Читать онлайн Месть легких денег бесплатно

Осень…

К пряному аромату хризантем примешивалось сладкое послевкусие не успевшего засахариться варенья из крупных черешен и привкус домашнего ликёра из лепестков садовых роз. И всё потому, что осень только-только началась. Многие даже не успели поверить в то, что ещё вчера был август, а сегодня уже сентябрь.

Кто-то неведомый, но всесильный ровно в полночь перевернул ещё одну страницу в жизни каждого живущего в этом городе.

Глава 1

Утро, сменившее тёплую ночь, обещало быть добрым. Но не выполнило своего обещания. Жильцов окрестных домов разбудили громкие вопли. Они не сразу сообразили, что кричали двое – мужчина и женщина, сломя голову бежавшие со стороны дома, предназначенного к сносу.

Дом стоял в заброшенном виде уже больше года. Жильцы, населявшие его, давно выехали, снести дом должны были ещё в прошлом году. Но схлестнулись интересы двух строительных компаний. Компания, проигравшая тендер на снос, подала в суд на выигравшую, а заодно и на городничего, которого жители этого города категорически отказывались с недавних пор обзывать мэром.

Глава города, в свою очередь, не имел ничего против того, чтобы именоваться городничим. И пока суд да дело, заброшенный дом облюбовали бездомные. Так как они особо не беспокоили жильцов близлежащих домов, на них никто не жаловался и не требовал выгнать из занятых ими квартир.

И вот теперь двое из них подняли шум, который разбудил почти всех.

Первым на пути бездомных оказался старик Силантий Фёдорович Муравецкий. Его жена Ганна Филипповна выставила мужа из дома, когда ещё пяти утра не было. И всё из-за того, что вчера вечером их пёс Игнатий объелся варёной говядиной. Виноват в этом, конечно же, был Силантий Фёдорович, потому как не устоял перед умоляющим взглядом пса, и, несмотря на предупреждения жены, пошёл на поводу у собаки, скормив ему целых два лишних куска. И вот результат.

Спорить с женой Муравецкий не стал, взял пса и поспешил на улицу. А уж как спешил Игнатий, боясь нагадить на ступеньках лестницы в подъезде.

– Будет нам с тобою впредь наука, – бурчал старик, глядя вслед скрывшемуся в кустах псу.

И тут вопли! Крики! И два бегущих прямо на него человека.

Муравецкий, несмотря на преклонный возраст, обладал хорошим зрением, да и силу у него Бог на старости лет не отнял. Так что в кричавших он сразу опознал бездомного Гаврюшу и его верную подругу Марьяну.

Дед Силантий успел схватить пробегавшего Гаврюшу за шиворот. Марьяна остановилась сама.

Кричать оба бомжа не перестали, поэтому дед Силантий прицыкнул на них:

– Цыц! Кончай бузить и пугать народ.

– Там! Там! – Гаврюша обернулся назад и стал тыкать в ту сторону, откуда они бежали, пальцем.

Марьяна, подвывая, уцепилась за своего сердечного друга.

– Что там? – встряхнул старик бездомного.

Но тот только продолжал твердить:

– Там! Там!

– Вурдалак? – спросил старик сердито.

– Нет! – наконец сменил пластинку Гаврюша. – Хуже!

Дед не мог представить, что может быть хуже вурдалака, поэтому, почесав свободной рукой затылок, направился в сторону, в которую тыкал пальцем бомж, не выпуская при этом из рук Гаврюшу.

– Не хочу, – заныл бездомный.

– Тогда говори толком, что там?

– Там женщина! – не утерпела переставшая ныть Марьяна.

– Эка невидаль, – крякнул дед Силантий.

– Мёртвая! – снова завопила Марьяна.

– Цыц! За что вы её?

– Чего её? – вырвалось у Гаврюши.

– Убили?

– Мы не убивали! – в два голоса завопили бомжи.

– Так, может, она живая? – спросил Муравецкий.

– Нет, – покачал головой Гаврюша.

– Вы уверены?

Оба закивали.

Силантий Фёдорович достал было мобильник и хотел вызвать полицию, потом посмотрел на бездомных, и на его лице появилось выражение сомнения и некоторой нерешительности.

Можно ли верить Гаврюше и Марьяне? Кто их знает, может, они с вечера глаза залили, а утром им привиделся труп женщины.

Наконец он решился:

– Пойдёмте, вместе посмотрим.

– Мы не пойдём! – заупрямились бомжи.

– Где лежит женщина?

– Так прямо в первой квартире и лежит!

Муравецкий уже хотел было силой тащить с собой Гаврюшу. Марьяна-то сама пойдёт за ним, как привязанная. Но тут к его ногам подбежал Игнатий. Вид у пса был радостный.

– Облегчился? – спросил его хозяин.

Пёс завилял хвостом.

– Тогда вот тебе задание, – велел он псу, – стереги этих двоих, пока я не приду. Попытаются бежать, рви на части.

Игнатий посмотрел на Гаврюшу и Марьяну и, оскалив зубы, угрожающе зарычал.

– Мы никуда не убежим, – испуганно сказала Марьяна, – только скажите ему, чтобы он не кусался.

– Он не будет, – заверил их дед, – если вы будете вести себя смирно, – и, пройдя несколько метров, вошёл в чернеющий провал подъезда заброшенного дома.

Бомжи прижались друг к другу и стали ждать его возвращения.

Муравецкий отсутствовал не более пяти минут, которые Гаврюше и Марьяне показались вечностью.

Наконец, к великому облегчению бездомных, Силантий Фёдорович вышел из подъезда. На мужчине не было лица, и бомжи догадались, что старику тоже стало не по себе.

– Убита, – пробормотал он, – зарублена топором.

– А мы что говорили! – закричала Марьяна.

Но Гаврюша торопливо закрыл ей рот грязной ладонью, и она, всхлипнув, прислонилась к плечу своего сожителя.

Муравецкий тем временем достал мобильник и вызвал «Скорую» и полицию. Дед точно знал, что нужно делать при обнаружении трупа. Не зря бабка Ганна каждый вечер смотрела криминальные сериалы, и дед смотрел вместе с ней. А куда ему было деваться? Второго телевизора у них не было. А биться с Ганной за пульт управления – себе дороже.

Поэтому дед терпеливо ждал, когда супругу сморит сон, и уже после этого вытаскивал пульт из её ослабевших пальцев и, переключившись на другой канал, смотрел спортивные передачи, обезопасив себя от внезапного пробуждения Ганны наушниками.

«Скорая» и полиция подъехали почти что одновременно.

Правда, врач «Скорой» успел первым нырнуть в подъезд и войти в квартиру, указанную Маровецким. За ним последовали сотрудники полиции. После того как доктор со «Скорой» склонился над жертвой и почти тут же распрямился, безнадёжно махнув рукой, убитой женщиной занялся судмедэксперт.

Пожилой следователь, не спеша выбравшийся из автомобиля, задержался возле подъезда, чтобы поговорить с предполагаемыми свидетелями.

Он представился как Самуил Яковлевич Коршунов и, выделив Муравецкого из троицы, развернул перед ним удостоверение.

– Силантий Фёдорович Муравецкий, – представился в свою очередь старик.

– Вы обнаружили труп? – спросил следователь.

Силантий Фёдорович покачал головой:

– Нет, её нашли Гаврюша и Марьяна.

– Бомжи? – догадался следователь.

– Они самые, – ответил Муравецкий и быстро добавил: – Безобиднейшие существа.

– Они могут только казаться такими, – заметил следователь.

– Да нет! – махнул рукой старик. – Если вы думаете, что они могли приложить руку к убийству, то выбросьте это из головы. Они, увидев труп, перепугались, как дети. Если бы вы слышали, как они вопили! Весь район на ноги подняли.

Следователь заметил людей, толкущихся рядом, но тем не менее ответил:

– При всём уважении к вам, я не имею права сбрасывать со счетов ни одной версии.

– Оно, конечно, наверное, так, – нерешительно переступил с одной ноги на другую Силантий Фёдорович, – но всё-таки будьте с ними поделикатнее. Иначе вы от них и слова вразумительного не добьётесь.

– Я учту ваш совет, – ответил следователь и спросил: – А сами вы, Силантий Фёдорович, как узнали о трупе в заброшенном доме?

– Так от Гаврюши с Марьяной и узнал! Мы вышли погулять, а они бегут.

– Вы всегда так рано гуляете? – спросил следователь.

«Вот дотошный», – подумал Муравецкий и ответил:

– Не всегда. Но тут Игнатию приспичило.

– Игнатию? – озадаченно переспросил следователь.

– Да! Это наша собака.

– Теперь понял, – кивнул следователь и уточнил: – Вы вышли из дома вдвоём с собакой? А эти, – он кивнул на небольшую толпу собравшихся жильцов, которых уже оттеснили полицейские, – сбежались на крики бомжей?

– Так оно и было, – ответил Силантий Фёдорович.

– Вы сразу же поверили сообщению Гаврюши и Марьяны и вызвали полицию?

– Не сразу, – ответил Муравецкий, подумав про себя о следователе: «Молодец, несмотря на возраст, имена бомжей запомнил», – я засомневался и решил проверить, в смысле, посмотреть сам, правду ли они говорят.

– Проверили?

– Проверил и вызвал вас.

– Вы, Силантий Фёдорович, хорошо рассмотрели убитую?

– Не так чтобы, – признался Муравецкий, – но достаточно для того, чтобы утверждать, что раньше я её никогда здесь не видел.

– А где-нибудь в другом месте видели? – не отставал следователь.

– Нигде не видел, – уверенно ответил мужчина.

– И у вас нет предположений, кто бы мог её убить?

– Помилуйте, – всплеснул руками Силантий Фёдорович, – конечно, нет.

Следователь попросил Муравецкого расписаться в протоколе и отпустил его, предупредив, что, возможно, им позже придётся встретиться ещё раз.

– Придётся так придётся, – ответил старик, – не первый год на свете живу, разве ж я не понимаю.

– Ну вот и хорошо, – удовлетворённо отозвался следователь и переключил внимание сначала на подошедших к нему оперативников, которые сообщили, что при потерпевшей не обнаружено ни документов, ни телефона.

– Может, это ограбление? – произнёс вслух следователь.

– Не похоже, – отозвался кто-то из оперативников, – дорогие украшения остались на ней, и потом, в сумочке довольно крупная сумма денег.

– Что ещё в сумочке?

– Обычные женские принадлежности – помада, пудра, духи, платочки…

– Карты, визиток нет?

– Нет. Хотя похоже на то, что убитая не была обычной домохозяйкой.

– И шмотки на ней дорогие, – добавил другой оперативник.

– Надеюсь, по ним мы сможем выяснить личность убитой, – предположил следователь.

– Там ещё краской на стене написано: «Процентщица!»

– Интересно. Это что, род её деятельности?

Никто из оперативников ничего не ответил следователю, и он продолжил недоумевать:

– В таком случае зачем было изымать паспорт и телефон?

– Паспорт она могла оставить дома, – заметил кто-то.

– Допустим, – согласился следователь, – но уж мобильник сейчас никто дома не оставляет.

– Если не хочет скрыть того, куда он отправляется.

– Что ж, возможно, вы и правы. Но не думаю, что убитой нужно было что-то скрывать. Хотя сейчас и трудно судить по одежде о порядочности того, кто её носит.

– У порядочных женщин нет денег на дорогие наряды, – не удержавшись, высказал своё мнение немолодой участковый.

Следователь был склонен согласиться с ним, но вслух высказываться не стал.

Судмедэксперт заявил, что женщина была зарублена одним ударом топора в районе часа ночи, плюс-минус полчаса. Хотя скорее плюс.

– Остальное после вскрытия? – невесело усмехнулся следователь.

Судмедэксперт неопределённо пожал плечами.

Следователь ни на чём не стал настаивать, так как прекрасно знал, что не ему вести это дело. Потому как сам он ровно через две недели уходил на заслуженный отдых и был чрезвычайно рад этому. В его воображении уже явственно вырисовывались рыбалка, дачные хлопоты, походы в лес за ягодами и грибами.

Однако свою работу он выполнял на совесть даже в последние трудовые будни. Поэтому, опросив ещё несколько зевак, которые не смогли сказать ему ничего нового, он лично осмотрел не только квартиру, где обнаружили убитую женщину, но и другие квартиры в подъезде. Криминалисты заверили его, что собрали все возможные улики и отпечатки.

Гаврюшу и Марьяну он решил временно задержать, бездомные – народ ненадёжный и могут, несмотря на все свои заверения, удрать. И потом их с собаками не разыщешь. Так что пусть посидят. А следователь, которому поручат расследование этого дела, сам решит, что с ними делать.

Силантий Фёдорович, которого следователь попросил не распространяться об увиденном, был человеком старой закалки и честно держал язык за зубами. Жене и соседям он сказал, что, со слов бомжей, знает только то, что в квартире заброшенного дома убили какую-то женщину; кто убил, как и зачем, ему неизвестно.

– Врёшь ты, как сивый мерин! – негодовала супруга, пытаясь вытащить из мужа хоть какие-нибудь подробности.

Но Муравецкий стоял на своём. И Ганне Филипповне пришлось оставить мужа в покое.

Глава 2

День подходил к своему завершению. Молодой перспективный следователь Александр Романович Наполеонов пребывал в отличном настроении. Час назад он закрыл одно из самых трудных дел из тех, с которыми ему пришлось столкнуться за время своей работы в следственных органах. На его расследование ушло более полугода. И вот теперь оно отправляется в суд.

Особенно Наполеонов гордился тем, что раскрыл его сам, без чьей-либо помощи. Даже Мирославе Волгиной, сыщице и подруге его детства, не пришлось прикладывать к нему руку.

«Кстати о Мирославе, – промелькнуло в его голове, – не поехать ли прямо сейчас к ней?»

Время ещё не позднее, заночевать он может, как нередко случалось, в её коттедже, а утром поедет на работу. Дождя синоптики не обещали, так что дорога отличная.

Перспектива показалась следователю заманчивой, особенно когда он вспомнил об ужине, приготовленном неизменным помощником Мирославы Морисом Миндаугасом.

Наполеонов невольно проглотил слюну.

Но тут он вспомнил, что не предупреждал сыщиков о своём визите, а это может означать только одно: Морис приготовит на ужин что-то лёгкое, малосъедобное, с точки зрения Наполеонова. Типа овощного рагу и рыбы на гриле, а ещё ужасней – на пару!

Следователь вздохнул и решил ехать домой. Уж у мамы для сына всегда найдётся что-то вкусненькое.

И спустя каких-то полтора часа Шура уже сидел на родной кухне и уплетал дымящийся борщ, а мама, Софья Марковна, сидела за столом напротив него. Её локти упирались в столешницу, а голову она поддерживала ладонями и не сводила любящих глаз с сына.

– Мам, ты чего не ешь? – спросил Шура Наполеонов.

– А ты на часы смотрел? – улыбнулась женщина.

– Нет, – ответил он, – чего мне на них смотреть, на них узоров нет.

– Зато стрелки показывают девятый час. И я не думала, что ты сегодня соизволишь дома ночевать. Поэтому давно поела.

– А, – протянул он. – Мам, ты помнишь о коте, которого завела Славкина тётя?

– Виктория Петровна?

– Ага.

– Ты сто раз рассказывал мне о нём, – улыбнулась Софья Марковна.

– Так ты же её большая поклонница, – поддел Шура мать, – вот я и стараюсь ради тебя!

– Не отвлекайся, – делано строго сказала она. – Вообще-то я поклонница писательницы Виктории Волгиной, а не её кота.

– А, – отмахнулся Наполеонов.

– Так что там с котом? – женское любопытство взяло верх.

– Ничего, – пожал плечами Шура, – только он и не кот вовсе…

– То есть? – удивилась Софья Марковна.

– Нет, выглядит-то он, как кот, – решил слегка успокоить мать Шура, – но кусается и лижется, как щенок. Ходит за Викторией по пятам. Если она сядет где, он тут же брякается возле её ног. Если она закрывается в своём кабинете, то он лежит около двери и никого туда не пускает. Даже Игоря. Представляешь, мужа к жене не пускает! Короче, «Живёт моя отрада в высоком терему. И в терем тот высокий нет хода никому».

– Я не знала, что бывают такие коты, – призналась Софья Марковна.

– Так и никто не знал! – почему-то обрадовался Наполеонов.

– И как же они его назвали?

– Я им говорил, что нужно назвать его котёнок Гав! Так они не захотели. Игорь предложил назвать его Верный. Но Виктория назвала его Ланселотом. А в итоге его стали звать Лансик. – Шура смешно просюсюкал: – Лансик. Но и это не конец истории!

– Не конец? – растерянно переспросила мать.

– Нет! Звать его стали Феликсом!

– Почему Феликсом? – искренне удивилась Софья Марковна.

– Потому что он точная копия кота с рекламы этого корма. Только тётин кот питается разнообразно. Он, например, ест яблоки, груши, хурму, сырую морковь и тыкву!

– Не может быть! – воскликнула Софья Марковна.

– Мать! Не буду же я тебе врать! – возмутился Шура. – Сам видел!

– Чего только на свете не бывает, – проговорила Софья Марковна.

– И не говори, – улыбнулся Шура и вспомнил цитату из трагедии Шекспира «Гамлет»: – «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам», – и вдруг неожиданно спросил: – Ма, может, нам тоже какую-нибудь живность завести?

– Я даже и не знаю, – растерялась Софья Марковна.

– Как это не знаешь? Вот кого бы ты хотела?

– Вообще-то я бы хотела внуков, – вздохнула Софья Марковна.

– Я совсем не это имел в виду! А что-нибудь небольшое!

– Так ребёнок тоже сначала небольшой, – продолжила осторожно Софья Марковна.

– Он быстро растёт! – рявкнул Шура. – К тому же к нему прилагается нагрузка!

– Какая нагрузка? – растерялась женщина.

– Его мать! А оно мне надо?! – Наполеонов смешно насупил брови.

– Шура! Но ведь без жены не может быть ребёнка.

– Вообще-то, может. – Наполеонов почесал свой острый, как у лиса, нос.

– Шура! Ты говоришь неприличные вещи, – укорила его мать.

– Ничего неприличного! Теперь становится модным быть отцом-одиночкой.

Софья Марковна хотела что-то сказать, но Шура опередил её:

– Но я и к этому не готов!

– Я тоже, – сказала Софья Марковна.

– Наконец-то в кои-то веки мы достигли с тобой консенсуса, – обрадовался сын, чмокнул мать в щёку и сказал: – Я почитаю и спать. Ты не возражаешь?

– Иди уж, – махнула она на него рукой.

– Нет, если ты хочешь, я могу с тобой ещё о чём-нибудь поговорить. – Шура сделал вид, что хочет снова опуститься на табурет.

– Иди уже! – шутливо прикрикнула на него мать, и Шура с радостным видом скрылся в своей комнате.

Сначала он решил ознакомиться с новостями и даже включил ноутбук, но тотчас передумал, решив, что вместо просмотра современных новостей лучше пожевать ветку полыни. Горечь будет примерно та же, но полынь можно выплюнуть и прополоскать рот, а новости так скоро из головы не выбросишь, и состояние эмоциональной горечи продлится не один час.

Поэтому Шура постелил постель, раскрыл книгу и принялся за чтение. Спустя полчаса он уже крепко спал.

На следующее утро Шура проснулся, на пять минут опередив звонок будильника.

– Что-то ты долго спишь, брат, – подмигнул он часовому механизму и, почувствовав прилив бодрости во всём теле, поспешил под душ.

– Когда тебя сегодня ждать? – привычно спросила после завтрака Софья Марковна.

Он ответил ей, не нарушая заведённую традицию:

– Откуда же я знаю, мам?

И как в воду глядел. Едва Наполеонов дотронулся до ручки своего кабинета, как сзади к нему подбежала секретарь Элла Русакова.

– Ой, Александр Романович! А я звоню вам, звоню! А вы не отвечаете!

– Разреши напомнить тебе, Эллочка, что рабочий день ещё не начался.

– А, – отмахнулась она, – я сама на пятнадцать минут раньше пришла, а Фёдор Поликарпович уже рвёт и мечет.

– Чёрную или красную? – лениво поинтересовался Наполеонов.

– В смысле – чёрную или красную? – опешила Элла.

– В смысле, икру! – сделал смешную мину Наполеонов.

– Ага, вы вот идите к Солодовникову и у него лично спросите об этом.

Наполеонов хихикнул, представив себе вытянувшееся лицо Фёдора Поликарповича Солодовникова, своего непосредственного начальника, если он осмелится задать ему такой вопрос.

Так и не открыв свой кабинет, Наполеонов сразу отправился к начальству.

«Взрослый мужик, – подумала Элла, глядя ему вслед, – а всё ещё детство в одном месте играет. Правильно мама говорит, что все мужчины – дети».

Открыв дверь кабинета начальника, Наполеонов спросил:

– Звали, Фёдор Поликарпович?

– Ага, звали к тёще на блины, – пробурчал Солодовников, – заходи, садись.

– И что на этот раз?

– На этот раз старуха-процентщица.

– И что с ней?

– А то ты не знаешь! Топором зарубили!

– Шутите? – не поверил Наполеонов.

– Тут не до шуток! Нашли зарубленную топором женщину. На стене надпись: «Процентщица».

– Так, может, какой-то псих, – предположил следователь, – начитался Достоевского и решил проверить «не тварь ли он дрожащая» и имеет ли право.

– Вот и выясни это. Ты у нас парень начитанный, тебе и карты в руки.

– Кто выезжал на место преступления?

– Самуил Яковлевич Коршунов. А он у нас, сам знаешь, не то что без пяти минут, а уже без одной минуты пенсионер. Вот тебе все бумажные носители, – при слове «бумажные» Солодовников усмехнулся и пододвинул к Наполеонову папку. – Кстати, надпись на стене может и не быть связана с убитой. Документов и телефона при ней не обнаружено. Да и на звание старухи она не тянет.

– Молодая? – спросил Наполеонов.

– Коршунов сказал, что дама зрелая, но не старая. Сходи к судмедэксперту, он, может, тебе чего поподробнее подбросит.

– Схожу, – со вздохом пообещал Наполеонов. – А фотографии?

– В деле есть. Обнаружили её в заброшенном доме под снос.

– Кто обнаружил?

– Бомжи. Коршунов их на всякий случай задержал до выяснения… Сам понимаешь, – поморщился начальник.

– Понимаю.

– Перепугавшись, бездомные выбежали из дома, стали вопить, разбудили жильцов из соседних домов. Они вызвали полицию. Дальше копать тебе. Иди и работай.

Что Наполеонов и сделал. Для начала он решил переговорить с судмедэкспертом. А потом лично наведаться на место преступления.

Просматривая протоколы, аккуратно заполненные Коршуновым, Наполеонов не смог скрыть своего удовлетворения. Самуил Яковлевич, даже дорабатывая последние дни перед уходом на заслуженный отдых, всё делал чётко и ясно.

«Что значит следователь старой закалки, – подумал о Коршунове молодой следователь, – есть на кого равняться».

Из протоколов ему стало понятно, что полицию на место преступления вызвал некто Силантий Фёдорович Муравецкий, выгуливавший в столь ранний час свою собаку.

«Ему и быть моим первым собеседником», – решил Наполеонов.

Но для начала, как и запланировал, отправился к судмедэксперту.

– Так это дело тебе поручили?! – «порадовался» за Наполеонова Шахназаров.

– Кому же ещё, – притворно вздохнул следователь, – но ты, Руслан Каримович, напрасно радуешься.

– Это ещё почему? – удивился Шахназаров.

– Потому что я теперь с живого с тебя не слезу.

– Это ты можешь, – кивнул судмедэксперт, – но и мы тут не лыком шиты. Так что где сядешь, там и слезешь.

– Ладно, – примирительно проговорил Наполеонов, – давай дружить.

– Надеюсь, не домами, – хмыкнул Шахназаров.

– Да уж, перспектива тесной дружбы с твоими постояльцами мне не кажется заманчивой. Так что расскажи мне о трупе женщины из дома под снос…

– Понял-понял, можешь не продолжать, – перебил его Шахназаров. – Только сообщить мне тебе особо нечего.

– Говори что есть.

– Я уже сказал Коршунову, что убита она в час ночи, плюс-минус полчаса.

– Он отметил в протоколе, что скорее плюс.

– Старому служаке виднее, – хмыкнул судмедэксперт, – причина смерти – глубокая рана, нанесённая топором. Череп разрубили буквально как арбуз.

– Ну и сравнения у тебя, Руслан Каримович, – поморщился следователь.

– Говорю как есть, – пожал плечами Шахназаров.

– А что ты можешь сказать про топор?

– Только то, что он острый и что на нём осталось мозговое вещество, которое принадлежит убитой. Так что ничего неожиданного. Сейчас топор у Незовибатько, иди к нему.

– Спасибо, – вздохнул Наполеонов.

– Пожалуйста, – хмыкнул Шахназаров, – если что, заходи ещё.

– Куда же я от тебя денусь?! – пробормотал Наполеонов.

К эксперту следователь решил пока не спешить. Он был уверен, что отпечатков пальцев и других материалов для исследований из квартиры, в которой не один день обитали все кому не лень, у Незовибатько предостаточно. И большая часть собранного с места преступления материала к самому преступлению, скорее всего, не имеет никакого отношения. Это он уже знал из опыта своей работы.

Дав задание оперативникам выяснить, кто жил в квартире, где был найден труп пока неопознанной женщины, до того, как дом расселили, следователь отправился на место преступления.

Глава 3

Машина следователя остановилась возле дома, в котором жил Силантий Фёдорович Муравецкий со своей женой и собакой.

По домофону ему ответил женский голос:

– Квартира Муравецких. Вам кого?

– Здравствуйте, я следователь Александр Романович Наполеонов. Мне нужно поговорить с Силантием Фёдоровичем.

– Заходите и поднимайтесь, – распорядился женский голос.

Дверь подъезда открылась, и Наполеонов поспешил наверх к квартире Муравецких, перепрыгивая, как мальчишка, через две ступени зараз.

Возле дверей его встретила женщина преклонного возраста и строго спросила:

– Вы следователь?

– Я, – признался Наполеонов, вовремя успев спрятать рвавшуюся наружу улыбку.

– Заходите. Наденьте тапочки.

– Спасибо. У меня бахилы.

– Тогда ладно. – Женщина протянула ему руку: – Ганна Филипповна Муравецкая.

– Очень приятно. Мне бы Силантия Фёдоровича.

– Я его жена.

– Я так и понял, – постарался как можно любезнее улыбнуться Наполеонов.

– Мужа нет дома, – проговорила Муравецкая.

– Вот как, – разочарованно протянул следователь.

– Но он с минуты на минуту придёт. И вы его подождёте.

– Благодарю.

– Идёмте на кухню. Я только что плюшки напекла.

– Плюшки – это хорошо, – согласился Наполеонов, думая о том, стоит ли ждать хозяина или лучше зайти попозже. Но аромат плюшек, доносившийся из кухни, разрешил его сомнения в пользу ожидания.

К плюшкам были крепко заваренный чай и варенье из чёрной смородины.

– Пейте чай, – распорядилась Ганна Филипповна, – пока он горячий. А такие плюшки пекла ещё моя прабабушка. Она полька из Львова. Когда она родилась, Львов был польским городом. А потом…

– Да, я помню, потом стал нашим.

Муравецкая улыбнулась, и морщинки короткими лучиками собрались в уголках её глаз.

– Ну да, – сказала она, – нашим, и, судя по всему, скоро снова таковым станет.

Наполеонов кивнул, откусил приличный кусок плюшки и запил его чаем.

– Вкусно.

– А я что говорила, – довольно заключила Ганна Филипповна.

Наполеонов незаметно для себя одну за другой съел три плюшки и признался с нескрываемым сожалением в голосе:

– Всё, больше не могу. Скоро ли придёт Силантий Фёдорович?

Не успела Ганна Филипповна раскрыть рот, как из прихожей донёсся скрежет ключа в замке.

– Вот и они! – обрадовалась женщина.

«Кто они?» – хотел спросил Наполеонов.

Но тут в кухню забежал пёс и стал ласкаться к хозяйке. Так что следователю стало ясно без объяснений, кого именно Муравецкая имела в виду, сказав «они».

Вскоре появился и сам хозяин.

– К тебе вот следователь пришёл, достукался, старый, – проговорила Муравецкая и подмигнула мужу.

Наполеонов поднялся со стула и представился. После чего пожал протянутую ему Муравецким руку.

– Мне нужно поговорить с вами. Я буду вести это дело.

– Я думал, что им займётся тот следователь, который приезжал вчера.

– Нет, поручили мне, – ответил Наполеонов.

– Ну, что ж. Только я вроде уже всё сказал вчера.

– Муж, не спорь. Власть лучше знает, – одёрнула мужа Ганна Филипповна.

– Я и не спорю, – покорно вздохнул Силантий Фёдорович.

И следователь догадался, что в этом доме спорить с Ганной Филипповной не принято.

– Ты руки вымыл? – спросила Муравецкая мужа.

– А как же!

– Тогда садись. – Ганна Филипповна налила мужу чаю. Хотела налить ещё и в чашку следователя.

– Нет, нет, – запротестовал он, – я так у вас тут и лопнуть могу.

Старики засмеялись, как показалось Наполеонову, одинаковым смехом.

– Ладно, вы тут беседуйте, а я не буду вам мешать, – сказала хозяйка и ушла с кухни.

«Хорошая женщина, – подумал Наполеонов. – Другая бы ни за что не ушла и совала свой любопытный нос под каждое слово, как дятел длинный клюв под кору».

Наполеонов подождал, пока Муравецкий напьётся чаю, потом спросил:

– Это ведь вы, Силантий Фёдорович, вызвали полицию?

– Я, – ответил старик.

– А обнаружили труп тоже вы?

– Нет. Обнаружили убитую Гаврюша и Марьяна. Местные бездомные. Они оба смирные, а ваш предшественник, – Муравецкий поморщился, как от зубной боли, – забрал их с собой.

– Так положено, – ответил Наполеонов и добавил успокаивающим тоном: – Не переживайте вы так, Силантий Фёдорович, не съедим мы ваших смирных ребят. Разберёмся и отпустим.

– Вы уж только с ними поскорее разберитесь, а то как-то не по-человечески получается. Они и так, бедняги, насмерть перепугались.

– Я всё понимаю. Но свидетели-то они ненадёжные.

– В смысле? – удивился Муравецкий.

– В том смысле, что в любую минуту могут перебраться на другое место, а то и вовсе из города сбежать. И ищи тогда ветра в поле.

– Если только так, – более спокойным тоном проговорил старик, – а то я уж подумал, что вы их в убийстве подозреваете.

– А вы, Силантий Фёдорович, думаете, что Гаврюша и Марьяна не могли порешить гражданочку?

– Не могли, – покачал головой Муравецкий. – Если бы вы их тогда видели, то не сомневались бы в моих словах.

– А что там было видеть? – заинтересовался следователь.

– То, что у обоих зуб на зуб не попадал от пережитого ужаса.

– Может, убили и испугались?

– Нет и ещё раз нет, – уверенно повторил старик.

– Хорошо, убедили. – Про себя Наполеонов уже решил, что, если эксперт подтвердит, что на топорище нет отпечатков пальцев Гаврюши и Марьяны, а на их одежде нет следов крови убитой, он их отпустит. Но пока пусть ещё немного посидят.

Марьяну из числа подозреваемых он не исключал, потому что знал, что иной раз и женщина способна нанести мощный удар. Особенно если она в состоянии аффекта. Мало ли что могло прийти Марьяне в голову при виде прилично одетой женщины. Хотя не могла же она приревновать к ней своего Гаврюшу. Впрочем, кто знает, что происходит в голове людей, по воле случая или ещё по какой-то причине оказавшихся на самом дне.

Оставив разбирательство с бомжами на потом, следователь вернулся к разговору с Муравецким.

– Силантий Фёдорович, – спросил он, – а вы отчего так рано вышли на улицу? Любите свежим, не загазованным воздухом подышать? В такую рань это самое то.

– Какое там свежим воздухом! – отмахнулся Муравецкий. – Я бы лучше ещё поспал. Да у Игнатия живот прихватило. Игнатий наш пёс, – пояснил он на всякий случай.

– Это я уже понял, – улыбнулся Наполеонов.

– И ведь я сам в этом виноват, – сокрушённо проговорил Силантий Фёдорович.

– В чём в этом вы виноваты? – не сразу понял следователь.

– Перекормил я собаку. Жена меня предупреждала, а я не послушался, пошёл у него на поводу, – кивнул Муравецкий на пса, сидящего рядом и смотрящего на хозяина преданными глазами.

– Ничего, бывает, – отозвался Наполеонов. – А теперь к происшествию. Вы вышли на улицу и увидели бегущих к вам бомжей.

– Не сразу. Прошло несколько минут. Игнатий убежал в кусты. И тут я увидел бегущих Гаврюшу и Марьяну. Но бежали они не ко мне, – уточнил старик.

– Куда же они бежали? – спросил следователь.

– Да куда глаза глядят! – отозвался Муравецкий. – Я уверен, что они сами не соображали, куда бегут. Лишь бы оказаться подальше от своей ужасной находки.

– А вы их притормозили?

– Так и было. Я захотел выяснить, что случилось.

– И они вам рассказали?

– Сначала путано. Я мало что понял. И решил убедиться сам.

– Убедились?

– Убедился, – вспомнив то, что увидел в тот момент, старик снова изменился в лице.

– Силантий Фёдорович, этот дом давно пустой стоит?

– Месяца четыре с тех пор, как расселили жильцов, уж точно прошло. А может, и больше.

– Раньше вы в этом доме не бывали?

– Не приходилось.

– И у вас не было знакомых среди тех, кто жил там раньше?

– Не было.

– Может, с кем-то из бывших жильцов встречались в аптеке, в магазине?

– Может, и встречались, скорее всего, наверняка встречались, – ответил Муравецкий, – но так как я никого из них не знал, то и внимания не обращал. Сейчас в своём-то доме и то не всех знаешь. Это раньше весь двор жил одной большой семьёй, собирались на улице, играли в домино, шахматы, шашки, в гости друг к другу ходили. А сейчас переняли от запада «мой дом – моя крепость» и сидим каждый за своей железной дверью, да что говорить! – махнул в отчаянии рукой Муравецкий. – Сами, поди, всё знаете.

– Знаю, – вздохнул следователь.

Наполеонов и впрямь знал на собственном опыте, что из-за того, что люди утратили интерес друг к другу, стали мало общаться, поддерживать не то что дворовые, хотя бы соседские отношения на уровне своей площадки, работать правоохранительным органам стало сложно.

– Силантий Фёдорович, – спросил следователь, – вы не помните, бездомные сразу облюбовали расселённый дом?

– Сразу, не сразу, точно опять-таки сказать вам не могу, но живут в нём уже достаточно долго. К Гаврюше и Марьяне обитатели окрестных домов уже привыкли. Особо сердобольные и еду им выносили, и вещички, не новые, конечно, поношенные, но и вполне приличные выносили.

– И они брали?

– Конечно, брали! Зима скоро. Нина Васильевна из дома напротив им даже зимние вещи вынесла. Марьяне пальто своё, а Гаврюше мужнину дублёнку.

– Так тепло же ещё! – фыркнул Наполеонов.

Старик покачал головой.

«Молодо-зелено», – прочитал следователь в его глазах, но вслух Муравецкий сказал:

– Сани с лета готовят. – И добавил: – Не зря же магазины шубы меховые летом рекламируют.

– Этим магазинам когда-никогда, лишь бы впарить народу то, что ему совсем не нужно, – сердито проворчал Наполеонов.

– Я что-то вас не понял, – посмотрел на него Муравецкий.

– Да тут и понимать нечего! Вот, например, вашей жене нужна шуба соболья или там норковая?

– Моей – нет, – рассмеялся Муравецкий, – а молодым всего хочется.

– Ага. На трамвае в норковой шубе.

– Не обязательно на трамвае, – усмехнулся старик.

– А мужья с «Роллс-Ройсами» далеко не у всех имеются.

– То есть вы против шуб? – Старик с любопытством посмотрел на молодого следователя.

– Категорически против! – сказал, как отрубил, Наполеонов.

– Почему?

– Зверюшек жалко.

– А, – протянул Муравецкий, – а я уж подумал, что у вас классовая неприязнь к богатым.

– И это тоже, – не стал разочаровывать его Наполеонов. И спросил: – А убитую женщину вы, Силантий Фёдорович, видели здесь когда-нибудь, я имею в виду, живой?

– Нет, не видел, – уверенно ответил Муравецкий.

– У меня с собой её фотография, – начал было следователь.

– Не надо! – резко прервал его Муравецкий. – Она и так у меня, как негатив, в мозгу отпечаталась.

– Понимаю. Не каждый день такое увидеть доводится.

– Да, Бог миловал. И я могу вас твёрдо заверить, что ни разу в жизни живой её не видел.

– Силантий Фёдорович, а вас не удивила надпись на стене? Вы ведь её заметили?

– Заметил, – не стал отрицать мужчина, – только я не сразу связал её с убитой женщиной.

– И роман Достоевского не вспомнился? Топор и всё такое.

– Вспомнился позднее. Женщина ничуть не похожа на старуху из романа Фёдора Михайловича. Не старая совсем и одета модно.

– Так сейчас процентщицами становятся и молодые.

– Ну да, – кивнул старик и поведал с непроницаемым лицом: – Сейчас практически все банки ростовщичеством занимаются. Нам вот с Ганой постоянно на сотовые звонят.

– Зачем?

– Хотят, чтобы мы у них кредит взяли. Я первое время объяснял им, что мы старики и живём на пенсию. Ну, куда там! Их гонишь в дверь – они лезут в окно. Не осталось в наше время у многих совести. Вместо совести – счётная машинка.

Наполеонов ничего не ответил, в душе соглашаясь с сетованиями старика.

Помолчав несколько секунд, он спросил:

– Силантий Фёдорович, вы не замечали, не появлялись ли здесь у вас незнакомые люди?

– Милый вы мой человек, – улыбнулся Муравецкий, – мы ведь не в деревне живём, а в мегаполисе, так что незнакомые люди встречаются на каждом шагу.

– Вы правы, – вздохнул следователь, – тогда, может быть, вам кто-то показался подозрительным?

– Нет, никто подозрительным мне не показался.

Наполеонов полез в карман, достал визитную карточку и протянул Муравецкому.

– Если вспомните, то позвоните мне.

– Позвоню обязательно, – пообещал Муравецкий и поднялся с табурета, чтобы проводить следователя и закрыть за гостем дверь.

Игнатий поплёлся следом за ними. Уже уходя, Наполеонов наклонился и ласково потрепал пса.

Тот посмотрел на хозяина и, уловив поданный ему знак, отнёсся к проявленному вниманию следователя благосклонно.

Следователю на минутку даже стало жаль покидать уютную гостеприимную квартиру стариков Муравецких с несколько патриархальным укладом жизни. Хотя внутренний голос и подсказывал следователю, что первую скрипку в семейных отношениях Муравецких играет Ганна Филипповна, ему всё-таки хотелось думать, что дом держится на мужественных плечах его хозяина Силантия Фёдоровича, не склонного поддаваться своему немалому возрасту. Но тут он вспомнил причину, по которой Муравецкий оказался на улице ранним утром, и улыбнулся. Причиной был пёс Игнатий, вернее, то, что хозяин уступил желанию пса. Так что подруга его детства, по всей видимости, права, когда говорит, что они с Морисом живут под мягкой лапою кота, обожаемого обоими Дона. Вот и старики Муравецкие живут под лапой своего пса Игнатия. Наверное, то же самое происходит в семьях большинства кошатников и собачников.

А ведь есть любители и другой живности. Наполеонов невольно улыбнулся, представив себе живущих под лапой крысы Ларисы или под копытом мини-свинки. Романтика!

Едва он вышел из подъезда, как в лицо ему подул лёгкий освежающий ветерок, наполненный ароматом неунывающих петуний, цветущих на газонах и клумбах практически до первых заморозков. А до них, надо думать, ещё больше месяца. По крайней мере, Наполеонову хотелось на это надеяться. Следователь не любил холодной погоды, хотя отлично помнил трескучие зимние морозы своего детства.

Глава 4

Устанавливать личность убитой решили двумя параллельными путями – работая с бутиками, продающими одежду, соответствующую брендам той, что была на ней в момент смерти, и устанавливая имена-отчества-фамилии владельцев «Быстрых денег» и «Лёгких денег». Владельцев банков решили устанавливать в последнюю очередь.

Первая линия поиска ничего не дала. Продавцы в бутиках заверили оперативников, что у них ничего из этого не продавалась. Некоторые продавцы предположили с обоснованной долей уверенности, что одежда была куплена за границей.

– В Турции? – спросил, ласково улыбаясь, одну из девушек оперативник Ринат Ахметов.

– Ну что вы, – слегка зарумянилась она под лучистым взглядом его проникновенно голубых глаз, – скорее в Италии.

– Понятно, – отозвался он, – кто-то ездит в Италию любоваться развалинами Вечного города, а кто-то за шмотками.

– Можно совместить приятное с полезным, – обронила девушка.

– Что совместить? – переспросил оперативник.

– Экскурсию по древним достопримечательностям и пробежку по магазинам.

– А, – протянул он, – я как-то об этом не подумал.

– Вы пребываете в уверенности, что образованные девушки не интересуются брендовой одеждой? – спросила она.

– Что-то типа того, – признался он, вспомнив свою красавицу-жену.

Его Гузель была прекрасной без всяких эксклюзивных шмоток, на которые ему никогда не заработать денег. И даже если бы он заработал миллионы и отдал их жене, она бы нашла им более достойное применение, например истратив их на сохранение здоровья семьи, образование их дочери Гули, на путешествия по необъятной матушке России. Когда придёт время выходить ему в отставку, можно будет и о загородном доме подумать. А там и внуки пойдут.

«Эко куда меня занесло», – одёрнул себя Ринат и, попрощавшись с девушкой, покинул бутик.

В управлении он нос к носу столкнулся со своим коллегой Аветиком Григоряном.

– У тебя что-нибудь есть? – спросил Аветик первым.

– Пока ничего, – ответил Ринат.

– Ты потому такой сердитый?

– Я не сердитый, – ответил Ринат, – я задумчивый.

– И о чём же ты думаешь? – на лице Аветика появился искренний интерес.

– Размышляю над несоответствием заслуг и поощрений.

– В смысле? – не понял Аветик.

– В том смысле, что огромное число людей работает в поте лица. Выращивает хлеб, печёт из него буханки, добывает уголь, варит сталь, строит дома, конструирует самолёты и прочее, прочее, прочее. Короче, создаёт блага, необходимые для существования человечества. Учителя учат, врачи лечат, художники, писатели, музыканты облагораживают души. Мы с тобой, например, очищаем мир от всякой нечисти.

– Ринат, я не пойму, куда ты клонишь.

– Клоню я к тому, что «кто не работает, тот ест», как сказал антигерой одной из комедий великого Леонида Гайдая.

– И всё равно не понимаю. Это же было сказано в шутку, а не всерьёз.

– Ты уверен? – спросил Ринат.

– В чём?

– В том, что это была шутка.

– Ну…

– Оглянись вокруг! Где ты видишь процветающую доярку в норковой шубе и бриллиантах? Или механизатора на «Кадиллаке».

Аветик посмотрел на друга и захохотал, сверкая белоснежными зубами.

– Ты чего? – спросил Ринат озадаченно.

– Просто я подумал, ну зачем доярке бриллианты, а механизатору «Кадиллак»? Они же нормальные люди! Рабочий класс! А не выпендрёжники какие-то. Им не надо казаться, что-то представлять из себя для других. Они состоялись! И живут своей жизнью. Вот тебе надо «Кадиллак»?

– Вообще-то нет, – помотал головой Ринат.

– Вот и мне он на фиг не нужен.

– Умеешь ты, Григорян, успокоить и вдохновить, – улыбнулся Ринат.

– А как же! Мы же с тобой товарищи.

– А то!

– Я ещё вот чего тебя хотел спросить, – начал Аветик нерешительно, – можно?

– Спрашивай.

– Почему ты такой голубоглазый и светловолосый?

– А ты что, завидуешь? – подмигнул ему Ахметов.

– Нет, – простодушно отозвался Аветик, – просто интересно. Ты же татарин.

– Татарин-то я татарин, но поволжский. Мы потомки булгар. Не путать с болгарами. У нас голубые и серые глаза, русые и рыжие волосы. Ты вот Чингисхана знаешь?

– Лично знаком не был, – пошутил Аветик, – к счастью.

Пропустив его шутку мимо ушей, Ринат сказал:

– Так вот, он был голубоглазым и светловолосым.

– Кстати, по легенде, и армяне когда-то были голубоглазыми, – погрустнел Аветик.

– Я знаю, – Ринат положил руку на плечо Григоряна, – но ведь это было давно. А Бог завещал нам жить сегодняшним днём.

– Угу. А на сегодня у нас оперативка у Наполеонова.

– Надеюсь, что кто-то из наших будет удачливее нас с тобой и порадует обнадёживающей информацией нашего полубога.

Аветик догадался, что Ринат имеет в виду Наполеонова, и улыбнулся.

Они ненадолго разошлись, чтобы через пару часов встретиться в кабинете следователя.

Наполеонов в это время разговаривал с бывшим жильцом квартиры, в которой был обнаружен труп женщины. Его новый адрес выяснил оперативник Дмитрий Славин и, недолго думая, посадил его в свою машину и привёз в Следственный комитет, предупредив следователя о доставке свидетеля всего за каких-нибудь двадцать минут до появления на пороге кабинета Наполеонова.

– А если бы мы разминулись? – пробурчал следователь.

– Мы бы дождались вашего возвращения, – оптимистично заверил его оперативник.

Бывшего жильца квартиры в расселённом доме звали Пестемьян Лукич Крольчевский. Он был закоренелым холостяком и после ухода из жизни его родителей последние десять лет жил абсолютно один.

Пестемьян Лукич был доволен своей новой квартирой и не понимал, зачем его вызвали к следователю, всерьёз опасался, что его могут вернуть на прежнее место жительства.

Крольчевский пытался выспросить у Славина, что произошло. Но оперативник не счёл нужным ввести его в курс дела, монотонно повторяя в ответ на вопросы вертящегося на сиденье рядом с ним мужчины:

– Следователь вам всё объяснит.

– Экий вы бука, – сердился нервничавший Пестемьян Лукич, но ничего поделать с не желающим отвечать на его вопросы оперативником он не мог.

И вот он наконец в кабинете следователя.

Тот отнёсся к нему доброжелательно. Первым делом спросил, с кем он живёт.

– Один я живу, – ответил Крольчевский.

– Совсем один? – отчего-то усомнился следователь.

– Совсем, – ответил мужчина и решился пошутить: – У меня даже тараканов нет.

– Это дело нехитрое, всегда можно завести, – обнадёжил его Наполеонов, не оценив шутки.

– Боже упаси! – воскликнул Пестемьян Лукич и взмолился: – Скажите, наконец, зачем меня сюда привезли? Не томите!

– Видите ли, Пестемьян Лукич, – ошарашил его следователь, – в оставленной вами квартире была убита женщина.

– Как убита? – вытаращил глаза мужчина.

– Зарублена топором.

– Моим топором? – возопил обезумевший от страха Крольчевский.

– А вот это мы сейчас и выясним, – обнадёжил его следователь и разложил перед свидетелем фото топора.

Пестемьян Лукич пригляделся и спросил:

– А что это на топоре?

– Следы мозгового вещества убитой, – бесстрастно ответил следователь.

Крольчевский сполз со стула. Пришлось вызывать медика.

После того как мужчину привели в чувство, он проговорил с трудом:

– Топор, кажись, мой. Но я её не убивал.

– Зачем же вы, Пестемьян Лукич, оставили на месте преступления свой топор? – спросил следователь укоризненно.

– Я оставил его не на месте преступления! – неожиданно громко взвизгнул Крольчевский. – Я оставил его в квартире, в доме, который предназначили под снос.

– И всё равно непонятно, зачем вы оставили там свой топор, – недоумённо проговорил следователь.

– Что же тут непонятного?! – возмутился Крольчевский. – Я переезжал на новую квартиру! И купил новый топор! Между прочим, если вы были в моей старой квартире, то могли бы заметить, что я оставил там много старых вещей!

– Да, мы это заметили. Но всё-таки, Пестемьян Лукич, лично мне непонятно, зачем вам новый топор? Что вы собирались рубить в своей новой квартире?

– Ничего я не собирался рубить! Просто раз квартира новая, то и топор должен быть новым! – продолжал гнуть свою линию, с ему одному понятной логикой, Крольчевский.

Наполеонов вздохнул, прикинул в уме, хлопнется или нет ещё раз в обморок бывший жилец злополучной квартиры. И решив всё-таки рискнуть, выложил перед ним фотографии убитой.

– Кто это? – спросил побледневший, но всё-таки не упавший в обморок Крольчевский.

– Женщина, которую обнаружили в вашей квартире.

– Но я не знаю её, – пролепетал мужчина.

– Очень жаль, – проговорил следователь и попросил: – Пестемьян Лукич, присмотритесь получше.

– Не хочу! – Крольчевский резко отодвинул от себя фотографии.

– Ну и зря! – укорил его следователь. – Вы что же, не хотите нам помочь?

– Я ничем не могу вам помочь!

– Напрягите вашу память! Может, убитая приходила к вам в гости?

– Не приходила!

– Почему вы так уверены?

– Потому что я никогда не водил к себе женщин!

Наполеонов имел неосторожность присвистнуть.

Крольчевский посмотрел на него осуждающим взглядом и спросил:

– Неужели вы не понимаете, что это неприлично?

– Извините, – проговорил Наполеонов с непроницаемым лицом и даже пообещал: – Я исправлюсь. – И тут же принялся за старое: – Может, вы встречались где-то случайно? В ресторане, в кафе?

– Вы издеваетесь, что ли? – воскликнул Крольчевский. – Я не хожу в кафе и рестораны!

– Хорошо, – почти что сдался следователь, – а в магазины и аптеки вы ходите?

– Хожу! Но и там я не таращу глаза на женщин! Покупаю, что мне нужно, и ухожу!

«Ну и чудик», – подумал про себя Наполеонов.

Он решил взять у Крольчевского отпечатки пальцев и отпустить его на все четыре стороны.

Но тот неожиданно заартачился:

– С какой это стати я должен позволить вам дактилоскопировать себя!

– А вы хотите, чтобы вас скальпировали? – ляпнул Наполеонов.

Крольчевский вскочил с места как ошпаренный.

– Успокойтесь уже, Пестемьян Лукич, это рядовая процедура! Нам же надо выяснить, как давно были оставлены отпечатки ваших пальцев в вашей старой квартире.

– Я не переступал порога своей старой квартиры со времени переезда на новую!

– Нам нужно в этом убедиться, – устало проговорил следователь.

– То есть вы хотите снять с меня подозрения? – начал прозревать мужчина.

– Ну конечно! – вырвалось у следователя.

– Ладно, снимайте, – разрешил Крольчевский.

Когда за ним наконец закрылась дверь, Наполеонов облегчённо вздохнул.

* * *

Самой удачливой из оперативников на это раз оказалась старший лейтенант Любава Залеская. Ей удалось выяснить, что одни из так называемых «лёгких денег» принадлежали Лидии Ильиничне Реваковой.

Правда, прежде чем ухватить удачу за хвост, оперативнице пришлось основательно сбить ноги, обходя одну фирму за другой и предъявляя сотрудникам фотографию убитой.

Залеская не исключала, что заведение могло быть зарегистрировано на подставное лицо. Так что, чем чёрт не шутит, вдруг кто-то да и опознает убитую.

Фирма Ревякиной носила громкое название «Фортуна» и, несмотря на то, что была полулегальной, судя по всему, процветала. Клиентов в неё заманивали щедрыми посулами, потом при помощи льстивых речей опутывали клейкой паутиной долгов, после чего, не ослабляя паучьей хватки, годами сосали из доверившихся их обещаниям жертв не только денежные средства, но и жизненные силы.

Хозяйка «Фортуны» прежде многие годы работала на одном из рынков города продавцом в мясном отделе. И, по-видимому, Лидии Ильиничне подфартило, раз хватило средств на открытие фирмы по отжиму денег у наибеднейших слоёв населения.

На фирме она появлялась нечасто. Всем заправляла её заместительница Нина Пафнутьевна Уховёртова.

Именно от неё оперативница узнала, что совсем недавно Реваковой исполнилось пятьдесят шесть лет. Но, по словам Уховёртовой, Ревакова тщательно за собой следила и выглядела моложе своих лет.

Нина Пафнутьевна была вынуждена предоставить Залеской номер мобильника хозяйки и назвать её домашний адрес. Иметь неприятности с полицией помощнице не хотелось.

Она сразу же предупредила, что ей известен только номер рабочего телефона хозяйки. У Реваковой она не раз видела ещё и смартфон, но номера его она не знает. Его Лидия Ильинична использовала для личного общения. Хотя, возможно, и с деловыми партнёрами по нему общалась. Но сотрудникам «Фортуны» знать его не полагалось.

– Даже вам? – уточнила Любава, попытавшись надавить на самолюбие помощницы.

Но та, нисколько не обидевшись, спокойно ответила:

– Даже мне.

– У вас были неприятности на работе?

– Лично у меня нет, – ответила Уховёртова.

– А у фирмы?

– Да как вам сказать, – замялась Нина Пафнутьевна.

– Так, как есть, – сухо посоветовала Залеская.

– Особых неприятностей и у фирмы не было. Так, обычные рабочие проблемы.

– Что вы имеете в виду под рабочими проблемами?

– Невозврат денег клиентами вовремя.

– И как же вы с этими рабочими проблемами боролись? – спросила оперативница со скрытым сарказмом.

– Как и все, – бесстрастным тоном ответила помощница процентщицы, – при помощи коллекторов.

«Оба-на», – подумала про себя Любава и спросила вслух:

– Когда вы в последний раз видели Ревакову?

– Недели две назад.

– А созванивались?

– Четыре дня назад.

– И вас это не взволновало?

– Что именно? – удивилась Уховёртова.

– Что Ревакова так долго не звонила вам?

– А что, разве должна была? – вопросом на вопрос ответила женщина.

– А разве нет?

– Если не было надобности, то зачем зря звонить? – пожала плечами заместительница.

– Вот даже как, – обронила Любава.

– Я не понимаю, что вы от меня хотите. Если у правоохранительных органов есть какие-либо претензии к «Фортуне», то и разбирайтесь с Лидией Ильиничной.

– Обязательно разберёмся, – сухо заверила её Любава и положила перед Уховёртовой фотографию с места преступления.

– Что это? – испуганно вскрикнула женщина.

– Это ваша хозяйка?!

– Я не знаю. – Лицо помощницы Реваковой пошло красными пятнами.

– Так посмотрите получше, – посоветовала Залеская тоном, не терпящим возражений.

– Да, это она, – пролепетала женщина. – Что с ней?

– А разве вы не видите?

– Я ничего не понимаю.

– Но, может быть, теперь вы будете со мной более откровенной?

– Я правда ничего не знаю! – испуганно выкрикнула женщина.

– Ну, что ж, – Любава сделала вид, что собралась уходить.

– Погодите! – бросилась за ней Уховёртова.

– Да? – обернулась оперативница.

– У меня есть телефон её близкой подруги. Дианы Юрьевны Чулковой. – Помощница хозяйки «Фортуны» быстро открыла верхний ящик своего стола и достала оттуда визитку. – Вот, возьмите, пожалуйста. Она-то уж точно сможет посвятить вас во все подробности личной жизни Лидии Ильиничны.

– Откуда у вас оказалась эта визитка?

– Совершенно случайно! – горячо затараторила Нина Уховёртова. – Чулкова как-то заезжала сюда вместе с Лидией Ильиничной, и эта визитка выпала у неё из сумочки. Я хотела вернуть, но она больше не приезжала, вот визитка и завалялась.

– Понятно, – кивнула Залеская, подумав про себя: «Стащила визитку. Только зачем?»

Любава вышла из «Фортуны». Уховёртова больше не пыталась её задерживать.

Любава же решила сделать запрос в паспортный стол, чтобы уже не осталось сомнений в личности убитой.

Наполеонов остался доволен работой Любавы Залеской. Вынес ей устную благодарность, как он сам заявил, перед лицом товарищей.

– Хоть бы шоколадку девушке подарил, – пробурчал Дмитрий Славин.

– Самому подарить слабо? – огрызнулся услышавший ворчание оперативника следователь.

Дмитрию было не слабо. Коробку конфет он подарил Любаве вечером после работы и предложил:

– Может, поужинаем вместе?

– Поужинаем, – кивнула она, надеясь, что Славин не услышит, как быстро забилось её сердце.

На квартиру Реваковой следователь решил съездить сам, прихватив на всякий случай ордер на обыск.

Глава 5

Лидия Ильинична Ревакова, само собой, жила в элитном доме. Перед домом парковка. Следователь уже знал марку и номер принадлежащей Реваковой машины. Так вот, автомобиль стоял на стоянке.

«Интересно, – подумал Наполеонов, – она что же, до места своего убийства добиралась на общественном транспорте? Так после двенадцати ночи и он не ходит».

Продолжая гадать, отчего Ревакова не поехала на своей машине, следователь вошёл в подъезд, где его сразу же притормозила бдительная консьержка.

– Вы к кому?

– К Лидии Ильиничне Реваковой.

– Подождите, я сейчас позвоню ей.

– Не стоит. – Наполеонов развернул удостоверение.

– И тем не менее, – попыталась настоять на своём консьержка.

– И вы уверены, что она дома? – усмехнулся такой преданности своему делу Наполеонов. В то же время подозревая, что преданность эта неплохо оплачивается жильцами, той же Ревякиной. Правда, в её случае уже применим глагол прошедшего времени – оплачивалась.

– Где же ей ещё быть, – сердито ответила консьержка.

– То есть вчера вы лично видели, как Лидия Ильинична Ревакова вечером вернулась домой? – уточнил настырный следователь.

– Нет, я этого видеть никак не могла! – воскликнула женщина с раздражением в голосе.

– Почему? – поинтересовался Наполеонов.

– Потому что я только сегодня утром заступила на дежурство.

– Что ж, звоните, – снисходительно разрешил он, – а я всё-таки поднимусь.

– Лидии Ильиничне это не понравится, – предупредила консьержка.

– Я думаю, что ей это всё равно.

– Как так?

– Так! Вы звоните! Звоните! Вашей жилички дома нет.

– Вы что же, думаете, что она, не предупредив о том, что будет отсутствовать, взяла и уехала за город? – засомневалась консьержка.

– А что, с ней это случалось? – замедлил шаг следователь.

– Что она уезжала за город?

Следователь кивнул.

– Конечно! Регулярно. У неё же там дом. Вот они с Виталиком и выезжают на природу. Летом вообще там живут.

– Кто такой Виталик? – спросил Наполеонов.

– Мальчик Лидии Ильиничны, – не моргнув глазом ответила консьержка.

– У неё что же, есть сын?

– Нет у неё никакого сына! – отрезала женщина. – По крайней мере, мне о наличии у неё такового ничего не известно.

– Но вы же сами только что упомянули о мальчике…

– Так Виталик не сын! – радостно ответила консьержка. – Он её интимный друг!

– Сколько же лет этому интимному другу?

– Не знаю, – пожала плечами консьержка. – На вид года двадцать два – двадцать четыре.

– Но позвольте! – вырвалось у следователя. – Насколько мне известно, Ревякиной пятьдесят шесть лет.

– Ну и что, – невозмутимо отозвалась женщина, – сейчас у всех обеспеченных женщин бальзаковского возраста молодые мужья или возлюбленные.

«У всех! – сердито подумал про себя Наполеонов. – Совсем бабка с дуба съехала», – промелькнуло словечко из словаря самого близкого друга Наполеонова Виктора Романенко, двоюродного брата Мирославы Волгиной, подруги детства.

Не тратя больше времени на разговоры с консьержкой, следователь поднялся к квартире Ревякиной и позвонил в дверь, потом постучал.

Никто не открыл ему. Следователь набрал так называемый рабочий номер известного ему телефона убитой процентщицы, прислушался. За дверью тишина.

И тут приоткрылась дверь напротив. Следователь увидел стройную фигурку в розовом пеньюаре. Женский голос спросил:

– Вы кто?

– Следователь, Александр Романович Наполеонов.

– Подойдите поближе, – велела женщина.

Наполеонов подошёл.

– Покажите своё удостоверение.

Следователь послушно предъявил свой документ.

Полувоздушное создание в розовом извлекло откуда-то очки и надело их на нос. После чего пробормотало:

– Действительно, следователь. Я предупреждала Лиду.

– Простите, вы не могли бы представиться? – спросил Наполеонов.

– Отчего же не могли бы? Я – Елена Яновна Хрусталёва. Как видите, соседка Лиды.

– Вижу. Вы сказали, что вы о чём-то предупреждали её. Так о чём же?

– О том, что её занятие не доведёт её до добра.

– Вы имеете в виду ростовщичество?

– Именно его я и имею в виду, – ответила та, кого Наполеонов поначалу чуть ли не принял за богиню утренней зари Аврору.

На самом деле женщине было хорошо за шестьдесят. Просто она сумела сохранить девичью фигуру и свежесть лица.

«Видимо, всё своё свободное время тратит на это», – подумал Наполеонов и спросил:

– Лидия Ильинична не прислушалась к вашему совету?

– Нет.

– Отчего же?

– Может быть, из-за того, что на молодого любовника уходило много денег. Может, потому, что и сама привыкла жить на широкую ногу.

– А где сейчас её любовник?

– Скорее всего, там же, где Лида.

– Уверяю вас, его там нет! – заверил её Наполеонов, приняв скорбный вид.

Хрусталёва посмотрела на него недоверчиво. После чего спросила:

– Так что же случилось с Лидой?

– Прежде, чем я отвечу на ваш вопрос, посмотрите, пожалуйста, на эту фотографию. – С этими словами Наполеонов протянул Хрусталёвой фотографию Ревякиной с места преступления.

– О боже мой! – вырвалось пронзительно из груди соседки.

– Это Ревякина Лидия Ильинична?

– Да, это она.

– Теперь рассказываю.

– Теперь уже и не надо, – тяжело вздохнула женщина.

– И всё-таки. Ревякину нашли бомжи в доме, предназначенном под снос. Ваша соседка была зарублена топором.

Хрусталёва схватилась за сердце.

– Может, вам выпить лекарство, Елена Яновна? – заботливо спросил следователь.

– Нет, нет, – покачала она головой, – я абсолютно здорова. – И спросила: – Вы их задержали?

– Кого их?

– Бомжей! Кого же ещё?!

– Вы что же, думаете, что вашу соседку убили бездомные?

– Конечно! Раз они её нашли!

– Для чего бездомным убивать Ревякину?

– Из-за денег! Потом на Лидии всегда были украшения дорогие.

– Они на ней и остались, – вздохнул следователь.

– Просто эти чумазые приняли их за бижутерию.

– Деньги тоже не тронуты. Пропали только документы и телефоны.

– Вот как, – озадачилась Хрусталёва.

– Вы не знаете, зачем ваша соседка могла ночью отправиться в заброшенный дом?

– Понятия не имею! – искренне вырвалось у женщины.

– Елена Яновна, Ревякина жила одна?

– Да как вам сказать, – замялась Хрусталёва.

– Как есть.

– Чаще всего с ней проживал Виталий, её парень. Но иногда Лида жила неделю или пару дней одна. Говорила мне, что отдыхает от любовника.

– Вы хорошо знали этого Виталия?

– Я не могу утверждать, что знала его хорошо. Просто часто видела с Лидой.

– Вы с ним не разговаривали?

– Только на уровне: «здравствуйте, до свиданья», – усмехнулась Хрусталёва. – Лидия зорко охраняла свою собственность.

– Она была ревнива?

– Думаю, что да. Но ко мне она ревновать бы не стала.

– Почему?

– Потому что знала, что мне нравятся мужчины постарше.

– Однако, несмотря на это знание, Ревякина не оставляла вас наедине со своим любовником.

– Не оставляла, – согласилась Хрусталёва и тут же добавила: – Скорее всего, не потому, что опасалась меня, просто не представлялось такого случая.

– А фамилию этого Виталия вы знаете?

– Знаю, Кукушкин.

– Кукушкин?

– Да, Лида как-то при мне пошутила: «Кукушка-кукушка, нагадай, сколько мне жить?!»

– Я удивилась и сказала, какая же он кукушка? Тогда она и сказала, что фамилия её милого Кукушкин.

– Выразительная фамилия, – невольно хмыкнул Наполеонов.

– И не говорите, – согласилась Хрусталёва с грустной улыбкой.

– Мужа, значит, у Ревякиной не было?

– Нет.

– Вы не знаете, она была вдовой, разведенной? Или, может, вообще никогда замуж не выходила?

– Чего не знаю, того не знаю, – ответила Хрусталёва.

– И о наличии у неё детей Ревякина тоже никогда не упоминала?

– Нет.

– Ну хотя бы друзья у неё были?

– Время от времени к ней приходила красивая брюнетка, примерно её же возраста. Как-то раз Лида представила мне её. Сказала, вот, мол, моя подруга Диана.

– А фамилию не называла?

– Нет. Хотя… – Хрусталёва задумалась, потом покачала головой. – Нет, не помню.

Зато Наполеонов вспомнил, что заместительница Ревякиной в фирме «Фортуна» Нина Уховёртова отдала Любаве Залеской визитку некой Дианы Юрьевной Чулковой, заверив оперативницу, что она является подругой убитой. Теперь эта визитка была у Наполеонова. Но Хрусталёвой об этом знать не обязательно.

– Елена Яновна, – спросил он женщину, – а эта Диана, подруга Ревякиной, оставалась на ночь в квартире Лидии Ильиничны?

– Кажется, нет, – покачала головой Хрусталёва. – Да и зачем ей оставаться, если у неё есть своя машина? Села и в любое время поехала.

– А вы не помните, какая именно машина была у этой Дианы?

– Маленькая такая, смешная, «Пежо».

– Номер вы, конечно, не помните.

Неожиданно для следователя Хрусталёва густо покраснела.

«Ага, – подумал он, – проявила любопытство. Интересно, признается или нет?»

Хрусталёва не стала препираться и назвала номер машины подруги убитой.

Следователь искренне поблагодарил её и раскланялся.

Когда он спустился вниз, консьержка, сверля его любопытным взглядом, спросила:

– Ну что, узнали, где Лидия Ильинична?

– Узнал. В морге она, – ответил следователь, и прежде чем консьержка сумела подобрать с пола свою челюсть, покинул подъезд.

– И теперь мой путь лежит к Диане, – пробормотал он, усаживаясь за руль своего автомобиля.

Адреса в визитке не было. Был только номер телефона. Рядом с номером надпись: «Позвони!»

«Что бы это могло значить?» – подумал Наполеонов и позвонил.

Трубку взяли сразу.

Приятный женский голос с хрипотцой спросил:

– Кто это?

Наполеонову показалось, что дама чем-то взволнована. Во всяком случае, он решил не темнить.

– Я следователь, Александр Романович Наполеонов. Мне нужна Диана Юрьевна Чулкова.

– О, – воскликнула женщина, – а мне нужны вы! Приезжайте скорее! Или я давайте к вам приеду.

Наполеонов слегка опешил от напора неведомой Дианы и спросил:

– Вы уверены, что вам нужен именно я?

– Да! Абсолютно уверена! Если вы, конечно, тот, за кого себя выдаёте.

«Спятила она, что ли? – подумал Наполеонов. – А может, она – дамочка по вызову? Хотя лет ей, предположительно, немало. Но ведь некоторые любят постарше. Впрочем, чего я себе голову ломаю, поеду и разберусь».

– Называйте адрес! – проговорил он в трубку.

И она тут же озвучила затребованное им.

Жила она в Старом городе, но в не так давно построенной высотке.

Зайдя в подъезд и сунув под нос консьержке удостоверение, Наполеонов рявкнул:

– Чем занимается гражданка Чулкова из тридцать восьмой квартиры?

– Она здесь живёт! – испуганно вскрикнула женщина.

– Я понимаю, что она здесь живёт. Но чем она себе на жизнь зарабатывает?

– А, это, – облегчённо вырвалось у консьержки. – Диана Юрьевна владеет аптечным складом.

– Незаконное хранение наркотиков и других запрещённых веществ?

– Что вы такое говорите! – повторно перепугалась консьержка.

– Шутка! – бросил Наполеонов и стал подниматься по лестнице.

При этом он думал, что в его шутке может содержаться немалая доля правды. Уж очень странно Чулкова разговаривала с ним по телефону. Но успокаивает уже то, что она не перезрелая бабочка-надомница.

Позвонив в дверь квартиры, он прислушался. За дверью что-то зашуршало, потом зацокало. Наконец она распахнулась, и Наполеонов увидел явно молодящуюся женщину.

– Вы Наполеонов? – спросила она заговорщицким шёпотом.

– Вообще-то, да, – осторожно ответил следователь.

Женщина выглянула на площадку, осмотрела её, не забыв глянуть на лестницу, потом схватила Наполеонова за руку и одним рывком втащила в квартиру.

– Вы ополоумели, что ли? – спросил он сердито, потирая руку.

– Ополоумеешь тут! – воскликнула женщина жалобно и быстрым шагом устремилась в глубь квартиры. При этом разрезы на её юбке взмывали вверх и разлетались в разные стороны, окутывая его волнами пряного восточного аромата.

Они вошли в большую гостиную. Женщина тотчас опустилась на диван и похлопала ладонью по обивке, призывая Наполеонова сесть рядом с собой. Но он поостерёгся, взял стул, подтащил его к дивану и сел.

Женщина презрительно фыркнула.

– Итак, вы Диана Юрьевна Чулкова? – спросил он.

– Да, я Диана Чулкова, – нетерпеливо затараторила она, – я уже думала, что никогда вас не дождусь! Где вы шлялись всё это время?!

– Простите…

– Прощаю! – махнула она. – Но учтите, я не железная.

«Чёрт, – подумал про себя Наполеонов, – если она будет продолжать в таком же духе, то я, пожалуй, придушу её. Или лучше вызвать психушку?» Он опасливо посмотрел на хозяйку гостиной и спросил:

– Диана Юрьевна! Вы как себя чувствуете?

– Ужасно я себя чувствую! – воскликнула она. – Как я могу себя чувствовать, если я вторые сутки обзваниваю все больницы и морги!

– Зачем?

– У меня пропала подруга! А в полиции заявление не принимают!

– Подругу зовут Ревякина Лидия Ильинична? – спросил несколько успокоенный Наполеонов.

– Да! А откуда вы знаете?

– Лучше скажите, почему вы искали именно меня?

– Так мне в полиции наконец изволили ответить и послали к вам!

– Понятно.

– Но телефона вашего не дали! – возмущённо проговорила женщина. – Я поехала к вам, а вас нет на месте. Вернулась домой! Опять стала звонить в полицию. А мне сказали, что вы сами меня найдёте! Я спрашиваю, когда? А они говорят, что когда время придёт! Какое безобразие! Так обращаться с людьми.

– Простите нас, – невольно улыбнулся следователь.

Чулкова вздохнула.

– Вы ездили к своей подруге домой?

– Нет! Зачем?

– Но как же…

– Лида могла быть где угодно!

– В смысле?

– В том смысле, что у Лиды есть квартира, дом за городом, иногда они зависают на квартире у Виталика. Но редко.

– Кто такой Виталик? – строго спросил Наполеонов.

Несмотря на то что он уже знал о любовнике Ревякиной от консьержки и соседки, он хотел услышать это и от близкой подруги убитой.

– Виталий Евгеньевич Кукушкин, интимный друг Лиды.

– А как на интимного друга Ревякиной смотрел её муж?

– Лида не замужем, вернее, разведена.

– А дети?

Чулкова развела руками, Наполеонов понял, что детей у подруги нет.

– Вы упомянули, что у любовника есть своя квартира.

– Есть. Ему Лида подарила однушку на Павлова.

– На Павлова?

– Да! В доме с видом на парк.

– А номер дома?

– Одиннадцатый.

– Квартира?

– Номер не помню, но на шестом этаже, как выходите из лифта, она напротив.

– И теперь Кукушкин там?

– Наверное, там или у матери, если его нет у Лиды.

– У Кукушкина есть мать?

– У нас у всех есть или была мать, – проговорила, укоризненно глядя на следователя, Чулкова.

– И где живёт его мать?

– Чего не знаю, того не знаю, – передёрнула плечами Чулкова.

– Итак, – попытался он подвести хоть какой-то итог, – Виталий Евгеньевич Кукушкин – сожитель вашей подруги, попросту говоря, альфонс.

– Называйте, как хотите, но Лида Виталика очень любила.

– Все девочки любят свои игрушки, – усмехнулся Наполеонов.

– У Лиды были к нему серьёзные чувства.

– Насколько серьёзные? – не скрывая скепсиса, спросил следователь.

– Она оставила ему всё своё имущество!

Наполеонов остолбенел. Потом выговорил с трудом:

– А вот с этого места поподробнее.

– Никаких подробностей я не знаю! – отрезала Чулкова.

– Как то есть не знаете? – взвился следователь.

– А так!

– Кто вам сказал, что Ревакова всё оставила Кукушкину?

– Сама Лида и сказала.

– И вас это не удивило?

– Слегка, – наморщила свой аккуратный носик Диана Чулкова.

– Что значит слегка?

– То и значит! Не государству же ей своё имущество отписывать?

– Детскому дому! На худой конец, собачьему приюту! Но не альфонсу же! – вырвалось у Наполеонова.

– А это, Александр Романович, – сухо проговорила Чулкова, – не нашего ума дело. Лида была сама себе хозяйка.

– Ладно. – Наполеонов и сам понимал, что погорячился. – А Виталий знал о завещании своей любовницы?

– Знал. Лида сама мне говорила, что от Виталика она своего намерения не скрывала.

– Намерения или свершившегося факта? – решил уточнить следователь.

– Я не могу дать вам стопроцентную гарантию, – сказала Диана, – но сама я уверена, что это завещание существует.

– Понятно. Вы нам очень помогли.

– Чем же?

– Скоро узнаете. До свиданья.

– Когда вы найдёте убийцу Лиды?

– Скоро, очень скоро, – заверил её следователь и, не прощаясь, удалился.

Диана Чулкова растерянно посмотрела ему вслед.

Глава 6

Не заезжая в Следственный комитет, Наполеонов отправился, как он надеялся, к неутешно горюющему любовнику Лидии Ильиничны Реваковой Виталию Евгеньевичу Кукушкину.

Квартиру Виталика он нашёл сразу, консьержа в этом доме, хоть и недавно построенном, не было, поэтому чинить препятствия следователю было некому.

За дверью квартиры гремела громкая музыка, но дверь Наполеонову никто не открыл ни после первого звонка, ни после второго.

– Чёрт-те что! – выругался Наполеонов и стал наяривать по двери кулаком.

Наконец она открылась. На пороге стояло создание, похожее одновременно на рождественского ангела с картинки позапрошлого века и гимназиста, прогуливающего занятия. У создания было капризное фарфоровое личико, голубые, широко распахнутые глаза, слегка вздёрнутый нос и мягкий овальный подбородок. Разглядывающему его одежду Наполеонову невольно пришло на ум: «Как денди лондонский одет». Тьфу ты!

– Вы чего хулиганите? – спросило создание и пригрозило: – Я сейчас полицию вызову.

– Не стоит утруждаться, – ответил Наполеонов, – полиция уже здесь, – он развернул своё удостоверение.

– Но я вас не вызывал! – Голубые глаза распахнулись ещё шире, хотя до этого Наполеонову казалось, что это невозможно.

– Вот видите, – сказал следователь, – вы не успели подумать, а мы уже здесь.

– Да…

– Вы Виталий Евгеньевич Кукушкин?

– Вообще-то, да. Но я не понимаю, – на лице Кукушкина отразились мыслительные попытки осознать суть происходящего, – вы кто?

– Я же показал вам своё удостоверение.

– Показали. Но что вам от меня нужно?

– Пройдём?

– Куда?

– Пока в вашу квартиру. Это ведь ваша квартира?

– Моя.

– Вам её подарила Лидия Ильинична Ревакова?

– Да, – на лице Кукушкина отразилось недоумение, – но откуда вы знаете?

– Я вообще много чего знаю, – ответил следователь и аккуратно втолкнул Кукушкина в прихожую, – показывайте, куда у вас тут можно пройти.

– Я не хочу, – заупрямился парень.

– Виталий Евгеньевич, почему вы сейчас не с Лидией Ильиничной?

– Вам-то какое дело? – попробовал возмутиться Кукушкин.

– Раз спрашиваю, значит, есть дело! – сурово проговорил Наполеонов.

Кукушкин нахмурился и ответил:

– Лида сказала, чтобы я пока посидел у себя! А когда я ей понадоблюсь, она позвонит. Вот я сижу и скучаю. Жду! – Он картинно развёл руками.

– Так вот, я пришёл сказать вам, что вашему ожиданию пришёл конец.

– Что вы имеете в виду? – испуганно спросил Виталий. – В каком смысле конец? Вы что, хотите сказать, что Лида даёт мне отставку?! Но этого просто не может быть!

– Не может, – согласился следователь.

– Вот видите! – облегчённо вырвалось у Кукушкина.

Наполеонов посмотрел прямо в голубые глаза и проговорил:

– Ваша любовница не может дать вам отставку при всём желании.

– Не понимаю! Где Лида?

– В морге. Разве вы не знаете?

– Я не… я ничего не знаю, – пролепетал Кукушкин. И взвизгнул: – Что за страшные вещи вы говорите? Зачем вы запугиваете меня? Где Лида?!

– Я же вам русским языком сказал: Лидия Ильинична Ревакова в морге.

– Что она там делает? – выпучил Виталий свои голубые глаза.

– Лежит, – пожал плечами Наполеонов, – отдыхает.

Виталий быстро-быстро задышал, прежде чем закричать во всю мочь:

– Вы лжёте!

– Нет! Она зарублена топором! Вот, полюбуйтесь! – Наполеонов подсунул под самый нос Кукушкина фотографию убитой и спросил зловещим голосом: – Не ваших ли это рук дело?

– Нет! – закричал парень в ужасе, отталкивая его руку.

– У вас был мотив, – проговорил Наполеонов.

– Какой ещё мотив? – голос Кукушкина снова сорвался на визг.

– Ваша любовница оставила вам всё своё имущество, деньги и фирму. Вы ведь знали об этом?

– Знал! Конечно, знал! Как я мог не знать, если она сама мне об этом сказала!

– Вот видите!

– Но мне не нужна её фирма!

– Не нужна только фирма. А всё остальное, значит, нужно?

– Я ничего такого не говорил, – пошёл на попятную Кукушкин.

– И всё-таки, согласитесь, вы заинтересованное лицо, – продолжал нажимать на сожителя процентщицы следователь.

– Нет, нет! Вы ошибаетесь! Её убил кто-то из разорённых «Фортуной»! А я тут абсолютно ни при чём!

– Ага, – усмехнулся Наполеонов, – чист, аки дитя.

Кукушкин быстро-быстро закивал, соглашаясь со следователем.

– Вы знали, чем зарабатывала деньги Ревакова?

– Конечно, знал! Лида никогда этого от меня не скрывала, – не стал отпираться Кукушкин.

– И вас всё устраивало?

– Я не лез в её дела!

– По принципу «меньше знаешь – крепче спишь»?

– Если хотите, то да.

– И вас никогда не мучило то, что коллекторы, по требованию вашей любовницы, изводили людей, вытягивая из них жилы?

– Я уже сказал вам, что не лез в её дела!

– Вы знакомы с сотрудниками коллекторской конторы «Деньги на бочку»?

– Нет, я не знаком с ними!

– Вы совсем недавно говорили, что у вашей любовницы не было от вас тайн, – напомнил следователь.

– Говорил! Но о коллекторах Лида со мной не говорила. Я человек впечатлительный! У меня тонкая нервная система. И Лида берегла мои нервы.

– Вы что же, художник или музыкант? – спросил, не скрывая сарказма, Наполеонов.

– Почему сразу художник или музыкант? – обиженно переспросил Кукушкин.

– Так это у творческих людей тонкая нервная система. А у вас-то она с какого перепуга?

– Она у меня врождённая!

– О своём бывшем муже Ревакова тоже с вами не говорила, в целях сбережения вашей нервной системы? – насмешливо спросил следователь.

– О каком ещё муже?!

– Выходит, вы не знали, что у Лидии Ильиничны был муж?

– Да, знал! Знал! Был когда-то. Ну и что?

– Ничего. А дети?

– Был сын. Но он давно ушёл из дома и как в воду канул. Так говорила Лида.

– Вас это тоже устраивало?

– Я никогда не думал ни о её бывшем муже, ни о детях. Принял к сведению, и всё. Какое дело мне до них? Тем более бывших!

– Насколько мне известно, бывших детей не бывает, – вскользь заметил следователь.

– Раз его не было в сегодняшней жизни Лиды, значит, бывает. Тем более что он сам ушёл.

– Вы могли опасаться того, что сын вашей любовницы объявится и заявит свои права.

– Так она же завещание на меня написала! Предъявить он теперь ничего не может! – В голосе Кукушкина прозвучала торжествующая насмешка.

– Вы верно заметили про теперь…

– Что вы хотите сказать? – насторожился Кукушкин.

– То, что теперь после своей смерти ваша любовница не сможет изменить завещания.

– Она и не собиралась его менять!

– Наверняка знать этого вы не могли. Поэтому, чтобы не полагаться на авось, избавились от Реваковой.

– Да что вы такое говорите! – возмущённо проговорил Виталий. – Посмотрите на мои руки! – он резко вытянул руки навстречу Наполеонову. – Разве такими руками можно кого-нибудь убить?

– Руки как руки, – пробурчал Наполеонов. – Вы, гражданин Кукушкин, задержаны.

– Что значит задержан? За что?

– Пока по подозрению в убийстве Реваковой. А там будем разбираться.

– Но я не убивал её!

– Не убивали – отпустим, – бесстрастно проговорил Наполеонов и защёлкнул наручники на руках Кукушкина, забывшего их опустить.

– Подождите!

– Хотите сказать, что у вас есть алиби?

– Нет, – помотал головой Кукушкин.

– Тогда что?

– Я же не знаю, когда именно убили Лиду.

– Ночью два дня назад. Где вы были в это время?

– Дома! Я спал!

– Кто это может подтвердить?

– Вы издеваетесь? Конечно, никто.

– Мне очень жаль, – не моргнув глазом, солгал Наполеонов. – Идёмте!

– Я не хочу, – захныкал Кукушкин.

– Хочу, не хочу, прямо как малый ребёнок, идите, идите. – Следователь подтолкнул Кукушкина к выходу, спросил: – Где ключи?

– Там!

– Где там? – Наполеонов окинул взглядом поверхность тумбочки, увидел ключи, взял их и, вытолкнув хозяина за порог, закрыл дверь.

Препроводив задержанного в камеру временного содержания, следователь решил для очистки совести заняться коллекторами. Хотя он ни на йоту не верил, что коллекторы могли порешить человека, дававшего им работу.

– Так, где обитают эти заплечных дел мастера? – пробормотал он себе под нос.

Адрес и телефон коллекторской конторы «Деньги на бочку» ему предоставила Любава Залеская, которая, в свою очередь, получила их от Нины Уховёртовой, заместительницы Реваковой.

«Если кто-то убил Ревакову, мстя ей за вымогательскую деятельность фирмы, – подумал следователь, – то могут убить и Уховёртову. Вот незадача! Но не выделять же ей охрану. У государства на это лишних денег нет».

Он с полминуты постоял в раздумье, а потом решил:

– Сама виновата. Не надо было устраиваться в такую фирму. Так что пусть сама и выпутывается.

Эта мысль его успокоила, и он заторопился к заплечных дел мастерам, в контору «Деньги на бочку».

В местном отделении полиции Наполеонов вызвонил участкового и прихватил его с собой.

Трудно описать изумление следователя, когда, прибыв на место, он потребовал находящихся там мужчин назвать свои фамилии.

– Заплечный и Мастерков, – ухмыльнулись они в ответ на его требование.

– Это что, у вас такой чёрный юмор? – сердито спросил следователь.

– Обижаете, начальник, – сделали они вид, что на самом деле обиделись, – когда мы видим вас, нам сразу становится не до шуток.

– Предположим, я вижу вас обоих в первый раз! Следовательно, и вы меня тоже.

– Мы имели в виду не вас лично, а вашу контору.

– Контору! – рявкнул Наполеонов. – Поговорите у меня ещё. Документы!

– Мы чё, мы ничё, – пожали они плечами и отдали ему свои паспорта.

– Посадить бы вас обоих лет на двадцать пять, – пробурчал Наполеонов, обнаружив, к своему полному неудовольствию, то, что коллекторы не солгали и назвали свои подлинные фамилии.

«Бог шельму заранее метит», – подумал он, чтобы успокоиться.

– За что, начальник? – тем временем решились подать голос Мастерков и Заплечный. – Мы официально зарегистрированы. И просто выполняем свою работу.

– Калечите людей!

– Никого мы не калечим, – обиженно засопел один из них.

– Ага, – с нескрываемым сарказмом проговорил Наполеонов, – вы пылинки со своих так называемых клиентов сдуваете.

– А что, и сдуваем, – ответил другой. – Нам приказано не калечить их, а получать с них долги!

– Которые эти недобросовестные должники отдавать не хотят, – добавил другой. – Разве это хорошо?

– Это очень нехорошо, начальник, – присоединил свой голос осуждения к голосу коллеги первый.

– При таких грабительских процентах, которые устанавливают фирмы лёгких и быстрых денег, на хозяев которых вы горбатитесь не покладая рук, даже оставшись без штанов, долг отдать – на грани фантастики.

– Так об этом заранее думать надо, – хитро ухмыльнулся Мастерков.

– А мы тут абсолютно ни при чём, – натянул на лицо, которое про себя следователь не называл иначе как рожей, маску невинности Заплечный.

– Хватит тут передо мной свои водевили разыгрывать, – прикрикнул следователь, – давайте списки!

– Какие ещё списки? – с выражением полного непонимания протянул Мастерков.

– Он сейчас от нас ещё пароли и явки затребует, – решил съязвить Заплечный.

– Вы нам бумагу покажите, – просипел Мастерков.

Наполеонов потряс перед ними специально заранее заготовленным ордером и спросил:

– В кутузку захотели?

– Никак нет, начальник. Вы только скажите, какие вам списки нужны? А мы уж, чтобы угодить вам, расстараемся.

– В лепёшку расшибёмся, – добавил другой.

«Паразиты», – подумал про себя Наполеонов, а вслух сказал:

– Списки должников «Фортуны», из которых вы выбивали долги пытками и запугиваниями.

– Да заради бога, дадим мы вас списки должников, но никого мы не пытали!

– Только запугивали? – спросил следователь.

– Если только самую малость, – нехотя признался Заплечных.

– Приведи понятых, – велел следователь молоденькому участковому, всё это время молча стоявшему поодаль.

Закончив осмотр и взяв списки, Наполеонов сказал:

– Так, контора ваша закрывается.

– Без суда и следствия?! – завопили в один голос Мастерков и Заплечный.

– А вы, значит, хотите следствие и суд? – спросил елейным голосом Наполеонов. При этом взгляд его не предвещал ничего хорошего.

– Да закроемся мы, закроемся, – поспешил согласиться Мастерков.

– Но только до выяснения истины, – почти шёпотом добавил Заплечный.

– Я тебе покажу истину в полном формате, – пригрозил услышавший его шёпот следователь и, хлопнув дверью, ушёл.

За ним следом вышли понятые и участковый. Догнав следователя, он спросил:

– А что с этими делать будем? – кивнул он назад.

– Сделать что-либо с ними мы пока не можем, – с явным сожалением в голосе проговорил Наполеонов.

– Пока! – зацепился за обнадёживающее слово участковый.

Следователь кивнул, подумав про себя: «Молодой ещё». Хотя сам недалеко опередил его в плане возраста. И, хлопнув участкового по плечу, проговорил по-дружески:

– Бывай, лейтенант!

Вернувшись к себе, он вызвал оперативников и озадачил их изучением списка и выявлением людей, пострадавших от действий коллекторской конторы «Деньги на бочку!».

Сам же он, пока оперативники ищут пострадавших от деяний заплечных дел мастеров, решил устроить себе небольшой отдых.

А что? Имеет право. Тем более что подозреваемый у него есть. И если отпадёт месть кого-то из обиженных коллекторами по наводке Ревякиной, то, кроме фарфороликого Виталика Кукушкина, убивать Лидию Ильиничну просто было некому.

Так думал следователь, собираясь провести приятный вечер в доме своей подруги, Мирославы Волгиной.

Для того чтобы его там не кормили одной травой, в смысле, салатами и другими прелестями разнотравья, он позвонил Морису Миндаугасу, помощнику Мирославы, и заверил его в том, что вечером будет гостевать у них.

Глава 7

В коттеджный посёлок Наполеонов прибыл около семи вечера. Солнце только начало клониться к закату. Приятно шуршали ещё не успевшие опасть листья фруктовых деревьев.

Детективы явно не ожидали, что Наполеонов приедет так рано. После того как он посигналил, ворота разъехались автоматически. Автомобиль следователя въехал на подъездную дорожку, но встречать его никто не спешил.

– Ладно, я не гордый, – пробурчал Наполеонов и сам поставил свою «Ладу Калину» в гараж, после чего отправился в дом.

Дверь была открыта, поэтому, переобувшись, следователь сразу же двинулся на кухню, хотя Мирослава этого и не одобряла. Сначала предписывалось тщательно вымыть руки.

«Это всегда успеется, – решил Наполеонов, – а сейчас хоть одним глазком взгляну, чего они там готовят».

Шура втянул носом воздух. Пахнет вкусно.

– Ты чего так рано? – спросила Мирослава, едва он переступил порог кухни.

Миндаугас и вовсе стоял задом, что-то высматривая в духовке.

– Вы что, не рады, что ли? – сделал вид, что обиделся, Шура.

– Ну почему же, – возразила подруга детства, – мы счастливы! – И спросила у своего помощника: – Правда, Морис?

– Естественно, – не спеша ответил тот, закрыл духовку и наконец повернулся.

– Что там у тебя? – спросил Шура.

– Пирог.

– С мясом?

– Нет, грушевый.

– У-у-у, – протянул Наполеонов тоном обиженного пса.

– Не укай, – строго сказала Мирослава, – мясо будет тебе в виде жареной утки с яблоками.

– Целая? – проглотил слюну Наполеонов.

– Что целая? – лениво переспросила Мирослава явно с одной-единственной целью – поддразнить обожающего поесть друга детства.

– Утка! – воскликнул он нетерпеливо.

– А ты что, собираешься съесть её целиком? – недоверчиво спросил Морис.

Мирослава усмехнулась:

– Ты всё ещё сомневаешься в возможностях нашего друга?

Морис ничего не ответил, а Шура пробурчал:

– Вам, так уж и быть, я немного оставлю.

– Спасибо, благодетель, – фыркнула Мирослава и скомандовала: – Марш в ванную!

– Иду-иду, только скажи, с чем будет салат?!

– Салат итальянский с филе индейки. Но вообще-то мы хотели оставить его на утро.

– На утро так на утро, – уныло согласился Наполеонов и проговорил, переводя умоляющий взгляд с Мирославы на Мориса: – Но можно я хотя бы одну ложечку съем, только чтобы попробовать?

Детективы расхохотались. И Наполеонов решил, что, судя по их доброму смеху, ему не будет отказано в его, как он считал, наискромнейшей просьбе.

Всю утку Наполеонову, конечно же, осилить не удалось. Да и место для салата в животе надо было оставить.

Большой пушистый кот Дон сидел на подоконнике, умываясь после ужина, состоящего из порции отварной индейки, время от времени поглядывал на Наполеонова то ли с удивлением, то ли с жалостью.

А Шура тем временем перешёл к пирогу. Первый кусок он съел молча, после второго решил похвалить Мориса:

– Пирог у тебя сегодня удался как никогда.

– Вообще-то, Морису всегда всё удаётся, – заметила Мирослава.

– Ну да, ну да, – согласился Шура.

По опыту он знал, что спорить с подругой детства себе дороже. К тому же на этот раз она была права, вне всяких сомнений. Морис был отменным кулинаром. Да и всё другое спорилось у него в руках. И голова была что надо.

«Повезло Славке», – привычно подумал он и решил блеснуть своей эрудицией.

– У меня был один приятель, – начал он издалека, – родом с Витебщины.

– Из Белоруссии? – уточнил Морис.

– Точно! Вот такой парень, – Наполеонов поднял большой палец, – и башковитый, и добрый. Так вот, он мне рассказывал, что у них нельзя срубать грушу, потому как местные жители уверены: под грушей отдыхает Богоматерь, когда спускается с небес на землю.

– Всё может быть, – согласился Морис.

А Мирослава добавила:

– Сербы вообще говорят: «Грушенька – моя церковка».

– Хорошее дерево, – кивнул Наполеонов.

– А по мне, так все деревья хорошие, – проговорила Волгина, – не то что люди…

– Тут не поспоришь.

– Шура, – спросила Мирослава, – а ты что, все текущие дела закрыл?

– С чего ты взяла?

– Приехал ты сегодня рано.

– Я действительно практически все текущие дела отправил в суд. Но сейчас тоже расследую убийство.

– Кого же убили?

– Не поверишь, процентщицу!

– Почему же не поверю. Ростовщичество – опасное занятие, – проговорила Мирослава.

– Угу, только все банки этим занимаются, – хмыкнул Наполеонов.

– Им государство делать это не запрещает.

– Точно! Так и выдавали бы свои кредиты тем, кто к ним обращается! Так нет же, названивают без конца честным людям! От работы отрывают! На нервы действуют! У президента и то нервы сдали, и он велел им прекратить сосать кровь хотя бы из пенсионеров до гробовой доски.

Продолжить чтение