Читать онлайн Странные дела, или Детектив по-деревенски бесплатно

1

По дому разнесся истошный крик бабки.

– Уби-и-и-ли!

Я вытерла руки и, мысленно перекрестившись, поспешила на вопли. Сандра Христофоровна с ошалелым видом раскачивалась из стороны в сторону.

– Что случилось?

– Генку убили-и… – снова заголосила Христофоровна.

– Так рано же еще…

– Да какой там, – запричитала она, тыча пальцем в телевизор. Я посмотрела на экран и мне все сразу стало ясно.

На белых простынях, залитых кровью, распластался убиенный Генка, бабкин любимый герой-любовник-покоритель дамских сердец. Бабуля сериал этот до глаукомы проглядела. Вчера только я ей первую серию включила, и никак не ожидала, что она так быстро до пятой доберется. Обычно это происходит на третий-четвертый день. А тут на тебе. Не подготовилась я к убийству Генки ревнивым мужем главной героини: валокордин не налила, конфет не насыпала в вазочку. Горе мне! Теперь до полуночи буду выслушивать, что за дрянь эта Машка, чей рогатый муж Витька застрелил, совращенного стервой Машкой, добропорядочного Генку.

К бабкиным закидонам я уже привыкла, ибо трудилась и нянькой, и домработницей и личным секретарем у нее уже полгода.

Надо сказать, доставалось от Христофоровны не только героям сериалов. Жаловалась старушка буквально на все на свете: на погоду, которая то жарила, то морозила; на соседей, хоть и жили ближайшие к нам аж за километр; на участкового, который не реагировал на заявления на этих самых соседей. Если говорить совсем уж честно, то не было такой вещи на свете, которой бабка была бы сполна довольна. Еда всегда оказывалась то недосоленной, то пересоленной, а то вообще "дерьмом редкостным".

Я, по ее мнению, не вышла ни рожей, ни кожей, хотя это было и не так, да и умом особым не блистала. Ну и все в том же духе.

Спустя какое-то время бабка все же, не без моей помощи, улеглась поудобнее, и потребовала принести ей "чаю с кренделями". На что я злорадно возразила, что доктор запретил мучное такой больной женщине. В ответ Сандра Христофоровна запустила в меня вазу, стеклянную, между прочим, но я ловко увернулась и буквально выкатилась за дверь.

– Новости включи, курица безмозглая, – крикнула бабка вдогонку.

– Нечего мозги засорять, кроссворды лучше для ума разгадывайте, – уже из кухни проорала я в ответ.

– Дура!

Новости вредной старушке я все же включила, и со спокойной душой пошла заниматься домашними делами. Бабка, хоть и слегка придурочная, но хозяйство до недавних пор держала крепко. Прислуги не имела, сама неплохо управляясь со своими делами, лишь раз в неделю пуская в дом помощницу для уборки помещений. Пару лет назад старушку накрыл инсульт вкупе с радикулитом, и с бизнесом по производству детского питания пришлось попрощаться.

Денег у старушки было немерено, по моим лично меркам, и она вполне могла нанять себе полный штат персонала. Но отчего-то не нанимала. На мой вопрос почему, отвечала "не твоего ума дело". И хоть бабка "лежачей" не была, однако все больше любила поваляться в постели, посматривая новости. Особенно Христофоровна любила эти самые новости комментировать, раскрывая попутно всемирные заговоры и шпионские сети. Иногда, проходя мимо чуть приоткрытой двери, я застукивала старушку за просмотром "Дом-2", но не травмировала ее своей осведомленностью. Все заботы и хлопоты по хозяйству я вела в одиночку, благо других дел у меня все равно не было.

Порой, приняв на грудь грамм сто чистейшего самогона (знать бы, где она берет), бабуля в порыве откровенности рассказывала "невероятные" вещи. Будто бы сама она из тех самых Беляковых (в этот момент она многозначительно показывала пальцем куда-то вверх), считавшихся чернокнижниками еще при царской России. Якобы она их прямой потомок по материнской линии, и кое-какие умения колдовать у бабки в крови. А дом этот, в деревне Духовке, был когда-то дворянской усадьбой, и достался ей по наследству от матери, а той от отца, и так далее…

То есть выходило, будто бабка моя дворянка. Но верить ей, само собой не стоило, а потому, я Христофоровну слушала, конечно, кивая где нужно головой, а сама обычно в это время мечтала о чем-нибудь прекрасном.

За окном звонко пели птицы, погода радовала теплым солнцем и голубым небом. Земля, еще вчера влажная от проливных дождей, сегодня уже высохла, будто так и было. Градусник показывал плюс двадцать, настроение отличное, и я решила, что самое время прогуляться до деревенского магазина.

Бабка, посмотрев новости, как всегда, заснет еще на половине выпуска. А значит я имею полное право посвятить часок-другой прогулке по свежему воздуху. Заодно пополню запасы еды и всяких бытовых мелочей. На выходных я как раз собиралась вымыть окна – по заверениям синоптиков дождей в ближайшее время не предвидится.

Перед выходом заглянула к бабке в комнату. Та, уткнувшись в подушку, громко храпела. Так сладко спать могут только праведники, не иначе.

В деревне меня давно все знают, я частенько прихожу за продуктами. На улице начало мая, народ массово вышел на посадку огородов. По пути я то и дело здоровалась с местными.

– Что, Женя, спит змеюка? – Маринка, продавщица, весело подмигнула левым глазом.

Правого у нее с недавних пор не было. Маринкин сожитель, Анатолий Петрович, по пьянке выбил его прошлым летом, за что сейчас и отбывал наказание в далекой колонии. Маринка друга давно простила, и каждый месяц исправно отправляла ему посылку с "голышками" и сигаретами.

– Спит, а как же, – я придирчиво выбирала помидоры на прилавке, указывая ей, какие класть в пакет.

– Слушай, Жень, а мне места у вас не найдется, а? Я и гладить могу, и убирать, и в огороде.

– А чего здесь? Не платят?

– Да Лешка, черт лысый, чтоб ему по миру пойти, блеет, что я народ отпугиваю своим видом. А кого здесь пугать-то? Все свои, привыкли уж.

– Вряд ли, Марин. Я с Сандрой Христофоровной поговорю, конечно, но сомневаюсь, что ей кто-то еще нужен в доме.

Маринка скривила рот и протянула:

– Ну ясно-о…

Я подозревала, что она мне не поверила. Ну и ладно. Что я, бабку свою не знаю?!

Я вежливо попрощалась, прихватив напоследок газету, и пошла домой. Гуляла я долго, бабка наверняка скоро проснется и будет орать, где меня черти носят. Но, против моих ожиданий, в доме стояла тишина, и я порадовалась, что Христофоровна до сих пор дрыхнет. Будет время еще выпить кофе и почитать, что там в мире творится.

***

Через час я заволновалась и решила проведать старуху. Сандра Христофоровна лежала точно так же, как и пару часов назад, когда я уходила в магазин. Меня тут же посетили нехорошие предчувствия. Дрожащими руками я прикоснулась к бабкиной руке, мирно покоившейся на боку, и приготовилась заорать в случае, если она вдруг окажется холодной.

– Ба! – заорала вдруг ведьма старая.

– А-а-а… – закричала я, отшатнулась, и чуть не упала.

– Что, стерва, думала померла бабка?! Хрена тебе лысого, а не жратвы халявной на поминках! Где тебя черти носили?!

Я молча смотрела на смеющуюся бабулю, и предавалась мечтам о том, как буду убивать ее. Когда-нибудь. Когда совсем допечет.

– Ну чего встала, никак полдничать пора. Неси скорей свои помои, а то у меня живот второй час урчит, пока ты где-то там подолом крутишь.

Не говоря ни слова, я погрозила старушке кулаком, и пошла готовить омлет. Черт его знает почему, но Сандра страсть как уважает смешанные с молоком яйца именно в это время суток.

В голову лезли нехорошие мысли, что если подсыпать бабуле какой-нибудь гадости, то ужасный и мучительный жидкий стул ей будет хорошим наказанием. Терпение мое явно на исходе. Бабка конечно и раньше изводила меня придирками и криками, но в этот раз она превзошла саму себя.

Я уже ведь приготовилась пояс потуже затягивать, накоплений у меня никаких, все деньги, между прочим, немалые, уходят на оплату кредита, который я в порыве редкостного идиотизма оформила когда-то для бывшего мужа. Пашка, тогда еще дражайший супруг, решил обзавестись бизнесом, но что-то сразу пошло не так. Нет, теперь-то я знала, что муженек мой редкостный дурак и с этим, увы, ничего поделать нельзя. Жаль только, что осознание пришло ко мне слишком поздно. Но тогда я еще любила подлеца, и верила в его ум. Зря, как оказалось.

Спустя время Пашку пригрела его новая пассия, которая также, как когда-то я, верила в его способности и тоже вроде бы связалась с банками. А я осталась с долгами и с котом. Кот, кстати, вскоре умер, а долги нет. Лучше бы, конечно, наоборот.

Компания, где я трудилась, обанкротилась и бабкино объявление оказалось как раз кстати. В объявлении было указано, что "милой одинокой старушке требуется умная и расторопная девица с высшим образованием и навыками домработницы".

Поехала на собеседование, чтобы отвлечься от грусти и тоски, да так тут и осталась. Старушка, едва завидев меня, сказала, что я ей подхожу, хоть и «уродка невообразимая». Первым порывом было развернуться и уйти, но тут она озвучила зарплату, и я, немного посомневавшись для вида, осталась. Мало того, что бабка платила неплохие по меркам нашего городка деньги, так еще жить мне полагалось в этом доме, а значит надобность в съемном жилье сама собой отпала и этими деньгами я планировала расплатиться с банком в ближайшие год-два. Честно говоря, за время работы здесь я очень привязалась к дому. Свежий воздух действовал на меня вполне благотворно. По утрам я каталась на велосипеде, вечерами просматривала вместе с бабкой многочисленные ток-шоу и сериалы, иногда валялась в гамаке в саду, наслаждаясь книгой и вином.

Такая спокойная и размеренная жизнь в корне отличалась от той, что я вела раньше. Мне не нужно вставать в шесть утра, чтобы навести марафет и мчаться на работу. Не надо надевать надоевшие туфли на шпильках и сводить дебеты с кредитами. Отпала надобность то и дело что-то решать, думать, креативить, выкручиваться. Короче, тишь да гладь.

Одно беспокоит в последнее время все сильнее. Христофоровна быстро сдает. Того и гляди помрет, а мне куда идти? Не хочется расставаться с этим домом. Кажется, что я привязалась к нему не меньше, чем когда-то к мужу и коту. А это означает только одно – любовь моя сильная и безграничная.

– Сандра Христофоровна, вы дом-то кому завещаете? – спросила я бабку, ставя поднос с полдником на стол возле кровати.

Бабкина привычка есть в кровати меня жутко раздражала, но так как кровать все же была ее, то я не спешила высказываться по этому поводу.

– Да уж не тебе, всяко ясно, – мерзкая старуха противно захихикала, и постучала по голове.

– Кому стучите? Тараканам? Так сбежали поди, с вами даже они ужиться не могут, – припечатала я.

Старушка взглянула искоса и отвернулась, не желая больше разговаривать. Тут мне стало стыдно.

– Я пойду, пожалуй, – пропищала я, и мгновенно выбежала за дверь. Часа через два тихонько заглянула к бабке – она как ни в чем не бывало спала. Я спустилась в кухню за вином, и уже наливала его в бокал, когда вдруг погас свет.

– Мамочки, – прошептала я, и принялась на ощупь искать шкафчик, где, помнится, лежали свечи. Кое-как нашла и зажгла толстую свечу, и тут услышала… тихий то ли стон, то ли плач. Доносился он явно не со стороны бабкиной комнаты, находившейся на втором этаже, а снизу, из подвала.

– Ооо, – простонала я, и, спотыкаясь бросилась к бабке.

Не стучась, ворвалась в ее комнату, кинулась к кровати, и прошептала:

– Вы спите?

Но в ответ мне раздался вой снизу, и кожа покрылась мурашками. Из постели не доносилось ни звука. Я поднесла свечку к кровати и вскрикнула. Бабки на месте не оказалось.

2

Вот оно что… бабка-то моя – упыриха. Мамочки… я бросилась вон из комнаты, налетела на что-то мягкое, заорала и уронила блюдце со свечкой на пол.

– Не ори, дура! Ты мне еще пожар устрой! Хватит с меня пожаров-то.

Внезапно включился свет в коридоре, и передо мной предстала сама бабка, топчущая свечу на полу. В белой сорочке в рюшах и воланах, бледная как смерть, она сейчас больше всего походила на привидение.

– Ну, так и будешь у ног моих валяться?! – противно захихикала она, шагая к кровати.

– Вы где были? Я чуть с ума не сошла! Вы слышали, там внизу, вой какой-то? – честно говоря, я была ужасно рада видеть бабку живой и здоровой, и вообще, казалась самой себе ужасной трусихой в тот момент.

– Где была, там уж нет! В ватерклозет я ходила, малахольная. И не слыхала я ничего, приснилось тебе верно, надо тебя к доктору, к психиатрическому показать, может ты шизанутая вовсе!

Я закивала в ответ, неуклюже поднялась с пола, взяла протянутую бабкой свечку и, пожелав ей добрых снов, отправилась к себе. Придется, видимо, прощаться с Сандрой, ибо творящаяся здесь чертовщина явно плохо сказывается на моей психике. Решено.

Завтра позвоню бабкиному доктору, самой бабке сообщу, что нам пора прощаться, и буду подыскивать другую работу. Бросить я ее, конечно, не смогу. Какая-никакая, а живой человек. Без меня она явно не справится. Придется ждать, пока старушка найдет новую сиделку "с высшим образованием и задатками домработницы".

Утром, как это обычно бывает, все произошедшее накануне показалось полным бредом. За окном приветливо светило солнце, где-то вдалеке протяжно мычали коровы, со стороны деревни слышался звонкий смех детей.

Посмеявшись над вчерашними страхами, решила сегодня всеми правдами и неправдами уговорить бабку погулять. Хоть я давно перестала удивляться ее закидонам, одним из которых было полное затворничество в доме, но погода стояла столь чудесна, а прошедшая ночь была так душераздирающа, что мне очень захотелось сделать что-то из ряда вон выходящее.

Бабка сердито постукивала ложкой по тумбочке возле кровати и дулась. Я поставила перед ней поднос и ласково спросила ее о самочувствии. Бабка подозрительно на меня посмотрела и гаркнула:

– Пока не сдохла!

– Ну вот и не надо, Сандрочка Христофоровна. Мы сейчас с вами покушаем и гулять пойдем. Погода-то какая? А?

Бабка скрипнула зубами и запустила в меня ложкой с налипшей на нее кашей.

– Поняла-поняла. Приятного аппетита.

Ну что ж… очередная попытка вытащить бабулю провалилась.

Весь оставшийся день я занималась домашними делами, благо их всегда хватало, учитывая размеры усадьбы. К вечеру, порядком устав, я уселась в кресло смотреть с бабкой очередной сериал. Когда она уснула, я тихонько выскользнула за дверь, и вот тут снова услышала то ли плач, то ли вой, доносившийся из подвала. Любопытство – самый ужасный мой порок. И не надо говорить мне, что сумасшедшая, за каким-то чертом лезущая в пасть неприятностям. Сама знаю.

Так вот, памятуя о вчерашних перебоях со светом, в этот раз я сбегала за фонариком и только тогда пошла к подвалу. Плач, правда, больше не повторялся, но любопытство уже вгрызлось в душу и я, трясясь от страха, все же спустилась вниз.

Дверь, ведущая в подвал, оказалась заперта. Вот так. Раньше меня как-то совсем не интересовали тайны дома, и я и подумать не могла, что кто-то запирает двери в доме на замки. Разочарованная вернулась я на кухню, по дороге придумывая, куда бабка могла деть ключ. А может Христофоровна Синяя Борода? А в подвале держит кости покойных мужей? Кстати… а была ли бабка вообще замужем? Вот что я знаю о Сандре? Только то, что она поведала мне вскользь. То есть почти ничего.

Ключи от подвала не давали мне покоя. Где-то же они наверняка есть, раз дом по наследству перешел бабке. В последнее время, благодаря многочисленным кредитам, я плохо спала по ночам, и в запасе у меня всегда было снотворное. Придется видимо бабушке уснуть чуть крепче, чем обычно, главное не убить ненароком старушку. Без работы не больно-то охота оставаться, да и грех на душу брать желания нет.

Вечером, когда Христофоровна уснула, я немного выждала, и беззастенчиво принялась шарить по комнате в поисках ключей. Сказать, что мне просто повезло – значит значительно преуменьшить размах везения.

Когда я обшарила всю комнату и уже готова была сдаться и уйти, я вдруг споткнулась о ковер, неуклюже взмахнула руками и полетела на пол. В полете схватилась за картину на стене, и она с грохотом повалилась вместе со мной на пол.

Я вскочила, боясь, что бабке вздумается проснуться. Но та спала, как убитая. А на том месте, где только что висели "Мишки на дереве", зиял тайник. Я вскочила с пола, заглянула внутрь и… о счастье, в нем лежала связка ключей. Вне себя от радости я повесила картину на место, привела комнату в порядок, и немедля бросилась в подвал.

Второй ключ из четырех в связке подошел к двери как родной, я повернула его трижды, прежде чем запор открылся. В подвале царила темнота. Густая, тяжелая. Я включила фонарь, посветила вглубь и… показалось что ли? Мне померещилось, будто кто-то, или что-то промелькнуло в углу. А затем… затем я увидела Дуську – дворовую кошку… она юркнула мимо меня, на прощание истошно мяукнув и сверкнув желтыми глазами, и выбежала в дом.

Здорово! Это очень страшная находка – кошка. Так вот значит кто плакал в подвале. Вопрос только, каким таким образом она туда попала? То-то я ее уже два дня не вижу. Миска с едой, которую я еще позавчера заботливо поставила у входной двери, так и стояла не тронутой. Я-то, помнится мне, еще подумала, что Дуська с другом своим, соседским разбойником Тимофеем ухлестала, оттого и не всполошилась. Вдруг мне показалось, что наверху закашляла Христофоровна, и я, быстро заперев подвальную дверь, ринулась к бабке в комнату. Та все еще сладко спала, и мне удалось со спокойной душой вернуть ключи на место. Жаль, что подвал так и не удалось осмотреть. Зачем-то же Сандра прячет ключи от него?! Знать бы еще, что за тайны хранит он в себе.

Жаркий воскресный день сменился теплым вечером, погода стояла прекрасная, и я решила, что самое время немного прогуляться. По пути здоровалась с редкими прохожими. Вспомнила, что закончился кофе и пошла в сторону магазина. За прилавком Маринка скрупулезно отсчитывала десюнчики местному алкашу Витьку. Я поздоровалась, но продавщица даже не удостоила взглядом.

Обиделась, наверное. Возле магазина начал собираться народ. Все местные алкоголики скучковались вокруг лавки, сообразив из нее незамысловатый стол. Я поприветствовала их, и пошла по тропинке. У соседнего дома, на лавке, дымила тетка Катя, отдыхая от трудов праведных.

– Что, теть Кать, время перекура? – вместо приветствия крикнула я ей.

– Время собирать камни, – она меланхолично выпустила колечко дыма в воздух.

– Это вы к чему?

Тетка Катя в ответ помахала тоненькой книжкой и многозначительно ответила:

– Тут вот вычитала.

Я взглянула на книжку, где на обложке значилось «Китайская философия», и удивилась. Вот значит, какие в деревне книги читают. Тетя Катя пригласила меня на чай, и мы, уплетая свежие пирожки с мясом, вареньем и капустой, принялись болтать обо всем на свете.

Тетка Катя оказалась очень любознательной женщиной. Муж, давно покойный, оставил ей для проживания вот этот ладный двухэтажный домишко, и она, от нечего делать, принялась его обустраивать. Да так увлеклась, что и не заметила, как дом превратился в настоящее произведение искусства, славясь на всю округу красотой неписанной.

Точнее, я бы как раз назвала вполне писаной, ведь тетка Катя, внезапно обнаружив в себе скрытый доселе талант художника, расписала весь дом узорами и пейзажами. Потом уже она увлеклась валянием декоративных игрушек, шитьем подушек, вышиванием всевозможных салфеток и полотенец и прочими прикладными искусствами. Местным Катерина без сожаления раздаривала свои работы, но вскоре слава о Духовской чудо-рукодельнице пронеслась по всем округам и к ней потянулись, пусть и нечастые, но все же гости. Катерина вначале стеснялась брать плату за «блажь», как она сама называла поделки, но потом, увидев, каким спросом пользуются ее работы, стала брать небольшие презенты, или деньги.

В итоге все были довольны. Катерина стала иметь свой небольшой доход, которого вполне хватало на деревенскую жизнь, учитывая, что и огород был свой, и работа тоже была. Приезжие же за небольшую плату получали чай с пирогами и товар ручной работы. И все было бы хорошо, если бы не случилось прошлой весной несчастье. У Катерины начали отказывать руки. Артроз поражал сустав за суставом, и вот уже один из пальцев на левой руке вовсе перестал разгибаться, принося еще и нестерпимую боль своей хозяйке. Пришлось Катерине забросить рукоделие. Оставила она только живопись. И только для души, для себя. Иногда еще в подарок. Руки Катя теперь берегла.

Недавно она увлеклась философией, штудируя многочисленные учения классиков. Но из них она особо ничего не поняла. А вот этот самый томик, с изречениями великих китайских умов ей был ясен и понятен. Особенно ценно было то, что все, что там было написано можно интерпретировать на свой лад.

Я уже было собралась домой, как вдруг откуда-то раздался душераздирающий крик. А потом еще один, и еще. Кричали со стороны магазина. Мы с теткой Катей, не сговариваясь, бросились на крики. Бледнолицые мужики, еле держась на ногах, что-то мычали и указывали на дверь.

Тетя Катя вбежала первой, и когда я вошла за ней, успела увидеть только, как она аккуратно сползла по стеночке на пол, закатив глаза.

Маринка лежала на прилавке, сложив руки на груди, как покойник. Никаких повреждений на ней я не увидела, и, в два прыжка подскочив к прилавку, я дотронулась до ее руки. Теплая. Пощупала пульс – и выдохнула. Тут и сама Маринка открыла свой глаз, ошалело уставилась на меня и грязно выругалась. Надо же, сколько нового можно узнать о себе, не оправдав чьих-то надежд и чаяний.

– Скорую вызывайте, – крикнул кто-то из-за двери, в толпе, успевшей собраться возле магазина.

– Да какая скорая, тут уж труповозку только, – меланхолично зевнул вошедший дед Митяй, пожевывая травинку меж оставшихся зубов.

– Да какая скорая, какая труповозка?! Пьяная она просто, Маринка ваша, – я многозначительно посмотрела на мужиков, – а вот тете Кате точно помощь нужна.

Дед Митяй смачно сплюнул, матюкнулся и направился к своему дому, на ходу что-то бурча про пьяных идиотов. Отчасти я была с ним согласна, потому что такие выверты кого хочешь до припадка доведут. С другой стороны, я порадовалась, что все живы-здоровы, а значит я могу со спокойной душой покинуть деревню.

– Дочка, поди сюда.

Я обернулась и увидела, как по дороге ко мне спешит дед Митяй.

– Дочка, а ты, часом не родня нашей Христофоровны? – спросил дед, странно меня разглядывая. Я бы даже сказала неприлично, но вряд ли старому Митяю такое в голову могло прийти, в его-то годы.

Насколько я помнила из разговоров с теткой Катей, деду было под восемьдесят, ну или около того. И мне, девушке во всех отношениях приличной, даже при большой фантазии сложно представить, что в таком возрасте люди могут думать о чем-то эдаком. Вроде как дед служил когда-то на флоте и в здешних краях не так давно, относительно своих лет.

– Нет-нет… я работаю у нее.

– А похожа, похожа, – дед развернулся и, хромая, пошел обратно.

И что это было?! В этот момент, я, кстати, даже немного расстроилась. Упаси господь на бабку быть похожей. С ее-то характером и вредными привычками, нет уж, увольте.

Мимо, обнимаясь, прошмыгнула парочка влюбленных. Инга Молчанова, учитель местной школы. А рядом, улыбаясь во всю ширь, гордо вышагивал фельдшер медпункта. Не помню, как его зовут, да только не удивительно, что паренек так радуется. Внешне он совершенно не примечательный, я бы даже сказала неприятный какой-то. Нос длинный, острый, больше похожий на клюв. Бровей почти не видно, настолько они светлые. Настоящий альбинос. Волосы редкие, желтоватые. Губы тонкие, в придачу от нижней к подбородку тянется толстый шрам. Однако то ли улыбка, то ли влюбленность заметно его украшают. И на таком контрасте рядом настоящая красавица.

Что и говорить, а внешностью Ингу Бог не обидел. Выше среднего роста, с тонкой талией, почти осиной, и грудью четвертого размера она производила на местных мужчин магическое воздействие. При виде нее все мужики деревни вставали в охотничью стойку, а их жены злобно пускали ядовитую слюну вслед. Но кроме отличной фигуры у Инги было красивое личико: яркие голубые глаза, пухлые губы, почти всегда накрашенные красной помадой, высокие скулы и прямой идеальный нос. Пожалуй, с такой внешностью она вполне бы могла удачно устроиться в жизни, если бы не уехала из города.

Сейчас ее светлые локоны были уложены в затейливую прическу, высокую грудь обтягивала черная кожаная курточка, а на том месте, где должна быть юбка, выглядывало что-то больше похожее на кожаный пояс.

– Вот, полюбуйтесь, и эта шалава наших детей учит еще! – возмущенно прошептала бабка Афанасия, прытко обгоняя меня на повороте.

Я не нашлась что ответить. В конце концов это не моих детей учит Инга. А потому какое мне дело, в чем и как щеголяет местная учительница?!

Постояв некоторое время в раздумьях, я все же отправилась домой, ожидая от Христофоровны нагоняй за долгую прогулку. Честно говоря, мне и самой было немного стыдно, все же я деньги получаю за уход за старушкой, пусть она и называет меня секретарем, а не сиделкой.

Уже подходя к воротам, я заметила на участке машину. Красная иномарка аккуратно припаркована на бабкиной клумбе, и я даже представить себе не могла, что за самоубийца сделал такое. На кухне горел свет. На столе тарелка с остатками пищи. Интересно, что же это за гость такой к нам пожаловал?! И каким образом он сумел проникнуть в дом?

3

Из комнаты бабки доносились голоса. Говорил в основном мужчина, а Христофоровна лишь что-то мычала в ответ. В груди похолодело. Неужели грабитель? Проник в дом, обчистил холодильник и теперь выпытывает у моей бабули, где деньги хранятся? Я, схватив из холла выходную бабкину клюку с тяжелым набалдашником, и, стараясь не шуметь, на цыпочках подошла к двери.

– Где они могут быть? – мужчина явно выпытывал из Христофоровны места заначек.

Ну все! Я поняла, что просто не могу бросить бабулю на растерзание преступнику и, с криком «руки вверх», ввалилась в комнату.

– Ромочка, деточка, я же говорю тебе, сказки это все, – ласково ответила она, даже не взглянув в мою сторону.

– Это что? – спросил симпатичный брюнет, таращась на меня, так и застывшую посреди комнаты с клюшкой наперевес.

– Это? А-а-ах это… не обращай внимания. Взяла по доброте душевной малахольную в секретари, да вот думаю, что поспешила, – прошипела бабка, грозя мне кулаком.

– А-а-а… – парень явно потерял ко мне всякий интерес, – бабуль, я попозже зайду, вещи нужно разобрать.

– Иди-иди, Ромочка! Отдохни с дороги. Женька! Ну-ка подавай на стол быстро, не вишь, гость приехал, внучек мой родненький.

– Не, бабуль, не надо. Я уже распробовал эту стряпню. Так себе, конечно, но чего с голодухи не съешь, – нагло ухмыльнулся этот хмырь, и, чмокнув бабку в щеку, вышел из комнаты.

Бабка довольно щурилась, а я хватала ртом воздух от возмущения. Нет, ну это надо же! Меня при мне же и обсуждают.

– Вы, Сандра Христофоровна, веселитесь-веселитесь. А я пока вещи пойду соберу, сколько ж можно уже издеваться-то!

– Да стой ты, шутим мы. Готовишь ты, конечно, неважно, но съедобно, и то ладно. Вот Людка, до тебя стряпала тут, так я два раза с отравлением в больницу попадала.

– Это вы типа так извиняетесь?

– Типа да. Садись, чего встала?! Что там эти плебеи? Рассказывай давай, что в мире творится, а то страсть как скучно. Хоть внучек приехал любимый, порадовал бабку.

Я устроилась в кресле напротив бабкиной кровати и нагло закинула ноги на него. Христофоровна этого страсть как не любила, но сегодня я решила, что она в моих руках. Раз старушка извиняется, значит все-таки я ей нужна. А раз нужна, так пусть потерпит некоторые неудобства. В конце концов не только ей надо мной измываться можно.

– В деревне одноглазая Маринка перепугала сегодня всех до смерти.

– Нажралась что ли?

– А то! Тетка Катя из-за нее чувств лишилась.

– Единственный нормальный человек во всей преисподней.

Надо же… я-то думала, что бабка всех жителей за людей не считает, а вон тетка Катя чем-то угодила старушке моей. Кстати, преисподней бабка называла деревню не просто так. Говорила, что за свои грехи деревенские и живут как в аду. Во хмелю и без надежды на светлое будущее.

– Она ведь не здешняя. Сколько ж ей сейчас? Так… – бабка что-то высчитала в уме и продолжила, – Ага. Шестьдесят значит. Замуж она по дурости за Виталика Поливайкина вышла в семьдесят девятом. Из соседней области сюда зачем-то прикатила, в глушь эту. Дура безмозглая. А Виталик-то что?

– А что он?

– Ух он и бил ее. Смертным боем. Я когда дом-то обжила, уж в девяносто втором дело было, как-то вышла до магазина. Смотрю, лежит Катя избитая вся. Нос поломал, козел! Ну я в дом ее, все дела. Разговор завела с ней. Помню, злилась сильно, что в полицию и скорую не хочет обращаться. Жалела она его, глупая. Хорошо хоть помер в девяносто пятом, изверг. Захлебнулся собственной рвотой, зараза.

– А что же сейчас-то Катерина не заходит? Вот бы вам общение было.

Бабка вдруг нахмурилась, сплюнула в сторону и замолчала.

Зная, что из Христофоровны и клещами не вытянешь того, что говорить сама не захочет, я сочла разговор завершенным, и пошла готовить ужин. Но про себя все же решила, что обязательно узнаю у тетки Кати, что за черная кошка пробежала между женщинами, и почему ни смотря ни на что, бабка по-прежнему считает ее единственным нормальным человеком в Духовке. Уже смешивая тесто для оладий, я вдруг вспомнила, что бабка так меня заболтала, что я и забыла совсем расспросить ее о внуке. За полгода, которые я здесь работаю, ни разу, ни полусловом Христофоровна не обмолвилась о Роме. Ну ничего, придет время, сама узнаю, чего бы мне это не стоило. Уж больно загадочный этот внучек. И подозрительный.

На следующий день, переделав все домашние дела, и накормив Христофоровну, я решила прогуляться в лесу. Погода с утра стояла чудесная. Живописные виды почти дикой природы в столь отдаленном от цивилизации месте располагали к умиротворению и молчаливому созерцанию.

Романа со вчерашней нашей первой и последней встречи я так и не видела, и слава богу.

До сих пор сердито вспоминала его язвительное замечание по поводу моей стряпни. Бабка сказала, что внук очень рано отправился на рыбалку, благо дело это с детства уважал. При этом насмешливо на меня поглядывала, а я гадала, что это обо мне подумала старушка. Надеюсь, не то, что ее внучек мне понравился. Совсем нет. Точно нет. Никогда не любила напыщенных индюков, уверенных в своей неотразимости. Даже если это и правда было так. Да и старые раны до конца не срослись, и уж что-то, а романов в ближайшее время я точно не планировала.

Побродив по округе, и нарвав небольшой букетик цветов, я присела у березки, и принялась плести венок. Венок получался ярким, но кривым. Я вновь и вновь распускала его, и сама не заметила, как, в конце концов, заснула. Проснулась я от ощущения чьего-то взгляда. Открыла глаза и, отшатнувшись назад, ударилась головой о дерево.

– Больно? – насмешливо спросил Роман. Никакого сочувствия в голосе я не услышала и это еще больше разозлило.

– Приятно, блин! Я, знаешь ли, обожаю биться головой обо все подряд, – огрызнулась я, с кряхтением вставая. Он было протянул руку, чтобы помочь мне подняться, но я в негодовании отмахнулась.

– Оно и заметно, – засмеялся мой новый сосед. Гад!

– Что тебе заметно?!

– Заметно, что только такая красотуля как ты может одна гулять по лесу, не боясь злодеев.

– Ты про себя что ли? Так вот почему ты так смотрел на меня… может мне в полицию сообщить? – невинно поинтересовалась я.

– Ой, вэй… мне нравится, как ты мило сердишься. У тебя сразу щечки краснеют, и правый глаз дергаться начинает.

– Да пошел ты! – огрызнулась я.

– Куда прикажет сердитая мадам? Ради вас хоть на край света, – он снова засмеялся и склонился в шутливом полупоклоне.

– Шут гороховый, – крикнула я ему и поспешила к дому.

Черт! Черт! Угораздило наткнуться на такого… такого… я, так и не придумав, как бы назвать нового знакомого, выругалась, надела купальник, и, прихватив полотенце, отправилась к озеру.

Вода в нашем озере чистая-пречистая, прозрачная до такой степени, что дно видно чуть ли не до середины.

Я обожаю встречать здесь закат, наслаждаясь красками вечерней природы. Солнце лениво сползает за деревья, оставляя на небе разноцветные полоски. Воздух, чистый и звонкий, как хрусталь, проникает внутрь, течет по венам и артериям, попадая прямиком в мозг. Мысли становятся чистые-чистые, ясные и прозрачные. Озеро находится далековато от деревни, и потому я почти всегда наслаждаюсь одиночеством в этом месте.

Деревенские облюбовали большой пруд, и даже оборудовали там что-то наподобие городского пляжа. Откуда-то приволокли полуразваленные лежаки, пару зонтиков, честно стащенные из какого-то кафе, доставляли на чьей-то газели. Каждый год старательно расчищают его, подвозят свежий песок. Если бы не отдыхающие из соседних деревень, купались бы там два с половиной человека, хоть и в Духовке сто домов, а все же отдыхать людям особенно некогда. Работа, огород, да хозяйство.

Вообще, здесь хоть и пьют поголовно все мужчины, и частично женщины, а народ вполне трудолюбивый и крепкий. Сказать, что живут они бедно – не скажешь. Мужчины ездят работать на вахту, кто куда. Женщины одни справляются с животными, детьми и домашними делами, успевая ездить на ближайший к Духовке рынок, чтобы продавать мясо, яйца, огурцы. Небольшая школа, куда бегают ребята из трех соседних деревень, магазинчик со всем самым необходимым, фельдшерский пункт. Жить можно.

Занятая такими мыслями, я загорала на расстеленном полотенце, и не сразу заметила, что рядом кто-то есть. Да что ж это такое! Я открыла один глаз. Так и есть – соседушка. Роман, ничуть не смущаясь, расстелил большое покрывало справа от меня, стянул шорты, оставшись в красных плавках. Потом долго копался в сумке, и, наконец, достал тюбик и протянул мне.

– Намажь спину, а то обгореть недолго, – нагло улыбался он.

Я молча поднялась, и принялась одеваться.

– Ну ладно-ладно. Я дурак, извини.

В голосе его никакого раскаяния не угадывалось.

– Ну хоть спину-то намажь, – протянул наглец, на что я, девушка вполне воспитанная и интеллигентная, показала ему средний палец, и, не прощаясь, потопала по тропинке к дому.

– Ну и вали! Сама же еще приползешь, – закричал Роман вслед.

Как мило! Придурок… нет, ну каков, а. Интересно, надолго он к бабке приехал? Мне от него что, прятаться теперь?

Дома я первым делом приняла душ, повесив полотенце и купальник сушиться на веревку во дворе. Хорошо Христофоровна не видит сие непотребство. Бабуля моя страсть как не любит это дело, считая, что я превращаю усадьбу в деревенскую хибару такими украшениями.

Внизу хлопнула дверь, когда я как раз досушивала волосы феном.

Спускаться вниз и встречаться с внучком не было никакого желания, но готовить обед нужно, а потому я навесила на лицо самую милую свою улыбку, накинула длинную рубашку до колен, заплела волосы в две косы и вышла в холл. Как жаль, что на кухню из моей комнаты нет прямого хода. Хотя, как я обнаружила спустя минуту, это бы мне сильно не помогло.

Роман, развалившись на диване, накладывал остатки оладий в тарелку. По телевизору шла очередная политическая передача, и Роман с интересом вслушивался в перепалку странных людей в зале.

– Вкусно! – отметил он, с интересом меня рассматривая.

– Вкусно?

– Да, я же говорю! Очень вкусно.

– Ну не подавись тогда, – припечатала я.

В этот самый момент внучек вдруг выпучил глаза, схватился обеими руками за горло, и открыл рот, из которого донеслись страшные сипы и хрипы. Я в ужасе смотрела на Романа, не в силах поверить, что мое пожелание не подавиться, сказанное с издевкой, сработало. Господи, что же делать?! Он, конечно, тот еще придурок, но не бросать же его здесь умирать? Что делать-то?

Я в два прыжка подскочила к парню и принялась что есть силы долбить его по спине ребром ладони. Хотя я слышала, что вроде этого делать как раз нельзя, но что можно делать я знать не знала, а помочь хотела. Не хватало мне еще тут трупа. Внезапно Рома перестал задыхаться, перехватил мою руку и притянул меня к себе. Гад! Симулировал значит.

Я вывернулась кое-как и с силой влепила ему пощечину. А он… он смотрел на меня, и громко ржал. Нет! Это невыносимо! Ну, внучек, войну значит объявил мне. Будет тебе война!

Самое интересное, что все наши действия походили на немое кино. Никто не произнес ни звука, и лишь настенные часы нарушали тишину в кухне. Все так же молча я отвернулась к плите, чтобы поставить кастрюлю с водой, и тут в кухне раздался голос бабки:

– Мы жрать сегодня будем?!

– О! Бабуля! – Роман вскочил с дивана, и протянул руку Христофоровне. Надо же, какой джентльмен.

– Сандра Христофоровна? Вы почтили кухню своим вниманием? – удивилась я.

Кстати говоря, сейчас я не язвила. Просто бабка всегда считала место, где готовится стряпня, наделом прислуги, вроде меня. Обедать она предпочитала в столовой, когда выходила из комнаты, или в своей спальне.

– Тебя спросить забыла. Нет, Ромочка, ты представляешь, язвит и язвит, стерва малахольная!

– Ничего, бабуль, мы ее быстро отучим со старшими так разговаривать, – сладким голосом протянул внучек.

– Я вас не смущаю? Может вы сами тут? – я развела руками, показывая на кастрюли.

– Нет-нет, дорогая. Это твоя вотчина, – улыбался Роман.

– Да, Женя. Рома говорит дело. Ты это, в столовой накрывай, как готово будет. Да давай как-то пошустрее что ли. Все кишки уже свело, еще немного и помру.

– Ты уж помрешь, дождешься, ага… – прошептала я, когда они вышли из кухни.

Нет, ну ты посмотри, что делают изверги. Я им что, девочка на побегушках?! Уволюсь, вот завтра прям и уволюсь к чертовой матери. Нашли, видишь ли, себе грушу для битья.

Немного успокоившись, я принялась за готовку, одним ухом слушая новости. Готовка меня всегда успокаивала. Бабка хоть и доводит меня часто, но и поесть тоже любительница по пять раз на дню.

А потому приходилось вертеться, чтобы удивить Христофоровну различными блюдами. Так что успокаивалась я часто, за что ей отдельное спасибо.

Сегодня решила покорить бабулю диетическим столом в отместку за издевательства, а заодно и проучить Романа. Будут вам, ироды, кабачки пареные, да каша перловая. А что, вкусно и полезно, злорадно посмеивалась я. В какой-то момент в голову закралась постыдная мысль испортить кашу солью, а еще лучше плюнуть в тарелку Ромке, но кое-как я справилась со своим желанием и понесла всю эту красоту, украшенную пучком петрушки, в столовую. Уже подходя к двери, услышала бабкин голос:

– Ты почто девку обижаешь?!

– Да, а чего тут еще делать-то, бабуль? Хоть секретаря твоего позлить. Смешная такая, когда злится. Щеки раздует, того и гляди взлетит.

– Ну-ну… ты мне смотри, до каления не доведи. Девка-то ладная, другой мне такой ввек не сыскать.

Я чуть не прослезилась от речей старушки. Но пришлось вернуться в кухню, чтобы все же бухнуть Роману ложку соли в кашу.

Я, ласково улыбаясь, накрыла на стол. Бабка с подозрением уставилась на то, что бог послал ей сегодня, но промолчала. Ромка тихонько подхихикивал. До тех пор, пока не попробовал кашки. Глаза его тут же поползи на лоб, и он бросился вон из столовой. За водой видимо. Христофоровна погрозила мне кулаком, посмеиваясь в сторонку. А я была довольна. Маленькая месть свершилась, и теперь нужно готовиться к обороне. Я почти наверняка была уверена, что Роман будет мстить. Время, проведенное с внучком под одной крышей, обещало быть веселым.

4

Утром я, как всегда, первым делом проведала бабку. Христофоровна сладко похрапывала, пришлось ее разбудить, так как давно пора было вставать, да и разогретый завтрак – это уже помои. Бабка, недовольно щурясь, спросила не вставал ли еще внучок, на что я огрызнулась, что следить за мальчиком тридцати лет не нанималась.

– Кстати, я все спросить хотела, – начала я, когда Христофоровна приступила к завершающей фазе завтрака – распитию кофе с коньяком.

– Ну не томи, спрашивай, – у старушки сегодня было на редкость хорошее настроение. Вообще я, заметила, что с приездом внучка бабка стала как-то веселее и гораздо благодушнее.

– Какой же он вам внучек, если братьев-сестер у вас не было отродясь?

– Дура что ли? – покрутила бабка у виска, – а двоюродные на что? Веркин это внук, сестрицы моей, дальняя родня значит. Однако ж мне роднее и нет никого. Ты вот спрашивала кому наследство. А ему и останется все. С остальными как-то не заладилось, а этот терпеливый всегда был, да ласковый. Маленьким часто у меня гостил. В тех внуках хитрости да наглости хоть отбавляй, а в этом нет совсем. Святая простота, а не мальчик.

На этом месте я захлебнулась кофе. Это в Романе наглости нет? Это он святая простота? Насчет хитрости не скажу, конечно, но наглее парня еще поискать нужно. Но бабке я рассудительно ничего не сказала. Это мне он мужик противный, а ей почти единственный родной человек. Нечего старушку расстраивать. Да и разве послушает она меня.

– Ты, коли дела все переделала, иди-ка прогуляйся, – сказала Христофоровна.

А я удивилась. Обычно бабка терпеть не может, когда я выхожу из дома. А тут нате вам, сама выпроваживает. Может присутствие внучка на нее так действует?

– Спасибо. Пройтись не помешает. Погода прекрасная. А, кстати, вы говорите Роман вчера на рыбалку ходил?

Бабка подозрительно на меня уставилась.

– Ну ходил.

– А рыба-то где? – невинно поинтересовалась я.

– А дык не поймал видать, – развела она руками, пряча взгляд.

Ох, чую не договаривает что-то бабуля моя. Что уж у них там за тайны не моего ума дело, конечно, но интересно-о-о…

В доме по-прежнему стояла тишина. То ли внучек все еще спал, то ли уже ускакал куда-то с утра пораньше. Где же он вчера был?

***

Идти до озера от дома всего ничего. Метров двести прямо, затем с пригорка вниз спускаешься и вот оно, расстилается зеркальной гладью перед глазами. Я на ходу сняла футболку, и завязала волосы резинкой в пучок. На берегу расстелила плед, придавив его бутылкой с водой. Легкий ветерок может унести лежак, пока я буду плавать.

Сбоку послышался слабый стук. Показалось?

Но стук повторился вновь. Как будто ладонью по воде шлепают. Справа камыши, именно оттуда доносилось шлепание. Я подошла поближе. В кустах что-то белело. Я раздвинула ветки и вскрикнула. В камышах, запутавшись волосами о корягу, лежала девушка. Мертвая, наверное. Раз вниз лицом, значит точно мертвая.

Тело изрядно распухло и выглядело очень жутко. Сине – багровое, оно от легкого ветерка качалось в воде, издавая этот негромкий звук.

Господи… я, не зная, как поступить, звонить ли из дома в полицию, или бежать за подмогой в деревню, просто бросилась по дороге. Бежала я до тех пор, пока не наткнулась на чью-то грудь.

– Помогите!

– Тихо-тихо… что случилось? – передо мной стоял Роман, такой живой и теплый, что я порадовалась даже ему.

– Там…там… – я указывала рукой в сторону пляжа, и громко стучала зубами.

– Что там? – странное дело, но оказывается Роман вполне умеет разговаривать человеческим голосом, без этих своих ухмылок и издевок.

– Там, кажется, труп, – ответила я и разревелась.

– Я сейчас! – Роман оставил меня на дороге, а сам бросился к пляжу. Вернулся минут через пять, с кем-то разговаривая по телефону.

– В общем так. Иванычу я позвонил, ты пока в дом иди, водки что ли выпей, у бабули есть. А я его тут подожду.

Иван Иванович Резников – участковый, жил в поселке и там же, в отделении почты находился его кабинет. Впрочем, в нем, Иваныч, как привыкли за глаза называть его деревенские, почти никогда не находился, большую часть рабочего времени находясь в разъездах по вверенной ему территории. А это, ни много ни мало, четыре деревни и сам поселок. Да и рабочее время, честно говоря, нормировано было лишь формально. На деле же, Иваныча часто вызывали по ночам на пьяные драки, а то и убийства.

– Нет! Я тут. Мало ли… – зачем-то воспротивилась я.

Хотя в доме мне однозначно было бы уютней, чем здесь, но мне отчего-то хотелось проследить до приезда полиции, чтобы все было нормально на месте преступления. Хотя какой уж тут нормально, если в воде плавает чей-то труп. Бедная… как же это она так? Неужели утонула? Но платье… может пьяная была, в воду полезла… мысли о несчастной не давали мне покоя. Роман топтался рядом и снова начал меня раздражать. Я уже вообще пожалела о той своей минутной слабости, когда позволила себе разреветься в его присутствии.

Вскоре о происшествии на озере откуда-то узнала вся деревня, и большинство ее жителей столпились возле кустов. Роман покрикивал на граждан, чтобы не затаптывали место возможного преступления, но разве его кто слушал?! Гомон стоял такой, будто не в печальных событиях участвует народ, а на свадьбе во время выкупа невесты. Духовские строили предположения одно за другим, но посмотреть кто же лежит в воде никто почему-то не решался.

Ждать участкового пришлось долго. Оно и не мудрено, учитывая состояние проселочных дорог.

Наконец, к озеру подъехала новенькая Нива и из нее выбрались двое мужчин. Первый, седовласый и усатый Иваныч, не оглядываясь на окружающий пейзаж пошел к толпе.

Недавно участковому исполнилось шестьдесят, но вряд ли кто-либо смог бы усомниться, что он вполне еще может дать фору молодым коллегам. Всегда подтянутый и суровый, Иваныч производил на местную шпану неизгладимое впечатление. Ему иногда даже говорить ничего не нужно, одним взглядом Иваныч вызывал оторопь и страх у всех, кто хоть раз преступил черту закона. За Иванычем из машины выбрался молодой парень, на вид почти мальчишка. На безусом лице ярким пятном выделялся крупный нос, щеки и лоб были усыпаны яркими веснушками. Парень огляделся и поцокал языком. Видимо, остался в восхищении от здешних красот. Да, что ни говори, а у нас тут красота такая, что дух захватывает.

Рома перехватил Иваныча по дороге, и что-то начал тому втолковывать. Участковый тут же недовольно посмотрел на меня, будто я в чем-то виновата, а Рома позвал меня к ним. Народ опасливо глядел на участкового, но подходить близко не рисковал. Жива еще в наших краях поговорка «от тюрьмы до сумы не зарекайся». Вот они видимо и предпочитали подальше быть от представителя этой тюрьмы.

В нашей жизни что главное? Главное вовремя слинять. Вот так и поступило большинство жителей Духовки, бочком-бочком покидая пляж.

Иваныч, видя такое безобразие, никого задерживать не стал, а лишь усмехнулся в свои пышные белые усы.

– Здравствуйте, Евгения Петровна, – козырнул он отличной памятью, хоть и встречались мы с ним всего один раз. И тот в магазине, ожидая привоза хлеба.

– Добрый день, Иван Иванович! Хотя какое уж оно доброе…

– Вот уж зрите в корень. Тело вы обнаружили?

Я вздохнув, кивнула.

Иван Иванович поцокал языком, покачал головой, скривил губы и недовольно покрутил правый ус. Мы, не спеша, направлялись к кустам.

– Я купаться как раз собралась. Вдруг слышу, плеск какой-то. Ну и пошла посмотреть. А там вот… – в этот момент капитан как раз раздвинул кусты, и я показала на тело.

– Налицо утопление. Самоутопление в смысле. Уже опознали родные-то?

– Нет пока. Мы никому и не разрешили тело трогать до вашего приезда. А так как опознать-то? Вниз же лицом лежит, – развела я руками, стараясь не смотреть на раздутый труп.

– Иван Иванович, глядите-ка, – протянул спутник участкового.

Пока мы болтали, он уже успел перевернуть труп. Иван Иванович присел с ним рядом, присвистнул и вздохнул:

– Вот тебе и утопленница. Блин, вызывай Леха бригаду. Пусть работают.

Иваныч поднялся и пояснил:

– Алексей Горев, стажер мой. Прислали вот. Чую, на пенсию меня отправят в скором времени, отработал свое Иваныч, отпахал…

Леха достал телефон и принялся втолковывать что-то в трубку. Видимо собеседник ему попался на редкость непонятливый, или Леха плохо объяснял, потому что он то и дело срывался на мат, силясь объяснить тому, что случилось, и куда нужно ехать. Я всего на секунду бросила взгляд на труп, но тут же желудок протестующе поднялся к горлу, и я бросилась в соседние кусты.

– Эй, товарищи! Ну-ка кого-нибудь сюда мне для опознания давайте, – крикнул духовским Иваныч.

Народ, посовещавшись, выдвинул бабку Афанасию. Расчет местных видимо был прост. Афанасия в свое время служила надзирательницей в тюрьме, характером обладала боевым и безжалостным. Такую никакими трупами не испугать. Афанасии хватило одного взгляда, чтобы безоговорочно ответить, что в кустах лежит Инга Молчанова.

– Учительница? – уточнил Иваныч.

– Она самая. Учить-то она учит, – зашептала бабка, – да на разврат падкая, прости Господи мне язык мой грешный!

Афанасия принялась креститься и шептать молитву, а участковый терпеливо ждал, что она еще поведает.

– На какой-то такой разврат? Сами видели? Или слухи?

– Да кто ж за ней следить что ли будет? Рожа у нее блудливая. Была. Прости Господи грехи мои тяжкие, – снова закрестилась Афанасия.

– Ну да…рожа это аргумент, – фыркнул Иваныч и отпустил Афанасию с миром.

Я подошла к Роме в тот момент, когда на озере раздался многоголосый шепот «Иринка идет». Ирина – мать Инги, сломя голову неслась по тропинке и кричала. За ней бежала младшая дочь, а народ в ужасе смотрел на страшную картину.

– Ну, епрст! – выругался участковый. – Мать идет.

Когда Ирина подбежала к нам, он попытался удержать ее, да куда там. Ирина увидела дочь, закричала страшным голосом и упала на траву. Тут же подбежал народ. Иваныч махнул Лехе, и тот помог донести женщину до машины.

– Ты в общем тут оставайся, вот с ними что ли, – указал он на нас с Ромой. – А я ее сейчас до дома что ли довезу, или до медпункта, к Юрке.

Я снова кивнула, и участковый при помощи жителей донес Ирину до машины. Младшую дочь, пятнадцатилетнюю Карину, тетка Катя ласково гладила по голове и вела за собой. Девочка молчала и выглядела отрешенной. Да уж… Карина наверняка сейчас в шоковом состоянии. Хорошо хоть она не стала глядеть на погибшую сестру.

Иваныч вернулся только часа через два, злой, как черт.

– Плохи дела, – сказал он, – поехали мы значит в медпункт, а там никого. Ну нашатырем ее кое-как в чувство привели. Тут мне дочь ее и говорит, мол убитая с Юркой – фельдшером этим самым, из медпункта ушла. И когда успели снюхаться-то? Почему я не знал?! Ну в общем мы к нему. А его и дома нет. Проверили – нигде нет. Такие дела.

– Ну это ж хорошо, – хлопнул в ладоши Леха.

– Чего хорошего-то?

– Так вот же у нас уже и подозреваемый в убийстве есть. Это же замечательно!

– Дурак ты, Лешка, – беззлобно ответил капитан. – Молись лучше, чтоб у нас трупа второго не было. Эх… пожрать бы сейчас… с утра ничего не ел.

Рома украдкой посмотрел на меня, и я предложила принести какой-нибудь снеди прямо сюда, многозначительно глядя на кусты. От Иваныча не укрылся мой укоризненный взгляд, и он предложил, чтобы я накормила их после того, как на место приедет группа.

Наконец, Иваныч отправил нас домой, предварительно еще раз допросив и записав наши показания, и пообещал зайти попозже. Рома всю дорогу молчал, лишь дома ответив на мучивший меня вопрос, как же убили Ингу.

– На шее у нее следы от удушения. А уж чем душили, я знать не знаю.

– А как думаешь, фельдшер-то жив? Это он ее того?

– Да мне откуда знать? Чего ты пристала-то? – неожиданно вызверился Рома.

Ну ладно, гад! Я-то было уж подумала, что ты человек нормальный, а ты так значит… интересно, что его так разозлило в моих вопросах? Прямо занервничал весь, как об убитой спросила. Неспроста это…

Христофоровна недовольно фыркала и кривила лицо. Ромка вкратце поведал бабуле о наших приключениях и предупредил, что в гости ожидаются представители власти.

– Снюхались? – старушка прищурила глаза, глядя то на меня, то на внучка.

– Да упаси Господь, – фыркнула я.

– С ней?! – в унисон мне воскликнул этот гад.

– Ну-ну, – мерзко захихикала Христофоровна, а я, пожав плечами, пошла готовить обед.

Полицейские объявились лишь часам к шести вечера. Уставшие и злые они молча поужинали и, поблагодарив за прием, и записав наши с Ромкой показания, отбыли восвояси. Но перед этим Ромка все же выпытал у них, что фельдшера они так и не нашли, и где он теперь обретается – одному Богу известно.

Следователь лет сорока, капитан Лютаев, записал наши контакты, взамен оставив свои, и просил звонить ему в случае чего. Что должно было случиться я уточнять не стала, надеясь, что все-таки подобные сегодняшнему приключения меня в дальнейшем минуют. Леха многозначительно улыбнулся мне, подмигнул, и, козырнув на прощание, уселся в машину. Ромка при этом немного скривился, но, заметив, что я за ним наблюдаю, недовольно покачал головой и отправился к дому.

Тело Инги увезли на экспертизу, ее мать забрала скорая помощь, чтобы доставить в городскую больницу. Карину приютила у себя тетка Катя.

Скорее всего, будь это несчастным случаем, через день-два, немного посудачив о происшествии, и перемыв погибшей косточки, все быстро забыли бы о случившемся. Если бы не два жирных «но». Во-первых, это не было несчастным случаем, а во-вторых, убийца все еще на свободе. И где он появится в следующий момент, никто не знал.

5

Ночью меня разбудил какой-то странный шорох у моей двери. Такое ощущение, что кто-то топтался около, не решаясь постучать и войти. Я, заинтригованная донельзя, включила ночник у кровати, накинула халатик и подошла к двери.

– Кто там? – почему-то шепотом спросила я.

– Свои, – так же шепотом ответил мне Рома.

– Свои в такое время в постели спят. В своей.

Я резко распахнула дверь и Роман, видимо, облокотившийся на нее, и не ожидавший такого вероломства с моей стороны, просто-напросто свалился на мой порог. Я противно захихикала, а он… надулся как мальчишка.

Сейчас, стоя на четвереньках у моего порога, сонный и надутый, он совсем не походил на того напыщенного индюка с нашей первой встречи. На какой-то момент мне даже стало его жаль, но я быстро погнала от себя эти мысли, решив, что парень все-таки крайне подозрительно отирался у моей двери поздней ночью. И еще неизвестно что бы он сделал, не проснись я так вовремя.

Рома, весь взъерошенный и красный от стыда и злости, резко встал, немного оттолкнув меня в сторону и не спрашивая разрешения закрыл дверь. Сам он при этом остался у меня в покоях, чем очень сильно меня нервировал.

– Эй! Ты чего удумал? Я сейчас кричать буду! Пусть бабушке станет стыдно за внучка.

– Дура что ли? На кой ты мне сдалась? Я по делу.

– Сам дурак, – обиделась я.

В конце концов, не такая я уж и страшная, чтобы не хотеть меня… тут же мне стало смешно и стыдно от таких своих мыслей, и я решила не обращать на слова внучка никакого внимания. Кроме последних. Что за дело его привело ко мне в такое время, интересно.

– Ну говори, – я уселась на кровать и демонстративно зевнула.

Ромка скривился, но все же сказал:

– Я тут вот что подумал. А не прогуляться ли нам с тобой до деревни?

Я округлила глаза и молча покрутила пальцем у виска.

– Да не бойся ты, я ж не на свидание. Тем более ты не в моем вкусе, как оказалось. Слишком острая, как чили. А у меня изжога от острого и гастрит начинается.

Я чуть не подавилась от таких его слов, но про себя порадовалась. Приятно, что я могу доставлять мужскому полу такие болезненные ощущения. Так им, противным.

– К тому же ты явно феминистка, а они, как известно, конкретно чокнутые, – как ни в чем не бывало продолжил он.

Ну я и показала ему, что такое по-настоящему чокнутая, очень удачно треснув его под коленной чашечкой. Ромка ойкнул и схватился за ушибленную ногу.

– Зачем в деревню идти? Ты так и будешь мямлить? – прошипела я, не обращая внимания на его зверское выражение лица.

– Занадом! Достала ты меня. Что ты злая-то такая! Фельдшера выслеживать будем!

– Ого! Интересно, как?

– На месте разберемся. Но чую я, он в деревне. У кого-то прячется. Надо сеновалы проверить, где-то там он, наверняка.

– Как у тебя все просто, – хмыкнула я. – А почему ж ты думаешь, он в город не подался? Если это он Ингу убил, было бы логично смыться из деревни.

– Ну… – замялся Ромка, – может и подался. Если это он конечно убил. А что, если нет?!

– И как ты себе представляешь это все?

– Слушай, если ты трусишь, оставайся. Я могу и один пойти. Думал просто, что тебя заинтересовало это дело.

– Один-один… я прям вижу, как тебя за шкирку поймают и выгонят с позором. Ладно уж… выйди. Я переоденусь.

Ромка, стараясь не показывать своей радости, все-таки он милаха, сурово кивнул и вышел из комнаты.

Я, быстро выбрав подходящий случаю наряд, черные водолазку и спортивные штаны, заодно прихватила и рюкзак, куда уже на кухне кинула фонарик, бельевую веревку, бутылку воды и пару бутербродов.

Ромка, видя мои приготовления, тихонько посмеивался в уголке, пока я не прикрикнула на него. И правильно сделала, потому что все это нам впоследствии очень даже пригодилось.

Выглядели мы с Ромкой как заправские грабители. Оба в черном, чулок только на головах не хватает.

– Как ты себе это представляешь? Мы что, все сеновалы обшаривать будем? И чем? Вилами? – шипела я всю дорогу, не видя никакой перспективы поймать предполагаемого убийцу.

– Зачем все? – удивился Ромка. – Мы только их с матерью сарай обшарим и все.

– Я не пойму, тебе-то какой интерес со всего этого?

– Как какой? – он округлил глаза, – Я выполняю свой гражданский долг!

Я немного зависла, размышляя, шутит он, или говорит всерьез, как вдруг в тишине раздался женский крик.

Ромка, украдкой взглянув на меня, бросился на шум. Я, естественно, припустилась за ним, и вскоре мы оказались возле дома Афанасии. В окнах загорался свет, люди выходили на улицу, в чем спали, чтобы узнать, что случилось. Виновница шума, Афанасия, торжествующе уставилась на окружающих.

– Что случилось? Это вы кричали? —спросил Ромка.

– Я, а кто ж еще?! Проверка связи, – мерзко захихикала старушка.

– Не понял…

– Ну чего ты тупой-то такой? Проверяла я народ на бдительность.

Духовские недовольно зароптали, но связываться с вредной бабулей никто не решился – себе дороже. Все в округе знают характер бывшей надзирательницы. Враждовать с ней – себе дороже, сожрет без соли и не подавится. Ромка громко матюкнулся, но тоже предпочел промолчать.

В конце концов, действительно, это разве запрещено законом – кричать среди ночи, если тебе девяносто, и разум давно покинул седую голову?!

Народ потихоньку разошелся, сквозь зубы шепча проклятия, а Афанасия, улыбаясь, как сделавший пакость ребенок, вернулась в дом, громко хлопнув дверью.

– Слушай, а это ничего, что мы тут засветились? – обеспокоенно спросила я Ромку.

– И кому какое дело? Мы же не преступление затеваем, – хмыкнул он.

– И то верно! Слушай, а что, если мы его найдем? Ну я имею ввиду, делать с ним что будем?

– Как что? – округлил Ромка глаза, – пытать, конечно.

– Дурак!

– Сама такая. Чего ты вопросы глупые задаешь? Иванычу сдадим и всего делов.

Дождавшись, когда во всех домах погаснет свет, мы с Ромкой наконец вышли на дело. Дом фельдшера, Юрки Плотова, находился в самом конце улицы. Сарай располагался в глубине двора, и нужно было очень тихо пройти мимо двери, ведущей в дом, так как располагались они очень близко друг к другу.

***

В доме, где Юрка жил с матерью, свет не горел и стояла тишина. Ромка приложил палец к губам и на цыпочках подошел к двери, ведущей в сарай. Я стояла ни жива ни мертва. Это же надо, как воры крадемся в чужую собственность. Ромка тихонько приоткрыл дверь, но она все равно еле слышно скрипнула.

В сарае стояла зловещая тишина, и я лично очень сомневалась, что там кто-то может прятаться.

Ромка посветил фонариком по-пустому, заваленному всяким старьем помещению, и указал рукой на лестницу, ведущую наверх. Туда, где Плотовы сваливали сено для скота. Все так же на цыпочках Ромка подкрался к лестнице и стал подниматься.

На мой взгляд, предосторожности излишние, учитывая, что предположительно находившийся наверху Юрка просто не мог нас не услышать, ну или хотя не увидеть свет от фонаря. Хоть мне и не улыбалось карабкаться вверх по довольно хлипкой на вид лестнице, но все же пришлось. Не хотелось показать себя перед Ромой трусихой. Как там гласит поговорка? Назвался груздем – полезай в кузов. Каково же было мое удивление, когда я, взобравшись наверх, в свете фонаря увидела, лежащего без признаков жизни, Юрку.

Я уже было хотела закричать, но Ромка, заметив это, погрозил мне кулаком и приложил палец к губам. Он осторожно подошел к фельдшеру и прикоснулся к шее. Юрка неожиданно вздрогнул, ойкнул, вскочил и бросился бежать. Да только спросонья не сообразил, что люк, ведущий вниз, открыт, и полетел вниз.

– Разбился, – второй раз за пять минут я похоронила фельдшера.

– Твою мать! – ответил Ромка, в два прыжка преодолев лестницу.

– Живой? – крикнула я.

– Живой… еще тепленький.

Когда я спустилась в сарай, перед глазами моими предстал Юрка, корчившийся от боли. Он держался за ногу и тихо стонал. Ромка гладил его по голове, словно маленького ребенка и что-то ему тихо говорил. А я в этот момент подумала – вот так убийца у нас.

Неожиданно дверь в сарай отворилась, и перед нами предстала поистине дивная картина. Юркина мать, Ольга Сергеевна, с вилами наперевес, встала в проходе. Силуэт освещался полной луной и весь ее облик напоминал какого-нибудь маньяка из фильма ужасов.

– Не отдам, – прорычала Ольга Сергеевна, грозно наступая на нас.

– Мама, не надо, – простонал Юра.

– Да уж, Ольга Сергеевна, не стоит, – пропищала я.

Тут женщина заметила меня, как-то совсем горько вздохнула, так, будто из нее выпустили весь воздух, и опустила вилы.

– Ну что, сами все расскажете, или Иванычу звонить? – посуровел Ромка.

– Не надо никому звонить. Что с сыном? – прошептала Ольга Сергеевна.

– Да что ему сделается?! Убегал ваш Юрка, да недалеко. Дай посмотрю, – это уже Юрке.

Плотов поморщился, но согласно кивнул. Я тоже наклонилась, чтобы взглянуть, что там у несчастного беглеца с ногой, но в сарае было довольно темно. Ночь все же на улице. И даже полная луна не давала достаточно света. Пришлось нам тащить Юрку в дом. Нога опухла и немного посинела.

– Наверняка всего лишь ушиб, – утешил Ромка, и приподняв Юрку, быстро от него отстранился. На удивление, тот с трудом, но смог устоять на ногах, а значит Ромка скорее всего прав. С переломом не больно-то получится встать.

Юрка, хоть и охнул при этом, но вполне мужественно захромал дальше сам. Мать заваривала чай, а мы уселись за столом. Странно, но и мне, и видимо Ромке было очевидно, что перед нами никакой не убийца.

– Когда ты последний раз видел Ингу? – Ромка уселся поудобнее, и как ни в чем не бывало, принялся уплетать пирожки, заботливо выставленные хозяйкой на стол.

– Да мы…я…это я виноват. Понимаете, если б я не опоздал тогда. Мы с Ингой договорились встретиться у озера, в девять. Но у меня Витька Кузьмин отлеживался.

– В смысле отлеживался?

– Да плохо ему было, перепил на работе. А чтоб Ленка, жена евонная не узрела сие непотребство, он меня попросил капельницу поставить. Ну я и ждал, когда докапает.

Юрка страдальчески поморщился, вытер рукавом лоб и продолжил.

– Я Инге позвонил, сказал так мол и так, опоздаю. Она кричала, чтоб я с Витькой тогда и спал…эх… да если б я знал, да я бы к чертям его послал, – разошелся он.

– Ты дальше давай. Дальше-то что было?

– Ну она хоть и накричала, но сказала, мол подождет. Погода хорошая была, говорит искупаюсь. Я когда прибежал туда, уже полдесятого было. Смотрю, а Инги нет нигде. Ну думаю, точно обиделась, ушла. И тут мне так в кусты понадобилось, мочи прям не было терпеть. Я туда сунулся как раз, а там Инга, – тут Юрка всхлипнул и горько зарыдал.

Мать подбежала к сыну и принялась гладить его по голове, что-то тихонько нашептывая. Мы с Ромкой переглянулись, и я заметила, что он с нескрываемым злорадством смотрит на Юру. Интересно, с чего бы это? Что этот фельдшер успел ему такого сделать, чтобы даже в такой ситуации он вместо сочувствия испытывал к парню неприязнь?! Ромка увидел мой взгляд и отвел глаза в сторону.

Минут через пять Юрка продолжил свою исповедь.

– Я ее уже на руки взял когда, понял сразу, что она того. Все значит. Она вся такая обмякшая, тяжелая. И пульса уже не было. Я вначале хотел ее в деревню нести, скорую там, полицию вызвать…растерялся весь. В голове-то куча мыслей сразу. И страх, и жалость, и вообще. Вам не понять, – вздохнул он.

– Ну почему же? – тихо сказал Ромка, – я как-то мать схоронил. Давно еще. Тоже на руках умерла.

Ромка отвернулся и замолчал. Я тоже не знала, что сказать. И Ромку и Юрку было очень жаль, но больше всего меня тревожило другое. Получается, что если это не Юрка убил Ингу, то значит это сделал кто-то другой. И этот кто-то сейчас ходит на свободе.

– Я…мне пришлось ее там оставить. Я испугался, что менты на меня подумают. И разбираться же не будут. Не будут же? – наивно уставился он на меня.

– Теперь-то уж точно на тебя думают. Дурак ты, Юр. Что делать планируешь?

– Я…вы что, меня не сдадите?

Я в сомнении уставилась на Ромку, но тот лишь пожал плечами.

– Вы мне верите, да? Верите, что это не я ее? – казалось, Юрка поверить не мог своему счастью.

– Мы-то тебе положим верим. А вдруг мы ошибаемся? – прищурился Ромка.

– Но это же не я!

– Я не могу так рисковать! Тебе придется все рассказать следователям. В свою очередь обещаю, что сделаю все возможное, чтобы тебя там не били. Про ногу твою расскажу.

– Вы издеваетесь, да? – Ольга Сергеевна зло смотрела на Ромку, а Юрка сразу весь поник как-то и будто съежился.

– Нет, зачем?! Я даже с адвокатом толковым помочь могу. Пока суд да дело, мы с Евгенией убийцу ловить будем.

Тут уж я на него уставилась недоуменно, не понимая, как реагировать на его слова. Хотя его доводы теперь уже казались мне вполне логичными. Я могу сколько угодно верить Юрке на слово, но где гарантия, что он не врет? Что, если он сейчас попросту пытается нас одурачить в надежде, что мы уйдем, а он в это время скроется из деревни? Я просто не имею право так рисковать.

Пока Ромка звонил участковому, Ольга Сергеевна в молчании собирала Юркины вещи. С собой значит. Юрка все это время смотрел в одну точку, изредка вытирая рукавом выступающие слезы.

– Вы правда найдете его? – сипло спросил он вдруг.

– Кого? – не поняла я.

– Убийцу.

Я не нашлась что ответить и отвернулась.

Через час приехал Иваныч, и теперь Юрка уже ему поведал все, что знал. Иваныч в свою очередь позвонил следователям, чтобы те, несмотря на ранее утро, обрадованно примчались уже через полчаса. Конечно…неизвестно сколько бы им еще пришлось ловить предполагаемого убийцу. А тут вот он. На блюдечке с голубой каемочкой.

Домой шли в молчании. Каждый думал о своем. Уже поднимаясь в свою комнату, поняла, что меня безумно терзает вопрос, почему Ромка с таким злорадством смотрел на Юрку, когда тот рассказывал об Инге. Что я вообще про Ромку знаю, кроме того, что он бабкин внук? Надо бы разузнать о нем хоть что-то, странный он какой-то. С этими мыслями я и уснула, ворочаясь с боку на бок почти час.

6

На следующий, вернее в тот же самый день, так как уснула я только в шесть утра, проснулась я поздно, и в панике побежала к Христофоровне. Тайны тайнами, а работу-то никто не отменял.

На мое удивление Сандры в комнате не было. Постель оказалась аккуратно заправлена. Я в полном смятении спустилась вниз, где и обнаружила на кухонном столе короткую записку: «Пока лентяйка спит, уехали в город. Будем к ужину со шницелем и люлей-кебаб.»

Не передать словами, как мне стало стыдно за свое поведение. Того и гляди, бабка вовсе уволит меня, и правильно, между прочим, сделает. Где это видано, чтобы работник не приходил на службу вовремя без уважительной причины?! А наше маленькое с Ромкой расследование вряд ли можно считать таковой.

Тут меня пронзила еще более ужасающая мысль. А не за новой ли сиделкой они укатили? А что если Ромка специально подбил меня на ночное приключение?! Ну гад! Будет ему шницель! Будут ему и люли с кебабом. Ишь ты… избавиться от меня захотел. Не на ту напал.

На самом деле было довольно непривычно находиться в доме совсем одной. Хоть обыкновенно Сандра и проводила в своей постели большую часть времени, все же ее незримое присутствие всегда ощущалось мною вполне. Оно давало некое чувство нужности что ли, и я понимала, что мне будет крайне обидно уезжать отсюда. Не сейчас, не сегодня…

Присутствие Христофоровны спасало от одиночества и дурных мыслей. Трудно представать, но, если бы не бабка, для меня все могло закончится довольно скверно. Сейчас я вспоминаю некоторые трудности своей жизни со скепсисом и ухмылкой, а тогда, после тяжелого развода, повязанная неподъемным кредитом и потерей работы, я почти серьезно подумывала о прекращении своего бренного существования на грешной земле. Только мысли о родителях и спасали. Но кто знает, надолго ли хватило этих мыслей, если бы не устройство на эту работу. Бабуля, крайне вредная и ехидная особа, скучать мне точно не давала. Подозреваю, что любовь наша все же была взаимной, иначе она бы давно турнула меня за мои выкрутасы.

Тут я снова вспомнила об их отъезде, и в груди неприятно защемило.

***

Весь день я провела в огороде, пропалывая грядки с клубникой и высаживая новые ряды кустовых роз и тюльпанов. Нынешние мне не очень нравились, ввиду их мелкого размера и невзрачной расцветки.

Совсем недавно я заказала в интернете всевозможные их виды, надеясь, что хоть какие-то да приживутся. Еще, мне казалось, теперь, что цветы – это то, что меня связало с этим домом до тех пор, пока они будут цвести. Глупость, конечно, но очень уж хотелось остаться здесь. Умаявшись, я, наконец, решила немного отдохнуть перед тем, как приступить непосредственно к готовке. Легкий ветерок трепал кроны деревьев, на ветке заливисто распевал соловей, принося успокоение бунтующей душе. Моей, естественно.

Я пила кофе на веранде, когда в голову мне пришло вдруг озарение. А дома-то никого нет. И тогда, спрашивается, что мне мешает спокойно залезть в подвал, ключи от которого так яростно охраняет Христофоровна?!

Как только данная, не слишком умная мысль, пришла мне в голову, я тут же подорвалась с места и поскакала в комнату Сандры. Надо бы сделать слепок ключа – на будущее. Для этого я по пути наведалась в ванную, и схватила с полки мыло. Но в комнате меня ждало разочарование. Ключей в том месте, где я взяла их в прошлый раз, не оказалось, и я чуть не выругалась от досады.

Выходит, Христофоровна что-то заподозрила? Или просто, уезжая из дома, прихватила их с собой? Черт поймет эту старушку. Крайне раздосадованная на свою невезучесть, я забрала с веранды кружку с недопитым кофе, и принялась за готовку.

Музыкальный канал орал на полную мощность, оттого я не сразу услышала звонок в дверь. Чертыхнувшись, вымыла руки, и поспешила к выходу. А там меня ждал сюрприз в виде симпатичного голубоглазого блондина с ведром. Блондин молча смотрел на меня, чуть приоткрыв рот, и я решила, что не такое уж и везение иметь такую внешность, если ты слегка придурковат.

– Вы что-то хотели? – я решила все-таки проявить некое подобие вежливости.

– Я…эм… Денис, – представился парень и протянул мне руку.

Честно говоря, я даже не поняла, как нужно реагировать в такой ситуации – послать парня сразу, или все-таки дождаться внятных объяснений? Интересно же.

– Здорово. И что? – для вида я насупила брови и грозно взглянула на непрошеного визитера.

– Да, глупо как-то. Вы извините.

Он вдруг развернулся и быстро зашагал прочь. Тут мне отчего-то стало стыдно и я, за каким-то лешим в тапочках припустила за ним.

– Ты чего хотел-то? – крикнула я, почти догнав беглеца уже у ворот.

Денис повернулся, удивленно и чуть смущенно улыбаясь и ответил:

– Да мне вода нужна. Чистая. Питьевая. Вот, – он протянул ведро, как бы показывая, что не врет.

– Хм… ну мне воду-то не жалко, конечно. Но можно вопрос, а почему бы в магазине не купить? Тут рядом деревня.

– Да закрыто там. А ехать в соседнюю сейчас не сподручно. Завтра думал туда наведаться.

Пока он говорил, я забрала у него ведро, и мы направлялись обратно к дому. И хоть бы на секунду меня посетила мысль, что нехорошо водить незнакомых мужчин домой. Во-первых опасно, во-вторых, что люди добрые подумают. Еще и бабке настучат. Хотя какие тут люди. Тем более добрые. На полкилометра вокруг ни одной живой души.

– А ты как тут оказался? И почему без воды?

– Да я археолог, – снова смутился он. Такое ощущение, что признался в том, что стриптизер как минимум.

– Да ты что?! – восхищенно ахнула я. – Здорово! Я в детстве тоже мечтала археологом стать. Это так романтично.

– Да нет, – засмеялся он, – чем-чем, а романтикой тут совсем не пахнет. Это такой нудный и муторный труд, который не факт, что успехом увенчается. Точнее, почти факт, что не увенчается. Что-то я совсем запутался. Короче, блажь это все. Хорошо, что не стала.

Все это мы обсуждали, пока я набирала ему воду, оставив парня на пороге дома. Вернувшись к двери, я с облегчением обнаружила археолога, так я его окрестила, там же, где его и оставила. Заодно принесла литровую банку свежесваренного вишневого компота, и он тут же принялся активно благодарить. Даже деньги пытался всучить, на что теперь уже я рассмеялась. Не хватало еще плату со страждущего брать. Компот, кстати, Денис выпил сразу. До дна. Я хотела принести еще, но наткнулась не категоричный отказ. Ну нет, так нет.

– И где ты расположился? А ты один там? А что ищешь? – засыпала я его вопросами.

– Да тут, недалеко. Хочешь покажу?

Признаться, от такого вопроса я смутилась. С одной стороны интересно, конечно, как там археологи работают, а с другой, мало ли зачем он меня непонятно куда тащит? Вот так приедет моя бабулечка домой, а меня и след простыл. И найдут мои косточки по весне, или и вовсе не найдут. Как тут Сандра без меня?! Пропадет же. Пока я все это думала, чуть не заплакала от жалости к бабке и к себе.

– Нет, что ты. Спасибо, конечно, но я на работе. И вообще…

– Ок, – только и ответил он.

Нет, ну вообще. Ок, блин. Вот так. Я тут навыдумывала себе всякого, будто красота моя неземная человека с ума свела, да так, что тут же воспользоваться хочет ею, а он «ок».

– Ну пока, – сухо сказала я.

А этот археолог, мать его, рассмеялся.

– Увидимся. И… спасибо тебе.

И пошел. А ведь хитрый какой. Так ничего и не рассказал. Ни где копает, ни что ищет. Ничего. Знал ведь наверняка, что с ним не пойду. Ну и ладно. Чего я в самом деле так разволновалась. Ну да, парень красавчик. Из породистых, так сказать. Высокий, светловолосый, не блондин прям, а скорее светло русый. Волосы слегка вьются, прям Есенин. А губы-то какие. Когда улыбается, на правой щеке ямочка такая. И ресницы пушистые-пушистые. Мда… размечталась. Археолога мне только не хватало. Я погнала вредные мысли прочь, и тогда вспомнила про мясо.

Все-таки придется бабулю с Ромкой яичницей кормить. Да уж. Выбросив угольки в мусорное ведро, я быстро замесила тесто и нажарила блинов, нафаршировав их с солеными грибами, рисом и луком. Настрогала свежий салат, зажарила омлет из десятка яиц с помидорами, и сервировала стол на веранде. Христофоровна как раз подъезжала к дому, о чем удосужилась заблаговременно сообщить, позвонив на стационарный телефон.

Ромка приехал злой, бабка еще свирепее. Ужин их видимо тоже не порадовал, но я, едва только завидев хмурые лица, поспешила скрыться в своей комнате. В конце концов подавальщицей я им не нанималась, и господа сами в состоянии обслужить себя за столом.

Я завалилась на кровать и, закрыв глаза, сама не заметила, как уснула. Проснулась от тихого шороха в комнате. На улице уже стемнело, лишь кровать освещала луна. Я приподняла голову, и обнаружила возле двери Дуську. Та тихо скреблась, пытаясь выйти наружу. Я нехотя поднялась, открыла Дуське проход, и тут услышала голоса. На цыпочках я шла на звуки, пытаясь делать это максимально беззвучно. Говорили в бабкиной комнате. Я подошла почти к самой двери и приложила ухо к неплотно закрытой створке, стараясь не пропустить ни слова.

Да! Я понимаю, что мне должно быть крайне стыдно. Я также осознаю, что такое поведение недостойно приличной девушки вроде меня. И весь этот поступок можно расценивать как весьма и весьма нелицеприятный с моей стороны. Но куда деть неуемное любопытство, вы мне скажите?! Как быть с темной стороной моей, в общем-то довольно милой, души?! Научил бы меня кто справляться со своими пороками, я бы век ему благодарна была. Короче говоря, в тот знаменательный вечер я таки услышала таинственный разговор Христофоровны с Ромкой, который для моих ушей явно не предназначался.

– Да говорю тебе, там дневник был, там! – в голосе Христофоровны явно слышалось недоумение.

– Но если он был в тех документах, то куда мог деться? – Ромка явно злился.

– Я не знаю. В прошлый раз все было на месте. Да ты сам подумай, куда он мог деться из ячейки?!

– Вот это мне и интересно! А ты не могла кому-то его давать? Ну может посмотреть просто?

– С ума сошел?! – бабка повысила голос и в нем послышались металлические нотки.

– Ну что ты, бабуль, я ничего такого не имею ввиду. Ну может другие документы давала кому, а вместе с ними там дневник был?

– Не было такого, – в голосе бабули вдруг появилась неуверенность.

Ромка видимо тоже это уловил, и спросил Сандру уже совсем по-другому. Мне показалось, что голос его звучал довольно угрожающе.

– Бабушка, ты понимаешь, что дело идет не о какой-то там ерунде?! В этом дневнике миллионы! Десятки, а может и сотни миллионов, учитывая ценность клада?! Без дневника этого проклятого его не найти. Я уже всю территорию облазил, но это как иголку в стогу сена искать! Те координаты, что ты дала, вообще не канают.

– Не ори! Не дура. Юристу на сохранение дневник отдала, когда наследство оформляла. Чтоб наследнику передал.

В комнате наступила тишина. Через некоторое время Ромка спросил, как звали юриста. Христофоровна конечно же помнила, но оказалось, что тот недавно умер. Все свои дела он передал племяннику, с которым бабка так и не удосужилась встретиться. Некогда. То поясница, то инсульт.

– А почему ты мне сразу не сказала?!

– Я забыла, – голос прозвучал так жалобно, что мне тут же стало жалко Христофоровну. За свои же документы еще оправдываться должна.

– Офигеть, – протянул Ромка. – Забыла она. Промотались как идиоты весь день. А она забыла.

Тут Христофоровна вроде как всхлипнула, и Ромка тут же сбавил обороты.

– Ну ладно, ладно тебе, бабуль. Извини что ли. Но и ты меня пойми. Я уже даже думать начал, что ты меня вокруг пальца обвести решила. Вот и вспылил. Найдем мы этого племянника и душу из него вытрясем.

Христофоровна, видно, хотела что-то сказать, да только хмыкнула в ответ. Послышался скрип отодвигаемого стула, и я поняла, что разговор окончен. Дабы не быть застигнутой на месте преступления, я поспешила к себе. Свет включать не стала. Сплю я и сплю. Нечего вызывать ненужные подозрения.

Я лежала в темноте и размышляла. Надо же, оказывается у бабки где-то запрятаны несметные сокровища. Видимо поэтому Ромка тут и объявился. На рыбалку он значит ходил, ага… то-то я у него никакой рыбы не видела в прошлый раз.

Надо бы проследить за ним, поглядеть куда он ходит. Ага… ну и увижу я, и дальше-то что? Сама копать начну? У бабки законное наследство из-под носа уведу? Нет уж. До такой степени я еще не обнаглела. Это же, во-первых, преступление, а во-вторых, свинство. С другой стороны, я же просто посмотрю. Интересно же, вдруг Ромка найдет клад, и мне удастся хоть одним глазком увидеть сокровища. Мысли о сокровищах не давали мне уснуть, и спустя то ли час, то ли два, я все же спустилась на кухню, чтобы выпить чаю и успокоиться. На кухне, подперев кулаком подбородок, сидел хмурый Ромка.

– Чего не спишь? – глухо спросил он, даже не стараясь отвести взгляд от меня. Оно и понятно.

Вниз я спускалась, рассчитывая на то, что там никого не будет. Была свято уверена, что домочадцы спят сладким сном, а тут на тебе. Естественно, накинуть хотя бы халат я и не подумала, и теперь сверкала всеми прелестями в полупрозрачной короткой сорочке. Вопреки ситуации я решила вести себя как ни в чем не бывало, а потому, ничуть не смущаясь, прошлепала мимо него и включила чайник.

– Не спится, – лаконично ответила я.

– Слушай, я помню, что мы с тобой собирались кровопийцу ловить, но потом подумал, пусть уж этим делом менты занимаются.

– Отчего же? Мне кажется, ты Юрке обещал, что найдешь, ну, по крайней мере, попытаешься найти убийцу Инги?!

– Мало ли что я там обещал, – Ромка резко отодвинул стул, встал, и подошел к окну.

Я хмыкнула в ответ, на что он тут же вспылил:

– Да ладно тебе, ну чего он тебе сдался? Юрка-то? Понравился что ли?

– Идиот! – только и ответила я.

– Да понимаю я все. И что обещал помню. Но меня прям корежит, как подумаю… – он, так и не закончив, резко обернулся и в два прыжка приблизился ко мне.

– О чем подумаешь? – он стоял так близко, что во рту у меня тут же пересохло. То ли от ощущения некой опасности, исходившей в этот момент от него, то ли от резко нахлынувшего желания его поцеловать вдруг. Мда уж… дожила. Уже на каждого встречного готова запрыгнуть.

– Подумаю о том, что Инга тогда мне другого предпочла… а ему другого. И так далее. И вот, не поверишь, я когда смотрел тогда на него, такого жалкого, мне прям радостно стало, что это не я на Юркином месте. Хотя он-то мне ведь ничего не сделал…

Я не знала, что ответить ему на это все. Что тут вообще можно сказать?!

Пока я размышляла, как реагировать на его откровенность, Ромка резко наклонился и коснулся губами моих губ. Коснулся потому, что я успела отпрянуть в самый последний момент. Ромка как-то затравленно посмотрел на меня и вышел из кухни. Чудесаа… что же я за существо такое?! Еще минуту назад я сама хотела, чтобы он меня поцеловал, а тут, как током ударило. Не хочу. Ничего я такого не хочу. Не с Ромкой уж точно. А что я хочу-то? Спать. Видимо пора ложиться спать. Утро вечера не зря мудренее. Вот и пойду лягу.

7

Утром и впрямь голова очистилась от всякой ненужной ерунды. Встала я с ясными мыслями и вдохновляющими планами на день.

Первым делом проведала Христофоровну, которая и сообщила мне, что внучек уехал по делам и вернется лишь к вечеру, а потому придется ей терпеть мое общество, раз другого все равно нет. Я хмыкнула и поинтересовалась, что мадам предпочтет вкушать на завтрак. Мадам решила сегодня ограничить себя овсянкой с малиновым вареньем, и я порадовалась, что вкусы наши вполне совпадают. А значит мне не придется ломать голову, как удивлять мою старушку.

Устроив Сандру поудобнее в кровати, и включив ей выпуск новостей, я, напевая незамысловатую песенку, отправилась на кухню. Настроение мое еще больше поднялось от осознания, что не придется сегодня лицезреть плотоядные взгляды внучка. Можно спокойно заниматься своими делами, не боясь, что Ромка будет крутиться под ногами. К тому же, мне очень хотелось провести с Христофоровной познавательную для меня беседу.

За окном погода все так же радовала солнцем и голубым безоблачным небом, что в наших краях удивительная редкость. На березках, густо посаженных возле дома, радостно щебетали птицы, тоже видимо наслаждаясь солнечными деньками. Я включила негромко музыку, и принялась пританцовывать, пока булькала кофеварка, расточая приятный аромат на весь дом. Христофоровна тоже пребывала в благодушном настроение и, видно, была не прочь поболтать.

Начали мы с обсуждения мировых новостей. Поругали растущий доллар, а вместе с ним и евро. Поохали над очередной забастовкой французских железнодорожников. Пару раз я даже удостоилась от бабули похвалы, что было еще большей редкостью, чем отличная погода в начале июня. Воодушевленная таким приемом, я решила, что настала пора брать, что говорится, бабулю за кудельки.

– Сандра Христофоровна, а что же внучек ваш, раньше-то бывал в наших краях? – невинно хлопая ресницами, поинтересовалась я.

Христофоровна с грохотом поставила кружку с недопитым кофе на тумбочку возле кровати, и грозно сверкнула глазами.

– Ну бывал, а твое какое дело?!

– Да, собственно, никакого. Я, знаете ли, беседу светскую поддерживаю.

– Поддерживает она. Ишь ты. Умная больно стала. От меня что ль нахваталась?! Оно и понятно – с кем поведешься…

– А чего же он раньше-то не приезжал? По хозяйству ведь помочь не мешало бы…

Христофоровна, поняв, что отвязаться от меня не получится, махнула рукой, и вздохнула:

– Да поругались мы. Давно еще. Из-за этой простигосподи. Ну как ее там? – она сделала вид, что вспоминает, хотя было очевидно, что прекрасно помнит, о ком ведет разговор.

– Из-за женщины что ли? – округлила я глаза.

– Да какая она женщина! – вспылила бабка, и тут же осеклась. Поняла, что выдала себя.

– Хм… из-за мужчины?

– Дура! Много ты понимаешь! Вертихвостка она! О покойниках вообще-то не хорошо такое говорить. Да доброго слова я и не придумаю для нее.

– Вы про убитую учительницу что ли? – еще больше «удивилась» я.

– Про нее, а то, про кого еще. Уж и намучила она его. Я, когда узнала, что ее того, убили значит, первым делом, грешным конечно, на Ромку подумала. А ну как увидал с другим Ингу-то, ну и вспылил. Но он божился, что нет, не он, мол. Ну и пришлось верить дураку. Внук ведь. Теперь вот маюсь, сердце болит, а ну как он все же? Ромочка же мужик горячий…

Бабуля снова тяжело вздохнула и сложила руки на груди. В этот момент мне до того стало жаль Сандру, что появилось острое желание как-то ее утешить. И я было метнулась к ней в порыве обнять, но Христофоровна чутко уловила мое настроение, и погрозила пальцем.

Ну да… что я, Сандру не знаю, что ли?! Ее пожалеешь, как же. Она сама кого хочешь так пожалеет – надолго жалелка сломается. В общем, на этой грустной ноте мы и закончили наш душевный разговор. Напоследок я поинтересовалась, чего моя подопечная изволит к обеду, полднику и ужину, и все запомнив, отправилась прибираться. А прибравшись, решила, что есть часок, чтобы искупаться.

До озера идти недалеко, народу поблизости никого, и я, облачившись в купальник и шорты, майку предпочла не надевать. На улице уже пекло немилосердно, и страсть как не хотелось напяливать что-то еще.

Уже на полпути к озеру, я все же вспомнила, что на этом самом озере позавчера убили человека, и настроение быстро испортилось. Во-первых, теперь меня туда и метлой поганой не загнать, а жаль. Место одно из самых чудесных, виданных мною когда-либо. Еще одно хорошее озеро находится значительно дальше. И для этого придётся идти через всю деревню. А во-вторых, мысли снова потекли в сторону гуляющего на свободе убийцы. В том, что это не Юрка, я почти на сто процентов уверена. Точнее на девяносто девять, оставив все же один процент на всякий случай.

Интуиция у меня обычно отменная, и в людях я тоже неплохо разбираюсь. Во всех, кроме мужа. Да и то, давний брак можно вполне списать на молодость и неопытность, кто не ошибается в двадцать лет? В общем, с купанием пришлось проститься. По крайней мере сегодня. Вместо этого я решила наведаться после обеда в деревню, когда там наступит настоящее сонное царство, и все жители будут разморены и благосклонны, чтобы хоть что-то узнать об Инге.

Пока варился суп, позвонила мама. Чтобы понять, какое это испытание, нужно знать мою матушку лично. Иначе представить это почти невозможно, и если я кому-то пытаюсь объяснить, люди обычно думают, что это шутка, и вообще карикатурный образ моей разыгравшейся фантазии. Впрочем, многим бы наверняка стало чуть яснее, если бы они вспомнили матушку Бриджит Джонс из одноименного романа. Ну или фильма, если кто-то не читал книгу. Да-да. Именно ее. Я думаю, это однозначно объяснило бы почему я, собственно, не тороплюсь ехать домой. Ни на выходные, ни на праздники, ни вообще. Даже когда совсем припекает. И даже когда хуже, чем «совсем».

Нет, маму я искренне люблю, но исключительно на расстоянии. И чем дальше это расстояние, тем лучше. Оттого я когда-то и выбрала именно тот вуз, в котором и проучилась благополучно пять лет, руководствуясь не специальностью, а дальностью расстояния от дома. В этом же городе и задержалась по сию пору. С матушкой мы обычно созваниваемся раз в неделю, но в последнее время она стала напоминать о себе почти каждый день.