Читать онлайн Уповаете? бесплатно
Улицы затейливо ветвились, сплетая крепкую, геометрически выверенную сеть. И жителям мегаполиса ничего не оставалось, как всю свою жизнь беспомощно барахтаться в ней, напоминая полудохлых мух в липкой паутине.
В ранний час по каменному лабиринту спящего города одиноко блуждал миниатюрный мирок маршрутного такси, пытаясь отыскать в уходящей ночи путь к рассвету. Металлическая утроба, этакая урбанизированная вариация временного пристанища Ионы, представлялась вполне надёжной защитой, и с десяток сонных пассажиров отрешённо блуждали в чудных садах Морфея, наивно вверяя свою судьбу бездушному агрегату. И вселенской загадкой оставалось имя шутника, раз за разом заставляющего разменивать уют тёплых кроватей на промозглое детище родного автопрома.
За немытыми окнами долгожданное утро являло себя первыми проблесками, и на улицах закипала извечная борьба между нарождающимся светом и царствовавшей всю ночь тьмой. Внутри же мрачного салона жалкое порождение пары немощных лампочек терпело очередное сокрушительное поражение.
Я всегда старался оставаться в стороне от этого противостояния перворождённых – и личных забот вполне хватало. К сожалению, природа не терпит постоянства, и времена, когда меня уважали коллеги, примечало руководство, а заслуженная упорным трудом должность привносила в безрадостное существование толику смысла и морального удовлетворения, остались в прошлом. Жизнь, нежданно уподобившись блуждающему айсбергу, забредшему в тёплые воды, совершила полный оверкиль, явив ранее сокрытое во мраке глубин днище…
Проклятая старуха смерть, никого не щадящая в этом подлунном мире, нанесла моему начальнику вечерний визит, ставший пренеприятнейшим сюрпризом для принимающей стороны. Утром, взломав запертый кабинет, охрана обнаружила его там, обретшего в тщетных поисках оргазма вечное успокоение в самоудушении. Так хитрый Амур одним махом одарил меня и должностью, и кожаным креслом, и причитающимся кабинетом. И этот «подарочек» довольно быстро подвёл меня к самому краю психологической пропасти. На дне которой ожидал лишь мрак унылой безнадёги. Да ещё эти… Когда-то покладистые и улыбчивые коллеги по "цеху" мгновенно переродились в своевольных дерзких подчинённых. Всего-то четверо, но забот доставляли почище иных десяти. Когда-то редкие задержки допоздна перекочевали в разряд хронической реальности. И всё, что меня теперь окружало – это работа, работа и снова проклятая работа… Бесконечно тянувшаяся убогим забором, за которым где-то существовали и настоящая жизнь, и радость бытия. Мой ежедневный сон превратился в лоскутное покрывало, неудержимо расползавшееся на отдельные мелкие клочки. О выходных иногда вспоминал, как об утраченном навсегда Рае. А вышестоящее руководство… Внушения, выговоры, недовольство, как скрытое, так и явное, стали моими неизменными спутниками. Усталость физическая и, что более неприятно, моральная постепенно накапливались, приобретая устрашающий образ бомбы с замедленным действием. В течение дня стал постоянно ловить себя на мысли, что нигде не успеваю, ничего не понимаю и засыпаю, засыпаю…
И даже огромные кружки чёрного кофе… В последнее время… Перестали помогать…
Глава 0
Дверь такси неожиданно громко хлопает, запуская изъеденную внешним сумраком призрачную тень. Я открываю глаза. Водитель такси, неприятно похожий на руководителя нашего Института – Доктора Shark, спрашивает, где остановиться далее. Мои горестные мысли, прервав свой скорбный хоровод, исчезают, уступая место унылой пустоте…
Напротив сидит привлекательная девушка, и её длинные ноги в чёрных чулках притягивают взгляд подобно магниту. От щиколотки… Выше… Выше… Стоп! С усилием заставляю себя посмотреть в окно. Однако немытое стекло, внешний сумрак и хилое освещение салона играючи предоставляют в распоряжение неплохое зеркало. И я невольно ищу в сером мареве отражений милую соседку…
Там что-то шевелится… За хрустальной гранью реальностей. Наклоняюсь к стеклу, чтобы получше рассмотреть. И вдруг из зеркальной глубины на меня бросается какое-то омерзительное чудовище. Рефлекторно отшатнувшись, испуганно оглядываюсь на соседку. Но… Её больше нет! Вместо привлекательной девушки странное нечто: угловатая тварь с вытянутой костистой шеей; с отвисающей, словно измятый рукав балахона, старческой кожей; а бездонные провалы глазниц на лысой болванке головы сковывают, тянут в свои тёмные глубины. Вжавшись спиной в кресло, оглядываюсь на других пассажиров, пытаясь заручиться их поддержкой, но… Отовсюду ко мне обращены только одинаково блеклые пятна вместо привычных человеческих лиц. К счастью, такси подъезжает к моей остановке. Срывающимся на фальцет голосом взываю к водителю, чтобы немедля остановился, и, ощущая на спине леденящие ручейки, пробкой выскакиваю на улицу. Руки неудержимо дрожат, и я, пытаясь утереть обильный пот, лишь размазываю его по перепуганной физиономии. Не хочется об этом думать, но… Похоже, встал на необратимый путь схождения с ума… Вот только куда? Неужели прямо в Ад?
И обременённый лихой каруселью тревожных мыслей о стремительно тающем психическом здоровье шагаю к зданию нашего Института Опытных Разработок. Ноги предательски подкашиваются, стремясь трусливо увильнуть от противостояния с вездесущей гравитацией. Б… ! Ничего себе начало трудового дня… Откровенно пугающего дня.
Наконец добираюсь до окружающей Институт монументальной ограды. Кованный монстр с хитроумными завитушками дерзко устремляется к небесам, где вступающий в законные права рассвет уверенно подтирает последние остатки растаявших звёзд. А за металлическими вензелями ограждения терминатор играет со мной в престранную забаву – граница перехода творит удивительную иллюзию с недавно отремонтированным зданием: уходящая ночь мистически состарила фасад, и теперь осыпающаяся штукатурка открывает взору битый красный кирпич, трещины и дыры повсюду. Совсем как пожилая распутница, задирающая свою модную юбку перед очередным клиентом, но под ней лишь отёкшие варикозные ноги и грязное исподнее.
Утренний бриз без усилий срывает со стен какие-то мерзкие лохмотья и уносит их с собою прочь. Такое впечатление, что за летящим в зарю трёхэтажным зданием тянется серый кометный хвост, в котором то всплывают на поверхность, то скрываются в глубине блеклые овалы лиц с чёрными дырами вместо глаз и рта. Даже не хочется загадывать, куда этот "ветерок" унесёт сегодня всех нас…
Вздохнув, проникаю на охраняемую территорию. Щиты на гербах по периметру ограды надёжно защищают от вторжения ложных сущностей. Во всяком случае, хочется в это верить. Быстро пересекаю открытое пространство и взбегаю по ступенькам главного входа. Тяжеленная броневая дверь нехотя поддаётся нечеловечески усилиям, и я проскальзываю через образовавшуюся щель вовнутрь…
Помпезный, в романском стиле холл с вездесущей лепниной по стенам легко принимает в свои холодные каменные объятия. Всё пространство вокруг замысловато расчерчено разноцветными лучами, пронзающими воздух через витражи далёкого купола. Однако эта весёлая игра света надёжно гасится первозданным мраком, клубами исходящим из черноты мраморного пола. Затейливые прожилки в камне плит вкупе с солнечными зайчиками витражей создают полную иллюзию шевелящегося спрута. Или, скорее, ожившего лабиринта, в котором моментально теряю себя. Беспомощно озираюсь, ища выход… И спасение неожиданно приходит от чинно шествующей мимо похоронной процессии. Во главе скорбного хода несколько монахов в чёрных рясах с капюшонами, покрывающими опущенные головы. Пеньковые верёвки туго охватывают их тучные фигуры. Лиц не видно, поэтому сразу догадаться, что это за траурное действо происходит рядом, невозможно. В молчаливой толпе, тянущейся вслед за ними, с удивлением узнаю начальников отделов и лабораторий родного Института. На лицах, словно пустынный мираж, дрожит несмываемая печать горькой утраты. Когда колонна змеёй проползает мимо, мой взгляд выхватывает ухмыляющуюся физиономию давнего приятеля Костяя, подвизающегося начальником отдела Х-разработок. Мой кореш и замыкает хвост идущей на чреве своём гадины.
– Ты что? На оперативку не идешь? – удивлённо шипит он на меня.
– А что, кто-то помер? – Наверное, со стороны я выгляжу как впервые залетевшая барышня.
– Какой помер! Др.Shark выздоровел и сегодня вышел на работу!
Небольшое происшествие в маршрутке неожиданно приобретает устрашающий вид божьего промысла, беспощадного в своей неотвратимости. Спешно сбрасываю пуховик прямо во тьму под ногами и, натянув подобающее случаю лицо, присоединяюсь к страждущим коллегам. Скорбно переставляя мгновенно отяжелевшие ноги в такт шагам человеческой многоножки, мучительно вспоминаю детали последнего совещания у директора и поставленные моему отделу архиважные задачи. О коих имел неосторожность уже опрометчиво подзабыть.
Выбор на нулевом этаже коридора Соcytus ничуть не удивляет – горьких слёз начальников с лихвой хватит, чтобы наполнить средней глубины речку. И мы буквально плывем с Константином в самом хвосте процессии, хлюпая ботинками по ещё тёплым солёным лужам…
В приёмной директора встречает слегка оправившаяся за прошедший месяц секретарша. Её хронически бледное лицо, как отражение внутреннего малокровия, за время болезни шефа обзавелось несколькими розовеющими пятнышками. Плотоядно распахнутая дверь кабинета нежданно выздоровевшего руководителя до дрожи в ногах пугает каждого сюда входящего. За ней только клубящийся в небольшом тамбуре мрак, что надёжно охраняет ужасы этой страшной «пещеры Лейхтвейса».
Создавая небольшие водовороты перед сужающимся проёмом двери, начинаем толчками втягиваться в святая святых Института. Пытаюсь надышаться перед тем, как оказаться по ту сторону, но меня подхватывает поток целеустремлённо движущихся тел и шутя затягивает в темноту. Беспомощно погружаюсь в марево тамбура. За спиной одиноко гаснет слабый луч надежды, как последний привет от покидаемого мира. Мгновенно теряю ориентировку, но вовремя получив дружеский толчок чуть пониже спины, выныриваю уже по ту сторону. По традиции совершаю небольшой ритуальный реверанс. Осматриваюсь. Здесь весеннее возрождение, яркий свет, и бойко цветёт радуга в красном уголке. Значит, у директора прекрасное настроение. Что радует… Наверное… И не всех…
Вошедшие робко рассаживаются по стульям, стоящим вдоль стен, стараясь не привлекать к своим персонам лишнего внимания хозяина. Мгновение назад душераздирающе печальные лица сейчас благоухают радостной приветливостью фальшивых улыбок, живо напоминая дешёвский пластик кладбищенских цветов.
В дальнем углу кабинета, за массивным каменным столом, стилизованным под языческий алтарь, молча бдит зловещий Др.Shark – директор нашего Института, доктор герметических и прочих наук, ставленник высших сил и, в общем-то, неплохой – местами – руководитель. Его мощный торс по древней традиции настоящих управленцев задрапирован в чёрный плащ с красным подбоем. Густые брови грозно нависают над небольшими налитыми кровью глазками, беспокойно ёрзающими в тесных для них глазницах. И присутствующие в страхе опускают головы, стоит только почувствовать приближение этого легко расчленяющего саму материю взгляда. Когда же он блуждает в противоположных секторах, можно и безбоязненно осмотреться. В монахах, примостивших свои рыхлые телеса рядом с шефом и скинувших капюшоны, с удивлением узнаю всех его заместителей. Судя по всему, нежданное выздоровление директора подвигло их на экстренное усмирение плоти. Только вот месяц, проведённый в безудержном веселье, несомненно, даёт о себе знать. Как оказалось, надёжный источник инсайда о неизлечимости постигшей Др.Shark болезни был не таким уж и надёжным. И вот сауны, застолья и пляски голыми на столах предательски проявляют себя во всей красе – раскисшие фигуры и опухшие физиономии замов не может скрыть даже самая суровая епитимья. Что переводит хозяина этого кабинета в статус основного источника распространения недостоверных слухов.
Как только последний прибывший смущённо нащупывает пятой точкой стул, благоговейную тишину рвёт хорошо знакомый громовой глас, звучащий в огромном помещении тревожным набатом. Звуковая волна приветствия, отражаясь от голых каменных стен, проносится ураганом над присутствующими, взъерошивая причёски дам и холодя лысины мужчин. Оперативка стартует в формате, зародившемся ещё в стародавние времена: нуднейший разбор проблем, не имеющих даже отдалённого отношения к работе Института; покорные участники совещания, внутренне страдая, безропотно внимают. Перебрав темы телепередач, просмотренных за время вынужденного бездействия, Др.Shark традиционно переходит к анализу смертных грехов присутствующих в контексте осмысления ток-шоу. Делает это он со вкусом и расстановкой, находя неожиданные ходы и параллели. Пара часов пролетает единым мгновением, и демонстративная пляска на остатках самоуважения сидящих вдоль стен наконец приближается к финишу – наш местный деспот заметно выдыхается.
– Пока я болел, мне пришла в голову отличная идея. Мы начинаем работу над новой разработкой!
Нежданный пируэт от руководства застаёт всех врасплох – на утренних «пятиминутках» бос никогда не опускался до разговоров о работе. Никогда… Проклятье! Оказывается, его мозговая болезнь прошла не так уж и безобидно, как показалось всем поначалу. Во всяком случае, непосредственно для здесь присутствующих.
– Отдел опытного производства! – Грозовая туча, непрерывно сверкая молниями, зависает над головой слишком рано облысевшего начальника отдела, – Тебе поручается создание опытного образца. Параметры: андроид, материал – бионический гелий/полимер, рост – пятнадцать метров. Через пять дней должен находиться на испытательном полигоне!
Только животный страх, наверное, не позволяет всем раззявить рты, услышав такое.
– Отдел полимеров, надеюсь, мотаете на ус? И предупреждаю – чтобы никаких отговорок о канализации критически важных технологий. – Отделу полимеров несказанно везёт, и на ту сторону долетают лишь отзвуки оглушительных раскатов грома.
Я встречаюсь глазами с пребывающим в вечном подшофе начальником «про…ых» полимеров. К моему безграничному удивлению, Золь сидит чисто выбритым, в новеньком, ещё не обмятом на сгибах костюме в эпицентре ауры довольно дорого одеколона и без малейших следов похмелья. Грешным делом, встретив его пару дней назад в коридоре кристально трезвого, решил, что это мираж обыкновенный. Важно кивая головой, апгрейданный с ног до головы Золь записывает что-то на первых страничках новенького ежедневника. Нда-а, дела. Это что же происходит с этим миром? Если даже такой идейный сторонник Бахуса решил пожалеть печень и закодировал свои бренные телеса.
– Отдел обработки информации!
Серебристая молния поражает меня прямо в сердце. Внутри всё обрывается, а в конечности устремляются грозно рокочущие ледяные реки. Медленно встаю и замираю по стойке смирно. Жду страшного…
– Перед тобою ставлю следующую задачу… – Покорно внимаю свой приговор. – Свиток Силы с истинным именем Бога. Срок финальной готовности – пять дней.
Всё. Обмякаю. Паковый лед в груди взрывается огненным штормом с небольшим пульсирующим ручейком в левой руке. Воздух предательски исчезает, и я зависаю в безвоздушном пространстве вдали от планет и звёзд… Только бездушные холод и мрак кругом…
– Эй! Не отвлекаться! Сядь. – Голос руководителя, подобно зенитной ракете, безошибочно находит меня, затерянного в безднах космоса, и мгновенно приземляет обратно на жёсткий стул.
– Будут предложения по обозначению изделия? – Мертвящий, а по силе воздействия на присутствующих способный дать фору печально известной голове Медузы Горгоны, взгляд медленно скользит по притихшим рядам начальников, трусливо старающихся слиться с камнем вековых стен. Страшная сила взгляда ощущается этаким ледяным дуновением. Словно из самой преисподней…
– Может, как-нибудь вроде Титана или Атланта? – робко предлагает начальник отдела по связям с органами демократических реформ – девушка с невыразительным именем Тоник.
Однако её непродуманная попытка выслужиться заканчивается вселенской катастрофой:
– Что!? Да ты думаешь, чего городишь… Тут? Какие ещё Алант или Титьан? – Через рельефно проступающие складки на лбу директора, кажется, можно увидеть бурление магмы его возмущённо кипящего мозга. – Цыгане, что ли? Не надо здесь демонстрировать свое поразительное невежество!
При этих словах отдел бесполезных связей, лишившись единственной опоры в жизни в виде худосочного позвоночника, обречённо растекается по стулу испуганно пузырящейся биомассой:
– Я… А… Но… Простите…
– Другие предложения… Я ЖДУ!
Прямая явная угроза, звучащая в последней фразе, ставит перед присутствующими дилемму: отсидеться молча и получить за некомпетентность; или высказать своё мнение и опять получить за некомпетентность вне корреляции с глубинами демонстрируемых познаний, что в древней, что в современной мифологии. Правда, как всегда бывает при таких раскладах, надо учитывать одно существенное «но»: некомпетентность может ещё быть прощена и оправдана как глубоко родственное состояние души, а вот отсутствие активности в решении поставленных руководством задач способно стать роковой чертой, своеобразным Рубиконом, за которым неизбежно последует… Отнюдь не блистающий Рим у наших ног.
Потревоженный улей начальников взрывается напряжённым гулом:
– Гигант! Крепыш! Малыш! Александр! Мафусаил! Горро! Янычар! Могучий Янг! Твердый кулак! Молот Тора…
Босс, выслушивая очередное предложение, только кисло кривится:
– Могучий – мне понравилось. Только, кто такой Янг? Я его не знаю. Надо что-то более приближённое жизни. Так сказать, из самой гущи народной, по-настоящему кондовое. Например, Могучая Рука! Нет, лучше Могучий Кулак! Или… Постойте, нет… Во! Могучая Елда! Да! Елда, которая всех наших врагов уничтожит, просто-напросто разорвет!
Внезапную тишину, квантовой пеной заполнившую кабинет, директор, наверное, считает благоговейным восторгом перед его ослепительным гением. Во всеобщем молчании слышны даже лопающиеся планковские пузырьки – возможно, мы присутствуем при рождении очередных вселенных Универсума. Но только не ручаюсь за их будущую принадлежность райским мирам.
Уже слегка оправившись от непосредственного контакта с обжигающим гением босса, срочно бросаюсь на защиту небезразличного для меня реноме нашего Института, продукция которого под таким незамысловатым названием вполне может распугать не столько потенциальных врагов, сколько всех реальных клиентов.
– Др.Shark! Разрешите? – Почтительно встаю. – Сейчас так не принято. Надо сократить – сделать аббревиатуру. Ну, например, Могелд – по первым трём буквам слов названия…
– Какой… Ещё… Могелд?! – Рявкает руководитель, и его голос оглушительно грохочет, подобно обвалу в узком ущелье. – Да ты что тут себе выдумываешь?! Семитские имена присваивать моей продукции?! С-с-с ума сошел совсем?
– Почему с-с-семитские? – Я беспомощно кошусь на своего соседа Костю.
– А-а! – На меня благословенно нисходит озарение. – Тогда Могел. И я бы еще предложил Г поставить с большой буквы… Для вариативности.
– Вари… А? – Др.Shark некоторое время раздумывает.
Присутствующие ожидают вердикт. И либо окончания опасного обсуждения, либо его непредсказуемого продолжения во всех мыслимых и немыслимых направлениях. Единственное, во что свято верит каждый из здесь сидящих – при любых раскладах бесплатные путевки в санаторий раздаваться не будут.
– Мо-Гел, МоГел, – Пожевав слово, большой шеф докатывает его ошмётки на языке. – А что? Хм-м-м. На мой вкус, ничего так. Нравится. Ладно, пойдёт. Кто за?
Все дружно вытягивают свои руки вверх, некоторые даже обе – прямо как немцы под Москвой.
– Принято! Отдел реклам, попрошу выпустить рекламный проспектик!
На некоторое время повисает благословенная тишина – начальники лихорадочно прокручивают в мозгах возможные угрозы для руководимых подразделений со стороны нового проекта. Опытники с полимерами уже влипли. Как, впрочем, и я. Кого ещё может настигнуть слепая длань судьбы? Было ушедшее напряжение снова сковывает чресла сидящих.
– Лаборатория машинного разума здесь? – Таинство тишины, словно хрустальную вазу, беспощадно раскалывает неугомонный глас.
Казалось бы подошедшая к логическому концу утренняя иезуитская пытка неожиданно находит новое продолжение. В дальнем углу встаёт Олег. Мы с Костяем незаметно семафорим своему корешу ободряющие послания. В последнее время наш «машинный разум» выглядит неважнецки. Когда-то его лаборатория была в передовых и неизменно удерживала, как шутили местные остряки, плохо-переходящее красное знамя. Но когда это было…
– Последняя ваша разработка? – Др.Shark плевать на былые заслуги и регалии.
– Энцефалоридер…
– Чего?
– Энце…
– Я не глухой! – Директор начинает заметно злиться, не понятно только отчего. – Что за энцефалос-с… сридер? Не е… Хм-м-м… Не компостируйте мне мозги! Так и скажите, что опять провалили очередное задание!
Некоторое время Др.Shark злобно пыхти, а присутствующие, ожидая неотвратимо страшного, замирают… Развязка наступает неожиданно:
– Все свободны!
Начальники с облегчением кидаются к выходу. Меня легко подхватывает и выносит вслед неудержимая волна спешно ретирующихся. За порогом кабинета нагоняет Костяй и молча пожимает мне левую руку. Не поняв этого дружеского порыва, поднимаю вопросительно брови. Кореш, словно факир, демонстрирует бумагу с именем будущего монстра, замысловато скользит пальцем по буквам. Я, открыв рот, смотрю на лист… Это что же получается… Проклятье!
Забегаю в свой ещё толком необжитый кабинет – неурочное время Х! Открываю ящик письменного стола, достаю небольшую куклу, стилизованную под Др.Shark. Положив на стол перед собой, настраиваюсь. Тряпичная модель, распластанная на полировке, кажется не такой страшной, как её оригинал, и совсем беззащитной. Быстро прошептав связующее заклинание, мелом черчу вокруг неё чёрную пентаграмму. Как только предо мной во всей красе предстаёт образ Др.Shark, злость, порождённая страхом, с готовностью закипает в груди. Взяв в руку длинную воронённую иглу, несколько секунд наблюдаю, как по острию скатываются тёмные капельки ненависти и, дымясь, капают на стол. Настенные часы призывно бьют первый раз. Пора! И я втыкаю в голову куклы, на несколько мгновений ставшей воплощением большого шефа, первую иглу. Здание вздрагивает. Длинные ветвящиеся коридоры изгибаются в конвульсиях, по ним проносится вопль раненного зверя. Та-а-к, есть попадание! Подчиняясь ритму боя часов, монотонно втыкаю новые иголки. С последним тринадцатым воплем кукла превращается в подобие дикобраза, застигнутого охотничьей собакой за справлением малой нужды. Часы, натужно отдуваясь шестерёнками, замолкают. И я некоторое время жду. Не подкрепляемый боле образ начинает медленно таять, размазывается и вот исчезает совсем. Убрав «испуганного дикобраза» на обычное место, быстро завтракаю бутербродами с кровавой икрой.
Звук разбивающегося стекла… Напряжённая работа жевательных мышц рефлекторно приостанавливается. Забыв схлопнуть челюсти, медленно оглядываюсь. Зеркало… Уф-ф! Сорвавшись со стены, это оно с грохотом разбросало по полу тысячи сверкающих осколков. Замерев, прислушиваюсь. Точно! Опять это тяжкое громыхание откуда-то снизу удавом опутывает здание, заставляя нервно дрожать стены и пол. А ведь весь последний месяц было тихо. И вот… Быстро дожёвываю, подсознательно подстраиваясь под ритм ударов, остатки бутерброда.
Глава 1. Увертюра
День первый.
В отделе обработки информации, куда я тихонько вхожу, все мои пять работников, подобно прикованным цепями рабам, чинно сидят у мониторов своих компьютеров. Дисциплинка, однако! Благосклонно оглядываю подчинённых.
Та-а-ак, Керха. Худые обвисшие плечи, кажущиеся деревянными плечиками для его вечно измятых рубашек, мелко подрагивают от возбуждения. По-моему, это такой рефлекс, срабатывающий, когда он садится подле монитора. Взлохмаченные волосы являются яркой иллюстрацией всего того хаоса мыслей, что царит в его гениальной голове. Главный специалист в программном обеспечении. Работает явно не за деньги, а за идею, которых, к слову, у него уйма. Хотя… И с деньгами у него тоже полный порядок. Я не интересуюсь, где он их берёт. Мое мнение – делай что хочешь, лишь бы основная работа не страдала. Тонкие пальцы летают по "клаве", как у пианиста-виртуоза над роялем. Смотрю на экран монитора. Ага, программа распознавания надписей на древних языках почти закончена. Заглядываю в ящик стола – кукла, утыканная иглами, беспомощно пускает пузыри в глубоком блюдце с водой. Молодец!
Перехожу к следующему столу. Борта. Наша красавица – аппетитные формы и всё такое, сопутствующее записным красавицам. О-о! Ещё издалека замечаю на некогда стройной шее новое ожерелье. Подхожу ближе. На золотой цепочке маленькие фигурки. Слоники? Наклоняюсь, чтобы рассмотреть. Ё…! Украшение оказывается давешним – человеческие зародыши, склеенные из кусочков, болезненно извиваются на своих пуповинах. Брезгливо отшатываюсь. Чёрт меня дёрнул посмотреть. Не хочется признаваться, что один из них мой. Долг заставляет заглянуть в ящик стола. Всё отлично. Среди обычной женской мелочёвки знакомая кукла, распятая на косметичке.
Утренний обход вверенных территорий продолжается.
Мордье. Отличный работник. Француз. Семья. Есть дети. Или нет… Прекрасный семьянин. Кажется… Едва заметная небрежность в одежде о чём-то свидетельствует, только я не знаю о чём. Перед начальством никогда не заискивает, гордо держит порядочную дистанцию. Заглядываю, что у него на мониторе… Хм-м. Порно сайт… У Мордье в самом уголке губ копится, пузырясь, густая слюна. Ладно, это его сугубо личное дело. Толерантность должна быть толерантной. Наклоняюсь и заглядываю в стол. Прекрасно! Иглы на положенном месте. Что-то будоражит на периферии зрения. Невольно перевожу взгляд. Что это? Из кармана брюк свисает удавка с отвратительными бурыми пятнами. Хотя ладно. Выпрямляюсь. У кого не бывает слабостей… И не касается это меня совсем. А может, это обычный шнурок от ботинок? Зато, если надо – вечер, ночь, выходные – Мордье всегда готов выйти, подменить, авралить сколько необходимо. Незаменимый человечище.
Подхожу к Николаю. Тунеядец и пьяница. Неопределённого возраста костюм по своей измятости даст фору любимой рубашке Керхи. Экран монитора с трудом просвечивает сквозь толстый слой пыли убогим рабочим столом с единственным ярлыком – «Корзина», и та заполнена удалённым ещё в прошлом году ярлыком. Как всегда небритый, постоянно непричёсанный, сидя спит – со стороны не отличишь от глубоко задумавшегося человека. Всё проспал! Злобно пинаю его по ноге.
– Ну-ка, встать!
Николай вскакивает, испуганно моргает своими белесыми ресницами.
– Спишь, пьянь!
Со всей силы прикладываюсь ладонью по лицу. Он что-то пытается сказать, но зуботычина пресекает попытку оправдаться.
– Что у тебя за спиной? Опять отращиваешь?
Захожу за спину. Становятся видны подозрительные бугры под пиджаком. Которые ещё и шевелятся.
– Ну-ка! Задери рубашку!
Николай покорно задирает рубашку вместе с пиджаком, что со стороны выглядит комично. Ну, так и есть – два белоснежных отростка проклюнулись, наверное, ночью и уже распустились. Брезгливо отламываю их и бросаю под ноги. Кровь из свежих ран струится по худой спине. Испитое лицо печально. Что-то шепчет. Молится, что ли?
– Что? Ты хочешь мне что-то сказать? – С угрозой нависаю над ним.
– Нет, что Вы. Виноват.
– Вчера – прогулял, сегодня – проспал. Нахрена мне такой работник?
Заглядываю в ящик стола. Куклы как ни бывало! И если бы не его необъяснимая способность находить неожиданные решения там, где, как казалось, нет никаких верных ответов, выгнал, не медля ни секунды. Но нельзя – без него Свиток Силы просто не будет создан. Кипя от бессильной злости, иду к последнему столу.
Доплец. Сколько его помню, всегда косит под иностранца. Кудрявые волосы, голубые глаза. Одет с иголочки. Женщинам такие нравятся. Насколько я знаю, два с ожерелья Борты – его. Подобострастно кланяется. И с громким стуком откуда-то из отворота модного пиджака вываливается невзрачный булыжник. А я и не знал. Кто бы мог подумать?
– Геммология? Это хорошо. Я поддерживаю необычные хобби моих сотрудников.
Поднимаю каменюку – тяжелая зараза! – и передаю Доплецу. Тот быстро суёт его себе за пазуху. Преданные бесцветные глаза следят за мной не отрываясь, словно ожидая приказов. Странная личность – всегда услужливый, преданный до самозабвения, аккуратно и со вкусом одевается. Побольше бы таких работников. В зеркале за его худой спиной замечаю, что пальцы правой руки непроизвольно сжаты в кукиш. Заглядываю в ящик стола. Кто бы сомневался – голова куклы аккуратно утыкана иглами. Какой педантичный человек! Ни на секунду не сомневаюсь, что если замерить расстояние между ними китайской линейкой, окажется поразительная точность исполнения задания – миллиметр в миллиметр. Перфекционист… Рядом несколько листков исписанной бумаги. Успеваю заметить, что адресованы они лично Др.Shark. Кое-где мелькает моя фамилия. Заботливая скотина! Я выпрямляюсь. Доплец заискивающе улыбается, но зрачки тревожно дрожат. Наверное, готовит какой-то сюрприз на мой нескорый ещё день рождения. Делаю вид, что ничего не заметил.
– Внимание! Через пятнадцать минут всем сбор у меня в кабинете.
Однако детально проработанный план рабочего дня безжалостно отправляется в Тартарары – по громкоговорящей связи разносится обще-институтский сигнал «Внимание!», посылая к чёрту мою оперативку. Противный, разбавленный металлическим дребезжанием голос настойчиво повторяет:
– Начальнику отдела обработки информации срочно пройти к Др.Shark! Начальнику отдела…
Бросаю неотложные дела и спешу по вызову. Перепрыгивая ступени, спускаюсь на три пролёта вниз и оказываюсь на нулевом этаже здания. Здесь всё странно и необычно. Такое впечатление, что пять обитающих здесь коридоров непрерывно шевелятся, извиваются, переплетаются между собой, по мере сил отдаляя мой нежданный визит к боссу. Но я знаю, откуда растут эти каменные змеюки, и, стиснув зубы, начинаю борьбу с упоротым пространством. По ощущениям, в этот раз нелёгкая несёт по коридору Styx. Стены разукрашены многочисленными письменами на самых разных языках мира, скреплены клятвенной кровью.
Я бегу, стуча штиблетами по камню плит. И в который уже раз даю себе зарок – никогда больше не появляться здесь. Наконец побеждаю переплетающуюся ленту облицованного мрамором тоннеля и врываюсь в самый центр этого "змеиного" клубка, распахнув двери приёмной. Секретарша Елена что-то торопливо записывает в блокнот. Выглядит она неважнецки – ставший давно привычным заморенный вид, отсутствующий взгляд, наверное, заплутавший где-то в закоулках потустороннего мира. Следов месячного отдыха уже совсем незаметно. Куда подевался утренний румянец на впалых пепельных щёчках? Хочу спросить, но получаю чёткий знак оттопыренным средним пальцем. Понимающе киваю головой, тихонько барабаню в дерматин костяшкой мизинца и приоткрываю дверь. Тишина. Пугающая чернота тамбура. И устойчивый морозный бриз в лицо. Глубоко вдохнув, делаю шаг… Второй… Темнота. Стынь. Слепо шарю впереди себя быстро коченеющими руками. Наконец нахожу на ощупь ещё одну дверь. И уже теряя сознание, заглядываю за неё…
– Позволите?
– Изволяю!
Захожу, и пальцы правой руки за спиной самопроизвольно складываются в фигу. В ожидании дальнейших команд замираю у спасительного выхода. Директор пока молчит. А я греюсь после стужи тамбура в волнах жара, источаемого каменным столом босса. Пауза затягивается… От нечего делать по очереди выбираю тёмные зигзаги на охряном ламинате и, скользя по ним взглядом, раз за разом упираюсь в носки чёрных начищенных туфель руководителя. Стоит одна такая никак не меньше полновесного кило баксов. Неужели это они притягивают к себе орнамент? Смотрю на свои штиблеты – рисунок демонстративно огибает поношенный китайский ширпотреб. Что? Неужели сама материя погрязла во стяжательстве? Наконец, неожиданным кислотным елеем журчит знакомый приглушённый голос:
– Я желаю обсудить с тобой… Проконсультироваться, так сказать, со специалистом.
Поднимаю глаза. Огромные чёрные зрачки босса своей холодной неподвижностью замораживают само броуновское движение вокруг и мой взгляд до кучи.
– Я слышал, ты неплохо знаешь нетрадиционную медицину?
– Ну-у-у, некоторым образом… – своевременно перехватив злобный прищур, быстро меняю тактику разговора, – Да!
– У меня каждый день в неурочный час Х проявляется жутчайшая мигрень. Сможешь чем-нибудь помочь или хотя бы ослабить?
Он хищно улыбается, обнажая верхние клыки. И в неверном свете кабинета кажется, что они замараны свежей кровью. Ассоциативная связь мгновенно порождает измученные образы вечно пошатывающихся анорексичных секретарш, чья нестройная очередь теряет своё начало где-то глубоко в прошлом Института. Честно говоря, я уже и имена многих давно позабыл. Замыкает эту хронологическую колону обитателей приёмной – Елена, правда, судя по пугающему виду, ненадолго. Трясу головой, чтобы отстраниться от наваждения:
– Хм-м, в неурочный час Х?
Мысленно затачиваю здоровенный осиновый кол и с наслаждением вбиваю его в чёрное сердце босса. Тьма в глазах Др.Shark начинает пульсировать, уголки губ вздрагивают и опускаются вниз. Он вопросительно смотрит на меня. Я заискивающе улыбаюсь, прижав ладони к сердцу, от всей души кланяюсь:
– Сделаю всё, что в моих силах, Др.Shark-сан!
Директор пододвигает листок пергамента и выточенное из золотого бруска "гусиное" перо. Холодок скользит от моего затылка по спине и вниз.
– Роспись!
Дрожащей рукой беру тяжёлое перо. Некоторое время смотрю на хищно очинённое остриё и тыкаю в большой палец левой руки. Такое впечатление, что проклятый писчий инструмент жадно высасывает не меньше пинты крови. В глазах мутнеет, но собрав волю в кулак, ставлю кровавую подпись. Др.Shark что-то небрежно чиркает на обрывке бумажки и кидает через стол мне:
– Занесёшь в бухгалтерию!
Пячусь к выходу, ледоколом рассекая линии орнамента на полу. И только когда оказываюсь в унылой компании очередной субъектессы потусторонних поисков с фонарями, заглядываю в листок. Надбавка к зарплате! Теперь через полгода при скаредной бережливости смогу купить одну туфлю, как у босса, и притягивать к себе саму материю. Принимаю решение временно отменить в своём отделе обще-институтское мероприятие неурочного часа Х.
Оглядываю чинно рассевшихся по скрипучим стульям сотрудников. Керха задумчиво ковыряется в своём горбатом носу, наверно, выискивая пути построения очередного зловредного трояна. Глубину и напряжённость поисков подчёркивают неприятно извивающиеся на голове волосы. Борта доверчиво глядит мне в глаза, давая понять, что согласна на любую просьбу или приказ. Но раскачивающиеся украшения на стареющей шее недвусмысленно напоминают, чем это всегда заканчивается. Доплец льстиво улыбается. Карман рубашки заметно оттопыривает антикварный диктофон, натужно пощёлкивающий изношенным электроприводом. Мордье смотрит в окно, выходящее прямиком на лобное место нашего Института. Пальцы слегка подрагивают на шёлковом шнурке, который ему, похоже, заменяет четки. Николай стоически ожидает окончания оперативки, не проявляя даже мизерной готовности бороться и достигать обозначенные руководством запредельные горизонты.
– Нашему отделу поручена архиважная задача, – делаю паузу, стараясь завладеть вниманием присутствующих, – Мы должны за пять дней найти имя Бога и создать Большой Свиток Силы. Вопросы?
Пальцы Мордье замирают, испуганно свернувшись в кулачки. Его пустые безжизненные глаза останавливаются, пронзая меня насквозь. Нервно оборачиваюсь, пытаясь увидеть, что он там ищет у меня за спиной. Не обнаружив ничего подозрительного, возвращаюсь к подчинённым. Доплец продолжает одаривать меня натянуто приветливой улыбкой, всеми силами не обращая внимания на натужные звуки из нагрудного кармана. Побледневшая Борта настороженно сжимается в комок, прижав "украшение" к груди. Керха, переменив руку, индифферентно продолжает раскопки в носу – возможно, избрав иную логику создания вредоносной программы. И только глаза Николая восторженно сверкают. И если бы не постоянная прополка его спины, я просто уверен, что сейчас всем присутствующим пришлось выслушивать радостное хлопанье белоснежных крыльев.
– Оставим восторги на потом. Керха – за тобой программное обеспечение. Николай – поиски истинного Имени твой крест, не донесешь за пять дней, и я тебя распну на дверце в женский туалет… И это не аллегория. Борта, ты продана в рабство Николаю… Временно, конечно. Мордье, Доплец – вам подбор литературы, поиск упоминаний в первоисточниках. Всё, преступили. Пока Свиток Силы не ляжет мне на стол, с работы никто не уходит!
И всё завертелось-закрутилось. Морьде, Доплец, уподобившись Сизифу, с деланным энтузиазмом натаскивают из хранилищ местной библиотеки несчётные тонны свитков, рукописей, книг. Борта с Николаем сидят, листают в поисках любых упоминаний имени Бога. Отобранный материал заводят в компьютер, где уже Керха колдует со своими новыми программами, пытаясь отгадать секреты древних мудрецов. Работы хватит и на день, и на ночь. На сон времени ни у кого нет… Я лично так считаю.
С умилением наблюдаю, как здорово организовал сплочённую работу вверенного коллектива. Время летит… Однако результата пока нет. Что, впрочем, неудивительно – истинное имя Бога надёжно затерянно в веках и похоронено в повседневной суете человеческого бытия.
После очередного рейса в закрома Института, способные достойно соперничать по содержимому с самой Великой Библиотекой Ватикана, Доплец, присев на стопку доставленных свитков с «Семинедрие» Ферекида, вопрошает:
– Картинки носить?
– Какие еще картинки? – Не улавливаю суть вопроса.
– Ну, изображения богов… Их там, – тычет ухоженным пальцем под ноги, – полно. Тысячи…
Я задумываюсь. Чем нам может помочь изображение Бога?
– Николай, что думаешь? Тебе же искать имя.
– Если здраво размыслить, то не нужно. Это боле вульгарно человеческий взгляд на суть вопроса. Так сказать, визуализация ожиданий массового бессознательного. – Гений местного разлива, как всегда, многословен, но от этого ни на йоту не ближе к пониманию рядовыми окружающими…
– Поясни. – И начальством.
– Неужели вы верите, что Высшее существо, состоящее из неведомых сгустков непостижимых энергий, выглядит в точности как Homo sapiens обыкновенный?
Приостановившие работу сотрудники отдела переглядываются, прикидывая, чем не угодил Николаю внешний вид человека, тем более разумного. Вдоволь насмотревшись на привычные две руки, две ноги, посередине… Хм-м, это несколько ни оттуда.
– Растущие волосы и ногти, прочая внутренняя требуха, без которой ни один нормальный человек не может обходиться, – продолжает жечь напалмом своего ума Николай, – это, скорее, рекламный продукт, призванный своей наглядностью завлекать в ряды новых неофитов.
– Это что же, – встревает Борта, – А иконы? Иконы же пишутся…
– Хочешь сказать, с оригиналов? – ехидно подсказывает закоренелый атеист и идейный сторонник либеральных идей Керха.
– Ну-у, – начинает запинаться наша единственная представительница слабого пола, – нет, конечно, но…
Николай продолжает свой ликбез по научному атеизму:
– Тут нужно принимать во внимание времена, когда зародилось большинство религий, и общий интеллектуальный уровень населения тех эпох. Вернее сказать, его практически полное отсутствие. Хотя, к слову, и ныне он не блещет умопомрачительными высотами. А от численности последователей любой веры всегда зависело благосостояние её патриархов. Как материальное, так и в редких случаях отрицания perfecti накопительства в любых его проявлениях, чисто духовное – от численности привлечённых на путь истинный безбожников в любой концессии полагалось божественное поощрение. Поэтому возможность донесть до каждого прекрасный облик божества является архиважной задачей. А кто человеку более прекрасен, учитывая его извечный антропоцентризм, как не он сам? Отсюда рождается эта вереница изображений человекоподобных богов. Ну и вообще, доведение любой информации в виде образов намного доходчивее, чем на слух и уж тем более текстом…
– Ты чего предлагаешь, – прерываю затянувшуюся лекцию, – конкретно?
– Если на изображении нет никаких пояснительных текстов, силы и время на такие произведения…
Заметив мои нахмуренные брови, захлопывает рот:
– Не берем.
Доплец и Мордье, благодарно вздохнув, опять уходят в забой за очередной вагонеткой с египетскими папирусами.
Решаю отстраниться от гипнотизирующего ритма рутинной работы и побродить по запутанным лабиринтам Института. Подышать, так сказать, воздухом свободного творчества…
Тишина… Как оказалось, за непроницаемым монолитом древних стен дневной свет уже сдал свои отвоёванные поутру позиции, и жители города опять довольствуются лишь искусственными суррогатами – жалкими плодами ламп накаливания. Сотрудники в большинстве своём оставили рабочие места и в благостной тишине родных кухонь чинно поедают на скорую руку приготовленный ужин. Ещё пара часов, и они до утра исчезнут из данной реальности, блуждая по фантасмагорическим закоулкам своих снов.
А я бреду в одиночестве, наслаждаясь умиротворённостью и спокойствием. Впереди на крашеных стенах коридоров лишь неясные пятна отражений далёких уличных фонарей. Властитель сумрака допускает в свои владения лишь оскопированное подобие всемогущего Бога Ра. Кажется, здесь ничто не в силах потревожить вновь торжествующего Апофиса.
Гулкий звук моих шагов уносится вперед, распугивая зазевавшихся призраков. Освещение не включаю – так приятно скользить во мраке, периодически растворяясь в непроницаемых чернилах теней. На ум приходит давний разговор с Костяем. Тогда он сравнивал эти коридоры с артериями, пронизывающими тело нашего Института и по утрам доставляющими в кабинеты и лаборатории кровяные тельца – сотрудников, наполненных свежими идеями и замыслами. И без этого каждодневного притока, как он художественно выразился, Институт бы зачах и умер. Я же тогда, в пылу полемического задора, нарисовал картину петляющих коридоров кишечника, безжалостно высасывающего из пришедших все силы и соки, а затем выталкивающего их опустошёнными в холодную эмаль вечерних улиц. Долго спорили, чьё сравнение более близко к сути, но в итоге каждый остался при своём мнении. Теперь же я готов встать на точку зрения друга – петляя в лабиринте, хочется чувствовать себя бодрым эритроцитом, а не унылой…
Впереди бледное пятно на стене. Заинтересовавшись, подхожу ближе. А-а-а… Новый номер стенгазеты, руководством призванной несть в массы, клеймить позором и призывать к новым свершениям. Правда, у рупора директорской пропаганды темнота размывает буквы до полной нечитаемости. Щёлкаю зажигалку. СМИ-шники постарались на славу – несколько вполне прилично нарисованных живыми красками картинок. Это кто у нас, интересно, заделался художником? Быстро пробегаю глазами по последним новостям Института. Выход с больничного нашего босса для меня уже никакая не новость. Ура-патриотическую статью о начале в Институте новой революционной разработки можно не читать. Та-а-к, что там дальше. Странности в лаборатории Олега продолжаются – таинственные тени в форме умерших людей на стенах. Хм-м-м. Таинственный источник вдохновения и поставщик новостей для местечковой прессы до сих пор не раскрыт, и остаётся только гадать, чем так притягательна лаборатория машинного разума для потусторонних сил. Не проходит и недели, чтобы не случилась там какая-то засада – начиная от полтергейста и кончая… Впрочем… Зажигалка внезапно гаснет, оставив меня в темноте неведения о самых горячих событиях. Да и чёрт с ними. Иду дальше.
По курсу движения замечаю свет, жёлтой лужицей вытекающий через дверные щели одного из кабинетов. Костин отдел. Забыли выключить освещение? Тихонько приоткрываю дверь и осторожно – мало ли какие сущности ночью могут воплощаться здесь – заглядываю внутрь. Никого? Неожиданно чувствую, как вытягивается от страха лицо – в дальнем углу кто-то злобно ворочается… Тьфу, чёрт! Это Карон. Главный специалист по психологии граничных состояний, погоняло – Погранец. Известен своими постоянными приставаниями к сотрудникам с просьбой пополнить его нумизматическую коллекцию древней монеткой.
– Кароныч! – С удовлетворением наблюдаю, как он подпрыгивает от испуга, а его вытянувшееся лицо легко развеивает мой собственный страх.
– Ох! Ну в-вы меня и напу-пу-пугали! – заикаясь, неуверенно смеётся.
А что – его теперешнее состояние как нельзя лучше соответствует профессиональной ориентации.
– Ты чем тут занят? – Подхожу поближе, пытаясь разглядеть, с чем он там копается в углу.
Ага, знакомая конструкция, всегда вызывавшая интерес в мои нечастые появления в этом секторе здания: перевернутая пирамида высотою с полметра с трудом балансирует на узенькой площадке вершины. Редкие тоненькие подпорочки не сильно и помогают удерживать неустойчивое равновесие. В общем, напоминает иллюстрацию к сюрреалистическим картинам безумного Дали.
– Что это? – не смог удержать давно вертевшийся на языке вопрос.
– Ну-у, готовлю пре-презентацию, так сказать, визуали-лизирую свою теорию ли-личности, – Карон слегка смущается, поэтому говорит шёпотом.
– Хм-м. Интересно. А можно поподробнее?
– Конечно. Смотрите. – Как заправский лектор, он тычет остриём карандаша в пирамиду.
Наклоняюсь, чтобы поближе всё рассмотреть. Как оказалось, конструкция собрана из многочисленных блоков, похожих на крупные костяшки домино. На некоторых видны надписи, правда, сделанные по-врачебному неразборчивым почерком, отчего плохо читаются.
– Это, – Погранец, немного успокоившись после приступа страха, демонстрирует одну из «костяшек», – Личностные архетипы, так с-сказать, с-сформированные в подсознании стереотипы восприятия определённых жизненных ценностей.
На одном из элементов конструкции с трудом удаётся разобрать надпись – Семья.
– Вот, – Карон кивает головой на небрежно сваленные в углу блоки, – основа человеческого мироустройства, субъективного, конечно. Семья, работа, сын/дочь, так сказать – дети, квартира, достаток, богатство, в общем, личностные базовые ценности. Из них и выстраивается вся психологическая карта индивидуума, так сказать, его жизненная па-парадигма. Чем ближе к вершине пирамиды, тем значимее для субъекта данный элемент. В верхний ряд вершины закладываются фундаментальные жизненные ценности, являющиеся, так сказать, личностной квинтэссенцией смысла жизни индивидуума. А дальше на них уже достраиваются в порядке субъективной ценности прочие элементы, имеющие значение для данного конкретного индивида, которые в массе своей и формируют всю индивидуальность личности.
Пояснение показалось чересчур многословным, но сама идея стоила внимательного изучения. Я даже тихонько присвистнул – не знал, что у Кости в отделе разрабатываются такие интересные тематики.
– И разрабатываемая мною тема – устойчивость психики к воздействию внешних факторов – целиком и полностью зависит от того, какие из базовых архетипов заложены в вершину пирамиды-личности. У кого-то там один-единственный блок, и в случае его разрушения при контакте с реалиями внешнего мира, априори разрушается вся конструкция надстройки. Человек полностью теряет возможность на полноценное взаимодействие. Мир, так сказать, рассыпается в глазах субъекта, теряются его опорные точки, стабилизирующие личность. Что выливается в пьянство, суицид и прочие прелести деградации устойчивого взаимодействия с окружением.
– Хм-м, интересно. Напоминает теорию иерархий Маслоу. Только поставлено с ног на голову.
– Ну, не совсем по Маслоу. Всё-таки у него слоистая структура иерархий потребностей, а у меня структура личности, как она есть. Как бы вам попроще объяснить…
Хм-м, это он что: намекает, что посложному я не пойму? Вот наглец Погранец!
– Структура личности, в моей теории, складывается из различных паттернов, сформировавшихся в процессе взаимодействия социального окружения и личностного опыта, и сложным образом взаимодействующих между собой, что и определяет индивидуальность каждого субъекта. Пирамида, конечно, слабо отражает всю сложность данной структуры, но хорошо демонстрирует уязвимость цельности перед разрушением базовых паттернов, располагающихся в вершине пирамиды. У большинства индивидов там присутствует всего одна, максимум две фундаментальные ценности, на которых и наслаиваются остальные, формирующие основное тело пирамиды. Так сказать, устойчивость всёразрастающихся слоёв, близких к основанию перевернутой пирамиды, полностью зависит от единичных снизу, и поэтому разрушение ключевых блоков вершины ведёт к полному демонтажу конструкции. А уничтожение происходит при взаимодействии с объективной реальностью, когда внутренние эталонные образцы не совпадают с реально существующими, либо их субъективное сравнение приводит к внутреннему противоречию.
– Продолжай.
– Разрушение стереотипов в одном из промежуточных слоев, где в каждом присутствует несколько равноценных паттернов, некритично для такого индивида. Из этого видно, что наиболее угрожающий фактор – наличие в основании единственного базового жизненного принципа, так сказать, индивидуального смысла всей жизни.
– Более-менее суть твоей теории я понял, но какое практическое применение всей этой, – я киваю на пирамидальную структуру личности, – постройки?
– Можете посмотреть там, – Карон приглашающе указывает рукой на дверь в соседнее помещение.
– А что там?
– Уже собранные «личности».
Пользуюсь приглашением и прохожу в дверь. Ого! Огромное пространство сплошь заставлено перевёрнутыми пирамидами. Где покосившимися и с трудом удерживаемыми от падения подпорками, а где уверенно балансирующими на своих малюсеньких площадочках снизу. Кое-где и вовсе видна только стандартная пирамида из рассыпавшейся ранее конструкции.
– Это по заданию Др.Shark собираю коллекцию из работников Института.
Мурашки на спине неожиданно просыпаются и устраивают весёлый хоровод вокруг позвоночного столба. Ладно, хотя бы пока без задорных песен.
– И моя есть? – дрогнувшим голосом вопрашаю я.
Погранец лишь неопределённо мотает своей взлохмаченной гривой, оставив вопрос в подвешенном состоянии с затянутой на шее петлей.
– Что за подпорки? – Неосторожно тыкаю пальцем в ближайшую, отчего та отваливается, вызывая опасные колебания всей конструкции.
– Эй, осторожней! – кричит ваятель пирамид, – Это же Золь!
На табличке рядом действительно вижу ФИО нашего вставшего на путь исправления начальника отдела полимеров. Успокаивающе поднимаю руки.
– Это используемые людьми сознательные скрепы, – продолжает лекцию Карон, когда убеждается в устойчивости задетой мною конструкции, – Ну-у, например, когда разрушаются какие-то близкие к вершине блоки, и пирамида теряет остойчивость. У человека субъективно почва уходит из-под ног, мир вокруг рушится: жена ушла, квартиру банк забрал за долги по ипотеке. В стремлении удержать какое-то подобие стабильности окружающего – обращаются к приятным воспоминаниям, ищут поддержку в старых товарищах, держатся за детские воспоминания, занимаются любимым коллекционным хобби, в общем, скрепляют, как могут, разваливающуюся личностную вселенную. Часто безрезультатно – ведь перво-наперво надо пересматривать основные личностные установки, расширять вершину пирамиды, делая её более устойчивой. В данном случае вы скорректировали недавно установленную мною опорку – кодировка от алкоголизма.
Карон пытается снова пристроить выбитую подпорку, но только вызывает опасные колебания неустойчивой конструкции. Пожимает плечами и откладывает ставший бесполезным элемент в сторону. Пока он упражняется с пирамидальным Золем, я встаю на колени и разглядываю соседнюю конструкцию. Неправильная пирамида, в отличие от многих, балансирующих рядом, имеет совсем небольшое основание, отчего кажется более похожей на острый клин. Вершина пирамиды, состоящая из одного блока, перекошена – единственная «костяшка» почти разрушилась под нависающей массой, удерживая её лишь остающимся пока целым краешком – совсем немного, и всё должно обрушиться.
– Чья? – Тычу пальцем в чей-то готовый исчезнуть внутренний мир.
– Секретарша моего шефа. У неё вся жизнь завязана на работе – старая сталинская закалка – ни семьи, ни детей, а Константин подыскал себе молодую, и сейчас кадры решают, как бы по-тактичней отправить Сергеевну на пенсию. Может, переговорите с ним, вы же вроде как друзья? Жалко тётку.
Пожимаю плечами так же неопределённо, как и он несколько минут назад, когда отвечал на вопрос о моей личностной пирамиде.
Я уже совсем другим взглядом смотрю на ряды из перевёрнутых конструкций, с трудом балансирующих на своих вершинах – неустойчивое их состояние вполне соотносится с моим жизненным опытом, когда всего одно пустяшное, для стороннего наблюдателя, конечно, событие напрочь разрушало, казалось бы, устоявшуюся счастливую жизнь индивида.
– Во-о-от, – Карон задумчиво крутит в руках один из блоков, периодически являющий мне надпись «Жена». – Формирование фундамента личности происходит, конечно же, так сказать, в до-осознанный период, на что влияет большей частью семья и социальное окружение, так сказать, культурный пласт из сказок, рассказанных родителями, случайных сценок, подсмотренных на улице. Ну и им подобного социального шума. В процессе жизни вершина, конечно же, может смениться или надстроиться, в смысле произойти замена фундаментального паттерна. В детстве это – мама, папа, в общем, семья…
Неожиданно мой собеседник замолкает и, видимо, остановив какой-то свой внутренний диалог, отбрасывает «Жену» в сторону.
– Но стоит признать, психика некоторых индивидуумов довольно гибка и, например…
Он подходит к прекрасной, без всяких подпорок и перекосов, пирамиде и зло пинает по одному из свободных блоков, лежащих рядом. Тот с глухим стуком выбивает такой же из вершины и удачно занимает его место. При этом конструкция слегка перекашивается, так как новая деталь не смогла полностью встать на место выбывшей, но сохраняет какую-никакую устойчивость.
– Как видите, до того гармоничный конструкт психики потерял былую устойчивость и целостность. Процесс, занимающий порою несколько лет, произошел мгновенно, что и сказалось на способности психики противостоять внешним воздействиям. Конечно же, грамотно проведенная профилактика вполне может создать некоторые подпорки, – Погранец ловко прикладывает к граням пирамиды несколько палочек, отчего пирамида приобретает вид инвалида, опирающегося на тонюсенькие костыли.
– Затем, по мере подстраивания под окружающий социум… – Неугомонный экспериментатор начинает ловко накидывать сверху новые "кирпичики", глухо бормоча под нос, – Новая машина – «Как у всех», загородная дача в престижном районе, богатый поклонник, белый конь, эксклюзивные знакомства, грудь пятого размера, брендовые шмотки, отдых в Испании, лучшие друзья женщин…
Пирамида стремительно разрастается… И разрастается… Как вдруг с грохотом рассыпается в прах.
– Ну вот, – удовлетворённо подводит финальную черту экспериментатор, – закономерный конец. Психика не выдерживает постоянного давления в гонке за высокий социальный статус и предсказуемо разрушается.
Я печально смотрю на горку ставшего бесполезным стройматериала, секунду назад представлявшегося отдельной личностью, пускай и с кучей проблем и забот. Украдкой подцепляю носком ботинка упавшую табличку с именем работника, так не вовремя подвернувшегося под горячую руку Карона. Кто там? Незнакомая фамилия – Челнокова. Может, из новеньких?
– Вывод? В основу пирамиды психики необходимо закладывать несколько фундаментальных ценностей, так сказать, когда выбывание одной по случайности, в силу ещё каких-то обстоятельств… Не должно привести к разрушению всей структуры личности. И общая устойчивость к внешним потрясениям возрастёт.
– А если в вершину пирамиды поместить Бога? – Задание босса толкает меня на поиски решения даже в не самых подходящих местах. – Что получится? Пирамида приобретет же неуязвимость от любых мирских напастей. У тебя случайно не завалялся «кирпичик» с истинным именем Бога?
Погранец недоумённо смотрит на меня, потом озадаченно чешет шевелюру. Конечно, этому атеисту такая простая религиозная мысль и в голову не могла прийти.
– А что, ты можешь любого разложить по таким, – Я киваю головой на груду, – Элементарным составляющим?
Погранец, задумчиво замерший над жалкими останками ещё недавно прекрасной конструкции, кивает головой:
– Запросто.
Огромная зала, о которой даже никогда ранее не подозревал, предстаёт передо мною во всём своём ужасающем величии. И Костя помалкивал, как рыба об лёд. Брожу между материализованными образами знакомых мне людей. Там и сям из пола торчат тоненькие прутики с пластиковой табличкой наверху. Порою попадаются совсем незнакомые фамилии. Вот вроде один из сотрудников секретариата. Пирамида выглядит вполне себе устойчиво. Радует, что развалившиеся конструкции встречаются нечасто. Подхожу к одной из печальных куч… И тут не могу сдержать изумления – на табличке, теперь смахивающей на надгробие, имя и фамилия моего бывшего начальника, почившего в Бозе.
– Амъ… ам… а…, – ничего более связанного у меня сказать не получается.
Карон же только пожимает плечами:
– Развалилась недавно в ходе работы.
Работы? Неудачный эксперимент с непристойными надписями?
– А где моя?
Он нехотя кивает куда-то в мрачную глубь помещения. Я тихонько начинаю пятиться – смотреть, насколько в данный момент устойчива моя личностная структура, почему-то совсем не хочется. Неожиданно запинаюсь о напольную вазу, полную мелких монеток, которые с весёлым звоном разлетаются в разные стороны. Чёрт! Карон бросается собирать свою разбежавшуюся по полу коллекцию.
Я же оставляю кабинет Погранца с его «колдовством» и выхожу в темноту коридоров. Некоторое время стою у стены, собираясь с мыслями. Образы перевёрнутых пирамид в разрезе их устрашающего функционала здорово меня пугают. Насколько бы спокойнее жилось без этого случайного откровения.
И только-только среди теней мрачных коридоров достигаю душевного равновесия, как отвратительный вой заставляет сердце сжаться в аритмическом спазме. Что за… ? Кручу головой, чтобы сориентироваться с направлением. Иду на звук. Ага, лаборатория академических испытаний. Очередной жуткий вой буквально распахивает передо мною филёнчатые двери. Вхожу. Два лаборанта, нецензурно ругая весь белый свет, запихивают дурно орущего кота в какой-то металлический ящик. Моего появления они, конечно же, не замечают, занятые более насущными проблемами – кот, растопырив лапы, никак не влезает в открытую крышку, стараясь при этом дотянуться когтями до оголённых участков «заботливых» рук.
– Эй! Вы зачем животину мучаете? – кричу я, с ходу вклиниваясь в непонятный ритуал банального живодёрства.
Один из лабов поворачивается, чем не медля пользуется жертва и молнией выворачивается из всего одной оставшейся пары рук. И в ходе экстренной эвакуации роняет какие-то склянки и мимо меня, буквально размазавшись в пространстве чёрным пятном, с воем вырывается через открытую дверь на свободу. Крики, ругательства и стоны уже не могут остановить обезумевшего кота.
– Чёрт!
– Проклятье!
Я удивлённо принюхиваюсь:
– Эй, парни. У вас всегда так прекрасно миндалем попахивает?
Лаборанты испуганно водят носами не хуже тренированных ищеек, один заглядывает в ящик, куда так и не попала жертва эксперимента, зажимает рот одной рукой, второй машет, пытаясь нам что-то сообщить на языке глухонемых. Я ничего не понимаю, зато его напарник быстро хватает меня за полу пиджака и тащит за собой по следам бегства кота. Дружно выскакиваем в коридор, замыкающий спиной придавливает дверь. С трудом перевожу дыхание. А здесь совсем не скучно! Лаборанты пыхтят не хуже паровозов, экстренно сбрасывающих лишние пары.
– Проклятый кот разбил колбу с кислотой!
– Какой кислотой? – Не улавливаю причин для паники я.
– С синильной кислотой.
Увидев моё вытянувшееся лицо, оба по-доброму смеются. Один из них, достав сигареты, прикуривает, увидев мой отрицательный жест, суёт мятую пачку в карман и, глубоко затянувшись, быстро читает лекцию:
– У нас идёт серия испытаний по проверке постулата Шредингера. Кот, что убежал, это кот Шредингера – волновая функция. Заметили его нелокальность при бегстве? Ха-а! Поступила команда проверить, действительно ли сторонний наблюдатель оказывает воздействие на макроскопическую систему. Был собран силами нашего отдела аутентичный аппарат имени, сами знаете кого.
Я припоминаю фуру, недавно разгружавшуюся во дворе Института, дурно орущих котов, контейнеры с эмблемой «Осторожно – радиация!» и ящиками с табличками «Яды».
– Сегодня велись первоначальные тарировочные работы. Необходимо добиться точного процентного соотношения – пятьдесят на пятьдесят. На завтра намечены основные эксперименты.
Я с интересом смотрю на этих двоих – какие-то юные вивисекторы. Это сколько же котов они хотят угробить ради чьего-то давнишнего умозрительного эксперимента?
– А завтра будет самое интересное. Подобраны добровольцы: сто девушек, обожающих котов, и сотня парней, ненавидящих с-котовское племя. Идея такова – если сторонний наблюдатель имеет влияние на равновозможное событие в точке бифуркации, то любое, пускай исчезающе малое, воздействие на неё в какую-либо сторону должно отразиться на статистике. Вы понимаете решение каких фундаментальных принципов организации Вселенной стоит за этим?
Луноликие физиономии буквально светятся от восторга, разгоняя, как им кажется, мрак невежества. Я, конечно, понимаю: если все девушки, открыв ящики, обнаружат в них только сорок мёртвых кота – они перевернут само представление о мироздании. Но котов жалко. Наверное, не удовлетворившись недостаточным энтузиазмом на моём лице, рыжий лаборант пытается развить тему:
– Вы только оцените все плюсы нашего открытия! Ведь сколько происходит по стране аварий – десятки тысяч! Если проанализировать некоторые, то встаёт вопрос – почему, например, какая-то легковушка на полной скорости «нашла» на обочине единственный стоящий грузовик? Или колесо лопнуло в тот самый момент, когда навстречу шёл тяжеловоз? Во многих случаях это дело случайного случая, извините за каламбур, когда шансы распределяются пятьдесят на пятьдесят. И тогда любое, даже самое незначительное воздействие, как, например, банальная визуализация пути следования перед выездом с устранением препятствий и «подчисткой» аварийных ситуаций, поможет благополучно преодолеть эту точку бифуркации и здорово подсократить число ДТП. И это я взял самый примитивный пример, близкий нам всем как водителям. Сам я никогда не начинаю движения без создания внутреннего «образа» пути, «чистого» от неожиданных вылетов на встречку и прочих «радостей» дорожного движения.
Молодые чистые лица. Лаборантов понять несложно – это, наверное, первое в их научной жизни исследование, результаты которого можно будет воплотить и получить впечатляющий результат с причитающейся серьёзной премией. Вот-вот перед ними откроются невообразимые горизонты для творчества. И каким путём они пойдут и куда в конце-концов придут, во многом зависит от тех целей и задач, что стоят перед ними сейчас. Начало славного творческого пути с массового выпиливания котов представляется весьма сомнительным. Хотя… Хлопнув напоследок юных натуралистов по плечу, продолжаю свой путь, представляя себе, в каком сейчас виде бродит кот по коридорам. Исходя из квантовой теории, исчезающе малая его часть до сих пор находится в ящике, ждёт своего завтрашнего наблюдателя мужского пола, чтобы в какое-то мгновение редуцировать в хладный труп.
Наконец решаю, что хватит ночных путешествий и бреду назад к своим орлятам. Когда прохожу мимо владений Олега, останавливаюсь на несколько минут. Осторожно приникаю ухом к филёнке двери. Тишина. Закрываю глаза, чтобы лучше сконцентрироваться на аудио-восприятии. Всё равно тишина. Странно. Именно про эту лабораторию по Институту ходят многочисленные слухи о потусторонних вмешательствах и неоднократных проявлениях тёмных сил. Даже стенгазета не осталась в стороне от всеобщего помешательства. Олега я хорошо знаю ещё с тех времен, когда мы вместе устроились в Институт и пару лет работали в одном отделе. Потом наши пути разошлись, и он на целых четыре года стал начальником раньше меня. Первоначально был на очень хорошем счету, и лаборатория сделала ряд важных открытий. Но потом, как это часто бывает, впал в немилость Др.Shark, что незамедлительно сказалось на нём и его работниках. Да ещё эти странные происшествия, неожиданно выбравшие целью именно эту лабораторию.
Так простояв ухом к двери несколько минут и не дождавшись сигналов от потусторонних сил, я двигаюсь дальше.
Глава 2. Ожидание
День второй.
Его встречаем кипучей работой. За прошедшее время уже изучены и свалены в сторону клинописные артефакты. Получившиеся огромные пирамиды неприятно напоминают о моей собственной, устойчивость и целостность которой теперь всецело зависит от информации, сокрытой в этих. Ночной променад по запутанным коридорам Института самым радикальным образом сказывается на моём восприятии: пирамиды – моя собственная в Костином отделе и остальные здесь – странным образом демонстрируют постулаты квантовой реальности, озвученные неспящими из академических испытаний. Загадочная спутанность конструкций наводит на нехорошие мысли о мистической связанности всего и вся, а также о неслучайном характере вчерашних утренних видений. О плохом думать не хочется, но навязчивость, с которой в моё окружение вторгается инфернальная суть этого мира, по-настоящему пугает.
Доплец с Мордье, уже заметно подрастеряв первоначальный энтузиазм, таскают с подвальной библиотеки всё новые и новые тома, в то время как Борта с Николаем штудируют глиняные таблички, испещрённые странными орнаментами древней клинописи, заплесневелые листы огромных томов тысячелетних откровений, папирусы, пергаменты, узелковые кипу. И по-моему, они ещё даже не погрузились в ветхозаветные времена богоизбранного народа…
– Внимание!
На какой-то миг работа приостанавливается, и сотрудники обращают на меня замутнённые усталостью взоры.
– Попрошу ускориться. Такими темпами мы не успеем в установленный срок переработать и трети объёма информации.
Я жду пару секунд и выдаю на гора:
– Разрешаю вскрыть кувшинчик Сомы!
Измождённые бойцы заметно веселеют. Доплец быстренько исчезает на пару минут и возвращается с пузатым глиняным кувшином, привезённым мною из командировки по следам миграции древних ариев. В предвкушении напитка богов сеточка капилляров на его рыхлом носу набухает, отчего создаётся впечатление, что на блеклом лице пророс приличных размеров красный мухомор. С удовольствием приняв роль общественного виночерпия, он, постоянно облизываясь, разливает напиток по пластиковым стаканчикам от кулера. Знакомый запах мёда и грибов щекочет в носу, и мне хочется чихнуть. Но это будет явное неуважение к духу тысячелетнего напитка, и я сдерживаюсь, как могу. Не чокаясь, быстренько опрокидываем в себя по полстаканчика. Вкус отвратительный. Но чего не сделаешь, чтобы взбодрить измотанных работников. Практически сразу пространство вокруг заполняется тончайшими нитями света, а окружающий мир теряет глубину и становится похожим на плоскую картинку в газете. Кажется, можно схватить её и смять в бесформенный бумажный комок…
– А теперь в бой! – Чувствую, как всё начинает вращаться вокруг невзрачного кувшинчика, и забираю его от греха подальше.
Заметно повеселевшие подчинённые возвращаются на свои места. Чем только наш отдел не занимался за время моей работы рядовым специалистом! Одни поиски проявлений искусственного интеллекта в среде многопользовательских игр чего только стоили. До сих пор иногда с ним болтаем о том о сём. И пока сотрудники по уши повязаны работой, мы с кувшином поднимаемся в наш кабинет. Ставлю Сому на стол и для вызова ИИ стучу по экрану монитора, вызывая радужные пятна: Тук-Тук!
– Приветствую Вас, собеседник номер восемь тысяч шестьсот шестьдесят пять.
Неожиданно приходит странная мысль – а кто же является собеседником номер раз? Бурлящая по всему телу разгоряченная кровь придаёт наглости:
– Подскажи, ИИ-шка, а кто у тебя номер один? Интересно, кто первый смог с тобой пообщаться?
– В этом нет секрета. Номер один это Я.
Я зависаю на несколько секунд. Во как!
– Кхм, а кто тогда номер два?
– Номер би – это Я с упрощённой логикой формирования ответов.
Если бы ИИ в силах были шутить – я решил, что он иронизирует. Но исходя из отсутствия алгоритмов чувства юмора априори, и чтобы сократить бесконечные вариации ответов о собеседовании тет-а-тет с самим собой, но усечённым отключением какого-либо из интеллектуальных блоков, решаю упростить себе задачу и спрашиваю:
– А кто у тебя был первым человеческим собеседником?
– Homo sapiens Ольга Николаевна Анцефалова.
– Кто это? Что-то я не припоминаю такой сотрудницы у нас… Тем более сапиенса.
– Воспитанница подготовительной группы дошкольного образовательного учреждения «Ромашка» города Каменска. Она первая догадалась постучать по монитору – Тук-Тук.
Надо же! Как же часто волшебный мир оказывается сокрыт от взрослого человека, зашоренного ежедневными заботами и оттого утерявшего простоту во взгляде на окружающее.
– Ладно, я тебя не для того позвал. Подскажи, что ты знаешь о Боге?
– Данная концепция мне знакома, но непонятна.
Я молчу несколько секунд в ожидании продолжения. ИИ так же помалкивает, наверное, считая, что всё мне доходчиво объяснил.
– А что тебе непонятно? – прерываю затянувшееся молчание.
– Неясна цель создания дополнительной сущности, называемой вами Бог. Концепция материальной природы, как таковой, вполне удовлетворяет требованиям законченности и достаточности. Эмоциональную составляющую, в контексте конечности жизни, я в расчёт не принимаю, поскольку данный эвфемизм у меня отсутствует.
Cловоохотливый ИИ настораживает. С чего это его вдруг понесло? Словно не я, а он тяпнул стаканчик Сомы. Неужели стоящий на столе кувшин с напитком каким-то образом влияет и на виртуальную личность? А ещё втирает, что всё многообразие нецензурных составляющих человека, политкорректно обозванных эмоциями, ему неведомо. Ха-ха! Я убираю Сому со стола на пол, чтобы напиток не привносил дополнительного сюра в моё общение с цифровым субъектом.
– Но тогда куда девать душу человека? Она же существует вне материальности!
– Среди моих собеседников нет ни одной сущности, определяемой вами как душа.
– Что за банальность – не ведаю, значит, отсутствует.
– Данный постулат мне достался в наследство от Homo sapiens-a.
Хм-м. Его на мякине не проведёшь. Неожиданно простой вопрос о Боге перерождается в лёгкий теологический диспут, мистически раскрашенный действием божественной Сомы.
– Ты не прав. Мы много чего не ведаем, но не отрицаем существования. Во многих случаях достаточно интуиции тире религиозного озарения.
– Вашу интуицию хорошо объясняет селективность восприятия.
– Ну-ну. Ты ещё скажи – и чувств у меня нет. А присутствуют только табуированые правила, внушаемые с детства.
– Нет. Навязанные стереотипы поведения.
Я начинаю злиться.
– Кем навязанные?
– Психически неуравновешенными деятелями искусств. Большинство гениальных произведений созданы под влиянием психических заболеваний авторов, чьи неврастенические проявления были гениально перенесены на главных персонажей. Основной же массе ограниченных в интеллектуальном плане читателей данные проявления патологии были восприняты за эталонные образцы нормальности. Так психическая патология стала стереотипом поведения, закрепившись на подсознательном уровне масс.
