Читать онлайн Омлет с сахаром бесплатно

Жан + Жан = 5

— Мальчики, у меня для вас новость! — объявила однажды мама.

Дело было вечером 1967 года, незадолго до Рождества. Папы еще не было дома, и мы собрались на кухне, чтобы помочь маме с ужином. Я очень люблю такие вечера: на кухне вкусно пахнет, тепло, окна запотели, и пока готовится ужин, можно поболтать с мамой. Но в этот вечер мы оккупировали кухню все вместе и затеяли возню. Мама начала заметно нервничать. Интересно, почему?

— Новость? — заинтересовался Жан А. — Какая? На ужин — картошка фри?!

Жан В. ухмыльнулся — мы как раз лущили горох. Мама просто обожает овощи, зелень на пару и вообще здоровую пищу. В ней много витаминов. Самое забавное — это открывать стручок с горохом. Подковыриваешь ногтем кожицу, а внутри — тонкая пленочка, под которой лежат кругленькие горошинки — рядком, как пульки для пистолета.

Жан Г. не преминул засунуть две или три горошинки себе в нос. Чтобы горошинки выпали, пришлось трясти его вниз головой. Маме это не понравилось:

— Да уж, один раз попросила помочь, и вот результат.

Потом Жан Д., конечно же, опрокинул миску, и мы все вместе стали ползать на четвереньках, собирать рассыпавшийся по всей кухне горошек. Забава получилась еще та! И тут полетела первая оплеуха — сразу стало не смешно.

— Раз так, марш все в гостиную! Бегом!

Вот так всегда! А мы ведь хотели помочь. Мама заводится с пол-оборота. Откуда только такие, как мы, берутся! Как будто специально, ей назло.

— Не хотите — как хотите. Тогда я ничего вам не скажу.

— Мы покупаем новую машину? — спросил Жан В.

— Лучше, — ответила мама.

— Мы покупаем телевизор, — предположил Жан А.

— Еще лучше. Никто не догадывается?

Мы переглянулись и ничего не ответили. Что может быть еще лучше, чем телик?

Жан А. из нас самый предусмотрительный, поэтому свое письмо Деду Морозу он сочинил еще пару дней назад. И если кто-то из нас попробует попросить что-нибудь, кроме телевизора, будет иметь дело со старшим Жаном лично! Никаких железных дорог, пистолетиков или лука со стрелами — с дурацкими и сладкими подарками покончено. Если мы все будем заодно, маме с папой придется смириться. Даже те из нас, кто еще не умел писать, под его чутким руководством накалякали:

Дорогой Дедушка Мороз!

Мы весь год хорошо себя вели. Подари нам, пожалуйста, телевизор. Больше нам ничего не надо.

Подпись: Жан Г. и Жан Д.

P. S. У нас нет камина, но можно легко пролезть через окно в гостиной.

— А как же моя шпага, как у Зорро? — заныл Жан В.

— Даже не думай! Телик, и точка.

Как вы догадались, Жан А. из нас самый старший. Он носит очки и считает себя в нашей, можно сказать, банде главным. Слово «банда» подходит особенно сейчас, когда мы впятером стоим на полусогнутых посреди гостиной в полосатых пижамах, а карманы набиты зеленым горошком (вообще-то это корм для черепахи и морской свинки).

Жан А., Б., В., Г., Д. — это светлая мысль нашего папы. У него всегда была плохая память. Однажды он даже в справочную службу звонил, чтобы узнать наш домашний номер. Поэтому, когда мы родились, он решил назвать нас всех Жанами, в честь дедушки, но нужен был опознавательный знак для каждого. Так, может, буквы алфавита?

— Хороший способ развить память, — заключил он.

А я, в свою очередь, подумал: «Хорошо, что нас всего пятеро. Только представьте себе: Жан Ю., или Жан Я., или, того веселее, Жан Ы.! Пять мальчиков в семье — это уже само по себе оригинально. А в алфавитном порядке, как в словаре, каково?» И, конечно же, шутки и клички — для нас обычное дело. Я составил небольшой словарик Жанов в старой тетрадке:

• Жан А. — 10 лет. Прозвище — Аристократ, потому что старший и потому что достал всех своими манерами.

• Жан Б. — 8 лет. Секретное имя — Жан Булка, потому что люблю поесть, и это сказывается на моей фигуре.

• Жан В. — 6 лет. Все время Витает в облаках.

• Жан Г. — 4 года. Обидная буква, но он и вправду самый Гадкий.

• Жан Д. — 2 года. Еще маленький и прозвища пока нет, но Жан А. часто шутит: «Жан Д., Держи крепче штанишки».

Когда мы гуляем по Шербуру все вместе, люди на нас странно смотрят. Пятеро братьев, как луковицы в плетенке, только лопоухие. Разве это семья? Скорее аттракцион для зевак. Мне кажется, мы и вправду похожи на артистов цирка. Например, на карликов-акробатов, которые с легкостью прыгают через кольца или выстраиваются в пирамидку.

— Внимание! Внимание! Только сегодня вечером в нашем цирке уникальный номер Жанов-эквилибристов!

Мама, у которой всё всегда под контролем, разделила нас на три группы: взрослые (Жан А. и я), середнячки (Жан В. и Жан Г.) и самый маленький — Жан Д. (он один в комнате). Я живу в комнате с Жаном А. У нас двухъярусная кровать, мы по очереди накрываем на стол и вытираем посуду, но в случае чего нам и достается больше всех, потому что мы старшие и должны быть примером для остальных. Но иногда мне все-таки хочется быть Жаном Единственным. Быть одним ребенком в семье. Отдельной единицей, а не частью банды. Тогда можно сколько угодно спать на верхней полке, а не уступать ее постоянно Жану А. лишь потому, что он старший и любит покомандовать. Но родственничков не выбирают, как говорится.

— Жан В., — сказала мама, — вынь, пожалуйста, палец из носа. Да послушайте же меня. Я хочу сказать вам кое-что важное.

Она завела пластинку с рождественскими песенками, села в кресло напротив, и стало понятно, что речь пойдет о чем-то очень серьезном. Жан В. перестал наконец вытряхивать застрявшие в штанишках елочные иголки. Мигала гирлянда, по стеклу стучал дождь — снега в этом году на Рождество опять не будет. В печке тихо потрескивали дрова, и от стоящей в углу огромной елки пахло смолой.

Я обожаю дни накануне Рождества. Гостиная украшена гирляндами и ангелочками из золотой бумаги, а вечером после ужина каждый из нас открывает свое окошко на специальном рождественском календаре. Перед яслями стоят пять барашков из гипса. По одному для каждого из нас. Если целый день вести себя хорошо, то можно понемножку пододвигать своего барашка ближе к яслям.

Но Жан А., конечно, во всем — даже в гонке барашков под елкой — хочет быть первым, так что остальным приходится мухлевать и передвигать своих тайком: а вдруг все-таки удастся выиграть этот «барашечный забег»? Вечером фигурки надо возвращать на старт. Такое чувство, что Рождество не наступит никогда!

— Так кто же все-таки хочет услышать грандиозную новость? — спросила мама.

Жан В. и Жан Г. подняли руки быстрее всех: «Я! Я!»

Жан Д. испугался, что сейчас что-то важное произойдет без него, и тоже стал кричать во весь голос: «И я! И я!» И все закричали разом — ведь каждому хотелось быть первым.

— Тише-тише! — попыталась успокоить нас мама. — Что можно услышать в таком гаме?!

Вдруг она резко побледнела, переменилась в лице и схватилась за живот. Мы мгновенно замолчали и бросились к ней: «Мама! Мама!»

Жан В. стал хлопать ее по руке, я схватил рождественский календарь и начал махать им как веером, Жан А. полетел на кухню за водой.

— Разойдитесь! — крикнул он. — Из-за вас маме нечем дышать.

— Ничего страшного, — заверила нас мама, открывая глаза. — Стало немного душно, но уже прошло.

Я же говорил, у мамы всегда всё под контролем. Даже собственное здоровье. Ей никогда не бывает плохо. Именно поэтому мы так испугались. Мы впятером окружили ее и молча смотрели, как она приходит в себя.

— Мне уже лучше. Не беспокойтесь, — повторила она.

Жан Г. протянул маме горсть клейкой лакрицы, которую достал из кармана. Похоже, ей действительно стало лучше, и она вежливо отказалась. Тогда Жан Д. засунул непригодившееся «лекарство» себе в рот, как будто ему тоже вдруг «поплохело».

— Ты точно увелена, что все плошло? — спросил он.

— Точно-точно, — ответила мама, держась за живот. — Это, собственно, и есть моя грандиозная новость…

Мы переглянулись: «Что она имеет в виду?..»

— Я хотела, чтобы папа сообщил вам об этом сам, но он поздно вернется, — продолжила мама. — В общем, я жду нового ребеночка.

Если бы мама выстрелила из пушки прямо посреди комнаты, это, наверное, поразило бы нас меньше. Жан Д. застыл с открытым ртом и черными от лакрицы зубами, с которых прямо на подбородок стекала слюна; Жан В. старательно что-то считал на пальцах, не веря своим глазам…

— Еще один ребенок? Ты хочешь сказать, что нас теперь будет…

— Шесть! — опередил его Жан Г., который всегда быстро считает в уме. — Я первый посчитал!

— Шесть? — уточнил Жан А. ошарашенно.

— Красивое число, правда? — обрадовалась мама. — Ровненькое такое, круглое, как мамин животик. С маленьким хвостиком, как у вишенки… Мне всегда нравились четные числа. Хорошая новость?

Мы были просто ошеломлены. Представьте себе спасающихся в тесной лодке пассажиров тонущего корабля, которым вдруг объявляют, что нужно снова потесниться — спасли еще одного… И тут посыпались вопросы. Мама отвечала на них с улыбкой, а мы ни в коем случае не должны были ее разочаровать.

— Ребеночек к Рождеству? А он поместится в яслях под елкой?

— А он будет носить очки, как Жан А.?

— А мне можно будет его подержать?

— А с ним нужно будет делиться?

— Подождите, — встрял Жан А. — Вы забыли о самом главном.

Мы дружно повернулись к нему.

— А если будет девочка? — сказал старший, с видом всезнайки поправляя очки на носу.

— Этого не может быть, — ответил Жан В.

— Почему это, умник? Если хочешь знать, девочек по статистике рождается куда больше, чем мальчиков.

— Да-да! Девочка! — стал кричать Жан Д.

— Мальчик! Мальчик! — подхватил Жан Г.

— Давайте проголосуем, — предложил Жан В.

Мама подняла руку, призывая к тишине.

— Этого мы сами решить не можем, — внесла она ясность. — Мальчик или девочка — об этом мы узнаем только весной. А пока это секрет! Всем молчок!

— Но как мы его назовем? — настаивал предусмотрительный Жан В.

— Нужно подобрать такое имя, которое подойдет и мальчику, и девочке, — нашелся я. — Доминик, например, а если она, то Доминика.

— Камиль или Камилла!

— Даниэль или Даниэлла!

— Но это ведь не одно и то же, умник, — не смог промолчать Жан А.

— А что нам календарь советует? — внес предложение Жан В.

— Нет уж, если будет девочка, мы назовем ее Элен.

— Элен, — возмутились мы хором. — Опять?

«Элен» собирались назвать меня, если бы я родился девочкой. Жана А. тоже. И Жана В., и Жана Г., и даже Жана Д. Мои «изобретательные» родители остановились на этом имени всерьез.

Иногда я пытаюсь представить, на что была бы похожа наша семья, если бы мы все были девочками. Пять Элен! Одна в очках, другая — пышечка, как я, и т. д. И папа, который в них вечно путается.

— Элен, оставь Элен в покое. Не мешай Элен спать!

Конечно, он бы придумал что-нибудь вроде «Элен I, Элен II, III, IV, V», как папы римские или французские короли.

— Ясно, будет девочка, — подытожил Жан А. — Статистика не врет. И девочек всегда больше любят…

— Жан А.! Не говори плохо о своей сестричке.

— Она и моя сестричка тоже, — обиделся Жан Г.

— Нет, моя, — встрял Жан Д.

Тем вечером, передвигая своего барашка под елкой, я вдруг отчетливо представил, как в следующем году среди наших барашков появится шестой малюсенький гипсовый собрат, который тоже каждый день с начала декабря и до самого Рождества будет пододвигаться к яслям. А в волшебную ночь и вовсе дойдет вместе с остальными до бычка с осленком. И это будет барашек Элен I, королевы Жанов. Моей единственной сестры. Нашей единственной сестры. И ее надо будет делить на пятерых.

Похоже, все только начинается.

Рождество в горах

На рождественские каникулы мы поехали в горы.

— Вашей маме нужно подышать, — пояснил папа. — И малышу тоже необходим свежий воздух. А лучше морозной свежести гор ничего не придумаешь. Вот увидите, вам всем понравится.

Кстати, наш папа — врач. Ему видней. Нам же «морозная свежесть гор» ни о чем не говорила. Особенно когда выяснилось, что:

— И это, мальчики, мой вам рождественский подарок. В этом году Дед Мороз отправляет нас в горы. Это, кстати, удовольствие не из дешевых. Так что бодро и весело готовимся к путешествию. И без разговоров!

Больше всего дулся Жан А. Немудрено, ведь телевизора нам теперь не видать как своих ушей.

— И мы будем кататься на санках? — радостно вскрикнул Жан Г.

Похоже, радостно было ему одному.

— Вот сам и катайся, — не выдержал Жан А. — Если в отеле не будет телевизора, вы у меня все попляшете!

У меня есть специальный черный список подарков на Рождество.

Он так и называется: «То, что НЕ надо мне дарить».

Я его пополняю каждый год.

Туда я вношу то, что ни в коем случае не хочу получить в подарок, как, например, галстук от бабушки Жанетт, который к тому же приходится напяливать, когда мы едем к ней в гости.

Так вот, НЕ надо мне дарить:

• интеллектуальные игры, потому что Жан А. всегда мухлюет и, соответственно, выигрывает;

• 12 томов энциклопедии от тети Люси;

• набор юного химика — такой есть у моего друга Франсуа, и ничего интересного там нет;

• подписку на церковную газету.

Но больше всего меня бесит, что мало того, что подарки дурацкие, так еще надо улыбаться и говорить «спасибо».

Не раздумывая, я добавил в свой список:

• морозная свежесть гор.

Мы впервые ехали в горы все вместе, и пришлось одолжить теплую одежду у родственников. Представляете, сколько у нас было чемоданов? Даже мама, у которой всё под контролем, нервничала всю неделю.

И вот мы всемером на вокзале, в пуховиках и вязаных шапках. Папа пересчитывает чемоданы. Он, кстати, какой-то красный. Маме нельзя таскать тяжести, а папа у нас сильный. Но четыре чемодана и два рюкзака — это все-таки немножко перебор даже для него. И мне показалось, что, несмотря на модную шапку-ушанку, которую ему одолжил дядя, папе не так уж весело.

Всемером можно было занять полвагона. Мы, конечно, подняли бучу в борьбе за верхние полки, и папе пришлось применить силу.

— Может, ты погуляешь со старшими по перрону, — предложила мама папе, — а я в это время разложу тут вещи.

Вечерело. Мы ходили с папой туда-сюда, пока он окончательно не успокоился и не стал показывать нам поезд. В это время малыши буквально прилипли к окнам вагона и корчили нам рожи.

— Папа, а что это за антенка такая на крыше локомотива? — спросил я.

Папа с умным видом начал объяснять:

— Это однофазный пантограф, сынок. Он нужен для того, чтобы… Ну, это такая штучка, которой…

Мы дали папе выговориться и помчались в поезд, потому что тетя в форме уже вовсю махала флажком.

Когда поезд тронулся, мама спросила:

— А где это наш Жан В.?

— Жан В.? — удивился папа. — Разве он не с тобой оставался?

— Нет, он ушел с тобой!

Папа пулей полетел в тамбур — там никого!

И тогда он заметил Жана В. на перроне, в пижаме и с пальцем во рту. Он смотрел на нас через окно, как на сумасшедших рыбок в аквариуме. К счастью, поезд еще не успел набрать скорость. Папа с криками «извиняюсь, простите!» растолкал пассажиров, плечом толкнул дверь и повис в воздухе, стоя на ступеньке вагона…

…Держась за поручень, он схватил Жана В. за штанишки и одной рукой швырнул его в вагон, как плюшевого медвежонка. Я уже говорил, что мой папа очень сильный?

Ошеломленный Жан В., похоже, так и не понял, что с ним приключилось. Не нужно быть прорицателем, чтобы догадаться, что в следующие пятнадцать минут нам всем влетело бы по первое число.

— Ты… Ты!.. — схватив Жана В. за воротник, кричал папа.

Спасло его только то, что вокруг папы столпились пассажиры и с восторгом аплодировали ему как герою. Подпихивая Жана В. вперед, папа с гордо поднятой головой шагал по коридору вагона и, кивая в разные стороны, благодарил за внимание, бурча: «Спасибо, спасибо».

«Смертельный номер воздушных акробатов Жанов, — подумал я. — Невиданный цирковой трюк!»

Папа захлопнул за собой дверь купе:

— На сей раз, ребятки, вам точно не поздоровится…

И в эту минуту зашел контролер проверять билеты. Папа буквально побледнел, когда понял, что забыл удостоверение многодетной семьи и скидок нам теперь не видать. Пришлось договариваться… Наконец все улеглись, и наступила тишина.

Лежа на верхней полке, я наблюдал, как по потолку мелькают лучи фонарей. Такое ощущение, что мы в маленьком уютном домике, который бежит в темноте ночи. Волшебное зрелище!

— Ты спишь? — прошептал Жан А.

Я не отвечал. Я бы с радостью включил лампочку и почитал, но момент был явно неподходящий.

И вдруг надо мной склонилось нечто похожее на летучую мышь — голова болталась сама по себе и корчила мне рожицы.

— Так ты спишь или нет? — повторил вопрос Жан А., сжав руками губы в трубочку.

— Всем спать! — взревел папа в темноте. — Первому, кто шевельнется, мало не покажется.

Жан А. живенько скользнул на свое место, и больше ничто не нарушало тишины, кроме стука колес мчавшегося в ночь поезда.

— Какой тут воздух! — вдохнув полной грудью, восхитился папа. — Дышите морозной свежестью гор!

Утро. Мы все дрожим от холода и хотим есть. Папа же снова пересчитывает чемоданы. Снег под ногами противный и грязный от черных следов автомобильных колес. Автобус, который везет нас в отель, то и дело выбрасывает в «морозную свежесть гор» темные от солярки выхлопы.

— Кажется, меня тошнит, — прошептал Жан А., позеленевший, как инопланетянин.

— Вот увидите, — продолжал папа, — нет ничего более полезного для здоровья, чем горный воздух.

Отель «Золотая гора», в котором мы остановились, напоминал обычный деревянный домик с островерхой крышей и резными балкончиками. Мы заняли две комнаты. Первая — с четырьмя кроватями для старших, а вторая — для папы с мамой и Жана Д. Из окон видно только сплошное снежное поле.

— Ну что, ребята! — радостно позвал нас папа, пока мама разбирала чемоданы. — Айда все вниз! Устроим конкурс на лучшего снеговика!

Папа в молодости часто был вожатым в лагере. Он обожает называть нас «ребята», устраивать конкурсы и пронзительно свистеть, заставляя нас ходить строем.

С криками восторга мы сбежали по лестнице.

— Оденьтесь потеплее, — успела добавить мама. — Холод на улице!

Мы вмиг разбрелись по полю, проваливаясь в снег.

Похоже, веселее всего было папе. Он первым начал бросаться снежками. Вскоре на поле разразилась настоящая снежная битва! Мы с Жаном А. одни сражались против всех. Дряхлые варежки родственничков мгновенно промокли, снег залетал за шиворот, и пальцы окоченели, но битва получилась просто супер!

А потом Жан Г. разревелся, прикрывая рукой глаз: мол, Жан В. специально засунул в свои снежки камни. Тогда папа сказал:

— Всем успокоиться. Теперь будем лепить самого большого в мире снеговика. За работу, ребята!

— Снеговика лепить? — возмутился Жан А. — А когда мы уже будем смотреть телевизор?

Папа руководил работой.

Жан Г. и Жан Д. отправились на поиски веток для рук, а мы катали туда-сюда снежные комья. Нам нужно было слепить два: один — для туловища, и еще один — для головы. Они были такими огромными, что удержать их в руках одному было невозможно. Мама умиленно смотрела на нас с балкона и фотографировала.

— Вперед, ребята! — подбадривал нас папа.

Он так гордился своей командой снеговикостроителей! Даже обледеневшие уши его шапки гордо торчали в воздухе. Поскольку он был из нас самым сильным, то помог прикатить самый большой ком… и вот только тогда заметил…

— Что это? — испуганно спросил он, стягивая варежки.

Мы посмотрели на свои варежки и пуховики. Везде, где на одежду попал снег, растеклись желтые пятна.

— Черт, — ругнулся папа, с отчаянием посмотрев на балкон, где все еще стояла мама. — Собачьи какашки.

Без вариантов. Катая снеговика, мы даже не заметили, как уделали одежду родственников скрытыми под снегом собачьими какашками.

И сразу стало не смешно. Мы вернулись в дом с опущенными от стыда головами.

Мама была вне себя. Она кричала, что так и знала, и что теперь ей с этим делать, и что вещи были почти новые, и что мы скажем родственникам… Вот так всегда.

Папа хотел было пошутить, но быстро понял, что лучше не стоит.

Мы молча разделись и, пока мама пыталась отстирать пятна в крошечной раковине, тихо сидели в комнате в одних подштанниках.

— Да, в жизни в горах есть своя прелесть… — попытался разрядить обстановку папа.

Но мама так на него посмотрела, что он тут же замолчал и уставился в окно, насвистывая что-то себе под нос и притворяясь, будто наслаждается видом заснеженных вершин.

— Вот и всё! Теперь будем ждать, пока это все высохнет. Так что сегодня без курток и варежек. Весь день насмарку. Молодцы!

— Ну и ладно, — сказал Жан А. — Тогда, может, посмотрим телевизор?

На следующий день у папы уже созрела новая мысль. Он вернулся в отель довольный и с целой кучей туристических буклетов.

— Как? Ребята, вы еще не готовы? Погода на улице великолепная! Самое время покорять горные вершины. Сбор внизу через пятнадцать минут.

Куртки за ночь высохли. Мы натягивали их на себя, ворча и поднывая, но папа был непоколебим: «Мы, что, приехали в горы, чтобы целыми днями валяться перед теликом?»

Горные вершины обнаружились совсем недалеко от нашей деревушки. Пик назывался Большая стрела. Подниматься на самый верх нужно было по канатной дороге. Папа попытался было договориться о скидках, но без удостоверения пришлось заплатить за всех полную стоимость.

— Вам билеты туда-обратно? — спросил служащий, промокнув палец о маленькую губку.

— Представьте себе, только туда, — рявкнул папа. — Мы построим на вершине иглу и будем спать там голышом.

— Как хотите, — буркнул в ответ мужчина, оторвав билетики.

— Какой дурак! — прошипел папа, пока мы толпились у дверцы. — Что он себе вообразил? Что мы спустимся назад на парашюте?

Кабина была забита до отказа, и пришлось ждать следующего рейса.

Когда подошла наша очередь, мы всемером загрузились на платформу. Служащий зашел последним и закрыл за собой дверцу.

— Внимание, отправляемся! — объявил он.

Кабину качнуло, потом слегка тряхнуло, а затем под звук металлического скрежета мы зависли над пропастью.

— Ну как? Великолепно ведь, правда? — уточнил папа.

Все молчали. Казалось, будто нас заперли в яйце от киндерсюрприза, будто кабина была не больше теннисного мячика. Жан Г. и Жан Д. прижались к маме, но проводник попросил:

— Рассредоточьтесь по кабине, ребятки, нужно сохранять равновесие.

Когда я осмелился посмотреть вниз, мы уже висели на умопомрачительной высоте. Сверху были едва заметны заснеженные крыши домов, по склонам скользили крохотные лыжники.

— Смотрите, верблюды! — закричал вдруг папа, показывая пальцем на темные пятнышки вдоль склона. — Видите, дети?

— Это коровы, — грубо поправил его проводник. — Обычные коровы.

Папа попробовал громко засмеяться, как будто только что удачно пошутил, но проводник даже глазом не моргнул. Хотя с такой высоты вообще вряд ли что-нибудь можно было заметить, особенно учитывая туман, который как раз поднимался над долиной.

— Ого! — произнес проводник.

— В смысле? — уточнил папа.

— Нет-нет, все в порядке.

— Вы только что сказали «ого!». Что-то не так?

— Нет-нет, все в порядке. Пока…

— В каком смысле «пока»? — начал нервничать папа.

Проводник еле заметно кивнул в сторону обволакивающего нас серого тумана:

— Плохой знак. Когда поднимается туман… Но еще хуже, если начнется буря.

Вам уже приходилось видеть, как молния пронизывает кабину, словно череда выстрелов?

— Какая, говоришь, погодка сегодня, милый? Великолепная? — не сдержалась мама.

— Что уж тут поделаешь, — успокоил проводник. — Это горы. Погода быстро меняется. Заметьте, эти кабины должны выдерживать штормовой ветер скоростью 200 километров в час.

— Папа, — заныл Жан В. — Я хочу вниз.

— Ну что ты? — успокаивающе улыбнулся папа. — Не бойся. Это просто застрявшее над долиной облачко. Наверху будет солнце.

Но чем выше мы поднимались, тем темнее становилось вокруг. То и дело из тумана, словно привидения, возникали какие-то металлические мачты, и каждый раз казалось, что мы сейчас угодим прямо в них.

И вдруг в кабине раздался звонок.

— Странно, — покусывая усы, сказал проводник. — Это сигнал о перегрузке подъемника. Но ведь он рассчитан как раз на восьмерых.

Мы молча пересчитались и взглянули на маму, которая тайком в своем животе перевозила еще одного пассажира. С малышом-то нас было девять. Нас семеро, почти восемь, плюс проводник. Ну сколько может весить этот несчастный малыш, который появится на свет только через полгода?

Похоже, достаточно много, раз проводник аж икать стал от страха.

— Папа, мне страшно! — промычал Жан Г.

— Спокойно! Без паники! — воспрянул духом проводник и проглотил жвачку. — Просто сверху замерзли провода.

— Мы упадем и лазобьемся? — заскулил картавый Жан Д.

Мы застряли между двух металлических столбов, кабина начала раскачиваться на ветру. Вцепившись в перила, я повернулся к нашему главному выдумщику Жану А., как будто тот мог чем-то помочь. Но он был крайне занят — его тошнило прямо в вязаную шапочку кузенов Фугас.

— Заметьте, — продолжал проводник, — с подобными кабинами редко что-нибудь случается. Последняя авария произошла в прошлом году: пассажиры всю ночь провели на высоте посреди снежной бури, пока до них не добрались спасатели.

— Прекрасная перспектива, — проглотив ком в горле, сказал папа.

— Но с вами профессионал. Вот, кстати, мой коллега в прошлом году, когда кабина была перегружена, пожертвовал собой. Он выпрыгнул и полетел вниз, как белый ангел.

— И что дальше? — полюбопытствовал папа.

— Шмякнулся с трехсотметровой высоты, как жалкая кучка птичьего помета.

— О, не обращайте на нас внимания, — папа еле сдерживался. — Мы бы не хотели, если что, лишить вас такой радости.

— Да вы что, это я просто так вам рассказал, — пожал плечами проводник.

— Тогда я бы все-таки попросил вас заткнуться. Здесь дети. Они впечатлительны…

Он не закончил фразу, потому что кабину шатнуло в сторону — и она поползла вверх.

Путешествие продолжилось в полной тишине. Когда дно кабины коснулось земли на вершине Большой стрелы, мои коленки ходили ходуном, а сердце выпрыгивало прямо изо рта.

Пока папа пытался развернуть карту местности, мы стояли на какой-то платформе и стучали ногами.

— Ну, вот мы и на месте! — попытался поднять боевой дух папа. — Это — вершина Большой стрелы. Ребята, подготовьтесь увидеть один из самых красивых пейзажей, которые только можно себе представить.

Да уж, разве что «представить». Туман здесь был еще гуще, чем внизу. Мы еле-еле различали носки своих ботинок. К тому же температурка была около минус 80 градусов: когда Жан А. захотел плюнуть, слюна застыла у него под губой, как прозрачный сталактит.

— Так… Судя по карте, отсюда мы можем увидеть сверкающие на солнце выступы горного склона… А в самом сердце лощины — крохотные домики живописной деревушки…

— Класс! — не выдержал Жан А. — А теперь все в укрытие…

Папа поспешил нас сфотографировать во время этой экспедиции. На фотографии видна только его рука крупным планом, которая тщетно пытается укрыть фотоаппарат от сумасшедшего ветра, а сзади мы вшестером, слипшиеся будто выжившие в авиакатастрофе сиротки.

Это все, что запомнилось мне о поездке на Большую стрелу: фотография и еще маленькая точилка в виде лыжной палки, которую Жан А. стащил в сувенирной лавке — мы укрылись там от ветра в ожидании обратного рейса канатной дороги.

— Хоть какая-то польза от поездки, — потирал ручонки Жан А.

Наутро у всех была температура 39. У всех, кроме папы и мамы, которые бегали из комнаты в комнату, разнося сироп от кашля.

Казалось, что мне в уши засунули вату, а буквы в книжке скачут перед глазами. Я проспал почти целый день.

Когда я проснулся, по моей кровати прыгал Жан А. и дико орал.

— Смотри, — кричал он, тыча мне в нос пустым рукавом пижамы. — Моя рука! Я ее отморозил, и папа отрезал ее маникюрными ножничками.

— Вот и хорошо, не будешь больше ковырять в носу, — буркнул я.

Он свалился на кровать, как будто корчась от боли:

— Я однорукий! Мне прикрутят щипцы для сахара к кровавой культяпке…

— Я слышу, больные пошли на поправку, — неожиданно прервал этот цирк папа. — Уже скачем вовсю, как кузнечики!

Он протянул каждому из нас по термометру, и мы спрятались под одеяла мерить температуру.

— В среднем 38,2, — констатировал папа. — Понижается. Вот увидите, свежий морозный воздух поможет. Завтра вы все будете на ногах, прямо к рождественскому празднику.

Папа — очень хороший врач.

Вечером температура у нас поднялась до 40. Мне и Жану А., как самым взрослым, разрешили спуститься к ужину. На ужин была индейка в каштанах и рождественский пирог, но проглотить ничего мы так и не смогли. Жан А. был красным, как свекла, а у меня так кружилась голова, что казалось, что стоящая посреди ресторана елка упадет прямо в тарелку кому-нибудь из гостей.

Вскоре мы пошли спать. Это было странное Рождество, но папе с мамой все-таки удалось хорошо провести время в компании новых друзей Виермозов.

Вот уже сорок лет они приезжают сюда каждый год. Может, поэтому глава семейства Виермоз расхаживает по отелю в домашних тапочках и сообщает отдыхающим, какая погода будет сегодня на склоне. А его супруга усаживается в одно и то же кресло возле окна в фойе. Она беспрестанно вяжет из шерсти носки и подштанники, потом запаковывает их в посылки и отправляет бедным детям в Африку.

Эта тетя очень добрая. Каждый раз при встрече с мамой она говорит:

— Какая милая у вас семейка! А сколько, наверное, с ними хлопот!

— Да, — скромно соглашается мама. — Просто надо держать все под контролем.

Папа обожает слушать вечерние рассказы Виермоза о его коллекции минералов. У него в ней аж 253 экземпляра, и все аккуратно расставлены на полках в его доме в Париже. К тому же Виермоз очень добрый. Однажды, когда папа, слушая его, заснул, а тот даже виду не подал и продолжил свое повествование.

Впрочем, чем еще можно заняться, когда постоянно идет снег.

— Небо скоро прояснится, — каждое утро предсказывает папаша Виермоз, уставившись на непрерывно падающие хлопья снега. — Я вам точно говорю.

Ну и привалило же счастья маме с папой с такими друзьями! В тот рождественский вечер они, должно быть, «отлично» провели время, потому что, вернувшись в номер, я слышал, как папа сказал:

— Еще одно слово, и я бы просто придушил его собственными руками.

— Не надо так говорить, — прервала его мама. — По крайней мере, не в этот вечер.

— Да, ты права, — согласился папа. — С Рождеством, дорогая! Только я мог додуматься притащить вас всех сюда! Дети заболели, на улицу нос не высунуть…

Мама парировала:

— А я думаю, что в этом году у нас замечательное Рождество. Много снега и этот домик… Мне кажется, что мы живем внутри сувенирного стеклянного шарика со снегом.

— А когда вернемся, я обязательно сыграю в радиовикторине. Я стал великим знатоком в области минералогии!

И все же мы выставили в кружок перед окном наши сапожки, а еще стакан молока и морковку. Так, на всякий случай. Вдруг все-таки Дед Мороз решит заглянуть на огонек.

— А у него есть наш адрес в горах? — заволновался Жан Г.

Жан А. пожал плечами, а потом спросил:

— А ты веришь в Деда Мороза?

— Конечно, — ответил Жан Г. — Я знаю, что его не существует, но верю.

— Кто тебе сказал, что Деда Мороза не существует? — решил уточнить Жан А.

— Один мальчик в школе. Он говорит, что подарки в сапожки под елкой кладут родители.

— Он дурак! — не сдержался Жан А. — Если он мне попадется, шею сверну.

— Почему? — поинтересовался Жан Г.

— Потому что он не имел права разбивать твои детские мечты.

— А я, я имею плава лазбивать его метьты? — вмешался Жан Д., ставя рядом с нашими сапожками свои маленькие тапочки.

— Ты — имеешь, — ответил Жан А., засовывая голову под подушку. — А теперь тишина. Я хочу спать.

Папа ясно сказал, что наш подарок в этом году — поездка в горы, но утром, когда мы проснулись, в каждом сапожке лежал маленький сверток.

— Ух ты! — крикнул Жан В., раскрывая свой сверток. — Точилка — лыжная палка!

— Класс! — поддержал его Жан Г. — У меня тоже!

Нам всем подарили по лыжной палке: с одной стороны был карандаш, а с другой — точилка для карандашей. Точь-в-точь такие, как Жан А. стащил из сувенирной лавки на Большой стреле.

Мы с Жаном А. переглянулись и решили промолчать. Надо было делать вид, что мы безумно счастливы, хотя на самом деле очень расстроились. Но родителей огорчать не хотелось — они смотрели на нас с таким умилением.

— Это так, безделушка на память, — оправдывался папа. — А настоящий подарок — это…

— Каникулы в горах! — хором закончили мы папину мысль.

Тем не менее, когда настал день отъезда, мы все немного загрустили.

Виермозы вызвались проводить нас до вокзала. Пока папа пересчитывал чемоданы, тетушка Виермоз подарила нам по паре шерстяных носков, связанных для детей из Африки.

На этот раз мы сразу проверили, зашел ли в вагон Жан В.

— Договорились! — кричал вдогонку папаша Виермоз. — Будете в Париже, заходите в гости. Я покажу вам свою коллекцию минералов.

— Непременно! — ответил папа. — Мы обязательно к вам заглянем.

— Жалко, что вы уезжаете, — огорченно бормотал Виермоз. — Погода вот-вот наладится…

Наша маленькая машинка послушно ждала нас на парковке железнодорожного вокзала.

Похоже, здесь тоже прошел снег, но явно несильный. Намело буквально полсантиметра, да и то еле заметной снежной пыли.

Когда мы подъехали к дому, папа сказал:

— Сейчас, я только поднимусь с чемоданами. Две минуты.

Дождавшись, пока лифт снова спустится, мы поехали следом.

Дома нас ждал сюрприз.

Не решаясь войти, мы топтались на пороге с открытыми от удивления ртами: в гостиной стоял папа, торжественно раскрыв объятия нам навстречу.

Как ему удалось так быстро все подготовить? Мы об этом никогда не узнаем.

Огоньки на елке горели яркими красками. Фигурка младенца Иисуса лежала на своем месте, в яслях, а вокруг толпились пять наших барашков. Под елкой — пять выстроенных в ряд сапожков, и перед каждым…

…Подарки! Большие и маленькие коробочки разной формы, завернутые в красную бумагу и перевязанные золотыми ленточками, а сверху — карточки с подписями: «Для Жана А.», «Для Жана Б.», «Для Жана В.»…

— С Рождеством, — произнес слегка охрипшим голосом папа. — Все эти коробки было не с руки тащить в горы. Поэтому Дед Мороз принес их сюда, пока нас не было.

— Интересно, как это у него получилось? — с сомнением спросил Жан Г., пристально осматривая наглухо закрытые оконные ставни.

— Он, наверное, подумал, — вмешалась мама, — что вы все пятеро их заслужили. А как он их сюда принес — его профессиональный секрет…

В бассейне

Суббота — день особенный.

Во-первых, потому что забирать нас из школы приходит папа. Только мы выходим за ворота, как еще издалека замечаем его в толпе родителей — папа очень высокий и кажется великаном среди карликов.

Все наши друзья нам завидуют. Даже Франсуа, у которого папа очень богатый — у него несколько своих заводов.

Франсуа говорит, что его папа каратист, да к тому же еще и снайпер. Но однажды я видел его папу. Это был маленький лысый дядя в полосатом костюме. Он ждал Франсуа, сидя на заднем сиденье огромного джипа. Его очки еле-еле доставали до уровня окна. Водитель открыл дверцу, и Франсуа запрыгнул в машину так быстро, как будто ему было стыдно.

— Чтобы иметь черный пояс по карате, нужно быть маленького роста, — объяснил он мне. — Посмотри на узкоглазых. Они все маленькие и быстрые. Ты юрк! — под высокую громадину, и оп! — он уже распластался на ковре. Против такого нужно использовать его же силу.

— Ну да, конечно, — не поверил я.

— Не веришь? Мой папа — мастер броска через голову. Убойный приемчик! Ты или умираешь на месте, или остаешься калекой на всю жизнь.

— Это дзюдо, а не карате, — не сдержался я.

— Ну и что? Мой папа водолаз и знает все боевые искусства!

— Скажи ему тогда, чтобы снял свою водоплавательную маску, — съязвил Жан А.

— Это не маска, — пояснил Франсуа. — Это лечебные очки. На одном секретном задании он почти потерял зрение, правда, зато его наградили орденом…

Жан А. ненавидит Франсуа. Конечно, он ведь мой лучший друг, и учимся мы во втором классе, а Жан А. мучается в четвертом. А еще за Франсуа каждый день приезжает шофер на большом джипе.

Правда, он рассказал мне, что это не просто шофер, а телохранитель. Его папе угрожают монгольские шпионы, и его охраняют 24 часа в сутки.

Из-за этого Франсуа не может возвращаться домой один, и ему нельзя ходить в гости к друзьям. Однажды его уже пытались похитить, чтобы замучить до смерти.

— Мне кажется, монгол — это ты, — не унимался Жан А. — Мой папа задаст твоему одной левой.

Но по субботам времени на перепалку не бывает — возле школы нас ждет папа. Сначала он заходит в детский садик за Жаном Г., а потом тащит все наши портфели и покупает по дороге всякую всячину — просто потому что это суббота и у него выходной.

Мы с радостными криками забегаем в универмаг и копошимся на полках с игрушками, где полно солдатиков и машинок.

Жан А. собирает оловянных солдатиков. Он покупает фигурки, а потом сам раскрашивает их специальной кисточкой, которую обмакивает в специальную баночку с краской. У него уже есть отряд пехоты, конницы, несколько маршалов с перьями на шляпах верхом на лошадях и простые солдаты, которые тащат на плечах бочки и мешки с порохом.

— Кто тронет моих солдатиков — убью, — предупреждает Жан А.

Я собираю велосипедистов. У меня есть все участники «Тур де Франс» в майках своих команд, с номерами на груди и флажками, прикрепленными к раме велосипеда. Это скорее летняя забава, потому что «Тур де Франс» начинается в июле. Но я все равно пользуюсь тем, что мы зашли в магазин, и покупаю себе одного велосипедиста про запас. Мы весело возвращаемся домой, обсуждая, кто что получил в школе на этой неделе, — особенно, конечно, если оценки хорошие…

Ведь в этом случае в субботу после обеда папа обязательно отведет нас в бассейн. Всех, кроме Жана Д. Он еще очень маленький. Бассейн в нашем городе находится в порту. Это громадное бетонное здание с огромными окнами — такое ощущение, что плаваешь посреди моря в самый шторм. Вода в бассейне, конечно, подогревается, но через застекленные проемы в стенах можно увидеть, как снаружи о берег разбиваются настоящие волны, как идет сильный дождь, — аж мороз по коже!

В бассейне пахнет хлоркой и носками, слышится голос тренера и кваканье его шлепанцев, когда он ходит вдоль бортика. Мы раздеваемся по двое в кабинке — чтобы было быстрее — и забегаем в душ. Но только на секунду, потому что он ледяной!

Жан А. уже умеет плавать и дразнит нас, изображая танец африканского аборигена, потому что именно ему на ногу вешают браслет с ключом от раздевалки.

— Тут как на Северном полюсе! — кричит он нам. — Вода минус 120 градусов! Выжившие тщетно пытаются уцепиться ногтями за кромку льда!

Пока папа отворачивается, тренер успевает дать Жану А. хорошего тумака, а затем расставляет нас вдоль бассейна по росту.

— Ну что, рыбки мои! Страшно? Сейчас я вам покажу, где раки зимуют! Греемся и не отлынивать! Я вас всех вижу!

Тренера зовут Мишель. Папа его очень уважает — возможно, потому, что у Мишеля под майкой огромные бицепсы. А еще у него маленькие плавки, желтые шлепанцы и стрижка ежиком.

— Раз-два! Дышим! Раз-два! — орет он во все горло, опираясь одной рукой о металлический поручень, а другую держа в кулаке на поясе. — Эй, ты! Толстячок! Давай-ка, сгибай коленки!

«Толстячок» — это я. Я ненавижу плавки, потому что они пережимают живот, и он свисает. Жан В., например, очень худой. Он всегда показывает упражнение первым.

Но больше всего везет Жану Г. Ему только четыре года, и он учится плавать в лягушатнике с тренером Изабель. Изабель очень красивая: у нее светлые волосы, которые всегда заплетены в косу, и олимпийский купальник. Она занимается с малышами. Жана Г. она называет «мой утеночек», а еще она завоевала кучу призов на чемпионатах Франции.

А наш Мишель нигде ничего не завоевал. Он такой мускулистый, что еле двигает руками. Как только выпадает свободная минутка, он прыгает в воду с огромной вышки. Только и слышно, как дребезжит доска, а потом плюх! — и он в воде. Но Изабель даже не смотрит в его сторону. Тогда Мишелю приходится прыгать вновь и вновь, каждый раз придумывая все новые акробатические трюки, причем с таким видом, как будто он всегда это делает перед завтраком. А мы в это время пытаемся отплыть подальше с кругом. Каждый раз, когда я высовываю голову из воды, я вижу, как Мишель выкручивается в воздухе, словно живая статуя.

Смешнее всего было, когда он однажды прямо посреди прыжка решил поправить прическу и, видимо, не удержал равновесие, потому что стал резко размахивать руками и ногами, а потом и вовсе плюхнулся в воду с таким грохотом, что расплескалось полбассейна.

Жан А. так демонстративно громко корчился от смеха на скамейке, что красный от злости Мишель, выйдя из воды, стал свистеть в свисток и заставил нас проплыть пять раз туда-обратно через весь бассейн.

Но больше всего я люблю возвращаться домой.

От литров воды, которой мы наглотались, нам даже двигаться тяжело. На улице обычно идет дождь — такая вот зима в наших краях. Волосы высохнуть еще не успевают, поэтому нас трясет от холода. После таких тренировок мы еле-еле тащимся домой.

Каждую субботу к нашему возвращению из бассейна мама печет пирог с сыром. Это такая сырная булка в форме полумесяца с начинкой из капусты. Пирог так вкусно пахнет, что слышно еще в подъезде.

Я его просто обожаю! Это — мой любимый! Специальное блюдо для тех, кто возвращается домой после сквозняков и запаха хлорки…

Сначала на нас, конечно же, кричат за то, что мы вышли на холод с мокрыми волосами. Потом мы развешиваем плавки в ванной, и только после этого папа говорит:

— Что у нас вкусненького сегодня на ужин? Я голоден как волк!

— Это сюрприз! — отвечает мама. — Восстановитель сил для моих ныряльщиков.

Когда она достает пирог из духовки, мы все восторженно кричим, как будто и не догадывались о сюрпризе. На комоде красуются наши дипломы об успешном преодолении 25 метров брассом, а мы набиваем животы пирогом с сыром и капустой. Корочка хрустит на зубах, начинка тает во рту, и мы наперебой рассказываем друг другу о своих водных достижениях. За окном идет дождь, а вдалеке поднимается туман.

Но однажды суббота не задалась.

Папа пришел за нами в школу. По тому, как он нервно кусал губы, мы сразу поняли: что-то не так.

Вместо приветствия он строго спросил:

— Кто забил туалет километрами бумаги?

Мы переглянулись. Туалет? Бумага? Мы?

— Туалет прорвало, — пояснил папа. — Я провел все утро в поисках сантехника. Если никто не признается, тем хуже для вас. Сегодня бассейна не будет!

И мы поплелись домой. Папа шел впереди, мы — сзади с портфелями за плечами, повесив нос и переглядываясь в поисках виновного.

— Если вы не хотите отвечать за свои поступки, будете наказаны. Марш по комнатам! — приказал папа.

— Мне надоело, — занервничал Жан А., когда мы остались одни. — Мне просто осточертело отвечать за ваши глупости!

— Это не я, — сказал Жан В.

— И не я, — тут же присоединился к нему Жан Г. — Во-первых, я еще маленький и не знаю, что такое километры…

— А я напомню тебе, — продолжал Жан В., — что, когда родители были в кино, ты устроил в доме потоп.

— Нет, это был Жан Б. Это он открыл тогда все краны, а я просто не знал, как их потом закрыть.

В тот злополучный вечер, когда родители ушли в кино, виноваты были все.

Началось с того, что мы хотели искупать черепаху, а потом просто забыли закрыть кран.

Когда папа с мамой вернулись домой, уже залило лестничную клетку. Мы ревели, стоя на стульях, а черепаха прогуливалась по квартире, где на полу было сантиметров десять воды.

Словом, в забитом туалете признаваться не хотел никто. Мы начали ругаться, а потом Жан А. сказал:

— У меня есть план. Давайте скажем, что это Жан Д. В бассейн он не ходит, к тому же он папин любимчик. Ему ничего не будет.

Все были согласны, кроме Жана Д., который стал ныть и угрожать, что все расскажет папе.

— Давайте тянуть спички, — предложил я.

Сказано — сделано. Жан А., который всегда хочет быть главным, разломал пять бамбуковых палочек из своей игры «Микадо», зажал их в кулаке, и мы стали тянуть по очереди.

Конечно же, самая короткая досталась мне.

— Ты специально! Я знаю, ты мне ее подсунул, — возмутился я.

— Да чем ты рискуешь, в конце концов? — начал убеждать меня Жан А. — Ты признаёшься в порче туалета, получаешь хороший нагоняй, и мы все идем в бассейн… Ничего сложного, по-моему!

— Легко сказать! Если это так просто, вот пойди и сам признайся.

— Ага, нет уж! — возмутился Жан А. — Уговор дороже денег. К тому же, я заметил, всегда выпадает на самого жирного.

— Я не жирный. Только попробуй еще раз меня так назвать!

Но сейчас времени ссориться не было, да и шансов пойти в бассейн тоже почти не оставалось.

— Ну давай уже, иди! — подбадривал Жан В., пожимая мне руку со всей силы. — Я буду гордиться тобой, братишка!

— Обещай, что завещаешь мне свой швейцарский ножик, если вдруг что случится! — крикнул Жан А. мне вдогонку.

Я глубоко вдохнул и постучался в гостиную.

— Войдите! — раздался папин голос.

Еще секунда — и я убегу. Не очень-то мне сегодня и хочется в бассейн. Но в памяти предательски всплыла дорогая сердцу картинка золотистого пирожка с сыром и капусточкой…

В общем-то Жан А. прав. Что со мной может случиться? Ну покричит папа, поругается как следует, но, как он сам любит говорить, «признание вины смягчает наказание», и все рано или поздно закончится… Мы быстренько наденем плавки, и больше об этой истории никто и не вспомнит.

Но все получилось совсем не так.

Папа, похоже, был просто вне себя от злости, и впервые в жизни меня отшлепали по попе ремнем!

— Ну что там? — набросился на меня с расспросами Жан А., когда я вернулся в комнату, словно стойкий оловянный солдатик, еле сдерживаясь, чтобы не расплакаться от боли. — Прокатило?

— Нет, — помотал я головой в ответ.

— Ну ты и слабак! — выпалил Жан А. — Что ж, пойду я. Посмотрим, кто кого.

Когда он вернулся, красный и с подтяжками в руках, мы поняли друг друга без слов.

Жан В. тоже сходил, потом Жан Г., а под конец и Жан Д. Вот ему, кстати, повезло — у него хоть подгузник был в качестве защиты.

Каждый из нас подходил к папе и признавался в содеянном с туалетом.

Но папу так легко не проведешь, и в бассейн мы все равно не пошли.

Нет бассейна — нет пирога. До конца дня мы просидели запертые в комнате. Точнее, простояли, потому что сидеть — попа болела.

— А тебе я еще припомню короткую палочку, — пригрозил Жан А., испепеляя меня взглядом. — К тому же это была моя любимая игра «Микадо»! Во что мне теперь играть?! Подумай, как будешь возмещать мне ущерб из карманных денег.

Я не выдержал и треснул его как следует. В драку бросились всей гурьбой. Жан Д., как самый маленький, царапался и таскал нас за волосы, Жан Г. пытался влить в рот Жану В. содержимое чернильницы, в то время как мы с Жаном А. катались по полу. Настоящая драка, как в кино про ковбоев!

Да и черт с ним, с бассейном, — субботка выдалась еще та!

Особенно когда туалет прорвало повторно.

Когда раздался шум в трубах, а вслед за ним — страшная ругань, мы всё еще дрались.

Выбежав в коридор, мы увидели папу, шлепающего по грязи с вантузом в одной руке и половой тряпкой — в другой.

— Где этот… мастер-ломастер? — начал он.

Потом заметил нас (мы тихо хихикали в засаде).

— Очень смешно? — покраснел папа. — Вы у меня дождетесь! На следующий год точно отправлю вас всех в интернат для детей военнослужащих!

Он угрожал нам интернатом всякий раз, когда был вне себя от ярости.

Мы быстренько разбежались по комнатам и с торжествующим видом захлопнули за собой двери.

Месть — приятная штука!

Не знаю, относится ли это к делу, но вечером я слышал, как мама сказала папе:

— Очень мило с твоей стороны помогать мне, потому что я беременна, но зачем было выбрасывать в туалет коврик морской свинки?

В следующую субботу мы пошли в бассейн как ни в чем не бывало. И происшествие с туалетом больше никто не вспоминал.

Интересно почему.

Детективный четверг

Как-то в четверг, когда шел сильный дождь, Жан А. предложил:

— А не сыграть ли нам в детективов? Давай откроем свой «Клуб детективов», а?

В городе Шербур, где мы живем, по четвергам всегда идет дождь. В другие дни тоже, конечно, но в четверг — это очень неприятно, потому что по четвергам у нас в школе нет уроков. В нашем учебнике по географии Шербур как раз и упоминается как самый дождливый город Франции. Приятно, конечно, жить в знаменитом городе, но особенно по четвергам очень хочется, чтобы это был самый солнечный город Франции.

С утра с Жаном А. мы обычно ходим в библиотеку. Он всегда берет книги про то, как собирать самолеты или машинки, ну или исторические книжки про солдат Наполеона, а я люблю читать про детективов и приключения. Я просто обожаю все мальчишечьи детективы. Такие, например, как «Великолепная пятерка» или «Секретная семерка»[1], «Приключения Мишеля»[2] — все, что выходит в серии «Юный детектив», а также расследования Нэнси Дрю, сестер Паркер или приключения Всемогущей Франсуазы, что особенно нервирует Жана А.:

— Это совсем тупость! Книжки для девчонок!

Кстати, ему повезло: часто по четвергам после обеда он ходит смотреть фильмы про Зорро к соседу Стефану.

Стефан — лучший друг Жана А. Возможно, потому, что у него есть телевизор и живет он в одном доме с нами. Они обмениваются марками, наклейками из жвачек и брелоками.

— Эх, — потирает руки Жан А., всякий раз возвращаясь от Стефана со своей волшебной коробочкой под мышкой, — я опять его обдурил, растяпу.

Поскольку Жан А. — самый старший, дедушка Жан подарил ему свою коллекцию марок. Это целые пачки пожелтевших малюсеньких марок с изображением королей и королев и с совершенно непроизносимыми названиями стран: Трансильвания, Чехословакия, Белуджистан…

Жан А. трясется над каждой своей марочкой. Он берет их специальным пинцетом, перекладывает по страничкам альбома, сверяет по специальному каталогу коллекционеров, который каждый год ему покупает дедушка Жан. На его столе всегда стоит мисочка со специальной жидкостью, похожей на клей. Он кладет туда конверты, за сутки они размокают, и марка легко отклеивается, после чего Жан А. сушит ее между двух промокашек.

— Кто тронет мои марки, — не перестает он нам напоминать, — убью.

Однажды я захотел сделать Жану А. сюрприз: взял его дряхлые марки за шесть копеек и обменял у своего друга Франсуа на целую серию новеньких и красивых. Они прямо пестрели всеми цветами радуги. Серия была посвящена олимпийским видам спорта.

Я думал, что Жан А. просто сойдет с ума. Он внезапно пожелтел, потом позеленел, а затем стал красным, как свекла.

— О боже! На помощь! Мне плохо! — вопил он, расстегивая воротничок рубашки.

А вечером мне досталось от папы.

— Цена марки не зависит от ее размеров! — кричал папа. — Самые ценные марки — это самые старые! Коллекционеры готовы отдать целое состояние за «пожелтевшие обрывки», как ты их называешь!

Папа позвонил папе Франсуа и попытался ему все объяснить: что это была ошибка, что мальчик в этом ничего не понимает и что он сам придет домой к Франсуа, чтобы забрать марки, когда папе Франсуа будет удобно…

Откуда мне было знать, что эти квадратные оборвыши стоили каждый в десятки раз дороже, чем вся серия про олимпийские игры?

С тех пор Жан А. называет Франсуа жуликом, а мой папа не здоровается с его папой, когда они встречаются по субботам в школе.

— Поиграть в детективов? — переспросил я. — Иди играй со своим дружком Стефаном — он ведь такой же умный, как ты!

— Не получится. У Стефана скобы на зубах. Как он будет расследовать преступления с этой штуковиной во рту?

— Хорошо, давай играть, — согласился я. — Только с одним условием — я буду главным детективом.

На улице все еще шел дождь, поэтому мы взялись за картон, чтобы сделать себе визитные карточки.

На своей я написал:

Жан Б.

Частный детектив (расследования, слежка, секретные операции).

Всем спецслужбам приказано содействовать детективу.

Подпись: начальник разведывательного управления.

— Что за начальник? — возмутился Жан А.

— Так надо, — объяснил я. — И фамилию указывать совсем не обязательно, потому что это — начальник разведчиков.

— Так зачем он тогда подписался?

— Не твое дело. Он начальник, ему решать.

Жан А. вооружился своей лупой для разглядывания марок, а я прихватил свой швейцарский ножичек — на случай, если надо будет взламывать замки, — и маленький блокнотик для записи показаний.

— Что теперь? — уточнил Жан А.

— Нам нужен секретный код, который бандиты не поймут.

Жан А. нашел рацию, которую нам подарил дедушка Жан на Рождество, и закрылся в ванной.

— Прием! Как слышно? — спросил я. — Альфа! Это Альфа? Как слышно? Прием!

— А кто еще это может быть, редиска? — прозвучал из рации искаженный до неузнаваемости голос Жана А.

Я зачитал ему сообщение, которое заготовил:

— Агент Альфа, прием! Агент Дельта на связи: пдзртлн тп… Повторяю: пдзртлн тп…

Разъяренный Жан А. вышел из ванной.

— Что это еще за абракадабра? У тебя припадок бешенства или ты специально?

— Сам редиска! Это значит: подозрительный тип на горизонте. Это и есть секретный код. Просто вставь гласные буквы. Я сам придумал.

— Ты меня достал! — продолжал возмущаться Жан А. — Во-первых, нам даже нечего расследовать.

— Ну да, а ты что себе думал?! — стал оправдываться я. — Преступление еще надо обнаружить.

— Во что вы играете? — спросил Жан В., ворвавшись в комнату. — Нам скучно. Можно с вами?

— Конечно, нет, — отрезал Жан А. — Мы играем в детективов, и всякая малышня нам не нужна.

— Нам мама разрешила! — вмешался Жан Г., тут же появившийся на пороге комнаты с ковбойским поясом на животе.

— А я? А я? Я тозе хатю с вами, — заревел Жан Д., прибежавший на наши крики с горшком в руках. — Я тозе хатю иглать в детективов.

— Опять надо этой малышней заниматься, — возмутился Жан А.

Перебранка продолжилась в самых нелицеприятных выражениях. На наши крики прибежала мама и сказала, что если мы не способны провести хотя бы полдня в тишине, то сейчас будем убирать в квартире.

— Ладно! Хорошо! Давайте играть в детективов из «Великолепной пятерки», но предупреждаю: главный — я! — поспешил я успокоить бучу.

Вначале все вроде согласились. Я был Джулианом, Жан А. — Диком.

— Кто хочет быть псом Тимом? — спросил я.

— Я, я, — закричал Жан Д.

Он встал на четвереньки и начал кусать нас за штаны и лаять как бешеный.

Я продолжал распределять роли:

— Жан В., тогда ты будешь Джорджем, а ты, Жан Г., — Энн[3]. И вот тут-то начались проблемы.

— Я не буду играть девчонку, — решительно заявил Жан В.

— А Джордж — это не совсем девчонка, — начал объяснять Жан А. — Она же переодевается в мальчика.

— Я тоже не собираюсь быть девочкой, — запротестовал Жан Г.

Жан А. пожал плечами:

— Вот я так и знал, что ничего не выйдет! Связались с этими недоделанными.

— Ну и как же быть? — развел руками я. — В «Великолепной пятерке» — две девочки.

Жан В. начал колотить Жана А. Обстановка снова накалилась, и мама была вынуждена вмешаться.

— Середнячки — по комнатам, — приказала она. — Раз не можете играть вместе, Жан А. и Жан Б. — марш в магазин. Проветритесь и успокоитесь!

Вот так всегда. Как только надо сыграть принцессу или инопланетянку, никто не хочет быть девочкой. Мы никогда не сможем поиграть, например, в межгалактические войны, потому что там всегда спасают какую-нибудь девушку-спецагента.

В этом и есть главная проблема семьи с пятью сыновьями.

Вот родится Элен, и мы будем наряжать ее в принцессу и представлять, что ее украли у короля и нужно ее спасать.

Но, как справедливо заметил однажды папа, пока она вырастет, чтобы с нами играть, мы уже начнем седеть.

К счастью, дождь прекратился.

Нам вручили список продуктов, и уже на улице мне в голову пришла гениальная мысль:

— А что если мы воспользуемся случаем и попробуем проследить за кем-нибудь?

Мы направились к бакалейной лавке, смотря по сторонам в поисках «подозрительных лиц».

После дождя тротуар был мокрым, люди спешили домой с пакетами в руках, поглядывая на небо, которое по-прежнему хмурилось.

Мы сразу же увязались за священником в рясе и сандалиях, который с опаской оглядывался на прохожих. Он направлялся в сторону кинотеатра, немного задержался возле афиш, подумал с минутку, купил-таки билет и вошел внутрь.

— Ого! — воскликнул Жан А. — Даже священники ходят смотреть последнюю часть про Джеймса Бонда!

— Может, это переодетый русский шпион? — предположил я.

Но сеанс уже начался, а дожидаться его окончания времени не было.

Мы начали подыскивать кого-нибудь еще, но в витрине магазина электроники были включены телевизоры — там как раз шел «Зорро», — и Жан А. захотел чуть-чуть посмотреть.

Я тщетно пытался оттащить его за рукав — Жан А. будто прилип к стеклу. Тут вышел продавец и поинтересовался, что мы забыли возле его витрины. Тогда Жан А. не сдержался:

— Так зачем вы тогда включаете телевизоры, если не хотите, чтобы их смотрели?

— Хам! — возмутился в свою очередь продавец. — Я научу тебя вежливости.

— Легко угрожать маленькому мальчику в очках. Посмотрел бы я на вас, если бы со мной был папа.

Продавец окончательно разозлился, взял Жана А. за ухо и потребовал адрес родителей. Жан А., недолго думая, выпалил адрес моего лучшего друга Франсуа.

— Ну что ж, скоро я позвоню твоему папе. Уж поверь!

И мы с братом дали деру, громко смеясь.

— Прикинь, что скажет папаша твоего Франсуа? — не мог успокоиться Жан А. — Я бы хотел на это посмотреть!

Мы побрели дальше по улице. Вечерело. Когда мы проходили возле рынка, снова пошел дождь, и было решено переждать под навесом. Вот там-то мы и заметили подозрительного типа…

Мужчина вышел из автобуса с зонтиком в руке. Он был высокого роста, одет в серое пальто с поднятым воротником, шерстяной шарф и шляпу, почти полностью закрывающую лицо.

Я ущипнул Жана А. за руку:

— Смотри, вон дядька без лица!

Мужчина спрятался от дождя под навесом, пытаясь раскрыть зонт. Наконец ему это удалось, и он начал от нас удаляться. Его манипуляции с закрыванием и открыванием зонта сразу навели меня на мысль о секретном знаке сообщнику — мол, путь свободен! Кровь стыла в жилах, и я произнес:

— Быстрее, пойдем за ним!

И мы бросились догонять дядьку в шляпе.

Самое сложное в слежке — это оставаться незамеченным. Подозрительный тип шагал быстро и решительно, и мы практически бежали за ним. Дождь лил как из ведра, нам приходилось прыгать через лужи, прятаться по углам и подворотням, чтобы только он нас не вычислил. Дождевая вода ручейками стекала за шиворот, мы промокли насквозь, но кто сказал, что быть детективом легко? Один или два раза мужчина останавливался перед магазинами, чтобы проверить в отражении витрин, не следят ли за ним.

В какой-то момент из-за наступавшей темноты нам показалось, что мы потеряли его из виду.

Но нет — он просто зашел в аптеку. Притаившись на другой стороне улицы, я видел через окно, как мужчина положил в сумку резиновые перчатки, огромный нож и моток веревки.

— Да уж, странный тип, — прошипел я, пока тот расплачивался в кассе.

— Все, я возвращаюсь, с меня довольно, — возразил Жан А. — Мне холодно, ноги промокли. Хватит с меня этих слежек!

— Ты так ничего и не понял? — возмутился я. — Он как раз собирается избавиться от трупа! Посмотри, что он купил! Он разрежет труп на кусочки, перевяжет, как колбасу, и поминай как звали.

— Думаешь? — с сомнением спросил Жан А.

Мы едва успели спрятаться за припаркованной рядом машиной. Убийца вышел из аптеки и направился к центру города.

Мы бы еще долго за ним следили.

Но вдруг убийца пересек улицу и направился к большому универмагу.

Пока мы переходили дорогу, он скрылся в дверях.

Мы начали метаться туда-сюда по магазину, но в толпе вечерних покупателей, особенно в сезон скидок, шансов найти его не было.

— Ничего-ничего! — самонадеянно заявил Жан А. — Мы же асы слежки, он не мог нас вычислить.

— Не помешаю, ребятишки? — раздался голос за спиной.

Я вскрикнул — убийца появился внезапно из-за вешалок с мужскими брюками.

Мы даже опомниться не успели, как он схватил нас обоих за шиворот и начал трясти, как яблоню осенью.

— Э, нет, ребятушки, так дело не пойдет! Я вам покажу, как выслеживать людей на улице!

— Отпустите меня, отпустите! — барахтался я в воздухе.

— Только после того, как вы мне объясните, что это было! — грозно сказал мужчина.

В порыве гнева шарф у него развязался, и мы увидели покрасневшее лицо с очками в черной оправе.

Жан А. чуть не задохнулся от неожиданности:

— Месье Мартель?

— Жан А.? — эхом ответил мужчина. — Что ты тут делаешь?

Его кулак резко разжался, и я, красный как рак, прошептал еле слышно:

— Месье Мартель?

Какой ужас! Убийцей оказался месье Мартель — школьный учитель Жана А.!

Я невольно начал поджимать пальцы ног внутри ботинок и отвечать что-то невнятное:

— Мы вас просто не узнали… из-за дождя… Мы с Жаном А. решили поиграть в детективов… то есть… Мы подумали…

Месье Мартель — очень суровый учитель. Он всегда в шарфе — даже на уроках, — и всегда поднимает за ухо учеников, которые не выучили таблицу умножения. Однажды Стефан получил шестьсот строчек прописей только за то, что стрелял бумажными пульками в доску. Ну, сейчас он нам задаст!

— В детективов? — уточнил месье Мартель, еле сдерживая смех. — И с кем, вы думали, имеете дело?

— Ну, как вам сказать… Это все Жан Б…. из-за перчаток и веревки… Он предположил, что вы собираетесь расчленить…

Рот его открылся и сразу же закрылся — он не мог выдавить из себя ни слова.

— Я читал об этом в книге, — промямлил я. — Это чтобы избавиться от… от трупа…

— О-го-го! — поднимая голову, удивился учитель. — Вполне логично. Мои поздравления! Выводы, достойные трех сыщиков Альфреда Хичкока[4]. Ты не читал, Жан Б.?

Я помотал головой.

— Тогда напомни мне, я дам тебе почитать в следующем году. У меня в классном шкафу все книги этой серии стоят.

Мне показалось, что в горле застрял даже не ком, а целый булыжник.

— В следующем году?

— Да-да, именно, когда я буду твоим учителем, — хитро подмигнул мне месье Мартель. — А пока успехов, господа детективы. И если вдруг найдете еще какого-нибудь убийцу, позовите меня, хорошо? Я с удовольствием присоединюсь к расследованию.

— Это ты виноват, — взорвался Жан А., наблюдая, как Мартель спускается на эскалаторе. — Ты и твои тупые игры!

— Что значит мои тупые игры? Если помнишь, ты сам предложил открыть «Клуб детективов»!

— Когда я вырасту, я открою «Клуб единственного сына в семье»… Мы будем целыми днями играть в бильярд и пить «Фанту».

— И ты сам не сможешь туда войти…

— Ну, знаешь ли, вообще-то, я целых два года был единственным сыном в нашей семье.

— Зато в следующем году тебе уже не надо будет терпеть насмешки месье Мартеля, — заметил я. — А представь, каково придется мне?

Перепалка продолжалась всю дорогу домой.

Когда мы вернулись, уже совсем стемнело. Было начало восьмого, и мы напоминали мокрых куриц. Вот сейчас мама задаст нам жару. Без вариантов.

К тому же мы так ничего и не купили.

— Это ты виноват! — настаивал Жан А.

— Нет, это все из-за тебя!

Мы начали драться прямо в лифте.

Когда дверь лифта открылась, на лестнице стоял папа. Он нас быстро помирил парочкой хороших оплеух, и мы прошмыгнули в кровать даже без ужина.

— Ты спишь? — спросил я Жана А., когда мы улеглись.

Он не ответил. Наверное, был занят поиском изюма, который предусмотрительно спрятал под подушкой.

Я достал свой фонарик и записал в блокноте для показаний:

Правило 1. Никогда не следить за убийцами в очках, как у Жана А.

Правило 2. Не забыть попросить у месье Мартеля книжки про Альфреда Хичкока.

Летний скаутский лагерь

Когда наступили весенние каникулы, мамин живот стал совсем круглым.

Наша мама не такая большая, как папа. Все всегда поражаются, видя нашу семью:

— Это всё ваши дети?

Они говорят так, будто мы какие-то диковинные животные.

— Нет, мы просто усыновили детский лагерь.

Наш папа — врач. Так вот, он говорит, что в ее положении нужно больше отдыхать. Во время беременности все едят за двоих и устают тоже за двоих. Я подсчитал: значит, нас не семеро, а целых четырнадцать! И это действительно много, даже несмотря на то что у мамы всегда всё под контролем.

Поэтому папа решил отправить нас втроем, самых старших, в скаутский лагерь.

— Это пойдет вам на пользу, — добавил он. — Свежий воздух, природа, здоровое питание, дисциплина.

Лично я ненавижу скаутов.

Точнее, ненастоящих скаутов. Во всех книжках серии «Юный детектив» или «Приключения скаутов» героев действительно на каждом шагу поджидают приключения. Они умеют строить суперсложные гнезда и разводить костер посреди мокрого леса одной спичкой.

На самом же деле скаутам приходится ходить зимой в коротких штанишках, беретке и тельняшке, от которой чешется все тело, выстаивать на мессе под палящим солнцем и учить наизусть молитвы.

Поскольку я немного полный, ребята из отряда называют меня «медведем», никогда не берут играть в мяч, но при этом всегда отправляют проверять на прочность ветки деревьев или канаты для тарзанок.

А вот Жан А. скаутов обожает. Он — командир отряда, и ему поручено хранить талисман отряда и распределять задания. Его прозвище «Наш дорогой шакал», но называть его так осмеливаются немногие — кому охота драить за всем отрядом котелки?

Жан В. — это еще один талисман отряда, потому что он самый маленький. Целыми днями он хнычет в углу только для того, чтобы вожатая его утешала. Она называет его «малышом», повязывает на шею скаутский галстук и разрешает спать в палатке со светом, потому что он, естественно, «боится темноты».

Как только мы приехали на место сбора, вожатая построила нас в шеренгу:

— Ребята, я хочу представить вам месье Турнико. Это местный фермер, который любезно согласился предоставить нам поляну для палаточного лагеря. Ура, месье Турнико!

Мы взорвались криками восторга. Все, кроме меня, — я только открывал и закрывал рот.

В конце она добавила:

— Скаут готов?!

— Всегда готов! — раздалось в ответ.

И мы бросились врассыпную по лужайке искать места для палаток.

Нужно было поторопиться, потому что уже смеркалось.

— Конкурс «Кто быстрее поставит палатку»! — объявила вожатая и нажала на секундомер. — Кто проиграет — ставит палатку мне.

Когда она стала проверять, что получилось, я еще только-только вкапывал колышки. Вот же редиски! Они никак не хотели втыкаться в землю, а крыша палатки перевернулась и норовила улететь от малейшего дуновения ветра.

— Раз уж ты специально проигрываешь, будешь чистить картошку на всех.

После ужина мы попели песни у костра и пошли спать.

Вожатая обошла все палатки с фонариком в руках, чтобы пожелать нам спокойной ночи. Заглянув к нам с Жаном А., она сказала:

— Что-то у вас тут воняет, ребята? Может, сапоги резиновые?

— Обожаю Черную пантеру, — мечтательно заметил Жан А., закрываясь в спальном мешке.

«Черная пантера» — это и есть наша вожатая. Ей восемнадцать лет, она носит хвостик и очень короткие шорты. Ради нее Жан А. не побоялся бы пройтись по канату над Ниагарским водопадом.

— Спокойной ночи, скауты, — добавила она напоследок.

Я пытался улечься поудобнее, но земля была жесткой, как доска с гвоздями для йогов, а спальник вонял плесенью. Ну и Жан А., конечно, постоянно ворочался и толкал меня локтем.

А потом пошел дождь. Капли стучали по палатке все громче и стали затекать внутрь.

Я включил фонарик. Жан А. спал как убитый с довольной улыбкой.

— По моей команде становись! Равняйсь! Смирно… — бормотал он во сне.

Когда дождь прекратился, за дело взялись лягушки. Они хором квакали где-то рядом с палаткой. Я представлял себе джунгли, где много диких зверей и удавов. И стало еще страшнее. Не то что дома в родной постельке… Уснуть было не суждено.

Я натянул спальник на голову, и, когда уже стал потихоньку засыпать, надо мной нависла уродская рожа.

Я заорал:

— А-а-а-а!

— Цыц! Это всего лишь я, Зловонный хорек… Вы не слышали сигнала «подъем»?

«Зловонный хорек» — это Стефан, наш сосед по квартире. Никто не захотел спать с ним в одной палатке, даже Жан А. — его лучший друг.

Свет фонарика исказил его лицо, а позади слышалось приглушенное хихиканье и шепот.

— Сбор под деревом с дуплом! — приказал он. — И не шуметь. Иначе засекут…

Я разбудил Жана А.

— Что случилось? — спросил он сонным голосом, пытаясь нащупать свои очки.

— Не знаю. Сбор, говорю тебе.

Мы натянули на себя свитера и плащи и вышли в темноту.

Трава на лужайке сильно намокла, и мы наступали босыми ногами в какую-то теплую и вязкую массу.

— Это еще что? — брезгливо поморщился испуганный Жан А.

— Коровьи лепешки, — успел ответить я и растянулся во весь рост прямо в грязь лицом.

А лепешки были везде. Огромные, еще теплые кучки, которые наложили коровы фермера Турнико, возвращаясь с пастбища через лужайку. Когда мы наконец дошли до дерева с дуплом, то были уже по колено в навозе.

— Фу-у! — оценил наш вид Зловонный хорек, осветив нас фонариком. — Вот какие вы на самом деле!

Их было пятеро. Они разожгли костер, который еле тлел.

— Что вы тут делаете? — прищурив глаз, спросил Жан А.

— А как ты думаешь? — ответил один из близнецов Брише. — Раскуриваем трубку мира.

Присев на корточки и накрывшись плащами, они передавали друг другу зажженную сигарету. В траве валялись коробки от печенья, банки от сардин и яблочные огрызки.

— Вы что, с ума сошли? — возмутился Жан А. — Если Черная пантера вас засечет, она же вас убьет!

— Ой, да она храпит как бегемот. Хочешь затянуться?

А ведь папа записал нас в скауты исключительно из-за близнецов Брише. Они ведь такие молодцы! Могут и поросенка разделать, и хижину поставить из гнилых веток.

Папа мечтает о таких детях, как они! Настоящие скауты, смелые и волевые, чуть ли не чемпионы мира по всем видам спорта сразу, а после уроков помогают бабушкам носить тяжелые сумки, продавщицам лотерейных билетов — продавать лотереи.

Братья-близнецы Брише — сыновья его главврача в больнице. Может, поэтому папа ими так восхищается. Им почти четырнадцать, головы побриты налысо, все колени в синяках.

— Вы что, совсем больные? — не унимался Жан А.

— Лично у меня, — заявил Стефан, — есть двоюродный брат, которому двенадцать, и он курит по семь пачек в день.

— А он хоть курить умеет? — поинтересовался один из близнецов.

Он спрятал во рту горящий окурок, а потом высунул язык — окурок был на самом кончике.

— Это только кажется, что так просто, но на самом деле нужно часами тренироваться, чтобы не обжечься. Ты точно не хочешь попробовать, Жан А.?

— Конечно, нет.

— Тебе слабо.

— Нет, мне не слабо.

— Нет, слабо.

Так бы могло продолжаться часами, но начался настоящий ливень.

Мы разошлись по палаткам, все еще перебрасываясь комплиментами. Наутро пришлось одолжить у вожатой мыла, потому что отрядные запасы кто-то прикарманил.

— Раз так, — разозлилась вожатая, — вы наказаны и остаетесь в лагере, а за покупками в деревню я поеду одна.

Она села в машину фермера Турнико и уехала. Мы же, предоставленные сами себе, пошли посидеть у прудика, который обнаружили поодаль.

Это был совсем маленький прудик; у берега он зарос камышами, и днем сюда на водопой приходили коровы.

— Эй, смотрите, — сказал один из близнецов. — Там утка! А не сделать ли нам из нее шашлык?

Идея всем понравилась. Мы достали ножички и начали стругать луки из камышей.

Всего за несколько минут пригорок стал похож на поле битвы. Мы стреляли как сумасшедшие. Стрелы разлетались в разные стороны. В общем, повеселились на славу!

Когда Черная пантера вернулась, прудик был почти полностью покрыт стрелами, а вместо камышей торчало лишь несколько обрубков. Утенок же с издевательски невозмутимым видом преспокойненько плавал среди всех этих стрел. Он не шелохнулся, даже когда Пантера начала орать. Мы оказались вандалами, крушащими все на своем пути, — словом, самым плохим отрядом в ее скаутской жизни! Или и того хуже: мы просто убийцы!

— Накинуться на бедное беззащитное существо! Какая муха вас укусила? — не могла успокоиться Пантера.

— Завтра, — пригрозил еле слышно близнец, — я сделаю аркан. Эта дурацкая утка у меня еще попляшет!

Отличные получились скаутские каникулы!

Поймать утку нам так и не удалось, а на третий день рядом с нами разбил лагерь еще один скаутский отряд.

Тут-то и понеслось… Мы сделали рогатки и начали перестрелку с новенькими. Сначала кидались дикими сливами, а потом перешли на камни, так что близнецу пришлось разбираться с их вожатым. После этого все утихомирились.

Вечером был объявлен общий сбор. Мы вместе прочитали молитву и долго пели песни у костра дружбы. Старшие тайком передавали по кругу сигареты, остальные же бросали петарды в коров фермера Турнико. Под конец вечера отряды обменялись флажками на память и разошлись по палаткам, кроме Пантеры и вожатого из нового отряда — они должны были готовить для нас игры на завтра.

Как только у вожатых погас свет, к нам пришли близнецы:

— Айда мстить новеньким! Мы этого так не оставим!

Мы бесшумно выскользнули из палатки и направились в сторону вражеского лагеря, еле успевая перепрыгивать через коровьи лепешки. Напали мы неожиданно: малыши выкорчевывали колышки их палаток, а мы выжидали, пока враги выйдут наружу, чтобы с головы до ног намазать их зубной пастой.

Жан А. призывал к порядку и угрожал позвать вожатую, но его уже никто не слушал. Мы кувыркались прямо посреди коровьего «добра», обзывая друг друга последними словами. И тут появился фермер с ружьем.

Он выстрелил в воздух, и все бросились врассыпную. Коровы мычали и топали копытами, Жан А. в попытке убежать зацепился за колючую проволоку, и ему досталось больше всех.

— Дети, — начала Пантера на утреннем сборе, — скауты всего мира — это большая дружная семья. Чтобы помириться с соседним лагерем, мы будем играть в кладоискателей. Команда, которая первой найдет тайник, получит приз. — Она раздала всем компасы, карты местности и разделила нас по двое: один — из одного лагеря, второй — из другого.

Мы разбежались по лесу, и игра началась.

Вначале мне даже нравилось.

Нужно было выстраивать маршрут, ориентируясь по меткам, оставленным для нас в лесу вожатыми. Например, перекрещенные ветки означали, что мы сбились с пути, а стрелки указывали, куда бежать.

Рене, так звали моего напарника по команде, был рыжим слегка нервным парнишкой с веснушчатым лицом.

Меня раздражало, что он всегда первым находил метки на земле. Он дышал, как охотничья собака, которая напала на след, хотя на самом деле у него просто был целый нос соплей и не было платка.

— Поторопись, — сказал он мне. — Вот же повезло играть с толстяком!

— Нам точно сюда? — спросил я, когда он тащил меня через колючки.

— Доверься профессионалу! — отрезал напарник.

Но по мере того, как мы заходили все глубже в лес, крики других ребят становились все менее отчетливыми.

— Но тут же где-то должна была быть кость! — пробурчал Рене, когда мы совсем заблудились. — Ничего не понимаю. Мы ведь шли строго по меткам.

— Ну конечно, — съязвил я. — Ты же профессионал!

— Чтоб ты знал, я лучший сыщик в городе, — попытался оправдаться Рене. — Если бы ты не тащился как черепаха, мы бы уже выиграли.

— Сам ты черепаха! — не сдержался я.

Когда мы наконец выбрались из чащи, остальные уже давно были на месте.

Выиграла команда одного из близнецов Брише. Чтобы найти тайник, они перевернули все метки, а сейчас весело жевали пастилу, которую им вручили в качестве приза.

Из-за перевернутых меток все другие команды в лесу потерялись, и дружба между отрядами не очень-то клеилась. Чтобы исправить положение, Пантера предложила сыграть в перетягивание каната, которое завершилось всеобщим дурдомом.

Только тогда Жан А. спросил:

— А где Жан В.? Кто-нибудь его видел?

Все бросились в близлежащие кусты, но Жана В. там не было. Его придурочный напарник-кладоискатель не сдержался:

— Что вы себе думаете? Конечно, я не стал возиться с малявкой, который еще подгузники носит.

Жан В. — это талисман нашего отряда, поэтому брат-близнец Брише влепил напарнику хорошую затрещину. Пришлось их разнимать.

Начинало темнеть. Мы прочесали почти весь лес, но Жана В. так и не нашли.

— Если мы вернемся без него, — начал паниковать Жан А., — папа нам головы открутит.

— Да уж, — ответила Пантера. — Надо вызывать полицию.

Мы вернулись в лагерь, чтобы позвонить в полицию из фермерского домика, и тут обнаружился Жан В.

В палатке Пантеры горел свет — мы бросились туда. Жан В. спокойно спал в спальнике вожатой.

Кругом лежали коробки из-под печенья и хлебные объедки.

Но самое смешное, что рядом с ним, положив голову на крыло, спал наш утенок. Немудрено — он, видно, наелся нашими запасами для полдника на три дня вперед!

Вдруг утенок открыл один глаз, недовольно на нас посмотрел (наверное, мы сильно шумели) и снова заснул как ни в чем не бывало.

С тех пор в нашем отряде целых два талисмана.

Мы сделали утенку маленький трон из веток и каждый вечер подносили ему всякие вкусности, а еще водили вокруг него хороводы и пели скаутские песенки.

На то, чтобы убраться на поляне, где стоял наш отряд, понадобился целый день. Когда мы уходили, фермер Турнико вздохнул с облегчением. Мне было, конечно, жалко расставаться с утенком и новыми друзьями из соседнего отряда, но я был отчасти рад, что скаутские каникулы закончились.

Мы собрались на троекратное «Ура!» в честь фермера Турнико и загрузились в автобус.

Пантера всю дорогу играла нам на гитаре. Она тоже грустила по вожатому из соседнего отряда. И это нормально, потому что, как она сама нам постоянно твердит, скауты всего мира — это одна большая семья, а она успела с ним подружиться.

Вдруг мы услышали шорох внутри гитары. Странный шорох, как будто там рассыпались горошинки.

Оказалось, что это утенок Жана В. Один из близнецов успел незаметно засунуть его в гитару, пока мы прощались с фермером.

С тех пор утенок живет в штабе нашего отряда, в порту.

На каждом собрании мы повязываем ему скаутский галстук. Спит он, укрывшись беретом, в клетке, которую мы для него смастерили.

Папа и мама об этом, конечно, ничего не знают. Это наш тайный друг. У него даже есть свой котелок — маленькая алюминиевая кружка. И если вдруг соседний отряд решит напасть на штаб, чтобы украсть утенка, мы будем драться за него до последнего.

Слово скаута!

Зверинец

Я мечтаю завести собаку.

Лабрадора, как Тимми в «Великолепной пятерке». Он был бы только моим и рычал бы на Жана А.

В предвкушении этого дня я купил книжку «Как ухаживать за питомцем». В книжке описаны все породы собак: как их кормить, как выбрать ошейник против блох, как делать прививки и прически.

Я выучил эту книжку наизусть. Спрятал в тайном месте резиновую косточку, с которой мой пес будет играть, когда он у меня появится. Я подготовил целый список кличек на выбор: Тимми, Рекс, Принц, Рин Тин Тин.

Посмотрим, на кого он будет больше похож…

Я люблю мечтать, каким он будет, мой четвероногий друг, и в какие игры мы будем с ним играть. Но мама с папой не хотят заводить щенка, и мне от этого грустно.

Они говорят, что нас и так слишком много. Пятеро детей, скоро будет шестой, плюс морская свинка и черепаха — сколько ж можно! Зачем делать из дома зверинец?

— Это важно для правильного развития ребенка, — пытаюсь умничать я. — В нашем возрасте забота о животном помогает стать более ответственным и научиться любить близких.

По крайней мере, так написано в моей книжке: «Собака всегда будет лучшим другом ребенка».

— Да-да, где-то я уже это слышал, — не сдается папа. — Поначалу все захотят о нем заботиться, а потом выгуливать его придется мне. У меня и так пятеро детей.

— Нет, папа, я буду сам за ним ухаживать, клянусь!

— Держать собаку в квартире — это преступление, — включается в беседу мама. — Он же помрет от скуки, сидя целый день взаперти.

На это мне сказать нечего. Тогда почему мы не живем в доме с большим садом, как у Франсуа?

Собаку Франсуа зовут Шаммурамат Бургундский. Франсуа говорит, что у него такое странное имя, потому что его родословная тянется еще со времен династии Каролингов.

Шаммурамат Бургундский — это микроскопический чихуахуа с бантиком на голове и ошейником с бриллиантами. Водитель каждый день возит его в семейном джипе на пассажирском сиденье. Там у него своя шелковая подушечка.

Франсуа уверяет, что его Шаммурамат Бургундский может кушать только из золотой миски, иначе у него начинается сильнейшая аллергия.

А Жан А. от зависти говорит, что у собаки Франсуа какашки получаются крупнее, чем у ее хозяина.

— Да будет тебе известно, — напоминает Франсуа, — что Шаммурамат окончил школу полицейских псов Скотленд-Ярда. Да, он маленький, но, поверь мне, сможет справиться с любым грабителем, вооруженным до зубов. Он даже почти сыграл в сериале, но ему не нашли сильного дублера для съемок в смертельно опасных сценах.

Этой подробностью он запросто заткнул Жана А. за пояс, потому что у того не было телевизора и проверить он не мог.

Однажды мы нашли в подъезде щенка.

Это была совсем крошечная дворняжка с черным пятном вокруг глаза. Щенок неуклюже рылся в мусорном баке.

И Жану В. пришла в голову светлая мысль: если родители не хотят заводить щенка, мы оставим его себе тайком.

— Отлично, — согласился Жан А., — но он будет моим.

— Нет уж, я его первым заметил, — возразил Жан В.

— А у меня есть книжка про собак, и только я знаю, как за ним ухаживать, — не растерялся я.

Мы поспорили еще чуть-чуть, а потом решили, что он будет нашим общим, засунули его в мой портфель и принесли домой.

К счастью, мама ушла в магазин с Жаном Г. и Жаном Д. Конуру мы ему сделали в нижнем ящике стола, куда поставили старую корзинку. Щенок никак не успокаивался, и мы весь день вытаскивали его из-под кровати — в общем, гуляли с новым другом.

Не успели мы оглянуться, как он разодрал в клочья следующие предметы: тапок Жана В., 647 страниц книги-раскраски, которую мне подарили на Рождество, целый пакет желатинок, супертугой каучуковый мячик и занавеску для душа.

Классно!

Мы по очереди стояли на стреме, и когда мама вернулась домой с нашими младшенькими, она нашла нас смирно сидящими за уроками.

— Как дела в школе? — спросила она.

— Хорошо, мама, — ответили мы хором, даже не подняв головы.

— Какие вы сегодня серьезные! — похвалила нас мама с некоторой тревогой в голосе. — Точно все нормально?

Ответа не последовало — мы так увлеклись домашними заданиями! Жан А. держал наготове свою флейту на случай, если щенок вдруг начнет попискивать. А когда мы открыли ящик, щенок сладко спал в своей корзинке.

— Назовем его Гвардейцем, как в армии Наполеона, — предложил Жан А.

— Нет уж, Тимми, — возразил я.

— А лучше Милу, как у Тинтина[5], — внес свою лепту Жан В.

За ужином мы распихали по карманам остатки мяса, но когда пришли кормить щенка, в корзинке никого не было.

— Катастрофа! — запаниковал Жан А. — Он убежал!

Мы обшарили всю комнату, заглядывали под кровать, во все шкафы и полки, но тщетно! Это то же самое, что искать иголку в стоге сена, — в комнате всегда беспорядок, а пес такой маленький, что мог спрятаться где угодно.

— Что же нам теперь делать? — расстроился Жан В.

— Но он же не мог сам выбежать из комнаты, — рассудительно заключил Жан А. — Давайте положим в миску еду, и он прибежит на запах.

Это был отличный план. Я уже читал о таком в одной книжке про дикую природу: чтобы привлечь тигров, охотники в Индии привязывают к столбу козу.

Мы выложили объедки в миску, поставили ее в центре комнаты, а сами спрятались под одеяло на кровати и начали наблюдать за ловушкой.

— Думаешь, это сработает? — спросил я.

— Тише, — прошептал Жан А. — Заткнись и смотри.

Мы прождали целый час, пялясь в темноту и затаив дыхание.

— Ну что теперь? — не выдержал Жан В.

— Ничего.

— Может, лучше колбасы ему подложить? — предложил я. — Может, он больше колбасу любит.

— Опасно, — справедливо заметил Жан А. — Если нас засекут на кухне, нам крышка. Нужно ждать. Он скоро выйдет.

Прошел еще час. Щенок так и не появился.

Родители уже легли спать, в квартире было тихо. У меня заболели глаза, и я стал заметно нервничать.

— Может, он залез в твои ботинки и задохнулся, — пошутил Жан А.

— Очень смешно, — ответил я, а на сердце кошки скребли.

Вдруг в комнате зажегся свет.

— Может, мне кто-нибудь объяснит, что это… делает в моей кровати? — раздался голос над головой.

Мы медленно выглянули из-под одеяла, прищурив глаза, будто только что проснулись.

— Кто? — переспросил Жан А., зевая.

На пороге стоял папа в пижаме и с зубной щеткой в правой руке.

В левой у него болтался Тимми-Милу-Гвардеец, и жевал носок.

— Даже не прикидывайтесь, что не знаете, о чем я, — ледяным голосом произнес папа. — Устроим военный совет. Жду всех в гостиной.

Дело приняло по-настоящему опасный оборот.

Зря мы рыдали и умоляли — папа оставался непреклонен и утром собирался отнести щенка в приют.

— Мне тоже его жалко, — согласился с нами папа. — У него очень милая мордочка.

— Они его убьют, — не переставал рыдать я. — Они засовывают собак в пакет и топят!

— Да нет же, — возражал папа. — Они будут за ним ухаживать, пока не найдется новый хозяин. Он будет счастлив, вот увидишь. Он будет жить в большом доме, где много места. А здесь, в маленькой квартирке, он скоро сойдет с ума. Вы согласны?

Мы кивнули, спорить было бесполезно.

На следующий день я ничего не мог есть. В школе плакал из-за пустяков. Проходя мимо мусорки, ждал, что ко мне вот-вот выскочит наш неуклюжий щенок, и на глаза наворачивались слезы.

— Уверяю тебя, ему там хорошо, — пыталась успокоить меня мама. — Ему тоже нужны друзья. Приют для него как детский лагерь.

Но по голосу было слышно, что она сама не верит в то, что говорит.

Однажды вечером папа вернулся с работы с мешком в руках.

— Держите, — сказал он, покашливая. — Это — вам.

Это была перевязанная веревкой коробка из-под обуви с продырявленной крышкой.

Внутри сидела маленькая белая мышь.

Она была не больше десяти сантиметров в длину с острой мордочкой и маленьким розовым хвостиком. Я взял ее в руки, и она сразу же заползла ко мне в рукав! Сама меня приручила!

— Это нам?! — повторял я, не веря своим глазам. — Навсегда?!

— Конечно, — сказал папа. — Она очень чистоплотная и привита от всех болезней. Но убирать за ней будете сами. На меня даже не рассчитывайте.

Мы бросились обнимать папу.

— Обещаешь мне больше так не грустить? — спросил папа, когда подошла моя очередь его обнять.

А через несколько минут мы все вместе уже вовсю тискали мышку в руках и придумывали ей имена — словом, в комнате воцарился привычный гам.

— Как вам «Жан-Мышонок»? — предложил папа. — Продавец сказал, что это мальчик и с ним будет… меньше проблем.

Папа — очень хороший врач. Когда через неделю брюшко Жана-Мышонка стало вдруг округляться, он добавил:

— Это естественно, вы же его так кормите.

Но когда однажды утром в клетке мышонка обнаружилось пять крохотных, еле заметных мышат, папа был просто в ужасе.

— Ничего не понимаю, — не мог он успокоиться. — Продавец же меня заверил…

Надо было где-то поселить это мышиное семейство, и мы принесли из гаража старую клетку. Все прутья у нее были поломаны, и чтобы мышата не повыскакивали, мы поставили клетку в ванну. Так надежнее.

Самое интересное начиналось, когда кто-нибудь собирался мыться. Прежде чем залезть в ванну, нужно было вылавливать из нее мышей по очереди — пока достанешь одного, второй опять соскальзывает вниз. Лично меня это не беспокоило — мыться я ненавижу.

А вот папа, похоже, был не очень доволен. В ванной пахло мышиной мочой, а к мыльнице прилипали маленькие какашки. А однажды он нашел мышонка в кармане своего банного халата.

— Всё! Они больше не могут здесь оставаться, — не выдержала мама. — Это противоречит всем правилам гигиены, а скоро у нас еще и малыш появится. Они же и дальше будут плодиться. Я не позволю превратить наш дом в зверинец!

Папа был вынужден договориться с продавцом, чтобы тот забрал мышат. И мне было не так грустно, как тогда, когда он сдал моего щенка в приют. Мышь — это все-таки не собака. С ней, конечно, можно поиграть, но она же не сможет разыскать опасного преступника по запаху или спасти людей после схода снежной лавины.

Мой друг Франсуа говорит, что он надрессировал свою белую мышь проникать на секретные базы и устанавливать там взрывчатку. Но ее, бедняжку, как-то съел на завтрак Шаммурамат Бургундский.

Франсуа говорит, что щенок принял мышь за двойного агента, но я не верю.

Как-то мы играли в футбол на пляже, и за мячиком стал гоняться пес-дворняга. Я его сразу узнал по черному пятнышку вокруг глаза — он всегда был похож на пирата.

Он вырос, а на шее поблескивал новый ошейник.

— Гвардеец! — крикнул Жан А.

— Милу! — позвал Жан В.

— Тимми! — присоединился я.

Это был точно он, мой любимый Тимми, спасенный из приюта!

Он хватал мяч зубами, мотал головой в разные стороны и весело бегал между нами, щедро обсыпая нас песком.

Потом его позвал хозяин, и он побежал к нему со всех лап, прыгая от радости, как будто они знали друг друга всю жизнь.

Меня он не узнал. Естественно. Как он мог помнить? Он же и дня у нас не пробыл.

Но я-то знал, что никогда в жизни не забуду о тех пяти часах, когда у меня была собака.

Забастовка

Май выдался странным.

— Малышу нужно свое, отдельное место, — сказал как-то папа. — Переезжать мы не будем. Поселим его в комнатке, где стоит стиральная машина.

Каждый вечер после работы папа надевал старые домашние брюки, перепачканную краской рубаху и шел делать комнату для малыша.

Папа — мастер на все руки.

Он не выносит маминых советов и нас тоже выгоняет всякий раз, когда мы под предлогом «помочь» наблюдаем, как он работает.

Из комнатки доносятся «шлепы» и «плюхи» вперемежку с отборной руганью.

— Дорогой, может, тебе помочь? — тихо спрашивает мама.

— Только вот не надо помогать! — рычит папа. — Этот недоделанный мебельщик опять продал мне сломанную этажерку!

Временами его растрепанная голова показывается в проеме двери.

— Кто тот умник, который додумался приклеить жвачку на пилу? — кричит папа.

— Не подходите к нему близко, дети, — беспокоится мама. — Папе нужно сосредоточиться на работе.

Когда нас наконец позвали посмотреть, что получилось из бывшей прачечной, мы ахнули — комната напоминала коробку конфет! На стене красовался ковер розового цвета, на котором россыпью висели разные картинки. Папа с гордостью заявил:

— Ну вот, все готово! Как вам?

— Чудесно, милый! — восхищенно воскликнула мама. — Но столько розового? Может, рановато?

— У нас будет девочка, — категорично заявил папа. — Судя по тому, как малыш ведет себя сейчас, я в этом даже не сомневаюсь.

Папа — превосходный врач.

— Так что, разве это не шедевр, по-вашему?

— Гениально! — воскликнули мы разом.

— И я сам собрал комод, — скромно добавил папа.

— Отлично, а то я уж было подумала, что он упал, когда его выгружали из грузовика. Только ящик не выдвигается почему-то. Так надо?

— Комод из Швеции, — обнадежил папа. — Мебель на века.

— А, ну раз из Швеции… — пробормотала мама.

Потом папа одолжил у соседа дрель.

— Вы точно сами справитесь? — уточнил сосед, всегда готовый прийти на помощь.

— Я только повешу светильник и верну вам дрель через две минуты, — заверил его папа.

Он взобрался на табуретку и начал сверлить стену. Но сверло застряло, и дрель стала вертеться вхолостую, а папа никак не мог ее остановить.

Он уже просверлил до соседского ковра — и тут отключилось электричество.

— Это забастовка, — сказал сосед.

Его позвала мама, на помощь.

— Отключили электричество и воду в знак протеста, — добавил сосед.

— Забастовка? — повторил папа, пытаясь вытряхнуть из волос остатки штукатурки.

— Забастовка, — повторил сосед уверенно. — Вы что, телевизор не смотрите?

Да, май 1968 года действительно был странным. Маме рожать через две недели. Она уже и сумку в роддом собрала. Дырку в стене малыша заткнули и замаскировали.

Однажды утром мама пошла на почту за посылкой от наших парижских друзей Виермозов. (Мамаша Виермоз связала для новорожденного всякого разного.) Когда она вернулась, мы все были дома.

— Почему вы не в школе? — удивилась мама.

— Там забастовка, — ответил Жан А.

— Забастовка? — удивилась она еще больше.

— Школа закрыта, занятий не будет, — добавил Жан А.

— Только этого не хватало.

А мы были довольны.

Забастовка началась как раз тогда, когда у нас должны были быть контрольные!

Не будет ни уроков, ни домашних заданий. Каникулы как летом, только раньше.

Мы целыми днями катались на роликах и велосипедах на стоянке возле дома. А к вечеру поднимались домой пешком по лестнице, потому что электричества не было.

Нам, конечно, не особенно хотелось тащить на себе велосипеды на десятый этаж, к тому же всего в пять часов. Но мама была непреклонна:

— Даже не уговаривайте меня. Я не пущу вас на улицу позже пяти. Посмотрите, что там творится!

Прямо напротив нашего дома находился Дом профсоюзов. Каждый вечер ровно в пять мы прилипали к окну и смотрели на забастовку.

Людям на улице, похоже, нравилось бастовать. Они несли транспаранты, держались за руки и выкрикивали: «Это только начало! Мы будем бороться! Вперед! Вперед! Вперед!»

Мы были не единственными, кто наблюдал за митингом. Вокруг площади было много полицейских в касках и с прозрачными щитами, как у космонавтов. Митингующие кричали: «Полиция с народом! Полиция за народ!», но полицейских это почему-то вовсе не радовало.

— Вы видели, что творится в Париже? — рассказывал сосед папе. — Студенты захватили университеты, в том числе Сорбонну[6]. Нигде нет бензина. Что себе думает президент де Голль?[7]

— Ой, знаете, я и политика… — затягивался папа своей трубкой.

— Ну как знаете. Лично я запасся на всякий случай сахаром. Никогда не знаешь, чем это все закончится!

Мама, которая вот-вот должна была родить, да еще папа со своим ремонтом, и эти забастовки… В общем, мама порядком нервничала.

Однажды, когда мы уселись возле окна немного поплевать на головы прохожих вместо того, чтобы убирать в комнате, она не выдержала.

На пороге стоял сосед, и в руках у него была шляпа, которая, похоже, попала под обстрел куриным пометом.

— Так дело не пойдет. Марш в комнату, и никаких роликов и сладостей! — приказала она.

Это все Жан А. придумал.

Мне его затея сразу показалась рискованной, но, поскольку он старший и всегда командует, спорить было бесполезно.

— За работу, — сказал он. — Тот, кто не согласен, будет иметь дело со мной.

Когда папа вернулся домой, мы уже были в боевой готовности.

— Ты начинай, — сказал я, — раз такой крутой!

— Или вместе, или никто, — ответил он. — Это принципиально важно.

— Нет, я первый, я первый! — начал хныкать Жан Д.

— Нас убьют, — сокрушался Жан В.

— И ты будешь виноват, — вторил ему Жан Г.

— Я так и знал, что вы все сдуетесь, шайка слабаков! — нервничал Жан А.

Мы начали драться. Но папа позвал нас накрывать на стол.

Тут уж отступать было некуда.

— Они так ничего и не поняли, — сокрушался Жан А.

Малыши впереди, старшие сзади.

— Почему мы? — не умолкал Жан Г.

— Не лезь! Так надо! — ответил Жан А.

Мы несмело вошли в гостиную. Все, кроме Жана Д., который еще не умел читать и поэтому вполне браво размахивал своим транспарантом.

У родителей аж глаза округлились от удивления.

— Это еще что за новости? — спросили они хором.

— Это всеопсчая забастовка, — прошепелявил Жан Д. — Так сказал Зан А.

— Всеобщая забастовка? — удивился папа. — И каковы ваши требования?

Жан А. развернул свой транспарант. Табличку на старом картоне фломастерами рисовали мы вместе, но саму надпись придумал Жан А., а Жан В. написал большими буквами:

ДОСТАЛИ!

— Ты уверен, что «достали» пишется через «о»?

— Заткнись и пиши, — ответил Жан А. — Думаешь, я писать не умею?

— Достали? — не переставал удивляться папа.

— Да, — ответил Жан А. — У нас забастовка. Все проголосовали «за».

Мне показалось, что сейчас у папы трубка выпадет из рук. Он сильно закашлял, и маме пришлось постучать ему по спине.

— Хорошо, — ответил он, откашлявшись. — Забастовка, значит? Так, а чего требуем-то?

— Я не хотел участвовать, — сказал Жан Г. — Это Жан А. нас заставил.

— Так, ладно, давайте по-серьезному, — предложил папа. — Кто представляет ваши интересы?

— Я, — вызвался Жан А., вытаскивая список требований из кармана, и, похоже, на этот раз главным быть ему не очень-то хотелось.

Папа закинул ногу на ногу:

— Мы тебя слушаем.

— Я… э-э-э… — Жан А. запнулся. — Я выступаю от имени своих товарищей.

— Это мы, — уточнил Жан Д. на случай, если папа вдруг не понял.

Жан А. принялся зачитывать список:

— Во-первых, нам надоело жить без телевизора. Даже у соседей есть телевизор, хотя их Стефан самый глупый в классе…

— А зачем нам телевизор? — перебил его рассудительный Жан В. — Зачем нам сейчас телевизор, если электричество отключили, все на митингах?

— Во-вторых, мы хотим больше карманных денег, — продолжил Жан А. — И не меньше, чем на 10 процентов. Это даже не обсуждается. В-третьих, нам, старшим, надоело всегда и за всеми мыть посуду…

— А мы говорили ему, чтобы это не писал, — возразил Жан В.

— Конечно, ты же не старший и посуду не моешь, — не выдержал я.

— Это всё? — спросил папа.

— Нет, — ответил Жан А., еще раз проглядывая список.

— Мы… — вступил Жан В. — Мы еще хотим конфет и корма для морской свинки.

— Это не из списка, — пояснил Жан А.

— И щенка, — добавил я.

— И спать на верхней полке, — встрял Жан Г.

— И сказки пелед сном! — промямлил Жан Д.

— Так что, — подвел итог Жан А., — бороться мы будем до последнего.

— Хорошо, — сказал папа в ответ и поправил очки. — Больше требований нет?

Мы переглянулись, но требований и вправду больше не возникло.

— Отлично, — повторил папа, качнув головой. — Я уважаю ваш поступок.

— Ты что, согласен на телик? — не мог поверить своим ушам Жан А.

— Мы вернемся к этому вопросу завтра, — уточнил папа. — А теперь послушайте вы меня: тот из вас, кто в течение ближайших 30 секунд не будет в кровати, получит такой подзатыльник, о котором и мечтать не мог за всю свою профсоюзную жизнь! Я понятно изъясняюсь?

— Дорогой, — попыталась вмешаться мама. — Послушай меня, дорогой…

— Что еще? Ты тоже решила поддержать эти бунтарские настроения?

— Дорогой, — еле слышно повторила мама. — Кажется, у меня начались схватки.

— Схватки? Как схватки? Уже?

Папа был в панике.

— Не волнуйся, просто мне кажется, время ехать в роддом.

— Сестричка! У нас скоро появится сестричка! — обрадовался Жан Д.

— Но этого нет в списке! — запротестовал Жан А.

— Ты что, вообще ничего не понимаешь? Ребеночек скоро родится, — не выдержал я.

— Спокойнее, — вдруг добавила мама, тяжело поднимаясь с дивана. — Может, это ложная тревога…

— А как же телевизор? И наша забастовка? — разволновался Жан А.

— Жан А., мальчик мой, — обратился к нему папа, пытаясь найти рукав своего плаща. — Ты остаешься ответственным за своих товарищей, пока мы с мамой будем в больнице. Я могу тебе доверять?

— Да, папа, конечно, — ответил Жан А., глубоко вздохнув.

Мы проводили родителей до двери.

Папа нес мамину сумку с вещами. Он, кажется, немного нервничал и шарил по карманам в поисках ключей. Мама как-то странно улыбалась. Она так долго ждала этого момента! Она поцеловала нас всех по очереди и попросила быть умничками. Уже через окно мы видели, как они сели в машину и уехали.

Вмиг забылись и требования, и забастовка, и транспаранты…

Мама уехала в больницу. И когда она вернется, ничто уже не будет так, как раньше. Нас будет шестеро. И это навсегда.

— Ребята, — вдруг опомнился Жан А., задергивая штору. — Не видать нам телевизора! Вот попомните мое слово!

Омлет с сахаром

— Только, пожалуйста, давай без твоей мамы обойдемся. Я сам справлюсь с мальчиками, — умолял папа. — Правда, ребята?

Обычно, когда мама рожает, к нам надолго приезжает бабушка Жанет.

Бабушка Жанет хорошая, но она все время командует. Она следит, чтобы мы принимали душ по-настоящему, а не пускали воду, делая вид, что моемся. Она заставляет нас носить галстуки и чистить зубы по тысяче раз в день. Поначалу папа спокоен и жизнерадостен. Он называет ее ласково по имени, но всегда на «вы», и по дороге с работы покупает ей цветы. Но это только поначалу.

Потом все очень быстро меняется. Он вынужден носить дома тапки, чтобы не пачкать линолеум, и курить на балконе — как только его рука тянется к трубке, бабуля начинает нервно покашливать у него за спиной. К моменту отъезда бабушки у папы появляются мешки под глазами и морщины на лбу, он обычно худеет на три килограмма и запросто раздает оплеухи, так что даже пальцем шевельнуть опасно.

— Ты к ней несправедлив, — не унимается мама. — Она уже не знает, как тебе угодить.

Мы были рады остаться одни с папой в этот раз. Шестеро мужчин в доме! В молодости папа часто был вожатым в лагере, так что с ним можно было дурачиться, драться и даже ругаться плохими словами — мамы-то не было, чтобы одернуть нас за это. Словом, чисто мужской подход. Девчонкам нас не понять.

Когда папа вернулся из больницы, мы с Жаном А. не спали, ждали его.

— Ложная тревога, — сообщил он, — но врач оставил маму в больнице. В любом случае ждать уже недолго.

С уставшим видом он плюхнулся в кресло.

— Раз малыши спят, может, выпьем чего-нибудь покрепче по-взрослому? — предложил он.

Нам досталось по капельке малинового ликера — фирменный рецепт дедушки Жана, а себе папа налил целый стакан виски и закурил трубку.

— За вас, — произнес он. — И за малыша, который скоро появится.

Я первый раз пробовал алкоголь. Вкус был одновременно резким и сладким, даже приторным, но я и бровью не повел.

Папа курил карамельный табак, мы сидели по-взрослому — говорили о футболе, автогонках и фильмах про ковбоев, которые можно вместе посмотреть в кинотеатре.

— Ну а теперь спать, — сказал папа, когда часы пробили двенадцать. — Если мама узнает, что я вас держал тут до полуночи, мне мало не покажется.

Наступило воскресенье.

Мама, у которой всегда всё под контролем, подготовила для папы целый список домашних дел.

— Так, — сказал он, надевая очки, — начнем по порядку. Вроде бы ничего сверхсложного тут нет.

Жан А. взялся за завтрак. Сначала папа даже напевал себе что-то под нос, но потом, когда понадобилось сменить подгузник Жану Д., найти тапок Жана Г. и одновременно погасить огонь, который выбивался из тостера, он стиснул зубы и замолчал.

— Смотр войск! — скомандовал папа, когда все были готовы.

Мы встали в ряд для проверки. Жан А. не почистил зубы, Жан В. надел свитер прямо на пижаму, а у Жана Г. носки были разного цвета.

И тут зазвонил телефон.

— Ну как вы там, справляетесь? — спросила мама.

— Прекрасно справляемся, — ответил папа, одергивая Жана Д., который в этот момент как раз размазывал по ковру остатки своего йогурта. — Не волнуйся. Всё под контролем.

А потом мы еще и на мессу опаздывали. Мы в спешке вылетели из дома, и только в церкви папа обнаружил, что я все еще в домашних тапочках, у Жана Г. карманы набиты машинками, а Жан В. сосредоточенно надувает пузыри из жвачки.

— Дома разберемся, — буркнул он, проталкивая нас между скамейками. — Вы у меня еще попляшете.

Похоже, проповедь священника все-таки повлияла на папино настроение, потому что в конце службы он сказал:

— А может, купим пирожных и устроим пир?

В булочной мы оказались в конце длинной очереди. Папа говорит, что это того стоит, потому что там пекут лучшие ромовые бабы в городе. Именно поэтому после службы там обычно толпы народу, и к продавщице надо пробиваться локтями.

Когда подошла наша очередь, ромовых баб, конечно, уже не осталось.

— Это всё ваши? — спросила продавщица, пока мы протолкнулись к витрине.

— Это только малая часть, — сухо ответил папа. — Остальное стадо дома…

У продавщицы округлились глаза.

— Обычно я кормлю их сеном и зерном… Вы определились, ребята?

— Мне заварное, — попросил Жан А. — Хотя нет, лучше бабу.

— Баб больше нет, — ответила продавщица.

— А мне корзиночку с клубникой, — попросил Жан В.

— Нет, это мне колзиночку, — захныкал Жан Д.

— Хватит уже за мной повторять. Ты всегда хочешь то же, что и я, — не сдержался Жан В.

— Я пелвый ее увидел! — продолжал хныкать Жан Д.

Папа быстро их угомонил подзатыльником, и Жан Д. разревелся. Все вокруг смотрели на нас, продавщица теряла терпение. Кто-то в очереди вдруг произнес: «Садист», и тут терпение начал терять папа.

— Выберите уже наконец, — процедил он сквозь зубы. — Или вам сейчас мало не покажется.

— Ладно, — сказал Жан В., глотая слезы, — я возьму бабу.

— Баб нет, — прошипела продавщица.

— Тогда, — быстро нашелся Жан В., — я буду пирог с лимонным джемом.

— К сожалению, последний кусок пирога я только что отдала этому мальчику, — сказала продавщица, указав на Жана Г.

— Ничего страшного, тогда я буду бабу.

Улыбка на папином лице искривилась, и на затылок Жана В. приземлилась очередная затрещина.

— Садист, — снова донеслось из конца очереди.

Люди начали толкаться, нервничать. В булочной назревал скандал.

— А ты, мой мальчик, что хочешь? — продавщица смотрела на меня так, словно я был киборгом-мутантом.

— Ну-у-у… — окинул я взглядом витрину, — может, кусочек «Черного леса»? Или нет, лучше яблочный пирог… Или все же…

Со мной так всегда. Я не умею выбирать, когда всего так много. Мне хочется и того, и этого, и всего сразу. А взять-то можно только одно пирожное. Для меня это настоящая пытка! Я начинаю нервничать, как будто у меня отбирают все остальные.

— Может, этот мальчик все-таки поторопится? — не выдержала толстая тетка в очереди.

Папа покраснел и повернулся к ней лицом:

— Не надо разговаривать с моим сыном в таком тоне!

В разговор вмешался муж толстухи:

— Садист.

На секунду мне показалось, что сейчас папа наденет коробку с пирожными ему на голову. Вместо этого папа фыркнул, схватил самого мелкого за руку и пулей помчался к выходу через всю толпу, громко обещая, что ноги его больше не будет в этом месте, где так относятся к детям.

Дорога домой была тяжелой. Папа шел впереди с коробкой пирожных в одной руке, а другой тащил за собой плачущего мальчишку. Все остальные следовали за ним почти бегом, чтобы не отставать.

Жан А. попытался было его остановить, но быстро понял, что сейчас папе лучше не перечить.

Только на лестнице папа заметил, что малыш плачет.

— Если ты сейчас же не прекратишь… — он покраснел и поднял руку. Когда затрещина уже полетела по назначению, папа вдруг побледнел, губы у него затряслись так, будто он пытался нас пересчитать, и он прикрыл рот рукой, чтобы нечаянно не ругнуться.

— Черт побери! — все-таки вырвалось у него. — А ты что тут делаешь?

Малыш, которого папа держал за руку, заплакал еще сильнее. На нем был свитерок синего цвета, он был одного роста с Жаном В., весь в веснушках и с пухлыми щечками, но на этом сходство заканчивалось.

— Я именно это и хотел тебе сказать, папа! — встрял Жан А.

— Это не наш, — подтвердил Жан Г. — Этот не лопоухий совсем.

— Черт побери! — повторил папа в панике. — Я взял чужого ребенка! Что нам теперь делать?

— Может, возьмем его к себе? — предложил Жан В. — У него нет ошейника.

— Это незаконно, — вмешался Жан Г. — Нужно ждать один год и один день, чтобы можно было его забрать к себе.

— А может, выбросим его в море, как нелегальных иммигрантов? — предложил Жан А.

— Нет, пусть живет, — сказал Жан Г.

— Пусть тогда спит в моей комнате, — замурлыкал Жан Д.

— Проблема в том, что у нас только шесть пирожных, — справедливо заметил Жан В. — Я делиться не собираюсь.

— Тише! — крикнул папа.

«Нелегал» начал рыдать еще сильнее, и папа наклонился к нему.

— Успокойся, малыш, — начал он, гладя мальчика по голове. — Никто тебя не обидит. Мы сейчас быстро найдем твоих родителей, договорились? Скажи мне, где ты живешь.

Малыш не успокаивался, а наоборот, ревел навзрыд. Он смотрел на нас так, будто его похитил отряд зеленых человечков.

— Как тебя зовут? — спросил папа.

— Он не может ответить, — сказал Жан А. — Он, наверное, умственно отсталый.

— Ты уверен? — спросил Жан В. — Может, он просто глухонемой?

Со скоростью звука пролетели две смачные затрещины.

— Все — марш домой! — приказал папа. — Сейчас всё решим.

В общем, от пирожных уже не было никакого толку. Может, надо было отдать их «нелегалу», хоть тогда бы он успокоился. Поскольку он по-прежнему не мог произнести ни слова, папа продолжил сам:

— Так, давайте по порядку. Вы остаетесь здесь, пока я метнусь в булочную. Родители должны по идее ждать его там. Это займет минут пятнадцать.

Папа вернулся ближе к вечеру.

Вид у него был совсем изможденный, глаза вылезли из орбит, а нижняя часть лица, там, где челюсть, угрожающе покраснела.

— Ну что? — спросили мы хором.

Он упал в кресло.

— Булочная была закрыта… Я два часа мотался с ним по кварталу, пока он не узнал свой дом… А потом его родители чуть не сняли с меня шкуру…

— Ну и?.. — снова спросили мы хором.

— Они даже не заметили пропажи… Немудрено — у них в семье девять детей! И все смотрели телевизор…

— Я хацю есть, — заныл Жан Д. — Мы зе ничего не ели на обед, папа.

— А мы собирались, между прочим, пир устроить, — уколол Жан В.

— Хорошо, — произнес папа, еле оторвав себя от кресла. — Помирать, так с музыкой.

— Папа, почему помирать? — поинтересовался Жан Г.

— Просто так, — ответил папа. — Слишком долго объяснять. Все быстро по комнатам надевать пижамы. Если я кого-нибудь увижу в радиусе километра от кухни, мало не покажется.

Ослушаться мы не решились. Когда папа в таком настроении, лучше вести себя тихо. Молниеносно натянув пижамы и прибравшись в комнате, мы отправили Жана Д. на разведку.

— Папа что-то готовит, — доложил разведчик.

— Ничего себе! Все в укрытие! — приказал Жан А.

Когда папа готовит, это можно сравнить только с тем, как он делает ремонт. До нас доносился звук гремящих кастрюль и ругань, громкая и не очень. А потом тишина.

— Что-то не так, — заволновался Жан А. — Давайте посмотрим, что там происходит.

— Сам и иди, — предложил Жан В.

— Слабаки! — возмутился Жан А. — Что, испугались?

В итоге мы пошли все вместе. «Пять оплеух лучше, чем одна», — тонко заметил Жан А. И на сей раз я был склонен с ним согласиться.

Когда мы вошли в гостиную, на столе горели свечи. Папа достал красивые тарелочки из праздничного сервиза, серебряные приборы, изящно свернул в стаканах салфетки, как будто цветы из ткани.

— Ого! — воскликнул Жан В. — У нас что, опять Рождество?!

— Или ждем гостей? — спросил Жан Г.

— Заткнитесь, — прикрикнул на них Жан А., потому что папа шел в комнату.

— Господа, прошу садиться, — произнес он. — Сегодня у нас в меню только деликатесы.

Он был в мамином переднике, на голове красовался поварской колпак из газеты, а на руке висела салфетка, как у настоящих официантов в лучших ресторанах.

Мы не смели шевельнуться. Папа продолжил:

— Так, что случилось? У нас же пир! Причем в чисто мужской компании.

Возле каждой тарелки стояли карточки с нашими именами и соленые орешки к аперитиву.

— Для начала легкие закуски, господа! — пояснил папа, исчезая на кухне.

Это был суперужин! Папа отлично готовит.

Обычно нас кормит мама, но тут ее превзошли, однозначно. И без шансов на реванш. Чистая победа. Так вкусно мы еще никогда не ели!

— Предлагаю отведать мясную тарелку и ассорти из свежих овощей!

Настоящий пир! И действительно, на закуску папа подал рулетики из салями с корнишонами и стаканчиком лимонада. Затем пришел черед главного блюда.

— Наше главное блюдо сегодня, господа, только для вас: великолепные спагетти с трюфелями под средиземноморским соусом!

От тертого сыра тесто размороженных макарон, надо признать, немного слиплось, но это придавало блюду интересное послевкусие.

— Папа, — признался Жан В., — я и не думал, что ты так хорошо готовишь.

Папа скромно улыбнулся.

— Ну знаете, если честно, женщины из этого делают целую науку, а на самом деле тут нет ничего сложного. Просто нужно немного смекалки… И наконец, наш эксклюзивный десерт!

— Что бы это могло быть? — спросили мы хором.

— Сюрприз от шеф-повара! — подыграл папа. — По уникальному рецепту специально для вас! Его хотят заполучить лучшие повара мира!

Папа с гордостью подал на стол длинное блюдо, на котором было размазано что-то мягкое и желтое, отдаленно напоминающее свернутое в трубочку банное полотенце.

— Ну что, догадались? Кто первый угадает, тому еще один лимонад.

Мы все аккуратно попробовали. По краям блюдо было суховатым, а в серединке — немного липким.

— Торт из топора? — предположил Жан А.

Папа пожал плечами.

— Фруктовый пирог без фруктов? — внес свою лепту Жан В.

— В любом случае, это очень вкусно, — заметил я.

— Я знаю, что это, — сказал Жан Г. — Жан А. как-то заставил меня съесть промокашку в клее.

— Невежды, — обиделся папа и снял фартук. — Теперь я понимаю маму, которая говорит, что вас кормить — это все равно что метать бисер перед свиньями.

— Кто нас только за язык тянул! — вздохнул я.

— Так что, никто не догадался?

Мы все отрицательно помотали головой. Вкус этого блюда мне был очень знаком, но точно сказать, что это, было невозможно. Интересное сочетание сладкого и соленого.

— А все очень просто, — объяснил папа. — Взбитые яйца, кусочек масла, который придает блюду золотистый цвет, и в конце добавляется горсть тростникового сахара.

— Омлет с сахаром! — выкрикнул Жан Г., подняв руку, как в школе.

— Правильно! Ты выиграл! Это самый настоящий омлет, только с сахаром! Оригинально, не правда ли?

— Объедение! — сказал я, облизывая тарелку. — Ты лучший повар, которого я знаю!

— Вот именно! Бабушка Жанет вряд ли приготовила бы вам такой омлет.

— Троекратное «ура!» папе, — бросил клич Жан А., встав на стул. — Гип-гип…

— Ура!

И мы все начали кричать, аплодировать папе и стучать тарелками по столу.

Воцарился такой же гам, как обычно в столовой. И папа тоже с нами дурачился, довольный как слон. Или, скорее, как чемпион «Тур де Франс».

— Спасибо, ребята, спасибо! — повторял он.

Настоящий триумф повара-папы.

— Мы еще долго будем помнить вкус твоего омлета с сахаром, — сказал Жан А. — Этот омлет войдет в историю!

И вдруг зазвонил телефон.

Папа вышел на минутку ответить. А мы пока начали убирать со стола.

Когда он вернулся, то был желтым, как омлет, и странно улыбался, как будто много выпил.

— У вашей мамы только что родился…

— Наконец! — закричали мы, не дослушав.

— Да, родился здоровенький малыш, — добавил папа.

— А у нее длинные валесики? Она будет носить каситьки? — зашепелявил Жан Д.

— Косички? — как-то по-дурацки улыбнулся папа.

— Ну, будут ли у Элен косички? — повторил Жан В.

— Элен? — переспросил папа. — Какая Элен?

Глядя на нас в недоумении, папа вдруг все понял и засмеялся:

— Нет никакой Элен, ребята! У вас еще один братик! Красивенький Жанчик Е. весом 4 килограмма и 200 граммов!

Летние каникулы

— Малыш похож на дедушку Жана, — заключил Жан Г., когда мама вернулась из роддома. — Он тоже совсем лысый.

— Новорожденные все лысые, редиска, — объяснил Жан А. — К тому же Жан Е. должен был родиться девочкой. Может, назовем его, например, Жаном Единорогом.

— Не обижай моего братика, — вступился Жан В.

— Он и мой братик тоже, чтоб ты знал, — ответил Жан А., отвесив ему оплеуху.

— Кажется, придумал, — выпалил я, ущипнув себя за нос ради смеха. — Как насчет Жан — Еле влазит в штаны?

— Если вы не пелестанете, я все маме ласказу, — пригрозил шепелявый Жан Д.

— А почему бы не Жан — Ест объедки? — продолжал Жан А.

— Я бы все-таки хотел девочку, — встрял Жан В.

— Мальчик или девочка — какая разница? Он же спит целыми днями, — заметил Жан А., пожимая плечами.

— Но я все равно хотел бы, — не унимался Жан В.

— Ты хотел бы, чтобы мама питалась одними йогуртами целых девять месяцев, как мама Стефана? — спросил Жан А.

— Не вижу связи, — ответил я недоумевая.

— Стефан говорит, что его мама прочла в каком-то женском журнале про вязание, что, если есть только болгарские йогурты, точно будет девочка, — объяснил Жан А.

Жан Г. схватился за живот:

— Черт, я съел как раз один на полдник.

— Тебя это не касается, редиска! — заверил Жан А.

Несколько дней спустя мы отпраздновали крещение Жана Е.

К нам приехали бабушка Жанет и дедушка Жан и еще одни бабушка с дедушкой, а также наши друзья Виермозы с большим вязаным приданым для малыша.

Папа заказал столик в хорошем ресторане. Из-за бабушки Жанет пришлось нацепить галстуки, которые она нам подарила на Рождество. Было смешно, потому что еще на нас надели медицинские маски. Это папина идея.

Папа — очень хороший врач.

Мы все простыли в бассейне, а заразить виновника торжества было никак нельзя.

Когда Жан Е. увидел нас в масках, то сразу покраснел и расплакался. Успокоить его было невозможно. Ну и ладно, идея с масками все равно крутая!

После обеда, пока взрослые потягивали кофе, мы успели поиграть в Зорро (с такими-то масками!), а вместо шпаг у нас были вилки. Еще мы бросались купленными к празднику драже и катались по паркету, но потом Жан В. разбил себе бровь об угол стола, и это несколько омрачило праздник.

Папа был вынужден везти его в больницу, а дедушка Жан спросил:

— Кто положил эту сосиску на скатерть?

Поскольку это был экземпляр из коллекции Виермоза, мы рисковали прослушать его лекцию про полезные ископаемые.

Потом дедушка объяснил, что сделал это специально, чтобы проучить «этого зануду». И тут разозлилась уже бабушка. К слову, еще в церкви они что-то не поделили.

— Что это вы имеете в виду? Что значит «моя дочь не способна родить девочку»? — распалялась она. — А ваш сын на что?

— Не говорите ерунды, — сказала вторая бабушка. — Мой сын как-никак врач.

— Сейчас дойдет до драки, — прокомментировал Жан А., потирая руки в предвкушении. Но поскольку всем было далеко ехать, они быстро расселись по машинам, прихватив по коробочке церковных драже.

— Жаль, — не мог успокоиться Жан А., — а то бы повеселились.

А потом мы стали собираться в отпуск.

— К твоей маме — ни за что, — сказал, как отрезал, папа. — Малышу нужен покой и чистый воздух. Наш сосед любезно согласился сдать нам свой домик в «северной Ницце» Франции — в Карнаке. Там немноголюдно, но очень мило… И к тому же после городской пыли свежий воздух нам всем пойдет на пользу. Морской климат, йод, запах водорослей! Нет ничего лучше чистого воздуха Бретани!

Поскольку предложение ехать в Бретань никого особенно не вдохновило, папа пригласил на ужин соседа. Сосед, который всегда был рад прийти на помощь, принес с собой видеопроектор, удлинитель и специальный экран.

Когда все было готово, мы уселись кружком на полу в гостиной, и папа выключил свет.

— Вот какая там красота, — начал сосед, когда на экране появилась первая картинка. Таким голосом, как у него, только сказки рассказывать.

— У вас там недавно было землетрясение? — спросила мама.

— Смотрите, это северная сторона, — невозмутимо продолжал сосед. — Ой, одну секундочку, я сейчас все исправлю…

Но больше ничего посмотреть нам не удалось. На второй картинке проектор задымился.

— Ничего страшного, — уверял нас сосед, пытаясь потушить небольшое пламя диванной подушкой. — Просто лампочка перегорела. Сейчас я схожу за инструментами, и мы продолжим просмотр!

— О, не стоит беспокоиться, — отметила мама, глядя на свою прожженную подушку. — Мы вам и так очень признательны.

— К тому же, — отметил папа, провожая соседа до двери со всем его оборудованием, — нет ничего лучше, чем приятный сюрприз, не правда ли?

За неделю до отъезда настроение у мамы было паршивое. Впрочем, когда мы собираемся в отпуск, по-другому не бывает. Поскольку у мамы всё всегда под контролем, она сама складывала чемоданы. Пытаясь найти чистые майки и сандалии — которые уже вряд ли кому-то по размеру — с Жаном Е. на руках, мама, как мне казалось, и сама уже не слишком хотела в отпуск.

— Давай я тебе помогу, — вызвался папа.

— Лучше не надо, иначе я кого-нибудь прибью! — отказалась мама.

Когда папа увидел в гостиной стройный ряд готовых чемоданов, я думал, его хватит удар.

— Это не поместится в машине! — сказал он.

Один чемодан был для нас пятерых, еще один — для папы с мамой, а для Жана Е. — целых три, самых больших, и они еле закрывались.

— Так нечестно, — взвыл Жан А. — Он самый маленький, а вещей больше, чем у всех остальных!

— Все вопросы — к папе. Это он захотел в Бретань.

— А мозна я вазьму свою лапатку и ведёлко? — прошепелявил Жан Д.

— А мой ковбойский пистолет? — спросил Жан Г.

— И я хочу взять лопатку, — добавил я.

— Места больше нет, — ответила мама.

— Даже для моего пляжного мячика? — спросил Жан В.

— Места больше нет, — повторила мама, закрываясь в ванной, чтобы купать Жана Е.

— Надо было сразу его утопить, — сказал Жан А., прицелившись пистолетом в чемодан. — Тогда я бы смог взять альбом с марками.

Когда папа начал загружать вещи в машину, у него тоже пропало всякое желание ехать в отпуск.

Все это не влезало даже в наш новый автомобиль. Со стоянки возле дома до нас доносилось его чертыхание. Что уж тут поделаешь? Кончилось тем, что он поехал к автослесарю, чтобы тот закрепил ему багажник на крыше машины.

Когда все наше добро было привязано веревками к крыше автомобиля, у папы были черные руки и такое выражение лица, что жить не хотелось.

— А это что еще такое? — покраснел он от злости, увидев еще парочку пакетов в прихожей.

— Это так, по мелочам: грелка для бутылочки Жана E., его раскладная кроватка, стерилизатор и сухое молоко…

Когда мы наконец выехали, в машине даже мухи боялись пискнуть. Два раза папа возвращался домой проверить, выключен ли газ, а в это время мы дружно спорили, кто будет сидеть впереди. Папа не глядя надавал нам тумаков, и все сразу успокоились. В конце концов мы выехали из Шербура.

Я обожаю уезжать на каникулы.

В нашей новенькой машине приятно пахло. До школы, казалось, еще целая вечность, и я представлял, будто мы все вместе отправляемся навстречу новым приключениям в неведомые края.

Обычно летом мы ездим к бабушке Жанет, но на сей раз все было по-другому: даже само название курорта — Карнак — напоминало мне об историях из «Великолепной пятерки». Я незаметно прихватил с собой компас и «Настольную книжку юного детектива», а также блокнотик, и все время повторял про себя это слово: «Карнак! Карнак!» — как заклинание.

Не проехали мы и двадцати километров, как начался Дождь.

Папа остановился на заправке, чтобы накрыть багаж на крыше брезентом. Поскольку мы только-только обкатывали новый автомобиль, нас обгоняли, сигналя, все грузовики, а папа ненавидит, когда его обгоняют.

— Конечно, мы же так перегружены! — ворчал он. — В следующий раз возьмем каждому только плавки и майку на смену.

Я, конечно, хотел, чтобы папа купил огромный джип, как у моего друга Франсуа. Франсуа говорит, что его папа выиграл на такой машине не одну автогонку и что это самый быстрый болид в мире.

Места в нашем новеньком «Пежо» было маловато. Жана Е. положили на подлокотнике между мамой и папой, а нас впятером — на заднее сиденье. Когда Жан Е. спал, его укладывали в подвесной гамачок, который болтался у нас перед глазами. И кажется, ему пора было менять подгузник, потому что в машине прилично воняло. Папа только что обогнал первый грузовик, и вдруг Жан В. сказал:

— Мама, меня тошнит… очень…

Мы попытались открыть окно, чтобы впустить свежий воздух, но шел дождь, и получилось только, что сиденье залило. Папа остановился на обочине, но было поздно — на спинке переднего кресла уже красовалась вся утренняя овсянка Жана В.

Мы вышли и ждали под дождем, пока мама все уберет. Соответственно, папина средняя скорость неминуемо падала.

— Чем я так провинился, Господи? Это же совсем новенький «Пежо 404»!

— А вот и нет, — заметил Жан Г., — теперь не такой уж и новенький.

Мы проехали еще пару километров, закрыв нос руками, как тут позеленел Жан А.

Тошнота в машине — это у нас как коробочки от сыра или сувенирные брелоки: стоит одному начать их собирать, как все за ним повторяют.

Мама раздала всем мятные конфетки, но не помогло. Через это прошли все по очереди, кроме Жана E., который мирно посапывал в своем гамачке, время от времени пуская пузыри.

— Это все он виноват, — возмутился белый как смерть Жан А. — Если вы сейчас же не поменяете ему подгузники, я за себя не ручаюсь!

— Останавливаться мы больше не будем, — сказал папа. — Что вы себе думаете? Мы и так уже окончательно выбились из графика.

Мама решила разрядить атмосферу и запела песенку, которую мы все дружно подхватили. Потом сыграли в «Угадай по номеру, из какого региона машина».

Жан А. здесь не смог мухлевать и заснул, растянувшись на все сиденье. Вскоре так же поступили один за другим Жан В. и Жан Г.

— Нам еще далеко? — спросил я.

— Таким темпом, будем надеяться, до начала каникул следующего года как-нибудь доплывем.

Я на мгновение закрыл глаза — шины плавно скользят по шоссе, дворники ритмично двигаются по стеклу туда-сюда, на переднем сиденье что-то оживленно обсуждают мама с папой…

Когда я проснулся, уже стемнело.

Впереди при свете лампочки мама пыталась разобраться с картой, которую разложила на коленях.

— Она, конечно, может быть, и самая точная, но это карта Португалии, — пыталась втолковать она папе.

— Мы что, потерялись, мама? — спросил Жан В.

— Дети, давайте только без ваших вопросов! — одернул его папа.

— Мы не потерялись, что вы! — ответила мама. — Ваш папа — прекрасный водитель. Он просто пытается срезать путь.

— Ладно, хорошо, допустим, это я ошибся. Но кто сказал, что на перекрестке нужно повернуть направо? Нужно ехать вдоль побережья. Сосед же мне четко объяснил, что из окон дома видно море.

— Ну вот, так я и думал. Мы потерялись, — констатировал Жан В.

Когда мы все-таки нашли дом соседа, дождь лил как из ведра.

— Это здесь, — обрадовался папа. — В конце этой длинной стены вдоль дороги. Вы чувствуете, как пахнет морем?

Он рискнул высунуть нос в форточку, вдохнул полной грудью влажный воздух кромешной тьмы и захлопнул окно.

— Странный запах, — прокомментировала мама, тоже хорошо вдохнув. — У нас кто-то везет в кармане дохлую кошку?

— Это снаружи так пахнет! Фу-у! — скривился Жан А.

— Это же йод, — несмело пояснил папа. — Сначала будет немного непривычно, зато полезно!

Только когда мы бежали к дому, ответ нашелся сам собой.

Вокруг дома нашего соседа раскинулось «благоухающее» поле цветной капусты. Целая плантация при свете луны!

— Милый домик с видом на море? — переспросила недоверчиво мама, прикрывая нос шарфиком.

— Так, дорогая, — ответил папа, ковыряясь в замке. — Давай не будем. Когда ветер подует с востока, дышать станет куда приятнее. В конце концов, мы же в Бретани, а здесь цветная капуста особенно хороша.

Заезд выдался еще тот!

Папа пытался разыскать рубильник, чтобы включить свет, а Жан В. и Жан Г. носились по дому, ухая как привидения.

Жан Д. свалился с лестницы и ужасно перепугался. А Жан Е. снова разревелся так, что его было не остановить.

— Я сейчас его покормлю, — сказала мама, вслепую обследуя кухню.

Когда она нащупала на плите конфорки и попробовала их включить, резко запахло газом — спички промокли и не зажигались. Мама перебрала всю коробку, зажглась только последняя. Вспыхнуло синее пламя, раздался взрыв… и все потухло.

Папа выскочил из погреба как ненормальный, собрав головой все паутинки. К счастью, газовый баллон был почти пуст, и с мамой ничего страшного не случилось, но погреть что-нибудь уже не представлялось возможным.

— Наверное, пробки выбило молнией. Электричества сегодня не будет, — объявил папа.

— Газа нет, электричества нет, — подвела итог мама, — капуста вместо моря и взрывающиеся баллоны… Надо было соседу проектор в рот запихнуть, когда он нам втюхивал эти картинки…

Жан Е. выпил молоко холодным. А нам досталось по парочке бутербродов и несколько раскрошенных чипсов из дорожных запасов. Ужин мы устроили на ковре при свечах посреди кастрюль и тазиков, потому что крыша протекала.

Капли падали внутрь еле слышными «плюхами» или громкими «чпоками» — Жан А. пошутил, что это очень похоже на концерт ночных горшков, но маме почему-то было не до смеха.

И тут Жан В., который ушел искать ванную, вернулся с восторженными криками:

— Я видел море! Я видел море!

— Ну вот, я так и знал, — обрадовался папа. — Сосед не мог нас обмануть.

— Если забраться в ванну, то можно дотянуться до форточки. И там внизу видно море!

— Я думаю, самое время идти спать, — добавил папа. — Завтра будет новый день. Правда, дорогая?

Мама ничего не ответила. Она взяла Жана E., свечку и молча пошла в комнату.

— Завтра все наладится, — повторил папа. — Ваша мама ненавидит палатки и походы, потому что никогда не была скаутом. Как только у нас появится горячая вода, все наладится, вот увидите.

Все мы, кроме Жана E., спали на антресоли, то есть на чердаке, который был переделан под спальню. Папа помог нам разобрать кровати. Постель пахла старьем.

— Учитывая обстоятельства, — сказал он, — я разрешаю вам не чистить зубы. Спокойной ночи, мальчики! Я забираю свечку. Не хватало еще, чтобы кто-нибудь из вас спалил дом.

Папа был немного подавлен, и мы все по очереди его обняли и сказали, что домик нам всем очень понравился, и что все равно здесь лучше, чем у бабушки Жанет, и что из-за запаха старого белья запах капусты почти не чувствуется.

— Отлично, ребята, я всегда знал, что могу на вас положиться! — обрадовался папа.

— Спокойной ночи, папа! — прокричали мы хором.

— Спокойной ночи, мальчики! — раздалось в ответ.

Но когда совсем стемнело, последние проблески нашего веселья куда-то улетучились. Через дырки в крыше задувал ветер, мебель шаталась, и было такое ощущение, что внизу по дому ходит кто-то косолапый.

Я залез с головой под одеяло и включил фонарик, который на всякий случай захватил с собой.

Жан А., подумалось мне, который не читал «Великолепную пятерку», небось зубами стучит в темноте от страха. Будет теперь знать, как пренебрегать самыми необходимыми вещами. То ли дело я!

Фонарик вряд ли кто-нибудь заметит — одеяло очень толстое.

— Жан Г., ты спишь? — спросил Жан В.

— Нет, а ты?

— Конечно нет, редиска! Я же с тобой говорю.

— А ты, Зан А.? — промурлыкал откуда-то из глубины комнаты Жан Д.

— Нет, а ты, Жан Б., спишь?

Я не ответил.

— Жан Б., ты спишь? — не унимался Жан А.

Я высунул голову из-под одеяла и прикрикнул:

— Как можно заснуть в гвалте, который вы тут?..

Я так удивился тому, что увидел, что даже не закончил предложение.

Четыре растрепанные головы торчали из-под одеял, откуда пробивались лучики света!

— Ты что, редиска, думаешь, ты один такой умный? — продолжал Жан А.

Теперь, когда секрет был раскрыт, мы начали светить фонариками друг другу в глаза и прыгать по кроватям.

— У меня идея, — произнес Жан А., спрыгивая с кровати. — А что если нам построить иглу?

Он составил вместе три стула, накрыл их сверху одеялом, и мы все заползли в наш новый домик с фонариками в руках.

— Неплохо получилось, правда? — радовался Жан А.

Мы дружно кивнули.

— Давайте представим, что мы ученые, потерявшиеся в снежной пустыне, — предложил Жан В.

— Да, точно, давайте, — поддержал его Жан Г. — И передвигаемся на санях.

— Жаль, что нет собаки, — вздохнул я.

— Мы в любом случае погибнем от голода, если нас никто здесь не обнаружит, — успокоил меня Жан В.

— У меня кое-что есть с собой, — сказал Жан Г. и начал рыться в карманах пижамы. — Надеюсь, на желатинках можно протянуть какое-то время.

— А у меня еще есть изюм, — добавил Жан А., достав свои карманные запасы. — В изюме много белка. На нем можно месяц продержаться.

— А сто такое белок? — спросил Жан Д.

— Не важно, — ответил Жан А. — Лучше доставай, что у тебя там в карманах.

— Только петенье Зана Е.

И Жан Д. достал из кармана обслюнявленный кусочек печенья.

— Как благородно! — не сдержался Жан В. — Ты уже тыришь печенье у новорожденных?

Мы разложили в центре иглу собранное добро: пакетик с лакрицей, помятый сырок, полплитки молочного шоколада, желатинки, изюм, три кубика сахара, несколько кусков раскрошенного хлеба и два кокосовых шарика… Есть чем поживиться.

— Будем экономить, — сказал Жан А. — Это все, что у нас есть.

— Жаль, что Жан Е. не с нами, — сказал Жан Г. — Так были бы тут все вместе, вшестером.

— И то правда, — согласился Жан А. — Шесть братишек — красивое число.

— Вот-вот, — продолжил Жан В. — Девчонки только и умеют, что реветь. Уж лучше братик.

— Только представь себе девочку, которая потерялась вместе с учеными в заснеженной пустыне и сидит в иглу! — покрутил у виска Жан А.

— Девочки куда менее выносливые, — добавил я. — Она бы первой умерла.

— Я бы не хотел оказаться в иглу с сестренкой, — не унимался Жан В. — Здесь нигде не найдешь ванную.

— А когда Жан Е. подрастет, у нас будет целая команда по баскетболу, — нашелся Жан А.

— Надо же 11? — возразил Жан Г.

— Нет, редиска, 11 — это в футболе, — объяснил Жан А.

— Да? Ну тогда хорошо. А то я уж испугался.

— А в сани вшестером мы поместимся? — спросил Жан В.

— Так или иначе, я предлагаю, когда мы вырастем, перемещаться только на космическом корабле, — придумал я.

— Но сразу предупреждаю, что управлять им буду я, — поспешил внести ясность Жан А.

— А мы сто будем делать? — спросил Жан Д.

— Вы будете моим экипажем, и у нас будет нейтронная дробилка на случай атаки.

— Меня лично больше всего волнует вопрос с едой, — продолжил я, пытаясь расковырять склеенные изюминки. — У нас ведь вся еда будет в суперконцентрированных таблетках.

— Не факт, — сказал Жан В.

— Об этом пишут во всех журналах, — встрял Жан А. — Даже спагетти болоньезе засовывают в таблетки. Так их проще съесть, когда у тебя шлем на голове.

— А мне вот интересно, — задумался Жан Г., — как собаки писают в невесомости?

Все засмеялись, а Жан А. ответил:

— И твой дружок Франсуа тоже к нам пристыкуется на своем крутейшем джипе, и мы полетим вдвое быстрее!

— У нас будет лучшее снаряжение для шестерых, и мы без проблем пройдем даже сквозь звуковой барьер.

— Времени на тренировки у нас полно, до 2000 года еще далеко, — заметил Жан А.

Все кивнули.

— Когда мы вырастем… — продолжил мечтать Жан Г., — в 2000 году…

— Что тогда будет? Ну же, говори быстрей, — не выдержал Жан А.

— Думаешь, и омлет с сахаром будут засовывать в таблетки?

— Конечно, — ответил я.

— И он будет точно таким же, как наш?

— Конечно, таким же, — ответил Жан А.

— Тогда хорошо, — с облегчением выдохнул Жан Г.

Дул сильный ветер, мы сидели в засаде в нашем иглу со стратегическим запасом провизии, включенными фонариками и слушали, как по крыше стучит дождь.

— Обожаю каникулы, — сказал Жан Г.

— Еще бы! — согласился Жан А.

И мы засмеялись как сумасшедшие.