Игра в классики

не чего подобного не читала. Отложил до лучших времен. Легкая, но трогательная. Читаешь и расслабляешься. Чудесная подача, превосходный текст.

Интрига от первой страницы до последней. Интересно расписаны герои, их мысли, эмоции. Замечательный роман. Невероятная девчонка.

Придумают же. Спасибо вам большое. Спас свою любимую от всех бед – мечта. Ошеломляющий сюжет,сколько страсти,нервов,ожидания.

один из тех любовных романов, где ты не можешь предугадать конец. мне очень понравилась книга. Эти истории они более правдивы, поэтому по мне более лаконичны и правильны. Ооочень люблю книги с юмором – ведь как известно смех продливает жизнь.

Стоит прочитать каждому. С героями ты проходишь весь жизненный путь. Книга захватила прямо с первой главы. Автор переносит тебя прям в эпицентр событий.

Если бы меня попросили дать описание книги несколькими словами, я бы сказала так - Запутанный клубок человеческих чувств и мыслей.

Ох, как же тяжело мне далась эта книга. Две недели читала. А для меня это приличный срок. Причем какие-то места я просто проглатывала, не спотыкаясь, а где-то читала, пробираясь как-будто сквозь какие-то дебри. А еще интересно, что когда я села почитать цитаты на ЛЛ, я неожиданно увидела еще одну сторону книги - глубокомысленную, философскую, нежную, трагическую и очень грустную. Хотя, всё равно ничего в итоге не понятно ))))
А Вы когда-нибудь видели книгу, к которой написана инструкция по прочтению?! И мало того, что инструкция, автор дает читателю два варианта чтения - обычный, по порядку, и в порядке, задуманным автором. Ну и что-то мне очень сомнительно, что если читать по порядку, который предлагает Хулио, то что-то прояснится :) Во всяком случае, думаю, не для моей тупенькой маленькой головки :)
Возможно, я не доросла до Кортасара. Думаю, надо будет перечитать. Лет так через 20 ))))
А вообще, язык очень красив. Послушайте:
Ты, дающая мне бесконечность, прости меня, я не умею её взять. Ты протягиваешь мне яблоко, а я оставил вставную челюсть в спальне на тумбочке.Или еще:
Мы не были влюблены друг в друга, мы просто предавались любви с отстраненной и критической изощренностью и вслед за тем впадали в страшное молчание, и пена от пива отвердевала в стаканах паклей и становилась теплой, пока мы смотрели друг на друга и ощущали: это и есть время.Ну и еще:
Любовь моя, я тоскую по тебе, болит каждая клеточка, а когда дышу, болит горло, ведь я вдыхаю пустоту, и она заполняет мне грудь, потому что там уже нет тебяНу красота же, правда? :)

С этой стороны (читательская рефлексия)«Да, но кто исцелит нас от глухого огня, от огня, что не имеет цвета, что вырывается под вечер на улице Юшетт из съеденных временем подъездов и маленьких прихожих, от огня, что не имеет облика, что лижет камни и подстерегает в дверных проемах, как нам быть, как отмываться от его сладких ожогов, которые не проходят, а живут в нас, сливаясь со временем и воспоминаниями, со всем тем, что прилипает к нам и удерживает нас здесь, что больно и сладостно горит в нас, пока мы не окаменеем».Эти строки обладают для меня какой-то неодолимой притягательностью. Я читаю их и понимаю, что пропала, что сейчас я снова полечу на свет и буду биться в пламени, из которого нет выхода. Я читала «Игру в классики» столько раз, что уже сбилась со счета сколько, но неизменно попадаю в ее плен с первых же строк. Книга-перевертыш, книга-зеркало, книга-мандала. Она может прикинуться историей любви и разлуки, поэмой одиночества, сборником абсурдов или романом идей. И можно оплакивать Магу, спорить с Орасио, или боготворить его, или считать инфантильным (занялся-бы-лучше-делом-вместо-того-чтобы-рефлексировать). Все зависит от угла зрения. Можно прочитать роман о Париже и клубе интеллектуалов-иммигрантов, или прийти к выводу, что в Буэнос-Айресе живут одни сумасшедшие, или заняться расшифровкой «Мореллианы» – и я это проходила. Но так ли это важно, че, что ты нашел в этой вздорной (бесподобной?) книжке, если она тебе нравится, если ты готов упиваться этими словами бесконечно. А если не нравится, то лучше бросить ее немедленно и съесть вместо этого что-нибудь питательное. Пончик с матэ, например.По ту сторону (горячий привет Орасио Оливейре)«Вы, разбойники, посягнувшие на вечность, воронка, засасывающая небеса, сторожевые псы господа бога, нефевибаты. Хорошо еще, нашелся образованный человек и может вас всех назвать своими именами. Космические скоты».Сколько бы мы ни стремились выйти за свои пределы, мы всегда вместо этого сходим на нет, потому что сама идея предела является ограничителем. Мы задыхаемся в своей человечности, мы хотим швырнуть ее кому-то в лицо, но не находим его, этого гипотетического кого-то. И тогда мы кричим – все это блеф, вся эта ваша белиберда с вечностями, а истинно только это тело, не помнящее себя. Орасио грезит о единстве, но не может вырваться из этих бесконечных дихотомий, которые не дают объединить сон и явь в едином жесте.«Похоже, его специальность – пропащие дела. Сперва дать делу пропасть, сперва потерять, а потом нестись искать как сумасшедший».Со всех сторон (абсурдистская хрень)
Со всех сторон (абсурдистская хрень)
– Абсурд – это то, что не выглядит абсурдом, – сказал Оливейра загадочно. – Абсурд в том, что ты выходишь утром за дверь и находишь у порога бутылку молока – и ты совершенно спокоен, потому что вчера было то же самое и то же самое будет завтра. Абсурд – в этом застое, в этом «да будет так», в подозрительной нехватке исключений из правил.Почему застрелился Сеймур Гласс, почему сошел с ума князь Мышкин, почему Орасио Оливейра должен выйти из окна или... Или что? Что... ничто... нечто... Территория. Территория спокойствия, территория ежедневного абсурда, территория человечности. Такое теплое домашнее слово – че-ло-веч-ность. А если так: ЧЕЛО-ВЕЧНОСТЬ? Вечность, бьющая челом человеку, нагородившему метафизический огород, где на грядках растет капуста идеализма и брюква материализма, а если приглядеться...Вывеска... кровью налитые буквы
Гласят: "Зеленная",- знаю, тут
Вместо капусты и вместо брюквы
Мёртвые головы продают.Николай Гумилев «Заблудившийся трамвай»Все валю в одну кучу? Да, и валю. Сэлинджер, Достоевский, Кортасар, Гумилев – кто следующий? А ведь она и есть одна, эта куча, и только люди хватаются за спасительные ярлыки и везде прибивают таблички. Для ясности. Здесь реализм, здесь абсурд, это влияние восточных учений, а в этом месте явно Федор Михайлович переночевал.«Тут она заметила, что под столом лежит ларчик, тоже стеклянный. Алиса открыла его – и там оказался пирожок, на котором изюминками была выложена красивая надпись: "СЪЕШЬ МЕНЯ!"»Льюис Кэррол «Алиса в стране чудес»О, добро пожаловать, мистер Кэррол, и вы в моей голове и в, так сказать, нашем безразмерном информационном поле! Бесконечность комбинаций – на выходе всегда новый продукт, и чем больше туда закладываешь, тем выше порядок емкости пространства вариантов. И на выходе уже ПРОДУКТ ПРОДУКТОВ, а, по сути, ноль нолей. Ведь ноль равенъ БЕСКОНЕЧНОСТИ, и мы вольны делать с ним, что угодно: съесть, выпить, приложить в качестве припарки. Не возбраняется – это еще один камень в вавилонскую башню тщеты (но каков слог!).Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать -
Мгновение бежит неудержимо,
И мы ломаем руки, но опять
Осуждены идти все мимо, мимо.Николай Гумилев «Шестое чувство»Простите мне, люблю я Гумилева. Что вы сказали? Или это не вы? Кто здесь пропищал: «Не пей, козленочком станешь». Коз-ле-ноч-ком. Метафизическим жертвенным козликом, сереньким, разумеется. И как только занесут они над тобой руку (...как только занесешь ты над ним(и) руку...),  вдруг увидишь глаза, твои собственные глаза, вписанные в овал зеркала.«Помню, это было воскресенье. Моя сестренка, тогда совсем еще маленькая, пила молоко, и вдруг я понял, что она — Бог, и молоко — Бог, и все, что она делала, это переливала одного Бога в другого, вы меня понимаете»?Дж. Сэлинджер «Тедди».А ты заблудился, Орасио Оливейра, ты так и не смог принять свою человечность и, ощущая абсурд этого мира, где каждый день у порога ты находишь бутылку, до краев полную Бога, ты не мог просто опрокинуть его в себя вместо того, чтобы топиться в метафизических реках.– «Метафизические реки – повсюду, за ними не надо ходить далеко. А уж если кому и топиться, то мне, глупышка. Но одно обещаю: в последний миг я вспомню тебя, дорогая моя, чтобы стало еще горше. Ну чем не дешевый романчик в цветной обложке».И еще«... лучше всего, пожалуй, не мудрствуя лукаво, чуть наклониться вниз и дать себе уйти – хлоп! И конец»Самоубийство разума. Разве только...– «Смерть псу, – сказал Восемнадцатый».

Если стараться воспринимать всё слишком всерьёз и непременно понять всё-всё и до конца, "Игра в классики" неминуемо станет для вас игрой в ящик.Нет, ну а что, учитывая всевозможные комбинации вставных глав и допустимость абсолютно любого порядка чтения, кто знает, когда именно из разрозненных кусочков пазла сложится цельная картинка. Тем более, что искать таинственные смыслы и значения кортасаровскому читателю-соучастнику следует именно в них, за фасадом сюжета, как и завещал автор. Коротко говоря, вставные главы нужны вот для чего: во-первых, под видом мореллианы Кортасар потихоньку излагает свой взгляд на литературу и даже дает неприкрытые советы по чтению. Во-вторых, ряд эпизодов из прошлой жизни персонажей помогают лучше понять их мотивы и замыслы, эти главы структурно не сильно отличаются от основного нарратива и в конец вынесены, как мне кажется, только ради пущей эффектности. В-третьих, та самая эффектность, позволяющая добиться ощущения "рваного" монтажа, прыжков по расчерченным мелом клеткам. Одновременно автор в самые напряженные эмоционально моменты сюжета сбивает накал страстей, дает читателю передохнуть и заодно подойти к делу непредвзято, слегка остыть и остеречься поспешных суждений. Характерным примером этого подхода является отзеркаленный вариант финального диалога Талиты и Тревелера, заменяющий в hopscotching plot 55-ю главу. Преследуя некие свои цели, автор щедро разбавляет один из самых драматичных моментов "линейного" романа доброй порцией абсурдизма, как бы указывая, что всё это понарошку, а герои и сами недалеко ушли от психов, которые где-то тут же, по соседству. Ну и множество цитат, конечно, в них автор мог спрятать (или сделать вид, что спрятал) вообще что угодно.Больше мне не хочется говорить о главах с других сторон, потому как я, видите ли, то, что автор ласково называет читатель-самка. Линейный сюжет и внятное развитие персонажей мне как-то милее. Мне даже кажется, что линейное прочтение первым способом разумнее, и вставные главы ничего по существу не добавляют. Всё то же изысканно-вычурное, утопающее во множестве отсылок и реминисценций повествование, ровно тот же рефлексирующий интеллигент Оливейра в центре кадра крупным планом, алкоголь, сигареты, мате, секс, дождь, джаз и блюз, ночные споры о литературе до одури под древнюю запиленную пластинку. Что бы там Кортасар не говорил о внешней красивости и отделанности текста, это у него получается как раз очень хорошо. Интересны и центральные персонажи, великовозрастные раздолбаи, которым уже третий десяток как шестнадцать лет. Наиболее понятной кажется Мага, которая не сумела пережить связанную с изнасилованием психологическую травму. Тревелер же и особенно Оливейра кажутся скорее жалкими и смешными в этой своей апатичной бездеятельности. Последний и вовсе пытается подвести под свой ничем не оправданный страх перед миром некий философский базис буддистского толка о недеянии. Ближе к финалу, когда Оливейра окончательно сходит с ума, появляется очень характерная тема кокона из ниток, который он мастерит себе в палате. Герой стремится во что бы то ни стало отгородиться от мира, не осознавая, что и сам является его частью. Может даже возникнуть ложное впечатление значительности Орасио, глубины его трагедии, но на самом деле это всего-навсего банальные ошибки заурядного человека, помноженные на кризис среднего возраста. Весь роман Оливейра убегает от вопроса "зачем всё это?", в процессе пропуская второпях несколько вполне себе ответов, а затем, будучи прижат к стенке, не находит иного выхода, кроме выхода в окно. Поступок мальчика, но не мужа. В финале "линейной" схемы герой предстаёт фигурой скорее трагикомической, смерть сглаживает и отчасти извиняет очевидные глупости, которые натворил Орасио. Авторский же метод "прыжков по клеткам" явно расставляет акценты в пользу комической фигуры нелепого неудачника, который даже убиться о стену как следует не может. В итоге на мой непритязательный вкус читателя-самки бесспорно хороша разве что ночь смерти Рокамадура, клуб змеи и сопутствующий алкогольно-джазовый угар. Линия Морелли и прыжок Оливейры в небо кажутся мне пока чересчур надуманными я умышленно переусложненными. Возможно, стоит как-нибудь вернуться к роману, но не раньше, чем лет через двадцать. Как знать, может и у меня получится стать соучастником Кортасара.