Pavel_Kumetskiy
Добавлен: 13.03.2024 05:50
Ill be there as soon as I canBut Im busy mending broken, pieces of the life I had before/Я буду там так быстро, как только смогу,Но я занят склеиванием осколков прежней жизниMuse, "Unintended" Спустя два года после написанных в трагикомичной, лёгкой повествовательной форме «Галапагосов» (1985) Курт Воннегут снова возвращается ко второй типичной для его романов форме рассказа в книге «Синяя борода» (1987): к форме истории, рассказанной через монолог-исповедь взрослого, утомлённого и разочарованного жизнью человека, который делится с читателем историей того, как он пришёл к тому положению, в котором находится на момент начала сюжета. И лишь ближе к концу читатель обнаруживает, что на самом деле «Синяя борода» разительно отличается от предыдущих сочинений Воннегута её жизнеутверждающим настроем и гордо стоящим с прямой, а не с сгорбленной спиной (как почти во всех прочих его книгах) главным героем, пусть и потрёпанным жизнью, но не сломавшимся и не превратившимся в бесформенного слизнюка-добряка. "Синяя борода" представляет из себя автобиографию, написанную главным героем - художником-абстрактным экспрессионистом Рабо Карабекяном. Овдовевший после смерти жены, он начинает писать автобиографию, находясь в своём роскошном, богатом доме на Лонг-Айленде (самом известном месте в Америке, ассоциирующимся с творческой интеллигенцией). Поводом для её написания стало неожиданное посещение его поместья и последующее в нём сожительство одной сорокатрёхлетней женщины по имени Цирцея Берман, чей мотив приезда, который в начале описывался ею как желание поближе познакомится с успешным пожилым художником, на самом деле оказался меркантильным способом найти сюжеты для новых творческих работ Цирцеи, которая на самом деле является модной подростковой писательницей. В этом богатом поместье, помимо прислуги и Цирцеи Берман, с Карабекяном живёт писатель-алкоголик Пол Шлезингер, который является боевым товарищем Карабекяна, так же как и он получившим ранение во время Второй мировой войны. Богатый особняк, в котором живёт Карабекян, достался ему от умершей жены, а деньги на в том числе и его обслуживание у него присутствуют от продажи картин его прежних, уже умерших друзей-художников - одним из таких его друзей был Джексон Поллок, погибший в автокатастрофе, ведя машину в нетрезвом состоянии, вызванным затяжным алкоголизмом художника, который по мнению Рабо Карабекяна явился следствием осознания его (якобы) художественной импотенции - неумением творить настоящие, сложные картины, вынужденный творить из-за отсутствия таланта "лишь" абстрактную живопись. Карабекян же, в отличии от своих товарищей по творческому цеху, при всём при том, что также писал свои картины в этом стилистическом жанре, имеет одну отличающую черту: он умеет рисовать "настоящие, сложные картины" - об этом мы узнаём из его рассказа: то, как он был учеником одного прославленного итальянского художника, и то, как он был взаимно влюблён в его молодую, двадцатилетнюю жену, с которой у него завязывается непродолжительный, но оставшийся в его памяти на всю жизнь любовный роман, приведший к тому, что он окончательно отделяется от своего мастера, попадая после этого на фронт в составе отдельного подразделения инженерных войск, занимающегося тактической маскировкой. После окончания Второй мировой войны лишившийся глаза Карабекян начинает свою успешную карьеру художника-абстрактного экспрессионизма, с которым его друзья расплачиваются своими картинами, занимая у Карабекяна денег - именно эти картины, ставшие спустя десятилетия бесценными и желанными для коллекционеров, обеспечили Карабекяну безбедную старость. Обширное поместье Карабекяна включало в себя сарай, содержание которого для сожителей Карабекяна оставалось загадкой и представляло из себя большой интерес для новоприбывшей Цирцеи Берман, узнавшей о его существовании. Что же скрывается в этом сарае? Может Карабекян хранит там трупы своих убиенных жён или что-то в этом роде? Но нет - сам Карабекян уже в первой половине успокаивает читателя, говоря ему о том, что он не убийца, и секрет в общем-то безобиден, но раскрывать его он пока не хочет. Я предупреждаю вас о том, что дальше будет спойлер, прочтя который вы лишите себя удовольствия собственного открытия и переживания красоты того, что же скрывает в этом сарае Рабо Карабекян, но что главнее - что скрывает в тёмном сарае за семью печатями сам Курт Воннегут, но именно ради раскрытия красоты образа этой тайны, которая является одним из ключей к прочтению всего его творчества, я пишу эту рецензию. Дело в том, что часто мы можем услышать такие вопросы: зачем писать художественные сочинения так, чтобы у читателя возникали мысли о том, что автор умышленно усложняет то, о чём можно было бы (по мнению вопрошающего) сказать кратко и просто, без использования различных сложностей, например, школ литературного модернизма и постмодернизма? Ведь разве нужно как-то изгаляться, когда тебе действительно есть что сказать ценного читателю - для чего весь остальной сопутствующий, усложняющий чтение цирк? И именно в "Синей бороде" Воннегут сначала кратко отвечает на этот вопрос, а затем шире раскрывает его через призму тайны, спрятанной в сарае, которая вызывает в памяти его самое почитаемое произведение - «Бойню номер пять» , известное тем, что в нём нашла отражение личная трагическая история Воннегута его участия и пленения во время Второй мировой войны. Я думаю, что не ошибусь, если напишу о том, что «Бойня номер пять» накладывает отпечаток на всё творчество Воннегута, прочтя которую мы уже не сможем воспринимать его творчество не иначе, как через историю трагедий Второй мировой войны - или, как писал Воннегут, "Крестового похода детей", снова вернувшись к этой фразе уже в следующем «Фокусе - покусе» , но уже рассказывая историю трагедии войны во Вьетнаме. Красной нитью через всё творчество Воннегута проходит сюжет переживания и существования личности в послевоенный период (точнее в постмодернистское время, если рассматривать этот период в контексте художественного литературного искусства) и именно в "Синей бороде" он показывает, как можно работать с исторической памятью, превращая нешуточно негативные моменты истории в уже не такие страшные - как минимум, и в позитивный опыт - как максимум. Не раз и не два Карабекяну говорили о том, что он занимается "абстракционистской мазнёй" потому, что он на самом деле не умеет рисовать, и если в образе Поллока это представляется действительным фактом и трагедией чувства неудовлетворённости собственным творчеством, то Карабекяну же есть что ответить на эти нападки. Один итальянский скульптор, тогда якобы очень знаменитый, но о котором сейчас почти никто не помнит, оценил наши усилия вот как: «Забавные эти американцы. Прыгают в воду, не научившись плавать». Он имел в виду, что мы не умеем рисовать. Моя жена Дороти тут же ухватилась за это. Ей хотелось сделать мне так же больно, как я делал больно ей. Она сказала: «Так вот в чем дело! Все эти ваши картины выглядят так потому, что ничего реалистического вы изобразить просто не можете, как бы ни старались». В ответ я не сказал ей ни одного слова. Я ухватил зеленый карандаш, которым она записывала на листок бумаги все, что необходимо было починить внутри нашего дома и снаружи от него, и нарисовал на кухонной стене портреты наших сыновей, которые спали в этот момент перед камином в гостиной. Только головы, в натуральную величину. Мне даже не понадобилось заходить в гостиную, чтобы на них посмотреть.<...>Удивлению Дороти не было предела. Она воскликнула: «Вот чем тебе нужно заниматься каждый день!». Вот что я ответил ей, хотя никогда раньше не употреблял матерных слов в ее присутствии, как бы мы ни ругались между собой: «Это, б...ь, слишком просто». Ради этих строк стоило прочесть "Синюю бороду" - 'It's just too f...g easy.'" - ведь как красиво звучит эта фраза! Для Рабо Карабекяна (постмодернистов) то искусство, что могло бы получить одобрение общества (которое этим обществом считается настоящим, сложным, действительно нужным) является слишком простым, а ведь он действительно может, умеет, но не хочет писать так, как от него требует зритель - живым доказательством тому и является тайна, сокрытая в тёмном сарае. Самым ярким воспоминанием Карабекяна о событиях Второй мировой войны стал день её окончания, который в его памяти остался в виде простор весенней долины, чьё пространство занимает огромное число людей, дожидающихся прихода союзных войск: «Однажды в мае, уже под вечер, нас вывели строем из лагеря на природу и погнали куда-то. Около трех часов ночи колонну остановили, и нам было приказано устраиваться на ночлег прямо под открытым небом. Проснувшись на рассвете, мы обнаружили, что наши охранники исчезли, и мы находимся на краю ложбины, вблизи руин старинной сторожевой башни. В долине под нами, среди пасторальных лугов и полей, расположились тысячи и тысячи таких же, как мы, людей, которых тоже привели сюда и бросили их охранники. И не только военнопленных – там были и узники концлагерей, и угнанные в рабство трудящиеся с фабрик, и выпущенные из тюрем уголовники, и бывшие обитатели клиник для умалишенных. Решено было отогнать нас всех как можно дальше от городов, чтобы мы там все не разнесли. С нами были и просто беженцы, которые все отходили и отходили, кто от наступления русского фронта, кто от американского и английского. Эти два фронта наконец встретились к северу и к югу от нас. И еще с нами были сотни военных в немецких мундирах, при вполне исправном оружии, но тихие и покорные. Они ожидали прихода кого-нибудь, кому можно было бы сдаться». – Царство Умиротворения, – сказала Мэрили. Под конец Карабекян раскрывает тайну: оказалось, что он скрывал огромную, выполненную в филигранно-реалистической манере панораму весенней долины, на которой находятся 5219 (!) человек - на картине изображено то самое утро, которое он увидел, проснувшись в первый день после окончания Второй мировой войны. В сарае Карабекян хранит свидетельство своего художественного величия и мастерства. Взяв за основу старую сказку о "Синей бороде", Курт Воннегут переворачивает её с ног на голову, превращая её в позитивную историю, наполненную эмоциональной возвышенностью, воодушевлением - вот почему эта история произвела на меня большое впечатление, схожее с тем, что вызвал в кинотеатре просмотр фильма Тарантино "Однажды в Голливуде", который также берёт за основу страшную историю, повлиявшую уже не на одно поколение американцев, разделываясь с ней и с тем страхом, что ей сопутствует, оставляя зрителя после просмотра с чувством позитивного подъёма и даже счастья. В этом и есть одна из самых красивых черт черта постмодернизма - удивительный и часто парадоксальный, неожиданный способ деконструкции отдельного культурно-исторического события-феномена с помощью искусства для преодоления и, как следствие, уничтожения страхов, ему сопутствующих.фото Джексона Поллока