Читать онлайн Тайны ночи бесплатно

Глава 1

Северный Йоркшир, август 1762 года

Казалось бы, согрешить — дело нехитрое. Как говорится, вкусить запретный плод наслаждений…

Карета громыхала и раскачивалась. Розамунда Овертон сидела посреди салона, трусливо удирая домой вместе со своей нетронутой женской добродетелью.

После дорожной аварии, оставившей шрамы у нее на лице, она боялась садиться близко у окон кареты, но, как выяснилось, это было еще не все. Человек, прикованный к постели, утрачивает силу в ногах. Она же, прожив восемь лет в тиши и уединении Уэнслидейла, утратила способность знакомиться с мужчинами.

А что уж говорить о том, чтобы с ними грешить! Съежившись на сиденье, Розамунда разглядывала пейзаж за окном — такой же унылый, как ее настроение. Поросшие кустарником холмы с овечьими пастбищами, над ними — низкие хмурые тучи, что остались от недавней грозы, которая задержала ее в дороге, в розовато-серых сумерках уже проглядывала бледная луна.

Когда они с Дианой только затевали всю эту авантюру, она и не подозревала, как трудно лечь в постель с незнакомцем. К сожалению, ее законный супруг был не способен подарить ей ребенка, поэтому в один прекрасный день она надела маску и влилась в безумство маскарада в Харрогите. Как и говорила Диана, нашлось немало охотников с ней согрешить, но, увы, они так и не добились желаемого.

Розамунда закрыла глаза. Это же проще простого!

В действительности, вместо того чтобы поощрить кого-либо из соблазнителей, она бегала от одного к другому, лихорадочно пытаясь найти такого, который пришелся бы ей по душе. О Господи, ну кого она ожидала встретить?

Прекрасного принца?

Умопомрачительного ловеласа?

Благородного рыцаря?

Во время праздника она наконец поняла, что идеальные любовники существуют только в мечтах, ибо к тому времени ей уже бросились в глаза все недостатки реальных ухажеров: толстые животы, плохие зубы, масленые глазки, мокрые губы, грязные руки, кривые ноги…

Не помогло даже вино — бог знает сколько рюмок! — выпитое для храбрости. Как только забрезжил рассвет, она тайком от Дианы убежала в свою карету и приказала кучеру везти ее обратно в долину, в Венскоут.

Венскоут… убежище, которого она недостойна, поскольку не пожелала его спасти. Если она не родит ребенка, это поместье когда-нибудь перейдет к Эдварду Овертону, племяннику ее мужа, который тут же передаст его в дар суровой религиозной секте. Ее муж — человек нездоровый, и отсутствие наследника лишь приближает его смерть, убивает доброго человека, который дал приют изувеченной шестнадцатилетней девушке. Доктор Уоллес говорит, что от волнения приступы головокружения у Дигби могут участиться.

Почему же она убежала? Ведь на первый взгляд все так просто!

Розамунда невольно представила себе идиллическую картину: счастливый Дигби с радостью наблюдает, как растет его наследник. Возможно, когда у него родится ребенок, он начнет беречь свое здоровье и даже станет выполнять предписания врачей — ограничит себя в еде и вине. Слезы умиления обожгли ей глаза. Однако что толку мечтать сложа руки? Грех и его последствия — вот единственное решение, а она не смогла себя заставить…

Девушка резко прервала бесплодные размышления и, опустив окно кареты, крикнула:

— Останови!

— Остановить, миледи? — переспросил кучер.

— Да, останови. Немедленно!

Карета тотчас замерла, слегка накренившись, и служанка Розамунды, храпевшая напротив, чуть не повалилась на госпожу всем своим грузным телом. Розамунда, впрочем, вовремя подхватила Милли.

— Что-то случилось, миледи? — спросил Гарфорт.

— Мне показалось, у дороги лежит человек. Пошли Тома, пусть посмотрит.

Карета качнулась, молодой конюх спрыгнул с козел. Розамунда высунулась из окна:

— Чуть дальше, Том. Так, еще дальше. Вон у того куста!

— Черт возьми, так и есть. — Конюх соскользнул в кювет, нагнулся, а потом поднял голову:

— Здесь какой-то мужчина, мистер Гарфорт!

Розамунда открыла дверцу кареты, подобрала свои широкие юбки и спрыгнула на дорогу.

— Он мертв? — спросила она, подбегая к конюху.

— Скорее, мертвецки пьян, миледи. Странно, здесь, вдали от жилья…

Розамунда заглянула в болотистую канаву:

— Он простудится и умрет. Ты можешь достать его оттуда?

Том сунул свои огромные руки незнакомцу под мышки и приподнял его. Конюх в общем-то был парнем рослым, но даже ему пришлось попотеть, вытаскивая на дорогу пьяного, бесчувственного мужчину. Розамунда склонилась над своей нечаянной находкой, от которой разило сыростью и джином.

Поморщившись, девушка пощупала пульс на его холодном запястье. Жив, и то хорошо! Осмотрев мужчину, она не нашла на нем никаких ран или ссадин. Том прав: он мертвецки пьян, хоть отсюда до ближайшей гостиницы несколько миль.

— Что будем с ним делать, миледи? — спросил Том.

— Возьмем с собой, разумеется.

— Но как же так, никто ведь его не знает. Парень явно нездешний.

«А раз нездешний, значит, и черт с ним?» Розамунда посмотрела на Тома в упор.

— Неужели мы уподобимся священнику и левиту, которые прошли мимо несчастного израненного еврея, не подав ему руки помощи? Будем же добрыми самаритянами! Скажи Гарфорту, пусть подгонит карету сюда.

Покачав головой, конюх ушел. Судя по всему, несмотря на ее объяснения, ему не терпелось обсудить со слугой безумный поступок госпожи. Однако какое же это безумие? Она просто не может бросить здесь человека, пусть даже бандита и пьяницу. В этих северных краях даже летом холодные ночи, а он насквозь промок.

Кучер заставил лошадей двинуться назад, и карета со скрипом тронулась в обратном направлении. В свете меркнущего дня Розамунда обдумывала ситуацию. Может быть, его, как и того человека по дороге в Иерихон, избили и бросили разбойники?

Едва ли. Синяки и кровь видны и в сумерках. Нет, это, без сомнения, обычный прожигатель жизни, перебравший спиртного.

Впрочем, отнюдь не нищий бродяга, несмотря на вонь и щетинистый подбородок. Розамунда осторожно пощупала его одежду: добротный костюм, скромно отделанный галунами и роговыми пуговицами, строгий жилет и галстук без кружев.

Все выдавало в нем обыкновенного служащего, и это озадачивало. Опыт Розамунды подсказывал, что пьяницы выходят из самых низших и самых верхних слоев общества, но вовсе не из трудового среднего класса, который был знаком ей лучше всего.

На мужчине были сапоги для верховой езды. Что ж, возможно, он ехал на лошади пьяный и упал.

— Таинственный незнакомец, — пробормотала девушка и стала осторожно проверять его карманы.

Просовывая руку в карманы плотно облегающих брюк, она невольно дотрагивалась до вялых мужских органов и испытывала крайнюю неловкость. Однако все эти испытания оказались напрасными: кроме обычного носового платка, в карманах ничего не нашлось. Либо его ограбили, либо он пропил все до последнего пенса.

Воспользовавшись носовым платком незнакомца, Розамунда осторожно стерла грязь с его лица. Наконец подъехала карета, и на мужчину упал мерцающий свет фонаря.

О Боже!

Несмотря на щетину, царапины и небольшой синяк на скуле, этот парень, несомненно, пользовался успехом у женщин. Его лицо было не таким уж красивым, зато уж точно обаятельным, а правильные черты даже в бессознательном состоянии скрывали скорее улыбку, чем хмуро сдвинутые брови.

Почувствовав внезапный прилив нежности, Розамунда провела ладонью по его небритой щеке. Оставалось лишь надеяться, что впредь он будет благоразумнее. Ведь он запросто мог подхватить воспаление легких и умереть.

— Скорее, Гарфорт!

— И так тороплюсь, миледи.

Судя по всему, он, как и Том, недоволен ее милосердием. Неужели они оставили бы человека умирать в придорожной канаве?

Гарфорт остановил карету, связал вожжи и, ненадолго оставив лошадей, помог внести мужчину внутрь. Это было нелегко, учитывая шесть футов роста и крепкую фигуру незнакомца. От всей этой возни проснулась Милли, что само по себе было чудом, поморгала, издала несколько восклицаний, затем достала одеяла, которые держали в карете на случай холодов, и закутала в них незнакомца.

— Иначе он испортит сиденья, миледи, — пояснила она.

Розамунда позволила положить мужчину на свое место, потом села рядом и положила его голову себе на колени, чтобы он не свалился в пути. Тронув его шею, она охнула: он был таким холодным!

— Здесь есть поблизости что-нибудь, где можно найти помощь?

— Если не съезжать с дороги, то ближайшим населенным пунктом будет Аррадейл, миледи, — отозвался Гарфорт, — а оттуда всего пять миль до вашего дома.

— Поедем в Аррадейл. — Розамунда поплотнее укутала незнакомца в одеяла. — Даже час играет роль. Останови у вдовьего дома. Он ближе всего.

Вдовий дом принадлежал ее кузине Диане, графине Аррадейл, одной из тех редких женщин, которые имели титул пэра не по мужу. В этом доме они часто играли в детстве и до сих пор заглядывали туда, чтобы отдохнуть и день-два побыть детьми. Там всегда их ждали.

Гарфорт приложил руку к своей треуголке, и карета, скрипнув, тронулась. Можно было бы ехать и побыстрее, но после аварии Розамунда уже не осмеливалась подгонять кучера — так же, как не в силах была заставить себя переспать с маскарадным гулякой. Что ж, она попробует согрешить позже, тем более что в следующий раз это не будет для нее таким потрясением. Впрочем, подобные страхи нельзя побороть одним лишь усилием воли.

Отбросив мысли о грехе, она сосредоточилась на насущном и вновь дотронулась до ледяной шеи мужчины. Пульс еле прощупывался. От переохлаждения ведь можно и умереть!

— Что скажешь, Милли?

Горничная красноречиво скрестила руки на своей необъятной груди и заявила:

— Скажу, что он опасный бандит, миледи. По нему виселица плачет. Когда он очнется, вам лучше держаться от него подальше.

— А что, если он не очнется? Вдруг он умрет?

На самом деле Милли была доброй женщиной, просто ее раздражала непредвиденная задержка в пути. Уже ночь, а они застряли на дороге, вместо того чтобы отдыхать в какой-нибудь уютной гостинице. Подавшись вперед, служанка оглядела незнакомца.

— На мой взгляд, он вполне крепок и здоров. Выживет, если не подхватил воспаление легких.

Розамунда крепче прижала мужчину к себе. Даже если он последний негодяй, она его нашла, и она о нем позаботится.

Хоть что-то да может она сделать правильно!

* * *

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем карета свернула на дорожку, ведущую к дому. Розамунда осторожно переложила незнакомца со своих колен на сиденье, а когда карета остановилась, спрыгнула на землю и, подбежав к двери, громко постучала. Света в окнах не было, но сторожа наверняка не спят.

Дверь открыла высокая и худая миссис Акентвейт. Подозрительно вглядываясь в темноту, она наконец воскликнула:

— Ба, леди Овертон!

— У меня в карете больной. Мистер Акентвейт не поможет перенести его в дом?

— На кухню, — отрывисто распорядилась экономка, — иначе он запачкает нам весь пол.

Том и коренастый мистер Акентвейт тотчас двинулись по коридору и оставили незнакомца в кухне, согретой большим очагом, а потом поспешили во двор, чтобы помочь Гарфорту с лошадьми.

— Оставайтесь на ночь, миледи, — решительно заявила миссис Акентвейт, — уже поздно.

— Дорогу от самого Харрогита развезло из-за дождя. Мы подобрали его по пути. Представляете, он лежал прямо на обочине! — В голосе Розамунды послышалось неприкрытое удивление. — Надо снять с него мокрую одежду.

— Разумеется, — согласилась женщина, закатывая рукава. — Пойдем, Милли.

Тучная Милли до сих пор развалясь сидела в кресле, но теперь встрепенулась.

— Отдыхай, Милли, — бросила Розамунда, — я помогу сама. — Миссис Акентвейт посмотрела на нее, осуждающе сдвинув брови, — то ли потому, что та баловала служанку, то ли потому, что собралась иметь дело с голым мужчиной, и Розамунда сочла нужным добавить:

— Я замужняя женщина, миссис Акентвейт. — На самом деле за восемь лет супружеской жизни Розамунда ни разу не видела мужского тела. — И потом, разве у вас нет служанки? Ведь ваши дочери обзавелись семьями.

— Джесси ложится спать на закате, миледи. Я настаиваю на этом, потому что вставать ей приходится тоже вместе с солнцем. Мы и сами уже отходили ко сну. — Судя по всему, она намекала на то, что добропорядочные люди не шастают по дорогам после захода солнца.

Розамунда пропустила мимо ушей резкую отповедь экономки, ибо та в общем-то бранилась беззлобно, и сняла перчатки, шляпку и плащ. Потом после некоторого раздумья стянула с головы кружевной чепец с оборками, закрывавший ее щеки. Здесь не было посторонних, и все же она провела пальцем по своему самому большому шраму у правого глаза. Что, если незнакомец придет в сознание и увидит, как она склонилась над ним?

Слегка поежившись, она опустилась на колени и помогла экономке развернуть одеяла. Миссис Акентвейт приподняла мужчину за плечи, а Розамунда стала стягивать с него мокрую одежду — сюртук, жилет, галстук и рубашку.

Она разгорячилась и запыхалась от усилий, а он по-прежнему лежал без движения. Вместе с миссис Акентвейт девушка энергично растерла его грубым полотенцем и обрадовалась, когда он задрожал. Зубы его выстукивали дикую дробь.

— Уже лучше, правда? — спросила она экономку.

— Да, и все-таки надо его как следует согреть. Я принесу сухие одеяла и кирпичи, обернутые в тряпку.

Едва женщины укутали его грудь, как он перестал стучать зубами. Розамунда тотчас взяла полотенце и высушила его каштановые волосы. Потом они продолжили раздевание.

Ужасно трудно было снять с него сапоги. Розамунда боялась, что они вывихнут или даже сломают ему ноги, однако все обошлось. Теперь он лежал перед ними абсолютно нагой, и Розамунда невольно скосила глаза на его причинное место.

Орган, который всегда представлялся ей орудием пытки, сейчас безвольно покоился на волосатой ноге.

Девушка поспешно отвела глаза, надеясь, что миссис Акентвейт припишет ее румянец физическим усилиям, и принялась рьяно растирать мужчину, вернее, его ступни и икры. Созерцание его хорошо сложенной фигуры доставляло ей странное удовольствие. Она и не предполагала, что у мужчин бывает такое совершенное тело, хотя и не раз видела его художественное изображение.

Когда женщины перевернули потерпевшего, чтобы растереть спину, Розамунда подумала, что он вполне мог бы позировать для будущих картин в доме Аррадейл — просто у них дома таких картин не было. Дигби предпочитал лошадей, пейзажи и семейные портреты. По его заказу бродячий художник написал их вдвоем — разумеется, она села так, чтобы шрамы были не видны.

Укутав ноги незнакомца теплым одеялом, Розамунда вздохнула от былой обиды. А впрочем, что здесь такого? Парадный портрет и не должен отражать недостатки внешности. И все же ей почему-то хотелось видеть себя такой, какая она есть на самом деле.

Отогнав дурацкие мысли прочь, Розамунда помогла экономке повернуть мужчину на спину.

— Похоже, ему стало теплее, — заметила она.

— Да, но горячее питье все равно не помешает. — Миссис Акентвейт тотчас попыталась напоить пострадавшего чаем, но почти все пролилось мимо.

Розамунда между тем нервно переступила с ноги на ногу. Говорят, чтобы согреть замерзшего человека, надо лечь с ним рядом. Но как отреагирует миссис Акентвейт на подобное предложение?

Подавив улыбку, она откинула упавшие на лоб рыжевато-каштановые колечки волос. Чистое лицо незнакомца оказалось таким красивым, каким она его себе и представляла, несмотря на синяк и щетину. Нет, она не даст ему умереть! А если понадобится, разденется и ляжет к нему под одеяло.

Дотронувшись до его шеи, Розамунда отметила, что он явно согрелся и пульс его окреп.

Если Розамунда коснулась мужчины робко и осторожно, то экономка, напротив, не церемонилась: сунув под одеяло свою натруженную руку, она пощупала его грудь.

— Да, ему лучше, — объявила она вскоре. — Видимо, алкоголь уберег его от переохлаждения. А теперь, — сказала она, тяжело поднимаясь на ноги, — я принесу вам чай, миледи.

Розамунда тоже встала. По сельским меркам, было уже поздно. Милли так и вовсе давно храпела.

— Мы с Милли ляжем где обычно, но, мне кажется, его тоже нужно перенести в постель. — Она взяла чашку чая и взглянула на неподвижное тело у очага. — Как вы думаете, когда он очнется?

— Полагаю, он проспит всю ночь, миледи. Вы хотите положить его в спальне?

Розамунда вздрогнула, только сейчас догадавшись, что это противоречит правилам приличия — предоставлять бродяге такие удобства. Она снова взглянула на незнакомца. При всей его приятной наружности нельзя было понять, к каким слоям общества он принадлежит. Не исключено, что они подобрали отпетого мерзавца. Впрочем, ей почему-то в это не верилось. И дело не только в улыбчивом лице…

Внезапно ее осенило — руки! Они лежали под одеялом, но она успела разглядеть его холеные руки, не привычные к тяжелому труду, с аккуратно постриженными и ухоженными ногтями. Конечно, он здорово перепачкался в канаве, но по всему видно, что прежде он был чист и опрятен, как любой приличный джентльмен.

— В спальне, — твердо повторила она. — Мы с Милли за ним приглядим. Я не хочу обременять вас лишней работой.

— Вы думаете, она вам поможет? — Миссис Акентвейт метнула презрительный взгляд на храпевшую горничную.

— Она просто устала. И замерзла, хоть и была закутана в шаль.

— Да, ее мама была точно такой же. Боюсь, толку от нее не будет.

— Должна же она у кого-то работать, а я не требую особого ухода.

Экономка пожала плечами:

— Оставьте его здесь, внизу, миледи. Перебьется и на полу. К тому же у огня тепло.

— Когда наверху есть кровати? Не слишком-то гостеприимно!

Настойчивость Розамунды могла показаться несколько странной, но она исходила из следующих соображений: несомненно, спасенный благородных кровей, и ему не место среди прислуги. И потом, он был ее находкой, и ей хотелось уложить его в спальне наверху, чтобы иметь возможность самой о нем заботиться.

— А может, он не привык к хорошей постели? — возразила женщина с йоркширским упрямством.

Розамунда, надо сказать, тоже была йоркширкой.

— Тогда она покажется ему еще приятнее, не так ли?

Миссис Акентвейт покачала головой:

— Вы слишком мягкосердечны, Рози Эллингтон, — и слабо улыбнулась.

Экономка не случайно назвала госпожу детским именем. Когда-то Розамунда и Диана носились на лошадях по округе, и зачастую их проказы кончались плачевно. Местные жители поднимали девчонок с земли, отряхивали от пыли, а в особо серьезных случаях отправляли домой — пусть понесут заслуженное наказание.

* * *

И вот теперь Дина и Рози снова угодили в переплет. Вот только Дина осталась в Харрогите, не желая иметь дело со своей трусливой кузиной.

Между тем пришли мужчины, и миссис Акентвейт подала им чай и холодный пирог. Розамунда поужинала вместе со всеми. Экономка тем временем сняла со стены длинную грелку.

— Пойду приготовлю постели.

— Я сама, миссис Акентвейт, — вскочила Розамунда. — Милли мне поможет.

Она потрясла спящую горничную.

— Я, кажется, задремала, миледи?

— Только на минутку. Помогите мне приготовить постели. У миссис Акентвейт своих дел хватает.

— Хорошо, милочка, — сказала горничная, потягиваясь, — сейчас согрею кирпичи.

И вот Милли потащила тяжелую грелку наверх. Розамунда шла следом. Они направились в главную спальню, где обычно останавливались Розамунда и Диана. Госпожа дала четкие распоряжения, но Милли передвигалась по комнате со скоростью улитки. В конце концов Розамунда не выдержала и взялась за дело сама:

— Сходите вниз, скажите Тому, чтобы принес сюда наши сумки, а я здесь достелю.

Милли кивнула и вразвалку вышла из спальни.

Розамунда поводила грелкой по своей постели, радуясь, что сейчас лето и не так сыро и холодно. Если положить под одеяло несколько кирпичей, незнакомцу будет вполне уютно.

Потом она согрела в маленькой спальне постель Милли: бедная женщина сильно мерзла по ночам, хоть и спала одетая.

Наконец, оставив грелку в постели, предназначенной для незнакомца, Розамунда поспешила вниз, раздумывая, не послать ли Дигби письмо в Венскоут относительно своего местонахождения. Впрочем, она ведь собиралась гостить в Харрогите две недели, и он не ждал ее так рано. Более того, отправлять письмо сейчас слишком поздно.

Розамунда задумчиво застыла на нижней площадке лестницы. Нет, оповещать мужа ей совсем не хотелось. Если она это сделает, Дигби пришлет ей в помощь слуг, которые заберут у нее находку…

Девушка тряхнула головой. Надо же, она думает о нем не как о пьяном бродяге! Говорят, по одежке встречают, но как только потерпевшего раздели донага, он произвел на нее еще большее впечатление.

Какое безумие! Увидев светло-каштановые волосы, смазливое личико и мускулистый торс, она уже готова сравнить его с Геркулесом, Горацием и Роландом! Тоже мне, благородный странствующий рыцарь…

Розамунда вдруг невольно вздрогнула.

Странствующий рыцарь?

Тот, кого она искала на маскараде!

Так зачем же ждать следующего маскарада?

Она настолько испугалась собственной мысли, что не смела додумать ее до конца. Однако идея упорно крутилась в голове, постепенно обретая форму, — так бесплотный горячий пар на морозном зимнем окне превращается в кружевные узоры из твердого льда.

В конце концов надо на что-то решаться. Доктор Уоллес предупредил, что Дигби может умереть в любую минуту. Да это и так ясно: красное лицо и одышка говорят сами за себя.

В любую минуту.

И тогда Венскоут отойдет Эдварду и Новой Республике.

Совсем недавно они с Дианой посетили одно поместье, которое стало владением секты. Что ж, подтвердились самые дикие слухи. Вернее, правда оказалась куда страшнее.

Членам Новой Республики Джорджа Коттера вменялось в обязанность презреть мирские радости и посвятить себя трудам и молитвам. Любые нарушения карались очень строго. Говорят, если родители недостаточно сурово наказывали своих детей (а провинностью считалась такая, например, малость, как снятие капора девочкой или воротничка мальчиком), то «святые» Коттера сами до крови избивали провинившихся.

Розамунда видела этих детей. Даже в жаркие дни они ходили, затянутые в строгие одежды, и боялись вздохнуть, дабы не навлечь на себя наказание. Единственным выходом для этих бедных, загнанных в ловушку людей было уехать, оставив землю, на которой веками жили их предки.

Нельзя допустить, чтобы такое случилось с Венскоутом, тем более что лично ей опасность не грозила. Став вдовой, Розамунда будет вольна уехать куда угодно, а вот слуги и особенно жители поместья попадут в ловушку. У нее была возможность их спасти, но она дрогнула и отступила. Теперь ей дается второй шанс.

Мужчина. Незнакомец, который скоро отсюда уедет.

Надо хотя бы попробовать! Иначе она никогда не простит себе такого малодушия.

Внутри у нее все сжалось при одной только мысли о предстоящем грехе, но она уже укрепилась в своем намерении. Главное теперь — обдумать кое-какие детали.

Например, как заставить его помочь ей.

Согласно распространенному мнению, большинство мужчин, особенно молодых, спит и видит, как бы согрешить с женщиной. Им часто отказывают, и потому некоторые прибегают к хитрости или даже похищению, лишь бы добиться своего. Каждая девушка знает, как опасно оставаться наедине с мужчиной — это может стоить ей чести и тонкой талии.

Именно к этому она и стремится — согрешить и забеременеть. Все очень просто, как собрать спелые ягоды с куста. И все же Розамунду терзали сомнения…

— Миледи? Вам нездоровится?

Услышав вопрос экономки, Розамунда вздрогнула. За то время, что она простояла в зале, можно было взять простыни и застелить постели, не говоря уж о том, чтобы их согреть. Уверенная, что коварный план отражается отблесками адского пламени в ее глазах, она торопливо прошла в кухню и попросила мужчин отнести ее рыцаря, ее спасителя, ее будущего любовника наверх, в кровать.

Глава 2

Розамунда поспешила вперед. Главное, чтобы у него не началась лихорадка! Мужчины уложили незнакомца в постель и сняли с него дорожные пледы, после чего Розамунда сунула под одеяло теплые кирпичи и покрепче его укутала.

— Вы знаете его, мистер Акентвейт? — спросила она. Хорошо бы, чтобы найденыша здесь никто не знал и чтобы сам он больше никогда в этих краях не появлялся.

Сет Акентвейт покачал головой:

— Он не местный, миледи. Такой красавчик вряд ли остался бы незамеченным.

Розамунда снова посмотрела на неизвестного. Пожалуй, Сет прав. Раньше она разглядывала его по частям, а теперь ясно, что все эти части составляют прекрасное целое. Особенно ее поразили изящные очертания улыбчивых губ.

Губ, которые так и напрашивались на поцелуй.

Розамунда отпрянула от кровати. О нет! Одно дело — приготовиться к самопожертвованию, и совсем другое — похотливо вожделеть, как деревенская распутница, мечтающая о сладких поцелуях…

«Нет, так ничего не выйдет, — сказала она себе. — А значит, ты сделаешь это, сделаешь обязательно, будь он даже благородный рыцарь во плоти».

Едва ли не смеясь своим безумным мыслям, она вышла из спальни. Никто не должен догадаться, что у нее есть личный интерес к этому мужчине.

— Мы ничего о нем не знаем, — заявила она довольно равнодушно. — Вполне вероятно, что он отпетый негодяй, а потому не стоит никого подвергать опасности. — Она заперла дверь снаружи и положила ключ в карман. — Вот так. Можете не волноваться, мистер Акентвейт.

— Да, миледи, — снисходительно кивнул дворецкий, который, подобно всем йоркширским мужчинам, считал женщин глупыми гусынями, но благоразумно держал свое мнение при себе.

Внутренне дрожа от волнения, Розамунда смотрела, как мужчины спускаются вниз, потом послала Милли расстелить ей постель. Отпустив наконец служанку, она стала ждать. Когда все улеглись и в доме стало тихо, Розамунда глубоко вздохнула… и замешкалась.

Нет, она не осмелится! Ни за что!

«Смелее, глупая! От тебя не требуется ничего особенного. Ты просто идешь проведать больного».

Однако тикающие в темноте ходики отмерили целую четверть часа, прежде чем она нашла в себе мужество выйти из спальни и приблизиться к нужной двери. Свечу она не взяла: пострадавший мог проснуться, а ей нельзя показываться ему на глаза. Стараясь не шуметь, девушка повернула ключ в замке, скользнула в темную комнату, закрыла за собой дверь и застыла у стены как приклеенная.

Никакого шороха — намека на то, что он может проснуться.

Чувствуя себя воровкой, тайно проникшей в чужие владения, Розамунда на цыпочках прокралась к окну и слегка раздвинула шторы: в комнату проник слабый лунный свет.

Так, пока ее не было, он повернулся на другой бок. Что ж, наверное, это хороший знак. Розамунда осторожно коснулась его лба, чтобы проверить температуру. Неизвестный даже не шелохнулся. Ладно, лоб теплый, значит, жить будет.

И что теперь?

Она придвинула кресло к кровати и, вглядываясь в его темный силуэт, мысленно подстегивала свою решимость.

Венскоуту сейчас грозит серьезная опасность. Еше зимой все шло хорошо. Тогда наследником был не Эдвард, а другой племянник Дигби — Уильям. Добрый и мягкосердечный Уильям был бы таким же, как дядюшка, щедрым помещиком.

Но Уильям Овертон внезапно умер — возможно, потому, что был так похож на Дигби. В какой-то гостинице возле Файли он плотно поужинал и крепко выпил и чуть позже скончался от апоплексического удара. В результате наследником Венскоута стал Эдвард, родившийся и выросший в Йорке, а теперь яро преданный Новой Республике.

Горькая участь Уильяма послужила Дигби предупреждением. Он попытался изменить свой образ жизни и отказаться от излишеств, но все напрасно: слишком уж его прельщали плотские радости. А Эдвард Овертон, который на правах родственника регулярно посещал Дигби и читал ему лекции о пользе простой пищи, лишь вызывал у него раздражение.

А потом у Дигби появилась запоздалая мечта о ребенке.

Он никогда особо не интересовался своими супружескими обязанностями, а в последние годы и вовсе их забросил. Однако мысль об Эдварде побудила его совершить несколько попыток, окончившихся полным крахом. При воспоминании об этом Розамунда стыдливо зарделась.

Бедный Дигби!

Вот с тех пор он начал исподволь, намеками подталкивать ее к сегодняшнему решению.

— Ты еще молода, кошечка. Ничего удивительного, если ты положишь глаз на какого-нибудь красивого парня, — говорил он.

Или:

— Возможно, Господь смилостивится над старым грешником и ниспошлет чудо.

Розамунда с кривой усмешкой размышляла о таком вот «чуде». Нужно иметь богатое воображение, чтобы представить, будто этот лежащий в кровати незнакомец — дар Господний. Он угодил в придорожную канаву из-за своего безрассудства, а то, что она собирается сделать, — грех, пусть и нацеленный на благо.

Оправдывает ли цель средства?

Да, Розамунда искренне верила в это.

Но тут она нахмурилась, пытаясь разрешить вот какой вопрос.

Маскарад был удобен: она сохранила бы свое инкогнито в любом случае. Когда на карту поставлено наследство, такие веши имеют огромное значение… Этот же человек, выйдя отсюда, будет знать, где провел время, и легко выяснит с кем.

Она подперла рукой подбородок и стала думать, как обойти возникшее затруднение. Жаль, что рядом нет Дианы! Более искусная интриганка, она бы ей наверняка помогла. Итак, что бы она посоветовала?

Вымышленное имя! Для себя и для поместья. Нет ничего проще, особенно если все время держать его в комнате и не подпускать к нему Акентвейтов. Вообще-то на эту молчаливую пару можно положиться: если пойдут расспросы, они не выдадут тайну. А уж Милли тем более.

Какое же имя назвать? Надо, чтобы оно наверняка направило его по ложному следу, если он вдруг захочет ее найти… Усмехнувшись, она выбрала Гиллсет — фамилию двух пожилых чудаковатых сестер, владевших далекой фермой в Аркенгатдейле. Любой, кто будет искать ее там, зайдет в тупик.

Да, но как выпустить его отсюда, чтобы он не понял, где был? Ответ прост: опять напоить его до бесчувствия!

У нее словно гора свалилась с плеч. Все правильно, все продумано. Все должно получиться.

В любом случае, расставшись с ней, он не станет ее искать. В мире полным-полно мужчин, которые спокойно оставили тех, с кем спали, и сбежали от родных детей. Она не помнит случая, чтобы кто-то пытался отыскать свою любовницу.

Итак — она нервно потерла руки, — остался лишь один, последний вопрос: как заставить его выполнить то, что требуется? Впрочем, о чем она? Мужчины — те же быки и бараны. Дай им самку, и они своего, не упустят. Когда он проснется и обнаружит в своей постели женщину…

Сердце Розамунды гулко заухало. Она нервно сглотнула, ибо в горле все пересохло. Сможет ли она?..

Должна!

Трусить больше нельзя.

Розамунда опять задернула шторы, потом сняла платье, повесила его дрожащими руками на спинку кресла и, преодолев мгновенное оцепенение, юркнула под одеяло, на самый край теплой пуховой постели.

Как жарко! Вытащив один завернутый в тряпку кирпич, девушка попыталась устроиться поудобнее. Ей не привыкать спать под боком у мужчины — у нее ведь есть супруг, — но неизвестный лежит посреди кровати.

Осмелев, она придвинулась ближе.

О Боже, она совершенно забыла, что он голый! Ничего страшного, конечно, и все же лежать в одной постели с голым мужчиной — что может быть неприличнее?

Впрочем, изменять мужу еще неприличнее, а именно это она и собиралась сделать.

Розамунда заставила себя мысленно подготовиться. Никакой паники в последний момент!

Все произойдет очень буднично. Он стянет с нее ночную рубашку, ляжет сверху, потыкается и… Немного потолкается туда-сюда, выльет свое семя, отвернется и снова уснет. Может быть, даже забудет о том, что случилось.

Надо лишь разрешить ему.

Розамунда глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. «У тебя все получится, — твердила она себе. — Разреши ему». Спустя мгновение она задрала подол своей ночной рубашки до талии, дабы облегчить ему задачу.

Ничего не произошло. Тогда она заставила себя придвинуться ближе, соприкоснуться с ним голыми бедрами. И тихо засмеялась над собственной глупостью.

На что она надеялась? Что он тут же очнется, как будто она помахала у него перед носом пузырьком с нюхательной солью? Идиотка! Он все еще мертвецки пьян и, вероятно, проспит всю ночь напролет. Стоит ли ждать вожделения от человека, который пребывает в полном бесчувствии?

Сморгнув слезы смеха и досады, она решила перебраться к себе в постель.

Но так и не сдвинулась с места.

Ей просто не захотелось уходить от теплого и уже знакомого тела. И потом, никто не знает, когда он проснется, — может, завтра утром, а может, и через пару часов. На этот случай она должна быть рядом.

Прекрасно сознавая всю странность своего поведения, Розамунда повернулась на бок и пристроилась поближе к своему непутевому рыцарю, к своему нежданному-негаданному любовнику, посланному Богом избавителю. В конце концов она заснула, убаюканная его теплым и тихим дыханием.

* * *

Темно.

Больно.

Мучительно больно!

Он приложил руки к вискам. Голова раскалывалась, в затылке стучало при каждом ударе сердца.

Где он, черт возьми?

Что с его головой?

Он слегка приоткрыл глаза, но ничего не увидел.

Ослеп! Он ослеп…

Но тут его испуганный взгляд выхватил из тьмы узкую полоску тусклого света — вроде бы проем между тяжелыми шторами, за которыми чернела ночь. По крайней мере он очень надеялся на это.

Желудок сводило от боли. Только бы не стошнило! Если это случится, он захлебнется, потому что ни за что на свете не сможет повернуть голову.

Лежа в полной неподвижности, он постарался определить свое местоположение. Он в постели, в довольно удобной постели.

Раздет. Значит, не болен. Больной человек вряд ли лежал бы в постели голым.

Рядом с ним кто-то есть.

Они лежали порознь, но он слышал ровное, сонное дыхание. Женщина? Тогда понятно, почему он раздет, но…

Что, черт возьми, он здесь делает?

А может, это мужчина — попутчик или собутыльник? Рискнув пошевелиться, он протянул руку.

Женщина, без сомнения! Он уловил слабый цветочный аромат, взывавший к его инстинктам. Она в ночной рубашке. Странно. Чтобы он спал с женщиной, не сняв с нее рубашки?

Может, она жуткая скромница? Но такие не в его вкусе.

Кто она?

Черт, ну и дела!

Надо было выпить целую бочку, чтобы проснуться с такой дикой головной болью и забыть женщину, с которой провел ночь. Что он скажет ей утром?

Где же он так напился? Он должен это знать, должен помнить хотя бы начало вечера… Он попытался вспомнить место, имя женщины, обстановку…

И ухнул в пугающую пустоту. В памяти зияла сплошная черная дыра.

В панике он ухватился за тот факт, в котором был абсолютно уверен: он не пил лишнего. Во всяком случае, после Италии. Тогда ему было шестнадцать, и последствия бурных возлияний навсегда отучили его от подобных излишеств.

Может, он сейчас в Италии? Выпил слишком много хорошего вина в Венецианском дворце?

Нет. Это было давно.

Много лет назад.

Он в Англии.

Да, в этом нет сомнений. Он в Англии, и он вполне зрелый мужчина. Проведя рукой по подбородку, он ощупал свою челюсть, заросшую грубой щетиной. Неоспоримое доказательство! Недавно ему исполнилось двадцать девять.

Почему что-то ему известно наверняка, а что-то ускользает из памяти? Он знал, что находится в Англии, но не знал, где именно. Он знал, сколько ему лет, но не мог вспомнить, как прошли его последние годы. Проклятие! Он тряхнул головой, но тут же скривился от боли. Перед ним пронеслись обрывки воспоминаний — туманные, как будто завешанные пеленой.

Что же он помнит?

Прощание с семьей в Лондоне.

У него есть семья — братья и сестры. Он даже представлял себе их лица, но когда пытался вспомнить имена, получалась полная нелепица. Эльф… Синий эльф… Что за эльф и почему синий?

Нет, это невыносимо! Ему захотелось сесть, но увы!.. О Господи, Господи…

Он осторожно опустил голову на подушку и замер. Голова отзывалась болью на каждый вздох.

Видимо, он серьезно болен. Но кто же тогда эта женщина в его постели? Сестра-сиделка?

Вряд ли.

Кто она?

И кто он?

Эти простые вопросы выскакивали на поверхность сознания и тут же вязли в зловещей черной бездне, грозившей поглотить и его самого. Надо ухватиться за что-то реальное. Например, за ее ситцевую ночную рубашку…

— А, вы проснулись!

Женщина повернулась и взяла его за дрожащую руку. Он прижался к ней, чуть не плача от благодарности.

— Где я? — прошептал он, не повышая голоса из страха перед болью.

Молчание. Может, она ему померещилась? Он крепче сжал ее мягкую руку.

— В Гиллсете! Пожалуйста, не надо, мне больно!

Он тут же разжал пальцы.

— Простите. Я… ничего не вижу.

Другой рукой она ласково погладила его по голове каким-то очень знакомым жестом. Может, это его жена? Нет, он бы тогда точно помнил. И все же приятно думать, что он знает этот теплый голос и эту ласковую руку.

Нежное прикосновение незнакомки напомнило ему его маму, которая умерла много лет назад. Ласковый мамин голос успокаивал его ночами, когда у него была лихорадка. Правда, этот голос говорил по-французски. Может, он француз?

Нет, точно нет.

— Просто сейчас темно, сэр, — сказала женщина по-английски, — глубокая ночь.

Ситуация! Он лежит в какой-то гостинице с проституткой, изнемогая от жутких похмельных болей в голове, и ведет себя так, будто за ним гонятся черти. Боль, однако, была реальной, и живот угрожающе крутило.

— Кажется, я чересчур много выпил.

— Вы ничего не помните, сэр?

О черт! Как же ему выкрутиться? Не может же он признаться, что не помнит ни ее, ни те постельные забавы, которые у них, несомненно, были.

— Извините… У меня ужасно болит голова…

— Не стоит извиняться. — Она опять нежно дотронулась до него, взяла его руки в свои, осторожно убрав их с его висков. — Попытайтесь уснуть. Утром вам будет лучше.

— Вы обещаете? — Он даже нашел в себе силы пошутить и почувствовал, что юмор — как раз то, что ему присуще. Но тут к горлу подступила тошнота, и он резко отвернулся, несмотря на мучительную боль в голове. — Мне плохо! — выдавил он сдавленным голосом.

Пока он боролся с подступающей рвотой, женщина каким-то чудом успела слезть с кровати и подставить ему ночной горшок — как раз в тот момент, когда его тело пересилило его волю.

По крайней мере, судорожно опорожнив желудок, он почувствовал себя легче. Когда он вновь повалился на подушку, в череп уже не впивались острые лезвия, остались лишь молоточки.

К несчастью, по комнате распространилось зловоние. Еще никогда в своей взрослой жизни он не чувствовал себя так неловко.

— Простите меня, пожалуйста…

— Ничего.

В ее тоне слышалась насмешка, и он застонал от досады. Нет сомнений, что вчера вечером, затаскивая ее в постель, он был обходителен и галантен, а теперь превратился в беспомощного, больного ребенка.

Она отерла его лицо мокрым полотенцем, потом слегка приподняла ему голову, и в губы ему ткнулось холодное стекло.

— Еще, — сказал он, выпив всю воду.

Послышался звон посуды и многообещающий плеск. Хорошо, что она не зажгла свечу: ему становилось плохо при одной мысли о ярком свете. Через несколько мгновений она поднесла ему еще один стакан с водой. Он выпил и благодарно откинулся на перину.

На перину? Но в гостиницах не бывает перин.

— Где я? — опять спросил он. Кажется, она уже отвечала на этот вопрос, но он забыл.

— В Гиллсете.

Это не похоже на название гостиницы. Скорее, ферма. Или даже богатый дом…

— Как вас зовут, сэр? Нам надо кого-нибудь оповестить о том, что вы здесь?

Слава Богу, ему не пришлось отвечать «не знаю», потому что в следующее мгновение он опять провалился в черную дыру.

Глава 3

Розамунда выпрямилась и покачала головой.

Она хотела согрешить, изменить мужу, а осталась с вонючим ночным горшком в руках. Может, ее скучная жизнь — не следствие дорожной аварии, а просто судьба?

Но по крайней мере ей удалось его обмануть, когда он спросил, где находится.

Вообще-то она не умела убедительно врать, терпеть не могла ложь, запиналась и виновато краснела, чем не раз выдавала себя и Диану. Однако сегодня она солгала довольно бесстрастно, а темнота скрыла ее пылающие щеки. Что ж, может быть, ей все-таки удастся исполнить свой безумный план.

Конечно, не сейчас — придется подождать, пока он поправится. А значит, пока можно заняться ночными горшками.

Девушка открыла окно, чтобы проветрить комнату, потом надела платье и вынесла горшок в коридор. Оставить его здесь она не могла, поэтому, взяв маленький ночник, прокралась по лестнице на первый этаж и тихо выставила горшок за заднюю дверь.

Вернувшись к себе в комнату, она достала из-под кровати свой ночной горшок и отнесла в спальню незнакомца. Может, остаться здесь на случай, если ему опять станет плохо? Нет, не стоит. Этот негодник напился до чертиков, пусть теперь трезвеет без ее помощи!

Крайне раздосадованная, Розамунда свернулась калачиком в своей постели, которая к тому времени совсем остыла. Впрочем, вскоре ей опять стало смешно. С чего она решила, что больной человек проснется, преисполненный романтических намерений? Право же, какая глупость!

И все-таки жаль, что он не проснулся. Покончить бы со всем этим одним махом и забыть.

Розамунда повернулась и взбила свою подушку, отчего-то чувствуя себя несчастной. Да, она только что размышляла о своей скучной жизни. Обычно она гнала от себя такие мысли.

Ведь у нее замечательная жизнь: добрый муж, уютный дом, процветающее поместье, в котором всегда есть работа. Рядом любящие родители и повсюду — хорошие друзья.

После аварии она вполне могла сделаться затворницей, но Дигби спас ее, любезно предложив выйти за него замуж.

Но разве она не затворница? Даже живя среди людей, Розамунда никогда не покидала поместье. Потому что боялась. Эта поездка в Харрогит была ее первым выходом из Уэнслидейла за последние восемь лет.

И что с того? Девушка повернулась и снова взбила подушку. Многим нравится сидеть дома. В Уэнслидейле есть люди, которые даже в Ричмонде никогда не бывали!

Однако все дело в том, что ей не нравится такая жизнь. Она чувствует себя отрезанной от мира из-за своего лица.

Она коснулась пальцами шрама справа от глаза. Нет, этот еще не так страшен. А вот другой — длинный, который тянется вниз по щеке… Правда, родные и Диана постоянно твердили, что он совершенно ее не уродует.

И все же Дигби предпочитал сидеть слева от нее.

Милый Дигби! Он был другом ее отца, и она любила его всю свою жизнь. Но не как мужа. Жаль, что в шестнадцать лет она этого не понимала. Не понимала, что значит выполнять супружеский долг со стариком. Нет, ничего ужасного не было, просто им с сэром Дигби Овертоном не стоило этого делать.

Когда он утратил свою мужскую силу, она вздохнула с облегчением: им опять стало хорошо вместе.

До недавних пор.

Сейчас ей позарез нужен ребенок. Она просто обязана родить — ради Дигби, ради Венскоута, ради всех тех, кто был так добр к ней в последние восемь лет.

В любом случае — хотя она этого стыдилась — ей хотелось сохранить за собой Венскоут. Если она не родит наследника, то после смерти Дигби будет вынуждена уехать, оставить свое убежище — то место, где она чувствовала себя хозяйкой, где царила и властвовала.

Дигби неплохо управлял поместьем, но явно тяготел к консерватизму. Это благодаря проектам Розамунды разводились овцы и выращивались зимние корма. Она же открыла маленькие предприятия — сыроварню, прядильню и ткацкий дом — и позаботилась о том, чтобы всем работникам хорошо платили. И наконец, ей же стало интересно разводить лошадей.

Конечно, все это пришло от скуки, но она нечаянно обрела цель в жизни. Где же еще, если не в Венскоуте? Тем более что, как считалось в обществе, женщине не пристало самой заниматься разведением скота.

Здесь же она могла свободно предаваться любимому занятию, а заодно постоянно бывать на свежем воздухе. Так что ее решение не было жертвой мученицы. В общем, если ее план удастся, она облагодетельствует многих, но в первую очередь она думала о себе.

Ну что ж, значит, надо действовать. У нее есть причина и есть средства.

Крепкий самец, подумала Розамунда, вспомнив незнакомца. Она привыкла оценивать баранов и жеребцов и соответственно отметила, что этот экземпляр здоров и в хорошей форме. А что еще нужно? Не мечтать же в самом деле о сказочном принце на белом коне!

Сказочный красавец принц как раз и не годился на роль случайного барана-производителя. А этот пьяный бродяга сделает свое дело и спокойно уйдет к другой овечке.

Горестно вздохнув, она легла на спину в надежде заснуть побыстрее, но в голове ее роился сонм вопросов.

Даже ей было известно, что молодые люди не прыгают на каждую встречную женщину. Она подавила смешок. Весело было бы, если бы все мужчины на сельской ярмарке… или даже на воскресной мессе в церкви вели себя так же, как баран в поле посреди молодых овечек.

Впрочем, ей не до смеха. Надо думать, что делать. Может, вызывающе одеться? Или раздеться догола? Дотронуться до него первой? И поцеловать?

Как жаль, что рядом нет Дианы! Она хоть и не замужем, но встречалась со многими мужчинами и со многими из них заигрывала. Помнится, она даже упоминала книги на интимные темы. Диана наверняка знает, как возбудить самца. Короче говоря, Розамунда готова на все, лишь бы достичь цели.

Даже если для этого придется отправиться в Аррадейл и перерыть всю библиотеку в поисках этих таинственных книг!

* * *

Страшно…

Он неподвижно лежал в темноте, почему-то охваченный тревогой.

Тишина.

Во рту — отвратительный привкус.

Его вырвало.

Черт! Ему стало стыдно при воспоминании о том, как его стошнило в присутствии женщины.

Так эта женщина на самом деле существовала?

Он осторожно протянул руку и обнаружил, что рядом никого нет. Слава Богу, привиделось!

Но привкус оставался, а в ушах отчетливо звучали отголоски спокойного, приятного голоса.

Повеяло свежестью, и он повернул голову — боль вроде бы поутихла. В темноте, приоткрывая тусклый свет за окном, раздувались шторы. Надо же, кто-то открыл окно, чтобы проветрить комнату.

Итак, кто же она такая и где он находится?

Ясно, что за городом. Такой свежий воздух и такая тишина…

Женщина называла место, но оно тоже ускользало из памяти. Кажется, Гилл… А дальше? Гиллшоу?

Ему надо во что бы то ни стало разобраться в происходящем. Несмотря на тепло и тишину, он почему-то весь напрягся от неизъяснимого страха.

Неужели все это наяву?

Неизвестно.

Неизвестно даже, кто он такой. Странно… Он начал копаться в памяти, пытаясь выудить хоть какие-то сведения о себе.

Воспоминания были обрывочными и смутными, как сон, но он жадно хватался за любое.

Вот он скачет на лошади по загородной тропе погожим летним днем.

Когда?

Старый каменный дом со стенами, увитыми плющом.

Где?

На деревьях поют птицы. Синий сюртук, случайно перепачканный свежей краской.

Кажется, ему все равно?

Вот он трясется в добротной карете и что-то пишет в деловом блокноте. На этом воспоминании он задержался. Он скорее представлял себя трудолюбивым, добросовестным молодым человеком, чем пьяницей в постели у шлюхи…

А вот серебряное блюдо на столе, полном яств. Оно посверкивает в свете свечей…

Он отчаянно пытался сплести из этих разрозненных лоскутков целое полотно, но потом, глубоко вздохнув, бросил это явно бесполезное занятие.

Кто он?

Как его зовут, черт возьми?

Пелена вдруг слегка спала, и на свет выглянуло его имя — точно шаловливый ребенок со словами: «Ты меня искал?»

Бренд Маллорен.

Он даже застонал от облегчения.

Его зовут Бренд Маллорен! Это знание укрепилось в его мозгу, за ним, как ниточки, потянулись всяческие подробности. Он Бренд Маллорен, третий сын маркиза Ротгара. Старого маркиза. Теперь этот титул носит его старший брат.

А богатый ужин при свечах — его последняя трапеза в лондонском доме Маллоренов перед поездкой на север. Когда сложилась целостная картина, он стал цепляться за мельчайшие детали, пытаясь узнать о себе побольше.

Бренд так ясно видел эту богатую столовую, как будто опять в ней сидел. Серебряные тарелки с изысканной едой искрились в теплом мерцании свечей, хотя в комнату еще проникали лучи летнего заката. Его старший брат, маркиз, сидел во главе стола, Син и его жена Честити — по обеим сторонам от него, а Эльф — напротив. Вот откуда чуть раньше всплыл этот «эльф»: так зовут его сестру Эльфлед. Синий — это Син, его брат. Есть и второй, Брайт (Арсенбрайт).

Как давно это было? Родила ли ребенка жена Брайта? Если да, то как все прошло? Слишком уж она миниатюрна для родов…

Бренд попытался вспомнить что-нибудь еще, но все, что произошло после этого приятного семейного ужина, почему-то покрыто непроглядным мраком.

Тогда за ужином он, кажется, говорил о поездке на север…

Выходит, он на севере? К тому же в голосе этой загадочной женщины слышались характерные для северных жителей интонации, хотя говорила она как благородная дама. Значит, он в Йоркшире или в Нортамберленде. Но где именно? И кто его сиделка? И вообще, что за чертовщина с ним приключилась?

Он заставил себя сесть, но боль в голове вновь стала нестерпимой. Массируя виски, он по-прежнему недоверчиво хмыкал при мысли о том, что напился до бесчувствия.

Итак, ему не удавалось развеять мрак в голове, но уж в комнате-то он сумеет зажечь свет. Нащупав столик рядом с кроватью, он пошарил в поисках свечи и коробка с огнивом. Ничего. Он потянулся дальше и ткнул пальцами в холодное стекло. Стакан со звоном упал на пол и разбился. Проклятие!

Теперь его пальцы елозили по гладкой столешнице в поисках чего-нибудь такого, что можно использовать в качестве оружия. Внезапно дверь со скрипом отворилась, и на пороге возникла белая фигура, слабо подсвеченная сзади ночником.

— Вы проснулись, сэр?

Услышав этот ласковый, знакомый голос, он чуть не зарыдал от облегчения.

Откуда вдруг такая безумная паника? Что же с ним случилось?

— Сэр? — Она пошла к нему, и тут только Бренд понял, что не ответил на вопрос.

— Да, я проснулся. Не подходите близко. На полу справа от кровати осколки стекла.

Женщина остановилась. Теперь он видел лишь серый силуэт, потому что она закрыла дверь. Оценивая ситуацию, он чуть не застонал от отчаяния: сначала его вырвало, теперь он разбил посуду… Выбраться бы отсюда как можно скорее и больше никогда не возвращаться!

— Вас опять тошнит? — спросила она. — Ночной горшок у кровати.

Он прислушался к своим ощущениям и с радостью понял, что может дать отрицательный ответ.

— Нет. Благодарю вас за заботу обо мне.

— Не стоит. Вам что-нибудь нужно?

«Вернуть мою память!» — хотелось крикнуть ему, но он только произнес:

— Может быть, зажжете свет?

— Сейчас глубокая ночь.

Разве мог он признаться, что вдруг стал бояться темноты?

— Простите, что причиняю вам столько хлопот.

Он не мог вспомнить ее имя. Не мог вспомнить, в каких он с ней отношениях.

Она подошла ближе, обогнула кровать и, встав слева, протянула свою бледную руку, чтобы пощупать ему лоб. Он вспомнил, как приятны ее прикосновения.

— Мне гораздо лучше, — сказал он. Какая гладкая рука! Рука благородной дамы. А впрочем, у многих проституток такие же мягкие руки.

— Лихорадки у вас нет.

— Где, вы сказали, мы находимся?

— В Гиллсете.

Гиллсет. Он раза два повторил про себя это название, чтобы наконец запомнить.

— А где находится Гиллсет?

— В Аркенгатдейле.

Это одна из самых дальних йоркширских долин. Главным образом здесь занимаются овцеводством. Странно: он знал географию и вид землепользования, но не знал, где находится и почему. Однако в одном он нисколько не сомневался: в Аркенгатдейле у него никаких дел не было.

Естественно, пришлось задать вопрос:

— А вы кто такая?

— Я — мисс Гиллсет.

Ах вот как! Ему явно привиделось, что эта сдержанная благородная леди лежала в его постели. Мисс Гиллсет из Гиллсета наверняка мягкосердечная дама безупречной добродетели. Она упала бы в обморок, узнав, что он представлял ее в своей постели.

— А вы помните, как вас зовут, сэр? — спросила она.

Ему очень не хотелось отвечать на этот вопрос, но выбора не было.

— Маллорен. — Видя, что она не реагирует, он расслабился и добавил свое имя:

— Бренд Маллорен.

— У вас есть родные или друзья, которые будут волноваться, мистер Маллорен?

Вообще-то он был лордом Маллореном, но нисколько не возражал, чтобы в этой неловкой ситуации его считали просто мистером. И все же надо было отвечать на вопрос. Если родственники узнают, что он болен, они наверняка всполошатся; впрочем, они далеко, а своих спутников он оставил в Тереке. Если повезет, ни родные, ни персонал никогда не узнают о его приключении.

— Нет. Я езжу по делам в одиночку.

В голове у него вдруг прояснилось, и он вспомнил, что должен был посетить поместья своего брата в Англии: проверить бухгалтерские счета и эффективность землепользования. Затем на встрече с консервативными арендаторами следовало убедить их внедрить новшества в свои хозяйства, а еще просмотреть скотоводческие программы и урожайность экспериментальных культур.

Тут в памяти его всплыло, что он частенько оставлял рутинные вопросы своему персоналу, а сам без предупреждения посещал подозрительные или интересные фермы. Стоп! Он нахмурился, какая-то неприятная мысль уколола его…

— У вас дела в долинах, мистер Маллорен?

Обратившись в слух, он не успел сосредоточиться и додумать что-то важное до конца.

— Черт возьми! — Бренд едва сдерживал свою злость. — Простите, я сейчас плохо владею собой. По правде говоря, милая леди, у меня в голове полный сумбур, и я не могу рассказать о себе ничего связного. Что со мной случилось?

— Не знаю. Я нашла вас у дороги. Вы были без сознания, за много миль от жилья, насквозь промокший. Близилась ночь.

Такого он совсем не ожидал услышать.

— У дороги… в Аркенгатдейл? — Он представил себе эти места: холмы со стадами овец, а дальше — болотные топи. Одиночные фермы и почти никакого транспорта. — Значит, я должен от души поблагодарить вас, мисс Гиллсет. Вы спасли мне жизнь. Еще раз простите, что причиняю вам столько хлопот.

Розамунда напряженно уставилась на его тусклый силуэт. Диана всегда корила ее за излишнюю прямоту, и, конечно же, поделом. Она могла какое-то время притворяться и лгать, но затем ее просто распирало от правды. То же произошло и сейчас.

— Вы в самом деле благодарны, мистер Маллорен? — спросила Розамунда, от волнения сжав кулаки. Сердце ее бешено колотилось.

— Конечно.

Она судорожно сглотнула.

— Тогда не могли бы вы оказать мне ответную услугу?

Заколебавшись лишь на секунду, он сказал:

— Разве я вправе отказаться?

— Естественно, — заверила она. — Не хватало еще, чтобы вы чувствовали себя моим должником.

— Скажите, чего вы хотите.

Она чуть не выпалила: «Ребенка». Но ей хватило ума сдержать это признание.

Как же тогда сказать?

Диана говорила, что некоторые женщины хотят мужчин просто ради самого акта…

Да, но какими словами это выразить?

— Я хочу… — Как назло, в голове крутились одни овцы. — Я хочу, чтобы вы меня покрыли, — выпалила она и тут же испуганно закрыла рот рукой. — Простите, вы, конечно, не можете…

— Почему бы и нет? — сказал он на удивление спокойно. — Однако должен заметить, что в этом деле могут быть некоторые осложнения, особенно для незамужней женщины.

После краткого размышления она сказала:

— Я замужем.

— Ах, вот как? Значит, вы не мисс Гиллсет?

— Отнюдь.

— Вдова?

— Нет, — ляпнула она, не успев соврать.

— Понятно. У вас нерадивый муж.

Розамунда молчала. Конечно, Дигби был милейшим и добрейшим человеком, но в том смысле, который вкладывал в свои слова Бренд, — увы…

— Да, — пролепетала она, все еще прикрывая рукой рот.

Боже, как нелепо она выглядит в глазах незнакомца! Он наверняка думает, что перед ним женщина неуемного темперамента, которая настолько изголодалась по плотским утехам, что готова прыгнуть в постель к любому, даже к пьянице, подобранному на дороге.

Она едва не выскочила из комнаты, но вовремя вспомнила, что в общем-то так оно и есть. Да и какая ей разница, о чем он думает? Ведь они больше никогда не встретятся.

Он молчал. Его мысли явно текли по предполагаемому ею руслу.

— Ну так как? — спросила Розамунда неожиданно резким тоном.

— Сейчас? Черт возьми, нет! — Он буркнул что-то еще. У нее из глаза выкатилась слезинка. Ей очень хотелось шмыгнуть носом, но она сдержалась. Господи, ну и кашу она заварила! — Вы были добры ко мне, — проговорил он с расстановкой, — и я с радостью отплачу вам взаимностью, милая леди. Но у меня еще чертовски болит голова, а в голове полная каша, и вполне вероятно, меня опять вырвет, если я попытаюсь пошевелиться.

Конечно, он был еще не совсем здоров. От стыда Розамунде хотелось сквозь землю провалиться. В то же время ей не терпелось поскорее покончить со всем этим и завтра же выставить его из дома, а заодно — и из собственной жизни, а для этого надо побороть свой стыд, совершить задуманное и молить Бога о ребенке. Однако прежде чем стать неверной женой, ей придется еще немного побыть сиделкой.

— Если у вас болит голова, — сказала она довольно сухо, — я могу принести порошок.

— Не обещаю, что мой желудок его выдержит, но охотно попробую.

Он говорил так спокойно, будто все происходящее было для него самым обычным делом. Она же была потрясена до глубины души.

— Я сейчас.

Когда она ушла, Бренд опять повалился на подушку и застонал не столько от боли, сколько от досады. Черт, ну и дела! А как он мог отказать? Ему доводилось ублажать чужих жен, которые не получали удовольствие в супружеских постелях. Им он помогал с радостью, но этот случай…

Неизвестно даже, как она выглядит. Конечно, это не так уж важно, и все же ему было немного не по себе. А впрочем, стоит ли волноваться? Когда он придет в надлежащую форму, уже наступит день, и все решится само собой. Они совсем не знакомы, но и это пустяк. Вряд ли он хорошо знал каждую женщину, с которой ложился в постель.

С невеселой улыбкой он вынужден был признать, что больше всего его беспокоила собственная слабость. Он не привык вступать в романтические отношения с женщинами, будучи голым, больным и почти невменяемым.

Послышались шаги — она вернулась. Он видел ее темный силуэт, видел, как она осторожно, на ощупь пробирается по комнате. Наверное, у нее в спальне было светло, и она на время утратила ночное зрение. Тогда почему бы не принести сюда свечу? А может, ей есть что скрывать?

— Вот, возьмите, — сказала она, слегка задыхаясь.

Принимая стакан, он нечаянно коснулся ее руки, и она вздрогнула. Потом еще раз помешала ложкой порошок.

— Лекарство горькое, но действенное. Выпейте все.

Он повиновался и чуть не поперхнулся от страшной горечи.

— Проклятие!

— Ну как ваш желудок?

Он лег на спину и застыл в неподвижности.

— Трудно сказать. Что это такое?

— В основном кора ивы.

Спустя мгновение он заявил:

— Думаю, ночной горшок не понадобится. — Хоть бы она поскорее ушла! — Знаете, вам совсем ни к чему стоять у меня над душой.

Она отступила на несколько шагов.

— Хорошо. Значит, до завтра?

Подавив стон, он сказал:

— Если вы накормите меня завтраком и дадите зубную щетку, милая леди, я буду полностью в вашем распоряжении.

Хозяйка тотчас ушла. Наверное, им взят не очень удачный тон, но, черт возьми, он чуть не умер, в голове — полная сумятица, а тут еще пришлось проглотить лекарство со вкусом смертельного яда!

За кого она его принимает, черт возьми? За машину по удовлетворению похоти?

Вновь погрузившись в сон, он увидел старую костлявую ведьму, которая крутила огромным ключом, и его пенис постепенно вставал, увеличиваясь до чудовищных размеров.

Глава 4

Розамунда проснулась рано, как всегда, несмотря на то что это была самая необычная и волнующая ночь в ее жизни. Однако грядущий день не вызывал в ее душе обычного воодушевления. Девушка закрыла лицо руками. Господи, как же она осмелилась так откровенно высказать свое желание?

И ей еще предстояло совершить задуманное, хоть мужество улетучилось вместе с темнотой.

Она выбралась из постели и раскрыла шторы, слегка ожив при виде погожего летнего утра. Весело щебетали птички, а неясный гомон свидетельствовал о том, что Акентвейты уже встали.

Он просил завтрак и зубную щетку. Когда Розамунда вспомнила его тон, щеки ее опять запылали. Она умоляла о близости в качестве платы! Если бы с подобной просьбой к ней обратился мужчина, пусть даже спасший ей жизнь, ей захотелось бы его убить.

Впрочем, у мужчин другое восприятие.

Или нет?

Расправив плечи, она глубоко вздохнула. Конечно, другое. Они почти всегда расплачиваются, если для них что-то делают.

Девушка надела свое самое простое платье, всего одну нижнюю юбку и легкий корсет. Осталось только застегнуть крючки, и она пошла будить Милли.

Горничная открыла глаза.

— Что?.. Миледи? Который час?

— Еще рано, но мне надо с тобой поговорить. Милли, пожалуйста, застегни мне платье.

Тучная Милли с усилием села в постели и, поправив свой огромный ночной чепец, принялась за работу.

— Я вас слушаю, миледи. Это насчет того мужчины? Ему хуже?

— Нет, не хуже. Слушай, я сказала ему, что это поместье называется Гиллсет, а меня зовут миссис Гиллсет.

Милли молча возилась с крючками. Наконец, справившись с тремя, она спросила:

— Зачем?

— Не важно зачем. Просто имей это в виду, если будешь помогать мне за ним ухаживать.

— Не пристало вам ухаживать за всякими бродягами, миледи!

— Я уже взялась за это. — Когда горничная застегнула ей платье, Розамунда встала и обернулась. — Ночью его вырвало.

— Вы могли бы позвать меня, миледи!

— В этом не было необходимости. Но я оставила ночной горшок за дверью черного хода. Если Акентвейты его еще не вымыли, сделай это сама. И главное, не говори ему, где он на самом деле находится.

— Как скажете, миледи.

В голосе служанки слышалось неподдельное изумление, но Розамунда точно знала, что Милли не станет тратить энергию на лишние расспросы. Упакованная в несколько слоев одежды, она наконец поднялась с кровати.

— Я сейчас оденусь и вымою ночной горшок, миледи.

Розамунда двинулась вниз по лестнице, пытаясь выработать в голове четкий план действий. Даже если Милли будет ухаживать за незнакомцем, она не сболтнет лишнего. Но не вырвется ли у нее случайно «миледи», когда она будет обращаться к своей госпоже?

А впрочем, может быть, ей стоит стать леди Гиллсет. Женой сэра… ну скажем, Арчибальда Гиллсета. Сэр Арчибальд — древний старик, который почти все время лечится на водах в Харрогите или Матлоке. И потому не уделяет ей должного супружеского внимания.

Идея надеть на себя чужую личину очень понравилась Розамунде. Леди Гиллсет — смелее и ветренее, чем Розамунда Овертон. Леди Гиллсет не стала бы трястись от страха при мысли о мужчине, который лежит наверху, и о том, что должно произойти. Напротив, в предвкушении она бы плотоядно облизнула свои алые губки.

Итак, когда же это случится? После завтрака? Розамунда застыла на нижней площадке лестницы, не в силах двинуться дальше. В дневное время!

То, что казалось возможным ночью, совершенно исключалось при свете дня. Они с Дигби совокуплялись только под покровом темноты. Но, с другой стороны, она сомневалась, что сумеет оставить его здесь еще на одну ночь. Если он окрепнет настолько, чтобы… чтобы выполнить ее просьбу, значит, ему хватит сил отсюда уйти.

А может, запереть его в спальне?

Пленный любовник! Розамунда прикрыла рукой рот, сдерживая смешок.

А вот леди Гиллсет не стала бы колебаться. Она подбирала бы себе симпатичных бродяг по всей округе, а потом без сожаления с ними расставалась. Розамунда двинулась вперед, стараясь подражать походке беспечной распутницы леди Гиллсет: голова дерзко приподнята, бедра покачиваются. Задержавшись у зеркала, чтобы оценить эффект, она тотчас в досаде закатила глаза.

Даже если смотреть с той стороны, где нет шрамов, все равно выглядит смешно. Она всегда производила впечатление здоровой простушки, а уж никак не роковой женщины-вамп со своими светло-каштановыми кудряшками и круглыми румяными щечками. Она попыталась томно прикрыть ресницами голубые глаза, но вид получился какой-то полусонный. Вот если бы у нее было платье с глубоким декольте, она бы выставила напоказ свои пышные груди, но, увы, такого платья не было.

«О чем я думаю? — спохватилась Розамунда. — Он ведь уже согласился! Зачем его соблазнять?»

Она пошла на кухню. Здесь вовсю кипела работа. Из кастрюль валил пар, от очага тянуло ароматом свежеиспеченного хлеба и жареного бекона. Стройная молодая служанка деловито мыла тарелки, оставшиеся после завтрака мужчин. Как видно, слуги уже поели и разошлись по своим делам. А миссис Акентвейт тем временем мощным кулаком месила тесто в огромном горшке.

— Вы рано встали, миледи. Подождите минутку, Джесси накроет вам в комнате для завтраков.

Сев за стол, Розамунда откликнулась:

— Я с удовольствием позавтракаю здесь, миссис Акентвейт.

Экономка вскинула брови, но спорить не стала. Накрыв горшок с тестом полотенцем, она поставила его у очага и кивнула:

— Хорошо. Джесси, принеси хороший фарфор!

Розамунда воспользовалась бы и посудой для слуг, чтобы избавить их от лишней работы, но нарушить этикет — значит, посягнуть на святое.

Горничная пошла за фарфоровым сервизом, а миссис Акентвейт, вымыв руки, поинтересовалась:

— Вы заходили к тому мужчине, миледи? У меня пока не было времени.

— Ночью его вырвало, а потом я дала ему порошок от головной боли. С тех пор он спит.

— Да, мы видели ночной горшок. Это вы его вынесли, миледи? Надо было разбудить кого-нибудь из нас.

Розамунда взяла кусок хлеба и намазала его маслом.

— Этот человек — не ваша забота, миссис Акентвейт. Мы с Милли сами присмотрим за ним.

В этот момент в кухню вразвалку вошла укутанная в шаль Милли и направилась к черному ходу. Судя по тому, как быстро она вернулась, ночного горшка там уже не было.

— Что еще сделать, миледи? — спросила она.

Розамунда подавила улыбку при слове «еще». Милли говорила так, будто уже перелопатила кучу дел.

— Сядь и позавтракай, Милли, — сказала она и тут же сообразила, что нарушает правила приличия.

Джесси только что внесла в кухню сервиз из тонкого фарфора, а теперь ей надо было обслужить Милли.

Накрыв завтрак для Розамунды, горничная ушла за другим прибором. Миссис Акентвейт нахмурилась: как же благие намерения порой усложняют жизнь!

— Милли, — сказала Розамунда, — подвесь, пожалуйста, чайник над огнем — надо согреть воду для чая. И помоги Джесси приготовить завтрак.

Все сразу встало на свои места, и атмосфера в кухне разрядилась.

— Он назвал себя, миледи? — поинтересовалась миссис Акентвейт, выставляя тарелки для хлеба.

Розамунда чуть было не сказала правду, но вовремя спохватилась — чем меньше народу будет знать его имя, тем лучше.

— Он не помнит своего имени. Не помнит даже, как угодил в придорожную канаву.

— И неудивительно — так напился! А вам, миледи, лучше держаться подальше от этого прощелыги.

Держаться подальше… Розамунда невольно зарделась.

— Он совершенно безобиден, — возразила она. — Он просил у меня прощения за причиненные хлопоты и сильно смущался. Не знаю, почему он так много выпил, но уверена, что это не в его привычках. Да он и сам так сказал.

— Надо думать! — сухо бросила экономка, но потом согласилась:

— У него хорошая одежда. Вернее, была хорошей. Почти все его вещи высохли. Я скажу Джесси, чтобы она почистила их щеткой и обтерла мокрой губкой. — На сковородке зашипела яичница с беконом, и миссис Акентвейт добавила:

— Может быть, он тоже захочет позавтракать?

Розамунда не могла допустить, чтобы служанки носили ему еду.

— Я спрошу у него, как только мы поедим, — отозвалась она.

Она быстро, без аппетита позавтракала, ибо ей не терпелось подняться к мистеру Маллорену. Вскочив из-за стола и не обращая внимания на протесты служанок, она сама собрала для него поднос.

Яичница с беконом могла опять вызвать у него тошноту, поэтому она положила хлеб, намазанный маслом и медом, поставила кружку чая с молоком, нарочно взяв посуду для слуг, и бросила на блюдце пару сколотых кусочков сахара.

— Сейчас отнесу это наверх и узнаю, чего еще он хочет.

— Но, миледи… — начала было миссис Акентвейт. А тучная Милли даже привстала с табуретки.

— Я отнесу! — с улыбкой воскликнула Розамунда и торопливо вышла из кухни.

Однако, поднявшись по лестнице, девушка остановилась, чтобы собраться с духом и мыслями. Нельзя допускать никаких ошибок. И тут Розамунда вздрогнула, едва не пролив чай. Только что она чуть было не совершила роковую ошибку!

Он не должен видеть ее лицо!

Это лишь отчасти объяснялось ее желанием скрыть свой недостаток, главная причина заключалась в другом — ей нельзя себя показывать. Если по каким-то причинам он попытается ее найти, то потерпит неудачу в Гиллсете, а потом может годами рыскать по долинам, коль ему так приспичит, но ни за что не найдет этот маленький дом. А вот начни он искать леди со шрамами на лице…

Розамунда поставила поднос и поспешила в свою спальню. Там она нашла разрисованную маску, которую носила на маскараде, и скривилась, пожалев о своей проказливой выходке. Диана принесла ей простую на все лицо маску из плотного шелка, а она дорисовала на ней изогнутые брови, розовые щеки и пару модных черных мушек высоко на скуле. Эта вещь вполне годилась для веселого бесшабашного маскарада, но сейчас?..

Надев маску, девушка увидела в зеркале то, чего так опасалась: гротескное кукольное лицо. Ничего не поделаешь, придется смириться. Пожав плечами, она отнесла поднос к его комнате и, балансируя им на колене, открыла ключом дверь.

Спальня встретила ее ярким солнечным светом. Но в кровати никого не было!

Почти в ту же секунду она увидела Бренда у окна. Он резко обернулся. Бедра его были обмотаны полотенцем.

Розамунда чуть не уронила поднос с чаем и тостом.

— Простите, — усмехнулся он. — Мне вернуться в постель?

Старательно отводя глаза, Розамунда пролепетала:

— Да, пожалуйста.

Бог мой! Где же на все готовая леди Гиллсет?

Сделав над собой усилие, она в упор посмотрела на него. Он подошел к кровати, скользнул под одеяло и уже там снял с себя полотенце. Леди Гиллсет была бы в восторге! И надо признать, в этом их с Розамундой мнения совпадали. Лежащего без сознания незнакомца она сочла хорошо сложенным, теперь же, очнувшийся и в движении, он был просто великолепен. Жаль, что он укрылся одеялом.

Только сейчас Розамунда с удивлением заметила признаки слабости на его лице и встревожилась. Между первым и вторым своим пробуждением он забыл вымышленное название поместья, которое она ему сообщила. Так, может, проснувшись на сей раз, он забыл о своем ночном обещании?

Неужели ей придется снова пройти через эти муки?

Заставив себя успокоиться, она поднесла поднос к кровати и поставила его ему на колени.

Он взял его и с улыбкой взглянул на девушку.

— Так лучше? — спросил, весело усмехнувшись, но несколько озадаченно. Значит, все-таки помнит?

— Вы меня напугали.

— Я не нашел свою одежду.

— Ваши вещи на кухне — мы посушим их и вычистим, как сумеем. — Она нервно теребила подол юбки. — Вы ведь лежали в грязной канаве.

Он взглянул на поднос и потянулся к хлебу с медом.

— Если бы я только помнил, как и почему там оказался! Ясно только одно: я мог захлебнуться, повернувшись ничком, или замерзнуть насмерть. Вы спасли мне жизнь, миссис Гиллсет, и я вам бесконечно признателен.

Можно ли считать это намеком на их необычное соглашение? Вряд ли ей хватит сил повторить свою просьбу, тем более при свете дня.

— Я принесла чай и хлеб, но если хотите, вам приготовят что-нибудь посущественнее.

Он бросил в чай сахар и помешал.

— Признаюсь, я проголодался, но лучше сперва проверю свой желудок. — Он поднял глаза. — Пожалуйста, простите мне мое ночное недомогание.

Он и впрямь был сильно смущен. Из-за того, что его стошнило? Или из-за другого?

— Вы все помните?

— Кажется, да.

Розамунда судорожно сцепила руки.

— Все-все?

Он прихлебывал чай, но внимательно смотрел на нее.

— Да, по-моему, я все помню.

Вопрос был слишком расплывчатым, и Розамунда немного помолчала, набираясь смелости, а потом произнесла:

— Хорошо.

Слегка сдвинув брови, он опять принялся за хлеб с чаем. И это все?! Розамунду так и подмывало узнать, в самом ли деле он собирается выполнить ее просьбу. И когда. И как…

— А маска обязательна? — спросил он.

Она дотронулась до непривычной маски.

— Я не хочу, чтобы вы видели мое лицо.

— Значит, вы не миссис Гиллсет из Гиллсета.

У Розамунды екнуло сердце.

— С чего вы взяли?

— Поскольку мне известно ваше имя и название поместья, какой смысл вам скрывать лицо?

Он прав! Господи, как же она все запутала!

— Я вовсе не думала, что вы будете меня искать, — сказала девушка, оправившись от потрясения.

— Тогда у вас еще меньше причин надевать маску.

Она стала лихорадочно искать объяснение:

— А вдруг мы с вами столкнемся на улице или в обществе? Мне бы не хотелось, чтобы вы меня узнали. — Вспомнив фразу, которую иногда говорила Диана, она добавила:

— Это мой маленький каприз, сэр. Ублажите меня, пожалуйста.

Сработало! Пожав плечами, он сказал:

— Я обязан вам жизнью и, конечно же, ублажу вас, — он поднял на нее глаза, — во всех отношениях.

Розамунда только этого и добивалась, но ей хотелось пищать, точно мышке, которая попалась в мышеловку.

Он тем временем отодвинул поднос.

— Кажется, завтрак останется в желудке, но, боюсь, я пока не в состоянии оказать вам требуемую услугу. Как насчет зубной щетки, смею ли я надеяться? — Он потер рукой подбородок. — А уж бритва была бы вообще верхом блаженства.

Услышав эти прозаические запросы, Розамунда чуть не разревелась. А потом он деловито назначит ей свидание, скажем, на половину второго дня!

Немного помолчав, она сказала:

— Конечно. Вы можете взять мою зубную щетку и порошок, я принесу теплую воду для мытья. А вот насчет бритвы не знаю.

— Разве ваш муж не бреется?

О Господи! Что же ответить?

— Естественно, бреется. Но сейчас он уехал и наверняка взял с собой все свои лезвия. Впрочем, я все-таки посмотрю.

С этими словами она вышла и заперла дверь, невольно испугавшись, что он последует за ней. Это просто недопустимо! Он явно тянул время, надеясь, что она передумает.

И про вымышленное имя догадался. Да, малый явно не дурак. Она привалилась спиной к стене, обшитой деревянными панелями. Диана права: на маскараде все было бы гораздо проще.

Но она не жалела о своем решении.

Перед глазами у нее стояло его полуобнаженное тело. Розамунда знала, что поступает дурно, но если уж грешить, то только с этим симпатичным бродягой.

Сняв маску, девушка сунула ее в карман, потом потерла лицо, надеясь убрать следы от завязок. Оглядев себя в зеркале, она поспешила вниз, в кухню, и велела Милли принести ему зубную щетку, зубной порошок и теплую воду для мытья.

— Ах да, ночью он умудрился свалить на пол стакан, так что замети осколки. Да смотри, чтобы ничего не осталось. — И тут же обратилась к экономке:

— Миссис Акентвейт, вы не могли бы найти ему бритву?

— Вы не боитесь давать такому типу в руки лезвие, миледи?

— Он безобиден, — отозвалась Розамунда.

Она не стала бы давать бритву злодею-убийце, но и в этом мистере Маллорене было что-то опасное. Ее влекло к нему, как муху в паучью сеть. Поскорее бы он сделал все необходимое и исчез из ее жизни! Только тогда она почувствует себя спокойнее.

Спокойнее, но вряд ли счастливее…

Миссис Акентвейт принесла бритву своего мужа, и Розамунда, тихо напомнив Милли об их тайном уговоре, отправила ее с водой и лезвием наверх. Ей хотелось пойти самой, но это показалось бы странным. Между тем надо было придумать, как удержать экономку на первом этаже, чтобы она не заявилась в спальню к мистеру Маллорену.

Розамунда еще не успела найти никакого подходящего предлога, как в кухню влетела, раскрасневшись и запыхавшись, полная молодая женщина.

— Тетя Хестер! Тетя Хестер! Кэрри рожает! — Увидев Розамунду, девушка присела в реверансе. — Здравствуйте, миледи.

— Это моя племянница Дилли Бекворт, — пояснила миссис Акентвейт, озабоченно сдвинув брови. — Надо же, как некстати! Мне хотелось бы помочь, но…

— Обязательно идите! — убежденно заявила Розамунда, стараясь скрыть свою радость. — Джесси справится и без вас, Милли ей поможет. Все равно я, по всей видимости, пробуду здесь до вечера.

Немного поразмыслив, миссис Акентвейт кивнула:

— Ну хорошо. К тому же вы можете послать в большой дом, если вам что-нибудь понадобится. Пойду возьму кое-какие вещи.

Она торопливо вышла, а ее племянница начала взволнованно мерить кухню шагами.

— Кэрри — твоя сестра, Дилли? — спросила Розамунда, чтобы успокоить девушку и избавиться от новых тревожных мыслей.

Девушка снова присела:

— Да, миледи. Это ее первые роды.

— Надеюсь, все пройдет хорошо.

Про себя же Розамунда подумала, что дом, где проходят роды, — отличное место для сплетен. Там собирается множество женщин и проводит в разговорах целые часы.

— Она скоро должна родить? — поинтересовалась Розамунда.

— Вряд ли, миледи. Схватки начались только утром.

Значит, это может занять весь день.

Вернулась миссис Акентвейт.

— Ты докучаешь леди Овертон, Дилли?

— Нет, — ответила за нее Розамунда. — Просто я справлялась о вашей племяннице.

— Бог даст, все будет в порядке. Она девушка крепкая, здоровая. А ну-ка выйди, Дилли, — вдруг попросила миссис Акентвейт и, когда девушка ушла, с расстановкой проговорила:

— Мне немного боязно оставлять вас здесь вместе с этим человеком, миледи.

Розамунда тотчас встревожилась, но попыталась успокоить экономку.

— Не волнуйтесь. Я держу его взаперти. В случае чего в доме есть мужчины, они мне помогут.

Миссис Акентвейт бросила на нее хитрый йоркширский взгляд, выражавший одновременно тревогу и подозрение. Она словно спрашивала: «Интересно, что ты на самом деле затеяла, Рози Эллингтон?»

Впрочем, путей к отступлению не было. Розамунда, судорожно сглотнув и набравшись смелости, выдохнула:

— Миссис Акентвейт, я думаю, нам лучше не распространяться насчет этого незнакомца…

— Почему, миледи?

Розамунда попыталась объяснить:

— Он провел ночь без сознания, потом его вырвало, и все же люди, узнав, могут подумать что-нибудь нехорошее. Моя репутация…

Подумав, экономка кивнула:

— Пожалуй, вы правы. Такие вещи лучше держать в тайне. Ты слышала, Джесси?

— Да, миссис Акентвейт!

— Я предупрежу мистера Акентвейта. А вам, миледи, наверное, следует поговорить с вашими конюхом и кучером.

— Спасибо, я так и сделаю. — Розамунде удалось сохранить спокойный тон, но внутри у нее все сжалось.

Разумеется, миссис Акентвейт догадалась! Догадалась о том, что она собирается сделать.

И по какой причине.

Вот почему строгая, благонравная женщина согласилась закрыть глаза на ее грех.

Экономка сняла фартук и надела плащ и шляпу, на ходу отдавая распоряжения:

— Смотри, Джесси, прислуживай леди Овертон как следует! Когда подойдет тесто для хлеба, поставь его в печь. Да не забудь вовремя вынуть! На ужин подашь окорок. Да, еще отбери бобы. А еще…

Наконец она взяла приготовленную корзину и в последний раз бросила на Розамунду задумчивый взгляд:

— Будьте осторожны, миледи.

Розамунда кивнула и долго еще смотрела ей вслед.

При мысли о том, что экономка знает о ее планах, Розамунду покоробило. Но, с другой стороны, это означало, что местные жители охотно ее поддержат. Никому не хотелось, чтобы здесь поселились члены Новой Республики. В долине Венскоута все семьи жили дружно и не терпели вторжения чужаков.

Розамунда осторожно покосилась на Джесси, но та уже с головой ушла в работу. Оставалось только надеяться, что девушка ничего не подозревает.

В обычное время Розамунда освободила бы служанку от дел, но сейчас ее устраивала роль строгой госпожи. Кроме того, кухонные заботы помогут удержать Джесси на первом этаже.

— Мы с Милли позаботимся об этом джентльмене, Джесси. Тебе ни к чему подниматься наверх.

— Хорошо, миледи.

Между тем вернулась Милли.

— Я сделала все, что вы сказали, миледи. Представляете, этот негодник лежит в чем мать родила! Вам не стоит туда ходить, это неприлично.

Розамунда, покраснев, решила все-таки воспользоваться моментом.

— Ничего страшного, Милли. Я замужняя дама в отличие от вас с Джесси, так что сама за ним присмотрю. — Не позволив Милли возразить, она добавила:

— Моя голубая нижняя юбка испачкалась в грязи. Пожалуйста, постарайся ее отчистить. И наверное, лучше тебе работать на кухне. Здесь тепло.

Милли нахмурилась, но спорить не стала, а просто, пожав плечами, вразвалку пошла исполнять просьбу. Розамунда тем временем поспешила в маленькую конюшню и предупредила Гарфорта и Тома, чтобы они не болтали насчет незнакомца. Когда она вернулась, Милли уже сидела у очага с тазиком воды и куском мыла.

В общем, все в порядке. Теперь должно случиться что-то из ряда вон выходящее, чтобы Милли сдвинулась с места. А Джесси наверху просто нечего делать.

И что же?

Совершенно растерянная, Розамунда прошла в гостиную. Если бы она знала, как полагается вести себя в такой ситуации! Когда ей идти наверх?

А как бы поступила на ее месте леди Гиллсет?

Леди Гиллсет, без сомнения, уже была бы там и, пока незнакомец бреется, жадно пожирала бы его глазами, чтобы при первой же возможности броситься к нему и заставить взять себя силой. А вот Розамунда все еще пряталась по углам, и колени ее дрожали от страха.

Хватит! Она решительно расправила плечи. Надо преодолеть страх и сделать все, что решено, во что бы то ни стало! Немедленно!

Поднявшись на второй этаж, она остановилась перед дверью, за которой лежал ее пленный любовник. О Господи! У нее было такое чувство, как будто она готовится войти в клетку ко льву.

Розамунда вытерла вспотевшие ладони о подол своего зеленого платья. Может, лучше надеть ночную рубашку? Нет. Она не войдет туда в полуголом виде при свете дня.

Ну все, довольно трусить!

Дрожащими руками она завязала маску и снова вытерла ладони о юбку, прежде чем повернуть ключ в замке. Сердце ее гулко ухнуло, дыхание перехватило… Но она все-таки переступила порог спальни.

Глава 5

Бренд по-прежнему лежал в постели, как будто и не вставал, но был чисто умыт и гладко выбрит. Увидев его голый торс, волнистые волосы, спадающие на плечи, и устремленный на нее взгляд, она затаила дыхание.

«Только не падай в обморок!» — приказала себе Розамунда и действительно немного взбодрилась. Однако теперь она точно знала, что не способна осуществить свой план.

Он вскинул бровь и похлопал рукой по постели.

Девушка сделала глубокий вдох, призывая на помощь леди Гиллсет, подошла и с ногами запрыгнула на кровать. Прямо в одежде.

О Боже! Может, сначала раздеться?

Опустив глаза, она увидела на одеяле свои стоптанные башмаки. Заниматься любовью в обуви?! Она торопливо сбросила башмаки, надеясь, что он ничего не заметил.

Ноги в одних чулках почему-то казались голыми.

Ну а теперь, наверное, надо посмотреть на него.

Розамунда скосила глаза в сторону и увидела его удивленное, озадаченное лицо.

— Моя милая леди, я, конечно, не прочь развлечь вас в благодарность за ваши заботы, но почему бы не признаться, что вам нужно на самом деле?

Розамунда сделалась ярко-пунцовой под маской. Черт бы побрал его прозорливость!

Ее так и подмывало выложить все как на духу: ей нужен ребенок. Но она не вправе рисковать. Ведь речь шла не только о ее чести и репутации, но и о благополучии жителей Венскоута.

— А почему вы сомневаетесь в моей искренности?

— Слишком явное отсутствие желания.

Тут Розамунда наконец рассмотрела его как следует. Сильная шея, широкие плечи, рельефный торс и знакомый запах простого мыла…

— У меня есть желание, — пролепетала она и не соврала.

Это состояние было ей незнакомо, но она сумела его распознать. Голова ее кружилась, во всем теле была какая-то странная легкость и непонятная истома…

— Что ж, возможно. — Взяв ее левую руку, он покрутил между пальцами обручальное кольцо. — Если это не покажется вам оскорбительным, мне хотелось бы немного узнать про вашего мужа.

Что именно?

И зачем?

Странно… Когда же наконец он перейдет к делу? Может, ей попался какой-то нетипичный мужчина?

Бренд ждал ответа, и она рассказала ему все, что смогла, взволнованная ласковыми прикосновениями его рук.

— Мой муж — хороший, добрый человек. Только старый. Он не… — «Осторожнее!» — Он редко… э… выполняет свой супружеский долг.

Бренд поднял ее руку и поцеловал рядом с обручальным кольцом. Наверняка нарочно.

— И вы хотите меня — здесь, сейчас?

Его теплые пальцы пробежались по ее ладони — такие легкие прикосновения, но как сильно они возбуждали!

— Да, — отозвалась Розамунда, слыша, как гулко стучит ее сердце. — Я хочу вас. Здесь. Сейчас.

Так оно и было, однако к вожделению примешивалось еще одно чувство — неодолимое любопытство.

Ее вообще интересовало все на свете, и сейчас она желала узнать, насколько исчерпывающим был ее опыт в данной области. Инстинкт, слухи и пламенные ощущения подсказывали, что здесь еще много неизведанного.

Все еще не выпуская ее пальцев из рук, он спросил:

— Итак, приступим.

— Да.

Бренд опять поднял ее руку и стал ласково целовать все ее пальцы, а потом скользнул губами к бледному запястью.

— Отлично, — пробормотал он.

Задыхаясь, она закружилась в вихре огненных ощущений — таких же захватывающих, как тайные мечты, которые таились в самой глубине ее естества. Впрочем, он быстро вернул ее на землю.

— Надо вас раздеть. — Спокойными, уверенными движениями Бренд начал расстегивать крючки у нее на спине.

Потрясенная его прозаическим тоном, она невольно схватилась руками за лиф платья, но потом заставила себя подчиниться. И все-таки… неужели это должно быть так по-деловому?

Еще раз десять на протяжении последующих минут у нее возникало желание отступиться. Она могла согрешить ночью, в темноте, когда лежала в его постели. Но сейчас все было по-другому: при полном свете дня ее раздевал голый незнакомый мужчина!

В конце концов она и впрямь вырвалась, соскочила с кровати и сама сняла с себя нижнюю юбку и чулки, оставив только сорочку из плотного ситца с глухим воротом и рукавами с рюшами до локтей. Длинная, до колен сорочка висела на ней колоколом, но Розамунда чувствовала себя постыдно обнаженной.

Она осмелилась бросить взгляд на своего будущего любовника, дабы узнать, что он думает по поводу происходящего.

Вот тебе раз! Да где же она, пресловутая мужская похоть? Она тут стоит перед ним нагая, а у него такой же заинтересованный и возбужденный вид, как у… как у пастуха, который пялится на овцу! Может, все это ерунда — то, что она затеяла? «Нет, — мысленно застонала девушка, — просто я все время забываю отождествлять себя с леди Гиллсет. Женщина, которая жаждет любовной близости, так себя не ведет».

Ей опять захотелось забраться в кровать.

«Пусть я выгляжу смешно — наплевать, — мрачно продолжила она про себя. — И какое мне дело до того, хочет он меня или нет? Главное — забеременеть!»

Он ведь обещал ей помочь.

Словно придя к такому же выводу, Бренд откинул одеяло. Она юркнула в постель, благонравно одернув подол своей сорочки…

Ну вот опять! Ночью она задирала ночную рубашку и прижималась к нему всем телом, а сейчас будто одеревенела, натянув одеяло до самого подбородка и пристроившись на самом краешке кровати — только-только чтобы не свалиться.

* * *

Бренд озадаченно наблюдал за своей таинственной партнершей. Неудовлетворенные жены, которые ищут себе любовников, — это одно. Но как понимать сие странное поведение?

Пожалуй, стоит преподать ей хороший урок любви. Он не сомневался, что эта женщина спасла ему жизнь, именно она заботливо ухаживала за ним ночью. Ее надо отблагодарить. Она сама назначила плату, причем такую, которая была ему по силам. Конечно, ее поведение его сильно смущало, но он не привык отступать.

Он вспомнил, что очнулся в сильном страхе. Почему? Может, ему действительно есть чего бояться? Дневной свет рассеял панику, но неприятное ощущение осталось. Оно беспокоило его — так же, как и провалы в памяти.

А вдруг это ловушка?

Но с какой целью?

Шантаж?

Трудно представить.

Попытка заставить его жениться?

А если на самом деле у нее нет никакого мужа? Правда, кольцо выглядит так, будто его носили несколько лет… Допустим, она вдова. Ну и что? Каким образом она собирается затащить его под венец? С помощью негодующего родственника, который ворвется в спальню в самый ответственный момент и потребует свадьбу или дуэль? Придется драться, а если понадобится, и убить.

А может, непрошеный гость, прикрываясь праведным гневом, всадит ему, лежачему, в спину нож?

Но кому понадобилось его убивать? У семьи Маллоренов есть высокопоставленные враги, но чтобы кто-то из них приехал за ним сюда, в северную провинцию? Вряд ли. К тому же почти все они точат зуб не на него, а на его брата-маркиза, который разбирается с ними лично. Как управляющий поместьями, Бренд не ввязывается в политические махинации брата.

Нет, его туманные страхи были вызваны вчерашними событиями и не имели никакого отношения к этой бедняжке. Негоже, если они помешают ему отблагодарить ее за доброту, отблагодарить щедро и так, как она сама того пожелала.

Правда, он сомневался, что правильно понял ее пожелания.

Мысленно усмехнувшись, Бренд принял единственно верное решение: надо действовать медленно, чтобы она всегда могла пойти на попятный. Это будет не трудно, ибо при всей ее привлекательности — и душевной, и физической — ему понадобится время, чтобы по-настоящему воодушевиться, тем более с этой гротескной маской.

Почувствовав, что она немного освоилась в его объятиях, он принялся ласкать, гладить и целовать ее нежную кожу, начав с самых безобидных мест и постепенно забираясь под сорочку.

Она не возражала.

Он начал входить во вкус. Ему всегда нравилось трогать женские округлости, ощущать под пальцами атласную кожу и вдыхать ее теплый запах. Жаль, что у маски лишь узкое отверстие для рта, мешавшее поцелуям. Впрочем, возможно, позже его спасительница совсем расслабится и снимет маску.

А может, для этого она ее и надела? Есть женщины, которым поцелуи доставляют больше удовольствия, чем все остальное в занятиях любовью.

Вскоре он так увлекся, что и думать забыл о каких-либо усилиях для воодушевления. Она была восхитительна — нежная, чувственная, мягкая и одновременно упругая, как спелый плод, налитый сладкими свежими соками. Эта женщина ему нравилась, и хотя она была пассивна, он чувствовал, как трепещет ее тело, отзываясь на каждое его прикосновение.

Жаль, что такое чудесное создание принадлежит мужчине, который не может по достоинству его оценить!

Спустив ее сорочку с плеча, он обнажил пышную грудь и, задохнувшись от возбуждения, уткнулся лицом в податливую плоть.

Потрясающе!

Просто потрясающе!

* * *

Розамунда позволила ему обращаться с ней как с тряпичной куклой, опьяненная и приятно ошеломленная совершенно новыми ощущениями. Трудно сказать, чего она ожидала, наверное, чего-то вроде нахрапистых потуг Дигби, только более энергичных, ведь мистер Маллорен был гораздо моложе. Но уж никак не этих ласковых прикосновений, поглаживаний и влажных поцелуев.

Однако вскоре она забеспокоилась. Когда же они перейдут к главному? Его руки, казалось, побывали везде, только не там, где надо. Впрочем, и там они не смогли бы осуществить задуманное.

Правда, эти умные руки делали многое другое, от чего ее бросало в дрожь. В конце концов она принялась извиваться от наслаждения.

— Нравится? — тут же спросил он.

Нравится? Розамунда и не задумывалась над этим. Ей просто хотелось, чтобы он продолжал.

— Да, — отозвалась она и только тут поняла, что так оно и было.

Ей и в самом деле нравилось.

О Боже! Она перестала напряженно ждать чего-то ужасного и стала наслаждаться его ласками. Это крепкое, властное и напористое тело делало ее мягкой, нежной и податливой. Она плавилась как воск, согретая его теплом, опьяненная его запахом…

Господи сохрани! Должно быть, это нарастающее, лихорадочное чувство и есть желание — огонь, вдохновляющий поэтов и ветреников, влекущий мужчин и женщин в пучину греха. Она смутно догадывалась о существовании этой тайны, но никогда ничего подобного не испытывала.

И вот она, тайна, здесь, в ней!

Розамунда взглянула на своего партнера. Ей хотелось что-либо сказать, словами выразив свое удивление, но тут он начал ласкать ее грудь, и она потеряла дар речи. Он целовал ее нежную плоть, обхватив рукой, как плод, который так и просится в рот.

Он желал ее!

Охваченная такой же страстью, девушка запустила пальцы ему в волосы и приподняла его лицо, чтобы поцеловать в губы.

Маска! Только сейчас она вспомнила о ней:

Он подался назад, улыбаясь.

— Не пора ли избавиться от маски? Доверьтесь мне, я сохраню вашу тайну…

Он уже потянул было за тесемки, но она в ужасе перехватила его руки.

— Нет!

— Я не обману вас.

Розамунда махнула рукой, тронутая его порывом. Ей так хотелось быть с ним честной! Но тут ее словно ледяной водой окатило. Она вспомнила о своих шрамах. Конечно, увидев ее хотя бы раз, он сможет потом ее опознать, но не это главное. Ее уродство отпугнет его, и весь ее план пойдет насмарку.

— Нет, — твердо повторила она.

— Значит, мы не будем целоваться в губы, — хмыкнул он, пожал плечами и припал ртом к ее соску.

Розамунда приглушенно вскрикнула и обмякла, но когда он попытался остановиться, крепко прижала его к себе. Он тихо засмеялся, уткнувшись в ее влажную от поцелуев плоть.

— Боюсь, ваш муж был не только нерадивым, но и невежественным, милочка.

Дигби? Трудно даже представить, чтобы Дигби был способен на что-либо подобное.

Иногда он мял и стискивал в руках ее груди, но ей это не нравилось. Такого, как сейчас, у них точно никогда не было. Теперь Бренд творил чудеса со второй грудью.

Розамунда тихо засмеялась, охваченная блаженством. Боже, как хорошо! У нее было такое чувство, как будто она долгое время провела в темноте и наконец вырвалась на свет. Он поднял голову и тепло улыбнулся, как будто ее смех доставлял ему искреннее удовольствие. И только затем он притронулся к самому потаенному местечку — нежно, почти робко.

В ответ она раздвинула ноги, но он не навалился на нее всем телом и не вошел в нее. Он просто стал осторожно поглаживать. Забыв про гордость и достоинство, она обняла его в молчаливой мольбе. Впервые в жизни ей хотелось слиться с мужчиной. Это было необычное желание, мучительно острое и неодолимое, как инстинкт.

А он все медлил. Только тихонько поглаживал.

— Скорее, — потребовала она, — возьми меня! Немедленно!

В его глазах вспыхнули веселые искорки.

— Ты правда хочешь?

Она не стала отвечать на этот несерьезный вопрос. Он усмехнулся и лег на нее сверху.

Розамунда заранее подготовилась к этому, но с удивлением обнаружила, что не чувствует ни давящей тяжести, ни удушья. Было даже приятно ощущать его внизу живота. Она приподняла бедра ему навстречу, и он тотчас вошел в нее.

Наконец-то!

Каждое мгновение казалось ей раем, но вдруг, испугавшись столь ощутимого наслаждения, она вскрикнула. Он засмеялся и прикрыл ее рот рукой.

— Тише. Хоть ты считаешь, что мы в безопасности, все-таки кричать и вопить, не стоит.

Розамунда сама закрыла себе рот ладонью, впервые в жизни едва не закричав от восторга. Она кричала несколько раз, когда Дигби только начал исполнять свой супружеский долг, но то были крики боли. И тогда она сдерживала себя, понимая, что он не виноват. А уж когда боль прекратилась, она вообще не издавала никаких звуков, если не считать случайного ворчания, когда он слишком сильно ее придавливал.

Теперь она приготовилась к мощным толчкам, приказав себе молчать.

Но их не последовало.

Бренд опять покусывал и сосал ее грудь, очень медленно двигаясь при этом. Пришлось ей вновь зажать себе рот ладонью, чтобы предотвратить мольбы о большем: ей хотелось быстрее и сильнее.

Но нет, она не должна вмешиваться, иначе все сорвется, как во время последних попыток с Дигби. Ни за что! Однако она невольно задвигала бедрами, чувствуя в себе его твердую плоть. Как приятно ощущать сильное мужское тело, а не круглый дряблый живот!

И как он ее наполняет! Наверное, чересчур резкие телодвижения Дигби не давали ей насладиться подобным ощущением. Зато сейчас ей хотелось двигаться вместе с Брендом, подчиняясь ритму желания еще большего.

Розамунда вгляделась в своего пленника. Он был выше Дигби и шире его в плечах. Наверное, ей следовало бояться его довлеющей мощи, но она, напротив, чувствовала себя защищенной. Ей было очень уютно и спокойно, как зверьку в знакомой норке.

Скользнув ладонью по его мускулистой руке, она мысленно поблагодарила его за этот бесценный дар, но в следующий миг, застигнутая приступом неистового желания, впилась ногтями в его спину. Он усмехнулся, сверкнув глазами, и вошел в нее мощным толчком.

Розамунда прогнулась, приподняв его с постели. Она считала гулкие удары собственного сердца и с упоением ощущала, как ее влажное лоно сжимает его жезл. Он между тем нагнулся и жадно ухватил губами ее сосок. Странно, но это сильное посасывание не вызвало боли. Она уткнулась ему в руку и выгнулась еще сильнее, вбирая в себя эти долгожданные сильные толчки.

На этот раз он повел себя так, как она и хотела: решительно уложил ее, пылающую от желания, спиной на матрас, и она слилась со своим повелителем в единое целое.

Он что-то говорил, к чему-то побуждал, двигаясь все сильнее и быстрее.

Без пауз, без остановок.

А может, хватит? Это уже чересчур.

Чересчур сильно.

Чересчур властно.

О нет, не останавливайся!

Прошу тебя, продолжай!

Она была на грани чего-то пугающего, изнывая от потребности завершения. Из горла ее вырывались стоны страха и удовольствия…

Стоны перешли в рыдания.

И вот наконец-то… наконец это случилось!

«Неудивительно, что я никак не могла зачать ребенка, — с поразительной ясностью поняла Розамунда за секунду до внезапного, всепоглощающего взрыва. — Оказывается, я все делала не так!»

Эта мысль билась в ее сознании, пока она взмывала к огненным высотам блаженства, и позже, когда она рыдала в свою маску, рыдала не от горя, а от охватившего ее счастья. Хорошо, что маска скрыла ее безумный порыв.

Розамунда не сомневалась, что зачала. Лежа под жарким телом Бренда, она растекалась сытой, потной лужицей.

Воистину это было самое замечательное событие в ее жизни, и она благодарно упивалась каждым мгновением.

Он целовал ее шею и грудь, но ей хотелось лишь одного — оставаться лужицей, беременной лужицей…

Он повернулся на спину, увлекая ее за собой. Спустя какое-то время — секунду, а может, вечность — он прошептал:

— Прекрасная незнакомка… Еще?

— Что? — Она так обессилела, что с трудом ворочала языком.

Он скользнул чуть ниже и, приподняв ее над собой, принялся сосать свисающие груди.

— Нет! — Розамунда и не представляла себе, что любовью можно заниматься больше одного раза за ночь. Или за день.

— Да!

— Мы не можем.

— Можем.

— Я не могу. — И это было правдой: она вся была как выжатый лимон.

— Можешь. — Бренд начал нежно ее покусывать, и ее разобрал смех. — Я очень серьезно отношусь к своим долгам, так что позвольте мне заплатить вам сполна.

— Вы уже заплатили…

— За всю мою жизнь?

Не обращая внимания на слабые протесты девушки, он опустил ее на перину и вскоре вновь поймал в ловушку желания.

Два раза для верности. Почему бы и нет?

Но он повернул ее на спину и начал ласкать руками — так мучительно медленно, что она шептала мольбы и даже прокляла его самообладание, прежде чем взлететь на ослепительную вершину.

Он принялся поглаживать ее, успокаивая, и она спросила:

— Но ведь мы не сделали этого, правда?

— Чего мы не сделали?

От смущения она не смела взглянуть ему в глаза, но явственно слышала в его тоне насмешку.

— Ну… всего того…

— Вам что, не понравилось?

Она знала, что лгать бесполезно, поэтому просто уткнулась головой в подушку, как будто хотела спрятать и без того замаскированное лицо.

Он вскинул подбородок.

— Знаете, ваш муж мог бы доставлять вам удовольствие, даже если он не способен ни на что другое. — Розамунда попыталась представить себе прозаичного Дигби, вытворяющего такие штуки. — Неужели не мог бы? — удивился он.

— Вряд ли.

— Некоторые люди не заслуживают свои сокровища. Но вы можете и сами ублажать себя.

— Это грех! — Как нелепо восклицать о грехе, лежа в постели с незнакомым мужчиной!

— Еще? — спросил он.

Едва ли не слабея, она покачала головой. Нет, это действительно невозможно.

— Вы хотите меня убить.

— Я еще не убивал ни одной женщины. Повернитесь, милочка. — Не дожидаясь, когда она повинуется, он сам повернул ее и поставил на четвереньки, а затем налег сзади и принялся покусывать ее возмущенно вскинутую шею. — Еще?

Розамунда сначала сопротивлялась, но он нежно и в то же время крепко обхватил ее рукой и погладил чувствительные соски. Его тугая плоть осторожно двигалась между ее ягодицами.

Из горла девушки вырвался стон. Он лизнул мочку ее уха.

— Еще? Прошу вас!

— Да, — согласилась она, и он вошел в нее, на этот раз быстро и энергично.

Она отдалась ему, как собака, кобыла или овца. Наконец они в изнеможении повалились на постель, не разжимая объятий.

И так заснули.

Глава 6

Розамунда проснулась, чувствуя, что в самых сокровенных местах у нее все липко и ноет. Неужели они с Дигби все время делали все не правильно? Она еще никогда не испытывала таких удивительных ощущений. Может быть, людям положено совокупляться, как и животным, — сзади? Во всяком случае, у животных редко бывают проблемы с зачатием.

Книги! Диана говорила, что у нее есть книги по этому вопросу. Надо будет обязательно их прочесть, чтобы восполнить жуткий пробел в образовании.

Слегка повернувшись в постели, она взглянула на своего замечательного любовника, потом откинула с его лба прядь волос и обнаружила, что он мокрый от пота. На лице его читалось удовлетворение, на губах запечатлелась улыбка. Он с явным удовольствием заплатил ей долг. Она знала, что мужчинам все равно, с кем ложиться в постель, и все же ей было приятно, что именно ее тело послужило для него источником радости.

Он дал ей так много! В этот момент она не думала о ребенке, которого так отчаянно хотела.

Вспоминая недавно пережитые потрясающие ощущения, Розамунда почувствовала, что вновь воспламенилась. Она погладила себя по животу, пытаясь унять неуместное томление.

Все кончено. Это была идиллия, сказочная и быстротечная. Скоро ее любовник исчезнет, а она вернется к своей роли спокойной и милой жены старика, который не хочет или не может ублажать ее в постели.

Никто не должен даже заподозрить, что она способна на подобное распутство.

Бренд сказал, что она могла бы делать это сама. Розамунда осторожно скользнула рукой между ногами. Пожалуй, он прав, подумала она, поглаживая свое чувствительное лоно. И все же она сомневалась, что это будет хотя бы вполовину так же приятно, как было с ним.

Лаская себя, она опять взглянула на своего тайного любовника, потом убрала руку, борясь со своими грешными позывами. Она должна думать о Венскоуте. Только это по-настоящему важно. Опустив руку в самый низ живота, она мысленно попросила Бога, чтобы там, в утробе, зачался ребенок.

— Вам больно? — спросил он, приподняв тяжелые, сонные веки.

— Да нет, — сказала она, чтобы его успокоить, и только тут поняла, как это звучит.

— Еще?

Розамунда засмеялась. Он, конечно, шутит! Однако она поспешно встала с кровати, боясь, что в таком разнеженном состоянии не удержится от нового сеанса удовольствий.

«Прекрати, Роза, — сказала она себе. — Все уже кончено».

Кончено.

Навсегда.

Она одернула сорочку и посмотрела на Бренда. Стоит ли прикрываться, если ему уже известна каждая клеточка ее тела?

Все, кроме лица.

Наверное, считает ее законченной чудачкой.

Он лежал на боку, подперев голову рукой, как ни в чем не бывало.

— Вы хотите, чтобы я уехал прямо сейчас? Вообще-то я мог бы остаться до завтра…

Розамунда перестала завязывать кружевные тесемки на вороте. Неужели ему так понравилось, что он захотел продолжения? Эта мысль окутала ее, словно теплое одеяло, утешая и искушая. Она уже не думала о спасении Венскоута. Сознание того, что она желанна, приводило ее в восторг.

— Вы вспомнили о себе что-нибудь еще? — спросила девушка, завязывая тесемки аккуратным бантиком.

— Как видно, энергичные физические упражнения способствуют восстановлению памяти. — Он игриво подмигнул и добавил:

— Еще немного — и я вспомню все.

Розамунда укоризненно покачала головой, но не сдержала ответной улыбки.

— Значит, в данный момент о вас никто не тревожится?

— Думаю, нет. Я работаю управляющим поместьями у одного знатного господина и ездил в Йоркскую долину по делам. Но ведь мы сейчас не в долине?

— Нет.

А может, позволить ему остаться? О Боже, это так опасно… Но так заманчиво.

— Я так и думал. Я остановился в гостинице «Рог Джим-мера» под Норталлертоном. Это последнее, что я помню. Видимо, именно там меня и напоили.

— Это милях в тридцати отсюда. А как вы сюда попали, помните?

— Нет. Может, еще немного энергичных упражнений?..

— Ох, перестаньте! — засмеялась Розамунда и запустила в него подушкой, сама удивившись своей радостной реакции на его шутку.

Ей так хотелось, чтобы он остался! Они могли бы…

Грешно.

Опасно.

— Значит, вас никто не хватится? — спросила девушка, встряхнув свою нижнюю юбку и надевая ее через ноги. Она изо всех сил пыталась быть практичной.

Он сел, скрестив ноги и прикрыв подушкой свои гениталии.

— В Тереке есть люди, которые меня ждут, но какое-то время они не будут беспокоиться.

Он может остаться! При одной этой мысли у нее подгибались колени. Вот он, их последний шанс. Потом Бренд навсегда исчезнет из ее жизни.

Как красиво его тело, как обворожительна улыбка! И весь он такой… сладкий! Это определение не подходило мужчине, но другого она не нашла. Рядом с ним по телу ее разливался теплый мед, согревая и оживляя самые неожиданные местечки.

Он вдруг улыбнулся, как будто прочитал ее мысли, и швырнул в нее подушкой. Она увидела его наполовину восставшую плоть.

— Еще?

Розамунда положила подушку на стул и поспешно завязала на талии шнурки нижней юбки, словно желая перетянуть что-то в себе самой.

— Вы не могли прийти сюда из Норталлертона пешком? — спросила она, пытаясь вернуть разговор в деловое русло.

— Вообще-то мог, но вряд ли. Какое сегодня число?

— Восемнадцатое августа.

— Я помню, как ложился спать шестнадцатого вечером. Наверное, вчера я приехал сюда верхом или в карете. Мне надо вспомнить все до конца, это жизненно важно. Похоже, у меня есть серьезный враг.

Несмотря на его беспечный тон, Розамунда встревожилась:

— Вот как?

Лицо его на миг окаменело, но он тут же пожал плечами:

— И, насколько я знаю, он где-то недалеко. Вы не хотите помочь мне освежить память?

— Будьте же наконец серьезны!

— Я серьезен. Впрочем, «серьезный» — не совсем подходящее слово. — Он потрогал свой фаллос. — Скорее, твердый. Идите же в постель.

Услышав столь откровенный призыв, она покраснела. Но внутри у нее уже занялся огонек страсти.

— Я не могу. — Она выпалила первое, что пришло в голову:

— Это слишком рискованно.

— Вы не хотите долго оставаться в моей спальне, потому что боитесь за свою репутацию? Значит, увидимся позже? — Он произнес это жалобным тоном, как дитя, которое выпрашивает у взрослого конфетку, но в его горящих глазах не было ничего от ребенка.

Этот мужчина опасен! Надо принести ему одежду, дать денег и отправить в Терек. Они не должны больше видеться.

Розамунда судорожно сглотнула.

— Раз вы полагаете, что вам лучше остаться…

— Конечно, мне надо полностью восстановить память, прежде чем уходить отсюда, — ответил он серьезно, но руки от причинного места не отнял.

«Его опасения не лишены оснований», — подумала девушка и тут же усмехнулась, правда, несколько раздраженно. Какой беспечный грешник!

— Не раньше ночи, — отозвалась она.

— Как только стемнеет, — возразил он, прикрывшись простыней.

Розамунда подбоченилась:

— Ах, вот как? Значит, теперь вы ставите условия?

— А что мне еще остается? Иначе вы придете слишком поздно, и у нас будет мало времени.

— Это нехорошо, — пролепетала она, напуганная его неколебимой уверенностью. Грех не может свершаться с такой легкостью! Грех — это нечто жесткое, холодное, с острыми краями.

— Впрочем, последнее слово за вами, — хмыкнул он. — Если хотите, я уйду прямо сейчас. Да вы не волнуйтесь: если у меня и в самом деле есть враг, который сбросил меня в придорожную канаву, то вряд ли сейчас он таится где-то поблизости, чтобы при случае завершить то, чего, вопреки его чаяниям, не завершили дождь и холод.

Итак, у нее есть выбор: отпустить его на все четыре стороны или согрешить еще раз. Розамунда с изумлением вспомнила, что сначала требовала переспать с ней в качестве уплаты долга. Это была всего лишь сделка, совершенная в ночной темноте. Ей очень хотелось вернуться в то безопасное состояние холодного расчета, но она не могла справиться с негой и теплом, которые окутывали ее с головы до пят.

— Наверное, это и впрямь нехорошо, — проговорила она, встретившись с ним взглядом, — но мне все равно.

Бренд радостно улыбнулся, и все грехи разом растворились в мягком свете его счастливой улыбки.

— Я польщен, — отозвался он, — но если вы хотите нового раунда страсти, моя милая леди, то советую вам сначала меля покормить.

Резко спустившись с небес к повседневным заботам, Розамунда схватила свое платье и торопливо оделась.

— Конечно. Вы, наверное, сильно проголодались. Чего вам принести?

— Чего-нибудь посытнее. Подойдите сюда, я вам помогу.

Розамунда никак не могла завязать корсет и застегнуть крючки на спине. Ей действительно нужна была помощь, но она боялась, что этим дело не ограничится.

Подойдя на дрожащих ногах, она села на край кровати, спиной к нему. Она ждала — более того, даже в душе надеялась, — что он на нее набросится, но увы… Любовник зашнуровал корсет и одолел десять крючков на платье. Чтобы справиться с двумя последними, ему пришлось подобрать ее волосы.

— Я вижу, вам знакома эта работа.

— Конечно.

Ни тени смущения! Странно, но вместо того чтобы стыдиться содеянного, Розамунда вдруг подумала о супружестве, и на глаза ее навернулись слезы. Наверное, есть люди, которые, будучи мужем и женой, чередуют потрясающие мгновения любовной близости с задушевными беседами и приятными совместными занятиями.

Наконец он застегнул все крючки. Девушка поднялась, но он тотчас схватил ее за талию.

Ага! Все-таки не утерпел!

— Мне надо идти. Я принесу вам еду, — еле выдохнула Розамунда, сердце ее бешено заколотилось. Всего несколько минут назад она чувствовала себя вполне удовлетворенной, но сейчас опять томилась по его ласкам.

— Заботливая хозяйка! Но меня не надо обслуживать. Я и сам могу спуститься в кухню.

— Нет!

— Почему?

— Как вы пойдете туда в полотенце?

— Я замотаюсь в простыню, как в тогу.

— Не говорите глупостей! — Она попыталась вырваться, но безрезультатно.

— Почему вы все время запираете дверь? — прошептал он, приложив губы к ее уху.

— Вы чужой человек и можете сделать все что угодно, — заметно возбудившись, ответила она.

Он тихо засмеялся.

— Вы еще не видели всего того, на что я способен. — Бренд принялся ласкать ее языком, одновременно поглаживая ее по спине. — Прекрасная незнакомка, вы сделали меня своим пленником?

Она вздрогнула.

— Нет! Просто… просто я не хочу, чтобы вы ходили по дому.

— Вот как? А знаете, что мне кажется?

— Что же? — сдавленно прошептала она.

Продолжая нежно ласкать ее руками, он многозначительно произнес:

— Мне кажется, что я — ваш раб-любовник. Вы держите меня в заточении на диких болотах, чтобы я исполнял все ваши распутные прихоти.

Эти слова совпадали с ее мыслями… и с действительностью. Розамунда в ужасе дернулась, но вырваться все же не сумела.

— Можете назвать это кабальной службой, а меня — вашим крепостным. Разве не так? Я был перед вами в долгу, и вы потребовали плату.

— Но вы уже…

— Да, я расплатился, но только частично. Так что вы вольны распоряжаться мной. — Он повернул ее и повалил, задыхающуюся, на постель. — До завтрашнего утра я ваш. Приказывайте, моя госпожа. Чего изволите на тайные ночные часы?

— Ничего!

— Лгунья, — прошептал он, навалившись на нее всем телом.

Она с трудом перевела дыхание:

— Я изволю пойти вниз и собрать вам поесть.

— Зачем ходить? Вы и сами выглядите весьма аппетитно.

— Я принесу вам калорийную пищу!

— Госпожа желает, чтобы я подкрепился?

— Нет, я…

— Госпоже кажется, что я слишком худой?

Сдерживая смех, Розамунда оттолкнула его.

— Перестаньте! Хватит болтать глупости. Вы же сами сказали, что хотите есть.

— Если вы пожелаете, я буду голодать. — Он весело взглянул на нее, глазами приглашая вступить в игру. Интересно, можно ли мужчинам и женщинам играть в подобные игры? — Вы хотите, чтобы я голодал? — спросил он.

Она рванулась в сторону, пытаясь выползти из-под него, но он ее удержал.

— Конечно, нет.

— Признателен вам за вашу доброту, госпожа. Итак, когда я поем и восстановлю силы, каковы будут ваши распоряжения?

— Никаких распоряжений.

Она опять солгала, и он прекрасно все понял. В его взгляде вспыхнули озорные искорки, но он тут же потупил глаза.

— Жаль! Значит, я не сумел доставить вам удовольствие. Принесите-ка мне снова бритву, моя госпожа, и я покончу со своим бессмысленным существованием.

— Ни за что! Отныне вы будете растить бороду!

— Что ж, значит, придется повеситься. Я вздернусь на простынях.

— Тогда я заберу у вас все простыни.

Тут он и вовсе развеселился:

— Ага! Вы хотите, чтобы я был голым!

— Нет! — Смеясь, Розамунда опять попыталась вырваться и прекратить эту глупую болтовню. — Я ваша госпожа и приказываю вам жить. Повинуйтесь мне! — торжествующе воскликнула она и только тут сообразила, что ему удалось-таки втянуть ее в игру.

Глядя на него снизу вверх, она вдруг подумала, что это тоже входило в его щедрую плату: он дарил ей легкость и радость — то, чего не было в ее повседневной жизни, а она охотно поддалась беспечному настроению.

Тем не менее Розамунда вывернулась из-под него и встала с постели.

— Я знаю, кто вы такой, сэр! — со смехом объявила она. — Вы странствующий комедиант, а ваши друзья из Терека — это ваша театральная труппа!

— Увы, — сказал он, садясь на кровати и прикладывая руку к сердцу, вернее, к своей великолепной рельефной груди, — я всего лишь актер-любитель.

— Зато в любви вы профессионал, не так ли?

Он громко расхохотался:

— Нет, моя милая госпожа. В этом деле я тоже любитель, правда, не из простых.

Любитель… Тот, кто делает что-то по увлечению, а не ради денег.

Он имел в виду совсем другое, но веселая атмосфера игры была нарушена. Здесь нет места любви. Он просто отдает долг — платит ей за свою спасенную жизнь. И она пришла сюда не ради забавы, не для того, чтобы шутить и ребячиться. Ей нужно забеременеть. Больше того, она ни в коем случае не должна доверять этому сладкоречивому прохвосту. О да, он милый и обаятельный, но, без сомнения, прохвост. Разбойник с большой дороги или бесшабашный игрок, а может, и вовсе перекати-поле — кочует с места на место, разбивая сердца и ускользая от кредиторов.

— Что вы будете есть? — спросила Розамунда, нехотя возвращаясь к действительности. Покрутив головой, она нашла свои туфли и обулась.

— Я съем то, что пожелает моя госпожа, — ответил он, подперев руками подбородок.

Она нарочно стала перечислять те блюда, которые любила меньше всего:

— Гороховый пудинг? Угорь? Язык?

Он озорно блеснул глазами.

— Язык. Именно язык! — Розамунда покраснела до корней волос. О Господи, какая двусмысленность! — А вот от угря я воздержусь, — продолжил он. — Да, и молю вас, только не приносите мне местный деликатес, который готовят из коровьих копыт!

— А как насчет маринованных свиных ножек? — спросила она, едва сдерживая смех.

— Признаюсь, я еще никогда не видел такую ножку, которую мне хотелось бы съесть. — В глазах его вдруг вспыхнули веселые огоньки. — Впрочем, сейчас я могу укусить…

Она невольно поджала ноги.

— Не надо!

— Не надо? Как скажете, госпожа. Ваше желание для меня закон. До завтрашнего утра я ваш и не прикоснусь к вам без вашего согласия. А вы вольны делать со мной все, что пожелаете.

Он говорил совершенно серьезно, и Розамунда представила, как целует его нагое тело — дюйм за дюймом. Справившись с внезапным волнением, она шагнула вперед и наткнулась на его любопытный, поощряющий взгляд.

Полная грешных мыслей, она уже готова была переступить черту и покрыть поцелуями его нагого, безвольно лежащего под ней. Она не станет раздеваться, и это послужит ей защитой от его посягательств. Сумеет ли она сделать с ним то, что творил с ней он, — довести до высшей точки блаженства, а самой наблюдать и наслаждаться?

Бренд вдруг поднял взгляд, как будто она высказала вслух свои безумные фантазии, и ее накрыло жаркой волной желания. А в самом деле, почему бы не остаться с ним еще ненадолго? Не так уж это и опасно. Милли и Джесси работают внизу, они не станут…

Внезапно с улицы донеслось знакомое позвякивание колокольчиков.

— Не может быть! — испуганно охнула девушка, мигом сорвавшись с пламенных высей в пропасть холодной действительности.

— В чем дело? — Бренд вскочил с кровати, вмиг встревожившись и посерьезнев.

— Моя мама!

Он замер, потом непонимающе уставился на девушку:

— Ваша мама?

— Я слышу звон колокольчиков на упряжке ее пони. Черт, только этого мне не хватало!

Розамунда подбежала к окну, осторожно выглянула из-за шторы и увидела, как мать подъезжает в маленьком однолошадном экипаже к парадному крыльцу.

— Она не одна! — Розамунда обернулась. — Что же мне делать?

Он чуть не расхохотался:

— Мама и напроказившая дочка!

— Она все узнает!

Бренд схватил ее за плечи.

— Успокойтесь, таинственная незнакомка. Может быть, она вообще не узнает о том, что я здесь. А если и узнает, то я всего лишь больной, за которым вы ухаживаете. — Он быстро оглядел ее с головы до ног и даже со спины, а потом подтолкнул к двери. — Идите. Она ни о чем не догадается. — Тут он смешался:

— Она захочет сюда зайти?

Розамунда, взявшись за ручку двери, тихо охнула:

— Если она узнает про вас… — а это может случиться, если миссис Акентвейт решит, что на мать Розамунды секретность не распространяется, — если она узнает, что у меня здесь больной, то может подумать, что я не правильно за вами ухаживаю.

— Плохо же она вас знает! — сказал он с усмешкой. — Но на случай ее прихода надо как-то избавиться от запаха.

Только тут Розамунда ощутила специфический запах любви вокруг.

— О Боже!

— У вас есть джин?

— Сейчас не время пить! — Она, впрочем, тут же догадалась, что он намерен делать. — Нет, постойте!

Заскочив к себе, Розамунда взяла бутылку портвейна, которая всегда имелась в их с Дианой спальне: сначала это было запретным детским удовольствием, потом переросло в приятную традицию перед сном.

Запретное удовольствие… Знали бы они, что это такое!

Когда она вернулась обратно, в парадную дверь постучали.

Бренд по-прежнему был не одет. Но он успел распахнуть окно и поворошить ароматическую смесь в чаше на каминной полке. Достаточно ли этого? Розамунда сунула ему в руки бутылку портвейна, лихорадочно пытаясь придумать что-нибудь еще.

Он между тем вытолкнул ее за дверь. Она сбежала вниз по лестнице, но на нижней площадке остановилась и рванулась назад, чтобы запереть его спальню. Колени ее подгибались, сердце бешено колотилось. Точно так же она чувствовала себя лет в двенадцать, ожидая скорого разоблачения после какой-нибудь жуткой проказы.

Впрочем, нынешняя проказа с прошлыми не шла ни в какое сравнение.

Что скажет мама, если узнает?

Розамунда поспешно спустилась в гостиную, и вовремя: усталая бедняжка Джесси только ковыляла по коридору, чтобы открыть парадную дверь. Глубоко вздохнув, Розамунда сняла маску и сунула ее в карман. Однако, взглянув в зеркало и увидев на лице отчетливые следы от тесемок, она со стоном снова напялила маску.

Едва она уселась в кресло с книгой в руках, как дверь гостиной распахнулась.

— Привет, Рози! — воскликнула ее мать, невысокая полная женщина с живыми блестящими глазами. — Мы узнали, что ты застряла здесь с каким-то таинственным полумертвым незнакомцем, и заехали взглянуть.

Глава 7

«Мы?» О Боже, только не это! Из-за спины миссис Эллингтон выглядывала любопытная сестра Розамунды.

Девушка вскочила с кресла, стараясь разыграть радостное удивление.

— Мама! Саки!

Саки, которая была на шестом месяце беременности, между тем крутила в руках одну из фарфоровых статуэток, разглядывая надписи на дне.

— Зачем ты нацепила эту ужасную маску, Рози? — спросила она.

Розамунда деланно засмеялась и сняла маску.

— Да так, по глупости. Я думала, это чужие.

— В самом деле глупо, — заметила мать, усаживаясь в кресло. — Чужим ты бы ведь не позволила войти, верно? И вообще, уже давно пора усвоить, что шрамы тебя совсем не портят. — Она пожала плечами, потому что не раз говорила об этом своей дочери. — Ладно, милая, рассказывай нам про своего больного. Кажется, миссис Акентвейт считает его бандитом.

— Разбойником с большой дороги? — небрежно подхватила Розамунда. — Если так, то он был не очень удачлив в своем ремесле, потому что свалился с лошади.

— Вот как? Он свалился с лошади?

Вошедшая в комнату Джесси почтительно присела в реверансе:

— Чаю, миледи?

— Да, спасибо, — кивнула Розамунда, надеясь, что таким образом положит конец мучительным расспросам. — Мы с удовольствием попьем чаю.

Но как только Джесси ушла, мать уточнила:

— Так кто же он, милая?

Розамунде опять пришлось лгать:

— Не имею понятия. При нем не было ни вещей, ни рабочих инструментов. У него вообще ничего не было, кроме одежды и носового платка. Либо он пропил все деньги, либо его обобрали.

— А разве сам он не знает? — поинтересовалась Саки, оторвавшись от полки с книгами, которые в данный момент просматривала.

Будучи не только любопытной, но и хитрой, она могла в мгновение ока разнюхать любой секрет. «Только бы она не наткнулась на какие-нибудь следы моего грешного утра! — мысленно молила Розамунда. — Хоть бы раз в жизни мне удалось прикрыться ложью!»

— Он всю ночь пролежал без сознания, — бросила она равнодушно, — и до сих пор не совсем пришел в себя.

— А может, ему просто нравится валяться в мягкой постели? — предположила Саки.

Розамунда почувствовала, что краснеет, и широко улыбнулась, чтобы скрыть свое смущение.

— Где ты его положила, милочка? — поинтересовалась мать.

Розамунда встала и начала помогать служанке.

— В спальне на втором этаже.

— Рози! — воскликнула Саки. — Ты мягкосердечная дура.

— Не понимаю, что в этом такого. Он не бродяга.

— Откуда ты знаешь?

— Он прилично одет.

— Ну, одежду он мог украсть.

Эта мысль никогда не приходила Розамунде в голову.

— И говорит как джентльмен. К тому же у него холеные руки, явно не привыкшие к труду.

— Значит, проходимец.

Розамунда промолчала, соглашаясь.

— Хватит спорить, девочки, — заявила мать. — Я думаю, Диана не стала бы возражать, узнав, что Рози положила больного человека в хорошую спальню, если, конечно, у него нет вшей.

— Конечно, нет! — возмутилась Розамунда.

— Итак, готов ли этот образец чистоты и невинности у; приему гостей? — спросила Саки, усаживаясь возле подноса. — Как он хоть выглядит? Симпатичный?

— Когда блюет? — усмехнулась Розамунда.

— Ему до сих пор плохо?

— Нет. Вообще-то он довольно симпатичный, — ответила Розамунда. Она сомневалась, что Саки уйдет из дома, не взглянув на Бренда, поэтому врать не имело смысла.

— Лысый?

— Нет.

— Косой?

— Нет!

— С гнилыми зубами?

Розамунда собралась прорычать очередное «нет», но вовремя спохватилась.

— Кажется, нет.

— В таком случае, — заявила Саки, слизывая с пальцев крем, — в этих краях его вполне можно считать ангелом.

— Насколько я помню, Гарольд не страдает ни одним из перечисленных недостатков, — заметила Розамунда, имея в виду мужа своей сестры.

— А я всегда говорила, что вышла замуж за ангела, — откликнулась Саки, прихлебывая чай.

— И когда же твой ангел расправит крылышки? — вмешалась в разговор мать.

— Надеюсь, что завтра. Мне не терпится вернуться домой.

— Конечно, милая. — Мать кивнула, тряхнув седыми локонами, выбивавшимися из-под строгой шляпки.

— Но Дигби меня не ждет. Он не станет волноваться, — начала вдруг оправдываться дочь.

— Конечно, нет, милая.

Розамунда решила, что мать предложит передать Дигби письмо, но она этого не сделала, и девушка встревожилась. Если миссис Акентвейт и могла что-нибудь заподозрить, то ее мать не из тех, кто обращает внимание на изнанку.

— Ну что, — сказала Саки, допив чай и проворно вставая с дивана, — позволь нам подняться на небеса и навестить твоего ангела.

Розамунда попыталась возразить, хотя заранее знала, что это бесполезно:

— Зачем?

— Ты не приглашала к нему доктора Уоллеса. Если беднягу рвало и он до сих пор лежит в постели, то, по всей видимости, тебе все-таки надо обратиться к врачу. Мы с мамой посмотрим и выскажем свое мнение.

— Он наверняка спит.

— Тогда мы тихонько войдем и взглянем на него. Его лихорадит?

Розамунда возмущенно уставилась на сестру. Отправить Саки домой, не дав ей взглянуть на таинственного незнакомца, было так же нереально, как сию же минуту вознестись в рай. И все же она еще силилась выдумать какой-то предлог, пока мать вытирала губы салфеткой и выходила из гостиной.

— Он кашляет, милая? — поинтересовалась мать, с решительным видом поднимаясь по лестнице. — Я слышала, ты подобрала его насквозь промокшим.

— Да, так оно и было. — Розамунда поспешно шла за ней и старалась говорить погромче, чтобы предупредить Бренда. — Но, насколько я могу судить, он избежал неприятных последствий.

— Еще ничего не известно. Легкие — вещь коварная.

— Если жара нет, то, наверное, обойдется, — вмешалась в разговор Саки.

И тут Розамунда поняла, что они приехали сюда не из простого любопытства. Саки была старше ее на три года и имела двоих детей, а мать родила восьмерых и двоих потеряла. Они гораздо лучше ее разбирались в уходе за больными.

— Ночью его тошнило, потом прошло, — сказала Розамунда.

— По всей видимости, он отравился спиртным, — объяснила Саки. — А потом избавился от ядов, и ему стало легче.

Розамунду удивила такая осведомленность. Неужели Гарольд Давенпорт тоже склонен к пьянству? Во всяком случае, сестра никогда ей об этом не говорила.

— У него ужасно болела голова, — добавила она. — Я дала ему порошок. Кажется, помогло.

Розамунда вставила ключ в замочную скважину и нарочно долго возилась с замком.

— Ты запираешь его спальню, милая? — спросила мать.

— Береженого Бог бережет, а он совершенно посторонний человек, — объяснила Розамунда и, мысленно помолившись, отворила дверь.

Окно было занавешено, но широко открыто. Шторы слегка колыхались от теплого летнего ветерка, который влетал в темную спальню вместе с пением птиц. Потянув носом, Розамунда прежде всего различила в воздухе ароматическую смесь и портвейн, однако ей показалось, что сквозь них пробиваются и другие, грешные запахи.

Ее тайный любовник лежал в постели, укрытый одеялом. Глаза его были закрыты.

— О Боже! — прошептала Саки, на цыпочках подходя к кровати. — Не сказать, что ангел, но для простого смертного очень даже симпатичный.

Розамунда заметила, как у Бренда дрогнули уголки губ, и стала молиться еще горячее, чтобы у него хватило сил совладать с собой.

— Подумаешь, симпатичный! С лица воды не пить, — прозаично сказала мать и слегка приоткрыла шторы. В комнате стало светлее. — От красавцев обычно одни неприятности.

Мать подошла ближе и, приподняв уголок простыни, заметила темно-красное винное пятно.

На соседнем столике стояли пустая бутылка из-под портвейна и грязный стакан.

— Ты с ума сошла, Рози! Зачем ты дала ему вино?

— Я подумала, что ему надо опохмелиться, — промямлила Розамунда. — Говорят, это помогает.

Мать покачала головой и пощупала его лоб.

— Холодный, ты права. И цвет лица хороший. Я думаю, он поправится, если только ты не будешь снабжать его спиртным. Пойдемте, пусть спит.

— Он что, голый? — прошептала Саки, когда они отошли к двери.

— А ты думала, он упал в придорожную канаву с ночной рубашкой в кармане?

Розамунда вывела их из спальни и плотно затворила дверь, не сомневаясь, что Бренд сейчас еле сдерживает смех.

— У мистера Акентвейта наверняка есть лишняя.

— Сет Акентвейт на шесть дюймов ниже его и гораздо худощавее.

— А говорят, у ангелов нет…

— Замолчи!

— Саки Давенпорт, — одернула ее миссис Эллингтон, покачав головой, но глаза ее весело заблестели, — порой ты меня удивляешь.

Саки только посмеялась в ответ.

— Кто же снял с него мокрую одежду и уложил в постель?

Розамунда заперла дверь и двинулась вниз по лестнице.

— Мистер Акентвейт и Том отнесли его в кровать, а мы с миссис Акентвейт раздели его и растерли насухо. Надеюсь, вы не станете об этом болтать? Начнутся кривотолки.

— Конечно, мы будем молчать, — заверила ее мать. — И Хестер Акентвейт тоже. Она рассказала только мне, потому что решила, что мать должна знать такие вещи.

«Какие вещи?» — едва не потеряв самообладание, подумала Розамунда.

Мать поцеловала ее в щеку — чуть крепче, чем обычно.

— Береги себя, милая.

— И все-таки кто он такой? — спросила Саки. — Ангел?

— Обычный мужчина, — твердо произнесла Розамунда, провожая мать с сестрой к парадной двери, — только и всего.

Миссис Эллингтон с дочерью сели в экипаж, и он со звоном покатил по дорожке. «Я стала отличной лгуньей», — подумала Розамунда, махая им вслед рукой.

Как только коляска скрылась за поворотом, девушка облегченно вздохнула и привалилась спиной к стене. Замышляя свой план, она и представить не могла, что ей придется принимать мать в доме, в котором она грешила! Ее так и подмывало убежать наверх, чтобы…

Да просто так.

Улыбнувшись, Розамунда поняла, что хочет посмеяться над случившимся вместе с Брендом. Ангел? Конечно, он ангел. Однако его не мешает как следует покормить. Он это заслужил.

Они с Джесси прикидывали, что можно приготовить на скорую руку, когда дверь кухни распахнулась. Розамунда вздрогнула, решив, что вернулись мать с сестрой. Но в помещение влетела Диана, графиня Аррадейл. В шикарном вишневом костюме для верховой езды с отделкой из золотой тесьмы, она сердито похлопывала по ладони расшитыми жокейскими перчатками, посверкивая драгоценными перстнями.

— Добрый день, Джесси, — кивнула она засуетившейся горничной, потом обратила суровый взгляд на Розамунду:

— Мне надо с тобой поговорить.

Сестры были одного роста и комплекции, но Диана казалась выше за счет своей царственной осанки, как будто титул пэра приподнимал ее над землей. Конечно, здесь сказывалась еще и любовь к высоким каблукам, которые были даже на ее жокейских сапогах. Она решительно зашагала прочь из кухни, цокая каблучками, полагая, что Розамунда пойдет за ней. Сестра так и сделала, покосившись на горничную и с унылым видом приготовившись выслушать уничтожающую лекцию о трусости.

В гостиной Диана бросила на диван свои блестящие перчатки и мужскую треуголку, открыв взору рыжеватые волосы более яркого оттенка, чем у Розамунды, уложенные в высокую затейливую прическу.

— Ты сбежала!

— Да, — кротко откликнулась Розамунда.

— Как ты могла? Все шло как по маслу. По крайней мере двое мужчин лихорадочно искали Колумбину.

Вчера Розамунда была бы совершенно раздавлена, но сейчас с трудом сдерживала улыбку.

Диана тотчас внимательно посмотрела на Розамунду и села.

— Что ты затеяла? — спросила она.

— Ребенка, если повезет, — судорожно сглотнула Розамунда.

— Что? Так ты ушла не одна? С кем же?

— Я ушла одна, — прошептала сестра, усаживаясь напротив, — а его нашла на дороге. — Она с готовностью поведала кузине о своем приключении.

Диана даже рот открыла от удивления.

— И ты думаешь, что этот тип безопаснее моих гостей? Слушай, Роза, да ты совсем рехнулась! Он задушит тебя и утащит из дома фамильное серебро!

— Нет! Он джентльмен, у него отличные манеры.

— У бандитов тоже бывают отличные манеры. — Она резко встала. — Мне надо на него взглянуть…

— Нет. — Диана замерла, потом вопросительно взглянула на подругу. — Я не хочу, чтобы ты вмешивалась, Диана.

— Это пока еще мой дом.

Розамунда только сейчас вспомнила об этом и умоляюще выдохнула:

— Прошу тебя!

Диана прищурила свои голубые глаза:

— Ты что-то задумала.

— Конечно, задумала! Я задумала… — оказалось не так-то просто произнести это вслух, — изменить мужу. — Впрочем, она не чувствовала себя изменницей.

— Но это очень опасно! Тебя разоблачат.

— Не разоблачат. Никто не догадается, что я… стану прелюбодействовать с больным человеком, которого спасла от смерти.

— Он что, болен?

— Уже нет. Но я держу его в спальне как больного. — Она закусила губу. — Он мой тайный раб-любовник.

От удивления Диана округлила глаза, потом вдруг расхохоталась. Заразившись ее весельем, Розамунда тоже зашлась в припадке дикого смеха, как когда-то в юности.

Диана наконец успокоилась и покачала головой.

— Он все знает, милая, — хмыкнула она. — А на маскараде ты могла найти себе партнера и не бояться, что он кому-то расскажет о вашей связи.

— Да, конечно, но, думаю, все обойдется. Я была в маске. И потом, я надеюсь вывезти его отсюда таким образом, чтобы он не увидел, где провел время… и с кем.

— Как ты это сделаешь? Он спрашивал, где находится?

— Да. Я сказала, что в Гиллсете.

— В имении миссис Гиллсет? Умно придумано! Представляю, в каком шоке он будет, если ему взбредет в голову разыскать свою таинственную любовницу. У вас уже было?..

Услышав столь откровенный вопрос, Розамунда вздрогнула и невольно покраснела, но потом кивнула.

Диана ободряюще обняла подругу.

— Храбрая девочка! Надеюсь, тебе было не очень противно?

Розамунда не спешила откровенничать, ее захлестывали эмоции, и в конце концов она решила не таить содеянное от кузины.

— Знаешь, Диана, все было так замечательно… Я никогда не думала…

— Роза! Уж не влюбилась ли ты в этого бродягу?

— Конечно, нет. И он не бродяга. Он джентльмен.

— Ха!

— Джентльмен, говорю тебе! — Она осеклась, неожиданно уразумев смысл вопроса Дианы, и слегка испугалась. — Нет, я не влюбилась. Смешно было бы. Я едва его знаю. — И все же она призадумалась. Как же тогда назвать то нежное чувство, которое он вызывал? Почему ей хотелось улыбаться, разговаривать с ним, делиться своими мыслями? — Это был просто половой акт. — Она убеждала не столько кузину, сколько себя. — Я наконец-то поняла, почему некоторые сходят с ума от этого.

Диана наморщила лоб:

— Вот как? Почему же?

Розамунда не нашлась с ответом и только произнесла:

— О, это нечто особенное. Такие ощущения…

— Другие, нежели с сэром Дигби?

— Другие. — Поскольку слово прозвучало чересчур предательски, она попыталась оправдаться:

— То есть я хочу сказать…

Ее спас стук в дверь. В гостиную заглянула Джесси:

— Все готово, миледи. Мне отнести поднос?

— Я сама! — вскочила Розамунда.

Диана тоже встала:

— Не думай, Роза, что, говоря загадками, ты сумеешь уйти от моих вопросов. Тебе известно хотя бы, как его зовут?

Розамунда застыла с подносом в руках. Если она скажет, что спала с мужчиной, не зная его имени, то будет выглядеть как последняя проститутка.

— Маллорен, — отозвалась она, — мистер Бренд Маллорен. — Она поспешила к выходу.

— Что?! — тотчас раздалось у нее за спиной.

О нет!

— Роза! — кричала Диана. — Вернись!

Но Розамунда уже мчалась вверх по лестнице. Тарелки скользили по подносу, из носика выплескивалась огненная жидкость, но она не желала знать, почему Диана вдруг так завизжала. Может, он и в самом деле бандит и по всей Англии расклеены объявления «Разыскивается опасный преступник» с его именем?

На мгновение остановившись, чтобы надеть ненавистную маску, она повернула ключ в замке и влетела в комнату, хлопнув дверью.

— Что случилось? — спросил Бренд, тут же встревожившись.

Он стоял у окна, замотанный в простыню, как в тогу, и смотрел во двор через щелочку, не открывая штор.

— Вас разыскивают? — выдохнула она, не смея поставить поднос.

— Разыскивают?

— Вы нарушили закон?

— Насколько я знаю, нет. — Бренд приблизился, взял у нее поднос и поставил его на маленький столик. — Вообще-то я еще не полностью вспомнил, чем занимаюсь, а потому не могу утверждать наверняка. А, мясной пирог! Спасибо. — Он откусил большой кусок, прожевал и только потом спросил:

— А что? Чем вызван ваш вопрос?

— Не важно.

Его явно не удовлетворил ее ответ.

— Может быть, посидите со мной, пока я ем?

После некоторого колебания девушка села напротив и потрогала свою маску, желая убедиться, что она на месте. Ей действительно хотелось остаться. Кроме того, она пыталась хотя бы ненадолго оттянуть разговор с Дианой.

— Трудно судить из-за этой проклятой маски, но, мне кажется, вы сильно взволнованны. У вас неприятности с мамой?

Розамунда смущенно разгладила юбку на коленях.

— Нет. Все в порядке, — ответила она.

— Она показалась мне очень приятной женщиной. Хорошо, что у вас такая мама.

— Хорошо. — Девушка не знала, уместно ли спрашивать о личном, но все же не удержалась:

— А у вас есть мама?

— Была. Она умерла, когда я был маленьким.

— Простите.

— Мне очень ее не хватало. И, наверное, не хватает сейчас. Она была чудесной женщиной — жизнерадостной, нежной, сильной. Как было бы замечательно, если бы я мог приезжать к ней в гости, рассказывать о своих делах, помогать…

Удивительно, он сказал об этом так буднично, как о самых обычных отношениях между сыном и матерью. Нет, интуиция ее не обманула: это хороший человек, даже если он и разбойник.

Бренд съел весь пирог и поднял голову, весело блеснув глазами.

— А вторая дама убедилась, что я не ангел?

— Это моя сестра Саки, — с улыбкой сказала Розамунда. — Она поверила мне на слово.

— Значит, с ними у вас не возникло проблем?

— Нет.

Он налил себе в чашку густой шоколад и сделал глоток, внимательно глядя на девушку.

— Может быть, сейчас, после приезда вашей мамы, вы желаете отменить наш уговор?

— Нет.

— Я польщен. Значит, я такой потрясающий любовник, что ради меня вы готовы на риск. Но почему?

Розамунда задумчиво провела пальцем по гравированной поверхности серебряного сосуда с горячим шоколадом. Ей вовсе не хотелось его обманывать.

— Дело в том, что до вас у меня не было любовника. И вряд ли будет после.

— Вы еще молоды.

— Но я замужем.

Помолчав, он заметил:

— Простите мою бестактность, но ваш муж — старик.

— Ему только пятьдесят пять, — проговорила она, надеясь, что это не прозвучало как жалоба.

Она не желала Дигби смерти, но, по правде говоря, жалела, что вообще вышла за него замуж. Ее угнетала безысходность. Но больше всего ее угнетала мысль о том, что она столько потеряла, трусливо спрятавшись от всего мира после аварии.

— Ему пятьдесят пять, а вам?

— Двадцать четыре, — машинально ответила она.

— Сколько же вам было, когда вы выходили замуж?

— Шестнадцать.

— Черт возьми! Зачем вы это сделали?

Розамунда никогда прежде не подвергала сомнению свою отчаянную потребность в укромном и безопасном пристанище. Она бежала от родных, изводивших ее своей жалостью, бежала от необходимости встречаться с незнакомыми людьми. И сейчас было слишком больно ворошить эту рану.

— А что такого? — резко спросила она. — Многие девушки рано выходят замуж, и некоторые предпочитают пожилых мужчин. Мой муж — хороший человек, пожалуй, я больше не стану подвергать риску наши супружеские отношения.

Бренд хотел было поспорить, но передумал и, откинувшись на спинку кресла, отхлебнул свой шоколад.

— Я не буду болтать. Даю слово. Вы жалеете о своем поступке?

— Нисколько.

— Прекрасно. — Он осушил чашку. — Итак, что прикажете?

Она на мгновение растерялась, потом залилась румянцем:

— Ничего.

— Ничего? Учтите, милая леди, хоть вы и обворожительны, но я буду служить вам только до рассвета. У меня дела, я не могу ими пренебречь. Если вы попытаетесь меня удержать, то вместо послушного раба получите врага.

— Я не стану вас удерживать.

«Однако вам не понравится тот способ, которым я вывезу вас отсюда», — мысленно добавила Розамунда. Она еще не придумала, как это сделает, но знала, что в любом случае Бренд превратится в ее врага. Так будет лучше. Увы!

— Ко мне пришла гостья, я должна уделить ей внимание, — сообщила она, вставая. — К тому же мне нельзя находиться у вас слишком долго — это вызовет подозрения.

— Во всем виновата моя ангельская внешность, — усмехнулся он. — Никто не поверит в вашу безгрешность.

— Вот именно. Будь вы некрасивы, все было бы гораздо проще.

— Я могу косить глазами, — сказал он и тут же это продемонстрировал. — Но, к сожалению, долго не получается. — Розамунда лишь покачала головой. Неудивительно, что он оказался пьяным в канаве. К сожалению, этот красивый мужчина был ужасно несерьезным. — Можно мне хотя бы одеться? — спросил он. — В этом году римский стиль не моден.

— А жаль! — сказала она и решила напоследок полюбоваться римским стилем. Бренд засмеялся. — Ваша одежда сильно поистрепалась, но я распоряжусь, чтобы горничная принесла ее.

— Так когда мне вновь приступать к своим обязанностям?

Розамунда вцепилась в пустой поднос, выставив его перед собой как щит. Умом она понимала, что не должна больше встречаться с этим мужчиной. Конечно, новое свидание повышало вероятность зачатия, но если она опять отдастся своему рабу-любовнику, то не ради ребенка, не ради Венскоута, а из чистого желания, из потребности подпитаться его теплотой на все последующие унылые годы.

Надо объяснить, что она больше не нуждается в его услугах, и отдать его на попечение Милли…

— Сегодня вечером, — прошептала она, — как только улягутся слуги. — Помолчав, онадобавила:

— Они ложатся рано.

— Прекрасно. Значит, у нас будет больше времени до рассвета.

Целую ночь? Неужели такое возможно?

Розамунда попятилась к двери, словно покидала опасного зверя. Поставив поднос на колено, она хотела было повернуть дверную ручку, но он подошел помочь, потрясающе элегантный в своей тоге из простыни.

Она наконец решилась задать вопрос, который все это время не давал ей покоя:

— Почему ваше имя вызывает тревогу?

Он замер, не успев распахнуть дверь:

— У кого?

Он стоял совсем близко, задевая ее рукой и плечом. Ей неудержимо хотелось прильнуть к его гладкому сильному телу, вобрать в себя знакомое уютное тепло.

Нет, нельзя! Она не имеет права заводить любовника.

— Не важно, — бросила девушка и выскользнула из спальни.

Она заперла дверь, хоть теперь в этом не было смысла: опасность уже вырвалась наружу и таилась в ней самой.

Глава 8

Не успела Розамунда прийти в себя, как Диана, выскочив из соседней двери, схватила поднос, поставила его на столик в коридоре и втащила подругу в спальню.

— Бренд Маллорен? — прошептала она.

— Да.

У Розамунды еще кружилась голова после встречи с очаровательным пленником. А почему бы и нет? Почему бы не обзавестись любовником — всего один раз в жизни? Каждая женщина имеет на это право…

Диана смотрела на нее во все глаза:

— Ты что, ничего не знаешь?

— О чем?

— О Маллоренах!

Розамунда плюхнулась на кушетку у окна и приготовилась выслушать ужасную правду.

— Что он сделал?

— Что сделал? — Тонкие брови Дианы сошлись у переносицы. — По-моему, тебе лучше знать.

— Я имею в виду, что он сделал за пределами этого дома.

Диана тряхнула головой, элегантно усаживаясь на другом конце кушетки.

— О Господи, я и забыла, что ты никуда не выходишь! Газет ты, конечно, тоже не читаешь?

— О нем писали в газетах? — Розамунде стало дурно. Разумеется, она не идеализировала разбойника с большой дороги, понимая, что все они воры, а зачастую и убийцы, но ей казалось, что такой очаровательный разбойник не подпадал под общие мерки. — Какое же преступление он совершил?

— Преступление? — Диана выпучила глаза. — Роза!.. Вообще-то, насколько мне известно, о самом Бренде Маллорене газеты не писали. Зато о его брате пишут частенько. Неужели ты никогда не слышала про Ротгара?

— Про какого еще Ротгара?

— Про маркиза Ротгара!

Розамунда уставилась на кузину.

— Ты хочешь сказать, что он… — она махнула рукой в сторону спальни, где находился ее пленник, — маркиз?

— Мне страшно подумать, где находятся твои мозги! — Диана подалась вперед — Слушай внимательно. Если он Бренд Маллорен, то его брат — маркиз Ротгар. Старший брат, разумеется.

— Разумеется, — как эхо повторила Розамунда. — Но он был совсем просто одет. Не понимаю…

— Я тоже не понимаю. Но Маллорены — семья известная. Вернее сказать, печально известная. Лорд Брайт…

— Лорд? — воскликнула Розамунда.

— Леди Эльф — очень приятная дама, — продолжала щебетать Диана. — Правда, кроме нее, я ни с кем лично не знакома…

— Диана! — крикнула Розамунда, чтобы привлечь внимание подруги, и тут же понизила голос:

— Ты хочешь сказать, что я держу взаперти лорда?

— Да, если это на самом деле Бренд Маллорен, но…

— Какой ужас!

— Ну, вообще-то он не настоящий лорд. У него нет места в парламенте и прочих привилегий.

— Спасибо, утешила!

Диана вдруг расхохоталась:

— Да не волнуйся ты, вряд ли он потащит тебя ко двору. А у тебя неплохой вкус, милочка! Умеешь выбирать рабов-любовников.

— Я спасла его от смерти.

Розамунда ни на секунду не усомнилась в его благородном происхождении. Лорд… Это многое объясняло. В его уверенных манерах не было ни капли холопского.

— Спасла, взяла в плен… — Диана махнула рукой, сверкнув многочисленными перстнями. — Но ты меня порадовала! В последнее время ты стала такой скучной, а этот случай совсем в духе наших детских похождении. Подумать только, взять в любовники Маллорена! Потрясающий выбор!

— Я его не выбирала, — возразила Розамунда, чувствуя, как пылают ее щеки.

Изогнутая бровь Дианы поползла кверху.

— Вот как? Значит, ты вытащила его из канавы и подумала: «Мужчина. Отлично! Завтра он будет в моей постели».

— Конечно, нет! — Розамунда вскочила с кушетки и принялась расхаживать по комнате, пытаясь найти достойный ответ. — Хотя ты права. Я в самом деле решила, что он… не слишком противный.

— Но скажи, пожалуйста, что делал лорд Бренд Маллорен в придорожном кювете, пьяный и одетый в простую одежду? Я, конечно, с ним незнакома, но все, что ты рассказала, кажется мне не правдоподобным.

— Может, он упал с лошади.

— Говорят, маркиз очень печется о благополучии своих родственников. Моли Бога, чтобы Ротгар не посчитал оскорблением то, как ты обошлась с его братом. Когда речь идет о защите семьи, он становится беспощаден. — Она понизила голос:

— Поговаривают, что он сумасшедший.

— Сумасшедший?!

Диана засмеялась:

— Шучу, милочка. Я никогда не встречалась с маркизом, но и не слышала, чтобы с ним случались припадки бешенства. Кажется, сумасшедшей была его мать.

Розамунда выпучила глаза:

— Мать лорда Бренда была сумасшедшей?

— Нет-нет. Они сводные братья.

Розамунда облегченно вздохнула:

— Слава Богу!

— Согласись, это несправедливо — судить о людях по их родителям. А тебе что, показалось, что лорд Бренд ненормальный?

«Если бы я знала, что считать нормой!» — подумала Розамунда и протянула:

— Нет, но…

— Тогда суди о нем по его поведению.

— Не забывай, что я занимаюсь животноводством. — Девушка вдруг обхватила себя руками. — Ты только подумай: я могла родить ребенка, в крови которого было бы безумие! Я оценила внешность, но совершенно не задумалась об его умственных и нравственных качествах. Темперамент можно воспитать, так же как и физическую форму. Ты правда не слышала о нем ничего плохого? Я имею в виду лорда Бренда.

— Нет. Впрочем, он мало вращается в свете.

— Он сказал, что управляет имениями одного знатного господина.

— Вот-вот. Такая же деревенщина, как и ты. Небось, с восторгом рассуждает о севообороте, кормовой репе и копытной гнили.

— Меня больше интересует, смогу ли я зачать от него ребенка.

Диана закатила глаза:

— Не сомневаюсь, что ты добьешься своего, бедняжка. — Она встала и расправила юбки. — И все-таки я немного волнуюсь. Нам надо позаботиться о том, чтобы Маллорены не нашли тебя, когда все закончится.

Розамунда фыркнула:

— Я сделаю все, что в моих силах. Он не знает, где он и с кем.

— Верно. Но если позднее он начнет наводить справки про мужчину, которого подобрали у дороги, то ты пропала. Согласись, мой план насчет маскарада был значительно лучше.

— Что ж, пожалуй. Будем надеяться, что все останется в тайне. Слуги обещали молчать.

— Можно ли им доверять? — Усомнившись, Диана сдвинула брови.

— Думаю, да. Они, как и мы, не хотят, чтобы здесь поселились новые республиканцы.

Диана опять села и изумленно уставилась на подругу.

— Ты им все объяснила?

— Разумеется, нет! Но они не дураки. Мне кажется, миссис Акентвейт догадалась. Мама и Саки тоже.

— Тетя Эллингтон!

Розамунда прижала ладони к пылающим щекам.

— Ужас, правда? Но… по-моему, она одобрила. Вот только не знаю, как мне это воспринимать: то ли как утешение, то ли как доказательство того, что мир сошел с ума.

Диана с облегчением вздохнула:

— Ну что ж, значит, ты еще можешь выкрутиться. И все же… — Она вытянула губы в трубочку, в глазах ее зажглись знакомые озорные искорки.

— Что? — взволнованно спросила Розамунда.

— На всякий случай можно пустить слух. Это будет не трудно. Мол, одна дама подобрала на дороге какого-то типа. То ли здесь, то ли под Рипоном, то ли под Ниддерсдейлом или Эйрсдейлом. А что за дама? Леди Хоксвелл, а может быть, миссис Тринг. А может быть, даже одна из сестер Гиллсет…

— Диана! — воскликнула Розамунда в восторге.

— Знаешь, люди верят в разные байки и передают их дальше, переврав по-своему. Каждый житель долины убежден, что в соседних долинах творятся грешные и удивительные дела. Когда мы с тобой попали в аварию, половина северного Йоркшира думала, что ты погибла, а остальная половина — что ослепла. Многие полагали, что ты сбежала с любовником. Некоторые считали, что мы обе сбежали.

— Молю Бога, чтобы эти слухи не дожили до наших дней. Успех плана зиждется на моей репутации.

— Не волнуйся, она у тебя безупречна. — Диана подошла ближе и взяла подругу за руку. — Это я виновата…

— Нет…

— Да! Это я просила кучера ехать быстрее, хоть в этом не было необходимости. Пораниться должна была я, а не ты…

— Глупости! Никто не должен был пораниться. Произошел несчастный случай, только и всего. Карета перевернулась, и мне в лицо полетело стекло. А ты потеряла сознание от удара и могла пострадать гораздо сильнее, чем я.

— Могла, но не пострадала. — Диана ласково коснулась щеки Розамунды. — Я хочу, чтобы ты забыла прошлое, милая. Время сделало твои шрамы незаметными. Они в самом деле не так ужасны, как ты думаешь.

Удивительно, как глубоко переживает за нее кузина, как ей хочется, чтобы она вернулась к нормальной жизни!

— Я попробую, — кивнула Розамунда, — но не сейчас. Сейчас мне надо оставаться все той же почтенной и замкнутой леди Овертон.

— Но…

— Слава Богу, что я никому не сказала его имя, только тебе! — перебила она Диану. Ей вовсе не хотелось думать о своих шрамах.

Диана пожала плечами:

— Ты поступила весьма разумно. Я отправлю доверенных слуг распространять слухи. Если когда-нибудь выплывет, что здесь был мужчина, это будет всего лишь одна из многочисленных сплетен.

— Спасибо.

— Итак, осталась только одна проблема: если ты просто выставишь его за дверь, он будет знать, где провел время…

— Тем более что поблизости нет другого жилья. — Розамунда задумчиво обхватила руками колени. — Что ж, я могу завязать ему глаза.

— А он согласится?

— Думаю, да.

— Надо же, как ты в нем уверена! Но ведь даже с завязанными глазами он сможет более-менее точно определить время езды и характер местности. И потом, он не глухой, вдруг что услышит. Я уверена, что он не дурак.

— В общем, так оно и есть. И как же мне сбить его с толку?

— Ты нашла его пьяным. Оставь ему графин с джином, и пусть он опять напьется до бесчувствия.

Сначала Розамунда и сама хотела так поступить, но теперь отрицательно покачала головой.

— Он ни разу не попросил у меня выпить. Разве так ведут себя горькие пьяницы?

— Вряд ли. Ты могла бы его оглушить…

— Нет! Я понятия не имею, как это сделать, к тому же не хочу рисковать. Вспомни свое состояние, когда ты пришла в себя после аварии. А бедняга Боб Уиглетхорп? Он уже никогда не станет прежним после того, как ему на голову свалилась потолочная балка.

— Ну что ж, придется попросить у старой миссис Нэйсби снотворное.

Розамунда отнюдь не пришла в восторг от идеи опоить Бренда, но это было меньшим из всех зол.

— Да, пожалуй. Правда, мне это совсем не нравится.

Диана нагнулась и поцеловала Розамунду в шеку.

— Опять трусишь? Помни, что основное ты уже сделала и теперь не имеешь права отступать. Рози и Дина должны выйти из этой истории победительницами. Только обещай мне, что не поддашься очередному пагубному приступу честности.

«Честность подкупает своей незатейливой красотой», — грустно подумала Розамунда, но послушно кивнула:

— Обещаю.

* * *

Когда Диана ушла, Розамунду охватило желание сесть под окно и просидеть так до вечера, но ей надо быть на виду, чтобы рассеять возможные подозрения. К тому же Бренд просил принести ему одежду. Приведя себя в порядок, девушка поспешила из гостиной.

В кухне она осмотрела скромную одежду Бренда, еще раз убедившись в том, что они ни покроем, ни качеством не похожи на наряды аристократа. Может быть, несмотря на свое высокое происхождение, в душе он весьма простой человек? Ей очень хотелось в это верить: значит, между ними не такая уж непреодолимая пропасть. Впрочем, что за глупости! Разница в происхождении — самое меньшее из препятствий у них на пути.

Прежде всего она замужем.

Ей нужен ребенок, чтобы спасти Венскоут, и она сумеет осуществить свой план при условии, что никто не заподозрит добропорядочную леди Овертон в случайных любовных связях. Да и на что вообще ей рассчитывать? Она дочь фермера — пусть благородного, но все же фермера. А Бренд Маллорен — сын маркиза!

И потом, у него нет к ней никакого долговременного интереса. Он просто платит долг, а заодно развлекается.

Не долго думая Розамунда отправила Милли с одеждой на второй этаж, а сама решила показаться на людях.

Надев свой чепец, скрывавший щеки, девушка вышла в сад и стала прогуливаться невдалеке от дороги.

Мимо проходили люди, проезжали многочисленные экипажи. Если ее замечали, она здоровалась. Все это были знакомые, и ни у кого из них, похоже, не возникало никаких подозрений. Она часто наведывалась сюда и проводила денек-другой с Дианой.

Может, для полной достоверности попросить Диану на время переехать во вдовий дом? Впрочем, этого Розамунда не хотела. Вряд ли она сможет провести ночь с Брендом, если в соседней комнате будет спать Диана.

Розамунда пропалывала сорняки, когда на садовой дорожке послышались тяжелые шаги Милли. Пожилая горничная опять ворчала насчет полуголого мужчины.

— Он хочет что-нибудь почитать.

— Почитать? — растерянно переспросила хозяйка, хоть в этом не было ничего удивительного. Бедняга уже выздоровел, но вынужденно сидел взаперти. Само собой, ему хотелось чем-то заняться.

— Принести ему что-нибудь из библиотеки, миледи?

— Да… — И тут Розамунда вспомнила одно затруднительное обстоятельство. — Нет! Я сама подберу ему книги. Спасибо, Милли.

Девушка поспешила к нескольким книжным полкам, которые составляли всю библиотеку вдовьего дома. Слава Богу, она только что избежала еще одной катастрофы! Эти книги попали сюда из усадьбы и были помечены семейным гербом и надписью «Аррадейл».

Она просмотрела их все, отчаянно надеясь найти хотя бы одну, случайно не помеченную. Но такой, разумеется, не оказалось. Неужели придется отрывать первую страницу? Жаль было бы портить книгу…

Внезапно ее осенило. Она вышла из дома и направилась к самому Аррадейлу, который стоял за полмили от вдовьего дома. Войдя туда с черного хода, Розамунда справилась насчет Дианы.

— Она уехала верхом осматривать сено, миледи, — сказал дворецкий, который тут же появился на кухне: как все дворецкие, он обладал чутьем на гостей. — Дома вдова.

Розамунда хотела только попросить свежие газеты и не рассчитывала на беседу с тетушкой, но, увы, выхода не было.

Такая же полная, как ее сестра, леди Аррадейл обладала царственной осанкой, подобающей графине. Ее волосы благодаря каким-то чудесам косметики сохранили свой темно-каштановый цвет.

— Ну что, милочка? — спросила она, когда Розамунда осторожно чмокнула ее в напудренную щеку. — Я слышала, у тебя маленькое приключение?

— Приключение, тетя Аррадейл? — удивилась племянница, с трепетом садясь в накрытое парчой кресло.

— Заходила Мария и рассказала мне о твоем больном. Очень великодушно с твоей стороны, милочка.

Разумеется, мама, будучи в Аррадейле, не могла не заглянуть к сестре. Но что именно она ей поведала? Розамунда отчаянно пыталась что-то понять по тону тети, но та, как всегда, была абсолютно бесстрастна.

— Ухаживать за больным — довольно утомительное занятие, тетушка, — заметила Розамунда как бы между прочим, — но мне придется остаться во вдовьем доме и дождаться, когда он поправится. Надеюсь, завтра он все-таки сможет уехать.

Ей казалось, что она уже давно стала взрослой, но теперь чувствовала себя напроказившей девчонкой. Рози и Дина опять попали в переплет.

Родители Розамунды были мягкими людьми и не наказывали своих детей, зато лорд и леди Аррадейл держали свое единственное чадо в ежовых рукавицах. Если Диану ловили на какой-то проделке, то никто не сомневался, что Розамунда тоже принимала в этом участие. Поэтому все, включая Дину и Рози, соглашались, что обе девочки должны понести одинаковое наказание. Если назначалась порка, то непременным исполнителем экзекуции была тетушка Аррадейл.

Перед глазами Розамунды встала тетушка, берущая в руки розги…

Эта картина напомнила ей про новых республиканцев и про их жестокое обращение с детьми. Даже твердая рука тетушки Аррадейл никогда не была слишком суровой. Наказывая, она лишь стремилась заставить их раскаяться в совершенном проступке.

— У тебя неприятности? — сочувственно спросила тетушка, и Розамунда тотчас переключила все свое внимание на старуху.

— Нет, тетушка. Но меня беспокоит сэр Дигби. — Розамунда охотно перевела разговор в другое русло. — Он слишком много ест и пьет. Я вижу, как он краснеет и задыхается, поднимаясь по лестнице, и потому очень тревожусь.

— И не без основания. Граф скончался по той же причине. — Только тут Розамунда поняла, что затронула печальную для тетушки тему. — И потом, — продолжала тетя, — как я понимаю, после смерти сэра Дигби его наследником станет приверженец новой секты?

— Да, Эдвард Овертон. Это меня тоже немало беспокоит.

— Тебе надо родить ребенка, милочка, — откровенно заявила тетя.

Розамунду бросило в жар. Она и представить себе не могла, что когда-нибудь будет обсуждать семейные вопросы со своей августейшей тетушкой.

— Мы с Дигби стараемся… — И так оно и было.

— Слава Богу, что мужчины в отличие от женщин и в старости сохраняют способность к воспроизведению потомства. Сэру Дигби очень повезло, что он женился на такой здоровой молодой женщине, как ты, милочка. — Старуха склонила голову набок и слабо улыбнулась.

Было ли это царственным благословением? О Боже, какой странный разговор!

Розамунда поспешила вернуться к цели своего визита:

— Мой больной хочет почитать газеты, тетушка. Вы не дадите мне немного?

— Конечно, милочка. — Леди Аррадейл позвонила в золотой колокольчик, лежавший у нее под рукой, и дала поручение явившемуся на зов лакею. — Ну и кто же он? — спросила она.

Розамунда собралась с духом и приготовилась лгать.

— Он еще не вспомнил своего имени.

— А откуда он?

— Этого он тоже не знает.

— Напился до бесчувствия! — Тетя сдвинула брови. — Возможно, он просто не хочет называть себя. Будь осторожна, Розамунда.

— Он говорит, что не имеет склонности к пьянству, тетушка Аррадейл.

— Конечно. Кто же в этом признается?

Розамунда мысленно усмехнулась, вспомнив суждения своей матери. Как видно, все пожилые женщины с недоверием относились к мужчинам.

Тетушка смотрела на нее своими хитрыми, проницательными глазами.

— Будь осторожна, милочка. Бродяги и мошенники часто бывают обаятельны, что делает их еще опаснее, особенно если они красивы. А я слышала, что твой незнакомец чудо как хорош. Если хочешь, можешь перевезти его ночевать сюда.

Розамунду спас лакей, который вернулся с маленькой стопкой газет на серебряном подносе.

Тетушка Аррадейл протянула газеты своей племяннице. Розамунда встала.

— Спасибо, тетушка. Я думаю, не стоит переводить его из дома в дом. Завтра мы с Дианой отвезем его обратно, в цивилизацию. Она обещала мне помочь.

— Вот как? Ну разумеется! Глупо было бы думать, что она упустит случай вмешаться в такую необычную ситуацию. Но куда же вы его отвезете, если он не сказал вам адреса?

«О Господи!»

— В Терек. Ему кажется, что он приехал оттуда. Мы надеемся, что там его узнают.

— А если нет?

— Тогда я оставлю его там, дав немного денег. Не могу же я поселить его здесь навсегда, тетя Аррадейл!

— Надеюсь, вы обе не забываете про свой возраст и приличия.

— Конечно, тетушка! — воскликнула Розамунда, отчетливо представив себе взмах розгой. Но тут ее осенило. — Пожалуй, — сказала она, на ходу обдумывая свою идею, — сегодня я переночую у вас. Он уже начал приходить в себя, и мне немного боязно оставаться с ним в одном доме.

Тетя Аррадейл кивнула с явным одобрением.

— Весьма разумно. Когда речь идет о репутации, осторожность никогда не помешает. Да и мне приятно будет поужинать в твоем обществе.

Розамунда еще не приняла окончательного решения, но тетушка произнесла последние слова таким приказным тоном, что ей оставалось лишь согласиться. Поблагодарив старую леди, она, попрощавшись, вышла из большого дома.

Ярко светило солнце. Девушка брела по широкой террасе, спускавшейся к восточной лужайке, и обдумывала свой план. Да, она правильно сделала, решив переночевать в доме тетушки. Если новость о том, что она привезла в Аррадейл незнакомого мужчину, выплывет наружу, то ни у кого не возникнет подозрений: в первую ночь ему было плохо, а вторую ночь он провел без нее.

Как наивны люди, полагая, что грешить можно только ночью!

Розамунда поспешно пересекла бархатистую лужайку и ухоженный сад, радуясь тому, что ее видели множество садовников. Впрочем, ее почему-то разволновал визит в большой дом.

В чем дело?

Остановившись на резном деревянном мостике, девушка задумчиво уставилась в бурные воды ручья. Аррадейл всегда был богат, и прежде это не вызывало в ней никаких неприятных эмоций. Напротив, в детстве огромные лестницы и мраморные вестибюли поместья служили ей прекрасными площадками для игр. Однако она никогда не стремилась к такому образу жизни, предпочитая простоту Венскоута.

Почему же сейчас она так разволновалась?

Ага, все понятно! Аррадейл — та самая среда, к которой привык Бренд Маллорен. Хотя как знать? Быть может, он привык к более роскошной жизни. И это еще больше отдаляло их друг от друга.

Она тряхнула головой, гоня прочь глупые мысли. Между ними лежала пропасть шириной с океан, пропасть, созданная ложью, ее отчаянным положением и тем абсолютным фактом, что она замужем.

«Кроме того, мы совершенно чужие люди», — напомнила себе Розамунда и быстро зашагала дальше, постукивая каблучками по дощатому настилу мостика, потом по усыпанной листвой садовой дорожке. Ощущение такое, что они с Брендом Маллореном давние приятели, но ведь еще вчера в это же время ни тот, ни другой знать не знали друг друга. А она уже лелеет безумные романтические мечты в отношении какого-то проходимца! И что хуже всего, Диана и тетя Аррадейл, кажется, об этом догадываются.

Если люди знают, что ты изменила мужу, — это плохо, но если тебя считают круглой дурой — это просто невыносимо.

Розамунда на мгновение остановилась у старого дуба возле дороги на Хос — ее вдруг осенило.

Бренд Маллорен не сказал ей, что он лорд! Интересно, почему он скрыл свой титул? Может быть (и как ей раньше это в голову не пришло?), его простая одежда была всего лишь маскировкой? Какими же делами промышлял лорд Маллорен, в конце концов оказавшийся без сознания и на волоске от смерти?

Впрочем, ей совсем не хотелось это знать. Сын маркиза мог быть кем угодно — разбойником с большой дороги, контрабандистом или даже убийцей.

Она поступила очень опрометчиво, связавшись с этим очаровательным бродягой. Ему нельзя доверять. Зачем она рассказала ему о себе? Умная женщина ни за что бы не решилась на такое.

Но Розамунда была не настолько умна.

Сорвав лютик, росший у садовой дорожки, она покрутила его в руке, обдумывая, как бы незаметно проникнуть после ужина во вдовий дом и насладиться пиршеством плоти.

Глава 9

Розамунда уже почти пришла — осталось только обогнуть живую изгородь из боярышника, отделявшую сад от проезжей части, когда ее окликнули:

— Да хранит вас Господь!

Обернувшись, Розамунда увидела по ту сторону изгороди всадника в высокой черной шляпе. Сперва она решила, что это племянник Дигби, Эдвард Овертон, но Эдвард позвал бы ее по имени, к тому же он был не таким коренастым.

Новый республиканец! Здесь! Это походило на вызов. Розамунда сразу же оценила всю серьезность ситуации.

— Вы что-то хотели, сэр?

Обычный с виду мужчина с приветливым лицом и очень проницательными карими глазами, одетый в поношенный серый костюм простого покроя, тотчас откликнулся:

— Это дом Аррадейл, сестра?

Услышав столь непривычное обращение, Розамунда вздрогнула, но потом вспомнила, что сектанты всех называли братьями и сестрами.

— Это вдовий дом, — ответила Розамунда, чувствуя странный холодок в груди: у нее вдруг возникло совершенно нелепое ощущение, что он знает все ее грешные планы.

— Красивое имение. А вы, надо полагать, кузина графини, леди Овертон? — Розамунда быстро прикрыла ладонью щеку, только сейчас вспомнив про свои шрамы. — Да, я узнал вас по шрамам, — продолжил он без всякого смущения. — Эдвард Овертон упоминал про них.

Сделав над собой усилие, она опустила руку.

— Вы знаете моего племянника?

— Знаю, и очень хорошо. Сейчас я живу в вашем доме по его приглашению.

— Он не имеет права приглашать гостей в чужой дом! — вырвалось у нее.

— Всего на одну ночь, — отозвался мужчина как ни в чем не бывало, словно и не заметил ее резкого тона. — Мы едем проповедовать в Ланкашир и по пути остановились в Венскоуте: Эдвард решил навестить своего больного дядю.

— Сэр Дигби не болен. Надеюсь, вы с Эдвардом в этом убедились.

— Милостью Господа. Но он был бы еще здоровее, если бы придерживался обычной диеты. Мы попытались внушить ему эту мысль.

Черт бы побрал их обоих! Совет, безусловно, был разумным, но Эдвард обычно преподносил его таким образом, что у Дигби надолго портилось настроение. А этот вежливый тип с его непробиваемой откровенностью наверняка только еще больше расстроил ее мужа. Слава Богу, что утром они уедут.

Впрочем, ее внимание привлекло другое обстоятельство.

— А я и не знала, что Эдвард читает проповеди.

— Он мне ассистирует, а заодно набирается опыта на будущее. В скором времени Эдвард должен получить повышение.

«Благодаря своему щедрому дару секте в виде поместья Венскоут». Тем не менее Розамунда ничем не выдала себя и продолжала вымученно улыбаться.

— Полагаю, он очень рад этому.

— Мы черпаем радость только в служении нашему Господу. Завтра на рассвете мы уезжаем. Вы будете в Венскоуте сегодня вечером?

— Я переночую в доме Аррадейл.

— Тогда позвольте мне сейчас поблагодарить вас за гостеприимство. В вашем прекрасном доме чувствуется женская рука.

— Вам надо благодарить не меня, а миссис Крофтон, экономку. Она живет там гораздо дольше, чем я, и почти целиком ведет хозяйство.

Мужчина слегка нагнул голову, как бы оценив ее уклончивость.

— Так я и сделаю. Однако из рассказов вашего мужа я понял, что вы занимаетесь огородничеством и животноводством.

— Да, это так.

Розамунда отвечала односложно, ибо тяготилась обществом незнакомца. Но в то же время ей хотелось побольше узнать о нем, ведь перед ней был представитель вражеского стана — первый новый республиканец, которого она видела живьем, если не считать Эдварда.

— В таком случае, надеюсь, у нас с вами еще будет возможность побеседовать. Я сам увлекаюсь разведением животных, а ваш труд когда-нибудь перейдет на службу нашему Создателю. Да хранит вас Господь, сестра.

С этими словами мужчина пришпорил свою лошадь и ускакал. Розамунда слушала затихающий топот копыт, и внутри у нее все вскипало при мысли о том, что плодами ее труда будет пользоваться Новая Республика. Какая неприятная встреча! Разумеется, сектант ничего не мог заподозрить, но лучше бы ему с ней не встречаться. Когда станет известно о ее беременности, в которой она почти не сомневалась, он сможет сопоставить факты и сделать опасные для нее выводы.

Нет, не сможет. Ведь он не знает, что здесь был мужчина.

И все-таки ей стало не по себе.

Этот новый республиканец был не похож на Эдварда. Конечно, Эдвард представлял серьезную угрозу для всего Венскоута, но его показная простота и склонность к занудным проповедям выглядели просто смешно. Но этот мужчина с его приятными манерами и добрыми глазами способен повести за собой впечатлительных и убедить сомневающихся. Рядом с ним даже она забыла про свои шрамы.

Очень опасный человек!

Розамунда привыкла считать членов Новой Республики недалекими людьми, но, как видно, ошибалась.

Она торопливо двинулась дальше, жалея, что Дигби не выгнал Эдварда из их дома. Дядюшка надеялся уговорить племянника выйти из секты, но, разумеется, тщетно. К сожалению, Дигби не знал другого способа предотвратить беду.

Ничего, даст Бог, скоро все изменится.

Может, съездить в Венскоут — посмотреть, как там дела? Это займет чуть больше часа. Нет, не стоит: если она уедет, то потом не найдет веского повода, чтобы вернуться. Что ж, придется-таки послать Дигби письмо — объяснить, почему она задержалась.

Господи, как все запутано!

Сектант сказал, что завтра они с Эдвардом уедут. Вот и хорошо. Розамунда вытерла ноги о половик и вошла в кухню. Ей так хотелось, чтобы все было в порядке, чтобы она, оставшись здесь на ночь, могла предаться грешным радостям!

А ведь еще вчера она и не подозревала, как это легко — согрешить.

* * *

Когда Розамунда вошла в кухню, Джесси и Милли неторопливо попивали чай. Завидев хозяйку, Джесси вскочила, как будто ее застали за запретным занятием, но Розамунда махнула рукой, чтобы служанка не суетилась.

— Ну как там, наверху, все спокойно?

— Ни звука, миледи. Хотите чаю?

— Да, спасибо. А впрочем, лучше я отнесу ему что-нибудь поесть.

При одной мысли о скорой встрече с Брендом ее глупое сердце бешено забилось.

— Давайте я отнесу, миледи, — вызвалась служанка, залпом допив свой чай.

Понятно, что девушке не сидится спокойно в присутствии хозяйки, но Розамунда не могла допустить, чтобы кто-то украл у нее драгоценные мгновения с Брендом.

— Не надо, я сама. — Если бы у нее были силы остаться! — Заодно занесу ему газеты.

— В библиотеке полно книг, миледи, — заметила Милли, неодобрительно сдвинув брови. Ей всегда казалось, что люди бессовестно пользуются добротой Розамунды.

— Я уверена, что такие он не читает. Правда, у меня есть одна книга по животноводству, купленная в Харрогите, которая наверняка ему понравится. — По крайней мере она еще не успела написать на первой странице свое имя.

Взяв поднос, который собрала Джесси, Розамунда поспешно вышла из кухни. Наверное, лучше было воспользоваться услугами горничной, но желание еще несколько минут побыть наедине со своим очаровательным пленником оказалось сильнее.

Невозможно было противиться ему.

И потом, рассуждала девушка, чем меньше он будет показываться на глаза прислуге, тем меньше пищи для сплетен.

Ох, как же все сложно!

Нацепив проклятую маску, Розамунда отперла его дверь и вошла в спальню.

Бренд уже встал с постели и оделся. Она застыла, пораженная происшедшей в нем переменой. Странно, но простой и не очень чистый костюм придавал его фигуре внушительность. Лорд выглядел в нем крупнее и недоступнее. Да еще перехваченные черной ленточкой густые волосы. Несмотря на скромный наряд, что-то выдавало в нем аристократа. Может, поза? Благородные манеры прививаются с детства. Мальчиков и девочек учат подобающим образом стоять и двигаться. Взять хотя бы Диану. Или тетю Аррадейл, которая научилась всему этому, выйдя замуж за человека из высшего круга.

Как бы то ни было, Бренд безо всяких усилий господствовал в комнате — чужой, незнакомый мужчина.

— Чай? — обрадовался он. — Когда нечего делать, еда превращается в событие.

Розамунда пришла в себя и поставила поднос на стол.

— И газеты.

— Вы удивительная женщина! — Он улыбнулся, но она почувствовала себя удостоенной похвалы служанкой. — Смею ли я просить вас еще об одной любезности — составить мне компанию?

Не в силах отказать, Розамунда села и принялась заваривать чай, находя в этом простом занятии какое-то глупое удовольствие.

— Но только недолго, — предупредила она, помешивая ложкой в стакане.

— Конечно. — Бренд сел, небрежно закинув ногу на ногу. — Я видел, как вы разговаривали на улице с каким-то человеком. Кто он?

Ложка звякнула о стенку заварочного чайника. Он ее видел? В следующую секунду она поняла, что с такого расстояния он не мог разглядеть подробностей. К тому же на ней был маскировочный чепец.

Машинально помешивая чай, Розамунда завороженно смотрела на вращение темной жидкости.

— Я с кем-то разговаривала? Когда?

— Только что. С мужчиной в высокой шляпе.

Розамунда резко вскинула голову, но не увидела в его лице того подозрения, которое уловила в его голосе.

— Ах да! Это новый республиканец.

— Кромвелист?

Розамунда спохватилась, что передержала заварку, и поспешно налила чай в чашку.

— Не знаю, поддерживают ли эти люди Кромвеля, но они хотят, чтобы все вокруг жили строгой, пуританской жизнью. Молоко? Сахар?

Бренд кивнул, и она добавила ему в чай то и другое.

— Он ваш сосед? — спросил между тем лорд, принимая у нее чашку. — В здешних краях появились сектанты?

— Пока нет, — ответила девушка и пожалела, что не сказала просто «нет».

— Они быстро распространяются по стране. Повсюду мелькают их высокие шляпы и накрахмаленные чепцы.

— Вот-вот.

Разумеется, нет ничего страшного в том, что они обсуждают социальное явление, но эта тема едва ли не касалась ее тайных планов. Розамунда решила закончить разговор и протянула Бренду тарелку с печеньем.

Он взял одно, но начатой темы не оставил:

— Признаюсь, я немного симпатизирую их убеждениям.

— Вот как?

Она чуть не просыпала имбирное печенье ему на колени. Неужели перед ней новый республиканец? Так вот почему он так скромно одет! О Господи, что же она наделала?

— Вы удивлены?

Она собиралась с мыслями и внимательно вглядывалась в его лицо, пытаясь прочитать отгадку.

— Вы не похожи на пуританина.

— Конечно, я не пуританин, — засмеялся Бренд, — но меня не слишком волнуют издержки нашего времени. Правительство сократило продажу джина, а бедняки по-прежнему много пьют.

Розамунда решительно поставила тарелку на стол.

— Значит, богачам позволительно топить свои беды в вине, а простым людям — нет?

— Вы радикалка? Если простой человек пьет каждый день, то его дети скорее всего будут голодать. Если же пьет богач, то его близкие вряд ли пострадают, если, конечно, он при этом не играет на деньги.

— Из ваших слов следует, что богачи — никчемные люди.

Бренд усмехнулся:

— Только некоторые из них, милая леди.

— А как насчет того богача, у которого вы работаете? Он что, праздный пьяница, который не знает, чем владеет?

Бренд опять усмехнулся:

— Вовсе нет.

— Зато вас мы нашли пьяным.

— Я уже говорил вам, что обычно много не пью.

— Значит, теперь он вас уволит?

Бренд поставил свою чашку на стол и огляделся:

— Где у вас тут дыба и тиски для рук? Просто инквизиторский допрос какой-то!

Розамунда и сама не знала, почему превратила шутливый разговор в нападение.

— Простите, но вы в самом деле были пьяны. Это кажется мне странным.

Он усмехнулся:

— Мне тоже, ведь я не пьяница. Я смутно помню, как сидел в таверне, но пришел туда не для того, чтобы напиться. Просто в таверне можно встретиться с людьми и поесть простую пищу.

— Там, где я вас нашла, поблизости нет ни одной таверны. До ближайшей ехать несколько миль.

— Еще одна загадка вдобавок ко многим другим. — Он пожал плечами. — Не важно.

— Даже если кто-то увез вас, пьяного, из таверны и бросил на холодном болоте?

— Возможно, я ехал верхом. Помнится, у меня была лошадь — серовато-коричневый мерин, которого я взял напрокат в Тереке. Он, случайно, не появлялся где-нибудь поблизости?

— Ничего об этом не слышала.

— Значит, поскакал в знакомые края.

— Но зачем вы сюда приехали?

— Куда именно?

Розамунда чуть было не проговорилась, однако вовремя спохватилась и, запинаясь, произнесла:

— В Ги… Гиллсет.

— Не лгите, — сказал он беззлобно. — Вы не хотите говорить, кто вы такая, а я не собираюсь вас разоблачать.

— Простите, — виновато пролепетала Розамунда.

Она расстроилась, потому что всегда ценила правду, считая ее основой глубоких, доверительных отношений. «Но с ним тебе такие отношения не нужны», — сказала ее суровая половина. «Нет, нужны», — прошептала вторая половина, безумная.

— Куда вы хотите завтра ехать? — спросила девушка, напомнив своей безумной половине, что завтра все будет кончено.

— В Терек. У меня там назначена встреча. Если я немедленно не приступлю к делам, то рискую остаться без работы.

— Значит, у вас и впрямь строгий хозяин.

— Строгий? Это еще мягко сказано! Я молю Бога, чтобы он не узнал о том, что со мной стряслось.

— Он вас уволит?

— Он устроит мне хорошую головомойку. Совершенно ясно, что где-то я свалял дурака.

Розамунда поняла, что он говорит о своем брате, грозном и мстительном маркизе.

— Во всяком случае, насчет меня можете не беспокоиться: я ему ничего не скажу. — Она встала.

А ей так не хотелось уходить! Но больше всего ей не хотелось, чтобы он уезжал.

Завтра они расстанутся.

Навсегда.

Неужели все кончится? Так быстро? Какая несправедливость!

— Наше время вышло? — спросил он, словно прочитав ее тайные мысли.

А Розамунде хотелось, чтобы он тоже страдал — хотя бы чуть-чуть.

— Еще нет. Я сейчас принесу вам книгу, она наверняка вас заинтересует. — Она вышла из спальни.

Бренд смотрел ей вслед, досадуя на самого себя. Откуда вдруг эта грусть? В конце концов, она замужняя женщина. Он скоро уедет и забудет ее. Его интерес к ней возник от скуки. Только и всего.

Интересно, как отреагирует его брат, если узнает о случившемся? Бей будет в гневе, услышав, что Бренд позволил себя опоить.

Однако, похоже, именно это и случилось. Во всяком случае, другого объяснения он не видел. Ему подлили какой-то опиумный раствор. Простой алкоголь не дает таких последствий. Бренд откинулся на спинку дивана и взял еще одно печенье. Кто же это сделал? И зачем? Вспомнить бы, с кем он пил!

Из карманов пропали деньги, там, правда, было немного. Во всяком случае, обычные воры не стали бы утруждаться, увозя его так далеко от места нападения.

И почему, черт возьми, его таинственная незнакомка разговаривала с Джорджем Коттером?

Розамунда вернулась с толстой книгой в кожаном переплете, выставив ее перед собой как щит.

— Не знаю, понравится ли вам. Это по сельскому хозяйству.

— Сельское хозяйство — мой хлеб, милая леди.

— Я так и думала. — Девушка с готовностью протянула ему книгу. — Она новая, так что вы ее вряд ли читали.

Бренд взглянул на название.

— «Животноводческие программы. Справочник джентльмена». Интересно. — Он открыл книгу и добавил:

— Новая, страницы еще не разрезаны. Мне понадобится нож.

Девушка ушла и вскоре вернулась с ножом для резки бумаги — довольно острым, с длинным лезвием. Таким ножом Бренд мог запросто перерезать ей горло. Он не сказал об этом, но на душе у него стало спокойнее: если бы она замышляла против него что-то серьезное, то не была бы такой наивной.

Вообще-то Бренд не считал Коттера опасным, но почему-то разволновался, увидев, что она с ним разговаривает. До сих пор он относился к своей очаровательной тюремщице с праздным любопытством, а вот теперь захотел узнать о ней побольше.

— Эта книга предназначена кому-то в подарок? — спросил он, разрезая страницы.

— Мне самой.

— Вы занимаетесь животноводством? — удивился он.

Девушка как-то разом напряглась. Стало ясно, что вопрос привел ее в замешательство. И неудивительно: разведение животных вряд ли можно назвать обычным женским занятием.

— Да, мне это интересно.

— Вы разводите овец или крупный рогатый скот?

— Овец и лошадей.

— Скаковые породы? — Бренд явно был заинтригован.

— Нет. Тяжеловозов.

Ну и ну!

— Я питаю страсть к крупным лошадям. — Она опустилась в кресло, судя по всему, даже не заметив этого. — По-моему, они прекрасны. По крайней мере мне смешно смотреть на скакунов с паучьими ножками и норовистым характером.

— Родственные души? По-моему, вы отнюдь не норовисты.

— Вы хотите сказать, что я похожа на ломовую лошадь, сэр?

Он засмеялся:

— Вас роднят только самые замечательные качества. К примеру, я знаю, что ножки у вас отнюдь не паучьи.

Розамунда поспешно одернула юбку, словно испугалась за свои ноги. Женщина-загадка! Жаль, что он не может остаться здесь подольше и выведать все ее тайны. Желая еще немного удержать ее возле себя, а заодно и испытать, Бренд спросил про самого известного специалиста в области животноводства:

— А что вы думаете о Бэйквелле?

— Почти ничего. Похоже, ему только этого и надо, поскольку он держит в секрете методы своей работы. Как я поняла, он весьма преуспел в разведении лошадей, но его селекционные овцы слишком жирны.

— Что ж, бараньему жиру применение найдется. А вы выращиваете овец на мясо?

— Да, но это не главное.

— Новые фабрики и рудники сильно в нем нуждаются.

— Знаю, но мне это не интересно.

— Значит, на шерсть?

Она утвердительно кивнула:

— Я пытаюсь повысить мягкость руна, не жертвуя при этом крепостью животных. Овец мне привозят из Ирландии, но, похоже, качество шерсти больше зависит от условий содержания, чем от породы.

— Хорошее мясо — грубая шерсть. Но ведь и для грубой шерсти есть множество применений, да и волокно у нее длиннее.

— Тонкая тоже нужна. Англия — известный производитель шерсти, а вот тонкие сорта мы в основном ввозим из-за рубежа. Не кажется ли вам, что давно пора наладить выпуск изящных шалей наряду с камвольным волокном и одеялами?

— Безусловно.

Увлекшись темой разговора, она даже подалась вперед, но после его последней фразы напряженно застыла.

— Вы смеетесь надо мной!

— Вовсе нет, — поднял руку он. — Я восхищен вашим энтузиазмом. А как насчет лошадей? Вы используете континентальные породы?

— У лорда… — она вовремя спохватилась, — у одного местного животновода есть фризский жеребец. Я скрещиваю его с местной тягловой породой, но подумываю завести собственного производителя. Нам не хватает сильных лошадей, особенно здесь. От быков мало проку.

Неужели она сама управляет поместьем? А что же ее престарелый супруг? Видно, он совсем немощен, вот она и взяла на себя все заботы о хозяйстве. И доказала свою полную состоятельность. Удивительная женщина!

— Вы будете огораживать ваши земли? — поинтересовался Бренд.

Девушка уверенно кивнула. В этих вопросах она чувствовала себя как рыба в воде, тогда как. интимная сфера заставляла ее робеть и смущаться.

— Я думаю, местные жители согласятся. Дни открытых полей и неогороженных пастбищ прошли. А у вашего помещика огороженные земли?

— Не все. У него очень много поместий. Вы правы, изгороди нужны. Разве можно хозяйничать на земле, которая разбита на мелкие участки, разбросанные по большой территории?

— И как можно заниматься выведением новых пород, если все животные пасутся вместе?

Они так увлеклись беседой, что Розамунда забыла обо всем на свете. Услышав, как где-то в доме прозвонили часы, она вскочила точно ужаленная.

— Мне не пристало сидеть здесь целый день! Что подумают люди? — Она даже дотронулась до своей маски, как будто испугалась, что та испарилась.

В каком-то смысле так оно и было: общаясь с девушкой, Бренд чувствовал, как из-под куска размалеванного шелка проступают ее черты. Он встал. Ему хотелось попросить ее остаться, но это и впрямь было неудобно.

— Люди обычно склонны думать самое дурное.

Подлетев к двери, как испуганная пташка, и взявшись за ручку, она на мгновение остановилась:

— Я буду ночевать в другом месте.

— Вот как? — разочарованно протянул он. — Мне очень жаль.

— Но я приду, — чирикнула пташка, — когда стемнеет. Наверное.

— Приходите, — сказал он и невольно добавил:

— Пожалуйста…

Но она уже выпорхнула из комнаты. Щелкнул дверной замок. «Хорошо бы она не услышала мою предательскую мольбу», — подумал Бренд. Наверное, он сошел с ума.

Впрочем, это было чудесным безумием. И удивительным приключением. Надолбы написать об этом книгу «Похождения джентльмена в Йоркширских долинах».

Но каков будет финал?

Увы, финал будет бесславным Завтра все кончится. Он приступит к своим повседневным делам, а она вернется к старику мужу.

Бренд открыл книгу по животноводству, лелея в душе то неожиданное единомыслие, которое обнаружилось между ним и его таинственной незнакомкой. Они сходились не во всем, и это различие тоже было прекрасно. Девушка разделяла его убеждения, но ей мешало мягкое сердце. Ей хотелось окружить заботой всех своих работников, даже тех, от которых не было толку. Вряд ли она сумеет добиться больших успехов в животноводстве: чтобы выбраковывать слабых, нужно забыть про жалость, думал Бренд.

Но это ничуть не умаляло его симпатии к ней.

Неужели на рассвете все кончится?

Да, и тут ничего не поделаешь. Она замужем. Это был всего лишь эпизод, мимолетный визит в запретное. Завтра он уедет. Его ждет куча работы, опять же деловая встреча в Тереке.

Он не станет разыскивать свою загадочную даму, но ему надо выяснить, кто его похитил. И главное — зачем. На первый взгляд это было совершенно бессмысленно. Ведь он занимался своим обычным делом — изучал имение, которое собирался купить.

Как обычно, в такую поездку Бренд оделся попроще и взял лошадь напрокат. Он предпочитал знакомиться с реальным положением дел, а не разглядывать приукрашенный товар, выставленный заинтересованным продавцом. Однако при этом он никого не обманывал и даже не скрывал своего имени. Люди, с которыми он беседовал — владельцы гостиниц, жены фермеров, рабочие и ремесленники, — не знали, кто такой Маллорен. Впрочем, если по ошибке они называли его Маллори, он их не поправлял.

Местный агент Бренда тщательно обследовал поместье, и лорд не ожидал никаких подвохов. Правда, сейчас он припомнил, что, знакомясь с обстановкой, в числе прочих задавал вопросы о соседнем имении, а оно совсем недавно перешло к Новой Республике.

Бренд с пониманием относился к коттеритам, как он и сказал своей прелестнице. Они были хорошими фермерами и брали к себе сельских работников, в результате государственных реформ оставшихся не у дел. В отличие от родовых имений их суровые общины напоминали большие монастыри, которые существовали здесь в средневековье — Джерво, Риво, Фонтень, — а монахи, бесспорно, умели хозяйствовать и добиваться хороших результатов даже на самых суровых землях.

Единственное, что не нравилось Бренду в новых республиканцах, это то, что они насильно выселяли жителей, не желавших принимать их веру. Выгонять людей со своей земли, земли, на которой они рабртали поколениями, — ужасная несправедливость! Английская глубинка славилась своей стабильностью, а коттериты разрушали самую основу, переворачивали север страны с ног на голову.

Правда, в последнее время коттериты разрешали местным жителям оставаться на их землях, но только если те подчинялись суровым законам секты. К религии Бренд был равнодушен и не видел ничего предосудительного в смехе и играх.

Да, а таинственная незнакомка, судя по всему, не привыкла играть и смеяться. Может быть, она коттеритка? Она не носит униформу сектантов, но одевается чересчур скромно для светской дамы. Если между его похищением и Новой Республикой есть какая-то связь, то, возможно, следует обратить свои подозрения на эту женщину?

Бренд покачал головой: Джордж Коттер ни за что не простил бы незаконный секс. А допустить, что Коттер нечестен в своих убеждениях, значит вообще разувериться в людях.

Бренд нашел главу секты на удивление умным и, несомненно, искренним человеком. Он страстно и аргументирование доказывал, что надо отдать все земли, на которых разбиты никчемные увеселительные парки, серьезным труженикам-фермерам. С этим было трудно спорить. Вообще Коттер, как и таинственная незнакомка, оказался близок Бренду по духу. Он тоже был ярым, но здравомыслящим сторонником сельскохозяйственной реформы. В его монастырях новшества внедрялись гораздо быстрее, чем где бы то ни было.

Бренду же приходилось бороться с упрямством и косностью местных жителей, приверженных традициям прошлого. Его неизменно выводили из себя такие фразы: «Что было хорошо для наших отцов, то хорошо и для нас, милорд» или: «Нет, милорд, мы здесь привыкли делать по-другому».

Что и говорить, неукоснительное подчинение имеет свои преимущества.

Бренд встряхнулся, заставив себя вернуться мыслями к реальности. Нет, его загадочная дама никак не связана с Джорджем Коттером. Да и новые республиканцы не имели никакого отношения к его делам, если не считать того факта, что они владели поместьем рядом с тем, которое он намеревался купить для брата.

Правда, было и еще кое-что: его брат собирался приехать на север с королевской комиссией, чтобы проверить секту на предмет подрывной деятельности.

Бренд задумчиво откинулся на спинку кресла. Что, если коттериты узнали про миссию Бея? Завтра в полдень ему предстояло встретиться с братом в Тереке, вот почему его романтическое приключение должно было завершиться на рассвете. Где бы он сейчас ни находился, в любом случае отсюда до Терека не больше шести часов верховой езды.

Бренд не сомневался, что Бей хотел узнать его впечатления от севера и Новой Республики. Придется сразу же с головой уйти в работу, чтобы наверстать упущенное. Бренд вдруг оживился, вспомнив, что среди прочих дел ему надлежало посетить различные животноводческие хозяйства. Что, если, приехав в одно из них, он нос к носу столкнется со своей загадочной дамой?

Было бы неплохо.

Очень даже неплохо.

Да что там, было бы просто здорово!

Он отложил книгу, встал и принялся мерить шагами запертую комнату. Несмотря на желание незнакомки, он не мог так вот просто взять и выйти из игры, ему хотелось разузнать о ней как можно больше, хотя бы для того, чтобы убедиться в ее безопасности.

Что, если она в конце концов доверится ему? Он станет ее тайным другом. А если ее муж в самом деле стар и равнодушен, то они…

Он пресек свои безумные фантазии. Потерять голову от женщины, лица которой никогда не видел и имя неизвестно, — невероятно!

Оказывается, все возможно.

Она замужем, напомнил себе Бренд, нехотя сел и открыл толстый справочник животновода.

Черт, страницы еще не разрезаны!

Схватив острый как бритва нож, он взялся за дело. Если бы можно было так же легко вспороть реальность и попасть в то время, когда его незамужняя незнакомка еще ни от кого не таилась! Тогда они могли бы всласть беседовать на разные темы — всю жизнь, каждый день — до, во время и после любовной близости.

Глава 10

Розамунда застыла в коридоре у двери, борясь с диким искушением вернуться в спальню — не к рабу-любовнику, а к неожиданно приятному собеседнику. Девушка была просто ошеломлена: оказывается, с ним можно разговаривать! Наконец, заставив себя сдвинуться с места, она перешагнула порог, но не перестала удивленно покачивать головой. Впервые в жизни мужчина разделял ее интересы и не высмеивал ее энтузиазма.

А ведь даже Дигби со снисходительной иронией смотрел на ее увлеченность животноводством. Нет, он ничего не имел против и даже разрешал тратить деньги, но относился к этому точно так же, как другие мужчины относятся к желанию своих жен покупать новые шляпки или занавески в гостиную.

Ее скромные успехи удостаивались лишь небрежного кивка «Молодец, Рози» за чтением газеты или журнала.

Розамунда настолько к этому привыкла, что и не мечтала о другом отношении. Тем более удивительно было ветретить понимание в очаровательном бродяге, которого она сделала своим любовником.

Теперь, гуляя по саду, она признавалась себе в том, что и мама, и тетя, и Диана были правы, предупреждая ее об опасности… И в то же время они глубоко ошибались, думая, что самое страшное для нее — влюбиться в этого симпатичного проходимца. Если она действительно полюбит Бренда Маллорена, то отнюдь не за его тело. Главное, что ей приятно находиться рядом с ним. Больше того, она слишком практична, чтобы разрушить свою жизнь ради физических удовольствий, но ради Веселого, радостного общения, ради взаимопонимания и уважения… Такие ценности с годами не проходят и стоят превыше всего. Нет, есть вещи поважнее.

Супружеские клятвы, обязательства и долг — вот что должно быть на первом месте.

У каменной арки, которая вела в огород, девушка на миг остановилась, удивляясь самой себе. Опять она парит в облаках, предаваясь глупым фантазиям, которые не имеют под собой никакого основания.

Ни малейшего.

Кроме одного — он ей очень, очень нравится!

Розамунда расправила плечи и мысленно встряхнулась. Зачем себя изводить? Он уезжает завтра, а пока ей надо собрать бобы и черную смородину.

Перед тем как уйти на прогулку, она поинтересовалась у Джесси, не нужно ли ей что-нибудь из огорода, и служанка попросила принести бобы. А еще раньше, по пути в Аррадейл, Розамунда заметила смородиновый куст, весь усыпанный спелыми ягодами. Переодеваться на второй этаж она не пошла — боялась не совладать с собой, — поэтому накинула кухонный халат поверх своего кремового платья и надела рабочий чепец Джесси, чтобы защитить лицо от солнца. Так по крайней мере она оправдывала себя, понимая, что пора уже перестать прятаться от людей — хотя бы ради Дианы.

Собрав бобы и поставив корзину на дорожку, чтобы захватить ее на обратном пути, Розамунда пошла сражаться с колючками. Однако, оказавшись в укромном и тихом уголке сада, она обнаружила, что придется сражаться не только с терниями смородины, но и со своим безумием.

Будь она даже красивой и незамужней, все равно лорд Бренд Маллорен — не ее поля ягода. Нечего и мечтать! Что с того, что она кузина графини Аррадейл? Это лишь следствие мезальянса младшего сына старого графа и хорошенькой дочки местного фермера.

Замужество тетушки не продвинуло их семью вверх по общественной лестнице. Эллингтоны как были всего лишь фермерами, так ими и остались. Брак Розамунды с сэром Дигби Овертоном превзошел все ее ожидания.

Да, она дружила с Дианой, но это еще не делало ее подходящей парой для сына маркиза. Разумеется, при желании она могла бы вращаться в великосветских кругах и даже подыскать себе там мужа, несмотря на свою внешность. Но на богатого жениха рассчитывать не приходилось. Ее часть наследства составляла всего тысячу фунтов стерлингов. Такой мужчина, как Бренд Маллорен, наверняка нацеливался подцепить невесту с приданым раз в десять больше.

Задумавшись, девушка не заметила, как зацепилась за куст. Колючки больно расцарапали ей кожу. Когда она выпуталась, на пальцах сквозь темно-красные ягодные пятна проступила кровь. Розамунда зализала царапины, ощутив во рту вкус сока, крови… и соленых слез.

Она вздохнула. «Хватит, Роза! Прекрати сейчас же! Если Господь услышал твои молитвы, то ты уже носишь под сердцем ребенка, будущего наследника сэра Дигби. Тебе надо думать о нем, о муже и о поместье. Как только Бренд Маллорен уедет, ты забудешь его».

Навсегда.

Укрепившись в этом решении, девушка собрала последние спелые ягоды и пошла к дому.

Укрепившись? Если бы она в самом деле решила его забыть, то отменила бы ночное свидание.

На полянке, которую они с Дианой называли волшебной, Розамунда замешкалась. Как здесь хорошо, в этом укромном месте, защищенном от чужих глаз зарослями дикого кустарника! Посреди поляны пестрых луговых цветов по камням бежал маленький ручеек. Девочкам всегда казалось, что здесь живут сказочные феи, и они шептали свои заветные желания, нагнувшись к журчащей воде.

Однажды они пришли сюда и загадали, чтобы шрамы Розамунды прошли без следа и у нее опять стало гладкое лицо.

Детская глупость!

Розамунда мыла в холодной воде свои исцарапанные руки, молясь о душевных силах и мудрости. Но, увы, грешное желание не проходило — так же, как и пятна от смородинового сока, которые она безуспешно пыталась отмыть.

Это было смерти подобно — отказаться от последней ночи любви.

Взгляд ее упал на руки, и она досадливо поморщилась. Хороша грешница! Может, пойти к нему в маске и в перчатках? Пятна сойдут через день-два, но сейчас их никак не вывести. Наверное, губы и подбородок тоже измазаны соком, судя по вкусу.

Впрочем, эти следы скроет маска. Маска, которая мешает целоваться.

А ей так хотелось поцеловать его в губы!

Она, как ребенок, желала невозможного. Желала быть красивой, соблазнительной женщиной, одной из тех, кто с первого взгляда сражает мужчин наповал. Но даже если бы у нее не было шрамов, какая из нее красавица? Все лицо в веснушках! И кремами она не пользовалась, потому что не видела в этом смысла.

А может, мятая смородина поможет избавиться от веснушек? Розамунда взглянула на ягоды и засмеялась, представив себя в багряных пятнах. Бренд подумает, что у нее бубонная чума!

Но где же и мечтать, как не здесь, на волшебной поляне? Ах, если бы у нее была гладкая кожа, умасленная кремами! А волосы? Она мыла их дождевой водой и для придания нужного оттенка полоскала с розмарином, иногда добавляя что-нибудь для аромата. В последний раз — левкой. Но в арсенале соблазнительницы должно быть оружие посильнее. Роза? Гвоздика? Резеда?

Теперь одежда. Чтобы быть желанной, надо, как Диана, носить гладкие тонкие шелка, украшенные вышивкой даже там, где люди не видят… где не должны видеть.

Вспомнив, как раб-любовник раздевал ее, Розамунда закрыла лицо руками. О Господи, о чем она только думала? Мог ли он воспылать страстью при виде залатанного корсета, который она носила уже четыре года, скромной ситцевой сорочки самого простого фасона и такой же нижней юбки?

Она просто жалка!

Ее из жалости взяли в жены, теперь из жалости берут в любовницы…

Наконец, открыв лицо и подняв голову, она посмотрела сквозь зелень листвы на бездонное голубое небо. Ну и пусть! Она согласна на все, лишь бы снова быть с ним.

Вскочив с колен, Розамунда тотчас помчалась прочь с поляны глупых желаний, пытаясь избавиться от грешных помыслов и стыда. Едва она выбралась на открытый участок, как ее окликнули. Подняв голову, девушка увидела Диану, которая, махнув рукой, шла ей навстречу по дорожке.

В сердце впилась острая игла зависти.

Вот она, женщина-соблазнительница! Диана всегда защищала свое молочно-белое лицо от солнца, и сейчас на ней была соломенная шляпка с большими полями и широкими золотистыми лентами, бантом завязанными под подбородком. По шляпке словно бы рассыпались шелковые цветы, такого же оттенка, что и отделка тонкого муслинового платья с глубоким декольте. Грудь у Дианы была чуть меньше, чем у Розамунды, но красиво смотрелась в открытом вырезе лифа.

«Это платье можно в одну секунду испортить смородиновым соком», — со злостью подумала Розамунда.

— А, вот и ты! — воскликнула Диана и со смехом покачала головой. — Смородиновый сок, травяные пятна и халат служанки. Ну, Роза, ты неподражаема!

— Угощайся. — Розамунда протянула кузине полную корзину, втайне надеясь, что та тоже измажется.

Усмехнувшись, Диана осторожно, двумя пальчиками взяла одну ягодку и благополучно отправила ее себе в рот.

— М-м-м, вкусно! Если миссис Акентвейт приготовит смородиновый пирог, я останусь на ужин.

— Миссис Акентвейт ушла к своей племяннице. Она сейчас рожает.

— Да? Что за племянница? Я тоже хочу туда пойти. Младенцы — это такая прелесть! И тебе надо бы сходить. Говорят, что женщина, побывавшая при родах, быстрее беременеет.

— Сказки старых дев. — Розамунда закинула себе в рот ягоду смородины, удивляясь тому, как спокойно она говорит о своем прелюбодеянии.

— Ну что ж, — хмыкнула Диана, внимательно посмотрев на подругу, — ладно. — Сунув руку в карман, она достала маленький пузырек с пробкой. — Это от миссис Нэйсби. Обещает глубокий сон на много часов. Только она предупредила, что надо дать ему выпить весь пузырек. Праъда, он будет плохо себя чувствовать, когда очнется.

Розамунда нехотя взяла склянку.

— А ничего полегче у нее не было?

— Нет, длительного действия — только это. Она посоветовала влить это в острый суп или в пунш.

— О Господи! Как же я это сделаю?

Диана кивнула на корзину:

— Смородиновый ликер. Добавь туда побольше пряностей и бренди, и он не почувствует даже жгучий перец.

Розамунда посмотрела на спелые ягоды, как будто они превратились в орудие дьявола.

— Боже мой! Ты не представляешь себе, какой он добрый. Почему нельзя ему довериться?

— В самом деле, почему?

Розамунда поморщилась.

— Потому что рискую не я одна. От успеха моего плана зависит будущее многих людей. — Она сунула пузырек в карман и пробормотала:

— Интересно, кто пьет смородиновый ликер на рассвете?

— Почему на рассвете?

— Потому что он хочет уйти на рассвете. — Подруги зашагали по дорожке. — Я заходила в главный дом, и твоя мама пригласила меня переночевать у нее.

Диана понимающе закатила глаза.

— Как же ты отвертелась?

— Я согласилась. Для отвода глаз. Но ты должна мне помочь незаметно улизнуть из дома.

— Дина и Рози! — засмеялась Диана. — Помнится, мы уже раз или два проделывали такое. Ой, как я тебе завидую! Тебя ждет интересное ночное приключение.

Розамунда остановилась и посмотрела на кузину в упор:

— Не завидуй.

— Неужели все так ужасно? — перестала смеяться Диана. — Мне показалось, что ты…

— Вовсе не ужасно. Просто… — Розамунда замялась, — все так запутано!

— Роза! Я же тебя предупреждала.

— С таким же успехом ты можешь предупредить меня, что утром взойдет солнце. Тут уж все равно ничего не изменишь.

Диана в удивлении округлила глаза.

— Прости, — выдохнула она.

— Нет, это ты меня прости. Я сорвалась. Но…

— Да, я понимаю. Может быть, потом, когда…

— Нет! — воскликнула Розамунда. — Не говори про смерть Дигби!

— Прости, — побледнела Диана. — Но… нет! И все же… Расстроив кузину, Розамунда разозлилась на саму себя.

— Конечно, Дигби гораздо старше меня, и я когда-нибудь стану вдовой. Но, Диана, у нас все равно ничего не получится. Он из знатной семьи!

— Мой папа тоже был из знатной семьи и все-таки женился на моей маме!

— Бывает, и ягнята рождаются с двумя головами. Нет, — сказала Розамунда со вздохом, — даже если он закроет глаза на разницу в происхождении, что само по себе глупо, то не захочет жениться на такой коварной лгунье. Ведь я обманываю его, использую в своих интересах, а теперь еще собираюсь напоить снотворным.

— Роза…

— А мои шрамы? Пусть даже он простит мне мою вину, вряд ли ему понравится мое лицо.

— Ты опять за свое? Брось, Роза, у тебя нормальное лицо…

Розамунда вдруг истерично засмеялась и бросилась в объятия подруги:

— Мне так плохо, Диана!

Диана прижала ее к себе.

— Ты уже сделала то, что должна была сделать, милая, и можешь остановиться. Разницы не будет, я уверена. Послушай, мы с тобой…

Розамунда высвободилась из объятий подруги и вытерла мокрые щеки.

— Но я хочу этого, вот что ужасно! Хочу так сильно, что готова рискнуть репутацией, Венскоутом и надеждами на загробный рай!

— Да, — ошеломленно протянула Диана, — это и впрямь серьезно.

* * *

Бренд видел в окно, как две женщины идут по дорожке к дому. Еще раньше они остановились вдалеке и обнялись, как будто одна сообщила другой плохую новость. Была ли одна из них его таинственная незнакомка?

Когда они подошли ближе, их скрыли деревья и кусты. Женщины были одного роста и сложения, но по-разному одеты. На одной — модное белое платье и шляпка с огромными полями и желтыми ленточками, которая почти полностью скрывала ее лицо. Но Бренд сомневался, что это его дама. Правда, другая выглядела как служанка и держала в руке полную корзину каких-то черных ягод. Кажется, смородины.

Разумеется, ни та, ни другая женщина в его таинственные незнакомки не годились.

Его?

Ну уж нет! Он не поддастся этому безумию! Решительно взяв в руки книгу, он заставил себя погрузиться в чтение — обычно его увлекали материалы по животноводству. Прочитав несколько страниц, Бренд услышал, как в замке повернулся ключ. Она вошла в комнату. Он едва не подпрыгнул от радости. Девушка подошла ближе, и он заметил у нее на пальцах темно-вишневые пятна.

Смородина? Может, это все-таки она была в саду в халате служанки? Если да, то почему она бросилась в объятия своей спутницы? Что ее огорчило? И как ее утешить?

— Ну что, вам понравилась книга, сэр? — спросила она.

— Да, спасибо.

Бренд невольно вглядывался в маску, пытаясь угадать под ней чувства и внешность незнакомки. Несмотря на ватную подкладку, под шелком проступали реальные черты — круглые щечки, маленький носик, крепкая линия подбородка. Нарисованное лицо создавало иллюзию реальности, но оно совсем не походило на человеческое. Настоящими были только глаза, но в них он не видел никакой печали.

— Моя горничная скоро принесет вам ужин, — продолжила девушка. — И пожалуйста, постарайтесь не беспокоить здешних слуг. Их мало, и они все заняты.

— Вы уже уходите? — спросил он, с ужасом ощутив, как вдруг опустел его мир. Да что с ним такое?! Он совсем разучился управлять своими мыслями и эмоциями.

— Пора.

— Когда вы вернетесь? — Она должна вернуться, просто обязана!

Хозяйка теребила пальцами подол своей юбки. Не будь она такой сдержанной, он подумал бы, что она волнуется.

— Позже. Когда стемнеет.

Он облегченно выдохнул:

— Я рад.

Она посмотрела на него, и он подумал, что сможет узнать эти глаза, если когда-нибудь опять встретится с ней взглядом.

— В самом деле? — Она не имела права задавать такие вопросы! Но он был согласен на них отвечать.

— Да, я рад, — сказал он, протягивая ей руку, — очень рад. — Она осталась стоять на месте. — Дайте руку.

Пальцы ее опять пришли в движение.

— Зачем?

— Я хочу, чтобы вы подошли поближе.

— Зачем?

— Чтобы усадить вас к себе на колени и обнять — на минутку.

Он заметил, как она напряглась, словно почуяв опасность.

— Зачем? — вдруг жалобно проговорила она.

— А почему бы и нет? Что вас так напугало? Не забывайте, милая леди, что вы — моя госпожа, а я — ваш покорный раб.

— У вас, сэр, нет никакого понятия о стыде!

Однако она подошла ближе, вновь напомнив ему испуганную пташку, которая хочет склевать зернышки, но боится охотника, и коснулась его ладони кончиками пальцев — холодными и темными от ягодного сока.

Бренд ждал.

Шумно вздохнув, она вдруг крепко сжала его руку. Он сел, нежно притянул ее к себе и усадил на колени, чувствуя странное, опасное умиротворение.

Откуда вдруг эта острая тревога? Ему ничего не грозит, кроме нескольких часов удовольствия.

С чужой женой.

Черт бы побрал этого сэра Арчибальда! Или как его там зовут.

Подняв руку прелестницы, он взглянул на ее пальцы и лизнул их.

— Черная смородина. Можно надеяться на смородиновый пирог?

— Наверное.

Девушка сидела, опустив голову. Он не видел ее лица, но знал, что она покраснела под маской. Какая очаровательная, какая загадочная и противоречивая!

Обхватив тонкую талию, он прижал ее к себе, точно большого ребенка. Почему, зачем? Бренд и сам не знал. Просто с того момента, как он увидел свою незнакомку в саду, в объятиях подруги, ему захотелось ее утешить.

Блестящие каштановые локоны коснулись его лица, и на него пахнуло слабым цветочным ароматом. Остальные запахи, исходившие от нее, были едва уловимы и естественны. Он уже привык к ним. Вот где таилась опасность! Завтpa он уедет, расстанется с ней навсегда и будет страдать. Но недолго. Потом вернется к обычной жизни, работе, друзьям, другим женщинам… Бренд обнял ее крепче.

Мягкая, упругая, как персик. У него уже текли слюнки. Она доверчиво положила голову ему на плечо, и он услышал, как выравнивается ее дыхание. Какое счастье, ему удалось ее успокоить! Пусть на время, но избавить от тревог.

Ему хотелось сказать много разных, удивительных вещей. Хотелось вновь попросить ее снять маску и довериться ему — не только ради самого доверия. Он изнывал от желания поцеловать ее, слиться с ней в глубоко искреннем порыве.

Никогда еще он не думал о поцелуях так.

Ему вдруг захотелось припасть к нарисованным губам маски в слабой надежде, что это заменит ему настоящий поцелуй.

А еще ему хотелось спросить, зачем она скрывает свое лицо. И почему так отчаянно бросилась в объятия своей спутницы в саду. И откуда это неприкрытое, бесхитростное желание прелюбодействовать. Если б знать, каковы ее беды и заботы! Возможно, он сумел бы ей помочь. Конечно, он не Господь Бог, но все-таки лорд, а это уже кое-что.

Обычно Бренд не придавал значения своему титулу и богатству, но сейчас с удовольствием сложил бы все это к ногам своей прекрасной дамы.

Он готов пожертвовать собой, лишь бы только она была счастлива. Но ему хотелось большего: молить ее бросить все — мужа, дом, родных — и уехать с ним, чтобы жить во грехе и позоре.

Бренд затаил дыхание, чтобы сдержать свои безумные порывы. Следовало защитить ее от себя самого.

Он и не подозревал в себе такого глупого романтизма. Если она согласится, то подпишет смертный приговор своей беспечной жизни. А он сам? Ведь у него есть работа, которая дает ему удовлетворение и оставляет достаточно свободного времени для общения с друзьями. У него есть любящая семья. Зачем ему скандал?

К тому же вполне вероятно, что скандалом дело не ограничится.

Если ее муж не слишком стар, он найдет любовника своей жены и вызовет его на дуэль. Конечно, Бренду ничего не стоит убить этого человека, но он его не убьет: честь не позволит загубить невинного.

Так что же, умереть за любовь?

В самом лучшем случае он предстанет перед судом по обвинению в прелюбодеянии с чужой женой. В результате их обоих выставят на всеобщее посмешище, а ему еще придется заплатить штраф. Бренд чуть не завыл, представив, как отреагирует Бей на его похождения.

Бульварные газеты поднимут шумиху вокруг его имени. В витринах книжных магазинов будут выставлены непристойные иллюстрации — он в постели со своей любовницей, йоркширской распутницей. Огромные груди, толстые голые ляжки…

Не будь он богат и знатен, он, пожалуй, мог бы бежать со своей незнакомкой и начать новую жизнь, это почти никого не взволновало бы. Но семья Маллоренов всегда пользовалась повышенным интересом. Есть масса желающих бросить камень в огород маркиза Ротгара, крупного землевладельца и поверенного короля.

У них с незнакомкой нет будущего.

Бренд уткнулся носом в ее шелковистые волосы, охваченный болью скорой разлуки, слезы навернулись ему на глаза.

Между тем Розамунда прильнула к нему, отчаянно борясь с рыданиями. Хорошо, что на ней маска, ибо несколько слезинок уже вытекло из глаз. Грудь распирало от невыплаканного горя.

Она старалась гнать прочь любые мысли, поскольку все они причиняли страдание. И все же в голове ее набатом звучало одно и то же: если бы можно было каждый день наслаждаться его объятиями! Разве это преступление? Каждый человек рождается свободным и имеет право на нежные объятия…

Неожиданно она встрепенулась.

Ей хочется нежных объятий? Она получит их у Дигби. Ее цель — помочь своему доброму мужу, а не изменять ему. Неуклюже высвободившись из рук Бренда, девушка встала с его колен. Хорошо, что он поддержал ее: она чуть не упала от слабости.

— Мне надо идти, — пролепетала Розамунда, сознавая всю странность своего поведения, и взглянула на него в упор. Пусть он увидит, что она плачет.

— Вы вернетесь? — Глаза его почему-то были влажными.

Что бы это значило?

Она должна сказать «нет».

Попрощаться и уйти навсегда.

Немедленно!

— Позже, — сказала она и нервно сглотнула, — может быть, ночью…

Бренд сложил руки перед собой и почтительно поклонился:

— Как скажете, моя госпожа. В любое время я к вашим услугам и выполню все ваши желания. — На сей раз он говорил совершенно серьезно. Правда, затем улыбнулся и добавил:

— Но не забудьте: на рассвете все кончится. Это нам наказание за наши грехи.

* * *

Розамунда вышла из спальни, гордо вскинув голову, и уже в коридоре едва не расплакалась. Нет, этому не бывать! Она громко хлопнула дверью и сорвала противную маску, а потом энергично растерла лицо.

Никаких слез!

Если она заплачет — все пропало.

Пропало…

Нет! Это все глупые фантазии, они ничего не значат. Главное — Венскоут, Дигби и все те люди, которые живут в их поместье и которых она любит. А еще ребенок, который спасет их всех.

Ребенок Бренда.

Девушка схватилась обеими руками за стойку кровати и до боли стиснула деревяшку. Еще сильнее, еще больнее — все! Так. дыхание выровнялось. Теперь надо выбросить из головы глупые мысли и сосредоточиться.

Больше никакого риска! Конечно, возвращаться сюда ночью очень опасно: ее могут заметить. Но не это самое страшное, самое страшное то, что она ставит под угрозу свою честь.

Итак, она переночует в Аррадейле, а потом сразу уедет домой.

Пусть Диана сама избавляется от ее злополучного тайного любовника.

Злополучный… тайный… любовник.

Розамунда села на кровать и хватила кулаком по матрасу. Почему он так ее обнимал? Почему? Ей хотелось выть. Нет, она ни за что не пропустит последнюю ночь любви, даже если это будет стоить ей жизни.

Вот она и познала то безумие, о котором слагают стихи поэты, которое толкает мужчин и женщин в роковое горнило страсти. Но это не любовь! Как можно полюбить человека, которого знаешь всего несколько часов?

Просто безумие какое-то!

Идиотизм.

Помутнение рассудка.

Дикий зов плоти.

Нет, возвращаться нельзя. Надо ехать домой, к мужу.

И все же она, строившая свою жизнь на строгих нравственных принципах и всегда находившая в себе силы совершать правильные поступки, сгорала от яростного желания и не могла противиться этому огню.

Пришлось плеснуть себе в лицо холодной водой, но и это ее не остудило. Она тихо усмехнулась. Даже если ей удастся загасить в себе адское пламя, все равно придется вернуться. И не ради того, чтобы удовлетворить вожделение, а просто потому, что она обещала.

А еще ей предстоит обмануть Бренда Маллорена, у нее нет другого выхода. Но сейчас все будет по-честному. Она дала слово, и она его сдержит — будет его госпожой до рассвета.

Глава 11

Степенный ужин в Аррадейле подействовал на Розамунду успокаивающе. Чинные манеры и годами устоявшийся порядок на время загасили пожар в ее душе.

Кроме нее, Дианы и тети Аррадейл, здесь были приятельница тети миссис Лэмпвик, умная, спокойная женщина, и мистер Туркотт, секретарь Дианы, который увлекался историей этой части Йоркшира. За ужином велись легкие, ученые разговоры, совсем не затрагивавшие эмоций.

Розамунде, впрочем, показалось, что между миссис Лэмпвик и мистером Туркоттом есть какая-то связь. И в самом деле, как выяснилось, дама помогала джентльмену в его исследованиях. Несмотря на сухие, сдержанные манеры обоих, было заметно, как они дольше обычного задерживают друг на друге взгляды и оживляются, беседуя между собой.

Еще позавчера она вряд ли заметила бы это.

К концу ужина у нее окончательно испортилось настроение. Эти двое могли составить чудесную супружескую пару: увлеченные одним делом, всегда и во всем вместе, свободные в своей любви. Почему же ей это счастье недоступно?

Потому что в шестнадцать лет, испугавшись своего обезображенного лица, она бежала от жизни и скрылась за высокими каменными стенами Венскоута. Но ведь она сама сделала свой выбор.

«Мне было всего шестнадцать!»

Это не имеет значения.

После ужина пожилая пара ушла — якобы просматривать документы. Розамунда не сомневалась, что это только предлог. «Глупости! — одернула она себя. — Я-то стала законченной распутницей, но это еще не значит, что все люди таковы. Если они любят друг друга, то пойдут к алтарю, как положено, а не станут заниматься глупостями посреди пыльных семейных архивов».

При этой мысли она невольно усмехнулась. Вдова тотчас заинтересовалась:

— Что тебя развеселило, Розамунда?

Теперь женщины сидели в гостиной, оклеенной красивыми китайскими обоями, и пили чай из маленьких изящных чашечек. Розамунда врать не любила и потому правдиво ответила:

— Мне показалось, что у миссис Лэмпвик и мистера Туркотта намечается роман.

В глазах тети Аррадейл блеснул огонек:

— Ты тоже заметила? Что ж, я очень на это надеюсь. Трудно представить себе более гармоничную пару.

— Замечательно! — воскликнула Диана. — Мы должны как-то подтолкнуть их друг к другу.

— Они зрелые люди и обойдутся без нашей помощи, милочка.

— А я так люблю устраивать судьбы! Предоставленные сами себе, люди часто совершают глупости.

— Иногда глупости — как раз то, что нужно. А тебе, Диана, пора обзавестись своей семьей.

Дочь вздернула подбородок:

— Ты же знаешь, что я никогда не выйду замуж.

— Какая глупость! Что толку в твоей драгоценной свободе, если ты одна и скучаешь?

— Я не скучаю. У меня очень интересная жизнь.

— Тогда не вмешивайся в чужие жизни. Может, лучше сыграешь что-нибудь, милая?

Диана встала, взметнув шелковые юбки.

— С удовольствием. Но мне странно, мама, что ты, всегда учившая меня порядку, призываешь совершать глупости. Пойдем, Роза, сыграем дуэтом.

Подойдя к клавикордам, они услышали за спиной голос тетушки:

— Дело в том, что в человеческих отношениях всегда должен быть хаос, иначе не выйдет ничего хорошего. В мире порядка твой отец никогда бы на мне не женился. Он взял бы в жены дочь герцога Лангтона и был бы несчастлив.

Диана красноречиво закатила глаза, потом отвернулась и стала копаться в стопке нотных листов возле инструмента.

Между тем Розамунда задумалась над тетиными словами. Ее собственный брак не нарушал никаких порядков. Это было удобное решение проблемы. Выйдя из церкви, они с Дигби зажили правильной, размеренной жизнью. Неполноценной жизнью, теперь ей это ясно. Раньше девушке и в голову не приходило, что человеческую судьбу не следует втискивать в строгие рамки, но так говорила тетя Аррадейл — умная, здравомыслящая женщина, и к ее суждениям стоило прислушаться.

Диана тем временем вытянула из стопки нотный лист и села за инструмент. Розамунда еле удерживалась от смеха. Если глупости и хаос — норма жизни, то ее нынешнее поведение — просто образчик порядочности! Она села и взглянула на ноты, потом заиграла свою партию. Пока они с Дианой выстраивали из хаоса нот гармонию веселой мелодии, она то и дело поглядывала на высокие окна, пытаясь различить вдали, за ухоженным садом, одно заветное окошко.

Интересно, что он сейчас делает? Думает?

Попав не в такт с кузиной, она поспешно сосредоточилась на музыке. «А если думает, то о чем? Только бы не о долге! — молила она, следя за мелодией. — Только бы не о том, что обязан меня отблагодарить. Господи, пусть это будет нечто большее!» Она знала, что так оно и есть: между ними уже возникло огромное… и пугающее чувство.

Тени за окном потемнели и удлинились. Золотистый свет уходящего дня сменился красным закатом. Скоро наступит ночь.

Ночь… Время тайн, хаоса и греха.

* * *

Когда стало совсем темно и вдова велела зажечь свечи, Розамунда извинилась и сказала, что пойдет спать. Диана тоже засобиралась наверх. Тетушка окинула их внимательным взглядом, и девушкам показалось, будто и не было этих пятнадцати лет. Дина и Рози затевали очередную проказу.

— Спокойной ночи, мои милые, — только и сказала вдова.

Как только они уединились в спальне, Розамунда прошептала:

— Я уверена, что она обо всем догадалась. Ужас!

— Ты же сказала, что миссис Акентвейт тоже догадалась. И даже твоя мама.

— Да, но это тетя Аррадейл!

Диана в который уже раз красноречиво закатила глаза.

— Тебе тоже иногда кажется, что она прячет за спиной розгу?

Розамунда засмеялась, но как-то натужно. Вытерев о юбку вспотевшие руки, она попыталась успокоиться. На небе тускло светил тонкий месяц, и хотя она хорошо знала имение, ей хотелось пересечь сад до того, как станет совсем темно.

— Мне надо идти.

— Да. Знаешь, все так странно…

— Еще бы!

— Я имею в виду, странно смотреть, как ты уходишь, чтобы заняться прелюбодейством. — Диана слегка сдвинула брови. — Но ты должна, поэтому иди!

— Я должна была зачать еще в первую брачную ночь.

— Нет, здесь другое. Сейчас в тебе появилось что-то новое.

— Вот как? — Розамунда опустила голову и внимательно себя оглядела. — Что же?

— Ты изменилась. Я не говорю про твою рассеянность: ты витаешь бог знает где, и это понятно. Но ты стала по-другому двигаться. Мелочь, конечно, однако как преображает!

— Ох, надеюсь, что не сильно!

Диана взяла шаль и бережно накинула ее на плечи подруге.

— Не слушай меня. Иди! Я позабочусь о том, чтобы никто не заметил твоего отсутствия. И не забудь взять снотворное.

Розамунда похлопала себя по карману, хоть мысль о том, что она должна отравить Бренда, была ей отвратительна.

— Я не…

Она хотела сказать, что идет к своему тайному любовнику только по необходимости, но себя не обманешь.

— Иди, иди! — Диана улыбнулась. — Прости меня, милая. По правде сказать, я тебе даже завидую. Как ты думаешь, согласится он пожить у меня денек-другой?

Это, конечно, была шутка, но отчаянное «Нет!», вырвавшееся у Розамунды, выдало ее с головой.

— Ох, милая, — ласково проговорила Диана, — усно-койся.

Розамунда запахнула шаль на груди и, не устояв, взглянула на себя в высокое зеркало. Здесь, в Аррадейле, она надела одно из своих лучших платьев — из бледно-розового шелка, отделанного кремовым кружевом и жемчужинками. Правда, сегодня ночью ей хотелось бы выглядеть по-другому, потому что это был чересчур девичий, почти кукольный наряд — Дигби нравилось, когда она носила такие вещи.

— Просто безумие какое-то! — проговорила она, обернувшись. — По-моему, мы, женщины, склонны влюбляться в мужчин, с которыми были близки. — Розамунда тотчас покосилась на расстроенную Диану. — Можешь считать это предостережением.

— Ты думаешь, если я обзаведусь любовником, то обязательно в него влюблюсь? Верится с трудом, но я приму к сведению. — Подруга обняла Розамунду и подтолкнула ее к двери. — Иди и насладись за нас обоих!

Розамунда засмеялась и вышла из спальни. Этот дом она знала как свои пять пальцев и вскоре незаметно выскользнула из маленькой боковой двери. Вот уже под ногами захрустел гравий. По дорожке, огибавшей дом, она поспешила к лужайке, а оттуда в сад, который рос перед вдовьим домом.

Сквозь темные кроны деревьев пробивался мерцающий огонек.

Бренд, по-видимому, оставил у окна свечу, и этот маленький маячок призывно светил ей в ночи.

* * *

Бренд придвинул свечу к самому окну.

Он видел, как вечером его дама покинула дом в сопровождении полной служанки, которая приносила ему ужин. До сих пор ни одна из них не вернулась, по крайней мере он не заметил, хотя почти не отходил от окна. Впрочем, они могли войти в дом с другой стороны. Смешно думать, что она заблудилась.

Между тем уже была ночь, а серп луны почти не давал света. Мысль о том, что его незнакомка пойдет в темноте одна, вызывала у Бренда тревогу.

Он пытался углубиться в чтение, но, несмотря на то что книга была интересной, смысл слов от него ускользал.

Сделав над собой усилие, Бренд наконец сосредоточился. У автора имелись заманчивые идеи насчет улучшения породы путем тщательного отбора, но, как показывал опыт, в этом деле большую роль играл случай. Мужчина с грубыми чертами лица мог жениться на хорошенькой женщине, а в результате появлялись красивые сыновья и дочери с топорными лицами.

Интересно, какие дети будут у них… Нет!

Но ведь у них в самом деле мог родиться ребенок.

Даже если так, он будет считаться ребенком ее мужа, и Бренд останется ни при чем.

Легко подумать, но не так легко пережить.

Пожалуй, стоит отыскать ее через девять месяцев — просто чтобы убедиться, что все хорошо. Он не будет подвергать риску ее репутацию.

Бренд выругал себя за глупость: если он ее найдет, то опять погрязнет в этом безумии. Нет, надо порвать с ней немедленно — взломать дверь и убежать! А что, проще простого…

Заложив пальцем страницу, он попытался собраться с духом, чтобы осуществить задуманное. Но не смог. Нет, он выпьет эту чащу, и ничто его не остановит!

Пожалуй, лучше снова углубиться в чтение.

Животноводческие программы.

Направленный отбор не был новостью. Люди веками пытались получить скаковых лошадей-призеров и еще дольше энтузиасты выводили пит-бультерьеров и бойцовых петухов, в которых ценились сила и агрессия. Однако, добиваясь конкретной цели, они без сожаления избавлялись от сотен неудачных особей. Фермер же нуждался в снижении уровня брака, и в книге предлагались научные методы достижения высоких результатов.

В конце концов Бренд сосредоточился-таки на тексте и вздрогнул от неожиданности, когда в замке повернулся ключ. В спальню вошла она — его таинственная дама. Он взглянул на ее лицо, но, увидев все ту же гротескную маску, в досаде перевел взгляд ниже, пытаясь угадать ее настроение.

Она была явно взволнованна, но стеснялась уже не так, как в первый раз.

Бренд невольно отметил про себя, что она надела платье с глубоким декольте, которое выигрышно подчеркивало все достоинства ее фигуры.

Горячее желание пронзило его, точно молния.

Шелк, лихорадочно думал он, стараясь сохранить самообладание. Розовый шелк, кружева, бантики. Красиво. Женственно.

Но ей не идет.

Этот стиль не для его загадочной леди.

Она, наверное, красива и, безусловно, женственна, но в ней больше силы, чем предполагало это платье, и больше характера. Он одел бы ее в земные цвета: нежно-зеленый, теплый коричневый, кремовый, вишневый…

Отложив книгу, Бренд встал и отвесил низкий поклон.

— Добро пожаловать, госпожа.

Она застыла на месте, словно готовясь в любую минуту выскочить из комнаты. Может, встать между ней и дверью, чтобы загородить путь к отступлению?

Впрочем, девушка тут же ожила и торопливо двинулась к свече. Он поймал ее за руку, когда она проходила мимо.

— В тот раз мы любили друг друга при свете дня.

— Но сейчас уже не день. — Рука ее дрогнула в его ладони.

— Тем более свеча будет к месту.

Незнакомка подняла глаза, словно в молитве.

— Мне нужна темнота, — прошептала она.

Почему же раньше это было возможно при дневном свете? Что изменилось? Ему так хотелось любить ее при свечах, но он отпустил девушку и послушно затушил огонек.

— Итак, госпожа, — проговорил он, — что прикажете еще?

В отсутствии света обострились остальные чувства. Шуршание платья в такт с дыханием незнакомки словно дразнило Бренда, на него вновь пахнуло цветочным ароматом, который теперь навсегда будет связан в его сознании с этим странным любовным приключением.

И с ней.

— Мне раздеться? — прошептала она.

— Как хотите.

Господи, почему так дрожит его голос? Ведь он не какой-нибудь зеленый юнец!

Она вдруг принялась ходить по комнате.

— Скажите же, что мне делать.

Он облек свое желание в слова:

— Отдайтесь мне. Будьте этой ночью моей рабыней.

— А если мне что-нибудь не понравится?

— Вы мне об этом скажете. Я лишь хочу доставить вам удовольствие. Доверьтесь мне.

Вот чего он хотел от нее помимо всего прочего — доверия!

— Почему я должна вам доверять?

Этот прямой вопрос больно кольнул Бренда.

— Решайте сами, — отозвался он.

Она в полной растерянности принялась расхаживать по спальне, шурша юбками, и наконец спросила:

— Вы не сделаете мне… ничего неприятного?

— Не могу обещать. За те несколько часов, что у нас есть, мы только-только узнаем друг друга. Вполне возможно, что больше мы никогда не увидимся. — Бренд сказал это нарочно, чтобы проверить ее реакцию, и услышал сдавленный вздох. — Мне кажется, нам не стоит проводить нашу последнюю ночь вслепую. Впрочем, как хотите. Ваше желание — для меня закон.

Она застыла — ни шороха, ни дыхания, — потом повернулась и опустилась перед ним на колени.

— Тогда я ваша. Ублажайте меня, как хотите, милорд.

До рассвета.

Милорд? Он не говорил ей своего титула. Впрочем, она просто ему подыгрывает. Милорд для нее то же самое, что господин. Как удачно! Приятно думать, что в эту ночь она будет называть его настоящим титулом.

Он положил руки на теплые мягкие плечи девушки, а потом коснулся атласной шеи, ощутив напряженные мышцы и пульс — такой же частый, как у него. Она судорожно сглотнула, и он вообще перестал дышать, охваченный сладким волнением.

— Договорились, рабыня, — наконец выдохнул Бренд и, взяв ее за руки, привлек к себе, затем сел и усадил ее к себе на колени. И тотчас его рука нащупала пышную грудь, тревожно вздымавшуюся над корсетом.

Если бы она принадлежала ему, он велел бы ей носить платья с глубоким декольте: они бы прекрасно подчеркнули ее изумительную фигуру. Хотя, если бы она принадлежала ему, вряд ли он захотел бы делиться со всеми ее красотой.

Держа ее в объятиях, он погладил упругую плоть и вдруг улыбнулся, осознав, что ее капитуляция поставила его в тупик. Что же ему делать со своей рабыней?

Ему хотелось ласкать и лелеять ее… всю жизнь.

Крепче прижав незнакомку к своей груди, он уткнулся лицом в ее шелковистые волосы.

— Жаль, что у нас мало времени!

— Почему жаль?

— Мы могли бы развлекаться подольше.

Прильнув к его груди, она выдохнула:

— Это не похоже на простое развлечение.

— Мне тоже так кажется. — Он поднял руку и коснулся нежной шеи, изнывая от желания поцеловать незнакомку в губы. Опять на ней маска! Но он больше не станет просить снять ее: девушка явно неспроста скрывает лицо — или она потрясающая красавица, которую все знают, или лицо ее изрыто оспой.

Впрочем, ни то ни другое не имеет значения.

Он вдохнул аромат шелковистых волос и, не обращая внимания на тесемки маски, проник языком ей в ухо.

Она блаженно охнула. Бренд улыбнулся, коснулся губами мочки, а затем принялся легонько посасывать.

Вздрогнув, она сжала его ладонь. Он тотчас нежно дунул ей в ухо, зная, как откликнется в ней это легкое дуновение в темноте, в пылу объятий.

— Нельзя заниматься любовью с ухом, — проговорила она дрожащим голосом.

— Никогда не говорите «нельзя» одержимому страстью мужчине, — отозвался он, продолжая свое занятие и по-прежнему обнимая ее за шею.

Она вдруг засмеялась:

— Перестаньте!

Он мгновенно прихватил ее мочку зубами.

— Вы сдались на мою милость, рабыня.

— Прошу вас, хватит! Я хочу большего.

Теперь Бренд начал ласкать ее пальцы, каждый по очереди. Он сосал и лизал их, потом принялся водить языком по горячей чувствительной ладони и в конце концов прикусил подушечку у основания большого пальца.

— Должен вам пожаловаться.

— В чем дело? — застыла она.

— На ужин мне не дали смородинового пирога.

— Простите, — засмеялась она. — Наверное, у Джесси не было времени его испечь.

— Вам нужно завести побольше слуг, моя загадочная леди.

— В данный момент мне нужны только вы.

Он предательски вздрогнул, ощутив прилив возбуждения. Так больше продолжаться не может…

А впрочем, почему бы и нет?

Выпрямив спину, он усадил ее к себе лицом. Она слегка напряглась. Конечно, ведь она еще не занималась любовью в такой позе. Черт возьми, да она вообще никогда не занималась любовью, только пассивно лежала под своим неумелым и грубым стариканом-мужем!

Скорее всего так оно и есть. И если ему не суждено получить ничего больше, то он хотя бы завладеет ее чувствами, жаркими воспоминаниями и тайными мечтами.

Превозмогая растущее нетерпение, Бренд медленно и осторожно расправил ее юбки так, чтобы они не мешали.

— Что вы хотите…

— Тсс! Вы — моя рабыня.

Она замолчала, но отнюдь не расслабилась.

Сев поудобнее, он расставил пошире ноги и одновременно раздвинул и ее. Она тут же уперлась руками ему в грудь, как будто хотела его оттолкнуть.

— Не надо, — сказал Бренд и положил их себе на плечи.

Не вставая, он снял с себя сюртук и галстук, потом стянул через голову рубашку. При этом девушка подпрыгивала и елозила у него на коленях, возбуждая его все сильнее и сильнее. Обняв ее обнаженные плечи, он чуть не растаял от наслаждения.

Однако спустя мгновение она принялась ласкать его плечи — от локтей к шее и обратно, повторяя те возбуждающие движения, которые раньше совершал он сам. Вот она пробежалась пальчиками по его шее и ощутила его лихорадочный пульс. А теперь ее руки двинулись к его затылку, пальцы игриво взъерошили густые волосы. Он зажмурил глаза, не в силах равнодушно сносить эту невинную, ошеломительную ласку.

Между тем ее лоно обжигало его огнем. Впрочем, Бренд еще оставался неподвижным, пока она обследовала его своими нежными пальчиками, но когда нагнулась вперед, явно не сознавая, как это возбуждает, и уткнулась лицом в ямочку над ключицами, он вскочил и оттолкнул ее от себя, не в силах смириться с тем, что она целует его через маску. Он чувствовал только ее язык. Осторожно придерживая маску, дабы не испортить ощущения, незнакомка влажным языком ласкала его грудь.

В конце концов не выдержав, он сунул руки под шелк и кружева юбок, расстегнул стеснявшие его панталоны и, вздохнув от облегчения, осторожно направил тугую плоть в ее влажные горячие глубины.

Розамунда тотчас вцепилась ему в волосы, а он, оказывается, напрочь забыл, что у него вообще есть голова.

Тем временем она задвигалась, стараясь вобрать его глубже, он же толкнулся в ее пылающее лоно и простонал что-то нечленораздельное, пытаясь передать всю глубину блаженства. Он вкушал его снова и снова, держа незнакомку за бедра до тех пор, пока они не растворились друг в друге. Ее волосы прилипли к его алчущим губам…

Черт возьми, как же ему хотелось ее поцеловать!

Ьренд отвел голову девушки назад, сдвинул нижнюю часть маски — при этом что-то порвалось — и жадно впился в ее губы. Она вскрикнула, пытаясь вырваться из его объятий, но тщетно. В конце концов, он имеет право целовать свою женщину! И вскоре она сдалась.

Поистине волшебные мгновения!

Бренд откинулся назад, чувствуя себя полностью удовлетворенным.

— Милая леди, если мы с вами еще когда-нибудь будем целоваться, я обязательно вас узнаю.

Она тотчас завозилась в темноте, вновь натягивая свою дурацкую маску.

— Значит, мне нечего бояться, — откликнулась наконец девушка, — ведь я не целуюсь с незнакомыми мужчинами.

— Ну, меня-то вы уже знаете. — Он, однако, тут же ухватил ее за юбки — так, на всякий случай, чтобы не сбежала.

— Обещайте, что больше не будете этого делать, — произнесла незнакомка.

— Вам не понравилось?

— Понравилось.

Поистине пленительная честность! Бренд привлек прелестницу в свои жаркие объятия, — Тогда почему вы не снимете маску? Какой смысл закрывать лицо в темноте?

— На то есть свои причины.

— Но вы — моя рабыня. Вы согласились исполнять все мои желания.

— Все, но не это.

— Все до единого!

— Нет. — Девушка попыталась встать. — Не надо… — прошептала она, — не надо портить эту ночь.

Бренд хотел настоять, полностью подчинить ее своей воле, но одного его желания было мало.

— Скажите, зачем вам эта маска?

— Не могу.

— Здесь темно. Я вас не вижу. Ну завяжите мне глаза, если хотите!

— Дело не в этом. Перестаньте упорствовать, иначе мне придется уйти.

Он едва сдержал злые слова, готовые уже сорваться с его губ.

— Но вы не против поцелуев?

— Я против таких методов.

— Так как же мне тогда вас целовать? Я просто изнемогаю!

Девушка откинулась на спинку кровати рядом с ним, дыша так же прерывисто, как и он. Бренд заставил себя молчать.

— Отпустите меня, я попробую подправить маску, — наконец выдохнула она.

Он хотел возразить, но на большее она все равно не согласилась бы. Пришлось помочь ей встать. Ночная гостья тотчас вышла из комнаты.

Она ведь может и не вернуться!

Да что с ним такое? Он рискует целой ночью упоительного совокупления ради какого-то поцелуя!

Бренд сел на кровати, обхватив голову руками. Просто невероятно! Он никогда не питал склонности к мелодраме, теперь же, похоже, не прочь стать главным героем трагедии.

А ведь между ними непременно возникло бы это волшебное и непреодолимое нечто, если бы они встретились и в любом другом месте — на светском собрании, в чайной гостиной или даже на сельской ярмарке. И тогда он мог бы самым обычным образом ухаживать за своей незнакомкой и добиваться ее расположения.

За что же ему все это — маски, драмы, мучительные ночные тайны?!

Глава 12

Тут дверь отворилась, и в спальню вошла его незнакомка. Слава Богу, вернулась! Приблизившись, она робко коснулась его щеки. Бренд схватил ее за руку, притянул к себе и, лишь усаживая на колени, вспомнил про свой небрежный полуголый вид. Он смущенно поморщился. Безмозглый петух, надо было привести себя в порядок в ее отсутствие.

— Можете поцеловать меня, — прошептала она, — если еще хотите.

Заметно осмелев, он пробежал пальцами снизу вверх по ее руке, плечу, нежной шее, подбородку. Маска была на месте, но незнакомка обрезала ее снизу, у самого носа, открыв подбородок и губы.

Такая форма была весьма характерна для венецианской маски — их редко делали на все лицо. Интересно, почему она сразу не надела нечто подобное? Охваченный любопытством, Бренд продолжил свое обследование и нащупал полные, мягкие губы. Губы, зовущие к поцелую. Ничего другого он и не ожидал. В общем, никаких секретов, если не считать того, что рот ее чуть дрогнул, когда он коснулся его.

Интересно, чем объясняется ее странное нежелание открывать лицо? Впрочем, нельзя рисковать таким бесценным даром. Бренд благоговейно помедлил и приник к ее губам в нежнейшем поцелуе. Она же запустила руки в его густую шевелюру и крепче прижала его к себе.

Бренд не стал противиться. Мягкие, жадные губы раскрылись ему навстречу, и он в упоении приник к ним долгожданным, страстным и сладким поцелуем. Когда они оторвались друг от друга, он чувствовал себя счастливо опустошенным.

Она провела рукой по его щеке.

— Спасибо. Вы правы, я бы многое потеряла. Хочу, чтобы вы знали: пусть на рассвете нам придется расстаться, вы подарили мне самые незабываемые мгновения в жизни.

Бренд не выдержал:

— Мы не расстанемся на рассвете!

Девушка на миг замерла:

— Расстанемся.

Прижав к губам ее ладонь, он взмолился:

— Поедем со мной! Да, это будет скандал, но в моем кругу люди привыкли к скандалам.

— В вашем кругу? Мне сказали, что Бренд Маллорен — лорд. А его брат — маркиз.

— Да, так оно и есть.

— Почему вы не сказали мне об этом?

Удивительно, ему и в голову не приходило, что это может ее задеть.

— Не со зла, поверьте. Просто не хотелось вас беспокоить. К тому же я не такая уж важная персона. Всего лишь управляющий поместьями брата.

— Наверняка в вашем ведении очень много поместий.

— Раз уж пошло на откровенность, почему бы вам не назвать мне свое настоящее имя?

Ее рука выскользнула из его пальцев.

— Я не могу. Это не только моя тайна, от нее зависит благополучие многих. Потому-то и сбежать с вами мне никак нельзя.

Бренд едва не пришел в ярость: перед ним была не отчаянная распутница, а разумная сильная женщина, которая отстаивает свои интересы!

Что же ее держит?

И как порвать эти узы?

— А вы сбежали бы со мной, будь вы свободны? — спросил он. — Я имею в виду свободу не от мужа, а от ваших таинственных обстоятельств.

— Разве можно быть абсолютно свободной? Хотя да, если бы не мой долг, я, наверное, согласилась бы на ваше предложение. Мне горько признаваться в собственной слабости, но это так. Однако я связана по рукам и ногам. Обещайте, что, после того как мы расстанемся, вы не станете меня искать. Пожалуйста! Так надо.

Бренд бережно ссадил девушку с колен и принялся ее раздевать.

— Я не могу вам этого обещать. Ради наших отношений, ради вашей честности я попытаюсь выполнить вашу волю, но боюсь, не сумею. Я тоже не слабый человек, но вы открыли во мне нечто новое. Я уже не владею собой.

Он говорил и одновременно расстегивал ее платье. Его дрожащие пальцы вторили словам. И ее трепещущему телу.

— Я тоже. Это нехорошо…

Он почти не слушал ее, сосредоточенно развязывая шнуровку корсета.

— Я буду молчать. — Ослабив наконец шнурки, Бренд стянул корсет через голову девушки и бросил его на пол.

— Этого мало. Я жду вашего обещания, — отозвалась она.

— Я не даю опрометчивых обещаний. А вы?

— Тоже.

— Тогда пообещайте мне одну вещь.

— Какую?

Он крепко обнял ее сзади.

— Если вы не хотите уехать со мной, — прошептал он ей в шею, — то дайте слово, что позовете меня, если вам когда-нибудь что-нибудь понадобится.

Глубоко вздохнув, она спросила:

— Как я могу вас позвать?

— Пришлите письмо в Маллорен-Хаус: Лондон, Мальборо-сквер, и оно обязательно попадет ко мне. Или напишите маркизу Ротгару. Обещайте. — Он невольно стиснул ее в объятиях.

— Нам нельзя…

— Только в случае необходимости. Обещайте!

— Такого не случится! — Она попыталась вырваться. — У меня хороший муж и любящие родители. Вы мне не нужны. Я не одинока в этом мире!

Он резко разжал объятия:

— А жаль!

Развязывая в темноте кружевные ленточки нижней юбки, он ухитрился затянуть узел у нее на талии, и теперь с досады рванул со всей силы.

— Прекратите! — возмутилась она. — Вы порвете мне всю одежду.

Не обращая внимания на ее вопль, Бренд приподнял девушку — юбка свалилась на пол, — потом стянул с нее ситцевую сорочку. И вот она, нагая, обмерла в его объятиях. Скользнув руками к талии, он едва не задохнулся от возбуждения.

— Обещайте мне, — повторил он, с тревогой чувствуя, что из спокойного, уравновешенного человека превращается в полного безумца, — что если вам когда-нибудь что-нибудь понадобится, то вы обратитесь ко мне. — Его руки скользнули вверх и подхватили мягкие пышные груди. — Обещайте! — Теперь он ладонями ощущал ее дыхание.

— А если я буду звать вас каждый раз, когда мне захочется раба-любовника?

— О, как прекрасно!

— Глупости!

— Обещайте.

— Ну хорошо, обещаю! — сердито воскликнула девушка. — Но только вы так ничего не добьетесь. Я никогда не попаду в столь отчаянное положение.

— Признаюсь, это меня огорчает. Я просто не знаю, как буду жить без вас. — Боже, зачем он в этом признался? А впрочем, не важно.

— У нас ничего нет, кроме этой ночи.

Пожалуй, она права. Бренд не знал обстоятельств ее жизни, не знал ее мужа и родных, но уже знал ее самое. Что бы ни толкнуло ее на такую вот авантюру, она была не из тех женщин, кто может открыто жить во грехе.

Увы, им не суждено быть вместе. Утром она исчезнет, вернется к нормальной жизни и прогонит его из своих мыслей. Но ей никогда не прогнать его из памяти и снов. Черт возьми, он приложит к этому все силы!

Выпустив ее из своих объятий, Бренд начал раздеваться.

— Мы с вами находимся в разном положении, — сказал он, стараясь больнее ранить ее словами. Без брюк, он теперь стоял перед ней такой же нагой, как она. Более того, на нем не было маски. — Я вряд ли буду вести монашескую жизнь и, если захочу, могу хоть завтра найти облегчение. А вы?

— Я в облегчении не нуждаюсь.

— Лжете!

Бренд резко шагнул к ней, и она отпрянула. Зачем он это делает? У них так мало времени, и вместо того чтобы дарить ей сладостные ласки, он мучает ее неприятными разговорами, заставляет признаваться в собственной слабости… толкает в пропасть.

Тотчас перестав пятиться, ночная гостья вскинула подбородок:

— Могу вас заверить, что я не нашла в наших утехах облегчения. — Теперь ее голос звучал так же резко, как и его. Черт, а ведь она права! Во время недавней близости он совсем не думал о том, чтобы ее удовлетворить. — Пожалуй, это и к лучшему, — холодно продолжила она. — После сегодняшней ночи я больше не стану прелюбодействовать и потому рада, что разочаровалась.

Бренд схватил ее за руку:

— Не дразните льва, милочка, если не хотите, чтобы он зарычал. — Он потянул ее к кровати. Она вырывалась. — Вы — моя рабыня, — напомнил он ей.

— Я — ваша госпожа, — парировала девушка. — Разве нет, милорд?

Бренд тотчас ее отпустил:

— Хорошо, идите. — Он затаил дыхание. А если она в самом деле возьмет и уйдет? Может, броситься перед ней на колени, умоляя остаться?

Но тут после мгновенного замешательства она шагнула ближе, нащупала его руку и опять положила ее себе на талию.

— Вы — мой господин.

Ему захотелось обнять ее, но это уже не было игрой, в которую они недавно играли.

— Раб, — прошептал Бренд, — раб-любовник.

Пусть понимает как хочет!

Еще мгновение — и он подтолкнул ее к заранее расстеленной кровати и уложил на спину, широко раздвинув ноги. Она охнула: осталось только подождать. Не настолько же он обезумел, чтобы взять ее силой.

Внезапно она обмякла, поддавшись его воле. Он нащупал ее руку, вяло лежавшую на простыне, поцеловал и проложил губами дорожку от запястья к локтю.

Свободную руку Бренд просунул ей между ног.

— Вы готовы исполнить все мои желания, рабыня?

— Да, милорд.

— Тогда я приказываю вам расслабиться. И насладиться. — «И навсегда запомнить эти мгновения», — добавил он мысленно.

Она не сопротивлялась, и он принялся ласкать ее рукой, одновременно целуя грудь. Ее пальцы та впивались ему в ладонь, то разжимались, благодаря чему он точно знал, когда ускорить движения, а когда замедлить, когда усилить нажим, а когда ослабить. Наградой ему был бешеный танец ее бедер, и он ослабил давление, надеясь, что она догадается закрыть себе рот рукой, чтобы сдержать крик.

Черт возьми, если она, закричав, разоблачит их обоих, то это, пожалуй, будет ему только на руку: люди узнают, что она — его любовница!

До его ушей наконец донесся хриплый гортанный стон. Она наверняка еще никогда так не стонала. О, как приятно сознавать, что все это только для него одного! Но ему хотелось большего. Полностью владея собой, он при необходимости мог вытворять такое часами.

Бренд увлекал ее все дальше и дальше, к самой вершине блаженства. Вот она напряглась, и он, убрав руку, подхватил ее под спину. Она уперлась ногами в спинку кровати и выгнулась всем телом. Бренд тут же прекратил свои ласки.

— Ляг, милая.

Всхлипнув, она принялась вращать бедрами.

— Не надо… Пожалуйста…

— Тсс, тихо. — Он прихватил зубами ее мокрый, вздувшийся сосок.

— Негодяй!

— Ты — моя рабыня.

— Я тебя ненавижу!

— Не правда.

Бренд опять принялся ласкать ее и был немедленно вознагражден дрожью экстаза.

— Нет, — простонала она, имея в виду оргазм и собираясь с ним бороться.

— Да, — сказал он с усмешкой.

Это был странный поединок в постели, но Бренд победил.

Только потом, когда она уже лежала горячая, разомлевшая и покорная, он вошел в нее.

— Если я умру, — еле выдохнула девушка, — скажи Диане. Она поможет тебе отсюда выбраться.

Бренд понятия не имел, кто такая Диана, но был в полном восторге от своей незнакомки. Подумать только, какой накал страстей скрывался за ее сдержанными манерами! О, ока достойна лучшей, более полноценной жизни.

— Поедем со мной, — сказал он, нависнув над ней и дразня ее кончиком возбужденного фаллоса, — мы будем наслаждаться каждую ночь. — Он начал углубляться, она приподняла бедра ему навстречу.

— Тогда я точно умру.

— Нет, черт возьми! Ты будешь жить! — Бренд мощным толчком овладел ею.

Она опять испытала оргазм — намного раньше, чем он ожидал. Почувствовав себя свободным, Бренд устремился к собственному экстазу и скрепил его поцелуем — таким же огненным, как и все предыдущие действа.

Пожалуй, от такого и впрямь можно умереть.

Но это будет сладкая смерть.

* * *

— Интересно, который час? — спросила она.

Он понятия не имел, сколько прошло времени — может, минуты, а может, дни. Было еще темно. Они лежали рядом — сплетение рук, сплетение ног… Ее голос звучал слабо, почти сонно.

Вдали пробили церковные часы, избавив его от необходимости ворочать языком. Двенадцать ударов.

— Полночь. — Девушка слегка пошевелилась. Точь-в-точь змея, которая сбрасывает с себя старую шкуру.

Положив руку ей на живот, Бренд погладил шелковистую выпуклость. Жаль, что нельзя полюбоваться грацией ее утомленного, разомлевшего тела!

Ничего, еще увидит! Она будет его, надо только доказать ей это. И он будет доказывать до рассвета.

— В нашем распоряжении еще около шести часов, — сказал он и пальцем скользнул ей в пупок.

— Не надо! — дернулась она.

Он удержал ее на месте.

— Почему?

— Щекотно.

Засмеявшись, Бренд уложил ее на спину и стал целовать в пупок, играя языком в маленькой ямке. Девушка оттолкнула его, они стали шутливо драться. Наконец он позволил ей сесть на него сверху. Надо же, какая энергичная, сильная и не гнушается нечестных приемов! Еще один приятный сюрприз!

Розамунда понимала, что он в любую минуту может вырваться, и все же победно оседлала его ноги, а руки прижала к матрасу, потом опустила голову и принялась исследовать языком его пупок.

— Нравится? — спросила девушка.

— Нравится.

Издав звук, похожий на кошачье мурлыканье, она принялась осыпать поцелуями его тело, прокладывая языком длинные и короткие дорожки и выгибаясь над ним волнами в стремлении добраться до самых укромных его местечек.

— Почему ты так тяжело дышишь? — вдруг лукаво спросила она.

— Потому что чувствую себя форелью, выброшенной на берег.

— Таким же мокрым?

— Таким же несчастным.

— Мне прекратить?

— Ни в коем случае!

— А как еще тебе нравится? — спросила она, снова нырнув языком в его пупок.

— Потрогай меня.

Девушка тотчас все поняла. Отпустив его руку, она передвинулась ниже и начала обследовать гениталии своими Любопытными чувственными пальцами. Он сосредоточенно сдерживал свое желание, насколько это вообще в человеческих силах, пока она нежно поглаживала восставший фаллос.

Но вот терпение его лопнуло, он схватил свою мучительницу, повалил на спину и, погрузившись в горячие недра, моментально облегчился.

Так продолжалось всю ночь: они играли, узнавая друг друга, дразнили и мучили. Это была самая сладкая, самая восхитительная ночь в его жизни — он провел ее с женщиной, созданной для любви и готовой любить радостно и самозабвенно. Она же находила удовольствие в каждом новом жесте и охотно изобретала свои.

И все, пришло время отдыха. Убаюканный ее объятиями, он неожиданно заговорил о себе, понимая, что она не особо вслушивается в этот немного бессвязный поток слов. Но ему хотелось завоевать ее, завоевать любой ценой, и он готов был излить ей всю душу и вывернуться наизнанку, лишь бы помогло.

Бренд рассказал о своем счастливом детстве и услышал в ответ ее воспоминания. Хорошо, что ее юные годы тоже прошли в тепле и радости. А тр, что она была проказливым ребенком, его не слишком удивило.

Он поведал ей о внезапной смерти своих родителей. Они умерли от лихорадки, и после этого жизнь его резко изменилась.

Она тотчас принялась утешать его ласковыми объятиями и поцелуями. Бренд знал, что у нее по крайней мере есть любящая мать, поэтому ее участие показалось ему чрезвычайно трогательным. Тогда это был страшный шок для всей семьи, и особенно для маленьких близнецов, которых хотели разлучить и за которых вступился Бей.

— Бею тогда было всего девятнадцать.

— Бею?

— Моему старшему брату, маркизу Ротгару. Вообще-то мы сводные братья. Нас всех назвали в честь англосаксонских героев, поскольку отец увлекался отечественной историей. Мне еще повезло: Бренд — нормальное имя, а вот бедняга Бей был наречен Бьовульфом. Папа называл его полным именем, причем делал это при каждом удобном случае и с явным удовольствием проговаривал каждый звук.

Она усмехнулась:

— И поэтому ваш брат взял себе имя восточного принца?

— Ему очень идет. Рано сделавшись главой семьи, он проявил себя настоящим тираном. Когда умерли наши родители, у него еще не было ни власти, ни авторитета, зато была твердая воля. Мне же было всего двенадцать, и я не помнил себя от горя, но теперь я выяснил, что многим хотелось разъединить нашу семью, забрать нас из-под его опеки. Он добился того, чтобы все осталось по возможности без изменений.

В то время я воспринимал это как должное, — продолжал Бренд, уставясь в пространство невидящим взглядом. — Брат ведь не говорил о том, что нам угрожают перемены, а мы догадывались и боялись. Однажды двойняшки пропали. Их не могли найти целый день, а потом обнаружили в чулане под лестницей черного хода. Но там уже смотрели раньше, значит, они перепрятались! Теперь-то я представляю, какая на него навалилась ответственность. И это при том, что раньше он не отличался добросовестным отношением к своим обязанностям.

Бренд замолчал. Несмотря на соблазнительную темноту, он не мог рассказать все, ибо это была не его тайна. Дело в том, что брат считал себя виновным в смерти родителей — и не без основания. Во время очередной авантюры он подхватил лихорадку и едва не умер, лежал уже при смерти. Заботливо выхаживая его, мачеха заразилась сама, любящий маркиз также пренебрег советом врача не подходить к больным.

Младшие дети, которых держали в дальнем крыле дома, испытали сильное потрясение. Мало того, что их сводный брат серьезно заболел, когда он поправился и им разрешили выйти, оказалось, что их любимые родители умерли, а Бей, бледный и худой после болезни, стал маркизом Ротгаром и их единственным защитником в этом мире.

— Ему, наверное, потребовалось немало мужества, — заключила она, поглаживая его по голове.

— Да уж. Никто не стал бы его винить, если бы он позволил разъединить семью. Напротив, его осуждали за то, что он этого не сделал. Многие считали слишком безрассудным его желание заботиться о нас.

К счастью, Бренд вовремя замолчал — не стоило упоминать про безумие. Бей не был сумасшедшим, во всяком случае, пока никаких признаков, а вот его мать сошла с ума, что и породило уйму кривотолков. Вообще-то она тоже казалась вполне нормальной, пока не убила своего новорожденного ребенка.

— Люди выполняют свой долг, — проговорила она, — и потому обретают мужество.

— Далеко не все, — заметил Бренд и задумался: может, она говорит о себе? Ему так хотелось найти ключ к ее тайнам! Спустя мгновение он отбросил эту идею и продолжил рассказ о своих самых невинных приключениях.

— А как вы стали управляющим поместьями своего брата?

— Не знаю, насколько вы знакомы с образом жизни аристократических семей, но, дабы сохранилось богатство, после смерти отца почти все его имущество переходит к старшему сыну. Младшие сыновья и дочери получают свою долю, как правило, из приданого матери. Таким образом, первоначальное добро остается неделимым. Младшие сыновья должны сами пробивать себе дорогу в жизни. Обычно они выбирают церковь, армию или военный флот.

— Не представляю вас в рясе священника.

Он засмеялся:

— Бей не хотел, чтобы кто-либо из нас пошел в армию или на флот. Говорил, что это варварские институты. Я же всегда питал интерес к сельскому хозяйству, вот и стал управляющим.

— А если бы вы захотели стать бравым офицером?

— Тогда я пережил бы то же самое, что и мой младший брат, когда он выбрал для себя эту стезю. Бей закатывал громкие скандалы и запирал его в доме.

— О Господи! И чем же все кончилось?

— Сейчас Син — майор.

— Значит, ваш брат не так страшен, как кажется? Он лает, но не кусает?

— Так же, как и я, милая леди. — В доказательство Бренд легонько прикусил зубами ее палец. — У Бея, конечно, клыки поострее, но в конечном счете он желает нам добра. Син любит армию, а я с удовольствием занимаюсь изгородями и турнепсом.

Розамунда укусила его в ответ.

— Надо же, какая у вас насыщенная жизнь!

Он между тем пристроился к ее груди и прошептал:

— Без вас она будет неполной.

Она не ответила. На протяжении всей ночи он довольно часто возвращался к этой теме, атакуя ее волю с верой в победу. Теперь, убедившись, что все бесполезно, он вздохнул и начал делать единственно возможное — сеять воспоминания в ее теле, душе и мыслях.

И набирался впечатлений сам.

Но даже сейчас, когда дорога была каждая минута, природа взяла свое: любовники замерли с улыбками на губах в жарких объятиях друг друга и сладко проспали остаток своей последней ночи.

* * *

Проснувшись, Розамунда разом вспомнила все. Глаза ей обожгли невыплаканные слезы.

Они укрывались одной простыней, и ей стало холодно. Бренд лежал на животе чуть поодаль, но по-прежнему обнимал рукой, как бы защищая и утверждая свои права.

Она не хотела с ним спорить, а он, пока не уснул, все пытался понять, что ее здесь держит, какие узы сильнее тех, что их связывают.

Розамунда не могла сказать ему правду и вообще сомневалась, что он ее поймет. В традициях высокого романтизма он ждал от нее безрассудства. Ждал, что она все бросит ради любви.

Любовь…

Да, она любила его и не собиралась больше отрицать свои чувства.

А за окном уже серебрился рассвет, возвещая о близком расставании.

Розамунда приподнялась на локте и принялась разглядывать его в слабом, туманном свете.

За эти несколько дней с ними что-то случилось. Они стали близкими людьми, почти сроднились. Пожалуй, такие отношения можно сравнить с их дружбой с Дианой — ее не разорвут ни разлуки, ни жизненные перемены, ни даже ссоры.

Правда, Диану она знала с колыбели, а с Брендом только что познакомилась. И все-таки вдвоем им было хорошо. Они могли часами болтать и смеяться, изливать друг другу душу. Откуда же такое глубокое взаимопонимание, такая общность интересов, такое безграничное доверие и ощущение надежности?

Розамунда сглотнула горькие слезы и глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Нет, она не станет отрицать, что между ней и лордом Брендом Маллореном зародилось чистое и высокое чувство, пусть оно и было следствием чистой случайности.

И не могло ни к чему привести. Из семени, брошенного на камень, колос не вырастет.

В обычных обстоятельствах они бы никогда не встретились — сын маркиза и дочь фермера. Зажатые в панцирь условностей, они не пробились бы друг к другу. Теперь же она сама должна надеть панцири на них обоих, для верности скрепив их предательством.

Если бы он пообещал не искать ее, она, наверное, не стала бы поить его снотворным, несмотря на совет Дианы. Она верила его слову, однако за целую ночь так и не добилась нужного обещания. Значит, он попытается ее найти.

Поэтому надо заранее принять меры.

Розамунда закрыла глаза и всего на секунду представила себе другой финал. Она ляжет ближе, поцелует его, как целовала на протяжении этой чудесной ночи, вдохнет его неповторимый запах, с удовольствием пробежится руками по его телу и скажет, что останется с ним навсегда.

Что она согласна бросить все и пойти за ним. Что готова стать падшей женщиной и выдержать презрение общества, ибо в его объятиях ей ничего не страшно.

И самое ужасное, что так оно и было. Она и впрямь готова бросить все, прекрасно понимая, что подобное безумство не приведет ни к чему хорошему. Но даже страх будущего страдания не остановил бы ее в погоне за сиюминутным счастьем, будь оно единственной расплатой.

Однако сей безрассудный поступок грозил погубить не только ее одну.

Розамунда могла ради любви пожертвовать домом, образом жизни и репутацией. Но она никогда не пренебрегла бы своим долгом перед Дигби и Венскоутом.

У нее было тяжело на душе. Если она скажет ему всю правду, поймет ли он ее, пойдет ли вместе с ней на такую жертву?

Ей очень хотелось открыться, ибо она безгранично ему доверяла. И тем не менее, возможно, тут они расходятся во взглядах. А что, если для него важнее заявить свои права на ребенка, чем спасти маленькое поместье в Йоркшире? Ночью он не раз намекал на то, что не боится скандала.

Нет, она не вправе рисковать.

Намокшая от слез маска липла к лицу. Розамунда выскользнула из его объятий. Он что-то полусонно пробормотал, но не проснулся. Накрыв его одеялом, она надела сорочку и тихо шмыгнула за дверь. У нее в спальне лежало дорожное платье коричневого цвета, которое она могла надевать без посторонней помощи, ибо во время нынешнего рискованного предприятия Милли надлежало оставаться в Аррадейле. Одевшись, девушка прокралась в кухню, отчаянно надеясь, что все слуги еще спят.

В кухне стояла тишина, очаг не горел. Стараясь не шуметь, Розамунда взяла холодное мясо, хлеб и смородиновый ликер, который вчера вечером приготовила Джесси по ее просьбе, добавив в него бренди и побольше пряностей.

Вылив пузырек со снотворным в графин, она все перемешала и попробовала на вкус. Ликер был крепким и терпким, а пряности отбивали запах каких-либо примесей.

И все же ей совсем не хотелось поить его этой дрянью.

Тем не менее, отбросив сомнения, Розамунда поднялась наверх. Бренд уже проснулся и лежал на животе, опершись подбородком на руки и глядя на нее сквозь растрепанные волосы.

— А вы ранняя пташка!

— Скоро рассветет, — заметила она, пытаясь скрыть свою тоску. — Вам пора собираться.

— Какой дурак сказал, что перед самым рассветом бывает самое темное время суток?

К чему этот глупый разговор?

— Я принесла вам завтрак. Правда, очень незатейливый. Слуги еще не встали.

Бренд сел в постели, и она подала ему поднос.

— А вы не будете есть? — спросил он.

— Я уже перекусила, — солгала Розамунда. Сейчас ей кусок не полез бы в горло.

Он с аппетитом взялся за еду, не сводя с нее глаз.

— Хорошо бы вы еще больше открыли свое лицо.

— К сожалению, не могу.

В комнате становилось все светлее, а значит, опаснее. Не ровен час, Бренд разглядит конец шрама, который теперь выглядывает из-под укороченной маски.

Он тем временем пожал плечами и сдросил с полным ртом, не притрагиваясь к рюмке с ликером:

— Ну, и что теперь?

— Теперь моя карета доставит вас в Терек.

Бренд устремил на нее хитрый, задумчивый взгляд:

— Но я легко догадаюсь, где вы меня держали. Предупреждаю, у меня хорошая пространственная ориентация.

— Вам завяжут глаза, — солгала она.

Он покачал головой, удивляясь такой бессмыслице. Господи, только бы он выпил! С минуты на минуту к парадному подъедет карета Дианы. Надо, чтобы он оделся, перед тем как отключиться. Если, конечно, он вообще выпьет это проклятое снотворное.

— Попробуйте смородиновый ликер, — предложила девушка. — Я… я приготовила его специально для вас.

Бренд улыбнулся немного печально, но взял рюмку и сделал глоток.

— Ого! От такого ликера я, пожалуй, опять свалюсь. Ничего себе утренний напиток!

Розамунда напустила на себя обиженный вид:

— А я хотела вас порадовать… поскольку не было пирога…

Бренд засмеялся и отхлебнул смелее.

— Я полагаю, вреда не будет, ведь мне не придется скакать верхом.

Борясь со слезами, она подала ему одежду. Он встал с постели и начал одеваться.

— Не стойте здесь как суетливая служанка, — сказал он немного резковато.

Розамунда, разозлившись на свою судьбу, тотчас уселась на кровать и стала смотреть, как он застегивает рубашку.

— Итак, — спросил он, — когда мы с вами попрощаемся?

— Скоро.

— Вы не поедете со мной?

— Я не могу. Мне надо возвращаться домой.

— К мужу. — Он откусил еще хлеба, потом надел жилет и сюртук, оставив их незастегнутыми. — Он вас не стоит.

— Не говорите так.

Бренд взял рюмку с ликером и сделал большой глоток. Судя по всему, он топил в вине свой гнев. Внезапно он протянул ликер ей.

— Пусть это будет нашей чашей любви. Выпейте за чудесную прошлую ночь и поклянитесь, что никогда ее не забудете.

Розамунда испуганно взглянула в его сердитое лицо. Может быть, он что-то заподозрил? Но в его глазах читались лишь тоска да печаль, и воля ее дрогнула. О Боже, ей нельзя этого делать!

Но отступать поздно. Половину он уже выпил.

И тут ее осенило, что будет только справедливо, если она тоже вкусит от своего предательства. Накрыв его теплую руку, она притянула к себе рюмку и отпила с края, еще мокрого от его губ. Потом нарочно сделала большой глоток и отдала ему рюмку:

— Допивайте. Обещаю вам, что всегда буду помнить эту ночь.

Он допил ликер, не сводя с нее глаз. Девушка заставила себя встать.

— Мне надо посмотреть, готова ли карета. Я сейчас.

Она вышла из комнаты не оглядываясь. Этот уход не имел никакого отношения к ее чувствам.

И насчет кареты она обманула. Просто ей надо было попрощаться с Джесси и вознаградить их с миссис Акентвейт чаевыми за услуги. А еще передать записку для Дигби, где она сообщала, что на пару дней уезжает с Дианой в Ричмонд. Девушка взяла у себя в комнате несколько монет и сунула в карман испорченную маску, чтобы выбросить ее по дороге. Выходя в коридор, она прислушалась к своим ощущениям, пытаясь распознать признаки действия снотворного.

Все как всегда. А если снадобье не поможет? Или начнет действовать слишком поздно?

Однако, спускаясь по лестнице, она пошатнулась и схватилась за перила, чтобы не упасть. О Господи, какой ужас! А если ей станет еще хуже? Диана рассердится, узнав о ее донкихотском решении выпить снотворное вместе с Брендом.

Теперь, сходя по ступенькам, она крепко держалась за перила и сосредоточенно думала о том, куда ступить.

Продирая глаза, в кухонном очаге разводила огонь Джесси.

— Миледи? А я думала, вы ночевали в большом доме.

— Да, я ночевала там, — проговорила Розамунда, пытаясь скрыть свое замешательство. — Но мы с леди Аррадейл решили проводить нашего непрошеного гостя до Ричмонда.

Служанка вытерла о фартук испачканные в золе руки.

— Вам чем-нибудь помочь, миледи?

— Проследи, чтобы эта записка попала в Венскоут. — Розамунда положила листок на стол. — Я покормила его завтраком. Сейчас подъедет карета. Спасибо тебе за помощь.

Хозяйка дала девушке шиллинг и положила на стол крону для Акентвейт.

Выслушав благодарность служанки, Розамунда тихонько вышла к парадному крыльцу и стала дожидаться карету. У нее было такое ощущение, как будто она напилась. Все чувства стали ненадежными. Перед глазами плыли радужные круги, и когда в тусклом свете раннего утра к дому подкатила карета, девушке показалось, что экипаж окутан пестрым туманом.

Карета остановилась, и Диана проворно выпрыгнула из салона.

— Ну как, получилось?

— Думаю, да. — Чтобы не упасть, Розамунда схватилась за колонну. — Мне пришлось немного выпить самой, и теперь я как-то странно себя чувствую.

Диана вцепилась ей в руку.

— Идиотка! Зачем ты это сделала?

— Не важно. — Розамунда заглянула кузине через плечо и увидела Тома, который вразвалку подходил к дому. Он-то уж наверняка не сомневался в ее безумии.

— Я привезла еще конюха из Аррадейла, — сообщила Диана, кивая в сторону второго рослого детины. — Он обещал держать язык за зубами. Не бойся, местные жители пойдут на все, лишь бы не допустить сюда коттеритов.

Розамунде пришлось смириться с тем, что несколько человек — их было совсем немного — догадывались о ее затее. Впрочем, ее круглый живот вскоре подтвердит их догадки. Слава Богу, жители долин не любят болтать с посторонними.

Старательно сфокусировав взгляд и досадуя, что ноги ее не слушают, она повела Диану и конюхов на второй этаж и открыла дверь спальни.

Бренд был одет, только без сапог. Он все понял! Понял и, проковыляв к кровати, перевернул всю постель. Как видно, хотел порвать простыню, которая так и осталась у него в руках.

Сдерживая рыдания, девушка осторожно высвободила простыню. Так лучше. По крайней мере теперь он уже не захочет ее видеть.

— Сапоги можно не надевать, — сказала она, удивившись собственному спокойствию.

Откинув с его лица спутанные волосы, Диана одобрительно хмыкнула. Розамунде хотелось ударить ее по рукам, но она и без того еле держалась на ногах. Подруга тем временем велела конюхам поднять Бренда и вынести его из комнаты.

— Осторожнее! — воскликнула Розамунда, испуганно подавшись вперед, когда его нога задела за дверь.

От резкого движения у нее закружилась голова, и она тяжело опустилась в кресло.

— Ну и дела, — проговорила Диана, подбоченившись. — Но ты не волнуйся, милая. Я обо всем позабочусь. Когда придешь в себя, можешь ехать домой…

Розамунда тем не менее встала на ноги.

— Нет! Я поеду с вами.

— Зачем?

«Я должна убедиться, что с ним все будет в порядке», — подумала девушка. Диана могла бросить его где-нибудь на пустыре, и тогда он опять окажется на волосок от смерти. Розамунду охватила нервная дрожь: даже если не будет дождя, он погибнет от переохлаждения.

— Просто поеду, и все, — заявила она, как настырный ребенок.

Сосредоточив взгляд на лице Дианы, она увидела раздражение, смешанное с тревогой.

— Ну что ж, поезжай. Во всяком случае, будешь у меня на глазах. Бог знает, что ты можешь натворить или ляпнуть в таком состоянии! Сядь.

Розамунда подчинилась. Ее сильно клонило в сон, и это только от двух глотков! Может, она переборщила с дозой?

— Миссис Нэйсби… — проговорила она заплетающимся языком, глядя, как Диана снимает с кровати простыни. Ей казалось, что та удаляется в какой-то сверкающий туннель.

— Да? Что миссис Нэйсби? — Диана связала в узел постельное белье и бросила его на пол. У нее были с собой чистые простыни. Хотя нет, не такие уж чистые…

— Откуда это белье?

— Мое. Выглядит так, будто на нем спали несколько дней, но не более того.

Графиня Аррадайл кое-как застелила кровать. Розамунда поняла, что она делает это впервые. О чем же она хотела спросить? О чем-то важном…

— Миссис Нэйсби…

— Да? — Диана обернулась, держа в руке узел с грязным бельем, и покачала головой. — О Господи, ну и хороша же ты! — Свободной рукой она обняла подругу за плечи и подняла ее с кресла. — Пойдем, проспишься в карете. Если все пойдет хорошо, к вечеру мы вернемся сюда, а завтра ты будешь дома. Трезвая.

— Я не пьяна! — возмутилась Розамунда.

— Знаю, милая. — Диана повела ее к двери.

— А миссис Нэйсби…

— Что ты хотела узнать про эту старую ведьму?

— Сколько снотворного она велела подлить?

— Весь пузырек, чтобы усыпить сильного мужчину на много часов.

— А, хорошо… — пробормотала Розамунда.

Диана крепче прижала ее к себе, и они стали спускаться по лестнице.

— Завтра в это же время все будет кончено. Кроме последствий, будем надеяться, — добавила она шепотом.

Благополучно спустившись в вестибюль, Розамунда положила руку на живот, как будто могла уже что-то почувствовать.

— Все будет кончено, — повторила она, — кроме последствий.

Глава 13

Проснулась Розамунда с жуткой головной болью. Мысли ее путались. Где она? И почему все прыгает перед глазами?

— Наконец-то!

С усилием разлепив глаза, девушка повернула голову на голос кузины и застонала от боли. Впрочем, что там боль — бедная Диана! Она выглядела просто ужасно.

— У тебя сыпь?

Диана дотронулась до своего прыщавого лица.

— А значит, похоже? Я подумала, что это весьма удачная мысль.

Розамунда закрыла глаза. Наверное, она спит. Диана никогда бы не стала радоваться прыщам. И не надела бы такое унылое платье и рабочий чепец.

Кузина легко похлопала ее по щеке.

— Роза! Не спи! Нам надо тебя подготовить.

— Не надо, прошу тебя! — Розамунда опять открыла глаза и увидела, что Диана по-прежнему вся в прыщах. Особенно отвратительный красовался на левой скуле — багровый, с гнойником в центре. — Ты настоящая?

Странные глаза Дианы зажглись весельем.

— Как сказать! Я — твоя служанка.

— Какой странный сон!

Диана нагнулась, приблизив свое прыщавое лицо:

— Это не сон, Роза. Это маскировка. Слушай меня внимательно. Если мы собираемся бросить Бренда Маллорена где-то по дороге, то нам нельзя попадаться на глаза в тех же местах. Поэтому я остановилась в Ричмонде и, пока ты спала, зашла к одной своей подруге, актрисе. Она дала мне эту одежду и разрисовала лицо. По-моему, графиня Аррадейл стала неузнаваемой. А ты как считаешь?

Розамунда сфокусировала глаза на огромном гнойнике.

— Да уж. Тем более что никому и в голову не придет подозревать именно ее.

— Совершенно верно. На прислугу никогда не обращают внимания. Но мы уже подъезжаем к Тереку, так что давай маскироваться.

Розамунда подняла руку, прикрывая свое лицо:

— Я не хочу прыщи!

— Нет-нет, никаких прыщей не будет. Мы просто наложим побольше грима.

— И грим я не хочу!

— Ничего не поделаешь, придется потерпеть. — Диана поставила себе на колени деревянный ящичек и открыла его. — Ты — моя госпожа. Богатая дамочка, питающая пристрастие к обильному макияжу.

Все происходящее показалось" Розамунде слишком реальным.

— Но я не люблю краситься! Это выглядит ужасно.

— Подумай, милая, тебе нельзя показывать свои шрамы. Маска сразу же привлечет внимание, а толстый слой грима — дело обычное. Никто на тебя и не взглянет.

Мысли Розамунды тем временем переметнулись на другое.

— Где он? — Она резко села, несмотря на боль в голове. — Что ты с ним сделала? Что?!

— Ничего я с ним не сделала! — Диана вновь заставила ее лечь. — Тише. Он внизу, под ногами. Только не возмущайся. Не могла же я четыре часа подряд подпирать вас обоих! Там ему спокойнее.

Бренд Маллорен служил подушкой у нее под ногами! Он лежал, съежившись в тесном закутке на полу кареты. Слава Богу, Диана подложила ему под голову свернутое одеяло!

— О Боже! — Розамунда подняла ноги, но ей и впрямь больше некуда было их поставить.

— Не волнуйся. С ним все в порядке.

Розамунде пришлось опять опустить ноги ему на плечо. Превозмогая боль в висках, она нагнулась и пощупала пульс на его шее. Редкий, но ровный. К тому же на этот раз Брен-ду не было холодно.

Она выпрямилась:

— Накрой его, пожалуйста.

Диана закатила глаза, но выполнила просьбу подруги, взяв темно-коричневое одеяло из-под второго сиденья и набросив его на Бренда.

— О Господи, — проговорила Розамунда, — в тот раз он был точно в таком же состоянии! — Она испуганно охнула.

— Что?

— Те же симптомы! Он сказал, что никогда много не пил. Значит, в тот раз его тоже чем-то опоили. Да ведь он меня возненавидит!

— И прекрасно. — Розамунда попыталась возразить, но Диана ее перебила:

— Роза, если он тебя возненавидит, то не будет искать.

— Он может возненавидеть меня так сильно, что захочет найти и отомстить.

Диана в ужасе застыла:

— К тому же он Маллорен! Проклятие! Тем более надо замаскироваться.

Розамунда шарахнулась от баночек с краской. Ей хотелось только одного — свернуться возле Бренда калачиком и снова уснуть. И проснуться только тогда, когда утихнет боль в желудке и пройдет голова. А может быть, не просыпаться никогда… Нет, ей придется вынести все это — ради Дигби и Венскоута.

— Поможет ли грим скрыть мои шрамы? — усомнилась она.

— Далей показала мне, как им надо пользоваться. — Диана откупорила одну маленькую баночку. — Вот паста, которой замазывают морщины. И шрамы. А ну-ка повернись.

Она наклонила Розамунде голову и принялась густо накладывать грим.

— Я буду как неживая.

— Может быть. Но тебе не придется ни смеяться, ни разговаривать, так что не волнуйся. — Пальцы подруги решительно растирали грим на виске и щеке. — Вот так. Почти не видно.

Взяв другую баночку, Диана покрыла все лицо Розамунды кремообразным веществом.

— Это, случайно, не свинец? — отпрянула Розамунда.

— Нет! Не дергайся. Теперь уже все знают, как опасны свинцовые белила! — Диана откинулась назад, оценивая свою работу. — Прекрасно. Даже я с трудом различаю твои шрамы, а случайный взгляд их вообще не заметит. К тому же с таким гримом тебя никто не узнает. Ты изменилась, стала старше.

— Замечательно!

— Ничего-ничего. Если я вся в прыщах, то ты можешь побыть старой каргой.

Диана открыла третью баночку.

— Ох, не нравится мне все это, Диана! — призналась Розамунда, которую мутило от запаха жирного крема.

— У нас нет другого выхода.

Диана ухватила твердой рукой подбородок Розамунды и, сосредоточенно закусив губу, попыталась подкрасить бровь. Через мгновение она прокляла все на свете, открыла окно и крикнула кучеру:

— Останови карету!

— Остановить?

— Да!

Карета, дернувшись, встала.

— Что-то случилось, миледи?

— Нет, просто постой несколько минут.

Не вдаваясь в дальнейшие объяснения, Диана принялась за дело. Розамунда ощутила легкие прикосновения кисточки к бровям.

— Так-то лучше, — сказала подруга и быстро подкрасила губы. — Я сделала их тоньше и темнее. Ну настоящая карга!

— Спасибо.

— Всегда рада услужить, миледи. Что еще? Ах да, мушки!

— Хватит! Люди подумают, что я больна оспой!

— И прекрасно. Если они все-таки заметят твои шрамы, то сразу найдут им объяснение. — Она наклонила голову, критически оценивая свое произведение. — По-моему, у меня талант к этому делу. Эй, кучер, поехали!

Когда карета покатила дальше, Диана взяла из ящичка зеркало и поднесла его к лицу Розамунды.

Та увидела в зеркале незнакомку. Белила, черные брови, алые губы и россыпь мушек делали ее внешность вульгарной. Модные дамы и джентльмены не чурались косметики — это составляло часть вечернего туалета, — но здесь был явный перебор. Однако Розамунда знала, что некоторые дамы и впрямь разрисовывают себя таким образом, особенно если хотят скрыть какие-то дефекты, например, шрамы от оспы. Или для того, чтобы создать иллюзию молодости.

— Шрамов совсем не видно, — прошептала она, дотронувшись до щеки. — Как непривычно!

В зеркале виднелись слабые намеки на шрамы, но, как сказала Диана, случайный взгляд вряд ли что-либо обнаружит.

— Тебя просто не узнать, — заметила Диана. — Сейчас я напудрю тебе волосы. Не бойся, это не жирная пудра. Всего лишь немного порошка, чтобы изменить цвет. Я думаю, голубой в самый раз.

— Голубой?

— Полагаю, голубая пудра как раз в твоем вкусе. — Она осторожно напудрила ей волосы, и вокруг Розамунды взвилось облачко пыли.

— Если я чихну, то, наверное, закричу от боли.

Диана удивленно уставилась на подругу:

— От боли?

Только тут Розамунда поняла, что та ничего не знает о ее состоянии.

— У меня раскалывается голова.

Диана поспешно убрала пуховку и помахала руками, пытаясь рассеять густое облако пудры:

— Надо было сказать.

Розамунда откинула голову на спинку сиденья.

— Посмотри, Роза, — попросила Диана, немного подождав.

Розамунда открыла глаза и вновь увидела в зеркале странное, чужое лицо, на этот раз в обрамлении поседевших волос.

— Чудесно! — тотчас воскликнула графиня. — Волосы тусклые, как у твоей мамы. Ты выглядишь лет на десять — двадцать старше.

— Ты права. — Розамунде хотелось закрыть глаза, чтобы справиться с подступавшей тошнотой.

— Еще один, последний штрих… — Диана сунула руку в карман и достала оттуда горсть сверкающих украшений, наверное, тех, которые были сегодня утром на ней самой. Они с Розамундой в шутку называли их мишурой, ибо, выбирая себе украшения на каждый день, Диана обращала внимание не на ценность вещей, а на их блеск.

Нацепив клипсы Розамунде на уши, она застегнула у нее на шее пару колье, а на руке — несколько браслетов, после чего надела кольца на тонкие пальцы подруги.

— Терпеть не могу носить кучу колец!

— Какая же ты зануда! Не кучу, а всего четыре. Вот так. Теперь ты само воплощение модной стареющей дамы, в которой нет абсолютно ничего общего с Розамундой Овертон. — Диана выглянула в окно. — Кажется, скоро Терек. Пора избавляться от нашей обузы.

— Он не…

— Знаю, знаю, — перебила ее Диана и махнула бледной рукой, которая без перстней и браслетов смотрелась весьма непривычно. — Он принц и герой. Но мы все равно должны избавиться от него.

— Здесь? — Розамунда видела за окном кареты одни только поля. — Его надо положить в какое-то укрытие.

— Роза, сейчас лето, к тому же мы не на болотах!

— В укрытие, — упрямо повторила та.

Диана тихо чертыхнулась, но осмотрела окрестности.

— Все равно на этой дороге слишком оживленное движение. Нам придется свернуть — найти стог сена или что-то в этом роде.

Она велела кучеру Гарфорту проехать еще немного вперед и свернуть на проселочную дорогу.

— Но там только колея, миледи.

— Поезжай по ней. — Диана выглянула из окна. — Вон указательный столб, значит, это все-таки дорога.

Они потихоньку свернули с главного тракта, и сильная тряска возвестила о том, что Гарфорт прав. Несмотря на указательный столб, это была узкая колея, прорытая колесами телег и затвердевшая на летнем солнце. Карета то и дело подпрыгивала на ухабах. Розамунда, съежившись, молча терпела боль. Она заслужила те же страдания, на которые обрекла Бренда.

— На указательном столбе было написано, что через полторы мили будет поселок, вот только не помню его название, — сказала Диана, крепко держась за поручень. — Это недалеко. Наверняка мы найдем, где его положить. Смотри-ка, сарай. Годится!

Она крикнула Гарфорту, чтобы он остановился.

Чуть не плача от облегчения, Розамунда подняла глаза и увидела в поле ветхую деревянную постройку. В боковой проем было видно, что там лежат остатки прошлогоднего сена. Девушка хотела сказать, что это не совсем то, но промолчала.

Сарай подойдет.

Но вокруг было так пусто! Бренд мог пролежать здесь целую вечность.

Диана между тем уже отдавала распоряжения конюхам. Розамунда убрала ноги, чтобы не мешать им выносить Бренда из кареты, и закрыла глаза, пытаясь успокоиться. Наконец его забрали, и она смогла поставить ноги на пол.

Розамунде не хотелось открывать глаза, не хотелось вмешиваться в происходящее, но это было выше ее сил. Выглянув в окно, она увидела, как конюхи несут Бренда по холмистому полю, а Диана идет сзади с его сапогами в руках. Несмотря на то что оба работника были крепкими молодыми парнями, одна рука спящего чуть ли не волочилась по земле, а голова свешивалась и безвольно раскачивалась.

Схватив одеяла, Розамунда кое-как выбралась из кареты. Когда она спустилась по ступенькам, ей пришлось остановиться и подождать, чтобы перед глазами перестало мельтешить. Только бы не подвел желудок! Вспомнив, как плохо было Бренду в прошлый раз, она испытала острое чувство вины. Если бы ей довелось повторить все сначала, она никогда бы не подлила ему снотворного, даже ради спасения Венскоута.

Еле держась на ногах, она тем не менее упрямо зашагала по полю. Ей надо было увидеть своими глазами, как его уложат.

Конюхи бросили Бренда на сено и побежали назад, к карете.

— Стойте! — крикнула Розамунда.

— Роза… — Диана покачала головой и взяла одеяла. — Ладно, смотри, сейчас я укутаю его, как ребенка.

Не обращая внимания на ворчливый тон кузины, Розамунда следила за ее действиями, ухватившись за покосившийся столб. Вдруг она округлила глаза:

— Диана, фамильные гербы!

— О черт! — Подруга отогнула уголок одеяла и с досадой уставилась на вышитый фамильный герб, который был проставлен почти на каждой ее вещи. Подняв голову, она уставилась на терпеливых слуг. — Сделай что-нибудь, Калвер.

Конюх бесстрастно опустился на колени и срезал уголки с гербом с каждого одеяла, а потом сунул их себе в карман.

— Вот так, — одобрила Диана, вставая и отряхиваясь от соломы. — Ну что, теперь мы можем идти?

Розамунда чуть не сказала «нет». Ей хотелось самой укутать его в одеяла и поцеловать на прощание. По правде говоря, хорошо бы сейчас лечь рядом с ним и дождаться, когда он очнется, чтобы потом о нем позаботиться. Сейчас он крепко спал, заботливо укрытый одеялами, но девушка знала, какие муки ему предстоят. Она наблюдала их в прошлый раз, а теперь сама в какой-то степени переживала то же самое.

Однако все это было задумано не ради нее самой, если не считать той грешной ночи, которую она украла у судьбы и которая лишь осложнила дело. Бросив последний взгляд на своего тайного любовника, Розамунда отвернулась и двинулась к карете, ни разу не посмотрев назад.

Устроившись на сиденье, она нарочно отвела глаза от окна. Диана села рядом, и карета тронулась.

Все кончено.

Забыть навсегда.

* * *

— Мы здесь не развернемся, — ворвался вдруг в ее сознание голос Дианы.

В этот момент карету сильно тряхнуло на очередном ухабе, и Розамунда не сдержала стона.

— Ох, милая! Тебе совсем плохо?

— Ничего, так мне и надо. Ему-то будет еще хуже… Ай! — Новая встряска отдалась болью во всем теле.

Диана высунулась из окна и велела Гарфорту остановиться. После короткого совещания с кучером она сообщила:

— Дорогая, здесь нам карету не развернуть. Но до ближайшего поселка меньше мили. Мы поедем очень медленно, а там наверняка будет дорога получше.

Карета покатила вперед со скоростью черепахи. Розамунда поддерживала голову рукой и старалась не роптать.

— Черт, я никогда не понимала эти вещи! — пробормотала Диана. Розамунда с трудом приоткрыла глаза и увидела, что кузина сосредоточенно разглядывает карты в дорожном справочнике. — Какой населенный пункт мы проезжали в последний раз? Я не вижу рядом с Терском никакого поселка… Ох, Роза!

Судя по тону, этот возглас Дианы не имел никакого отношения к карте. Только тут Розамунда почувствовала на своих щеках слезы.

— Это из-за снотворного И вообще мне очень плохо.

— Почему плохо? — спросила Диана, вытирая ей слезы своим носовым платком. — Подумаешь, какой-то соблазнитель, пусть даже и обаятельный! Забудь его, милая.

— Я имею в виду головную боль. — Розамунда немного покривила душой, но она еще не знала, что душевная скорбь может причинять такие сильные физические страдания.

Туг колесо попало в очень глубокую рытвину, и экипаж дико затрясся. Девушка застонала.

— Проклятие! — воскликнула Диана. — И ничего нельзя поделать, кроме как остановиться и стоять целую вечность.

— Давай пойдем пешком, — предложила Розамунда. — Да-да! — Она завозилась с дверцей.

Диана удержала ее и скомандовала остановить карету. Вскоре Розамунда ступила на землю. Голова кружилась, в висках стучало, но эта боль была уже терпимой.

— Так лучше, — сказала она.

Диана обняла подругу за талию.

— Тогда пойдем, милая.

Розамунда с трудом заковыляла вперед, пытаясь разобраться в своих путаных мыслях; Физически она испытывала сейчас то же самое, что Бренд Маллорен, когда она нашла его на дороге, только в более легкой форме. Значит, ему подмешали какое-то зелье. Но кто? И зачем?

А если ему угрожает опасность?

Она тотчас остановилась.

— Нельзя оставлять его там одного. Это нехорошо.

Диана подтолкнула ее вперед.

— Прекрати, Роза! Что мы, по-твоему, должны делать? Принести его в гостиницу, чтобы все нас увидели?

— Мы же замаскировались.

— Но не настолько!

— А вдруг его найдут не те люди?

— Не те люди? Как это — не те?

Розамунда попыталась объяснить, хотя получалось у нее не слишком понятно.

— Враги! — раздраженно проворчала Диана. Ходьба пешком вовсе не была ее любимым времяпрепровождением, а туфли на высоких каблуках — не слишком подходящая для этого обувь. — Если и так, то это был случайный грабитель. При чем здесь враги, заговоры?

— Не знаю. — Каждый шаг болью отдавался в голове Розамунды. — Зачем случайному грабителю везти свою жертву к черту на кулички?

— Возможно, грабитель напал на него у черта на куличках.

— Бренд сказал, что его последние воспоминания связаны с Норталлертоном. Значит, кто-то увез его подальше от жилья и бросил там умирать.

— Тогда почему, — чуть не взревела Диана, — этот самый враг, который желал его смерти, просто не перерезал ему горло?

Розамунда не знала ответа и промолчала. Но одно она знала точно: нельзя уезжать из этих мест, не убедившись в безопасности Бренда.

В противном случае на ее совесть ляжет невыносимый груз предательства.

* * *

Поселок — указателя нигде не было, и они так и не смогли узнать его название — оказался жалким скоплением заброшенных домиков на довольно скверной дороге. В расстроенном сознании Розамунды он символизировал катастрофу ее собственной жизни.

— Эта деревня — просто жалкая дыра! — проворчала Диана, подходя к дорожному столбу с табличками-указателями в обе стороны. — Ага! До Терека всего миля. Там мы свернем на рипонскую дорогу и поедем домой.

Гарфорт двинул упряжку в том направлении, потом остановил карету и, соскочив с козел, озабоченно попинал по колесам и осям. Тем временем Диана посадила Розамунду в экипаж. Усевшись сама, она с облегченным вздохом сняла туфлю и принялась осматривать свою ногу.

— Прости, — извинилась Розамунда, без всякого удивления чувствуя новый приступ тошноты. Впрочем, она справилась с ней — наверное, потому что выпила не так много снотворного.

Карета со скрипом покатила дальше. Диана надела туфлю и достала из кармана золотые часы:

— На все ушло около часа. Мы поздно вернемся домой, особенно если придется опять останавливаться, чтобы дать отдых лошадям.

«Не пора ли сказать, что я никуда не поеду?» — мелькнуло в голове у Розамунды, но она тотчас задумалась. Если она хотя бы намекнет, что хочет задержаться здесь и приглядеть за Брендом, они поссорятся. Властная графиня Аррадейл вполне способна насильно увезти ее домой, тем более если она узнает дальнейший план подруги: а именно — сообщить кому-нибудь местонахождение Бренда, чтобы о нем позаботились.

Между тем у Розамунды был прекрасный и даже честный повод остаться.

— Мне нездоровится.

Должно быть, она и впрямь выглядела ужасно, потому что Диана, мельком взглянув на нее, не стала спорить. Впрочем, графине и самой наверняка не хотелось еще много часов трястись в карете.

— Хорошо, мы переночуем в Тереке. В конце концов, мы загримированы. Никто не догадается о связи между нами и Брендом Маллореном.

Теперь Розамунде придется здорово пошевелить одурманенными мозгами, чтобы придумать способ дать знать людям о Бренде. Причем сделать это хитро, дабы ничем не выдать себя.

Задача и впрямь не из легких.

Диана опять открыла свой путеводитель и полистала страницы.

— Терек, Терек, Терек. Так, посмотрим… Единственная придорожная гостиница — «Три бочки».

О Боже!

Конечно, Розамунда сама настаивала на том, чтобы Бренда отвезли в Терек, ведь он сказал, что в этом городке у него назначено деловое свидание, но если здесь всего одна приличная гостиница, значит, его партнер, вероятнее всего, будет ждать его именно там.

Не стоит говорить об этом Диане, ибо та наверняка тогда передумает, и они уедут в Рипон. Ладно, они загримированы, все будет хорошо.

Диана крикнула Гарфорту, чтобы он остановился у «Трех бочек», потом обернулась к Розамунде.

— Осталось только придумать тебе имя. — Она озорно блеснула глазами. — Как насчет леди Гиллсет?

— Нет! — почти завизжала Розамунда и тут же почувствовала адскую боль в голове. Помолчав, она добавила:

— Это может вызвать подозрения. Надо придумать какое-нибудь очень обычное, незапоминающееся имя. Например, леди… Ричардсон.

— Отлично. Леди Ричардсон, жена сэра Джона Ричардсона из Линкольншира. А почему у нас нет багажа?

— Мы его потеряли. — Розамунда закрыла глаза, мучительно пытаясь найти правдоподобное объяснение, но голова ее затуманилась болью и чувством вины.

— Перепутали багажные места в грузовой карете! — воскликнула Диана, и Розамунда поморщилась от слишком громкого голоса. — Умно придумано! — Она сжала руку Розамунды и прошептала:

— Бедная Роза, потерпи еще немножко. Видишь, мы уже въезжаем в город.

Розамунда подняла свинцовые веки. Карета и в самом деле петляла по узкой оживленной улочке. О Господи, выдержит ли она эту пытку? Дробный топот копыт, скрип колес, стук кузнечного молота и едкий запах жареного мяса…

К горлу опять подступила тошнота. К счастью, вскоре они выехали на большую рыночную площадь, безлюдную и относительно тихую — был небазарный день, а через несколько мгновений остановились у роскошного крыльца высокой гостиницы.

Розамунда с облегчением вздохнула. Кровать! Сейчас она ляжет в кровать!

Встречать важных гостей выбежала целая толпа слуг. Розамунда предоставила Диане улаживать все вопросы и теперь с удивлением наблюдала, как хорошо удается ее кузине роль спесивой горничной при благородной, но не очень знатной даме. Тон Дианы стал особенно резким, когда толстый владелец гостиницы заявил, что может предложить госпоже только отдельную гостиную, ибо на эту ночь все спальни заняты.

«В гостинице нет мест», — подумала Розамунда, и большой вестибюль качнулся перед глазами. У нее совсем не осталось сил. Привалившись спиной к большой белой колонне у основания темной лестницы, она поняла, что не доберется даже до кареты. От кухонных запахов закрутило желудок. В гуле голосов она различала сердитый голос Дианы и масленый — владельца гостиницы. А вот и еще один голос. Мужской. Успокаивающий.

Пусть возьмет хотя бы отдельную гостиную, если больше у них ничего нет! Розамунда вспомнила, как Бренд боролся с тошнотой и в конце концов проиграл схватку. Она тоже проиграет, и будет намного лучше, если это случится не на глазах удивленной публики.

Диана тронула ее за руку:

— Миледи… — Как странно она говорит! И дело не в акценте, а в интонации. Хотя в таком состоянии Розамунде странным показался бы любой голос. — Этот джентльмен предлагает свою помощь. Он отнесет вас в кровать, миледи. Если вы позволите.

— В кровать?

— Он отдает вам свою спальню.

Превозмогая боль, Розамунда повернула голову и увидела кланяющегося ей высокого, темноволосого мужчину. Вот он, настоящий странствующий рыцарь!

Он был хорош собой, но не это делало его героем в ее глазах. Он отдал ей свою комнату и вызвался отнести ее на второй этаж!

— Вы позволите, леди Ричардсон? — Розамунда оторвалась от спасительной колонны и оперлась на его руку. — Разрешите представиться, — сказал он, шагая по ступенькам, — меня зовут Ротгар.

Глава 14

Розамунда не открывала глаз, переживая всю ту же внутреннюю борьбу. Пожалуй, надо предупредить этого доброго человека.

— Боюсь, меня может стошнить, сэр.

— Если так, то это, несомненно, искупит некоторые из моих многочисленных грехов.

Его манера шутить показалась ей знакомой. Розамунда слегка приоткрыла глаза. Нет, она впервые видела этого мужчину. Если бы они встречались, она наверняка запомнила бы. В ее воспаленном воображении он рисовался ей Люцифером — черный костюм, дьявольски красивое лицо…

— Вы распутник? — Вообще-то она никогда не сталкивалась с распутниками, но Ротгар укладывался в ее представление о них, тем более что сам упомянул о своих многочисленных грехах.

Он помог ей войти в комнату.

— Я бы так себя не назвал.

Ротгар задержался на пороге, потому что в спальне суетились горничные, тихо переговариваясь между собой, должно быть, расстилали постель и согревали ее грелкой.

— Разве способны мы сами судить, насколько грешны? — спросила она, пытаясь собраться с мыслями.

— Наша совесть — лучший наставник. Постель готова, леди Ричардсон. — Слегка усмехнувшись, он добавил:

— Можете ложиться.

Ей вдруг стало смешно. Он решил, что она страдает от последствий неумеренных возлияний, точно так же как сама она совсем недавно ошибочно думала о Бренде. Что ж, пришло время расплачиваться за ошибки.

Между тем кто-то снял с нее туфли, и Ротгар бережно уложил ее на мягкую перину. Он был очень силен и на удивление нежен, но, оказавшись в постели, Розамунда испытала такое неподдельное блаженство, что забыла про все остальное.

— Спасибо, сэр, — пробормотала она и тут же закрыла глаза.

Его голос долетел до нее откуда-то издалека:

— Желаю вам скорейшего выздоровления, леди Ричардсон.

Розамунда поняла, что он ушел, но все ее мысли сейчас сосредоточились на борьбе с непокорным желудком. Только бы не вырвало! Это очень неприятно, к тому же она боялась мучительной боли в голове. Страшно подумать, какие страдания перенес Бренд! А ведь он даже забыл свое имя и не знал, где находится. И несмотря на это, сохранял присущую ему вежливость.

Интересно, какие качества присущи ей?

Пока горничные снимали с нее платье, Розамунде пришлось шевелиться, но она сумела сдержать тошноту. Ей принесли какой-то ликер, и она сделала несколько глотков. Сладкий, на меду, он в самом деле немного успокоил желудок.

Может быть, все еше обойдется.

Потом ее накрыли одеялом, задернули шторы на окнах, и в комнате стало тихо.

— Ну вот, — сказала Диана, нежно погладив ее по голове, — отдыхай, милая. Утром тебе будет лучше.

— Надеюсь, — отозвалась Розамунда, с грустью вспомнив, как она ухаживала за Брендом. А сейчас он был совсем один, и все из-за нее. Сообщить бы кому-нибудь о том, где он, но как?

Может, попросить Диану? Когда он очнется, ему будет еще хуже, чем ей сейчас Никто не отнесет его на руках в спальню…

— Ротгар… — пробормотала она, что-то припоминая, — а не тот ли это Ротгар?

— Тсс, — успокоила ее Диаяа, — не волнуйся. Он ничего не заподозрил.

Розамунда резко села в постели:

— Старший брат Бренда. Маркиз!

И тут ее вывернуло наизнанку.

* * *

Голова! Розамунда очнулась от дикой головной боли, но тут же вспомнила про Бренда. Как он там? И что с ним будет, когда он очнется?

Надо что-то делать. Надо сообщить людям, где он. Пусть его найдут и позаботятся о нем…

Попытка пошевелиться вызвала мучительную боль в черепе, и девушка, глубоко вздохнув, застыла в неподвижности.

— А, вы проснулись, миледи? — проговорил чей-то ласковый голос. — Хотя, судя по вашему виду, еще не выздоровели. Полежите еще немножко, милочка. Торопиться некуда.

Некуда?

— Который час? — спросила Розамунда, не открывая глаз.

— Где-то около полудня.

Полдень! Она подавила в себе панику. Еще есть время, чтобы сообщить о Бренде. Тогда его найдут до сумерек. Однако, чтобы что-то предпринять, требовалось собраться с силами и с мыслями.

А может, ей все приснилось? Нет. Брат Бренда здесь, в гостинице. Одного взгляда на волевое лицо маркиза и его по-орлиному острые глаза было достаточно, чтобы понять: с этим человеком шутки плохи. Тем не менее она уже сделала его своим врагом и теперь должна позаботиться о том, чтобы он ее не разоблачил.

Как же быть? Как поставить людей в известность об участи Бренда, не вызвав подозрений зловещего маркиза? Он произвел на нее очень сильное впечатление. Казалось, такой человек способен видеть сквозь любую маску.

Диана!

Розамунда быстро открыла глаза и, как и ожидала, увидела полную женщину средних лет, склонившуюся над ее постелью.

— Где моя горничная?

— Не беспокойтесь, миледи, — ласково проговорила служанка, беря руку Розамунды в свою теплую, мозолистую ладонь. — Она пошла в аптеку, чтобы купить вам порошок от головной боли, и попросила меня приглядеть за вами. Что-нибудь желаете, миледи?

Розамунда чуть не застонала от досады. Кузина явно что-то затеяла! Наверное, решила пошпионить за маркизом. Ох уж эта Диана! Она до сих пор не понимает всей серьезности ситуации. Впрочем, ее все-таки пугает опасность разоблачения, а значит, она наделает глупостей. Пожалуй, ее отсутствие — единственный реальный шанс.

Розамунда медленно приподнялась в постели. Порошок от головной боли был бы очень кстати, если он вообще когда-нибудь к ней попадет. Но сейчас, несмотря на боль, она должна встать и найти способ передать маркизу записку.

Разумеется, через посредников.

Заняв вертикальное положение и дождавшись, когда комната перестанет кружиться перед глазами, Розамунда попросила у служанки чая.

— Конечно, миледи. Сейчас принесу. Что-нибудь еще?

— Нет. — При мысли о еде в желудке начиналось брожение. — Нет, спасибо.

Служанка на цыпочках вышла из комнаты, и Розамунда прислушалась к собственным ощущениям. Хотя внутри все крутило, вряд ли ее опять стошнит. Только бы поскорее поправиться!

В одной сорочке она проковыляла к креслу, стоявшему у окна, и осторожно откинула край занавески. Солнце уже обогнуло здание, и яркий свет не резал глаза. Девушка оглядела сад внизу, но не заметила там ничего интересного.

Чтобы убедиться в том, что Бренда нашли, ей придется выйти из комнаты.

Сколько времени ему понадобится, чтобы очнуться? Она пробыла без сознания примерно четыре часа в карете, а потом проспала в гостинице еще два часа. Вспомнив, как много он выпил снотворного, Розамунда виновато поморщилась. Конечно, Бренд Маллорен — крупный мужчина, однако он мог пролежать в сарае весь день, а потом страдать так же сильно, как в прошлый раз, а то и еще сильнее.

Снова вошла горничная.

— А, миледи, вы встали! Вам уже получше? Я приготовила довольно крепкий чай, но если хотите, можете развести водой. Еще я принесла немного пресного печенья — на случай, если вы все-таки захотите перекусить. — Она поставила поднос перед Розамундой. — Вам налить, миледи?

— Да, пожалуйста. Крепкого и с сахаром.

— Вот это правильно! Крепкий сладкий чай прекрасно восстанавливает силы.

Вскоре Розамунда держала в ладонях теплую чашку и прихлебывала чай цвета красного дерева, чувствуя, как его тепло, вкус и сладость возвращают ее к жизни. Головная боль начала понемногу стихать.

— Замечательно! Спасибо. Как вас зовут?

Служанка присела в реверансе:

— Джерти, миледи. У нас здесь очень хороший чай. Мистер Соверби, владелец гостиницы, готовит собственную заварку, весьма популярную среди тех, кто знает толк в хороших напитках. Кстати, его домашнее пиво тоже пользуется спросом. Вкусное, крепкое… Ну да ладно, что-то я заболталась. — Она пошла застилать постель.

Розамунде хотелось посидеть в тишине и покое, но надо было разузнать новости — о маркизе (зачем он сюда приехал?) и, главное, о том, нашли ли в сарае человека.

— У вас много гостей? — поинтересовалась она.

— Под завязку, миледи. Но это все из-за одного богатого лорда, который прибыл сегодня с целой толпой слуг. Просто удивительно: зачем одному человеку столько обслуги? А еще у нас живет его брат со своей многочисленной свитой. Правда, сейчас его нет в гостинице. Лорд Бренд — очень милый человек, такой вежливый и улыбчивый!

Горничная разгладила подушку и так ловко заправила постель, что казалось, будто на ней еще не спали.

Милый и улыбчивый, подумала Розамунда с горечью и необъяснимой ревностью. Служанка права: у Бренда и впрямь очаровательная улыбка, и сам он весьма обаятельный.

— Конечно, это интересно, когда в доме столько разных слуг, — продолжала Джерти, протирая умывальник. — Кое-кто из них не прочь слегка поозорничать… Надеюсь, вы понимаете, о чем я? У миссис Соверби есть молоденькие служанки, так она запирает их на ночь.

Розамунда осмелилась задать вопрос:

— А кто же этот богатый лорд?

Джерти даже отложила тряпку.

— Представьте себе, миледи, не кто иной, как маркиз! Маркиз Ротгар. И, судя по словам его слуг, весьма влиятельный человек. Если верить его лакею, он так же хорошо знаком с королем, как я с мистером Бэйнсом, мясником.

Розамунда чуть не поперхнулась чаем, услышав такое сравнение.

— Наверное, с ним много хлопот?

— Ну, вообще-то он приехал незадолго до вас, миледи, и ничем особо не досаждал. Его слуги требуют для его светлости то одно, то другое, но у него такие же запросы, как и у большинства лордов. Кстати, вы спите на его постели и подушках, миледи. Маркиз Ротгар отдал вам свою комнату. Он не так уж свиреп, как кажется.

— Свиреп? — задумчиво переспросила Розамунда. Маркиз проявил к ней великодушие, так стоит ли его опасаться?

Горничная покраснела.

— Наверное, мне не следует так говорить, миледи, но в нем есть что-то такое… Я думаю, он и сам не рад, что похож на Люцифера.

Значит, точно такое же впечатление Розамунды вовсе не было следствием наркотического опьянения.

— Возможно, ему нравится, что люди его боятся, — предположила она. — В этом есть свои преимущества.

— Но это не слишком приятно, верно? А впрочем, — продолжила Джерти, поправляя кресло, — вряд ли мне придется иметь с ним дело. У него есть собственные слуги, а мы будем обслуживать старших в его свите.

Розамунда между тем думала о другом. Значит, лорд Ротгар только что прибыл? Может, он каким-то образом узнал про неприятности с братом? Вряд ли. Из Лондона сюда три дня пути, даже на самых лучших лошадях. Он должен был выехать примерно в то время, когда Бренда опоили.

И все же, несмотря на столь логичное рассуждение, его внезапное появление казалось Розамунде таинственным. Воображение рисовало ей маркиза Ротгара, окутанного клубами серы и языками адского пламени.

— А его брат? — спросила она, чувствуя, что одно упоминание имени Бренда выдаст ее с головой.

— Лорд Бренд? — Несмотря на солидные годы, Джерти томно вздохнула. — Такой приятный мужчина! Простой в обхождении и любезный со всеми. Если вы его увидите, то никогда не подумаете, что он брат такого могущественного лорда.

Розамунда с трудом удержалась, чтобы не кивнуть в знак согласия.

— Но вы сказали, что он тоже приехал с целой свитой?

— Да, но это по большей части деловые помощники: клерки, бухгалтеры, юристы и прочие. Однако у всех этих людей есть собственные слуги. Как я понимаю, лорд Бренд управляет поместьями своего брата, и у него очень много работы.

Клерки.

Бухгалтеры.

Юристы.

Розамунда налила себе еще чаю, не зная, плакать ей или смеяться. Ничего себе тайный раб-любовник! Даже когда она выяснила, что он лорд, до нее не полностью дошло полное значение этого титула. Откуда ей было знать? Он безо всяких возражений остался в простом доме, почти лишенном прислуги. Фактически вел себя как неудачник, прожигатель жизни, за коего она и приняла его вначале. Авантюрист, которому больше нечего делать, кроме как развлекаться с ней в постели!

Правда, он твердо заявил, что на рассвете должен уехать, и только это и свидетельствовало о его занятости.

У лорда Бренда Маллорена была собственная свита и брат, приближенный к королю! Теперь лучше, чем когда-либо, она понимала, что между ним и Рози Эллингтон не может быть ничего общего, если не считать случайной связи во вдовьем доме.

И все же, все же… Девушка откусила сухое печенье. Он ведь совершенно искренне умолял ее бежать вместе с ним. Она вспомнила его настойчивость, вспомнила, как он разозлился, когда она отказалась, как снова и снова возвращался к этому на протяжении ночи.

Теперь Розамунде стало ясно, что он не шутил. Будучи столь влиятельным, Бренд мог уладить все недоразумения. Им не пришлось бы волноваться о том, что подумают люди. Без сомнения, он полагал, что она почтет за честь стать его любовницей. Что для такого человека скандал в свете? Не более чем комариный укус!

А если бы Венскоуту не угрожали коттериты, поддалась бы она на его уговоры?

Нет, не поддалась бы. Ведь не существуй коттеритов, она бы никогда не легла к нему в постель, будь он самым распрекрасным мужчиной на свете. Да и сам он никогда бы не выказал к ней интереса, увидев ее шрамы, которые она прятала только из боязни быть узнанной.

Внезапно ее остро потянуло домой, к Дигби, в уютный и спокойный Венскоут, где можно быть самой собой.

Вырвавшись из плена собственных мыслей, Розамунда обнаружила, что Джерти все еще что-то говорит:

— …вот уже несколько дней как пропал.

— Кто пропал?

— Лорд Бренд, конечно. Я же вам уже сказала, миледи.

— Так он пропал? — спросила она как можно безразличнее.

Джерти уже убралась в комнате и ожидала распоряжений, сцепив руки на животе.

— Вообще-то лорд всегда ездит по делам один. Он взял напрокат клячу из конюшни мистера Соверби, хоть у самого есть две хорошие скаковые лошади. Инкогно — кажется, так говорят его люди.

— Инкогнито, — поправила Розамунда. Так вот почему на нем был простой костюм!

— Да. Но маркиз прислал брату письмо, в котором сообщил, что едет сюда с намерением встретиться с ним сегодня Лорл Бренд получил это письмо перед своей последней поездкой. Так что непонятно, почему он задерживается.

— Что же с ним могло случиться? — спросила Розамунда, чтобы только не молчать.

— Знаете, миледи, всяко бывает. На свете полно злодеев. Вот в том месяце к северу отсюда разбойники ограбили три кареты. Там орудует целая банда. Надеюсь, что с лордом Брендом ничего такого не случилось.

— Я тоже. — Опасаясь, что невольно выдала себя, Розамунда добавила:

— Какие страсти вы рассказываете! Я теперь буду бояться ездить по дорогам!

Джерти подошла ближе и одобрительно взглянула на пустую тарелку из-под печенья:

— Не бойтесь. Путешествуйте при свете дня, и все будет в порядке.

Добрый совет, подумала Розамунда. Если бы она ему следовала, то никогда бы не попала в такой жуткий переплет.

— А что же лорд Бренд? — осторожно поинтересовалась она.

Джерти взяла поднос. На лице ее читалось беспокойство.

— Будем надеяться, что он скоро вернется, миледи. Его слуги говорят, что маркиз перевернет вверх тормашками весь Йоркшир, если не дождется своего брата. Зачем нам такая напасть?

Розамунда вздрогнула, припомнив ночные рассказы Бренда о своем старшем брате, о том, как он печется о своих родных. Диана тоже говорила, что у маркиза Ротгара репутация заботливого брата и жестокого мстителя.

Интересно, что такой человек может сделать с теми, кто опоил Бренда снотворным, заставив мучиться тошнотой и головными болями, а потом бросил его в разрушенном сарае, где вокруг ни души?

Розамунда обхватила голову руками. Ну почему она не послушала Диану и не нашла себе любовника на маскараде? Теперь из-за нее Бренд попал в беду! Конечно, по прихоти Господа она бы все равно увидела его на дороге и спасла, но дальнейшего удалось бы избежать.

За день или два, что он пролежал бы, выздоравливая во вдовьем доме, они могли даже не перемолвиться словом и никогда не завязать отношений, которые до сих пор терзают ей душу.

Впрочем, ей вообще незачем было там оставаться. Поручила бы его заботам Акентвейтов, преспокойно уехала в Венскоут, не знала бы этой муки и была бы счастлива…

Розамунда тяжело вздохнула. Несмотря на боль разлуки, она не жалела о сделанном. Теперь в ее чреве, дай Бог, зрело дитя Бренда, а не ребенок какого-то безликого незнакомца.

В своем эгоизме она не променяла бы все случившееся даже на возможность избавить Бренда от страданий.

Но она обязана хотя бы облегчить его участь. Стараясь не охать и не шататься, девушка встала с кровати:

— Мне уже лучше, Джерти. Наверное, я смогу сегодня же продолжить поездку.

— Нет, госпожа, вам надо остаться еще на одну ночь. В карете вас укачает и опять будет тошнить.

Розамунде совсем не нравилась такая перспектива, но оставаться здесь было куда опаснее.

— Мне надо ехать домой. Пожалуйста, помогите мне одеться.

Джерти пожала плечами:

— Воля ваша, миледи.

Она быстро затянула Розамунду в корсет, надела на нее нижнюю юбку и скромное платье.

Глянув в зеркало, Розамунда испугалась своего странного вида и в то же время слегка приободрилась.

Даже если ей еще когда-нибудь доведется встретиться с маркизом, он ни за что не догадается, что она и леди Ричардсон — одно лицо.

А Бренд? Узнает ли он в ней свою загадочную леди? Впрочем, разукрашенная физиономия леди Ричардсон с густым слоем белил, черными бровями и алыми губами весьма напоминала ее гротескную маску. Маска была уже испорчена, грим тоже сильно пострадал после сна.

Отпустив горничную, Розамунда нашла баночки Дианы и как, могла подправила свое лицо. Из зеркала на нее смотрела жуткая ведьма, в которой угадывался склочный характер. Но это-то и успокаивало. Во всяком случае, на лице Джерти ни разу не отразилась жалость.

Подкрасившись, Розамунда осмотрела комнату в поисках писчих принадлежностей. Ничего, даже дорожного блокнота Дианы. Как же написать записку без ручки и бумаги? Гостиная! Там наверняка есть подобные вещи.

Девушка помедлила, не решаясь показаться на людях в таком странном обличье и боясь случайно столкнуться с маркизом. Нет, придется все-таки перебороть страх. Бренд, наверное, уже проснулся и мучается от головной боли. Розамунда бросила последний взгляд в большое зеркало. Никто ее не узнает…

Неожиданно она расплылась в улыбке. Леди Гиллсет! Она выглядела в точности так, как в ее представлении должна была выглядеть леди Гиллсет — молодящаяся дама, склонная к эксцентричным поступкам. Собравшись с духом, Розамунда вышла из комнаты, чтобы спасти своего раба-любовника, попавшего в беду. В гостинице было на удивление тихо. В коридоре ей попался навстречу только один человек — молодой парень с гроссбухом в руке. Наверное, клерк. Может быть, даже один из помощников Бренда.

Что, если остановить его и сказать…

«Не глупи, Розамунда!»

Она стала спускаться в вестибюль. К лестнице подошли два офицера в красных мундирах и учтиво остановились на нижних ступеньках, пропуская ее. Оба отвесили ей легкие поклоны, но не выказали особого интереса.

Ни любопытных взглядов.

Ни жалости в глазах.

От облегчения Розамунда чуть не воспарила. По правде сказать, это был ее первый выход на люди.

Лакей, дежуривший в вестибюле, охотно проводил ее в уютную гостиную с высокими окнами, выходившими на рыночную площадь. За столиком у окна пили чай две деревенские дамы, а в мягком кресле у камина толстяк средних лет читал газету.

Мужчина не обратил на Розамунду никакого внимания, зато дамы — морщинистые и седовласые — посмотрели в ее сторону и с улыбкой кивнули… Едва заметные улыбки и отрывистые кивки. Розамунда решила, что она, видимо, не похожа на женщину их круга. И тут ее осенило.

Сев за письменный стол орехового дерева, она достала из выдвижного ящика лист бумаги, заточила видавшее виды перо, потом, макнув кончик в чернильницу, начала писать. Вместо короткой записки рука ее вывела то, о чем говорило сердце:

"Лорду Бренду Маллорену.

Вы никогда не простите меня, и правильно. Наши отношения сразу же были обречены. Однако, понимая это, я обращаюсь к вам с просьбой, милорд. Вы привнесли в мою унылую жизнь свет и радость, и они останутся со мной навсегда. Во имя этой радости, которую, я надеюсь, вы хоть чуть-чуть разделили со мной, заклинаю вас: не ищите меня, чтобы отомстить или ради каких-то иных целей.

У меня не было выбора. У меня никогда не было выбора.

Леди Гиллсет".

Прочитав письмо, Розамунда решила порвать его. Но не смогла. Однако и оставлять его здесь для него — полное безрассудство. Сложив листок и скрепив его печатью, она написала сверху: «Лорду Бренду Маллорену». Какой же адрес он называл ей в ночь перед разлукой? Маллорен-Хаус… Что-то еще.

Мальборо-сквер! Она дополнила написанное, потом вывела «Лондон» и сунула лист бумаги в карман. Как бы так передать письмо, чтобы он никогда не нашел адресата?

Спустя мгновение Розамунда написала второе письмо, как и хотела:

«Лорд Бренд Маллорен находится в деревянном сарае недалеко от Терека, у проселочной тропы между рипонской дорогой и деревней, название которой начинается со слова „Новая“».

Поборов искушение добавить еще что-нибудь, она сложила листок и задумалась. Кому адресовать письмо? Хоть это было опасно, она прямо так и написала — «Маркизу Роттару» Если ее план удастся, то он получит записку не сразу. За это время она успеет убраться отсюда: как только письмо будет отправлено, они с Дианой уедут из гостиницы. Ей очень хотелось остаться и убедиться в том, что Брен-да найдут и доставят в безопасное место, но это слишком рискованно: под угрозу срыва ставился весь ее план.

Теперь следующий шаг. Розамунда встала из-за стола, взяла из стопки газету и села в кресло рядом с пожилыми дамами, сделав вид, что намерена почитать. Как она и рассчитывала, мужчина первым ушел из гостиной, и больше никто не появлялся. Собравшись с духом, Розамунда подошла к двум женщинам, которые уже допивали свой чай.

— Прошу прощения…

Дамы разом подняли головы.

— Да? — сказала та, что сидела справа.

— Что вам угодно? — подхватила вторая.

Сердце девушки бешено колотилось, но она старательно пыталась войти в роль стареющей женщины с вульгарно накрашенным лицом.

— Вы зашли сюда передохнуть с дороги?

Дамы дружно кивнули.

— Да, миссис.

— Мы едем домой.

— Слава Богу, возвращаемся.

Судя по слаженным ответам, эти женщины давно знали друг друга. Да они сестры и скорее всего близнецы! Видя их жизнерадостность, Розамунде захотелось тоже стать самой собой, избавиться от грима, который, по сути, был все той же ненавистной маской.

— Далеко ли вы едете? — поинтересовалась она, разыгрывая праздную светскую беседу.

— Довольно далеко, миссис.

— На север, в Аркенгатдейл.

— Скоро уже отправимся.

— Хотим засветло добраться до дома.

В самом деле, далеко. Они живут в такой глуши! Тем лучше для нее.

— Вы путешествуете одни?

Женщины дружно хихикнули:

— Кто станет тревожить такую старую пару?

— Но у нас есть пистолеты — на всякий случай.

— В карете? — спросила Розамунда.

— Отсюда на север, к нашему дому, ведет несколько дорог. Мы едем верхом. — Та, что сидела слева, вытянула ногу и, приподняв подол юбки, продемонстрировала свои высокие жокейские сапоги. — Разумеется, в мужских седлах.

— Разумеется. — Розамунде захотелось получше узнать этих удивительных дамочек, но она должна была сделать дело и скрыться отсюда. — Я тоже скоро уезжаю, — продолжила она, — но мне надо передать письмо одному джентльмену, который остановился в этой гостинице. Так, чтобы он не знал, от кого оно. — Девушка густо покраснела под слоем грима, но не сомневалась, что с виду осталась все такой же бесстыдно-вульгарной.

— Боже правый! — широко распахнулись голубые глаза справа.

— Вам не кажется, что вы совершаете глупость? — округлились голубые глаза слева.

— Ведь вы замужем, милочка!

И как же она не додумалась снять свое обручальное кольцо? Впрочем, Розамунда быстро нашлась с ответом.

— Как раз напротив, — она напустила на себя трагический вид, — я образумилась. Но, милые дамы, я должна оставить ему записку.

— Правильно.

— Благородно.

— И очень разумно.

— Какая грустная история!

— Какая романтичная!

— Мы должны были встретиться здесь и вместе бежать, — продолжала Розамунда, — но пока еще никто об этом не знает. Он только что приехал, и мне не следует показываться ему на глаза. Просто у нас нет будущего. — Она уронила голову на руку. — Мой бедный муж! Мои бедные любимые дети!

— Невинные крошки!

— Ах вы бедняжка!

Розамунда готова была сквозь землю провалиться от стыда, но она почти не кривила душой, и это ее успокаивало.

— Ради моей репутации, ради мужа и детей, — она положила на стол сложенный листок, — я должна позаботиться о том, чтобы никто в гостинице не узнал, от кого эта записка.

Леди, сидевшая слева, взяла письмо и прочла имя адресата.

— Маркиз!

— Увы, меня ослепил его высокий титул!

— И не только титул, я уверена, — откликнулась дама.

— Мы мельком видели вашего возлюбленного, милочка, — тотчас проговорила вторая.

— Красавец мужчина.

— Но с лица воды не пить, сестра.

— Это верно. Он не имеет права соблазнять добропорядочных жен и разрушать семью.

— Чем вам помочь, дорогая?

«А ведь я только что подпортила маркизу репутацию, — мелькнуло в голове у Розамунды. — Интересно, как он воспримет эту клевету? Слава Богу, Ротгар никогда не узнает, от кого пошли слухи».

— Я подумала… Может быть, вы согласитесь отдать кому-нибудь эту записку на выезде из городка? Только скажите, чтобы ее доставили маркизу не сразу, а через какое-то время. Я боюсь, что он отправится за мной в погоню, а я не смогу устоять, — Умно придумано.

— Мы сделаем, как вы сказали.

Сейчас будет самое трудное: ей придется просить их солгать.

— А если потом у вас кто-то спросит, пожалуйста, не говорите, как я выгляжу, хорошо? Видите ли, я немножко загримировалась…

Женщина, сидевшая слева, похлопала ее по руке:

— Конечно, милочка. Не волнуйтесь.

— И не теряйте сил.

— Поезжайте домой, к мужу и детям.

— Семья — ваше главное достояние.

— Мы с сестрой никогда не были замужем.

— Мужчины, они ведь такие… С ними так…

— Скажи «тяжело», Мэри.

— Вот-вот, тяжело, Энни.

Сестры говорили со знанием дела. Розамунде стало смешно.

— Но грех в конечном счете никогда не приводит к счастью, — решительно заявила Мэри.

Что верно, то верно. Розамунде сразу расхотелось смеяться.

— Увы, я и сама это знаю. Спасибо вам за помощь. — Ей хотелось тепло обнять этих милых, участливых женщин, но она лишь пожала руку одной из них. — Еще раз спасибо. Для меня… — голос ее сорвался, — для меня это очень важно!

Она вылетела из гостиной, пока не разревелась в три ручья.

Сестры заинтригованно переглянулись..

— Маленькая драма, Энни.

— Или трагедия.

— Трудно сказать.

— Такой мужчина способен погубить женщину.

— Да. Роковой красавец!

— Дело не только в этом.

— Ты права.

— Мне кажется, под гримом она довольно молода.

— Да. Руки всегда выдают истинный возраст.

— И несчастна.

— Любовь не стоит таких страданий.

Энни допила свой чай:

— И все же я не стала бы убегать от любви.

Мэри кивнула:

— Я тоже.

Чаепитие закончилось. Мисс Мэри взяла записку, а мисс Энни заплатила по счету. Эксцентричные сестры Гиллсет подхватили свои кнутовища и треуголки, вышли в вестибюль и велели подать лошадей.

Глава 15

— Нам надо ехать! — выдохнула Диана, ворвавшись в комнату. Странно, на ней были какие-то обноски.

Розамунда резко обернулась от окна, в которое уставилась, лелея глупую надежду увидеть спасенного Бренда.

— Конечно, надо. — И тут она наконец уловила отчаяние в голосе кузины. — Почему? Что случилось?

— Маркиз пустился на розыски своего брата, он привел сюда целую армию. Собирайся быстрее! Уехав из гостиницы, мы сразу же смоем грим, и он нас никогда не найдет.

Диана швырнула на кровать ворох одежды — костюм горничной, в котором она была до этого, — и начала судорожно срывать с себя нищенское тряпье.

— Это что, очередная маскировка? — поинтересовалась Розамунда, помогая ей снять ситцевый фартук, грязную блузку и мешковатую коричневую юбку.

— Это, — отозвалась уже раздетая Диана, — лучшее, что я смогла найти после того, как тебя вырвало прямо на меня.

— Ох, Дина, прости! Подруга тотчас улыбнулась:

— Ничего, ты не виновата. К тому же должна признать, мне было любопытно немного побыть женщиной с самого дна. — Она застегнула белоснежную блузку, завязала кружева голубой юбки и, надев коричневый жилет, зашнуровала его спереди. — Когда я примерила у Далей этот костюм, мне и в голову не могло прийти, что однажды он покажется мне таким нарядным. Ну ладно, давай укладывать вещи.

Розамунда с изумлением смотрела, как ее обычно невозмутимая кузина мечется по комнате, собирая свои пожитки.

— Да, конечно, нам надо ехать, — проговорила она, — но маркиз никогда нас не заподозрит, Диана.

И все-таки ее тревожила мысль об отправленной записке. Сейчас было не самое удачное время для признаний, тем более что Розамунда тоже хотела побыстрее уехать из Терека. Она помогла кузине уложить саквояж.

— Этот человек подозревает каждого, — сказала Диана, потом схватила что-то с пустой каминной решетки. Клочки бумаги?

— Диана, что ты затеяла? — еще сильнее забеспокоилась Розамунда.

Диана вздрогнула, но тут в душе ее всколыхнулись воспоминания пятнадцатилетней давности, и она, воинственно вскинув голову, показала своей подруге то, что держала в руке, — ее фамильный герб, оторванный с листа бумаги.

— Я написала маркизу записку, в которой сообщила, " где искать лорда Бренда. Было бы несправедливо…

— Что?! Ты отдала записку ему прямо в руки?

— Разумеется, нет! Я сделала по-хитрому, потом все объясню. Но записка все-таки попадет к нему окольными путями. Только что я видела его с двумя армейскими офицерами и велела закладывать карету. Добраться до дома мы, конечно, сегодня не успеем, но нам надо хотя бы уехать из этой гостиницы.

— Да уж, — пролепетала Розамунда, чувствуя, как все летит кувырком. — Я тоже только что отослала ему записку.

— Что?!

Розамунда быстро поведала кузине свой план, и они вместе осмотрели комнату, проверяя, не осталось ли какой-нибудь улики — пуговицы или нитки. Между делом Диана стала путанно рассказывать про конюхов и лондонский дилижанс. Насколько поняла Розамунда, ее кузина бросила письмо на конном дворе, когда дилижанс отъехал, при этом она по крайней мере один раз столкнулась нос к носу с лордом Ротгаром.

— Ох, Диана! — воскликнула Розамунда, в последний раз оглядывая комнату. — Как же не вовремя явился сюда этот дьявол-маркиз! Только взглянув на него, я почувствовала, что он способен выведать все мои тайны.

— Вот именно дьявол, — согласилась Диана, осматривая кровать со всех сторон.

Розамунда подняла с пола саквояж.

— Пошли. Хоть он и дьявол, но вряд ли придет сюда и станет обыскивать комнату!

Диана тем временем, уже лежа на животе, шарила под кроватью.

— А что, с него станется. Я видела, с каким пристрастием он расспрашивал гостиничных слуг, выискивая хоть малейшую зацепку. Маркиз объявил, что заплатит серебром за любую новость о брате. Да слуги будут пол языком лизать! Ага, есть!

— Что там?

Диана поднялась, победно зажав в пальцах монету.

— Шиллинг! — Напряжение явно сказалось на ее рассудке.

— Пойдем, пока ты окончательно не спятила.

Диана отобрала у нее саквояж.

— Не забывай, что я — твоя горничная.

Розамунда поспешно сбросила с себя личину испуганной Рози Овертон и влезла в шкуру леди Гиллсет. Вооружившись таким образом, она торопливо вышла из комнаты и спустилась в вестибюль. Расплачиваясь с владельцем гостиницы и передавая багаж слугам, Розамунда невольно мечтала о том, чтобы двери вдруг распахнулись и в гостиницу внесли Бренда. Конечно, было рискованно попадаться ему на глаза, но ради него она готова была пожертвовать своей безопасностью.

Нет! Тайну следует сохранить. Две записки уже шли к маркизу окольными путями, и Розамунда не сомневалась, что, получив их, он сразу же примет меры — должным образом позаботится о своем брате.

Однако она и думать не думала, что столкнется с ним при выходе.

— Леди Ричардсон, — сказал Ротгар с изящным поклоном. — Рад видеть вас в добром здравии.

Призвав на помощь невозмутимую леди Гиллсет, Роза протянула руку и впервые обрадовалась, что ее пальцы унизаны нелепыми перстнями Дианы.

— Мне гораздо лучше, лорд Ротгар. Спасибо за вашу доброту.

Она исподтишка окинула его любопытным взглядом уже незамутненных глаз. Симпатичный джентльмен в обычном летнем костюме — ничего пугающего. И в то же время в нем угадывалось нечто такое, с чем ей еще не доводилось иметь дело в своем замкнутом мирке.

— Но разумно ли так поздно отправляться в дорогу? — спросил он, обдав ее щеку своим дыханием. — Уже четвертый час.

Внутри у Розамунды все сжалось. Случайно или нет, но он загородил ей дорогу к двери. Неужели знает? Нет, не может быть!

— Мы собирались сегодня вечером прибыть в Йорк, милорд, — сказала она, старательно подражая развязным манерам воображаемой леди Гиллсет. — Если дорога не подведет, мы успеем. Надеюсь, грузовой экипаж с нашими вещами уже ждет нас там. У меня ужасно мятое платье.

Он все еще держал ее за руку, и она не знала, как бы половчее избавиться от этого пожатия.

— Даме, да и джентльмену, и впрямь очень неудобно путешествовать без смены одежды.

— Я вижу, вы меня понимаете, милорд, — протянула она скучающим тоном. — Конечно, в дорогу следует одеваться попроще, но нельзя же все время носить одно и то же мрачное платье!

— Такой красавице, как вы, леди Ричардсон, не стоит забивать себе голову чепухой.

Боже правый, он что, с ней заигрывает? Розамунда тотчас высвободила свою руку из его руки и слегка отступила назад, надеясь, что он не заметил ее испуга.

— Не такая уж это чепуха, милорд, иначе мы все ходили бы голыми.

В его карих глазах зажглись озорные искорки.

— Увы, милая леди, английский климат к этому не располагает. А вот Италия вполне могла бы стать весьма привлекательным местом для путешествий. — Он склонился в вежливом поклоне и отошел в сторону. — Счастливого пути, леди Ричардсон. Надеюсь, мы с вами еще увидимся. Возможно, в Италии.

Оставив опасные манеры леди Гиллсет, Розамунда поспешно произнесла:

— До свидания, лорд Ротгар. — Потом присела в легком реверансе и поспешила прочь из гостиницы, стараясь держаться по возможности спокойно.

— Молодец, — прошептала Диана, пока они шли к конному двору.

— Тихо, — цикнула Роза, — молчи. А то еще услышат.

Карета была готова. Правда, Гарфорт решил еще раз проверить упряжь. Девушки уселись. Розамунда была так напугана недавней зловещей встречей, что мечтала только об одном — скорее уехать отсюда!

Хотя почему зловещей? Маркиз был несколько нахален, но ведь он разговаривал с такой же нахальной леди Гиллсет. В его кругах рискованный флирт, несомненно, был обычным способом общения с дамами. Он явно ничего не заподозрил. И все же инстинкт гнал ее прочь, а Гарфорт, как назло, все еще возился с каретой.

Между тем Диана достала свой путеводитель.

— Знаешь, ты поступила разумно, сказав, что мы едем в Йорк. И будет еще лучше, если мы и в самом деле туда отправимся.

Розамунда оторвалась от окна и посмотрела на кузину.

— Но нам же в другую сторону!

— Знаю. И все-таки с площади мы свернем на Йоркскую дорогу и поедем на юг, чтобы не вызвать никаких подозрений.

— Думаешь, он будет за нами следить?

— Конечно! Сама же сказала, что он дьявол. Кажется, что у него три головы, как у Цербера, и на каждой по паре всевидящих глаз. Смотри, — она положила карту на колени Розамунды, — мы пересечем городок и снова выедем на рипонскую дорогу.

— А если там будет такая же ужасная колея?

— Это специальная дорожная карта. На ней обозначены только хорошие дороги. Как бы то ни было, выбора у нас нет. Конечно, сегодня мы далеко не уедем, зато собьем со следа тех, кто попытается догнать леди Ричардсон. Ведь как только мы отсюда выберемся, — радостно продолжала Диана, — леди Ричардсон и ее прыщавая служанка исчезнут, как пыль на ветру, и дьявольский маркиз Ротгар ни за что нас не найдет.

Пожалуй, с этим стоило согласиться, однако, когда Диана показала Гарфорту маршрут и карета наконец со скрипом выкатила со двора гостиницы «Три бочки», по спине Розамунды побежали мурашки. Ей казалось, что колеса их экипажа оставляют на дороге горящий след, по которому их найдут, и очень скоро.

* * *

Маркиз Ротгар смотрел вслед странной леди Ричардсон и ее не менее странной служанке, гадая, что за авантюру они затеяли. Однако это было всего лишь праздное любопытство, напрочь забытое, когда Кеньон, слуга Бренда, подал ему наспех нацарапанную записку.

«Вы найдете того, кого ищете, в развалившемся сарае на обочине колеи, соединяющей рипонскую и норталлер-тонскую дороги, примерно в миле от Терека».

Ротгар и сам не раздумывая бросился бы по указанному адресу, но он давно приучил себя высылать на задания подручных, дабы самому контролировать ситуацию. Он отправил Кеньона и еще одного слугу проверить сообщение, а третьего человека послал выяснить, откуда взялась эта записка, после чего поднялся в свою гостиную рядом с той спальней, которую только что освободила леди Ричардсон, пытаясь осмыслить происходящее.

Неужели ему указали местонахождение Бренда? Пожалуй, что так, иначе зачем посылать записку Кеньону?

Имеет ли все это какое-то отношение к секте Новая Республика? Король отправил его на север расследовать подрывную деятельность коттеритов, но когда Ротгар писал письмо Бренду, он еще не представлял истинных масштабов опасности.

И все же Бренда следовало предостеречь. Не сделав этого, он совершил ошибку.

Возможно, роковую. В записке не говорилось, жив мужчина или мертв. Почему новые республиканцы напали на Бренда?

Между тем вернулся слуга и доложил:

— Этот парень подобрал записку во дворе, милорд, и отнес другим конюхам, потому что сам он читать не умеет. Похоже, ее бросили из окна лондонского дилижанса, отъехавшего полчаса назад.

— Возьми Денби и Лисли и поезжай за этим дилижансом. — Денби и Лисли, конюхи Ротгара, помимо всего прочего, были верными его помощниками, как и все остальные слуги. — Перепишите имена и приметы всех пассажиров и обратите особое внимание на тех, кто, по вашему мнению, мог прибегнуть к маскировке. Постарайтесь не создавать ажиотаж и дайте всем по кроне — за причиненные неудобства. — Маркиз отпер сейф, наполнил кошелек монетами и протянул его слуге. — Да, и пошлите ко мне лейтенантов Криппа и Хоутона. Пусть сопровождают вас, чтобы придать действиям официальный статус.

Через несколько минут офицеры уже вежливо кланялись Ротгару. Он захватил их с собой на тот случай, если понадобятся суровые меры против новых республиканцев.

— Из-за вас, милорд, — проговорил лейтенант Крипп, строгий и честолюбивый молодой человек, — нам придется иметь дело с Джорджем Коттером и его сторонниками.

— У меня есть основания подозревать, что они причастны к исчезновению моего брата, лейтенант.

Крипп, судя по всему, в этом сомневался, но, решив не обострять отношения с маркизом, сразу же выразил свое несогласие с полученным приказом. Тем самым он обезопасил себя на случай судебного разбирательства.

Как только офицеры ушли, Ротгар опять достал записку, внимательно взглянул на нее и тотчас спустился вниз. В вестибюле к нему услужливо подлетел лакей.

— Скажите, где ваши гости могут найти бумагу и писчие принадлежности?

— В гостиной, милорд, — отозвался лакей и проводил лорда туда.

В гостиной не было ни души. Ротгар подошел к письменному столу и взял чистый лист. Не слишком хорошее качество. Записка же была написана на бумаге самого высшего сорта, и, что особенно интересно, сверху был оторван герб.

Гербовая бумага. Лондонский дилижанс. Бренд. Какая тут взаимосвязь?

Вернуться бы к себе в номер и все хорошенько обдумать! Но тревога гнала Ротгара из гостиницы: здесь, на площади, он скорее увидит прибывших.

Было время вечернего чая, и улицы словно вымерли. Ротгар не привык беспокойно расхаживать взад-вперед, но сейчас, ожидая возвращения слуг, просто не находил себе места.

Когда его отец и мачеха умерли, самый близкий ему по возрасту сводный брат Брайт, мрачный и задумчивый юноша, тотчас замкнулся в своем гневе и горе. Правда, в последние годы они как-то сблизились. Син и его сестра, семилетние близнецы, в то тяжелое время до смерти пугали его своими выходками, а ведь в свои девятнадцать ему приходилось отвечать за все.

В общем, из всех пяти братьев и сестер только Бренд и Хильда никогда не доставляли хлопот. Бренду тогда было двенадцать. Добрый и ласковый, он обладал покладистым характером, который в некотором смысле даже беспокоил Ротгара, взявшего на себя труд взрастить из мальчика мужа. А вот десятилетняя Хильда оказалась на редкость спокойной и разумной девочкой.

Одни они понимали его боль и страх, хоть он всегда таил эти чувства в себе, и изо всех сил ему помогали.

Именно Бренд и Хильда присматривали за близнецами и выводили Брайта из депрессии. Каждый раз, когда Рот-rap, замученный бременем власти и ответственности, разуверялся в своих силах, появлялась Хильда со своей любимой лютней и играла ему. Иногда ему хватало одной ее улыбки, чтобы вспомнить, ради чего он борется со своими благонамеренными родственниками, которые пытались забрать у него младших братьев и сестер.

А Бренд, который порой убегал от действительности в мир детства, то и дело засыпал его вопросами про лошадей и оружие.

Как и все родители — а он и впрямь часто ощущал себя родителем — Ротгар пытался не выделять любимчиков, но сердце его принадлежало только двоим — Бренду и Хильде, унаследовавшим невероятную жизнерадостность и доброту своей матери. Его мачехи.

Мачехи, которую он смертельно заразил.

Может быть, он убил и Бренда?

Если его подозрения верны, значит, набожные новые республиканцы — опасные, жестокие люди. Непонятно, зачем они напали на Бренда, но больше некому.

Сзади послышался глухой стук тяжелых башмаков. Ротгар резко обернулся, перехватив свою золоченую трость с вкладной шпагой.

Догонявший его паренек лет тринадцати, крепкий, здоровый, с раскрасневшимися от бега щеками, остановился, глаза его округлились от страха.

— Чего тебе? — спросил Ротгар, стараясь не пугать мальчика.

— Вы маркиз Ротгар?

— Да.

— Ну и ну! — выдохнул он, удивленно разглядывая титулованного собеседника.

— Я оставил свою корону дома, — сухо бросил маркиз. — Тебе велено мне что-то передать?

Мальчик тотчас опомнился и вынул из кармана аккуратно сложенный чистый листок.

— Это вам, милорд. Лакей в «Бочках» сказал, что вы дадите мне за эту записку полшиллинга.

Ротгар взял листок и взглянул на адрес. Предыдущая записка предназначалась слуге Бренда, а эта — лично ему. Он быстро сорвал печать и прочел текст. Почерк другой, а содержание то же. Только на этот раз Бренд назван по имени.

Ротгар едва не задохнулся от гнева. И здесь — ни слова о состоянии его брата! Неужели такой изощренный вид пытки?

— Где ты это взял?

Услышав его грозный тон, паренек на шаг отступил.

— Я не сделал ничего плохого, милорд!

Ротгар вмиг овладел собой:

— Я тебя ни в чем не виню. Но прежде чем получить свои полшиллинга, расскажи мне, где ты взял эту записку.

Все еще ежась от испуга, мальчик сказал:

— Мне дала ее одна дама, милорд. Старая леди на лошади. Она велела мне отнести записку в «Три бочки» и отдать лично вам в руки. Но сначала дождаться, когда часы пробьют четыре. Я сделал, как меня просили, милорд, только и всего.

— Как она была одета?

— Как одета, милорд? Как женщина.

Ротгар усмехнулся: естественно, мальчишки ведь редко обращают внимание на одежду.

— Ты когда-нибудь видел новых республиканцев?

— Да, милорд.

— Она из их секты?

Он отрицательно покачал головой.

— Нет, милорд. Она похожа скорее на мужчину в юбке. Треугольная шляпа, сюртук с галунами и жокейские сапоги.

Любопытно.

— А может, это был переодетый мужчина?

Мальчик вытаращил глаза.

— С какой стати мужчина будет напяливать на себя женские тряпки, милорд?

Ротгар достал из кармана шиллинг.

— По какой дороге она поехала?

Глаза паренька радостно засияли.

— По норталлертонской, милорд. С ней была еще одна дама.

— Еще одна?

— Они очень похожи — прямо как две капли воды.

— Вторая дама тоже была в сапогах, треуголке и мужском сюртуке?

— Да, милорд!

Ротгар бросил мальчику шиллинг, и тот с радостным криком ринулся прочь. Как легко осчастливить ребенка! Между тем лорду казалось, что он пребывает в каком-то бреду. Женщины-близнецы в мужской одежде… Или мужчины-близнецы в женской одежде?

Добавьте сюда прыщавую горничную, которая вела себя несколько надменно для своего положения, и ее разукрашенную госпожу с руками молодой женщины. Однако эти две дамочки не могли иметь никакого отношения к пропаже его брата.

Ротгар вновь сосредоточился на странных посланиях. Написанные на разной бумаге и дошедшие разными путями, они указывали на одно и то же место.

Причем никакой связи с Новой Республикой во всем этом не прослеживалось. Но кто же к этому причастен, если не коттериты? Может, у них есть сочувствующие за пределами секты?

Охваченный подозрением, он быстро вернулся в гостиницу, чтобы еще раз взглянуть на бумагу в гостиной. Как он и предполагал, второе послание было написано на писчей бумаге «Трех бочек». Так, теперь надо проверить ручку. Перо было недавно заточено и еще не успело затупиться. Чиркнув по бумаге, Ротгар окончательно утвердился в своей догадке.

Интересно, от кого эта записка? Почти все комнаты в гостинице занимали они с Брендом и их люди, но подъезжающие экипажи постоянно меняли лошадей, кроме того, люди заходили сюда поесть. Безусловно, пассажиры лондонского дилижанса провели здесь какое-то время. Возможно, обе записки сочинил один и тот же человек.

Впрочем, почерк заметно различался. Аккуратные, круглые буквы в одной записке и буквы потоньше и повыше, с сильным наклоном вправо — в другой.

О Господи, да какая в конце концов разница? Главное, жив ли Бренд?

Ротгар порывисто шагнул к парадным дверям гостиницы и выглянул на площадь. Никого.

Нехотя отвернувшись, он увидел лакея, вытянувшегося по струнке в ожидании чаевых.

— Скажите, кто в последнее время заходил в гостиную?

— Не могу вам сказать, милорд. Туда постоянно кто-то заходит.

— Постарайтесь вспомнить.

Мужчина вздрогнул, услышав резкий приказ маркиза.

— Недавно там пили чай сестры Гиллсет, милорд.

Ротгар в недоумении уставился на лакея. Так просто? Слишком просто!

— Они были в мужской одежде и ехали верхом?

— Да, милорд.

— А часто они здесь останавливаются?

— Вообще-то они нечасто путешествуют, милорд, но когда выбираются в Йорк, всегда заезжают к нам отдохнуть.

— Где они живут?

— Точно не знаю, милорд. Кажется, где-то в Аркенгатдейле.

Дальняя долина, никак не связанная с коттеритами. И все же, судя по всему, именно эти дамы передали мальчику записку. Лакей их знал, так что вымышленные имена исключались. Ну что ж, придется расспросить сестер Гиллсет.

— Кто еще?

Мужчина почесал затылок под напудренным париком.

— Один джентльмен, милорд. Пассажир лондонского дилижанса. Сначала он поел, а потом пошел в гостиную — кажется, читать газеты. Потом заходили две дамы из того же экипажа. Они посидели там немного, ожидая, когда приготовят еду.

Итак, три пассажира лондонского дилижанса. Авторами записок могли быть любые из них. Но почему два послания? Странно как-то и подозрительно. Второе содержало не больше подробностей, чем первое. Причем оно должно было попасть к нему с некоторой отсрочкой, а первое доставили сразу.

— Еще леди Ричардсон.

Ротгар удивленно встрепенулся и взглянул на лакея:

— Что леди Ричардсон?

— Она тоже была в гостиной.

— Она ваша постоянная гостья?

— Я никогда ее раньше не видел, милорд. Говорят, она с юга.

— Вам что-нибудь про нее известно?

Лакей с сожалением покачал головой, явно сознавая, что эта информация принесла бы ему вознаграждение.

— Я слышал только, что ее прыщавая горничная из Суррея. Леди Ричардсон, наверное, оттуда же. Горничная охотно болтала с нашими слугами. Похоже, ее госпожа ведет жизнь затворницы, и бедняжка обрадовалась случаю пообщаться с людьми.

Ротгар вспомнил надменную служанку и ее расфуфыренную госпожу. Могли ли они быть замешаны в эту историю? Он сомневался, что набожные коттеритки надели бы такие костюмы, но на всякий случай мысленно занес обеих женщин в списки подозреваемых, потому что не привык упускать из виду детали. Леди Ричардсон явно что-то затевала, но это что-то было скорее пороком, чем добродетелью.

Ротгар протянул лакею монету.

— Передайте всем слугам, что за любые новые сведения о пассажирах лондонского дилижанса, о сестрах Гиллсет или о леди Ричардсон последует вознаграждение.

Тут его внимание привлек топот лошадиных копыт на площади, и Ротгар подошел к дверям, тщательно скрывая свое волнение. Все его существо сковал ледяной страх.

Кеньон стоял на коленях в фермерской телеге, держась рукой за деревянный бортик и напряженно глядя вниз. По обе стороны от телеги скакали слуги Ротгара с мрачными лицами.

Морщинистый фермер остановил свою пегую лошадь у крыльца, и Ротгар торопливо подошел к телеге, готовя себя к самому худшему, но отчаянно надеясь на чудо.

На сене бледный и с закрытыми глазами лежал Бренд. Прерывистое дыхание брата свидетельствовало о том, что его мучают сильные боли. Но он все-таки дышал! И крови не было. Приложив руку к шее брата, Ротгар ощутил замедленный пульс.

— Местного врача. Живо!

Кто-то из слуг молнией рванулся прочь.

Обернувшись к Кеньону, Ротгар спросил:

— Переломы есть?

— Судя по всему, нет, милорд. Похоже, у него болит голова, но ничего страшного мы не обнаружили.

Ротгар осторожно ощупал череп Бренда. Действительно, все в порядке. Странно…

— Несите его в гостиницу.

Бренд застонал, когда его поднимали, дыхание его совсем сбилось. Впервые чувствуя себя беспомощным, Ротгар распорядился, чтобы с братом обращались как можно бережнее и все время поддерживали ему голову.

Тут он заметил, что Бренд лежит на богатых, золотисто-коричневых одеялах, расстеленных на гнилой соломе. Вот он, след, ведущий к возмездию! Забрав одеяла, он двинулся следом за слугами на второй этаж.

Бренд затих, и Ротгар опять пощупал его пульс. Брат тотчас шевельнул веками. Слава Богу, он приходит в себя. Возможно, поэтому он подавлял болезненные стоны.

— Я с тобой, — тихо сказал Ротгар. — Ты в безопасности. — Он взял дрожащую руку брата и, сжав ее в своей крепкой руке, почувствовал слабое ответное пожатие.

В душе его поднималась холодная мстительная ярость. Ничего, еще успеется.

Как только Бренда уложили в постель, зашторили окна, сняли с него сюртук и расстегнули брюки, Ротгар нагнулся и погладил его заросшую щетиной щеку.

— Бренд…

— Кто это? — тихо выдохнул брат.

— Бей, — отозвался маркиз.

Бренд едва заметно вздрогнул:

— Слава Богу! Я не вынесу те же пытки, Бей. Прекрати их, пожалуйста.

— Увы, я не Господь Бог.

Если бы знать причину! Алкоголь? Но Бренд никогда не напивался до такого состояния.

Внезапно Ротгар насторожился. Бренд сказал: «Те же пытки». Повторяющиеся сильные боли в голове могли служить признаком неизлечимой болезни. Бренд сдавленно всхлипнул, превозмогая ужасные муки.

Чтобы привлечь внимание брата, Ротгар вновь сжал его руку:

— Что с тобой случилось, Бренд? Скажи мне.

— Она… я… — После долгой паузы Бренд выдавил:

— Все пройдет. Так уже было. Не волнуйся.

— Разве я когда-нибудь волновался? Скоро придет врач. Отдыхай…

Но брат уже заснул или вновь погрузился в забытье.

«Она». Женщина?

Нагнувшись, он поцеловал Бренда в висок.

— Кто бы это ни был, я ему отомщу, Бренд.

Глава 16

От румяного доктора было мало пользы. Он лишь подтвердил, что у Бренда нет ни физических повреждений, ни опасной болезни, только чуть вздут живот.

— Может быть, это какая-то мозговая инфекция?

Врач потупил глаза.

— Возможно и так, милорд.

Оба прекрасно знали, что это смертельно опасно.

— Симптомы соответствуют?

Врач поднял голову, явно робея перед титулованным пациентом.

— Трудно сказать, милорд. Мы ведь не знаем, почему он в таком состоянии. Но обычно при мозговой инфекции желудок не страдает. Мне кажется, там еще один источник его болей.

— В чем же тогда дело? Алкоголь?

— Маловероятно, разве что некачественный. Но пищевое отравление редко вызывает такие сильные головные боли. — Он нагнулся и, наверное, в десятый раз оттянул веки Бренда. — Зрачки еще сужены. Возможно, он неразумно принял какое-то лекарство, милорд. Или поел ядовитых грибов.

— Его могли отравить?

Рука доктора дрогнула.

— Не исключено, милорд. У меня мало опыта в подобных вещах, но я… я должен дать ему рвотное.

— Если его стошнит, это причинит ему сильное страдание.

Врач заломил руки.

— Я сделаю, как вы скажете, милорд, но будет гораздо хуже, если яд останется у него в организме.

Между тем Бренд застонал. Ротгар резко махнул доктору рукой, чтобы тот дал ему лекарство, и отвернулся. Услышав за спиной какие-то странные звуки, он обернулся и увидел, что врачу никак не удается влить рвотное в горло Бренда.

— Постойте.

Маркиз шагнул к кровати, взял стакан и приподнял голову брата.

— Выпей, Бренд, — сказал он властным тоном, которым привык разговаривать со своими братьями и сестрами. — Это неприятно, но надо.

Ротгар поднес стакан к губам больного.

Бренд отвернулся.

— Противный вкус.

— Откуда тебе знать? Ведь ты еще не пробовал. Делай, как я говорю.

Веки брата затрепетали и слегка приоткрылись.

— Это в самом деле ты? Я думал, кто-то другой…

— Конечно, я. И ты должен меня слушаться.

— Я все еще сплю. Бей…

— Это не сон. Пей. — Ротгар опять поднес стакан к губам брата, и когда тот глотнул, наклонил его. — Все до конца! — приказал он, и Бренд нехотя подчинился.

— Черт возьми, Бей! — выругался он, и в следующее мгновение его вырвало.

Поддерживая брата, который задыхался от болезненных судорог, Ротгар заметил:

— Тебе здорово повезло, что это не самый мой любимый костюм.

— Проклятие! Не заставляй меня смеяться! У меня внутри все переворачивается и раскалывается голова.

Ротгар между тем все еще поддерживал брата.

— Мы должны были избавить твой организм от яда.

— Меня бы и так стошнило.

— Да?

— Как в прошлый раз.

— В прошлый раз? — Ротгар взял мокрые тряпки, которые принес Кеньон, и отер брату лицо, потом дал ему воды.

— В тот раз мне тоже стало лучше после того, как меня вырвало. Теперь я должен хорошенько выспаться.

Глаза Бренда снова закрылись, и Ротгар бережно уложил его на подушку, которую уже поменяли на чистую. Большая часть рвотных масс попала на него самого, так что не было необходимости перекладывать Бренда на другую кровать.

— И тогда я смогу как следует вас отблагодарить, миледи, — пробормотал вдруг Бренд так тихо, что Ротгар едва разобрал слова. — Только, пожалуйста, не крутите больше эту ручку…

Как только брат заснул, Ротгар снял с себя испачканный костюм. Его лакей Фетлер уже стоял наготове с чистой одеждой и теплой водой для мытья.

Приводя себя в порядок, маркиз не переставал размышлять над словами брата.

Миледи? Он тут же вспомнил леди Ричардсон, но это было классическое заблуждение: если два события произошли друг за другом, это еще не значит, что первое — причина, а второе — следствие. Здесь, на севере, тысячи женщин, которые способны устроить брату такое «развлечение». И потом, виновница вряд ли сунулась бы в эту гостиницу.

И все же кто-то написал ему записку на гостиничной бумаге.

«Не крутите больше эту ручку», — вдруг вспомнилось Ротгару. Может, Бренда пытали?

Надев летний костюм, маркиз вернулся к кровати и осмотрел руки брата. Никаких следов борьбы. Ротгар осторожно закатал рукава рубашки: нет ни ссадин, ни ожогов, ни синяков. Стараясь не тревожить больного, он приспустил его панталоны и расстегнул рубашку, чтобы оглядеть торс.

Бренд тут же накрыл его руку своей.

— Я не знаю, кто ты — фея или ведьма. Но в любом случае сначала моя очередь, — произнес он в забытьи.

Брови Ротгара удивленно поползли вверх. Укрыв брата одеялом, он решил пока оставить его в покое.

Здесь явно замешана женщина, но Бренда никто не пытал; несмотря на «ручку» и «ведьму», все это было сказано очень ласковым тоном.

И поэтому могло осложнить будущую месть.

Одевшись, Ротгар отправился к себе в номер, в гостиную, где оставил одеяла.

— Это нашли при нем? — спросил он Кеньона.

— Да, милорд. Он был тщательно закутан. — Спустя мгновение слуга в тревоге спросил:

— Он поправится, милорд?

— Думаю, да. Значит, его не просто кинули в сарай?

— Нет, милорд. Его бережно уложили.

Женщина, точно! С углов обоих одеял было что-то срезано. Несомненно, фамильный герб. Более того, качество одеял соответствовало качеству бумаги, на которой было написано первое послание. Итак, Бренд проводил время с дамочкой из высшего света и угодил в беду…

Мстительные родственники?

Но они скорее вызвали бы его на дуэль, чем отравили. И разве стала бы таинственная мстительница так нежно закутывать свою жертву в одеяла?

Ротгар опять вспомнил леди Ричардсон. Если она имела к этому отношение, то было нелогично с ее стороны приехать сюда, дабы сразу же попасть под подозрение. Впрочем, маркиз привык во всем сомневаться, а эта женщина его чем-то настораживала. Итак, чем же?

Разумеется, она была слишком густо накрашена для дневного туалета. С первого взгляда он предположил, что леди возвращается с какого-то праздника и еще пьяна. Однако теперь он подозревал, что это типичный маскарад. Обилие драгоценностей свидетельствовало о том, что женщина была на балу, но как же тогда скромное дорожное платье?

А ее горничная? Она производила впечатление весьма странной особы. Казалось бы, девушка с таким прыщавым лицом должна робко отводить глаза и стесняться, но Ротгар пару раз подметил ее надменный взгляд и уверенные, вернее, даже властные движения.

Силясь сложить из этих разрозненных кусочков какую-нибудь цельную картину, он заказал себе давно откладываемый обед и пригласил к столу секретаря Бренда.

В комнату с поклоном вошел мужчина средних лет:

— Говорят, лорд Бренд поправится. Это правда, милорд?

— Думаю, поправится, мистер Викери, хотя в таких вещах никогда не стоит загадывать наперед.

— Будем надеяться на лучшее. Может быть, он что-нибудь не то съел?

Викери сел за стол.

— А потом поехал на пустынное поле и улегся в ветхий сарай, уютно закутавшись в шикарные одеяла? — Викери испуганно проследил за жестом Ротгара, который кивнул на одеяла, и встал, чтобы посмотреть на них внимательнее. — Узнаете?

— Нет, милорд. Я могу только сказать, что одеяла отличного качества. Дорожные пледы, осмелюсь предположить. Когда-то на них были гербы. Их отрезали недавно: ткань на срезе еще не обтрепалась.

— Совершенно верно, — подтвердил Ротгар, когда секретарь Бренда опять уселся напротив. — Похоже, здесь замешана дама. Вам что-нибудь известно о недавних любовных похождениях моего брата?

Секретарь покачал головой:

— Нет, милорд.

Ротгар молча налил себе суп.

— Вы ничего об этом не слышали?

— Я был бы сильно удивлен, узнав хотя бы об одном таком похождении, милорд. Лорд Бренд — не распутник. Путешествуя, он редко позволяет себе подобные забавы, только если случайно встретится со знакомыми дамами. Он считает слишком рискованным принимать приглашения местных женщин, не зная обстановки.

— Вот уж не думал, что он так осторожен. — Ротгар поставил суповую тарелку перед собой.

— Не всегда осторожен, милорд, — улыбнулся Викери. — Просто Бренд сначала разузнает, насколько опасно то или иное предприятие. К тому же он по-настоящему любит свою работу, а она отнимает у него очень много времени.

— Понятно. А скажите, не встречался ли он в последнее время с кем-нибудь из знакомых дам?

— Нет, милорд, — без колебаний ответил мужчина.

Ротгар расспрашивал секретаря на протяжении всего обеда, но так и не выяснил ничего нового. Между тем вернулись офицеры.

Лейтенант Крипп кратко доложил:

— Никто из пассажиров дилижанса ничего не знает о записке, и уж тем более никто не признался в том, что как-то связан с сектой Новая Республика, милорд. Мы не заметили никакого маскарада.

— Сколько там было женщин и каких?

— Всего две, милорд. Одна — жена адвоката, который ехал вместе с ней. Молодая, строгая и молчаливая. Вторая — худая как жердь, средних лет, сварливая. Она все возмущалась, почему мы ее остановили. Не помогла даже крона, которую мы ей дали в качестве моральной компенсации.

— Спасибо, лейтенант.

Молодой человек нехотя поклонился:

— А теперь, милорд, нельзя ли узнать, какое отношение ко всему этому имеет Новая Республика?

— Нет. Тем не менее продолжайте расследование. Узнайте, нет ли среди местной знати тайных приверженцев этой секты.

— Тайных приверженцев? — переспросил Крипп, явно заинтригованный. — Черт возьми, милорд, это сильно усложняет дело.

— Вот именно, Крипп. Выясните, пожалуйста.

Ротгар долго еще смотрел вслед уходящему офицеру. Конечно, заговор за пределами секты мог иметь место, но это маловероятно. Известно ведь, что коттериты строго и искренне придерживаются своего, особого образа жизни.

Нет, скорее всего на Бренда напали по личным мотивам, причем по наущению женщины. Потому-то Ротгар и не хотел, чтобы Крипп вникал в это дело. Надо разобраться во всем самому. Рано или поздно виновная в страданиях его брата будет наказана.

* * *

Они выбрались на рипонскую дорогу, миновав узкую тропку, едва пригодную для езды. К этому времени Диана стерла весь грим со своего лица и почти полностью очистила от него лицо Розамунды.

— Оставим только чуть-чуть, чтобы скрыть твои шрамы, — пояснила она. — Это и впрямь здорово помогает.

Взглянув в зеркало, Розамунда вынуждена была согласиться, несмотря на то что ей и не нравилось ее набеленное лицо.

— Все время так ходить я не могу!

— Ну тогда накладывай грим, когда выходишь на люди. Вероятно, есть и более естественный тон. Давай заедем в Ричмонд, к Далей. Она тебя быстро научит.

— Нет, мне надо поскорее вернуться в Венскоут. Я переживаю за Дигби. Как бы Эдвард его не расстроил!

— По словам коттерита, Эдвард уже уехал.

— Да, но он вернется и на обратном пути непременно остановится у нас.

Диана сжала руку Розамунды:

— Надеюсь, Эдвард скоро нам будет не опасен. И Дигби утешится.

Розамунда красноречиво поморщилась.

— Весьма необычный способ утешить мужа: «Дорогой, радуйся. Я наставила тебе рога, и ты будешь растить чужого ребенка!»

— Разве он не этого хочет?

— Он хочет ребенка, а не рога.

— Одно без другого никак не получится.

Розамунда тяжело вздохнула.

— Вся беда в том, что мне понравилось заниматься любовью, Диана. Больше того, я влюбилась в Бренда Маллорена! Вот в чем мой грех. Я обманула Дигби и боюсь, как бы он не догадался об этом.

Диана уверенно проговорила:

— Он не должен ни о чем догадаться.

Помолчав, Розамунда кивнула:

— Ты права. Мне нельзя его обижать. Я выброшу Бренда Маллорена из головы.

— Неужели?

Розамунда не обиделась на эту колкость кузины.

— Конечно. — Она положила руку на живот. — Главное теперь — молить Бога, чтобы он подарил мне ребенка. Я не вынесу такое снова.

— Конечно, вынесешь! — воскликнула Диана и была права.

Небеса ей помогали, но если ничего не получилось, придется повторить. Раньше это просто путало, теперь же стало невыполнимо. Почему? Ведь обстоятельства не изменились.

Нет, изменились. Какой смысл обманывать саму себя? Она полюбила Бренда Маллорена. Пусть глупо, пусть неразумно. Изменив, она совершила преступление против супружеской верности, но переспать еще с кем-нибудь — значит, решиться на преступление против чего-то глубинного и важного в ней самой. Вопреки всякой логике она чувствовала, что это ее убьет.

Диана опять уткнулась в свою дорожную карту.

— Я знаю одну тихую гостиницу в стороне от главной дороги, называется «Баран и овца». Хозяева — мои бывшие слуги. Пожалуй, остановимся там на ночь. — Она гордо выпрямилась и самоуверенно улыбнулась. Ей явно доставляла удовольствие возможность помериться силой с врагом. — Пусть дьявол-маркиз исколесит все дороги, он все равно нас не найдет!

Ох, если бы это и впрямь было просто приключение, цель которого — уйти от погони! Наверное, Диана поступала мудро, избегая любви, брака и длительных отношений с мужчинами. Розамунда отдала в руки кузины все нити сложной интриги, а сама попыталась привести свои мысли в порядок. По крайней мере она долго и упорно вызывала в воображении картину долгого и счастливого будущего в Венскоуте вместе с Дигби и любимым ребенком, наследником.

Если долго над этим работать, возможно, с годами она сумеет избавиться от пытки памятью и без следа изгонит Бренда Маллорена из своих мыслей.

* * *

Ощущая, что все это с ним уже было, Бренд ел чуть поджаренный хлеб и пил чай в надежде, что его желудок не воспротивится. В спальню между тем вошел Ротгар и отпустил слуг.

— Собираешься дать мне хорошую взбучку?

— Ну, если ты заслужил… Я решил, что ты не станешь рассказывать при свидетелях.

— Что рассказывать?

С радостью воспринимая присутствие Бея, Бренд все же не собирался с ним откровенничать. К тому же было неясно, что из его воспоминаний произошло на самом деле, а что привиделось в бреду.

— Историю о том, каким образом ты попал в развалившийся сарай, в котором тебя нашли, — наседал Бей.

— Меня нашли в сарае? Не имею понятия, как я там оказался, — А что ты скажешь про леди, которая крутила ручку?

Бренд вытаращился на брата.

— Что?!

— Отлично, — хмыкнул Бей. — Тогда расскажи мне все, что помнишь.

— Я помню кое-что интересное о животноводческих программах, — ляпнул Бренд, рассчитывая выиграть время для того, чтобы хорошенько поразмыслить.

— Прекрасно, но я не это имел в виду.

В ответ Бренд принялся сосредоточенно жевать второй кусок хлеба.

— Как я понимаю, ты не хочешь мне говорить, кто это сделал с тобой и почему…

Так оно и было. Хотя Бренд скорее сердцем, нежели разумом, противился открыть брату правду. Он без труда вспомнил свою прелестную даму, их страстные объятия и задушевные беседы. Свеча в окне. Черная смородина…

Уже не так отчетливо всплыло, как они спорили о будущем. Кажется, он звал ее с собой, а она упорно отказывалась.

Логика подсказывала, что незнакомка опоила его снотворным и вышвырнула из своей жизни, но верить в это не хотелось. Ну что ж, время покажет. В ближайшие день-два он наверняка вспомнит то, что делал перед забытьем, а также что ел и пил.

— Это личное, Бей, — наконец проговорил он, понимая, что огорчает брата таким ответом. — У меня в голове пока только смутные воспоминания. Я сначала все разложу по полочкам, а потом сам все улажу.

Ротгар тотчас достал из кармана два листка бумаги и положил их на кровать.

— Тогда тебе наверняка пригодятся вот эти записки. Они были посланы отдельно, и в обеих точно указано, где тебя искать. Одна написана на бумаге высшего сорта, с которой оторвали фамильный герб, вторая — на листе из пачки, что лежит в гостиной на первом этаже. И писали ее гостиничным пером.

Бренд прочел обе записки, но без особого интереса. Если его дама так сильно хотела сохранить свою тайну, что даже опоила его снотворным, вряд ли она стала бы так рисковать.

«А если не она, то кто же?» — в который уже раз спрашивал он сам себя. Неужели в Йоркшире полно людей, которые мечтают отравить его и бросить в пустынном месте? Но она не стала бы…

И тут словно молния осветила все вокруг — он увидел свою незнакомку в наспех обрезанной маске, открывающей лишь упрямый подбородок да полные мягкие губы. Эти губы предлагали ему рюмку смородинового ликера.

Она настаивала, чтобы он выпил. И отхлебнула сама…

Предательница! Сердце Бренда пронзила острая боль.

— Послание, написанное на дорогой бумаге, — продолжал тем временем Бей, — скорее всего бросили из окна лондонского дилижанса. Но ни у кого из пассажиров этого дилижанса нет собственной гербовой бумаги. Вторую записку мне послала мисс Гиллсет…

Бренд разом встрепенулся:

— Кто?

— Мисс Гиллсет. Это тебе о чем-то говорит?

— Возможно…

— Я отправил всадников вдогонку за сестрами Гиллсет…

— Сестрами?

— Они близнецы.

Близнецы? Бренд едва не подскочил на месте — что, если он провел эти два дня с сестрами-близнецами? А маска нужна была для того, чтобы скрыть мелкие различия.

Нет-нет! С ним была только одна женщина. Он не мог бы так сильно влюбиться сразу в двоих. В двоих игривых сестер, которые забавлялись с ним, как с игрушкой.

Или мог?

— Они не отрицали своей причастности к отправке записки, — продолжал Бей, — но, по их утверждениям, им передал ее кто-то другой. Вот и все, чего я сумел от них добиться на данный момент.

— На данный момент? Черт возьми. Бей! Ты что, держишь их в комнате пыток?

— Тебя это волнует?

Его это ужасало, но в сердце жила проклятая надежда.

— Они здесь?

— Нет. Я думаю, они уже у себя дома, в Аркенгатдейле.

Не это ли место она назвала ему, когда он спросил, где находится? Неужто все так просто?

Но близнецы, снотворное… Какая подлость!..

— Слушай, Бренд, — резко ворвался в ход его мыслей Бей, — ты просто бесишь меня своей скрытностью. Скажи по крайней мере одно: как тебе кажется, не имеет ли происшедшее отношения к секте под названием Новая Республика?

Бренд чуть было не сказал «нет», но тут вспомнил, что его незнакомка разговаривала с Джорджем Коттером.

— С чего ты взял?

— Теперь твоя очередь отвечать. Ну? — Тон маркиза заметно изменился, стал требовательным, властным.

— Я не думаю, что это связано с сектой.

— Жаль. Король направил меня на север, чтобы я расследовал деятельность коттеритов. У него есть серьезные опасения на их счет. И они не лишены оснований, если учесть, что старик сектант привел короля Карла I на плаху.

— Проклятие! Но ведь здесь безопасно, правда?

— Якобиты еще не совсем притихли, особенно здесь, на севере, так что успокаиваться рано. Итак, есть ли какая-то связь между тем, что с тобой случилось, и Новой Республикой?

Бренд попытался отбросить в сторону все обиды и чувства и судить беспристрастно.

— Якобиты в большинстве своем — католики, а котте-риты впадают в другую крайность.

— Но до сих пор это не мешало им быть союзниками. Ну, что скажешь?

Бренд откинулся назад, пытаясь сосредоточиться.

— Мне в самом деле кажется, что здесь нет никакой связи, но я не могу утверждать наверняка. Дай мне подумать, Бей. У меня в голове полная каша. Правда, в прошлый раз было хуже…

Черт его дернул за язык!

— В прошлый раз? Значит, с тобой такое уже было?

— Ладно, оставим. Послушай, чуть раньше я встречался с Джорджем Коттером и готов поспорить, что он печется только о духовности и благе простых людей.

— Ты что, обратился в его веру?

Бренд невольно засмеялся и тут же схватился за голову.

— Да нет. Я согласен с некоторыми его идеями, но не одобряю слишком суровые законы и жесткую дисциплину в секте. Впрочем, мне нравится, как они управляют своими землями.

— У тебя очень ограниченный взгляд на мир. Ты бывал в поместьях новых республиканцев?

— Только у самого Коттера. Оказывается, он превратил свое имение в пуританскую коммуну, весьма прогрессивную с точки зрения хозяйствования. Ты же знаешь, как трудно заставить крестьян отказаться от старых методов и внедрить новые. А он…

Подняв руку, Ротгар заставил его замолчать:

— Я сейчас не настроен слушать лекции по теории сельского хозяйства. Но, будучи там, ты ничего не слышал о подрывной деятельности коттеритов?

Бренд на мгновение задумался:

— Нет. Впрочем, они чересчур серьезно воспринимают поговорку «Молчание — золото».

— Итак, ты не хочешь рассказать мне про ту даму, с которой проводил время?

Вопрос прозвучал столь резко, что Бренд инстинктивно попытался воздвигнуть невидимую стену между Беем и таинственной предательницей.

— Про какую даму?

— Ты говорил о ней во сне. Она коттеритка?

— Нет, — уверенно ответил он, не отрицая, впрочем, ее существования.

— Это она тебя отравила?

— Не знаю.

— Ну ладно, мы еще вернемся к этой теме. — Бей встал. — А сейчас скажи, кто такая леди Ричардсон.

— Кто?!

Судя по всему, брат нарочно огорошил его вопросом, рассчитывая, что с испугу Бренд ответит. Тот же пребывал в полной растерянности.

— Сильно накрашенная дама, которая страдала от недомоганий, схожих с твоими, только в более легкой форме.

Бренд хотел было сказать, что не знает никакой леди Ричардсон, но вдруг его осенило.

— Сильно накрашенная?

— Настолько сильно, что краска практически скрывает ее лицо.

Сердце его едва ли не выпрыгнуло из груди. Все так просто? Нет, не может быть!

— Средний рост, средняя комплекция, пышный бюст?

— Да.

— Обручальное кольцо. Простой золотой ободок.

— Обручальное кольцо плюс еще четыре сверкающих перстня. Бренд…

Брат покачал головой:

— Она не носит много украшений… — Но мог ли он с уверенностью судить о характере и привычках этой женщины? Или двоих женщин? Бренд отставил поднос и сбросил с себя одеяло. — Где она? Здесь?

Ротгар остановил брата, положив ему руку на плечо:

— Нет.

Бренд поднял глаза.

— Ты говоришь правду?

— Разве я тебе когда-нибудь лгал?

— Тогда где она?

— Не имею понятия. Исчезла, растаяла в воздухе вместе со своей прыщавой горничной.

— Прыщавой горничной? — Замешательство Бренда сменилось внезапной догадкой. — Очень прыщавой? — Не потому ли она надевала маску? А что же тогда близнецы? Прыщи и обильный грим скрыли бы похожесть сестер.

— У бедняжки все лицо изъедено сыпью, — сказал брат.

— Оспа?

— Нет. Просто прыщи, причем с гнойниками.

— А эти две дамы могут быть близнецами?

— Сестрами Гиллсет? — Бей вскинул брови. — Это был бы фарс, достойный театральных подмостков. Но, увы, все четверо находились в гостинице в одно и то же время. И потом, я ведь не говорил, что сестры Гиллсет — старухи.

— Не загримированы под старух?

— Насколько я слышал, нет. К тому же они здесь постоянные гостьи.

Бренд испытал невероятное облегчение. Значит, это не сестры Гиллсет, не близнецы. Слава Богу, хоть тут она его не обманывала! Однако записку послали именно сестры Гиллсет, а его таинственная дама назвалась их фамилией. Неужели она настолько беспечна, чтобы оставлять за собой такие улики?

А вдруг эти улики ведут прямиком в западню?

Бренд на время отбросил подобные мысли. Он больше не даст себя одурачить! Пока наиболее вероятным казалось, что его очаровательная грешница — либо накрашенная леди, либо ее прыщавая горничная.

Он внимательно посмотрел на брата.

— Ты не мог упустить эту леди Ричардсон. Я тебя знаю.

— Я не лгу, Бренд, — отозвался Ротгар. — Если ты опять намекнешь на это, мне придется вызвать тебя на дуэль. Леди Ричардсон объявила, что едет в Йорк, и ее карета действительно отправилась в ту сторону. Однако на Йоркской дороге ее не видели. Скорее всего она куда-to свернула. Ко мне поступили сведения о самых разных каретах, пассажирами которых были две женщины, но ни одна из них не подошла под описание нашей дамы или ее служанки. Мы проверили придорожные гостиницы, в которых она могла остановиться вчера вечером, однако все безрезультатно. Сейчас мои люди осматривают частные дома, расположенные в нескольких часах езды отсюда. Дама, конечно, была загримирована, но ее уродливая горничная не могла не запомниться.

— У тебя есть какие-то зацепки?

— Абсолютно никаких.

Бренд невольно усмехнулся:

— Хитрая женщина-загадка! Кажется, она тебя обставила, Бей. Ну и ну!

— Я только начал поиски, — холодно бросил брат, — потому что отвлекся на своего непутевого братца, состояние которого почему-то внушало мне тревогу. Мои люди занимаются тщательным расследованием…

— Отзови их обратно.

Бренд по-прежнему не понимал, что произошло и как теперь быть, но ему не хотелось, чтобы брат искал его таинственную незнакомку. Слишком уж жестоко Бей расправлялся с обидчиками своих родственников.

— Я уже сказал: это личное, — добавил лорд, положив записки на столик у кровати. — Все уже закончилось. У меня нет ни малейшего желания опять встречаться с этой женщиной. Я немного отдохну, и мы поговорим о делах. Нам надо многое с тобой обсудить.

— С нетерпением буду ждать этого волнующего момента.

Зная, как ничтожен интерес Ротгара к фермерским новациям, Бренд весело расхохотался.

Однако, как только брат ушел, он опять лег в постель и задумался. Незнакомка очень хотела, чтобы он уехал и больше никогда не возвращался. И похоже, приложила к этому все усилия. Тогда тем более непонятно, зачем она здесь объявилась, зачем подвергла себя такому риску. Столь странный поступок роднил ее с Маллоренами — они тоже стремились доводить дело до конца и заботиться обо всем, вплоть до мельчайших деталей.

Бренд закрыл глаза, отчаянно пытаясь воспроизвести в памяти последние часы с незнакомкой, не она ли подносила ему чашу с ядом, или это всего лишь плод его расстроенного воображения? Все события и лица окутывала пелена.

В самом деле, дежа вю! Хорошо хоть на этот раз он не забыл свое имя. Ладно, скоро все прояснится.

Глава 17

Вечером следующего дня Розамунда наконец-то приехала домой. Наряду с горечью она испытывала радость от возвращения в Венскоут, в свой безопасный мирок, где она играла вполне понятную роль и выполняла привычные обязанности. При виде деревенских домиков и стены из крепкого камня на глаза ее навернулись слезы.

Эта высокая стена была построена еще во времена шотландских набегов и сразу полюбилась Розамунде, едва она вышла замуж и поселилась в Венскоуте. Укрывшись от всего света за каменной оградой, девушка с упоением работала в саду. Стена стала ее союзницей и подругой. Увитая плющом, мыльнянкой и флоксами, она вовсе не угрожала и не отталкивала, а железные ворота имения всегда были гостеприимно распахнуты.

Когда карета остановилась во дворе, Розамунда на миг застыла в неподвижности, очарованная музыкой Венскоута: веселым журчанием реки, сбегавшей по камням, тихим воркованием голубей в голубятне, жужжанием пчел, пением птиц и петушиными криками. Повсюду разливались ароматы лаванды, жимолости и роз. Она у себя дома!

Сияя от радости, на крыльцо вышел Дигби. Девушка тотчас выскочила из кареты, подбежала к мужу и бросилась в его объятия.

Сэр Дигби Овертон, крупный энергичный мужчина, тут же крепко прижал ее к груди.

— Ах, Рози, как же я по тебе скучал! С возвращением тебя!

Она подняла глаза и улыбнулась мужу, но, увидев его болезненно красное лицо, с трудом удержали на губах улыбку. У Дигби была жуткая одышка, хотя он всего лишь спустился ей навстречу.

Это, конечно же, Эдвард постарался!

— Пойдем в дом, — сказала она, взяв его за руку. — Ужасно хочется чаю! Заодно расскажу тебе о своих приключениях.

Он усмехнулся и ущипнул ее за щечку.

— О том, как ты кокетничала в Харрогите, малышка?

В его глазах читался вопрос — стыдливый, невысказанный вопрос, на который она ответила невинной улыбкой. Вряд ли она решится напрямик заявить ему о своем поступке, хорошо бы он сам догадался. И одобрил.

И вот уже Розамунда разлила по чашкам чай.

— Ах, как хорошо! Я сегодня весь день в дороге, торопилась домой. Надеюсь, ты не сердишься, что я на несколько дней задержалась в Аррадейле?

— Нисколько, малышка. Ну, расскажи мне про маскарад. Ты ведь давно уже не развлекалась. Весело было?

— Очень. — Набравшись смелости, Розамунда решительно кивнула. Только сейчас до нее дошло: Дигби думает, что все свершилось на маскараде. Что ж, тем лучше.

Муж между тем закрыл глаза, и она, к своему ужасу, увидела, как из-под век его катятся слезы.

— Дигби!

Он тотчас овладел собой:

— Все в порядке, милая, не волнуйся. — Достав носовой платок, он отер свои пылаюшие щеки. — Ох, Рози, ты такая смелая девочка! Такая хорошая, верная жена.

Теперь пришлось глотать слезы Розамунде. Дигби ничуть не кривил душой, и это успокоило ее душу и совесть. Если бы можно было рассказать ему всю правду: как все было, что она чувствовала, как полюбила… Нет, нельзя перекладывать такой груз на его плечи! Она понесет эту ношу одна.

— На маскараде было столько народу — несколько сот человек! — отозвалась она с нарочитой веселостью в голосе. — А какие чудесные костюмы, Дигби, если бы ты только видел: рыцари, пираты, нимфы, чудовища… А маски — звериные морды, птицы, даже страшные ястребы и орлы. И совершенно не догадаться, кто есть кто! — Она болтала без умолку, стараясь передать свои впечатления от маскарада и в то же время сообщить то, что он хотел услышать.

Дигби с улыбкой кивнул.

— Тебе надо почаще бывать в обществе, Рози. Что хорошего целыми днями сидеть дома?

— Мне нравится дома. Впрочем, наверное, нам обоим надо выходить в свет. Я знаю, ты редко покидаешь имение, потому что я не люблю встречаться с незнакомыми людьми.

— Просто меня тоже вполне устраивает жизнь в Венскоуте, малышка. Особенно в последнее время. Ты виделась в Аррадейле со своими родными?

— С мамой и Саки. И, конечно, с тетей Аррадейл. Она передает тебе привет…

Розамунда еще какое-то время рассказывала про ужин у тетушки и многообещающий роман мистера Туркотта и миссис Лэмпвик. Однако разговор почему-то начал ее утомлять. Надо же, раньше ей не составляло труда найти тему для беседы с мужем…

И тут она поняла, что постоянно сравнивает своего собеседника с любимым, и плотно закрыла дверцу в этот тайный уголок своей души. О Господи, только бы родить! Это будет ее любимое дитя, любимое и желанное!

Маленькая частичка Бренда.

Розамунда снова захлопнула невидимую дверцу и заперла ее на засов.

— Вдовы должны выходить замуж, — отозвался между тем Дигби относительно миссис Дэмпвик. — Нехорошо оставаться одной. Особенно молодой вдове.

Розамунда улыбнулась:

— Если у вдовы есть дети, ее жизнь достаточно наполнена. — Фраза прозвучала как своего рода обещание. Она говорила совершенно искренне, хотя мечтала совсем о другом: прожить еще десятки лет с Дигби.

Впрочем, Розамунда тут же печально вздохнула. Даже если Дигби умрет, Бренду Маллорену все равно не будет места в ее жизни, ибо ее жизнь — это покой и уединение Венскоута, а его — огромные поместья, королевский двор и знатное общество.

«Прекрати, Роза! Забудь его».

Девушка решила сменить тему:

— Как я поняла, в мое отсутствие здесь был Эдвард с каким-то коттеритом? И зачем только ты пускаешь его в свой дом?

Дигби вздохнул и покачал головой:

— Он мой наследник, Рози. Во всяком случае, пока. А отсюда до ближайшей гостиницы не так уж и близко. Они с приятелем приехали под вечер. Не мог же я дать им от ворот поворот.

— Именно поэтому он и приехал под вечер.

— Да, признаюсь, меня раздражают его нелепое одеяние и бесконечные проповеди по малейшему поводу: он мне все уши прожужжал своей диетой. А как он кривится при виде спиртного или пышного бюста горничной! — Дигби лукаво подмигнул. — Я нарочно велел Полли приспустить еще на дюйм вырез сорочки и окружить Эдварда особым вниманием.

— Дигби! — Розамунда расхохоталась. — Какой же ты хулиган!

Горничная Полли обладала роскошными формами и тонкой талией, которая только подчеркивала все остальное. Вообще-то она была скромной девушкой, но охотно демонстрировала свою стать.

Хозяин тоже рассмеялся и снова смахнул слезы с глаз.

— Клянусь тебе, малышка, он просто побагровел от волнения! Зато Джордж Коттер, надо отдать ему должное, даже бровью не повел.

Розамунда резко перестала смеяться.

— Кто?!

— Да-да, малышка. Спутником Эдварда был не кто иной, как Джордж Коттер, главный зачинщик. А Эдвард-то так важничал и задавался, как будто приехал с самим королем.

— Джордж Коттер! — На мгновение застыв от изумления, Розамунда затем уточнила:

— Обычный с виду мужчина в довольно поношенной одежде?

— Внешний вид вряд ли может служить характеристикой, но я понимаю, что ты имеешь в виду. Да, он удивил меня своей простотой. Так ты его видела?

Розамунда вмиг похолодела.

— Он проезжал мимо вдовьего дома, когда я там гуляла. Представляться не стал, но сказал, что остановился вместе с Эдвардом в нашем доме на ночлег. Сообщил, слава Богу, что утром они уезжают, иначе я тут же примчалась бы домой.

Так это был Джордж Коттер!.. Девушка лихорадочно вспоминала, не сболтнула ли она чего лишнего главе новых республиканцев.

— Да, не буду отрицать, что Эдвард опять меня расстроил, но Коттер вел себя молодцом, — отозвался Дигби. — По правде говоря, он показался мне весьма разумным человеком. С его искренними рассуждениями о Боге и справедливости не согласится только последний глупец. — Помолчав, он добавил:

— Вот то-то и опасно.

— Ты прав.

— Он хитрый малый, — продолжал супруг, — очень хитрый.

В его словах Розамунде послышался вопрос, который перекликался с ее собственными страхами.

— Мы обменялись обычными любезностями, только и всего, — заверила она мужа.

Он удовлетворенно кивнул.

— А где ты была потом, малышка? — через минуту поинтересовался он. — В письме ты сообщила, что вы с Дианой едете в Ричмонд.

Еще одна ложь!

— Да. Надеюсь, ты не сердишься? У Дианы там были кое-какие дела. Мы заезжали в гости к одной ее подруге, театральной актрисе.

— Вот как?

— Эта дама показала мне, как надо замазывать гримом шрамы, чтобы они были не так заметны. Диана считает, что мне не помешало бы подгримироваться перед тем, как выйти на люди.

— Наверное, она права, хотя, по-моему, тебе нечего скрывать, милая, — галантно солгал Дигби. Тем не менее Розамунда заметила, что он, как обычно, сел так, чтобы не видеть ее шрамов. — Но поскольку тебя это сильно беспокоит… Не можешь же ты до конца своей жизни прятаться от людей!

— Знаешь, ходить с гримом так непривычно! Я совсем на себя не похожа.

— Ну что ж, придется тебе нанести грим и показать мне, а я оценю.

Розамунда коснулась пальцем длинного шрама.

— Ладно. По правде сказать, после этого приключения я уже не так боюсь показываться на люди, как раньше. Пожалуй, не зря все вы говорили, что мои шрамы почти незаметны. Джордж Коттер вел себя так, будто у меня все в полном порядке.

— Очень мило с его стороны, — буркнул Дигби. — Как я уже сказал, он в общем-то неплохой человек. Ну, поцелуй меня, милая, да я пойду вздремну. А ты, конечно, побежишь осматривать хозяйство, я тебя знаю. Кстати, пока тебя не было, Гера ожеребилась.

— Что?! — Розамунда вскочила, но сначала послушно подошла к мужу и поцеловала его в горевшую щеку. — Вот беспечная кляча! Ведь у нее еще срок не подошел.

— Женщины все таковы! — усмехнулся Дигби. — Разве на них можно положиться?

Розамунда показала ему язык и поспешила в конюшню смотреть на отпрыска своей лучшей кобылы и фризского жеребца лорда Фенкотта.

Однако в саду она задержалась, чтобы прийти в себя после разговора с мужем. Все хорошо. Дигби в самом деле обрадовался и окрылился надеждой. Может быть, несмотря на общепринятую мораль, она поступила правильно?

Если бы только не червь любви, который неожиданно заполз в этот цветок! Надо поймать его и растоптать. Ее совесть будет чиста, только когда она навсегда изгонит Бренда Маллорена из своей памяти.

* * *

Прошло несколько недель, в течение которых она старательно гнала прочь все мысли о любимом. По счастью, хозяйство отнимало много времени и не позволяло предаваться безумным мечтам. Но неожиданно приехала Диана. Розамунда с миссис Монктон и горничной как раз раскладывали яблоки на полках в погребе, когда появилась кузина, сама на себя не похожая. Розамунда тут же бросила работу.

Что-то случилось! А она-то думала, что все уже улеглось.

Девушки поспешно уединились в саду.

— В чем дело?

— Маркиз Ротгар напросился в гости к нам в Аррадейл.

Розамунда испуганно прикрыла рот рукой:

— Он заподозрил? Как?

— Не знаю, — ответила Диана, беспомощно махнув рукой, что было ей совсем несвойственно. — Может быть, это просто случайность. Он ездит по северным поместьям, наводит справки о новых республиканцах. А Аррадейл — перевалочный пункт на пути к Уэнслидейлу. Ротгар интересуется моим мнением о секте, но я поняла, что это всего лишь вежливый предлог.

Нет, не может быть! Приезд маркиза — всего лишь случайность! Розамунда приказала себе успокоиться.

— Если ему удастся справиться с сектой, я буду рада, — заметила она.

Диана взглянула на подругу:

— Это все еще важно для тебя?

Розамунда густо покраснела.

— Не знаю… Но… у меня задержка.

— Роза! Как здорово! А Дигби знает?

Та покачала головой.

— Я пока ему не говорила. Вообще-то цикл у меня как часы, но лучше немного подождать, чтобы убедиться окончательно.

— Все будет в порядке? — спросила Диана, беря Розамунду за руку. — Я имею в виду Дигби.

Девушка улыбнулась. На глаза навернулись слезы, как часто бывало в последнее время. Впрочем, она всплакнула от радости.

— Все хорошо, Диана. Во всяком случае, мне так кажется. Он всячески выказывает свое одобрение. — Она достала носовой платок и высморкалась. — Мне не терпится ему сообщить.

Диана молча обняла подругу и прижала к груди, потом на шаг отступила и вздохнула:

— А теперь, Роза, слушай внимательно. У меня было время все хорошенько обдумать. Поскольку мне придется принимать лорда Ротгара у себя в гостях, я устраиваю домашнюю вечеринку с балом. Так положено. К тому же это немного отвлечет его внимание от меня.

— Он тебя ни за что не узнает!

— Надеюсь. Ну а тебе, конечно, не стоит показываться ему на глаза. Думаю, это нетрудно, ведь ты обычно не посещаешь светские сборища.

— Да, но как быть с Дигби? Ты же знаешь, он рад любому поводу пообщаться с соседями.

— Но без тебя он в гости не ходит. Так будет и на сей раз.

— Хорошо.

— Я решила заранее обговорить с тобой этот вопрос, — объяснила Диана. — Все ведь знают, что в последнее время ты стала чаще бывать на людях. — Она нежно коснулась щеки Розы, покрытой легким слоем грима. — Отлично получилось.

— Далей мне помогла. Но я все равно останусь дома.

— И все же теперь, когда ты стала ходить на подобные мероприятия, нам надо придумать какую-то отговорку. Да, и вот еще что, Роза… Вполне вероятно, что лорд Бренд будет сопровождать своего брата.

Розамунда вздрогнула, как будто на нее плеснули ледяной водой, а в сердце ее уже разгорался предательский огонь.

— Нет! — воскликнула она, покачав головой. — Нет, я не могу…

— Тихо, — Диана опять схватила ее за руки, — не паникуй. Ты останешься дома, и вы не встретитесь. Все будет хорошо, милая.

Ледяной страх, огненное желание… Розамунда совладала с собой. Ее жизнь наконец-то начала налаживаться, и она не могла разрушить все, поддавшись искушению в последний раз увидеться с Брендом Маллореном.

— Может быть, Дигби и не захочет пойти, — сказала она. — Он неважно себя чувствует. Как видно, соблюдать диету выше его сил. День или два он пытается есть только простую пищу, но потом опять набрасывается на пудинги и бутылками пьет пунш.

— Плохо, но нам это только на руку.

— Как только я скажу ему про ребенка, он наверняка сумеет побороть в себе эти пагубные привычки. Может быть, мне надо сообщить ему уже сейчас. — Она положила руку на живот. — Я беременна, Диана. Я чувствую. Я не решаюсь говорить из страха, что это самообман, но в глубине души я уверена. Все вдруг стало другим. — Она покачала головой. — И я никому не позволю это разрушить!

— Все будет хорошо, я обещаю.

— А ты? Вдруг лорд Ротгар догадается, кто скрывался под маской прыщавой горничной? Он может стать очень опасным врагом.

— Ничуть не опаснее, чем я, — отозвалась Диана. — К тому же он будет на моей территории. Да и как он догадается? Уверяю тебя, я буду играть роль чинной и горделивой великосветской дамы, так что даже моя мама останется довольна. Он ни за что не разглядит во мне бедную замарашку-горничную.

Розамунда облегченно вздохнула. В самом деле, надо обладать поистине мистической силой, чтобы проникнуть в тайну Дианы.

— А я останусь дома, несмотря ни на что. Значит, нам не о чем волноваться.

С радостными улыбками девушки повернули к дому. Дойдя до шпалерной арки, ломившейся от поздних благоухающих роз, Розамунда остановилась и опять положила руку на свой пока еще плоский живот.

— Я должна тебе кое-что сказать, Диана. Сказать один раз, чтобы больше никогда к этому не возвращаться. У меня под сердцем дитя Бренда Маллорена, и мне очень жаль, что я не могу поделиться с ним этой радостью. Это будет ребенок Дигби, который спасет нас всех, но сердце мое рыдает по другому.

Диана молча обняла подругу. Она понимала все, что осталось невысказанным.

Будущее Розамунды теперь сосредоточилось в Венскоу-те. Ее ребенок вырастет здесь и станет простым йоркширским землевладельцем, который полюбит свое имение и никогда его не покинет. Девушка давно сознавала последствия своего решения, но никогда не думала, что будет так трудно и мучительно с ними смириться.

«О Господи, только бы Бренд не приехал сюда вместе со своим братом! Я не выдержу, если он будет так близко!»

* * *

Бренд и Бей скакали на север от Уэнслидейла, к дому Аррадейл. Кареты со слугами и багажом катили далеко позади. Бренд решил ехать в самый последний момент и теперь, поддавшись беспечному настроению, гнал свою лошадь галопом. Они уже посетили несколько конюшен под Лей-берном, чтобы удовлетворить интерес Бея к скаковым лошадям, но Бренд прослышал, что дальше к северу разводят тяжеловозов, что и послужило предлогом для этой поездки.

Разумеется, он объезжал долины вовсе не потому, что хотел встретиться с одной дамой. Дамой, которая увлекалась животноводством и не любила тонконогих норовистых коней, предпочитая им крепких и спокойных тяжеловозов…

Его губы дрогнули в легкой усмешке. Кого он хотел обмануть? Каждый день, каждый час и каждую секунду он мечтал о встрече с ней, хотя и не знал, что будет делать, если и впрямь когда-нибудь столкнется с леди Ричардсон.

Убедится в ее безопасности?

Обнимет ее?

Соблазнит?

Задушит?

— Хорошие земли, — заметил Бей, когда они осадили лошадей и поскакали шагом по усыпанной листвой аллее между скошенными лугами, — но слишком близко подходят к пустошам.

В самом деле, неподалеку виднелись болотистые холмы, местами разделенные недавно возведенными серыми каменными стенами.

— Овцеводческие земли, — заключил Бренд. — Разве овцы — это плохо?

— Конечно, хорошо, особенно нежные барашки в виде жаркого.

— А руно? Овечья шерсть всегда была главной экспортной статьей Англии. — Бренд огляделся. Даже отсюда, из плодородной низины, открывался вид на многие мили вокруг. — Мне здесь нравится. А вот на северных болотах чувствуешь себя одиноко.

— Пожалуй, надо было отправить тебя на флот.

— Чтобы я познал одиночество? — усмехнулся Бренд. — Спасибо, меня вполне устраивает это поместье.

— Кто бы мог подумать! — сухо бросил Ротгар. — Тем не менее и здесь можно сполна ощутить одиночество, если тебя в бессознательном состоянии сбросят в придорожную канаву.

Бренд горестно вздохнул:

— Давай оставим эту тему.

Глупо было надеяться, что Бей забудет об оскорблении, нанесенном младшему брату, но Бренд упорно уходил от расспросов. Он уже давно вспомнил все, что с ним произошло, и решил больше не раздумывать над случившимся, чтобы не сойти с ума. Тогда он явно был не в себе, иначе ни за что бы не согласился выпить снотворное.

— Значит, ты еще не готов действовать?

Вместо ответа Бренд опять пустил свою лошадь легким галопом.

Сначала его так и подмывало рассказать брату все, что он знал, и позволить ему отомстить. Она заслуживала мести, подлая лгунья. Но потом Бренд вдруг получил ее письмо, которое переслали из Лондона вместе с другими бумагами. Оно растопило гнев, но зажгло отчаяние.

Однако он не мог не заметить, что послание написано на бумаге гостиницы «Три бочки», причем тем же почерком, что и записка, отправленная сестрами Гиллсет. Его незнакомка была либо леди Ричардсон, либо ее прыщавой горничной, но обе девушки бесследно исчезли, точно мифические существа. Они обманули даже Бея, которого, пожалуй, еще никому не удавалось обмануть.

Впрочем, какая разница?

Получив письмо, Бренд понял, что надеяться не на что.

Но оказалось, что это не так-то просто. Его постоянно одолевали мечты, гнев и сомнения. Они затмевали слова в книгах и цифры в бухгалтерских отчетах, приводили к тому, что он терял нить разговора.

Разве мог он отказаться от долгой поездки на север, в Аркенгатдейл, в уединенное поместье чудаковатых сестер Гиллсет? Конечно, нет, ибо рассчитывал хоть что-то выяснить, несмотря на преклонный возраст хозяек.

Пожилые дамы с обветренными лицами отказались сообщить, кто дал им записку. Однако выразили поразительно единодушное возмущение по поводу мужчин, которые крутят романы с замужними дамами и пытаются увести их из семьи, от законного мужа и детей.

От детей?

Бренду никогда не приходило в голову, что у его незнакомки могут быть дети. Услышанное привело его в крайнее замешательство, и он поспешно ретировался.

Да, Бренд хотел увести ее от старого, немощного мужа, но вправе ли он разлучать ее с детьми? Она, несомненно, любящая, ласковая мать. Возможно, именно дети и служили той непреодолимой преградой, которая стояла между ними. И ему следовало с уважением относиться к этому.

И все-таки он был настоящим, дотошным Маллореном. Ему не пристало отступать, не докопавшись до истины. На обратном пути, расспросив жителей Аркенгатдейла, он узнал, что у старых сестер нет близких родственников, тем более титулованных. Про леди Ричардсон никто не слышал.

Бренд зашел в тупик, и это лишний раз доказывало, как умна его незнакомка. Он вернулся в Терек, преисполненный еще большего уважения к ее решительности и находчивости, и в неизбывной тоске от разлуки с ней.

Он никогда не был романтиком и не верил в «единственную и неповторимую», но сейчас в нем как будто что-то умерло. Эта женщина, кто бы она ни была — скромница или распутница, — взяла его в плен и не отпускала, как ни пытался он вырваться на свободу.

Лорд работал часами, прерываясь только на сон, и хватался за любую возможность выехать из дома, лишь бы как-то скоротать время. И везде, куда бы ни забрасывала его судьба, он невольно начинал искать: искать горничную с прыщавым лицом, искать женщину, которая показалась бы ему смутно знакомой, искать тот дом, где он провел два дня и где потерял покой.

Но ведь только деревья похожи одно на другое, а что еще он мог увидеть из окна своей тюрьмы? Лишь деревья, маленький сад и часть тихой проселочной дороги.

Вот и сейчас он поймал себя на том, что разглядывает ближайшее здание, пытаясь уловить в нем знакомые контуры. Но, черт возьми, его тюрьма не была четырехкомнатным коттеджем! И вообще, хватит вспоминать прошлое, надо жить дальше.

Подъехав к развилке, братья увидели дорожные указатели. Справа находились Айсгарт и Хос, а слева — дом Арра-дейл. Братья свернули налево. Какое-то время сельский пейзаж не менялся, потом вдоль извилистой дороги появилась изгородь, и вдали, за деревьями, замелькал большой дом.

Бренд натянул поводья.

— Кажется, Аррадейл.

— Впечатляет, особенно в этой части Англии. — Бей указал кнутовищем на холмы за домом. — По-моему, это развалины старинного родового замка Аррадейл.

— Прекрасная крепость в прекрасном месте.

— Семья получила эту землю сразу после завоевания Англии норманнами благодаря кровавой работе человека по кличке Железная Рука. А графский титул — награда за верность Стюартам.

— С правом передачи его по женской линии, как я понимаю?

— Упомянутый джентльмен был в большом фаворе у короля Карла II и имел одних дочерей. Во время войны дворец разрушили, и новый граф построил более современный дом.

— Наверняка к великой радости всех своих домочадцев. — Бренд пустил свою лошадь шагом. — Интересно, ты когда-нибудь встречался с человеком, не собрав о нем сведений?

Бей вскинул брови.

— А ты что же, можешь приехать в поместье, ничего о нем не зная?

— Конечно, нет. Именно такими изысканиями я и занимался, когда меня похитили.

— Ну, мои изыскания куда более безопасны, к тому же их выполняют за меня другие. Кстати, советую перенять. А что касается здешнего поместья, последний граф женился на уроженке этих мест ниже его по происхождению, некой Саре Ладли. Брак состоялся только потому, что он был вторым сыном в семье. Однако старший брат погиб в дорожной аварии, так и не успев жениться. Несмотря на разницу в происхождении, это был счастливый союз, правда, Бог наградил их только одним ребенком — дочерью. Молодая графиня вступила в права наследницы три года назад, в возрасте двадцати двух лет.

— Ты стал наследником на три года раньше, — заметил Бренд.

— Я никогда не был молодым.

Бренд мысленно согласился с братом. На глазах у Бея его мать убила новорожденную дочь, а он, сам еще будучи ребенком, не сумел предотвратить злодейство. Случившееся сильно сказалось на характере Бея. Именно поэтому лорд так рьяно бросался на защиту своих родных: ведь когда-то он не сумел защитить маленькую сестру.

— Она серьезно относится к своим обязанностям, — продолжал Бей, которого, видимо, ничуть не задело замечание брата, — и пользуется уважением жителей этой части Йоркшира, хотя в их отношении к ней есть некая доля снисходительности. Похоже, молодая графиня не склонна к благонравному образу жизни.

— Девушка-сорванец?

— Молодости простительно некоторое безрассудство.

— Что-то я не припомню, чтобы ты нам его прощал, — поддразнил Бренд.

— Просто я не люблю рисковать. Бренд вернулся к затронутой теме:

— Ну и что же за человек эта буйная графиня?

— Насколько я слышал, у нее волевой, решительный характер. По слухам, замуж она не собирается, хоть, разумеется, от женихов нет отбоя. Как бы то ни было, эта женщина владеет и управляет очень большой северной территорией.

— Но ты ведь тоже не собираешься жениться, так что не стоит ее осуждать.

— Я никогда никого не осуждаю. Однако леди Аррадейл еще молода, и ей наверняка досаждают поклонники.

— Тогда как тебя в твоем преклонном возрасте поклонницы давно оставили в покое.

— Если бы! — вздохнул Бей. — Что касается политических убеждений, то графиня за мир и состоит в партии короля. Она привержена консервативному направлению англиканской церкви, любит повеселиться и не жалует коттеритов.

— Да она просто создана для тебя!

— Не говори глупостей. У графини есть одна причуда. Она хочет занять достойное место среди мужчин своего ранга и даже внести изменения в закон, чтобы женщинам-пэрам, таким, как она, выделялось членство в парламенте.

— Черт возьми! Она что же, желает посещать мужские клубы и курить трубку?

— Не знаю, как далеко заходят ее честолюбивые помыслы, но могу тебя заверить, что в ходе нашего визита я отнюдь не собираюсь вести себя с ней как с равной. То же советую и тебе.

— Бедняжка! Знаешь, Бей, ты иногда бываешь дьявольски жестоким.

— Полагаю, всегда. Именно так я укрепил могущество нашей семьи.

Бренду вдруг стало жалко молодую графиню.

— Не обижай ее, Бей. Ведь ты бываешь обаятельным соблазнителем, если захочешь.

Бей уставился на брата:

— Мой милый, я не соблазняю мужчин своего ранга.

Бренд засмеялся, и тут они увидели величественную каменную арку с пристроенным домиком-сторожкой и распахнутыми стальными воротами. Сие сооружение не имело смысла в отсутствие ограды вокруг имения, но свидетельствовало о богатстве и власти.

— Дворцовые ворота были восстановлены камень за камнем по приказу графини, — тихо пояснил Ротгар, в то время как привратник поприветствовал их поклоном и гостеприимно махнул в сторону ворот. — Иллюзия роскоши?

— Я прав: вы с ней просто идеальная пара.

— Мы схлестнулись бы с ней титулами и убеждениями.

Тем временем затрубил горн, возвещая о прибытии знатных гостей.

Главная дорога Аррадейла вела прямо к дому сквозь ровные ряды лип, полыхавших осенними красками. По обеим сторонам после модернизации ландшафта открывался восхитительный вид. Тут поблескивало озерцо, над которым высилась миниатюрная арка каменного мостика, там сквозь аккуратные древесные посадки проглядывал греческий храм. Правда, олени ощипали траву и начисто оголили нижние части липовых стволов.

Дом представлял собой внушительное сооружение с двумя рядами ступеней, ведущими к роскошным парадным дверям. Из боковых дверей высыпали слуги и занялись лошадьми, а парадные двери отворил лакей в ливрее.

Бренд улыбнулся. Либо эта помпезность была здесь делом обычным, либо графиня решила пустить маркизу Ротгару пыль в глаза.

Они поднялись по ступенькам и вошли в обшитый деревянными панелями вестибюль, где висело столько оружия, что хватило бы на целую армию. Здесь же их поджидала графиня. Во всяком случае, Бренд принял ее за графиню. Прямая спина, упрямый подбородок, милая улыбка. Несмотря на женственное желтое платье и модный легкомысленный передник из муслина и кружев, несмотря на блестящие светло-каштановые локоны, обрамленные сказочным сооружением из кружев и лент, которое лишь с большой натяжкой можно было назвать чепцом, эта женщина источала энергию власти.

«Интересно, — подумал Бренд, — она всегда носит такой камуфляж или устроила спектакль в честь Бея?» Оставалось лишь надеяться, что она не захочет изменить холостяцкий образ жизни и не нацепит на маркиза свой очаровательный чепец.

— Вы оказали нам большую честь, приехав в Аррадейл, лорд Ротгар, — проговорила она, протягивая руку в приветствии.

Тут Бренд заметил ее перстни, сверкающие на солнце. Слишком много перстней, и все крупные. Что и говорить, эта графиня Аррадейл — загадочная женщина! Может, она заинтересует Бея и отвлечет его внимание от дел Бренда?

Бренд, в свою очередь, поцеловал ей ручку, после чего она взяла обоих гостей под руки и повела их по большой лестнице на балкон с колоннами из розового мрамора, которые тепло поблескивали в лучах полуденного солнца.

— Я пригласила кое-кого из соседей в гости на несколько дней, милорд, — сообщила она. — Они с удовольствием познакомятся с вами, а вам наверняка понравится их общество. Завтра будет бал. — Поднявшись на балкон, где их поджидали слуги, она добавила:

— Сейчас вас отведут в ваши комнаты, чтобы вы освежились с дороги, а потом, может быть, окажете нам честь и посетите нас в гостиной?

— Если вы простите нам наши дорожные костюмы, леди Аррадейл, — отозвался Бей. — Мы обогнали наш багаж.

— Конечно, милорд.

Она была само воплощение радушия, а Бей — образец галантности. Бренд чувствовал смутную тревогу, но не мог понять, в чем дело.

Возможно, она искала мужа, и Бей об этом знал. Что касается Бренда, то он не интересовался подобными глупостями.

Оставшись наедине в своей комнате, он вздохнул и подумал, что, приехав сюда, совершил ошибку. Домашняя вечеринка и бал! Вообще-то он любил хорошую компанию, но терпеть не мог светские сборища малознакомых людей. Помывшись и приведя себя в порядок, он утешился мыслью о том, что скоро ему удастся сбежать на ежедневный объезд местности. А Бей пусть играет с графиней в светские игры, он не станет ему мешать.

Бренд вытер лицо полотенцем и улыбнулся, вспомнив их шутливый дорожный разговор. Графиня не относилась к тому типу женщин, которые обычно увлекали Бея, но она стала бы ему достойным противником. Впрочем, они вряд ли схлестнут шпаги. А жаль! Было бы забавно.

Бренд повязал галстук, гадая, почему она носит так много перстней. Даже не будучи специалистом в ювелирных украшениях, он понимал, что все эти камни не Такие уж и ценные. Зато крупные и ограненные, чтобы лучше блестели… Внезапно он застыл на месте.

Кольца?!

Но, помотав головой, Бренд так ничего и не вспомнил.

Он заглянул к брату, и они вместе спустились на первый этаж, где лакей проводил их в модную гостиную в китайском стиле. Графиня вновь вышла им навстречу и представила их гостям. Бренд немного успокоился: несмотря на то что большинство приглашенных относилось к высшим слоям общества, это были простые деревенские люди, не страдавшие светской чопорностью. Более того, разговор с ними по интересующим его вопросам мог оказаться весьма полезным.

Ротгар тем временем исподтишка наблюдал за графиней, как будто пытался что-то разгадать. Бренд, впрочем, не придал этому значения, ибо странный интерес Бея к хозяйке никоим образом не касался его самого.

Пристроившись к группе мужчин с красными, обветренными лицами, он принялся расспрашивать их про животноводство в Уэнслидейле.

Глава 18

В конце концов Розамунда отпустила Дигби на вечеринку к Диане, потому что ему этого очень хотелось. Конечно, следовало бы удержать его дома, но он так любил подобные мероприятия! После свадьбы Дигби редко выезжал из Венскоута, и она не всегда должным образом ценила эту его жертву.

Пусть сходит, приятно проведет время со старыми приятелями. Ничего страшного. Он ведь не знает о связи между ней и маркизом Ротгаром.

Интересно, приедет ли Бренд вместе со своим братом? Впрочем, ей лучше этого не знать, ибо будь он рядом, она вряд ли сумеет побороть искушение увидеться с ним.

Особенно обрадовалась Розамунда отсутствию Дигби, когда к ним опять заявился его племянник Эдвард. Он приехал, как обычно, под вечер, и она не могла отправить его восвояси. Хорошо хоть на этот раз с ним не было Джорджа Коттера.

— А Дигби нет дома, — с удовольствием сообщила она, провожая Эдварда в его комнату.

— Вот как? Он ведь редко уезжает из дома.

— Он в Аррадейле. Графиня устроила домашнюю вечеринку, а завтра вечером даст бал в честь маркиза Ротгара. — Не удержавшись, она тотчас добавила:

— Насколько я поняла, маркиз приехал на север, чтобы исследовать деятельность Новой Республики.

Безукоризненно аккуратный абсолютно во всем, Эдвард от неожиданности поставил свою сумку прямо на кровать.

— Если он займется исследованием нашей секты, то это только пойдет на пользу его проклятой душе.

— Проклятой? Только за то, что он задает вопросы?

— Он проклят, тетушка, за свою грешную жизнь. Джордж Коттер знает о намерениях маркиза и не боится его.

Его спокойствие и уверенность в абсолютной добродетели всегда вызывали в ней желание нагрубить. Чтобы не сорваться, Розамунда решила уйти подальше от греха, но не успела она и шагу ступить, как он сказал:

— По-видимому, дядюшка пребывает в добром здравии, раз ездит на вечеринки и балы?

Ах вот оно что! Кажется, это задело его за живое.

— Вряд ли Дигби будет танцевать, — как бы между прочим заметила Розамунда, — но чувствует он себя хорошо. Мне кажется, он следует вашему совету насчет здорового образа жизни.

— Значит, Господь услышал мои молитвы. — Не знай она Эдварда как свои пять пальцев, могла бы поверить в его искренность. — А вы сами? — спросил он. — Я слышал, вы отбросили щепетильность и начали выходить в свет.

После общения с Эдвардом у нее и впрямь появлялись самые мерзкие желания. Он обладал способностью так преподносить хорошие советы, что, послушав его, хотелось сделать наоборот.

Он тем временем пригляделся к ней повнимательнее.

— Что это, тетушка? — спросил он, шагнув ближе. — Чудо?.. Грим для лица?

Едва сдерживая злорадство, Розамунда дотронулась до своей щеки.

— Ах это? Да, грим. Замечательно, правда?

Он взмахнул рукой так, будто хотел отогнать дьявола.

— Надобно принимать себя такой, какой сотворил вас Господь!

— Господь сотворил меня без шрамов.

— На все есть Божья воля. — Он схватил Библию и выставил ее перед собой словно щит. — Так почему, столь грешным образом переменив свою внешность, вы не поехали вместе с мужем в Аррадейл, чтобы там веселиться и кокетничать, щеголяя в непристойных шелковых нарядах?

— Просто струсила. Я пока неуютно чувствую себя с незнакомыми людьми, вот и осталась здесь под. предлогом плохого самочувствия. Но мне очень хотелось бы стать смелее, — заявила она, — чтобы веселиться и танцевать в шелковых нарядах.

Эдвард тяжело вздохнул.

— Тетушка, я знаю, что вы не одобряете мои убеждения, не неужели вы не видите, каким грешным стал мир, как сильно он нуждается в переменах? В Ланкашире народ валом валил на проповеди Джорджа Коттера, чтобы послушать простые и понятные наставления из Библии, призывающие к строгой и честной жизни. Вы ведь здравомыслящий человек. Взгляните на Англию! Нами управляют короли и вельможи, которые похваляются своими любовницами, каждый вечер напиваются до бесчувствия и проматывают свое состояние в азартных играх, даже не думая о судьбах своих подданных. Вы что же, в самом деле полагаете, что распущенность Аррадейла, такие безнравственные типы, как маркиз Ротгар, излишества маскарада, глубокое разложение от пьянства, грех прелюбодеяния и супружеская неверность…

— Прекратите! — не выдержала Розамунда. Сердце ее бешено забилось. Ей показалось, что он все знает и говорит про нее. — О Господи, — продолжила она дрожащим голосом, — вы прекрасно знаете свое дело. Из вас получится отличный проповедник. Нисколько не сомневаюсь, что ваши слова разбередят души даже самых отъявленных грешников.

Эдвард горделиво приосанился.

— Надеюсь, Бог и впрямь наградил меня даром красноречия. Но я не проповедую с кафедры. Следуя примеру своего лидера, мы говорим с людьми, не возвышаясь над ними, — в коровнике, в гостиной и даже в поле. — Он шагнул ближе и взял ее за руку. — Неужели и впрямь мои слова тронули вашу душу, тетушка? И вы когда-нибудь увидите свет?

Без сомнения, он искренне хотел ей добра.

— Я согласна, что неумеренное пьянство, азартные игры и прелюбодеяние — это зло. Тот, кто сумеет заставить людей жить честной нравственной жизнью, совершит благое дело. Однако я не приемлю всех принципов Новой Республики..Например, я не вижу ничего плохого в веселье и танцах. Вам следует быть терпимее.

— Слуги Господа должны быть твердыми как гранит. Никаких полумер! Мы, члены Новой Республики, превратим Англию в Иерусалим, акр за акром. Когда я вступлю во владение этим поместьем…

Розамунда тут же вырвала свою руку.

— Когда?

— Тетя, тетя! Когда-нибудь все люди обратятся в прах и оставят свои земные блага. Так что в один прекрасный день эти земли станут моими. Думаю, довольно скоро. Ваша преданность мужу достойна восхищения, тем более что он старик, который вам наверняка противен…

— Да как вы смеете!

— Полно, не надо лукавить. Вы выполняете свой долг, и это достойно всяческих похвал, но если бы вы по глупоста не повредили себе лицо, то ни за что не вышли бы замуж за местного помещика.

Розамунда в ужасе отшатнулась, услышав горькую правду.

— Я люблю Дигби, и он нисколько мне не противен. В отличие от вас! Вы изучаете Библию, рассуждаете о Боге и грехе, но вы забыли Христову притчу о милосердии и смирении!

С этими словами она поспешила на кухню, чтобы посмотреть, как там ужин, а заодно попросить Полли, чтобы она приспустила лиф своего платья пониже. И все же следовало сохранять спокойствие. Надо только чуть-чуть потерпеть и при первой же возможности выставить его из дома.

А что будет, когда она сообщит о своей беременности? Розамунда слегка вздрогнула, представив его реакцию. Слава Богу, Дигби на ее стороне!

Пробуя суп, Розамунда невольно думала о вечеринке в Аррадейле. Диана всегда закатывала роскошные пиры. Хорошо бы Дигби соблюдал меру в еде и питье, как ни трудно это для него.

Интересно, какое мнение он составит о Ротгаре? А о Бренде?

Нет! О нем она думать не будет!

* * *

Бренд сидел за длинным столом, уставленным сверкающей посудой и яствами, и с удовольствием попивал бренди. Он немного объелся — еда была просто замечательной, — но ему было очень хорошо. Дамы недавно ушли в гостиную пить чай, а мужчины достали трубки. Глиняные трубки не были диковинкой, но ему еще не доводилось видеть такое обилие курящих мужчин в роскошном интерьере, после великолепной трапезы. Он блаженствовал.

Компания тоже оказалась приятной. Бренд получил приглашение от сэра Малькольма Бурсетта посмотреть на овец и от лорда Фенкотта посетить его конюшню. Но тут его схватил за руку молодой энергичный виконт и потянул за собой к краснолицему старику.

— Поскольку вы интересуетесь ломовыми лошадьми, милорд, вам надо познакомиться с сэром Дигби Овертоном. Он опробует у себя на ферме интересную животноводческую программу…

Сэр Дигби попыхивал трубкой. Это был типичный деревенский житель — волосы с проседью, кустистые брови, обветренная кожа, — похожий на британского бульдога щи-рокой грудью и крепкой челюстью, но сильно заплывший жиром. Он много пил и смеялся, отчего сделался багрово-красным. Бренд заключил, что этого человека когда-нибудь хватит апоплексический удар, но, судя по его веселой улыбке, тот не страшился подобного конца и черпал жизнь полной мерой.

— Рад с вами познакомиться, лорд Бренд, — кивнул мужчина. — Я слышал, что вы настоящий фермер, несмотря на ваш титул.

— Спасибо, сэр Дигби, — отозвался Бренд, садясь рядом с ним на свободный стул. — Я — один из младших в семье, и меня заставили заниматься полезным делом.

— Всех бы так заставляли! — с восторгом отозвался Дигби. — К сожалению, из этой конюшни выходит слишком много никчемных людей и мошенников.

— Именно поэтому мой брат приучил всех нас к труду. Говорят, у вас удивительные лошади.

— Ах, вы об этом! — Он до краев наполнил свою рюмку и протянул графин Бренду.

Тот налил себе немного, только из вежливости.

— Да, это маленькое увлечение моей жены, — продолжил баронет, — но местные жители упорно приписывают ее достижения мне. Видите ли, они полагают, что женщине не пристало заниматься животноводством. Она якобы должна разводить только человеческих детенышей. — Он смущенно покашлял и одним махом осушил полрюмки.

Бренд спрятал улыбку. Сэр Дигби относился к тому типу мужчин, которые с воодушевлением обсуждали овец и кобыл, но когда речь заходила об их женах, тут же приходили в замешательство.

— Понимаете, милорд, мы живем тихо, уединенно, — поспешно добавил он, — и жене нужно чем-то заниматься.. Рози у меня замечательная! Ей нравится быть при деле.

Бренд представил себе пожилую даму, похожую на грубовато-добродушных сестер Гиллсет. Такой тип женщин почему-то вызывал в нем симпатию.

— Я слышал, ей нездоровится, потому она и не пришла на эту вечеринку.

— Пустяки, милорд. — Сэр Дигби понизил голос:

— Обычное женское недомогание.

Бренд слегка удивился. Он полагал, что леди Овертон уже вышла из того возраста, когда случаются обычные женские недомогания. Впрочем, возможно, сэр Дигби имел в виду совсем другое?

— Я бы с удовольствием посмотрел ваших лошадей, но коль скоро мой приезд создаст неудобства леди Овертон…

— Неудобства? Ну что вы, милорд! Вообще-то она не любит встречаться с незнакомыми людьми…

— Тем более…

— Но в последнее время стала куда общительнее. Роза обожает рассказывать про своих лошадей заинтересованным слушателям. Признаюсь, — смущенно хмыкнул Дигби, — я отнюдь не нахожу этих здоровенных животных красивыми. Конечно, они полезны в хозяйстве, но неказисты с виду. Только, пожалуйста, не передавайте мои слова ей.

— Вы уверены, что она не будет возражать против моего визита?

— Рози? Да она и на смертном одре готова говорить про своих любимцев!

Бренд не знал, как реагировать на эту сомнительную шутку, но сам сэр Дигби весело расхохотался и снова наполнил рюмку Бренда.

— Это всего лишь метафора, милорд. Она в добром здравии, слава Богу! — Тут он тяжело вздохнул и отодвинул свою рюмку с бренди. — Молю Всевышнего, чтобы он был так же милостив и ко мне. Рози устроит мне нагоняй, узнав, как много я выпил.

— Она хорошо о вас заботится?

— Да, у меня очень добрая жена. — Баронет уставился в пространство, потом достал из кармана белоснежный носовой платок и промокнул глаза. — Надеюсь, Бог пошлет вам такую же, сэр.

— Я тоже надеюсь, — сказал Бренд, тронутый столь теплыми супружескими отношениями.

Сэр Дигби трубно высморкался.

— Заезжайте к нам в любое время, милорд. Мы живем, тихо, но в Венскоуте вы всегда найдете радушный прием, а моя Рози с удовольствием познакомится с увлеченным единомышленником.

Бренду хотелось поехать в гости к Дигби прямо завтра, с самого утра. По крайней мере это избавило бы его от шумной светской суеты. Подобно какому-нибудь меланхоличному поэту, он искал уединения, и, похоже, в голове его уже рождались сентиментальные рифмы.

Между тем Бей на вечеринке даром времени не терял. Как обычно, он отметал слухи и праздную болтовню, выуживая крупицы полезных сведений о Новой Республике, улавливая любой намек на тайную антигосударственную деятельность сектантов. Он обладал поразительной памятью и удерживал в голове все детали, за что прослыл всесведущим дьяволом. И эта характеристика едва ли не полностью соответствовала действительности, в чем не раз убеждались его родные.

Когда мужчины наконец встали из-за стола и двинулись, вернее, потянулись в гостиную, дабы развлечь прекрасный пол, Бренд улучил момент и едва слышно поинтересовался у брата:

— Ну как, узнал что-нибудь про наших набожных приятелей?

— К сожалению, ничего нового. По численности они обогнали общество Весли, которое тоже действует в этом районе.

— Весли связан с коттеритами?

— Нет, но я подозреваю, что он некоторым образом расшатывает устои английского общества. Впрочем, возможно, это полезная встряска. Движение Весли не имеет ничего общего с сектой Новая Республика: не устанавливает такой фанатичный контроль над людьми и не присваивает с такой жадностью земли. Кстати, коттериты рассчитывают унаследовать здешнее поместье.

— Унаследовать? По завещанию?

— Против воли нынешнего владельца. Наследник — член секты коттеритов, поэтому после смерти помещика его земли отойдут во владения Новой Республики.

— И что же, завещание нельзя изменить?

— Таков давно заведенный порядок в поместье Венскоут.

— Венскоут? — Бренд взглянул на пьяного сэра Дигби, который, поднимаясь по лестнице, тяжело дышал и еле волочил ноги. — Я думаю, новым республиканцам осталось недолго ждать. Вот он, нынешний помещик. Милый джентльмен, но так и напрашивается на апоплексический удар. Ни за что бы не подумал, что такой человек мог воспитать сына-коттерита.

— Его наследник — не сын, а племянник. — Ротгар внимательно посмотрел на старика. — Неудивительно, что все местные жители так встревожены.

— Жаль, что его жена уже вышла из детородного возраста.

— Разве? Судя по разговору, надежда еще есть.

— Надежда умирает последней… Я понял так, что она чуть ли не ровесница мужа, но, возможно, женское недомогание, по причине которого она осталась дома, — это как раз то, что первым приходит на ум.

— Значит, она не беременна, увы. В любом случае вряд ли стоит рассчитывать на чудо. А ведь местные жители дружно настроены против Новой Республики. — Они начали подниматься по лестнице. — Кроме, пожалуй, хозяйки этого дома.

— Графини? Вот уж никогда бы не подумал…

— В краткой беседе со мной она весьма недвусмысленно дала понять, что ратует за подъем нравственности, трезвость и промышленную реформу.

— Мы все за это ратуем, разве нет?

— А в жизни не применяем. К тому же это явно был камешек в мой огород.

Бренд засмеялся и в то же время крепко задумался: может, предупредить графиню, чтобы не связывалась с его братом? Бей почти во всех дуэлях выходил победителем — будь то состязание клинков или мозгов. Нет, пожалуй, не стоит. Маркиз не причинит ей серьезного вреда, а вот если она что-то замышляет, преподаст ей заслуженный урок.

* * *

На другой день Бренд обнаружил, что графиня предоставила своим гостям широкий выбор развлечений. Этого следовало ожидать, но, к несчастью, она потащила на речку Арра, где веселая компания с удочками уже вовсю ловила форель, и его самого.

— Вы думаете, удить рыбу — мое любимое занятие, леди Аррадейл?

Она стрельнула глазами из-под очаровательной шляпки с плоскими полями, украшенными искусственными ноготками.

— А разве нет? Все джентльмены…

— Я мог бы сказать, что все дамы любят рукодельничать.

Она тотчас прищурилась. Бренд и сам не понимал, почему он с ней спорит.

— Я умею шить, — сказала она. — Меня учили всем женским премудростям.

— А я умею ловить рыбу. Но в данный момент у меня нет желания удить. Если вы не возражаете, я бы лучше прогулялся по вашему замечательному парку.

Почему она вдруг нахмурилась? Поскольку возразить было нечего, мгновенное неодобрение сменилось обворожительной улыбкой.

— Конечно. Я думаю, вам понравится. Вон там, у реки, есть несколько симпатичных тропинок, — сказала она, кивнув налево.

Поблагодарив ее, Бренд пошел в том направлении, не переставая, впрочем, раздумывать над странным поведением графини. М°жет, это как-то связано с братом? Удалившись на достаточное расстояние, Бренд тут же направился в сторону, противоположную той, которую посоветовала ему хозяйка. Он не сомневался, что Бей справится и без него, а если хорошенькая графиня собирается соблазнить брата, то тем более не стоит мешаться у них под ногами.

Однако, любуясь видом на помещичий дом с вершины небольшого холма, он увидел графиню, скакавшую на лошади в сопровождении двух конюхов. Значит, соблазнить его брата не входило в ее намерения.

Прекрасный конь, заметил Бренд. И отличная наездница. Черт возьми, да она в мужском седле! Когда гнедой конь и всадница в ярко-красном жокейском костюме скрылись из виду, Бренд на мгновение пожалел, что Бей и хозяйка дома не проявляют друг к другу ни малейшего интереса.

* * *

Диана застала Розамунду в конюшне.

— Роза! — тотчас позвала она.

Несмотря на тревожный тон кузины, Розамунда подняла руку, призывая к молчанию.

— Тихо, — сказала она, не отрываясь от маленького незастекленного окна крытого стойла, в котором фламандский призовой жеребец Дэрк, ее новое приобретение, примерялся к кобыле.

— О Боже! — выдохнула Диана, приблизившись. — Неудивительно, что она пытается отстраниться. Он же ее убьет!

Розамунде стало ясно, что Диана впервые видит такое зрелище. Несомненно, ее испугали крупные размеры жеребца и то обстоятельство, что лошадей подстраховывали два конюха.

— Глупости! Синда заигрывала с ним несколько часов подряд, как дешевая Йоркская шлюха.

— Я никогда не видела шлюху за работой, да и ты, впрочем, тоже. Но я понимаю, что ты имеешь в виду. Она буквально подставляет свой крестец. Ой!

Восклицание было вызвано тем, что Синда неожиданно начала мочиться. Людям такое вряд ли понравилось бы, а для жеребца это послужило сигналом: «Ну, давай, морячок!» Дэрк всхрапнул и шагнул вперед, принимая приглашение.

Диана прошептала:

— Смотри, она даже хвост отвела, чтобы не мешал. Ишь, распутница! Интересно, — задумчиво добавила она, — как в таких случаях поступают женщины?

— Диана! — Розамунда не сводила глаз с лошадей, но тем не менее покраснела. — У тебя же столько книг! Я думала, ты хорошо подкована в этих вопросах.

— Скучно читать книги, не подкрепляя знания опытом… — Чтобы лучше видеть, Диана навалилась на Розамунду и положила подбородок ей на плечо. — Какой воспитанный жеребец, правда?

— Едва ли это следствие хорошего воспитания. Дело в том, что насильника кобыла может кастрировать сильным ударом копыта.

— Вот если бы мужчины были так же вышколены, а женщины так же хорошо вооружены! О Господи!

Дэрк встал на дыбы и укусил Синду в шею. Кобыла пронзительно заржала и проявила не меньшее воодушевление, чем ее партнер. Диана, как, впрочем, и сама Розамунда, усмехнулась. Обе испытывали вполне объяснимую неловкость при виде того, как хвост жеребца весело заходил взад-вперед.

Наконец хвост остановился, и державшие Дэрка мужчины оттащили его от кобылы. Синду увели из стойла, а жеребец застыл на месте точно изваяние. Казалось, он чувствует себя героем и ждет одобрительных рукоплесканий зрителей.

— Одно слово — самец, — пробормотала Диана сдавленным голосом, потихоньку приходя в себя.

Розамунда обернулась и увидела пунцовые щеки кузины. Она, правда, тоже пылала, но по другой причине: эта первая случка, которую ей довелось наблюдать после ночи с Брендом, всколыхнула в ней жаркие воспоминания. К тому же на спину ей налегала кузина.

В ушах Розамунды отчетливо звучал его шепот: «Еще? Ну пожалуйста…»

Вся сгорая от желания, она готова была просить о том же. Его.

— Что с тобой? — взяла ее за руку Диана.

— Да так, ничего! Все прошло хорошо, правда? — обернулась она. — Это новый жеребец, и мне хотелось проверить его в деле. Я немного волновалась, ведь он такой крупный. Правда, Хекстолл говорит, что любая лошадь опасна, независимо от размеров. — Розамунда несла всякую ерунду, ожидая пытливых вопросов.

Но Диана лишь сказала:

— Мне надо поговорить с тобой, Роза. Это очень важно.

— Что-то случилось?

— Лорд Бренд в Аррадейле.

Фраза прозвучала для нее как пощечина.

— Я надеялась… — начала было Розамунда.

— Надежды не всегда сбываются. — Диана потащила Розу на площадку возле загона. — И самое главное, сэр Дигби пригласил его сюда — смотреть лошадей.

Роза едва не лишилась чувств:

— Я пропала!

— Думаешь, он тебя узнает?

— Конечно! Я могла бы одурачить его, проходя мимо или даже при короткой встрече, но если мы проведем вместе какое-то время… Почему он не едет на юг, к себе домой?

— Потому что он мужчина, а мужчины всегда непоследовательны. — Диана ходила взад-вперед и хлестала кнутовищем по высокой траве. — Тебе придется лечь в постель. Это единственный выход. Скажешь, что тебе нездоровится. Лорд Бренд проведет здесь всего несколько часов, и Дигби сам покажет ему лошадей.

Розамунда пришла в отчаяние:

— Что ж, пожалуй, это в самом деле выход. Только мне придется на время избавиться от Милли, иначе он тут же ее узнает. — В голове ее лихорадочно крутилось: «Он будет здесь, совсем близко… Я могла бы его увидеть. Выдержу ли я эту пытку?» — А Дигби? — слабым голосом спросила она. — Он сильно встревожится, если я скажусь больной, тем более сейчас. А он не должен ничего заподозрить.

— Ты же говорила, что он не возражал.

— Да, не возражал. Но он думает, что все случилось на маскараде. Инкогнито. Я не знаю, как он отреагирует, увидев того, с кем я согрешила.

— Он ничего не узнает. — Диана обняла ее за плечи.

Розамунда не удержалась от вопроса:

— Как он? Я имею в виду Бренда.

— Совершенно здоров.

— Слава Богу. — И тут ее пронзила ужасная мысль:

— Черт возьми, а вдовий дом, Диана?

Диана в ужасе закатила глаза.

— Вдовий дом — это пороховая бочка, которая немедленно взорвется, стоит лишь поднести спичку. Ему нечего там делать, но если он вдруг забредет в этот дом, то сразу его узнает. Сегодня я пыталась уговорить его остаться на реке половить рыбу, но он решил прогуляться. Слава Богу, я направила его совершенно в другую сторону.

* * *

Бренд из сада смотрел на квадратное каменное здание. Он так долго искал нечто знакомое, что теперь не верил собственным глазам. Конечно, он не имел понятия, как выглядит снаружи дом его загадочной дамы, но пейзаж за окном был очень похож.

Существовал только один способ выяснить истину.

Бренд пошел по тропинке, проложенной вблизи проезжей части, и остановился у зарослей черной смородины. Сорвав спелую ягоду, он бросил ее в рот, а потом покачал головой, удивляясь собственной глупости. Смешно надеяться, что он вспомнит вкус смородинового сока, что ощущал когда-то на пальцах дамы, или пряного ликера, которым она поила его перед разлукой. Да и-вообще, эка невидаль — смородина! Она растет вдоль любой сельской тропинки.

Решив выяснить все до конца, он быстро пересек лужайку перед домом и стал искать черный ход. Однако, прежде чем завернуть за угол, обернулся и оглядел двор. Черт возьми, как все похоже!

Поразительно! Единственная молодая женщина во всей округе — графиня, но она явно не его таинственная дама, ибо в ее присутствии он ничего не чувствовал.

Бренд громко постучал в дверь. Открыла худая девушка-горничная. Она присела в реверансе с абсолютно бесстрастным выражением лица.

— Что вам угодно, сэр?

— Чей это дом, девушка?

— Вдовий дом Аррадейл, сэр. Но в данный момент здесь никто не живет.

Уловив запахи еды и выпечки, Бренд забыл про всякую учтивость и без промедления двинулся на кухню.

— Вы что же, готовите еду для сказочных фей?

Горничная уставилась на него, открыв рот. Наконец она выдохнула:

— Я имела в виду, что здесь не живет никто из господ, сэр! Но есть мистер и миссис Акентвейты, домоправители.

Тем временем в кухню вошла высокая костлявая женщина. Она быстро огляделась, оценивая ситуацию. Бренду показалось, что в глазах ее мелькнула тревога, впрочем, он плохо разбирался в таких вещах, несмотря на то что чувства его были обострены. Он ловил каждый звук, каждый запах, выискивал глазами знакомые предметы, дабы подтвердить, что именно здесь ему довелось провести два коротких, незабываемых дня.

— Что вам угодно, сэр? — спросила женщина, загораживая ему дорогу. — Чем-нибудь помочь?

— Вы, должно быть, миссис Акентвейт?

— Да, сэр.

Судя по всему, с такой женщиной шутки плохи, поэтому Бренд спросил напрямик:

— Скажите, несколько недель назад вы ухаживали здесь за больным мужчиной?

Лицо экономки словно окаменело.

— Здесь, сэр?

— Да, здесь. — Бренд тотчас перевел взгляд на горничную, но та застыла, выпучив глаза; от нее явно не было никакого толку.

— Нет, сэр, — ответила миссис Акентвейт.

— Милорд, — резко поправил он, желая использовать для устрашения свой ничего не значащий титул. — Лорд Бренд Маллорен.

Женщина слегка вздрогнула, но тотчас овладела собой и присела в реверансе:

— Милорд.

— Значит, у вас здесь не было гостя в последние несколько недель?

— Нет, милорд. Скажите мне, в чем дело, и я, возможно, сумею вам помочь.

Бренд огляделся по сторонам, как будто беленые стены, каменная раковина или висящие окорока могли говорить. Несмотря на решительный отпор со стороны домоправительницы, он нутром чувствовал, что это тот самый дом. Кого же она выгораживает? Леди Аррадейл? Но зачем? Ведь отнюдь не графиня — его таинственная незнакомка.

Надо найти комнату и удостовериться в своих догадках. Отпихнув экономку, Бренд шагнул к двери, ведущей в дом.

Миссис Акентвейт тотчас крепко схватила его за рукав, на удивление проворно, и потянула назад. В следующий момент она уже стояла между ним и дверью, держа в руке большую железную сковородку.

— Что вы себе позволяете, милорд? Если вы и в самом деле лорд, в чем я уже сильно сомневаюсь. — Не успел он что-либо ответить, как она крикнула:

— Джесси! Беги позови мистера Акентвейта и других мужчин.

Горничная умчалась, хлопнув дверью, а Бренд недовольно поморщился. Подняв руки в знак примирения, он весьма доброжелательно произнес:

— Прошу прощения за то, что потревожил, миссис Акентвейт. Я просто хотел осмотреть спальни.

— Как экономка, я не вправе позволять посторонним людям свободно разгуливать по дому.

— Вы можете сопровождать меня, если хотите.

— А вы извольте пойти в большой дом и спросить разрешения у моей госпожи!

— Нет ничего проще, поскольку я здесь гость!

Ага, наконец-то ее проняло! Впрочем, возможно, она просто боялась прогневать свою госпожу, которая наверняка устроит ей нагоняй за неучтивое обращение с гостем.

Внезапно в кухню вошли двое мужчин, и Бренд перестал упорствовать.

— В чем дело? — грозно спросил один — жилистый детина чуть ниже Бренда, но с весьма внушительными кулаками.

Плечи другого — рослого деревенского парня — весьма напоминали свиные окорока.

Бренд вновь поднял руки, ибо не имел желания ввязываться в драку.

— Прошу прощения, миссис, джентльмены. Я вижу, что вы не позволите мне пройтись по дому и удовлетворить свое любопытство. — Он поклонился экономке. — Ну что ж, я спрошу разрешения у леди Аррадейл, миссис. В письменной форме — вас устроит?

Надо отдать ей должное, женщина не дрогнула.

— Согласно письменным распоряжениям моей госпожи, вы получите все, что пожелаете.

Судя по тону экономки, она надеялась, что Диана распорядится насчет яда.

Если его догадки верны, то однажды его уже здесь отравили.

Бренд в последний раз огляделся по сторонам в надежде узнать хотя бы чашку или кофейник. Впрочем, ничего такого на открытых полках не стояло, поэтому он потихоньку ретировался, не выпуская из поля зрения крепких и задиристых мужчин. Шагнув за дверь, он наткнулся на молодую служанку, которая тотчас от страха приложила ладонь ко рту. Мало того, она взвизгнула и отшатнулась.

— Джесси, если не ошибаюсь? — Он обворожительно улыбнулся. — Простите, что напугал.

Она молча пялилась на него и пятилась назад.

— Вы и впрямь не видели меня раньше?

Девушка яростно потрясла головой, глядя на него круглыми от ужаса глазами.

— И в этом доме не останавливался мужчина?

— Нет, сэр! — пискнула она, наконец обретя дар речи. — Во всяком случае, с тех пор, как я пришла сюда работать прошлой зимой, сэр.

— Джесси! — В дверях появилась миссис Акентвейт со своим грозным оружием в руках. — Иди сюда и займись делом. — В последний раз окатив Бренда уничтожающим взглядом, экономка захлопнула дверь перед самым его носом.

Он посмотрел на закрытую дверь, потом зашагал к той стороне дома, на которой, как он предполагал, находилась его комната. Черт возьми, он не мог ошибиться! Вот здесь, на этой самой тропинке, он видел свою даму и ее спутницу…

Пожалуй, та женщина в белом платье и шляпке с широкими полями могла быть графиней. Хотя, по правде говоря, он уже допускал вероятность того, что леди Аррадейл была его таинственной незнакомкой. Насколько он мог доверять своей памяти и инстинктам? У нее был тот же рост, то же телосложение, тот же возраст…

Но он не испытывал к ней ничего — ни нежности, ни влечения. Он ее не узнавал! Вряд ли графиня была его загадочной дамой. Но, с другой стороны, он когда-то не верил, что его загадочная дама способна дать ему чашу с ядом и даже отпить из нее глоток в знак своей любви.

А письмо, которое он повсюду носил с собой в кармане сюртука? И которое было написано в гостинице «Три бочки» в то время, когда туда приехала леди Ричардсон.

Он замер, охваченный новой догадкой. Помнится, описывая леди Ричардсон, Бей сказал, что пальцы ее украшало множество перстней. К тому же эта женщина была больна. Добавьте сюда вдовий дом, и получится, что графиня Аррадейл замешана в этом деле по самую маковку. Либо она использует вдовий дом для прелюбодеяния, либо сдает в аренду. Что, между прочим, объясняет упорное нежелание слуг говорить правду. Хранить тайну входит в их обязанности.

И как же все это характеризует его таинственную незнакомку? Если она не графиня — сердце подсказывало ему, что так оно и есть, — то кто же? Опытная распутница, которая только строит из себя робкую недотрогу и играет в эти игры по десять раз в году, смеясь над бедными простаками, которые в нее влюбляются?

Сбросив оцепенение, Бренд торопливо зашагал по тропинке.

Черт возьми! Дамы, которые устраивали здесь эти маленькие забавы, наверняка делились друг с другом впечатлениями, и графиня потешалась над ним, прикрывшись красивым веером. Она была в курсе всех его злоключений и прекрасно знала, как он оказался в этом приюте греха, а потом был вывезен отсюда ее слугами.

Бренд тотчас достал письмо, порвал его на мелкие части и разбросал по ветру. Если бы не сегодняшний бал, он уехал бы прямо сейчас!

Зато завтра рано утром он сядет на лошадь и покинет это проклятое поместье. Ноги его больше не будет в Аррадейле!

Глава 19

Слушая встревоженный шепот Джесси, Диана пришла в замешательство. Бренд Маллорен нашел-таки вдовий дом! Слуги сделали все возможное, но он наверняка его узнал. А она так старалась отвлечь его внимание!

Наверное, следовало остаться и самой присмотреть за ним, но ей надо было лично поговорить с Розой. Она не доверяла запискам, тем более что в поместье находился Эдвард Овертон.

Эдвард объявил, что подвернул ногу, и теперь хромал и потому якобы не мог ехать верхом, а значит, намерен был остаться в Венскоуте. Карета сэра Дигби стояла здесь, в Аррадейле, но Диана предложила перегнать ее обратно и отправить Эдварда на ней.

Розамунда отказалась.

— Он, конечно, надоедает мне своими разговорами, но поскольку Дигби нет дома, на его самочувствии сей факт не отразится. Если мы будем так упорно выпихивать Эдварда, это наверняка вызовет подозрения. К тому же, — добавила она с невеселой усмешкой, — мне доставляет удовольствие слушать его самодовольные рассуждения о «своем» поместье и представлять, как он будет сражен, узнав о другом наследнике.

Итак, из Венскоута Диана уехала в полной уверенности, что все в порядке, но в Аррадейле ее встретила Джесси и огорошила неприятной новостью.

Она отослала горничную обратно во вдовий дом, похвалив ее и остальных слуг за правильные действия, и поспешила к себе в спальню — единственный островок спокойствия в шумном доме. Бросив на пол свою треуголку, она повалилась на кровать и стала думать.

Что же теперь делать? Как отвести от Розы беду? Диана не видела никакого выхода.

Интересно, что теперь предпримет лорд Бренд?

Скорее всего попросит разрешения осмотреть вдовий дом. Как же ему отказать, черт возьми?

И как он себя поведет, узнав правду?

Может, убедить его, что вдовий дом использовался без ведома господ Аррадейла? Свалить все на слуг и щедро наградить их при этом? Тогда лорд Бренд не продвинется в своих поисках, разве только узнает, что его любовница предположительно живет в этой части Йоркшира.

А если он посвятил в эту тайну своего зловещего брата? Диана вздрогнула. Ей не хотелось даже думать о том, что маркиз Ротгар может сам заняться расследованием да еще получить в свои руки столь явную улику.

Резко поднявшись, Диана напомнила себе, что, несмотря на тело хрупкой и слабой женщины, она обладает сердцем и волей короля. Или по крайней мере правительницы этого графства. В ее жилах течет кровь могучего воина по кличке Железная Рука, и она так просто не сдастся. Если Маллорены узнают про вдовий дом, придется приложить все усилия, чтобы отговорить их от мести.

Отговорить дьявола-маркиза?

Уняв дрожь, она встала с кровати и звонком вызвала служанку. Чтобы отговорить Маллоренов, надо прикинуться хрупкой и слабой, решила она, снимая свой жокейский костюм. Они не посмеют обидеть беззащитную женщину. Итак, она напустит на себя вид невинной овечки и будет вести себя так, как и положено молодой леди Аррадейл.

С помощью горничной Диана переоделась в свое самое женственное платье — с умилительными оборочками и вышитыми розочками, с кружевной отделкой. Пока Люси укладывала ей волосы, она размышляла, не посвятить ли Розу в эти новые затруднения. И решила не посвящать. Все равно Роза ничего не сделает, только лишний раз расстроится, а в ее положении вредно волноваться. Маллоренам ни за что не узнать, кто была та дама, с которой лорд Бренд встречался во вдовьем доме.

Холодея от страха перед маркизом и смутно представляя себе ужасные картины пыток, Диана надела жемчужное ожерелье, слегка припудрилась светлой пудрой и вышла в гостиную. Однако, к ее удивлению, лорд Бренд уединился у себя в комнате, а маркиз разбирал деловые бумаги. Следующие несколько часов Диана провела в вежливых беседах с другими гостями, тем не менее в душе поторапливая братьев. Откладывать сражение было уже невмоготу.

Наконец она переоделась к ужину и последующему балу, чувствуя над собой дамоклов меч праведного гнева Маллоренов.

* * *

Бренд уже собирался спуститься к ужину, когда в его комнату зашел брат в ослепительном наряде из черного атласа с золотой вышивкой и рубиновыми пуговицами.

— Ты что, решил затмить своим видом всю местную знать? — спросил он.

— Это своего рода оружие.

— Оружие? А мы разве на войне?

— Никогда не знаешь, где может вспыхнуть конфликт. — Бей оглядел добротный костюм Бренда из синего бархата. — Это самое лучшее, чем ты можешь поддержать семейный авторитет?

— Ослеплять — не моя тактика. Обычно я стараюсь приспособиться к обстановке.

— К тому же ты смотришь на меня и прикидываешь, сколько новых плугов можно было бы купить на те деньги, что пошли на одну только золотую нить. Ну, я не прав?

Бренд невольно рассмеялся:

— Да, признаться, иногда меня и впрямь посещают такие мысли.

— Это называется инвестиции, дружок. — Бей подошел ближе и взял Бренда за подбородок. — Ты что же, совсем не напудрил лицо? И мушек нет? Послушай, мальчик, ты выглядишь глухой деревенщиной.

На Бее тоже не было мушек, однако он напудрил лицо и волосы, как будто собрался на прием к королю. Согласно этикету, знатные господа должны выглядеть так, будто они никогда в жизни не выходят из дома.

— Терпеть не могу пудрить волосы, — отозвался Бренд. — От пудры недолго и задохнуться. — Он встал. — Нам пора?

— Сначала поговорим. — Ротгар жестом отпустил Кеньона.

Бренд обреченно сел на скамью перед туалетным столиком. Все его мысли были заняты вдовьим домом, и меньше всего ему хотелось сейчас подвергнуться допросу с пристрастием.

— Может ли леди Аррадейл быть твоей любовницей? — спросил Бей.

Сердце Бренда тревожно забилось:

— В будущем? Пожалуй, да.

Бей внимательно посмотрел на брата:

— Может ли она быть той самой дамой, из-за которой ты попал в беду?

После мгновенного размышления Бренд осторожно ответил:

— Не исключено. Она того же роста и сложения. Но крайне маловероятно.

— А голос?

— Похож. Но у многих женщин такие голоса, — пришлось солгать ему. — И потом, мы с ней мало разговаривали.

Бей не спускал глаз с брата:

— Как я понимаю, графиня кажется тебе незнакомой?

— Да. — Бренд сказал это с полной уверенностью и только потом понял, какую глупость совершил. Проклятие, сейчас вовсе не до словесных баталий с братом! — А почему ты спрашиваешь? — удивился он. — Неужели думаешь, что такая надменная дама могла рискнуть своей репутацией и завести тайную любовную интрижку?

— Ты находишь ее надменной?

— Ну, в твоих глазах она, разумеется, робкая и неуверенная девчонка.

Бей криво усмехнулся:

— Я бы так не сказал. Впрочем, она выбрала трудный путь. Поскольку она желает сама управлять своим графством, то, естественно, замужество не входит в ее планы. В отличие от графа-мужчины она лишена возможности открыто удовлетворять свои сексуальные потребности, и втайне заводить любовников было бы для нее прекрасным решением проблемы.

— А потом для верности поить их снотворным?

Бренда все время терзала одна мысль: что, если его таинственная дама не спасла его от смерти на дороге, а сама же и подстроила первое отравление? До посещения вдовьего дома он в это не верил, но теперь…

— С ее волевым характером такое вполне возможно, — хмыкнул Бей, — вдобавок она носит много колец.

Ага, значит, он тоже заметил! Бренд вдруг встал на защиту леди Аррадейл:

— Ну и что? Многие дамы питают слабость к кольцам.

— Но не каждая может позволить себе столько камней.

— Знаешь, по большей части они не очень дорогие.

— Зато блестящие. Странная причуда. Однако в Тереке на пальце у леди Ричардсон я видел один перстень с великолепным рубином. Твоя дама пила снотворное?

Немного подумав, Бренд сказал правду:

— Да, немного.

— Леди Ричардсон плохо себя чувствовала — возможно, по той же причине, что и ты.

— Мы уже пришли к выводу, что леди Ричардсон могла быть моей отравительницей, но я никогда ее не видел в отличие от тебя. Леди Аррадейл подходит на роль леди Ричардсон?

— Та выглядела значительно старше, это точно. Так что вполне, хотя сомнительно.

— Почему?

— Вряд ли такая женщина способна покорить твое сердце.

— Мое сердце не тронуто, — огрызнулся Бренд.

— Как скажешь.

— Значит, леди Ричардсон — это не леди Аррадейл. Мы топчемся на месте. — Ощущая странное облегчение, Бренд встал и одернул свой жилет. Он злился на свою незнакомку, которая провела его как последнего болвана, но не хотел, чтобы она попала в лапы к Бею. — И вообще, зачем ты во всем этом копаешься? — резко спросил он. — Я же просил тебя — забудь! Мне неприятно, и пусть проклятая обманщица горит в аду, но у меня нет желания опять возвращаться к этой истории.

Бей невозмутимо поднялся с места.

— Ты, кажется, хотел наведаться в гости к сэру Дигби?

— Да. — Бренд суетливо поправил галстук, чувствуя себя рыбой, попавшей на крючок. — Судя по этому джентльмену, имение у него простое, без претензий.

— А Аррадейл, по-твоему, имение с претензиями? Как же тогда ты назовешь аббатство Ротгар?

Бренд махнул рукой, и братья улыбнулись друг другу. Раунд окончен, ничья.

— Поезжай, если хочешь, — кивнул Бей. — Тем более что я в этом заинтересован, поскольку Венскоуту грозит нашествие сторонников Коттера. Посмотришь, как там дела, и расскажешь мне, если увидишь что-нибудь необычное. — Он двинулся к двери.

Чтобы поддержать авторитет семьи, Бренд вдобавок к своей печатке надел на палец сапфировый перстень.

— А ты больше не будешь совать свой нос в мои дела?

— Без всякой на то причины — нет. Должен признать, что графиня вызывает во мне здоровый интерес.

— Как форель вызывает здоровый интерес у рыбака.

Бей улыбнулся и открыл дверь:

— Возможно. Но раз ты так хочешь, я сохраню все свои открытия при себе.

В этот момент по коридору проходили другие гости, и Бренд сдержал свое возмущение. Бей прав, ему не хотелось ничего знать.

Но если леди Аррадейл и есть его таинственная незнакомка, то как мог он позволить Бею следить за ней? Впрочем, когда она подошла поприветствовать их — такая же ослепительная, как и Бей, — в душе у Бренда ничего не шевельнулось — ни воспоминания, ни желания, ни ненависти.

Нет, это не она. Его дама все еще в безопасности.

— Милорд! — воскликнула хозяйка дома, с веселым удивлением оглядывая наряд Бея. — Вы просто озарили своим блеском сей мрачный уголок Йоркшира.

Бей отвесил ей любезный поклон.

— Миледи Аррадейл, там, где сияете вы, не может быть мрачно.

Ее богатое платье из красного травчатого шелка с рюшами и бантиками вполне годилось для королевского двора. Вдвоем они являли неповторимую картину в красных, черных и золотых тонах.

Уже в следующую секунду леди Аррадейл щелчком раскрыла свой золоченый веер.

— Значит, нам с вами опасно бывать вместе, милорд. Мы способны ослепить все собрание.

— Вот и отлично! Как заметил Эдип, слепые тоньше чувствуют музыку. Вы станцуете со мной первый менуэт, миледи? Это прекрасный повод для флирта.

Она взглянула на него поверх веера.

— Бал на то и бал, милорд, чтобы немножко пофлиртовать.

Надавив пальцем на веер, Бей опустил его вниз.

— Хочу вас предупредить, леди Аррадейл, что я ничего не делаю понемножку.

Глаза дамы испуганно округлились. Возможно, до нее наконец дошло, что она шутила с огнем, хотя из них двоих в красном была именно она. Бренд пожалел бы несчастную, если бы не считал ее подлой обманщицей, которая принимала участие в его отравлении, ибо на правой руке леди Аррадейл в созвездии ярких камней поблескивал крупный красивый рубин.

Тем не менее Бренд все же немного сочувствовал графине, поскольку Бей собирался ее обольстить, исключительно чтобы рассеять подозрения. Впрочем, она того заслуживала.

* * *

Розамунда потихоньку юркнула в дом Аррадейл, сознавая всю глупость своего поступка. «Я пришла сюда, чтобы навестить Дигби», — настойчиво внушала она себе, но это была возмутительная ложь. Розамунда пришла сюда вопреки всякому здравому смыслу, чтобы в последний раз увидеть Бренда.

Легко прошмыгнув мимо слуг, поглощенных бальными хлопотами, она прошла в маленькую пустующую галерею, напротив которой, в галерее побольше, помещался оркестр. В детстве это было их с Дианой излюбленное потайное местечко, откуда они подглядывали за взрослыми.

Теперь она стала шире, да еще в пышных юбках, а потому с трудом протиснулась в пыльный закуток за шторами. Наконец, устроившись поудобнее, она приложила глаз к одной из двух аккуратно прорезанных дырочек, и перед ней возник сверкающий зал: пестрые шелка, золото и драгоценности, искрясь, переливались под огромными свечными люстрами.

На мгновение ей захотелось туда, в сказку. Однако уже в следующую минуту здесь, наверху, она почувствовала себя одной из пышнотелых богинь, изображенных вместе с богами на расписном потолке бального зала и с высоты взиравших на глупых людишек. Она видела; как лорд Фенкотт ущипнул миссис Машем, причем последняя не возражала, а леди Ковердейл испепеляла взглядом своего старого врага — миссис Пьюк-Херрис.

Где же Бренд? А вдруг она увидит, как он кокетничает с какой-нибудь красоткой? К несчастью, Розамунда не могла различить его в массе бледных, напудренных лиц. В том, что она сразу его узнает, у нее не было сомнений.

И тут в зал вошел высокий мужчина в черном шелковом одеянии, на котором, как всполохи в ночи, поблескивала золотая вышивка. Маркиз! А рядом с ним — Бренд.

Она радостно улыбнулась от облегчения. Ей нравилась его простота. На нем был хороший костюм — богатый, но не вычурный. Бренд носил его небрежно, не рисуясь. Не успев войти, он уже кому-то улыбнулся и присоединился к группе беседующих мужчин.

Розамунда опять взглянула на маркиза. Он разговаривал с Дианой, и отсюда, с божественного возвышения, они смотрелись поразительно гармоничной парой. Он — в черном с россыпью золотого и красного, она — в ярко-красном с золотыми и черными оборками. По тому как Диана гордо вздернула подбородок и выставила перед собой черно-золотой веер, Розамунда поняла, что ее кузина и маркиз Ротгар скрестили шпаги — правда, в очаровательной светской манере.

Ох, Диана! Не надо дразнить маркиза! Тут сердце Розамунды екнуло от подозрения. А может, Диана только защищается от разгневанного врага? Все-таки вдовий дом был прямой ниточкой к Аррадейлу, но никак не к Розамунде. Ладно, все равно Маллорены не сумеют ничего доказать и не станут мстить графине Аррадейл.

Она вновь перевела взгляд на Бренда и стала следить за ним глазами, пока он ходил по залу. Было видно, что он уже успел понравиться местному обществу и с ним охотно общаются. А как же иначе? Он такой обаятельный и ко всему проявляет интерес. Кажется, ему даже удалось разговорить хорошенькую, но застенчивую мисс Мифлин.

Оркестр грянул менуэт, и толпа заволновалась, отступила к стенам, оставив середину для танцев. Диана, как самая высокопоставленная дама, должна была открыть бал, выбрав себе кавалера. Как и следовало ожидать, она остановилась на маркизе, который имел преимущество хотя бы из-за своего титула.

Разумеется, оба они танцевали безупречно, обученные этому искусству с детства, но Розамунде, которая наблюдала за ними сверху, казалось, что это не танец, а скорее дуэль. Скрещенные взгляды, выверенные шаги и сомкнутые руки таили в себе опасность. Девушка облегченно вздохнула, когда в круг шагнули леди Фенкотт со своим кавалером, а за ней и другие дамы согласно титулам.

Однако при виде Бренда в паре с мисс Мифлин Розамунда разволновалась. Впрочем, быстро успокоилась: не мог же он прийти на бал и ни с кем не танцевать!

В душе у нее все переворачивалось. Она не хотела, чтобы Бренд танцевал с молодыми женщинами. Между тем робкая Силия Мифлин улыбалась и даже разговаривала со своим кавалером, несмотря на то что при встрече с незнакомыми людьми на нее обычно нападал столбняк. Розамунда не могла взирать на это равнодушно. Но почему? Она уже вернулась к мужу и строила жизнь, в которой для Бренда не было места, и при этом ее ранила всего лишь его улыбка, предназначенная другой.

Хватит! Сосредоточив на нем взгляд, она мысленно пожелала ему счастья. Более того, она надеялась, что он скоро найдет себе достойную спутницу жизни и женится. Возможно, даже на Силии Мифлин. Почему бы и нет? Она милая девушка — порядочная, добрая и неглупая. Просто робкая, а если кто и способен превратить стыдливый бутон в пышный цветок, так это Бренд Маллорен.

Мысли ее невольно вернулись к чудесным мгновениям их близости. Она тоже была стыдливой и робкой, но раскрылась с его помощью. Силия получит больше: она станет смеяться вместе с ним днем и расцветать в тайные часы ночи.

Розамунда отпрянула от щелочки в стене, и волшебный мир стал всего лишь бликами света в затхлой шторе. Так тому и быть! Самое лучшее, что она может сделать для Бренда Маллорена, — это отпустить его на свободу.

* * *

Примерно через час Бренд собирался покинуть зал и с нетерпением ждал этого момента, но, впрочем, не отлынивал от своих обязанностей. Присутствие маркиза возводило вечеринку в ранг события, которое случается только раз в жизни. А Бренд, как брат маркиза, тоже был фигурой значительной: танцы с ним станут позже ценнейшими воспоминаниями. Поэтому Бренд добросовестно танцевал со всеми дамами, каждый раз приглашая другую и по возможности выбирая робких и застенчивых.

Бей тоже старательно исполнял свой долг, уделяя внимание всем женщинам согласно титулам и очаровывая их в своей обычной, немного опасной манере. Сколько йоркширок будут с трепетным волнением вспоминать, как он целовал им ручки, распаляя в сердцах добропорядочных жен грешный огонь желания!

Бренд сдержал усмешку. Это был всего лишь спектакль, но Бей так часто исполнял его на протяжении многих лет, что вжился в образ, отработал свою роль до мелочей. Брат наверняка знал, какое впечатление он производит на публику, но избегал крайностей. Он был, безусловно, опасен, но не желал людям зла.

Видимо, то же чувство долга не позволяло ему применить свои чары против графини, которая и сама игриво прохаживалась меж гостей. Случившееся во вдовьем доме Аррадейл ушло в прошлое, и больше никто не должен страдать из-за этого.

Бренд вновь взглянул на улыбающуюся графиню. Она все знает! Его так и подмывало силой выпытать у нее признание. Уже одно то, что она молчала по поводу его визита во вдовий дом, было уликой.

Вопреки голосу разума Бренд жаждал узнать правду. Сегодня вечером, выполняя свой долг на балу, он искал в толпе свою таинственную незнакомку, но так и не нашел. Значит, эта женщина не принадлежала к местной знати. Кто же она такая?

— Что хмуришься? — мимоходом спросил Бей.

— Да так.

— Ты, кажется, не хотел продолжать поиски?

— Эта тайна раздражает, как блошиный укус, и мне хотелось бы выяснить истину, просто чтобы снять зуд, — отозвался брат, поскольку бессмысленно отрицать очевидное.

— Ты уверен, что это не леди Аррадейл?

— На все сто.

— Ты узнал бы свою даму даже с закрытыми глазами, не так ли?

Бренд недоуменно уставился на брата:

— Что ты хочешь этим сказать?

Но тут он вспомнил, как говорил своей незнакомке, что узнает ее в темноте — по поцелую…

— Самсон, ослепленный любовью, — отозвался Бей, — и не замечающий явного коварства своей возлюбленной. Советую тебе перечитать Библию.

— Чтобы избежать бритвы?

— И сонного порошка, — многозначительно хмыкнул тот и отошел поговорить с вдовой-графиней, которая с теплой улыбкой ждала лорда поодаль.

Озадаченный словами брата, Бренд отправился в библиотеку Аррадейла, чтобы найти ответ в Библии. «Душе его тяжело стало до смерти» — эти слова очень верно описывали его состояние. Однако, как оказалось, Самсона ослепили филистимляне, а вовсе не любовь к Далиле.

Закрыв книгу, он понял, что имел в виду Бей. Коварство Далилы было шито белыми нитками, и не распознать его мог только слепец. Значит, это любовь отняла у Самсона зрение — задолго до того, как ему выкололи глаза.

В Библии не говорилось, что Далилу нашли среди убитых филистимлян, когда Самсон обрушил столбы в Газе. Любовь! Бренд подозревал, что Самсон никогда не сделал бы этого, если б знал, что она там.

Глава 20

Розамунда поставила свою лошадь в конюшню Венскоута и юркнула в тихий дом, усталая, но очень умиротворенная. Все кончено…

Внезапно из темноты появился мужской силуэт. Она невольно вскрикнула. В мертвенном лунном свете появилось суровое лицо Эдварда Овертона.

— Как вы меня напугали! — вскричала Розамунда.

— Где вы были, тетушка? Тайно встречались с любовником?

— Для человека строгих религиозных убеждений, Эдвард, у вас весьма низменное мышление. Я ходила в конюшни. Одна кобыла приболела.

Так оно и было, но с кобылой она разобралась довольно быстро, тем более что конюшня располагалась слишком близко, чтобы ехать туда верхом. Оставалось только надеяться, что Эдвард до этого не додумается.

— Женщине не пристало возиться с лошадьми, тетушка, и одной выходить из дома ночью.

— По-вашему, женщине также не пристало ходить с непокрытой головой, обнажать руки и грудь. Как видно, вы, новые республиканцы, слишком легко поддаетесь искушению.

Эдвард поджал губы:

— Все мужчины легко поддаются искушению.

— Тогда пусть мужчины и сидят дома ночью, — бросила она и попыталась его обойти.

Но он неожиданно загородил ей путь.

— Клянусь Богом, тетушка, вас следует хорошенько наказать за ваши нечестивые речи!

— Плеткой? — Она смотрела ему прямо в глаза. — Знаете, Эдвард, я презираю вас, ваши убеждения и ваши ханжеские…

Племянник прервал ее отповедь оплеухой.

Онемев от неожиданности, Розамунда приложила руку к пылающей щеке.

— Вон! — наконец вскричала она, указывая на дверь. — Вон!

— Вы не имеете права…

— Мне что, разбудить слуг и велеть им вышвырнуть вас из дома?

— Вы не посмеете…

— Вон! — повторила она, схватила кочергу и двинулась к Эдварду, вся кипя от ярости, которую в себе и не предполагала. — Вон, вон, вон!

Он испуганно попятился.

— Вы не вправе выставлять меня из этого дома. Я наследник…

— Вы никто, пока жив Дигби. И даст Бог, отправитесь на тот свет раньше его, поперхнувшись собственными ханжескими речами!

— Он умрет в течение года. И тогда посмотрим!

— Вот когда он умрет, тогда и приходите, Эдвард, но не минутой раньше!

Теперь племянник был приперт к двери. Он стал лихорадочно шарить руками за спиной в поисках ручки.

— Дядя Дигби никогда бы не позволил меня выгнать.

— Позволит, когда я скажу ему, что вы меня ударили. — Розамунда решительно замахнулась кочергой. — Вон! Вон, вон!

Спотыкаясь, Эдвард отступил в открытую дверь.

— На улице темно. Куда я пойду?

— А мне что за дело! Катитесь ко всем чертям!

Розамунда захлопнула дверь перед носом у растерянного племянника, повернула в замке ключ и для верности накинула редко используемый засов. Покончив с этим, она в изнеможении привалилась спиной к дубовой панели. О Господи, как хорошо! Надо бы почаще давать волю гневу!

Но не опасно ли это?

Нет, решила она, выпрямившись и потерев горевшую щеку. Теперь у них есть повод не пускать Эдварда в Венскоут и тем самым избавить Дигби от неприятных споров с племянником. К тому же сейчас, когда она ждала ребенка — а в этом у нее не было сомнений, — им осталось недолго зависеть от проклятого коттерита.

Розамунда обхватила себя руками за плечи и закружила в танце по пустому вестибюлю. Все складывалось просто замечательно!

* * *

Услышав громкий стук в дверь, лакей Аррадейла немного удивился. Кто бы это мог быть в столь поздний час? Гостей больше не ожидалось. При виде скромно одетого мужчины в высокой шляпе Джеймс тотчас прикрыл дверь.

Однако незнакомец успел проскользнуть внутрь.

— Я — Эдвард Овертон. Мне надо поговорить со своим дядей, сэром Дигби, срочно!

Ну что ж, это другое дело, даже если непрошеный гость — проклятый коттерит. Джеймс нехотя проводил мистера Овер-тона в маленькую гостиную.

— Подождите здесь, сэр, а я постараюсь найти сэра Дигби.

— У вас так много гостей, что вы их теряете?

Ну и ну! Джеймс вышел из гостиной, сдерживая злорадную ухмылку. Этим святошам из Новой Республики не положено гневаться, однако нашелся-таки добрый человек, который сумел разозлить одного из них. И все же, поднимаясь на второй этаж в поисках сэра Дигби, лакей ощутил смутное беспокойство. А если это не гнев, а тревога? Может, в Венскоуте что-то стряслось? Из господ там осталась одна леди Овертон, а этой бедняжке никто не желал новых бед.

Джеймс нашел сэра Дигби в игорной комнате, за карточным столом. Старик был явно навеселе и хохотал в компании старых приятелей. Нагнувшись к его уху, лакей сообщил о госте.

— О Господи! Что же делать? — спросил сэр Дигби, обращаясь скорее к самому себе, и с трудом поднялся из-за стола.

Пьяно пошатываясь, он прошагал к двери, обеспокоенный не меньше Джеймса. Пока он спускался по лестнице, лакей все время был начеку, намереваясь удержать от падения тучного джентльмена, если тот вдруг оступится.

Все знали, что сэр Дигби стоит между Уэнслидейлом и Новой Республикой, и желали ему долгих лет жизни.

Благополучно проводив сэра Дигби в маленькую гостиную, Джеймс облегченно вздохнул и затворил дверь.

— Что-то случилось?

. Джеймс обернулся и, увидев на лестнице графиню, приосанился. По правде сказать, хорошенькая графиня в роскошных шелках частенько являлась ему в пикантных грезах, но он редко имел возможность поговорить с ней лично.

— Не знаю, миледи. Мистер Овертон приехал верхом из Венскоута, он хочет о чем-то срочно поговорить с сэром Дигби.

Брови его госпожи сошлись у переносицы. Она зашагала вперед, цокая высокими каблучками по кафельному полу. Джеймс поспешно распахнул дверь, и она вошла в гостиную. Тут ему, к сожалению, пришлось затворить дверь.

— Леди Аррадейл! — возмущенно воскликнул Эдвард Овертон. — Это личный разговор.

Диана оглядела его, стараясь скрыть свое неудовольствие.

— Прошу прощения, если помешала, мистер Овертон, но я волнуюсь, не случилось ли чего с моей дорогой кузиной… Сэр Дигби? В чем дело?

Сэр Дигби сидел в кресле, широко расставив ноги и упершись руками в колени. Вид у него был растерянный.

— В чем дело? Не знаю! Мой племянник только что сообщил, что Рози в порыве безумной ярости выставила его из дома.

Диана обернулась к молодому человеку:

— Как странно! Может, вы чем-то ее оскорбили, мистер Овертон?

Эдвард резко встал.

— Несомненно, она восприняла мои слова как оскорбление. Я увидел, как она украдкой вошла в дом после наступления темноты, и посоветовал ей вести себя разумнее.

— Вы сказали что-нибудь дерзкое?

— Я мужчина, а она женщина. Кроме того, я теперь проповедник в Новой Республике. Мои проповеди в Ланкашире имели большой успех. Наставлять грешников на путь истинный — мой долг.

— Грешников вашей паствы.

— Для новых республиканцев паства — все человечество.

Брови Дианы гневно взметнулись кверху.

— Вы хотите сказать, что вправе давать советы даже мне, мистер Овертон?

Он окинул ее надменным взглядом.

— Как я уже сказал, это мой долг. Однако в отношении вас я питаю мало надежд на успех.

— Если вы попытаетесь читать свои проповеди мне, сэр, то тоже очень скоро окажетесь за дверью и снова лишитесь ночлега.

— Я не собираюсь здесь оставаться, — произнес он с таким брезгливым видом, как будто ему предлагали переночевать в свинарнике. — Надеюсь, мой дядя вернется вместе со мной в Венскоут и проучит свою жену.

— А я никуда его не отпущу. Сэру Дигби вредны такие нагрузки.

— Дядя? — Эдвард Овертон обернулся к сэру Дигби, требуя от него подчинения.

Старик покачал головой:

— Все это очень неприятно, но, по правде сказать, племянник, у меня сейчас нет желания ехать в Венскоут. Я только-только собрался лечь спать.

— Вы были бы легче на подъем, дядя, если бы не пили так много.

Диана надеялась, что сэр Дигби пропустит эту реплику мимо ушей, но он виновато потупил глаза.

— Ты прав, Эдвард. Рози тоже рассердится, если увидит, как много я съел и выпил. Пора мне браться за ум, тем более что…

— Тем более что от бренди вам становится плохо, сэр Дигби, — поспешно вставила Диана. Сейчас не время говорить Эдварду Овертону про беременность Розы.

— Не столько от бренди, сколько от пудингов, моя дорогая, — уточнил он, разглаживая натянувшийся на животе жилет. — Я решил исправиться.

— Рад это слышать, дядя, — встрял Эдвард.

— Но поскольку у Рози все в порядке, — сэр Дигби тяжело поднялся с кресла, — я не намерен трястись с набитым брюхом по темной дороге. Утром приеду и все улажу. К тому же я обещал лорду Бренду Маллорену, что возьму его с собой: он хочет посмотреть лошадей Рози. Я не могу обманывать его.

— Вам тоже надо остаться здесь на ночь, мистер Овертон, — заключила Диана, пресекая дальнейшие возражения. — Мы подберем вам очень скромную комнату, чтобы не оскорбить ваши убеждения. Уже за полночь, моя кузина наверняка в постели.

— Ладно, — сухо согласился он, — раз мой дядя плохо себя чувствует…

— Как вы сострадательны! — Она проводила его к двери. — И как хорошо, что у вас уже зажило колено.

Он слегка покраснел.

— По правде сказать, оно еще побаливает, но я вынужден был проделать этот путь.

— Какой мужественный поступок! Завтра вы сможете вернуться в Венскоут в карете, что значительно облегчит ваши страдания.

Диана тотчас распорядилась насчет комнаты, велев слугам наверху потесниться и освободить для Эдварда одну из своих спален. Лакея, который стоял тут жб, угодливо ожидая указаний, она отправила проследить за тем, чтобы сэр Дигби благополучно добрался до кровати.

На самом деле она не на шутку встревожилась. Почему Роза вдруг накинулась на Эдварда? Может, это связано с Маллоренами? Но каким образом? И почему она возвращалась в дом ночью, тайком? Внезапно ее осенило: Роза приезжала сюда! Диана быстро расспросила конюхов и подтвердила свою догадку.

Ох, Роза, Роза! Чем скорее Бренд Маллорен отсюда уедет, тем лучше. Если бы можно было как-то помешать его завтрашней поездке в Венскоут! Он не задавал вопросов насчет вдовьего дома, и это беспокоило Диану, но в душе ее теплилась слабая надежда, что он не уверен в своих подозрениях. Если так и если Роза сумеет не попадаться ему на глаза, у них еще есть шанс спастись.

* * *

Бренд наконец-то улизнул с бала. Впрочем, местные гости уже вовсю стекались к своим каретам, озаренным светом фонарей, чтобы при полной луне ехать домой. Однако, уединившись в своей комнате, Бренд обнаружил, что не хочет спать. Поборов желание смотреть на луну и страдать, он принялся изучать скучный справочник, ругая себя всякий раз, когда его мысли перескакивали с одного на другое… и на загадочную даму.

Ему хотелось бы дочитать до конца «Животноводческие программы», но он до сих пор не осмеливался купить себе эту книгу, ибо она вызывала в нем слишком опасные ассоциации.

Бренд улегся в постель, но и тут ему не спалось. Может, одеться, пройти парком и тайком забраться во вдовий дом? Но зачем? Он и так знает, что именно там они с таинственной незнакомкой встретились, так что же еще выяснять? Стены не скажут, кто его дама. От них не добьешься ответа, действительно ли она любила его. Смешно!,Несмотря ни на что, он слепой пленник в Газе, который считает, что Дали-ла его не предавала, пусть даже она ему поднесла отравленную чашу любви.

На рассвете Бренд оставил все попытки заснуть и пошел бродить по туманному саду, слушая пение первых птиц и все же держась подальше от манящего к себе вдовьего дома. Потом он позавтракал, тщательно скрывая свое состояние, и попрощался с хозяйкой и братом. Впрочем, Бренд и не собирался обманывать Бея, который был дьявольски проницателен.

Перед самым отъездом Бренда тот приглушенно произнес:

— Когда приедешь в Венскоут, не забудь приглядываться и прислушиваться.

— Зачем? Ведь там все просто: наследник — коттерит, и после смерти сэра Дигби имение отойдет к нему.

Бей потащил его вниз по ступенькам к поджидавшей карете, старательно уводя от посторонних ушей.

— Он стал наследником после смерти другого племянника, Уильяма Овертона.

— И что тут необычного?

— А если Уильям Овертон был убит?

От изумления Бренд замер на месте.

— Не в твоем характере строить нелепые предположения, Бей. Если бы эта смерть была подозрительной, мы бы наверняка что-нибудь услышали.

— Уильям Овертон был очень похож на сэра Дигби и не намного моложе его. Говорят, он тоже ел и пил до отвала, а потом плохо себя чувствовал. Никого особенно не удивило, что однажды после обильной трапезы он отдал Богу душу.

— И ты подозреваешь злодейство?

— В точности то же самое случилось прошлой зимой с мистером Джошуа Крэйком, наследником некоего поместья неподалеку от Норталлертона.

— Норталлертона? — переспросил Бренд и глубоко задумался.

— Там несколько имений, — раздраженно отозвался Бей, явно недовольный рассеянностью Бренда.

— Да, конечно. И кто же теперь стал владельцем?

— Некий Сэмюэль Барлоу, недавно обращенный коттерит, которому Новая Республика посулила рай на небесах. У мистера Крэйка остались две дочери. Барлоу назначил вдове с детьми ежегодную денежную ренту, но имение отошло коттеритам. Сам он живет по законам, секты, даже предоставляет свой дом многочисленным холостым фермерам.

— Крэйк умер от апоплексического удара?

— Да, что-то вроде того.

Бренд наконец оживился:

— Это могло быть просто совпадением.

— Я не верю в совпадения. Удивительно хитро придумано! Множество людей страдает от излишеств в еде и спиртном. Если сэр Дигби Овертон в один прекрасный день — разумеется, спустя приличное время после передачи наследных прав — окочурится после сытного ужина, никто не удивится. Вообще говоря, — резко добавил Бей, — ему или его старшему племяннику следовало позаботиться о порядке наследования.

— Забавно слышать это из твоих уст, — хмыкнул Бренд и тут же пожалел о своих словах.

— У меня есть братья, — отозвался Бей, ничуть не смущаясь. — Кое-кто из них проявляет естественное желание жениться и обзавестись семьей. Надеюсь, теперь ты понимаешь, почему я хочу, чтобы в Венскоуте ты обращал внимание не только на ломовых лошадей?

— Да, конечно. Жаль будет, если сэр Дигби скончается раньше срока.

— Жаль будет, если мы не возьмем их с поличным. В вашей карете поедет наследник. Он ночевал в этом доме.

После бессонной ночи Бренд туго соображал, а потому удивленно воззрился на брата.

— Коттерит приехал на бал? Как странно!

— Насколько я понял, леди Овертон вышвырнула его из Венскоута, и он примчался жаловаться своему дяде.

— Черт возьми, Бей, и откуда ты все знаешь?

— Если бы я знал все, проще было бы жить. Выясни, что побудило леди Овертон так поступить.

— Слушаюсь, сэр!

— Бренд! — Бей снисходительно улыбнулся. — Ты говорил, что больше ничего не хочешь знать о своей даме, но на самом деле она занозой засела в твоем сердце. Берегись!

Бренд на мгновение закрыл глаза. Надо бы рассказать брату про вдовий дом, но он никак не решался: боялся, что Бей наломает дров.

— Ты что-то узнал от графини на балу?

— Если она и любит пофлиртовать, то на людных празднествах не дает себе волю.

— Ты проверял?

— Я сделал все возможное — разумеется, в рамках приличия, — чтобы затащить ее в постель.

— Черт возьми! Ты и впрямь мог с ней переспать?

— Как говорится, положение обязывает. Она опытная кокетка, но на удивление неискушенная. Если чутье мне не изменяет, она девственница, хотя далеко не наивная.

— Значит, это не моя загадочная дама. Впрочем, я так и думал. Вполне возможно, что она в курсе случившегося, но как заставить ее говорить? Разве что под пытками.

— Кажется, у меня в саквояже завалялась парочка тисков для больших пальцев…

Бренд засмеялся, но голова его уже была занята другим.

— Гостиница — последнее, что я помню, — задумчиво протянул он. — Скорее всего там меня и отравили — около Норталлертона. Когда ты упомянул фамилию Барлоу, она показалась мне знакомой, а сейчас я все вспомнил. Его поместье называется «Роустон Глиб»?

— Да.

— Оно примыкает к тому поместью, которое я присмотрел для нас. Я наводил справки про «Роустон Глиб», ведь соседи порой так же важны, как и сама земля. Наверное, я расспрашивал и про новых республиканцев. Если они убили мистера Крэйка, значит, я был неугоден…

— Тем более если они знали, кто ты такой. А они знали?

Бренд пожал плечами:

— Я всегда путешествую инкогнито, но не разыгрываю спектаклей, пытаясь скрыть свое имя.

— К тому же на юг наверняка уже просочились слухи о том, что король обеспокоен деятельностью Новой Республики и послал меня расследовать их деятельность. Значит, ты пострадал из-за меня.

— Ты хочешь сказать, из-за коттеритов. Буду рад, если тебе удастся их приструнить. Вообще-то Джордж Коттер произвел на меня хорошее впечатление. — Бренд вдруг посмотрел через плечо брата. — Сюда идут сэр Дигби и его племянник. До свидания.

Ротгар легонько пожал Бренду руку:

— Будь осторожен.

— Полагаешь, они снова могут напасть? Но я ведь им ничем не угрожаю.

— Им сие неведомо. Следи за тем, что ты ешь и пьешь.

— Этот урок я уже усвоил.

Бренд двинулся к ожидавшей его карете, расплываясь в глупой улыбке. Если его отравили новые республиканцы, значит, незнакомка ни при чем. Она не похитила его ради собственного удовольствия, а действительно спасла.

Слава Богу, хоть в этом она была с ним честна!

Да она его почти и не обманывала, с самого начала заявив, что берет с него плату за оказанную помощь.

Эдвард Овертон уже сидел в карете, надутый как сыч, а сэр Дигби только поднимался по ступенькам, хрипло дыша от усилий.

— О Господи, кажется, мне и впрямь пора браться за ум, — прокряхтел он. — Голова раскалывается, в животе все бурлит! Сегодня утром я не смог запихнуть в себя ничего, кроме кусочка жареного хлеба. А ведь я люблю плотно позавтракать!

Бренд собирался ехать верхом, но, увидев холодные глаза коттерита, не рискнул оставить бедного сэра Дигби наедине с ним. В карете он без возражений сел против хода. В голове у него мелькнуло: уж не съел ли сэр Дигби вчера вечером какую-нибудь отраву? Впрочем, скорее всего это обычное переедание.

— Да, в умеренности есть свои преимущества, — заметил он, дабы поддержать благие намерения сэра Дигби.

— Следует ли из этого, — спросил Эдвард Овертон, — что Бренд Маллорен живет умеренной жизнью?

— Да, мистер Овертон. Еще никто не упрекал меня в излишествах.

— Так вы девственник?

— Э, полегче, племянничек! — вмешался сэр Дигби. — Ты что себе позволяешь?

— Нет, — ответил Бренд, которого начал забавлять этот разговор, — я не девственник. А вы что же, в самом деле полагаете, что занятия любовью — это излишество?

— Да, если не считать половых сношений в браке с целью рождения детей.

— Значит, вы сами девственник?

Бледное лицо коттерита слегка порозовело.

— Когда-то я грешил…

— Ох, замолчи, Эдвард! — простонал сэр Дигби. — У меня раскалывается голова, а ты чертовски невежлив с лордом Брендом. Если уж на то пошло, тебе, смиренному рабу Божьему, следовало сесть спиной к лошадям.

Эдвард Овертон обиженно выпятил губы и отвернулся к окну. Бренд с благодарностью улыбнулся сэру Дигби. Ему нравился этот старик.

Несмотря на то что ухабистая дорога здорово петляла по долине, меньше чем через час они подъехали к маленькой деревне у реки и серому каменному дому, преобладающему над остальными строениями. Карета свернула в открытые ворота в каменной стене.

— Настоящая крепость, — заметил Бренд.

— Да. Этому поместью триста лет, — пояснил сэр Дигби. — Было время, когда крепкие стены помогали ему выстоять.

Карета остановилась на дорожке рядом с домом. Вдали, за садовыми деревьями, Бренд увидел конюшню, правда, не столь большую, чтобы в ней уместился конный завод.

— Конюшня Рози за оградой, — кивнул в том направлении сэр Дигби, когда опустили ступеньки кареты и слуга подал руку, помогая ему сойти. — Где же она? Ведь я сообщил ей, что привезу гостя.

«Может, дама жалеет, что выгнала мистера Овертона? — предположил Бренд, несмотря на уверенность, что проклятый ханжа заслужил такое обращение. — Надеюсь, мне не придется стать свидетелем семейной ссоры».

Выйдя из кареты вслед за сэром Дигби, он вдохнул ароматы прекрасного сада и, не удержавшись, подошел поближе к пестрым цветочным клумбам. Кто-то холил и лелеял эти растения годами, может быть, просто хороший садовник, но Бренд подозревал, что здесь не обошлось без участия леди Овертон. Чувствовалось, что в сад вкладывали душу, здесь веяло покоем и уютом уединения.

Услышав оклик сэра Дигби, Бренд вошел в прохладный дом.

— Я любовался цветами, — сказал он. — Никогда не видел такого чудесного сада!

Сэр Дигби просиял:

— А все моя жена! Она умеет ухаживать за растениями. До ее приезда сюда здесь был обычный сад, теперь же это произведение искусства.

Бренд обратил внимание на кислую мину Эдварда Овертона:

— Вам не нравятся цветы?

— Мы, коттериты, считаем, что хорошую землю и труд нельзя тратить на бесполезные растения. Нет, мы не против цветов вообще, — признал он, — поскольку многие из них имеют практическую пользу.

Разговор с Эдвардом Овертоном неизбежно приводил к чему-то неприятному. Странно, что леди Овертон не выгнала его много лет назад. Тем временем сэр Дигби, сопровождаемый радостным лаем собак, приблизился к темной дубовой лестнице и крикнул:

— Рози! У нас гости, милая!

Из задней части дома выбежала матрона средних лет в фартуке и чепце. На мгновение Бренду показалось, что это и есть леди Овертон, ибо она выглядела в точности так, как он ее себе представлял. Но женщина, присев в реверансе, сказала:

— Очень жаль, сэр Дигби, но леди Овертон нездоровится. Она что-то не то съела.

Бренд насторожился. Хотя с какой стати новым республиканцам травить жену?

— Вчера ночью ей хватило здоровья выйти из дома, — сухо заметил Эдвард Овертон.

— Наверное, ей временно полегчало, сэр, — предположила экономка. — Разумеется, и прежде она чувствовала себя неважно, иначе поехала бы в Аррадейл. Какие будут распоряжения, сэр Дигби?

Отдышавшись, сэр Дигби обернулся к Бренду:

— Простите, милорд. Я сейчас схожу наверх, проведаю ее. Может, потом ей станет лучше, и она к нам сойдет. Но это, конечно, ни в коей мере не помешает вам осмотреть лошадей. Конюх расскажет вам все, что вы пожелаете.

— Тогда я с удовольствием отправлюсь прямо в конюшни. Раз ваша жена нездорова, я не стану у вас останавливаться.

— Нет, нет! И не думайте даже! Отсюда до ближайшего поселка неблизкий путь, если только вы не хотите вернуться в Аррадейл, а мне кажется, вы уже сыты по горло тамошней суетой. Вы переночуете здесь, милорд, как мы и договаривались. Хотите перекусить или сразу послать за Хекстоллом?

Бренд отказался от еды и вскоре уже шагал к конюшням с тихим молодым человеком, который хорошо знал свое дело и очень уважительно отзывался о госпоже. Как бы то ни было, Бренд радовался возможности поговорить на интересующие его темы, а заодно и уйти из дома, пока семья выясняет отношения.

Венскоут жил по деревенским часам, а потому на исходе дня Бренда позвали в дом обедать. Он приятно провел время, но успел проголодаться. Умывшись в своей комнате, он опять спустился на первый этаж, но жену сэра Дигби так и не увидел. А жаль! Он с удовольствием бы с ней побеседовал, поскольку она разводила лошадей по самым передовым методикам с помощью хороших слуг, уважавших свою госпожу.

— Дуется, — пробормотал сэр Дигби, досадливо сдвинув брови и увлекая его в обшитую дубом гостиную, — говорит, что не выйдет, пока здесь Эдвард. Мол, он ее ударил. А тот заявляет, что она сама его разозлила. И что мне прикажете делать?

— Доверять своей жене.

— Все время? — удивился сэр Дигби. — Женщины — странные существа.

— Вот и прекрасно! Но женатый человек должен доверять своей супруге. А иначе что у него будет за жизнь?

Сэр Дигби заметно смутился:

— Да вы философ, милорд! Но холостой философ, надо заметить.

Бренд спорить не стал. Он мог жениться на своей загадочной даме, но это была бы большая глупость.

— Как жаль, что умер Уильям! — вздохнул старик. — С тех пор мне нет покоя, милорд.

— А нельзя завешать поместье кому-то другому?

— Нет. Оно переходит детям — сначала мужского пола, потом женского. Потом непрямым родственникам, в той же последовательности. Так заведено уже много поколений, и раньше это не причиняло никаких неудобств.

— Понятно. Но даже в этом случае вам не обязательно встречаться и разговаривать со своим племянником. По всему видно, что он действует вам на нервы.

— Да, да. — Сэр Дигби решительно подошел к кувшину с пуншем, наполнил два бокала и протянул один Бренду. И куда только подевались его благие намерения? — По натуре я человек семейный, милорд, — пояснил он, сделав большой глоток. — Мы с Уильямом были как отец и сын. Я не теряю надежды…

— Сомневаюсь, что мистер Эдвард Овертон когда-нибудь изменится.

— Да. — Сэр Дигби вздохнул. — Теперь, оглядываясь назад, я думаю, что все пошло бы по-другому, если бы я пораньше женился и завел детей. Но тогда был жив Уильям, милый парень, а женщина в доме — одна головная боль…

— Знать бы, где упасть…

Сэр Дигби украдкой огляделся по сторонам. «Он что, собирается посвящать меня в какие-то семейные тайны?» — испугался Бренд.

— Камень, — произнес сэр Дигби.

Ну вот, началось!

— Камень?

— Камень. В мочевом пузыре. Всю жизнь он не давал мне покоя. Я и не думал жениться с этой штуковиной, пока не встретил Рози. Несколько лет назад мне его вырезали — я согласился ради нее и испытал большое облегчение. Но иногда операция… Ну, вы понимаете… Э… хочу, чтобы вы знали, милорд: я исправно исполняю свой супружеский долг.

— Ни секунды в этом не сомневался.

— А Уильяму досталась несчастная жена, — продолжал сэр Дигби, вновь наполняя свой бокал. — Пять выкидышей и двое мертворожденных. Ужасное испытание для мужчины. Когда она умерла, я не стал настаивать, чтобы он женился во второй раз. Я еще надеялся, что Эдвард возьмется за ум. — Он осушил свой бокал и огляделся. — Кстати, где его черти носят? Ладно, садитесь, милорд. Начнем без него. Подавайте обед! — гаркнул он. Видимо, в этом доме было принято требовать еду криком, ибо в ту же минуту в гостиную торопливо вошла экономка с супницей в руках.

Бренд сел за стол, надеясь, что еда прервет откровения хозяина. Но не тут-то было!

— Я переживаю за Венскоут, — проговорил сэр Дигби, заправляя салфетку под галстук. — Если со мной что-то случится, Рози, конечно, не останется без средств к существованию, но мне горько думать, что Венскоут попадет в руки этих мрачных зануд.

Бренд взял тарелку с супом из рук пышнотелой горничной, бюст которой грозил в любую минуту вывалиться из лифа платья.

— Коттериты — хорошие фермеры, — заметил он.

— Да, я согласен, но они слишком суровые христиане. Иисус накормил пять тысяч человек, — сказал сэр Дигби, ломая свой хлеб и бросая кусочки в суп, — а эти сектанты смотрят на хорошую пищу как на продукт дьявола. Господь пришел на свадебный пир и превратил воду в вино, верно? А они не празднуют свои свадьбы и не пьют вина. И какие же они после этого последователи Христа, спрошу я вас?

Бренд не нашелся с ответом, а потому налег на суп.

— Они распашут сад Рози… А, вот и Эдвард! Что-то ты припозднился.

Племянник осторожно сел за стол.

— Прошу прощения, дядя. Я читал Библию.

— С шорами на глазах. Ладно, ешь суп, если это не слишком большой грех для тебя.

Овертон склонился над тарелкой и стал внимательно изучать ее содержимое, но в конце концов съел несколько ложек. Как потом оказалось, суп был единственным, к чему он притронулся. Пока меняли блюда, он медленно жевал хлеб и запивал его разбавленным пивом.

Сэр Дигби покраснел еще больше — как предполагал Бренд, не столько из-за собственного обжорства, хотя умял он немало, сколько при виде того, как ел его племянник. Бренд от души жалел, что принял это приглашение.

— Ну что, дядя, — начал Овертон, вытирая губы и аккуратно складывая салфетку, — надеюсь, тетя Розамунда раскаялась?

— Оставь, Эдвард.

— Господь повелел, чтобы мужчина не давал женщине много воли, — занудствовал Овертон. — Вы рискуете местом в раю, дядя, позволяя жене командовать в вашем доме. Я буду и впредь к вам наведываться — проверять, как идут дела.

Сэр Дигби доел остатки пирога и решительно произнес:

— Знаешь, Эдвард, я думаю, тебе не следует так часто бывать у нас. Кажется, ты не слишком заинтересован в управлении этим поместьем.

— Им будут управлять в соответствии с принципами Новой Республики.

Сэр Дигби гневно сверкнул глазами:

— Тебе незачем сюда приезжать. Твои визиты расстраивают Рози.

— Разумеется, я не ставлю перед собой такой цели…

— Но именно это ты и делаешь! Хватит! Я не знаю, зачем ты сюда ездишь. Мы тебе неприятны, еда тоже. Горничные оскорбляют тебя своим видом. Убирайся, читай свои проповеди!

Эдвард Овертон резко встал:

— Эта молодая дама погубит вас, дядя! — При слове «молодая» Бренд едва заметно вздрогнул, — Ее нравственность оставляет желать лучшего.

Сэр Дигби тяжело поднялся из-за стола. Лицо его стало багровым:

— Как ты смеешь намекать…

— Я поймал ее с поличным! Она украдкой пробиралась в дом, и от нее за версту разило грехом. А где она была, когда я приезжал сюда несколько недель назад? Гуляла в Харрогите?

— Что в этом дурного? К тому же ей там не понравилось…

— Она так сказала?

— Она рано вернулась!

— А где она была, когда здесь останавливался Джордж Коттер?

— Гостила у своей кузины, только и всего. И сообщила мне об этом. Я не позволю тебе оскорблять мою Рози, Эдвард! Она самая лучшая, самая верная жена, о которой только может мечтать мужчина.

— Иногда мне кажется, что вы нарочно ничего не замечаете, дядя.

Бренд откинулся на спинку стула. Ах, если бы сейчас разверзся пол, с каким удовольствием он юркнул бы в эту дыру и переждал там бушующий ураган!

— У своей кузины! — гневно вскричал Эдвард Овертон. — Как будто грешная графиня — подходящая подруга для приличной женщины!

Теперь Бренд с интересом ждал продолжения.

— Грешная? — переспросил сэр Дигби. — Да как ты смеешь говорить такое!

— Я говорю правду! Она греховна по самой своей сути, потому что не признает места, отведенного женщине. Она ведет себя как мужик — носит под юбкой брюки и скачет в мужском седле, бесстыдно расставив ноги.

— А ты что же, заглядывал ей под юбку, племянничек?

Эдвард Овертон облокотился о стол и придвинулся к дяде:

— Один Бог ведает, что они с вашей женой делали во вдовьем доме. Да-да, дядя. — Он выпрямился и простер правую руку вперед. — Один Бог это ведает, и Он накажет их вечными муками!

Весь кипя от негодования, коттерит вышел из комнаты, а сэр Дигби снова наполнил свой бокал и залпом его выпил.

Леди Аррадейл и леди Овертон! Вдовий дом! Они были там несколько недель назад, когда в здешние края приезжал Джордж Коттер! Отличный конный завод! Бренду теперь не сиделось на месте. Ему хотелось немедленно броситься наверх и найти комнату, где пряталась Рози Овертон.

Он глубоко вздохнул и постарался успокоиться:

— Как я понял, ваша жена молода, сэр Дигби?

Услышав этот вопрос, Дигби слегка смутился:

— Да, она намного моложе меня.

— Еще в детородном возрасте?

— Конечно. Моей Рози нет двадцати пяти.

— Тогда, возможно, Господь смилостивится и пошлет вам другого наследника.

В уголках покрасневших глаз пьяного сэра Дигби блеснули слезы.

— На это и надеемся, лорд Бренд, — прошептал он, забыв, что уже признался в своей импотенции. — Пока рано что-либо говорить, но мы надеемся.

Так он и думал! Тайный сговор между мужем и женой, в который, несомненно, посвящен весь Аррадейл. Бренд встал.

— Прошу прощения, сэр.

Сэр Дигби кивнул, решив, что гость отправился по нужде. Ничего не объясняя, Бренд поднялся по лестнице и нашел наиболее подходящую с виду дверь. Шагнув за порог, он тотчас осторожно затворил дверь. Женщина, сидевшая в спальне, читала очень знакомую книгу. Подкравшись к даме, он обнял ее за плечи и привалил к стене.

— Изучаете животноводческие программы, леди Овертон?

Женщина побелела как полотно, покрылась розовыми пятнами…

И упала в обморок.

Глава 21

— О Господи! — Бренд подхватил ее на руки и уложил на большую старую кровать. Сердце его учащенно забилось от страха и вины.

Похлопав девушку по щеке, он тихонько позвал:

— Рози…

Ее имя казалось непривычным, но перед ним была она, его таинственная дама! Такое знакомое тело! И лицо… именно оно угадывалось под маской.

Его Далила! Женщина, которая обманула его, отравила и использовала. Однако горечь и гнев постепенно сменялись радостью.

Внезапно Бренд ощутил у себя на пальцах какой-то жир, а спустя мгновение заметил, что правая половина ее лица загримирована. Присмотревшись, он разглядел какие-то неровности на коже.

Подойдя к умывальнику, Бренд смочил полотенце и, вернувшись к кровати, стал стирать грим. Веки девушки затрепетали, она слабо отмахнулась:

— Не надо…

Не слушая ее, он стер густой слой краски и увидел шрамы. Сеть красных неровных рубцов пролегла возле глаза, а один, самый длинный, спускался вниз по щеке. Бренд дотронулся до этого шрама. Как же это, наверное, было больно и страшно!

Открыв глаза, она увидела Бренда и тут же зажмурилась, как будто могла тем самым его отогнать.

— Очнитесь, леди Овертон. Нам надо поговорить. — Он отчаянно хотел сыграть роль разгневанного потерпевшего, но в глубине души у него уже шевелились другие чувства. Он вспомнил, как хорошо им было вдвоем: как они смеялись, как любили друг друга, как делились своими мыслями.

Несмотря на шрамы, лицо ее было прекрасно, как он и думал. Длинные ресницы, нежная кожа с россыпью веснушек на переносице и на круглых щечках. Взгляд его задержался на полных губах, которых он по-прежнему жаждал.

Не смея дышать, Бренд встал и отошел от кровати.

Девушка открыла глаза и испуганно посмотрела на него.

— Ну что, вы беременны? — спросил он.

Она кое-как села на кровати.

— Почему вы об этом спрашиваете?

— Вы считаете меня полным идиотом? Ваш замысел очевиден.

Она скривилась как от удара.

— Простите.

— Так вы беременны?

— Кажется, да.

— Это мой ребенок.

Рози насторожилась и решительно заявила:

— Это ребенок Дигби.

— Я могу доказать, что вы лжете.

— Попробуйте.

Черт бы ее побрал!

— Поскольку все слуги посвящены в вашу тайну, думаю, у меня получится. Я вправе увезти вас отсюда силой.

Она отпрянула:

— Зачем?

— Затем, что вы носите моего ребенка.

— Он не только ваш, но и мой! — Они разговаривали сдавленными голосами, но это восклицание прозвучало как крик.

Бренд отвернулся. Черт возьми, он не хочет отнимать у нее ребенка! Ему нужна она сама, как Самсону нужна была Далила. Но ведь Роза — чужая жена. Мало того, теперь ему понятно, почему она так поступила. На ее месте он тоже пошел бы на все, лишь бы спасти это чудесное поместье от новых республиканцев.

Но неужели она к нему ничего не испытывает? Он вдруг понял, что именно за этим сюда и пришел, именно этого от нее и домогается. Ему надо знать, что за предательством, за холодным расчетом стоит искреннее чувство.

Бренд приблизился к кровати. Девушка тотчас стала неуклюже отползать к другому краю, путаясь в юбках.

— Прекратите! — прошипела она. — Это наша супружеская спальня. Муж может войти сюда в любую минуту.

— Я уверен, что ваш муж сейчас сладко спит после обеда.

Но, оглядевшись, Бренд убедился в том, что супруги действительно спали в одной комнате. Каждую ночь Розамунда лежала в этой кровати с сэром Дигби. Вне себя от ревности, Бренд схватил девушку за подол платья и подтащил к себе.

— Разве я не заслужил награды за работу жеребца-производителя?

— Я спасла вам жизнь!

И это было правдой. Бренд привлек Розамунду ближе, и вот она уже перестала вырываться.

— Откуда у вас эти шрамы? — спросил он. — Что случилось?

Розамунда слегка расслабилась и опустила голову ему на грудь.

— Дорожная авария. Мы слишком быстро ехали. В кромешной тьме карета перевернулась.

— Кто — мы?

— Мы с Дианой. Леди Аррадейл. Мы с ней кузины, почти ровесницы. И часто попадали в переделки.

— Сколько вам было лет?

— Шестнадцать.

В шестнадцать она вышла замуж. Неужели из-за шрамов?

— Куда вы ехали?

Она подняла голову, и в ее грустных глазах сверкнули озорные искорки.

— Мы уговорили кучера отвезти нас в Ричмонд, на бега, так, чтобы не знали наши родители. Они бы нам не разрешили. Мы торопились домой, было уже темно, и карета угодила в кювет. Несчастный случай.

Бренд провел пальцем по длинному шраму.

— Ваша кузина не пострадала?

— Диана два дня пролежала без сознания. Она до сих пор чувствует себя виноватой, ведь это была ее идея.

— Наверняка и все остальные тоже. — Бренду хотелось как следует выпороть рисковую графиню Аррадейл.

— Вы меня недооцениваете, сэр. Я тоже частенько была заводилой в разных авантюрах. — Улыбка ее померкла. — Раньше.

— До того как вышли замуж за сэра Дигби. Вас принудили к этому браку?

— Нет. — Она вздохнула. — Тогда я выглядела гораздо хуже, чем сейчас. Все охали, причитали. Мне надоело. Я не могла больше слышать, как меня называют «бедняжка Рози». Я сидела дома безо всякой надежды на замужество и, когда подвернулась такая возможность, ухватилась за нее как утопающий за соломинку. Все сразу успокоились. В Венскоуте, за каменными стенами, я была в безопасности… Вообще-то Дигби не хотел жениться, но тогда я ничегошеньки не понимала.

— И никто не посоветовал вам подождать?

— Все были так же растерянны, как и я. — Она заглянула ему в глаза, спокойные и понимающие. — Это было очень давно.

— Но сейчас аукнулось.

— И слава Богу. Если бы не тот несчастный случай, мы бы с вами никогда не встретились.

— Странная логика, но в общем, все правильно. — Помолчав, он добавил:

— Жаль, что вы сразу мне не доверились. Разве я не заслуживаю доверия?

На глазах ее заблестели слезы.

— Тайна не моя. Я не могла рисковать. Прошу вас, Бренд, не выдавайте меня. Пострадаю не только я, но и…

— Знаю. — Он смахнул слезинку с ее щеки. — Пострадает сэр Дигби. И Венскоут. И Уэнслидейл.

— Эдвард не должен ни о чем догадаться.

— Эдвард уже догадывается. — Увидев ее встревоженный взгляд, он добавил:

— Не о вашей беременности, а о вашем прелюбодеянии.

— Он готов подозревать в грехе даже монаха-отшельника, живущего в одинокой пещере. Но он никогда ничего не докажет, если вы ему не поможете.

Она не пыталась его искушать, но ее присутствие уже было искушением. Его Далила! Любимая, единственная… и недоступная. Бренд хотел ее соблазнить, но даже если бы ему удалось поколебать ее твердую волю, не мог же он овладеть ею в супружеской постели, где даже поцелуй показался бы низостью.

Лорд убрал руки и отошел, борясь с собой.

— Я не выдам вас, даю слово. Поверьте мне хотя бы на этот раз. Но вы недооцениваете Овертона и коттеритов. Сэр Дигби обещал своему племяннику, что больше не пустит его в дом. Проследите, чтобы он исполнил свое обещание.

Розамунда положила руку на живот.

— Он может сделать что-то плохое?

— Кажется, он возомнил себя карающей Божьей десницей. Вы преступаете закон, и для такого рода преступлений наверняка есть какое-то наказание. Ему остается только доказать вашу вину.

— Без вас он ничего не докажет.

— Тогда он, возможно, попытается покарать вас сам. Мне по-прежнему хочется увезти вас отсюда — просто чтобы защитить.

Роза гордо вздернула подбородок. Такая милая, такая решительная!

— Я буду бороться. Здесь мой дом, Бренд. Мое поместье. Я вросла корнями в эту землю, как розовый куст в саду.

Умом он все понимал, но глупое сердце отказывалось слушать доводы рассудка.

— Если бы не было сэра Дигби или ребенка…

— Но они есть.

При этих решительных словах у Бренда перехватило дыхание. Он положил руки ей на плечи.

— Мое молчание имеет цену.

Съежившись под его цепкими пальцами, она прошептала:

— Какую же?

— Если вы не беременны, если что-то сорвется и вы захотите попробовать еще раз, позовите меня. Обещайте. Я отдам вас сэру Дигби и Венскоуту, миледи, но я ни за что не отдам вас другому, случайному мужчине.

Розамунда закусила губу и кивнула, глотая слезы.

— Кроме вас, мне никто не нужен, — прошептала она.

Его так и подмывало спросить про ее супружеские отношения. Что, если Дигби еще требует от нее чего-то на этой большой старой кровати? Он намекал на свою немощь, но это еще не значило, что он не пытается ее преодолеть. Впрочем, Бренд не имел права задавать такие вопросы. И боялся услышать не тот ответ. В голове его билось, точно птица в клетке: «Моя, моя…»

Но она не его. И никогда его не будет.

Разум возобладал над страстью. Бренд отпустил девушку и пошел к двери. Задержавшись на пороге, он оглянулся:

— Я полагаю, это конец.

Она кивнула, уже не сдерживая слезы, которые ручьями катились по шекам.

— Прощайте, Бренд Маллорен.

— Как мне вас называть? Рози?

— Это мое детское имя. Меня зовут Розамунда, но я хотела бы, чтобы вы звали меня Роза, как Диана.

— Да пребудет с вами Господь и моя любовь, Роза Овертон.

Бренд открыл дверь, проверил, нет ли кого в коридоре, и ушел. Сэр Дигби храпел внизу, развалившись в просторном кресле. У ног его лежали охотничьи собаки. Бренду хотелось растолкать толстяка, сказать ему, чтобы он берег себя ради жены. Но другая половина его души желала сэру Дигби смерти, причем немедленной, чтобы он больше никогда не лег в свою супружескую постель.

Тем не менее, оставив сэра Дигби в покое, он оказал последнюю услугу своей даме: велел слугам подготовить карету сэра Дигби и его лошадь, а сам отправился на поиски Эдварда Овертона. Коттерит сидел на скамейке в чудесном саду — саду Розы — и читал свою Библию.

— Даже бесполезные цветы могут быть приятной компанией, не так ли, мистер Овертон?

Овертон закрыл книгу, заложив пальцем страницу.

— Дышать Божьим воздухом полезно для здоровья, лорд Бренд.

— Я уезжаю, и вы поедете со мной.

Мужчина насторожился:

— С какой стати?

— Сэр Дигби просил вас уехать. Я предлагаю вам свою компанию.

— Я не собираюсь уезжать из поместья, которое считаю своим домом.

Бренд вырвал у него Библию, положил ее на скамью и рывком поднял Овертона на ноги.

— Вы считаете поместье своим будущим домом. А сейчас вы поедете со мной, даже если для этого мне придется привести вас в бесчувственное состояние.

Овертон выпучил глаза. Щеки его покраснели.

— Да как вы смеете! И почему, собственно, суетесь не в свое дело? Помогите! Эй, кто-нибудь! Сюда!

— Неужели вы думаете, что кто-то из местных придет вам на помощь? — Он встряхнул Овертона. — Предупреждаю: у меня так и чешутся руки вас побить.

— Вы не посмеете… — прошипел Овертон, но не стал сопротивляться, когда Бренд потащил его к карете, только попросил захватить его Библию.

Слуги видели, что хозяйского племянника силком волокут в карету, но ни на мгновение не прервали своих занятий.

Бренд захлопнул дверцу, ибо у него не было желания несколько часов терпеть общество Овертона.

— А мои вещи? — вскричал коттерит, высунувшись из окна кареты.

— Уже уложены и погружены в ящик для багажа. Впрочем, как истовый ученик Христа, вы не должны тревожиться о каких-то бренных вещах.

Бренд запрыгнул в седло своей лошади и невольно усмехнулся в ответ на одобрительное подмигивание кучера.

Роза наверняка смотрела сейчас в окно, но он поборол желание поднять голову. Единственное, чем он мог ей сейчас помочь, — это постараться не навлечь на нее подозрений.

Лорд не оглядываясь покидал Венскоут и свою теперь уже не таинственную даму.

* * *

Они проехали Аррадейл без остановки. Бренду хотелось поговорить с Беем, попросить его, чтобы он прекратил свое расследование и оставил все мысли о мести. Однако сделать это на обратном пути из Венскоута все равно что поднять флаг, на котором крупными буквами написано: «Я ее нашел». К тому же он сомневался, что брат прислушается к его просьбе. Бей всегда жил только своим умом.

Дорога в Лейберн прошла в грустном и сладком тумане грез. Роза Овертон. Розамунда. Он бормотал ее имя себе под нос, как влюбленный поэт. Роза мира. Прекрасная Розамунда, которая по прихоти короля попала в лабиринт. Попала в ловушку…

Бренд вдруг вспомнил, какой она была мягкой и податливой, когда он укладывал ее на кровать. Черт возьми, как же он посмел ее напугать? Каждый изгиб, каждая линия ее тела, каждый вздох вдруг стали такими родными… и желанными.

Он не считал себя дотошным Маллореном, ибо имел скромные амбиции и покладистый характер, а потому никогда не стремился завоевать что-то любой ценой. Впрочем, наверное, он просто еще ни к чему не стремился по-настоящему. И ничего не желал так сильно, как сейчас эту женщину.

Единственную в мире женщину, которая не могла принадлежать ему.

Интересно, что бы сделал на его месте Бей? Конечно, трудно представить Бея на его месте, но Бренд подозревал, что брат просто похитил бы Розу, уверенный в своей правоте.

Однако Бренд не мог лишить любимую права выбора, тем более что прекрасно понимал ее отчаяние. Супруги решили обойти закон и восстановить справедливость, и Роза смело выполняла задуманный план.

Лорд вспомнил ее неловкость и наивность, вспомнил, как отчаянно сопротивлялась она своим чувствам. Бренд больше не сомневался в ее любви и в тех волшебных узах, которые внезапно связали их обоих. Он знал, что разлука принесла ей такую же боль.

Она вела себя геройски, и самое меньшее, что он способен сделать для нее, — это тоже стать героем.

А еще увезти из Венскоута докучливого коттерита.

В Лейберне он спросил Овертона, куда тот намерен поехать.

— Без разницы. Все равно я вернусь в дом моего дяди.

Они сидели в гостинице и ужинали — если, конечно, можно назвать ужином тушеные овощи, которые поглощал Овертон, запивая их разбавленным пивом. Бренда так и подмывало взять со своей тарелки одну из скоромных свиных котлет и запустить ею в проклятого святошу.

— Вы туда не вернетесь. Я велел тамошним слугам уведомить меня, если вы опять заявитесь в Венскоут. — Бренд не стал грозить конкретным наказанием: это было лишним.

— Почему? — возмущенно воскликнул Овертон, сделавшись почти таким же багровым, как и его дядя. — Почему вы проявляете такой интерес к чужим делам? Это даже неприлично.

— Мне нравится сэр Дигби. Он просил вас уехать из Венскоута, и я забочусь о том, чтобы вы исполнили его просьбу, как и подобает хорошему племяннику. Я уверен, что любой коттерит меня одобрит.

— Мы предпочитаем называться святыми.

— Так вот и оправдайте это звание.

Овертон сердито замолчал. Бренд вынужден был признать, что при всей своей нелюбви к автократии он находил сей миг весьма сладостным. Вероятно, Бей испытывал то же грешное удовольствие, глядя, как его жертва барахтается в сетях, точно форель, выброшенная на берег безжалостной рукой рыбака.

— Отвезите меня в «Роустон Глиб», — попросил Овертон, доев свой скромный ужин.

— Что?

— Это поместье под Норталлертоном.

— Я знаю.

В глазах Овертона мелькнул какой-то странный огонь.

— Недавно я был в тех краях, — как бы между прочим произнес Бренд. — «Роустон Глиб» граничит с поместьем, которое я намерен купить. Насколько я понял, им управляют новые республиканцы? — Овертон кивнул, поджав губы. — Там в гостинице я встречался с Джорджем Коттером. Интересный человек.

— Воистину святой. Бренд кивнул:

— Может, вы и правы. Но меня удивляют некоторые его последователи. Иногда в их молитвы закрадываются низменные мотивы, не так ли?

Наблюдая за сменой эмоций на лице Овертона, Бренд решил все-таки письменно отчитаться перед братом. Не исключено, что именно Овертон — если он знает толк в ядах — приложил руку к похищению Бренда и к смерти своего кузена Уильяма. Существует ли реальная опасность для Розы? Нет — до тех пор, пока Овертон и его святые не подберутся к Венскоуту.

Лорд встал и бросил на стол несколько монет — плату за ужин.

— Пойду распоряжусь, чтобы вас отвезли в «Роустон Глиб». Сам я еду в Терек. И учтите, Овертон: если вы еще раз сунетесь в Венскоут, то превратитесь из святого в великомученика.

Бренд щедро заплатил венскоутским слугам, чтобы они довезли Овертона до места, хотя и догадывался, что поощрение здесь излишне, и поскакал в Терек, в гостиницу «Три бочки», где его дожидалась срочная работа. Он взялся за дела с особенным рвением, надеясь забыть чудесный дом, прекрасную даму и ребенка, который зрел у нее под сердцем.

Но бумаги не спасали. Мысли его все время возвращались к одному и тому же. Розе осталось ходить еще месяцев семь. Несмотря на свои благие намерения, он не в силах оборвать с ней все связи. Ему надо знать, кто у нее родится — сын или дочь — и как пройдут роды. Но как общаться с ней, не вызывая подозрений? Сделать вид, что его заинтересовали ее племенные лошади, и под таким благовидным предлогом изредка наведываться в поместье?

Что ж, пожалуй, это влход, но слишком опасный. Бренд с трудом владел собой и морщился всякий раз, вспоминая их ночной спор. Он пытался уговорить ее предать все то, что она любила, пойти наперекор своей чести.

А если что-то случится? Если она потеряет ребенка?

Несмотря на эгоистичное стремление обладать этой женщиной, он не желал ей такого горя, а потому молился, чтобы роды прошли благополучно, чтобы у нее появился здоровый ребенок и чтобы муж ее жил еще много лет.

Ему же оставалось только одно — не попадаться ей на глаза.

Никогда.

* * *

Когда Розамунде рассказали, что Бренд увез Эдварда из Венскоута, глаза ее заволокло слезами. Это и впрямь ее странствующий рыцарь, отгоняющий от своей дамы злодеев и чудовищ. Вскоре она узнала, что Бренд поручил Поттсу, лакею Дигби, написать ему, если Эдвард вернется.

Эта тонкая ниточка, которая еще тянулась между ними, была опасна, но Розамунда ею дорожила. Она не стала рассказывать Дигби про благородный поступок Бренда. Это была ее маленькая тайна, которая грела девушку в те ночные мгновения, когда на нее нападала тоска.

Однако в другое время она гнала прочь мысли о Бренде.

Дигби, который прохрапел до самого вечера, вместо того чтобы самому выгнать Эдварда из поместья, чувствовал себя виноватым. Воспользовавшись этим, Розамунда заставила-таки его позаботиться о собственном здоровье. Она запретила миссис Монктон готовить сытные и жирные блюда, которые он так любил, и выдавать ему бренди маленькими порциями. Если он выказывал признаки недовольства, Розамунда заводила разговор о ребенке, и его решимость исправиться возвращалась.

Чтобы полностью избавить его от такого рода колебаний, она рассказывала ему обо всех изменениях в своем организме. О том, что грудь ее увеличилась и стала более чувствительной. О том, что она уже начала расплываться в талии. И о том, что ее мутит от запахов конюшни, хотя рвоты до сих пор, слава Богу, не было.

— Тебе не стоит больше бывать на конюшне, — сказал супруг, когда они проходили мимо конного двора, направляясь к ближайшему болотистому холму. Доктор Уоллес рекомендовал Дигби больше двигаться, особенно подниматься на пологие горки.

— Но мне нравится возиться с лошадьми, Дигби. — Розамунда вдохнула вечерние ароматы и вдруг закружилась, радуясь жизни и красоте природы.

— Э, Рози, поосторожнее! Я вряд ли удержу тебя, если ты повалишься от головокружения!

Она остановилась и улыбнулась:

— Ты скоро сможешь носить меня на руках. Только к тому времени я стану огромной, как слон!

Они засмеялись. Розамунде и в самом деле было хорошо. Дигби теперь выглядел намного лучше, и ей казалось, что его здоровье поправляется, хотя он и жалуется на невкусную пищу и отсутствие спиртного.

— Ты так окрепнешь, что сможешь даже участвовать в бегах, — добавила она.

Супруг громко расхохотался:

— Ну ты хватила, милая! Я даже в молодости в бегах не участвовал.

По дороге он развлекал ее историями о своих юношеских подвигах. Она жалела, что не знала его в те годы, но жизнь все равно была прекрасна.

Почти прекрасна.

О грустном Розамунда старалась не думать.

Напротив, она даже поддерживала отношения с Брен-дом в виде невинной переписки.

Первое письмо было адресовано Дигби. Бренд поблагодарил его за гостеприимство Венскоута, как того требовал этикет, и попросил разрешения иногда писать леди Овер-тон насчет лошадей.

Розамунда сначала отнекивалась, но Дигби обрадовался, и она решила, что никакой опасности нет. Отныне она доверяла Бренду и знала, что он не раскроет их тайны. Он просто хотел общаться — так же, как и она.

Пока от него пришло два письма, на каждое из которых она ответила. Роза читала Дигби письма Бренда и показывала ему ответы — «на случай, если он захочет что-либо добавить». Впрочем, она заранее предупредила Бренда, что муж в курсе их переписки.

Иногда она спрашивала себя, не глупо ли так безоглядно доверять ему, но доверие ведь зародилось не во вдовьем доме, а в спальне, где он не стал ее целовать.

Розамунда догадывалась, что ему, как и ей, до смерти хотелось этого, тем более что он впервые увидел ее лицо.

Но не было даже попыток. А значит, этому человеку можно доверять — во всем и всегда.

Его письма бередили ей душу, но она все равно радовалась им. Для нее это была единственная, драгоценная связь с любимым, а он имел право знать, как дела у его ребенка. Она напишет ему про роды, сообщит пол и имя. Если переписка не прервется, он сможет годами следить за жизнью своего ребенка.

Ребенка, которого он так щедро ей подарил — не в минуты страсти во вдовьем доме, а когда уехал из Венскоута, не споря и не оглядываясь.

Глава 22

Спустя две недели после посещения Венскоута Бренд сидел в гостиничном баре и пил пиво с местным фермером, договариваясь о покупке пары превосходных баранов. Посреди разговора в зал вошел его брат. Собеседник Бренда, Билл Стэллинг, тут же насторожился. Бей на многих действовал подобным образом — не пугал, не вызывал отвращения, просто лишал спокойствия.

Пока Бей шел к их столику, Стэллинг поспешно закончил разговор и удалился. Маркиз занял его место, отодвинув в сторону недопитую кружку, и сообщил:

— На следующей неделе я возвращаюсь на юг.

— Ты уже разобрался с Новой Республикой?

Ротгар взял орех из вазочки на столе и пальцами раздавил скорлупу.

— Хорошо, — кивнул Бренд. — У тебя есть доказательства убийства?

— Доказательства? Нет, но у меня есть картина преступлений. Географически все смерти произошли на севере, поэтому их было трудно расследовать.

— Но только не тебе с твоей широкой агентурной сетью.

— Совершенно верно. Кроме того, я выяснил, какие лекарства закупали сектанты для своей аптеки.

— Опиум?

— Это самое простое решение. Страшно подумйть, какие снадобья способен приготовить человек, искушенный в медицине.

— Ты собирал рецепты?

Губы Бея скривились в усмешке:

— Я вижу, ты неплохо меня знаешь! Когда я представлю все факты королю, отпадут все сомнения. Тем более что последним сотрапезником всех жертв был один и тот же коттерит.

— В этом деле замешан Эдвард Овертон?

— По уши! Этот ханжа работает помощником аптекаря в имении «Роустон Глиб». Он присутствовал за столом каждого из умерших, включая его кузена Уильяма.

Бренд постарался ничем себя не выдать. Занимаясь делами коттеритов, Бей наверняка нашел время для расследования обстоятельств похищения брата. Но виновников не обнаружил. Теперь Роза вне опасности. Ей не угрожают ни Эдвард Овертон, ни Бей.

— Но у меня не случилось апоплексического удара, — заметил он. — Интересно, почему?

— Жертвы тщательно отбирались. Все убитые были мужчины, предрасположенные к такому исходу. Молодой здоровый человек с большими связями — совершенно другое дело. С тобой им пришлось разыграть несчастный случай.

— И что же они мне подсыпали?

— Я подозреваю, это был яд, которым они потчуют своих членов, несогласных с порядками секты! В его состав входят опиум и некоторые другие компоненты. Вызывает глубокий долгий обморок, а после — болезненные ощущения. Обморок на время выводит неугодного из игры, а боли удерживают его от дальнейшей борьбы.

— Меня бы они точно удержали.

— Еще одно важное средство подчинения.

Бренд засмеялся:

— Ты тем не менее умеешь подчинять и без этих жестоких мер.

— Тогда странно, что люди частенько отказываются выполнять мои приказы. — Бей откинулся на спинку кресла. — Занимаясь этим расследованием, я увидел опасную оборотную сторону власти. Насколько я могу судить, Джордж Коттер начинал так же честно, как и Уэсли.

— По-моему, он честен и сейчас. В нем нет коварства, — заметил Бренд, хоть и догадывался, что Бей говорит не только про главу коттеритов, но и про себя самого. Власть растлевает.

— Возможно, Коттера держали в неведении, — согласился Бей, — но скорее всего он не гнушался любыми средствами для достижения своих божественных целей.

— Очень жаль, если так. Мне нравятся многие его суждения.

— Ты слишком великодушен.

Бренд пожал плечами:

— По-твоему, это грех?

— Зло должно быть наказано.

— Очень ветхий завет. А как насчет «подставь другую щеку»?

— Один из самых трудновыполнимых советов Иисуса. Но с другой стороны, мне, как богатому человеку, приходится пролезать сквозь игольное ушко, так что мелкие детали едва ли имеют значение. Может быть, в рецептурном справочнике коттеритов я найду эликсир уменьшения.

Бренд покачал головой. У брата весьма странное настроение.

— Значит, меня отравили и бросили умирать на пустынной дороге. — Он вернулся к вопросу о своем похищении. — Если бы я пролежал в той канаве всю ночь, то к утру точно был бы трупом.

— Маллоренам следует отблагодарить загадочную даму, которая тебя спасла.

Бренд отхлебнул из своего бокала.

— Она назначила цену за свои услуги, и я заплатил.

— Вот как? Весьма необычная сделка. И ты больше ничего о ней не знаешь?

— Слушай, Бей, давай оставим это.

— Ладно, — согласился Бей, помолчав. — Теперь вот что. Если у тебя есть время, хорошо бы ты занялся новыми республиканцами.

— Кажется, ты сказал, что уже разобрался с ними.

— Я закончил расследование, но меня заинтересовала роль Джорджа Коттера. Либо он очень хитер и в таком случае способен ускользнуть из моих сетей, либо невиновен и тогда может быть нам полезен. Хотелось бы, чтобы ты выяснил это.

— Что именно?

— Кто он — святой или дьявол. Я привел сюда целую армию под предлогом борьбы с местными контрабандистами. В ближайшие несколько дней мы пройдемся по имениям новых республиканцев. В конце концов зачинщики будут преданы суду, а секта — распущена.

Бренд на миг словно окаменел:

— Разогнать фермерскую общину перед началом сбора урожая?!

— Потому-то мне и нужна твоя помощь. Ты проследишь, чтобы все было в порядке.

Бренд недовольно застонал: опять его ждет уйма дел!

— Однако пока я не прижал их к ногтю, — продолжал неугомонный братец, — ты должен найти Коттера и выяснить, что он за человек. Если ты решишь, что он невиновен, пусть поможет наказать грешников из его окружения.

— Но ведь это погубит все его начинания!

— Если он честный человек, то поймет, что породил древо зла, а не добра. — Ротгар встал. — Мне надо лично разобраться в одном вопросе, но через два дня я вернусь. Будь осторожен.

— Ты тоже. Судя по всему, эти люди — безумцы.

— Увы, религия часто приводит к безумию. Интересно, какой вывод из этого следует?

Обронив сей философский вопрос, Бей удалился.

Бренд заплатил по счету и пошел следом за братом, без особого интереса гадая, что это за дело такое, в котором Бей решил разобраться лично. Обычно он посылал на задания своих людей, и Бренд — тому яркий пример.

Между тем младший Маллорен хотел на этой неделе уехать на юг. Венскоут и Роза засели в его голове и манили, как огонь маяка на горизонте, толкая на безрассудство. В голове его сами собой рождались десятки предлогов для однодневной поездки в ее имение. Бороться с этим желанием не было сил…

Однако долг обязывал. Следовало убедиться, что земли новых республиканцев не останутся без присмотра, и проследить за сбором урожая. Кто, если не он, сделает это?

* * *

Эдвард Овертон распечатал письмо и сердито плюхнулся в скромное кресло, стоявшее в его маленькой комнате в «Роустон Глиб». Только этого ему и не хватало!

Пришлось прочитать письмо еще раз. Несмотря на то что жители Венскоуга относились к нему с прохладцей, он все же сумел найти одного лакея, согласившегося держать его в курсе событий — разумеется, за деньги. Эдвард всегда знал, что его тетка — шлюха, и вот оно, доказательство! Шпион подслушал разговор супругов Овертонов относительно того, в какой комнате лучше устроить детскую. Даже сам дядя едва ли не верил, что это его ребенок, но сэр Дигби готов был пойти на обман, лишь бы лишить его, Эдварда, законных прав.

Коттерит раздраженно скомкал листок. Только не поддаваться панике!

Венскоут будет его поместьем. Он превратит его в Иерусалим. То, что там сейчас творится, — большой грех, и у него есть средства предотвратить катастрофу.

Эдвард встал и заходил по комнате, ужасаясь собственным замыслам.

Когда он начинал работать в аптеке, то думал только об исцелении больных. Потом его попросили помочь еще кое в чем.

Это было на благо всем и во славу Господа. Несомненно. Сколько святых влачили жалкое существование в поместьях, призванных укреплять праздность и богатство горстки аристократов! В имениях же Новой Республики каждый святой имел собственный надел и мог выращивать себе хлеб и мясо. Ни один клочок земли не расходовался на декоративные сады, оленьи пастбища или глупые развлечения.

При нем Венскоут станет процветать. Оставить обман безнаказанным — значит украсть у Бога! А дядя Дигби и так уже зажился на этом свете, не то что кузен Уильям…

Эдвард приложил кулак ко рту, вспоминая последние минуты своего кузена. Это убийство он задумал самостоятельно, но не ради себя. Ему надо было расчистить дорогу для Божьих целей.

Он поступил правильно.

Он святой.

Это они грешники.

Наконец, утвердившись в своем решении, Эдвард пошел в аптеку и аккуратно налил в маленький пузырек лекарство от синяков, подписанное: «Яд. Только для наружного применения». Эта жидкость была неэффективна и использовалась редко. Заглянув затем в справочник, он нашел то, что хотел, — рецепт с туманным названием «средство для сохранения менструаций». Приготовив смесь, он налил ее в другой пузырек.

Положив флаконы в карман, Эдвард смиренно испросил у Господа разрешения посетить своего дядю, который хворал, и вскоре уже скакал к Уэнслидейлу на приземистом мерине из общественной конюшни святых.

Он, правда, немного беспокоился из-за Бренда Маллорена — тот ведь предупреждал его держаться подальше от Венскоута. У Эдварда не было желания еще раз встречаться с этим бандитом, однако к тому времени, когда слуги сообщат лорду Бренду о его приезде, сэр Дигби будет уже мертв, а ребенок шлюхи унесен из ее чрева с потоками крови.

И тогда он, Эдвард Овертон, наконец-то отдаст Венскоут в услужение Господу.

* * *

На другой день Розамунда побывала у своих родителей. Слуги скоро догадаются о ее беременности, и она решила сообщить эту новость сама, упредив возможные слухи. Она волновалась, не зная, как они воспримут сообщение о ребенке, но они обрадовались и от души поздравили ее. Если у них и были какие-то подозрения, то они держали их при себе.

Мать Розамунды наверняка узнала Бренда в Аррадейле, но виду не подала. Интересно, сказала ли она отцу? Дочь теперь чувствовала себя провинившейся маленькой девочкой, и все же дело было сделано.

Мать поцеловала ее на прощание, а отец помог сесть в дамское седло: Розамунде нельзя рисковать! Всю дорогу до Венскоута ей придется вести лошадь шагом, поэтому она уехала пораньше.

Седло сопровождавшего ее конюха было увешано сумками и корзинами: мать Розамунды явно полагала, что в Венскоуте дочку плохо кормят. Обернувшись, девушка помахала родителям рукой и вместе с конюхом выехала на дорогу к Венскоугу.

Несмотря на легкие облачка, день стоял погожий. Розамунда любовалась красотой долин, спокойная и счастливая, не позволяя себе вспоминать про потери и с радостью глядя в будущее.

Она уже спускалась с холма перед домом — еще немного, и на горизонте покажется Венскоут, — когда из кустов выехали четыре всадника с пистолетами и окружили испуганного конюха.

Оправившись от первого потрясения, Розамунда стегнула свою лошадь и поскакала к Венскоугу за помощью, проклиная неудобное дамское седло. Но не успела она и глазом моргнуть, как дорогу ей преградила крупная серая кобыла, а чья-то рука перехватила поводья.

— Леди Овертон, если не ошибаюсь?

Маркиз Ротгар! Розамунда чуть не упала в обморок.

— Сэр, что вы делаете? — в страхе спросила она.

Он все знает! И пришел, чтобы отомстить. В голове ее неотвязно крутилась одна мысль: главное — спасти ребенка!

— Не бойтесь, — сказал Ротгар. Лицо его было совершенно непроницаемо. — Я отвезу вас в безопасное место.

— Мой дом совсем рядом. Там я буду в безопасности.

— Я сомневаюсь…

Розамунда хлестнула его плеткой по руке. Маркиз вырвал плетку, но на мгновение отпустил поводья ее лошади. Девушка поскакала вперед.

К Венскоугу.

К Дигби.

Она уже раскрыла было рот, чтобы позвать на помощь, но ерая кобыла настигла ее и опять встала поперек дороги. Лошадь Розамунды тотчас поднялась на дыбы, и девушка с трудом удержалась в седле.

Когда она наконец обернулась к маркизу, разгоряченная и трепещущая от страха, на лице его не отразилось никаких эмоций. Ее бедный конюх с виноватым видом лежал на земле, связанный по рукам и ногам.

— Не кори себя, Нед! — крикнула она ему. — Не мог же ты один одолеть четверых разбойников.

Люди лорда Ротгара были так же невозмутимы, как и их господин. Они уже спешились и окружили ее, пресекая дальнейшие попытки к бегству.

— Что вам от меня надо? — Голос ее предательски дрогнул.

— Вы поедете на юг, леди Овертон, здесь вам оставаться опасно. У нас есть карета.

Он махнул рукой в ту сторону и не спеша повел туда обеих лошадей, как будто похищение было для него самым обычным делом. Ей ничего не оставалось, как только подчиниться.

— Единственная опасность, которая мне угрожает, исходит от вас, сэр. Кто вы такой?

— Вы отлично знаете, кто я, и могу вас заверить, ничуть вам не опасен. Если я как-то обижу вас, Бренд никогда меня не простит.

О Боже! Бренд в курсе этого похищения? А она ему так доверяла!

— Не опасен, как же! — хмыкнула она. — Из-за вас я чуть не упала с лошади.

— Я вас недооценил. Впредь буду умнее.

Нет, он совершенно непробиваем! Как с таким разговаривать?

— Я тронута вашей добротой, лорд Ротгар, и все-таки: почему вы меня похищаете?

— Новая Республика распущена, леди Овертон. Некоторые ее члены уже арестованы по обвинению в убийствах и насилии. Они пользовались ядами, чтобы завладеть поместьями, в том числе и Венскоутом. Кстати, Уильяма Овертона отравили. Вам угрожает опасность.

Может, слухи верны и он действительно сумасшедший?

— А как же мой муж?

— Прежде всего я волнуюсь за вас и вашего ребенка.

— Ребенка?! — изумленно переспросила она.

— Вам, как животноводу, должно быть известно, как рождаются дети, леди Овертон.

— Конечно. Я только не возьму в толк, какое вам дело до моего ребенка.

— Как-никак, это мой будущий племянник.

— Бренд вам все рассказал, — сокрушенно вздохнула она.

— Нет. Он верно хранит вашу тайну — так же, как и ваши слуги здесь и в Аррадейле. Однако нетрудно было узнать, что у леди Аррадейл есть кузина, с которой она очень близка, и кузина эта — леди Овертон, преданная, молодая жена сэра Дигби. Всем известно, что, если у него в ближайшее время не появится наследник, Новая Республика захватит Уэнслидейл в свои щупальца. Бренд, сам того не подозревая, распутал клубок: после того как он посетил поместье сэра Дигби, у него резко пропал интерес к поискам своей загадочной дамы.

Розамунда была обескуражена и потрясена логикой маркиза. Но ей не давал покоя один вопрос:

— Скажите, милорд, как вы заподозрили леди Аррадейл?

— По перстням, леди Овертон. В роли леди Ричардсон вы носили слишком много перстней. Так же, как и леди Аррадейл.

— В этом нет ничего необычного.

— Зато необычен великолепный рубин, который был на вас в Тереке. Графиня надела его на бал.

— Как жаль, — с горечью проговорила Розамунда, — что меня тогда не вырвало прямо на вас.

— Лишний грех на душу.

Розамунда замолчала. Он все знает. Несмотря на его холодность, внутри у него все кипело, она чувствовала. Надо бежать! Даже если маркиз не представляет для нее опасности, он может все погубить.

— Лорд Ротгар, вы противник Новой Республики и, конечно, понимаете, как важен мой ребенок… — попробовала она решить вопрос.

— С Новой Республикой покончено, леди Овертон. Мистер Эдвард Овертон будет предан суду. Скорее всего его повесят. За Венскоут уже можно не волноваться.

— Но мой ребенок все равно станет наследником Венскоута!

— По какому праву? Он не родной сэру Дигби, а необходимость спасать поместье любыми средствами отпала.

Они подошли к карете, и маркиз помог ей спешиться. Розамунда не сопротивлялась, сраженная этим неожиданным ударом.

— Насколько мне известно, есть еще один наследник, — продолжал он, — доктор Нантвич, дальний родственник вашего мужа. Вы хотите его обмануть?

Огорошенная сменой темы, она едва соображала. У ее ребенка нет прав? Значит, она потеряет Венскоут?

Ротгар тронул ее за руку. Это было почти ласковое прикосновение.

— Не расстраивайтесь, леди Овертон. Мы позаботимся о вас и вашем ребенке.

— Кто — мы?

— Роза! — прокричал кто-то сзади.

Маркиз с Розамундой обернулись и увидели лошадь и всадницу, которая бешеным галопом неслась вниз по крутому склону в сторону дороги и кареты. Из-под копыт летели комья земли.

— Диана! — охнула Розамунда в полной уверенности, что та сейчас упадет.

Лорд Ротгар тихо выругался. Впрочем, лошадь уже благополучно вынесла свою всадницу на дорогу. Диана спрыгнула с седла и побежала к Розамунде. От резких движений шляпа слетела с ее головы.

— Роза! Что происходит?

Маркиз тотчас отступил назад, позволяя Диане обнять Розамунду. Но графиня быстро прервала объятия и шагнула ему за спину:

— Я прижала к вашей спине пистолет, лорд Ротгар. Делайте то, что я вам скажу.

Розамунда в ужасе шарахнулась к карете. Господи, какая нелепая ситуация!

— Большинству людей очень непросто нажать на курок, — хмыкнул маркиз. — А вам, леди Аррадейл?

Розамунда увидела, что руки Дианы — а она держала пистолет обеими руками — заметно дрожат. Наверное, лорд это чувствовал.

— Человек, который учил меня стрелять, утверждал то же самое, милорд. Он говорил, чтобы я не только целилась, но и мысленно готовилась к убийству. Если вы думаете, что я держу дуло вдали от жизненно важных точек вашего тела исключительно по своей глупости, то просто в очередной раз недооцениваете женщину. Выстрелив в вас, я дам вам шанс выжить. Пусть маленький, но шанс.

— Ясно. Итак, что прикажете, миледи?

— Прежде всего пусть ваши люди разоружатся и отпустят конюха Розы. Я привела с собой подкрепление, оно сейчас за холмом.

— Да что вы говорите? И я должен верить вам на слово?

Тем не менее он велел своим людям подчиниться графине.

— Выходите! — крикнула Диана, и из-за пригорка в самом деле показалось маленькое войско. — Я стремилась избежать кровопролития, милорд, но если вы намерены устроить битву, мы сразимся.

Розамунда едва сдерживала смех. Армия Дианы состояла из вооруженных конюхов и местных жителей. Кое-кто держал в руках ружья, но большинство — обычные палки или даже фермерский инвентарь. Все они между тем спустились с холма и теперь выжидали, испуганные, но явно готовые драться до конца.

— Молодец Диана! — воскликнула Розамунда.

— В самом деле молодец, — согласился маркиз, как будто речь шла не о нем.

— Ну что, милорд, — спросила Диана уже увереннее, — будем драться?

— Нет, графиня. — Он медленно обернулся. — Король рассердится, если его титулованные подданные развяжут войну.

— Что вы хотели сделать с Розой? — спросила Диана, осторожно отступив на несколько шагов.

— Увезти ее в безопасное место.

— Какая же опасность ей угрожает?

— Пусть она сама вам все объяснит.

— Даже если и так, это не ваше дело.

— Я заинтересован в ее благополучии.

— Здесь у вас не может быть никаких интересов, лорд Ротгар. Советую вам вернуться на юг и заняться своими делами.

— А где благодарность за то, что я свалил Новую Республику?

Диана холодно поклонилась:

— За это надо благодарить Всевышнего, чьим слугой вы являетесь.

Маркиз насмешливо поклонился в ответ:

— Не только я, но и все мы.

Дав знак одному из своих людей привести лошадь, лорд затем оседлал ее.

— Вы взяли на себя труд защищать леди Овертон, графиня, так расстарайтесь же как следует. Новая Республика еще не полностью разогнана, и Овертон, наверное, еще не знает о своей участи. Услышав о ребенке, он может попытаться его погубить. И хорошенько продумайте законность положения вашей кузины. Еще никому из нас не удавалось чего-либо добиться, нарушая закон, пусть даже из благих побуждений. — Обернувшись к Розамунде, маркиз отвесил ей низкий поклон:

— Ваш покорный слуга, миледи. — И тут же кивнул Диане:

— До встречи, графиня.

Под воображаемые раскаты грома Розамунда смотрела вслед удалявшемуся всаднику, за которым ехали его люди и карета. Армия Уэнслидейла радостно взревела вдогонку побежденному южанину, потрясая своим разномастным оружием, и испустила древний боевой клич Аррадейла:

— Железная Рука!

Диана засмеялась, подняла взведенный пистолет и пальнула в воздух.

— Железная Рука! — подхватила она. Но в следующую же минуту тяжело опустилась на землю и поникла головой, как будто боялась потерять сознание.

Розамунда присела перед ней на корточки:

— Это было здорово! У меня душа в пятки ушла, когда ты летела на коне под горку!

Диана тряхнула головой:

— У меня тоже. Бедный Сирус! Придется дать ему лишнюю меру овса. — Она вдруг схватила Розамунду за руку:

— Слава Богу, я успела вовремя. Куда он собирался тебя увезти?

— Сказал, что на юг. Не понимаю! Хотя… — Розамунда села на землю рядом с Дианой, — он прав.

— Прав? В том, что хотел увезти тебя на юг?

— В том, что мой ребенок все-таки не унаследует Венскоут, если коттериты и Эдвард вместе с ними пойдут под суд.

— Вздор! Кто же, если не он?

— Есть еще один наследник, дальний родственник. Я совсем про него забыла, но Дигби поддерживает с ним отношения. Это врач из Скарборо.

— Он никогда ни о чем не узнает, — возразила Диана, поднялась на ноги и подала подруге руку.

— Дигби может изменить завещание. Если Эдварда не будет, он не захочет подбрасывать кукушку в гнездо Овер-тонов. — Розамунда положила руку на живот:

— Что же будет с моим бедным ребенком?

— Так вот что он имел в виду, говоря про нарушения закона из благих побуждений! Черт бы его побрал! Я… — Она замолчала, растерянная и расстроенная не меньше, чем Розамунда. — Пойдем домой, милая, — наконец сказала она, приобняв Розамунду. — У нас еще есть несколько месяцев, чтобы расхлебать эту кашу.

— Нет. Если ребенок не станет наследником, рожать его нельзя.

— Роза!

Но та только покачала головой, не желая пока обсуждать эту тему. Сначала надо все обдумать.

Сопровождаемые шестью конюхами Дианы на случай, если маркиз опять попытается похитить Розамунду, они поскакали в Венскоут. При виде высоких каменных стен у Розамунды впервые за много лет появилась мысль: а не запереть ли ворота на ночь?

И тут она увидела у парадного крыльца двуколку доктора Уоллеса. Сердце ее оборвалось. Она спрыгнула с лошади и побежала в дом.

— Что случилось? — спросила она у Милли, которая навзрыд рыдала в вестибюле.

— Ох, миледи, сэр Дигби! Ему стало плохо после обеда!

Нет! Подобрав юбки, Розамунда помчалась наверх, в спальню. В коридоре она остановилась, чтобы отдышаться — нельзя расстраивать больного, — и тихо отворила дверь. Может, на сей раз он наконец прислушается к предупреждениям врача.

Супруг лежал на кровати с приоткрытыми глазами и серым лицом. По спине ее пробежал холодок.

— Дигби?

Розамунда бросилась к кровати, но кто-то остановил ее за руку. Обернувшись, она увидела скорбное лицо доктора Уоллеса.

— Мне очень жаль, леди Овертон, но вы опоздали. Он только что нас покинул.

Пошатнувшись, Розамунда бросилась к кровати, упала на колени и взяла еще теплую руку мужа.

— Нет! Вернись, Дигби!

Диана крепко обняла подругу.

— Крепись, милая. Все кончено.

— Моя дорогая тетушка, — на плечо ей опустилась еще одна рука, — леди Аррадейл права. Мой бедный дядя отошел в мир иной, где его ждет небесное блаженство, и мы, христиане, должны радоваться за него.

Розамунда подняла голову и недоуменно уставилась на Эдварда Овертона:

— Что вы здесь делаете? Вас же выставили из дома!

— Да, но дядя не собирался расставаться со мной навсегда. Полагаю, разлука со мной его огорчала.

— Его огорчало ваше присутствие!

Розамунда встала с колен, и тут в душе у нее шевельнулось подозрение. Эдвард объявился, и Дигби умер. Кажется, маркиз говорил о каких-то убийствах. Яд…

Розамунда обернулась, к доктору.

— От чего он умер?

Доктор скорбно пожал плечами:

— И вы еще спрашиваете, леди Овертон? Я столько лет призывал его к умеренности, но это, как видно, было выше его сил.

— Сердечный приступ? Вы уверены?

— Настолько, насколько может быть уверен медик.

Розамунда успокоилась. Конечно, когда-нибудь это должно было случиться, несмотря на все ее попытки поддержать здоровье мужа. Наверное, Эдвард разволновал его и довел до смерти своими ханжескими проповедями, но убийством это не назовешь.

Розамунда осторожно закрыла покойнику глаза. Доктор протянул ей две центовые монеты, и она положила их на веки Дигби, потом скрестила у него на груди вялые руки, поцеловала мужа в лоб, и на лицо мертвеца упали ее слезы. Промокнув их уголком простыни, Розамунда накрыла ею усопшего.

Что же теперь делать?

Горе порождало ужасную нравственную дилемму. Должна ли она объявить своего ребенка наследником Дигби? Кое-кто из слуг наверняка уже догадывался о ее беременности, но наверняка знали только родители Розамунды. Можно попросить их молчать, а потом родить ребенка тайно, вдали от Венскоута…

Что бы ей посоветовал Дигби? Увы, у него не спросишь!

Надо принимать какое-то решение: Дигби умер, и значит, в ближайшие дни закрутятся колеса закона. Если маркиз не ошибся, то Венскоут перейдет к доктору Нантвичу.

Однако Розамунде достаточно объявить о своей беременности, чтобы поместье унаследовал ее ребенок, а сама она еще много лет была здесь хозяйкой. Нечестно, зато как заманчиво!

Она беспомощно оглядела комнату. В углу миссис Монктон рыдала в свой фартук.

— Что же нам теперь делать? — спросила Розамунда.

— Не беспокойтесь, тетушка, — встрял Эдвард. — Все хлопоты я возьму на себя. Я позабочусь о вас.

«Нет, не позаботишься!» — подумала девушка, но вслух ничего не сказала. Поблагодарив его за участие, она увела из спальни рыдающую экономку.

— Я провожу вас на кухню, миссис Монктон, а заодно поговорю с прислугой.

Когда они спустились на первый этаж, экономка сказала:

— Одно хорошо, миледи: это произошло мгновенно. Он наслаждался ужином, потом вдруг почувствовал себя плохо и упал в обморок.

Подозрения вернулись. Еда. Обморок. Смерть…

— Эдвард его чем-то расстроил?

Женщина покачала головой:

— Я бы не сказала, миледи. Разве что одним своим видом. Вообще-то сегодня, кажется, он старался его не волновать. Просто сказал господину, чтобы тот не ел жареных эскалопов. — Она опять заплакала. — Простите меня, миледи, но сэр Дигби так их просил! Вы думаете, он из-за этого умер?

— Нет-нет, — успокоила Розамунда экономку, но в душе ее всколыхнулась волна раздражения.

Неужели каждый раз, когда она уходила из дома, Дигби украдкой ел запретные блюда? Вполне возможно, что эти эскалопы и стали причиной его смерти, однако следовало отмести все остальное.

В кухне ее встретили скорбные, взволнованные лица.

— Сэр Дигби только что умер, — сообщила она. Горничные зарыдали. — Я разрешаю вам на время оставить свои дела, чтобы оправиться от потрясения. Можете выйти на свежий воздух и полчасика поработать в саду.

Они были явно удивлены, но Розамунда выпроводила всех из дома, даже экономку. Оставшись одна, она поспешила в столовую, где на столе лежали остатки ужина, не тронутые расстроенными слугами.

Вошла Диана.

— Что ты делаешь?

— Это ел Дигби, — пробормотала Розамунда.

— Что?

Розамунда взяла наполовину пустую тарелку Дигби. В ней были остатки кроличьего рагу и жареные эскалопы.

— Это второе блюдо, судя по количеству оставшегося на тарелке.

— Роза, я знаю, ты расстроена, но даже если он съел что-то не то, теперь уже не важно.

— Еще как важно! Найди, пожалуйста, Поттса. Мне нужны свидетели. Я не сошла с ума, Диана. Пожалуйста, сделай, как я прошу.

Диана ушла с вытянутым лицом. Тем временем Розамунда покрутила в руке бокал Дигби, но недопитое вино оказалось прозрачным. К тому же вряд ли в обычное вино можно незаметно подмешать яд. Скорее всего это перченое рагу.

Может, она и впрямь обезумела от горя? Но нет, в душе ее кипел праведный гнев. Маркиз сказал, что дни Эдварда сочтены, тем не менее она должна удостовериться в том, что именно Эдвард убил Дигби.

Диана привела заплаканного лакея Дигби.

— Поттс, я хочу тебе кое-что показать. Но тебе надо будет держать язык за зубами, понял?

— Да, миледи, но…

— Молчи и смотри.

Охотничьи собаки Дигби были наверху, выли под дверью хозяйской спальни, но одна, бедная старушка Матильда, осталась внизу: она настолько одряхлела, что уже не поднималась по лестнице. Розамунда подошла к собаке и поставила перед ней тарелку. Псина подняла свою печальную морду, понюхала тарелку и с трудом поднялась, чтобы отведать вкусненького.

Дочиста вылизав тарелку, она опять повалилась на пол. Розамунда уже было решила, что ошиблась, но тут животное странно кашлянуло и напряглось. Потом еще раз. Потом закорчилось в жутких судорогах и испустило дух.

Розамунда села на корточки и погладила старую собаку.

— Надеюсь, на небе ты будешь гоняться за кроликами, Матильда. Или резвиться вместе с Дигби.

— Я арестую этого негодяя! — воскликнула Диана.

— Нет. — Розамунда решительно подняла голову. — У маркиза есть план, не стоит ему мешать.

— Вот как? Розамунда кивнула:

— К тому же я не хочу пятнать дни траура по Дигби. Как только он будет предан земле, мы решим, что делать дальше. Если понадобится, вы оба выступите свидетелями. Согласен, Поттс?

— Да, миледи.

— Ты намерена сделать вид, что ничего не произошло? — возмутилась Диана.

— Ненадолго. Если ему удастся отвертеться от виселицы, я предъявлю свои обвинения. Поттс, ты свободен. И помни: никому ни слова!

— Слушаюсь, миледи, только мне будет нелегко удержаться и не плюнуть ему в лицо.

Слуга ушел, и Розамунда поставила тарелку на стол, сложив в нее остатки рагу, потом немного подумала и разбила тарелку об пол.

— Зачем это? — спросила Диана.

— Чтобы никто из слуг не доел отравленное блюдо.

— Черт возьми, не завести ли мне специального человека, чтобы он пробовал пищу? — Графиня подошла к подруге и обняла ее за плечи. — Ты такая бледная. И дрожишь! Иди приляг. Я попрошу миссис Монктон, чтобы она приготовила тебе поссет [1].

Неожиданно ощутив упадок сил, Розамунда покорно двинулась следом за Дианой наверх, в свободную спальню, скинула туфли и легла на кровать. Подруга достала из комода толстое пуховое одеяло и накрыла кузину. Девушка с радостью закуталась в одеяло, несмотря на то что на улице было тепло. Она лежала и пыталась осмыслить тот факт, что Дигби мертв и что его уже не вернешь.

— Роза, — проговорила Диана, — не хочу тебя тревожить, но если ты никому ничего не скажешь про рагу, то в ближайшие дни Эдвард Овертон устроит здесь беспредел.

— Надо послать за мистером Уайтмором. Наверняка есть законный способ его убрать.

И тут на нее вдруг нахлынуло все разом: смерть, ребенок, убийство… И Бренд Маллорен. Он никогда не выходил у нее из головы.

— Бренд… Ведь это и его ребенок, — прошептала она, обращаясь к единственному человеку, который мог ее понять. — Что же мне делать?

Диана беспомощно развела руками, и Розамунда тихо в отчаянии зарыдала.

Глава 23

Миссис Монктон суетилась на кухне, готовя для своей госпожи ее любимый посеет и радуясь возможности чем-то заняться. Ох, и зачем только она пожарила эти проклятые эскалопы!

Оставалось только надеяться, что их подозрения верны и госпожа беременна, не важно от кого. Главное — не допустить сюда мистера Эдварда и прочих коттеритов. Какое удовольствие готовить для этих зануд?

Миссис Монктон добавила в напиток вино и сахар и поставила его немного охладиться. Обернувшись, она увидела мистера Эдварда, который молча наблюдал за ее действиями.

— Что вы готовите? — спросил он довольно любезным тоном. — Я изучал медицину, дабы лучше служить Господу, и меня интересуют подобные вещи.

— Всего-навсего поссет, сэр. Он успокоит леди и придаст ей сил.

Спросив, что входит в состав напитка, Эдвард и в самом деле выказал некоторые познания. Когда она поставила чашку на поднос, он предложил свои услуги:

— Позвольте, я отнесу. У вас наверняка много работы.

Служанка хотела было согласиться, но потом вспомнила, как сильно не любила Эдварда госпожа. А ей сейчас и без того огорчений хватает, бедняжке. Миссис Монктон поблагодарила коттерита и сама отнесла поднос наверх.

* * *

Мистер Уайтмор приехал раньше, чем пришло сообщение Розамунды: новость в мгновение ока разнеслась по долине. Он заметно расстроился, ведь Дигби был его старым другом. Поплакав и выпив поссета, Розамунда немного пришла в себя и обрела силы, чтобы его утешить. Она предложила ему рюмку бренди. Он охотно выпил.

— Какое ужасное потрясение! — сказал Уайтмор чуть позже.

— Да. Здесь Эдвард.

— Он так быстро обо всем узнал?

— Нет, он приехал сегодня утром. — Розамунде очень хотелось посвятить друга семьи в подробности злодейства, но пока лучше молчать. — Эдвард последним беседовал со своим дядей. Это наверняка греет ему сердце.

Адвокат нерешительно кивнул.

— Какие теперь положены процедуры, мистер Уайтмор? Я имею в виду управление поместьем, финансовые вопросы и прочее.

Он поставил свою рюмку на стол и озабоченно нахмурился:

— Вам не о чем беспокоиться, милая леди. Мы с вашим отцом — судебные исполнители и вправе немедленно санкционировать любые выплаты. Вам, разумеется, причитается солидная сумма.

— Когда я должна выехать из поместья?

Уайтмор тяжело вздохнул:

— Все зависит от сэра Эдварда.

Розамунда вдруг вспомнила, что Эдвард унаследовал не только землю, но и титул баронета, и не упустила случая съехидничать:

— Вряд ли ему понравится его новый титул.

В глазах мистера Уайтмора вспыхнули озорные огоньки, но уже в следующее мгновение он опять посерьезнел.

— Сомневаюсь, что вы захотите здесь остаться, леди Овертон, после того как поместье отойдет к новым республиканцам.

— Конечно, не захочу. Когда это случится? Адвокат задумчиво побарабанил пальцами по столу:

— Ну, здесь нельзя ничего решать до тех пор, пока не будет доказано, что вы… э… не беременны.

Розамунда посмотрела ему прямо в глаза. Неужели Уайтмор знает?

— Конечно, подобный исход маловероятен, — поспешно добавил он, — но полагается сначала рассмотреть эту вероятность, прежде чем допускать к имуществу другого наследника.

Значит, у нее будет время подумать.

— И какой же срок на это отводится?

В этот момент в комнату с кислой миной вошел тот самый наследник.

— Тетя, почему мне не сказали, что приехал мистер Уайтмор?

— Я хотела сначала сама с ним проконсультироваться, Эдвард. Насчет моих прав на поместье, вдовьей части наследства и всего остального.

— Я позабочусь о благополучии леди Овертон, — тотчас заявил коттерит.

— В этом нет необходимости, сэр Эдвард…

— Прошу вас, не называйте меня сэром! — воскликнул тот, выкинув вперед руку. — Мы не пользуемся подобными титулами.

— Хорошо, мистер Овертон. Как вы, несомненно, знаете, леди Овертон получает по брачному договору хорошее денежное содержание. И если захочет, то может жить здесь до тех пор, пока не будет доказано ваше право на наследство.

— Это займет немного времени.

— Месяца два.

— Два месяца?

— Поскольку у покойного не осталось прямых наследников, сэр, допускается, что вдова беременна, — до тех пор, пока не станет очевидно обратное. Мы должны подождать как минимум два месяца, прежде чем вы получите неограниченный доступ к имуществу. Однако…

— Ни о каком ребенке не может быть и речи… — Эдвард многозначительно посмотрел на Розамунду. — Или может?

— Я не желаю обсуждать такие интимные вещи, Эдвард, но это не исключено.

Мистер Уайтмор смущенно закашлялся:

— Ну что ж, два месяца — не такой долгий срок, мистер Овертон, к тому же в это время вам будет разрешено пользоваться доходом от поместья. Однако пока все останется без изменений. Вам нельзя продавать или покупать имущество, а также вносить в него существенные изменения, заключать сделки или брать в долг. — Он встал, собираясь уйти.

Итак, у нее два мрсяца. Розамунда поднялась.

— До свидания, мистер Уайтмор. До свидания, Эдвард… — Она обернулась к племяннику, не поднимая глаз, чтобы тот не прочел ее мысли. — Вы, конечно, можете здесь переночевать, Эдвард, но если вы останетесь здесь дольше, я буду чувствовать себя неловко под одной крышей с молодым неженатым мужчиной.

— Тогда, может быть, уедете вы, тетя? Ваши родители с удовольствием вас примут.

— Сэр! — возмутился адвокат. — Леди Овертон имеет полное право оставаться в своем доме до тех пор, пока не решится вопрос с наследством, и вы должны уважать ее деликатные чувства.

Было совершенно ясно, что именно думает Эдвард о ее деликатных чувствах, но спорить он не стал.

— Все будет так, как вы пожелаете, тетя.

Племянник Дигби в гневе вышел из комнаты, и Розамунда вздрогнула. Что теперь будет? А если он попытается отравить и ее? Сегодня вечером ей надо быть начеку.

Однако Эдвард уже не представлял для нее серьезной угрозы, а вот бедный невинный младенец, который скоро у нее родится… Как же ей поступить? После ухода адвоката Розамунда пошла в спальню и села возле тела Дигби. Поразмыслив, она поняла, что не осмелится объявить своего ребенка рожденным от Дигби. Как только Эдварда арестуют, новым владельцем Венскоута станет доктор Нантвич.

Розамунда тяжело вздохнула. Носить ребенка открыто и сообщить всем, что это — внебрачное дитя, — жуткий позор. Конечно, она-то все перенесет, но память Дигби пятнать не хотелось. Не хватало еще, чтобы люди узнали, что жена изменяла ему в последние месяцы его жизни.

Значит, ради Дигби ей надо скрыть беременность и родить ребенка подальше от Венскоута. А что потом? В голову тут же пришел Бренд, но безо всякой надежды. Даже если он женится на ней, они все равно не смогут растить их дитя, не бросая тень на покойного Дигби. Единственный выход из положения — отдать младенца на воспитание другим людям.

Ему хуже не будет. Пострадает только она. О Господи, как же ей будет тяжело!

А Бренд? Ведь он знает о ребенке и тоже имеет право голоса. Что, если он будет спорить с ней так же пылко, как спорил в последнюю ночь во вдовьем доме? Какое ему дело до репутации покойного помещика Уэнслидейла?

От отчаяния и безысходности Розамунда закрыла лицо руками. Она хотела только помочь Дигби, а в результате вся ее жизнь пошла кувырком.

Внезапно дверь отворилась и вошел Эдвард.

— Мы собираемся устроить ночные дежурства у постели вашего покойного мужа, тетя. Вы примете участие?

Розамунде претило, что Эдвард распоряжается как дома, но в данном случае она не имела ничего против.

— Конечно. Полагаю, миссис Монктон и Поттс тоже изъявят желание. Они служили у Дигби дольше всего. В какое время вы хотите дежурить?

Эдвард слегка поклонился:

— Предоставляю вам право выбирать первой, тетя.

Он был чересчур любезен, но, увы, это отнюдь не считалось преступлением.

Розамунда позвала слуг, и после непродолжительных споров было решено, что первой будет дежурить она, потом — Эдвард, за ним — Поттс, а миссис Монктон — под утро.

Из-за прислуги она старалась сохранять спокойствие и заботиться о мельчайших деталях. Однако мысли ее по-прежнему крутились по разрушительным спиралям страха и надежды, каждый раз натыкаясь на тот факт, что Дигби нет и не будет, что он уже никогда ей не улыбнется. Она опять одинока и напуганна, как в шестнадцать лет.

«Ах, Бренд, как жаль, что тебя нет рядом!» Конечно, так думать грешно, но она ничего не могла с собой поделать.

Услышав бубенчики кареты матери, Розамунда выбежала ей навстречу и кинулась в теплые, ласковые объятия. В присутствии матери она ничего не боялась.

* * *

Ко времени, когда Розамунда села дежурить у тела покойного мужа, она смирилась со своим положением и в душе успокоилась. Мать и Диана остались на ночь. Они предлагали ей свою компанию, но она хотела в последний раз побыть наедине с Дигби.

Сначала девушка опустила простыню, но сморщенное серое лицо уже не походило на лицо Дигби, поэтому она опять накрыла его и села рядом, вспоминая, каким он был при жизни.

Посидев в задумчивости, она наконец облекла свои мысли в слова:

— Наверное, порой я бывала просто невыносимой. Я пришла к тебе в шестнадцать лет, злая, изрезанная шрамами, и ты подарил мне Венскоут, чтобы я играла с ним. Надеюсь, тебе в самом деле нравился сад. И лошади. И овцы. Впрочем, едва ли ты мечтал о том, чтобы твою спокойную размеренную жизнь перевернула вверх тормашками неугомонная девчонка. Сколько раз ты оставался со мной дома и говорил, что любишь покой и уединение, тогда как на самом деле тебе хотелось отправиться на бега в Ричмонд или на овечью ярмарку в Хосе! А я, как беспечный эгоистичный ребенок, верила тебе на слово.

Розамунда коснулась простыни в том месте, где лежала его рука.

— Спасибо тебе. Надеюсь, ты все-таки был счастлив со мной. — Она глубоко вздохнула. — Думаю, теперь ты знаешь все. Пожалуйста, не обижайся. Я слишком долго не замечала опасности, иначе я бы ее предотвратила. Просто я не знала, что бывает такая любовь. О Господи, это нехорошие слова! Я люблю тебя. Правда. — Она смахнула слезы. — Ты сумеешь прочесть это в моем сердце.

Прислушавшись к себе, Розамунда наконец успокоилась. Она любила Дигби. Все, что она делала, кроме, пожалуй, той грешной ночи, она делала из любви к нему. Ее любовь к Бренду ничего не меняла.

— Как жаль, что тебя нет со мной и ты не поможешь мне распутать этот клубок! — сказала она. — Ты хотел бы, чтобы Венскоут остался моему ребенку? Вряд ли получится. Мысль о том, чтобы влить в твой род чужую кровь, беспокоила нас обоих. — Не отнимая руки с его ладони, она положила другую руку на живот. — Но этот ребенок тебе наверняка понравится, Дигби. Будь ему ангелом-хранителем. Ему нужна твоя любовь.

На нее снизошло такое блаженное умиротворение, что она невольно зарыдала. С Дигби она всегда чувствовала себя обласканной и защищенной. Теперь ей стало ясно: он сделал бы то же самое ради другого несчастного ребенка.

Грустно улыбаясь, она опустила голову на матрас и предалась воспоминаниям о восьми годах их необычной любви…

* * *

Когда пробило час ночи, в спальню на цыпочках вошел Эдвард. Розамунда устало поднялась, радуясь возможности отдохнуть в постели, но с грустью сознавая, что это было ее последнее прощание с мужем. Эдвард подошел ближе. Наверное, не страшно, если она оставит его наедине с физической оболочкой дядюшки.

Розамунда задумчиво кивнула. Эдвард же внезапно схватил ее за руку и зажал ей рот ладонью.

Розамунда и не предполагала в нем такой силы. Она извивалась и пинала его ногами, но не могла вырваться. Он перехватил девушку, сомкнув сгиб руки у нее на шее. Она царапалась и пыталась кричать, но он сильнее сдавил ее горло.

— Только пикни, и я тебя удушу, — прошептал он. В шею ей уперлось что-то холодное. — Да, это пистолет, тетя. Из дядиного арсенала. Ведь это он настоял на том, чтобы я научился стрелять. Очень любезно с его стороны, не правда ли?

Эдвард медленно разжал руки, и она жадно глотнула воздух.

— Вы не убьете меня. Вы же не хотите, чтобы все об этом узнали.

— Возможно, мне удастся инсценировать самоубийство. Но я не хочу вас убивать. Мне надо только избавиться от дьявольского семени в вашей утробе. — Он поднес к ее глазам маленький стеклянный пузырек. — Выпейте это.

Крепко стиснув губы и зубы, она помотала головой.

— Не бойтесь, это не очень противно. Вам надо очиститься от грехов. — Он говорил так, как будто верил, что может ее убедить! — Или я убью вас, а заодно и вашего ребенка. Ну же! Без ребенка ваша жизнь станет проще. Вы найдете себе молодого, красивого мужа. Может быть, даже того самого, кто заронил в вас грешное семя.

Розамунда опять помотала головой, не размыкая губ. Она не кричала, боясь, что он попытается влить жидкость ей в горло.

Эдвард резко ткнул дулом пистолета ей в затылок. Она вскрикнула, но тут же стиснула губы, не дав ему воспользоваться моментом.

— Открой рот! — прорычал он, толкая холодный пузырек ей в губы. — Выпей лекарство, глупая шлюха! Избавься от скверны!

Он пнул ее сзади по ноге, и она упала на колени, невольно вскрикнув от удара пистолетным дулом. В рот ей пролилось немного жидкости.

Она сплюнула и попыталась вывернуться из рук Эдварда.

Он схватил ее за волосы той же рукой, в которой держал пистолет, рывком запрокинул голову и стал просовывать в губы горлышко пузырька…

* * *

Диана неожиданно проснулась. В доме царила тишина, но что-то было не так. Они с Розой должны были спать в одной постели, но подруга до сих пор не пришла. Значит, еще нет и часа ночи? Пошарив на столике, она нашла свои часы и подставила их к свету — стояла полная луна. Десять минут второго.

В этот момент послышался какой-то стук, словно кто-то в темноте обо что-то споткнулся. Кажется, внизу.

Встревожившись, Диана сползла с кровати, достала из сумочки пистолет и прокралась к двери, боясь не столько реальной опасности, сколько нелепой ситуации. Открыв дверь, она выглянула в коридор. В северных долинах не водятся воры-домушники. Наверное, это слуга ходит на первом этаже, Да, так и есть — из вестибюля донеслись шаги. Диана расслабилась, но потом вновь насторожилась, услышав шум в комнате сэра Дигби.

А где Роза?

Вдруг после внезапной тишины кто-то взбежал по лестнице, по стенам заплясали огоньки — видимо, в чьей-то руке дрожала свеча. На верхней площадке появился мужчина и метнулся в хозяйскую спальню.

Бренд Маллорен!

Диана подняла пистолет, держа его двумя руками.

— Стоять!

Незваный гость быстро прошел в дверь, как будто и не слышал окрика. Диана нажала на курок и отлетела назад, оглушенная выстрелом и ослепленная пламенем, вылетевшим из дула.

В то же мгновение послышался крик. Мученический, с рыданием.

Диана застыла на месте, онемев от ужаса.

Прибежали слуги, открыли двери. Графиня уронила пистолет и, пошатываясь, вошла в комнату. Роза, распростершись, лежала на полу. О Боже, может, пуля попала в Розу? Над ней склонился какой-то мужчина. Еще кто-то корчился и вопил на полу, истекая кровью.

Не Бренд Маллорен.

Эдвард Овертон.

Диана опять взглянула на Розу и увидела, что Бренд подхватил на руки ее безвольное тело.

Графиня бросилась на колени рядом с ними.

— Она мертва?

— В обмороке. — Бренд прижал ее к груди. — Роза, любимая! Все хорошо. Очнись…

В комнату стремглав ворвался Поттс.

— О Боже! — Он подошел к Овертону, который слабо о чем-то молил: о помощи, о смерти, о милосердии?..

В дверях тотчас появилась миссис Монктон и визгливо, на высокой ноте заголосила.

Мать Розамунды тут же хлестнула экономку по щеке, взяла под руку свою очнувшуюся дочь и увела ее из комнаты.

Диана же так и осталась стоять на коленях. В ушах ее еще звучал пистолетный выстрел, смешанный с рыданиями. На пороге толпились слуги, кое-как одетые спросонья, а в кресле раскинулась ослабевшая экономка. Голоса сливались в головокружительный гул.

Нет, никакого обморока!

Диана с трудом поднялась на ватные ноги.

— А теперь, — проговорила она, гордясь своим спокойствием, — может быть, кто-нибудь мне объяснит, что здесь происходит?

К несчастью, в следующий момент в голове ее вновь раздался нарастающий гул, и она погрузилась во тьму.

Глава 24

Бренд огляделся по сторонам, с трудом постигая происходящее. На полу лежали двое — графиня Аррадейл и Эдвард Овертон. Минутой раньше кто-то крикнул: «Стоять!» — и прогремел пистолетный выстрел. Кричавший застрелил Овертона, хоть метил в Бренда. Коттерит повопил и затих.

Розу увели из комнаты. Это хорошо.

Все случилось так внезапно! Казалось, время остановилось. Ведь он только что подъехал верхом к дому Розы, увидел в окне, как она борется с коттеритом, и вот уже он здесь, в гуще странных событий.

Но главное — Роза в безопасности. Остальное не имеет значения.

Он присел на корточки перед лежащим в луже крови мужчиной.

Слуга задумчиво покачал головой:

— Он еще жив, сэр, но скоро отойдет. Пуля попала ему в бок. Это вы стреляли?

— Лучше не спрашивай.

Едва Поттс сообщил, что Эдвард Овертон вернулся в Венскоут, как Бренд помчался в поместье, подгоняемый страшной угрозой.

Он поднял пистолет, выпавший из руки Овертона. Из этого оружия не стреляли. Рядом валялся разлитый пузырек.

— Яд? — охнул Поттс. — Опять?

— Что значит опять?

Поттс кивнул на кровать, и только тут Бренд увидел накрытое простыней тело.

— Сэр Дигби?

— Да, милорд. Но меня просили не говорить… — Он перешел на шепот:

— Я рад, милорд, что вы застрелили мистера Эдварда. И рад, что он страдал, хоть это, наверное, не по-христиански.

Бренд не стал спорить, несмотря на то что сам не имел понятия о том, кто же все-таки стрелял. Роза стрелять не могла. А кто здесь был еще?

Бренд встал, подошел к постели покойного и взглянул на останки мужчины, который был ему симпатичен. Мужчины, который стоял между ним и его возлюбленной. В нем заговорила совесть. Надо было предупредить Дигби об опасности! Но мог ли он предположить, что Овертон зайдет так далеко? Или он, Бренд, думал только о себе?

Вряд ли. Однако чтобы услужить своей даме, он должен по возможности все уладить. Прежде всего избавиться от перепуганных слуг. Экономка, хоть и сидела с остекленевшими глазами, кажется, уже вполне оправилась.

— Почему бы вам не приготовить чай, миссис Монктон? — предложил он. — Для всех.

Женщина кивнула и потихоньку вышла из комнаты, поманив за собой остальных слуг.

Так. Что теперь? Ему хотелось пойти к Розе, но здесь лежала проклятая графиня. Вот глупая женщина! В самый ответственный момент, вместо того чтобы помочь, упала в обморок! Он поднял ее с пола, одернув для приличия пышную ночную рубашку из шелка и кружев, и тут ощутил на пальцах девушки запах пороха, а на белом шелке заметил черную пыль.

Так! Вот, значит, кто застрелил Овертона! Черт возьми, к этой женщине нужно приставить надзирателя! Бренд вынес ее в коридор и пошел на звук голосов. Как он и ожидал, Роза сидела в постели, а мать ее утешала.

— Диана! — охнула Роза и быстро освободила ей место на кровати.

Мать Розы достала нюхательную соль и энергично помахала под носом графини. Наконец та что-то пролепетала и очнулась.

— Терпеть этого не могу! — пожаловалась она, отталкивая вонючий пузырек, потом опять опустилась на подушку и прикрыла глаза рукой.

— Перестань, Диана, — решительно сказала пожилая женщина. — Подумаешь, упала в обморок! И нечего стесняться.

— Я никогда еще не падала в обморок, — пробормотала леди Аррадейл. — Никогда.

— И наверняка никогда еще не убивали человека, — заметил Бренд. — Если бы вы получше целились, могли меня застрелить!

Графиня, сверкнув глазами, тотчас села в постели.

— Вы ворвались в чужой дом! Надо было предполагать, что в вас будут стрелять!

— Я ворвался, потому что увидел жуткую картину!

Черт возьми, он, наверное, тоже в шоке, раз ругается с женщиной!

Бренд посмотрел на свою бледную возлюбленную:

— Как вы? — Ему так хотелось ее утешить!

— Более-менее, — отозвалась Розамунда, пытаясь улыбнуться. Чувствовалось, что она сама не знает, как вести себя в такой ситуации.

Он возобновил разговор:

— Я искренне соболезную вам по поводу смерти сэра Дигби.

— Спасибо. — Розамунда попыталась взять себя в руки. — Вы знакомы с моей мамой, миссис Эллингтон? Мама, это лорд Бренд Маллорен.

— Мы виделись в Аррадейле; — отозвалась полная, мудрая на вид женщина в ночной рубашке, шали и чепце.

Бренд учтиво поклонился. С каждой минутой ему все меньше верилось, что это происходит с ним наяву.

— Ваш покорный слуга, мэм.

— Вы, должно быть, проделали долгий путь, лорд Бренд?

— Я приехал из Терека.

Проклятие, сейчас начнется разговор про погоду! А ведь все присутствующие наверняка знают истинное положение дел.

Он сел на кровать у ног своей дамы и взял ее холодную руку:

— Теперь тебе ничего не грозит, любимая.

— Знаю. Все хорошо. — Но тут она тяжело вздохнула, глядя только на него. — Он хотел… он хотел… Ох, Бренд!

Розамунда вздрогнула и уткнулась ему в плечо. Наконец-то он смог ее обнять!

На мгновение они забыли обо всем. Как долго они противились и как сильно жаждали такой вот близости!

— Он хотел избавиться от ребенка, Бренд. Он пытался чем-то меня напоить.

— Молчи.

— Я не раскрывала рта и не могла даже крикнуть…

Бренд обнял ее крепче:

— Успокойся, любимая. Все позади. Я здесь. Я о тебе позабочусь.

Если бы было возможно! Ему так хотелось лечь с ней, утешить, защитить, но здесь, в доме ее мужа, да еще в присутствии покойника…

Придется опять уехать. Боже мой!

Внезапно графиня встала с постели.

— Я хочу чаю. С бренди.

Мать Розамунды тотчас поднялась с кресла:

— Отличная идея. — Проходя мимо, она тронула его за плечо.

Когда дверь закрылась, Бренд лег на кровать и прижал Розамунду к своей груди. И тут ее словно прорвало: она снова и снова вспоминала события этой ночи — что сказал Эдвард, как она с ним боролась, шок, выстрел, крики…

Бренд только молча обнимал ее. Наконец Розамунда успокоилась и уснула. Он же всю ночь не сомкнул глаз — стерег свою даму, как и положено настоящему рыцарю.

* * *

Розамунда проснулась в чьих-то объятиях. Нет, это не Дигби. Она открыла глаза, едва смея надеяться, что ее последние воспоминания — не сон. Бренд! Глаза слипаются, но он не спит.

— Ты спас меня. Вернее, ребенка.

— Какой отец не спасет своего-ребенка?

— Бренд… — Она блаженно закрыла глаза.

— Молчи. — Он ласково коснулся ее губ. — У меня была целая ночь для раздумий. И мы преодолеем все трудности. Ты знаешь мой семейный девиз?

— Погоди, попробую догадаться. «Мы боги и делаем все, что хотим».

Он улыбнулся, и в глазах его зажглись веселые искорки:

— Неплохо. «Для Маллоренов нет ничего невозможного».

Она заглянула ему в глаза:

— И что же ты хочешь осуществить?

— А ты не знаешь? Обидно.

— Лучше сам скажи.

— Я хочу жениться на тебе, Роза. Хочу любить тебя, лелеять и защищать всю свою жизнь. Аминь.

Она засмеялась, глотая слезы радости:

— Я почти тебе поверила. — Розамунда коснулась его небритого лица. После долгой дороги и всех злоключений он опять напоминал того Бренда, которого она когда-то спасла. — И часто ты делаешь такие внезапные выпады? Какой в них смысл?

— Не стоит искать смысл там, где его нет.

Розамунда ждала — и боялась — поцелуя. Она не знала, как поступить в такой необычной ситуации.

— Бренд, я так растерянна! Ребенок… мне придется…

— Тсс. Мы что-нибудь придумаем. Скажи только одно: ты согласна выйти за меня замуж? Я не стану тебя к этому принуждать.

И он еще сомневался?!

— Если я по глупости буду отказываться, пожалуйста, веди меня к алтарю силой!

Бренд негромко засмеялся.

— Роза, — наконец проговорил он, — сейчас мы не можем ничего сделать, но я найду выход. Обязательно.

Она погладила его по голове:

— Я тебе верю. Мы будем вместе, если откажемся от ребенка.

— Неужели ты хочешь отказаться от своего ребенка? — Он заглянул ей в глаза.

— Что делать? Я уже смирилась.

— А я нет. «Для Маллоренов нет ничего невозможного». Если ты не веришь в меня, то положись хотя бы на моего брата.

При упоминании о Ротгаре Розамунда задумчиво нахмурилась:

— Я решила скрыть ребенка. Надеюсь, он не станет мне в этом препятствовать? Мне не хочется пятнать честь Дигби.

Бренд улыбнулся:

— Ты такая отчаянная и непобедимая! Леди Ричардсон и ее прыщавая горничная перехитрили самого маркиза Рот-гара. Невероятно!

Розамунда тут же все вспомнила. Если маркиз знает об этом, то наверняка собирается отомстить.

— Он пугает меня, Бренд. Не разрешай ему вмешиваться в наши дела.

— Увы, это невозможно. Впрочем, все будет, как ты пожелаешь. Надо только продумать план.

Она недоумевающе уставилась на любимого. Пусть и Маллорен, но должен же он понимать, что выше головы не прыгнешь. Они не могут пожениться и оставить себе ребенка, не опозорив их с Дигби. Но она все равно доверяла этому человеку.

— Я буду молить о чуде, любимый. — Розамунда взяла его за руку.

Атмосфера вмиг наэлектризовалась. Их потянуло друг к другу с неодолимой силой. Но Бренд вдруг отшатнулся:

— Сейчас траур по сэру Дигби. Не стоит забывать об этом, иначе потом мы оба об этом пожалеем.

Он встал с кровати, растрепанный, небритый, красивый и невероятно честный. Когда-нибудь она получит все это, хотя бы это. Для счастья вполне достаточно.

— Мне надо ехать. Как ты здесь без меня? — спросил он.

Ей не хотелось его отпускать:

— Мы так часто расставались за время нашего знакомства… — И все-таки Розамунда нашла в себе силы добавить:

— Со мной будут мама и Диана. Скоро приедут родственники Дигби. Ты не останешься на похороны?

— Я здесь лишний — пока. — Бренд быстро привел себя в порядок, придирчиво взглянул в зеркальце. Розамунде нравилось, что он не требует по каждому пустяку лакея. — Где будет отпевание?

— В Уэнсли.

— Я приду в церковь. На правах обычного знакомого, который желает выразить свое уважение к покойному.

— А что потом? — Столько вопросов оставалось нерешенными! — Я еще нескоро смогу выйти за тебя замуж, Бренд.

— Знаю.

Вот как? Значит, он все понимает?

— Только после того, как родится ребенок. После…

— Доверься мне. — Он опять приложил пальцы к ее губам.

Она кивнула. Бренд выпрямился и подмигнул:

— Вам повезло, Роза Овертон: я очень терпеливый мужчина. Иначе я давно бы нашел себе другую, которая сделала бы меня своим добровольным рабом-любовником. — Розамунда густо покраснела. — Сколько бы месяцев мы ни были в разлуке, помни, — добавил он, задержавшись на пороге, — я люблю тебя, Роза. И буду любить вечно. У тебя будет все, что ты захочешь.

— Каким образом? — прошептала она вопросительно, но он, к счастью, уже ушел.

На глаза ей наворачивались слезы, но она овладела собой, высморкалась и отложила все будущие заботы на потом. Надо встречать новый день — день траура по Дигби.

Выйдя из своей спальни, девушка узнала, что Бренд уже взял смерть Эдварда на себя и увез его труп к лорду Фенкотту, мировому судье. Кроме того, он намекнул, что ведется расследование против новых республиканцев, которые обвиняются во многих преступлениях, в том числе и в использовании ядов для устранения неугодных.

В результате толпа, собравшаяся провожать сэра Дигби в последний путь, гудела, как потревоженный улей. К потрясению и недоумению примешивалась невероятная радость. Временами даже слышался смех. И Розамунда не обижалась. Она знала, что люди искренне скорбят по покойному, а их оживление вызвано хорошей новостью, оно не покоробило бы Дигби. Он всегда был не прочь от души повеселиться.

Кажется, вмешательство Бренда не вызвало никаких кривотолков. Все знали, что он познакомился с Дигби в Арра-дейле; затем, уезжая из Венскоута, силой увез отсюда Эдварда. Эта история быстро облетела всю долину.

Розамунда не сомневалась, что все остальное хранится в тайне. Слуги во вдовьем доме и в Венскоуте держали рты на замке. Так что, наверное, ей все-таки удастся исполнить задуманное — тайно родить ребенка и подыскать для него хороших родителей.

Потом она выйдет замуж за Бренда и нарожает других детей. Все будет хорошо.

Приехали родственники — дяди, братья, зятья и отец. Она чувствовала себя полностью защищенной, но невольно задавалась вопросом, примут ли они в свою семью Бренда. Ее отец был судебным исполнителем, и ей пришлось рассказать ему, что она беременна не от Дигби. Как она и думала, он не стал ее осуждать, только вздохнул и покачал головой, предвидя большие затруднения.

Хорошо бы он с таким же пониманием отнесся и к Брен-ду. Впрочем, какая разница? Выйдя замуж, она сразу же уедет на юг. Глядя в окно на родные долины, она внезапно остро ощутила потерю.

Но у нее будет Бренд. А что еще нужно для счастья?

Гроб Дигби заколотили гвоздями. Розамунда положила на крышку венок, и восемь мужчин со скорбной ношей двинулись по долине. Розамунда и Диана в сопровождении родственников ехали сзади. Мать Розамунды усадила в свою двуколку миссис Монктон, предварительно сняв бубенцы.

Из домов, из гостиниц и с полей выходили люди и склоняли головы, провожая в последний путь доброго помещика Уэнслидейла. Когда в полдень траурная процессия добралась до Уэнсли, там зазвонил церковный колокол. Скорбящие вошли в прохладную церковь, полную народа. На глаза Розамунды навернулись слезы, но это скорее были слезы радости: столько людей любили мягкосердечного, честного Дигби!

Она плакала во время отпевания и когда его опускали в могилу, но знала, что он уже в лучшем из миров. На душе у нее было покойно и благостно — это был последний дар. ее щедрого мужа.

Бренд наверняка стоял где-то здесь, но она не стала искать его глазами И все же, когда люди начали подходить к ней один за другим, чтобы лично выразить свои соболезнования, она немножко встревожилась. Однако все прошло благополучно.

— Для меня большая честь, что я сумел оказаться полезен вам и сэру Дигби, леди Овертон, — с поклоном сказал ей Бренд.

Розамунда удержалась от того, чтобы проводить его взглядом. Их время еще не пришло.

* * *

Отдав дань уважения вдове, Бренд задержался. Разговаривая со знакомыми по Аррадейлу людьми, он на самом деле приглядывал за Розамундой, охраняя ее спокойствие и стараясь ничем себя не выдать.

Нелегко было разыгрывать роль просто приятеля, предоставив другим ее утешать. Как жаль, что они так мало были вместе, и все время урывками! Ему хотелось большего.

Ладно, не все сразу, он человек терпеливый. Занимаясь разработкой земель и животноводством, Бренд привык ждать результатов годами. По его приказу сажали деревья, плоды от которых будут вкушать уже другие поколения.

Один год — не так уж и много.

Впрочем, сейчас этот срок казался чертовски долгим, тем более что им придется скрывать свои чувства. Хорошо еще, что они смогут изредка встречаться.

Бренд с удивлением осознал, что впервые видит любимую на людях и вне дома. Роза слегка стеснялась даже соседей и была немного скована. Временами она опускала голову — наверное, по привычке, — чтобы спрятать свои шрамы, которые под гримом были едва заметны.

Нетрудно представить, как сильно они досаждали ей раньше. Жаль, что тогда его не было рядом!

Несмотря на свою робость, она всем отвечала приветливой улыбкой. А люди относились к ней с явной симпатией.

Бренд оглядел ее родственников, с удовлетворением отметив крепкие семейные узы. Трое рослых могучих мужчин — наверное, братья Розы, а мистер и миссис Эллингтон понравились ему еще в Аррадейле, когда он с ними познакомился. Практичные, рассудительные люди, которые заботливо относились к дочери.

Вообще-то ему нравились все жители Уэнслидейла. Пусть скупые на слова и улыбки, они обладали стойким, сильным характером, сформировавшимся в суровом климате северной Англии.

Он вдруг понял, что Розе надо жить здесь и только здесь. Она как-то говорила, что корнями вросла в эту землю, как розовый куст. И так оно и было. Сам он не знал такой привязанности к родине: сказывались привычка к кочевой жизни и почти постоянные разъезды по владениям Бея.

Мысль пустеть корни оказалась весьма привлекательной. Черт возьми, если его планы осуществятся, Бей останется без помощника!

Тут Бренд спохватился, что слишком долго смотрит на любимую, и поспешил в гостиничную конюшню. Он уже не в состоянии владеть собой, а значит, лучше уехать. Заплатив конюху, лорд собрался было запрыгнуть в седло, как вдруг услышал:

— Молодой человек!

Обернувшись, Бренд увидел отца Розы. Его морщинистое лицо расплылось в улыбке.

— Мистер Эллингтон? — сказал Бренд и тотчас встре-воженно подумал: «Может, где-то здесь и братья Розы?»

— Мне хотелось бы с вами поговорить, если вы не возражаете, милорд.

Бренд привязал свою лошадь. Мужчины отошли в сторону.

— Я вас слушаю.

Мистер Эллингтон окинул его таким взглядом, каким фермер окидывает быка при покупке. Или перед бойней.

— Не стану ходить вокруг да около, милорд. Как я понял, моя дочь беременна от вас?

Бренд хотел дать уклончивый ответ, но поборол в себе гордыню Маллоренов:

— Да.

— И все-таки вы уезжаете.

— Так хочет Роза. — «Наверняка дюжие братья Розы ходят неподалеку, может быть, даже с дубинками в руках».

— Женщины не всегда знают, что для них лучше.

— Вот как? А вы что же, хотите, чтобы я женился на Розе прямо сейчас? Вряд ли это будет разумно.

Старик слегка расслабился.

— Мистер Эллингтон, мы с Розой поженимся. Но, я надеюсь, вы понимаете всю деликатность ситуации. Прошу вас, предоставьте это дело мне. Я все улажу.

Отец Розы почему-то сник.

— Я с трудом представляю, милорд, как вы сможете такое уладить. Разве что женитесь на ней и увезете ее отсюда.

— Я рассчитываю на лучшее. Скажите мне вот что: кое-кто уже наверняка догадывается о ее беременности, но немногие знают, что она была со мной. Если придумать другое объяснение, будут ли эти люди держать язык за зубами?

Мистер Эллингтон кивнул:

— Да, милорд. Без всякого сомнения.

Бренд протянул руку:

— Тогда, надеюсь, когда-нибудь вы примете меня в свою семью, мистер Эллингтон. Меня, Розу и нашего ребенка.

Помедлив, Эллингтон пожал ему руку.

— Ну что ж, дай Бог вам все устроить, милорд. Желаю удачи!

* * *

Приехав в гостиницу «Три бочки», Бренд застал там суматоху: его брат готовился уезжать. Впрочем, в комнатах Бея был порядок, несмотря на то что к нему постоянно заходили люди за необходимыми распоряжениями. Пока его слуги собирали вещи, он готовил последний удар по Новой Республике.

— Я спрятал Коттера в надежном месте, — сообщил Бренд, когда они на минуту остались одни. — Он не имел понятия о том, чем занимались его чересчур рьяные сторонники. Ему казалось, что все удачные смерти — результат Божьей воли.

Бей прочел какую-то записку и присовокупил ее к другим бумагам.

— Он наверняка не знает и о том, что кое-кто из этих придурков готовил государственный переворот. Они хотели свергнуть королевскую власть.

— Черт возьми! Выходит, король не ошибся.

— Не премину похвалить его за бдительность. Коттериты никогда бы не добились своего, однако положение Коттера незавидно. Он предстанет перед судом по обвинению в государственной измене.

— Его повесят, утопят и четвертуют? Он хороший человек, Бей.

— Он наивный болван.

— Слушай, он хочет уехать в Америку. Не могли бы мы это устроить? Вывезти его вместе с семьей из страны?

Брат на мгновение задумался:

— Нам нельзя рисковать людьми. Согласится ли он надеть обычную одежду?

— Думаю, да.

— Хорошо. Но если он устроит мятеж в колониях, это будет на твоей совести. Там и без того неспокойно.

Бей прочел очередное сообщение и отдал указания, одновременно отвечая на вопросы Феттлера насчет багажа.

— Отвези Коттера с семьей в Ливерпуль, — сказал он, когда братья опять остались одни. — У Брайта наверняка найдется надежный корабль. В Америку ходит много наших судов. Потом вернешься сюда и займешься сельскохозяйственными вопросами.

Бренд молчал, и Бей поднял голову, оторвавшись от бумаг:

— Есть возражения?

— Ты что, не заметил моего недавнего отсутствия? У меня свои дела. Сэр Дигби Овертон скончался. Леди Арра-дейл утверждает, что его отравил племянник.

Бей на мгновение словно остолбенел:

— Мне очень жаль. Я не думал, что он способен зайти так далеко. А при чем тут графиня? — спросил он на удивление встревоженно.

— Она видела, как леди Овертон скормила остатки последнего ужина сэра Дигби старой охотничьей собаке. Собака издохла.

— Значит, у нас есть свидетель.

— Он не понадобится. Эдвард Овертон тоже мертв. Его застрелила графиня.

Бей вытаращил глаза, пожалуй, впервые в жизни выказав настоящее потрясение.

— Я вижу, ты не скучал.

— Не обольщайся. Она целилась в меня.

— Она сама призналась?

— Мы это не обсуждали. Бей, я хочу, чтобы ты знал: леди Овертон и есть моя загадочная дама.

Странно, но на лице брата не дрогнул ни один мускул.

— Я давно уже это понял: сложил два и два, получилось четыре. И что ты собираешься делать? Ей не удастся сохранить Венскоут.

Бренд знал своего брата, а потому не очень удивился его прозорливости.

— Она этого и не хочет.

— Как она собирается поступить с ребенком?

— Втайне родить его и отдать в хорошую семью.

Бей испытующе посмотрел на младшего брата:

— И ты с ней согласился?

— Нет, но ей хочется во что бы то ни стало сберечь светлую память мужа. И я ее понимаю.

— Если хочешь, я возьму его на воспитание. Пусть будет незаконнорожденный, зато Маллорен.

Бренд кивнул:

— Спасибо, но я надеюсь найти лучший выход. Впрочем, ты навел меня на отличную мысль. — Он немного помолчал, обдумывая новую идею. — Она планирует перебраться в Харрогит, чтобы провести там период раннего траура. Но прежде чем беременность станет заметна, ей надо уехать еще дальше. Мне нельзя быть на виду. Может быть, ты отправишь ее оттуда в какое-нибудь тихое и безопасное место?

Бей сосредоточенно покрутил на пальце перстень-печатку с рубином:

— Я вижу, твоя дама — очень скрытная особа.

— Что ты имеешь в виду?

Бей поднял глаза.

— Могу ли я рассчитывать, что когда-нибудь ты расскажешь мне всю эту загадочную историю? Увы, моя встреча с леди Овертон была мимолетной, и я с трудом представляю себе подробности.

— Так ты с ней встречался?

— Потому-то и назвал ее скрытной. Она ведь ничего тебе не сказала.

Бренд доверял своему брату как самому себе, но сейчас по спине его пробежал холодок:

— И что же она должна была мне рассказать?

— Я хотел взять ее под охрану. Исключительно ради ее безопасности, хотя, признаюсь, мне доставило бы удовольствие немного подержать в заточении женщину, которая принесла тебе столько страданий.

— И ты… не сумел это сделать?

— Леди Аррадейл со своим войском разоружила меня. Я рассказал об этом только потому, что леди Овертон, наверное, не захочет путешествовать вместе со мной.

Бренд все понял.

— Что ты ей сделал?

— Я молниеносно захватил ее в плен. Видишь ли, несмотря на уроки Эльф, я все время недооцениваю обычных с виду молодых женщин. Она попыталась бежать. Я остановил ее, и она едва не расшиблась. Надо было ее отпустить. — Он пожал плечами. — Но я был зол на нее из-за тебя.

Неудивительно, что Роза боялась Бея, хотя не в его характере было возвращаться к делам минувшим.

— Если бы с ней что-то случилось, мы с тобой стали бы врагами. А так она наверняка забудет обиду.

— Великодушная женщина. Под стать тебе.

Это было своего рода благословение. Бренд не ожидал, что брат одобрит все его планы, но решил отложить решаю-ший разговор на потом. Они быстро обговорили все детали, согласившись, что лучшей попутчицей для Розы будет их сестра Эльф. По крайней мере женщину она не испугается.

Чуть позже Бренд взялся лечить душевную рану брата: Бей на свой лад признался, что поступил не правильно, и попросил прощения, а значит, сердце его истекало кровью. Налив из графина вина, Бренд протянул Бею рюмку:

— А теперь в качестве наказания за похищение расскажи мне, как тебя победила леди Аррадейл.

Глава 25

После похорон Розамунда чувствовала себя невероятно усталой — наверное, сказывалась беременность. Она тут же уехала из Венскоута, чтобы в кругу семьи оплакать горькую потерю, а спустя несколько дней отбыла вместе с Милли в Харрогит и там наслаждалась тишиной и покоем.

Впрочем, душа ее томилась по Бренду. Она мечтала получить от него хоть какую-то весточку, но как он мог адресоваться к ней — им ведь нельзя обнаруживать свою связь. Бренд обещал что-нибудь придумать, однако до сих пор не открыл свои планы, и Розамунда решила, что он просто-напросто осознал свое бессилие.

Всего год, и они будут вместе. Этот год сейчас казался ей долгой пустынной дорогой, в конце которой она должна потерять своего ребенка. И все же дорога отнюдь не бесконечна. Розамунду ждала награда — Бренд. Для счастья вполне достаточно.

Но вот однажды лакей передал ей конверт. Оказалось, это письмо от Бренда. Боже, как он рисковал! Горничная, женщина средних лет, тотчас тронула ее за руку.

— Для Маллоренов, — тихо проговорила она, — нет ничего невозможного. Если вы хотите ответить, миледи, напишите, а я передам. Меня зовут Дора.

Розамунда поспешила в комнату, чтобы там в тишине прочитать письмо. Понятно, что все это устроил маркиз. Он держался в тени, но, как и говорил Бренд, ничто не могло остановить его от вмешательства в их дела. И слава Богу!

Это было не любовное письмо в обычном понимании. Розамунда прочла об урожае, о посевах риса и озимой пшеницы. Она сочувствовала Бренду, написавшему, как он распутывал гордиев узел коттеритских проблем, и радовалась его успеху. Кое над чем она даже посмеялась.

Дочитав письмо, Розамунда поспешила к столу и написала длинный ответ — такой же легкий по тону — только о жителях Харрогита и об ее праздной жизни.

В последующие недели письма стали приходить почти каждый день, но они все сильнее брали за душу: Бренд ведь совсем рядом, до Терека просто рукой подать! Почему ей нельзя случайно встретиться с другом покойного мужа, лордом Брендом Маллореном? Наконец-то увидеться с ним, поговорить… Поцеловать его. Любить его.

И вот желанный день настал. Они столкнулись на улице в Харрогите. Он учтиво поклонился и сказал:

— Здравствуйте, леди Овертон. Рад вас видеть в добром здравии.

Розамунда поспешно кивнула Милли на ближайшую скамейку, а сама отошла вместе с ним в сторону.

— Что ты здесь делаешь? Это так рискованно!

— Одна встреча не вызовет скандала. Ты прекрасно выглядишь!

— Я и чувствую себя хорошо.

— Как ребенок?

— Все в порядке, Бренд…

— Не смотри на меня так, иначе пойдут слухи. — Лорд взял ее под руку и зашагал по улице. — Мне надо обсудить кое-что с тобой, поэтому я и пришел.

— Что-то случилось?

Он покачал головой:

— Нет. У меня есть план. Тебе надо уехать отсюда в Уэльс. Я знаю, у тебя есть тетя, которая живет довольно далеко. Вот у нее и остановишься.

— Я буду там рожать?

— Нет. Это только для отвода глаз. Ты сделаешь вид, что уезжаешь туда, а на самом деле будешь жить в деревне, в Херефордшире, как жена капитана.

— Которая ждет ребенка? Никто не поверит в эту байку.

— Ничего, все сделают вид, что поверили, если намекнуть, что на самом деле ты любовница лорда и носишь его ребенка.

Розамунда посмотрела на него в упор:

— У меня будет репутация грешной женщины?

— А что, это для тебя чересчур?

— Нет. Просто я рассуждаю как леди Гиллсет, — засмеялась она.

— А может, ты будешь жить под вымышленным именем — миссис Ричардсон?

Оба дружно расхохотались этой шутке, но спустя минуту она спросила:

— Значит, мы можем оставить ребенка себе?

— Конечно. Кто, по-твоему, этот самый лорд? В том-то и штука! — хмыкнул он с явным удовлетворением. — Я возьму на себя ответственность за собственного ребенка. Надеюсь, — сказал он, обаятельно улыбнувшись, — моя будущая жена будет снисходительна и согласится взять его на воспитание.

В Розамунде шевельнулась робкая надежда:

— Неужели получится?

— А почему нет? На какое-то время после родов ты откажешься от ребенка, но как только леди Овертон приедет в аббатство Ротгара и станет моей невестой, вы опять соединитесь. — Бренд посерьезнел:

— То есть ты не будешь открыто матерью своего ребенка, и все же…

— Я согласна, Бренд, это просто замечательно! Теперь я верю в могущество Маллоренов. У нас есть все.

— А будет еще больше.

— Что?! Куда же больше?

Последний вопрос Бренд оставил без ответа. Он повел ее пить чай с пирожными, и они принялись глубокомысленно делиться друг с другом новостями, борясь с опрометчивым желанием поддаться предательскому восторгу.

Они обсуждали свое будущее, и оно казалось им прекрасным.

* * *

Скрепя сердце Бренд уехал из Харрогита, и эта короткая встреча только усилила пытку разлукой. Когда Роза наконец перебралась в другое место и их разделили уже не часы, а целые дни пути, он вздохнул с облегчением.

Переписку тоже пришлось свести к минимуму. Ежедневные письма не остались бы незамеченными в маленькой деревушке. Никто не поверил бы, что лорд питает такой интерес к своей бывшей любовнице, даже если она беременна от него. Однако Бей нашел извозчика, ездившего через Уолтхэм-Грин, и пересылал письма с ним. Бренд догадался, что это один из специальных агентов брата.

Из писем лорд узнал про уютный домик, позже — про то, как Розамунда почувствовала первое шевеление ребенка, а еще позже — про то, что ей предстоит скоро рожать.

В деревне знали про богатого соблазнителя, поэтому Бренд, поддавшись озорному порыву, прислал Розамунде большую корзину фруктов из теплиц аббатства Ротгар и шикарный букет цветов.

В своем следующем письме она пожурила его за расточительность и вскоре преподнесла ответный дар: отправила ему из Йорка три пальмы в огромных кадках. Пальмы оказались такие раскидистые, что в гостинице «Три бочки» их невозможно было пронести вверх по лестнице. Пришлось украсить парадный холл. Бренд посмеялся над ее проделкой и начал собираться в дорогу, переложив все дела на своих помощников.

Ничего страшного не случится, если он один раз навестит свою милую Розу, которая уже донашивает его ребенка.

* * *

Бренд приехал в деревню Уолтхэм-Грин промозглым зимним днем и справился насчет коттеджа Пэйтов. Оказывается, Розамунда жила в простом доме из серого камня. Летом сад вокруг наверняка был чуть посимпатичнее, и все-таки лучше бы его возлюбленная жила в роскошном особняке. А еще лучше — во дворце.

Бренд улыбнулся. Роза не захотела бы жить во дворце. А он знал, что нравится Розе, и старался ей угодить. Во всем.

Сняв перчатки, лорд прошел по дорожке и постучал в дверь, но услышал сзади ее смех. У нее гости?

В сердце Бренда шевельнулась ревность. Он обошел дом в поисках соперника. Оказывается, Роза, его любимая Роза, с мило округлившимся животиком, играла ленточкой с шустрым маленьким котенком. Она так увлеклась, что ему удалось незаметно подкрасться к ней и обнять.

— Бренд! — Она взвизгнула от неожиданности, а потом охнула от радости.

— Только смотри — опять не хлопнись в обморок! — спохватился он.

— Тогда больше не нападай на меня так внезапно! — И все же Розамунда сразу же обхватила его руками за шею. — Что ты здесь делаешь? Я думала, нам нельзя…

Бренд хотел ограничиться мимолетным поцелуем, но не смог оторваться от ее губ. Однако, осознав, что они стоят на открытом месте, он отстранился и отступил назад, под прикрытие дома.

— Приходится сдерживаться, черт побери! Как у тебя дела? — Впрочем, он и сам все видел: Розамунда налилась жизненными соками.

— Хорошо. У меня все хорошо. — На глазах ее блеснули слезы. — Я уже так давно хожу! Знаешь, я никогда не думала, что это будет настолько долго.

— Да уж. — Он осторожно поставил ее на ноги, но не выпустил из объятий, любуясь ее красотой. — Как жаль, что у меня нет твоего портрета! Я согласился бы даже на ту проклятую маску.

Сунув руку в карман, Розамунда достала оттуда миниатюру, написанную с него лет пять назад.

— Вот. Лорд Ротгар подарил. Он очень добр, но я все равно его немного побаиваюсь. Нет-нет, он не сделал мне ничего плохого! Просто он такой…

— Я тебя понимаю, любимая. И все же, когда попадаешь в беду, хочется, чтобы именно он был рядом.

— Нет. Мне хочется, чтобы рядом был ты.

— Что ж, пожалуй, ты права. — Он усмехнулся.

Нежно придерживая ее сзади, Бренд просто ел любимую глазами. Темно-зеленое платье, коричневая шаль, а самое главное — здоровый цвет лица и блестящие волосы…

— Я как голодный в предвкушении пиршества: он вот-вот с жадностью набросится на еду, мечтая о том, чтобы это блаженство никогда не кончалось.

— Оно и не кончится. Все зависит от нас.

Бренд решил, что ее сомнения вполне понятны: они ведь столько времени были в разлуке! Хорошо, что он приехал. Одних писем мало.

— Конечно, — кивнул он, нежно прикоснувшись к ее носу. — Как непривычно, что у тебя такой большой живот! Ребенок — словно мяч между нами.

— А мне хватило времени, чтобы привыкнуть. — Она слегка отстранилась, но руки не отняла. — Пойдем в дом, здесь так холодно! Или тебе надо поставить лошадь в конюшню?

— Лошадь я оставил в гостинице.

Не разнимая рук, они вошли в коттедж. Милли лежала на кровати, свернувшись калачиком и закутавшись в шали, но тотчас встала и пошла заваривать чай. Бренд с Розамундой расположились в простой гостиной, заваленной книгами и рукоделием. Это была ее комната. Бренд стал с интересом разглядывать белую ситцевую распашонку.

— Он в самом деле будет таким маленьким?

— Говорят, да. — Смущенно улыбнувшись, она положила руку на живот. — Хотя уже сейчас он кажется мне больше.

Как странно сидеть и разговаривать, когда ему хочется только одного — отнести ее в постель и любить, долго, безостановочно несколько дней подряд. Но надо терпеть. Они не говорили об этом вслух, и так все было ясно.

Что ж, пока он будет просто любоваться ею, наверстывая то, что упущено за прошедшие месяцы. За всю жизнь. Они так мало были вместе!

На колени к Бренду запрыгнул черно-белый котенок, он машинально принялся его гладить. Но оказалось, это совсем не то. Как только они допили чай, Бренд скинул котенка с колен и потянулся к любимой. Розамунда улыбнулась, подошла и, сев к нему на колени, обняла за шею. Они поцеловались.

Сердца не разбиваются, особенно от радости. Это был их первый настоящий поцелуй, и Бренду хотелось рыдать от счастья. Они долго не размыкали губ. Наконец она отстранилась и положила его руку себе на живот. Он почувствовал легкий толчок.

— О Господи, — выдохнул он, с улыбкой глядя на Розу. — Это же настоящее чудо!

Она засмеялась и покачала головой:

— Ты же фермер!

— Ах, ну да. Значит, мне надо представлять тебя кобылицей с жеребенком.

Засмеявшись, они слились еще в одном долгом поцелуе, а потом забылись в объятиях друг друга, стирая из памяти бесконечную разлуку.

Однако Бренд остался только на одну ночь, причем в гостинице, ибо ему вообще не следовало здесь появляться. В течение следующих месяцев они продолжали якобы случайно встречаться в соседних городках и переписываться. У каждого накопилась уйма писем.

И вот год уже подходит к концу. Бренд места себе не находил от беспокойства. Временами, уходя с головой в работу, к которой лорд неожиданно потерял интерес, он испытывал желание перевернуть весь мир, только бы быть рядом с ней. Приходилось бороться с собой, понимая, что это — неизбежная цена за прекрасное будущее.

За все.

Бренд не сомневался, что действительно сумеет сделать ее счастливой и сам будет счастлив. Только бы время пришло!

Он снова и снова погружался в работу в поисках хоть какой-то отдушины и готовился к грядущим переменам. Наконец вот оно — долгожданное сообщение.

Началось!

* * *

Розамунда в изнеможении откинулась в родильном кресле. Бренд обнял ее сзади. Несмотря на протест повитухи, он остался в комнате и, похоже, своим присутствием решил помочь любимой.

Она обрадовалась и нашла в себе силы улыбнуться, увидев его растерянное, испуганное лицо.

— Не бойся, — охнула она. — Вспомни кобылицу, которая рожает жеребенка.

— Я всегда переживаю за своих любимых кобылиц.

Бренд отер ей лицо влажным полотенцем, и тут начались схватки.

Розамунда ощутила, как ее дитя рвется на свет Божий.

— Значит, я отношусь к их числу?

— Конечно. — Он тут же поцеловал ее в щеку — ту, на которой были шрамы.

Бренд всегда так делал, и потому в последние месяцы проклятые отметины для Розамунды превратились в счастливые. Но тут ее настигла очередная схватка. Так, еще одно нечеловеческое усилие…

— Ага! — объявила повитуха и с улыбкой посмотрела на роженицу. — Вот и мы!

Розамунда опустила глаза и увидела головку ребенка, темную и липкую. Опять схватка. В полуобморочном состоянии, едва не ослепнув от напряжения, она ощутила, как ребенок наконец выскользнул.

— Мое дитя!

Повитуха после соответствующих манипуляций спеленала младенца.

— Дочка, — радостно сказала она и вложила маленький сверток в руки Розамунде.

Бренд обнял Розамунду вместе с ребенком.

— Красавица — вся в маму, — прошептал он, коснувшись темного пушка на головенке девочки и одновременно целуя Розамунду в щеку. — Со стороны это выглядело ужасно.

— Это было прекрасно, — отозвалась она, с любовью разглядывая свою дочурку.

— Обманываешь, милая.

— Вовсе нет. Мне жаль мужчин — им никогда этого не понять, поскольку они не могут рожать.

Бренд засмеялся: по всей видимости, он ей не поверил. И все же она испытывала небывалый восторг. Если бы сейчас сюда ворвались враги, ей бы достало сил бороться или бежать, спасая свое дитя.

Повитуха напомнила, чтобы Розамунда приложила новорожденную к груди, и в следующую же секунду она охнула от неизведанных ранее ощущений и одновременно от радости. А малышка, та и вовсе зачмокала от удовольствия.

Время шло. Розамунда ни на кого не обращала внимания, даже на Бренда, пока ее обмыли и перекладывали. Наконец, оказавшись в большой удобной кровати, она взглянула на любимого.

— Мы хотели, чтобы ты сразу же увез ребенка…

Бренд в полной растерянности сидел на матрасе, встрепанный, с расстегнутыми рукавами. Криво усмехнувшись, он сказал:

— Я все понял. Ты ни на секунду не выпускала ребенка из виду.

— Прости, Бренд, но я не в силах с ней расстаться. Мне хочется ее кормить, — отозвалась она, разом сникнув и поглаживая всклокоченный пушок на голове у девочки, — все время. Прости. — Глаза ей обжигали слезы. В глубине души она всегда чувствовала, что не выдержит разлуки с собственным ребенком.

Вместо того чтобы рассердиться, Бренд засмеялся:

— Пережив такое вместе с тобой, я тоже не смогу оставить ее незнакомым людям. Ничего, придумаем что-нибудь получше. Ты мне веришь?

Что тут можно было придумать? И тем не менее Розамунда без колебаний произнесла:

— Всегда. И во всем. — Она уже не подвергала сомнениям девиз Маллоренов.

* * *

Неделю спустя Бренд привез кормилицу. Розамунда возмутилась, и он отправил женщину на кухню.

— Пойми, любимая, одна ты долго не выдержишь, а Дженни надо кормить. В любом случае нам нужна надежная кормилица, хотя бы для видимости. Никто не должен знать, что Дженни — твоя дочь.

Дочка спала в колыбели у окна, и Розамунде вдруг остро захотелось подбежать, защитить ее. Ей претила сама мысль, что какая-то другая женщина станет кормить ее ребенка.

— Положись на меня, Роза.

— И что теперь? — звенящим голосом спросила она.

Бренд улыбнулся, и Розамунда догадалась, что он понимает ее состояние. Она тотчас протянула ему руку, и он приблизился.

— Теперь будем двигаться дальше. Правда, в последний момент нам придется разъединиться, так что Дженни приедет отдельно. Если ты не успеешь ее покормить, это сделает кормилица.

— Ты ей веришь?

— Да. Она хорошая девушка, которую бросил любовник и которая сделает все, чтобы сохранить ребенка и заработать себе на жизнь. Я не сомневаюсь в ее честности и порядочности.

«Положись на него», — сказала себе Розамунда и велела привести кормилицу Эди Онслоу обратно. Бедняжке только-только исполнилось восемнадцать, и она лелеяла надежды на светлое будущее, так же как и сама Розамунда. И потом, девушка выглядела чистоплотной и здоровой. Конечно, Розамунде не хотелось отнимать ребенка от груди, но в любом случае ей придется смириться.

Ради их с Брендом будущего.

На другой день они отправились в Ротгар-Тауэрс, анонимная семья с кормилицей и ребенком. В нескольких милях от поместья Эди с конюхом и двумя малышами поехали вперед, а Бренд с Розамундой отправились кружным путем.

Вопреки всякой логике Розамунда со страхом смотрела, как увозят ее маленькую дочку. Бренд, обняв ее, успокаивал как мог.

— Я все понимаю, милая, но всего через несколько часов мы будем вместе.

И действительно, все прошло как по маслу. В огромном, внушающем трепет аббатстве все сразу стало на свои места. Розамунда на законных основаниях проводила время с дочкой, ибо уже была помолвлена с лордом Брендом Маллореном, и ей необходимо было узнать его ребенка.

Теперь ей разрешалось проводить время со своим будущим мужем, хотя, по молчаливому согласию, они воздерживались от пылких поцелуев.

Как-то, гуляя по залитой лунным светом террасе, она сказала любимому:

— Все у нас получится, правда? Спасибо, Бренд.

Он тотчас взял ее за руку:

— Я устраиваю свой собственный рай.

— Ты дал мне все, — продолжила она.

— А будет еще больше.

— Не надо! — засмеялась она.

— Ты больше ничего не хочешь?

«Я хочу домой», — подумала она, но промолчала. Что ей было заказано, так это Венскоут и родные долины. Она будет жить здесь, с Брендом и их ребенком. О таком можно было только мечтать. И все-таки Розамунде явно чего-то не хватало для полного счастья.

— А нельзя нам пожениться в доме моих родителей?

— А где же еще? — удивился он.

— Но, Бренд, это же так далеко! Три или четыре дня пути! И мы поедем туда только для того, чтобы сыграть свадьбу?

— Если хочешь, — мечтательно проговорил он, — мы поженимся под луной!

Она посмотрела на огромную полную луну:

— Такое невозможно даже для Маллоренов, дурачок!

— Хм-м. Хочешь убедиться?

У Розамунды лицо вытянулось от изумления, и она поспешно продолжила:

— Я люблю тебя без всякой луны. Все, что я хочу, это обвенчаться с тобой в церкви Уэнсли. И чтобы меня окружали родственники.

Вполне достаточно: приехать, снова увидеться с родными, показать им Дженни. А потом она как-нибудь приноровится к странной жизни южан.

Странной и пугающей, которая туманным облачком маячила у нее на горизонте.

Первым испытанием стал бал в честь помолвки. Бренд, правда, предложил обойтись и без этого пышного мероприятия, если она не хочет. Но Розамунда решила жить его жизнью. Накрашенная, напудренная, в роскошном шелковом платье, она смело шагнула в неизведанное и выдержала все с честью. Ведь Бренд был рядом.

А когда он рядом, она чувствовала себя всесильной.

Теперь в дни мелких празднований с соседями и местными жителями она не переживала так сильно. Тем более что деревенские не особенно отличались от городских.

А вот завтра они едут в Лондон. Ей надлежало прибыть в королевскую гостиную, дабы быть представленной королю и королеве. Отказ тут совершенно исключен.

* * *

— Как будто королю не все равно! — ворчала она неделю спустя, приглаживая подол нелепого платья. — И зачем, спрашивается, выряжаться в юбки восьми футов шириной?

Бренд в костюме с блестками терпеливо, с невозмутимым видом обмахивал ее веером:

— Так принято. Не стоит оспаривать придворный этикет. Выше нос, Роза! Нас ждут король и королева.

Розамунда удивленно уставилась на него, но что ей оставалось делать? Придется подчиниться. Гордо подняв голову, она прошла вместе с Брендом в роскошно убранный зал и старательно присела в реверансе.

Фу, кажется, все! Но тут король, вместо того чтобы перейти к следующему гостю, задержался и начал обсуждать с Брендом проблемы сельского хозяйства. И что хуже всего, он засыпал ее вопросами о Йоркшире, ее лошадях и даже о кузине. Она знала, конечно, что он весьма любопытен, но чувствовала себя как на средневековой дыбе.

Гневно сверкнув глазами, Розамунда взглянула на маркиза, прекрасно понимая, кто рассказал королю о ее увлечениях. Ротгар поклонился. Ответив на вопрос короля о климате, она вспомнила горничную Джерти и едва удержалась, чтобы не прыснуть от смеха. «Он так же хорошо знаком с королем, как я с мистером Бэйнсом, мясником!» Это было совершенно справедливое замечание. Молодой король обращался с лордом Ротгаром как с одним из своих ближайших поверенных, а Бренд был его братом.

Впрочем, желание смеяться вскоре сменилось паникой. Нет, такая жизнь не по ней! Ее тяготят беседы с королем, все эти людные залы, воздух которых густо напоен духами. Она задыхается в нелепых платьях, ей тесны рамки придворного этикета…

Озабоченное лицо короля внезапно поплыло у нее перед глазами.

Розамунда пришла в себя в приемной. Идиотские юбки торчали в разные стороны. Над диванчиком, на котором она лежала, склонился Бренд.

— Ну как ты? — спросил он. — Не волнуйся. Не ты первая падаешь в обморок в этих проклятых одеждах.

«Интересно, — подумала она, — много ли женщин в страхе падает в обморок, осознав, что не в состоянии изменить себя даже ради любимого?»

— В чем дело, Роза? — Бренд опустился перед ней на корточки, такой чужой в парче и драгоценностях.

— Я хочу домой. Мне здесь не нравится.

И тут, к своему ужасу, она поняла, что произнесла эту фразу вслух.

— Домой? — переспросил он на удивление спокойным тоном. — В долины? В Венскоут?

— Венскоут мне больше не дом.

Бренд взял ее за руку.

— Все возможно, Роза. Если хочешь, я арендую его для нас.

— Арендуешь? Что? Зачем? — оживилась она.

— Зачем? Затем, что он чудесен. Доктор Нантвич все никак не решит, что ему с поместьем делать. По-моему, его вполне устраивала перспектива стать деревенским сквайром, но его жена наотрез отказалась бросать родных и удобную жизнь в Скарборо. В конце концов она убедила мужа остаться. Сегодня я получил от него письмо.

— Но что тебе делать в Венскоуте? Здесь, на юге, у тебя два хороших поместья. Мы будем жить в одном из них.

— Не захочешь, так не будем. Эти поместья для меня — просто выгодное помещение капитала. Ведь я живу цыганской жизнью, кочую с места на место. Хорошо было бы осесть в Венскоуте и пустить там корни.

Розамунда покачала головой:

— Нет! Я больше не приму от тебя никаких жертв! Мы будем жить там, где захочешь ты. Это, — она нарисовала рукой круг, — твой мир.

Бренд расхохотался:

— Ох, любимая, прости, но даже Бей посмеялся бы над твоими словами. Я всегда терпеть не мог эти поместья. — Он взял ее за руки. — Мне нравится Уэнслидейл. А Венскоут я вообще полюбил с первого взгляда. Возможно, со временем нам удастся купить его. Мне так этого хочется, поверь.

По лицу ее покатились слезы.

— Не знаю, что и сказать. Ты слишком великодушен. Как ты будешь жить в уединении долин? А твоя работа?

— Я нанял новых людей. Буду все так же присматривать за хозяйством и временами разъезжать, но такая жизнь меня действительно утомила. Мне хочется осесть. В Венскоуте. Ты когда-то говорила о любви с первого взгляда. Именно так все и случилось, еще до того, как я узнал, что Венскоут — это твой дом. Мы приехали в поместье, я огляделся вокруг и сразу же влюбился.

— Понятно, — кивнула она, с трудом осмысливая его слова. — Ты хочешь, чтобы я работала в своем саду.

— А твои лошади? Твоя земля? Твои овцы? Пусть все останется с тобой навсегда.

Радостно подняв глаза, она прошептала:

— Господи, это слишком хорошо!

— Ну что, выполнил я наконец все твои желания?

Сердце ее затрепетало от счастья.

— Да. — Она прижала к шеке дрожащую руку. — Спасибо.

Он поцеловал ее в ладонь.

— И все-таки это еще не все. Впрочем, подожди до первой брачной ночи.

Эпилог

Лорд и леди Маллорен сбежали с собственного свадебного пира и поскакали по долине в Венскоут. Они болтали и смеялись над разномастным обществом суровых северян с обветренными лицами и расфранченных, надушенных южан. Впрочем, и те, и другие вели себя замечательно.

Розамунда с радостным удивлением отмечала, как хорошо все складывается.

Они ехали на север в составе впечатляющей кавалькады Маллоренов — десять экипажей и верховые. Весь клан, если не считать лорда Синрика с женой, которые в данный момент находились в Канаде, изъявил желание посетить эту свадьбу. Здесь было шестеро детей, в том числе и дочка Розамунды Дженни, целая свора собак и даже два домашних кролика. Розамунда представляла себе, с каким облегчением вздыхали хозяева гостиниц, когда Маллорены от них съезжали.

Впрочем, как знать — маркиз ведь платил щедрые чаевые. Прислуга ехала впереди, и всякий раз, когда семейство останавливалось на ночлег, каждому была готова своя постель.

Розамунда тихо смеялась, вспоминая своего раба-любовника, которого она приняла за обыкновенного мужчину. Однако к веселью примешивалось тревожное волнение. Что подумают обо всем этом жители Уэнслидейла, которые помнят, при каких обстоятельствах маркиз впервые появился в их краях?

Но в Уэнслидейле, конечно же, все уже забылось. Утром в церкви Уэнсли их встречали одни лишь теплые улыбки. И потом во время торжественного проезда по долине приветливая толпа осыпала детей центовыми монетками.

Долгое путешествие Маллоренов близилось к концу. Еще немного, и они приедут в Венскоут. У Розамунды слезы навернулись на глаза, когда она увидела родное поместье. Правда, сад немного зарос и жимолость грозила вырасти выше парадных дверей, но это был любимый Венскоут!

Взглянув на Бренда, она попыталась угадать, в самом ли деле он хочет здесь осесть. Улыбка мужа развеяла все сомнения.

Все, о чем они мечтали, теперь в их руках. Или почти все.

Сегодня ночью сбудется остальное.

Они сразу же прошли в детскую, где уже лежала Дженни, зачарованно глядя на погремушки в лучах солнечного света. Услышав голоса, она улыбнулась и сладко потянулась. Бренд поднял малышку на руки — она радостно агукнула — и передал ее Розамунде. Эди тотчас тихо выскользнула из комнаты.

Бренд, как обычно, любовался дочуркой, подставив ей палец. Она крепко держалась за него, посасывая материнскую грудь. Казалось бы, знакомое блаженство, но сегодня посреди гармонии Венскоута оно воспринималось поистине райским.

Наконец-то они дома!

— Чудесная детская, — заметила Розамунда, только сейчас оглядев беленые стены и яркие занавески в желтый цветочек.

— Старался для вас с Дженни.

— Твоя работа?

— Во всяком случае, мои указания. А чьи же еще?

Розамунда, впрочем, уже отметила мелкие перемены в доме. Все-таки ее муж — самый удивительный мужчина на свете!

Когда малышка наелась, супруги вынесли ее во двор — знакомить с новым домом, а затем отправились осматривать свои владения. В конюшне они обнаружили двух новорожденных жеребят, а на поле — дружные всходы. Увлеченные одним делом, которое большинство людей находило скучным, они досконально все проверяли, строили планы по сохранению и улучшению хозяйства.

Часто останавливаясь у изгороди или забора, они целовались, но не очень пылко — из-за ребенка. Наверное, они нарочно взяли девочку с собой, чтобы сдержать свой любовный голод: подсознательно им хотелось продлить предвкушение.

А может, они просто боялись.

Они так мало были вместе, и с тех пор прошло уже столько времени! К тому же Розамунда слегка расплылась после беременности. Из груди иногда капало молоко…

В конце концов, когда солнце стало садиться и Дженни уснула, они неторопливо двинулись обратно. Бренд ласково прижимал дочурку к плечу. Какое счастье — вечерний Венскоут, Бренд и их маленькое дитя в его надежных руках!

Отдав Дженни на попечение Эди, супруги наконец-то отправились в спальню. Розамунда боялась, что комната напомнит ей о прошлом, но кровать оказалась новой, а на полу лежал богатый китайский ковер.

Чего же еще желать?

— Ну, мой господин, — проговорила она, собравшись с духом, но слегка жалея, что на ней нет маски. — Наконец-то я полностью в вашем распоряжении. Что прикажете?

Он взял ее за руку и поцеловал обручальное кольцо, которое надел ей на палец всего несколько часов назад.

— Разумеется, все. — Он нежно коснулся ее шрамов губами. — Спасибо.

Бренд попросил, чтобы она вышла за него замуж без грима. «Без маски», как он выразился. Розамунда не колеблясь согласилась. Грим придавал ей смелости, позволял бесстрашно смотреть на мир, но с Брендом она ничего не боялась.

Он поцеловал ее в губы. Они опустились на кровать и стали целоваться — так, как делали все последнее время, словно не было ничего, кроме этих поцелуев, и как будто одни лишь поцелуи могли их полностью насытить.

И тут все страхи и сомнения улетучились.

Бренд умел быстро раздевать женщин и сейчас вполне доказал это. Она же не имела опыта по части разоблачения мужчин, зато ее подстегивали восторг и неистовое желание поскорее увидеть красивое мужское тело. И вот они уже, абсолютно нагие, держатся за руки и счастливо смотрят друг на друга, купаясь в теплых тенях закатного солнца.

Она едва не задыхалась от желания, которое горячим туманом так и клубилось в комнате.

— Я говорил тебе, — произнес он звенящим от волнения голосом, — как я благодарен тебе за то, что ты спасла мне жизнь? — Не успела она ответить, как он продолжил:

— Но я еще не выплатил свой долг. Нет-нет, — он раскрыл ей свои жаркие объятия и поцеловал в обе груди, — не стесняйся, милая дама. Я настойчив. Очень настойчив. — Уложив ее на прохладные простыни, благоухающие розовым ароматом, он по-хозяйски просунул руку ей между ног. — Я хочу выплатить свой долг сполна. Пусть это займет всю жизнь, но я не отступлюсь.

— А разве я возражаю?

Розамунда, тихо охнув, прильнула к нему.

— Я хочу все-все. Иди сюда скорее!

Бренд прошелся губами по ее щеке, сомкнул ей рот поцелуем и осторожно лег сверху. Медленно овладев ею, он поднял голову и улыбнулся.

— Все-все, — повторил он и, тут же озорно подмигнув, добавил:

— А может, еще больше?