Читать онлайн Питомец бесплатно

ЭЙСА ВВОДНАЯ,

в которой рассказывается, как все начиналось

Что это за зверь такой — эйса, спросите вы. Все очень просто — это сказание, которым рассказчики услаждают слух неприхотливой публики на площадях городов или в полутемных залах таверн. В основном это обычные истории без особых изысков и дополнений в виде коротких театрализованных постановок. Эйсы бывают поэтическими, когда рассказчик мягко и складно связывает слова между собой, превращая повествование в журчащий ручей, наполненный рифмой, а бывают музыкальные. Не стоит думать, что к ним пишут отдельные композиции, обычно сказителю аккомпанирует мальчик на дудочке или девочка на лютне. Что же объединяет так горячо любимый в народе жанр? Ответ прост — все эйсы основываются на реальных событиях. Конечно, сочинители сильно приукрашивают те или иные факты в угоду публике, но в нашей эйсе мы расскажем все именно так, как было на самом деле. Для начала познакомимся с главным героем…

Итак, позвольте представиться… Хе-хе, как-то двусмысленно звучит. Убираем букву «д», и смысл резко меняется. Нравится мне играть словами. Тем более я, не успев еще вам представиться, уже преставился. Причем по полной программе, вобравшей в себя такие действия, как испускание духа, склеивание ласт, отбрасывание копыт и прочая, и прочая. Короче говоря, я отбросил коньки, в смысле умер, спаси господи мою грешную душу.

Вот тут, с последним пожеланием, случился некоторый затык. Не привлекла моя душонка высшие силы, и спасителей не видать. Сдается мне, что оных мне и днем с огнем не сыскать. Уж не знаю, чем сие вызвано, но ваш покорный слуга несколько недопомер. Узнать бы, какого райского (или адского) босса я разгневал при жизни… Никаких тоннелей после того, как моя душа покинула остывающее тело, передо мной не открылось. Ни ад, ни рай не проявили заинтересованности в сбросившей земные оковы тонкоэнергетической персоналии. Обидно даже. Вроде я не лысый и не рыжий. Вероятно, ангелы и черти не подбирают атеистов, хотя здесь есть свобода маневра. При жизни я верил в Господа, но не в тот канонический образ, взирающий на нас печальными глазами с творений богомазов, а в нечто, существующее где-то в высших сферах, неизмеримо всемогущее и бесконечно мудрое нечто, оно же — высший разум, создавший вселенные и вдохнувший в них жизнь. Ага, мысль и слово материальны…

Что-то понесло меня в бескрайние дебри, да на «хилософию», как говорил мой дед, потянуло. Я с чего начинал-то? С представления! Во! К нему, родимому, разрешите возвернуться. Итак, Сергей Владимирович Сергеев, прошу любить и жаловать. Кто не понял — это я. Как-то сухо получается, не находите? Тсс… хотя мертвецу побоку мнение живых, но имеет смысл добавить тактико-технические характеристики к основным заявленным параметрам. Шатен с ярко выраженной рязанской физиономией, чуть-чуть разбавленной нордическим прямым носом и волевым подбородком, сто восемьдесят три сантиметра от тапок до кепки, тридцать пять лет песка времен, женат, две дочки-близняшки — Маша и Даша, менеджер среднего звена, специалист широкого профиля и мастер на все руки (нехилая реклама получается). Однако я так разошелся, что забыл добавить кое-что еще: «был». Да, был…

Знаете, я почти ни о чем не жалею, фиг там с женой и тещей, перебьются как-нибудь без меня. А как теперь Машутка и Дашутка? Мои невесты на выданье… Девочки, в прямом смысле папины дочки… были… Радует одно — квартира и пухлый банковский счет оформлены по завещанию на девочек. Благоверная остается с носом, хватит ей выпитой из супруга кровушки и попорченных нервов.

Болит душа за дочек. Тела нет, а душа болит. Вроде бы чему там болеть-то? Нонсенс. Ан нет. Что еще добавить? Служил. Два года, как полагается, а не год, как некоторые. Мотострелок, сержант запаса, военную кафедру в институте не посещал. Женился сразу после армии, моя вроде как ждала… особое внимание обращаю на словосочетание «вроде как». Наслушался я потом всякого-разного, доброхотов в России, любящих пополоскать чужое грязное белье, всегда хватало, но дочки — мои. Пять лет назад, после крупного скандала с женой и тещей, я сделал анализ ДНК. Я это не к тому, что сомневался в отцовстве, а к тому, что две взрослые дуры решили шантажировать меня тем, что я не отец девочкам, и грозились лишить дочек. Денег им мало было…

Ладно, проехали. Сегодня я умер. Как, спросите вы? Банально — под колесами автомобиля. Какой-то купивший права урод, не умеющий водить, не справился с управлением и вылетел на тротуар. Дочек я успел оттолкнуть и проследить взглядом, как они летят в сугроб, а самому спастись было не судьба. Удар. Из лопнувшего пакета во все стороны полетели мандарины и яблоки, на полет которых я с флегматичным спокойствием следил с высоты трехэтажного дома. Особое внимание эфирного вуайериста привлекло мертвое тело с дырой в черепе, образовавшейся в результате столкновения головы и острого угла бордюра, которое потихоньку отдавало тепло окружающему миру. Странно и страшно смотреть на умершего себя. Вроде как я стал нематериальной сущностью, но плюньте в морду тому, кто будет уверять вас, что способен без содрогания глядеть в глаза смерти. Именно силуэт дамы с косой мелькнул в моих мутнеющих и стекленеющих глазах. Мелькнул и пропал, на краткий миг я уловил чужое разочарование и твердое убеждение, что это не последняя наша встреча.

А молодой, лет восемнадцати, гаденыш в крутом прикиде, выбравшись из-за руля, заламывая руки и размазывая по морде сопли, носился вокруг машины, причитая, что папа его убьет… Больше всего разочаровывало равнодушие окружающих. Наверное, стоило умереть, чтобы на собственной шкуре прочувствовать неприглядность жизни. В нашем народе почти убили душу. Почему я так говорю? А вы сами подумайте и оцените картинку. Выходной день, центральная улица, толпы праздношатающейся публики, но почти никто не кинулся на помощь Даше и Маше, о себе не говорю. Вокруг места трагедии образовалась некая буферная зона с незримой границей, за которую люди предпочитали не переступать. Кто-то снимал наезд на телефон, кто-то равнодушно шел мимо. Лишь одна сердобольная дама трясущимися пальцами судорожно тыкала в кнопки, пытаясь вызвать скорую и полицию. Через минуту дочки отошли от ступора и попытались растормошить бывшее пристанище моей души, но я чувствовал, что возврат невозможен. Зависнув над плачущими девочками, я размышлял о странных параллелях. Расплывающаяся лужа крови подо мной и растекающееся масляное пятно под «ауди»…

Несмотря на страстное желание остаться рядом с девочками, пусть даже в виде бесплотного духа, я не мог противиться неведомой силе, которая подхватила меня, закружила и утащила в темноту. Тьма не была бесконечной, по внутреннему хронометру прошло минут двадцать и ко мне вернулось ощущение тела. Какого-то, скажу вам, неправильного тела…

ЭЙСА ПЕРВАЯ,

которая повествует, кто такой Скайлс

Вопрос можно? Тишина в ответ. Ладно, по древней русской традиции приравниваю молчание к согласию. Вас когда-нибудь скрючивало в три погибели? Нет? Как вам повезло!

Не могу сказать подобного о себе. Знаете, нет ничего приятного, когда тебя выворачивает восьмеркой. Тройная степень загиба знаменовалась головой, засунутой куда-то в район задницы, а само новообретенное тело, обживаемое душой убиенного человека, было впихнуто в темно-серый яйцеобразный кокон. Краешек неуютного пристанища я смог чуток разглядеть левым глазом, правое же око, судя по объективным ощущениям, упиралось в левое бедро. Висеть вниз головой, на которую существенно давил зад, было несколько (это еще слабо сказано) некомфортно. Я попытался сменить положение, кокон качнулся, тело скользнуло по склизким внутренним стенкам тюрьмы, дав свободу зажатой черепушке. Хм-хм, пушистый северный зверек… то, что я разглядел двумя глазами, мне совсем не понравилось. Я действительно находился в каком-то яйцеобразном коконе. Интересно, никакой паники от осознания своего незавидного положения я не испытывал, возможно, сказывался непрошедший шок от свидания с капотом «ауди», или я успел примириться с фактом отлета в иные измерения, но мысли в голове оставались кристально чистыми и не поддавались хаосу и смятению. Какая-то мыслишка скабрезно скалилась и напевала строчку из песни Высоцкого про баобаб, намекая на свершившееся переселение души. Кормом для термитов мне не быть, и это радует, остальное переживем.

Так-с, вызывает антирес биологический процесс. Попробуем мыслить логически. Яйцо, о чем это говорит? Нет-нет, не надо вспоминать, что было первым — яйцо или курица. Лелею себя надеждой на реинкарнацию во что-нибудь, отличное от петуха или наседки. Любой здравомыслящий человек понимает и осознает незавидную перспективу сиротки с птицефабрики. Суп как завершающий штрих непродолжительной бессмысленной жизни, согласитесь, — перспектива не ахти. Чур меня, чур. Лучше уж вылупиться воробушком или ящеркой, на крайняк — черепашкой, говорят, последние до трехсот лет живут, если раньше их не сожрут. Закрыв глаза, я представил себя птицей, потом черепахой, крокодилом, закончил перебирать варианты на змеях. Ни один из них не понравился и не вызвал внутренней поддержки, а змеи так вообще отозвались неприкрытым отторжением. Офигеть… Если верить интуиции, предавшей меня не так давно, но слезно вымаливающей прощения, то в яйце — нечто среднее, производное из трех видов. Точно-точно — летающий крокодил, отбрасывающий хвост в случае опасности. А что? Помню один наш советский мультфильм, где птица высидела крокодильчика, который признал в ней маму и научился летать.

Идем дальше. Облизнувшись… Что?! Стоп машина!!! Не быть мне воробьем, ибо не могут пернатые облизываться и вычищать языком застывшую слизь из уголков глаз. Кстати, хоть убейте, не помню, у птиц, крокодилов и ящериц зрение бинокулярное? К чему вопрос? К тому, что новые зенки на сто процентов бинокулярные, за одним лишь исключением — угол обзора чуть-чуть больше человеческого. Вывод — воробья вычеркиваем. Круг претендентов сужается. Принимаем ставки, господа. Я не птичка, не свинья, угадайте, кто же я?!

Придя к некоторым логическим заключениям, ваш покорный слуга попробовал пошевелить конечностями. К удивлению, оных обнаружилось больше, чем ожидалось. Задние и передние лапы, хвост… У меня теперь есть хвост… На спине, позади лопаток, шевелились еще две то ли руки, то ли лапы. А может, я заяц из «Приключений барона Мюнхгаузена»? Не, не канает, для зайца не хватает второй пары задних ног. И слава богу! Как представлю себя таким уродцем… брр!

В голове вертелся водоворот из десятков гипотез, даром, что ли, я перечитал десятки историй о попаданцах? Издержки профессии, так сказать. В стране не так много специалистов по наладке энергетического оборудования, релейной защите и противоаварийной автоматике. Россия — страна бескрайних просторов, объекты строительства раскиданы друг от друга на сотни и тысячи километров, в связи с чем мой общий налет часов на самолетах различных авиакомпаний мог соперничать с трудовым стажем пилотов и стюардесс. С некоторыми девчатами я был знаком и летал не один год. Постоянный клиент, как ни крути.

Когда коротаешь время на борту самолета или в аэропорту в ожидании рейса, планшетник становится твоим лучшим другом. Книги и фильмы — вот первейшие спутники современного пассажира. Постоянные разъезды и командировки во все концы нашей необъятной родины подразумевали приличное вознаграждение в виде прямоугольных кусочков бумаги, украшенных водяными знаками. Не скрою, порою вознаграждения были офигенно «неприличными». Так уж повелось, что наш босс ввел две бухгалтерии, и перед своей законной половиной порою я выкладывал официальные «расчетки», суммы в которых были существенно выше средних зарплат по региону. О чем жена не знала, но, вероятно, догадывалась, так это о черном нале в конвертиках, в несколько раз превышавшем белую зарплату. Иногда «приработок» выдавали не нашими «деревянными», а другими, с мордами юэсэевских президентов. Левые «тугрики» аккуратно и скрупулезно складировались на рублевых и долларовых вкладах в «Сбербанке», делиться нажитым с женой и тещей у меня не было никакого желания. Хватит с них ветвистых оленьих рогов на дощечке, которые я подарил благоверной на пятнадцатилетие свадьбы. Толстый намек на некие известные мне обстоятельства удачно пригодился для развешивания шапок в прихожей. Норковое манто, неизвестно на какие деньги купленное, неработающая жена вешать на рога отказалась. Что-то я о грустном. Та жизнь осталась в прошлом, впереди брезжит туманное будущее в виде экзотической зверюшки. Что оно мне несет?

Опа, это еще что такое? На мое убежище упала гигантская тень. Мамаша пожаловала? Эй-эй! Тень расплылась, на стенках появились черные пятна, как от лапы, — скорее всего, это и была лапа, схватившая яйцо. От резкой тряски я возмущенно зашипел. Точно не воробей, тот бы чирикал. Мой «домик» подбросили вверх, короткое падение с душой, ушедшей в пятки. Мамаша-наседка над своей кладкой так изгаляться не будет. Чует задница и хвост дрожит — хищники пожаловали. Печально, даже вылупиться не успел, уже сожрали. То-то смерть предрекала скорое свидание. Признаю, дама с косой умеет добиваться своего. О! Мое кожистое пристанище оставили в покое и больше не трясут, как погремушку. «Бу, бу, бу-бу-бу», — на несколько голосов слышу я. Гром звучит так, словно Илья-пророк перекатывает среди облаков пустые цистерны. Что-то знакомое. До боли знакомое, таким громыханием отдаются крики жены в похмельной голове. До дрожи в кончике хвоста надеюсь, что это не она. Черт, уютный домик кажется таким тесным, а я чувствую нехватку воздуха. Спертая атмосфера внутри давит на легкие и обоняние, так и задохнуться недолго. А-а-а! Задыхаясь, я ударил по упругой стенке головой, еще раз, и еще. Рябая монолитная поверхность сморщилась и пошла складками. Яйцо, чавкнув, раскрылось лепестками, и я вывалился наружу.

Обалдеть… Джек в стране великанов. Роль Джека исполняю я, а три великана склонились над широкой ровной поверхностью, кажется, это стол, и вперили в меня любопытные, полные ожидания детские взгляды. Да-да, вы не ослышались, над столом склонились трое ребятишек. Два вихрастых пацана хитрющей проказливо-разбойной наружности, которые с двух боков подпирали светловолосую голубоглазую девочку, удивительно похожую на моих близняшек, оставшихся в другом мире. Ребятня чего-то ожидала. Не знаю, чего они хотели, но рыжеволосый конопатый пацан, расположившийся слева от девочки, что-то сказал своей подружке и протянул ко мне руку, больше похожую на взлетную площадку вертолета. Нутром-то я знаю, что это не рука такая большая, это я такой маленький, но легче от этого не становится. Фу-у-у, обрыгаться и не встать, бомжи вокзальные — и те приятней пахнут. Он грабли мыл, прежде чем в меня ими тыкать? Воняет, как от помойного ведра, забитого протухшим чесноком. Подавшись назад, я угрожающе зашипел. А нечего трогать новорожденных зверушек вонючей антисанитарной пятерней. Парень не внял предупреждению и попытался сграбастать мое тельце. Ах так! Не осознавая последствий, я вцепился зубами в вонючий мизинец.

— Бу-бу-бу! — взревел рыжеволосый монстр и яростно тряхнул рукой.

От резкого рывка меня оторвало от располосованного пальца и подкинуло в воздух. Совершив кульбит, я плюхнулся на вовремя подставленные ладошки девочки. Малышка пахла не в пример приятнее. От ее рук исходил аромат свежеиспеченного хлеба и кваса. Для острастки шикнув на пацанов, я пулей юркнул в широкий рукав зеленого, старинного покроя платья из тонкого сукна.

— Бу-бу-бу, — обиженно заверещали вихрастые мучители.

— Бу-бу, — спокойно ответила девочка. Через ткань меня нежно погладили по спинке. Юная красавица осторожно прижала мою тушку к груди и что-то ободряюще зашептала.

Понятно, обещает не дать в обиду, оградить от охламонов и быть доброй хозяйкой, мамой, папой и сестрой в одном лице. Только дурак от такого будет отказываться. Такую мелочь, как я, любая кошка сожрет и не подавится. Если еще кормить будут не объедками, то почему бы не побыть домашним питомцем? Пацаны доверия не внушают, сам такой был — знаю, а девочке, чувствую, можно довериться.

— Скайлс, не дер… не дергайся, кому сказала!

Хлоп, и тяжелый палец хозяйки зарядил мне по затылку.

Эй-эй, осторожней! Так и рога переломать недолго.

— Р-р-р! Ш-ш-ш!

— И не пререкайся! Посмотри, какая красота!

О боже мой, задушишь же! Дура, ослабь бант!

— Подожди, дай бантик подтяну.

Нет, стой, ты же мне глотку и шею передавишь! Ой, мама, в глазах темнеет, умираю…

— Х-р-р, х-р-р, ш-ш-ш…

Умер. Выпустив из ноздрей тоненькую струйку дыма, я падаю на спину и поджимаю лапки, голова на длинной шее, которую перехватывает здоровенный шелковый бант золотистого цвета, безвольно свисает вниз с края косметического столика.

— Скайлс, встань. Ну хватит изображать студень, Скайлс!

Взывания к совести пролетают мимо ушных отверстий. Попытки реанимировать тоже не приносят успеха. Ага, Лилина пытается соскрести мое тельце со стола. Упорная девочка. Изображаю собаку без костей, меня подхватывают на руки. Шесть месяцев назад ладонь хозяйки казалась ощутимо больше. Создавалось впечатление, будто тебя катают на вертолетной площадке. Нынче девичья длань мала для подросшей зверушки. Хвост и шея с головой, словно Аляска с Гренландией, обмякшими сосисками свисают с боков.

— Скайлс!

Тридцать пять лет уже как Скайлс. Что ты творишь, что творишь? Хватит! Я так не играю, не надо меня трясти словно яблоню. Драконы не кони, яблоками не кидаются, но нагадить могут. Это я с превеликим удовольствием. Вот неугомонная, ты же из меня всю душу вытрясешь.

— Р-р-р, ш-ш-ш!

Бум! Легкий (по человеческим меркам) щелбанчик прилетает в мой многострадальный лобешник. Искры из глаз. Лилина разозлилась. Леди, кто так обращается с домашним животным?

— Живой, значит. Оставлю без мяса, понял?

А вот это запрещенный прием, хозяйка лупит ниже пояса. Чует мой хвост, Жулия успела напеть маленькой госпоже о том, что ее питомец вновь был замечен на подконтрольной толстой кухарке территории. Темнокожая разбитная толстуха напоминала мне Женуарию из старого бразильского сериала про рабыню Изауру. Только телевизионная негритянка слыла добрячкой, а местная кухонная властительница любой мегере сто очков вперед даст. Тварь злобная! Ходячая гора жира. Как я ненавижу и ее саму, и ее полотенце, которым с пугающей периодичностью огребаю по полной программе. Ума не приложу, как эта бочка на ножках умудряется бесшумно передвигаться? Толстуха — тайная магичка, не иначе. Тогда становится понятной сверхъестественная способность главной кухарки возникать из ниоткуда и охаживать нарушителя мокрым полотенцем. Выбеленный кусок материи — это еще один невыясненный секрет толстой бабищи. Где и когда ей удается намочить его? Нелюбовь у нас взаимная, ни разу не слыхал от толстогубой гадины ни одного доброго слова. Не понимает, курица тупоголовая, что борьба с инстинктами идет с переменным успехом. Вроде давишь наследие хвостатых предков, давишь, загонишь в угол, но стоит расслабиться, как хозяйка вскрикивает из-за того, что ты пулей сорвался с ее колен, стоило лишь заслышать мышиный писк в темном углу комнаты. Потом приходится словно мантру повторять: «Драконы не ловят и не едят мышей. Драконы не ловят и не едят мышей». На личном опыте и примере выяснил нелицеприятный факт конкурирования летающих тварей с приземленными кошками. Драконы и ловят, и едят мышей, лопают кузнечиков, бабочек, воробьев… цыплят… Правда, от кочета потом приходится сматываться. Нет ничего слаще, чем вытянуть из-под несушки еще теплое яйцо, разгрызть скорлупу и выпить содержимое. Давно зубы чешутся перегрызть какой-нибудь курице горло и напиться крови, но усилием воли сдерживаю инстинктивные порывы. За работу хорька можно огрести пинком под хвост. Да и хорошо, если только это. Хозяин курятника вмиг свернет башку гаденышу, то есть мне.

— Ш-ш-ш.

— Не шипи, кому сказала!

Ух ты, Лилина решила показать характер и зубы — длинные ядовитые клыки. Конечно, я утрирую и возвожу напраслину на девочку: ей далеко до змей, и зубы вполне человеческие, но некая общность с пресмыкающимися гадами присутствует.

Мне ли ты говоришь не шипеть, с твоим-то змеиным характером? Еще укусишь и отравишь! Э-э-э, о чем ты думаешь? Я начинаю бояться ее предвкушающей улыбочки. Чё это она задумала? Заранее не хочу и не участвую. Найн, нихт, Баба-яга против!

— Слушай, мне так нравится твой бантик! — медовым голоском пропела эта неугомонная егоза. — Не хочешь на шею, перевяжу на хвост, будешь девочкой. Это так мило, прямо ю-ниан!

Что творится, люди добрые! Акселерация захватывает миры. Девочке сегодня исполняется двенадцать лет, но она уже такая ядовитая опасная змея, что просто жуть берет! Куда катится мир? Черт подери, ведь перевяжет, с нее станется. Ю-ниан ей подавай. Поясняю для тех, кто не в теме: ю-ниан — синоним земных няшки и кавая. Няшки проникли к нам из Японии, здесь тоже есть свои островитяне.

— Слушай, а может, тебе еще и кукольный паричок надеть? Тогда ты вообще будешь дракончиком со смертельным шармом. Такой красавец! К нам через год очередь на вязку выстроится.

«Да ты с ума сошла!» — хотел сказать я, но из горла опять вырвалось короткое «ш-ш-ш». Драконы не попугаи, говорить не могут, а то бы я высказался… Значится, в полтора года я стану половозрелой особью. Секс с ящерицами? Брр, подруга, в своем ли ты уме? Хотя не зарекайся, крылатый. Инстинкты — страшная штука, от гормонов может запросто снести крышу, придавит так, что любой зоофилии рад будешь, тем паче не стоит шутить с инстинктом продолжения рода.

— Опять шипишь? Накажу. Твое счастье, у меня нет парика. Жаль. Арбузик будешь? Ай! — Она вовремя отдернула палец от моих зубок, челюсти клацнули вхолостую.

Ты бы еще сена предложила. Сами арбузами давитесь. Мяса хочу. Очень. На худой конец сойдут кузнечики. Корзина кузнечиков. Полузгаю вместо семечек. Во-во, вот тебе, родимый, живое свидетельство жесткого сращивания человеческого разума и животного начала. Забыл, в чьей шкуре находишься? Съел? А еще ты вылизываешься, будто кошка. Яркий пример, когда бытие определяет сознание.

— Скайлс, не будь букой, мама извиняется. Ты же хороший мальчик. Скайлс — хороший мальчик. Скайлс — хороший мальчик? Это Скайлс-то хороший мальчик?

Она еще издевается. Мало ей того, что делает из грозного зверя посмешище. Укушу!

— Ну что ты рожицу состроил? Что бы понимал?! Ну хватит, я сейчас засмеюсь из-за твоей оскорбленной мордашки!

И она засмеялась. Смех у нее был кристальный и искренний, приносящий радость и счастье тому, кто его слышит. Это и чувствовал дракончик в моем лице.

«Пожалуй, надо научиться строить смешные мордочки», — решил я, слушая смех девчонки.

— Ладно уж, время пришло. Идем, мой рыцарь с бантом! — сказала Лилина, подставляя плечо. Выпустив дымное колечко, покорно перебираюсь на кожаный наплечник. — Представлю тебя высшему обществу.

Нет, помилуй, хозяйка. Твою зверушку затискают и заслюнявят. Господи, лучше бы я достался Скаму. Чувствую, рыжеволосый, конопатый охламон, которому я вцепился в палец, прихлопнул бы меня в отместку в первый же вечер, зато я не мучился бы. Ведь помнил же, как изгалялись мои дочурки над Васькой, наряжая кота в различные одежки или заворачивая усатого-полосатого в пеленки, но в тот момент голос разума молчал и выбор был совершен в пользу Лилины.

Сегодня девочка празднует двенадцатый день рождения. Двенадцатилетние здесь не просто очередная дата в жизни подрастающего поколения. В двенадцать наступает «рубеж согласия», когда отроки признаются взрослыми и им разрешается заключать помолвки. Родители именинников зачастую именно в сей знаменательный день сговариваются о будущих брачных союзах, а вчерашние дети закрепляют согласие «венчальным поцелуем» — клятвой хранить девственность и верность друг другу до семнадцати лет. В семнадцать лет стороны еще могут по тем или иным причинам расторгнуть помолвку, если этого не происходит, то невеста торжественно передается в род мужа. Иногда случалось обратное. Когда дева оказывалась выше по статусу, чем жених, то будущий супруг покидал родительский род и числился после этого мужем-регентом без права наследования. Титул переходил к детям.

Лилина направлялась на смотрины. Общество собралось внушительное. Дочка потомственного дворянина, сотника королевской гвардии, лица, приближенного к правящей особе, мецената, к тому же не самого последнего дельца и денежного мешка (первая десятка толстосумов точно), была лакомым куском и заманчивым призом. Посему в поместье баронов Лера (с ударением на «а») собрались настоящие сливки общества. Сливки притащили с собой «сметанку» — напомаженных отпрысков мужеского полу, перешагнувших заветный рубеж. Интрига обещала закрутиться нешуточная. Ко всем прочим достоинствам юной баронессы прибавлялось и то, что она прошла проверку на наличие дара в Имперском университете, где у нее выявили талант к магическим искусствам, что автоматически повышало ее ценность как невесты и будущей жены до заоблачных высот. Магов не так много, и каждый из них ценится на вес золота. Адепты, проводившие проверку, по силе приравняли девочку к второй ступени, что было очень и очень неплохо. К концу обучения она имела все шансы получить синий пояс третьей ступени, а лет через двадцать практики — и красный браслет четвертой. Всего ранговых ступеней было пять. Не ранговыми считались архимаги, но тех можно было по пальцам пересчитать. В жизнь простых смертных они не вмешивались, предпочитая вести уединенное существование на краю мира, где их никто не отрывал от экспериментов. У барона были все основания для будущего торга.

«Утренняя звезда» — так переводится имя девочки, приютившей мелкого антрацитово-черного рурга. Жители Реи называют драконов рургами — «огнедышащими». Так-так, дабы никого не утопить в море информации, поясню. Рея (в переводе «мать») — это название мира, в котором мне посчастливилось очутиться в образе крылатого домашнего питомца, не скажу, что всеобщего любимца, на это есть свои объективные причины, но не будем о грустном. На планете, если я правильно понял лекции профессора Тлару, которые прослушал, сидючи на плече хозяйки или на ученической парте, — три больших континента и множество крупных и мелких островов. Два северных материка более и менее обжиты, зато джунгли южного, самого крупного, продолжают исправно и безвозвратно поглощать многочисленные экспедиции. Дикий край, одним словом. Общее развитие цивилизации аборигенов оценивалось мною на уровне восемнадцатого — девятнадцатого веков, за одним маленьким исключением — огнестрельное оружие на Рее так и не нашло широкого применения. Вероятно, сыграло роль наличие магии и способность адептов тайного искусства воспламенять порох на расстоянии. Навешивание дополнительной защиты на ружья, пушки и пищали не делало их применение эффективным, так как стрелкам перед открытием огня требовалось предварительно снимать наложенные заклинания. Что это влекло за собой, вы должны прекрасно понимать. Порох становился доступным для ворожбы вражеских магов…

Судьба-злодейка вложила мою душу в тело вылупившегося дракончика, или, на местный манер, рурга, и отдала заботу о «птенце» в ласковые руки Лилины. Конечно, я брюзжу, что девочка изгаляется над нежданным питомцем, но могло быть и хуже, гораздо хуже. Повидал я, на свою рогатую голову, как пацанва издевается над моим зеленым, размером с кошку, сородичем. Бедняге привязали к задней лапе веревку, и когда тот попытался улететь, его расстреляли из рогаток. Лилина с подругами тогда прогуливалась по набережной Наи, широченной реки, протекающей через всю территорию королевства Дитар и разделяющей одноименную с королевством столицу на две неравные части. Стайка девчонок стала свидетельницей жестокой забавы. Девочки сумели прогнать мучителей, но помогать зеленому было поздно. Меткий выстрел камнем размозжил бедняге голову. Как мне тогда было плохо! Разгулявшаяся фантазия быстро нарисовала жуткие картины. На месте зеленого собрата при иных обстоятельствах мог оказаться его черночешуйчатый сородич, который сейчас восседал на кожаном наплечнике, нашитом на платье белокурой девчушки. Пару раз, в прежней жизни, я становился невольным свидетелем забав над беззащитными котятами или щенками. Васька, кстати, — одна из жертв юных садистов. Он был с руганью и матами вырван из рук дворовых ребят и принесен домой. Дочки больше месяца лечили опаленный зажигалками бок котенка и осмоленные кончики ушек. Казалось бы, обычные мальчишки, с мамами, папами, из благополучных семей, но какая-то неправильная была у них шкала ценностей, и нечто важное так и не проклюнулось в черствых душах. Настоящим потрясением было увидеть, что и местные сорванцы ведут себя аналогично. То еще удовольствие, скажу вам, жить в шкуре беззащитного зверька. Я тоже не ангел, приходилось мне топить котят и скот собственноручно забивать, но мучить ради забавы… Отец бы, узнав о таком, быстро бы ремнем разуму научил. Люди везде одинаковы, старый ли мир, новый ли.

— Здравствуй, доченька! Какая ты у меня сегодня красавица! — Голос барона, в котором проскальзывало неподдельное восхищение, вывел меня из раздумий о несостоявшейся горькой судьбе.

Лилина, предпочитавшая дома ходить в штанах мужского покроя из крепкой ткани и любившая тренировки с ножами и заборы усадьбы, а не занятия рукоделием, не часто доставляла отцу удовольствие видеть себя в платье. Скажу честно, наряд вызвал бы обильное слюноотделение и зависть у любой модницы середины девятнадцатого века и чрезвычайно шел юной красавице. Сшитое из шелка нескольких цветов и вобравшее в себя целую гамму оттенков синего и голубого, платье прекрасно сочеталось с белоснежным жемчугом на изящной шейке девочки. Сапфиры, нанизанные на тонкие нити и вплетенные в волосы, оттеняли морскую голубизну глаз. Даже наплечник для дракона был подобран в тон к платью, и только я черной кляксой с несуразным бантом выделялся на плече юной чаровницы, как седло на корове.

— Спасибо, отец, — порозовев, Лилина присела в книксене.

— Ты все же решила взять Скайлса с собой? — изогнув бровь, недовольно спросил барон.

— Папа!

— Хорошо, это твой день, пусть будет по-твоему, — пошел на попятный отец, знавший ее упертость и явно решивший не доводить дело до перепалки.

Черных дракончиков, как и архимагов, можно пересчитать по пальцам одной руки. Такая вот мы редкость. Зеленых и синих летунов — пруд пруди, а красные, черные и золотые — эксклюзив. Думаю, барон решил: раз девочке хочется пофорсить перед сверстниками, пусть, ведь мелкие слабости не угрожают престижу семьи.

— Спасибо, папа, — изображая примерную дочь, Лилина сделала второй книксен. Барон лишь усмехнулся.

За шесть месяцев проживания бок о бок с бароном и его семьей я очень хорошо научился разбираться в чувствах сурового сотника. Сажу Лера безумно любил собственную дочь, умудряясь балансировать на грани и не срываться в слепоту потакания любым прихотям ненаглядного чада. Дочка воспитывалась в строгости, подобающей юной леди из высокородного дома. В одном лишь барон допустил ошибку, разрешив ей заниматься с братцем. Лирт Лера — охламон и кореш рыжего задиры, наследовал титул, земли и место в королевской гвардии. Что за рыжий задира, спросите вы? Так Скам, сын одного из сослуживцев и ближайших друзей барона и есть эта выдающаяся личность, он же заводила всех детских игр и главный районный пакостник, он же укушенный мною за палец наглый индивидуум.

Лилине военная карьера не грозила, но дочери купцов (а барон в силу обстоятельств занимался еще и торговлей) обычно получали некоторые свободы, посему маленькая лисовинка[1] уломала наставников брата учить ее бою на ножах и стрельбе из лука и арбалета. Непременно пригодится, леди нынче должны быть зубастыми, разбойников на трактах развелось… плюнуть некуда. И куда только его величество смотрит? В науке обращения с колюще-режущим железом, по моим субъективным прикидкам, она старшего наследника оставила далеко позади.

Так вот, возвращаясь к рассказу. Повторюсь, мне несказанно повезло попасть в дом барона Сажу Лера — гвардейского сотника, потомственного дворянина, орденоносца и купца Первой Королевской гильдии. В купеческое сословие Сажу влился благодаря женитьбе на матери Лилины, папашка которой мечтал выбиться в высший свет. Сидевший на мели баронет Сажу ухватился за предложение купца. Достаточно сказать, что никто из них не прогадал. Дед Лилины по материнской линии благодаря удачному замужеству дочери сумел хапнуть несколько королевских контрактов на армейские поставки, а барон, получивший финансовые вливания, раскрутил собственный торговый дом и подмял под себя значительный сегмент рынка внутри и за пределами королевства. Не знаю, какой из него сотник, но предприниматель из дворянина получился отменный. Тот еще прохвост и пройдоха. Своего никогда не упустит.

Откуда я все это знаю? Надо чаще присутствовать на переговорах барона, которые он предпочитает вести в своем защищенном от прослушивания кабинете. Конечно, первоначально я понимал далеко не все, сказывалось элементарное незнание языка, но великолепная, можно сказать эйдетическая память помогла справиться с трудностями. Спустя три месяца после «усыновления» я достаточно выучил тарийский, чтобы понимать, о чем говорят местные. Сказывалось полное погружение в среду и, как говорилось выше, феноменальная память — бонус нового тела. Лилина частенько таскала питомца в школу, где носителей языка было пруд пруди. Ваш покорный слуга всегда старался быть в гуще событий как в школе, так и в поместье. Я никогда не пропускал званых вечеров и тайно присутствовал в приемной зале во время визитов гостей. Мелкому гаду проще простого найти укромный уголок или затаиться на потолочной балке. Давно известна простая житейская истина — хочешь выжить, держи уши открытыми, а нос — по ветру.

Следуя сему нехитрому принципу, можешь избежать многих ловушек, а можешь накликать неприятности, тут как кости лягут. Как-то раз, около двух месяцев назад, пробравшись в кабинет барона, я затихарился на книжных шкафах. Сажу ждал какого-то клиента. Каково же было мое удивление, когда в гости к нашему купцу-дворянину заявился маг четвертой ступени. Крепкий широколицый пепельноволосый мужчина с широченными плечами, мускулистыми руками и бородкой а-ля старик Хемингуэй больше походил на опытного воина-мечника, чем на мага, и лишь широкий браслет из красного металла на левом запястье подсказывал, что одно другому не мешает. Я приготовился к интересному разговору и чуть не рухнул со шкафа, когда визитер после положенных по этикету приветствий спросил барона:

— Уважаемый Сажу, вы уверены в конфиденциальности нашего разговора?

— Точно уверенными в чем-либо могут быть лишь боги, да и то не всегда. Я, господин Рист, могу лишь гарантировать, что предпринял все возможные меры для сохранения приватности наших бесед. Если вы видите брешь в защите, буду вам премного благодарен и не останусь в долгу, если вы на нее укажете. — Скупо улыбнувшись уголками рта, барон развел руками.

Маг хмыкнул и щелкнул пальцами. Неведомая сила сорвала меня с облюбованного насеста и, несмотря на мое отчаянное сопротивление, выражавшееся в бесполезном махании крыльями и паническом клекоте, потащила к письменному столу.

— Занятный рург. Чей он?

— Питомец Лилины, — ответил барон. — Яйцо неизвестным образом попало в партию товара с южного побережья. Приказчики отдали его детям. Рург прошел импринтинг с дочкой.

— Вынужден вас огорчить. — Маг, избежав моих зубов, ловко схватил меня за голову и принялся пристально осматривать. — Рург не прошел импринтинг и не запечатлен, как был, так и остался диким. У него на лбу отсутствуют ромбовидные чешуйки, а глаза — желтого цвета, хотя должны были после установления ментальной связи стать голубыми, как у вашей дочери. Когда он вылупился?

— Чуть больше четырех месяцев назад.

— Теперь его уже не инициировать. Однако, уважаемый Сажу, занятный питомец у вашей дочери.

— Чем же? — проявил интерес барон, подавшись вперед.

— Вы не можете видеть, но аура у твари слишком плотная и яркая, очень необычная. Как он себя ведет?

— Таскается везде за Лилиной.

— Везде? Тогда что он делает в вашем кабинете?

— Ловит жуков-древоточцев и книжных червей, я его не раз заставал за этим занятием.

Слава драконам, сработало прикрытие, не зря я шарился в пыльных фолиантах и гроссбухах, создавая образ поедателя насекомых. Нет, от магов следует держаться подальше. Целее хвост будет.

— Дай боги, чтобы вы оказались правы. Меня смущает насыщенность ауры твари. Не бывает такой у неинициированных рургов, да и инициированные подобной похвастать не могут. Можете отдать его мне? Хотелось бы поковыряться и понаблюдать.

Я вжался в столешницу. Все, хана пришла.

— Боюсь, что за подобное Лилина сожрет меня с потрохами, не хочу расстраивать дочь, — ответил барон.

Фу-у-у, отлегло, прямо гора с плеч.

— Воля ваша. Девочке повезло, что дикий рург без запечатления выбрал ее хозяйкой, но будьте осторожны, неизвестно, что может прийти ему в голову. Ментального поводка у него ведь нет. Наверняка хитрая тварь?

— Бестия еще та. — Сажу расплылся в улыбке. — Жулия вечно жалуется. Он постоянно ворует на кухне мясо. Одним богам известно, каким образом этот мерзавец умудряется проникать за охранный контур.

— Советую купить рабский ошейник и переделать его под рурга.

— Он тогда с голоду сдохнет, ошейник не даст ему охотиться. Задушит.

— Смотрите сами. Я вас предупредил.

Маг подхватил меня за хвост, открыл дверь и выкинул в коридор. Получив ускорение, я смачно вмазался в стену, звучно клацнули челюсти, а на пол полетели выбитые зубы. Тварь! Сглотнув солоноватую кровь и сплюнув на пол белые осколки зубов, пострадавших от столкновения с кирпичной кладкой, я ощупал языком кровоточащее небо и «пеньки». Нарычавшись и нашипевшись в адрес мага, я порскнул в сторону детской.

Ничего, зубы отрастут быстрее, чем у акулы, проверено, а тебя, гад такой, я запомню. Я не злопамятный, но злой и на память не жалуюсь. Отомщу и забуду. Запах мага врезался в мозг неизгладимым следом американского астронавта на лунной поверхности. В этот день кудесник с красным браслетом четвертого ранга пришел в сапогах. Можно сказать, повезло ему. Расскажу вам о местном обычае. Когда гость приходил в сапогах, он омывал их в специальной ванночке у порога и не разувался. Люди, предпочитавшие ботинки или короткие полусапожки, оставляли их в обувном углу и ходили по дому в своеобразных деревянных тапках-босоножках. Почему так, а не иначе, — тайна за семью печатями. Ну что ж, драконы — твари терпеливые, будет и на моей улице праздник, а в ботинках мага — туалет…

Эх, скольких кошек любопытство сгубило, не счесть. Сдается мне, я буду первым драконом, пополнившим ряды загубленных хвостатых. Кстати, после этого я три недели не совался в хозяйский кабинет, потом, правда, нашел удобный ход через вентиляцию… Лаз, конечно, очень и очень хорош, но не стоит забывать о магах. Из-за этих всезнаек пришлось озаботиться несколькими вариантами прикрытия. С тех пор я всегда таскал на «ходки» полупридушенного мышонка. Чуть что — мышь в пасть, и вот он — дракон-герой, избавляющий поместье от нашествия грызунов. Виват, виват! Прокатывало на «ура», фанфары и аплодисменты драконьему племени, только Жулия, стерва такая, не велась на фокус, продолжая гонять нарушителя охранного контура кухни мокрым полотенцем. Планида, видимо, у меня такая, изображать прихлопнутую газетой муху. Обидно, да.

— Скайлс!!!

А?! Что?! Возмущенный окрик Лилины вырвал меня из страны грез и воспоминаний, пинком под зад водворив в суровую явь. Ох, нельзя мне терять нить действительности, никак нельзя. Пока человеческое «я» шарахалось по закоулкам памяти, оставшееся без присмотра тело мелкой зубастой твари принялось жевать синюю ленточку, вплетенную в волосы девочки. Выплюнув обслюнявленную деталь туалета, я состроил морду кирпичом и попытался сделать отрешенный вид, мол, я не я и кобыла не моя. Не прокатило. Обгрызенная, мокрая и пожеванная лента повисла гадкой мертвой змеей, портя весь праздничный вид. Лилина, остановившаяся напротив ростового зеркала, возмущенно пыхтела и грозилась карами небесными, в уголках глаз девочки заблестела влага. Нехорошо получилось, однако. Пытаясь найти выход из положения, я моментально перегрыз ленточку, схватил нижний кусок лапками и быстро выплел его из косицы, верхний слетел сам. Сильный шлепок сорвал меня с плечевого насеста. Опять стена. Сколько можно! Зашкрябав когтями по матерчатой обивке стеновых панелей, я свалился на пол. От звона внутри черепушки совершенно невозможно было расслышать, что кричит разозленная, возмущенная и одновременно расстроенная до глубины души хозяйка.

— Тупая скотина! — пробилось наконец через вату и непрекращающийся звон. Темно-синяя, усыпанная жемчугом туфелька бесцеремонно отмела мелкое крылатое тело за большую кадку с фикусоподобным растением. — Сиди здесь, тут тебе самое место!

Образно говоря, мною вытерли пол. Воистину, человеческая неблагодарность не знает границ. Для меня было настоящим испытанием узреть чуть ли не моментальный переход добросердечной уравновешенной девушки в состояние злобной мегеры. Между тем, пока моя пасть словно ковш экскаватора загребала пыль и мелкий мусор, валяющийся у цветочной кадки, я успел оценить результат подсознательного озарения и первого опыта на ниве парикмахерского искусства и создания причесок. Распущенная косица высвободила три волны вьющихся локонов, которые удивительно гармонировали с остальной прической, придавая образу моей маленькой хозяйки законченность. Теперь Лилина была похожа на юную кокетливую соблазнительницу.

Прооравшись и чуть успокоившись, Лилина ошарашенно замерла, оценивая новый вид, открывшийся ей в посеребренной поверхности медного зеркала. Постояв так с минуту, она накрутила один из локонов на палец, после чего заправила его за ушко, тем самым добавив прическе легкой небрежности, свойственной обворожительным разбойницам.

— Скайлс, — позвала хозяйка, обеспокоенно заглядывая за кадку в поисках питомца, но того на месте не оказалось.

Что я, похож на дурака, что ли, который будет покорно дожидаться экзекуции? Разогнались, притормозить не забудьте. На сегодня я свободен, аки ветер в поле, тем паче у меня появился железобетонный повод слинять с неприятного мероприятия и не сидеть на плече Лилины. Никто не осудит тварюшку, испугавшуюся хозяйского гнева. Виноватым я себя не чувствовал, в отличие от той же хозяйки. Кроме того, в побеге был значительный скрытый смысл и немалый меркантильный интерес. Зная Лилину и ее отходчивый характер, я предполагал, что она попытается вернуть мое расположение, используя для достижения оного самые лакомые кусочки, которые только можно найти в ближайшей к поместью мясной лавке…

— Скайлс! — повысила голос Лилина, оглядывая пустой холл в поисках меня любимого. — Выходи, Скайлс! Скайлс!

Кричи-кричи, меньше руки и ноги распускать будешь. Затаившись на потолочной балке, я и не думал спускаться вниз. Нет меня, был и весь вышел. Признаю, я циничная, беспринципная сволочь. Скажете, я не прав? Лучше сразу настроиться на это, чем потом вкушать горечь разочарования. Я жесток прежде всего к себе.

— Лилина, ты задерживаешься и заставляешь ждать гостей!

О, явилась, не запылилась. Спешу представить. Миражана Лера — мать Лилины. Высокая, длинноногая пышногрудая золотоволосая красавица с правильным овалом лица и темными омутами синих глаз, обрамленных черными опахалами ресниц. Но эта небесная синь редко кому отсвечивала теплом, чаще в ней мелькал стратосферный холод. Жена Сажу была ходячей глыбой льда, перед которой андерсоновская Снежная королева — всего лишь девочка на побегушках и черносошная крестьянка. Миражану по праву называют Ледяной Принцессой. Не знаю, как с такой вымороженной мамашкой Лилина сумела сохранить необычайную теплоту души, хотя девочку изредка прорывало.

Кхе-кхе, извиняюсь за интимные подробности, в постели баронесса Лера — абсолютная противоположность демонстрируемому на публике образу, и совсем не муж подкидывает уголек в топку ее страсти, так что ее благоверный — тот еще олень. Сажу знает о рогах, он сам не ангел и увлеченно мстит жене за измены, но между тем супруги всегда действуют в одном финансовом и политическом русле. Миражана сколько угодно может презирать мужа, которому ее, откровенно говоря, продали, словно кобылу, и получили гешефт, но она никогда не будет действовать во вред роду и семье. Купеческой дочери не позволили быть с любимым человеком и загнали под венец с нелюбимым. Пусть девочки из торгового сословия обладают большей свободой, чем те же дворянки, но воля отца для них священна. Поначалу новоиспеченную баронессу высшее общество и аристократия не приняли либо приняли, но в штыки. У многих семей были виды на перспективного холостяка, финансовые проблемы которого делали его для некоторых еще более желанным, поэтому «базарная» выскочка с первых дней натолкнулась на молчаливую стену неприятия и презрения.

Пока барон завоевывал финансовые рынки и приумножал женино золото, она потихоньку сводила знакомство с дворянками из высшего света. Вы спросите, что может быть общего у людей из разных сословий? Ответ прост — деньги. Многие леди, крутившие мужьями, словно бубликами на пальцах, сами не понимая как, неожиданно оказывались на краю финансовой пропасти… Дамы, подгоняемые нуждой, засунув гордость куда подальше и затюкав ногами презрение, шли на поклон к «купчихе». Миражана, с согласия мужа, ссужала сплетницам определенные суммы. Порой, опять же, с разрешения барона, она списывала долги, взамен получая леди, обязанных ей до гроба. Связанные обещанием «ночные кукушки» принимались активно вдалбливать своим сильным половинам то, что было на руку благодетельнице.

Прошло несколько лет, чванливые дворянки и содержательницы салонов попали под влияние хитрых баронов, влившись в их шпионскую сеть. Желавших поменять финансовую яму на долговую во все времена трудно, почти невозможно сыскать. Свитки ссудных договоров с магически заверенными подписями под суммами были надежным гарантом верности и бескрайней лояльности. Если Сажу больше тяготел к торговле, то Миражана с блеском освоила искусство плетения интриг, отдавшись ему со всей страстью. Родив мужу наследников, баронесса пригласила мага и «затворила» чрево. Долг перед своей половиной она исполнила… Воспитанием детей занимались барон Лера, многочисленные служанки и наставники.

— Подождут, не переломятся, — буркнула девочка. — Это мой день рождения.

— Тем более нельзя заставлять гостей ждать. Они пришли поздравить тебя, а ты проявляешь к ним неуважение. Подумай об этом. Какое впечатление ты произведешь на возможного суженого и его родителей?

Лилина неопределенно пожала плечами.

— Замечательная прическа, дочь. Работа мэтра Портона? — сменила тему мать. — Папа пригласил его?

Мамаша у нас с легкостью переплюнет самый черствый сухарь. Тварь бездушная… По сути дела, сейчас родители бросили дочку на растерзание стаи голодных шакалов. Высшее общество? Ага, как же! Клубок ядовитых змей. Шакалы все же поблагородней будут, не стоит зазря обижать приличных падальщиков.

Я огородами почапал в бальную залу, приспособленную для светского раута и приема гостей. Прямого хода не было, но настоящим героям и семь верст не крюк, дракончики не исключение. На что нам вентиляция? Вот и я о том же. Тайные тропы поместья исследованы до последнего закоулка и выбиты на карте памяти как на скрижалях. Сколько крыс я там передавил… не пересчитать, иным и за меньшие геройства памятники ставят. Мечты-мечты… Тут приходится собственной тени хорониться, не до памятников и монументов. То кухарки бешеные, то сумасшедшие маги! Плюнуть некуда, чтобы не попасть в какого-нибудь юродивого.

Вот и зала. Что тут у нас? У-у-у, что творится, люди добрые! Видел я павлинов, но чтобы столько за раз… От пестрых вычурных праздничных одежд отпрысков знатных семейств рябило в глазах. Мир определенно сошел с ума. Разве можно так издеваться над детьми? Мрак и ужас, по сто одежек на бедных, не представляю, как они еще не спарились. В зале и так воздух далеко не свежий, чую, через час от запаха пота и духов, источаемых преющей публикой, будет резать глаза. О, нашлась умная душа, кто это? Прислуга распахнула настежь высокие двустворчатые окна. Давно пора, скажу я. Барон дотумкал, что молодым людям, метящим в женихи, вряд ли придется по нраву потная ба… э-э-э, будущая невеста, да и дочка уже морщит носик, фланируя мимо отдающих кониной ухажеров.

С явлением именинницы народу мажордом дал старт представлению. Человеческий водоворот из бессистемно фланирующих особей, групп и парочек пришел в движение. В броуновском движении молекул наметилась тенденция к порядку. Людское море разделилось на две неравные части, с одной стороны оказались родители, с другой — подростки. Лилина, рассекая расступающуюся публику, с истинно королевской грацией подплыла к невысокому помосту, на котором располагались музыканты.

Со своего места я отлично видел происходящее. Покрутившись, я устроился на перекрестье потолочных балок, к которым крепилась одна из пяти хрустальных люстр на тридцать магических светильников — визуальное свидетельство материального благополучия семьи, принимающей гостей. Затрудняюсь назвать стоимость люстры, но однозначно много. Не каждый, даже обеспеченный, дворянин может позволить себе купить хотя бы одну такую, а тут их пять. Недурственный способ пустить пыль в глаза приглашенных аристократов. Хорошо живут бароны Лера.

Начинается парад-алле. Павлиньи парочки цыплячьими шажками шкандыбают к помосту, после чего совершают церемониальные расшаркивания с именинницей. Мажордом надрывает глотку, объявляя имена и титулы попугаев в цветных дерюжках и блескучих побрякушках. Что интересно, нет и не наблюдается никакого отмеченного мною ранее показательного чинопочитания. Сегодня аристократы не соблюдают вековой традиции титульных лестниц Дитара. Обычно в первых рядах идет различная мелочь, а дальше — по нарастающей согласно древности, влиянию и богатству рода. Сегодня кто ближе, тот и первый. Демократия в действии, так сказать. Лилина с дежурной ослепительной улыбкой на лице приседает в очередном идеальном книксене, принимая подарки и поздравления от какого-то толстого баронета. Папаша толстячка стоит чуть в сторонке, не мешая молодым голубкам курлыкать друг другу ритуальные, ни к чему не обязывающие фразы. Баронета вычеркиваем, его предок ничего не в состоянии дать Лера. Толстячки не имеют политического влияния, мошной тоже не могут похвастать, к тому же Лилина не симпатизирует тучным людям. Сажу Лера ради них не будет ломать любимую дочь через колено.

Лживые улыбки, книксены, ненужные подарки и пустые слова. Надоело, лежу на балке и чуть не засыпаю. Не представляю, как мелкая справляется с нудной обязанностью, у меня прежнего давно бы свело губы и лицо, а ей — хоть бы хны. По залу пронеслась волна шепотков. Выныриваю из дремы. Это неспроста. Следующая пара дарителей привлекает внимание большой плетеной корзиной, которую прижимает к себе очередной недоросль лет четырнадцати на вид. Ой-ла-ла, отрубите мне хвост, если это не кульминация вечера. Взгляды всех присутствующих скрещиваются на… Ну-у-у, мажордом громогласно орет на весь зал… на маркизе Дарии О’Руже. Если я говорю обо всех, то и сам не исключение. Публика лупает зенками, а с Дария как с гуся вода. Все это время молодой маркиз, который, в отличие от большинства кандидатов в мужья, был облачен в простой, но элегантный мундир воспитанника королевского кадетского корпуса, умудрялся ловко скрываться в тени и избегать внимания собравшихся. Видать, парнишка не погнушался воспользоваться магией, дабы не отсвечивать до поры до времени. Мать молодого человека — Сандра, невысокая стройная голубоглазая брюнетка в легком платье из шелка цвета неба, тоже смогла избежать внимания. Лицом маркиз пошел в нее, а вот ростом и статью, если верить досужим сплетням кумушек, голубоглазый чернявый кадет ничем не уступал отцу — Марку Десту Гора, он же Марк Второй Дитарский по прозвищу Яростный, он же здравствующий правящий монарх. Кроме того что его величество был неистов в бою, он так же неистово цеплялся за каждую юбку, не пропуская ни одной мало-мальски смазливой женской мордашки. Сандра — одна из многих, с кем любвеобильный король разделил свое ложе, и одна из очень и очень немногих, кто понес от него и смог добиться официального признания плода плотской любви. Интересно, предпринимал ли король попытку растопить нашу Ледяную Принцессу, или Миражана не удостоилась этой чести? Я не бог весть какой интриган, много ли заинтригуешь в этом теле да прячась по углам, но появление маркиза на званом вечере — это знак. Как бы то ни было, парнишка — четвертый в очереди на престол, если королева не родит неугомонному мужу еще одного наследника. Дураку понятно, что барону Лера предлагают посредством брака очень дорогой пряничек. Возможность породниться с правящим домом не обойдется без соответствующих финансовых обязательств. Пусть переговоры о мзде возьмет на себя вдовствующая маркиза О’Руж, но никого этим не обманешь. Королевская семья очень нуждается в деньгах. Миллионы барона просто обязаны послужить короне и отечеству, а поводом для перехода золота от одного хозяина к другому станет свадьба двух молодых любящих сердец. Не совсем любящих, но кто отменял старую житейскую мудрость о том, что стерпится — слюбится? Принц крови на белом коне — слишком жирно для каких-то там баронов, много чести, а вот бастард в мужьях и зятьях сойдет. Я-то думал, что будет интрига, а все оказалось намного прозаичней. Сажу Лера получил предложение, от которого невозможно отказаться. Одно радует — маркиз недурен собой и ничем не напоминает дутого сноба. Лилина, похоже, моментально просекла ситуацию, по ее глазам вижу. Девочка продолжает улыбаться своей судьбе, протягивающей ей корзинку (перемещаюсь по балке и заглядываю в тару) с каким-то животным. А вот последнее уже не веселит. Меня не утешает появление конкурента и борьба за внимание хозяйки. Лилина достает из корзины и прижимает к груди длинношерстного белоснежного кота редчайшей породы, в ее глазах сверкают восхищение и неподдельная радость. Мать и сын О’Руж, угодившие с подарком, скалят зубы, чтоб они провалились на месте. Смотрю на мохнатую тварь, нежащуюся на руках девочки, и понимаю, что ненавижу кошек и маркизов О’Руж.

ЭЙСА ВТОРАЯ,

в которой Скайлс узнает, кто такой трок

«А жизнь хорошая такая…[2] — Я перебрался на другой край деревянного карниза. Белошерстный кот на полу внимательно проводил меня взглядом небесно-голубых глаз, но с места не сдвинулся. — Тварь блохастая».

Расчет на то, что Дэсус бросится за мной и полезет наверх по портьерам, не оправдался. Дэсус, или Пушистик, если перевести на «великий и могучий», загнав меня на гардину, остался сторожить добычу внизу. Гадство, сплошное гадство. Улететь тоже не получится, третьего дня этот блошиный рассадник повредил мне перепонку на левом крыле. Еще некоторое время с полетами придется повременить. Это ж надо было так глупо подставиться под двойную раздачу! Создается впечатление, будто Жулия и котяра сговорились, устроив на кухне засаду. Ворованное мяско в тот раз вышло джентльмену удачи боком. Держа блохастика в поле зрения и под неусыпным контролем, я пробрался к заветной цели и только прицелился сцапать самый аппетитный кусочек с разделочной доски, как над неосторожным дракончиком мелькнула стремительная тень. Толстая кухарка, как всегда, сумела подкрасться незаметно. Мокрое полотенце под возмущенный крик толстухи, приправленный доброй порцией злорадства и торжества, смело вора с поверхности. Сверзившись со стола, крылатый неудачник в моем лице нос к носу столкнулся с шипящей тварью с голубым бантом на шее. Три метра от двери, ведущей в ледник, котяра преодолел одним прыжком. Откровенно говоря, не ожидал от него подобной прыти. Неприятная неожиданность, еще бы чуть-чуть — и привет, архангел Михаил. От захвата и удара лапой с выпущенными когтями я почти увернулся. Белые царапки, беспомощно чиркнув по чешуе на шее и передней лопатке, прошлись по сложенному крылу, порвав кожистую перепонку в двух местах. Взвыв от боли, я плюнул в морду врага пахучим коктейлем из защечных желез, отвечающих за выделение специфических секретов. Не подумайте ничего дурного, драконы не хорьки, данные железы у них вырабатывают производные компоненты, потребные для изрыгания пламени. Выдыхать огонь я пока не умею, мал еще, дымлю порой помаленьку, но плеваться пахучими смачными плевками научился. Недобитая шаурма, нюхнув растворчику, судорожно затрясла башкой и зашлась в обиженном мявке. А что он хотел, туалетной водицы с запахом розовых лепестков? Обломится. Я бы ему серной кислоты в шайбу не пожалел, но чего нет, того нет. Жаль. Оставляя на полу редкие капли крови, я сбежал в гостевой флигель — единственное место, куда котяре доступ был заказан.

Барон приглашал мага (гад такой, опять приходил в сапогах), и тот перенастроил охранные контуры поместья, открыв киске доступ во все помещения, кроме флигеля. Дракон, как и ожидалось, попал в опалу, никто не любит черночешуйчатых созданий. Кухню, ледник и склад заперли со всех сторон. Жулия довольно потирала мясистые ручки, но тут вскрылся пренеприятный для кухарки и мага факт — мелкая путающаяся под ногами тварь, ворующая мясо и фрукты, просто не замечала магических щитов. Адепт затрясся от вожделения, мечтая захапать в свои загребущие ручки мою бренную тушку и поковыряться в ней, взамен предлагая барону бешеные деньги или услуги в случае необходимости. Лилина насилу уговорила отца оставить дракончика. Маг ушел ни с чем, но его взгляд, брошенный напоследок, мне не понравился. Было в нем обещание…

На этом положительные моменты заканчивались и наступала в жизни черного дракона не менее черная полоса, перед которой скисла бы от зависти угольная тьма. Я так подозреваю, что мне досталась лошадь самой мрачной масти, а не зебра. Что-то туго нынче стало с белыми полосками. Днем с огнем их не сыщешь.

Да-а-а, скажи кто-нибудь год назад, что я буду по разным углам прятаться от кошки, в лучшем случае говорун услышал бы четкий посыл по всем известному адресу или рекомендацию провериться у «психа», но судьба расставила все по местам, сделав еще один кульбит.

Мою жизнь в теле дракончика можно условно разделить на две части: до бала и после него. До торжества я слыл домашним животным и любимцем младшей хозяйки. После сего знаменательного события участь любимца перешла к шестимесячному Пушистику, завоевавшему сердце Лилины, я же превратился в некое странное существо, не знамо как прописавшееся в поместье. А что? Есть оно не просит, крыс и мышей давит, под ногами не путается — нехай с ним, пусть живет. В схватке за симпатию девочки ваш покорный слуга проигрывал конкуренту если не всухую, то с разгромным счетом. А как, скажите, соревноваться с кошкой, выведенной магами южной оконечности материка? Белошерстные создания обладали одной немаловажной особенностью — они умели транслировать эмоции и отличались высокой сообразительностью. Спрашивается, кто заколотит больше «банок» в личном зачете — милый котик, похожий на красивую плюшевую игрушку, которая к тому же может общаться с тобой на ментально-эмоциональном уровне, или потомок холоднокровных ящериц (хотя на самом деле это не так), новизна владения которым давно померкла и не вызывает первоначального ажиотажа? Тем более что аутсайдер вынужден изображать тупую скотину, маскируясь под обычное, пусть и магическое животное. Почему, спросите вы? Маг, паршивый маг, я не раз упоминал о нем. После приема эта скотина зачастила к барону. Каждый божий день да через день. Пришлось срочно вспоминать все наработки по сокрытию ауры. Лечь под скальпель вивисектора — это последнее, о чем я мечтаю. Одного боюсь, что маска начнет срастаться с мордой и тогда я совсем отупею. Почему отупею? Потому что практические занятия выявили одну неприятную закономерность — сияние ауры напрямую влияет на мыслительную деятельность. Чем меньше сияние, тем больше у тебя превалируют животные инстинкты. Вспоминаю борьбу с табаком и то, как я бросал курить. О-о-о, какая мука — проснуться и не сделать пару-тройку затяжек, уши пухнут и тут же вянут, курильщики со стажем меня поймут. Теперь представьте, что вы мелкая зверушка, жрущая сверчков, кузнечиков, бабочек и мышей. Какую силу воли надо иметь, чтобы удержать себя в рамках и не кинуться на шорох и мышиный писк? Хорошо, идем дальше. Только-только вы справились с собой и одолели естественную реакцию организма, как ситуация требует замаскировать ауру, а ничего кроме элементарного ее подавления вы не освоили. С уменьшением сияния внешнего энергетического тела в вас просыпаются инстинкты типа чего бы пожрать и где бы найти самку. Второе страшнее, я понимаю, что не смогу сопротивляться естественному зову природы, но сознавать появившееся влечение… Чувствую себя зоофилом. По меркам дракончиков, я слишком быстро взрослею, гормональная волна потихоньку начинает захлестывать сознание. Сие не есть гуд.

Были у меня мыслишки плюнуть на Лилину и барона и свалить на свободу. Были, не скрою. По зрелом размышлении пришлось отказаться от них, потому что это глупо. Что в прошлой, что в этой жизни я ни дня не жил в лесу. Типичный горожанин, корову видел только на экране телевизора. Конечно, случались у меня выезды на природу, порой мы даже рыбачили (был такой грех), но водки и закуси всегда бралось с запасом, дабы потом не пилить по ночи до ближайшей деревни в поисках «добавки». Здесь же я даже на рыбалке не был и не представляю, как вести себя в лесу, чтобы не стать добычей хищника покрупнее. А раз сидишь, воробушек, в коровьем дерьме, то и не чирикай.

Можно было бы хоть как-то потрепыхаться, поездить на плече хозяйки в школу, но Лилина, получившая к фамилии приставку «то О’Руж», что означало заключение помолвки с указанным родом, поступила в женский пансион, где из нее обещали сделать настоящую леди с большой буквы «Л», то есть великосветскую стерву высшей пробы. Так или иначе, теперь она вливалась в королевский дом, поэтому должна была соответствовать всем параметрам и критериям высшего общества. До поступления в Магическую академию, входящую в состав Имперского университета, оставалось несколько месяцев, на расширенном семейном совете, куда пригласили будущую свекровь, было решено навести лоск в поведении невестки и устранить некоторые пробелы в образовании. С мальчишескими выходками было окончательно покончено. Дочка и невестка, получив профилактические втык и нагоняй, молча приняла волю старших.

Так как девочка жила в часе неспешной прогулки до учебного заведения, никто не требовал от нее постоянного пребывания в альма-матер. В шесть часов вечера ворота пансиона открывались и выпускали экипажи, развозящие учениц по домам. Минус заключался в запрете приносить с собой любимцев. Никаких кошек, мышек, птичек и дракончиков. Истинной леди не пристало шляться с богомерзкой тварью в руках или на плече. В конечном итоге больше всех пострадал ваш покорный слуга. Дэсус, в присутствии хозяйки изображавший белого и пушистого, на самом деле был двуличной тварью. Стоило Лилине отвернуться или уехать в школу юных мегер, добродушное выражение мигом слетало с широкой морды кота, и в звере просыпались древние инстинкты, требовавшие развлечься охотой. Догадаетесь с трех раз, кто выступал в роли добычи? Мышей и крыс тварь не ловила принципиально, ей нравилось издеваться над маленьким дракончиком. Я уже позабыл, когда в моей миске было мясо. Стоило зазеваться, как оно исчезало в ненасытной утробе вражины-конкурента. Жулия прекрасно знала, что кот «подметает» обе миски, много раз ловила его на воровстве, но ничего не предпринимала. Глядя на такое отношение, я в отместку перестал давить мышей. Пусть конкурент их ловит.

Дэсус, решив показать, что он главный, демонстративно пометил территорию, соваться на которую становилось чревато для здоровья. В голове крутились десятки вариантов подлянок и способов отомстить, невозможные из-за выбранной линии поведения, менять которую теперь было поздно. Посмотрим, как мохнатая скотина справится с задачей, ведь грызуны, не одно тысячелетие живущие бок о бок с людьми и магами, наловчились находить лазейки в магических охранных контурах… Рано Жулия ликовала, что на меня нашлась управа. Кроме дракона, Дэсус ни на что больше не обращал внимание, и мышиный помет с завидной регулярностью начал появляться на полках кладовой. Обрюзгшая дура! Подумала бы мозгами, а не складками жира на боках, почему обнаглели мыши, и приняла меры. Но нет, толстуха по-прежнему поддерживала охоту на черного дракончика. Кот весь день носился за увертливой добычей, а вечером, когда Лилина приходила домой, он, задрав хвост и жалобно мяукая, бежал жаловаться на жизнь-кручинушку и нехорошего меня. Я прекрасно улавливал транслируемые блохоносцем эмоции. Лилина принимала жалобы неудачливого охотника за чистую моменту, и дракону доставалось на орехи. Нет, никто меня не колотил, ибо вечерние разборки я предпочитал пересидеть на потолочной балке, «виновника» элементарно лишали положенной пайки. Дабы не загнуться от голода, «лишенец» вступал в «ночную гильдию», организовывая налеты на кухню, что не прибавляло мне в определенных кругах популярности. Такой вот порочный круг, конца и края которому не видно.

Где-то в глубине дома хлопнула дверь. Я и кот дружно прислушались. Заслышав голос Лилины, мой мучитель рявкнул на все поместье и сорвался с места. Осторожно спустившись по стене, я побрел на птичий двор. Жрать хотелось неимоверно, надеюсь, курицы не поленились снести для меня пару яиц. Миска наверняка пуста, Дэсус, чтоб его…

До птичника дойти было не суждено. С Лилиной пришел маг. Остановившись у арки, ведущей в широченную прихожую, я во все глаза пялился на туфли, которые гость водружал на обувную полочку. Туфли… Сегодня воистину знаменательный день! Говорят, что месть — это блюдо, которое подают холодным. В таком случае мое блюдо превратилось в кусок льда. Пока я торчал в проходе, Дэсус успел «нажаловаться» хозяйке, сожрать мою порцию деликатесов и ускакать на улицу. Проводив взглядом задравшего хвост кота, возвращавшегося с цветочной клумбы, я мерзко захихикал. В голове родился очередной план…

Бе-э-э. Ужас, нет, не так, ужас, какое у Дэсуса вонючее дерьмо! Глаза режет немилосердно, не представляю, как у меня еще не отключилось обоняние. Меня чуть наружу не вывернуло, пока я закатывал палочкой «сюрпризы» на лист лопуха и короткими перебежками пер их в дом. Не дай боже кто-нибудь заметит. Думаю, никто ни разу не встречал драконов, волокущих горку пахучих экскрементов. Сюрреалистическое зрелище, полный отпад. Заложив «мины» и спалив улики в камине, весь в ожидании чуда и любви, я спрятался в вентиляции. Время шло, маг и хозяин продолжали секретничать в рабочем кабинете, оно и к лучшему, хоть запах в прихожей несколько выветрится. Так, ожидая выступления по заявкам, я не заметил, как уснул. Вместо звонка будильника до меня донеслись обиженный рев Дэсуса и крики барона. Прямо бальзам на израненную душу! Сработало!

Не все коту масленица…

— А жизнь хорошая такая… — напевал я себе под нос, нежась в потоке живого тепла, что дарило пляшущее на поленьях пламя в камине.

Слов, конечно, слышно не было, но мелодичное курлыканье вполне их заменяло. Старая песенка «Нанайцев» как древняя заезженная пластинка не желала покидать мой мозг. И да — это произошло! Ура, товарищи! У моего коня вороной масти прорезалось белое пятно. Моя оледеневшая месть завершилась операцией под кодовым названием «Дерьмотапок», одним выстрелом пристрелив Дэсуса и много взявшего на себя мага. Котяра получил по заслугам, барон в гневе страшен, скажу я вам. Шерстяной дружок схлопотал обгаженной туфлей в морду (на этом моменте я проснулся и дальнейшее представление наблюдал через отражение в зеркале). Для закрепления результата хозяин поддал гаденышу под зад. Получив ускорение, подарок маркизов пролетел метров пять, потом, видимо, у него закончился керосин и произошла аварийная посадка. Оглашая поместье ревом турбореактивного двигателя, «летательный аппарат», загребая всеми четырьмя лапами по паркету, рванул жаловаться хозяйке. Мне даже стало жаль (чуть-чуть) несправедливо пострадавшее животное, но жалость была задушена в зародыше. Мир суров — не сожрешь ты, сожрут тебя. Дэсус сам напросился, я лишь защищался.

Все замечательно, кроме маленького незначительного факта. Ну как сказать незначительного… В жизни всегда так — стоит присосаться к бочке с медом, как понимаешь, что медок смачно отдает дегтем. То же и со мной. Отмыв ногу и получив новенькие гамаши из запасов барона, маг приманил к себе мнимого виновника и долго смотрел в глаза блохастика, а потом принялся оглядываться, причем, гад этакий, поглядывал на потолочные балки и вентиляционные решетки. Мерзкий ублюдок. Кот под потолком не бегает, следовательно, искали меня. Хотелось хлопнуть себя по лбу или же приложиться этой частью тела об стену. В горячке я забыл о том, что Дэсус, мохнатая отрыжка, может транслировать образы, и у него есть железобетонное алиби. Покопавшись в куцых мозгах кота, маг убедился в его невиновности. Крестцовым отделом мозга я ощутил поисковую волну. Поняв, что экзекуция может плохо сказаться на здоровье крылатой тварюшки, я запаниковал и постарался стать как можно незаметней. И произошло чудо. Поисковый луч скользнул мимо. Направленное внимание мага не зацепилось за мою шкурку, словно в вентиляции вместо дракончика было пустое место. Маг ничего не сказал барону о своих подозрениях, но, судя по харе, злобу затаил. Так и живу теперь с оглядкой на хвост, стоит в доме появиться магу, как из него исчезает чешуйчатый жилец. Тьфу-тьфу, три раза через плечо. Береженого бог бережет.

Как-то так… Зато барон у нас теперь прочно обосновался на пьедестале главного альфа-самца. Стоит ему появиться в пределах видимости кота, как Дэсус, прижимаясь брюхом к полу, моментально делает ноги. Видимо, мохнатику страсть как не понравилось летать. Зато один знакомый вам дракончик собирает бонусы и стрижет купоны. Где хозяин — там я и нет никакого котяры. Жаль, анатомия драконов не позволяет задрать хвост, а то я в таком виде, изображая верного оруженосца, демонстративно шлялся бы за бароном. Впрочем, и без этого Сажу Лера раскусил игру черного питомца дочери и всячески потакал ему, то есть мне. По крайней мере, он никак не вмешивался в наше противостояние. Получив молчаливый карт-бланш, я принялся третировать противника.

План гнобления и дискредитации конкурента предусматривал три точки приложения усилий.

Во первых строках… ну, вы поняли… Первым пунктом были кухня и кладовка. Подходы к любимому местопребыванию любого солдата плотно контролировались двумя армиями противника с глубокоэшелонированной обороной. Выносные посты и первую линию обороны держали войска генерала Дэсуса, прочно окопавшегося на позициях перед поворотом в хозяйственное крыло и пометившего все углы. Перед кухней периметр контролировал истопник, получивший строгие инструкции от темнокожей генеральши с мокрым полотенцем. Для полноты инструктажа и лучшей усвояемости материала мужичку сунули под нос мясистый кулачище и обещали отлучить от тела, ежели он напорет косяков. Истопник поклялся лечь костьми и не пущать ворога. Полюбовничек кухарки даже не поленился установить на потолочных балках металлические щитки (как только со стремянки не брякнулся). Ну и на самом «объекте» стерегло добро ее афро-дитарское величество Жулия Мокрополотенцевская. Под рукой суровой воительницы ходило четыре полка поварят. Не стоило также сбрасывать со счетов магический рубеж, хоть он давно не преграда для опытного диверсанта.

От мяса меня отлучили и перекрыли дорогу к миске, но я успешно перешел на партизанскую борьбу и тактику диверсионных налетов. Жулия допустила стратегическую ошибку — ей не стоило забывать о вредителях… В далекие-предалекие времена всеобщего благоденствия и золотого века с мышами и крысюками справлялся ваш покорный слуга. С тех пор утекло много воды. Крысоборца предали анафеме и на его место взяли другого «бойца», да только «сменщик» забил на грызунов. Стоило открыть некоторым глаза. Хе-хе! Я — это зло! Бу-ха-ха! Мелкий диверсант вместо борьбы с грызунами занялся перемещением их места дислокации. Тактика рейдов по тылам противника состояла в следующем — изловив и подпридушив несколько мышей, я пробирался тайными вентиляционными шахтами или дымоходами (когда истопник не топил печь) к кухне и отпускал пленников на вольные хлеба. Почуяв свободу, мыши удирали. Как вы думаете, куда? Правильно думаете. Туда же запускались тараканы и различные жуки. Хе-хе, антисанитария полная. Я говорил, что я зло? У-у-у, как бесилась Жулия! Ничего-ничего, я только разогреваюсь, ягодки будут впереди. Мне достаточно того, что репутация Дэсуса в глазах главного мясораспределителя основательно пошатнулась. Похоже, в черную голову кухарки начали потихоньку стучаться мысли, что зря она кормит дармоеда.

Как ни крути, любая война выигрывается той стороной, у которой тылы крепче, чем у противника. Одними кузнечиками сыт не будешь. Раз в родном доме путь к миске мне был заказан, я начал окучивать соседей. Главный удар чешуйчатой кавалерии был нанесен по мясной лавке мэтра Дирка — отставного сержанта. Отдав королю и отечеству двадцать лет жизни и потеряв на службе правую ногу до колена и два пальца на левой руке, бывший гвардеец Дирк получил приличный пенсион и решил осесть в столице. Растрясши кубышку из личных сбережений и хабара, награбленного в дальних походах, Дирк открыл лавку в одном из фешенебельных районов города, то бишь рядом с поместьем Сажу Лера. Конечно, без помощи высокопоставленных сослуживцев у ветерана ничего бы не выгорело. Землица под лавкой стоит в несколько раз больше, чем само заведение, но старый генерал Арк посодействовал отставнику, подарив тому часть личной территории.

Обосновавшись в квартале знати, сержант занял нишу главного поставщика мясопродуктов. Ушлый ветеран не поленился наведаться в близлежащие деревни и покалякать со старостами. Итогом встреч стали распитые в несчетном количестве бутыли первача и договор на поставку мычащего и блеющего товара по ценам ниже рыночных. Дирк оказался мастером на все руки. Колбасы, что он изготавливал, обладали изумительным вкусом, а еще были окорока, буженина, копчености, сосиски… Стоп-стоп, не хватало еще слюной захлебнуться. Пробивной ветеран быстро монополизировал торговлю деликатесами, которые пользовались заслуженной славой.

Какое отношение имеет мясная лавка к черночешуйчатой кавалерии? А такое, что мясопродукты привлекали крысюков, справиться с которыми не могли ни магический барьер, ни ручная ласка, ни кот по кличке Пират. И тут в звуке фанфар и свете софитов появляюсь я во всем своем великолепии. Я успел достаточно засветиться перед всеми соседями. До бала Лилина частенько гуляла с черным дракончиком на плече, поэтому меня многие знали.

Я упоминал, что от страха как-то пробудил способность скрываться от магического ока, но не рассказал о том, что это не единственная способность, дарованная болвану с именем Скайлс. Наказав врагов (одновременно кота и мага!) и счастливо избежав экзекуции, я слинял в сад, забрался под беседку и приступил к тренировкам. В процессе самоистязаний выявился интересный дар изменять цвет ауры. Целиком свою ауру я не видел, ориентировался только на свечение передних лапок, но и этого оказалось достаточно, чтобы выявить характерную взаимосвязь между цветовой гаммой энергетического поля и чертами характера. Как-то раз, экспериментируя, я придал ауре полностью черный цвет и тут же ощутил растущий внутри комок ненависти и презрения к вонючим двуногим тварям. Поганые человечишки! Да как они могли превратить меня, черного дракона, в домашнего питомца? Меня, темного лорда, величайшего злодея, бу-ха-ха! Со злодейским смехом вышла закавыка. Приглушенное хриплое курлыканье никак не походило на злобный хохот темного властелина мира. Поняв, что ростом пока не вышел и мир не думает склоняться к лапам грозного дракона, я протрезвел и быстро вернул ауре нормальный цвет. Сутки ваш покорный слуга, напуганный неожиданными последствиями и нежданным сумасшествием, не экспериментировал, но любопытство, сгубившее мириады кошек, взяло свое.

От зеленого цвета сознание погружалось в нирвану, красный заставлял яриться, вожделея выпустить кровь врага и напиться ею, синий звал в небо, а бело-голубой манил в воду. Нежно-розовый бил гормонами по голове и тащил спариваться. Солнечно-белый превращал в ангела во плоти. Круто, жаль, не получится из меня ангела, коленкором не вышел. Для ангела черноват, для злодея мелковат. Кругом облом. Обидно, да.

Потом я начал комбинировать цвета и тут понял, что могу брать в лапы и направлять маленькие сгустки энергии по собственному усмотрению. Причем яркие шарики в лапках тоже могли изменять цвет по желанию хозяина. Кстати, с этими экспериментами я чуть не погорел по полной программе. Стоило мне сформировать в лапке красивый перламутровый шар, напоминающий жемчужину, как по спине пробежали мурашки. Из-за моей ворожбы активировалась магическая защита поместья, но на этом беды не закончились. Как всегда, в самый неподходящий момент к барону наведался осточертевший маг. В этот раз гость был в сапогах. Уважает, гад. Набросив на себя магический щит, маг и барон выскочили в сад. Активировав какой-то амулет, светившийся насыщенным кроваво-красным светом (девайс явно атакующего направления), гость мелкими шажками подступил к беседке. Я, спрятавшись под обесцвеченной аурой, изображая собой червя, трясся в дальнем углу. Походив вокруг и около и ничего не обнаружив, маг списал тревогу на сбой в магическом плетении. По просьбе барона он тут же обновил защиту и сигнальные контуры. С экспериментами пришлось завязать. Тут у всех поместий сигнальные контуры, даже проулки и переулки опутаны активными нитями. Без специального допуска не помагичишь. Ауру изменяй сколько душе угодно, а про боевые фаерболы и думать забудь, ибо спалишься на счет раз. Но даже энергетической маскировки оказалось достаточно для незаметного подступа к добыче.

Наметив план действий, я огородами, чтобы, не дай бог, не попасть в поле зрения мелких наследников аристократических семейств, которые, как их деревенские собратья, не гнушаются носить в карманах рогатки, пробрался к лавке пожилого ветерана. Дождавшись, когда Дирк отвлечется на покупателя, я юркнул в подпол. Изловить крысу было делом пяти секунд. Зверюга была чуть ли не с меня ростом. Плюнув крысе в морду пахучими выделениями защечных желез и тем самым лишив ее ориентации с помощью обоняния, я добил голохвостую тварь. Пыхтя и порыкивая от усердия, выволок добычу на самое видное место и нырнул на второй заход. Вражина под номером два оказался помельче, и вскоре на капот фронтового истребителя была нанесена очередная звездочка. За ней последовала третья. Завершая рейд, я столкнулся с ветераном. Взяв в руки палку, он шевелил уложенных в рядок крыс и очень удивился, когда из-под полок показалась крылатая тушка дракончика, волокущая четвертую товарку убиенных. Па-бам! Бейте в литавры! Дирк никогда не был скрягой и наградил героя добрым куском аппетитного окорока. Вкусы и пристрастия домашнего питомца маленькой баронессы он прекрасно знал от самой хозяйки крысодава. С той поры повелось, что у Дирка мне был готов и стол, и дом, а я, теша инстинкты охотника и звериное начало, отрабатывал кормежку в подполе и колбасном цехе. Ласка с кличкой Нитка и кот Пират благосклонно приняли помощь. Ласка гоняла мышей, а Пират охранял территорию от поползновений со стороны соседских и бродячих котов.

Обеспечив тылы и отодвинув угрозу голода, я принялся изводить Дэсуса. Памятуя, что применять магию чревато для собственного здоровья, я обходился народными методами. Неплохо прокатывали вонючие плевки и поливание грязью с потолочной балки. Добрая хозяйка ненавидела грязь. Истошно орущего котяру по два, а то и три раза в неделю волокли в ванну. Еще я задружился с Бухом — сиречь Лентяем, старым сторожевым псом. У Буха было два несомненных преимущества. Первое — всеми фибрами своей собачьей души он ненавидел кошек. Второе — у пса водились блохи. Жирные, отъевшиеся на старческих боках. Поковырявшись в мусоре, я нашел маленькую, в треть спичечной, коробочку из-под ароматизированного нюхательного порошка, который местные аристократы использовали вместо табака. Удовольствие не из дешевых, оттого и куцый размер тары. Для моих нужд коробочка подходила на все сто процентов. Почесывая Буха, я ловил блох и сажал их в тару. Совершив небольшой перелет авиакомпанией «Эйр Скайлс», пассажиры коробки прибывали к местам пребывания жертвы. Лилина не переставала удивляться, где ее любимец умудряется находить блох. В нагрузку к помывке Дэсус получал порцию противоблошиного порошка, а я довольствовался хорошим настроением. Права древняя народная мудрость: сделал гадость — сердцу радость.

Сегодня у меня для котейки нет ничего нового. Полная коробка бывших квартирантов старого пса — это уже известный номер. Четвертый час сижу в засаде на потолочной балке аккурат над спальной корзинкой вражины и жду, когда котяра соизволит нагуляться и улечься на боковую. Блохи в коробке сатанеют, голод не тетка, мелкие кровопийцы точат зубы и готовятся к десантной операции. Ближе к часу ночи кот заявился в апартаменты Лилины. Покрутившись вокруг себя, он улегся на лежанку. Я понимаю, что это мелко и недостойно бывшего человека, но ничего не могу поделать, поэтому под мерзкое внутреннее хихиканье открывается крышка и черные десантники отправляются в полет. Больше пятидесяти процентов численного состава парашютно-десантного полка достигает новой жилплощади под белыми джунглями шерсти. Проходит мгновение, другое — Дэсус яростно зачесал задней лапой за левым ухом. Есть!

Мавр дело сделал, мавр может удалиться. Тихонечко насвистывая бравурный марш, я перебрался в сад. Развалившись на крыше беседки, принялся было пересчитывать звезды и определять местные созвездия, как мое внимание привлекли тени в окне гостевого флигеля.

Флигелек у нас зачарован с особым тщанием. Двойной магический экран — это вам не хухры-мухры, но в силу особенностей организма одному товарищу эта защита, что слону дробина. Перелетев на крышу флигеля, я аккуратно, не создавая шума, опустился по стене и осторожно заглянул в подозрительное, привлекшее внимание окно.

У-у-у, э-э-э, о-о-о! Хочу самку… Немецкие кинематографисты отдыхают. Да-а-а, я давно не человек, но каждый раз западаю, стоит мне увидеть госпожу баронессу во всем обнаженном великолепии. Высокая грудь (как пить дать, детей вскармливала дородная грудастая кормилица), ровный животик без единой растяжки, будто баронесса и не носила под сердцем младенцев, длинные ноги. В ней все идеально, а сейчас она красуется в высоких ботфортах, обтягивающих ноги, словно перчатки. Больше на хозяйке ничего нет, семихвостую плетку в руках одеждой не назовешь.

— Госпожа! — слышу я хриплый мужской голос.

— На колени, раб. — Пухлые губы презрительно искривились.

Взмах, и на спине кавалера, лицо которого обращено к баронессе, появляются отчетливые розовые полосы.

Мужчина падает на колени, и баронесса ставит ногу в ботфорте на широкую спину.

— Ты себя очень плохо вел! Что мне с тобой делать?

— Накажите меня, госпожа!

— Наказать? — тянет баронесса, потом убирает ногу, резко хватает любовника за подбородок, вздергивает его лицо вверх и… Звук пощечины напоминает выстрел из ружья. На пару секунд кавалер поворачивает лицо к окну, и я чуть не теряю опору. Убиться не убьюсь, крылья не дадут, но нельзя же так обращаться с моей нежной психикой.

Я неоднократно видел портреты правящей семейки. Перед баронессой стоял на коленях принц Борух — наследник престола, будущий король…

Скажите мне, куда я вляпался? И куда или во что вляпались бароны Лера?

Я так мечтал выспаться. А что? Настроение хорошее, Дэсус получил очередную порцию кровопийц, в желудке переваривается свежая ветчинка изготовления старины Дирка. Ветеран, по сложившейся традиции, попотчевал крылатого крысолова отборной вкусняшкой, да вот только не спится что-то. Нет сна ни в одном глазу, как рукой сняло. Секс в исполнении неистовой парочки сыграл роль крокодила Гены, давшего пинка лопоухому другу и душевно так поинтересовавшегося: «Что не спится, Чебурашенька?»

Вот и мне не спалось, рогатую головенку атаковали стада роящихся мыслей и вытянутых из черепушки воспоминаний. Мысли, насилующие извилины, ни в какую не желали выстраиваться в четкую систему. Цветные стеклышки калейдоскопа оставались лишь хаосом без какой-либо структуры, хотя вдали мелькало нечто оформленное. Силуэт верной догадки то и дело всплывал из пены предположений, но ухватить заветный кончик хвоста не получалось. Ситуация напоминала первый эпизод «Звездных войн» с их призрачной угрозой.

Да-да, никакие маги и волшебники не могут лишить мелкую черночешуйчатую тварюшку природного любопытства. Это Дэсус, получив от хозяина, все понял с первого раза и не совал нос куда не следует, а мне надо, как депутатам, организовать второе чтение, если непонятно, значит, третье, и то не факт, что подействует. Угрозы мага и понаставленные им барьеры не были для меня преградой. Подгоняемый любопытством, я продолжал лазить по всему поместью, не оставался без внимания и хозяйский кабинет. Сидя в вентиляционных ходах, домашний шпион нередко становился свидетелем деловых переговоров хозяина и встреч оного с мутными личностями, зачастившими на огонек. Если в первом случае барон и гости разливались соловьями, то во втором слов было куда меньше. Стороны чаще обменивались бумагами, которые после прочтения ждало ненасытное пламя камина. Барон чего-то не на шутку опасался, справедливо полагая, что и у стен бывают уши. Не следует вслух озвучивать крамольные мысли. Обычно после тайных переговоров Сажу исчезал на день-другой.

Та-а-ак, виртуальные зубы ухватили тонкую ниточку, ведущую к клубку тайн. Как это я раньше не допетрил? В копилку странностей, издав мелодичный звон, опустилась еще одна странная монетка — барон раньше положенного срока отправил сына на учебу в Империю. Якобы мальчику полезно будет заранее обжиться на новом месте и повращаться в светском обществе, завести полезные знакомства среди сверстников. Через недельку следом за братом отъедет будущая магиня, сопровождать которую будет два десятка наемников.

Мимоходом хотелось бы отметить такой местный геополитический факт: в данный период истории так сложилось, что среди множества стран континента всего лишь одно государство имеет право называться Империей. Под ее протекторатом сейчас находится несколько «независимых» королевств. В народе ее никак не именуют, называя просто Империей. Действительно, для чего забивать голову, других-то империй нет.

Черт! Вот оно! Барон выводит детей из-под удара! По-другому я не могу расшифровать его телодвижения. Странно все это. Сажу попали в опалу или кому-то перешли дорогу помолвкой дочери с королевским бастардом? Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить о здоровенном куске пирога, состоящего из влияния на двор его величества, оттяпанном ушлым торговцем с глубокими дворянскими корнями. Миллионы Сажу Лера играют здесь не последнюю роль. Как известно, кто за девушку платит, тот ее в конечном итоге и танцует. Король не девушка, но долги, понаделанные им, заставят его величество танцевать с кем угодно, лишь бы у танцора было достаточно золота. Но королю явно не по нраву растущее влияние хозяина богатств, а семья и дети — лучшая цель для давления на кредитора, слишком много возомнившего о себе. Непорядок! Ату его, ату! К ногтю паршивца!

Так оно или нет, но ничего другого в голову не приходило. Некто в прошлой жизни перечитал гору бульварной дряни о теории заговора, свернутые набекрень мозги передались и новому телу. Ладно, проехали, только вот огонек беспокойства и не думал превращаться в стылый пепел.

Что-то, знаете, неуютно как-то. Вроде теплынь на улице, луна светит, цикады, сверчки и прочие насекомусы скрипят, благодать, одним словом, а неуютно. Мурашки по спинному гребню так и носятся, и хвосту морозно. Или это моя чуялка сигнализирует, что неплохо бы сменить хозяев? Больно у них знакомства неподходящие. Наследный принц крови — это крутая крыша, как-никак будущий король, но в этом как раз заключается главная опасность. Если венценосный папашка прикажет долго жить и наследничек воссядет на престол, он быстренько спрячет концы в воду, и как бы заодно под раздачу не попали вожделенная баронесса и ее супруг. Монаршие особы жуть как ненавидят компромат и шантажистов, а поза коленопреклоненного раба… сами понимаете, стоит только слухам выплыть на поверхность… Куда потом податься бедному дракону? В лесу, положа руку на сердце, я не пропаду, прокормлюсь как-нибудь, но не по мне вечно жрать мышей и птиц. Я тварь социальная, привыкшая к цивилизации, и даже засранец Дэсус с высоты нынешнего положения кажется милой няшкой.

Из окна послышались сдавленные стоны и свист плетки. Что творится, люди добрые! Что творится! Нет, я не могу на это смотреть, но и не смотреть — выше моих сил. Как она его хлещет, как хлещет!

Повизгивающий от боли и удовольствия принц подполз к ногам обольстительной, холодно-отчужденной мучительницы.

— Лежать, раб! — Носочком ботфорта перевернув принца на спину, баронесса уселась ему на грудь.

Досматривать представление и секс в исполнении аристократических персон я не стал. Увиденного хватило за глаза. Мелкому дракончику требовался отдых и уединенное место для размышлений, а подумать было о чем.

Спланировав на крышу беседки, я, словно приноравливающаяся к лежанке кошка, потоптался по черепице и крутанулся вокруг себя. Голова была на удивление пустая. Весь вихрь мыслей, кружившийся в ней минуту назад, сорвался с места, вылетев через ушное отверстие и оставив после себя гулкое эхо пустого помещения. Так ничего и не надумав, я уснул. Примерно через два часа, если судить по сместившемуся ночному светилу, сбивая сон, еле слышно скрипнула дверь гостевого флигеля, и на порог скользнула укутанная в темный плащ рослая фигура. Ага, намиловались, голубки. Принц крадучись пробрался к маленькой неприметной калитке в ограждении поместья. Вскоре до моего слуха донесся приглушенный всхрап лошадей и дробь конских подков о мостовую. Его высочество отбыл во дворец. Выждав определенное время, флигель покинула и баронесса. Действуя по наитию, я полетел следом. Что-то будет?

— Как отдохнула, дорогая?

Ни фига себе!

Второй раз за сегодняшнюю ночь ваш покорный слуга терял опору из-под ног с крыльями и зарабатывал разрыв шаблона. В гостиной в глубоком кресле напротив жарко растопленного камина сидел барон. Меланхолично перебирая завязки домашнего халата, он смотрел на пляшущие языки огня. Красное пламя, отражаясь в его глазах, делало Сажу Лера похожим на угрюмого вампира.

Баронесса, проведя по небритой щеке Сажу ладонью, обошла его кресло кругом, грациозно опустилась на мягкий диванчик справа от камина и, провокационно закинув ногу на ногу, полуобернулась к мужу.

— Слава принца определенно раздута.

Я тихонько прокрался вдоль стеночки и по косяку взобрался на потолочную балку. Котяру можно было не опасаться, пока барон в комнате, мой недруг сюда не сунется.

— То-то ты быстро управилась, дорогая, — усмехнулся барон.

— Было бы с чем управляться… Но замечу: потенциал у мальчика есть.

— Не переусердствуй, дорогая. Ты противоядие приняла?

— Обижаешь. — Змеиная улыбка коснулась пухлых губ баронессы.

— Как все прошло?

Когти впились в дерево чуть ли не во всю длину. Ну ни фига себе, какие страсти. Я не я, если хозяин не фрондирует против короны, а с виду и не скажешь. Самый надежный верноподданный.

— Тебе в подробностях или общими словами?

Барон облокотился на спинку кресла и пронзил жену ледяным взглядом. Ни ярости, ни гнева, ни ревности — лед, космический холод расчета. Под кинжалами глаз Сажу Миражана растеряла весь лоск, апломб и уверенность. Скукожившись на диванчике, она выставила вместо себя маску слабой женщины, покорившейся захватчику.

— Почти верю. — Барон три раза демонстративно хлопнул в ладоши. — Могу составить протекцию в театре господина Ламье. Императорский импресарио ищет актрис. Твой талант оценят по достоинству. Я задал вопрос. Отвечай! — прошипел он.

Миражана пожала плечами:

— Дай мне слово, что первым умрет Батид.

— Все что угодно, дорогая. Ему отрубить голову или повесить? Чем тебе не угодил маг-наставник принца? Божий одуванчик, милый старикан.

— Возможно. Ты знал, что все фаворитки Боруха сначала проходят через паучьи лапки Батида? Вижу, что не знал.

— Ты спала с ним?

— Этот старый импотент лет двадцать как не способен осчастливить женщину. Он заставил меня раздеться и облапил, как рабыню на торжище, проверяя, нет ли на мне контактного яда или колдовских артефактов. Мерзкое отродье, только туда свой бородавочный нос не сунул.

— Представляю его разочарование. Радуйся, что не сунул. Сплетницы говорят, что он уже двадцать лет таким способом «дарит радость» женщинам, — ухмыльнулся барон. — Вот бы он удивился и обрадовался, обнаружив «бальзам» именно там.

Я почесал когтем между рогов. Где-то я уже слышал или читал про «бальзам». Точно! В одной из книг, которую барон неосторожно оставил открытой на рабочем столе в библиотеке, когда на пару минут выходил по нужде. Я тогда спланировал со шкафа, любопытствуя, что же выискивает Лера в старинном трактате. Оказывается, Сажу интересовали наркотические любовные составы, превращающие людей в марионеток. Забавный интерес, настораживающий, можно сказать.

— Прекрати, меня сейчас стошнит. Ненавижу магов! Как ты можешь вести дела со своим… — На лицо Миражаны легло брезгливое выражение.

— Ты правильно сказала — моим! — перебил барон жену.

— Не боишься, что он сдаст тебя Незримым?

— Не боюсь. Тайный сыск обойдется без меня, его незримые ищейки могут сколько угодно рыть носом землю. Во-первых, я купил Базиле с потрохами, а во-вторых… У тирских банкиров хранятся прелюбопытнейшие бумаги, гарантирующие его лояльность. Стоит документам увидеть свет, он и суток не проживет.

Ясненько. Никто не говорил, что люди в новом мире должны изобретать новые приемы для подсечки рыбки на крючок. Деньги, грязное белье и скелеты в шкафу всегда и везде остаются гарантами верности и короткими поводками для скользких и ненадежных личностей. Как бы ни пыжился наш брутальный маг, барон цепко держит его, хотя я бы на месте хозяина этого мага в стеклянную банку замариновал. Кстати, о маге. Не знал, что его зовут Базиле. Почти как Базилио. А что, ему идет. Еще бы круглые очечки и клюку — будет стопроцентное попадание в образ.

— Прошу тебя, будь осторожней. Не доверяю я ему. Такой человек утопит тебя только ради того, чтобы не идти на дно одному.

— Спасибо за беспокойство, но разве я не сказал, что бумаги в Тире уничтожат и весь его род? Слишком многим эти маги насолили.

— Скажи, долго мне еще потакать капризам принца?

— Потерпишь еще разок. Тебе ведь понравилось… хм… терпеть. Что ты скажешь о дрессированных собачках? После второго раза он станет твоим верным псом, будешь держать будущего монарха на коротком поводке. Как жаль, что его толстозадая тирийка не переживет переворот.

Да, интересные дела творятся в подлунном мире. Живешь себе, живешь, ни о чем не думаешь, а тут бах и выясняется, что хозяин твоего дома по самую маковку погряз в заговоре против короны. Ладно бы только он один. Ледяная Принцесса тоже оказалась любительницей пощекотать нервы и адреналиновой наркоманкой. Чего только стоит один финт с принцем Борухом и магическим ядом, привязывающим к определенному человеку. За образом милого котенка скрывалась тень матерой хищницы. Безжалостная львица оказалась под стать вожаку прайда. Я, наивный, думал о женской слабости и падкости на монаршие богатырские стати, а тут, оказывается все продумано на десять ходов вперед.

Против его величества выступили крупнейшие землевладельцы и купцы, которым эскапады монарха встали поперек горла и надоели хуже горькой редьки. Скажите, кому понравится оплачивать чужие капризы из собственного кармана? Король любил женщин и красивую жизнь с охотами, балами и ратными подвигами, опрометчиво путая личное и государственное, особливо казну и собственный кошелек. Говорят, красиво жить не запретишь, но не каждому дано жить по средствам. Его величество давно опустошил денежные закрома родины. Локальные конфликты, плевки на Империю, постоянно меняющиеся фаворитки и бесконечное веселье — все это привело страну к финансовому краху. Чтобы свести концы с концами, были взяты крупные займы в тирских банках, увеличены налоги и разработана беспроигрышная интрига с помолвкой и будущей женитьбой бастарда на дочери главного денежного мешка страны. Все видимые приличия были соблюдены, и совсем не важно, что маркизам пришлось разорвать другую помолвку, а из денег Лера им достанется едва ли десятая часть. В свое время маркизе был поставлен ультиматум, пришло время выполнять его условия. Не бывает независимых бастардов. Тем, кто возомнил обратное, быстро указывают на их место или укорачивают на голову. Несчастная судьба и короткая жизнь — вот их удел. Барону Лера тоже никуда не деться. От таких предложений не отказываются.

Чтобы рассчитаться с долгами, монарх не придумал ничего лучше, как начать рассчитываться с банкирами земельными участками. На купцов надели тяжелое ярмо. Барон, сидящий на государственных заказах, выкрутился из положения, переведя за границу и в Империю половину филиалов купеческого дома и скрыв таким образом большую часть прибыли.

Аристократия многое могла понять, ведь маркизы, герцоги и прочие и сами не отличались добродетелью, щеголяя пухом на рылах, но разбазаривание уделов пришлось им не по вкусу. Истинный землевладелец лучше оттяпает себе лишний кусочек, чем отдаст его соседу или, не дай бог, иностранцу…

Монарх подозревал о зреющем заговоре и принимал превентивные меры, пресекая крамолу и инакомыслие, но гидра отращивала две головы вместо одной отрубленной, становилась хитрее и изворотливей, принимала разные формы, маскировалась под безобидных зверушек. Тихая незаметная война не затрагивала широкие слои населения, кипя в недоступном для простых смертных обществе аристократов. Пока не затрагивала.

Давно прогорели дрова в камине, остыли опустевшие кресла, затихли шаги, а я продолжал цепляться лапами и хвостом за потолочную балку. Даже после смерти и переселения мне не было так страшно.

Ха, вы думаете, чего, мол, бояться дракончику? Не ему, в конце концов, голову снесут на плахе в случае неудачи. Так-то оно так, но история собственного мира не раз и не два напоминала о «красных петухах» и реках крови, которыми заканчивались дворцовые перевороты и революции. В любом случае резня неминуема, и сие неизбежно при любом раскладе, независимо от того, какая сторона победит. Насилие порождает еще большее насилие. Если победит лагерь барона, то встает вопрос дележа трофеев, и тут бывшие сподвижники согласно проверенной временем тенденции превращаются в непримиримых врагов, не чурающихся любых методов в устранении прежних соратников. Знаете, совсем не улыбается проснуться ночью от треска пожара, пожирающего хоромы барона. То-то сам хозяин усылает детей в края дальние и прячет деньги в сейфы недоступные. Так, под думы тяжкие ваш чешуйчато-хвостатый слуга свалился под напором Морфея. Утром я чуть не отдал богу душу…

Картинно сморщив носик, баронесса отложила вилку в сторону:

— Дорогой, тебе не кажется, что…

— Тьфу! — выплюнув кусок мяса и промокнув губы, барон отбросил салфетку в сторону. — Кажется, еще как кажется, дорогая. Наш обед подозрительно воняет дерьмом!

— Жулия! — во всю глотку гаркнул хозяин поместья.

С моего наблюдательного пункта, расположенного на развилке толстых ветвей огромного дерева, растущего напротив открытого окна в трапезную, было хорошо видно, как громадная кухарка, виновато потупив заплывшие жиром глазки и покаянно сложив мясистые ручки на белом передничке, застыла перед бароном.

— Присаживайтесь, — сказал барон голосом, наполненным медовыми интонациями и сладкой патокой (для знающих людей такой тон не предвещал ничего хорошего, а о плохом думать им не хотелось, но приходилось), указывая Жулии на свободное кресло. — Отобедайте с нами. Очень рекомендую вот этот бифштекс.

Брызнув крокодильими слезами, заламывая в отчаянном жесте руки, генеральша котлов и поварешек упала на колени. На столе подпрыгнула супница, звонко звякнули тарелки и столовые приборы. Не представляю, как дом не развалился от землетрясения. Хорошо строили предки барона, на совесть и века.

— Не погубите, господин!

— Как это понимать, Жулия?! — Сажу Лера бросил в кухарку недоеденный бифштекс, попахивающий экскрементами. — Отвечайте! Я вас спрашиваю, ну!

В руке разгневанного мужчины мелькнул столовый нож. Глядя на красное лицо барона, перекошенное от еле сдерживаемой ярости, сразу верилось, что он и этим ножичком любого заживо разделает.

— Это Скайлс! Ваша светлость…

— Заткнись! — припечатал барон. — Жулия, ты сейчас в шаге от того, чтобы получить ногой под зад и с волчьим билетом навсегда вылететь из этого дома. Еще одно слово лжи, и я не знаю, что с тобой сделаю. Ты меня поняла?!

Негритянка судорожно закивала.

— Говори!

И грозная кухонная повелительница, царица мокрых полотенец, гроза поварят, ходячий ужас прислуги сломалась под яростным гнетом хозяина дома. Глотая слезы и размазывая сопли, она рассказала грустную историю о войне между некой домоправительницей, сиречь работницей (ага-ага, Фрекен Бок в максимальном варианте) и одним из любимцев маленькой госпожи. Да, толстуха завелась, ее речь словно реченька лилась. Для начала на питомца Лилины вылился бочонок отборных помоев. Вконец обнаглевший дракончик потерял не только нюх, страх, но и всякие границы. Черная сволочь (на себя бы в зеркало посмотрела) перестала давить крыс и мышей…

— Странно все это, не находишь, дорогая? — спросил Сажу баронессу.

— И правда, — подтвердила Миражана ледяным безэмоциональным тоном. — Мастер Дирк при каждом удобном случае нахваливает Скайлса. Дракончик у него всех крыс и мышей передавил, а у нас они разве что по кухонным столам пешком не ходят. В чем дело, Жулия?

Крыть толстухе оказалось нечем, оставалось только каяться и брать вину на себя. Булькнув нечто невразумительное, она продолжила поэму о кухонных страстях. Тут в быль органично вплелось и воровство мяса некоей мордой, и неприязнь между котом и драконом, и нелюбовь самой кухарки к мелкому нахалу, не признающему авторитетов. Скайлс, то есть я, на каждый выпад кухарки всегда отвечал какой-нибудь мелкой пакостью (что есть то есть, признаю за собой такой грешок), в отместку за то, что ему перестали давать мясо и что миска подчищалась котом, дракончик перестал уничтожать грызунов в поместье. Изобретательная тварь (и не скажешь, что тупое бессловесное животное) мстила в ответ. Чувствуя скорый проигрыш, Жулия дерзнула пойти на крайние меры. Вашего покорного слугу решено было отравить. Маленькая госпожа, возможно, чуток поплачет-погорюет, но успокоится, тем паче Лилина последнее время на питомца почти не обращала внимания (в школе великосветских мегер девочке хорошо промыли мозги, где мне тягаться с дипломированными профессорами и наставниками). Сказано — сделано. Кухарка хорошо изучила повадки противника, яд без запаха аккуратно залили в центр небольшого кусочка свежатины, который «забыли» на разделочной доске у «неосторожно» открытого окна. Никто и глазом моргнуть не успел, как парная телятина исчезла в неизвестном направлении (в известном, в очень даже известном), после чего Скайлс пропал на два дня. Жулия уже праздновала победу, но не тут-то было…

Сволочи! Толстуха рассчитала верно. Мясо я спер, спикировав с карниза второго этажа. Господи, через пять минут после сытного обеда в моей голове осталось единственное желание. Я просил высшие силы, засунувшие неприкаянную душу в тело дракончика, даровать их протеже быструю смерть. В корчах я молил небеса избавить меня от жизни. От чудовищной боли и желудочных колик меня выворачивало восьмеркой. Казалось, пытка длилась бесконечно, поэтому в потере сознания не было ничего удивительного. Два дня мое засиженное мухами тельце провалялось на чердаке гостевого флигеля. Пришел я в себя во время ливня, обильно орошавшего пятачок чердачного помещения перед открытым слуховым окном. Холодный душ привел отравленного дракона в чувство. На подгибающихся от слабости лапах я выполз на крышу, где, напившись чистой дождевой воды и почувствовав себя лучше, поклялся уничтожить всех покусившихся на мою жизнь. Угадайте, кто был номером один в коротком списке, составленном мстителем? Старуха была заочно осуждена и приговорена к высшей мере социальной защиты. За отсутствием службы исполнения наказаний роль палача пришлось взвалить на свои хрупкие плечи.

Одним из последствий отравления явилось расстроенное пищеварение и пробравший больного понос. Атака на владения отравительницы свершилась глубокой ночью. Высморкавшись, рассевшаяся на полу толстуха высказалась в том ключе, что не может в такой маленькой твари содержаться столько дерьма, сколько она потратила на загаживание кухни, вентиляции и дымоходов (я старался, не к столу будет сказано, впрочем, я сам в полной прострации — не понимаю, откуда что бралось). Если кухню общими усилиями поварят удалось отмыть и привести в божеский вид, то справиться со смрадом из вентиляции нет никакой возможности.

На последних словах Жулии барон неожиданно расхохотался. В припадке веселья он хлопал себя по ляжкам и стучал кулаком по столешнице. Посуда жалобно позвякивала. Ошеломленная смехом хозяина, кухарка забыла о размазывании соплей и утирании слез.

— Значит, так, — отсмеявшись, резюмировал Сажу. — Как мне кажется, Скайлс вас и так достаточно наказал. Не беспокойтесь, от себя я тоже добавлю. Что хотите делайте, нанимайте мага, лезьте в вентиляцию сами, но через три часа там должна царить идеальная чистота. Ни монеты за эту неделю вы от меня не получите. Вам все ясно?

— Да-да, я все поняла, — вскочив на ноги и пятясь задом, пробормотала кухарка.

Растревоженное чувство опасности заставило меня сорваться вниз. В мягкий ствол дерева, там, где я ранее блаженствовал, вонзился столовый нож.

— Сбежал, паршивец! — Барон в мнимом расстройстве пристукнул кулаком по коленке. — Ладно, пусть живет, заслужил. Дорогая, когда мы последний раз были в ресторации господина Болони?

— Пять минут, дорогой, я только сменю платье…

— Не спеши, дорогая, Бьер еще не заложил экипаж. — Оглядев голодным взглядом стол, барон сгоряча сплюнул на пол и вышел в сад. — Скайлс, Скайлс, лети к папочке!

Разогнался, уже спешу, только шнурки поглажу. Чур меня, с хозяина станется свернуть мне шею. Я лучше на беседке посижу, целее буду.

Судя по движению губ, Сажу Лера выдал что-то заковыристое. Секунд двадцать потоптавшись у порога, он вернулся в дом.

Фу-у-у, пронесло. Каков барон, а? Чуть было не того. Не забыть напомнить себе не злить его понапрасну, в другой раз чуйка может не сработать, и тогда быть мне бабочкой, наколотой на иголку. Классно он ножи метает, ничего не скажешь.

До позднего вечера я скрывался по кустам, а потом отрабатывал кусок мяса у мастера Дирка. Путь домой с набитой утробой оказался необычайно долог. Сам от себя не ожидал подобного аппетита. Старый ветеран тоже удивленно хмыкал, наблюдая исчезающие в пасти едока куски мяса. Если рассматривать в пропорции с волками, которые могут умять до двадцати пяти килограммов свежины, то некто крылатый составил им достойную конкуренцию.

У самого забора родного поместья моих ноздрей коснулся знакомый дух зелий и алхимических реактивов, которые не мог перебить никакой дорогой парфюм. Однако, к барону пожаловал господин маг. Чего приперся? Вечереет, на темнеющем небе проклюнулись первые звезды, нет же, нарисовался. Сонливость как рукой сняло. Срыгнув в придорожную канаву добрую треть съеденного, я помчался к дому. Опа, взгляд зацепился за активированный защитный барьер. Особенно ярко невидимая обычному человеку пленка светилась у окна кабинета барона. Любопытно… хозяин и гость изволят секретничать-с.

Стоит или не стоит? Вот в чем вопрос. Промаявшись с минуту над неразрешимой дилеммой и плюнув на последствия, я осторожно полез по стене. Опытным путем на примерах кухни и гостевого флигеля выявлено, что магические барьеры не являются препятствиями для черных драконов. К тому же шпик предусмотрительно наложил на себя маскировку, скрывающую хвостатого ниндзюку от магической поисковой волны. Как знал, что тайные занятия когда-нибудь пригодятся. Пробравшись за барьер, я затаился у окна под вычурной барельефной фигуркой, напоминающей купидончика. Так-так, послушаем-с…

— Сажу, как ты не понимаешь…

Как патетичненько! Занятно, похоже, я вовремя.

— Базиле, в чем твой интерес? — спокойно, с толикой вальяжной ленцы в голосе перебил мага барон.

Из кабинета донесся характерный звук, с которым вытаскивают пробку из бутылки. Буквально через пять секунд журчание наливаемой в фужеры жидкости и тонкий винный аромат сказали мне, что я не ошибся.

— Скажи, зачем тебе Скайлс?

Ого! Это они обо мне?! Ничего себе, я действительно вовремя. Чуялка противно взвыла, неспроста маг пожаловал, ох неспроста. Как бы эта морда не уболтала отца Лилины избавиться от питомца. Так, спокойно, товарищ, без нервов, нервничать потом будете. Вдыхаем через нос, выдыхаем через рот. Сидите, милейший, как мышь под веником и не дергайтесь. За окном решается, жить тебе в этом доме или улепетывать, пока на ингредиенты не пустили. Если бы не когти, вонзенные в податливый камень, я бы брякнулся со второго этажа и разбил себе голову о камни внизу.

— Я тебе уже говорил.

— Говорил, помню. Но, Базиле, ты как всегда недоговариваешь и предпочитаешь скрывать истину. Так зачем тебе понадобился дракончик?

— Хорошо, буду откровенным.

Шуршание. До меня донесся прогорклый запах старой слежавшейся кожи.

— Смотри!

— Я не умею читать на древнеимперском.

— Это рирский алфавит. Рирская империя существовала задолго до империи Тамрис! Ты хоть на минуту представь себе, какая это редкость! Тамрис рухнул больше двадцати веков назад, а пергаменту больше пяти тысяч лет, ты не представляешь, каких трудов мне стоило получить его. Это чуть ли не единственный полностью сохранившийся трактат, найденный на раскопках руин в Парлемской провинции. Еле-еле успел раньше скупщиков из университета.

— Смею заметить, он неплохо сохранился для такого раритета.

— Древние маги умели накладывать чары стазиса.

— И о чем пишут древние?

— Это трактат о драконах! Я расшифровал их письмена.

— Как занимательно, еще никто не расшифровывал письмена драконов.

— Сажу, тебе не идет ирония.

— Ладно-ладно, извини, не смог удержаться. Ты продолжай, я внимательно слушаю, — милостиво разрешил барон.

— В трактате пишут, что драконов создали маги Рира.

Я весь превратился в слух. Древняя история в изложении Базиле Риста повествовала о том, что маги сгинувшей империи привезли с южного континента несколько десятков яиц, из которых впоследствии вылупились ужасные огнедышащие твари. Вес тварей к моменту взросления достигал трехсот су. Я быстренько пересчитал — около двух тысяч килограммов. Нормальные были у меня предки! Что же их потомки так измельчали? Ага, маг погнал вещать далее. Вылупившихся и подросших драконов подвергли трансформации, технология которой утеряна тысячелетия назад. В конечном итоге экспериментаторы получили несколько видов внешне безобидных дракончиков, размер которых варьировался от кошки до крупной собаки. Еще дракончики отличались цветом чешуи. Всего получилось пять видов: зеленые, синие, красные, золотые и самые редкие — черные (прямо горжусь, я редкий вид, занесите меня в Красную книгу).

— По мне, так твари с юга были лучше получившейся мелочи, приручить таких — и любая армия этих драконов с руками оторвет, желая заполучить несколько сотен или тысяч живых огнеметов.

— Видимо, они не поддавались дрессуре, по крайней мере, в трактате об этом нет ни слова. Не думаю, что древние были глупее нас с тобой. Мы до сих пор не можем разгадать многие их секреты.

— Хорошо, согласен, раньше и деревья были выше, и огурцы толще. Так что там с драконами, ради чего их изуродовали, родимых?

— Тут многое непонятно, некоторые термины перевести не удалось.

— Базиле, мне ни к чему тонкости перевода. Говорил бы ты о деньгах, я бы тебя не перебивал. Ты мне самую суть поведай.

— Суть? Можно и суть. Если вкратце, после импринтинга все дракончики должны были выполнять четко определенные цели. Зеленые были разведчиками, они запоминали план местности и передавали магам увиденные картинки. Синие — почтальоны и связисты. Ты сам знаешь, что они как попугаи копируют и запоминают человеческую речь. После специальных тренировок они могли запоминать целые книги, надиктовывая их часами. С помощью красных лечили, не спрашивай как, все равно не отвечу, потому что не знаю и тут не описано.

— Что с золотыми?

— Золотые — ищейки.

— В каком смысле ищейки?

— Они могли запоминать ауру человека, которую невозможно подделать, и по слепку найти любого человека, как бы он ни маскировался. И последние в очереди, но не последние по значению — черные.

— Базиле, если тебе надоест заниматься магией, знай: место рекламного агента тебе всегда обеспечено. Все, молчу-молчу, ты остановился на черных.

— Дам тебе небольшую подсказку. Черных рирцы называли троками. Дракончики были чрезвычайно умны, обладали магией и, в отличие от своих цветных собратьев, могли целенаправленно ее применять.

— «Трок»… Мне это слово должно что-то сказать?

— От него произошло тамрисское «трокан» и…

— И староимперское «троканот» — смертельный. Я тебя правильно понял?

— Правильно. «Трок» значит «убийца».

Ошалеть не встать. В детстве я часто мечтал стать воином-ниндзя. Сбылась мечта идиота. Добро пожаловать в клуб убийц! Только что мне там делать и какие требования к членам закрытого общества?

ЭЙСА ТРЕТЬЯ,

рассказывающая о том, что на свободу можно выйти и с нечистой совестью

И жизнь закрутилась колесом. За какие-то три дня барон развил кипучую деятельность. Если не присматриваться особо, то со стороны казалось, будто в имении и за его пределами ничего не происходит, но это если не знать о готовящемся перевороте.

Один из главных заговорщиков не сидел на месте, в его ситуации это было бы смерти подобно. Каждый день усадьбу посещали разные мутные личности. Сажу вывозил и прятал архивы, раздавал инструкции и поручения, принимал доклады и рапорты от доверенных лиц и шпионов. А еще барон потихоньку готовился к отправке детей из родного дома. Первым имение покинул Лирт. Наследник титулованного аристократа, облаченный в кадетский мундир, отбыл куда-то в сторону границы. Как я подозреваю, доверенные люди барона переправят его далее — за рубеж. Сажу Лера спешил спрятать концы в воду и выводил детей из-под удара.

Дабы не быть в чем-либо заподозренным, барон вел активную общественную жизнь. Несколько званых вечеров и пара балов, на которые приглашался весь цвет королевства, явно отвели глаза охранке и притупили паранойю его величества. В таком режиме пролетели три недели.

Первое время я лелеял призрачные надежды, что чернокрылый питомец юной баронессы отправится вместе с хозяйкой или следом за нею, но родители Лилины ни словом не обмолвились, что дочери будет позволено забрать рурга-дракончика с собой. Кота — да, а чешуйчатый останется дома и будет давить грызунов. В общем, засада! Иногда я ловил на себе задумчивые взгляды барона, за которыми угадывались тяжелые мысли, гуляющие в голове хмурого аристократа. Знать бы, что он задумал, а то неспокойно мне за свои хвост и шею. Боюсь, укоротят либо то, либо другое. Скотина-маг, это его семена дали всходы в черепушке хозяина поместья. Сволочь!

Поддавшись общей нервозности, я тоже не сидел на месте. Знаете ли, мне мои хвост и чешуя стали отчего-то очень дороги. И что с того, что нынче у бывшего наладчика появились крылья и хвост и убавился рост и вес? Своя рубаха, как ни крути, ближе к телу, каким бы это тело ни было. На фоне тщательно замаскированной суеты, царящей в поместье, ваш покорный слуга тоже облетел все окрестности. В ходе импровизированных разведрейдов велся поиск пригодных для проживания «баз». Сначала я подумывал затихариться у старины Дирка, но слишком многие знали одноногого ветерана и черного баронского дракончика. Честный служака остался таким же и после службы. Нынче мясник привечает хитрозадую тварюшку, подкармливая ее деликатесами, но если дракончик вдруг «потеряется», то старый солдат без зазрения совести сдаст потеряшку хозяевам. Обидно, ведь место у него хлебное. Поместья аристократии не подходили по тем же причинам. В свое время Лилина успела примелькаться с черным дракончиком на плече, других соплеменников и братьев-близнецов у меня не было. Прятаться в парковой зоне и среди кварталов бедноты — тоже не выход. В первом случае не подходила кормовая база, во втором — пацаны с рогатками. Это взрослые ведут себя степенно, а босоногие спиногрызы — совсем другое дело. Стоит где-нибудь перед шустрыми пострелятами мелькнуть хвосту необычного обитателя — и все, пиши пропало. Придется улепетывать через канализацию, а меня купание в потоке фекалий не прельщает. Рассматривал я и крайний вариант — выселки и деревни за городом.

Оставаться под крылышком барона я не видел никакого смысла, ибо задумчивые взгляды Сажу заставляли меня в страхе поджимать хвост и отбивать со спинного гребня ледяную корку. Ведь в нашем деле главное что? Правильно! Главное — вовремя смыться!

Несколько последних дней прошли в напряженной подготовке к побегу. Почти не скрываясь, я таскал с кухни различные припасы, которые могли храниться достаточно долго, набегам подвергалась и мясная лавка, из которой за крепостную стену перекочевала пара килограммов копченостей.

Занятый приготовлениями к переходу на «подпольный» образ жизни и организацией схрона в отвесных скальных обрывах, омываемых Наей, я пропустил момент отъезда Лилины. Юная магичка уже несколько дней сидела на сундуках и саквояжах. Отец девочки со дня на день ожидал прибытия отряда наемников, что должны были охранять жизнь юной баронессы в пути до магического учебного заведения. Последние, как назло, заявились нежданно-негаданно, причем в тот самый момент, когда я летал в предместья Дитара. Стража и телохранители не стали надолго задерживаться в городе. Коротко переговорив с бароном и получив предоплату, они отбыли из королевской столицы, сопровождая крытый экипаж Лилины. Вместе с девочкой уехало несколько слуг, сменил место жительства Дэсус, а я остался в пролете в прямом и переносном смысле слова.

В усадьбе проморгавшего свое счастье дракончика ждала лишь пыль из-под копыт и колес да остывший, разворошенный воробьями конский навоз у главных ворот. В доме поселились тоска и гулкое эхо. Надо мною нависла грозовая туча грядущих перемен. Черт, как все-таки погано чувствовать себя брошенной вещью. Я прекрасно понимал, что от Лилины в данном случае ровным счетом ничего не зависело, но легче от этого не стало. Я чувствовал себя брошенной хозяевами кошкой или собакой и испытывал лишь боль, непонимание и обиду, приправленные пустотой и горечью от предательства тех, к кому привязался. Разум пытался достучаться до скорбящей души, засыпая ее аргументами и оправданиями, мол, девочке будет лучше без рурга, за которым может начать охоту один неугомонный маг или ищейки королевской охранки (ежели восстание провалится). Неизвестно, как сложатся у Лилины дела в Империи, может, ей и там придется скрываться от монаршего гнева. Для легавых чешуйчатый питомец — это яркая примета, которая приведет к маленькой хозяйке и дочке главного фрондера. И так далее, и тому подобное.

Разум разумом, а душа жила надеждою. Не верил я, что все вот так закончится. Одно хорошо: какой бы сволочью барон ни был, но он любил своих детей. Сажу Лера загодя позаботился о тайных убежищах и прикрытии для сына и дочери. Тоже мне, декабрист нашелся! Путчист недоделанный…

Черным метеором промчавшись по опустевшим комнатам, я выскочил во двор. Никого. Короткий перелет в сад — тишина. Нет моей хозяйки нигде… Потоптавшись по крыше беседки и осознав, что сдерживающих факторов не осталось, я принял решение уйти по-английски. Последний раз взглянув на дом и курлыкнув на прощание, будущий отшельник направился на восток.

Летя привычным маршрутом и задумавшись над туманными перспективами, я проморгал шайку малолеток, что ошивалась в маленьком скверике за подворьем Дирка. Характерный щелчок рогатки разбудил уснувшее сознание, жаль, что оно не успело среагировать на круглый голыш, траектория которого пересеклась с траекторией дракончика. Есть накрытие. Больно-то как! Правое крыло отсохло напрочь. Будь я бомбардировщиком, полет бы продолжился на честном слове и на одном крыле, только за неимением мотора пришлось изображать пикировщика. Кувыркнувшись через голову, я брякнулся на декоративный куст, подстриженный в виде зеленого шара. Благо высота была всего метров восемь, и ничего, кроме гордости, не пострадало. Через мгновение у куста нарисовались чумазые пацанята, а на меня опустилась плотная вонючая тряпка…

Убойные миазмы разбавились довольными возгласами стрелков. Не видимый мною гаденыш громогласно хвастался новой рогаткой, резинку для которой давеча сварил старший брат. Чему вы удивляетесь? Гевея тут не произрастает, вместо нее аборигены используют другое дерево, сок которого имеет практически те же свойства. Родственница гевеи обзывалась терсаной, «вонючкой», если на местный манер. Что да, то да, в рощицах терсаны постоянно гуляет своеобразный запашок. На такой только мух приманивать. Сок этого дерева вываривали в котле с добавлением порошка вулканической серы, золы и каких-то минералов. Получившуюся клейкую массу выкладывали на противень, высушивали на малом огне и нарезали полосками. Получившаяся таким кустарным способом резина на средства контрацепции не годилась, но для рогаток подходила вполне. Подтверждено собственным горьким опытом.

Черти полосатые, чтоб им пусто было! Они что, этой тряпкой задницы вытирали?! Не будь у меня отсушено крыло, которое бессильно волочилось за телом, я бы выскользнул и постарался убежать от мелких «снайперов». Но нет. Через несколько секунд я уже крякал от натуги, мысленно прикидывая, сколько ребер будет переломано сжавшими мои бока руками. Охотнички не церемонились. Пока один держал брыкающуюся добычу, второй накручивал на задние конечности длинную тряпку. Быстрый перехват, и своеобразный «бинт» лег на крылья, последние витки обездвижили голову. Чувствовалась сноровка и знание процесса «пеленания». Убивать меня не собирались, и это не могло не радовать. Но раз добычу обездвижили и приготовили к переноске, значит, вихрастые охотнички планируют ее продать или… а вот «или» мне совсем не нравится. «Или» означает поимку по заказу, уж больно резво и оперативно сработали пацаны. Мальцы явно набили руку, видимо, не первый раз промышляя подобным образом. Возникает закономерный, чуть ли не риторический вопрос о личности заказчика. Кое-кто нетерпеливый устал ждать ответ от барона и решил действовать на свой страх и риск. Тридцать три раза черт-черт-черт, чтоб ему вонючие хфурги[3] под нос нагадили.

Пока я предавался невеселым размышлениям, меня закончили пеленать и забросили в клетку, звонко щелкнул металлический замочек. Закончив грязное дело, гоп-компания сорвалась с места. Никогда не думал, что буду страдать морской болезнью, но десять минут дикой тряски — и кусок полупереваренной ветчины подступил к самому горлу. Как бы не стошнило, однако. Резкая остановка и наступивший относительный покой прекратили бунт желудка и не дали пленнику захлебнуться в рвотных массах. В силу обстоятельств я не видел, куда поставили клетку, но обсуждение, на что будет потрачен заработок, не прошло мимо моих ушей. Судя по голосам, пацанов было трое. Двое планировали накупить на рынке всякой всячины, а вот третий твердо сказал, что свою долю израсходует на семью. Сестре давно нужно новое платье, а им с братом требуются деньги на школу. Похвальные устремления, в какой-то мере даже уважаю, если бы только они воплощались не за мой счет.

Вскоре послышался дробный перестук конских подков по мостовой и легкое поскрипывание колес приближающегося экипажа. Похоже, прибыл заказчик. Возница осадил лошадей, карета остановилась в непосредственной близости от моего узилища.

— Принесли? — требовательно раздалось сверху.

Хм, не похож голосочек на маговский. Посредник? Все может быть.

— Да, господин. Все как вы говорили, — вскочил на ноги главный из компании мальчишек и прошлепал к экипажу.

— Вас никто не видел?

— Никто, господин. Мы в парк задворками и через помойку пробрались, там сторожевая паутина не натянута.

— Избавьте меня от подробностей. Покажите! — потребовал неизвестный. Клетку сдернули с места, щелкнул замок, теплая рука оголила из-под «бинтов» хвост добычи. — Хм, он. Держите, там за рурга, клетку и молчание.

— Ух ты!

— Серебро!

— Надеюсь, вам не надо напоминать, чтоб держали языки за зубами?

— Нешто мы не понимаем, господин. Мы ж ученые.

— В квартал больше не суйтесь, «уч-ченые», а то мигом останетесь без голов и языков. — Голос говорившего был полон сарказма. — А теперь скройтесь с глаз моих!

Утихающий топот возвестил о достойной всякой похвалы исполнительности юных охотников. Получив вознаграждение за проделанную работу, они моментально сделали ноги.

— Трогай, Пронд! — приказал извозчику господин из экипажа. — Пронд, тебя это тоже касается. Не светись, а лучше послушай моего совета и проведай родственников в деревне. Погости у них с месяцок, пощупай девок на сеновале.

— Так и сделаю, — хриплым прокуренным голосом ответил невидимый Пронд.

— Повернись и не дергайся. Придержи лошадей.

В ответ донеслось нечто неразборчивое.

— Терпи!

— Цацка, конечно, полезная, Айц, но ненавижу, когда ты ею пользуешься, да еще и на моей роже.

У Пронда изменился тембр голоса.

— Хм, — донеслось в ответ, — предпочитаешь, чтобы твою настоящую физиономию каждая собака в городе знала?

— Нет, но постоянно видеть в зеркале новую рожу… Порой я сам себя не узнаю.

— Издержки профессии, Пронд. Что-то незаметно, чтобы ты мечтал вернуться к сохе и вилам.

— Меня и здесь неплохо кормят, — буркнул Пронд.

— То-то же! Тогда заткнись и молчи! — припечатал Айц. — Трогай, чего тележишься? Заказчик не любит ждать. Время — деньги!

Таки заказчик. В мыслях мелькала веселая расчлененка, в которой хохочущий вивисектор препарирует мелкое тельце дракончика. К кровавой картине примешивались кадры многочисленных опытов над несчастной жертвой. Замечу, что фантазия у меня всегда была богатая, а в тот момент она прямо-таки фонтанировала, порождая сценарии, один мрачнее другого. Глядя на порождения моего разума, режиссеры фильмов ужасов наверняка нервно покуривали бы в сторонке.

Сухо щелкнул кнут. Всхрапнув, лошади припустили по дороге. Через двадцать минут экипаж ворвался в городскую толчею, моего слуха коснулся шум толпы, крики извозчиков и многочисленных зазывал. Скорость движения мгновенно упала в несколько раз. Центр, похоже. Минут тридцать наше транспортное средство пробивалось через человеческий муравейник. Вскоре перекаты волн многоголосого моря остались позади, и извозчик пришпорил лошадок.

— Тпру-у-у, родимые! Приехали!

От резкого толчка клетка с заключенным сверзилась с сиденья. Я клацнул зубами и больно приложился нижней челюстью о металлические прутья. «Бинты» не слишком-то смягчили удар. Я почувствовал металлический привкус крови, что и немудрено: сломались зубы, и их осколки распороли десну. Что ж мне так не везет, а? Можете не отвечать — это был риторический вопрос.

— Жди здесь, — подхватив клетку, приказал главарь и выбрался из экипажа.

Десяток широких размеренных шагов, и Айц остановился у ворот или калитки (из-под тряпки не видно), постучав медным кольцом по билу. Я весь превратился в слух. Скоро решится моя судьба, подтвердятся или будут опровергнуты досужие домыслы о личности нового хозяина и заказчика похищения.

Не прошло и минуты, как с той стороны послышался звук приближающихся шагов. На встречу с посредником шел уверенный в себе человек, это можно было сказать по тому, как гулко и мерно чеканил он шаг по мелкой щебенке. Я думал, что между торговцем и покупателем завяжется разговор, но передача товара произошла в полной тишине, не считая мягкого перезвона монет в перекинутом из рук в руки кошеле. Скрип петель и металлический скрежет запора поставили окончательную точку в прошлой жизни. Попал я, однако! Не знаю, куда и во что, но вляпался точно.

Пока процесс товарно-денежного обмена шел к своей кульминации, барон Лера, облокотившись на высокую спинку кресла и перебирая в руках нефритовые четки, слушал доклад доверенного лица. Промокнув платком покрытую бисеринками пота лысину, подчиненный барона открыл тонкую кожаную папку:

— Как вы и предполагали, нападение осуществлено в районе малого сквера за подворьем мастера Дирка. Рург был подстрелен из рогатки мальчишками из нижних кварталов. Наши наблюдатели следовали за ними до точки передачи товара, где клетка с рургом была передана посреднику. Что прикажете делать с пацанами?

— Ничего, они честно заработали свои деньги. Никакой самостоятельности. Вы меня поняли? — Барон наградил докладчика холодным взглядом.

— Как прикажете, — покладисто согласился тот.

— Далее… что выяснили по личности исполнителя или посредника?

— Наблюдатель точно не уверен… — Докладчик опять смахнул трудовой пот.

— Пусть будет неточно. — Сажу подался вперед.

— Предположительно мы имеем дело с Айцем Безликим. В некоторых кругах довольно-таки известная личность.

— Занятно. Проработайте вопрос привлечения этой известной личности на нашу сторону. В методах можете не стесняться, рыльце у него уже даже не в пушку, а перьями поросло, вот и надергайте себе на перину. Кто вел посредника?

— Нашему человеку удалось незаметно подвесить на карету магический маячок, по которому мы отследили маршрут.

— Позвольте угадаю. Западная пристань, улица Золотых огней?

Докладчик молча склонил голову к правому плечу.

— Прекрасно! — Змеиная улыбка коснулась губ барона. — Соберите доказательства, да так, чтобы комар носа не подточил. Свободны.

Докладчик поклонился и выскользнул из кабинета.

— Некоторые дураки собственными руками роют себе могилу, — сказал барон, глядя в пустоту. — Теперь ты мой с потрохами, дорогой друг.

Долго ли, коротко, но мое путешествие подошло к концу. Новый владелец, поставив клетку на какую-то поверхность (стол, скорее всего), открыл замочек на дверце и просунул руку вовнутрь. Зажав мне пасть сильными пальцами, он сдернул тряпку с головы подопытного объекта. Яркий свет неприятно резанул по глазам. Медленно убрав пленку третьего века, я посмотрел вверх.

— Ну здравствуй, дружок. — Дыхнув на меня тяжелым чесночным смрадом, маг Базиле склонился над клеткой. — Посмотрим, что ты такое.

Вот попал так попал. Что-то не нравится мне его взгляд, совсем не нравится. Многообещающий такой, пронизывающий до кончика хвоста. Определенно этот любитель чеснока задумал нечто недоброе, и это недоброе напрямую связано с тушкой мелкого черного дракончика, то бишь меня любимого. Ухмыляется, сволочь. На его месте я бы тоже радовался и ухмылялся, но я не на его месте, и радоваться мне совсем не с руки или не с крыла. Ауру я скрыл еще в клетке, но схвативший меня за морду маг не пытался сканировать энергетические и магические структуры. Вместо этого, мерзопакостно улыбнувшись, он закинул в рот приторно пахнущую пилюлю.

— Бодрящий концентрат, — пояснил он свои действия, продолжая удерживать пасть подопытного дракончика второй рукой. — Помогает при ментальных атаках.

«Черт!» — мысленно взвыл я, отгораживаясь барьером от пробирающего взгляда мага, проникающего в самое естество. Я пытался спрятать разум за частоколом инстинктов. Впрочем, неудачно. Ментальный удар снес щиты, будто они были сделаны из бумаги. Вытащив на поверхность самые яркие и сильные желания и инстинкты, я, плюясь пеной, забился крупной дрожью прожженного эпилептика. Создавалось впечатление, будто чертов урод ткнул мне в бочину оголенными проводами и подал на них тысячу вольт. Те, кто хоть раз имел неосторожность попасть под напряжение, поймут товарища по несчастью. В прежней жизни не раз и не два мне приходилось испытывать неприятные ощущения от знакомства с потенциалами в двести двадцать и триста восемьдесят вольт. Знакомства были краткосрочными и оставляли после себя множество неприятных впечатлений, поблекших со временем, но не забытых. Пытка мага существенно освежила неприятные воспоминания. Извиваясь в судорогах, я не заметил, как когти на передних и задних лапах располосовали тряпку, стягивающую тело. Пытка закончилась резко, словно проводник сорвал стоп-кран и состав, мчавшийся на всех парах, выбрасывая снопы искр и визжа тормозными колодками, резко остановился.

Утерев рукавом камзола пот со лба и потерев левой рукой шею, маг приник лицом к прутьям клетки.

— Это было нелегко. — Базиле сглотнул тягучую слюну. — А ты умнее, чем пытаешься казаться. Зря ты, дружок, закрывался базовыми инстинктами, ха-ха-ха! — Он истерически рассмеялся.

Перестав ржать как ненормальный, маг стрельнул в меня безумным взглядом и продолжил прерванную смехом фразу:

— Тем самым ты выдал себя с головой. Чтобы ты знал, животные не защищаются. Теперь я понимаю, почему древние уничтожили черных рургов. Тсс… — он помахал перед клеткой указательным пальцем, — не пытайся казаться зверем, меня не проведешь.

Желая усилить слова физическим воздействием, Базиле сильнее сжал пальцы. Хрустнув, сломался еще один зуб.

— Хочешь знать, что я для тебя приготовил? Не хо-о-очешь? Правильно делаешь, незачем тебе это знание. Надеюсь, мы найдем с тобой общий язык, дружок. Поверь, так тебе будет лучше. Извини, обратной дороги нет, ты либо станешь моим с потрохами, либо ничьим. Хочешь сдохнуть? Но даже безжизненное рургово тельце способно послужить науке. Ничего личного, дружок. Ты ведь меня разумеешь?

Разумею, еще как разумею, скотина. Видал я таких «дружков», и немало. Паршивый расклад. У моего визави от пилюльки явно снесло крышу, а он и рад. Выводы из сложившейся ситуации следуют аховые — глумящийся вивисектор либо превратит рурга в бессловесную тварь, подчиненную воле мага, наденет на дракончика рабский ошейник и будет помыкать, либо грохнет и препарирует. Мрачный итог неудавшейся карьеры для крылатого ниндзюки. Да, я смирился со сменой облика, даже научился видеть в этом определенные плюсы — всегда мечтал получить крылья! Да, я в некотором роде вжился в роль домашнего питомца. Но я никогда и ни за какие коврижки не буду рабом. Лучше скопытиться стоя, чем жить на коленях. Не на того напал, господин маг. Как там сказал Спартак? «Рабы не мы, мы не рабы!» Я могу заблуждаться или ошибаться с авторством, оно вроде как приписывается Спартаку. Наш человек, хоть и кончил плохо, но погиб за свободу и идею. Не берусь предсказывать собственную кончину, не знаю и знать не желаю, где смерть настигнет жертву. Меньше знаешь — крепче спишь. Желаю лишь, чтобы костяная дракониха с косой, обряженная в балахон, пришла за свободным летуном, а не за курицей с обрезанными крыльями.

Больше всего на свете в этот момент я хотел убить самодовольного ублюдка. Скрывать ауру больше не имело смысла. Убрав щиты, я наблюдал, как зенки мага лезут на лоб от удивления. Смертельного удара нанести не получится, весовые категории не те, но воспоминания о плевке вонючими выделениями защечных желез в щерящуюся харю будут греть меня долгими зимними вечерами. Поднапрягшись, на сильном выдохе я харкнул в лицо гада через брешь в частоколе зубов. Благо до физиономии мерзкого мага было сантиметров двадцать, посему едкий «подарок» пришелся точнехонько в левый глаз поганца. Следом за плевком в харю мучителя ударил серый шар, сформированный из страхов мелкого создания. Некоторым полезно на собственной шкуре испытать нервную дрожь.

Базиле, не ожидавший подобной выходки от загнанной в угол крысы, вскрикнув, резко отшатнулся и отпустил голову будущего раба из захвата. Мелкий рург оказался моментально забыт, тут бы глаз уберечь. Да кто же магу это позволит? По крайней мере, не я. Шеф из «Бриллиантовой руки» был прав на сто процентов — железо следовало ковать горячим. Тряпки на мне уже не было, поэтому, изловчившись, я вцепился в указательный палец мага зубами, а когти на передних и задних лапах вонзились в ладонь. Русские не сдаются! Банзай!

— А-а-а! — по-бабьи заверещал маг, выдергивая руку из клетки. Вместе с ней на свободу выбрался рычащий рург, терзавший кусок мяса, в который превратилась холеная пятерня за пару секунд.

Кровь из располосованных пальца и ладони хлестала чуть ли не фонтаном. С трудом представляю количество перекушенных сосудов и капилляров, чтобы можно было создать подобный поток. Терпкая солоноватая жидкость стекала мне на морду, заливала глаза и проникала в глотку. Я думал, что захлебнусь. Вот был бы прикол: захлебнуться в человеческой крови — мечты завзятого маорийского каннибала. Ничто так не радует сердце и душу сурового воина, как кровь врага, да только большой радости я почему-то не испытывал. Сырое парное мясцо всяко вкуснее протухшей крови орущего мага. Меж тем мелкий киллер в моем лице не думал отцепляться, а продолжал кромсать зубами и когтями многострадальную конечность.

— А-а-а, — продолжал верещать Базиле. — Отцепись! На, на! Получай, получай!

Разбрызгивая во все стороны теплую густую руду, он с размаху шлепнул моей тушкой о разделочный металлический столик с канавками для стока крови. Весело звякнули сложенные на краю столешницы хирургические инструменты и приспособления. Еще раз. И еще, и еще. Как только у меня ничего не сломалось, отбитые внутренние органы не в счет. Черт, накаркал. Зацепившись об острый заусенец на краю стола, я повредил перепонку на пострадавшем от мальчишек крыле. Хотелось заорать благим матом, адская боль била по сознанию не хуже ополоумевшего мага, долбавшего мною по столешнице. Если бы это помогло. Металлическая поверхность с плохо затертыми ржаво-бурыми разводами окрасилась причудливыми маслянисто-красными кляксами и узорами. Человеческая и драконья кровь смешались на полотне сюрреалистической картины. В метафорическом плане мы стали кровными братьями, мечтающими перегрызть друг другу глотку. Неважнецкие из нас получились родственнички.

До глотки мага было далеко, поэтому я со всем старанием грыз то, до чего мог дотянуться. Если бы мне еще не мешали наслаждаться местью. Трудновато вгрызаться в плоть, когда тобою лупят по твердой поверхности и вышибают из глаз разноцветные снопы искр. Ни секунды не сомневаюсь в талантах Базиле. Мастер по изготовлению отбивных из него вышел что надо. Проверено. После очередного удара в мозгах окончательно помутилось. Собрав терзающую меня боль и страдания в плотный комок чувств, я швырнул им в ненавистного мага.

— А-а-а! — Тонкий нечеловеческий визг кривым штопором ввинтился в многострадальную черепную коробку.

Это я голошу или Базиле? Нет, не я. Базиле. Фу-у-у, а то я уже испугался. Чего это он? Упс, похоже, до него дошло, что ментальный раздрай ему организовал черночешуйчатый тип, маскирующийся под безобидного домашнего питомца. Э-э-э, ты чего удумал?!

Подпрыгивающий на месте маг окончательно сорвался с катушек. Смачный шлепок, взмах — шмяк об стол! Искры и звездочки. Приспособы, щипцы и скальпели серебристыми рыбешками шмыгнули в разные стороны. Яростный рывок придал ускорения, и я полетел в неизвестном направлении.

Недолог был свободный полет. А что вы хотите? Закрытое пространство, чай. На пути чешуйчатой тушки встали стеллажи с многочисленными стеклянными колбами, в которых хранились готовые зелья и эликсиры. Снеся спиною с десяток емкостей, я зацепился когтями за одну из деревянных полок, повиснув на ней грязной тряпкой. Маг здоровой рукой схватил с каменной тумбы у разделочного стола небольшой тазик и запустил его в кровожадного вражину. Не понимаю, как мне не раскроило голову. Этот тазик вышиб из меня весь дух.

Снеся мишень, тара для потрохов, громыхая, сделала несколько оборотов вокруг собственной оси, а я шлепнулся в лужу, вытекшую из разбившихся емкостей. Несколько колб, долбанув «ныряльщика» по башке, свалилось сверху. В черепушке гудело, лапы подламывались, мир, сжавшийся до магической лаборатории, крутился со скоростью бешеной карусели. К крови, обосновавшейся в желудке, добавился ядреный коктейль из зелий. Нахлебавшись из разноцветной лужи, я теперь с ужасом ожидал, не стану ли козленочком. Отпечатка копытца на полу видно не было, но сие ни о чем не говорило. Двуногий козел (будь он неладен!), который сейчас прижимал к груди изуродованную руку, успел изрядно наследить во всей лаборатории. Эй, чего это он сызнова ворожит? Никак не остынет? Нервы беречь надо, не восстанавливаются оные. А мелким кусачим тварям будет полезнее для здоровья убраться с пути непонятной ворожбы, коей обладатель красного браслета вознамерился приласкать строптивого рурга. Нафиг-нафиг, ай!

«Воздушный молот», начисто снеся один из стеллажей, краем зацепил меня и впечатал в стену. Что-то неприятно хрустнуло в спине в районе крестцового отдела. Зацепившись за острый крюк, вбитый в каменную кладку, повредилась перепонка на здоровом крыле. Помещение, словно туманом, заволокло ядовитыми парами, поднимавшимися от разбитых склянок. Вдобавок туманные облака, не имевшие никакого отношения к зельям и алхимии, плясали перед глазами.

Сквозь муть я сумел разглядеть на полу небольшую воронку. Рядом со столами, на которых плотными рядами выстроились различные перегонные алхимические кубы и реторты, в полу было отверстие, куда сливался отработанный материал и куда сейчас стекали уничтоженные результаты трудов и бессонных ночей мага. Смачно выругавшись, я поджал крылья к спине и приготовился делать ноги, но плотную дымку испарений разорвал человеческий силуэт. Ярким пятном на лице выделялись светящиеся ненавистью и безумием глаза, на дне которых плескалось обещание мучительной, лютой смерти. Обладатель этих глаз не видел ничего, кроме обидчика. За широкой спиной убийцы радостно скалилась сама смерть.

Приготовившись умереть, я сжался в комок, напрягся всем телом и… тут мне показалось что под языком щелкнула пьезозажигалка, подщечные мешки желез резко сократились, выплюнув убойный боевой коктейль. Ошалелым взглядом, словно в замедленном кино, я наблюдал, как метровый язык пламени лизнул маслянистую лужу, перекинулся на мебель и обволок ноги человека. Ненасытный огнеголовый монстр накинулся на пищу. Пожирая ткань, он взметнулся вверх, окутывая дымными щупальцами одежды мага, обильно спрыснутые горючими компонентами. Зря Базиле разбрасывался «воздушными молотами», ох зря. Склянки и пузырьки, вспыхивающие яркими сверхновыми звездами, добавили хаоса в общую картину локального Армагеддона. Вонь паленого волоса и мяса разбавили царящий вокруг тяжелый запах химических реагентов и крови. Чудненько, пора валить отсюда, не хотелось бы живьем зажариться.

Проскочив между ног орущего от боли мага, я ринулся к сливному отверстию. Базиле крутился юлой, пытаясь руками сбить пламя. Получалось у него не очень. В помещении становилось жарко, каменный мешок с зарешеченным окном превратился в духовку.

Уф, добежал. От жара, кажется, начала трескаться чешуя. В голове билась одна-единственная мысль: «Пролезу или не пролезу?!» Пролез, протиснулся. Я не такой жирный, как думал! В одном фильме корова в бомбоотсеке раскорячилась, а я воспользовался опытом крыс, пролезающих через отверстие размером с пятирублевую монету. Так жить хотелось…

Вы когда-нибудь были внутри канализационной трубы? Нет? И не надо, немного, скажу я вам, потеряли. Все склизкое, вонючее и противное. По стенам ползают слизняки и черви, того и гляди — стошнит. Бе-э-э! Снизу потянуло сыростью и донеслось журчание воды. Сверху громогласно жахнуло, поток ревущего пламени устремился вдогонку за беглецом. Опалив кончик хвоста, огонь столкнулся с подземной рекой. Обжигающе-холодный водный поток подхватил меня и поволок во тьму…

— Это все? — Барон Лера, игнорируя руку гвардейца, спрыгнул с подножки кареты и остановился возле куска замызганной тряпки, на которой лежали сильно обгорелые останки, некогда бывшие человеком.

— Так точно, ваша милость! — Сверкнув начищенным до блеска медным шлемом, ответил командир пожарной команды.

Два десятка людей в толстых дерюжных костюмах борцов с огнем баграми споро растаскивали дымящиеся бревна. Маги команды давно отдыхали под временным навесом. Выдохлись ребятки. Что ни говори, а подача с помощью магии воды из реки кого угодно заставит выдохнуться. Несмотря на их помощь, от поместья Базиле остались одни угли.

— Первой загорелась лабораторная башня, — пояснил пожарный. — После взрыва пламя перекинулось на само поместье. Спасти ничего не удалось. Слава богам, соседние дома уберегли от огня.

— Причины? — Развернувшись всем корпусом к огнеборцу, спросил Лера.

— Кто знает? — пожал плечами командир пожарной команды. Погибший был магом, этим все сказано.

— Ясно. — Барон концом трости с ручкой из рога северного фанта пошевелил уцелевшую часть ноги мага. Вторым фрагментом, по которому опознали погибшего, была кисть с оплавленным гильдейским перстнем на безымянном пальце. Больше от Базиле ничего не осталось. Ни кусочка от дракончика обнаружено не было.

— Продолжайте поиски. — Усаживаясь в карету, бросил Сажу Лера через плечо.

— Будем стараться, ваша милость! — обозначил полупоклон пожарный.

— Трок пожрал твою душу, Бэзи, — тихо промолвил барон, когда карета отдалилась от уничтоженных огнем построек. — Подумать только, рург действительно оказался убийцей.

Барон нисколько не сомневался в причинах и следствиях пожара. В то, что питомец дочери позволил себя прикончить, Сажу ни грамма не верил…

— Кар-р-р!

Звук хлопающих крыльев.

— Кар-р-р!

Тихий шелест прибрежного песка под осторожно переступающими лапками.

— Кар-р-р!

Рядом с первой птицей приземлилась еще одна.

— Кар-р-р. Ара, кара-кра-кра. — Чернокрылые будильники устроили шумную потасовку между собой.

Чего им неймется? Достали хуже горькой редьки. Без вас голова раскалывается. Кто бы знал, как мне паршиво…

Хуже было только после гулянки на дне рождения Браги, в миру — Брагина Евгения Васильевича, человека широкой души, одноклассника, а позднее и одногруппника вашего покорного слуги. Десять лет в школе, пять лет в институте, десятки драк спина к спине — веселое было времечко. «Широчайшей души человек» всегда славился хлебосольством и любовью к спирту, поэтому на его днюхах иных напитков на столах не наблюдалось. Только спирт, чистый или разведенный. Что самое интересное, сам Жека не пьянел, сколько бы ни выпил. Человек с железной печенью. Повезло мужику, у других печень от сего «божественного продукта» скручивалась в трубочку, а похмелье молотом стучало в голове. Я каждый раз страдал и мечтал, чтобы кто-нибудь сердобольный утречком прервал мои мучения, пристрелив умирающего после встречи с зеленым змием.

Фраза: «Я за рулем», — в компании Браги не проканывала. К двадцати семи годам бывший студиозус сумел раскрутиться, за три года поднявшись до преуспевающей строительной компании. На момент регистрации ООО «Гелиос» насчитывало в штате трех человек. Через три года список штатного персонала его ЧП перевалил за четыре сотни. Катаклизмы и дефолты девяностых не сильно пошатнули компанию. Затянув ремень потуже, Евгений вышел на новые рынки. К две тысячи десятому году Брага на постоянной основе содержал пятьсот двадцать работников, не считая толп гастарбайтеров из среднеазиатских республик.

Был у Браги и транспортный отдел с десятком немецких грузовиков и полутора десятками единиц тяжелой техники типа бульдозеров, кранов и экскаваторов. Компанию этому лизинговому великолепию составлял парк из трех джипов для руководящих работников и четверки корейских микроавтобусов, развозивших по домам далеко живущий персонал компании. Вот эти героические парни, которым после застолий выпадала честь транспортировки гостей шефа до места назначения, считались за рулем, а всех остальных просили к столу. Как известно, за чужой счет пьют и трезвенники, и язвенники…

Боже, моя голова… Промерзлый лес зимой тише трещит, чем моя черепушка. Какая тварь устроила парад молотобойцев? Убил бы заразу, Брагина тоже грохну за компанию. Он, понимаешь, свежее огурчика, а ты как тот самый огурец — зеленый и в пупырышках. Почему мне так не везет? Ой, дайте отойти. Можно в иной мир. Встану и выскажу Жеке все, что думаю, без купюр и обиняков, мне моя печень дорога как память, а устраивать соревнования и восславлять Бахуса могут только такие типы, как Брага. Раза три я ему уже резал правду-матку, невзирая на чины и должности. Дело чуть ли не до драк доходило. В конечном итоге мы приходили к консенсусу — все зло от баб, конечно, дочки не входят в когорту мегер, а жены и тещи — те да, зло в чистом виде. После мы всегда пили мировую. Следующим утром, как обычно, я мечтал придушить Брагу.

Черт, что вчера на столе было? Денатурат, не иначе. Именинник сам себя превзошел. Спиртяжный выхлоп по-другому воняет, у меня же изо рта бормотухой прет и кошачьим туалетом. Или мы кошаками закусывали? С Жеки станется, однажды он на праздничный стол выставил лягушачьи лапки и французских улиток, в другой раз повар-кореец приготовил пельмешки из лающего барашка. Ничего, под «дезинфицирующий состав» пельмени из виляющей хвостом начинки впитались, никто не гавкнул. Правда, Брага спасался бегством от разъяренной камарильи, когда вскрылось, чем кормили народ, и выставлял мировую под закусь из запеченных молочных поросят и уточек с яблоками. Хлебосольный человек! Юморист, понимаешь.

— Кар-р-р!

С какой помойки вы прилетели, ироды?! Развелось воронья, не продохнуть. Помню, в детстве за пару вороньих лапок давали три рубля. В Советском Союзе каркуш отстреливали люди из специальной службы, а сейчас никому до крылатых разорителей свалок дела нет, скоро они сильнее голубей расплодятся, даже на пляже от них покоя нет. Крысы пернатые.

Так, стоп! Не понял. Какой пляж?! Брагин родился в апреле. Хороший месяц, не спорю, но Сибирь никогда не славилась весенними пляжами. Некоторые моржи, конечно, зимой в проруби плескаются, но весной, по-моему, они на реки и озера носа не кажут. Какой вывод? Элементарный — сейчас не апрель и не утро после грандиозной пьянки. А провалы в памяти характерные, однако.

— Ка-а-ар!

Мощный удар полностью выбил из головы пьяную одурь. Ничего себе, если не сказать хуже. Кто-то сейчас огребет по полной! Приоткрыв левое око, я столкнулся взглядом с настоящей птицей Рух. Громадная ворона моргнула пару раз и вознамерилась выклевать мне глаз. Ее товарка вцепилась клювом в окровавленную перепонку левого крыла. У-у-у, гадюки! Больно. Мать моя дракониха! Это не вороны громадные, это я не слишком велик, да к тому же валяюсь на берегу неизвестной речушки, присыпанный песочком, листьями и склизкими водорослями. Неудивительно, что падальщики собрались на обед. Я еле успел дернуться в сторону, черный клюв со всего маху ткнулся в землю. Память лавиной обрушилась на гудящую голову. Ой-ой-ой!

— Пошли, пошли отсюда! — передними лапами отмахнулся я от падальщиц, только вместо слов из горла вырвался предупреждающий рык. Две дымные струйки потянулись вверх из ноздрей.

Вороны почуяли, что законная добыча не совсем мертва и пытается лишить их обеда. Птицы не согласились с подобной постановкой вопроса и решили приложить максимум усилий, чтобы все-таки отведать моей плоти.

— Кар! Кар!

К голодной парочке присоединилась тройка соплеменниц. Пятеро на одного. Птицы кружили вокруг меня, нападая попеременно. Роли и задачи у них были четко расписаны. Одна пара отвлекала, вторая клевала в спину, тварь без пары постоянно скакала и махала крыльями перед мордой, тем самым не давая нападать на загонщиц. Я пытался отбиваться, но куда там. Удивительным образом пернатые твари уворачивались от выпадов зубами и мастерски уклонялись с пути магических зарядов. Силы быстро покидали меня. Удары сыпались со всех сторон. Через десять минут стало ясно: если не принять кардинальных мер, вороны элементарно заклюют раненого дракончика. Как ни прискорбно признавать, великий и могучий победитель крыс и гроза магов спасовал перед пернатыми разбойницами.

— Р-р-р, — шуганув левую парочку, я неудачно подставился под клюв одной из ворон, терзавших правый фланг обороны. — Р-р-р!

Нет, врете, не возьмете. От злости и бешенства неожиданно заработали подщечные железы. Есть, я поймал нужный кураж! Пятая ворона, скакавшая перед самой мордой, взмахнула крыльями…

— Кар-р-р! — Горящий факел рухнул на землю.

«Ура, мы ломим, гнутся шведы!».[4] Загонные пары решили не испытывать судьбу, бросив подпаленную товарку на погибель. Чернокрылые стервятницы, громко грая, вскоре скрылись за кронами деревьев, которые окружали небольшой галечно-песчаный пятачок на берегу таежной речушки.

Когда подпаленная птица перестала дергаться, я отгрыз ей голову. Роли поменялись. Сухое, с неприятным запахом мясо ничего, кроме рвотных позывов, не вызывало. Бросив расчлененную тушку на холмик муравейника (пущай рыжие трудяги порадуются), я задумался о жратве. Запасы мои фиг знает где, да и сам я не представляю, где нахожусь, а жрать хочется. С охотой нынче некоторый напряг — крылья не работают, дичь не покатила, грызунов не чую, а для скорейшего восстановления требуется еда. Получается затык. Потоптавшись на месте, я приметил на краю поляны кустики с ягодами, подозрительно напоминающими жимолость. Хм, делать нечего, перейдем на подножный корм.

— Ой, беда, беда, беда… Ой, беда, беда…

Загляни сейчас на заповедную полянку сторонний наблюдатель, его взгляду предстал бы суматошно носящийся от кустиков до кустиков черный дракончик. Мелкая скотинка размером чуть поболе кошки вытанцовывала странный танец. Все бы ничего, только никакого скрытого смысла в метаниях крылатой твари не было…

Что повинно в моей беде — алхимическая бурда, которой я наглотался в башне, заговоренная кровь мага, мстящая за смерть хозяина, подозрительные ягоды, обглоданные мною с не менее подозрительных кустиков, — не берусь судить, но какой-то из этих компонентов (а то и все разом) привел к печальным последствиям. В конечном итоге желудок переработал «коктейль Молотова», передав густую массу в кишечник… а далее — никак. Приперло меня сурово. Беда не приходит одна, я словно Данила-мастер пытался выдавить из себя «каменный цветок», ни в какую не желавший выходить. И тут я познал истинное значение слова «запор»… Вот беда так беда, на фоне которой меркла потеря крыши над головой и угроза голода, ибо, боюсь, от натуги я лишусь зрения, а то и вовсе буду иметь дырки в черепе вместо гляделок. Распугав окружающую живность выпученными глазами бешеной мышки, я носился по поляне, не зная, куда пристроиться, и прося небо отпустить мне грехи тяжкие. За что мне такая пытка?!

Небо, подсвечивая тьму искрами звезд и блином ночного светила, не спешило оказывать несчастному помощь. Лишь когда ночь перевалила за вторую половину, а с низин потянулись щупальца тумана, сняли боги мою невзгоду. Это было невероятное облегчение (в том числе и в прямом смысле слова)! Никогда до этого не чувствовал такого ощущения свободы…

Недолго я наслаждался доселе неведомым чувством. Через пять минут желудок скрутило от дикого голода. Нет, это издевательство какое-то. Что за жизнь? Где ближайшее дерево, я снесу его головой. Офигенный режим! Чертов мертвый ублюдок. Он меня точно сглазил. Вернуться назад и надругаться над его трупом? Знать бы, в какую сторону топать, я бы тогда его на одних эмоциях придавил: достал из могилы, убил второй раз и закопал поглубже. Ненавижу магов! Не по мне такая жизнь: пожрал — погадил. У-у-у, а жрать, однако, опять охота.

Голод не тетка, как ни крути. Помнится, я с мурашами вороной делился. Засунув брезгливость туда, где ей самое место, я двинулся в сторону муравейника.

М-да… в отличие от излишне избирательных в пище драконов муравьи переборчивостью в еде не страдали. В полуметре от муравейника лежало то, что осталось от птицы. Рыжие лесные трудяги не жадничали и с радостью поделились со мною перьями и костями. И это все? Восхитительно. Куда делось то, что должно быть между ними? Ворона оказалась обглодана начисто. Оперативно работают. Вот что значит коллективный труд и общий стол! Кто не успел, тот опоздал. Я очутился в большой семье, в которой не рекомендуется щелкать клювом.

Ладно, пошукаем в другом месте. Эх, где наша не пропадала… Нос по ветру, ушки на макушке. Что там у нас? Ни писка, ни визга. Тишина. Совы спят в гнезде, мыши затаились в сене, лисы затихли в норах. Лес словно вымер. Ан нет, поторопился я с выводами. Примерно в двухстах метрах от меня кто-то крупный чем-то чавкает. Вопрос — кто и чем? Либо травоядный копытный травкой закусывает, либо травоядного копытного… Третьего не дано. Стоит проведать. Буду надеяться на хищническую солидарность. Насытившийся дикий зверь вряд ли прельстится мелким ворюгой, который вовсе не падальщик и не попрошайка, господь упаси. Просто у кого-то нынче обстоятельства не сложились, приходится брать взаймы, а так мы и сами охотники хоть куда. А если здесь окажется не хищник? Судя по звукам, сама «чавкалка» мне не по зубам. Что тогда? Тогда порыщем еще. Должно же мне в кои-то веки повезти.

Так, стоп, шустрик, куда собрался?! Идти-то придется ножками да через кустики-шустики, а не через траву-мураву. Крылышки мои бо-бо. Ничего, мы тихонечко, с оглядкой, аккуратненько, ни за что цепляться не будем. Если не жрать, то крылья еще долго болеть будут. Трехразовое питание способствует хорошему настроению и скорому выздоровлению. Ой, кажется, с трехразовым питанием я не подумавши хватанул, тут бы разок наесться и самому закуской не стать. Не стоим, родимый. Бог не выдаст, свинья не съест.

Вспоминая свиней, я как в воду глядел. Через двадцать минут осторожного похода по условно вражеской территории головной дозор в моем лице обнаружил здоровенного секача, который в гордом одиночестве хрумкал желудями под громадным раскидистым дубом. Визуально горб кабана вздымался на высоту около двух метров. Однако если бог выдаст, то этот «поросеночек» слопает меня в один присест. Поджав хвост, я решил не искушать судьбу. Дракончик я маленький, совсем не Геракл, дабы мочить этого эриманфского свина. До греческого героя мне ой как далеко, а кабанчик — вот он, рядом. Рассудив, что береженого бог бережет, ваш покорный слуга предпринял тактический маневр, именуемый отступлением. Лучше голодным похожу, целее буду.

Решив не искать добра от добра, я по собственным следам потрусил на знакомую полянку, тем паче, на ее краю, у самой реки, лежал огромный выворотень,[5] под которым скрыта удобная нора, дожидающаяся своего «квартиросъемщика». Когда до ночлежки оставалось метров тридцать, я наткнулся на корягу. Странно, по дороге туда ее тут не лежало. Только-только я отступил назад, как корешок шевельнулся и попытался скрыться в траве. Тьфу ты, змея. Змея! Еда! Ума не приложу, как я умудрился ее не почуять. Удирающее пресмыкающееся было настигнуто в три прыжка (и откуда только силы взялись), скоротечная схватка окончилась со счетом один-ноль в мою пользу. Оставив голову змеюки муравьям, я, истекая слюной, потащил остальное под выворотень. Мясо холоднокровной добычи оказалось не в пример вкуснее тухлой воронятины и по вкусу напоминало свежую курятину.

Осоловев после позднего ужина «метровым батоном колбасы» и решив, что утро вечера мудренее, я прикопал оставшуюся треть змеюки и завалился спать. Выспаться не получилось, к рассвету меня начал колотить озноб, позже сменившийся жаром. Утренние лучи солнца высветили распластавшегося на берегу реки дракончика с тусклой чешуей, превратившейся из антрацитово-черной в грязно-пепельную. Ничего удивительного, я заболел…

Думаете, драконы не болеют? Ничего подобного! На собственном горьком опыте я убедился в обратном.

Как и любой просвещенный человек, живущий в не менее просвещенном двадцать первом столетии, я редко задумывался о причинах и следствии той или иной болезни. Простыл, закашлял, захирел — переходишь к доведенным до автоматизма действиям. Достаешь из шкафчика фервекс или упсу, можно аналог, то бишь заменитель с крепостью в сорок градусов, высыпаешь в кружку (выливаешь в стакан), после чего употребляешь, не забыв залить кипятком (приправить солью или перцем). Подлечился — и прыгаешь себе дальше горным козликом. Не знаю, кому как, а мне с моей работой брать больничные было ох как невыгодно. Разница в деньгах получалась ощутимой. Как следствие, все, что не сводило в могилу, переносилось на ногах и перевозилось из области в область на самолетах «Аэрофлота», «Трансаэро» или других авиакомпаний. Ни разу меня не срубало так, чтобы пластом лежать в постели в ожидании прихода врача либо его антиподки с косой в костлявых лапках.

Интересно получается. Видимо, высшие силы решили: раз уж прикалываться, так делать сие непотребство по полной программе. По доброте душевной они восполняли пробелы, допущенные объектом шуток в прошлой жизни. Из-за усилий чертей или ангелов (все эти субчики одним миром мазаны) у мелкого рурга от накатившей слабости подламывались лапы, трясся хвост и чуть ли не в прямом смысле отваливались крылья. Ничего не хотелось делать, в голове осталось одно-единственное желание: лечь под кустиком и умереть. Краски мира померкли, мною овладела апатия. Дорога от норы под выворотнем до речушки и обратно превращалась в настоящее испытание. Расстояние в пять метров растягивалось на милю.

Если бы не речушка, я бы распрощался с жизнью. Постоянная рвота спровоцировала обезвоживание, компенсировать которое помогала хрустальной чистоты вода, она же выводила из организма отраву. Пусть жидкость ненадолго задерживалась в желудке из-за постоянных приступов рвоты, но какая-то ее часть усваивалась. По всем признакам я отравился зельями. Почему меня не скрутило в первый же день? Вопрос останется без ответа. Много ли вы знаете о строении организма драконов, об их биохимии и метаболизме? То-то и оно! Я тоже в колбасных обрезках данного направления соображаю ничуть не больше вашего. Три раза «ха» на то, что сам теперь дракон. Источников знаний немало: книги, рассказы, опыт старших, школа, институт. Предположим, что книги у барона были, жаль, о дракончиках в них не упоминалось. Со школьными профессорами, путешествуя на плечике Лилины, также приходилось не единожды сталкиваться, но они больше о грамматике, стихосложении и этикете говорили. О драконах ни слова, если не считать запретов всюду таскать питомца с собой. На запреты и возможные санкции Лилина плевала с высокой колокольни, да только знаний ее плевки не прибавляли. Так что будем довольствоваться гипотезами и гаданиями на кофейной гуще. Полагаю, что мне помог приобретенный иммунитет. Выжил же я после яда, подсунутого милой горой ходячего сала в лице злобной кухарки. Либо яд, если он был в зельях и эликсирах Базиле, имел отсроченное действие. Третьей гипотезой является отсутствие яда как такового, просто таким образом сказалось смешение мультикомпонентной лужи в моем желудке. Кстати, неплохо было бы понять, как зелья повлияли на меня в целом и каких последствий ожидать в будущем?

В общем, вопросов накопилась целая гора и пара приличных сопок в придачу. Как так вышло, что маг, избивая меня о твердые поверхности, ничего мне не сломал при этом? Я полагаю, что здесь сыграла роль выпущенная на волю магия. Можете ухмыляться и зубоскалить, но попробуйте назвать другую объективную причину. Я не смог, логика спасовала. Из башни должен был вывалиться кусок фарша, а не живехонький дракончик, отделавшийся лишь поврежденными перепонками крыльев и сотрясением мозга. Хотя можно долго и продуктивно спорить о наличии серого вещества в моей черепной коробке, ведь там может оказаться сплошная кость от лба до затылка. Опять же, незнание анатомии не позволяет включиться в интересный диспут на животрепещущую тему…

Не меньше, если не больше вопросов всплывает со дна подземной реки. Что, как, почему, каким образом? Помню, что, вывалившись из сливного отверстия в полу лаборатории, я очутился в полнейшей тьме. Ледяная вода обжигала и колола иглами. Держаться на поверхности оказалось смерти подобно, голова, спина и крылья постоянно бились и цеплялись за низкие своды, порвать перепонки окончательно у меня не было никакого желания. Поток постепенно ускорялся… Набрав полную грудь воздуха, я с головой ушел под воду, благо драконы на десять минут могут задерживать дыхание. Меня протащило через узкий проход, напоминающий трубу, стенки которой вскоре разошлись в стороны, выбросив пленника на поверхность. Через несколько секунд до моих ушей донесся шум воды. Водопад?! Подземная река, увлекая меня за собой, обрывалась куда-то вниз. Попытки противостоять течению не приносили успеха. Когти впустую скребли и цеплялись за осклизшие, мокрые от влажной взвеси камни и гранитные стены. У-у-ух, короткий полет в бездонную пропасть, искры из глаз. Удар со всего маху башкой о камень, потеря сознания.

Что было дальше, не знаю. Сколько продолжалось мое купание, где и как подземные воды вышвырнули добычу на поверхность и доставили ее в чащобу? Почему не захлебнулся? Почему очнулся в полутора метрах от кромки воды и почему оказался присыпан водорослями и донными отложениями? Непонятно. От одних «почему», оставшихся без ответа, можно сойти с ума. Потеря памяти похожа на склероз — каждый день новости. Сколько часов я изображал бесплатный деликатес на берегу? Видимо немало, раз привлек к себе пернатых гурманов… Опять меня тошнит. Извините, я тут недалеко…

С длинной шеей хорошо водку пить — согревает, а вот блевать — не очень. Такое чувство, будто ежа через горло протаскивают, и жжет потом не по-детски. Ледяная вода успокаивает жар преисподней в глотке. Надолго ли? Сил моих больше нет терпеть эту пытку.

Отравление совпало с линькой, и организм был максимально ослаблен. И не надо искать здесь ничьих происков, просто так звезды выпали. Почему же я в первый день носился этаким живчиком с электромоторчиком в заднице? Адреналин, ребятки. Вы бы тоже бегали со скоростью электровеников, если бы вам пытались выклевать глаза или вознамерились полакомиться вашей плотью. Сглупили вороны, захотели все и сразу, нет чтобы денек подождать. В своем нынешнем состоянии я бы и от колибри не отбился.

Два дня я передвигался по-пластунски, начесывая пузом травку и гальку. На третий день, когда большая часть чешуи осыпалась песочком, стало чуть полегче. Днем раньше наконец-то прекратилась рвота. Могучий организм грозы окрестных магов победил отраву и справился с хворобой.

Да, я велик и могуч, если бы не был так мелок и жалок. Ничего, СПИД пережили и это переживем, не впервой! Где наша не пропадала. Повторюсь — русские не сдаются.

Несмотря на то что меня больше не полоскало каждые пятнадцать минут, кушать по-прежнему не хотелось. Нет, вру, аппетит проснулся и продолжает бодрствовать, да что толку. Возжелай я перекусить, ничего бы у меня не вышло. Открою секрет — жрать у вашего покорного слуги нечего!

— А как же змея? — спросят некоторые особо внимательные читатели.

Нет змеи, кончилась. Старательней закапывать надо. На второй день эпидемии на мой «продовольственный склад» пробрались вездесущие муравьи. Видимо, мясцо за день подтухло, и это привлекло охочих до наживы насекомых. Отмахиваться от мародеров в силу озвученных выше причин я не мог. Пришлось отдать стратегический запас на милость победителей. К вечеру бесконечный поток рыжих шестиногих «паломников» на «склад» иссяк, ибо косточки несчастного пресмыкающегося были вылизаны начисто, хоть лекцию по строению скелета в институте по ним устраивай.

Дилемма. Оживший желудок, терзая хозяина, настоятельно требовал наполнить себя харчами. Просьбы внутреннего органа оставались неудовлетворенными. На обед, завтрак и ужин было подано два мотылька и несколько зазевавшихся кузнечиков. Ягод на кустиках не осталось. Попытка штурмовать муравейник закончилась позорным бегством. Нахальную «годзиллу» с головы до ног залили муравьиной кислотой и закусали в пораненные перепонки, так что отведать мексиканских деликатесов в виде диетических яиц не получилось. Из стали они себе жвала куют, что ли?

Была мысля отправиться в свободный поиск, но пришлось ее отмести за неимением возможности к исполнению. Сил пока маловато, поэтому продолжаем вытаптывать полянку. Тут мне каждый кустик знаком, есть где спрятаться. Как-то не улыбается стать добычей хищников. Оклемаюсь окончательно, тогда что-нибудь будем думать. На сегодняшний день и ближайшее будущее главная стратегическая задача — научиться выживать в лесу. Дикое я существо или нет, в конце концов?! Поживу, акклиматизируюсь, тогда и двину на поиски человеческого жилья. Все же в отдаленной перспективе я видел себя рядом с людьми. Прошу понять меня правильно: являясь животным по форме, фактически я им не являлся. Такая вот тавтология. А школа выживания в диких условиях всяко пригодится.

Глубокоэшелонированные тылы — залог победы в любой войне на выживание. Можно выиграть сражение и блестяще разбить врага, но, не имея тылов, любая армия обречена на поражение. Желаете наглядный пример? Запросто! Французский император Наполеон Бонапарт вторгся в Россию, непозволительно растянул коммуникации, ослабив связи между гарнизонами, и получил тотальную войну с крестьянами, которые уничтожали отряды фуражиров. Лишившись опоры и снабжения, его победоносная армия покатилась на запад. Отступая, французский лев постоянно подвергался атакам волчих стай озлобленных крестьян, летучих гусарских и егерских отрядов. Итог закономерен. Гитлер, вдохновившись планом «Барбаросса», двинул группы армий «Север», «Центр» и «Юг» через границу Советского Союза. Немцы, в отличие от французов, Москву не взяли, но также допустили набившую оскомину стратегическую ошибку — растянули коммуникации и тылы, которые активно подвергались губительному воздействию многочисленных партизанских отрядов. Ущерб был настолько велик, что гитлеровцы снимали с фронта кадровые части и бросали их на борьбу с народными мстителями. Надеюсь, вы уловили соль аналогии.

Над головой ослепительно сверкнуло, недаром с утра парило так, что было трудно дышать. Гляди-ка, затянуло. Пустые цистерны с грохотом покатились по небосводу. Из-за крон деревьев показались чернильно-черные бока отяжелевших от воды туч. За небесными странницами тянулась сплошная завеса проливного тропического ливня. Вот ведь незадача! Мало меня жизнь била. О лежке под выворотнем можно забыть, я не горю желанием утонуть столь экзотическим образом. Зуб даю, что нору зальет в первые секунды дождя. Оценив расстояние до деревьев, я надавал себе дюжину моральных тумаков. Почему я, дурак, с самого начала не позаботился о запасной берлоге где-нибудь в беличьем дупле? Пока доберешься деревьев, успеешь сто раз до нитки вымокнуть.

Ветер поднял с земли мириады опавших листьев, ураганный порыв пригнул к земле орешник и камыш, натужно заскрипели согнутые в три погибели могучие деревья. Молнии сверкали беспрестанно — светомузыка на выезде. Уступив ветру, натужно хрустнув, повалилось на землю ближайшее к поляне дерево. Тонкие ветви кроны вспахали мягкий дерн рядом со мной. Я успел убраться в сторонку, иначе, боюсь, меня бы перешибло пополам. Очуметь! Убегая от одной опасности, я слишком близко подступил к другой. Ударившие по земле тугие струи ливня заглушили звуки надвигающегося с верховий вала воды. Полутораметровая волна, сметающая со своего пути старые коряги, поваленные деревья и прибрежный мусор, легко избавилась от еще одного препятствия. Мутный поток закружил меня, будто щепку и поволок за собой. Побарахтавшись для приличия, я взобрался на одну из коряг, вцепился в нее всеми конечностями и предался удовольствиям безумного рафтинга. Доселе я не имел удовольствия сплавляться по горным рекам. Адреналин так и хлещет, жаль, надувных жилетов для драконов не предусмотрено. То, что некоторые могут по десять минут не дышать, еще ничего не значит. Зажмет тебя между подводных коряг — и поминай как звали. Десять минут продержался, а дальше — добро пожаловать в прислуги к водяному или на корм рыбам, раз уж воронам не достался.

Корягу кружило во всех направлениях, порою она цеплялась деревянными щупальцами-отростками за дно или берег, но лишь за тем, чтобы в следующую секунду сорваться с места и отправиться в дальнейший путь. Ливень хлестал не прекращаясь. Сверху вода, снизу вода, с боков вода — библейский потоп какой-то! Мутный поток, принимая в себя десятки вспученных ручьев и речушек, с каждым километром становился шире и шире. Постепенно мою «каравеллу» перестало кружить, словно куриный помет в водовороте, коряга больше не цеплялась за дно и берега. «Судно» выправилось и ходко шло посередине реки, гордо выставив вверх скрюченные ошметки кореньев. На главной палубе стоял, замерзший как цуцик, капитан импровизированного корабля. Романтика, понимаешь, ни дня без приключений. Под мерное покачивание я не заметил, как уснул.

Тепло, чайки кричат, коряга потихоньку плывет, солнышко приятно греет спину и разложенные в стороны крылья. Кайф, каждый раз бы так просыпаться. Открыв глаза, я осмотрелся. Хм, мое плавсредство медленно дрейфовало в сотне метров от холмистого берега большого озера. Там же зоркий глаз летуна разглядел на горизонте белые крылья парусов рыбацких лодок. Восточный край водоема сливался с небом, прячась от меня за вуалью испарений и поднимающегося к солнцу тумана. С юга и запада озерные воды лизали стопы утесов и сопок, по склонам которых росли вековые деревья. Кажется, я знаю, куда судьба закинула меня на этот раз. Озеро Баер-Кем, что в переводе с древнего наречия значит «Хмурая вода». Во время дождя кажется, что вода, отражающая облака, хмурится подобно небу. Если верить карте королевства, вывешенной в холле школы, где раньше училась Лилина, то сей водоем расположен в сорока пяти милях на восток от столицы. Озеро на триста миль вытянуто с востока на запад и на пятьдесят миль — с севера на юг. Береговая линия сильно изрезана. Водоем славится мелкими небольшими бухточками и длинными, наподобие скандинавских, фьордами. Есть несколько островов. В Баер-Кем впадает около пятидесяти крупных и мелких рек и лишь две вытекает. На северном берегу, у истока одной из рек, название которой, к сожалению, я запамятовал, расположен город Чикура, считающийся пятым в королевстве по числу жителей и размеру и первым по красоте и архитектуре. Жаль, на школьную карту больше ни одного поселения не нанесли, а в том, что они есть, я нисколько не сомневался.

Пока я предавался размышлениям, ветер поменял направление. Мелкая рябь, стуча об деревяшку, приютившую меня, постепенно выталкивала ее из заливчика. Раскачиваясь на волнах, коряга на десяток метров приблизилась к берегу, расположенному по правому борту, но ветер и волны стали относить ее вглубь озера.

«Э-э-э, так дело не пойдет», — мысленно рыкнул я, прыгая в воду.

Метра за четыре до благословенной суши воды подо мной разверзлись. Хлопок здоровенных челюстей, и я оказался в пасти громадной рыбины. Вдох — последнее, что я успел сделать, прежде чем меня сожрали…

«Чудо-юдо рыба-кит! Где-то там среди морей сожрал, гаденыш, три десятка кораблей… Коли даст он им свободу, снимет бог с него невзгоду!» — все пытался вспомнить я слова сказки.

Вопреки ожиданиям, паники не было. Со мной за последнее время столько всего случалось, что «удивлялка» приказала долго жить. Подумаешь, сожрали, что здесь такого? Обычный процесс в природе. Во всем нужно искать положительную сторону, когда в следующий раз выпадет возможность организовать экскурсию по местам боевой славы Стойкого оловянного солдатика? Правильно, когда рак на горе свистнет.

Воду я люблю, но не до такой степени. Море впечатлений, незабываемые воспоминания, так сказать, репортаж с места событий, жаль, интервью у рыбины взять не получится. Помнится, рыба из сказки Андерсена окончила жизненный путь на сковороде и была подана к столу. Лично я с почтением отношусь к наследию предков, но народная мудрость о двух выходах в случае попадания в чей-либо желудок как-то не по мне. Хотя… Не то черви, что мы едим, а то черви, что нас едят! Вот я и сыграю роль «червячка», который ест. Поменяюсь с рыбой местами, пока не стало поздно. Не горю желанием испытывать на себе действие желудочного сока озерной жительницы, да еще запас воздуха в легких несколько ограничен. Стоит поторопиться.

В желудке рыбины было темно, как кое-где у кое-кого. Хоть глаз выколи. Не побеспокоишься о лампочке, никто о тебе не побеспокоится. Промелькнула думка добавить огонька из пасти, но пришлось отбросить такую заманчивую мысль. Вдруг бабахнет? Взрыв в закрытом помещении, скажу я вам, — это не сигаретку на балконе прикурить… Прибавьте к темноте сырость, осклизлость внутренних стенок и тесноту. О запахе ничего сказать не могу, ибо обоняние отбило напрочь в первые же секунды, но глаза резало. Хоть от чего-то я оказался избавлен. Иначе, боюсь, вонь убила бы меня тут же. Да что со мной такое? То понос, то золотуха, то вонючая рыбина! Я задумчиво провел коготками по стенке рыбьего желудка. Остренькие коготки… как нож. Даже жалко чуть-чуть, что не из металла. Рыбина дернулась всем телом. Ага, не нравится! Погоди маленько, посмотрим, как ты теперь запоешь! Я начал драть прожорливое создание изнутри, а в голове крутились кадры из фильма «Чужой» с Сигурни Уивер в главной роли. Инопланетный монстр разрывает грудную клетку невезучего астронавта. Рыбе вот тоже не повезло. Ох, задергалась, задергалась, родимая. Верх, низ, право и лево то и дело меняются местами, такое впечатление, что сожравшая меня «милашка» пытается завязаться морским узлом. Американские горки в закрытом помещении. Как я ее понимаю, сам недавно страдал от подобных симптомов, из-за мага да еще когда Жулия отравы подсунула. О! Я — отрава! Нервно-паралитический яд, нет — биологическая добавка с преимущественным кардиотоксическим действием. Паршивая рыбина, я выгрызу ей сердце! Извини, дорогая, ничего личного. Поздно пить «Боржоми», когда почки отвалились. У, кровь. Слизываю. А ты сладенькая, красавица, так бы и съел целиком. Погоди, чуть-чуть осталось. Помогая когтям, вгрызаюсь в потрепанный бок. Рыбина забилась с новой силой. Я ударился обо что-то головой. Не понял? И еще раз. Похоже, моя жертва выбросилась на берег. Точно, галька шелестит. Желудочные колики — они такие, кого угодно заставят прикорнуть на бережку. Ну вот, уже небольшой просвет, еще поорудуем коготками-ножиками… Ура! Небо, милое небо и воздух… «Чужой» выбрался наружу и победно зарычал на всю округу.

О, этот чудесный запах свободы и чистого, свежего воздуха! Он казался прекрасным ароматом по сравнению с вонью рыбки, что наверняка будет слопана кем-то. Хм, поделом, нечего драконов жрать, это вам не фунт изюма. Так, о чем я думаю? Почему это мою добычу должен оприходовать кто-то другой? Непорядок! Пока не будет набита утроба, ни с кем делиться не собираюсь.

Представив в передних лапах виртуальные нож и вилку, я вгрызся в податливую плоть дернувшейся рыбины…

ЭЙСА ЧЕТВЕРТАЯ,

в которой рассказывается о рурговых невестах

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Дни летели за днями. Не успел ваш покорный слуга глазом моргнуть, как дубок, выбранный для календаря, обзавелся тридцатью глубокими царапинами, а потом еще одной. И вскоре счет подошел к середине третьего месяца. Что сказать — таки прижился я на озерном бережку, пришелся ко двору и занял свое место в экологической нише.

Крылья зажили к исходу второй недели добровольной робинзонады. С той поры житуха подросшего дракончика приобрела другой коленкор. Да-да, вы не ослышались, к исходу первого месяца затворничества Дэсус бы сто раз наперед подумал, прежде чем шикнуть в мою сторону. Неудивительно, ведь отражение в озере стало в два раза больше, да и поправился я на местных харчах. Свежатинка с пылу с жару — это вам не сублимированная говядина. Зайцы, суслики, мыши, древесные крысы, птицы, змеи порядочно разнообразили рацион лесного скитальца. Бывало, конечно, что денек-другой приходилось выслушивать музыкальные трели пустого желудка, но фортуна не забывала подопечного надолго, подкидывая добычу.

Получив небо в распоряжение, я озаботился скитом. Должен же я где-то жить? А то все на дереве да на дереве. Не комильфо, однако, тем паче на семнадцатый день от прибытия к благословенным берегам «Робинзон Крузо» нос к носу столкнулся с большой полосатой киской. На глаз, весу в кошечке было больше центнера, что нисколько не мешало ей лазать по деревьям и ловко перепрыгивать с ветки на ветку. Эдакая помесь тигра и ягуара гимнастического пошиба. Не знаю, как его или ее кличут, пусть будет тигруяром. Прилетаю я, понимаешь, с охоты… удачно так слетал, да и крылья размял, а то они после крючков и заусенец несколько атрофировались… э-э-э, это я о маховых мышцах, если кто не понял. Так, что я говорил-то? А, прилетаю я, значит, с охоты, в лапах тащу добычу — помесь кролика и суслика. Нечто среднее, эндемического названия опять не ведаю, то есть не знаю. Назовем его крусликом. Тащу я, значит, этого круслика на любимую ветку любимого дерева, представляя, как буду раздирать упитанное тельце еще живого грызуна… Мм, теплая кровь, парное мясцо. Амброзия! Опускаюсь на посадочную площадку без буквы «Т», все-таки я не истребитель, дерево мало напоминает авианосец или аэродром, хотя мысль намалевать жженной головешкой посадочные знаки меня посещала. А что? По приколу! То-то аборигены удивятся, если найдут. Опять я отвлекся. Только-только я уцепился за кору задними лапами, как ветви передо мной разъехались, явив взору ошарашенную морду тигруяра. Кошак припух от радости, обрадовавшись внезапному перекусу. Я от неожиданности прирос к дереву. Ничего себе встреча! И почему я не почувствовал гостя? Круслик, которого я обнимал передними лапами и который, как я думал, вроде бы смирился со своей печальной участью, углядев довольную морду хищника, прерывисто заверещал, прощаясь с жизнью. Полосатая тварь рыкнула во всю глотку. От страха я выпустил еще живой харч и на полном автомате зарядил в наглую морду россыпью шаров концентрированного страха. Вот так — от страха долбанул страхом. Тигруяр захлебнулся рыком, подался назад и сверзился с ветки. Я было размечтался о том, чтобы он расшиб себе башку, но, пролетев десять метров, полосатик упал на четыре лапы и задал стрекача. Только я его и видел.

Не прекращая истошно верещать, круслик обделался и сбился в дрожащий комок. Пахло от грызуна немилосердно, аж глаза резало. Есть это моментально перехотелось. Брезгливость победила инстинкты. Заткнув нос и плюнув на обгадившуюся зверушку, я перелетел на другое дерево. Нет, это же надо суметь так испортить аппетит! Пусть сам спускается, гаденыш. Через час желудок напомнил о себе звонкой трелью, но «американская вонючка» к тому времени уже удачно сделала ноги. Спустилась как-то. Пришлось довольствоваться ящерицей, пойманной на каменистых кручах утеса. Жуя отбросившую (в прямом смысле слова) хвост мелочь, я углядел летучих мышей, вылетевших на промысел. Мыши кружили над широким уступом, примыкающим к отвесной стене. Неспроста это, решил я и проверил догадку.

Сухопутных подходов к мышиному жилищу не было. Квартирантов пришлось уговаривать покинуть «помещение». Небольшая колония летучих мышей поначалу не хотела оставлять обжитой поколениями предков угол, но с помощью небольшой волны страха я популярно объяснил, кто нынче в доме хозяин. В конечном итоге бывшие домовладельцы и я отпраздновали новоселье. Личная пещера куда как надежней базы на дереве. Впрочем, рукокрылые недалеко ушли, перебравшись в соседние апартаменты. В десяти метрах ниже был еще один отнорок, промытый водой, — пещерка немного поменьше, чем переданная мне во владение. Вот туда они и свалили.

Общеизвестно, что труд из обезьяны сделал человека. Повезло ей. Жаль, не получилось из дракона антропоморфной личности, а ведь я гораздо умнее макаки. Уф, устал я пахать, как папа Карло! Два дня угрохал на чистку гуано, еще неделя ушла на обустройство «квартирки» и очага, благо спички мне и даром не нужны. Для лежанки пришлось нагрызть множество веток, из которых я сплел подобие корзины, дно которой устилала солома, а также перья и пух пойманных и сожранных птиц. Уф, хорошо бобрам, а я чуть зубы не сточил и десны в кровь расцарапал. Кто же не любит комфорт? Многие потакают своим мелким слабостям, вот и я решил посибаритствовать на «гагачьем» пуху.

В порыве вдохновения грезилось о золоте. Настоящие драконы просто обязаны возлежать на груде сокровищ, но раз некто черный беднее церковной мыши, придется ему повременить с мечтами о презренном металле. Не все сразу. В углу пещерки нашли приют дровишки для очага. Оставался открытым вопрос с входной дверью или занавесью, да еще бы неплохо подошли кадки с фикусами и телевизор на стену. Вы не знаете, где в средневековье можно раздобыть телевизор? Не знаете? Печально. Паршиво без телевизора. Я ведь «Доктора Кто» в прошлой жизни не досмотрел и «Игру престолов». Обидно.

Через несколько дней бессмысленного созерцания голых стен меня посетила идея…

Пять раз дневное светило выпрыгивало из вод на востоке и ныряло за скалы и макушки вековых деревьев западного берега, который за прошедшее время нисколько не изменился. Паруса рыбацких лодок мелькали вдали, но, по недомыслию богов или, наоборот, по домыслию, ни один из них не отразился в водах заливчика, где завершился жизненный путь рыбы-неудачницы. Может, оно и к лучшему, мне ведь ничего не известно о путях миграции этой породы рыб, вдруг сюда целые косяки заходят в определенные сезоны? Почему я так беспокоюсь о рыбе и тех, кто ее добывает? Ответ прост, как пять копеек — километрах в семнадцати — двадцати на восток от моего прибежища на берегу впадающей в озеро полно водной реки (вполне возможно, что именно по ней приплыл сюда мой непотопляемый авианосец) примостилась приличная деревня за сотню дворов. Место обжитое, через сопки к поселению весело сбегает наезженная дорога. Летая на разведку, чернокрылый разведчик порой замечал не только рыбацкие фелюги, но и гребные купеческие галеры, идущие вверх по течению. К пустому месту толстобрюхие торгаши путь держать не будут. Значит, если следовать вдоль реки, то стопроцентно набредешь на другие поселки, а то и вовсе города.

Стены моей пещерки украсились портретами трех девочек. Особенно удачно вышли дочки. Поразительно, сам от себя не ожидал подобных художественных талантов. Третий портрет смотрелся немного корявенько, у Лилины чуть смазалась левая бровь, и губы вышли несколько кривоватыми, но тут уже неровности стены виноваты. Ничего не попишешь.

Лучше бы ничего не рисовал… потом стереть рисунки не поднималась лапа, а душу грызла тоска… Я, наивный, думал, что пережил переселение в новое тело, оставив ностальгию в прошлом. На деле оказалось, что это не совсем верно, точнее, совсем неверно. Ладно, к черту, не будем о делах давно минувших дней, предлагаю остановиться на днях, минувших недавно.

Обустроив гнездышко и наладив какой-никакой быт, я занялся тем, чем боялся заниматься в поместье барона. Правильно, догады вы мои, пришло время взять под контроль полученные при рождении магические и ментальные дары. Действовать пришлось методом трех «П». Расшифровываю — пол, палец, потолок. Испытывать на добыче. Не на себе же, право дело. Алгоритм и последовательность действий были такими — выслеживаешь табунок коз, оленей или диких свиней. Долбаешь их зелеными или розовыми шариками, фаерболами драконовского разлива. Зверье приходит в благодушное игривое настроение с нарушенным восприятием действительности и не ломится через непроходимую чащобу при первых же признаках опасности. На втором этапе выбираем жертву, желательно молоденького поросеночка, козленка или олененка, накидываем на него ментальную петлю. Жертва отвлекается на видимую только ей сочную травку или особо крупный желудь. Метр, другой, третий. Минута, вторая — и обед уже отбился от стада или табуна. Родители, пребывая в эйфории, не видят опасности для младшего поколения и сквозь копыта смотрят на убежавшего. На третьем этапе жертва погружается в здоровый сон, а стадо отгоняется «веером» страха. Теперь им можно, даже нужно ломиться через чащобу, непроходимый чапыжник и густой подлесок. Последнее действо обязательно для исполнения.

Как-то раз, когда тактика охоты только апробировалась, у реки я выследил небольшое стадо свиней. Загрузив свинок хорошим настроением и отделив от пребывающей в нирване мамки полосатого поросеночка, я, как та ворона, поужинать уж было собрался, но тут откуда ни возьмись появился… секач. Свин был меньше того великана, который напугал меня до нервной дрожи после побега от мага, но тоже не хил. Где-то метра полтора в холке и два с копейками от пятачка до завитого в три кольца хвоста. Кабан негативно отнесся к тому, что возле повизгивающего во сне отпрыска нарисовался некий субъект с самыми недобрыми намерениями.

Вы когда-нибудь видели, как танк срывается с места? Взрыкнув двигателем, выпустив клубы сизого солярного выхлопа, газуя, он вышвыривает из-под гусениц комья земли и всем корпусом дергается вперед. Кабаняра у орешника двигателем не взрыкивал, он даже не хрюкнул, но комья из-под коротких ножек полетели. Не успел я опомниться, как его налитые кровью глазки нарисовались в непосредственной близости от чернокрылой жертвы, не оставив ей ни секунды на колдовство. И быть бы мне затоптанным, не примени ваш покорный слуга сто первый прием пограничника — изматывание противника бегом. В нашем случае это было тактическое бегство в виде прыжка вверх и частого взмаха крыльями. Взбешенный свин ярился внизу, роя пятаком дерн и срезая клыками молодую поросль. Стадо к тому времени скрылось в противоположном от охотника направлении. Хрюкающая морда нацелилась закусить мною, не иначе. Фиг тебе, а не дракона на завтрак! Не на того напал, морда свинская! Ничего, я тебя запомнил. Сочтемся как-нибудь.

У секача была характерная примета — V-образное правое ухо, центр которого или выгрыз хищник, или выдрал другой самец в драке за самок. По ушку я тебя и найду, дай только срок.

Сидючи в пещере и слушая подвывающий желудок, я придумывал способы мести один изощреннее другого. Внутренний голос злобно шикал на ступившее сознание. Вот спросите, что мне мешало обработать поганого свина магией? Тупанул, согласен, обидно. Фортуна в тот день отвернулась от неудачливого охотника, даже ящерицы разбегались от одной только тени, появившейся на камнях, а сезон ягод закончился.

Долго ли, коротко ли, на исходе второго месяца ваш покорный слуга вымахал до двадцати килограммов (ну, весов у меня, конечно, не было, но навскидку — точно двадцать, не меньше). Есть чем гордиться. Меня не оставляла уверенность, что я и дальше буду расти. Перебирая различные теории, я склонялся к тому, что причиной взрывного набора веса и увеличения размаха крыльев стал алхимический коктейль. Помимо прочего, у меня изменились передние конечности, в частности постановка большого пальца, который «съехал» в сторону, теперь передние лапы напоминали человеческие кисти, приспособленные хватать и выполнять различные операции. Интересно, это тоже действие зелий? Летая на водопой и приглядываясь к качающемуся в воде отражению, я заметил появившиеся на чешуе и крыльях красные полосы. Все бы ничего, но с каждым днем они становились ярче и насыщенней, превратив чешую в замысловатый доспех, а крылья — в настоящее произведение искусства с замысловатой кровавой татуировкой. Красным цветом окрасились рога и надбровные дуги, а в груди поселилось томление. Наверное, мое тело взрослело, приобретая дополнительные отличительные черты. Чего-то хотелось, но непонятно чего. Знаете как бывает, когда чего-нибудь бы съел или сделал, такого-эдакого. Мост построил, к примеру, хрустальный через все озеро, и чтобы купцы со всего мира там торговали.

С каждым днем грудь сжимало сильнее. Красные полосы на теле и узоры на крыльях уже чуть ли не светились. Не зная, куда себя деть, я второй день бесцельно носился над сопками. Охота и дичь не привлекали, хотелось чего-то другого, но чего? Инстинкты совсем меня достали. Расчертив когтями на календарном дубе сорок пятую полоску и с трудом поборов томление, я решил перекусить. Недавно мимо утеса, где располагалась моя «квартирка», прошло большое стадо пятнистых оленей. Пора бы взять с рогатых дорожное мыто. Денег у них нет, но я не гордый, беру натурой. Взлетев, я взобрался повыше и начал нарезать круги над лесом в поисках добычи. Типа андский (хорошо, что не адский, а то похож, очень даже) кондор на выезде. На глаз, от кончика до кончика размах крыльев у меня был метра четыре.

Олешки оказались быстроходней, чем думали некоторые умники. За пару часов, пока я раскачивался, они успели утопать к скалам в десяти километрах от моего гнезда. Ладно. Не проблема. Для бешеной собаки сто километров не крюк. Обнаружив искомое, я лег на курс. Уже возле цели, когда рот наполнился слюной от предвкушения скорой добычи, моих ноздрей коснулся соблазнительный запах. Он… он манил к себе, звал, обещая небывалое наслаждение. Проснувшиеся инстинкты завопили: «Туда! Лети туда!» Рогатые уклонисты от уплаты налогов сразу отодвинулись даже не на второй, а на третий план. Плюнув на них, я полетел навстречу чудному аромату. Противиться обольстительному зову не было никаких сил. Хотелось наконец погасить огонь, сжирающий меня изнутри.

Ближние скалы вскоре оказались позади. Через пару минут показалась макушка четвертой каменной глыбы. Вот оно! На самом краю плоской вершины, на большом валуне восседала крупная золотая самка, немногим меньше меня в размерах. Как она прекрасна! Мое сознание поплыло от мощного гормонального пинка по мозгам.

Куда поплыло? А фиг его знает куда. Помнится мне, я боялся, что наступит время, когда инстинкты продолжения рода возьмут верх над разумом и схватят кое-кого за горло. Не думал, что это время наступит так скоро. Тиски звериной натуры прочно зажали разум. Я не мог отвести взор от сверкающей чешуи самки, ее крылья переливались, словно лакированные, а какой у нее запах! Он сводил с ума, заставляя, хе-хе, чувствовать себя мужиком и требуя показать себя во всей красе.

В трех метрах от золотой дракошки дрались два крупных зеленых самца, еще семерка разноцветных бойцов ожидала своей очереди вступить в бой за право обладать королевой бала. Три золотых, зеленый и три синих чешуйчатых петуха. Драконы оказались мельче меня чуть ли не в половину. Примечательно: среди них не было ни одного черного. Плюхнувшись посреди площадки, я за несколько секунд разогнал конкурентов. Прочь! Прочь, пошли все вон! Парочка очумевших драчунов получила по пинку и полетела лить слезы и зализывать раны. Моя! Золотая будет моей! Королева на камне-троне, выбрав партнера, поднялась на ноги и призывно курлыкнула. Человеческое «я» отключилось окончательно, отдав бразды правления крылатому хищнику…

Это… Это было феерично…

Кто сказал, что звери не могут любить? Еще как могут. Любви не только все возрасты покорны (что характерно для людей). Как оказалось, ей все живое покорно. Не исключением была и черночешуйчатая божья тварь. Это чистое, светлое, искреннее чувство захватило меня с головой. Мне такое и не снилось. Пожалуй, не каждый человек способен испытать подобное. Знаю, скептики скажут: мол, инстинкты в чистом виде, и будут по-своему правы, но что такое любовь? Пусть дадут определение, найдут время, не поленятся. Любить можно по-разному. Маньяки любят убивать, к примеру. А что? Такое вот специфическое чувство, странно, что его не воспевают поэты всех мастей. Не нравится определение или приведенный образец? Не хочется думать, что мною овладели животная страсть и похоть. Не хочу и не буду. Пусть будет любовь, пожалейте остатки моего человеческого «я», погребенного под завалами из чешуи, крыльев и хвостов.

Мне нравилось прикасаться к ее золотой, переливающейся в свете луны чешуе, накрывать ее крыльями и слушать стук ее сердца, пока она мирно спит. Всякий раз, когда наши взгляды встречались, меня словно простреливало, я попросту терял голову, утопая в глубине омутов ее глаз. А она? Она нагло этим пользовалась, изображая искреннее смущение, отводила взгляд и старалась удрать, тем самым провоцируя меня. И я конечно же срывался с места, чтобы в который раз догнать золотую соблазнительницу и заключить в крепкие объятия.

Ее взгляды обжигали, и если бы не встречный поток воздуха, то я давно превратился бы в дымящуюся головешку. Мы кружили в небе, переплетаясь хвостами, цепляясь лапами. Иногда легонько кусали друг друга. В такие моменты нас ничто не могло отвлечь друг от друга. Начнись внезапно государственный переворот или ядерная война с нашествием инопланетян, мы бы и глазом, наверное, не моргнули. Мы выпали из реальности, целиком и полностью посвящая себя друг другу.

Месяц канул в бесконечную реку времени с тех пор, как для меня закончился период размножения. Месяц! И слава богу! Каюсь, сорвался. Напоследок еще раз прошу не осуждать и не подходить к проблеме взаимоотношения полов с человеческими мерками. Прежде чем начинать хулу, внимательно, со всех сторон посмотрите на объект критики, потом подумайте, взвесьте ваши аргументы, посмотрите еще раз и промолчите. Самому тошно. Убью первого, кто рот откроет. И второго шлепну, и третьего. Лучше молчите, по-хорошему прошу. Всех убью, один останусь! Тошно мне, братцы… С ней тошно и без нее худо. Сломайте, порвите себя по-живому, тогда мы, наверное, начнем понимать друг друга.

Из сладкой патоки гона и безумных парных кульбитов в небе, прерывающихся на «уединения» с золотой дракошкой, меня вытянул страх. На все про все ему потребовалось немногим более суток. Да-да, я ничего не путаю — именно это чувство позволило человеческому разуму вырваться из омута инстинктов. Сутки ваш покорный слуга был потерян для мира. Пугающий факт.

Чего мне бояться? Много чего — охотников, хищников, самого себя, наконец. Себя больше всего, ведь слаб человек, слаб. Очень бы не хотелось насовсем превратиться в животное, а все к тому шло. Это по-людски жить тяжело — мораль, общество и прочее. Различные нормы и ограничения сковывают нас почище стальных цепей. А вот обретаться животным или в животном состоянии — запросто. Иди, бомжуй, помои жуй. Впрочем, прошу прощения, не все бомжи опускаются до скотского состояния, хотя некоторые из них хуже животных и бродячих псов.

Хорошо быть зверем. По большому счету, ни прав, ни обязанностей, ни привязанностей, кроме определяемых инстинктом продолжения рода, да и тот берет за глотку лишь время от времени. Лепота! Чем не рай? Бытие определяет сознание. Черт подери, я хотел научиться выживать без людей и сам не заметил подмены целей, причин и понятий. День за днем прямоходящие аборигены постепенно превращались в забавных существ, которые копошатся в грязи и от которых стоит держаться подальше. Офигительно, у меня нет слов. То, что я чувствую, можно выразить в грубой матерной форме, где нецензурными будут даже предлоги. В общем, дожил!

Сознаю свою вину и сую голову под град из угольев и пепельный снегопад. Хотя если рассматривать проблему с другой точки зрения, то у меня на груди уже должен быть неподъемный иконостас. Несмотря на различные, в том числе отягчающие обстоятельства, я постоянно почем зря занимаюсь самобичеванием. Сохранить себя, пусть и в урезанной форме, дорогого стоит. Остаться человеком в зверином обличье не каждый сможет. Звериные и человеческие начала настолько сильно переплелись и срослись во мне, что от прежнего весельчака Сергея Сергеева совсем ничего не осталось. Можно сколько угодно удивляться пластичности человеческой психики, безболезненно адаптировавшейся к хвосту, крыльям и смене рациона, но с фактами не поспоришь.

Многие ли из вас отдают предпочтение сырому, а не прожаренному мясу? Будучи человеком, я бы ни в жизнь не притронулся к саранче или ящерицам, а тут как-то легко сменил кулинарные привычки, полюбив кузнечиков и свежину с теплой кровью. Подозреваю, что большинство моих охотничьих повадок не отличаются от повадок диких собратьев. Выбрав жизнь на свободе, я невольно принял и примерил на себя шкуру крылатого хищника.

За напяливанием звериной маски не стоит забывать и о магических способах добывания пищи. Я не берусь утверждать, что древние драконы не использовали якобы мои примочки и наработанные приемы. Может, это я топаю по их следам? Хотя что мне известно о древних предках современных чешуйчатых летунов? Шиш да маленько. Базиле, покойничек (сковороду ему погорячее), баял о двухтонных монстрах с южного континента. Вряд ли они поднимались в небо, а если и летали, то магия заменяла им пропеллеры.

Интересно, когда ваш покорный слуга спустится с небес на землю? По самым скромным оценкам, во мне нонеча больше полтинника, и взлетать с места становится несколько напряжно. Для полетов и приземлений приходится выбирать полянки пошире. Какая маневренность в лесу может быть при без малого пятиметровом размахе крыльев? Хорошо, уболтали — пять метров с гаком. С большим гаком. По идее, я и летать-то не должен, но как-то летаю. Птеранодон в миниатюре, «Боинг-747». Возьмем для примера странствующего альбатроса. Небесный обитатель Южного полушария отъедается до шестидесяти килограммов и по праву считается самой крупной летающей птицей Земли, но в классическом понимании альбатросы не летают, а парят. Я же, при сравнимых весовых и крыльевых габаритах, активно летаю и машу крыльями, маневрируя в лесу между деревьев.

Опять магия? Боюсь думать, что будет дальше. Я продолжаю расти, пусть и медленней прежнего, но конца и края сему в ближайшей перспективе не видно. Действие зелий сказалось на генных модификациях, которые состряпали маги канувшей в Лету империи. Ни дна им ни покрышки. Ладно, поживем — увидим.

Так вот, возвращаясь к брачному периоду… Я испугался. Как можно настолько опуститься? За несколько месяцев маска дикого рурга успешно приросла к лицу или морде, если хотите. Не скрою, мне нравилась жизнь без рамок и ограничений, но гон напомнил об остроте и узости грани, по которой приходилось вышагивать. В краткий момент просветления рациональное человеческое «я» удивилось беспечности второй половины и рвануло наружу. Действительно, самое страшное — это потерять себя.

Итак, выбив из мозгов вязкую пелену розовых облаков и на корню задавив позывы к продолжению ухаживаний, я осмотрел окрестности, простирающиеся километром ниже. Золотая дракошка, зависнув немногим выше, вопросительно курлыкнула. На ментальном фоне всплыла картинка полета, приправленная удивлением, мол, почему я не хочу больше летать вместе с ней? Это что, она пыталась со мной ментально-эмоционально общаться? Чуток поразмыслив, я сформировал мысль-картинку о родной пещере и послал ее золотой невестушке. Ответом было категорическое несогласие. Ага, Баба-яга против. Перед внутренним взором мелькнули виды с утеса, на вершине которого я навалял конкурентам, и картинка могучего дуба с большим дуплом, зеленая крона которого украшала подножие скалы. «Невеста» информировала незадачливого ухажера, что она обеспечена жилплощадью и может вполне обойтись без моей квартирки. Причем, что характерно, в гости не приглашала. Дракоша сложила крылья и спикировала вниз, наградив жениха напоследок образом оскорбленной невинности и обиды, типа, она такая-растакая, а я козел горный, чурбан бесчувственный. Видеть она меня не желает и просит держаться подальше от дуба. Было бы сказано. Желание дамы — закон.

Проводив взглядом быстро удаляющуюся золотую точку, я полетел к родной пещере. Внизу мелькали разноцветные стайки возбужденных дракончиков, которые слетались на запах готовых к спариванию самок. Отсекая позывы лететь вниз на праздник жизни, я упорно держал курс к родным пенатам. Мне одной самки хватило за глаза, тем паче, в голове бились десятки мыслей, которые нужно было обмозговать в спокойной обстановке, а не под прессом бьющих по разуму гормонов. Дважды на одну и ту же удочку я не попадаюсь. Свят-свят-свят…

Прав был Базиле, и я с ним согласен: предки современных рургов, на зависть всем говорунам, отличались умом и сообразительностью. На ум приходит предположение, что селекционеры, работавшие с первоначальным материалом, стремились в первую очередь превратить рургов в тварей бессловесных. Они прекрасно понимали опасность появления разума у невольников. Боюсь ошибиться, но, как мне кажется, одним из путей решения проблемы оказалось уменьшение размера головного мозга у подопытных экземпляров. А там, где убавляется мозг, уменьшаются размеры. Все взаимосвязано. Усох мозг, исчез разум, но не совсем, видимо, отцы-основатели где-то недоработали.

Ладно, поутихнут свадебные страсти, копну перспективную тему со всей основательностью. Если я смогу общаться с разноцветной мелочью… В зобу аж дыхание сперло от открывающихся возможностей. В предвкушении я потер передние лапы друг о дружку. Ха-ха-ха, между пальцев заклубилась темная дымка. Да с такой силой мир сам падет передо мной на колени! А пока он не пал, неплохо было бы перекусить. Сутки маковой росинки во рту не было. Заложив вираж, я опустился на дерево, росшее на краю широкой поляны, которую вытаптывало стадо пятнистых оленей. Наступила пора стребовать дорожное мыто.

Месяц пролетел быстро. Отшумели дожди, отгрохотали тропические грозы. С юга задул теплый ветер, за неделю высушивший непроходимые топи, захватившие подлесок. Короткий сезон дождей ознаменовался тем, что ваш покорный слуга умудрился еще подрасти. Раза так в два. За месяц бордовая раскраска чешуйчатых доспехов поблекла, превратившись в едва видимые полоски и узоры. Грудные пластины стали шире, а передние кромки крыльев обзавелись костяными наростами. В полете кость не мешала, лишь тонко посвистывала во время отвесного пикирования. Зато от приобретения был несомненный плюс — мелкая живность и подрастающие олешки от удара крылом шлепались наземь с раскроенными черепами. Передние лапы вытянулись, и передний плечевой пояс стал выше задницы. Большой палец как отъехал в сторону, так больше и не думал возвращаться на место. Если бы не жесткие подушечки, трехсантиметровые когти в подушечках и толстенная чешуя, превращавшая лапы в подобие металлических латных перчаток, я бы сравнил их с человеческими руками. Не удивляйтесь, имею полное право на заявление. Ими я ловко управлялся со всеми работами и операциями, свойственными человеческим рукам. Ни на какие мысли не наводит? Извините, что повторяюсь. Мелкая моторика тоже оказалась на высоте. Плоский камешек-голыш скользил по костяшкам пальцев, словно монетка в руках фокусника. Ради тренировки моторики куча вымоченной бересты была исписана местными буквами.

Вместо стило использовалось шило, сворованное в деревенской кузне. Там же я разжился неплохим ножом. Хорошо-хорошо, шила в мешке не утаить, вор-домушник свистнул оказией у кузнеца топор, пилу (правда, она оказалась тупой, как валенок), на дно холщовой котомки улеглись скребки, молоток и… подкова. Сам не знаю, зачем я ее прихватил. Ну не отдавать же ее обратно. Повешу над входом в пещеру. Ах да, совсем забыл про чугунок и пятилитровый котел.

Что еще добавить? Темной ночью неизвестные жулики наведались на купеческий склад. В процессе дерзкого налета купчина лишился четверти пуда крупной сероватой соли, отреза плотной ткани, вороха ремней и пары отличных кинжалов. Народ потом долго гадал, зачем татям такой разношерстный товар. А я, работая крыльями, на все лады клял внутреннего хомяка, между делом призывая кары небесные на голову прижимистой жабы. Вот они на мне оторвались по полной программе. Умаялся, пока хабар дотащил до хаты. А как же сторожа да псы цепные? Спали сии голуби сизокрылые, аки сурки беспробудные. Где стояли, там и попадали. Что я, зверь какой, головы им отшибать, это ж не волки, которые не по понятиям живут. Кстати, один из серых беспредельщиков прописался у меня в виде мохнатого коврика у порога, только шкура начала пованивать. Выкину, наверно.

Дело было как в басне Крылова.

В летний жаркий день одна коза воды восхотела. До водопоя меж сопок она добралась. На ту беду чудище черное по небу летело. Чудище видит сыр, и сыр его пленил… Ой, это из другой басни. И видит рург козу, и думает: «Щаз-з-з загрызу!» Коза не дура, вздумала скакать, то бишь от рурга убегать. Не рассчитала, рогатая, момент, из-за кустов появился хвостатый серый элемент.

Серый лесной санитар прибыл по звонку «ноль три», желая провести эвтаназию истекающей кровью «больной», которая умудрилась увернуться от доктора, пытавшегося отправить ее в морг. Тактически отступление было проведено не совсем грамотно, доктор в моем лице успел располосовать левый бок несчастному животному встроенными в лапу скальпелями. Истошно блея, в поисках убежища жертва скакнула в мрачные дебри подлеска прибрежной чащобы. Только вместо спасения там ее ждала засада, и, как барон Мюнхгаузен, угодивший между львом и крокодилом, обед с копытцами оказался между волком и рургом.

Распахнув объятия и обрадовавшись добыче, очумевший хищник прикончил беглянку, но тут откуда ни возьмись нарисовался я. Тупой волчара не привык думать о последствиях. Оскалив зубы, он перескочил через тушку. Делать нечего, пришлось показать, кто в доме хозяин. Откровенно говоря, серого было жаль, но после трехдневной голодовки, спровоцированной проливным дождем, я очень хотел есть. Утолив голод, ваш покорный слуга, подхватив козью грудинку и шею, наведался к «невестушке». Как обычно, на порог меня не пустили, но мясо забрали. Дракошка напоминала мне жену. Моя благоверная тоже не отличалась кротостью и мягкостью характера. Деньги давай, а сам можешь не приходить. Женщины и там и тут одинаковы, и обличье их не играет никакой роли.

Козьи объедки достались зеленой и синей мелочи, которая рыбами-прилипалами следовала за здоровенным рургом. Да-да, я нашел общий язык с дракончиками. Общение «картинками» оказалось плодотворным. «Зеленушки» с окрестных скал охотно подчинялись приказам, шастая по близлежащим деревням, взамен им доставались остатки трапез «большого» и «страшного» вожака. Синие были не так полезны, как «разведчики», но будьте покойны, найдется и им применение. Зря, что ли, я их подкармливаю. Золотые и красные опасались идти на контакт, да и мало их в округе.

О, вспомнил, что хотел сказать! Помните секача с рваным ухом? Помяните горемычного. Пятого дня как преставился, до сих пор отрыгиваю… Или это бражка в животе бродит и наружу просится? Хорошая брагулька, скажу я вам, неплохо вставляет. Как-нибудь отблагодарю мужиков…

Смахнув грязной тряпкой рыбью чешую на пол, Зиф подхватил со стола опустевший кувшин бормотухи, заменив его глиняным собратом с залитым сургучом горлышком. Клиент должен видеть, что пойло не разбавлено. У Зифа приличное заведение с пристойной репутацией. Порог харчевни частенько пересекают респектабельные купцы за компанию с мелкими рассыльными чиновниками, рыбаками и мастеровыми. Нередко в зале устраивают загул и спускают деньги наемничьи отряды и охранники караванов и судов. Пьяные воины щепетильно относятся к целостности сургуча на бутылках и кувшинах. Этих зверюг в человечьих обличьях лучше не злить понапрасну. Себе дороже.

— Ринко, коз-за безрогая, ты хде запропастилась, бестолочь! Таш-шы сюда печеную рульку. Быстро! Каму я казал?! — заглянув на кухню, рявкнул хозяин харчевни.

Чуть не зарядив Зифу дверью по носу, из кухни выскочила справная ширококостная дивчина с деревянным подносом наперевес. Про таких говорят — девка в самом соку, кровь с молоком. Толстенная коса до пояса с вплетенной синей лентой, задорный румянец на щеках, покатые плечи, большая грудь, грозящая вот-вот выскочить из тесного выреза потертого платья, и оттопыренная попка, на которой тут же скрестились взгляды нескольких посетителей и завсегдатаев харчевни.

— Опять лясы точишь?! — навис над работницей Зиф.

— Как можно? — с видом возмущенной невинности возмутилась Ринко. — Курей щипала, вы же сами казали Дине подсобить.

— Я казал подсобить, а не языком прорости, балаболка, трепло, прости мя Пресветлая! Курей она щипала! Эт тебя за бесстыжий зад щиплют. Живо неси снедь к угловому столику. И за шо я тя, охальницу, терплю, вдругоряд наподдам отсель метлой поганой!

Грозно бурча, Зиф зашел за стойку и принялся протирать грязным полотенцем пивные кружки.

Показав спине хозяина язык, Ринко, ловко лавируя по залу, с шутками и прибаутками уворачиваясь от шлепков по пятой точке, проскользнула к угловому столику. Сгрузив заказ, она состроила глазки посетителю. А что, видный молодой мужчина в кожаном костюме с нашивкой гильдии охотников был совсем недурен собой, и деньги у него явно водятся, снаряжение вон какое справное. Стало быть, не бедствует.

Ринко совсем не отказалась бы подработать в его номере и постели ночью, но все ее попытки прельстить охотника телесами пропали втуне. Фыркнув, девушка отвернулась и благосклонно улыбнулась рослому широкоплечему наемнику, который скучал в одиночестве неподалеку.

Проводив девушку равнодушным взглядом, охотник вновь прислушался к разговору за соседним столом, где надирались дешевой бормотухой двое деревенских мастеровых. Оба уже были хорошо навеселе. Мужики давненько обсудили баб, своих и чужих, прошлись по поганой жизни и пройдохам-купцам, кои зажимают деньги при покупке и дерут три шкуры при продаже. Наконец широкомордый носатый выпивоха огладил пышные усы и качнулся к чернявому худощавому собутыльнику:

— Это самое… слухай, Прон. Хорош-ший ты человек… не то что некоторые. Да, не… — Носатый сконцентрировал взгляд на кончике носа Прона, опрокинул кружку в бездонную глотку, крякнул, занюхал засаленным рукавом давно нестиранной нательной рубахи и проникновенно продолжил:

— Ты думаешь я эт просто так пью? Не-э-э, это самое. Я, можа баять, уторой раз на свет родилси, это самое… да. Шо ты лыбишься, шо ты лыбишься? У-у-у, рыбья твоя башка! Думаешь, Корк налакался и околесицу несет тутошки? Во! Накуси-выкуси! — Мордатый сунул под нос Прону мясистую фигу, от которой за милю тянуло прогорклым салом и чесноком. — Кому другому бы, это самое, в харю двинул, но хороший ты человек, Прон! Ток тсс.

Рассказчик приложил грязный палец к губам и воровато оглянулся.

— Токмо тебе, как на духу. Я ведь его, аспида, как тебя видел, это самое. Мнил: все, отбегалси! Откоптил небо, прости Пресветлыя!

— Кого ты бачил? — Понятливый Прон ножом-засапожником сковырнул сургуч с кувшинчика и плеснул мутной жидкости в кружки.

— Черного рурга! Тсс! Демоново отродье, это самое, как тебя видел, Пресветлой клянусь.

— Тю-у-у, рурга полдеревни зрело, тоже мне, сплетку откопал, — усмехнулся худой.

— Брешут! — Корк стукнул кулаком по столу. — Углядели незнамо шо и ну языки чесать, а мы с кумом, это самое… как тебя… Тока руку протяни…

Охотнику захотелось придушить чавкающих соседей, мешающих ему подслушивать мастеровых. Разговор у тех выходил уж больно интересный, а то, что носатый не врет и действительно что-то видел, охотник определил легко. Умел он чувствовать ложь, сказывалась кровь бабки-колдуньи.

— Ток мы его… да… Слухай сюды. Пошли мы тута на днях с кумом по грибы, значица. Ну, это самое, кувшинчик бормотухи взяли, шо теща у кума ставит. Добрая бормотуха, с трех глотков с ног валит, значица. Не то шо это дерьмо, шо здесь разливают… Прости, Пресветлыя… Ага, ну вот, взяли мы кувшинчик, чтоб подлечиться и лучше грибы видеть… Шо ты лыбишься, думаешь, мы с кумом, это самое, с ума сбрендили, раз по бабским делам в лес потопали? Не лыбься, это самое… — Крок глотнул бормотухи, печально посмотрел на показавшееся дно тары и накрутил ус на палец. — Пришли мы, значица, на полянку нашу заветную. Там грибов видимо-невидимо, каких хошь… тут и боровики крупныя, и красныя шляпы, и кабаньи грибы кругами, и все цельные не червивыя… вот, значица… Ну мы с кумом за такую удачу треть кувшинчика и уговорили, значица… И так хорошо нам стало с той бормотухи, ну прям ни в жизнь не поверишь. Куда там этой моче тутошней… Вот, значица… Сидим мы так с кумом и уже решили грибы собирать, шоб, значит, жинки не бухтели, что мы пьянствовать только горазды… — Отвернувшись от стола, рассказчик в сердцах сплюнул на пол. — Ну до чего склочные бабы, прям не понимают, шо в любом деле важен настрой и так просто ну никак не получается. А выпьешь кувшинчик, так сразу легко и приятственно становится… И все бы переделал, и бабы сразу такими красивыми становятся… Да-а-а, вымя особенно…

Компаньоны понимающе покивали друг другу. Худой растопырил пальцы, показывая, какой именно размер он предпочитает.

— Ну, значица, давай еще по одной замахнем… — Корк оборвал «приятственные» грезы собутыльника, вернув того с небес на землю. — Ну вот, сидим мы с кумом и слышим: хрюкает кто-то и листьями шуршит. Глядь — кабан, здоровущий, что теленок у мясника. Вываливается с женками своими и выводком на поляну и буркалами по сторонам зырк-зырк. Вот, значица… Мы с кумом и не поняли, как на дереве и очутились-то… это самое, да… Но кувшинчик не забыли, да, не забыли. Как такую замечательную бормотуху можно забыть? Не то что эту мочу ослиную, да… Вот сидим мы на ветке, а свин этот гадский (он, представляешь, с телегу купцовскую размером) понизу ходит дозором, а свиньи со свиненками грибы наши жруть да в земле ковыряются… Ну ты видишь, какие твари подлые, наши грибы жруть (Корк в гневе стукнул по столешнице)! Как теща кумова! Хотя та еще подлее, но бормотуху знатную ставит, не чета той, что здесь подают. Не, не уважают нас здесь, совсем не уважают… Ну вот, значица, сидим мы с кумом, с горя кувшинчик дальше освобождаем и вдруг слышим шум какой-то. Ну как мельниковский гусак крыльями машет, только громче, шибко громче… Насторожились мы, и свин внизу тоже насторожился, ухами своими зашевелил… Ох и здоровые у него ухи-то, с твою голову размером, не меньше… Да чтоб мне ни в жизнь больше не пить, если вру. Истинная правда! Их бы закоптить да мелко-мелко нарезать, да к пиву… Одно ухо драное у его было, как оттяпал кто. Насторожился кабан, ухами заводил, прислушивается… Вдруг что-то черное на него как упадет сверху-то, да в загривок вцепится, да как свин завизжит… Ох как он завизжал! Я такого сроду не слышал, мы с кумом аж вместе протрезвели. Да, значица, протрезвели, гадский свин, все впечатление от бормотухи испоганил, сволочь свинская… Мы, значица, с кумом от визга того друг в друга крепче вцепились, а сами на поляну глядим, что там деется… Трясемси, как осиновые листья. А там свиньи со свиненками давно в чащу утекли, а кабан уже дохлый валяется, а на шее у его здоровущего куска нетути, кровишша хлещет, значица, вот, это самое… Кум тут газков и подпустил, да. Пригляделись мы с ним, а вокруг свина рург топчется и жреть его… Большие куски от кабана отхватывает… Вот, значица, как. Какой рург, спрашиваешь? Да здоровый такой, с волкодава крупного такого, а то и поболе… Во, как у свояка твоего, что псарем у барона нашего служил, пока ему графский пес ногу не покалечил. Злобная зверюга, да-а-а… злобная… и черная-черная, как душа последнего висельника… Да не, не пес графский, хотя он тоже злобный и черный, я про рурга того… Вот, значица…

Корк обернулся назад, выискивая глазами Ринко. Найдя ее, он махнул девушке рукой.

— Давай еще по кувшинчику накатим… Топчется этот рург, с купцову кибитку размером, топчется и жреть, ажно целыми кусками глотает, урчит, отродье демоново… Сидим мы с кумом, значица, уже все белыя, дышать боимси… Да чем дышать? Кум-то весь воздух спортил. Я страсть такую с детства не видел, с самых пор, как барон наш, старый еще, который помер, пса своего на разбойников натравливал, пожалей меня Пресветлыя… Ну вот, сидим мы с кумом, друг в друга вцепились, а рург этот жрет кабана-то… Вдруг перестал жрать, напрягся весь и резко как обернется, вот, значица… Прыжком как-то весь перевернулся и прям на нас с кумом уставился… Ну все, думаю, смерть наша пришла, он же, скотина бесчувственная, нас задереть тут и сожреть, как того кабана, да… Вот ведь судьба-то какая, да… А он вдруг морду вытянул и как зашипит, да, это самое… Мы с кумом и не поняли, как с того дерева соскочили и до ручья добежали… Да, добежали. Кувшинчик вот захватить забыли, самое главное-то, да… Это самое… Кум-то на ручье остался, штаны отстирывать, а я сюдыть отправился… Зачем отправился-то? Дык здоровье пошатнувшееся поправить, самое верное дело, здоровье бражкой поправить… Какой день уж поправляю, все поправить не могу, вот, значица… Ну, давай еще по одной уговорим и домой пойду… Если опять кто не спросит про страх, мной пережитый-то… Да, будем…

Корк, опрокинув пойло в глотку, стукнул донышком кружки по столу и невидяще уставился в одну точку. Охотник уже думал, что мастеровой завершил рассказ, но тот тяжело вздохнул и разлепил губы:

— Да, шо казать хочу, кум заглядывал вчера… С кувшинчиком, да… Я-то уж было дело обрадовался… да, а кум, значица, его кверху дном перевернул и бает, шо, мол, вот таким и нашел его на куче костей, от того гадского свина оставшихся. Пустым, да… Врет, поди. Как сейчас помню, что кувшинчик-то, это самое, на дереве висел. А в нем еще с треть оставалось.

Корк пошарил в карманах, надыбав в них горсть разнокалиберной мелочи. Бросил на стол пару монет и, пошатываясь, пошел на выход. Догрызя рульку, охотник направился следом. Пьянчужке придется поделиться информацией относительно места расположения полянки. В дверях охотник столкнулся с рыбачьей ватажкой. Дети озер и морей, взяв хороший улов, пришли поделиться деньгами и новостями с посетителями харчевни.

Зря охотник вышел, он мог бы услышать много чего интересного…

— Так ить…

Пожилой, обветренный суровыми ветрами рыбак, лысина и красный нос картошкой которого делали его похожим на морячка Папая, жадно приложился к кружке с пинтой холодного пива.

— Так ить, — повторил он, смахнув с длиннющих усов пивную пену.

— Каюк, карош итькать, до печенок ужо достал, как нежрамшая чайка — воплями. Ты кажи, вы как желтобрюшке[6] умудрились взять? Не сезон же.

— Чегой-то не сезон?! — возмутился один из рыбаков. — Месяц ровно из ведра лило, по высокой воде вся рыба сюда спустилась.

— О! — незаметно обтерев жирные пальцы о подол рубахи соседа, двойник Папая гордо подбоченился и обвел собравшуюся компанию из дюжины таких же, как и он, рыбаков-ватажников орлиным взором. — Бурко, ты ухи прочисть и серу из них выбей, я ж баял, что нам рург жевтобрюху в сети загнал.

— Горазд брехать, Каюк! — сплюнул сухой как жердь плюгавый мужичок из ватаги бородатого великана Бурко.

— Собаки за плетнями брешуть, а я дело баю, Мурк! — Каюк смерил недоверчивого коллегу презрительным взглядом.

— Ну-ну. — Метнув искры через сощуренные глаза-семечки, ухмыльнулся Бурко. — Ты ишшо кажи, шо вы со сродственником того рурга заместо дворовой псины натаскали. Ловко измышлено!

— Ить, чего не было, того не было. Эту зверюгу ишшо попробуй приручи… — понурился Каюк.

— Шо так? — Содрав шкурку с вяленой придонки,[7] спросил один из заинтересованных слушателей.

— Ить он, ирод проклятушший, до энтого нам все одностенки[8] подрал.

— Шо-то ты совсем завираешься, — сказал Мурк, разливая из запотевшего кувшина пиво в подставленные кружки ватажников. — Как же вы без сетей?

— Усю ночь тачали. Вспотели, як волы на пашне. Даже Гнеську и Руму крючки выдали, но сделали, — гордый за себя и товарищей, ответил Каюк, подставляя кружку под белопенный напиток. — А на утренней зорьке рург тут как тут. Крылами, как гусак, хлоп-хлоп, уселси на мачту, ажно фелюка закачалась, и глазками зырк-зырк. Ишшет, чаго бы ишшо учинить.

— Тпру, не гони, не жеребец чай, — притормозил рассказчика Бурко. — Ты кажи, пошто он осерчал и сети драл?

— Дык, это черное исчадие — демоново отродье, с утра над фелюкой кружило, а когда мы сети потянули, на мачту уселси, аж круги по воде от фелюги пошли. Страхолюдина такая, не приведи Пресветлая. Струхнули мы-то с Румом чуток, чаго тут говорить, как яго увидали. Малой мухой вниз нырнул, а я бочком-бочком к сродственнику двинул.

— А Бом?

— А Бом, сродственник мой, вы ж его знаете, кады рыба в сети, ему улов глаза застилат. Язык прикусил от вожделения, и киняку[9] из неводов в чан кидат, а ентот… по мачте аки кошка вниз слез и киняку таскат. Здоровушший, шо псина сторожевая. Да куды там псу! Когти, как кинжалы, зубищи белыя, вострыя, чешуя на солнце, словно на зеркальном карпе блестит, токмо черная, боязно трогать такого, он сам кого хошь тронет и не заметит. Мы всей ватагой вылупились на енто представление, а он хвать рыбеху лапой — и в пасть. Хвать — и в пасть. На все озеро от удовольствия урчит, утроба ненасытная. Бом от наглости такой осерчал безмерно, за багор ухватилси и ну рурга гнать, а Рум отцовый самострел достал, оказывается, он за ем бегал, и пальнул по твари.

— Попал? — Проведя пятерней под красным носом-пимпочкой, озвучил волновавший всех вопрос Вул, широкоплечий матрос с густыми рыжими бакенбардами.

— Какое там, — махнул рукой Каюк. — Рург ширк так в сторону, токмо болт зазря утопили. На крыло встал, подлюга такая, и… парус нам спалил. Насилу потушили, а вечером на бивак наведалси, ирод, семя гадское, и сети, шо сушить вывесили, подрал.

— Отмстил, стал быть, рург за багор и болт! — хохотнул Мурк, остальные поддержали.

— Отмстил, — печально кивнув, подтвердил Каюк. — Но мы ужо не совсем серыя и бестолковыя, поняли: ежели не задарить чем этого ухаря, житья и покою он нам не даст. Видно, Пресветлыя наказание за грехи наши тяжкие нам отрядила. Тута волей-неволей все прегрешения вспомнишь, и шо третьего месяца храмова десятина не плачена… Рум, бестолочь, сызнова мыслил рурга пристрелить, едва уняли. Ежели опять промажет, шо тогды ладить? А как тот в отместку фелюку спалит? С яго станется, бестия проклятущая. И шо опосля? Седмицу пехом до ближайшего стана топать? А как жить? У мене четверо по лавкам, жинка сродственникова пятярым носы подолом утирает. На паперть, подаяние просить? Вломили Руму, дабы поперед батьки не лез и тварь летучую не злил. Помолились, покаялись. Бом вынул копченого гуся из мажеского лабазу, шо мы надысь на имачинском[10] торгу купили… Добрый лабаз был, две седмицы съестное в ем не портилося и не сопревало… Вытащил, значит, Бом гуся и со всем почтительством протягивает ее рургу, а у самого ноги от страху ходуном ходют. Да и мы недалече ушли, у мене не токмо ноги тряслись — душа в пятки спустилась и тама колотилась. Нечистый его знает, чего в башку рогатую взбредет. Такой равно и гузкой, и сродственником заесть может и не подавится. С одним гнилым самострелом и ножами мы пред ним — шо козляты малые пред матерым волком. Задерет и не заметит. Бом трясется осиновым листом, но руки с закусью тянет. Мол, не гневайся, чудище поганое, отведай лучше от нашего стола, не побрезгуй, шоб тебе до смерти икалось и кости поперек горла встали. У меня самого от духа гусьего слюна по подбородку потекла. Мы ж яго на аменины Бомовы приховали, да вот пристало одарить… А жрать так захотелось, шо мочи нет. Оно завсегда так — перетрухаешь, потом лопаешь в три лопатки… да. Рург гуся в один присест проглотил да по своим делам умотал. Мы уж возрадовались — отвязались от гаденыша. Ан нет. Тока-тока сети кинули — нарисовался, проклятущий, круги над головами нарезает. Резал он так, резал, вдруг крылы сложил и в воду бултыхнулся. Четверть часа нырял, башка ейная то тут то там промеж волн мелькала. То ближе, то дальше. Мы со сродственником уж не знали, что и мнить, а как сети потянули, так докумекали. Рург косяки рыбьи в ловушку загонял. Еле-еле ту рыбку вытянули, думали: все, потопнем. Да улов-то какой, хвосты один к одному! Жевтобрюшка вся с локоть длиной, киняки как на подбор — жирные, ни одного побитого. Тут и рург из воды вылез, по борту в фелюку вскарабкался, на Рума шикнул, да так, шо мы с Бомом сами чуть в штаны не наложили. Такого страху натерпелись, не приведи Пресветлая, шо никакими словами не передать, а рург два хвоста на месте сожрал, а потом, — Каюк неопределенно покрутил рукой, — я порассудил, шо никакая он не зверюга. Ента бестия головастее всех нас вместе взятых будет. Он знаете шо уделал? Открыл мажеский лабаз, накидал тудыть жевтобрюх и улетел. — Каюк оборвал фразу и надолго присосался к кружке с пивом.

— Как улетел? — не вытерпел Мурк.

— С лабазом! — ответил усач, стукнув опустевшей тарой по столу, тем самым намекая, что неплохо было бы добавки получить. — Стал быть, он с нами жевтобрюшкой за гуся посчитался, а на сдачу лабаз прихватил. Мы со сродственником решили добра от добра не искать. Забрали Гнеська с бивака, поставили второй парус да до дома подались. Какое там ишшо ловить, енто бы, не спортив, на базар довезти. Так ить!

— Готовьтесь платить, братцы, — из-за спин ватажников раздался гулкий бас Зифа, хозяина харчевни.

— Как это платить? — почесав необъятное брюхо, удивился Бурко словам хозяина харчевни.

— Дурни, вы еще не поняли? Истинно дети малые. — Зиф свысока оглядел рыбаков. — Вижу, до вас как до птицы груф[11] доходит — шея длинная, голова маленькая, мозгов нет и не предвидится. Рург открыто намекает на подать. Готов Пресветлой присягнуть, что он все ватаги рыбной данью обложит.

— А кто откажется уплачивать? — вякнул непоседливый Мурк и тут же заткнулся под жалостливо-уничижительным взглядом хозяина. Таким взором обычно смотрят на убогих попрошаек у храмов Пресветлой.

— Спалит и пустит на корм ракам, — ответил Зиф. — Куды вы денетесь, как миленькие заплатите.

В уме хозяин питейного заведения уже составлял донесение столичному благодетелю. Наверняка кредитора и настоящего владельца харчевни заинтересует информация о необычном рурге.

Рэкетиров вызывали? Нет? Тогда мы летим к вам!

Лучше не так. И повадилось в те времена далекие войско темное Тугарское на берега озерные шастать. И повелела сила темная, сила злобная рыболовам мирным: «Собрать дань до утра!»

Чего-то не хватает. Точно, добавим пафосу. Да заклеймит история несмываемым позором бесчинствующего крылатого подонка, грабящего обездоленных рыбаков!

Если кто не понял, подонок — это я.

Как в лихие девяностые, рыбачьи ватаги от Имачи до Тумры[12] оказались обложены рыбным налогом или податью неподъемной. Мир, конечно, другой, но параллели на то и параллельны, чтобы находить свое отражение в иных измерениях. Памятуя, что сначала ты работаешь на репутацию, затем она на тебя, главный тугарский рэкетир действовал предельно нагло и жестко. Только приходилось все делать самому, от зеленых и синих прихлебателей толку было — шиш да маленько. Как разведчики, они выше всяких похвал, а вот с двуногими общаться их фиг заставишь. Эх, где вы, бритоголовые отморозки?

Осуждаете? Не стоит, палку никто не перегибал, а что касаемо совести, то она давно почила в бозе. Как тело сменилось, так она и отлетела в вышний мир. Какая может быть совесть после того, что заведующие небесной канцелярией со мной учинили. Впрочем, низкий им поклон за то, что в баобаб не запихали.

Так вот, некоторые рыбаки быстро прочухали интересную фишку и пошли по пути наименьшего сопротивления. И вот до чего додумались: если выставить в виде подношения какой-нибудь деликатес, то черный разбойник становится необычайно добрым и обычно душевно благодарит. Да-да, вы не ослышались, бессовестный гад, рэкетир и налетчик обычно подрабатывает загонщиком рыбных косяков в сети, совмещая полезное с приятным. Кое-кому — разминка, мужикам — царский улов. Не прошло и седмицы, как на некоторых фелюгах появились флаги с вышитым черным рургом. Ага, рыбачье братство подняло флаги самозваного крылатого барона. Польстило, уважили, ребятки, нечего сказать. Прогиб спины я мужикам засчитал и помог набить трюмы рыбой.

Правда, были и такие, которые не погнушались сыпануть в дары яду. Еще одна ватага наняла мага, дабы извести досаждающего гада. Пришлось пресечь крамольные мысли и устроить показательные расправы. Так сказать, пройтись каленым железом… То, что с подношением не все в порядке, я понял, когда почувствовал эмпатическую волну нарастающего злорадства, предвкушения и какого-то довольства, приправленного скорейшим пожеланием смерти. Причем фонила вся команда. Горе-бунтовщики остались живы и почти целы, чего нельзя сказать о судне, горело оно хорошо. Барахтающихся в воде рыбаков подобрали экипажи промышлявших по соседству фелюг.

Сквозящую силой ауру мага было видно издали. Наплевав на возможные последствия, ваш крылатый слуга принял решение раз и навсегда расставить все точки над «i», установив единоличное главенство в промысловом районе. Останусь я тут жить или переберусь в другое место, но запомнить меня обязаны надолго, чтобы сказания из поколения в поколение передавались. Причем не только в роли бандита. Слава Робин Гуда тоже не повредит. Рыбкой-то мужиков я снабжал регулярно.

Укрывшись магическим щитом и приглушив собственную ауру, я незаметно подплыл к рыбацкому коггу.[13] А хозяин-то явно не бедствует, да и маг, расположившийся на носу судна, подтверждал наличие у работяг звонкой монеты. Стараясь не шуметь, подводный пловец всплыл у бушприта и осторожно вскарабкался наверх.

Плотно прижатые к спине крылья, напряженные мышцы лап и пляшущее на кончике языка пламя… Я готов нести (или причинять, как там у Сейлор Мун, гхм, гхм) справедливость во имя себя любимого (главное не умереть от скромности). Рывок. Удар хвоста, сопровождающийся звонким шлепком, и оторопевший маг, выпустив воздух и согнувшись в три погибели, торпедой улетел за борт. Команда, попав под плотную волну выпущенного на волю животного страха, побросала снасти и разбежалась кто куда. Двое молодых парней, завизжав подобно девицам, сиганули за борт и быстро заработали руками (в отличие от тонущего мага. Бедняга не сподобился научиться плавать). Вот это скорость! Дельфины горько рыдают в отдалении. Сих пловцов в бассейн бы, мировые рекорды бить. Пока я нырял за утопленником, парубки выбрались на берег, а до него — метров триста пятьдесят как-никак. Я грешным делом думал, что они без сил попадают на пляж и будут отлеживаться до второго пришествия, но нет, ошибся, прости господи. Парни молодые, силушкой природа их не обидела (экология здесь не нарушена, не то что на Земле), взяв ноги в руки, мигом скрылись в лесу. М-да, видимо, они решили, что лесные твари — сущая мелочь по сравнению со злобным рургом. Флаг им в руки. Вытащив из воды куль с картошкой, в коего превратился некогда грозный маг, я привязал его к мачте, в знак презрения навалив перед ним кучу дерьма. Намек более чем прозрачен.

В довершение всего моя карающая длань, в смысле лапа, прошлась по такелажу и снастям, превратив все в жалкие обрывки. Ни один рыбак не дернулся, чтобы защитить имущество. Вот что значит репутация! К моей великой радости, попыток оспорить главенство крылатого хозяина побережья над всеми остальными больше не случалось. Прав Аль Капоне: доброе слово и пламя из пасти понимается намного лучше, чем просто доброе слово.

Думаете, у меня совсем крыша поехала? Спешу разочаровать скептиков и предложить всеобщему вниманию краткую выжимку из сонма логических выкладок. Идея подчинить рыбаков не просто лежала на поверхности, она напрашивалась сама собой. Почему? Элементарно, Ватсоны! Надеюсь, вы не будете отрицать факта заметности большого рурга? Пятиметровый размах крыльев трудно скрыть от человеческого внимания. Это только неискушенным горожанам тайга кажется пустующей на десятки миль вокруг. На самом деле зеленое море скрывало в своих глубинах толпы грибников, охотников, добытчиков дорогих дикоросов, а также беглых преступников, что пополняли многочисленные шайки татей и прибрежных джентльменов удачи, маскирующихся под мирных ватажников. По лесным дорогам то и дело поднимали пыль и месили грязь купеческие караваны и кибитки. Купцы, понятно, в одиночку не ездят: возничие, челядь, охрана, приказчики. Тьма народу на постоянной основе без устали шастает туда-сюда. Да, появление толп размыто по времени, но сути дела это не меняет.

Черный рург приметен сам по себе, к тому же не раз и не два успел засветиться перед деревенскими жителями и купеческими караванами. Летающая громадина — новость не последнего разряда. Так что появление отряда охотников под пятой каменного утеса с уютной пещеркой — дело времени, причем не столь отдаленного, как думают некоторые. А оно мне надо? Ежу понятно, что подобное внимание ничего хорошего лично мне не несет. Плавали, знаем. Охотники так и так появятся, но пусть встреча состоится на моих условиях.

Как сего достичь? Не одна ночь оказалась угроблена на бесконечные думы. Польстившись на шапку, голова выдавала горы идей, по большей части неосуществимых. Как ни крути, но я должен стать «сильным». Для начала на местечковом, потом — на региональном уровнях. Каким образом мелкому (ладно, уговорили, уже не мелкому) рургу добиться поставленных целей? Верно — пойти по пути наименьшего сопротивления… Таким образом, за короткий срок я превращался в значимую фигуру, которую нельзя провести на мякине. Привязанные ко мне рыбаки просто не дадут. Они сами не заметили, как стали зависеть от рурга, наполняющего их сети… Да-да, дьявольский замысел.

От тяжких дум о будущем крылатого барона оторвало появление мелкого зеленого соплеменника. Малыш писком привлек внимание старшего товарища. Когда он был готов внимать, зеленый разведчик передал ему картинку погони большой группы вооруженных всадников за дилижансом с десятком верховой охраны. На второй картинке транспортное средство уже догорало. Стелящийся над землей дым темным саваном накрывал неподвижные тела, позы которых свидетельствовали о недавнем расставании с душами. Пассажиры дилижанса дорого продали свои жизни.

Хм, непорядок. Можно оставить все как есть, люди и без крылатых помощников разберутся, но какое-то неясное чувство тянуло меня к месту трагедии. Решив, что хуже уже не будет, я сорвался с уступа…

Ну-ка, ткните когтем в того, кто решил, что хуже уже не будет, а то некультурно на себя показывать. Наивный чукотский юноша…

— Сяка-сяка! Иго! — оттолкнув мелкого зеленого дракончика, взвизгнуло мое наказание и потянулось ко мне ручками.

Следом за возмущенным детским писком в разуме вспыхнула размазанная картинка гротескной лошадки с крыльями. Причем уродливая лошадь удивительным образом напоминала вашего покорного слугу.

— Иго! — шлепая ладошками по покрытой росой траве, Лири подползла ко мне, крепко обхватив ручонками за шею. Удивительно, сколько сил, оказывается, скрывается в этой шебутной малявке. Образ, где малышка шагает ножками, был проигнорирован. Ползать на четырех конечностях оказалось прикольней.

Вот что мне с ней делать? Мелкая «невестушка» из грозного рурга веревки вьет. Тяжело вздохнув, подхватываю чумазое чадо передними лапами и под оглушающий счастливый визг взлетаю над лесом. М-да, фиговый из меня воспитатель, а жених — еще хуже. Неконтролируемая злоба начинает захватывать сознание. На последнем слове удерживаю остатки человеколюбия и с трудом избавляюсь от желания передушить имачинских баб и жрецов Пресветлой. Сцепив зубы, запихиваю злобу глубоко в нутро, иначе вернусь в городище и спалю всех пейзан, припершихся на торжище из зачуханного подобия монастыря, расположенного на окраине поселка. Не стоит пугать девочку, слишком уж она чувствительна в ментально-эмоциональном плане. Вряд ли малышке понравятся образы и картины лишения жизни некоторых двуногих соплеменников. Впрочем, я не слишком огорчусь, если их передушит кто-нибудь другой. Так бы их всех… Все, успокоился, я сказал! Дыши ровнее, маши чаще, высоко не залетай.

Думаю, стоит поведать, как я докатился до такой жизни и откуда в драконьем логове появилась принцесса на выданье. Тпру, не гоните галопом. Солнышку до выданья еще годков двенадцать-тринадцать, учитывая местную традицию выдавать замуж в шестнадцать лет. Так вот, возвращаясь к делам минувших дней. Подлетая к месту трагедии, я убрал ауру, но маскировка оказалась лишней. Никаких трупов внизу не наблюдалось — девственно-чистая поляна без каких-либо следов крови и насилия. Подозвав плетущегося сзади еле машущего крыльями дракончика и пересмотрев картинки, я чуть не сплюнул от злости и досады. Всем хороши разведчики, но мелкие рурги понятия не имеют о времени. Судя по теням отдельных деревьев, погоню мелкий летун засек ближе к полудню. Костер из дилижанса догорел около трех часов дня. «Начальство» о творящемся на подведомственной территории бедламе и непотребстве уведомили ближе к шести вечера. Длительные перерывы обусловлены отвлечением на охоту и поглощение пищи, там еще присутствовали небольшие перерывы на послеобеденный сон и веселые салочки в небе с другими драконами. Почувствовав настроение «большого и страшного», зеленый малыш запищал от страха и сжался в комочек. Оставалось лишь закатить глаза, а потом эмпатически успокаивать верещащего рурга, до которого никак не желало доходить, что можно просто «сделать крылья». Зеленый комок покорно ожидал свою судьбу, вручив жизнь в мои когтистые лапы. Мысленно погладив глупыша по голове и послав волну тепла вперемешку с благодарностью, которая выражалась обещанием щедрот в виде крупной рыбины, я спланировал к придорожным кустам.

Почти чисто, но не совсем. Маг нападавших убрал все следы с дороги, кроме запаха. Тяжелый аромат крови и выпущенных кишок продолжал витать над землей. Где-то на периферии ощущались флюктуации смерти. Еще бы они не ощущались, два десятка человек отдали здесь богам души. Больше ничего не говорило о трагедии, чисто и слаженно работают романтики с большой дороги. Пришло время вспомнить старинную истину — если где-то чего-то убыло, то оно прибыло в другом месте. Трупы не могли исчезнуть в никуда. Маг, затерший следы, потратил много энергии на приведение поляны в божеский вид, вряд ли ему хватило сил и на уничтожение тел. Определенно стоит порыскать вокруг. Пяток зеленушек разлетелся по округе с заданием разнюхать обстановку.

Признаю тщательную организацию и спланированный подход. Дилижанс с охраной загнали в ложбину между двух скал и заперли пути отступления деревьями, сваленными спереди и сзади, остальное было делом техники. Нет… не нравится мне такое соседство. Иллюзиями не страдаю и прекрасно понимаю, что столкновение интересов неизбежно. Ни им, ни мне конкуренты не нужны, тем более такие… организованные, да еще и с магической поддержкой. А бандиты ли это?

Подозвав воспрянувшего духом разведчика, предвкушавшего обильный ужин, я вновь пересмотрел картинки, тщательно запоминая лица нападавших. Жизнь длинная, вдруг где пересечемся. Ох, не похожи эти рожи на бандитские морды, совсем не похожи. На гвардейцев или улан смахивают — это да, но никак не на разбойников. Армейская выправка. Вояк в гражданском за время проживания в столице ваш покорный слуга наловчился определять если не с первого, то со второго взгляда.

Выходит, мой подчиненный стал невольным свидетелем разборок между противоборствующими кланами высших аристократических кругов королевства. Бульдожьи схватки перетекли в открытую фазу. Покрутившись по поляне, я задумался о причинах собственного беспокойства. За каким лешим меня сюда потянуло и чем могла зацепить сцена погони? Ведь именно после ее просмотра чуйка встала в охотничью стойку. Думай, голова, шапку куплю. Что меня привлекло, на чем взгляд зацепился? Точно! Малый герб на дилижансе! Транспорт принадлежал барону Лера. Вот такие пироги, братцы. На душе моментом заскребли кошки. Видимо, в столице началось инспирированное Сажу Лера действо по смене коронованного болванчика. Других причин нападать на карету с гербом всемогущего барона я не вижу. Предаваться унынию и дальше не дало появление одного из подручных, который обнаружил живых.

Заглянув в воспоминания дракончика, я со всей возможной прытью рванул к закрытой со всех сторон орешником и молодыми дубками лесной поляне. Живых оказалось трое. Посреди поляны уже даже не плакала, а тихонько подвывала маленькая девочка в изорванном платьице. Размазывая по щекам слезы грязным кулачком, она тянулась к мужчине и женщине, которых приковали спинами к крепкому дубку. В окровавленных, избитых до посинения взрослых с трудом можно было усмотреть родительское сходство с малышкой, которая не могла подойти к ним из-за веревки, обхватывавшей ее правую ногу. Второй конец веревки крепился к железному кольцу, насаженному на вбитый в землю кол. «Не жильцы», — постановил я, осмотрев родителей во всех возможных спектрах. Руки и ноги переломаны, а характерный запах говорил, что женщину неоднократно насиловали перед пыткой. Умереть им не давали закрепленные на шеях грубые магические амулеты, поддерживающие жизнь. Заряду в поделках должно было хватить на сутки.

Стоило мне появиться на поляне, как пространство вокруг захлестнуло неподдельным ужасом и безграничным отчаянием. Несмотря на жутчайшую боль, родители малышки захрипели и попробовали криками отпугнуть черночешуйчатого монстра в моем лице. Стал понятен замысел садистов, поражавший степенью своей нечеловеческой жестокости. Девочка — это приманка для хищников, ягненок на заклание, которого должны были растерзать и сожрать на глазах отца и матери, а я — тот монстр, которого они с ужасом ждали. Плюясь кровью, мужчина забился в оковах, по его щекам от отчаяния потекли злые слезы. Женщина не выдержала вида нависшего над дочкой здоровенного рурга и потеряла сознание.

Усыпив и отвязав малышку, я прижал ее правой рукой к груди и на трех лапах подковылял к отцу девочки. Наконец, спустя долгие десять минут и двадцать неудачных попыток ментального контакта, барьер из боли, безнадеги и отчаяния был взломан. Мне удалось передать мужчине образы деревни, куда я отношу девочку, чтобы отдать людям.

— Спасибо, — прохрипел мужик, сообразив, что никто дочку убивать не собирается, а рург не так страшен, как его малюют.

— Лирия Переро. Баронесса, — ответил он на вопрос ментограммой из образов девочки. Переро, Переро… Я вспомнил высокого улыбчивого барона и его жену, бывших гостями на балу в честь дня рождения Лилины. К тому же Карс Переро изредка захаживал к Сажу, о чем-то секретничая с тем в хозяйском кабинете. Тайные посиделки аристократов сами по себе говорили о доверительных отношениях между гостем и хозяином. Сейчас синюшный полутруп ничем не напоминал полного жизни весельчака из воспоминаний. — Ты меня понимаешь?

Я кивнул.

— Добей… Прошу… — на губах барона выступила кровавая пена.

Легко сказать — добей. Людей мне до сего дня убивать не приходилось, бог миловал. Маг не в счет, тот при других обстоятельствах скопытился. Я знал… чувствовал, что могу отнять жизнь, но чтобы меня просили это сделать… Господи, за что ты продолжаешь испытывать меня?

— До-б-бей…

Аккуратно уложив Лирию на землю, я легонько касаюсь лбов супругов. Барон благодарно закрывает глаза и засыпает, не видя и не чувствуя, как с его шеи срывают поддерживающий жизнь амулет. Вторая поделка слетела с шеи его нежной половинки. Через три минуты Карс Переро и его жена умерли во сне. Искры жизни погасли.

Приказав крылатой свите засыпать тела умерших землей, я подхватил нежданно обретенную подопечную и полетел в деревню. Дурень, о чем я только думал?! Идиот, ничему жизнь меня не учит. Вот подумайте и скажите, как обычный суеверный люд должен отнестись к ребенку, которого средь белого вечера к самой распродаже второго улова притаскивает черный рург? Рург, о котором ходит множество слухов и сплетен, в том числе повествующих о том, что я не дракон, а проклятый Пресветлой колдун… Тварь уже успела примелькаться и наложить оброк на многие рыбацкие суда и ватаги. И вот этот то ли рург, то ли оборотень притаскивает в деревню ребенка. Что вы подумаете на месте обывателей, разум которых затуманен догмами церкви Пресветлой и суевериями? То-то и оно. Я тоже хорош, нет чтобы загодя подумать, а не задним умом соображать. Воистину говорят, что ни одно благородное дело не остается безнаказанным.

Мало того что деревенские разбежались от меня, как взбалмошные куры от ястреба, только что не кудахча и не откладывая с перепугу яйца, ни одна двуногая скотина не подошла к малышке, которую я оставил посреди торжища. Люди сторонились девочки, как чумной. Сначала они молча глазели на проснувшуюся и трущую глазки малышку, потом над торгом полетели шепотки. Запевалами словесного гула оказались торговки рыбой и некоторые покупательницы. Кто-то из них заприметил на Лирии розовую нательную поневу, и тут же понеслось:

— Понева, понева… розовая понева. Цвет невесты… Колдун приволок невесту…

— А я говорила!

— Девчонка — ведьма!

— Проклятая Пресветлой ведьма, как пить дать!

— Проклятая невеста оборотня!

Покатился снежный ком. Сорвалась лавина.

Курицы тупоголовые!

Я как-то не обратил внимания на цвет нижнего белья под изорванным платьицем. Да и до того ли мне было? Ан нет, поспешил и людей насмешил. Только что-то не смешно ни чуточки. Моя вина. Дворяне, выбирающиеся в деревню от силы несколько раз в год, могут облачать своих детей как угодно, но в глубинке люди соблюдают в одежде множество условностей. Цвета, узоры, вышивка, обереги, платки, кушаки — все имеет значение и строгую функцию. Не так надел, иначе перевязал — и смысл поменялся. Кушак в пять оборотов имеет право носить только глава клана или деревенский староста, а красный пояс на девичьей талии говорит всем, что дева уронила первую кровь и уже может считаться невестой. Приходите, сваты дорогие! Две косы у бабы — мужняя жена! Те же косы, но с синей лентой — вдовица. Девки же плетут одну косу. Подобных нюансов — пруд пруди, попробуй упомни их с налету.

Пошатываясь, Лирия встала на ножки. Покрутив головкой, она несмело шагнула к одной из женщин. Торговка, осеняя себя святым знамением, с визгом отскочила. Лирия испугалась, шлепнулась на попку и расплакалась. Под детский плач на торг ступили монахи из монастыря Пресветлой. Один из них — худой, с крючковатым носом, маленькими бегающими глазками и сальными волосами, нависающими над землистым лицом, побитым оспинами, гаркнул на деревенских, справляясь о причинах гвалта. Вопрос потонул в многоголосье, что не помешало крючконосому определить виновницу и назначить ее колдуньей (оригинал). До сих пор не понимаю разницы между магами и колдунами, по мне так что в лоб, что по лбу. Видимо, моя точка зрения ошибочна по своей сути. Маги — это те, кто за нас, а колдуны продались дьяволу. Мелкое демоново отродье с рождения потонуло во грехе, отдавшись поганому рургу, грабящему честных тружеников и рыбаков. Но Пресветлая вызволит заблудшую душу. Захватив внимание толпы, монах вещал и вещал, поставив точку в речи на очищающем пламени костра, которое освободит душу блудницы от греха.

Зря он это сказал. Первыми неладное почуяли завороженные слушатели оратора и клирика от инквизиции. Проглотив языки, люд пялился на черного рурга, выросшего за спинами монахов. Одухотворенные церковники не ожидали подвоха, за что и поплатились, попадав с ног. Одному из чернорясных удар хвоста сломал ногу, остальные отделались ушибами и синяками на ногах и задницах да уязвленной по полной программе гордостью. Воздух они попортили изрядно, а кое-кто сим не ограничился, испачкав одежку.

Импровизированный митинг закончился тем, что я вырвал у одного из монахов из рук пергамент, сорвал с пояса чернильницу с замызганным пером и заставил крючконосого читать написанное мною. Монашек прекрасно понял ментальный посыл разозленного рурга и не посмел перечить, а жители согласились выплачивать оброк продуктами, одеждой и товаром по моему выбору. Впрочем, альтернативы у них не было. Больше двадцати разноцветных рургов, слетевшись на торг и выпустив длинные языки пламени, показали всем и каждому, что очистительный эффект огня может пройтись как по домам, так и по рыбацким судам. Жадное пламя способно вырасти в самом неожиданном месте — везде, куда сумеют добраться крылатые поджигатели. Неоспоримым аргументам вняли даже монахи.

И не дай Пресветлая им подсыпать в продукты яд или нанять охотников… Отбросив от себя крючконосого, я подхватил Лирию и полетел в логово.

С той поры минуло пять дней. Лири прижилась в моей пещере, таская за рога и хвосты разноцветных нянек, отрабатывающих кормежку. Я тихой сапой, правда, особо не наглея, приволакивал ей из лавок немудреные игрушки и строил планы по передаче девочки нормальным людям. Что бы ни говорили, но со мной она забудет человеческую речь… Ладно бы только речь. Не могу я заменить ребенку воспитателя и отца с матерью, как бы этого ни хотелось. Да, я кормлю и одеваю ее, каждый вечер купаю и потакаю капризам, но роль Маугли не для Лирии.

— Сяка! — донеслось снизу. — Иго-иго!

Скосив глаза, я посмотрел туда, куда указывал маленький пальчик довольной наездницы. На проселочной дороге в просвете между деревьев разворачивалась знакомая до боли в сердце картина погони. Прижав к себе драгоценную ношу и активировав щит, я заложил вираж, пролетев в сотне метров над головами всадников.

Черт! Не может быть! Второй заход не оставил от сомнений камня на камне. На одной из лошадей, прижавшись к конской гриве, облаченная в простенькое платье служанки скакала Лилина…

ЭЙСА ПЯТАЯ,

в которой утверждается, что цена короны — смерть

— Так вы отказываетесь, ваше магичество? — Хрустнув костяшками рук и глумливо усмехнувшись, спросил пожилого мага широкоплечий наемник с грубым, будто вытесанным из дерева лицом.

— Парт, ты же знаешь, я маленькими девочками не интересуюсь. Для этих дел есть ты.

— Ты всегда был чистоплюем, Дрон. — Наградив связанных пленниц похотливым взглядом и расплывшись в скабрезной улыбке, хохотнул Парт. — За это я тебя, гада, и люблю. Мне ведь больше достается! Юные леди, вы не прочь повеселиться и скрасить жизнь старому ветерану? Вам понравится, слово даю, будет что на том свете вспомнить.

Запрокинув голову, наемник счастливо заржал.

— Правая или левая? — Остановившись возле дерева с привязанными к нему дрожащими девушками, Парт задумчиво почесал уродливый шрам на подбородке. — Тяжелый выбор.

Нападавшие смогли захватить двух служанок невесты маркиза. Старшей из них было лет восемнадцать, младшей — годков четырнадцать или пятнадцать. Обе светленькие, длинноволосые и ухоженные. К тому же служаночки были на диво хороши собой — фигуристые (даже младшая), чистокожие и гладкотелые. Если бы не трагические обстоятельства, девушки могли бы избежать пленения и сбежать вместе с хозяйкой, но каурая кобыла младшей пленницы угодила в кроличью нору, вырытую рядом с дорогой, и сломала ногу, а лошадь второй поймала арбалетный болт. В обоих случаях всадницы вылетели из седел и только чудом остались в живых. Впрочем, ненадолго. Озлобленные наемники, потерявшие в скоротечной схватке почти весь отряд, связали девушек и заставили смотреть на то, как маг пытает раненых гвардейцев, чьи плечи были испещрены магическими татуировками. Рунная вязь не давала ратникам возможности выболтать информацию, но красный браслет на запястье палача позволил магу обойти некоторые ограничения. После кровавого допроса чародей кивнул подельникам на распростертые тела и провел ребром ладони по шее. Утратив интерес к постанывающим жертвам, он долго рассматривал младшую пленницу, сравнивая ее с маленьким портретом юной баронессы, который был нарисован на лакированной деревянной дощечке.

— Хитрый ход. Интересно, кто надоумил барона использовать двойника? Гляжу, он даже нашел глупую девку на роль дочурки. Умно! — Сунув портрет в карман и подцепив пальцами подбородок девушки, произнес маг. Больше минуты он вглядывался в ее глаза, но кроме ненависти и страха ничего разглядеть не смог. — Надо же, действительно похожа. Норовистая кобылка. Тихо, тихо, не стучи копытом, а то сверну тебе шейку невзначай, а Парт не любит, когда его лишают развлечения и удовольствия. А может, ты настоящая? Посмотрим… Покажи руки! Не дергайся, тварь!

Придавив локтем шею девчушки к стволу дерева, маг выкрутил ей связанные за спиной руки. Сильным нажатием на болевые точки мучитель заставил разжаться правый кулачок, после чего тщательно ощупал набитые на девичьей ладони мозоли.

— Упущеньице, жестковаты они у тебя, крошка, для дворянки. Ну-ну, не надо на меня так зыркать, а то дырку во мне проглядишь или спалишь ненароком. Они твои, Парт, — отряхнув руки и брезгливо скривив губы, бросил маг.

— С какой посоветуешь начать?

— А ты на сиськи глянь, — вылез с рекомендацией Парту второй наемник, добивая тяжелораненого компаньона, придавленного мертвым жеребцом. — Мне сисястые нравятся, шоб подержаться за что было! Хотя я и от худой не откажусь, что-то застоялся малость без баб-то. Томит в паху, мочи нет, могу и на доске с сосками поездить.

Привычно провернув в ране короткое копье с длинным листовидным наконечником, советчик сделал пару шагов в сторону и одним ударом в сердце прикончил залитого кровью гвардейца из охраны маркизов О’Руж. Небрежный взмах — и второй охранник, стянутый магическими путами, обзавелся улыбкой от уха до уха, тело несчастного забилось в предсмертных судорогах. Кровь толчками выплескивалась из перехваченного горла, заливая кирасу. Невысокий, напоминающий колобка или эдакого крепыша-живчика на ножках, Трин виртуозно орудовал копьецом. А еще ему не было равных в отряде в стрельбе из арбалета и метании ножей. Несмотря на благодушный вид вечного весельчака, Трин по праву снискал славу опасного противника.

— Ким тоже не жилец, — с едва слышной ноткой печали и сожаления в голосе сказал маг, наклоняясь над молодым темноволосым парнишкой, который часто хватал ртом воздух.

В груди брюнета что-то булькало, а на губах пузырилась красная пена. Бледная, как полотно, кожа умирающего была покрыта крупными бисеринками пота, а руки пытались удержать синюшные кишки, вываливающиеся из распоротого брюха.

— Прости, — прошептал маг, вгоняя между ребер мальчишки лезвие стилета. Схватившись за руку убийцы, молодой наемник засучил ногами, распахнул глаза и застыл, скованный потусторонней смертной стужей. Почувствовав свободу, утроба исторгла вонючий клубок внутренностей.

— Что будем делать, Дрон? Мелкий паршивец и дочка барона — того… Тю-тю! — Добив последнего раненого и оглядывая заваленную телами людей и лошадей дорогу, спросил любитель больших сисек и метательного оружия.

— Что делать? — переспросил маг, вытирая кровь с лезвия о плащ убитого юноши. — Половину денег за работу мы получили, и не наша вина, что маркиз с дочкой Лера сбежали. Герцог мог бы потрудиться и дать точную информацию об охране ублюдков. Я не люблю терять по четыре с половиной десятка бойцов, мне ведь потом заново набирать людей, снаряжать отряд и терпеть издержки. А делать мы должны следующее — хватать, пока не поздно, деньги да манатки и мотать далеко-далеко отсюда. Лера и Тройс нас в живых не оставят. Первый ясно за что, а второй — за то, что не справились. Аванс прекрасно делится на троих. Не находите?

— А как же десяток Тома? — Ударив старшую девушку по лицу, чтобы не верещала, и разодрав на ней платье, спросил шрамобородый.

— У мелкого маркиза осталось полтора десятка гвардейцев и маг. Мне он, конечно, не чета…

— Нет! Не надо, прошу вас! — Заливаясь слезами, пуще прежнего запричитала бывшая служанка маркизы.

— Хороша ягодка! А ну заткнись!

От второй хлесткой пощечины у пленницы мотнулась не только голова. От удара служанка качнулась всем телом. Кривой засапожник, моментально возникший в руке наемника, от пупка до горловины вспорол нательную рубашку, остановившись у нежной шеи. Заставив девушку застыть, острый клюв загнутого лезвия уперся в межключичную ямку, из тонкого разреза выступила алая капелька крови. Мозолистая рука больно сжала холм вырвавшейся на свободу груди. Продолжая тискать упругие молочно-белые груди, насильник обернулся к магу:

— Что я слышу?! Ты так легко списал Тома? Я бы на его месте обиделся. Смертельно. Совсем не уважаешь парня, Дрон! — Осклабившись, он наклонился и куснул девушку за сосок.

В глазах насильника ничего не отразилось. Все его чувства были напоказ, на самом деле равнодушие было единственным, что он испытывал кроме сексуального влечения. Зачем испытывать что-то к трупу? Девчонок хватит на пару часов, потом он их прирежет. Не первые и не последние, чай.

— Просто я трезво оцениваю его шансы, и они невелики. У хромой клячи больше возможностей оказаться первой в забеге с илимскими скакунами на ипподроме, чем у нашего, гхм, друга схватить мальчишку. А после того как молокосос доберется до горячо любимого тестюшки… Я бы побоялся ставить на нашего обожаемого нанимателя даже уши мертвого осла. Барон не дурак, да и пацан не из глупых. Понимаешь, мы слишком засветились, Парт. Лера быстро докопается до истины. В отличие от герцога, он вполне может позволить себе нанять гильдию ассасинов в полном составе, от этого его казна вряд ли сильно оскудеет. Тройс уже проиграл войну за трон и прекрасно сознает это.

— Опять переезжать, — грустно промолвил душегуб. Разорвав платье до подола, он перерезал веревку, которая удерживала его жертву у дерева, и бросил девушку на землю. — Привык я к этой стране. Люди кругом добрые, непуганые, денежные, что самое главное. Сплошное удовольствие избавлять их от кошелей. А ты кричи, милая, кричи, чего замолчала? Что?

Почувствовав неладное, Парт обернулся:

— Дрон?!

Схватившись за лицо, маг спиной назад заваливался на землю, между его ладоней торчала массивная рукоять тяжелого охотничьего кинжала.

«Не жилец!» — механически отметил Парт.

— А-а-а! — по-бабьи взвизгнул Трин, которого накрыл живой ковер из десятков разноцветных рургов, свалившихся на него непонятно откуда. Один из крылатых живодеров вцепился зубами в главный мужской орган. Клацая челюстями, рург изо всей силы мотал головой из стороны в сторону.

— А-а-а! — дурным голосом продолжал верещать кастрируемый наемник. Рычащая стая рвала мужчину на кусочки, кровавые брызги летели во все стороны.

Перекрывая рычание и визг, в кустах около дерева громко хрустнула сухая ветка. Метнув на звук засапожник, Парт отпрыгнул назад, моментально выдернув из ножен длинный боевой нож. Кто бы там ни был, убийца приготовился дорого продать свою жизнь. Его так просто не возьмут. Наполовину разряженные артефакты, которыми с утра щедро поделился покойничек Дрон, защитят от магической атаки. Минут пять они продержатся, но большего и не требуется. Либо он убьет нападающего, либо наоборот.

— Ну! Давай, выходи! — крикнул Парт в темноту чащи. — Слабо меня взять один на один, мразь?

Придорожные кусты расступились в стороны, на поляну, отряхиваясь как собака, вышел здоровенный рург. Парт попятился назад. В холке черное чудовище было выше пояса взрослого человека, одним своим видом внушая уважение и нагоняя страх. Рург склонил клиновидную зубастую башку влево, пробежался внимательным нечеловеческим взглядом по снаряжению наемника и лениво открыл пасть. Адское пламя проложило две дорожки вдоль частокола острых зубов, украшавших нижнюю челюсть зверя, и, клубясь, ринулось на застывшего в ступоре человека. До ручья живой факел не добежал, рухнув в полусотне метров от воды…

Рург, выпустив из ноздрей две струйки дыма, шумно вздохнул, переложил на спине горб из крыльев и направился к телу мага. Ударом хвоста, заменившим контрольный выстрел, он размозжил тому голову, постоял немного и, будто не решаясь, подобрал выпавший из глазницы кинжал. Отвернувшись от девушек, потрясенных скорой расправой над людьми, рург тщательно очистил оружие об одежду убитого противника. Сухо щелкнув, лезвие скрылось в ножнах, закрепленных на передней левой лапе.

Проверив, как держится кинжал, крылатый великан подошел к шевелящемуся попискивающему ковру из мелких сородичей. Коротким рыком разогнав их по деревьям, черный монстр повернулся задом к еще живому человеку (что было удивительно само по себе) и повторил удар хвостом, опробованный на маге. Череп Трина раскололся подобно скорлупе кокосового ореха, только вместо молока наружу выплеснулись серые ошметки мозгов. Чешуя рурга посерела, можно было подумать, что того тошнит. Монстр с минуту шумно сглатывал и дышал ртом. Потоптавшись у трупа татя, он наконец обратил внимание на замерших пленниц, от потрясения позабывших, как дышать. Желтые глазища с узкими вертикальными зрачками предвкушающе сверкнули.

— Нет! Нет! Не надо! — завела старую песню полуобнаженная краля, пытаясь отползти от кровожадного чудовища.

Рург же стоял и цокал языком, словно похотливый мужик, оценивая девичьи стати, услужливо выставленные на всеобщее обозрение. Высокая полная грудь идеальной формы с задранными коричневыми сосками (связанные за спиной руки отводили округлые плечики назад, визуально увеличивая бюст), тонкая талия, безупречная линия бедер, длинные ноги. На Земле девица могла бы без труда захватить подиумы и стать королевой рекламы нижнего женского белья. Настоящим мужчинам больше по душе именно эта категория моделей, а не те сухостойные, шатаемые ветром и громыхающие костями вешалки, дефилирующие по подиумам во время показов. Шикнув на несостоявшуюся манекенщицу, рург остановился напротив ее компаньонки и принюхался. Заглядывая в глаза обессилевшей девушке, он протянул лапу с устрашающими, бритвенной остроты когтями, которыми провел по веревкам. Не выдержав соприкосновения с режущей кромкой черных серпов, путы лопнули, девушка рухнула на колени.

— Скайлс, — пораженно выдохнула она, обхватив голову страшного зубастого освободителя руками и пытаясь найти свое отражение в глубине его глаз. — Скайлс, это правда ты?

Рург вывернулся из объятий, тихо развернулся и хотел было уйти, но слова спасенной девчонки заставили его задержаться.

— Просто у меня когда-то жил черный рург… И я очень сильно его обидела. — Грустный вздох. Она села на землю. — Боже, что я несу? Нет, я должна это сказать, не знаю почему, но должна. Конечно, он был не таких внушительных размеров… В общем, я вела себя отвратительно. И когда он исчез, я осознала свою вину перед ним. Он же такой маленький и беспомощный. А я ничего не предприняла… И что теперь с ним, неизвестно. Конечно, это не ты… — Она подняла взгляд, еще раз пробежавшись по черной чешуе. — Но ты хороший, я это чувствую. Как бы я хотела донести до него это и сказать «Прости…» И может быть…

В этот момент рург медленно повернулся. Казалось, что он размышляет по поводу сказанного, что-то взвешивает. И эти размышления давались ему нелегко. Он будто бы решал, принять услышанное или нет.

Девчонка замолчала, прижавшись к дереву. А может, животное передумало оставлять их в живых и Лилине всего лишь показалось, что этот монстр разумен? Немудрено, после всего пережитого за сегодня и не такое может пригрезиться. Стресс еще тот. Но…

Их взгляды встретились. Черный рург и девушка несколько секунд неотрывно смотрели глаза в глаза.

Чудовище совсем по-человечьи кивнуло в ответ.

— Скайлс! — Слезы ручьями потекли по грязным щекам. Обняв вымахавшего до неимоверных размеров питомца за шею, Лилина прижалась к нему всем телом. — Скайлс…

Забыв о второй пленнице, которую бы тоже не помешало освободить от веревок, крылатый домашний любимец нежно гладил голову рыдающей хозяйки (бывшей).

— Скайлс, помоги мне, пожалуйста, — прошептала Лилина, в поисках надежды и утешения заглядывая в глаза с узкими вертикальными зрачками. — Пожалуйста…

Рург смежил веки и медленно кивнул.

— Спасибо, спасибо, спасибо, — как заведенная, несколько раз произнесла девушка, после чего как-то тихо ойкнула и рухнула без сознания.

Ужасы и страдания прошедшего дня не прошли бесследно для психики юной аристократки. Все испытания она выдержала достойно, сломавшись лишь тогда, когда с неожиданной стороны пришло нежданное освобождение от мук и спасение от смерти. Ложных иллюзий Лилина не питала…

Фра Гийом сидел и думал о произошедшем на имачинском торгу. Лучше бы и не ездили! Седмица уж минула, а воспоминания по-прежнему свежи, будто все произошло несколько часов назад. Рядом, в соседней келье, стонал от боли в сломанной ноге брат Зиф. Ногу ему сломал, там же на торгу, крупный черный рург. Демоново отродье, как его называют местные крестьяне и рыбаки. Отродье, обложившее их оброком. Впрочем, так называл и он до того дня. Минувшие события заставляли монаха-настоятеля усомниться, что этот рург — творение Темного и проклятый колдун. В людях зла оказалось больше, чем в крылатом звере. Даже он сам не замечал в себе прижившуюся тьму, заменившую собой благие помыслы и намерения. Неужели все время, что он молился Пресветлой, дабы подсказала и объяснила, как надо поступить в сложившейся ситуации, он думал не о свете, а о себе и о том, как выглядит со стороны? Фра неожиданно замер. А не было ли все это кознями Темного? Враг рода людского постоянно пытается сбить и настоятеля, и его паству с пути истинного. Нет, Темный хитер, но даже у него не хватит фантазии сделать бессловесную тварь проводником своих интересов. А Пресветлая? Могла она пошутить? Ведь рурги летают вблизи ее чертогов. Только шутка вышла страшная и жестокая, отрезвляющая, враз сбивающая всю людскую спесь и, словно венчик кулинара, взбивающая мысли в голове. И все это время перед глазами монаха-настоятеля стоял текст письма, написанного черным рургом, что само по себе являлось небывалым чудом или божественным знаком. Строки его жгли душу сильнее, чем каленое железо — тело грешника:

«Люди, люди. Какие же вы звери! Впрочем, звери добрее вас. Волчица никогда не бросит маленького щенка одного и подберет оставшегося без матери. Олениха примет другого олененка. Самка рурга подберет вылупившегося из яйца птенца. И только вы способны бросить в лесу, сжечь на костре, замучить маленького ребенка. Вы разрушаете все, к чему прикасаетесь: сжигаете леса, отравляете озера, реки и даже сам воздух. Убиваете нас ради забавы, калечите, крадете наших детей и наши яйца. Я думал отдать найденную в лесу девочку вам на воспитание, ибо детеныш должен быть взращен среди себе подобных. Но теперь вижу, что здесь ее ждет только смерть и ничего более. Поэтому я забираю ее и буду искать более достойных. На вас же накладываю оброк в виде одежды, обуви и еды. И не дай Пресветлая вам отказаться или подложить яд в мясо и продукты. Я и мои сородичи пройдемся по вам очистительным пламенем, дабы раз и навсегда выжечь дарованным нам матерью-природой огнем скверну вашу… Орлангур Черный».

— Брат Фра! Брат Фра! — Стук в дверь и заполошные возгласы брата Гроха оторвали монаха от размышлений.

Встав с жесткого топчана и подойдя к двери, Фра откинул хлипкий засов:

— Что случилось, брат Грох? — спросил он толстого монашка с гладко выбритой головой, ворвавшегося в келью.

— Там, там… — Грох проглотил комок и зачастил: — Там всадники и это… демонов рург! Они от леса к воротам идут.

— Что за всадники?

— Девки и рург, на лошадях, и младенец.

— Младенец тоже на лошади? — Брови брата Фра поползли вверх.

— Нет, на девке… У, отрыжка Темного, у второй девки на руках. Рург тоже не на лошади, он впереди идет. Что нам делать, брат Фра?

— Откройте ворота, — Фра опоясался, — и встретьте путников, как бы они ни выглядели. За упоминание Темного в стенах храма накладываю на вас епитимью. Вечером перед сном десять раз прочтете «Символ веры». Исполняйте, брат Грох!

Подобрав рясу, чтобы не запутаться, брат Грох толстым бочонком посеменил к воротам.

— Надеюсь, сегодня я получу некоторые ответы. — Посмотрев на образ Пресветлой в красном углу, прошептал настоятель и вышел из кельи.

Уф, успел! Хотя правильнее было сказать «почти», но «почти» не в счет.

Засаду на отряд Лилины устроили в том же месте, где были убиты родители моей маленькой подопечной и наездницы в одном лице. Лири почувствовала дрожь и возбуждение, охватившие крылатую лошадку, и послала образ, который можно было расшифровать как большой знак вопроса. Заложив вираж, я понесся к гнезду, на ходу пытаясь втолковать девочке, что у «папочки» появились срочные дела, и если она будет вести себя хорошо и не станет обижать приставленных нянек, ее ожидает сюрприз. За хорошее поведение «папа» обещает привести настоящую «иго-иго» и покатать на ней. Вроде согласилась. Тьфу-тьфу. Надеюсь, Лири не будет безобразничать, а то мелкие постоянно жалуются на дерганье за хвосты и крылья. Да, нянькам надо молоко за вредность выдавать, рыба уже не котируется. Зажрались, скотины…

Рисковать малышкой даже ради спасения бывшей хозяйки я не собирался. У Лилины три десятка охраны и, судя по интенсивности свечения аур, два мага силовой поддержки. Продержатся как-нибудь. Пролетая над кронами деревьев, я посылал ментальные сигналы готовности мелким рургам, которые успели влиться в своеобразную свиту «большого и страшного, но доброго и справедливого». Лес наполнялся хлопками крыльев. Со своих гнезд и насестов сорвались тысячи потревоженных птиц, зверье торопилось скрыться в безопасных убежищах.

Оставив девочку в пещере и выдав последние ценные указания в художественном и лубочном оформлении, я со всех крыльев рванул обратно. Уже на отлете до моего слуха донесся отчаянный писк мелкого дракончика-няньки. Понятно, Лири занялась любимым делом — откручиванием хвостов. Бог ей в помощь. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало.

За пятнадцать минут путешествия туда и обратно (как у хоббита Бильбо Бэггинса) обстановка поменялась кардинально. Вспоминая прочитанные в прошлой жизни книги и просмотренные фильмы, я ожидал увидеть картину сражения, но никак не панораму разгрома. Победа дорого далась разбойничкам. Десятки трупов усеивали тракт и придорожные кусты. Обе стороны понесли существенные потери. Оставленные на стреме зеленушки передали несколько эпизодов короткой битвы и прорыва из окружения полутора десятков всадников, отчаянно отстреливающихся от бросившейся за ними погони из луков, арбалетов и коротких духовых ружей. Два десятка оставшихся для прикрытия (читай — на убой) гвардейцев сковали остальных бандитов, которых было около пятидесяти человек. Зеленочешуйчатые «флешки» исправно транслировали картины самоотверженного героизма и превалирования качества над количеством. Подчиненные барона Лера не зря ели свой хлеб. Тот, кто попадал в гвардию, мог навсегда забыть о просиживании штанов. За обильную кормежку и золотые кругляши с них требовали ведра пота и крови. Гоняли гвардейцев на совесть, словно претворяя в жизнь суворовское: «Тяжело в учении, легко в бою». Бойцы успешно крошили разбойников в капусту, и казалось, что победа близка… Но у гвардейцев разрядились амулеты, чем не преминул воспользоваться маг нападавших. Как только в дело вступил разбойник с красным браслетом на левой руке, Фортуна отвернулась от людей в форме королевских цветов. Пять минут понадобилось наймитам для окончательного разгрома, правда, из всей кодлы уцелело только три человека. Остальные либо были убиты, либо получили тяжелые ранения. Тех, кто отправился догонять сбежавших, я не считал.

Маг и его подначальный за волосы выволокли из кустов двух девиц, сильными пощечинами и пинками привели в сознание ту, что помельче, после чего девушек привязали к дереву. Мелкая сплюнула тягучую слюну вперемешку с кровью на сапог здоровенного наемника и подняла голову. Какого черта! Лилина! Как ее угораздило?!

Просматривая воспоминания дракончика, я зарычал и чуть не подпрыгнул на месте от злости, ярости и ненависти к наемникам. Зеленые разведчики запищали от страха и сорвались с места, реактивными мухами скрывшись среди ветвей деревьев. М-да, «большой и страшный»… Такой большой и такой страшный, что нет никакого желания попасть под его горячую лапу. Это в армии соблюдается неукоснительный принцип — находиться как можно дальше от начальства и как можно ближе к кухне. А как быть в наших условиях, когда начальник является главным раздатчиком вкусностей на кухне?

Пока я пытался составить цельную картинку, просматривая любезно предоставленные мелкими летунами воспоминания, наемные душегубы дорезали раненых гвардейцев, и самый здоровенный перешел к более приятным делам. Время было на исходе. Я подозвал к себе мелкоту и поставил перед ними задачу всей стаей навалиться на мужичка с копьем. Сам же замаскировал ауру, проверил кинжал и скользнул в кусты…

Через две минуты грешные души наемников отправились к точкам посмертного базирования. Вверх или вниз, тут уж не моя епархия. Надеюсь, что вниз, на самые горячие сковородки и острые вилы. Не передать, как мне было тошно…

Родители Лири умерли от моей руки или лапы, тут кому как удобно. Смерть стала для них благом и избавлением от мучений, но кое-кто получил жуткий опыт, научившись отнимать человеческую жизнь, хотя троица изуверов изначально воспринималась мною в образе опасных и жестоких животных, недостойных звания людей. Задавив эмпатию и отгородившись от эмоций ментальным щитом, я убивал без всякого угрызения совести и жалости, прихлопнув мразей, словно комаров или тараканов, временами передергиваясь от приступов брезгливости. Уже позже пришла запоздалая мысль, что раскалывать черепки наемников было лишним. От такого кого угодно стошнит, и съеденная в обед рыба только чудом и растопыренными в отчаянном жесте плавниками удержалась в желудке.

Прихлопнув убивцев, я развернулся к девчатам и чуть было не превратился в живую статую. И было отчего. Пусть кинут в меня камень, если я не мужик. Да-да, высшие силы запихали меня в шкурку огнедышащей твари, но чувство прекрасного они отшибить не смогли, хотя пытались, прикладывали все силы, можно сказать. Кобелиная сущность никуда не делась, несмотря на другую видовую принадлежность. Таки да, в другой жизни и в другом мире в стойку встало бы большинство мужиков. По-прежнему не снимая ментальный щит (не хватало еще заполучить эмпатический шок, окунувшись в гейзер женских эмоций), я зачарованно вытаращился на открывшиеся прелести чуть было не изнасилованной подружки Лилины. Глядя на нее, было отчего впасть в уныние и взгрустнуть о потерянном. У-ух, огонь-девка, в другом теле и в других обстоятельствах я бы с ней покувыркался. Печально… Чтобы не залить слюной землю, похотливый рург захлопнул пасть и подошел к бывшей хозяйке, от которой так знакомо пахло теплом и уютом.

Девочка держалась на остатках силы воли, как мантру повторяя, что не должна показывать слабость. Она не должна бояться, ведь все смертны, и она тоже. Слушая полубезумный шепот, я постарался пробиться через возведенный в ее разуме барьер. Имение в городе, школа, чертов Дэсус, дерьмо в тапках, прогулки по набережной, бал на двенадцатилетие. Высвободив Лилину от пут, я было собрался покинуть общество прекрасных дам и избавить их от своего присутствия, как меня обхватили за шею:

— Скайлс…

Вырвавшись, я отступил на шаг. Лилину прорвало, девочка просила прощения.

Господи, идиот, что я делаю? Мало мне одного хомута на шею, еще пару навешать собрался?

Глядя в потускневшие глаза Лилины, я не нашел в себе сил отказать ей в помощи и медленно кивнул.

Стена дрогнула. Потрясение, ступор, неверие, узнавание, искристая радость…

— Дасти, дрянная девчонка! Это твой рург? Быстро развяжи меня, поганка!

От визгливого крика над ухом я чуть не пророс в землю хвостом и лапами, так неожиданно он прозвучал. Словно выстрел из разряженного ружья, висящего на стене под охотничьими трофеями в виде рогов и оскаленных морд. Быстро голая леди пришла в себя.

— Дасти, долго тебя ждать? — не унималась бывшая жертва разбойников.

А горлышко у красотки развито не по-детски. Ей бы на базаре в ярмарочный день зазывалой работать, всех бы перекричала. М-да, Василиса Прекрасная превратилась в Бабу-ягу. Так всегда, только-только раззявил рот на модель, как зелень ее глаз перетекает в болотный колер бородавчатой лягушачьей шкурки. Таки обидно.

— Прости меня, Скайлс, — шепнула Лилина. — Я сейчас.

Наклонившись над ближайшим трупом разбойника, она разжилась боевым ножом. Залихватски крутанув широкий клинок в ладони, она рубанула по веревкам, стягивающим руки голосистой и голосисястой красотки. От легкого прикосновения путы спали, будто их рассекли острейшей бритвой. Молодец разбойничек, следил за оружием.

— Ты что творишь? Мерзавка! — Раскрасневшись от злости, накинулась освобожденная на Лилину. Забавно нынче выражают благодарность. — Мой отец — виконт! Я дворянка, а ты, чернавка деревенская, должна знать свое место!

Растерев онемевшие руки и восстановив кровоток в конечностях, жертва насилия перешла к активным действиям, подкрепив слова хлесткой пощечиной. На щеке Лилины отпечаталась красная пятерня. Девочка дернулась, как от удара под дых. В следующую секунду распускающая руки дама улетела в кусты, пропахав оттопыренной попкой небольшую борозду во влажной почве.

— Скайлс! — вскрикнула Лилина и отпрянула, натолкнувшись на мой бешеный взгляд. — Хорошо, делай как знаешь, — пошла она на попятный, для верности отступив от меня на пару шагов.

Глянув на пришибленную и дезориентированную товарку, Лилина мстительно улыбнулась, из-под милой овечьей шкурки на мгновение показалась оскаленная морда матерой волчицы.

Подхватив веревку, я повторно связал застывшую от страха драчунью, нечего руки распускать. А что, неплохо так получилось, скажу я вам, аж самого гордость берет. И ведь сибару[14] ни разу не обучался! Хотя японцы — те еще выдумщики, но я их перещеголял. Бандажик вышел сексуальный, глаза радуются и слюни текут, только успевай подтирать. Я эстет, однако. Или извращенец? А может, эстетствующий извращенец?

— Дасти! Дасти! Шлюхино отродье, я все про тебя расскажу госпоже! Тебя на конюшне выпорют! — орала невольная натурщица, которой совсем не понравилась роль опутанной узлами рабыни. — Отгони своего зверя! Пусти меня, животное! Пусти-и-и… грязное животное!

Нет, я понимаю, что на роль принца на белом коне претендовать не приходится, но «грязным животным» меня ни разу не обзывали. Да я во сто крат чистоплотнее большинства дворян, моющихся от силы раз в году. Средневековье, тут разве что из окон на голову ночные горшки не выливают. Некоторые особи о банях ни разу в жизни не слышали, и не все такие чистюли, как семья Лилины. Демонстративно закатив глаза, я оторвал от полы грязного платья крикуньи добрый кусок изгвазданной в земле материи, быстренько соорудил из него кляп и прекратил поток брани, разбавленной оборотами, характерными для опытного докера, а не для изнеженной выпускницы школы благородных девиц. Так-то лучше, благословенная тишина. Иногда радикальные методы — самые действенные.

Махнув мелким на мертвых лошадей и объявив обед, я уселся напротив Лилины, которая, широко раскрыв глаза, смотрела на разноцветную тучу рургов, обрадовавшихся празднику живота. А чего добру пропадать? Конина ничем не хуже говядины или баранины, жестковата, конечно, но мелким и такое не часто перепадает. Поэтому они не заставили себя ждать да упрашивать. Приглашенные к столу моментом облепили конские туши, рыча и попискивая от радости, щелкая челюстями и выгрызая самые аппетитные куски. Лошадок все равно слопают, не мы, так другие. Волков и крупных хищников в округе хватает. Скоро они прибудут на званый ужин, поэтому я разрешил свите набить утробы (спас родимых от утопления в слюне).

— Скайлс… — начала бывшая хозяйка, но была остановлена жестом в виде вздернутой вверх правой лапы с раскрытой ладонью.

Ранее я долго думал и ломал голову, катая в черепушке тяжелые мысли о способах общения с людьми и с Лилиной, в частности. Образы и картины не каждый поймет, даже с эмпатическо-эмоциональной накачкой. Не все обладают природной интуицией малышки Лири. Она уникум. Писать на бумаге и бересте тоже не дело, мне теперь что, везде таскать с собой горы письменных принадлежностей или ошкуривать близлежащие березы? И так прикидывал, и эдак, а выход оказался прост, как все гениальное. Не всем моя задумка подойдет, до поголовной грамотности в королевстве ой как далеко, и большевиков, ратующих за всеобщее образование, не видно, но умеющие читать всяко-разно поймут визуальные картинки из буковок местного алфавита, кои образовывают слова и предложения. На мое счастье, Лилина читать умела.

«Привет, красавица!»

— Ой! — Округлив глаза, Лилина сунула себе в рот грязные пальцы.

«Выплюнь каку, тащишь в рот всякую гадость, смотри, заразу занесешь, — передал я. Лилина мило покраснела, вытащила изо рта пальцы, вынула из кармашка платок и попыталась вытереть грязное лицо. — Кстати, можешь не мучиться, пытаясь передавать ментальные образы, я прекрасно понимаю человеческую речь».

— Скайлс, это ты? — прозвучало через несколько секунд после того, как скомканный платок прочно угнездился в маленьком кулаке.

«Нет, тень отца Гамлета. Император всего сущего собственной персоной!» — съязвил я, хихикая, а посторонний наблюдатель, лежащий в данный момент на кучке тряпья и не пытающийся освободиться от пут, расслышал тихое прерывистое шипение.

— Ты император?! Император рургов? — Брови девочки скакнули вверх, а нижняя челюсть который раз за последние полчаса ударилась о грудь, даже связанная красотка перестала мычать и уставилась на меня. Проняло подруг.

Господи, что же сказать тебе, девочка? Шуток ты явно не понимаешь или тормозишь после всего случившегося. Боюсь представить, какая каша у тебя в голове сейчас творится. Одна мысль, что Лилина — приемная мамаша рурговского монарха, нокаутировала все остальные. Нейронный процессор, управляющий мозгом, подвис, как «винда». Страх и ужас, путаница и вселенский бардак.

«Я это, Лилина! Я!»

— Скайлс… Ваше в… — Лилина вскочила на ноги и попыталась сделать реверанс (хорошо их в школе великосветских «ледей» муштруют), но была насильно усажена на землю.

«Просто Скайлс. Договорились? — поспешил перебить я. — Успокойся, не император я».

— Хорошо, — похоже, в последнее утверждение она не шибко поверила, настороженность по-прежнему ощущалась и в позе, и в мимике.

Ладно, времени у нас будет достаточно, потом на эту тему поговорим.

«Нам есть что обсудить, но не при чужих ушах. Готовься. Я с тебя не слезу».

Когда девочка чуток поуспокоилась и взяла себя в руки, она попросила не убивать и развязать рыдающую Иристу (вот как ее, оказывается, зовут). Мол, та осознала свою вину, меру, степень, глубину и больше не будет вести себя неподобающим образом. Время на длительные беседы у нас еще найдется, но перед тем как разрезать веревки на вспыльчивой виконтессе, я через Лилину предупредил ее, что в следующий раз нежно сожму цыплячью шею и ласково поверну голову задиры на сто восемьдесят градусов. Мне проще избавиться от мешающего груза, чем переть на себе упирающуюся пленницу (естественно, проверять гибкость шейных позвонков я не собирался, только виконтесса об этом не знает). Здесь есть лишь один командир, и это явно не одна из девчонок. Склок и препираний я не потерплю. Запомните, дамы, что командир всегда прав, а если он не прав, смотрите в начало предложения. Кто считает себя умным и способным добраться в столицу без чьей-либо (моей) помощи, скатертью дорога, шуруй на все четыре стороны. Я понятно выражаюсь?

Приподнявшись на задних лапах, я обвел девчонок взглядом. Потупившись, Ириста и Лилина предпочли разглядывать обувь и что-то интересное на земле, чем встречаться со мной взглядом. Странно, героев, желающих путешествовать в одиночку, почему-то не нашлось. Другой мир, народ помельче, это в России бабы из горящих изб слонов на полном скаку за хобот в стойло отправляют. Видно, на мужьях тренируются.

Я в последний раз поинтересовался, есть желающие путешествовать в одиночку? Таковых не нашлось? Тогда отдал приказ обыскать сумы и поклажу налетчиков и гвардейцев. Мертвым рухлядь не требуется, пред очами Пресветлой все нагими предстанем, а живым хороший нож дюже пригодится.

Взамен бабских тряпок было бы замечательно сыскать егерский костюм или плотную мужскую одежду по размеру. Время у нас не резиновое, поэтому девицам было наказано шевелить булками, чтобы к вечеру успеть добраться до берлоги. Ишь, не поняли они, что такое булки, и очень уж просили объяснить немедленно. Ну чего, объяснил. Булки, они же батоны, — филейная, приятная для созерцания часть организма человеческих самок. А еще попросил иметь в виду, что ничто человеческое рургам не чуждо. У нас тоже развито чувство прекрасного. Новость заставила девчонок покрыться румянцем, а Ирка (я нагло сократил имя виконтессы) запахнула полы халатика, бывшего некогда платьем, и помчалась рыться в поклаже в поисках одежды. Сообразила, что в компанию дев затесался мужик.

Лилина проявила прыти поменьше. Вместо беготни по полю брани она отправилась к месту упокоения своей кобылы. Сняв с седла переметные сумы, Лилина тщательно проверила содержимое, после чего переоделась в костюм, предназначенный для выездов на охоту. Кожаные брючки, жилет с длинными рукавами, широкий ремень с перевязями и креплениями под ножи и охотничьи рожки, высокие обтягивающие сапоги типа ботфорт на мягкой подошве. Нимало не смущаясь крови и тяжелого запаха выпущенных наружу внутренностей, юная баронесса ободрала несколько трупов и вооружилась с ног до головы.

Ваш покорный слуга тоже без дела не сидел. Переквалифицировавшись в мародера, он обирал тела. Деньги, режущее, колющее и стреляющее железо стаскивались к временному бивуаку, возле которого упокоенная мною троица романтиков с большой дороги привязала семь крепких лошадей. При виде меня кони стучали копытами, хрипели и рвались с привязи, но получив чешуйчатым кулаком между ушей, смирялись с участью и радовались, что их не сожрали, а планируют использовать по прямому назначению. Результат закреплялся ментальной обработкой. Теперь я их мог заживо лопать, но вместо конины переориентировался на съестные припасы, которые обнаружил в нескольких сумах. Вяленое мясо, копчености, колбаса. Колбаса! Винишко, медовуха — не айс, но тоже сойдет. Хлеб, зелень, вареные яйца, несколько здоровущих яблок и фрукт, смахивающий на гранат. Не густо, но на пару дней хватит.

Под моим чутким руководством девчонки тщательно упаковали экспроприированное богатство, нагрузив тюками заводных лошадей. Себе я подобрал оригинальный маленький четырехзарядный арбалет и перевязь с метательными ножами. Коллекцию оружия дополнили кистень и короткий меч из синеватой стали.

Забыл упомянуть — Ирка отыскала себе тряпье, раньше принадлежавшее молодому парнишке, которого добил маг, и теперь тоже щеголяла в коже. Куртка была ей немного маловата в груди, и части тела фигуристой виконтессы, предназначенные для вскармливания младенцев, всеми силами стремились наружу. Вскорости барышни узнали, что черные рурги находят дополнительное эстетическое удовольствие в созерцании «дынек». Я не ханжа, зачем скрывать очевидное? Аура Ирки полыхнула от негодования, краснощекая девица, вспылив, топнула ножкой и отправилась потрошить нетронутые сумки на предмет подходящего гардероба. Пресветлая ей в помощь. На обиженных воду возят. А что такого скоромного я сказал-то? Только и упомянул, что фигура зачетная и «глаза» выразительные. Другая на ее месте радовалась бы немудреному комплименту и жеманно подхихикивала.

Два часа улетело на сбор и погрузку трофеев, заводные лошади проклинали свою судьбу и двуногих крохоборов, жадных до чужого добра. Жадюги так нагрузили четвероногий транспорт, что казалось, будто у лошадей подковы вот-вот начнут спускать, простите за каламбур. Перекусив всухомятку, я повел наш маленький караван к поляне возле утеса, ставшего домом одинокому рургу.

По дороге Лилина тихим голосом поведала мне о главных событиях в родном королевстве, произошедших с момента моего побега из башни мага. Сказывалось общее удаление от центра событий, информационный голод и любопытство — чувство, присущее кошкам, поедом съедало. В ответ на просьбу поделиться новостями Лилина, задумчиво накрутив на кулачок узду, тряхнула головой и приступила к политинформации.

Сажу Лера не один был такой умный. После внезапной смерти короля в стране вспыхнули незаметные для обывателей схватки и столкновения между различными группировками аристократов. Принц Борух ненадолго пережил отца. Наследник престола лег под толстое одеяло из сырой земли через три недели после смерти родителя. Сверзился с лошади во время охоты на лис и сломал себе шею. Верится с трудом. Из того, что я успел наслушаться, пребывая под сводами дома Лера, принц слыл мастером выездки и вольтижировки, а тут — такая незадача. Одного меня настиг когнитивный диссонанс?

Рубль за сто, наследнику престола помогли отправиться на тот свет: сверзили, подрезав подпругу, или сломали шею на бивуаке, после имитировав падение. Версия с падением с четвероногого транспорта имеет право на жизнь, она ничем не хуже других, устраивая своей простотой все заинтересованные стороны. Противникам и сторонникам не надо изворачиваться и придумывать ответы на каверзные вопросы. Упал, свернул шею — все! А то вы не знаете, что на охоте вино льется рекой. Принц позволил себе лишку и не усидел в седле. Способов свалить человека с лошади существует великое множество.

Не успели граждане Дитара оплакать короля и вытереть горестные слезы, пролитые по неосторожному наследнику, как из-за леса, из-за гор, из глубоких темных нор полезли людишки герцога Тройса, уши которого торчали из большинства дворцовых интриг. На сцену вышли средний и младший братья Боруха, точнее, их туда выпихнули. Глядя на почивших отца и брата, принцы пытались брыкаться и заручиться поддержкой императора, но тот остался глух к голосам, доносящимся с периферии. Докажешь, что достоин, окажут тебе поддержку. Нет — туда тебе и дорога, слабаки должны освободить место сильным. Получив негласный карт-бланш, высшая аристократия быстро окрутила наследников и оплела их долговой паутиной, превратив в живые знамена разрастающейся войны за трон…

Особую пикантность сваре придавал тот факт, что принц Динай был женат на родной племяннице герцога Тройса — Орсии. Амбициозный Динай сразу закусил удила и, направляемый твердой рукой любимого дядюшки обожаемой супруги, принялся выжигать скверну. Ну как скверну? В первую очередь репрессиям подвергались противники серого кардинала, стоявшего за спиной принца. Высшую аристократию не шибко волновали перестановки в королевском дворце и смена владетелей трона, если бы герцог не трогал их свободы, привилегии и кошельки, но тот, наверное от великого ума, умудрился задолжать тирским банкирам. По столице моментально разнеслись слухи о причастности банкиров к смерти короля и старшего наследника, причем слухи подкреплялись множеством фактов и неопровержимых доказательств.

Репутация Тира как финансового центра, не вмешивающегося в политику, оказалась изрядно подмочена. Всем становилось ясно, что банки ввязались в интригу ради земельных наделов, которые раздавались щедрой рукой короля Марка. Сохранить землю они могли только в случае всесторонней поддержки герцога и принца Диная. Для любой войны в первую, вторую и третью очередь требуются деньги, как можно больше денег, но всплывшие грязные нелицеприятные факты заставили кредиторов королевской семейки и герцога Тройса демонстративно отойти в сторону. Гвардия и аристократия высказались однозначно против политики герцога. Армия колебалась, генералы заняли нейтральную позицию, точнее, ожидали того, кто предложит больше денег. Верность нынче дорого стоит.

Страна раскололась на два враждующих лагеря. Основные страсти кипели в столице и крупных городах. Глухая провинция как всегда осталась в стороне. Простому люду было без разницы, чье седалище греет подушечку на королевском троне, главное, чтобы налоги не задирали, посевы не жгли да в армию не загребли. Пока, слава Пресветлой, открытых столкновений удавалось избегать, но гильдии убийц озолотились, устраняя политических оппонентов, зачастую конторы гильдии одновременно получали взаимоисключающие заказы с обеих сторон. Убийцы не отказывали никому и гребли деньги лопатой.

Так называемые «здоровые силы» сплотились вокруг принца Минаеля, жаль только он не отличался крепким здоровьем…

Повсюду шныряли имперские шпионы, отнюдь не добавлявшие спокойствия в кипящий котел страстей. Императора можно было понять — ему до адских колик надоели эскапады властителей Дитара, и было бы совсем неплохо раз и навсегда решить проблему путем усекновения правящей династии, но законы и процессуальные, закрепленные десятками эдиктов и договоров нормы… будь они неладны. Тут бы соблюсти баланс между Тиром, своими стремлениями и желаниями могущественных сановников, чьи интересы простирались далеко за границы Империи… Император — тоже человек и зависим от многих людей и факторов, но идея замены короля на преданного наместника черной тенью витала в воздухе.

Тир — город-государство, которое вольно раскинуло кварталы, парки и многочисленные мануфактуры на острове, расположенном в двадцати пяти милях от западного морского побережья Дитара. Славен Тир своими банками и банковскими кланами, которые опутали половину стран паутиной кредитов, даже Империя не осталась в стороне, частенько пополняя казну с помощью займов. Вот только с ней банкиры предпочитают лишний раз не заигрывать понапрасну. Император имел возможность стереть славный город с лица земли, его армии и генералам это раз плюнуть, поэтому с правителем предпочитали вести дела честно. В этом случае сила и власть денег уравновешивают друг друга, чего невозможно сказать о Дитаре и почившем монархе, загнавшем страну в долговую яму. Слишком много банкиры вложили в то, чтобы яма оказалась как можно глубже, а края — отвесней, слишком многие кланы без оглядки на законы и приличия инвестировались в земли, которые уже считали своими, чтобы просто так оставить не принесшие прибыли вложения. Трудно отдавать свое, даже если оно фактически чужое.

Вынужденные напоказ демонстрировать нейтральную позицию и дистанцироваться от Тройса с Динаем, банкиры вложились в наем псов войны. Отряды различных мастей всеми правдами и неправдами пробирались в Дитар, становясь под знамена герцога Тройса. Противоборствующие группировки с оружием в руках занимали и удерживали узловые точки на горных перевалах, дорогах и побережье. В спешном порядке ремонтировались и усиливались крепостные сооружения и старинные замки. Против Тройса выступила коалиция, возглавляемая бароном Лера, у которого к зарвавшимся банковским бонзам накопилось немало претензий различного характера, и сейчас в стране наблюдалась ситуация перетекания спора о владении и наследовании из словесной баталии в физическо-оружейную плоскость и сражения в поле.

Да-а-а, новости нерадостные. Барон, поставивший на старшего наследника, повторил знаменитый полет фанеры над Парижем. Его акции резко упали в глазах конкурентов, обихаживающих других претендентов. Шея принца Боруха не вынесла тяжести короны. Так, да не так — Сажу Лера никогда не складывает яйца в одну корзину. Политик, ставящий на одну лошадь, никогда не выбьется в лидеры и не осуществит задуманное.

Со смертью принца Боруха само существование рода Лера находилось под вопросом, но не будем забывать, с кем помолвлена дочь барона. В свете последних событий никому не нужный, пусть и признанный отцом бастард неожиданно приобрел огромный политический вес. Юный маркиз успел снискать славу умного и расчетливого молодого человека. Он был прекрасно образован, физически развит и не жаловался на здоровье. К тому же парень проповедовал умеренные взгляды и не одобрял прихвостней с Тира, что сразу оборачивалось в громадные плюсы в глазах многих дворян и военных. Сам того не желая, привыкший держаться в тени молодой человек превратился в реального претендента на престол.

Загнанный в угол барон Лера решил пойти с козырей. Он и поддерживающие его люди выписали парня в столицу. Для этих целей было разработано несколько операций прикрытия и отвлечения внимания, но где-то все равно «протекало». На предварительном этапе барон потерял нескольких сторонников, между делом отправив на небеса гораздо больше чужих прихвостней. Время раздумий прошло, и с врагами он расправлялся жестоко и без колебаний. Если раньше на кону стояла корона, то теперь ставкой был Дитар. Не больше и не меньше. Сажу слыл патриотом не только на словах. Миллионы в закромах делали его и маркиза независимыми как от Тира, так и от императора, а поддержка гильдий купцов и гвардии добавляла привлекательности.

Опасаясь за жизнь дочери и будущего зятя, Лера нашел пару двойников и разделил силы. В Дитар следовало несколько процессий с маркизами и баронессами. Сама Лилина играла роль служанки в одном из отрядов под прикрытием гвардии. Рассказывая мне об этом, Лилина украдкой бросила взгляд назад, туда, где придерживала поводья и вполголоса ругалась Ириста. Виконтесса искренне считала Лилину крестьянкой, которой посчастливилось попасть в свиту будущей королевы. Девочка не пыталась разубедить дворянку. Зачем? Она неплохо справлялась со своей ролью и собирается прикрываться выбранным образом и дальше. Неизвестно, как дальше все обернется. Что ее ожидает в столице?

Шагая чуть впереди жеребца Лилины, я размышлял о том, когда она успела стать такой рассудительной. Все ее выкладки основывались на предположениях и косвенных свидетельствах, так как папа и будущий муж не шибко делились информацией с кем бы то ни было. Сведения она собирала буквально по крупицам, вычленяя нужное из нечаянно оброненных слов и разговоров гвардейцев и доверенных лиц отца. В школе благородных девиц воспитанниц в первую очередь учили думать головой. Музицирование, танцы, вышивка, пение и этикет — это хорошо, но не главное. Сила женщин — в слабости, да вот незадача — любая слабость или то, что за нее выдается, должно иметь подкрепление и запасные варианты воздействий. Мужчине незачем догадываться, что его осторожно и незаметно подталкивает к тому или иному поступку, он должен быть свято уверен в себе и своих деяниях. Ничего, что это немного не соответствует действительности. Первостатейные стервы обязаны быть мастерами манипуляции, без этого никак.

«Понятно, — неопределенно хмыкнул я в ответ на рассказ о „служанке“ и вывесил очередной „плакатик“ с вопросом: — Лилина, скажи мне, пожалуйста, как и где тебя угораздило подцепить эту дуру набитую?»

На последних словах я качнул головой в сторону плетущейся позади всадницы. Откровенно говоря, за два часа медленного марша по распадкам, сопкам и кустарникам она достала меня придирками и жалобами хуже горькой редьки. Лилина стойко переносила тяготы пути, напоминая партизана на допросе, зато Ирка ни на минуту не затыкалась. Пилит и пилит, пилит и пилит. Что-то постоянно бурчит себе под нос, слова не долетают до Лилины, но я-то слышу! То ветки иглокуста и орешника ей все штаны изорвали да ноги занозили, то рург поганый мертвечиной воняет (очумела баба, я по три раза на день в озере купаюсь!), то эта голодранка слишком много о себе возомнила. То солнце голову напекло, то пить охота, то ягодицы и бедра от скачки болят. Чистокровная нудистка, дери ее черти. Нудит и нудит, как комар. Так бы и прихлопнул. Понимаю, что мы в ответе за тех, кого приручили, но я-то никого не приручал! Почти никого, так… штук сорок или полста мелких прихлебателей. Нудной девки среди них ни разу не мелькало. Да, спас одну трещотку на свою голову. Придушить, что ли?

Войдя в ментальный контакт с Лилиной, я мысленно, в форме мультипликационного шаржа, нарисовал Ирку, которая обрастает перьями и превращается в глупую курицу из диснеевских мультиков, после чего тупая птица принимается выклевывать мозги у черного дракончика. Лилина прикрыла рот рукой и прижалась к гриве коня. Ее плечи мелко подрагивали. От зарисовки с разъяренным драконом, выщипывающим перья и скручивающим птице голову, она покраснела и глухо захрюкала в ладонь. Поплохело, наверное. Бывает.

— В Империи. Маркизе кроме служанок, а я де факто маркиза, положены сопровождающие и дуэньи из дворянского сословия. Ириста не самая плохая, просто она ни разу не выезжала из родительского замка и теперь боится, Скайлс, вот и бурчит.

«А чем ты занималась в Империи?»

— В академии училась. В магической, — ответила Лилина, искоса поглядывая на меня.

«Я знаю, что такое магия. Так ты и вправду училась?»

Последнее предложение она явно проигнорировала.

— Знаешь? Откуда?

«К вашему отцу, юная леди, частенько захаживал господин с браслетом на запястье. Он много говорил о магии, уговаривая барона отдать меня ему. Господин с браслетом мечтал посмотреть, как черные рурги в моем лице устроены внутри. Особенно после кошачьего дерьма в обуви».

— Так это был ты?! Бедный Дэсус, ему в тот раз сильно досталось.

«Давай не будем о коте, у меня с ним связаны не слишком приятные воспоминания. Боюсь сорваться и наговорить лишнего», — поминая старое, ввернул я. Посмотрим, как Лилина отнесется к камешку, брошенному в ее огород.

— Прости… — Одно слово, и море вины в эмоциях. Девочке действительно стыдно за свое поведение.

«Кто старое помянет, тому глаз вон».

— Спасибо, — выдохнула Лилина.

«А кто забудет, тому второй — вон», — мстительно нарисовал я.

— Скайлс! — словно от пощечины дернулась в седле девочка. Ну вот, обиделась, горечью тоскливого чувства вперемешку с виной залило все вокруг.

— Все, проехали, начнем с чистого листа, — поспешил я разрулить ситуацию.

— Ай! Шоккур! — раздалось позади грязное ругательство, прозвучавшее после смачного шлепка чего-то крупного о серебристую поверхность мелкого ручья, который мы пересекли несколько секунд назад. — Пресветлая…

Ириста, до этого мирно плетущаяся в хвосте, вознамерилась догнать мерзкую чернавку и дала жеребцу шенкелей. Получив ускорения, норовистый конь резко скакнул вперед. Если бы не орешник, коварно зацепившийся за плащ виконтессы кривыми пальцами веток, она бы с успехом выполнила задуманное, но история не знает сослагательного наклонения. В противостоянии коня, дерева и плаща проиграла незадачливая наездница. Иристу вырвало из седла. Единственное, что она успела сделать, — это выдернуть ноги из стремян. На мгновение зависнув между небом и землей, Ириста коротко взвизгнула и, подняв веер искристых брызг, приводнилась аккурат в центре холодного горного ручья.

Лилина и я дружно рванули к месту маленькой трагедии и никак не рассчитывали на большую истерику. Видимо, нервы дуэньи не выдержали испытаний. Нападение, жестокое убийство нескольких разумных, с которыми ты не первый день путешествуешь, несостоявшееся изнасилование и не самая приятная смерть, застигшая насильников на глазах девушки. Самообладание, с трудом сдерживающее истерику, лопнуло с громким треском, и нервы окончательно пошли вразнос. Падение в воду было последней каплей. Заставив бы саму царевну Несмеяну нервно поджимать губы от вполне обоснованной зависти, Ириста в тридцать три ручья залилась слезами. Рыдая, она ни в какую не желала покидать насиженную гавань. Лилина впустую скакала вокруг, одновременно пытаясь успокоить истеричку и выволочь ее на сухую землю. Никак. Мощный ментальный раздрай одолел и вашего покорного слугу.

Дурья моя башка. Желая разобраться в чувствах окружающих, а потом уже действовать, я убрал ментальные щиты, тут же схлопотав эмпатический шок. К тому же мои попытки помочь и метания вокруг девчонок только усугубляли ситуацию, приводя к еще более громким завываниям и новым потокам слез, которые сопровождались богатырскими ударами по психике, что само по себе усугубляло ситуацию и заставляло меня злиться. Моя злость передавалась Лилине, а от нее — Ирке. Рев начинался по новой. Получался заколдованный круг (бабская истерика в лесу, полном хищников, мне нужна была в последнюю очередь), чужой срыв вскипятил беззащитные мозги не хуже микроволновой печи. Вскоре я сам дошел до ручки, психанул и долбанул по девчонкам золотым шаром. Почему золотым? А кто ж его знает? В тот момент я сам был на грани психоза. Мысль успокоить человечьих самок (о как!) возвышенными чувствами, тем самым отвлекая одну из них от черной меланхолии и гипертрофированной жалости к самой себе, показалась достойной внимания. Сказано — сделано. Основной заряд пришелся по беззащитной психике Иристы, Лилину затронуло самым краем.

Рева-корова мигом перестала разбавлять искристые воды горных источников ручьями соленых слез. Похлюпав носом, она, не выходя из ручья, ополоснула личико и повернулась ко мне:

— Дасти, твой рург такой… красивый…

Сценка, последовавшая за фразой девчонки, живо напомнила мне эпизод из гоголевского «Ревизора». Лилина, разинув рот и проглотив со словами и язык, уставилась на меня. Плюхнувшись на брюхо, я пялился на девчонок, судорожно размышляя над тем, что же я наделал и с какой стороны наиболее неотразим.

По зрелом размышлении я пришел к выводу, что ничего страшного и шибко экстраординарного не случилось. На ругань Лилины и требования «вернуть как было» был дан ответ в стиле «само пройдет» и «я сам офигел». Что ни говори, огорошен я был знатно. Стоило наладить с девчонкой ментальный контакт, как царевна Несмеяна лесного разлива безропотно вылезла из ручья, можно сказать, выпрыгнула с печатью вселенской радости на физиономии. К радости примешивалась изрядная доля потрясения от вида заговорившего, пусть и мыслеобразами, чешуйчатого красавца. Ну что вы вылупились на буковки в строке, люблю я себя, люблю. До крайней формы нарциссизма еще как до Луны пешком, но глупо было бы отрицать, что душа и тело окончательно сжились друг с другом. Так что любите себя такими, какие вы есть. Четыре лапы, рога, крылья, хвост. С нынешних позиций мне трудно представить, как люди обходятся без столь важных дополнений и как я раньше сам без них обходился. Ладно, не будем уводить разговор в сторону и заводить рака за камень.

Ириста, получившая ментальную плюшку, успокоилась как по волшебству и без споров дала переодеть себя в сухую одежду. Через двадцать минут истерика и падение в ручей вспоминались ею с изрядной долей юмора. Виконтессу словно подменили. Вскоре мы отправились дальше. Следовало поторопиться, постепенно вечерело и плутать по лесу в потемках ни у кого не было желания. Больше всех радовался я, но лишь до того момента, как моей чешуи коснулся масляный взгляд сексуального маньяка, наметившего очередную жертву. Снимать ментальные щиты я не решился, последней встряски всем окружающим хватило на три года вперед, а мне — так на все десять, но от плотоядных выстрелов крупнокалиберных орудий, в которые превратились глаза Иристы, вдоль позвоночника пробегали стаи ледяных мурашек. В голову самопроизвольно закрадывались панические мысли о том, что некоторые рано радовались и что колдовство им еще аукнется и выйдет боком. О последнем говорили хотя бы непонятные желтые жгуты, связывающие меня и юных нимф. Яркий канат тянулся к Иристе, еле видимый шнурок цеплялся за Лилину. Но разбираться с причинами и следствием времени не было совсем. Оставалось надеяться, что это само рассосется. Свят, свят, свят, плюнуть через левое плечо, а за неимением крепкого дерева в шаговой доступности постучать себя по лбу. Вдруг поможет и пронесет, раз туп, как это самое дерево.

Когда нижний край дневного светила коснулся кромки леса, частоколом возвышавшегося над вершинами западных пиков, наш небольшой караван достиг конечной точки маршрута. Могучий утес с языками каменных осыпей навис над путешественниками.

— Сяка! — донесся сверху звонкий голосок.

Обе всадницы за моей спиной дружно задрали головы, рассматривая скальный карниз, на котором маленькая девочка отбивалась от десятка мелких рургов, не пускавших ее к опасному краю, откуда был путь только строго вниз. У Ирки и Лилины округлились от удивления глаза, когда я взлетел к пещере и подхватил девочку передними лапами. Малявка, привыкшая к полетам, моментально вцепившись в меня руками и ногами, радостно завизжала. Стая «нянек» последовала за вожаком, посылая ему, то есть мне, многочисленные образы, большей частью жалобные. Лири была в своем репертуаре, бессловесные твари (они же — живые игрушки) весь день безропотно сносили форменные издевательства, не ограничивающиеся одним лишь накручиванием хвостов. Не представляю, как воспитатели в детских садах выдерживают тот хаос, который несут с собой малолетние воспитанники. Им при жизни памятники ставить надо.

Что ж, по труду и награда. Деньгами рурги не берут, но зело обрадовались половине задней лошадиной ляжки, что я приховал в мешок как раз на подобный случай. Оставив подчиненных насыщаться и зализывать душевные травмы, я передал Лири на руки Иристе, а сам вместе с Лилиной взялся за обустройство временного лагеря. Почему не пригласил дам в пещеру, а располагаю кровати на открытом воздухе? У меня пупок развяжется поднимать гостей на карниз. Проверено на собственном опыте, с десятками многочисленных экспериментов и ведрами соленого пота (про пот я в переносном смысле) — груз до тридцати килограмм я еще поднимаю, с напрягом и газообразованием от натуги, а дальше — крылья отваливаются. Что Лилина, что Ириста весят далеко за тридцатник. Бывшая хозяюшка, по самым грубым прикидкам, тянет на сорок кило, а Ириста — за полтинник. Так что ночевать дамам придется на землице. Ничего, авось не замерзнут. Шкурки постелем, костерок разведем, тент между деревьями натянем. Небо чистое, дождя не предвидится. Кушать есть что: продуктами деревенские вчера поделились, в холодильном лабазе, правильнее сказать — погребце, свежая телятинка и рыбка, плюс прихваченные гостинцы от джентльменов с большой дороги, с голоду не помрем. Пару-тройку дней протянем!

Сначала девчонки переживали, опасаясь зубасто-хищнической напасти, но быстро успокоились, когда узнали, что звери даже под страхом собственной смерти не сунутся к проклятому утесу. Некий рург (не будем показывать на него пальцем), как только подрос, так сразу устроил конкурентам по пищевой цепочке тотальный геноцид в радиусе десяти миль от родной хаты. Зверье оказалось неглупым и предпочло соблюдать установленную квартиросъемщиком границу. Случалось, попадали залетные глупцы, но они либо сматывались, поджимая хвосты, либо отправлялись на гумус. Зеленые разведчики быстро доносили «папочке» о нарушителях, чтобы тот принял оперативные меры. Он и принимал, скармливая несчастных довольным таким оборотом дела доносчикам.

— Скайлс! Скайлс! — на всю округу раскричалась Ирка. Быстро она адаптировалась, никакого почтения. — Скайлс!

Пришлось бросать ветки, которые я собирал для костра, и на всех парах мчаться к поляне, откуда доносился недовольный рев Лири.

Мелкая непоседа, не слушая увещеваний невольных наседок, отбивалась от девиц ручками и, горестно подвывая, заливалась слезами.

— Иго-иго! — вплеталось иногда в отчаянный рев.

Я хлопнул себя по лбу. Время к ночи, а кто-то не выполнил данного с утра обещания покатать ребенка на лошадке. Голова дырявая — забыл за дневной суетой, зато Лири не забыла и теперь требовала хлеба и зрелищ. Ириста и Лилина, прыгающие вокруг малышки, не могли взять в толк, с чего та закатила концерт по заявкам, обратившись за разъяснениями к последней инстанции.

— Иго! — завидев меня, девочка захлопнула рот, указав ручкой на стреноженных лошадей. Что и требовалось доказать.

«Ира, солнышко, покатай Лири на лошадке», — послал сообщение я.

Виконтесса буквально засветилась от радости от такого обращения (в эмоциях будто лампочку включили, там и радость, и гордость, и счастье, что солнышком назвал. Да, неслабо ее приложило.

А это что? От Лилины явственно потянуло ревностью. Ой-ой, что творится, люди добрые! Как бы не полыхнуло ненароком. Не вставайте между женщиной и ее целью, чревато. С моей нелегкой лапы я стал триединым в одном лице: вожделенная цель, помеха на пути и жертва, которой достанется за все. Тут главное — не за что достанется, а то, что крайний уже выбран и его кандидатура не подлежит обсуждению.

Чур меня, чур. Сопроводить девок до столицы да мелкую пристроить в хорошие руки. И валить от этого девичьего царства подальше, пока они меня делить между собой не начали. Чую я, что светящиеся «шнурочки» за здорово живешь не рассосутся. Натворил делов, пентюх стоеросовый. Главное, что это вообще не поддается исправлению. Пока суд да дело, ушлый колдунишка в моем лице неоднократно всячески пробовал обработать связь. Попытки разорвать узы завершились, когда обе мои гостьи внезапно загрустили и впали в слезы.

Ириста реагировала на мои потуги более бурно. От попытки долбануть по шнурку фаерболом красного цвета она пришла в ярость, от зеленого впала в меланхолию, розовый шарик впитался в светящиеся веревки, заставив дам улыбаться и о чем-то мечтательно вздыхать. Использовать черные и коричневые снаряды я не рискнул, побоялся. Еще прибьют на месте, не отходя от кассы. В эмоции жертв эксперимента я старался не лезть, благоразумно скрываясь за щитами, да и шарики не отличались размерами и мощью. Ладно, будем довольствоваться аксиомой, что отсутствие результата — это тоже результат.

— Хорошо. Лири, ты хочешь покататься на лошадке? — присела на корточки Ириста.

— Иго! — захлопала в ладошки мелкая (вымучила наконец).

Ириста сняла путы с ног смирной заводной кобылы, накинула уздечку и усадила малявку на широкую лошадиную спину.

— Иго! Цок-цок! — довольно подпрыгивала на месте Лири, одной рукой вцепившись в гриву, второй крепко держась за палец виконтессы.

Урегулировав вопрос, чешуйчатый дровосек вернулся за ветками. Лилина успела сложить костер из припасенных мною для пещеры полешек, забила в землю рогатки, сбегала к ручью за водой и повесила над пламенем котелок. По четким выверенным движениям и отсутствию суеты несложно было сделать вывод — роль служанки она исполняет не первую неделю. Некогда не очень нежные руки с жесткими мозолями от ножа и лука огрубели окончательно. Нет ничего удивительного в ошибке вожака татей. Ощупав ладони пленницы, он на самом деле принял ту за служанку, пикантных подробностей о постоянных тренировках юной баронессы никто до бандитов не доводил.

Под полными обожания взглядами Иристы, усевшейся у костра с Лири на руках, я почистил рыбу и докут — овощ, напоминающий картофель, и сварганил ушицу. Маленькая непоседа, накатавшаяся на лошадке, к тому времени уже спала, умильно посасывая палец и почмокивая губами. Уснула, даже не умываясь. Столько впечатлений за вечер: «иго-иго», фрукты, добрые тети, которые не остались равнодушны к малышке, особенно после поведанных им обстоятельств ее появления у черного рурга. Я принес из пещеры рукодельный матрасик и шкуру, заменявшую одеяльце.

После запоздалого сытного ужина вслед за Лири вырубилась Ириста. Закутавшись в плащ, она улеглась рядом с малышкой и вскоре сладко спала, посвистывая в две дырочки. Лилина и я остались полуночничать. Моя бывшая хозяйка рассказывала о себе, Империи, учебе в Магической академии, добрым и недобрым словом вспоминала жениха, грустила о доме и постоянно подводила разговор к моему сольному выходу по дороге к утесу.

Я поведал слушательнице малоизвестные или совсем неизвестные ей эпизоды из жизни в отцовском поместье, опустив тему и подробности интрижки Миражаны с принцем Борухом (незачем ей об этом знать), зато акцентировал внимание на маге, нанявшем мальчишек, и коктейле из зелий, ставшем причиной взрывного роста и нынешнего облика бывшего мелкого питомца. Здесь я ничего скрывать не стал, подробно описав побег и последующие приключения. Касаемо нетипичного состояния Иристы и вспышки магии делал круглые глаза и шел в отказ: не был, не состоял, не участвовал. Сам не знаю, как получилось. Я не я и кобыла не моя. Чуялка, развившаяся в нездоровую паранойю, советовала повременить с выкладыванием козырей на стол. Зато сам бросал прозрачные намеки: мол, рурги — существа магические, значит, как показывают недавние события, магией мы владеем. А что такое магия в руках необученного мага? Это термоядерная бомба в лапах обезьяны, правда, при общении с Лилиной пришлось заменять бомбу на арбалет с замагиченным болтом.

Не могла бы любезная хозяюшка поделиться мудростью веков и преподавателей имперского образовательного учреждения, вещал я. Ах, как прекрасно было бы припасть к источнику знаний! О многом я не прошу, смиренно надеясь, что меня научат паре-тройке элементарных заклинаний. Раз Лилине не спится, так зачем откладывать учебу в долгий ящик? Я всей душой готов внимать.

— Хорошо, — сдалась Лилина, взяла веточку и подцепила ею из костра пышущий жаром уголек. — Смотри, это не простой уголек. Это огонь.

Она взяла уголек в руку, прикрыла глаза и разжала кулак. Над угольком выросли полуметровые, плюющиеся искрами языки пламени. Полюбовавшись на завораживающий танец первородного огня, Лилина кинула уголек обратно в костер и отряхнула руку.

— Огонь живет в каждом из нас, в каждом живом существе. Не стоит его бояться. Когда ты находишь и пробуждаешь пламя внутри себя, тебе на короткое время становится не страшен никакой пожар. Держать внутреннее пламя долго нельзя, иначе существует опасность вспыхнуть самому и сгореть по-настоящему. У нас на занятиях случалось подобное. Наставники не всегда успевали оказать помощь и вывести из транса… Кучка пепла — все, что остается от человека, но данный урок является одним из основных этапов в обучении контролю по пробуждению и управлению стихиями. Главные из них — огонь, вода, земля, воздух. После освоения первого этапа начинают преподавать методы контроля и направления маны. Смотри, Скайлс: вот огонь в костре и из уголька. Он живой! Ест, растет, дышит, умирает. Ты ведь умеешь настраиваться на ментальное общение с людьми. Настройка на стихию напоминает ментальный контакт. Сконцентрируйся, найди тепло внутри себя и протяни мост от него к живому пламени костра. Почувствуй между ними родственную связь. Теперь пламя горит внутри тебя. Раздуй его, потом выпусти наружу. Не получается? Не отчаивайся. Ни у кого не получается с первого раза. До утра времени много. Тренируйся.

Щелкнув меня по носу, Лилина подхватила походную скатку с одеялом и небольшой тючок с тряпьем, который примостила под голову вместо подушки. В ее эмоциях сквозило неприкрытое ехидство.

С первого раза не получается! Хм, девушка, научитесь врать правдиво! Судя по ментальному отклику, и со сто первого раза не получилось бы, иначе бы вы не пошли спать с полной уверенностью, что рядом с вами не полыхнет второй костер и вы утром не обнаружите кучку пепла вместо надоедливого рурга.

Магия… Как давно я мечтал научиться осмысленно пить из этого источника! Допустим, классическая школа, основанная на техниках, адаптированных под людей, мне недоступна, но овладеть стихиями мне по силам, иначе почему я ощущаю ментальное родство с огнем? Ничего, я подберу к пламени ключик, найду с ним общий язык. Еще бы разузнать о ментальных проекциях чувств, как я их мысленно называл.

Вообще-то я не был уверен, что стоит раскрывать кому бы то ни было секрет умения концентрировать и направлять разноцветные шары, накачанные эманациями чувств. За мою короткую жизнь в чешуйчатой шкуре мне ни разу не встречалось ни одного описания магии, основанной на ментальных техниках. Пусть тузы в рукавах там же и останутся. Кто знает, как жизнь обернется.

Взвесив сомнения и приняв решение оставить в тайне личную особенность, я вернулся к костру и выкатил один из угольков. Займемся тренировкой. Дело было вечером, делать было нечего. Я как придурок убивал время в попытках разбудить и выпустить наружу внутреннее пламя. Напрасные хлопоты. Чувство родства с пламенем оставалось глухо к мольбам, не желая просыпаться. Где-то с шестидесятого захода удалось почувствовать огонь в себе, море огня, вулкан, полный лавы, звезду с протуберанцами, но выпустить его наружу — никак. Я уже хотел плюнуть на все и завалиться на боковую, когда вспомнил, что Лилина держала уголек в руке. Хитрая девчонка, в объяснениях она ловко забыла упомянуть, что через мост не только энергия передается, через него стихия освобождается. На всякий пожарный случай я отошел к пляжу, вдруг чего не так приключится, всякое в жизни бывает, сконцентрировался, настроился на обжигающий протуберанец, выдохнул из пасти язычок огня, тут же выпустив внутреннего жаркого сидельца. Сорокаметровый ревущий поток адского пламени пронесся над водой, праздничным фейерверком осветив залив и берег. Стоп! Хорош! Довольно! Что-то у меня от внезапного нахлынувшего страха все внутри обледенело и лапы подкосились. На языке — один мат, в голове каша. Это я правильно сделал, что не стал в лагере экспериментировать. Спалил бы девок почем зря. Жуть какая. К черту эксперименты, с этим лучше разбираться на свежую голову.

Ополоснувшись, я на подгибающихся от пережитого лапах вернулся обратно и улегся рядом с Лири, сил лететь в пещеру не было никаких. Слишком много событий и впечатлений за один день, даже мою закаленную психику напрягает. К черту! Завтра, все завтра. Сейчас — спать. Казалось, будто веки захлопнулись с металлическим щелчком затвора, сопровождающим команду «отбой» в армии и отходящих ко сну солдат.

Утро красит каким-то там цветом… Ну, дальше вы и сами знаете…

Вставать не хотелось. Совсем. Здорово умотался я за вчерашний день, спал без задних ног и хвоста. Приди ночью охотники, они взяли бы меня тепленьким, без шума и пыли. Была и еще одна причина понежиться. Совсем нет желания играть горн, сигналя о подъеме, если ты просыпаешься в нежных женских объятиях. Непостижимо! Каким образом Ириста оказалась рядом со мной, ведь когда я устраивался на ночлег, нас отделяли три метра? Однако утром ее скатка лежала у волчьей шкуры, служившей мне матрасом, а сама красавица, по-хозяйски закинув на круп дракона, сиречь рурга, ногу, руками прижимала его рогатую голову к груди. Или к грудям? Хороши «подушечки», как бы их слюной не залить. Просыпаться мне понравилось больше, чем засыпать.

— Скайлс, и как это понимать? — раздался над головой ехидный голосок Лилины. Стоило мне открыть глаза, как я встретился взглядом с юной баронессой (или теперь уже маркизой?). Нахмурив бровки, Лилина стояла, уперев руки в боки, и притоптывала ножкой. Ни дать ни взять — жена, заставшая мужа за греховным непотребством. Судя по ее деловому виду, умытому личику и тонкому запаху прожаренного мяса и докута, проснулась она с первыми петухами и занялась хлопотами по хозяйству.

Что в мыслях, что во взгляде читалось осуждение, приправленное словами «извращенец» и «извращенка». Там еще мелькало что-то о паре из двух сапог, а на самом дне булькал и звонко бил крышкой тщательно замаскированный котелок ревности. Кто-то впух. Палец ткнулся в конкретную физиономию, точнее, зубастую морду.

«Не виноватая я, он сам пришел!» — нетленной фразой из культовой «Бриллиантовой руки» ответил я, пытаясь высвободиться из кольца рук, но сонная Ириска только крепче сомкнула объятия. Попытка обратить все в шутку вышла неудачной.

— Ну-ну, — мстительно улыбнувшись, Лилина кивнула кому-то за моей спиной. Из-за вездесущего запаха дыма и пряного аромата мяса определить, кто скрывается в мертвой зоне, не представлялось возможным, но я и так знал, что кроме Лири там никого больше не может быть. В тот же момент на сладкую парочку «Твикс» вылилась кружка ледяной воды.

— Сяка! Купа-купа! — под заливистый смех Лири и пронзительный визг Иристы, которая совсем не обрадовалась ледяному душу, «плюшевый мишка» получил вожделенную свободу.

Освобождение сопровождалось портовой руганью, приправленной активными взмахами рук и ног. Сонная Ириста молотила конечностями куда ни попадя. Получив удар коленкой по крупу, я, матерясь про себя, откатился в сторону, чуть не подпалив хвост.

«Не стоило этого делать!» — зло глянув на Лилину, послал сообщение я, разбавив ментальный посыл каплей (изрядной каплей, половником, можно сказать) отрицательных эмоций и рассерженным шипением.

Игрища подобного рода следовало пресекать сразу, на корню, и моя неудачная попытка свести все в шутку только усугубляла общую обстановку. С самого начала стоило быть осмотрительней. Три змеюки женского рода — не слишком хорошая компания для ящера, не находите? Пусть одна из змеек только-только из яйца вылупилась, общую картину это мало меняет. Стоит дать слабину, и не успеешь моргнуть, как тебе усядутся на шею (ага, маленькая очаровательная змейка уже обвилась вокруг выи и хвостик сверху сложила, а я к ней привязался незнамо как). Не стоит рургов путать с лошадьми или ездовыми собаками, тем более вчера я сделал заявку на роль командира маленького отряда. Сон же в обнимку с Иристой и выходка Лилины однозначно были из разряда событий, бьющих по авторитету, заработать который теперь будет стоить некоторых усилий. Не стоило забывать о корнях девчонок. Пусть одна из них занята актерским ремеслом, но… но ее реакция ясно указывает на лидерские притязания. Баронесса вспомнила о том, что ее спаситель несколько месяцев назад был домашним питомцем, и попыталась заново примерить на себя роль хозяйки. Подговорив малышку облить спящих водой, она сделала первый шажок на данном поприще и осторожную заявку на главенство. Нехорошие мысли посетили ее очаровательную головку, ошибочные. Что ж, бабий бунт следует давить в зародыше и расстреливать тяжелой артиллерией. Что у нас за пазухой есть из крупнокалиберного и шибко убойного? Кое-что есть. Карта засвечена, но кто сказал, что она бита? Таки зря я списал со счетов и не включил в расклад фразу о монаршей доле. Венценосной особе легче удержать девчонок в ежовых рукавицах, пусть обладание короной и спорно. Ну относительно спорно. Покажите пальцем на другую кандидатуру царя (мелко беру) рургов. Что, не можете? Так я и знал! Придется возвращаться к отброшенному вроде как за ненадобностью варианту. Сформирую из крупных синих рургов гвардию, а зеленым идеально подойдет роль егерей, авангарда и арьергарда. То, что «свита» потянется за «большим и страшным», я ни секунды не сомневался.

Осталось разобраться с последствиями волшбы. Как это ни печально, напряжение создают ростки ревности, проклюнувшиеся из-за моего злополучного колдовства. Если я хочу удержать милых дам в узде, то со связью надо что-то делать. Пустить все на самотек — смерти подобно, а как не пускать, я пока еще не знаю. Хоть убейте меня, хоть на куски режьте. Поэтому исходить придется из сложившейся на данный момент ситуации, а ситуация у нас — полное дер… западло.

Куда ни кинь, всюду клин.

Что дальше? По-хорошему, Лилину, Иристу и Лири следует разделить. Положа руку на сердце, виконтесса и малышка в нашей компании явно лишние. Тащить их в столицу? Можно и притащить… им же на погибель. Война перешла в активную фазу, с грязью, с кровью, с трупами. Враги барона обрадуются беззащитным мишеням и возможности надавить на серого кардинала, прикорнувшего за спиной младшего наследника престола. Барона достанут через дочь, но кому какое дело? Важен результат. Молох братоубийственной войны паровым катком прокатится по жизням и судьбам, вдавив мелких букашек в полотно истории.

Решено, Ирка и Лири отправятся к родителям виконтессы. Вряд ли Ириста сумеет отказаться от почетной обязанности старшей сестры, коей ей надлежит стать в скором времени. Если мне не изменяет память, в среде аристократии бытовала мода на зачарованные родовые камни, которые встраивались в алтари замковых и домашних часовен. Конечно, государство и родственники отхватят приличные куски от наследства малышки, но камешек в алтаре не позволит никому захватить основные земли и имущество. Ни один адвокат не подпишется вести дела чужой семьи при светящемся камне наследника (второе название зачарованного артефакта). Так что Лири имеет все шансы и основания к совершеннолетию получить свой угол, а виконты тоже в накладе не останутся, получив маржу за период регентства.

Второе — доставка юных дам до адресата. Хм, вопрос выеденного яйца не стоит. Думаю, рыбаки и купцы и не откажутся заработать на перевозке пассажирок, а виконты с пониманием отнесутся к содержанию малышки. Первое время им будет не до баронства, да еще и формальности нужно будет уладить. Дело это не быстрое, чиновничий люд спешки не любит, ему подавай размеренность и кошели со златом-серебром. Чернильные души во всех мирах, по-моему, слеплены из одного теста. Не подмажешь — не поедешь.

Немного подумав, я принял решение отрядить родителям Иристы на кормление половину экспроприированного у татей золота. Сумма достаточная для содержания и воспитания ребенка вплоть до совершеннолетия, еще и на свадьбу останется, и на учебу хватит. Герцог не жадничал, оплачивая услуги наемников, да и отряд был далеко не первым, кого пощипали добры молодцы, если судить по награбленным ювелирным изделиям. Холмик драгоценностей удачно ложился на гору злата-серебра. Половина возвышенности из перстней, колец, серег, ожерелий и монисто уйдет в сокровищницы и приданое Лири с Иристой. Верность нынче требует подкрепления материальными благами, да и стимул из драгоценных цацек неплохой получается. Я помню блеск в глазах девчонок, когда они складывали висюльки с каменьями в мешок с трофеями.

Между тем, пока я мысленно улетал в иные дали, отвлекшись от происшествия, шагнув к шипящему рургу, Лилина нависла над ним.

— Что не делать? — снисходительно улыбнулась она, состроив из себя глупую блондинку, эдакую недалекую селянку.

«Уже ничего, — ответил я, подхватывая передними лапами веселящуюся малышку. Девочка обиженно заревела и принялась отбиваться. — Три часа вам на сборы, в полдень выступаем. Ты ребенка кормила? Нет? Зачем ты тогда вообще нужна?»

От неожиданного заявления Лилина обомлела, застыв соляным столбом. Ириста еще продолжала приглушенно ругаться, не обращая внимания на действо.

Скажете, слишком радикально и неоправданно грубо? Ничего подобного, пусть сразу примут за аксиому, что я не человек, а то расслабились. Да и я хорош — слишком человечен. Настолько, что меня видят мужиком, рыцарем без страха и упрека, влезшим в чешуйчатую шкуру. В личном плане, конечно, лестно. В принципе, Ириста и Лилина недалеко ушли от истины, неплохо у них интуиция работает, жаль, шестое чувство молчит. Если дамы не будут работать в команде и станут слушать только себя, то недалеко мы уйдем. Пропадем ни за грош на полпути. Слишком рано я раскрылся перед ними. Образ зверя — умного, хитрого, безжалостного — должен еще поработать на «папочку». Рурги — твари неизученные. Может, вылитый на голову стакан воды для нас страшнее смертельного оскорбления, которое смывается только кровью оскорбившего?

Я давно считал себя разумным зверем с легким налетом человечности, но налет оказался толще, чем казалось. На фоне демонстрируемого образа у девчонок произошла подмена понятий, стоит разломать составленный ими шаблон и обозначить разумную дистанцию между зверем и человеком. Для начала — показать неудовольствие, сделав так, чтобы тебе поверили. Как это сделать? Явить мерзкий вздорный характер дикой твари. Кто нас, зверюг, знает, что нам в башку втемяшится? А в контексте голубых кровей и выбранной стратегии мое поведение вообще не должно вызывать нареканий. Я царь! Что хочу, то и ворочу! То есть действую в интересах государства. Гляди-ка, забеспокоилась, родимая, вся напускная спесь с юной магички слетела в один момент:

— Я тебе не служанка!

«Тогда кто ты?»

Опа, задумалась, глазки забегали. Вопрос-то с подвохом.

— Ты знаешь, кто я!

«Нет, не знаю. Раньше думал, что знаю, а теперь сомневаюсь».

— Скайлс, — протянула Лилина.

«Я вижу, что тебе хочется быть главной, и твою ревность тоже насквозь вижу. Девочка, я не твоя кукла, заруби себе на носу, а чтобы мне дважды не повторять, объясни это Иристе. Запомни раз и навсегда: пока ты не в столице, под крылом у папочки, главный тут я. Скажу сидеть, ты сидишь, скажу лежать, ты ляжешь. На приказ прыгать можно спросить, сколько раз и как высоко подлетать. Если ты не согласна с моими требованиями, Пресветлая тебе в помощь. Доведу до деревни и катись на все четыре стороны. Надеюсь, мы поняли друг друга», — с изрядным холодком в ментале сказал я.

— Что ты себе позволяешь?!

«Задам аналогичный вопрос».

— Но я думала… — не нашла что ответить Лилина, потерянно оглядываясь вокруг.

«Неправильно думала, — продолжал давить я. — Вчерашний день тебя ничему не научил?»

Вот так, одним махом через колено. Перепрыгивая с темы на тему и взбивая словесным миксером мозги. Взрослый дядя против девчонки. Сколько стереотипов я порушил за две минуты разговора? Жуть.

«Мы должны идти в одной упряжке, а не тянуть телегу в разные стороны. Сами по себе вы не выживете. Почему я должен повторять тебе прописные истины? Хочешь лично впрячься в ярмо и управлять упряжкой? Ради бога, но без меня», — проецировал я мысль обеим спутницам.

— Хорошо, — через несколько минут сдалась Лилина. Об Иристе я не задумывался. Невольная обожательница черных рургов, пожирающая меня влюбленными глазами, и так, добровольно, сделает все, что ни пожелаю. — Ты главный. Доволен?

«Более чем».

— Что расселся? Дай мне Лири, — тут же наехали на меня, забирая кроху, которая пыталась выкрутить у «папочки» правый рог и ни в какую не выпускала из рук игрушку. — Кушать будем, малышка? Госпожа Ириста, помогите мне, пожалуйста!

Хмурая виконтесса злобно глянула на прислугу, но отказать в мелкой просьбе не посмела. Красотки в четыре руки принялись кормить отплевывающуюся малышку. Пока одна сюсюкала и отвлекала кроху, вторая совала непоседе в рот ложки с кашей.

Наблюдая за потугами оплеванных кормилиц, я пропустил появление на границе поляны целой стаи взбудораженных рургов, среди которых большую часть составляли самки всех цветов и окрасов. Не понял, что за фигня? Еще больше не понял, когда внутри больно кольнуло, что-то оборвалось, и боль потекла по всему моему существу. Единственное, что я осознал, это то, что теперь я одинок. Хотелось сорваться с места и мчать прямиком к гнезду золотой. Порвать на куски и испепелить тех, кто это сделал. Скольких усилий мне стоило сдержать себя, одна Пресветлая знает.

Мои подопечные, ошеломленные столпотворением, забыли о каше, настороженно крутя головами.

У Лири задрожали губы. Девочка почувствовала отклик в ментале и перепугалась. Лилина напряглась, ее тоже задел край бури, кипевшей у меня в душе.

Дракошки горько рычали, жалобно посвистывали, фонили скорбными эмоциями, всей толпой посылая мне картинки разоренных гнезд. Самые умные делились воспоминаниями, в которых на первом плане были люди в кожаных костюмах гильдии охотников. Вот они, обидчики, не иначе. Я внимательно всматривался в образы, скидываемые дракошками, запоминал. Так, я их теперь отыщу где угодно, достану хоть из-под земли!

Что-то переключилось у меня в голове. Человеческое «я» стремительно подалось назад, уступая место холодной ярости разозленного хищника. Дикая опасная тварь когтистой лапой отодвинула налет человечности, грудь распирало от клокочущей ненависти настоящего рурга, которого лишили гнезда. Я не помышлял создавать пару с золотой, но черный червячок ехидно и укоризненно твердил, что она была моей самкой. Ведь таскал же я ей отборные куски мяса? Клянусь, охотники получат сполна, за все. За разоренные гнезда, за смерть золотой, за боль черного и страшного — мою боль.

— Скайлс, что происходит? — тихим дрожащим голосом спросила Лилина. Она перепугалась щелкающих челюстями дракончиков, окруживших женскую троицу со всех сторон. Ириста тоже была не в восторге от разноцветной чешуйчатой компании. Перед взорами девчат встала картина разделки мертвой лошади толпой голодных рургов…

«Люди разорили наши гнезда. Охотники забрали яйца, — ответил я, настроившись на ментал обоих дам, и тут же, напустив страха, подгорчил пилюлю. Пусть переваривают, полезно иногда ощутить себя на другой стороне баррикад. — Они требуют крови двуногих, но я не разрешил. Не бойтесь, я объяснил подданным, что вы другие двуногие. Вас не тронут, но мне придется покинуть вас на пару часов. Обязанности правителя, вы должны понимать…»

Хотя насчет отсутствия крови я сомневаюсь. У меня перед глазами стояла золотая королева, а на душе скребли кошки. В какой-то момент Лилина вздрогнула, неужто ей и это передалось? А впрочем, пусть знает, что черный достоин звания правителя и выдержка его на высоте. Но как и любой другой правитель на моем месте, я должен отреагировать на произошедшее. А это означает только одно — без кровопролития никак не обойтись.

— Дядько Дьюи, ты чего там застрял? — Парк, молодой веснушчатый охотник-новик, схватившись за веревку, чтобы не сорваться, а то костей потом не соберешь, заглянул за скальный карниз.

— Заткнись! — донеслось до парня снизу. — Спусти мне корзину с палкой и пугалкой.

— Так она там? — спросил Парк.

От неосторожного движения ногой вниз ссыпалось несколько камешков.

— Не там, а тут! Ты, что, зеленый, совсем наверху от одиночества оборзел?! — раненым носорогом взревел Дьюи, черепушка которого познакомилась с одним из камней. — Ты, отродье ада, чё сюда приперся? Шевелись, я те сказал! Живо!

— Ладно-ладно, дядько Дьюи, извини. — Торчащая над краем обрыва рыжая вихрастая макушка исчезла. Вниз сорвалась россыпь из камешков и засохшей грязи.

— Чтоб тебя приподняло и бросило! — выругайся старший охотник, грудью прижимаясь к стенке обрыва, и впустую погрозил кулаком шебутному шестнадцатилетнему племяннику, которого уже и след простыл.

— Спускаю, — донеслось сверху спустя некоторое время.

Дьюи загодя прижался к скале. Не зря, как оказалось. Сверху обрушился град мелочи из камней, земли и грязи вперемешку с мелкими ветками и сухой листвой.

— Он издевается? — обреченно прошептал охотник, левой рукой прикрывая голову. — Наградила же Пресветлая племянничком! Хорош, не трави боле!

Подхватив корзину с инструментом и магическим амулетом, Дьюи хищно оскалился.

— Ну, тварь зеленая, сейчас я тебя…

Нацепив амулет на цепочку и повесив его на шею, охотник прижал палец к кроваво-красному рубину на аверсе серебряного магического оладья. Из неглубокой узкой расщелины послышался испуганный писк самки рурга. Крылатая зверюга пищала, шипела, скребла когтями по камням, пускала ноздрями искры, но с гнезда не снималась.

— Так, значит, да? — осклабился Дьюи. — По-хорошему, значит, не желаем?

Толстый сосискообразный палец, торчащий из обрезанной на конце перчатки, вновь коснулся рубина, в этот раз задержавшись на нем подольше. Самка заверещала и сорвалась с кладки.

— Хе-хе, — довольно крякнул охотник, секунду спустя чуть не превратившись в факел.

Перепуганная дракошка в отчаянии выпустила длинный язык пламени, одним махом опустошив запасы защечных желез. Мелкая зеленушка, покидая гнездо, ни в кого специально не целила, но так получилось, что третья часть залпа пришлась на виновника беспокойства. Упакованный в кожаную одежду охотник, моментально отвернувшись к стене, успел закрыть руками голову. Пламя, лизнув кисти и бессильно сбежав по толстой куртке, уцепилось за курчавую рыжую поросль на макушке, которую многоопытный Дьюи почему-то забыл накрыть капюшоном, за что и поплатился, заработав ожог черепушки, изрядную плешь и дымящиеся по краям новообразованной «поляны» волосы.

— Тварь! — рыкнул охотник, попытавшись достать самку длинной палкой.

Бесполезно. Огнедышащая хозяйка расщелины, оглашая окрестности жалобными криками, ловко увернулась. Отлетев подальше, она уселась на ветку карликовой горной сосны, надеясь, что разоритель не дотянется до осиротевших яиц. Напрасные надежды. Не прошло и минуты, как четыре кожистых пятнистых яйца оказались в заплечном коробе с опилками.

Громко заверещав, самочка устремилась на врага, но охотник, не церемонясь, применил злополучный кругляш. Леденящий душу ужас накрыл крылатую мамашу. Сложив крылья и совершив маневр уклонения, зеленушка провалилась вниз, после чего пустилась в бегство.

Застегнув ремни, подпаленный охотник несколько секунд скептически смотрел на привязанную к веревке корзину, прикидывая очередность подъема. Ловить лицом труху у него желания не возникало. Перепоясавшись страховочным фалом, Дьюи нацепил-таки капюшон, схватился за веревку со множеством узлов и, ловко перебирая ногами и руками, взобрался наверх.

— Ну чё? — Племянник нарисовался, не сотрешь. — Скока? Дядько, а чё паленым воняет?

Отвесив Парку подзатыльник, старый охотник ткнул рукой в сторону фала с корзиной. Не отвечая на вопросы, он с помощью направляющего пинка придал парню ускорение и обрисовал фронт работ.

— Шевелись, оболтус, неча лясы точить. Сворачиваемся, пакуй снаряжение в рюкзак. Идем в лагерь, — приказал Дьюи, снимая заплечный короб с добытыми из разоренных гнезд яйцами рургов. От неосторожного движения с охотника слетел капюшон.

— Фьють, — присвистнул Парк, разглядывая некоторые изменения во внешности родственника. — То-то мне показалось, что кабанчика палят.

— Захлопни пасть, щенок! — ругнулся «паленый кабанчик», осторожно оглаживая пострадавший череп. Глянув на молодого помощника, ничуть не смутившегося и не обидевшегося на незаслуженные бранные слова, он поучительно добавил: — Учись на чужих ошибках, мелкий, вдругоряд я вообще могу без глаз или совсем без волос остаться. Кады имеешь дело с рургами, лучше лишний раз перестраховаться. Я вот позабыл прикрыться капюшоном… сам видишь, чем оно приключилось. Загнанный в угол рург огнем плюется, а самка на гнезде — хуже загнанного в угол. Так что слухай старших да на ус мотай. Тю-у-у, усов у тя еще не проклюнулось, но все равно мотай на что-нибудь. Усек?

— Усек, дядько.

— А раз усек, то попридержи язык, ватаге я сам все как есть обскажу. Усе понял?

— Да понял я, понял! Дядько, ты меня за дерево уж не держи.

— Ну-ну, не кипятись, а то дым из ушей и заду пойдет.

Упаковав снаряжение, охотники направились в лагерь ватаги, разбитый в тридцати минутах ходьбы от места промысла напарников. Не доходя до лагеря метров двести, Парк потянул носом:

— Кабанчиком пахнет.

— Чё-о-о? — развернулся к нему подпаленный родственник.

— Я грю, — проглотив большую часть букв в слове, пояснил Парк, — наши мясо жарят. Видать, кабанчика подстрелили. Жрать-то как охота! Да ты не сумлевайся, дядько, у меня на еду нюх завсегда вострый.

— То-то Балк тебя мне сплавил, повесил на мою шею. Как я яго теперь понимаю! Попробуй прокорми такую орясину. Скажи мне, племяш, где ты умудрился эдакую ряху нажрать? За день на трех лошадях не обскачешь.

— То тут, то там, дядько, ласковое теля у двух мамок сосет. Точно, кабанчик, дядько, — бросив на Дьюи голодный взгляд, Парк облизнулся и сглотнул.

— Шевели ногами, знаток, а то к столу опоздаешь.

— Ни, никак не можно, я Торна загодя попросил пару кусков оставить. Ой!

— Что ойкаешь? — притормозил и обернулся назад старший из родственников. — Беду не накликай, ойкало.

— Да показалось мне. Да нет, не показалось, — вытянув руку, сказал Парк. — Смотри, вон, близехонько от тех деревьев у лагеря пяток зеленых рургов перелетел. Странно.

— Чего странного, дурень? Если Торн завалил кабана и сейчас запекает, то кишки и объедки всяко будут, вот мелочь и поналетела. Непуганые они тут.

— Что-то раньше не прилетали, а седни заявились, странно это.

— Много ты знаешь, — отбрил Дьюи. — Было у нас и такое, и стаями по пять штук на требуху накидывались, и по десять, это сейчас диких рургов меньше стало, а лет двадцать назад…

Дьюи недоговорил, проводив взглядом десяток попискивающих крылатых падальщиков, которые заняли ветви с другой стороны лагеря, а не там, где разместились рурги, замеченные племянником. Кое-что выбивалось из привычной картины. Зеленые и голубые летуны никогда раньше не сбивались в единый табор, но, отбросив сомнения, охотник перешагнул невидимую границу охранного периметра.

— О-о-о, Дьюи с Парком пожаловали, — разнесся над поляной с палатками гулкий бас Гирна — командира ватаги охотников.

Заросший по самые плутоватые глазки черной бородой, широкоплечий, с бочкообразной грудью и длинными мосластыми руками Гирн напоминал старый кряжистый дуб или рослого гнома из древних легенд. Сойдись охотник один на один с медведем, не факт, что последний выйдет победителем, а будь у бородача с собою нож, то храмовым служкам смело можно заказывать поминальные песнопения по косолапому. Против вооруженного командира у зверя не было ни шанса.

— Как сходили?

— Не густо. Девять штук, — хлопнув по коробу с опилками, ответил Дьюи. — Три гнезда взяли.

— М-да, жиденько, — в открывшейся в бороде щели мелькнули широкие, будто у лошади, передние зубы здоровяка. — Бак и Лор принесли восемнадцать. Терг с Малом — двадцать два.

— А пара Ристара? — Сдергивая с плеча короб, спросил Дьюи.

— Семь, — ответил командир и замолчал, а секунд через пять добавил: — Завтра утром снимаемся.

— Не дури, Гирн, — опешил Дьюи от заявления старшего товарища. — Мы и трети разведанных гнезд не проверили. День-другой погоды не сделают, подумаешь, задержимся еще на сутки.

— Ты не понял! Мы взяли даже больше, чем планировали. Того, что приволокли Ристар и Сторм, хватит за глаза. — Рука главаря охотников нырнула в плетеный короб и извлекла оттуда громадное яйцо дубового окраса. Добыча везунчика Ристара в пять раз превосходила размером обычные яйца.

— Пни меня Пресветлая! — присвистнул Дьюи зачарованно. — Мальчики гнездо не запомнили? Боюсь представить монстра, который вылупится из этого… какого окраса самка?

— Золотая, — просто ответил командир. — Была…

— А размер? — Дьюи подобно рыбаку развел руки в стороны.

— Меньше, еще меньше, вот так, с хорошую собаку, — в густой бороде опять мелькнули желтоватые зубы.

— Однако как она не порвалась от натуги, — хохотнул старший рыжик, племянник за его спиной хихикнул в кулак, разглядывая добычу. — Интересно, кто ее покрыл? Возможно, папашка не из мелких. Большая кладка?

— Таких в коробе — три штуки. От добра добра не ищут, сам понимать должен.

— Ого! — вырвалось у рыжего охотника с подпаленной шевелюрой. Дьюи с первого дня сбора ватаги был в ней казначеем. По самым скромным оценкам, подобное яйцо могло уйти на торге за полторы сотни полновесных золотых монет имперской чеканки. — Через две — две с половиной седмицы рурги начнут проклевываться, надо поспешать на торжище.

— Дядько, а это чьи? — влез в разговор старших Парк. — Вдруг Ристар разорил кладку черного рурга? Ну того, про которого он рассказывал? Деревенские бают, что тот на рыбаков нападает. И мы сами обглоданные кости секача видели. Говорят, что это черный того кабаняку завалил.

— Не мои, — хохотнул Дьюи и тут же продолжил: — А так… интересный вопрос ты задал. Тут думать надоть. Чего не знаю, того не знаю, не видал я черного, а деревенским верить — себя не уважать. Со страху они такого тебе наплетут, гхм, никаких ушей не хватит, да и соврут — недорого возьмут.

— А у рыбаков у каждой рыбины глаза с кулак… — Сделав неопределенный жест ладонью, добавил Гирн, перекладывая добычу с руки на руку. — Я упоминал, что в дупле сидела золотая? Злющая тварина, насилу амулетом вытурили. Ристара, подлюга, добре когтями подрала. Не гоношись, не до смерти, только по лесу и скалам он пока не ходок. А вот Сторм получил изрядно от этой дряни. Чуть промедлили бы — и эта скотина перегрызла бы Сторму горло, кидалась, как оглашенная, магический пугач побоку. Так что Ристару пришлось прикончить тварину.

— Это ж надо! — присвистнул Дьюи. — Дожили, ранее мы не убивали рургов. Что, совсем никак?

— А что ему оставалось делать-то, если эта чертова тварь нипочем не хотела улетать. И амулеты ее не брали. Спугнули было поначалу, но она вернулась и давай драть Сторма. Тот от неожиданности даже несколько добытых ранее яиц выронил. Золотая развернула целое побоище из-за тройки яиц.

— М-да, сдается мне, не к добру вы ее прикончили, как бы нам потом боком не вышло…

— Дядько, а если все ж это гнездо было черного рурга? Подумай, вдруг золотая — его самка…

— Да что ж ты заладил: черный рург да черный рург! — остепенил племянника Дьюи. — Дался он тебе. Видно, рыбаки тебе все мозги выполоскали своими байками. Даже если так, что с того? Поздно кричать караул.

— Как что, дядько? Вряд ли ему это понравится.

— Да что он у тя такой пугливый? — хохотнул Гирн, косясь на Дьюи.

— Говорю ж, рыбаки все мозги выполоскали малому. Ух! — шикнул рыжий на племяша. — Ладно, одобряю, если сняться завтра, то мы до Империи успеем добраться. — Дьюи вернулся к первоначальной теме разговора, задумчиво почесал поджаренную маковку и скривился от боли.

— О чем я тебе битый час толкую, — дернул бородой командир. — Нет, ты гляди, совсем твари охамели, что они там за птичий базар устроили?

Аккуратно, со всей осторожностью уложив ценную добычу в короб и пересыпав яйцо прелой листвой, Гирн посмотрел на противоположный конец поляны, где зеленые и голубые рурги устроили драку.

— Куда?! Адовы отродья! Пшли вон! — донеслось из-за палаток.

Закружив карусель схватки, в которую втягивалось все больше и больше рургов, хитрые твари отвлекли внимание людей от пары больших корзин с прелой соломой и листвой, в которые гильдейцы успели переложить львиную часть добычи. К радости людей, главный приз хранился отдельно. Пока одни вовсю хлопали ушами, полтора десятка крылатых воров по-пластунски подкрались к объектам повышенного внимания, что остались без должного надзора. И все бы им удалось, но располосованный когтями золотой самки охотник смешал все карты группе освобождения «заложников». «Спецназ» цвета весенней листвы проглядел раненого человека, который, валяясь на куче свежескошенной травы в тени полотняного навеса, отходил от ратных трудов. Рурги успели разорить одну корзину. Добраться до второй мелким диверсантам не позволил активированный магический девайс с функцией отпугивания и нагона жути на крылатое воинство. Истошно заверещав, зеленые воришки встали на крыло, при этом не выпустив из лапок ни одного выкраденного яйца.

— Олухи, чего вылупились? — морщась от боли, рявкнул Ристар, а это именно он давил на амулет в благословенном теньке. — Шугайте их пугачами, бестолочи!

Дважды повторять не пришлось, ватажники тут же воспользовались советом и магической поддержкой, за пару секунд общими усилиями очистив поляну от многочисленных рургов, которых оказалось намного больше трех десятков. Несколько раз тренькнули короткие луки. Люди Гирна были доками не только по части добычи зверя, с опытными воинами в одеждах гильдии охотников редко кто решался скрестить меч или шпагу. Безбашенные наемники сразу становились тише, если во время веселой пирушки в харчевню вваливались охотники. Колющее и режущее у последних всегда было отменного качества, и науку умерщвления себе подобных они знали в совершенстве, ведь гильдии не привыкать получать заказ на специфическую охоту… За несколько ударов сердца Бак и Лор открыли крышки обшитых кожей тулов, подхватили луки — лес не так пуст, как хотелось бы некоторым, очень часто место хищников занимают разбойники различных мастей и привычка держать оружие под рукой не раз и не два доказывала ватажникам свою полезность, и принялись сокращать поголовье огнедышащих налетчиков. Двузубые наконечники стрел, предназначенные для пернатой дичи, одинаково хорошо ссаживали на землю и птиц, и крылатых ящериц. Шесть дракончиков, по три на каждого стрелка, истекая кровью, рухнули в траву и на деревья. Один из голубых малышей, зацепившись крыльями за развилку веток, словно распятый повис на дереве. Тонкий писк боли прервал боевой срезень,[15] располовинивший несчастного. Из мрака чащобы донесся рык, в котором в равных долях перемешались боль, ярость, ненависть и жажда крови. Бак и Лор моментально сменили цели и выпустили по паре стрел на звук. Уходя от поражения, крупная размытая тень юркнула под защиту широченного дуба.

— Терг, Мал, — тут же сориентировался командир, — вонючкой его и вспышкой. Бак, держи дуб на прицеле.

Охотники извлекли из поясных подсумков нечто круглое, размером с теннисные шарики. Синхронный взмах рук отправил шары в короткий полет. За мгновение до касания снарядами земли люди прикрыли глаза. Яркая вспышка ослепила нескольких рургов, скрывавшихся среди ветвей дуба, а сонный газ из второго заряда свалил их к подножию лесного великана. Того, кого рассчитывал поразить Гирн, за деревом не оказалось.

— Куда он делся? — спросил Парк, нервно оглядываясь вокруг.

— Кто ж его знает, — процедил Бак, резко оборачиваясь назад и выпуская стрелу в размытый контур в небе.

Мимо. Кто бы ни скрывался за магическим пологом, он успел нырнуть за палатки и сбить прицел. В воздухе сверкнула сталь. Метательный нож, вспоров толстую кожу костюма, глубоко застрял в левом бедре командира. Чертыхаясь и кляня на чем свет стоит всех демонов ада, Гирн упал на землю, тут же откатившись за ближайшее дерево.

— Демон его дери, где он? — рыкнул раненый командир, отползая в лаз между толстых корней.

— Не знаю, — ответил Лор. Жестом приказав напарникам замереть, он почти до самого уха оттянул тетиву с наложенной на ней стрелой. Глаза стрелка превратились в узенькие щели, а уши чутко реагировали на каждый звук. Надежды таким образом выследить невидимого противника не оправдались.

Второй и третий ножи прилетели совсем не с той стороны, откуда их ждали. По-детски всхлипнув, Бак выронил лук, схватился за пробитое горло и упал навзничь. Лор же сдавленно зашипел сквозь сжатые челюсти. В его правое плечо по самый кончик хвостового кольца, тихо хрустнув разрываемыми мышцами, вошел третий нож. Невидимый метатель обладал просто чудовищной силой. Отправив в неизвестность стрелу, впустую тренькнула тетива. Правая рука охотника онемела и перестала слушаться, повиснув плетью. Уронив лук, Лор попытался подцепить ушедший в плоть хвостовик. Струящаяся между пальцев густая темная кровь сделала железо скользким, грязные заскорузлые пальцы с обкусанными ногтями соскакивали.

Поудобней перехватив рукоять ножа, Дьюи отбросил отпугивающий рургов амулет в сторону. Рубин в центре колдовской цацки перестал светиться. Израсходовав весь заряд, амулет потерял свою ценность. Через несколько секунд погасли камни в серебряных «оладьях» Терга и Ристара. Со всех сторон послышалось хлопанье крыльев. Десятки рургов, отбросив терзавший их страх, спешили к поляне. Неведомая тварь, убившая Бака, сбросила маскировку. Перед глазами охотников предстал здоровенный рург, черный, как душа последнего висельника. На людей напали страх и слабость. Раскрыв пасть, крылатый убийца выпустил тридцатиметровый язык пламени, одним махом спалив палатки и навес. Чудом было то, что огонь не тронул короба и корзины. Цветной шар, сорвавшийся с правой лапы чешуйчатого великана, убил всех лошадей, привязанных к коновязи.

— Черный… — прошептал Ристар, — он пришел за нашими жизнями.

— Отдайте ему яйца, и он уйдет, — в отчаянии крикнул Парк.

— Не уйдет, — спокойным голосом, будто ничего не происходит, сказал дядька рыжика. — Я бы на его месте не ушел.

Десятки, если не сотни рургов, среди которых оказалось полно разъяренных самок, окружили охотников…

Подстегнутые утробным рыком, крылатые демоны всей толпой навалились на ватажников. Подлетая к людям саженей с трех, они слаженно выдохнули длинные языки пламени, вынудив ватажников закрыть глаза и отвернуться, пытаясь защитить лица руками и капюшонами кожаных костюмов. Ужасный огонь бушевал несколько секунд, но не мог причинить особого вреда заговоренным одеждам. Охотников погребла под собой живая лавина. На каждого человека насело по пять-шесть довольно крупных противников весом до восьми килограмм. Ни один из охотников не устоял. Когда в тебя врезается несколько чешуйчатых живых торпед, немудрено поцеловать землицу мордой или задом. Рурги облепили атакуемых, вцепившись острыми зубами в руки и ноги, став кандалами и неподъемными гирями. Несколько прытких летунов повисли на шеях ватажников, чувствительно прикусив кадыки и места, где проходят сонные артерии. До жертв атаки мигом дошло: стоит рургам сделать пару или тройку быстрых движений челюстями, и жизнь вытечет из охотников вместе с кровью, которая брызнет из перекушенных артерий. Но что-то останавливало тварей от окончательной расправы над деморализованными охотниками, которых задавило внезапно превращение из хищника в дичь. Не что-то, а кто-то…

Гирн — единственный, кого твари показательно игнорировали, занимался раненой конечностью. Здраво рассудив: раз его не тронули, то он им зачем-то нужен, охотник не дергался понапрасну. Помочь своим командир не мог, весь вид дышащих через раз, распластанных на земле друзей говорил, что бывшая добыча цепко держит охотников, а раз нет возможности пособить товарищам, то неплохо бы заняться собой. Прикусив нижнюю губу, командир быстро перетянул ногу ремнем, после чего извлек из бедра металл. Сунув узкое лезвие метательного ножа в рукав (оружие лишним не бывает), Гирн, кряхтя, встал на колено, нос к носу столкнувшись с выросшим перед ним будто из-под земли здоровенным черным рургом. Передняя левая лапа твари метнулась к рукаву охотника, куда недавно был спрятан окровавленный инструмент убийства. Горящий на кончике зубастой морды огонек, готовый в любой момент превратиться в двадцатиметровый язык адского пламени, без слов предупреждал об опасности лишних телодвижений. Затем, охлопав замершего пленника, крылатый монстр ловко, будто каждый день тренировал искусство обыска, избавил того от кривого засапожника и широкого кинжала, спрятанного в специальных ножнах на спине между лопаток. Гирну оставалось беспомощно материться про себя, скрипеть зубами от досады и с удивлением разглядывать чешуйчатого пленителя.

За тридцать шесть лет работы в гильдии, куда Гирн вступил еще совсем сопливым пацаном, он насмотрелся всякого, но ни разу старому, хлебнувшему лиха ватажнику не встречались дикие звери, опоясанные перевязями, грубо подогнанными под метательные ножи, топорик и короткий меч. Ножны под топорик и клинок крепились на перекрещивающихся ремнях вокруг тела. Крепеж совершенно не мешал полету и не сковывал крылья. Короткий кожаный ремень с кармашками под метательные ножи цеплялся к главной портупее медными карабинами, располагаясь наискосок на широкой груди могучего создания. Патронташ с ножами закреплял в единый ансамбль верхнеплечевой и подкрылочные ремни.

Бросив на рурга еще один взгляд из-под насупленных кустистых бровей, охотник пришел к неожиданному для себя выводу: толстая кожа ремней и оружие, ножны которого прилегали к телу хищной скотины, играли роль дополнительной брони и защиты от стрел. Отдельного внимания удостоился кинжал на левом предплечье твари, опытный взгляд не мог не признать оружие профессионального охотника.

Оторвавшись от разглядывания амуниции, Гирн оценил похожие на человеческие передние лапы. Командиру пришла в голову шальная мысль, что гибкие пальцы, закрытые черной наборной перчаткой из чешуек, сверкавших антрацитовым блеском, не могут принадлежать неразумной твари. Такие ловкие руки могут быть только у мастерового, а не у скотины бессловесной.

Какой бы смертельной ни была угроза, но меркантильный интерес спрятанного глубоко в душе торговца вылез наружу. Рург был сказочно хорош, за такого имперский зверинец отвалил бы золота по весу твари. Затраты окупятся на одних показах за какой-то месяц. Красивый экземпляр — больше метра в холке и три с половиной в длину от кончика носа до кончика хвоста. Перекатывающиеся бугры сильных мышц под наборной кольчугой чешуи и четко очерченных пластин, закрывавших широкую грудь, откуда подогнанная природой естественная броня переходила на шею. От кончика хвоста до головы вдоль всей спины и шеи тянулись полированные шишаки гребня, шишки намного меньшего размера в три ряда вправо и влево от позвоночника усиливали защиту спины.

Взгляд охотника перетекал с лап на крылья, с крыльев на шею, оттуда медленно всплыл к голове, увенчанной парой прямых рогов, направленных назад, потом коснулся жемчужных зубов в приоткрытой пасти, проводил в небо струйки дыма из ноздрей и неожиданно споткнулся на разуме, которым светились глазищи с узкими вертикальными зрачками. Между пальцев передней лапы зверюги мелькнул небольшой серый шар размером с земляной орех. Призрачный шарик в одно мгновение превратился в тонкий луч, который протянулся от когтистой кисти до лба ватажника. Внезапно осознав, что тварь напротив обладает разумом, Гирн икнул. Страх густым леденящим утренним туманом проник в душу охотника. Вымораживающий страх пробежал на спине, сковав осенней изморозью лопатки. Бывалого охотника испугала бездна, царящая в глубине зрачков рурга. Тьма тут же выпрыгнула из омутов, в которые превратились глаза разумного монстра. Как ни сопротивлялся командир, чужая воля оказалась сильнее. Рург, не особо церемонясь, сносил барьеры в чужом разуме, игнорируя естественные защитные стены рассудка двуногой жертвы. Ментальный удар пробил их, словно дикий тур, пробивающий плетень из ивовых прутьев. Гирн застонал, одежда на его спине прилипла к телу, а лоб покрылся бисеринками пота. Воздуха не хватало, стало трудно дышать. Задыхаясь, охотник схватился за горло, ослабил шнурок, стягивающий ворот костюма. Не помогло. Спустя несколько секунд его легкие горели огнем. Ломая все представления об окружающем мире, в голове мелькали различные картины, транслируемые чужим разумом. Силы быстро покидали бывалого охотника. Захрипев, он перестал хвататься за горло, уперся в землю руками, вздрогнул всем телом и повалился на бок.

Выпустив из ноздрей густую струйку дыма, рург коротко рыкнул в сумрак леса. Густые заросли исторгли стаю самок, которые мигом разобрали яйца из второй корзины. Вопреки ожиданиям охотников, рурги не толпились, а подходили к корзине в порядке живой очереди, безошибочно определяя, где чье яйцо. Они действовали со сноровкой бывалых гвардейцев, потрошащих трофеи во взятом на копье вражеском городе. Над замершими охотниками промелькнул силуэт крупной самки. Приземлившись с краю поляны и что-то прочирикав грозному самцу, она проковыляла к сгоревшим палаткам. С легкостью отыскала свою цель, забрала два пятнистых яйца и хотела было удалиться, но ее взгляд задержался на перевернутом набок коробе с главной добычей. Самка осторожно выкатила яйца и посмотрела на черного могучего самца. Тот одобрительно кивнул в ответ. Самка недоверчиво обнюхала каждое, словно проверяя, не подменили ли их нехорошие людишки. Затем еще раз посмотрела на громадину, в который раз кивнувшую ей. Удовлетворившись плодами ревизии, самка зажала одно яйцо в пасти, а четыре других плотно прижала с себе передними лапами. Опираясь на мощный хвост, она привстала на задних конечностях и взлетела.

Только люди могут бросить на произвол судьбы ребенка, причем не только чужого, но и своего. И родителям несчастного будет все равно, что с ним, как он, выжил ли или его собаки обглодали. А рурги очень трепетно относятся к потомству, пусть и чужому. Никогда самка не оставит замеченное ею осиротевшее чужое гнездо. Самки практически всегда знают, где поблизости находятся кладки соседей. И периодически заглядывают друг к другу «на огонек», мало ли что. Вот такие тварюшки.

Часто своих подруг подменяют самцы, дамам ведь тоже требуется справить естественные надобности и размять крылья. Это один я грубо манкировал своими обязанностями, изредка снабжая золотую свежиной. Но и одни самки не пропадают, завалив кладку теплой прелой листвой, они без ущерба для потомства на пару часов вылетают на охоту.

Виновник беды, обрушившейся на охотников, подобрав с земли короткое копье, навис над людьми. Тяжелый взор смертоносной твари перебегал с одного лица на другое, словно рург про себя мучительно решал, жить или умереть им сегодня вечером. Хвостатый убийца, поигрывая оружием возмездия, развлекался на полную катушку. От резких ударов и скрипа входящей в землю стали люди непроизвольно дергались. Почувствовав движение, висящие на конечностях и шеях взалкавшие крови мелкие сородичи вожака крылатой стаи крепче сжимали челюсти, заставляя охотников замирать. Дрейфуя от одного ватажника к другому, рург смешно подпрыгивал на трех лапах. Вот только пленники не смеялись, завороженно провожая глазами смертоносное жало копья. Короткая сулица словно живая крутилась в когтистой ладони, выписывая замысловатые кренделя.

Зубастая сволочь остановилась у самого молодого из пленников. Парк, пригвожденный к земле пронзительным взглядом, опасался лишний раз вздохнуть, со всей ясностью и горечью понимая, что его жизнь, как и жизнь остальных, принадлежит этому адскому отродью. Парень до дрожи в коленях страшился умереть, еще больше он боялся показать свой страх товарищам. Как Парк ни крепился, предательские слезы все равно прочертили мокрые дорожки на грязных щеках новика.

— Ну, тварь, на меня смотри! Оставь мальчишку, отойди от него. Убей лучше меня! Чего встал, буркалы выпучил?! Ты ведь меня понимаешь… я вижу, — прохрипел Лор, морщась от впившихся в шею клыков. — Ты…

Утробно рыкнув, рург одним взглядом заткнул защитника малолетних и на несколько шагов отступил от Парка. Парнишка облегченно выдохнул, чтобы в следующий миг зайтись в беззвучном крике.

Описав дугу, сулица с хрустом пробила сердце храброго стрелка, заступившегося за молодого напарника, и глубоко вошла в землю.

— Нет! — разрывался Парк, глотая соленые слезы.

Удивленно распахнув глаза, Лор по-детски пискнул, несколько раз вздрогнул всем телом и навсегда затих. Цветастая острозубая мелочь, сдерживавшая людей, разом снялась с места. Вскоре о рургах напоминали только свежие ранки на шеях, руках и ногах. Обдав ошарашенных ватажников ураганным порывом ветра, поднятого громадными веерами крыльев, вожак улетел вслед за мелочью.

— Я найду тебя! — вскочив на ноги, прокричал Парк вслед. — Сниму шкуру и сделаю из нее бубен! Я отомщу, клянусь…

— Никто никого искать не будет. Никакой мести, усекли? — перевернувшись на спину, Гирн смотрел в небо кроваво-красным взглядом вампира. Из-за лопнувших капилляров глаза командира теперь придавали ему сходство с героями мистических страшилок.

— Гирн, ты… — откашлявшись и растерев горло, начал Ристар, но что хотел сказать раненый охотник, осталось неизвестным.

— Нет, я сказал, — перебив напарника, голосом мертвеца прошипел Гирн. — Иначе ни один из нас из лесу не выйдет. Помолчите! — подняв вверх руку, продолжил командир. Он по-прежнему лежал на земле, продолжая разглядывать небо и плывущие по небу облака. — Кончилась наша вольница, братцы. У здешних утесов появился хозяин, ему не по нутру, чем мы тут занимались. Придется нам, братове, искать счастья в другом месте.

— Дядько Гирн, а как же Бак и Лор? — От вселенской несправедливости у Парка задрожала нижняя губа.

— Рург взял жизнью за жизнь, — вместо атамана ответил Дьюи. — Гирн, что он тебе сказал?

Рыжий охотник первым догадался о смысле немой пантомимы, разыгранной командиром и вожаком рургов.

— Показал. — Сухой как колотушка язык скользнул по растрескавшимся губам. — Прошлое, настоящее, будущее и наше место в нем, если мы ослушаемся доброго совета забыть то, что здесь стряслось, и примемся мстить или, не дай Пресветлая, приведем другие ватаги. Кха-кха, — внезапный смех больше всего напоминал чахоточный кашель. — Ристар, как ты думаешь, может ли один рург обложить несколько деревень данью?

— Что ты хочешь сказать? — Ристар пересел ближе к командиру, упершись затылком в теплую кору дерева.

— Не я — он. Он не один и кладка не единственная. Как сказал рург, черные давно живут на побережье и никого до поры до времени не трогали, пока мы не разорили их гнездовья. Да-да, вы можете сказать, что мы не первый год промышляем в этих лесах, но разве мы хоть раз заходили за уступы? Ни разу. Я скажу вам, что у меня нет ни единого желания нарушать табу, наложенное рургом.

— Быстро же ты сдался! Ты эту тварь еще под хвост поцелуй, ты… Ай! — выкрикнул Парк и покатился по земле от мощной оплеухи.

— Молчи, щенок, и слушай старших, пока тебя не прирезали! — Над рыжиком, потирая кулачище, навис родной дядька.

— Дьюи, он у тебя по жизни дурак или ему рурги успели все мозги через нос высосать? Он там ничем таким с ящерицами не занимался? — опасно сверкнув кровавыми глазами, спросил Гирн. — Держи парнишку в узде, хорошо? Иначе, боюсь, одними вожжами дело не ограничится. Ладно, я все же снизойду до разжевывания и укажу на то, что он, в силу молодости, проворонил. Вы засекли, как действовала мелочь? Как одна команда! Они поголовно повиновались черному. Теперь помыслите, сколько в окружающих лесах диких рургов. Ну, вообразили, подсчитали? А теперь — вишенка на кремовое пирожное в заведении мадам Пур. Все они слушаются черных! Это жуткая сила. Так оно или нет, не знаю, но я не собираюсь проверять сие на собственной шкуре и вам не советую. Ибо костей не соберем! Ладно, братцы, хорош лясы точить, нам еще Лора и Бака надо похоронить по-человечески и лагерь свернуть. Точнее, то, что осталось, собрать. С утра выступаем… И, братцы, Пресветлой прошу, держите языки за зубами.

Ранним утром следующего дня, взвалив на спину тяжелый рюкзак, Дьюи бросил прощальный взгляд на выжженное пятно погребального костра и поляну, ставшую местом упокоения старых друзей. Охотники уходили молча, в полной тишине, каждый из них размышлял о вчерашнем. Разглядывая затылки ватажников, Дьюи думал, что вчера черный рург сломил охотников.

ЭЙСА ШЕСТАЯ,

в которой говорится, что ложь бывает и во спасение

По горам, по долам. Нынче здесь, завтра там! Признаюсь со всей ответственностью и склоняю голову перед сермяжной правдой грифа из известного советского мультфильма, с широких экранов заявившего, что лучше день потерять, зато потом за пять минут долететь. Эх, отвык я ходить ножками, отвык. Все больше крыльями работал, поглядывая на пешеходов и четвероногий транспорт с высоты птичьего полета. А что касаемо грифа, упомянутого выше, то десять минут полета приравнивались половине дневного перехода. Проверено на себе. Другие мнения не принимаются. Страусов не спросили…

Я вот понять не могу, как девчонки в прошлый раз умудрились добраться до моего урочища и ни разу не взвизгнуть от усталости? Зато сегодня они отыгрывались на бедном рурге за все прошлые и будущие страдания, отсыпая ему жалобы полной мерой. Что интересно, в ментальном плане эти кровопийцы и мелкие мерзавки не испытывают к вольному (да-да, я уже каюсь и бью челом всем богам, чтобы они избавили меня от этих язв во плоти) проводнику ни капли жалости и сострадания. Себя и друг дружку жалеют, а на черную «ящерицу» во главе каравана — ноль внимания. А у меня и лапы ломит, и хвост отваливается. Отмахать на своих четыре по землице пятнадцать верст — это вам не комару на солнце чихнуть, тут думать надо! Хотя чего думать? Сейчас бы в тенек, под кустиком сховаться и поспать бы часиков надцать. В конце концов, в приличных странах люди не забывают о послеобеденной сиесте. Чем я хуже? Хотите сказать — то люди, а я на человека ни разу не похож? Злые вы, уйду я от вас, главное — определиться с направлением, куда топать.

Когда от девчонок за спиной потянуло нехилой жаждой убийства, причем в роли жертвы выступал ваш покорный слуга, мне пришла в голову замечательная со всех сторон мысль. Следуя за загоревшейся в мозгах лампочкой, я объявил привал на час. Все, аллее капут! Опять недовольны. Чего вам, кровопийцы? Часу не хватит? Соскочившие с седел юные мегеры готовы были погрязнуть во грехе рургоубийства, расчленив одного крылатого индивида на сотню его мелких сородичей. Делать нечего, под давлением обстоятельств и угрозы убийства время привала увеличилось в два раза.

Минут пять Ириста со сморщенным как печеное яблоко лицом ходила по поляне у горного ручья, массируя руками ягодицы. Она явно впервые в жизни провела полдня в седле и теперь страдальчески растирала очаровательную пятую точку. Бросив в мою сторону злобный взгляд, она осторожно провела рукой по внутренней части бедер. Печеное яблоко сменилось кислой физиономией, которая вместо юной наездницы без всяких слов сказала, что одними ягодицами не обошлось.

В отличие от старшей товарки Лилина дневной переход перенесла намного легче, сказывался опыт верховой езды, причем никак не в женском седле. Лири ничего не сказала, от малышки тянуло чувством голода.

Взяв на себя функции главного кашевара, я приказал старшей даме расслабить подпруги у лошадей и снять с заводных кобылок поклажу, в ответ получив нечитаемый взгляд. Нечитаемый потому, что в нем было намешано столько… За неделю не разобрать. По крайней мере, моя эмпатия выбросила белый флаг и попросила хозяина больше так не делать. Пришлось глушить чувства из-за громадной вероятности заработать сенситивный шок.

Лилина отправилась за водой, а потом ей предстояло отработать наряд на кухне, выражавшийся в чистке местного заменителя картошки. Сложенный шалашиком сушняк весело заполыхал от одного моего плевка, и в котел посыпались порезанное мелкими кусками копченое мясо и дробленый и заранее отваренный горох. Из погребца была извлечена и нашинкована зелень, потом в кипящее варево добавили соль. К середине процесса туда же отправился последний ингредиент — местный картофель, очищенный и отмытый моей бывшей хозяйкой. Через десять минут над поляной поплыл обалденный аромат супа с копченостями, а на примятую траву потекла слюна, капающая изо ртов голодных девчат. Дошло до того, что мелкий торнадо, воплотившийся в образе малышки Лири, схватился за ложку и не отводил от котла голодных глаз. Однако вот что животворящие свежий воздух и пятичасовая прогулка делают!

А я в прошлой жизни вечно не знал, как и чем дочек накормить. Учту на будущее, вдруг пригодится. Всего-навсего вытряхнуть на улицу и гонять до седьмого пота. Аппетит после этого зверский. Вон как трескают, за уши не оттянешь, и малышка Лири ни в чем не уступает старшему поколению. Поняв, что супа мне не видать, как тех органов, за которые я собрался оттягивать дам от котелка, ваш покорный слуга разорил погребец, избавив холодильное нутро от пары килограммов отборного окорока. Перекусив, чем крестьяне послали, я плюхнулся в густую тень, отбрасываемую кроной дерева с листьями, похожими на кленовые. Девчонки правильно интерпретировали незримые плакаты «Не кантовать» и «С горки не спускать». Они решили, что неплохо будет последовать примеру черного рурга. Вскоре до моих слуховых отверстий донеслось тихое посапывание в шесть дырочек. Лилина прикорнула на снятых с заводных лошадей баулах, а Ириста и Лири в обнимочку дремали на запасной попоне, расстеленной в тени под вторым «кленом». Эй! А кто лошадей кормить и поить будет?! Сами поели, а транспорт не обихожен и не заправлен. Растолкав Лилину и указав ей на четвероногих скакунов, я, провожаемый братом-близнецом взгляда, которым меня наградила Ириста менее часа назад, смылся с поляны. А что я? Я ничего! Нет, лошади меня не пугаются, привыкли уже, но очень не любят. Параноидальные создания — вечно подозревают меня в гастрономических интересах (ну да, некто иногда не прочь закусить свежиной), поэтому при общении со мной савраски норовят либо куснуть, либо приголубить копытом. А последнее подковано. И бьют они больно, мешки овсяные.

Одарив «небесного агнца» (это обо мне, если вы не поняли) парой ругательных выражений, от которых покраснели бы и портовые грузчики, любящие крепкое словцо, Лилина принялась за работу. Вскоре уморенные лошадки повеселели, всем видом показывая полную готовность к продолжению пути, но я решил немного продлить время привала. Тридцать минут особой погоды не сделают, в любом случае и при любых обстоятельствах нам придется ночевать в лесу. К людям мы выйдем не раньше завтрашнего полудня. Всему виной — невысокий перевал, обойти который нет никакой возможности, а перед перевалом — пара сопок. Такие вот пироги с котятами. Вдоль берега лететь до жилья минут десять, от силы — пятнадцать, жаль, скалы непроходимы для лошадей, да и не всякий человек возьмется их штурмовать. Это в прежнем мире альпинизм и скалолазание входят в перечень развлечений, а тут дураков тратить время и деньги на всякую ерунду днем с огнем не сыщешь. Есть поважнее дела.

Положенное время закончилось. Растормошив кемарящих девчонок, я помог им увязать баулы и, чтобы не видеть и не ощущать весь спектр чувств страдающей из-за содранной кожи Иристы, снова выдвинулся в авангард, периодически взлетая над лесом и проводя воздушную разведку. Два часа — поход нормальный, никаких… Вот ты черт, накаркал. Метрах в трехстах впереди, где натоптанная тропа спускалась в узкий лог между сопок, затрещали сороки. Чему вы удивляетесь? Обычные сороки, ничем не отличающиеся от земных родственниц, водились и здесь, криком и треском предупреждая обитателей чащобы об опасности. Что-то или кто-то там есть. Носом тянуть бесполезно, ветер дует в другую сторону. Взлететь посмотреть? Вот когда начинаешь жалеть, что разогнал крылатую свиту самим добывать хлеб насущный. Мелкие, слопав объедки и последнюю рыбину, не насытились. Я отправил их деревню, совсем не подумав о том, что остаюсь без глаз и разведки. Зная вассалов, можно быть уверенным, что девяносто восемь процентов из них устроились сейчас где-нибудь в укромном месте и переваривают съеденное, а два процента доедают оставшееся. Вопрос: лететь, не лететь? Не факт, что за это время на девчонок никто не нападет. Боязно оставлять их одних, сам-то я отобьюсь от любого местного хищника, прошло то время, когда мелкий рург шкерился в дуплах и под корягами, теперь уже от меня спасаются в укромных норах и пещерах. У-у-у, я крут! Иногда, местами…

Взлететь я не успел. Гости, если можно так сказать, сами заглянули на огонек. Глядя на прибывших, я не мог не вспомнить Редьярда Киплинга и его бессмертную «Книгу джунглей». Да-да, там, где про полчища диких рыжих собак и про славную, но последнюю для кого-то охоту. Из кустов на дорогу выскочили рыжие псы, описанные в знаменитой книге, — рыжая, с подпалинами шерсть, короткие толстые лапы, широкая грудь, тяжелые челюсти, которыми хорошо дробить и грызть кости, тупые, будто обрубленные морды. Порыкивающая стая голов в двадцать перегородила дорогу, темные тени притаившихся в засаде особей мелькали в кустах справа и слева. Лошади под перепуганными наездницами испуганно храпели и нервно переступали ногами. Девчонки побледнели. Лилина судорожно крутила головой и пыталась зажечь огонь в руке. Ириста, приготовившись защищаться, одной рукой распустила кожаный хлыст с металлическим шариком на конце, второй прижала к себе Лири. А мелкая, наоборот, обрадовалась:

— Гав-гав! Собачки!

А то мы не видим! Стая — это серьезно. Осторожно ступая, вперед вышел вожак — здоровенный кобель с полосой ярко-красной шерсти вдоль позвоночника. Вид псины впечатлял: килограммов пятьдесят живого веса и затаенной мощи. Остальные псы подтянулись за скалящим клыки вожаком, давая ему право первого прыжка и первой крови, но пес не спешил атаковать. Видимо, не только сила позволила ему занять вершину иерархической пирамиды в лающем сообществе. Какой-то ум у псинки присутствовал, и неизвестный фактор (а именно — мое присутствие), который никак не укладывался в определенные рамки, заставлял охотника осторожничать и нервно поджимать хвост. Но, подпираемый стаей и боясь потерять заработанный в схватках за власть авторитет, вожак сделал шаг, другой, поджал задние лапы и… нарвался на мой рык.

Говорить я не могу, но рычать — вполне. Тяжелый, густой, громогласный рев вышедшего на тропу войны хищника разнесся над лесом. Рык, приправленный замораживающим шипением, усиленный высокими и низкими частотами, заставил лошадей испуганно заржать и присесть на задние ноги. Они бы ломанулись через подлесок, но рыжие спины позади и с боков отрезали пути к отступлению. От низких горловых вибраций шерсть на загривках собак встала дыбом, в ментальном плане от них потянуло неуверенностью пополам со страхом. Вожак наглядно показал, что не зря считался самым сильным и умным. Сообразив, что главное в их деле сегодня — это вовремя унести лапы и что добыча им не по зубам, пес прыгнул… в сторону. Замешкавшихся членов стаи смел тридцатиметровый язык пламени. Жалобный вой погибающих рыжиков многократно перекрыл эхо моего рыка и заставил леденеть кровь в жилах не только у поджавшей хвосты своры. Хорошо хоть Ириста успела закрыть глаза малышке и та не видела катающиеся по земле горящие факелы. Взлетев над дорогой, черный штурмовик накрыл напалмом еще пяток сидевших в засаде особей. В хоре воющих добавилось голосов. Выжившие, число которых моментально уменьшилось, бросились врассыпную. Первым удирал вожак. Как я его понимаю. Не до жиру, быть бы живу! Петляет между деревьями, не подпалишь, опытный, собака… Ладно, пусть живет.

Ура! Чистая победа!

Положительным моментом в застигшем нас бедламе были привычные к крови лошади. Что охотники, что наемники приучали скакунов не бояться звуков битвы и запаха крови. Боюсь представить картину с перепуганными и понесшими скакунами. Как их останавливать? Варианты, конечно, имеются, куда без них, но все они завязаны на меня красивого, встающего на пути хрипящих лошадок и рычащего на них. Какие в этом случае будут последствия и что из этого выйдет? Наверняка ничего хорошего, переломанными шеями девчонки бы не отделались.

Ладно, проехали! Хорошо, что все хорошо закончилось. Топаем дальше.

По долинам и по взгорьям… Ну, в общем, шли мы вперед, чтобы с боем взять селенье — человеческий оплот. Не, это я не подумавши загнул. С боем, эк хватанул. Лавров великого полководца захотелось? Уж коли назвался государем-анператором, то и армия должна быть. Почесав когтем на крыле рогатую маковку, я призадумался, как будем «брать» Тумру — с боем али без? Можно и с боем: пройтись пару раз над торжищем и домами, выпуская пламя из пасти и дым из-под хвоста — эдакий «Су-25», «Грач», на реактивной тяге с гороховым приводом. И дело в шляпе. Запуганный люд и полное подчинение обеспечены. Только, боюсь, после штурмового прохода брать в бывшей деревне будет нечего, да и не останется там никого. Зато в ближайших лесах жителей прибавится, лови их потом по буеракам. Почесав между рогов еще раз, я пришел к выводу, что идея, в целом, неплоха, но не шибко результативная.

Поняв, что кнут не наш выбор, я обратил свой взор к прянику. Что мы имеем с этой стороны? А имеем мы золото, каменья и драгоценности. Каким образом богатство сменило хозяев, просим историю умолчать, но опыт царя Филиппа — папаши Александра Македонского, пригодится его далеким последователям. Или потомкам? Или все же последователям? А, не существенно. Важно другое: одноглазый дядька на практике убедился в справедливости тезиса, что ишак с переметными сумами, набитыми золотом, берет города быстрее армий с осаждающими орудиями наперевес. Поэтому тихо-мирно встаем на постой, нанимаем кораблик и сопровождение, соответствующее статусу Иристы, и отправляем судно к родителям юной аристократки. Затем, купив провиант… нет, принципиально ничего покупать не буду. «Крыша» я или так, погулять вышел? Поросячий хвост на веревочке? Репутацию и авторитет терять мне заказано. Какой выход?

Я скосил левый глаз, поглядывая на девчонок. Выход следующий — действуем и ведем себя с наглостью и грацией тяжелого танка, выкатившегося против пехоты с тремя трехлинейками. Заповедь о том, что наглость есть второе счастье, в сложившихся обстоятельствах актуальна как никогда. Ни один разумный не ждет от рурга повадок лорда с хвостом из десятков благородных предков. Так-так… Выпустив когти и оставив на тропе глубокие рытвины, я задумался о том, как представить Лилине свои аргументы таким образом, чтобы на них не возникло возражений. Парочка «девочка и ручной рург», конечно, неплохо смотрится, не шокирует нежную и ранимую психику простых пейзан и отдает натуральностью, но в бочке меда не обошлось без ложки дегтя. Засветился я, господа-товарищи, по-конски. Ручную собачку изображать не получится, тем паче, мою морду накрепко запомнило большинство окрестных рыбаков. Будем корчить из себя зверюгу дикую, но жутко «вумную», царюку всех зверюг! Что скажете, хорошо я придумал? То-то, где наша не пропадала! Не такое переживали, и еще переживем! Первый раз, что ли? Эх, не кочегары мы, да и не плотники вроде как…

Мысленно напевая старые песни, я быстро перебирал лапами. Солнце лениво клонилось к западу, чиркая крутым боком по макушкам растущих на сопках деревьев. День повернул на закат, дальнейший путь протекал без приключений. Если не считать комаров, оводов и прочих кровососущих тварей, то бескровно. Единственным темным пятном, незримым роком нависавшим над несчастным рургом, служил нескончаемый треп Иристы и Лилины. После моего показательного выступления перед наглыми бродячими дворняжками юных леди прорвало почесать языки. Оно и понятно — секс, водка и чужое ухо, в которое вливается словесный поток, сопровождающий снятие нервного напряжения, являются лучшими лекарствами от стресса. Но не рядом со мной! Боже, когда они заткнутся? Постоянный гул укреплению конкретно моих нервов не способствует ни с какого боку. Никак. Сплюнув, отчего куст у тропинки моментально почернел и скукожился, я в очередной раз разорвал дистанцию, отбежав вперед. Пять минут тишины закончились, когда дамы заметили, что отстали, и немного пришпорили лошадей. Слава Всевышнему и Пресветлой, девчонки успели выплеснуть из себя наболевшее, поэтому дальше дорога протекала спокойней.

Пора выбирать место для ночлега. Одна радость — проблем с этим быть не должно: вернулась отъевшаяся и отоспавшаяся разведка. Получив задание, свита мигом занялась общественно полезным трудом. Зеленая и голубая мелочь, в дополнение к обеду подкрепившись «шашлыками» из рыжих псов, лениво парила вверху. Некоторые быстрокрылые особи, держась в авангарде, разнюхивали обстановку под кронами деревьев. Что первые, что вторые периодически подлетали к «большому и страшному», сбрасывая ему картинки, запечатленные с высоты птичьего полета, и виды леса. Парящая разведка, следуя моему заданию, давно подобрала симпатичную полянку у родника, бьющего из-под нагромождения плоских камней — ледниковых останцев. К будущему привалу, с двух сторон зажатому здоровенными валунами, которые остались после древнего ледника, слизавшего верхушки сопок, держал путь наш отряд. Поворот, подъем, пологий спуск — пришли.

«Привал! Заночуем здесь, — послал я сообщение дамам. — Я за свежиной и дровами (как оказалось, мелкие выследили косуль в полукилометре от стана), а вы позаботьтесь о лошадях».

— Скайлс, — подложив под голову скатку, Лилина повернулась ко мне, — а что за мелодию ты насвистывал днем?

Накрыв одеялом самую младшую путешественницу, которая давно спала без задних ног, умильно прикусив костяшку большого пальца правой ручонки, Ириста присоединилась к подруге… Да, наверно, к подруге. Девчонки незаметно для себя стерли мнимую сословную преграду и перешли на «ты», если так можно выразиться. Тем паче, обе принадлежали к высшей знати (хотя Ириста этого и не знала), и младшенькая имела все шансы взобраться еще на несколько ступенек по иерархической лестнице. Хотя шансы навсегда покинуть аристократическое общество, отправившись в мир иной, у Лилины не меньшие.

«Мелодию?»

Некультурно отвечать вопросом на вопрос, не в Одессе, однако, но в данном случае мне потребовалось привести мысли в порядок, а для этого было необходимо немного потянуть время.

Что поделать, голосовые связки черных рургов плохо приспособлены для копирования человеческой речи, зато они выдают богатую гамму звуков с низкими и высокими частотами. Свист и даже рычание при должном старании у меня выходят замечательно, с сотнями тонов и модуляций. Не ошибусь, если окажется верной гипотеза, что речь разумных драконов южного континента состоит из свистов и порыкиваний. Проверено, я могу улавливать ультразвук. Дельфин сухопутный, понимаешь.

— Пам-пам-пам, па-парам, пам-пам-пам, — напела Лилина.

«Имперский марш», — брякнул я, и только потом сообразил, что именно ляпнул в визуальном образе. Думай, голова, как теперь аккуратно преподнести мелодию из «Звездных войн».

— Имперский? — выгнула бровь Лилина, на всю поляну полыхнув любопытством. Эмоциональный костер-близнец протянул языки пламени от Иристы. Все, теперь не отвяжутся.

Ну кто их учил задавать вопросы синхронно? Аж в ушах зазвенело от стереоэффекта. Голос-то зачем повышать, я вас и так прекрасно слышу. Да и эмоции на лице написаны. У дамочек брови согнутыми коромыслами полезли вверх, а глаза заставили бы обзавидоваться любую сову.

— Скайлс, ты, видно, путаешь, в Империи нет такого марша, — сказала Ириста, закидывая удочку и пытаясь вызвать меня на откровенность. — Мы в гимназии на музицировании проходили обязательную программу, в ней не упоминалось мелодий с похожим звучанием.

Когда-нибудь я просто обязан был проколоться. Если не придумать исчерпывающего объяснения или хорошей отмазки, вопросы посыплются один за другим и превратятся в горную лавину, где меня вновь подловят на несоответствии. Империя и дикий рург, где связь? Юные дамы вращаются в аристократических кругах, в коих любое оброненное слово привыкли препарировать чуть ли не под микроскопом. Не уверен, точнее — уверен, тайны черного рурга хранить они не будут, а, проболтавшись, Ириста и Лилина привлекут ко мне интерес высшего общества. Быстро придумываем причину и следствие. И тут мне пришли на ум слова Йозефа Геббельса (чтоб ему!), говорившего, что чем наглее ложь, тем скорее в нее поверят. Тем более мне надо поработать над легендой своей разумности и успеть отшлифовать ее. Вывод: врать и не краснеть, подавая отпетую клюкву в обертке из жареной правды.

«В древней империи был».

Хм, только что я потянул ниточку в такие дебри, от которых самому становится страшно. Осторожней со словами, Скайлс. Или как там тебя еще? Орлангур Черный? Девчонки ведь только внешне изображают недалеких дурочек, а на деле дадут фору самым прожженным волчицам. Глупые и наивные в той клоаке, которую называют высшим обществом, не выживают, а я совершаю ошибку, суя коготь в пасть зубастых хищников. Не хотелось бы на собственной шкуре проверять практическую составляющую поговорки об увязшем коготке и пропавшей птичке. Если я хочу уйти в сторону, мне стоит включить дурака, мягко съехав с темы. Но, как я понимаю, уже поздно. Все мои прошлые действия острым ножом зарежут игру в тупую скотину. Ни девчонки, ни самые недалекие рыбаки не поверят в новый образ. Что ж, раз выпал шанс разрисовать картину мира новыми красками и наполнить ее запоминающимися образами, воспользуемся этим на всю катушку. Обдумав фигуру «кирпичика», укладываемого в фундамент истории рургов, я выбрал тип подачи материала, заинтересовавшего девчонок.

Мне почему-то вспомнился прошлый мир и те потоки лжи, которые лились на людей со всех сторон: телевидение, пресса, радио и прочие средства массовой информации не стеснялись в средствах. Ложь заменяла власть имущим правду, так как обыватели в большинстве своем проглатывали то, что им скармливали с барского соизволения нанятые за деньги (очень большие деньги) маститые щелкоперы и акулы пера. Не уподобляюсь ли я сам тем, кого прежде ненавидел? Возможно. Как это я стыдливо прикрываюсь обтекаемыми фразами: «Возможно». Лавры Геббельса спать не дают? Следуя его заветам, я должен вывалить на неокрепшую психику девчат состав отборной лапши. Самому тошно стало. Возвращаясь назад, еще раз повторю, что мне необходимо как-то залегендировать свою разумность. Это девочки лишних вопросов не задают. Шикнул на них, они примолкли и хвостики поджали, ждут удобного момента, когда рург подобреет. Старики будут не так беспечны. Только ложь! И чем она замысловатее, тем лучше… Но все равно противно.

Прикрыв глаза, я сосредоточенно рисовал панораму с ровными коробочками клонов в закрытых латах, выстроившихся перед десятками морских кораблей (не поймут дамы про космос), что пришвартованы к пирсам, выдающимся в море на километр. Свистит ветер в снастях, пытаясь выбить из-под них зарифленные паруса. На флагштоках и мачтах полощутся красные стяги со стилистическим изображением драконов. Перед четкими прямоугольниками тысяч офицеры держат шесты с имперскими аквилами. Когти двуглавых орлов на них крепко вцепились в номера легионов. У судов величаво выхаживают громадные рурги с седлами на спинах. И тут перед пирсом останавливается богато украшенный экипаж, из которого выходит высокий человек в черных латах и закрытом шлеме. Громадный духовой оркестр начинает играть марш. Тысячи воинов, выстроившись по струнке, замирают по команде «смирно», прижав к груди щиты, обнаженные клинки и многозарядные самострелы. Даже рурги, почувствовав торжественность момента, застывают в ровном строю, провожая взглядами фигуру в черном, чья размеренная поступь попадает в ритм, отбиваемый полковыми набатами. Командующий отдает приказ, и воины, чеканя шаг, начинают погрузку. Оркестр вновь начинает играть, когда отданные швартовы падают в воду, а на судах раскрываются крылья парусов. Армия под торжественную музыку отправляется раздвигать пределы древней империи.

— Мурашки по коже. Скай… Ваше…

«Без официоза, Лилина. Тем более, ты ошибаешься…»

— Что это было? — Поведя плечами, будто закоченела, прошептала Ириста, все еще находясь под впечатлением от полученного образа. Лилина мелко покивала, она пыталась задать тот же вопрос, но от волнения уступила бразды лидера старшей подруге.

«Марш древней империи. Настолько древней, что память о ней сохранилась только у рургов. Не у всех, как вы можете догадаться. Давным-давно мы и люди жили вместе, в мире и спокойствии. Вместе растили детей и делили невзгоды», — сочинял я на ходу.

Пусть попробуют поймать на вранье и несоответствиях. Отмажусь запросто, скажу: мол, родовая память проснулась. Память рода — это такое дело: без спиртового завода не разобраться.

«Тысячи лет простояла нерушимая держава, чьи солдаты дошли до краев Ойкумены».

Правда, написал я местный аналог обжитой территории, а не земное название.

— А потом? Что произошло потом? — нарушила тишину Лилина. Глаза слушательниц, отражавшие пламя костра, казалось, горели от любопытства.

«Потом империя развалилась».

— Развалилась? — не поверила Ириста. — Так просто? Не было ни войн, ни болезней, ни заговоров?

«Были. Были и войны, и заговоры, но главной причиной падения стали люди».

— Люди? — одновременно спросили слушательницы.

«Да, люди. А чему вы удивляетесь? Людей всегда было больше, чем рургов. На одного крылатого вначале приходилось по десять человек, потом по сто, к закату монархии на одного рурга было больше трех тысяч двуногих. Разумные рурги живут намного дольше, чем люди. Пятьсот лет для нас не срок. Мы никогда не влезали в склоки и дрязги внутри страны и поплатились за это. В какой-то момент люди решили, что могут прекрасно прожить без крылатых тварей, которые мнят себя расой, равной им. Среди них возник культ расового превосходства, в котором утверждалось, что боги создали их по своему образу и подобию и что они — венец творения. Естественно, раз они венец, то остальные должны им прислуживать. Занятые своими делами и проблемами империи, рурги не обращали на слова и возню проповедников нового культа никакого внимания, считая это очередной блажью двуногих, и даже отказывались верить слухам о том, что маги проводят ужасные эксперименты над выкраденными из кладок яйцами и только что вылупившимися малышами. Крылатые доверяли союзникам и поплатились за это. Однажды одурманенные люди повернули оружие против них. Тогда рурги, разгневанные предательством и убийством невинных, разорвали союз. Уничтожив армию предателей, они улетели на острова, бросив людей на произвол судьбы. Венцы творения богов продержались недолго. Оставшись без поддержки огня рургов, имперские армии терпели поражение за поражением. Варвары нападали на приграничные провинции, степняки совершали разорительные рейды вглубь страны. Империя, сотрясаемая внутренними распрями, ничего не могла противопоставить нарастающим внешним угрозам. Неудивительно, что государство людей вскоре развалилось. Прошло несколько сотен лет, и последние человеческие парусные корыта покинули ставший негостеприимным южный континент, а рурги вернулись на родину и больше никогда не пускали к себе бывших союзников».

Тишина. Создается впечатление, будто это не огонь сучками щелкает, а мысли в черепных коробках девчат постукивают, переваривая здоровенный кусок информации к размышлению. Под тихое потрескивание съедаемого костром сушняка я попытался прощупать юных дам эмпатией. Зря, как оказалось. Две эмоциональные бури заставили меня приглушить восприятие до нулевых значений. Дурная голова разболелась моментально, только что не трескалась. Не думал я, что сочиненная на скорую лапу байка окажет на моих подопечных такое влияние. Да и меня сомнения гложут: не перестарался ли я, решив вывести родословную от «почившей в бозе» державы? Лилина и так верила, что ее питомец не лыком шит и не от сохи вышел, сейчас же в пламя ее костра плесканули канистру бензина. Как бы мои экспромты не вышли сочинителю боком.

— Скайлс! Скайлс!

«Спите уже, завтра рано вставать».

— Ну и ладно, — полыхнув ярким огоньком обиды, буркнула Ириста, заворачиваясь в одеяло.

Утром мы, словно сговорившись, больше не касались темы песен и истории, но обжигающие взгляды, бросаемые девицами в спину чешуйчатого проводника, не оставляли сомнений, что разговор они не забыли. Да и отношение ко мне неуловимо изменилось. В словах и жестах теперь скользила почтительность. Хм, вот и первый бонус. Какие будут минусы?

Наскоро перекусив вчерашним мяском, разогретым на костре, мы, не задерживаясь, свернули лагерь и тронулись в путь. Через три часа деревья, кроны которых нависали над заросшей проселочной дорогой, расступились, освобождая место наезженному тракту, упиравшемуся в постройки на окраине Тумры. Знак Пресветлой на крыше высокого здания, огражденного сплошным тыном, говорил, что мы вышли к монастырю служителей богини.

— Разрешите?

Я покосился на настоятеля и чуток отодвинулся в сторону, освобождая место рядом с собой. Монах не заставил долго себя ждать, быстро разместившись на нагретых мною досках. Показательно покряхтев, он, приподняв полы обтрепанной рясы, свесил вниз худые, в грязных разводах ноги. Костлявые щиколотки были перехвачены потертыми ремешками сандалий на тонкой изношенной подошве. Не жирует братия, хотя по толстому привратнику этого не скажешь. Брат Грох напоминал живого подвижного колобка на толстых коротких ножках. По крайней мере, первое впечатление создавалось именно такое. Немногим позже я узнал, что лысый живчик с круглым лицом и носом-картошкой страдает от жестоких отеков, но ни разу не жаловался. Он и словом не обмолвился окружающим о страданиях от терзающей его боли. У толстяка была просто фантастическая сила воли.

«У вас какие-то вопросы, настоятель?» — не выдержав тяжелого молчания, спросил я, оторвавшись от эпической картины заката, когда кажется, что красный огонь светила легким взмахом туманного протуберанца поджег вершины сопок и вот-вот вскипятит холодные воды озера, в которое постепенно погружается его округлое тело.

Задумавшись, настоятель пожевал тонкими губами и машинально потеребил размочалившийся конец засаленной веревки, используемой вместо пояса.

«Да, уважаемый Орлангур», — наконец решился он.

Удивительно, но монах умел общаться ментально. За его фразой чувствовалась суровая внутренняя дисциплина и долгая школа ментальных практик. Некто рогатый совсем запамятовал, что отшельники и многие насельники таежных скитов и полузаброшенных монастырей проводят время в трудах и молитвах, дисциплинируя разум. У таких «батюшек» и мне не грех поучиться внутренней дисциплине.

«Возможно, вам будет легче говорить словами, я прекрасно понимаю человеческую речь, настоятель», — написал я фразу в ментале. Все же практики у меня куда больше будет, а так я как бы показываю свое расположение к собеседнику. Мне не трудно, ему приятно.

— Спасибо, уважаемый Орлангур, — разомкнул уста монах, продолжая держать зрительный контакт со мной. — Действительно, мне несколько затруднительно общаться мысленно. Непривычно. Мысли постоянно разбегаются. Думаю одно, а сказать хочется другое.

«Полноте, у вас прекрасно получается, — польстил я настоятелю. Монах опять ушел в себя, несколько раз щелкнув костяшками черно-белых четок. — Настоятель… брат Фра, я вижу: вас что-то гложет, и позвольте высказать предположение…»

— Давайте, а потом сравним ваши догадки и мои мысли. — Обозначив подобие улыбки едва видимым движением губ, ответил монах.

«Вы хотите узнать, верю ли я в Нее? — Кончик распрямленного левого крыла указал на купол храма Пресветлой. — Или в каких других богов? Не так ли, брат Фра? Кому или в кого верят рурги и верят ли…»

Я замолчал, если так можно выразиться. Фра Гийом тоже старался не нарушать тишину темнеющего с каждой секундой неба. Мы — два таких разных разумных существа, сидели на краю плоской крыши, венчавшей широкую сторожевую башню, и смотрели на зажигающиеся звезды. В природе наступил тот момент, когда дневные жители отправились на покой, а ночные охотники, даровав миру недолгий миг тишины, свободный от криков и протяжных воплей, еще не вышли из нор и логовищ.

Своими словами я, как говорится, попал не в бровь, а в глаз. Глубоко набожный человек, столкнувшись с изменившейся действительностью, испытывал соответствующие сомнения в отношении верховного божества. В гармоничную картину мира монаха ворвался кривой абстрактный мазок прожженного еретика, который одним своим появлением нарушил складывавшуюся веками мозаику мировосприятия и превратил ее в детский калейдоскоп. Люди (и я не исключение) привыкают к довлеющим над ними определенным стереотипам. С детства нам внушают определенные нормы и рамки поведения: будь ты хоть крестьянин, хоть аристократ голубых кровей. Ясность ума, широта взглядов и заработанный потом и кровью жизненный опыт позволяют нам вставать над забитой предрассудками серой массой, но не пошатнуть общий фундамент. Я же в своей хвостатой ипостаси одним своим появлением разрушал вековые устои и подтачивал основы, что само по себе грозило обрушением обычного мира. Везде и всегда люди ищут зерно, из которого произрастает окружающая их вселенная, но теперь оказывается, что зерен может быть несколько и что вселенная не ограничивается очерченными догмами границами.

Так мы и сидели, один — свесив вниз грязные ноги, а второй — запыленный хвост. Время от времени Гийом почесывал потрескавшиеся пятки или пальцы ног друг об друга, будто его покусывали блохи, а я покачивал хвостом и периодически вздыхал, выпуская из ноздрей тонкие струйки дыма. Дым курился и вился вверх, будто протянутый тягой из печной трубы. Он картинно завивался колечками и незаметно терялся в сгущающейся тьме. А мы сидели и дружно молчали. Такой вот диалог ни о чем и обо всем сразу.

«Пресветлой, брат Фра, нет до нас дела, — наконец выдал я крамольную, богохульную мысль. — Если она и обращает внимание на смертных, то не больше, чем на копошащихся в земле червей».

— Что?! — встрепенулся монах и чуть не сверзился вниз.

Пришлось подхватывать служителя богини за рясу и придерживать от падения, а то бы костей не собрали. Высота вроде небольшая, с трехэтажный дом всего, но разбросанные под вышкой в художественном беспорядке валуны намекали, что одним-двумя переломами свалившийся на них не отделался бы.

«Брат Фра, что вы видите в небе?» — Отпустив одежды ошеломленного неожиданным откровением монаха, спросил я. Похоже, он не обратил внимания ни на мою лапу, ни на то, что от полета бескрылой птицы его отделяло одно неосторожное движение.

— Звезды.

«И много их?» — продолжал я гнуть пока непонятную для служителя Пресветлой линию.

— Пока ни один звездочет и составитель гороскопов не сосчитал, — ответил монах. — Уважаемый Орлангур, мне кажется или вы пытаетесь увести разговор в сторону? Вы не хотите объяснить свою мысль?

Что ж, в сметливости и проницательности ему трудно отказать. В ментале чувствуется готовность словом отстаивать убеждения. Хорошо, что не делом, а то, гляди, до кулаков или костра дойдет. Хотя нет, не дойдет, настоятелю по-настоящему интересно. Его так и разрывает от желания поговорить на заданную тему. Видимо, не первый год мучается загадками мироздания.

«Что вы, брат Фра. — Я попытался улыбнуться, что в моем исполнении выглядело, скажем так, впечатляюще. — Мы пока с вами еще ни о чем не толковали. Вы даже вопросов никаких не задали, а я не узнал, о том ли вы думаете. Ну что ж. Мой интерес к звездам — всего лишь прелюдия к разговору о Создателе и богах».

— Надо же, какие слова нынче рурги знают, «прелюдия»… О Создателе? Разве Пресветлая…

«Потом, брат Фра, все потом… — Я несколько секунд мучительно подыскивал нужные слова. — Сарказм не ваш конек, настоятель, оставьте язвительность для своей братии и прихожан храма. Ирония тут тоже неуместна. Я хочу вернуть ваш взор в небо. Вы правы, ни один звездочет за всю жизнь не сосчитает всех звезд. Рурги видят иначе, дальше и полнее, что ли. Что такое наш мир? Песчинка! Сколько песчинок на пляжах, раскинувшихся на берегах благословенного озера? Мириады! Бессчетное количество! Если посмотреть на нас, например, вон с той звезды…»

Я указал когтем на Алморан — самую яркую звезду из созвездия Всадника. Алморан — единственный ночной огонек, который я безошибочно мог отыскать в звездном рое. Спасибо ночным урокам астрономии с учителем, которого изображала Лилина. Сколько мне тогда было и каким я был… точно, немногим более голубя, только хвост уже свешивался с накладки на плече девчушки. Как сейчас помню: раскачивающаяся на растянутом между деревьев гамаке девочка прицельно тычет в небо тонкими пальчиками, называя ту или иную звезду. Запомнил я почему-то только Алморан.

— Орлангур?

Вопрос, прозвучавший словно выстрел, вернул меня в реальность.

«Прошу прощения, задумался, — отозвался я, и фра понимающе улыбнулся. Сам, похоже, страдал подобным „недугом“. — Оттуда мы — точно такая же яркая точка в их небе. И в их, и в их. — Коготь пробежался по мерцающим огням. — Над нами — миллиарды светил. Больше, чем пресловутых песчинок на пляжах. Намного больше! — зачем-то уточнил я, воздев к небу указательный палец правой передней лапы. Хорошо, уговорили, воздел ради красного словца и прущего из меня пафоса. Понты дороже денег, куда без этого. — Как следствие, количество планет, населенных разумными существами, не поддается счету. Как вы думаете, брат Фра, там тоже верят в Пресветлую? Во всех мирах молятся одному богу, или среди них есть язычники и еретики, которых огнем и мечом надо привести в лоно Церкви? Или, если рассматривать с их позиций, еретиками являемся уже мы?»

Не дав сказать ни слова уже набравшему полную грудь воздуха настоятелю, я продолжил:

«Я верю в высший разум. Всевышний, Создатель, бог или богиня, если хотите, существует, но вряд ли его или ее интерес навеки прикован только к нашему комку грязи. Простите за неподобающее сравнение, но, думаю, я не сильно погрешил против истины. Нам никогда не постичь замысла Создателя. И мы, и вы — люди, начинаем придумывать богов, которых очеловечиваем и наделяем нашими чертами и пороками. Либо, из-за скудного ума, отождествляем с могучими силами природы и необъяснимыми явлениями. Также я верю, что Бог живет в наших душах, и в них же вьет гнездо дьявол».

— Дьявол?

«Нечистый. У зла много имен. Имя ему — Легион! Знаете, однажды я подслушал разговор одного купца и странствующего проповедника. Бородатый старик говорил, что Пресветлая создала человека, наделив его чувствами и разумом, а потом подумала и дала ему свободу выбора. Чтобы создание ее рук не наделало непоправимых ошибок, Пресветлая подарила ему опеку небесных покровителей — ангелов. Дальше за все людям надо отвечать самим, а не винить богиню, ангелов или других людей. Когда купец начал жаловаться на жизнь, хая старика на чем свет стоит, тот добавил, что Пресветлая создала тварей земных и не дала им ничего, заставив жить в грязи и добывать пищу, убивая друг друга. Потом она создала ангелов и наделила их разумом, но не наделила их душой, а затем создала людей, даровав им и разум, и душу, но те зачастую предпочитают жить как твари, убивая, копаясь в грязи, унижая слабых и ища виноватых».

— Но ведь есть мораль, нормы, заповеди! Без них человек… без…

«Превращается в животное, вы хотите сказать? Любое общество накладывает на людей ограничения и очерчивает рамки поведения, требует соблюдать определенные приличия, брат Фра. Любое! Законы мироздания одинаковы для всех социумов. Скажите, а я могу стать человеком, если буду соблюдать все заповеди Пресветлой?»

— Э-э-э, — завис настоятель от провокационного вопроса. — Э-э-э…

«Не мучайте себя, брат Фра. Пожалуй, вы выяснили для себя главное. Боги у нас разные, но Создатель один. Разумные рурги тоже верят в высшие силы».

Тут я подумал и решил добить собеседника заповедями, которые когда-то вычитал в одном из фэнтезийных романов. Самое время выдать их за нормы поведения и морали рургов. Монах уже был подготовлен к очередному разрыву шаблона, не будем обламывать его ожиданий.

«С древних времен, брат Фра, рурги из уст в уста передают заповеди, поведанные нам нашими предками. У вас есть уникальная возможность сравнить их с учением Пресветлой и решить для себя: так ли сильно отличаются два наших вида? Заповедь первая: не завидуй чужой власти, эта власть для другого предназначена. Заповедь вторая: не поклоняйся чужим богам, иначе беду накличешь. Третья заповедь: не воюй ни с кем за чужих богов, ведь они для тебя чужие. Четвертая заповедь: не сей вокруг себя зло или сам злом станешь. Пятая: не бери чужого, иначе вор в тебе возьмет верх над тобой. Шестая: охраняй от чужаков землю свою, иначе добра своего не досчитаешься. Седьмая и восьмая заповеди: не прощай причинивших тебе зло, умей за себя постоять; не терпи угнетения, иначе придет оно в семью твою. Девятая заповедь: не суди никого, ибо истины ты не знаешь. Десятая заповедь вам, брат Фра, должна быть особенно близка и понятна, ведь вы морили себя голодом послушания Пресветлой, чуть не забыв о мирских делах и едва не совершив непоправимый поступок: не терзай плоть свою голодом, это порождает зло. Заповедь одиннадцатая должна откладываться в подкорке у каждого лжесвидетеля и судии: да не вылетит из уст твоих слово лживое, ибо ложь твоя к тебе и вернется. Двенадцатая заповедь, чтобы разумные помнили, что Создатель сотворил всех разными: не сравнивай себя с другими, иначе станешь таким, как все. И тринадцатая: коль ступил ты на любую стезю, не кори себя сомнениями напрасными, только тот дойдет, кто пытается путь преодолеть. Вы идете, брат Фра, и я надеюсь, что путь, отмеченный вами самому себе, преодолеете с честью. Прошу извинить меня, время уже позднее, а завтра и мне, и вам рано вставать. У нас дел — гора. Грядет трудный день».

Вильнув хвостом, я спрыгнул с площадки и расправил крылья, а Фра Гийом, как я видел, еще долго сидел на плоской крыше сторожевой вышки, почесывая грязные пятки, задубевшие до состояния копыт, и задумчиво смотрел на звезды, время от времени щелкая костяшками старинных четок.

Минут пятнадцать меня терзала невидимая, но въедливая субстанция, живущая внутри каждой разумной твари и зовущаяся совестью. Та, что дает меру нашим поступкам, колотила по мозгам смертным боем и заставляла каяться за наглый троллинг настоятеля. Не знаю, что он хотел конкретно выяснить, но картину мира я ему сломал до основания и загрузил по-конски. Ничего, Фра Гийом — мужик крепкий, тертый калач, вынесет. Эх, хорошо валяться, закопавшись в душистое сено. Знать бы, что день грядущий нам готовит… подстелил бы сенцо заранее, вон какое хорошее. Чуялка сигнализирует, что пару возов разнотравья надо бы прихватить с собой, что-то завтра, нет, уже сегодня, обязательно приключится…

Толстобокий купеческий когг, лениво покачиваясь на невысоких озерных волнах, медленно отходил от пристани, на двести метров вынесенной в воду. Дородный боцман, чью лысую голову покрывала моряцкая шапочка с помпончиком, раздул толстые щеки и приложился к медному свистку. Повинуясь звонкому приказу, команда дружно полезла на ванты. Расправляясь, громко хлопнул прямоугольник главного паруса, на носу судна мелкими рывками заполоскался на ветру еще один. Судно форштевнем врезалось в воду и легко заскользило по озерной глади.

— Ся-ка-а-а! — протягивая к берегу ручки, истошно закричала Лири. Роняя слезы, Ириста прижала девочку к себе.

— Сяка-а-а! Сяка-а-а!

Господи, как бьется сердце. Ненавижу расставания с теми, к кому прикипел всей душой. Вообще любые ненавижу, в каждом из них просматривается неприятный ритуал отрыва куска собственного «я». И чем ближе тебе человек, тем больше ты теряешь. Тоска и ностальгия. Вроде и не Россия, а чувства по-прежнему отдают белизной тонкоствольных березок и пряным запахом полей.

Разревевшись в три ручья, малышка отвернулась, прижавшись лицом к груди застывшей столбом Иристы. Поискав взглядом, я подозвал к себе мелкого дракончика забавной малахитовой окраски. Пыхнув дымком, малыш сорвался с места. Повинуясь приказу охранять и защищать, он догнал когг, на котором находился искомый объект. Лири сгребла мой последний подарок в охапку, из кольца рук выпали и безвольно повисли хвост и вытянутые задние лапки. Над виконтессой, держащей на руках маленькую девочку, потянулся в небо сизый дымок из ноздрей боящегося вздохнуть рурга. Рупь против трех, малахитовый рург уже не раз пожалел, что не ослушался приказа «большого и страшного, но доброго и кормящего». Ага, папа и мама, кнут и пряник в одном флаконе. Стоящие позади Иристы и Лири телохранители синхронно усмехнулись. Не их зажимают до хруста ребер, и ладно. Хотя кое-кто из них не отказался бы от объятий, и не Лириных, естественно. Все же у Иристы стати более приспособлены для обнимашек. «В самом соку красавица», — усмехнулся я. Кто бы мог подумать…

— Не переживай, с ними все будет хорошо. — Моей головы нежно коснулась ладошка Лилины. Тепло невесомо пробежалось от затылка до кончика правого рога. — Я уверена.

«Надеюсь, что ты права и твои чувства тебя не обманывают».

— Верь мне.

«Э-э-э, это моя фраза!» — притворно возмутился я.

— Смирись.

Вместо ответа я послал собеседнице смайлик.

— Я буду скучать по ним, — едва слышно добавила Лилина.

«Я уже скучаю. Лилина, развей мои сомнения, рургу трудно разобраться в человеческих чувствах, вдруг я ошибаюсь…» — махая лапой вслед кораблю, сказал я.

— В чем же?

«Ириста и Ристар».

— Тогда мы оба ошибаемся, а два минуса при суммировании дают плюс.

«Не старайся казаться умнее, если я профан в людских чувствах, то в математике разбираюсь получше некоторых волшебниц, — и смайлик в конце. — Значит, мне не показалось. Что ж, удачи им».

— Она им понадобится. Родители Иристы могут не принять жениха из охотников.

«Еще чего! Ристар — дворянин. Младший сын, которому не досталось надела».

— Хм, это несколько меняет общий расклад.

«Пара драгоценных камней изменит его еще больше».

— Знаешь… — Лилина старательно подбирала слова.

«Не ожидала подобного великодушия?» — угадал я, открыв на секунду эмпатическое восприятие.

— Я думала, что ты ненавидишь охотников.

«Я их не ненавижу».

Да, вы не ошиблись. Роль телохранителей Иристы и Лири исполняли бывшие ловцы редкого зверья, с которыми у нас, ладно-ладно, у меня в лесу произошла памятная стычка. На второй день после нашего прибытия в Тумру к монастырю вышла группа людей в одеждах гильдии охотников. Измученные переходом через сопки, они представляли собой жалкое зрелище: грязные, оборванные, шатающиеся от усталости. А вы попробуйте прогуляться по нетронутой тайге с ее непроходимыми чащобами и буреломами, даже на лошадях прогулка будет несладкой (если лошади вообще там пройдут), а пешком так и вовсе ноги до колен сотрутся. Почему пешком? Лошадей-то у них я убил. Не повезло мужикам. Впрочем, исполнять роль богини Фортуны я не нанимался. Габариты не те. У меня вообще жесткий чешуйчатый хвост с острыми шишаками спинного гребня, а не аппетитная женская пятая точка. Возможно, я не прав и нервы у парней — крепче стальных канатов, они ведь охотники на чудовищ, ко всякому привыкли, не чета поганому рургу с впечатлительной ранимой психикой.

Брат Фра приказал отворить ворота, отправившись лично встречать нежданных визитеров. Вернулся настоятель через полчаса. Внешне он оставался невозмутимым, но горящий обвиняющим пламенем взор стотонным молотом лупил по мне в ментальном плане, стоило только настоятелю посмотреть в мою сторону. Запертые крышкой самообладания эмоции выплескивались из чугунного кипящего котла. К гадалке не ходи, гости поведали печальную историю, сделав одного знакомого читателям черного рурга виноватым во всех своих бедах и несчастьях, а впечатлительные монахи, на глазах которых агнец невинный превратился в кровожадного волка, сделали неверные выводы.

Смежив веки, я представил трагическую историю в красках. Как ни смягчай, получался натуральный хоррор. Тучи злобных рургов, кружащихся над изнуренными охотниками, что из последних сил, поддерживая друг друга, на ходу бинтуя ужасные раны от когтей и зубов и поливая горящих товарищей водой, отстреливаются от дьявольских тварей. Вот выпущена последняя стрела, на дороге не осталось камней, в ход пошли ножи и кинжалы. Люди падают под натиском превосходящего противника, которого возглавляет грязный подлый рург с антрацитовой черной чешуей, герои душат особо ретивых гадов голыми руками, перегрызая чешуйчатые шеи остатками зубов. Над полем, залитым кровью, летит жуткий, леденящий душу крик главного монстра. Аспид, кровожадное демоново отродье без чувств и жалости. Воплощенное зло. Судя по бьющему из брата Фра гейзеру эмоций, так оно и было. Конечно, можно было спустить дело на тормозах, если бы не одно «но» — нравился мне монах как человек.

«Осуждаете?» — спросил я.

Настоятель набрал в грудь воздуха, приготовившись разразиться гневной тирадой, но не успел самую малость. Пока он с протяжным змеиным шипением пропускал воздух между зубов и собирался с мыслями, я продолжил:

«Молчите, прошу вас, брат Фра, ничего не говорите, просто выслушайте меня. Это ведь не трудно? Вы пришли, горя праведным гневом и желая высказать мне все, что накипело, и если вам не удастся сдержать эмоции, то это станет чрезвычайной глупостью и непоправимой ошибкой. Согласитесь, в любой драке или споре присутствуют две стороны. Иногда их больше… бывает, в ссору лезет третий. К чему это я? К тому, что у рургов может быть своя правда, и она может оказаться выше охотничьих россказней. Попробуйте взглянуть на мир моими глазами. Чему вы удивляетесь, брат Фра? Вам никто не предлагает обзавестись крыльями и хвостом, просто отрешитесь на пару минут от мирской суеты, вообразив себя рургом. Вообразили? Подавляющее количество моих соплеменников нельзя назвать разумными. Будем смотреть правде в глаза: они обычные хищные твари, против натуры не попрешь. Но у рургов есть один несомненный плюс, который отсутствует у большинства людей. Они живут в гармонии с окружающим миром и природой. Что вы так недоверчиво на меня смотрите? Поражены тем, что мною затронута тема жизни в гармонии? Вы удивитесь, брат Фра, но в природе все взаимосвязано и нет ничего бесполезного: ни растений, ни тварей. Люди забыли об этом, принявшись переделывать окружающий мир под себя и свои нужды, став большими хищниками, чем все зверье, вместе взятое; Только люди убивают ради развлечения. Брат Фра, вам что-нибудь известно о Южном Бронсте?»

— Провинция на юго-западе Империи, она?

«Она, брат Фра, она. Печально знаменитый кусок земли, снискавший унылую славу после эпидемии черной язвы, по последствиям сравнимой разве что с набегами кочевников. После язвы и налетов дикарей людей на земле не остается, города пустеют, лишь кладбища, могилами напоминая живым о бренности бытия, раздвигают пределы, а маги расписываются в полном бессилии перед смертельной заразой».

— Я не понимаю…

«Терпение, брат Фра, все будет. Проявите терпение, — крутнувшись на месте, будто кошка, выбирающая место под лежанку, после чего рухнув на пол и положив голову на мягкое сиденье старинного, основательно потертого и неизвестно каким ветром занесенного в монастырь стула, я продолжил: — Умные книги, написанные умными людьми, сиречь историками, повествуют о наместнике Де Керде. Сиятельный герцог правил мудро, богатства края множились, поля давали небывалые урожаи, а тучным стадам скота давно потеряли счет. Как это водится, успешный ставленник императора не мог не обзавестись группой-другой завистников. Что только ни делали враги, чтобы очернить герцога Де Керде в глазах императора, — все бесполезно. И тогда они принесли жертву черным колдунам, проклявшим провинцию и наместника. Страшная болезнь, насланная последователями темного культа, опустошила некогда богатый и процветающий край. Так написано в книгах, но на самом деле все было несколько иначе…»

Который раз за последнее время я ступал на тонкий лед гипотез и тщательно замаскированной лжи, столь похожей на правду, что в нее хотелось верить больше, чем самым надежным фактам и железобетонным аргументам. Да, так было написано в потрепанных книгах, которые читала Лилина, но я подозревал, что причина эпидемии крылась в другом, и выдал теорию монаху как неопровержимый исторический факт, взятый из реального источника, нимало не смущаясь отсутствием доказательств и кивая на родовую память рургов. Все равно проверить меня и поймать на лжи у настоятеля не получится.

Тексты в летописях пестрели намеками, открывавшими передо мной возможности для придания большей правдивости повествованию. Не буду скрывать, совсем не в глубине души, а ближе к поверхности у меня теплилась надежда на критическое осмысление мира братом Фра и его неординарный пытливый ум. Вся импровизированная эскапада, основанная на полумифических допусках и непроверенных фактах, задумывалась ради одного — взращивания в душе брата Фра зерна сомнения. Я лелеял мечты о том, что настоятель, послушав мои бредни, не останется в стороне, а творчески разовьет постулат о сохранении многообразия мира. Ваш покорный слуга взялся за роль проповедника и пытался внушить нежданной пастве, что человек не венец творения, а один из винтиков бытия, который по своему незнанию разрушает окружающий мир. Добившись заинтересованности от оппонента, переставшего желать мучительной смерти одному крылатому засранцу, я продолжил:

«Герцог был сильным, любимым народом хозяином, радеющим за благополучие всех граждан, а не только кучки аристократов, и он очень обеспокоился, когда ему сообщили о рургах, имевших наглость опустошать поля и пастбища. Недолго думая, Де Керде приказал охотникам перебить опасных вредителей. Кто этих тварей знает, вдруг они спалят поля? Сказано — сделано, денег герцог не жалел, гильдия охотников за один сезон буквально озолотилась. Сейчас никто не может сказать, что это было: незнание, нечаянная диверсия или чей-то злой умысел, но наместнику забыли сообщить, что рурги уничтожают крыс. Да, брат Фра. Крылатая мелочь в основном выкармливает потомство грызунами: крысами, мышами, сусликами, не брезгует змеями, рыбой и птицами. Что такое южная сорная или полевая крыса, вы знаете, брат Фра? Нет? Эти неаппетитные создания (хотя некоторые мои соплеменники готовы поспорить со мной по этому вопросу) немногим меньше привычных вам серых крыс, и хвост у них на пару ногтей короче и покрыт короткой шерстью. В урожайные годы крыса может наплодить от восьми до двенадцати детенышей. Разоряли в детстве крысиные и мышиные гнезда? Вижу, баловались. И вновь я не открою новых земель: через три-четыре месяца крысята становятся половозрелыми и могут спариваться, еще через три месяца самки приносят первый приплод. Киваете, понимаю: истина для младенцев, привычная сельскому жителю картина. Сейчас я вам добавлю в нее несколько грубых мазков и черной краски в натюрморт. Крысы очень плодовиты. Трех лет жизни им вполне хватает, чтобы оставить после себя многочисленное потомство. Первое поколение не успевает покинуть гнездо, как его место занимает второе. Природа держится на гармонии и равновесии, я вам говорил, если помните. В естественных условиях численность крыс регулируют рурги, лисы, ласки и другие животные, не брезгующие крысятинкой, но тут в процесс невольно, а точнее — вольно, по незнанию реалий и с грацией носорога в посудной лавке, вмешался человек. В одно мгновение из-под дома был выдернут добрый кусок фундамента. Брат Фра, если из-под монастырской колокольни выдернуть половину нижнего венца, что с ней случится? Вот вы смеетесь. Понимаю, глупый вопрос. Завалится ваша шаткая богадельня, раскатится по бревнышку — и вся недолга. Охотники не строители, размышлениями о блоках и фундаментах не озабочены. Деньги они получили авансом, к которому добавился щедрый карт-бланш на продажу пойманных рургов и яиц из кладок. Если верить хроникам, цены на питомцев в тот год рухнули вдвое. Когда рынок насытился до предела, остальных элементарно перебили. Дурное дело нехитрое, в самый разгар сезона размножения несколько десятков ватаг частым гребнем прошлись по лесам и полям. Напуганные активностью, лисы ушли сами, по пути избегая охотников и магов, понаставивших сотни ловушек и отпугивателей. Совы, соколы и ласки не справились с возросшей численностью оборзевших грызунов. Через год крыс наплодилось так много, что они начали сбиваться в громадные стаи и нападать на поля, травя рожь и пшеницу. Урожай был погублен на корню, и полчища грызунов ринулись в города и селения, прячась в амбарах и магазинах, лазая по помойкам и кладбищам. Мертвечиной, как вы понимаете, они тоже не брезговали. И случилось то, что должно было случиться… Закономерный итог глупой, непродуманной политики. Им стала Крыса с большой буквы „К“. Простите, если это будет для вас откровением — крысы черной болезнью не болеют, но они прекрасно переносят ее через слюну и помет. Мукомольни одинаково мололи и зерно, и засохшие испражнения, люди ели немытые и погрызенные фрукты, заражались, сами не ведая того… Прошло несколько месяцев, в течение которых богатый край превратился в мертвую пустыню с выжженными похоронными командами деревнями и городами. Уцелевшие рурги Южного Бронста разнесли по свету образы двуногой ходячей смерти, разоряющей гнезда и убивающей невинных. Страх перед „ходячей смертью“ передавался из поколения в поколение, отложившись в родовой памяти. А теперь, брат Фра, поставьте себя на мое место. В ваш лес пришли воры, крадущие детей, и когда вы поймали их на горячем, они начали убивать. Рурги были в панике, а когда я остановил охотников, — я ненадолго замолчал, перестав транслировать настоятелю плакаты со словами. Этакая многозначительная пауза для размышлений. — Рурги перебороли извечный страх… Мне подсказать или вы сами додумаете, что они бы сделали с людьми?»

— Убили всех, — выдохнул настоятель.

«Правильно. Они бы выместили на гильдейцах весь накопившийся ужас перед людьми. Я не дал пролиться большой крови, ограничившись малой. Пусть охотники радуются, что остались в живых, а вы в следующий раз прогоняйте их слова через призму сомнений. Иногда полезно взглянуть на мир критическим взглядом. По людским законам, за разбойное нападение виновному грозит гильотина, если он дворянин, и пеньковая веревка, если простолюдин. Знаете, мне некогда было сортировать виновных по сословиям, а применительно к моему рассказу: умершие успели забрать жизнь у пяти рургов. Пять гнезд вымрут, так как даже я не могу сказать, где они спрятаны. Сколько крыс выживет? Молчите? Я боюсь ошибиться в точности формулировки и фразы, но один древний мудрец сказал: „Человек, возьми что хочешь, но заплати за это настоящую цену!“ Вы готовы оценить поступки охотников? А мои? Нет? Если копнуть вглубь, и охотники, и я — убийцы, но у отнятых жизней неодинаковые цены, этим все сказано. А теперь я готов выслушать вас, брат Фра. Вы что-то хотели сказать?»

— Я? — Настоятель вздрогнул.

К концу монолога он ушел себя и, похоже, абсолютно не помышлял возвращаться обратно, кроме прочего, на лбу собеседника, который больше молчал, прочно обосновалась глубокая складка, говорящая о напряженной работе мысли. Не знаю, достиг ли я своей цели, но он определенно завис, причем надолго. Над чем думает только?

— Нет-нет. Пожалуй, я пойду. Да-да… пойду.

Пошатываясь, словно принял кувшинчик-другой крепкой настойки, и придерживаясь левой рукой за стены, настоятель выскользнул из оккупированной мной малой трапезной залы.

«Как бы чего не отчебучил, — подумал я, отправляясь следом».

Фра, несмотря на кажущееся болезненное состояние, учесал быстрее пули, оставив после себя пыль, глотать которую не было никакого желания. Стараясь шагать бесшумно, я добрался до гостевых покоев, и первое, что попалось мне на глаза, это две откляченные девичьи попки, обтянутые платьями. Спрятавшись за углом и чуть приотворив дверь, Ириста и Лилина подслушивали разговор настоятеля с охотниками.

— Это они? — выделив интонацией «они», спросила Лилина, обернувшись ко мне. Получив в ответ кивок, моя бывшая хозяйка, оставив Иристу на посту, потянула меня в выделенные дамам апартаменты.

— Скайлс… — начала баронесса.

«Потом, Лилина. Кажется, я придумал, как и с кем отправить Иристу и малышку».

— С кем?

«Охотники».

— Охотники?! — Брови Лилины скрылись под аккуратно подрезанной челкой. Еще секунда — и вслед за ними последуют глаза.

«Они самые. Верни глаза на место, тебе не идут зрачки на затылке».

— Кха-кха. — Лилина закашлялась от такой наглости, но вняла доброму совету. — Говори.

Слава Пресветлой, ясности ума она не потеряла.

«Камешки и золото. Предложи ватажникам найм. Они, моими стараниями, сейчас на мели и с радостью возьмутся за любую работу. Кушать-то хочется, и не черствый хлеб с водой. Мы разделили трофеи, пусть часть из них пойдет на доставку и богоугодное дело. Настоятель с радостью примет небольшое подношение для монастыря, он же может свести нас с заслуживающими доверие купцами. Только действовать тебе придется от своего имени. Или, на худой конец, прикройся Иристой».

— Ты думаешь?

«Уверен».

— Мне бы твою уверенность, — покачала головой Лилина. — Интриган.

«Не я такой…»

— Жизнь такая! — Лилина закончила присказку за меня. Нахваталась, понимаешь, от одной хвостатой личности. — Ладно, считай что уболтал, аспид языкастый. Примем твой план за аксиому.

«Только, понимаешь, светиться мне не с руки…»

— Ну да, ну да, — призадумалась Лилина, — тут ты прав. И не стыдно?

«Чего?»

— Скинул все на хрупкие девичьи плечи и в кусты, — улыбнулась она.

«Я в кустах буду совесть доедать и стыдом закусывать».

— Вечно голодное чудовище! — шутливо буркнула Лилина, рассмеявшись.

— Ты чего смеешься, Дасти? — раздался голос Иристы следом за скрипом отворяемой двери в келью. — На всю галерею слышно.

В образовавшуюся широкую щель между крепким дверным полотном из сбитых друг с другом дубовых досок и монументальным косяком потянуло совсем не свежим воздухом. Сильно пахнуло дымом, выделанной кожей, застарелым мужским потом и прокисшими портянками. Келью с маленьким альковом для кровати наполнил звук сдавленного мычания и скрип зубов.

— Ты-ы-ы! — выдохнул высокий молодой охотник, шагнувший из-за спины виконтессы.

Ба-а, знакомые все лица…

— Хозяин! Хозяин! — проорал изрядно набравшийся наемник.

Зиф, горестно вздохнув и вытерев измазанные жиром пальцы о грязное полотенце, вышел из-за стойки и направился к бражничающей компании.

Слушаю вас, высокочтимые господа.

Набравшиеся вояки дошли до той степени опьянения, когда напускная обходительность не лишняя. Пара деревенских увальней, они же вышибалы, баюкающие в руках деревянные дубинки, обшитые свиной кожей, пока что не соперники шестерке профессиональных бойцов, что остановились в деревне на ночлег. Через часок, когда предательский хмель окончательно ударит воякам в головы, превратив их в свиней, можно «поласкать» им бока крепким деревом, а пока как бы они сами не поласкали хладной сталью за косой взгляд или неосторожно оброненное слово.

— Таш-ши вина. — Пьяно икнув, сказал главарь вооруженной ватаги.

— Какое вино предпочитаете, уважаемые, — подобострастно согнулся Зиф.

— Толстяк! — Широкая ладонь ухватила Зифа за отворот рубахи. — Я сказал: тащи вино, а не ослиную мочу, шо ты гонишь и обычно всем подсовываешь. И смотри мне…

Наемник махнул перед носом Зифа широким боевым ножом.

— Сей момент, — сорвался с места хозяин заведения.

— Лови, — крикнул вдогонку главарь, бросая Зифу монетку, тот не глядя поймал и зажал в кулаке рубленный пополам кругляш.

Обливаясь потом и чувствуя, как соленая дорожка пробивает дорогу между ягодиц, Зиф добрался до стойки.

— Ринко!

— Тута я.

— Тута она… Чаго опять лясы точишь? Быстро в подпол, набери в дальней бочке… — Зиф раскрыл и быстро сжал ладонь, в которой покоилась половина старого имперского соверена, — нет, возьми в винном подвале два… нет, три запечатанных кувшина. Все поняла? И быстро мне…

Зиф опять разжал кулак. Можно не проверять, и так ясно, что вторая половина золотой монеты, которая уже три года хранится у хозяина харчевни в тайнике, оборудованном у камина, точь-в-точь сходится с частью, которую сейчас он держал в потной ладони.

— Где мое вино, жирная задница! — проорал липовый наемник, прибывший из столицы.

— Сейчас-сейчас, господин. Ринко, куда ты запропастилась, коза драная?! Дошло, значица, мое письмецо, — совсем тихо прошептал Зиф, глядя на заливающую глаза компанию. — Таки рург им живой нужон или чучело в столицу повезут?

В трех часах езды к югу от Дитара, среди россыпи Хрустальных озер располагается множество летних домиков и поместий знати. В связи с последними событиями оставаться в столице становилось опасно, тем более одному из главных действующих лиц, возглавивших заговор против короля. Загородные резиденции удачно расположены, а рельеф обеспечивает контроль местности во всех направлениях. Сама Пресветлая велела барону Лера покинуть охваченный волнениями город и отправиться к озерам.

Во дворце остались сотни гвардейцев и городская стража, кормившаяся с рук барона. И теми и другими командовал временный градоначальник — виконт Ольгейм, отдавший приказ перейти на казарменное положение и усиленный режим службы. Части гвардии взяли под охрану все государственные структуры и здания: казначейство, ратушу, станцию дилижансов и центральную крепость. Стража окопалась у тюрьмы, городских ворот и будок смотрителей мостов, укрепив их баррикадами из мешков с песком и стационарных стрелометов, под плотный контроль были взяты здания гильдии наемников и банки. Вооруженной стражи на ступенях и на крышах банков поприбавилось. Сами здания были превращены в мини-крепости со всеми крепостными атрибутами и усилены боевыми магами. Чтобы захватить их с налету, потребовалось бы не менее двух сотен бойцов и осадная техника, а это уже тянуло на штурм и полновесные боевые действия.

Те, кто был поумнее или имел родственников за границей, на худой конец — на окраине королевства, покидали ставший негостеприимным город. Сажу Лера и хотел бы присоединиться к уезжающим, но статус, будь он неладен, и навалившиеся обязанности, а вместе с ними и хлопоты, не позволяли удаляться от Дитара более чем на пятьдесят миль.

Противостояние с герцогом все явственней скатывалось к гражданской войне. Слава Пресветлой, большая часть генералов и львиная доля армии склонялись к союзу с политическим лагерем барона. Откровенно говоря, Трир в народе не любили. Терпеть эскапады короля — это одно, а когда на тебя пытаются навешать ярмо чужих долгов ради непонятных целей герцога Тройса — это совершенно другое. Герцог сделал ставку на наемников, островные банкиры посулили немалые деньги и оплачивали услуги лиц, готовых умереть ради звонкого металла.

Хрустальный край было не узнать. Вокруг озер, подмигивая кострами и расцвечивая сельский пейзаж разноцветными шатрами и палатками, широко раскинулся настоящий военный лагерь. Тысячи солдат, походные дома терпимости, алчные негоцианты, делающие деньги на нехитрых желаниях и потребностях вооруженных людей. Шум, гам, крики, ржание верховых животных и глухое тягостное мычание тягловых быков, но до белоснежного дома, выстроенного в староимперском колониальном стиле в глубине ухоженного охраняемого парка, шум и дым не долетали.

Расположившись в тени открытой летней беседки, прохладу в которой обеспечивал специальный артефакт с магическим накопителем, барон лично раздавал указания прислуге. Хозяин поместья ожидал высокопоставленного гостя из Империи. От того, как сложится разговор с эмиссаром императора, зависело будущее. Поэтому все должно быть на высшем уровне: стол, еда, напитки… Обычно невозмутимый барон нервничал, что было заметно окружающим. Вышколенная прислуга, глядя на хозяина, старалась не ходить — летать, исполняя указания до того, как они будут озвучены. Взвинченное состояние Лера объяснялось тем, что он ничего не знал о личности эмиссара. Темная лошадка императора рушила всю игру, не оставляя места для маневра. Пресветлая, как тяжело, когда не знаешь, на какую болевую точку нажать, чем привлечь, за какую струну или страсть потянуть. Не то чтобы барон планировал этим заниматься или использовать чужие слабости, чревато заигрывать с такими людьми, но все же привычка к интригам была его второй натурой.

— Расслабьтесь, барон, — раздалось сзади.

Едва не подскочив на месте, Сажу Лера, с трудом сохраняя подточенную волнением выдержку, медленно обернулся. Незваный гость, чуть не заставивший барона позорно подпрыгнуть, удобно разместился в низком плетеном креслице у сервированного столика. Это был высокий, крепко сложенный мужчина. Открывая высокий лоб, под которым поблескивали медовым цветом умные глаза, темные густые волосы незнакомца были стянуты в хвост простым кожаным шнурком. Вытянув длинные ноги в сапогах из кожи болотного крокодила, гость подхватил со стола один из фужеров и, прищурив левый глаз, рассматривал на прозрачном стекле следы винных разводов. Потянув прямым носом, незнакомец принюхался к аромату напитка.

— Великолепный букет, барон, ажуйское, урожая седьмого года, если не ошибаюсь. Вы знаете толк в винах. — Гость обозначил легкую улыбку уголками губ и отсалютовал хозяину.

Будь один хвостатый товарищ где-нибудь поблизости, его бы позабавило название имперской провинции. Всего одна буква, а какая разница. Тут Империя, там — Франция.

Лера продолжал некультурно пялиться на гостя, пока его взгляд не зацепился за золотую цепь мага пятого ранга. На цепи, раскрывающей статус мага, висел плоский медальон, украшенный черненой вязью рун, вившейся вокруг личного герба светлейшего имперского князя Брэма. Вот и посланник императора пожаловал!

— Ваша светлость! — наконец отмер Лера, низко поклонившись.

— Полноте, барон, — рассмеялся гость низким бархатным голосом. — Прошу извинить мои манеры и простить маленькую слабость, но вы не первый, кто ошибается подобным образом. Позвольте представиться, а то я вас знаю, а вы меня нет. Имперский маг пятого ранга, личный ученик светлейшего князя — архимага Брэма, князь Тион Райм к вашим услугам.

— Ваше сиятельство! — Барон обозначил полупоклон. — Позвольте задать вам нескромный вопрос. Как вы прошли через парк?

— Без труда. — Обозначив показное смущение, махнул рукой маг. — Замечу, прислуга нам не помешает поговорить тет-а-тет.

Лера искоса огляделся. Действительно, слуги и охрана резко потеряли интерес к беседке, словно позабыв о приказах и не замечая строения.

— Предлагаю опустить приличествующий случаю этикет и общаться по-простому, — продолжил имперский посланник. — У нас не так много времени, чтобы тратить его на ненужные расшаркивания.

— Хорошо, — покладисто согласился барон. — Так что за дело вас, князь, привело ко мне, раз вы решили прибыть инкогнито?

— С места в карьер, — усмехнулся маг, делая маленький глоточек вина. — Слухи о вашей деловой хватке не врали. Как вы, наверное, уже догадались, уважаемый барон, я представляю интересы императора, ноне только его. Даже, в первую очередь, не его. Интересы наставника мне куда ближе, но, являясь имперским магом, я не могу не учитывать пожелания и просьбы императора и его императорского высочества наследного принца Лиона. А теперь разрешите перейти непосредственно к цели визита.

Лера развел руками в стороны и склонил голову к правому плечу, показывая, что внимательно слушает посланника. Отпив еще вина и указав взглядом, что неплохо бы поухаживать за гостем и вновь наполнить фужер, князь продолжил:

— Пожалуй, начну с главного для вас. Император готов поддержать вашу сторону на политическом фронте. Понимаю, вам бы хотелось помощи оружием, а не словами, но тут его величество бессилен. Как вы помните, согласно Хартии вольностей, Империя не вмешивается во внутренние конфликты королевств, но император совершенно не будет против, если вы сумеете сбить спесь с Трира и банковских кланов. Разрешаются любые методы в пределах разумного. Народные волнения там, разъяренная толпа, разбойники, разоренные вкладчики, вы меня понимаете? Ничто не должно прямо указывать на вас или Империю, а сгорит несколько банков от подпущенного красного петуха или зарежут пяток банкиров, так их никто не заставлял драть с людей три шкуры. В ваших силах, барон, аккуратно направить обездоленных людей на путь истинный, предварительно указав этот самый путь.

— Его величество моими руками хочет получить рычаг давления на Трир? Это понятно, справедливое желание, тем паче оно совпадает с моими. Для вас не секрет, что с трирскими банками, мягко говоря, я сам не очень лажу. Что ж, даже помощь на словах и поддержка в политике очень много значат. Передайте его величеству мою искреннюю благодарность, в ответ я приложу все усилия, чтобы у Империи появился не только рычаг, но и хорошая дубинка для давления на Трир.

— На меньшее мы не рассчитывали. — По губам князя скользнула змеиная улыбка.

— Князь, в самом начале вы озвучили, что являетесь доверенным лицом архимага и наследного принца, хотелось бы услышать подробности. Не зря же вы обронили фразу о том, что его светлость имеет в этом деле какой-то интерес.

— Отдаю должное, барон, вы проницательны. Действительно, принц и мой наставник имеют свои интересы в королевстве Дитар. До наставника дошли слухи о некоем черном рурге, терроризирующем рыбаков на озерных берегах, также ему стало известно об экспедиции, тайно направленной вами на поимку монстра. Не вскидывайтесь так, барон! Земля слухами полнится, а архимаг умеет слушать. — Князь поставил допитый фужер на столик и свел кисти рук домиком. — Интерес наставника заключается в живом и невредимом рурге, которого вы передадите ему лично. От того, как вы справитесь, будет зависеть благорасположение императора. Он прислушивается к словам архимага Брэма, замечу, являющегося первым советником. Другое дело, что тот советует не часто и еще меньше балует высшее общество своим присутствием. Столь занятой личности не до мирской суеты, сами понимаете. Теперь перейдем к принцу. Немного отвлекусь и кое-что поясню для общего понимания ситуации. Императорская семья с древнейших времен благоволит Магической академии, постоянно контролируя процесс обучения. С прошлого года патронаж и финансовый контроль академии передан в руки наследника престола. Добавлю, что Лион — страстный охотник. К чему я клоню? Принц хотел бы получить в личное пользование охотничьи угодья на северо-востоке земель герцога Тройса. Естественно, после окончания вашей маленькой междоусобицы.

Барон кивнул. Однако губа у принца не дура. Великолепные охотничьи угодья, как же… Похоже, его высочество желает подмять под себя не менее великолепные серебряные рудники. А недавно рудознатцы нашли в землях Тройса олово и железо, и тоже, совершенно случайно, в районе охотничьих угодий. Хотя делиться все равно придется. Если победит партия барона, герцог лишится не только владений, но и головы, а земли потребуют нового хозяина. Кто им станет — решать новому королю, которому, опять-таки, потребуется заручиться поддержкой сильных мира сего… К тому же не стоит забывать о том, что человеческий век короток. Сколько еще протянет император? Дружить с принцем надо начинать сейчас, раз уж Пресветлая предоставляет такой повод…

— Его высочество знает толк в охоте, — осторожно начал барон. — Жаль, что мы делим шкуру неубитого горного льва. Но, думаю, мы могли бы найти общий язык с его высочеством. Казна королевства не оскудеет, если половина северо-восточных земель опального герцога получит рачительного имперского хозяина.

Барон бросил быстрый взгляд на князя. Тот кивнул и довольно улыбнулся, удовлетворенный результатами импровизированного торга. Лера мысленно вытер со лба несуществующий пот, похоже, у него получилось удовлетворить аппетиты принца.

— Его высочество, со своей стороны, приложил руку к тому, чтобы как можно быстрее выкурить зверя из логова и насадить на рогатину. Четвертый курс факультета боевых магов академии получил направление на полугодовую практику. И куда бы вы думали?

— Куда, если не секрет?

— В Дитар. Можете располагать ими. Его высочество привык защищать свои инвестиции.

— Разумно, — ответил барон, понимая, что принц не только защищает инвестиции, но и сажает самого барона на короткий поводок. Наверняка с молодежью прибудут наставники, а тем палец в рот не клади, да и тайные инструкции они привыкли исполнять от точки до точки. Вот так. Ловко. Империя не может, зато академия — пожалуйста. Все в рамках приличий: и овцы целы, и волки сыты.

— Приятно беседовать с умным человеком. Но вынужден откланяться. Дела-дела. — Всем своим видом показывая разочарование оным фактом, печально сказал маг, поднимаясь с кресла. — Через час к вам прибудет официальный посланник императора. Его светлость князь Пален обожает вина Южного Мирна, любит соколиную охоту и, если верить слухам, испытывает греховную страсть к молоденьким девушкам и юношам. Мы ведь понимаем, что двор живет сплетнями и аристократия ничем не брезгует, чтобы опорочить недруга. Сумеете угодить Палену, и он замолвит за вас словечко перед императором. Как говорят в народе: ласковое теля у двух маток сосет. Мы ведь умные люди, барон, и знаем, какая из маток главнее. Всего хорошего. Не надо, не провожайте меня.

Коротко кивнув, князь Райм вышел из беседки и растворился в тени высоких кустов. Искусно отведя глаза прислуге и страже, он спокойно покинул летнее поместье барона.

Откинувшись на спинку кресла, Сажу Лера несколько минут сидел неподвижно, потом сгреб откупоренную бутыль и в три глотка, из горла, опустошил ее наполовину. Тряхнув головой, он призвал прислугу и приказал заменить вино. В погребе пылилось несколько ящиков игристого и красного вина с мирнских виноградников. Подумав, он потребовал письменные принадлежности.

Через пятнадцать минут почтовый сокол вылетел в Тумру. В конце послания была особая приписка, что адресат может не ограничивать себя в средствах. Главное — результат. Любые деньги за живого рурга. И не дай Пресветлая, тварь сдохнет…

Вот так встреча! Пресветлая знатно повеселилась, устроив врагам свиданку под крышей обители. Сейчас, наверное, сидит на небесах и трясется в корчах, держась за живот. Охотник выпучил глазенки на манер снулой рыбы и беззвучно хлопал ртом, пытаясь выдавить из себя то ли застрявший в зобу воздух, то ли что-то приличествующее встрече. Справившись с бурей в душе, он, ошпарив меня ненавидящим взглядом, сорвался с места. Дробным цоканьем металлических набоек на каблуках щегольских сапог отмерялось расстояние от нашей кельи до комнаты ватаги. Не ведаю и не берусь гадать, как и откуда могла прилететь шлея, угодившая мне под хвост, но после нетерпеливого танца на месте я сорвался следом. «Быть беде!» — молнией промелькнуло в голове. Снеся с пути замешкавшуюся Иристу, я выскочил под арочные своды галереи.

— Ристар! — крикнула нам в спину шлепнувшаяся на попу виконтесса. Как выяснилось немногим позже, Ириста и Ристар успели познакомиться в коридоре. Отсутствие дуэньи или полагающейся по этикету старшей дамы не помешало виконтессе состроить глазки и поинтересоваться именем импозантного кавалера. — Стойте!

Но куда там, «добыча» убегала, и недремлющий охотничий инстинкт моментально завладел мной. Догнать, скрутить, сожр… э-э-э… допр… э-э-э, расспросить. Покусать… в общем, все тридцать три походных извращения. Благо остатков здравого смысла в башке хватило, чтобы не использовать пламя — естественное оружие рургов, иначе от монастыря остались бы одни головешки.

— Други-и-и! — сипло проорал парень, названный Ристаром, вваливаясь в широкую келью охотников. — Я-а-а…

Что он хотел сказать дальше, история не сохранила, ибо дверь за ним отворилась, как от пинка. Хотя почему как? От пинка она и отворилась, пропуская меня.

— Бей его!

Кто крикнул сакраментальную для всех кабаков, но отнюдь не для монастырей фразу, история тоже умалчивает, но последнее, что я запомнил перед тем, как окунуться в гущу мордобития, это ошарашенное лицо настоятеля. Вот уж кто был не при делах и не ожидал, что смиренная обитель усилиями рурга и охотников превратится в презренный, проклинаемый Пресветлой вертеп.

В детстве, юности и студенческой молодости мне частенько доводилось помахать кулаками. Постперестроечные и девяностые годы были неспокойными, и авторитет в среде парней во многом зависел от умения постоять за себя. Мозги тоже ценились, но лишь в части умения заколачивания бабла и обмана ближнего своего с целью вытянуть из него это самое бабло. Разведение лохов тогда было почетным занятием, и просьба дать закурить, прозвучавшая поздним вечером в темном переулке или безлюдном дворике, в девяносто девяти процентах всех случаев означала, что по твою душу и по твой кошелек заявились бравые «чабаны». Сумел отмахаться от любителей легкой наживы — честь тебе и хвала, схлопотал в табло и попрощался с кошельком, золотом и часами — лох, и этим все сказано. Сейчас я, конечно, утрирую: все было несколько сложнее и проще одновременно, но криминогенная обстановка для многих стала неплохим стимулом заняться самообороной, а посещая секцию, ты невольно знакомился с уличными авторитетами, которые зачастую тренировались вместе с тобой. Вот так, слово за слово и спарринг за спаррингом ты обрастаешь полезными знакомствами… Ладно, что-то меня потянуло в дебри.

Возвращение в реальность ознаменовалось пропахшим чесноком кулачищем перед носом. Уворот! Бах! Попали, мир поплыл, окунаясь в россыпь искр и цветных звездочек, выскочивших из моих глаз после молниеносного хука от Ристара. Сухим щелчком поломанного дерева клацнули хлопнувшие от удара челюсти, край сознания ухватил из общей картины пару медленно летящих и картинно, по-голливудски, вращающихся зубов. Гад! Взревев, я крутнулся на месте, используя бревно хвоста для подсечки вскочивших охотников. Хык… одного из охотников, получившего поперек живота (высоко взял), унесло в угол комнаты. Короткий полет завершился приземлением на видавшую виды кровать. Треск поломанного дерева оказался громче клацанья зубов. Летун так и остался почивать на набитой соломой мешковине, используемой вместо матраса. В следующий миг на меня навалились всем гуртом…

— Лапы… ах ты ж (непереводимая игра слов)… хвост… хвост ему держите…

— Н-на! Это тебе… ой… — Сдавленный стон, звук упавшего на пол тела.

— Кусается, гад…

В голову нехило прилетело, аж рога затрещали, по спине молотили не переставая, один из охотников, сковывая движения, повис на хвосте. Бью гада крылом, висит, не отпускает и, по-моему, пытается вгрызться в чешую. И это они меня обзывают засранцем?! От удара в нижнюю челюсть больно прикусываю язык. Нет, братцы, так дело не пойдет, эдак меня запинают и крякнуть не успею. И чего я погнался за этим Ристаром? Повисший на хвосте вражина вынул из сапога нож, и пока он не придумал ничего лучше, чем ткнуть меня острием в район, где у приличных людей располагаются ягодицы, я решил войти в роль скунса. Получай, раз просишь! Струя пахучих экскрементов ударила в лицо охотника. Тяжесть с хвоста моментально испарилась, зато возникла резь в глазах. Кручусь волчком, щедро раздавая затрещины и зуботычины, бью хвостом, особо нетерпеливых оглушаю резкими ударами крыльев. В ход идут когти и зубы, по-моему, всем досталось, каждого успел хватануть за руку или за ногу. На весь монастырь разносится молодецкий мат и ругань. Метр за метром куча-мала переместилась в галерею. Обгаженный охотник выпал из схватки, задохнулся, наверное. Краем сознания удерживаю огонь в себе, ведь стоит мне пыхнуть… Одни головешки останутся.

— Осторожно, он крылами хуже злого гусака лупит… кидайте на него покрывало!

Широкий отрез ткани завис над дерущимися мужиками, что пытались забить и затоптать вертлявого рурга. Опрокинув долговязого охотника и оглушив его контрольным ударом в висок, вырываюсь из свалки только для того, чтобы нарваться на следующего противника.

— Пустите меня! Я ему…

Передо мной нарисовалась перекошенная ненавистью рожа, в ноздри ударил непередаваемый аромат полупереваренной пищи и давно нечищенных зубов. Не дожидаясь, чего там мне хотели «передать», приподымаюсь на задних лапах и бью кулаком между глаз супостата, аж кулак отбил. Протяжный гул поплыл по монастырю. Глаза у мужика съехались к переносице, а сам он прилег отдохнуть. Еще минус один.

— Ну давай, что ты можешь?! Давай, тварь, давай!

Угар сражения схлынул, на смену красной пелене ярости вылез холодный разум. Действительно, чего это я? Оно мне нужно было махаться с охотниками? С какого перепугу я погнался за этим Ристаром? Обозначенный охотник только что рубаху на себе не рвал, до сих пор находясь в пылу схватки. Видно, ему крепко по голове досталось, раз он решил сыграть в благородство, встав в стойку наподобие боксерской: согнутые в локтях руки защищают грудь и живот, лицо прикрыто кулаками. Мол, вызывает меня на поединок и бросает перчатку. Хочется побоксировать? Идиот, одним словом, но раз ему так хочется, отчего бы и нет? Насколько позволяет анатомия и хвост, встаю на задние лапы и провожу молниеносную серию: бок, корпус, печень, челюсть. Нокдаун на грани нокаута, небритый мачо конкретно поплыл, мысли о сражении у него моментально отошли на второй план. Тут бы на ногах устоять, а не поцеловать носом грязный пол. Для полного «фаталити» осталось еще разок добавить «спарринг-партнеру» в бубен.

— Стоять!

Словно из-под земли в самом центре свалки неожиданно выросла (нарисовалась — не сотрешь) Лилина, бросив на пол белый платок. Ее гневный звонкий голос перекрыл гул утробного рычания дерущихся представителей сильного пола.

Ух ты, не знал о подобном кавказском обычае у местных. Хорошая традиция. Стоило белоснежной ткани коснуться струганых досок, охотники разом отступили на пару шагов. Своевременно, стоит заметить. Еще немного — и я бы сорвался на магию или полоснул по людям пламенем. За минуту ожесточенного месилова мне выбили семь зубов и чуть не свернули набок челюсть. О незапланированной дырке в заднице даже и упоминать не хочется. Да, непоправимого не случилось, но было очень, мягко скажем, неприятно. Или думаете, что я весь из себя такой герой, рыцарь без страха и упрека? Неправильно думаете.

Дурак я, если разобраться. Сколько раз говорено миру не поддаваться животным инстинктам и влечениям. Вроде держишься, контролируешь себя, и вдруг — бах, срыв в самый неподходящий момент. А что поделать? Сросся я с новой шкуркой и хвостом, и желания знакомиться с таксидермистом не испытываю даже чисто теоретически. При шевелении правой задней лапой ощущается тупая тянущая боль. Видимо, ушиб мягких тканей я все-таки заработал. Слава Пресветлой, рога не обломали. И на том спасибо!

— Скайлс!

Чуть что, сразу Скайлс. Я что, в каждой бочке затычка?

«Что Скайлс?»

— Вот зачем ты побежал?

«Не знаю. Он побежал, и я побежал. Я же ему в голову не заглядывал, вдруг он фигню какую задумал? Видишь, — широким жестом указываю на картину сражения, — что творится. Похоже, я не ошибся».

— А вы зачем побежали? — накинулась Лилина на Ристара.

— Это он, — придерживая правой рукой ноющую челюсть, промямлил охотник, — набросился на нас в лесу.

— Я знаю! — припечатала Лилина. — А вы все вместе разоряли гнезда. Или я ошибаюсь?

— Не ошибаетесь, — прогудел здоровяк, которому я врезал по голове. Отошел уже, все же местные крепче, чем кажутся. — Мы охотники, это наша работа.

— Вот-вот, — воздела палец Лилина, — работа ваша, а подопечные Скайлса. Какие теперь к нему претензии?

— Он убил…

— Вы не убивали, значит, совсем безгрешны? Аки агнцы невинные? — гневно сверкала глазами Лилина. Охотники потупили взоры.

— Дасти, как ты разговариваешь с уважаемыми господами? Что ты себе позволяешь?

Ириста. Куда без нее.

— Как заслужили, так и разговариваю, — не полезла за словом в карман Лилина.

«Успокойся. Не выходи из образа».

— Успокоиться? Я тебе сейчас так успокоюсь… я тебе… — Лилина поискала взглядом, чем бы таким потяжелее меня навернуть.

— Дасти! — пришла мне на помощь Ириста.

— Сяка! — раздался детский голос в конце галереи.

Пока мы тут дрались и выясняли отношения, Лири вернулась с прогулки, на которую ее водил монах Тук. В отличие от тучного земного тезки, здешний Тук был высок и худ, как жердь. Неизвестно, в чем только душа держалась.

— Сяка! — Лири слезла с рук монаха и подбежала ко мне. — Вава!

Девочка вцепилась в мою правую лапу, на которой непонятным образом оказалось вырвано несколько мелких чешуек, на месте которых теперь выступили капельки алой крови.

— Вава! Сяка бо-бо! — Смешно надувая щеки, она дула на ранку. — Сяка бо-бо. Фу-у-у, фу-у-у. — Тут Лири отпустила мою пострадавшую конечность, развернулась и ударила кулачком здоровяка-охотника по ноге. — Пахой! Пахой дядя! Сяка бо!

От сюрреалистичной картины перед глазами охотников пробило на нервный тик.

— Сяке бо-бо, — через силу выдохнул Ристар и залился в безудержном смехе. Через мгновение смеялись все. Напряжение отпустило людей. Смех продлевает жизнь, реально.

«Действуй».

Бросив Лилине короткое сообщение, я посадил Лири на спину и поковылял в келью. В нашем деле главное что? Правильно — умение вовремя унести ноги порой ценится гораздо выше прочих талантов. Не хватало еще, чтобы меня заставили платить за учиненный погром. Вот еще!

Через десять минут Лилина вернулась с импровизированных переговоров. Пришла она не одна. За спиной юной красавицы переминались с ноги на ногу Ристар и приснопамятный здоровяк с крепким черепом. Слово взял здоровяк:

— Меня зовут Гирн, я командир ватаги охотников, моего друга зовут Ристар.

Пришлось через Лилину представляться в ответ, а Гирн продолжил:

— Госпожа Ириста и Дасти вкратце ознакомили нас с проблемой. Как я понимаю, в вашей компании вы главный?

Я лапой указал, чтобы гости занимали ближайшие удобные места. Сверля меня напряженными взглядами, Гирн и Ристар присели на грубые табуреты.

«Вы правильно понимаете, — укрыв заснувшую Лири одеяльцем, ответил я (Лилина переводила образы), — и у меня есть для вас заказ. Вас интересует работа?»

Через полчаса переговоров (причем добрая четверть часа была убита на яростный торг, который договаривающиеся вели шепотом) стороны пришли к соглашению. Скрепив договор крепким рукопожатием и получив задаток в десять золотых, охотники воспрянули духом. А жизнь-то налаживается!

Не скрывая эмоций, они ушли к себе. С их точки зрения, мир только что перевернулся с ног на голову. Разве могли они думать, что наступит время, когда их заказчиком и нанимателем окажется бывшая добыча? Мужикам срочно требовалось успокоительное в виде хлебного вина (водки) или огненного самогона. Прочее в сложившихся условиях не котировалось.

— Гирн, а где Парк? — донеслось из коридора. Следуя этикету, Лилина проводила гостей за порог. Тут три шага всего, но правила хорошего тона есть правила хорошего тона.

— Я его с утра в шинок отправил. Малому надобно малость развеяться. М-да, кто ему говорить будет?

— Я умываю руки, атаман. Дядьку его напряги.

— Так и поступлю…

Вскоре голоса стихли, скрипнула и хлопнула далекая дверь и наступила благословенная тишина. Хм, а Ириста где шляется? Впрочем, я ей в няньки не нанимался.

— Ты молодец.

«Полноте. Лучше, будь добра, почеши мне между крыльями… Да-а-а, здесь…»

Не обращая внимания на ужимки разбитной подавальщицы, симпатичный молодой человек в костюме гильдии охотников, заняв самый дальний столик питейного заведения, тихо напивался в одиночку. На крик главаря компании наемников, набиравшихся через три столика от него: «Хозяин, ташши вина!» — он лишь поморщился. Охотники никогда не ладили с вольными бойцами…

Через час, уже изрядно поднабравшись, охотник заметил, что за прошедшее время градус опьянения у шумных соседей нисколько не изменился. Вроде и винище хлещут, как быки — помои, но ни один из веселящейся компании еще не обнимается под столом с собаками. Или ребятам нужно по бочке на каждого, или хозяин этой богадельни безбожно разбавляет вино водой. Охотник пристально всмотрелся в красноватую жидкость на дне деревянной кружки, поболтал, разглядывая разводы на стенках, хмыкнул и опрокинул содержимое в рот. Вино как вино. Странно, что-то с этими наемниками не так, определенно.

— Да не трясись ты, чай не заяц! Мы токмо поспрошать. Глядишь, и денюжку замаешь. Старшой — он добрые байки любит и на брагу завсегда отсыплет!

Один из наемников подвел к столу компании рябого широколицего мужичка с испуганной простоватой физиономией, плутоватыми глазками и сизым картофельным носом, выдававшим записного любителя залить за воротник.

— Глянь, старшой, каво я те привел! Красавец! Бает, шо самолично видал того зверюгу. Так видал али нет, а, Корк?

— Тю-у-у, нашел чем удивить. Да его половина деревни и все рыбаки поголовно видели. Рург их как липку обдирает, — отмахнулся «старшой».

— Так то в деревне, а я с кумом, значица, Пресветлой клянусь, как вас, это самое, в лесу. Чуть порты не обгадил.

— Брешешь небось, — хохотнул главарь, и остальные дружно поддержали.

— Не сойти мне с этого места! — заявил сизоносый пейзанин, осеняя себя святым знамением. — Это самое, истинно баю!

— В лесу, говоришь? В лесу — это интересно. Да ты не стой как чужой, как тебя звать-величать, говоришь?

— Крок, ваше благородие, мы, это самое, простые, по-простому, это самое.

— Садись, Крок, трави свои байки, я весь внимание. Мы все внимание.

— Мне бы это, значица… в горле пересохло…

— Простой-то ты простой, Крок, а задаток наперед требуешь, — осклабился главарь. — Еще ничего не сказал, а в горле уже пересохло.

— Смазать бы…

— Вмазать — это мы могем, а про смазку ничего не скажу. Да ладно, не пужайся. Шучу я так. — Наемник ощерил в ухмылке крепкие желтые зубы. — А может, и не шучу! Га-га-га! Хозяин, плесни ему!

Зиф быстро исполнил заказ, метнув на стол полулитровую кружку с мутноватым пойлом. Наемник вопросительно поднял правую бровь.

— Крок не пьет вино, — сухо пояснил хозяин заведения, знавший своих постоянных клиентов как облупленных. Наемник молча кивнул.

— Хорошо пошла. — Смачно отрыгнув, крякнул любитель бормотухи. Облизнув губы, он приложился повторно, одним глотком вылакав половину содержимого. — Того-этого!

— Ты мне тут не налижись, любитель… это тебе для смазки. Давай, трави, как тебя рург за задницу рвал.

— Та не была такого!

— А чего было-то?!

— Кабана он рвал, здоровуща-а-аго!

Окосевший бормотушник рукой указал высоту дикого секача в холке. Чуть подержав ладонь, скривился и задрал ее выше. Представив размеры предполагаемого гиганта, наемники дружно грохнули во все луженые глотки.

— Это уже не кабан, это боевой конь с клыками и копытами!

— Много вы разумеете! — Выпятив грудь, хорохорился Корк. — У него ухи были — во!

Рассказчик руками изобразил круг, больше смахивающий на большую сковороду для выпечки блинов, а не на уши дикого кабана.

— Кого хошь спросите!

— Кого? — утирая выступившие от смеха слезы, уточнил главарь.

— Да кого хошь. Да хоть кума мояго спросите! Он сам аккурат со мной на суку сидел, значица. Мы ить тады по грибы ходили.

— И где вы тут грибы нашли? Тут отродясь ничего кроме поганок не росло.

— Тута не росло, а за Кривой балкой, значица, аккурат у черного ельника-то, их замахаешься в лукошко складывать. Я тута, значица, усе грибные места знаю. Теща моя, змеюка старая, такую грибную настойку ставит, с одного глотка с ног валит! Чисто отрава — до костей пробирает! Не хуже той бормотухи, что кумова теща делат…

— Тьфу ты! Ты про рурга давай.

Уловив, что рассказчик оседлал любимого конька, один из наемников поспешил ссадить Корка с небес на землю. Слушать про гигантских кабанов было интересней, чем про отраву на грибах.

— Так да, про рурга… Слухай сюды, я ить его, аспида, висельника черного, как тебя видел. Вот так… — Икнув, Корк изобразил, как он играл со зверем в молчанку и в «кто первым моргнет». — Мы-то с кумом по грибы, значица, собралися. Он, это самое, шо в лес, шо по лесу, ни бельмеса же не разумеет. Все за мной, значица, а я-то все поляны знаю. Ну и, это самое, на полянку нашу заветную повел его. Это тута поганки одни да серошляпки сопливыя, а тама! — Крок в экспрессии закатил глаза. — Там их каких хошь, видимо-невидимо. И боровики крупныя, и кабаньи грибы кругами… Всякие, значица. Вот, значица, мы так с кумом уже решили грибы собирать, шоб жинки не бухтели… Вот ведь злобное племя — бабы! Пилят и пилят. Никакого житья от них нормальному мужику нет. Змеиное племя, все им мало, да побольше всего подавай. — Отвернувшись от стола, Корк смачно харкнул на пол. — Ну вот, тока мы по грибы, как слышим: хрюкает кто-то и листьями шуршит. И шо-то нам боязно так стало, шо только на дереве в себя и пришли. Токмо мы туда забрались, кабан и женки его уже наши грибы жруть и землю рылами роють. А там така страхолюдина, клыками таки борозды копат, будто арыки под воду роеть. Здоровушшая тварь, шо теленок (наемники оскалились, за минуту рассказа кабан успел на три ладони подрасти в холке). Вот, значица, сидим мы с кумом на дереве, лишний раз чихнуть боимся. Этому хряку дерево подсечь — что прутик переломить. Вот, значица, сидим мы, а ента гадская морда с телегу купцовскую размером (кто-то из служивых начал медленно сползать под стол) уже понизу дерево подрыват и злобно так хрюкат, а мы, ить, совсем ни живы ни мертвы, с миром прощаимси и поминальную загодя читаем. Да токмо самая напасть потом настала… Ну вот, значица, сидим мы с кумом, бормотушку, что его теща делат, в последние разы ухлопываем, и тут на эту кибитку с ухами сверху черный рург свалился. Тут уж мы такого страху натерпелись, шо махом протрезвели, значица, мигом ни в одном глазу… Да чтоб мне не в жизнь больше не пить, если вру, истинная правда, говорю. Рург на него как упадет сверху-то, да в загривок как вцепится, да как евин завизжит… Мы, значица, с кумом от визга того друг в друга крепче вцепились, чуть не обгадились, как те вороны, а сами на поляну глядим, что там деется… Вот, значица… трясемси, как осиновые листы. Свиней и поросят уж нет, утекли, а рург вокруг евина топчется и жреть его… так жреть — чавк на усю поляну, кровишша, куски с мою голову отхватыват и кости перемалыват. Вот, значица, как. Сидим мы с кумом уже все белыя, дышать боимси… Да чем дышать? Кум-то весь воздух, значица, спортил. А рург уж кишки распотрошил, злобный зверюга, и рычит от злобы лютой. У графа, шо в позагоде преставился, псина черная была, граф ею варнаков затравливал, так рург, значица, покрупней пса будет и злобней. — Корк, побултыхав остатки и опрокинув пойло в глотку, стукнул донышком кружки по столу и замолчал.

— А что дальше было? — нетерпеливо спросил старшой наемников.

— Да шо? Набил, аспид, утробу, шикнул на нас, мы, это самое, тока у ручья в себя и пришли. Как с дерева слетали и по буеракам неслись, ни кум, ни я не помним. Память отшибло напрочь… да. Это самое, летели так, шо кувшинчик с бормотухой на суку забыли. Кум опосля духу набрался и сходил на поляну-то. Не дело такую вещь на дереве оставлять-то, да ишшо с бормотухой. Да какое там. — Крок расстроенно махнул рукой. — Рург весь остаток-то выжрал, значица, а кувшин на кости кабаньи бросил, шоб ему до конца света икалось! Так вот… да…

— Так и кинул?

— А на кой ляд он ему без бормотухи-то? Чай, не дурней нас, понимает толк! — Корк грустно воззрился на пустую кружку, как бы намекая на продолжение банкета.

— Гляди, какой умный рург. Ну что, братия, посмешил вас сей достойный муж? — Улыбки и смешки были лучшим ответом. — Держи!

Старшой, не глядя, сунул пальцы в поясной кошель и бросил на стол монетку. Молодой охотник успел заметить мелькнувшую в глазах наемника нешуточную досаду. По собственной ли неосторожности, или из-за затуманенных вином мозгов он по-барски расплатился с Корком малым золотым имперским совереном, из-за недосмотра и своего мелкого размера затесавшегося к поеденным зеленью медным монеткам. Желтобокий соверен исчез со стола быстрее, чем растаял его звон в воздухе. Поразительная скорость. С такими навыками и руками только рыбу в реках да змей в поле ловить: ни одна моргнуть не успеет, как в мешке или на кукане окажется. Теперь отобрать зажатое в кулаке золото можно было только вместе с жизнью его нового владельца. Алчный блеск в глазах бормотушника говорил, что назад он монету ни за что не отдаст.

— Исчезни, — сквозь зубы бросил наемник. Повторно повторять не пришлось. Миг — и записной пропойца испарился, будто его и не было. Гулко хлопнула входная дверь.

— Что делать будем, братия? — промочив усы, спросил ватажников старшой.

— Мало информации, — буркнул пожилой вислоусый наемник с поясом и браслетом мага. Не мастер — подмастерье, но для малого отряда этого более чем достаточно.

— Мало, — покладисто согласился атаман, приглаживая взъерошенные волосы на затылке. — Но кое-какие выводы уже можно сделать. Рурга надо искать за Качинскими утесами. Рыбацкие артели он ближе к ним трясет. Я бы оттуда начал. И место для логова там удобное, пещер много.

Подслушав последние фразы, Парк забыл и о цели своего похода в шинок, и о выпивке. Виданое ли дело, наемники решили переквалифицироваться в охотников! И смех, и грех, если бы не одно «но». Главарь убивцев по найму задрал левый рукав и яростно почесал руку с чуть воспаленной татуировкой на ней: оленьи рога, напоминающие корону, виноградная лоза и охотничий лук. Было хорошо видно, что лук на кожу нанесли недавно, а рога и виноград наколоты на руку чуть ли не с рождения. Парк поперхнулся от неожиданного открытия. Охотники! Но почему они напялили шкуры наемников? Или… Парень от волнения и осенившей его догадки забыл как дышать: душегубов за соседним столиком специально наняли для поимки черного рурга! Эти точно не будут жевать сопли, как Гирн и дядько Дьюи. Чтобы избежать конфликта между гильдиями охотников и головорезов, атаман наверняка заплатил отступные и получил право на ношение знака охотников, а охоту на какую дичь он возглавляет, никому нет дела.

— Ты что-то хотел сказать, малой? — бросив чесать зудящую руку, атаман охотничьей ватаги, а теперь Парк бы в этом уверен на сто процентов, повернулся к соседу. Молодой охотник скривился от фамильярного обращения.

— Кто? Я? — сыграл дурачка Парк.

— Ты. Я вижу, когда людей распирает от желания поделиться наболевшим. Поживи с мое… Тебя распирает.

— С чего вы взяли?

Атаман лишь загадочно усмехнулся, ватажники поддержали старшого многозначительным хмыканьем. Мол, силен наш атаман: все видит, все знает, ни одна муха без его на то соизволения на потолочные балки не гадит. Мелкие шрамы на лице атамана сложились в добрые лучики, пересекающие нос, брови и щеки. Никакой зверь подобные шрамы оставить не может, а магия и бритвенно острая сталь — запросто. За плечами обманчиво доброго охотника ощущалась суровая школа, не имеющая ничего общего с гильдией охотников. До ловли различного зверья обладатель шрамов резал другую дичь — двуногую, посему успел стать философом и психологом в одном лице, ведь без последнего развязывать чужие языки несколько труднее.

— Тогда позволь ответить вопросом на вопрос. А с какого ляду такого юного новика соблазнил разговор про черных рургов?

— Равный кошт и долю в добыче, — собравшись с духом, выпалил Парк на одном дыхании.

— Ха-ха-ха, — громогласно рассмеялись ватажники.

— Насмешил… — одним словом выразил атаман общий взгляд.

Парк равнодушно пожал плечами: мол, не больно-то и хотелось, и вернулся к недопитому вину.

— Раз такой умный, посоветуй чё-нить.

— Зачем? — Допив вино, Парк достал из кошеля монету и призывно махнул Зифу. — Прогуляйтесь до утесов, я посмеюсь. Кто я такой, чтобы советы раздавать кому ни попадя? Скоморохов вы себе на ярмарке наймете.

— Ты нам не груби, малой! — пробасил маг.

— Успокойся, Торп, никто никому не грубил, так ведь? — сдал назад атаман, а Парк постарался скрыть выползающую наружу мысленную ухмылку. Игре в злого и доброго стражников дядько обучил его еще лет пять назад.

— Ты ведь что-то точно знаешь, — подвел черту атаман, поведя широченными плечами. — Мы заплатим, назови цену.

— Я не торгуюсь. Равный кошт и доля.

— Считаешь, оно того стоит?

— Считаю, — тщательно скрывая волнение и охватившее его возбуждение, сказал Парк.

Да, скоро он отомстит! Парень нисколько не сомневался, что дело выгорит. А родная ватага… Что ж, ему не по пути с ними. Гирн струсил и больше не имеет права зваться охотником.

— Не много ли на себя берешь, малой? — показав компаньонам жестом, чтобы те заткнулись и не влезали в переговоры, поинтересовался атаман.

— В самый раз. — Спрятав подрагивающие руки под стол, ответил Парк. — Запросил бы больше, но я новик, как видите. К тому же я пойду с вами, и последнее не обсуждается.

— А мама отпустит, мальчик? — все же влез рябой охотник со сломанным, криво сросшимся носом и сальными, мышастого цвета волосами.

— А тебя?

— Кром! — грозно прогудел атаман и тут же повернулся к Парку: — Одиночка?

— Нет, но хоть сейчас уйду из ватаги. Меня ничего в ней не держит.

— Что так?

— Откровения стоят дорого, цену я назвал.

— Ты ведь понимаешь, что так просто подобные дела не делаются? Без общего круга новики в ватагу не принимаются.

— Ну вы тут решайте, а я пошел. — Расплатившись с хозяином, Парк встал из-за стола. — Наша ватага в монастыре остановилась, найдете, если нарешаете чего.

— Не спеши, — осадил его атаман. Задумавшись, он пожевал нижнюю губу. — Чай не блох ловишь, мы ведь тоже рискуем.

— Все рискуют. Я вот тоже не уверен, что не надуете.

— Ты язык-то попридержи. Хорошо, равный кошт и доля. — Атаман протянул широкую мозолистую ладонь. Рукопожатие, скрепляющее устный договор, было крепким. — Трох, но можешь звать меня «старшой» или «атаман». Это, как ты слышал, Торп, а это Мильх, Сган, Эйр, Мирош, Кман… — Атаман по очереди представил ватажников.

— Парк, бывший ватажник Гирна.

— Будешь у нас Малой, подрастешь — сменим кличку. Гирна, говоришь? Знаю его, добрый охотник. Что с ним, убили?

— Жив. Кончился Гирн, — пройдясь по ватажникам неожиданно тяжелым взглядом, ответил Парк. — По мне так лучше бы его убили. Сломал его рург. Всю ватагу сломал.

— Та-а-ак, — задумчиво протянул Трох, — рассказывай.

Новоявленный ватажник пересел за стол уже своей команды. Расторопный хозяин харчевни принес еще закуски, дополнительную кружку и пару кувшинов вина. После того как маг принял незамысловатые меры безопасности в виде отвода глаз и защиты от прослушки, семь пар глаз требовательно уставилось на Парка. Отхлебнув вина, тот поведал о последнем выходе команды Гирна и последствиях встречи с черным рургом.

— Я хочу, чтобы вы отдали мне его самку! — неожиданно хриплым голосом завершил рассказ Парк, словно маньяк, сверкая глазами, в глубине которых затаилась искра безумия. — Точнее, не его, ту мы убили. Вторую золотую, которая яйца забрала.

— Зачем она тебе? Проще приручить птенца.

— Нет! Вы не поняли! Я хочу, чтобы эта тварь страдала! Чтобы рурк на своей шкуре почувствовал, каково это, когда убивают… Я прикончу золотую у него на глазах… сначала отрублю ей крылья, потом вспорю брюхо…

Ошеломленные охотники переглянулись.

— Похоже, рург не только Гирна сломал, — тихонько шепнул Троху маг. — Кажись, пацан головой тронулся. Натерпимся мы с ним, помяни мое слово.

— Сплюнь, — отвел Трох, в глубине души соглашаясь с другом.

Посидев с ватагой еще четверть часа, воодушевленный Парк засобирался в монастырь. Дел предстояло много, один разговор с дядькой грозил вылиться в знатный скандал. В том, что Гирн отпустит его, Парк не сомневался. Ватага на мели, поганый рург хорошо постарался. Чтобы организовать выход в лес, требовалось купить лошадей и снаряжение, а у атамана в кошеле мышь повесилась. Так что глава с радостью снимет с шеи обузу в виде новика. Конечно, дядько будет против, ведь Парк попал в ватагу и гильдию с его подачи и поручения, но ему есть чем заткнуть родственника. Переход в другую команду не означает лишения гильдейского значка, так что Дьюи утрется. Покричит, потопает ногами и утрется.

Занятый невеселыми мыслями, Парк проскочил мимо задумчивого пьянчужки, ставшего счастливым владельцем золотого соверена, да только настоящего счастья золото не принесло. Сунув монету за щеку, Корк уже долгое время топтался у лавки менялы. Такие деньжищи, прости Пресветлыя!

«Видели, не видели? — размышлял Корк. — Никому доверять нельзя. Никому! Девки-разносчицы видели, что наемник кинул мне монету. Брехливые отродья, им только дай повод языки почесать, никакого от них покою нормальному мужу. Все растреплют, гадское семя. Вот откель Варна знает, что он в шинке сидел, а не у Барта за огородом? И ведь знает откуда-то! Шипят ей на ухо, змеюки подколодные, все сплетни собирают. Донесут, как пить дать. Все Варне расскажут, ничего святого у людей не осталось!»

Корк воровато оглянулся, и тут ему в голову пришла одна идея. От посетившей его мысли «грибник» аж подпрыгнул на месте. А если сказать жене, что наемник дал ему большую серебрушку, а не золото? Кто там видел, что это был соверен? Никто. Точно! Так он и сделает. Меняла за соверен даст пять больших серебрушек по курсу, а жене он отдаст одну. Хватит с нее, с кобылы толстой, нечего от мужа настойку в подполе ховать. А на четыре серебрушки он с кумом, может статься, на неделю в шинок загудит, и еще деньги останутся. Только вот у Варны рука уж больно тяжелая… Другие сами жен поколачивают, а у него жена… Попробуй ударь такую. Это двадцать лет назад она была тоньше тростинки, двумя ладонями талия обхватывалась, теперь двумя руками не обхватить, вековой дуб обзавидуется. Да и характер у нее испортился: скандальная язва, а все теща нашептывает… Карга старая! Когда же она преставится?! Другие давно в чертогах Пресветлой прописались, а эта ведьма никак не отойдет. Целыми днями кровь из него пьет, никакого уважения. А вдруг донесут? Что тогда делать? Потратив на тяжкие раздумья еще пять минут, Корк толкнул дверь лавки и неуверенно шагнул за порог.

На улице смеркалось. Солнце пряталось за горизонт. Разбирая бумаги из столицы, доставленные крылатым курьером, и про себя чертыхаясь, читая глупые инструкции, оставленные нанимателем, Трох подпалил фитили на двух свечах. Рург требовался заказчику живым и по возможности не помятым. Та еще задачка. Одно радовало: барон не скупился. В Купеческом банке на имя Троха открыли кредит. Приятный бонус, стоит навестить местное отделение банка. Вот завтра с утречка и займемся, Трох довольно почесал пузо. Печалит другое, не оправдай он доверие — и не сносить атаману головы. У барона денег столько… Ассасины найдут проштрафившегося охотника даже за краем освоенных земель. На юг подадутся и выковыряют добычу из джунглей.

По словам новика, ушлую тварь взять будет непросто. Опять предстоят расходы на усиленные пугачи, зачарованные сети, стрелы и целую гору магических амулетов. Подтянув к себе лист серой бумаги, атаман принялся за расчеты. Через пятнадцать минут и десяток клякс картина прояснилась. Сумма получалась солидной. Рург еще не пойман, а затраты грозят выйти за всякие разумные пределы и оговоренные ранее рамки. Хозяину бы не понравилось. Вовремя сокол принес письмецо, где сообщалось, что кредит открыли. Барон как в воду глядел.

Снизу опять зашумели. Очередная потасовка. Вскоре азартные крики и треск мебели сменились глухими шлепками и возгласами боли. Вышибалы свое дело знали туго, вовсю орудуя дубинками и раздавая удары направо и налево.

— Когда вы уже уйметесь, — устало произнес охотник, отвлекаясь на стук в дверь. — Сейчас. — Проверив ножны с кинжалом и подхватив маленький складной арбалет с заговоренными болтами, повысил голос Трох.

Убийц он не опасался, но паранойя иногда полезна для здоровья. Открыв дверь комнаты, Трох удивленно уставился на припозднившегося посетителя.

— Парк?!

— Он здесь! — выдохнул новик, хватая ртом воздух и сверкая глазами.

— Кто здесь?

— Рург. Он пришел в монастырь и нанял ватагу Гирна.

— Не понял, как нанял? Каким, объясни мне, образом? Пришел, выложил кошель с золотом и нанял, так, что ли?

Молодой охотник лишь беззвучно кивал, подтверждая запальные слова атамана.

— Малой, у тебя с головой как? Вижу… спросу никакого. Так… Торп! — Выглянув в коридор, рявкнул атаман. — Бросай свою девку и подь ко мне!

Из соседней комнаты послышалась сдавленная ругань, сменившая другие, более приятные мужскому уху звуки. Торп, любивший это дело, поганец этакий, принципиально не экранировался во время развлечений с противоположным полом. Натянув штаны и сунув ноги в сапоги, маг поспешил на зов. Не будет атаман сдергивать его зазря со сладкого… Сперва дела, девка подождет…

— Что опять за спешка? Пожар? — спросил герой-любовник, входя в номер атамана.

— Малой, повтори, — вместо ответа устало произнес хозяин апартаментов, повернувшись к другу. — Ты бы хоть штаны завязал. Тьфу!

Торп счастливо заржал, но, перехватив суровый взгляд, проглотил смех.

— Чего ты лупалами своими лупаешь? — взвился атаман на Парка. — Говори давай!

Парк повторил, не забыв о подробностях. Выслушав новика, охотники решили не форсировать события. Рург сам падал к ним в руки, как переспелое яблоко. Пороть горячку в такой ситуации нельзя. Вспугнешь добычу, ищи ее потом по берегам озера до скончания веков. Информация и еще раз информация. Успех наполовину зависит от правильного планирования и достоверной информации. Парк получил приказ хорошенько все выведать. Из ватаги он ушел, но проживал пока в монастыре. Торп посоветовал не спешить с переездом…

— Но как же так? — У Парка обиженно задрожали губы. — Я это, ну, не могу доглядать за ватагой. Нечестно это получается. И дядько… и…

— Заткнись! — Крепкая затрещина оборвала словесный понос не вовремя устыдившегося пацана. — Ты не за ватагой, дурень, доглядать должон, а за рургом и евойными девками. Сечешь? Глаз с них не спущай. Чуть что — любому ватажнику докладай.

Парк обрадованно закивал, Торп возвел очи горе. Получив инструкции, сумеречный вестник отправился обратно.

— Шо думаешь? — осведомился Торп, наливая себе вина из кувшина, оставленного прислугой на столе.

— Это будет труднее, чем нам казалось.

— С пацаном как?

— Каком! Пойдет со второй ватагой до гнездовий. Хотел самку, пущай ловит. А мы двинем за рургом.

— Откель возьмется вторая гурьба? — наливая вторую кружку, осведомился Торп.

— К заутрене Шон со своими подельниками на купеческом баркасе прибудут, я ужо отправил голубя. Он деньгу любит.

— Он-то любит, а у нас они откель?

— Читай. — Трох протянул магу письмо барона.

— Скажи мне, атаман, во что мы вляпались? Нам же бошки снесут, ежели мы этого рурга не поймаем.

— Так вот и надо сделать, чтобы не снесли. Пресветлая не выдаст. На рассвете ты и Кман идете на торжище и нанимаете загонщиков, скока их там есть, всех и нанимаете. Да магов бы парочку из твоих ушлых знакомцев не помешало. Сделаешь?

— Сделаю, но они будут к вечеру.

— Ничего, время терпит.

— Что с Малым делать станешь?

— Как покажет себя. В долю возьму, на кошт, ну а ежели с гнильцой окажется… Рурги нынче больно злые пошли. Кадык разом выгрызут или еще чего. Отпиши-ка ты Огру Бороде, если ватага с купцом по морю выйдет, надоть толстопузого тихонечко взять. Купца и охотников — в расход, а девки на живца пойдут. Чую я, не оставит их рург. Из лесной чащи вывел, стал быть, и опосля на погибель не бросит. Все, ступай.

Маг вернулся к разгоряченной, но не удовлетворенной красотке, и вскоре ее томные крики заново впились в дощатые стены узкой одноместной комнаты Торпа.

Плюнув с досады, атаман сменил свечу. Вместо написания письма ему, как и некоторым, хотелось предаться плотским утехам, но дело есть дело. Официально состоя в гильдии, атаман занимался совсем не профильными для охотника делами. Благодетель в столице предпочитал держать у себя на службе множество людей: больших, важных и порой незаметных или, наоборот, как этот грузный хозяин харчевни. Корчмари и кабатчики всегда в центре слухов, в их заведениях можно услышать свежие новости, а Трох контролировал и координировал работу агентов.

После пьянки атаман имел недолгую, но весьма плодотворную беседу с хозяином заведения. Очень уж интересные вещи начали происходить на берегах озера, и черный рург был не главной новостью приозерья. Сведя данные от нескольких агентов и соглядатаев воедино, Трох засел за шифровку. Работа продвигалась со скрипом, но закончить послание не дали громкие крики с улицы. Какая-то баба на чем свет поносила мужа. Визгливые вопли перемежались отборной бранью, послушать которую не отказались бы и грузчики столичного речного порта. Фантазия у тетки оказалась богатая, цветистые обороты так и сыпались. Когда бабе не хватало слов, она дополняла их смачными шлепками по лицу, бокам и спине провинившегося муженька. Муж рукоприкладствующей скандалистки даже не пытался оправдываться, между тумаков вставляя: «Ой! Ай! Варна!» Ведай атаман, что халявное золото (жена менялы ненароком, но с точно выверенным дальним прицелом поинтересовалась у Варны на базаре, где ее благоверный отхватил деньгу) вышло сизоносому мужичку боком, у него наверняка поднялось бы настроение. Но страдающему от мигрени охотнику местные разборки были глубоко по барабану. Единственное, о чем он мечтал, — это о благословенной тишине.

Купец был тучен, важен, угодливо льстив и преисполнен собственной значимости. Вечером третьего дня брат Фра вернулся из Тумры не один.

— Господа, имею честь представить вам мэтра Пьерро! Мэтр любезно согласился посетить нашу обитель и готов обсудить вопросы фрахта. — Сопроводив слова широким жестом руки, настоятель спрятался за бычьей спиной купчины, тот же качнул тремя подбородками, типа кивнул головой.

Хоть имя у купца почти совпадало с именем персонажа из сказки о приключениях Буратино, но сходство между ними было отдаленным. Ну если только представить Пьеро повзрослевшим на сорок годков и поправившимся на сто двадцать килограммов. Вытирающий блестящую лысину засаленным платком и отфыркивающийся представитель торгового сословия легко мог послужить прототипом для другого героя детских сказок. Весельчак У — космический пират из книжек Кира Булычева об Алисе уступал мэтру лишь габаритами, в остальном работник ножа и топора с космических дорог имел все шансы занять место брата-близнеца купчины.

Абсолютно лысый, с глубоко посаженными алчными глазками, заплывшими жиром. Угодливая елейная улыбочка, казалось, навечно приклеилась к пухлым губам, а мясистые сосискообразные пальцы едва гнулись из-за множества нанизанных на них перстней. Сто раз я успел пожалеть, что показался на глаза сему достойному мужу.

При виде летающего чуда поросячьи зенки располневшего эмо из сказок о Буратино зажглись потусторонним светом. Я же чуть не загнулся от эмпатического шока в ментале. Задавив чувства остальных присутствующих, на первое место, словно болотная грязь и протухшая тина, выступили алчность и ненасытная жажда наживы. Купец мысленно препарировал меня на составляющие и ингредиенты, купил, продал, опять купил и перепродал с тройной наценкой. Аура над головой негоцианта потемнела от напряженной работы мысли.

Тут-то до меня дошло, что своим присутствием я подставил дорогих мне людей. Ведь помнил же прописную истину про бизнес, триста процентов прибыли и преступления, совершенные ради магарыча. Приглашенный в монастырь представитель славного клана торгашей планировал извлечь куда больше, чем жалкие триста процентов. Деньги… ради них он на ходу продумывал грандиозную пакость, и, судя по обрывкам ментальных всплесков, ни охотникам, ни девчонкам ничего хорошего ожидать не приходилось. Эх, ладно, кое-кто накосячил, ему и исправлять нанесенный ущерб. Пора испробовать в деле эмпатические наработки. Попозже, наедине с мерзавцем. Карфаген будет разрушен.

Касаемо переговоров и будущего фрахта: ни с первого, ни со второго взгляда Пьерро Весельчакович мне не понравился, охотники тоже были не в восторге от безальтернативной кандидатуры. Больше всего габаритный негоциант напоминал угря — такой же склизкий, вертлявый, без мыла куда угодно влезет. Сложится, втянет обвислые щеки и живот и протиснется в тонкую щель. Такие угодливые и заискивающие перед тобой ушлые торгаши мягко стелют. Весь вопрос: проснешься ли потом?

К сожалению, лучших вариантов в обозримом будущем не предвиделось. Сальная морда владела ситуацией, ни в какую не желая отступать. Знал, подлюга, что нет у нас возможности капризно перебирать кандидатуры — этого хочу, этого не хочу. Время на исходе… Точнее, его совсем не осталось.

Если смотреть шире, то, с какой стороны ни глянь, залетный негоциант подходил нам по всем статьям: личный двухмачтовый когг, оборудованный пассажирскими каютами, маг-воздушник на подхвате, соответственно, судно не знает проблем с ветром, наполняющим паруса. Корабль идет нужным нам маршрутом — на Вайс, откуда до имения родителей Иристы, почитай, рукой подать. Два-три необременительных дневных перехода — и здравствуйте, родные!

Удивляетесь, к чему такая спешка? Задерживаться в монастыре чревато. И так вокруг бревенчатого тына денно и нощно начали крутиться подозрительные личности. Земля слухами полнится, да и я не особо скрывался, так что мэтр не один такой, до денег жадный. Не сбрасываем со счетов политический аспект: обстановка в стране накалялась с каждым днем. Нет, в самой Тумре было довольно-таки тихо и спокойно. Несмотря на относительную близость к столице, селение считалось медвежьим углом с патриархальным укладом и сложившимися тысячелетними традициями. Львиная доля местных жителей не могла и представить себя вдали от рыбацких фелюг: отцы рыбачили, деды и прадеды рыбачили, а теперь внуки неводы забрасывают, и правнуки пойдут по стопам предков. Ветры перемен привычно обходят Тумру стороной. Война не война, а рыба и дары леса пользуются спросом при любом властителе и политическом раскладе.

Так-то оно так, но столичный гость принес дурные вести. Противоборствующие стороны, схлестнувшиеся в битве за трон, шаг за шагом перешли от слов к делу. Мелкие стычки переросли в кровавые столкновения, пух, перья и кровь летели во все стороны. Ассасины озолотились на заказах. Печально другое: тихие и громкие убийства грозили вот-вот перерасти в полноценную гражданскую войну. Оба лагеря активно набирали и стягивали к Дитару войска. Расквартированная в столице королевская гвардия перешла на сторону альянса, возглавляемого бароном Лера и незаконнорожденным сыном почившего монарха.

Половина городской стражи продалась ставленникам банкиров. Глубокие подвалы банков хранят не только золото. Стража купилась не только за деньги — дубовые бочки с вином удачно сыграли роль универсальной валюты. Армия раскололась на несколько неравных группировок. Наиболее боеспособные части перешли под руку Лера, пограничные гарнизоны присоединились к сторонникам герцога, а добрая треть устами командующих объявила о нейтралитете. Объяснять плюсы данной позиции не требовалось — генералы спокойно пересидят кровавую баню, после чего элементарно примут сторону победителя, не забыв выбить себе приемлемые преференции. Все как всегда, все как везде.

Вводя нанимателей в курс дела, мэтр охал, ахал, сетовал на падение доходов и алчность мытников, словно с цепи сорвавшихся. Торговлишка идет ни шатко ни валко, все по углам по щелям разбежались, где тут развернуться честному предпринимателю? Присосаться бы к армейским заказам и поставкам оружия, но там такие зубры у кормушки, что подойти страшно — затопчут. Совсем жизни не стало, приходится вертеться, словно ужу на сковороде… Да-да, так я и поверил. Бедный и несчастный, то-то тебя так разнесло, с большой голодухи, видать. Весь в заботах, за ложку взяться некогда. Да ты, дядя, если твой собственный дом загорится, разберешь объятые пламенем венцы и будешь торговать зажженными лучинами.

Впрочем, зерно истины, скрытое шелухой стенаний, удалось выделить. Общая ситуация была из разряда спичечных — стоит только чиркнуть спичкой и дать повод, как политические баталии перейдут в вооруженное противостояние со всеми вытекающими. Гражданская война — самое страшное, что может случиться с любой страной.

Купец говорил много, перескакивая с темы на тему, умело напуская туману и набивая цену. С местными реалиями я не знаком и торговаться не привелось, поэтому, по объективным причинам, вся изматывающая тяжесть переговоров и длительного торга легла на плечи Гирна и Ристара. Все время, пока стороны согласовывали позиции, я просидел в отгороженном ширмой углу, тихо стеная и мечтая выпустить кишки кое-кому из присутствующих.

Долго ли, коротко ли, но консенсус был достигнут. Вдвоем охотники дожали замаскированного сумоиста, отбив четверть от первоначально запрошенной суммы. Договор скрепили рукопожатием и подписями на пергаменте, которые заверил специально приглашенный стряпчий (да-да, и такие «звери» обитали в Тумре). Плюгавый мужичок быстро нацарапал условия соглашения, зачем-то подул на магическую печать с привязкой на крови, и приложил ее к документу. После чего поклонился, пересчитал серебро за оформление сделки и степенно удалился. Купец тоже надолго не задержался. Получив в качестве задатка перстень со здоровенным изумрудом, он моментально нацепил украшение на безымянный палец левой руки. На сборы охотникам-телохранителям отводилось два дня. Засим мэтр Пьерро откланялся…

— Господин! Мэтр Пьерро. — Показательно игнорируя двух плечистых охранников, окликнула купца Лилина, битый час поджидавшая его у ворот. — Не будете ли вы так добры уделить мне минуту внимания? Клянусь, я надолго вас не задержу.

Мэтр окинул Лилину оценивающим взглядом. Похотливые глазки негоцианта остановились на вырезе платья. Я стремительно опустил ментальные щиты, в который раз едва сдерживаясь от смертоубийства ублюдка.

— Чего тебе, милочка? — прогудел купец.

— С вами хотят поговорить.

— Опять? Я думал, что уже уладил все вопросы с мастерами Гирном и Ристаром, — удивился Пьерро.

— Нет, это не охотники, господин. — Лилина холодно улыбнулась, глядя на расширяющиеся глаза троицы.

Купец со товарищи имели честь второй раз за день узреть черное чудовище, ставшее легендарным в большей части рыбацких деревень. По первости Пьерро и сопровождающие не на шутку перепугались, но, видя, что во дворе никто никуда не бежит, занимаясь своими делами, успокоились. За спокойствием пришел интерес, следом в голове торгаша вновь с бешеной скоростью принялись щелкать костяшки счетов и проклюнулась алчность. Вот это рург — рургище! Даже не так — это ходячий источник дохода! Родной брат золотой антилопы! Пришлось спускать мэтра с небес на землю. Темный шар, вспыхнувший в ладони и наведенный на разум троицы животный ужас быстро прочистили им мозги. Демонстрация силы заставила со всей серьезностью и вниманием отнестись к словам хрупкой девушки, выступившей в роли посредника и переводчицы.

О-о-о, как изменились лица мэтра и телохранителей. Сердце мэтра Пьерро ушло в пятки и судорожно забилось о твердые подметки щегольских башмаков. Телохранители (полтора центнера дурного жира) мигом растеряли боевой запал, превратившись в трясущихся от страха зайцев. Когда толстяк поуспокоился, пришлось вновь его встряхнуть. Не без удовольствия, скажу вам. Источником повторной нервной встряски стало мерцающее всеми цветами радуги иллюзорное облако, возникшее вокруг купца. Толстяку требовалось указать на его место и показать, кто в доме хозяин.

— Что это? — промямлил Пьерро.

— Визуальное проявление аурного слепка, — абсолютно безэмоционально перевела Лилина. От подобного тона, отдававшего арктической стужей, собеседник опешил в третий раз. Девка-чернавка внезапно перевоплотилась в аристократку голубых кровей, вынужденную опуститься до общения со смердами. По себе знаю, такие фокусы гарантированно вышибают из седла. — Мэтр Орлангур сделал слепок вашей ауры.

— Слепок моей ауры? Зачем? Так он…

— Не удивляйтесь. Господин Орлангур разумнее большинства людей. Только мы с руками, а он — с хвостом и крыльями. И да, он не разговаривает на человеческом языке. — Лилина холодно улыбнулась и виновато развела руками. — Хотя великолепно понимает нашу речь. Господин общается ментальными образами.

— Но… но… для чего тва… рургу… уважаемому Орлангуру слепок ауры бедного купца?

— Господин говорит: это чтобы вы не задумали и не сотворили глупость, о которой потом будете жалеть. Господин полагает, что профилактика и превентивные действия благоприятно отражаются на жизни и здоровье всех заинтересованных лиц.

— За кого вы меня принимаете?! — оскорбился жирдяй. Натурально-то как, с огоньком и живой экспрессией святой невинности. Не будь я эмпатом, поверил бы в искренность чувств до глубины души обиженного агнца.

— За того, кем вы являетесь, — припечатала Лилина, поймав от меня очередной образ с кучей кривляющихся смайликов. — Уважаемый Орлангур просит прощения, если ненароком вас обидел и неверно интерпретировал ваши ментальные образы. Господин ни в коей мере не желает никого оскорбить, но вынужден действовать так, а не иначе из-за здорового чувства собственной безопасности. Он никому не доверяет, поэтому считает, что подобные меры только поспособствуют достигнутым договоренностям, избавив вас от неоправданных соблазнов. Не стоит беспокоиться. Если путешествие его подопечных завершится без эксцессов, то вам ничего не грозит. Господин Орлангур говорит, что это в ваших интересах, мэтр. Вы о многом поведали и о еще большем умолчали. Господину Орлангуру очень не понравилось сравнение с товаром и законной добычей. Вы смотрели на него как на кошель с золотом, не скрывая эмоций. То, что он прочитал по вашему лицу, оставило глубокий след в его ранимой душе и ввергло в депрессию. Только забота о вверенных господину душах и чувство ответственности за жизни подопечных заставляют его сотрудничать с вами, не оставляя надежды на то, что между вами не останется недоговоренностей и недопонимания. Спешим уведомить: теперь любой рург легко найдет человека по запечатленному образу. Тысячу раз подумайте, затевать ли аферы. Взрослый и уважаемый человек обязан всемерно заботиться о репутации. Деятелей с подмоченной репутацией и потрепанной совестью ныне пруд пруди, а вот надежных так просто отыскать не получается. Запомните, если вас кто-нибудь подобьет на глупость или вы сами на нее решитесь, то не обессудьте: все имущество, носящее следы вашей ауры, будет сожжено. Ах да, вы тоже испытаете на себе силу очищающего пламени. Если вы запамятовали, напомню: рурги водятся на всех континентах. Уважаемый Орлангур говорит: ничего личного, это только бизнес и защита инвестиций. Решитесь на экзотическое самоубийство, он отговаривать не станет. Всего вам хорошего, мэтр.

Бледный как полотно, на подгибающихся ватных ногах толстяк вывалился из монастыря. В его голове крутились заманчивые, хоть и отдающие крамолой, мысли плюнуть на прибыль, бросить все и бежать из Тумры. Бежать как можно дальше и без оглядки. Мэтр Пьерро чуть было не согласился с внутренним голосом и его советами, но суровая реальность в виде стаи мелких рургов, рассевшихся на борту и оснастке когга, вдребезги разбила хрустальные планы побега.

— Не слишком ли ты суров с ним? — спросила Лилина, провожая взглядом торговца.

«Не слишком. Теперь он сто раз подумает и… не сделает того, о чем мечтал».

— Ты же говорил, что не умеешь читать мысли. Откуда ты знаешь, что он задумал?

«Мысли не читаю, зато от эмоций меня чуть не стошнило».

— Так плохо?

«Еще хуже. Кстати, хотел спросить, а куда испарился наш младший охотничек? Давненько я его не видел. Парк вроде?»

— Парк ушел из ватаги. У них из-за размолвки целый скандал был. А что ты им заинтересовался?

«Я с пацаном два раза сталкивался, думал, он меня не сходя с места придушит. Такая чистая, незамутненная ненависть. Аж обжигает, честное слово. И тут он исчез, притом никто и в ус не дует, как будто так и надо. Согласись, подозрительно. Поспрошай оказией, куда мальчик рванул, а то смутные сомнения терзают меня и мысли нехорошие в голову лезут».

— Иристу подговорю, она принимает знаки внимания от Ристара. В такой малости он ей не откажет.

Парк действительно вел себя странно, и его поведение с самого начала не давало мне покоя. Из всего коктейля эмоций, выплескиваемых охотником, сильнее всего ощущалась ненависть, конкуренцию которой составляла жажда убийства одного знакомого вам рурга. Ладно, делать выводы пока рано, дождусь разведданных и передачи оперативной шифровки от агента «Ириска».

Два дня пролетели быстро. Ириста ничего компрометирующего на Парка в клювике не принесла. Малой держал в секрете, куда и на какие хлеба он подался, лишь намекнул, что без работы не останется.

Малышка Лири была единственной, кто не радовался переменам и скорому отъезду. Она непонятно как почувствовала грядущую разлуку и ни в какую не желала отпускать меня от себя дальше чем на расстояние вытянутой руки. Лири плакала, капризничала, просилась на ручки, покатать, показать красивые цветные картинки с забавными зверушками (мультики), тянула Сяку на прогулки. Эмпатия — дар и проклятие, и будь она вдвойне проклята, когда встречаются два носителя дара. Пусть один не умеет им как следует пользоваться, а второй только-только раскрывает, все равно между ними не остается тайн. Чувства выдают нас.

Целыми днями я успокаивал кроху, живописуя в образах, что мне надо лишь на чуть-чуть отлучиться, она даже не успеет соскучиться. Сяка немножко полетает, отведет тетю Ди-ди домой, ведь тетина мама плачет. Ди-ди страшно идти через лес одной, это Лири у нас храбрая и ничего не боится, а Ди-ди — трусиха. Придется ее от муравьев оберегать. Я лгал, тщательно маскируя ложь. Лири же подсознательно чувствовала подлог, не желая мириться с ним, оттого капризничала пуще прежнего. Да, я лгал, устанавливая далекую цель в виде новой семьи, которую она примет душой и сердцем. Не представляю, как и чего я сотворил с Иристой, но в магическом зрении связь между нею и Лири крепла с каждым днем. С этой стороны можно было не беспокоиться, Ириста невольно заняла место погибшей матери малышки. Вскоре на второй план выплыл охотник. Я эмпат, смею вам напомнить… Надеюсь, моя задумка выгорит, стоит чуть подтолкнуть молодежь друг к другу, взяв на себя обязанности свахи. Сработает «коварный» план — и будет полный комплект приемных родителей.

Вечером первого дня у меня состоялся тяжелый разговор с Ристаром. Вот не воспринимают меня в роли заботливого отца! Чудище вроде, а на деле оказывается, что тварь поганая печется о подопечных, корчит из себя, понимаешь, заботливого папашу. Тут любого из седла вышибет, и молодой охотник — не исключение.

Лилина о шашнях влюбленных молодых людей брякнула в шутку, но я видел, что Ристар реально запал на виконтессу. В конце беседы у охотника по всем швам трещала голова от продолжительного ментального контакта. Совсем расколоться кокосовому ореху на плечах не дали голубенькие камушки, подобранные мною в русле одного из горных ручьев.

При виде оных у Ристара не разгорелись глаза и не проснулись алчность с жаждой наживы, за что ему присуждается десять огромных плюсов. Слово за слово, вскоре диалог тихой сапой завертелся вокруг свадебной темы, где сапфиры — это выкуп за невесту и достаточно большой шанс перебраться в шкуру женатого мужчины. Глядя на протянутую когтистую лапу, в которой покоилось несколько камней яркого голубого цвета с мягким васильковым оттенком, Ристар печально улыбался. Я же продолжал мягко давить, намекая на то, что мужчина — главный в семье, и родителям невесты будет легче принять выбор дочери, если у избранника есть за душой кое-что, кроме, кхм… дворянского происхождения. Выбора не осталось, сапфиры сменили хозяина. Охотник долго молчал, мучительно подбирая слова, в конце концов высказавшись в том ключе, что Ириста ему навечно запала в душу, а малышку он примет как собственную дочь… Ни капли фальши в прозвучавшем откровении не проскользнуло. Ристар в самом деле именно так и думал. Собственно, поэтому он и получил кредит доверия, оправдать который поклялся своей жизнью. Раз так, совет вам да любовь, ребята.

Последние дни в Тумре пролетели мимо меня. Как хорошо, когда у тебя куча подчиненных! Запряг работничков — и в ус не дуешь. Гирн однажды посетовал на мою наглость. Где это видано, чтобы рург заставлял работать охотников! На что командир получил приглашение прогуляться со мной на базар и оценить реакцию пейзан. Нет, с дрекольем никто на няшку в моем лице не кинется — поостерегутся, но толпа любопытных — это то еще испытание. Моих нервов хватит на три минуты, потом либо улечу я, либо разбегутся люди, ибо ярость и желание убивать в концентрированном виде действуют на них не хуже магического пугача на рургов. Скажите, и что я после этого сумею купить? Ясен пень — ничего.

Слушая юную переводчицу, Гирн кивал, соглашался и тяжело разводил руками, а собравшиеся за его спиной ватажники понимали, что никуда им с подводной лодки не деться. Споры и вопросы иссякали по естественным причинам. Переругиваясь и втихомолку ворча на «обнаглевшую морду», охотники закупали оружие, лошадей и провизию для Лилины и сопровождающего ее лица, сиречь для меня. Самым ценным приобретением законно считался большой погребец, в который без напряга помещался крупный баран. Еще были приобретены такие нужности, как палатка с матрасом-скаткой, котел, составной лук (для Лилины). Гирн подарил мне пару отличных кинжалов, но главным сюрпризом стала новенькая перевязь, сшитая местным шорником по образу и подобию моей самоделки.

«Разгрузка» вышла удобная, нигде не царапало, не терло. Все регулировалось ремнями с красивыми медными пряжками. Метательные ножи удобно разместились на груди, тяжелый широкий недомеч, напоминающий мачете, плотно прилегал к левому боку, топорик с удобным топорищем крепился у правого. Не рург — коммандо! Шварценеггер обзавидуется! Образ бравого солдата Швейка дополняли блестящие латунные бляшки, набитые на ремнях. Красавец, одним словом.

И вот я, весь из себя красивый и представительный (прямо рыцарь без страха и упрека), стоял на пристани, провожая в путь тех, кто стал мне дорог.

— Ся-а-ака-а-а! — с надрывом летело над водой.

Прости меня, маленькая, за ложь и несбыточные надежды, больше нам не суждено увидеться.

ЭЙСА СЕДЬМАЯ,

в которой рассказывается о билете в оба конца

Второй день караван из трех лошадей, всадницы и громадного рурга шаг за шагом двигался к столице королевства Дитар. Позади остались побережье великого озера, Тумра и таежные деревеньки, через которые проходил старый заросший тракт. До завтра нам не встретится никакого человеческого жилья. Забытый людьми и Пресветлой край. Путешествуя по заброшенным землям, легче встретить дикого зверя, чем человека. Изредка сюда забредают охотники и сборщики таежных дикоросов. Еще реже — купцы и отчаянные гонцы, в спешке срезающие путь.

От дороги через перевал отказались после того, как была построена новая, обходная. Казалось бы, чего проще — перевалил через горы и до цели — рукой подать, но «ближе» и «быстрее» совсем не синонимы. Простой люд предпочитал спокойную езду по ровному тракту, а не выматывающий нервы и выпивающий силы переход по крутым серпантинам. По времени выходило одинаково, а вот если говорить об удобстве. На обходной дороге ты мог спокойно переночевать на одном из множества постоялых дворов или даже в ровном поле, не опасаясь нападений дикого зверья или внезапного камнепада.

За десять лет старый тракт зарос и захирел. Оценив удобства новой дороги, первыми от старых троп отказались купцы. Оставшись без выручки, разорились придорожные харчевни и караван-сараи, потом начали пустеть и без того редкие поселения. Собрав скарб, люди бросали деревушки с покосившимися домами, переселяясь на хлебные места.

Поначалу настоятель монастыря предлагал нанять дилижанс или закрытую карету и ехать в ней, спрятав меня в салоне. Хорошее решение, но, подумав, мы от него отказались. Есть и гадить тоже в карете прикажете? А посты стражи, проверяющей поголовно все экипажи? Перед перевалом таких два, и за горами не менее трех. Ладно, стражу можно обойти, заранее покидая временный приют и облетая посты стороной, но в этом случае возрастает риск провала. Как быстро за рурга возьмутся охотничьи ватаги?

Следом была высказана мысль косить под скоморохов с дрессированным медведем. Тут я уперся всеми лапами. Ладно, танцы под бубен меня не очень задевают, а вот всеобщее внимание… Представление придется давать в каждой деревушке и во всех корчмах, где мы будем останавливаться на постой. Великанский размер рурга можно объяснить магией либо результатом эксперимента, но сам переход до Дитара во втором случае затягивается на неопределенное время, что в сложившихся обстоятельствах совсем непозволительно.

Было и еще одно дополнительное «но». Лилина справедливо опасалась встречных аристократов, бегущих из охваченной смутой столицы и способных опознать дочь барона Лера. Заброшенный тракт казался идеальным вариантом. До некоторых пор…

«Ты слышишь?» — остановился я, приподымая правое крыло и тем самым давая Лилине сигнал придержать лошадей.

— Что случилось? — спрыгивая с седла, спросила наездница.

«Рурги кричат. Тихо! Помолчи, пожалуйста».

Из-под основания горы доносились крики, которые, словно по цепочке, передавались мелкими рургами. Звуковой вал с каждой секундой становился все ближе и ближе. Вот крики подхватила моя «свита», и меня захлестнула лавина образов. Потерявшись в разрозненных картинках, я несколько минут собирал их воедино. Страх и ожидание, исходящие от взрослой двуногой, и непрекращающаяся дрожь маленькой. Синие волны, паруса, корабль на горизонте, которого боятся двуногие. Корабль! Я крутанулся, будто пытаясь поймать пастью хвост. Вот оно! Лири! Над мачтами второго корабля реял черный флаг — местный «Веселый Роджер». Купеческий корабль, на котором я отправил девочку, подвергся нападению пиратов.

Выплюнув длинную струю пламени и пыхнув дымом, я заревел на весь лес. Лошади в испуге присели на задние ноги и не сбежали только потому, что за их спинами на все голоса заверещали десятки рургов свиты. Лилина отскочила на несколько метров. Не знаю, что на меня нашло и как я это сделал, но в голове сформировался образ чужого брига, сжигаемого стаей рургов. Мелкая свита повторила протяжный рык. Звуковая волна-приказ покатилась в обратном направлении…

— Что там, капитан?

К капитану «Ласточки» подошел хозяин корабля, мэтр Пьерро.

— Паруса, — односложно ответил капитан, не отрывая правого глаза от подзорной трубы. Пожевав губами, он пальцем указал на горизонт, на фоне которого четко выделялось небольшое островерхое серое облако.

Всмотревшись сквозь дрожащую пелену испарений, мэтр сумел разглядеть, что облако скрывает в себе грязно-белые паруса над хищным силуэтом брига.

— Э-э-э… Капитан Бройс, вас что-то смущает? — елейно спросил купец.

— Смущает, — резко ответил капитан, приказав одному из матросов подняться в «воронье гнездо». Бройсу никогда не нравился хозяин судна, и он бы никогда не пошел на службу к этой упитанной твари, если бы не острая нужда. Младшей дочери срочно требовались деньги на лечение, провести которое мог только маг пятого уровня, а те за свои услуги дерут столько… Проследив за ловким парнем, капитан обратил внимание на хозяина судна. — Они второй час, прячась за простенькой иллюзией, следуют нашим курсом и постепенно нагоняют. Не нравится мне это, очень не нравится. Что ты видишь, Мон?!

Матрос не стал отвечать. Вместо этого он ловкой обезьяной спустился по вантам вниз и подбежал к капитану.

— Это «Морской варнак», сэр, я узнал его! — взволнованной скороговоркой выпалил Мон. — Трехпалый Тэг хорошо описал корабль Огра.

Тэг, завсегдатай кабаков города-порта Венсы, был одним из немногих, кому посчастливилось встретиться с «Варнаком» и его командой и остаться в живых. Упавшего за борт раненого матроса накрыло обломком мачты с обрывком паруса. Захлестнувший за торс изодранный такелаж не дал уйти ему на дно. Из последних сил вцепившись в деревяшку, Тэг весь абордаж просидел под мокрой парусиной, через щель наблюдая, как пираты, предварительно обобрав, выбрасывают за борт мертвые тела его товарищей и пассажиров. Разграбленное судно Огр Борода спалил. Через сутки измученного Тэга вынесло на берег около небольшой рыбацкой деревушки в окрестностях Венсы.

— Демоны ада! — выругался Бройс, ударив себя подзорной трубой по ноге.

— «В-в-варнак»? — спал с лица купец. — Н-но, э-э-это… это же разбойники! Пираты! Что им от нас надо? У нас же ничего нет… м-мы же без фрахта.

— А Огр Борода в курсе, что мы без фрахта? Ему кто-то любезно доложил, что мы идем пустые? — язвительно спросил капитан, с презрением глядя на струхнувшего купца.

— Огр Борода?! — Казалось, глаза хозяина вот-вот выпрыгнут из орбит, такое впечатление произвело на него имя главаря пиратов. На лысине купца проступили крупные бисерины пота. — О-о-огр М-мясник…

— Порой его и так называют. Часа через полтора или два он нас нагонит.

— Н-но ч-что же нам делать? — Из мэтра словно выпустили воздух, место важного купца заняло трясущееся от страха желе. — М-может, нам сдаться и отдать ему все?

— И жизни тоже? — Приподняв купца за трещащий от тяжести воротник, Бройс брезгливо отпихнул его от себя и скомандовал матросам: — Уберите от меня эту падаль. Будет верещать, можете прирезать и скормить ракам. Ну, медузы беременные, что встали?! За работу, ублюдки!

Капитан принялся раздавать приказы. Вмиг подняли паруса, которые до этого были убраны за ненадобностью. Команда вооружалась, готовясь как можно дороже продать свои жизни. Про Огра болтали всякое, но милосердие не причислялось к его добродетелям. На полуют поднялся маг-погодник. Ну как маг? Подмастерье. Бройс решил сменить старого опытного Скилла Рябого на молодого парнишку, придерживая ветерана непосредственно для неминуемой схватки.

— Мит, нам нужен ветер, постарайся, чтобы мы смогли дойти до Кривых пальцев, а там, на отмелях, еще посмотрим, кто кого. — Ощерив в жуткой улыбке желтоватые зубы, приказал капитан погоднику и обернулся к поднявшимся на палубу охотникам. — А вам что надо, уважаемые?

Ристар, стоявший на шаг впереди товарищей, извлек из ножен саблю и ловко крутанул ее в руке:

— Думаю, мы пригодимся.

— Добре, — кивнул Бройс. — Все так могут?

— Умеем кое-что. Охотники все-таки, знаем, с какой стороны за ножи, топоры да луки браться.

— Ничего, скоро Огр Борода проверит, чего вы там умеете. Откуда же этот выродок сифилитичной каракатицы взялся?

— Сможем оторваться? — спросил Ристар. — Берег близко, может, туда? А там пусть они нас в лесу ищут.

— Вряд ли, — дернул щекой капитан. — Не успеем, у него маг не чета моим, догонит. Ты не учитываешь, парень, что вода сильно искажает расстояние. Попробуем проскользнуть у Кривых пальцев, до них гораздо ближе. Возле островков много отмелей, а у «Варнака» осадка глубже. Глядишь и повезет, а нет… — Бройс обернулся к Иристе, которая подошла к охотникам, судорожно прижимая к себе плачущую Лири. На шее капитана конвульсивно заходил кадык. — Леди лучше будет принять яд или попросить кого-то из вас убить ее безболезненно. Сразу в сердце… и девочку — тоже. Поверьте мне, леди, это будет наилучший выход для вас и малышки, если мы не оторвемся…

— Нет! — истерично выкрикнула Ириста, часто задышав. В голос заплакала Лири, которой передались чувства и эмоции приемной матери — страх, безнадега. Как оглашенный заверещал малахитовый рург, выбравшийся из-под одежды малышки. Капитан пожал плечами и отошел к штурвалу.

— Ся-ка! — закричала Лири, протягивая ручки к рургу, стремительно улетающему в сторону такого обманчиво близкого берега.

Разрывая грудью волны, «Ласточка» летела к своей цели. Два часа продолжалась гонка со смертью. Пират постепенно нагонял, мертвой хваткой повиснув на хвосте добычи. Усилия магов-погодников пропали втуне, пиратский кудесник легко разрушал волшбу, сбивая ветер купеческому судну, но все же «Ласточка» с каждой минутой приближалась к отмелям, за которыми тяжелый хищник становился ей не страшен. Когда до заветного места оставалось всего ничего, можно сказать, рукой подать, раздался нехилый взрыв. В дело вновь вступил пиратский маг. Одна из мачт сразу же переломилась и с хрустом принялась заваливаться набок, сметая все на своем пути. Тут же на палубу посыпались стрелы. Обрывая такелаж, завизжали ядра, выпущенные из магических камнеметов. Разбойничье судно подобралось неожиданно, будто прыгнуло на сто ярдов.

Этот шум и крики команды заставили Иристу схватить абордажную саблю и заблокировать ею дверь в каюту. Лири спряталась за сундуком. Еще двадцать минут назад Ристар, глядя в глаза любимой, вложил в ее руки маленький пузырек с ядом. Впившись в податливые губы затяжным поцелуем, он резко отпрянул и поднялся наверх. Сейчас он был на палубе, плечом к плечу со своими товарищами отражая абордажную атаку.

Корабельный маг выкладывался по полной, но силы сторон были неравными. Прожженные пираты не побоялись схлестнуться с неожиданно оказавшейся на корабле ватагой охотников. Во время абордажа пираты понесли неслыханный урон. Охотники крошили их почем зря, о пощаде и речи быть не могло. С отпетыми головорезами некогда сюсюкаться, чай, не дети малые, знали, на что идут. Однако победа осталась за нападавшими. Их попросту оказалось намного больше. И если бы не сей факт, то отправились бы они все до единого в чертоги Пресветлой.

— Поглядите, кого я нашел! Цыпочка! — воскликнул здоровенный детина и расплылся в противной улыбке. После битвы он был весь исцарапан и остался практически без зубов. Он волоком вытащил на палубу девушку, прижимавшую к себе маленькую девочку. — Отравиться хотела, дрянь. Ну-ну, ягодка, не бойся, мы не сделаем тебе больно, только хорошо, гы-гы-гы!

— Вот так находка. — Капитан и, судя по всему, главарь банды, он же Огр Борода, отвлекся от допроса толстого купца. По окончании битвы представителя торгового сословия связали, как и всех уцелевших защитников, коих осталось всего ничего. Отвернувшись от купчины, Огр провел рукой по горлу. Подручный пирата одним ударом сабли снес голову мэтру Пьерро. Фонтан крови окатил пленников.

— Вот так находка, — повторил Огр, проведя рукой по подбородку девушки. Та брезгливо отстранилась. — Что такое? Не нравится?

От хлесткой пощечины голова Иристы мотнулась в сторону. Осклабившись, пират схватил ее за руку и навис над ней.

— Скотина, отвали от нее! — раздался голос откуда-то со стороны пленных.

— Что? — картинно удивился главарь. — Кто там вякнул?!

В следующий момент Ристар закашлялся от пинка в живот, сплевывая кровавую юшку. Во время сражения охотника пленили, накинув на него сеть, после чего оглушили обломком багра.

— То-то же! Думай в следующий раз, — прикрикнул на него пират и повернулся к виконтессе.

— Ты сдохнешь… — прошипел не унимающийся охотник.

— Рик, заткни его, — лениво кинул пират, и здоровяк принялся избивать охотника. Ириста вскрикнула, сильнее прижав к себе малышку.

— О? Значит, даже так?! — хохотнул главарь, поднимая руку. Избиение прекратили. — Эта красотка сделает все, что я ни пожелаю… — Он довольно осклабился и потянулся к Лири.

— Огр… Огр, кэп! — беспокойным голосом позвал один из пиратов, наблюдавший за небом и гигантской стаей рургов, которая приближалась к кораблям.

— Заткнись, — бросил за спину Огр, поигрывая острым кончиком длинного узкого кинжала перед глазами Иристы. — Ты же будешь послушной? Бу-у-удешь…

На глазах виконтессы выступили слезы, она вжалась в борт судна, не желая отдавать девочку. Наглый пират силой вырвал малышку из рук Иристы и под оглушительный крик девчонки был приласкан длинным языком пламени. С неба слетел маленький малахитовый рург и отчаянно зашипел на пирата. Шикнув еще раз, малыш мухой забрался под одежду девочки.

— Черт! Черт!.. — выругался разбойник и покатился по палубе, стараясь потушить огонь. Когда его приспешники не без помощи магии сбили пламя, он поднялся и сильно ударил Лири, отчего она упала.

— Скотина! — зло прорычала Ириста, вырываясь из рук удерживающего ее здоровяка, наградив того испепеляющим взглядом.

— Дрянь. Маленькая дрянь! — Главарь повернул плачущую малышку к себе лицом и схватил за кофточку.

— Не тронь! — закричала Ириста, падая на колени.

— Ха-ха, умоляй меня, целуй сапоги! — усмехнулся подпаленный пират. Теперь, с обгоревшими волосами и бородой, он выглядел еще омерзительнее. — Тогда я подумаю… — Он разорвал кофту девочки и вытащил из-за пазухи малахитового дракончика.

Рург, не будь дураком, вцепился когтями в руку негодяя и начал отчаянно бить того крыльями, не забывая при этом отплевываться во все стороны огнем. Орущий пират еле оторвал когти тварюшки, конечно, с добрым куском мяса, от собственной конечности.

Впавшие в ступор от неожиданного появления рурга разбойники наконец-то опомнились. И кто-то попытался насадить несчастного дракошку на багор, но тот ловко увернулся и взобрался на обломок мачты, указующим перстом торчащий из палубы.

— Сяка, сяка те убить… — рыдала девчушка, озлобившись, как загнанный в угол волчонок.

— Идем, дорогуша, — проскрипел зубами пират, наспех перевязав руку. Сплюнув, он поднял за волосы Иристу и потащил вниз, к каютам.

— Зря вы так, — подал голос помощник купца. Он вместе с матросами и охотниками отбивался от пиратов в одном строю, а потом битый час пытался откупиться от дрянных разбойников золотом и драгоценными камнями, но те были непреклонны. Зверье, одним словом. — Как бы не пожалеть о содеянном.

Подручный ныне мертвого мэтра Пьерро вспомнил разговор с черным повелителем рургов. Но разбойники не рурги, им далеко до благородства крылатых созданий.

Главарь, не оглядываясь, махнул рукой, и торговец разделил участь своего патрона, испачкав кровью палубу. Отброшенная ударом ноги отсеченная голова улетела далеко за борт. Ну а главный головорез потащил Иристу дальше, к известной цели.

Связанный охотник было дернулся, но его потуги тут же пресекли, в который раз разъяснив, кто тут хозяин. Малышка Лири зажмурилась, думая о черном рурге, и, глотая слезы, как молитву повторяла его имя. Она хотела, чтобы это все оказалось кошмарным сном, чтобы ей это всего лишь приснилось. Просто сон…

В небе послышались многочисленные хлопки крыльев и какое-то озлобленное курлыканье рургов. Стая добралась до судов. Малышка распахнула глаза, ее сердце переполнилось радостью. Спасение! Ее услышали. Только вот кто?

Пираты вскинули луки, но их попытка отбиться от злобных тварей оказалась безуспешной. Маг тоже ничем не мог помочь сообщникам, он до донышка выдохся во время боя и потратил заряды артефактов. Сообразив, что дело пахнет керосином, маг кошкой перепрыгнул на пиратское судно. Ловко уклоняясь от смертоносных подарочков, рурги плевались огнем, в считаные секунды превращая людей в горящие факелы, прыгающие за борт. Огр не успел дойти до кают. Зарычав, он отбросил от себя пленницу и принялся выкрикивать приказы и раздавать команды. Бесполезно. От небесного врага нельзя было скрыться. Несколько десятков крылатых мстителей набросилось на пиратов и теперь драло их живьем. Над «Варнаком» кружила вторая половина стаи. Пиратский корабль заполыхал.

— Рубите концы! — приказал Огр и первым кинулся обрубать связывающие суда канаты и «кошки».

Пиратов на палубе «Ласточки» почти не осталось. Над десятком бывших «джентльменов удачи» копошились рурги. Те, кто искал спасение в воде, нашли лишь свою погибель. Плавали и ныряли рурги немногим хуже, чем летали. Вцепившись в руки и ноги жертв, они утаскивали пиратов на дно. Здоровяк, избивавший Ристара, изгрызенной и подкопченной кучей мяса лежал у обломка мачты. Второй пират, стороживший пленников, сейчас пускал в воде пузыри, пытаясь сбить с рук и ног повисших на нем мелких тварей. Вот рот его широко открылся. Пират несколько раз конвульсивно дернулся и начал погружаться в темную бездну…

Первым от веревок освободился капитан Бройс, он единственный из всех не получил ни одной серьезной раны. Длинные и короткие порезы и многочисленные синяки с кровоподтеками не в счет. Подхватив саблю, Бройс быстро перерубил путы на оставшихся пленниках. Двенадцать человек из трех десятков членов команды и пассажиров…

— Тушите пламя! — заорал капитан. — Рубите концы, шевелитесь, уроды крабозадые! Баграми, баграми отталкивайтесь!

— Где Борода? — размяв руки и поднимая старинный ятаган здоровяка, спросил Ристар.

— В преисподней, — сплюнул Гирн, указав за борт. Командир охотников был плох и еле-еле держался на ногах. Его левая рука висела плетью, на правой кисти ему скользящим ударом отсекли мизинец и безымянный палец, а на возврате удара пират полоснул по бедру и боку. — Штук сорок мелюзги на него чохом навалилось.

Сделав дело, рурги встали на крыло. Часть стаи полетела к островам, часть — в сторону видневшихся в туманной дымке береговых утесов, некоторые особи оседлали уцелевшие ванты и теперь вылизывались.

— Дохлятину за борт, — устало сказал Бройс, хватая за ногу мертвого пирата.

Выбросив труп, капитан что-то поискал взглядом. Найдя искомое, он подошел к Иристе, которая сидела у лестницы на полуют и на пару с девочкой пальчиком наглаживала млеющего от ласки малахитового рурга. Оставив занятие, отчего рург обиженно застрекотал, виконтесса подняла взор на Бройса.

— Леди, — капитан присел возле дам на корточки, — если вы встретите вашего черного сяку, передайте ему низкий поклон.

Второй час мы, тяжело переставляя ноги и лапы, поднимались в гору. Я не стал рассказывать Лилине о причинах своего неадекватного поведения. Не хотелось, чтобы еще и она волновалась. Почему-то глубоко в душе я знал: у малышки все будет хорошо… Теплилась, даже горела ярким огнем такая надежда.

Внезапно по нервам ударила волна страха. Крылатая свита, безумно вереща, порскнула во все стороны. Три удара сердца — и поблизости не осталось ни одного рурга.

— Скайлс! — Лилина ловко соскочила с хрипящей лошади. Каурый жеребец задрожал всем телом и рухнул на землю. Шею животного пробил болт из мощного арбалета. Засада! По обе стороны от дороги качнулись кусты и раздались щелчки, в небе повисли сети с грузиками на углах. Молнией отскочив в сторону, я выпустил языки пламени. Хоть бы хны, ни одна из сетей не вспыхнула. Заговоренные, заразы.

— Ай! — Лилина рухнула на землю, ее ноги опутал болас. Выпутаться она не успела, на тракт выбежал человек с оселедцем, как на голове у казаков, и одним ударом в голову отправил ее в беспамятство.

Лилина! Это надо же было так по-дурацки вляпаться! Расслабились на свои головы. Пушной зверек подкрался незаметно.

Невидимый враг обрушил на меня кучу воздушных таранов. Вам никогда не выпадало счастье очутиться между деревянной доской и молотком для отбивания мяса? Вам повезло, а вот мне — нет. После первой же оплеухи я потерял ориентацию, а второй удар — по спине, не дал взлететь, после чего смачные пинки посыпались со всех сторон. Из глаз сыпались звезды и выпрыгивали розовые пони. Боже, а все ли пони попадают в рай?..

Пони? Ненавижу пони! На-а-а! Получайте! Абсолютно не соображая, куда бить, я шарахнул магией во все стороны. Мужик выпустил Лилину и покатился по земле.

— Сети! Стреляй сетями! — раздалось с правой стороны. Перекат, прыжок, добычей сетей, вылетевших из ниоткуда, стало пустое место. Фиг вам, а не драконье тело!

Двадцатиметровый язык пламени, направленный на голос, лизнул ближайшие деревья, превратив их в весело трещащие факелы. Ревущий огонь словно водяной поток окатил защитный купол, за которым укрылся кричащий.

— По крыльям бейте! В спину! — проорали из-под купола. Огненная атака сняла искусно наведенную на дорогу иллюзию, что позволило обнаружить засадников. — Осторожно, не до смерти!

Охотники, прятавшиеся за бугром, расположенным в трех метрах от дороги, отбросили в стороны монструозные метатели сетей и схватились за арбалеты. Бзанг! Бзанг! Бзанг! Первый болт с двузубым наконечником для охоты на птиц просвистел мимо и, вспоров широкие листья болотника, исчез в темени чащи. Второй болт, пробив чешую, впился в бок, как раз туда, где защитный покров был тоньше всего. Третий снаряд пронзил перепонку приподнятого над спиной правого крыла. В голове мгновенно зашумело, а в глазах раздвоилось. Не погнушались ядом, подлюги.

— Попал! — весело крикнул один из охотников.

— Молодец, Сган. Торп, давай ловушку! Пакуем его, пока он тепленький.

— Завали хлебало. Не учи ученого, — огрызнулись с левой стороны. — Прыткий, зараза! Сейчас…

Не дожидаясь, пока меня накроют непонятной ловушкой и запакуют, я влил магию в темный шар и разбросал магию широким веером. Проверим, насколько охотники крепче торговцев. Ответный силовой удар сбивает меня с ног и бросает в сторону арбалетчиков. Пока я кувыркался в воздухе, в голове щелкнул невидимый переключатель. Мир выцвел, окрасившись в черно-белые и серые оттенки. Время замедлило привычный бег. Что это, незапланированная реакция на яд в болтах? Черт, сколько я за свою короткую жизнь успел сожрать разных магических и не очень химикатов, одна бурда из лужи и фиалов в лаборатории Базиле чего стоит.

Удачно приземлившись на все четыре лапы, я стартанул с места. Неизвестно, сколько продлится действие отравы, поэтому спешим воспользоваться внезапным преимуществом. Первый арбалетчик изломанной куклой отлетел в сторону. Раскинув руки, мертвое тело повисло на кустах.

Устремляюсь ко второму, который, словно в замедленном кино, поднимает с земли заряженный бронебойным болтом арбалет. Тонкое «шильце» точно не предназначено для охоты, таким хорошо рыцарей в латах ссаживать с лошадей. Как его, Сган, кажется. Снайпер, ломом его через хребет. Подстреливший меня стрелок еще раз успевает нажать на спуск грязным пальцем с заскорузлым ногтем. На одних инстинктах пытаюсь увернуться. Правое плечо обжигает огнем. Сорвав несколько чешуек, болт оставляет длинную кровоточащую царапину. Делаю глубокий вдох. Получай!

Вжикнула сталь, серебристый росчерк меча чиркнул Сгана по шее. Безнадежно отставая от полосы стали, в воздухе сверкнуло несколько красных капелек. Стрелок удивленно охнул, похлопал ресницами и качнулся, заваливаясь на спину. На шее человека выступила красная полоса. В следующий миг голова отделилась от тела, фонтан крови оросил примятую траву. Выдох — и третьего охотника накрывает пламя, на его груди с треском взрывается не выдержавший нагрузки защитный артефакт. Противно завоняло паленым. Катаясь по земле, охотник на одной ноте верещал нечеловеческим голосом. Удар милосердия прерывает душераздирающий вопль.

— Мильх! Нет! Мильх, Сган… А-а-а! Торп, убей тварь. Убей его! Убей! — гулко выкрикнул рыжебородый охотник, обстреливавший меня сетями.

— Идиоты! Чего вы возитесь, живьем, живьем его берите! — разорялся атаман.

Не обращая внимания на чудовищную боль в спине и немеющее крыло, вкладываю меч в ножны и перемещаюсь к магу. Опасный противник, даже в монохромном спектре видно сверкание ауры, поэтому его надо вывести из строя как можно скорее. Бью страхом, аккумулируя и вкладывая в удар всю свою боль. Маг теряет концентрацию. Пламя, еще страх, еще пламя, следом, на одних инстинктах и озарении, начинаю вытягивать тепло из окружающего мира. От резкого перепада температуры мир в радиусе тридцати метров вокруг меня заволакивает густым туманом. Ага, очень хорошо! Люди ослепли, я же начинаю различать цвета. Черно-белое кино закончилось, время вернуло привычный бег, а с ним пришла и полнота магического зрения, позволяющего в сумраке видеть яркие огни аур.

Маг прямо передо мной. Спрятался за мощным щитом. Бью наотмашь. Защиту проломить не удалось. Хороший артефакт, больших денег, видать, стоит. Еще удар. Тот же эффект. Экран держится. Маг качнулся, пустил из ноздрей две струйки крови и потерял сознание от отдачи. О, еще один коллега Торпа, и тоже со сверкающей аурой. Почкуетесь вы, что ли? Раззявил пасть и несется. Куда же ты так спешишь, рожа щербатая? А, пугач против рургов тащишь? Считай, притащил.

Выплескиваю ману и на сырой магии проламываю защитный купол. Защититься щербатый не успевает. Когтями левой лапы полосую врага по животу и вцепляюсь зубами в шею. Рот наполняется теплой кровью. Рывок. Выплевываю вырванный кадык. Списываем мага. Пугач сгорает в пламени. Спину немилосердно обжигает хлестким ударом огненной плети, на правом крыле в двух местах рвет перепонку. Накидываю на себя невидимость, как в доме барона и, стараясь ступать бесшумно, подбираюсь к атаману.

— Мирош, ты его видишь? — Наобум хлестанув магической плетью в туманный сумрак, спрашивает атаман.

Меняю цель. Атаман подождет.

— Нет, сплошной кисель, хоть бы ветерок подул.

— Тсс, я что-то слышу.

— А-а-а!

Повторяю испытанный прием. Грубо взламываю купол, благо магическое действо бесшумно, и бью Мироша под колени, после добиваю упавшего человека хвостом по голове. Готов. Гарантированное сотрясение мозга (если он есть). Прикончить противника не успеваю. Доверившись чувству опасности, отскакиваю в сторону. Еще раз. Магическая плеть хлещет по земле, оставляя глубокие рытвины и срубая деревья. Отступив назад, вспоминаю фокус с вытягиванием тепла. Ледяная дорожка примораживает ноги атамана к земле. Лишившись подвижности, он превратился в отличную мишень. Первый метательный нож отскочил от бляшки на куртке, второй пронзает кисть на секунду замершего охотника.

Поднявшийся ветер разогнал туман, к последнему приложила руку Лилина. Хотелось накрыть ее матом, но поздно. Оказывается, пока я сражался с основной группой, пришедшая в себя юная магичка умудрилась вогнать нож прямо в глаз любителю оселедцев, приложила чем-то магическим второго противника и оглушила еще одного. Убить их она не убила, но вывела из строя надежно. Скромница наша, совсем ничему ее в академии не учили, а я и уши развесил. Ну-ну…

Охотники недооценили противницу, как и меня, впрочем. Обладай они всей полнотой информации, быть мне «упакованным» по полной программе, а что стало бы с Лилиной… боюсь даже представить. Вариантов масса, большинство из них никак не назовешь счастливыми. Я пессимист. Зачем охотникам оставлять свидетелей? Это сейчас я понимаю, что нападающие нацелились на мою хвостатую тушку, а не на Лилину. В первый миг думалось иначе. Слишком удобное место для засады, нападение продумано великолепно, маскировка — выше всяких похвал, моя крылатая разведка до самого момента нападения не сумела обнаружить подвоха. Даже жалко убитого мага, прямо скажем, мастер. Ну а что я должен был подумать? Решил, что недруги барона напали на Лилину, и действовать приходилось на поражение.

— Мильх, Сган… — выронив плеть, атаман с ужасом разглядывал картину сражения. — Торп…

— Скайлс, подержи, пожалуйста, его на прицеле. — Ткнув пальцем в сторону атамана, сказала Лилина, магией подтягивая к себе плеть. Моя спутница была белее бледной поганки, но держалась молодцом. Зато за бесстрастным фасадом бушевал настоящий хаос из эмоций. — Кто вас послал? Советую говорить правду и не запираться. На кого вы работаете? Молчание не лучшая тактика, сударь. У вас есть все шансы уйти отсюда живым и сохранить жизни оставшимся. Будете упорствовать, я отдам вас рургу и попрошу его подпалить вам пятки. Посмотрим, как вы запоете, поджариваясь на медленном огне.

Это меня сейчас вырвет или Лилину? Ее. От самой себя воротит, бедную.

— Барон Лера, — прохрипел атаман.

— Что?! — Лилина не удержала покерфейс, ее брови непроизвольно скакнули вверх.

— Барон Сажу Лера. У нас был заказ на черного рурга.

— Зачем отцу Скайлс? — шепотом произнесла Лилина. — Зачем барону рург? — повысив голос, спросила она.

— Этого до нас не доводили. Заказчик четко обозначил требования и выплатил задаток. Что, зачем и для чего, нас не интересует.

«Не беспокойся и не бери в голову. Я тебя не оставлю». — Я поспешил успокоить резко занервничавшую Лилину.

О судьбе Лилины охотник тактично умолчал, ведь заказ был на рурга, а обо всяких приятных дополнениях разговора не было…

— Что будем с ними делать, Скайлс? — Устало опустившись на землю и забыв перейти на ментальное общение, спросила Лилина.

«Ты обещала им жизнь. Я бы прирезал или глотки перегрыз».

— Вы обещали нам жизнь! — возмущенно крикнул атаман.

— Я обещала и от своих слов не отказываюсь, — ответила Лилина. — Но Скайлс, то есть Орлангур, никаких обещаний не давал. Забавно, не правда ли? Вас ведь Парк на нас навел, не иначе? Он предал всех, предал Дьюи и ватагу Гирна. В прошлую встречу Орлангур подарил ему жизнь. И как он отплатил, ответьте мне? Что же вы замолчали?

«Ладно, побаловались и будет. Хватит их запугивать, Лилина. Откуда в тебе такая мстительность и кровожадность? Проще надо быть».

— Молитесь Пресветлой и пойте осанну повелителю рургов, решившему не нарушать данного мною слова. А ведь он имел полное право. Мы заберем двух ваших лошадей и все магические амулеты. Предупреждаю — в следующий раз убьем всех. Кроме вас, атаман. Вам Скайлс обещал оторвать яйца, зажарить на огне и вас же накормить получившимся блюдом. Не вздумайте за нами следить, лучше забудьте, как страшный сон. И похороните своих друзей по-человечески.

Очнувшись, Торп растер по лицу загустевшую кровь и попробовал перекатиться на бок. Щитовой артефакт, купленный несколько лет назад в Венсе за большие деньги, был все так же исправен, хотя индикаторная полоса заряда на медальоне окрасилась красным. Владыка ада, сколько же силы в поганом рурге?! Тварь.

Еще одна атака, и Торп разделил бы участь Вана. Старый приятель, еще с ученических времен, сейчас лежал бездыханной куклой в луже крови. Над вырванным кадыком вились вездесущие мухи. Поморщившись от резкой боли в спине, маг прислушался к словам девчонки и вялым оправданиям Троха. Так, значит, парочка из рурга и мелкой девки расправилась с остальными и сейчас пытает атамана. Торп из-под ресниц скосил взор влево. Так и есть, девка грохнула Брина, с кинжалами в глазницах не живут. Что с оставшимися двумя, непонятно. Живы ли?

— Я мертв, я мертв, — сам себе шепнул Торп, замирая неподвижно. Не хватало еще привлечь к себе внимание рурга и отправиться вслед за Сганом, Стином и Ваном в чертоги Пресветлой или в котел с кипящей смолой в преисподней. Скорее второе, слишком много грехов отягощало душу мага.

Закончив трясти атамана, соплюха и рург обобрали тела, забрав все сколь-нибудь магическое. Рург потоптался возле Торпа, но в третий раз проверять прочность магического щита не стал. Маг мысленно возблагодарил Пресветлую. Загрузив поклажу на двух жеребцов, девка и рург скрылись за поворотом. Ублюдочная тварь в юбке разбиралась в лошадях (видимо, в конюшне выросла), выбрав самых сильных и выносливых. Дождавшись, когда стихнет цоканье подков, Торп снял щит и, кряхтя как столетний дед, поднялся на карачки. Глядя на примороженного к земле атамана, он сказал:

— Ты ничего не сказал им о загонщиках и базовом лагере.

— Я похож на идиота? — отвлекшись от долбежки льда ножом, поднял взор Трох. — Жив, курилка!

— Лучше бы я сдох.

Слова с трудом протиснулись через пересохшее горло. Торп упал на землю и раскинул руки.

— Сопли подбери, — размазав по щеке грязь, процедил атаман. — У нас еще дел навалом.

— Каких дел? — лениво спросил Торп, разглядывая облака.

— А ты не находишь, что это поганое отродье сильно нам задолжало? Плевать на барона, я буду гнать эту тварь, пока не прихлопну. За Сгана, за Мильха.

— Не боишься сам к ним присоединиться?

— Нет. Я достаточно грешил и коптил небо, давненько перестал бояться, знаешь ли.

— Ну-ну, — буркнул под нос Торп.

— Не нукай, все там будем. — Освободившись ото льда, атаман притопнул ногами. — Знать бы, как сработал Орг. Борода может потерять голову и попортить «товар», но мы не на торге, выбирать не из чего. Обождем от него голубя.

— На Малого и парней Брона не питаешь надежду, вдруг они сыщут гнездо самки?

— А вдруг не сыщут? Купчиха на базаре надвое сказала, как у них повернется. На Огра тоже надежд мало, но все ж вернее, чем впустую утесы чесать. — Атаман отстегнул от пояса фляжку с вином. Сделав несколько жадных глотков, он протянул емкость Торпу. — Кончай валяться, дел невпроворот. Проверь парней, может, еще кто выжил.

Из-за кустов раздался отборный мат Прона. Вскоре очнулся еще один охотник, оглушенный «ветряным кулаком». Оставив Прона стеречь тела, чтобы их не погрызли и не растащили хищники, троица спустилась к базовому лагерю охотников, который располагался метров на четыреста ниже по склону, в стороне от старого тракта. Организовав похороны убитых, атаман засел за письмо. Экстренно требовалось собрать еще одну ватагу на той стороне перевала, благо было кому поручить срочную работу. Отправив почтового голубя, Трох уставился на плюгавого загонщика из тех, кого наняли в Тумре. Загонщик, переминаясь с ноги на ногу, вот уже три минуты околачивался у шатра атамана.

— Чего тебе? — буркнул Трох.

— Господин, — мелко кланяясь и лебезя перед атаманом, начал загонщик, — мы тама, с обчеством, хотим хургов пострелять.

— Каких хургов? — поднял бровь Трох, не понимая, о чем речь.

— Там кочующая стая через две поляны в орешнике, — вылез непонятно откуда Торп.

— Большая стая? — О чем-то задумавшись, справился Трох.

— Добрая! — оживленно закивал плюгавый загонщик. — Два на десять али три на десять, а то и поболе будет!

— Торп, сколько у нас «пугачей»?

— Две дюжины, с запасом брал. Ты что-то задумал?

— Задумал. Рург сейчас что слепой кутенок, мелочь мы разогнали, а далее по тракту и на той стороне, почти до реки, новых прилипал ему набрать неоткуда. Да и крыло мы ему попортили, не улетит, и девка его держит, что те вериги на ногах…

— Полагаешь?

— Знаю!

— Тако что мне передать обчеству? Чи стрелям, чи не? — влез плюгавый.

— А обчеству ты вручишь двадцать «пугачей». Торп, озаботься.

— Тако мы ж стрелять… спамать хургов…

— А мне не надо, чтобы вы стреляли! Мне надо, чтобы вы гнали обезьян вдоль тракта!

Через три версты, когда место сражения осталось за сопкой, распадком и тремя поворотами, Лилина мешком свалилась с лошади и рухнула на колени, согнувшись в три погибели от мучительного спазма. Долго же она держалась. Освободившись от остатков съестного, она разрыдалась.

— Скайлс, Скайлс, не оставляй меня, — насилу уняв слезы, сквозь всхлипы попросила Лилина. — Скайлс…

«Я буду с тобой, сколько могу, — не стал кривить душой я. — Ты ведь сама понимаешь, что твой отец не оставит меня в покое. Но до города я тебя доведу. Хотелось бы надеяться, что охотники — это последний сюрприз и что мы не пострадаем потом из-за недобитков. Они наши враги. Нехорошо оставлять за спиной живых врагов».

— Я не смогла… не смогла… Скайлс, научи меня убивать!

«Нет! И закрыли тему. У нас есть более насущные вопросы. Надо отыскать безопасное место для лагеря».

— Пошли разведчика.

«Ты видишь хоть одного? Проклятый маг разогнал всех рургов в округе. Оживить бы гада да убить второй раз. С болтом в горбу и порванными перепонками я далеко не уйду. Настраивайся на работу хирургом. Вам преподавали анатомию?» — Я постепенно уводил разговор в сторону.

— Водили в морг и кунсткамеру. Бе-э-э…

«Так и быть, обойдемся без показа внутренностей. Выдернешь болт и поработаешь белошвейкой. Я не слишком давлю на твое баронское достоинство? Ой, прошу извинить, ваше высочество, на принцесское достоинство. Будет что внукам рассказать длинными вечерами. Как я воровал принцесс, а они врачевали мои боевые раны и делали компрессы. Какой рург может похвастать подобным?»

Лилина несмело улыбнулась?

— Я не принцесса. Постой, так я не первая украденная тобою жертва?

«Принцесса-принцесса. Твой жених — претендент на трон Дитара, к тому же рурги воруют только принцесс, на девиц ниже титулом мы не размениваемся. Была у меня до тебя одна мелкая, ну, почти принцесска, все на шею взобраться норовила. Катай ее, понимаешь, целыми днями».

— Шут. Скайлс… Скайлс?

«Что?»

— Тебе не будет больно?

Вопрос из разряда риторических. Нет, конечно. Меня комарик покусает. Большой комарик, с телегу размером, а комарики кусают не больно.

«Обещаю ругаться не сильно. Блокнот не дам, и не проси, леди не должны знать таких слов и тем более записывать. Так, хватит колени о дорогу протирать, нам еще версту до ближайшей воды топать».

Было больно. Ошибся я в размерах комариков. Слон с крылышками — это другое дело. Плюсом же оказалось то, что русский мат тут не знают. О том, что я не оды читаю, Лилина догадалась по контексту. Правое крыло обзавелось чертовой дюжиной швов, скрепляющих края порванной перепонки, а спина — дырой, в которую свободно входило два пальца. Полученные раны Лилина замазала кашицей из вываренного корня какого-то целебного лопуха и присыпала сверху золой.

Ей тоже пришлось делать перевязку. Где и как она обзавелась ранами на левой ключице и лопатке, Лилина затруднялась вспомнить. Замазывая лопуховой кашицей промытые кипяченой водой ранки и накладывая бинт из чистой разорванной поневы, я старался не коситься на обнаженную девичью грудь. Лилина по всем статьям обещала превзойти мать по красоте. Что с ней будет через пару лет, если уже сейчас, в столь нежном возрасте, она могла похвастать достоинствами второго размера? Уловив мое смущение, эта чертовка не отказала себе в удовольствии несколько раз уколоть и задать пару провокационных вопросов. Мол, кто лучше, самки рургов или человеческие женщины, и кто мне больше нравится? Насилу отбился. Чувствую, от подколок теперь никуда не деться, монстр в юбке обрела повод для шуток. Но лучше пусть так, чем воспоминания о безголовых телах.

После наложения швов я осторожно подвигал крылом. В целом терпимо, но о полетах на ближайшие два-три дня можно было забыть. Пусть на мне все заживает, как на собаке, и даже быстрее, но не настолько быстро, как хотелось бы.

Мелких халявщиков поблизости не видно и не слышно. Рурги предпочитают селиться ближе к воде, на богатых грызунами, рыбой или змеями угодьях. В горах змей хватало, и различных сусликов было навалом, но ночами слишком холодно, да и днем не редкость холодные туманы и низкая облачность. Какая тут охота?

Свита удрала быстрее собственного визга, а новых подданных можно найти только за перевалом, слишком высоко мы успели взобраться, вряд ли мелочь вернется к «большому и страшному». Незадача… Привык я к мобильной разведке, без нее теперь как без рук. Делать нечего, придется обходиться собственными силами и оскудевшими донельзя ресурсами.

А теперь — спать… Стоп-стоп, проверить лошадок, задать им овса и опутать нашим скакунам передние ноги. Волков я не боялся, эти серые шкуры к стану не сунутся. Как заправский волчара, я заранее пометил территорию. Надеюсь, у них хватит мозгов не становиться прикроватными ковриками. Теперь точно спать, завтра рано вставать…

Ночь прошла на удивление спокойно. Умотавшись за день, Парк великолепно выспался. Атаман Брон подходил к делу обстоятельно и требовал этого от остальных, часто напоминая ватажникам, что спешка нужна лишь при ловле блох. Охота за рургами и сбор яиц спешки не любили. Пришли, определились, разведали гнездовья и логовища, наметили доступные, обозначили подходы, а только потом работаем. Гнезда в дуплах и на деревьях обрабатываются в паре, на скалы идут тройкой.

Основная задача — прочесать сопки и утесы, выискивая гнезда самок золотых рургов, остальная добыча — лишь приятное дополнение. Каждой группе выдается по двойному комплекту «пугачей», ибо стоит учесть опыт ватаги Гирна. В подробности ни Брон, ни Парк не вдавались, дабы не разводить слухи и панику.

Атаман велел парню держать язык за зубами. Сегодня третий день, как они будут прочесывать утесы. Пока удача улыбнулась лишь два раза, но среди добытых яиц не оказалось крупных. Самки, чьи гнезда разорили охотники, не высиживали детенышей черной сволочи. Ничего, Парк умеет ждать. Как говорил дядько Дьюи, месть подают холодной.

После завтрака Брон разбил ватагу на поисковые и охотничьи партии. Парк попал в тройку к Вистану, смуглокожему южанину, и Стану, земляку Малого. Как ни удивительно это звучало, но Стан родился в соседней деревне и был на пять лет старше Парка. Главным в команде назначался Вистан. Опытный южанин, потеребив щегольскую бородку, распределил груз и подробно рассказал о маршруте. Вчера поисковики обнаружили свежий помет у подножия Полосатой скалы, сложенной из разноцветного известняка и песчаника. Самку они не видали, но это ни о чем не говорит: та могла быть либо на охоте, либо сидела на яйцах и носу не казала.

— Мы проверяли скалу в прошлый раз и ничего не нашли, — сказал Парк.

— Проверим еще раз, самка могла поменять убежище и перетащить яйца, — ответил Вистан, взваливая на плечи походный ранец с амуницией.

— Здесь она! — Умывшись и попив из ручья, протекавшего у подножия отвесной сорокасаженной скалы, сказал Вистан. — Смотри не на меня, а на скалу. Видишь?

— Мм, — промычал Парк, пытаясь разглядеть нечто непонятное на голых камнях. Стан привычно промолчал, думая о чем-то своем. Земляк вообще был неразговорчив. За все время знакомства Парк услыхал от него едва ли с десяток слов.

— Да не там, правее! — указал пальцем Вистан. — Щепки, старые листья, а ниже — остатки помета. Замыто водой, конечно, видно, перед дождем гнездо чистила. За ручьем кости валяются, видишь? Крола или суслика словила. Так что это золотая в гнезде, парень. Слишком большая добыча для зеленых или красных.

Вистан рукавом вытер со лба выступивший пот и огляделся, остановившись взглядом на собирающихся над озером темных тучах:

— Парит, гроза будет после обеда. Может, ну его на сегодня?

— Нет-нет, давайте одну ходку, — торопливо сказал Парк, задрав голову и осматривая сосны на вершине скалы. Как же туда подняться?

— Если только одну. — Соглашаясь, проговорил старший охотник. — Не дело в грозу лазить по скалам. Предчувствия у меня нехорошие.

— Да когда еще она будет, гроза-то? — отмахнулся Парк, которого охватили охотничий азарт и возбуждение. — Успеем!

— Дай-то Пресветлая, — буркнул Вистан. — Что-то сегодня случится, что-то случится, — еще тише добавил он, косясь на тучи и скалу.

Через час с небольшим охотники взобрались на вершину скалы и подняли снаряжение. Стан размотал веревки, закрепив концы за крепкую сосну, росшую рядом с древней сухостоиной, с которой время ободрало кору, а солнце, дождь и ветер выбелили ствол. Получив разрешение от старшего товарища, охотник спустил одну из веревок вниз.

— Можно я? — попросил Парк, Вистан разрешающе кивнул.

Парк быстро облачился в кожаный костюм, надел самолично сшитую страховочную перевязь с коваными карабинами и заправил веревку в металлическую скобу, накинув на нее несколько петель, чтобы подтормаживать во время спуска.

— Только быстро, не задерживайся там, — напутствовал Вистан, помогая прикрепить на пояс специальную корзину с прелой листвой, — грозу на нас несет.

Первый, пока еще робкий порыв ветра качнул деревья, натужно заскрипела и повела голыми крюками-ветками высохшая сосна. Сплюнув вниз, Парк закинул за спину необходимый инструмент и задом подошел к краю обрыва.

— Да нешто! — весело выкрикнул он, накрыв голову капюшоном и начав спуск.

Подобравшись к гнезду, скрытому в неглубокой расщелине, Парк активировал пугач. Из тьмы логова донесся испуганный писк самки.

— Здесь она! — крикнул Парк. — Давай, давай, дрянь золотая, вылазь. Вылазь, тварь!

Золотая самка шипела, пищала, плевалась огнем, но с кладки не сходила.

— Спустите мне зонтик и загребушку! — задрав голову вверх, крикнул Парк.

«Зонтиком» охотники называли приспособление, чем-то напоминавшее зонт на длинной палке, но без ткани, под которой спасаются от солнца или дождя. При натягивании рычага на одном из концов приспособления на втором раскрывался веер металлических спиц. «Загребушкой» звались небольшие изогнутые пятипалые грабли, напоминавшие скрюченную пятерню, на торце деревянного черенка которых крепилась металлическая либо медная трубка, позволявшая нарастить еще одно колено. Иногда рурги устраивали гнезда непозволительно глубоко, и чтобы выкатить яйцо, требовалось надставлять черенок.

Вверху громыхнуло, яркая изгибающаяся молния расчертила небо, тяжелый рокот покатился над землей. Подгоняемая ветром чернота неумолимо накатывала на прибрежные скалы и лес.

— Чего ты телишься?! — Над краем обрыва показалась голова Вистана. — Брось ты ее к адову семени и поднимайся! Бросай, кому говорю!

— Сейчас-сейчас! — крикнул Парк, отжимая «зонтиком» верещащую самку с кладки. — Один момент! Адово семя, пошла, тварь, пошла!

Отодвинув самку к дальней стенке логова, Парк запустил «загребушку» в подстилку из листьев. Прикусив от напряжения кончик языка, он выкатил из гнезда необычайно крупное яйцо.

— Да! Это оно! — лихорадочно дрожа от возбуждения и сплевывая застилающий глаза и губы пот, прошипел Парк, перекладывая яйцо в корзину. — Попалась, гадина!

Ярчайшая вспышка и мощнейшие раскаты грома заставили охотников вжать головы в плечи. Неистовый порыв ветра налетел на скалу, и сухое дерево, пережившее до этого сотни бурь, не выдержало удара стихии. Сгнившие корни отказались держать ствол. Вистан и Стан, прикрывая головы руками, отскочили к молодой сосне. Словно крича, высохшее дерево жалобно заскрипело и, с каждым мгновением набирая скорость, повалилось набок, со всего маху зарядив по небольшому скальному карнизу. Пойдя трещинами, карниз крупными кусками осыпался вниз. Звук падения и короткий человеческий крик, полный боли, заглушил новый раскат грома, по сухой земле ударили тугие струи ливня.

Через полчаса, когда прошла гроза, а тучи отнесло к горам, охотники спустились к лежащему в ручье изломанному телу, рядом с которым не наблюдалось никакой корзины. Видимо, ее оторвало при падении и унесло вспученным потоком в озеро. Пока охотники спускались, золотая самка похватала оставшиеся яйца и сменила логово, улетев от старого гнезда. Вытащив тело на сухую землю, Вистан присел на корточки и закрыл мертвые глаза Парка.

— Не надо было нам сюда идти, я же чувствовал…

Ночь прошла спокойно. Ночная братва, с заходом солнца выползшая из нор и логовищ, законно ухала, рыкала, подвывала. Где-то испуганно проблеял горный козел. Блеяние оборвалось рыком и тонким предсмертным визгом. Доблеялся, рогатый. Но к нам никто не сунулся, и слава Пресветлой.

После завтрака и повторной перевязки мы свернули лагерь, двинувшись дальше по дороге из желтого кирпича, по дороге нудной в город Изумрудный. Если только изрядно заросшую тропу можно назвать дорогой, да и кирпича что-то не наблюдается, как и Тотошки, Страшилы и Железного Дровосека. А вот горные львы, родственники земных пум, тут, со слов Лилины, водятся в изобилии, и трусливыми их назвать язык у меня не повернется.

Частенько я залетал вперед, разведывая обстановку и проверяя путь. В очередной разведывательный выход меня застал далекий ментальный вопль:

— Скайлс!

Лилина! Черт, что там могло случиться?! Прижав крылья к спине, на всех парах рву обратно.

Метров за триста до временной стоянки до моих ушей донесся многоголосый гвалт и визг, а по голове ударил крупный орех. Обезьяны! Как же так, из какой дыры они вылезли?

— Кья! Кья! Кья! — раздались встревоженные крики сверху. В меня полетели орехи и смолистые шишки, напоминавшие кедровые. Не успел я моргнуть глазом, как на близлежащих деревьях бесновалось уже с десяток ближайших родственников бандерлогов. Хоть бейте меня, хоть убейте, я совершенно ничего не знаю об этих похожих на павианов тварях. Возле озера они не встречались. Уж я бы заметил хоть одну за тысячу полеточасов. Или это горный эндемичный вид, или кочующая стая типа красных волков.

На стоянке что-то грохнуло. Из кустов выскочила заводная лошадь. Спина и бока Чернушки были кем-то основательно изодраны. Тут одна из павианообразных обезьян спрыгнула с дерева на спину несчастной лошади. Взмах длинными руками — и спина Чернушки украшается новыми рваными ранами, а обезьяна ловко перепрыгивает на нижнюю ветку дерева. Через пару секунд еще одна ее краснозадая товарка повторила трюк с вольтижировкой. Кобыла жалобно заржала. Не видя ничего перед собой, бешено вращая налитыми кровью глазами, она неосторожно шарахнулась под крону ближайшего дерева, с которого на нее свалилось сразу три убийцы. Ловко исполосовав добычу, приматы неспешно направились за удирающей Чернушкой. Они знали: далеко та не уйдет, истечет кровью и свалится. Твари!

Не обращая внимания на визг и непрекращающийся обстрел, я рванул к стоянке, посреди которой окровавленная Лилина из последних сил отмахивалась огненной плетью от наседающих на нее «павианов». Несколько обезьян валялось перерубленными на земле, больше десятка билось в агонии, но остальных запах крови только раззадоривал. Не меньше полусотни тварей устроили драку над второй убитой заводной, еще штук сорок окружили Лилину и выказывали не самые дружественные намерения.

С моим прибытием какофония только усилилась.

— Скайлс, — утирая кровь с лица, улыбнулась Лилина.

«Щиты», — намекая на ментал, сказал я, ударяя «страхом» по верещащим бандерлогам и от души «полируя» их огоньком.

В одно мгновение картина поменялась: пламя зацепило добрую половину обезьян, а счастливцы, избежавшие обстрела из живого огнемета, кинулись врассыпную. Но разгоном врагов дело не закончилось. Ветер подхватил горящие искры, пламя перекинулось на макушки хвойных деревьев. Через пять минут ревущее чудовище верхового пожара охватило половину горного склона.

Взвалив на спину тюк с поклажей, котелок и погребец, я потянул уставшую спутницу за собой, хотя лесной пожар и без меня неплохо сыграл роль стимулирующего фактора. Превратиться в поджаренный шашлык ни у нее, ни у меня желания не возникло. Рядом с нами спасалось бегством лесное зверье. Олени, козы, несколько волков, чуть в отдалении громадными прыжками мчалась горная пума, а позади хищницы перебирал копытами Бурый — жеребец Лилины. Уцелел, поганец, даже оседланный. Во время дневной стоянки седло Лилина не снимала, только ослабляла подпругу.

— Бурый! — что есть мочи крикнула хозяйка четвероного транспорта. Конь радостно заржал. Тысячи лет лошади прожили рядом с человеком, и теперь животное инстинктивно искало у людей защиту. Надо же, услышал. — Бурый!

Выдрессированный жеребец, кося лиловым взглядом на надвигающуюся огненную стену, подскакал к нам. Лилина ткнула Бурого кулаком в живот, махом подтянула подпругу и взлетела в седло.

— Гони! Но!

Ревущий монстр, выпущенный мною на волю, медленно, но верно догонял, неистово бросаясь за любой добычей. Вспыхивали и падали на землю чадящими комками птицы, перекрикивая рев пламени, кричали заживо сгорающие звери. Пожар стрелял искрами и обдавал жаром, от которого скручивались волосы. Широкий язык каменной осыпи избавил нас от печальной участи, отделив жизнь от смерти.

До лугов мы домчались быстрее пули. Еще несколько верст неслись на полном автомате, не чувствуя под собой ног. Пусть пожар остался позади, но стремление как можно дальше убраться от угрозы никуда не делось.

«Осторожно, Бурого не загони. Я все, у меня лапы отваливаются».

Из лошадей у нас остался только Бурый. Загнать еще и его означало, что остаток дороги кое-кому придется топать ножками. Лилина кивнула, натирать мозоли на пятках она не желала. Не знаю, как Бурый (эмпатия от усталости отключилась, я даже мыслеобразы формировал с трудом), а я себя ощущал выжатым досуха. Единственным желанием было плюхнуться на землю и забыться мертвецким сном. Давно так не бегал. Чего уж тут говорить, я за две жизни ни разу так не бегал! Подрался с обезьянками, понимаешь. К демонам такие драки! И макак туда же. Надеюсь им в аду жарко.

— Скайлс.

«А?»

— Ты как? На пару верст тебя хватит? Впереди озерцо в распадке. Дотянешь?

«Под гору — не в гору. Дотелепаю как-нибудь».

Не, нормально так. Прогулялись по старому тракту… чтобы я, да еще раз… Ищите дураков! Романтиков с большой дороги на ней лет семь как не водится, перебрались на более хлебные места, зато других сюрпризов — выше крыши. Какая-то черная полоса, прости Господи. Или нам подсунули не зебру, а другую скотинку, у которой белые полосы оказались нарисованы мелом и смылись при первом дожде? Скорее всего, так и есть, беды навалились дружным гуртом, будто кто проклял. Я даже боюсь загадывать, что нас ждет ближе к столице. Нам бы эту ночь пережить. Не до жиру, быть бы живу.

До озерца мы плелись больше часа. Оно находилось в стороне от дороги. Вроде и под гору, и лес с этой стороны не такой уж густой, чахлые рощицы, но высокая трава скрывала многочисленные норы зверьков, похожих на земных евражек. Замаскированные густой растительностью ловушки грозили переломами ног четвероногому транспорту. Так что с места в карьер никто не рвал.

Озерцо хранило следы присутствия человека: сложенные полукругом камни очага, врытые в землю бревна, стойки под навес. Было хорошо заметно, что место периодически используется, скорее всего сезонно, о чем свидетельствовали яма с пережженными костями и кучки шелухи от перемолотых шишек. В становище захаживали охотники и заготовители орехов, только в этом году мы им бизнес подпортили. Хвойный лес на противоположном склоне не скоро даст урожай. Лет так через тридцать, при условии, что склон не затянет сорными породами.

Набрав сухих шишек, я запалил костер и отправился в поход вдоль берега за широкими листьями неизвестного мне растения, названного Лилиной семицветом. В отличие от лопуха, у которого варили корень, у семицвета собирали молоденькие листочки с выпускаемых усиков. Листья тщательно перетирали и полученную массу накладывали на раны. Как разнообразна мать-природа! А я из прежней жизни только о подорожнике и помню. Не забыть пометить: то варим, это трем. Думаю, эти нехитрые знания мне еще не раз пригодятся. Фу, весь перемазался в липком соке, да и запашок тот еще. Никогда мне не нравилась валерьянка.

«Раздевайтесь, снимайте куртку, тунику и исподнее, — скомандовал я. — Какие у вас жалобы, миледи?»

Лилине серьезно досталось, павианы человеколюбием не страдали.

— Меня покусали и поцарапали милые цирковые обезьянки, — морщась от боли, ответила она, стягивая через голову походную тунику.

Шутить пытаемся, это хорошо. Кровь и материя уже присохли, было мало приятного отрывать одежду от ран.

«О-о-о, подруга, да тут шить надо, — протянул я, разглядывая две глубокие драные полосы вдоль позвоночника Лилины. — Не дергайся!»

Чтобы промыть место укуса на плече от засохшей крови, пришлось жестко фиксировать спутницу левой лапой.

«Как тебя угораздило?» — меняю тряпицу на кипяченую.

— Я не заметила, как хурги подобрались к стоянке. На меня сразу две штуки с дерева свалились. Если бы не кожаная куртка… Брр. Пока разобралась, что к чему, стая уже заводных драла, а Бурый успел кого-то копытами затоптать.

«Терпи. Умница, Бурый, хорошая коняшка, купи ему морковку или яблоко в городе, заслужил. Без него сгинула бы ты там ни за полушку. Не выбежали бы мы вдвоем».

Хурги, значит. Название кровожадных обезьян говорило само за себя. Хурги — кочевники. Стаи приматов действительно кочевали с места на место, разоряя сельхозугодья и нападая на стада домашнего скота. Как и множество земных приматов, они были всеядными. Оказаться на пути такой большой толпы — огромная редкость. Сельские жители южных провинций регулярно нанимают охотников или сами устраивают облавы на хургов, так что никто уже не припомнит стаю больше десяти-пятнадцати голов. А вот нам сказочно повезло столкнуться чуть ли не с сотней. И где? Считай на севере! Хотя назвать эту встречу везением… Только я не помню, устраивают ли земные мартышки, шимпанзе и гориллы охоту на дичь?

— Ай!

«Там грязь, терпи. Кто его знает, в каком дерьме эти хурги ковырялись своими погаными лапищами и какую падаль жрали. Как бы заражение не пошло. Шить будем? Учти, я ни разу до этого ничем подобным не занимался».

— Нет, сруби несколько толстых черенков семицвета. Там внутри клейкая масса, залей ею укусы и царапины. Когда она засохнет, наложи поверх кашицу из листьев и перебинтуй.

«Откуда ты все знаешь, а?»

— У меня был высший балл по целительству. Пригодилось, как видишь. Ай, осторожней.

«Теперь личико. Лоб и щеку тоже заливаем? Будешь, как Царевна-лягушка. Зелененькая и в пупырышках… тут царапинки неглубокие, но шрамы останутся».

— Заливай, целители шрамы потом уберут. С тебя рассказ о лягушке. — Лилина мигом уцепилась за оговорку. Стоит проверить наличие пальцев на руках, с этой дивчины станется обкусать их ненароком.

После того как я обработал раны Лилины, пациент и доктор поменялись местами. Теперь нас таких двое, разноцветных и маскирующихся под растительность. Спецназ на выезде. Зеленый сок, засыхая, стягивал края порванной перепонки не хуже медицинского клея «БФ». Еще бы он не красил, но это уже так, издержки производства.

Естественно, никуда мы уже не выдвинулись. После сумасшедшего забега мы мечтали об отдыхе, а к ночи никаких мыслей, чтобы куда-то ехать или, не дай бог, идти у меня совершенно не осталось. Лилина заболела. Типун мне на язык, надо же было брякнуть про заразу под мартышечьими когтями… Через несколько часов раны у девочки воспалились и резко подскочила температура. Горячая, словно печка, она металась в бреду. Поганые хурги! Не иначе что-то у них было на когтях и зубах. Как у комодских варанов. То ли грязь, то ли падаль.

Не так давно мы смеялись над фантазиями, где принцесса лечит больного рурга и накладывает ему компрессы. Знаете, мне было совсем не смешно, когда выдумка превратилась в реальность, но в зеркальном отображении. Почти двое суток я не отходил от Лилины: накладывал компрессы, смывал пот и нечистоты, менял и стирал грязное одеяльце и бинты из поневы, а ночами согревал трясущуюся в ознобе девочку своим телом и укрывал крыльями. Из всего имущества у нас остался баул с куском толстой грубой ткани типа брезента (из него я соорудил навес), два тонких одеяла и одна смена одежды. Остальное сгорело. Золото, камни и погребец, котелок, несколько ложек и две кружки я не считаю. Лежа возле подопечной, я вспоминал давно позабытые молитвы, читал «Отче наш» и пытался передать свою магию, здоровье и силу… Вдруг поможет? Тонущий хватается и за соломинку. Иногда Лилине становилось лучше, тогда я осторожно поил ее, находящуюся в полузабытьи, жидким мясным бульончиком.

Лилина пришла в себя наутро третьего дня. Слава богу, Пресветлой и прочим богам, кризис миновал.

— Это ведь был ты? — неожиданно спросила она вместо ожидаемых и вместе с тем банальных вопросов: «Что со мной?» и «Сколько я была без сознания?».

Сначала я подумал, что она бредит, но ясный взгляд начисто отметал эту версию. О болезни напоминали лишь впавшие щеки, бледное лицо и мешки вокруг ввалившихся глаз.

— Это ведь был ты? — повторила Лилина. — Там, в древней империи? Скажи, ты был человеком в прошлой жизни? Я чувствую это… Однажды наставник рассказывал нам о «единении», когда умения и дары одного мага проецируются на другого и часть из них передается родственной душе. Я… — Лилина закашлялась и сделала несколько глотков из поднесенной к губам кружки. — Я никогда не умела точно определять, когда мне лгут, а рядом с тобой это умение проснулось, иногда мне кажется, что я ощущаю эмоции других людей, а твои, Скайлс, особенно сильно. Ответь, пожалуйста…

Вот тебе и приехали, здравствуй, мама, Юрьев день. Допрыгался, зелененький кузнечик. Что прикажете говорить? Врать? Эх, была не была, семи смертям не бывать, а одной не миновать.

«Да, в прошлой жизни я был человеком. Как ты догадалась?»

— Наставник рассказывал нам о реинкарнации. — Словно не услыхав вопроса, тихим голосом говорила Лилина. — Когда ты показал нам марш, я была под впечатлением и не обратила поначалу внимания на один важный момент. Большая часть воспоминаний принадлежит человеку, а не рургу. Рурги не носят плащей, сапог и перчаток. Иногда они мелькали, и ты их словно затирал. В твоих воспоминаниях рурги выше лошадей, хотя обзор, когда командующий идет мимо строя воинов, на уровне человеческого роста. Ты сам когда-то говорил, что дьявол кроется в мелочах.

Говорил, уж и не помню когда. Кто бы мог подумать, что на мелочах я засыплюсь и куплюсь на детский развод. Купился, теперь точно не открестишься.

— Это был ты? — как заведенная повторила Лилина.

«Да».

И ведь не вру. Я там был, я! Сам придумал, сам показал, теперь расхлебываю. Нагородил с три короба, теперь сам не рад. Хотелось сказать правду, но внутренний голос настойчиво советовал не делать этого. Проснувшееся шестое чувство шептало, что правда сломает внутренний стержень Лилины. Она придумала себе образ рыцаря, цепляясь за него всеми конечностями. Я не могу лишить ее грез. Не сейчас, будь я проклят! Не сейчас…

— Покажи свой портрет, пожалуйста!

Чувствую, ей это зачем-то очень нужно. Прикрыв глаза, вспоминаю, как я выглядел когда-то. Представляю зеркало, добавляю к своей роже благородной седины и разбавляю зеркальный взгляд капелькой ледяного высокомерия. Ой, халтура, ой, не похож — суровый тип, грозный победитель врагов и пленитель женских сердец, а не специалист широкого профиля по монтажу и настройке релейных защит и противоаварийной автоматики. Мы, мужики, на баб волну гоним, хотя у самих рыльце в пушку — любим покрасоваться. Ради пущего эффекта обряжаю получившегося рыцаря в доспех из черной драконьей чешуи. Плащ, меч, все как полагается. Бросаю образ Лилине.

— Ты помнишь, как умер? — после долгого молчания спросила она, порозовев щеками и странно стрельнув глазками. — Это не страшно?

«Попал под боевую колесницу. — Да, колесница была боевая, за сотню лошадей в упряжи, и мажористый гад на козлах. — Умирать не страшно. Страшно и мучительно ожидание смерти. Я умер быстро, не мучился».

— Скажи, ты же командующий… ты… ты командовал армиями?

Командовал ли я армиями? Если принять за аксиому проявившийся дар эмпатии, эта юная хитрюга почувствует ложь. А я и не лгу. Конечно командовал! Сколько игрушек и стратегий переиграно во время командировок, какими армиями я только не управлял и сколько раз разносил противника в пух и прах, не пересчитать. Так что да, рассматривая вопрос с этой плоскости и с этой колокольни, — командовал, еще как командовал.

«Командовал. А кто сказал, что я умер в бою? В городе дело было, до ближайшей войны — две тысячи верст. Богатенький сановник доверил своему безголовому отпрыску смертельно опасную игрушку, и не умеющий управлять лошадьми придурок налетел на людей. Так, солнце мое, завязываем с разговорами до лучших времен, тебе надо умыться и поесть. Вчера к озеру приходили фазаны, я поймал парочку. Бульон получился отменный. Сам бы съел, но нельзя, нельзя. Детям, все детям».

— Но я…

«Отставить! Рядовая Лера, слушай мою команду…»

Внезапная болезнь задержала нас на семь дней. По молчаливому согласию, к разговору о реинкарнациях, прошлых жизнях и прочем религиозно-спиритическом мы не возвращались. Благодаря бешеной регенерации через пару дней я встал на крыло и вопрос с пропитанием был решен. Молодая оленинка, кролики, поросята, рыбка из озерца. Мясная диета, короче. Можно было смотаться за овощами и хлебом в ближайшее селение, только я побоялся надолго оставлять Лилину одну. С нашим-то везением на стан вполне могли напасть жабы-убийцы или бешеные бурундуки. Как только Лилина более-менее окрепла и смогла держаться в седле, мы тронулись в путь.

Не успели мы отойти от озерца на пару километров и перемахнуть через гребень невысокой сопки, как из безлесного распадка, скрытого частоколом ельника, росшего на вершине сопки, донесся шум сражения и звуки боевых труб и рожков. Ржали лошади, кричали люди, звенело железо. То и дело что-то взрывалось — маги противоборствующих сторон не сидели без дела.

— Что там? — встрепенулась Лилина.

«Нас это не касается! — отрезал я. — Поворачиваем в лес. Поворачивай, я сказал!»

— Скайлс, — жалобно протянула Лилина.

«Сиди здесь! — припечатал я, когда мы достаточно удалились от дороги. — Только рыпнись — выпорю. Поняла? Я на разведку. Ни с места!»

Отбежав от стоянки на достаточное расстояние и применив щиты, я распахнул крылья и взлетел. Поймав восходящий поток воздуха, я кругами поднялся повыше.

Внизу творилось столпотворение. Я не ахти какой стратег и тактик из меня — хуже некуда, но картина вырисовывалась такая. Воинская колонна под красно-белыми стягами, находящаяся на марше, была врасплох застигнута противником, удачно организовавшим в распадке засаду. Авангард полег весь. Изрубленные и утыканные стрелами тела устилали дорогу и склоны сопок. Красно-белые как-то сумели сорганизоваться, выстроили строй и, огрызаясь из луков и странных магических орудий, установленных на телегах, теперь медленно, метр за метром отступали вниз. Думаю, они ожидали нападения, но прохлопали начало атаки. Уничтоженная голова колонны дала основной массе обороняющихся прийти в себя. Арьергард сейчас отчаянно рубился с пехотой противника, пытающейся запереть колонну в теснине и не дать ей выскользнуть из ловушки. Их враги, знаменосцы которых, кстати, держали черно-желтые стяги, готовясь к атаке, выстраивали сотни тяжелой конницы. Всего, по грубым прикидкам, внизу рубилось около двух с половиной или трех тысяч человек. Сделав еще один круг, я спустился к нашей стоянке. От переданной ментально картины Лилина задергалась на месте, будто ей в попу вонзилась раскаленная игла.

— Скайлс, прошу тебя, — глотала слезы и заламывала руки Лилина, — помоги им. Я знаю, ты можешь! Помоги им…

«Кому „им“? — не выдержал причитаний я. — Красно-белым или желто-полосатым? И почему я должен им помочь?»

— Белым, то есть красным… Э-э-э…

«Ясно… Дальше что?»

— Как ты не понимаешь! Это флаги О’Ружа! Это войска Дария!

О’Руж. Конечно, как я сразу не догадался, я ведь дока в геральдике. Как два пальца об асфальт. Если я хоть немного разбираюсь в ситуации, то мальчик сейчас должен быть в ставке барона, но баронских стягов в распадке как раз незаметно, да и знамена у маркиза должны были поменяться. Где, спрашивается, изображение королевского герба? Как-никак маркиз, он же — жених Лилины, переквалифицировался в его высочество. У мальчика на диво головокружительная карьера.

— Скайлс, Скайлс! Пожалуйста!

Ментальная буря грозила смыть все берега.

«Черт с тобой! — рыкнул я. — Я попробую, а ты сиди здесь. Шаг вправо, шаг влево — побег, прыжок на месте — попытка улететь».

Идиот, какой же я идиот! Ну зачем я поддался на уговоры? Ладно, она молодая, не соображает ничего, в голове ветер, в попе дым. А я куда лезу? Надо было тюкнуть ее по голове и отволочь подальше от сражения. Придурок… Спаситель выискался… Куда конь с копытом, туда и рак с клешней, так, что ли? Ох, чует мой хвост, как бы не пришлось потом пожалеть…

Повторив номер со щитом невидимости, я полетел в сторону битвы в теснине. Черно-желтые, оказавшиеся прихвостнями герцога Тройса, уже направили в атаку конницу. От маркизовой пехоты атакующую лаву отделяло максимум сто метров. Орудия давно выведены из строя магами герцога. А сейчас чародеи возвели некое подобие щита перед всадниками, которые вот-вот опрокинут пехоту новоявленного высочества. Добрая часть обороняющихся за спиной первых рядов судорожно пыталась выстроить заслон из телег, но время было упущено. Резко снижаюсь и выпускаю в сторону конницы веер «страха». Черные шары бьют перед мордами лошадей. На крыло — и вверх. Внизу — куча-мала. Натуральная каша. Боевые лошади как взбесились. Передние ряды резко осадили, а задние не успели остановиться, и сейчас всадники вылетали из седел, падая под копыта коней. Еще раз снижаюсь, добавляя огоньку. Сорокаметровый язык пламени довершает разгром. Ходу, пока за меня не взялись маги или лучники.

Помог чем смог, дальше они сами между собой разберутся, о чем в категорично-ультимативной форме было сказано Лилине. Девочка пыталась настаивать на повторной спецоперации, но я остался непреклонен. Я не трус, но я боюсь. Мой хвост мне дорог не только как память. Ставший западней и местом битвы распадок был обойден по дуге. До вечера мы двигались перелесками, заночевав возле безымянного ключа. Лилина дулась, я не обращал на ее обиду внимания. На обиженных воду возят. От тряски у девочки открылись раны на спине, пришлось часть времени потратить на поиск зеленого «клея» и заняться повторной обработкой ранений.

— Трох! Трох! — В шатер атамана, потрясая кулаком с зажатым в нем листом бумаги, ворвался Торп. — Его видели. Нарем прислал голубя.

— Где? — Атаман разложил на столе карту.

— Здесь. — Торп ткнул пальцем в место, где следопыты третьей ватаги обнаружили следы громадного рурга. — Вдоль по кряжу идут. Завтра они выйдут на тракт. Примерно вот здесь.

— Славно. Значит, как мы и рассчитывали, хурги их сильно подрали. Седмицу раны зализывали. Я уж, грешным делом, думал: упустили, а оно вона как повернулось. Таперя не уйдут. Что Нарем еще чирикает?

— Выставляет наблюдателей и устраивает засаду.

— Добре! Помолимся Пресветлой, чтобы он не опростоволосился.

После скудного завтрака (запасы наши подтаяли, а на охоту я не вылетал) мы вновь отправились в путь. Двигались не спеша, прогулочным шагом, чтобы не растрясти выздоравливающую наездницу. Часа через четыре нам навстречу попался первый мелкий рург. Увидав всадницу и сопровождение, синий малыш с криками сорвался с макушки высокого дерева и скрылся в густой зелени крон.

Зеленые и синие встречались еще раза три, но всякий раз спасались бегством. Печальная статистика. Рурги избегали людей. Видимо, охотничьи ватаги и армейские колонны изрядно проредили гнездовья крылатых созданий. Яйца рургов считались редким деликатесом. К полудню мы вышли на тракт.

— Знаешь, — подала голос Лилина. Хвостом чую, под мерный цокот копыт Бурого кое-кого опять потянуло на откровения, — в нашей группе училась девочка из Готлина, города на севере Империи. Матиша иногда гадала нам на картах. Нечасто, нет. Она говорила, что гадания сильно выматывают ее, ведь карты — это способ заглянуть за вуаль реальности. За месяц до отъезда она нагадала мне, что я встречу черного рыцаря в плаще из крыльев. Я тогда посмеялась: мол, глупая Матиша. Крылатый рыцарь, ничего смешнее придумать не могла? Матиша ответила, что я могу смеяться сколько угодно, но она не ошиблась, карты ей сказали, что будет именно так. Глупой была не Матиша. Это я оказалась круглой дурой. Перед тем как выздороветь, мне приснился сон. Снился гигантский порт и пристани с тысячами боевых судов. Кругом крики, ругань, суета и хаос, посреди которого — островок спокойствия, и там стоит невозмутимый, словно вытесанный из камня, рыцарь в черном доспехе, а за спиной у него колышется плащ из крыльев рурга. Тут меня осенило, и я поняла, что мне не давало покоя в твоем рассказе. Не могут рурги так хорошо знать людей, и ты лгал нам о родовой памяти. Я не видела лица рыцаря, пока ты не показал свой портрет. Ты тот рыцарь, только сейчас у тебя крылья вместо плаща.

Господи, что я наделал? Покажите мне ближайший дуб, с удовольствием постучусь головой. Старый дурак, затуманил девчонке мозги, а та нафантазировала себе невесть чего — рыцаря без страха и упрека и явно на белом коне. Фу-ты ну-ты, батон гнутый. Что дальше? Признание в любви и девичьи слезы втюрившейся в чудовище малолетки? Офигеть можно. Только в сей сентиментальной истории не предусмотрено хеппи-энда, а все из-за чего? Из-за того, что у меня нет аленького цветочка. Отсутствует совершенно, и поцелуем делу не поможешь. Чудище, в смысле рург, не обернется прекрасным принцем, главнокомандующим Империи. Грусть-печаль.

— Я ничего не придумываю, Скайлс.

Ну да.

— Скайлс?! — вырвав меня из тяжких дум, настороженно прошептала Лилина, испуганно оглядываясь вокруг. Дорога, словно в плохом голливудском боевике, пролегала в теснине между двумя отвесными склонами старого оврага. — Ты ничего не чувствуешь?

«Стоять! — Я напрягся. — Чем-то пахнет знакомым. Я уже проходил подобное…»

Бух! Внезапно теснину накрыло несколько слоев заговоренных сетей, а на дорогу полетели горшки. Лопнув, они дружно выпустили густые облака приторно-сладкого газа. Стоило нюхнуть этой гадости, как лапы подкосились и я рухнул в придорожную пыль. Рядом свалился Бурый и вовремя соскочившая из седла Лилина. Перед тем как тьма окончательно поглотила разум, я понял, чем пахнет. На дороге пахло людьми, кожей, потом, лошадьми и сталью — охотниками.

— Он ваш. Я выполнил ваши условия, маэстро. — Барон Лера низко поклонился древнему седовласому старцу.

Причислить согбенного старичка к кандидатам в загробный мир не давал маленький нюанс: образу старой развалины никак не соответствовали ярко-голубые молодые глаза. Барон незаметно содрогнулся, его не обманывали седины и морщины, старый мухомор — самый страшный человек по ту и эту сторону гор. Светлейший князь Брэм любил вводить людей в заблуждение, строя из себя эдакого увлеченного маразматика. Первый советник императора обожал эпатировать публику, хотя нечасто снисходил до развлечений. Да, нечасто архимаг удостаивал вниманием простых смертных. Когда советник императора вдруг замечает копошение у ног, то редко кто находит смелость отказать «дедушке» в удовлетворении мелких старческих прихотей.

— Мои люди сообщают, что рурга доставят в течение пяти часов. Куда прикажете его отвезти? — уточнил барон.

— Прелестно, просто замечательно! Я знал, что на вас можно положиться, барон! Зачем его куда-то везти? Пусть доставят сюда. Барон, вы ведь выделите для старика пару шатров? Да? Вот и замечательно! Мои ученики поступают в ваше полное распоряжение. Поверьте, ни один из магов противника даже близко не сравнится с ними в искусстве массового умерщвления. Армия зарвавшихся банкиров вам не противник, хе-хе. Я бы и сам не прочь, хе-хе, вспомнить молодость. Как давно это было… мирская суета иногда так занятна, все пыжатся, хе-хе, рвут жилы и грызут чужие глотки. Да, о чем это я? — ненатурально изобразил слабоумие архимаг. — С вами приятно иметь дело, барон!

— Спасибо за оценку моих скромных заслуг. Не желаете? — Сажу Лера жестом фокусника извлек из корзины пыльную бутылку. — «Янтарные слезы», урожай седьмого года.

— О, молодой человек, вижу, вы знаете толк в хорошем вине! Хе-хе, потакаете своим маленьким слабостям?

— Иногда, если есть возможность. Зачем отказывать себе в удовольствии?

— Хе-хе, ваша правда, барон. Правильный подход, зачем ограничивать себя, когда есть возможность не ограничивать. Замечательный букет. Говорите, наша зверушка оказалась резвой?

— Я бы сказал, чрезвычайно. Рург почти полностью истребил первую команду охотников, вставшую, мне, смею заметить, в приличные деньги. Хорошо, что они, сообщив, по какой дороге до этого двигались рург и его девка, помогли организовать засаду. Было бы неприятно лишиться еще одной ватаги.

— Полноте, барон, не все в мире измеряется деньгами. Разве вам не нравится наш обмен услугами? Вы — мне, я — вам, заметьте, при этом мы оба лучимся довольством. Проза жизни во всей ее красе, барон. Я удовлетворяю свой интерес, хе-хе, вы получаете преимущество в споре за трон. Что вам какая-то малость? Охотники — тьфу! На кону приз, за который не жалко и сто таких команд. Не так ли?

— И вы, уважаемый маэстро, несомненно, правы.

— Не льстите мне, — отмахнулся маг. — Открою секрет, моя страсть кроется в изучении мироздания, главная тайна которого — душа! Мне не терпится получить этот замечательный экземпляр в свои руки. Хе-хе, я с удовольствием поковыряюсь в голове этого существа. Надо же, разумный рург! Очень, очень интересно! Как вы думаете, у него есть душа? Надеюсь, вы меня понимаете. Власть над миром будет заманчивей власти над страной, барон, а я замахнулся на мироздание и божий промысел. Вы не задумывались, почему Священный синод, мм, — старик пожевал губами, — мягко говоря, так не любит архимагов? Все поэтому, мой юный друг, хе-хе, все поэтому.

Звуки доносились как сквозь вату. Мир качался и кружился сразу вокруг нескольких независимых точек, наполняя голову тяжестью жестокого похмелья и мерным стуком отбойных молотков.

— В шатер его…

Мягкие волны подхватили мое тело и куда-то понесли. Потемнело, в нос ударила вонь пережженного масла дрянного качества. Куда меня притащили?

— Нацепите на него намордник…

Намордник? Смешно, я же не собака… Намордник?! Да что они себе позволяют?! В голове быстро прояснялось, муть в мозгах и вата в ушах уступили место ясности мышления и возвращающемуся слуху. Я задергался из стороны в сторону, зазвенели опутывающие меня цепи.

— Смотри, очухивается, хайлом воротит…

— Да дай ты ему по башке, чтобы мордой не дергал!

Из глаз посыпались искры. От обрушившегося на голову удара чуть не отвалились рога. Пока я приходил в себя, воняющий чесноком и кислой мочой человек попытался натянуть на меня намордник из толстой кожи с металлическими заклепками. От выпущенной из ноздрей струйки дыма рябой детина, воняющий миазмами общественного туалета, отскочил в сторону и не успел затянуть крепление намордника. Дернувшись несколько раз, я сорвал «украшение».

— Держите его! — проорали сбоку. Я попытался вывернуть шею, глянуть, кто там такой горластый, больно голос знакомый, но не преуспел в сем начинании. На спину, бока и голову обрушился град ударов, из пасти посыпались выбитые зубы. Ноги охотников так и мелькали.

— Трох, Торп! Хватит, остановитесь, вы убьете его. Я не хочу, чтобы архимаг опечалился! Всем плохо, когда он впадает в печаль и меланхолию, а вам в этом случае придется хуже всех. За свою игрушку он вас самих на ингредиенты пустит.

— Ничего с рургом не будет, Нарем. Эта тварь крепче, чем кажется.

Избиение прекратилось, но не успел я перевести дух, как еще один удар подсветил мутную действительность.

— Это тебе за Сгана, тварь! Где намордник? Дайте сюда!

Я узнал недобитка. Атаман Трох, так вот какова твоя благодарность — злом заплатил за добро. Что ж, сочтемся. У рою, тварь! Злоба и незамутненная ненависть пробудили в груди настоящее пламя. Хотел же я вас шлепнуть, подонки, да Лилина пожалела, упросила не кончать несчастных. Знал, что нельзя оставлять живых врагов за спиной, теперь расплачиваюсь за свою доброту. Ничего, охотнички, Лилины здесь нет, вы сейчас тоже заплатите по счетам.

Вывалив из пасти язык и сделав вид, что нахожусь в отключке, я дождался, когда Трох наклонится надо мной. Н-на! Получай! Сгори в аду, тварь! Выворачивая шею, насколько позволяли цепи, я залил все перед собой огнем.

— А-а-а!

Несколько охотников в один момент превратились в живые факелы. Атаман Трох сгорел, не успев удивиться факту собственной смерти. Туда тебе и дорога, передавай привет Сгану. Опаленным заживо поросенком голосил недобитый в лесу маг. Полыхали шатры и палатки, носились люди.

Жрите, сволочи, не обляпайтесь! Еще один огнеметный выстрел добавил картине ярких красок. «Последний день Помпеи» в миниатюре. В рядах баронского воинства — страх, ужас, паника и смятение. Я не жадный, держите еще! Мало огонька? Получите «страхом»!

Пробив огненную стену, передо мной плюхнулся глиняный горшок, приторно-сладкое облако обволокло голову, в ушах зашумело, резко померкли краски…

— На стол кладите…

Щелк, щелк… Сквозь чешую прокрадывается холод металла застегнувшихся на конечностях наручников, грудь и шею перехватили широкие металлические обручи…

— Сунь ему под нос… Да в рыло пихни…

Что-то до ужаса вонючее коснулось носа, от едкого запаха выступили слезы, зато в голове прояснилось, и перед глазами перестали плавать размазанные фигуры.

— Ну здравствуй, хе-хе, красавчик! Изумительно, просто изумительно!

Зрение прояснилось, дурь из головы выдуло нашатырным ветром. Ситуация, в которой я оказался, была из разряда «хуже не придумаешь». Металлический стол с канавками стоков, боюсь представить, для чего. На столе — крепежи для оков и металлических обручей, которые в данный момент жестко держали мое тело. Все это интерьерное великолепие заключено в центр вычурного рисунка, напоминающего сложную пентаграмму. Соответствующего антуража добавляли толстые восковые свечи, расставленные на вершинах геометрических фигур, вписанных в пента- или чего-то-там-грамму. Главной изюминкой сей магической композиции являлся замшелый старичок-боровичок в белой хламидке и с кривым посохом в руках. Такие несли героям сказок и эпосов самые жуткие беды.

В этих заплесневелых мухоморах яду столько, сколько не произвести за год всей российской химической промышленности. Да и аура трухлявого пня наводит на размышления. На неприятные размышления, скажу я вам. Если исходить из оценки размера и свечения сего эфирного тела, то все встреченные мною до этого маги даже рядом не стояли с этим седобородым старикашкой. Сила деда потрясала, и мне заранее стало ясно, что живым он меня не выпустит. Было во взгляде старичка нечто такое, что роднило дедусю с лепидоптерологами — учеными, изучающими бабочек. Только что он охал и восторгался рисунком на крыльях, чешуйками и особенностями вида, а в следующий миг отправляет объект изучения в морилку и тщательно выбирает иглу, на которую насадит насекомое. Вся соль момента в том, что бабочка — это я, а ухмыляющийся лепидоптеролог стоит напротив и размышляет, как будет препарировать неимоверно редкий экземпляр.

— Нравлюсь? — хмыкнул дед, отечески потеребив меня по морде и проведя пальцем по клыкам, неприкрытым намордником. — Хе-хе, вижу, что не нравлюсь. Только не надо так сверкать глазами. Не надо. Ты что-то хотел сказать?

«Пошел ты!»

Как у любого нормального русского мужика первым делом у меня вырвалось пожелание старому ублюдку пешего маршрута по известному адресу.

— Ох ты ж! Хе-хе, слухи не врали, не ошибся я в тебе. Тупая скотина, неспособная абстрактно мыслить, так поэтически не выражается. Разум у тебя есть, и ты ментальный маг. Хе-хе, как интересно! Но, знаешь ли, старость надо уважать!

С пальцев старика сорвалась молния и прошлась по моему боку. От боли, пронзившей тело, я чуть не выпрыгнул из оков. По крайней мере, мне так показалось.

— Это послужит тебе хорошим уроком. Я научу тебя смирению. Ты же будешь примерным мальчиком?

«Ублюдок!»

— Повторим для закрепления. — Маг поджарил мне другой бок. — Люди и рурги — такие одинаковые. И те и другие по-хорошему не понимают.

Дедок в сто первый раз хехекнул, ткнул острым ножом мне в плечо, где только-только наросли новенькие чешуйки, набрал крови в фиал и принялся колдовать у пентаграммы, изредка кисточкой, смоченной в моей крови, нанося на меня какие-то знаки или руны.

— Так-так, проверим. — Дед влил ману в пентаграмму.

Свет. Тьма. Боль. Боль…

— Джуи, записывай и снимай параметры, — приказал маг кому-то за моей спиной. — А так?

Неземное наслаждение захлестнуло меня.

— Забавно… Джуи, поменяй кристалл. Проверим-ка еще…

Боль. Боль. Боль…

— Весьма… Хе-хе, простой человек и даже маг уже отдали бы Пресветлой души. — Старик подошел к столу, заглядывая мне в глаза. — Силен. Так хочется жить? Ну-ну, не злись, не злись. Джуи! — рявкнул он. Невидимый помощник мага, от которого ядрено пахло давно немытым телом и застарелым потом, подскочил к столу и крутанул ворот. Металлическая столешница поднялась под углом в шестьдесят градусов.

— Так лучше. — Маг, имени которого я до сих пор не знал, жестом остановил подручного. — Поменяй свечи и накопители. Живо!

Здоровяк в засаленном балахоне с глубоким капюшоном за тридцать секунд сменил свечи в пентаграмме и чем-то загромыхал позади моего металлического ложа. Аура у помощника сумасшедшего старика оказалась гораздо тусклее, где-то на уровне убитого мною Торпа, ну, может, чуточку ярче. Лилине он уступал по всем статьям.

— Посмотрим, какие сюрпризы ты еще скрываешь. — Старик залихватски подмигнул мне и активировал какое-то заклинание. Шатер залило призрачное неоновое сияние. — О-о-о! Кто бы мог подумать?! Какая яркая нить духовной связи, да не одна. Еще связь… Джуи, ты видишь эти тусклые нити? Замечательно, со временем из тебя может выйти толк, хе-хе, если до этого я не превращу тебя в тупое полено за лень и криворукость. Вечно Райма неизвестно где носит, когда он нужен здесь и сейчас! Гляди, нити уходят в пустоту и обрываются, но не исчезают. С таким феноменом мы еще не сталкивались. Я прям весь горю от нетерпения, как молоденькая нимфетка перед своим первым разом, хе-хе. Джуи, расставь кристаллы и накопители, проверим, куда уходят оборванные нити. В теории, мой немногословный друг, мы сейчас воочию наблюдаем проявление духовной связи, скорее всего, с потомством или самками, но это в теории, Джуи. Что мы можем сделать? Не отвечаешь? Так и останешься сычом. А сделать мы можем многое. К примеру, проверить теорию на практике, отделив духовную нить и установив на нее поисковый маячок, тогда мы узнаем, что, точнее, кто прячется на другом конце. Джуи, не стой столбом, поменяй пентаграмму.

Джуи, за весь вечер не проронивший ни единого слова, так же молча стер старую пентаграмму, после чего начертил новую, больше размером, чуть ли не на всю площадь шатра. Внутри он разместил звездчатый многоугольник, поминутно сверяясь с чертежом на потертом пергаменте. Закончив рисовать, помощник архимага расставил по вершинам сверкающие кристаллы.

— Пошевеливайся! — поторопил его старик, повторно изрисовывая меня кровью. — Контур замкни, олух. Куда накопитель сдвинул?! Верни на место. Ничего не перепутал, пентюх? Приступим, хе-хе…

Линии сложного геометрического узора вспыхнули нестерпимым светом, сравнимым по яркости с молнией или дугой сварочного аппарата. Казалось, воздух внутри шатра загудел от наполнявшей его энергии. У меня возникло чувство, будто сказочные великаны включили гигантский пылесос, и сейчас его труба засосет невинную жертву — меня.

— Изумительно! Ошеломляюще! Ты видишь, Джуи? Ни черта ты не видишь, тупой пенек, — шикнул архимаг, радостно скача вокруг меня. — Держим, держим контур! Джуи, подготовь «запирающую сферу», да-да, вон ту, из горного хрусталя. Записывай, сейчас я отделю от нашего гостя одну из нитей. Пиши: произведено отделение яркой нити духовной связи.

У меня сложилось чувство, будто проклятый маг ковыряется грязными руками прямо в душе, нутро буквально выворачивало наружу.

— Нить помещена в «сферу». Держи, иногда от тебя тоже бывает толк, аккуратно, не урони, увалень криворукий. Поставь ее в гнездо на столике. Давай исследуем и другие тонкие нити, уходящие в бесконечность…

За стеной шатра послышались многоголосые выкрики и непонятный шум: свист, треск, что-то, напоминающее хлопки и звуки лопающихся воздушных шариков.

— Джуи, выйди, скажи, чтобы угомонились, — приказал архимаг. — Меня нервирует посторонний шум.

Подручный архимага, не проронив ни слова, развернулся и потопал к выходу. Не успел он откинуть полог, как раздался громкий хлопок, пламя свечей качнулось от резкого порыва ветра, а детина, пятясь назад, ввалился обратно. Качнувшись, он плашмя рухнул на землю. В груди Джуи зияла сквозная дыра с кулак размером. Следом за убитым влетела Лилина, с головы до ног заляпанная кровью и грязью:

— Скайлс!

— Осторожно! — фальцетом заорал архимаг. — Не заступи за контур.

— Отпустите его! — истерично крикнула Лилина, и кулаки ее окутались призрачным пламенем.

— Заступишь за контур, рург сгорит.

— Отпустите его, иначе я…

— Иначе что? — мерзко ухмыльнулся дедок.

Лилина беспомощно огляделась по сторонам. Решив что-то для себя, она подскочила к столику с хрустальной сферой. Подхватив ее, Лилина замахнулась на один из кристаллов в пентаграмме.

— Не смей! Не трогай главный накопитель! Куда! — заорал старик благим матом. — Кретинка, не заступай за контур! Дура! — Дед взмахнул руками и скрылся за мощным щитом.

Ба-бах! Могучий поток энергии вырвал меня из металлических захватов и физической реальности, втягивая в бесконечную трубу пылесоса. Яростное пламя накрыло Лилину, но она не сгорела, а распалась яркими искрами.

Сознание вернулось толчком, будто кто-то резко сорвал с головы плотный черный мешок. Не открывая глаз и стараясь не выдать себя, Лилина попробовала просканировать окружающее пространство. Пахло дымом, мужским потом и конским навозом. Главные запахи разбавляли ароматы мясной похлебки и подгорелой кожи. Со всех сторон доносились человеческие голоса, ржали кони, звенело железо. Где-то в отдалении раздавались команды и слышалась слитная поступь большой группы людей, скорее всего военных. Да, судя по ощущениям, это был огромный военный лагерь.

— Забирайте, — совсем рядом повелительно произнесли с детства знакомым голосом, — правьте к красному шатру у лесной кромки, вас встретят. Поторапливайтесь, маэстро не отличается терпением. Держите, здесь как договаривались и двадцать соверенов сверху. Что у вас во второй телеге?

— Рургова девка, ваша милость.

— Вы ее там не того? А то знаю я вас, — хохотнули таким родным голосом. — Я эту дикарку обещал…

— Как можно, господин, мы договор не нарушаем, понимаем, что к чему, да и после морилки они бревна бревнами, деревенеют, пока дурь не выветрится. Кому охота с деревянной бабой кувыркаться.

— Не скажи, Ханер, есть любители.

— За кого вы нас принимаете, господин?! Баба должна быть как огонь, сисястая, попастая, чтобы помять ее хорошенько, а не такая болезная соплюха с костьми и мослами на холодец.

— А не эта ли костлявая соплюха седмицу назад прикончила одного и чуть не до смерти приложила двух взрослых охотников?

— Случайность, ваша милость.

— Пойдем поглядим одним глазком на вашу «случайность».

Лилина повернула гудящую голову на звук шагов и открыла глаза:

— Отец, — прошептала пленница, — это я, Лилина!

Барона Лера словно бревном огрели по затылку. Хватая ртом воздух, он уставился на грязную, связанную по рукам и ногам пленницу, лежащую на скудной соломенной подстилке на дне телеги охотников.

— Что ты сказала? — наконец вдохнув, он подскочил к телеге и ухватил Лилину за подбородок, взгляд его сделался злым и колючим, не предвещающим ничего доброго.

— Мне больно, папа.

Скривив губы, барон оттолкнул Лилину, батистовым платочком брезгливо оттерев пальцы от клейкого сока семицвета, которым Скайлс утром, перед выездом, смазывал раны на ее лице и спине. Холодный кусок льда с острыми кромками поселился в груди Лилины, хотелось заплакать от горя и несправедливой обиды, но слез не было. Высохли слезы, перегорели в один миг.

— Отнесите это в мой шатер, — приказал барон, не глядя на то, как охотники подхватывают все еще не способную толком двигаться оборванку. — Шевелитесь!

Лилину занесли в богато обставленный шатер, полы которого устилали мягкие ковры, и бросили в темный угол у войлочной стены. Отряхнув руки, охотники вышли, оставив добычу одну и даже не подумав развязать веревки.

Лежа в одиночестве, Лилина потеряла счет времени. Десять минут, полчаса… Никого, только охрана перекликается за тонкими стенками шатра. Она думала о Скайлсе, о том, что с ним, куда и к кому его увезли. Пыталась понять, почему отец не признал собственную дочь и что все это значит. Вспоминая уроки наставников, Лилина магией разгоняла кровь по сосудам и старательно приводила мышцы в тонус. Паралич постепенно отступал.

Примерно через час по внутреннему хронометру Лилины у шатра раздались голоса и шаги нескольких человек. Ударив по ритуальным щитам, охрана взяла на караул.

— У меня для вас сюрприз, — весело проговорил отец, пропуская вперед себя…

По-хозяйски вцепившись в руку его высочества принца Дария, в шатер вплыла (иначе не скажешь)… еще одна Лилина. Глядя на эту холеную мерзавку в дорогом платье и сверкающих украшениях, настоящая Лилина заскрипела зубами. Значит, ее замена, двойник, подобранный матерью Дария, решила сыграть роль оригинала. Или это маркиза с сыночком втемную используют барона Лера?

— Отец, вы обещали сюрприз, — прощебетала дублерша. — Где же он?

Дарий, сбросив маску скучающего мажора, изобразил вежливый интерес.

— Да вот же! — Барон указал рукой на пленницу. — Представь, доченька, она имела наглость назваться тобой.

— Что это значит? — сглотнув, спросила дублерша. Дарий побледнел, испуганно стрельнув глазами в Лилину. Страх. Лилина уловила страх вора, застигнутого на месте преступления.

Сознание ее затопила первозданная ярость и жажда убийства. Отец, Дарий и стерва, изображающая ее, застыли столбом от сокрушительного ментального удара, против которого спасовала защита артефактов, столько гнева и ненависти было влито в него. Пожалуй, ей больше не надо просить Скайлса научить убивать. Она морально готова. Охотник на тракте умер не от ее руки, кинжал, вонзившийся в его глаз, предназначался рургу. Лилина вовремя поставила воздушный щит, отославший смертоносное железо обратно.

— Вот и я хотела знать, женишок, что это значит? — рассерженной змеей прошипела Лилина. Одежда и веревки на ее руках и ногах вспыхнули, осыпавшись черным пеплом. На дорогом ковре осталось выжженное пятно. Отряхнув сажу, обнаженная злобная фурия подошла к замершей троице. — Как так вышло, что меня оставили без защиты на тракте, и откуда нападающие узнали о маршруте? Молчишь? А ты, шлюха, забыла клятвы?

Скатываясь в элементарную истерику, Лилина со всего маху зарядила пощечину Дарию.

— О! Что я вижу, девочка-то тяжела, — продолжала глумиться Лилина, разглядев магическим зрением характерное свечение в районе живота дублерши. — Поздравляю, папашка! Тешите, значит, свое естество и похоть? А, так сказать, отец, барон Лера, хоть в курсе? Ведь до свадьбы — ни-ни! Ха-ха-ха! Какая ирония, бастард настругал ублюдочной деревенской шлюхе бастарда. Весь в подохшего папашу. И знаешь что, женишок? — Лилина вплотную приблизила перекошенное яростью лицо с багровыми полосами шрамов на щеке и лбу к мертвенно бледной физиономии Дария. — Да пошел ты!

Принц согнулся от сильного удара коленом в пах и, подвывая на одной ноте, рухнул на ковер. Сажу Лера во время монолога лихорадочно просчитывал ситуацию. По всему выходило, что маркиза О’Руж приняла решение сыграть личную партию, и у нее это чуть не выгорело. Вариант с двойником оказался на диво эффективным. Маркиза и принц сумели как-то обмануть кровные узы. Не будь он и Лилина жертвами заговорщиков, барон аплодировал бы стоя, а сейчас ему оставалось лишь скрежетать зубами. Замысел маркизы был прост и гениален. Из-за постоянной загруженности Лера виделся с «дочкой» урывками, большую часть времени дублерша находилась с Дарием, а на редких светских раутах и подобиях балов, проводимых в штабе собираемой армии, им не давали оставаться вместе. Его разыграли как по нотам, обставив все таким образом, что опытный интриган элементарно проморгал обман. Но ничего, еще не поздно все повернуть в свою пользу и привязать принца к себе так, что он лишний раз вздохнуть не отважится, а маркизу придется убрать.

— Расскажи мне, милочка, как ты прошла кровную проверку? Не с помощью ли этого очаровательного кулончика? Не дергайся, убью! Ты так побледнела, тебе плохо? — Лилина сорвала с шеи пассии принца цепочку с кулоном: — Подарок Дария, понимаю. Ой, а чья там капелька крови? Не скажешь, Дарий? Помню, маркиза так сокрушалась, что я без кровного маяка, а ты хотел знать, где я, в любой момент. Как мило и романтично. И влюбленная соплюшка потекла. Такая забота и ля мур, сю-сю-сю. — Лилина, чуть не отбив пальцы ног, пнула претендента на трон в лицо. — Больно тебе? А как мне было больно!

— Дочь! Что ты делаешь?! Дарий — твой будущий муж! — отмер наконец барон.

— Уже «дочь»? — зло сверкнула глазами Лилина. — Давно ли я была «этим»? Ты признал меня, папочка? Да я лучше за первого встречного рурга замуж выйду, чем за этого ублюдка! Где Скайлс, отец? Куда ты его дел? В вас обоих не наберется и половины его благородства. Он спас меня от бандитов, которые хотели пустить меня по кругу, а после перерезать глотку. Он вытащил меня из горящего леса и разогнал стаю хургов. Это из-за них я теперь такая красавица! Гляди, папочка. — Лилина крутнулась на месте, демонстрируя шрамы и следы укусов на спине, плече и лице. — Тебе нравится? Нравится тебе?! — крикнула она, отпихнув отца от себя. — Это Скайлс неделю не отходил от меня, когда я валялась в бреду. Это он лечил меня и укрывал крыльями, чтобы я не замерзла. Где он, отвечай! Где?!

— Поздно, дочь. Рург должен послужить на благо Дитара, и он послужит, — ответил барон. — Если бы я и хотел ему помочь, у меня бы ничего не вышло.

— О чем ты говоришь?

— У меня договор с архимагом. Смирись.

Тут в глубине души Лилина почувствовала нарастающую боль. Резко натянулась и тренькнула невидимая струна. Задыхаясь от нехватки воздуха, юная магичка упала на колени.

— Он убил его. Убил… Ненавижу! — выплюнула она в лицо отца, зрачки ее внезапно вытянулись в узкую вертикальную щель. — Я тебя ненавижу!

Получив «воздушным кулаком» в грудь, барон Лера покатился по полу и застыл в позе эмбриона. Лилина схватила с вешалки походный ранец, подскочила к дублерше и в несколько движений содрала с нее сапожки и платье. Дарий продолжал тихо поскуливать.

— Только дернись, тварь! Убью!

Натянув платье на голое тело и обувшись, Лилина сгребла со стола снедь, покидав ее в ранец, а сверху забросила комплект мужской одежды, лежавший на походной кровати отца, который уже подавал признаки жизни и пытался встать на колени. Оглянувшись и напоследок наподдав Дарию по ребрам, она выскочила из шатра командующего. Тут на нее повеяло сильнейшей магией, а грудь сжало от боли. Над лагерем разнесся полный боли вой рурга.

— Он жив! — прошептала Лилина.

— Задержите ее! — Кое-как встав на ноги и выбежав следом, крикнул барон Лера.

Солдаты и стража бросились исполнять приказ, но беглянка махнула рукой и снесла «воздушным тараном» чудовищной силы несколько десятков человек. Лилина прокладывала себе путь магией, силу и мощь которой совершенно невозможно было представить в столь юной девушке.

— Получайте! — мстительно кричала Лилина, разрубая «стальным лезвием» попадавшихся на пути солдат, которые пытались задержать беглянку. Троих незнакомых ей охотников она снесла «ураганом». Магический конструкт никогда ранее не получался, а тут будто сам собою сплелся. — С дороги, ублюдки!

Через несколько минут она пробилась к шатру архимага…

Закончилась гражданская война, наступил мир. Новый король распустил войска, но в Дитаре еще долго пересказывали историю о юной валькирии, в одиночку пробившейся на свободу из лагеря, полного вооруженных людей и магов. Их величества Сажу Первый и Миражана Лера предпринимали бесчисленное количество попыток и прилагали титанические усилия по поиску дочери, но все поисковые партии возвращались ни с чем. Лилина и черный рург как в воду канули.

Падение нельзя было отнести к категории приятных. Я хотел раскрыть крылья, но вовремя сообразил, что в условиях стесненного помещения это не самый эффективный выход. Подняв облака пыли, грохаюсь на какие-то мешки в бумажной упаковке.

Что за ерунда, где я? Нет, сначала поверхностней осмотр себя любимого. Сдергиваю намордник. Хвост и крылья — на месте, лапы целы. Фух, пронесло. Теперь выясняем, где я и как отсюда выбраться. Поганый сморчок подгадил с экспериментами. Или это Лилина… Господи, хоть бы с нею все было в порядке. Она ведь не сгорела? Это магия, точно, магия.

Успокаивая сам себя, я продолжал осматриваться. Жив — это хорошо, вернусь, снесу старичку башку, наколю на пику и выставлю перед гнездом. Я, по милости маразматичного придурка, впух неизвестно во что и неизвестно куда.

Громадный минус, магии не чувствую. Ни грамма, ни миллиграмма волшебства вокруг. Магические техники теперь под большим вопросом. Обидно, однако. Во мне есть некоторый внутренний запас маны, но бездумно расходовать его нельзя.

Пыль потихоньку рассеивалась, тонким слоем осаждаясь на поверхности стен и пола, видимость улучшилась. В окно любезно заглянула луна. Перестав топтаться на месте, смотрю под ноги, не замечая, как они подкашиваются. Потрясение неохотно отпускает захваченный в плен разум.

— «Ротбанд», — читаю я на одном из мешков. Взгляд медленно перемещается на пустую тару из-под минералки, лежащую в углу комнаты с голыми стенами. — «Ессентуки»…

Часть вопросов отпала, зато добавилась другая. На подгибающихся лапах подхожу к окну. Размер белой полярной лисички все увеличивается. Дом напротив я узнаю с закрытыми глазами. Второй подъезд, четвертый этаж, квартира… И что я скажу? Здравствуйте, я ваш дракопапа?

Бред сивой кобылы. Белые халаты лаборантов с каждой минутой все более и более призывно маячат перед носом бывшего гражданина Российской Федерации, а ныне — вольного рурга. Дракона в простонародье. Попадос. Из огня да в полымя. Господи, за что ты гневаешься на меня? За что? Что я тебе сделал?

Интересно, сколько лет здесь прошло? Я помню время, когда на месте этого дома, где я сейчас очнулся, был фундамент. Мы, срезая дорогу, бегали наискосок через строительную площадку до автобусной остановки. На рекламном баннере тогда красовалась будущая башня в двадцать пять этажей с подземным паркингом. Сбоку был указан адрес отдела продаж и номер телефона. Дом, конечно, красовался, а цены за квадратный метр кусались, хотя от богатеньких буратин отбою не было. Судя по мешкам штукатурки, дом готовят к сдаче. Значит, прошло не менее двух лет, если стройку не замораживали, выколачивая с дольщиков дополнительные бабки. У нас это запросто.

С «где» и «куда» разобрались. Осталось дать ход извечному русскому вопросу: «Что делать?» Действительно, еще Герцен в девятнадцатом веке задался им и наказал потомкам добить тематику. Не добили. Измельчали потомки.

— Помогите! — разнеслось на весь темный подъезд.

— Заткнись, шмара! — Грубый мужской окрик и звук удара прервали женский крик.

— Не подходите к нам!

— Мы уже подошли. Девочки, ну что вы ломаетесь?! Вы такие девочки, что уже не целочки, ха-ха-ха! Не бывает девочек-целочек с такими буферами.

Кипящая злость заполнила меня по маковку. Вернуться домой ради того, чтобы с ходу нарваться на каких-то уродов, затащивших в новостройку двух девчонок… Порву… На шнурки порежу…

Стараясь не цокать когтями, выбираюсь в подъезд. Здоровенная площадка и широченная лестница. Сбоку — две лифтовые кабинки. Оказывается, нелегкая занесла меня на третий этаж, а голоса доносятся со второго. Как они меня не слышали, не понимаю. Грохнулся-то я с изрядным шумом. Ладно, проехали. Чужое невнимание нам только на лапу и хвост. Эх, руки бы строителям повыдергивал. Это надо же догадаться оставить на площадке баллоны с кислородом и ацетиленом. Еще один кислородный баллон стоит на пролете. Что они тут режут, что всего в двойном количестве? И где, спрашивается, сторож? Милиция, сигнализация и видеонаблюдение? За баллонами не видать насильников.

— Не трогай меня!

— А то что? — глумливо отвечает невидимый, но уже скоро совсем мертвый клиент. Собаке — собачья смерть.

Так, тихонько. Вдоль стеночки. А вот и я! Сюрприз!

Три урода и две девчонки, похожие как две капли воды… Сердце подпрыгнуло и сделало попытку вырваться из груди. Вот они, нашлись духовные связи, оборванные, но не исчезнувшие… Машутка и Дашутка. Как они выросли…

— А-а-а! Штырь!

Щелкнул спусковой крючок пистолета в руках худого как оглобля типа в кожаной куртке и кепке-восьмиуголке. Звук заставил меня сорваться в атаку. Удар, подсечка хвостом, добивающий когтями по горлу. Разворот, зубы смыкаются на толстой ляжке небритого качка. Культурист верещит, как укушенная за ягодицу продавщица гастронома. Громко и противно:

— А-а-а! Пусти меня, пусти!

Пущу я тебя, не беспокойся. На ленточки для бескозырок! Подбрасываю здоровенного мужика словно пушинку и добавляю кинетики в импульс. Разбив подъездное окно, качок вылетел на улицу. Глухой удар, перемежаемый хрустом. Металлический щелчок, звук передергиваемого затвора. На одних инстинктах ухожу в сторону. Выстрел. В сторону. Выстрел. Приглушенный свист. Тара с ацетиленом обзавелась дыркой, через которую стремительно выходит газ. Выстрел. Синий баллон с площадки качнулся и полетел вниз.

— Изыди! Сдохни! Сдохни!

Третий урод разряжает в меня восемь пуль. Две находят цель, остальные улетели в белый свет как в копеечку, по ходу пьесы зацепив газовые баллоны. Последнее, что я успеваю сделать, — это, выпустив неприкосновенный запас маны, накрыть дочек крыльями…

Взрыв…

Боль…

В этот раз тебе, Скайлс Сергеевич, так просто не выкарабкаться. Отбегался и отлетался, родимый. Холодное дыхание костлявой леди с косой ощущается уже физически, я чувствую, как жизнь капля по капле покидает меня. Взрывы, огонь, как банально. Почему так? Как там мои девочки, доченьки… Ни за что не прощу себе… Странно, почему ничего не горит? Это я так?

— Даша, кто это?

Левый глаз ничего не видит, выгорел или вытек… не знаю, зато правым различаю две испуганные перепачканные мордашки дочек. Спас, спасибо, Господи! Живые, хоть здесь успел.

— Ты глянь, Маха, настоящий дракон!

— Осторожно… мамочки, мамочки, — запричитала Маша. — Он нас спас… мамочки… Ой, он шевелится! А-а-а!

— Заткнись! — Даша всегда была более хладнокровной и сейчас одним грозным словом привычно остановила истерику у сестры.

Когтем пишу на закопченной стене детские прозвища дочек: «Привет, Пипка и Кнопка!»

— Папа?! — сдвоенный возглас на весь город. Быстро они, не думал я, что они моментально догадаются. — Папа!

«Умирать не больно». И улыбающийся смайлик…

Умирать действительно не больно. Холодно.

Дежавю. Где-то я уже это видел. Мироздание обожает повторять удачные шутки. Я умер. Да, я умер, но я выжил! Зачем я опять выжил, спрашивается? А Маша и Даша? Что с ними? Осознав себя, я забился изо всех сил. Кокон, в котором я оказался, треснул, выпустив пленника наружу. Кувыркнувшись через голову, выкатываюсь из непонятного логова и шлепаюсь на горячий камень. Мама!

— А-а-а! — непроизвольно повторяю крик укушенного за ногу качка.

Я снова новорожденный? Сколько можно? Ощупываю себя: крылья, лапы, хвост, черная чешуя. Все на месте, и колер прежний, но что-то не так. Что-то не дает мне покоя. Что? Точно! Обычно рурги не стоят в полный рост на задних лапах, а я стою, и морда у меня не клиновидная… Вот это покувыркался с симпатичной самочкой в сезон размножения. Кого я наплодил, хотелось бы знать.

Повинуясь инстинктам, ныряю под узловатую корягу, торчащую из земли рядом с логовом. Обиженно вскрикнув, над головой промелькнула чайка. Та-а-ак, чуть не сожрали. Замечательно! А где мамаша, спрашивается? Нет мамаши, да и гнездо не гнездо, оказывается, а корзина для переноски яиц. Вокруг — пустой каменистый пляж с длинными песчаными языками, поросшими густой травой, что мерно раскачивалась ветром под тихий плеск волн. Что ж, мне не привыкать выживать в лесу…

О, кузнечик, давно я не ел кузнечиков…

ЭЙСА ЗАВЕРШАЮЩАЯ,

в которой утверждается, что финал истории может быть и романтическим

Закутавшись в монашескую рясу, Лилина сидела у окна и безучастно наблюдала за дерущимися во дворе петухами. Брат Грох и брат Лайн делали ставки на победителя, но пока ни один из кочетов не спешил сдавать позиции. Молодость и задор драчуна с цветным хвостом никак не могли перебороть опыт и сноровку старого властелина курятника. Казалось, они будут драться вечно, но в какой-то момент молодой задира пустился наутек. Старик вальяжно подбоченился, показывая курам, кто в доме хозяин и кто будет топтать наседок. Хохлаткам было без разницы, лишь бы кормить не забывали. Довольный победой, брат Грох подсыпал герою поединка свежего зерна.

Лилина грустно улыбнулась и вернулась к чтению старинного трактата. Делать ничего не хотелось, душа ни к чему не лежала. Сегодня исполняется ровно три года, как она пришла к обители и постучала в деревянные ворота. Монахи с опаской впустили высоченного путника, с головы до ног закутанного в мешковатую рясу…

Тогда, в шатре архимага, она лишилась тела. Вышедшая из повиновения магия обрушилась на неосторожную неофитку, как гигантское цунами — на беззащитный берег. Хрустальная сфера, зажатая в ладонях, лопнула с оглушающим треском, освободив странный светящийся завиток. Растворяясь в магии, Лилина увидела, что завиток вытягивается в линию, остатками разума и естества магичка вцепилась в нее. Горячий поток подхватил Лилину и потащил вдоль светящейся полосы…

В себя Лилина пришла в каком-то коконе. Воздуха не хватало. Задыхаясь, она ногами разбила осклизлую стенку и выбралась наружу. Каково было ее удивление, когда она поняла, в чьем теле она повторно родилась. Лилина долго не могла опомниться. Пресветлая любит ироничные шутки. Она рург! Самка с черной чешуей на спине и боках и золотистой на лице, груди и животе.

Вскоре из крупного раскачивающегося яйца проклюнулась вторая самочка с черной и золотой чешуей на теле. Буквально через десяток минут начали пошатываться остальные яйца. Оставшаяся четверка была намного меньше первой пары. Глядя на свою копию и вылупляющихся рургов, Лилина сравнивала размеры. Она и сестра оказались раза в четыре крупнее прочей мелюзги и сильно от них отличались. Черно-золотые самочки походили на миниатюрную смесь рурга и человека. От рургов — крылья, хвосты, когти, чешуя (еще и рога вырастут) и полный рот мелких зубов. От людей — руки и голова с громадными глазищами. Только ноги подкачали, они были словно у вставшей на задние лапы кошки. Зрачки вертикальные, тут уж ничего не попишешь. Насчет волос тогда Лилина была не уверена, будут ли они расти (выросли через год). Нос наличествует, все лицо покрыто мельчайшей чешуей.

Полгода Лилина провела в логове золотой самки и около него. Она и вторая черная росли намного быстрее остальных, золотая не успевала кормить «кукушат». Вскоре места в гнезде стало не хватать, и Лилина предпочла выбраться наружу. Летать она научилась довольно быстро, а затем стала охотиться. В выслеживании добычи хорошо помогали приемная мать и другие рурги, оказавшиеся не настолько глупыми созданиями, как она думала раньше. Довольно быстро Лилина научилась ментальному общению, подолгу «болтая» с названой сестрой, тоже учившейся охотиться. Тия словно губка перенимала знания бывшей человечки, расширяя границы разума. В семь месяцев они ушли из гнезда и поселились в бывшей пещере Скайлса, которую Лилина нашла по запомнившимся приметам.

Больше двух лет, скрываясь от остального мира и охотясь по ночам, сестры прожили бок о бок в пещере. Юные девы изрядно подросли, вымахав до двух метров ростом. Лилина учила Тию читать и писать, рассказывала о мире и странах. Как-то она обмолвилась о южном континенте и гигантских рургах. Если бы она только знала, к чему приведут ее слова, то о юге Тия не услыхала бы до конца своих дней. Сестра просто бредила югом, мечтала найти таких же, как они… Однажды вернувшаяся с охоты Лилина вместо сестры обнаружила записку с мольбой о прощении… Тия улетела на поиски мечты…

Лилина осталась одна, что-то держало ее на берегах озера, не давая покинуть обжитое место. Какая-то надежда. На что только? Лилина сторонилась людей, и было из-за чего. Кто бы мог подумать, что она влюбится в рурга.

Лилина отрицательно помотала головой: не в рурга, а в того, кто носил шкуру ее домашнего питомца. Любовь изменила ее до неузнаваемости. Говорят, что любовь делает уродцев красивыми, с ней вышло наоборот. Ногти на пальцах рук сменились крепкими острыми когтями, бархатную кожу заменила гладкая чешуя, об остальном и говорить не хочется. Зато появились крылья и небо. И глаза — красивые и выразительные, несмотря на вертикальный зрачок. Через год на головах юных самок появился легкий золотистый пушок, вскоре превратившийся в густые шевелюры, скрывавшие аккуратные рожки, росшие назад. Лилина стала намного сильнее физически и магически, в остальном же была все той же доброй, немного стеснительной девчонкой.

Три месяца Лилина хозяйничала одна, постепенно скатываясь в депрессию. Устав от одиночества, она отправилась в путь, и надо же было такому случиться, что ноги и крылья привели странницу к монастырю на окраине Тумры.

Брат Фра встретил и приютил Лилину. Ему она рассказала все, без утайки. Настоятель обладал даром слушать и слышать, он принял ее такой, какая она есть. Их беседы стали настоящей отдушиной для Лилины, а монастырь постепенно занял нишу любимого дома. Здесь она могла спокойно почитать древние книги и трактаты, которые фанатично собирал настоятель. Могла надолго уйти в лес и жить там по месяцу и более, зная, что никто не заселится в ее келью и не вытащит закладки из библиотечных книг, которые она читала. Могла в любой момент вернуться обратно, иногда таща на плечах забитого дикого быка или оленя, иногда — с пустыми руками.

Здесь, в обители, она узнала все о давних событиях и гражданской войне. Дария убили в битве при Громмо. Отвергнутый жених возглавил атаку конницы, как будто без него там бы не справились. Маги банкиров не миндальничали, шарахнули «огненной дланью». Хоть они и смешали с грязью полторы сотни уланов своей конницы, но главной цели добились. Принц Дарий остался навечно лежать в поле с раздробленными костями и сломанным позвоночником.

Из принцев крови и герцогов гражданскую войну не пережил никто. Старая династия почила в бозе. Войска под предводительством барона Лера наголову разгромили армию противника. Врагов гнали трое суток. Никто доподлинно не считал, сколько поместий освободилось и лишилось хозяев после сражения и сколько их освободил барон, назначенный протектором Дитара до оглашения вердикта Поместного собора. После этого Сажу Лера обязан был сложить с себя диктаторские полномочия и передать всю полноту власти избранному волей Собора королю и родоначальнику новой правящей династии. Протектор дела передавал недолго, просто сменил высокий шлем на королевский венец и умостил зад на мягкую подушечку трона.

Народ говорит, что при его величестве Сажу Первом жизнь стала легче, налогов он не увеличивал, умело лавировал между различными гильдиями, не давал застаиваться военным и покровительствовал искусствам. Император поскрипел зубами, но признал Лера легитимным правителем. А кого еще? Так что братик сейчас числится принцем крови и наследником престола. Пусть тешатся, ей не жалко. Сама она о придворной жизни если и думала, как-никак принцесса, то только с содроганием. Ей до смерти хватило интриг несостоявшейся свекрови и предательства жениха.

Три года в обители, три года — в гнезде и пещере. Прошло почти шесть долгих лет, но смертельная тоска ни в какую не желала отпускать кровоточащее сердце.

Лилина вложила закладку между страниц и захлопнула книгу. В другой раз дочитает.

В дверь постучали.

— Открыто, — откликнулась Лилина.

Пригнувшись, в келью вошел высокий гость, с головы до пят закутанный в свободный плащ.

— Здесь принцессы обитают? — задал бесцеремонный вопрос вошедший.

Лилина напряглась. Десятки вопросов заметались в ее голове. Кто его впустил? Как он узнал?

— Кто вы такой? — приготовившись бить на поражение, спросила Лилина.

— Царевич-лягушевич! По дороге на ягодные поля встретил я брата Фра. Настоятель долго не признавал старого друга, но, признав, обрадовался безумно и выдал страшную тайну о принцессе, заточенной в темных казематах. Дева невинная не ест, не пьет, томится тоскою сердечной, проливая слезы горькие по черному рыцарю в плаще из крыльев рурга.

— Откуда…

Гость хихикнул и скинул плащ.

— Здравствуй, солнышко! Какая ты стала красавица!

— Скайлс? Скайлс!