Девять рассказов

Кажется, нашла.


Что должно быть в книге, чтобы вы поняли, будто бы все происходящее в ней вам просто необходимо знать, может быть не прямо сейчас, но в какой-то из моментов в вашей жизни?
Я была рада найти в библиотеке "девять рассказов", и сейчас, когда книга уже прочитана, могу сказать, насколько искренне пока не понимаю, что я ещё больше рада оттого, что прочитала её именно сейчас. Я жду пока чувства улягутся, и я начну изворачиваться, и находить все минусы произведения(будто бы я что-то смыслю в литературе), но сейчас я откашливаюсь от сигаретного дыма, который повалил на меня со страниц данной книги и не могу прийти в себя, зато что-то в душе поёт...ну вроде как поёт.
Из девяти рассказов заинтересовали меня только три.
Но обо всем по порядку
**** "Хорошо ловится рыбка-бананка"

Этот неловкий момент, когда не поняла морали.

Мюриель, молодая девушка разговаривает по телефону со своей матерью, подозревающей, что муж(парень) у дочери с приветом, далее разворачивающиеся действия это будто бы подтверждают,(я аж насторожилась оттого, что подумала будто он утопит Сибиллу на самом деле ), однако...почему жизнь главного героя так оборвалась?Ему опротивел мир?Он и вправду был болен?Или просто чудак?
Хм, не поняла.

****
"Лапа-растяпа"
Когда нет отдушины-это плохо, Элоиза жила без отдушины одной памятью о прошлом, о первой(?) любви, она как и её дочь, Рамона, летала где-то в облаках. Удобно, когда есть кто-то, хоть и воображаемый очень родной и близкий сердцу человек, которого хочется ото всех скрыть и оставить только для себя.

**************************************************************************************
"Перед самой войной с эскимосами"
Чудаки и чудики-именно таких людей Джинни Мэннокс повстречала за какие-то несколько минут в квартире Селины.
Есть в её благородстве что-то показное, свойственное всем доброжелательным людям(на самом деле это не так плохо, но все же, делая добро другим, некоторые невольно начинают восхищаться своей порядочностью ), так решив не выкидывать сэндвич, она сделала благое дело...то бишь...прониклась каким-никаким сочувствием к семье (мнительному братцу) и окружению своей приятельницы Селины, кстати я знаю такую девушку, я даже представляла её в образе Джинни, поразительное сходство, отрицать доброты и персонажа, и моей знакомой все же не могу, наоборот их лучшие качества меня умиляют.

****
"Человек, который смеялся"

Мои попытки найти мораль снова не увенчались успехом, за что мне обидно, дико обидно, читать между строк не умею.
Несчастная любовь, разбитая вдребезги непонятно какими обстоятельствами, Америка, биты и мячи, зато красиво.

****
"В лодке"
Я так и прыснула от смеху с "июды", у Бу-Бу явно имелся талант к воспитанию, прирожденная мать смогла найти подход к сыну, пусть и ненадолго, до следующего побега, однако меня волнует другое, что будет с кухаркой?

***********************************************************************************
"Дорогой Эсме с любовью - и всякой мерзостью"
Можно столько звезд ставить?Нет?А я бы поставила.
Вот за что любят Сэлинджера, он так умело показывает неуклюжесть подростков, пытающихся быть похожими на взрослых, пытающихся казаться умнее(ну это типо камень в мой огород) и образованнее, малышка(именно малышка, ведь это чудо с большой буквы) Эсме оказалась ближе самых близких и родных. Её братец Чарлз уморил меня, я то и дело хохотала. Вообще считаю, что этот рассказ должен быть экранизирован, короткометражка, милая короткометражка длительностью минут в 7, красивая, напрочь лишенная всяких мерзостей.

***
"И эти губы, и глаза зеленые"
Не могла дождаться,когда дочитаю этот рассказ и перейду к другому, ни капли не заинтересовал, хотя женщин в нём обругали как надо.
Ну и, конечно же, я снова чего-то недопоняла(попахивает клиникой).

****
"Голубой период де Домье-Смита"

Он похож на Холдена, чем...объяснить толком не смогу, когда умирает кто-то близкий, связывающий всю семью в единое целое, семья перестает существовать, может не совсем верно...однако что-то в семейных отношениях теряется. Так и Жан потеряв мать, потерял и дом, и дух семьи (знаю, коряво),есть шанс перевернуть жизнь, поменять место жительства, обстановку, но ничего не выходит, одиночество и боль будут преследовать дальше...и куда бы не занесли мечты, а его они занесли слишком уж далеко, перемены возможны только внутри и ни что снаружи не может повлиять на его душу, он же агностик, а картины...это так ещё одна встряска.

********************************************************************************
"Тедди"

около года назад видела фильм о супер мудром мальчике, которого забрали в какой-то азиатский храм, мол он наставник(?) переродившийся и воскресший в новом теле, так и Тедди, парнишка с кучей мозгов, выбравший день смерти из всех предложенных, мальчик с умными глазами и ещё более умными мыслями, занятная история, как и все рассказы в книге.
Жизнь, по-моему, это дареный конь.



Даааааа, я определенно хочу продолжить знакомство Сэлинджером, ещё охотнее я бы посмотрела экранизации его рассказов, тогда бы без сомнений смогла сказать, что это самое что ни на есть МОЁЁЁЁ!



P.s.
В девятнадцать лет чувство юмора было у меня самым уязвимым местом и при первых же неприятностях отмирало иногда частично , а иногда и полностью-о да.

Неудивительно, что он "ушел" из литературы. Потому что больше и искреннее того, что он сказал, ему уже ничего нельзя было добавить или "добавлять".
Откуда эти невозможные мальчики?
Диалоги - не дышишь.

«Над пропастью не ржи!» — сказал как-то утром Сэлинджер, держа коробку с девятью новорождёнными котятами над обрывом где-то в Теннесси. Потом крякнул, сказал сам себе, что ещё рановато, отдал детей беспечной пушистой мамаше и сел писать. «Девятка — отличное число!» Так родился сборник «Девять рассказов» . Ну может не совсем так или вообще не так, но так тоже неплохо.Возможно, Сэлинджер и преследовал какие-то конспирологические замыслы, и тогда совершенно точно можно отметить неслучайное появление девятки практически во всех рассказах. Например, в рассказе «Хорошо ловится рыбка-бананка» герои живут в гостиничном номере 97, главный герой рассказа «Человек, который смеялся» — мальчонка «девяти лет от роду», в «Дорогой Эсме с любовью — и всякой мерзостью» герой вместе с девятью другими американскими солдатами был определён на постой, а в «Голубом периоде де Домье-Смита» юный художник возвращается из Парижа в Нью-Йорк девять лет спустя (и ему 19, а в резюме он пишет, что ему 29), и прочее, прочее. Всё это, конечно, занятно, но не более того.Открывая сборник рассказов, ждёшь, что на втором уже ухватишь эту нить, которая связывает их, крепко-накрепко или невидимым шёлковым путём (как, например, у Барнса в «Истории мира в 10 1/2 главах» . Однако здесь не всё так просто. Momento mori! — сказали как-то римляне, а Сэлинджер подхватил. Каждый рассказ — это в какой-то мере напоминание о смерти, явное или косвенное. Герои стреляют себе в голову, погибают их любимые, родные, друзья, умирает любовь, угасают мечты, рыбку-бананку разорвало в клочья. В таком ключе становится понятнее смысл последнего рассказа «Тедди», но вернёмся к нему позже. Смерть — это печать, стоящая на многих книгах послевоенного времени: «Бойня номер пять» Воннегута, «Шоша» Зингера, «Поправка-22» Хеллера, перечислять можно до бесконечности. Жизнь человека словно череда каких-то происшествий, не всегда логичных, но всегда приводящих к одному и тому же исходу. Так стёклышки в калейдоскопе каждый раз складываются по-разному, но исход один: узор.Почти во всех рассказах есть герои-дети и подростки, странные дети, смышлённые не по годам — страшные кукурузные дети. Ведь мы привыкли, что малыши — это куклы и машинки, а как вам такое: не объясняя причину периодически убегать из дома (4 года), иметь воображаемых друзей, которые там же в воображении и умирают (≈ 5 лет), посоветовать другому карапузу намазать ядом мармеладины и дать своей мамаше (6 лет). Посеяли жестокость, вот она и взошла.Девятый рассказ — «Тедди», венец сборника, результат 3+3+3, стоит особняком. Начало не предвещает ничего такого, зато середина, а какой конец!
— Пожалуй, я прежде всего собрал бы всех детей и обучил их медитации.
сказал 10-летний мальчуган, а Дэвид Линч подхватил. И поймал эту крупную рыбу, изображённую на обложке сборника.Жизнь — это ад, бог — это стакан молока в руках сестрёнки, чуда-юда — это такая рыба из сказки, поэтому читайте книжки, чтобы неучами не помереть.Минутка лингвистического оргазма, жестокого и беспощадногоКак хорошо, что эти рассказы когда-то перевели Нора Галь, Рита Райт, Суламифь Митина, Сергей Таск и хорошо, что мне попалось именно это издание. Читаешь и словно вдыхаешь эту пыль веков, скопившуюся на бабушкиных антресолях, когда к слову, живому иль мёртвому, относились с почтением, где фразочки, содержащие «чёртова» или «дурацкая» были самыми грязными ругательствами, и увидев на страницах платье из шерстяной шотландки или штурманские часы на хрупком запястье, представляешь себе ярко и в деталях платье из шерстяной шотландки и штурманские часы на хрупком запястье, особо не задумываясь, как там было в оригинале. Да провалиться мне на этом самом месте, если они не уловили этот тон, эту меланхоличную ноту, смесь увядания, стакана неразбавленного виски и чисто американской небрежности в одежде и не погрузили читателя вот в это всё с головой. Ну, вы поняли.свернуть

Вторая мировая тоже перепахала людей. Творцы, изувеченные Первой мировой, всем известны, они оказались почти в каждой из воевавших стран, излили свое измененное сознание на тысячах страниц. Ибо та война была настолько очевидно бессмысленна, что это ничем не затушёвывалось, не прикрывалось, было понятно и доступно читателям и Барбюса, и Хемингуэя, и Ремарка. Вторая же мировая была войной идеологической, враг был понятен и поэтому прост, ресентимент глаже и глубже, но все же, все же вот он, в этих нервных рассказах, в этих поломанных и скрюченных судьбах.В экранизации (не помню, есть ли этот эпизод в романе) «ТАСС уполномочен заявить…» Семенов устами американского журналиста говорит, что Стейнбек, так хорошо начавший в 30-е, позавидовал Хемингуэю с его Испанией и свернул на неверную дорожку во Вьетнаме, начав хвалить американских империалистов, едва найдя свою войну. Не знаю, завидовал ли Сэлинджер предыдущему потерянному поколению, но трудно не ощутить преемственность между его короткой формой и рассказами Фолкнера, столь же насыщенными нервом жизни (и близостью смерти). Удивляет меня в американской прозе и это увлечение маленькими девочками, маниакальное какое-то. Критики вроде бы видят в их фигурах у Сэлинджера спасителей от слащавости и пошлости мира, но это объяснение, притянутое за уши. Тут что-то проще и глубже, вся эта страсть 50-х, от Набокова к Сэлинджеру и Хайнлайну (вспомните «Дверь в лето»). Любопытна и сама американская культура тех времен. Она уже сильно киноцентрична, литература даже не вторична, а так, маргинальна (хотя упоминается и Хемингуэй, и Джейн Остин). Похожа эта культура на нашу 30-х, столько же аллюзий на большой экран. Вспоминается почему-то «В окопах Сталинграда» Некрасова, где он пишет о весьма схожем киевском детстве, думаю, что и часть картин у него с Сэлинджером совпадали, в дозвуковой период-то точно. Но интереснее всего, конечно, городская американская культура, столь щедро выписанная Сэлинджером (в большей части еврейской в Нью-Йорке). Жизнь эта какая-то неамериканская по виду – скученность, небольшие квартиры, узкие улицы. Это сразу напомнило мне образы с фотографий Хелен Левитт, это именно такой вот Нью-Йорк прошлого, с людьми в метро, с модой 40-х, с детьми на улицах.При всей распыленности рассказов, они почти пронизаны мрачноватой историей семьи Гласс. Хоровод сансары – старший сын Симор застрелился в «Рыбе-бананке» (опять же напоминая отца Роберта Джоржана из «По ком звонит колокол»), его маску топит сын его сестры («В лодке»), Уолт, брат Симора, упоминается в «Лапе-растяпе», его бывшая девушка не может его забыть. Не Форсайты, конечно, но жизнь некоего поколения в примерах.«В лодке» - самое сильное впечатление в этот раз, наверное потому, что я сделал усилие и вдумался. И оценил мастерство Норы Галь, прочувствовал даже. Сэлинджер здесь не просто говорит о взаимоотношениях мамы и ребенка, а, оказывается, порицает бытовой антисемитизм. Спойлер – мальчик подслушал разговор прислуги на кухне, когда работница называет его отца «июдой» (в варианте Галь). Он решает, что речь идет о сказочном персонаже, о той самой ершовской рыбе. В оригинале сленговое слово kike, которое ребенок принимает за kite, воздушного змея. Удивительно сильное чутье и сила (и страшно представить – как же тяжело это придумать и сохранить это детское восприятие антисемитизма).Интересно и то, что скрывается за памятной лапой-растяпой. Странно вспоминать, рассказ я этот в первый раз читал каким-то летним днем после «Над пропастью во ржи», были они под одной обложкой. И сопереживал, отключаясь от яркого солнца за окном. А теперь буду думать, что этот Лапа-растяпа – это Uncle Wiggily из детской книги, пожилой кролик с ревматизмом и цветной тростью. А где же буддизм (пусть и дзен-), хлопки всякие ладонями? А нету их, не смог я распознать, несмотря на многолетнее деформирование души книгами Пелевина, нету до самого конца, до «Тедди». Тут вот все это есть, перерождения всякие, да только, как обычно, когда это нарочито, оно и не в строку. И пусть «В лодке» выиграл этот небольшой забег, но «Голубой период…» мой фаворит навсегда. Не антуражем, пусть и каким-то настоящим, а именно этой мимолетностью встреч, контактов, которая бывает в жизни, оставляя иногда такой глубокий след, что ничем и не вытравишь.P.S. Как часто бывает, спасибо автору за упоминание Боба Хоупа, Акима Тамирова и "эйзенхауэрской куртки".

Плохие писатели пишут много.
Хорошие писатели пишут мало.
Сэлинджер был одним из лучших.Пока искал эту книгу на лайвлибе, три раза ошибся в написании фамилии, кстати.
Стыдно, что я даже не знаю как правильно по русски зовут одного из самых моих любимых писателей.
Стыдно, что этот чувак до сих пор для меня является одним из.
Стыдно, что я так и не вырос.
Да вообще за многое стыдно, на самом деле.

Мы знаем звук хлопка двух ладоней,
А как звучит хлопок одной ладониДля меня, как и для многих других, имя Сэлинджер прочно связанно с романом "Над пропастью во ржи" . Это неудивительно, ведь похождения Холдена Колфилда никого не оставили равнодушным - его понимают или не понимают, восхищаются или ненавидят, середины как-то нет. Я отношусь к тем, кто зачитал роман до дыр - десять раз так точно, и вполне уверенна, что будут еще попытки. Другие его произведения тоже заслуживают внимания, но сейчас я остановлюсь на девяти рассказах, которые собраны в небольшом сборнике.Описать их очень трудно: сначала я хотела коротко рассказать о сюжетах, но это оказалось очень плохой идеей - тут нужно все увидеть своими глазами, прочувствовать атмосферу, настроиться на волну. Эти произведения - как старые пожелтевшие фотографии, где персонажи замерли и всю историю мы никогда не узнаем до конца. Ведь есть только этот заснятый момент и автор умалчивает о том что будет дальше.Но в этом есть своя завораживающая прелесть. Можно додумать самому, либо оставить все как есть. Пространство для маневра, предусмотренное Сэлинжером, делает читателя соучастником, а не бессловесным наблюдателем. Названия рассказов следующие: Хорошо ловится рыбка-бананка, Лапа-растяпа, Перед самой войной с эскимосами, Человек, который смеялся, В лодке, Дорогой Эсме — с любовью и всякой мерзостью, И эти губы, и глаза зеленые, Голубой период де Домье-Смита иТедди. Некоторые из них тронули меня до глубины души, некоторые озадачили и удивили, но равнодушной не оставил ни один из них.В каких-то персонажах я видела Колфилда, с его словечками и манерами, и это было как встреча со старым знакомым - неожиданно и приятно.
Читать или не читать - решать, конечно, вам, но книга определенно стоящая. К некоторым рассказам я обязательно еще вернусь.

Самый главный недостаток рассказов, являющийся одновременно и главным их достоинством – то, что читателю приходится самостоятельно находить ключ к разгадке – автор никогда не раскрывает самых сокровенных мыслей и чувств своих персонажей, как, например, делает в своих романах Достоевский, буквально препарируя внутренний мир героев и обнажая их душу перед читателем.Сэлинджер же позволяет нам лишь мельком заглянуть за кулисы чужой жизни и предоставляет право самостоятельно судить об увиденном. Все его рассказы представляют собой небольшие зарисовки из жизни героев, а некоторые вообще сводятся к одной-единственной сцене. Они весьма кинематографичны: добавить небольшие штрихи – и сценарий для фильма готов! Много внимания уделяется бытовым мелочам, мимике, жестам и движениям персонажей, описаниям места действия – поэтому новеллы так и просятся на экран.Признаться честно, читать «Девять рассказов» было сродни путешествию через тернии к звездам. Поначалу прочитанное приводит тебя в недоумение («что я только что прочитал?!!), которое затем сменяется возмущением (появляется чувство, что писатель тебя «надул»), и, наконец, на тебя снисходит озарение. Ты заново осмысливаешь прочитанные строки, и к тебе приходит понимание, что на самом деле скрывается за яркой картинкой, изображенной автором.Открывает сборник один из наиболее запоминающихся и ошеломляющих своей развязкой рассказов – «Хорошо ловится рыбка-бананка». По своей структуре рассказ разделен на 3 части. В первой нам представляется возможность подслушать телефонный разговор матери и дочери, из которого узнаем, что Мюриель и ее недавно вернувшийся с войны муж Симор, приехали для совместного отдыха на один из курортов Флориды. При этом ее мать и отец не скрывают своего беспокойства насчет странного поведения зятя – судя по всему, Симор получил на войне серьезную травму, сказавшуюся на его психическом здоровье.Здесь Сэлинджер весьма тонко, с помощью мельчайших деталей подчеркивает материализм Мюриель, ее озабоченность лишь внешними атрибутами жизни. Несмотря на то, что она по-своему любит Симора и заботится о нем, Мюриель бесконечно далека от него и настоящей жизни. Она живет в мире светского притворства и фальши.Во второй сцене мы наконец-то знакомимся с самим Симором. И первое, что сразу же бросается в глаза – его одиночество и обреченность, несмотря на вроде бы оживленную и не лишенную юмора беседу с маленькой девочкой, где он как раз и рассказывает о таинственных рыбках-бананках. Можно ли считать, что эта рыбка, объедающаяся бананами до того момента, пока не лопнет, олицетворяет самого Симора, чей внутренний мир переполнился сначала ужасами войны, а в мирное время – непониманием, одиночеством, притворством и неприкаянностью, знакомой многим вернувшимся с войны, но потерявшим себя?Автор оставляет вопрос без ответа, уготовив читателю совершенно неожиданную и ошеломляющую развязку, буквально выбивающую у тебя землю из-под ног. Вот оно, «потерянное поколение» во всей своей обезоруживающей открытости.Еще один рассказ, непосредственно имеющий отношение к войне – «Дорогой Эсме, с любовью и мерзостью». В первой части мы наблюдаем беседу военнослужащего с девочкой-подростком, которая ведет себя и рассуждает крайне не по-детски. И вот, казалось бы, мимолетный забавный эпизод, без особой смысловой нагрузки, но у Сэлинджера не бывает всё так просто. Во второй части истории нам представляют некоего штаб-сержанта Икса, в котором мы безошибочно узнаем героя первой части. К несчастью, он оказался одним из тех, кто, «пройдя через войну, не сохранил способности «функционировать нормально». Страшно видеть, насколько сильно отражаются на человеке ужасы войны: еще вчера он был целостной личностью, а сегодня – абсолютно запутавшийся и потерявшийся человек, или точнее сказать обломки человека.Что может выступать более наглядным свидетельством разрушительного воздействия войны, чем эти строки, наполненные безотчетной тоской, безнадежностью, отчаянием и страхом? Именно в этом произведении наиболее ярко проявляет себя пацифизм Сэлинджера, не понаслышке знакомого с бедствиями войны. Отдельное спасибо автору за концовку – от нее так и веет теплом и надеждой.Мой самый любимый рассказ из всего сборника – «Лапа-растяпа». Самый трогательный и бередящий душу. Вот, казалось бы, ничего особенного поначалу: две приятельницы по колледжу встречаются в доме одной из них, вспоминают юношеские годы. Хозяйка дома, Элоиза, кажется нам бездушной куклой, наплевательски относящейся к своей семье: в разговоре с Мэри-Джейн она пренебрежительно отзывается о своем муже Лью, а при ее общении с дочерью Рамоной то и дело проскальзывают нотки безразличия и раздражения.Но это лишь внешняя оболочка. Настоящая Элоиза прорывается наружу при воспоминании о ее погибшем на войне возлюбленном Уолте, который так умел ее смешить. Мы побежали, я грохнулась и растянула связку. Он говорит «Бедный мой лапа-растяпа!» Это он про мою ногу. Так и сказал: «Бедный мой лапа-растяпа!» Господи, до чего ж он был милый! Что же значил для нее Уолт на самом деле, мы узнаем именно в сцене в спальне дочери. Рамона, страдающая от недостатка материнской любви и внимания, придумывает себе друга Джимми, который после его гибели (также воображаемой) сменяется новым порождением воображения – Микки. Элоиза, узнав про это, срывается на дочь… А потом понимает, насколько они с Рамоной похожи, ведь и сама Элоиза постоянно сбегает от ненавистной ей реальности в мир воспоминаний…И когда ее слезы вновь прорываются наружу, это самый настоящий крик истерзанной души, потерявшей частичку себя. Сколько боли в ее словах: Я же была хорошая, правда, хорошая!Остается лишь надеяться, что она сумеет вновь быть хорошей после этого вечера, ставшим для нее откровением…«Девять рассказов» Джерома Д.Сэлинджера – безусловно, книга не для каждого. Чтобы суметь по достоинству оценить всю ее прелесть, нужно смотреть намного глубже, чем мы привыкли это делать. Нужно уметь прочувствовать момент, героя, событие, нужно много размышлять и строить разные предположения. Нужно задавать себе вопросы и искать на них ответы. И вот тогда вас ждут по-настоящему неизгладимые впечатления от прочитанного.

Мальчишки Сэлинджера напоминают мальчишек Брэдбери.
Разве что, менее наивные, их глаза чуть менее широко раскрыты, чуть больше хулиганят, могут нахамить и влезть в драку, они серьезнее, но такие же чистые. И даже вырастая, остаются такими же, только мир уже не так доброжелателен к ним, так страшно, когда внутри их что то может надломиться.Признаться, не все рассказы мне понравились. Не все запомнились. Но были и те, что останутся в сердце навсегда. Искренне так, что жуть берет. Их всего три.Мучительно, но приятно думать, что же все таки случилось в рассказе "Хорошо ловится рыбка-бананка". Человека сломала война? Или он, как рыбка, которая объелась бананами, сыт по горло этим благополучным браком с абсолютно чужим ему человеком? Или , наоборот, в его жизни на данный момент все так хорошо: медовый месяц, отдых на море, молодая бойкая жена, безмятежность, покой и мирное время, тот самый момент, когда лучше уже не будет и можно закончить на счастливой ноте?И как грустно, что героиня "Лапа-растяпа" живет лишь благодаря светлым воспоминаниям юности, лелеит их, постоянно дополняет приятными подробностями, а ее такая же одинокая дочь, заводит вымышленных друзей, которых не хочет ни с кем делить."Человек, который смеялся" - небольшой шедевр о первой любви и разочаровании, о драме в личной жизни молодого человека, которая вдохновила на создание бесстрашного героя, разбойника, но такого благородного, ставшем любимцем детей.