Читать онлайн Неукротимый, как море бесплатно

Эта книга посвящается моей жене Мохинисо – с ней связано все лучшее, что случилось со мной в жизни

Николас Берг выбрался из такси на залитую светом прожекторов пристань и замер, любуясь «Колдуном». Прилив поднял судно над причальной стенкой, и оно уже не терялось среди могучих грузовых кранов.

Ник смотрел на «Колдун», и его наполняли гордость и старое доброе чувство хорошо выполненного дела. Усталость, туманившая последнее время голову и до боли сковывавшая мышцы, отступила. Изящные обводы судна и нос с широким развалом бортов придавали «Колдуну» сходство с боевым кораблем.

Палубные надстройки из литой стали и сверкающего армированного стекла подсвечены изнутри гирляндами огней. Крылья ходового мостика грациозно изогнуты к корме, закрыты от непогоды и готовы защитить команду от суровых штормов.

Второй ходовой мостик обращен к широкой кормовой палубе. Оттуда опытный матрос легко управится с громадными лебедками, тросами, намотанными на брашпильные барабаны, и гидравлическими шкивами; хоть в затишье, хоть в бурю мягко возьмет на буксир плавучую буровую вышку или смертельно раненный лайнер.

На фоне черного неба высятся две башни, заменившие низкую трубу старых буксиров-спасателей. Водометные пушки на верхних лафетах, способные за час обрушить на горящее судно полторы тысячи тонн морской воды, усиливают сходство «Колдуна» с военным кораблем. Между ними небольшим кругом обозначена вертолетная площадка, а с самих башен можно перебросить легкие трапы на борт попавшего в беду судна и десантировать на него спасателей. Корпус и верхние палубы «Колдуна» покрыты огнеупорным составом – буксиру не страшны ни пылающие озера нефти, пролитой поврежденным танкером, ни объятый пламенем сухогруз.

Отчаяние и опустошенность понемногу отпускали Николаса Берга, хотя самочувствие и не улучшилось. Шаркающей походкой, словно старик, он двинулся к сходням, и в голове у него промелькнула мысль: «Ну их всех к черту! Это мое судно. Я его построил – оно не подведет».

Время приближалось к полуночи, но едва разнеслась весть о прибытии капитана, как вся команда «Колдуна» высыпала на рабочую палубу. Даже мотористы поднялись из машинного отделения и вместе со всеми украдкой выискивали местечко поудобнее, чтобы взглянуть на нового шкипера.

Дэвид Аллен, старший помощник, поставил у главных ворот порта матроса, вручив тому фотографию Николаса Берга и пятицентовик для телефона-автомата, так что команду заранее предупредили.

Старпом и старший механик стояли в застекленной части главного ходового мостика и разглядывали одинокую фигуру с саквояжем в руке, пересекавшую полутемный причал.

– Вот и он, – благоговейно выдохнул Дэвид. Копна выгоревших волос делала его похожим на курсанта мореходной школы.

– Ни дать ни взять кинозвезда, – фыркнул Винни Бейкер и поддернул мешковатый комбинезон. – Ну точно говорю – примадонна, – повторил он с нескрываемым презрением, поправляя очки, которые в очередной раз сползли на кончик его длинного носа.

– Жюль Левуазан считал кэпа одним из лучших, – заметил Дэвид, и в его голосе проскользнула прежняя нотка благоговения. – Он ведь и раньше плавал на буксирах.

– Ага, пятнадцать лет назад. – Винни Бейкер оторвал руки от пояса, чтобы поправить очки, и комбинезон тут же начал медленно, но неумолимо сползать. – С тех пор он заделался щеголем… и судовладельцем.

– Это верно, – согласился Дэвид. По его детскому лицу пробежала тень при мысли о том, что за чудище получится, если соединить двух легендарных зверей: капитана и судовладельца. И вот такое чудище приближалось сейчас к сходням «Колдуна».

– Иди встречай да не забудь поцеловать его в мягкое место, – пробурчал с издевкой Винни и вразвалку пошел к себе. Двумя палубами ниже находилась его епархия – центральный пост управления машиной, – где все капитаны и судовладельцы были ему нипочем.

Когда раскрасневшийся и запыхавшийся Дэвид Аллен добрался до сходней, Ник преодолел уже полпути. Вскинув голову, он не сводил глаз со старшего помощника, пока не ступил на борт.

Ростом чуть выше среднего, с мощными плечами, которые подчеркивал синий кашемировый пиджак, Николас Берг, казалось, нависал над собеседником. Он был без шляпы, и зачесанные назад темные густые волосы открывали широкий гладкий лоб. На худом лице выступал крупный нос; тяжелый подбородок осыпала однодневная щетина. Вокруг глубоко запавших глаз лежали, словно кровоподтеки, темно-фиолетовые круги.

Однако больше всего Дэвида Аллена поразила бледность нового капитана. Чудилось, будто из него вытекла вся кровь – одним махом из распоротой яремной вены. У капитана было изнуренное лицо безнадежного больного или до смерти уставшего человека. Не таким он представлял легендарного Золотого Принца, владельца «Флотилии Кристи». Отнюдь не это лицо он видел на снимках в газетах и журналах. От неожиданности Дэвид потерял дар речи. Николас Берг остановился и взглянул на него сверху вниз.

– Аллен? – негромко спросил он низким, на удивление звучным голосом, в котором совершенно не слышался акцент.

– Так точно, сэр. Добро пожаловать на борт, сэр.

Николас Берг улыбнулся, и следы изнурения и болезненности в уголках глаз и рта растаяли. Крепкое пожатие гладкой прохладной ладони заставило Дэвида моргнуть.

– Позвольте показать вашу каюту, сэр, – сказал Дэвид и забрал у кэпа саквояж «Луи Вюиттон».

– Дорога мне известна, – заметил Ник, – как-никак это судно проектировал я.

Он стоял посреди капитанской каюты и чувствовал, как в ногах подрагивают мышцы от палубного крена, хотя «Колдун» и был надежно пришвартован к стенке каменного дока.

– Как прошли похороны? – спросил Ник.

– Его кремировали, сэр. Так он пожелал. Я договорился, и прах отправили Мэри, – ответил Дэвид и тут же добавил: – Это его жена, сэр.

– Знаю. Видел ее в Лондоне перед отлетом. Мы с Маком одно время плавали вместе.

– Он частенько рассказывал и хвастался этим.

– Вы убрали его вещи? – Ник оглядел каюту.

– Да, сэр. Здесь ничего не осталось.

– Он был достойным человеком. – Ник снова покачнулся и невольно бросил взгляд на диван, но тут же взял себя в руки и подошел к иллюминатору. – Как это случилось?

– Я в рапорте уже…

– Выкладывайте! – перебил его Ник надтреснутым голосом, словно хлестнул кнутом.

– Порвало основной буксирный трос, когда он был на кормовой палубе. Ему снесло голову в одно мгновение.

Ник помолчал, пытаясь по скупому описанию представить себе случившееся. Однажды ему довелось видеть, как рвется буксирный трос. Тогда погибли три человека.

– Ясно…

Усталость навалилась на Ника, он расслабился и едва не поддался желанию рассказать, почему решил сам принять командование «Колдуном», вместо того чтобы нанять нового капитана.

Так хочется поговорить с кем-нибудь, когда стоишь на коленях, разбитый, сломленный, с растерзанной душой. Ник опять качнулся, собрался с силами и отбросил невольную слабость – он никогда не искал сочувствия.

– Ясно, – повторил Ник. – Передайте команде мои извинения. Я мало спал последние две недели, а перелет из Хитроу чуть меня не добил. Я познакомлюсь с ними завтра утром. Велите коку прислать ужин.

Судовой кок оказался человеком внушительных пропорций, но двигался словно танцор. Ник Берг не мог оторвать от него взгляда. На коке был белоснежный фартук, на голове молодцевато сидел поварской колпак, завитые пряди блестящих волос спадали на правое плечо, оставляя открытыми левую щеку и мочку уха, в которой красовался бриллиант. Волосатости рук позавидовал бы самец гориллы.

Кок поставил поднос на стол, сдернул салфетку, взмахнул на удивление пушистыми и длинными ресницами и сказал мелодичным, как у девицы, голосом:

– Попробуйте этот чудесный суп и тушеное мясо с овощами. Я приготовил их по особому рецепту Пальчики оближете. – Он отступил на шаг, упер руки в бока, оценивающе посмотрел на Ника и продолжил: – Мне хватило одного-единственного взгляда, когда вы, дорогуша, поднимались по трапу, и я сразу понял, без чего вам не обойтись. – Жестом заправского фокусника он извлек из кармана фартука бутылочку скотча «Пинч Хейг». – Глоточек за ужином и еще один прямо в постели. Бедняжка.

Николаса Берга никогда не называли «дорогуша» и «бедняжка», но он слишком устал, чтобы одернуть кока. Он лишь изумленно уставился вслед сверкнувшему бриллианту и взметнувшемуся белому фартуку. Слабо ухмыльнулся, покачал головой и взвесил в руке бутылку.

– Черт возьми, пожалуй, вовремя, – пробормотал Ник и поднялся, чтобы взять стакан. Отхлебнул, вернулся к столу и поднял крышку супницы. Вырвался ароматный пар, Ник сглотнул слюну.

Горячая еда и виски отняли последние силы, и Николас Берг нетвердой походкой направился в спальный закуток своей каюты, на ходу скидывая туфли.

Он проснулся обозленным, чего не случалось с ним вот уже две последние недели, и это само по себе говорило о захлестнувшем его отчаянии.

За бритьем на него из зеркала смотрело все то же незнакомое лицо: застывшее, бледное и осунувшееся, с глубокими складками у рта. Луч раннего солнца из иллюминатора упал на виски, и в темных волосах блеснуло серебро. Ник придвинулся к зеркалу. Раньше он не замечал седых волос: то ли плохо смотрел, то ли они появились совсем недавно.

«Сорок, – подумал он. – В июне мне будет сорок».

Ник всегда считал, что если к сорока годам не поймать высокую волну, то на этом можно ставить крест. Да, но что говорят правила, если ты поймал волну в тридцать лет, оседлал ее, взлетел на самый гребень, а к сорока она сбросила тебя в бурлящую пену? Что, в этом случае тоже пиши пропало? Ник уставился в зеркало и почувствовал, как его снова переполняет злость.

Он залез под душ и пустил воду. Горячие струи покалывали кожу на груди. Впервые за две изнурительные недели разочарований он вновь ощутил ту силу и цель, которые вели его всю жизнь и которые он считал навсегда утраченными. Все же море – его стихия. Стоило почувствовать под ногами палубу и вдохнуть морской воздух, как он вновь стал самим собой.

Ник вышел из душа и наскоро вытерся. Он оказался в нужном месте, единственном, где только и возможно было выздороветь. Не зря он решил принять на себя командование «Колдуном», не стал заменять погибшего Мака наемным шкипером: нутром почуял – его место здесь.

Он никогда не забывал: хочешь поймать высокую волну, найди место, где она зарождается. Чутье подскажет, надо лишь прислушаться. Ник не сомневался, что место выбрано правильно. К нему возвращались силы и уверенность, охватывало знакомое возбуждение, хотелось выкрикнуть: «Еще посмотрим, кто кого!» Он быстро оделся и поднялся по капитанскому трапу на верхнюю палубу.

Ветер тут же ударил в грудь, хлестнул влажными волосами по лицу. Юго-восточный, силой не меньше пяти баллов, он стекал с плосковерхой горы, припавшей к городу и гавани. Ник поднял голову и увидел, как толстое белое облако – местные называли его «скатерть» – сползает с вершины по горным кручам.

– Мыс Штормов, – пробормотал Ник. Даже в закрытом доке волны бурлили, закручивались гребнями и разлетались пенистыми брызгами.

Южную оконечность Африки омывали одни из самых коварных вод на планете. Здесь встречались два океана, яростно сталкивались на утесах мыса Игольного и устремлялись на мелководье Агульяс.

На месте нескончаемого противостояния ветра и течения рождалась удивительная волна, которую метеорологи называли «кейпроллер», а моряки – «столетняя», так как по статистике ей полагалось возникать не чаще одного раза в сто лет.

Она всегда таилась за отмелью Агульяс в ожидании подходящего сочетания ветра и течения, когда отдельные волны войдут в резонанс, раскачают и взметнут на добрую сотню футов крутой, как серые утесы Столовой горы, грохочущий гребень.

Ник читал воспоминания моряков, переживших эту волну. Не в силах подобрать слова, они твердили только о гигантской воронке, в которую проваливалось беспомощное судно. Воронка захлопывалась и хоронила его под толщей воды. Быть может, и «Уарата» угодил в такую ловушку. Никто не знает, что случилось: большой пароход водоизмещением девять тысяч тонн, его двести одиннадцать пассажиров и команда попросту исчезли в этих водах.

И все же морской путь вокруг мыса оставался одним из самых оживленных, вереницы громадных танкеров грузно вспарывали местные воды на нескончаемом маршруте из Персидского залива в западный мир и обратно. А ведь они, несмотря на свои размеры, были самыми хрупкими судами.

Ник повернулся и опустил взгляд. На другом конце причала замерла одна из таких громадин. Ее имя легко читалось на корме размером с пятиэтажный дом, она принадлежала компании «Шелл». Сейчас супертанкер грузоподъемностью двести пятьдесят тысяч тонн даже не был загружен балластом, и над водой выступало ржаво-красное днище. Судно стояло на ремонте, а на рейде в Столовом заливе терпеливо дожидались своей очереди еще два великана.

Такие неуклюжие, уязвимые – и такие ценные. Ник невольно облизнул губы: танкер вместе с грузом стоил тридцать миллионов долларов, и эти деньги сейчас возвышались перед ним горой.

Именно поэтому он выбрал для «Колдуна» порт стоянки на южной оконечности африканского материка, в Кейптауне. Вся эта обстановка с каждой преходящей минутой вливала в Ника новые жизненные соки.

Что ж, пусть он больше не скользит на гребне волны. Она сбросила его, заставила наглотаться пены и чуть не утопила. Но он сумел вовремя вынырнуть, так что не все еще потеряно. Ник знал, что грядет новая волна, она лишь начала подниматься, и ему достанет сил оседлать ее и вступить в очередную гонку.

– Будь я проклят! Удалось один раз – удастся и теперь, – буркнул Ник и отправился на завтрак.

В столовой царил оживленный шум, и какое-то время никто не обращал внимания на вошедшего капитана.

Старший механик держал над тарелкой с яичницей старый выпуск бюллетеня Ллойда и читал вслух статью с первой полосы. Где он откопал такую древность, оставалось только гадать.

Очки стармеха сползли на кончик носа, и ему пришлось откинуть голову назад. Над столом разносился гнусавый, резкий голос с австралийским акцентом:

– «Совместным заявлением новый председатель и члены совета директоров выразили благодарность в адрес мистера Николаса Берга, преданно служившего „Флотилии Кристи“ на протяжении пятнадцати лет».

Пять человек, позабыв о завтраке, жадно ловили каждое слово, пока Дэвид Аллен наконец не заметил в дверях широкоплечую фигуру.

– Капитан, сэр! – Дэвид вскочил на ноги, успев вырвать газету из рук Винни Бейкера и сунуть ее за спину. – Разрешите представить комсостав «Колдуна»!

Младшие офицеры смущенно пожали руку капитану, вернулись к остывшему завтраку и уставились в тарелки. В полной тишине Ник занял капитанское место во главе длинного стола красного дерева, и Дэвид Аллен опустился на смятую газету.

Стюард вручил Нику меню, принял заказ и тут же вернулся с тарелкой фруктового узвара.

– Я просил яйца вкрутую, – коротко заметил Ник. Из камбуза немедленно возникло привидение в белоснежном фартуке и лихо заломленном поварском колпаке.

– Извините, шкипер, но запоры – одно из проклятий моряка, а я забочусь о своих командирах. Пока я готовлю яйца, дорогуша, попробуйте фрукты – очень вкусно и полезно. – Бриллиант сверкнул, и привидение исчезло.

Ник озадаченно уставился ему вслед.

– Непревзойденный кок! – выпалил Дэвид Аллен, залился румянцем и поерзал на стуле. Бюллетень под его седалищем тут же отозвался шуршанием. – Любой круизный лайнер был бы счастлив заполучить Эйнджела.

– Это точно. Взбреди ему в голову уйти с «Колдуна», как половина команды двинет за ним, – угрюмо проворчал Винни и поддернул штаны. – Включая меня.

Ник Берг учтиво наклонил голову, следя за разговором.

– Он почти что доктор, – продолжал Дэвид, обращаясь к Винни.

– Пять лет учился на медицинском факультете в Эдинбурге, – важно поддакнул старший механик.

– Помнишь, как он вправил ногу второму помощнику? Здорово, когда на борту есть врач.

Ник взял ложку, подцепил самую маленькую ягоду и с опаской поднес ко рту. Вся команда, затаив дыхание, следила за тем, как он жует. Ник отправил в рот вторую ягодку.

– А какие джемы он делает, сэр! Вам обязательно надо попробовать. – Дэвид Аллен обратился наконец к Нику. – «Кордон блю» он точно заслужил.

– Благодарю за совет, господа. – Лицо Ника оставалось серьезным, лишь в уголках глаз затаился смех. – Но не мог бы кто-либо из вас передать Эйнджелу в частном порядке, что, если он еще раз назовет меня «дорогуша», я натяну ему на уши его же дурацкий колпак. – Под дружный смех он повернулся к Дэвиду и снова вогнал того в краску. – Старпом, вы, похоже, уже закончили с той старой газетой. Не возражаете, если я взгляну на нее еще раз?

Дэвид смущенно приподнялся и достал смятые листы. В столовой опять повисла тишина. Ник разгладил бюллетень и, не выказывая чувств, пробежал глазами давно знакомые заголовки.

ЗОЛОТОЙ ПРИНЦ «ФЛОТИЛИИ КРИСТИ» СМЕЩЕН

Николас ненавидел это прозвище. У старика Артура Кристи был заскок давать всем своим судам имена с приставкой «Золотой», а когда двенадцать лет назад Ник взлетел до должности управляющего перевозками, какой-то остряк прилепил ему это прозвище.

СОВЕТ ДИРЕКТОРОВ ВОЗГЛАВИТ АЛЕКСАНДЕР

Ник сам удивился неожиданной вспышке ненависти. Они бились друг с другом, как два быка за первенство в стаде, и приемы, которыми пользовался Дункан Александер, оказались успешнее. Артур Кристи заметил однажды: «Всем плевать на честность и добродетель. Только одно имеет значение – сработало или нет и удалось ли выйти сухим из воды». У Дункана сработало, и он вышел сухим из воды, да еще как вышел!

На своем посту Николас Берг способствовал превращению «Флотилии Кристи» из небольшой каботажной компании с горсткой буксиров-спасателей в крупнейшую транспортную корпорацию, которая ныне входит в пятерку мировых лидеров.

С кончиной Артура Кристи в 1968 году Николас Берг занял должность председателя совета директоров, и под его руководством компания продолжила свой бурный рост.

В настоящее время в составе «Флотилии Кристи» числится 11 нефтеналивных судов и сухогрузов общим дедвейтом более 250 тысяч тонн, а на стапелях заложен супертанкер «Золотой рассвет» в 1 миллион тонн. После спуска на воду он станет самым большим судном в истории.

Пожалуйста, сказано открытым текстом: вот он – труд всей его жизни. Свыше миллиарда долларов в грузообороте – и все это спланировано, профинансировано и построено чуть ли не целиком благодаря энтузиазму, энергии и убежденности Николаса Берга.

Николас Берг заключил брак с Шантель Кристи, единственной дочерью Артура Кристи. Однако их супружеский союз распался в сентябре прошлого года, и бывшая миссис Берг вскоре вышла замуж за Дункана Александера, нового председателя совета директоров «Флотилии Кристи».

К горлу Ника подкатила тошнота, и в памяти снова всплыл образ этой женщины. Думать о ней сейчас не хотелось, но он ничего не мог с собой поделать. Яркая и прекрасная, как пламя, – и, так же как пламя, ее было не удержать в руках. Она ушла. Наверное, Нику следовало возненавидеть ее – так было бы лучше. Она ушла и забрала с собой все: компанию, в которую он вложил свою жизнь, и ребенка. При мысли о сыне он и вправду чуть не испытал бешеную ненависть, и газета в руках задрожала.

Ник очнулся – на него смотрели пять человек. Тут он понял, ни капли не удивившись, что лицо его осталось непроницаемым. За пятнадцать лет игры по самым высоким ставкам он научился скрывать чувства.

В совместном заявлении новый председатель и члены совета директоров выразили благодарность…

Дункан Александер выразил благодарность только по одной причине, мрачно подумал Ник. Он хотел заполучить те сто тысяч акций «Флотилии Кристи», которыми владел Николас. Конечно, до контрольного пакета тут далеко, ведь у Шантель был миллион акций, записанных на ее имя, да еще миллион, помещенный в трастовом фонде. Но сколь бы незначительными ни были акции Ника, они давали ему право голоса, открывали доступ к делам компании. Все эти акции Ник приобрел на собственные деньги. Никто в жизни не делал ему подарков. В ход пошли все опционы, оговоренные в контракте, все премии и часть оклада. Он искал любую возможность вложить деньги в компанию. И сейчас его акции стоили три миллиона долларов – жалкая награда за труд, принесший Артуру Кристи и его дочери шестьдесят миллионов.

У Дункана Александера ушел почти год на переговоры с Николасом. Торговались они ожесточенно, с холодной ненавистью, вспыхнувшей с того самого дня, как Дункан ступил в штаб-квартиру компании на Лиденхолл-стрит. Оставив должность финансового инспектора после стремительной карьеры в «Интернэшнл электроникс», этот молодой финансовый гений стал последним приобретением старика Артура Кристи в его коллекции «вундеркиндов». Взаимная неприязнь была мгновенной, словно бурная химическая реакция.

Так вышло, что Дункан Александер победил по всем статьям, но дотянуться до акций не мог, хотя на его стороне и было огромное преимущество. Тогда он запасся терпением и умело взял Николаса измором. Бросив в дело все ресурсы «Флотилии Кристи», Дункан упорно изматывал его, ставил палки в колеса и не давал ни минуты передышки, тесня шаг за шагом. И пусть Дункан едва не выдохся сам, Николасу ничего не оставалось, как сдаться и пойти на рискованную сделку. Взамен акций ему отошла дочерняя «Буксирно-спасательная компания Кристи» со всеми активами – и со всеми долгами. Ник походил на боксера, которого пятнадцать раундов колотили, как грушу, и вот бедолага повис на канатах, пот и кровь заливают заплывшие глаза, мешая разглядеть, откуда ждать следующий удар. Но Нику все же удалось продержаться и отбить дочернюю компанию, которая отныне принадлежала ему, и только ему.

Николас Берг опустил газету, и все набросились на завтрак, звеня приборами.

– Кого-то не хватает, – отметил он.

– Трога, сэр, – пояснил Дэвид Аллен.

– Трога?

– Радиста, сэр. Это Спирс… Мы зовем его Троглодит.

– Я предпочел бы видеть всех.

– Он не высовывает носа из своей пещеры, – встрял стармех.

– Хорошо, – кивнул Ник. – Я поговорю с ним позже.

Пятерка судовых офицеров выжидательно замерла. Даже Винни Бейкеру с его напускным австралийским гонором не удалось скрыть интереса – замызганные стекла очков тускло блеснули.

– Итак, пора прояснить ситуацию. Как я понимаю, старший механик уже ввел в курс дела тех, кто не следил за новостями год назад. – За столом царило молчание, только Винни Бейкер вертел в руках ложку. – И вам известно, что я порвал с корпорацией. Теперь «Буксирно-спасательная компания Кристи» целиком принадлежит мне. Отныне она будет называться «Океан». – Николас не поддался соблазну присвоить компании свою фамилию.

Компания досталась ему недешево, весьма недешево: три миллиона в акциях «Флотилии Кристи» в обмен на туманные перспективы, но Николас был слишком измотан, чтобы сражаться за большее.

– У нас два судна: «Золотой колдун» и «Золотая ведьма», которая сейчас достраивается и вот-вот будет готова к ходовым испытаниям.

Ник знал в точности, сколько компания задолжала за эти суда: мучительное сидение над цифрами заняло не одну бессонную ночь. Если верить бумаге, имущество его фирмы оценивалось в четыре миллиона, и складывалось впечатление, что Ник выиграл миллион на сделке с Дунканом Александером. Но это только на бумаге: долги компании составляли почти те же четыре миллиона. Стоит хотя бы раз пропустить очередную, помесячную, выплату процентов… Ник поежился – после продажи с молотка он стал бы банкротом.

– Я сменил также названия судов. Теперь они просто «Колдун» и «Морская ведьма». Да будет известно всем, что отныне в БСК «Океан» слово «золотой» – ругательное.

Раздался смех, и Ник улыбнулся, открывая портсигар крокодильей кожи. Он курил «манилы» – черные сигары с обрезанными кончиками.

– Я останусь капитаном «Колдуна» до тех пор, пока «Ведьма» не войдет в эксплуатацию. Надеюсь, много времени это не займет, так что готовьтесь к повышению.

С этими словами Ник суеверно постучал по обеденному столу. На верфи давно грозились затеять забастовку, недостроенная «Ведьма» по-прежнему требовала выплаты процентов по кредиту, так что малейшая проволочка могла запросто похоронить компанию.

– Я договорился о контракте на буксировку буровой вышки из Австралийского пролива в Южную Америку. Времени предостаточно, чтобы как следует испытать судно. И еще – вы все спасатели, и не мне вам говорить, что серьезное дело может подвернуться в любой момент.

Все заерзали: оживление вызывал даже слабый намек на призовое вознаграждение.

– Стармех, что с судном? – Николас пристально посмотрел на Винни.

Тот фыркнул, словно вопрос был оскорбителен, и, попытавшись одновременно подтянуть штаны и поправить очки, бросил:

– К выходу готовы.

– Старпом? – Ника все еще смущал юношеский вид Дэвида Аллена, хотя тот уже лет десять как получил сертификат капитана торгового судна и ему было далеко за тридцать. Макдоналд лично отбирал его в команду, а это кое-что значило. И все же копна светлых волос и открытое, наивное лицо, так часто и охотно покрывавшееся румянцем, делали старшего помощника похожим на курсанта мореходки.

– Не хватает кое-чего из припасов, – выпалил Дэвид. – Снабженцы обещали подвезти сегодня. Впрочем, ничего жизненно важного. Если надо, я готов выйти через час.

– Отлично. – Ник встал. – Осмотр судна в девять ноль-ноль. Да, не забудьте сплавить женщин на берег.

Во время завтрака из кубрика экипажа доносились приглушенные женские голоса и смех. На выходе из столовой до Ника донесся голос Винни Бейкера – стармех бездарно пародировал манеру речи, которая, как ему представлялось, была свойственна офицерам ВМФ:

– Девять ноль-ноль, сынки. И чтоб молодцами у меня!

Ник не стал задерживаться и лишь усмехнулся. Австралийцы все такие – хлебом не корми, дай уколоть, а там, глядишь, и выяснится, что ты за человек. Не со злобы, а оттого что после доброй драки сразу станет ясно, друг ты или враг. Давненько Николас не сталкивался с открытыми сильными людьми, которые знают себе цену и презирают всякие увертки и интриги, которым наплевать на твое положение. Море и настоящая мужская компания – вот что ему нужно сейчас. Есть от чего взбодриться.

В предвкушении неизбежной стычки он невольно ускорил шаг и, перепрыгивая через две ступеньки на третью, взлетел по трапу на ходовой мостик. Дверь напротив его каюты открылась, извергнув вонючий дым дешевых голландских сигар, а сквозь сизые клубы высунулось бледно-серое, изборожденное морщинами лицо, прямо какая-то доисторическая рептилия. Голова не человека, а, скажем, морской черепахи или игуаны, с такими же темными блестящими бусинками глаз.

Дверь вела в радиорубку, откуда имелся прямой выход на мостик, и от капитанской каюты ее отделяла буквально пара шагов.

Как бы то ни было, голова принадлежала человеку, и Ник припомнил, какими словами Мак описывал своего радиста: «Бирюк бирюком, в жизни не доводилось с таким плавать, но дело он знает: отслеживать сигналы на восьми частотах одновременно, что голосовые, что морзянкой, для него раз плюнуть. Даже во сне. Угрюмая его рожа, глаза б мои его не видели, но радист он от бога».

– Капитан, – прохрипел Трог. Ник не удивился тому, что радист распознал в нем нового шкипера. Властность, присущую некоторым людям, ни с чем не спутаешь. – Капитан, принят сигнал «Внимание всем судам».

Ник замер. Вдоль позвоночника пробежал электрический разряд и отдался покалыванием в шее. Мало оказаться в том месте, где рождается высокая волна, – надо еще суметь отличить ее от сотен других.

– Координаты? – бросил Ник на ходу, направляясь к радиорубке.

– Семьдесят два градуса шестнадцать минут южной широты, тридцать два градуса двенадцать минут западной долготы.

Сердце Ника трепыхнулось, по спине побежала волна тепла. Высокие широты! Было в этих сухих цифрах нечто зловещее, завораживающее. Кого занесло в те пустынные, безжизненные воды?

В памяти Ника тут же возникла карта, и на ней отобразились координаты долготы, словно отложенные рукой штабного офицера. Судно находилось к юго-западу от мыса Доброй Надежды, далеко за островами Гоф и Буве, в море Уэдделла.

Потеснив Трога, он вошел в радиорубку. Несмотря на яркое, солнечное утро, здесь царила пещерная темень. Иллюминаторы были наглухо задраены, и в густом сумраке светились лишь циферблаты аппаратуры связи. На расходы не скупились – поставили самую современную электронику, какую только можно было достать за деньги. И вот среди оборудования на сотню тысяч долларов витала вонь дешевых сигар.

К радиорубке примыкала каюта оператора; через приоткрытую дверь виднелись незаправленная койка и стол с неприбранной грязной посудой.

Трог плюхнулся во вращающееся кресло, локтем подвинул латунную гильзу, служившую пепельницей, и смахнул на пол несколько замусоленных окурков вместе с просыпанным пеплом. Затем – словно сморщенный гном к сокровищам – бережно притронулся к верньеру настройки. В динамике трещали помехи, сквозь которые пробивался писк морзянки.

– Записал? – спросил Ник.

Трог толкнул к нему блокнот.

CTMZ. 0603 GMT. 72°16′ ю. ш. 32°12′ з. д. Внимание всем судам указанном районе! Нуждаюсь помощи! CTMZ.

Нику не понадобился справочник, чтобы узнать позывной CTMZ.

Дыхание перехватило, будто грудь сжала рука великана. Ник с трудом сделал вдох и отогнал наваждение: ему померещилось, что подобное уже происходило, – слишком знакомыми были детали. Боясь довериться чутью, он постарался трезво оценить положение дел.

С ходового мостика донеслись приглушенные голоса, в которых ясно читалось напряжение. Комсостав успел вернуться из столовой.

«Черт! – вскипел Ник. – Откуда они узнали?» Казалось, само судно проснулось и подрагивает в нетерпении.

Открылась дверь, и в проеме возник Дэвид Аллен с «Регистром Ллойда» в руках.

– Сэр, CTMZ – позывной «Золотого авантюриста». Двадцать две тысячи тонн водоизмещения, регистрация на Бермудах в тысяча девятьсот семьдесят пятом году, владелец – компания «Флотилия Кристи».

– Благодарю вас, старпом, – кивнул Ник. Он хорошо знал это судно: лично заказывал его постройку еще до того, как большие лайнеры стали приносить одни убытки. «Золотого авантюриста» собирались пустить по европейско-австралийской круизной линии.

Полная стоимость этого великолепного, изящного лайнера с высокими надстройками из легких сплавов вылилась в шестьдесят два миллиона. Роскошью он мог потягаться с «Францией» и «Соединенными Штатами», но первоначальный замысел обернулся, увы, одним из немногих просчетов Ника.

Однако едва стало ясно, что упавший спрос и выросшие издержки сделали нерентабельной задуманную линию, Ник нашел выход. Вновь сработали его гибкость и чутье – те самые качества, что превратили «Флотилию Кристи» в титана.

Нику пришла смелая идея организовать приключенческие круизы, и посему лайнер переименовали в «Золотого авантюриста». Теперь судно перевозило состоятельных пассажиров, обуреваемых жаждой повидать диковинные места в том или ином экзотическом, нетронутом уголке планеты – от Галапагосов и затерянных тихоокеанских островков до Амазонки или Антарктиды.

На время рейса в команду нанимали ученых, которые со знанием дела рассказывали пассажирам о природе тех мест, куда попадал лайнер. На борту было все необходимое, чтобы сойти на берег и понаблюдать за брачными танцами странствующих альбатросов на Фолклендских островах или взглянуть на каменных истуканов острова Пасхи.

«Золотой авантюрист» оставался, пожалуй, одним из немногих круизных судов, по-прежнему приносящих прибыль. И вот он попал в беду.

Ник обернулся к Трогу:

– Они что-нибудь передавали до просьбы о помощи?

– Шифрограммы буквально забили частоту. Я потому-то и обратил на них внимание.

В зеленоватом свечении приемопередатчика лицо радиста отливало желтизной, а на месте рта чернел провал, превращая Трога в актера из фильма ужасов.

– Запись есть?

Трог включил магнитофон и перемотал ленту на начало сообщений, которыми лайнер обменивался со штаб-квартирой с полуночи. Какофония звуков наполнила комнату, застрекотал принтер, распечатывая кодированный текст.

Успел ли Дункан сменить шифр? Ник замер. Что может быть проще и логичнее: избавился от человека, имевшего доступ к шифру, – тут же поменяй его. Ник не задумываясь так бы и поступил. Но Дункан не был связан с практической стороной дел. Его интересовали отчеты и цифры, а не металл и соленая вода.

Если Дункан все же догадался сменить код, то надеяться не на что: даже компьютеру «Декки» он не по зубам. Ник сам придумал систему шифровки – математическая функция с шестизначным параметром выдавала последовательность чисел, на основе которой каждая буква алфавита менялась на другую.

С распечаткой в руках Ник выскочил из вонючего сумрака радиорубки.

Ходовой мостик «Колдуна» сиял хромом и стеклом, напоминая операционную или футуристическую кухню на картинках дизайнеров.

Основной пульт управления тянулся по всей длине мостика непосредственно под широченными окнами из армированного стекла. Старомодный штурвал уступил место единственному стальному рычагу, а выносная консоль, соединенная кабелем с основным пультом, позволяла рулевому вести судно из любой точки мостика, включая крылья.

Экраны со светящимися цифрами мгновенно показывали капитану любую информацию о состоянии судна: скорость по носовому и кормовому лагам, в том числе относительно дна и воды, направление и силу ветра, не считая сугубо технических данных о функционировании и исправности различных систем. Ник строил это судно на деньги Кристи, а посему не стеснялся в расходах.

В глубине мостика находилось штурманское место, отгороженное столом для прокладки курса и книжными стеллажами, на которых теснились морские справочники и сто шесть увесистых синих томов лоций «Глобал пайлот». В просторных неглубоких ящиках стола лежали склейки карт британского адмиралтейства, охватывающие все судоходные воды земного шара.

У задней переборки, напоминая «одноруких бандитов» из казино Лас-Вегаса, выстроилась стена всевозможных электронных средств в помощь судоводителю.

Ник перевел систему спутниковой навигации «Декка» в режим вычислений. Экран мигнул, потускнел и вновь вспыхнул, озарившись ровным пурпурным светом.

Шестизначный код, составленный из текущей даты и фазы луны, компьютер проглотил в одно мгновение. Затем Ник ввел еще одно, только ему известное число, вбил зашифрованную радиограмму и затаил дыхание, ожидая получить в ответ столь же бессмысленный набор символов. Дункан – конечно же! – обязан был сменить шифр. Из принтера полезла распечатка.

«Флотилии Кристи» – капитан «Авантюриста». 2216 GMT. 72°16′ ю. ш. 32°05′ з. д. Ледовая пробоина ниже ватерлинии на миделе по правому борту. Главный генератор заглушен. Для оценки повреждений запущены вспомогательные генераторы. Оставайтесь на связи.

Итак, Дункан сохранил прежний шифр. Ник извлек сигару и поднес огонь. Рука не дрожала. Ему хотелось кричать в полный голос, но он лишь затянулся, вдохнув облако ароматного дыма.

– Готово, – раздался за спиной голос Дэвида Аллена. Координаты бедствующего судна уже легли на карту Антарктики. Старший помощник преобразился: от застенчивого курсанта не осталось и следа – на его месте стоял уверенный в себе профессионал.

Ник бросил взгляд на карту. Лайнер находился между пунктирной линией, обозначавшей льды, и антарктическим побережьем. К судну тянулись ледяные пальцы неприступного материка.

«Декка» распечатала ответ:

Капитану «Авантюриста» – «Флотилия Кристи». 2222 GMT. Принято.

Следующее сообщение поступило спустя два часа, но, коль скоро радиообмен был записан на магнитофонную ленту, распечатка выползла немедленно.

«Флотилии Кристи» – капитан «Авантюриста». 0005 GMT. 72°18′ ю. ш. 32°05′ з. д. Течь остановлена. Главный генератор запущен. Держу курс на Кейптаун. Ход 8 узлов. Оставайтесь на связи.

Дэвид Аллен тут же приложил транспортир и параллельную линейку:

– Судно снесло на тридцать четыре мили зюйд-зюйд-ост. Черт, похоже, в этом месте то ли мощное течение, то ли сильные ветры…

На мостике воцарилось напряженное молчание. Никто не решался подойти к капитану вплотную, и они стояли поодаль, заняв места согласно старшинству, стараясь ничего не упустить из разворачивавшейся драмы.

Принтер выдал очередную порцию радиограмм, отправленных с пятичасовой задержкой.

«Флотилии Кристи» – капитан «Авантюриста». 0546 GMT. 72°16′ ю. ш. 32°12′ з. д. Взрыв в затопленном отсеке. Аварийное глушение всех систем. Прошу разрешения на сигнал «Внимание всем судам». На связи.

Капитану «Авантюриста» – «Флотилия Кристи». 0547 GMT. Сигнал разрешаю. Внимание. Внимание. Запрещаю нанимать спасателей без согласования с «Флотилией Кристи». Как поняли?

Дункан даже не удосужился добавить обычное в таких случаях «если не будет угрозы человеческим жизням».

Причина ясна. Страхование судов «Флотилии Кристи» осуществлялось через одну из дочерних фирм, финансово-страховую компанию «Лондон – Европа». Схему самострахования придумал лично Дункан Александер, как только появился в «Кристи». Ник Берг отчаянно протестовал, и сейчас, похоже, настал час убедиться в собственной правоте.

– Голос подадим? – тихо спросил Дэвид.

– Сохранять радиомолчание, – раздраженно бросил Ник и принялся мерить шагами палубу с пробковым покрытием, глушившим стук каблуков.

Неужели вот она, волна? Однако Ник не отступал от собственного правила, установленного давным-давно: не руби сплеча.

«Золотой авантюрист» дрейфовал во льдах за две тысячи миль к югу от Кейптауна. Для «Колдуна» это пять дней и ночей изматывающей гонки. Допустим, Ник примет вызов, но к тому времени, когда они доберутся до лайнера, команда вполне может справиться сама и починить судно. Не исключено также, что другой буксир-спасатель опередит «Колдуна». Что ж, сделаем перекличку, решил Ник.

Он остановился у двери в радиорубку и негромко приказал Трогу:

– Отправьте телекс Бэчу Уэки на Бермуды. Одно-единственное слово: «перекличка».

Ник порадовался своей предусмотрительности: на судне стояло спутниковое телетайпное оборудование, посылавшее сигналы по узконаправленному лучу с отражением от стратосферы, а не на общедоступных частотах, которые запросто могли прослушать конкуренты. За скрытность связи с агентом на Бермудах – как и с любой подобной станцией – беспокоиться не стоило.

В ожидании ответа Николас не переставал размышлять, и его грызли сомнения. Контракт с компанией «Эссо» на буксировку буровой вышки придется расторгнуть. А двести двадцать тысяч фунтов стерлингов – когда квартальная выплата по кредиту уже через два месяца – очень весомый аргумент. А что, если… Ник поиграл в уме цифрами. Нет, не сходится, да и риск огромен. Без контракта с «Эссо» никуда. Вся надежда только на него.

– Есть ответ! – выкрикнул Трог, перекрывая стрекот телетайпа.

Агентство Бэча Уэки не зря славилось оперативностью. Ник взглянул на часы и пересчитал время – на Бермудах два ночи, а ответ на запрос о местоположении основных конкурентов пришел всего через несколько минут.

Капитану «Колдуна» – Бэч Уэки. Последние данные. «Джон Росс»: сухой док Дурбана. «Волтема Волтераад»: буксировка для «Эссо», Торресов пролив – побережье Аляски.

Итак, два спасателя-гиганта «Сэфмарина» вне игры. Список самых опасных соперников сократился вдвое.

«Виттезее»: контракт с «Шелл», буксировка разведывательной буровой платформы, Галвестон – Северное море. «Гротезее»: на приколе, порт Брест, Франция.

Вот и оба голландца отпали. Телетайп продолжал выдавать названия и координаты всех крупных спасательных судов, способных стать на пути «Колдуна». Ник жевал сигару и, щурясь от табачного дыма, всматривался в выползающую ленту. С каждым следующим конкурентом, оказавшимся в далеких водах, уверенность крепла.

Ник стиснул кулаки, едва на ленте появилось хорошо знакомое имя.

«Ла-Муэт»: контракт с «Бразгазом», буксировка в залив Сан-Хорхе. Выполнен 14-го. Курс на Буэнос-Айрес.

Ник резко выдохнул, точно боксер, пропустивший удар по корпусу, повернулся и вышел на открытое крыло мостика. Ветер рванул одежду, растрепал волосы.

«Ла-Муэт» – «Чайка» – претенциозное имя для невзрачной однотрубной галоши с высокой старомодной надстройкой на грузном корпусе. Ник закрыл глаза и словно увидел противника перед собой.

Сомневаться не приходилось – Жюль Левуазан уже мчится на юг, как взявшая след гончая.

Он доставил груз в Южную Атлантику три дня назад и заправился, надо полагать, в Комодоро. Ник отлично знал повадки Жюля: первое, что тот сделает после рейса, – это забункеруется под завязку.

Ник отбросил изжеванный окурок, и порыв ветра унес его в море.

Полтора года назад «Ла-Муэт» обзавелась новыми двигателями – Ник помнил ту заметку в бюллетене Ллойда и тоску по прошлому, которую она всколыхнула. И пусть девять тысяч лошадиных сил не в состоянии разогнать неуклюжее бочкообразное судно быстрее восемнадцати узлов, «Ла-Муэт» выигрывала тысячу миль у быстроходного «Колдуна». В таких условиях скорость ничего не решала. Кроме того, «Ла-Муэт» могла пойти не на север, а вокруг мыса Горн. В этом случае – вполне вероятном, зная удачливость Жюля Левуазана, – разрыв оказывался и вовсе огромным.

«Ну почему обязательно Жюль – пусть бы любой другой!» – чертыхнулся Ник. Да и время… ох, до чего некстати! Только-только начал брать себя в руки, концы с концами едва сходятся, ни сил, ни злости не хватает. А тут на тебе!

Обманчивая уверенность, еще утром наполнявшая его, улетучилась подобно сну, оставив все того же измученного, больного человека.

«Ничего не выйдет…» – подумал Ник и вдруг понял, что впервые усомнился в себе. Вся его зрелая жизнь прошла в готовности к любым неожиданностям. Но сейчас… Нет, только не сейчас.

Ник испугался по-настоящему. Не осталось ни сил, ни решимости – лишь пустота. Сокрушительное поражение в борьбе с Дунканом Александером и предательство любимой женщины надломили его. Страх расползался по телу при мысли, что высокая волна уже рядом, но вот-вот пройдет мимо и поймать ее не получится…

Чутье говорило, что эта волна последняя, больше не будет. Надо решаться: сейчас или никогда. Как же трудно, почти невозможно, схватиться с Жюлем Левуазаном, бросить вызов старому капитану… И так же невозможно разорвать верный контракт с «Эссо», бросив на кон все, что осталось. Однажды Ник уже проиграл по-крупному, и духа на новую ставку не хватит.

Слишком велик риск, слишком мало сил.

Нику отчаянно захотелось спрятаться в каюте, упасть на койку и просто уснуть. Ноги дрожали под грузом безысходности, разум молил о спасительном забвении.

Он вернулся на мостик, прячась от ветра. Все. Выжат, измотан, сломлен. Время забиться в нору, капитанскую каюту. Проходя мимо пульта управления, Ник невольно замедлил шаг и остановился.

Люди смотрели на него; воздух, казалось, наэлектризовался.

Правая рука сама собой потянулась к машинному телеграфу и перевела ручку в положение «готовность».

– Машинное отделение, – услышал Ник собственный голос, до того спокойный и уверенный, что явно должен был принадлежать другому человеку. – Опробовать дизели.

Словно сквозь далекую дымку мелькали лица вахтенных помощников, озарившиеся дьявольским восторгом. Ни дать ни взять пираты прежних времен в предвкушении добычи.

Тем же незнакомым голосом, странно отдавшимся эхом в ушах, он продолжил отдавать приказания:

– Старпом, запросить разрешение начпорта на срочный выход в море. Штурман, проложить курс к точке последней известной обсервации «Авантюриста».

Уголком глаза Ник увидел, как Дэвид Аллен радостно хлопнул третьего помощника по плечу и только потом бросился к радиотелефону.

К горлу подкатил комок, и, пока команда спешно занимала свои места, Ник замер у пульта, не в силах пошевелиться, лишь к горлу подкатывала тошнота.

– Мостик, докладывает стармех, – раздался голос из динамиков над головой Ника. – Дизели на ходу. – И после короткой паузы одобрительно добавил, на австралийский лад растягивая слоги: – Чуд-нень-ко!

Нос «Колдуна» с широким развалом бортов как нельзя лучше подходил для плавания за сороковыми широтами. Словно морская выдра с лоснящимися боками, судно мчалось на юг, легко взрезая волны.

Области низкого давления, не встречая на своем пути сушу и беспрепятственно двигаясь над холодными водами, порождали гороподобные водяные валы, катившие один за другим.

«Колдун» взлетал на волне, и носовая скула правого борта торпедой врезалась в гребень, срывая белую пену; прозрачная зеленая вода окатывала палубу от высокого бака до кормы, и судно переваливало на другую сторону, отвесно падая к подножию следующего вала. Едва бронзовые гребные винты начинали вспарывать воздух, как автоматический привод снижал обороты, уменьшая вибрацию корпуса. Затем лопасти снова вгрызались в воду, обороты подскакивали, и сдвоенный дизель «Миррлис» бросал судно на штурм очередной волны. Всякий раз казалось, что уж со следующим валом «Колдуну» точно не справиться, что громадная стена воды поглотит корабль. Океан под пасмурным небом выглядел черным. Нику довелось пережить и тайфун, и тропический циклон, но нигде вода не была столь зловещей и свирепой, иссиня-черной, с переливами, напоминая застывающий шлак в литнике чугуноплавильной печи.

В глубоких провалах между волнами ветер смолкал, и наступала жуткая, неестественная тишь, которая только усиливала ужас перед следующим нарастающим валом. У его подножия «Колдун» вставал на дыбы и круто задирал нос, отчего сердце уходило в пятки, а у вахтенного подгибались колени. Выбравшись наверх, судно выравнивалось, и окна мостика заполняло хмурое, гнетущее небо с низко стелющимися стремительными тучами.

Срывая густую, вязкую пену с гребня вала, будто куски белой ваты из распоротого черного матраса, ветер швырял ее на армированные стекла мостика. Стальной форштевень «Колдуна» тут же врубался клином в гребень, вспарывая зеленую толщу воды. От резкого удара судно кренилось из стороны в сторону и, перевалившись через гребень, летело вниз. Затем все повторялось.

Ник сидел в углу мостика, втиснувшись в парусиновое сиденье капитанского стула. При каждом ударе волн он раскачивался, как погонщик верблюда, и курил сигару за сигарой, чуть ли не ежеминутно бросая взгляд на запад, словно там, на гребне волны, вот-вот должен был появиться уродливый черный корпус «Ла-Муэт». Впрочем, Ник прекрасно знал, что конкурент находится в тысяче миль от «Колдуна», мчится по другой стороне треугольника, в вершине которого ждал подмогу бедствующий лайнер.

«А мчится ли?» – подумал Ник и тут же отбросил робкую надежду. Никаких сомнений – «Ла-Муэт» на всех парах несется к цели, соблюдая, так же как и «Колдун», полное радиомолчание. Этой уловке Ника научил Жюль Левуазан. Он будет выжидать до последнего и, только когда лайнер появится у него на радаре, выйдет на связь: «Готов взять на буксир через два часа. Вы принимаете условия открытой формы Ллойда?»

Капитану терпящего бедствие судна, разуверившемуся в том, что помощь придет, надежда на спасение вскружит голову, и он не задумываясь примет ллойдовскую форму спасательного контракта, когда на горизонте объявится «Ла-Муэт», залитая огнями, как рождественская елка, с развевающимися сигнальными флажками. Вот только судовладельцам придется горько пожалеть об этом решении в тиши судебных залов.

При постройке «Колдуна» Ник уделил особое внимание не только мореходным качествам, но и внешнему виду спасателя. Обычно капитан неисправного судна едва владеет собой, и выбор между двумя буксирами может легко склониться к тому, у кого более внушительный вид. Даже в этих мрачных, студеных водах «Колдун» выглядел великолепно, напоминая боевой корабль. Оставалось подгадать так, чтобы появиться в виду «Золотого авантюриста» до того, как они с «Ла-Муэт» ударят по рукам.

Не в силах усидеть на месте, Ник дождался, пока «Колдун» скатится к подошве очередной волны, вскочил, в несколько шагов пересек ставшую на мгновение устойчивой палубу мостика и вцепился в хромированный поручень над панелью «Декки». Затем набрал на клавиатуре команду и перевел аппаратуру в режим навигации, при котором судно обменивалось сигналами с кружащими вокруг Земли спутниками. «Декка» выдала положение «Колдуна» с точностью до двадцати пяти ярдов.

Ник ввел текущие координаты судна, компьютер сравнил их с расчетными данными, полученными четыре часа назад, и тут же показал пройденное расстояние и фактическую скорость. Сердито нахмурившись, Ник развернулся и посмотрел на рулевого.

«Колдун» шел поперек волн, и приходилось внимательно следить за ними, приноравливаться к малейшим отклонениям ритма в подъемах и спадах, чтобы не подставить борт и не потерять драгоценное время на выравнивание. Опытный человек в таких условиях даст фору любому автопилоту.

Ник наблюдал за рулевым и отслеживал каждую накатывавшую волну, сверяя курс с большим дублирующим компасом, прикрепленным над головой. Минут через десять стало ясно, что никаких потерь нет и что лучше рулевого в данных условиях никто, пожалуй, не справился бы.

Ручка машинного телеграфа стояла у верхней границы зеленого сектора, отклонений от курса не было, а «Колдун» все равно шел медленнее расчетной скорости. Не хватало тех нескольких узлов, на которые так надеялся Ник, когда решился на гонку с «Ла-Муэт».

Ему нужны были двадцать восемь узлов против восемнадцати у француза, но пока что выйти на эту скорость не получалось. И когда судно поднялось на очередной волне, Ник невольно бросил взгляд на запад сквозь залитые стекла, которые едва успевали очищать дворники, и уставился в холодную пустоту зловещих, черных вод, где на сотни миль вокруг не было ни единой живой души.

Ник оторвался от окна и схватил микрофон:

– Машинное отделение, подтвердить верхнюю границу зеленого.

– Точно так, шкипер, обороты на краю сектора. – Беспечный голос стармеха вплелся в грохот налетевшей волны.

«Верхняя граница зеленого» означала предельную мощность, при которой изготовитель громадных дизелей «Миррлис» гарантировал их безопасную работу. По сравнению с экономическим режимом этот съедал непомерно много топлива. Ник выжимал из двигателей все возможное, не залезая в красный сектор, отмечавший восемьдесят процентов и выше. Стоило продержать дизели в этой зоне долгое время, и они могли выйти из строя.

Ник вернулся к стулу и снова втиснулся в парусиновое сиденье. Достал было портсигар, но вдруг замер с зажигалкой в руке. Во рту сухо, язык покрылся вязким налетом. С самого выхода из Кейптауна Ник курил не переставая и едва находил время поспать. Он, передернувшись, провел языком по нёбу, спрятал сигару обратно и скорчился на стуле, уставившись перед собой. Непонятно почему, «Колдун» опаздывал, и требовалось срочно найти причину.

Внезапно Ник выпрямился, от возникшей догадки глаза сверкнули стальным блеском.

Он тихонько поднялся, кивнул стоявшему на вахте третьему помощнику и скользнул в глубину мостика, к двери, ведущей в его каюту. Ник решил схитрить: команде ни к чему было знать, что капитан вдруг решил спуститься на нижние палубы. Из каюты он бросился к капитанскому трапу.

Центральный пост управления, со всех сторон защищенный от грохота дизелей двойной стеклянной перегородкой, по части оснащения ничем не уступал ходовому мостику. На пульт, расположенный под иллюминаторами, выводилась в цифровом виде все та же информация о состоянии систем судна.

При виде самого машинного отделения даже у Ника, лично следившего за установкой оборудования, захватило дух.

В просторном зале с выкрашенными в белый цвет стенами стояли два дизельных двигателя «Миррлис», разделенные узким проходом. Каждый высотой в два и длиной в четыре «кадиллака», поставленных бампер к бамперу. У каждого по тридцать шесть цилиндров, увенчанных деловито снующими шатунами и клапанами. И каждый мог развить по одиннадцать тысяч лошадиных сил полезной мощности.

По традиции любой заглянувший в машинное отделение, включая капитана, должен был известить старшего механика, но Ник подошел к раздвижным дверям и нырнул в кондиционированную прохладу центрального поста управления, оставив позади душный, жаркий зал, пропитанный запахом машинного масла.

Винни Бейкер в компании с одним из электриков стоял на коленях у открытого шкафа, набитого цветными проводами и транзисторными коммутаторами, и о чем-то горячо спорил. Не успел долговязый стармех разогнуться и подняться с колен, как Ник оказался у пульта управления.

Он разозлился не на шутку, губы сжались в прямую жесткую линию, густые темные брови сдвинулись над пронзительными зелеными глазами и крупным, слегка крючковатым носом.

– Вы отменили мою команду и держите двигатели на семидесяти процентах, – бесстрастно высказался Ник, сдерживая ярость.

– Это именно то, что я называю «верхней границей». В такой шторм восемьдесят процентов болтика на болтике от судна не оставят.

Винни замолчал. В это время «Колдун», задрав корму, перевалил очередной гребень, лопасти замолотили воздух, и пост управления содрогнулся от тряски.

– Видали? Ну что, добавить оборотов? – ухмыльнулся Винни.

– «Колдун» рассчитан на такую нагрузку.

– Да в этих условиях все что угодно полетит к черту!

– Значит так: блокировку снять, – по-прежнему ровным голосом сказал Ник, ткнув в сторону хромированного рычага, которым стармех управлял двигателями и мог отменить любую команду, поступившую с мостика. – Я не тороплю, у вас есть целых пять секунд.

– Проваливай отсюда. И чтоб я тебя больше не видел рядом с моим хозяйством!

– Хорошо. Тогда я сам, – кивнул Ник и потянулся к рычагу.

– Убери руки! – взревел Винни и схватил гаечный ключ со стола. – Слушай, ты, замороженный британский хлыщ, только тронь машину – и я тебе все зубы пересчитаю!

Ник удивленно замер – его настолько поразил эпитет, что он едва не расхохотался. «Замороженный». «Так вот, значит, каким я выгляжу со стороны», – подумал Ник и спокойно ответил, взявшись за рычаг:

– Мы пойдем на восьмидесяти процентах, хотя бы и через труп бундабергского какаду.

Теперь опешил Винни Бейкер, уж очень неожиданно прозвучало типично австралийское прозвище, которым награждают пропойцу, проспиртовавшего мозги местной маркой рома. Он отбросил гаечный ключ, звякнувший при этом о палубу, спрятал очки в задний карман и, поддернув комбинезон, объявил:

– Обойдусь без этого. Гораздо приятнее разорвать тебя голыми руками.

Только сейчас Ник сообразил, насколько старший механик высок и крепок. На его жилистых руках, привычных к физическому труду, змеились сухие упругие мышцы, кулаки со сбитыми костяшками не уступали размером девятифунтовым молоткам. Винни встал в боксерскую стойку и легко двинулся на сильных длинных ногах по раскачивающейся палубе.

Первый удар, нанесенный стармехом от пояса, Ник едва не пропустил, успев лишь слегка отклониться. Кулак пролетел рядом со скулой и содрал кожу возле брови, в уголке глаза. Включились рефлексы, и Ник на встречном движении мощно впечатал кулак под мышку Винни, так что у самого зубы лязгнули. Стармех зашипел, сбился с дыхания, но тут же выстрелил с левой, угодив шкиперу в плечевой сустав. Кулак сорвался и зацепил висок.

Удар вышел скользящим, но Нику показалось, будто он ударился головой о дверь, в глазах потемнело, в ушах зазвенело. Он качнулся и медвежьей хваткой вцепился в поджарое тело стармеха, стараясь выиграть несколько мгновений, чтобы очухаться и прогнать шум из головы.

Винни сместился, и Ник с трудом удержал его, поразившись силе, заключенной в этом жилистом теле. В следующее мгновение он понял, что должно произойти. На лбу стармеха, под треугольником жиденьких песочных волос – «вдовьим клином», который, если верить примете, предвещает раннее вдовство, – белело с полдюжины шрамов. И эти шрамы, оставшиеся от прошлых драк, многое сказали Нику.

Винни Бейкер отклонился, как готовящаяся к броску кобра, и резко боднул головой, целясь Нику в лицо. Классический прием портовых хулиганов: попади удар точно в цель – и нос шкипера превратился бы в лепешку, а с половиной зубов можно было бы распрощаться. Но Ник ожидал его и успел прижать подбородок к груди. Стармех и капитан встретились лбами. Раздался треск, как от сломанного дубового сука.

Удар вынудил Ника разжать руки, и противники разлетелись в разные стороны. Винни Бейкер схватился за голову и завыл, как собака на луну.

– Нечестно дерешься, – возмущенно простонал он и привалился спиной к металлическим шкафам, стоявшим у дальней стены. Перепуганный электрик меж тем забился под пульт управления, рассыпав по палубе инструменты.

Винни Бейкер полежал немного, собираясь с силами, и, когда «Колдун» накренился, переваливая через гребень волны, вскочил, выставил голову, как бодливый бык, и ринулся вниз по наклонной палубе, целясь Нику в грудь.

Тот развернулся, пропустил голову Винни под рукой, зажал шею в замок и, разгоняясь вместе с противником, устремился вперед. Голова стармеха, утяжеленная весом обеих тел, тараном врезалась в армированную стеклянную перегородку.

Старший механик очнулся, оттого что кок прокалывал иглой толстый лоскут рассеченной на макушке кожи. Винни принялся размахивать кулаками, но Эйнджел прижал его к койке своей волосатой ручищей:

– Тише-тише, милый. – Продев иглу сквозь кровоточащие края раны, кок затянул стежок.

– Где этот ублюдок? Где он? – промычал стармех.

– Успокойся, дружок, все позади. Везучий ты: он приложил тебя всего лишь темечком, а мог ведь и серьезно ушибить, – утешил его Эйнджел и, сделав второй стежок, вытянул и завязал нитку.

Винни поморщился:

– На кой ляд он к моим дизелям сунулся? Ничего, я его проучил как следует.

– Да-да, он очень испугался, – ласково подхватил кок. – А сейчас глотни вот этого и полежи спокойно часиков двенадцать. Будь послушным, не заставляй меня сидеть с тобой у кроватки.

– Мне пора в машину, – заявил Винни и уважительно присвистнул, опрокинув в рот стаканчик бурой спиртовой жидкости.

Эйнджел повернулся, подошел к телефону и бросил в трубку несколько слов. Пока стармех неуклюже копошился на койке, пытаясь встать, в каюту вошел Ник и кивнул коку:

– Спасибо, Эйнджел.

Тот выскользнул за дверь, оставив их наедине.

– Пока ты корчил из себя примадонну, Жюль Левуазан отыграл у нас около пятисот миль, – тихо сказал Ник, и Винни, который начал было открывать рот, так и замер, не издав ни звука. – Я строил этот буксир специально для таких случаев, а ты пытаешься лишить всех нас серьезных денег. Забыл, что за спасение платят премию?

С этими словами он круто развернулся и вышел. Поднявшись на ходовой мостик, Ник уселся на парусиновый стул и осторожно потрогал багровую шишку на лбу. Голова будто в тиски угодила, его так и тянуло спуститься в каюту и проглотить что-нибудь от боли, но Ник решил дождаться звонка.

Он зажег очередную сигару и с отвращением швырнул ее в ящик с песком – ему показалось, будто он затянулся тлеющей просмоленной веревкой. И тут зазвонил телефон.

– Мостик, докладывает стармех.

– Слушаю.

– Даю восемьдесят процентов.

Ник ничего не ответил, но вибрация корпуса усилилась, и судно пошло быстрее.

– Я же не знал, что нам в спину дышит «Ла-Муэт». Этому лягушатнику ни за что не обогнать «Колдун», – угрюмо пробурчал Винни Бейкер. Повисла пауза, надо было сказать еще что-нибудь, и он добавил: – Ставлю фунт против кучки кенгурячьего дерьма, что ты понятия не имеешь, кому мы лепим кличку «какаду», да и в жизни не пробовал бундабергского рома.

Ник улыбнулся, несмотря на дикую головную боль.

– Чуд-нень-ко! – насмешливо ответил он, растягивая слоги, и повесил трубку.

– Простите, что вынужден разбудить, сэр, – послышался виноватый голос Дэвида Аллена, – но «Золотой авантюрист» вышел в эфир.

– Иду, – буркнул Ник, выныривая из тяжелого забытья, и спустил с койки ноги. Ему понадобилось всего несколько мгновений, чтобы прийти в себя: сказывался опыт плавания вахтенным помощником.

Он стряхнул последние остатки сна и, потирая жесткую щетину на подбородке, отправился в ванную. На умывание и причесывание всклокоченных волос ушло секунд сорок. «Для бритья времени не остается», – с сожалением понял Ник, хотя одно из его правил гласило, что в мире, где о человеке судят по внешнему виду, надо следить за собой в любых условиях.

Поднявшись на ходовой мостик, Ник сразу почувствовал, что ветер усилился баллов до шести. «Колдун» рыскал носом, плохо слушаясь руля. За окнами теплого, тускло освещенного мостика темная ночь наполнилась завыванием ветра и грохотом воды.

Бледный сморщенный Трог без капли сонливости в глазах сидел, припав к приемнику, и даже не поднял головы, протянув Нику бумажку с очередной шифрограммой.

«Капитан „Золотого авантюриста“ – „Флотилии Кристи»…“ – тут же раскодировала «Декка», и Ник охнул, увидев новые координаты лайнера. Что-то пошло совсем не так.

…Главные двигатели починить не удается. Течение поворачивает на ост и усиливается до восьми узлов. Ветер норд-вест шесть баллов. Велика вероятность столкновения с льдиной. Где помощь?

В последней строчке сквозило отчаяние, и, посмотрев на карту, Ник понял, откуда оно взялось.

– Лайнер идет прямиком к подветренному берегу, – пробормотал Дэвид, нанося координаты. – Течение и ветер сносят его к земле.

Старпом провел ногтем по изломанной линии Земли Котса.

– Он в восьмидесяти милях от суши и, если так дальше пойдет, через десять часов сядет на мель.

– Если не столкнется с айсбергом, – вставил Ник. – Судя по последнему сообщению, они вошли в полосу льдов.

– Да, весело, – кивнул Дэвид, отрываясь от карты.

– Сколько нам еще идти?

– Сорок часов, сэр. – Старший помощник задумался на мгновение и смахнул со лба густую прядь соломенного цвета. – Но только если сохраним прежнюю скорость, а ведь скоро начнутся льды, придется сбавлять обороты…

Ник отвернулся. Скопившееся напряжение требовало выхода, но ходить взад-вперед при такой качке было не только затруднительно, но и небезопасно, поэтому Ник добрался до капитанского стула и втиснулся в сиденье, уставившись в непроглядную темень за окном, где бушевала стихия.

Он представил себе незавидное положение, в которое попал шкипер лайнера. Смертельная опасность грозила не только судну, но и всей команде с пассажирами.

Сколько их там? Ник припомнил, что в судовой роли «Золотого авантюриста» числится двести тридцать пять человек. Добавить сюда триста семьдесят пять пассажирских мест, и получается больше шестисот душ. Если не удастся исправить лайнер, то даже непонятно, как их всех разместить на «Колдуне»…

– Сэр, они хотели приключений – вот и нарвались, – произнес Дэвид, словно подслушав мысли Ника.

Тот бросил взгляд на старпома и кивнул:

– Да только большинство наверняка пожилые. Место на этом лайнере обходится в целое состояние, и скопить такую сумму удается лишь к старости. Если судно сядет на мель, то трагедии не избежать.

– Сэр, если позволите… – Дэвид замялся и вспыхнул первый раз с момента выхода из порта. – Если дать знать капитану, что помощь на подходе, он остережется от нерасчетливых поступков.

Ник промолчал. Старший помощник, конечно, прав. Жестоко и аморально оставлять их в неведении, один на один с этими беспощадными льдами. Капитан «Золотого авантюриста» мог не выдержать и допустить ошибку, которую не сделал бы, знай он, насколько близка помощь.

– Температура минус пять, и при ветре тридцать миль в час переохлаждение неминуемо. Если они решатся спускать шлюпки… – продолжил Дэвид, но тут его прервал Трог, выкрикнувший из радиорубки:

– Судовладельцы в эфире!

Штаб-квартира «Флотилии Кристи» разразилась длинным посланием, состоявшим в основном из пустых обещаний и лживых уверений, которые обычно дает хирург онкологическому больному, но один абзац заинтересовал Ника: «Мы стараемся связаться со всеми спасателями, находящимися в Южной Атлантике».

Дэвид Аллен вопросительно глянул на шкипера. Самым правильным решением было бы сообщить им, что спасатель рядом, в восьмистах милях, и ждать осталось совсем недолго.

Нервы Ника натянулись как струны, и, не находя себе места, он вскочил на ноги, осторожно пересек раскачивающуюся палубу и повернул в правое крыло мостика. Открыл дверь и вышел наружу. Ледяной ветер обрушился тысячами стальных иголок, из глаз брызнули слезы, дыхание сбилось. Ник судорожно, словно выброшенная на берег рыба, разевал рот, маленькими глотками заполняя легкие. В нос ударил сырой запах, знакомый еще по северным арктическим морям, будто неподалеку всплыла громадная морская рептилия. В груди у Ника зашевелился древний ужас, извечно преследовавший моряков.

Продержавшись всего несколько секунд, он заскочил обратно, в уютное тепло мостика, залитого мягким зеленоватым светом. Голова прочистилась, сомнения ушли.

– Мистер Аллен, прямо по курсу айсберг.

– Я поставил вахтенного у радара, сэр.

– Отлично, но все же обороты снизим до пятидесяти процентов, – кивнул Ник и после секундной паузы продолжил: – Сохраняем полное радиомолчание.

Решение далось нелегко. В глазах Дэвида мелькнуло осуждение; ничего не говоря, он отвернулся, чтобы отдать команду. Нику вдруг захотелось объясниться. Странно, но ему зачем-то понадобилось понимание и сочувствие старшего помощника. Однако он тут же одернул себя, решив, что это проявление слабости и неуверенности. Ник всегда обходился без сочувствия – обойдется и теперь.

Необходимо соблюдать полное радиомолчание. Нику противостояли два битых жизнью соперника. Было бы большой ошибкой дать Жюлю Левуазану козырь в руки. Надо заставить его выйти на связь первым – только тогда у Ника появится шанс.

Вторым соперником был Дункан Александер, с его ненавистью и мстительностью. Однажды он уже пытался уничтожить Ника, и ему это почти удалось. На этот раз нужно обезопасить себя, в точности подгадав время начала переговоров с «Флотилией Кристи» и человеком, который выдавил его из руководства компании. Ник должен быть во всеоружии.

И еще надо вынудить Жюля Левуазана первым подать голос. Капитану «Золотого авантюриста» придется помучиться неизвестностью чуть дольше. «Что бы ни произошло, – утешал себя Ник, – будь то новая авария или решение покинуть судно и высадиться на берег, капитан лайнера обязательно выйдет на радиосвязь, и вот тогда можно будет вмешаться».

Ник едва удержался, чтобы не напомнить Трогу держать ухо востро и не пропустить первое сообщение «Ла-Муэт» на шестнадцатом канале. Это была еще одна заповедь – не отдавать лишних команд. Трога окутывали вонючие клубы сигарного дыма, неутомимые глазки поблескивали, словно у древней морской черепахи, пальцы любовно подкручивали верньер настройки.

Ник подошел к стулу и уселся, чтобы переждать несколько часов, оставшихся от короткой антарктической ночи.

На фоне так называемых призраков, ложных отражений от бушующих волн, экран локатора высвечивал причудливые бухты, мысы и неизвестные острова, не отмеченные на адмиралтейских картах. Между этими странными образованиями мерцали и вспыхивали искрами тысячи пятнышек, каждое из которых, если дать волю воображению, могло оказаться круизным лайнером.

«Колдун» осторожно забирался все дальше и дальше в загадочные воды. Полоска зари, не сходившая с горизонта всю ночь, неуверенно, словно робкая невеста, разлилась розовым рассветом и позолотила айсберги, вспыхнувшие фейерверком переливающихся огней.

Впереди – на сколько хватало глаз – сверкали льдины и айсберги. Некоторые фрагменты, величиной с бильярдный стол, скрежетали о борт, отскакивали и раскачивались поплавками в кильватерной струе. Другие, размером с городской квартал, вылепленные из ноздреватого льда и закрученные в фантастические формы, неподвижно нависали над верхними палубами проходящего мимо «Колдуна».

– «Белый лед – мягкий лед», – тихо процитировал Ник старинную примету моряков стоявшему рядом Дэвиду и тут же пожалел об этом: не стоило вызывать старшего помощника на доверительный разговор. Не дожидаясь ответа, Ник отвернулся, прильнул к окуляру дублирующего радара, рассмотрел контуры обступившего судно льда и через минуту уселся на капитанский стул, бросая недовольные взгляды за окно.

«Колдун» шел быстро, даже слишком. Ник понимал это, целиком полагаясь на опыт и сноровку вахтенных офицеров, но его снедало нетерпение, и ему хотелось еще больше разогнать судно.

Вдали выросла очередная дрейфующая громада льда – сплошной кряжистый утес, раскинувшийся на сорок миль и высотой футов в двести. Лучи низкого солнца скользнули по верхушкам ледяных скал, и те заиграли изумрудами и аметистами.

Чем ближе приближалось судно к гигантской переливающейся глыбе, тем больше насыщались цвета, завораживая таинственной глубиной. Бухты и расселины, прорезавшие утес, горели сапфирами, загадочные темно-синие тени распадались по краям на тысячи оттенков зеленого.

– Красота-то какая! – выдохнул Дэвид Аллен с благоговением человека, преклонившего колени в храме.

Верхушки ледяных скал пылали чистым рубиновым огнем. С наветренной стороны на айсберг налетали волны и, разбиваясь, взметали тучи белых брызг. Однако неистовое море не в силах было покачнуть или сдвинуть величественную гору льда.

– Гляньте на другую сторону. – Дэвид Аллен протянул руку. – Там запросто можно пройти и при двенадцатибалльном урагане.

С подветренной стороны море ограждали отвесные ледяные склоны. Смирные зеленые волны мягко набегали на голубые утесы, и «Колдун» направился под их защиту. Корма судна все еще продолжала вздрагивать, словно ее лягала брыкающаяся лошадь, а нос уже ласкали безмятежные воды горного озера, ветер замер, опустился штиль.

Воспользовавшись затишьем, Эйнджел вынес на мостик подносы с горячими пирожками и разлил по кружкам дымящееся густое какао. Команда набросилась на ранний завтрак, не переставая восхищаться игрой бледных солнечных лучей, падавших на потрясающие ледяные пилоны. Неподалеку от судна показалось семейство косаток, и офицеры помоложе загомонили, рассматривая в прозрачной студеной воде пятерку гигантов с ухмыляющимися пастями и белыми надглазными пятнами.

Громадные млекопитающие обогнули судно, затем нырнули под днище и выскочили с другой стороны, взрезав поверхность воды мощными треугольными плавниками и выпустив струи воздуха из дыхательных отверстий. Мостик наполнился едким рыбным запахом, косатки исчезли, а «Колдун» как ни в чем не бывало, будто прогулочное судно, степенно продолжал плавание под защитой ледяного контрфорса.

Николас Берг не участвовал в общем веселье. Он старательно пережевывал замечательный мясной пирог, сдобренный густой подливкой, но смог впихнуть в себя лишь несколько кусочков. Хорошее настроение команды раздражало, веселый смех казался неуместным, когда вся его жизнь повисла на волоске. Нику хотелось одернуть их, прекрасно сознавая, что несколько резких слов вгонят подчиненных в оцепенение.

Он прислушивался к добродушным подковыркам и беспечным шуткам младших офицеров, чувствуя себя намного старше, несмотря на незначительную разницу в возрасте. Как могли они так возмутительно легкомысленно смеяться, когда на кону стояло все: шестьсот жизней, лайнер, десятки миллионов долларов и будущее Ника. Вряд ли им доведется узнать, что значит рискнуть делом жизни, поставив на орла или решку. И вдруг в груди у Ника вспыхнула неожиданная, необъяснимая зависть. Наперекор всему ему страстно захотелось присоединиться к ним, сбросить напряжение и хоть на какое-то время поддаться общему настроению. Вот уже пятнадцать лет ничего подобного не происходило с ним, в этом не было нужды.

Ник резко вскочил на ноги, и на мостике воцарилась тишина. Все вернулись к своим обязанностям, и никто не поднял глаз на капитана, медленно пересекавшего палубу. Говорить ничего не пришлось, хватило простого движения. Ник смутился – слишком уж легкая и недостойная его победа.

Он взял себя в руки, прогнал слабость, набираясь уверенности, настраиваясь на решение неподъемной задачи, и остановился у распахнутой двери радиорубки. Трог оторвался от приборов; мужчины обменялись понимающими взглядами. Два человека, полностью посвятившие себя делу, – тут не до лирики.

Ник кивнул и двинулся дальше. Его мужественное лицо выражало твердость и непреклонность. Однако едва он пересек мостик и, остановившись у бокового окна, взглянул на величественную стену льда, сомнения вспыхнули с новой силой.

Ради чего все жертвы? Чего он достиг? Стоило ли отказываться от простых радостей жизни, избрав крутую дорогу к успеху? Сколько прекрасных мгновений упущено в спешке, сколько любви, теплоты, дружбы! С внезапной болью Ник подумал о женщине, что некогда была ему женой. Она ушла и забрала с собой сына. Но почему? И с чем он остался после стольких лет самоотречения?

Позади зашипело радио, и сквозь треск помех прорвался голос на шестнадцатом канале:

– Всем! Всем! Всем! Терплю бедствие!

Ник развернулся и бросился к радиорубке, пока спокойный, уверенный голос зачитывал координаты «Золотого авантюриста».

– Угроза неизбежного столкновения. Готовимся покинуть судно. Может ли кто оказать помощь? Повторяю. Может ли кто оказать помощь?

– Боже! – промолвил Дэвид. – Их подхватило течение и несет на мыс Тревоги со скоростью девять узлов. Они в полусотне милях от берега, а нам еще идти двести пятьдесят.

– Где «Ла-Муэт»? – прорычал Ник. – Где этот проклятый черт?

– Сэр, мы просто обязаны связаться с «Авантюристом». – Старший помощник бросил взгляд на карту. – Высаживаться на шлюпках в такую погоду – чистое самоубийство.

– Благодарю, старпом, – сдержанно ответил Ник. – Я всегда с удовольствием выслушиваю ваши советы.

Дэвид вспыхнул, но под румянцем скрывалось не смущение, а гнев. Несмотря на огромное напряжение, навалившееся на Ника, он отметил это и взял себе на заметку: старший помощник обладал не только умом, но и упорством и решительностью.

Аллен, конечно, прав. Сейчас следует думать только о спасении жизней.

Ник поднял голову и взглянул на айсберг. Низкое облако зацепилось за гребень и, закрученное ветром, сорвалось и стало сползать по склону, словно сбежавшее молоко из огромной кастрюли.

Пришло время выходить на связь. Похоже, «Ла-Муэт» одержала-таки верх в игре в молчанку. Ник уставился на облако, составляя в голове сообщение. Надо во что бы то ни стало убедить капитана отложить высадку и дать «Колдуну» хоть немного сократить расстояние, а то и вовсе добраться до лайнера, пока тот не налетел на скалы мыса Тревоги.

Безветрие усугубляло царившее на мостике молчание. Команда смотрела на капитана, ожидая его решения, и только эфир на несущей частоте шестнадцатого канала потрескивал и подвывал.

Внезапно тишину разорвал глубокий сочный голос с ярко выраженным французским акцентом. Ник прекрасно помнил его даже после стольких лет.

– Капитану «Золотого авантюриста». Говорит капитан спасательного буксира «Ла-Муэт». Иду к вам с максимальной скоростью. Вы согласны на открытую форму Ллойда «без спасения нет вознаграждения»?

Лицо Ника осталось непроницаемым, хотя сердце едва не выпрыгнуло из груди. Итак, Жюль Левуазан прервал молчание.

– Нанесите на карту его координаты, – негромко приказал Ник.

– Они нас опередили! – На лице Дэвида отразился испуг, когда он отметил местоположение «Ла-Муэт». – На сотню миль!

– Ничего подобного. – Ник тряхнул головой. – Он лжет.

– Сэр?

– Лжет, я говорю. Записной враль. – Ник поднес огонек к сигаре, раскурил ее и только потом обратился к радисту: – Вы засекли его?

Трог взглянул на экран радиопеленгатора, отслеживающего передачи с «Ла-Муэт»:

– Получена только одна обсервация. Мы не сможем…

– Просчитайте наилучший маршрут из залива Сан-Хорхе, – прервал его Ник и повернулся к Дэвиду. – А вы нанесите на карту расчетную точку.

– Разница составляет больше трехсот миль…

– Ну вот, – кивнул Ник. – Старый разбойник ни за что не стал бы выдавать свои координаты всему миру. Мы впереди, идем на пять узлов быстрее и возьмем «Золотой авантюрист» на буксир раньше, чем он появится на радаре.

– Сэр, вы будете согласовывать контракт с «Флотилией Кристи»?

– Нет, мистер Аллен.

– Но если мы не вмешаемся, они примут условия «Ла-Муэт»!

– Сомневаюсь, – пробормотал Ник и едва не пустился в объяснения. «Дункан Александер, будучи страховщиком собственных судов, не примет открытую форму Ллойда, пока лайнер на плаву и не на буксире. Он постарается выторговать почасовую оплату и премиальные, а на это не пойдет Жюль Левуазан, выбивая куш пожирнее. Оба мошенника будут торговаться до тех пор, пока суда не окажутся друг от друга в прямой видимости. К тому времени я возьму „Авантюрист“ на буксир, а после выбью через суд из этого ублюдка Дункана двадцать пять процентов стоимости лайнера…»

Но Ник ничего этого не сказал и прежде, чем покинуть мостик, сухо бросил старпому:

– Так держать, мистер Аллен.

Ник вошел в каюту, захлопнул дверь, привалился спиной к створке и зажмурился, пытаясь взять себя в руки. Ведь все по-прежнему было на волоске, еще немного – и он вышел бы на связь, отдав преимущество «Ла-Муэт» и оказавшись в проигрыше.

Капитан услышал слова Дэвида Аллена: «Видали? Ничем его не проймешь. Бедолаги готовы были уже грузиться в лодки, а ему хоть бы хны. Наверное, унитаз замерзает, когда он ходит по малой нужде». И хотя голос звучал приглушенно, в нем отчетливо слышалось негодование.

Ник постоял еще немного с закрытыми глазами, затем оттолкнулся от двери и выпрямился. Ему хотелось действовать, тем более что ожидание и неопределенность вымывали остатки сил и решительности.

«Господи, пусть мне повезет добраться до них вовремя». Ник и сам не знал, чего было больше в этой молитве: желания спасти людей или надежды получить награду.

Капитан «Золотого авантюриста» Бэзил Рейли был высок, его поджарое тело дышало силой и энергией. На сильно загоревшем лице проступали более темные пигментные пятна. Густые усы отливали серебром, словно шкура песца; в глазах, окруженных тонкими морщинками и упрятанных под мешковатыми веками, светились ум и спокойствие.

Он стоял в наветренном крыле ходового мостика и наблюдал за огромными черными волнами, налетавшими на беспомощное судно. Лайнер развернуло к ним бортом, и с каждым ударом корпус вздрагивал и тяжко, безжизненно кренился, неохотно поддаваясь натиску стихии. Волны перекатывали через леерное ограждение, проносились по палубе и срывались обратно в море, разбиваясь тучей белых брызг, подхватываемых ветром.

Капитан поправил спасательный жилет, сдвинул жесткие парусиновые лямки и в который раз оценил ситуацию.

«Золотой авантюрист» напоролся на льдину в «собачью» – полуночную – вахту, традиционно отводимую для самых молодых судовых офицеров. Удар был едва заметен, но его хватило, чтобы нарушить глубокий сон капитана, – легкая заминка и слабое дрожание пробудили инстинкт опытного моряка.

Притопленный кусок айсберга, так называемый щенок, – самое опасное, что может встретиться судну. Большие айсберги выступают высоко над водой, хорошо отражают лучи радара, и их легко заметить невооруженным глазом. Даже нерадивым вахтенным по силам избежать столкновения. Однако «щенок» – совсем другое дело. Он сидит в засаде, вся его масса скрыта под темными бурлящими волнами.

Заметить такую льдину можно, лишь всматриваясь в подножия волн и обращая внимание на закрученные спиралью потоки воды, словно там рыскает по кругу огромное морское чудовище. Ночь скрадывает все признаки даже от самого зоркого взгляда, а ведь еще случается, что вода подмывает края льдины и они прячутся под поверхностью футов на десять, превращая айсберг в отточенное горизонтальное лезвие длиной двести-триста футов.

Когда льдина зацепила судно, на вахте стоял третий помощник и лайнер шел неходко – всего лишь двенадцать узлов. И пусть удар был слабым, айсберг вспорол корпус, как брюхо сельди, которую потрошат перед копчением.

Классическая пробоина, похожая на полученную «Титаником», длиной четырнадцать футов и двенадцатью футами ниже ватерлинии, пришлась на два водонепроницаемых отсека, один из которых был главным машинным отделением.

Поначалу откачивать воду не составляло труда, но, когда замкнуло электросеть, капитану пришлось бросить все силы, чтобы удерживать лайнер на плаву. Трюмные насосы работали на полную мощность, но вода непрерывно прибывала – море выигрывало схватку.

Три дня назад капитан перевел всех людей с нижних палуб на верхнюю и задраил водонепроницаемые переборки. Экипаж и пассажиры заполнили салоны и курительные комнаты. Роскошное судно преобразилось в осажденный, запруженный толпами город с антисанитарными, ухудшающимися день ото дня условиями.

Капитан невольно вспомнил лондонскую подземку, превращенную в бомбоубежище во время войны. В ту пору он был лейтенантом и, получив увольнение на берег, попал под бомбежку. Ему пришлось провести там одну-единственную ночь, но память о ней осталась на всю жизнь.

Сейчас на борту судна царила похожая обстановка. Санитарные условия были отвратительными. Четырнадцать унитазов на шестьсот человек, многие из которых страдали морской болезнью и поносом. Ни помыться, ни принять душ. Не хватало даже энергии, чтобы нагреть воду в рукомойниках. Аварийные генераторы едва поддерживали жизненно важные системы: насосы, связь, освещение, навигационное оборудование. Помещения не обогревались, а тем временем температура за бортом упала уже до минус двадцати.

Холод в просторных салонах стоял жуткий. Пассажиры, одетые в меховые пальто, в спасательных жилетах, прятались под наваленными одеялами. Камбуз не работал, и пришлось достать газовые плитки, которыми пользовались во время высадок на берег. Еду не готовили, а выковыривали холодной прямо из консервных банок. Разогревали только супы и горячее питье, пар от которого, смешиваясь с дыханием беспомощных людей, поднимался кверху липким туманом.

Опреснительные установки не работали с момента аварии, и запасы воды подошли к концу, даже горячие напитки приходилось нормировать.

Из трехсот шестидесяти восьми пассажиров только сорок восемь были моложе пятидесяти, однако никто не падал духом. Те самые люди, которых до столкновения со льдиной легко выводила из себя ничтожная морщинка на выглаженном костюме или переохлажденное на несколько градусов вино, теперь смаковали бульон, словно выдержанное шато-марго. Невзирая на холод, они смеялись и оживленно болтали, ставя своей стойкостью в неловкое положение тех немногих, кто пробовал жаловаться. Да что и говорить: мужчины и женщины, оказавшиеся на борту лайнера, не были обычными людьми. Они многого добились в жизни и, решив отправиться в глухой уголок планеты в поисках приключений, морально подготовились к опасностям. Похоже, они расценивали происходящее как задуманную часть путешествия.

И все же капитан не питал иллюзий и сознавал всю тяжесть положения. Всматриваясь сквозь потоки воды, струящейся по иллюминаторным стеклам, он наблюдал за авральной группой на баке. Под руководством старшего помощника четыре насквозь промокших матроса в желтых клеенчатых робах с наброшенными капюшонами стравливали плавучий якорь. Еле передвигаясь на сковывающем холоде, словно роботы, они старались развернуть судно носом к морю и отдалить неизбежное столкновение со скалистым берегом. За последние дни волны, ветер и вес самого лайнера уже дважды срывали поставленные якоря.

Три часа назад капитан отозвал с нижних палуб инженерный состав – ему не хотелось рисковать их жизнями, когда надежда восстановить подачу энергии на главной силовой установке таяла с каждым часом. Битва с морем проиграна, и осталось сделать последний шаг: покинуть беспомощное судно и высадить шестьсот человек на голый берег мыса Тревоги, обрекая их, возможно, на еще большие страдания.

Непрекращающиеся шторма, волны и ветер сбивали, подобно кузнечному молоту, лед с черных скал мыса Тревоги, и он, как и несколько других безжизненных пиков, насквозь прорезал ледяную антарктическую шапку.

Длинный прямой гребень вклинивался в восточный берег моря Уэдделла на пятьдесят миль, достигая в некоторых местах пятидесяти миль в ширину и заканчиваясь раздвоенной косой, похожей на бычьи рога, внутри которых образовался небольшой залив, названный в честь полярного исследователя сэра Эрнеста Шеклтона.

Отмели залива Шеклтона, усеянные шлифованной фиолетово-черной галькой, облюбовала большая колония пингвинов, и поэтому он был постоянным местом остановки «Золотого авантюриста».

Всякий раз, проходя по этому маршруту, лайнер бросал якорь в глубоких спокойных водах залива. Пассажиры высаживались на берег, фотографировали забавных птиц и любовались удивительными геологическими образованиями, которые своими невероятными, порой смешными формами были обязаны льду и ветру.

Прошло всего десять дней, как «Золотой авантюрист» поднял якорь и, покинув залив Шеклтона, вышел в море Уэдделла. Погода стояла мягкая, ярко светило солнце, море колыхалось легкой маслянистой зыбью. И вот сейчас, в семибалльный ветер, при температуре, упавшей на сорок пять градусов по Фаренгейту, бурное течение тащило лайнер обратно к тому же черному скалистому берегу.

Капитан Рейли не сомневался, что их выбросит на мыс Тревоги. Разгулявшаяся непогода не оставляла ни единого шанса… если только французский спасатель не подоспеет раньше.

«Ла-Муэт» уже должна была появиться на локаторе, если верить координатам, переданным в радиограмме. Бэзил Рейли нахмурился, и на лбу собралось несколько складок, а в глазах промелькнула тревога.

– Сэр, еще одно сообщение из штаб-квартиры. – Второй помощник, похожий на плюшевого медвежонка, укутанного в толстую шерстяную кофту и пальто цвета морской волны, подошел к капитану. Бэзил Рейли давно перестал требовать от людей следить за соблюдением формы одежды. В морозном воздухе мостика стоял пар от дыхания.

– Отлично. – Рейли глянул на распечатку. – Ретранслируйте это капитану буксира.

В его голосе отчетливо слышалось презрение и к владельцам, и к спасателям, ведущим мелочный спор, в то время как лайнер с шестьюстами людьми на борту ведет в ледяном море битву за жизнь.

Рейли было наплевать на приказы штаб-квартиры, и, если только буксир покажется до того, как «Золотой авантюрист» напорется на скальные зубья, он воспользуется правом капитана и тут же примет открытую форму Ллойда.

– Ты только появись, только появись… – пробормотал он себе под нос, поднял бинокль и медленно обвел широкий горизонт, изрезанный черными монолитами волн. В окулярах блеснула белая точка, и сердце замерло. Капитан нервно подкрутил настройку и тут же понял, что в оптику попал отраженный от вершины айсберга луч солнца.

Опустив бинокль, он перешел на подветренное крыло мостика. С этой стороны хватало невооруженного взгляда. Черные утесы мыса Тревоги угрожающе нависли на фоне грязно-серого неба, гребни скал блестели сверкающим льдом, впадины были завалены сугробами, о крутые берега разбивались волны, взрываясь тучами ослепительно-белых брызг.

– Шестнадцать миль, сэр. – К Рейли подошел старший помощник. – Похоже, течение слегка забирает на север.

Они помолчали, машинально удерживая равновесие на раскачивающейся палубе. Затем старпом сказал с ожесточением:

– Где же этот чертов лягушатник?

И они снова уставились на негостеприимный подветренный берег, наблюдая, как траурной мантией, с воротником, подбитым горностаем, и полами, украшенными льдом, опускается антарктическая ночь.

Она была очень молода – не старше двадцати пяти, – и даже несколько слоев теплой одежды с накинутой поверху мужской, не по размеру, курткой не прятали стройность фигуры и не скрадывали грациозные, танцующие движения длинных тренированных ног.

Изящную тонкую шею венчала, словно стебель золотистого подсолнуха, голова с пышной гривой длинных, выгоревших на солнце волос. Серебряные, платиновые и медно-золотистые локоны были небрежно скручены толстым, с мужское запястье, жгутом и заколоты сверху. Выбившиеся пряди падали на лоб и щекотали нос, заставляя ее кривить губы и фыркать, сдувая назойливые завитки.

Балансируя на взмывающей и ухающей вниз палубе с ловкостью наездницы, она держала в руках тяжелый, уставленный кружками поднос и мягко упрашивала:

– Ну же, миссис Гольдберг, вы сразу согреетесь.

– Даже не знаю, милочка… – промямлила седая женщина.

– Ради меня.

– Ну разве только…

Женщина взяла кружку и осторожно отхлебнула.

– Мм… неплохо, – согласилась она и затем перешла на заговорщицкий шепот: – Саманта, буксир уже пришел?

– Придет с минуты на минуту. Капитаном на нем лихой француз с неотразимыми усами, по возрасту – самая пара вам. Хотите, познакомлю?

Миссис Гольдберг – вдова, которой было хорошо за пятьдесят, полноватая и более чем напуганная, – слегка подбодрилась и села прямее.

– Ах ты, проказница, – слабо улыбнулась она.

– Я сейчас закончу с этим… – Саманта подбородком показала на поднос и уже на ходу добавила: – Вернусь и посижу с вами. Сыграем в клабр, хорошо?

Когда девушка улыбалась, ее ослепительно-белые ровные зубы оттеняли персиковый загар и веснушки, золотой пудрой усыпавшие нос.

Саманта была нарасхват. Все, и мужчины и женщины, пытались привлечь ее внимание. Девушка принадлежала к тому редкому типу людей, которые буквально излучают теплоту, как милый котенок, и подкупают детской непосредственностью. В ответ она смеялась, мягко журила, а порой и поддразнивала. Ободренные пассажиры расплывались в улыбке и ревниво провожали ее взглядом. Они считали, что Саманта принадлежит только им, и выдумывали всяческие вопросы, шли на любую уловку, лишь бы подольше задержать ее возле себя.

– Саманта, совсем недавно за нами летел альбатрос!

– Точно-точно, я видел его из окна камбуза…

– Это ведь странствующий альбатрос, да?

– Ну что же вы, мистер Стюарт! Уж вам-то надо бы знать. Это был Diomedea melanophris, альбатрос чернобровый. Но все равно вы подметили добрый знак. Любой альбатрос приносит удачу – научно доказано…

Саманта имела докторскую степень по биологии, и ее пригласили на лайнер в качестве лектора. Она взяла творческий отпуск в университете Майами, где занималась экологией морских организмов.

Пассажиры, большинство из которых были старше ее лет на тридцать, относились к ней как к любимой дочери, но при малейших трудностях тянулись к девушке, словно дети, интуитивно угадывая в Саманте внутреннюю силу. Она стала для них домашней любимицей и матерью-хранительницей в одном лице.

Пока стюард наполнял поднос новыми кружками, Саманта выглянула из дверей временного камбуза, устроенного в баре, и окинула взглядом тесный для такого количества пассажиров салон.

В воздухе висел густой запах табака и немытых тел, но она внезапно почувствовала близость к этим людям и гордость за их мужество. Они держались молодцом.

«Настоящая команда», – подумала Саманта и усмехнулась. Обычно толпы вызывали в ней неприязнь, и она часто размышляла, отчего такое утонченное и гордое создание, как человек, попав в толпу, превращается в отталкивающее существо.

Ей вспомнились скопища людей в перенаселенных городах. Саманта ненавидела зоопарки, где зверей держали в клетках. Она не забыла, как рыдала в детстве, увидев исступленно мечущегося у решетки медведя. Бетонные клетки городов мучили своих пленников ничуть не меньше. «Животные должны быть на свободе», – думала Саманта, но человек – самый грозный хищник, отказавший в этом праве многим другим существам, – целенаправленно загонял самого себя в безнадежный тупик, разрушал основы своего существования с усердием, по сравнению с которым самоубийственное безумие леммингов кажется вполне умеренным. И только сейчас, здесь, в этих тяжелейших условиях, Саманта впервые по-настоящему гордилась ими… и тревожилась.

Подспудно, где-то глубоко внутри, она тоже страшилась предстоящего – ведь она была создана для моря, любила его и осознавала величественную мощь водной стихии. Саманта не заблуждалась в том, что ждет их всех впереди. Приложив волевое усилие, она расправила поникшие плечи, заставила себя улыбнуться и понадежнее подхватила тяжелый поднос.

Неожиданно в динамиках общекорабельной сети раздался треск, и в наступившей тишине прозвучал сдержанный голос шкипера:

– Дамы и господа, говорит капитан. С сожалением должен сообщить, что спасательный буксир «Ла-Муэт» до сих пор не появился на нашем радаре. Я принял решение о высадке команды и пассажиров на спасательных шлюпках и плотах.

По переполненным залам пронесся вздох, различимый даже в гуле шторма. Саманта заметила, как один из пассажиров, которому она уделяла много внимания, протянул руки к жене и прижал ее седую голову к плечу.

– Все вы прошли инструктаж и не раз отрабатывали учебную посадку. Вам известны ваши группы и пункты сбора. Я надеюсь, мне не стоит напоминать о соблюдении порядка и о том, что распоряжения судового комсостава должны выполняться беспрекословно и неукоснительно.

Саманта тут же поставила поднос и вернулась к миссис Гольдберг. Вдова негромко плакала, потерянно озираясь по сторонам. Девушка обняла ее за плечи.

– Пойдемте, – прошептала она. – Незачем кому-то видеть вас в слезах.

– Саманта, ты не бросишь меня?

– Ну что вы, конечно нет. – Она помогла женщине подняться. – Все будет хорошо – вот увидите. Представьте только, какую историю вы расскажете внучатам.

Капитан Рейли еще раз прошелся по регламенту оставления судна, перебирая в уме все действия одно за другим. Он помнил внушительный список наизусть, составив его заранее на основе собственного богатого опыта плавания в антарктических водах.

Самое главное при посадке в спасательные шлюпки – не допустить, чтобы кто-нибудь сорвался в воду. При такой температуре смерть наступает в течение четырех минут. Даже если бедолагу немедленно вытащить, то у него все равно остаются те же четыре минуты. Спасти может только сухая одежда и тепло, найти которые сейчас невозможно. А учитывая восьмибалльный ветер, дующий со скоростью сорока миль в час, и двадцатиградусный мороз, коэффициент резкости погоды приближался к семи. Проще говоря, через несколько минут человек окоченеет и полностью лишится сил. Поэтому действовать следовало с величайшей осторожностью.

Второе, и не менее важное, о чем нельзя было забывать, – физическое состояние людей, когда они покинут относительно теплые и безопасные помещения лайнера и окажутся на хрупких плотах и шлюпках посреди бушующего антарктического шторма.

Пассажиров предупредили и постарались психологически подготовить к испытаниям. Один из судовых офицеров проверил одежду и индивидуальные спасательные средства, все приняли по паре таблеток глюкозы, помогавшей организму бороться с холодом, и на каждый плот назначили ответственным опытного члена команды. Вот, пожалуй, и все, что капитан мог сделать для пассажиров. Теперь ему предстояло продумать очередность спуска на воду.

Все шесть спасательных мотоботов, каждым из которых управляет штурман с пятью матросами, пойдут первыми – тройками с обоих бортов. Пока плавучий якорь будет удерживать лайнер носом к ветру, лебедки живо опустят мотоботы с развернутых боканцев гидравлических шлюпбалок на воду, политую из насосов мазутом, чтобы временно сбить волны.

Несмотря на то что спасательные мотоботы – скорее даже катера – имеют палубу, снабжены надежными двигателями и оборудованы радиостанциями, они плохо подходят для выживания в таких широтах: через несколько часов холод совершенно измотает экипаж. Именно поэтому пассажиров решили разместить на больших надувных плотах, защищенных сверху и с боков двойной обшивкой и обладающих достаточной остойчивостью даже в самый жестокий шторм. На них погрузили запас еды и поставили портативные радиомаяки. Каждый плот вмещал по двадцать человек, и тепла их тел должно было хватить, чтобы они чувствовали себя относительно удобно, пока не достигнут берега.

Что же касается катеров, они соберут плоты, подцепят их на буксир и поведут укрываться в залив Шеклтона.

Даже учитывая разбушевавшуюся непогоду, им вполне должно хватить двенадцати часов. Каждый из таких импровизированных буксиров потянет пять плотов, и хотя членам их экипажей придется менять друг друга, они смогут передохнуть под навесами, так что непреодолимых трудностей не предвиделось. Капитан Рейли рассчитывал, что караваны пойдут со скоростью три-четыре узла.

На катера погрузили запас топлива, оборудования и еды на месяц, а то и на два, если урезать рацион. Как только они войдут в спокойные воды залива, плоты вытащат на берег, обложат борта снегом, утрамбуют и превратят в подобие эскимосских иглу. Им придется провести в заливе Шеклтона не один день, ведь французский буксир-спасатель не сможет забрать шесть сотен душ зараз. Кому-то выпадет дожидаться другого спасателя.

Капитан Рейли бросил еще один взгляд на землю. Она уже придвинулась почти вплотную, и, несмотря на стремительно опускавшуюся ночь, ледяные пики сверкали, словно клыки алчного, беспощадного чудовища.

– Что ж, – кивнул капитан старшему помощнику, – начнем.

Старпом поднес к губам портативную рацию:

– На баке, говорит мостик. Приступить к сбросу топлива.

Из шлангов по обоим бортам судна ударили серебристые струи дизельного мазута, выкачиваемого из бункерных цистерн. Ветер не в силах был прорвать сплошную вязкую массу, и она растекалась толстой пленкой по воде, играя всеми цветами радуги под светом прожекторов.

Море тут же успокоилось, волны под тяжелым слоем топлива сгладились и стали мерно, величественно колыхаться под корпусом лайнера.

Капитан и старпом сразу почувствовали беспомощность полузатопленного судна, потерявшего былую легкость и подвижность.

– Мотоботы за борт, – распорядился Рейли, и старший помощник тут же передал приказ по рации.

Гидравлические стрелы шлюпбалок подняли катера с кильблоков, развернулись и свесили их за релинг. Судно провалилось к подножию очередного вала, и придавленный слоем топлива гребень прошел всего в нескольких футах под их днищами. Командиры катеров должны были внимательно наблюдать за морем и включать лебедки с таким расчетом, чтобы киль опустился на обратный скат волны, после чего – едва расцепятся автоматические замки – как можно быстрее отойти от стального борта на безопасное расстояние.

Небольшие катера раскачивались, сверкали влажными желтыми боками в свете прожекторов и, увешанные гирляндами льда, напоминали рождественские игрушки. За упрочненными стеклами иллюминаторов белели сосредоточенные лица командиров, напряженно следивших за черными волнами.

И тут толстый нейлоновый трос, удерживавший конусовидный плавучий якорь, лопнул с оглушительным треском. Оборванный конец просвистел в воздухе кончиком громадного кнута, способного перерубить человека пополам.

«Золотой авантюрист», словно сорвавшийся с узды жеребец, задрал нос, торжествуя освобождение, и беспомощно рухнул вниз, развернувшись вдоль волн и подставив ветру правый борт, над которым все еще болтались три желтых катера.

Из темноты надвинулся гигантский вал. На одном из катеров перерубили тросы, он тяжело плюхнулся на воду, замолотив малюсеньким винтом и тщетно пытаясь развернуть нос. Налетевшая волна подхватила катер и бросила его на стальной борт лайнера.

Корпус мотобота лопнул, словно перезревшая дыня. С мостика видели, как членов экипажа смело во мрак. Несколько мгновений маяки на их спасательных жилетах тускло мерцали светлячками, затем их поглотил шторм.

Передний катер раскачивался и ударялся о лайнер, как дверной молоток. Носовой конец перекрутило, корма задралась, и налетавшие волны впечатывали мотобот в борт судна. Несколько долгих минут, пока шторм превращал катер в перекрученные обломки, до старпома с капитаном доносились слабые, перекрываемые ветром крики гибнувших моряков.

Третий мотобот тоже яростно мотало. Шлюпбалочные замки не выдержали, и он сорвался с двадцатифутовой высоты, окунулся в бурлящую воду, выскочил, как желтый поплавок, и, стремительно погружаясь под косым углом, исчез в ревущей ночи.

– Боже мой, – прошептал капитан Рейли. Под резким освещением мостика его лицо казалось внезапно постаревшим. В одно мгновение он лишился половины катеров. Время оплакивать людей, которых забрало море, еще придет, а сейчас его потрясла потеря буксиров, поставившая под угрозу шестьсот жизней.

– Сэр, – голос старшего помощника дрожал, – остальные спустились удачно.

С подветренной стороны от непогоды защищал высокий борт лайнера; катера без осложнений легли на воду и отцепили тросы. Сейчас они кружили неподалеку, и лучи их прожекторов словно выщупывали ночь длинными белыми пальцами. Один катер бросился снимать команду с разбитого мотобота и уже возвращался, тяжело переваливая через гребни неистовых волн.

– Три буксира на тридцать плотов… – прошептал капитан.

Он знал, что пастухов на такое стадо недостаточно, но выбора не осталось. Сквозь завывание ветра ему слышалась канонада прибоя, грохочущего о каменистый берег. Мыс Тревоги алкал добычу.

– Спускаем плоты, – промолвил капитан и подумал: «И да поможет нам Бог».

– Номер шестнадцать! – выкрикивала Саманта. – Группа номер шестнадцать, все сюда!

Она собрала восемнадцать пассажиров, приписанных к вверенному ей спасательному плоту.

– Ну вот, все на месте, никто не потерялся. – Они стояли перед тяжелыми дверями из красного дерева, выходящими на носовую палубу. – Приготовьтесь. Как только поступит сигнал, медлить нельзя.

Захлестывающие палубу волны перекатывались на подветренную сторону и не давали воспользоваться десантной сетью для высадки на скачущие под бортом плоты. Вместо этого их надували прямо на палубе, пассажиры бросались к ним и запрыгивали внутрь в промежутке между накатами волн. И уже с людьми плот опускали на грохочущих лебедках в более спокойные воды под защитой массивного корпуса лайнера. Спасательный катер тут же цеплял плот на буксир и отводил к формирующемуся каравану.

– Готовы? – Третий помощник распахнул двери. – Быстрее! Все вместе!

– Пошли, пошли! – закричала Саманта, и пассажиры нестройной толпой вывалили на мокрый и скользкий ботдек. До поджидавшего их плота, который напоминал гигантскую желтую жабу с мерзкой пастью, было едва ли тридцать шагов, но ветер ударил наотмашь, и до Саманты донеслись испуганные крики. Кое-кто сбился с шага и замер в нерешительности, ежась под безжалостным холодом.

– Не стоять, не стоять! Двигайтесь! – кричала Саманта и подталкивала отставших. Ей приходилось поддерживать миссис Гольдберг, чье грузное тело вдруг стало очень тяжелым и неповоротливым, как мешок с зерном.

– А ну-ка! – Третий помощник подхватил миссис Гольдберг с другой стороны, и вдвоем они втолкнули ее под купол плота.

– Отличная работа, красавица! – подбодрил Саманту моряк и весело оскалил зубы в мужественной, невероятно обаятельной улыбке. Его звали Кен, и он был старше ее на пять лет. Саманта не сомневалась, что они стали бы близки, будь у них чуть больше времени. Кен начал ухаживать за ней с той самой минуты, как она ступила на борт лайнера в Нью-Йорке. И хотя о любви говорить не стоило, ему удалось тронуть ее увлекающуюся натуру, разбудить в Саманте желание, и она постепенно уступала напору и привлекательности молодого командира. Девушка решила поддаться, но не торопилась, заигрывая и поддразнивая Кена. И вот теперь она поняла с внезапной болью, что им уже вряд ли суждено стать любовниками.

– Надо помочь остальным! – выпалила Саманта, перекрикивая завывания ветра.

– Черта с два! Залезайте живо! – Кен бесцеремонно развернул ее к плоту. Она вползла внутрь и оглянулась на обледенелую, залитую светом дуговых ламп палубу.

Третий помощник бросился к поскользнувшейся и беспомощно барахтавшейся женщине, которую пытался поставить на ноги муж. Из всей группы оставались только они. Кен одним махом поднял пассажирку, и, подхватив ее с двух сторон, мужчины двинулись к плоту, неловко ступая по раскачивающейся палубе притопленного лайнера.

Саманта разглядела надвигавшийся водяной вал и закричала:

– Кен, назад! Ради бога, назад!

Но он не слышал. Вал достиг палубы, бесшумно перевалил через леер и надвинулся громадным морским чудовищем с лоснящимися боками.

– Кен!

В последнюю секунду он обернулся и увидел волну, гребень которой возвышался над его головой. Слишком поздно: они не успевали ни добраться до плота, ни укрыться за дверями. Загрохотала двухбарабанная лебедка, и плот взлетел над палубой так, что у Саманты сердце ушло в пятки. Матрос, управляющий спуском, знал, что катившаяся волна сомнет беззащитный плот, бросит на палубные надстройки или протащит днищем по релингу. Пластиковая обшивка не выдержит и лопнет, как воздушный шарик.

Саманта перекатилась к краю и выглянула вниз: черный сверкающий поток подхватил три тела, сбил с ног и смахнул с палубы. Кену удалось вцепиться в ограждение, и несколько мгновений он удерживался, скрываясь с головой в бурлящем водовороте, затем исчез. Когда лайнер грузно накренился в обратную сторону, отряхиваясь от воды, людей на палубе уже не было.

Дождавшись следующего крена, оператор, сидящий в застекленной кабине, быстро развернул болтающийся плот за борт и ловко опустил на воду, где его уже поджидал рыскающий по кругу катер.

Саманта застегнула входной полог и, пробираясь на ощупь между напуганными людьми, отыскала миссис Гольдберг.

– Милая, ты плачешь? – дрожащим голосом спросила пожилая женщина, отчаянно цепляясь за девушку.

– Нет-нет, что вы! – Саманта обняла перепуганную вдову за плечи и свободной рукой вытерла слезы, струившиеся по щекам.

Трог снял гарнитуру и посмотрел на Ника сквозь пелену сигарного дыма.

– Их радист заблокировал ключ передатчика, так что тот выдает теперь непрерывный сигнал для пеленгатора.

Ник понял, что произошло: люди оставили «Золотой авантюрист». Он промолчал и только кивнул, возвращаясь на мостик. Снедавшее его нетерпение не давало присесть ни на минуту. Перед мысленным взором медленно вырисовывалась надвигающаяся катастрофа. Карты легли неудачно, а ставкой в игре была жизнь. Сомнений не осталось: «Золотой авантюрист» наверняка выбросит на берег, и шторм разнесет судно в щепки. «Флотилия Кристи» зафрахтует, конечно же, «Колдуна» в помощь «Ла-Муэт» для переправки пассажиров лайнера в Кейптаун, но оплата не пойдет ни в какое сравнение со стоимостью контракта с «Эссо», от которого Ник отказался ради этой безумной гонки на край земли.

Игра проиграна – он банкрот. И пусть последствия его глупости проявятся лишь через несколько месяцев, погашение кредитов и выплаты по счетам за постройку второго буксира, который все еще стоял на стапелях, медленно, но неумолимо затянут веревку на его шее.

– Мы еще можем успеть, – раздался в наступившей на мостике тишине напористый голос Дэвида Аллена. – Поблизости от берега течение наверняка развернется и замедлит снос лайнера, так что у нас… – Старпом замолк под хмурым взглядом Ника.

– До них десять часов хода, и уж если Рейли решился на высадку, то можно быть уверенным, что судно у самого берега. Рейли – достойный человек. – Ник лично назначал его на «Золотой авантюрист». – Он был капитаном эсминца в Северной Атлантике, самым молодым во всем флоте, потом провел десять лет в компании «Пенинсьюла энд Ориент», а они берут только лучших…

Ник оборвал себя на полуслове – излишняя болтливость ни к чему, – подошел к радару и выставил наибольшую дальность и яркость. Круглый экран запестрел помехами, но внизу четко высветились контуры утесов и вершин мыса Тревоги. При хорошей погоде да на полном ходу путь занял бы не больше пяти часов, но сейчас они вышли из-под защиты громадного айсберга и с трудом пробивались в штормовой мгле. «Колдун», способный выдерживать большие волны, мог бы идти и быстрее, но, опасаясь напороться на льдину, Ник держал среднюю скорость, а это означало, что «Золотой авантюрист» появится у них в виду только через десять часов. Если не затонет к тому времени.

– Поймал передачу голосом, – возбужденно просипел Трог за спиной Ника. – Сигнал прерывистый и очень слабый. Похоже, на одной из спасательных шлюпок работает портативная радиостанция. – Он прижал наушники обеими руками. – Спасательные плоты с людьми тянут в залив Шеклтона. Один из плотов сорвался с буксирного троса, но для поисков не хватает катеров, и они просят помощи у «Ла-Муэт».

– И те откликнулись?

Трог отрицательно помотал головой:

– Скорее всего, они вне зоны действия передатчика.

– Так. – Ник вернулся на мостик. Он до сих пор не вышел на связь и спиной чувствовал молчаливое осуждение команды. Ему опять захотелось поделиться сомнениями, услышать несколько теплых слов, почувствовать дружескую поддержку. У него еще недоставало сил бороться с поражением в одиночку.

– Дэвид, я изучал рекомендации адмиралтейства по навигации вблизи мыса Тревоги, – заметил он, остановившись рядом со старшим помощником. – Назвав его по имени и сделав вид, будто не замечает ошеломленного взгляда и залившегося румянцем лица старпома, Ник спокойно продолжил: – Берега очень крутые, и постоянно дует западный ветер, но есть несколько отмелей, усыпанных галькой. Кроме того, барометр опять поднимается.

– Да, сэр, – с энтузиазмом кивнул Дэвид. – Я за ним все время слежу.

– Вместо того чтобы надеяться на обратное течение, лучше попросите Бога выбросить лайнер на такую отмель. Если погода успокоится, то не все еще потеряно и мы успеем поставить верп до того, как лайнер разобьется.

– Я прочту «Аве Мария» десять раз, сэр, – заулыбался Дэвид, потрясенный неожиданным дружелюбием замкнутого и неприступного капитана.

– Прочтите еще десяток, чтобы нас не опередила «Ла-Муэт», – усмехнулся Ник.

Дэвид впервые видел его улыбающимся и поразился перемене, произошедшей с мрачным лицом шкипера. Оно смягчилось, засветилось обаянием, и старпом отметил, что никогда не замечал, какие у Ника ясные зеленые глаза и ровные белые зубы.

– Так держать. Если что-нибудь изменится, сразу сообщите, – сказал Ник и повернулся к выходу.

– Есть так держать, сэр! – Теперь и в голосе Дэвида Аллена прозвучали дружелюбные нотки.

Изумительные загадочные вспышки полярного сияния дрожали и мерцали в переливающихся струях затопившего горизонт красного и зеленого огня, создавая потрясающие декорации для акта смертельной агонии величественного судна.

Капитан Рейли смотрел в иллюминатор головного катера, наблюдая за трагическим концом лайнера, казавшегося ему в эти последние мгновения необычайно высоким и красивым. Ни одно из судов – к каждому из которых Рейли был привязан, словно к живому существу, – он не любил так, как «Золотого авантюриста». Капитан чувствовал, как вместе с лайнером умирает частичка его собственной души.

Поведение судна изменилось. Море нащупало землю – крутой берег мыса Тревоги, – и лайнер будто потерял голову в предчувствии новой атаки ветра и волн, словно догадывался о своей судьбе. Он раскачивался маятником с амплитудой градусов под тридцать. В крайних точках из воды показывалась красная полоска окрашенного суриком днища. Из бурлящих волн прямо перед лайнером вырастали отвесные утесы. Казалось, что «Золотой авантюрист» вот-вот выбросит прямо на них, но встречное течение подхватило судно и развернуло его носом к заливу. Лайнер скрылся из виду…

Капитан еще долго стоял у иллюминатора, уставившись невидящим взглядом на взлетающие и опадающие гребни водяных валов. Необычное освещение запятнало его застывшее, скорбное лицо серо-зелеными мазками.

Наконец он тяжело вздохнул и отвернулся. Ему предстояло вести жалкий караван в безопасные воды залива Шеклтона.

Судьба все же смилостивилась над ними, послав течение, вынесшее их прямо к берегу. Катера – каждый со своей цепочкой тяжелых, неповоротливых плотов – растянулись на три мили. Капитан поддерживал с ними связь, используя коротковолновую радиостанцию. Несмотря на жестокий холод, экипажи держались бодро и уверенно вели катера, развив неожиданно высокую скорость. Рейли надеялся, что им хватит трех-четырех часов. Слишком много жизней уже потеряно, а пока они не доберутся до берега и не разобьют лагерь, случиться может всякое.

«А что, если невезение закончилось? – подумал он и взял мини-рацию в руку. – Что, если французский спасатель уже поблизости?»

– «Ла-Муэт», как слышите, прием? «Ла-Муэт»…

Катер сидел слишком низко среди громадных волн, мощности крошечного передатчика было явно недостаточно на бесконечных просторах льда и воды, но капитан вновь и вновь продолжал вызывать буксир…

Пассажиры сумели привыкнуть к норовистому поведению обездвиженного лайнера, к его подъемам и падениям, к величественному раскачиванию, напоминавшему громадный, отбивающий такт метроном, смирились с выстуженными, забитыми людьми холлами, свыклись с отсутствием удобств.

Люди набрались решимости и мысленно приготовились к еще большим испытаниям, но никто – из тех, кто оказался на спасательном плоту номер шестнадцать, – даже представить не мог, что им доведется пережить. Саманта, самая молодая среди пассажиров, самая выносливая и знающая, и то оказалась застигнутой врасплох.

Едва полотнище застегнули, как внутри воцарился кромешный мрак: водонепроницаемый купол не пропускал ни лучика света.

Саманта сразу поняла, что темнота раздавит людей, вытянет из них последние душевные силы и, что самое страшное, вгонит в панику, лишив ориентации. Поэтому она распорядилась, чтобы пассажиры зажигали по очереди сигнальные огни на спасательных жилетах и, видя друг друга, могли хоть немного успокоить натянутые нервы.

Затем Саманта рассадила людей вдоль борта по кругу, чтобы дать им возможность вытянуть ноги к центру и уравновесить плот.

После гибели Кена она взяла командование в свои руки; остальные, как и следовало ожидать, полностью положились на нее. Именно Саманта вылезла наружу, в жуткий ночной мороз, чтобы закрепить буксирный трос, брошенный со спасательного катера. Вернулась она насквозь продрогшая, трясясь от холода и едва переставляя ноги. Ушло почти полчаса энергичных растираний, пока в руках и лице не восстановилась чувствительность, и обморожения, к счастью, удалось избежать.

Когда караван двинулся в путь, невыносимая болтанка превратилась в настоящий кошмар. Малейшие движения моря или порывы ветра тут же передавались сбившимся в кучу людям, а стоило плоту отклониться в сторону, как буксирный канат резко выдергивал его на курс. Подстегиваемые ветром, беснующиеся вблизи берега волны достигали двадцати футов, плот взлетал на гребень и устремлялся к подножию. Плот не был оснащен килем, а посему норовил закрутиться волчком, пока натяжение каната не разворачивало его в обратную сторону. Первой сдалась миссис Гольдберг, и теплая струя рвоты фонтаном обдала аляску Саманты.

Тент, накрывавший плот, не пропускал воздух, только в самом верху находилось несколько вентиляционных отверстий. Резкий сладковатый запах рвотной массы тут же заполнил все пространство, вызвав ответные приступы тошноты у доброй половины пассажиров.

Холод стоял убийственный. Он насквозь пронизывал двойную обшивку плота и купол, подбираясь к ногам и спинам. Пар, вырывавшийся изо рта, конденсировался и превращался в иней. Даже рвота на палубе и одежде замерзла. Саманта прекрасно представляла, каким коварным может быть холод.

– Давайте споем! – принялась она подбадривать людей. – Сначала «Янки-Дудл». Мистер Стюарт, начинайте! Ну же! Хлопаем в ладоши. Повернитесь к соседу и хлопайте в ладоши друг друга.

Девушка ползала на коленях, дергала товарищей по несчастью, расталкивала, тормошила их, не давая впасть в забытье, которое ничего общего не имело со сном и было вызвано резким падением температуры тела. Она доставала леденцы из неприкосновенного запаса и запихивала в рот пассажирам.

– Пойте и грызите карамель! – командовала Саманта, зная, что сахар помогает организму бороться с холодом и морской болезнью. – Хлопайте в ладоши, двигайтесь! Мы вот-вот приплывем!

Когда все выдохлись окончательно, она взялась рассказывать разные истории, и как только упоминалась, скажем, собака, полагалось лаять, прихлопывая ладошами в такт, кукарекать или кричать по-ослиному.

От пения и разговоров у Саманты нещадно саднило горло, подобрался холод, навалилась усталость и апатия – первые признаки того, что она на грани срыва и готова сдаться. Девушка попыталась приободриться и заставила себя сесть.

– Я сейчас разожгу плитку и согрею нам чего-нибудь горячего, – бодро объявила она.

В ответ никто почти и не двинулся, только кого-то опять мучительно вырвало.

– Ну, кому первому налить… – Саманта осеклась. Что-то изменилось. Прошло несколько долгих секунд, прежде чем она поняла: ветер стих, и плот двигался плавно, взлетая и опускаясь вслед за волнами; изматывающие рывки буксирного троса прекратились.

Из последних сил она бросилась к застегнутому пологу и скрюченными пальцами рванула застежки.

Заря окрашивала холодное ясное небо тончайшими оттенками розового и лилового. Ветер почти угомонился, но волны продолжали идти горой, цвет воды из черного превратился в бутылочно-зеленый.

Буксирный трос сорвало вместе с соединительной скобой, на ее месте сиротливо болтался кусок пластиковой обшивки. Номер шестнадцать замыкал вереницу плотов, которые тянул третий катер. Саманта высунулась насколько могла, судорожно вцепившись в борт и отчаянно всматриваясь между гребнями волн. Тщетно: караван исчез.

Из виду пропал не только катер, но и каменистые, увенчанные ледовыми шапками скалы мыса Тревоги. За ночь злосчастный плот снесло на безбрежные пустынные просторы моря Уэдделла.

Отчаяние захлестнуло Саманту. Хотелось разрыдаться от несправедливости жестокой судьбы, но она удержалась, осторожно вдыхая, чтобы не застудить легкие, и вглядываясь в даль слезящимися от ветра и напряжения глазами. Наконец холод загнал ее обратно под купол, в смрадную темень. Обессиленная, Саманта легла среди безвольных, недвижных пассажиров и потуже затянула капюшон куртки. Даже при мысли о неизбежных смертях в ее душе ничего не дрогнуло. Наваливалась безысходность; трясина безволия, уже поглотившая остальных, засасывала все глубже и глубже, холод пробирался по ногам и рукам. Саманта смежила веки и лишь огромным усилием воли снова открыла глаза.

«Нет, я не умру, – твердо заявила она самой себе. – Я не собираюсь вот так лежать и погибать». Отчаяние все равно давило, словно мешок, полный свинцовых чушек, и девушке с трудом удалось повернуться, встать на четвереньки и доползти до ящика с запасами и спасательным оборудованием.

Саманта вытащила из ячейки радиомаяк и замерзшими, непослушными пальцами в толстых рукавицах сорвала полиуретановую упаковку. На приборе размером с сигарную коробку была по трафарету нанесена инструкция, но Саманте она не понадобилась. Девушка включила радиомаяк и вернула прибор на место. В течение как минимум сорока восьми часов – или пока не сядут аккумуляторы – он будет неутомимо транслировать радиокомпасный пеленг-сигнал на частоте сто двадцать один с половиной мегагерц.

Оставалась призрачная надежда, что французский буксир поймает слабенький голос маяка и найдет их. А сейчас Саманте нужно было сосредоточиться на неподъемной задаче: как вскипятить полкружки воды на таблетке сухого спирта и при этом не ошпариться. Поразмыслив, девушка пристроила плитку на коленях, удерживая равновесие при качке. Пока руки были заняты работой, Саманта подбирала слова и крепилась духом, чтобы сообщить остальным неприятную новость.

Покинутый людьми «Золотой авантюрист» – с мертвыми двигателями, застопоренным штурвалом, с телеграфным манипулятором, заблокированным в режиме непрерывной передачи однотонального сигнала бедствия, но по-прежнему залитый палубной иллюминацией – стремительно приближался к черным скалам мыса Тревоги.

Утесы, сложенные из необычайно твердых горных пород, уходили в воду почти отвесно, и даже вечные атаки свирепого моря почти не оставили следов – все так же сверкали острые ребра скал и блестели отполированные поверхности разломов.

Не встречая препятствий, волны обрушивались на камень, оглушительно громыхая и сотрясая воздух, словно мощный заряд взрывчатки, яростно взметались у неподвижных скал и обессиленно откатывали назад.

Именно эти отраженные волны удерживали «Золотой авантюрист» от столкновения с утесами. Обрывистое дно уходило на сорок саженей возле скал, оставляя лайнеру достаточно места под днищем.

Вблизи утесов ветер смолкал, в зловещей неподвижности воздуха судно прибивало все ближе и ближе, корпус раскачивался из стороны в сторону, чуть не задевая надстройками каменные стены. Один раз лайнер все же коснулся скалы, но отраженная волна отпихнула его обратно. Каждый новый вал толкал «Золотой авантюрист» на утесы, а порожденная им же волна отбрасывала судно, чуть-чуть смещая его вдоль берега. При желании человек без труда перескочил бы с вершины скалы на палубу лайнера.

Внезапно сплошная линия утесов оборвалась, разделившись на три закрученных спиралью столба, изящных, как лепные колонны в храме Зевса.

«Золотой авантюрист» зацепился кормой за одну из них, содрав краску и помяв релинг, и вырвался на простор.

Удары ветра развернули лайнер и направили носом прямо на галечное мелководье просторного залива, где валуны из более податливой породы, обточенные водой до размеров человеческой головы и круглые, как пушечные ядра, усеивали пологое дно и берег.

Прибой ворошил каменную насыпку, и валуны с треском стучались друг о друга, а рыхлые обломки морского льда, прибитые к берегу, шуршали и шипели в такт поднимавшейся и опускавшейся воде.

Выйдя из-под скалы, «Золотой авантюрист» опять попал в объятия ветра, пусть и стихавшего, но все же способного медленно продвигать лайнер носом в глубину залива.

Здесь дно полого поднималось к берегу, и высокие волны перекатывались плавно. Толстый слой мягкого льда сглаживал гребни своим весом, не давая им закручиваться и взрываться седыми бурунами. Волны наслаивались друг на друга и с помощью ветра придавали судну постоянное ускорение, загоняя его на берег.

С громким металлическим скрежетом лайнер выполз на отмель и накренился. Мелкая галька расступилась под весом корпуса, как бы присасываясь к днищу, а волны и порывы ветра довершили дело, вытолкнув судно еще дальше на берег. Короткая ночь закончилась, ветер стих, и волны пошли на убыль. Наступивший отлив окончательно посадил лайнер на мель.

К полудню накрененный под углом в десять градусов нос «Золотого авантюриста» полностью увяз в гальке фиолетового берега. Только корма, словно качели, взлетала и опускалась на волнах, пытавшихся вытолкнуть судно еще дальше на сушу. Впрочем, температура стремительно падала, и куски рыхлого льда смерзались вокруг корпуса сплошным слоем.

Лайнер величественно застыл на влажном сверкающем берегу. Надстройки покрылись бахромой инея, со штормовых портов и якорных клюзов сталактитами свисали прозрачные ледяные иглы.

Аварийный генератор работал до сих пор, и огни на палубе весело переливались, а из динамиков опустевшего салона неслась мягкая музыка.

Если не считать бортовой пробоины, через которую по-прежнему хлестала вода, прочих видимых повреждений не было, и резкие силуэты грозных остроконечных пиков мыса Тревоги лишь подчеркивали изящные обводы лайнера, замершего в ожидании первого, кто придет и, образно выражаясь, сорвет сочный, манящий плод с призового дерева.

Передатчик в радиорубке продолжал посылать однотонный непрерывный сигнал, уверенно принимаемый в радиусе пятисот миль.

Пролежав два часа в тяжелом забытьи, Ник Берг очнулся, как от резкого удара, и сел на койке: вот-вот должно было случиться что-то важное. Ему понадобилось целых десять секунд, чтобы прийти в себя и сориентироваться.

Невыспавшийся, с головной болью, он поднялся на ноги и поплелся в ванную. Пустив обжигающую воду, залез на ватных ногах под душ и помазком намылил щеки.

Когда Ник вышел на мостик, сидевший в радиорубке Трог вскинул на него покрасневшие, слезящиеся глаза, красноречиво говорившие, что радист даже не прилег. Ник ощутил укол стыда.

– Мы по-прежнему опережаем «Ла-Муэт». Думаю, миль на сто, – сухо бросил Трог и отвернулся.

На мостике появился Эйнджел с огромным подносом, от которого исходил аппетитный запах.

– Шкипер, у меня для вас кое-что особенное на завтрак. «Яйца с ангельскими крыльями», по моему личному рецепту.

– Беру всю партию, – фыркнул Ник и повернулся к Трогу уже с набитым ртом. – Что с «Авантюристом»?

– Все тот же пеленг-сигнал, но положение за последние три часа не изменилось.

– Как-как? – поперхнувшись, переспросил шкипер.

– Я говорю, на месте стоит.

– Стало быть, его выбросило на берег в целости и сохранности, раз передатчик до сих пор работает, – пробормотал Ник, позабыв о еде.

Тут в рубку влетел Дэвид Аллен с припухшими глазами, натягивая на ходу бушлат. Кое-как причесанные спереди волосы топорщились на затылке. Ему не надо было два раза повторять, что капитан уже на мостике.

– Похоже, Дэвид, ваши молитвы сработали. – На губах Ника мелькнула скупая улыбка.

Старпом потянулся к столешнице:

– Постучим по дереву и сплюнем через плечо.

Прежнее отчаяние отступило вместе с усталостью. Ник с удовольствием подхватил вилкой еще кусочек, шагнул к переднему окну и глянул вдаль.

Море почти успокоилось, а вот низкое бледно-желтое солнце совсем не грело. Ник посмотрел на термометр: минус тридцать.

На южных широтах выше шестидесятой параллели, где бесконечно кружат области низкого давления, погода настолько переменчива, что шторм может подняться за считаные минуты и так же быстро смениться затишьем. Впрочем, преобладала просто скверная погода. Больше ста дней в году дул сильный ветер, переходящий в штормовой. Фотографии якобы типичных антарктических пейзажей, с их ясной солнечной погодой, искрящимся девственным снегом и айсбергами-исполинами, создают обманчивое впечатление – а все потому, что не так-то просто фотографировать в снежную бурю или пургу.

Ник не доверял затишью, но молил Провидение сохранить его подольше. Ему опять захотелось увеличить скорость, и он уже собрался отдать команду, как вахтенный резко переложил руль.

Прямо по курсу, из бурлящего водоворота, словно затаившееся чудовище, показалась ледяная глыба. «Колдун» успел повернуть, и айсберг всплыл на поверхность – черный массив, изборожденный грязными оледеневшими потеками, уродливый и смертельно опасный. Ник не решился отдать команду поднять обороты.

– Через час должен показаться мыс Тревоги! – ликующе воскликнул Дэвид. – Если, конечно, видимость не упадет.

– Упадет-упадет. Надвигается туман. – Ник указал на поднимающиеся с поверхности моря призрачные завитки пара, уплотнявшиеся по мере увеличения разницы между температурой воды и воздуха.

– До «Золотого авантюриста» осталось четыре часа. – Дэвида переполняло возбуждение, и он снова постучал по столу. – Сэр, разрешите спуститься и проверить бросательные концы и остальное оборудование.

Туман сгущался, обволакивая судно белесой дымкой и снижая видимость до нескольких сотен ярдов. Ник метался по мостику, как лев в клетке. Руки заложены за спину, во рту незажженная черная «манила». Всякий раз, когда Трог перехватывал радиограммы «Флотилии Кристи», Жюля Левуазана или капитана Рейли, Ник замирал.

Ближе к полудню Рейли сообщил, что потерь больше нет, они добрались наконец до залива Шеклтона и, пользуясь благоприятной погодой, приступили к разбивке лагеря. В конце он еще раз попросил «Ла-Муэт» следить за частотой сто двадцать один с половиной мегагерц и попытаться отыскать сорвавшийся ночью спасательный плот. Подтверждения от «Ла-Муэт» не последовало.

– Они не слушают короткие волны, – проворчал Трог.

Ник мельком подумал о несчастных, оказавшихся на плоту: печально, но, если температура не поднимется, им не продержаться и дня. Затем отбросил эти мысли и вернулся к переговорам между «Флотилией Кристи» и «Ла-Муэт».

Итак, ситуация круто изменилась, а вместе с ней и позиции сторон.

Пока «Золотой авантюрист» находился в открытом море и спасение сводилось к несложной операции – выстрелить бросательным концом поперек палубы, завести с его помощью стальной трос и взять лайнер на буксир, – Жюль Левуазан настаивал на открытой форме Ллойда, которая гласит: «Без спасения нет вознаграждения».

Коль скоро он не сомневался, что обеспечит «спасение», то не сомневался и в «вознаграждении». Решение о размере выплаты вынесет лондонская арбитражная комиссия Ллойда на основе международного морского права, причем конкретная цифра представляет собой процентную долю остаточной стоимости судна и определяется арбитром в зависимости от сложности и риска, на который пришлось пойти спасателю. Если умело расписать мастерство и отвагу, проявленную при спасении, то выплата может составить миллионы долларов.

«Флотилия Кристи» всеми силами старалась уйти от контракта Ллойда. Судовладельцы хотели уломать Левуазана на посуточную оплату и премиальные, чтобы заранее определить и ограничить стоимость спасения, но натыкались на французскую жадность – вплоть до той минуты, пока не стало известно, что «Золотой авантюрист» выбросило на берег.

С этого момента роли поменялись. В одной из радиограмм Жюль Левуазан поспешно снял предложение открытой формы Ллойда. «Спасение» уже не казалось столь несомненным – к тому времени лайнер могло разметать по скалам мыса Тревоги, – а значит, и «вознаграждение» повисало в воздухе.

Теперь уже Левуазан сражался за посуточный договор, учитывающий путь от Южной Америки и время на доставку вызволенных из беды пассажиров в ближайший порт. Он просил десять тысяч долларов в день и два с половиной процента от остаточной стоимости спасенного лайнера. В глазах Жюля Левуазана, смирившегося с ускользнувшей розовой мечтой о миллионах, эти условия выглядели скромно.

Однако «Флотилия Кристи», первое время предлагавшая вполне солидный посуточный тариф, не замедлила дать обратный ход.

– Мы принимаем открытую форму Ллойда с оплатой доставки экипажа и пассажиров лайнера, – вот что заявили по шестнадцатому каналу из штаб-квартиры.

– Условия изменились, – ответил Левуазан, и Трог запеленговал его координаты.

– А мы неплохо его опережаем, – довольно проскрипел он, пока Ник отмечал на карте относительные положения судов.

На мостике «Колдуна» вновь стало тесно. Старшие офицеры в вязаных подшлемниках и толстых синих комбинезонах поверх свитеров громыхали тяжелыми морскими ботинками, завороженно всматриваясь в карту и шепотом переругиваясь.

Вошел Дэвид Аллен со стопкой одежды в руках:

– Сэр, вам стоит переодеться. Я позаимствовал робу стармеха. У вас с ним примерно один размер.

– Он-то знает?

– Да как вам сказать… Я по-свойски заглянул к нему и…

– Отлично сработано, Дэвид, – усмехнулся Ник. – Отнесите, пожалуйста, в мою каюту.

Старпом все больше и больше располагал шкипера к себе.

– Капитан, сэр! – вдруг закричал Трог. – Еще один сигнал, очень слабый, на частоте сто двадцать один с половиной!

– Черт! – ругнулся Дэвид и остановился в дверях капитанской каюты. – Черт! Ведь это тот самый растреклятый сорвавшийся плот!

– Пеленг мне! – прорычал Ник.

– Курсовой угол двести восемьдесят, сорок пять магнитный, – выпалил Трог.

Ник почувствовал, как в нем зашевелилась злость. Итак, спасательный плот находился у них где-то на левом траверзе, в восьмидесяти градусах относительно прямого курса на «Золотой авантюрист».

По мостику побежал растерянный гул, который Ник оборвал одним злым взглядом. Испуганно притихнув, все уставились на карту.

Положение буксиров отмечали разноцветные булавки, красный флажок обозначал «Золотой авантюрист». До него оставалось так мало, а «Ла-Муэт» отставала так ненамного, что один из молодых офицеров не выдержал:

– Если мы повернем за плотом, то чертову лягушатнику лайнер достанется на блюдечке.

Его слова прорвали тишину, и мостик опять наполнился сдержанным роптанием. Ник и головы не поднял. Он просто стоял, склонившись над картой, и упирался в стол стиснутыми добела кулаками. Кругом перешептывались:

– Да они, поди, там давно перемерзли. И что, все бросать ради жмуриков?

– Мы ведь даже не знаем, сколько до них. Эти радиомаяки бьют на сотню миль.

– Французишкам и напрягаться-то не надо…

– Можно подобрать их на обратном пути, когда зацепим «Золотой авантюрист»…

Ник медленно выпрямился и вынул изо рта сигару. Взглянув на Дэвида, замершего на другом конце мостика, проговорил ровным голосом, не меняя выражения лица:

– Старший помощник, растолкуйте, пожалуйста, своим подчиненным, что такое морской закон.

Дэвид помолчал секунду, а потом негромко сказал:

– Спасение людей на море является наивысшим приоритетом.

– Отлично, мистер Аллен, – кивнул Ник. – Переложить руль восемьдесят лево и держать курс на радиомаяк.

Ник повернулся и направился в свою каюту. Оказавшись в одиночестве, он перестал сдерживаться и с размаху врезал кулаком в деревянную обшивку возле стола.

На мостике все замерли, и на целых полминуты воцарилось молчание. Третий помощник попытался слабо возразить:

– Но мы ведь почти рядом!

Дэвид встряхнулся и раздраженно приказал рулевому:

– Курс сорок пять по магнитному компасу.

Пока «Колдун» поворачивал, Дэвид швырнул стопку одежды на штурманский стол и подошел к Трогу:

– Есть поправки?

– Доверни до пятидесяти, – ответил радист и насмешливо фыркнул. – Сначала называешь его хладнокровным ублюдком, а когда он ответил на сигнал бедствия, начинаешь скулить.

Дэвид Аллен промолчал. «Колдун» вошел в туман, с каждым оборотом огромных гребных винтов удаляясь от поджидавшего их приза. «Ла-Муэт» споро преодолевала то небольшое расстояние, которое осталось до мыса Тревоги. Француз словно насмехался над ними, не скрывая своего ликования, сквозившего в радиограммах, и яростно торгуясь с лондонскими владельцами лайнера.

Туман был настолько плотным, что, казалось, его можно резать кусками, словно сыр. Даже высокий нос «Колдуна» не проглядывал с мостика, и Нику приходилось вести судно вдоль нависающего льда как бы на ощупь, пробираясь подобно слепцу в незнакомой комнате.

Они опять двигались рядом со столообразным айсбергом. На радаре злобно мерцали зеленые контуры громадных ледяных островов, во рту стоял противный привкус льда.

– Радист? – напряженно спросил Ник, не сводя глаз с клубящейся завесы.

– Пока ничего, – ответил тот.

Ник переступил с ноги на ногу. Туман гипнотизировал, вызывая головокружение. В какое-то мгновение показалось, что буксир дал большой крен, будто вообразил себя самолетом и решил заложить вираж. Ник прогнал наваждение и уставился в окно, с опаской ожидая, что из пелены вот-вот вынырнет зеленый бок ледовой горы.

– Уже целый час никаких сигналов, – пробормотал стоявший рядом с ним Дэвид.

– Либо в маяке сел аккумулятор, либо они наткнулись на льдину и потонули… – вмешался третий помощник, желавший, чтобы капитан засвидетельствовал и его посильное участие.

– Либо их экранирует айсберг, – закончил за него Ник. На мостике опять повисла тишина, и следующие десять минут раздавались лишь тихие команды по лавированию «Колдуна» между невидимыми, но вездесущими льдинами.

– Ну что ж. – Ник принял наконец решение. – Будем считать, что плот снесло и дальнейшие поиски бессмысленны. Штурман, проложить курс на «Золотой авантюрист». Поднимаем обороты до пятидесяти процентов.

На палубе возникло движение, раздались воодушевленные голоса. У судовых офицеров снова появилась надежда.

– Ничего, мы еще обставим этого лягушатника.

– Да он запросто мог увязнуть во льдах…

«Ла-Муэт» и ее капитану желали всяческих напастей. Даже судно под ногами Ника словно бы встряхнулось и обрело прежнюю легкость, готовясь к последнему, отчаянному рывку за призом.

– Дэвид, сейчас одно можно сказать точно: опередить Левуазана нам уже не удастся. Поэтому придется выложить наш козырь… – Не успел Ник пояснить свою мысль, как его прервал возбужденный фальцет Трога:

– Есть сигнал на сто двадцать полтора!

Мостик захлестнуло почти осязаемое смятение.

– Господи! – в сердцах воскликнул третий помощник. – Ну что им, трудно взять и помереть?!

– Их экранировал тот здоровенный айсберг к северу от нас, – предположил Трог. – Они недалеко, у нас не займет много времени.

– Ага, ровно столько, чтобы упустить приз.

Айсберг был так огромен, что создавал вокруг собственные погодные условия, энергично закручивая воздушные и водяные потоки, которые разгоняли туман.

Плотная пелена раздвинулась, словно занавес в театре, и взору предстала захватывающая дух сине-зеленая, увитая пластами темных потеков ледяная скала-небоскреб. В подножии айсберга море вырезало величественные своды и глубокие пещеры.

– Вон они!

Ник выхватил бинокль из брезентового чехла и навел на черные точки, выделявшиеся на фоне сверкающего льда.

– Нет, – пробурчал он. Пятьдесят императорских пингвинов сбились плотной стаей на одной из плавучих льдин. Силуэты крупных черных птиц, достигавших взрослому мужчине почти до плеча, даже в бинокль казались человеческими.

«Колдун» прошел рядом, вспугнутые пингвины упали на брюхо, замолотили короткими крыльями, скользя по льду, и нырнули в неподвижную воду. Льдина качнулась и закружилась в волнах, поднятых буксиром.

«Колдун» то зарывался носом в скопления плотного тумана, то неожиданно выскакивал на чистую воду. Миражи и оптические иллюзии коварного антарктического воздуха сводили команду с ума, превращая стайки пингвинов в стада слонов или группы размахивающих руками людей и подсовывая прямо по курсу скалы и айсберги, которые тут же исчезали, едва судно к ним приближалось.

Сигналы радиомаяка тоже капризничали: стихали, затем вдруг разрывали тишину на мостике, а через несколько секунд снова пропадали.

– Черт бы их побрал! – тихонько выругался Дэвид. От досады на его щеках разлился румянец. – Куда они запропастились? Неужели трудно зажечь фальшфейер?

Никто не отозвался. Судно погрузилось в туманное марево, и все звуки стихли.

– Сэр, я встряхну их гудком, – сказал старший помощник, когда «Колдун» снова выбрался под искрящиеся лучи солнца. Ник дал согласие, не отводя бинокль от глаз.

Дэвид потянул красную рукоятку сирены, и раздался низкий рев – характерный голос океанского буксира. Басовитое гудение, казалось, всколыхнуло туман, отразилось от ледяных утесов и вернулось обратно раскатами грома.

Саманта держала плитку с сухим спиртом на коленях, подложив под нее стеклопластиковую крышку, снятую с ящика со спасательным оборудованием, и, стараясь не расплескать, разогревала в алюминиевой кружке полпинты воды.

Едва разгоняя темень, немощное голубое пламя излучало призрачное тепло, неспособное поддерживать жизнь. Люди на плоту умирали.

Гэвин Стюарт, склонив седую голову, прижимал к груди мертвую жену. Ее тело уже остыло, восковое лицо приняло умиротворенное выражение.

Не в силах смотреть в их сторону, Саманта склонилась над плиткой, бросила в кружку кубик говяжьего бульона и медленно помешивала, часто смаргивая наворачивающиеся от холода слезы. Из носа потянулась ниточка слизи, и девушке стоило немалых усилий поднять руку и вытереть лицо. Бульон едва разогрелся, но на большее не было ни времени, ни топлива.

Металлическая кружка медленно переходила из одной окоченевшей руки в другую. Люди прихлебывали тепловатую жидкость и неохотно передавали дальше, хотя у некоторых уже не осталось сил даже на такое простое движение.

– Ну же, миссис Гольдберг, – с трудом выдавила из себя Саманта. Холод сковал горло, в голове пульсировала боль из-за рвотной вони, пропитавшей все и вся. – Вы должны попить…

Саманта прикоснулась к ее лицу и тут же отдернула руку – кожа на щеках вдовы стала податливой, словно пластилин, и быстро остывала. Прошло несколько долгих минут, прежде чем Саманта сумела справиться с собой и накинула ей на лицо капюшон куртки. Никто из пассажиров не обратил внимания – все давно оцепенели от безысходности.

– Возьмите… – Саманта всунула сидевшему рядом мужчине кружку, обхватив его руки и прижав непослушные пальцы к металлической кружке. – Пейте, пока не остыло.

Внезапно воздух сотряс то ли рев умирающего быка, то ли грохот пушечной канонады. Саманта замерла, не в силах поверить. И только второй гудок заставил ее поднять голову.

– Боже мой, – прошептала девушка. – Нас нашли. Теперь все будет хорошо, нас спасут.

Словно немощная старуха, едва передвигая руками и ногами, она протиснулась к ящику.

– Они нашли нас, все будет хорошо, теперь все будет хорошо… – бормотала Саманта, включив маячок на спасательном жилете и нащупывая в дрожащих отсветах лампочки фосфорные фальшфейеры. – Ребята, давайте все вместе, пусть они услышат нас…

Девушка пыталась растормошить их, попутно сражаясь с застежками входного полога.

– Ну же, последний раз, все вместе, хором, – умоляюще шептала Саманта, но никто не ответил, не двинулся с места. Когда она наконец выбралась наружу, в сырой пронизывающий туман, слезы катились из глаз не только из-за холода.

Саманта потерянно огляделась – казалось, за ночь с неба обрушился и тут же застыл водопад, зловеще нависнув сплошными прозрачными пластами. Лишь через несколько секунд она поняла, что спасательный плот прибило к подветренной стороне отвесного подножия столообразного айсберга. Громада хрупкой ледяной скалы подавляла.

Прошла еще целая вечность, пока Саманта стояла задрав голову. Затем воздух разорвал очередной, пробирающий до мозга костей рев сирены. Слои плотного тумана задрожали, звуковые волны ударили в ледяные утесы и рассыпались гулкими отголосками, заплясавшими по разломам и расселинам, изрезавшим огромный айсберг.

Саманта подняла сигнальный факел. Закоченевшие руки не слушались, и ей с трудом удалось выдернуть кольцо. Фальшфейер зашипел, окутался едким белым дымом и выстрелил малиновым пламенем, зовя на помощь. Девушка стояла, словно крохотная статуя Свободы, вскинув над головой горящий цилиндр и всматриваясь слезящимися глазами в зловещую глубину тумана.

В сгустившемся морозном воздухе опять разнесся трубный вой сирены. Его источник был настолько близок, что Саманта пошатнулась под напором звуковой волны, словно колосок растущей на ветреном взгорье пшеницы. Эхо взметнулось до самой вершины.

Под разрушительным воздействием волн, ветра и перепадов температуры внутри сверкающего тела айсберга давно уже возникли огромные напряжения. И они нашли выход в вертикальной трещине, которая, словно от удара колуном, расколола пятисотфутовую громаду от плоской вершины до самого дна, скрытого глубоко под водой.

Низкочастотные звуковые колебания, излучаемые сиреной «Колдуна», вошли в резонанс с ледяной массой и заставили вздрогнуть обе половины треснувшего ледяного исполина.

Издав звук лопающегося стекла, расселина поддалась и начала расходиться. Мегатонный кусок – громадный ледяной фрагмент размером с два собора Святого Павла – оторвался от основной массы айсберга. И стоило ему отделиться, как скопившиеся в нем внутренние напряжения принялись, словно тысячи тонн заложенной взрывчатки, рвать его на части, раскалывая вдоль малейших трещинок.

В воздух взлетели визжащие обломки: одни – размером с локомотив, другие не больше кинжала, но столь же острые и смертельно опасные. И под этим градом беспомощно раскачивался на воде крохотный желтый плот.

– Справа по борту, – показал Ник.

Сигнальное пламя разливалось в тумане огненно-красным пятном, отбрасывая причудливые блики на брюхо проплывающей тучи. Дэвид Аллен победно дернул ручку гудка последний раз.

– Курс сто пятьдесят, – скомандовал рулевому Ник, и «Колдун» послушно развернулся, тут же вырвавшись из объятий тумана на открытый воздух.

В полумиле от них, у подножия отполированной стены зеленого льда, раскачивался на волнах, словно толстая желтая жаба, спасательный плот. Вершина айсберга терялась высоко в облаках, и крохотная человеческая фигурка, стоявшая с ослепительно сверкавшим малиновым пламенем в руке, казалась ничтожной букашкой посреди моря, льда и разлившегося тумана.

– Дэвид, готовьтесь к приему людей, – распорядился Ник и после того, как старпом бросился вниз, перешел на другую сторону мостика, откуда было удобнее наблюдать за спасением.

Внезапно он замер и недоуменно вскинул голову. Взрывной треск, поначалу напоминавший ружейные залпы, сменился пронзительным хрустом рвущихся древесных волокон, как будто огромная секвойя падала под ударами топора. Скрежет нарастал и перешел в рев снежной лавины.

– Боже мой! – прошептал Ник.

Очертания ледяной скалы дрогнули, и, чуть покосившись, одна половина начала проваливаться словно сама в себя. Обрушиваясь все быстрее и быстрее, она окуталась гудящим облаком разлетавшихся осколков. Вторая половина айсберга продолжала крениться, пока не прошла точку равновесия, затем рухнула, взметнув зеленый вал воды. Нос «Колдуна» взлетел на гребень и тут же провалился к подножию.

После восклицания Ника на мостике повисла тишина. Вцепившись в ближайшую опору, вахтенные офицеры с благоговейным ужасом взирали на бушевавшие и безразличные ко всему силы. Вода пенилась и кипела под градом зазубренных осколков, многие из которых были размером с загородный дом. Обломки рушились в море, выскакивали, словно поплавки, сталкивались и, неспешно вращаясь, обретали равновесие.

– Ближе! – бросил Ник.

От желтого плота не осталось и следа. Острые куски пропороли хрупкую обшивку, а тяжелые глыбы, крутившиеся, как жернова, утянули под воду растерзанные остатки плота вместе с людьми.

– Еще ближе!

Если кто-нибудь чудом и уцелел в этой лавине, то ему оставалось жить всего четыре минуты, поэтому Ник решительно направил «Колдуна» в кипевшие воды, сметая в сторону подпрыгивающие льдины.

Распахнув ближайшую дверь, Ник вышел на открытое крыло мостика. Он не обращал внимания на холод – его обуревали злость и отчаяние. Столького лишиться, отказаться от «Золотого авантюриста» – и все ради спасения кучки незнакомых людей, которые ускользнули из рук в последнюю секунду. Все тщетно, и размер напрасно принесенной жертвы потрясал. Давая выход кипевшей ярости, Ник крикнул Дэвиду Аллену с его группой матросов на баке:

– Не зевать! Найти их во что бы то ни…

Тут его глаза зацепились за красное пятно, которое выскочило на поверхность зеленой воды и с каждой минутой становилось все ярче и заметнее.

– Обе машины средний назад! – закричал Ник.

«Колдун» успел продвинуться лишь на полкорпуса, сдвоенные винты крутанулись в обратную сторону, преодолевая сопротивление воды, и остановили судно.

Красный предмет вынырнул в просвете между льдинами, и Ник увидел запрокинутую голову в малиновом капюшоне, торчащую из надувного спасательного жилета. Белее плавающего вокруг льда, гладкое безбородое лицо юноши влажно блестело и было необыкновенно привлекательным.

– Доставайте его! – крикнул Ник. На громкий голос молодой человек открыл глаза – зеленые, подернутые поволокой и неестественно большие на бледном овале лица, обрамленном темно-красным капюшоном.

Дэвид Аллен мчался на корму со спасательным кругом и линем.

– Быстрее, черт вас побери!

Бедолага был еще жив, и Ник хотел его спасти, хотел так страстно, что все прежние желания меркли. Он жаждал получить хотя бы эту молодую жизнь в обмен на принесенные жертвы. Молодой человек смотрел ему в лицо.

– Ну же, Дэвид!

– Лови! – крикнул старпом и, взявшись рукой за леерное ограждение, с натугой бросил спасательный круг. Бросок получился мастерский. Круг проскользил сорок футов по неспокойной воде, слегка зацепил покачивающееся тело и дружески пихнул юношу в плечо.

– Хватай! – закричал Ник. – Хватай, говорю!

Голова медленно повернулась, и молодой человек поднял из-под воды руку, неловко пытаясь зацепить круг.

– Еще немного, совсем рядом, – подбадривал Дэвид. – Хватайся.

Юноша пробыл в воде уже две минуты, организм переставал слушаться. Он пару раз вяло взмахнул рукой и даже сумел коснуться круга, но не удержал его, и тот отскочил в сторону.

– Идиот! – взревел Ник. – Хватай же!

На него вновь уставились огромные зеленые глаза, где читалась покорность судьбе. Поднятая рука так и замерла, словно в прощальном приветствии.

Не соображая, что делает, Ник сбросил куртку и стряхнул с ног ботинки. И в ту же секунду отчетливо понял, что стоит ему задержаться на мгновение и подумать рационально, как вся его решимость исчезнет.

Оттолкнувшись изо всех сил, чтобы не задеть релинг на нижней палубе, он прыгнул «солдатиком», с головой ушел под воду и, оглушенный падением, рванулся к поверхности. Холод тут же проник через легкую одежду, тисками сдавил пах и грудь, пронзил лоб тысячами ледяных иголок. Живот свело, руки и ноги, скованные судорогой, отказывались повиноваться. Преодолевая ослепляющую боль, Ник заставил себя двигаться.

Сорок футов – небольшое расстояние, но на полпути он едва не ударился в панику, решив, что ему недотянуть. Ник стиснул зубы и еще сильнее заработал руками, сражаясь с морем, которое превратилось в смертельно опасного противника. Ледяная вода вытягивала тепло, а с ним и последние силы.

Только ударившись выброшенной вперед рукой о покачивающееся на волнах тело, он понял, что доплыл. Ник отчаянно вцепился в надувной жилет и бросил взгляд на палубу «Колдуна».

Дэвид Аллен, вытянув спасательный круг за линь, опять размахивался. Холод сковал движения, и Ник не успел увернуться от летящего прямо в лоб круга, но боли от удара не почувствовал. Лицо, руки, ноги – все онемело.

Отпущенные секунды жизни уходили, пока Ник боролся с безвольным телом, пытаясь накинуть на него круг. Ему удалось просунуть голову и одну руку юноши, но на большее уже не осталось сил.

– Тяни! – отчаянно закричал он и услышал далекий, словно донесшийся со стороны, собственный голос.

Пальцы не сгибались, и Ник, намотав линь на одну руку, судорожно вцепился другой в спасательный жилет юноши. Круг дернулся и пополз к судну, волоча их по воде, кишевшей зазубренными ледяными осколками.

– Тяни же, ради всего святого, тяни! – шептал Ник.

Наконец они ткнулись в стальной борт «Колдуна», и их потащили из воды. Обмотанный вокруг руки линь содрал кожу с предплечья, кровь заливала рукав и тут же растворялась в море, оставляя за собой розовое пятно. Ник не чувствовал боли. Второй рукой он удерживал юношу, не давая тому выскользнуть из спасательного круга.

Ничего не соображая, Ник ступил бесчувственными ногами на палубу и повалился было ничком, но Дэвид не дал ему упасть. Подхватив капитана под мышки, матросы потащили его в камбуз, прогретый от пышущей печки.

– Шкипер, вы как? – продолжал допытываться Дэвид, но, когда Ник нашел в себе силы ответить, его рот свело судорогой, а тело забилось в конвульсиях.

– Снимите с него одежду, – скомандовал Эйнджел. Затем с легкостью поднял на мускулистых руках тело юноши, положил навзничь на разделочный стол и сорвал малиновую куртку, вспоров ее по всей длине одним взмахом ножа из золингеновской стали.

Ник наконец обрел голос и прохрипел сквозь перехваченное горло:

– Дэвид, какого черта! Марш на мостик, ложись курсом на «Авантюриста»! – Он хотел добавить чего-нибудь покрепче, но зашелся в кашле, да и вряд ли Дэвид услышал бы – он уже выскочил из камбуза.

– Ничего страшного, все обойдется. Вы у нас старый морской волк. – Эйнджел даже не поднял глаз на капитана, продолжая слой за слоем срезать одежду с тела юноши. – А вот здесь, похоже, классическая гипотермия.

Два матроса помогли Нику снять промокшую одежду, которая успела покрыться сероватой коркой льда и теперь похрустывала. К замерзшим рукам и ногам возвращалась чувствительность, заставляя морщиться от боли.

– Ну все, все, – отмахнулся Ник от матросов, стоя голышом посреди камбуза и растираясь грубым полотенцем. – Возвращайтесь по местам.

Покачиваясь, словно пьяный, он доковылял до печки и подставил теплу продрогшее тело, которое от холода пошло коричневыми и розовыми пятнами. Его продолжал бить озноб.

– Кэп, выпейте кофе, – сказал Эйнджел и одобрительно оглядел Ника, подмечая широкий разворот плеч, грудь, покрытую колечками темных и все еще влажных волос, четкие линии мышц живота и талии. – Не жалейте сахара. Это самое верное средство, чтобы согреться, – посоветовал кок и снова вернулся к лежащему на столе юноше.

Настроившись на серьезный лад, он приступил к работе. Точные, уверенные движения выдавали в нем знающего свое дело человека.

Внезапно он замер, подался назад и выдохнул:

– Вот это да! Пистолетика-то нет!

Ник обернулся, но Эйнджел уже укрыл обнаженную фигуру толстым шерстяным одеялом и принялся массировать.

– Шкипер, нам, девочкам, лучше побыть одним. – Кок усмехнулся, блеснув бриллиантовой серьгой.

В памяти Ника остался мимолетный образ изумительно прекрасного тела юной женщины, чье бледное лицо обрамляла копна медно-золотистых волос.

В толстом свитере, укутанный поверх комбинезона серым шерстяным одеялом, в теплых вязаных носках, Ник обеими ладонями обнимал фарфоровую чашку и вдыхал аромат обжигающего кофе. Это была уже третья за последний час, однако озноб не проходил, и он нет-нет да и передергивал плечами.

Дэвид Аллен передвинул капитанский стул поближе к радиорубке, чтобы Ник мог одновременно командовать судном и следить за радиоперехватом. По левому борту вырастали очертания мрачных скал мыса Тревоги.

Тишину разорвал писк приемника. Вахтенные офицеры замерли, вслушиваясь в долгую трель морзянки, однако для расшифровки требовалась помощь радиста.

– «Ла-Муэт» добралась до лайнера, – объявил Трог и присовокупил, с каким-то извращенным удовольствием оглядывая вытянутые лица: – Они сделали нас, ребята. Двенадцать с половиной процентов за спасение достанется…

– Прекратить отсебятину! – раздраженно бросил Ник, но Трог, прежде чем склониться над блокнотом, вновь язвительно ухмыльнулся и уже потом стал зачитывать вслух:

– «„Ла-Муэт“ – „Флотилии Кристи“. „Золотой авантюрист“ выброшен на берег, зажат льдами и отливом. Точка. Корпус поврежден ниже ватерлинии. Точка. Трюмы подтоплены. Точка. Открытая форма Ллойда совершенно исключена. Подчеркиваю необходимость приступить к спасательным работам немедленно. Точка. Погода ухудшается. Мое последнее предложение – восемь тысяч посуточно и два с половиной процента остаточной стоимости. Жду до четырнадцати тридцати пяти по Гринвичу…»

Ник разжег «манилу» и рассеянно подумал, что стоило бы их поберечь – это последняя коробка. Окутанный голубым дымом, он нахмурился и поплотнее закутал плечи в одеяло.

Жюль Левуазан ни за что не уступит – до упора будет диктовать условия и выдвигать ультиматумы. Режим радиомолчания, установленный Ником, оправдался. Скорее всего, Жюль считал себя в полной безопасности, считал, что на две тысячи миль в округе он единственный спасатель и держит «Флотилию Кристи» за глотку.

Жюль наверняка обследовал корпус «Золотого авантюриста», и если бы увидел, что спасение возможно – пусть даже с вероятностью успеха пятьдесят на пятьдесят, – то предложил бы открытую форму.

Шансы были не на его стороне, а сметливостью и опытом с ним никто не мог потягаться. Стало быть, дело обстояло непросто. Возможно, «Золотой авантюрист» засосало в песок и вморозило в лед… и не следует забывать, что двигатели «Ла-Муэт» развивали жалкие девять тысяч лошадиных сил.

Что ж, в этом случае придется бросить завозной якорь-верп и запитать насосы лайнера… Ник перебирал в уме возможные решения. Будет нелегко, но «Колдун» способен выдать двадцать две тысячи лошадей. К тому же имелись и другие козыри…

Ник взглянул на часы – Жюль поставил двухчасовой ультиматум.

– Радист, – тихо позвал он. Вахтенные офицеры напряглись и как один подались вперед, стараясь не упустить ни слова. – Установить телексную связь с «Флотилией Кристи» в Лондоне и отправить следующее сообщение: «Лично Дункану Александеру от Николаса Берга, капитана „Колдуна“. Точка. Я подойду к „Золотому авантюристу“ через час сорок минут. Точка. Предлагаю спасательный контракт по открытой форме Ллойда. Точка. Предложение действительно до тринадцати ноль-ноль по Гринвичу».

Трог удивленно уставился на него и часто-часто заморгал покрасневшими глазами.

– Повторите, – потребовал Ник. Радист, чуть ли не выкрикивая, зачитал текст и недоуменно замер, словно ждал, что капитан отменит распоряжение.

– Выполнять! – Ник встал и повернулся к Дэвиду. – Мистер Аллен, жду вас со старшим механиком у себя в каюте.

Возбужденный гул голосов провожал его, пока капитан не закрыл за собой дверь.

Через три минуты раздался стук, и вошел Дэвид. Ник оторвался от записей:

– Что говорят на мостике? Считают меня сумасшедшим?

– Они еще дети, – пожал плечами Дэвид. – Что они могут знать?

– Не так уж и мало. Впрочем, люди правы. Предлагать открытую форму, не осмотрев место, и есть сумасшествие! Но это сумасшествие человека, у которого не осталось выхода. Садитесь, Дэвид. – Ник уже не мог хранить бесстрастное молчание, ему требовалось выговориться. – Самым настоящим безумием было решиться на эту гонку и выйти из Кейптауна. Я поставил на карту все, отказавшись от контракта с «Эссо», а ведь мне позарез нужны живые деньги. Все висит на волоске: компания, «Колдун», второе судно – все!

– Понятно, – пробормотал сконфуженный неожиданным признанием Дэвид и залился румянцем.

– Так что сейчас я ничем не рискую. Если не получится вытащить «Золотой авантюрист», я теряю лишь то, что и так потеряно.

– Мы могли бы согласиться на более низкую посуточную ставку, – предложил Дэвид.

– Нет. Дункан Александер – мой личный враг. Он заключит со мной контракт только в одном случае – если предложение окажется настолько заманчивым, что ему некуда будет деться. Попробуй он отвергнуть открытую форму, я потащу его на заседание комиссии Ллойда, выставлю не в лучшем свете перед его же акционерами. Я вытяну из него все кишки и завяжу узлом на глотке. У него нет выбора. Если же я предложу посуточную ставку на несколько тысяч меньше, чем «Ла-Муэт»… – Ник замолчал и потянулся к коробке с сигарами, но тут же замер с протянутой рукой и вместе с креслом повернулся на громкий стук в дверь. – Войдите!

На синем рабочем комбинезоне Бейкера не было ни пятнышка, и только повязку на голове украшали потеки машинного масла. Развязность и хвастовство, которые Ник выбил из него о переборку машинного отделения, опять вернулись к стармеху.

– Ну и ну! – заявил он с ходу. – Мне тут сказали, что ты решил немного попрыгать. Говорят, у тебя съехала крыша и ты сиганул за борт, а когда тебя выловили, ты, не откладывая в долгий ящик, предложил открытую форму на полную безнадегу.

– Я бы тебе объяснил, – не моргнув глазом ответил Ник. – Да только мне не хватит нецензурных выражений. – Старший механик озорно ухмыльнулся, и Ник поспешил продолжить: – Просто поверь, что играю я с чужими фишками. Все, что можно было, я уже потерял.

– Звучит заманчиво, – снизошел австралиец и нахально угостился «манилами» Ника, не спросив разрешения.

– К тому же стандартные двенадцать с половиной процентов от суточной ставки – жиденькая кашка для команды.

– И тут я соглашусь. – Вин Бейкер поддернул комбинезон.

– А вот если мы доберемся до «Авантюриста», заштопаем его, откачаем воду и отбуксируем за три тысячи миль, не дав пойти на дно, то вырисовываются совершенно иные цифры. Тут уже слышится аромат сочного куска мяса.

– Я тебе вот что скажу… – Винни Бейкер хмыкнул и нехотя продолжил, качая головой, словно удивлялся самому себе: – Пусть ты и британский хлыщ, но мне начинает нравиться твой голос.

– От тебя сейчас требуется продумать, как подать энергию на насосы и якорные брашпили «Авантюриста». Если лайнер выбросило на берег, то придется его верповать, а времени будет очень мало.

Верпование применялось, чтобы помочь буксиру стащить судно с мели, задействовав для этого его собственные якоря и лебедки.

Бейкер беззаботно взмахнул сигарой:

– Вот за это можешь не волноваться – сделаю в лучшем виде.

Не удосужившись постучаться, в дверную щель просунул голову Трог.

– Шкипер, у меня срочное сообщение лично для вас, – объявил он и преувеличенно небрежно, словно королевский флеш, бросил на стол распечатку.

Ник пробежал глазами текст и зачитал вслух:

– «Капитану „Колдуна“ – „Флотилия Кристи“. Предложение открытой формы Ллойда „без спасения нет вознаграждения“ принято. Точка. Вы назначены главным подрядчиком спасательных работ». – Ник широко улыбнулся, показав великолепные белые зубы. – Итак, джентльмены, похоже, мы снова в деле – но одному дьяволу известно, что из него выйдет.

«Колдун» обогнул мыс с тремя перекрученными столбами, уходившими в спокойную зеленую воду. Низкие волны лениво набегали друг за другом на черные скалы.

Взору неожиданно открылся широкий, запруженный льдом залив. Брошенный лайнер, сверкавший и искрившийся в лучах желтого солнца, словно сошедший со страниц волшебной сказки ледяной корабль, величественно высился на фоне грозных скал.

– Какая красота… – с горечью прошептал старший помощник. Прозвучавшую в его голосе боль разделял весь экипаж «Колдуна». У собравшихся на мостике офицеров любое судно, словно живое существо, находило отклик в душе. Даже вид старого, изношенного парохода не оставлял их равнодушными, а что уж говорить о «Золотом авантюристе», который казался прекрасным, породистым зверем.

Николас Берг переживал сильнее других – ведь лайнер был его детищем. Ник лично наблюдал за тем, как на кульманах инженеров-судостроителей рождались изящные обводы «Авантюриста», как он закладывался на стапелях, как его остов обрастал заботливо обработанной сталью бортов. Помнил Ник и о том, как любимая женщина, бывшая некогда его женой, благословила лайнер и, разбив о форштевень судна бутылку, весело смеялась, а брызги шампанского искрились на солнце.

Скажи тогда кто-нибудь Нику, что его будущее будет напрямую зависеть от судьбы лайнера, он бы не поверил…

Ник перевел взгляд на «Ла-Муэт», вставшую на якорную стоянку в устье залива, на границе со льдом. По сравнению с «Авантюристом» французский буксир выглядел неказистым и неповоротливым, словно борец с чрезмерно развитыми плечами. Из единственной трубы в бледное небо валил черный жирный дым, бока отсвечивали такой же маслянистой копотью.

Едва «Колдун» вошел в залив, как на палубе конкурента поднялась суматоха. Благодаря режиму полного радиомолчания и скалам, укрывшим судно Ника от радара «Ла-Муэт», Жюль Левуазан только сейчас узнал о присутствии «Колдуна». Ник догадывался, какой переполох царит на их ходовом мостике. К тому же Левуазан даже и не подумал взять «Золотой авантюрист» на буксир. Жюль, похоже, ни секунды не сомневался, что поблизости нет ни единого соперника. А ведь согласно морскому праву буксирный трос, переброшенный на поврежденное судно, давал определенное преимущество, и Жюль проявил непростительное легкомыслие.

– Дайте связь с «Ла-Муэт», – потребовал Ник и после кивка Трога взял микрофон. – Salut Jules, ça va?[1] Тебя еще не вздернули на рее, старый пират? Боюсь, с твоим пузом задачка будет не из легких, – добродушно пошутил Ник, и на шестнадцатом канале повисла долгая пауза.

Затем из динамиков над головой разнесся слащавый голос француза:

– Адмирал Джеймс Бонд, если не ошибаюсь? – Жюль хохотнул, но вышло неубедительно. – И что это за посудина? Линкор или плавучий публичный дом? Николас, ты всегда был выдумщиком, но что тебя задержало в пути? Я думал, ты проявишь побольше резвости, чтобы выхватить у меня кусок изо рта.

– Mon brave[2], я научился у тебя трем правилам. Во-первых, не рассчитывать на подарки судьбы; во-вторых, в погоне за призом держать рот на замке; и, в-третьих, немедленно заводить буксирный канат. И ты, Жюль, их все нарушил.

– Буксирный канат не так уж и важен – ведь я давно на месте.

– Дружище, я тоже на месте, но вся штука в том, что меня наняла «Флотилия Кристи».

– Ты шутишь! – оторопел Жюль. – Мне никто ничего не сказал!

– Нет, не шучу. Хорошо быть Джеймсом Бондом – всегда найдется кое-какое оборудование, чтобы переговорить с кем надо без лишних ушей. Впрочем, верить мне на слово, конечно же, не стоит, так что валяй, сам связывайся с «Флотилией Кристи», и тебе объяснят. А покамест убери куда-нибудь свою развалюху – мне надо заняться делом.

Ник бросил микрофон Трогу и распорядился:

– Записывайте на пленку все его сообщения. – Затем повернулся к Дэвиду Аллену. – Нужно обламывать лед, пока он окончательно не схватился. Поставьте к штурвалу лучшего рулевого.

Ник преобразился: пропал угрюмый затворник, сомневающийся в каждом шаге, впадающий в ступор при малейшей заминке и мучительно выдавливающий из себя хоть какое-то решение.

Дэвид Аллен слушал, как он отдает распоряжения в машину, и думал: «Да, стоит шкиперу взяться за дело, как все у него горит в руках».

– Стармех, самый полный вперед на оба дизеля – будем ломать лед. Затем надеваешь водолазный костюм и давай ко мне. Взглянем на машинное отделение «Авантюриста».

Затем Ник опять повернулся к Дэвиду. Казалось, капитан чуть ли не приплясывает от нетерпения, словно боксер в ожидании гонга.

– Старпом, принимайте мостик. Распорядитесь, чтобы Эйнджел приготовил нам чего-нибудь горячего – и побольше сахара.

– Я дам команду стюарду, – сказал Дэвид. – Эйнджел сейчас ни на что не годен. Он, как с куклой, возится с девушкой, которую мы вытащили из воды. Того и гляди, начнет одевать ее в платьица и катать в колясочке…

– Знать ничего не хочу. Передайте Эйнджелу, что мне нужна еда – и хорошая еда, ясно? – прорычал Ник и отвернулся к окну, вперившись взглядом в льдины, перегородившие вход в бухту. – Не то лично спущусь вниз и прижму его как следует.

– Я думаю, он бы не возражал, – пробормотал Дэвид.

Ник не остался в долгу и тут же набросился на старпома:

– Сколько раз вы проверяли спасательное оборудование?

– Четыре.

– Проверьте в пятый. Запустите все дизельные генераторы и погоняйте их, затем заглушите, дайте остыть и подготовьте к переброске на лайнер. Энергия на «Авантюристе» должна быть не позже завтрашнего полудня.

– Есть!

– Что показывает барометр?

– Не знаю…

– С этой самой секунды и до конца операции вы обязаны в точности знать атмосферное давление и немедленно докладывать мне о малейших изменениях.

Дэвид поспешно склонился к прибору:

– Барометр дает тысячу восемнадцать…

– Слишком высоко, – заметил Ник. – И это чертово затишье… Барометр обязательно прыгнет. Не спускайте с него глаз.

– Есть!

– По-моему, я распорядился проверить оборудование?

– Сэр! – позвал Трог. – «Флотилия Кристи» только что подтвердила наш статус, а «Ла-Муэт» приняла посуточный контракт на доставку пассажиров с берега залива Шеклтона до Кейптауна. Левуазан хочет поговорить с вами.

– Передай ему, что мне недосуг. – Ник не спускал глаз с нагромождения льдин. – Хотя постой… – Он передумал и взял микрофон. – Жюль?

– Нечестно играешь, Николас. Ударил в спину старому другу, который любит тебя как брата.

– Жюль, я занят. Это все, что ты хотел мне сказать?

– Похоже, ты ошибся, Николас. В этот раз удача тебе изменила. «Авантюрист» сел на мель прочно, да и с погодой творится непонятно что. Ты смотрел метеосводку с острова Гоф? Нет, Николас, с лайнером ты попал впросак. Послушай старика…

– Жюль, у меня двадцать две тысячи лошадей.

– Все равно – на сей раз тебе попался кусок не по зубам.

– Au revoir, Жюль. До свидания. Приглашаю тебя на заседание арбитражной комиссии.

– Кстати, можешь прислать со своего плавучего борделя пару блондинок и бутылку вина.

– Пока, Жюль.

– Удачи, mon vieux[3].

– Эй, Жюль, ты желаешь мне удачи, а ведь это дурная примета. Сам меня учил.

– Да, я знаю.

– Тогда и тебе удачи, Жюль.

Ник смотрел вслед уходящему по маслянистой зыби буксиру – маленькому, грузному и нахальному, в точности как его капитан. Однако чувствовалась в этом уходе какая-то подавленность и уныние.

Ника кольнуло раскаяние – все же француз некогда был его наставником и добрым другом. Триумфальное чувство победы сошло на нет, оставив после себя горький привкус. Ник тут же беспощадно задавил в себе жалость: отчаянная и тяжелая гонка шла честно, а Жюль попросту отнесся к ней беспечно. Старое правило гласило, что любой конкурент – это ненавистный враг, которого надо давить изо всех сил. И будучи побежден, он заслуживает лишь презрения. Сочувствие размягчает и отбирает решимость.

Хотя по отношению к Жюлю Левуазану презрение вряд ли уместно. Он наверняка отыграется, перехватив у Ника из-под носа следующую работу. Да и весьма прибыльный контракт на перевозку пассажиров с берега залива Шеклтона покроет все его затраты, и в кармане даже останется кое-какая мелочь.

Стоявшая же перед Ником задача решалась не так просто. Он выбросил Жюля из головы и перевел взгляд с французского буксира, огибавшего утес, на покрытые льдом воды залива. В прищуренных глазах росла тревога. Левуазан был прав – выложиться придется полностью.

Равноденственный сизигийный прилив, действуя заодно с высокими штормовыми волнами, выбросил «Золотого авантюриста» так далеко на берег, что сейчас, когда море успокоилось и наступил отлив, лайнер увяз на редкость плотно. Кроме того, корпус развернуло под углом к береговой линии, и «Колдуну» не удастся вытянуть судно сразу – придется его раскачивать из стороны в сторону.

Чем дольше Ник всматривался, тем яснее становилось, насколько глубоко ушла в гальку тяжелая стальная туша полузатопленного «Авантюриста». Отковырнуть его будет не проще, чем обмусоленную ириску, прилипшую к детскому одеялу.

Ник пригляделся ко льду. Среди блинчатых льдин и ледовой каши торчали огромные торосы, выломанные из подтаявших айсбергов и пригнанные ветром в залив, словно стадо овец.

Перепады температуры норовили сковать все это месиво в единое целое, и создавалось впечатление, что некий чудовищный осьминог обвивает корму «Авантюриста» толстыми блестящими щупальцами. И пусть форштевень «Колдуна» был усилен, а лед еще не успел схватиться намертво, Ник знал, что нельзя недооценивать его прочность. «Белый лед – мягкий лед», – гласила старая мореходная мудрость, но повсюду торчали, словно цукаты в пудинге, вмороженные торосы зеленого глетчерного льда, способные с легкостью пропороть обшивку буксира.

Не хватало еще посылать Жюлю Левуазану сигнал бедствия… Ник поморщился при этой мысли.

– Руль право пять, прямо руль, – тихо скомандовал Ник, выравнивая «Колдун». Очень важно вывести судно форштевнем точно под прямым углом к кромке льда. Малейшая ошибка – и нос буксира соскользнет, подставив острым льдинам уязвимый борт.

– В машине, готовность.

На полных десяти узлах «Колдун» устремился к ледяной массе. Ник рассчитал момент удара точно и за полкорпуса до границы льда коротко бросил:

– Средний назад.

Буксир дернулся и, замедляя ход, вполз на ледяное поле. Корпус протестующе заскрежетал, нос задрался, лед не выдержал, звонко хрустнул и вздыбился по бортам.

– Полный назад.

Сдвоенные гребные винты вспенили воду, расчищая пролом, и «Колдун» выбрался на открытое пространство. Ник выровнял буксир.

– Полный вперед.

«Колдун» опять прыгнул, в последнюю секунду сбрасывая скорость и выламывая толстые куски льда. Поочередно используя правый и левый гребные винты, Ник умело раскачал корму и разогнал царапавшие корпус глыбы. Затем отвел буксир назад и снова выровнял.

Наскакивая, проламывая и расталкивая фрагменты льда, «Колдун» забрался глубоко в бухту. Ледяное поле пошло паутиной трещин.

На мостик выскочил запыхавшийся Дэвид Аллен:

– Сэр, оборудование проверено и приведено в готовность.

– Мостик ваш, – распорядился Ник. – Больше ломать не надо. Просто покрутитесь на месте.

Он чуть было не напомнил Дэвиду, чтобы тот поберег винты, но вовремя сдержался – старпом успел проявить себя и доказал, что хорошо знает свое дело. Вместо этого Ник добавил:

– Я пошел одеваться.

Вин Бейкер опередил его и уже сидел в отсеке для спасательного оборудования, наполовину опустошив поднос с едой. Эйнджел замер рядом со стармехом, но едва Ник спустился по металлическому трапу, кок сдернул салфетку со второго дымящегося подноса.

– Замечательно приготовлено, – пробормотал Ник, с трудом проглатывая последний кусок. Удивительно, что в таком взвинченном состоянии ему удалось запихать в себя хоть что-нибудь. Однако полный желудок – первая линия обороны от холода.

– Шкипер, Саманта рвется с вами поговорить.

– Какая такая Саманта?

– Та девушка – она хочет сказать вам спасибо.

– Эйнджел, ну неужели трудно сообразить, что у меня полно других забот?

Ник успел надеть шерстяное белье и теперь с помощью одного из матросов забирался в водолазный костюм. К тому моменту, когда помощники застегнули двойную молнию, девушка напрочь вылетела у него из головы. Поверх водонепроницаемых бахил и рукавиц натянули еще один полиуретановый костюм. После того как Нику и Вину Бейкеру водрузили на головы шлемы со встроенными микрофонами и дыхательными шлангами, они стали походить на раздутых человечков с рекламы покрышек «Мишлен».

– Ну что, стармех? – спросил Ник, и в наушниках раздался скрипучий голос Вина Бейкера:

– Гулять так гулять!

Ник отрегулировал громкость и нацепил регенерационный дыхательный аппарат. Им не придется нырять глубже тридцати футов, и вместо громоздких стальных баллонов со сжатым воздухом вполне сойдет кислород.

– Пошли, – сказал Ник и вразвалку двинулся к трапу.

Шестнадцатифутовый надувной «Зодиак» с обоими водолазами и двумя помощниками опустился на воду. Вин потеснил одного из матросов и сам подкачал топливо в двигатель.

– А ну-ка, любезный, – строго сказал стармех, и навесной «Джонсон Сихорс» завелся с первого оборота. Лодка осторожно двинулась в проход между льдинами, покамест матросы баграми отталкивали острые осколки, грозившие прорвать мягкую обшивку «Зодиака».

В наушники Ника ворвался голос Дэвида Аллена:

– Капитан, докладывает старший помощник. Барометр начинает зашкаливать, уже тысяча двадцать один.

Как Николас и предсказывал, давление прыгнуло вверх. А за скачком неизбежно следует падение – и тем круче, чем выше был взлет.

Жюль Левуазан предупреждал, что надвигаются большие неприятности…

– Что в метеосводке с Гофа?

– Тысяча пять и продолжает падать, ветер – тридцать пять узлов, направление – триста двадцать градусов.

– Отлично, мало нам не покажется, – буркнул Ник и взглянул сквозь стекло шлема на восхитительное бледное солнце – оно не слепило глаза, позволяя рассмотреть тонкий золотистый ореол, напоминавший нимб святых на картинах средневековых художников.

– Шкипер, ближе не подобраться, – окликнул его Вин Бейкер и перевел двигатель на холостой ход. «Зодиак» плавно вошел в небольшую полынью в пятидесяти ярдах от кормы «Золотого авантюриста».

Между ними лежал пласт льда, который Ник не решился проломить «Колдуном»: сначала надо выяснить характер дна, замерить глубину и убедиться, что места для маневра хватает и буксир не напорется на острые подводные скалы и не сядет на мель.

Ник желал разведать донный уклон и найти хорошее место для верпа. Но больше всего ему хотелось увидеть, какие повреждения понес корпус «Золотого авантюриста».

– Готов, стармех? – спросил он.

Губы Вина Бейкера растянулись в ухмылке.

– Совсем забыл – мама велела мне держать ноги сухими, так что я возвращаюсь.

Ник понимал его чувства. От лайнера их отделял сплошной толстый слой льда, под которым еще надо проплыть. И кто знает, какая там видимость, какие поджидают течения? Если случится непредвиденное, то всплыть сразу не удастся – придется проделать весь путь обратно к лодке. У Ника начался приступ клаустрофобии, и он не стал мешкать: быстро проверил снаряжение, открутил вентиль кислородного баллона и наполнил дыхательный мешок, взглянул на компас и водонепроницаемые часы на запястье, защелкнул страховочный линь, который выведет его, как Тесея из лабиринта Минотавра, обратно.

– Вперед, – скомандовал Ник и опрокинулся спиной в воду. На него тут же набросился холод, проникнув сквозь все слои резины, пластика и ткани. Ник едва дождался старшего механика, нырнувшего вслед за ним в облаке серебристых пузырьков.

– Ничего себе, – раздался искаженный наушниками голос Вина Бейкера. – В таком холодильнике и со святого последнюю рубашку снимешь.

Травя страховочный конец и всматриваясь в глубину, Ник погрузился в мутную зеленоватую воду. Неясно проступило усеянное галькой дно. Он проверил глубиномер – почти шесть саженей – и поплыл к берегу.

Сквозь толстый лед сочился призрачный зеленый свет, и Ника охватила беспричинная тревога. Он попытался отогнать ее, сосредоточившись на задании, но беспокойство лишь спряталось на время, грозя в любую секунду обернуться паникой.

Подводное течение взбаламутило донный ил, и видимость стала еще хуже. Что и говорить, нелегкий это труд – пробираться по дну и ощущать над головой мрачную враждебность зеленого льда, преграждавшего дорогу к внешнему миру.

Внезапно впереди проступил корпус «Золотого авантюриста». Лопасти сдвоенных гребных винтов блеснули в сумраке громадными бронзовыми крыльями.

Ник и Вин приблизились на расстояние вытянутой руки и медленно поплыли вдоль стального борта. Им казалось, что они облетают высотное здание со стенами из клепаной стали – если не считать, что корпус лайнера двигался.

«Золотой авантюрист» ворочался на дне, корма раскачивалась, приподнимаясь вслед за придонными волнами, после чего тяжело опускалась на галечное основание, словно огромный молоток, задающий ритм океану.

Лайнер продолжал наползать на берег. Каждый час промедления усложнял задачу, и Ник с удвоенной энергией заработал ластами, вырываясь вперед. В свое время Рейли докладывал в штаб-квартиру «Флотилии Кристи» о точном месте повреждения, и Ник знал, где искать, но пробоина все равно появилась неожиданно. Казалось, будто чудовищный топор прошелся вдоль корпуса судна, оставив после себя разверстую рану в форме вытянутой капли. Краску на вогнутых кромках дыры счистило, словно наждаком, обнажив шлифованный металл.

Ширина зева пятнадцатифутовой прорехи была не менее трех футов. Пробоина дышала, как живая, заглатывая воду под напором придонных волн, и затем выплевывала ее, когда давление в корпусе лайнера перебарывало внешний натиск. Каждый такой вдох и выдох вызывал мощное течение в непосредственной близости к поврежденному борту.

– Аккуратная дырка, – прогремел в наушниках голос Вина Бейкера. – Но слишком уж большая, поставить цементную пробку не получится.

Он был, конечно, прав. Ник сразу понял, что цементный раствор не подойдет для такого ужасного пролома. Да и времени совсем не оставалось – надвигался шторм. У Ника забрезжила идея.

– Я иду внутрь, – решился он.

Несколько долгих секунд стармех молчал, затем недоверчиво выдавил, постаравшись шуткой скрыть сквозивший в голосе страх:

– Слушай, дружище, всякий раз, когда мне доводилось проникать в отверстие похожей формы, я попадал в большие неприятности. Моя первая жена…

– Подстрахуй меня, – перебил его Ник. – Если я не вернусь через пять минут…

– Я с тобой, – не дал ему закончить Бейкер. – В любом случае есть смысл взглянуть на машинное отделение, так почему бы не сейчас?

– Я пойду первым. – Ник не стал спорить и хлопнул стармеха по плечу. – Делай как я.

Он висел в четырех футах от пробоины, подгребал ластами, борясь с течением, и следил за потоками воды, которые темный зев заглатывал и затем выплевывал наружу с гроздьями пузырьков. На очередном вдохе гигантского рта Ник устремился вперед.

Течение подхватило его и засосало внутрь с такой скоростью, что Ник едва успел втянуть голову и прикрыть руками грудь, на которой висел драгоценный кислородный мешок.

Острый стальной заусенец безболезненно полоснул по ноге, и морская вода тут же просочилась в водолазный костюм. Холод пронзил раскаленной иглой, но Ника уже втащило в темноту машинного отделения. Он рванулся к переплетению стальных труб, ухватился за одну из них и нащупал на поясе фонарь.

– Что там у тебя? – раздался в наушниках голос стармеха.

– Порядок.

В темной воде зловеще вспыхнул фонарь Вина Бейкера.

– Шевелись, – поторопил стармеха Ник. – У меня порвало костюм.

Каждый в точности знал, что делать. Вин Бейкер подплыл к водонепроницаемым переборкам и обследовал швы. Затем, несмотря на темень, безошибочно нашел насосы, проверил состояние клапанов, после чего поднялся на поверхность, по пути осматривая массивные блоки главных двигателей.

Ник уже вынырнул и водил лучом фонаря по воде. Машинное отделение затопило почти под потолок. В толстом слое пролитого масла и дизельного топлива плавало множество вещей, по большей части неузнаваемых, но Ник обнаружил у своей головы резиновый сапог и канистру из-под машинного масла. Все это вонючее месиво колыхалось вверх-вниз в такт подводному течению.

Стекла фонарей, заляпанные мазутной жижей, отбрасывали замысловатые тени, однако Нику удалось разглядеть в подволоке темный провал уходящей вверх вентиляционной шахты. Он протер окошко шлема, стараясь не думать о растекавшемся по ноге холоде, убедился в правильности своих догадок и резко окликнул Вина:

– Готов?

– Давай выбираться из этого чертового места.

Ник едва не потерял сознание, когда ему показалось, что страховочный конец оборвался, но он всего лишь провис, обмотавшись вокруг паропровода. Распутав линь, Ник нырнул в сторону света, пробивавшегося через пробоину.

Выбираться было гораздо сложнее: при ударе айсберга острые края прорехи загнулись внутрь, словно лепестки подсолнуха, и торчали акульими зубьями. Подгадав начало обратной фазы, Ник бросился вперед, проскользнул между изорванными краями пробоины и развернулся на другой стороне, поджидая Вина Бейкера.

Австралийца вынесло со следующим «выдохом», но течение развернуло его, и стармех не успел уклониться от зазубренного края. Вода взорвалась фонтаном кислородных пузырей из располосованного дыхательного мешка. На мгновение Вина Бейкера скрыло серебряное облако газа, с которым уходил последний жизненный запас.

– Черт, меня зацепило! – крикнул он и камнем пошел ко дну, беспомощно хватаясь за пустой мешок. Свинцовые грузила, подвешенные к поясу, уравновешивали выталкивающую силу наполненного кислородного мешка, но сейчас он опустел, и стармех стремительно скользил вниз, словно тюлень, ныряющий за косяком сардин.

Ник сразу понял, что ждет Вина Бейкера. Придонное течение подхватило его, затягивая прямо под лайнер: стоит стармеху попасть под вздымающийся молот стального днища, как двадцать две тысячи тонн размажут его об усыпанную галькой отмель.

Ник перевернулся вниз головой и замолотил ластами, бросившись вслед за крутящимся волчком человеческого тела, которое бросало из стороны в сторону, словно осенний лист на ветру. На мгновение мелькнуло искаженное ужасом лицо стармеха. Ледяная вода быстро заполняла шлем через обратный клапан. Микрофон закоротило, раздался щелчок – тишина…

– Сбрасывай пояс! – заорал Ник, но Бейкер не услышал его – наушники тоже отключились. Австралиец беспомощно барахтался в водовороте течения, неумолимо тащившего его к ужасному концу.

Ник дотянулся до стармеха и изо всех сил рванул к себе, отчаянно пытаясь остановить погружение. Ничего не вышло – теперь течение тянуло ко дну обоих. Тогда он сам схватился за пряжку замка на поясе Вина, но проклятые рукавицы почти не гнулись.

Ник ударился плечом о покатое днище лайнера и почувствовал, что их начало затягивать туда, где клубилась илистая взвесь, взбаламученная ударами киля. Словно вальсирующую пару, их развернуло вокруг оси – киль завис над ними подобно лезвию гильотины. Замок на поясе стармеха не поддавался.

Оставались считаные мгновения, и тогда Ник сделал единственное, что было в его силах: дернул свой замок – и пояс с тридцатью пятью фунтами свинца отправился ко дну. Вместе с ним ушел и страховочный конец, соединявший их с «Зодиаком».

Погружение приостановилось. Ник из последних сил заработал ластами, держась впритирку к гигантскому килю, пошедшему вниз.

Махина врезалась в дно футах в десяти от них, ударив по барабанным перепонкам, словно громадный гонг. Ник покрепче ухватил извивающееся тело стармеха и наконец дотянулся до замка на его поясе.

Щелчок, и еще тридцать пять фунтов свинца свалились на дно. Сцепившихся ныряльщиков потянуло наверх. Давление воды падало, кислородный мешок Ника расширялся, и они скользили вдоль изогнутого корпуса лайнера все быстрее и быстрее. Возникла новая опасность – впереди их поджидал толстый слой льда, о который недолго было и голову проломить на такой скорости.

Ник резким выдохом выбросил воздух из легких и открыл клапан, стравливая драгоценный кислород, чтобы замедлить подъем. Скорость все равно оставалась высокой, и удар выбил бы из них дух, если бы Ник не извернулся и не принял его на плечо и выставленную руку. Напарников прижало ко льду, словно бутылочные пробки, – водолазные костюмы и дыхательный мешок с остатками кислорода превратились в поплавки.

С легким, отстраненным удивлением Ник отметил, что изнутри ледяной панцирь не был гладким. Его внутренняя поверхность, испещренная причудливыми бороздками, напоминала абстрактную скульптуру, отлитую из тусклого зеленого стекла. Ник отвлекся лишь на миг, но стармех уже начал захлебываться.

Его шлем заполнила ледяная вода, лицо посинело, а рот исказила судорожная гримаса. От недостатка кислорода движения потеряли согласованность, тело задергалось в конвульсиях.

Ник знал, что спешка погубит обоих. Действовать надо быстро, но осмотрительно. Прижав к себе Вина Бейкера, он открыл вентиль на стальном кислородном баллоне и заполнил свой дыхательный мешок. Затем правой рукой стал откручивать муфту, соединяющую шлем стармеха с кислородным шлангом. Дело шло медленно, очень медленно: для такой тонкой работы не хватало чувствительности пальцев.

Ник в раздражении сорвал толстую рукавицу и успел подумать: «Придется пожертвовать рукой». На несколько секунд, пока холод не сковал пальцы, у него появилась возможность работать. Отсоединяя шланг, Ник намеренно энергично дышал, прокачивая через легкие кислород и насыщая им кровь, пока не закружилась голова от гипервентиляции.

Вдохнув последний раз, он отсоединил муфту на своем шлеме – вода тут же устремилась внутрь, но Ник задрал голову, удерживая глаза и нос в воздушном кармане, и прикрутил немеющими пальцами шланг от кислородного баллона к шлему Вина Бейкера.

Прижав к груди, словно любимую женщину, тело стармеха, Ник опять открыл вентиль, стравливая остатки кислорода. Давления в баллоне едва хватило, чтобы выдавить шипящую воду из выпускного клапана на шлеме Бейкера.

Стармех закашлялся и, разевая рот, стал ловить поток холодного кислорода. Очки с залитыми морской водой стеклами съехали набок, глаза невидяще уставились на капитана, но грудь начала вздыматься и опускаться – Бейкер задышал. «В отличие от меня», – мелькнула у Ника мрачная мысль. Он лишь сейчас сообразил, что страховочный конец потерян вместе с поясом.

Куда плыть, где «Зодиак», в какой стороне берег, – Ник не знал. Потеряв ориентацию, он отчаянно высматривал сквозь полузатопленную маску корпус «Авантюриста», но расплывчатый зеленый сумрак полностью поглотил силуэт лайнера. Грудь дернулась, рефлекторно пытаясь сделать вдох, – тело требовало кислорода. Глубоко спрятанный страх рванулся наружу, перерастая в захлестывающую панику.

Ник едва не поддался самоубийственному порыву продраться сквозь зеленую толщу льда. Ему захотелось проломить ее голыми руками, вырваться и глотнуть спасительного воздуха.

В последнее мгновение, когда разум уже почти покинул его, Ник вспомнил о компасе на запястье. Тело сжигало последние запасы кислорода, сознание работало вяло, и пришлось потратить несколько драгоценных секунд, чтобы определить направление, противоположное тому, откуда они пришли.

Ник наклонил голову, всматриваясь в компас, и шлем тут же залило водой. В лоб и скулы впились ледяные иголки, челюсти свело, заломило зубы. Ник непроизвольно открыл рот и едва не захлебнулся.

Удерживая одной рукой Бейкера, соединенного с ним пуповиной кислородного шланга, Ник поплыл в направлении стрелки компаса. Грудь судорожно вздымалась, словно у только что появившегося на свет младенца, организм настоятельно требовал воздуха.

Ник плыл с запрокинутой головой, и перед его глазами медленно проходили узоры ледяного покрова. Иногда встречное течение усиливалось, узоры останавливались, и он из последних сил заставлял себя упорно шевелить ластами. Течение ослабевало, и узоры вновь начинали мучительно медленно двигаться.

Время почти прекратило свой бег, и Ник невольно обратил внимание на утонченную красоту изумительно вылепленного ледяного свода, покрытого дивной резьбой. Ему вспомнилось, как он, подняв голову и благоговейно замерев, стоял рука об руку с Шантель под изогнутым куполом Шартрского собора. Грудь перестала болеть, желание глотнуть воздуха прошло. Ник не понимал, что надвинулась смертельная опасность, что картинки, проплывающие перед ним, рисует медленно умирающий мозг.

Перед глазами стояло лицо Шантель в ореоле густых мягких волос, которые сверкали и искрились, словно крылья бабочки на солнце; огромные темные глаза и пухлые губы манили, обещая тепло, любовь и невиданные наслаждения.

«Ведь я любил тебя, – подумал Ник. – Очень сильно любил».

Затем картинка сменилась: он вновь переживал первые секунды после рождения сына, когда тот едва-едва появился из чрева, вымазанный кровью, липкий, извивающийся комочек, заходящийся требовательным писком. На Ника снизошли радость и покой.

«Утопающий цепляется за соломинку…»

Наконец-то он сообразил, что с ним происходит, понял, что умирает, но паника исчезла, холод отступил, а вместе с ним и ужас. Ник плыл сквозь зеленую мглу, словно во сне. И тут он заметил, что ноги не двигаются, он не дышит и ничего не чувствует. Теперь уже Вин Бейкер, отчаянно взмахивая ластами, тащил его расслабленное тело.

Сквозь стекло шлема Ник в нескольких дюймах от себя увидел полное решимости лицо стармеха. Тот глотал чистый, сладкий кислород и с каждым вдохом набирался сил.

– А, красавчик… – прошептал Ник. В горло попала вода, но боли не было.

Перед глазами всплыла еще одна картинка: яхта с поднятым треугольником спинакера летит по искрящимся волнам Средиземного моря; у румпеля смеющийся сын – загорелое лицо с темно-карими глазами, доставшимися ему от матери, обрамляет копна взъерошенных, развевающихся на ветру волос.

– Питер, подводи ее под ветер! – пытается крикнуть Николас, но картинка безнадежно меркнет…

В первое мгновение Нику показалось, будто он потерял сознание, но тут же понял, что это надвинулось черное резиновое днище «Зодиака». Сильные руки, выхватившие его из воды и сорвавшие крепления шлема, не были частью миража. Поддерживая капитана со спины, два матроса привалили его к мягкому планширу надувной лодки. Измученные легкие не выдержали первых глотков морозного воздуха – Ник закашлялся, и его стошнило прямо на грудь.

Выйдя из заполненной паром душевой, Ник обтер раскрасневшееся под обжигающими струями тело, обмотал вокруг бедер полотенце и прошлепал в спальное отделение своей каюты.

Бейкер, одетый в новую робу, развалился в кресле, стоявшем в ногах капитанской койки. Влажные волосы старшего механика торчащим венчиком окаймляли выбритую макушку, где Эйнджел наложил несколько стежков. Дужка очков треснула, когда Ник с Вином боролись за свои жизни под кормой «Золотого авантюриста», и Бейкер примотал ее черной изолентой.

В одной руке он держал два стакана, а в другой – пузатую коричневую бутылку. Едва Ник появился в дверях, как стармех щедро плеснул в стаканы и по каюте поплыл сладкий густой аромат тростниковых плантаций северного Квинсленда.

Протянув стакан, Бейкер повернул бутылку желтой этикеткой к шкиперу:

– Дружище, это ром «Бундаберг» – самый что ни на есть настоящий.

Ник оценил жест – далеко не каждый мог похвастать таким обращением и предложением выпивки из уст стармеха.

Вдохнув запах темного золотисто-коричневого напитка, Ник одним глотком осушил стакан. Передернул плечами, словно спаниель, стряхивающий воду с шерсти, и резко выдохнул.

– Лучший ром на свете, – произнес он освященную временем традиционную похвалу и протянул стакан за добавкой.

– Старпом просил передать, – сказал Вин, вновь разливая по паре глотков на брата, – что барометр подскочил было до тысячи тридцати пяти, а сейчас метнулся вниз, как динго в нору. Уже тысяча двадцать. Что-то точно будет!

Они кивнули друг другу поверх стаканов и выпили.

– Красавчик, мы потеряли почти два часа, – начал Ник.

Вин удивленно посмотрел на капитана, но затем криво усмехнулся, соглашаясь на новое прозвище.

– И как ты собираешься заделывать пробоину?

– Заведем на нее аварийный парусный пластырь. Я уже дал задание матросам.

Бейкер опять в недоумении посмотрел на капитана и недоверчиво покачал головой:

– Прямо как у капитана Хорнблауэра…[4]

– Точно. Когда он захватил «Эндорскую ведьму», – кивнул Ник. – А ты, оказывается, читать умеешь.

– Не хватит давления, – поразмыслив, возразил Бейкер. – Воздушная пробка в машинном отделении вытолкнет пластырь.

– Опустим трос в вентиляционную шахту и протянем через пробоину. Расправим пластырь снаружи, зацепим и подтащим лебедкой.

Несколько секунд Вин разглядывал Ника, обдумывая план. Аварийный пластырь готовили, прошивая многократно сложенный кусок парусины раздернутой на каболки пенькой, пока он не начнет напоминать огромный ворсистый ковер. Затем его накладывали на пробоину, давление воды прижимало пластырь к отверстию, и материя разбухала, превращаясь в почти водонепроницаемую преграду.

Однако «Золотой авантюрист» получил слишком большую дыру и уже набрал воды, поэтому перепада давления почти не было. Именно поэтому Ник предложил использовать трос, пропущенный изнутри корпуса, чтобы прижать пластырь к отверстию.

– Может, чего и выйдет… – нехотя согласился Красавчик Бейкер.

Ник допил ром, сбросил полотенце и потянулся к лежавшей на койке одежде.

– Давай-ка, пока не налетел шторм, перекинем на лайнер генератор, – мягко, но настойчиво предложил он.

Вин Бейкер неуклюже выбрался из кресла и сунул бутылку в задний карман комбинезона.

– Слушай, дружище, я там наболтал всякой ерунды. Про хлыща… и так далее… Не принимай близко к сердцу.

– Чего уж там, – ответил Ник. – Родился и вырос я в Англии, но мой отец американец, так что и я считаюсь американцем.

– Ну что ты будешь делать! – Красавчик с досадой поддернул штаны. – Хуже британского хлыща может быть только наглый янки.

Теперь, когда дно залива было проверено и Ник лично убедился, что буксиру не угрожают подводные преграды, он повел «Колдун» решительно, с отточенным мастерством управляя судном под восхищенными взглядами Дэвида Аллена.

Словно бойцовый петух, «Колдун» наскакивал на толстый ледяной покров, проламывал его, откалывая громадные глыбы, и расчищал гребными винтами пространство вокруг кормы «Золотого авантюриста».

Опустившаяся на море зловещая тишина облегчала задачу, хотя коварное подводное течение, проходившее под кормой лайнера, замедлило переправку большого электрогенератора.

На борт «Колдуна» подвесили два кранца типа «йокогама», и эти надувные эластичные баллоны смягчали удары стальных корпусов друг о друга, пока Ник, виртуозно управляя рулем и шагом гребных винтов, удерживал буксир рядом с сидящим на мели лайнером.

Облачившись в толстые антарктические робы, Красавчик Бейкер с матросами уже стояли на рабочей площадке, расположенной на высоте семидесяти футов над мостиком, и с неудовольствием разглядывали круто накренившуюся палубу «Золотого авантюриста».

Ник подал «Колдун» чуть ближе, и авральная группа, перебросив десантный трап через разделявшую суда щель, гуськом, словно стая обезьян по суку, двинулась на лайнер.

– Все на месте, – сообщил третий помощник и добавил: – Сэр, барометр упал до тысячи пяти.

– Замечательно.

Ник аккуратно отвел «Колдун», остановил его в пятидесяти футах от кормы лайнера и только затем бросил взгляд на небо. Над пиками мыса Тревоги висел налитый кровью шар полуночного антарктического солнца, окутанный недобрым, желтушным ореолом. Ледники и снежные поля окрасились тревожным багровым цветом.

– Какая красота! – Рядом с Ником неожиданно появилась девушка. Ее голова едва доставала ему до плеча, стянутые в узел волосы горели в красных лучах, словно новенькие, только что отчеканенные из червонного золота монеты. Низкий, слегка охрипший от волнения голос отозвался в душе Ника мимолетной болью, но, взглянув девушке в лицо, он увидел, насколько она молода.

– Я хотела поблагодарить вас, а случай представился только сейчас.

Мешковатая мужская одежда делала ее похожей на маленькую девочку, примеряющую наряды взрослых. Кожа лица, на котором не было и грамма косметики, матово светилась, словно бока крепкого, зрелого яблока. Ник чувствовал ее взволнованное напряжение.

– Эйнджел не разрешал мне подниматься на мостик, – продолжила она и вдруг улыбнулась. Нервозность исчезла, уступив место милой непосредственности, свойственной хорошенькому, не знавшему ни в чем отказа ребенку. Ника захлестнула волна желания, сердце тяжело бухнуло в груди. Тело непроизвольно дернулось, в паху заныло.

Захваченный врасплох неожиданной бурей чувств, Ник разозлился на себя за постыдное влечение. Девушка выглядела лет на четырнадцать-пятнадцать – почти ровесница его сына. Яркие мгновения, проведенные с Шантель, канули в прошлое, и после расставания он так и не встретил другую женщину. При мысли о Шантель Ник окончательно запутался, почувствовав лишь вожделение и злость.

Злости он не дал прорваться, постарался бережно упрятать ее внутри, словно зажженную спичку в ладонях. Именно злость придавала сил, помогала бороться с наваждением. Ник все еще был слишком уязвим и хорошо представлял себе, к чему может привести увлечение этой женщиной-ребенком. Очнувшись, он обнаружил, что придвинулся к ней и вот уже несколько долгих секунд всматривается прямо в лицо. Девушка не отвела глаз, а ее взор подернулся легкой дымкой, словно залитую солнцем зеркальную поверхность горного озера накрыла тень облака. Что-то зарождалось – что-то такое, чего Нику хотелось сейчас меньше всего. Обескураженный, он заметил, что два вахтенных офицера наблюдают за ними с нескрываемым любопытством, и выплеснул раздражение на девушку:

– Леди, вы обладаете удивительным талантом появляться не ко времени и не к месту. – Сквозившие в голосе холодность и отчужденность удивили его самого.

Отворачиваясь, он успел заметить, как растерянность на лице девушки сменилась досадой, а зеленые глаза потухли. Ник замер, уставившись на носовую палубу, где команда Дэвида Аллена открывала трюм для спасательного оборудования.

Раздражение улетучилось, и Ник смутился. Он понял, что оттолкнул девушку подобным высказыванием, и ему захотелось повернуться к ней и сказать что-нибудь утешительное, постараться сгладить грубость. Однако в голову ничего не приходило, и тогда он поднес к губам микрофон, вызывая Бейкера:

– Что слышно, стармех?

Ответа пришлось ждать не меньше десяти секунд, и все это время Ник не переставал ощущать присутствие незнакомки.

– Их аварийный генератор сгорел, и на ремонт может уйти два дня. Придется устанавливать свой.

– У нас все готово, – сказал Ник и вызвал старшего помощника на связь. – Дэвид?

– Порядок.

Ник осторожно направил «Колдун» к высившейся невдалеке корме лайнера и только затем с улыбкой обернулся – удивительно, но ему хотелось заручиться одобрением девушки. Однако она уже ушла, а с ней исчез и ее особенный привкус свежести.

– Старпом, делаем все быстро и точно, – надломленным голосом выдавил Ник.

«Колдун» ткнулся скулой в корму «Авантюриста». Черные кранцы смягчили удар, на баке завизжала лебедка, наматывая трос на барабан, и из открытого трюма появился раскачивающийся четырехтонный дизель-генератор – установленный на салазки, с уже заправленными топливными баками и готовый к запуску.

Генератор плавно взмыл вверх, повис на стропах носового крана, и матросы дружно ухватились за салазки, разворачивая и направляя тяжелую махину к корме «Авантюриста». Коварная зыбь приподняла «Колдун», слегка подтолкнув его, и уже накренившийся под тяжестью свисавшего генератора буксир врезался бы в стальной борт лайнера, не успей Ник вовремя дать задний ход.

Как только зыбь улеглась, он перевел двигатели на самый малый вперед и вновь прижался кранцами к корме «Авантюриста».

«Вот это да! – подумал Дэвид Аллен, наблюдая за работой Ника. – Старина Мак ему и в подметки не годится». Макинтош, прежний капитан «Колдуна», был опытным и осторожным шкипером, но Николас Берг чувствовал судно и управлял им с непревзойденным мастерством, превосходящим богатый опыт Мака.

Старший помощник отогнал несвоевременные мысли и подал сигнал лебедчику. С грацией чайки, усаживающейся в гнездо, тяжелый генератор опустился на палубу лайнера. Команда Бейкера тут же бросилась отцеплять грузовые стропы, меняя их на ручную таль.

«Колдун» отошел от лайнера, а когда люди Бейкера управились с генератором, вновь приблизился к корме «Авантюриста» и переправил еще один груз – на этот раз быстроходный центробежный насос, который не помешает, даже если стармеху удастся наладить работу механизмов лайнера. Через десять минут из носового трюма поднялся второй насосный агрегат.

– Помпы закреплены, – раздался ликующий голос Бейкера, и в ту же секунду по судну пробежала тень, словно над палубой, широко расправив крылья, кружил стервятник. Ник вместе с матросами на баке задрал голову.

В небе, на высоте полутора тысяч футов, проплывало одинокое облако размером с кулачок. Заслонив на мгновение заходящее солнце, оно как бы невзначай двинулось к пикам мыса Тревоги.

«Черт, работы еще невпроворот», – подумал Ник и, распахнув дверь, вышел на открытое крыло мостика. Мороз в неподвижном воздухе, казалось, ослаб, но термометр все еще показывал тридцать градусов ниже нуля. Ветра у поверхности воды пока не было, но чуть выше он уже набирал силу.

– Старший помощник! – рявкнул Ник в микрофон. – Что вы там копаетесь? Мы не на прогулочной яхте!

Матросы поспешно задраили грузовой люк на баке и побежали к кормовым трюмам со спасательным оборудованием.

– Перевожу управление на корму, – объявил Ник вахтенным офицерам и бросился через жилые помещения ко второму закрытому мостику, оборудованному такими же приборами, что и основной. Подобное дублирование встречалось только на буксирах-спасателях, где значительная доля работы велась в кормовой части палубы.

Теперь уже кормовые краны занимались перевалкой тяжело нагруженных поддонов – еще восемь тонн спасательного оборудования – на борт «Золотого авантюриста». Затем буксир отошел от лайнера, и Дэвид Аллен задраил люки трюмов. Едва раскрасневшийся старпом появился на мостике, притоптывая и хлопая себя по плечам, как Ник распорядился:

– Дэвид, принимайте командование. Я отправляюсь на лайнер.

Ждать неизвестно сколько, пока Красавчик Бейкер запустит насосы, было выше его сил. И хотя за работу любых механизмов отвечал стармех, а шкипер лишь управлял судном, Ник не мог усидеть на месте.

С высоты носовой платформы открывался вид на зловеще поблескивающее спокойное море. Время едва перевалило за полночь, и плоский, багровеющий раскаленным металлом солнечный диск наполовину скрылся за пиками гор. На мрачном пурпуре воды вспыхивали яркие вишневые искры айсбергов. Поверхность моря, будто потревоженная где-то вдалеке, за линией горизонта, подернулась рябью, похожей на расходящиеся в пруду круги от брошенного камушка.

«Колдун» качнулся на волне, и лица Ника коснулось, словно взмах крыла летучей мыши, легкое дуновение ветра, прошедшегося кошачьей лапой с выпущенными когтями по зеркально-гладкой поверхности воды.

Ник плотнее затянул капюшон куртки и ступил на переброшенный десантный трап, балансируя, словно канатоходец, на высоте семидесяти футов над покачивающимся баком «Колдуна».

Спрыгнув на покосившуюся обледенелую палубу «Золотого авантюриста», он махнул рукой в сторону буксира, давая сигнал на отход.

– Ведь я предупреждал, душечка, – ласково сказал Эйнджел, едва девушка вошла в жаркий камбуз. Кок сразу почувствовал охватившее Саманту уныние. – Досталось?

– О чем ты? – Она вздернула подбородок и улыбнулась – пожалуй, слишком поспешно. – Помочь?

– Вон миска с яйцами, надо отделить желтки, – показал Эйнджел и склонился над двадцатифунтовым куском говядины. Закатанные до локтей рукава поварской куртки обнажали мощные волосатые руки; достойный Рокки Марчиано кулак сжимал разделочный нож.

В молчании прошло несколько минут.

– Я всего-то хотела поблагодарить… – Глаза Саманты опять подернулись дымкой.

– Ну да, ну да, ему самое место среди матросни, – согласился Эйнджел.

– Неправда, – вскинулась Саманта. – Он не такой!

– Ладно, – усмехнулся кок. – Тогда он эгоистичный и бессердечный негодяй, а в голове у него сплошные прожекты.

– Как тебе не стыдно! – Глаза Саманты засверкали. – Он прыгнул за мной в воду…

Только тут девушка заметила улыбку на губах Эйнджела, а в глазах лукавый прищур. Саманта сконфуженно замолчала и с удвоенным усердием принялась разбивать яйца и выливать желтки в смесительную миску.

– Он тебе в отцы годится, – подпустил еще одну шпильку Эйнджел, чем окончательно разозлил Саманту. Она покраснела, на гладкой матовой коже проступила золотая россыпь веснушек.

– Эйнджел, что за чушь ты порешь!

– Ого! Душечка, кто тебя учил такому обхождению?

– А нечего меня злить… – Она с досады ударила яйцом по краю миски, и скорлупа лопнула, заляпав штаны белком. – Черт!

Саманта вызывающе уставилась на Эйнджела, гневно схватила протянутую тряпку и вытерла пятно. Они снова вернулись к работе.

– Сколько ему лет? – опять не выдержала Саманта. – Полторы сотни?

– Тридцать восемь. – Эйнджел на мгновение задумался. – Или тридцать девять.

– Так вот знай, умник, – ехидно заявила Саманта, – для идеальной пары надо разделить возраст мужчины пополам и прибавить семь.

– Душечка, но тебе ведь не двадцать шесть, – мягко возразил Эйнджел.

– Подумаешь! Еще пара лет, и…

– Смотри-ка, совсем потеряла голову. Ну, ясное дело – страсть! вожделение!

– Не говори ерунды, Эйнджел. Ты же знаешь, что я у него в неоплатном долгу – он спас меня. А что касается вожделения… Ха! – Саманта пренебрежительно фыркнула и встряхнула головой, отметая совершенно неуместную мысль.

– Вот и славно, – кивнул Эйнджел. – Человек он жутко неприятный, глазки как у хорька…

– Ничего подобного, у него очень красивые глаза! – опять завелась Саманта, но тут же замолчала, увидев хитрую ухмылку кока. Девушка замерла в нерешительности, а затем обессиленно опустилась на скамейку с разбитым яйцом в руке. – Эйнджел, ты невыносим. Ненавижу тебя. Зачем ты смеешься надо мной?

Саманта готова была вот-вот разрыдаться, и кок, согнав улыбку, напустил на себя серьезный вид.

– Для начала тебе не помешает кое-что узнать о нем…

И он рассказал ей язвительную версию биографии Николаса Берга, щедро приправив ее богатой фантазией и колкой иронией. Эйнджел не прочь был посплетничать, и Саманта слушала жадно, затаив дыхание и время от времени удивленно восклицая.

– Так его жена убежала с другим? О чем она думала?!

– Душечка, женщины непредсказуемы, как погода у моря.

Саманта на секунду призадумалась. Затем последовал вопрос:

– Так это на самом деле его судно? Он не просто капитан?

– О, ему принадлежит не только этот буксир, есть еще одна посудина, не говоря уже про всю компанию в целом. Раньше его называли Золотым Принцем… Птица высокого полета. Разве не заметила еще?

– Я не знаю…

– Конечно заметила. Не могла не заметить. Ты ведь, душечка, настоящая женщина, а настоящую женщину ничто так не возбуждает и не манит, как власть, успех, звон золота.

– Так нечестно, Эйнджел. Я о нем ничего не знала. Я не знала, что он богат и известен. И мне наплевать на деньги…

– Ай-ай-ай! – Эйнджел встряхнул кудрями, в ушах блеснули золотые серьги. Однако, увидев, что Саманта опять начала закипать, он тут же пошел на попятную. – Ну хорошо, хорошо! Уже и подразнить нельзя. Но согласись, что тебя влечет его сила, целеустремленность, властность, успех. Разве не притягательно наблюдать, как остальные подчиняются ему, боятся его?

– Я не…

– Не лги себе, дорогуша. Дело ведь не в том, что он спас тебе жизнь. И красивые глаза тут ни при чем, как и то, что у него в штанах.

– Какой ты грубиян, Эйнджел!

– Душечка, ты красива, привлекательна и ничего не можешь с собой поделать. Ты похожа на молоденькую газель, уже пробудившуюся, но пока еще застенчивую, – и вот ты замечаешь вожака стада. Ты не в силах справиться с собой, ты всего лишь женщина.

– Что же мне делать?

– Мы обязательно придумаем, дорогуша, но вот чего делать не надо, так это кружить вокруг него, вырядившись в эти обноски, восхищаться и смотреть с обожанием. Он человек занятой, и вряд ли ему понравится постоянно о тебя спотыкаться. Поиграй в недотрогу.

Саманта на секунду задумалась.

– Эйнджел, мне не хотелось бы переиграть и проиграть, так и оставшись «недотронутой». Улавливаешь?

Красавчик Бейкер работал не покладая рук, дело спорилось, и даже Ник со своей неуемной непоседливостью не мог быть в претензии. Генератор аккуратно завели через двустворчатые двери в надстройку на второй палубе и, подтащив к стальной переборке, закрепили оттяжками.

– Как только запустим дизель, сразу просверлим палубу и посадим его на анкерные болты, – пояснил стармех.

– Провода подведены?

– Я решил пока не трогать главный распредщит на третьей палубе – набросим времянку.

– Но ты разобрался, как запитать носовой брашпиль и помпы?

– Вот пристал! Дружище, топай-ка ты своей дорогой и не мешай людям работать.

Один из помощников Бейкера уже собрал газосварочный аппарат на верхней палубе, в том месте, где проходила вентиляционная шахта главного машинного отделения. Сопло горелки зашипело, и из стального кожуха дымохода посыпались красные искры. Впрочем, на самом деле дымовая труба лайнера была чисто декоративной и придавала «Золотому авантюристу» определенный шик. Сварщик прорезал последние дюймы, и кусок металла провалился внутрь темной дыры – примерно шесть на шесть футов, – открыв доступ в полузатопленное машинное отделение, лежавшее полусотней футов ниже.

Ник не внял пожеланию Бейкера и остался руководить сборкой лебедки и намоткой на барабан стального ваера, с помощью которого предстояло провести основной трос через затопленное машинное отделение и пропустить затем наружу сквозь широкую, с изорванными краями пробоину. Ник поднес к глазам свой «Ролекс» – прошел почти час. Солнце наконец закатилось, и полыхающее в зеленом небе изумительное полярное сияние окрасило ночь в таинственно-зловещие тона.

– Все, боцман, здесь мы уже закончили. Собирайте команду на баке.

Когда они вышли на открытую носовую палубу, хлестнул порыв ветра, едва не сбив с ног и заставив хвататься за леера. Почти сразу он стих, оставив после себя тонко завывавший и теребивший одежду легкий ветерок. Ник распределил работу возле громадных якорных лебедок и прислушался к морю. Вода поднималась, подталкивая и шевеля зловеще шепчущий и ворчащий паковый лед.

Якоря «Золотого авантюриста» подтянули к клюзу, и двое матросов, свесившись с бортов, обвязали их пятки толстыми цепями, вторые концы которых перебросят на буксир. Теперь, когда «Колдун» потянет якоря, они смогут скользить по дну обратным ходом, не цепляясь лапами за дно.

Вытравив цепи на всю длину, буксир сбросит якоря, и они прочно зароются в грунт. Такое якорно-швартовное устройство, именуемое «верп», удержит лайнер даже при двенадцатибалльном ветре и не даст ему еще больше выползти на берег.

Как только Бейкер подаст энергию, брашпили «Золотого авантюриста» займутся верповкой, то есть выберут собственные якорь-цепи и снимут судно с мели. В одиночку «Колдуну» не справиться с этой задачей, и Ник очень рассчитывал на помощь могучих лебедок лайнера. Стоя на палубе, он сквозь подошвы ботинок ощущал, насколько глубоко «Золотой авантюрист» увяз в песке.

Работа была не из легких: приходилось ворочать тяжеленные стальные смычки с вертлюгами общим весом в три сотни фунтов. Потребовались усилия шести матросов и сложная система талей, чтобы установить их на место.

К тому времени, когда подготовительная фаза была завершена, ветер поднялся уже до шести баллов и вовсю завывал среди палубных надстроек. Продрогшие матросы едва держались на ногах, с трудом сохраняя самообладание.

Ник повел их под укрытие полубака. Ноги налились свинцом, легкие молили о затяжке крепким табаком, и шкипер неожиданно сообразил, что не спал уже полсотни часов подряд – с тех самых пор, как вытащил девчонку из воды. Он постарался побыстрее забыть об этой помехе и потянулся за портсигаром.

Переступив через стальной комингс, Ник очутился в хотя и промерзшем, но хорошо защищенном от ветра отсеке лайнера, где располагались основные жилые помещения. Тут он замер на месте, увидев внезапно вспыхнувшую праздничную иллюминацию прогулочной палубы, залитой вдобавок слепящим светом прожекторов. Судно будто купалось в карнавальной атмосфере; через секунду из динамиков над головой Ника полилась мягкая музыка. Голос Донны Саммер был звонким и прозрачным, как лучший богемский хрусталь, – и на редкость неуместен в текущих обстоятельствах.

– Есть питание на борту!

Ник издал ликующий вопль и бегом кинулся на вторую палубу. Красавчик Бейкер стоял возле ревущего дизель-генератора, гордо уперев руки в бока.

– Ну что, принимай работенку! – крикнул он.

Ник от избытка чувств пихнул стармеха кулаком в плечо:

– Так держать, Красавчик!

Капитан позволил себе отвлечься, чтобы одарить Вина сигарой из личного и, увы, скудного запаса, после чего сам поднес зажигалку. Мужчины секунд двадцать покурили, смакуя впечатление от ладно сработанного дела.

– Что ж, – наконец сказал Ник, – теперь помпы и лебедки.

– Оба переносных аварийника готовы к работе. А я покамест погляжу, что там с главным бортовым насосом.

– И тогда останется только завести пластырь на пробоину…

– Это уж ты сам, – твердо заявил Бейкер. – Еще раз я в воду не полезу, так и знай. Даже мыться зарекся.

– А ты думаешь, я случайно встал с наветренной стороны? – Ник помолчал. – Но если серьезно, кому-то все равно придется нырять, чтобы протащить трос.

– Отчего бы тебе Эйнджела не снарядить? – съехидничал Вин. – Ладно, извини, у меня работа стынет. – Стармех критически осмотрел сигару и добавил: – Надеюсь, когда мы стащим эту калошу с мели, ты наконец-то сможешь позволить себе нормальное курево.

С этими словами Бейкер исчез в механических недрах лайнера, оставив Ника наедине с той самой задачей, о которой он старался не думать. Кому-то надо пробраться в машинное отделение. Конечно, можно вызвать и добровольца, но среди неписаных правил его жизни была одна максима, которая гласила: никогда не посылай другого человека на дело, если оно тебя самого пугает.

– Я могу позволить Дэвиду заняться якорями, но вот заводить пластырь…

Отступать некуда. Ник опять должен лезть вниз, в ледяной холод и мрак, навстречу смертельным опасностям затопленного трюма.

Якорно-швартовное устройство, которое поставил Дэвид Аллен, превосходно удерживало лайнер даже под напором сердитых волн, которые сейчас врывались в раскрытый зев бухты, гонимые поднимавшимся штормом.

Вера капитана в мореходные навыки старшего помощника полностью оправдалась: Дэвид умело сбросил оба верпа на расстоянии одного кабельтового от берега, точно соблюдая наилучший угол раствора между якорями для надежного сцепления с грунтом.

Красавчик Бейкер уже установил и опробовал два больших центробежных насоса и даже вернул к жизни обе носовые помпы лайнера, которые остались целы благодаря водонепроницаемой переборке. Весь этот внушительный арсенал насосных агрегатов был вполне готов к запуску, и стармех рассчитывал, что, как только Ник закроет пробоину пластырем, трюм можно будет осушить за каких-то четыре часа.

Капитан вновь облачился в водолазный костюм, хотя на этот раз решил взять однобаллонный аппарат Драгера. «Кислородными дыхательными приборами я сыт по горло», – заключил Ник с кривой усмешкой.

Перед погружением он приостановился на открытой палубе, держа водолазный шлем под мышкой. Похоже, ветер поднялся до семи баллов, потому что с гребней уже срывались барашки. В низком небе кипели грязно-серые тучи, застилая восходящее солнце и пики мыса Тревоги. Холодный темный рассвет обещал серьезные неприятности.

Ник бросил взгляд на «Колдун». Дэвид Аллен умело держал буксир на нужной дистанции; авральная группа, сгрудившись возле уродливой, свежепрорезанной дыры в дымовой трубе «Авантюриста», также была на месте. Он надел шлем и, пока обеспечивающие затягивали крепления и подключали шланги, проверил переговорное устройство.

– «Колдун», как меня слышно, прием?

Дэвид Аллен немедленно подтвердил готовность и тут же добавил:

– Шкипер, барометр ухнул вниз, только что прошел девятьсот девяносто шесть и останавливаться не хочет. Ветер – шесть, с порывами до семи. Такое впечатление, что мы оказались в наиболее опасном квадранте.

– Спасибо, Дэвид, – ответил Ник.

Он шагнул вперед, и матросы тут же подхватили его под локти, помогая сесть в парусиновую люльку для спуска за борт. Ник проверил снаряжение в последний раз, усмехнулся – «перед смертью не надышишься» – и скупо кивнул.

В машине уже не царил полный мрак, поскольку Бейкер приспособил прожекторы к вентиляционной шахте, но зато черная от мазута вода без устали колыхалась от стенки к стенке под болтающимися ногами Ника, напоминая перепуганного зверя, который жаждет выбраться из стальной западни. Ветровые волны накатом били в борт «Авантюриста», врывались сквозь пробоину, формируя свои собственные мини-течения, приливы и отливы, жадно вылизывали внутренние переборки и трюмную обшивку.

– Травить помалу! – наконец скомандовал Ник в микрофон. – Еще! Стоп травить!

Свой спуск он остановил на высоте десяти футов над главным двигателем правого борта. Вода, затопившая машинное отделение, омывала агрегат, как коралловый риф: он то полностью исчезал, то вновь появлялся на глаза. Стоит замешкаться – и такое волнение подхватит человека, бросит его на механизмы тряпичной куклой, размозжит все кости…

Ник висел в воздухе и мучительно обдумывал, где следует монтировать талевые блоки.

– Спускайте основной! – приказал он, и громадный стальной шкив-блок вынырнул из тени, раскачиваясь в свете прожектора. – Стоп травить! – Ник развернул блок в нужное положение. – Травить два фута! Стоп!

Очутившись по пояс в маслянистой пенистой жиже, он изо всех сил старался продеть вилочный болт сквозь первый шкив и закрепить его на одном из шпангоутов. Каждые несколько минут вода накрывала его с головой, вынуждая беспомощно хвататься за что попало, пока наконец течение не ослабило свою хватку, давая возможность протереть стекло шлема и вновь взяться за работу.

Минут через сорок таких мучений пришлось сделать передышку. Ник как можно ближе пристроился к теплообменникам включенного дизель-генератора, наслаждаясь их благословенным теплом, и прихлебывал из термоса крепкий приторный кофе, который сварил для него Эйнджел. По самоощущениям он напоминал боксера в перерыве между раундами: все тело ноет, каждый мускул потянут и забит от беспрерывной борьбы с кипящей эмульсией из морской воды, мазута и масла. Бока покрыты синяками и кровоподтеками от ударов о затопленные механизмы. И все же через двадцать минут он вновь встал на ноги.