По направлению к Свану
Аннотация:
Марсель Пруст – один из крупнейших французских писателей, родоначальник современной психологической прозы. Самое значимое свое произведение, цикл романов «В поисках утраченного времени», писатель создавал в течение четырнадцати лет. Каждый роман цикла – и звено в цепи всего повествования, и самостоятельное произведение. Все семь книг объединены образом рассказчика, пробуждающегося среди ночи и предающегося воспоминаниям о своей жизни. Настоящее и прошлое, созерцание и воспоминание оказываются вне времени и объединяются в единую картину, закладывая основу нового типа романа – романа «потока сознания».
Семитомную эпопею открывает книга «По направлению к Свану». Роман-исповедь и роман-воспоминание погружает читателя в мир Пруста, в котором прошлое и настоящее, сплетаясь между собой, открывают удивительное и бесконечное движение человека в глубину своей внутренней Вселенной.
В нашей библиотеке есть возможность читать онлайн бесплатно «По направлению к Свану» (целиком полную версию) весь текст книги представлен совершенно бесплатно. А также можно скачать книгу бесплатно в формате fb2
Другие книги автора
Последние отзывы
Если принять за точку отсчета программу десятого, которая погружала беззащитное сознание выпускника в советскую литературу с ее приоритетным видом любви "нашей партии к нашему народу", то да. Все в сравнении. и тем не менее, назвать перечисленное"литературой о любви", воля ваша, чересчур смело. Если чего там и искать, то эпической картины народной войны, как у Толстого. Или погружения в глубины изломанного сознания, от безбожия приходящего к вере, как у Достоевского. Или даже не лишенного занятности социального эксперимента, как у бедняги Чернышевского.
Только не любви. В некоторых местах ее по определению, как бы, не должно быть. Если за чем и брала "В поисках утраченного времени" Пруста, уж точно не за любовью. Главным образом из благодарного уважения к Мерабу Мамардашвили. Его "Топология пути" стала самым сильным впечатлением прошлого года.. А может и не только прошедшего. В цикле лекций философ иллюстрирует свои мысли почти исключительно прустовской эпопеей. Когда о том, что прежде считал заумным и скучным, с восторгом отзывается человек, мнение которого безоговорочно авторитетно для тебя, отбрасываешь предвзятость и берешься.
Составить собственное мнение. И еще немного: "а слабо тебе?" И отчасти интерес к французскому языку, к литературе, которая не сплошь Дюма, Гюго и Мопассан, есть у Франции свои высоты и глубины ("что может собственных платонов и быстрых разумом невтонов...") Не пожалела, что начала читать. и достаточно вознаграждена уже теперь, дочитывая первый роман цикла "В сторону Свана". Хотя и не убеждена, что продолжу вторым и дойду до седьмого. Сейчас или вообще когда-нибудь. Там будет видно.
Как и следовало ожидать, это непростое чтение. Высоты и глубины, для исследования коих привлечены стратостаты и батискафы сложносочиненных и сложноподчиненных, донельзя развернутых, предложений. Подобие стремится к подобию и выражать непростые мысли простыми грамматическими формами - нонсенс в понимании Марселя Пруста. Но это очень хорошо, правда-правда. Тягучее медовое очарование лютиков-цветочков его и детских воспоминаний. Того, что у Набокова после отольется в такие компактно-чеканные информационные блоки. Прустовы описания - это избыточная роскошь, но коли научился наслаждаться ею, сумеешь извлечь удовольствие.
Чего стоит исполненная мрачного юмора сценка убиения домоправительницей Франсуазой цыпленка (ах, никто, как она, не умел поджаривать истекающих янтарным соком птах, на вертеле). Только вот в тот день что-то не задалось, куренок трепыхался, не желая расставаться с жизнью, женщина злилась: "Дрянь паршивая. Дрянь паршивая!" А барчук, случайно подсмотревший сценку, ненавидел жестокую и давал слово не пользоваться плодами ее трудов. "Но как же замечательные нежные булочки и шоколадный крем Франсуазы?" "И я б хотел с небес для вас ее достать. Но как мне быть, ведь ночью нужно спать? Тара-ра-ра-ра-рамм..."
Так вот, это оказалось книгой о любви. В третьей части, которая так и называется "Любовь Свана". Потрясающей красоты лавстори, знаете ли. Жил себе и жил припеваючи богатый, свободный, наделенный многочисленными достоинствами человек.Срывает цветы наслаждения, где только можно. Вхож в разнообразные высокие гостиные, куда право рождения не давало ему доступа, но среди талантов имел бесспорную светскость. Она не в умении задирать нос перед нижестоящими, гнуть спину перед стоящими выше и пускать пыль в глаза ровне, если вы ошибочно так подумали. Это дар оказываться в нужное время в нужном месте, умение оказать незначительные по усилиям, но чрезвычайно ценимые нужными людьми, услуги.
Умение держаться со спокойным благорасположенным достоинством равно с герцогиней и ее кухаркой. И вот Сван все это проделывает успешно, пока не встречает женщину. Да ничего в ней нет. Мила, но много таких симпатичных и обаятельных, не блещет умом, хотя неглупа; не слишком образована, неродовита, небогата и, хм, в анамнезе сомнительное прошлое. "Я смотрю ей вслед. ничего в ней нет". Разве вот, физическое неприятие лжи (едва не плачет, когда из соображений светскости приходится). Да особая чуткость. Да внешнее сходство с одной из героинь Боттичелли. Душа Свана просила любви и любовь воплотилась в Одетту.
А дальше будет жизнь, обращенная в служение, в ревнивое внимание, брошенная к ногам. "Обскура" и "Лолита" образца Франции конца XIXв. И человек, вырвавший себя из сонного душевного самодовольства, вытащивший за волосы, как Мюнхгаузен из болота. Принесло это ему удовлетворение? Нет, конечно. Но мы ведь не думаем, что человек приходит в этот мир только и исключительно за удовлетворением.
Всегда и везде цена вопроса в том, сколько ты готов заплатить. Времени, внимательного терпения, потребного на развивание где свитого в моток, а где и колтуном сбитого чужого извилистого внутреннего мира. Не поскупишься, честно распутаешь и в награду тебе собственные невидимые путы спадут, путеводным клубком под ноги лягут. Как-то так, подобное к подобному.
или если вам послышатся голоса
может быть, я читаю Пруста" (с) Буковски Часть 1. Комбре. Записки неврастеника, или страдания юного буржуа.
"Конечно, в моем доме есть куча бесполезных вещей. В нем недостает только необходимого: большого куска неба"О чем писать тому, кто с самого детства искал проблеск Истины во всем: в закатном небе, шуме дождя, поцелуе матери, сводах готических соборов и, в конце концов - на страницах книг? Какой предмет может быть достоин всестороннего исследования и тщательного изложения, как не сам процесс поисков? Разве жизнь, которая так коротка, не заключается в двух этих горьких словах - утраченное время? И может быть, только оглядываясь назад, перебирая словно зерна четок воспоминания одно за другим - можно подойти вплотную к Смыслу, к Сути, к тому, ради чего стоило жить...
Подхваченные порывом ветра откуда-то с юга Франции, мы вместе с Прустом отправляемся в страну его детства. Вначале декорации сравнительно бедны - комната, где маленький Марсель (назовем так рассказчика для простоты) с замирающим сердцем ждет маминого поцелуя на ночь, воскресные службы в соборе с расписными витражами, сад, в котором так приятно ужинать в окружении светляков - то немногое, что вмещает в себя зарождающееся сознание ребенка. В этом мире всегда весело, когда на улице солнце и всегда тепло и уютно, когда снаружи льет как из ведра. Здесь простые, плоские люди - строгая и любимая до безумия мама, отстраненный папа, добрая бабушка, чудной дедушка, вечно больная тетушка и некоторые другие.
Но однажды заведенный порядок нарушит неосторожное прикосновение - и детству конец. И вдруг становится совершенно понятно, что одна дорога ведет к Свану, а другая - к Германтам. Что жизнь в обществе является затейливым узором, вызывающим головокружение. Что нужно избегать встреч с м-ль Икс, и учтиво поклониться г-ну Игреку, а с месье Зедом можно завести задушевную беседу. И внезапно спадают пышные покровы, и действующие лица, казалось бы, давно знакомой пьесы - срывают неподвижные маски, и становятся людьми со страстями и страстишками. И г-н Легранден из чудака и поэта превращается в лицемера и сноба. А служанка Франсуаза, столь учтивая и льющая слезы над газетными заметками о бедствиях - измывается над судомойкой и насмехается над болью роженицы. Оттенки чувств, которые вдруг предстали изумленному взору героя - позволяют лучше понять мотивы окружающих, но и разрушают ощущение магии бытия, приземляя и вочеловечивая. Так строгость мамы - на самом деле ее нежелание перечить мужу и ее страх разочаровать его или стать причиной его сомнения в самом себе; а отстраненность папы объясняется его невниманием к внутреннему миру близких - уж лучше лишний раз взглянуть на барометр. О сложных отношениях с отцом самого Пруста говорит только будто ненароком сорвавшаяся характеристика отца книжного - "узкий шовинист".
А потом открытия в отношении мира посыпались как из рога изобилия - оказывается, ощущения у людей от одних и тех же впечатлений могут разниться вплоть до противоположных (вывод - ты не центр мироздания); мечты и чаяния разбиваются вдребезги от соприкосновения с реальностью (вывод - иногда лучше оставаться в тени своих заблуждений, чем на ярком свету откровения). Взрослея, герой познает и освободительную радость творчества (мысль высказанная теряет власть над нами), и тиранию "состояний", и недолговечное очарование красоты, и сладостную боль влюбленности. И на самой грани, на лезвии мы будем вынуждены его покинуть, ибо далее Пруст приглашает нас во Вселенную Шарля Свана. И мы, покидая Комбре с его благоухающими садами, розовыми грезами закатного солнца, лунным светом, играющим на флейте тишины, цветами с именем, достойным сказочного принца и маленьким Марселем, утонувшим в страницах книг - отправляемся прямиком в равнодушный, блистающий, вечно занятый собой Париж. Часть 2. Любовь Свана. В любовном треугольнике не без тупых углов.
"Идеал есть вещь недостижимая, а так называемое счастье всегда посредственно"
У Сёрена Кьеркегора есть прелестная вещица, столь же актуальная в наши дни как и в былые - называется "Дневник обольстителя". Этакая прагматичная и подробная инструкция по соблазнению "крепких орешков". Так вот, у Пруста получилось ничуть не хуже, только демоническую роль здесь исполняет женщина. Довольно быстро у читателя возникает вопрос - зачем и почему как снег на голову обрушивается эта совершенно неожиданная история, напрочь выпадающая из ритма и контекста, заданных началом эпопеи. Природа, искусство, маленькие радости и печали распускающегося как цветок сознания рассказчика, буколический этюд да и только - и вдруг разворот на 180 градусов.
Как по мне, так история полна белых пятен. Шарль Сван. Блистательный бездельник, птица-говорун, искусствовед, эстет и интеллектуал, приятный собеседник и чаровник. В голове Свана, хоть и разложены по полочкам даты, имена, факты и комплименты - но какой-то кавардак в отношении женщин. Особенное удовольствие ему доставляет покорение сердец кухарок и белошвеек, причем ведет он себя с ними бережнее и трогательнее, чем с принцессами. И когда на его пути попадается пустая и развратная кокотка Одетта, его изощренное воображение наделяет ее всеми возможными добродетелями и Ботичеллиевой красотой впридачу. Вообще, Сван настолько привык казаться (или быть) деликатным, что в итоге все в его представлении перевернулось с ног на голову. А любовь, которую он себе внушил, вовсе довела его до состояния жгучего идиотизма (что лишний раз доказывает симпатия к зловонно вульгарным вердюреновцам). Самое смешное, что Одетте не пришлось даже себя утруждать - сначала польстила его самолюбию, навязавшись ему и поинтересовавшись его мыслями и занятиями; затем приучила к своему присутствию, затем внезапно пропала, так же внезапно нашлась - и понеслось; тут поманить, там оттолкнуть, здесь нежное письмо и хризантема, там равнодушие и скучающий вид. В общем, классический развод. И Сван, как последний Чацкий, покорно проходит весь путь от влюбленного осла до рогоносца. Блистательно разыгранное ослепление любовью. Часть 3. И вот, когда мы, уже порядком раздосадованные тупостью и неудачами Шарля (жалея его, дуралея, мимоходом) и обозленные вероломством Одетты, в нетерпении перелистываем страницы (ведь мы же знаем еще из первой части, что он-таки женится на этой редиске) - Пруст снова впадает в пасторальный тон и так же медлительно продолжает прерванный рассказ о своем детстве. А когда в голову добропорядочному читателю закрадывается сомнение по поводу здравомыслия автора - как вдруг.
Жильберта и Марсель. Они дети. Он влюблен и безутешен, она вертихвостка и очаровашка. Он копит и хранит в душе свидетельства ее бытия, как величайшие сокровища. Она способна пропасть на несколько дней без предупреждения и веселиться, забывая о его существовании. Ах, да, она - дочь Свана и Одетты. Сomprenez vous?Часовой механизм, в котором недоставало шестерни, вдруг кряхтит и трогается. Все, первый акт окончен. Можно двигаться дальше.История в лицахВиновник торжества с братом
Жанна Вейль, мать Пруста (1849-1905)
Адриан Пруст, отец (1834-1903)
Деревушка Илье (прототип Комбре)
Шарль Аас, прототип Свана
Шарль Эфрусси, искусствовед, меценат, прототип Свана
Лаура Эйман, прототип Одетты
Ботичелли. Тот самый образ Одетты, пленивший Свана
Анатоль Франс и Поль Бурже, прототипы Бергота
Читая описание вкуса пирожного "Мадлен", ощущается этот самый вкус, ведь писатель так умело очерчивает каждую деталь, каждую мелочь. Слова плывут перед глазами, создавая прекрасную картину, где юная девочка, стоящая подле куста боярышника, поражает своей красотой юного главного героя, став для него той самой, кого он полюбит. Но куст боярышника был упомянут не просто так. Он имеет важнейшее значение, картинка бы не сложилась, если бы девочка стояла где-то в другом месте, не рядом с кустом прекрасного боярышника. Одна история любви определяет другую. Все связано между собой.
Персонаж, мельком упомянутый в первом томе, появится в шестом, став одним из важнейших героев.
Один человек становится центром вселенной, связывающим его с объектом любви.
Один момент далекого детства становится событием, определяющим будущее. Наша жизнь наполнена воспоминаниями, которые разбиваются на маленькие фрагментики.
Марсель Пруст из таких маленьких фрагментов создаёт семитомное произведение, позволяя читателю окунуться в этот водоворот ощущений, чувств и мыслей.
Места, которые мы знали, существуют лишь на карте, нарисованной нашим воображением, куда мы помещаем их для большего удобства. Каждое из них есть лишь тоненький ломтик, вырезанный из смежных впечатлений, составлявших нашу тогдашнюю жизнь; определенное воспоминание есть лишь сожаление об определенном мгновении; и дома, дороги, аллеи столь же мимолетны, увы, как и годы.