Читать онлайн Учитель для ангела бесплатно

Учитель для ангела

Пролог

Итог его жизни был не просто легко предсказуем, он был закономерен. Мэтр Корнелиус тяжело вздохнул и в который уже раз бросил тоскливый взгляд на тюремную площадь. Ему было не впервой смотреть на мир сквозь железную решётку, занятия алхимией как бы автоматически предполагали частые визиты учёного мужа в казематы жадных до золота правителей тех земель, где он путешествовал или скрывался от преследования. Однако раньше дело ограничивалось выкупом, в худшем случае – изгнанием. У мэтра имелись могущественные покровители, которые вовремя успевали вмешаться в беспредел местной знати с их вороватыми прислужниками и чинушами. Дружбу своих покровителей Корнелиус щедро оплачивал золотом из запаса побочных результатов своих экспериментов с философским камнем и до последнего времени был уверен в собственной неуязвимости.

Каждый раз, расплачиваясь за свою свободу слитками золота, он втихаря снисходительно посмеивался над этими напыщенными тупицами, готовыми рисковать своей репутацией и благополучием ради мёртвого жёлтого металла. Только полным невеждам и профанам могло прийти в голову, что пресловутое золото и было целью экспериментов учёного мэтра. Нет, их настоящим заветным призом являлось нечто гораздо более ценное – бессмертие, но об этом было известно лишь узкому кругу посвящённых. Что ж, после приговора инквизиции о бессмертии, пожалуй, можно было забыть, и эшафот, который усердно сооружали под окном темницы Корнелиуса, был тому надёжной гарантией. Влияния покровителей, оплаченного запредельным количеством золота, на этот раз хватило лишь на то, чтобы избавить смертника от традиционных пыток, да и то в обмен на признание в колдовстве и покаяние.

Конечно, очистительный костёр, к которому естественным образом приговорили раскаявшегося колдуна, вряд ли можно было назвать безболезненной оздоровительной процедурой, однако это всё же было лучше, чем провести последние дни своей жизни на дыбе, проклиная Создателя, даровавшего несчастному мэтру отменное здоровье. Корнелиус горько усмехнулся и отвернулся от окна. Разумеется, как и любой другой человек, он боялся боли и смерти, и всё же сейчас его душу переполнял не страх, а обида. Он так близко подошёл к решению загадки бессмертия, что казалось, ещё чуть-чуть и покровы тайны спадут, открывая восторженному искателю путь к вечной жизни. И надо же было такому случиться, чтобы прямо на пороге открытия все его надежды рухнули из-за глупой похотливой хозяйки трактира, которая вздумала соблазнить состоятельного постояльца своими сомнительными прелестями и сунула свой любопытный нос куда не следовало.

Умом Корнелиус, конечно, понимал, что философу и учёному не к лицу тратить последние минуты своей жизни на злобу и обиду, гораздо правильнее было бы помолиться, что ли, чтобы облегчить свою душу. Увы, даже этого последнего утешения он был лишён, поскольку не верил ни в бога, ни в загробный мир. Церковные проповеди вызывали у Корнелиуса лишь раздражение и брезгливость, он считал их бездоказательными и годящимися лишь на то, чтобы морочить голову доверчивым глупцам. Впрочем, идея о том, что со смертью тела человек полностью лишается существования, тоже казалась ему сомнительной, но как истинный исследователь, Корнелиус не был готов полагаться на собственные фантазии, ему нужны были доказательства. Собственно, именно для этого исследования ему и понадобилось бессмертие, которое учёный намеревался потратить на решение фундаментальных вопросов бытия.

Навязчивый стук топоров вырвал смертника из его невесёлых размышлений. Корнелиус снова подошёл к окну и тут же обругал себя за это бессмысленное любопытство. Ну что нового он мог разглядеть на тюремной площади, кроме столба с железными кандалами, да кучи хвороста у подножия эшафота? Как ни странно, на этот раз увиденная картинка таки смогла его удивить, поскольку именно в этот момент один из работников деловито прибивал к столбу вторую пару кандалов.

– Похоже, у меня будет компания,– Корнелиус иронично скривил губы. – Какому же бедолаге так не повезло?

Словно в ответ на его замечание, дверь каземата со скрежетом распахнулась, и двое дюжих охранников втащили внутрь бесчувственное тело какого-то молодого мужчины в изодранной и окровавленной одежде.

– Твой ученик оказался не столь покладистым, как ты, но говорить пока может,– презрительно буркнул один из охранников. – Наслаждайся, колдун, вдвоём вам будет веселей ждать смерти.

В первый момент Корнелиус опешил, ведь у него отродясь не имелось никаких учеников. Он избегал доверять тайны своих исследований даже учёным коллегам, не говоря уж про каких-то безмозглых юнцов, готовых продать нанимателя за горсть серебра. Если в отношении его самого у инквизиторов ещё были основания для обвинений в колдовстве, то этого парня точно приговорили ни за что.

– Я его не знаю,– слова слетели с губ Корнелиуса сами собой, хотя ему вроде бы не было никакого дела до этого незнакомца, но взыграло врождённое чувство справедливости.

– Ага, как же,– охранник брезгливо сплюнул и повернулся спиной к арестантам,– должно быть, этот безумец бросился на судью из-за чужака, не иначе. Ты уж ври, да не завирайся, колдун,– бросил он из-за плеча, захлопывая за собой дверь.

Корнелиус склонился над телом своего нового соседа и легонько похлопал того по щекам, чтобы привести в чувство. Веки бедняги дрогнули, и на мэтра уставились голубые как небо глаза, в которых пока явно отсутствовало осознание происходящего. Похоже, пытали его уже довольно долго, и он терял сознание далеко не в первый раз. Мужчина с трудом сфокусировал взгляд на лице сокамерника, и тут произошло чудо, глаза незнакомца вспыхнули радостью, словно он действительно встретил своего любимого учителя.

– Ну наконец-то,– его разбитые губы раздвинулись, изображая самодовольную улыбку,– а я уж было решил, что опять придётся возвращаться ни с чем.

– Наверное, бедняга от пыток лишился рассудка,– мелькнула паническая мысль в голове Корнелиуса. – Мне придётся провести последние часы перед казнью в обществе сумасшедшего,– он невольно сделал попытку отстраниться от радостно улыбающегося психа, но в последний момент устыдился своей слабости. Демонстрировать несчастному своё раздражение или тем паче страх было недостойно истинного философа. – Как мне Вам помочь, молодой человек? – Корнелиус через силу изобразил на своём лице сочувственную гримасу.

– Это я Вам помогу,– голос безумца прозвучал довольно бодро, хотя было очевидно, что говорить ему больно. – Как Вас величают в этой локации, уважаемый?

– Позвольте представиться, мэтр Корнелиус,– учёного несколько удивила формулировка вопроса, но он постарался не придавать внимания лепету сумасшедшего,– а как мне к Вам обращаться?

– Меня зовут Вран,– отрекомендовался его собеседник,– и можно на ты, я пока не дорос до титулов и званий. Вообще-то, это моё второе самостоятельное задание, но Вы не беспокойтесь, я не подведу.

– Зачем Вы назвались моим учеником? – Корнелиус нахмурился, пытаясь обнаружить хотя бы каплю здравого смысла в сумбурных заявлениях свихнувшегося бедняги.

– По-другому к Вам было не подобраться,– резонно заявил тот. – Я пробовал, но охрана смертников у монахов организована грамотно, ни единой щёлки.

– Но зачем? – голос Корнелиуса дрогнул, выдавая его волнение. Вопреки логике и здравому смыслу в его душе вдруг вспыхнула безумная надежда на спасение. – Кто Вы такой на самом деле?

– Я Ваш ангел-хранитель,– Вран ехидно хихикнул,– или Вы не верите в ангелов?

– Не верю,– не слишком уверенно подтвердил Корнелиус, невольно ловя себя на мысли, что больше всего на свете ему сейчас хочется, чтобы слова этого странного незнакомца оказались правдой.

– И правильно,– Вран сразу сделался серьёзен,– к чёрту эти бредни церковников, давайте поговорим начистоту. Думаю, у Вас, мой дорогой мэтр, достанет здравомыслия, чтобы не придушить того, кто пришёл Вас спасти, только потому, что мои слова не вписываются в Вашу картину мира.

– У меня и в мыслях не было причинять Вам вред,– вспыхнул Корнелиус,– тем более, что с этим отлично справится пламя костра не далее, как через час, когда стемнеет.

– Рад слышать,– Вран расслабленно улыбнулся,– в прошлую нашу встречу Вы были не столь благодушно настроены. Впрочем, тогда Вы не были заперты в камере смертника, а потому не слишком расположены к сотрудничеству.

– Разве мы с Вами уже встречались? – в голосе Корнелиуса на этот раз послышалось откровенное недоверие. – Что-то я такого не припоминаю.

– Странно, Вы ведь в Игре всего шестой цикл, для амнезии как-то рановато, хотя всякое случается,– эту бредовую фразу Вран выдал на полном серьёзе, словно в ней действительно имелся смысл. – Вы действительно не помните, как столкнули меня с крепостной башни в прошлом цикле? Здорово же Вы меня тогда провели, я ведь действительно купился на Ваши фальшивые заверения, за что и отправился в полёт. Должен заметить, что, в отличие от настоящих ангелов, у меня крылышки пока не отросли, а высоты башни было недостаточно, чтобы я разбился насмерть, так что умирать было очень больно и долго, смею Вас заверить.

– Что?! – Корнелиус едва ни подавился от подобных беспочвенных обвинений. – Зачем Вы меня разыгрываете? Думаете, я поверю, что Вы вернулись с того света?

– Вот только не говорите, что Вы в добавок к амнезии успели поверить в загробную жизнь,– устало вздохнул Вран. – Я же за Вами наблюдал, Вы и в церковь-то ходите только по большим праздникам, чтобы не вызывать подозрений соседей.

– Вы правы, я не верю в рай и ад,– Корнелиус невольно напрягся, сразу заподозрив в незнакомце церковного соглядатая, но тут же попенял себе за отсутствие логики. Ну зачем подсылать шпиона к человеку, которого через несколько часов сожгут как колдуна? Может быть, судьям захотелось получить ещё больше золота? Но он и так отдал им всё, что у него было. – Чего Вы от меня хотите? – в лоб спросил мэтр.

– Просто хочу Вас подготовить,– Вран пожал плечами и тут же сморщился от боли. – Некоторые игроки при переходе через барьер испытывают шок, а это небезопасно, да к тому же значительно удлиняет период реабилитации. Если Вы будете обо всём знать заранее, то Вам будет легче адаптироваться.

– О чём я должен знать? – хмуро процедил Корнелиус, предвкушая травмирующие откровения своего сокамерника. – Вы хотите сказать, что я не человек?

– Ух ты,– Вран восторженно цокнул языком,– да Вам, оказывается, и объяснять ничего не нужно. – Да, Вы не коренной обитатель этой локации.

– А кто же я? – растерянность в голосе Корнелиуса была столь явственной, что это даже вызвало у его собеседника сочувственную улыбку.

– Игрок, который настолько погрузился в игровую реальность, что забыл себя,– мягко произнёс тот. – Я помогу Вам выйти из Игры и вернуться домой. – В этот момент дверь скрипнула, и на пороге появился монах в сопровождении четвёрки охранников. – Ну нет, только не сейчас,– проворчал Вран,– у нас только начался завязываться конструктивный диалог. Послушайте, дружище, дайте нам ещё несколько минут,– обратился он к монаху,– мы не успели кое-что обсудить.

– Пришло время исповедаться,– торжественно провозгласил служитель церкви. – Кто из вас желает первым покаяться в грехах? – он перевёл взгляд с одного смертника на другого и остановил свой выбор на Вране. – Сын мой, скоро ты предстанешь перед нашим Спасителем, облегчи свою душу искренним раскаянием.

– Вот перед ним и облегчу,– с раздражением пробурчал грешник. – Если я снова облажаюсь, то каяться придётся очень долго, причём в письменном виде.

– Не богохульствуй, колдун,– вскинулся монах,– без покаяния твоя душа навеки отправится в адское пекло.

– А как же очищающее пламя? – Вран ехидно ухмыльнулся. – Или наврали про его благотворное действие на душу грешника? А я-то вам поверил, решил попробовать.

Слушая его глумливый монолог, Корнелиус невольно поёжился. Не то чтобы он внезапно прозрел и уверовал в бога, но всё же до этих слов Врана он собирался воспользоваться шансом обеспечить себе пропуск в лучший мир. Так, на всякий случай. Как истинный учёный он вполне допускал возможность, что ошибается в своих предположениях относительно картины мира, а потому не видел ничего зазорного в том, чтобы подстраховаться. Однако самоуверенный тон Врана и его заверения в реальности спасения настроили метра более решительно, и он по примеру своего товарища по несчастью тоже отказался от исповеди. Всю дорогу до эшафота Корнелиус с замиранием сердца терпеливо ждал, когда же ангел-хранитель сподобится выполнить своё обещание. Только когда приговорённых приковали к столбу, и инквизитор принялся зачитывать приговор, он не выдержал.

– Вран, похоже, Вы просто посмеялись над доверчивым учёным,– с упрёком произнёс он.

– Ну что Вы, я бы не посмел,– услышал он уверенный ответ. – Не беспокойтесь, мэтр, я справлюсь. Вы, главное, не паникуйте и следуйте моим указаниям.

– Вам не кажется, что сейчас самое время что-то предпринять? – истерично прошипел Корнелиус, с ужасом наблюдая, как монахи деловито поджигают хворост.

– Нет, ещё рано,– голос Врана был спокойным и сосредоточенным, словно он решал в уме какую-то заумную задачку,– в физическом теле через барьер не перейти, придётся оставить его здесь.

– Что?! – Корнелиус едва ни поперхнулся от пришедшего понимания. – Так нас действительно сожгут?! Вы гнусный лжец! Зачем Вы заставили меня поверить в спасение?

– Ну чего Вы так разнервничались? – в голосе Врана послышалось неподдельное удивление. – Это же просто игровая оболочка, от неё в любом случае пришлось бы избавиться. Да, наверное, костёр – это не самый безболезненный способ, но Вы же сами не оставили мне другого выбора, отказавшись сотрудничать в прошлом цикле. Не беспокойтесь, сразу после смерти тела, я вытащу Ваше сознание из Игры, только постарайтесь не психовать и сосредоточиться на моём голосе.

Некоторое время Корнелиус молчал, пытаясь взять себя в руки и достойно встретить смерть. Страх отступил, и его место заняла чистая, ничем не замутнённая ярость. Он злился на этого безумца, заставившего его надеяться на спасение, он злился на себя за то, что купился на пустые обещания, и наконец он злился на весь мир, обрекший гениального учёного на позорную и мучительную смерть. Огонь, аппетитно хрустя хворостом, начал подбираться к ногам Корнелиуса, в небо потянулся удушливый чёрный дым, в котором чувствительный нос алхимика без труда уловил запах горелого мяса. Поскольку сам он пока не ощущал обжигающих прикосновений пламени, то можно было предположить, что это горело тело Врана. Наверное, было даже справедливо, что подлый лжец умрёт первым, но обречённому мэтру вдруг сделалось жутко от одной только мысли, что он останется один на один с убивающим его огнём.

– Вран, Вы ещё живы? – с надеждой спросил он.

– Жив, но похоже, умру раньше Вас,– голос горящего человека ничем не выдавал его боли или отчаяния, это была простая констатация факта. – Не беспокойтесь, разница в несколько секунд или даже минут не имеет решающего значения, я Вас подстрахую в любом случае.

– Мне страшно,– Корнелиус тихо всхлипнул,– это ведь будет ужасно больно.

– Пока терпимо, а как будет дальше, не знаю,– деловито прокомментировал Вран. – Если честно, меня ещё ни разу не сжигали живьём. Возможно, будет легче, если кричать. Говорят, аватарам крик помогает переносить боль, хотя лично я не вижу тут никакой связи. – Его философскую тираду прервал истошный вопль, видимо, огонь добрался наконец до тела Корнелиуса. – И как, действительно легче? – сочувственно поинтересовался Вран, но не получил ответа.

Глава 1

В полутёмной комнате пятачок рабочего стола, освещённый стоваттной лампой, сиял словно маленькое автономное солнышко. В самом центре круга на подставке под лупой переливалась всеми цветами радуги старинная золотая брошь, усыпанная разноцветными камушками. Как ни удивительно, но на лице женщины, которая любовалась через лупу этой неземной красотой, не было заметно никаких признаков восхищения, напротив, её губы кривились в брезгливой гримасе, а в глазах застыло выражение скуки. Сей необычный казус объяснялся очень просто: якобы старинная брошь, отданная на экспертизу недовольной дамочке, оказалась современной подделкой, хотя и весьма талантливой, но всё же копией.

С продукцией этого ювелирного мошенника Василиса сталкивалась уже трижды, и каждый раз её поражала точность, с которой тот воспроизводил технику восемнадцатого века. Единственное, что выдавало подделку – это камни, вернее, их огранка. Она была слишком идеальной, что однозначно свидетельствовало об использовании современного шлифовального оборудования. В остальном все эти драгоценные безделушки были примитивными и безвкусными, похоже, мошенник выбирал объекты для копирования попроще, главное, чтоб смотрелось богато. Его, конечно, можно было понять, ведь сбывалось это добро, как правило, на закрытых частных аукционах, клиентами которых были нувориши, сколотившие свои состояния всяческими противозаконными махинациями и не отличавшиеся наличием вкуса. Истинные ценители прекрасного от этих подпольных распродаж держались подальше, предпочитая проверенных поставщиков.

В последнее время Василису всё чаще посещали сомнения в целесообразности экспертизы этих бездарных поделок, в конце концов, золото и камни были настоящими, а об их происхождении можно было наплести любую историю. Однако хозяйка частного аукциона, которая периодически подбрасывала ей халтурку, придерживалась иного мнения, за репутацию своей конторы она готова была перегрызть глотку любому конкуренту. Это было тем более странно, что в остальном у сей бойкой бизнесменши не имелось ничего подлинного, начиная с лица и фигуры, не раз побывавших в руках пластических хирургов, и кончая именем Кларисса, которое исходно было Клавой. Впрочем, Василисе было плевать на этические закидоны своей нанимательницы, лишь бы исправно платила, ведь на зарплату реставратора старинных рукописей исторического музея прожить молодой женщине не представлялось никакой возможности.

Идея открыть частную лавочку по экспертизе старинной ювелирки родилась в голове её отца, который и сам был неплохим мастером всякого рода имитаций «под старину». Он-то и обучил дочурку секретам своей профессии, а заодно ввёл её в круг продавцов и держателей аукционов. Полученные от папочки навыки оказались на удивление востребованными, и очень скоро Василиса забыла про необходимость считать каждую копейку до зарплаты и экономить буквально на самом необходимом. Она даже начала прикидывать, не уволиться ли из музея, но решила пока повременить с планами по кардинальной переделке своей жизни. Работа реставратора вовсе не была обременительной, да и доступ к архивам уникальных рукописей сам по себе был для Василисы немалой ценностью.

Наверное, если бы в руки самопального эксперта хоть изредка попадали действительно изысканные вещицы, ей бы даже в голову не пришло роптать. Увы, её работодатели, похоже, имели дело с продукцией отнюдь не художников, а бездарных ремесленников. Художественная ценность этих изделий, по мнению Василисы, была близка к нулю, и было бы справедливо продавать этот ширпотреб по стоимости материалов, из которых он был изготовлен. Убрав очередной «шедевр» ювелирного промысла в сейф, Василиса принялась за отчёт по экспертизе для Клариссы. Когда работа уже практически была сделана, дверь кабинета тихо скрипнула, и на пороге появился её отец.

– Васька, ты уже закончила с брошкой? – Афанасий Петрович, так звали родителя Василисы, бросил быстрый взгляд на экран монитора и удовлетворённо кивнул. – Опять наш спец по подделкам?

Василиса привычно поморщилась от застарелой обиды на фамильярное обращение папочки. Ну вот какой смысл называть свою дочь красивым старинным именем, чтобы потом превратить его в кошачью кличку? Самое обидное, что Васькой её называл не только отец, но и практически все знакомые, включая мужчин, которых Василиса впускала в свою жизнь. С некоторыми из них она даже порвала отношения из-за «Васьки». При этом внешне в Василисе не было ничего кошачьего, разве что зелёные глаза, но и те были скорее бирюзового оттенка, без желтизны. Копна кудряшек цвета горького шоколада, унаследованных ею от бабушки, ничем не напоминала гладкую кошачью шёрстку, а высокие скулы и нос с лёгкой горбинкой ассоциировались, скорее, с профилем птицы, нежели с мордочкой пресловутого домашнего питомца. Несмотря на это, кошачья кличка приросла к Василисе намертво, словно кто-то пришил её суровыми нитками.

– Это уже третий экспонат за месяц,– пожаловалась она на свою тяжкую долю. – У меня такое ощущение, что эту безвкусицу клепает не один человек, а целая мастерская.

– Может быть, и так,– отец задумчиво кивнул,– но нам ведь это даже на руку, правда? Чем лучше они работают, тем больше заказов на экспертизу.

– Надоело,– брезгливо поморщилась Василиса,– хочется заняться чем-то действительно интересным,– она выключила ноут и принялась одеваться.

– Куда это ты собралась? – возмутился Афанасий Петрович. – Кларисса ведь прислала две броши, а ты отработала только одну.

– Завтра закончу,– Василиса и не подумала остановиться,– у меня сегодня интенсив по цигуну.

– Ну когда ты уже наиграешься в эту свою эзотерику? – в голосе отца зазвучала обида. – Тебе не цигун нужен, а нормальный мужик, чтоб завести семью, родить детей. Чай, уже не девочка, пора бы остепениться.

– Прежде чем давать жизнь другим, неплохо бы разобраться в собственной,– отрезала Василиса. – Всё, пап, мне пора, мастер не любит, когда ученики опаздывают.

– Эх, чую, не дождаться мне внуков,– Афанасий Петрович тяжко вздохнул и тоже поднялся. – Когда тебя ждать к ужину?

– Не жди, ужинай без меня,– Василиса подхватила спортивную сумку и быстренько выскользнула за дверь,– медитация продлится до утра, сегодня же ночь зимнего солнцестояния.

– Совсем спятила,– покачал головой её расстроенный родитель, но в его голосе уже не слышалось возмущения, скорее, просто усталость.

Афанасий Петрович давно привык к закидонам дочери, он оставил бесполезные попытки вмешиваться в её жизнь, когда Василисе едва исполнилось шестнадцать. Максимум, на что его теперь хватало – это ворчание, которое сумасбродная барышня по большей части игнорировала. Упрямый, даже можно сказать, бунтарский характер проявился у Василисы ещё в сопливом детстве, и взросление ничуть не смягчило эти качества, напротив, с годами она стала только жёстче отстаивать своё право самостоятельно принимать решения в отношении своей жизни. Надо сказать, что свою упёртость Василиса унаследовала вовсе не от родителей. Сам Афанасий Петрович был человеком мягким и покладистым, а Василисина мама вообще являла собой пример прямо-таки нечеловеческого смирения. Даже собственную нелепую и раннюю смерть в результате глупой врачебной ошибки она приняла покорно, без жалоб на халатность медицинских работников и несправедливость судьбы.

Впрочем, источник дурной наследственности любимой дочурки отнюдь не был для Афанасия Петровича тайной, он не сомневался, что свой характер она унаследовала от его тёщи Серафимы Яковлевны. В свои почти семьдесят лет эта ведьма до сих пор руководила довольно известным и крупным издательством, вела независимый образ жизни, разъезжала по заграницам и устраивала шикарные приёмы для писателей и критиков в своём загородном доме. Афанасий Петрович лишь раз удостоился чести быть гостем на таком приёме, больше его не приглашали, видимо, не сочли интересным собеседником. Зато Василиса навещала бабушку регулярно и относилась к ней не просто с любовью, а прямо-таки с обожанием. Наверное, бабка Серафима была единственным человеком, к чьему мнению прислушивалась эта упрямица, да и то не часто.

К слову сказать, сама Василиса вовсе не считала себя какой-то отъявленной бунтаркой и своё стремление к независимости рассматривала, скорее, как достоинство, нежели порок. Не удивительно, что, следуя подобным убеждениям, она успела совершить немало глупостей и сумасбродств с того момента, когда смогла отвоевать у родственников право на самостоятельность. Справедливости ради следует отметить, что Василиса умела признавать совершённые ошибки и всегда безропотно принимала ответственность за последствия своих косяков, не пытаясь винить окружающих или злую судьбу. Более того, она искренне верила в то, что каждый человек с рождения имеет право на ошибку, а потому упрямице даже в голову не приходило раскаиваться и посыпать голову пеплом, когда жизнь преподносила ей очередной урок. Сделав выводы из полученного опыта и зализав очередную рану, Василиса снова пускалась во все тяжкие, словно ей нравилось испытывать свою удачу на вшивость.

Увы, набитые в результате прохождения жизненных уроков шишки не делали её более осторожной ни на йоту. И дело тут было вовсе не в том, что Василиса считала себя неуязвимой или являлась адреналиновой наркоманкой, которой для хорошего самочувствия требуется рисковать и испытывать новые ощущения, дело в том, что она просто не умела бояться. Об этом не знал никто из её окружения. Ещё в детском садике малышка поняла, что отличается от других детей и, чтобы не сделаться изгоем, научилась скрывать свой недостаток. Анализировать причины отсутствия в своём организме такой эмоции, как страх, она стала гораздо позже, когда пристрастилась к древним философским трактатам в своём музее.

Долгое время Василиса считала, что её неспособность бояться обусловлена какой-то болезнью, типа гормонального сбоя, и только углубившись в рассуждение давно ушедших авторов о душе и сознании, осознала, что причина её порока лежит вне телесных рамок, она ментальная. Отчего-то Василиса не могла воспринимать окружавшую её реальность всерьёз, жизнь представлялась ей просто увлекательной игрой, и даже смерть в её картине мира не являлась фатальным событием и воспринималась, скорее, как рутинная процедура перезагрузки, вроде смены игроком своего аватара. Вот она и играла, получая удовольствие от самого́ процесса и не задумываясь о том, чем эта Игра может закончиться.

Поначалу сделанное открытие ошеломило исследовательницу, но вовсе не осознанием того, что она, оказывается, строила свои представления о жизни на ложных предположениях, а как раз наоборот, Василиса вдруг поняла, что это всё остальное человечество ошибается. Поразмыслив немного над этим загадочным феноменом, она в конце концов решила не забивать себе голову проблемами, разрешить которые ей было не по силам. Всё человечество не переубедишь, как ни старайся, а менять собственную точку зрения она не видела никаких оснований. Всего-то и нужно было время от времени притворяться, что тебе страшно, чтобы не вызывать кривотолков и подозрений у окружающих.

Наверное, так бы всё и продолжалось, если бы в один вовсе не прекрасный момент, беззаботная прогула Василисы по жизни внезапно ни натолкнулась на странное и непреодолимое препятствие, превратившее эту самую прогулку в диверсионный рейд по тылам противника. А всё началось так невинно, что заподозрить в случившемся коварную руку судьбы мог бы только патологический параноик с манией преследования. Василиса и близко не была параноиком, а потому заказ на экспертизу старинной серебряной шкатулки восприняла без особого волнения, даже наоборот, обрадовалась, что ей в руки наконец-то попалась такая прелестная вещица.

Шкатулка действительно была очень красивой и даже изысканной, в ней с первого взгляда угадывалось авторство настоящего художника. По тому, что её крышку и боковые поверхности украшали не батальные сцены, а изображения странных животных и растений, искусно инкрустированные полудрагоценными камнями и глазурью, можно было предположить, что эта вещица когда-то принадлежала женщине. Однако для хранения драгоценностей шкатулка была, пожалуй, великовата, скорей всего, её использовали как стационарную косметичку или хранительницу семейной реликвии. В шкатулке не было замка, она открывалась нажатием на голову какой-то змееподобной рептилии, выгравированной на передней панели. Об этом можно было легко догадаться по тому, что серебряная голова гада была отполирована до зеркального блеска от частого прикосновения пальцев.

Прежде чем взяться за экспертизу, Василиса довольно долго любовалась игрой света на старинном серебре, пытаясь угадать в изображениях на шкатулке известных ныне представителей флоры и фауны, но никаких аналогов не вспомнила. То ли это были сказочные персонажи, то ли природа с тех пор настолько сильно изменилась, что эти животные и растения исчезли с лика земли. Потом она представила себя на месте той дамы, которая пользовалась этим произведением искусства каждый день, и невольно позавидовала канувшим в небытие людям, обладавшим возможностью окружать себя такой красотой.

Наконец, насладившись своими историческими фантазиями, Василиса решилась заглянуть внутрь шкатулки. Едва дотронувшись до головы рептилии, она отчего-то ощутила непонятное волнение, словно внутри её мог поджидать неприятный сюрприз. Как оказалось, интуиция её не подвела, стоило Василисе нажать на скрытую пружину, как изображение перед её глазами словно бы мигнуло, переключаясь на иную реальность. Крышка шкатулки плавно откинулась, открывая незадачливой исследовательнице своё нутро. Там на алой сафьяновой подложке лежало человеческое сердце. Судя по тому, что из перерезанных сосудов всё ещё сочилась кровь, сердце вырезали из груди не холодного трупа, а ещё живого человека.

От увиденного у Василисы волосы по всему телу буквально встали дыбом, а в глазах потемнело. Она попыталась закричать, но её горло сжала судорога, так что даже вдохнуть стало невозможно. Наверное, впервые бедняжка поняла, что такое страх, и это откровение едва ни отправило её в спасительный обморок. К счастью, шок продлился недолго, дурнота наконец отступила, и привычная реальность послушно вернулась на своё место. Открытая шкатулка как и прежде стояла на столе, но никакого сердца в ней, разумеется, не было, она вообще была пуста. Василиса облегчённо вздохнула и отправилась на кухню попить чаю и успокоиться. Вернувшись к рабочему столу, она было принялась за осмотр шкатулки, но поняла, что пережитое волнение не даст ей спокойно работать, и решила отложить экспертизу до завтра.

Увы, ночной отдых не принёс Василисе вожделенного облегчения, поскольку во сне она снова оказалась в иной реальности перед кровоточащим сердцем в серебряной шкатулке. Сон был таким ярким, как будто всё происходило наяву, а в добавок, прежде чем проснуться в холодном поту в своей постели, сновидица успела рассмотреть кое-какие не замеченные ранее детали. Её рука, открывшая шкатулку, выглядела во сне как-то странно, на ногтях не было любимого Василисой тёмно-синего лака, да и сами ногти явно нуждались в услугах маникюрщицы. Зато на среднем пальце матово светился огромный сапфир в форме кабошона, окружённый соцветием мелких огранённых бриллиантов. Такого богатого кольца ей до сих пор не приходилось видеть даже в музее, не то что на своём пальце.

Наутро Василиса так и не нашла в себе сил, чтобы приблизиться к шкатулке. Сославшись на занятость в музее, она ловко сбагрила экспертизу своему отцу, который, ничего не подозревая, и выполнил за дочку её работу. Шкатулка действительно оказалась подлинной, изготовленной на стыке семнадцатого и восемнадцатого веков. Афанасий Петрович даже умудрился вычислить мастера, сделавшего эту замечательную вещицу, а вот имена собственников так и остались неизвестными. Впрочем, Василиса постаралась по возможности отстраниться от рассказов своего папочки про загадочную шкатулку. После того случая она ещё целую неделю не могла без трепета вспоминать свои видения и даже на какое-то время перестала есть мясо, поскольку от одного его вида её начинало тошнить.

Наверное, на этом можно было бы поставить точку в истории со шкатулкой, однако с той поры жизнь Василисы пошла под откос. В её душе прочно обосновалось странное беспокойство, которое, если называть вещи своими именами, следовало бы именовать страхом. Да-да, примитивным и необъяснимым ужасом, о существовании которого Василиса раньше даже не подозревала. Теперь этот всплывший из глубин подсознания страх постоянно преследовал несчастную жертву галлюцинаций с упорством взбесившегося носорога. Самое обидное заключалось в том, что Василиса так и не поняла, чего же она боится. Уж точно не вида крови и не человеческого органа, отделённого от остального тела. Однажды ей случилось быть свидетелем жуткой аварии с жертвами и открытыми травмами, так она даже не поморщилась и минут двадцать зажимала собственными ладонями рану на боку одного пацана, которому не повезло напороться на металлический штырь.

Шкатулочный психоз был совершенно иррациональным, а потому бороться с ним было чрезвычайно сложно. Со временем Василиса всё же научилась загонять этого дикого кусачего зверька в клетку, где тот ненадолго засыпал или только притворялся соней, и тогда её жизнь снова начинала играть яркими красками. Какое-то время Василиса могла ощущать себя не беспомощной марионеткой в чьи-то не слишком заботливых руках, а игроком увлекательной Игры в Реальность, но очередной сон про шкатулку словно бы взламывал замки, которые она понавешала на клетку с вредоносной тварью, и страх вырывался на свободу. В результате, существование Василисы как бы разделилось на две части: в одной половинке она жила в своё удовольствие, а в другой – расплачивалась за свою беспечность.

Однако деятельная жизнелюбивая барышня никак не могла смириться с незаслуженным наказанием, непонятно за какие грехи свалившимся на её голову, и принялась рьяно искать причину своих страданий. Так что Василиса ни капельки не лукавила, когда сказала отцу, что ей нужно разобраться в себе. Следует признать, что отчаянная искательница взялась за дело со всей серьёзностью, не взирая на вечную занятость и сопутствующие расходы. За год Василиса побывала в трёх ретритах, включая поездку в Тибет к какому-то знаменитому гуру, успела всласть помедитировать, пожить в полном уединении, забурившись с палаткой в горы, и прослушать десятки лекций по психологии и работе с подсознанием.

Пока результаты были более, чем скромными. Приступы шкатулочного психоза, словно издеваясь над стараниями незадачливой исследовательницы глубин подсознания, продолжали накрывать свою жертву с регулярностью автобусного расписания. И всё же нельзя сказать, что Василисины труды не привели совсем уж ни к какому результату, правда, назвать его позитивным смог бы, наверное, только злостный оптимист. Покопавшись в своём внутреннем мире, она обнаружила, что связанный со шкатулкой экзистенциальный ужас не имел ничего общего с обычными человеческими страхами. Этот монстр существовал как бы сам по себе, причём с самого её рождения, но до поры, похоже, пребывал в летаргическом сне, пока кровавое видение его ни пробудило. Так что истоки страха следовало искать в сопливом детстве или вообще в дурной наследственности.

Нынешние Василисины занятия цигуном были ещё одной попыткой расковырять душевную рану, чтобы выдернуть эту занозу, не дававшую ей спокойно дышать. Отправляясь тем вечером на ночные бдения в пик зимнего солнцестояния, отчаянная искательница даже не подозревала, какие неожиданности может принести одна единственная бессонная ночь.

Глава 2

После жёстких и грубых форм мира Игры облик родного города всегда казался Врану хрупким и беззащитным. Здания, словно сделанные из облаков, парящие в небе сады и окутанные радужной дымкой водопады, а ещё непрекращающееся ни на секунду движение эфирных потоков, превращавших сам воздух в разноцветную карусель. Адаптация к этим вроде бы привычным элементам городского пейзажа с каждой следующей миссией требовала всё больше времени и ментальных усилий. Игровой психоз, так это называли медики, проводящие реабилитацию вернувшихся с задания сталкеров. Впрочем, адаптироваться к реальности Игры для аэров было ещё сложнее, поэтому доступ в игровой мир для жителей Аэрии был строго ограничен во избежание проблем с психикой. А в отряды спасателей отбор был вообще запредельно жёстким, ведь сталкерам приходилось постоянно перемещаться из одного мира в другой.

Здание Совета Пятёрки на изменчивом текучем фоне остальных городских строений радовало глаз своей монументальностью. Вран невольно усмехнулся, вспомнив, как его раньше раздражала эта неподвижная махина, какой неуместной безвкусицей казались эти гладкие стены и контрастные цвета. Сейчас он был благодарен архитекторам безобразной уродины за их предусмотрительность. После игровой миссии здание Совета было, пожалуй, единственным элементом городского ландшафта, который позволял взгляду сконцентрироваться и немного отдохнуть от непрекращающегося движения. Возможно, это здание специально сконструировали таким образом, чтобы оно служило как бы шлюзом между двумя мирами и соединяло в себе черты обоих.

До встречи с куратором оставалось ещё довольно много времени, и Вран направился в зону отдыха, чтобы глотнуть чего-нибудь бодрящего. Пребывание в мире Игры приводило к временному снижению когнитивных функций ума, и на их восстановление уходило гораздо больше времени, чем на этот раз ему отпустило начальство отряда спасателей. Поскольку Врану совершенно не улыбалось выглядеть перед куратором эдаким тупицей, неспособным управлять своей интуицией, то следовало заранее озаботиться вопросом стимулирования реабилитации. Впрочем, его усилия, скорей всего, были пустой тратой времени, поскольку срочный вызов в штаб отряда мог означать только одно – новую миссию.

Вид с открытой площадки, куда Вран вышел с бутылочкой крепкого зартана, был великолепен, особенно, после казематов инквизиции, в которых ему пришлось провести несколько дней перед встречей с клиентом. Да и завершение миссии на костре инквизиции тоже вряд ли можно было назвать забавным приключением. Своё знакомство с инквизиторскими приёмчиками Вран до сих пор не мог вспоминать без содрогания, хотя вроде бы уже успел пройти стандартную процедуру реабилитации. Впрочем, никто и не обещал ему весёлую прогулку по игровой реальности. Вран давно уже понял, что настоящая работа сталкера имеет мало общего с легендами из городского фольклора, в основном, это тяжкий труд, лишения, боль и грязь. С мечтами о героических подвигах он распрощался, когда ещё был кадетом. Мудрые и строгие учителя позаботились о том, чтобы выбить эту романтическую чушь из его головы на самых ранних этапах обучения.

И всё же сталкеров никак нельзя было назвать закоренелыми циниками, они подвергали себя тяжким испытаниям мира Игры отнюдь не только за солидное вознаграждение, положенное им за каждую успешную миссию, но и потому, что считали спасение потерявшихся игроков своим призванием. Всем им нравилась эта непростая работа, и тем не менее мало кто из сталкеров задерживался в отряде дольше, чем на три-четыре цикла. Официально это называлось выгоранием и объяснялось истощением психики из-за частых переходов между мирами, но в сталкерской среде гораздо популярней была другая версия ухода коллег в отставку. Поговаривали, что со временем Игра начинала засасывать спасателей не хуже, чем тех игроков, которых они насильно вытаскивали в родной мир. Погружение в игровую реальность становилась для сталкеров своего рода наркотической зависимостью, от которой уже невозможно было избавиться.

Куда девались спасатели после выхода в отставку, оставалось тайной как для их коллег, так и для остальных аэров. Разумеется, об этом знали члены управляющих кланов Пятёрки и, возможно, верхушка оперативного управления Аэрии, но они не спешили делились опасной информацией с рядовыми обывателями, видимо, из соображений безопасности. Вполне вероятно, что тут не было никакой зловещей тайны, просто бывших сталкеров обязывали сохранять инкогнито после выхода в отставку, дабы не вызывать ажиотаж среди неподготовленной к их откровениям публики. По крайней мере, Врану хотелось верить именно в эту версию. Впрочем, до его персональной предполагаемой отставки было ещё очень далеко, так что этот вопрос был для него чисто умозрительным.

– Ясного неба тебе, Вран,– раздался за спиной размечтавшегося сталкера незнакомый голос.

– Лёгкой дороги,– на автомате отозвался тот, оборачиваясь к неожиданному собеседнику. – Извини, не могу тебя вспомнить, адонэ,– прибавил он, встретившись взглядом с незнакомцем. В здании Совета можно было запросто наткнуться на какого-нибудь высокопоставленного чиновника, а то и на члена одного из кланов Пятёрки, поэтому Вран счёл вполне уместным вежливое обращение «адонэ», что в мире Игры было бы эквивалентом слова «господин».

– Какая же у тебя короткая память,– рассмеялся незнакомец,– а ведь совсем недавно мы с тобой болтали вполне по-дружески, правда, при не слишком весёлых обстоятельствах. Кстати, отвечаю на твой последний вопрос: ты прав, кричать от боли совершенно бесполезно. Не помогает.

– Мэтр Корнелиус,– Вран нацепил на своё лицо благодушную улыбку, хотя на самом деле не испытывал ничего, кроме досады. В принципе, встречаться с бывшими клиентами в родном мире сталкерам не запрещалось, но из рассказов своих коллег сталкер знал, что обычно такие встречи ничем хорошим не заканчивались. Методы спасателей были, как бы это помягче сказать, довольно радикальными, поэтому большинство спасённых впоследствии испытывали к ним острое чувство неприязни. – Могу я узнать твоё настоящее имя? – вежливо поинтересовался он.

– Фара̀с,– представился навязчивый собеседник. – Вижу, ты уже готов к новым подвигам, коли явился в ставку спасателей.

– Хотелось бы верить, что это будет новое задание, а не выволочка за старое,– Вран бросил испытывающий взгляд на бывшего клиента. – С тобой всё в порядке, Фарас? Твоя психика не пострадала во время перехода?

– Я здоров,– успокоил своего подозрительного собеседника спасённый,– насколько это вообще уместно утверждать в отношении переселенца из другого мира. Можешь не опасаться выволочки, в моём отчёте нет никаких претензий к вытащившему меня сталкеру. Однако кое-чего я всё-таки не понимаю и не готов просто забыть. Почему ты морочил мне голову баснями о спасении? Мог бы прямо предупредить, что костра мне не избежать ни при каких обстоятельствах.

– Прости, я не успел,– Вран не слишком умело сделал вид, что раскаивается, хотя на самом деле и не собирался выкладывать бывшему клиенту всю подноготную процесса его спасения,– монах явился по наши души раньше, чем я рассчитывал, и прервал нашу беседу как раз на самом важном месте.

– Не ври,– беззлобно отбрил его Фарас,– ты намеренно держал меня в неведении до самого конца. Боялся, что я запаникую?

– При переходе очень важно сохранять хладнокровие,– в голосе Врана без труда можно было уловить нотки нетерпения, больше всего на свете ему сейчас хотелось отделаться от прилипалы, поскольку оправдываться перед клиентом за успешную миссию он считал унизительным.

– Ты поэтому пошёл на костёр вместе со мной? – продолжил свой неуместный допрос прилипала. – Ты ведь мог покинуть своё тело в любой момент, тебе не было нужды проходить через этот ад.

– Это городские легенды,– пробурчал себе под нос Вран, незаметно смещаясь в сторону выхода с открытой площадки,– сталкеры не умеют просто выходить из своих тел. Для покидания игровой оболочки мы обычно используем такой примитивный метод, как пуля в голову. Быстро и эффективно. В случае с костром инквизиции я просто воспользовался подвернувшей под руку возможностью, да и подстраховать клиента никогда не бывает лишним.

– Значит, просто хотел убедиться, что я приму свою смерть с философским смирением,– в голосе Фараса послышалось разочарование,– а я уж было подумал, что в сталкере вдруг проснулось сострадание к ближнему. Если честно, я не понимаю, зачем нужно было доводить дело до костра, ты мог бы просто меня убить. Ведь именно так и действуют сталкеры, насколько я знаю.

– Возможно, из-за страха перед предстоящей экзекуцией ты не заметил, что я был не в лучшей физической форме,– Вран насмешливо хмыкнул. – После трёх дней в пыточном подвале инквизиции мне требовалось немалых усилий для того, чтобы просто оставаться в сознании, а уж о том, чтобы придушить голыми руками здорового мужика, даже речи быть не могло. Кстати, ты напрасно считаешь сталкеров закоренелыми убийцами, мы всегда стараемся заручиться добровольным согласием клиентов и прибегаем к экстренным методам только в случае отказа.

– Выходит, ты с самого начала знал, что нас сожгут живьём? – в голосе Фараса послышалась неприкрытая обида.

– Нет, поначалу я надеялся на твоё сотрудничество,– нехотя признался Вран,– пока ни понял, что у тебя напрочь отшибло память, и ты реально считаешь себя мэтром Корнелиусом. Подобного расклада я не предполагал даже в самых своих мрачных прогнозах, ведь это был всего лишь твой шестой цикл в Игре. До сих пор считалось, что проблемы с памятью начинают проявляться у игроков не ранее десятого цикла.

– Если только я ни заблокировал свои воспоминания добровольно,– пробурчал Фарас, вроде бы обращаясь к самому себе.

– Что же могло тебя заставить так поступить? – признание клиента было настолько шокирующим, что Вран растерялся. – Видимо, ты пережил что-то поистине трагическое и болезненное, с чем не смог продолжать игру,– сделал он логичное предположение.

– Вряд ли воспоминания о перенесённых страданиях смогли бы заставить игрока сделаться обычным аватаром,– голос Фараса звучал спокойно, в нём даже чувствовалась какая-то отстранённость, однако натренированное ухо сталкера всё же уловило в интонации собеседника неуверенность и вроде бы даже страх. – Думаю, на такое способна только боль из-за безвозвратной потери истинного счастья.

– Мне показалось, или ты действительно чего-то боишься? – в лоб спросил Вран. – Тебя ведь не заставят вспомнить о той потере?

– Как же ты ошибаешься,– Фарас горько усмехнулся,– клану нужны мои воспоминания, а не стенания по поводу моей тяжкой доли. Невозможно грамотно управлять Игрой, если ты не понимаешь образа жизни и мыслей аватаров. Разве ты не знал, что все члены управляющих кланов проходят через погружение в Игру, прежде чем сесть за игровой стол?

– Прости, адонэ, я не хотел тебя оскорбить,– только тут до Врана дошло, что он беседует одним из членов клана Пятёрки, и ему сразу сделалось очень неуютно. Стоящий рядом с ним аэр запросто мог закончить его сталкерскую карьеру одним нелестным замечанием, а то и просто косым взглядом.

– Брось, я тебе не враг,– Фарас недовольно поморщился,– просто хотел посмотреть на проблему твоими глазами.

– В Игре не существует ничего безвозвратного,– пожал плечами Вран,– тем более для члена клана Пятёрки. То, что аватары воспринимают как прошлое и будущее, для игроков является просто набором игровых локаций. Ты всегда сможешь вернуться в полюбившуюся тебе локацию и пережить своё счастье заново.

– Да меня теперь и близко не подпустят к симулятору,– в глазах Фараса промелькнуло странное выражение, которое опытный психолог из мира Игры мог бы, наверное, назвать отчаянием.

Увы, Вран хоть и прошёл курс психологии во время обучения вовсе не был опытным психологом, а даже если б и был, то не смог бы идентифицировать увиденное, поскольку в языках Аэрии даже такого термина, как отчаяние, не существовало.

– Может быть, это и к лучшему,– безапелляционно заявил он. – Если честно, я вообще не понимаю, как можно быть счастливым в этом примитивном и жестоком мире.

– Знаю, что не понимаешь,– Фарас устало вздохнул,– ты и не сможешь ничего понять, пока ни поживёшь в аватарском теле хотя бы с десяток лет. В мире Игры есть много такого, о чём аэры не имеют ни малейшего представления. Ты хотя бы знаешь, что аватары не одинаковы, что у них имеются мужчины и женщины?

– Не нужно недооценивать подготовку сталкеров,– фыркнул Вран,– во время тренировок мы примеряем на себя обе аватарские ипостаси и даже практикуем сексуальные упражнения с представителями противоположного пола, причём в мире Игры с коренными аватарами.

– Упражнения,– в голосе Фараса сталкер уловил презрительные нотки. – Разве дело в вульгарном сексе? Я говорю о чувствах, а не об удовлетворении физических потребностей. Впрочем, толковать о чувствах с аэром бессмысленно, в нашем мире палитра астральных вибраций настолько бедна, что мы и десятой доли переживаний аватаров понять не в состоянии.

– Да, наш мир построен на более тонких, ментальных вибрациях,– ничуть не растерялся Вран,– и я вовсе не считаю это нашим недостатком. Только благодаря своему развитому мышлению мы можем осознанно формировать свою реальность.

– А заодно и реальность мира Игры,– Фарас мрачно сдвинул брови,– причём не иначе, как по собственному усмотрению.

– Да если бы мы пустили этот процесс на самотёк, их реальность была бы настолько хаотичной, что в ней было бы невозможно существовать,– парировал Вран. – Аватары не в состоянии удержать в уме одну мысль дольше пары секунд, я уж не говорю про то, что они не контролируют даже собственное перевоплощение. Из-за этого при переходе в новый цикл их личности полностью стираются. Там, на костре ты ведь тоже думал, что пришёл твой конец, и тебе было страшно умирать.

– Ты прав, мне было страшно,– Фарас кивнул и отвернулся, похоже, воспоминания о последних минутах в мире Игры привели его в смятение. – А тебе когда-нибудь приходило в голову, что для того, чтобы жить полноценной жизнью, зная о конечности своего существования, нужно немалое мужество? Я так и не сумел понять, что движет людьми, когда они жертвуют собой ради своих близких, а то и просто каких-то идеалов, ведь со смертью они теряют абсолютно всё, даже самих себя. Разве это не удивительно?

– Они просто дикари, поэтому их мир полон насилия,– Вран заметил, что его собеседник назвал аватаров людьми, но решил проигнорировать эту оговорку. – В Аэрии убийство себе подобных просто немыслимо. Думаю, одно это ставит нас на высшую ступень по сравнению с аватарами.

– Ага, мы предпочитаем убивать их,– саркастично фыркнул Фарас. – Вран, а тебе не кажется, что мир Игры в этом отношении как-то честнее нашего? Да, он жесток, но не лицемерен, по крайней мере, люди не кичатся тем, что позволяют себе убивать только низшие формы жизни. Неужели тебе никогда не хотелось разобраться, понять, что они чувствуют? У сталкеров ведь имеются стационарные агенты во всех игровых локациях.

– Ты говоришь о стражах? – сталкер невольно передёрнул плечами. – Никто по доброй воле не пойдёт в стражи, для нас это своего рода наказание за провинность.

– Зря,– отрезал Фарас,– ты мог бы серьёзно обогатить свой жизненный опыт, если бы ни боялся погрузиться в Игру на долгий срок.

– Вот ты погрузился, и что из этого вышло? – ехидно поинтересовался Вран, однако то чувство превосходства, которое вполне обоснованно испытывал профессионал в споре с дилетантом, мгновенно растаяло, когда он взглянул в лицо своего оппонента. На губах Фараса блуждала мечтательная улыбка, взгляд, обращённый куда-то внутрь, как будто видел не расстилавшийся внизу город, а совсем иные картины.

– Ты когда-нибудь купался в лунной дорожке? – бросил мечтатель в пространство. – Знаешь, как пахнут ночью луговые травы? А какой вкус у тающих на губах снежинок? Хотя, о чём это я? – его улыбка вдруг сделалась похожей на гримасу боли. – Для тебя ведь тело аватара – это просто игровая оболочка, неудобство, с которым тебе приходится мириться для выполнения своей работы.

– Ушам своим не верю,– от удивления у Врана буквально глаза вылезли на лоб. – Это что сейчас было? Ностальгия по мазохистским приключениям?

– Благодарю за беседу,– лицо Фараса вдруг приобрело легко узнаваемое надменное выражение представителя правящего клана, теперь в его глазах читались лишь скука и раздражение из-за вынужденной траты времени. – Удачи с новым заданием,– бросил он через плечо и величественно покинул обзорную площадку, оставив своего собеседника в полном недоумении.

Разговор с бывшим клиентом произвёл на сталкера гнетущее впечатление. Мало того, что тот ни с того, ни с сего из вежливого собеседника вдруг превратился в напыщенного вельможу и свалил, так ещё и оставил после себя кучу недосказанностей и вопросов. Впрочем, ответ на один из вопросов Вран всё-таки получил, а именно, почему Совет принял решение вытащить Фараса из игровой реальности так рано. Теперь он отлично понимал резоны начальства. Нет сомнения, что только по-настоящему трагические события могли довести игрока до намеренной блокировки своей памяти, так что оснований для спасательной операции было хоть отбавляй. Но тогда соответствующая информация должна была содержаться в описании миссии, а её почему-то не было, словно о потере памяти клиента не было известно. Выходит, причины для срочной эвакуации были иными, не связанными с безопасностью игрока.

Кстати, и выбор новичка в качестве исполнителя столь нетривиального задания тоже был подозрительным, как будто кто-то задумал списать заведомо провальную операцию на некомпетентность исполнителя. Подобно всем своим коллегам, Вран, конечно, не страдал избыточной скромностью, но объективности ради всё же должен был признать, что сложность этой миссии явно выходила за рамки его квалификации. Вероятность того, что неопытному сталкеру не удалось бы провести через барьер ничего не понимающего, бьющегося в истерике от боли и страха игрока, была запредельно высока, и всё же кто-то намеренно остановил свой выбор на дилетанте. Только в этот момент Вран с запоздалым страхом осознал, что от полного распада сознание Фараса спасла исключительно самонадеянность того самого новичка, не подозревавшего о возможных последствиях как раз в силу отсутствия опыта.

Похоже, кто-то очень хотел, чтобы Фарас никогда не вернулся в свой родной мир, и этот кто-то, по всей видимости, был членом клана Арокани, которому служил Вран. А что если та информация, которую Фарас насильственно вырвал из своей памяти, представляла для коварного махинатора опасность? Это бы объяснило, почему от члена клана Арокани постарались отделаться столь необычным способом. Хотя, почему же необычным? Несчастный случай при переходе был, пожалуй, единственным ненаказуемым вариантом навсегда заткнуть рот опасному игроку. Убийство аэра в его родном мире было делом немыслимым, да к тому же бессмысленным, поскольку все они сохраняли свою личность при перевоплощении, а значит, и память тоже. Зато распад сознания гарантированно уничтожал угрозу вместе с самим сознанием.

– Интересно, понимает ли Фарас, во что он вляпался? – мысленно спросил себя Вран. – А какие последствия неожиданный успех безнадёжной миссии может иметь для исполнителя? Мне уже пора делать ноги или достаточно просто прикинуться старательным идиотом, чтобы не вызвать подозрений?

Вот такие невесёлые мысли крутились в голове сталкера, пока он шёл в расположение штаба спасателей за новым заданием. Врану очень хотелось верить в то, что история со спасением неугодного кому-то игрока никак не отразится на его карьере, и всё же, открывая дверь в начальственный кабинет, он внутренне собрался, готовый к любым неожиданностям. Увы, даже богатой фантазии спасателя оказалось недостаточно, чтобы предвидеть содержание его следующей миссии в мире Игры.

Глава 3

Время тянулось как резина. Безумно хотелось спать или хотя бы вытянуть затёкшие ноги, но глупая гордость не позволяла Василисе показать свою слабость перед остальными участниками ночного ретрита. Давно уже стоило признаться самой себе в том, что ожидание чуда, толкнувшее её подписаться на многочасовую медитацию в ночь зимнего солнцестояния, ничем себя не оправдало. Зря она повелась на уверения Валеры, своего инструктора по цигуну, будто в период минимальной янской энергии можно запрограммировать своё будущее на целый год. Сейчас сей теоретический фундамент магического перекраивания собственной жизни казался Василисе весьма сомнительным. Нет, она, разумеется, проделала все рекомендованные аффирмации, раз уж сподобилась ввязаться в эту авантюру, но совершенно не почувствовала в себе никаких изменений, типа отклика высших сил или, на худой конец, удовлетворения от проделанной работы. Собственно, сейчас она вообще ничего не чувствовала, кроме физических страданий.

Обычно Василиса легко признавала свои ошибки, но на этот раз, вместо покаяния, она принялась винить в своей неудаче инструктора, руководившего медитацией. Дело в том, что место на красной подушке с вышитыми драконами сегодня занимал не Валера, а его приятель, согласившийся подменить своего захворавшего коллегу. Нужно сказать, что злость, которую Василиса молча изливала на голову ничего не подозревавшего мужика, явно шла от противного, ведь первое её впечатление от нового инструктора было сугубо позитивным. Впрочем, точно такое же впечатление новичок произвёл на весь женский состав ретритчиков. Герман, так звали Валериного приятеля, был не просто красавчиком, его внешность была настолько идеальной, что даже казалась ненастоящей.

Тёмно-карие глаза с лёгкой чертовщинкой смотрели доброжелательно и немного снисходительно, словно их обладатель знал что-то такое, запредельное и недоступное собравшимся в зале неофитам. Копна вьющихся каштановых волос обрамляла смуглое лицо идеальных пропорций, тщательно выверенная недельная небритость дополняла ноткой нарочитой небрежности образ отрешённого от мирской суеты отшельника. Однако главным достоинством Германа несомненно была его фигура. Занимаясь цигуном, вы вряд ли станете ожидать от инструктора спортивного телосложения или рельефной мускулатуры, в конце концов, это же не футбол и не атлетика, здесь физухи кот наплакал, да и та несёт в себе лишь чисто подготовительную функцию.

Собственно, Валера как раз и являл собой типичный образ цигуниста, эдакого пухлого колобка с вечно улыбающейся физиономией. В противоположность ему, Герман обладал высоким ростом, был поджарым, гибким и в меру накаченным. Причём, это вовсе не была типичная юношеская стройность. Если красавчик и не разменял пока свой пятый десяток, то к сороковнику совершенно точно подошёл вплотную. Тем импозантней смотрелись его плавные выверенные движения, а когда Герман без видимых усилий сел в полный лотос, то по залу прокатился восхищённый вздох, сорвавшийся с губ десятка разновозрастных дамочек, единодушно признавших в новом инструкторе эталон мужской красоты.

Увы, тётки явно рано обрадовались, ведь физические недостатки Валеры делали его снисходительным к слабостям учеников, поскольку ему и самому непросто давалось долгое сидение на пятой точке. Колобок не скупился на перерывы, любил разбавлять практики прикольными рассказами из жизни учителей и щедро делился собственным опытом. Его занятия были наполнены элементами развлекательного характера, а потому переносились легко, без напряга. А вот Герман, как вскоре выяснилось, и не думал веселить собравшуюся публику, настроен он был предельно серьёзно, о чём однозначно свидетельствовало его заявление перед началом медитации.

– Если кто-то устанет или решит закончить раньше времени,– он обвёл испытывающим взглядом притихший зал,– не стесняйтесь, уходите, только тихо.

– Так ведь ночью метро не ходит,– резонно заметил парень у окна.

– В соседнем зале имеются коврики для йоги,– Герман кивнул в сторону двери,– можете взять подушки с одеялами и поспать до утра. Одно условие – не храпеть,– с этими словами он включил тихую медитативную музыку и закрыл глаза.

Поначалу столь жёсткий подход участникам ретрита даже понравился, как-то сразу настраивал на ответственное отношение к процессу, однако на исходе второго часа зал постепенно начал наполняться шуршанием и даже тихим шушуканьем. Публика явно не предполагала, что ей действительно придётся медитировать всю ночь, хотя именно так было заявлено в программе ретрита. Медитирующие то и дело бросали на инструктора недоумённые, а потом и откровенно осуждающие взгляды, как бы обозначая своё недовольство происходящим. Увы, Герман оказался непробиваемым, он словно превратился в каменную статую, даже дыхания не было заметно. Лицо его сделалось отрешённым, на губах лёгкой тенью играла беззаботная улыбка, словно хозяин этого тела пребывал сейчас где-то далеко, в заоблачных эмпиреях.

Отчаявшись получить обычную дозу шуток и забавных рассказов, ретритчики один за другим потянулись на выход в соседний зал, чтобы утопить своё разочарование в беспокойном сне на жёстком коврике. Вначале Василиса поглядывала на отступников снисходительно, даже с некоторым превосходством, но постепенно снисхождение к человеческим слабостям переросло в её душе в откровенную зависть к пофигизму сдавшихся соседей. За последний час она уже с десяток раз принимала решение отползти вслед за отступниками к заветной двери в соседний зал и держалась исключительно на самолюбии. Это было глупо, по-ребячески, никакого толку от её издевательств над своим телом всё равно не было и быть не могло, но Василиса из чистого упрямства продолжала сидеть на своей подушке, изображая глубокий транс.

В зале царил загадочный полумрак от тусклого светильника, расположенного у ног инструктора, и каждый раз, открывая глаза, медитирующие имели сомнительное удовольствие лицезреть его улыбающуюся физиономию. Василиса уже видеть не могла эту блаженную улыбочку и старалась вообще не смотреть в сторону Германа. Однако долго сидеть с закрытыми глазами было чревато, можно было в лёгкую заснуть и грохнуться на пол с подушки, так что волей неволей приходилось пялиться на красавчика, проклиная тот час, когда она решила провести ночь в ретритном центре. В очередной раз открыв глаза, чтобы немного взбодриться, Василиса к собственному удивлению обнаружила, что каменная статуя вдруг ожила. Глаза Германа были открыты, он смотрел на неё пристально, изучающе, и в этих глазах сейчас не было ни капли привычной снисходительной доброжелательности, это был взгляд хищника, выслеживающего добычу.

Василиса вздрогнула от неожиданности, разрушая магию момента, и её реакция сыграла роль будильника, выдёргивающего спящее сознание из сладкой дрёмы. Герман легко поднялся на ноги, словно и не сидел в лотосе несколько часов, и жестом подозвал к себе наиболее стойких цигунистов, которых на тот момент оставалось всего четверо. Вздох облегчения пронёсся по залу словно бодрящий ветерок, но тут же сменился оханьем и кряхтением, когда медитирующие принялись разгибать затёкшие конечности. Герман спокойно ожидал окончания этой забавной сценки, ни единым жестом не показывая нетерпения или неудовольствия, напротив, он расслабленно улыбался, и в его глазах светилось искреннее сострадание к ученикам. Если бы всего несколько секунд назад Василиса ни видела его хищного оскала, то сочла бы этого человека прямо-таки образцом терпимости и доброты.

– Метро откроется через полчаса,– тихо объявил он,– вам как раз хватит времени, чтобы переодеться и прогуляться до входа неспешным шагом. Предлагаю не будить тех, кто не досидел до окончания практики. Оставшихся поздравляю с серьёзным шагом по пути развития,– с этими словами Герман развернулся и покинул зал, даже не попрощавшись.

Василиса устало вздохнула и отправилась в раздевалку. Из стойкой четвёрки она была единственной представительницей слабого пола, а потому у неё не оказалось компании для прогулки до метро, мужики оделись гораздо быстрее и свалили, не дожидаясь медлительной клуши. Вынырнув из уютного мирка ретритного центра в темноту, холод и безлюдье, Василиса невольно поёжилась от чувства незащищённости и тревоги. И тут же в её голове промелькнула мысль, что ей, наверное, не стоит идти одной по пустынным улицам, ведь можно спокойно вздремнуть вместе с остальными отступниками, по крайней мере, до рассвета.

Сия в общем-то здравая мысль мгновенно подняла в душе Василисы бурю протеста. Нет, она выдержала эту пытку до конца и в награду заслужила возможность провести остаток ночи в собственной постели, а не на коврике, как бродячая собака. Горделиво выпрямившись, победительница человеческих слабостей решительно двинулась в сторону метро. Увы, её решительности хватило ровным счётом до ближайшего поворота, за которым Василиса надеялась увидеть удаляющиеся спины троих стойких ретритчиков, но улица была пустынна, да вдобавок ещё и темна, поскольку два ближайших фонаря не горели. Женщина застыла в нерешительности и даже оглянулась на заманчиво светящуюся вывеску ретритного центра, но тут же попеняла себе за ничем не обоснованные страхи.

– Кому ты нужна? – громко произнесла паникёрша. – Все бандюки сейчас спят в своих тёплых постельках, для грабежей имеется и более подходящее время, чем полшестого утра, тем более зимой.

В этом умозаключении несомненно имелась своя логика, и Василиса немного взбодрилась, однако стоило ей сделать с десяток шагов в темноту, как реальность спустила её логичные рассуждения в унитаз. Из темноты ближайшей подворотни внезапно вынырнула тёмная фигура, явно принадлежавшая довольно крупному мужику. Несмотря на холод, всё тело Василисы мгновенно покрылось холодным по́том, отчего-то ей сделалось не просто страшно, а прямо-таки жутко от одного только вида одинокого прохожего. Страх был иррациональным, таким же, как и тот инфернальный ужас, который мучал бедняжку после очередного сна про шкатулку, но Василиса не сразу распознала своего извечного врага, ведь ситуация была объективно опасной.

– Ну с чего я взяла, что этот мужчина обязательно хочет мне навредить? – мысленно подбодрила себя она. – Может быть, он просто работает в раннюю смену. – Словно издеваясь над её неумелым аутотренингом, таинственный мужик застыл рядом с подворотней, как бы поджидая намеченную жертву. – Это не на самом деле,– Василиса предприняла ещё одну попытку приструнить свои нервишки,– просто Игра сделала неожиданный ход. Как можно всерьёз поверить в то, что какой-то мужик специально выполз на холод спозаранку, чтобы прикончить неизвестную ему тётку?

Только тут она осознала, что больше не идёт вперёд, напротив, её ноги сами по себе начали нерешительно пятиться в сторону освещённого пространства соседней улицы. Фигура мужика как бы нехотя отклеилась от стены и двинулась к ней. На фоне дальнего фонаря она казалась сплошным чёрным пятном, эдаким сгустком изначальной тьмы, можно было разглядеть лишь контуры, и эти контуры только добавили страхов и так уже перепуганной Василисе. Мужик был одет в длинный, почти до земли плащ или даже мантию, а его голову покрывал капюшон. Судя по той лёгкости, с какой взлетели при движении полы его странного одеяния, сделано оно было из совершенно неподходящего для зимнего времени материала. Громко хрустнул снег под ногой незнакомца, и до Василисы мгновенно дошло, что дольше разыгрывать невозмутимость и безразличие было бы верхом легкомыслия, этот мужик явно поджидал именно её.

Развернувшись на каблуках, она бросилась бежать обратно к ретритному центру. Возможно, именно этого и хотел от неё мужик в плаще, так как ничего, похожего на шум погони, Василиса не уловила, в полной тишине были слышны только её собственные шаги да хриплое дыхание. Но это не заставило беглянку притормозить, она добежала до поворота улицы и не останавливаясь свернула за угол. И тут случилось то, чего Василиса никак не могла предвидеть. Морозный воздух прямо перед ней вдруг затвердел, превращаясь в ещё одну мужскую фигуру, и она по инерции со всей дури врезалась в незадачливого прохожего. Впрочем, прохожий не стал возмущаться, напротив, он предупредительно подхватил торопыгу под локотки, как бы спасая её от падения.

– С Вами всё в порядке? – заботливо поинтересовался Герман, ставя на землю свой трофей. – Вас что-то напугало?

– П-простите,– зубы у Василисы всё ещё стучали от пережитого страха,– я лучше вернусь в центр и дождусь рассвета.

Герман решительно отодвинул женщину в сторону и заглянул за угол дома. Некоторое время он изучал ночную улицу, а Василиса стояла, прижавшись к стене в ожидании его вердикта. Её удивили и даже неприятно поразили его плавные выверенные до миллиметра движения, а ещё напряжение, которое она ощущала буквально кожей, словно Герман на полном серьёзе готовился отразить атаку.

– Что вы видели? – он повернулся и внимательно посмотрел в глаза Василисы. – Сейчас улица пуста.

– Наверное, мне просто померещилось,– попыталась слиться паникёрша.

– Не нужно бояться насмешек с моей стороны,– Герман осуждающе покачал головой,– я же вижу, что Вам не по себе. Давайте, я подброшу Вас до дома,– предложил он,– моя машина припаркована около центра. Где Вы живёте?

Василиса едва ни расплакалась от неимоверного облегчения и благодарности, накрывших её с головой, но для проформы всё же немного пококетничала, уверяя благородного кавалера, что пара часов сна на коврике её не убьёт. К счастью, кавалер оказался не приклонен в своём альтруистическом порыве, а потому уже через минуту они катили по пустынным гулким улицам просыпающегося города и мило беседовали. Василиса всё-таки сподобилась побороть своё смущение и рассказала спасителю про страшного мужика в плаще.

– Вы всё правильно сделали,– похвалил ей спаситель,– район около центра славится всяческими происшествиями, похоже, у него грязная аура. Встреченный Вами мужчина запросто мог оказаться наркоманом в поисках дозы. В таком состоянии эти люди становятся неадекватными, могут даже выбраться на мороз в домашнем халате.

Версия Германа, правдоподобно объяснившая странное одеяние незнакомца, показалась Василисе логичной, а потому она с готовностью в неё поверила, отбросив свои собственные предположения, от которых за версту веяло голимой мистикой. Герман оказался лёгким и интересным собеседником, уже на половине пути до дома Василисы они незаметно перешли на ты, а когда машина припарковалась у её подъезда, как-то само по себе вышло, что благодарная спасённая от ужасного наркомана женщина пригласила благородного рыцаря в гости на чашечку кофе, чтобы тот, не дай бог, не заснул за рулём, когда будет возвращаться домой. Впрочем, возвращаться этим утром Герману не пришлось, так как, несмотря на усталость, нервная барышня никак не могла успокоиться, и пришлось её утешать, а потом сделать ей расслабляющий массаж, плавно перешедший в более смелые ласки. В итоге, проснулись они голыми и в одной постели, когда день уже начал клониться к закату.

К счастью, Василисе достало сообразительности, чтобы не тащиться ни свет, ни заря в дом отца, а потому отсыпались нечаянные любовники в её рабочей мансарде, где им никто не помешал отдаваться порочным страстям по полной. Проснулась неразборчивая в сексуальных партнёрах барышня от настойчиво лезшего прямо в ноздри кофейного аромата, чего никак не могло бы случиться, если бы пробуждающий напиток находился, как ему и положено, на кухне. Приоткрыв один глаз, Василиса с удовольствием констатировала, что её умозаключение было абсолютно верным, чашечка кофе располагалась в непосредственной близости к её носу, и держал её, разумеется, Герман.

– Очень мило,– проворковала размякшая от куртуазности своего кавалера Василиса. – Ты давно проснулся?

– Не очень,– голос Германа звучал расслабленно, но она всё равно уловила в нём непонятное напряжение. – Я тут побродил по твоему рабочему кабинету и обнаружил очень любопытные рисунки. Ты занимаешься изготовлением ювелирки?

– Нет, я всего лишь провожу экспертизу для частных аукционов,– нехотя призналась Василиса,– нужно же на что-то жить. На основной работе я занимаюсь реставрацией старинных рукописей.

– Ни за что бы не подумал, что у тебя такая скучная работа,– Герман пожал плечами и отвернулся, как бы выражая своим жестом разочарование, и Василисе тут же захотелось как-то оправдаться, хотя вроде бы было не в чем.

– Вовсе не скучная,– вскинулась она,– у меня есть доступ к таким раритетам, до которых простым людям вовек не добраться, да и непростым тоже.

– Мне кажется, что молодой привлекательной женщине гораздо больше подходит работа с драгоценными вещицами, нежели с полуистлевшими рукописями,– походя заметил Герман, попутно натягивая штаны.

– Большинство этих якобы старинных вещиц являются современными подделками,– Василиса пренебрежительно фыркнула и тоже начала одеваться,– к тому же безвкусными подделками.

– Настоящее произведение искусства никто не станет продавать на подпольном аукционе,– резонно заметил Герман,– что вовсе не говорит о сомнительной подлинности всех этих аляповатых брошек, которые ты бракуешь как подделку. Именно так и принято было украшать себя триста лет назад.

– Согласна, имитация выполнена мастерски,– Василиса быстренько нацепила на своё лицо маску профи, утомлённого идиотскими замечаниями дилетантов,– похоже, мошенники имеют дело не с рисунками, а непосредственно с изделиями, которые и копируют очень тщательно.

– Тогда почему ты считаешь, что это подделки? – удивился Герман.

– Их выдаёт современная машинная обработка камней,– на этот раз в голосе эксперта прозвучало неприкрытой злорадство. – Лень им вручную шлифовать и огранять камушки.

– Вручную? – Герман с любопытством посмотрел на самоуверенную дамочку. – А с чего ты взяла, что триста лет назад не было машин?

– Так ведь электричество придумали только в девятнадцатом веке,– парировала та.

– Это тебе в школе рассказали? – на этот раз злорадство прозвучало уже в голосе Германа. – Напрасно ты доверяешь учебникам, они врут. Лучше покопайся в тех манускриптах, доступом к которым ты хвастаешься. Хочешь пари?

– О чём будем спорить? – Василиса откровенно растерялась.

– Если ты обнаружишь, что триста лет назад люди уже вовсю использовали электричество, то публично извинишься перед нанимателем за свои ошибки с экспертизой,– тут в глазах Германа загорелся азартный огонёк. – Идёт?

– А если выяснится, что учебники не врут? – ехидно поинтересовалась Василиса.

– Тогда я подарю тебе старинную брошь, наподобие тех, которые ты приговорила раньше,– отрезал спорщик,– и тебе больше не придётся заниматься этой халтуркой.

Думала ли Василиса, беспечно соглашаясь на глупое и надуманное пари, что оно откроет ей путь к таким тайнам, о которых она даже не мечтала? Наверное, в тот момент спор с Германом показался ей просто забавным приключением, которое подбросила ей судьба, чтобы в очередной раз испытать непоседу на вшивость. Ей даже не пришло в голову, что этот удивительный мужчина вошёл в её жизнь вовсе не случайно, да и обстоятельства, которые привели его в постель беспечной барышни, тоже не были просто игрой слепого случая.

Глава 4

– Я не понимаю,– на ошарашенной физиономии Врана застыло такое нелепое выражение детской обиды, что его куратор не смог удержаться от ехидной усмешки. – Мы же спасатели, наша задача – вытаскивать из Игры заблудившихся игроков, так почему я должен мешать одному из них пройти через барьер?

– Похоже, ты невнимательно изучил задание,– в голосе куратора послышались недовольные интонации,– я ведь чётко дал тебе понять, что этот конкретный игрок принадлежит к клану Транзари, с которым Арокани сейчас враждуют. Так что в данный момент нам не выгодно возвращение их игрока.

Обвинение сталкера в невнимательности было абсурдным и надуманным, ведь задание передавалось телепатически, и Вран чисто физически не смог бы упустить какую-то деталь или неверно истолковать полученные инструкции. Куратор явно пытался уйти от прямого ответа, прикрываясь политикой, и это было плохим знаком.

– Кланы постоянно враждуют между собой,– осторожно заметил Вран,– но раньше я не слышал, чтобы из-за этого они нападали на чужих игроков.

– Ты много чего не слышал,– огрызнулся куратор. – Отрасти сначала свою решалку, а уж потом берись обсуждать решения членов клана. Я не собираюсь тратить своё время на твои неуместные домыслы. Есть вопросы по заданию, помимо его целесообразности?

– Есть,– Вран решил не злить своё непосредственное начальство и перешёл к конкретике. – Какими средствами мне разрешено пользоваться?

– Любыми,– отрезал куратор,– можешь хоть пристрелить своего клиента.

– Длительность миссии? – задание нравилось Врану всё меньше, но он пока не был готов к открытому бунту.

– Не ограничена,– на губах куратора появилась злорадная улыбочка. – Когда наши кланы заключат сделку, я сам тебя отзову через стража той локации.

А вот это уже была настоящая подстава. По сути, сталкера тупо ссылали в мир Игры на неопределённый срок, оставляя ему единственную возможность вернуться, убив игрока конкурирующего клана. Но ведь не секрет, что рано или поздно кланы всё равно помирятся, они всегда так поступают. И не потребуют ли Транзари в качестве одного из условий сделки голову сталкера, отправившего их игрока на перевоплощение? Отчего-то Вран даже не сомневался, что со стороны Арокани особых возражений не последует, его просто сдадут в качестве компенсации за причинённый ущерб. И что тогда? В лучшем случае провинившегося сталкера ждёт изоляция на очень долгий срок, а в худшем… Что ж, со сталкерами тоже иногда случаются несчастные случаи при переходе через барьер.

Конечно, можно было бы гордо отказаться от выполнения задания, которое в явной форме противоречило кодексу спасателей, и если это задание не служит цели загнать Врана в ловушку, то его отказ будет принят куратором с пониманием. Возможно, его на время отстранят от работы или отправят на переаттестацию, но этим дело и ограничится. Однако чутьё подсказывало Врану, что это таки была именно ловушка, а значит, за отказом последует не переаттестация, а отставка, которая, по мнению некоторых особо мнительных сталкеров, была ничем иным, как развоплощением сознания. Врану совершенно не улыбалось проверять на собственной шкуре, верны ли конспирологические версии его коллег, а потому этот вариант он отмёл практически сходу.

– Видимо, придётся воспользоваться единственной лазейкой, которую мне пока оставили,– мысленно прокомментировал он свои умозаключения,– всего-то и нужно продержаться до замирения кланов.

– Тебе ясно твоё задание? – куратор не удержался от того, чтобы поторопить тугодума.

– Можно ещё один вопрос? – в голосе Врана больше не было слышно неуверенности. – Думаю, ты не сам принял решение отправить на это задание именно меня, кто-то из Арокани тебе посоветовал. Не скажешь, кто это был?

– Знаешь, что я тебе скажу, умник,– куратор устало вздохнул,– не стоит демонстрировать свою сообразительность всем подряд, это вредно для здоровья. Я не знаю, что ты натворил, но одно могу сказать с полной уверенностью: я не хотел бы оказаться на твоём месте. Иди уже и…,– он на секунду замялся,– удачи.

Покинув кабинет куратора, Вран и не подумал сразу отправиться в симулятор, вместо этого он вышел в город, нашёл тихое местечко в одной из многочисленных зон отдыха и подключился к информационной сети через местный терминал. Нет, никаких диверсий он не замышлял, ему просто был нужен адрес Фараса, чтобы предупредить бывшего клиента о нависшей над ним угрозе, а заодно попытаться выяснить причину, по которой кто-то из членов клана решил разделаться со своим коллегой и спасшим его задницу сталкером. Судя по всему, в последнюю их встречу, эта причина пока оставалась для Фараса тайной, но она могла скрываться в его заблокированных воспоминаниях, которые бедняге предстояло вернуть, причём против воли. После разговора с куратором Вран уже не сомневался, что именно поэтому Фарас решил заговорить со своим спасателем, видимо, тоже начал что-то подозревать.

Как и следовало ожидать, проживал член клана Арокани в одном из элитных районов, который больше напоминал парк, нежели городскую застройку. Дом был относительно небольшим, построенным в давно забытом стиле эльми, так что можно было с уверенностью утверждать, что Фарас жил в нём уже много своих воплощений. Чаще всего, умирая, знатные аэры отдавали свои дома в перестройку, чтобы к моменту их возвращения в мир живых обновлённое обиталище выглядело современно, но Фарас в этом отношении оказался ретроградом, сохранявшим своё жилище в нетронутом виде на протяжении веков. Это было нерационально, ведь технические новшества значительно упрощали жизнь и уход за домом, и всё же по-своему трогательно. По крайней мере, Вран сразу поднял хозяина старинного дома на несколько пунктов в своём персональном рейтинге знакомых аэров.

– Я тебя ждал,– раздался голос Фараса откуда-то из глубины помещения, как только сталкер переступил порог. – Заходи, налей себе чего-нибудь крепкого, нам предстоит непростой разговор. Ты тоже попал под раздачу? – поинтересовался он, когда Вран расположился в соседнем кресле.

– И ты должен знать, почему это случилось,– безапелляционно заявил гость, впрочем, без особой враждебности. – Уже выяснил, кто из твоих коллег устроил на нас охоту?

– Всё гораздо хуже, чем ты думаешь,– Фарас сделал большой глоток из своего стакана и тут же плеснул ещё из зеленоватой бутылки, пристроенной на полу у ножки кресла, видимо, чтобы далеко не ходить за выпивкой,– меня приговорил не какой-то конкретный член клана Арокани, а Совет Пятёрки. Кстати, ты к этому делу не имеешь никакого отношения. Не обижайся, но я подозреваю, что тебя выбрали козлом отпущения просто потому, что ты самый молодой и неопытный в отряде спасателей.

– Это я уже понял,– нахмурился Вран,– никто не ожидал, что мне удастся провести тебя через барьер.

– Думаю, тебя бы даже не пожурили в случае неудачи,– Фарас удовлетворённо кивнул,– по всем расчётам ты просто обязан был облажаться.

– Ну и что ты натворил? – неприязненно поинтересовался Вран.

– Я, сам того не желая, наткнулся на страшную тайну,– лицо Фараса скорчилось в глумливой гримасе, словно он намеренно произнёс какую-то несусветную чушь, но сталкер без труда разглядел за его сарказмом страх. – Совет ни за что не позволит, чтобы это выплыло наружу,– едва слышно пролепетал кающийся грешник,– так что тебе лучше просто забыть о нашем разговоре и жить дальше.

– Долго и счастливо жить не получится,– отрезал Вран,– меня уже сослали в мир Игры на неопределённый срок, и мне не терпится узнать причину ссылки. Так что давай, рассказывай.

– Сослали, говоришь? – Фарас сразу оживился, в его голосе прорезались нотки не то гнева, не то обиды, а может быть, всего вместе. – Что ж, спешу тебя обрадовать, ты будешь не первым, с кем они так поступили, скорей всего, тебе уже не удастся вернуться в Аэрию. Мне довелось встретить игрока, которого сослали так давно, что она уже безвозвратно утратила самоидентификацию.

– Женщина? – заинтересовался сталкер. – Тебя с ней связывали интимные отношения?

– Я её любил,– сорвалось невольное признание с уст Фараса,– люблю,– поправил он сам себя уже тише. – Грейс была для меня всем, я жил только ради неё.

– Извини, не хотел тебя обидеть,– неискренне повинился Вран, поскольку совершенно не представлял себе природу подобных отношений, а потому принял признание Фараса за аллегорию. – Судя по твоему расстроенному виду, ты потерял связь с этой женщиной, но с чего ты взял, что она была игроком?

– У Грейс были видения,– нехотя отозвался Фарас,– и в них она видела наш мир. Сначала я принял её рассказы за фантазии, но там имелись такие детали, что мои сомнения рассеялись. Грейс казалось, что её видения – это что-то вроде картинок светлого будущего её мира, но я-то знал, что это были просто воспоминания об утраченном прошлом.

– Ты ей рассказал, кто она такая на самом деле,– это было скорее утверждение, чем вопрос, Вран даже не сомневался, что этот слабак не сумел удержать свой болтливый язык за зубами. – Ну и что вы надумали? Сбежать в Аэрию?

– Держать её в мире Игры было несправедливо,– запальчиво заявил Фарас,– Грейс имела право жить в родном мире.

– Надеюсь, у тебя хватило ума не пытаться протащить её через барьер самому? – Вран вздохнул и устало откинулся на спинку кресла, образ действий этого дилетанта можно было предсказать без всякого труда. – Ты вызвал сталкера и приказал ему вытащить твою женщину из Игры. Удивляюсь, что он согласился.

– Я пригрозил, что иначе выгоню его из отряда,– сознался Фарас. – В конце концов, члены клана имеют право на…,– он не успел договорить, когда Вран вмешался в его оправдательную речь.

– Гнусность,– язвительно подсказал он. – А ты не подумал, какие последствия это будет иметь для объекта твоего шантажа? Думаю, тебе это даже в голову не пришло. Правильно тебя приговорили, за дело.

– Зря стараешься,– глаза Фараса потухли, словно он вдруг из живого аэра превратился в каменную статую,– я уже понёс заслуженное наказание.

– Она не прошла барьер,– догадался Вран,– этого и следовало ожидать. Далеко не все коренные аэры способны выдержать переход, не даром же доступ к Игре ограничивают, а уж игрок, зависший в этом отупляющем мире на много циклов, вообще не имеет шансов. Ты мог бы и сам догадаться, чем всё закончится.

– Я ошибся,– голос Фараса сделался совсем безжизненным,– мне казалось, что между мной и Грейс нет никакой принципиальной разницы.

– Так, может быть, она жива,– предположил Вран.

– Тогда они бы не прислали дилетанта, чтобы меня угробить,– Фарас брезгливо поморщился, но тут же одумался. – Прости, я не пытаюсь тебя оскорбить, просто хочу быть объективным.

– Ты поэтому при нашей первой встрече столкнул меня с башни,– усмехнулся Вран,– не хотел разделить участь своей женщины?

– И ещё раз прости,– Фарас поднял жалобные глаза своего собеседника. – Пойми, если бы Грейс прошла барьер, то тебя бы не оставили в неведении о реальном положении дел, а ты ничего не знал.

– Но зачем было блокировать свою память? – удивился сталкер.

– Я был настолько наивен, что решил попытаться затеряться в Игре,– губы Фараса скривились в горькой усмешке. – Думал, что если потеряю память, то больше не буду представлять для них опасность, и обо мне просто забудут. По сути, я ведь перестал быть игроком, я сделался обычным аватаром. Зачем им понадобилось меня возвращать?

– У меня есть версия, но боюсь она тебе не понравится,– Вран сочувственно улыбнулся. – Дело в том, что о твоей потере памяти никто не знал, иначе меня бы предупредили заранее. Никому даже в голову не пришло, что ты можешь такое с собой сотворить. Если честно, лично я не пошёл бы на стирание памяти даже под угрозой развоплощения.

– Я вовсе не боюсь уйти в небытие,– признался Фарас,– но жить с осознанием, что собственными руками уничтожил любимую женщину, сделалось совсем невыносимо. Знаешь, я им даже завидую, этим аватарам, ведь они имеют возможность забывать.

– Сочувствую твоей утрате,– Вран произнёс эту дежурную фразу на автомате, но вдруг действительно ощутил острое чувство жалости к этому несчастному аэру, который разрушил свою жизнь, сделав всего одну ошибку, да и то из искреннего желания помочь. – Благодарю за откровенность, теперь я хотя бы знаю, из-за чего меня хотят изолировать от других аэров.

– Никто не должен знать, каким образом Совет избавляется от неугодных,– отрешённо произнёс Фарас. – Нужно отдать им должное, они придумали весьма рациональный способ, ведь заткнуть рот аэрам, тупо лишив их жизни в нашем родном мире, невозможно. Мы не теряем памяти при перевоплощении, да и время, которое мы проводим в фазе посмертия, слишком короткое, чтобы опасная информация успела потерять свою актуальность. Тут одно из двух: либо ссылка, либо развоплощение. Возможно, ссылка представляется им более гуманным способом.

– Думаешь, Грейс была не единственной изгнанницей? – вопрос был чисто риторическим, и Фарас не снизошёл до прямого ответа.

– А ты сам как думаешь? – съязвил он.

– Но со сталкерами так не получится,– Вран невольно сжал кулаки,– нас не удержишь в Игре насильно.

– Несчастных случаев при переходе через барьер ещё никто не отменял,– парировал его собеседник. – Про вас ходят разные слухи, например, что отставных сталкеров никто никогда не видел.

– Структура сознания сталкера гораздо более устойчивая, чем у остальных аэров,– Вран и не подумал сдаваться,– она не может так легко разрушиться при переходе.

– Не может,– легко согласился Фарас,– но только в том случае, если сталкер совершает переход в осознанном состоянии. Ты уверен, что твоё сознание сохранит свою структуру, если при переходе ты будешь в отключке или глубоком сне?

– Хватит нагнетать,– огрызнулся Вран,– мне и без того тошно. Ты лучше позаботься о собственной безопасности.

– Поздно, похоже, меня уже приговорили,– голос Фараса прозвучал безразлично, словно речь шла не о его жизни.

– Значит, встретимся в Игре,– весело отозвался Вран,– может быть, даже вместе искупаемся в лунной дорожке. Только смотри, больше не влюбляйся в бывших игроков.

– Лёгкой дороги,– Фарас отсалютовал своим бокалом изгнаннику и сделал солидный глоток,– вот только совместного купания обещать не могу,– пробормотал он вслед удаляющейся фигуре,– вряд ли Совет будет ко мне так же снисходителен, как к тебе, Вран, я ведь убийца аэра.

Бежать ему было некуда, в Аэрии просто не существовало такого места, куда бы не смогла дотянуться карающая длань Пятёрки, оставалось только тупо напиваться в ожидании конца. Собственно, развоплощение Фараса не страшило, в глубине души он даже считал такую кару справедливой, но покорно ждать своей участи казалось ему унизительным. Совсем недавно он уже имел это сомнительное удовольствие в застенках инквизиции, когда наблюдал за возведением эшафота сквозь решётку своего окна, и пережить подобное ещё раз после чудесного спасения ему не хотелось, хоть режь. Фарасу физически требовалось оказать хоть какое-то сопротивление судьбе, вот только он совершенно не представлял, что можно противопоставить катку правосудия, медленно, но неотвратимо приближавшемуся к намеченной жертве.

Впрочем, кое-что он всё-таки мог сделать. К счастью, Пятёрка пока не распространила свои щупальца на мир посмертия, а значит, там они не могли достать жертву своих махинаций. Не то чтобы уход на перевоплощение как-то кардинально решал для смертника вопрос с сохранением его существования, ведь, вернувшись в мир живых, он снова автоматически станет мишенью. Фарас рассматривал самоубийство, скорее, как акт протеста против тирании. Разумеется, он не мог не понимать, что его бунтарство было просто глупым ребячеством. Ну что такая незначительная отсрочка исполнения приговора могла принципиально изменить? И всё-таки это был хоть какой-то шанс уязвить этих высокомерных тварей, присвоивших себе право карать неугодных.

Фарас решительно поднялся из кресла и, покопавшись в комоде, выудил из нижнего ящика маленький конвертик, в котором находилась крохотная круглая пилюлька. Налив себе из зелёный бутыли жидкости на один глоток, он бросил пилюльку в бокал. Послышалось лёгкое шипение, и над поверхностью жидкости поднялось полупрозрачное облачко сиреневого тумана. Когда туман рассеялся, напиток снова приобрёл свой первоначальный вид. Быстродействующий яд был готов к использованию, оставалось только сделать один единственный глоток, и перед Фарасом откроется путь в мир, недоступный для живых.

Терять ему было нечего, и всё-таки самоубийца колебался, поскольку такой уход от наказания казался ему не вполне этичным. Впрочем, его колебания продлились недолго, желание подгадить всесильной Пятёрке быстро перевесило этические соображения. Фарас уселся в кресло и поднял бокал, как бы приветствуя свою смерть. Раздался тихий хлопок, и бокал разлетелся вдребезги, окатив несостоявшегося самоубийцу ядовитым зельем и осколками стекла. Из порезанной ладони по его запястью заструилась голубоватая кровь. Фарас тупо посмотрел на свою пораненную руку и истерично расхохотался.

– Прости, что испортил твой наряд,– послышался за его спиной вкрадчивый голос,– но то, что ты собирался сделать, недостойно истинного Арокани, да к тому же ещё и бессмысленно. Длительное существование в мире посмертия достигается только специальными техниками, которыми ты, увы, не владеешь.

– Да кто ты такой? – вспылил Фарас, которому снисходительный тон чужака показался даже более оскорбительным, чем его стрельба по чужим бокалам.

– Прости, что сразу не представился,– высокий худой аэр неопределённого возраста бесцеремонно уселся в соседнее кресло,– моё имя Брил.

– Ты служишь Совету? – в голосе Фараса явственно прозвучало отвращение. – В каком качестве, если не секрет?

– Смотря о каком Совете ты говоришь,– проворковал гость, игнорируя неуважительный тон хозяина дома,– а что касается моего статуса, то он, я думаю, тебе известен. В мире Игры меня бы назвали палачом.

– А я-то грешным делом надеялся, что меня для начала будут судить,– язвительно заметил Фарас,– но хозяевам Аэрии, видать, недосуг разводить церемонии, сразу перешли к делу. Что ж, столь рациональный подход можно только поприветствовать.

– Давай я заменю твой испорченный напиток,– Брил легко поднялся на ноги, плеснул в чистый бокал новую дозу жидкости из зелёной бутыли и демонстративно бросил в неё пилюлю, только уже жёлтого цвета.

– Снотворное? – Фарас горько усмехнулся. – Очень гуманно.

– Думаю, ты сейчас должен испытывать благодарность,– заметил палач,– у той женщины, которую ты угробил своим безрассудством, такого бонуса не было, её развоплощение было очень мучительным.

– Зато относительно быстрым,– несмотря на вызывающий тон, Фарасу не удалось скрыть, что слова Брила причинили ему душевную боль. – Ты правда веришь, что вечная пытка гуманней развоплощения? Представь, каково было Грейс жить в аватарском теле и любоваться в своих видениях родным миром, из которого её выкинули как мусор?

– Кажется, ты пытаешься оправдать свой поступок,– в голосе палача впервые с начала разговора проскользнули брезгливые нотки, до этого момента он обращался к своей жертве с подчёркнутым сочувствием.

– Нет, вина за её гибель лежит на мне,– Фарас перевёл взгляд на окно, за которым вдруг сделалось темно из-за приближающейся грозы. Ему в голову тут же пришла мысль, что это его последняя гроза, но депрессивное, в сущности, умозаключение отчего-то вызвало вовсе не тоску, а облегчение. – Не хочется тебя расстраивать, уважаемый Брил,– вздохнул приговорённый,– но твоя карательная миссия немного опоздала, я уже сам себя покарал. Что бы там ни придумал Совет, но хуже мне уже не будет, потому что не существует более сурового наказания, чем жить, помня о том, что я натворил.

– Положим, с проблемой воспоминаний ты неплохо справился,– заметил палач.

– Да, я пытался убежать от возмездия в беспамятство,– Фарас не стал спорить с очевидным,– это было просто проявлением малодушия. Увы, я не стоик и не герой. Если честно, я даже благодарен Пятёрке за то, что они приговорили меня к развоплощению, это более гуманно, чем ссылка в мир Игры,– с этими словами он взял бокал со снотворным из рук Брила и опрокинул его содержимое в своё горло. – Передай Совету, что я по достоинству оценил их великодушие.

– Есть и третий путь,– голос палача донёсся до ушей Фараса словно из-под земли, потому что снотворное начало действовать почти мгновенно,– путь искупления.

– О чём ты говоришь? – еле слышно пролепетал смертник, из последних сил пытаясь удержаться за уплывающую реальность.

– Что ты знаешь о ратава-корги? – это было последнее, что услышал Фарас перед тем, как провалился в темноту.

Глава 5

Василисе очень нравился дом бабушки, хотя это вовсе не был роскошный особняк, если вы так подумали, напротив, со стороны дом смотрелся очень скромно. Небольшое двухэтажное строение с остроконечной крышей, построенное целиком из дерева, по своему стилю немного напоминало альпийское шале. Дополнительным штрихом, который придавал неповторимый шарм этому непритязательному жилищу и подчёркивал его аутентичность, были могучие сосны, окружавшие здание словно надёжные стражи. Входя внутрь, вы интуитивно ожидали увидеть обстановку деревенского дома с потемневшими от времени деревянными балками, громоздкой мебелью, матерчатыми половичками и разноцветной керамической утварью. Что ж, когнитивный диссонанс был вам точно обеспечен. Внутренняя отделка существовала как бы отдельно от внешнего фасада, она создавала атмосферу лёгкости и одновременно уюта, словно дом был наполнен летучим газом, как воздушный шарик.

Центровым местом дома была просторная гостиная, которая занимала весь второй этаж. Разумеется, тут имелся камин, окружённый мягкими диванами и креслами, а также парочка укромных уголков, куда можно было забуриться с книжкой. Кстати, книжку можно было выбрать тут же, из запасов располагавшейся у северной стены нехилой библиотеки. А ещё в гостиной стоял настоящий рояль цвета топлёного молока и ломберный столик для игры в карты и гадания. Однако главной достопримечательностью гостиной было огромное, во всю стену окно. Собственно, даже не окно, а портал в небеса, как представлялось Василисе. Сидя на диване у камина, она могла часами созерцать плавные движения мохнатых сосновых лап на фоне бегущих по небу облаков. Наблюдение за соснами было излюбленным занятием Василисы с детства, бабушка даже придумала для него смешное и немного обидное название «зависун».

В Василисиной комнате такого замечательного обзора не имелось, поскольку она располагалась в мансарде и освещалась довольно скудно, тремя небольшими окошками в крыше. Зато по городским меркам эта комната была просто огромной, она занимала половину пространства мансарды. Во второй половине располагалась ванная и две небольшие вечно пустовавшие гостевые комнатки. Так что можно было смело утверждать, что мансарда целиком была Василисиной вотчиной. Впрочем, это же касалось и гостиной, по крайней мере, в те дни, когда Серафима Яковлевна не устраивала там свои знаменитые приёмы. Пожилая дама вообще предпочитала не лазить по лестницам без особой нужды и находиться поближе к земле, а потому её жизнь в основном протекала на первом этаже, где располагались её спальня с кабинетом, а также кухня-столовая.

Не удивительно, что Василисе так нравилось ночевать у бабушки, только тут она могла позволить себе наслаждаться покоем и одиночеством. Собственно, Серафиме Яковлевне тоже нравилось общество внучки, и она не раз предлагала ей переехать в свой дом насовсем, даже купила машину, чтобы та могла добираться до работы без толчеи общественного транспорта. Увы, как бы ни хотелось Василисе поселиться среди сосен, пойти на столь кардинальный шаг она так и не решилась. Причиной столь несвойственной этой своенравной барышне нерешительности был её папа. Василиса слишком хорошо знала о его отношении к тёще, а потому не сомневалась, что переезд к бабушке будет им воспринят как предательство. Вот и приходилось ей метаться между двумя домами, как неприкаянной душе грешницы, чтобы не обижать враждующих родственников.

Обычно Василиса проводила у бабушки выходные и те вечера, когда у неё не было заказов на экспертизу, а в остальные дни оставалась в городе. В итоге, оба претендента на её внимание были в меру довольны, но при этом не прекращали ворчать по поводу претензий противоположной стороны, что надёжно обеспечивало вечерние посиделки дежурной темой для обсуждения. Сегодня была пятница, поэтому Василиса поехала к бабушке. Как ни странно, на этот раз Серафима Яковлевна изменила своим привычкам, её громкий смех был слышен ещё в прихожей, причём со второго этажа. Судя по всему, хозяйка дома была занята гостями, причём какими-то странными, приехавшими в пригород без машины. Василиса поднялась в гостиную, но никаких гостей не обнаружила, она даже не сразу заметила свою бабушку, пока та сама ни подала голос.

– А вот и наша Василёк приехала,– Серафима Яковлевна отодвинула ширму, отгораживавшую ломберный столик, и поманила внучку. – Иди к нам, милая, я тебя познакомлю с моей старой знакомой.

В отличие от остальных, бабушка никогда не использовала вульгарную кошачью кличку при обращении к Василисе, вместо этого в ход шли милые и совсем не обидные прозвища, причём Серафима Яковлевна всё время придумывала новые. Например, все прошлые выходные Василиса была Лисонькой, а вот сегодня стала Васильком. Сама она не особо утруждала себя этими заморочками с разнообразием имён и звала бабушку Бафи. Нет, это имя не имело ничего общего с голливудской истребительницей вампиров, оно просто было сокращённой формой «бабы Фимы». Называть себя бабушкой Серафима Яковлевна запрещала категорически, но на Бафи согласилась с лёгкостью, видимо, ассоциации, которые вызывало это прозвище, были ей близки и приятны.

– Привет, Бафи,– Василиса заглянула за ширму, чмокнула бабушку в щёчку и вежливо улыбнулась её гостье. Это была совсем ещё не старая женщина, стройная, черноволосая, с очень бледной кожей и такими светлыми глазами, что они казались белыми. – А чего это вы отгородились?

– Варенька – очень известный таролог,– представила гостью Серафима Яковлевна,– у неё свои гадальные привычки, ей требуется закрытое пространство, чтобы ни на что не отвлекаться.

Только тут Василиса заметила на краю столика колоду карт таро и скептично хмыкнула. Бабушка постоянно увлекалась разными мистическими и эзотерическими штучками, так что в её доме можно было столкнуться не только с тарологом, но и с провидцами, магами и колдунами всех мастей. Однажды Серафима Яковлевна даже пригласила шамана, приехавшего аж из Эквадора, и устроила в своей гостиной ритуал аяуаски.

– Добрый вечер,– голос у Вареньки оказался на удивление низким и глубоким. Наверное, к обладателю такого голоса клиенты должны были сразу проникаться доверием и без сожаления расставаться со своими деньгами. – Хочешь задать картам какой-нибудь вопрос? – обратилась она к Василисе.

– Не отказывайся,– тут же встряла Серафима Яковлевна,– это редкая удача – встретить такого знающего и проницательного таролога.

– Да я в гадания не верю,– Василиса смущённо улыбнулась, пытаясь смягчить свой отказ,– мне и спросить-то не о чем.

– Это неправда,– в голосе Вареньки не было ни капли осуждения, только чистая констатация факта,– тебя что-то мучает.

– Точно,– закудахтала Серафима Яковлевна, окатывая свою внучку волной сочувствия и тревоги,– в последнее время она сама не своя, совсем издёргалась, даже кричала однажды ночью.

– Просто страшный сон,– Василиса беспечно махнула рукой, но при этом как бы невзначай присела к столику и с любопытством принялась рассматривать бабушкину гостью. Странный контраст, который создавало сочетание иссиня-чёрных волос с белёсыми глазами, завораживал уже сам по себе, но было в Вареньке что-то ещё, что буквально притягивало взгляд, не давая ему оторваться от её лица. Так и не разобравшись в природе этого феномена, Василиса сдалась непонятно откуда взявшемуся иррациональному желанию поделиться своими бедами с этой незнакомой женщиной. – У меня, пожалуй, действительно есть вопрос,– тихо произнесла она,– мне снится один и тот же кошмар, который вызывает тревогу и депрессию, но мне не хотелось бы рассказывать его содержание.

– Этого и не требуется,– легко согласилась Варенька, беря колоду.

– Я вас оставлю, девочки,– Серафима Яковлевна поднялась и скрылась за ширмой,– пойду займусь ужином.

Гадание на таро оказалось каким-то уж слишком простеньким, никаких тебе загадочных пассов или заклинаний, процесс выглядел до обидного будничным, особенно, после шамана, устроившего в бабушкиной гостиной настоящее шоу. Однако напряжение, которое вдруг повисло над ломберным столиком, когда красочные картинки расположились в ряд перед Василисой, моментально создало требуемую волнительную атмосферу прикосновения к сакральной тайне. Василиса подняла глаза на гадалку и едва ни свалилась со стула, белёсые глаза Вареньки вдруг потемнели, словно морская вода при погружении на глубину. Это было, пожалуй, даже похлеще выступления шамана.

– Что-то не так? – заволновалась ошарашенная увиденным клиентка. – Причина моих кошмаров в болезни? Я что, схожу с ума?

– Причина, как водится, в мужиках, но не только в них,– серьёзный и сочувственный тон Вареньки совершенно не вязался с её презрительной фразой. – Эти мужики – лишь катализатор того, что грядёт.

– Их много, что ли? – Василиса озадаченно покачала головой. – Но у меня никого нет, случайный секс не в счёт.

– Скоро тебе предстоит сделать выбор,– Варенька указала на карту, на которой были изображены два голеньких человечка, откровенная подпись «любовники» говорила сама за себя.

– Я должна буду выбрать одного из двоих мужиков, которых вы мне напророчили? – ехидно уточнила Василиса. – Хотите сказать, что секс с правильным мужиком поможет мне избавиться от депрессии?

– Секс тут совершенно ни при чём,– Варенька не приняла её шутливый тон, в её глазах застыло выражение тревоги,– выбор будет касаться чего-то гораздо более важного, и ошибка может оказаться фатальной. – Пальцы гадалки сместились к соседней карте, на которой была изображена разрушенная башня, с падающими вниз человечками. – Аркан «башня» означает рок, которому невозможно противостоять. Что-то разрушит привычный уклад твоей жизни. Всё, что ассоциируется в твоих представлениях со стабильностью, благополучием и даже счастьем, вскоре будет уничтожено.

– Вообще-то, я не фанат стабильности,– скептично заметила Василиса,– предпочитаю, чтобы жизнь меня удивляла.

– На сей раз это не будет забавным приключением,– сочувствие, звучавшее в голосе гадалки, отчего-то уже совсем не успокаивало, напротив, оно начинало порядком напрягать ввязавшуюся в сомнительную авантюру жертву бабушкиной любви к эзотерике. – Скорей всего, предстоящие события станут для тебя катастрофой,– продолжала нагнетать Варенька,– по крайней мере, именно так ты их воспримешь.

– То есть, на самом деле никакой катастрофы не случится,– сделала поспешный вывод Василиса. – Я правильно Вас поняла?

– Во всём, что с нами происходит, присутствует высшая целесообразность,– гадалка собрала карты и устало откинулась на спинку стула, её лицо разгладилось, а глаза вернули свой естественный цвет. – Как правило, в текущем моменте мы не в состоянии увидеть дальние последствия происходящих событий, а потому они кажутся нам случайными. Мы считаем незаслуженными те страдания, через которые нам подчас приходится проходить, и только много позже к нам приходит понимание, что без этих страданий мы не обрели бы чего-то очень для нас важного.

– Это Вы сейчас так меня успокаиваете? – обиженно пробурчала Василиса.

– «Башня» сулит очень болезненные переживания, это правда,– Варенька ободряюще похлопала свою расстроенную клиентку по руке,– но ты должна помнить, что разрушение, которое она собой олицетворяет, коснётся лишь того, что является иллюзорным и отжившим. Разрушение иллюзий обнажит правду, которая станет твоей наградой за перенесённые страдания.

– Ну спасибо,– Василиса недовольно поджала губы,– а какое отношение всё это имеет к моим ночным кошмарам?

– Возможно, что и никакого,– небрежно бросила в пространство гадалка,– но скорей всего, твои сны – это просто предчувствие грядущих перемен.

– Так я способна видеть будущее? – в голосе Василисы прозвучало уже откровенное недоверие.

– Не исключено, что ты обладаешь высокой восприимчивостью к вибрациям информационного поля нашей реальности,– последовала загадочная фраза,– так иногда случается.

– То есть мой ночной кошмар станет реальностью? – от подобной перспективы у Василисы аж волосы на голове зашевелились.

– Нет, не думаю,– поспешила успокоить её гадалка,– скорей всего, ты воспринимаешь не само событие, а лишь те эмоции, которые оно вызовет.

– Понятно,– Василиса совсем сникла, поскольку ей вовсе не улыбалось погрузиться в депрессию на постоянной основе. – Я Вам благодарна за предупреждение, но, если честно, не представляю, что мне делать с таким предсказанием.

– Ничего,– отрешённо вздохнула Варенька,– сопротивляться року – это всё равно, что писать против ветра. Того, что должно случиться, тебе не избежать, но ты можешь правильно настроиться и встретить неизбежное спокойно, а не метаться как курица с отрубленной головой. И не забудь про выбор, постарайся понять, какой вариант откроет тебе новый путь, а какой заведёт в ловушку.

На этом сеанс гадания на картах таро закончился, и дамы отправились ужинать. За трапезой обе они хранили молчание относительно предсказанных фатальных событий, несмотря на умоляющие взгляды изнывающей от любопытства Серафимы Яковлевны. Варенька, как профессиональный таролог, видимо считала, что раскрытие тайны предсказания является исключительной прерогативой клиентки, а Василиса, приняв на грудь порцию тушёного судака, вообще расслабилась и решила выкинуть из головы все предсказанные страшилки. В конце концов, трактовать эти забавные картинки, явно перегруженные непонятной символикой, можно было как угодно, всё зависит только от больной фантазии таролога.

Поужинав, Василиса немного помедитировала перед окном с соснами и отправилась спать в свою мансарду в полной уверенности, что легко справится с тем неприятным чувством, которое оставили в её душе слова гадалки. Увы, очень скоро выяснилось, что представления прирождённой бунтарки о собственной психической устойчивости были излишне оптимистичны. Она так и не смогла заснуть, хотя совершенно не понимала, что конкретно её гложет. Нет, предстоящие испытания её не страшили, Василису вообще непросто было запугать, тем более тупо посулив изменения в жизни, пусть даже катастрофические. Она уже давно смирилась с тем, что с ней постоянно происходят какие-то катаклизмы, и относилась к ним, как к очередным поворотам сюжета занимательной Игры в Жизнь. Но тогда отчего же она всю ночь ворочалась с боку на бок, не в силах выкинуть из головы предсказание?

Только под утро Василису наконец осенило. Дело было вовсе не в самом предсказании, а в последних словах Вареньки про бессмысленность сопротивления року. Столь ярый фатализм был противен Василисиной природе. При всём её пофигизме в отношении собственной безопасности она всегда оставалась бойцом и не опускала руки до самого конца, каким бы он ни был. Сидеть на попе ровно и ждать, когда господин рок найдёт время, чтобы долбануть тебя по темечку – это было за гранью представлений Василисы о добре и зле. Если уж ей и предстояло встретиться с этим господином лицом к лицу, то к встрече следовало основательно подготовиться. Вдохновлённая собственной прозорливостью, Василиса прекратила бесполезную борьбу за ночной отдых и спустилась в кухню, чтобы сварить себе кофе. Несмотря на ранний час, бабушка уже хлопотала у плиты, готовя для внучки её любимые вафли.

– Бафи, ты что так рано поднялась? – удивилась Василиса.

– Старикам не требуется много сна,– Серафима Яковлевна мило улыбнулась, но тут же нахмурилась, заметив тёмные круги под глазами внучки,– а вот ты, похоже, сегодняшней ночью вообще не спала. Это тебя Варенька так расстроила?

– Не расстроила, а предупредила,– поправила её Василиса. – Слушай, а тот шаман уже уехал в свой Эквадор?

– Неужели дело настолько серьёзное? – бабушка всплеснула руками. – Ты хочешь провести какой-то ритуал?

– Защитный,– выпалила внучка. – Думаю, мне не помешает магическая защита.

– Тогда лучше всего обратиться к Венечке,– Серафима Яковлевна даже не усомнилась в здравом рассудке внучки и сразу перешла к делу. – А от кого тебе нужно защищаться?

– Кабы знать,– тяжко вздохнула Василиса,– вроде бы от мужиков. А Венечка – это кто?

– Он руководит магической школой,– Серафима Яковлевна кокетливо поправила причёску и загадочно улыбнулась. – Венечка очень занятой человек, но мне не откажет, моё издательство сейчас как раз работает над его второй книжкой.

– Шантаж – это я уважаю,– рассмеялась Василиса. – А он какой маг: чёрный или белый?

– Говорит, что белый,– Серафима Яковлевна озадаченно нахмурилась. – Для тебя это действительно имеет значение?

– Бафи, а вдруг он и есть один из тех мужиков, которые порушат мою жизнь? – всполошилась Василиса.

– Это вряд ли,– бабушка хитро прищурилась и бросила оценивающий взгляд на своё отражение в стекле кухонной полки,– он почти мой ровесник.

– То есть ему где-то около шестидесяти,– подколола молодящуюся старушку Василиса, хорошо знавшая, насколько та обычно занижает свой возраст. – Не беспокойся, Бафи, я не стану отбивать у тебя кавалера. Так когда ты планируешь пригласить Венечку в свой дом?

– Понимаешь, деточка,– Серафима Яковлевна откровенно смутилась,– так получилось, что Венечка приехал ко мне как раз после ритуала аяуаски, и ему очень не понравилась аура моего дома. В общем, больше он сюда ни ногой. Тебе придётся самой навестить его в магической школе. Я договорюсь.

– Никаких проблем,– легкомысленно заявила Василиса, пока ещё даже не догадываясь, что именно с визита к магу Венечке и начнётся её падение с «башни».

Глава 6

Алые искры костра улетали в ночное небо и там, в вышине смешивались с бледными искрами звёзд, так что через несколько секунд уже невозможно было отличить новичков от старожилов небесного свода. Впрочем, из четверых мужчин, расположившихся на поляне вокруг уютно потрескивающего костерка, только одного интересовала эта удивительная метаморфоза, остальные с азартом что-то хором пели под аккомпанемент гитары и не заморачивались судьбой огненных летуний. Вран влился в этот сплочённый коллектив любителей скоротать ночь на природе практически без усилий, даже не пришлось использовать специальные техники, которым обучали сталкеров. Самым удивительным было даже не то, что трое суровых романтиков приняли его как родного, а то, что буквально с первой минуты общения он и сам проникся к ним искренней симпатией.

Для профессионального сталкера это, пожалуй, свидетельствовало о потере квалификации, ведь холодный расчёт и невовлечённость в игровую реальность всегда были нерушимыми заповедями отряда спасателей. Впрочем, симпатия к приятным собеседникам не являлась таким уж серьёзным косяком, гораздо хуже было то, что игрок, которого сталкеру поручили не выпускать из Игры, ему откровенно нравился. От одной мысли, что в какой-то момент ему, возможно, придётся применить к этому аэру жёсткие сталкерские приёмчики, Врана буквально мутило. Разумеется, то амплуа общительного и дружелюбного любителя романтики, в котором выступал его подопечный в игровой реальности, запросто могло быть просто маской, но отчего-то Врану не хотелось в это верить, уж больно естественно тот играл свою роль.

В первую же встречу с клиентом Вран обратил внимание на то, у Жеки, так игрока звали в мире Игры, совершенно отсутствовали претензии на особое к себе отношение, отличавшие других пришельцев из Аэрии. Редкое качество, если подумать. Обычно игроки чувствовали своё превосходство перед аватарами и, соответственно, вели себя в Игре как беспардонные ублюдки, пренебрегая чувствами окружающих. Хотя, нельзя было исключать и того, что они попросту были лишены способности эти чувства воспринимать. Что ни говори, но астральный спектр коренных аватаров для аэра был просто запредельным. А вот Жека явно не страдал от эмоциональной тупости, что невольно наводило на мысль о том, что он пробыл в Игре дольше, чем было безопасно для среднего игрока. Отчего-то данная информация в задании Врана отсутствовала, и это было вдвойне подозрительно.

Весёлая песенка закончилась, и гитарист, которого все звали смешным именем Чижик, принялся наигрывать какую-то медленную мелодию, одновременно грустную и зовущую. Мелодия так органично вплеталась в шумы летней ночи, что казалась частью природных звуков, шелестом листьев, журчанием воды, стрёкотом кузнечиков. Слушая перебор гитарных струн, Вран словно и сам растворялся в этой удивительной ночной феерии. На какой-то миг ему даже почудилось, что его аватарская оболочка слетает с него словно кокон, чтобы выпустить на свободу его истинную сущность аэра. Ошарашенный сим пугающим феноменом, сталкер едва сдержался, чтобы ни начать ощупывать своё тело на глазах у изумлённых приятелей, настолько иллюзия лёгкости была достоверной.

До сих пор ничего, кроме неудобства, игровая оболочка Врану не доставляла. Мало того, что она была громоздкой и отвратительно плотной, так в добавок обеспечивала своему хозяину такое количество непривычных ощущений, что это сбивало с толку и мешало рациональному мышлению. Что же такого могла сотворить со сталкером простенькая гитарная мелодия, чтобы, вместо привычного отвращения к собственному телу, он вдруг ощутил благодарность за этот благословенный дар, который позволил ему стать частью чуда такой вроде бы обыкновенной летней ночи? Чувствовать на своём лице влажные прикосновения тумана, тянувшегося с реки, и одновременно впитывать всем телом тепло от костра было удивительно приятно. А терпкий запах смолы, кипевшей на еловых ветках от жаркого огня, кружил голову не хуже местного алкоголя. Игра пламени под аккомпанемент гитары и шума ветра в кронах деревьев завораживала и погружала сознание в лёгкий приятный транс.

Если бы Вран пребывал сейчас в своём родном теле, то ничего подобного даже представить было бы невозможно. Тела аэров были слишком разреженными, чтобы обеспечивать своим хозяевам такую богатую палитру чувственных переживаний, отвлекающих ум от ментальных построений. Наверное, в Аэрии навязанная внешними обстоятельствами потеря концентрации вызвала бы у Врана тревогу и подозрительность, но сейчас он беспечно и с удовольствием отдался бездумному созерцанию. И вот именно тогда из глубин его подсознания всплыло понимание того, что мир Игры стремительно становится для него родным, а неуклюжий скафандр, который он вынужденно напялил на себя для защиты от опасной игровой среды, незаметно превратился в настоящее живое тело.

– Так вот о чём мне талдычил Фарас,– Вран мысленно обругал себя за потерю бдительности,– это же настоящий наркотик. И ведь прошёл всего месяц, как же я мог так быстро втянуться? Наверное, это просто защитная реакция ума,– самонадеянно заключил он,– ведь невозможно постоянно жить под этим шквалом самых разнообразных ощущений и при этом сохранять здравый рассудок. Интересно, а как с этим справляются игроки, которые торчат в этом мире по нескольку циклов перевоплощения?

Вран присмотрелся к беспечно улыбающемуся Жеке и с недоумением покачал головой. Судя по всему, игрок не испытывал ни малейших затруднений или даже сомнений, он самозабвенно отдавался магии огня и ни капли не беспокоился за свой рассудок. Жека почувствовал его взгляд и приветливо кивнул, как бы приглашая приятеля разделить свою радость. И в этот момент на Врана снизошло второе откровение, он явственно почувствовал эмоциональную волну, исходящую от игрока. Это было похоже на прикосновение, но не к коже, а к чему-то менее материальному, запрятанному глубоко в сердцевине его существа. Может быть, к той самой пресловутой душе, рассказами о которой наполнены все местные религиозные источники?

– Так вот в чём всё дело,– догадался ошарашенный аэр,– оказывается, восприятие аватаров не ограничивается системой органов чувств, оно гораздо шире.

Ещё во время обучения, когда наставники погружали будущих сталкеров в игровую среду, он обратил внимание на то, что у аватаров практически отсутствуют телепатические способности, и они не могут обмениваться мыслями напрямую, не используя речь. Ещё одним разочарованием стало понимание, что уровень использования интуиции у местных жителей чрезвычайно низок. Естественно, всё это сразу опустило в глазах аэра статус аватаров ниже плинтуса. Наверное, он бы и дальше продолжал считать их чем-то вроде усовершенствованных животных, если бы ни случайно выпавший шанс пожить в шкуре аватара дольше нескольких дней, которые требовались для выполнения стандартной миссии.

Да, аватары действительно не могли обмениваться мыслями, но они с избытком компенсировали этот недостаток тем, что обладали способностью обмениваться эмоциями и даже чувствами. Кстати, с интуицией тоже всё оказалось не столь однозначно, похоже, интуиция у аватаров была развита не хуже, чем у аэров, только она использовала не ментальный, а астральный спектр вибраций. И ещё неизвестно, что было эффективней.

– Почему же сталкерам не сообщают об этих особенностях мира Игры? – мысленно задал себе вопрос Вран. – Может быть, эта информация опасна для аэра? Но чем?

Твёрдо решив разобраться в этом непростом вопросе, сталкер поднялся и, сославшись не желание окунуться в речке перед сном, побрёл вдоль берега в сторону запруды. В том месте, где компания приятелей разбила свой лагерь, течение реки было бурное и стремительное, поскольку водный поток был зажат с двух сторон каменными утёсами, но ниже по течению река разливалась и благодаря естественной запруде образовывала небольшое, но довольно глубокое озеро с удобным галечным пляжем. Вот туда-то и направился Вран, чтобы в одиночестве подумать о странностях мира Игры. Как раз в тот момент, когда он подошёл к кромке воды, из-за леса на противоположном берегу на небо выкатилась огромная бледно-жёлтая луна, и к ногам одинокого путника тут же протянулась лунная дорожка, невольно напомнив ему о последней встрече с Фарасом.

– Купание в лунной дорожке, говоришь,– с усмешкой произнёс Вран, косясь на серебряное мерцание, словно это был вызов его интеллектуальным способностям,– ладно, проверим болтливого игрока на вшивость.

Он быстренько разделся и погрузился в воду. Сделав несколько быстрых гребков, чтобы согреться, Вран остановился и прислушался к своим ощущениям. Да, поверхность озера действительно переливалась бледным сиянием, но в остальном это была самая обыкновенная вода, причём довольно холодная. Наверное, он бы так и не понял, о чём говорил Фарас, если бы случайно ни коснулся ногой какой-то коряги. Это заставило беспечного пловца опустить взгляд вниз, и только тогда он это увидел. Оказывается, каждое его движение рождало целый рой светящихся пузырьков, словно звёздочки вдруг решили искупаться и нырнули на глубину со своего небесного насеста. Не отрывая глаз от танца шустрых светлячков, Вран медленно поплыл к центру озера. Зрелище было настолько завораживающим, что он очухался, только когда буквально уткнулся в противоположный берег.

– А ведь опасность действительно существует,– задумчиво произнёс полуночный купальщик,– опасность выбора.

Вывод, который он сделал из своих наблюдений, коренному жителю мира Игры мог бы показаться парадоксальным, но для аэра этот парадокс был просто констатацией факта. Средний уровень вибраций сознания жителей Аэрии был выше, чем у местных аватаров, пик чувствительности их умов приходился на ментальный диапазон, притом что чувствительность в астральном спектре была незначительной. Такая особенность обеспечивала аэров способностью к рациональному мышлению, однако делала их сухими и безэмоциональными. Собственно, именно бедность эмоционального восприятия была залогом того, что ум аэров был свободен от отвлекающих факторов, снижающих уровень концентрации. Зато богатство ментального спектра позволяло им контролировать формирование собственной реальности и управлять процессом перевоплощения в случае гибели тела.

Разумеется, ни о чём подобном аватары Игры даже мечтать не смели, для них осознанная материализация мыслей была настоящим чудом или даже опасным колдовством. Поэтому местные жители никак не могли бы претендовать на нечто большее, нежели роль марионеток в руках игроков. Не удивительно, что Совет Пятёрки взял на себя миссию по формированию реальности Игры, на аватаров в этом плане надеяться не приходилось. И кто бы мог подумать, что в качестве компенсации за свою подчинённую роль аватары сподобятся получить от Создателя Игры такой волшебный подарок? Оказывается, их ум способен воспринимать настолько широкий диапазон астральных вибраций, что они буквально купаются в чувствах и эмоциях. Пусть аватары и лишены способности осознанно формировать свою реальность, зато они обладают возможностью этой реальностью наслаждаться.

Можно было сколько угодно спорить о преимуществах ментальной и астральной форм сознания, для аватаров этот спор оставался чисто умозрительным, поскольку у них попросту не было выбора, их ум не годился для управления реальностью, по крайней мере, у основной массы населения. Зато каждый игрок, побывавший в мире Игры, так или иначе оказывался перед этим непростым выбором. Что лучше: уметь контролировать свою реальность или незатейливо жить в своё удовольствие? Какой смысл в том, чтобы что-то создавать, если ты не можешь в полной мере насладиться плодами своего творчества? Эти и подобные им вопросы, наверняка, не раз мучали пришельцев из Аэрии, и стоит ли удивляться, что кое-кому из них Игра могла показаться более привлекательной, чем их родной мир?

– А вдруг те игроки, которых мы так самоотверженно спасаем от морока Игры, осознанно сделали свой выбор в пользу наслаждения? – эта мысль буквально взорвалась в мозгу Врана. – Что если мы совершаем по отношению к ним вульгарное насилие?

На самом деле, задавая себе эти крамольные вопросы, Вран вовсе не собирался на них отвечать, поскольку ответ мог грозить крахом всем его представлениям о жизни, и опасность он почуял буквально спинным мозгом. Нет, никаких иллюзий по поводу мудрого и справедливого мироустройства Аэрии он уже не питал. После того, как клан Арокани тупо подставил его под удар, чтобы скрыть свои тёмные делишки, это было бы верхом легкомыслия. Но главная опасность таилась вовсе не в признании недостатков мира аэров, а в том третьем вопросе, который логично вытекал из первых двух. А что бы выбрал он сам, если бы не был сталкером?

Возвращение в лагерь прошло в глубокой задумчивости. Так и не сумев разобраться в своих желаниях, Вран подошёл к костру и к собственному удивлению обнаружил, что огонь почти погас, и все участники вечерних посиделок расползлись по палаткам. Хотя нет, в неясном свете остывающих угольков можно было разглядеть чьё-то одинокое тело, уютно прикорнувшее у костра. Поскольку рядом со спящим виднелся гриф гитары, Вран сделал скоропалительный вывод о принадлежности дремлющей тушки гитаристу Чижику. Увы, аналитические способности на сей раз подвели сталкера, во-первых, это оказался вовсе не гитарист, а во-вторых, он не спал, он был мёртв. Кто-то хладнокровно оглушил его гитарой, обломки которой валялись рядом, а потом перерезал ему глотку.

Собственно, гадать, кто это сделал, не приходилось. Игроку не было нужды убивать аватара, с которым он был в дружеских отношениях, это могло понадобиться разве что сталкеру, чтобы захватить клиента. И этим сталкером был никто иной, как Чижик. Вран невольно восхитился мастерством своего коллеги, тот отыграл свою роль улыбчивого и безобидного паренька просто блистательно. Самому ему было пока очень далеко до столь полного и достоверного перевоплощения. Наверняка, сталкер Транзари его раскусил и именно поэтому решил форсировать свою миссию по возвращению игрока.

Ситуация выглядела безнадёжной, ночью искать следы беглецов было бессмысленно, а до утра Жека, пожалуй, не доживёт, по крайней мере, сам Вран точно не стал бы тянуть с эвакуацией. Пока облажавшийся сталкер уныло таращился на темневший вдалеке лес, куда, по всей видимости, Чижик утащил своего клиента, уже совсем было погасший костёр, вдруг разгорелся с новой силой. Резко обернувшись, Вран упёрся взглядом в изящную женскую фигурку, маячившую чёрной тенью на фоне яркого пятна пламени. Не дожидаясь, пока ошарашенный её чудесным появлением мужик приблизится, женщина уселась на разложенный у костра плед и изящным движением руки скормила огню ещё парочку еловых веток.

– Не повезло бедняге,– донёсся до Врана её сочувственный голос, при этом женщина смотрела вовсе не на труп, лежавший буквально в метре от неё, а куда-то в сторону леса.

– О ком Вы говорите? – поинтересовался сталкер, в душу которого тут же закралось подозрение, уж не обнаружит ли он ещё парочку мёртвых тел на опушке.

– О Косте, разумеется,– бросив взгляд на мёртвое тело, женщина брезгливо поморщилась. – Нет ничего более идиотского, чем сожалеть о смерти аватаров. Что?! – вскинулась она, уловив недоумение в глазах подошедшего мужчины. – Ты не знал настоящего имени своего клиента?

– Сталкерам такой информации не сообщают,– Вран недовольно поджал губы, осведомлённость этой странной дамочки его совсем не порадовала. – А ты кто такая?

– Путешественница,– незнакомка загадочно улыбнулась и сделала приглашающий жест, как бы открывая переговоры. – Так Коста был твоим заданием? – она ехидно хихикнула. – Чем же он так важен, что за ним послали сразу двух сталкеров?

В первый момент Вран даже не понял, что стал свидетелем саморазоблачения, только через пару секунд до него дошло. Если бы этот аэр в теле миловидной барышни был его коллегой, то речь шла бы о трёх, а не двух сталкерах. Значит, перед ним был просто игрок, причём игрок, явно не заинтересованный в том, чтобы лишиться компании этого самого Косты. Это было странно уже само по себе, обычно игроки не погружались в мир Игры парочками, да и правила этого не приветствовали. Неужели какой-то из кланов решил их нарушить? А почему бы и нет, ведь послали же его самого удержать игрока в Игре, что, между прочим, тоже не вписывалось ни в какие правила. По всему выходило, что эта барышня являлась ситуативным союзником облажавшегося сталкера, а это был пусть небольшой, но всё же шанс исправить ситуацию.

– Ты, видимо, тоже из Транзари,– Вран сделал неуклюжую попытку прощупать свою собеседницу и тут же напоролся на ответку.

– А ты? – барышня ехидно подмигнула, как бы давая понять, что с ней такие фокусы не пройдут.

– Не понимаю, какое может быть дело одному игроку до другого,– фыркнул Вран. – В первый раз слышу, чтобы вы играли командой.

– А я и не играю,– в голосе женщины зазвучал металл,– я тоже здесь работаю, как и ты, сталкер. Вот только, в отличие от тебя, я не собираюсь вытаскивать Косту из Игры, он должен остаться здесь.

– Я тоже не собираюсь,– неприязненно буркнул Вран, которому вовсе не улыбалось отчитываться перед какой-то мутной «путешественницей».

– Вот как? – барышня откровенно оживилась. – Это же всё меняет.

– Похоже, мы оба облажались,– констатировал сталкер.

– Пока нет,– на губах самоуверенной дамочки появилась хитрая улыбочка, а в глазах заплясали азартные искорки,– я знаю, куда твой коллега потащил Косту. Сталкеры ведь никогда сразу не применяют крайние меры, не так ли? Думаю, до утра у тебя есть время, чтобы выручить своего клиента.

– А чего ж ты сама его ни выручишь? – поинтересовался Вран, уже откровенно недоумевая на предмет статуса своей собеседницы. Если она не сталкер и не игрок, то кто же? Может быть, у Совета Пятёрки имеются в Игре собственные агенты?

– Я нахожусь в Игре не совсем легально,– женщина уставилась в глаза сталкера, как бы проверяя его реакцию на свои откровения,– мне приходится вести себя очень тихо, чтобы такие, как ты, не открыли на меня охоту.

– Так, час от часу не легче,– пробурчал Вран. Поскольку версия с агентом отпала сама собой, а других у него не имелось, то бедолага завис в полной растерянности. – Извини, но я не готов сотрудничать с нелегалом, да и твои мотивы мне не ясны.

– Это подарок, глупыш,– дамочка весело расхохоталась. – У местных есть поговорка: дарёному коню в зубы не смотрят.

– А ещё: бойтесь данайцев, дары приносящих,– подхватил её игру Вран.

– Ладно, не будем соревноваться в остроумии,– нелегалка вдруг сделалась серьёзной,– у тебя не так уж много времени. Скажи мне, сталкер, ты действительно веришь в то, что какая-то группка аэров имеет право присвоить себе целый мир?

Вопрос был не просто шокирующим, он буквально погрузил Врана в ступор. Сказать, что раньше он никогда не задумывался о подобных вещах, было бы неверно, но подвергать сомнению компетентность и полномочия Совета ему в голову ни разу не приходило.

– Доступ к Игре не может быть бесконтрольным,– вяло возразил он,– не каждый аэр способен пребывать в этом мире безопасно для собственной психики.

– Я провожу здесь большую часть моей жизни,– женщина презрительно ухмыльнулась,– и не какой-то престарелой Пятёрке решать, что для меня вредно, а что полезно.

– Но это невозможно,– у Врана от такого признания буквально волосы на голове зашевелились,– после десяти циклов у игроков начинаются необратимые изменения когнитивных функций ума.

– А я и не игрок,– фыркнула женщина,– я ратава-корги. Так ты хочешь узнать, где сейчас находится Коста?

Глава 7

– Почему Вы не хотите мне помочь? – в голосе Василисы обида смешалась с возмущением в пропорции гремучей смеси, того и гляди рванёт. – Вы же сами говорили, что маги способны создавать свою реальность.

– Не создавать, а конфигурировать,– спокойно поправил посетительницу маг Вениамин.

– Какая разница? – процедила сквозь зубы возмущённая Василиса. – Если не можете, то так и скажите.

– Разница принципиальная,– Вениамин не повёлся на её истерику и продолжил вещать с самым невозмутимым видом. – У тебя в детстве были деревянные кубики с картинками?

– Их больше не делают,– фыркнула Василиса,– сейчас всё из пластика. Но причём тут детские игрушки? Вы пытаетесь таким образом съехать с темы?

– Вовсе нет,– маг добродушно улыбнулся, хотя и ежу было понятно, что беспардонное Василисино поведение его задевает. В силу своей необычной профессии он привык к более обходительному обращению, и если бы эта нахалка не была внучкой издателя его книги, то он попросту выставил бы её за дверь. – Я упомянул кубики, потому что хочу кое-что тебе объяснить, используя их в качестве наглядного пособия. Не возражаешь? – Василиса уныло кивнула, уже предвкушая занудную лекцию и в душе сетуя на потерянное время. – Дело в том, что мы сотворяем свою реальность примерно так же, как дети складывают из кубиков картинки,– Вениамин воспользовался временным затишьем, чтобы настроить клиентку на конструктивный диалог, вместо базарной разборки,– и так же, как дети, не имеем ни малейшего представления о том, откуда берутся изображения на кубиках.

– Хотите сказать, что на самом деле мы ничего не создаём, а просто используем чужие наработки? – Василиса бросила дуться, и её глаза засветились любопытством, затронутая магом тема оказалась довольно интересной. – Ну и откуда же берутся изображения на кубиках? Их создаёт какой-нибудь бог, типа, творец нашего мира?

– Частично да,– согласился Вениамин,– но не только. Видишь ли, в этой конфигурации из жителей мира и его создателя имеется ещё и третья сторона.

– Какие-нибудь паразиты! – Василиса тут же ощетинилась как ёжик. – Выходит, зря я стебалась над конспирологами, они оказались правы. Так земля действительно является фермой гавваха?

– Не стоит верить в страшилки только потому, что кто-то очень убедительно умеет пугать,– наставительно заявил маг, нацепив на своё лицо эдакое снисходительное выражение, которое, впрочем, ни капли не убедило его бойкую клиентку. – Ну ладно, не стану врать, что мы живём в раю среди ангелочков с крылышками,– скептичную ухмылку словно смыло с его лица,– в этом мире всё так устроено, что кто-то кого-то ест, и сам в свою очередь является пищей. Однако я сейчас говорю не о структуре пищевой цепочки, а о структуре взаимоотношений между различными обитателями проявленной реальности в более общем смысле.

– Тогда я не совсем Вас поняла,– озадаченное выражение на физиономии этой самонадеянной грубиянки выглядело так забавно, что Вениамин не удержался от улыбки.

– Представь, что ты пишешь книгу,– маг вопросительно посмотрел на свою клиентку, словно сомневался, что у неё достанет интеллектуальных способностей для подобного занятия. – Скажи, для кого твой труд мог бы предназначаться.

– Естественно, для читателей,– Василиса снисходительно хмыкнула, как бы давая понять своему собеседнику, что тот задал тривиальный вопрос, но в этот момент до неё дошло, что он имел ввиду. – Вы хотите сказать, что у нашего мира тоже имеются читатели?

– Лучше сказать – игроки,– поправил её маг. – Так вот, игроки тоже рисуют картинки на кубиках, наравне с изготовителем самих кубиков.

– А мы всего лишь составляем из готовых кубиков свои конфигурации,– продолжила его мысль Василиса. – Почему же мы сами не рисуем то, что нам хочется?

– Не умеем,– Вениамин печально вздохнул,– хотя некоторым всё-таки удаётся развить свой ум настолько, чтобы сварганить парочку, другую кубиков, но это уже за пределами земной магии.

– Так, а теперь давайте без аллегорий,– отрезала Василиса, которой эти иносказания начали порядком надоедать. – Что такое эти кубики?

– Это ментальные построения ума,– маг вроде бы даже огорчился, что ему не дали пофилософствовать вволю. – Вся наша реальность – это набор таких построений. Если выбрать подходящие кубики и расположить их в определённом порядке, то можно сформировать таким образом нужную картинку реальности. Этим и занимается магия. А вот для того, чтобы создать и внедрить в общественное сознание собственный ментальный концепт, требуются совсем другие способности и техники.

– Ну да, ну да, мир иллюзорен,– глумливая гримаса исказила черты Василисиного лица. – Плавали, знаем. Мысль порождает материю и всё такое.

– А ты полагаешь, что мир материален? – улыбочка Вениамина по своей язвительности ничуть не уступила Василисиной гримасе. – Буду просто счастлив услышать твои аргументы в пользу этой гипотезы.

– Простите, Вениамин,– Василиса бросила надменный взгляд на заигравшегося философа,– но я пришла к Вам не для того, чтобы побеседовать о строении мироздания, у меня имеется конкретная проблема. Бабушка уверяла, что Вам не составит труда провести какой-нибудь магический ритуал, который защитит меня от злого рока, и я ей поверила. В конце концов, я же не прошу Вас создать специально для меня новый кубик, просто переставьте кубики так, чтобы вывести меня из-под удара.

– Увы, всё не так просто,– маг сочувственно улыбнулся, отчего у Василисы по рукам и ногам побежали мурашки. – Я постараюсь объяснить, если позволишь, но для этого мне снова придётся обратиться к наглядному примеру с книгой. Ты же не станешь спорить с тем, что у каждой книги имеется сюжет, правда? – Василиса покорно кивнула, пока не понимая, куда клонит Вениамин, но уже подозревая, что ничем хорошим его иносказания для неё не закончатся. – В полном соответствии с авторским сюжетом книжные герои переживают определённые события в своей жизни, страдают, радуются, влюбляются умирают и даже убивают. Как ты думаешь, деточка, могут ли персонажи выйти за рамки сюжетных линий? Уж прости меня за этот риторический вопрос,– повинился маг,– не удержался от эффектного аккорда.

– Я угодила в такой сюжет? – голос Василисы дрогнул, выдавая её волнение.

– Аркан «башня» – это тот самый рок, от которого не спрятаться,– подтвердил её опасения маг. – Если какое-то событие прописано в сюжете твоей судьбы, то оно случится, как бы ты ни старалась защититься.

– Вы на полном серьёзе утверждаете, что вся наша жизнь расписана заранее? – в глазах Василисы сразу же вспыхнул огонёк сомнения. Она никогда не верила в предопределённость и презирала фаталистов.

– Нет, не вся,– возразил Вениамин, невольно присоединяясь к её жизненной позиции. – Согласись, ни один автор не станет расписывать каждую секунду жизни своих героев, ведь такое занудство никто не стал бы читать. В сюжете книги прописаны только значимые события, а в остальное время персонажи живут по своему усмотрению.

– Значит, вне сюжета наша жизнь определяется нашей волей,– сделала поспешный вывод Василиса.

– Не совсем,– маг немного замялся, словно раздумывал, стоит ли открывать любопытной клиентке все свои тайны,– есть ещё один фактор, который влияет на нашу жизнь и который мы обычно называем кармой.

– Но ведь это и есть та самая предопределённость,– обиделась Василиса.

– Нет, карму создаёт вовсе не автор книги, это делаем мы сами,– Вениамин опять сочувственно улыбнулся, вызывая очередной забег мурашек по конечностям своей клиентки,– а потому имеем возможность ею управлять, конечно, только в том случае, если понимаем алгоритмы её работы. Если бы твоя проблема лежала в области действия кармических законов, я смог бы предотвратить или как минимум ослабить удар, но, к сожалению, это не так.

– Ладно, я поняла,– Василиса устало вздохнула и поднялась на ноги. – Спасибо за то, что всё объяснили, и за сочувствие тоже.

– Не стоит сразу себя хоронить, деточка,– Вениамин взял её за руку и снова усадил в кресло,– аркан «башня» вовсе не означает гибель, хотя и не исключает такого исхода, он просто предрекает крушение жизненных устоев, которые мешают тебе прийти к истине. Да, это будет болезненно, но не обязательно фатально.

– Вы не понимаете,– Василиса вырвала свою руку, и в её глазах сверкнули гневные молнии,– я боюсь не смерти, а этой Вашей безысходности. И не нужно меня уговаривать принять свою судьбу, я всё равно буду искать выход, даже если кому-то это кажется ребячеством.

– Но почему? – в голосе мага прозвучало откровенное недоумение. – Разве не разумнее смириться и приготовиться к предстоящим испытаниям, а не пытаться бороться с неотвратимым?

– Смирение – это не про меня,– фыркнула Василиса,– я не фигура на шахматной доске, я игрок.

– И в какие же игры ты играешь, деточка? – Вениамин скептично прищурился, как бы давая понять своей посетительнице, что заценил пафос её заявления, но не может относиться серьёзно к его содержанию. Как ни странно, его откровенная насмешка Василису ничуть не задела и даже не заставила поумерить свой апломб.

– Мы все играем в эту Игру,– её голос прозвучал твёрдо, но без агрессии, словно она провозглашала всем известную аксиому,– она называется жизнь.

– Выходит, все люди являются игроками просто по праву рождения? – уточнил маг, правда, уже без снисходительной нотки в голосе.

– С чего Вы это взяли? – Василиса нахмурилась, пытаясь определить, был ли этот вопрос очередной провокацией, или на сей раз Вениамин снизошёл до серьёзного обсуждения. Видимо, сочтя намерения своего собеседника искренними, она всё-таки решила поделиться с ним своими мыслями.– Я думаю, игроков меньшинство, люди в своей массе являются фигурами на игровой доске, и их это устраивает. Игроки ведут свою игру и зачастую манипулируют фигурами, но не обязательно, могут и просто играть соло.

– А какой смысл в этой Игре? – теперь маг сделался абсолютно серьёзен, словно ответ был для него чрезвычайно важен.

– Наверное, смысл содержится в самой Игре,– Василиса пожала плечами. – Не думаю, что наше существование вообще возможно вне Игры. Проходя определённый уровень сложности, мы просто переходим на следующий уровень.

– А что случится после прохождения последнего уровня? – в глазах Вениамина теперь легко читался искренний интерес, да и тон его вопроса уже не был снисходительным.

– Не исключено, что тогда откроется выход из Игры,– Василиса ответила почти не задумываясь, из чего маг заключил, что она размышляла над этим вопросом и раньше,– но это будет не выход из Игры вообще, а лишь из данной конкретной Игры,– прибавила Василиса ровно в тот момент, когда Вениамин уже раскрыл рот, чтобы ехидно полюбопытствовать, как же выглядит существование вне Игры. – Скорей всего, выход из одной Игры является входом в другую, посложней и поинтересней, разве что…,– в комнате повисла долгая напряжённая пауза, при этом в глазах Василисы вдруг вспыхнули эдакие шаловливые искорки, и маг не смог удержаться от реплики.

– Продолжай,– лёгкая дрожь в голосе выдала его волнение.

– Разве что создать собственную Игру,– закончила свою мысль Василиса. – А что? – она рьяно принялась доказывать свою правоту, словно с ней кто-то спорил. – Кто-то же создал нашу Игру, значит, никаких принципиальных запретов не существует.

Философствующая барышня приняла независимую позу, ожидая, что маг поднимет её теоретизирования на смех, но в глазах Вениамина не было даже намёка на насмешку. Поначалу в них промелькнуло удивление, которое быстро сменилось странным выражением, которое Василиса не сразу смогла идентифицировать. Только через минуту до неё дошло, что это было облегчение с лёгкой ноткой досады. Наверное, именно с таким выражением лица мы разглядываем вещь, которую разыскивали долгое время и которая, оказывается, лежала у нас под носом. Неадекватная реакция мага стала для Василисы неприятным сюрпризом, ей отчего-то стало неуютно в его обществе и захотелось тупо подхватиться и сбежать.

– Извините, если я что-то не то сказала,– она произнесла эту фразу, как бы подводя итог беседе, и снова начала подниматься из кресла, но Вениамин быстренько перехватил беглянку.

– Если ты ждёшь, что я стану с тобой спорить, то напрасно,– в голосе мага можно было без труда уловить радостное возбуждение,– я и сам примерно так же представляю наш мир. Ты позволишь мне кое-что проверить, Василиса? – впервые с начала разговора он назвал свою гостью по имени, как бы подчёркивая своё уважительное отношение, и та от неожиданности не нашлась, что возразить, и тупо кивнула. Вениамин взял её за руки и закрыл глаза, вызвав у Василисы очередной порыв слинять с этой странной аудиенции. – Постарайся выкинуть из головы все мысли,– попросил маг, чётко уловив её панический настрой.

– Это не так-то просто,– принялась канючить Василиса,– я этому уже несколько месяцев учусь на цигуне, но получается паршиво.

– Сейчас у тебя получится,– в голосе Вениамина была такая убеждённость, словно он просто констатировал прописную истину, вроде того, что вода мокрая.

Как ни странно, его слова оказались пророческими, после них Василиса словно погрузилась в сон без сновидений, хотя при этом вовсе не утратила осознанности. Все её волнения внезапно улетучились, и на душе сделалось так спокойно, как бывает в первый момент заслуженного отдыха после качественно выполненной работы, когда вы наконец сбрасываете с плеч груз ответственности и окунаетесь в нирвану удовлетворённости собой и всем остальным миром. Впрочем, блаженная расслабленность длилась недолго, буквально через минуту Вениамин открыл глаза и отпустил руки своей гостьи.

– Думаю, я смогу помочь в твоей ситуации,– задумчиво произнёс он,– но не совсем так, как ты, должно быть, ожидаешь. Я не в силах предотвратить надвигающуюся катастрофу, но помогу тебе с ней справиться.

– Каким это образом? – прежние сомнения враз вернулись, заставив Василису мысленно принять оборонительную стойку.

– Я обучу тебя кое-каким магическим практикам,– маг благожелательно улыбнулся. – Тебе никогда не хотелось заняться магией? Потенциал несомненно имеется и совсем неплохой.

Вот такого Василиса, пожалуй, не ожидала. Она пришла на встречу с Вениамином как клиент, без какого-либо намерения сделаться его ученицей, а потому предложение застало её врасплох. Действительно, вы же не станете ожидать от массажиста или парикмахера, что он вдруг начнёт обучать вас основам своего мастерства, это же не логично и, кстати, довольно подозрительно. Зачем кому-то создавать себе конкурента собственными руками? Правда, немного подумав, Василиса всё же припомнила, что бабуля как раз говорила, что у Венечки имеется школа магии, и это несколько рассеяло её подозрения. Да и предложение, если честно, было таким заманчивым, совсем как сыр в мышеловке. Стоит ли удивляться тому, что глупая доверчивая мышка, недолго думая, легкомысленно цапнула аппетитную приманку.

Когда Василиса, воодушевлённая открывающимися перспективами, покинула кабинет мага, тот ещё долго сидел в кресле, задумчиво улыбаясь своим мыслям. Из блаженных мечтаний его вывел тихий стук в дверь.

– Заходи, Ро,– бросил Вениамин через плечо, даже не удосужившись повернуть голову в сторону входа,– мы уже закончили.

– Привет,– новый посетитель проскользнул в кабинет и плюхнулся в кресло, которое недавно покинула Василиса. – Хорошие новости? – поинтересовался он, бросая изучающий взгляд на довольного мага.

– Прекрасные! – Вениамин не удержался от демонстрации своего триумфа. – Я нашёл напарницу Госеру.

– Женщина? – в голосе Ро послышалось сомнение. – А она точно из бывших?

– Даже не сомневайся,– маг небрежно махнул рукой,– я проверил спектр её вибраций, такого у аватаров не бывает.

– Вообще-то, я надеялся, что очередным подопытным кроликом станет мужик,– вздохнул посетитель. – Как-то не хочется ставить опасные эксперименты над хрупкими барышнями.

– Что за сентиментальный бред? – Вениамин недовольно нахмурился. – Какая разница, в каком теле воплощено данное сознание?

– Теоретически, никакой,– согласился Ро,– наверное, женщина даже лучше. Госер ведь сейчас играет в мужском теле, и если между напарниками установится интимная близость, то это значительно усилит связь между их сознаниями и ускорит процесс возгонки.

– Это ты из собственного опыта сделал столь глубокомысленное заключение? – в голосе Вениамина послышалась откровенная насмешка. – Признавайся, опять завёл интрижку с местной барышней.

– По необходимости,– Ро даже не подумал отнекиваться и тем более оправдываться. – Видишь ли, по милости этой барышни мы потеряли один из источников финансирования, а конкретно – сбыт старинной ювелирки. Я решил, что личный контакт в данном случае будет самым эффективным способом исправить ситуацию.

– И затащил бедняжку в постель,– закончил его рассказ Вениамин.

– Это спорное утверждение,– его гость саркастично хмыкнул. – Если честно, я так и не понял, кто кого затащил.

– Ты, главное, не увлекайся,– в голосе Вениамина послышалось недовольство,– вспомни, чем для тебя закончились прошлые амурные похождения.

– Вен, ну сколько можно? – тут же вскинулся посетитель. – Я же много раз просил тебя не напоминать мне о том сталкере. Я с ним рассчитался по полной и надеюсь, что больше наши пути не пересекутся.

– Игра большая,– Вениамин с сомнением покачал головой,– может, и не пересекутся. Так ты займёшься сводничеством? Интрижка с местной красоткой тебе не помешает? Мой опыт показывает, что аэры, напяливая на себя аватарскую шкурку определённого пола, начинают действительно себя чувствовать мужчинами или женщинами.

– Ты же знаешь, почему это происходит,– отмахнулся Ро. – Когда-то и в Аэрии было разделение на два пола, это просто рудиментарный синдром. К счастью, меня это не затронуло, мне одинаково комфортно в любом теле.

Некоторое время маг с любопытством разглядывал своего посетителя, а потом громко расхохотался. Ро не стал его прерывать, просто сидел и ждал, когда приступ непонятной смешливости закончится. Наконец, Вениамину надоело стебаться, и смех резко оборвался.

– Если бы ты только мог видеть свои масляные глазки, когда рассказывал про свою новую любовницу, то не бросался бы столь безапелляционными заявлениями,– сподобился объясниться маг. – Извини, Ро, но ты больше мужик, чем большинство местных аватаров.

– Мне действительно нравится эта игра,– не стал отпираться герой-любовник,– особенно, если женщина привлекательна, но могу тебя заверить, что работе это никак не повредит.

– Хотелось бы надеяться,– мрачно отозвался маг. – Если ты начнёшь видеть в аватарах живых существ, то больше не сможешь оставаться собой.

– Я знаю, кто я такой,– Ро резко поднялся и не прощаясь направился к двери, однако уже взявшись за ручку, притормозил. – Вен, а тебя никогда не мучают сомнения? – тихо спросил он. – Мы же своими экспериментами губим не аватаров, а игроков.

– Бывших игроков,– поправил его маг,– они уже давно утратили способность к правильной самоидентификации.

– Но их сознания – это сознания аэров,– Ро повернулся и вопросительно взглянул на хозяина кабинета. – Есть ли у нас право рисковать их жизнями?

– Это малая и, увы, неизбежная плата за освобождение всех, кто пострадал от стирания,– тон Вениамина был резким и вдобавок назидательным, что вызвало у его собеседника невольное отторжение. – Надеюсь, ты не собираешься оспаривать решение, которое принял Совет ратава-корги?

– Не собираюсь,– мрачно процедил Ро, и дверь за ним захлопнулась, оставляя хозяина кабинета в глубоком раздумье.

Вен откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза, его триумфальный настрой куда-то испарился, и остались лишь усталость и досада на чересчур щепетильного напарника. Несмотря на собственные заверения, сомнения уже давно сделались постоянными спутниками Вена. После гибели пятерых вроде бы хорошо подготовленных испытуемых глушить чувство вины становилось всё труднее, а разработанный им проект перестал казаться таким уж идеальным. Да, непросто поддерживать уверенность в других, когда не испытываешь её сам.

Глава 8

Взгляд Чижика, устремлённый в дуло направленного ему в лоб пистолета, был безмятежен, словно сталкер любовался красивым пейзажем, а не смертоносной чернотой, из которой вот-вот должна была прилететь смерть. Ни малейших признаков волнения и тем более страха в его лице Вран не заметил, что было совсем не удивительно, ведь смерть в мире Игры для сталкеров не была фатальной и не отправляла их на перевоплощение, она просто открывала им путь к возвращению в родную реальность. Конечно, за провал миссии никто по головке не погладит, но работа спасателей по само̀й своей природе была связана с риском, а потому эти самые провалы вовсе не были редкостью.

– А ведь я сначала подумал, что это какое-то недоразумение,– в голосе Чижика всё-таки прорезалась досада на собственную недальновидность,– посылать двух сталкеров за одним игроком было глупо, но накладки всё-таки случаются. О том, что ты работаешь на Арокани, я узнал только вчера и сразу понял, что действовать нужно быстро. Твои хозяева и раньше не гнушались грязных методов, например, отправить чужого игрока на ещё один цикл перевоплощения.

– Судя по твоему расстроенному виду, Коста пока не купился на твои уговоры,– Вран не удержался от злорадной ухмылки,– а сходу применять насильственную эвакуацию ты не решился. Я бы и сам дал клиенту время на подумать, если бы был уверен, что он надёжно изолирован. Вот только насчёт надёжности ты ошибся. Сочувствую.

– Коста? – недоумение, написанное на лице его коллеги, было очень красноречиво. – Ты знаешь настоящее имя своего клиента? Откуда? По правилам спас службы эта информация должна оставаться закрытой для сталкеров.

– У меня свои источники,– буркнул Вран, досадуя на свой длинный язык, но Чижик уже ухватил кончик путеводной ниточки и принялся за неё тянуть.

– Не верю, что Арокани решились на бессмысленное нарушение правил,– принялся рассуждать он,– ведь сталкеру имя клиента без надобности. Сами игроки тоже обычно сохраняют своё инкогнито. Ты, конечно, мог знать его ещё в Аэрии, но круг общения обычного сталкера просто по определению не может совпадать с кругом общения члена клана, тем более враждебного, так что это весьма мало вероятно. К тому же этот игрок уже очень давно зависает в мире Игры. Так откуда ты узнал его имя?

– Любопытство сгубило кошку,– Вран демонстративно скосил глаза на свой ствол.– Хочешь проверить справедливость местной поговорки?

Увы, угроза не произвела на Чижика ожидаемого впечатления, он в задумчивости склонил голову и прищурился, как бы стимулируя таким образом свои мыслительные способности. Внезапно в его глазах промелькнула искра понимания, и Вран невольно напрягся, ожидая какого-нибудь финта со стороны своего коллеги. Как вскоре выяснилось, тревожился он не напрасно.

– Так вот откуда ты узнал о моём убежище,– в его голосе теперь явственна зазвучала не просто досада, а откровенное отвращение,– на тебя вышли ратава-корги.

– А если и так,– Вран беспечно пожал плечами,– Ты имеешь что-то против моих методов?

– По вине этих ублюдков я потерял уже двоих игроков,– эту фразу Чижик буквально прорычал. – Как сталкера угораздило с ними связаться?

Обвинение было довольно недвусмысленным, для сталкера потеря игрока являлась не просто провалом миссии, а персональной трагедией. Вряд ли Чижик тупо угробил двоих игроков при проходе через барьер, ведь сталкеры обязаны были оценивать уровень вибраций сознаний своих клиентов перед эвакуацией и отказаться от неё в случае критического снижения амплитуды высокочастотного диапазона. Для игрока такой отказ означал медленное превращение в аватара мира Игры, но это всё же было предпочтительней полного развоплощения сознания, которое неминуемо случилось бы при контакте с барьером. Впрочем, отказы случались чрезвычайно редко, обычно игроков эвакуировали задолго до наступления необратимых последствий для их вибрационного спектра.

Десять циклов перевоплощений считались максимальным сроком пребывания в Игре, после чего безопасность эвакуации уже ставилась под сомнение, и решение оставалось за сталкером, впрочем, как и ответственность за то, чтобы игрок не превысил порог своего пребывания, то есть не отправился на ещё одно незапланированное перевоплощение. Проблема заключалась в том, что только находясь в непосредственной близости к игроку, сталкер был способен захватить его сознание после смерти тела и переправить через барьер и то лишь при условии, что ему удастся избавиться от собственной игровой оболочки в пределах нескольких минут от момента смерти клиента. Если клиент умудрялся откинуть коньки не в обществе своего спасателя, то алгоритм Игры уводил его на очередное перевоплощение, неминуемо отражавшееся на спектральных характеристиках его сознания, а заодно и способности к самоидентификации. Иначе говоря, долгое пребывание в Игре постепенно нивелировало разницу между игроком и аватаром.

Обвинение Чижика могло означать только одно – ратава-корги намеренно убивали игроков, достигших максимального срока пребывания в Игре, когда те были далеко от сталкера. Конечно, это не гарантировало безальтернативного превращения их в аватаров, но шанс всё же был ненулевой. По законам Аэрии даже случайное нанесение ущерба сознанию её жителя наказывалось изоляцией виновника на очень длительный срок, который мог превышать несколько жизней. В этом смысле сталкеры постоянно ходили по краю, ведь их проколы могли быть расценены как халатность и привести к заключению. Но причинение намеренного вреда аэру – это было уже за гранью добра и зла. За такое этих ратава-корги должны были преследовать как диких зверей и подвергать насильственному развоплощению. Кто ж на такое решится?

– Я тебе не верю,– процедил Вран сквозь зубы. – Если бы эти ратава-корги действительно превращали игроков в аватаров, об этом в Аэрии было бы известно каждой собаке, и их бы попросту затравили.

– Это если бы смогли доказать их причастность,– Чижик обречённо покачал головой. – Игрок ведь может погибнуть и в результате несчастного случая, правда? Поди, докажи, что этот несчастный случай кто-то подстроил. Да и много ли ты знаешь аэров, которых волнует Игра? Допускаются в этот мир единицы, в основном, члены Пятёрки, ну и мы, конечно. Всё, что здесь происходит, остаётся большинству жителей Аэрии неизвестным.

– Но для чего ратава-корги это делают? – Вран припомнил свой разговор с незнакомкой у костра и досадливо поморщился. А ведь она даже не скрывала, что хочет задержать Косту в Игре. Почему же это не вызвало у него подозрений?

– Они тупо пытаются пополнить свои ряды,– пояснил Чижик. – Сами-то ратава-корги могут находится в мире Игры без ограничений, но не понимают почему. Приходится экспериментировать на игроках, чтобы вычислить параметры вибрационных спектров, которые обеспечивают им устойчивость. Вот только всё это бессмысленно, обычный игрок никогда не станет ратава-корги.

– А кто станет? – Вран невольно подался вперёд, уже догадываясь, каков будет ответ.

– Всё верно,– усмехнулся Чижик, уловив его движение,– могут только сталкеры, вернее, бывшие сталкеры. Только мы способны жить сразу в двух мирах и при этом оставаться аэрами. Сталкерам не нужно опасаться гибели игровой оболочки, так как это не приводит нас к неконтролируемому перевоплощению в мире Игры, мы просто пройдём барьер и вернёмся в своё родное тело. А вот игроки самостоятельно преодолеть барьер не в состоянии, они умирают здесь по-настоящему и с каждым перевоплощением всё больше утрачивают свою сущность аэра.

– А я-то всё гадал, куда деваются сталкеры после выхода в отставку,– Вран понимающе кивнул, но тут же наткнулся на злобный взгляд своего пленника и смутился.

– Можешь подавиться своими гнусными обвинениями,– с ненавистью процедил Чижик,– среди сталкеров предательство – редкость. Только бездушная тварь станет помогать этим гадам губить игроков. Зато сами игроки нередко попадают в сети ратава-корги, покупаются на их лживые обещания повысить устойчивость вибраций сознания и даже прячутся от спасателей, которые пытаются им помочь. Глупцы, всё что они в итоге получают – это вечное вращение в круге перерождений мира Игры.

– Ты именно так потерял своих клиентов,– Вран сочувственно улыбнулся, вызвав тем самым ещё один злобный взгляд своего пленника. – А Коста? Он тоже решил остаться в Игре по собственной воле?

– Бедняга уже толком не понимает, кто он такой,– вздохнул Чижик,– это его двенадцатый цикл. Как нетрудно догадаться, я дважды его упустил и позволил этим гадам отправить моего клиента на очередное перевоплощение. Если они снова его прикончат без контроля сталкера, то боюсь, на этом аэре придётся поставить крест. Его вибрации опустятся ниже уровня, необходимого для безопасного прохождения через барьер, и он зависнет в этом мире навсегда.

– Я этого не допущу,– Вран невольно сжал рукоятку пистолета, как бы подтверждая своё устное обещание материальными аргументами.

– Я тоже так думал,– горькая усмешка исказила черты Чижика, и его личина безобидного весельчака слетела с него как пыль. – Не стоит недооценивать этих ребят, они профи. Лучше позволь мне вытащить моего клиента из Игры прямо сейчас или вытащи его сам.

– Не могу,– Вран обречённо вздохнул,– для меня это будет означать провал миссии.

– То есть судьба аэра тебя мало беспокоит,– констатировал Чижик. – Похоже, Арокани набирают сталкеров по принципу отсутствия у них совести.

– Не наезжай,– огрызнулся Вран,– я не спущу глаз с Косты, стану его тенью. Мне всего-то и нужно – продержаться несколько месяцев, а потом наши кланы пойдут на мировую, и тогда меня отзовут.

– Не обольщайся, я не позволю тебе рисковать жизнью моего клиента так долго,– Чижик презрительно усмехнулся,– это я стану тенью, только не его, а твоей. Рано или поздно ты проколешься, и тогда я выполню свою работу.

– Я так не думаю,– Вран демонстративно взвёл курок пистолета.

– Неужели пристрелишь своего коллегу? – в голосе Чижика было столько язвительности, что у стрелка не возникло ни малейшего сомнения в том, что в угрозу тот не поверил. – Тебя за это самого казнят, если ты не в курсе, только не в Игре, а в Аэрии, и ты будешь носить клеймо публичной казни все свои последующие перевоплощения.

– В столь радикальных мерах нет нужды,– ствол пистолета опустился, теперь дуло смотрело в колено Чижика. Раздался выстрел, и бедняга со стоном свалился со стула на пол. – Не думаю, что ты станешь жаловаться на мои незаконные действия,– задумчиво произнёс Вран, опускаясь на колени рядом с раненым и принимаясь перетягивать его кровоточащее колено заранее припасённым платком. – Ты же не захочешь рассказать своему начальству, что тебя сделал новичок, правда?

– Зачёт,– беззлобно процедил Чижик сквозь сжатые зубы. – То, что ты совсем ещё зелёный, я понял практически с первой нашей встречи, но недооценил твоей наглости.

– А я тебя вообще не вычислил, пока ты ни захватил клиента,– Вран закончил перевязку и оттащил раненого на диван. – Надеюсь, пока ты будешь тут валяться, наши кланы успеют помириться.

– Я тебя найду,– прилетело в спину выходящего из комнаты сталкера.

Вран резко обернулся, но промолчал, устраивать разборки с поверженным противником показалось ему недостойным. Он только махнул рукой и вышел в коридор. Обыск небольшого домика не занял много времени, своего клиента он нашёл связанным и запертым в подвале. Коста сидел в углу, насупившись как индюк, и бормотал себе под нос что-то нечленораздельное. На его затылке Вран сразу заметил кровь, видимо, гитару всё же разбили именно об эту голову. Сталкер не стал разводить долгие разговоры, просто сгрёб в охапку ошалевшего от ночных приключений парня и вытащил его на свежий воздух. Коста и не подумал сопротивляться, всё-таки Вран явился в образе спасителя, а потому сразу приобрёл существенный кредит доверия. Однако стоило бывшему пленнику оказаться под открытым небом, как в его глазах заметалась тревога.

– Постой, мне нужно поговорить с Чижиком,– неуверенно заявил он, и его лицо в мутном свете наступающего утра приобрело нездоровый серый оттенок,– он кое-что мне сказал, но я многого не понял.

Вран тяжко вздохнул и быстрым незаметным движением вырубил нервного клиента, чтобы тот не смог помешать собственному спасению из плена. Объясняться сейчас с игроком, почти утратившим самоидентификацию, было бы непростительной ошибкой, поскольку ратава-корги было известно о доме, в котором его прятали, и убийцы могли здесь появиться в любой момент. Однако сталкер всё же отдавал себе отчёт, что совсем избежать объяснения не удастся, ведь Чижик наверняка не упустил возможности промыть мозги своему клиенту, вот только делать это следовало в безопасной обстановке и без спешки. Нужно сказать, что такая обстановка у Врана имелась, своё убежище в незаметной квартирке рядом с университетским городком, в котором трудился его подопечный, сталкер оборудовал в первые же дни своей миссии. Так что рассвет застал беглецов на маленькой кухоньке с бутылкой коньяка и лёгкой закуской.

– Ну ладно, спрашивай,– Вран устало кивнул и разлил коньяк по бокалам,– или лучше для начала скажи, что ты сам помнишь.

– Знаешь, я раньше думал, что это просто мои фантазии,– Коста смущённо улыбнулся,– летающие сады, поющие фонтаны, движущиеся здания. Это всё действительно существует?

– Да, это картинки твоего родного мира,– честно подтвердил Вран. – А про себя ты что-нибудь помнишь?

– Коста,– задумчиво произнёс игрок,– мне кажется, что меня когда-то так звали.

– Приятно познакомится,– съязвил сталкер,– а я Вран. Почему Чижик тебя запер? Ты отказался возвращаться?

– Возвращаться?! – в голосе Косты зазвучали истеричные нотки. – Он убил Стаса и меня собирался убить. Если бы ни ты, то я, наверное, не дожил бы до утра.

Вран участливо похлопал испуганного парня по плечу и мысленно вознёс благодарность культу страха смерти, которым в мире Игры было пропитано буквально всё, так что иногда казалось, будто сам воздух сочится этими ядовитыми миазмами. Впрочем, аватаров сложно было за это винить или презирать, ведь со смертью тела они действительно теряли практически всё, включая свою личность, и вынуждены были начинать новую жизнь с чистого листа. Это несомненно придавало Игре удивительную мобильность, ведь люди не тащили за собой из воплощения в воплощение все свои воспоминания и старые представления о жизни, они очень легко адаптировались к любой реальности, которую им навязывали кланы Пятёрки. Соотечественникам Врана такая гибкость ума даже не снилась, их жизнь была размеренной и практически неизменной.

Если бы ни эта особенность аватаров, Игра просто по определению не могла бы быть такой захватывающей и в то же время управляемой. Собственно, разнообразие игровых сценариев было ограничено лишь фантазией членов Пятёрки, которые наполняли нужными им смыслами информационное поле подконтрольного мира. Между кланами постоянно шло соревнование за господство тех или иных смыслов, и это делало Игру непредсказуемой и азартной. Мало кто из аэров понимал, зачем управляющей Пятёрке нужна Игра, но она давно уже сделалась частью жизни Аэрии, такой незаметной и привычной, что перестала вызывать любопытство, тем более, что для обычных жителей мир Игры был недоступен.

Раньше Вран никогда не задумывался, отчего смерть в Аэрии была так не похожа на смерть в Игре, почему она приводила к потере памяти у аватаров. Это было даже как-то несправедливо – отнимать у бедолаг возможность учиться на своих ошибках. В Аэрии наиболее распространённой версией, объясняющий сей феномен, была ущербность аватарского ума, не позволявшая им контролировать собственное мышление, и пока Врану не случилось провести в их обществе несколько недель, он в эту версию искренне верил. Однако теперь она стала казаться ему надуманной, более того сталкер начал подозревать, что эта версия была намеренно внедрена в аэрское общество именно теми, кому была выгодна мобильность мира Игры.

– Вран, а ты тоже из того волшебного мира? – прервал его размышления Коста. – Как мы тут оказались?

– Наши миры разделяет барьер,– начал вещать сталкер, стараясь не сказать ничего лишнего,– но его довольно легко преодолеть с той стороны. Это как скатиться с горки. Время от времени наши с тобой соотечественники устраивают себе подобное развлечение. А вот обратно в гору забраться не так просто, тут требуется помощь профессионального сталкера.

– Так я отправился сюда по своей воле,– Коста рассеянно улыбнулся,– наверное, хотел получить новый опыт и новые знания. А Чижик, он и есть такой сталкер? Он пришёл за мной, я прав?

– Всё верно,– пробурчал Вран, судорожно пытаясь найти убедительные аргументы против немедленной эвакуации своего клиента.

– Но почему он хотел меня убить? – Коста передёрнул плечами, как бы отбрасывая страшные воспоминания о прошлой ночи.

– Невозможно пройти барьер в физическом теле,– мрачно пояснил сталкер, уже понимая, что его миссия трещит по швам.

– Но я не хочу умирать,– в глазах Косты заметался страх,– я ещё так молод. Почему нельзя подождать, пока я стану старым и больным?

– Конечно, можно,– облегчение, которое в эту минуту испытал Вран, можно было сравнить только с чувствами смертника, которому объявили о помиловании. – Живи в своё удовольствие, ведь ради этих приключений ты и отправился в мир Игры.

– А вдруг потом будет поздно? – внезапно всполошился Коста. – Где я стану искать этого сталкера через десятки лет?

– Не беспокойся, сталкеров искать не нужно, они сами тебя найдут,– Вран принялся успокаивать паникёра, но сразу понял, что тот распсиховался не на шутку. – Я тоже сталкер,– вынужденно признался он. – Обещаю, что не оставлю тебя в этом мире. Если тебе будет грозить опасность, я тебя отсюда вытащу, а пока обеспечу тебе защиту.

Успокоив таким нехитрым способом своего клиента и влив в его глотку солидную дозу алкоголя в качестве седативного средства, Вран оставил его отсыпаться, а сам отправился проверить окрестности на предмет всяческих подозрительных личностей. Нет, появления своего коллеги он не ждал, наступить на ногу тот не сможет ещё долго, но после рассказа о ратава-корги образ странной незнакомки постоянно маячил у сталкера перед глазами. От этой дамочки веяло опасностью за версту, и теперь Вран больше не сомневался, что она способна не только трепать языком, но и перерезать горло невинному человеку, если в том возникнет необходимость. Что ж, интуиция его не подвела, на третий день вынужденных игр в прятки дурные предчувствия сталкера материализовались на детской площадке прямо напротив подъезда его конспиративной квартиры. Вальяжно развалясь на скамейке под раскидистой липой, его поджидала давешняя незнакомка.

– Молодой человек,– она приветливо помахала рукой и призывно улыбнулась,– можно Вас на пару слов?

Первым инстинктивным порывом Врана было желание скрыться, но метаться было явно поздновато, ратава-корги уже наверняка вычислили его убежище. Впрочем, опасность тоже не стоило переоценивать, не станут же они вламываться в чужую квартиру среди бела дня. Или станут? Нет, поднимать шум им явно ни к чему, можно и получить ответку от властей Аэрии, а Коста не позволит с собой расправиться без сопротивления. Тогда, может быть, имеет смысл выяснить, чего этой дамочке нужно? Вран неспешно приблизился и пристроился на лавочке в метре от незнакомки, чтобы держать её в поле зрения.

– Рада, что тебе удалось спасти Косту,– та буквально расплылась в благожелательной улыбке. – Сильно он натерпелся?

– Давай перестанем играть в светскую беседу,– отрезал Вран. – Чего ты хочешь, ратава-корги?

– Какой же ты подозрительный,– дамочка демонстративно надула губки, словно и впрямь обиделась. – Я просто пришла поблагодарить тебя за помощь.

– А заодно убить моего клиента,– продолжил её фразу Вран.

– Ты сам-то себя слышишь? – возмутилась ратава-корги. – Это вы, сталкеры, можете усеивать свой путь трупами аватаров, а если кто-то другой позволит себе хоть малейшее насилие, то сразу окажется вне закона.

– Так тебя останавливает только страх наказания? – Вран откровенно напрягся. – Ты поэтому использовала меня в качестве грубой силы.

– Да, я не собираюсь подставлять свою голову ради жизни одного игрока,– покладисто согласилась странная дамочка,– к тому же я пока не научилась убивать взглядом на расстоянии. Хватит нести эту околесицу.

Вран почувствовал, как, несмотря на шутливый тон, мускулы её лица свело судорогой нервного напряжения. Это никак не могло быть следствием их беседы, которая была на редкость бессмысленной и пустой. Поверить в то, что ратава-корги заморочились поиском его убежища с единственной целью поблагодарить за помощь, было бы верхом идиотизма. Но тогда к чему весь этот спектакль? От него не было никакого проку, причём для обоих его участников, чистая потеря времени. И тут Врана словно молнией ударило. Точно, всё дело в потере времени, эта стерва просто отвлекает его светской беседой, пока там, в квартире, её сообщник расправляется с Костой. Не говоря больше ни слова, сталкер сорвался с места и буквально взлетел на пятый этаж, прыгая через ступеньки. В последний момент перед его рывком навязчивая собеседница, видимо, что-то заподозрила и попыталась ухватить его за руку, но не успела.

В квартире царила какая-то странная, прямо-таки кладбищенская тишина. Если тут и случилась потасовка, то она уже давно закончилась. Захлопнув за собой дверь, Вран бросился обшаривать помещение и нашёл Косту на пороге кухни в луже кровавой блевотины. На кухонном столе красовалась коробка с пиццей, от которой осталось меньше половины. Да уж, ратава-корги умели действовать скрытно. Ну действительно, кому придёт в голову обвинять какую-то постороннюю женщину в отравлении незнакомого мужчины пиццей? Вран перевернул бездыханное тело на спину и сразу понял, зачем эта коварная дамочка устроила спектакль перед его домом. Коста ещё дышал, хотя и был уже при смерти, а ей во что бы то ни стало нужно было задержать сталкера, чтобы он не успел применить свои профессиональные навыки.

В сущности, для Врана это был просто замечательный шанс выполнить свою миссию и в то же время не подставиться под месть клана Транзари, ведь его вины в смерти Косты не было. Всего-то и нужно было немного подождать, пока сердце бедняги остановится. Эта мысль промелькнула в голове Врана и растворилась без остатка. Для Косты сейчас решался вопрос, останется ли он аэром или превратится в аватара, а жизнь игрока всегда была для сталкеров высшим приоритетом, даже выше, чем их собственная судьба. Так уж их воспитывали.

– Не бойся, приятель, я с тобой,– тихо произнёс Вран, проверяя свой пистолет,– доставлю тебя домой в лучшем виде, я же обещал. – Словно в ответ на его реплику, умирающий захрипел и затих. Вран одной рукой обнял мёртвое тело, а другой приставил дуло пистолета к своему виску. – Не пытайся от меня сбежать, Коста, я всё равно тебя догоню,– он самоуверенно улыбнулся и спустил курок.

Глава 9

Улыбка у Егора была просто замечательная, одновременно доброжелательная и интригующая. Когда он улыбался, а улыбался Егор очень часто, в его глазах вспыхивали эдакие задорные искорки, словно намекая на какой-то секрет, известный только ему самому и тому, для кого его улыбка предназначалась. Василиса прониклась доверием к своему напарнику по изучению магических наук буквально с первого совместного занятия, на котором, кстати, выяснилось, что Егор является весьма продвинутым практиком. Однако в его манере общения не было ни намёка на какое-либо превосходство, напротив, он всё время подчёркивал их с Василисой равенство перед учителем. Столь галантное обращение не могло не польстить самолюбию самоуверенной неофитки, а потому на предложение Егора отметить начало их совместного обучения походом в ресторан она ответила согласием.

Спонтанное свидание понравилось обоим его участникам, и между ними сходу завязались дружеские отношения, которые с каждым занятием становились всё более тёплыми и открытыми. Это убедило Вениамина в том, что в услугах сводни парочка его учеников не нуждается, и он дал отбой Ро. Всё шло прекрасно приблизительно две недели, а потом Василиса заскучала. Соглашаясь на обучение, она рассчитывала получить доступ к по-настоящему сакральным знаниям или хотя бы научиться парочке магических трюков, но ничего подобного и близко не было, занятия в основном состояли из медитативных практик, которых Василисе и на цигуне хватало. Нет, она пока не роптала, но уже начала подумывать о том, чтобы потихоньку слиться, сославшись, например, на занятость или несуществующие обстоятельства, внезапно обрушившиеся на её бедную головушку.

Teleserial Book