Курсив мой

Вначале книга показалась мне довольно занудной. Это были скорее не воспоминания, а рассуждения на разные темы. Кроме того, как выяснилось из предисловия, в них много выдуманного. Правда, присутствует чувство юмора. И постепенно я втянулась в чтение, стало интересно.
Большую помощь в чтении оказал мне биографический справочник, в котором упомянуты многие персонажи Курсива, жаль только, что этот справочник далеко не полный.
В книге есть фото, но, к сожалению, их мало.
Удивило, что Ходасевич в своих письмах обращается к жене в мужском роде.

Крайне амбивалентное ощущение оставили как книга, так и персона самой Нины Николаевны. Очень спорная личность. Безусловно красивая, харизматичная, умная, с большим запалом "заряда жизненной энергии" — но и слишком продуманная, рассудочная. Прущая к своим целям как танк, использующая и отбрасывающая людей, амбициозная — но и не пытающаяся казаться другой. Невозможно представить Берберову "Ниночкой". По-своему честная, где-то очень откровенная. А где-то — наоборот: сплошной туман и недомолвки. И снова: ведь и не пытается скрывать, что на 600 страниц написанных у нее приходится "600 ненаписанных". Сразу выкладывает карты на стол: пишу как хочу, это моя книга, не нравится — не читайте.При этом многое в Берберовой действительно привлекает — все-таки это была чертовски незаурядная женщина. Уверенная в себе, четко понимающая, чего хочет, не сдающаяся, всегда и в любых обстоятельствах двигающаяся вперед. Переезд Берберовой в Америку (в пятидесятилетнем возрасте с тремя грошами в кармане, без знания языка и особых перспектив) — одна из самых вдохновляющих историй, которые мне вообще доводилось читать. "Чугунная" Нина пережила революцию, эмиграцию, немецкую оккупацию во время второй мировой, смерть почти всех близких, многочисленные расставания и потери — и не просто пережила, а жила в общем-то почти всю жизнь хорошо. Это мощное свойство характера, которое сейчас характеризовало бы её как self-made woman, не зависящую от обстоятельств. Да, она была красива, привлекательна и обаятельна сама по себе, что называется, от природы, нравилась людям (и особенно мужчинам), но этого явно было ей недостаточно: всю жизнь Берберова "работала лапками" — заводила и поддерживала связи, цеплялась за нужных людей, схватывала и училась новому, использовала возможности. В современном мире с его концепцией успешного успеха она вполне могла бы стать образцом для подражания.При этом между строк книги, монументирующей образ сильной независимой женщины-творца, теряется многое — неприглядное. Больная туберкулезом жена Ходасевича, брошенная последним ради юной Берберовой (про жену в "Курсиве" ни слова). Брошенный 10 лет спустя уже сам больной Ходасевич. Второе замужество — с шестикомнатной квартирой в Париже и загородным домом с садом и домом для гостей: Нина не работает ("за время войны не написала ни строчки"), муж, поговаривают, промышляет продажей конфискованных у евреев предметов искусства (в книге он не удостаивается даже имени). Симпатии нацизму, обвинения в сотрудничестве с оккупантами. Приведший к разрыву с мужем ее адюльтер с его секретаршей (в книге об этом есть, но очень туманно). И так далее. Но и безотносительно всех этих прегрешений автора (что ж, в конце концов, мемуарист в своих воспоминаниях и не обязан вываливать все как на исповеди), "Курсив" вызывает ряд вопросов. С одной стороны, от книги отчетливо веет сведением счетов (одни пассажи по поводу Бунина и его жены чего стоят), с другой — Берберова старательно мифологизирует собственную жизнь, подгоняя реальные события под определенную канву сюжета о женщине-победительнице. Не то что бы это сильно плохо, но во-первых, сказывается на объективности восприятия, а во-вторых, вторично: своим "Курсивом" Берберова во многом сознательно копирует аналогичные воспоминания Симоны Бовуар.И здесь может показаться, что это дурно написанная книга не самым морально чистоплотным человеком, но это тоже будет не совсем правда. "Курсив" написан хорошо и плотно, с избытком нашпигован живыми и яркими свидетельствами о многочисленных знаменитых знакомствах автора — в те или иные периоды жизни Берберова успела побыть накоротке, кажется, со всеми значимыми персоналиями российской эмигрантской среды. При всех шероховатостях это безусловно очень важный памятник эпохи, причем написанный человеком рациональным и наблюдательным — и да, не лишенным самолюбования, иногда скатывающимся в демагогию, часто субъективным, и вместе с тем же цельным и сильным. Это книга, написанная личностью. А как ко всему этому относиться — дело уже каждого. Берберову наше мнение вряд ли бы волновало.

Яркий человек, хороший язык, блестящее окружение и интересное время- чего ж ещё?
Ещё прилагается возможность посмотреть на жизнь не просто умного человека, а человека сильного, наделенного огромной жизненной энергией и- что уж совсем редко- открытого изменениям, новому и непостоянному.
Можно читать за эпоху- за Ходасевича, Горького, Бунина, Мережковского, Набокова.
Можно за эмиграцию и не особенно типичную в этом отношении судьбу- как без проклятий, так и без умиленных вздохов по оставленному.
Можно за безупречную корректность- чтобы найти в этой книге сведение счетов- это нужно большую в себе развить... бдительность:)
За язык идеальный и чистый- тоже можно.
За широкий, наблюдательный и грамотный взгляд на литературу первой половины 20 века.
Я перечитала в третий раз, после многолетнего перерыва, и в этот раз главным была только сама Берберова, которая не сидит в глухой обороне и не огрызается крысино на новое, непонятное, чужое- а смотрит с любопытством и принятием, не восхищается собой, не преувеличивает страданий и- не ранжирует людей. Что лично для меня- окончательная и главная мерка интеллектуальной и эмоциональной зрелости.
Собственно, ничего другого могло и не быть- за это одно можно читать.

Если бы я не была жадиной и не набрала столько книг в разных играх, если бы я успела все прочитать и принять участие в Открытой книге апреля, то я бы советовала Берберову. О, какая неоднозначная фигура! Мнения ее тоже неоднозначны и насквозь субъективны, что только на руку этим круто замешанным мемуарам, где воспоминания о современниках переплетены с лирическими отступлениями и рассуждениями об эпохе, о собственной внутренней и внешней жизни. Все это вместе дает такое ощущение времени, какого вы не найдете ни в одном учебнике истории.

Удивительная книга, написанная удивительной женщиной.
Признаться, до прочтения этой книги я ничего не знала о Нине Берберовой, даже не слышала ее имени. Но стоило мне прочесть несколько страниц, как я впала в состояние безудержного восторга: "революция глазами ребенка - это же то, о чем я так давно мечтала!". Хотя в 1917-ом ей было уже 16, но все же не 30 и не 40, да и о предреволюционном времени ее детства читать было тоже весьма интересно.
Поначалу в этой девочке я от части узнавала самою себя: в детстве я также выскальзывала из объятий родителей, хотя мои выскальзывания были не совсем тем же самым. Мне также знакомо и ее желание наблюдать за людьми, но, именно, отстраненно наблюдать, а не участвовать во всеобщем веселье.
Обнаруживая в характере автора, в его предпочтениях, суждениях, поступках что-то общее с нами, мы сразу начинаем думать, что становимся на полшага ближе к нему, а нередко ощущаем себя будто родными людьми. Наверное, в этом отчасти и состоит прелесть мемуаров. Однако, эта книга не просто мемуары, это и дневник, и блокнот со стихами и какими-то бытовыми зарисовками, и, я бы сказала, своеобразный памятник целой эпохе.
В своей книге Нина Николаевна не оглядывается на цензуру, не боится сказать что-то лишнее, не стремится превознести кого-то из своих коллег по цеху и не пытается их опорочить. Она, будто заглянув в их окна и вдруг забывшись, распахивает настежь двери и выставляет на всеобщее обозрение те моменты из их жизни, которые, думаю, они предпочли бы скрыть от посторонних глаз.
Порой она кажется слишком прямолинейной, слишком отстраненной, слишком независимой. У нее нет привязанностей ни среди мест, ни среди людей, но притом это человек, обладающий удивительной жизненной энергией, я бы сказала, это человек, жадный до жизни, открытый всему новому, все время находящийся в поисках и не останавливающийся не перед чем. Ее не гложет совесть, что она бросает смертельно больного мужа; она учит шведский язык только ради того, что это будет приятно знакомой, пригласившей ее в гости, и неважно, что этот язык в итоге оказался норвежским; она, почти на старости лет, сознательно борется с боязнью воды, которая преследовала ее всю жизнь, и, в очередной раз почувствовав желание "двигаться", бросает все и всех и уезжает в США, где начинает жизнь заново, учится водить машину и отправляется колесить по штатам, пробуя на вкус все новые и новые ощущения.
Несмотря на бесспорное уважение к Нине Берберовой, ее "Курсив мой" оставил у меня довольно противоречивое ощущение. Хотя эта книга является, безусловна, фундаментальным трудом, концентрирующим в себе множество мыслей, деталей, картин, в ней, на мой взгляд, не хватает простых человеческих эмоций. Непонятно, как сама Нина Николаевна относилась к большей части того, что ей довелось увидеть, пережить, почувствовать. Будучи человеком бесконечно наблюдательным, она обладает какой-то даже пугающей трезвостью ума, если не сказать расчетливостью. Пожалуй, отстраненности здесь куда больше, чем должно было бы быть. Хотя должно ли? Это очень личная книга, и судить о том, что здесь должно быть, а чего нет - бессмысленно и бесполезно.
После прочтения сего труда у меня осталось довольно много вопросов, и самый, пожалуй, главный - что было дальше? Очень хочется узнать, как складывалась ее насыщенная на события жизнь после выхода книги; какое впечатление произвела на нее поездка в СССР; и каким стал завершающий аккорд ее жизни. Несмотря на некоторые спорные моменты, в целом же, это очень сильная книга потрясающе сильной женщины, которая, в любом случае, заслуживает уважения.

сознаю, что я живу, что живу живая,
что добивалась в жизни не счастья,
а интенсивности чувства электрического,
живого тепла.Текст этой книги взял меня в плен моментально, с первых слов вступления. Какой-то невероятной силой, энергией - любви, жизни, таланта. Чувства и мысли как туго натянутые паруса - только вперед, в беспрестанное познание себя, мира и людей. Название "Курсив мой" - сразу задает правила игры. Воспоминания Нины Берберовой - ее точка и угол зрения, субъективность в квадрате. Она пишет о себе, своем поколении, эмиграции и людях, которых встречала в жизни. Она пишет о гениях, как о людях. Приближая их очень, что порой хочется отойти. "Большое видится на расстоянии...". Плохое и хорошее переплетается в ее портретах. Черты, черточки и черти. Есть то, с чем я не согласна, что - про Цветаеву, Пастернака - поперек души, но это - ее Бунин, ее Пастернак, Белый, Набоков и ее Ходасевич. Вся боль эмиграции, осколочность существования, нищета, задавленные голоса, таланты, жизни. Здесь и о том, из "какого сора" и о том, как корежила и перемалывала жизнь, рвала души в клочья. Гении с их слабостями, грехами и грешками. Диссонанс действительности и искусства, и их непостижимая, нерасторжимая связь.
Мне нравится в Берберовой непобедимая жажда жизни, нравится ее одиночество и смелость. Ход мыслей, их холодная логика. Очарованность жизнью, умение чувствовать - горячо, сильно, полнокровно. Нравится, что путешествуя по миру, сменяя города, и - страны, поворачивая свою жизнь на 180 градусов, она каждый раз шагала навстречу миру - открыто, влюбляясь в новые пейзажи, языки, людей, культуру и книги.

Очень долго читала, да так и не дочитала. Очень тягостно все это, я слишком разбалована чувством юмора и легкостью, даже если автор пишет о войне и голоде. У Берберовой же всюду накал, сжатые зубы и трагизм. Не имею ровно никакого права ее за это упрекать, но имею право отложить пока что книгу на дальнюю полку.

В последней главе Нина Берберова вспоминает такой эпизод из своего детства. Каждый вечер в саду играл летний оркестр, но пришла осень, последнее выступление, и музыканты по одному начинают покидать сцену, наконец, остается один барабанщик, идет дождь, а он еще продолжает играть какое-то время в полном одиночестве, зрители тоже давно разошлись и никто не слышит его. Вот таким барабанщиком из оркестра русских писателей-эмигрантов чувствовала себя Нина Берберова. И ее книга "Курсив мой" как раз о том, как "уходили музыканты".Книга откровенная, смелая, но в то же время жесткая. Характер у Нины Николаевны такой, что не выносит она в людях ни глупости, ни слабости. Довлатов писал о ней: "Что касается Берберовой, то я с ней, конечно, знаком и несколько лет находился в переписке, но затем она поняла, что я целиком состою из качеств, ей ненавистных — бесхарактерный, измученный комплексами человек. И переписка увяла. Я ее за многое уважаю, люблю две ее мемуарные книги, но человек она совершенно рациональный, жестокий, холодный, способный выучить шведский язык перед туристской поездкой в Швецию, но также способный и оставить больного мужа, который уже ничего не мог ей дать". По-моему, очень точное описание. Потому и не простила она многим своим современникам того, что они не выдержали, сломались, подстроились, исписались, зациклились на "той России, которую потеряли" и не смогли пойти дальше, измениться, найти новые формы и новое содержание. Прочла в одном из отзывов на эту книгу, мол такая сякая Берберова выставляет великих русских писателей (Гумилева, Бунина, Белого, Г.Иванова) в негативном свете, а все из зависти к их таланту. Но это уж совсем несправедливое обвинение, тем более что даже само название "Курсив мой" подразумевает субъективность суждений, а какие могут быть претензии к субъективному мнению? Нет здесь никакой зависти, просто человек делится своим восприятием, рассказывает истории из своей жизни, из своего опыта общения с этими людьми: да, кто-то был ей более близок, а кто-то вызывал неприязнь, - но тем интереснее читать, это живые истории о живых людях, а не портреты в рамочках. Скажу честно, мне тоже было сложно понять автора: с одной стороны, такая глубина, символизм в осмыслении себя самой, своего внутреннего мира, но с другой - удивительная для поэтессы рациональность в суждениях, что несколько даже обескураживало поначалу, да еще и в сочетании с полным неприятием всего, что связано с семейными ценностями, с традиционностью, с религией. Тем не менее, Берберова достойна уважения: столько интересных мыслей, точных наблюдений, местами резко, но, как правило, в яблочко. В каком-то эпизоде Нина Николаевна вспоминает книгу Г.Иванова "Петербургские зимы", и замечает, что в ней 75 процентов вымысла, он сам об этом говорил открыто, и ей кажется забавным, что сейчас эту книгу читают как мемуары, как документ. В другой раз она рассказывает, как ей написал студент, изучающий биографию Андрея Белого, и поинтересовался, о какой женщине идет речь в его переписке, - и снова для нее становится откровением, что прошло так мало лет, а столь очевидные для нее вещи уже неизвестны новому поколению. Вот в этом мне и видится ценность подобных книг - в возможности _понять_ наше прошлое, не просто узнать какие-то исторические факты, как и чем жили тогда люди, но почувствовать, как они воспринимали реальность, что думали о себе и о других, как оценивали происходящее вокруг них, что читали, о чем мечтали, во что верили. У Берберовой этого-то как раз не отнять, погружение на все сто, настоящий слепок сознания. И можно потом с ней спорить, не соглашаться, осуждать ее или влюбиться без ума и восхищаться ей, но читать ее стоит, и думаю, никто из прочитавших эту книгу об этом не пожалел.

Удивительная женщина Нина Берберова. Сначала трудно продираться сквозь бесконечную родню, но под конец ценность обнаруживается не только в воспоминаниях о великих «серебряновековых детишках», но и в жизненных перипетиях самой Берберовой. Рассуждения о двух ветвях русской эмигрантской интеллигенции и о том, почему некоторые слова не произносятся вслух — лучшее из всего, сказанного на тему.