. Живу на Слоун-сквер, Харроу-мэншнс, дом одиннадцать.

– Это ваш постоянный адрес?

– Нет. Можно сказать, я живу у своих родителей, но стараюсь появляться там пореже.

– Зато тебя всегда можно найти в клубе «Феникс», верно? – вставила мисс Дженкинс.

– Пожалуй, – угрюмо ответил мистер Прингл.

– Следующий, – произнес Аллейн бодрым тоном.

Неожиданно послышался голос миссис Кэндур, все еще сидевшей на гротескном троне. Сама ее поза выражала глубокое отвращение к происходящему.

– Меня зовут Дагмар Кэндур, апартаменты Королевы Шарлотты, Кенсингтон-сквер, номер двенадцать.

– Спасибо.

Мистер Огден, уже не раз порывавшийся выйти вперед, но потом вежливо уступавший свою очередь, решительно подал голос:

– Сэмюэль Дж. Огден, шеф. Думаю, мой адрес вам не интересен. Я приехал из Нью-Йорка. В Лондоне остановился на Йорк-сквер, дом 93, Эйчерч-корт. К сожалению, никак не могу найти свою визитку, но, как говорится, чем богаты.

– Большое спасибо, мистер Огден. А теперь вы, сэр.

Отец Гарнетт немного помолчал. Потом он прочистил горло, и зазвучал его красивый мощный голос:

– Отец Джаспер Гарнетт. – Он произнес фамилию по буквам. – Я священник этого храма. Живу здесь.

– Здесь?

– У меня есть небольшая квартирка за алтарем.

– Надо же, как удобно, – пробормотал Аллейн. – А теперь двое этих… – Он с сомнением взглянул на Клода и Лайонела. – Этих юношей.

Оба причетника взахлеб бросились что-то объяснять.

– Что-что? – переспросил Аллейн.

– Заткнись, Лайонел! – воскликнул Клод. – Мы снимаем квартиру на Эбьюри-стрит, дом называется Эбьюри-мьюз. Хотя это не совсем квартира, верно, Лайонел? Господи, вот я дурак – забыл ее номер!

– Ты безнадежен, Клод, – буркнул Лайонел. – Номер 17, Эбьюри-мьюз, Эбьюри-стрит. Только мы не так уж часто там бываем, потому что участвуем в спектаклях: я в театре «Палладиум», а Клод – в шоу Мадам Карен, на Слоун-стрит, и…

– Я так и не услышал, как вас зовут, – перебил Аллейн.

– Ты дубина, Лайонел, – вмешался Клод. – Я Клод Уитли, инспектор Аллейн, а это Лайонел Смит.

Аллейн записал их данные.

Месье де Равиньи вышел вперед и поклонился:

– Рауль Оноре Кристоф Жером де Равиньи. Живу в Брэскомб-чемберс, Лаундес-сквер. Вот моя карточка.

– Благодарю вас, месье де Равиньи. А теперь, дамы и господа, будьте любезны, покажите мне, где каждый из вас находился в тот момент, когда вы передавали чашу по кругу. Насколько я понимаю, церемония проходила прямо здесь.

После небольшой заминки вперед выступил священник.

– Я стоял тут, – показал он, – и держал в руках чашу. Мистер Огден преклонил колени справа, а миссис Кэндур – слева.

– Именно так, сэр, – подтвердил мистер Огден и занял свое место. – Если не ошибаюсь, справа была мисс Дженкинс.

– Верно, – кивнула названная дама. – А справа от меня – Морис.

Мисс Кэндур неохотно вошла в круг и встала слева от Гарнетта.

– Рядом со мной был месье де Равиньи, – пробормотала она.

– Так и есть.

Месье де Равиньи занял свою позицию, а возле него пристроилась мисс Уэйд.

– Я была здесь, – сказала она, – между месье де Равиньи и мистером Принглом.

– Круг замкнулся, – подытожил Аллейн. – Теперь разберемся с причетниками.

– О, я вам все объясню, – затараторил Клод. – Я стоял прямо здесь, по правую руку от отца Гарнетта. Поскольку я был Ганимедом, то держал в руках сосуд с вином. Как только отец Гарнетт вручил чашу миссис Кэндур, я отдал ей сосуд. Она держала чашу в левой руке, а сосуд – в правой. Потом она налила немного вина и произнесла первое имя божества. Вы ведь Хагринг, верно, миссис Кэндур?

– Была ею, – всхлипнула миссис Кэндур.

– Ну да… Потом я взял сосуд и передал его следующему и…

– И так далее, – закончил Аллейн. – Спасибо.

– А я стоял рядом и кадил, – взволнованно вставил Лайонел. – Я все время кадил ладаном.

– Ясно, – кивнул Аллейн. – К сожалению, всем присутствующим придется задержаться еще на какое-то время. Надеюсь, мистер Гарнетт предоставит в ваше распоряжение свою квартиру. Думаю, все будут рады покинуть это место, где произошла эта ужасная трагедия… А, кажется, мои коллеги уже прибыли.

Кто-то громко стучал в дверь.

– Можно, я им открою? – спросил Клод.

– И поскорее, – ответил Аллейн.

Клод опрометью кинулся в конец зала и распахнул двустворчатые двери. В зале появилась группа из семи человек, включая трех констеблей. Первым шел высокий, крепкий мужчина в штатском, который снял шляпу и, удивленно покосившись на нагие статуи, двинулся по длинному проходу.

– Привет, Фокс, – поздоровался Аллейн.

– Добрый вечер, сэр, – ответил инспектор Фокс.

– У нас проблемы. Поручите кому-нибудь из ваших людей проводить этих дам и джентльменов в комнаты за алтарем. Мистер Гарнетт покажет путь. Будьте так любезны, мистер Гарнетт. Я не задержу вас дольше необходимого. Доктор Касбек, если вы не против остаться…

– Постойте! – вмешался вдруг Морис Прингл. – Не понимаю, с какой стати нас куда-то гонят, как стадо баранов? Что здесь произошло? Ее убили?

– Вполне возможно, – сухо ответил Аллейн. – Никто вас никуда не гонит, мистер Прингл. Но придется немного подождать, пока мы не разберемся в обстоятельствах дела. Проходите.

– Но…

– Я знала! – вдруг провозгласила миссис Кэндур. – Я знала, что случится что-то ужасное. Помните, я вам говорила, месье де Равиньи?

– Если вам угодно, мадам, – холодно ответил де Равиньи.

– Такого не должно было случиться, – вставила маленькая мисс Уэйд. – Нам не следовало…

– Думаю, нам всем лучше послушать инспектора, – решительно перебил отец Гарнетт. – Прошу, следуйте за мной!

Посвященные потянулись к выходу под присмотром самого крупного из констеблей.

– Уф, – выдохнул Аллейн, как только алтарная дверь закрылась. – Как вы любите говорить в таких случаях, Фокс? Мутное дельце.

– Да, люди странноватые, – согласился Фокс. – И место тоже. Что здесь случилось, сэр?

– Дама умерла от дозы цианида. Вот тело. Ваш старый друг мистер Басгейт расскажет подробности.

– Добрый вечер, мистер Басгейт, – вежливо поздоровался Фокс. – Что вам известно об обстоятельствах дела?

– Все произошло в разгар церемонии, – со вздохом начал Басгейт. – Люди, которых вы только что видели, передавали чашу по кругу. Женщина стояла внутри него. Остальные опустились на колени. Каждый по очереди получал серебряный кувшин с вином и подливал вино в чашу. Потом священник, отец Гарнетт, вручил ей чашу. Она выпила и… упала. Думаю, она умерла мгновенно. Ведь так? – повернулся он к доктору Касбеку.

– Я бы сказал – в течение двадцати секунд. – Доктор взглянул на окружного врача. – Можно было сделать искусственное дыхание, послать за сульфатом железа, попробовать желудочный зонд и так далее, но… – Он сделал гримасу. – У нее не было никаких шансов. Она умерла раньше, чем я к ней подошел.

– Разумеется, – откликнулся окружной врач. Он откинул ткань и склонился над телом.

– Я сразу почувствовал характерный запах, – добавил Касбек. – Видимо, как и мистер Басгейт.

– Да, – сказал Найджел. – Поэтому я и вмешался.

Аллейн наклонился над упавшей чашей.

– Пахнет, – согласился он. – Бэйли, проверьте отпечатки пальцев. Хотя, если чашу брали все, вряд ли это нам поможет. Но сначала все сфотографируем.

Фотограф уже начал расставлять оборудование. Он разместил три напольных вспышки, с разных сторон освещавших тело и место преступления. Аллейн открыл черный саквояж, натянул пару резиновых перчаток и достал бутылочку с маленькой воронкой. Он перелил туда немного вина из чаши. Найджел тем временем рассказывал все, что мог вспомнить из разговоров посвященных. Аллейн слушал, хмыкая и что-то бормоча себе под нос, затем убрал бутылочку обратно в саквояж. Бэйли приступил к работе, вооружившись распылителем и белым тальком.

– А где сосуд, который передавали по кругу два этих ангелочка? – спросил Аллейн. – Это он?

Инспектор указал на серебряный кувшин, стоявший в бархатной нише справа от престола.

– Да, он, – подтвердил Найджел. – Похоже, Клод не потерял голову, когда… когда это случилось.

– Клод – это кто: черная орхидея или рыжая лилия?

– Черная орхидея.

Аллейн обнюхал кувшин и наполнил еще одну бутылочку.

– Кажется, тут все в порядке, – пробормотал он. – Давайте еще раз обрисуем картину. Мисс Куэйн была в центре, а остальные стояли вокруг на коленях. Мистер Гарнетт, – слово «отец» у меня как-то не выговаривается, мистер Гарнетт взял в руки чашу и передал… как его лучше назвать? Графин? Нет, все же кувшин. Так вот, он передал кувшин мистеру Ганимеду Клоду, провел рукой над чашей, и она вспыхнула. Похоже, не обошлось без метилового спирта.

– Скорее всего, – улыбнулся Касбек.

– Прекрасно. Потом коленопреклоненные адепты стали передавать чашу из рук в руки, брать у Клода кувшин и наливать в нее вино.

– И каждый при этом произносил одно слово, – вставил Найджел. – Но я понятия не имею, что они значили.

– Думаю, это были имена божеств, – предположил Касбек. – Сам я не отношусь к членам культа, однако бывал на их собраниях. Обычно они называют имена шести божеств. Хагринг, Хако, Фригг и так далее. Гарнетт – это Один, а Избранный сосуд – всегда Фригг. Смысл в том, что все божества воплощены в одном боге, и их сущности перемешиваются в чаше. Своего рода популярный пантеизм.

– Господи, помилуй, – отозвался Аллейн. – Ладно, идем дальше. Чаша шла по кругу. Наконец она дошла до последнего адепта, и что произошло потом?

– Чаша перешла к причетнику, он передал ее священнику, а тот протянул ее мисс Куэйн.

– И она выпила.

– Да, – подтвердил доктор Касбек, – она выпила, бедняжка.

Все немного помолчали.

– Вы говорили, что этим последним адептом был мужчина, так? Я помню, мы уже все обсудили, но мне надо знать наверняка.

– Я и говорю наверняка, – сказал Найжел. – Мистер Огден замыкал круг и передал чашу служке.

– Именно так, – согласился доктор.

– Это соответствует тому расположению, которое они нам только что продемонстрировали.

– А есть ли какая-то вероятность того, что мисс Куэйн сама подсыпала что-то в чашу?

– Нет, не думаю, – покачал головой Найджел. – Я видел, что она приняла ее обеими руками, взяв за ножку. Мисс Куэйн стояла в круге, озаренная светом факела. На руках у нее были кольца, я еще заметил, что пламя отражается в них так же ярко, как в драгоценностях на чаше. У меня в памяти отпечаталась эта картинка. Она держала чашу в двух руках до тех пор, пока не выпила вино.

– А я ничего такого не помню, – признался доктор.

– Вы абсолютно уверены, Басгейт?

– Абсолютно. Могу поклясться.

– Может быть, и придется, – заметил Аллейн. – Доктор Касбек, вы сказали, что не относитесь к числу избранных. В таком случае, может быть, расскажете нам поподробней об этом месте? Это довольно необычная церковь.

Он развел руками, с недоумением оглядывая зал.

– Эти громадины вдоль стен… Кто, например, вон тот суровый господин с огромным топором? От одного его вида оторопь берет.

– Думаю, это Вотан, или Один, как хотите. А может быть, Тор. Честно говоря, не знаю. Здесь какая-то смесь германских культов и скандинавской мифологии, хотя, как видите, дело не ограничивается одной или даже дюжиной доктрин. По сути дела, это винегрет, который Гарнетт подает под собственным соусом. Статуи принесены в дар одной из прихожанок храма, очень богатой старой дамой.

– Старой дамой! – пробормотал Аллейн. – Надо же.

– Вид у них действительно угнетающий, – признал Касбек. – Может, перейдем в зал? Я бы с удовольствием присел.

– Разумеется, – кивнул Аллейн. – Фокс, прошу вас, набросайте план алтаря. Я скоро вернусь, и мы займемся остальными. Обведите контуры тела мелом и попросите кого-нибудь вызвать машину из морга. Басгейт, вы с нами?

Найджел и доктор Касбек проследовали за инспектором к первому ряду сидений, пышно обитых красным тисненым бархатом.

– Места для знати, – заметил Аллейн, опустившись на одно из них.

– Как видите, всего их семь. Шесть для адептов и один для Избранного сосуда. Отбор, очевидно, ведется среди самых достойных.

Касбек с удовольствием уселся на бархатный стул.

Это был невысокий крепкий мужчина лет пятидесяти пяти, довольно полный, коротко остриженный, с бледным лицом и маленькими умными глазами.

– Храм основал Гарнетт года два назад. В первый раз я услышал о нем от одной старой пациентки, которая живет неподалеку. Я навестил ее перед началом службы, и она пообещала, что как-нибудь сводит меня в церковь. С тех пор бываю здесь регулярно. Меня интересуют всякие странные места и – как бы это поточнее выразить – невероятные причуды человеческих верований. Доктрина театрализованного пантеизма, придуманная Гарнеттом, меня забавляет и интригует. Как, впрочем, и сам Гарнетт. Не имею ни малейшего понятия, где он нашел деньги, чтобы купить это место – раньше здесь был клуб нонконформистов, – а тем более обставить его на новый лад. Может быть, собирал пожертвования. Огден – церковный староста или что-то в этом роде; надеюсь, он вам сам все расскажет. Как видите, дело поставлено на широкую ногу. Гарнетт у них единственный священник и отец-основатель в одном лице. Он явно практикует гипноз, что тоже очень любопытно. Та служба, которую вы сегодня видели, мистер Басгейт, проводится один раз в месяц и начинает новый цикл. Избранный сосуд – в данном случае, мисс Куэйн – должен был пройти ежемесячную подготовку, которая включает, насколько мне известно, подробный инструктаж и частную медитацию с Гарнеттом.

– Один и Фригг, – кивнул Аллейн. – Кажется, я начинаю понимать. Вы знакомы лично с кем-нибудь из посвященных?

– Огден представился мне несколько недель назад, а Гарнетт беседовал со мной в первый вечер. Наверное, искал новых почитателей.

– И это все?

– Да. Огден говорил, что мне нужно «познакомиться с людьми», но, – доктор улыбнулся, – я предпочитаю позицию наблюдателя и избегаю подобных вещей. Боюсь, больше ничего вам рассказать не смогу.

– Все это весьма познавательно и интересно. Спасибо, доктор Касбек. Не смею больше вас задерживать. Впрочем, возможно, доктор Кертис захочет перекинуться с вами парой слов. Я его сейчас пришлю. Разумеется, вы получите повестку в суд.

– Разумеется. Вы старший детектив Аллейн?

– Да.

– Я вас помню. Видел на суде над Теодором Робертсом.

– Вот как?

– Меня очень интересовало это дело. По профессии я психиатр.

– Вот как? – вежливо повторил Аллейн.

– Хорошо, что его признали невменяемым. Бедный Робертс, полиции не следовало настаивать на… на другом вердикте.

– Полиция всегда работает как машина. Боюсь, мне надо идти. Спокойной ночи. Басгейт, выпустите доктора Касбека, после того как он поговорит с Кертисом, хорошо?

Аллейн вернулся к алтарю. Окружной врач присоединился к Касбеку, и оба медика стали прохаживаться в проходе между стульями, о чем-то беседуя и наклонившись друг к другу с серьезным видом, как два школьника на городской олимпиаде. Найджел следовал за ними на почтительной дистанции. Время от времени до него доносилось слово «цианид». Наконец доктор Кертис кивнул Касбеку: «Да. Отлично. Спокойной ночи». Они обменялись рукопожатием. Найджел поспешил к двери и с трудом отодвинул тяжелый засов.

– Огромное спасибо, – поблагодарил доктор Касбек. – Сегодня вы оказали нам неоценимую помощь, мистер Басгейт.

– Честно говоря, я и сам этого не ожидал, сэр, – пробормотал Найджел. – Наверное, меня заставил запах.

– Да, конечно. Я как раз собирался попросить всех оставаться на местах, а тут заговорили вы. Благодарю за поддержку. А как мне теперь… о, все в порядке. Я вижу у двери констебля. Надеюсь, он меня выпустит. Спокойной ночи, мистер Басгейт.

Глава 5

Священник и два причетника

Констебль вернулся вместе с машиной из морга. Принесли носилки. Найджел старался держаться поближе к выходу, чтобы больше не смотреть на труп, но его с неумолимой силой тянуло обратно. Казалось, он присутствует на каком-то курьезном представлении. Аллейн включил все лампы, но они были слишком слабыми и давали красноватый тусклый свет. Факел потрескивал и мигал, неровно освещая сцену. Иногда он почти полностью угасал, иногда взрывался языками пламени, и фигуры у алтаря оживали и шевелились, хотя люди стояли неподвижно. Аллейн откинул край расшитой ткани и задумчиво разглядывал тело. Оно лежало в прежней позе, скорчившись так, словно его швырнули на пол с чудовищной силой. Доктор Кертис обронил несколько слов. В огромном зале его голос прозвучал глухо и уныло. Найджел уловил слова «трупное окоченение» и «быстро». Аллейн кивнул, и чудовищная тень, плясавшая на стене вместе с пламенем, гротескно повторила его жест. Два констебля нагнулись и положили труп на белые носилки. Кто-то вновь прикрыл его тканью. Доктор Кертис бросил полицейским несколько слов. Те подняли носилки и медленно двинулись по проходу, превращаясь по мере удаления от света в смутные силуэты. Грузно шагая, они обогнули Найджела и исчезли в проходе. У входа остался констебль, поэтому Найджел не стал снова запирать дверь. Он вернулся к алтарю.

– Я рад, что с этим покончено, – сказал он Аллейну.

– Что? А, вы о трупе.

– Похоже, вы заблудились в лабиринте собственных умозаключений, – съязвил Найджел. – И что нас ждет теперь?

– Дорогой Басгейт, вы выражаетесь, как Джордж Мур и Льюис Кэрролл вместе взятые. Я собираюсь допросить всех этих дам и джентльменов. И мне здесь совсем не нравится. Отвратительное место. Как вы сюда попали?

– Сам не знаю. Мне было скучно, и я увидел вывеску, качавшуюся под дождем… Наверное, захотелось острых ощущений.

– Учитывая вашу безнадежную наивность, вы вполне могли их получить. Фокс, у вас уже есть план?

– Нет, сэр, но я над этим работаю.

– Что ж, пока вы можете участвовать в допросе. Когда мы вызовем месье де Равиньи, у вас будет шанс попрактиковаться во французском.

Фокс слабо улыбнулся. Недавно он прошел курс французского на грампластинках и собирался продолжать обучение по радио.

– Боюсь, я не справлюсь с этой ролью, сэр, – возразил он, – но с удовольствием послушаю, как с ней справитесь вы.

– Боже, Фокс, вы хотите моего позора? Бэйли, отпечатки готовы?

– Работы невпроворот, – начал оправдываться криминалист.

– Тогда позовите первого свидетеля. Узнайте, кому не терпится поскорее отсюда уйти, – я допрошу их в первую очередь.

– Слушаюсь, сэр.

Бэйли с подчеркнуто безразличным видом вышел в алтарную дверь. Через минуту он вернулся.

– Там у джентльмена обморок, – буркнул он.

– Господи! – воскликнул Аллейн. – Кертис, посмотрите, что с ним, хорошо? У кого, Бэйли?

– У одного из тех парней в пурпурных рубахах. Темненького.

– Быть не может, – пробормотал Аллейн.

Доктор Кертис поцокал языком и быстро исчез из зала. Бэйли вернулся с отцом Гарнеттом.

– Очень сожалею, что пришлось вас задержать, сэр, – обратился к нему Аллейн, – но, думаю, вы понимаете – нам надо кое-что обсудить. Не хотите присесть в зале?

Гарнетт наклонил голову в знак согласия и первым спустился вниз. Он неторопливо присел на скамью, спрятав руки в длинных рукавах одежды. Фокс с невозмутимым видом пристроился неподалеку и, похоже, с головой ушел в изучение плана здания. Найджел, следуя взгляду Аллейна, присоединился к Фоксу и достал блокнот. В конце концов, стенограмма допросов никому не помешает. Отец Гарнетт даже не взглянул в их сторону. Аллейн пододвинул большой складной стул и сел на него спиной к трепещущему факелу. Полицейский и священник взглянули друг на друга.

– Это ужасно! – громко произнес отец Гарнетт. В его мелодичном голосе звучала беспредельная печаль. – Это чудовищно.

– Неприятное дельце, не правда ли? – заметил Аллейн.

– Я потрясен. До сих пор не понимаю, что произошло. Какая неведомая сила поразила эту благословенную душу в момент духовного экстаза?

– Цианистый калий, – холодно ответил Аллейн. – Впрочем, это предварительная информация.

Вышивка на широком рукаве священника слегка дрогнула.

– Но ведь это яд, – промолвил отец Гарнетт.

– Смертельный, – подтвердил Аллейн.

– Ужасно, – повторил священник.

– Само собой, мы рассматриваем версию самоубийства.

– Самоубийства!

– Хотя должен признать, это маловероятно. С другой стороны, версия с несчастным случаем выглядит еще более неправдоподобно.

– Вы хотите сказать, что она… что ее… что произошло убийство?

– Решать присяжным. Наше дело – провести расследование. А пока, мистер Гарнетт, я хотел бы задать вам пару вопросов. Наверное, не стоит напоминать, что отвечать вы не обязаны.

– Увы, я ничего не смыслю в таких вещах. Мое дело – исполнять свой долг.

– Рад слышать, сэр, – вежливо отозвался Аллейн. – Теперь что касается покойной. У меня есть ее имя и адрес, но этого мало. Вы знали ее лично, а не только, как говорится, по долгу службы?

– Все мои чада – мои друзья. А Кара Куэйн была одной из самых близких. Ее благородная душа, инспектор…

– Аллейн, сэр.

– Ее благородная душа, инспектор Аллейн, удивительно подходила для того необычайного духовного опыта, к которому я, по дарованной мне милости, служил скромным проводником.

– Ну да… Как долго она была вашей прихожанкой?

– Дайте подумать. Я хорошо помню тот вечер, когда мы впервые встретились. Меня сразу охватило ощущение жизненной силы, очень интенсивной и – как бы поточнее это выразить – очень восприимчивой. У нас есть свои термины для выражения таких эмоций.

– Не думаю, что у меня есть необходимость в них разбираться, – сухо заметил Аллейн. – Вы можете назвать дату ее первого появления в церкви?

– Несомненно. Это было в праздник Эгера. Пятнадцатого декабря прошлого года.

– И с тех пор она постоянно посещала ваши службы?

– Да. Мисс Куйэн достигла высшей ступени посвящения.

– Вы имеете в виду, что она стала Избранным сосудом?

Отец Гарнетт бросил на инспектора испытующий взгляд:

– Так вы кое-что знаете о наших ритуалах, инспектор Аллейн?

– Боюсь, совсем немного.

– Видимо, вы тоже обладаете чрезвычайной восприимчивостью, не так ли?

– Скорее я просто ловлю факты, – ответил Аллейн, – как паук ловит мух.

– Понимаю. – Отец Гарнетт медленно кивнул. – Сейчас не время. Но когда-нибудь оно настанет, я уверен. Что ж, задавайте свои вопросы, инспектор.

– Полагаю, вы близко знали мисс Куэйн и часто с ней встречались – особенно во время подготовки к сегодняшней церемонии?

– Довольно часто.

– И в этом сегодняшнем обряде она носила имя Фригг?

– Верно, – нахмурившись, ответил отец Гарнетт.

– Жены Одина, если не ошибаюсь.

– Все взаимоотношения в наших ритуалах несут духовный смысл.

– Разумеется, – сказал Аллейн. – Вы не заметили, чтобы она была чем-нибудь расстроена или угнетена?

– Как раз напротив. Она пребывала в состоянии покоя и радости.

– Понятно. Никаких проблем с деньгами?

– С деньгами? Ну что вы. Мисс Куэйн обладала тем, что в мире называют богатством.

– А как это называете вы, сэр?

Священник неожиданно рассмеялся – искренне и по-детски.

– Я тоже называю это богатством, инспектор, – ответил он весело.

– Может быть, неудачный любовный роман? – настаивал Аллейн.

Отец Гарнетт немного помолчал. Потом с горечью заметил:

– Ах, инспектор, мы говорим на разных языках.

– Разве? Я не заметил, – возразил инспектор. – Тогда, может быть, переведете мой вопрос на свой язык? Или предпочитаете просто не отвечать?

– Вы меня неправильно поняли. Кару Куэйн не волновала земная любовь: она стояла на пороге любви небесной.

– И, кажется, переступила его.

– В ваших словах больше правды, чем вы сами думаете. Я искренне верю в то, что именно так и произошло.

– Значит, романа не было. – Аллейн сделал в блокноте пометку. – Она дружила с другими посвященными?

– Среди наших прихожан всегда царят гармония и любовь. Нет, я неправильно выразился… Посвященные просто принадлежат к другому миру, где все человеческие отношения растворяются в безразличии экстаза. Они не могут ненавидеть, потому что ненависти нет. Ненависть – это «майя», то есть попросту – иллюзия.

– А любовь?

– Если вы говорите о земной любви, она тоже иллюзорна.

– В таком случае, – заметил Аллейн, – если продолжить вашу мысль, поступки человека вообще не имеют никакого значения? Ведь они основаны на эмоциях, которые, по вашим словам, всего лишь иллюзия.

– Вот видите, – воскликнул отец Гарнетт, – я был прав! Когда-нибудь мы обязательно с вами побеседуем, мой друг.

– Вы слишком любезны, – ответил Аллейн. – Что имела в виду мисс Уэйд, сказав, что «такого не должно было случиться»?

– Мисс Уэйд так сказала?

– Да.

– Не знаю. Наверное, все эти события сильно подействовали на бедняжку.

– А что, по-вашему, подразумевала миссис Кэндур, заявив, что «должно было случиться что-то ужасное» и что она предупреждала об этом месье де Равиньи?

– Я этого не слышал, – ответил отец Гарнетт.

Вид у него был такой, словно и Аллейн, и миссис Кэндур допустили какую-то грубую бестактность.

– Еще один вопрос, мистер Гарнетт. Когда мисс Куэйн общалась с вами во время подготовки к церемонии, вы не заметили ничего такого, что могло бы пролить свет на это происшествие?

– Нет.

– Ваш храм впечатляет.

– Мы находим его очень красивым, – с гордостью ответил отец Гарнетт.

– Не сочтите за дерзость, но я должен вас спросить: откуда вы берете деньги на все это великолепие? Собираете пожертвования?

– Прихожане почитают своим долгом вносить вклад в благолепие Священного пламени.

– То есть они оплачивают текущие расходы?

– Да.

– Мисс Куэйн была щедрым спонсором?

– О да – благородная душа!

– Вы покупаете вино для церемонии?

– Покупаем.

– Будьте добры, назовите магазин и марку вина.

– Универмаг «Хэрродс». А название вина… Дайте припомнить… Кажется, «Ле конт инвэлид порт».

Аллейна слегка передернуло. Он сделал пометку в блокноте.

– Вы сами разливали вино? Я имею в виду, в серебряный кувшин?

– В данном случае – нет. Все приготовления делал Клод Уитли.

– Не могли бы вы поподробней описать, в чем заключались его обязанности?

– Конечно. Он должен был взять непочатую бутылку из шкафчика в моей комнате, откупорить вино и наполнить им сосуд. Затем подготовить чашу.

– Подготовить?

Лицо священника слегка изменилось. Оно стало высокомерным и упрямым.

– Да, нужны определенные приготовления, – ответил он важно.

– Вы имеете в виду пламя над чашей? Как вы это делаете? Метиловым спиртом?

– Да, в форме таблетки, – признался отец Гарнетт.

– Знаю, – понимающе кивнул Аллейн. – Женщины нагревают им щипцы для завивки.

– Возможно, – сухо согласился священник. – Чаша в нашем ритуале, инспектор Аллейн, предмет благословенный и священный. Когда в нее наливают вино, оно тоже становится священным. Наш обряд отчасти напоминает церемонии, принятые в некоторых христианских конфессиях, но имеет совершенно другие содержание и смысл.

– Я и не думал их путать, – холодно возразил Аллейн. – Наполнив сосуд, мистер Уитли должен был поставить его… Куда?

– В нишу, которая расположена в правой части алтаря.

– А что насчет спиртовой таблетки?

– Перед службой Клод подходит к алтарю и, трижды простершись перед факелом, снимает его с подставки. При этом он произносит молитвы на древнескандинавском. Потом он троекратно преклоняет колени, поднимается на ноги и… и…

– Бросает таблетку в чашу и ставит ее на место?

– Да.

– Ясно. По словам мистера Басгейта, пламя появилось после того, как вы взяли в руки чашу. Как это делается?

– Я использую… небольшой детонатор.

– В самом деле? Из чего он состоит?

– Кажется, из… диэтилцинка.

– Хм, вот как. Очень интересно. Наверное, в момент вспышки вам приходится на секунду отворачиваться?

– Совершенно верно.

– С этим все ясно. Последний вопрос. На территории храма хранятся какие-нибудь яды?

Лицо отца Гарнетта стало таким же белым, как его хламида, и он твердо сказал:

– Нет.

– Что ж, большое спасибо. Весьма признателен, что вы любезно согласились ответить на мои вопросы. Вас не затруднит, если я попрошу вас задержаться еще на некоторое время и подождать?.. У вас ведь есть ризница? Так вот, прошу подождать в ризнице, пока я побеседую с остальными. А вы пока сможете переодеться во что-нибудь менее торжественное.

– Я использую это время, чтобы предаться медитации и восстановить внутреннее равновесие и духовную гармонию.

– Прекрасная идея, – одобрил Аллейн.

– Между тем мое подсознание, неся в себе зачаток слова, проложит путь в ваши глубины. Ибо я смиренно сознаю, что могу помочь вам в ваших поисках. На свете есть много вещей, инспектор Аллейн, которые…

– Знаю, – поспешно перебил инспектор. – Вы не против, если вас обыщут?

– Обыщут? О… я… нет. Конечно, нет.

– Спасибо. Чистая формальность. Я кого-нибудь к вам пришлю.

Отец Гарнетт удалился в ризницу в сопровождении человека в штатском.

– Чушь, вранье, фальшивка, бред! – выпалил Аллейн, как только он ушел. – Фокс, что вы думаете об этом джентльмене?

– Мне очень интересно, сэр, – вежливо ответил Фокс, – понимает ли он сам, о чем говорит?

– Отлично сказано, дружище Фокс, отлично сказано. Басгейт, как вы там?

– В порядке, – отозвался Найджел.

– Наслаждаетесь представлением?

– Делаю стенографические записи. Ведь у вас, кажется, всегда была страсть к стенографии?

– Воистину, Господь! Вы читали «Старину Адама»?

– Да.

– Жаль, что Гарнетт не читал. Фокс!

– Сэр?

– Отправьте кого-нибудь в ризницу к мистеру Гарнетту для обыска. А потом обыщите всех остальных. Где тюремная надзирательница?

– Ждет в галерее.

– Она может заняться дамами. Нужно искать скомканную бумажку или что-то такое, в чем можно держать порох. Хотя вряд ли они ее найдут… Бэйли!

Сержант Бейли подошел к инспектору.

– Сэр?

– Позовите следующего.

Бейли исчез за маленькой дверью и вернулся с Клодом Уитли. Вид у сержанта был такой, словно при раздаче подарков ему достался худший. Фокс между тем привел еще одного человека в штатском и отправил его в ризницу.

– Этот джентльмен неважно себя чувствует, сэр. Просится домой, – пояснил сержант Бэйли.

– Да, да! – воскликнул Клод. – Пожалуйста. Прошу вас!

– Мне очень жаль, что вы так расстроены, мистер Уитли, – произнес Аллейн.

– Расстроен? Я едва живой, инспектор. Мне ужасно плохо. Можно, я сяду?

– Пожалуйста.

Клод рухнул на одно из мест для посвященных и выпучил глаза.

– Я просто с ума схожу, – простонал он.

– Что вас так напугало?

– Эта ужасная старуха. Она говорит чудовищные вещи. Все старухи ужасны.

– Кого вы имеете в виду?

– Ту старую даму, Кэндур.

– И что она сказала?

– Не помню. Я в шоке.

Из комнаты Гарнетта выглянул доктор Кертис.

– Мистер Уитли немного нервничал, – объяснил он весело, – но сейчас с ним все в порядке. Я дал ему глотнуть превосходного бренди. Отец Гарнетт знает толк в спиртном.

– Превосходно, – отозвался Аллейн. – А теперь будьте добры, вернитесь обратно, Кертис. Возможно, кому-то понадобится ваша помощь.

– Есть.

Доктор переглянулся с Аллейном и исчез за дверью.

– Итак, мистер Уитли, – начал Аллейн, – похоже, вам стало легче. Я должен задать несколько вопросов. Можете на них не отвечать, если у вас есть на то причины.

– Ага, как же! Я не стану отвечать, а вы меня в чем-то заподозрите.

– Все может быть.

– Видите!

– Выбор, не из легких, – признал инспектор.

– Ладно, спрашивайте, – капризно протянул Клод. – Я хоть послушаю, что это за вопросы.

– Первый я уже задал. Что вам сказала миссис Кэндур?

Клод поерзал на месте.

– Старая ведьма. Она ревнует к каждому, на кого отец Гарнетт обращает хоть какое-то внимание. И всех поливает грязью, особенно меня и Лайонела. Какого черта! Все и так знают. Я не такой дурак, чтобы…

Клод прикусил язык.

– Чтобы что, мистер Уитли?

– Чтобы сделать что-нибудь такое, даже если бы хотел. И потом, мне всегда нравилась Кара Куэйн. Она была приятная женщина и очень симпатичная.

– Вы не такой дурак, чтобы сделать что? – терпеливо повторил Аллейн.

– Чтобы… Чтобы подлить что-нибудь в вино. Все знают: была моя очередь делать приготовления.

– То есть вы налили вино в серебряный кувшин и положили в чашу спиртовую таблетку. А что предполагает миссис Кэндур?

– Ничего она не предполагает. Просто говорит, что я это сделал. Твердит без конца. Старая стерва!

– Не стоит так волноваться. Мистер Уитли, а теперь подумайте как следует: разливая вино, не заметили вы какого-нибудь странного и необычного запаха?

– Странного запаха? – Глаза Клода стали еще шире. – Страного запаха!

– Да, какого-нибудь запаха.

– Само собой, я зажег все кадильницы. У нас чудесные благовония, инспектор, вы не согласны? Отец Гарнетт получает их из Индии. Там цветки сладкого миндаля. И лампадное масло. Мы сжигаем его перед алтарем. Перед тем как взять вино, я раскурил фимиам. Аромат был божественный.

– Понятно. Вы взяли вино в комнате мистера Гарнетта. Бутылка была запечатана?

– Да, я сам вытащил пробку.

– И вы больше ничего не наливали в кувшин?

Клод в замешательстве умолк.

– Я… Я не подмешивал яд, если вы это имеете в виду.

– Так что еще вы туда добавили?

– Ну… раз если вы спрашиваете… Я подлил жидкость из бутылочки отца Гарнетта. Она имеет ритуальное значение. Мы так всегда делаем.

– Вы знаете, что в ней?

– Нет.

– Где хранится бутылка?

– В маленьком шкафчике у отца Гарнетта.

– Ясно. Во время церемонии вы по очереди давали вино каждому из посвященных. Вам не показалось, что в какой-то момент у чаши появился необычный запах?

– Я не притрагивался к чаше, инспектор. Даже пальцем не коснулся. Они сами передавали ее из рук в руки. И никакого особенного запаха не чувствовал. Только благовоние.

– Ладно. Вы заметили, что произошло с мисс Куэйн, когда она выпила вино из чаши?

– Заметил ли я? Господи, конечно.

– И что случилось?

– Что-то кошмарное. Я сначала думал, что она находится в экстазе. То есть она и правда находилась – пока не взяла чашу. Говорила странные вещи и все такое. Но потом она выпила, и тут… Боже, это было ужасно. Она будто бы ахнула… Знаете, был такой глубокий вдох, со свистом. Потом скорчила жуткую гримасу, немного повернулась и уронила чашу. И глаза у нее стали как у куклы. Плоские такие, блестящие. А потом ее всю перекрутило, она дернулась и… Ох… В общем, дернулась и шлепнулась на пол. Господи, я сейчас умру.

– Не умрете, – заверил Аллейн. – Вы пойдете домой. Но сначала вам надо заглянуть в ризницу и переодеться.

– А где Лайонел?

– Он присоединится к вам через минуту. Всего доброго.

– О-ох. – Клод устремил на Аллейна страдальческий взгляд. – Какой вы чудесный человек, инспектор. Если бы не вы, мне бы стало совсем плохо. До свидания.

– Спокойной ночи.

Клод под присмотром констебля засеменил в ризницу, откуда вскоре послышался его жалобный писк: полиция приступила к обыску.

– О-ох, – вдруг протянул инспектор Фокс тоненьким голосом. – Господи, я сейчас умру!

– Очень похоже, – усмехнулся Найджел.

– До чего гадкий, безмозглый и тошнотворный малец.

– Ужасно, правда? – рассеянно поддакнул Аллейн. – Черт бы побрал этот фимиам, – добавил он с досадой. – Сладкий миндаль, как раз то, что… – Он замолчал и задумчиво взглянул на Фокса. – Послушаем Лайонела.

Привели Лайонела. Он вел себя так, словно был точной копией Клода, и не сообщил ничего такого, что могло бы прояснить обстоятельства дела. Его тоже отправили в ризницу, откуда он вскоре появился вместе с Клодом: один – в сизо-голубом, другой – в розовато-коричневом костюме. Оба быстро юркнули в проход и исчезли за дверью. Аллейн послал за миссис Кэндур.

Глава 6

Миссис Кэндур и мистер Огден

Миссис Кэндур долго плакала и размазывала по щекам косметику. Потом она вытерла слезы и попыталась спасти макияж. Ее лицо превратилось в кашу из румян, теней и туши для ресниц. Они крупными хлопьями свисали с кожи. Вид у нее был одновременно испуганный, недоуменный и воинственный. Ее руки дрожали. Несмотря на солидную фигуру, она выглядела совершенно беспомощной. Когда Аллейн предложил ей сесть, миссис Кэндур сморщила тонкие губы, что-то невнятно прошептала и зашагала к ним неуверенной походкой, словно боясь свалиться со своих французских каблуков. От нее за версту несло духами с запахом фиалки. Подождав, когда она как следует усядется, Аллейн, как и всегда, сказал, что она не обязана отвечать на его вопросы. Он сделал паузу, но женщина не ответила – просто сидела и смотрела перед собой тусклым взглядом.

– Значит, возражений у вас нет… Скажите, мисс Кара Куэйн была вашей подругой?

– Я бы так не сказала.

– Просто приятельницей?

– Да. Мы… Мы встречались только здесь. – Она говорила тихим голосом с легкой хрипотцой. – Правда, я навещала ее пару раз.

– У вас есть какие-то мысли насчет произошедшего?

– О боже! – простонала миссис Кэндур. – Я знаю, это была расплата.

– Расплата?

Миссис Кэндур достала из-за корсажа кружевной платок.

– А что такого сделала мисс Куэйн, – спросил Аллейн, – чтобы заслужить столь ужасное наказание?

– Она возжаждала славы Одина!

– Боюсь, я плохо понимаю, что вы имеете в виду.

– Я в этом убеждена, – добавила мисс Кэндур таким тоном, словно речь шла о простых и всем понятных вещах. – Отец Гарнетт стоит выше всего этого. Этот человек не от мира сего. Он сам нам часто об этом говорил. Но Кара была очень страстной женщиной. – Миссис Кэндур понизила голос и добавила вкрадчивым шепотком: – Кара страдала гиперсексуальностью. Прошу прощения.

– Вот как, – сказал Аллейн.

– Да. Конечно, я знаю, что экстатический союз благословен, но одно дело экстатический союз, а другое…

Миссис Кэндур испуганно запнулась и прикусила язык.

– Вы хотите сказать… – начал Аллейн.

– Я не имела в виду ничего конкретного, – поторопилась добавить миссис Кэндур. – Прошу вас, не придавайте моим словам никакого значения. Это всё мои фантазии. Я ужасно расстроена… Бедная Кара. Бедная, бедная Кара!

– Мистер Клод Уитли сказал…

– Не слушайте, что говорит вам эта маленькая дрянь, мистер… э… инспектор…

– Инспектор Аллейн, мадам.

– Да… инспектор Аллейн. Этот Клод – та еще свинья. Вечно сует нос в чужие дела. Я жаловалась отцу Гарнетту, но он слишком добр, чтобы замечать такие вещи.

– Насколько я понял, мистера Уитли очень расстроили ваши предположения насчет его участия в подготовке к службе.

– Ну а кто в этом виноват? Он и сам без конца твердил: убийство, убийство, потому что Кара – такая милая женщина, и все к ней ревновали. Вот и я спросила: «Хорошо, если это убийство, то кто готовил чашу и кувшин?» Тут он возьми и хлопнись в обморок. По-моему, все это очень подозрительно.

– Кажется, мисс Куэйн была очень хороша собой? – небрежно спросил Аллейн.

– Я этого не нахожу. Только если вам нравится такой тип. Но все эти разговоры были только потому, что месье де Равиньи влюбился в нее по уши: вы же знаете этих иностранцев. Им только подмигни, они и рады. А кто вам это сказал? Клод? Или отец Гарнетт? Неужели отец Гарнетт?

– Честно говоря, не помню, – ответил Аллейн.

Миссис Кэндур вздернула подбородок. На секунду ее лицо стало почти пугающим.

– Ну, теперь-то она точно не красавица, – произнесла она тихо.

Аллейн отвернулся.

– Я вас надолго не задержу, – сказал он. – Остался всего один вопрос. Вы были первой, кто принял чашу из рук мистера Гарнетта. Вам не показалось, что от нее как-то странно пахло?

– Не знаю. Не помню. Нет, не думаю.

– Ясно. Спасибо. На этом все.

– Я могу идти домой?

– Да. В вестибюле ждет надзирательница. Вы не будете против, если вас обыщут?

– Обыщут!

– Стандартный осмотр. Обычная процедура.

– О, в таком случае… Если это необходимо…

– Спасибо. Позже вам пришлют повестку в суд.

– В суд! Какой ужас! Нет, я этого не вынесу, я… Я так восприимчива! Инспектор Аллейн, вы невероятно добры. А я-то думала, что все полицейские – грубияны.

Она смотрела на него с видом слабой и беспомощной женщины, хотя взгляд ее оставался внимательным и цепким. Выглядело это довольно жутко. Миссис Кэндур протянула ему руку:

– До свидания, инспектор Аллейн.

– Всего доброго, мадам.

Она заковыляла прочь на высоких каблуках.

– М-да, неприятное дельце, – процедил сквозь зубы Найджел.

– Особенно если учесть, что это убийство, – сдержанно напомнил Фокс.

– «Гнуснее всех и всех бесчеловечней», – процитировал Аллейн. – Впрочем, я с вами согласен, Басгейт. Бэйли!

– Я! – выкрикнул криминалист, внезапно появившись из-за кафедры.

– Позовите следующего, пожалуйста.

– Есть, сэр.

– А что вы думаете о миссис Кэндур? – обратился Аллейн к Басгейту.

– Злобная старая дева! – выпалил Найджел.

– Пожалуй, вы правы. Типичный случай. Все признаки налицо. Но ее ревность представляет интерес… Вы согласны, Фокс?

– Вполне, – кивнул Фокс. – Отец Гарнетт – весьма импозантный священник.

– В точку.

– Когда она сказала, что Кара больше не красавица, – продолжал Найджел, – мне показалось, что перед нами воплощение зла. Ненависть в чистом виде. Странно, что вы позволили ей уйти. Я бы сразу надел на нее наручники.

– Не перегибайте палку, – рассеянно возразил Аллейн.

– Иду, уже иду! – раздался издалека голос мистера Огдена. – Ну, и где ваш шеф?

Он вошел в алтарь вместе с Бэйли и, увидев Аллейна, стремительно зашагал к нему.

– Так-так! – прогудел мистер Огден. – Вот кто к нам пожаловал!

– Как видите, – отозвался Аллейн. – Зрелище довольно скучное, не правда ли? Скромные труженики закона и порядка.

– А что случилось, инспектор? У вас такой вид, словно вам осточертел весь белый свет.

– Неужели, мистер Огден?

– Да, и очень жаль, потому что я-то собирался поближе познакомиться с местным криминальным сыском.

– Значит, вы больше не будете говорить, как хороша наша полиция?

– Нет, почему же? Я этого не сказал.

– Кстати, не возражаете, если я задам вам несколько скучных вопросов, мистер Огден? Как говорится, работа есть работа.

– Валяйте. Ух ты! – добавил мистер Огден, с удовольствием разглядывая Аллейна. – Должен признать, видок у вас что надо. Этакий британский стиль, когда даже дыры латают дорогим сукном. А элегантные манеры – прямо как в старом детективе. Просто глазам не верю.

Найджел, сидевший рядом с Фоксом, не удержался от смешка. Аллейн заметил это и сдвинул брови.

– Что ж, весьма исчерпывающее описание, – буркнул он и поспешил перейти к делу.

Он расспросил Огдена про странный запах и получил стандартный ответ: аромат благовоний был так силен, что перебивал все остальное.

– Впрочем, теперь, когда вы спросили, – задумчиво протянул мистер Огден, – я припоминаю, что сегодня вечером запах показался мне слишком крепким. Я еще подумал, что эта парочка олухов здорово переборщила с дозой.

– Не помните, в какой именно момент вам пришла в голову эта мысль?

Крупное лицо мистера Огдена налилось краской. Аллейн в первый раз заметил, что он колеблется.

– Мистер Огден?

– Просите, инспектор, но я не помню. Честное слово.

– Мисс Дженкинс стояла следом за вами?

– Да, – безучастно ответил мистер Огден.

– Понятно. Сэр, я хочу сказать вам одну вещь. Вы ведь бизнесмен, не так ли?

– Именно так.

– Замечательно. Я понятия не имею, что привело вас в это общество, и не собираюсь задавать неудобных вопросов, но мне нужен разумный человек, который может трезво взглянуть на всю эту ситуацию. Здравомыслящий и практичный.

– Взгляд изнутри, – кивнул мистер Огден.

– Верно.

– Спрашивайте. Может быть, я отвечу. Может, нет. Может, я ничего не знаю.

– Кажется, вы занимаете в храме высокий пост?

– Да, я церковный староста.

– Наверное, вы хорошо знакомы с прихожанами?

– Еще бы. Мы все держимся друг за друга. Поддержка – прежде всего. Правда, вначале мне пришлось здорово попотеть, чтобы растопить лед. Британцы ведь всегда немного замороженные. На первых собраниях все сидели молча, словно кол проглотили. Но теперь мы дружная семья.

– Вы принимали участие в создании общества?

– Ну да… Это было сто лет назад. Я познакомился с отцом Гарнеттом, когда ездил по Британии. Работа у меня такая – много ездить. В тот раз, помнится, я попал в золотопромышленную компанию в Брайтуотер-Крик. Подарил отцу Гарнетту маленький золотой слиток, в качестве сувенира. Это было в мае, два года назад. И знаете, отец Гарнетт тогда произвел на меня огромное впечатление.

– Еще бы, – кивнул Аллейн.

– Да, сэр. Видите ли, я в жизни всего добился сам. Родился чуть ли не в трущобах, воспитания у меня ноль, но к культуре питаю большое уважение. Люблю, чтобы ее подавали широко и с размахом – как отец Гарнетт. Когда мы добрались до Саутгемптона, у нас возникла идейка насчет этой церкви, а всего через полгода в ней было уже триста прихожан.

– Подумать только, – сказал Аллейн.

– Да, потрясающе.

– А где вы взяли деньги?

– У прихожан, конечно. Отец Гарнетт снял небольшой зал на Грейт-Холланд-роуд. По сравнению с этим храмом – жалкая халупа, но мы превратили ее в золотую жилу. Отец Гарнетт служил каждый вечер. Он там дневал и ночевал. Через месяц у нас уже был свой интеллектуальный кружок. Всего два-три человека, но они привели остальных. Люди, кстати, очень влиятельные. Короче, когда собралось достаточно последователей, отец Гарнетт объявил сбор средств и толкнул зажигательную речь. Все рыдали. Я сам дал пять штук и ничуть этого не стыжусь.

– А кто еще делал пожертвования?

– Кто? Ну, Дагмар Кэндур отхватила себе плюшевое кресло за тысячу фунтов, и бедняжка Кара дала примерно столько же. Обе дамы взяли на себя главные расходы. Потом был еще месье де Равиньи и… и прочие адепты. Долго всех перечислять.

– Мисс Куэйн была богата?

– Дьявольски богата, и притом добрейшая душа. Представьте: только в последний месяц она положила в наш сейф – тот, что за алтарем, – ценные бумаги на пять тысяч фунтов! Они и сейчас там лежат, пока мы не соберем еще столько же и не начнем строить новую церковь. Вот такая щедрость.

Найджел на секунду оторвался от своих записей, чтобы посмотреть на восторженного мистера Огдена и поразмыслить о том, до чего легкомысленны и доверчивы бывают люди. Никого из них нельзя было назвать глупым и наивным, кроме разве что миссис Кэндур. Мисс Куэйн выглядела интересной женщиной. Мистер Огден производил впечатление опытного бизнесмена. Джейни Дженкинс, Морис Прингл, месье де Равиньи – все они нисколько не походили на болванов. (Про мисс Уэйд он начисто забыл.)И вот на тебе: отец Гарнетт одурачил их так, что они добровольно отдали ему свои деньги. Невероятно! Потом Найджел вспомнил, как на него самого подействовала недавняя проповедь священника, и его пыл немного унялся.

– Вот такая щедрость, – повторил мистер Огден.

– Каковы были отношения между покойной и месье де Равиньи?

– Он втрескался в нее по уши, – лаконично ответил бизнесмен.

– А я думал, адепты выше земной любви, – заметил Аллейн.

– Наверное, месье де Равиньи еще не полностью освободился от оков плоти, – строго возразил мистер Огден. – Но заметьте, сэр: Кару это не интересовало. Нисколечко. Ее душа жаждала только тайных глубин духа.

– Вы слышали, о чем говорили мистер Прингл и миссис Кэндур сразу после трагедии?

Мистер Огден замялся:

– Не то чтобы…

Аллейн сверился с блокнотом и вслух прочитал то, что рассказал ему Найджел.

– Мистер Прингл заявил: «Мы устраивали фарс». Потом упомянул про возмездие. Затем обратился к миссис Кэндур: «Вы бы сами хотели оказаться на ее месте». Что все это значит, мистер Огден?

– Понятия не имею, – ответил бизнесмен с встревоженным видом. – Честное слово, шеф. Возможно, между дамами было какое-то соперничество по поводу… э-э… духовных привилегий. И, возможно, мистер Прингл решил, что миссис Кэндур сама хотела бы стать Избранным сосудом.

– Понятно.

– Не придавайте этому особого значения. Все были слишком ошарашены. Я и сам как комок нервов. Вот черт! – воскликнул он с досадой. – Смертельно хочется курить.

– Мне тоже, – признался Аллейн. – Все отдал бы за хорошую трубку. Но, боюсь, мне сегодня уже ничего не светит, зато вы, мистер Огден, можете быть свободны.

Бизнесмен уставился на него с изумлением.

– Ну и ну! – присвистнул он. – Вот так сюрприз. Хотите сказать, что эту ночь я проведу не за решеткой?

– Надеюсь, и следующие тоже. До начала суда вы нам больше не понадобитесь, если только не вспомните что-нибудь такое, о чем нам следует знать. Разумеется, если у вас есть какая-то своя версия, я буду очень рад…

– Будь я проклят! – прогремел мистер Огден. – Скажите мне вот что. У вас в Скотленд-Ярде все такие? – Он покосился на Фокса и понизил голос до пронзительного шепота: – На вид парень как парень. Но если я с ним заговорю, он, наверное, превратится в живой справочник хорошего тона. Ведь так?

– А вы познакомьтесь с инспектором и решите сами, – предложил Аллейн. – Фокс!

Фокс неторопливо встал и с серьезным видом направился к начальнику.

– Мистер Огден находит наши методы немного скучноватыми.

– В самом деле, сэр?

– Да. У вас есть какие-нибудь свежие идеи? Может быть, зададите мистеру Огдену парочку вопросов? Только что-нибудь позажигательней.

– Даже не знаю, сэр. Разве что… – Он помедлил и взглянул на Аллейна. – Может быть, мистер Огден расскажет нам о… содержимом чаши?

– Расскажете, мистер Огден?

– Без проблем. Обычное пойло из универмага. «Инвалид порт». Полградуса алкоголя. Хотя…

– Да?

– Раз уж вы спросили, я думаю, отец Гарнетт добавляет туда кое-что покрепче. Скорее всего, бренди. Точно не знаю.

– Слышали, Фокс? Есть еще вопросы?

– Вряд ли, сэр, – улыбнулся Фокс. – Джентльмен не будет против, если его обыщут?

– Вы не возражаете, если мы вас обыщем, мистер Огден? Это довольно быстрая процедура.

– Будь я проклят! – воскликнул бизнесмен.

Мистер Огден перевел взгляд с Аллейна на Фокса. Потом поднял глаза к небу, провел ладонью по макушке и расхохотался.

– Господи, да пожалуйста! – гаркнул он. – Валяйте. Не возражаю ли я!

– Подержите, Фокс, – попросил Аллейн.

Фокс взял блокнот, а Аллейн повернулся к мистеру Огдену и с ловкостью уличного воришки проверил содержимое его карманов.

– Бумажник. Пятифунтовая банкнота и три шиллинга. Книжка карманного формата. Письмо. Напечатано на пишущей машинке, с почтовой маркой и печатью. Адрес: «Гектор К. Мэнвиль, компания «Огден – Шульц: добыча и переработка золота», дом восемьдесят один, Сорок пятая Восточная улица, Бостон, штат Массачусетс». Письмо посвящено новым способам аффинажа. Много технических терминов.

Фокс погрузился в чтение письма.

– Счет от «Хэрродс» на десять фунтов. Оплачен по предъявлению. Дата: второе ноября этого года. Письмо, начинающееся со слов «Дорогой Сэм» и подписанное «Гек». Дата…

Аллейн продолжал обыск, бормоча себе под нос. Наконец все закончилось, и мистер Огден, посмеиваясь, опустил руки.

– Пузырька с ядом нет, – небрежно заключил Аллейн. – Вы свободны, сэр.

– Хорошая работа, – одобрил мистер Огден. – Даже в Штатах меня бы не обыскали лучше. А это о многом говорит. Ладно, инспектор, если вы закончили, я, пожалуй, пойду. А то получается как-то нехорошо: я тут балагурю, а Кара Куэйн лежит там… как правильно сказать: убитая?

– Это решит суд, мистер Огден.

Открытое лицо американца вдруг стало преувеличенно серьезным, как у клоуна или ребенка, которого наказали за баловство.

– Если это убийство, – произнес он тихо, – и если возникнут проблемы с его расследованием… Имейте в виду, шеф: у меня есть доллары, и я пока еще не парализован.

С этим загадочным замечанием мистер Огден удалился.

– Скажите, реальный ли это человек? – спросил Найджел. – Или убийца с замашками провинциального актера? В нем больше американского, чем в любом американце. Он…

– Хватит громких восклицаний, Басгейт. Вы громыхаете, как хор журналистов из греческой трагедии. Фокс, что хотел сказать джентльмен своей последней фразой? Насчет того, что он не парализован?

– Судя по всему, он предлагал крупную сумму денег полиции и прокуратуре, сэр.

– Завуалированный подкуп, – вставил Найджел. – Говорю вам, ни один американец…

– Не знаю, не знаю. Глаза у него, по крайней мере, настоящие. Люди обычно соответствуют своему типажу. Это аксиома полицейского сыска. Позовите следующего, Бэйли.

Следующей была Джейни Дженкинс.

Глава 7

Джейни и Морис

Мисс Дженкинс точно соответствовала своему имени. Невысокая, плотная, с прямыми волосами, аккуратной прической, блестящими черными глазами, вздернутым носиком и «удивленным» ртом – именно такой представляется всякая Джейни, стоит только услышать это имя. Не отличаясь особенной красотой, она все же выглядела привлекательной. Ей было не больше двадцати двух. Мисс Дженкинс энергично подошла к Аллейну, спокойно села на стул и произнесла:

– Давайте с этим покончим, инспектор, и побыстрее. Я отвечу на любые вопросы, даже самые компрометирующие, лишь бы все скорей закончилось.

– «Благодарю богов любых», – весело продекламировал Аллейн. – В таком месте это звучит особенно уместно, не правда ли?

– О да, они щедро осыпают нас своими дарами, – подтвердила мисс Джейни.

– Прошу прощения. Я не хотел вас обидеть.

– Вы и не обидели. Я не дура. Честно говоря, все это – довольно сомнительное шоу.

– Хм, не ожидал услышать такого от посвященной.

– Неужели? Признаюсь, мне не хватает благочестия. Увы, я собираюсь отречься от веры, инспектор Аллейн. И не из-за этой ужасной истории, хотя… Хотя она выставила нас в очень неприглядном виде. – Девушка немного помолчала, наморщив лоб. – Наверное, вам все это кажется жуткой чепухой, но… в этом что-то есть. По крайней мере, так мне казалось раньше.

– В студенческие годы я несколько месяцев состоял в Плимутском братстве. Тогда мне это казалось очень важным. Кажется, потом они ударились в черную магию.

– Точно. Морис тоже ходил к ним во время учебы. Теперь перешел сюда.

– Вы имеете в виду мистера Прингла?

– Да.

– Это он привел вас в храм?

– Ловко вы, – скзала Джейни. – Да, он.

– Когда это произошло?

– Примерно полгода назад.

– Значит, вы сделали быструю карьеру.

– Сегодня вечером я в первый раз была на службе в качестве адепта. Морис стал им намного раньше… Через неделю я должна пройти специальное посвящение.

– Но вы не станете его проходить?

– Нет, – ответила Джейни.

– Можете сказать почему?

– Боюсь, что не могу. – Она задумчиво взглянула на Аллейна. – Ладно, скажу. У меня появились сомнения. По правде говоря, уже давно.

– Тогда зачем?..

– Это нужно не мне, а Морису. Мы с ним помолвлены. А он только об этом и говорит. И потом, Морис слишком восприимчив и чувствителен… Я бы даже сказала – уязвим… И…

– И вы ходите в эту церковь, чтобы за ним присматривать, так?

– Да. Не знаю, зачем я вам это говорю.

– Не беспокойтесь, вам это не повредит. Как вы думаете, мисс Дженкинс, почему мистер Прингл говорил, что мистер Гарнетт затыкает всем рты? И что миссис Кэндур хотела бы оказаться на месте мисс Куэйн. И что он сам намерен всем о чем-то рассказать?

– Откуда вам известно, что Морис все это говорил?

– Наверное, вы помните, что я появился как раз в тот момент, когда мистер Прингл во всеуслышание высказывал недовольство. Увидев меня, он оборвал себя на полуслове. В общем, что-то я слышал сам, что-то рассказал мистер Басгейт. Так что он имел в виду?

– Простите, но я вам не отвечу.

– Нет? Почему?

– Не хочу ворошить грязное белье. Все это не имеет никакого отношения к тому, что случилось. Я в этом уверена.

– Напрасно. Выслушайте меня, пожалуйста. Мистер Басгейт готов подтвердить под присягой, что мисс Куэйн ничего не добавляла в чашу. Она взяла ее за ножку обеими руками и выпила до дна, не меняя позы. И две минуты спустя умерла. До этого чаша шла по кругу между посвященными. Больше ее никто не касался, кроме мистера Гарнетта и одного из служек. Неужели вы не понимаете, как важны в такой ситуации взаимоотношения между этими людьми? И неужели не согласны с тем, что я должен знать о них как можно больше? Я не уговариваю вас поступить против совести: это далеко выходит за рамки моих полномочий. Но я прошу вас, мисс Дженкинс, не говорите мне: «Это никак не связано с делом». Никто не знает, что с ним связано, а что нет. Есть только один человек, который может дать ответ.

– Вы хотите сказать – преступник?

– Да. Если он существует.

Наступило долгое молчание.

– Хорошо, я расскажу, – заговорила наконец Джейни. – Морис боготворил отца Гарнетта. Буквально обожал его, как сказал мистер Огден. Думаю, отец Гарнетт полностью захватил его воображение. Морис вообще очень подвержен внушению со стороны.

– Понимаю.

– Я и сама чувствовала то же самое. Когда он произносит проповедь, происходит нечто необыкновенное. Кажется, что тебе открывается новая истина. Все становится таким стройным и понятным.

– Чувство абсолютной ясности, – пробормотал Аллейн. – Его испытывают курильщики опиума.

Джейни вспыхнула.

– Вы хотите сказать, что он одурманивает нас словами? Я с этим не согласна. О чем мы говорили? Ах, да. В общем, в последнее время Морис начал подозревать, что за кулисами этого общества происходит что-то неприглядное. Он возвел образ отца Гарнетта на недосягаемую высоту, и малейшей намек на… на суетность казался ему недопустимым. Между тем кое-кто из прихожанок – я говорю про миссис Кэндур и бедняжку Кару – впали в явное нечестие. Морис пытался как-то на это повлиять. Он был очень возмущен… Вот что он имел в виду, говоря про миссис Кэндур.

– То есть он хотел сказать, что миссис Кэндур ревновала к мисс Куэйн, а мистер Гарнетт это замалчивал?

– Да.

– Ясно.

– Но это не значит, что миссис Кэндур ревновала настолько, что… Нет, пожалуйста, не подумайте ничего такого. Все это глупости. Морис просто закатил истерику. Он все преувеличивает. Вы мне верите? Правда верите?

– Пока рано об этом говорить, – покачал головой Аллейн. – Боюсь, вы многого не учитываете.

– Ничего подобного! Господи, зачем я вам рассказала! Я не скажу больше ни слова. Отпустите меня.

Голос Джейни задрожал. Ее глаза расширились, она вскочила с места, стиснув руки и тяжело дыша.

– Я вас не задерживаю, мисс Дженкинс, – спокойно ответил Аллейн. – После всего пережитого неудивительно, что у вас сдали нервы. Поверьте, вам незачем сожалеть о рассказанном. Даже наоборот. Люди плохо понимают, что в таких ситуациях помогать полиции – это их моральный долг и что, скрывая информацию, они могут нанести непоправимый вред множеству невинных граждан. Впрочем, это неуместный пафос, еще чуть-чуть – и начну нести полную околесицу… Берегите себя, мисс Дженкинс, и бегите домой.

Джейни выдавила из себя улыбку и провела рукой по лбу.

– О боже, – выдохнула она.

– Вы устали, – торопливо добавил Аллейн. – Басгейт, сбегайте на улицу и поймайте такси для мисс Дженкинс.

– Я лучше подожду Мориса.

– Уверены? Может, хотите выпить немного бренди мистера Гарнетта?

– Нет, спасибо. Я просто посижу где-нибудь в заднем ряду.

– Как угодно. Но сначала, если вы не против, вас обыщет наша надзирательница. Вас уже обыскивали раньше?

– Никогда. Это ужасно, но, наверное, у меня нет выбора.

– Боюсь, что нет. Инспектор Фокс вас проводит. А я пока побеседую с вашим молодым человеком.

Джейни с решительным видом прошла между рядами и исчезла в темноте. Через минуту Фокс вернулся, а Бэйли отправился за Морисом Принглом.

Появившись в храме, Морис быстро огляделся и, увидев Аллейна, застыл на месте. По приглашению инспектора он медленно спустился в зал, но садиться не стал. Вместо этого он остался стоять, сунув руки в карманы и покачиваясь на месте.

– Итак, приступим, – весело сказал Аллейн.

– Где Джейни? То есть мисс Дженкинс? – спросил Морис.

– Она вас ждет.

– Что вы хотите узнать?

– Все, что вы можете сказать по этому делу.

Морис замолчал. Аллейн снова спросил его про запах и услышал ответ про ладан. Затем инспектор взял свой блокнот и зачитал слова, произнесенные мистером Принглом накануне.

– О чем вы собирались рассказать, когда я вошел в зал?

– Ни о чем.

– Вы всегда не заканчиваете фразы, мистер Прингл?

– То есть?

– Вы крикнули: «Я все им расскажу», – но, увидев меня, замолчали.

Морис вытащил одну руку из кармана и стал кусать ногти.

– Отвечайте. Почему вы сказали про возмездие? Зачем миссис Кэндур хотела занять место мисс Куэйн? Что замалчивал мистер Гарнетт? И что вы собирались «всем рассказать»?

– Я отказываюсь отвечать. Это мое дело.

– Прекрасно. Фокс!

– Сэр?

– Передайте мисс Дженкинс, что мистер Прингл отказывается говорить с полицией, так что она может его не ждать. Проследите за тем, чтобы ей вызвали такси, хорошо? У нее усталый вид.

– Да, сэр.

– В чем дело? – сердито вмешался Морис. – Я сам ее отвезу.

Фокс остановился.

– К сожалению, вам придется немного задержаться, – объяснил Аллейн.

– Проклятье! Терпеть не могу чинуш! Садизм в худшем виде.

– Выполняйте, Фокс.

– Погодите, – буркнул Морис. – Я… Черт, что за дурацкая фраза… Я буду говорить.

Аллейн улыбнулся, а Фокс спокойно вернулся на свое место.

– Интересуетесь психоанализом, мистер Прингл? – вежливо спросил Аллейн.

– А это тут при чем? – грубо ответил Морис. Казалось, с него полностью слетели все следы благовоспитанности. – Удивляюсь, что в полиции вообще слышали такое слово.

– Считайте, что мне его кто-то подсказал.

Морис бросил на Аллейна быстрый взгляд и покраснел.

– Простите… Эта жуткая история совсем выбила меня из колеи.

– Понимаю. Я спросил про психоанализ только потому, что вы упомянули «садизм» – очень интеллигентское словечко. Сомневаюсь, что вы ясно представляете себе его значение. Как вы относитесь к психологии толпы?

– К чему вы клоните?

– К психологической стороне религиозных ритуалов. Как вы думаете, что происходит с людьми, когда они попадают, скажем, под влияние харизматичного священника?

– Что происходит?! Они становятся его рабами!

– Сильно сказано, – заметил Аллейн. – По-вашему, здешняя паства – это рабы мистера Гарнетта?

– Если угодно – да. Да, да, да!

– И вы тоже?

Молодой человек взглянул на него так, словно ему очень трудно было сосредоточиться. Его губы дрожали.

– Посмотрите, – выдавил он из себя.

Аллейн подошел ближе, пристально посмотрел ему в глаза и произнес одно слово – так тихо, что Найджел не расслышал. Морис кивнул.

– Как вы догадались?

– Вы сами сказали: посмотрите. Вас выдают глаза. Суженные зрачки. Ну, и плохие манеры – уж простите.

– Я не могу себя контролировать.

– Похоже, что так. Работа мистера Гарнетта?

– Нет. То есть, думаю, ему кто-то поставляет… Он… он давал мне специальные сигареты. Очень слабые, поверьте. Говорил, что это обостряет восприимчивость.

– Еще бы.

– Но они и правда помогают! Волшебное средство. Все кажется таким чудесным. Только… только…

– Теперь это уже не только сигареты, верно?

– К черту ваш гонор, инспектор. О боже, простите…

– Другие посвященные тоже прибегают к краткому пути к духовному прозрению?

– Только не Джейни. Она даже не знает. И Огден тоже нет… Не говорите ей, ладно?

– Постараюсь. А остальные?

– Не все. Кара Куэйн только начала. Кэндур употребляет. Давно, еще до встречи с отцом Гарнеттом. Огден и де Равиньи – нет. Хотя насчет де Равиньи я не уверен. На самом деле ему стоило бы попробовать. В конце концов, всегда можно бросить.

– И вы можете? – спросил Аллейн.

– Конечно. Я собираюсь завязать.

– Значит, вы все собираетесь у мистера Гарнетта и… курите сигареты?

– Так было вначале. Но потом эти двое – миссис Кэндур и мисс Куэйн – стали приходить отдельно и в другое время. – Морис поднес руку к лицу и взялся за дрожащую нижнюю губу. – А потом… Потом Кара стала готовиться к роли Избранного сосуда и ходила к нему одна.

– Понятно.

– Ничего вам не понятно. Вы ничего не знаете. Только я знаю. – Он заговорил быстро и сбивчиво, словно хотел выговориться во что бы то ни стало. – Недели три назад, днем, я зашел к отцу Гарнетту. В церкви никого не было. Поэтому я пошел через алтарь – прямо туда, к его двери. Я позвал: «Вы здесь, отче?» Они не слышали. Я вошел, точнее, заглянул и… О боже! О боже! Фригг и Один. Избранный сосуд!

Морис громко рассмеялся и рухнул на один из стульев. Потом уронил голову на руки и разрыдался во весь голос.

Инспектор Фокс перешел на другую сторону нефа и сделал вид, что внимательно разглядывает статую какого-то северного божества. Найджел с острым чувством неловкости склонился над своим блокнотом. Детектив-сержант Бэйли выглянул из укрытия, бросил на Мориса неодобрительный взгляд и снова исчез.

– Так вот почему вы сказали про возмездие, – задумчиво произнес Аллейн.

Морис только слабо повел плечами – очевидно, в знак согласия.

В конце прохода появилась маленькая женская фигурка.

– Вы закончили, инспектор Аллейн? – спросила Джейни.

Голос у нее был таким холодным, что до Найджела не сразу дошло, до какой степени она взбешена.

– Да, вполне, – серьезно ответил Аллейн. – Вы можете идти домой.

Она склонилась над Принглом.

– Морис… Морис, милый, пойдем.

– Оставь меня, Джейни.

– И не подумаю. Ты должен меня проводить.

Она еще минуту поговорила с ним, шепча ему что-то на ухо, и он наконец встал. Джейни взяла его под руку. Аллейн стоял рядом.

– Я готова вас за это убить, – бросила ему Джейни.

– О, дитя мое, не говорите так! – воскликнул Аллейн так искренне, что Найджел с удивлением на него уставился.

Джейни тоже внимательно посмотрела на инспектора. Очевидно, что-то в выражении его лица заставило ее переменить свои мысли.

– Хорошо, не буду, – пообещала она.

Глава 8

Характер месье де Равиньи

После того как Мориса обыскали и отправили домой, Найджел подошел к Аллейну с тем глуповатым и капризным видом, какой он напускал на себя каждый раз, когда приставал к нему с расспросами.

– Может, кто-нибудь мне объяснит, – заговорил он раздраженным тоном, – поведение этого молодого человека?

– То есть? – рассеянно отозвался Аллейн.

– Что это за странный «принглеизм»? Объясните мне, пожалуйста. Зачем Прингл просил вас на него посмотреть? И почему вы выполнили его просьбу? Что сказали Принглу? Из-за чего он заплакал?

– Фокс, – позвал Аллейн, – не могли бы вы заняться нашим мистером Умником?

– Да, сэр, – ответил Фокс, оторвавшись от своего божка. – Что вас интересует, мистер Басгейт?

– Принглеизм.

– Вы имеете в виду поведение молодого джентльмена, сэр? Должен признать, оно довольно необычно. Судя по всему, юноша принял нечто такое, что не пошло ему на пользу.

– На что вы намекаете, инспектор Фокс? Какие-то несовместимые продукты? Вроде виски с устрицами?

– Скорей уж героин с горячим воздухом, – перебил Аллейн. – О, мистер Гарнетт, мистер Гарнетт, в какие хитрые игры вы здесь играете!

– Постойте, постойте! – воскликнул Найджел. – Вы хотите сказать, что Гарнетт…

– Пригласите сюда французского джентльмена, – попросил Аллейн, не дав ему договорить.

Месье де Равиньи появился в зале с видом ироническим и высокомерным. Это был мужчина приятной внешности, довольно высокий для француза и одетый с безупречным вкусом. Увидев Аллейна, он быстро направился к нему.

– Вы хотели со мной поговорить, инспектор Аллейн?

– Да, если вы не возражаете, месье де Равиньи. Присядете?

– После вас, месье.

– Нет, месье, после вас.

Некоторое время они препирались таким образом под довольным взглядом Фокса. Наконец оба сели. Месье де Равиньи положил ногу на ногу, выставив вперед сияющий ботинок.

– Итак, сэр? – спросил он.

– Вы очень любезны, месье. Чистейшая формальность: просто пара вопросов, которые мы обязаны задать по долгу службы. Надеюсь, вы понимаете.

– Разумеется. Давайте сразу перейдем к делу.

– Согласен. Прежде всего, не заметили ли вы какого-нибудь необычного запаха, исходившего во время церемонии из чаши?

– Полагаю, вы имеете в виду синильную кислоту, – заметил де Равиньи.

– Совершенно верно. Могу ли я узнать, почему вы решили, что в качестве яда был использован именно цианид?

– Насколько я помню, вы сами говорили об этом, месье. Впрочем, не важно. Я сразу понял, что Кара была отравлена цианидом. Ни один яд не действует так быстро, а когда она упала… – Он немного побледнел, потом упрямо продолжил: – Когда она упала, я наклонился над ней и… и почувствовал запах.

– Ясно. Только в этот момент, но не раньше?

– Да, только в этот. Запах благовоний – сладкого миндаля, по словам причетника, – был слишком крепок и, кстати, здорово похож на запах яда.

Он быстро взглянул на Аллейна:

– Мою Кару убили. Я знаю.

– Вы сказали «моя Кара». Значит ли это, что вы и мисс Куэйн…

– Я обожал ее. Много раз предлагал ей стать моей женой. Увы, она меня не любила. Вся ее жизнь была посвящена религии. Я вижу, вы внимательно на меня смотрите, инспектор. Наверное, думаете, что я слишком спокоен? Ведь мы, французы, такие экспрессивные. Мне впору размахивать руками, закатывать глаза и устраивать истерики, как этот мальчишка Клод.

– Нет, месье де Равиньи. Я думал о другом.

– N’importe[1], – пробормотал француз.

– On n’est pas dupe de son cœur[2]… – начал Аллейн.

– Вижу, я вас недооценил, инспектор. Вы не разделяете расхожих взглядов на моих соотечественников. Кстати, у вас отличное произношение.

– Вы слишком добры, месье. Вам не приходила в голову мысль о самоубийстве?

– Зачем ей себя убивать? Она была красива и… любима.

– И богата?

– И богата.

– Вы следили за ее движениями, когда она взяла чашу?

– Нет, я не смотрел, – ответил де Равиньи.

– Вы тоже человек религиозный, иначе не оказались бы здесь, не так ли? – добавил Аллейн после паузы.

Месье де Равиньи уклончиво пожал плечами:

– Мне любопытны эта церковь и ее обряды. К тому же мысль о том, что все божества заключены в едином боге, соответствует моему характеру. В конце концов, надо же во что-то верить. Атеизм не для меня.

– Когда вы начали посещать храм?

– Дайте подумать… Около двух лет назад.

– А когда стали посвященным?

– Три месяца назад.

– Вы входите в число жертвователей? Простите, я вынужден задать этот вопрос.

– Разумеется, месье, долг прежде всего. Я жертвую небольшие суммы. Пять шиллингов после каждой службы и еще по фунту время от времени. Мой первый взнос составлял пять фунтов. Тогда этот храм только создавался. Я подарил чашу – старинную вещь, принадлежавшую моей семье.

– Красивый сосуд. Отличный образец барокко, – одобрил Аллейн.

– У этой чаши есть своя история. И еще, я подарил статуэтку. Справа от вас, месье.

Аллейн повернул голову и взглянул на статуэтку месье де Равиньи. Это было бронзовое изваяние грубоватой лепки, изображавшее расплывчатую обнаженную фигуру в крылатом шлеме, из которой вырастали какие-то еще более неопределенные и расплывчатые формы.

– Любопытно, – произнес инспектор. – Кто автор?

– Я, месье. В состоянии экстаза, – холодно ответил месье де Равиньи.

Аллейн бросил взгляд на его умное интеллигентное лицо и пробормотал что-то неразборчивое.

– Видите ли, у меня артистический характер, – объяснил француз. – Впрочем, я всего лишь дилетант. Немного леплю, немного пишу, comme ci, comme ca[3], – так, изящные безделушки. Немного коллекционирую. Я не богат, месье инспектор, но порой позволяю себе кое-какие мелочи.

– Замечательный образ жизни. Могу вам только позавидовать, месье. Но давайте вернемся к делу.

Инспектор Фокс на заднем плане что-то невнятно пробасил, словно хотел процитировать: «Revenons a nos moutons»[4], – но запутался в произношении.

– Я слышал, – продолжал Аллейн, – что у мисс Куэйн не было родных в Англии. Но какие-то родственные связи у нее все-таки должны быть?

– Нет, никаких. Она сама мне говорила. Кара – единственный ребенок в семье и круглая сирота. Она выросла в монастыре за границей. Оба ее опекуна умерли.

– Так вы познакомились с ней за границей?

– Да, во Франции, несколько лет назад, в доме моего друга.

– И мисс Куэйн ввела вас в это общество?

– Нет, месье. Увы, это была моя инициатива: я сам пригласил ее сюда.

– Хорошо, вернемся к связям мисс Куэйн. С кем она поддерживала отношения?

– Со своим адвокатом.

– Ну да, само собой. Вы его знаете?

– Понаслышке. Дайте вспомнить. Его зовут… черт… что-то вроде Ратс. Нет. Раттингтаун? Нет.

– Может быть, Раттисбон?

– Точно! Вы с ним знакомы?

– Немного. Что будет с ее деньгами, месье де Равиньи?

Француз выразительно повел плечами, поднял брови, выпучил глаза и надул губы.

– Понятно, – сказал Аллейн.

– Насколько мне известно, – добавил де Равиньи, – большая часть пойдет на этот храм. Пять тысяч ценными бумагами уже лежат в сейфе. Но это не все. Кара говорила мне, что изменила завещание в пользу церкви. Тогда я и услышал о мистере Ратсе.

– Ясно, – кивнул Аллейн. – Давайте поговорим о другом. Что вам известно о подготовке чаши к церковной церемонии?

– Ничего, месье. Я не интересуюсь подобными вещами. Знание лишних подробностей может повредить духовной жизни. Такой уж у меня характер.

– Предпочитаете не заглядывать за кулисы?

– Именно так. Разумеется, должны быть какие-то секреты. Ясно, что вино в чаше вспыхивает не просто так, но я не хочу вникать в такие мелочи. Меня интересует результат.

– Понимаю, – согласился Аллейн. – Что ж, думаю, на этом все. Тысяча благодарностей за то, что были так любезны.

– Ну что вы, месье. Это вы были очень любезны. Если я смогу быть вам чем-то полезен… Я понимаю, что дело деликатное, но если понадобится моя помощь… В общем, я готов на все ради поимки мерзавца. Скажем, дополнительные расходы и тому подобное – вы понимаете?

– Вы слишком добры, но…

– Tout au contraire, monsieur[5].

– …но в первую очередь нам нужна информация. Не возражаете, если мы вас обыщем, месье?

– Возражаю, месье, но все же повинуюсь.

Фокс обыскал его и не нашел ничего, кроме денег, чековой книжки и фотографии.

– Mon Dieu![6] – воскликнул месье де Равиньи. – Неужели обязательно хватать ее своими лапами? Верните мне карточку.

– Пардон, месье, – ответил Фокс и поспешно отдал снимок.

– Это Кара Куэйн, – объяснил француз Аллейну. – Простите, что был резок.

– Уверен, инспектор Фокс на вас не в обиде. Спокойной ночи, месье де Равиньи.

– Спокойно ночи, месье инспектор.

– Что ж, – заметил Фокс, когда француз ушел, – это абсолютно правильный подход. Как только вы заговорили с этим джентльменом на его языке, он стал послушным, как овечка. Вот что значит знание языков! Оно ставит вас, так сказать, на равную ногу с собеседником. Странно, почему вы не провели всю беседу на французском.

– Фокс, – покачал головой инспектор Аллейн, – порой вы заставляете меня чувствовать себя круглым дураком.

– Я? – искренне удивился Фокс.

– Да, вы. Скажите, что вы о нем думаете?

Фокс медленно провел по лицу своей «лапой».

– В общем, ничего, – протянул он, – хотя… Странно, сэр, что оба джентльмена предлагают финансировать полицейское расследование. В первый раз такое слышу. Правда, оба – иностранцы. Что до мистера Огдена, то мы слышали про такую вещь, как «рэкет», не так ли?

– Верно, – сухо согласился Аллейн. – Возможно, в Штатах его предложение показалось бы не столь уж необычным.

– Огден слишком хорош, чтобы быть настоящим, – гнул свое Найджел. Он мрачно добавил: – Можете мне поверить, он пытался вас подкупить.

– Подкупить? Зачем, мой дорогой Басгейт? Чтобы поймать убийцу?

– Не говорите ерунды, – обиженно вскинул голову Найджел.

– А месье де Равиньи тоже покушался на честь нашей полиции?

– Де Равиньи – француз, – пожал плечами Найджел. – Всегда на нервах, и… и… идите вы к черту.

– Я думаю, – вставил Фокс, – нам стоит взглянуть на ту бутылочку в шкафчике, о которой говорил мистер Уитли.

– Согласен. Давайте навестим гнездышко мистера Гарнетта. Кстати, где он сам? Все еще в ризнице?

Словно в ответ на его вопрос, дверь в ризницу отворилась, и в зале появился мистер Гарнетт. Он уже переоделся и теперь был облачен в какое-то длинное одеяние из плотной темно-зеленой ткани. Сопровождавший его констебль в штатском остановился в дверях, глядя на священника с брезгливым недоумением.

– А, инспектор! – весело воскликнул отец Гарнетт. – По-прежнему на своем посту? Трудитесь в поте лица?

– Примите мои извинения, – сказал Аллейн. – Не было необходимости заставлять вас ждать. Вы могли сразу вернуться в свои комнаты.

– А что, я задержался? Видите ли, я занимался медитацией и достиг третьего уровня экстаза, где времени не существует.

– Рад за вас.

Из комнаты отца Гарнетта появился Бэйли и подошел к инспектору.

– Там мисс Уэйд, сэр, – доложил он, – она вроде как отключилась. Думаю, заснула.

Аллейн посмотрел на Фокса, а Фокс на Аллейна.

– Боже правый! – воскликнул инспектор Фокс.

– И все его ангелы! – подхватил инспектор Аллейн. – Наверное, я и сам впал в экстаз. Совсем о ней забыл. Простите, ради бога! Приведите сюда даму, Бэйли.

– Слушаюсь, сэр.

Глава 9

Мисс Уэйд

Отец Гарнетт стоял с таким видом, словно предпочел бы остаться, но его твердо выпроводили из зала. Он встретился с мисс Уэйд на ступеньках алтаря.

– О, бедная душа! – сочувственно произнес отец Гарнетт. – Утомлена? Пала духом?

Мисс Уэйд перевела взгляд с Бэйли на священника.

– Отче, – прошептала она. – Они ничего не заподозрили… Они…

– Мужайтесь, леди! – быстро и громко перебил ее отец Гарнетт. – Мужайтесь! Мы все в надежных руках. Я буду за вас молиться.

Он прошел мимо нее и под присмотром Бэйли направился к себе. Мисс Уэйд проводила его взглядом и снова повернулась к лесенке. Она подслеповато прищурилась в зал. Аллейн подошел к ней.

– Простите, ради бога, что заставил так долго ждать.

Мисс Уэйд с сомнением окинула его взглядом.

– Уверена, вы выполняли свой долг, офицер, – ответила она.

– Вы очень любезны, мадам. Не хотите присесть?

– Благодарю вас.

Она присела на краешек стула и выпрямила спину.

– Мне нужно задать вам несколько вопросов, – продолжал Аллейн. – Это входит в мои обязанности.

– Да?

– Да. Я постараюсь побыстрее все закончить.

– Спасибо. Поскорей бы домой, – протянула она жалобно. – Боюсь, что я забыла выключить утюг, и меня это очень беспокоит. Помню, я твердо сказала себе: «Ты ни в коем случае не забудешь это сделать», – но…

Мисс Уэйд вдруг умолкла и задумчиво уставилась в пространство.

– Кажется, я вспомнила, – промолвила она наконец. – Я его выключила. Итак, начнем? Вы сказали…

– Что хочу задать вам насколько вопросов.

– Верно. Буду рада чем-нибудь помочь. Я плохо знакома с полицейскими методами, хотя мой дражайший брат работал в кейптаунской полиции во время англо-бурской войны. Жизнь у него была несладкая, и он так и не смог вылечить желудок.

Аллейн нагнулся и подтянул шнурки на ботинке.

– Вот о чем я хотел спросить, – заговорил он, снова выпрямившись. – Во-первых, не заметили ли вы какой-нибудь странный запах, когда получили чашу от месье де Равиньи?

– Дайте подумать. Запах? Ах да, – торжественно воскликнула мисс Уэйд. – Конечно. Разумеется. А как же.

– Можете его описать?

– Перец.

– Перец? – переспросил Аллейн.

– Да. И лук. Видите ли, Клод, этот молодой человек, готовивший чашу, наклонился надо мной, и запах сразу ударил мне в нос. Я и раньше его замечала и даже хотела пожаловаться отцу Гарнетту. Юноша явно злоупотребляет приправами, а это не совсем благочестиво.

– Конечно, – быстро согласился Аллейн. – Мисс Уэйд, вы говорили, что до этого вечера мисс Куэйн была не слишком счастливой и не особо популярной. Не могли бы рассказать о ней побольше? Почему она была непопулярна?

– Когда я это говорила, вас там не было, офицер. Я в этом уверена, потому что мы все находились внутри и ждали… Нет. Я говорю неправду – все было не так. Это случилось еще до того, как вы пришли, и до того, как тот молодой человек позвонил по телефону и… – Мисс Уэйд снова умолкла и несколько секунд смотрела на инспектора. – И отец Гарнетт мне сказал: «Я прошу вас не говорить об этом с полицией». Поэтому я уверена, что вас там не было. Откуда вы узнали?

– Мистер Басгейт запомнил ваши слова и передал мне. Так почему мисс Куэйн была несчастна?

– Потому что она была непопулярна, – торжественно ответила мисс Уэйд.

– А почему она была непопулярна?

– Бедняжка! Боюсь, тут замешана ревность. Да, именно так, хотя мне не стоило об этом говорить. Кажется, отец Гарнетт предупреждал…

– Но вы же хотите помочь следствию, не так ли?

– О да. Конечно. По крайней мере… Простите, а вы можете мне сказать – бедную Кару убили?

– Видимо, да. Все указывает на это.

– Значит, если я скажу, что ее кто-то ревновал, вы начнете его подозревать, строить всякие версии, а я против смертной казни.

– Ревность не обязательно приводит к убийству.

– Вот видите! Именно это я и хотела сказать.

– Миссис Кэндур, – задумчиво произнес Аллейн, – говорила мне, что мисс Куэйн была не такой уж красавицей.

– Прискорбно это слышать. Дагмар, надо сдерживать свои эмоции. Только не подумайте, что отец Гарнетт ее как-то поощрял. Бедняжка верила собственным фантазиям. Он слишком чист и благороден, чтобы даже подумать…

– Подумать что, мисс Уэйд?

Мисс Уэйд сжала бледные губы и в замешательстве умолка.

– Продолжайте! – подбодрил ее Аллейн. – Иначе я могу вообразить бог знает что.

– Я не верю этим глупым сплетням! – возопила мисс Уэйд. Ее голос сорвался, тонкие руки задрожали на коленях. – Все это гадость – гадость! Его помыслы чисты, как у святого. Он относился к Каре как к ребенку. Дагмар на него клевещет. Все знают, что Кара была импульсивна и чувствительна… И щедра, очень щедра. Богатым людям часто завидуют.

Аллейн немного помолчал.

– Скажите, – заговорил он наконец, – во время ритуала с чашей ваши глаза были закрыты?

– Да. Все участники ждут с закрытыми глазами, не считая тех моментов, когда мы наливаем вино. Тогда мы их открываем.

– Значит, вы не видели, как другие посвященные держали чашу?

– Разумеется, нет, – неуверенно ответила мисс Уэйд. Она покраснела и прикусила губу.

– Но в тот момент, – мягко наседал Аллейн, – когда вы брали чашу у месье де Равиньи…

– О, тогда, конечно, я смотрела, – признала она.

– А когда передавали ее мистеру Принглу?

– Ну, и тогда тоже. С мистером Принглом вообще надо быть осторожным – у него так дрожат руки. Он курит слишком много сигарет. Я ему уже говорила. Так и сказала: «Мистер Прингл, никотин погубит ваше здоровье». Мой дорогой брат тоже заядлый курильщик, так что я знаю, что это такое.

– Надеюсь, мистер Прингл не пролил вино?

– Не пролил, но это была скорее удача, чем его заслуга. Он взял чашу снизу одной рукой, она тут же задрожала – я бы даже сказала «заплясала», – и ему пришлось схватить ее за край другой рукой. Потом он с большим трудом принял сосуд вином – я имею в виду серебряный кувшин – и налил вина в чашу. Неприятное было зрелище. Никакого благолепия.

– Еще бы. А месье де Равиньи?

– О, тут как раз наоборот. Все очень красиво и торжественно, – ответила мисс Уйэд. – Дагмар оставила на краешке несколько капель, поэтому месье де Равиньи вынул чистейший носовой платок и вытер им чашу. Трудно представить себе более изящные манеры. Он вполне мог быть англичанином.

– Наверное, в своей тревоге за мистера Прингла – кстати, вполне понятной и естественной – вы решили проверить…

– Как он передаст чашу Джейни? Да, инспектор, именно так. Джейни, бедняжка, нервничала не меньше меня, потому что, как только мистер Прингл подлил вина, она мгновенно забрала у него чашу. Я сказала «подлил», но это еще вопрос: мне показалось, что он только попытался, но у него ничего не вышло. Мистер Огден, тот, конечно, настоящий джентльмен, – добавила мисс Уэйд одно из своих великолепных non sequiturs[7]. – Он принял чашу обеими рукам и крепко схватил ее за ножку. Звучит так, как будто у него было три руки – забавно, правда?

– А потом он передал ее мистеру Гарнетту.

– Отцу Гарнетту. Да. Конечно, когда отец Гарнетт взял чашу, я подняла на него глаза. Он делает это так красиво, так благообразно. Одна рука держит за ножку, – мисс Уэйд изобразила это своими маленькими ручками, – а другая ложится сверху. Словно благословение.

– Очевидно, вы все смотрели на Избранный сосуд?

– О да. Как только бедная Кара взяла чашу, все взгляды устремились на нее. Она была в экстазе. Чудесное зрелище. Мне казалось, она готова пуститься в пляс.

– В пляс! – воскликнул Аллейн.

– Так же, – торжественно провозгласила мисс Уэйд, – как жрецы плясали перед Камнем Одина. Однажды именно так и случилось. С одной дамой, которая потом достигла последних врат.

– То есть она умерла?

– Да.

– И что стало причиной смерти? – спросил Аллейн.

– Кажется, эпилепсия, – неуверенно ответила мисс Уэйд.

– Что ж, мисс Уэйд, – промолвил инспектор после паузы, – вы были очень любезны, проявив такое терпение. Весьма вам благодарен. Осталось еще одно.

– Что именно? – спросила мисс Уэйд с бойким видом деловой дамы.

– Вы не против, если вас обыщет наша сотрудница?

– Обыщет! Господи. Я даже не знаю. Сегодня очень холодно, и я не ожидала…

– Вам не придется… э… ничего снимать, – поспешил успокоить ее Аллейн. – Разве что… – Он в замешательстве взглянул на ее потрепанную горжетку и бурый плащ, под которым просматривалось несколько слоев черных и лиловых кофточек. – Разве что верхнюю одежду.

– У меня нет ни малейшего желания препятствовать полиции в исполнении ее долга, – заверила мисс Уэйд. – Где ваша сотрудница?

– Снаружи, в галерее.

– Но это слишком уж… публично.

– Может быть, предпочтете в ризнице?

– Нет, не думаю. Пусть будет галерея, инспектор.

– Спасибо, мадам.

Из алтарной части появился сержант Бэйли и что-то шепнул инспектору Фоксу. Фокс занял стратегическую позицию за спиной мисс Уэйд, выразительно поднял брови, несколько раз подмигнул, состроил глубокомысленную гримасу и наконец продемонстрировал Аллейну маленький клочок бумаги.

– Что? – спросил Аллейн. – А! Мисс Уэйд, думаю, обыск устраивать ни к чему. Пусть наша сотрудница проверит вашу сумочку и карманы, если они у вас есть. И перчатки. Этого вполне достаточно.

– Замечательно, – кивнула мисс Уэйд. – Большое спасибо. Доброй ночи, офицер.

– Доброй ночи, мадам.

– Скажите, вы не учились в полицейском колледже?

– Нет, мадам.

– Правда? – Она с любопытством прищурила на него глаза. – Но у вас хорошие манеры.

– Вы очень добры.

– Может быть, в Высшей школе? Я всегда чувствую преимущества…

– Мои родители дали мне все преимущества, какие могли, – сухо обронил Аллейн.

– Старший инспектор Аллейн, мэм, – торжественно начал Фокс, – был…

– Фокс, – быстро перебил Аллейн, – не будьте снобом. Вызовите такси для мисс Уэйд.

– О, не стоит, я захватила свои галоши.

– Мои манеры не позволят вам идти пешком.

– В таком случае – у моего деда, кстати, был свой экипаж в Далвиче – большое спасибо.

Глава 10

Бумажка и бутылка

– Итак, братец Фокс, – начал Аллейн, когда его помощник вернулся в зал, – старая дама прошла проверку?

– Миссис Бекин осмотрела ее сумочку и карманы, – ответил Фокс.

– А что это за трофей, которым вы мне махали?

– Бэйли нашел в алтаре. Бумажка лежала прямо на полу. Кто-то вдавил каблуком в ковер. Мы подумали, что может пригодиться.

– Будем надеяться. Дайте взглянуть.

– Это не та бумажка, которую я вам показывал, – объяснил Фокс. – Той я хотел просто намекнуть. А вот «оригинал».

Он протянул маленькую коробку. Найджел подошел поближе. Аллейн открыл коробку и достал крошечный клочок красной бумаги. Она была сильно скомкана и вся покрыта вмятинами и трещинками.

– Хм, – пробормотал Аллейн. – Посмотрим.

Он сходил за своей сумкой и принес небольшие щипцы. Потом подошел с коробкой ближе к лампе, чтобы рассмотреть находку внимательнее. Прихватив бумажку щипцами, инспектор достал ее из коробки и поднес к свету. Он принюхался.

– Ну конечно, – пробормотал Аллейн. – Смотрите: это маленький конверт. Папиросная бумага, сложенная в два слоя. Ей-богу, Фокс, он здорово рисковал. Тут нужна ловкость рук.

Он осторожно коснулся бумажки пальцем.

– Влажная! – воскликнул Аллейн. – Значит, вот как он это сделал.

– Что вы имеете в виду? – спросил Найджел. – Бумага красная. Ее что, вымочили в крови? К чему эти загадки?

– Нет никаких загадок. Слушайте сюда, как сказал бы мистер Огден. Это клочок папиросной бумаги. Ее сложили вдвое и свернули в трубочку. Один конец оставили открытым, а другой перегнули несколько раз, чтобы сделать конверт. Потом ее вымочили… да, думаю, в красных чернилах. Она влажная. И пахнет. Это ключ, черт возьми, это ключ!

– Нужно провести анализы, не так ли, сэр? – спросил Фокс.

– Самой собой. Но заметьте, какая сочная деталь. «Дело папиросной бумаги». «Красный день инспектора Фокса»!

– Позвольте, Аллейн, – не унимался Найджел, – вы хотите сказать, что раз она влажная, ее недавно окунули в красные чернила? Или… Постойте, постойте…

– Вот он, момент истины, – улыбнулся Аллейн.

– Она влажная от вина! – торжествующе воскликнул Найджел.

– Мистер Басгейт, думаю, вы абсолютно правы.

– Перестаньте ерничать!

– Простите. Да, она плавала в красном вине. Бэйли!

– Да, сэр?

– Покажите, где вы ее нашли. И к слову – отлично сработано.

Сержант пребывал в мрачном удовлетворении. Он вернулся к ступенькам алтаря, нагнулся и поднял шестипенсовую монету.

– Я положил ее здесь, чтобы отметить место, – объяснил он.

– И как раз на этом месте лежала чаша. Тут осталась моя меловая метка. Теперь все ясно.

– Вы считаете, что убийца бросил бумажку в чашу? – спросил Найджел.

– Именно так.

– Нарочно?

– Думаю, да. Подумайте сами, Басгейт. Допустим, один из посвященных хранил в этом конверте цианид. Он – или она – держал его где-то при себе. Скажем, в портсигаре или пустом футляре от губной помады. Перед тем как подняться в алтарь, он его вытащил и зажал в руке – например, вот так.

– Нет-нет, – поправил Найджел. Он сложил ладони в молитвенном жесте, как святые на средневековых фресках. – Вот так. Я видел, как они это делали.

– Прекрасно. Открытый конец был зажат между пальцами, а вся бумажка пряталась в руках. Когда он – условно будем считать, что это «он», – взял чашу, конверт незаметно выпал из ладоней и попал в вино. Это не так трудно сделать. Позже можно будет провести эксперимент. Бумажка оказалась в чаше, закрытым концом вверх и открытым вниз. Порошок растворился в вине.

– Но риск был слишком велик, сэр, – возразил Фокс. – А если бы кто-нибудь заметил бумажку на поверхности вина? Или, например, мисс Дженкинс и мистер Огден заявили бы, что видели конвертик, а мистер Прингл и остальные не сказали бы о нем ни слова. Это поставило бы мистера Прингла в неприятное положение. На месте убийцы я подумал бы об этом. Я хочу сказать, что…

– Я вижу, к чему вы клоните, инспектор, – взволнованно перебил Найджел. – Но этот человек мог подумать: если хоть кто-то заикнется о бумажке, я тоже о ней скажу. И все подозрения падут на того, кто стоял раньше меня.

– Хм, – с сомнением протянул Фокс.

– Вряд ли они могли ее заметить, – пробормотал Аллейн. – Басгейт, вы говорили, что во время церемонии алтарь освещался только факелом?

– Да.

– Вот видите. Сейчас он почти угас, но, когда пламя горело в полную силу, подставка факела отбрасывала тень как раз на то место, где находились посвященные.

– Пожалуй, – согласился Найджел. – Я тогда подумал, что их окружает море мрака.

– К тому же они стояли, склонив головы над чашей, и сами отбрасывали тень. Но в одном вы правы, Фокс: он действительно сильно рисковал. Если только…

Аллейн вдруг замолчал, уставившись на своего коллегу, а потом без всякой видимой причины состроил жуткую гримасу Найджелу.

– В чем дело? – подозрительно воззрился на него Найджел.

– Все это только домыслы, – решительно ответил Аллейн. – Когда в лаборатории найдут следы цианида, тогда и будем говорить.

– Но я не понимаю, зачем ему понадобилось бросать бумагу в чашу, – развел руками Найджел. – Возможно, это произошло случайно.

– Не уверен, мистер Басгейт, – отозвался Фокс со своей обычной флегматичностью. – В этом есть определенный смысл. Никаких отпечатков пальцев. Никаких следов, если кто-то вздумает его обыскивать.

– Точно, – вдруг вмешался Бэйли. – И он специально сделал так, чтобы чаша выпала из рук леди. Он рассчитывал, что конверт выпадет и он втопчет ее в ковер.

– А если бы она прилипла к стенке? – предположил Фокс.

– И что из этого, – с воинственным видом возразил Бэйли. – Кто помешал бы ему вытащить ее оттуда, пока все смотрели, как леди голосила и выкидывала свои коленца?

– Или приклеилась бы к ее губам, – монотонно продолжал Фокс.

– Еще скажите – если бы она ее проглотила! Вы меня утомили, мистер Фокс. Она не приклеилась и не прилипла: она плавала в вине! Разве не так?

– Хм, – снова протянул Фокс.

– При чем тут «хм»? Я ведь прав, сэр, разве нет? – обратился сержант к Аллейну.

– Домыслы, – повторил Аллейн. – Домыслы и догадки.

– Вы сами начали, – подколол его Найджел.

– Верно. И это награда за то, что я размышлял вслух? Хватит, Фокс. Уже чертовски поздно. Закончим споры. Мы узнаем гораздо больше, когда появятся результаты анализов.

Фокс взял у него коробочку, закрыл и положил в сумку.

– Что дальше, сэр? – спросил он.

– Бутылка мистера Гарнетта. Где мистер Гарнетт?

– В своих комнатах. С ним доктор Кертис и один из наших людей.

– Как вы думаете, он уже успел их обратить? Давайте присоединимся к их тесному кружку. Бэйли, можете заняться ризницей.

Фокс, Аллейн и Найджел отправились в покои отца Гарнетта, оставив Бэйли и его помощников прочесывать оставшуюся часть храма.

Отец Гарнетт сидел за своим столом, заставленным многочисленными objets de piete[8] и очень похожим на алтарь. Доктор Кертис пристроился рядом. Констебль с бесстрастным лицом высился за седалищем священника, как гигантский противовес своим соседям. Отец Гарнетт восседал с бледным и горделивым видом; доктор Кертис, вялый и уставший, с трудом подавлял зевки; констебль тоже был бледен, но не столько от усталости, сколько от природы.

– А, мистер Гарнетт! – весело воскликнул Аллейн. – Вот и мы. Представляю, как вам хочется спать.

– Нет-нет, – ответил священник. – Все в порядке.

– Мы вас надолго не задержим. Не будете возражать, если мы осмотрим ваши комнаты? Это необходимая процедура.

– Осмотрите комнаты! Господи, инспектор, неужели это так необходимо? Честно говоря, я…

Отец Гарнетт замолчал и издал неопределенный звук, выражавший одновременно благожелательность и недовольство.

– Вы против? – быстро спросил Аллейн. – В таком случае мне придется оставить здесь своих людей. Очень жаль.

– Но… Я не понимаю…

– Видите ли, в настоящий момент мы практически уверены, что речь идет об убийстве. А это значит, что мы обязаны выполнить некоторые действия. В том числе – произвести обыск. Конечно, если вы возражаете…

– Я… Нет… Но…

– Не возражаете?

– Если вы… Нет. Просто я очень дорожу своим домом. Он полон моих мыслей… медитаций… духовных откровений… Меня немного коробит то, что… э…

– Что в него вломится толпа варваров? Хотя что я говорю: в таком месте достойны обитать только ангелы! Мы постараемся все сделать побыстрее. Если хотите, можете нам помочь. Спальня находится, видимо, там?

– Да.

– Есть и другие комнаты?

– Самые обычные, – величественно ответил отец Гарнетт. – Ванная и тому подобное.

– Как насчет черного хода?

– О… Да.

– Он заперт?

– Безусловно.

– Фокс, проверьте, пожалуйста. А я займусь этой комнатой.

Фокс исчез за черной бархатной портьерой. Констебль по знаку Аллейна последовал за ним.

– Может быть, хотите остаться здесь? – обратился Аллейн к отцу Гарнетту.

Тот рассеянно оглядел комнату и ответил: пожалуй, да.

– Я больше не нужен, Аллейн? – спросил доктор Кертис.

– Да, спасибо, Кертис. Суд начнется во вторник. Естественно, понадобятся результаты вскрытия.

– Естественно. Я буду в отпуске.

– Счастливчик. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи. Спокойной ночи, отец Гарнетт.

– Спокойной ночи, мой дорогой доктор, – ответил отец Гарнетт с неожиданным радушием.

Окружной врач ушел. Найджел попытался скромно притаиться в уголке, но его тут же позвали и попросили помочь.

– Записывайте все, что я буду говорить. Мистер Гарнетт, насколько я понял, при подготовке вина к службе мистер Уитли использовал два ингредиента. Где мы можем их найти?

Отец Гарнетт указал на красивый шкафчик в якобинском стиле. Он был не заперт. Аллейн распахнул дверцы и обнаружил довольно внушительный бар. Здесь были всевозможные ингредиенты для коктейлей, старинный портвейн, пузатая бутыль бренди, которое так хвалил доктор Кертис, и целая коллекция вина, достойная разорившегося аристократа. На отдельной полочке стояли четыре невзрачных бутылки – «Ле конт инвэлид порт». Одна была пуста.

– Это та, что использовали сегодня? – спросил Аллейн.

– Да, – ответил отец Гарнетт.

Инспектор отодвинул бутылки в сторону и увидел небольшой пузырек без этикетки, полный наполовину. Он осторожно взял его за самый краешек. Пробка вышла легко. Аллейн понюхал горлышко и поднял брови.

– Настоящее колдовство, мистер Гарнетт, – заметил он.

– Прошу прощения?

– Это тоже входило в напиток, приготовленный мистером Уитли?

– Э… – Отец Гарнетт прочистил горло. – Да. Именно так.

Аллейн достал из кармана карандаш, обмакнул в пузырек и задумчиво слизнул каплю.

– И сколько вы туда налили? – спросил он.

Отец Гарнетт склонил голову.

– Самую малость, – ответил он. – Это чистый продукт.

– Как слеза, – пробормотал Аллейн.

Он убрал пузырек в сумку, оставленную Фоксом на столе.

– Тут у вас целый винный погреб, – произнес он холодно.

– О да. Хотите чего-нибудь выпить, инспектор? Сегодня был трудный вечер – для всех нас.

– Нет, спасибо.

– А вы, мистер… э-э… Басгейт?

Найджел сглотнул слюну, но тоже отказался.

– Знаете, я глубоко потрясен, – пробормотал отец Гарнетт. – Просто места себе не нахожу. Все это ужасно.

– Наверное, вам самому нужно пропустить стаканчик, – сказал Аллейн.

Священник устало провел рукой по лицу и тяжело уронил ее на стол.

– Может быть, может быть, – признал он, мужественно улыбнувшись.

Он целиком наполнил рюмку, медленно выпил и снова сел за стол.

Аллейн продолжал обследовать кабинет, перешел к столу. Отец Гарнетт следил за ним.

– Может быть, вы все-таки перейдете в другую комнату, – любезно предложил Аллейн.

– Но… Но… В конце концов, инспектор, могу я хотя бы посмотреть на эту тягостную процедуру.

– Зачем бередить раны? К тому же я хочу, чтобы инспектор Фокс вас обыскал.

– Меня уже обыскивали.

– Это было до того, как вы переоделись. Инспектор Фокс сейчас вернется. Думаю, вам лучше лечь в постель.

– Я не хочу ложиться, – возмутился отец Гарнетт.

Он снова приложился к рюмке.

– Вот как? Жаль, это могло бы упросить дело. В любом случае Фокс должен вас обыскать. Боюсь, вам придется раздеться. Фокс?

– Да, сэр? – Инспектор Фокс высунул из-за занавески свое широкое лицо.

Отец Гарнетт вдруг вскочил на ноги.

– Я протестую! – прогремел он. – Это уж слишком. Вы переходите все границы. Я отказываюсь!

– Что случилось, сэр? – спросил Фокс.

– Мистер Гарнетт не хочет, чтобы его снова обыскали, Фокс. В первый раз он тоже возражал?

– Нет.

– Странно. Ну что ж…

– Я вот что хотел сказать, сэр, – добавил Фокс. – Задняя дверь была открыта.

– Хм, – произнес Аллейн. – Мистер Гарнетт, вы, кажется, сказали, что она «безусловно» закрыта?

– Так оно и есть, инспектор. Я сам ее закрыл сегодня днем. Не понимаю…

Аллейн достал свой блокнот и что-то записал. Он протянул листок Фоксу. Тот вышел из-за занавески, надел очки и с серьезным видом прочитал запись. Отец Гарнетт не сводил с них глаз.

– Это очень странно, сэр, – заметил Фокс. – Смотрите.

Он подошел к Аллейну, заслонив его своей спиной, и вскинул кверху плотно сжатый кулак. Отец Гарнетт вытаращил на него глаза.

– Очень странно, – повторил Фокс.

Найджел готов был эхом повторить его слова, потому что в следующий момент Аллейн с необыкновенной ловкостью достал пузырек из сумки, легко открыл крышку и вылил часть содержимого в рюмку отца Гарнетта. Потом опустил пузырек в сумку и повернулся к Фоксу.

– О да, – сказал он. – Замечательно.

– В чем дело? – громко спросил отец Гарнетт. – О чем вы говорите?

– Это не важно, – пробормотал Аллейн. – Совершенно не важно.

– Я требую… – начал священник – и замолчал.

Он беспомощно посмотрел на обоих детективов, неожиданно рухнул в кресло и допил остатки рюмки.

– Продолжайте поиски, Фокс, – распорядился Аллейн.

Глава 11

Что было в столе, сейфе и на книжной полке

В поведении отца Гарнетта произошла быстрая и удивительная перемена. В первую очередь это сказалось на его лице. Как будто какой-то скульптор тронул кожу в нескольких местах и почти до неузнаваемости изменил его выражение. Оно стало более дерзким и в то же время хитрым и пронырливым. Казалось, почтенный пастор куда-то исчез, и на его место явился коммивояжер средней руки. От былой харизмы отца Гарнетта не осталось и следа. Вид у него стал угрюмый и отталкивающий.

Найджел как зачарованный смотрел на это превращение. Аллейн, повернувшись спиной к священнику, рылся в его столе. Инспектор Фокс удалился в спальню, откуда вскоре послышалось его бормотание, похожее на жужжание гигантской пчелы. Наконец он затянул песенку:

Это была добросовестная попытка воспроизвести радиоурок французского.

Часы на камине громко стукнули, издали хриплый звук и пробили полночь.

– Хей-хей, ребята, почему бы нам не спеть?

Аллейн обернулся и внимательно взглянул на священника.

– Так говорит Огден, когда говорит, как он говорит, – нараспев произнес отец Гарнетт с сияющей улыбкой.

– Вот как, – отозвался Аллейн.

– Споем все вместе, – продекламировал отец Гарнетт, – и встанем в круг, мой милый друг. Река, река, крутые берега. Возьмемся за руки, друзья, вы все – моя семья… Вы знаете, что в четырнадцатом я был на слете «возрожденцев» в Мичигане? Это было круто. Чертовски круто!

– Вы познакомились с мистером Огденом в Мичигане?

– О, этот тупой верзила! – Отец Гарнетт горько скривил губы. – Он думает, у меня кишка тонка. – На секунду священник спохватился и попытался вернуться в свой прежний образ. – Мистер Огден – поистине святая простота.

– В самом деле, – кивнул Аллейн. – Так когда вы с ним познакомились?

– Я переплывал Атлантику. Огден подарил мне слиток золота. Он нормальный парень. Святая простота.

– Пожалуй.

– Послушайте, – продолжал отец Гарнетт, – вы не за того меня приняли. Я ничего не сделал этой дамочке. Малышке Каре? Да ни за что на свете.

И он подмигнул им с такой похабной улыбочкой, что у Найджела вырвался возмущенный возглас.

– Молчите, Басгейт, – тихо приказал ему Аллейн.

– Возьмемся за руки, друзья, – повторил отец Гарнетт. – Знаете что, давайте поступим правильно?

– Это как?

– Да вот так. Вы закрываете глаза на мою контору и не докладываете начальству. Во сколько это обойдется!

– А сколько вы дадите?

– Не мне решать, – неопределенно ответил отец Гарнетт.

– Вы блефуете, – покачал головой Аллейн. – У вас нет ни гроша.

Священник тут же пришел в ярость.

– Что-о-о! – завопил он так громко, что Фокс прибежал из соседней комнаты. – У меня нет ни гроша?! Слушай, жалкий недоумок. В моем деле меня никто не побьет, никто, понятно? Потому что у меня есть мозги, а главное – железная гарантия.

– То есть? – спросил Аллейн.

– Читай по губам – г-а-р-а-н-т-и-я!

– Ну да, конечно, – пренебрежительно бросил Аллейн.

– Конечно, потешно, да не суди поспешно, – выдал отец Гарнетт стремительной скороговоркой. – Если не веришь, посмотри сам.

Он попытался встать, но тут же упал в кресло, с трудом пошарил в кармане и достал связку ключей.

– Там, в столе, кожаный портфель, – пробормотал он. – И не только. Еще сейф.

– Спасибо, – поблагодарил Аллейн.

Отец Гарнетт мгновенно заснул.

Аллейн, не глядя в его сторону, вернулся к столу и выдвинул нижний ящик.

– Боже мой, сэр, – подал голос Фокс, – вы накачали его наркотиками.

– Ничего подобного, – отмахнулся Аллейн. – Он просто пьян.

– Пьян! – воскликнул Найджел. – А что было в пузырьке?

– Крепкий спиртовой раствор. Я бы даже сказал – крепчайший.

– Чистый спирт?

– Что-то вроде этого. Может быть, ректификат. Позже отправлю на анализ. Вообще, дело довольно экзотическое. В стиле Торндайка. Не в моем вкусе.

– А что вы написали на листочке, который дали Фоксу? – спросил Найджел.

– Попросил отвлечь внимание мистера Гарнетта.

– Ах вы, хитрый лис!

– Хватит болтать. Видите, я пытаюсь работать. Что там с задней дверью, Фокс?

– Обычный замок со щеколдой. Странно, что она открыта.

– Очень странно. Займитесь мусорной корзиной, хорошо? И камином.

Фокс присел на каминном коврике. Огонь в очаге почти погас. Несколько минут детективы работали молча. Вдруг Фокс что-то пробурчал.

– Как дела, рыба-пила? – спросил Аллейн.

– Если вы мне, сэр, то, кажется, я кое-что нашел.

– Что именно?

Фокс с помощью щипцов извлек из углей два клочка обгоревшей бумаги и положил их на пол перед Аллейном. Это была обычная почтовая бумага, на которой кое-где виднелись буквы, набросанные простым карандашом.

– Что там еще! – воскликнул Аллейн. – Так, посмотрим. Бумага такая же, как на столе? Нет. И карандаша я тоже тут не вижу. Надо узнать, когда в последний раз выносили мусор. Другие фрагменты есть?

– Только эти, – ответил Фокс.

– Поаккуратней с ними, ладно? Позже мы над этим поразмыслим. Со стола надо все убрать. А, вот и он.

Аллейн вытащил небольшой портфель из пунцовой кожи и начал подбирать к нему ключи. Отец Гарнетт громко захрапел. Инспектор Фокс – у него все еще был возмущенный вид – подошел ближе.

– Хорошо бы уложить его в постель, – предложил он.

– Пожалуй. Займитесь этим, ладно, Фокс? Мистер Басгейт вам поможет. «И пусть из этой непорочной плоти взрастут фиалки!»[10] Ах ты, грязный старик! – вдруг перебил себя Аллейн. Он достал из портфеля пачку писем и стал читать одно из них.

Фокс и Найджел подняли и перетащили отца Гарнетта в его спальню – уютную комнатку, отделанную розовым атласом и плюшем. Здесь было полно мягких пуфов, красивых безделушек и культовых предметов.

– Шикарно, правда, сэр? – заметил Фокс, укладывая отца Гарнетта на кровать.

– А по-моему, отвратительно, – возразил Найджел. Он презирал отца Гарнетта до глубины души. – Неужели нам придется раздевать этого старого пройдоху? – добавил он хмуро.

– Боюсь, что да, сэр. Вы сможете найти его пижаму?

Найджел сунул руку под великолепно расшитое покрывало и вытащил тонкое ночное одеяние из фиолетового шелка.

– Посмотрите, инспектор! Разве это не омерзительно?

– Вещица не в моем вкусе, сэр, – сказал Фокс, борясь с правым ботинком отца Гарнетта. – По мне, так для тела нет ничего лучше шерсти, неважно, летом или зимой. А это слишком ненадежная штуковина.

Найджел попробовал представить Фокса в фиолетовой пижаме, но у ничего не вышло, и он только рассмеялся. Вдвоем они уложили священника в постель. Тот что-то пробормотал, приоткрыл глаза и произнес на безупречном английском: «Благодарю, сын мой»; потом поморщился с таким видом, словно его вот-вот стошнит, но благополучно преодолел этот приступ и снова погрузился в сон.

Вернувшись к Аллейну, двое увидели, что инспектор с головой ушел в чтение писем.

– Что-нибудь нашли, сэр? – спросил Фокс.

– Много чего. Сплошная мерзость. Это письма от женщин.

– И от покойной?

– Да. – Аллейн поморщился. – Вот оно. Прочтите. Псевдорелигиозный бред и истерическая экзальтация. Похоже, Гарнетт убедил ее, что их… э… союз одобрен на небесах и имеет духовное значение. П-ф-ф! – Он резко протянул письмо. – Читайте. Это важно.

Найджел стал читать через плечо Фокса. Письмо было написано на розоватой бумаге с оттиснутым на полях адресом мисс Кары Куэйн. Даты внизу не было. Начиналось оно так:

Моему возлюбленному отцу и супругу в экстазе!

Я знаю, сегодня вас не будет дома, но чувствую, что обязана принести жертву ради того неземного, ошеломляющего, восхитительного блаженства, которым вы одарили меня прошлой ночью. До сих пор я пребываю в трепете и страхе. Неужели я достойна? Неужели я – Избранный сосуд? Чем я могу вас отблагодарить? Прилагаю к этому письму конверт. В нем находятся ценные бумаги, о которых я вам говорила, на сумму £5000. О, мне противно говорить о столь низменных вещах, но я уверена, что вы меня поймете: такова моя благодарственная жертва. Скажите о ней другим и позвольте им принести свои дары, чтобы мы могли построить новый храм. Я хочу, чтобы вы нашли это, когда вернетесь – и когда меня здесь уже не будет. О, наш новый храм! О, мой возлюбленный…

Письмо продолжалось еще на восьми страницах.

– Весьма необычно, сэр, – заметил Фокс, с невозмутимым видом прочитав весь текст. – Это деньги, о которых говорили мистер Огден и месье де Равиньи? Те, что лежат в сейфе?

– Они самые. Думаю, пора заглянуть в сейф.

Аллейн подошел к стене, отодвинул в сторону яванский гобелен и увидел дверцу встроенного сейфа. Покопавшись в ключах отца Гарнетта, он отпер замок и начал методично вынимать содержимое ячеек, раскладывая их на столе.

– Банковская книжка. Так, посмотрим. В прошлый понедельник заплачено пятьдесят фунтов. Похоже, наличных тут немного. Басгейт, сегодня были какие-то пожертвования?

– Нет. Наверное, мы еще не успели до этого дойти.

– Видимо, да. Хм, какой-то кошелек. Наверное, на мелкие расходы. А это что? Чек от мистера Огдена. На двадцать фунтов. Выписан в прошлую среду.

– Не понимаю, как ему удается выкачивать деньги из этого джентльмена, – удивился Фокс.

– Поразительно, правда? Но знаете, Фокс, есть немало деловых людей, которые за пределами своей компетенции готовы поверить во что угодно.

– Вы думаете, мистер Огден из их числа?

Аллейн сунул ему чек.

– Смотрите сами, – ответил он и снова вернулся к сейфу. – Так-так! Чего тут только нет.

Он вытащил большой пакет и положил на стол. Это был толстый сверток из оберточной бумаги, перевязанный крест-накрест красной ленточкой. Сверху стояла надпись: «Преподобному отцу Джасперу Гарнетту», – а почерк, несомненно, принадлежал Каре Куэйн. Аллейн внимательно изучил ленточку. Потом рассмотрел сверток со всех сторон.

– Вы хотите его открыть? – спросил Найджел.

– Разумеется.

Тем не менее инспектор помедлил еще некоторое время, пока наконец не потянул за ленточку и не развернул края пакета. Он поднес сверток к лампе и впился в него взглядом. Потом молча положил на место.

– Ну что? – спросил Найджел.

– Знаете, Басгейт, мне очень жаль, что мистер Гарнетт так крепко спит.

– Почему?

– Потому что мне очень хотелось бы показать ему вот это.

Фокс взял пакет и тоже посмотрел внутрь.

– Матерь Божья! – воскликнул он.

– Эй, – вмешался Найджел, – дайте и мне посмотреть.

– Только не вытаскивайте. Просто загляните.

Найджел взял со стола пакет. Фокс посветил ему фонариком. Подняв голову, Найджел посмотрел на обоих полисменов, потом снова заглянул в пакет, подумал, пожал плечами и наконец спросил:

– И это все?

– Думаю, да, – ответил Аллейн.

– Но, – пробормотал Найджел, – здесь просто газеты.

Он сунул палец внутрь и поворошил страницы.

– Верно, – согласился Аллейн.

– Черт! – хлопнул себя по лбу Найджел. – Мотив!

– Похоже на то.

– Гарнетт украл бумаги.

– Кто-то их украл. Басгейт, будьте добры, попросите Бэйли прийти сюда и снять отпечатки пальцев, надеюсь, они здесь есть.

Бэйли все еще прочесывал ризницу. Он вернулся вместе с Найджелом, достал свой порошок и начал колдовать над свертком. Аллейн сел за стол и стал просматривать другие бумаги из сейфа. Фокс пристроился рядом с ним на боковой тумбе. Найджел, покосившись на инспектора, достал блокнот, опустился в роскошное кресло отца Гарнетта, закурил сигарету и быстро застрочил.

– Набрасываете статью? – небрежно спросил Аллейн.

– Да, а что? – с вызовом ответил Найджел.

– Ничего. Покажите мне перед тем, как отдать в печать.

– Нет, это уже слишком! – сразу взвился Найджел. – Интересно, а как вы вообще здесь оказались? Кто вам позвонил? Разве я не проявил незаурядное присутствие духа? Благодаря мне вы практически сразу оказались на месте преступления. Имейте в виду, я намерен выжать из этой истории все, что можно. Я свидетель преступления! Это чистая правда, и все должны об этом знать.

– Не кипятитесь. Я только попросил показать статью.

– Да, чтобы вычеркнуть из нее все самое важное.

– Просто не упоминайте о ценных бумагах.

– Видите!

– И ради бога, не делайте из меня Неутомимого Инспектора Аллейна.

– Аллейн, это нечестно, – обиделся Найджел. – Я никогда не пользуюсь такими фразами. Вы надо мной издеваетесь.

– А какой стиль вы предпочитаете? Кажется, вам нравится Джордж Мур?

– С чего вы взяли? – спросил Найджел, покраснев.

– Его манера заметно влияет на вашу речь и делает ее довольно неуклюжей.

– Чепуха.

– На самом деле мне нравится этот стиль, но я очень плохо представляю, как его можно приспособить под полицейский репортаж.

– Глупости, – буркнул Найджел.

Он демонстративно вернулся к своей работе и, поразмыслив некоторое время, вычеркнул пару слов.

– Нашли отпечатки на пакете, Бэйли? – спросил Аллейн.

– Да, сэр. Все принадлежат одному человеку. Бьюсь об заклад, это наш преподобный. Я видел такие же на его бокале.

– Ага, – пробормотал Аллейн.

– Ага! – подхватил Найджел.

– Я бы не сказал, что все так уж «ага», – возразил инспектор.

– Эй! – вдруг воскликнул Фокс.

– Что случилось? – спросил Аллейн.

– Посмотрите на это, сэр.

Фокс подошел к столу и положил перед инспектором маленькую бумажку.

– Нашел ее в портсигаре, – объяснил он. – Кажется, снова эта леди.

– Да, это она, – подтвердил Аллейн. – Будь я проклят, – добавил он, – если это место не кишмя кишит тайными записками.

Найджел подошел посмотреть. Находка Фокса представляла собой крошечный листок глянцевой бумаги. В верхнем углу стояла печатная надпись «понедельник», ниже от руки было написано «воскресенье». Края бумаги с трех сторон были позолочены, а с четвертой шла неровная линия, словно листок оторвали от какого-то корешка. Кара Куэйн написала карандашом: «Надо увидеться. Ужасное открытие. Вечером после службы».

– Где вы это нашли? – спросил Аллейн.

– Вот здесь. – Фокс показал изящный портсигар, наполненный турецкими сигаретами. – Он лежал на журнальном столике, а записка была сверху на сигаретах. Вот так.

Он взял бумажку и положил в портсигар.

– Любопытно, – пробормотал Аллейн.

Он поднял брови, внимательно разглядывая листок.

– Принесите сумочку жертвы, – попросил он через минуту. – Она в зале.

Фокс вышел и вернулся с дамской сумочкой из мягкого сафьяна. Аллейн щелкнул замочком и вытряхнул ее содержимое на стол. В ней находились: маленькая пудреница, губная помада, носовой платок, кошелечек, пара перчаток и блокнот из красной кожи с притороченным к нему карандашом.

– Есть! – воскликнул Аллейн.

Он открыл блокнот и положил рядом записку. Бумага была та же самая. Аллейн написал пару слов карандашом.

– Есть! – повторил он. – Кончик карандаша сломан. Видите эти раздвоенные полоски? Они видны и в записке.

Аллейн полистал книжечку. Кара Куэйн делала довольно много записей: списки покупок, напоминания, заметки. Блокнот был исписан примерно до середины. Аллейн прочитал последнюю страницу и быстро поднял голову.

– У кого-нибудь есть вечерняя газета? – спросил он.

– Найдется. – Фокс достал из кармана аккуратно сложенный номер.

– Посмотрите, завтра будет премьера нового шоу в «Критерионе»?

– Можете не смотреть, – вмешался Найджел. – Премьера будет.

– Что ж, иногда и от вас есть польза, – пробормотал Аллейн. – Теперь все ясно. Записка была написана сегодня.

– Как вы это узнали? – спросил Найджел.

– На страничке с сегодняшней датой стоит запись: «Обед и премьера «Близкого друга», «Критерион», Рауль, завтра». Я хотел убедиться, что даты совпадают. Она вырвала следующую, то есть завтрашнюю страницу. Видите, на записке напечатано «понедельник»? Этот листок был вырван сегодня.

– Выходит, дело как будто начинает немного проясняться? – неуверенно заметил Фокс.

– Вы так думаете, Фокс? Может быть, может быть. Но все равно все очень запутано. Вот что, мой дорогой Фокси, закурите-ка свою трубку, и давайте пораскинем мозгами. Что вы обо всем этом думаете, старый пройдоха?

Фокс закурил трубку, сел на стул и серьезно уставился на инспектора.

– Ну, выкладывайте, – подбодрил его Аллейн.

– По-моему, сэр, пока еще рано говорить о чем-то наверняка, но можно предположить, что леди была в курсе того, что произошло с пакетом. Она узнала об этом сегодня, когда пастора не было дома: скажем, зайдя его проведать.

– И увидев, что сейф открыт?

– Возможно. Конечно, это выглядит большой неосторожностью, но все может быть. В любом случае она все узнала и решила рассказать пастору. Пришла сюда, написала записку и… Наверное, он подумал, что с этим надо что-то делать.

– Не думаю, что он читал записку, Фокс.

– Нет, сэр?

– Нет. Разумеется, мы проверим, есть ли на бумаге его отпечатки пальцев. Но если Гарнетт ее прочел, то убийца – не он.

– Почему? – спросил Найджел.

– Потому что он уничтожил бы записку.

– Пожалуй, – согласился Фокс.

– Однако, как я уже сказал, – продолжал Аллейн, – я не думаю, что он ее читал. Здесь нет окурков турецких сигарет, не так ли?

Они быстро осмотрели комнату. Аллейн сходил в спальню и почти сразу вернулся.

– Там ничего, – сообщил он, – не считая мистера Гарнетта, который очень глупо выглядит с открытым ртом. Думаю, нам лучше поискать отпечатки пальцев здесь, Бэйли. И еще на открытой двери. Вы что-нибудь нашли в спальне, Фокс?

– Только немного пудры в умывальнике, сэр. Это все.

– Как насчет окурков?

– Ни одного, – ответил Фокс, успевший осмотреть камин и все пепельницы в комнате. – По крайней мере турецких. Есть несколько виргинских: полагаю, они остались от мистера Басгейта и доктора Кертиса.

– Значит, он не открывал портсигар.

– По правде говоря, мне все больше кажется, что эта записка имеет прямое отношение к делу, – заметил Фокс.

– Думаю, вы правы. Положите их в мою сумку – портсигар и все остальное. И давайте на этом закончим и отправимся домой.

– А завтра? – спросил Найджел.

– Завтра мы покажем мистеру Гарнетту пакет с сюрпризом.

– Но что станет с этим джентльменом, сэр?

– А что с ним может быть?

– Он останется здесь совсем один? В таком состоянии?

– Господи, Фокс, что за невероятная заботливость! Ну да, а утром он проснется с пересохшим горлом и раскалывающейся головой. И с очень скверными мыслями. Постойте, есть еще задняя дверь.

– Да, сэр.

– Надо поставить там пару людей. Все, давайте собираться. Фокс, уберите вещи обратно в сейф. А я закончу со столом.

Детективы с дотошной аккуратностью навели порядок в комнате. Аллейн запер сейф и все ящики стола и убрал ключи в карман. Он подошел к книжным полкам и, пока Фокс упаковывал полицейскую сумку, начал вполголоса читать заглавия на корешках:

– Коран, «Духовный опыт факира», «От Вотана к Гитлеру», «Душа в бутоне лотоса», «Смысл и послание», «Джнана-йога»… Так-так, тут есть и его собственные опусы. Вы не поверите, целая книжка стихов. В пурпурном бархате, будь я проклят! «Эрос на Голгофе и другие стихи», автор – Джаспер Гарнетт. Вот свинья!

Он открыл книгу и прочитал:

– Боже, какая мерзость!

Состроив гримасу, Аллейн поставил на место книгу, сунул руку поглубже, пошарил на полке и вытащил на свет несколько пыльных томов в оберточной бумаге.

– Петроний, – пробормотал он, – и тому подобное. Тайное хранилище развратника. Заметьте, как ловко спрятано! Так, а это что?

Он вернулся к столу и поднес к лампе старую потертую книгу.

– «Занимательная химия» Эбберли. Любопытное издание. Напечатано в «Гэйсок и Гауптман», Нью-Йорк, 1865 год. Где-то я ее уже видел. Но где?

Аллейн сморщил лоб, напрягая свою память, и тяжелая книга, которую он небрежно держал в тонких пальцах, стала сама собой перелистываться в его руках.

– А, вспомнил, – сказал инспектор. – В Бодлианской библиотеке, двадцать лет назад.

Он открыл глаза и повернулся к Найджелу. Тот стоял, разинув рот и вытаращив глаза.

– Что с вами? – спросил Аллейн.

Найджел указал на раскрытый том в его в руках. Фокс и Аллейн синхронно опустили головы.

Страница, на которой распахнулась книга, была озаглавлена: «Простой, но малоизвестный способ изготовить цианистый натрий».

Глава 12

Аллейн производит инвентаризацию

– Надо же, – хмыкнул Аллейн, положив книгу на стол. – Удивительное совпадение. – Помолчав немного, он добавил: – Если, конечно, слово «совпадение» тут уместно.

– Угу, – глубокомысленно вставил Фокс.

– Я бы скорее назвал это… рукой судьбы, Провидения или Немезиды. Что-то вроде этого, – скромно предложил Найджел.

– Да, это здорово смотрелось бы на передовице. Но не в этот раз.

Найджел продолжал взволнованно читать книгу.

– Послушайте, Аллейн. Здесь говорится, что цианистый натрий можно сделать из шерсти и стиральной соды.

– В самом деле? По-моему, это несъедобно.

– Надо только сильно нагреть их в реторте или где-нибудь еще. Тут говорится: «Мы можем только порадоваться тому, что этот способ до сих пор так мало известен. Новичкам же советуем воздержаться от проведения подобных опытов, поскольку получаемое в результате вещество чрезвычайно ядовито».

– Да уж. Будьте добры, не дышите мне в шею и не трогайте книгу. Бэйли поищет на ней «пальчики». Вы заметили, что пыли здесь поменьше, чем на других томах, Фокс? Да и обертка более свежая. Остальные уже мхом поросли. Черт, мне это совсем не нравится.

Бэйли появился в комнате и взялся за книгу.

– Сомневаюсь, что результаты будут впечатляющими, – посетовал Аллейн. – Посмотрите не только обложку, но и открытую страницу. Чем пахнут эти книги?

Он принюхался.

– Они все в каких-то пятнах. Запах очень слабый. Может, мне только кажется? Что вы думаете, Бэйли?

Аллейн внимательно рассмотрел «Занимательную химию».

– Эта тоже пахнет. Хотя пятен не видно. – Он вынул из кармана перочинный ножик и, поддев лезвием бумагу, заглянул под обложку. – Обложка красная, и пятен нет. Можете ее забрать, Бэйли.

– Но это наверняка очень важно, Аллейн! – вмешался Найджел. – Если в лаборатории обнаружат цианид натрия, а у Гарнетта была книга…

– Знаю, знаю. С его стороны было весьма неосторожно оставлять ее здесь. И даже глупо, не находите?

– Хотите сказать, что это просто совпадение?

– Господи, Басгейт, да откуда же мне знать? Ваша вера в мою прозорливость очень трогательна, но она направлена немного не по адресу.

– Да, но что вы об этом думаете? Это-то можете сказать?

– «Я думаю, что пустяки важны»[11].

– Хотите отделаться умной фразой?

– Не совсем. Подумайте сами. Мы знаем, что мисс Куэйн, судя по всему, убили с помощью цианида. И это сделал кто-то из восьми участников церемонии.

Найджел быстро посчитал в уме.

– Из семи. Шесть адептов и Гарнетт.

– А мистер Уитли, сэр? – напомнил Фокс. – Он передавал вино по кругу.

– Ах да. Что дальше?

– Дальше, – спокойно продолжал Аллейн, – у нас есть все основания думать, что яд попал в чашу из конвертика, сложенного из папиросной бумаги. Позже его нашли в том же месте, где упала чаша. Это то, что нам известно о случившемся. Далее мы узнали, что мисс Куэйн положила в сейф ценные бумаги на сумму пять тысяч фунтов. Мы нашли пакет, в котором, судя по всему, находились эти бумаги. Если так, то бумаги кто-то забрал и вместо них положил газеты. Мы обнаружили записку мисс Куэйн, адресованную, очевидно, мистеру Гарнетту. В ней сказано, что она сделала ужасное открытие и хочет с ним увидеться. Я сомневаюсь, что он прочел записку. Имеет ли она какое-то отношение к ценным бумагам, неизвестно. Мы нашли старую книжку по химии, спрятанную на полке мистера Гарнетта. Она открылась на странице, где описан домашний способ получения цианида натрия. Вот, собственно, и все, что у нас есть.

– А как насчет мотива? – спросил Найджел.

– Мотив… Мы говорим о мотиве Гарнетта, не так ли? Кажется, вы больше не считаете мистера Огдена главным злодеем.

– Ну, я говорил это не совсем серьезно. И потом, я не удивлюсь, если он и Гранетт вместе проворачивали дела в Америке.

– Вам тоже так кажется, Фокс? – спросил Алейн.

– Честно говоря, сэр, я так не думаю. Под действием алкоголя отец Гранетт говорил очень откровенно и сообщил, что познакомился с мистером Огденом, путешествуя через Атлантику. Это совпадает с показаниями мистера Огдена.

– Вы правы, Фокс.

– И потом, сэр, мне совсем не кажется, что мистер Огден похож на чикагского бандита.

– И мне тоже. Возможно, мы с вами слишком консервативны, братец Фокс. Но если из Соединенных Штатов приехали два человека и один из них бандит, это еще не значит, что они старые приятели.

– По правде говоря, – признал Найджел, – после ваших слов это предположение и впрямь кажется притянутым.

– Но теперь-то они, разумеется, стали приятелями, – задумчиво протянул Фокс, – хотя, по-моему, мистер Огден больше похож на жертву, чем на преступника.

– Значит, остается Гарнетт, – заключил Найджел.

– Если Гарнетт украл бумаги, – заметил Аллейн, – и убил мисс Куэйн раствором цианида, он проделал это довольно странным способом. Выбрал момент во время церемонии, когда подозрение падало на всех семерых участников. Знал, что его комнаты будут обыскивать, и все-таки оставил пособие по химии на полке, где обнаружить ее было парой пустяков. Не уничтожил ни одного из ее писем. Даже не вынул из портсигара ее записку, в которой говорилось про «ужасное открытие».

– Но вы сами сказали, что он ее не читал, – возразил Найджел.

– Тогда зачем ему понадобилось убивать мисс Куэйн?

– Может, она позвонила ему по телефону или что-то в этом роде.

– Может быть, но тогда она должна была упомянуть и о записке?

– Наверное, – с сомнением произнес Найджел.

– Не спорю, все это довольно зыбко, – признал Аллейн. – И я нарушаю собственные правила, предаваясь домыслам. На самом деле мы только скользим по поверхности очень сложного и сомнительного дела.

– А как насчет остальных? – спросил Фокс. – Должен признать, это весьма необычная компания. И у каждого могут быть свои мотивы.

– Могут.

– Например, ревность, – вставил Найджел. – Ревность, страсть, религиозный фанатизм…

– Так, а теперь вы вещаете как проповедник. Браво, Басгейт, сегодня вы в ударе.

– Не смейтесь. Давайте лучше обсудим всех по очереди.

– Ну хорошо, – вздохнул Аллейн. – Уже чертовски поздно, но так и быть. Итак, миссис Кэндур.

– Вот-вот! – воскликнул Найджел. – Вы заметили, сколько в ней желчи? А как она себя повела, когда вы сказали, что мисс Куэйн считают очень привлекательной? Ее буквально перекосило. Она ревнует даже к малышу Уитли. Помните обрывки бумаги из камина? Там в первой строчке написано: «Хочу вас предупредить», – а дальше видно слово «миссис» и начало «Кэн». Снова миссис Кэндур. И какое у нее было лицо, когда она сказала: «Ну, теперь-то она не выглядит красивой»? По-моему, просто ужасное.

– Верно, – спокойно согласился Аллейн. – Вы зрите в корень, Басгейт.

– Вы опять надо мной издеваетесь!

– Нисколько, мой друг, – твердо возразил Аллейн, – нисколько. Ради бога, простите, если я порой бываю чересчур заносчив. Это одна из моих дурных привычек. Даже если бы я и правда считал вас человеком недалеким, то не стал бы шутить на эту тему. Вы очень добры, что позволяете мне строить из себя бог знает что, а я бессовестно этим пользуюсь. Простите.

Он выглядел таким смущенным и говорил так искренне, что Найджел был поневоле тронут.

– Старший инспектор, – заявил он торжественно, – я ваш Ватсон и всего лишь жалкий червь. Вы можете делать со мной все, что хотите. О, позвольте мне и впредь приносить вам плоды моей некомпетентности!

– Прекрасно сказано, мистер Басгейт, – одобрил Фокс.

Аллейн и Найджел с удивлением покосились на него, но Фокс выглядел вполне серьезным.

– Ну хорошо, – поспешил продолжить Аллейн, – вернемся к Кэндур. Она вела себя, как вы правильно заметили, не лучшим образом. Но стала бы она так поступать, если бы убила мисс Куэйн? Вполне возможно. Под конец она явно пыталась завоевать нашу симпатию. И именно она первой взяла чашу. Это еще один «пустяк», который может быть важен. С ней все. Теперь месье де Равиньи.

– А, французский джентльмен, – вступил в разговор Фокс. – Он очень искренне говорил о своей любви к покойной. Правда, мы бы об этом все равно узнали, так что его откровенность не столь уж необычна. С другой стороны, между пастором и жертвой были какие-то отношения. Мистер Прингл видел это собственными глазами. Но месье де Равиньи не упомянул об этом ни слова.

– Что наводит на размышления, – согласился Аллейн. – Вам не показалось, что он вел себя слишком холодно, Фокс?

– В самом деле, сэр, – подтвердил его помощник. – По крайней мере до тех пор, пока я не взял в руки фотографию покойной. Тут он вспыхнул как факел. Во Франции часто пишут об убийстве из ревности, правда? Я слышал, некоторых даже оправдывают. А вы обратили внимание, что мисс Уэйд сказала про его платок?

– Обратил.

– Месье – весьма хладнокровный человек, – заключил Фокс.

– Надо будет побольше разузнать об их отношениях в Париже, – устало вздохнул Аллейн. – Проклятье. Следующая – мисс Уэйд. Мы будем рассматривать их в том же порядке, в каком они держали чашу.

– Пустой номер, – пробормотал Найджел. – Просто еще одна благочестивая старушка со сдвигом в голове. Божий одуванчик. По-моему, довольно милая.

– Но что за глупости она наговорила шефу, – с неожиданной горячностью вмешался Фокс. – «Вы учились в полицейском колледже, сэр?» Ох уж эти старушенции. О них только книжки писать. Учат постовых, как управлять уличным движением!

– А мне понравилось, как она сказала, что всю церемонию простояла с закрытыми глазами, и тут же подробно описала, что делал каждый из участников, – заметил Найджел. – Забавно, не так ли, Аллейн?

– Пожалуй, – согласился тот. – Это любопытно и весьма полезно.

– Номер четыре, – продолжал Фокс. – Мистер Прингл. Опять же, довольно сомнительный тип. И темперамент у него очень подходящий. Нервный, легко возбудимый юноша, к тому же употребляет наркотики, как вы сами выяснили, сэр.

– Согласен, – кивнул Аллейн. – Тип подходящий. В самом худшем смысле. Взвинченный, на грани эмоционального срыва, не говоря уже о том, что сейчас у него что-то вроде похмелья после неумеренного обожествления своего героя. Наивный восторженный юнец. Надеюсь, что убийца – не Прингл.

– Наверное, – ввернул Найджел, – он решил, что мисс Куэйн – злой гений Гарнетта.

– Да, – пробормотал Аллейн. – Не стану строить из себя психолога, но на его месте я бы обратил свой гнев против развенчанного кумира, а не против – как бы лучше сказать – его искусительницы. Сделав ужасное открытие, я бы тут же направил свою ярость на Гарнетта, а не стал бы ждать три недели, чтобы убить мисс Куэйн. Но, возможно, я ошибаюсь, – добавил он после недолгого раздумья. – Ведь мы имеем дело с Принглом. Это невротик, наркоман, человек, переживший глубокий стресс. Он долгое время боготворил Гарнетта, и вдруг все рухнуло. Боюсь, в последние недели его жизнь превратилась в настоящий ад. Кстати, нам надо проверить содержимое турецких сигарет. Еще одна работа для криминалистов.

– Теперь мисс Дженкинс, – подсказал Фокс. – Номер пять.

– Мне кажется, очень приятная особа, – заявил Найджел. – Я бы сказал, девушка с характером. Не то чтобы красивая, но довольно симпатичная. И умная.

– Очень умная, – согласился Аллейн.

– Честно говоря, не понимаю, как она могла участвовать в этом шоу, – признался Фокс. – Такая достойная молодая леди…

– Она же сама все объяснила, – перебил его Найджел. – Из-за этого растяпы Прингла. Женщины вообще…

– Да-да, – поспешил вмешаться Аллейн. – Думаю, не стоит вдаваться в такие тонкости. Пока мы знаем только то, что у мисс Дженкинс не было явных мотивов для убийства. Поэтому вернемся к Огдену.

– Номер шесть – мистер Огден, – торжественно объявил Фокс. – Мне кажется, сэр, единственная причина, по которой мы подозреваем мистера Огдена, заключается в том, что он американец, так же, как и отец Гарнетт. А этого не вполне достаточно.

– Да, недостаточно, – признал Аллейн. – Скорее всего, их встреча посреди Атлантики действительно была первой. Я с вами согласен, Фокс.

– Что касается недавних откровений отца Гарнетта, – вставил Найджел, – это лучшее подтверждение максимы «in vino veritas».

– Кто-нибудь должен был ее вспомнить, – пробормотал Аллейн. – Хотя вы абсолютно правы, Басгейт.

– Значит, подсчет окончен.

– Нет. Вы забыли про Опифекса.

– Что за Опифекс?

– Еще одна отсылка к классике. Помните стишок из латинского учебника?

По-моему, Лайонелу и Клоду очень подошли бы эти имена.

– Пожалуй, – рассмеялся Найджел.

– Артифекс возился с ладаном, поэтому его можно не считать. А у Опифекса было не так много возможностей, как у остальных. Он ведь не брал в руки чашу?

– Кажется, нет, – ответил Найджел. – Зато наклонялся над адептами, когда они передавали ее по кругу.

– Вы говорите о мистере Уитли? – вмешался Фокс.

– Да, о мистере Клоде Уитли.

– Вряд ли у него хватило бы духу кого-то убить, вам не кажется, сэр?

– Конечно, не хватило бы, – уверенно подтвердил Найджел.

– Яд называют оружием женщин, – неопределенно ответил Аллейн. – Впрочем, подобные обобщения всегда опасны. Ну все, нам пора домой. Не вижу, что еще тут можно сделать. Бэйли, нашли что-нибудь интересное?

Сержант Бэйли уже вернулся из спальни и усердно трудился над книгой и пакетом. В ответ он пробурчал с недовольно-скучающим видом:

– На книге – ничего. На свертке, скорее всего, «пальчики» преподобного Гарнетта, но я их на всякий случай сфотографирую. В спальне есть отпечатки преподобного и чьи-то еще. Возможно, мистера Прингла. Я взял образчик вон с тех перил. Видел, как он брался за них рукой.

– Вы узнали, как работает факел?

– Да. На керосине. Бутылка стоит в ризнице.

– Зажгите его, Бэйли, будьте любезны.

– Слушаюсь, сэр.

– У вас случайно нет папиросной бумаги?

Бэйли без малейшего любопытства протянул ему пачку бумаги и ушел. Аллейн взял с буфета серебряную чашу, наполнил ее вином из бутылки отца Гарнетта, насыпал в папиросную бумагу немного соли, сложил ее пополам и завернул с одного конца. Фокс тем временем закрыл и опечатал сейф. Аллейн убрал ключи в карман.

– Идем, – скомандовал он.

Все вернулись в святилище. Бэйли зажег факел на стене. Пламя сразу оживило храм, однако вид у него был довольно неприглядный. Больше всего он напоминал безвкусную декорацию к второсортному фильму. Нагие статуи, кубические звери, алый бархат и помпезная лепнина сверкали мишурным блеском. Найджел подумал, что при таком избытке украшений трудно говорить о настоящей красоте. Впрочем, хотя вся эта пышность и выглядела слишком театрально, она все-таки производила большой эффект. Никто не назвал бы ее глупой и дешевой. В неровном свете факела лица изваяний шевелились и дышали жизнью. Ноздри Вотана трепетали, его веки двигались, а в мрачно сдвинутых бровях угадывались мощь и сила. Некоторые из богов словно раздували щеки, другие открывали и закрывали тяжелые глаза. В храме стояла глубокая тишина – только пляшущее пламя слабо шипело. Время от времени под сводами гулко звучали мужские голоса. В зале становилось очень холодно.

Аллейн остановился на ступеньках алтаря и оглядел церковь.

– Всех прошу подойти сюда, – позвал он.

Его голос эхом разнесся по залу. Из ризницы вышел мужчина в штатском и направился к ним. Еще один появился в конце прохода. Со стороны галереи замаячила фигура констебля.

Когда все подошли к факелу, Аллейн попросил собравшихся опуститься на колени. Они выполнили приказ: констебль и Фокс невозмутимо, Бэйли – с мрачным безразличием, двое в штатском – с легким интересом. Найджелу от этой инсценировки стало не по себе. Ему мерещилась фигура Кары Куэйн, выходящая из темноты.

Аллейн тоже опустился на колени. Тень от факела падала на его руки. Все сложили ладони так, как показал Найджел, и стали передавать чашу по кругу, начиная с Фокса, который занял место миссис Кэндур. Аллейн заставил их дважды проделать эту процедуру. Потом все встали.

– Что-нибудь заметили? – спросил инспектор.

Никто не ответил.

Аллейн неожиданно бросил чашу. Она упала с глухим звуком, и вино выплеснулось на ковер. Инспектор наклонился и попросил остальных подойти поближе. На дне сосуда остались остатки вина и маленькая бумажка.

– Смотрите, она прилипла к стенке, – показал им Аллейн.

– А когда вы ее подбросили, сэр? – спросил Фокс.

– Во время первого круга. Никто ничего не заметил. Здесь слишком темно. Конвертик упал и перевернулся, соль высыпалась в вино, а бумажка стала незаметной. Я даже не покрасил ее в красный цвет, но все равно никто ее не увидел.

– Надо же, – пробормотал Фокс.

Бэйли издал громкое «хм!» и нагнулся, чтобы лучше рассмотреть бумажку.

– Кстати, – вдруг добавил Фокс, – а откуда убийца знал, что все пройдет так гладко?

– Ну, это уже другой вопрос, – ответил Аллейн. – Думаю, в нем и заключается ключ к разгадке.

Глава 13

Няня

На следующее утро после визита в Храм Священного пламени Найджел проснулся с чувством смутной тревоги, словно накануне ему приснился кошмар. Воспоминания о ночных событиях понемногу стали проясняться, но ему все равно не верилось, что все это происходило на самом деле. Казалось невероятным, что всего несколько часов назад он стоял на коленях под пылающим факелом, окруженный статуями мифических богов, и смотрел на то, как женщина, словно одержимая злыми духами, осушает чашу и корчится в ужасных муках. Стоило ему закрыть глаза, как перед ним начинали кружиться лица посвященных: мисс Уэйд с ее сухим поджатым ртом, вечно болтавший мистер Прингл, басовитый Огден, месье де Равиньи, склонявший голову в гротескном реверансе, мисс Дженкинс, миссис Кэндур, все шире открывавшая рот…

Наконец он стряхнул с себя остатки сна, выбрался из постели и подошел к окну. Дождь все еще барабанил по крышам. По Честер-террас плыли мокрые зонты. На углу с Ноклэтчерс-роу стояла тележка молочника с бурым пони, понуро опустившим голову. Найджел бросил взгляд в глубину Ноклэтчерс-роу. Наверное, он не удивился бы, не окажись там никакого храма, но вывеска по-прежнему была на месте: она покачивалась на ветру, а в стене под ней виднелся узкий вход.

Найджел принял ванну, позавтракал и открыл утреннюю газету, но не нашел никаких упоминаний о вчерашнем инциденте. Что ж, тем лучше. Он позвонил в офис, взял свои заметки, сел за пишущую машинку и около часа трудился не покладая рук. Потом позвонил еще раз, на этот раз в Скотленд-Ярд.

– Привет! – поздоровался Найджел самым задушевным тоном.

– В чем дело? – сухо спросил Аллейн.

– Как дела?

– Спасибо, лучше не бывает. Что нужно?

– Я насчет своей статьи…

– Ну конечно.

– Хотелось бы побыстрее ее опубликовать.

– Через полчаса у меня встреча с прокурором, потом я ухожу.

– Буду через десять минут.

– Лети, моя голубка, – заключил инспектор.

Найджел схватил рукопись и бросился на улицу.

Он застал Аллейна в кабинете – тот что-то деловито писал за своим столом. Инспектор встретил Найджела улыбкой.

– А вы настойчивый парень, – замети он. – Садитесь. Освобожусь через пять минут.

Найджел робко присел рядом и положил рукопись на край стола. Через какое-то время Аллейн взял ее в руки, прочитал, сделал пару пометок и вернул обратно.

– Вы быстро учитесь, – одобрил инспектор. – Думаю, вам надо срочно бежать на Флит-стрит.

– Согласен, – кивнул Найджел. – Эта статья – просто бомба. На этот раз они встретят меня с распростертыми объятиями. А у вас какие планы, инспектор?

– Поеду на Шеперд-маркет и встречусь с шефом.

– В дом Кары Куэйн? Я с вами.

– Неужели?

– А вы против?

– Нет, почему же. Только не приводите с собой толпу собратьев-кровососов.

– Исключено. Я появлюсь тихо, как ночная фея.

– Лучше прихватите с собой мою визитку. Только не забудьте потом вернуть: я помню, как вы накуролесили с ней в последний раз. – Он перебросил через стол визитную карточку. – Чувствую себя ректором, награждающим лучших учеников.

– О, большое спасибо, сэр! Для меня это великая честь, сэр! – подобострастно воскликнул Найджел.

– Ради славы нашего колледжа, Басгейт!

– Воистину, сэр.

– Кстати, – заметил Аллейн, – школьники нравились мне куда больше, когда говорили такие вещи.

– «Честные простые парни» и все такое?

– Ну да, что-то вроде этого. А теперь все ведут себя как маленькие мудрецы. Прячутся за стеной иронии, хотя это прерогатива зрелого возраста. Впрочем, я разболтался. Встретимся через полчаса в замке Куэйн.

– Договорились.

Найджел поспешил в офис, где его статья произвела фурор. Редакторы отделов, к его вящему удовлетворению, рвали на себе волосы, перекраивая главную страницу, чтобы вставить новый материал. Из редакции на Ноклэтчерс-роу срочно послали фотографа, еще одного – на Шеперд-маркет. Найджел присоединился к последнему и через несколько минут уже звонил в парадную дверь Кары Куэйн.

Ее открыл огромный констебль, которого он уже видел раньше, – П.С. Эллисон.

– Боюсь, я не могу вас впустить, сэр, – вежливо, но твердо начал он.

– Эй, постойте, вы не за того меня приняли, – перебил его Найджел. – У меня есть пропуск.

Он показал карточку Аллейна.

– Другое дело, сэр, – кивнул П.С. Эллисон. – А вас я прошу удалиться, – добавил он, обращаясь к энергичному молодому человеку, который взлетел вслед за Найджелом по лестнице и попытался протолкнуться вместе с ним за дверь.

– Но я представитель… – начал юноша.

– Забудь об этом, – бросил через плечо Найджел.

Констебль захлопнул дверь.

Журналист нашел Аллейна в гостиной. Это была симпатичная комната, обставленная в современном вкусе: светлые тисненые обои, шторы в вишневую полоску, глубокие удобные кресла из мягкой кожи. Над камином висел оригинал Ван Гога – ослепительно яркий, словно окно в другой мир. В камине тихо потрескивал огонь. Аллейн устроился у окна за элегантным письменным столом. Он сидел спиной к Найджелу, но его лицо отражалось в зеркале, висевшем над столом. Инспектор с головой ушел в работу и не слышал, как вошел Найджел. Журналист остановился в дверях, разглядывая Аллейна.

«Он ни капли не похож на детектива, – размышлял Найджел. – Скорее на какого-нибудь атлета с армейской выправкой. Впрочем, нет, слишком избито… Вообще, он здорово смахивает на фавна. И в то же время обладает всеми признаками классического сыщика. Высокий, смуглый, худой. Глубоко посаженные глаза…»

– Сочиняете новую статью, Басгейт? – неожиданно спросил Аллейн.

– Э… о… Ну, в общем, да, – ответил Найджел. – Как идут дела?

– Довольно туго. К сожалению, у мисс Куэйн очень старательные слуги. Я как раз собираюсь с ними познакомиться. Кстати, не хотите заняться стенографией? Тогда мне не придется звать сержанта.

– С удовольствием, – ответил Найджел.

– Если сядете в кресло, никто не заметит, что вы пишете.

– Вы правы.

Он сел и приготовил блокнот.

– Можете пригласить прислугу, Эллисон! – крикнул Аллейн констеблю.

– Есть, сэр.

Первой вошла пожилая женщина, одетая в платье из черной ткани. (Найджел почему-то решил, что это бомбазин.) У нее были седые, словно стальные, волосы, бледное лицо, густые брови и твердо сжатый рот. Видимо, накануне она много плакала, но теперь сумела взять себя в руки. Аллейн встал и пододвинул ей стул.

– Вы мисс Эдит Хебборн? – спросил он.

– Да, сэр.

– Я инспектор Аллейн. Мы должны поговорить с вами об убийстве мисс Куэйн. Хотите присесть?

Она долго колебалась, но затем села на краешек стула.

– Боюсь, это стало для вас ужасным шоком, – продолжал Аллейн.

– Вы правы.

– Думаю, вы понимаете, что нам надо задать вам несколько вопросов по поводу мисс Куэйн.

Он выдержал паузу, но она промолчала.

– Как долго вы работали у мисс Куэйн?

– Тридцать пять лет.

– Тридцать пять лет! Почти всю ее жизнь.

– Ей исполнилось три месяца, когда меня к ней взяли. Я была ее нянечкой.

Она говорила низким хриплым голосом. Словно «нянечка» в ее устах звучало как-то неуместно.

– Понимаю, – кивнул Аллейн. – Значит, это был не только шок, но и подлинное горе. А когда она выросла, вы стали ее горничной?

– Да, сэр.

– Не могли бы вы рассказать о ней побольше: как прошло ее детство, где она жила? Кто ее родня?

Женщина немного помолчала. Найджел боялся, что она не станет отвечать или постарается отделаться пустыми фразами, но после паузы служанка заговорила:

– Кара была единственным ребенком в семье. Родилась после смерти отца.

– Ее отец – полковник Куэйн из Элдербурн-Мэнор, Севенокс?

– Да. Он и миссис жили в Индии. Он погиб во время игры в поло. Миссис Куэйн вернулась в Англию, когда Каре исполнился месяц. Ее кормилицей была черная женщина по имени Эй-Ях, или что-то в этом роде. Она все время мерзла и скоро уехала домой. Мне она никогда не нравилась. В Англии миссис прожила всего год после возращения.

– Трагичное начало жизни, – заметил Аллейн.

– Да, сэр.

– Куда вы отправились с ребенком?

– Во Францию, – ответила служанка таким тоном, словно хотела сказать: «Куда глаза глядят».

– Почему именно туда?

– В Англии у нее не было родных. Они все перебрались за границу. Близкой родни не было совсем. Троюродный брат полковника жил, если не ошибаюсь, в Новой Зеландии. Они никогда не виделись. Самой близкой родственницей считалась тетя миссис Куэйн. Французская дама. Сама миссис тоже была француженкой, хотя по ее виду вы бы никогда не догадались.

Судя по всему, Аллейн сумел немного растопить лед. Служанка продолжала:

– Мы поселились в маленьком доме по соседству с тетей (ее звали мадам Верне), у которой был свой Шатер – знаете, большой такой особняк – недалеко от Антиб. Он назывался Шатер Верне. Мы прожили там восемь лет. Потом мисс Кара поступила в монастырский пансион, принадлежавший папистской церкви. Так решили мадам Верне и второй опекун, джентльмен, который потом умер. Я переехала в Шатер, а мисс Кара приезжала к нам на праздники.

– Как долго это продолжалось?

– Пока ей не исполнилось семнадцать. Мадам умерла. Шатер продали.

– И вы всегда… Я хочу сказать – у вас не было никаких проблем с деньгами?

– Мисс Кара была богатой наследницей, сэр. И полковник, и мадам оставили ей значительные суммы. У нас всегда хватало средств.

– Вы остались во Франции?

– В Париже. Мисс Каре там нравилось. У нее появились друзья.

– Одним из них был месье де Равиньи?

– Верно, – сухо ответила мисс Хебборн.

– Вы не считали его подходящим другом?

– Считала. До недавних пор.

– Почему вы изменили свое мнение?

– Поначалу я ничего не имела против мистера Равиньи. Он был старым другом мадам и часто гостил в Шатре. Приятный джентльмен, спокойный, сдержанный, не такой напыщенный болтун, как многие его соотечественники. Иностранец, конечно, но иногда мог сойти за англичанина.

– Слова мисс Уэйд, – пробормотал Аллейн.

– Неужели! – воскликнула мисс Хебборн. – Неважно. Короче говоря, сэр, мистер Равиньи изменился после переезда в Лондон. Причем к худшему. Он навестил нас вскоре после того, как мы устроились, и сказал, что Лондон не в его… Как он выразился…

– Не в его характере? – подсказал Аллейн.

– Да, сэр. Разумеется, на самом деле проблема была в мисс Каре. Мистер Равиньи испытывал к ней нежные чувства, но она его не любила. Никогда. Потом он начал нести всякую околесицу насчет этой новомодной религии, которая ему очень нравилась. Сплошная чушь и пустозвонство.

Бледные щеки служанки возмущенно покраснели. Она сделала необычный жест – быстро провела рукой по носу и губам, словно смахивая с них паутину.

– Вы говорите про Храм Священного пламени и его обряды?

– Священного пламени! Богохульство, чепуха и мерзость. И этот сладкоречивый мистер Гарнетт с его елейным голоском… Никогда не прощу за это мистера Равиньи, о чем ему хорошо известно. Мисс Кара резко изменилась. Вся, до глубины души. Она всегда была очень нервной и чувствительной. Возбудимый ребенок, порывистая девушка. Помню, как в четырнадцать лет она решила стать паписткой. Я едва ее отговорила. Кара с детства воспитывалась в лоне англиканской церкви. Сама-то я протестантка, методистка. Но таково было желание ее родителей, и я свято выполнила их завет.

– Это очень благородно с вашей стороны, няня… Простите, сорвалось с языка.

– Все в порядке, сэр. Я всегда была ее «нянечкой», с тех пор как она научилась говорить.

Она прикусила губу и продолжала:

– Как только мисс Кара начала ходить в это скверное место, все пошло не так. И я ничего не могла поделать. Ничего. Мне оставалось только сидеть и смотреть, как моя… как мисс Кара повернулась спиной к Господу и ступила на путь погибели. Однажды она взяла меня с собой, – добавила служанка, гордо вскинув голову. – Один вид их капища, с голыми идолами и сатанинскими отродьями… Честное слово, это было даже хуже, чем Рим. Да, представьте себе! И когда я узнала, что она хочет стать служительницей в этой обители порока и разврата, в этой гнусной пародии на нашу святую Церковь, я пожалела, что Кара не умерла, когда была невинным младенцем. Я бы предпочла…

Нянечка вдруг умолкла. Все ее тело тряслось с головы до ног. Последние фразы она произнесла повышенным тоном, словно обращаясь к кому-то с речью. Что-то похожее Найджел слышал недавно от одной проповедницы в Гайд-парке. В ее голосе звучала та же упрямая, страстная, уверенная нота. По сравнению с вчерашним действом в храме она казалась чистой и естественной, как глоток простой воды.

– Успокойтесь, няня, – попросил Аллейн.

– Да, сэр. Спасибо. Но мне трудно успокоиться, когда я думаю о своей бедной овечке, угодившей в сети порока и погрязшей в пучине зла. Видит Бог, сэр, уж лучше бы мне ей было не мешать, когда она, еще невинное дитя, хотела отправиться в свой Рим.

– Она заинтересовалась этой церковью только благодаря месье де Равиньи?

– Он все начал. Как-то вечером пригласил ее туда. Сказал, что это ее «развлечет». Развлечет! Какое развлечение может быть в подобном месте? А этот мистер Гарнетт – уж преподобным я его точно не назову, – он сделал все в сто раз хуже. Бог мне свидетель. Будь на его месте сам сатана, изрыгающий богохульства прямиком из ада, он и то не мог бы говорить гнуснее. Я уже молчу про их обряды! Она думала, я ничего не знала. Но я знала.

– Откуда?

Няня отвела глаза.

– Слышала, что они говорили, когда приходили к ней. Миссис Кэндур, например. На нее только раз посмотришь, и уже все ясно. Неприятная женщина и совсем не леди. А мисс Уэйд! В ее возрасте можно быть и поумнее. А она все только трещит, трещит о своем «дражайшем отце Гарнетте». Отец, как же! Отец лжи, вот он кто. А я должна была молча смотреть, как мое дитя все ближе и ближе подходит к краю адской пропасти…

Служанка снова замолчала. Ее губы дрожали. Она зажала их рукой.

– Как мисс Кара провела вчерашний день? – спросил Аллейн.

Мисс Хебборн рассказала, что все утро ее хозяйка не выходила из комнаты, вероятно медитируя. От обеда она отказалась. Часа в два мисс Кара послала за машиной, и позже шофер сообщил горничной, что отвез ее в церковь. Дожидаясь ее на улице, он пару раз взглянул на часы: было без десяти три. По словам шофера, когда мисс Кара вышла из церкви, на ней лица не было. Он отвез ее прямо домой.

– Еще один вопрос, – продолжал Аллейн. – Где вы были вчера вечером, когда мы пытались дозвониться вам по телефону?

– Вышла на прогулку.

– На прогулку? В такую погоду?

– Да, сэр. Мисс Кара сказала мне, что сегодня ее первый вечер в роли «избранного» чего-то там, и мне было не по себе. Я пыталась с ней поговорить, но она меня не слушала. Просто вышла из комнаты, словно я вообще ничего не говорила. Когда она уехала и я осталась одна, мне стало совсем невмоготу… Мне захотелось сходить в нашу церковь, но я не могла. Поэтому я надела шляпу и пальто и последовала за ней.

– На улицу?

– Да. Мисс Кара взяла машину, поэтому я, конечно, не могла ее догнать, но решила, что пойду пешком. Я была в отчаянии.

– Понимаю. Что вы собирались делать, придя в храм?

– Сама не знаю. У меня мелькнула мысль: просто войти туда и стоять во славу Божью среди Его врагов. Да, я бы так и сделала. Но когда я подошла к дверям, они были закрыты, и какой-то прыщавый юноша заявил, что я не могу войти. Он сказал, что и так уже нарушил правило сегодня вечером. Не знаю, что он имел в виду. Я отошла от двери, услышала, как они завывают внутри, и чуть не сошла с ума. Потом я долго шла под дождем, а когда вернулась домой, было уже поздно. Все легли спать. Я ждала ее. Ждала, пока не позвонили из полиции. Это было уже утром.

– Понятно. Кстати, когда вы написали мистеру Гарнетту, чтобы предупредить его насчет Кары?

Трудно сказать, кого этот вопрос поразил больше: Найджела или служанку. Няня несколько секунд смотрела в зеркало за спиной Аллейна и вдруг обронила:

– В пятницу вечером.

– Значит, он получил записку в субботу?

– Да.

– И вы отправились в храм, чтобы посмотреть, как это подействовало?

– Да.

– Ясно. Спасибо, няня.

Женщина помолчала и, немного поколебавшись, заговорила сбивчиво и быстро:

– Есть еще кое-что. Когда я пришла туда и у меня перед носом захлопнули дверь, я поняла, что не успокоюсь, пока не узнаю… что там происходит. Я обошла здание с другой стороны. Там был какой-то дворик, и я услышала голоса. Потом увидела дверь. Я постояла, прислушиваясь к звукам. Один голос звучал громче других. Потом я заметила, что дверь немного приоткрыта и…

– И вошли внутрь.

– Да, сэр. Это было необходимо. Я должна была знать… Там оказались комнаты этого человека. В гостиной горел свет. Голос раздавался все громче. И я вошла. Мисс Кара говорила, что он живет в квартире рядом с храмом, и я знала, что должна быть еще одна дверь. Я ее приоткрыла. Там был занавес, но я отодвинула его в сторону.

Бледное лицо служанки густо покраснело. Она с вызовом взглянула на Аллейна:

– Поймите, я не могла удержаться.

– Да, я знаю. Что вы увидели?

– Они двигались. Я разглядела первый ряд. Потом ее. Мисс Кару. Она взбежала по ступенькам в мою сторону. Тот человек был совсем рядом. Он стоял спиной ко мне. Ее лицо… ее прекрасное лицо – оно было ужасно. Потом она повернулась к ним. Стала кричать. Во весь голос. Я хотела это остановить. Вмешаться, броситься к ней. Но не могла. Не сдвинулась с места. Только стояла и смотрела. Я могла ее спасти. Нет, молчите: я знаю, что могла. Потом к ней подбежали другие люди. Целая стая…

– Да, продолжайте, – быстро вставил Аллейн. – Расскажите подробнее…

– Я не забуду эту сцену до конца своих дней. Первым был американский джентльмен, Огден. Потом еще двое, молодой человек и мисс Дженкинс. Она единственная, с кем можно общаться в этой своре. Заблудшая овечка, как и мое бедное дитя. Миссис Кэндур и мисс Уэйд пытались занять место рядом с тем человеком. Я видел, как мисс Кэндур отталкивала других, чтобы оказаться справа от него. С левой стороны к нему рвалась мисс Уэйд. Это была настоящая атака. Но у нее ничего не вышло. Она столкнулась с американцем и чуть не упала. Мне показалось, он нарочно преградил ей путь, чтобы соблюсти приличия.

– Вот как. И что она сделала после этого?

– Американец поставил ее возле мистера Равиньи, а сам встал рядом с тем человеком. Потом моя бедная девочка снова начала кричать. Не спрашивайте меня. Я не могла, не могла больше смотреть. Что-то внутри меня сломалось. Я развернулась и кое-как выбралась на улицу…

Женщина отвернулась и всхлипнула, громко высморкав нос.

Аллейн встал.

– Вам надо немного поспать.

Няня промолчала.

– По крайней мере, мисс Кара больше в этом не участвует.

– Благодарю за это Господа, – пробормотала мисс Хебборн.

– Не стану больше вас задерживать. Скажите, мисс Куэйн оставила какое-нибудь завещание?

– Да, сэр, она написала его, как только достигла совершеннолетия. Но боюсь, что позже оно было изменено. Мисс Кара говорила мне, что собирается поговорить об этом с мистером Раттисбоном, ее адвокатом. Насколько мне известно, те люди выманивали у нее деньги.

– Много?

– Не знаю, сэр, но могу предположить, что очень много. Скорей всего, она оставила им все, что у нее было. – Она помолчала, потом добавила, повысив голос: – Если ее убили, сэр, то из-за денег. Запомните мои слова: все дело в деньгах.

– Самый распространенный мотив, – кивнул Аллейн. – Спасибо. А теперь идите и постарайтесь немного отдохнуть. Вам это необходимо.

Няня еще раз высморкалась и, пробормотав: «Большое спасибо», – направилась к двери. На пороге она остановилась.

– Могу я попросить вас об одолжении, сэр?

– Разумеется.

– Вы позволите мне… забрать ее домой до похорон?

– Только не сейчас, – мягко ответил Аллейн. – Может быть, завтра, хотя… это плохая идея.

Она пристально посмотрела ему в глаза и, не сказав больше ни слова, вышла из комнаты.

Глава 14

Найджел составляет список

– Очень достойная женщина, – заметил Найджел со своего места.

– В самом деле, – согласился Аллейн. – Думаю, нам надо побеседовать с привратником из дома нечестия.

– Чтобы подтвердить ее рассказ?

– Хотя бы.

– Послушайте, – начал Найджел, – а как вы узнали?..

– Не важно. Сидите тихо. Мне надо поговорить с остальным персоналом.

Как оказалось, «остальной персонал» не блистал ни знаниями, ни умом. Шофер, две горничных, уборщица и кухарка были одновременно взбудоражены и подавлены, словно не знали, что их волнует больше: разразившаяся трагедия или страх остаться без работы. Уборщица, сухая и сдержанная женщина, держалась так холодно, словно все случившееся нанесло ей личную обиду, но при этом едва удерживалась от приступа истерики. Старшая горничная выглядела взволнованной, младшая – растерянной. Кухарка плакала, но рассеянно и без души, с видом сердобольной толстушки, которая любит иногда пустить слезу. Все дружно подтвердили показания няни насчет событий вчерашнего дня. Шофер повторил, что в половине третьего отвез мисс Куэйн в церковь, а без пяти три привез обратно. Она действительно казалась очень расстроенной, когда выходила из церкви. «На ней лица не было, – сказал он. – Хозяйка сильно побледнела и даже задыхалась». Ему надоело сидеть в машине, и он прошел по коридору до двойных дверей. Мисс Куэйн оставила одну створку приоткрытой, и шофер заглянул в зал. Он увидел, как хозяйка выходила из алтарной двери. Ему послышалось, как она что-то сказала, и он решил: говорит с отцом Гарнеттом. Пока шофер ждал, в церковь вошли два или три человека. Аллейн спросил старшую горничную, кто работал у мисс Куэйн после того, как она поселилась в этом доме, и как часто ее посещали посвященные. Старший инспектор протянул ей список имен, и она взяла листок в руки, жеманно отогнув мизинец.

– Да, я их знаю, – произнесла она.

– Все они навещали мисс Куэйн?

– Да.

– Но некоторые чаще, чем другие?

– Само собой, – ответила горничная.

– А кто бывал чаще других?

– Наверное, месье де Равиньи, мистер Огден и миссис Кэндур.

– Миссис Кэндур? Когда она была в последний раз?

– Я могу посмотреть в книге записей.

– Да, будьте добры, принесите ее сюда.

Уилсон – так звали горничную – принесла книгу. Это был увесистый журнал, и Аллейн некоторое время внимательно изучал его содержимое.

– Судя по записям, – произнес он наконец, – миссис Кэндур перестала посещать этот дом три недели назад. Раньше она обедала или ужинала здесь по меньшей мере раз в неделю. А потом все прекратилось. – Он поднял брови и взглянул на Уилсон. – Вы не знаете почему?

– Произошла ссора, – коротко ответила она.

– По поводу чего?

– По поводу одного приема.

– Хм. Какого приема? Или вы не в курсе?

Уилсон молча поджала губы.

– Ну, давайте, Уилсон, – подбодрил ее Аллейн. – Не стоит скрывать правду.

– Я не люблю повторять на кухне то, что говорят в гостиной, – с достоинством возразила горничная.

– Мы с вами не на кухне, и это может иметь важное значение для следствия. Мисс Куэйн и миссис Кэндур поссорились из-за отца Гарнетта?

– Да, сэр, – ответила Уилсон, очевидно взвесив личность детектива на своих внутренних весах и признав его «достойным».

– Расскажите об этом, Уилсон. Речь идет ни больше ни меньше как о торжестве правосудия. Поэтому не надо ничего скрывать. Ссора произошла за обедом в среду, четырнадцатого ноября, когда миссис Кэндур в последний раз посетила этот дом?

– Да, сэр. После обеда. За чашкой кофе.

– Вы подавали кофе?

– Да. Дамы повысили голос, было слышно, как они разговаривали… Я как раз вышла с подносом в коридор и не знала, что делать дальше.

– Неловкая ситуация. О чем они говорили?

Уилсон вдруг утратила всю свою сдержанность и разразилась целым потоком слов:

– Миссис Кэндур сказала мисс Куэйн: «Вы знаете, о чем я говорю», а потом: «Учтите, я за вами приглядываю», и еще: «Меня от этого тошнит». Они вышли из большой гостиной и не заметили, что я стою рядом, потому что обе были увлечены беседой. Тут мисс Куэйн и говорит: «Боюсь, я неправильно вас поняла, Дагмар». Вы бы слышали ее тон! «Боюсь, я неправильно вас поняла, Дагмар, – говорит, – потому что мне трудно поверить, что вы могли опуститься до таких грубых и обыденных вещей, – говорит, – рассматривая мои отношения с отцом Гарнеттом в подобной плоскости». А миссис Кэндур только засмеялась и съязвила: «Обыденных! Если уж тут кто-то опустился до «обыденных» вещей, то никак не я. Не притворяйтесь, Кара», – сказала она, когда они вошли в малую гостиную, а я все еще стояла в коридоре, не зная, входить или нет. Они не закрыли дверь, и я слышала, как мисс Куэйн громко ответила: «Теперь мне все ясно, вас снедает ревность». Тут мисс Кэндур издала такой странный звук – знаете, как будто слегка взвизгнула, – а мисс Куэйн ей говорит: «Вы ревнуете, потому что отец Гарнетт избрал меня, чтобы раскрыть глубинные тайны плоти и духа», – или что-то в этом роде, а миссис Кэндур снова засмеялась – вы бы слышали как! «Кара, – говорит, – не думайте, что вам удастся меня провести, потому что я все знаю. Учтите, я не стану стоять в стороне и молча на все это смотреть». По правде говоря, я вся задрожала, и чашки на подносе стали дребезжать. Мисс Куэйн шепнула: «Тише!» А потом позвала меня: «Уилсон!» – и я вошла.

– Весьма драматично, – заметил Аллейн. – Замечательный рассказ. А кофе они выпили?

– Да, но у них так дрожали руки, сэр, что они почти все пролили.

– И вы ушли?

– Да, сэр, и закрыла за собой дверь, – с ноткой сожаления ответила Уилсон.

Через минуту ей пришлось сделать то же самое, и Аллейн с Найджелом остались наедине.

– Все удалось записать? – спросил детектив.

– Да, не считая того, что я несколько раз пропустил слово «говорит». А в остальном – все на месте. По-вашему, миссис Кэндур действительно могла так говорить?

– Почему бы и нет? В сущности, она простая женщина. К тому же – лгунья. Уверяла, что только пару раз бывала в этом доме.

– Вопрос в том, может ли она быть убийцей, – пробормотал журналист.

– По-моему, она для этого слишком глупа, – отозвался Аллейн, – хотя кто знает. Бывает, что хитрецы и тихони порой действуют очень жестко. Хорошо, если так. Я до смерти боюсь опростоволоситься в этом деле. Шеф и так им уже интересуется. По сути, дело должно быть очень простым, поскольку выглядит чересчур причудливо. Причудливые дела всегда просты. Сложное дело – это когда один пьянчуга бьет другого кирпичом по голове, и тот замертво падает на дорогу. А вот если много всего наворочено, убийства щелкаются как орешки. В нашем случае причудливость просто бьет через край. Не хотите провести свой фирменный анализ, Басгейт?

– Анализ? Какой?

– Бумажный. Так, чтобы перечислить всех участников, их мотивы и возможности, а потом аккуратно разложить все по полочкам. Что-то вроде сводного баланса.

– Вы правда этого хотите?

– Да, если вы не против. Это даст мне возможность повеселиться и позубоскалить на ваш счет. Так я верну себе чувство самоуважения. Нет, серьезно, сделайте это. Вы смотрите на проблему под другим углом. Возможно, это даст мне какую-то подсказку. В любом случае пойдет на пользу, честное слово.

– С удовольствием, – ответил Найджел и сел за работу.

Аллейн вернулся к письменному столу Кары Куэйн и стал сортировать ее бумаги. Наступила тишина, нарушавшаяся только шелестом страниц, потрескиванием дров в камине и бегавшим по листку карандашом. Наконец Найджел поднял голову и объявил:

– Все. Закончил.

– Дайте взглянуть, – попросил Аллейн.

Найджел с самоуверенным, но немного смущенным видом положил перед ним листок. Вот что он написал:

Убийство Кары Куэйн

Подозреваемые:

Посвященные, священник и причетник.

У всех была возможность подбросить в чашу пакетик из папиросной бумаги, предположительно содержавший цианид.

Обстоятельства преступления:

Кара Куэйн выпила вино в сильном нервном возбуждении. Похоже, она находилась в состоянии самогипноза и плохо сознавала свои действия. Мне это напомнило танцы дервишей и африканских колдунов.

– А вы их видели? – спросил Аллейн.

– Нет. Но я о них вспомнил.

Аллейн продолжал читать:

Другие посвященные также пребывали в состоянии сильного эмоционального подъема и вряд ли могли заметить манипуляции с чашей.

Гарнетт. Возможно, единственный нормальный человек в этой компании. Он дважды держал в руках чашу. Он начал раздавать ее адептам, потом снова взял у Огдена и передал Каре Куэйн. Возможностей у него было больше, чем у других. Мисс Уэйд сказала, что он прикрывал чашу одной ладонью, значит, мог легко подбросить в вино яд. Мотивы. Жертва положила в сейф Гарнетта 5000 фунтов ценными бумагами. Их украли. Она сделала «ужасное открытие» и, возможно, сказала ему об этом. Если он украл бумаги, это могло послужить поводом для убийства. Сам Гарнетт мог рассчитывать на крупную сумму, которая достанется ему по завещанию. Примечание. Одна из книг, спрятанных на полке, посвящена работе с ядами. Упав, она раскрылась на странице с рецептом домашнего приготовления цианида. Пьяный Гарнетт говорил как американец.

Миссис Кэндур. Первой из адептов взяла чашу. Ревновала к мисс Куэйн. Мотив: поссорилась с ней из-за Гарнетта. Помешана на сексе, непривлекательна, глупа, мстительна. Обрывок бумажки, найденный в камине, видимо, связан с ней. «Сэр, хочу вас предупредить… с миссис Кэндур» и т. д.

Возможно, это было предупреждение в отношении миссис Кэндур? Если да, то от кого?

Месье де Равиньи. Вторым из адептов взял чашу. Мисс Уэйд говорит, что он вытирал край сосуда носовым платком. В этот момент он мог подбросить яд. Мотив: влюблен в мисс Куэйн, которая вступила в связь с Гарнеттом. Невозмутим и беззастенчив. Знал покойную дольше остальных.

Мисс Уэйд. Третьей взяла чашу. Причастность к убийству маловероятна. Видимых мотивов нет. Судя по всему, она не знала о Гарнетте и Куэйн.

Прингл. Четвертым держал чашу. Невротик. Принимает наркотики. Боготворит Гарнетта. Мотив: застал врасплох Гарнетта и мисс Куэйн – полученный шок мог спровоцировать нервное расстройство и привести его к решению спасти Гарнетта. Мисс Уэйд говорит, что он чуть не выронил чашу.

Мисс Дженкинс. Пятой держала чашу. Причастность к убийству маловероятна. Мотивы: никаких.

Огден. Последний. Американец. Познакомился с Гарнеттом по пути в Англию. Принимает активное участие в делах церкви. С виду простоват, но только с виду. Делал крупные пожертвования в фонд церкви. Мотив: возможно, он и Гарнетт вместе проворачивали дела в Америке, а теперь перебрались сюда. Если так, Огден мог взять на себя убийство. Гарнетт подтвердил показания Огдена, когда он (Гарнетт) был пьян.

Клод Уитли. Передавал кувшин с вином. Мог подбросить цианид в вино. Наглый юнец. Смотрит в рот Гарнетту. В принципе, способен на что угодно. Мотив: ревность. Маловероятно. Пороху не хватит.

Замечание: если при вскрытии обнаружат цианид натрия, то книга по химии почти наверняка связана с этим делом. Она указывает на Гарнетта. Гарнетт, на мой взгляд, наиболее вероятный кандидат. Показания шофера говорят о том, что поездка мисс Куэйн в церковь сильно ее расстроила и заставила написать записку, которую Фокс нашел в портсигаре.

На этом сводка Найджела обрывалась. Он написал еще несколько слов в конце, но потом вычеркнул.

– Превосходно, – сказал Аллейн.

– Боюсь, здесь нет ничего нового.

– Да, но вы затронули некоторые спорные вопросы, а это в любом случае полезно. Кстати, перед вашим приходом мне звонил криминалист. Он обнаружил цианид натрия на папиросной бумаге. На анализ результатов вскрытия, разумеется, уйдет гораздо больше времени.

– Значит, «Занимательная химия» – важная зацепка.

– Не уверен, – задумчиво протянул Аллейн. – Во всяком случае, не в том смысле, какой вкладываете в это вы.

– То есть?

– На книге нет отпечатков пальцев. Хотя Бэйли использовал все возможности дактилоскопии.

– Вы о чем? Ах да. «Дактил» – значит «палец». Тогда почему бы не сказать – «пальцеграфии»?

– Да как вам угодно. Бэйли нанес на книгу нитрат серебра и обработал им все страницы. Никаких следов. Между тем, на бумаге есть потертости, значит, книгу кто-то листал. Если Гарнетт почерпнул свои сведения оттуда, получается, что сначала он стер с нее все отпечатки пальцев, а потом положил туда, где мы бы наверняка ее нашли. Странное сочетание предусмотрительности и глупости.

– Да, но… даже не знаю. По-вашему, это не Гарнетт?

– Вы написали, что Гарнетт, пожалуй, самый здравомыслящий человек во всей этой компании. Очень, надо сказать, дельное замечание. Как вам кажется, кто мог совершить такое преступление: хладнокровный и расчетливый преступник или истеричный, но хитрый психопат?

– Скорее последнее, – задумчиво ответил журналист, – а к Гарнетту это не относится. Но, возможно, он специально хотел внушить нам эту мысль.

– Вряд ли, – покачал головой инспектор, – это слишком уж тонко, Басгейт.

– Гарнетт кажется мне человеком тонким, – возразил Найджел. – Что вы думаете насчет того, что Огден и Гарнетт могли работать на пару?

– Сомневаюсь. Я уже говорил, что пьяный Гарнетт выложил все начистоту. Помните, как он сказал, что у Огдена «кишка тонка»?

– Послушайте, – предложил вдруг Найджел, – а давайте представим, что это детективный роман. На какой странице книги мы теперь находимся? Наверное, где-то в середине. Так мне кажется. Кого вы бы сейчас назвали убийцей?

– В детективах меня всегда обводят вокруг пальца. Я набрасываюсь на первый же крючок и оказываюсь в дураках.

– Да бросьте, – отмахнулся Найджел.

– Честное слово. Дело в том, что в реальных расследованиях редко попадаются такие аппетитные наживки.

– Черт с ними. Кто ваш кандидат?

– Зависит от автора. У Агаты Кристи мы бы наслаждались коварством мисс Уэйд. Лорд Питер у Дороти Сэйерс клюнул бы на Прингла. Инспектор Френч арестовал бы Огдена. Это и понятно, ведь Огден – главный подозреваемый.

– Что вы говорите! Огден? Вы же сами сказали, что он плохой актер.

– О, нет, нет! Он замечательный актер. Я имею в виду, что в данный момент некоторые обстоятельства указывают на Огдена.

– Почему?

– Дорогой Басгейт, вы меня удивляете. Подумайте о его положении.

– Будь я проклят, если понимаю, о чем вы говорите. Положение у него прекрасное. Он богатый человек.

Аллейн возвел глаза к небу, но промолчал.

– Хватит корчить рожи, Аллейн. К чему вы клоните? Вы подозреваете мистера Огдена или нет?

– Я подозреваю всех. Если не считать одного обстоятельства, о котором я упомянул выше, его шансы быть убийцей ничуть не больше, чем у остальных.

– Уж наверное побольше, чем у Джейни Дженкинс и мисс Уэйд.

В дверь постучали и вошел Фокс.

– Новый отчет от Бэйли, сэр, – доложил он. – Доброе утро, мистер Басгейт.

– Что он говорит? – спросил Аллейн.

– Ничего нового. Продолжает работать с отпечатками. Смышленый парень, между прочим. Он нашел «пальчики» отца Гарнетта на свертке с газетами и считает, что их следы есть на книге по химии. Но на страничке с цианидом ничего нет. На листке, вырванном из блокнота, остались отпечатки мисс Куэйн.

– А где он взял образец для сравнения? – спросил Найджел.

– Наверное, снял с тела, сэр.

– Ах да.

– На книге обнаружен еще один отпечаток, – продолжал Фокс, – но мы не можем его идентифицировать. Бэйли хочет взять «пальчики» у всех подозреваемых.

– Он сможет сделать это сегодня, – заметил Аллейн. – Когда начнется заседание суда? Завтра в одиннадцать?

– Именно так, сэр.

– Значит, нам надо поторапливаться.

– А вы что-нибудь нашли? – спросил Фокс. – Какие-нибудь зацепки?

– Ничего особенного. Любовные письма де Равиньи. Напыщенная проповедь Гарнетта.

– Можно взглянуть на письма месье де Равиньи, сэр? – попросил Фокс.

– Вот они. Сверху самое интересное.

Фокс присел за стол, нацепил на нос большие очки и развернул первое письмо. Найджел пристроился сзади.

– А вам-то зачем? – спросил Аллейн.

– Просто так, – отмахнулся Найджел, с жадностью читая первую страницу.

Месье де Равиньи писал размашистым почерком. Письмо было датировано прошлой пятницей.

Моя обожаемая Кара, тревога за вас сводит меня с ума. Дело даже не в том, что вы меня отвергли: в конце концов, любовь несет в себе не меньше риска, чем война. Я могу принять свое поражение стойко и с достоинством, оставшись, несмотря на все мои страдания, вашим верным другом. Вы знаете, что до сих пор мне удавалось (по крайней мере внешне) мириться с вашей английской флегмой. Но именно в качестве вашего друга я прошу и умоляю вас отказаться от намерения стать Избранным сосудом. Поверьте, это опрометчивый и даже опасный шаг. Вас ослепляет ложный блеск. Нет ничего дурного в увлечении религией, но в этой области следует соблюдать особое благоразумие и осторожность. Став Избранным сосудом, вы утратите над собой контроль и повергнете себя в пучину бедствий. Умоляю, откажитесь от этой мысли и не соглашайтесь на то, что нанесет ущерб вашему amour propre[13]. Вы не понимаете, на что идете. Повторяю: вы можете потерять величайшее сокровище. Вас подстерегает страшная опасность. Целую руку и искренне надеюсь, что вы прислушаетесь к моему совету.

Преданный вам

Рауль.

Прошу уничтожить это письмо, как и все предыдущие.

– Чего она не сделала, – заметил Найджел.

Глава 15

Отец Гарнетт делает открытие

– Напротив, она их сохранила, – подтвердил Аллейн. – Женщины хранят любовные письма по той же причине, по какой слуги собирают рекомендации. Во-первых, они поддерживают их amour propre, как выразился месье де Равиньи, а во-вторых, всегда могут пригодиться при случае.

– Анджела никому не показывает мои письма, – с жаром возразил Найджел. – Никогда!

– Даже своей лучшей подруге? Нет? Тогда вам повезло. Наверное, девушка надеется, что кто-то обнаружит вашу благоухающую духами переписку, если она умрет раньше вас.

– По-моему, это очень безвкусное замечание.

– Согласен и приношу извинения. Странно только, что вы сами не задумались о хорошем вкусе, когда читали любовные письма мисс Куэйн через плечо Фокса, – холодно добавил Аллейн.

– Но это совсем другое дело! – вспыхнул Найджел. – Мисс Куэйн убили.

– Значит, охота на эту дичь не запрещается? Ну конечно. А что вы думаете о послании месье де Равиньи?

– Мне оно кажется крайне сомнительным, – ответил Найджел. – Что он имел имел в виду, говоря, например, «опасный шаг» или «пучина бедствий»? Это очень похоже на угрозу. Мол, если вы станете Избранным сосудом, ваша жизнь будет в опасности.

– Он говорил не о ее жизни, мистер Басгейт, – возразил Фокс, оторвавшись от одного из писем.

– Верно, – согласился Аллейн. – Видимо, он достаточно старомоден, чтобы думать, будто у женщины есть нечто ценнее жизни.

– Хорошо, – кивнул Найджел, – но что побудило его написать эту записку?

– Отличный вопрос, Басгейт. Понятия не имею. Быть может, ревность или… страх. Он был очень взволнован, когда ее писал.

– Почему вы так решили?

– Я сужу по тому, как он строит фразы. Да и английский у него здесь хромает сильней обычного. Есть несколько ошибок.

– Кстати, постскриптум выглядит очень подозрительным.

– В самом деле. Каково ваше мнение, Фокс?

– Мне кажется, сэр, этот джентльмен намекает на кое-какие вещи, о которых не хочет говорить прямо. Возможно, он знал о неприглядных фактах из жизни преподобного, а может быть, боялся, что мисс Куэйн узнает то, чего ей не следовало знать. Судя по этому постскриптуму, он был испуган.

– Старый вы пройдоха! Ладно, здесь мы закончили. Пусть в доме останутся ваши коллеги, Фокс, и основательно все прочешут. Сейчас они наверху. А меня ждет свидание с мистером Раттисбоном.

– Он был консультантом в деле О’Каллагэна, верно? – спросил Найджел.

– Да. Кстати, вот каким должен быть настоящий адвокат. Приятным, легким собеседником, неотразимым болтуном… Он похож на хорошего актера, который всегда немного переигрывает. Мне пора идти. Встретимся в апартаментах Гарнетта, как сказал бы мистер Огден.

– Хорошо, сэр.

– А кто еще там будет? – поинтересовался Найджел.

– Ну, уж вы-то точно будете. Хотя я надеюсь увидеть всю компанию адептов. Ровно в два часа.

– Я приду, – пообещал Найджел. – Au revoir.

Журналист вернулся в свою редакцию, а Аллейн отправился через Стрэнд на маленькую улочку, где находился офис мистера Раттисбона.

Это была одна из тех адвокатских контор, которые легко могли бы послужить иллюстрацией к романам Чарльза Диккенса. В тесном подъезде крепко пахло затхлостью и пылью. Темная лестница вела на площадку с мутным окном, где едва хватало дневного света, чтобы разглядеть табличку на двери мистера Раттисбона. Самого адвоката Аллейн нашел в небольшом помещении, сильно пахнущем ветхой мебелью, кожаными диванами и крепким хересом. Пыли здесь не было, но она почти физически ощущалась в воздухе. Мистер Раттисбон, хоть одетый вполне современно, тем не менее выглядел так, словно носил строгую викторианскую одежду. Это был бодрый сухопарый старик с костлявыми руками и острым взглядом. Он говорил стремительно и без запинки. Как и его отец и дед, мистер Раттисбон занимался недвижимостью «верхнего среднего класса». У него была репутация чрезвычайно умного и проницательного адвоката.

– Надеюсь, я не опоздал, сэр, – сказал Аллейн.

– Нет, нет, инспектор, что вы, совсем нет. Вы весьма пунктуальны, весьма. Прошу вас, садитесь. Да. Очень рад. Кажется, мы не встречались с тех пор, как закончилось… скажем так – то не совсем приятное дельце?

– Не встречались. Простите, что беспокою. Наверное, вы догадываетесь, что привело меня сюда.

– Что привело вас сюда? Да, конечно. Несчастный случай с мисс Карой Валери Куэйн. Да, да. Я узнал об этом сегодня утром. Очень печальная история, очень.

– А от кого вы узнали, сэр?

– От ее служанки, или скорее компаньонки. Мисс… э-э… мисс Эдит Лора Хебборн сочла нужным поставить меня в известность и любезно позвонила мне домой по телефону. Прекрасный пример домашней прислуги старого образца. В лучшем смысле слова. Насколько я понял, нет никаких сомнений, что произошло убийство. Это так?

– Боюсь, что так. Дело очень странное.

– Очень странное? – поморщившись, повторил мистер Раттисбон. – Хорошо, инспектор, и чем я могу помочь?

– Мне нужна подробная информация о финансовом положении мисс Куэйн и ее завещании. Слушания по делу начнутся завтра. Думаю, мы сможем сэкономить время, если я вкратце изложу вам суть дела.

Аллейн в нескольких словах передал мистеру Раттисбону общий смысл того, о чем ему сообщили няня и члены секты. Адвокат внимательно слушал.

– Превосходно, – заметил он, когда Аллейн закончил. – Все коротко и по делу. Ничего лишнего.

– Вы всегда занимались делами мисс Куэйн, сэр?

– О, да. Да. Ее отец, полковник Куэйн, – старый клиент нашей семьи. Прекрасный человек.

– Давно вы видели мисс Куэйн?

– Пять недель назад.

– Высказывала ли она тогда намерение изменить свое завещание?

– А, так вы слышали об этом?

– От месье де Равиньи. Надеюсь, вы расскажете мне все, что имеет отношение к делу.

– Честно говоря, инспектор, я терпеть не могу обсуждать дела своих клиентов. Конечно, я понимаю, что речь идет об экстраординарном случае и все такое. После вашего звонка я много думал о том, стоит ли мне говорить… э… с полной откровенностью, и решил выложить все начистоту.

Мистер Раттисбон неожиданно сбросил с переносицы пенсне и нервно указал им на Аллейна.

– Итак, слушайте, – начал он. – Пять недель назад меня навестила мисс Кара Валери Куэйн. Но еще прежде она предупредила о том, что хочет внести существенные изменения в свое завещание, а затем – что собирается переписать его заново. Поэтому я заранее подготовил все необходимые документы. Мисс Куэйн приехала. – Адвокат с силой потер нос. – И поразила меня до глубины души.

Аллейн молчал. Несколько секунд мистер Раттисбон пристально смотрел на Аллейна, потом наклонился ближе к инспектору и продолжал:

– Да, я был поражен. Прежнее завещание очень взвешенно и разумно распределяло ее значительное состояние. Она оставляла крупные суммы нескольким солидным благотворительным фондам. Назначала ежегодное содержание для слуг. Делала распоряжения относительно отдельных лиц. Наследником всего остального имущества объявлялся ее троюродный брат – мальчик из Новой Зеландии, которого она никогда не видела, но который носил имя ее отца. И так далее, и тому подобное. Завещание просто образцовое. И вдруг она объявляет, что хочет все это изменить, а взамен составить новый документ. С нижеследующими пунктами. Ежегодная рента мисс Эдит Лоры Хебборн увеличивается с двухсот до трехсот фунтов в год. Дом, его обстановка, драгоценности, картины и тому подобное оставляется месье Раулю Оноре Кристофу де Равиньи. Значительная часть наследства переходит во владение отца Джаспера Гарнетта. А все остальное – все, до последнего пенни, – становится собственностью Храма Священного пламени, 89, Ноклэтчерс-роу, Итон-плейс, с отцом Гарнеттом в качестве единственного попечителя.

– Бог ты мой! – воскликнул Аллейн.

– Вот именно. По правде говоря, инспектор, я пришел в ужас. Я знал мисс Куэйн с детства. Ее отец был не только моим клиентом, но и другом. В каком-то смысле я считал себя in loco parentis[14], поскольку оба ее опекуна умерли. Услышав, что мисс Куэйн проявляет интерес к секте мистера Гарнетта, я немедленно навел о нем справки. То, что я узнал, меня не успокоило. Наоборот, вызвало еще большие подозрения. И вот, в довершение всего, она приходит ко мне и требует переписать завещание на этих самых условиях!

– Удивительно.

– Более чем. Будучи частным поверенным, я не раз сталкивался с тем, что можно назвать… скажем так – причудами своих клиентов. Я к ним привык. Но этот резкий поворот вызвал у меня глубокую тревогу. Должен признаться, я преступил границы допустимого и настоятельно посоветовал ей хорошенько все обдумать. Я высказал предположение, что отец Гарнетт может оказаться совсем не тем человеком, каким он ей кажется. Я долго уговаривал ее дать мне возможность провести дополнительное расследование. Получив отказ, я буквально умолял, чтобы она хотя бы позволила мне передать указанную сумму в распоряжение совета попечителей, действующего в интересах столь дорогого ей… хм… религиозного союза. Все было бесполезно!

– Она потребовала, чтобы единственным доверенным лицом был мистер Гарнетт?

– Именно так! При этом она была сильно возбуждена и очень резко – я бы даже сказал, раздраженно – реагировала на все мои предложения. Я заявил ей, что ее отец никогда не одобрил бы такого завещания. Но она меня не слушала. В конце концов мисс Куэйн сказала, что, если я буду ей перечить, она возьмет готовый бланк в первой попавшейся конторе и сама составит завещание.

Мистер Раттисбон уронил пенсне на листок промокательной бумаги, выразив этим жестом свое абсолютное бессилие.

– Я переписал завещание заново, – закончил он. – Три дня спустя она снова пришла ко мне и поставила подпись.

– Все ясно, – пробормотал Аллейн. – Скажите, какую сумму получит секта?

– Примерно двадцать одну тысячу фунтов.

– А насколько богаче станет мистер Джаспер Гарнетт?

– На десять тысяч фунтов.

– Ого! – воскликнул Аллейн.

Мистер Раттисбон бросил на него острый взгляд.

– Как, по-вашему, ему удастся… воспользоваться этим даром? – спросил он.

– Может быть. Если ему не помешают.

– Очень уклончивый ответ, инспектор.

– Это потому, что вы задаете наводящие вопросы, сэр.

Адвокат вдруг быстро засопел и издал какой-то хлюпающий звук. Это был смех.

– Скажите, – продолжал Аллейн, – существует ли возможность оспорить это завещание? Как, например, насчет юного новозеландца? Или судебного ограничения в правах? Скажем, из-за помрачения рассудка? Я плохо разбираюсь в законах, сэр, но… что, если мистер Гарнетт давал ей наркотики?

Мистер Раттисбон несколько секунд внимательно смотрел на Аллейна.

– Если вы сможете это подтвердить, – произнес он наконец, – загляните еще раз в мою контору. Буду вам весьма признателен.

– Я так и сделаю. – Аллейн встал. – Кстати, вы не знаете, почему мисс Куэйн увеличила содержание мисс Хебборн?

– На мой взгляд, это было что-то вроде – как бы поточнее выразиться – предложения мира. Очевидно, мисс Хебборн не слишком хорошо отзывалась об этой секте, считая ее чуть ли не воплощением всех зол. Из-за этого между ними случались неприятные сцены и размолвки, доходившие до открытых ссор. Между тем мисс Куэйн была сильно привязана к своей старой няне, которая преданно служила ей много лет. Судя по некоторым ее замечаниям, она хотела предложить ей что-то вроде компенсации.

– А месье де Равиньи? Он получил довольно большой куш, не так ли? Одни только картины чего стоят. Я видел в ее доме отличного Ван Гога и китайскую вазу в стиле famille verte. За них можно выручить кругленькую сумму.

– Верно. Месье де Равиньи – старый друг семьи и, насколько мне известно, коллекционер. Не имею чести быть знакомым с ним лично.

– У него весьма примечательный характер. Что ж, пожалуй, мне пора идти. До свидания, сэр, и примите мою огромную благодарность.

– Да, да. Спасибо вам, спасибо вам. Не стоит. До свидания. Да, – зачастил мистер Раттисбон с невероятной быстротой. Он вышел проводить инспектора на лестничную площадку и, наклонившись вперед, заглянул ему в лицо. – Надеюсь, вы собираетесь его… того самого? В места не столь отдаленные? Не так ли? Я всегда интересовался тем, как вы работаете. Но теперь это намного больше, чем просто любопытство… Будьте осторожней на ступеньках.

– Я тоже на это надеюсь. Спасибо, – поблагодарил Аллейн.

После встречи с помощником комиссара инспектор наскоро пообедал на Стрэнде и отправился прямо на Ноклэтчерс-роу. Здесь он нашел Клода, Лайонела и весь кружок адептов, собранных Скотленд-Ярдом и расположившихся в гостиной отца Гарнетта под присмотром сержанта Бэйли. Гарнетт, худой и бледный как мертвец, сидел во главе стола. Найджел некоторое время слонялся у входа с Фоксом и при появлении инспектора последовал за ним в комнату.

– Добрый день, леди и джентльмены, – бодро поздоровался Аллейн. – Простите, что заставил ждать.

Джейни Дженкинс возразила:

– Вы пунктуальны. Ровно два.

Мистер Огден встал и весело пробасил:

– Так-так, смотрите, кто пришел!

Все остальные пробормотали что-то невразумительное.

– Не волнуйтесь, долго я вас не задержу, – пообещал Аллейн. – Прежде всего, если вы не возражаете, мы снимем ваши отпечатки пальцев. Это обычная процедура. Я мог бы проделать это незаметно, подсунув вам несколько засаленных фото «для опознания», но у нас мало времени. Сержант Бэйли сделает все, что нужно.

Новость про отпечатки пальцев все восприняли по-разному: Джейни Дженкинс – с интересом, Морис – брезгливо, Огден – серьезно, а месье де Равиньи – с легкой улыбкой. Миссис Кэндур и мисс Уэйд пришли в ужас, Клод и Лайонел побледнели, а отец Гарнетт сохранил свой мрачно-отрешенный вид. Бэйли взял отпечатки, попросив каждого из них смазать подушечки пальцев типографской краской и оттиснуть на чистой бумаге. Он предусмотрительно предложил им масляную тряпочку, чтобы вытереть руки. Как только процедура была закончена, Аллейн пригласил всех посвященных за стол.

– Первым делом, – начал он, – я хотел бы услышать, что каждому из вас известно о содержимом сейфа. Кто-то имел к нему доступ, не так ли?

Наступило недолгое молчание, потом мистер Огден выпалил:

– Все знали, где лежал ключ, шеф, но никого это не волновало.

– И где же он лежал?

– На моем столе, – ответил отец Гарнетт. – Иногда.

– Скорее, в вашем кармане, – вставил мистер Огден. – Он не так уж часто валялся где попало, шеф. Хотя в нашем сейфе, по правде говоря, нередко бывало пустовато.

– А сколько там сейчас?

– Я… Честно говоря, не помню, – в замешательстве пробормотал отец Гарнетт. – В среду были новые пожертвования. Но… Нет, не помню.

– Шестьдесят один фунт, восемь шиллингов и шесть пенсов, – отчеканил месье де Равиньи.

– Ого, какая осведомленность! – насмешливо воскликнул Морис Прингл.

– Я церковный староста, – спокойно объяснил француз. – И все тщательно пересчитал. Причем в присутствии отца Гарнетта и мистера Огдена. Повторяю: в сейфе было шестьдесят один фунт, восемь шиллингов и шесть пенсов.

– Плюс чек на двадцать фунтов, – сухо вставил мистер Огден. – Вы забыли о нем упомянуть.

– Чек, выписанный лично вами, месье Огден. Да, я помню.

– Что-нибудь еще? – спросил Аллейн.

– Да, гораздо более важная вещь, месье инспектор: пакет с ценными бумагами, о которых я вам говорил. Речь идет о бондах, выпущенных нефтяной компанией «Кастернек». Мисс Куэйн подарила эти бумаги церкви, с тем чтобы впоследствии мы могли дополнить их равнозначной суммой и создать строительный фонд. Стоимость бондов составляет пять тысяч фунтов. С тех пор как их поместили в сейф, вы всегда держали ключ при себе, не так ли, отец Гарнетт?

– Вы абсолютно правы, мой дорогой Рауль. Больше того, я помню, что вы сами посоветовали мне принять эту меру предосторожности.

– Именно так.

– Истинная правда, – с пафосом подтвердил мистер Огден. – Конечно, у нас не было оснований чего-то бояться, но не должны же мы вести себя как идиоты!

Он прикусил язык, замолчал и неловко покосился на отца Гарнетта.

– Что-нибудь еще? – спросил Аллейн.

– Банковская книга. Кажется, больше ничего, – ответил месье де Равиньи.

– Замечательно. Что ж, давайте мы это проверим. Думаю, мистер Гарнетт не откажет нам в любезности? Тем более что это чистейшая формальность. Кстати, вчера вечером мы опечатали сейф. Обычная предосторожность в таких делах. Мистер Гарнетт, прошу вас.

Он достал связку ключей, вручил их отцу Гарнетту и сорвал полицейскую печать. Поднявшись с места, отец Гарнетт открыл сейф и, по очереди вынув все его содержимое, аккуратно разложил на столе. Найджел обратил внимание, что бумажный сверток лежал на другом месте. Вероятно, Бэйли переложил его после их ухода, а потом снова опечатал сейф. Фокс пересчитал наличные и подтвердил сумму, названную де Равиньи.

– Вы заглядывали в пакет с ценными бумагами? – поинтересовался Аллейн.

Отец Гарнетт покосился на инспектора.

– Нет, – пробормотал он. Вид у него был удивленный и встревоженный. – Нет, я не смотрел.

– Откройте его, – предложил Аллейн.

Отец Гарнетт развязал красную ленточку и развернул бумагу.

В свертке лежала стопка газет.

Трудно было предположить, что мертвецки бледное лицо отца Гарнетта способно побелеть еще больше, однако именно так и произошло. Странно, но его выражение при этом почти не изменилось. Некоторое время пастор стоял совершенно неподвижно. Потом он медленно поднял глаза и непонимающим взглядом уставился на Аллейна. Найджелу показалось, что на секунду у священника мелькнула безумная мысль, не сыграла ли полиция с ним злую шутку. Аллейн невозмутимо ответил на его взгляд. Отец Гарнетт судорожным жестом схватил ворох газет, развернул их веером, яростно встряхнул и швырнул обратно. Когда он заговорил, его голос звучал глухо и сдавленно, как из-под земли.

– Меня обокрали! – выдавил он из себя. – Обокрали… Обокрали!

Собравшиеся смотрели только на отца Гарнетта, поэтому, когда мистер Огден продемонстрировал яркий образчик американской экспрессивности, это застало их врасплох.

Он хлопнул ладонями по столу и впился взглядом в своего духовного лидера.

– Неужели? – прорычал он.

Глава 16

Мистер Огден доверяется полиции

– Обчистили, говоришь? – добавил мистер Огден. И, по-видимому, вознамерившись основательно обогатить их познания в заокеанском сленге, рявкнул: – Чушь собачья!

Все взгляды обратились к мистеру Огдену. Его широкое лицо, прежде спокойное и добродушное, теперь стало жестким как кремень. Твердый подбородок выдвинулся вперед, глаза были прищурены. Он не столько говорил, сколько цедил слова сквозь зубы. Поза американца казалась почти непринужденной, но чудовищное напряжение мышц чувствовалось даже в складках пиджака. Разговаривая, он обращался ко всем сидевшим за столом, но смотрел только на отца Гарнетта.

– Вот что, ребята! – гаркнул он. – Нас всех надули. Впарили нам туфту. Обвели вокруг пальца!

– О чем, черт побери, он говорит? – воскликнул Морис Прингл.

Месье де Равиньи тихо выругался по-французски.

– О чем я говорю? – переспросил мистер Огден, не спуская глаз с отца Гарнетта. – О чем я говорю?! Да вы что, ничего не поняли? У кого хранились ключи от сейфа, после того как Кара положила туда бонды? Или вы не слышали, что вам только что сказали? Отец Гарнетт держал у себя ключи в целях безопасности. О да, с безопасностью все в порядке! Будьте уверены, бумаги в безопасности, в такой безопасности, что мы больше никогда их не увидим!

– Простите, но что вы имеете в виду? – спросила мисс Уэйд. – Кажется, я не совсем вас поняла. Деньги украли?

– Нет, – ответил мистер Огден. – Они просто исчезли, как пишут в «Дэйли мейл».

– Но я все-таки не понимаю…

– Да, бумаги Кары украли, мисс Уэйд, – нетерпеливо перебила Джейни, – и заменили газетами. Вы же сами видите.

– Кто это сделал? – вдруг прогремел Гарнетт.

Священник расправил плечи и выпрямился в полный рост. Его голос снова стал зычным, а манеры – строгими и властными. На нем была длинная темно-зеленая хламида – что-то вроде церковной рясы, закрывавшей шею и ниспадавшей тяжелыми складками на ноги. Несмотря на нелепую театральность этого наряда, он придавал ему грозный и даже величественный вид. Найджел, предполагавший, что после кражи Гарнетт совсем падет духом, был озадачен его поступком. Разглядывая священника, он подумал, что либо этот человек находится в шоке, либо перед ним величайший актер из всех, кого он когда-либо видел.

– Кто это сделал? – повторил Гарнетт. Он повернул голову и окинул взглядом весь круг посвященных.

– Клянусь, я даже не притрагивался к сейфу, – жалобно заныл Клод Уитли.

– Святой отец, полагаю вы лучше других можете ответить на этот вопрос, – сдержанно заметил де Равиньи. – По-моему, все довольно очевидно. Мы уже не раз говорили – и вы сами с этим согласились, – что после того, как бедняжка Кара сделала свой дар, доступ к ключам был только у вас.

– Да как вы смеете! – воскликнула миссис Кэндур. – Как вы смеете говорить такие вещи, месье де Равиньи? Святой отец!

– Тише, тише, дитя мое, – успокоил ее отец Гарнетт.

Морис Прингл вдруг расхохотался. Остальные покосились на него с возмущенным видом.

– Нет, вы только посмотрите на него! – выкрикнул он. – Посмотрите! Для чистых все чисто!

– Морис! – взмолилась Джейни.

– Прошу прощения, господа, – произнес Аллейн.

Все уже успели забыть об инспекторе и теперь резко повернули к нему головы.

– Мистер Прингл, – сказал он твердо, – прошу вас, успокойтесь. Вы ведете себя как истеричный подросток. Спасибо. Насколько я понял, никто не желает сообщить какую-либо информацию о пропавших бондах? – Отец Гарнетт хотел что-то возразить, но Аллейн поднял палец. – Тогда я хочу продемонстрировать вам еще одну вещь. Фокс, будьте добры, принесите книгу.

Фокс выступил вперед и протянул Аллейну потертый том. Инспектор поднял его и показал всем. Это была «Занимательная химия» Эбберли.

– Quis?[15] – пробормотал Аллейн себе под нос.

Гарнетт обернулся и спокойно посмотрел на книгу. Миссис Кэндур испуганно ахнула. Морис снова поморщился, словно ему подсунули какую-то гадость. Джейни сохранила безразличный вид. Месье де Равиньи проявил легкое любопытство. Мистер Огден продолжал упорно смотреть на отца Гарнетта. Мисс Уэйд нацепила на нос пенсне и подалась вперед, чтобы получше разглядеть книгу. Клод Уитли пробормотал: «Что это? Я не вижу».

– Это «Занимательная химия» Эбберли, – объяснил Аллейн.

– Что?! – воскликнул мистер Огден, внезапно развернувшись в кресле.

Потом он увидел книгу, и у него отвисла челюсть.

– Но почему, – начал он, – почему…

– Что «почему», мистер Огден?

Лицо американца выражало крайнее замешательство. Наступило глубокое молчание.

– В чем дело? – терпеливо спросил Аллейн.

– Ни в чем, шеф. Просто я удивился, как вы нашли книгу.

– Кто-нибудь что-то знает об этой книге? – спросил Аллейн.

– Я знаю, – ответил отец Гарнетт.

Он все еще стоял возле стола. Священник протянул руку, и Аллейн передал ему книгу.

– Этот том, – заявил отец Гарнетт, – появился на моей полке несколько недель назад. Я его не покупал и не знаю, откуда он взялся. Я его даже не открывал. Просто прочел название на корешке.

– Он стоял рядом с томиком Петрония?

– Э… да, – ответил отец Гарнетт.

Он все еще держал в руках книгу. Очевидно, привычка читать проповеди заставила его открыть ее на середине.

– Кто оставил книгу в моей комнате? – спросил он.

– Смотрите-ка, – заметил Аллейн.

Отец Гарнетт секунду помедлил, словно не понимая, о чем идет речь. Книга открылась на той же странице с рецептом цианида натрия. В первый момент священник, казалось, не обратил на это внимания. Потом он резко захлопнул книгу и положил на стол.

Напевные нотки в его голосе исчезли, теперь он говорил скорее в нос.

– Вы утверждаете, – произнес Аллейн, – что кто-то оставил книгу на вашей полке. А когда она появилась там в первый раз?

– Не помню, – ответил отец Гарнетт, резко откинув голову.

– Попытайтесь вспомнить.

– Не позже чем три воскресенья назад, – вставил Клод.

– Вот как? – повернулся к нему Аллейн. – Откуда вам это известно, мистер Уитли?

– Потому что я сам ее видел. А почему три воскресенья назад… видите ли, я каждые две недели убираюсь в храме, чищу серебро и все прочее… Я заметил книгу, когда занимался уборкой, и это было не в прошлое воскресенье, значит, три воскресенья назад.

– Как вы ее обнаружили?

– Ну, знаете… короче… В общем, я закончил убираться, а отца Гарнетта не было, и я решил дождаться его, пошел в его комнату, чтобы посмотреть, все ли там в порядке.

– Где вы нашли книгу?

– Там, на полке.

– Она стояла с краю?

– Не совсем.

– За другими книгами?

– Если честно, да, – ответил Клод, густо покраснев. – На самом деле я сам поставил эти книги на полку, – он нервно оглянулся на Огдена и Гарнетта, – примерно за неделю до этого. Я… Я наводил порядок. На книжки даже не смотрел. Но той, что по химии, там не было. А через неделю, в воскресенье, она вдруг появилась. Знаете, я уже прочел все остальные книги и подумал, нет ли чего новенького, поэтому…

– Вы брали ее в руки?

– Я… Я в нее заглянул.

– Значит, брали. Вы уверены?

– Да. Потому что я помню, что был в перчатках. В которых обычно убираюсь. Не люблю, когда руки грязные. Я хотел посмотреть, нет ли там штампа. Потом отложил ее в сторону и… стал читать другую.

– Наверное, Петрония?

– Да. Он мне очень нравится.

– Спасибо.

– Я не понимаю… – начала мисс Уэйд.

– И я тоже, – перебила ее миссис Кэндур. – Почему столько шума из-за какой-то книги?

– Это пособие по изготовлению ядов, – объяснил Морис. – Кара была отравлена. Найдите владельца книги, и вы найдете преступника. Q.E.D.[16] Слава полиции!

– А мне кажется, – пробормотал мистер Огден натянутым тоном, – что вы все слишком упрощаете.

– Неужели, – усмехнулся Морис. – Если кажется, надо лечиться.

– Морис, прошу тебя! – взмолилась Джейни.

– Господи… Прости, Джейн.

– Забавная вещь с этой книгой, – невозмутимо продолжал Аллейн. – Вы заметили? Если ее взять в руки и раскрыть, она всегда открывается на странице с рецептом цианида.

Инспектор взял «Занимательную химию» и протянул де Равиньи.

– Хотите попробовать? – спросил он.

Француз взял книгу, но, видимо, сделал что-то не так. Она открылась на другой странице. Де Равиньи с недоумением повертел ее в руках.

– Дайте мне, – попросил Лайонел. – Пожалуйста.

У причетника эксперимент удался.

– Поразительно! – воскликнул Клод.

– Эй, – вмешался мистер Огден, – дайте-ка взглянуть.

Лайонел передал ему книгу, и американец на глазах у всех проделал тот же опыт. Он то открывал книгу, то закрывал книгу, и каждый раз это оказывалась одна и та же страница.

– Что за чертовщина! – выругался он и, захлопнув том, бросил его на стол.

– А теперь, – продолжал Аллейн, – я покажу вам еще одну вещь. Портсигар. Он принадлежит вам, не так ли, мистер Гарнетт?

Инспектор положил на стол коробочку из индийской меди.

– Ах… да.

– Не могли бы вы его открыть?

– Это что, какой-то трюк? – поинтересовался Морис Прингл. – Надеюсь, нам не собираются показывать фокусы.

– Только не я, – весело ответил Аллейн. – Думаю, и мистер Гарнетт тоже.

Священник отрыл портсигар. Сверху на сигаретах лежала записка Кары Куэйн.

– Что это такое? – спросил он. Потом пробормотал: – Господи, ее записка.

– Будьте любезны, прочтите вслух.

Гарнетт начал медленно читать. Привычка произносить проповеди не оставила его и здесь: он говорил слова плавно и нараспев, четко выделяя слоги.

– Надо увидеться. Ужасное открытие. Вечером после службы.

Священник положил бумажку на стол и взглянул на Аллейна. Его губы дрогнули, но он промолчал. Руки Гарнетта все время беспокойно двигались. По его виду нельзя было сказать, виноват он или нет. Скорее он был просто сбит с толку.

– Где вы это нашли? – спросил он наконец.

– В вашем портсигаре. Вчера вечером, – ответил Аллейн.

– Но… Я ничего не знал. Записку я даже не видел.

– Кто-то из присутствующих что-нибудь знает об этом? – спросил Аллейн.

Все молчали.

– Может быть, мисс Куэйн говорила кому-нибудь из вас о своем «ужасном открытии»?

– А когда она была написана? – вдруг осведомился Морис.

– Вчера.

– Как вы узнали?

– На ней стоит дата, – вежливо ответил Аллейн.

– Морис, бедный мой несмышленыш! – воскликнула Джейни, и в первый раз за это утро кто-то рассмеялся.

– Заткнитесь! – огрызнулся Морис.

– Значит, вчера вы не открывали портсигар, мистер Гарнетт? – продолжал Аллейн.

– Нет.

– А когда к вам приходила мисс Куэйн?

– Не знаю. Я ее не видел. Меня не было дома до трех часов дня.

– Где же вы были?

– Отец Гарнетт обедал у меня, – объяснил де Равиньи. – Кару я тоже пригласил, но она сказала, что предпочитает провести весь день дома, предаваясь медитации.

– Наверное, она передумала. Как мисс Куэйн могла попасть в квартиру?

– Ключ от церкви всегда висит в левой части портика, месье. Он спрятан за факелом. Мы все им пользуемся.

– Кто-нибудь из вас приходил сюда между половиной третьего и тремя часами, когда мисс Куэйн была в зале?

Выяснилось, что никто не приходил. Аллейн по очереди расспросил каждого, где тот был и чем занимался в это время. Джейни пригласила на обед Мориса Прингла, который оставался у нее до четырех. Миссис Кэндур обедала у себя дома, как и мисс Уэйд. Мисс Уэйд вызвала общее удивление, заявив, что находилась в зале, когда Кара проходила через него в квартиру Гарнетта. В это время мисс Уэйд молилась. Потом она видела, как Кара вышла обратно, и ей показалось, что девушка «немного не в себе».

– Почему вы раньше мне об этом не сказали? – спросил Аллейн.

– Потому что вы меня не спрашивали, сэр, – ответила мисс Уэйд.

– Верно, – кивнул Аллейн и вернулся к остальным.

Мистер Огден обедал в клубе, а потом «болтался» в парке, вернувшись домой только к чаю. Гарнетт и де Равиньи оставались в доме француза до половины третьего: как раз в этот момент де Равиньи спросил у Гарнетта, который час, чтобы выставить правильное время на часах. Минут через десять Гарнетт ушел. В половине четвертого у него были занятия с неофитами, из которых двое обычно оставались на так называемую малую трапезу в его квартире, а затем наступало время подготовки к вечерней службе. Таков был обычный распорядок дня. Это объясняло, подумал Найджел, почему Кара Куэйн оставила записку в портсигаре. Каким бы «ужасным» ни было ее открытие, она знала, что никак не сможет побеседовать с отцом Гарнеттом с глазу на глаз до начала церемонии. Покинув дом де Равиньи, Гарнетт отправился прямиком в храм. Там он нашел пару-тройку прихожан, рано приходивших к службе. В сейф он не заглядывал, но уверен, что заметил бы, будь его дверца открыта. Де Равиньи жил на Лаундес-сквер, поэтому идти до Ноклэтчерс-роу Гарнетту было совсем не далеко. Очевидно, священник вернулся около трех. Француз сообщил, что оставался дома, пока не пришло время идти на вечернюю службу. Что касается Лайонела и Клода, то, как выяснилось, они встали только в четвертом часу дня.

– Дамы и господа, – произнес Аллейн с едва заметным вздохом, – я вас больше не задерживаю. Собрание окончено.

Посвященные стали выходить из-за стола. Гарнетт остался сидеть, уронив голову на руки. У большинства вид священника вызывал крайнюю неловкость. Адепты смущенно покашливали, исподтишка поглядывая в его сторону. Только Огден продолжал упорно смотреть на Гарнетта и, в отличие от других, не собирался уходить. Месье де Равиньи щелкнул каблуками, отвесил сухой поклон, относившийся к Аллейну и Гарнетту, и произнес: «Джентльмены». Потом он снова поклонился, промолвил: «Дамы», – и вышел с видом человека, который умеет находить выход даже из самых неудобных ситуаций.

Мисс Уэйд, помедлив в нерешительности, вдруг подскочила к Гарнетту, протянула ему свою ручонку и пропищала:

– Святой отец! Да не угаснет вера! До самой смерти! Воистину!

Миссис Кэндур, словно только ждала этого момента, тут же запела что-то заунывное и тоже поспешила к священнику, повторяя:

– Да, да, да!..

Гарнетт взял себя в руки и благожелательно взглянул на дом.

– Воистину! Будь верен до… – начал он бодро, но запнулся и умолк на середине фразы.

Огден терпеливо дождался, когда женщины уйдут, и подошел к Аллейну.

– Шеф, можно вас на пару слов? – буркнул он.

– О чем вы хотите поговорить? – подозрительно спросил священник.

– Это не ваше дело, Гарнетт, – отрезал Огден. – Отойдемте, шеф.

Он вышел из комнаты и спустился в зал вместе с Аллейном, Найджелом и Фоксом. Оказавшись в проходе, американец ткнул большим пальцем в Найджела.

– Сейчас неподходящее время для интервью, мистер Басгейт, – заявил он. – А я слышал, что вы газетчик.

– Мистер Басгейт находится здесь не из-за своих профессиональных обязанностей, – возразил Аллейн. – Уверен, ему вполне можно доверять.

– В последнее время я и так слишком многим доверял… Хорошо, шеф, как скажете. Раз вы не против, то все в порядке.

Найджел вернулся на прежнее место в первом ряду, и мистер Огден перестал обращать на него внимание. Он обратился прямо к Аллейну:

– Послушайте, шеф. Я уже давно торчу на этом острове, но у меня еще никогда не было проблем с законом. Если бы я сделал что-то подобное на моей благословенной родине, меня бы сочли полным идиотом. Но… послушайте, шеф. Я думаю, вы парень что надо: хоть и жутко вежливый, но дело свое знаете.

Мистер Огден выдержал паузу, достал большой шелковый платок и вытер шею.

– Черт, – пробормотал он, – я из-за этого рехнусь.

– К чему вы клоните, мистер Огден? – спросил Аллейн.

– Черт! – снова выругался американец. – Послушайте. Мне говорили, у вас в стране ни за что не посадят на электрический стул, если только вы не по уши в дерьме.

– То есть? – Аллейн вопросительно поднял брови. – А, вот вы о чем. Да, пожалуй, вы правы. Мы очень осторожно относимся к вынесению смертных приговоров. Только здесь принято вешать, если вы не в курсе.

– Знаю, – кивнул мистер Огден, – но суть одна.

– Верно, – сказал Аллейн.

Было видно, что американцу приходилось прилагать огромные усилия, чтобы заставить себя перейти к сути дела. Наконец он тряхнул головой и мрачно уставился на инспектора.

– Послушайте, шеф, – начал он снова. – Кажется, вы решили, что у кого была эта дурацкая книжонка, тот и совершил убийство.

– Вы про книгу по химии?

– Угу.

– Да, все указывает на это.

– Черта лысого указывает! – взорвался мистер Огден. – Будь я проклят! Ни черта это не указывает, ясно? И знаете почему?

– Мне кажется, я догадываюсь, – улыбнулся Аллейн.

– Ах, вы догадываетесь! Будь я…

– Потому что эта книга принадлежит вам.

– В яблочко, шеф.

Глава 17

Мистер Огден теряет доверие

– В яблочко, – повторил бизнесмен и рухнул на стул.

– Веселее, мистер Огден, – подбодрил его Аллейн.

Американец вытер платком лоб и бросил на инспектора хитрый взгляд, словно нашкодивший мальчишка.

– Наверное, зря я так разволновался из-за этой книги, – заметил он. – Вот вы меня и раскололи.

– Не только из-за вашего волнения, – возразил Аллейн. – Вчера вечером вы сказали, что интересуетесь аффинажем золота. Письмо, которое мы нашли у вас в кармане, почти целиком посвящено новой технологии очистки. Это предполагает некоторое познание в химии. Книга издана в Америке. Вывод напрашивается сам собой.

– Пожалуй, – хмыкнул мистер Огден. – Ну ладно. Послушайте. Я купил эту книжонку давно, еще до войны, когда только начал раскидывать мозгами и соображать, что к чему. В то время я служил младшим клерком в офисе золотодобывающей компании. Младший клерк – просто мальчик на побегушках, чтобы все было понятно… И вот однажды в какой-то грошовой лавочке я приметил эту книжку – стоила она пять центов – и решил заняться самообразованием. С тех пор я так с ней и таскаюсь. С книжкой то есть. Когда сюда приехал, книга была в моих вещичках. Я ее почитывал иногда на досуге: это, знаете ли, полезно, а порой и забавно, особенно если взять всякие старые рецепты. Короче, когда я обосновался в Лондоне, то поставил ее на полку вместе с Ван Дайном, «Нэшнл джиогрэфик» и «Сэтердей ивнинг пост». И с тех пор ни разу ее не открывал. И вообразите, шеф: я только вчера вечером заметил, что она пропала.

– Вчера вечером? В которому часу?

– Когда вернулся домой. По дороге я раздумывал о Каре и о том, что она умерла почти мгновенно, а из известных мне ядов самый быстродействующий – синильная кислота. Говоря по-научному, цианистоводородная. Вот я и решил освежить свою память и заглянуть в эту старую книжку по химии. Но ничего не вышло. Она исчезла. Скажите, что вы об этом думаете?

– А что вы об этом думаете? – спросил Аллейн.

– Послушайте, – произнес мистер Огден уже в двадцатый раз за этот день. – Я скажу вам вот что. Это было четыре недели назад. Четыре, если считать от сегодняшнего вечера. Я устроил у себя большую вечеринку. Была вся гвардия Священного пламени. Был Гарнетт. Был Равиньи. Была Кара Куэйн. Короче, вся банда, даже мисс Уэйд, которая вечно что-нибудь забудет или перепутает; но на этот раз и она была на месте и трещала без умолку. У Равиньи страсть к литературе. Он обожает всякие редкости, первые издания и тому подобное. Я заметил, что он разглядывает мои полки, и подсунул ему «Занимательную химию». Не бог весть что, но почему бы не взглянуть? Правда, Равиньи она обрадовала не больше, чем какое-нибудь барахло на дешевой распродаже. Он полистал ее из вежливости и отдал обратно. Но благодаря этому я запомнил, что книга еще была на месте. И до вчерашнего дня больше я о ней не вспоминал.

– Вы думаете, в тот вечер кто-то забрал ее с собой?

– Откуда мне знать? Говорю вам, с тех пор я ее в глаза не видел.

– Может быть, вспомните еще какие-нибудь детали? Например, когда вы в следующий раз глядели на книжные полки?

– Вряд ли. Хотя постойте. Минуточку…

Мистер Огден припечатал свою ладонь ко лбу, словно боясь, что оттуда может улететь какая-то важная мысль.

– На следующий день, а может, чуть позже, ко мне явился Клод и забрал книги Гарнетта. Меня в это время дома не было.

– Книги Гарнетта? Какие книги?

Мистер Огден потупил взгляд.

– Ах ты, господи, – вздохнул он. – Ну так, почитать что-нибудь перед сном. Гарнетт одолжил. Сказал, что это классика. Ничего себе классика! Остренькие штучки, если не сказать больше.

– Это те книги, что стояли за другими, в обложках из оберточной бумаги?

– Ну да.

– И Клод Уитли их забрал?

– Именно так. Он сказал служанке, что его прислал Гарнетт. Мол, он хочет вернуть книги, потому что они редкие. Редкие, как же!.. Это был последний раз, когда я про книги вспомнил. Наверное, Гарнетт объяснил Клоду, где их искать.

– И «Занимательная химия» в то время еще стояла на полке?

– Если бы я мог вспомнить! – в отчаянии вскричал американец. – Постойте. Дайте подумать. На следующий день я узнал от Клода, что тот заходил за книгами, и сказал ему, что они были в оберточной бумаге, а он ответил, что так он их и узнал.

– Но у вас «Занимательная химия» не была завернута в оберточную бумагу?

– Нет. Мне не имело смысла ее прятать. Это респектабельная литература.

Аллейн рассмеялся.

– Значит, в тот день вы не заметили, что она исчезла?

– Нет.

– Может быть, заметили потом?

– Господи, нет! – воскликнул мистер Огден.

Какое-то время он молчал, уставившись перед собой в пространство, потом снова медленно заговорил:

– То есть я не заметил ее пропажи. Но с другой стороны… я не помню, чтобы я ее видел. Понимаете? Книга-то яркая, красного цвета. Так вот, я не помню, чтобы видел красную книгу. Наверное, это звучит нелепо.

– Напротив, очень интересно, – возразил Аллейн.

– Да? Главное, чтобы вас не заинтересовал сам Сэм Дж. Огден. Равиньи может вспомнить, что я показывал книгу ему. Или кто-то еще. Поэтому, – добавил мистер Огден с наивной улыбкой, – я решил рассказать все сам.

– Как, по-вашему, мистер Огден, кто-нибудь мог взять книгу в тот вечер?

– Вот дьявол! Говорю вам, я понятия не имею, когда она пропала.

– Кто-то из посвященных приходил к вам домой после этого?

– Само собой. В прошлую среду я устроил небольшой обед для Кары, Равиньи, Гарнетта и Дагмар. Так, кто еще… Морис и Джейни были в прошлую субботу. Кстати, в тот же вечер заходил доктор Касбек. Клода и Лайонела я не приглашал. Терпеть не могу эту парочку.

– Мистер Огден, у вас ведь есть какое-то свое мнение на этот счет, не так ли? Буквально только что вы практически открыто заявили, что ценные бумаги забрал мистер Гарнетт.

Мистер Огден заерзал на месте.

– Разве нет? – добавил Аллейн.

– Я ничего такого не говорил.

– Ну и прекрасно, – сдержанно кивнул инспектор. – В таком случае мы ничего не можем сделать.

Американец криво усмехнулся:

– Выходит, британская полиция совсем беспомощна?

– Похоже на то, – сухо согласился Аллейн. – Сколько вы вложили в это дело с Гарнеттом?

– Что? В какое дело?!

Бизнесмен побледнел и вскочил с места, уставив на Аллейна горящие глаза.

– Какого дьявола! – воскликнул он. – Вы о чем? Имейте в виду, я мокрыми делами не занимаюсь. Насчет книги выложил все начистоту – и точка. Не верите – разбирайтесь сами.

– Мистер Огден, я полностью доверяю вашему рассказу. Но речь сейчас идет не об убийстве.

– Да? Что еще вы хотите на меня повесить?

– Понимаете, мне очень трудно поверить, что человек с вашим умом мог клюнуть на всю эту оккультную чепуху.

– Вы хотите сказать, что мы просто морочим людям голову?

– Я хочу сказать, что вы еще не настолько потеряли разум, чтобы утратить свою деловую хватку.

Мистер Огден пристально взглянул на Аллейна, и постепенно на его губах стало проступать что-то похожее на улыбку.

– Еще я хочу сказать, – продолжал инспектор, – что вы никогда не стали бы выписывать банковские чеки, не будучи твердо уверенным, что сможете получить взамен что-то поинтересней высокопарной проповеди.

– Возможно, – усмехнулся американец.

– Иными словами, мистер Огден, я просто хочу знать, сколько вы вложили в это дело. И не только вы, но и все остальные. Выкладывайте. Шутки в сторону. Все посвященные находятся под подозрением, и вы – не исключение. В подобном деле скрывать информацию – непозволительная роскошь.

– Интересно, когда вы догадались, что у меня тут финансовый интерес?

– Сразу же, как только вас увидел. Знаю, что найдется немало недалеких американцев – уж простите за резкость, – которых можно соблазнить какой-нибудь религиозной приманкой. Сначала я подумал, что вы один из них, но быстро понял, что ошибся. Вы слишком умны. То, как вы отреагировали на кражу бондов, подтвердило мое мнение. Разумеется, если вам не хочется раскрывать деловые тайны, мы узнаем их другим путем. Мистер Гарнетт сейчас так ошарашен, что без проблем расскажет нам собственную версию.

– Да уж, он вам наплетет с три короба, – раздраженно буркнул мистер Огден. – Хорошо, шеф, ваша взяла. Вы правильно все вычислили. За исключением одной детали. До сих пор я искренне давал свое «добро» на доктрину Священного пламени. Можете мне поверить, я никогда не торговал подделками и впредь не собираюсь. Ни в коем случае, сэр. Джаспер Гарнетт и Священное пламя всегда казались мне достойным делом. Когда мы встретились с ним на корабле, Гарнетт обрисовал мне свою идею и объяснил, как она будет работать. Ему был нужен только начальный капитал. Я видел, как он разговаривал с пассажирами и как восторженные дамочки умоляли его принять десяток-другой долларов в фонд спасения моряков. Это заставило меня задуматься. Мы все решили еще до приезда в порт. Я вложил деньги в обмен на главную долю в предприятии, так чтобы Гарнетт не мог действовать без меня. Мы создали совместный бизнес, а потом этот мерзавец взял и украл у меня бонды!

– У вас были другие акционеры?

– Месье де Равиньи вложил пятьсот фунтов. Все, что смог найти. Джаспер сумел его раскрутить. Уверен, француз захочет узнать, куда делись эти бумаги. Сам-то он паренек честный, а на Кару едва не молился.

– И вы заключили письменную сделку? – спросил Аллейн.

– Само собой. Заверенную адвокатом. Каждый получил копию. Хотите посмотреть, шеф?

– Да, с удовольствием. Любопытно, где мистер Гарнетт держит свою.

– Скорее всего, в банке. Он хитрая бестия.

– Вы думаете, бонды украл мистер Гарнетт?

– Надеюсь, что нет, – неожиданно ответил мистер Огден. – Я, знаете ли, отношусь к этому парню вроде как… с уважением. Да, представьте себе. Жаль, если придется разочароваться.

– Вы ведете бухгалтерию?

– Веду, сэр. Я делаю все отчеты, и Гарнетт с Равиньи могут посмотреть их в любой момент. Как раз сейчас Равиньи унес их к себе домой.

– И как это работает?

– Так же, как в любой компании. Я крупнейший акционер, поскольку денег вложил больше всех. Гарнетт получает ежемесячный оклад и двадцать процентов прибыли. Все по-честному.

– Вам известно, что мистер Гарнетт – ваш соотечественник?

На лице бизнесмена появилось такое выражение, что его можно было бы смело использовать как образец под вывеской «Мистер Недоверчивость».

– Да бросьте, – отмахнулся он. – Американец? Исключено, сэр. Понятно, мы все сделаны из одного теста, но только по разные стороны Атлантики. Вы послушайте, как он говорит!.. И с чего вы взяли?

– Так этот джентльмен сказал нам сам, – ответил Аллейн, обменявшись взглядами с Фоксом.

– Значит, он врет даже больше, чем я думал.

– Что ж, – вздохнул Аллейн, – на этом пока все, мистер Огден.

– Вот и прекрасно. Послушайте, шеф, я хочу, чтобы вы все правильно поняли насчет финансов. Да, я вложил деньги. Это был коммерческий проект, и я его спонсировал. При этом я честно веду свои дела и получаю ровно столько, сколько мне положено. То же относится и к Равиньи. Он честный малый. Вот моя позиция. Этот храм делает жизнь людей ярче и интересней. Раньше, когда Гарнетт казался мне нормальным парнем, я думал, что тут есть и что-то большее. Но даже если он мошенник – а я уверен, что так оно и есть, – все равно это была отличная идея. – Американец помолчал и повторил таким тоном, словно произносил рекламный слоган: – Мы делаем их жизнь ярче и интересней.

– Ну да, с помощью гипноза и героина.

Найджел, все это время скромно делавший свои заметки, поднял голову и внимательно взглянул на мистера Огдена. Попалась ли рыба на крючок? Но лицо американца выразило только полное недоумение.

– Вы это о чем? – спросил Огден. – Героин? Снежок? Кто-то впаривал его ребятам? Вот черт! – хлопнул он себя по лбу. – Прингл! Я видел, что с парнем что-то не так. Кто это начал?

– Насколько я знаю, мистер Гарнетт.

Американец разразился крепкой руганью. Аллейн слушал его с вежливым вниманием, Фокс – холодно и бесстрастно, как положено эксперту.

– Господи боже мой, – выдохнул наконец Огден. – Чтоб я еще раз вляпался в такое?! Ни за что на свете! Понадобилось убийство, чтобы вправить мне мозги… Но теперь – ни за какие деньги. Как на духу, шеф, бог мне свидетель и… Хотя вы мне не верите.

– Все в порядке, – спокойно возразил Аллейн. – Нам сказали, что вы тут ни при чем.

– Кто сказал?

– Прингл. Не волнуйтесь, мистер Огден. Мы не собираемся привлекать вас за наркотики.

Мистер Огден хмуро оглядел Аллейна и Фокса.

– За наркотики, значит, не будете? – пробормотал он. – Что-то мне не нравится, как вы это говорите.

– В любом случае, – сказал Аллейн, – не стоит усугублять положение, играя в «молчанку». Не могу же я, как в детской считалочке, говорить каждому: «Не он, не он!» – пока не доберусь до настоящего преступника. У меня на этот счет есть любимая фраза: невиновному ничего не угрожает, пока он говорит правду.

– Дай бог, чтоб вы были правы.

– Я прав. Все будет «джейкелу»[17], как говорят в Австралии. Кстати, кто-нибудь из посвященных бывал в Австралии?

– Не знаю, шеф. Я не был.

– Там живут крепкие ребята. Но я отвлекся. Не беспокойтесь, мистер Огден.

– Проклятая книга! Если бы я знал, к чему это приведет…

– Насчет книги не волнуйтесь. Кажется, я догадываюсь, кто ее взял и почему.

– Ну и ушлый же вы парень, черт возьми! – воскликнул мистер Огден.

Глава 18

Мисс Уэйд вносит свой вклад

Когда мистер Огден ушел, Аллейн сунул руки в карманы и посмотрел на Фокса.

– Что скажете? – спросил он. – Я вижу, вы что-то надумали. Если у вас такой смиренный вид, то, значит, вам в голову пришла какая-то идея.

– Не то чтобы идея, сэр. Просто пытаюсь сопоставить факты.

– Не хотите поделиться? А то после всего этого у меня полная каша в голове.

– Очень в этом сомневаюсь, сэр, – добродушно возразил Фокс. – Что касается меня, то я думаю вот о чем. Мы знаем, что вчера днем мисс Куэйн ушла из дома, пришла сюда между половиной третьего и тремя часами дня и увиденное здесь ее шокировало. Мы знаем, что ценные бумаги украдены, хотя не знаем когда. И мы знаем, что вчера вечером ее убили.

– Воистину так и есть.

– Исходя из этого, – неторопливо продолжал Фокс, – я задаю себе несколько вопросов. Прежде всего: знала ли мисс Куэйн, кто украл бумаги, и знал ли вор, что ей это известно? В записке она употребила слово «открытие». Если бонды украл Гарнетт, мисс Куэйн не могла этого знать, иначе не оставила бы ему записку. Разумеется, только в том случае, если записка предназначалась для него – но я не вижу других вариантов. Итак, допустим, когда она вошла в комнату, сейф был открыт, и мисс Куэйн по каким-то причинам захотела посмотреть бумаги, но увидела, что они исчезли. Возможно, она ждала священника, пока в храме не стала собираться публика для вечерней службы, – шофер говорил, что многие пришли рано, – и потом ушла, оставив записку. Однако мне эта версия не очень нравится, – добавил Фокс, – потому что в ней много всяких нестыковок. Например, зачем ей вдруг понадобилось смотреть эти бумаги? И почему сейф был открыт?

– Возможно, – предположил Аллейн, – она просто встретила человека, сказавшего ей нечто такое, что сильно ее расстроило. Что-то насчет…

– Стойте, – вмешался Найджел, – дайте мне сказать. Она встретила человека, который сказал ей, что подозревает Гарнетта в нечестной игре, и решила предупредить об этом Гарнетта. Как вам такая версия?

– Неплохо, сэр, очень неплохо, – сказал Фокс. – Гарнетт догадался, что дело худо, и поспешил избавиться от дамы, пока она не успела изменить свое завещание.

– Но как он догадался? – возразил Аллейн. – Ведь записку он не читал. И если она сама хотела его предупредить, зачем ей менять завещание?

– Наверное, вы правы, версия не годится, – вздохнул Фокс. – Кстати, сэр, а что было в завещании? Она оставила ему кругленькую сумму?

Аллейн рассказал обо всем, что узнал от адвоката, и Фокс удовлетворенно кивнул.

– Десять тысяч. И еще двадцать одна на церковь. Серьезный мотив.

– Выкладывайте, что вы еще надумали, Фокс. Например, те обгоревшие бумажки из камина – как они вписываются в вашу цепочку?

– Боюсь, что никак, сэр. Видимо, кто-то хотел предупредить преподобного о каком-то деле, связанном с миссис Кэндур. Судя по положению фрагментов в камине, они были частью письма, брошенного туда в тот же вечер или накануне днем.

– Это верно, но насчет миссис Кэндур я не согласен. Я прихватил с собой бумажки. Давайте посмотрим.

Аллейн достал два обрывка бумаги.

– Как нетрудно было догадаться, – пробормотал он, – их написала старая няня мисс Куэйн.

– Господи, помилуй! – воскликнул Фокс. – Почему вы так решили?

– Да, – подхватил Найджел, – почему? Я уже задавал этот вопрос, но он мне не ответил.

– Впечатляющий вывод, не правда ли? – удовлетворенно кивнул Аллейн. – Хотя, если задуматься, все довольно просто. Письмо написано зеленым карандашом, а на столе мисс Куэйн лежал именно такой карандаш. «М» и «с» значат «мисс», а «К» – «Кара». Женщина пыталась предостеречь Гарнетта. Записка звучала примерно так: «Сэр. Хочу вас предупредить – если что-то случится с мисс Карой, я заявлю на вас в полицию. В Англии есть законы, которые смогут защитить женщин от таких людей, как вы». Что-то вроде этого.

– Да, – признал Фокс, – все сходится.

– Накануне вечером няня отправилась в храм, чтобы проверить, подействовало ли ее письмо, и подсмотрела за службой из комнаты Гарнетта. Не перебивайте, Фокс! Я просто не успел вам рассказать. Позже покажу запись своей беседы с мисс Хебборн. Старая леди выложила все начистоту и здорово нам помогла. Так что с письмом все ясно. Прочитав послание, Гарнетт бросил его в камин. Так, Фокс, что насчет книги?

– Думаю, Гарнетт слышал, как Огден показывал книгу де Равиньи, и прихватил ее с собой, – ответил Фокс. – В любом случае, отпечатки его пальцев есть на обложке книги и на оберточной бумаге. Наверное, он забыл их удалить, когда заметал следы.

– А как же Клод? – спросил Найджел. – Огден сказал, что заморыш приходил за книгами. А Клод заявил, что поставил другие книги на полку за неделю до того, как увидел там «Занимательную химию». И вид у него при этом был смущенный. Ясно, что он имел в виду книги, которые забрал у Огдена. Может, он сам взял «Химию» и не хочет об этом говорить?

– Не исключено, – согласился Аллейн. – Возможно, отпечатки пальцев на страницах принадлежат Клоду, а не Гарнетту. Бэйли с ними еще не разобрался.

– Вы считаете, что мистер Уитли взял книгу? – недоверчиво спросил Фокс.

– Но, – торжествующе воскликнул Найджел, – в таком случае Клод сделал это специально, потому что книга была без обложки!

– Не перегибайте палку, Басгейт, – посоветовал Аллейн. – Это опасный путь.

– Гарнетт приказал ему взять книгу, – настаивал на своем Найджел. – Будьте уверены, так оно и было.

– Он бы не стал просить Клода, мистер Басгейт, – возразил Фокс. – По крайней мере, если собирался использовать книгу. Нет, я считаю, Гарнетт взял ее сам.

– Мы топчемся на месте, – покачал головой Аллейн. – А раз так, я не вижу, почему бы не выбрать для этого местечко поприятней. Мы возвращаемся в Скотленд-Ярд, Фокс. Впереди куча нудной работы. Как там дела с отпечатками?

– Процесс идет, – ответил Фокс, когда они направились к выходу. – Кстати, мы проверили рассказ доктора Касбека, сэр. Все в полном порядке.

– Отлично. Сегодня утром я звонил в Нью-Йорк. Со мной очень любезно поговорили и пообещали разузнать про Гарнетта и Огдена. Адрес Огдена есть на письме, которое мы у него нашли. Вперед.

Но сразу покинуть Храм Священного пламени им не удалось. В галерее под присмотром плечистого констебля стояла мисс Уэйд.

– А, вот и вы, офицер! – воскликнула старая дама. Глядя на Аллейна снизу вверх, она приторно прощебетала: – Не могли бы вы уделить мне одну минутку?

– Разумеется, – любезно ответил Аллейн. – Фокс, подождите меня в машине.

Найджел и Фокс вышли на улицу, а громоздкий констебль деликатно отошел в другой конец галереи.

– Чем могу помочь, мисс Уэйд? – спросил Аллейн.

– Меня беспокоит одна вещь. Я все никак не могу прийти в себя после того, что случилось вчера вечером. Милейшая Джейни говорит: кто-то украл деньги, которые милейшая Кара так щедро пожертвовала на храм. Когда это случилось?

– К сожалению, мы не знаем. Бонды положили в сейф в прошлом месяце. А вчера оказалось, что они исчезли.

– Значит, их украли накануне?

– А почему вы спрашиваете, мисс Уэйд? – насторожился инспектор.

– Я просто подумала, что, может быть, именно это имела в виду милейшая Кара, когда сказала, что расскажет обо всем отцу Гарнетту.

Аллейн уставился на нее так, словно у нее изо рта внезапно выскочил кролик.

– Простите, вы не могли бы повторить? – попросил он.

Мисс Уэйд сказала то же самое еще раз, чуть громче, но столь же невозмутимо.

– Когда, – с расстановкой произнес Аллейн, – мисс Куэйн это сказала и кому?

– Вчера днем, конечно. Когда же еще?

– Когда же еще, – ошеломленно повторил Аллейн. – Позвольте спросить, а как вы узнали, что она это сказала?

– Господи, инспектор! Разумеется, я нечаянно ее подслушала.

– Разумеется… И это было… в храме?

– В Храме. Разумеется, в храме.

– Разумеется.

– В результате мне испортили всю медитацию. Я нарочно пришла пораньше, пока не начались занятия для неофитов, чтобы как следует подготовиться к вечерней службе. Выбрав для размышлений слово «блаженство», я уже почти достигла Внешнего портала души, и тут это произошло – меня буквально вернули с небес на землю. Потом я сожалела, что села не в заднем ряду, а на троне посвященной.

– Зато я очень этому рад, – пробормотал инспектор.

– Мне можно продолжать?

– Да, пожалуйста.

– Я задержала дыхание, досчитала до сорока пяти, потом медленно выдохнула, постоянно повторяя слово «блаженство», и, как я уже сказала, почти достигла Внешнего портала, как вдруг открылась дверь.

– Это была мисс Куэйн?

– А кто же еще? До сих пор я и не знала, что она была у отца Гарнетта. Наверное, приехала раньше меня и прошла туда через храм. Я оставила свои галоши снаружи, – добавила мисс Уэйд с очаровательной непоследовательностью.

– Она открыла дверь в комнаты мистера Гарнетта, и тогда вы ее услышали?

– Да. Я не видела ее за портьерой, но она повысила голос, и, поскольку я сидела рядом, мне все было слышно. Честно говоря, милейшая Кара меня немного рассердила. Дверь алтаря нельзя открывать во время медитаций. Конечно, если это не святой отец. А я как раз только начала медитировать. Было без четверти три.

– Мисс Уэйд, вы можете слово в слово повторить то, что услышали от мисс Куэйн?

– Вот ее точные слова: «Я не верю, что вы говорите правду, и расскажу отцу Гарнетту о том, что вы сделали».

Здесь мисс Уэйд остановилась и слегка передернула плечами.

– С кем она говорила?

– Откуда мне знать? – игриво ответила мисс Уэйд.

У Аллейна вырвался стон.

– Зато я знаю, с кем она не говорила, – продолжала его собеседница. – Это был не отец Гарнетт. Разумеется.

– Разумеется, – повторил несчастный инспектор.

– Но кто бы это ни был, я его не слышала. А потом она спустилась в Храм и поспешно зашагала через зал, что было совсем не благочестиво. Бедняжка. Меня она даже не заметила, хотя я стояла на коленях и посмотрела на нее с упреком. В задних рядах появились неофиты. Каре не следовало так поступать. Такой дурной пример!

– Она выглядела расстроенной?

– Скорее растерянной.

– Следом за ней кто-нибудь вышел?

– Нет, как раз наоборот – отец Гарнетт вошел в эту дверь пять минут спустя. Он был на обеде у месье де Равиньи. Святой отец сказал мне несколько слов. От медитации пришлось отказаться.

– Вы сообщили ему об этом инциденте?

– Сообщила ли я? – Мисс Уэйд склонила голову набок. – Нет! Конечно, нет. Я могла бы это сделать, но он говорил о возвышенных вещах.

– А кому-нибудь другому вы об этом рассказали?

– Нет, никому.

– Тогда я попрошу вас не делать этого и впредь, мисс Уэйд. То, что вы мне сейчас сообщили, очень важно. Пообещайте, пожалуйста, что не будет говорить об этом с другими.

Мисс Уэйд вскинула голову.

– Однако инспектор! – воскликнула она. – Я не привыкла…

– Нет, нет. Прошу вас, не принимайте это как личную обиду. Простите, что приходится настаивать, но если вы не дадите мне слова, что не станете распространять эту информацию дальше, мне… Мне придется принять очень строгие меры. Заклинаю вас, мисс Уэйд, молчите – ради вашего же блага. Понимаете?

– Боюсь, что нет, – заносчиво ответила мисс Уэйд.

Аллейн взял в свои руки ее детскую ладошку, наклонил голову и улыбнулся.

– Умоляю, – попросил он, – окажите услугу бедному полисмену. Пообещайте мне.

Мисс Уэйд заморгала на инспектора. В ее поблекших глазах блеснул какой-то огонек. Впалые щеки слегка порозовели.

– Жаль, что вам приходится заниматься такой работой, – заметила старая леди. – В вас есть нечто такое, что моя мама назвала бы «породой». Хорошо, я обещаю.

Аллейн отвесил поклон. Мисс Уэйд вздернула подбородок и засеменила к выходу.

Инспектор задумчиво смотрел ей вслед. Наконец, пожав плечами, он вышел на улицу и сел в полицейскую машину, где его ждал инспектор Фокс.

– Какие-то проблемы? – спросил Фокс.

– Нет, все в порядке. Просто захотелось поболтать.

– Что-нибудь интересное?

– Просто она слышала, как Кара Куэйн говорила своему убийце, что собирается рассказать Гарнетту о его – или ее – поступке.

– Силы небесные! – воскликнул Фокс. – Когда это случилось?

– Вчера днем, без четверти три.

– В храме?

– Разумеется, – без запинки ответил Аллейн. – Слушайте.

Он подробно рассказал о сообщении мисс Уэйд. Фокс, нахмурив брови, смотрел в окно.

– Это очень интересно, сэр, – пробормотал он, когда Аллейн закончил. – В самом деле очень интересно. Вы думаете, она застала его с бондами в руках?

– Почему бы и нет. А может быть, он – или она – просто не позволил ей открыть пакет. Судя по всему, мисс Куэйн собиралась пополнить копилку дополнительными взносами. Возможно, она хотела сделать это перед своим первым выступлением в роли Избранного сосуда.

– Похоже на правду, сэр. Вы думаете, ее отравили, чтобы заставить замолчать?

– Я думаю, что в конечном счете ее убили, чтобы заткнуть рот. Но преступник собирался сделать это в любом случае.

– Почему вы так решили?

– Вряд ли цианид натрия могли изготовить между тремя и восемью часами дня. Он сделал яд заранее.

– А какой мотив?

– Тот же, что и раньше, Фокс. Почему мы сидим в этой машине?

– Не знаю, сэр.

– Скажите шоферу, чтобы отвез нас… Да, к дому де Равиньи.

Фокс отдал приказ.

– А где мистер Басгейт? – спросил Аллейн.

– Отправился домой, сэр. Кажется, вместе с мисс Дженкинс и мистером Принглом.

– Он всегда любил «окучивать» подозреваемых, – заметил Аллейн.

– До сих пор нам это помогало, сэр.

– Верно.

Они замолчали. Аллейн попросил притормозить у телефонной будки, чтобы позвонить в Скотленд-Ярд. Ему передали новости от Бэйли, все еще работавшего в доме мисс Куэйн. Сержанта заинтересовала промокашка, лежавшая на ее столе. Там была найдена запись «на каком-то иностранном языке». При этих словах Аллейну показалось, что он буквально слышит пренебрежительные нотки в голосе Бэйли. Полицейские разобрали только вчерашнюю дату и адрес: «Мадам графиня де Барсак, шато Барсак, Ла-Луз, Э. и Л., Франция». Адрес проверили по адресной книге. Кроме того, на промокательной бумаге и скомканном листе, лежавшем в мусорной корзине, обнаружили что-то очень похожее на завещание. А еще звонил мистер Раттисбон и обещал перезвонить позже.

– Намотайте себе на ус и пустите в дело, – посоветовал Аллейн, пересказав все это Фоксу.

Машина свернула на Лаундес-сквер и подъехала к дому, где жил месье де Равиньи.

Брэскомб-чемберс оказалось собранием маленьких квартирок, и месье де Равиньи, судя по всему, занимал лучшую из них. Она находилась на пятом этаже. Аллейн и Фокс поднялись на лифте.

– Здесь есть свободные квартиры? – спросил Аллейн у лифтера.

– Да, сэр. Одна. На верхнем этаже.

– Сколько в ней комнат?

– Три гостиных, спальня, комната для прислуги, ванная и прочее, – ответил лифтер. – Плюс полный пансион. У нас гостиничное обслуживание.

– Вот как. И центральное отопление во всем доме?

– Да, сэр.

– Не представляю, как можно обойтись без живого огня, – признался Аллейн.

– В самом деле, сэр? Но современные электрокамины довольно убедительны. В пятом номере есть даже эффект пылающих дров.

– Неужели? Случайно, не у месье де Равиньи?

– Нет, сэр. У него обычные нагреватели. Мы приехали, сэр.

– Ах да, простите. Спасибо.

– Вам спасибо, сэр.

Дверь открыл неприметный сдержанный мужчина с тщательно выбритым лицом. Из глубины квартиры доносились звуки пианино. Месье дома? Подождите минутку. Мужчина взял у Аллейна визитную карточку и через короткое время вернулся. Да, месье дома и будет рад их принять. В квартире было почти жарко. Прихожая, где они оставили шляпы, встретила их теплом и особой атмосферой, напоминавшей концертный зал. На изящном столике в стиле Людовика XVI стояла огромная ваза с букетом фрезий. Слуга провел их в длинную узкую гостиную в кремовых тонах, устланную мягкими коврами. Мебели было немного, но каждая деталь дышала роскошью и говорила об отменном вкусе. Некоторые предметы явно относились к антиквариату. В великолепном лакированном кабинете гордо стояли три китайских вазы эпохи Тан. Нотку современности вносили только живописные полотна – Ван Гог, Пол Нэш и Джеральд Брокхерст. На стуле возле кабинетного рояля сидел месье Рауль де Равиньи.

Глава 19

Аллейн подыскивает квартиру

Месье де Равиньи приветствовал их с изысканной учтивостью, настолько мягкой и дружелюбной, что никто не заметил бы в ней даже капли высокомерия. Потом он выпрямился, положив длинную белую руку на рояль, – вежливый, спокойный и серьезный, как настоящий grand seigneur[18].

– Прошу вас садиться, господа. Полагаю, вы пришли задать какие-то вопросы по поводу вчерашней трагедии?

– Да, месье, – ответил Аллейн тоном официального лица. – Мы решили заглянуть к вам, чтобы побеседовать частным образом. Вечное проклятие полиции – надоедать людям и напоминать им о вещах, которые они предпочли бы забыть.

– О, я вполне вас понимаю. Что касается меня, я буду рад оказать любую помощь, пусть самую скромную, чтобы наказать мерзавца. Чем могу помочь, господа?

– Вы очень любезны, месье де Равиньи. Первым делом я хотел бы показать вам это письмо.

Француз молча протянул руку, и Аллейн вручил ему его собственное письмо, отправленное в прошлую пятницу Каре Куэйн. Де Равиньи взглянул на него, пробежал глазами пару строк и положил листок на подлокотник кресла. Фокс достал свою записную книжку.

– Вы правы, – произнес де Равиньи, – полиции действительно не позавидуешь. Я нахожу крайне отвратительным, когда моя корреспонденция попадает в руки людям, которых она никак не касается.

– К сожалению, полиции касаются все улики, которые оказываются у нее в руках. Возможно, вы сможете убедить нас, что письмо не имеет отношения к делу.

– С удовольствием. Уверяю вас, что оно с ним никак не связано.

Аллейн взял листок и бегло просмотрел письмо.

– О какой опасности вы так настоятельно ее предупреждали? – спросил он.

– Это личный вопрос, месье инспектор.

– Разумеется, месье, но вы должны дать нам кое-какие разъяснения. Надеюсь, вы понимаете, что мы не можем оставить без внимания сообщение, в котором говорится о какой-то неведомой угрозе мисс Куэйн.

Месье де Равиньи слегка наклонил голову:

– Весомый аргумент. Опасность, которую я имел в виду, не связана с физическим ущербом.

– Значит, вы не предвидели случившейся трагедии?

– Конечно, нет. Откуда мне было знать?

– Тогда что, по-вашему, ей угрожало?

– Бесчестие, месье инспектор.

– Понимаю, – кивнул Аллейн.

Де Равиньи несколько секунд смотрел ему в глаза, потом резко встал. Он стал нервно расхаживать по комнате, словно стараясь принять какое-то решение. Наконец он остановился перед инспектором и быстро заговорил по-французски, видимо, с трудом сдерживая свои эмоции. Инспектор Фокс тяжело задышал и подался вперед в своем кресле.

– Постарайтесь меня понять, месье. Я всегда был без ума от Кары. Я страстно любил ее еще в те годы, когда она была скромной jeune fille[19] в монастырской школе, где училась моя сестра. Одно время я всерьез подумывал о помолвке. Это было во Франции, когда она впервые появилась в обществе. Ее опекунша, мадам де Верне, дала согласие. Моя семья тоже не возражала. Все складывалось удачно. Но потом… Не знаю, что случилось: может быть, ее характер изменился, тогда как мой остался прежним… Она становилась ко мне все холоднее… Впрочем, это неважно. Она переехала в Лондон, где мы снова встретились год спустя. Я по-прежнему был рабски ей предан. Она разрешила мне с нею видеться. Мы стали, как говорят англичане, «приятелями». Стараясь ее как-нибудь развлечь, я привел Кару в этот проклятый Храм. Тогда я еще плохо понимал, что собой представляет отец Гарнетт.

– И много вам понадобилось времени, чтобы это понять?

Де Равиньи неопределенно повел плечами и снова перешел на английский:

– Не знаю. Меня не интересовали его моральные качества. Я увлекался только церемониями и ритуалами, всем этим странным, но интригующим идолопоклонством. Если бы я узнал, что он любит поразвлечься и у него есть фаворитки, меня бы это не смутило. Такие вещи вполне в духе языческой религии. Каждый живет, как может. Не помню, когда я впервые заподозрил, что роль Избранного сосуда имеет для нашего священника вполне определенный смысл. Но я не слепец. Дагмар была избрана, и… Короче говоря, месье, я человек светский, – раскусить l’affaire Candour[20] не составило для меня особого труда. Однако меня это не касалось.

– Разумеется, – поддакнул Аллейн. – Но когда кандидаткой стала мисс Куэйн…

– О да, месье, тогда я пришел в ужас. Опять же, поставьте себя на мое место. Я сам привел ее сюда, не приняв во внимание ее характер, ее безудержный энтузиазм, ее – как это правильно сказать – самозабвенность. Это была моя вина. Я рвал на себе волосы, я был потрясен, взбешен, растерян. И тогда я написал письмо, которое вы держите в своих руках.

– После чего, – добавил Аллейн, – продолжали получать свои дивиденды?

– Sacre nom![21] – воскликнул де Равиньи. – Так вы и это знаете?

– Знаю.

– В таком случае мне трудно будет убедить вас, что еще вчера – а сегодня мое решение только укрепилось – я решил вывести свой капитал из этой аферы.

– Пятьсот фунтов, не так ли? – спросил Аллейн.

– Да. Если я не сделал этого раньше, месье инспектор, то только потому, что не хотел устраивать скандал, который мог задеть других людей. Когда я в первый раз посетил тот первый маленький храм на Грейт-Холланд-роуд, отец Гарнетт нуждался в финансовой поддержке. У меня не было нужной суммы, и я взял ее взаймы. Мистер Огден тоже вложил деньги, причем гораздо большие. Я предоставил вести дела отцу Гарнетту и мистеру Огдену, опытному бизнесмену. Коммерция не в моем характере. Но теперь я ухожу. Мне невыносима даже мысль, что я могу быть чем-то связан с этим canaille[22].

– Под canaille вы имеете в виду мистера Огдена?

– Нет, месье, я говорю о священнике. Хотя мистер Огден тоже хорош. Не видит дальше собственного носа. И не слишком щепетилен. Не сомневаюсь, он без всякого смущения извлекает прибыль из своих инвестиций. Что касается священника… Но о нем я не хочу говорить.

– Вам известно, что мистер Гарнетт давал наркотики Принглу, миссис Кэндур и мисс Куэйн?

Де Равиньи ответил не сразу. Он закурил сигарету и, извинившись, предложил портсигар Аллейну.

– Не хотите? – спросил он. – Тогда, может быть, вашу трубку?

– Большое спасибо, но не сейчас. Так как насчет наркотиков?

– Скажем так… Ваши слова меня не удивили.

– Значит, вы знали?

– Месье, я уже говорил, что меня не касаются личные дела адептов.

– Но мисс Куэйн?

– Я не верю, что она могла пасть так низко.

– Тем не менее…

– Я не верю, – резко повторил де Равиньи. – И не собираюсь обсуждать.

– Хорошо, – кивнул Аллейн, – давайте оставим эту тему. По поводу письма. Почему вы попросили мисс Куэйн его уничтожить?

– Я уже сказал: не выношу, когда кто-то читает мою корреспонденцию. Эта чертовка Хебборн! Вечно сует нос в чужие дела, а меня терпеть не может. Мне не хотелось, чтобы она копалась в нашей переписке.

– Тогда почему вы не написали письмо по-французски?

– Хотел, чтобы оно выглядело сдержанным и разумным, – невозмутимо объяснил де Равиньи. – Если бы я написал его на французском, выплеснул бы все свои эмоции, что бы Кара обо мне подумала? Она бы сказала: «Он устраивает бурю по любому пустяку. Ох уж этот галльский темперамент! Завтра успокоится». Поэтому я спокойно написал все по-английски и попросил уничтожить письмо.

– Да, это объясняет постскриптум. – Аллейн встал с места и как бы невзначай спросил: – Насчет той книги по химии. Кажется, вы ее уже видели?

Де Равиньи ответил с небольшой запинкой:

– Странно, что вы спрашиваете. В самом деле, у меня такое чувство, что я с ней уже сталкивался. Но когда, где? Не могу вспомнить.

– Может быть, в доме мистере Огдена?

– Ну конечно! В его доме. Он сам показывал мне книгу. Кстати, там был священник, и он тоже ее видел. Как и другие гости. Глупо, что я забыл… Помню, мне пришлось поставить на полку бокал с виски, чтобы взглянуть на книгу. По словам Огдена, она представляет какую-то ценность, но меня она не заинтересовала. Вот почему я ее не запомнил. Значит, книга принадлежала старине Огдену? Интересный факт, не правда ли, месье?

– Мне интересны любые факты, касающиеся этой книги. Кстати, о книгах: не могли бы вы показать мне бухгалтерию Храма Священного пламени, месье де Равиньи? Насколько я понимаю, они сейчас у вас?

– Бухгалтерские книги, хотите сказать? Да. Огден настаивал, чтобы я на них взглянул. По-моему, с ними все в порядке. Конечно, об исчезновении бондов там ничего не сказано. Возможно, старина Огден знает об этом больше; возможно, они с отцом Гарнеттом решают все дела между собой. Простите за едкий тон, месье инспектор. Я редко бываю подозрительным, но если уж подозрения возникли… Ах да, бухгалтерия. Разумеется, книги вы можете взять.

Сказав это, он тотчас позвонил слуге.

– Последний вопрос, месье де Равиньи, и больше я вас не побеспокою. Вам известна мадам графиня де Барсак?

– Это моя сестра, месье, – чопорно ответил француз.

– Прошу прощения. Я не знал. Она была хорошо знакома с мисс Куэйн, не так ли? Близкая подруга?

– Верно.

Аллейн встал.

– Тысяча благодарностей, – сказал он. – Фокс, у вас что-нибудь есть? Может быть, вы хотите…

– Нет, спасибо, сэр, – весело ответил Фокс. – Думаю, мы уже все выяснили.

– В таком случае позвольте откланяться, месье. Вы получили повестку о явке в суд?

– Да, завтра в одиннадцать. Полагаю, это чистая формальность.

– Скорее всего, хотя на суде никогда не знаешь, чего ждать. Может быть, там обнародуют завещание мисс Куэйн. Вам оно известно, не правда ли?

– Нет, месье.

– Нет? Пойдемте, Фокс. Где эти книги?

– Они у вас под мышкой, сэр.

– Правда? Надо же. Au ’voir, месье де Равиньи. Простите, что доставили беспокойство.

– Ну что вы, месье инспектор. Напротив, я даже рад… Хотя, к сожалению, мало чем могу помочь.

– Tout au contraire, monsieur.

– Vraiment? Au ’voir, monsieur[23]. Всего доброго, месье.

– Оревуар, – отчеканил Фокс.

На обратном пути лифтер расхваливал им достоинства местных квартир, и Аллейн сочувственно соглашался, настаивая, однако, на том, что ему необходим живой огонь. Фокс с серьезным видом слушал этот диалог, время от времени издавая странные звуки. Когда они сели в машину, на его добродушном лице появилась самая ироническая улыбка, которую он только сумел изобразить.

– В Скотленд-Ярд, – бросил Аллейн водителю. – Если мы будем почаще видеться с этим джентльменом, вы сможете сильно продвинуться в своем французском, – добавил он, с улыбкой посмотрев на Фокса.

– Как странно, – сказал Фокс, – я отлично понимаю диктора на радиокурсах, но, когда заговорил этот месье, я не понял ничего, кроме отдельных слов. Чем мы займемся в офисе?

– Пошлем телеграмму в Австралию.

– В Австралию?

– Да, братец Лис.

– А зачем?

– Вы никогда не были в Австралии?

– Нет.

– А я был. Послушайте, это интересно.

Аллейн начал рассказывать о своих австралийских впечатлениях. Около пяти они вернулись в Скотленд-Ярд. Из отдела дактилоскопии никаких новостей не поступало. Мистер Раттисбон оставил письмо для Аллейна. В кабинете инспектора ждет отчет о результатах обыска в доме Кары Куэйн, включая анализ промокательной бумаги и скомканного листка, найденного в мусорной корзине. Аллейн и Фокс отправились в кабинет, на ходу распечатывая письмо от мистера Раттисбона.

– Давайте раскурим трубку, – предложил Аллейн. – Умираю, как хочу курить.

Оба закурили, и Фокс с серьезным видом стал смотреть, как инспектор читает адвокатское письмо. По мере чтения его брови все выше ползли вверх. Наконец, не говоря ни слова, он протянул письмо Фоксу. Мистер Раттисбон сообщал, что с утренней почтой получил новое завещание от мисс Куэйн. Очевидно, она написала его буквально накануне. Документ был заверен Этелем Паркером и Мэем Саймсом. В отношении месье де Равиньи и Лоры Хебборн все было по-прежнему. Но что касается последующих пунктов… Практически все состояние мисс Куэйн отходило лично мистеру Джасперу Гарнетту в Ноклэтчерс-роу, Итон-плейс. Мисс Куэйн выражала надежду, что новое завещание составлено правильно, а если это не так, просила мистера Раттисбона надлежащим образом исправить документ. Впрочем, продолжала она, ее воля выражена настолько ясно, что вряд ли понадобятся какие-нибудь исправления. Чтобы изменить завещание, у нее есть веские причины, связанные с неким «ужасным открытием». Позже она заедет к нему и лично все расскажет. Ее дражайший отец Гарнетт стал жертвой отвратительного заговора… В сопроводительном письме мистер Раттисбон объяснял, что ко времени визита Аллейна он еще не успел посмотреть утреннюю почту. А в заключение писал, что все это дело его чрезвычайно расстроило: и как человека, и как адвоката.

– Черт возьми! – воскликнул Фокс, отложив письмо. – Похоже, вы были правы, сэр.

– Что немного радует, не правда ли? Но, ради всего святого, как мы это докажем? И что нам делать с нашим Джаспером? О, Гарнетт, мое сокровище, тебе понадобится все твое мужество, когда мы до тебя доберемся! Где отчет по сигаретам, Фокс? Он уже пришел? Где мой блокнот? А, вот он… О мудрейший из священников! «Пусть буду я проклят – люблю тебя!»[24] Итак, сигареты в верхнем ряду невинны, как слезы ангелов, но ниже притаилась карманная банда: десять порций дурманящего зелья. В каждой – изрядная доля героина, от одной десятой до одной седьмой грана. Как, неужели обычный табак обработали раствором диаморфина? О Джаспер, моя звезда, о мой дивный друг, «тебя ли я нашел, алмаз небесный»?[25]

– Перестаньте, сэр, – с улыбкой сказал Фокс.

– Вы правы, мой милый Фокс. Но почему бы нам не извлечь этот алмаз из его оправы?

– Значит, вы хотите арестовать Гарнетта?

– Хочу ли я? Еще бы! – как сказал бы мистер Огден. Еще бы, мой храбрый Лис, мой америллис, цветок упрямый… Вам кто-нибудь посвящал стихи, Фокс?

– Нет, сэр.

– Жаль, я плохо владею стихотворным слогом.

Боюсь, получилось так себе. Что там насчет медэкспертизы? Результаты вскрытия мисс Кары Куэйн… Быстро же работают! «Внешний вид: посиневшие ногти, руки стиснуты в кулак, пальцы ног скрючены, челюсти крепко сжаты». Все это мы видели. «Состояние внутренних органов…» Да, вот. «При вскрытии брюшной полости замечен запах синильной кислоты». В самую точку. Венозная система наполнена жидкой кровью ярко-алого цвета, больше похожей на артериальную. Желудочно-кишечный тракт без изменений. Слизистая оболочка кишечника…» Ну, это понятно… Так, дальше. «Проведены тесты с солями серебра. Обнаружены характерные реакции…»

Аллейн продолжал читать молча. Потом он бросил отчет на стол и откинулся в кресле.

– Да, – пробормотал он, – это цианид натрия. Хорош же я: сидеть тут и валять дурака, пока красивая молодая женщина, превратившись в бесчувственное тело, лежит на столе патологоанатома, а ее убийца… Фокс, порой эта профессия приводит меня в ужас. Привычка делает из нас чудовищ. Вам когда-нибудь приходила в голову эта мысль, Фокс? Нет, вряд ли. Слишком вы благодушны. Всегда сдержанны и осторожны. Воплощение здравого смысла. Черт возьми, Фокс, вы думаете, что все это нормально?

– Да, сэр. Я понимаю, что вы чувствуете, занимаясь «мокрыми делами». Мне кажется, все дело в вашей восприимчивости. Вы человек очень впечатлительный. Про меня этого не скажешь, но даже мне порой кажется странным, что мы так спокойно ходим на службу, жалуемся на рутину, ворчим, когда не удается вовремя поесть, и при этом знаем, что, если хорошо сделаем свою работу, кому-нибудь придется болтаться в петле. Потому что так уж все устроено. Кто-то должен.

– После столь мудрых рассуждений, – заметил Аллейн, – самое время перейти к мистеру Эбберли и его цианистому натрию.

Он вытащил из сумки книгу, и она снова открылась на странице с цианидом натрия.

– Видите ли, Фокс, это довольно утомительный процесс. Главное – точно соблюдать рецепт. Взять в равных пропорциях сухую хозяйственную соду, шерсть и железные опилки. Звучит так, словно миссис Битон[26] сошла с ума… Нагревать три-четыре часа до красного каления. Далее остудить. Добавить воды и кипятить еще несколько часов. Скучновато! Потом слить чистый раствор и выпаривать до сухой массы. При охлаждении отделить желтые кристаллы. Вы думаете, это и есть цианистый натрий? Ничего подобного. К кристаллам нужно снова добавить сухой соды в пропорции один к трем. Опять нагревать пару часов. Пока масса еще не остыла, отделить жидкое вещество от черного осадка. Как только оно затвердеет, остудить и подавать без соуса. Алле-оп! Цианистый натрий, как и заказывали. Лучше употреблять а-ля Гарнетт – с проспиртованным вином. Громкие и продолжительные аплодисменты. Этот человек совсем не глуп.

Он еще раз прочитал рецепт и захлопнул книгу.

– Судя по всему, лабораторное оборудование не требуется. Что усложняет нашу задачу. Придется обыскивать все дома, и не факт, что мы какую-нибудь зацепку найдем. Но работа есть работа. Думаю, здесь нам может пригодиться мистер Басгейт, Фокс. Вы сказали, что он ушел с Принглом и мисс Дженкинс?

– Совершенно верно. Я видел, как они спустились по Ноклэтчерс-роу и вошли в его дом на Честер-террас.

– Не знаю, стоит ли… Хотя вряд ли ему это повредит. Так гораздо лучше, чем действовать самим. Он молод, наблюдателен, а если они смогут подружиться… Как вы думаете, Фокс?

– К чему вы клоните, сэр?

– Сейчас увидите.

Аллейн немного подумал и потянулся к телефону. Набрав номер, он стал ждать, отрешенно глядя на Фокса. В трубке что-то пискнуло. Аллейн заговорил вполголоса:

– Это вы, Басгейт? Не произносите мое имя. Скажите: «Привет, дорогая». Именно так. Если гости все еще у вас, отвечайте только «да» или «нет», как будто воркуете с возлюбленной. Они у вас? Хорошо. С вами говорит Анжела.

– Привет, милая, – послышался слабый голос в трубке.

– Ваш телефон работает по громкой связи? Другим его слышно?

– Нет, моя сладкая. Как я рад, что ты звонишь, – промурлыкал Найджел. Обернувшись, он крикнул в глубину комнаты: – Это Анжела, моя… Мы помолвлены. Прошу меня извинить.

– Вы уверены, что можете говорить? – спросил Аллейн.

– Анжела, милая, я тебя почти не слышу. Связь очень плохая.

– Ладно, тогда все в порядке. Отвечайте как обычно. Вы с ними подружились?

– О, конечно, – ответил Найджел нежным тоном.

– Отлично. Постарайтесь, чтобы кто-нибудь из них пригласил вас к себе. Сможете?

– Но, Анжела, это было сто лет назад. Когда мы увидимся?

– Что это значит? Вы у них уже были?

– Нет, нет. Конечно, нет. Как твои дела?

– Хватит дурачиться. Что вы имеете в виду?

– Знаешь, как раз сейчас я смотрю на твой снимок. Мне так хочется кому-нибудь его показать.

– Черт возьми!

– Нет, дорогая, ты их не знаешь. Могу вас познакомить. Они тоже помолвлены, как и мы. Да, собираемся сходить в театр. Анжела, ты где сейчас?

– В Скотленд-Ярде.

– О, милая, это слишком дорого! В Ярборо! Разговор идет по междугородному тарифу. Ладно, неважно. Когда ты приедешь в Лондон? Я могу что-то для тебя сделать?

– Можете. После театра постарайтесь попасть к ним домой, ладно?

– Без проблем! Я как раз об этом думал. Милая…

– Заткнитесь. Слушайте меня внимательно.

– Где ты это купила, в «Харродз»? Наверное, что-нибудь розовенькое?

– Не переигрывайте. Если вы будете так сюсюкать с настоящей мисс Анжелой, она даст вам от ворот поворот. Теперь слушайте. Когда окажетесь у них дома, надо будет кое-что сделать.

– Не сердись, милая, я просто шутил. Для тебя я готов на что угодно.

– Вот и прекрасно. Я хочу, чтобы вы обратили внимание вот на что…

Аллейн продолжал разговор под серьезным взглядом Фокса. Наконец Найджел послал в трубку воздушный поцелуй и с извиняющейся улыбкой повернулся к Морису Принглу и Джейни Дженкинс.

Глава 20

О пользе глупости

– Анжела терпеть не может, когда я нежничаю с ней по телефону, – пожаловался Найджел, оборвав связь раньше, чем Аллейн успел выложить последнее ругательство.

– Судя по тому, что я слышала, меня это не удивляет, – заметила Джейни Дженкинс. – Ненавижу, когда Морис называет меня «милой». Правда, малыш?

– Правда, – безразлично ответил Прингл.

Он встал с кресла и беспокойно расхаживал по комнате, то и дело останавливаясь перед окном и кусая ногти.

– Анжела, а дальше? – спросила Джейни.

– Норт. Она стройная и смуглая, с большим ртом.

– Когда вы собираетесь пожениться?

– В апреле. А вы?

Джейни посмотрела в спину Морису.

– Еще не решили.

– Нам надо заранее позаботиться о билетах, – заметил Найджел. – Куда мы поедем? Так мило, что вы ко мне зашли. Давайте устроим настоящую вечеринку. Вы видели «О пользе глупости» в «Пэлас»?

– Нет. Идея хорошая, но у нас нет вечерних костюмов.

– Хм, и правда. Хотя знаете что? Гулять так гулять. Я сейчас переоденусь, а потом мы возьмем такси и заедем к вам и Принглу. Но для начала что-нибудь выпьем. Прингл, займитесь напитками, пока я переодеваюсь, хорошо? Все нужное стоит в том шкафчике. Сейчас всего полпятого… Я быстренько приму ванну – это займет не больше десяти минут. Как вам такой план? Вас это развлечет? Я имею в виду – не моя ванна, а все остальное.

– Звучит здорово, – кивнула Джейни.

Морис отвернулся от окна и посмотрел на Найджела.

– Странно, – произнес он, – что вам так хочется провести вечер с людьми, которых подозревают в убийстве.

– Морис, не надо, – тихо попросила Джейни.

– Вот это номер! – воскликнул Найджел. – Вы меня огорошили. Не знаю, может, вы и правда маньяк-убийца, но я уверен, что Аллейн вас ни в чем не подозревает.

– Да, а может, он просто попросил вас внушить мне эту мысль? Кажется, вы с ним в прекрасных отношениях.

– Морис, пожалуйста!

– Джейн, дорогая, в этом нет ничего невероятного.

– Вы правы, – спокойно согласился Найджел, – такая мысль вполне может прийти в голову. Мы с Аллейном – друзья, и я понимаю ваши опасения.

– О, речь истинного джентльмена. Наверное, считаете меня неприятным типом?

– Если только совсем немного и только в данную минуту. Уверен, после коктейля вам станет легче… Что ж, займитесь делом! Хорошо бы позвонить в «Пэлас» и заказать места.

– Послушайте, мне очень жаль, правда. Я не в себе. Нервы ни к черту. Джейни, скажи ему, что я не такой болван. Как ты скажешь, так и будет.

Девушка подошла к нему и шутливо потянула за ухо.

– Он не такой болван, – сказала она Найджелу.

– Ну и прекрасно, – поспешил ответить журналист. – Развлекайтесь.

В ванной он успел тщательно обдумать данные ему инструкции. Аллейн попросил его поближе сойтись с этой парочкой и разузнать о них как можно больше. Найджел поморщился. По сути дела, ему предложили пошпионить. Он уже делал нечто подобное раньше. Тогда инспектор прямо сказал ему, что, разводя все эти сантименты, он просто пытается загребать жар чужими руками: таскается повсюду за полицией, пишет скандальные статейки, а как только доходит до дела, сразу прячется в кусты. Конечно, Аллейн был прав. Если Морис и Джейни невиновны, он это докажет. А если виновны… Впрочем, Найджел был уверен, что ни Джейни, ни Морис – при всех странностях его поведения – не имеют никакого отношения к убийству Кары Куэйн. Он быстро оделся и вышел в прихожую, чтобы взять пальто. Гардероб был встроен в стену и отделялся от гостиной только тоненькой перегородкой. А потому Найджел услышал приглушенный, но отчетливый голос Джейни:

– Почему ты не можешь мне сказать? Я знаю, ты что-то скрываешь. Морис, так больше не может продолжаться.

– Ты о чем? Хочешь со мной порвать? Я тебя не виню.

– Сам знаешь – не хочу. Но почему ты мне не доверяешь?

– Я доверяю. Вспомни, мы решили придерживаться общей версии.

– Насчет вчерашнего вечера?

– Т-с-с.

– Морис, это имеет отношение к… твоим сигаретам? Одну из них ты как раз куришь, верно?

– Ну вот, опять.

– Но…

– Когда все кончится, я брошу.

– Когда, когда… всегда эти «когда».

– Джейн, ради бога, замолчи! Ты знаешь, я этого не выношу.

– Не кричи! Он услышит.

Тишина. Найджел вылез из шкафа и вернулся в спальню, а через минуту присоединился к ним в гостиной. Морис сделал три коктейля, а Джейни включила радио. Найджел изо всех сил изображал радушного хозяина. Прингл внезапно оживился, смешал еще один коктейль и начал громко рассуждать о современных романистах. Похоже, он и сам собирался писать роман. Найджел не удивился, узнав, что это будет сатира на верхушку общества. В шесть они взяли такси и поехали к Джейни на Йоменс-роу, где она отправилась переодеваться, а Морис снова занялся коктейлями. Джейни, похоже, училась у Слейда[27]. Найджел нашел, что в ее студии было очень холодно, хотя работал газовый обогреватель. Беседуя с ними из отделенного перегородкой уголка, служившего спальней, Джейни сообщила, что хочет подыскать себе квартирку потеплее. А здесь даже на кухне жуткий холод. Готовить приходится на газовой плите, а от ванной колонки особо не согреешься. На стене висело несколько ее рисунков. Она работала в строгой и сухой манере, четко очерчивая все линии и сильно упрощая формы. Рисунки выглядели интересно. Найджел прошелся по студии и заглянул на кухню. Все было чисто и аккуратно, как и сама Джейни.

– Чем вы там занимаетесь? – спросила она. – Я вас не слышу.

– Осматриваю вашу кухню-ванную, – ответил Найджел. – По-моему, у вас маловато посуды.

– Дома я только завтракаю. На первом этаже есть ресторанчик. В духе старой доброй Англии – оранжевые занавески и ореховый салат. В общем, – добавила Джейни, выходя в вечернем платье, – я готова переехать. Вопрос только, куда.

– Перебирайтесь ко мне на Честер-террас, будем соседями. Мы с Анжелой собираемся снять квартиру побольше в том же доме. Она довольно уютная. А вам я отдам свою.

– Ваша Анжела возненавидит меня с первого взгляда.

– Только не она. Мы можем ехать?

– Да. Пойдем, малыш.

– Сейчас, только допью коктейль, – ответил Морис. – Ты права, Джейн, это ужасное место. Я бы тут точно спятил. Все, идем.

– Но сначала заедем к тебе. Он живет на Лоуэр-Слоун-стрит, мистер Басгейт. Как глупо! Надо было поехать к тебе с самого начала.

– Вы можете меня там и оставить. Я не поеду в театр.

– Морис! Ты что?

– Я абсолютно неадекватен, – пробормотал он.

Он выглядел как упрямый мальчишка: смотрел прямо перед собой и криво улыбался. Найджелу захотелось ему врезать.

– Ваш друг умеет преподносить сюрпризы, – заметил он Джейни и остановил такси.

Девушка стала что-то вполголоса быстро Морису говорить. Краем глаза Найджел увидел, как тот пожал плечами и с мрачным видом кивнул. Когда они сели в машину, Джейни сказала:

– Морис боится, что вчерашние события выбили его из колеи и он всем будет в тягость, но я решила не обращать на это внимания. Он едет.

– Превосходно! – воскликнул Найжел.

– Замечательно, не правда ли? – усмехнулся Морис.

По дороге он вел себя беспокойно, возмущался, что таксист свернул на Понт-стрит, а не к Кэдоган-сквер, уверял, что они застрянут на Слоун-стрит, настоял на том, что сам заплатит за проезд – и сцепился с водителем из-за сдачи. Он жил в маленькой квартире на верхнем этаже Харроу-мэншнс: гостиная, спальня, ванная. Все выглядело довольно уютно, но безлично.

– По крайней мере, здесь тепло, – буркнул Морис, включив обогреватель.

Он открыл сервант.

– Может, хватит коктейлей? – сдвинула брови Джейни.

– У нас вечеринка, разве нет? – возразил Морис, вытащив полдюжины бутылок.

Сделав коктейли, он тут же удалился, прихватив с собой бокал. Дверь ванной громко хлопнула, и из крана с шумом хлынула вода. Джейни подалась вперед.

– Я хочу вам кое-что сказать, – заявила она решительно.

Найджел не нашелся что ответить, и девушка продолжала быстро и сбивчиво:

– Это насчет Мориса. Я знаю, он кажется вам невыносимым. Он накачан… – Она спохватилась и поправилась: – То есть ужасно взвинчен с тех пор, как вы пригласили нас к себе. С вашей стороны это было очень мило, и хорошо, что вы вытащили нас оттуда. Но я должна вам сказать. Морис не может себя контролировать. Думаю, вы знаете почему.

– Да, догадываюсь. Скверная история.

– Ужасная. Дело не только в сигаретах – он принимает кое-что похуже. Прямо сейчас, я знаю. Сами увидите. Когда он вернется, то будет возбужден и… очень дружелюбен. Он словно превращается в кого-то другого. Вы не знаете, каким бывает настоящий Морис.

– Как это началось?

– Все из-за отца Гарнетта. Его рук дело. Порой мне кажется, что Гарнетт – самая гнусная, сама порочная тварь, какую только видел свет. Можете передать это своему другу Аллейну. Хотя он и так все знает. Морис рассказал ему прошлой ночью. Мистер Аллейн мог бы ему помочь, если… Он ведь не думает, что это сделал Морис, правда? Он не может так думать.

– Уверен, что он так не думает. Честное слово.

– Я точно знаю, что Морис невиновен. Но есть еще кое-что. Он знает одну вещь, о которой не сказал мистеру Аллейну. И не скажет. Он заставил меня пообещать… Господи, что мне делать?

– Нарушьте ваше обещание.

– Нет, нет! Он перестанет мне доверять, и тогда я ему уже ничем не помогу. – Ее голос задрожал. – Простите, что впутываю вас в это.

– Господи, что за глупости! Я хочу помочь вам обоим, но… Все, что вы мне расскажете, узнает Аллейн. Я вам честно признаюсь. Мы работаем вместе. Но если вы что-то скрываете ради блага Прингла – умоляю вас, не надо. И если он скрывает что-то ради другого человека – заставьте его рассказать Аллейну! Вы помните дело о театре «Единорог»?

– Смутно. Странно: читаешь все подробности процесса, а потом напрочь забываешь. Но это дело я точно не забуду, правда? Давайте говорить потише. Он вот-вот выйдет.

– В деле «Единорога» человек, который знал правду и не сказал ее… Его убили.

– Да, теперь вспомнила.

– Это как-то связано с наркотиком, который он принимает?

– Как вы догадались?

– Значит, здесь замешан Гарнетт!

– Ш-ш! Нет, ради бога! Господи, что я наделала!

– О чем вы там болтаете? – крикнул из-за двери Морис.

Его голос заметно повеселел. Джейни быстро взглянула на двери и в отчаянии сжала руки.

– О тебе, красавчик, – громко ответила она.

Морис рассмеялся.

– Сейчас выйду и задам вам трепку, – пообещал он.

– Боже мой, – прошептала девушка. Внезапно она схватила его за руку. – Это не Гарнетт, не он, не он, – проговорила она страстно. – Нам надо еще раз увидеться.

– После спектакля я заеду к вам, – быстро предложил Найджел.

– Но… Нет, это невозможно.

– Тогда завтра. Завтра утром. Часов в одиннадцать.

– В одиннадцать будет суд.

– Значит, раньше.

– Но что вы сможете сделать?

– Не волнуйтесь. Я вам помогу.

Джейни встала и подошла к граммофону. Она поставила музыкальную тему из спектакля «О пользе глупости».

– Неплохой мотивчик, – одобрил Морис, выходя из спальни. – Но слова дурацкие.

Найджел был изумлен. Глаза его нового знакомого неестественно блестели. Лицо сияло лихорадочным весельем. Он напоминал разболтанную и перекрученную куклу, которая вот-вот сломается. Морис говорил громко и без остановки, смеясь каждому своему слову. Он без конца повторял, что у них полно времени.

– Гора времени. Пятьсот галлонов времени. Время, неизвестный компонент небесного коктейля. Время, источник вечного хмеля. Джейн, ты выглядишь чертовски соблазнительно, мой ангел. «Ты не ангел, я не святой».

Он присел на подлокотник кресла и начал гладить ее по шее. Потом вдруг наклонился и поцеловал в плечо.

– «Но ты такой блистаешь красотой». Не двигайся.

Джейни застыла, с несчастным видом глядя на Найджела.

– Кажется, нам пора, – заметил журналист. – Уже восьмой час.

Морис опустился рядом с Джейни и прижал ее к себе. Он обвил ее руками и прижался щекой к ее голому плечу.

– Поедем с ним, Джейни? Или пойдем туда, где «ангелы дрожат»?

– Хватит, малыш. Не будем портить вечеринку мистеру Басгейту. Вставай.

Он громко рассмеялся и оттолкнул ее от себя.

– Отлично! – воскликнул он. – Отлично. Я предвкушаю вечеринку.

Они поужинали в «Хангэрия». Морис вел себя очень весело и шумно. Он пил много шампанского и почти не ел. Найджел с облегчением вздохнул, когда они ушли. В театре Морис немного успокоился. В конце второго акта он вдруг прошептал, что у него адски болит голова, и согнулся в кресле, сжав голову руками. Сидевшие рядом зрители, очевидно, понимали, что он пьян. Найджел чувствовал себя неловко. Когда упал занавес и включили свет, Морис полулежал, откинувшись на спинку кресла, с закрытыми глазами и бледным лицом.

– Вы в порядке? – спросил журналист.

– Да, все замечательно, – ясным голосом ответил Морис. – Что, уже закончилось?

– Да, – быстро ответила Джейни. – Вставай, Морис. Играют гимн.

С измученным видом он поднялся, но потом, пока они шли к выходу, держался довольно бодро. В такси Морис сидел абсолютно неподвижно, сложив руки на коленях. В свете мелькавших за окном уличных фонарей Найджел видел, что его глаза открыты. Зрачки были размером с булавочную головку. Найджел вопросительно взглянул на Джейни. Она слегка кивнула.

– Я вас провожу, Прингл, – предложил Найджел.

– Нет, спасибо, – ответил он громко.

– Но, Морис…

– Нет, спасибо; нет, спасибо; нет, спасибо! Проклятье, вы что, не можете просто оставить меня в покое?

Он вылез из машины, резко хлопнул дверцей и, не оглядываясь, побежал к подъезду по ступенькам лестницы.

– Пусть идет, – пробормотала Джейни.

Найджел назвал водителю адрес: «99, Йоменс-роу», – и они уехали.

По дороге Джейни начала смеяться:

– Очаровательные у вас сегодня спутники. Вам когда-нибудь грубили так откровенно? Вас это должно было развлечь.

– Перестаньте, – возразил Найджел. – Мне плевать. Просто жалко вас обоих.

– Очень мило с вашей стороны. Не волнуйтесь, я не стану устраивать истерику. Вашей Анжеле повезло. Передайте ей мои слова. Впрочем, не стоит. Пожалуйста, не говорите со мной.

Оставшуюся часть пути они провели в молчании. Провожая ее до двери, Найджел предупредил:

– Я приеду завтра утром. Не очень рано, так что выспитесь как следует. И прошу вас, подумайте о том, что гораздо лучше все рассказать инспектору.

– Откуда вам знать, – возразила Джейни.

Глава 21

Джейни нарушает обещание

Найджел вернулся домой в половине одиннадцатого. И сразу позвонил Аллейну:

– Не спите?

– Сплю? Я только из Скотленд-Ярда.

– Чем вы там занимались?

– Текущей работой.

– Вы всегда так говорите, когда хотите от меня что-то скрыть.

– Правда? А вы чем занимались?

– Шпионил за парой глупцов.

– Вы о них такого мнения?

– И вы будете такого же, когда я все расскажу. Она очень милая глупышка, а вот он – чертовски неприятный парень. Слушайте, Аллейн, Прингл что-то прячет в рукаве. Вчера вечером…

– Стоп! Не называйте имен по телефону. Возможно, ваша домовладелица лежит на животе за дверью.

– Хотите, чтобы я к вам приехал?

– Ни в коем случае. Ложитесь спать и приезжайте завтра утром в Ярд.

– А я ждал, что вы меня поблагодарите. Я прескверно провел время, выбросил кучу денег на шампанское – и все ради торжества правосудия. Честное слово, Аллейн, вечер был ужасный. Прингл под завязку накачался дурью…

– Никаких имен по телефону. Я вам благодарен. Что бы мы делали без нашего мистера Басгейта? Сможете приехать завтра в девять?

– Наверное. Но я хочу, чтобы вы съездили со мной к Джейни Дженкинс. Думаю, если постараться, она расскажет вам о Мо…

– Никаких имен!

– Но почему? Кто может нас подслушивать? А как же вы сами разговариваете с другими? Или, по-вашему, мисс Уэйд забралась на телефонный столб и подключилась к проводам?

– Спокойной ночи, – сказал Аллейн.

Найджел сел за стол и написал статью о красоте и шарме Кары Куэйн. Он собирался проиллюстрировать ее двумя фотографиями, которые нашел в ее квартире. Потом мысленно выругал Аллейна и пошел спать.

На следующее утро он ровно в девять приехал в Скотленд-Ярд и нашел инспектора в его кабинете.

– Привет, – поздоровался тот. – Присядьте и закуривайте. Я сейчас освобожусь. Только что звонили из Нью-Йорка. По их сведениям, мистер Огден невинен как младенец. Я говорил с ними вчера вечером, очень толковые ребята. Золотодобывающая компания «Огден – Шульц» невелика, но пользуется уважением. Они неплохо заработали во время золотой лихорадки тридцать первого, но потом не особенно процветали. О мистере Гарнетте ничего не известно. Парни в Нью-Йорке пытаются разузнать про тот сверхуспешный слет «возрожденцев» в 14-м году. Правда, с тех пор этот прохиндей наверняка раз сто поменял имя.

Он нажал кнопку настольного звонка и вручил появившемуся констеблю конверт и телеграфный бланк.

– Телеграмму в Австралию, – распорядился Аллейн, – и «молнию» во Францию. Но сначала прочтите ее вслух.

Констебль, путаясь в словах, прочел на французском длинное послание графине де Барсак. Судя по тому, что смог разобрать Найджел, в нем сообщалось о смерти мисс Куэйн и о посылке вслед за телеграммой пояснительного письма, а также выражалась настоятельная просьба всей лондонской полиции ни в коем случае не уничтожать какие бы то ни было письма или документы, связанные с мисс Карой Куэйн. Констебль вышел с почтительным, но ошалелым видом.

– И что это значит? – спросил Найджел.

Аллейн рассказал ему о письме к графине де Барсак и новом завещании.

– У меня есть его копия, – добавил он. – Если не считать дома для де Равиньи и трех сотен в год для нянечки, все достанется сиятельнейшему Гарнетту.

– Мисс Куэйн переписала его в воскресенье?

– Да, в половине четвертого. Она даже проставила на нем дату.

– Это очень важно, – заметил Найджел.

– Верно, – сухо согласился Аллейн.

– Примерно за полчаса до этого, – настойчиво продолжал журналист, – она вернулась после загадочного визита в храм, и у нее было время все обдумать и изменить завещание, основываясь на том, что, судя по всему, произошло в квартире Гарнетта.

– Пожалуй.

– Может быть, она узнала о коммерческой сделке, благодаря которой появился Храм Священного пламени? Или услышала что-то нелицеприятное о самом Гарнетте и решила сделать широкий жест, чтобы доказать свою веру в его святость? Разве не на это указывает записка, найденная в портсигаре?

– Я должен ответить, или это риторический вопрос?

– Просто скажите, что вы сами об этом думаете? Насчет нового завещания.

– Если мы правы, предполагая, что беседа с неизвестным лицом, состоявшаяся в воскресенье примерно в два сорок пять пополудни, каким-то образом повлияла на дело, и если неизвестное лицо действительно является убийцей, тогда перемены в завещании, скорее всего, напрямую связаны с тем разговором. Если это и вправду так, все сводится к одному-единственному человеку. Но на самом деле у нас нет ничего определенного. Быть может, мисс Куэйн просто заметила, что Клод прикладывается к бутылочке «инвэлид порт», и написала об этом Гарнетту. А завещание изменила потому, что ей вдруг захотелось все оставить Гарнетту. Возможно, воскресная встреча тут вообще ни при чем. Доброе утро, Фокс.

– Доброе утро, сэр, – ответил Фокс, появившийся в кабинете во время их беседы. – Почему это «воскресная встреча ни при чем»? Доброе утро, мистер Басгейт.

– Потому что это вполне возможно, Фокс. Мы по-прежнему находимся в зыбкой области предположений. Остается только надеяться, что мадам де Барсак не уничтожила письмо мисс Куэйн. Я телеграфировал ей вчера вечером, но не получил ответа. Сейчас отправил вторую телеграмму. Можно обратиться во французскую полицию, но мне бы не хотелось вмешивать ее в это дело. Но и письмо нам нужно позарез.

– Его часть отпечаталась на промокашке, разве нет? – спросил Фокс.

– Отдельные фрагменты. К счастью для нас, мисс Куэйн использовала плотную бумагу и толстое перо. Отсюда большой расход чернил и в результате – хорошие отпечатки на промокашке. Вот, смотрите. Думаю, перевод вам не требуется, старый полиглот?

– А можно мне? – попросил Найджел.

– Да. Но не вздумайте это публиковать.

Фокс достал свои очки и вместе с Найджелом принялся читать оставшиеся на промокашке слова.

– Что такое «secousse»? – спросил Фокс.

– Шок, удар.

– Она хочет сказать, что ее ударило током, сэр?

– Это образное выражение, Фокс. Ее что-то потрясло. Письмо написано в немного взвинченном, можно сказать, истеричном стиле. Не советую вам использовать такие фразы.

– А вы что об этом думаете, мистер Басгейт? – обратился к журналисту Фокс.

– Она была очень взволнована, – ответил Найджел. – Первый отрывок довольно ясен. Рауль – то есть де Равиньи – абсолютно холоден, безжалостен. У нее был шок. Потом ее ужаснула пришедшая ей в голову… как это правильно перевести?

– «Эта возможность приводит меня в ужас», – перевел Аллейн.

– Да. Потом кого-то напугало ее присутствие. Говорится, что кто-то – я предполагаю, что здесь стояло слово «payera» – заплатит – за свои преступления. В конце речь идет о доверенном лице. Тут все ясно. Это Гарнетт, – возбужденно продолжал Найджел. – Он назван доверенным лицом в ее новом завещании. Черт возьми, она все время говорит о Гарнетте!

– Не считая того места, где пишет о де Равиньи? – сдержанно заметил Аллейн.

– Ну да, конечно, – кивнул Найджел. – Силы небесные! Вы думаете, она все рассказала де Равиньи?

– Не хочу строить догадки. Но, по-моему, вы слишком вольно интерпретируете последнюю фразу. Так что там насчет Джейни Дженкинс?

Найджел начал рассказывать о вчерашнем вечере. Оба детектива слушали его молча и внимательно.

– Вы отлично справились, – похвалил Аллейн, когда журналист закончил. – Спасибо, Басгейт. Хочу только уточнить те слова, которые вы услышали из благоуханных глубин своего гардероба. Мистер Прингл попросил мисс Дженкинс придерживаться общей версии насчет воскресных событий?

– Да.

– А мисс Дженкинс спросила, не связано ли это с его сигаретами?

– Все верно.

– Прекрасно! Вы договорились, что приедете к ней сегодня утром?

– Да. Перед судебным заседанием.

– Не против, если я поеду вместо вас?

– Нет, если вы пообещаете, что потом все расскажете.

– Который час?

– Половина десятого, – ответил Фокс.

– Я поехал. Увидимся в суде.

Аллейн взял такси до Йоменс-роу. Дом Джейни находился в конце улицы. Инспектор подумал: это что-то среднее между богемной студией и ночлежкой. На ступеньках сидела кучка обтрепанных детишек.

– Привет, – сказал Аллейн. – Во что играете?

– Мы не играем. Просто болтаем, – ответил сильно замызганный мальчуган.

– Ясно, – кивнул инспектор. – Кто хочет позвонить для меня в дверь?

Произошла небольшая потасовка за право сделать звонок.

– Готово, мистер! – крикнул самый рослый из мальчишек.

Какой-то карапуз свалился со ступеньки и ударился в рев.

– Стэ-энли-и! – донесся женский вопль из верхнего окна. – Что с твоим младшим братом?

– Я ни при чем, это он! – ответил Стэнли, указывая на Аллейна.

– Мне очень жаль, – произнес инспектор. – Он не ушибся?

– Будет орать, пока вы не возьмете его на руки, – сообщил Стэнли.

Аллейн поднял ребенка на руки. Тот немедленно схватил его за нос, завизжал еще громче и начал колотить другой рукой по лицу.

В разгар этой сцены дверь распахнулась, и на пороге появилась Джейни.

Инспектор быстро поставил малыша на землю, дал Стэнли шиллинг за труды, взял свою шляпу и спросил:

– Можно войти, мисс Дженкинс?

– Инспектор Аллейн? – удивилась Джейни. – Да, конечно.

Когда она закрывала дверь, Стэнли воскликнул: «Он коп, кру-уто!» – а малыш заревел изо всех сил.

Джейни молча провела его наверх в свою студию. У газового камина стоял одинокий стул. Комната выглядела опрятно, но слегка уныло.

– Хотите присесть? – без особого энтузиазма спросила Джейни.

– Я принесу второй стул, – предложил Аллейн и, сделав это, занял место у камина.

– Наверное, вас прислал мистер Басгейт? – спросила Джейни.

– Да, верно.

– Я была дурой.

– Почему?

– Потому что подружилась с вашим… другом.

– Напротив, – возразил Аллейн, – вы поступили очень мудро. Если бы это не прозвучало так самонадеянно, я бы сказал, что вы поступили бы еще лучше, подружившись со мной.

Джейни невесело рассмеялась.

– Бла-бла-бла, – сказала она.

– Нет, не «бла-бла-бла». Вы не убивали мисс Куэйн?

– Надеюсь, вы не ждете, что я отвечу «ошибаетесь».

– Я хочу услышать хоть какой-нибудь ответ.

– Что ж, – Джейни пожала плечами, – я не убивала мисс Куэйн.

– А мистер Прингл не убивал мисс Куэйн?

– Нет.

– Вот видите, – улыбнулся Аллейн, – как легко найти общий язык. Где мистер Прингл был в воскресенье в три часа дня?

Джейни еле слышно ахнула.

– Я уже говорила.

– А я спрашиваю снова. Где он был?

– Здесь.

– Это то, что вы решили говорить следствию? – сухо спросил Аллейн. – Жаль.

– Что вы имеете в виду?

– Это неправда. Возможно, он у вас обедал, но не оставался дома целый день. Он поехал в храм.

– Но откуда вы…

– Знаете, что в таких случаях говорят в детективах? «Я не знал, но вы только что мне сказали».

– Вы ужасны! – воскликнула вдруг Джейни. – Ужасны, ужасны!

– Не надо кричать, – мягко заметил Аллейн. – Это просто детективное клише, и я бы в любом случае узнал правду.

– Вы пришли ко мне шпионить! Прокрались в мой дом и нашли больное место! Притворились другом, а сами расставили ловушку, чтобы повредить тому, кто… кто не в силах сам за себя постоять.

– Да, – ответил он, – такова моя работа.

– Наверное, вы гордитесь своей ловкостью.

– Для меня это скорее рутина.

– Я нарушила слово, – пробормотала Джейни. – Я больше не могу ему помочь. Все кончено…

– Глупости! – резко перебил Аллейн. – Не надо сгущать краски.

Что-то в его тоне заставило ее замолчать. Несколько секунд девушка внимательно смотрела на инспектора, потом спросила тихо и серьезно:

– Вы подозреваете Мориса?

– Я начну его подозревать, если вы оба и дальше будете беспардонно врать. Выкладывайте начистоту. Вы знаете, зачем он в этот день поехал в храм?

– Да, – ответила Джейни. – Думаю, что знаю. Хотя он мне не сказал.

– Это как-то связано с его пагубной привычкой?

– Значит, он вам об этом говорил?

– Конечно. Мы сделали анализ сигарет мистера Гарнетта и нашли героин. Но, судя по всему, мистер Прингл не ограничивался одними сигаретами. Верно?

– Да, – прошептала Джейни.

– И, очевидно, во всем виноват мистер Гарнетт.

– Да. – На секунду она замялась, но потом вздернула подбородок и решительно повторила: – Да.

– Хорошо, – кивнул Аллейн. – В котором часу мистер Прингл покинул вашу студию?

Джейни продолжала внимательно и серьезно на него смотреть. Вдруг она опустилась на колени посреди ковра и протянула руки к камину, одновременно повернув голову к инспектору. Это выглядело неожиданно и очень выразительно. Казалось, она приняла какое-то решение и поэтому позволила себе расслабиться.

– Я все расскажу, – произнесла она. – Он вышел отсюда примерно в половине третьего. Точно время не помню. Морис сильно нервничал, и с ним было… трудно. Он выкурил подряд три сигареты, больше у него не было. Потом мы поссорились.

– Вы можете сказать из-за чего?

– Могу. Мистер Аллейн, простите, что вела себя слишком грубо. Наверное, я набралась плохих манер от Мориса. На самом деле я вам доверяю. Может, это не самое подходящее слово, ведь вы вряд ли считаете, что он ни в чем не виноват. Но я знаю, что он не виновен, и верю, что рано или поздно вы это поймете.

– Хорошо сказано, – одобрил Аллейн.

– Ссора произошла из-за… меня. Обычно, накурившись этого зелья, он хочет заниматься любовью. Не обязательно со мной, просто я оказываюсь рядом. Я не собираюсь строить из себя невинную особу, тем более что сейчас таких нет. Меня не пугает страсть, и я могу о себе позаботиться, но в Морисе есть что-то такое, чего я боюсь. Что-то кошмарное… Иногда он сосредотачивает свои… чувства на какой-то одной детали – например, на моем запястье или какой-нибудь точке на руке. Это жутко и приводит меня в ужас.

Она говорила очень быстро, без колебаний и смущения, словно ее радовала возможность выговориться.

– В воскресенье было то же самое. Он крепко держал меня за руку и целовал ее с нижней стороны. В одно и то же место, снова и снова. Я просила его остановиться, но он словно не слышал. Мне стало страшно. Я не могу передать… Я стала сопротивляться, но он не обращал внимания, и тогда я ударила его по лицу. Произошла скверная сцена. Я твердила ему, что он катится в пропасть и тянет меня за собой, и все из-за наркотиков. Потом мы сцепились из-за отца Гарнетта. Я винила его во всем, говорила, что он прогнил насквозь. Вспомнила про Кару.

Она вдруг замолчала.

– Его это рассердило?

– Безумно. Чудовищно. В какой-то момент я по-настоящему испугалась. Он пробормотал, что если они действительно это делали… Вы понимаете?

– Да, – ответил Аллейн.

– Вдруг он меня отпустил. Только что кричал во весь голос, а тут заговорил мягко и спокойно. Сказал, что поедет на квартиру отца Гарнетта и возьмет еще… героина. «Хорошенькую порцию», – сказал он. Морис объяснил, что отец Гарнетт хранит его в спальне и он возьмет, сколько ему нужно. Потом тихо рассмеялся и ушел. Когда вечером мы снова встретились, он, видимо, уже принял новую дозу и делал вид, будто ничего не произошло. Вот как проводит время парочка молодых влюбленных.

Джейни все еще стояла на коленях возле Аллейна. Она сильно побледнела, ее колотил озноб.

– Простите, – пробормотала она. – Как глупо. Не понимаю, что со мной…

– Все в порядке, – успокоил ее Аллейн. – У вас шок из-за всех этих переживаний.

Она положила ладонь на его колено, и через секунду он мягко накрыл ее рукой.

– Спасибо, – поблагодарила она тихо. – Мы увиделись с ним только вечером. Когда вы нас отпустили, я проводила его домой. Он сказал: я должна говорить, будто он весь день провел у меня. Я обещала. Да, я обещала: вот что самое ужасное. Он сказал: «Если они возьмут не того человека…» – и замолчал. Потом я вернулась к себе. Это все.

– Ясно, – кивнул Аллейн. – У вас случайно не найдется бренди?

– Есть немного, вон там.

Инспектор снял с дивана покрывало и набросил ей на плечи. Потом нашел бутылку бренди и налил полную рюмку.

– Выпейте залпом, – посоветовал он.

– Ладно, – ответила она, трясясь всем телом. – Я умею пить.

Она опрокинула рюмку, и на ее щеках появился легкий румянец.

– Какой же я была дурой! Наверное, это потому, что я все держала в себе.

– Вот еще одна причина доверять полиции, – сказал Аллейн.

Она рассмеялась и снова положила руку на его колено.

– Тем более что все мы люди, – добавил Аллейн и встал со стула.

– Боюсь, вы не слишком похожи на человека, которому хочется довериться, – сухо заметила Джейни. – Впрочем, вы все-таки человек, иначе я бы этого не сделала. Нам пора ехать в суд?

– Да. Я могу вас подвезти, если вы не против прокатиться на полицейской машине.

– Не стоит, мне еще надо забрать Мориса.

– Что ж, в таком случае я удаляюсь. С вами все в порядке?

– Не скажу, что я в восторге от предстоящего визита. Мистер Аллейн, мне придется повторить… все, что я сказала… судебному следователю?

– Все зависит от самого следователя. Если бедняга страдает ревматизмом, процесс может оказаться довольно мучительным. Но, насколько я знаю, у этого джентльмена со здоровьем все в порядке. Нас ждет небольшое шоу и отсрочка заседания.

– Отсрочка? Зачем?

– О, – мягко ответил Аллейн, – чтобы наверняка заработать свои деньги, зачем же еще?

Глава 22

Беглый взгляд на миссис Кэндур

Заседание суда прошло именно так, как предсказывал Аллейн. Обвинение обрисовало дело только в самых общих чертах. Интерес публики – несомненно, благодаря «скандальной» статье Найджела, – достиг небывалых высот. Сам Аллейн превратился в настоящую звезду. Вообще, этот случай послужил хорошим поводом задуматься о том, насколько далеко должны заходить судебные процессы, потакая вкусам зрителей, которые обожают «страшные драмы» в театре Друри-Лейн. В прежние времена, когда порядочные женщины не толкались в очередях, чтобы занять лучшие места на «громком деле», мелодрамы брали людей за живое. Но их очарование сильно поблекло теперь, когда, приложив минимум усилий, вы можете сами поглазеть на настоящего убийцу: вот он, сидит на скамье подсудимых, позеленев от страха, пока почтенный старец в черной шляпе, сам довольно нездорового вида, с дикцией неважного актера провозглашает: «Предать казни через повешение, пока он не умрет» – и добавляет: «Да благословит Господь его душу». И никаких вам занавесов и аплодисментов. Судебное расследование – это своего рода прелюдия, разыгрываемая перед началом спектакля, но в таких случаях, как убийство Кары Куэйн, оно представляет особый интерес для публики. Кто из этих людей окажется виновным? Кто из них отправится на эшафот и будет казнен «через повешение, пока он (или она) не умрет»? Может быть, этот священник, Джаспер Гарнетт? Странное имя, но сам выглядит довольно впечатляюще, правда? От одного взгляда мороз по коже. Нет? Думаете, не он? Господи, как они могли вообще ходить в эту церковь! Избранный сосуд, хм… Знаешь, милый, каждый рассуждает в силу своей испорченности. Американец? Ну, он простой парень и такой душка… хотя кто знает… Де Равиньи? Дорогая, я с ним знаком. Нет, не слишком близко, но все же. Его кузен… Хотя нет, это была его сестра… Опять же, никогда не знаешь… И потом, эта Кэндур… Тут сам черт ногу сломит. Мальчишка? Прингл? Кажется, он в родстве с Эстерхоу, через Браун-Уайтов? Конечно, все знают, что это за люди. Хотя на вид довольно симпатичный. Боже мой, где они откопали эту парочку – Лайонела и Клода? Впрочем, все может быть. Пока не начнется шоу, ничего нельзя сказать наверняка. Ничего.

Аллейн, погруженный в этот кипящий котел, с невозмутимым видом вызвал первого свидетеля. Это был известный патологоанатом, опытный эксперт, чье мнение могло сыграть важную роль в том случае, если бы Аллейн успешно выполнил свою работу и собственноручно довел дело до суда. Сам Аллейн, вкратце излагая суть дела, поглядывал на судей и думал про себя: «Опять эти гарпии».

Кроме патологоанатома в числе свидетелей были доктор Касбек и доктор Кертис. Какой-то коротышка из присяжных спросил доктора Касбека, почему он не отправил кого-нибудь за лекарствами спасти жертву. Доктор сухо ответил, что не знает лекарств от смерти. Он описал церемонию с чашей и рассказал, как обнаружили цианистый натрий. Аллейн кратко изложил результаты обыска в Храме Священного пламени.

После этого вызвали отца Гарнетта, который предстал перед судом со скорбным видом святого среди грешников. За ним последовали остальные посвященные. Мистер Огден излучал такую невероятную почтительность, что даже судебный следователь подозрительно нахмурил брови. Месье де Равиньи держался холодно и порой брезгливо морщился, словно в зале дурно пахло. Миссис Кэндур пришла в трауре и с театральным макияжем. Мисс Уэйд облачилась в три кофты и нацепила огромную брошь. Она с таким жаром распространялась о душевной чистоте отца Гарнетта, что его адвокат, представлявший интересы священника в суде, беспокойно заерзал на месте. Мориса Прингла вызвали как свидетеля, первым обратившего внимание на состояние Кары Куйэн. Он сразу вступил в спор со следователем. Последовавший за ним Клод Уитли с трудом выдавил из себя несколько слов. Следователь воззрился на него так, словно увидел перед собой монстра, несколько раз переспросил, что он, собственно, имел в виду, и наконец решил, что его показания не имеют отношения к делу и их можно вообще не принимать во внимание. Джейни только подтвердила то, что сказали остальные. Все закончилось очень быстро. Судебный следователь, бодрый и энергичный мужчина, поглядел на Аллейна и объявил, что заседание отложено.

– Вот отличный парень, – заметил Аллейн, когда они с Фоксом выходили на улицу. – Побольше бы таких в суде.

– Какие планы на сегодня, сэр?

– Думаю, нам надо приодеться и нанести несколько визитов, Фокс. В списке две дамы и один господин. Предлагаю сначала поесть, а потом начать с миссис Кэндур. Она нас уже ждет.

Они наскоро перекусили и отправились в апартаменты Королевы Шарлотты на Кенсингтон-сквер. Миссис Кэндур приняла их, сидя в окружении мягких подушек, длинноногих кукол и абажуров с бахромой. Казалось, она была разочарована тем, что Аллейн пришел не один, но вежливо попросила обоих сесть. Сама хозяйка, окутанная благоуханием духов, устроилась на низком диванчике. Ей никак не удается прийти в себя, пожаловалась она. Поездка в суд ее полностью истощила. В комнате стоял сильный жар от работавших радиаторов, и в трубах с горячей водой что-то периодически булькало, как в желудке у мамонта.

Аллейн присел у дивана на пухлую банкетку, обтянутую лиловым атласом. Фокс нашел себе маленький стульчик, на котором смотрелся довольно нелепо.

– В четыре часа придет мой врач, – сообщила мисс Кэндур. – Он считает, что мои нервы полностью расстроены. Полностью!

Она сделала вялый жест рукой. Изумруды на ее пальцах вспыхнули. Аллейн понял, что она разыгрывает роль тепличного цветка – прекрасного, но обреченного. Мысленно поморщившись, он решил, что следует ей подыграть. Понизив голос, инспектор бросил на нее сочувственный взгляд и мягко произнес:

– Мне не следовало приезжать. Вам нужен отдых.

– Да, наверное. Но это неважно. Я не должна думать только о себе.

– Вы мужественная женщина, – заметил Аллейн.

Она пожала плечами и вздохнула:

– Все это так уродливо, а я не выношу уродства. Меня должна окружать только красота, иначе я заболеваю.

– Вы тонкая натура, – признал Аллейн, сурово сдвинув брови.

– О, вы понимаете? – Она покосилась на инспектора Фокса. – Как это мило с вашей стороны, мистер Аллейн.

– Именно поэтому я к вам приехал. Нам нужна ваша помощь, миссис Кэндур. Только тонкие люди могут увидеть то, чего не замечают все остальные.

– Да, – с печальной улыбкой подтвердила миссис Кэндур.

– Но прежде чем я обращусь к вам за помощью, мне нужно чисто формальное подтверждение ваших действий в воскресенье. Просто для бумажки. Вы сказали, что весь день провели дома?

– Да, весь день. Жаль, что и не вечер тоже!

«Еще бы», – подумал Аллейн. И сказал:

– Вероятно, это сможет подтвердить ваша прислуга. Наверняка они запомнили, что вы весь день оставались дома.

– У меня только две горничных. Да, думаю, они должны вспомнить.

– Вы не против, если инспектор Фокс с ними побеседует?

– О, конечно, – сразу согласилась миссис Кэндур. – Наверное, вы хотите пообщаться с ними наедине, инспектор? Я позвоню.

– Спасибо, мэм, – поблагодарил Фокс. – Я их не задержу.

В комнате появилась та же опереточная служанка, что встретила их в прихожей, и вывела Фокса в коридор. Они слышали, как постепенно затихал голос.

– Итак… – миссис Кэндур мягко повернулась к Аллейну. – Итак, мистер Аллейн…

Инспектор подался вперед и пристально смотрел на нее до тех пор, пока она не опустила глаза. Потом спросил:

– Вы помните вечер, который мистер Огден устроил четыре недели назад?

– Минутку. Вы можете подать мне сигареты? Они на столе. Нет, не эти, – добавила она поспешно. – Те, что в большой коробке. А эти виргинские. Ненавижу виргинский табак.

Аллейн открыл первую коробку.

– Правда? – спросил он. – Кто их делает? Я таких не видел.

Он взял и понюхал одну из сигарет.

– Они отвратительные! Мне их кто-то прислал… Собираюсь выбросить. Наверное, что-то напутала прислуга… Так вы дадите мне сигарету, мистер Аллейн?

– О, простите, – ответил инспектор и принес другую коробку.

Он дал ей прикурить, наклонившись над диваном. Она неторопливо и со вкусом затянулась.

– А вы? – предложила она.

– Спасибо. Я предпочитаю виргинские, – ответил он. – Можно взять одну?

– Не стоит. Они ужасные. Невозможно курить.

– Хорошо. – Аллейн достал свой портсигар. – Вы помните тот вечер?

– У Сэмми Огдена? Месяц назад? Да, кажется, помню.

– Может быть, вы помните, не держал ли тогда месье де Равиньи в руках какую-то книгу?

Миссис Кэндур закрыла глаза и прижала кончики пальцев к опущенным векам.

– Дайте подумать. Да! – Она открыла глаза. – Я помню. Месье де Равиньи коллекционирует старые издания. Он лазил по полкам. Теперь я ясно вспомнила. Я говорила с отцом Гарнеттом и бедняжкой Карой. Потом подошел Сэмми. Месье де Равиньи ему крикнул: «Где вы это нашли?» А тот обернулся и ответил: «В книжном киоске. Что вы о ней скажете?» Отец Гарнетт тоже подошел к полкам. Он обожает книги. Они притягивают его как магнит.

– У вас прекрасная память, – похвалил Аллейн. – А эта книга его заинтересовала?

– Дайте подумать. Он подошел к полкам и… Постойте, что это была за книга? – Она вдруг ахнула. – Неужели… ну да! Это была она! Та самая, что вы нам показывали, про яды. Господи, так вот о чем вы говорите?

– Не волнуйтесь. Вам не о чем беспокоиться. Да, речь о той самой книге. Мы просто пытаемся за ней проследить.

– Но в таком случае она принадлежит Сэмми Огдену. Это его книга. Хотя он и не признался. Когда вы нам ее показывали, он просто сидел и… – Ее глаза загорелись, миссис Кандур сразу оживилась. – Вы понимаете, что это значит? Он промолчал!

– В самом деле, – кивнул Аллейн. Миссис Кэндур возбужденно заерзала на месте. – Однако потом он нам рассказал, что является владельцем книги. И что не заметил, как она пропала.

– Но… Хм. – Его собеседница была разочарована. Потом в ее взгляде снова вспыхнул огонек. Ее губы дрогнули. – Значит, это был француз. Я вам кое-что расскажу. Слушайте.

Аллейн молча ждал. Она понизила голос и придвинулась к нему поближе.

– Он – то есть Рауль де Равиньи – выставил себя полным дураком с Карой Куэйн. Она его поощряла. Вы же знаете этих иностранцев. Если бы я захотела… – Она хрипло рассмеялась. – Но у меня не было ни малейшего желания. Однажды мы с ним поссорились. Я не знала, как от него отвязаться. Тогда он переключился на Кару. Думаю, в отместку мне. А потом… Мне не хочется это говорить, но… Кара была ужасной женщиной. Я читала много книг по психоанализу и сразу поняла, что она без ума от отца Гарнетта. Де Равиньи тоже это понял. Я за ним следила. Я знала все. Он сходил с ума. А когда отец Гарнетт сделал ее Избранным сосудом, он быстро сообразил, что это значит. Вы меня понимаете?

Аллейн ограничился тем, что слегка наклонил голову.

– Наверное, для него это было слишком. Француз, страстный человек. Кельтский… Я хотела сказать – галльский темперамент. Почему он не сказал, что уже видел эту книгу? Вот что я хотела бы знать. Я ведь права, не правда ли? Вы согласны, что я права?

– Он унес книгу с собой? – спросил Аллейн.

Миссис Кэндур отвела глаза.

– Не знаю, но она его очень заинтересовала. Я сразу это поняла. Это было видно. Он спросил у Сэмми Огдена, где тот ее купил. Шарил по всем полкам, пока не нашел, что хотел.

– Мистер Огден утверждает, что он сам обратил внимание месье де Равиньи на книгу и что она его не слишком заинтересовала.

– Он только притворялся, что она его не интересует, – возразила мисс Кэндур. – Можете не сомневаться. Сделал вид, что ему до лампочки, чертов ублюдок.

Озадаченный этой внезапной грубостью, Аллейн не удержался от гримасы. Миссис Кэндур густо покраснела под своим макияжем и посмотрела на него с испугом.

– Боюсь, вы бог знает что обо мне подумаете, – пробормотала она, – но я знаю, что он за человек.

– Вы говорили про ссору с месье де Равиньи. Можно узнать об этом поподробнее?

Но миссис Кэндур ушла в глухую оборону. Пряча от него глаза, она стала что-то бормотать про самоуважение. Мол, их ссора не имеет никакого отношения к делу. Она не хочет об этом говорить. Аллейн все-таки попробовал поднажать и спросил, когда это случилось. Миссис Кэндур ничего не могла вспомнить.

– Это произошло в то же время, когда вы перестали посещать мисс Куэйн?

Удар попал точно в цель. Женщина побледнела так, что Аллейн испугался, как бы она не упала в обморок. Она резко отпрянула на свои подушки, словно ее обожгло пламенем.

– Что это за вопрос! На что вы намекаете? Почему вы спрашиваете?

– Не стоит так волноваться, – попытался успокоить ее Аллейн.

– Как я могу не волноваться, когда вы… Мне плохо. Я вас предупреждала. Вы должны уйти.

– Разумеется. – Инспектор встал. – Прошу прощения. Я не думал, что мой вопрос так на вас подействует.

– Дело не в вопросе. Это все из-за нервов. У меня нервный срыв.

Она всхлипнула, сжала кулаки и залилась слезами. Аллейн, бормоча извинения, направился к двери.

– Стойте! – крикнула миссис Кэндур. – Стойте! Послушайте.

Он обернулся.

– Нет, нет, – выпалила она с яростью. – Я не скажу ни слова. Ни слова. Оставьте меня.

Он вышел.

Фокс ждал его снаружи.

– Кажется, было немного шумно, сэр? – спросил он.

– Мягко говоря. Просто отвратительная сцена. Теперь останется осадок на всю неделю. Расскажу подробности в машине. Едем к Огдену.

По дороге на Йорк-сквер Аллейн описал детали своей встречи.

– Что вы об этом думаете? – спросил он.

– Судя по всему, миссис Кэндур пыталась закрутить роман с французским джентльменом, но у нее ничего не получилось. После этого ее чувства, видимо, поменялись на противоположные, как это часто бывает у таких женщин. Скорее всего, она не испытывала дружеских чувств и к мисс Куэйн, если учесть, что та заполучила сразу и месье, и преподобного. Вряд ли это привело ее в большой восторг.

– Вряд ли.

– Вопрос в том, – продолжал Фокс, методично развивая свою мысль, – сообщила ли она вам нечто такое, что подтверждает нашу версию или, наоборот, указывает в другую сторону? Вот что главное.

– Она сказала, что де Равиньи сам нашел книгу и что никто не обращал на нее внимания, пока Огден не спросил у француза, что он о ней думает. Миссис Кэндур подробно все это описала.

– По-вашему, она говорит правду?

– Хотел бы я знать, – ответил Аллейн.

– А отец Гарнетт?

– Он тоже видел книгу. Возможно, потом они рассматривали ее вместе. Проблема в том…

– Рассмотрел ли ее кто-нибудь из них настолько подробно, чтобы придумать план с цианистым натрием?

– Вот именно, братец Лис, вот именно. А как ваши успехи с той смазливой субреткой, которая проводила нас в гостиную?

– А, вы о ней. Ее зовут Рита. А кухарку – миссис Булсом. Добрая, приятная женщина – я про кухарку. Радушно приняла меня на кухне, отвечала прямо и открыто. По ее словам, в воскресенье без четверти два Рита подала кофе. Минут через десять она поднялась наверх, чтобы забрать чашки, и увидела, что миссис Кэндур лежит на тахте, курит и слушает радио. Все оставалось в том же положении, когда в половине четвертого Рита принесла чай, а потом они весь день слышали работавшее в гостиной радио.

– Не бог весть какое алиби. Удалось узнать какие-нибудь сплетни про эту… скажем так, не слишком приятную даму?

– Вы о миссис Кэндур? Прислуга от нее не восторге, сэр. Рита считает, что ее хозяйка почти всегда «под кайфом», а миссис Булсом, женщина весьма прямолинейная, говорит, что даже ее кошка ведет себя приличнее. Такая у нее манера выражаться.

– Я смотрю, вы развлекались вовсю, Фокс.

– Рита говорит, что миссис Кэндур подбивала клинья к месье и без конца ему звонила, а недели три назад пригласила его к себе, и у них произошла ссора. Служанки слышали, как хозяйка повысила голос, а когда он ушел, Рита вошла в гостиную и застала миссис К. в ужасном состоянии. После этого она ему больше не звонила, и месье не приходил. Примерно в то же время, по словам служанок, она перестала посещать мисс Куэйн.

– Что подтверждает и журнал посещений мисс Куэйн. Так-так, а вот и логово Огдена. Проследите за тем, чтобы я не упустил что-нибудь важное, Фокс. С Огденом надо вести себя поделикатней. Он так переживает из-за этой книги.

– Неудивительно, – хмуро заметил Фокс.

– Тут есть телефонная будка. Фокси, будьте добры, позвоните в Скотленд-Ярд. Я хочу узнать, нет ли ответа от мадам графини.

Фокс отсутствовал несколько минут. Он вернулся заметно помрачневшим.

– Пришел ответ. Мне его зачитали слово в слово. Он на французском, я понял только, что графиня находится в частной клинике и ее лучше не беспокоить.

– Даже не мечтайте! – воскликнул Аллейн. – Будьте уверены, я ее побеспокою, даже если для этого мне придется стать французским гинекологом.

Глава 23

Мистер Огден у себя дома

Мистер Огден жил в старомодном двухэтажном дуплексе. Гостиная находилась почти на одном уровне с улицей и примыкала к маленькой прихожей, откуда крутая лестница вела наверх, в столовую и кухню, а затем в спальню и уборную. Американца обслуживала семья, жившая в подвальном этаже. Он сам открыл дверь и приветствовал детективов с сердечным, но несколько нервозным видом:

– Привет, привет! Смотрите, кто пришел! Добро пожаловать.

– Наверное, вас тошнит от одного нашего вида, – пошутил Аллейн.

– С чего это вы взяли? – возразил американец с наигранной веселостью. – Уверен, когда вся эта катавасия закончится, мы сможем стать хорошими приятелями.

– А до тех пор… – с улыбкой добавил Аллейн.

Мистер Огден неловко усмехнулся.

– Ну, сейчас, может, и нет, – признал он, – хотя я все равно постараюсь быть пай-мальчиком. Что нового, шеф?

– Почти ничего. Мы пришли взглянуть на ваш дом, мистер Огден.

Американец заметно побледнел.

– Ладно, – сказал он. – А в чем смысл?

– Не пугайтесь. Мы не станем искать труп в холодильнике.

– Эй, полегче! – воскликнул мистер Огден. – А то ваш английский юмор окончательно вгонит меня в ступор.

Он провел их по своему дому, больше напоминавшему меблированные комнаты. Но, судя по всему, самому мистеру Огдену все очень нравилось.

– Наверное, этот особнячок так и не оправился от шока с тех пор, как королева Виктория одобрила газовое освещение, – сострил он. – Кажется, что дом остался в прошлом. Посмотрите на этот камин. В Америке его бы сразу отправили в музей. Настоящий раритет! Когда я в первый раз его увидел, то подумал, что переместился лет на сто назад. Я спросил агента про центральное отопление, но тот так расстроился, что у меня не хватило духу вернуться к этой теме.

– В Лондоне полно современных домов, – не без обиды возразил Фокс, когда они вошли в кухню.

– Еще бы. Построенных фирмой «Рип ван Винкль и Ко». Не злитесь, инспектор, я шучу. Этот дом я выбрал как раз потому, что он старый и британский. Меня многое забавляет: надо покупать уголь для камина, а потом чувствовать себя так, словно лицом сидишь во Флориде, а спиной – на Аляске.

– Кухонька у вас очень милая, сэр, – не сдавался Фокс. – Посуда – современнее некуда!

– Ну, ее я немного обновил, – объяснил американец. – Холодильника тут не было, а видели бы местную утварь для готовки! Или как вам эта допотопная угольная плита? Глядя на нее, Джордж Как-Там-Его Стефенсон мог бы заново изобрести свой паровоз.

Фокс пробормотал что-то неразборчивое.

Завершив обход дома, они вернулись в гостиную. Мистер Огден пододвинул к камину кресла и поворошил кочергой горку тлеющих углей.

– Хотите выпить? – спросил он.

– Нет, спасибо, – ответил Аллейн.

Американец снова занервничал.

– Ну да, конечно, – пробормотал он. – После того, что случилось…

– Ради бога, мистер Огден, – запротестовал Аллейн, – к чему такие заключения? Мы при исполнении. А на службе полиция не пьет. Только и всего.

– Может быть, – с сомнением протянул мистер Огден. – Чем могу помочь, шеф?

– Мы все еще пытаемся распутать историю с книгой. Думаю, при желании вы действительно сможете нам помочь. Скажите, тот вечер, который вы устроили, проходил в этой комнате?

– Угу, – буркнул бизнесмен.

– А это – ваши книги, – продолжал Аллейн, указав на горстку потрепанных журналов и дешевых книжек, стопкой сваленных на полках.

– Да, моя библиотека. Не впечатляет? Я не фанат литературы.

– Я вижу, тут больше нет красных корешков, значит, «Химия» должна была выделяться на общем фоне.

– Пожалуй. Вид у нее был такой, словно она говорит: черт знает, как я сюда попала, – согласился мистер Огден, снова продемонстрировав свою склонность к фразочкам.

– Вы можете показать, где она стояла в тот вечер?

– Попробую.

Американец встал и подошел к книжному шкафчику.

– Да, наверное, смогу, – пробормотал он. – Месье де Равиньи поставил бокал рядом с пачкой журналов и немного расплескал напиток. Я это запомнил, потому что на полке остался след, и он тогда сильно из-за этого переживал. Равиньи позвал меня и начал извиняться, а я ответил: «Да черт с ней» – и тут увидел эту книгу. Вот почему я решил ее показать.

– Вы показали ему книгу? Уверены? Он не сам ее нашел и не держал ее в руках, когда вы подошли к шкафу?

Мистер Огден задумался. Очевидно, ему было ясно, насколько важен заданный вопрос. Он выглядел встревоженным, но ответил со своей обычной искренностью и простотой:

– Нет, сэр. Рауль де Равиньи не шарил по моим полкам. Я сам показал ему книгу. Больше того, шеф. Если бы я не ткнул его в нее носом, он бы ее и не заметил. Вообще-то, он сразу отвернулся и стал говорить Гарнетту, что поступил очень глупо, поставив бокал на полку.

– Но он мог увидеть ее до того, как поставил бокал.

– Да? Может быть. Но даже если так, причин нет подозревать Равиньи. Послушайте, шеф, я знаю, какую роль сыграла книга, и меня прошибает пот каждый раз, когда я вспоминаю, что она была моей. Но если вы думаете, что тут замешан Рауль де Равиньи, забудьте об этом. Он боготворил Кару. Он на нее молился.

– Да, я знаю, – рассеянно ответил Аллейн.

Фокс, внимательно разглядывавший книги, вдруг заметил:

– След от бокала все еще на месте. Это спирт. Он «съел» полировку.

– Разумеется, – кивнул Аллейн. – Что случилось с книгой после того, как вы показали ее де Равиньи?

– По правде говоря, не помню. Подождите… Да. Он вежливо пролистал ее, то есть без особого интереса, и передал Гарнетту.

– А дальше?

– Не помню. Наверное, мы о чем-то заговорили и отошли от шкафа.

– Что вы делали до того, как произошел инцидент с бокалом?

– Без понятия. Разговаривал.

– Вы беседовали с миссис Кэндур, мисс Куэйн и мистером Гарнеттом?

– Ну да. Уже навели справки? Да, наверное, так все и было. Мы стояли у огня и болтали, как-то так.

– И вы не помните, видели книгу после этого вечера или не видели?

– Нет, хотя не помню и того, что я ее не видел до того дня, как этот пацаненок зашел за книжками Гарнетта. А вот с тех пор она точно исчезла. Я в этом уверен. На сто процентов.

– Это очень важный момент. Получается, что…

Аллейн не договорил и, помолчав немного, добавил:

– Полагаю, мистер Огден, я могу быть с вами абсолютно откровенным. Скажите прямо, вы считаете, что книга исчезла в тот вечер, когда вы устраивали прием?

– Если честно, шеф, я не уверен. Не знаю. Могу сказать одно: я готов поставить две штуки баксов на то, что Равиньи тут ни при чем.

– Кто вам прислуживает и делает работу по дому?

– Девчонка Прескоттов. Дочка привратника.

– Мы можем с ней поговорить?

– Почему нет? Она сидит в подвале, который они называют «квартирой». Я ее позову.

Американец вышел в коридор и крикнул:

– Эй, Элси! Подойди сюда, ладно?

Из-под земли ответил чей-то голос. Мистер Огден с улыбкой вернулся обратно.

– Сейчас придет. Ее старик чистит и гладит, мать готовит еду, а Элси наводит порядок в доме. Звонок не работает с тех пор, как в тысяча восемьсот двадцать пятом они забыли его починить.

Элси оказалась приятной миловидной девушкой. Она была опрятно одета и казалась бойкой и смышленой.

– Привет, Элси. Эти джентльмены хотят тебя кое о чем спросить.

– Речь идет о книге, которую украли у мистера Огдена, – объяснил Аллейн. – Она очень ценная, и он попросил нас ее найти.

Элси встревожилась.

– Не волнуйтесь, – успокоил ее Аллейн. – Мы думаем, ее взял уличный торговец, заходивший к нему в дом. Вы помните вечер, когда мистер Огден устроил большой прием? Недели три назад?

– Да, сэр. Мы собирали на стол.

– Прекрасно. А на следующий день вы убирались в комнате?

– Да, сэр.

– И пыль с полок стирали?

– Конечно, сэр. Там бог знает что творилось. Один джентльмен разлил бокал. Вон там, сэр.

Она показала на полку.

– Какие-то книги пострадали?

– Только одна, та, что стояла рядом. Она была вся в пятнах.

– Что за книга?

– Я не запомнила название, сэр. Она была в коричневой обертке. Под ней ничего не разглядишь.

– А красной книги там не было?

– Вы имеете в виду такую толстую, с потрепанной обложкой? Я уже давно ее не видела… Ну, некоторое время.

– Ее мы и пытаемся найти. Вы думаете, в то утро ее уже не было на месте?

– Да, сэр, не было. Понимаете, она всегда стояла рядом, и я сразу заметила, что ее там нет, потому что подумала: жаль, я бы ничуть не расстроилась, если бы кто-то залил это старье. Ведь тогда я еще не знала, какая она ценная, сэр. Я просто положила запачканную книжку к огню, чтобы просушить, а потом поставила обратно. Обертку снимать не стала, потому что не хотела ее трогать. Она была такая аккуратная, из лощеной бумаги.

Аллейн покосился на мистера Огдена, который начал медленно краснеть.

– Но это была не та старая книга, сэр. Старая книга была толще и без обложки. Я еще сказала мистеру Огдену: «А где же красная книга?» Помните, сэр? Вы тогда все их просматривали, не осталось ли где пятен.

– Господи, а ведь и правда! – воскликнул мистер Огден.

– Прекрасно, Элси. Значит, вы абсолютно убеждены, что красной книги на полке не было?

– Да, сэр, абсолютно. Там стояло пять книжек в оберточной бумаге и те, что вы видите сейчас. Я хорошо это помню, потому что дело было как раз перед выходными, и я очень переживала, что мистеру Огдену придется справляться самому: готовить еду и все такое. Мне хотелось, чтобы все было в порядке, ничего не пропало и так далее, поэтому я все и запомнила.

– Большое спасибо, Элси.

Служанка вышла с гордым видом.

– Хорошо, что она не заглянула в эту книгу, – сухо заметил Аллейн. – Что это было, мистер Огден? Петроний?

– Проклятье! – выругался американец.

– Фокс, нам пора идти. – Аллейн подошел к полкам. – Да, де Равиньи оставил здесь отметину. След довольно длинный. Что это было?

– Виски с содовой.

– Ну что ж, – кивнул инспектор, – попробуем выяснить, что мистер Гарнетт делал с «Занимательной химией».

– Послушайте, – начал мистер бизнесмен, – если Гарнетт…

Он оборвал себя на полуслове.

– Ладно, я молчу, – пробормотал он мрачно.

– Идемте, Фокс, – продолжал Аллейн. – Мы и так слишком задержали мистера Огдена. Надо подарить что-нибудь Элси, пусть купит себе новую шляпку. Она так быстро сбежала, что я не успел ее поблагодарить. Ничего, встретим ее на обратном пути.

Они попрощались. Элси попалась им в маленькой прихожей. Аллейн подмигнул Фоксу, и тот направился дальше. Минут через пять инспектор присоединился к нему в машине.

– На редкость болтливая особа, – сдержанно заметил Фокс.

– Верно. Кроме бесконечных благодарностей, я услышал про неудачный брак ее сестры, тайну каминной кочерги (похоже, Элси считает, что кто-то грызет ее по ночам), ее юного ухажера, который обожает детективы, а также о том, как мистер Огден разбил новую тарелку и почему Элси любит полицейских. Заодно она вспомнила, как Клод приезжал за книгами. Говорит, что положила их ему в сумку. Огдена дома не было, как он и сказал. Элси уверяет, что книг было шесть, и это довольно странно, потому что раньше она говорила о пяти. Который час?

– Полшестого.

– В шесть у меня встреча с Принглом. Надеюсь, он будет дома. Вот что, Фокс, давайте я высажу вас на Ноклэтчерс-роу. Если Гарнетт у себя, расспросите его, что он делал с книгой на приеме Огдена. Только действуйте поаккуратней. Хорошо бы хоть раз услышать правду из его прекрасных уст. Разумеется, Гарнетт будет клясться, что чист как младенец, но постарайтесь вытянуть из него как можно больше. Если останется время, поговорите с неотразимым Клодом. Спросите, сколько книг он забрал у Огдена. Скорее всего, он ответит, что не помнит, но все равно спросите. Да, и узнайте у Гарнетта, просмотрел ли он книги, после того как они прибыли. Сделаете, Фокс?

– Конечно, сэр. Что вы думаете о расследовании? Кажется, картина начинает проясняться?

– Именно так, Фокс, именно так. Дело идет к концу. У меня почти не осталось никаких сомнений. А у вас?

– Нет. Похоже, вы правы.

– Для ареста улик пока, конечно, недостаточно. Возможно, телеграмма из Австралии подкинет нам хороших новостей, но главное – мне позарез нужно пообщаться с мадам де Барсак. Вы не ошиблись. Она находится в частной клинике. Телеграмму прислал ее дворецкий. Остается надеяться, что письмо Кары Куэйн все же сохранилось. Завтра я позвоню во французскую полицию. Сапино из детективного отдела – мой старый друг. Может быть, ему удастся деликатно разузнать, что там и как. А, вот и Ноклэтчерс-роу. Ваш выход, Фокс. С Принглом я побеседую один. Надо намекнуть ему, что мы знаем о его воскресном визите в храм, не выдавая при этом источник информации. Мне придется блефовать, и я сделаю это лучше, если вы не будете стоять над душой. Не исключаю, что дело дойдет до крайних средств. Уоткинс и Бэйли ждут меня на месте. В Скотленд-Ярд вернусь поздно вечером. Черт бы побрал эту работу!

Когда Аллейн прибыл на Лоуэр-Слоун-стрит, его встретили сержанты Бэйли и Уоткинс.

– Встаньте у двери напротив, – распорядился инспектор, – и постарайтесь не выглядеть как ищейки. Если я подойду к окну, быстренько идите наверх. Но надеюсь, этого не произойдет.

Он поднялся по лестнице в квартиру, где жил Морис Прингл.

Морис выглядел как человек, только что переживший катастрофу. Лицо у него было цвета мокрого цемента, под глазами набухли темные мешки, а одежда имел такой вид, словно он весь день провалялся в ней в постели. Аллейн заговорил с ним жестким тоном:

– Добрый вечер, мистер Прингл. Вид у вас ужасный.

– И самочувствие тоже, если вам интересно, – пробормотал Прингл. – Присядете?

– Да, спасибо.

Аллейн сел и холодно уставился на Мориса.

– В чем дело? – спросил молодой человек. – Надеюсь, вы пришли сюда не для того, чтобы поглазеть на мою физиономию?

– В том числе и для этого, – сухо ответил детектив.

– И как, черт возьми, это понимать? Знаете что, инспектор Аллейн – кажется, вас так зовут, – я сыт по горло вашими приемчиками. Строите из себя джентльмена-полицейского?

– Нет.

– Тогда кто вы такой?

– Просто полицейский.

– Буду вам весьма признателен, – высокомерно бросил Морис, – если вы поскорей закончите со своим делом. Меня ждут дела.

– Меня тоже, – отозвался Аллейн. – Так что задерживаться я не собираюсь. Значит, вы хотите решить дело поскорее?

– Чем быстрее, тем лучше.

– Отлично. Кто вас снабжает героином?

– Не ваше собачье дело. Вы не имеете права задавать такие вопросы. Я доложу о вас начальству.

– Ради бога, – ответил инспектор.

Морис упал в кресло, мрачно сдвинув брови и кусая ногти.

– Какой я дурак, что вам рассказал.

– Я понял это по вашему виду задолго до того, как вы это сделали, – возразил Аллейн.

Морис вдруг закрыл ладонями лицо.

– Простите, если веду себя не слишком вежливо, – продолжал Аллейн, – но вопрос очень серьезный. Вы намеренно мне солгали. Постойте, дайте закончить. Вы сказали, что провели воскресный день у мисс Дженкинс на Йоменс-роу. Это ложь. В воскресенье днем вас видели на Ноклэтчерс-роу. Вы входили в Храм Священного пламени. Это так?

– Я не стану отвечать.

– В таком случае мне придется вас арестовать.

– По какому обвинению?

– Хранение наркотиков.

– Вы не сможете это доказать.

– Хотите рискнуть?

– Да.

– Вы по-прежнему настаиваете на том, что в воскресенье днем не были в Храме Священного пламени?

– Да.

– Вы защищаете себя… или кого-то другого?

Молчание.

– Мистер Прингл, – мягко произнес Аллейн, – если вас посадят под арест, что вы будете делать без героина?

– Будьте вы прокляты! – рявкнул Морис.

– Я собираюсь обыскать вашу квартиру. Вот судебный ордер. Но если вы захотите сами показать мне то, что храните дома…

Морис молча смотрел на детектива. Внезапно его лицо сморщилось, словно у плаксивого ребенка.

– Почему вы просто не оставите меня в покое? Это все, о чем я прошу! Я не имею к этому никакого отношения. То, что я делаю, касается только меня.

– А как же мисс Дженкинс? – спросил Аллейн.

– Вы что, приехали сюда читать проповеди?

– Послушайте, – настойчиво продолжал Аллейн, – можете мне не верить, но я действительно не хочу ни арестовывать вас, ни обыскивать вашу квартиру. Я приехал к вам в надежде получить помощь. В воскресенье днем вы были на Ноклэтчерс-роу. Заходили к Гарнетту. Там вы либо подслушали разговор мисс Куэйн с другим человеком, либо разговаривали с ней сами. По каким-то причинам вы стараетесь держать это в секрете. Что с точки зрения полиции крайне подозрительно. Мы должны знать все о случившемся в квартире Гарнетта между половиной третьего и тремя часами дня. Если вы будете отпираться и дальше, я арестую вас по другому обвинению, и тогда вам, поверьте, придется очень нелегко.

– Что вы хотите знать?

– К кому относились слова мисс Куэйн: «Я расскажу отцу Гарнетту о том, что вы сделали»?

– Вы знаете, что она это сказала?

– Да. Это были вы?

– Нет.

– Месье де Равиньи?

– Я вам не скажу. Это не мое дело.

– Вы пришли туда за героином?

– Я не буду говорить.

Аллейн подошел к окну и выглянул на улицу.

– Это мистер Гарнетт снабжал вас героином? – спросил он.

– Скажу вам только одну вещь, – произнес вдруг Морис. – Гарнетт не убивал Кару Куэйн.

– Откуда вы это знаете, мистер Прингл?

– Не важно. Просто знаю.

– Боюсь, такое заявление вряд ли будет принято в суде.

– Это все, что вы от меня услышите.

– А поскольку вы сами в числе подозреваемых, его сочтут попросту враньем.

– Я ее не убивал. Вы не можете арестовать меня за это. Клянусь богом, я ее не убивал.

– Вас могут привлечь как соучастника. Я не блефую, мистер Прингл. Спрашиваю в последний раз – вы скажете мне, кто снабжал вас героином?

– Нет.

– Ладно, можете входить, – неохотно скомандовал Аллейн.

Бэйли и Уоткинс вошли в комнату, держа шляпы в руках. Аллейн всегда тщательно следил за этикетом.

– Осмотритесь тут немного, – распорядился он.

«Осмотр» заключался в дотошном обыске всей квартиры. Он продолжался около часа, но уже в первые десять минут был найден маленький белый пакетик, который Аллейн тут же реквизировал. Никаких документов и письменных свидетельств, имеющих отношение к делу, сыщики не обнаружили. Другой находкой оказался медицинский шприц. Наконец Аллейн лично обнаружил шесть сигарет и приобщил их к остальной коллекции. Во время всего обыска Морис сидел у электронагревателя. Он без конца курил и хранил мрачное молчание. Аллейн время от времени бросал на него взгляды, в которых сквозило что-то похожее на сочувствие.

Когда все закончилось, он отправил обоих помощников на лестницу, подошел к Морису и остановился рядом, глядя на него сверху вниз.

– Я хочу сказать вам, в чем, по моему мнению, заключаются причины вашего упрямства, – заговорил Аллейн. – Разумеется, мне хотелось бы думать, что речь идет всего лишь о наивной, но благородной попытке кого-то защитить. Но я в это не верю. Мало кто из людей способен на подобный героизм. Боюсь, за вашим глупым упорством стоят только эгоизм и потакание собственным порокам. Позволю себе высказать некоторые догадки, хотя для любого следователя это вещь крайне нежелательная. Я думаю, что в воскресенье днем вы отправились в квартиру Гарнетта, чтобы взять тот пакетик героина, который мы только что нашли в вашей обувной коробке. Вы проникли в спальню через черный ход. Но пока вы находились там, кто-то вошел в гостиную со стороны зала. Вы не знали, кто это, поэтому на всякий случай притаились, боясь, что кто-нибудь может вас услышать и заглянуть в спальню. Вы тихо стояли посреди комнаты, вслушиваясь в каждый звук, между тем как неизвестный человек почти вплотную подошел к двери. Послышался металлический щелчок, и вы поняли, что в замке сейфа повернулся ключ. Потом ситуация изменилась. В гостиную вошел кто-то еще. Это была Кара Куэйн. Дальше последовал диалог между ней и первым человеком. Я последую примеру судебных адвокатов и обозначу эту личность как «Икс». Итак, между Иксом и Карой Куэйн состоялась неприятная беседа. Она хотела знать, где хранятся ее бонды. Возможно, собиралась добавить к ним какую-то сумму в честь ее назначения Избранным сосудом. Но это оказалось невозможно, поскольку бондов в сейфе не было. Икс попытался перевести разговор в мирное русло, но Кара Куэйн его не слушала. Она была расстроена и взбудоражена. Икс с трудом уговаривал ее не поднимать шум. Наконец она громко бросила: «Я расскажу отцу Гарнетту о том, что вы сделали», – а через секунду вы услышали, как звякнули кольца на отдернутой портьере и хлопнула дверь в зал. Она ушла. Ваши дальнейшие действия мне не совсем ясны. Впрочем, я думаю, вы повели себя довольно странно. Вы не вошли в гостиную, не встали в красивую позу и не воскликнули: «Икс, вы разоблачены!» – или: «Икс, я не верю своим ушам!». Ничего подобного. Вы на цыпочках вышли из спальни и выскользнули через черный ход, не закрыв за собой дверь, которая весь вечер так и оставалась открытой. Потом пришли сюда и снова стали превращать себя в животное с помощью содержимого белого пакетика. Вопрос в том, почему вы это сделали? Либо потому, что у Икса были какие-то сильные средства, чтобы удержать вас от разглашения тайны, либо потому, что вы испытывали личную симпатию к самому Иксу. Разумеется, есть и третья – черт, почему нельзя сказать «третья альтернатива»? – третий вариант. Вы довели себя до такого жалкого состояния, что не смогли бы даже раздавить пальцем вошь, не то что иметь дело с Иксом.

– Проклятье! – воскликнул Морис. – Я раздавлю вас, если вы не прекратите.

– Подождите, осталось совсем немного. Вы просили побыстрее? Вам пришлось довериться мисс Дженкинс, поскольку она должна была подтвердить, что вы провели весь день в ее квартире. Значит, если вы не расскажете мне об Иксе, мне придется предпринять в отношении мисс Дженкинс весьма неприятные шаги. Не забывайте, что она тоже может быть привлечена как соучастница. Ваша соучастница. Поскольку вы вынуждаете меня арестовать вас за хранение наркотиков. Кроме того, если вы и дальше будете молчать, подозрение в убийстве неизбежно падет на человека, которого вы только что назвали невиновным. Я уже не говорю о том, что героина вам больше не видать. Вы серьезно больны. Вам нужно вернуться домой и пройти длительное лечение. Что станет, если вас посадят в тюрьму и будут все время держать под замком? Страшно даже представить. Но, похоже, именно так обстоят дела. Вы готовы принести в жертву себя, мисс Дженкинс и, возможно, еще одного невиновного человека? Или все-таки скажете правду и приоткроете завесу тайны над мистером или миссис Икс?

Аллейн резко оборвал свою речь, слегка поморщился и закурил сигарету. В наступившем молчании Морис с убитым видом смотрел на детектива. Его пальцы мелко дрожали над подлокотнике. Казалось, он не может выдавить из себя ни слова. Вдруг в его лице что-то дрогнуло, и он, словно нашкодивший ребенок, упал на диван и зарылся лицом в подушки.

После паузы Аллейн протянул руку и коснулся его плеча.

– Так будет лучше, – произнес он. – Поверьте мне, я ведь тоже человек. Так будет лучше.

Молодой человек пробормотал что-то неразборчивое.

– Вы согласны? – мягко спросил Аллейн.

Морис, не поднимая головы, повторил свои слова.

– …надо подумать… дайте время… завтра.

Аллейн задумался.

– Хорошо, – сказал он наконец. – Я дам вам время. Только не вздумайте кончать с собой. Это будет бесчестно, и нам все равно придется арестовать мисс Дженкинс за лжесвидетельство или что-нибудь еще, а мистера Гарнетта отправить на виселицу. Лучше я кого-нибудь здесь оставлю. Вы несносный тип, вам это известно? До завтра.

Глава 23

Морис заговорил

В хмурый и ненастный вечер на исходе декабря, через пять дней после убийства Кары Куэйн, Найджел Басгейт стоял у окна своей квартиры на Честер-террас и через улицу смотрел на Ноклэтчерс-роу. Снаружи угрюмо свистел ветер, и дождь почти горизонтальными нитями поблескивал на фоне мокрых зданий. Табличка со знаком Священного пламени неистово раскачивалась над переулком. Из невидимого входа лился чуть заметный свет и бросал тусклый блик на шлем дежурного констебля. Он только что приехал, сменив напарника, простоявшего на страже целый день. Пока Найджел смотрел на дождь, со стороны Уэстбурн-стрит появился зонтик мисс Уэйд. О том, что зонтик принадлежал именно ей, он догадался по его унылому грязно-зеленому цвету, а также по галошам и фигуре самой мисс Уэйд, с трудом сопротивлявшейся порывам ветра. В тот момент, когда ее галоши свернули на Ноклэтчерс-роу, с противоположной стороны появилось черное такси. Машина остановилась у Храма Священного пламени. На тротуар вышел мистер Огден; расплатившись с водителем, он отбросил сигару, кивнул полисмену и исчез внутри. По Честер-террас, подняв воротник плаща и надвинув на глаза поля шляпы, медленно прошел Морис Прингл. Подъехало второе такси. По пути оно обогнало Мориса и еще одного мужчину, двигавшегося в том же направлении. Потом наступила пауза, после которой по улочке просеменили Клод и Лайонел, шагавшие под одним зонтом. Позже появилось еще два такси и наконец – закрытая машина, которая лихо повернула за угол и как вкопанная остановилась под знаком Священного пламени. Из машины вышли двое мужчин. Первый выглядел крупным и солидным, второй был высокий, с хорошей фигурой и одет с иголочки.

Увидев второго мужчину, Найджел отошел от окна, взял шляпу и зонтик и вышел под дождь.

Ветер на улице дул так же свирепо, как в ночь убийства. Вся сцена казалась точным повторением первой, и у Найджела появилось странное чувство, будто время остановилось и все события последних дней сложились в одну бесконечную минуту. В тот самый момент, как он поднимал свой зонтик навстречу ветру, Кара Куэйн подносила к губам отравленную чашу, Гарнетт смешивал вино и спирт в комнате за алтарем, а его лицо затуманивалось дымом от сигареты Мориса Прингла. Де Равиньи держал в руках открытую книгу, и Огден смотрел на него, разинув рот. Миссис Кэндур, мисс Уэйд и оба причетника, китайские болванчики, дружно кивали на заднем плане, а привратник без конца повторял одну и ту же фразу: «Простите, вы опоздали. Не хотите взглянуть на расписание?»

«Вот бы подать все эту историю под таким соусом, – с усмешкой подумал Найджел, – но, боюсь, в газете меня неправильно поймут».

За такими размышлениями он быстро дошел до церкви, и тут его фантазии мигом улетучились.

Факел, висевший над входом, не горел. Вместо привратника у дверей стоял плечистый констебль, рядом с ним – старший инспектор Аллейн и инспектор Фокс.

– Все внутри, – доложил констебль.

– Отлично, – кивнул Аллейн. – Дадим им минутку, чтобы как следует устроиться, а потом напросимся в гости.

– Добрый вечер, – поздоровался Найджел.

– А, наш несравненный благодетель. Здравствуйте. Что ж, Басгейт, выяснилось, что ваша информация верна, и мы вам бесконечно признательны. Как вы узнали?

– От Джейни Дженкинс. Я позвонил спросить, все ли с ней в порядке после нашей ужасной вечеринки с Принглом, и она сказала, что сегодня днем у них встреча в квартире Гарнетта. Идея возникла у Огдена. Он предложил всем посвященным по-дружески собраться вместе и обсудить последние события.

– Общительный народ эти американцы, – заметил Аллейн. – Вы установили подслушивающее устройство, Фокс?

– Да, сэр. Сегодня днем преподобный выходил на прогулку, и, пока его не было, мы все быстренько наладили.

– О чем идет речь? – осведомился Найджел.

– Об одной уловке, Басгейт, весьма хитроумной и коварной. Вскоре нам предстоит восседать среди языческих богов и, точно Сфорца в герцогском дворце, слушать истории о гнусных преступлениях. Скорее всего, они окажутся на редкость скучными, но может статься, узнаем и что-нибудь полезное.

– Вы хотите сказать, что установили диктофон?

– Не совсем. Мы спрятали микрофон, соединенный проводами с небольшим динамиком. Как жаль, что Леонардо не дожил до наших ней. Только он мог бы по достоинству оценить все эти головоломные устройства.

– Но ему бы не понравились современные женщины, – возразил Найджел.

– Он бы и не понял, что это женщины. Ну что, Фокс, думаю, уже пора?

Они быстро вошли в храм. Аллейн указал им путь в правый придел, где над небольшим алтарем возвышалась статуя, подаренная месье де Равиньи. Здесь было что-то вроде маленького святилища с шестью рядами стульев. От остального зала его отделял тяжелый занавес, который Фокс задернул, как только все вошли внутрь. После этого они оказались полностью изолированными от остального помещения. Фокс включил фонарик и посветил в дальний угол, где стоял алтарь. Найджел увидел что-то блестящее. Они подошли ближе. Фокс наклонился. В тишине раздался легкий металлический звук. Это было устройство, напоминавшее маленький телефон, спрятанный под горой подушек. По знаку Аллейна все присели рядом на корточки. Колени Найджела громко хрустнули, и Аллейн на него шикнул. Невидимый мистер Огден заговорил:

– Все в порядке, ребята. Копы нас не подслушивают. Тот парень в штатском, что торчал у черного входа, исчез сегодня утром, а малый у подъезда просто следит за входом. Думаю, нам нужно устроить общее собрание и как следует поговорить. Но нет смысла просто сидеть и чесать языками. Первым делом надо избрать председателя.

– Черт! – раздался голос Мориса Прингла.

– Но мне кажется, мистер Огден, – начал мистер Гарнетт, – нет никакой необходимости…

– Я согласен с мистером Огденом. – Это был месье де Равиньи. – Лучше все оформить как положено. Давайте выберем председателя. Думаю, мистер Огден – лучшая кандидатура.

– О, я совсем не претендую…

– Поддерживаю. Я – за! – объявила мисс Уэйд.

– Что ж, спасибо. Весьма признателен…

– О боже, – пробормотал Аллейн. – Он хочет сказать речь!

И действительно, мистер Огден произнес речь. Он щедро усыпал ее всеми жаргонными словечками, какие только могли прийти в голову американскому дельцу, но общий ее смысл был таков. Они все находятся под подозрением и все хотят себя обелить. Несомненно, у каждого своя версия событий. Если они поделятся ими друг с другом, это может послужить к взаимной выгоде. После того что случилось в воскресенье, вряд ли им позволят проводить дальнейшие собрания. Храм Священного пламени был деловым предприятием, и его надо обсуждать в деловом тоне. Тут послышалось множество удивленных и возмущенных голосов. Особенно часто повторялось слово «духовный».

– Черт, да я совсем не против духовности, – перебил мистер Огден. – Ясное дело, религиозный подъем, вера и все такое – на первом месте. Иначе я бы вообще не ввязался в эту историю. Без проблем.

У Аллейна вырвался смешок.

– Но, – продолжал голос, – теперь я смотрю на вещи по-другому. И вот как все это дело видится мне изнутри. Слушайте.

Он вкратце изложил им деловое соглашение, которое легло в основу Храма Священного пламени. Оно в точности совпадало с тем, что американец прежде говорил инспектору Аллейну. Мистер Огден финансировал всю организацию, заплатил за то здание, в котором они сейчас сидели, и нес основное бремя расходов. Месье де Равиньи принадлежала небольшая часть акций, а мистер Гарнетт имел двадцать процентов от прибыли и получал жалованье.

Когда мистер Огден закончил речь, наступила такая долгая пауза, что Найджел испугался, не сломался ли микрофон. Потом кто-то начал громко смеяться. Это был Морис Прингл. Казалось, он не мог остановиться. Наконец он с трудом выдавил из себя что-то членораздельное.

– Все это время… добровольные пожертвования… бескорыстное служение… О боже! Это дьявольски смешно, правда?

Тут же обрушился целый хор голосов.

– Отвратительно!..

– Деловое соглашение…

– Какая гадость, кто бы мог подумать!..

– Я ничего не понимаю в бизнесе. Меня заботит только моя паства…

– Если отец Гарнетт так сказал…

– О, заткнитесь!

– Лайонел, успокойтесь. Я имел в виду…

– Тихо! – заорал мистер Огден.

Все замолчали.

– Так не пойдет, – твердо заявил бизнесмен. – Я сказал, что мы должны как следует все обсудить, и будь я проклят, если я этого не добьюсь. Вот копии нашего соглашения. Разберите их. И прочтите. Это официальная бумага. Она заверена нотариусом и является законным документом. Что тут смешного?

Послышались шум, шелест бумаг, кашель и говор голосов.

– А теперь, – продолжал мистер Огден, – заметьте вот что. Прибыль от этого предприятия принадлежит мне, мистеру Гарнетту и месье де Равиньи. Именно в таком порядке. Все поступившие в копилку деньги – наши. В указанном порядке. Мы платим по счетам и поддерживаем храм. Вклад Кары Куэйн – пять тысяч фунтов ценными бумагами – был нашей собственностью…

– Ничего подобного, – перебил Морис. – Кара вложила эти деньги в строительный фонд, и вы не можете использовать их ни на что другое.

– Мы не собираемся использовать их на что-то другое, Прингл, если вас это волнует. Но распоряжаться ими должны мы. И только мы. Однако какой-то умник решил, что у него другие планы, и прикарманил содержимое пакета. Что совсем не понравилось бедняжке Каре.

– Вы хотите сказать, – вступил в разговор де Равиньи, – что человек, укравший эти деньги, убил мою Кару? Думаю, это похоже на правду.

– Понятное дело. И наши копы-пижоны думают так же. Что-то случилось в этой комнате в воскресенье около половины третьего. Здесь была Кара. Может, Аллейн и похож на чистоплюя, но в деле он смыслит. Он все это раскопал. Парень башковитый. Так вот, мне кажется, я вижу, к чему он клонит. Он думает, что Кара пришла сюда в воскресенье, чтобы добавить денег в сейф, и поймала подлеца с поличным. Не знаю, как вы на это смотрите, ребята, но, по-моему, идея верная. Найдите того, кто был в этой комнате в воскресенье в половине третьего, и вы поймаете убийцу.

– Так оно и есть, – холодно подтвердил де Равиньи.

– Но я не понимаю… – начал отец Гарнетт.

– Минутку, Гарнетт, – перебил мистер Огден, – до вас мы еще дойдем. Кому Кара доверяла больше всех? Кто взял мою книгу по химии? Да, это была моя книга.

– Почему же вы этого не сказали? – спросила Джейни.

– Я думал, вы и так все знаете. Месье де Равиньи наверняка помнит, что смотрел мою книгу в тот вечер, когда я устраивал прием, но не выдал меня копам. Это чертовски благородно, и я ему очень благодарен.

– Пустяки, – ответил француз.

– Но я решил, что мне нечего скрывать, и сам рассказал все Аллейну. Вопрос в том, кто взял эту книгу и завернул ее в бумагу? Кто убрал ее на полку и поставил так, что ее было не видно? И кто придумал этот фокус со страницей, раскрывающейся прямо на рецепте яда?

– Она не всегда так открывается, – возразил де Равиньи.

– Почти всегда, – вмешался Лайонел или Клод. – Когда я ее открывал…

– Стоп, стоп. Дайте закончить. У кого были ключи, после того как Кара положила бумаги в сейф? Кто взял бонды? И кто убедил Кару оставить ему столько денег, что теперь он может запросто называть себя Рокфеллером?

– Вы о чем? – воскликнул вдруг Гарнетт. – Она оставила деньги храму, а не мне.

– А вы откуда знаете?

– Она сама мне рассказала, чистая душа.

– Все верно, – раздался хриплый голос миссис Кэндур. – И мне она то же самое говорила несколько недель… точнее, три недели назад, как только узнала, что ее сделали Сосудом. А свой дом и всю его обстановку она оставила Раулю де Равиньи. Вы у него спросите! Он все знает. Спросите, спросите! Там картин на сотни фунтов. Спросите!

– Я не собираюсь это обсуждать, – возразил де Равиньи. – Если она так поступила – а я действительно слышал от нее о подобных планах, – то я ей очень благодарен. Но обсуждать отказываюсь.

– Потому что вы знали…

– Довольно, Дагмар. Откуда вы взяли эту дрянь?

– Какую дрянь? – с беспокойством спросила миссис Кэндур. – Какую дрянь? Вы имеете в виду…

– Он просто хотел сказать: как вам пришла в голову эта мысль, – торопливо перебил Прингл.

– Я подумала – вы про эту дрянь. Боюсь, тот детектив, Аллейн, что-то заподозрил. Сэмми, они могут?..

– Заткнитесь! – грубо крикнул Морис.

– Давайте не отвлекаться, – попросил мистер Огден. – Меня интересует Гарнетт.

– Меня тоже, – вставил де Равиньи. – Мне кажется, все ваши улики указывают на священника, мистер Огден.

– Убийца! Отец Гарнетт? Это безумие, – подала голос мисс Уэйд.

– Мы говорим о фактах. Послушайте, Гарнетт…

– Стойте!

Голос Мориса Прингла перекрыл все остальные. Найджел представил, как он вскочил на ноги, повернувшись к ним лицом.

– Сядьте, Прингл, – сердито бросил мистер Огден.

– Не сяду. Я хочу рассказать…

– Мой выход, – шепнул Аллейн. – Идем.

Найджел вышел за ним в зал. Из-за алтаря глухо доносились голоса посвященных. Аллейн поднялся по ступенькам и подошел к квартире отца Гарнетта. Он сделал знак Найджелу. Они остановились слева и справа от двери. Потом Аллейн бесшумно повернул ручку и приоткрыл дверь. Тяжелый занавес был немного отодвинут, и через узкую щель можно было разглядеть кусочек комнаты. Найджел впился взглядом в этот просвет. Он подумал, что выглядит как карикатура на любопытного туриста. Его взгляд скользнул поверх лиловой шляпы мисс Уэйд и уперся прямо в глаза Мориса Прингла.

Морис стоял по другую сторону стола. Лицо у него было пепельно-серым. Со лба свисал клок волос. Трудно было представить более мелодраматичный вид. Очевидно, он только что закончил говорить, и все собравшиеся возбужденно загудели. Мисс Уэйд без конца качала головой. Потом что-то темное заслонило ему поле зрения. Очевидно, какая-то фигура встала прямо перед занавесом. Найджел прищурился. Препятствие исчезло, и он снова увидел комнату. Недалеко от Найджела прозвучал голос мистера Огдена:

– Паренек спятил. Сядьте, Прингл.

– Продолжай, Морис, – отчетливо произнесла Джейни из угла комнаты.

– Смелее, мой дорогой друг, – прогудел отец Гарнетт своим прежним покровительственным басом.

Мориса передернуло так, словно его ударили током.

– Черт возьми, хватит паясничать, или я позволю им вас повесить. Не воображайте, что я по-прежнему молюсь в вашем святилище. Теперь я знаю, кто вы такой; на самом деле я всегда это знал. Жалкий жулик и пройдоха, вот кто. Вы разрушили меня морально и физически, поймав на дешевую наживку, на которую не клюнула бы даже домохозяйка. Вы – мусор, который вышвыривают из дома. Не понимаю, почему я не сдал вас полиции. Впрочем, понимаю. Потому что я ни на что уже не способен.

– О чем вы толкуете, Прингл? По-моему, вы нагрузились.

– Нагрузился? – Он повернулся и уставился на невидимого Огдена. – В первый раз за последние полгода я более или менее трезв. Господи, сколько же можно врать? Нагрузился! Половина из нас попались в эти сети. Дагмар, Кара, я. Парочка клоунов. Вы ведь тоже участвовали, верно? Хотели узнать, что это такое? Дражайший отец Гарнетт щедро снабжал вас сигаретами. А откуда наш милый отец Гарнетт брал героин? Никто из вас не знает. И он тоже. Слышал только, что его доставляют из Парижа через агента «Севен Дайлз», и все. Но он не знает, кто этот агент. А я знаю.

– Он спятил! – завопила миссис Кэндур.

– Конечно, он рехнулся, – успокоил ее мистер Огден. – Не надо так волноваться.

Легкое движение за спиной Найджела заставило его обернуться. Аллейн открыл дверь шире и проскользнул к занавесу.

– Я в своем уме, и один из вас прекрасно это знает. Сидите тихо и не двигайтесь. Я расскажу, что случилось в воскресенье.

– Отлично, – мягко сказал де Равиньи. – Давайте послушаем.

– В воскресенье днем я пришел сюда за пакетиком порошка, который обычно оставлял для меня Гарнетт. Сигареты уже были слабоваты. Мне нужно зелье посильнее, чем вам. Один пакетик стоит десять фунтов. Гарнетт предпочитает не отдавать его лично. Он от этого страдает – правда, отче? Его мучают угрызения совести. Поэтому он кладет его в тумбочку у кровати, а я забираю и оставляю деньги. Гарнетт считает, что героин помогает душе освобождаться от тела. В тот день я пришел чуть позже половины третьего. Мы с Джейн поссорились, и мне была срочно нужна доза. Я вошел со стороны главного входа и сразу направился в спальню. Взял пакетик и хотел уже уходить, но вдруг услышал, как кто-то вошел через храм в гостиную. Это был не Гранетт – я знаю его шаги.

– О, ради бога…

– Продолжай, Морис.

– Да, Джейн. А вы молчите. Мне не хотелось выдавать свое присутствие. Я не должен был здесь находиться. Мне было не по себе. И тут я услышал щелчок. Потом второй и третий. Я понял: кто-то открывает сейф. Дверь была слегка приоткрыта, я выглянул и увидел, кто стоит в гостиной. Это был…

– Я председатель собрания и не собираюсь терпеть ваши выходки. Это нарушение всех правил. Сядьте!

– Нет.

– Сядьте, я сказал!

– Если вы не заткнетесь, я вас заставлю.

– Вы? А может, кто-то еще?

– И я, – добавил Аллейн. – Вы арестованы, мистер Огден.

Глава 25

Аллейн очищает пламя

Старший инспектор Аллейн однажды признался Найджелу, что любит эффектно заканчивать крупные дела. «Это придает им необходимый блеск, – объяснил он, – который скрашивает неприглядные стороны моей профессии». В случае с убийством Кары Куэйн он вполне мог собой гордиться. Вся сцена вышла как нельзя более драматичной.

Аллейн оказался за спиной Огдена и схватил его за руки как раз в тот момент, когда американец потянулся к своему револьверу. Кого он хотел застрелить – Прингла или самого себя, – осталось неизвестным. В ту же секунду из спальни появился сержант Бэйли в сопровождении двух полисменов. Бэйли с мрачным видом сжимал в руках пистолет. Огден яростно сопротивлялся. Только через минуту на него смогли надеть наручники. После этого Аллейн предъявил ему обвинение. Миссис Кэндур, дружно поддержанная Лайонелом и Клодом, вопила почти все время, пока происходила эта сцена, и наконец упала в обморок, что осталось, впрочем, незамеченным. Остальные молчали. Огден не издал ни звука, пока его не повели к выходу. Тогда он резко повернулся и уставился на Прингла.

– Дайте ему закончить, – потребовал он. – Я готов выслушать все, что он скажет. Пусть говорит.

Морис посмотрел на Аллейна, и тот кивнул. Прингл заговорил, глядя в глаза Огдену:

– Я увидел вас у сейфа. Вы его только что открыли. В руках – ценные бумаги. Во всяком случае, сверток, в котором они хранились. Потом тихо вошла Кара. Она спросила, зачем вы взяли бонды. Вы ответили, что Гарнетт попросил вас их проверить. Она стояла, не спуская с вас глаз. Думаю, вы поняли, что она вам не поверила, потому что сразу заговорили о… о героине.

Минуту он помолчал, облизывая пересохшие губы и глядя на Аллейна.

– Он сказал, что знает о ее пристрастии. Спросил, сможет ли она без этого обойтись, если вдруг останется без героина. Он говорил искренне и дружелюбно, уверяя, что полностью ей доверяет. Потом рассказал о том человеке в «Севен Дайлз», у которого Гарнетт получал героин. Он спокойно объяснил, что это его бизнес. Пусть это будет маленьким секретом между ним и Карой: даже Гарнетту не надо знать, что он замешан в деле. Кара продолжала молчать, и тогда он добавил, что ему очень не хочется, чтобы кто-то наводил о нем справки, потому что это поставит его в неудобное положение: ему придется рассказать всю правду, в том числе – назвать их имена, ее и Гарнетта. Он ясно дал понять, что если Кара не будет держать язык за зубами, он сдаст всех. Больше того, он может навсегда лишить ее доступа к порошку. Стоит ему только намекнуть, что она связана с полицией, и от нее будут шарахаться все поставщики. Во время разговора он убрал сверток обратно в сейф. «С этим все в порядке», – сказал он. Запирая сейф, он повернулся к ней спиной, и, я думаю, в этот момент она написала ту записку, которую вы нашли, – в ней было всего несколько слов – и положила ее в портсигар: я слышал, как хлопнула крышка, и тут же чиркнули спичкой. Кара взяла сигарету и закурила. За все это время она не произнесла ни слова. Когда она уже уходила, он небрежно бросил: «Если всего этого недостаточно, я позабочусь, чтобы Избранным сосудом стал кто-нибудь другой». Тут повисла долгая пауза. Потом Кара громко сказала: «Я расскажу отцу Гарнетту о том, что вы сделали». Огден возразил: «Нет, Кара, не скажете». Она молча развернулась и ушла. Я подумал, что Огден может зайти в спальню, и быстро вышел через черный ход.

– Почему вы никому об этом не сказали? – спросил де Равиньи.

– Потому что я мерзкое животное, – без колебаний ответил Морис. – Потому что у меня не хватило мужества поступить, как Кара. Мы с ней были в одной лодке. Мне тоже нужен порошок. Без него я сойду с ума. Я подумал, что он вернул бонды на место. А когда оказалось, что это не так, ничего не изменилось. Я не способен жить без этой дряни. Господи, неужели не понятно?

– Тогда зачем вы сделали это сейчас? – обратилась к нему мисс Уэйд. – Боюсь, я не совсем вас понимаю.

– Потому что он не мерзкое животное, – громко объявила Джейни.

– Джейни, милая!

– Это действительно все объясняет, мисс Уэйд, – согласился Аллейн. – И давайте на этом закончим. Мистер Гарнетт, боюсь, вам придется отправиться с нами в полицию.

– На каком основании? Меня оклеветали. Я ни в чем не виноват. Этот человек, которого я пригрел на своей груди… Эта ядовитая змея…

– А, да чтоб тебя! – заорал Огден с такой яростью, что Гарнетт вдруг замолчал и послушно позволил увести себя из комнаты.

– Вы готовы, мистер Огден? – спросил Аллейн. – Эй, Фокс!

Инспектор Фокс, появившийся сразу после ареста, подошел к ним со своим обычным благожелательным, невозмутимым видом.

– Прошу вас следовать за мной, сэр, – произнес он.

Огден, казалось, очнулся ото сна. Он поднял голову и перевел взгляд с Аллейна на Фокса.

– Вы, британцы… – начал он.

– Но не австралийские британцы? – перебил Аллейн.

На лице Огдена в первый раз появилось что-то похожее на страх.

– Я родился в Мичигане, – буркнул он.

– Австралия может вздохнуть свободно, – улыбнулся детектив.

– Идите к черту!

– Мистер Огден, – покачал головой Аллейн, – вы чересчур обидчивы. Фокс, чего вы ждете?

Огдена увели. Посвященные один за другим покинули гостиную. Миссис Кэндур, Клод и Лайонел, между которыми вдруг обнаружилась загадочная близость, ушли вместе. Де Равиньи, все это время сидевший с невозмутимым видом, церемонно распрощался с детективами.

– Полагаю, месье инспектор, дело не кончится легкой нервотрепкой.

– Скоро нам всем понадобятся крепкие нервы, месье де Равиньи, – сурово пообещал инспектор.

– Охотно верю. Но теперь, когда Кара отомщена, я удовлетворен. Должен признаться, сам я подозревал священника. Несомненно, он работал на пару с Огденом. И Каре причинил множество страданий. Приучить ее к наркотикам… с ее-то характером!

– Значит, вы подозревали о наркотиках?

– Разумеется. Я даже пытался ее отговорить. Месье, на мне тоже лежит немалая вина. Я сам привел ее в это проклятое место. И никогда себе не прощу.

– Хочу задать вам еще один вопрос, – продолжал Аллейн. – Вы помните, как в тот вечер к вам попала в руки «Занимательная химия»?

– Когда речь зашла о книге, я сразу вспомнил, что держал ее в руках, но как и почему это произошло, улетучилось из памяти. И только потом, вернувшись домой, я восстановил полную картину. Я опрокинул бокал. Брызги попали на «Химию». Странно, как я мог это забыть.

– Понимаю, – вежливо кивнул Аллейн. – Значит, вы сами наткнулись на книгу? Огден вам ее не показывал?

– Нет, месье, я взял ее сам. Не урони я тогда бокал, она осталась бы стоять на полке. Это я привлек к ней внимание Огдена. В тот момент он, кажется, разговаривал с миссис Кэндур. Я подозвал его, чтобы спросить о книге.

– Ясно, – отозвался Аллейн. – Все сходится. Большое спасибо, месье.

– Не за что, месье. С вашего позволения…

Он удалился с тем же невозмутимым видом. К Аллейну подошла мисс Уэйд. На ее лице было написано знакомое ему выражение лукавой проницательности.

– Добрый вечер, офицер.

– Добрый вечер, мисс Уэйд, – серьезно ответил Аллейн.

– Я ужасно расстроена, – призналась мисс Уэйд. – Мистер Огден казался таким достойным джентльменом – для иностранца, разумеется. А теперь выходит, что он отравитель?

– Ему предъявили обвинение в убийстве, – объяснил инспектор.

– Вот именно, – кивнула мисс Уэйд. – Мой брат однажды был в Мичигане. Удивительно, как тесен мир.

– Воистину!

– Конечно, – продолжала мисс Уэйд, – отец Гарнетт был введен в заблуждение. И кем!

– Мисс Уэйд, – заметил Аллейн, – позвольте дать вам один совет. Постарайтесь как можно скорее забыть об этом месте и обо всем, что с ним связано.

– Что за глупости, офицер. Я по-прежнему буду ходить на службы.

– Боюсь, служб больше не будет.

Мисс Уэйд уставилась на Аллейна. Постепенно в ее блеклых глазах стало появляться что-то похожее на понимание.

– Не будет служб? Но что мне тогда делать?

– Мне очень жаль, – мягко ответил детектив.

Она бросила на него уничтожающий взгляд, который явно должен был поставить его на место. Потом поправила свои потертые перчатки и направилась к двери.

– Приятного вечера, – обронила мисс Уэйд и вышла в опустевший зал.

– О, мистер Гарнетт! – покачал головой Аллейн. – О, мистер Огден!

Последними остались Морис и Джейн.

– Вот что, – произнес инспектор, – я не стану говорить с вами как официальное лицо. Мисс Уэйд, бедняжка, только что выразила мне свое презрение, и вы можете сделать то же самое, если найдете нужным. Мистер Прингл, я хочу от души поблагодарить вас за ту речь, которую вы только что произнесли. Это был мужественный поступок. Вы нашли в себе смелость откровенно признаться в своем пристрастии. И я тоже буду с вами откровенен. Я думаю, что вам нужно обратиться в хорошую клинику и пройти надлежащее лечение. У меня есть на примете одно подходящее место. Если вы мне позволите, я напишу письмо доктору. Он отнесется к вам с полным уважением и сочувствием. Приятного будет мало, но я уверен, что это ваш единственный шанс. Не отвечайте сразу. Подумайте и дайте мне знать. А пока я попрошу присмотреть за вами доктора Кертиса. Он поможет. Понимаю, с моей стороны это возмутительная дерзость, но надеюсь, вы меня простите.

Морис встал и посмотрел в лицо инспектору.

– Можно, я к вам как-нибудь зайду? – спросил он неожиданно.

– Да, если я не буду очень занят, – сдержанно ответил Аллейн. – Только не делайте меня объектом поклонения. Я уже заметил что-то такое в ваших глазах. Учтите, я самый обычный человек, а вы уже достаточно взрослый, чтобы впадать в подобное мальчишество.

Он повернулся к Джейни.

– До свидания, – сказал он. – Боюсь, вас привлекут в качестве свидетеля.

– Наверное, – кивнула Джейни. – А я могу быть объектом поклонения?

– Рядом с вами я чувствую себя полным ничтожеством, – улыбнулся Аллейн. – Прощайте, и да благословит вас Бог.

– И вас тоже, – ответила Джейн. – Идем, малыш.

– Ну, Басгейт… – вздохнул Аллейн.

– Что? – спросил Найжел.

– Вы снова оказались правы.

– Да? Когда?

– В то воскресенье вы сразу сказали, что Огден слишком хорош, чтобы быть настоящим.

– Господи, и правда! – воскликнул журналист. – Совсем забыл. Какой же я, однако, умница. Послушайте, Аллейн. Вы не против уделить мне минут десять и… подтвердить мое первое впечатление?

– Этого я и боялся. Ну ладно. Только у вас дома.

– Разумеется.

Они заперли квартиру Гарнетта и вышли в зал. В храме горели только две настенные лампы, и все здание было погружено во мрак, так же, как в тот вечер, когда Найджел впервые пришел сюда с непрошеным визитом. В зале было так тихо, что они слышали, как по крыше уныло барабанит дождь. Статуи серыми громадами высились у стен, но их прежние позы приобрели какой-то новый смысл. Вотан, казалось, грозил им мощной дланью. Феникс зловеще поднимал над пламенем обугленные крылья. Аллейн последовал за Найджелом по центральному проходу. У двери он остановился и посмотрел на храм.

– Интересно, что станет с этими людьми, – заметил он. – Одна из аллегорий Гарнетта, пожалуй, справедлива. Что бы ни происходило, феникс шарлатанства вновь и вновь восстает из пепла. Сегодня мы закроем этот религиозный цирк, а завтра кто-то снова приведет в него свою легковерную паству. Идемте.

Они вышли во внешнюю галерею и на улицу. Констебль по-прежнему стоял на страже.

– Все закончилось, – сказал ему Аллейн. – Можете идти спать.

В квартире Найджела они развели большой огонь в камине и разлили по бокалам вино.

– Итак, – начал Найджел.

– Что вы хотите узнать? – устало спросил Аллейн.

– Я не хочу вам докучать. Если вы…

– Нет-нет. Это просто обычная разрядка. Упадок сил после законченного дела. Если мы не будем о нем говорить, мне придется о нем думать. Продолжайте.

– Когда вы его заподозрили?

– Как только узнал, в каком порядке они стояли в круге. Он был последним человеком, взявшим чашу и передавшим ее Гарнетту. Это уменьшало риск. Пакетик с ядом мог заметить только Гарнетт. Но мисс Уэйд говорила, что священник всегда брал чашу в одну руку и накрывал ее другой. Он не видел, что находится внутри. Помните, я сказал, что положение Огдена делает его главным подозреваемым?

– Да. Но я подумал, что… Не важно. Говорите.

– Огден знал, как Гарнетт обращается с сосудом. Он знал и о том, что мисс Куэйн должна проделать свой экстатический танец перед тем, как выпьет чашу. Это давало цианиду время раствориться в вине. Ваше замечание, что убийце приходилось опасаться, не заметит ли кто-нибудь бумажку, было совершенно верным. Оно ясно указывало на Огдена. Кроме Гарнетта и Клода, только он мог быть уверен, что пакетик больше никто не увидит. Но я чувствовал, что первые двое не решились бы на такой поступок. У Клода не было ни мотива, ни смелости. У Гарнетта был мотив, но он человек осторожный и не стал бы подвергать себя такому риску. Кроме того, он не настолько глуп, чтобы оставить на полке книгу, которую нам ничего не стоило найти.

– Значит, Огден подбросил книгу?

– Нет. Это сделал Клод.

– Клод?

– Да, три недели назад, когда после приема зашел за книгами Гарнетта.

– Намеренно?

– Нет. Случайно.

– Как вы догадались?

– Книги, которые Гарнетт одолжил Огдену, были в коричневой обертке. Их было пять. Так сказала служанка Огдена, и на полке в квартире Гарнетта мы тоже увидели пять книг, завернутых в бумагу. Плюс «Занимательная химия». Но Клод сказал Фоксу, что вернул Гарнетту шесть книг. Он сложил их в плоский чемоданчик-дипломат, там как раз умещаются шесть штук. Я думаю, произошло следующее. Огден по той или иной причине решил убить Кару Куэйн. Возможно, он с самого начала подумывал о цианистом натрии, хотя я склонен думать, что эта мысль пришла к нему позже. Огден знал, что она оставила все деньги «Святому пламени и Ко», где он был крупнейшим пайщиком. Вероятно, вначале он собирался уничтожить книгу, но потом его осенила блестящая идея – подбросить ее Гарнетту. Думаю, Огден придумал этот план, когда де Равиньи привлек к книге общее внимание. Как только гости ушли, он завернул «Занимательную химию» в бумажную обложку. На следующий день, убирая комнату, служанка заметила, что книжка исчезла. На самом деле она стояла на прежнем месте. Просто Огден замаскировал ее под пикантные романы, взятые у Гарнетта. Когда Клод забирал книги, он взял все те, что были завернуты в бумагу, включая «Химию». Думаю, после этого Огден какое-то время выжидал, что последует дальше. Но все было тихо. Шесть книг вернули на полку, и ни Гарнетт, ни Клод ничего не заметили. Огдену в данном случае просто повезло. Я не сомневаюсь, что, если бы Клод случайно не забрал книгу, Огден подбросил бы ее сам, однако причетник упростил ему задачу. Все, что ему оставалось, это улучить момент и стереть с нее все отпечатки пальцев. Огден уверял, что это он показал де Равиньи «Занимательную химию», хотя все остальные свидетели утверждали, что француз сам ее нашел. Если бы наш Сэмюэль заранее придумал свой фокус с ядом, тот факт, что де Равиньи обнаружил на полке его томик, мог бы смутить Огдена, поскольку француз привлек к книге ненужное внимание. Возможно, после этого американец подумал, что неплохо свалить всю вину на Гарнетта и прикарманить его долю из наследства. Но я больше склоняюсь к мысли, что идея с отравлением пришла ему в голову как раз после находки де Равиньи. Иначе он не оставил бы издание на видном месте. Да, да. План с цианидом натрия родился именно в тот вечер. Затея была рискованная, но она почти удалась! Элси, его служанка, могла поклясться, что книга исчезла с полки на следующее утро после вечеринки. Остальные готовы были подтвердить, что накануне вечером ее держали в руках Гарнетт и де Равиньи. Огден устроил настоящее шоу, защищая де Равиньи, но если бы подозрение пало на француза, пропавшая «Химия» могла бы прекрасно сработать и против него. Огден мастерски разыграл свои карты. Он с большой неохотой признался, что является владельцем книги. Потом откровенно рассказал о коммерческой сделке с Гарнеттом и де Равиньи. Еще бы, ведь, чтобы получить наследство, ему требовалось привести дела в порядок. Он все время подчеркивал, что их контракт имеет полную юридическую силу. Хитрая он бестия, этот наш милый Сэмюэль.

– Не сомневаюсь, что вы правы, – неуверенно заметил Найджел, – но все-таки ваш рассказ звучит не слишком убедительно. Как бы вы сумели доказать его виновность без показаний Прингла? С помощью одних отвлеченных рассуждений?

– Нет. У меня есть пара убийственных улик. Только Гарнетт и Огден могли приготовить яд с помощью того, что агенты недвижимости называют «домашним очагом».

– Да?

– Да. Только у них в доме есть живой огонь. У всех остальных, если не считать газовой горелки Джейни, центральное топление или электронагреватели. Цианистый натрий нельзя приготовить без открытого огня, а в последние полгода никто из них не покидал своего дома. Кроме того, Элси сообщила, что через два дня после вечеринки все слуги уехали на праздники, и бедному мистеру Огдену пришлось «справляться самому». Отличная возможность, чтобы заодно «справиться» и с Карой Куэйн. Когда Элси вернулась из Маргита, насладившись ночной жизнью в Марин-Парад, дома все было в идеальном порядке. Только стало чуть меньше соды в деревянной чашке на раковине да разбилась одна термостойкая посудина. Мистер Огден очень неудачно ее уронил, но что поделать? К тому же он быстро заменил ее новой. Бедняга даже сделал вид, что это та же самая, но у Элси глаз наметанный, и она сразу заметила подмену. Короче говоря, пока служанка была в отъезде, он приготовил цианид натрия.

– Но вы не можете знать это наверняка…

– У меня есть еще одна улика.

Аллейн подошел к своему пальто и достал из него тонкий предмет, завернутый в бумагу.

– Я специально ее прихватил, чтобы показать вам. Вернее, украл в квартире Огдена.

Он развернул бумагу. Это была короткая, тяжелая и черная как уголь кочерга.

– Вот откуда он взял нужное ему железо. Конец кочерги явно сточен. Он выровнял поверхность и скрыл следы работы, но кое-какие шероховатости остались. Железо не может само стереться таким образом. Элси со мной согласилась. До ее отъезда с кочергой все было нормально.

– Но при чем тут телеграмма в Австралию?

– Помните еще одно проницательное замечание, которое вы сделали в воскресенье вечером?

– Вообще-то у меня все замечания проницательные.

– Возможно. Но тогда вы сказали, что американский акцент Огдена слишком хорош, чтобы сойти за настоящий. Мне он вначале показался вполне натуральным, но потом я подумал еще раз и решил, что вы правы. К тому же в трудную минуту у него вырвалось одно характерное словечко. Он сказал «без проблем». Но «без проблем» – это стопроцентный австралийский сленг. Так в Австралии отвечают на любое осмысленное замечание. Если вы скажете австралийцу: «Боюсь, ваши брюки горят», – он ответит: «Без проблем». В другой раз мистер Огден употребил слово «нагрузился». Еще один пример чисто сиднейского жаргона. Но когда я спросил, не приходилось ли ему бывать в Австралии, он наотрез отверг мое предположение. Вот почему мы уже отправили запрос в полицию Сиднея, не знают ли они какого-нибудь крепкого и высокого мужчину с американским акцентом и разноцветными глазами. Возможно, это сработает. Кто знает. Но самый главный и самый прочный гвоздь в крышку его гроба вбила мадам графиня де Барсак. Она прислала из глубин своей клиники срочную телеграмму, которая, вероятно, обошлась ей в кругленькую сумму. Звучит она примерно так. «Мадам графиня де Барсак только что узнала о смерти мадемуазель Кары Куэйн. Она считает, что в ее распоряжении находится чрезвычайно важная улика, и настоятельно призывает соответствующие органы арестовать человека по имени Сэмюэль Огден. Вам уже отправлено письмо Кары Куэйн от десятого декабря, которое подробно объяснит необходимость таких действий».

– Бог ты мой, – покачал головой Найджел. – Да, это железная улика.

– Полагаю, что так.

– Видимо, Кара Куэйн написала это письмо после того, как вернулась домой в то воскресенье.

– Совершенно верно. На основании фрагментов, оставшихся на промокательной бумаге, можно составить вполне правдоподобную догадку. Очевидно, Кара описала в нем свою поездку в храм, стычку с Огденом и опасения, которые вызвала у нее эта ссора. Она слишком сильно пристрастилась к героину и боялась, что уже не сможет обходиться без него. Поэтому Кара обратилась к своей старой подруге с просьбой о помощи. Возможно, она даже надеялась, что та найдет какие-то новые источники этой дьявольской отравы. Надеюсь, Кара упомянула в письме, что он ей угрожал. В таком случае…

– В таком случае, – заключил Найджел, – мистеру Огдену не поздоровится.

– Есть еще одна важная информация. Старая няня Хебборн, как вы сами слышали, ночью в воскресенье пробралась в логово Гарнетта и видела начало церемонии. Она описала, как передвигались посвященные, когда формировали круг. По ее словам, первым подошел Огден. Когда мисс Уэйд и Кэндур попытались занять места по обе стороны от Гарнетта, Огден их опередил и сам встал по правую руку от священника. Нянечка сказала, что он нарочно задержал мисс Уэйд, чтобы занять ее место. Теперь понятно почему. Для него это была самая безопасная позиция.

– Думаете, адвокат Огдена будет все валить на Гарнетта?

– Самой собой. Иностранное происхождение мистера Гарнетта, его сомнительная деятельность за океаном – все это мигом всплывет на суде. Надеюсь, он сядет за решетку. Ох, этот Гарнетт и его чертов героин! Думайте, что хотите, но я уверен, что в этой грязной парочке он – худший из двоих.

– И он получит деньги?

– Нет, если мистер Раттисбон сможет ему помешать.

Зазвонил телефон. Найджел ответил.

– Это вас, – сказал он. – Кажется, Фокс.

Аллейн взял у него трубку. Найджел подошел к окну и стал смотреть на улицу.

– Привет, Фокс, – поздоровался инспектор. – Вы меня из-под земли достанете.

В телефоне что-то пробурчало.

– Ясно, – ответил Аллейн. – Очень ловкая и аккуратная работа. Спасибо, Фокси. Вы в Скотленд-Ярде? Можете идти домой. Уже поздно. Спокойной ночи.

Он повесил трубку и вместе с креслом развернулся к журналисту.

– Телеграмма из Австралии. «Мы считаем, что это С. Дж. Сэмюэль, американец, осужден за продажу наркотиков. Два года тюрьмы. Привлекался по делу об убийстве в Уолла-Уолла».

Инспектор сделал паузу. Найджел не отвечал.

– Кроме того, мистер Гарнетт сообщил, что хочет сделать заявление. Он утверждает, что в свое время Огден делал ему кое-какие любопытные признания. Вот что значит харизма! На что вы там смотрите?

– На Ноклэтчерс-роу. Очень странно, но, кажется, там кто-то снимает со стены знак Священного пламени. На улице такой дождь, что я почти ничего не вижу.

– Вы правы. Это наш человек из Скотленд-Ярда. Завтра появится толпа зевак, чтобы поглазеть на вывеску. Я попросил ее убрать.