Читать онлайн Каменный остров. Историко-архитектурный очерк. XVIII—XXI вв. бесплатно

Каменный остров.

Магически притягательное сочетание слов, поэтическое, легкое и устойчивое одновременно.

У каждого заповедного места, как заметил А.Н. Анциферов, есть свой genius loci, который воплощает его душу, его своеобразие и неповторимость. Не будем искать его на Каменном острове, просто он сам – для Петербурга – воплощение этого удивительного понятия – genius loci.

Каменный остров – это маленький зеленый оазис в аквамариновом окружении Невок – Малой, Большой и Средней. Он всегда привлекал горожан острой свежестью морского воздуха, его вкус и запах передала Анна Ахматова:

или, у нее же, но – спокойнее, в ритме летящих ветров Балтики:

Как наваждение, привораживал островитян малахитовый сумрак липовых аллей. Платиновое сияние каналов смутно отражало северное небо и серебристые шары над водой – кроны ив.

Среди имен художников, писателей и поэтов, судьба которых оказалась связанной с Каменным островом, назовем только одно – Александр Пушкин, который более ста пятидесяти лет назад подарил острову избранную единственность, запечатленную в волшебных словах «Каменноостровского цикла». Конечно, дача Доливо-Добровольских, где Пушкин провел летние месяцы 1834 и 1837 гг., не сохранилась, молчаливым свидетелем давно отшумевших событий оставался только Кухонный флигель, перестроенный заново в середине 1990-х. Но – прикоснемся руками к старым липам Большой аллеи и Большого канала, пройдем по Невской набережной дороге, постоим в церкви Рождества Иоанна Предтечи, где в серебряной купели крестили детей поэта, припомним потрясающей грусти и искренности стихи «Библейского цикла» – и в памяти сердца, сначала смутно, а затем все отчетливее, начинают проявляться каменноостровские страницы пушкинского Петербурга.

Традиция проводить время на острове появилась еще при Петре I, то есть с первых десятилетий существования Северной столицы: здесь строили дворцы и дачи представители императорского дома, знатные вельможи, тут они проводили летние месяцы, сюда горожане спешили на праздничные гулянья.

В конце XIX – начале XX в. Каменный остров пережил первый в своей истории «строительный бум», когда его владельцы герцоги Георгий и Михаил Георгиевичи Мекленбург-Стрелицкие и принцесса Елена Георгиевна Саксен-Альтен-бургская, в целях получения прибыли от своего хозяйства, стали сдавать земельные участки острова в долгосрочную аренду. Именно тогда в центральной его части сформировался один из лучших в мировой практике архитектурных ансамблей Серебряного века – ансамбль в стиле модерн, связанный с творчеством В.И. Шене, В.И. Чагина, Р.Ф. Мельцера, Ф.Ф. фон Постельса и других мастеров «нового стиля».

Через сто лет, в 1991 г., с обрушением тоталитарного режима и советской системы хозяйства, закрылись дома отдыха, санатории, детские сады и ясли; вскоре у земельных участков стали появляться новые владельцы.

Начало XXI в. – новый период, превративший Каменный остров в огромную строительную площадку. Чем закончится «золотая лихорадка» и как поведут себя новые домовладельцы по отношению к исторически сложившейся планировке и застройке Каменного острова, покажет время, во всяком случае, все происходит под неусыпным наблюдением сотрудников Комитета по государственному контролю, использованию и охране памятников истории и культуры Администрации Санкт-Петербурга (бывшей Инспекции по охране памятников, преобразованной в 1990-х гг. в Управление, затем в Комитет по охране памятников при мэрии Санкт-Петербурга), что, возможно, поспособствует более или менее благополучному завершению и этого этапа в истории острова.

О водных протоках и мостах

1-й Каменноостровский мост

Первые мосты через Малую Невку, наводимые с весны 1760 г., были сезонными, наплавными или плашкоутными, с паромной переправой у Каменноостровского дворца.

К.И. Кольман. Вид на Каменноостровский мост. 1830-е гг.

В 1811–1813 гг. построили Бетанкуров мост – семипролетный, на деревянных сваях, названный по имени автора проекта, выдающегося ученого, гидроинженера и архитектора Августина Бетанкура. Семипролетная система была выполнена из «рамных конструкций» – секций, состоящих из чугунных полых ящиков. Это позволило настолько увеличить высоту стрелы центрального пролета, что под ним свободно проходили барки и парусники, зато въезд и спуск с моста получились очень крутыми, почему его и называли Горбатым. Кареты и коляски, повозки и телеги медленно поднимались вверх по его настилу, а на спуске с грохотом обрушивались вниз на маленькие предмостные площади. Преодоление этих препятствий, особенно осенью и зимой, в приправленные гололедом снежные метели, были для извозчиков и пассажиров подобны переходу Суворова через Альпы.

Этот мост, словно туго натянутая между берегами тетива лука, был не только одним из самых красивых инженерных сооружений своего времени, но и первым свайным мостом в истории российского мостостроения. После разрушительного наводнения 1824 г., в 1826–1827 гг., мост был реконструирован с частичным восстановлением свайных конструкций и получил название 1-й Каменноостровский.

Б. Патерсен. Дача Строганова и Строгановский мост. 1804 г.

При капитальном ремонте в 1856 г. мост получил плоское покрытие, капитальный ремонт потребовался и после наводнения 1924 г., а в 1952–1953 гг., к 250-летию города, был построен новый разводной мост из металла и камня. Таким он сохранился до настоящего времени.

Невские острова

Триада островов – Елагина, Крестовского и Каменного – составила своеобразное культурно-историческое и топографическое единство, закрепившееся с 1800-х гг. в названии «Острова» как имени собственном².

Обширные загородные дворцово-парковые комплексы на Островах появились в XVIII–XIX вв.: Елагин и Каменный принадлежали императорской фамилии; на самом большом из них, Крестовском, кроме обширной усадьбы владельцев острова князей Белосельских-Белозерских, основная территория была разделена на сдаваемые ими в долгосрочную аренду земельные участки для строительства домов, разведения садов, огородничества; часть земли принадлежала городу, и здесь постепенно создавалась, говоря современным языком, «индустрия отдыха».

Особой популярностью пользовались «русские горы» в саду Дюваля на Каменном острове и «американские» на Крестовском; создание здесь современного развлекательного комплекса «Диво-остров» с его дельфинарием, качелями, каруселями, высоченным колесом обозрения, разнообразными устройствами для любителей экстремальных ощущений, вроде стремительного броска с 30-метровой вышки, – закономерное развитие этих традиций.

К. Беггров. Крестовский остров. С литографии С. Галактионова. Вторая половина 1820-х – 1830-е гг.

А примерно 150 лет назад здесь устраивались рождественские елки, дети катались на пони, а взрослые – на лошадях и оленях. Особым великолепием отличались фейерверки и иллюминации в дни тезоименитства в императорском семействе или рождения наследника российского престола. На пароходах «Невской флотилии» катались по рекам, каналам, Финскому заливу. Духовая музыка в Крестовском саду, выступления акробатов и цыганского хора, чудеса кухни в Немецком трактире – все это конечно же отличалось от чопорных развлечений каменноостровцев на спектаклях в Летнем театре. Но особой границы между ними не было, скорее система перетекающих парковых пространств, взаимно дополняя друг друга, сообщала жизни на Островах поэтическо-меланхолический оттенок.

Свое впечатление об Островах передал французский путешественник маркиз А. де Кюстин в известной книге «Россия в 1839 году»: «Сегодня я совершил прогулку на острова. Нигде в мире я не видел болота, столь искусно прикрытого цветами. Представьте себе сырое, низкое место, которое лишь летом, благодаря каналам, отводящим воду, несколько высыхает. Такова эта местность, превращенная в превосходную березовую рощу, окруженную великолепными виллами. Аллея берез, которые вместе с соснами являются единственными представителями растительного царства, произрастающими на этой ледяной равнине, создает иллюзию английского парка. Этот большой сад с виллами и коттеджами служит для петербуржцев дачным местом, на короткое время летом заселяющимся придворной знатью. Остальную же часть года острова совершенно пустынны.

Н. Чернецов. Вид на Елагин остров в Петербурге.

Вторая половина 1820-х гг.

Парижане, которые никогда не забывают своего Парижа, назвали бы острова русскими Елисейскими Полями, но острова гораздо обширнее, носят более сельский характер и вместе с тем гораздо богаче разукрашены, чем наше место для прогулок в Париже. Они и более удалены от богатых городских кварталов. Район островов – одновременно и город, и сельская местность. Рощи, луга, отвоеванные у окружающих болот, заставляют верить, что кругом действительно поля, леса, деревни, а в то же время храмоподобные здания, пилястры, окаймляющие богатые оранжереи, колоннады дворцов, театр с античным перистилем – все это заставляет вас думать, что вы, находясь на островах, не покинули города»³.

Были и свои, местные достопримечательности, столь же обязательные для посещения, как колоннада Исаакиевского собора, откуда жители и гости Петербурга любовались панорамой города.

К. Беггров. Гулянье на Елагином острове. С литографии А. Брюллова. Вторая половина 1820-х – 1830-е гг.

На Елагином – это стрелка, или «пуант», прославленная восхитительной красотой пламенеющих закатов, отраженных в воде. Аристократический и придворный Петербург, не покидая карет, в полной тишине наблюдал за волшебными переливами солнечного света, пламенеющего, тающего и исчезающего за дальней линией горизонта Финского залива. Совершали паломничества к дубу Петра Великого на Каменном острове, посаженного основателем города в память своего пребывания в гостях у канцлера графа Г.И. Головкина в 1715 г.

Но примерно с 1840-х гг. публика постепенно стала иной, более раскованной и демократичной: «…Петербург съезжался на «Стрелку» после обеда, сытым и довольным. Островитяне, т. е. жившие постоянно или только лето на дачах на Елагином и соседнем островах, тянулись сюда пешком… Картина напоминала какой-то грандиозный светский базар, где комплименты, сплетни и деловые разговоры сливались в один общий гул… Со «Стрелки», по установленному церемониалу, уезжали в летние сады и театры – «Аркадия», «Ливадия», «Крестовский сад», «Буфф» и пр…А под утро картина «Стрелки» совершенно менялась и вместо красивых «выездов» и чванной, пестрой толпы приезжали на лихачах и «ваньках» те неугомонные петербуржцы, разгулу которых не было конца. Отсюда они торопились еще попасть в Новую деревню на «тони» и вторично поужинать, сварив там уху из только что пойманной неводом на их счастье рыбы».

Хелмицкий. Стрелка Елагина острова. Заход солнца

«Пологость низких островов», серебро рек и каналов, красота памятников архитектуры привлекали сюда писателей, художников, поэтов. В «Обыкновенной истории» И.А. Гончарова на Каменном острове находилась дача Любецких. А какое одухотворенное описание ночи, едва ли не лучшее в русской литературе, оставил он благосклонному читателю:

«Наступала ночь… нет, какая ночь! Разве летом в Петербурге бывают ночи? Это не ночь, а… тут надо бы выдумать другое название – так, полусвет… Все тихо кругом. Нева точно спала; изредка, будто спросонок, она плеснет легонько волной в берег и замолчит. А там откуда ни возьмется поздний ветерок, пронесется над сонными водами, но не сможет разбудить их, а только зарябит поверхность и повеет прохладой на Наденьку и Александра или принесет им звук дальней песни, и снова все смолкнет, и опять Нева неподвижна, как спящий человек, который при легком шуме откроет на минуту глаза и тотчас снова закроет: и сон пуще сомкнет отяжелевшие веки. Потом со стороны моста послышится как будто отдаленный гром, а вслед за тем лай сторожевой собаки с ближайшей тони, и опять все тихо. Деревья образовали темный свод и чуть-чуть, без шума, качали ветвями. На дачах по берегам мелькали огоньки.

М. Воробьев. Невка у Елагина моста. 1829 г.

Что особенного тогда носится в этом теплом воздухе?

Какая тайна пробегает по цветам, деревьям, по траве и веет неизъяснимой негой на душу? Зачем в ней тогда рождаются иные мысли, иные чувства, нежели в шуме, среди людей? А какая обстановка для любви в этом сне природы, в этом сумраке, в безмолвных деревьях, благоухающих цветах и уединении! Как могущественно все настраивало ум к мечтам, сердце к тем редким ощущениям, которые во всегдашней правильной и строгой жизни кажутся такими бесполезными, неуместными и смешными отступлениями… да! Бесполезными, а между тем в те минуты душа только и постигает смутно возможность счастья, которого так усердно ищут в другое время и не находят»⁴.

Обратим внимание на точность топографических деталей, на тончайший слух автора, который улавливает и дыхание невской волны, и «отдаленный гром» почти летящей с Горбатого моста кареты, и лай сторожевой собаки на Тоне, где любителям позднего ужина готовили только что выловленную рыбу, есть даже указание на то, что герои опирались на решетку около воды, а путешествие от Сената у Медного всадника на лодке с гребцами занимало у Александра Адуева около часа – все говорит о том, что дача была на Малой Невке и сам И.А. Гончаров, недавно приехавший в Петербург и еще не различавший названий всех протоков Невы, часто бывал в этих заповедных местах.

Полюбоваться елагиноостровскими закатами приводил героев «Войны и мира» Л.Н. Толстой. Приметы Островов, как отяжелевший свет февральских звезд, пронизывают творчество Александра Блока 1910-х гг. Переплетение истории и современности, ландшафта и архитектуры, природы и искусства, их единение создавали на Островах особый климат, столь привлекательный для жителя столицы, еще не знакомого с запахом выхлопных газов, но непоколебимо уверенного в том, что в городе летом абсолютно нечем дышать, и стремившегося на Острова, как мусульманин стремится в Мекку.

История изучения Каменного острова

Одним из первых исследователей истории города был шведский пастор А. Гиппинг, который писал о происхождении названия Каменного острова: «Это не что иное есть, как перевод финского kivi-saari, ибо слово «kivi» значит по-русски «камень»⁵. Название «kivisaari» отмечено на самых ранних шведских картах Ингерманландии уже в середине XVII в., где за островами дельты закреплены наименования, возникшие, по-видимому, в XIV–XV вв., когда эти земли принадлежали Великому Новгороду. Вдоль берега острова, в водах Малой Невки, на лоцманских картах отмечали выступающие из воды камни, которые могли послужить поводом для его названия – Каменный. Болотистая, покрытая диким лесом и кустарником местность была малопригодна для освоения. Вероятно, поэтому на старых картах лишь в юго-восточной, возвышенной части острова отмечены три финские деревушки с пашней и сенокосами.

С Каменным островом связана последняя попытка шведов удержать за собой земли Ингерманландии: 4 июня 1704 г. здесь высадился шведский десант (1 тысяча человек пехоты и 900 конницы) под командованием генерала Майделя. С моря город должна была атаковать шведская эскадра адмирала Анкерштерна. Не дождавшись атаки, Майдель отступил на 25 верст к северу от Петербурга, где бездействовал в течение двух недель.

План Санкт-Петербурга. 1720 г.

Комендантом города Романом Брюсом за это время была спешно построена непрерывная линия укреплений на Петербургской стороне вдоль берега Аптекарского острова. Эта линия от Невы до Большой Невки проходила напротив Выборгской стороны, Каменного и Крестовского островов. На новом рубеже были установлены артиллерийские орудия, размещены три пехотных полка из крепостного гарнизона и четыре сотни драгун.

23 июня Майдель со своим отрядом вновь переправился на Каменный остров, намереваясь затем совершить нападение на стоявшую в строительных лесах дерево-земляную Петропавловскую крепость. Увидев батареи Брюса, Майдель приказал построить на Каменном острове три бастиона, установить на них орудия. Завязалась орудийная и ружейная перестрелка, продолжавшаяся всю ночь. Наутро царю Петру было послано донесение: «…через многую нашу стрельбу на утренней заре неприятеля с Каменного острова сбили, и с великим поспешением ушел он на Выборгскую сторону», – что означало – по направлению к Выборгу, последней крепости, оставшейся у шведов в русской Карелии.

Р.В. Брюс преследовал ослабевшего неприятеля вплоть до реки Сестры, на берегах которой произошло последнее, решающее столкновение. Майдель потерпел поражение, отступил к Выборгу, отослав остатки своей пехоты в распоряжение генерала Анкерштерна.

Покинутые солдатами земляные бастионы на Каменном острове – последнее напоминание о почти вековом господстве шведов на невских берегах, где ныне строилась новая столица России – Санкт-Питер-Бурх.

Для форсирования работ нужно было заставить экономически сильные слои населения – дворян, купцов, духовенство – жить здесь, возводить собственные дома. Руками «мастеровых вечного житья» (как называли переселенных в Петербург крепостных крестьян), ремесленников, вольнонаемного люда, пленных шведов строились дворцы, дома, промышленные предприятия. Не ограничиваясь чисто административными мерами, неоднократно повторяемыми указами о переселении сюда всех, кто имел не менее 100 крестьянских дворов, Петр I широко применил систему дарственных как своеобразную меру поощрения своих приближенных. Владелец обязан был застроить полученный участок по «образцовому», то есть по утвержденному типовому проекту.

Далеко не всегда эта мера экономического воздействия давала положительные результаты: новые земли, особенно в окрестностях города, осваивались медленно и неохотно. По отношению к основным районам строительства Петербурга – на Городском и Адмиралтейском островах, на Московской стороне – острова Крестовский, Елагин, Каменный были далекой окраиной, с освоением которой никому особенно спешить не хотелось.

Как и Острова в целом, Каменный не обходили вниманием известные ученые: краткие упоминания, сведения о владельцах, связанных с ними исторических событиях находим в трудах А.И. Богданова и В. Рубана, И.-Г. Георги, М.И. Пыляева, П.Н. Петрова⁶. Однако первая (в дореволюционной литературе – единственная) сводная публикация, в которой Каменный остров рассматривался как целостное историко-архитектурное явление, статья П.Н. Столпянского «Каменный остров», появилась лишь в 1914 г.⁷ Во многом она основывалась на документах, выявленных в ходе подготовки Исторической выставки архитектуры, открывшейся в залах Академии художеств в 1911 г. Именно тогда И.А. Фомин, автор биографических статей об архитекторах Петербурга, впервые атрибутировал ряд проектов, относящихся к Каменному острову. Ценность статьи П.Н. Столпянского – скорее в постановке основных вопросов его истории, чем их решение; она лишь открывала путь к целенаправленному сбору и систематизации материалов.

Наибольшее внимание исследователей на этом этапе привлекали постройки и парк середины XVIII в., запечатленные в гравюрах «Каменноостровской сюиты» М.И. Махаева. Именно они анализируются в обобщающей монографии В.Я. Курбатова по истории паркостроительного искусства, где было сказано: «…в мелких петербургских усадьбах сады являются лишь дополнением к постройкам и низводятся на степень цветочного или зеленого ковра. Так, в великолепных садах Бестужева-Рюмина сад не имел террас, водоемы были ничтожны, деление же сада было наипростейшим. Середина была занята плоским цветником, а по краям были расположены стриженые боскеты, в которых помещались разные павильоны. Среди последних был Эрмитаж, почти такой же, как в Царском Селе»⁸. Работа была продолжена крупнейшими специалистами по русской гравюре XVIII в. М.А. Алексеевой (Государственный Русский музей) и Г.Н. Комеловой (Государственный Эрмитаж)⁹. Таким образом, наметились две основные линии исследования: историки паркостроения стремились определить значение усадьбы канцлера А.П. Бестужева-Рюмина для развития русского садово-паркового искусства XVIII в., а искусствоведы занимались изучением иконографии острова – гравюр, рисунков, их датировкой, авторством. Только М.А. Алексеева¹⁰ и К.В. Малиновский¹¹ в своих последних работах обратили более серьезное внимание на историко-архитектурные проблемы.

В монографии Т.Б. Дубяго, самом авторитетном труде по истории русского паркостроения XVIII в., Каменному острову отведена небольшая глава, где впервые подробно рассматривается усадьба его первого владельца Г.И. Головкина, воспроизведены четыре гравюры М.И. Махаева и фрагмент плана острова, который автор датировала 1777 г. Ею определены начальные этапы формирования парка, однако вне связи с архитектурой и без анализа последующих этапов, когда сформировался каменноостровский ансамбль¹². В 1970-х гг. застройка города становится предметом все более внимательного изучения в связи с развернувшейся в советское время планомерной работой по организации учета, охраны и реставрации памятников архитектуры Ленинграда. В архиве Государственной инспекции по охране памятников (ГИОП, отдел Б.А. Розадеева), Музее истории Ленинграда и других учреждениях началось кропотливое исследование источников, которые могли содержать ценный документальный материал. Однако первые публикации по Кировским островам (название, с 1934 г. объединившее Елагин, Каменный и Крестовский острова), в частности работы Н.Д. Синцова (1956) и В.И. Маркова (1965)¹³, имели вульгарно-социологический, агитационный характер. Через десять лет появилась первая публикация автора этой книги, специально посвященная Каменному острову, а еще десятилетием позже – сводная работа, характеризовавшая архитектурно-парковый ансамбль трех островов: Елагина, Крестовского и Каменного; в 1986 г. была защищена диссертационная работа о каменноостровском ансамбле, а в 1991 г. опубликована значительная часть этого материала¹⁴.

В научное обращение вошли сведения о постройках и парковых работах на Каменном острове, осуществленных или спроектированных Ж.-Ф. Тома де Томоном, Л. Руской, A. Н. Воронихиным, В.П. Стасовым, В.И. Щуко, И.А. Фоминым. С середины 1970-х гг. в краеведческой редакции «Лениздата» стали выходить книги серии «Зодчие нашего города», которая до сих пор высоко оценивается не только читателями, но и специалистами. Каменноостровские сюжеты стали частью многих исследований. Вот некоторые из них: «Джакомо Кваренги» (1977) и «Юрий Фельтен» (1988) М.Ф. Коршуновой; «Тома де Томон» (1981) и «Андреян Захаров» (1989) B. К. Шуйского; «Василий Стасов» Т.Е. Тыжненко (1990); «Луиджи Руска» Л.Б. Александровой (1990).

Архитектуру XIX – начала XX в. изучали Е.А. Борисова, А.В. Бурдяло, Т.П. Каждая, Б.М. Кириков, Е.И. Кириченко, ВТ. Лисовский, А.Л. Пунин, Т.А. Славина и ряд других историков архитектуры, чьи выводы автор учитывал при оценке ведущих стилистических тенденций этого периода.

Исключительный интерес представляет очерк архитектора Ф.Ф. де Постельса «Зодчие – выходцы из России: их роль и работы в Соединенных Штатах Северной Америки». Предложение написать его архитектор получил от Д.П. Рябушинского, начал работу в 1948-м, закончил в 1949 г. Рукопись хранится в Амстердаме в Международном институте социальной истории. Очерк Постельса – это голос поколения архитекторов, потерянного для России в омуте октябрьского переворота. Заключительные слова автора, построившего на Каменном острове собственный дом, – одно из лучших произведений эпохи модерна, – звучат не только гимном верности своему призванию, но и почти не высказанной надеждой на то будущее, в котором их труд будет оценен в далекой и любимой России, которую они вынуждены были покинуть в расцвете творческих сил: «Несмотря на множество препятствий на пути и затруднений, большинство пробило себе дорогу, а что спасло и обвенчало успехами – это русская прирожденная выносливость, приспособляемость, ревнивое и честное отношение к изучению новых отраслей и к служебным обязанностям, дисциплина духа, а подчас и своеобразный подход к делу, изворотливость, изобретательный ум. Итак, «жив курилка» – говорили у нас на Руси. Этим, думается, и здешние русские зодчие, влившиеся в американскую профессиональную среду и деятельность, иногда и совместно с собратьями-инженерами, внесли, каждый по-своему, по мере своих дарований и характеру, преследуя свои индивидуальные цели, и все в совокупности внесли вклад, благодаря которому мы удостоились признания как способные сотрудники и сподвижники в культуре Нового Света. То наша гордость и счастье»¹⁵.

После публикации этих материалов в изучении творчества мастеров модерна словно появилась новая ось координат, их творчество не обрывается на 1917-м или 1920-х гг., но продолжается в иных условиях и получает ту меру завершенности, которая определена жизнью человека.

Необходимо хотя бы кратко остановиться на тех исследованиях, которые хранятся в ведомственных архивах на правах рукописей в виде исторических справок, экспертиз, регламентов, ведь именно они обсуждаются на градостроительных советах и от них зависит решение относительно того или иного сооружения. Следует особо выделить выполненные в 1930-е гг. работы А.А. Савельева (1874–1942), который на протяжении всей своей жизни собирал и изучал материалы по истории Каменного острова. Интересны его работы, посвященные начальному этапу застройки острова (1703–1758 гг.)¹⁶, проблеме определения автора Каменноостровского дворца¹⁷. Исходная, ключевая для понимания каменноостровского ансамбля, эта проблема привлекала внимание уже И.Э. Грабаря, который, основываясь на стилистическом анализе и некоторых документах, выдвинул предположение, что первоначальный деревянный дворец был построен Ф.Б. Растрелли, а затем перестроен в нынешнее каменное здание В.И. Баженовым¹⁸. Первая атрибуция была опровергнута публикацией в 1939 г. формулярного списка архитектора Растрелли, осуществленной польским исследователем 3. Батовским¹⁹, возможность же авторства Баженова детально исследовал и обоснованно отверг А. А. Савельев. Тем самым вопрос об авторстве дворца был оставлен открытым.

Из других работ А.А. Савельева отметим «Материалы о церкви Иоанна Предтечи и Инвалидном доме»²⁰, где он впервые дает точные датировки: заложена 17 мая 1776 г., освящена 24 сентября 1778 г. Автором проекта Предтеченской церкви он считал Фельтена.

В «Материалах о даче принцев Ольденбургских»²¹ Савельев привел обнаруженный им в архиве Академии художеств список работ С.Л. Шустова и констатировал, что проекты дачи и Каменноостровского театра были выполнены этим выдающимся зодчим.

Во время войны в Каменноостровском дворце работала обмерная группа ГИОП под руководством архитектора С.Е. Бровцева. В 1942 г. им была составлена «Пояснительная записка к обмерам Каменноостровского дворца». Для нас особенно важна ее вторая глава, посвященная исследовательской работе бригады²². Стилистический анализ архитектуры дворца привел С.Е. Бровцева к принципиальному выводу о его принадлежности «к эпохе значительно более поздней, чем это указано у И. Грабаря (1765 г.) и даже у Савельева (1775–1776 гг.), так как строго классические формы его со значительной долей палладианства говорят о большом влиянии школы Гваренги периода ее расцвета (1780–1790), чем о какой бы то ни было «баженовской школе»²³. С.Е. Бровцев установил также, что «дворец является перестройкой, вернее достройкой и объединением сооружений, бывших на этом месте у гр. Бестужева-Рюмина»²⁴. Он впервые зафиксировал существование дворца 1750-х гг.²⁵, не выявил никаких подтверждений ведения работ в 1776–1778 гг. и предложил следующие датировки: «Эпохой создания внешнего вида дворца являются 1780—1790-е гг., детали внутренней отделки парадных зал произведены арх. Бренна (1794–1798 гг.), а все остальные элементы – эпохи 1850–1880 гг. Архитектор Баженов участия в постройке дворца не принимал, а связь его с дворцом, по-видимому, приписывается по ложному совмещению его имени с однофамильцем, чиновником, работавшим в «Канцелярии от строений», и имевшим как будто отношение к дворцовому ведомству и ко двору Павла I»²⁶. Отметим, что С.Е. Бровцев особо упоминает В. Бренну как автора интерьера, связывая с его именем убранство Большого зала и аванзала, и в частности появление здесь фресковых росписей по сюжетам гравюр Дж. Пиранези.

Многие выводы и предположения С.Е. Бровцева в годы войны проверить или уточнить было невозможно. Лишь двадцать лет спустя к истории строительства Каменноостровского дворца обратилась архитектор Н.С. Озерова²⁷. В подготовленной ею научной справке среди обширного материала, проработанного в московских и ленинградских архивах, никаких сведений об авторстве дворца не оказалось. По предположению исследовательницы, первоначальные чертежи здания погибли во время пожара в Зимнем дворце в 1837 г. Н.С. Озерова рассмотрела также возможность авторства Ю.М. Фельтена и отвергла ее на том основании, что в авторском списке работ архитектора Каменноостровский дворец отсутствует.

Гипотеза об авторстве Фельтена впервые прозвучала в публикации А.Н. Петрова в первом сводном издании, посвященном памятникам архитектуры Ленинграда²⁸. Основанная на некоторых косвенных данных, эта атрибуция сохраняла свое значение до недавнего времени, хотя выявленные исследователями творчества Фельтена документы не представляли собой серьезных аргументов в ее пользу.

В упомянутой коллективной монографии и ее переизданиях ряд очерков посвящен другим архитектурным объектам Каменного острова²⁹. Подготовленные главным образом А.Н. Петровым, они содержат в том числе и результаты специальных исследований, осуществленных сотрудниками ГИОП. В авторский коллектив были приглашены также известные историки архитектуры и искусствоведы.

Прямым продолжением исследования А.А. Савельева стала работа А.Н. Петрова «Дача б. П.Г. Ольденбургского»³⁰. Наряду с детальным обоснованием авторства Шустова здесь содержится анализ ряда сюжетов ранней истории Каменного острова, впервые упоминается «Межевой план 1746 г.», представляющий собой ценный исторический источник, рассматриваются отношения между первыми владельцами острова до его перехода в собственность императорской фамилии.

Особо отметим работу известного историка архитектуры А.Ф. Крашенинникова, посвященную Каменноостровскому театру³¹, в которой собран почти исчерпывающий материал по истории его строительства, иконографии; это до сих пор одна из лучших работ о театре.

К началу 1980-х гг. в научное обращение были введены данные о ключевых архитектурных сооружениях, составляющих основу каменноостровского ансамбля; в определенной мере учитывалась их стилистическая близость, композиционная взаимосвязь. Неразработанными остались вопросы формирования планировки парка, а также история дачной застройки, без которой ансамбль оценить невозможно.

В середине 1990-х гг. интерес к участкам на Каменном острове стремительно возрос. Все находившиеся на острове дома отдыха и санатории (кроме военного) были закрыты; появилась реальная для состоятельных людей возможность построить там себе особняк. Проектирование и новое строительство ведется под наблюдением Комитета по государственному контролю, использованию и охране памятников истории и культуры Санкт-Петербурга (КГИОП), документы сосредоточиваются в архиве, однако доступ к ним затруднен, поэтому современная застройка острова описана фрагментарно.

Специального изучения требует вопрос о государственной системе охраны памятников в советский период, так как он имеет к Каменному острову прямое отношение. Но поскольку неизвестно, когда это может произойти и произойдет ли когда-нибудь вообще, придется на этом вопросе ненадолго остановиться.

В 2001 г. председатель КГИОП Н.И. Явейн и его заместитель Б.М. Кириков сетовали по поводу недавнего прошлого: «Списки памятников» неизбежно отражали воздействие определенных вкусовых пристрастий и жесткого идеологического давления. Таким образом они, по-видимому, пытались объяснить, почему система охраны в целом оказалась не слишком эффективной.

Но дело совсем не в «Списках», а в том, что Инспекция, отвечающая за охрану памятников, никогда не была независимой организацией, и вопросы, стоявшие перед ней, вовсе не сводились к организации охранных мероприятий.

Напрямую подчиняясь Архитектурно-планировочному управлению (АПУ, позднее – ГлавАПУ), Инспекция обслуживала интересы государственного аппарата, была послушным, гибким, хорошо оплачиваемым и достаточно закрытым для посторонних его подразделением. Но именно Инспекции приходилось принимать удар на себя – объясняться с общественностью, выступать в средствах массой информации в случаях явных проколов, как это было с путевым дворцом Екатерины II, построенным по проекту Ф.Б. Растрелли, гостиницей «Англетер» (оба памятника были разобраны до основания) или домом Дельвига, который, к счастью, удалось спасти – редчайший случай. С другой стороны, в Инспекции всегда был значителен объем собственной работы – инспекторской, реставрационной, научно-исследовательской. Важным событием в системе ГИОП стала организация в 1967 г. Б.А. Розадеевым сектора по изучению массовой городской застройки (сектор неподохранных и учетных зданий, позднее – сектор исследования и учета городской застройки, ныне – отдел городской среды, возглавляемый с 2001 г. Е.Е. Глуховой). Сотрудники этого сектора (здесь работали известные искусствоведы Р.А. Сомина, Р.Д. Люлина, Л.С. Клещева, К.С. Колодезникова и др.) системно (участок за участком, дом за домом, улица за улицей) обследовали городскую застройку (исключая интерьеры зданий) по специально разработанному руководителем графическому плану города.

Следующий этап – обработка материалов архивных фондов Технического отделения городской управы и Городского кредитного общества в Ленинградском историческом архиве (ЛГИА, ныне – ЦГИА СПб.).

В результате на каждый участок составлялась краткая учетная карточка с фотографией фасада лицевого дома, калькированным сводным планом застройки участка, на который наносились все этапы его строительной истории.

Вся эта работа (она велась в очень жестком временном режиме, имела сугубо секретный характер и на моей памяти только К.С. Колодезникова выдержала ее до конца) едва ли не ежедневно проверялась начальником, который сам постоянно работал в читальном зале архива, помогал в решении сложных вопросов, а заодно строго следил за дисциплиной. Все учетные карточки им визировались, хранились в сейфе, затем брошюровались в планшеты и получали номер, идентичный номеру на плане города.

Застройкой Каменного острова стали заниматься значительно позднее (А.А. Матвеева, а после ее безвременной кончины – Т.И. Николаева), ее описание не закончили, во всяком случае сброшюрованного планшета не существует, сохранились разрозненные выписки и планы участков.

Работа сектора в целом никакого выхода в научный мир не имела: ни публикаций, ни выступлений на конференциях, но результаты инвентаризации городской застройки стали основой для составления «Списка вновь выявленных объектов, представляющих историческую, научную, художественную или иную культурную ценность» (3234 адреса учетных зданий), который 29 декабря 1991 г. был утвержден президиумом Санкт-Петербургского горсовета народных депутатов.

Впервые за советский период каменноостровские особняки, дачи, оранжереи, как и парк в целом (его поставили на охрану в 1988 г.), заняли в этом списке достойное место.

Однако охрана памятников Каменного острова имеет более чем столетнюю историю, поскольку дворец и театр были в перечне достопримечательностей, составленном в канцелярии петербургского градоначальства в 1902 г. В государственный список подлежащих охране памятников архитектуры, составленный в 1920 г. под руководством архитектора И. Фомина, дополнительно включили дачу Ольденбургского и загородный дом Половцова, после 1924 г. получивший статус памятника истории в связи с посещением его В.И. Лениным в 1920 г. Основная застройка острова относилась к XIX – началу XX в., но до 1960-х гг. все, что не относилось к барокко или классицизму, «ругали» эклектикой и декадансом. Лишь со второй половины 1960-х гг., когда научное и художественное осмысление культуры этого времени (прежде всего благодаря работам А.Л. Пунина, Е.И. Кириченко, В.Г. Лисовского) принципиально изменилось, появилась реальная возможность расширить список охраняемых государством памятников. Таким объектом стал собственный дом архитектора Мельцера, затем дачи Фолленвейдера, Клейнмихель (еще один адрес, связанный с В.И. Лениным), затем – Гаусвальд, Гау.

В том, что Каменный остров, среди многочисленных достопримечательностей, занял особое место в жизни многих и многих горожан, что они испытывают к нему чувство любви, нежной привязанности, возвращаются к нему снова и снова, огромная заслуга принадлежит профессору И.П. Шаскольскому, председателю Петроградского отделения Общества охраны памятников, и его ближайшей помощнице Т.Д. Кириченко. С 1975 г. еженедельно организуемые ею четырех-пятичасовые экскурсии по острову ввели его памятники в культурный обиход горожан, вызвали множество газетных публикаций и телевизионных репортажей. Этому способствовало и благожелательное отношение к экскурсантам со стороны руководства Военного санатория, администрации домов отдыха, кинокопи-ровальной фабрики и телевизионного театра.

Ознакомление с интерьерами зданий воссоздавало целостность исторического процесса, помогало погружению в культуру разных эпох – от барокко и классицизма до Серебряного века.

Напомним, что вся территория Каменного острова состоит под государственной охраной, являясь частью Объединенной охранной зоны исторического центра Петербурга. С 1988 г. Каменный остров (парк «Тихий отдых») объявлен памятником истории и культуры местного значения. Существуют также ограничения для застройки, установленные законом «Об охране памятников истории и культуры» 1978 г. и режимом Объединенной охранной зоны.

Для того чтобы выработать правила реконструкции Каменного острова, по заказу КГИОП были выполнены четыре проекта историко-культурного регламента: в 1997 г. Облпроектом, в 1999-м – ООО «Мастерская Н.Ф. Никитина», две версии разработаны Ассоциацией исследователей Санкт-Петербурга.

Первые два регламента настаивают на сохранении пейзажно-регулярного парка с минимальной передачей строений и земельных участков в частное владение. Ассоциация же предлагает расширить частновладельческую застройку и разрешить новое строительство. По мнению авторов, это создаст условия для привлечения средств и приведения в порядок памятников архитектуры и территории острова. Несмотря на то что в 2000 г. официально утвердили регламент «Мастерской Н.Ф. Никитина», при решении конкретных задач учитываются проектные разработки Ассоциации.

Усадьба графа Г.И. Головкина 1704-1746

Первым владельцем Каменного острова, получившим его в дар по изустному повелению Петра I в 1704 г., был Гавриил Иванович Головкин (1660–1734).

Наиболее достоверные сведения по истории своего рода собрал Федор Головкин, опубликовавший их в начале XX в. сначала на французском, затем на русском языке: «Имя Головкиных появилось на Венском соборе 1598 г. при избрании Годунова на московский престол. На этом соборе среди духовенства присутствовал также Евстафий Головкин – инок Свято-Сергиевой лавры. Его племянник, Родион Дмитриевич, имел двух сыновей: Симеона, родоначальника графской линии, угасшей в 1846 г., и Луку, родоначальника линии нетитулованной и существующей посейчас. Случайные обстоятельства способствовали, однако, возвышению Головкина среди окружающей престол толпы. Некий Роман Раевский отдал свою дочь за Симеона Родионовича Головкина, а ее сестра Прасковья благодаря браку своей дочери с Кириллом Нарышкиным стала бабкой Петра I.

Таким образом, Наталья Кирилловна, мать Петра I, была внучкой сестры бабушки Г.И. Головкина. Он же приходился ей внучатым племянником, троюродным братом матери Петра и троюродным дядей самому Петру»¹.

В течение своей жизни Г.И. Головкин был как на военной, так и на государственной службе, но оказался среди приближенных молодого царя еще во времена правления царевны Софьи: с 1677 г., т. е. с 17 лет, состоял при царевиче, с которым был почти ровесником, в звании стольника, а затем в 1689 г., заменив на этом высоком придворном посту своего отца И.С. Головкина, назначен постельничим. Узнав о готовящемся покушении на Петра, предупредил его, за что едва не поплатился жизнью. Головкин сопровождал царя в заграничных путешествиях 1697–1698, 1712–1713 и 1716–1717 гг. В 1698 г., как и Петр I, с топором в руках работал на корабельной верфи купцов Кальфов в Саардаме. Участвовал в военных походах и сражениях Северной войны, был в Прутском походе. Награжден Андреевским орденом за разгром флотилии шведского вице-адмирала Нумберса в устье Невы 17 мая 1703 г., где проявил отчаянную храбрость: вместе с государем с ружьем в руках бросился на неприятельский корабль, и они захватили его в плен. Существует предание, что за это он получил и Каменный остров. В 1706 г. Головкин возглавил Посольский приказ.

Иноземные монархи также отметили его своими милостями: Август II наградил орденом Белого орла, Иосиф I в 1707 г. возвел Г.И. Головкина в графское достоинство Священной Римской империи.

Впервые учрежденную Петром I должность первого российского канцлера Головкин получил в 1709 г. на Полтавском поле, сразу после сражения. В сентябре этого же года канцлер был возведен в российское графское достоинство, впервые введенное Петром I, и стал первым русским графом. В гербе Головкиных были подчеркнуты воинские доблести рода: щит, разделенный на четыре поля с полуорлами, держали два льва, из облаков была протянута рука с обнаженной шпагой, в центре щита помещен лев, держащий в лапе шпагу².

В 1717 г. граф Г.И. Головкин был назначен президентом Коллегии иностранных дел, в 1719-м – избран в Сенат, с 1726-го стал членом Верховного тайного совета. Императрица Екатерина I «передала ему на сохранение свое духовное завещание, которым назначила преемником престола Петра II, а его одним из опекунов малолетнего императора. По кончине Петра II (1730) Головкин предал огню этот государственный акт, которым, на случай бездетной кончины юного императора, престол обеспечивался за потомками Петра I, и высказался в пользу Анны Иоанновны. Личный враг кн. Долгоруких, Головкин был одним из главных виновников неудачи замыслов верховников… Искусный царедворец, сумевший сохранить свое значение при 4-х царствованиях, Головкин владел целым Каменным островом в Петербурге, многими домами и поместьями, но был чрезвычайно скуп»³.

Кроме острова, граф Г.И. Головкин владел 30 000 душ крепостных крестьян, имел два каменных дома на Васильевском острове (в 9-й линии на берегу Невы и в 1-й линии, напротив Кадетского корпуса, – оба проданы в 1759 г.) и «близ Нового мосту на Мье реке дом Его Сиятельства гр. Г.И. Головкина с каменным и деревянным строением, с регулярным садом и оранжереями» – объявления о продаже печатались в «Санкт-Петербургских ведомостях» в сентябре 1763 г.

Сопоставим характеристики графа Г.И. Головкина, данные современным исследователем Д.О. Серовым и современником канцлера герцогом Лирийским.

Д.О. Серов пишет: «Не отличающийся особой образованностью, дипломатическими талантами, Головкин проявил себя как выдающийся государственный деятель, умелый администратор. Обладавший спокойным, выдержанным характером, умеренный в пристрастиях, глубоко преданный интересам своей семьи, Головкин был опытнейшим придворным интриганом, человеком уникального для XVII–XVIII вв. политического долголетия»⁴.

Герцог Лирийский в своих «Записках о пребывании при российском дворе в звании посла короля испанского» в 1727–1730 гг. в специальном разделе «Характеры лиц, бывших при русском дворе» отмечал: «Граф Головкин, государственный канцлер, старец почтенный во всех отношениях, осторожный и скромный; с образованностью и здравым рассудком соединял он в себе хорошие способности. Он любил свое отечество и хотя был привязан к старине, но не отвергал и введение новых обычаев, если видел, что они полезны; был привязан к своим государям, и его подкупить было невозможно, посему-то он держался при всех государях и в самых затруднительных обстоятельствах, потому что упрекнуть его нельзя было ни в чем»⁵.

Оценка деятельности канцлера испанским послом представляется более справедливой.

Устроительную работу Г.И. Головкина на Каменном острове историки оценивали не слишком высоко: П.Н. Столпянский, например, считал, что, «получив во владение Каменный остров, граф Головкин едва ли сделал многое для его благоустройства: первый канцлер Российской империи был очень скуп… Более чем вероятно, на самом высоком месте этого острова, там, где теперь Каменноостровский дворец, был выстроен небольшой деревянный дом, носивший, впрочем, громкое название «Дворца государственного канцлера», в густом лесу было пробито несколько просек и проведена дорога вниз по Малой Невке, чтобы удобнее было проезжать на Крестовский остров, в то время владение любимой сестры Петра Великого, царевны Натальи Алексеевны. Быть может, канцлер не сделал бы и этих расходов, но он знал, что нежданно-негаданно может на остров заехать царь, чтобы посмотреть, какое употребление из царского подарка сделал его любимец»⁶.

В «Проекте планировки части Выборгской стороны под дачи по Малой Неве», датированном 1714 г., зафиксированы результаты первого строительного периода: «…Каменный остров имеет 11 строений, и по Выборгской части означено 12 строений, принадлежащих графу Головкину»⁷. К этому времени на стрелке острова был выстроен деревянный, на высоком каменном основании усадебный дом – небольшое, прямоугольное в плане сооружение с тремя ризалитами на главном фасаде, увенчанными башенками. Его раскрасили «под кирпич», высокая «с переломом» голландская крыша, покрытая гонтом, облагораживала его облик, и он по праву назывался «дворцом великого канцлера», поскольку немногим отличался от разрисованных «под кирпич» царских хором на Троицкой площади – Первоначального дворца, как современники называли Домик Петра Великого.

По отношению к острову Головкин вел себя как заботливый хозяин, не пуская пыль в глаза и зная цену деньгам, он делал все, что могло порадовать царя, которого искренне любил: дом напоминал «путевой дворец», с небольшими, но уютными комнатами, хорошей кухней, конюшней; зная неуемную любовь Петра к водной стихии, держал небольшую флотилию шлюпок. Для его же удовольствия завел все садовые затеи. Самой дорогостоящей из них было устройство Голландского сада – с центральной аллеей и расположенными по ее сторонам тремя обширными боскетами с газонами и цветниками. Служебные постройки располагались по берегам Большой и Малой Невок.

На первый взгляд, обширное хозяйство было обустроено как в подмосковных усадьбах канцлера, но на острове – правительственная резиденция, и посторонних там не должно быть. С этим связаны особенности в ее обслуживании, напоминающие вахтовую систему: все работники были приходящими, вернее, приезжающими. Управляющий или староста заранее готовили ежедневные списки, отряжая на остров необходимое число плотников, пастухов, доярок и т. д., а жили они в имении канцлера Каменный Нос, расположенном поблизости от Старой Деревни. Но были на Каменном острове и постоянные жители: охрана, садовники, дворники, истопники, повара, кондитеры, хлебопеки, кухарки, лакеи, горничные, специальный штат обслуживал конюшни.

Г.И. Головкин

Вне зависимости от того, где находился канцлер – в городе, в походе или в отъезде, – в островной резиденции всегда все было готово к приему гостей, в экстренных случаях посылались нарочные, а если учесть неприхотливость в пище и самого Петра, и его приближенных, то отобедать на острове, провести необходимые переговоры, встретиться с нужным человеком, просто в тишине отдохнуть можно было в любое время дня и ночи.

В 1721 г. шведский художник и картограф К.Ф. Койе выполнил топографический план Санкт-Петербурга⁸. На Каменном острове отмечено полное изменение ситуации: первого усадебного дома уже нет, зато на западной оконечности набережной Малой Невки выстроен новый двухэтажный, возможно по проекту «дома для именитых» архитектора Ж.-Б.-А. Леблона.

В походных и путевых журналах Петра I посещение им дома канцлера на Каменном острове относится к 1715 г., а в документе от 2 сентября 1723 г. сообщается: «…была ассамблея у Гаврилы Ивановича Головкина на загородном его дворе на острову. Все были в машкераде».

Не позднее конца 1720-х гг. в центральной части острова проложили просеку, которая затем превратилась в аллею, пересекающую остров с юга на север. Она закрепила осевую магистраль – важный элемент в формировании регулярной планировки Каменноостровского парка.

Судя по «Межевому плану Каменного осторова 1746 г.» подпоручика Никиты Строева, к этому времени не стало и второго усадебного дома; на плане Строева отмечены регулярный сад, конюшни, рыбачьи избы, обширные сенокосные участки, рощи, выгоны; площадка на стрелке острова, где находился первый усадебный дом; служебные постройки занимали часть набережной от усадебного дома на стрелке до павильона в центральной ее части, к которому сходилось трех-лучье аллей. Крестьянские и рыбачьи избы появились на берегу Большой Невки⁹.

Из описания к «Межевому плану» обратим внимание на следующее: юридическое закрепление острова за родом Головкиных «в вечное и потомственное владение» произошло 13 ноября 1727 г. по именному указу Петра II.

Из трех сыновей канцлера владельцем острова, по завещанию Г.И. Головкина, в 1734 г. стал его старший сын, граф Александр Гаврилович, дипломат, представитель России в Пруссии в 1720–1728 гг., на конгрессе в Суассоне в 1728 г., посол во Франции – в 1729–1731 гг., в Голландии с 1731 по 1759 г. Дела по управлению Каменным островом, по его доверенности, вел младший брат Михаил Головкин (1701–1755), поэтому в литературе долгое время именно его называли владельцем острова. О характере графа М.Г. Головкина известный историк города М.И. Пыляев писал: «Граф М.Г. Головкин был истинный патриот и искусный министр, ненавидел Бирона и Остермана, владел хорошим образованием, отличался прямотой, добрым сердцем и большим гостеприимством, но любил предаваться лени и неге и иногда не был чужд гордости, упрямства, настойчивости и злости»¹⁰.

В 1740–1741 гг. граф М.Г. Головкин, занимая пост вице-канцлера внутренних дел, во время дворцового переворота 21 ноября 1741 г., приведшего на престол Елизавету Петровну, оказался участником антибироновского заговора на стороне Анны Леопольдовны, был арестован, судим и приговорен к смертной казни с конфискацией имущества.