Читать онлайн Нежеланный ребенок мажора бесплатно

Глава 1

Варя

– Беременна? Ты беременна? От кого? Варя, ты что, совсем дура? Чем ты думала? – шипела на меня старшая сестра в кабинете гинеколога, где нам сообщили причину моего недомогания.

По утрам меня тошнило, аппетит пропал, но я списывала всё на отравление, но нет…

Я ношу ребенка. Ребенка Тимофея Исаева. О чем он ни за что не должен узнать. Он ненавидит меня, как и мою сестру, ведь она увела мужа у его матери, разрушила семью, сделала его мать несчастной.

Он нас просто не выносит, едва терпит наше присутствие.

– Я… – начинаю я мямлить, испуганная напором Эляны. – Я не знаю.

– Что ты не знаешь? – еще больше распаляется она, хватая меня за предплечья и встряхивая. – Я тебя спрашиваю, от кого ты беременна? Где ты умудрилась залететь? Варя, тебе двадцать! Какой ребенок?!

– Там было темно, я не видела… – бормочу, пряча глаза и потирая руки друг о друга.

Колени дрожат, мне почему-то жутко холодно, знобит, никак не могу согреться. Это шок. Я сама еще ничего не осознала, а сестра требует отчета.

Бездумно тереблю бусинки на браслете. Одна, вторая, третья… Это немного успокаивает.

– Там? Это где там? Рассказывай, – требует она, не давая опомниться и принять тот факт, что моя жизнь навсегда переменилась.

Как же учеба? Как я буду воспитывать этого ребенка? Я сама еще ребенок…

– А-а-а, я поняла. Это та вечеринка, куда я не хотела тебя пускать. Говорила же, что все эти вечеринки развратные, не для такой тихони, как ты. Тебя изнасиловали?! Опоили?

– Нет, Эля, нет! – мотаю головой, пребывая в шоке от картинки, что она нарисовала в своем буйном воображении. – Всё не так! Не так!

– А как?! – отталкивает она меня за плечи, начиная нервно ходить по кабинету.

Красивая, стройная, в модном бежевом платье из своей огромной гардеробной. Когда мы жили в глубинке, сестра и тогда была модницей, умела подбирать наряды и в дешевой одежде выглядела стильно и дорого.

Это умение помогло ей подцепить в столице олигарха. То, что он был женат, Эляну не волновало, она твердо шла к своей цели и добивалась развода Павла Петровича. А как не развестись, если жена застала его с любовницей в гостиничном номере?

– Я выпила совсем немного, я думала, это сок, – начинаю рассказывать, невольно вспоминая тот вечер, – мы с Асей договорились побыть там часок и уйти, если не понравится.

– Именно! – вставляет ремарку сестра, глядя на меня строго. – Вам и не надо было туда идти, сразу было ясно, что это обычная вечеринка мажоров! Ближе к делу, Варя. Кто он?

– Я не знаю, правда, – а вот тут я вру, не скажу же, что это был Тимофей. Парень, который даже не понял, с кем он переспал. Стыдно даже думать об этом. – Я не видела его лица…

– Господи, ты только послушай себя! – бесится сестра. – Как ты могла, Варя?! Я думала, ты девочка-одуванчик, доверяла тебе! Надеялась, что ты выучишься, найдем тебе приличного человека, из круга моего мужа. Я тебя забрала из нашей дыры, чтобы ты спуталась непонятно с кем? А если он болен?! Ты не подумала про это? Ты что, не читала статьи про ВИЧ? Ты совсем ненормальная, Варя?! Немедленно записываем тебя на аборт!

– Аборт? – смотрю на нее во все глаза. Мозг неспособен переварить то, что она говорит. – Я не смогу убить своего ребенка.

– Ребенка? Ха! Да это маленькая клеточка, а не ребенок, – сжимает пальцы в горсть, показывая ничтожность этой воображаемой клетки. – Ты просто не можешь его родить, как ты не понимаешь? Неизвестно, чей ребенок! Или ты врешь мне, Варя?

Слишком проницательный взгляд сестры заставляет съежиться на месте.

– В чем вру? – тяну время.

– В том, что ты не знаешь, с кем ты была.

– Я не знаю, там было темно, я выпила, – шепчу как мантру.

Пусть думает, что я сглупила, напилась, потеряла голову. Лишь бы не узнала, что отцом ребенка является Тимофей. Она же сразу пойдет к его отцу.

А тот заставит сына принять ответственность. Павел Петрович слишком строг, чтобы спустить сыну с рук подобное.

– Боже, какая ты дура! Беспросветная, непрошибаемая тупица! – шипит сестра сквозь стиснутые зубы, и в ее злом взгляде я читаю ненависть. Ярость на меня, что ей приходится со мной возиться. Сожаление, что она со мной связалась.

Всю свою жизнь я ощущаю волны этой ненависти, исходящие от самых родных людей. Мамы, сестры.

Только отец порой пытался дать мне крохотную ласку, но и то как-то исподтишка, что ли. Я привыкла, запрятала боль внутри и часто сама додумывала за людей их чувства, судя по поступкам.

Сестра же взяла меня с собой в большой город. Заботилась. Помогла с поступлением в университет. Могла просто выйти замуж за богатого мужчину и забыть про меня, но нет, она позвала меня жить вместе с ними.

Выходит, она меня любит. Так я считала.

Но сейчас, видя неприкрытую злость в ее взгляде, уже перестаю в это верить.

Кладу ладонь на живот, пытаясь свыкнуться с непривычной мыслью.

– Я говорю, что ты тупица! Но ничего, мы исправим, мы всё исправим, – сестра деловито кивает и смотрит на меня с серьезным видом.

В ее ярко-голубых глазах нет ни капли тепла. Будто я на два кусочка льда смотрю.

– Исправим? – всё, что я могу произнести.

– Аборт, Варя, мы сделаем аборт. Тебе не нужен этот ребенок. Он только помешает.

– Помешает чему? – хмурюсь, не понимая, о чем она толкует.

Жду очередной порции злости, но вместо этого сестра с тяжелым вздохом подходит ко мне и садится на кушетку, берет мои ледяные пальцы в свои. Холеные, ухоженные руки с шикарным маникюром и кольцами держат мои, лишенные всяческих украшений. Такие, что даны мне от природы.

– Твоему будущему, Варя. Я хорошо устроилась, ты знаешь. Но это всё не упало мне с неба, мне никто не принес на блюдечке с голубой каемочкой богатого мужа, шикарный дом и положение в обществе. Никто. – Она наклоняется ко мне и доверительно шепчет: – Мне пришлось постараться. Когда кто-то раздвигал ноги перед гопотой, я хранила себя для чего-то большего. Стоящего. И когда подвернулся шанс, я воспользовалась им, вцепившись руками и ногами.

Для усиления эффекта она сжимает до боли мои руки, до синяков стискивает, у меня холодок бежит по коже.

– Но разве ты была девственницей?

Напрягая память, вспоминаю, что сестра встречалась с одним местным бандитом. Неужели они за руки держались все эти полгода?

– Глупая ты, Варька, наивный ты ребенок, – треплет меня по подбородку, как малыша-трехлетку, которому рассказали, что Деда Мороза не существует. – Я хорошо погуляла с Шадриным, но зато получила деньги, чтобы в столицу приехать и тут обустроиться. Девственница, ха! – смеется грудным смехом, сложив алые пухлые губы в трубочку. – Денег хватило и на операцию по возвращению девственности. Я не могла упустить шанс! – щелкает она пальцами перед моим носом. – И ты свой не упустишь.

Не комментирую ее рассказ, но сама теперь знаю, откуда у сестры деньги, об источнике которых я не догадывалась.

– Не понимаю…

– Поймешь потом. Я жалею, что упустила тебя, – снова наклоняется она ко мне, поправляя на тонком запястье бриллиантовый браслет. – Ты так слезно умоляла дать тебе время на адаптацию, я целый год тебе дала, да еще и брекеты эти твои, – морщится, а я смыкаю губы, чувствуя железки, – но я думала, ты будешь учиться, а вместо этого ты пошла по рукам!

– Я не по рукам, нет, нет, – бормочу, краснея от стыда. – Это было один раз.

– Но этого оказалось достаточно. Хватит разговоров, Варя. Я всё решила. Мы избавимся от этой проблемы и воплотим мой план в жизнь.

– Мой ребенок не проблема, – лепечу, испугавшись до дрожи, – пошалуйста, Эляна…

– Опять шепелявишь? – злится она, хватая меня за подбородок и стискивая его до боли. – Варя, перестань.

Она что, думает, это специально? Когда я волнуюсь, вот как сейчас, язык мне неподвластен, начинаю шепелявить. Наверное, нужно было отвести меня к какому-то специалисту, так говорила учительница русского языка и литературы в школе, когда я перепугалась на экзамене и не смогла и двух слов связать. Пришлось пересдавать экзамен, и Мария Вадимовна посоветовала обратиться к дефектологу.

Но мама не стала, посчитав это несущественной проблемой. И правда, я редко когда так позорилась. А порой просто молчала, чтобы избежать неловкой ситуации.

Но сейчас я должна говорить, чтобы спасти моего малыша! Я уже всей сутью ощущаю то, что он растет внутри меня, и убить его не позволю!

– Ты ше знаешь, что я не спешиально! – чуть не плачу. – Оно само!

– Конечно, – ерничает она, строя противные гримасы, – с ребенком само, с речью – само! Только с проблемами твоими мне приходится разгребаться! И за что мне такое наказание? Выбирай, Варя, или аборт делаешь, или сама по себе! Живешь где хочешь и как хочешь. Ты мне больше не родня, если решишь этого ребенка родить.

– Эляночка, не надо, пожалуйста, ты же не такая, ты так не поступишь, – сползаю с кушетки и на нетвердых ногах подхожу к ней, невероятных усилий стоит говорить, так и ощущаю, что «с» стремится превратиться в «ш», язык пухнет во рту, слюна становится вязкой. – Не сможешь так поступить, я же твоя сестра…

– Сестра, за которую мне стыдно! Которая принесла в подоле. Легкодоступная! Ты же была девственницей, ты перед кем ноги пьяная раздвинула?

– Пожалуйста, Эляна, не надо, я не такая, – холодею и чувствую слезы на щеках, плачу от горечи и несправедливости. Я всегда старалась быть хорошей. Как же больно слышать от сестры оскорбления.

– А какая? Были бы у тебя другие стремления, ты бы не залетела. Ты бы пошла на аборт. Ты бы в принципе думать забыла о тусовках и парнях, – перечисляет без единого грамма жалости.

И если раньше я думала, что имела право сходить на вечеринку и ничего такого в этом не видела, теперь ощущаю себя грязной проституткой, отдавшейся первому встречному.

Раздвинула ноги. Сестра верно сказала. От правды не скрыться.

– Я не сделаю аборт, – повторяю снова как заведенная.

– Да не делай, господи помилуй. – Сестра окидывает меня оценивающим взглядом. – Но, если сделаем по-моему, работы нам предстоит много.

– Работы?

– А ты себя в зеркало видела? – подходит ко мне, трогает за волосы, лицо, руки. – Волосы мышиные, хорошо, что хоть густые. Брови надо оформить. Кожа чистая, тут ты молодец. Над образом в целом можно поработать. Снять твои железки с зубов. Я не трогала тебя, давала время войти в колею после переезда и поступления, целый год дала, – снова повторяет, – но это время не пошло тебе на пользу. Теперь я за тебя возьмусь.

– Но я еще не согласилась, – неуверенно произношу, почему-то чувствуя неприязнь и не желая ее касаний.

– Тогда что? Родишь самостоятельно? На работу устроишься и универ бросишь? Не смеши меня, Варя, ну что ты как ребенок? – потешается она надо мной. – Родители не примут тебя, ты же знаешь. Им самим тесно в нашей двушке, до потолка прыгали, когда мы уехали с тобой. Уже спальню в нашей комнате обустроили, нас обратно не зовут. Хочешь к ним нагрянуть с нагулянным приплодом?

Не нахожу в себе сил спросить, не позволит ли она жить, как и прежде, с ней и ее мужем, но чувствую, что ответ будет отрицательным.

– Но что же мне делать? – бормочу, опустив голову и гипнотизируя взглядом бледные пальцы. Слезы застилают глаза, а внутри появляется назойливое чувство боли.

Она засасывает, как в трясину. Как будто я недостойна заботы, тепла, счастья.

Чувство, вытащенное с глубины души, куда я затолкала его тогда, когда сестра забрала меня из дома и позволила жить с собой в богатом доме ее мужа.

Эляна оказывается рядом, усаживает меня на кушетку, садится рядом, неожиданно нежно убирая прядь волос мне за ухо. Смотрит тепло, как я и хотела.

В груди возрождается крохотный огонек надежды. Сейчас Эляна всё решит, разрулит, она поможет решить проблему и не оставит меня в беде одну.

– Ты хочешь, чтобы я помогла тебе?

– Да, что нам делать? – объединяю нас в одно целое, так мне проще.

– Варь, если я решу тебе помочь, ты должна будешь слушаться. Главное – помни, что я хочу тебе только хорошего. Чтобы ты выучилась, устроилась в жизни. Но одной и с ребенком на руках не выйдет… Но и тут есть выход…

Глава 2

Варя

– Выход? Какой выход? – сижу в ступоре, почему-то подозревая, что дальнейшие слова сестры мне ой как не понравятся.

– Я позволю тебе оставить ребенка, если ты выйдешь замуж за того, на кого я укажу. Варь, есть мужчины, которые очень хотят детей, но не могут их иметь. У моего мужа есть такие друзья. Вдовцы или разведенные. Таким нужна покорная жена, мечтающая плодить детишек, этакая дойная корова, неспособная ни на что другое.

– Ты думаешь, я такая? – с обидой смотрю на сестру.

Эляна лишь покровительственно закатывает глаза, всплеснув руками.

– Да господи боже, Варя! Просто некоторые не могут иметь детей по состоянию здоровья, но очень хотят. Такому человеку неважно, что он не является настоящим отцом. Он будет о тебе заботиться, Варя. И о твоем ребенке.

– Почему мне кажется, что ты говоришь о ком-то конкретном?

– Потому что я знаю такого человека, – поднимает подбородок, как будто гордится этим достижением. – Пашин друг. Валерий Самуилович Трофимов. Владелец автомобильного холдинга, богатый человек, серьезный бизнесмен.

Ужасная догадка приходит сама по себе.

– Эляна, давно ты задумала выдать меня замуж за какого-нибудь друга мужа? – Глупо моргаю глазами. Горло сохнет, что-то нехорошее зреет в голове от слов сестры. Чувствую себя пешкой в разыгранной ею шахматной партии.

– Варя, какая разница? Ты сама подумай, это выход, – продолжает она. – Мы можем сделать всё по-умному, исправить твой косяк. Помнишь, я тебя знакомила с Валерием Самуиловичем? Он приходил к нам в гости.

Напрягаю память, подняв руку и почесывая лоб.

– Нет, гости приходят часто, я не запоминала имена, – признаюсь честно.

«И все они были намного старше меня…»

– Ну Варя, он такой, представительный, – упрекает за забывчивость, – слушай… Поедем отсюда. Здесь нам нечего делать. Поговорим нормально дома. Ты, главное, не распространяйся там, скрывай… Не надо пока, чтобы кто-то знал про твое положение. Согласна со мной, Варь?

Киваю как болванчик, одобряя идею сестры. Хочется убраться из кабинета, по-детски притвориться, что проблемы нет. Хоть на чуть-чуть, хоть на этот вечер.

Сяду в своей комнате, подумаю, что делать дальше, позвоню Асе. У подруги, конечно, и своих проблем хватает. Мы проучились вместе первый курс, и она была единственной, кто из группы подружился со мной.

Но на лето она уехала к маме в Липецк, чтобы помогать ей в цветочном ларьке на рынке, и связь мы поддерживали только по телефону, что, конечно, не сравнить с общением вживую.

А в доме меня не приняли. Павел Петрович относился снисходительно, просто не замечал по большому счету, обслуживающий персонал делал свою работу. Часто приходящая с визитом мать Павла Петровича, бодрая старушка, требовавшая называть себя исключительно Нонной, невзлюбила Эляну, и мне тоже перепало ее высокомерного пренебрежения.

Что уж говорить о Тимофее… Он меня просто возненавидел. Как я могла в него влюбиться? Как?! Стоило Эляне выйти замуж за его отца, сбежал из дома, вернулся только недавно. Отец поставил ему условие, и Тимофею пришлось согласиться.

Но гнев по отношению к нам не угас. Он сбегал из любого помещения, лишь завидев меня. И пары слов мне не сказал. А если открывал рот, то обязательно унижал.

Еще бы, ведь моя сестра увела мужа у его любимой мамы. Нет, он не маменькин сынок, но у них с мамой теплые отношения, которым я завидую. Этот злой мальчишка даже добрее на вид становится, когда о ней говорит.

Я за ним порой наблюдаю, пока он не видит, есть в нем нечто притягательное, что не дает оторвать взгляд.

И дело не только в красоте. Просто если ты видишь того самого парня, реагируешь физически. Сердце бьется чаще, дышать нечем и голова кружится. Физическое притяжение, которое нельзя отрицать. И на которое нельзя повлиять. Я старалась. Он же гадкий, противный, ненавидящий меня.

Но что поделать, я оказалась над собой не властна.

А маму его я не видела. Конечно, как это возможно, если моя сестра выжила ее из собственного дома? Порой меня охватывает жуткий стыд за поведение своей сестры, хотя я и не виновата, что она увела чужого мужа.

Но всё равно меня грызет вина. И с ней непросто сосуществовать.

***

– Мы обязательно поговорим с тобой позже, обсудим твою ситуацию в деталях, – щебечет сестра, делая большие глаза, чтобы я молчала при водителе.

Да, теперь нас возит специально нанятый для этой цели человек. Водитель, он же телохранитель, неразговорчивый высокий брюнет в черном костюме. Он просто исполняет свои функции, и больше ничего. У охранников и водителей этого дома удивительная способность делать вид, что их не существует.

Порой кажется, что это статуи. Я привыкла к богатому дому, к удобствам, к хорошей пище и одежде, но не привыкла к цинизму, с которым Эляна идет по жизни.

И чует мое сердце, она и меня хочет направить по этой же дорожке. Передергивает от нашего разговора. Сестра так ужасно отзывалась о детях.

Сама она вряд ли хочет рожать, с ее-то любовью к своей внешности. Она каждый день занимается улучшением себя. Косметические процедуры, спорт, шопинг. Как она утверждает, это вклад в будущее.

Хотя я подозреваю, что она старается быть неотразимой, чтобы не потерять расположение Павла Петровича.

Кому, как не ей, знать, что мужа можно увести из семьи с помощью молодого и свежего личика.

– Роман, спасибо, – мило улыбается Эляна водителю, едва автомобиль, въехав в высокие кованые ворота, останавливается на мощеной дорожке возле лестницы в особняк. Сестра выпархивает наружу, быстро поднимаясь по крыльцу.

Впервые увидев двухэтажный дом нового родственника, минуту, наверное, просто стояла и пялилась на роскошный светлый замок с блестящими окнами и черной крышей.

Вокруг здания высажены туи и разные фигурные кустарники. Территория особняка чисто вылизанная, ухоженная. Кажется, что с брусчатки можно есть.

Сам дом просто огромный. Здесь легко можно потеряться, да вот только мне не повезло жить на одном этаже с Тимофеем. Ладно хоть, он старательно меня избегает.

– Добрый день, – встретила нас на пороге домработница Алевтина Юрьевна, чей строгий взгляд приморозил меня к месту. Сестру она приняла хорошо, как равную ее хозяину, а вот для меня не нашлось места в ряду тех, кого она уважает. – Вам что-то нужно?

– Алевтина, я невыносимо хочу чай с липой, милочка, как только вы умеете делать, – польстила статной женщине Эляна, проплывая мимо нее в большую голубую столовую. В этом доме давали названия помещениям, что меня уже не удивляло.

– Боже мой, я сойду с ума, – сестра закатывает глаза, усаживаясь за большой овальный стол, накрытый белоснежной скатертью с голубым орнаментом. – Садись, Варя.

– Сейчас, только руки помою.

Рядом со столовой есть приличных размеров ванная комната, где я умываюсь и рассматриваю свое отражение в зеркале. Так странно, что беременность никак не отражается на лице. Ее вообще незаметно. Во мне ничего не изменилось.

Это наблюдение всплывает в голове, когда сестра начинает рассуждать за чашечкой чая.

– Мы не будем торопиться с объявлением о твоей беременности.

– Ты думаешь, я переменю решение? – пугаюсь я, обнимая свою кружку, словно это моя единственная опора. Липовый аромат даже не раздражает.

Говорят, он помогает справиться с тошнотой. И я бы подумала, что сестра заботится обо мне, не знай я, что она сама по себе обожает чай с липой.

– Мало ли, утро вечера мудренее. В общем, молчи. При карге особенно, – морщится она при упоминании свекрови, с которой у них взаимная неприязнь. – Пока делаем вид, что ничего не происходит. Я что-нибудь придумаю, верь мне.

Уверенной быстрой походкой хозяин дома проходит в столовую и приветствует нас. Статный, еще совсем не старый мужчина внушает мне благоговейный трепет.

Нет, он не строг со мной, не притесняет, ничего подобного. Я просто не могу себя чувствовать в его присутствии свободно, хоть мы и живем тут больше года.

Я бы с радостью поселилась в общежитии вместе с Асей, но Эляна не позволила.

– Ты рано, дорогой, – радостно кидается к нему сестра, целуя в губы, чем вызывает мое смущение, хоть поцелуй и длится недолго.

Смешная я. Поцелуя застеснялась. А сама… Сама… Краснею до кончиков ушей, стоит снова провалиться в воспоминания.

Любовь сделала меня безумной и заставила позабыть о скромности и безопасности. Любая уважающая себя девушка знает, что надо предохраняться, чтобы не забеременеть.

Но я правда не думала, что мы с Тимофеем дойдем до самого конца. Я вообще ждала, что он рассмеется и скажет, что это издевательская шутка, что-то вроде спора на тему «поцелуй уродину».

А на самом деле он меня не узнал.

– Варя, – слышу шипение сестры и натыкаюсь на обращенный на меня гневный взор. Черт, потерялась в своих мыслях и не заметила, что меня обсуждают.

– Ой, простите, я не расслышала.

– Мы идем на прием, нужно подобрать тебе платье, – оповещает меня сестра, лучась от довольства. Жмется к мужу, сидящему во главе стола.

Алевтина Юрьевна степенно разливает чай.

– Я не могу, – машинально отвечаю, на ходу придумывая причину отказа, – мне надо заниматься.

– Заниматься? Но на дворе же лето, – в удивлении приподнимает брови Павел Петрович.

– Но надо не запускать программу, заниматься и летом тоже, решать тесты по экономике, чтобы не забывать полученные знания.

– Девочка, иногда и отдыхать надо, – строго смотрит на меня муж сестры. – Мы идем всей семьей. Сегодня скажу детям.

– Вероника придет сегодня? – с наигранной радостью сестра вплескивает руками, словно ждет любимую подружку, на самом деле же просто не выносит дочь своего мужа.

Впрочем, та отвечает ей взаимностью.

– Да, и у нас с ней будет серьезный разговор…

***

Разговором я бы это не назвала. А вот целым скандалом с вовлечением всех членов семьи – точно! Павел Петрович решил выдать свою дочь замуж. Вероника живет самостоятельной жизнью.

Она модница, у нее собственный бизнес по продаже одежды и вздорный, непокорный характер. И не то чтобы так говорит про нее моя сестра из чувства злости.

Просто по Веронике видно – она дерзкая, такой палец в рот не клади. Но отец находит на нее управу, закрыв ее шоу-румы! Происходит жуткий скандал, дом наполняется криком, а я просто сижу в своей комнате и жду, чем всё это завершится.

Продолжают хлопать двери, внизу слышатся голоса. Разговаривают на повышенных тонах. Понять, о чем говорят, невозможно. Но я не хочу подслушивать, я никогда не считала себя любопытной Варварой, как бы это забавно ни звучало при моем имени…

– Боже, я сойду с ума! – в комнату залетает сестра. Я откладываю телефон, в котором читала статью про первый триместр беременности, и гляжу на нее. Эляна устраивается на моей кровати, красиво садясь полубоком. Сестра всегда ведет себя так, словно на нее направлен объектив кинокамеры. И всегда, конечно же, идеально выглядит. – Такой скандал закатила эта гадина!

– Может, она просто хочет сама выбрать себе мужа? – предполагаю, проводя параллели между мной и Никой. Она тоже оказалась под гнетом обстоятельств.

– Пф! Хотела бы, давно бы выбрала. Паше просто уже пришлось взять дело в свои руки!

Внимательно смотрю на сестру, гадая, почему она так вовлечена в эту ситуацию. Какое ей дело до того, за кого выйдет замуж ее, так сказать, падчерица?

Вряд ли можно называть мамочкой ту, кто немногим старше тебя…

– Думаешь, у него получится найти ей жениха? Как же можно вот так, без чувств, по чьей-то указке…

– Много дали тебе чувства? – спрашивает резонно, указывая рукой на мой живот.

Безбожно краснею. Сестра права. Чувства приводят к краху. Особенно безответные.

И как я могла влюбиться в мажора? За что мне это? Зачем эти безнадежные, фатальные чувства, на которые я бесполезно трачу время?

Тимофей внизу. Я это знаю. Видела в окно, как его привез водитель. Вообще, у него есть автомобиль. Красная низкая тачка с пафосным названием. Но он не ездит на ней в пьяном виде из-за угрозы отца лишить его водительских прав. Звонит в таких случаях водителю. Чтобы забрал его с очередной вечеринки.

Кажется, что я очень много знаю о мажоре, будто дружу с ним или общаюсь. Но нет. Тимофей меня ненавидит и считает приживалкой. Нас обеих с сестрой на дух не выносит.

А я по лоскуткам собираю о нем информацию. Этакий Франкенштейн получается, а не настоящий человек. Реальный Тимофей, а не тот, который в моих мечтах, едва ли сказал мне пару слов за всё время.

Несмотря на то, что его отец считает обязательными общие семейные праздники и субботние обеды.

Несмотря на то, что мы пересекаемся в доме.

Но мажор предпочитает меня не замечать. Я некий предмет мебели, мимо которого он проходит не здороваясь.

А если посмотрит… Что ж, лучше бы не смотрел.

Он даже демонстративно уходил из дома, лишь бы с нами не пересекаться. Не знаю, как отец уговорил его вернуться, но ничего для нас с Тимофеем не изменилось.

***

Сестра что-то говорит, но я пропускаю мимо ушей.

– Варя, ты должна пойти на прием вместе с нами.

– Но я не хочу, – сразу начинаю отнекиваться.

– Это не обсуждается, – строго осекает меня сестра, поправив платиновые кудри. – Но ты ужасно, просто ужасно выглядишь. Нам нужно привести тебя в порядок. Завтра поедем к ортодонту и снимем твои страшные железки.

Спорить с сестрой себе дороже, и я тащусь в свою комнату. Найдя пристанище на кровати, беру с тумбочки книжку. На долю героя выпало так много страданий, что я вчера просто прослезилась. Стараюсь читать, но буквы не складываются воедино. Не получается у меня отстраниться от реальности и привычно уйти в мир книжных героев.

Пробую вчитаться, но в голову лезут только мысли о ребенке! Скорее бы первое сентября. Учеба меня точно отвлечет, учиться я люблю, меня захватывает всё новое, ничего не кажется важным и ненужным.

Но мне, видимо, придется брать академический отпуск, родить, а потом вернуться на учебу. Всё наперекосяк.

***

– Они же навредят ребенку, правда? – допрашивает сестра ортодонта, решительно взявшись за дело и с самого раннего утра доставив меня в кабинет частной стоматологической клиники, где я наблюдаюсь.

– Эм, нет, – неуверенно брякает врач, молодой парень, направляющий мне в рот зеркальце. – Никакой связи.

– Связь должна быть, поищите получше, – намекает сестра на свой элитный статус.

Видимо, считает, что она может требовать большего, чем обычный пациент. Даже подстраивать под себя медицинские стандарты.

– Если вы хотите снять брекеты из-за болей или напряжения челюсти…

– Да, мы хотим, – даже не слушает сестра, строго глядя на меня. – Варвара достаточно носила эти кошмарные железки.

– Но весь прогресс может уйти, – потея, врач старается защитить свою работу. – Знаете, мы можем сделать их прозрачными. Либо переставить на внутреннюю поверхность зубов. Будет незаметно.

– Вы можете? А почему я узнаю это только сейчас? – возмущается она. – Моей сестре пришлось ходить крокодилом два года!

– На какой день вас записать? – игнорируя выпад сестры, вежливо интересуется врач.

– На сегодня!

Удивленно вскидываю взгляд. Да что за спешка такая? Напрягаюсь и покрываюсь потом. Решительность сестры изрядно меня пугает.

– Наша Варя идет скоро на очень важное мероприятие, – понижает голос сестра, будто какой-то секрет доктору доверяет. – Ей нужно быть красивой…

Хватаюсь за плетеный браслетик на запястье и готовлюсь терпеть боль.

Глава 3

Тимофей

Год назад

Развод родителей стал для меня громом среди ясного неба. Люто отца возненавидел за то, что обидел маму. Променял на какую-то дешевку. Загулял я тогда знатно, где-то полгода зависал на разных хатах у друзей, жил в гостинице, потом путешествовал, пока отец не вызвал на разговор. Хотел уговорить вернуться домой.

Пригласил к себе в офис. Скажем так, выбрал нейтральную территорию.

– Чё? – это единственное, что я сказал, когда он поставил мне ультиматум. Этот человек разрушил нашу семью, а теперь решил мне диктовать, как жить?

– Тимофей, что это за чё? – пыхтит он от злости. – Давай поговорим как взрослые люди. Ты должен вернуться домой. Мне за тебя стыдно. Говорят уже, что единственный сын и наследник алмазного магната бродяжничает.

– И ты поверил? – нагло усмехаюсь ему в лицо. – Я похож на бродягу?

– Ты похож на разгильдяя! Я исправно платил за гостиницу, пока ты жил там, потом оплачивал все твои счета, даже штрафы платил и вообще все твои расходы покрыл! Но когда мне сказали, что мой сын ночует в гараже…

– Я ночевал у друга в шиномонтажке, мы там тусили, – закатываю глаза. Вот ведь люди, любят приукрасить ситуацию.

– Не суть. Мне было стыдно за того, кого я воспитал! Возвращайся домой. У тебя есть куда идти.

– Зачем?

– Ты мой сын! Что за вопросы, Тимофей?

– Допустим, я вернусь, – киваю, – и что будет? Тотальный контроль?

– Разве я много на тебя давил? – приподнимает он брови. – Ты же как сыр в масле катаешься. Всё у тебя есть.

– Только семьи теперь нет, – бью по больному, глядя на него исподлобья. Вижу, что он испытывает вину, только ничего уже не вернуть.

– Матери бы твои слова не понравились!

– Не тебе говорить о ней!

Наши ссоры проходят по единому сценарию, и я уже готов просто забить на всё и снова уйти, как отец меня удивляет.

– Сын, я скучаю, – выдает он, и я понимаю, как непросто дались ему эти слова. – Понимаю, что всё изменилось, – как можно более обтекаемо обрисовывает он нашу ситуацию.

Да уж! А кто изменил, не он ли?

– Действительно. Оно как-то само вышло, что тебя затащили в постель, – развожу руками. – Ты мне предлагаешь принять твою новую жену?

– Сын, я с себя вины не снимаю. Ты имеешь право злиться, но уже ничего не вернуть. Я женат на ней, она твоя мачеха! Ты должен жить с нами.

– Ни за что! – повторяю очередной отказ на его просьбу.

Глаза отца выражают непомерную усталость. Осматриваю его внешний вид. Вдруг колет прямо в сердце. Не хочет ли он сказать, что болен?! Смертельно! Не поэтому ли снизошел до просьбы вернуться домой совсем другим тоном, чем это было вначале.

– Тогда сделаем так, – наконец оглашает он свой вердикт. – Можешь жить где угодно. Но денег не получишь.

– Мама и бабушка не оставят меня без денег, или у сестры попрошу, – заявляю без малейшего сомнения, что так и будет.

– Сомневаюсь, что они будут вечно тебя спонсировать, и ведь дело в твоих потребностях, сын. Их слишком много, я видел твои расходы. Да и они не в курсе твоих похождений, ведь по головке бы не погладили за то, что дома не живешь.

Отец замолкает, давая мне переварить эту порцию информации. Чего-то ждет, долго на меня смотрит. Но я молчу. Жду, пока он доведет разговор до финальной точки.

– Или ты сейчас возвращаешься домой и принимаешься за учебу…

– Или? – хочу услышать второй вариант.

– Или я не принимаю участия в твоей жизни. Да, на перекантоваться тебе хватит. Но поверь, я проведу разговоры с членами семьи. Они не будут давать тебе деньги на гулянки. Все понимают, что ты займешь мое место в нашей компании. Для этого надо учиться. А если я не буду спонсировать твой университет, боюсь, оттуда тебя отчислят.

– Думаешь, со всех сторон меня обложил?! – сжимаю зубы.

– Что за «обложил», сын? Я тебе добра хочу, как ты не поймешь? Чтобы ты человеком стал…

– Под твоим неусыпным контролем, да, папа? – гляжу волком. – Я и сам справлюсь.

– И как же? Просвети меня, пожалуйста, – в голосе отца сквозит такое снисхождение, что хочется ему вмазать. Но даже я не пойду на такое.

– Организую дело с Пивоваровым, куплю его шиномонтажку, – кидаюсь первым попавшимся фактом, всплывшим в голове.

– Дело? Представляю это ваше дело, – посмеивается отец с явным намеком на то, что в это дело не верит. – Да и откуда деньги возьмешь? Я лично тебе не дам. Но ты же умный парень, понимаешь, что хороший бизнес не получится без поддержки и квалифицированных специалистов. Ты не готов к нему ни морально, ни физически. Пока еще не готов. Сынок, не будь дурнем. Ты же остался со мной после развода, – зачем-то напоминает.

– Это был мой дом, почему я должен был его уступать твоей шлю…

Договорить не успеваю, он вскидывает палец и грозно смотрит.

– Мама меня поддерживает. Она слишком мягкая, чтобы сделать из тебя человека, и она это понимает. Твое воспитание она доверяет мне. И тоже не захочет, чтобы ты болтался по чужим людям. Ей будет плохо, когда она узнает.

А вот это запрещенный прием. Он и здесь постарался, затронул маму в разговоре. Она действительно не будет рада узнать, что я ушел в загул. Я ей не говорил, уходил в разговоре от вопросов об отце, и она не в курсе, что дома не ночую.

Злюсь на себя и свою слабость. Бешусь, что отец победил. Он всё разыграл как по нотам. Я хочу домой, устал болтаться, а зарабатывать деньги я и правда не готов.

Внутренний голос подсовывает спасительные мысли. Согласиться вернуться домой, чтобы заявить права на кусок своей собственности.

Новой мамочке слишком жирно получить столько квадратных метров, да еще и отсутствие помехи под ногами в виде меня.

А что, если поселиться рядом с ней и портить ей жизнь одним лишь своим существованием? Что, если я сделаю ее жизнь невыносимой и выживу из дома? Злорадно ухмыляюсь, но отец воспринимает мою улыбку по-своему и хлопает меня по плечу.

– Я знал, что ты согласишься.

Так я возвращаюсь в родной дом, только я не знаю, что меня подстерегает сюрприз в виде сестры моей мачехи. Несуразной мелкой девчонки, которую Эляна притащила вслед за собой из своего Мухосранска.

Отец ее еще и в универ мой пристроил! Это всё он рассказывает по дороге домой, улыбаясь слишком добродушно, чтобы я поверил в то, что он рад новой родственнице. С чего бы это было так?

– Варя – очень хорошая девочка. Ты сможешь с ней подружиться, ведь она учится с тобой в одном университете. Я хочу, чтобы ты с сентября ее возил на учебу и опекал.

Поперхнувшись, трясу головой. Мне что, послышалось?

– Зачем мне с ней возиться? Она что, инвалид или ребенок, что сама не справится?

– Нет, она – твоя семья, – назидательно поправляет отец. – Наша семья. И я не хочу, чтобы девочку обижали. Первый курс, столичный вуз. Ей это непривычно. Ты ее увидишь и всё поймешь. Этого ангелочка хочется защищать.

Хочется? Уж очень сомневаюсь. Что творится с моим отцом? Как эти бабы смогли так задурить ему голову? Эляна привезла сестру, что дальше? Кого еще привезет? Весь свой сраный захолустный город?

На самом деле, хоть меня и ломает это признавать, я рад вернуться домой. Устал шататься. Дом есть дом.

Но жить как прежде не выйдет. Да и расслабляться я не намерен. Нужно выжить двух приживалок, вольготно устроившихся в моем личном пространстве. А уже потом подыщу себе отдельное жилье.

Не буду же вечно жить под строгим оком папаши и играть по его правилам. Теперь он знает, что я могу демонстративно уйти. Трусливым побегом это не считаю, скорее протестом. А я зато понял, что он готов сделать первый шаг навстречу.

***

Варя

Если я думала, что перенесением брекетов на внутреннюю сторону зубов дело закончится, то очень ошибалась. Пообещав сестре год назад, что пойду у нее на поводу и стану соответствовать ее стандартам красоты, я кривила душой. Понимаю, обманывать плохо. И отвечать на помощь сестры черной неблагодарностью – тоже.

Она могла оставить меня у родителей, но вместо этого забрала с собой. Могла не помогать, когда я не поступила, не добрав два балла, но вместо этого попросила мужа выбить мне место на платном отделении. Она могла оставить меня в общежитии или снять дешевенькую квартирку, но вместо этого Эляна приняла меня в свой дом.

И я позволила ей руководить моим преображением.

Мы остались в клинике, где оформили все документы, оплатили новые брекеты и уехали с назначением на замену на завтрашнее утро. Если честно, у меня внутри всё сжималось. Снять брекеты будет непривычно. Но потом их наденут заново…

Записались на обед, ведь по утрам я чувствовала тошноту. Хорошо, что прием, на который мы собрались, состоится через три дня. Сможем подготовиться.

***

– Работы предстоит много, – выносит вердикт стилист Эляны Марьян, женоподобный парень со стильной прической и кукольным лицом. Естественно, он накрашен. Естественно, говорит тонким писклявым голоском и манерно размахивает руками. Ведь отдать себя в руки обычной тетки с начесом сестре не комильфо. Настоящий столичный стилист может быть только пафосным.

Вынуждена признать, что теперь сестра от меня не отстанет. Она давно пыталась взяться за мою внешность, но мне как-то удавалось избежать участи быть куклой для воплощения ее представлений о красоте.

Если честно, я считала себя безнадежной. Серой мышкой. Незаметной. Парни не обращали на меня внимания, а все вокруг говорили, как повезло Эляне с внешностью.

Обиды во мне не было, ведь разве так важно, как ты выглядишь? Даже лучше, когда на тебя не пялятся все кому не лень. Живешь себе тихо и спокойно.

– Сделайте всё, что можете! – настаивает Эляна, держа меня за плечи и поворачивая, а потом перенося руки мне на голову. Поворачивает ее из стороны в сторону. Слежу за отражением в зеркале, где двигается моя голова. – Профиль у нее ничего. Да ведь?

– Кожа чистая! – восклицает стилист, вскидывая руки. – Куколка просто! Но ей нужно привести брови в порядок, ресницы нарастить, губы чуть-чуть подколоть, – показывает пальцами размер.

– Она беременна, нельзя ей ничего колоть, – морщится сестра, а меня перетряхивает. – Нет, просто макияжа, бровей и прически будет достаточно. Будем брать естественностью!

Звучит как военный план по чьему-то завоеванию. Глаза сестры победно сверкают, а стилист под ее руководством принимается за работу. Эляна сидит в кресле и листает журнал. Она похожа на картинку. Красивая, модная, стильная.

А я на ее фоне теряюсь. Но меня устраивает такой вариант. Незаметной быть просто. А вот когда на тебя обратили внимание – начинаются трудности.

Не хочу истории Золушки, когда красивое платье преображает дурнушку и она привлекает принца. Нет. Разве это правильно, когда тебя замечают из-за внешней красоты?

Вот я повелась на нее. Повелась на Тимофея. Влюбилась в красивое лицо. И к чему это привело? Начинаю понимать, что истина где-то в другом месте, не там, где бушует океан чувств. Я должна идти по другой дорожке.

Возможно, под руку с сестрой. Она поможет мне пройти ее безболезненно.

– Девушки, вы готовы? – слышу, как открывается дверь моей комнаты, и до меня доносится мелодичный голос Нонны Аркадьевны.

Остановившись в проеме двери, она сражает наповал своим роскошным красным платьем в пол, идеальным макияжем и эпатажной прической. Ее белые волосы буквально зачесаны наверх и стоят дыбом. Я бы сказала так.

Но уверена, эта прическа называется как-то пафосно. Выглядит Нонна Аркадьевна так, словно собралась на прием к самой королеве. Хотя она и в обычное время выглядит шикарно.

– Варвара, ты просто чудо как хороша, – отвешивает она комплимент, и впервые я начинаю понимать, что преображаться – это не так плохо. Получать комплименты довольно-таки приятно.

– Вы тоже, – отвечаю совершенно искренне, но пожилая женщина в ответ на мои слова лишь хмурится. Потом ее искусно выведенные брови вздымаются.

Заметила.

Она поняла, что я едва открыла рот и прошамкала комплимент еле слышно. А всё потому, что сутки назад я прошла болезненную процедуру переустановки брекетов с внешней стороны зубов на внутреннюю.

Болезненную.

Это слово даже и близко не передает боль, что я испытала. Не говоря о том, сколько часов меня мучили.

– Что с тобой, девочка? Боже мой, у тебя лицо опухло! – возмущается она, грозно глянув на сестру. – Эляна, ты что, и над родными издеваешься, не только над моим сыном?

Я бы под таким орлиным взором сникла и уползла в нору, но сестре всё нипочем. Подбоченившись, она вскидывает подбородок и дерзко встречает нападку свекрови.

– Я забочусь о Варе! Никто кроме меня этого не делает в этом доме! Ее тут едва замечают, а некоторые, наподобие вашего хамовитого внука, и вовсе обижают ее!

Дергаюсь. Зачем она говорит про Тимофея?

Я на него даже не жаловалась.

– Как? Тимоша обижает Варю? – приходит в ужас бабуленция и наполняется гневом. – Я сейчас дам этому шельмецу!

– Дайте-дайте, – потирает руки Эляна, с удовлетворением смеясь, а я бегу наперерез Нонне Аркадьевне, складываю руки в мольбе.

– Не надо никого ругать, я не имею никаких претензий к Тимофею, он не обязан быть со мной вежливым, всё нормально…

– Он должен быть вежливым, – она останавливается в дверях и, смерив меня изучающим взглядом, движется в сторону комнаты своего внука.

Истинная королева.

Гляжу ей вслед, нервно сминая пальцы.

Что натворила Эляна?

***

– Пожалуйста, останови ее, – кидаюсь к ней.

– А может, еще предложишь остановить боинг на полном ходу? – сестра довольно улыбается и наблюдает за представлением, стоя вместе со мной в коридоре возле моей комнаты.

Тимофей открывает дверь бабушке, его комната расположена в конце коридора. Боже! Вижу его и тут же прикрываю глаза. Чтобы немедленно открыть их снова.

– Тимофей! – кричит Нонна, и я бы на ее месте тоже вопила.

Из одежды на Тимофее лишь длинное белое полотенце, обернутое вокруг бедер. Голый рельефный торс блестит от капелек воды. Волосы взъерошенные. Он явно только вышел из душа.

Стою и пялюсь на четкие кубики пресса и косые мышцы, уходящие к краю полотенца. Не дышу. Воздух не поступает в легкие. Надо заставить себя дышать и отвернуться. Но я столбенею, когда моя мечта стоит передо мной. Но я для него пустое место. Тимофей на меня даже не смотрит.

– Бабуль, – улыбается он Нонне, опираясь на дверной косяк.

И когда он это делает, его мышцы играют под кожей и напрягаются. Почему-то это зрелище заставляет меня почувствовать резкую жажду. Тимофей ужасный. Гадкий. Но не признать тот факт, что он чертовски хорош, я не могу.

– Тебе не стыдно, Тимофей?! – пытается поучать внука Нонна. – И почему ты до сих пор не одет?

– Времени вагон, я скоро, бабуль, и нет, мне не стыдно. Стыдно, у кого видно, – смеется он, вероятно думая, что потрясно шутит.

Даже бабушка ему не указ, вот ведь бесстыжий.

– Не хочу даже слушать, что там у тебя видно! Скорее одевайся, ждем тебя внизу.

– Зато эти вон хотят, смотри, как вылупились, – поворачивает он голову в нашу сторону, и я просто со стыда сгораю.

Сестра, стоящая рядом, как-то странно дышит. Бросаю на нее взгляд, она же не отрывает свой от Тимофея. Я бы сказала, что это неприлично, если бы сама только что не пялилась на него как на божество.

Вот действительно, зачем мы тут стоим? Позорище!

– Ведешь себя как мальчишка! За уши бы тебя оттаскать, так ведь не достану, вымахал вон! – кипятится бабуля, вызывая очаровательную улыбку на лице внука. Он мгновенно меняется, улыбаясь ей по-доброму, с видом плюшевого медведя, на которого невозможно злиться.

– Разве я плохо себя веду, ба?

– Не прикидывайся. Говорят, ты Варечку обижаешь.

– Кто это говорит? – снова резкая метаморфоза и жесткий взгляд на меня. – Она сама? Или моя мамочка? Они сами знают, что нужно сделать, чтобы я был милым. Освободить территорию от своего присутствия.

Тон Тимофея настолько холоден, что даже бабушка не находит что сказать. И пока она тушуется, внук закрывает дверь прямо перед ее носом.

Тут же юркаю мимо сестры в комнату за сумочкой, а потом мы все вместе спускаемся вниз, чтобы дождаться Павла Петровича и Тимофея.

Мы едем на прием все вместе, а потом Тимофей просто-напросто сливается, хотя ему и велено караулить меня. Зачем-то ему постоянно поручают следить за мной, словно я маленький ребенок. То ли муж сестры не понимает, что мне двадцать, то ли он считает, что несет за меня ответственность.

А я и рада, что рядом нет Тимофея. Не хочу я, чтобы он за мной следил. Каждый раз, когда он рядом, кажется, что он мне глубже вгоняет нож в сердце. Тот самый, что вонзил ночью, когда мы переспали.

Воспоминания обрывками проносятся в груди и причиняют боль.

Он меня не узнал.

Подумал, что спал с какой-то случайной девушкой. Одноразовое удовольствие. Даже не понял, что был первым. Что я добровольно отдала ему самое дорогое, подумав, что он в полном сознании и понимает, кто перед ним.

Всё это было не так, он просто напился и не узнал меня. Ни за что не признаюсь, что была с ним и ношу его ребенка.

Глава 4

Варя

На приеме я откровенно скучала. Тимофей пробовал все коктейли подряд. Муж сестры налаживал деловые контакты. Эляна ходила за ним хвостиком. Бабуля так и вовсе куда-то пропала. Вероника пребывала в скверном настроении.

Еще бы, ведь здесь ей велено подыскать жениха по вкусу своего отца. Да уж, не завидую я ей.

– О, жалобщица, – слышу протяжный голос Тимофея, а через секунду он сам материализовывается передо мной. – Ну что же прячешься, если так хотела моего внимания?

По голосу понимаю, что Тимофей нетрезв, да и видела, сколько коктейлей он выпил. Меня захлестывают волнение и страх.

И самое ужасное, что я толком не могу ему ответить: рот болит, да и боюсь начать шепелявить. Если закрою глаза, он исчезнет?

Но Тимофей, конечно же, не исчезает, это было бы слишком хорошо, чтобы быть правдой. Стоит передо мной и шатается, скользя взглядом по моему сиреневому платью.

Мне кажется, что мне этот цвет не идет, бледной делает, но стилисту и моей сестре виднее. Спорить я не стала, собственно, мне было всё равно, в чем идти. Смотрю в замутненные глаза Тимофея и думаю, вспомнит ли он завтра об этом разговоре.

– Я не хотела твоего внимания, – вкладывая все силы в эту фразу, отвечаю.

Плевать на боль, я хочу доказать свою правоту.

– И поэтому выпросила комнату на моем этаже и уговорила возить тебя в университет, – едко упрекает он.

– Я ничего не просила!

Стараюсь не попадаться на глаза, да и не возил он меня, хоть, кажется, его отец думает иначе. Что-то такое говорил водитель, который вместо Тимофея обеспечивал мои поездки на учебу и с учебы.

– Конечно, ты не признаешься, Варва-а-ра, – издевательски тянет он мое имя. – Сестра уже научила своим приемчикам?

– Что? – Я совсем не понимаю этого парня. Вроде пьян, но, когда говорит мне свои злые слова, в его глазах так много ясности и презрения.

– Вот как раз один из них. Прикинуться наивной, ничего не понимающей овечкой. На жалость давить.

Глупо доказывать ему что-то, и я, вцепившись в сумочку, закусываю губу и смотрю в пол. Пусть интерпретирует сам мое молчание! Он на это горазд, моя помощь в этом не требуется.

Ненавижу, когда не могу влиять на мнение других обо мне. Разве я не показываю, что правильная и добрая? Что не действую с умыслом?

– Ты как-то изменилась, – слышу голос Тимофея ближе и вынуждена вскинуть голову.

Он рядом.

Всматривается в мое лицо, изучает прическу. Дотошный взгляд заставляет вспыхнуть. Я не привыкла, чтобы парни на меня смотрели, а тем более тот, от кого мое сердце заходится в тахикардии.

– Не знаю, может быть, – решаю ответить неопределенно. Что я еще могу сказать? Что сестра меня чуть в куклу не превратила? И я бы ей позволила.

– Лицо опухшее. Ботокс, что ли, вколола? Тебе не говорили, что это вредно в твоем возрасте? Я думал, ты умная.

Понятно. Вместо комплимента новой прическе и красивому макияжу очередное оскорбление, завуалированное под заботу.

– Умная бы не стала разговаривать с пьяным, – смелею, подстегнутая его бесконечными оскорблениями.

Говорю, и тут же страх захлестывает. Глаза Тима темнеют, а он сам заметно напрягается.

– А что не так? Ты чем-то недовольна? Я только так могу смириться с вашим присутствием в доме.

– Тогда сочувствую твоей печени. Мы не уйдем.

– Ты мне угрожаешь? – ледяным тоном спрашивает он и делает шаг ко мне.

Боже, зачем я это сказала? Это правда звучало как угроза? Я же просто обозначила факт.

– Нет, но я не могу уехать.

– Почему? – допытывается он, вцепился в эту возможность как клещ.

Как горько, что тот, кого ты любишь, хочет от тебя избавиться. Я должна научиться не любить его. Как я вообще смогла полюбить такого?!

– Сестра не отпустит.

– Ты маленькая? Пусть снимет тебе квартиру. Папа явно не жалеет для нее денег. Зачем тебе жить в нашем доме?

От него так тянет алкоголем, что меня мутит. В голове взлетают вертолеты. Сознание плывет.

– Я… – бормочу и куда-то уплываю.

– Варя! – очухиваюсь на диванчике. Рядом стоит Тимофей, который принес меня сюда, а я даже не поняла.

В его глазах то ли беспокойство, то ли подозрение. Сменяют друг друга.

– Пойду принесу воды, сиди тут, – приказывает он. – Если это один из приемчиков, которым научила тебя сестра, чтобы поймать папика, советую применить его на ком-то другом. Видимо, для этого тебя сюда и привели. Я на такую дешевку не ведусь.

Ответить я ничего не успеваю, Тимофей исчезает из поля зрения. Но что бы я сказала в ответ на его слова, которые горьким осадком осели на моей душе? Ничего. Он сам придумал, какая я, и этого не переменить.

– Вот ты где, – находит меня сестра за огромным горшком с фикусом, за которым я оказалась. – Ты что, пряталась?

– Ммм, нет, – мычу, не разжимая губ, но сестра не слушает. – Хочу тебя познакомить кое с кем.

Познакомить? Не хочу я ни с кем знакомиться. Свое несогласие могу выразить только тем, что каблуками втыкаюсь в ковровое покрытие коридора.

– Вар-р-р-вара! – прямо-так рычит сестра. – Давай без фокусов.

Мне не до фокусов. Вот вообще.

– Это Валерий Самуилович, – вежливо и несколько торопливо, с волнением представляет она мне импозантного крупного мужчину в летах. – Ты должна его помнить. Вы уже виделись у нас дома…

Мы начинаем вежливую беседу, когда возвращается Тимофей со стаканом воды. Скорее всего, не найдя меня на диванчике, он пошел искать дальше и обнаружил нас в компании «папика».

Даже на расстоянии вижу, как крепко он сжимает стакан, а потом, презрительно усмехнувшись, швыряет его на стол и уходит.

Представляю, что он подумал. Выражение его глаз не заставляет сомневаться.

Натянуто улыбаюсь собеседникам. Мысленно я с Тимофеем. Он будто лезвием по мне своим взглядом полоснул. Ушел как от прокаженной.

Меня что-то спрашивают. Я не совсем в себе, еще не пришла толком в сознание от обморока и теперь переживаю за малыша. Со мной что-то не так?

Пробую шевелить губами. Вроде бы десны перестали остро болеть. Осталась ноющая боль, которую можно терпеть. Я могла бы принять обезболивающие, выданные врачом, но нельзя вредить малышу.

– Ошень приятно, – бормочу, и сестра цепенеет.

– Варюша была у стоматолога сегодня, – улыбается она как лиса, извиняясь за мою оплошность, даже голову в шею вжимает.

Чем же важен ей этот строгий лысеющий дядечка? Не могу избавиться от чувства, что мой взгляд так и ползет на этот блестящий островок между двумя участками редеющей «травы».

Его лысина отражает свет. Сейчас же вроде волосы пересаживают, чего ж он ходит лысый, раз такой богатый? Странно…

– Сожалею, Варенька, – расплывается он в улыбке, и она у него добродушная, искренняя, надо сказать. Не ожидала, что меня кто-то сегодня пожалеет. – У меня после посещения стоматолога температура всегда поднимается, – делится он откровениями.

– Надо ше, – продолжаю шепелявить, чем вызываю недовольство сестры, она втыкает мне в предплечье острые ногти.

Блин, ну разве же я виновата? Но знаю, о чем она думает. От волнения шепелявлю, из-за брекетов – тоже. Никакого с меня толку нету. Лишь позорю ее. Но никто не заставлял Эляну знакомить меня с приятелями ее мужа. Или это партнер?

И вдруг я холодею. Есть причина, почему она нас тут отчаянно сводит?! Это мой будущий муж?

***

Наутро, оправившись после очередного приступа тошноты, иду на диван, чтобы свернуться клубочком и предаться жалости к себе. Чувствую себя такой несчастной, что плакать хочется. От неразделенной любви сжимается сердце. Оно как в оковах.

Вот буквально полтора года назад я жила и не тужила, но и тогда находила причины для страданий. Голодный котенок на улице, которого родители не позволили взять домой. Подкармливала его каждый день, а потом он пропал.

Горевала, плакала, пыталась отыскать и даже объявления расклеивала на столбах и в интернете публиковала. Казалось, не переживу пропажи Пушистика.

Но это кажется теперь такой ерундой по сравнению с тем, что я испытываю сейчас. Никчемная и никому не нужная кроме сестры.

Громкие крики отвлекают меня от тяжких, погружающих в пучину отчаяния раздумий. Приподнимаюсь с опорой на руки. Вслушиваюсь. Сестра и ее муж скандалят в столовой. Слышится его зычный бас и несколько визгливый голос Эляны.

Что случилось? Она вроде как оправдывается, а он нападает. Обвиняет ее в чем-то.

Не знаю, каким образом, но понимаю, что дело касается меня. Черт, что я могла натворить? Тут же себя ругаю. Чего всполошилась? Вряд ли дело во мне, я слишком ничтожна, чтобы моей персоне в этом доме уделили внимание.

Остаюсь на месте и жду развязки событий. Голоса приближаются. Тяжелые шаги звучат сначала в коридоре, потом доносятся из-за двери. Дробный звук каблучков сестры, ее семенящие шаги вторят шагам мужа. Они оба за дверью в коридоре.

Дергаюсь, когда сестра с шумом распахивает дверь и влетает в комнату.

– Паша! Это Варя беременна, не я! – голосит, сверкая злым взглядом. Не могу понять, что происходит.

– Эляна? – задаю короткий вопрос, пытаясь понять, в чем я виновата. Почему из-за моей беременности разразился скандал?

Стоп! Откуда Павел Петрович узнал?

– Почему я узнаю о том, что член семьи носит ребенка, от охранников и врачей? – меж тем повышает голос хозяин дома. Раздается стук. – Тимофей! Открой эту чертову дверь!

Он что, узнал, что его сын сделал мне ребенка? Но как? Это невозможно! Это только моя тайна, никто на всем белом свете не знает. Хотя…

В голове мелькает мысль.

А вдруг кто-то видел нас на той вечеринке?

– Что за…

До меня доносятся ругательства из уст Тимофея. Так и продолжаю сидеть на диване, как будто приросла к нему. Эляна опускается рядом, приближая свое лицо к моему. В ее глазах отражается испуг и ужас.

– Паше доложили, что мы ездили в клинику. Он подумал, что я скрываю от него беременность! Пришлось сказать, что это ты забеременела, – быстро говорит она.

И нет, Эляна не извиняется и не объясняет причину гнева мужа. Скорее, бесится и негодует из-за того, что ей приходится возиться с последствиями моих действий.

– Он злится?

– А незаметно?! – вжимает голову в плечи, когда нас оглушает очередная порция ора. Сын и отец ругаются на повышенных тонах.

– Ты должен был следить за ней! Как ты мог упустить? Я тебя просил, что ли, так много? – бушует Павел Петрович. – Я считал тебя взрослым и ответственным человеком, которому можно поручить присмотр за членом семьи! Она же ребенок! Совсем девчонка! Кто сделал ей ребенка? Ты знаешь?! Говори!

«Фух, вроде пронесло, – думаю я, испытывая волну облегчения. – Никто не связывает мою беременность с Тимофеем».

Впрочем, от скандала это нас не избавляет.

– Я что, должен был свечку держать? – ожидаемо огрызается в ответ Тимофей. Я даже представляю, как он нагло смотрит на отца, не собираясь брать на себя ни грамма вины. – Я ей не нянька!

– Я тебе покажу не няньку! Заблокирую карты, лишу машины, шмоток, налички! Щенок! Это было мое поручение, Тимофей! Я серьезно дал тебе поручение. И не для того, чтобы ты плевал на него с высокой колокольни! – гремит и гремит громкий голос, от которого, кажется, сотрясаются стены и окна.

Никогда не видела Павла Петровича таким разъяренным. Да он просто в бешенстве! Дело точно не только во мне, это что-то между ними. Отцы и дети и их вечное противостояние. Сын его ослушался, наплевал на поручение, и отец хочет его наказать.

Ловлю перепуганный взгляд сестры.

– Эляна, что будет? – шепчу одними губами.

– Пусть выпустит пар на сыночке, – бросает она фразу. – Ну наделала ты делов, Варя!

– Я… – тушуюсь, опуская взгляд и начиная ковыряться пальцем в пледе. Мне невыносимо стыдно из-за того, что разразился такой скандал.

Ужасает перспектива оказаться в центре внимания, под прицелом осуждающих глаз человека, который позволил жить в своем доме.

А я подвела… Еще и забралась в постель к его сыну. Ведь так подумают? Что я сделала это специально, из меркантильных интересов. Никто не подумает иначе. Надо держаться версии, что я не видела отца своего ребенка, напилась на вечеринке… Ужасно, но гораздо хуже видеть, как Тимофей кривится от отвращения.

«Я? С ней?» – так и вижу, как он морщит свой красивый, идеальный формы нос, будто вляпался в кусок дерьма. Да я с ума сойду, если кто-то из домашних узнает правду.

– Скажешь, что пока не можешь выдать отца ребенка, поняла? – наклоняется ко мне сестра, держит за руку цепкой хваткой. – Поняла, Варя? Не говори эту фигню про темную комнату на вечеринке. Делай, что сказала, ясно?!

Ответить не успеваю, в комнату вваливается Павел Петрович в деловом костюме. Он явно собирался на работу, когда его настигла новость о моей беременности.

Позади маячит белая футболка Тима. К счастью, он сегодня одет, не сверкает голым торсом, а то бы плакала моя выдержка. Так я хотя бы могу представить, что его нет, и сосредоточить взгляд на бледном лице с сурово поджатыми губами.

– Девочка, это правда? Скажи, ты действительно беременна?

Мне остается лишь кивнуть. Этот вопрос, по сути, не нужен. Просто констатация факта.

– Ладно, – сжимает он кулаки. Кажется, немного успокоился. Предгрозовая атмосфера в воздухе немного рассеивается, брезжит свет. – Будем разбираться. Кто отец?

Кидаю беспомощный взгляд в сторону сестры, а она давит своим взглядом, утыкается в меня им, как кинжалом.

«Ты обещала, Варя, ты мне должна», – так и слышу то, что транслируют ее глаза.

– Он… Он пока не знает, – выдавливаю из себя слова, язык липнет к небу, но получается, что говорю правду.

– Ему придется принять этого ребенка, ты не будешь матерью-одиночкой! Я не позволю топтать имя моей семьи! Эляна, что сказал врач? – обращается он к ней, видимо понимая по моему лицу, что внятного ответа не дождется.

– Паша, тебе на работу уже пора, – вскакивая, начинает суетиться сестра, – пойдем, я провожу тебя и по дороге расскажу, как мы сходили к гинекологу…

– Беременна? – ехидный голос Тимофея раздается совсем рядом. Поднимаю глаза и встречаюсь с его насмешливым взглядом. Темные ресницы обрамляют красивые глаза, заставляющие постоянно ими любоваться. Мне необходимо взращивать равнодушие к нему, но я не могу, это сильнее меня.

В его присутствии я просто беспомощная глупышка с наивными мечтами. Как фанатка, увидевшая своего кумира. Поклоняюсь его красоте, а сама понимаю, какой он гадкий и ужасный, смеется над моей бедой.

– А тебе-то сто? – буркаю с присущим мне сейчас шипением.

– Он что у тебя, слепо-глухо-немой? – хмыкает Тимофей, качаясь с носка на пятку.

Молчу, крепко-накрепко стискивая губы, чтобы не издать ни звука. Что за детский сад – издеваться над дефектом речи? Ему же не двенадцать, в конце концов!

– Я имею в виду, – не жалея меня, объясняет, – что не понимаю, чем ты привлекла кого-то. Ты только и ходишь, что на лекции и в библиотеку. Ты там соблазнила этого прыщавого ботаника? Он очки потерял и не заметил, как тебе вставил? А может, вы оба не в курсе, откуда дети берутся?

Меня будто обдает ведром холодной воды. Взвиваюсь на постели, вскакивая напротив ухмыляющегося Тимофея. Господи, какой он ужасный! Мне хочется вопить, но я лишь толкаю его в сторону выхода.

– Уходи!

– О, голос прорезался! – ржет он. – Слушай, ты, убрала руки! – ловит он меня за запястья и отстраняет от себя. – Уже обрадовала папочку своего зародыша? Чего ждешь? Давай, скажи его имя моему отцу, чтобы он отстал от меня. Свали из этого дома, чтобы мне не пришлось присматривать за тобой, убогая!

Зажмуриваюсь, чтобы отгородиться от кошмара. Но нет, это не поможет. Человек, которого я боготворю, считает меня убожеством и мечтает избавиться от нас с сестрой.

Люто ненавидит.

Янтарные глаза пышут отвращением ко мне, слова ядовитые, колючие, они меня ранят, оставляя кровавые следы и шрамы, от которых нипочем не избавиться. Такое не забудешь.

Поднимаю руки. Словно сдаюсь. Отступаю на шаг и пялюсь на Тимофея. Мы боремся взглядами, а взгляд сейчас мое единственное оружие, ведь эти чертовы брекеты разоружили меня и лишили способности защищаться.

Приходится молчать, чтобы не дать повод гадкому мажору издеваться надо мной.

«Убогая. Убогая. Убогая», – звучит на репите.

Не так обращаются к той, кто заслуживает хоть капли симпатии, совсем не так. В этом слове настолько концентрированная ненависть, что даже страшно. Чем я заслужила ее?

– Уходи, – дребезжащим голосом выгоняю его, чувствуя себя старой развалиной, которая вот-вот рассыплется в труху.

Любовь – дерьмо.

Глава 5

Тимофей

Залетаю в комнату и со всего размаху хлопаю дверью. Падаю на кровать и начинаю яростно растирать лицо. Какого хрена? Ну вот какого хрена я огребаю за эту убогую уродину и прилипалу?

Как она умудрилась забеременеть?

Трэш! Просто какой-то трэш!

И я еще, значит, должен был следить за ней и не допустить ничего подобного. Но я ведь даже не думал, что кто-то на нее польстится. Не ожидал опасности с этой стороны.

Когда и как она это сделала? Почему не раскрывает имя этого «героя», который должен взять на себя ответственность! Пусть забирает ее из нашего дома вместе с пузом и заботится. Мне на хрен не упали проблемы с этой дурой заполошной!

Знакомый рингтон отвлекает от хаоса мыслей.

– Здорово, Тим, – звонит мне лучший друг Ян. Мы как-то потерялись этим летом. У него привычные терки с отцом, я лениво провожу летние каникулы. – Тухнешь?

– Да без тебя только и делаю, что тухну, – хохотнув, отвечаю. – Есть предложения?

– Забуримся в клуб? – предлагает.

– Почему бы и нет? – жму плечами. – Всё равно скукота смертная дома.

– Некому тебя развлечь, бедненькому? – ржет как конь.

– Хорош стебаться, Гор, – называю Черногорского по прозвищу. – Здесь меня некому развлекать.

– А ты чего бешеный такой? По голосу слышу.

– Вот ты экстрасенс, – ржу, – но угадал. Бесит тут одна.

– Дай угадаю, одна из твоих родственниц?

– Бинго! Сложно не догадаться. Отец насел, типа я должен был свечку этой убогой держать и следить, с кем она путается, – агрюсь, снова прокручивая в голове сказанный отцом бред. Ну бред же!

– Не понял, зачем свечку держать? – не врубается Ян. – Ты про сестру мачехи своей, что ли? Что с ней случилось? Ты же скинул ее на водителя, дав ему бабла, чтобы говорил, что ты ее в универ возишь.

– Да. Было дело. Да капец, один охранник уволился, обиделся на что-то как баба и слил меня отцу! Тот орет как блажной, меня обвиняет. Обрюхатил Варьку кто-то, прикинь! Я те серьезно, чего ржешь, Ян? Какой-то идиот залез под юбку к этой страшной монашке и даже смог там что-то нафурычить! – не могу перестать ржать, меня просто адский смех от этой ситуации разбирает. – Я, значит, должен был женишков от нее отбивать! С какого перепугу?

– Смешно тебе?! – с грохотом открывается дверь, и на пороге стоит отец, бешено вращая глазницами. – Положи трубку, Тимофей! Продолжим разговор!

– Упс, надеюсь, ты выживешь, – сливается Ян, слыша ор отца в трубке.

Встаю, убирая руки в карманы. Насупившись, ожидаю выволочки. Накрывает лютая злоба. Столько возни из-за какой-то приблудной лимиты. Смотрю в пол и вижу какую-то полоску на полу, с бусинками… Но забываю о ней, когда отец повышает голос.

– Почему ты не выполнил мое поручение? – снова заводит уже надоевшую пластинку отец, шагая ко мне. – Я думал, что ты повзрослел, что могу тебе доверять, а ты…

– Она не ребенок. Имеет право делать что хочет, – говорю сквозь зубы. Бесит, что из-за приживалки родной отец поднял такой хай.

– Войдя в нашу семью, она стала ребенком! Моим ребенком! Пока вы учитесь, вы – дети!

– Что-то я не заметил, что Ника еще студентка, – мрачно замечаю.

– Поясни!

– Ты заставлял сестру выйти замуж, хотя она уже не учится. Взрослая и работает. Так что хочу узнать, когда заканчивается возраст, с которого ты перестаешь контролировать своих детей, папа?

– А что? – он наклоняется ко мне, обдав суровым взглядом. – Ты хочешь проверить границы моего контроля? Или лимиты моего терпения?

– Ты мне угрожаешь? – смело встречаю его нападки.

– Разберись со своим проколом, Тимофей! Узнай, кто отец! Мне нужен этот подонок, испортивший девочку! Она же просто несмышленая малолетка, кто угодно мог обидеть ее! Соблазнить, принудить, изнасиловать! А вдруг он ее чем-то заразил? Тебе надо было лучше за ней следить!

– Не драматизируй, пап, – морщусь, держа при себе оскорбления в адрес его жены и ее сестры, о которых я не лучшего мнения.

На мой взгляд, они обе мечтали через постель обеспечить себе будущее. Вот у старшей получилось, и младшая повторила ее путь. Только отец всё видит иначе.

– Я даю тебе неделю, сын, – игнорирует он мою просьбу и, сжав губы, заканчивает разговор: – Если ослушаешься, последствия тебе не понравятся.

Уходит, хлопая дверью, а я склоняюсь к полу. Всё время, пока отец бушевал, я видел перед собой эту чертову полоску. Беру, вращаю в руках плетеный браслет с порванными краями. Какие-то бусинки на нем. Облупленные. Что за дешевка? Откуда она здесь? Наверное, домработница обронила.

Хотя нет, судя по разбросанным вещам, ее тут пока не было. Тогда откуда эта вещица? Хм, кажется, выпала из моих джинсов. Просто загадка. Открываю ящик и кидаю туда чью-то потерю. Потом разберусь…

Есть проблемы покрупнее, чем оброненный кем-то дешевый браслет.

***

Шатаюсь по дому, вечно натыкаясь на суровый, осуждающий взор предка. Невыносимо прямо. Еще и бабуля умотала на слет кинематографистов, лишив меня буфера. Я даже есть стал в комнате, чтобы с отцом не пересекаться.

А когда новая мамочка решает спасти ситуацию и увезти отца в короткое путешествие, я сбегаю из дома.

Не жду, пока меня настигнут эти самые обещанные последствия. Уезжаю в деревню вслед за сестрой, повторив ее способ избежать ответственности.

Потом придумаю, как договориться с отцом. Он мне ничего не сделает, побузит и перестанет. Ему просто нужно остыть. Но я ни за что в жизни не буду заниматься той хероборой, на которую он хотел меня подписать.

Выяснять, кто обрюхатил Варьку?

Я что, чеканутый?

Систер уехала в деревню со своим бывшим к его деду, который сломал ногу и требует ухода и помощи. Вероника и Баров старательно делают вид, что их отношения в прошлом и затея с фиктивным браком обманет отца и угомонит его желание выдать ее замуж за одного из своих партнеров.

Батя сбрендил, точняк.

Что за тупая идея выдать мою сестру за старпера? Складывается ощущение, что он стремительно тупеет, находясь рядом с молодой женой. Все его нынешние идеи отдают сумасшествием, а я не идиот, чтобы соглашаться.

Лето радует жаркими деньками, и я прекрасно провожу пару дней на лоне природы в деревенском доме. Даже успеваю забор покрасить и сходить на свадьбу, состоявшуюся прямо в поле. Баров и сестра, знамо дело, больше не изображают из себя договорных партнеров. Отношения у них самые что ни на есть настоящие.

Даже как-то радостно за них. Чувствую, что приложил руку к их воссоединению, когда рассказал Барову правду о сестре. Никогда она ему не изменяла, а только делала видимость в соцсетях ему назло.

В город возвращаюсь с мрачным настроением. Не очень-то хочется терпеть папины нападки. Он угрожал мне словесно по телефону, но, к счастью, он не любитель серьезных разговоров не лицом к лицу. Любит по старинке беседовать, с глазу на глаз. Встречаемся в его кабинете, куда захожу вразвалку, падая на стул.

– Сбежал? – прищурившись, кидает он одно пренебрежительное слово, глядя на меня так, будто я дезертировавший солдат, бросивший раненых соратников на поле боя.

– К сестре поехал, – говорю невозмутимо, смело встречая его взгляд.

– Умничать будем? – Отец, насупившись, складывает руки на груди, возвышаясь надо мной.

– Даже не думал.

– Тимофей, – припечатывает он, – побегом вопрос не решишь. Я хочу, чтобы ты понимал, что такое семья. Ответственность.

Закатываю глаза, на что он сразу же реагирует, бахнув кулаком по столу. Вот бешеный.

– Тимофей! Не надо мне тут строить глазки, ты не девочка!

– Да я в курсе, – злю его, зачем-то проверяя границы терпения.

– Ты не девочка, – повторяет он назидательно, – ты будущий мужчина. Отец семейства. Глава нашей компании, кому я передам все свои владения и бизнес. Мне нужно воспитать из тебя человека, а не слабое, бесхребетное, трусливое нечто, которое сбегает при первом признаке того, что нужно приложить усилия. И не сопи мне тут!

– Я не понимаю, почему ты начинаешь мое воспитание именно с того, чтобы я следил за этой убогой! – взрываюсь и вскакиваю с места.

– Сядь, Тимофей!

– Не буду, папа! – наклоняюсь и ставлю руки на края столешницы, приближая к нему лицо. Мы как два бойца на ринге перед боем, смотрим глаза в глаза, и никто не сойдет с места, борясь за свою правду. – Что угодно, только не приглядывать за ней. Избавь меня от необходимости видеть ее в принципе. Как ты не понимаешь, что я терпеть не могу их обеих!

– Ты говоришь о моей жене, – пыхтит он со злостью, – и ее родственнице! Они – твоя семья.

– Нет! Я не принимаю их, понял? У меня была семья. И она у меня осталась. Ты, мама, сестра и бабушка, – перечисляю, каждый раз бахая ладонью о стол. Аж до боли в ладони. – А у меня это отобрали. И ладно, я смирился, ты взрослый человек, папа, имеешь право менять жен, но зачем ты требуешь у нас принять твою новую семью? Она твоя и больше ничья. Понял?

– Я понял, сын, – щурит он глаза, видимо размышляя о моих словах, – но ты живешь в моем доме. Ты мой сын. Мы не можем жить в состоянии войны все вместе. Ты должен их принять.

– Я ни с кем не воюю, – передернув плечами, снова сажусь на стул, как-то весь поникнув. Мой взрыв высосал все силы. То, что так долго во мне копилось, вдруг выплеснулось, оставив внутри пустоту. И ее ничем не заполнить.

– Ты едва ли разговариваешь с Эляной, а с этой бедной девочкой ты вообще говоришь в оскорбительном тоне. Я этого не потерплю, принимаешь ты это или нет. Тебе нужно смириться, Тимофей, и я вижу, что без моих усилий ты так и будешь отдаляться семьи. Сбегать, когда тебе что-то не нравится, и в целом делать то, что тебе хочется.

– А ты хочешь ограничить мою свободу? – дерзко, с вызовом спрашиваю. – Хочешь, чтобы я жил по твоей указке?

– Как бы сейчас это странно ни звучало, я желаю тебе добра. Чтобы ты вырос достойным человеком. Пока я вижу лишь вздорного мальчишку, который предпочитает ответственности трусливый побег. В жизни от всего не убежишь, сын.

– Сколько раз говорить? Я не сбегаю от ответственности. Я не хочу заниматься чем-то, связанным с Варей!

– Вот когда ты поймешь, что разницы нет, тогда и станешь взрослым, – глубокомысленно изрекает отец, заставляя меня вскинуть взгляд. – Это тренировка, сын. Нечто, что тебе претит и вызывает отторжение, может быть очень важным. А если я поручу тебе дело в офисе, какие-то важные переговоры, а тебе не понравятся бизнес-партнеры, ты тоже сбежишь?

– Ты сравниваешь бизнес и семейные поручения? – приподнимаю бровь, пытаясь постигнуть его логику. Всё во мне сопротивляется тому, чтобы признать его правоту. Юношеский максимализм работает на полную катушку. Хотя начинаю подозревать, что отец говорит здравые мысли. Его логика понятна, но бунт во мне не унять так просто!

– А ты считаешь, что есть разница? Дело в твоих реакциях, сын. Я попросил, ты проигнорировал и недоглядел за Варей. Теперь она беременна и говорит, что не знает, кто отец. Дело было в темноте. Смешно тебе?

– Пап, прости, но разве это не смешно? – стараюсь не ржать, но не выходит, стоит лишь представить возню в темноте убогой и какого-то ботаника.

Мутная какая-то история.

Кажется, отец думает точно так же.

– Это не смешно! Совсем не смешно! Мне кажется, что девочка боится сказать, что в темноте на вечеринке ее изнасиловали! Ты прекрасно знаешь, какими могут быть студенты! Твои однокурсники, между прочим! Могут пошутить, поиздеваться, сделать что-то на камеру и выложить в свободный доступ в интернете. Не думал о таком?

Морщусь, понимая, что отец прав. Такие вещи я хоть и не делал, но разве стал бы препятствовать, если бы кто-то таким образом развел девчонку?

Это в порядке вещей.

– Я пытаюсь воспитать тебя другим человеком. Не таким, кто возьмет бедную девочку силой и убежит от ответственности. Попробуй выяснить среди своих, кто мог с ней это сделать. Нужно, чтобы тот человек принял ответственность. Если бы ты следил за ней, как я просил, этого разговора не было бы, Тимофей! Ты виноват, тебе и отвечать. И не скрипи зубами! Кстати, – открывает ящик стола и бросает на него какие-то билеты. – Мы идем в театр. Твоя бабушка занималась с какой-то юной актрисой. У ее протеже бенефис. Да-да, я вижу, что ты не в курсе, что значат эти слова, по твоим глазам вижу. Погугли на досуге, вместе со словами «ответственность» и «сыновий долг». Можешь позвать друга или девушку.

– У меня нет девушки, – буркаю, беря парочку билетов.

Золотарева, к счастью, за границей, куда ее послал папочка. Скоро приедет и снова будет прилипать. Раньше она мне даже нравилась, но ее ревность свела на нет наши отношения, если таковые и зарождались.

Вообще, я считаю, что у нас свободные отношения. В деревне я себя не ограничивал и спутался с парочкой доярок. Изменой не считаю.

Позову Черногорского, пусть вместе со мной страдает. Театр! Отец бы еще в зоопарк меня позвал или на выставку. Но бабулю я уважаю. Если она просила присутствовать, то обязательно посещу бенефис, что бы это ни значило.

***

Покидаю офис отца и падаю на сиденье в тачку с открытым верхом. Жара адская. Надо прокатиться, чтобы ветром обдуло. Закидываюсь полулитром колы, врубаю музон. Жизнь была бы прекрасна, если б не убогие родственнички.

«Бенефис – зрелище, спектакль, устраиваемый в честь одного из выступающих актеров», – гуглю, выяснив, куда меня обязали явиться. Выходит, бабушкина протеже настолько хороша, что ради нее целый спектакль устроили с ней в главной роли.

А, по хрену! Сейчас не об этом. Продолжаю злиться. Какого черта папа навязывает мне Варвару? Как бы вытурить из дома обеих!

Сколько можно их терпеть!

Входящий звонок отвлекает от злобных мыслей.

– Сынок, ты давно не навещал меня, не хочешь приехать? – слышу родной голос мамы, связь с которой усилилась, когда отец бросил ее, променяв на Эляну.

Не скрою, что раньше я воспринимал ее присутствие как должное. Есть она и есть. Но стоило ей съехать из нашего дома, как остро почувствовал нехватку матери.

– А куда? Я не против, как раз нечего делать.

– В офис приезжай, – уточняет она и кладет трубку.

Мама, сколько себя помню, всегда возилась с украшательством дома. Порой меня коробит, что жена отца пользуется результатами ее усилий. Пришла на всё готовое! В то же время понимаю, что придушу ее, если покусится на интерьер дома и начнет всё переделывать по своему вкусу!

Скорее, добьюсь того, чтобы она нашла себе другое жилище! Наш дом неприкосновенен. Он особый. С особой атмосферой.

Никто не предупреждает о приходе, все просто едут сюда, и всё. Сестра, бабушка. Они живут отдельно, но я не удивляюсь, когда запросто вижу их дома. Мне это привычно, а вот Элянка всё пытается убедить отца, что о визитах надо предупреждать. Она типа не готова встречать гостей, а они приходят.

Сама она гостья!

Приезжаю к маме в ее новый офис, где она принимает заказы по дизайну. Здесь всё очень красиво, уютно, ярко и светло. Она умеет создать этот самый уют из ничего. Даже глиняный чайник и чашки подобраны под интерьер. Утопаю в диванчике и принимаю кружку чая, аромат которого отдает луговыми травами.

– Как ты, сынок?

– Нормально всё, мам, – жму плечами и рассказываю о поездке в деревню, каникулах и походе в театр. – Ты же придешь?

Не надеюсь, что мама согласится. Я бы на ее месте тоже не пошел. Но адски злит, что она оказалась исключена из семейных мероприятий. Бабуля была бы рада ее видеть.

Это ее право – быть там!

– Я подумаю, – отвечает она со слабой улыбкой, но отчего-то знаю, что не придет она.

От злости сжимаю кулаки. Мама считывает меня на раз. Наверное, не стоило ехать к ней сразу после разговора с отцом.

– Что не так, сынок? Я же вижу.

Голос мамы окутывает наподобие теплого шарфа зимой.

– Отец лютует. Требует заботиться о сестре своей женушки, Варе, – ее имя просто выплевываю.

Мама опускает взгляд и издает тихий вздох.

– Она тебе не нравится, Тимош?

– Мне они обе не нравятся, не хочу я за ней смотреть!

– Конечно, он не должен тебя заставлять, если ты не хочешь, она же не маленькая.

– А я о чем! Тоже мне нашел няньку для взрослой девки! Как к кому-то в койку прыгать, так она взрослая, пусть за ней папочка ее зародыша присматривает.

– Ну, ребенок не виноват, конечно, а так ты прав, – кивает мама, – это не твое дело, как я считаю. Ты уже взрослый. Давай тебе квартиру снимем, или у меня поживи. Места в доме много, мне скучновато вечерами. Хотя я не тешу себя надеждой, что ты будешь их со мной проводить, но, по крайней мере, можешь ночевать.

– Конечно, мам, – вздыхаю с облегчением, соглашаясь.

Пусть это будет считаться побегом в глазах отца, но я не пойду у него на поводу.

После визита к маме заваливаюсь к Гору, где снова делюсь с ним наболевшим.

– Слушай, я понял, – вдруг заявляет он.

– Что ты понял?

– Понял, что хочет эта чувырла Эляна.

– Просвети.

– Она тебя хочет с сестрой своей свести, чтобы поженить вас.

Чуть не падаю с дивана, услышав слово «поженить».

– Гор, ты сбрендил?

– Сам подумай. У Эляны с твоим отцом явно составлен брачный контракт. В случае чего ей мало что достанется, да и детям перепадет больше, чем ей. Она хочет еще больше укрепиться в вашей семье.

Гор башковитый. От отца, в отличие от меня, зависит не так сильно. Меня это, конечно, коробит, но я не шарю в той теме, на которой сидит друг. Он играет на бирже. В этом у него талант, к тому же он азартен. И сейчас помогает мне посмотреть на ситуацию под другим углом.

– Я что, похож на барана на веревочке? Как они могут меня заставить быть с этой убогой? – фыркаю.

– Зачем же постоянно сводят с ней? Сам подумай, – Гор смотрит внимательно, и я напрягаюсь.

– Я уже не могу отказать бабушке и не пойти в театр. Да и отцу обещал присматривать за этой несчастной, – закатываю глаза. – Да по хрену. Никто не заставит меня связаться с ней, пусть даже она будет жить в моей комнате. Ты вообще ее видел?

– Ну так, в универе порой, издалека. Мышь обыкновенная, подвид библиотечный, – жмет плечами Гор, по ходу дела шутя и немного разряжая атмосферу.

– Мышь – как есть мышь.

Попрощавшись с другом, еду к себе домой за вещами и вдруг вижу, как по дороге к дому пешком идет Варвара. А где водитель, интересно? Что за дела?

Черт, какая-то она бледная вся, чуть ли не зеленая. Сначала еду вперед, решив не обращать внимания, но что-то меня останавливает.

Торможу. Сижу какое-то время, барабаня рукой по рулю, и наконец еду задом, притормаживая возле убогой.

– Ты чего тут?

Испуганные глаза впиваются в меня.

Глава 6

Варя

Огромный дом затихает, когда Тимофей уезжает в деревню вслед за сестрой. Бабушка Нонна тоже не навещает родных, традиционно занимаясь своими киношными или театральными делами. Можно вроде вздохнуть спокойно, но не дышится.

Мне плохо. Мучает каждодневная тошнота, не могу есть, рот изводит болью. Лежу пластом и просто мечтаю, чтобы это всё побыстрее закончилось.

– Варя, – в комнату влетает сестра, и я с трудом сажусь, – мы с Пашей улетаем на отдых! На кого тебя оставить, ума не приложу.

– Я справлюсь, – шамкаю слабым голосом, – я в кровати в основном лежу, никуда не денусь.

– Вот это мне и не нравится! – ругается она, осматривая меня с недовольным видом. Морщится и качает головой, оценив то, как я выгляжу. – Ты хоть душ принимала? Надо мыть волосы особым шампунем, чтобы светлые прядки не пожелтели.

– Прядки? – не понимаю я ее озабоченности цветом волос.

Какие прядки, когда я практически умираю?

– Ну Варя! Тебе же стилист сказал, что это необходимо делать. Беременность не повод превращаться в лохудру! Анализы у тебя нормальные. А беременность не болезнь! Тем более ты молодая. Организм должен справляться. Алевтина готовит тебе пищу по рекомендациям. Ты должна есть!

– Я пытаюсь, но всё выходит обратно, – почему-то оправдываюсь.

– А ты постарайся удержать! – сложив руки на груди, вздыхает сестра. – Варя, ты как маленькая. Даже я, кто не собирается рожать, понимает, что ребенку не на пользу пойдет, если ты будешь лежать на кровати и выблевывать всю еду. Жаль, я не могу проследить. Скоро самолет.

Сестра смотрит на свои изящные часики.

– Этот оболтус, сын моего мужа, испортил ему все нервы. Мы слетаем развеяться, но я буду звонить тебе каждый день. Варя-Варя, – выдавливает она кислую улыбку с видом: «Ну что с тобой делать? Взялась на мою голову». – Я думала, ты сильнее. Как по вечеринкам и темным комнатам ходить, так ты первая. А как брать ответственность… – машет она рукой, отмахиваясь как от мухи. – В бассейн вон сходи или по территории погуляй. Ладно, побегу собираться.

Разговор с сестрой расстраивает, но не могу не признать ее правоту. Лежать тут и ждать, что тошнота и боль пройдут, ничем не поможет. Надо как-то выбираться из этого амебного состояния.

Дико несправедливо, что я страдаю тут одна, пока Тимофей живет, как жил… И совсем он обо мне не думает, в отличие от меня. Открываю смартфон и захожу в запароленную папку с его фото, которые заскринила из его профиля и сохранила себе. Пытаюсь рассмотреть лицо и найти там изъяны. Такой капризный изгиб губ. Высокомерный взгляд. А еще он высокий! Дылда просто. Я с ним такая малявка, вечно голову задираю, если оказываюсь рядом. Хотя, когда мы оказались в постели, это никак не помешало…

Черт! И зачем вспомнила? Отбрасываю телефон, не в силах совладать со слезами.

Отвлекает от рыданий рингтон телефона.

– Я вернулась! – верещит Ася, когда я беру трубку, отвечая на звонок. – Ты рада, Варяг?

– Привет, конечно рада, – улыбаюсь сквозь силу, хоть подруга и не видит. Но представляю это рыжее солнышко, и на душе теплее. – Без тебя совсем тут заскучала.

– Да ладно, заскучала она, сколько книжек прочла? – подкалывает Ася, зная о моей страсти и привычке записывать количество прочитанных книг. – Ладно, не отвечай! Но давай уже бросай их и айда ко мне в общагу! Приедешь?

– Да, Ась, мне нужно тебе кое-что рассказать. – Радость моя тускнеет, когда вспоминаю о своей беде.

– Звучит пугающе, – вздыхает подруга. – Прямо не нравится мне это. Все фразы, что так начинаются, ничем хорошим не заканчиваются.

– А оно и нехорошее, – вздыхаю в ответ.

– Короче, Варяг, дуй ко мне, на расстоянии я тебе ничем помочь не могу, а по голосу слышу, что разговор не телефонный. – Всегда неугомонная подруга чем-то гремит и шуршит на фоне. – Я одеваюсь и буду ждать тебя у входа. Погода отличная. Сходим в парк. Поделимся новостями.

– Хорошо, – быстро соглашаюсь, кивая.

– Тогда жду, моя прелесть! – Ася громко чмокает, издавая звук поцелуя, и сбрасывает звонок.

Выползаю из постели, принимаю душ. Кое-как привожу волосы в порядок. На макияж нет сил. Надев длинные джинсовые шорты и белую футболку с принтом, спускаюсь по лестнице и сталкиваюсь с Эляной, задумчиво смотрящей в окно.

– Элян, я съезжу в город? – отпрашиваюсь по привычке. – Приехала Ася, мы хотим немного в парке прогуляться.

– Только в парке? – спрашивает она с хмурым видом.

Вроде как осознаю свою вину и право сестры сомневаться в моей благонадежности, но всё равно на душе как-то скребет от этого вопроса. Я вроде и взрослая и даже смогла забеременеть, а сестра следит за мной как за несмышленым ребенком.

– Ты хотела, чтобы я погуляла, и вот… – неуверенно жму плечами.

Неужто я заключенная?

– Да, хорошо, но только с Ромой езжай. Больше никаким транспортом. Чтобы была под присмотром. И еще, Варечка, – подходит она ко мне, понижая голос, поправляет лямку рюкзачка, – ты никому не говори про беременность. Ни подруге, ни родителям. Я тоже не говорила.

– П-почему? – хмурю брови, пытаясь понять логику сестры.

Ее глаза бегают, потом сосредотачиваются на мне. Выглядит очень серьезной.

– Если замуж выйдешь, лучше сказать, что от мужа забеременела. Не надо этой ерунды с темной комнатой! Варя, ты же не будешь ее направо и налево рассказывать?

– Замуж? – только и выдавливаю я, пугаясь, что она снова вернулась к этой теме.

– А ты думала, этот вопрос закрыт? Ну какой же ты ребенок, Варечка! Ладно, беги, – отправляет она меня, – скинь сообщение, как доберешься до парка.

Ухожу на ватных ногах, погружаюсь в машину. Когда вышла из комнаты и стала двигаться, немного полегчало, но стало хуже, когда вернулась мыслями к плану сестры. Ну неужели она заставит меня жениться? Я же смогу отказаться?

В парке подруга душит меня в объятиях, хвалит новую прическу и обнаруживает, что я без брекетов, но тут же замечает мой понурый вид.

– Что случилось? Срочно рассказывай, – усаживает на скамейку, беря мои ледяные руки в свои. Жара, а я мерзну. Ничего не могу поделать. Лучше мне не становится.

– Я беременна, Ась, – выдаю как на духу, – и у меня ужасный токсикоз.

– Ой, так зачем же ты приехала? – всполошившись, вскакивает она и тут же садится. – Как же так? Тебе плохо? Может, в больницу? Таблетки какие пропишут?

– Нет таких таблеток, в больницу не надо, с точки зрения медицины я здорова. Просто надо потерпеть.

– А кто отец? Когда это случилось? – вопросы льются из подруги потоком, но я не могу ей рассказать. Обещала сестре, да и сама не хотела ни с кем делиться этим позорным фактом.

– Прости, я не могу сказать… Пока…

И вроде Ася не обижается, но дальнейшая прогулка проходит натянуто. Она вроде и не показывает, что обиделась, но я же чувствую. Прощаемся на минорной ноте, и я иду в сторону машины, где поджидает водитель, а проехав почти до самого дома, вдруг ощущаю привычный позыв к рвоте.

– Пожалуйста, остановите! – умоляю, и Роман тут же тормозит у какого-то особняка, поняв, что со мной. Быстро обегает машину и помогает мне выбраться из нее. Поддерживает за талию.

К счастью, прихожу я в себя быстро и радуюсь, что не испортила чей-то идеальный газон и тротуарную плитку. Не думаю, что соседи бы обрадовались. Тут даже с собаками гуляют, имея при себе специальные пакетики для экскрементов.

– Я пройдусь до дома, может, мне станет лучше, от езды меня тошнит, – сообщаю водителю, махнув рукой в сторону крыши нашего дома, которая уже виднеется на горизонте. До него метров двести. – На свежем воздухе мне станет лучше.

И Роман уезжает, взяв с меня обещание, что найду его, как только вернусь.

Бреду себе, никого не трогаю, и вдруг какая-то красная машина притормаживает возле меня. Ну нет, этот день не мог быть еще хуже! За рулем сидит Тимофей, которого я вовсе не ожидала тут увидеть.

– Ты чего тут? – спрашивает весьма недовольным голосом.

– Гуляю, – смотря строго вниз, вынуждена я ответить.

– Я вижу, что гуляешь, зачем-то возле соседского дома. Это тут папик твоего зародыша живет?

Кидаю взгляд на дом, о котором он говорит, даже не представляя, кто в нем живет. Тимофей, как всегда, сделал выводы на свое усмотрение. Сжимаю губы и все-таки осмеливаюсь посмотреть в его насмешливые глаза.

– А тебе-то что? – нахожу в себе силы огрызнуться. Лишь бы он уехал! Мне с ним рядом невыносимо, каждая минута – настоящее мучение.

В душу вгрызаются стыд и сожаление, что я позволила ему с собой сделать, да еще и не подумала о возможной беременности. Глупой себя чувствую и совершенно несчастной.

– Да я бы с хозяином дома или его сыном договорился, чтобы забрали тебя с приплодом, – обнажает белые зубы и откровенно ржет.

– У тебя идея фикс от меня избавиться? – запыхтев от злости и обиды, даже не думаю сдерживать свой вопрос.

– Это не секрет, – нагло усмехается он, – жаль, что нельзя вызвать специальную службу и избавиться от вас с сестрой, как от тараканов или клопов.

Задохнувшись от такого ужасного сравнения, сжимаю кулаки и разворачиваюсь на пятках, чтобы пойти вперед, подальше от Исаева.

Как я могла даже думать, что он остановился рядом со мной из вежливости и сострадания? Кажется, его день не будет полным, если он не поставит галочку в графе «Оскорбить и унизить Варю».

Лечу на всех парах, вовсе не ожидая того, что произойдет. Хлопает дверь машины, позади слышатся шаги, и мигом меня хватают за руку, поворачивая к себе.

– Я тебя отпускал?

Напротив злющие карие глаза мажора, в которых искрится солнце. Растрепанные волосы кого угодно бы испортили, а ему, паршивцу, идут. Густые, каштановые, такие мягкие на вид…

От резкого поворота у меня кружится голова, и я как-то обмякаю в руках мажора, не поняв, как оказываюсь в воздухе. Он что-то ворчит, кажется проклиная меня, сестру и весь наш род до седьмого колена, но несет мое безвольное тельце в сторону машины.

– Нет, не надо, – пихаю его в мускулистую грудь, даже через футболку ощущая крепкие мышцы.

– Что «нет»? Эй, ты, – машет он перед моим лицом, – тебе плохо?

Чувствую, как он сажает меня на сиденье, ноги достают до асфальта, и я немного обретаю опору. Руки повисают как плети. Лицо какое-то вялое. Я как сомнамбула.

– Варя, – кажется, впервые за всё это время мажор называет мое имя, и это заставляет вскинуть голову. Перед лицом бутылка с водой, которую он мне протягивает. – Попей. И куда ты пошла, если тебе постоянно плохо? Где водитель?

– Надо… гулять… свежий воздух… – еле слышно шепчу, отхлебывая воду. – Роман уже дома, а тут прогуляться всего ничего. Я пойду, – силюсь встать, но рука мажора ложится мне на плечо. Придавливает, чтобы села обратно на кожаное нагретое сиденье.

– Я тебя довезу, – ворчит он с обреченным видом.

– Нет, – снова пытаюсь встать, и он ловит меня за талию, удерживая в этом положении.

Его руки на моей талии! Это сродни шоку!

– Меня тошнит, я не могу ехать в машине, – даже не понимаю, как это говорю, на автомате как-то, ведь меня просто глушит его близость. Я будто в космос попала без скафандра. Чистый вакуум.

– Мля! – выругавшись, Тимофей отступает и шарит рукой в кармане. – Держи, это поможет, – протягивает мне полоску жвачки в серебряной упаковке.

Но мне вновь приходится его разочаровать.

– Не могу шевать, – отвечаю, да еще и с возвратившимся от волнения от его близости дефектом. – Могу ешть только мягкую пишу.

От разочарования в себе могу лишь молчать и изучать изогнутые изломы в асфальте… Я полный ноль во всем. Абсолютная неудачница.

Тимофей

– На мягкой пище ты далеко не уедешь, – говорю то, что должен, хоть и не испытываю заботы об этом полуребенке. Как она может быть беременна? Она сама себя обеспечить не может.

Интересно, какой у нее срок? На языке формируется закономерный вопрос про аборт. Но понимаю, что даже для меня это будет слишком.

Спросить эту зеленую измученную лягушку об этом – значит попросту добить ее.

Убогая родственница, оказывается, полная коробка проблем. И есть не может нормально, и на транспорте ехать. И вот что с ней делать, спрашивается? Что мне конкретно делать с этим грузом? Свалилась как снег на голову.

Ладно, хрен-то с ним! Дотащу ее до дома и избавлюсь от ноши.

– Вставай, – протягиваю руку, и перепуганные глазищи снова смотрят на меня как на монстра. Чего она боится? Разве я такой страшный или сделал ей что-то гадкое? Мог бы и мимо проехать…

– Зачем?

– Домой тебя понесу. На машине ехать не можешь, идти, как я понимаю, тоже.

– Я могу, не надо меня нести, – боевая мышь пытается встать, опираясь на сиденье, но слабые руки подводят, и она валится назад.

Ерошу волосы от нервов и нетерпения, смешивающихся со злостью и растерянностью в едкий коктейль. Он несется по венам, разливается. Я не понимаю, что делать в этой ситуации, кроме как помочь ей. Это-то и ломает. Я же обещал себе избавляться от родственниц, а сам…